Кингдао, Чиндай

    Их заперли в заброшенном бункере в девяти милях от Оранжевого моря. Восемьдесят чиндайцев, взятые в плен восточнокорейскими солдатами, молчаливо покорились своей судьбе, ибо враг был слишком силен. Три автобуса, на которых беглецы в спешке выехали из Бэйцзина как только прозвучала воздушная тревога, неприятель захватил в тот момент, когда они уже находились в провинции Шандонг, и свобода, казалось, была так близко, ведь из аэропорта курортного города регулярно курсируют рейсы. Купив билет буквально за полчаса до регистрации, можно было в почти пустом авиалайнере отправиться в Трою, одну из двух столиц прекрасной Византии, посетить величественный Вавилон, главный город Джиррака, мимоходом заглянуть в известную на весь мир своими божественными садами Семирамиду, или же погостить в наполненном восточным колоритом Ассламбаде, что является культурным центром знойного Баггистана.
    Тимми и Джонни пребывали в замешательстве. Все происходящее больше походило на сон, странный кошмар. С самой весны Джонни находился в Шангхае, время от времени вылетая в Конгонг для участия в очень важном для него телевизионном шоу. Тимми же совсем недавно вернулся из Соединенных Штатов Гомерики, где записывал свой дебютный альбом. Что-то тревожное начало твориться в тот момент, когда они, почти одновременно прилетев в родной Бэйцзин, договорились встретиться в столичном ресторане, но не успели толком сделать заказ, как их спешно эвакуировали. Хорошо, что мальчишки не потеряли друг друга в огромной беснующейся толпе и смогли оказаться в одном автобусе.
    На десятый день заключения их осталось меньше пятидесяти. Одиннадцать женщин покончили с собой в первые сорок восемь часов, - у одной из них оказалась заколка с острым латунным наконечником, она-то, собственно, и послужила орудием самоубийства. Никто не пытался их остановить, - люди апатично наблюдали, как доведеннные до отчаяния девушки, упрямо сжав губы и даже не вскрикивая от боли, массово отбывали в мир иной. Еще двадцать человек в страшных муках погибли от голода, отказавшись употреблять в пищу гнилые хлебные корки. Три подростка убились головой об стену - в буквальном смысле. Все эти тела до сих пор лежали невнятной грудой у одной из бетонных стен, покрытые черными разводами засохшей крови.
    - Ниппония и Вьетнам практически стерты с лица планеты, - на ломанном чиндайском пролаял тучный человек в темно-серой форме, охранявший их. Он был вооружен до зубов: устрашающий одним только видом автомат Калашникова и не менее внушительная винтовка Мосина болтались на ремнях, подпирая жировые валики на боках гнусного захватчика, а из голенищ резиновых сапог торчало сразу несколько рукояток пистолетов: глок, маузер, и, кажется, кольт. - Западная Корея падет в ближайшие часы. На Чиндай тоже много времени не потратим. Скоро весь мир будет принадлежать нам!..
    Тимми сидел в углу, поджав под себя ноги и, обхватив свои плечи руками, старался унять внутреннюю дрожь. В помещении стоял собачий холод, а на нем была лишь толстовка, накинутая поверх футболки. Из-за разодранных в хлам кроссовок носки отсырели окончательно, и парень понимал, что скоро у него начнется насморк, который моментально перерастет в гайморит, сопровождающийся тягучими болями в области лба и переносицы. Храбрый Джонни стоял на перевернутом ящике и, просунув длинные пальцы сквозь толстенные, покрытые налетом ржавчины железные прутья, вглядывался в даль, вдыхая влажный, остро пахнущий солью воздух. Узенькое зарешеченное отверстие, прорубленное под самым потолком, было единственным источником света в дневное время, и Джонни почти не отходил от него. Он все еще не терял надежды, и Тимми вяло поразился такому оптимизму. Сам он морально готовился к смерти и молился только об одном: чтобы она милосердно пришла как можно быстрее. Ему не хотелось бессмысленных мучений. Умереть красиво, сохранив остатки гордости, - вот что занимало его мысли с тех пор, как их атаковали эти сумасшедшие восточнокорейские уроды.
    - Знаешь, я чувствую, что мы с тобой выживем, - услышал Тимми тихий голос Джонни как-то ночью, почти забывшись тяжелым, беспокойным сном. Он почувствовал горячие пальцы бойфренда на своей щеке. Джонни повернул его голову к себе и легонько коснулся губами макушки.
    На четырнадцатый день охранники вывезли начавшие разлагаться трупы из бункера, швырнули пленным новый пакет с черствым хлебом. Джонни, спрыгнув со своего ящика, обвел помещение быстрым взглядом, вытащил из пакета две краюхи и, сунув одну апатичному Тимми, принялся жевать.
    - Я так просто не сдамся, - прошептал он, усаживаясь рядом и откидывая голову назад. - Я свято верю в то, что нас спасут. Ты слышишь, Тимми? Иначе и быть не может.
    Тимми вяло покивал головой и откусил небольшой кусок от каменного батона. Стемнело. Была середина августа, и днем с моря дул теплый ветер. Тимми положил голову на плечо Джонни и заснул. Во сне к нему явилась небесная дева. Он не видел ее лица, - только размытый в белесом тумане силуэт. Шелковистые волосы до плеч, распадаясь на тоненькие пряди, парили в воздухе точно змеи, серебристое платье, блестящее, словно расшитое звездами, обтягивало хрупкую фигурку и глубокий тихий голос, похожий на перезвон хрустальных колокольчиков в подземном царстве, повторял:
     - Не бойся, Тимми. Не бойся.
    Джонни, наблюдая за спящим на его плече Тимми, тяжело и ровно дышал. Ему вдруг стало так грустно и одиноко, что защемило сердце. Но парень постарался взять себя в руки. Паника не должна завладеть его существом. Он не сломается так просто. Он должен быть сильным - ради Тимми и себя самого.