Кладбищенская тишина. глава 4

Глава 4.

Я совсем забыла про него, потому что надо было подавать горячее и поднимать бокал за здоровье мужа.
Борис Ефимович вышел из комнаты Катюши и был слегка взволнован.

- У вашей дочери несомненный талант, - говорил он мне, когда пришла пора гостям расходиться. - Мне бы очень хотелось познакомится с ней поближе. Вы не будете против, если я как-нибудь загляну вечерком в гости на чашечку чая.

Конечно, я не была против. Такой уважаемый человек, да ещё восхищавшийся рисунками нашей дочери, всегда будет желанным гостем.

И он пришёл к нам в следующий выходной. Принёс торт и пачку индийского чая.
- Ну что вы, не нужно было, - сказала я смущенно.
- Берите, берите, - ответил он, обводя комнату взглядом, будто ища кого-то. - Это отменный чай, который мне всякий раз привозит из командировки в Индию мой давний пациент. Такого вы нигде не найдёте.

Да, чай, действительно оказался невероятно терпким и ароматным с насыщенным янтарным цветом.
К сожалению, мужа в этот выходной не было дома. Ему пришлось ехать в Москву на конференцию, поэтому мне одной пришлось играть роль гостеприимной хозяйки.

Катюша была очень смущена вниманием Бориса Ефимовича. А тот с восхищением рассматривал её рисунки по долгу держа каждый в руке и расспрашивая дочь о том, что она хотела сказать тем или иным элементом. Постепенно Катенька освоилась и уже через час увлечённо разговаривала с гостем. Я была счастлива, глядя на её раскрасневшееся личико. До этого, никто, кроме меня, не проявлял интереса к её рисункам. А Борису Ефимовичу удалось подобрать ключик к её сердцу.
- А вот это я нарисовала свой сон, - говорила Катенька, показывая свой последний рисунок.
Мне он показался самым красивым и необычным. На чёрном фоне пестрели фантастические цветы красного и лилового цвета. В центре,свернувшись клубом,как кошка,лежал дракон, глаза которого горели изумрудом, а напротив него сидела девочка, без лица.
- Почему у неё нет лица? - спросил Борис Ефимович.
- Потому что этой девочки как бы нет, - ответила Катя и слегка покраснела.
Она всегда краснела, когда не могла донести свою мысль.

А Борис Ефимович начал говорить какие-то непонятные вещи про эротизм и слияние двух я. Мне пришлось его остановить, ведь Катеньке было тогда всего лишь двенадцать лет.
Он извинился, но я видела, что ему не понравилось как я его одернула.

Через час он засобирался домой и, стоя в прихожей, обратился к Катюше:
- Моя прелесть, а не порадуешь ли ты старика?
Катенька покраснела и, опустив глаза, ответила:
- Ну какой же вы старик? Мой папа совсем не старик, а вы тем более.
Он как-то неприятно засмеялся, и его взгляд скользнул по фигурке моей дочери. Он вообще стал мне неприятен, а после того, как назвал Катеньку "моя прелесть", хотелось, чтобы он побыстрее ушёл.

- Подари мне свой последний рисунок. Я повешу его на стену в своей спальне и буду каждый раз перед сном смотреть, чтобы мне снились такие же сказочные сны, как тебе, - сказал он, глядя горящими глазами на Катеньку.

Моя девочка зарделась румянцем и пошла за рисунком, а я строго посмотрела на него и сказала:
- Борис Ефимович, мне кажется, что вы забываетесь. Она ещё совсем ребёнок и ей всего лишь двенадцать лет.
Он с презрением на меня посмотрел и сквозь зубы ответил:
- Мне кажется это вы, уважаемая Елизавета Марковна, забываетесь, говоря мне такие скабрезные вещи. Мне нравится ваша дочь как художник, не более.

Буря непонятного гнева охватила меня. Я чувствовала опасность исходящую от этого человека, но не могла понять какую.
Пришла Катенька и протянула рисунок Борису Ефимовичу. Он улыбнулся и, мне показалось, что он намеренно коснулся руки моей дочери, когда брал рисунок.
Он растерянно повертел его в руках и вкрадчивым голосом обратился ко мне:
- Уважаемая Елизавета Марковна, а не дадите ли вы мне какой-нибудь пакет или папку, чтобы положить рисунок. Боюсь его память или испачкать.
Как мне не хотелось, но пришлось оставить дочь наедине с ним, чтобы на кухне поискать пакет.

Не знаю, о чем они говорили в прихожей, но когда я пришла и протянула Борису Ефимовичу пакет, Катенька улыбалась и смотрела на него преданными глазами. Мне это не понравилось, но я подумала, что дочери просто польстило такое внимание к её творчеству.
Наконец Борис Ефимович ушёл и я с облегчением закрыла за ним дверь, пообещав себе, что больше не буду принимать его у себя в отсутствии Павла.

Продолжение следует...