Предложение папеньки. У Фаберже

ПРИЯТНОЕ  ПРЕДЛОЖЕНИЕ  ПАПЕНЬКИ-ГЕНЕРАЛА


Всеволод только-только собрался потихоньку свинтить из манежа , где он  битый час проторчал    вместе с корнетом князем В*****ким, недавним выпускником Николаевского кавалерийского училища, специально заглянувшим в П****полк, дабы  помочь приятелю  в специфическом вопросе- рассчитать  скорость движения офицерского строя для предстоящего показа перед монаршим проверяющим- и чертил на песке возможные перестроение оного строя, выбирая удачный вариант, как в дверях возник Минька. Он , особого усердия в верховой езде не проявлявший и объяснявший сие памятным падением с лошади в уезде , закончившимя легкой контузией, случайно тут оказаться никак не мог.И правда – Михаил разыскивал брата, чтобы передать ему просьбу отца заехать к тому в корпус в полуденный перерыв. Генерал со второй половины декабря стал частенько задерживаться во вверенном ему учебном заведении – шли полугодовые экзамены, было много бумажных протокольных дел, и семью в полном сборе он теперь видел нечасто, только за поздним ужином.
Всеволод недовольно поморщился – он не любил неожиданного изменения своих планов, хотя бы и на день. Но делать было нечего, пришлось ехать к отцу. «И  с чего такая спешка, в чем необходимость встречи? Неужели до вечера нельзя подождать со своими вечными нравоучениями, - тоскливо подумал он, в уме прогоняя ситуации, которые могли реализоваться в отцовском кабинете  в ближайший час. «Что я такого натворил, что батюшка на ковер к себе требует, как в детстве?»
     Через полчаса, идя по коридору корпуса и отмечая, что  пять лет назад он казался ему гораздо шире, Всеволод, тем не менее,  не мог унять душевного трепета, охватывающего его всегда в стенах  своей альма матер. У него, в отличие от Миньки,  была, как выражался генерал, «острастка», т.е. трепетно-уважительное отношение к преподавателям, воспитателям, инспектору и начальствующему отцу. Вот и сейчас ,на минутку , он почувствовал себя кадетом среднего возраста  со всеми вытекающими. Всеволод прислушивался к звукам, доносящимся из дверей классных комнат,  скользнул взглядом  по доске, на которой мелом записывались каждый день на одной половине успешные, а на другой – отстающие ученики к субботнему отчету за неделю,  и вдруг услышал голос генерала, мерно и торжественно произносящего  знакомый с детства текст… Всеволод подошел к двери и заглянул в класс. Василий Сергеевич стоял у классной доски и наизусть читал из Суворова  свое любимое… Кадетики младшего класса , склонившись над тетрадками усердно скрипели перьями, едва успевая записывать за генералом: ««Научись повиноваться, прежде чем будешь повелевать другими».
«Ничуть не изменился батюшка,» -  улыбнувшись,  ностальгически вздохнул Всеволод, назубок помнивший как «Отче наш» наставление великого полководца российского.  Генерал  продолжал диктовать, когда сын тихонько приоткрыл дверь и вошел в класс.
« Русский офицер  весьма смел, но без запальчивости,
скор без опрометчивости,
деятелен без легкомыслия,
подчинен без унижения,
честолюбив без лукавства,
тверд без упрямства, -  выразительно и  как-то особенно торжественно и убедительно провозглашал Василий Сергеевич. Заметив вошедшего «среднего» и не жалая прерывать диктовки, он кивнул ему головой-мол, присядь на минутку, подожди, сейчас закончу. Но Всеволод садиться не стал, справедливо отметив, что ученическая парта Эрисмана ему абсолютно мала, и остался стоять у двери.

…«Скромен без притворства,
приятен без ветрености,
благорасположен без коварства,
Проницателен без пронырства, откровенен без простодушия, уступчив без корыстолюбия»,- закончив диктовку, генерал велел своим ученикам далее приступить к списыванию какого-то текста и  направился к сыну со словами:
-Вот, словесник заболел,  и я  решил использовать «окошко» с толком. Помнишь слова генералиссимуса-то? –в батюшкином тоне сквозили одновременно ворчлисвость и  преданная любовь к совему непростому делу. -Знаешь, с годами все больше прикипаю душой к службе, к ученикам, - откровенничал он, когда они с Всеволодом  в ногу шагали по коридору в начальственный кабинет.


Здесь все было по-прежнему: книжные шкафы, большой «министерский» письменный стол с солидным письменным прибором, тот самый пресловутый ковер на полу и маленькая скромная дверка, совершенно не гармонирующая с роскошной обстановкой, ведущая в соседнюю комнату , о которой  среди кадетов младших классах ходили «страшные» рассказы, (а все остальные прекрасно были осведомлены, что там находится всего-навсего  внушительный  и пыльный  архив с личными делами выпускников прошлых лет- наверняка еще со дня основания их  славного корпуса). Все, как и пять лет назад, когда Всвеолод последний раз был зднесь у отца перед выпуском. Только вместо портрета Александра Третьего, чуть более года назад почившего в Бозе – в скромной добротной раме  Николай Второй… Долго рассматривать занкомую обстановку Всеволоду не пришлось. Отец энергично приступил к сути дела:

-Я чего тебя позвал… - начал отец, когда за ними закрылась дверь его кабинета …
        -До праздника  уже совсем  немного осталось, и с каждым днем все суетнее. Не заметишь, как «Рождество твое, Христе Боже наш воссия мирови свет разума»  запоют , процитировал он церковный  тропарь.- А там и визиты пойдут один за другим. Непременно надо быть у  Екатерины Кирилловны. Причем – тебе. Понял?
        Всеволод, ненавидивший с детства отцовское «понял?», на сей раз проглотил его мирно и невозмутимо – был совсем не против. А батюшка продолжал деловтито, выдвигая тяжелый ящик кабинетного дубового письменного стола:
         -Это тебе, на подарки. – Он протянул сыну внушительную пачку ассигнаций. Пока тот удивленно принимал презентуемое,соображая, стоит ли сразу  запихнуть пачку в карман, или сделать это при выходе из кабинета, отец полез в темные недра стола вторично и добавил к первоначальному дару еще немного. (О том, что генерал хранит в рабочем кабинете приличную  заначку наличными, прекрасно было осведомлено все семейство. )
–Держи вот еще… Гранддама знает толк в безделушках, и вкус у неё не промах. Так что надо соответствовать и лицом не упасть… Понял?
Всеволод все понял.  И вспомнил, как однажды, еще в его отрочестве,  во время семейного праздничного ужина , разомлевший к концу застолья  отец, в затянувшейся беседе   с сыновьями о жизни,   лукаво  задал им  вопрос: « Каким должен быть достойный мужчина?»
-Мужественным, сильным, честным, умным, - пытались угадать Сергей, Всеволод и даже маленький Минька по очереди. Отец кивал, улыбался, но интригу держал. Когда  все положиельные качества благородного   дворянина и офицера детьми были исчерпаны, он с видом  искушенного  знатока жизни, ухмыляясь в усы, провозгласил:
  «Щедрым он должен быть. Щедрым! Поняли?! Кто живет широко, над копейкой не колотится и в нужде не ноет, ближним помогает, не считаясь, дарит от души и при этом радуется, к тому деньги сами ручейком текут. А кто над кошельком дрожит да монетки пересчитывает, выгадать на мелочевке старается,экономию всяческую  разводит,  у того под конец все  богатство крахом пойдет. Это меня еще  батюшка мой приснопамятный, а ваш дедушка, учил… А ему, он сказывал, сию науку один купец старый открыл. Такова мораль сей басни… Поняли?».  И надо сказать, что правоту сего учения генерал вполне доказал в практике своей жизни.
 - Езжай уже сегодня,  присмотрись, -  продолжил генерал, прервав воспоминания сына. -  Я бы и сам проехался, но времени нет совсем, да и тебе пора уже  привыкать…  Рекомендую магазини Фаберже. Если  в своем выборе не уверен, там всегда  покупай смело- то, что на тебя смотрит и приглянулось.  Потому что у  Фаберже ерунды не бывает… Фирма!  Тем более, он сейчас в моде и в Петербурге, и в Москве, да и , говорят, в Париже. Понял?
   Всеволод опять все понял. Как понял он и то,   что свой полуденный перерыв на службе потратил на визит к отцу явно не зря.

                У  ФАБЕРЖЕ


Вернувшись от отца, Всеволод не мог дождаться окончания дня – так   не терпелось  ему посетить Торговый Дом Фаберже. Отцовский план был очень по душе сыну.
Ему хотелось преподнести Анне Андреевне ( И, разумеется, Екатерине Кирилловне тоже, но на первом месте  в его списке одариваемых стояла, понятное дело, Анна Андреевна)  что-то внушительное и респектабельное, что говорило бы о его вкусе и оригинальности, ну и о щедрости тоже. (В глубине души В В прекрасно  осознавал малую толику тщеславия  совей натуры.) Например, книгу определенного автора в подарочном исполнении  с роскошной закладкой на странице, где  была бы выделена особенно понравившаяся ему авторская мысль.   Или, по совету отца,  безделушку от Фаберже. Но тоже- со значением.. И чтобы А А это значение смогла легко угадать. Или какую-либо вещицу из мира украшений, конечно же , весьма достойную ,  но ни к чему её не обязывающую. С виньеткой или надписью.
Да, он был тщеславен!! Он хотел не только радовать, но  и удивлять.
Оставив Подвоха в полковой конюшне, Всеволод  взял извозчика и, несмотря на мороз,  на гвардейский манер  заломив фуражку , солидно , в эгоистке,  отправился, следуя папенькиному совету,   по известному всей Москве адресу:   модный Торговый Дом Карла Фаберже.
     Ямщик лихо подкатил свою одноконку  по  разметенному  подходу к крыльцу: снега в этом году в Москве было много.
 


 При виде печально знакомого  углового здания на Кузнецком, Всеволод с некоторых пор  испытывал гамму неприятных   ощущении : ноги переставали слушаться, сердце ускоряло свой стук, а злополучный зуб,    мертвый и заполненный, как банка, золотом, вдруг непонятным образом  оживал и  начинал явственно поднывать: видимо, так отзывались в подсознании впечатления от  двух  незабываемых  зимних вечеров,   проведенных здесь  в обществе  дантиста Фейнемана. Вот и теперь, всходя на крыльцо подъезда, ведущего и в зуботехническую лабораторию ( на третьем этаже), и в фешенебельный ювелирный магазин( на первом и  втором) , он почувствовал, как, вопреки здравомыслию, говорящему, что ничего плохого его  ныне здесь не ждет,  мускулы лица передернуло незаметной внешне , но внутренне ощутимой гримасой. И только когда за  его  спиной швейцаром  был закрыта  массивная дубовая дверь, ведущая в  респектабельный  салон  Фаберже, Всеволода отпустило.
         
          Зал был неярко освещен потолочными газовыми лампами, а  витрины изнутри подсвечивались  так затейливо, что все  выставленное в них являло себя наиболее выигрышно. Карл Фаберже ныне задавал тон побрякушкам, которые так ценят дамы. Чего здесь только не было – на любой вкус: и статуэтки, и шкатулки, и особенной выделки елочные игрушки, и, конечно, ювелирные украшения. В декабре, перед Рождеством, на все это поражающее разнообразием и впечатляющими ценами  богатство был хороший спрос.
-Ву дезирЭ ( что вы желаете?) – тут же появился готовый услужить приказчик ( в солидных магазинах вся обслуга обращалась к покупателям исключительно по-французски).


 Всеволод Васильевич по молодости лет и особенностям воспитания, еще не научился ориентироваться в такого рода товаре, поэтому слегка призадумался: что же может понравиться  столь изысканной и серьезной барышне. Ведь ничем её не удивить- после стольких-то лет жизни в Европе… Но удивить, все-таки, хотелось. Он был весьма честолюбив, и ему было далеко не все равно,  как выглядеть в глазах Екатерины Кирилловны и Анны андреевны  со своим презентом. Да и батюшкины ассигнации приятно грели опущенную в карман шинели руку и придавали уверенности. Поэтому твердым   шагом Всеволод решительно отправился к витрине, в которой были выставлены самые яркие и весомые, на его неискушенный взгляд,  штучки…
     Рождественские подарки  были выбраны  легко и с удовольствием. Всеволод даже почувствовал некий кейф от процесса. ( Слово кайф употреблялось в конце 19 в. в дворянской среде весьма широко- А.А. Помню, как прабабушка любила говаривать  в моем детстве, накрывая   вечерний пятичасовой кофе:  «А теперь мы с тобой покейфуем». Правда, в те годы такого выражения  я не слышала более негде. Оно появилось  в массах, кажется, в конце 80-х, и  буква е   нем   сменилась буквой а ). Он , со своей широкой русской душой и благоприятной наследственностью, любил дарить больше, чем получать подарки, и поэтому  был весьма расточителен: его внимание привлекли изящные  серебряные вазочки и серебряная же шкатулка с финифтяной крышкой в технике русской скани, на  которой был изображен русский зимний пейзаж с сельской церковью. Все это он пожелал завернуть в самый лучший  шелк и перевязать лентами.
-Pouvez-vous me faire un emballage cadeau? ( вы можете сделать подарочную упаковку) – обратился он к приказчику по-французски и небрежно ткнул пальцем в выбранные подарки:
-Je vais le prendr  ( я возьму это). В шкатулку была уложена серебряная статуэтка- миленькая собачка, которые обычно нравятся молоденьким девушкам и которыми они украшают свои туалетные столики или секретеры…



Внешней стороне  упаковки  подарка уделялось внимания не менее, чем  его  содержимому. Довольный выбором и самим собой, Всеволод Васильевич , уже выходя, задержался у витрины с  ювелирными украшениями…. Дома материнины ожерелья и перстни его, в отличие от сестер,  никогда особенно не интересовали, а теперь взгляд невольно останавливался на блистающем бриллиантовой россыпью великолепии. И он вполне отдавал себе отчет, что в будущем, и, возможно, не столь далеком,  ему предстоит делать выбор  и   у  этих заманчивых витрин.