Истончился

- <<Вот Бог, значит, и наказал, что
 с такой нечестью спишь>>. -
<<Ты сама нечисть! - орала я,
пробившись наконец ногами
сквозь одеяло и – ими помогая. -
Тебя самое господь накажет за то,
что ты радуешься несчастью
ближнего! >> - <<Уж и несчастье!
- презрительно крикнула нянька. -
 Чёрт лопнул! Когда дядя родной,
Федя, помер, небось не плакала, а
тут из-за чёрта паршивого, прости
 Господи!>>…
Грозный дог моего детства –
Мышатый! Ты один, у тебя нет
церквей, тебе не служат вкупе.

Марина Ивановна Цветаева


Ещё когда Паша был ребёнком, родители учили его везде искать интеллектуальную выгоду и рациональное звено: общаться только с лучшими, - глупые ребята не прикладывали усилий, ты пойдёшь вперёд, а они останутся сзади, пожалей их, заниматься только одной фундаментальной наукой, не отвлекаясь на не точные занятия, видеть учёбу первостепенным, а все остальные составляющие жизни – зависимыми.

 Родители почти каждый день ругаются из-за средств. Неужели трудно поддаться, уступить? Начать экономить, особенно ради любимого? Поступают ли так счастливые люди? Ругательства сыпались ворохом, с постоянством, достойным лучшего применения. Периодически в ход шла и непечатная лексика.

- Почему я не нашёл себе никого получше? И этот бездарь... это... - хлопала дверь, выключался свет, визжала соседка, злясь на брата. Опять ушёл из дома.
 
- И не расскажешь никому. Знает, мерзавец, где можно, - думал Павел.

 Павлу было крайне стыдно за отца. Он бездумно тратил деньги на развлечения, футбол, ненужные подарки незнакомым женщинам. Павлу было девять лет. Мать ехидно замечала:

- Опять бьёшь подушку, у нас денег на обновление разодранных вещей нет. В телефон смортришь и день, и ночь. Лучше бы уроки делал, ребята-то у вас умные, на подготовку к олимпиадам ходят, а ты?

 А Павел просто уходил от действительности.

- Мне, конечно, жаль, но ты же сам понимаешь, что тогда невозможно было сдержаться, - как-то после очередной стычки молвил отец.

- А что, порядочный человек терпит лишь когда это легко?! Да он всегда может быть хорошим, милосердным.

 Мать возила Павла к старикам.

- Раньше было тяжело: война, голод, работа руками в поле; а сейчас вы, современная молодёжь, просто обленились. В комфортабельных автобусах вас развозят, еда разных сортов, телефоны. Раньше - очереди за продуктами, непроходимая дорога, да и люди были проще - не до баловства.

 Паша был очень способным ребёнком, он увлекался сборкой моделей, и в возрасте десяти лет был убеждён, что хочет сделать авиамоделирование делом жизни. Руководитель кружка хотел выдвинуть его на городской конкурс. Пашина мама поддерживала его до этого момента, но, узнав о конкурсе и планах сына, она закричала:

- Да ты обленился! Не хочешь заниматься! Хочешь пойти туда, чтобы ничего не делать – мать намеренно не произносила название ремесла, чтобы унизить его, чтобы показать, что она не хочет запоминать название, не хочет даже думать о таких незаслуживающих внимания вещах.

- Мам, но ведь там тоже люди! Они ведь тоже работают – где-то в горле у мальчика подступила вода, так всегда происходит, когда подступают слёзы, а он задыхался, не успевая так часто дышать.

Родительница превратилась в оскаленного хорька, ей важно было перекричать, задавить.

 Через два месяца Паша пришёл в секцию забрать документы. Это было его личное желание. Кружок стал вызывать отвращение. Руководитель отозвал Павла в сторонку.
- Что произошло? Паш, я не буду скрывать, ты один из лучших в нашей секции, в том числе благодаря к тебе к нам пришли девочки. У тебя было отличное портфолио, я не знаю, почему ты не стал участвовать в конкурсе, а теперь совсем уходишь.

- Решил заняться учёбой.

- Ну, как знаешь.

 В старших классах Павел влюбился. Они вместе ходили гулять вечерами, Агнессе приятно было разделить впечатления от вечерних прогулок с кем-то, поэтому она выходила с Пашей. Природа была очень красива: листва шелестела под ногами подобно волнам, ветер приятно массировал лицо, шею обвивал новенький шарф, старые качели скрипели, беседка имела много маленьких окошечек, чтобы изучать мир вокруг. Ребята фантазировали, они придумывали истории про нечисть, которая якобы расположилась в парке. 

- Смотри-ка, дождь стучит и капает, отбивая дробь. Ещё только восемь, а звёзды появятся совсем скоро. Обожаю эту листву, хочется забиться в неё и лежать в полном бессилии прямо на асфальте. А ещё здорово вдыхать запах прелых листьев, слизывать с руки солёные дождевые капли. Смотри, вон от люка пар идёт, будто обряд какой-то, кадит.

- Да что ты, как глупо, право, нет ничего такого. - Ответил Павел, он не сдал диктант по физике и теперь не в настроении был думать ни о чём другом, кроме как о том, как это исправить. - Агнесса, знаешь, я с самого начала года не понравился физику, мы совсем разного темперамента, я не знаю, как подойти переписать.

- Ты без настроения? - спросила Агнес, упустив нить разговора.

- Как это без настроения? - Павел встрепенулся от забвения. - Плохое или хорошее может быть, но совсем без него нельзя.

- Ещё как можно! Вот как ты сейчас – уйти в безвоздушный вакуум, пойдём, пойдём – Неся поташила Пашу за руку – Я помогу тебе развеяться.

- Зачем? Что такое? Куда? - кричал Паша и вырывался, пока вдруг не оказался у самого выхода из большой беседки. Паша оборвал себя на полуслове и прекратил борьбу лишь тогда, когда прямо перед его лицом посыпались с неба капли. Когда тоненькие, прерывающиеся нити дождя покрыли пространство впереди, Павел понял, что накричался, опустошил себя от крика, охрип. Именно в этот момент, словно почувствовав, Агнесса заговорила:

- На очень короткое время выбеги из под навеса, походи под дождём ровно столько, чтобы промокнуть совсем чуть-чуть и возвращайся.

 Паша изумлённо отвернулся от неё и вышел – дождь сразу же залил лицо, футболку и всё тело. Он стоял под потоками воды и, отводя руки назад, перебирал ногами в толще воды под забавную детскую песенку. Совсем скоро Пашка заскочил в постройку, смеясь. Подростки просидели в беседке весь оставшийся вечер. Паша легко взбежал вверх по лестнице, зашёл в квартиру – напряжение как рукой сняло, ему как будто приделали крылья.

- Ну, почувствовал разницу: ты и девочка из мед. училища, вам поговорить даже было не о чем.

- Мам, да что ты, Неся очень хорошая, я бы такое, как она, никогда не придумал.

- Ну, это ты сейчас так говоришь, а вот побудешь в компании таких, послушаешь, как они между собой ругаются… - мать говорила так спокойно и равнодушно, что Паша буквально вскипел от ярости. Он сжимал кулаки, а слёзы бессилия и обиды застряли на ресницах.

- Мам, как же так можно, Неся же человек, мы не рождаемся с интеллектом, ум зависит и от того, сколько лет человек прожил на этом свете. - Юноша запнулся, в комнату зашёл отец.

О чём речь? - спросил полный мужчина с круглым, удовлетворённым, будто смазанным маслом лицом, запахиваясь в плотный бугроватый махровый халат.

- Я говорю: ум – это не главное, - отозвался Павел.

- А я считаю, ум – это главное – натянуто-настойчиво пошутил отец, но его шутка прозвучала серьёзно.

- Конечно, мы же на миссии выживания – коротко рассмеялся Павел.

- Дурачок ты ещё, глупый, ничего не соображаешь, а уже смотрит-то как! Куда тебе смотреть-то! Ох ты, ох ты! Пошёл-то как, пошёл… - парировал отец.

 Павел упал на табуретку, прислонился к подоконнику лбом и стал вглядываться в яркую салатовою поляну под ночным чёрным небом. Травинки за окном шевелились, на кухне мама нарезала сладкие яблоки, стрелки замерли на отметке “одиннадцать”, Павел мило улыбнулся и обнял себя костлявыми руками. Самое обидное было то, что Павел не мог найти слова защиты от рационализации жизни, любви не только для матери, но и для себя.

 В последний год он увлёкся поступлением на юридический факультет, нередко он отводил взгляд от тетрадки и делал язвительное лицо много повидавшего человека. “Не зря мы, юристы, так хитры и благоразумны; интересно, одобрил бы наше поколение старик Соломон?” - думал Павел. После усердного труда молодой мужчина, конечно же, поступил. Столько событий произошло за ближайшие восемь лет получения высшего образования и аспирантуры… Но Павел всё же не забыл про Агнессу. Он шёл поздним вечером после семинара через знакомый парк, на дороге он встретил девушку, возращающуюся после работы медсестрой в детской поликлинике. Павел схватил девушку за рукав. Сначала молодой правовед был возбуждён и увлечён, но постепенно, пока они шли по дороге, успокоился и поник. Стоит отметить, что первое время у Павла ёкнуло и поскакало бешенным ритмом сердце, руки дрожали, он говорил про себя и постоянно нервно смеялся, складывая по-разному руки, не находя им места.

- А вот смотри, ведьма с веялкой разбрасывает листья, призрак околдовывает людей на тренажёрной площадке так, что они повторяют за ним, подчиняются, а не решают сами.

- Нес, я так соскучился по твоему “фольклору”.

- Да, теперь я рассказываю их детям в детской комнате, одна врач уже даже записала несколько клипов со мной.

- У тебя на шее наушники. Что слушаешь?

- Песня на стихи одной древнегреческой поэтессы. Перевод.

Да, жизнь – просто сон.
А ты упоён.
Влечёт тебя хронос - в бескрайние рощи круг остова хладных руин и земли.
Постой и замри!
Послушай же птиц и песни ручья, -
Почувствовал руку Царя?
Хранима печаль и горечь внутри. Забывшему Рай не должно
От предназначенного счастья отйти.

И так далее.

Павел и Агнесса продолжили гулять. Они проходили лавочку, когда услышали нехороший смех паренька из неблагополучной по виду компании. У него, как показалось Павлу, были какие-то мерзкие чёрные блестящие волосы, был он непропорционален, одет в ветхую одежду. Парень из рабочей семьи.

- У меня каждый день ужасно загружен. Я засыпаю у notebook-а, синяки под глазами. Просто умираю, клиентам нужна отправка, даже после полуночи приходится работать; представляешь, засыпаю за экраном, голову на руки положил, а Василий Эмильевич ждёт отредактированного фрагмента статьи! - говорил Агнессе Павел.

В другой раз действующее лицо возрашалось с работы с другом Апполинарием. Мальчик, недорисовавший на асфальте кошку, убежал, бросив снаряжение.

- Сейчас пошутим-ка над ним! Пока его нет, подрисую рядом ещё одну. - Павел свободно выдохнул воздух, радостно засуетился.

- Кто угодно из наших мгновенно бы догадался, кто здесь натворил дел, - Апполинарий всезнающим взглядом смотрел в голубую даль за вершины деревьев.
 
- Кааа... - ка-аа... - как ты узнал? - похолодел Павел, который только сейчас на минуту забыл о домашних склоках.

- Легко и просто: никто, кроме тебя, педантично не убирает мелки в чехол, когда рисование не закончено. Аккуратисты встречаются в жизни крайне редко.

- Аппа, скажи, почему ты не пошёл дальше оркестра?

- Понимаешь, Паш, в детстве я был отличником, а когда подошло время выбирать институт, я испугался не быть как всегда первым. Одно дело небольшая школа в нашем городе, и совсем другое – большая жизнь, где твои конкуренты не хорошо знакомый тебе Васёк и Шура, а люди умней тебя, талантливей тебя, и ты можешь быть хорошим, но никогда не станешь безупречным. Тогда я сильно перенервничал, у меня случился подростковый кризис, и я остался здесь, связался с парочкой бездельников, потерял год. А дальше ты знаешь.

- Да, а я вот наоборот всего добился. Только совсем бросил свою подружку. Знаю, что она сейчас занимается с детьми, помогает в приюте для животных. И прочие дела. В общем,  деградирует по полной.

- Ну почему сразу деградирует: любая деятельность не является деградацией.

- Думаешь или жалеешь?

- Думаю.

Аппа и Паша шли какое-то время молча, вокруг настойчиво, упорно лился с небес очень слабый, почти не заметный, свежий влажный дождь. Едва задев идущего справа приятеля плечом, прошла девушка с прозрачным зонтом.

- Я даже поговорить ни с кем толком не могу: на кафедре не к месту, а дома не поймут.

- Ну знаешь, мы с тобой не говорили о жизни лишь потому, что ты каждый раз болезненно отстранялся и уходил в себя. Так что начинай – будем вместе разбираться.

- Ну, во-первых, у меня раздвоение личности.

- Уже тема, продолжай.

- Я не хочу выглядеть старомодным, но я боюсь выйти из комнаты.

- Так не смотри на других. Я знаю, что у тебя напряжённые отношения с родителями, но все мы должны отойти от родителей и принимать решения сами, в конце-то концов. Бывает, и очень часто, дети говорят с родными на разных языках, в принципиальных вопросах оказываются на противоположенных сторонах. Вы просто разные, разные люди. Люби их, общайся с ними, - подумай, они ведь тоже живые и хотят теплоты, но делай по-своему.

Павел пришёл домой.

- Ну, настоящий мужчина, как прошёл семинар? - встретил Пашу старший родственник.

- А важно ли это?

- Конечно, это самое главное.

- Нет, самое главное не это. Ум, наука – это всё описывает окружающий нас мир. Всё, что есть, было и будет без нас. У животных нет души, они живут инстинктами. Получается, у человека есть то, чего нет больше нигде в природе – Любовь. Что ещё заставит броситься грудью на амброзуру? А когда ты просишь простого, человеческого, а тебя для цели в пробирке выращивают, - это, извините меня, ничего святого.

Павел уже стоял в полуобороте к двери, острые волосы торчали в разные стороны, голова вжата в плечи, по сгорбленной костистой спине пробегает дрожь. Но тут в дверях появилась мать. Сделав жест рукой, отгоняя несуществующую муху, она намеренно изображала, что до этого не подслушивала.

- Разве ты жалеешь о кружке, тебя научили логике, научили мыслить, разве не приятно было стоять на награждении после школьной олимпиады? А бессонные летние и майские ночи с книжкой?

- Было здорово.

- Неужели все этапы, курсы, лекции напрасно, ведь это неправда?
Павел потупился.

Он заболел. Мешочки вокруг глаз опухли, Павел ходил мрачный, кожа побелела. Казалось, нечто поедает его изнутри.

 Кто я? Нет, не моя поддатливость, текучесть, согласность, бессловестность. Кто я?

Я всегда лгу о своих истинных чувствах, чтобы окружающие не ранили мою душу.
И поэтому начнём с начала.

 Что же на самом деле происходит, и почему я не знаю, как оказался на этой земле? Кто я? Я есть. Разве не чудо?! Но как, откуда?

 Есть душа. Выше её ничего нет, все предметы не имеют ценности; ведь они - тлен, лишь пройдёт время. То, когда человеческая духовность позволяет стремится ввысь, когда в глазах стоят слёзы - это и есть счастье, это я знаю точно. Мне почему-то всегда казались нелепыми понимания друзей о хорошем: "Ну ты же живёшь по долгу, машина, работа, не на улице - хороший парень". Меня всегда смущал примитивный шаблон о порядочности. Нужное образование, работа, удобства, дети - разве всё это необходимо? разве мы должны быть довольны теми минимальными предметами, которыми наградила нас жизнь? Если бы одно тело - то да, комфорт, родственники, удобства, но душа! Она обязывает хотеть совсем другого. Она сама из другого мира, а здесь страдает...

 Всегда я чувствовал, что любовь - главное. Не долг перед близкими, ни их наличие, а именно абстрактное стремление души. Но невозможность доказать это себе и родителям с помощью фактов, отсутствие в жизни встреч с людьми, открыто подтверждающими мои ощущения, боязнь натолкнуться на боль и былая травма не пускали меня. Тем более, я хотел понравится. Есть люди, живущие на психологических костылях, те, что не в состоянии жить без опоры, не глотая постоянно успокоительные. Другой вопрос заключается в том, что их никто не лечит, то есть от времени болезнь от повреждённой части тела переходит на всё. Любовь в нашем мире вообще сложное понятие. Как, например, вымолить счастье человеку, любящему литературного героя, видение, портрет прошлого века? Вы скажете: это не настоящее, конечно, не настоящее, не то, что хочет ему сам Бог. Этого просто нет. Но есть одиночество. Жизнь вообще сложна сама по себе: наши мечты, стремления, желания, действия, которые мы делаем, не совпадают с настоящеми свершениями. Есть изгои, социально непригодные личности, душевно больные – все, живущие в иллюзорном мире. Вы хотите, чтобы у человека на сердце стало тепло, Вы хотите, чтобы он почувствовал себя счастливым (что есть счастье? – нечто неизмеримое, бестелесное)? Кто сказал, что от Вашей новогодней открытки он не будет рыдать от злобы, что протягивая подарок Вы не уроните его на чужую ногу, что сможете быть хорошим один день и не разу ни на ком ни сорваться? У Вас, у читающего эти строки, есть возможность не жить в иллюзорном мире, исполнить своё предназначение. Как знать, может быть тем, кто покинул реальность, Господь даёт право самореализоваться как и нам, достигнуть задуманного им для всех счастья, но как-то иначе.      

 Мне кажется, что существуют люди, сразу родившиеся мёртвыми; это мои родители, они верят в интеллект и непонятно что унесут в жизнь вечную. От этого становится жутко, как в пустом доме, когда ветер свободно проходит сквозь разрушенные стены, а где-то капает вода. Там появляется чувство голой безысходности, почти такое же, как когда я остаюсь один. Они хотели меня обучить, но единственное знание, которое я взял: нужно быть первым.

 Я – живая эмоция, замёрзшие пальцы уже не в силах водить по экрану, записывая вопросы в заметки. Каждый вечер я плачу – а если нет, то умираю. Каждый вечер. Я стал душевно тонок, бережен, стараюсь помочь всем вокруг, чтобы никто не проживал чужую жизнь в поисках славы и одобрения, как я. Всё ещё считаю чувствительность слабостью. А я должен быть выше слабости, иначе не позволяет самолюбие, я должен быть первым.

 Однажды ему в руки попало Евангелие, и он спасся от тяжёлого состояния. Ни врачи, ни родственники, ни духовники не могли дать ему то, что дала книга. И после быстрого выздоровления Павел решился попробовать что-то изменить. Он сбавил нагрузку на работе, перестал смотреть на работу как на способ заслужить любовь, купил книжку о самолётах и даже решился подойти с щепетильным разговором к Агнессе.

Павел много времени не был у неё и не знал о ней ничего. Когда он подходил к заборчику у дома знакомой, его сердце лопалось, как воздушный шарик. Дверь ему открыла Агнесса, из-за спины которой выглядывал тот самый паренёк из парка. Она весело улыбнулась и по одной её улыбке было видно, что с ней всё хорошо, что она у себя дома, и никого ей больше не надо. Он сказал всё, что мог в тот вечер. Для него той встречи было даже слишком много. И, конечно, она сказала, что влюблена в черноволосого паренька, что им хорошо вместе. И он ушёл, вышел на улицу и просидел на лавочке всю ночь. Где-то на рассвете Павел побрёл домой по пустынной улице. Он поправил футболку, потрогал шетину и произнёс очень тихо, почти про себя:

- Завтра я проснусь и всё будет иначе. Радость, нежность и восторг – вот что будет, когда я проснусь. Бог не может бросить, если к нему хотят стать ближе. Я просто пойду домой, и буду ждать.