Однажды в октябре

Звонок разнёсся по маленькой, полуторной квартирке сестёр переливчатой, нежной трелью. Его утренняя мелодия лёгкой волной пробежала по коридорчику, двум смежным комнатам, заглянула в кухню, мимоходом пройдясь по маленькому, квадратному столику, дощатым, выкрашенным белой эмалированной краской двум тумбочкам для посуды и старому буфету. Затем коснулась длинных, волнистых волос Маргариты, её обнажённых рук, наспех заплетающих косу и наконец, прошмыгнув к кровати Наташи, заставил дрогнуть веки женщины, прежде чем замереть истаявшей, печальной нотой на её восковом лице.
- Здравствуйте, Глеб! - Маргарита распахнула дверь и ласково улыбнулась гостю, - Я так и знала, что это вы, хотя ждала вас только завтра… Вы знаете, Наташе сегодня гораздо лучше.
- Ну и отлично, я очень рад, - хрипловатым голосом отозвался тот, и спохватившись, добавил:
- Добрый день, Маргарита…
Она отступила в сторону, жестом приглашая его войти и пряча улыбку в полутёмной прихожей, наблюдала, как молодой человек снимает куртку и не найдя места на вешалке, кладёт её на полку рядом с зонтиками и обувной щёткой, откуда она то и дело норовила сползти вниз.
- Вы же говорили, что в воскресенье будете? - легко освободив место и повесив его синий пуховик на вешалку, не без кокетства спросила она, - А сегодня, как будто бы суббота с утра была, - она смотрела на него своими чудесными глазами, слегка наклонив голову.
Совсем молодой человек, практически юноша, мельком глянул на её подрагивающие губы, удивительно трогательный овал лица, ореол пушистых волос, обрамляющих голову девушки наподобие нимба и светло-коричневые, в тёмную крапинку глаза. Он снова подумал, что вот глаза-то и есть в ней самое, что ни на есть замечательное.
И это действительно было так: широко расставленные, лучистые, удивительно тёплого, нежно-карамельного оттенка, глаза Маргариты словно жили своей отдельной жизнью. Но при этом немедленно отзывались на каждое, даже самое мимолётное душевное волнение хозяйки такой цветовой гаммой и таким искрящимся участием, что у студента третьего курса медицинской академии двадцатидвухлетнего Глеба Василевского каждый раз, когда он встречался с ней взглядом, перехватывало дыхание и куда-то со стремительной безнадёжностью уносилось вниз сердце.
- Да, конечно, - смущённо и поспешно проговорил он, приглаживая свои прямые, зачёсанные назад волосы, - я помню… разумеется, но мне, знаете ли, пришла в голову одна идея, то есть предложение, - на этих словах он вспыхнул, и чувствуя, как щёки его заливает алый румянец, окончательно смешался и в конце концов смущённо замолчал.
- Ну и великолепно! - воскликнула Маргарита, - Вы обязательно мне об этом расскажете, как только я вернусь… Глеб, голубчик, побудьте немного с Наташей, - она наморщила носик и поправилась, - с Натальей Дмитриевной, она так рада, когда вы приходите, - девушка быстро надела плащ, и на Глеба пахнуло её духами: едва слышными, но тем не менее, явственно им ощущаемыми, тонкими и невыразимо щемящими. Он подумал, что, наконец, понял, на что похожи её духи.
Они напоминают осень. Такую же яркую и печальную, что прекрасно осознаёт тленность всего сущего, но не скорбит по этому поводу, а находится в тихой и светлой прелести созерцания своего пышного увядания.
- Она ждёт вас, - разогнулась и шумно выдохнула Маргарита, после того, как обулась в лаковые полусапожки.
- Я ей сказала, что это вы, когда ещё не открыла дверь, представляете?! А мне нужно в магазин и в аптеку, я мигом, - она стянула с вешалки маленькую сумочку:
- Пройдите же к ней, - открывая входную дверь, нетерпеливо добавила она, - я уверена, что вы тоже заметите, что ей сегодня гораздо лучше.
Молодой человек прошёл по коридору и остановился у слегка приоткрытой двери, в которую несмело постучал.
- Входите, Глеб, - тут же ответил ему слабый, но приятный и доброжелательный голос. Нахмурившись, он словно о чём-то вспомнив, кинулся назад в прихожую и нашёл свой рюкзак у старого трюмо, который оставил там, вероятно, сразу как вошёл, но совершенно не помнил этого. Впрочем, это вовсе не являлось чем-то странным. Удивительно, как ему вообще удавалось сохранять хоть какое-то самообладание, после того, как распахивалась дверь и своими лучистыми глазами и радостной, белозубой улыбкой, уголки которой прятались в бархатных ямочках на щеках, его встречала Маргарита.
Глеб Василевский вынул из рюкзака пакет с тремя апельсинами, и снова пройдя по коридору, осторожно открыл дверь.
В небольшой по размеру комнате, у окна стоял с выгоревшей на солнце полировкой стол-папка, рядом с ним старомодный, тяжёлый торшер на деревянной ноге, затем небольшой секретер, совмещающий функции комода, (о чём Василевскому было прекрасно известно), несколько полок с книгами и, наконец, сильно потёртый, чёрный, кожаный диван с неубранной постелью на котором полулёжа, сидела худая, бледная женщина в платочке и улыбалась Глебу слабой улыбкой.
- Здравствуйте, Наталья Дмитриевна, - преувеличенно бодрым голосом проговорил он в ответ на её тихое приветствие и оглянулся по сторонам. Господи, да он с закрытыми глазами опишет эту комнату. Причём во всех деталях. Разбуди его ночью и он скажет, что за узор на цветочном горшке с геранью, который неизменно стоит на этом подоконнике, где именно находятся письменные принадлежности в секретере и в какой последовательности расположены художественные и научные книги на всех шести полках в этом доме.
Глеб, встретившись глазами со своим бывшим репетитором и чувствуя какую-то ужасную неловкость, даже абсурдность всего происходящего, немного приподнял вверх пакет с апельсинами.
- Вот… - произнёс он, думая о том, как глупо выглядит сейчас его усмешка и не зная, как начать разговор, - Маргарита сказала, что вы чувствуете себя сегодня лучше, если это так, я очень рад…
- Да, благодарю вас, - она кивнула, продолжая мягко улыбаться, - и за апельсины спасибо, Глеб… Только вам не стоило тратиться, мы же с вами уже говорили об этом. Ну, хорошо, положите их где-нибудь, возьмите стул и садитесь, прошу вас.
Молодой человек подошел к сложенному столу и избавился, наконец, от чёртового пакета, который так долго не знал куда деть.
Оранжевые фрукты, три небольших октябрьских солнышка, как последний, душистый привет от золотой осени тускло мерцали сквозь целлофан, словно хотели что-то ему сказать или о чём-то напомнить.
Глеб провёл рукой по гладкой поверхности стола, пытаясь хотя бы примерно подсчитать сколько же часов он провёл в этой комнате за ним, готовясь к поступлению в медицинский вуз. И с этой женщиной тоже, что лежит сейчас абсолютно обессиленная после второй химиотерапии. Настольной лампы сейчас на нём нет. Наверняка она сейчас в комнатке Маргариты. Вынесена за ненадобностью. Да и сам стол давно не раскладывали. Наверное, с того самого времени, как старшая сестра Маргариты заболела.
По бокам от него стояли два разнородных стула. Он привычно взял тот, что без мягкой обивки. Именно на нём он и сидел, когда они занимались. Субтильная, лёгкая Наталья Дмитриевна всегда занимала скрипучий и рассохшийся, зато мягкий.
- Марго убежала? - скорее утвердительно и нимало не интересуясь ответом, спросила она, - Тогда знаете, что? Вот сейчас я только немного отдохну и обязательно напою вас чаем.
- Нет, нет! - торопливо и испуганно отозвался Глеб и для усиления эффекта, даже выставил руки ладонями вперёд, - я совсем недавно пил чай… Честное слово, - совсем по-детски зачем-то добавил он и тут же мысленно обозвал себя кретином.
- Ну, хорошо, тогда расскажите мне, как ваши успехи? - спросила она и на секунду прикрыла подрагивающие веки. Со стороны можно было подумать, что женщина просто очень медленно моргнула.
Не слишком охотно начав рассказывать, Глеб постепенно оживился и уже очень скоро говорил о том, что этот семестр продвигается, как и предыдущие весьма неплохо. И что самое главное, химия более не вызывает в нём того жуткого страха, который был раньше, и всё благодаря её уникальной методике.
Лицо Натальи Дмитриевны было почти непроницаемо; лишь чуть заметная улыбка, как появилась в самом начале, так и осталась забытой на худом, туго обтянутым кожей лице. Будто больная и сама не знала, зачем она ей нужна и что теперь с ней делать. Но Глебу точно было известно, что ей это приятно слышать.
- Да что химия, - всё больше воодушевлялся Василевский, - я и анатомию с первого раза сдал, представляете? Нас таких всего два человека на курсе: я и дочка проректора. И гистологию тоже… Да я сам себе не верю, а всё вы, Наталья Дмитриевна, спасибо вам.
- Моей заслуги почти никакой здесь нет, Глеб, - произнесла она тихо, но твёрдо и снова длинно моргнула, - Ты всё сделал сам.
Василевский немедленно отметил про себя, что впервые она обратилась к нему на «ты». Этого не было даже тогда, когда он пришёл к ней впервые уже после своего второго провала на экзаменах, щуплым восемнадцатилетним парнем, которому рекомендовали её, как одного из самых сильных репетиторов в городе по химии и биологии.
Чтобы она ни говорила, но он точно знал, что снять пелену страха с его глаз перед этими предметами, вернее перед тем, что он не знает их на «отлично», помогла ему именно эта женщина.
После того, как он не поступил первый раз, прошло несколько лет. Тогда он считал, что хуже уже ничего в его жизни случиться не может. Сейчас он уверен, что всё произошло так, как и должно было произойти. Разве он встретил бы Маргариту, если бы не это стечение обстоятельств?!
А ещё он успел два года поработать санитаром в наркологическом диспансере, и лишний раз убедиться в правильном выборе профессии, поступить, наконец, туда, куда мечтал попасть с седьмого класса, проучиться почти два с половиной года и вот…
- Скажите, Глеб, сколько мы с вами уже знакомы? - снова переходя на «вы», спросила вдруг она своим грудным, проникновенным голосом. И это было так неожиданно по своему прямому попаданию в эпицентр того, о чём молодой человек размышлял буквально секунду назад, что он непроизвольно вздрогнул.
- Два, то есть, нет, три с небольшим года назад, - выдавил он и заметил, как она тяжело дыша и покрываясь испариной, пытается сесть повыше в своих двух подушках, на фоне которых особенно резко выделялся её профиль с тонким носом, запавшими глазами и желтоватой кожей.
- Вам нехорошо? Я могу помочь вам? - он поправил подушки, пока она держалась за его руку, усаживаясь выше и был рад, что появилась возможность хотя бы короткое время не видеть перед собой эту сухую, словно обезвоженную кожу лица, эти блёкло-голубые глаза с мутной поволокой и странную, забытую улыбку.
Она кивнула, жестом благодаря его и он непроизвольно отвёл взгляд от её очень худой, с крупными веснушками руки и длинных, костлявых пальцев, обхвативших его ладонь.
Как быстро произошли все эти изменения, - подумал он, - ведь ещё совсем недавно она была такая, такая… И работающая в эту минуту безотказно память, с услужливой готовностью тут же нарисовала ему образ всегда строгой и деловой, миловидной женщины с внимательными взглядом цепких, голубых глаз, неизменной ниткой жемчуга на шее, и волосами собранными на затылке в тяжёлый, каштановый узел.
А сейчас, - Глеб посмотрел на её платочек, сбившийся немного на сторону, пока он помогал ей сесть поудобнее, и обнаживший часть поросшей неровным, тёмным ёжиком кожи головы.
Ей ведь только тридцать четыре года, ахнул он про себя, вспоминая, как месяц назад они тихо праздновали это событие на кухне втроём. Уже тогда Наталья Дмитриевна посидела с ними не больше получаса. После чего поднялась, ещё раз похвалила торт, который принёс Василевский, и к которому она не притронулась, и тяжело ступая худыми ногами в мягких тапках по вытертому линолеуму, ушла в комнату.
- Глеб, выслушайте меня, потому что у нас мало времени, - Наталья Дмитриевна внимательно посмотрела на него, как бывало на занятии, когда она лишний раз хотела убедиться, что он правильно её понял.
- Это она о том, что скоро должна вернуться Маргарита, - попытался внушить себе Глеб.
- У меня мало времени, - уточнила она и тут же продолжила без всякого перехода:
- Давайте начистоту, вы давно не нуждаетесь в том, чтобы вас подтягивали по каким-либо предметам. Это вы Маргарите ещё можете внушить, что со дня на день ждёте моего выздоровления, для того, чтоб мы с вами смогли возобновить наши занятия. Только этой наивной и доверчивой душе это не кажется абсурдным и смешным, - она медленно перевела дух, улыбнулась и откинула голову на подушки.
- И мне кажется весьма сомнительным, что в наш дом вас приводит лишь одна безмерная признательность и благодарность. А уж от мысли, что вы появляетесь здесь раз или два в неделю исключительно ради моих прекрасных глаз, я тем более далека...
Наталья Дмитриевна тихо засмеялась и в этот момент, пусть всего лишь на какую-то долю секунды, стала похожа на себя прежнюю, когда в конце занятия она провожала его до двери, и улыбалась напоследок вот так же светло и искренне...

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…