Гримасы рыночной любви. 4. Лесная сказка

4.Лесная сказка
Мы с Оксаной прожили уже около двух с половиной лет и в очередной раз сцепились, как не поделившие кость дворовые собаки. Наши взаимоотношения дошли уже до такой точки, когда из-за любого пустяка срываешься и таишь обиду, когда не хочется сдерживать себя, и так и тянет выплеснуть из себя всю злость, когда упрямо давит быт и любой пустяк разрастается до размеров слона. Скандал не пугает и становится обыденностью, как глоток бормотухи у алкаша.
Квартиранты ушли из квартиры Ромколы, и её бывшая избушка пустовала. Я несколько раз напоминал бывшей соседке о том, чтобы она забирала свои вещи. И вот Ромкола, наконец-то, приехала. Был конец августа. Солнце ещё пекло по-летнему и резало глаза, как скальпелем без анестезии. В квартире была духота. Я уже несколько дней жил в своём доме на окраине города, питаясь консервами, а в этот раз заехал к Оксане, хотя мы и не помирились. Втроём мы зашли в уже мою новую квартиру. Ромкола стала собирать вещи. Несмотря на то, что она осталась без жилья после всех своих похотливых похождений, она была по-прежнему весёлой, задорной и – чарующе привлекательной. Мне бы её оптимизм у разбитого корыта! Было, как и раньше, приятно рвать глазами её цветущее тело, излучавшее дурманящий аромат, как полевой цветок для замученной пчелы. А Ромкола, стреляя глазками и виляя бёдрами, всё воркотала:
– Ну что, отвезёшь меня с вещами на дачу? Я рассчитаюсь, как положено. Наверно, всё уже приелось? Каждый день борщик да борщик. Иногда хочется и супчика попробовать. Не правда ли?
Оксана была злой на меня, поэтому никакого внимания на щебетание этой птички не обращала. Она всё пыталась ей на меня пожаловаться, но равнодушная и одновременно соблазнительная подруга её не слышала. Она явно хотела обратить на себя моё внимание, и ей это удалось без особого труда. Я таял при каждом её слове, улыбке, движении, как первый снег на весеннем солнце, вздыхая и плотоядно покусывая губы.
Прошло около часа. Вечерело. Начала понемногу спадать жара, разжимая свои тиски. Я, естественно, с удовольствием согласился отвезти симпатичную соблазнительницу с её узлами на дачу. Мы быстро загрузили машину доверху. На всякий случай я пригласил Оксану поехать с нами. Она отказалась. Я, конечно, не стал настаивать. Резво рванул с места, и мы быстро помчались. По дороге по просьбе спутницы купил несколько бутылок пива. К этому времени Ромкола уже отказалась от своего любимого восьмигрудусного «нарзана» и перешла на пиво, но прежняя кличка так за ней и осталась. Время летело быстро, как степной конь. Мы заехали на пруд, чтобы покупаться. Я предусмотрительно захватил с собой плавки. Пруд был большим, но всюду возле берега покрыт то ли зелёными водорослями, то ли лягушачьей «радостью». Купаться в такой зелёной мути особого желания не было. Мы немного посидели у воды и поехали дальше.
На даче, похожей на приют отшельника, были старший брат с женой и мать. Я помог разгрузить вещи. Начинало темнеть. Горячее небо в последний раз улыбнулось своей розовой улыбкой и сомкнуло припухшие губы. На его лице выступили яркие звёзды капельками янтарной росы, как при утреннем солнце. Щербатая луна ржаво заблестела за верхушками деревьев. Мы заехали в какой-то двор, и Ромкола купила себе пачку самых дешёвых сигарет с фильтром. Пора было пробовать «супчик». Ромкола предложила поехать в небольшой лесок. Было уже около десяти. Вскоре стало совсем темно. Машина стояла недалеко от края леска прямо на дороге, так как здесь невозможно было ни развернуться, ни как-то поставить её по-другому. Журчали сверчки, ободряюще выводя свои свадебные песни. Воздух дышал вечерней прохладой и ласково нас обнимал. Магнитофон в машине надрывался от зажигательной музыки. Себе и Ромколе я опустил спинки сидений вниз и быстро разделся, закинув вещи подальше.
– Ой, зачем ты так? – спросила она наивно-наигранно и, как будто, испуганно.
Я не ответил. Мне было чуть больше сорока, Ромколе через пару месяцев должно было исполниться 27. Я чувствовал себя чуть ли не Дон-Жуаном, покорителем женских сердец и не обращал внимания на её притворные охи.
– А, может быть, не надо? – робко заметила моя дама, чуть ли не превращаясь в девственницу. – А то получается, что я разбиваю семью. Если бы был кто-то другой, а так… – и она замолчала.
– Надо! – властно и настойчиво заявил я. – Но если ты против, то я поехал.
Как я уже знал, такие слова, как правило, действовали на женщин безотказно. Они переставали капризничать и становились более покладистыми, как капризные кобылицы. Помогли эти слова и сейчас. Моя лесная фея была одета в бежевый облегающий костюмчик полуспортивного типа. С моей помощью она наполовину разделась. Я не хотел ни о чём задумываться. Мне было хорошо, а на душе легко и радостно. Я почти что ликовал. Я парил в облаках. Меня не покидала эйфория. Я обнимал и целовал цветущий и возбуждённый мной оазис. Дама сдержанно сопротивлялась, дразня и возбуждая меня. Как узнал позже, ей нравилось, чтобы её брали силой. Она от этого получала дополнительное удовольствие. Моя рука опускалась всё ниже и ниже, пока не наткнулась на выбритую колючую растительность. «Супчик» крутил головой и начал понемногу стонать. А музыка всё играла, не переставая, взвинчивая и обволакивая нас…
Умиротворённый и опустошённый, я снова откинулся на своём сиденье. Мы облегчённо молчали.
– Скажи, как ты хочешь меня? – спросила Ромкола.
Я ответил. Она тут же возразила, мол, нет, только не так. Мы снова помолчали. Видя возле себя молодое желанное женское тело, готовое принять твои ласки, я снова не выдержал и начал настойчиво ласкать свою спутницу. Она опять сопротивлялась, но уже более сдержанно. Ей по-прежнему нравилось меня дразнить. Я прижался всем телом к моей волшебнице. Она исступленно застонала.
– Где ты был раньше? – спросила моя искусительница. – Почему я тебя не встретила раньше? Почему? Мне с тобой так хорошо…
Насытившись, мы продолжали молчать в полутёмной машине, слушая, уже в который раз, одну и ту же уже надоедливую музыку. Я был расслаблен и спокоен и не хотел ни о чём думать. Мне было просто хорошо.
– Ладно, давай теперь так, как ты хочешь, – предложила Ромкола, и теперь уже её рука начала меня ласкать, опускаясь всё ниже…
Конечно же, я не отказался. Во мне было много сил и ещё больше желаний. Я был счастлив в тот момент от животного, дикого восторга, от нахлынувших чувств, от свалившегося на меня райского наслаждения. Ещё утром я ни о чём таком и не мечтал, и не помышлял. Всё получилось как-то само собой, внезапно, без особых усилий с моей стороны. Было приятно до дрожи в теле, как от первого прикосновения к соседке по школьной парте, в которой ты наконец через много лет разглядел женщину…
Как мало в нашей жизни настоящих счастливых моментов! Как часто мы прожигаем жизнь по пустякам! Слава женщине, покорительнице мужских сердец и повелительнице их душ! Без вас мы бы были одинокими несчастными существами, дикими странниками, не знающими ни настоящей радости, ни всепоглощающей любви, ни безутешной тоски! Без вас мы бы умерли от отчаяния, засохли, зачахли, или, в конечном итоге, безжалостно истребили бы друг друга! Вы даёте нам всё: и покой, и радость, и умиротворение, и восторг! Вы дарите нам Вселенную и возвышенные чувства! Вы тешите наше самолюбие и заставляете нас любить жизнь! Без вас мы – ничто! Перегной! Кучка пепла! Зола! Пыль! Женщина создана для того, чтобы мужчина её обожествлял и лелеял, как хрупкий цветок. Лепил из неё статуи и делал иконы, носил на руках и умирал за её улыбку и взгляд…
…А музыка всё играла. Было уже около часа ночи.
– Ну что? – спросила Ромкола уже каким-то чужим и как бы издалека голосом, быстро одеваясь. – Поехали ко мне на дачу? Отдельный диванчик я обещаю.
– Нет, – ответил я. – Поеду домой.
Я еле развернулся на грунтовой лесной дороге. Машина медленно пережевала сухие ветки и выпрыгнула из леска. Стало немного прохладно. Я привёз Ромколу на дачу. До города было около 20 километров. Пустынная дорога давила на мозги, и только редкие машины невзначай меня ослепляли, нехотя меняя дальний свет на ближний. Ехать к Оксане я не решился, да и время было позднее. А врать и оправдываться не хотел. Фактически это была измена! Измена! Меня обуревали двойственные чувства. Я корил и упрекал себя и почти что ненавидел. Я поехал в свой пустой дом на Абрикосовой. Загнав машину во двор, растянулся на старом, ветхом диванчике в прихожей, который меня ржаво проглотил. Вскоре забыл обо всех своих переживаниях и угрызениях совести. Я очень устал. Устал, как после долгой и продолжительной работы. Как после бесконечного и трудного блуждания во тьме, пока не увидел желанный огонёк. Я машинально посмотрел в последний раз на часы и через несколько мгновений заснул… Больше уже ничто меня не грызло и не обуревало…