В И С Т А /итал. – В.Б./
Рукописные воспоминания современников о человеке (индивидууме), упоминания о нём в чужих
дневниковых записях и письмах (а иногда и в отчётах, критических заметках и пр., не исключая
даже прямого обращения к индивидууму).
Это первая книга этого тома. По праву её заслуживает киевлянин Веле Штылвелд (Виктор Шки-
дченко). Он первым начал общение с Булатом из украинцев. Он предложил создать организацию,
которая впоследствии стала называться МАРЛ. Он предоставлял ночлег во время отдельных лите-
ратурных поездок Булата в Украину. И с ним связаны кое-какие истории, привезённые Булатом с
Незалежной.
Почему именно виста, а не эпистолярий. Во-первых, даются лишь письма Веле (возможно, эти
письма ещё и будут изданы в томе эпистолярного жанра, но не из «архива» Веле Штылвелда, как
в данном издании, а из «архива» Вадима Булатова), а во-вторых, с комментариями о Булате. Ну
и, в-третьих, выдержки из дневников Штылвелда про Булата (это уже из булатовского архива). А
«Письма 90-х» (в нулевых переписка Штылвелда и Булатова сократилась, а после III Съезда МАРЛ в
апреле 2006 года и вовсе контакты Булата с Украиной сошли на нет) безусловно являются самостоя-
тельным произведением и достойны отдельной публикации.
Вот два случая, связанных со Штылвелдом, о которых Булат рассказывал.
Они произошли в киевскую поездку 1997 года, когда Булат пробыл в столице Украины с 21 по 25
августа. Веле с порога заявил ему, что как дружелюбный хозяин должен накормить гостя. Попросил
на это у Вадима денег. Но часть денег, скорее всего, «зажилил», а купил самый недоброкачественный
товар, заставлял гостя есть его чрезмерно, дабы уважить хозяина, и сильно Вадима отравил: тот
блевал несколько дней, отпаиваясь минеральной водой.
Поняв, что русский выжил, Веле просит денег на компьютер. Булат отдаёт ему последнее (утаен-
ное от семьи), чтобы Веле в изданных им брошюрах, газетах и книгах как-то отмечал Вадима (того
объявили в федеральный розыск, и он боялся лишиться свободы). Веле горячо пообещал, и Вадим
добавил $150 на компьютер. Но ни разу Веле о Булате в своих изданиях с этого компьютера не упо-
мянул, ссылаясь на какие-то фантастические обстоятельства.
Обо всём этом читатель узнает подробнее, прочитав эту книгу.
(подзабытая реальность литературных людей)
Неформальная литературная жизнь существовала и до эры Интернет, но эпистолярии в те вре-
мена оны были куда как более полноценными… Чаты и форумы смазали общение, истощили его
и свели его до киберсленга и смайликов…
Чудачить да фордыбачить в литературу приходят многие, но, спустя годы, остаются лишь еди-
ницы.
Время сохранило письма киевского литератора Веле Штылвелда к своему воронежскому дру-
гу-издателю Вадиму Булатову (Кисляку). Это сегодня Штылвелд востребован как известный укра-
инский интернет-журналист. В равной степени реализован и его талант литератора. (Хотя членом
так вожделенного им Союза Писателей Украины – голосами 14 против 13 (даже при рекомендации
самого Председателя Земного шара Леонида Вышеславского) – он так и не стал.)
Но в 90-е было все иначе…
Чисто внешне – бездну лет – я праздная особь. Прежде у меня была тьма хамелеонистых друзей,
но их отсыпала жизнь. Из них остались несколько – в статусе самых преданных, для которых тьму
прошлых лет моя внешняя безработица оказалась по зубам. Ладно хоть не бескормица…
Постепенно я привык к тому, что вокруг меня такие же неунывающие сермяжные господа…
Правда, многие из них постепенно сходят в могилу… Но это даже не столь печально, сколь зна-
менательно – покидают землю очередные лишние люди… Многие не многим от меня отличались,
поскольку как и я, до самого последнего вздоха вкалывали на Литературу…
И Гена Дунаев, и Алексей Прибыльский, и Галина Нелипа, и господин сочинитель Тарас Лим-
польц, и Валерий Кратохвиль, и Елена Волковая, и Алексей Мойсеев, и Леонид Полищук, и даже
вечно незабвенный Леонид Нефедьев… Их более нет… Проживших на едином дыхании свежего
литературного слова…
Ушли и старые поэты советской эпохи – небесспорные, опаскуженные совком и жизненными
обстоятельствами – Риталий Заславский и Юрий Каплан, которые болезненно, неприятно и на-
стороженно встретили новое время. Не то же случилось с легендарным поэтом Леонидом Нико-
лаевичем Вышеславслим. В этой связи навсегда запомнилась его беззлобная шутка о том, чем он
отличается по жизни от Риталия Заславского: «он – За-славский, а я – Выше-славский».
Все трое оказались очень задействованы в моей судьбе поэтической – Риталий Заславский не
принял меня, Юрий Каплан угрожал и существенно способствовал моему писательскому непри-
знанию, а человек-планета великий и гордый потомок первого губернатора Одессы Дидье Рише-
лье – Леонид Николаевич Вышеславский дал мне свои настоятельные рекомендации для принятия
в НСПУ (у самого него был писательский билет № 2 от этой организации, тогда как билет № 1 по
легенде принадлежал соратнику Владимира Маяковского и художнику-авангардисту, бежавшему
из гулажье-сталинского СССР Николаю Бурлюку).
Открываем ларчики фосфора и свеч.
Милые фонарщики – головешки с плеч.
С грозными погонами, в лентах-эполетах –
бредят батальонами в пращах и кастетах.
Факельные шествия видятся им вновь.
Всюду прошествия: тризны и любовь.
Тризны, тризны, тризны...
Горький бред Отчизны.
Я же остался… И куда только меня по жизни писательской толком не выносило – в Нью-Йорк
и Чикаго, Москву и Питер, Киев и Тель-Авив, Одессу и Житомир, Львов и Донецк… Париж и Ан-
дреевский спуск… В поэзию и прозу, в журналистику и эпистолярное чтиво…
В Сети внезапно прошла публикация двенадцатилетней – по сетевым меркам раритетной цен-
ности! – разрозненных писем из переписки киевского литератора Веле Штылвелда с воронежским
издателем и меценатом Вадимом Кисляком (Булатовым). Несмотря на непричёсанность, в ней от-
слеживаются некие механизмы духовного размежевания литературных миров Украины и России.
Сегодня это уже история, но ещё вчера всё было живым, пульсирующим, всё это рождало надежды
на Воспарение…
Почтовый роман между издателем и писателем – в письмах и рефлексиях одного только писа-
теля – штука весьма потешная, несмотря на объёмы уже издателем изданного, издаваемого или
планируемого к изданию.
В стержне романа – неприкаянность творческих судеб времени исторического перелома на ос-
нове прошедшей в сети части переписки… Это теперь мы умненькие, кажется. Понаходили себе
места в общем строю. А в девяностые годы крепкого столетия нас, да что там нас, наши брат-
ско-****ские страны ещё ого-го как колбасило. И это отчётливо отображалось и обсуждалось в
нашем неформальном общении и андеграундном творчестве…
Если блог – это замочная скважина, то вполне резонно заметить, что и его величайший из не-
достатков… Блог, по сути, мелко-эпизодичен и душевно рван. На нём трудно сконструировать
цельное полотно... Но вот перед вами новейший электронный «стомат», как называли такие ре-
конструкции древние римляне…
Шаг за шагом веду реконструкцию и уточнения, чтобы читателям было легче и зримее увидать
замысел… Времени. А автор, что автор? Ворвавшись в новые времена на загривке неумолимого
ВРЕМЕНИ, он, как и положено временщику, отступает невольно в тень… Не его нынче праздник,
а Времени, вдоль оси которого он слепо брёл в своём нелепо-неблаговидном прошлом…
13.01. 1994 г. Шалом, господин Булатов! Веле Штылвелд, киевлянин, еврей + поляк + украинец
– слово подчёркнуто – в то время по паспорту, в последующем от своих отцовско-украинских кор-
ней решительно отказался; с переписи 2002 г. – космополит с киевскими ушами, поэт-урбанист,
учитель припятских детей, инициатор и райтер Творческой поэтической лаборатории «Воспаре-
ние» (с 17.06.1992 г.)
Активный беспартийный, в 1991 г. 8 месяцев состоял в КПСС, чем, видимо, и развалил. Двое де-
тей – дочек от двух неудачных браков. Лена – 14-й год, Таня – 8-й... Разведён. Публикаций за жизнь
более 20-ти. Книг нет. Озабочен... литературно. Провожу заочный литературно-философский се-
минар по переписке Поэтика Воспарения. Участвует более 40 человек.
Я – не ангел бестолковый, я – не праведник в экстазе,
я – как маг средневековый – эликсир сбиваю в вазе…
24.03. 1994 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Пишу Вам ровно за месяц до моего сорокового дня
рождения, которое как ни крути, а в родном моём городе замечать не хотят... Но пишу не для само-
рекламы, хотя, как и обычно, подсылаю нечто новенькое и из поэзии, и из прозы, но главная суть
письма, возможно, в другом.
Дело в том, что сейчас я обращаюсь к Вам как официальный представитель и литературный
агент киевского журнала «Ренессанс», который, честно говоря, хотя и существует уже более полу-
тора лет, но переживает не самые добрые времена.
Дело даже не в политике повальной украинизации, журнал старается быть двуязычным, но пу-
бликует до 80% материалов на прекрасном русском языке. На его страницах мелькают имена Дей-
ча и Чичибабина, вашего покорного слуги, ряда нынешних известных в Украине русскоязычных
поэтов, имя Виктора Некрасова, автора небезызвестного «Бабьего Яра», идут интересные публи-
кации по психологии творческого процесса, печатает и свою прозу главный редактор и издатель
журнала Виктор Владимирович Шлапак.
Честно говоря, у него, как у частного издателя, проблемы сродни Вашим воронежским, но уже
сегодня идёт речь о готовом пятом номере журнала, в производство запущен шестой. Журнал
ёмкий, с хорошей чёрно-белой графикой и стоит при нынешних условиях распространения не-
дорого. Всего пятьсот российских рублей за экземпляр. Можно было бы заказать мелкооптовую
партию на пробу до тридцати экземпляров, для начала с предоплатой.
Я понимаю и Ваши небезызвестные проблемы, но ведь какой-то литературный обмен рано или
поздно надо же всем нам налаживать в этом сумасшедшем мире. Я знаю, что вы великий подвиж-
ник в литературе и на это предложение можете посмотреть по-разному. Я не хочу Вас убеждать.
Я только хочу Вам переслать точные координаты Виктора Владимировича Шлапака. Иногда даже
то, что ты знаешь, что рядом бежит и дышит ноздря к ноздре кто-то такой же, как и ты, уже вдох-
новляет.
А я человек Воспарение и всегда беру на себя труд знакомить столь похожих упорных в литера-
туре людей. Не без того, что иногда мне от этого перепадает и на орехи, но поверьте мне на слово,
что ещё ни разу материальных выгод от этого я не имел. Просто на этой планете я делаю свой
участок общей работы, в остальном полагаясь на Вас и Виктора Владимировича Шлапака, да ещё
таких же как Вы, подвижников.
Так же посылаю Вам номер литературной газеты «Ковчег», издатель Сергей Соловьёв, г. Киев.
Звонарь, Фонарщик и Мудрец сожжённой нивой без покосов,
шли сиро, голодно и босо среди оплавленных сердец.
Таким видением едва Дух вдохновит воображенье,
но, дней сминая жернова, дарит мечте местоименье.
И льёт в ночи колокола, и озаряет путь словами,
и бойче вертится земля: мир переполнен мудрецами.
Во все века, за пядью пядь слов накипает благодать.
19.05.1994 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Посылаю на конкурс поэтический за 1994 г. вещь на
первый раз совершенно странную – поэтическое либретто литературного вечера «Погода на зав-
тра», который будет проведён 21 мая в 19.00 в республиканском Доме актёра. Я отнюдь не актёр, но
как поэт преследовал две цели – пробудить у киевлян чувство малой Родины и чувство сострада-
ния к Любви. Если хоть в какой-то мере мне это удалось или ещё удастся, то и слава Богу.
Бесспорно, я, как и всякий литератор, человек тщеславный, но уповаю на объективность про-
цесса, в который я попытался «втравить» по меньшей мере, ещё десять хороших киевских поэтов
и поэтесс. О «Лель-ревю», который занимается переводами на украинский всего хорошего в эро-
тическом мире планеты, – разговор отдельный, но преждевременный. Однако, то, что уже сделала
«Воронежская ложь», похоже на хорошую литературную грунтовку. Ибо год с небольшим именно
так всё и у нас начиналось.
И на меня вызывали полицию нравов, и я до сих пор при подготовке гласных регламентирован-
ных выступлений осторожничаю. И это не преступно, а крайне предупредительно.
Но и с вечером, что бы ни было, а вот либретто уже есть. Будет ли сам запланированный вечер –
одному Богу известно, с глубоким уважением, Веле Штылвелд. Важно то, что 21 мая мой «весенний
ангел» – Николай. Авось вывезет, а не прокатит. Мир вашему дому, Амен!
Я отпросился. Веришь, во сто крат дороже то, что мне решили верить.
Я оступился от последних врат. Забвения живому не измерить.
И даже не взалкать, как ни взыщи – чужой судьбы неведомы дорожки.
Ко мне сквозь дней дорожные плащи приходит ангел – впрямь, не понарошку.
В нём нет пристрастья, ненависти, льда. Он говорит и сдержанно, и мило.
Ему столетий ведома чреда, как прачке юз бруска простого мыла.
Я отпросился. Ведомо не в сон – печаль и боль сошли ко мне с икон.
*В.Б. – и далее: Вадим Булатов – здесь комментарии того времени; «прим.ред» – этого.
4.06. 1994 г. Шалом, Вадим! Сегодня я в роли литературного агента. Пересылаю две первые поэ-
тические книги (они отсутствовали, конверт был разорван, как, впрочем, подавляющее боль-
шинство объёмных депеш с Украины, да и по России – В.Б.) как конкурсантов 1994 г.
На конкурс представляются стихи Натальи Никишиной (ныне главный редактор журнала «С
тобой» – Ве Ша – комментарии 2011 года – прим.ред.) и «Киевские стихотворения» Сергея Чере-
панова.
В последующем хотелось бы повести речь о создании международного литературного фонда
«Тихое поколение», которое обнаруживается всегда и везде на земном шаре. Такой фонд может
быть рождён как международный: Россия-Украина-Израиль - ... , ибо для русскоговорящих он бу-
дет единственным действенным кроме конкурсов инструментом. Дело остаётся за малым: за нали-
чием средств и доброй воли, которую уже высказали Наталья Никишина, Александр Карабчиев-
ский, Веле Штылвелд и, надеюсь, Вадим Булатов (но последний отнёсся к предложению довольно
холодно, поставив под сомнение пользу от такого фонда – В.Б.). Хотя дело это и неспешное и
требует должного обсасывания.
Однако сейчас кем-то запланирован исход великой русскоязычной литературы на позиции про-
винциальной, и здесь требуются усилия по противопоставлению. Есть ли конкурсанты из Киева,
кроме представляемых мною? Ведь Киев остаётся по-прежнему одной из многих точек духовности
на планете Земля, как и Воронеж, и Варшава, и Вена, и Питер, Москва и Будапешт. Это ближайшие
узлы духовности, вот они-то и названы мной. Очень надеюсь, что это письмо я посылаю Вам не
напрасно. А штыл андер вельт! Мир Вашему дому! Амен!
P.S. Александр Карабчиевский был на вершине киевского бомонда со второй половины вось-
мидесятых. Что его заставило в 1991 г. выехать в Тель-Авив – трудно сказать... Вслед за ним потя-
нулась его преданная русская жена Наталья Никишина на родину... в Россию. Оба они закончили
Московский литературный институт. Оба они – счастливые родители и так же неприкаянны на
Украине, как и десять лет тому назад, когда начинали... Сегодня Украина властно отторгает и нена-
видит таланты, опускаясь всё горше и ниже на самое дно Атлантиды.
От 4.06. 1994 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Джек Лондон отправил более 40000 писем, получил
не менее 11000 за всю литературную жизнь. В этом смысле я не менее плодовит… Чуточку при-
открыл забрало и вот почему – в моём многотомном не изданном никем архиве хранятся произ-
ведения более пятидесяти прекрасных русскоязычных поэтов города Киева, Украины, России и
Израиля.
Я готов регулярно подсылать на конкурс переданные мне, как литературному агенту, произве-
дения самых интересных авторов, как и готов сотрудничать и в более серьёзных жанрах. Я также
готов заниматься регулярной бесплатной рассылкой газет по многочисленным украинским и даже
израильским, при оказии, адресам, при условии, что мой труд будет хоть как-то, пусть в публика-
циях, оценен. Дело в том, что подножный корм учителя, то есть конкретно мой, на всё лето соста-
вил 1700000 купонов, то есть, сумма мизерная, в пересчёте – 34 доллара на три летних месяца. На
них надо жить, крутиться, кушать и заниматься литературой, что я и делаю постоянно.
Платить же в наших отечественных изданиях обычно не принято, на что никто, собственно го-
воря, в наших условиях не уповает. Удручают же и крайне редкие публикации с безобразными
вывертами и неграмотностями со стороны издателей.
Я уже писал Вам о проекте создания международного русскоязычного литературного фонда
«Молчаливое поколение» (было «Тихое» – В.Б.) Почему бы нам всем вместе не попробовать?
В дополнение к идее фонда существует идея создания международного литературного органа
фонда «Миры на асфальте». В нехудожественном брошюрном виде такое издание, возможно, было
бы разумно издавать у Вас, включая Ваш богатый опыт издателя и мецената. Аркадия Давидовича
я постараюсь «скормить» в «Лель-ревю», который я вам сейчас высылаю. Он специализируется на
переводах. Немаловажно то, что я берусь рассылать Ваши издания по 60-75 адресам именно «лите-
ратурных, идеально литературных людей», людей крайне разных, порою диаметрально противо-
положных, но крайне нуждающихся в литературном общении. Мой филиал мог бы раз в квартал
получать по почте от Вас бандероль, а дальше – моя забота. Иной экспедиции я не вижу.
Как литературный агент, я имею некоторые козыри на руках, то есть каналы в России и в Изра-
иле, кроме Украины, но, не ведая Ваших дальнейших планов по открытию воронежско-киевского
информационного канала, не стал бы торопить событий, а хотел бы Вам пожелать скорейшего
выхода из больницы и плодотворной работы на ниве литературы. Пробивать в периодике своё в
Киеве можно, но крайне нудно, и, порою, на это уходят долгие месяцы.
Тем не менее, на счету моего условного литагентства более двадцати публикаций моих и моих
друзей, которые мне удавалось пробивать лично, либо через имевшиеся информационные кана-
лы. Однако всякий раз я всё больше и больше убеждался в том, что официоз в очередной раз
воротит своё сытое рыло от того, что есть настоящей Душой нашего мира, и если публикации и
происходят, то строго дозировано, либо за счёт автора, на что молодые, естественно не идут. В
этих условиях спасёт только жёсткая кооперация и чувство локтя.
Вот и формирую по мере сил этот спасательный эшелон. Мой литературный архив стал как бы
интеллектуальным поясом этих ребят. Завтра мы будем вместе и уже с нашим общим литератур-
ным прошлым, а уж кто по какой тропинке протопает, тому и выбирать свой мир. Пока же наш
общий мир – это мир воспарящих. В нём в равной степени уживаются кич, эротика, мистика,
философия, эссеистика, фолк, урбанистика, лирика, рок... – всё, чему в одинаковой степени про-
должают мешать и вредить, согласно установленных правил.
Вместе мы сможем это дело ломать. Но вместе на годы. Ибо два года работы привели меня к уте-
шительному выводу, что планомерность своё дело делает даже при малейшем отсутствии средств.
А при 200-300 долларах в наличии мы смогли бы уже иметь мало-мальский международный аль-
манах. А может быть, интересней Ваш альтернативный путь: газета плюс регулярные брошюрные
блоки. Два года я ошивался в теоретиках литературного процесса и пришёл к радостной мысли,
что сам неформальный процесс существует. Дело за малым – за конкретными действиями с Вашей
стороны, мэтр Вадим. А штыл андер вельт! Мир Вашему дому! Амен, код амен.
27.06. 1994 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Как Ваше нам здоровье и пришли ли Вы в себя после
душевных волнений и нездоровья последних месяцев? Держите выше нос при любых слагающихся
обстоятельствах. На сей раз посылаю Вам заказное письмо, но, увы, не всё могу в нём повторить.
Так, например, мне уже не удалось достать журнал «Лель» из-за его баснословной цены и моей
естественной для учителя, традиционной уже, нищеты. И в школе после выпускного вызрел кон-
фликт, когда я приоткрыл некоторые неблаговидные деяния учителей родителям учеников. Сказал
ведь только с тем, чтобы не травмировать Душ подростков, отягощённых недобрым опытом об-
щения, а вышло, что кое-кому залил сало горячее за шиворот. Но и прекратить кое-какие дела со
стороны этой братии было необходимо. Ладно, до осени затянется...
Об авторах этой засылки. Леонид Нефедьев бывает блистателен и тонок, но иногда годами он
больше работает кистью, как художник, и тогда он проходит через сбои, но в потенции литератур-
ной он отчаянно силён! Сергей Юрьевич Черепанов сейчас более предприниматель, но судьба этой
книжечки интересна. Набирали её на компьютере в славном городе Тель-Авиве, после чего он её
тиражнул в Киеве.
О Наталье Никишиной скажу, что она уроженка гор. Воронежа, росла в интернате, сейчас жи-
тель города Киева, окончила литературный институт, мать двоих детей, издавалась через меж-
дународный фонд «РАХ». (Нынче главный редактор журнала «С тобой» – широко известна как
«женский» писатель, в журналах «Натали», «Академия», «С тобой» и др.)
О себе. Сейчас приуныл... Через три года полувозвратился во вторую семью, а там – сиро и нера-
достно. Проблемы надуманные, пустые, больше от правителей с нечеловеческим лицом, которые
так отуродовали нашу и без того сложную жизнь. Вот и бываю теперь в семье только мелкими пе-
ребежками. А так, как видно, полной дороги назад не существует. Рад бываю возвращаться домой
и работать до умопомрачения.
Но и дома лично у меня вечная заноза – уже старенькая еврейская мама Тойба, которая вбила
себе в голову, что из этого Ада дорога только одна – на тот свет, и ни о каком переезде в Израиль
и слышать не хочет.
Она гордая советская дура, которая позволяет мне извиваться в конвульсиях нищеты и урод-
ливо искать удавку себе на шею. Но такими гвоздями их сделали прошлые идиоты. А нынешние
правители и вовсе желают поскорее отправить всё наше старичьё на тот свет. Да и нас тоже заодно.
В это время не писать – просто преступление, но и писать хочется нечто особенное.
Создавать, например, некий Космический свод законов для тех, кто думает не только на завтра
и на сейчас, а на тысячи лет после нас... Хотя это и бред с точки зрения наших нынешних полити-
ческих скопцов, но да только я так уже себя устроил и тех, кто оказался со мной – до ста киевских
литераторов.
Нас уже не могут игнорировать, но закрывать нам рот – это сколько угодно. Наше вызревание в
нечто новое несомненно подконтрольно. Кто они – новые Иуды Искариоты? Да вполне мордатые
сытые рожи, любящие кикбоксинг, но почему-то ползающие на «поэтов»... Сомнительно, чтобы за
стихами.
Перекройте в каждом человеке чудо, и тогда планета остановит бег,
проплывают мимо острова Иуды, сединой на землю опадает снег.
Летняя эстрада, джаз старинный в моде – молодые в силе, старики в узде,
всё, как и обычно, в старенькой колоде, крапленое счастье не урвёшь себе.
Бубны фордыбачут, пики врут на сдачу, обещают грозно выворотку дней,
а кресты крестово обещают клёво пуфики и нары, оторопь биде…
Чирва червоточит и любви не хочет – нету веры в чудо, нету и в любовь,
но срывные вёсны отпускать не хочет маленькое счастье Блудных островов.
Пройдут годы, и где-нибудь в карцере они расскажут нам в камерах-одиночках, зачем они к нам
приходили... Хотя чисто внешне ТПЛ «Воспарение» процветает и даже завело Творческий Абоне-
мент, через который я то и дело что-нибудь рассылаю тем, кто ещё окончательно не зачах.
Сегодня нам нужны издатели, и это просто замечательно, что в Воронеже есть Вы. Иное дело,
подойдём ли мы Вам, но Ваши присланные однажды газеты радуют.
Теперь о Будущем. В любом случае, оно у нас есть. А прерваться насовсем не однажды пытался
и я, чаще чисто теоретически. Поведённое время даёт поведённые нервы, но страдает литератур-
ный процесс. Поэтому, чтобы не страдал процесс – пишу много и регулярно и заставляю это де-
лать других. Авось пригодится! Вам же желаю отменного здоровья и Воспарения Души! Амен, код
амен! С глубоким уважением, Веле Штылвелд.
18.07. 1994 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Прежде всего простите, что «малиновый рай-ад», все-
го пополам, поворотил меня из Киева за добрых сто вёрст, где я и пребывал с семьей целых десять
дней. Однако, сразу по приезду в Киев, я и связался с Виктором Владимировичем Шлапаком и ус-
лыхал о Вас и Вашей супруге много лестного да к тому же понял, что и Ваши предпринимательские
дела имели обоюдный успех. Вот и слава Богу! Всё дело в том, что я вечный литературный агент без
тех огромных амбиций, которые мне нескромно приписывают порой мои литературные недруги...
А впрочем, у кого их нет?! Я очень и впредь стану желать Вам невероятных издательских успе-
хов, так как мы в Киеве всё-таки настаиваем на создании международной писательской ассоциа-
ции русскоговорящих /а МАРЛ появится только в 1999 – прим.ред, 19.10.21, 8:51/. Если в России
– это иногда может показаться не совсем лепо, по типу масло масляное, то, побывав у нас, Вы,
наверное, смогли сами увидеть то явное убожество, в которое нынче ввергается «великий и мо-
гучий»... От этого становится иногда страшно. Отсюда и вызревающие время от времени планы
что-нибудь предпринять хотя бы там, где это ещё может быть возможным...
Не теряю надежды на то, что наше сотрудничество будет длительным и обстоятельным, а пока
при участии Спиридонова Юрия Николаевича вызрела публикация в «Интересной газете», ко-
торую я Вам тоже пересылаю на этот раз. Лето в маковке, я снова уеду из Киева на полторы-две
недели. Кто-то по гороскопу обещал очень неторопливый год. Возможно, что так оно и есть, но...
не для меня. Всё время я в каком-то хорошо отлаженном импульсе, который требует от меня ре-
гулярных усилий.
Я не ропщу при этом. Это мой жизненный допинг, без этого я уже не могу, хотя и больно порой
мозолю функционеров из Союза писателей. Похоже, что наиболее рьяно я воюю за молодых, кото-
рых хотят купить за членство в Союзе писателей... Страшное в этом смысле время. Ведутся не все,
но ведь ведутся из-за нищеты, безработицы... И только конкурсы, подобные проводимому Вами,
хоть на йоту что-нибудь да меняют, и потому желаю Вам того, что и Вы бы себе желали: здоровья,
присутствия Духа и крепкого упорства. Мир Вашему дому! А штыл андер вельт!! С глубоким ува-
жением, райтер ТПЛ «Воспарение» Веле Штылвелд.
30.07. 1994 г. Уважаемый Вадим Анатольевич! Досылаю Вам «Эротизмы» Леонида Нефедьева, а
также для информации в области издательской политики киевскую газету «Рандеву», хотя особ-
ливой конкретности в подаче информаций у неё нет. Пожелал принять участие в конкурсе поэтов
Владимир Ковальчук, «киевский мудрец», как принято его называть в Киеве среди своих. (Член
политбюро славянской партии Украины, скончался в конце ХХ-го в. – Ве Ша.)
Отдельным письмом посылаю свою книгу поэтических раздумий «Малиновый мёд». Как и всег-
да, только в рукописи. Средств на издание не было и нет. Но верю, что и эта тихая, мудрая книга
сегодня нам всем нужна. Она вызревала у меня в те дни, когда Вы были в Киеве, а я в силу обстоя-
тельств семейного свойства трудился у своей бывшей супруги на даче.
нам ли огненных грив шугаться даже там где звереют львы
коль положено нам срываться в виртуальную брешь любви
приглашаются неформалы в формалинчик истлевших снов
некрофильных услуг пиалы выдаются за будь здоров
В эти июльские дни мне приоткрылся Космос. Почему-то думаю, что не зря. Мечтаю хотя бы этот
мизер по объёму где-то издать. С тем и остаюсь. Привет Вашей семье от Виктора Владимировича
Шлапака. С глубоким уважением, ваш Веле Штылвелд. А штыл андер вельт! Мир Вашему дому!
Прилагается макет книги «Малиновый мёд. Книга поэтических раздумий». (Книгу пришлось
условно «рассыпать». Денег не оказалось на простое выживание. – Ве Ша.)
12.08. 1994 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Сегодняшнее письмо чисто рабочего содержания. Ещё
одно литературное имя: на сей раз Дик Ами (Дмитрий Иванович Курманский – многолетний вы-
пускающий редактор журнал-газету «Всё о бухучёте»), чьи интересы представляю сегодня я. Это
происходит по ряду причин. Оба мы педагоги. Ему – 25, мне 40. Он преподает в младших классах,
но постоянного адреса из-за темперамента своей сестры не имеет. Сегодня он уже трижды дядя,
и письма из его почтового ящика пропадают. Если бы не эта проза, то я бы предоставил Вам его
адрес.
О своём рассказе-протоколе «Даун-блюз на асфальте»: написан только вчера, но за день его пе-
речитало до сорока человек. Есть в нём какая-то зловещая правда о том, как может выжать Творца
порно-шоубиз. Этот рассказ-протокол написан если не на фактическом, то на том бездуховном
материале, который обычно присутствует в самой атмосфере многих сегодняшних издательств,
где сам Творец предполагаемых шоу ни в коем случае не берётся в расчёт. Хотелось бы, чтобы этот
рассказ-протокол не показался снобизмом.
Книга рассказов Аркадия Давидовича заинтересовала «Лель-ревю». Речь может идти о безгоно-
рарных публикациях (не было? – В.Б.). Но зато даёт успех в Украине, и можно попасть в Украин-
скую и мировую эротическую энциклопедию, которые пытается издавать «Лель» на украинском
языке. Вот, собственно, и все последние киевские новости. С глубоким уважением, руководитель
ТПЛ «Воспарение» Веле Штылвелд.
Несколько слов об авторе Дик Ами. Публиковался в киевских журналах «Эроклуб» и «Ренес-
санс», на его слова написаны циклы городских романсов. Аудиокассеты с записями песен Дика
Ами набирают популярность в Украине (так и не набрали – женился, заземлился, остепенился,
ушёл в бизнес-круги да там и застрял в сытости повседневной – Ве Ша).
Дик Ами – один из основателей Творческой Поэтической Лаборатории «Воспарение». Творче-
ские интересы Дика Ами представляет Веле Штылвелд.
Амен код амен – (изустное) каббалистическое выражение-заговор – у христиан аналог: «да ми-
нует меня чаша сия», но в более широком смысле, вроде: «да не коснется меня неотвратимая длань
провидения, чёрная рука рока и т. д.». Обычно в Средневековье информационные сообщения каб-
балистов заканчивались подобным образом, как бы кодируя на добро (Ве Ша).
6.10. 1994 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Бандероль из города Воронежа стала для меня чем-то
очень тонизирующим, но даже не потому, что мои стихи так быстро опубликовали. Ведь только
дилетантам неизвестно, что процесс производства и полиграфии мог, как принято у нас в Киеве,
растянуться на добрые два года. Однако в случае «Виктории» возобладала в высшей степени по-
рядочность плюс то, что по духу сама газета мне напомнила издававшийся мной в Киеве в 1992 г.
еженедельный самиздатовский «Лит-Хит».
Время сделало с лит-хитовцами очень интересную штуку:
во-первых, они все перезнакомились и передружились,
во-вторых, принесли в киевскую русскоязычную периодику хороший литературный тон, осед-
лав ряд изданий и заявив о себе не только громко по скандалам, но и достаточно профессионально.
Нет, «Виктория» – не просто газета, это добрая литературная эстафета в гибнущем духовном
мире постсоветской духовной Атлантиды. В этом смысле – это газета жреческого направления.
Вадим Анатольевич, не нами же в писании сказано: «... не мечите бисер перед свиньями...». Из-
вините, но ищите только своего читателя. Почему сразу такую газету выдавать действительно в
почтовый ящик каждого гоблина? Это газета Живой реагирующей литературы, и теперь уже ей
раз и навсегда насрать, в конце концов, на хамьё, коль скоро оно в мире не переводится.
И рабочие на заводах бывают разные. Мне хорошо известна горе персоналка МС-что-то там,
но короче «Электроника-85», выпускаемая цехом воронежского завода, ибо я был наладчиком. В
силу этики не даю точное название завода (теперь, по прошествии лет, уточню: Воронежкий авиа-
строительный, цех-шарашка от ЛТП по выпуску компьютерной техники – Ве Ша), да и вся совков-
ская техника – барахло, но материнские платы персоналки «лечили» регулярно пьяные «лекари» из
ЛТП! В пору, когда я был наладчиком в 1991-1992 гг., я и моя бригада намыкались.
Но повинен ли в этом весь рабочий класс города Воронежа, выпускающий авиалайнеры и элек-
тронику для ВПК России и стран СНГ? Нет! Повинен пропившийся вороватый люмпен там, где
должна быть только честь рабочих рук. Так вот этот люмпен не есть равновелик всему рабочему
сословию российского великого и мудрого города.
Люмпен киевлянин мало чем отличается от люмпена воронежца, и его ДА! – следует сбрасывать
со счетов, а не пытаться тащить в реформацию. Он выгниет сам. Но только брось клич по сцена-
рию дедушки Ленина, и тогда ужо он, люмпен, себя покажет... Боже нас от этого упаси... Проходи-
ли. (И вновь прошли – во время оранжевого с одной стороны и сине-голубого с другой всеукраин-
ского шабаша ноября-декабря 2004 г. – Ве Ша.)
За более чем полугодовой период скопил первые крохи на издание своей первой поэтической
книги. Вру страшно и нагло. Скопил 50 баксов, а надо 350. Думаю, что книгу через год издам, но
уже посмертно.
В газете меня потрясла перекличка стихострок Галины Коротких и Веле Штылвелда. Спасибо
редактору! Оказалось, что Духовный жир нации на совковом тонущем континенте разлит одина-
ково равномерно!
Духовно мы бесконечно Едины. От этого не отмазаться ни политикам, ни таможенным постам.
Галина, похоже, обрусевшая немка, я – украинский еврей, но оба мы совковые интернационали-
сты, оба мы в духовных поисках, и то, что до сих пор меня гнетёт при одном только слове «Гер-
мания», то не распространяется на Галину. Ибо она человек тех же миров, той же Ойкумены, что
и все мы. И судя по замечанию редактора – человек более чем порядочный. Поэтому и пишу так
откровенно, что Галина скорее, чем кто-то поймёт, что я никогда не прощу немцам Бабий Яр, и
прокляну потомков своих до седьмого колена, если хоть кто-нибудь из них ступит на землю вели-
кой, мудрой, но бесконечно грешной перед памятью моего народа Германии.
Почему я так написал в «Викторию»? Потому, что доверяю себя со всеми своими комплексами
людям одного со мной духовного накала. А идея уничтожения целой страны не моя. Не наши ли
войска везли по Германии колонны тракторов с тем, чтобы перепахать Берлин? До сих пор во мне
пылает месть, но и я гашу её в себе, ибо всякое безумие во вред будущности Землян, а я землянин,
и не вправе поступать во вред будущему.
Хотя и мечтаю своими глазами увидеть проект документа об уничтожении рейха путём-методом
перепашки. Документ был уже у Жукова, и только вмешательство западников не привело его к ис-
полнению. Но опубликовать его наш народ просто обязан с тем, чтобы после 1995 г. столько же лет
любым «арийцам» на этой планете икалось. У себя бы в комнате я увеличил бы этот документ до
размеров комнатного потолка. Это не было бы китчем, это было бы моей гнойной незаживающей
памятью.
В очередной раз предстал бесконечно совкоским, доводящим любой маразм до крайности. Но
перепахать Германию и повернуть реки вспять с севера на юг, слава Богу, придумал не я, а предше-
ствующая эпоха. В этом смысле мы стали более камерными. Кое-кого без его ведома забросили в
разноцветные бундустаны, но, слава Богу, что наше поколение хотя бы не разучилось говорить и
мечтать по-русски.
Двенадцать футов под килем газете, чьё знамя Литература.
Отдельно хочу презентовать творчество молодой полтавской поэтессы Нетленки – Елены Сав-
ченко. Свою книжицу она через меня посылает на конкурс, а книжица по-своему знатная. Ведь
Полтава – особая духовная глухомань. Мне довелось там побывать в дни смерти и похорон Ле-
онида Ильича. Полтавская интеллигенция тех дней пила в кафе двухкопеечный чай чахоточного
цвета и брала десятками ливерные пирожки по четыре копейки на обжарку к пустому картофелю.
Я не шучу. И во времена совдепа там было животное запустение. И вдруг эта яркая эмоциональ-
ная книжица. Она меня потрясла. Впрочем, Нетленка сама хочет страстно явить себя миру, и я ей
только в силу своих сил помогаю.
Посылаю и свои различные стихи, собственно, и написанные по разным поводам, может быть,
это и чересчур, но такой уже я литературный оползень. Только тронешь меня письмом, как тут
же обрушусь шквалом. Но, по-моему, это лучше, чем быть человеком безразличным. А гнева а-ля
Ильи Эренбурга я не разыгрывал, хотя подобный гнев сегодня не в моде. А посему я умолкаю...
Однажды вместе с Ириной Гончар написал потрясающую поэму «Жрица», и вот там вдруг в поч-
ти благополучном 1992 г. заговорил о чуме... Сегодня чума уже на улицах Киева.
Красиво то, что есть красиво, а не красиво то, в чём нет
ни первородного надрыва, ни вкуса горьких сигарет…
На сопределе соучастья – чумные выворотки дней,
в которых мы не ищем счастье среди опущенных людей…
Увы, поэты страшны как раз потому, что они пророки в своих подлунных Отечествах. И я гор-
жусь, что в киевском литературном мире броско ношу прозвище: «киевский сумасшедший».
Наверное, так было всегда. Всякая выходящая за рамки неуёмность обществом каралась, либо,
как минимум, третировалась. Вот почему для своей будущей книги вижу скорее всего строго
адресную рассылку. Ибо, не будучи человеком состоятельным, я хочу навсегда остаться человеком
литературы и нести в ней боль нашего непростого времени с перекошенным ликом отовравших
своё столетий.
У меня плохо получается улыбаться. Время скорее предложило мне маску белого клоуна с мрач-
ненькой гримаской на лице. Но кто-то должен быть в этом мире и в этой маске. Я принял её и несу,
как одну из пружин огромного литературного мира.
Ещё раз благодарю Вас за публикацию и надежды на будущее. Здоровья Вам и процветания, мир
Вашему дому, А штыл андер вельт! Райтер Творческой Поэтической Лаборатории «Воспарение»
Веле Штылвелд.
9.01. 1995 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Конец 1994 года был интенсивный по пока что несбыв-
шимся планам, но вышли шестой и седьмой номер журнала «Ренессанс», где мне удалось попри-
страивать не только свои стихи, но и стихи членов ТПЛ «Воспарение», которую я, как райтер, веду
уже третий год. Но я стал то ли осмотрительней, то ли избирательней...
Вас я так и не успел поздравить с Новым 1995 Годом и очередным Рождеством Христовым, что
теперь с некоторым опозданием делаю. На этот год – прежде всего – здоровья вам и вашим близ-
ким. Остальное, как шутят на Украине, украдём...
С книгами у меня всё ещё тормоза. По большому счёту – это должное присутствие средств. За
150 зелёных книгу приходится, что называется, изо всех сил упорно тянуть за уши... Теперь же
пока идёт какая-та тихая окопно-позиционная война-волокита с небезызвестным вам издателем
Виктором Владимировичем Шлапаком, которого я очень люблю, но знаю и то, что он умеет повре-
менить...
В конце года стал отходить от той шумной балаганной тусовки молодых, в которой немало не
только от литературы, а и от мелкой хулиганской бузы... Наличие огромного архива за прошлый
год побудило меня посмотреть на уже девять переплетённых томов с чувством лёгкой иронии,
и из меня попёрли афоризмы. Оказалось, что весь мой архив прямо нафарширован этим родом
литературного импичмента...
Назовите это так... И при случае, Бога ради, давайте о себе знать... Ибо вдруг старые и достаточ-
но прочные связи словно растворились и оставили меня в положении человека всё начинающего
заново... И это после трёх лет каторжной литературной работы... Но, видимо, так устроен этот
подлунный мир, что не нам в нём горевать! А посему, мир Вашему дому, а штыл андер вельт! С
глубоким уважением, Ваш Веле Штылвелд. Райтер Творческой Поэтической Лаборатории «Воспа-
рение». До скорого письма!
15.01. 1995 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Так уже получается, что продолжаю досылать Вам
досье на литературного крупье киевской тусовки Веле Штылвелда. На сей раз, возможно, то что
ранее к Вам не попало из стихов, и вполне новые афоризмы под влиянием Леонида Нефедьева.
Сейчас в Киеве в производстве его книга с моим предисловием «Эротизмы и не только». (Тираж –
600 экз, объём – 90 стр., по 34 стр., стоимость тиража – 300 $). Выйдет в феврале. Сразу же вышлю.
Мир Вашему дому. А штыл андер вельт! Ваш Веле Штылвелд.
27.01. 1995 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Огромное Вам спасибо за тот Новогодний литера-
турный бенефис. Он тронул глубоко не только меня, но и всех моих собратьев по перу, из тех, кто
ещё до конца не впал в действительность, на самое её житейское дно. А жизнь сегодня постоянно
являет сложности особого рода. Так что парим все мы по большей части благодаря доброй воле
издателей и меценатов. Вот и предполагаемые к изданию и/или использованию по мелочам «Эми-
грация... крыши» – это первая попытка покопаться в 19-ти переплетенных томах моего литератур-
ного архива. Попытка, прямо скажу, первая, и, может быть, не во всём удачная. Но идея конкурса
Булатова и подтолкнула меня пристальней посмотреть на недалекое литературное прошлое: своё
и моих друзей.
Оказалось, что в том вздоре, который ты иногда городишь, есть крупицы доброго юмора... От-
дельно, огромное спасибо, что Вы приметили Дика Ами. Кто бы завтра ни был на конкурсе побе-
дителем, такой конкурс всегда нужен всем! Мир Вашему дому! С глубоким уважением, Ваш Веле
Штылвелд
15.02.1995 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Во-первых, здоровья и здоровья Вам! Жалко, что мало
было прислано газет! Читабельны. И не потому, что в них моё, а вообще... Снова, как и когда-то
прежде строчу на кухне, а это значит, что опять приходят времена кухонной философии... Ну, что
тут поделать... Даже постсовковая – Украина и та бурлит... Об этом и неглупые и смешные кни-
жицы Леонида Нефедьева... Одна таки состоялась; 600 экз. за 300 $. Это очень и очень дорого, но
книжица начала уже широкую географию, и дал бы ей Бог далее прожить... Пока же посылаю Вам
на суд с тем, чтобы и у Вас сложилось окончательное, а не эпизодическое мнение... а рукописи свои
и Леонида вышлю позже. Главное, как и всегда, показать гнилость и хлипкость нашей эпохи. А в
остальном – Вам судить! Мир Вашему дому! С глубоким уважением, Райтер ТПЛ Веле Штылвелд.
7.03. 1995 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Мир Вашему дому! С весной Вас и новыми надежда-
ми!.. Мне удалось издать микроскопическим тиражом – всего 21 экз. – книжечку литературных
афоризмов, за 35 $. Поэтому книги я не подписываю, вдруг вы захотите её ксерокопировать. 200 $,
которые я собирал последние пять лет, отдал Виктору Владимировичу Шлапаку на издание своей
первой поэтической книги: «У сказки седые волосы». Отдал ещё 27 декабря 1994 г. А он всё тянет и
тянет «кота за хвост». Теперь обещает издать её в последней декаде марта. Журнал же «Ренессанс»
в эти же сроки должен выйти уже в восьмой раз с 1992 г. У меня у самого немалый опыт по Самиз-
дату. Ведь и «Эмиграцию... Крыш»Ы» я отношу к Самиздату. А уже написана вторая часть «Дурак
ты, а не русский» – об уважении национального и духовного самосознания. Книга не простая,
спорная, хотя как и «Э... К» озорная... Как только хоть как-то сделаю копию, вышлю. Виктор Влад.
выпотрошил меня и оставил только надежду на 400 экз. книги. Ну, что же, время вперёд!.. Крепко-
го здоровья и семейного благополучия. А штыл андер вельт! Ваш Веле Штылвелд.
31.03.1995 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Моя первая книга, увы, состоялась... Она показала всё
возможное и невозможное убожество «местечковой» полиграфии и кастрационной редактуры
людей неглупых, но посмевших взять на себя роль цензоров. Изуродованы «Город умирает как
птица», «Когда океаны поют» – ужасно и непоправимо «Блюз сумасшедших в городе родном»,
«Для тех, кто выбрал любовь»...
Тем, кто верит в любовь – полагается встать!
Всем иным – можно сесть или просто смолчать
Свой неверный, неточный духовный пароль…
Дверь открыта во всём – тем, кто верит в Любовь!
Я думаю, что по жизни мне ещё не раз придётся видеть трупный озноб моих кастрированных
стихотворений... Вот почему рукопись своей новой книги «Поговорим за любовь...» я без всяких
предупредительных условий вышлю Вам, ибо, если быть им судьба, то в Воронеже, либо у меня –
только в столе...
Окончательно тираж в 400 экз. обошёлся в 210 $, и радует только то, что иногда прощается мне,
что это первая книга. А впрочем, ляпсусов в литературе всегда было, есть, и будет достаточно...
С Вами готов установить контакты литературный мир города Винницы... Они очень «нежно»
русскоязычны, но и также они милы... Посылаю Вам образец их газетной продукции «Поле», а
также адрес литературной студии «Поле». Они – это украинская глубинка, которая живо инте-
ресуется новым российским лит, увы, зарубежьем... Разогнали нас по нацкарцерам и стараются
теперь убедить, что навсегда…
О всём, что впредь будет попадать в поле зрения, стану информировать, «чтоб не пропасть по
одиночке» (Булат Шалмович /!/ Окуджава)...
А от дальнейшего сотрудничества с ветераном литфронта В.В.Шлапаком впредь стану воздер-
живаться. В нёем стали побеждать амбиции от... денег и иллюзия верховной цензорской власти...
Увы, иногда так случается с теми, кто устает в пути.
Дай Бог нам с Вами не уставать. Мир Вашему дому. Ваш Веле Штылвелд.
Высланы в Воронеж – газета «Поле литературное» (подольский альбом) № 2 и сборник «У сказки
седые волосы...» с автографом.
5.04. 1995 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Киев литературный копошится над своими брошюр-
ками, которые, к тому же очень слабого качества, как, собственно и моя, присланная Вам ранее...
Она попала под жутчайшие ножницы Виктора Владимировича Шлапака, о чём я ещё долго буду
печалиться... Но время вперёд! Надо попытаться хоть как-нибудь устраивать свои новые вещи,
если только это возможно, ибо я никогда не стараюсь писать в собственный стол.
Я неплохой компьютерщик, и будь у меня дома хотя бы АТ 286 компьютер, то дышалось бы мне
куда как легче... Но пока довольствуюсь школьной базой. Много чего сейчас варится в голове, но
более высокой себе оценки, чем в Новогодней «Виктории», я никогда не имел. Очень сожалею о сво-
ём окончательном разрыве со Шлапаком, но такого издания я был просто не вправе ему прощать...
Терять людей, которых знал длительное время, всегда очень жалко, но право человека Творца
прежде всего оставаться собой. Вот почему вещи этого года я отправляю Вам, а не обустраиваю в
Киеве. У Вас меньше конформизма. Это радует и надёжит. С глубоким уважением, Веле Штылвелд.
7.04. 1995 г. Шалом, Вадим Анатольевич! У нас всё ещё в Киеве холодно и гриппозно. Сегодня
же в День Благовещенья пресвятой Девы Марии выбрался написать. За эту неделю потихонечку
занимался реализацией книги, которую морально для себя я уже проиграл. Но что меня прими-
ряет с ней – это то, что книга моя. Пусть и в перековерканном не по-божески виде. Вот почему,
когда я прочитывал в «Виктории» оригиналы своих текстов – это меня по-хорошему шокировало.
Похоже, что наступает время литературной шоу-массовки, когда всё усредняется... Не дай Бог нам
таки дожить до этого балагана... «Переулки души» до конца высылаю в этом и следующем письмах.
Не все однозначно, как и всегда, были у меня в этом году разные не извиняющие творца обстоя-
тельства, но я продолжаю поиск формы и выверку содержания. Идёт обычный для меня размерен-
ный литературный процесс... Ксерокопийный «триклиний…» так и не попал в «Сказку с седыми
волосами»... Может быть, и Слава Богу. Читал бы новые номера «Виктории», но знаю Ваши труд-
ности с пересылкой. Мир Вашему дому! С глубоким уважением, Ваш Веле Штылвелд
9.04. 1995 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Вот и завершена высылка «Переулков души»... Пока
это всё. Надо рассмотреться... Что, где, чего... У меня такое чувство, что я на каком-то марафоне,
и вот пройдена очередная дистанция... А марафон... он ещё не пройден... Как-то так получилось,
что я иду в море литературы какими-то далеко не семимильными шагами, а едва ли не шаг в шаг
за собой...
У меня, увы, как и у всякого Творца, впереди нет уймы времени, но спасает сегодня то, что вы-
зрела избирательность. Именно избирательности всего более и не хватает молодым. Отсюда такой
разброс чувств и мнений... На что остаётся надееться, так только на то, что всё-таки отыщется в
этом году такой осколок времени, на котором я всецело посвящу себя Творчеству.
В том году здорово болели Вы, в этом начал болеть я... Выбила меня из седла бездарно изданная
моя первая книга... Пока продаю, раздаю – не думаю о десяти изуродованных в ней стихотворе-
ниях, но перед совестью своей стыдно... Утешает лишь то, что перед книгой прошла прекрасная
публикация в «Виктории».
Знаете, право издателя быть порядочным человеком – это от Бога (у меня – от Сатаны – В.
Б.). И не всем дано. Поэтому, берегите «Викторию». Она порядочная газета!! С уважением, Веле
Штылвелд.
13.04. 1995 г. Шалом, Вадим Анатольевич! На сей раз посылаю Вам свои заметки космополита,
несколько более публицистические, даже несколько политически окрашенные, но это только то
подспорье, на котором я строю себя, как биосоциальная система-личность, которая «вляпалась» в
эпоху перемен...
Перемен?!. В чем они?!. Копошась в литературе, в т.ч. и НФ, я натолкнулся на мысль Курта Вонне-
гута о том, что на смену революциям и войнам в конце второго тысячелетия пришла пресловутая
великая... Перестройка, которая водила за нос человечество не одну тысячу лет... Это было сказано
в пятидесятые годы... В США. Лихо! Публицистику всегда судят по законам мышления!
А вдруг что-то и я приметил в своих заметках по всякому поводу. В любом случае – эта солянка
уже документ времени. И то, Слава Богу! Мир Вашему дому! А штыл андер вельт! С уважением,
Веле Штылвелд
26.05. 1995 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Вчера прозвенел последний звонок и сделал меня в
очередной раз частным лицом в Истории литературы. Вот и решил я Вам довыслать «Жрицу», как
вторую часть небольшой книги-мистерии «Мужчина и женщина – из века в век...». Да, именно
так и выглядел замысел трёхлетней давности. Конечно, это больше не поэма, а драматургия, но
сегодня такого нет... Это очень трогающий за живое, очень потрясный материал, который я бе-
режно охранял от себя суетного, повседневного. Ира Гончар – давно в Париже, фотомодель и лю-
бимица собственного мужа. (Постановщица эротической съёмки в журнале «Эротический клуб»,
киевского издателя Вадима Харченко в 1992 г.). Драма её юности отошла, но она сумела передать
мне нечто более, чем суету юной девушки. Я прочитал в её немногих строках, которые я скомпи-
лировал (не более 25% от всего текста, с годами оставлено не более 10%, суть в том, что называют
идеей, затравкой, квасцами, за что всего более ей благодарен – Ве Ша) и воссоздал, оживил в ней
сожжённую на костре раннего средневековья девушку-жрицу...
При всей сентиментальности – это моя любимейшая вещь... Я поведён на ней... В этом правда.
Мир Вашему дому! А штыл андер вельт! Ваш Веле Штылвелд.
Опять непродуктивность одиночества отверженного чернью мудреца.
А жизнь, она всегда – её высочество, и не было и нет тому конца.
Крушение иллюзий и догматов... Но всё-таки, иллюзии – ничто!
Чу, сказок изодрались маскхалаты. А вам они-то, собственно, на что?
С тех пор, как изобретены пружины, и пращи сокрушили топоры,
лишь до поры несносные мужчины снедаемы условностью игры...
...Полов, чтоб на ином участке Леты содрать с Любви земные эполеты.
19.07.1995 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Давненько я Вам не писал. Думаю, что сейчас написать
самое время. Во-первых, после разрыва со Шлапаком, я очень боялся, что прервётся для меня Во-
ронеж, хоть и попусту, наверное. Теперь вот на днях у меня заработает телефон, и, быть может, это
даст дополнительный уровень контактов – номер уже решён и проведён. Остаётся подождать не
более 5-7 дней... (В первый раз я позвонил из Воронежа лишь 5 сентября 1996 г., да и то попал на
маму Веле, зато разговор 7 сентября был очень долгим и обоюдоприятным – В. Б.)
На днях в Киеве с гастролями побывали московские исполнители, супруги Никитины... Смотрел
по телевизору и очень удручён их внешним состоянием и состоянием голоса Сергея, но его милая
супруга высказала потрясающую мысль, что русская провинция, в этом смысле не российском,
равно как Киев, так и Воронеж, является прекрасной оранжереей человеческих Душ.
Спасибо ей за столь лестную оценку, но на деле до идиллии, увы, далеко. 11-го июля, едва не в
полночь я был избит до сотрясения мозга и пролома носа прямо в троллейбусе пьяным человеком,
чью жену несколько лет тому назад обучал программированию.
Но человеческая благодарность обычно безгранична... Поэтому, последующее время, благо – от-
пускное, безвыходно просидел и продолжаю сидеть дома, памятуя, что ревнивцы – народ мало
благородный и бьющий насмерть. Приходить в себя мне придётся долго, но винить в столь несу-
разном подозрении можно только разве что Бога, да ещё нелепое стечение обстоятельств.
Ни в суд, ни к врачу не обратился. Выхаживала мать да вот ещё моя очаровательная леди Поэзия...
Безусловно, на сорок втором году без семьи и со смазливой рожей еврея-полукровки, я вызы-
ваю определённый зуд у молодых самцов, чьи жены всё ещё здороваются и пытаются в чём-то
советоваться со мной как с неплохим преподавателем информатики и психологом. Но эти два об-
стоятельства не дают мне ни успеха у женщин, ни материального благополучия, что, собственно,
неразрывно связано между собой во все времена и во всех народах...
Впрочем, я сам понимаю, что сам был в чём-то неправ, позволяя по отношению к себе фами-
льярность людей на 20 лет младших и не утрудивших себя развитием лишних извилин. Но, как и
всегда, очередной жизненный минус предоставил мне не только возможность похандрить, но и
усадил за разбор того, что я понавёз с Каролина-Бугаз, куда ездил в качестве преподавателя черно-
быльских детей на 18 дней в середине июня.
Там, среди прочего, я обнаружил идею поэтического сборника «Дети заблудшей Цивилизации».
Сегодня сборник на полдороге к своему завершению. В нём впервые я предполагаю чуть грустно
пофилософствовать... Да и чего себя томить, когда труд Души только за эту неделю переработки
вошел в сборник немалый. Есть здесь несколько глубинных вещиц, которые я точал по два-три
года, а есть вещи страстные, задевшие и задевающие за живое в самое последнее время.
Мне кажется, что честнее всего ту часть сборника, которая уже своё в Душе прогорела, выслать
Вам прямо сейчас, чтобы она не фонила своей значимостью и не нависала грудой интеллекта над
тем, что ещё, если только получится, предстоит сделать или попробовать сделать.
Естественно, что всё это только в том случае, если только это Вас не обременит.
У нас в Киеве начинают развлекаться некоторые неплохие поэты хорошей издательской деятель-
ностью. Но я пока только присматриваюсь к этому процессу и не спешу давать ложные ориентиры.
Вот, собственно, и вся преамбула к высылаемому. Рад буду и Вашим новостям, но спрашивать без
толку не хочу. Привет семье. С глубоким уважением Веле Штылвелд.
Уронив изограф на пол, вечер вычертил обет.
Тем обетом он обляпал обетованных в обед.
Прибинтованных, неправых, беспричинных, без судьбы…
Вечер был навеки в правых, в левых – отзвуки мольбы.
Но хоть что... Привычно двое уронили день в окно.
За окном вновь пала Троя, с ней – столетье заодно.
За пол-улицы от смерти, в повседневной круговерти...
27.07.1995 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Сегодня время прозы и публицистики... Не судите
меня строго, но это то последнее, что из меня выкрутила жизнь и те обстоятельства, в которые я
попал... Выходит, что и здесь есть элемент публицистики... И уж совсем публицистично внешне
совершенно частное письмо малоизвестного киевского литератора к столь же малоизвестной ли-
тературной коллеге... Литература всегда старалась не брезговать бумагами стряпчих... «Воскресе-
ние» Льва Николаевича Толстого, «Главный свидетель» Антона Павловича Чехова и вот теперь моя
околохудожественная эпистолярия... (О! – В.Б.)
И всё-таки их что-то роднит... Думаю, сострадательное отношение к Личности маленького че-
ловека, кем бы он ни был на карте Истории. Библейское «не суди, да не судим будешь» сегодня
мало произносимая фраза. На первый раз выходит крупноплановое: «Не видел – докажи!.. Видел
– пусть тебе повылазит!»
С этой страшной и действенной формулой у нас на Украине я сталкивался с раннего Детства, и
возможно, что именно эта формула сделает до конца меня литератором, в хорошем смысле этого
слова... А что при этом будут и шоковые места, то ведь у нас сегодня время регулярной шоковой
терапии... Разве что врачи от социума обычно нам, эстетирующим головастикам, до поры до вре-
мени черепа бьют, а уж потом и мы огрызаемся...
Но всё-таки наша общая задача и судить, и сострадать... Это и должно стать литературным кредо
нашего наболевшего поколения... Спорно только, что нас сразу научатся понимать, но когда пой-
мут, то услышат извечное: Мир Вашему дому! А штыл андер вельт! Ваш Веле Штылвелд.
Р. S. Спор поэтов – всегда дело вызывающее, но в условиях: «to be or not to be» – иного и не при-
думаешь... Так что мои поэтические дневники всего лишь прицельные слепки нашего больного
времени...
30.07.1995г. Шалом, Вадим Анатольевич! Это моя последняя третья пересылка за это лето. Ибо
завтра я опять на почти что месяц уезжаю из Киева... Месячная пауза и болезнь как ни странно
поспособствовали написанию поэтической книги, по крайней мере, двух её первых частей и не-
плохого рассказа «Только... просто Пиноккио». Таким, наверное, стоило бы утвердить его оконча-
тельное название.
В этом году у меня совершенно отвратительными оказались дела с множительной техникой и
отсюда такие ужасные копии... А ведь не третьи, а только вторые... Но и копирка сейчас не та, и
с бумагой напряжёнка. Пачка малогодной писчей бумаги стоит 160 тыс. фантиков, то есть один
доллар... Дорабатываю старые запасы... Там же, где вдруг пишу на кальках старых стихотворений,
интересным может быть только то, как я смотрел на вещи три года тому назад.
И в общественной, и в литературной, и в духовной жизни нашего суетного мира – это уже ста-
рая добрая История, но может статься, что именно оборотные стороны сегодняшних страниц Вас
чем-нибудь привлекут.
Киевская литературная осень обещается быть яркой, и вот тогда привлеку к Вашему конкурсу
очередных мэтров и неофитов, а пока полнейшим образом отключусь от литературы и снова убу-
ду по контракту в летние педагоги, ибо ресурс отпускных вышел на ноль, а впереди ещё полтора
долгих месяца до первого неуверенного в себе аванса...
Обычно к этому привыкаешь, но мне уже страшно смотреть на мою 63-летнюю мать с её беско-
нечными суточными дежурствами в общежитии. Такое дожитие ни одной пожилой женщине не
пожелаешь, но поэты, как правило, не умеют обустраивать свой материальный мир. Иное дело –
Слова. Частотным анализом я занимаюсь давно. То есть, беру Слова на одну букву в моих послед-
них стихотворениях и анализирую – сколько их всего. Затем простое умножение на 32...
Частотный анализ – вещь очень грубая и нелицеприятная. Новичку его никогда не обмануть...
Если индекс меньше пятисот оригинальных (неповторяемых) слов на такой вот, как мой цикл – это
прежде всего – словарное убожество. В этом смысле мой словарный запас цикла: «Дети ущербной
цивилизации», увы, пока тоже не самый яркий...
Всего до 900 слов. У Пушкина более 12000 слов... Но это во всём творческом тезаурусе-словаре.
Думаю, что и у меня их не менее пяти с половиной тысяч за всё творчество. Увы, наш русский язык
более убог, чем язык прошлого столетия. Но тогда можно подсчитать сколько неологизмов, допу-
скаемых теорией русского языка вводит автор. У Маяковского на тысячу слов их было до 50-70, у
меня не более 10-15... Далее я ещё иду на анализ слов ненависти и разрушения... Чем больше их до-
пускаешь, тем скорее они разрушают тебя, как Творца. В современном иврите таких Слов не более
15% от общего числа, в нашем прекрасном русском языке, увы, совместными усилиями последних
лет мы опять довели их содержание до 37-45% процентов... Эти шлаки Душ прежде всего и губят
нашу среду образного обитания. В ней обретают право на жизнь дешёвые уродливые монстры
наших израненных Душ...
Что меня ещё занимает: концептуализм, метафоричность – это из теории поэзии и говорить, не
до чего не договариваясь, здесь можно бесконечно. Я бы ставил вопрос по другому: дала ли соб-
ственно поэзия Крылья самому автору... Если да, то уже, Слава Богу... Сейчас реже выбираются всё
новые и новые ритмы, а аритмия стала давно известным отдельным образным языком, но сегодня
вопрос: болит ли у тебя, поэт, Душа чисто по-твоему, без упаковки в накипи лозунгов? – самый
непраздный. Вот как раз от накипи лозунгов отвыкать наиболее трудно. А стереотипизация – то
ею страдал этот мир вечно, и только браво тому, кто и в этом для себя уже разобрался и решил для
себя оставаться на Земле только Поэтом. Мир вашему дому, поэтические сёстры и братья!
А штыл андер вельт! А конкурс есть конкурс, и здесь уже: Не пищать! С глубоким уважением,
ваш Веле Штылвелд.
6.09. 1995 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Сегодня, как и всегда в этом году, очередная порция
того, что вышло из-под пера. Учебный Год сделал меня классным руководителем пятиклассников.
Это занимает. Издать, хоть что-нибудь хоть как-нибудь – становится мечтой. 20 ксерокопий – 1 $.
Вроде и недорого, но сломалась почти навсегда старенькая «Москва» (подарок от киевского поэта
Виктора Глущенко). Её никакой компьютер не заменит, увы!
Под конец литературного года посылаю Вам по определению моей старой еврейской матери «...
написанную интересно, но злую вещь». («В Германию я не уеду» – В.Б.)
От себя же добавлю, что ни один человек не может быть Ангелом, уничтожая, хотя бы словесно,
другого. Будет ли этот роман интересен русским людям? Как знать...
Писем же пока будет только два: в первом – две первые главы, а во втором – три последующие.
Это пока что всё. Мир Вашему дому! А штыл андер вельт! Ваш Веле Штылвелд.
P.S. С сутью этого произведения можно не соглашаться, но правдивости этого произведения сле-
дует доверять. Это произведение имеет свойство пружины. Судить ни по одной, ни по двум главам
ещё недостаточно. Крайне недостаточно... Естественный побудительный мотив всякой ненависти
– одна только ненависть... Автор. Ещё раз с уважением, Веле Штылвелд.
5.11. 1995 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Хотелось бы как-нибудь в чём-нибудь перекинуться
фразой-другой о личном. Но существует литература... Важно даже не отдельное литературное
произведение, а сам факт присутствия в мире данного конкретного автора...
... Сейчас же – пусть поговорят к делу причастные, а прочие – пусть только выслушают, что так
спорно и разно... Веле Штылвелд, с уважением.
P.S.1. Экология Человеческих душ... В чём она, Господи?.. Или Человеческая душа, это что же –
Божье недоразумение?! Автор.
P.S.2. Мифы рождаются там, где совершались поступки... Автор.
P.S.3. Сумбурно, бурно развивается роман-эссе. На Украине его шансы нулевые. Но, даст Бог,
Россия, она впитает его. Ибо Россия велика и в радости, и в горе, во гневе, и в сострадании...
SOS-страданиях... Так верят и так говорят у нас на Украине...
Пока же вплотную сотрудничаю с журналами: эротическими «Лель» и «Лель-ревю», и, как это ни
странно, с «Ренессансом»... Своеобразное, но завидное постоянство... Иного себя не желаю... Ибо...
Когда утихают эмоции, приходится оставаться, жить и трудиться на родной украинской земле...
А окрест ничего более нет... Вот и остаётся вся надежда на Воронеж... Выдержит ли, или хотя бы
поймёт и станет сострадать Воронежем Россия... С глубоким уважением ваш Веле Штылвелд.
22.11. 1995 г. Шалом, Вадим Анатольевич! В нашем мире очень трудно предвидеть успех или не
успех. В нашем мире живут издатели Шлапаки. И вот сегодня звоню:
– Высылаю седьмую главу, Виктор Владимирович.
Шлапак: – Ваше произведение, Веле, – это сплошная политика. Оно не соответствует профилю
нашего журнала... Не следует ничего высылать.
– Хорошо, – спокойно говорю я и кладу трубку на аппаратный рычаг. Большие дяди, Большие
Шлапаки решили «В Германию я не уеду» в Киеве не пускать. Может быть, и слава Богу? Хотя всё
ещё трудно быть объективным, но хочется эту вещь дописать... Дописать и пережить весь этот
Духовный Чернобыль... Тем более, что сейчас сердце начало нажимать на рычаг. С 18-го скорые,
уколы, ets...
Мир Вашему дому. С глубоким уважением, Ваш Веле Штылвелд.
28.11. 1995 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Вот и завершена моя первая проба пера в жанре ро-
мана-эссе. Надеюсь, что не очень грустно. В любом случае, если писалось, то видно, было и что
сказать, и хотелось о наших изрытых, издёрганных поколениях, о нашей почти беспамятной моло-
дёжи... Но жизнь очень скоро возвратит молодым память и излечит их от амнезии, ибо, чего стоит
только один «Бильярд для русских» и суть «Притчи об Иудином дереве»? Мои школьные дети, мои
16-летние ученики читают её взахлеб... Значит ли это, что наши учебники истории, новой и старой,
правды не договаривают или просто врут... Но кто издаст этот роман, Господи... Это не единствен-
ный вопрос, ведь сейчас в производстве второй роман-эссе: «В мире только девочки»... Его и стану
высылать по мере готовности. А «В Германию я не уеду», буду надеяться, – напечатают. С глубоким
уважением. Ваш Веле Штылвелд.
P.S. В добрый путь! Автор. Предоставляю издательские права Булатову Вадиму Анатольевичу
Веле Штылвелд 28.XI.1995 г.
15.01. 1996 г. Шалом, Вадим! Смотрел я в твои неглупые глаза и почему-то думал, что вот ещё
один ИГРОК В БИСЕР передо мною. Что ты делаешь, Вадим? Мы мечем бисер перед свиньями... А
ведь и дорог же он чертовски сей дар отлитературный. Вот и у тебя поэзия почти не пошла, но зато
какая мощная микроволновая проза. Просто силище! (О «Моей первой прозе» – В.Б.)
За подарок подписки и повторную высылку моей публикации огромное спасибо. Но сиротливо
мне оттого, что вместо, чтобы помещать свои мудрые эссе в своей «карманной» прессе, ты хо-
чешь облагодетельствовать кого-то 20 тыс. рублями, бутылкой коньяка, шампанским, брызгами.
На хрена?!! Людям нужен твой Дар Божий писателя, а за что нажраться они всегда найдут сами,
ибо скотское в человечестве неистребимо...
Второй раз не состоялась наша встреча (перед этим, в декабре, я был в Киеве – В.Б.). Ибо мы
очень похожи. Может произойти душевная (неразборчиво) нестыковка (по архивным копиям –
Ве Ша)... Не хотелось бы. Лубок же ты затеял колоссальный... А вот то, что из этого опыта вынес
микроволновые издания тиражом в 30-50 экземпляров, так в этом и есть (неразборчиво) цымес!
(По архивным копиям – Ве Ша.)
И я так пробивался, прогрызался, надеясь доказать бабуинистому народу, что я не (неразборчи-
во) вещь (по архивным копиям – Ве Ша) в себе. Но, как видно, народ от всех наших доказательств
умаялся и нас же похерил. Бабуины они, да и только... Ты сделал в чём-то классически потрясаю-
щую публикацию Веле Штылвелда. Выставил блок за блоком, взял в руки золотое сечение мироо-
щущений и вот тебе, пожалуйста.
Вот вам Веле, на тарелочке. Это дар издателя. А в остальном – деньги... Зачем ты ими сорил? Я-то
и спрашивать не имею права как цепкий еврей Веле Штылвелд, но как сын своего пьющего роди-
теля, сам человек пьющий, я ношу в своей аббревиатуре ВИктор НИколаевич ШКИдченко – ВИ-
НИШКИ, и сочетаюсь по жизни в мироощущениях с живым и полукровным Вадимом Булатовым.
Ибо мы – люди одной ипостаси.
Хотя... Ты сильнейший прозаик-эссеист. А я хочу бросить в лицо нашему поруганному постсла-
вянскому миру мое злейшее эссе «Почему я не уеду в Германию». Я просто умоляю – помоги мне
с ним. Режь-корнай – у тебя есть вкус от Бога, но народу дать надо наш истинный бездуховный
Чернобыль!
В Киеве есть «Лель» и «Лель-ревю». Они меня только и печатают не более одного-двух раз за год.
Я школьный учитель и софист. Копаюсь в каких-то поэтических вычурах среди океана дерьма и
людишек из дермантина /!/. Они-то чаще всех и цепляются за твои «дежурные» двадцать тысяч. Го-
споди, Вадим, не мечи Бисера перед свиньями, ибо и тебя вместе с бисером твоим они непременно
просрут. Я бы этого не желал...
Ибо ты уже явление, явленное литературой. В формате «in foliо» я бы всегда носил в кармане
твою книгу рассказов, пообъёмистее той, что имею... Серёжа (Соловьёв, выехал на жительство в
Германию, стал гражданином мира, издавал в Киеве нашумевшую газету «Ковчег» в 1993-94 гг. – Ве
Ша) – отличнейший малый, но прожектёр редкий. В отличие от Шлапака – более мечтательный и
чистый, но, похоже, что не всегда цепкий и менее практичный... То ли это, что ты ищешь у нас в
Киеве?..
У нас в городе эстетуируют, а это сродни какофонии педерастов... Вроде бы и хотят Воспарений,
а чуть до дела, то всякий хрен в заднице ищет... Я рад, что в моей жизни был и остаётся такой
издатель, как ты... Это сродни Сытину. Но запомни один мой принцип. Может быть, он жесток,
но я всегда подаю не самому убогому, а тому, у кого есть уже Дар от Бога, хотя бы дар быть, чёрт
побери, Нищим!
А все судебные разбирательства вокруг тебя и твоих издательских дел – дело вечное, грязное и
далеко не новое... Такое уже было изрядно и в количестве мною виденном... Грязь всё это. И поло-
щут тебя в ней вчерашние твои доверители... Не обещай миру впредь подачек, делай литературу, и
господь даст тебе и силы, и промысел!
Аминь. Мир пуху твоих Волос и твоей Бороде курчавой. С уважением, Веле Штылвелд.
Выслана газета-альманах «Литературные Закоулки» № 1 (1995 г.), издатель Леонид Барский, г.Киев.
3.02-8.03. 1996 г. Шалом, Вадим! Стихи переданы. Газеты с того приезда твоего в Киев мною по-
лучены, прочитаны и даже переплетены в моём литархиве; т.к. формат их стал более удобен для
сохранения. Жду новостей. У меня опубликован рассказ из серии «Хай, Петра» в русском номере
«Лель-ревю» № 6-1995 г.
Сегодня, прежде всего, привет из весеннего Киева и небольшое вложение – несколько первично
обработанных страничек моего ежедневного литературного дневника. Не скажу, что они конге-
ниальны, но в них неоспоримо – пульс той литературной жизни, которую я для себя ощущаю.
Увы, сегодня я не на пике, и даже не на игле литературного мира. Но во всякие времена мы, люди,
существа разно-разнообразные.
Твой рассказ о писателе и писательстве когда-то просто меня потряс. Я как раз и есть тот самый
списатель-хреноват. Сегодня я себя уже наблюдаю. Все симптомы хорошей литературной шизоф-
рении. А между всем этим из дневника легче и больше лезет живущая и трепещущая в нас чело-
вечинка.
Пока же в Киеве относительный цейтнот. Почти не текстую по сути, а дневники – вот уже год они
спасают меня от окончательно и беспросветной хандры. И хотя эта форма опробована мною едва
ли не с самого раннего детства, сознательно и окончательно я подошёл к ней на окончании своего
шестого астрального семилетнего цикла. 24 апреля мне – 42. Если до пятидесяти не вырвусь, то
все потуги на реально значимую литературную работу потребуется похоронить... Не желалось бы.
Поэтому и начинаю свой седьмой астрал ежедневной литпахотой... Это и есть проторение на зав-
тра. На завтра... А сегодня почти академический литературный ноль... Но с этого мы, Вадим, слава
Богу, все начинаем, и нам-то с тобой к этому не привыкать. А посему, давай и ты знать-поживать о
времени и о себе, пока жизнь нас с тобою не пропарижила. С глубоким уважением, Веле Ша!
Величает Грусть кого-то имяречием Любви:
что с ней, как и отчего-то – не споют и соловьи.
Что с ней, кто и для кого-то – не постигнут и друзья,
уходя в года поротно – в мир, где молодость моя!..
27.03. 1996 г. Шалом, Вадим! Посылаю 2-ю книгу Леонида Нефедьева и продолжение моих днев-
ников на закуску. Только-только выхожу из почти месячной мартовской депрессии, и это здорово.
Чиню-латаю свои микророманы: «В Германию я не уеду» – 82 стр. и «Блондмисска» – где-то до 45
стр. Тем и живу. А ещё отхожу от (школьной) III-й четверти.
Мне интересно, по сути, сквозь дневники проталкивать Время. С временем обычно ведь что
получается: то оно жмётся на галёрке, то вдруг вырывается неожиданно на авансцену. Поживём и
на сей час чего-то увидим.
Как обстоят дела у Вас? У меня по-маленькому. Ищу, куда бы пристроить роман. Вот господин
Сорес и иже с ним хлопцы «з Відродження» мне уже отказали наверняка. Плохой результат – тоже
результат. На том пока и успокоился.
Мои непрямые, скажем, косвенные наблюдения литературного процесса в своей черте оседлости
и в своём интеллектуальном эшелоне наиболее полно сегодня способен отразить мой литератур-
ный дневник. И хотя сегодня это, вполне возможно, обыкновенный литературный мякиш, завтра,
как знать, в чём-то он станет пусть даже и рядовым, но документом – хронографом нашего времени.
Ведь сегодня в России и на Украине, к сожалению, протекание времени становится совершенно
различным. Украина быстрее России потеряла ветер в духовных парусах и прибывает в полосе
литературного и духовного штиля. Это отместка большой Истории за её дешёвое политиканское
ёрничество. Только это и приходится повсеместно сегодня наблюдать и ощущать всеми фибрами
тела. С глубоким уважением и массой приветов из литературного Киева, ваш Веле Штылвелд, в
пору исторического безветрия, аминь!
13.04. 1996 г. Шалом, Вадим! Леня Неф лично передаёт тебе свою новую книжицу. Есть там и обо
мне (стр.71). Однако моих дневников на сей раз мало, хотя, в общем-целом уже 24 страницы.
Страшно ли наблюдать саморазрушение – прежде всего самого себя, да и всего того, что прежде
было принято называть обществом, а сейчас скорее следовало бы назвать социальным стадом?
Хотя Время социального стало тем и интересно, что из него будет слеплена столь же нелепая новая
историческая формация. Доживём...
Мне впервые пришло в голову покопошить своё недавнее прошлое. Сумбурно, но будоражит.
Есть в нём какая-то ещё не зрелая, но драматическая закваска. По крайней мере, квасцы-то на-
шлись привычно-литературные. Теперь бы пресс и (слово неразборчиво – В.Б.) микш (восстанов-
лено – Ве Ша) – поэзию, трёп, афоризмы, хохмы, сны...
Это (слово неразборчиво – В.Б.) требует (восстановлено – Ве Ша) времени, но вот такой литера-
турный салат-окрошка даже мне бесконечно любопытен. Я бы сам украл его у себя. Но, оказалось,
что он у меня был... Хотя бы за март сего года. Попытаюсь связать воедино ещё и апрель... А боль-
ше, видимо, не успею до отъезда с (чернобыльскими) детьми. Год сей, как обычно, выжал меня, и
теперь я только фыркаю... Но это уже не литература. С тёплым приветом из Киева. (Подпись) Ваш
Веле Штылвелд
28.04. 1996 г. Шалом, Вадим! Похоже, что в Киеве вызревают новые «литературные дрожжи».
Но пока еще я фиксирую только мучительный полураспад старого литературно-андеграундного
мира с его мелкопородными пристрастиями. Слава Б-гу, что эти пристрастия не убили во мне тяги
к литературному труду, хотя бы во имя не-схождения-с-ума. Начался и протекает литературный
апрель. Он обещался быть интересным, но не оправдал всех выданных в мир авансов и вот-вот
вскоре заглохнет, так ничего и не содеяв для литературы. Мы же все продолжим оставаться в про-
странстве и времени знаков наших неуёмных Душ Человеков от литературы. Вдруг кому и снадо-
бятся (! – первые пять букв подчёркнуты) они как лечебная горечь. Amen! Под сны, с уважением,
Веле Штылвелд (подпись).
2.05. 1996 г. Шалом, Вадим! Сегодня в моей жизни в своём роде знаменательный день. Ко мне
приедет Андрей Беличенко за той же порцией материала, которую я считаю по-человечески и
по-дружески возможным обязательно подослать и тебе. Андрей Беличенко вот уже четыре года
несменный и стойкий редактор журнала «Самватас» (т.е. духовный Киев), и его интерес ко мне,
думаю, не случаен. Я же, как и всегда, не лучше и не хуже себя, и дай это Б-г любому из нас, кто на
Воспарении. С уважением, Веле Штылвелд.
3.05. 1996 г. Шалом, Вадим! Три дня покалываний и пощипываний Души превратились в лите-
ратурный запой... Но пока это всё... Всё, что уже состоялось и унеслось в Лету... мир Вашему дому.
Высланы главы романа «Майский синдром» (сам роман наделал немало шума и за киевскую
«Лолиту» я получил сполна жизненных неприятностей, но об этом рассказывать надлежит как-то
отдельно – Ве Ша).
Приболел, а посему чуть сбрасываю обороты... Из того, что уже случилось, так это передача
текстов в редакцию журнала «Самватас» стр. 12-31 моего лит. дневника. Попадаю в пятнадцатый
номер, который выйдет ко дню Киева – 25 мая. Что из этого получится – обязательно вышлю. Ли-
тературному Киеву мой материал показался интересным. С глубоким уважением, Веле Штылвелд.
12.05. 1996 г. Шалом, Вадим!
Готовлю несколько коммерческих и некоммерческих публикаций своего, так как чувствую, что
сегодня я миру необходим. Сам бы я бежал из этого нынешнего бундустана Украины, где жизнь
простых людей окончательно от носа до пяток пришла в упадок... За последние же несколько лет
очень резко у нас поменялся и климат, и духовная аура. А с введением в моду окончательного и
безвременного безденежья учителей жизнь стала беспросветна. Дай Бог надеяться, что у Вас хоть
на чуточку лучше.
В этих четырёх страничках – коллаж того, что могло произойти после «Молитвы девочке»... Бред
жизненного Абсурда... Но так случилось, что даёт Бог на жизненном пути Поэта, то одинаково
свято:
– и искушение,
– и осуществление,
– и то, что затем последует...
Но, как видно, последует Лето, а у лета свои рассказки и раскраски – под ласки...
Девочка учит:
«На вещи и Человечество следует научиться смотреть с аурической высоты, всё время самозаб-
венно паря над аурами «земного заблудшего Человечества».
Мир Вашему дому! А штыл андер вельт! С Киева майского-96 г., ваш Веле Штылвелд (ищите и
читайте в сети «Майский синдром» – Ве Ша).
Опорные точки романа, в котором я бедственно пьян,
в бредовом преддверии Рая, которого страстно желал...
Столь часто, столь звучно, столь струнно, что жизни оплавив венцы,
я пал перед миром подлунно, как прежних веков мудрецы...
Над скопищем этим бурьянным во всю извивалась в Любви
девчонка и форто и пьяно – бредовьем прошедшей весны.
26.05. 1996 г. Шалом, Вадим! Больше в мире нет школьного учителя информатики Виктора Нико-
лаевича, ибо я уволен по собственному желанию. Теперь у меня больше определённости – я только
писатель, но зато нет никакой защищённости – я безработный... Опубликована «Молитва девоч-
ке» в «Самватасе» № 16. Теперь бы найти спонсора на 3-4 месяца из расчёта по 50 $ за месяц для
того, чтобы написать книжицу «Потерянный май». Ведь что такое учитель? Ученики, да, они об-
рящут знание, а я остался без денег к существованию. За этот месяц личностно я много пережил,
но, видно, так было необходимо на этом этапе. Ведь в 42 обычно к смерти уже присматриваются
всерьёз... К тому же к 42-м я окончательно выпал из мира Детства и советовал бы поступать так же
каждому честному педагогу... Но их у нас из-за обвальной нищеты просто нет... Вот собственно и
всё. Всё ещё привет из майского Киева. С глубоким уважением, Веле Штылвелд.
Шалом, Вадим! Изжевав меня, мир явил мне свою ненависть и вышвырнул меня на улицу. Те-
перь я только лишь киевский безработный писатель... Надолго ли? Меня уволили (слово подчёр-
кнуто) по собственному желанию со школы. Произошёл скол (слово подчёркнуто) времени, и я
оказался лишним. Оказались лишними мои глаза, мой ум, моя душа порядочного человека.
Похоже, что жизнь всё круче и круче начала ввинчивать меня в смертельный штопор, а тут ещё
на день весеннего Николая я безумно напился... Всё это отображено в дневниковой прозе «Майский
синдром». Уже напечатано 13 страниц, но даже не пересылку у меня теперь нет ни малейших средств.
Да и вообще всё это время ты молчишь, и это меня настораживает, тебе пересылают свои приветы
ребята со студии «Антарес». Нет-нет да и тусуюсь пока со смятой в комья душой... «Майский син-
дром» обещает стать Киевской Лолитой... Где его тиснуть бы? Крепкого тебе здоровья. Пиши!
1.06. 1996 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Это последнее письмо весеннего сезона, его квинтэссен-
ция... Вышел так ожидаемый мой журнал. («Самватас».) Кто-то скажет: «Ух ты, на финской бумаге!»,
а я скажу, что всего при тираже 100 экземпляров. Каждый экземпляр обошёлся автору в два полно-
весных американских доллара. Но что тут поделаешь... Хотелось прокричаться, хоть и получился до
какой-то степени слабый комариный писк эстетствующей публики. Но всё-таки этой публикации я
обильнейше рад, ибо она подтверждает мою мысль о том, что я недаром вылетел из школы.
У этой жизни я научился только горько проигрывать, вот почему «Молитва девочке» стала моим
гимном, выигравшим в этой жизни… А мне пора определяться на запятках жизненного экспресса.
Мне очень хотелось знать судьбу моих прежде высланных дневников... Станут ли они кому-либо
интересны... Я теперь только понимаю, что это были обыкновенные школьные заметки, но именно
в школе ещё донедавно теплилась моя в меру неустроенная человеческая жизнь. Сейчас неустро-
енности добавилось, хотя и появились новые краски на палитре, то, что ещё следует называть
завтра... Всё ещё в мире будет. Пока же я только писатель, который, слава Богу, таки состоялся...
С трудом журналиста у меня, как видно, не получается... Мой удел – письменный стол... Но ведь
за писательским столом ещё никому денег не платят: все мы пока что создаём как бы вещи в себе.
Интересно, а будет ли на них спрос в будущем, или будущего у нас нет, и мы погибнем, как застряв-
шие во времени маргиналии, так и не перешедшие из нашего общего прошлого в разделившее нас
настоящее...
Написав на этой планете достаточно для того, чтобы заработать имя графомана, с тем и оста-
юсь пока и посылаю Вам приветы из вошедшего в Лето Киева. С глубоким уважением, ваш Веле
Штылвелд... Куда бы пристроить «Майский синдром»?
Что ищет девочка в угаре барыжном, ветряном, пустом?..
Густые складки на вуали придут не скоро и потом
от них уже не будет проку... Что ищет девочка средь вас,
скопцы, торговцы, пустобрёхи... – Халифы на день иль на час.
Не те ли нотки, что звенели капелью звонкою весной,
не те ли перемены в теле и в набежавшей лепке форм,
и во взаимности до срока, и в обестыженье мечты...
Не ищет девочка пророка – она с наитием на ТЫ!
Одна в предвиденье угара, – она в наличии себя
не в полуночном пеньюаре, в обрезках джинсовых руля,
она проходит по рассвету неспетой юности своей
под слякоть уличных сюжетов и лоск дворовых бобылей...
Они «Ату!» – кричат отпето, поскольку попросту пьяны...
Средь бела дня макушки лета не ищет девочка зимы.
Она в декабрьскую подвижку замёрзшей льдинкой не войдёт.
Она свою читает книжку о жизни той, что проживёт
прекрасно, солнечно, обуто в платформы утренней мечты...
И вдруг смеётся почему-то – ведь счастье с девочкой на ТЫ.
2.06. 1996 г. Шалом, Вадим Анатольевич! В странной я пребываю сейчас ситуации. Прямо по
ходу жизни придумываю при помощи мыслимых и немыслимых обстоятельств себе некую роль,
для которой и готов, и нет.
Вот уже второй день в одном из издательских киевских концернов я – литературный менеджер...
Я и сам толком не представляю, что бы это для меня могло бы толком значить, но приступаю к
казалось бы в доску знакомым обязанностям с какой-то совершенно непрофессиональной нервоз-
ностью, ибо на деле всё куда как стервозней, и просто произошло то, что и должно было произой-
ти и в литературе, и в жизни...
Подросшие поэты – волчата стали волками, а матерые волко-поэты и в жизни волки, и они вчера
мне не подали руки... Поскольку и сам я не ангел, то этого урока волчьей дружбы я уже не забуду...
Не суди за то меня строго, старик, но ведь и ты проходил через это. С человеческим приветом из
Киева, Веле...
4.06. 1996 г. Шалом, Вади! После насильственного /по собственному желанию – прим.ред./ из-
гнания моего со школы, я всё ещё в шоке. Ибо, несмотря ни на что, весь класс – 22 компьютера
– «Поиски-2», IBM-286, 386 и т. д. я поднимал в классе с первого винтика с 1990 года. Это был фе-
номен киевской школьной жизни, как и то, как я жил в школе. За эти годы школа для меня стала
всем... И вот я на улице...
Израиль бедняков не принимает, или принимает в нищенские центры абсорбции... Похоже, что
туда мне дороги нет... Ко всему, что происходило и происходит в нашем осколке Союза, я отно-
шусь глухо, поэтому мой дневниковый роман «Майский синдром» стал моей лебединой песней...
Ничто более делать в этой жизни я уже не способен...
Отныне – я прочно безработный киевский литератор, пока не пройдёт шок... Думаю, что случит-
ся это не скоро...
И всё-таки, мой последний роман полон жизненных соков, и таким я его оставлю этому подлун-
ному миру... Он читабелен, и это пока что всё, что я могу сказать в его защиту...
О себе: лично я готов вступить в Воронежское отделение Союза писателей России, если такой
у вас только имеется, и в нём состоит мой русский коллега Булатов Вадим Анатольевич. Сам ро-
ман стану посылать регулярно допустимыми для пересылки порциями, и пусть он будет первым
новым украинским романом, который откроет для себя новая независимая Россия, в отличие от
Украины, страна далеко не опереточная.
... «Шалом, Вади!» – я написал как бы на иврите, ибо я душою израэлит, скорее русский израэ-
лит, которых сегодня на земле – море. В плане же морально-психологическом – я человек единой
постсоветской, выросшей из советской андеграундной культуры и культуры серебряного литера-
турно-поэтического века с его отрогами, вплоть до 1937 года...
Вся дальнейшая зажатость в металлические образные клещи советская идеология ко мне при-
стала... Я так и не принял её со всем мыслимым в то время либерализмом...
Поэтому и открываю для себя только сейчас отдельные острова и маяки прошлого. Поэтому,
наверное, в чём-то повторяюсь, но как Веле Штылвелд. С уважением... Ве Ша.
5.06. 1996 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Я сегодня с интересом перечёл те очередные девять
страниц, которые тебе высылаю... Слава Богу, ничего существенно не переврал. Есть некий эле-
мент художественного вымысла, но он крайне мал... Я всё больше нынче ввергаюсь в тело романа,
ибо едва ли не каждый день в жизни отдельного человека, если он не типичный для нынешних
землян откормленный биоробот, может получиться рассказом...
Однако, что беспокоит – я хочу просто бытописать мир творческого человека со всеми жизнен-
ными реальными и придуманными виртуальными сложностями, от существования которых, увы,
не становится легче...
Больше же объёма в одном письме я высылать не могу. Высылаемый объём строго лимитирован
сегодня содержанием моего кошелька... А, может быть, и не надо спешить... Тогда можно будет
успеть вжиться в то, что уже перетекло по каналам связи, и потому постепенно может быть взято
на душу...
Дневники, Вадим, штука кропотливая, особенно в пору переустройства Души, которая и без
того была в волдырях, а тут и вовсе скипелось... Пока же написал всего 44 страницы, но вот четыре
последние делал с кровавым потом.
Оказалось, что куда легче писать мне о страсти, чем о неприязни, куда легче писать о настоящем,
устремлённом в будущее, чем о настоящем, перешедшем в запредел ностальгии... Длительный ли-
тературный марафон я себе позволил впервые, и вот тут-то со мной и стали происходить события
невероятнейшие...
Похоже, я просто старый сказочник заблудшего Человечества, и плати оно мне за это неболь-
шую, на пожрать, стипендию, о-го-го бы чего бы ещё всем нам рассказал... Но у жизни своя очень
строгая драматургия, порою и потрясающе фееричная, на что я, собственно, и надеюсь; и эту дра-
матургию, слава Богу, отменить ещё никому в жизни не удавалось.
Аминь, и с тёплым летним приветом из духовного Самватас-Киева. С уважением, беспортош-
ный литератор земли необетованной Веле Штылвелд. Опять написал как бы на иврите...
6.06. 1996 г. Шалом, Вади! Опять написал как на иврите... Нет, там меня таки будут много пе-
чатать... А пока что колоссальная идея. Я надеюсь, что ты уже получил высланный тебе журнал
«Самватас» № 16. Как только буду при деньгах, отошлю номера 7, 8, 9, как наиболее характерные...
От Андрея Беличенко, кандидата философских наук, у которого я был на защите 31 мая сего года,
поступило деловое предложение – воронежскому журналу «Орёл и скорпион» и киевскому «Сам-
ватас» – объединить усилия и издать их под одной крышей. Сыграть в этом случае придётся по сто
зелёных из расчёта 3,3 бакса за страницу...
Приурочить к пятилетию независимости наших братских стран, коль скоро так распорядилась
вечно беременная муза Истории Талия... Чтобы не делать (сброс бабок – Ве Ша) на ISBN, что само
по себе тянет до 30 баксов, можно было бы издаваться под крышей «Самватаса».
Андрей меня уполномочил об этом переговорить. Мать Андрея родом из Воронежа, у него бы в
Киеве можно было бы и остановиться... Это не старик Шлапак с его «шлапаковскими номерами»...
Это куда как более серьёзно... Практически вы с Андреем, Вадим, одного литературно-философ-
ского генезиса!.. Очень прошу, не мешкай, пожалуйста. Можно успеть ещё до конца июня либо уж
точно расстараться на осеннем номере... Можно и альтернативно – содружество журналов назвать
«Велеком» – давнишняя мечта покорного твоего слуги и литидиота Веле.
Андрею тридцать девять... Интересно, что ещё в 1991 г. «Самватас» имел пересечение с россий-
скими литературными кровями... Россия у него в душе от рождения... Сейчас журнал выживает
за счёт авторских денег, но думаю, что так будет не всегда... Очень прошу на сей раз – озвучь
своё присутствие в мире, а я как всегда с текстами... Они не убудут... С глубоким уважением, Веле
Штылвелд. Поехали!
Из недр народных прёт сословье, чьё имя всуе – поголовье!
Жлобьё, восставшее опять желает нас собой донять…
Достать, добить, догрызть, доправить до дурки, «мурку» отплясать
и обкорнать, и обесславить всю поэтическую рать…
Из недр народных прёт сословье – жлобов восстало поголовье!
7.06. 1996 г. Шалом, Вадим! Вчера в шесть часов вечера у памятника Пушкину происходило поч-
ти мистическое действо – группа киевских поэтов, среди них были и очень даже неплохие, пришла
отдать дань поэту, которому очень скоро исполнится двести лет. По теории Кармы именно в 1999
году душа Пушкина навсегда оставит земные пределы и устремится в Вечность. Пока же, по той
же теории, душа обретается в тех земных мирах, где её ждут, где ей искренне рады, а значит, нам
с тобой повезло, и у нас с Пушкиным могли уже быть или смогут ещё возникать всевозможные
пересечения...
За последние дни, с того времени как я выброшен на улицу, я много работал как автор – сорок
семь страниц текста романа-дневника «Майский синдром», статья «Гуманитарное осмысление
Человечества» на три страницы для газеты «Русское собрание», литературные эскизы, наброски,
заметки, сны... От всего этого голова у меня пошла кругом, и вчера вечером мы просто тяпнули с
Игорем Петровичем Яновичем, хотя просто обидно, что до бутылочки заветного «Старого некта-
ра» мы дотянулись уже после принятых казённых пива и водки...
Деньги обнаружились после продажи одного экземпляра голубого «Самватаса»... Ушёл на «фу-
фу» за 250 тыс. (купонов – Ве Ша), – как рубль тридцать пять в зелёном эквиваленте. Остальное
домазывал Игорь, и как жаль, что после известной «казённой части» «Старый нектар» пился, как
слабый терпкий компотик...
Всё дело здесь, видимо, в том, что были сожжены вкусовые пупырышки на языке, что роняло
меня в моих же глазах...
От всего этого домой добирался развалиной... Но вот к двенадцати дня я снова в бойцовской
форме, и поэтому сел написать тебе, ибо «Майский синдром» вытряс меня из себя, и я желал бы,
чтобы мир его был озвучен...
Я чувствую некий завораживающий меня магнетизм при чтении уже написанного, хотя бы и с
бездной ошибок, описок и недомолвок... Идея содружества двух журналов остаётся в полной силе.
Пиши! С глубоким уважением, Веле Штылвелд.
7.06. 1996 г. Шалом, Вадим! Сейчас я только подумал, что 7.07.1996 года будет днём жертвенно-
сти, днём трёх 7. Под этим знаком убили Ицхака Рабина и Индиру Ганди... Наверное, я не напрасно
вспомнил о нём... Этот год Карнавальный и проходит он для меня под знаком Чёрной луны, а по-
сему страшно и за себя, и за недоукомплектованное взаимной любовью заблудшее Человечество...
Если бы мы научились объяснять и прощать друг другу наши проступки, сколько бы пагубного
на Земле так бы и не произошло... Сегодня же я хочу просто настаивать на мысли, что пробивать-
ся к себе сквозь себя – деяние для Человечества во все времена наиболее трудное, но делать это
всякий раз просто необходимо, даже когда над каждым из нас довлеет груз прошлых ошибок... Но
зато приобретён опыт...
Сегодня я заканчиваю высылку первой части моего романа-опыта «Майский синдром»... При
внешней лёгкости языка, душевно он не простой... Я как бы заново переживаю все те мучения и
душевную сумятицу, через которые меня провела жизнь...
… Но состоялся же в мире однажды мой любимый «Старый нектар» (вино)... Ведь кто-то же в
него когда-то страстно поверил! Да, сегодня «Старый нектар» выколачивает из меня Душу, хотя и
не до такой степени, как этот «школьный» роман...
Ах, мой добрый «Старый нектар», медово-сладкий напиток забвения... Ты пробуждаешь в моём
мире сладость, когда над ним – израненным – распласталась щемящая тишина... Даже тогда я не
хочу менять это вино на лёгкие искрящиеся итальяно-французские вина, ни тем более калифор-
нийские... Аминь!
Вместо заключения первой части романа.
С уважением, Веле Штылвелд.
Никогда не ищи виноватых. Виноватых не сыщешь, поверь.
Будешь в жизни всегда в трандоватых, будешь вечно метаться как зверь.
Будет печь тебя тризна Отчизны – та, с которой ты век не в ладу,
потому что в стране пофигизма век живёшь, как в кромешном Аду.
8.06. 1996 г. Шалом, Вадим! Похоже, что я окончательно вышел на профессиональный рабочий
режим литератора. Ежедневно даю шесть-семь страниц вот уже десять дней. О, если бы за это ещё
платили, а то мне всё это время кажется, с непривычки, что я куда-то спешу... Но вот созрели де-
вять новых страниц романа, и оставлять их без движения уже просто преступно, ибо сразу за Чёр-
ной луной, только на непродолжительное время, обычно следует Белая луна, и не воспользоваться
её крайне благоприятным временем будет просто преступно... Что будет потом, я так и не знаю...
Все эти десять дней, с 30 мая, когда забрал со школы, в которую врос, свою обшарпанную, зата-
сканную по прежде советским НИИшкам трудовую книжку, чувствую себя Шок-нутым... Даже
далеко от школы, в моём забытом окраинном дворе, уже появились юродивые и насмешники, что
собственно и, слава Богу, так как все они не хотят забывать о моём присутствии в мире...
Мне же пока что не шибко верится, что весь свой прошлый мир я расколотил вдребезги, но,
видно, так оно и есть, и я всё ещё протекаю в теле романа, и на душе у меня всё ещё утро 12 мая...
Наверное, так и надо, когда пишешь для ущербного нынешнего Человечества очень нужные, очень
больные книги...
А, может быть, я всё усугубляю, между тем как сам окончательно впал по сатириконовскому пи-
сателю Теффи в ничтожество да так этого и не заметил... Как легко мне давались первые майские
дни и как тяжело сейчас, когда в божественное плотно грозит ворваться земное...
Но ведь только созданные Человечеством вечно юные Боги не носят набедренных повязок. А
мне придётся говорить о случившимся... Напишу ли?!. Или остановлюсь, так и не пересилив в себе
грани прежних установлений... То есть каждая новая страница романа пробивается в мой далеко
не целомудренный мир с огромной душевной раскачкой, а это значит, что светильник души моей
начинает потихонечку прогорать... Стоит ли за это судить экс-учителя?!.
Тандем с «Самватасом» как идея все ещё будоражит. С уважением, Веле, литературный затвор-
ник, идущий на покаяние... Пиши!..
11.06. 1996 г. Шалом, Вадим! Свой роман в последующем я стал бы называть не « Майский синдром»,
а « Подонок», если бы в мире не происходило бы более рафинированных личностных и межличност-
ных катастроф... А то ведь кто-то возьмёт и брякнет: «Мол, что в том необычного? Обыкновенная
школьная интрижка... Она, мол, сопутствует школе с давних времён... Вон и Герой Соцпоцтруда, ве-
ликий Сухомлинский, педагог от Бога, взял в жены свою собственную выпускницу…»
Тут попробуй не согласись... Однако на сей счёт у меня есть свои собственные соображения.
Позволь поделиться: любая автобиографическая повесть – это, прежде всего, мера позволитель-
ности Души, и у всякого она разная... Взрослеющая плоть очень часто способна под собой очень
запросто погребать наши Души, ведь не зря же входили к дочерям Человеческим, полагаю, что с
допущения Бога, падшие Ангелы во плоти... Вот почему никому ещё в мире не ведомо – из чего,
собственно, состоит конечная педагогика жизни... Лично для меня она в том, что, оставшись без
работы, я уже 12 дней ежедневно и как-то бодренько ляпаю по семь страниц романа, писем, статей,
двух антипоэм...
То есть как раз именно сейчас я нахожусь в своём первоприродном состоянии, беда которого
только в том, что оно, увы, безоплатно...
Сейчас идут тихие, пока что кулуарные разговоры о том, что готовится под «Самватас» № 17.
Прежде всего, туда идут петербуржцы – 116 страниц, и как я хочу понадеяться, хотя бы крохи из
киевлян... Так что тандемы для «Самватаса» – вещь весьма ограниченная, и почему бы не быть сле-
дующей интеллектуальной оси Киев-Воронеж?.. Я потому ещё так допускаю это, что это моя пока
что последнейшая зацепка за реальный литературный мир... Я всё больше и больше ввергаюсь в
мир виртуальный, так как реальный мир всё глуше реагирует на меня... Роман и впредь буду слать
установившимися порциями, покуда не разрожусь окончательно... Я не думаю, что обременяю
тебя. С уважением, Веле Штылвелд.
15.06. 1996 г. Шалом, Вадим! К дню выборов российского Президента я, как в прежде совковое
время, досрочно завершил роман «Майский синдром», вернее будет сказать – его первую часть,
так как получается роман-дилогия, который имеет чётко разделённый водораздел... С ним я и пой-
ду по жизни...
За прошлую декаду выбегал и как будто закрепил какие-то свои первые статьи в качестве науч-
ного обозревателя в киевских газетах «Интересная газета», «Медицинская газета», «Русское со-
брание», сдал роман в «Самватас» № 17, телом в 66 страниц, приплатив Андрею 40 (короче, сорок)
баксов, так как у меня более нет, а все публикации вряд ли вытянут на пять... Платят газетным
«прихожанам» крайне херово и мизерно... Главное же в том, что я себя не надорвал, а только приу-
чил к мысли, что только сам я за своим письменным столом буду способен обеспечить по-настоя-
щему достойную жизнь. Ибо с государственными организациями у меня окончательно не сложи-
лось...
Я просто окончательно превращусь в стихийного литературного анархиста, чьё бунтарство Духа
природно будет направлено на выживание, а в условиях Киева – это на возможность получать
55-75 баксов в месяц... Объёмная литературно-журналистская неделя убедила меня в том, что в
Киеве хорошей полноценной автуры на каждый день далеко не в избытке, и поэтому мои попытки
верны, и я стану их приветствовать в себе решительнейше... Хочу понадеяться, что и у тебя до сих
пор столь же активная жизненная и литературная позиция, и что ты так же далёк от хандры, как
и теперь уже я...
Мне понадобится заводить сейчас новые знакомства, и они смогут стать нам полезны, мне пона-
добится сейчас много и разно писать, и это спасёт меня от рутинёрства, я хочу уйти от прежнего
своего имиджа – вяло пьющего и вяло живущего неудачника-педагога, который спрятался за шир-
мой Детства, и всё как бы примеривает на себя так и не состоявшиеся в его жизни роли.
Сожалею, но я проигнорировал последние огорчения Андрея на счёт мизера внесённых мною
денег, не в этом мизере теперь счастье... У меня теперь есть план по выживанию, и это меня уте-
шает.
Пиши! С уважением, Веле Штылвелд.
Поэзия убралась в заграницы. Теперь она – экзотика в стране!
Иное время изредка приснится, где юные поэты – на коне!
Но там тебе – расстрельная эпоха: ГУЛАГ, овраг… И ритм диктует враг –
и с этой стороны, и с той, где плохо вчитался в строчки революций маг.
И не дана пред временем рассрочка – хмельные строчки Храма-на-Крови
дописаны и дожиты до точки… А нынче что? Сплошные ОРВИ…
Берёзки, недолугие стишата, антисемиты праведно орут,
а прочие духовные скопята, ни Нобеля, ни Бога не зовут!
30.06. 1996 г. Шалом, Вадим! Вот и прошло полвисокосного года. Каким-то странно чёрно-карна-
вальным он был у меня. Скорее всего, что происходила некая коррекция жизненной орбиты, когда
окончательно стало и мне самому, и всему окружению ясно, что мой путь осуществимости лежит
через регулярную литературную каторгу... М-да... И вот я себе её позволил...
Оказалось, что во мне скрыт целый океан откровений, которые по-разному важны или не важны
человечеству, но которые сделали сегодня меня, какие бы я рамки не преступал при этом... На-
верное, слава Богу, что не нарушал я Господних заповедей, ценил в людях их потребность осуще-
ствиться, ибо люди недоосуществлённые являют нам себя белыми и чёрными карликами с остри-
женными душами...
Эти письма к Издателю, почти мифическому, можно будет когда-то издать отдельной книгой,
ибо что я без книг, даже просто гипотетических...
Однако жить на свете, да ещё в роли нового безработного – сплошной неважнец, но что здесь
можно себе посоветовать... Работать. Вот и напечатал в этом месяце я 178 страниц... Не стал я при
этом ни гением, ни сумасшедшим, ни пророком, ни падшим, а скорее почувствовал, что во мне
есть глубина, а значит и сам я не утону, и другим более того не позволю сделать, ибо буду понят
каждым из них, этих людей; ибо я глухо и навсегда влюблён в эту жизнь, и не дам ей в этих людях
прерваться...
Я бесконечно устал, Вадим, испытывать в себе человеческое, но другими свойствами души я уже
не обладаю. С уважением, Веле с приветом из Киева.
6.07. 1996 г. Шалом, Вадим! Я временно отошёл от страниц своего дневника в традиционном для
себя смысле и снова «подсел» на поэзию... Побудило меня к этому какое-то не случайное в моей
жизни обстоятельство. У нас в Киеве вдруг обнаружился крупный издательский босс, который ре-
шил себе сделать срочное поэтическое имя. Вот и побывал я у него на роли литературного заказного
менеджера... (Речь идёт об одиозном Евгении Юхнице – Ве Ша). Характеры схлестнулись здорово...
Он желает продавить это время, а я хотел бы, чтобы поэтов нашего времени услыхали люди
будущего без околопоэтических рецептур наших дней. Ведь не станешь же орать на потомков:
«Идиоты, как же вы глупы! Да я же целый издатель целого газетного концерна, да мне же просто
открылось, что я поэт, а имя этому поэту сделали мне Штылвелды, Щученки и Дики Ами... Так
почему же вы читаете их, а меня похерили, а?..»
С уважением, киевский безработный литератор Веле.
13.07. 1996 г. Шалом, Вадим Анатольевич! Сегодня в моём представлении две последние антипо-
эмы, которые в смысле поэмы, скорее в традиционном понимании великого Гоголя... Это действи-
тельно некий гоголь-моголь души, который так и пробивается выплеснуться на чужие головы не-
посвящённых. Это маленькие энергетические сгустки каким-то определённым образом связывают
меня с повседневностью, которая в чистом виде всё более и более отвращает меня, как и может
только отвращать от себя агония...
Очень серьёзно начал писать заказные, под чужими вывесками, вещи, ибо хочу жрать безот-
чётно и нетерпимо... Рад бы был связаться с каким-нибудь российским частным издательством и
всецело себя продать на несколько лет, на что, по-моему, я имею горькое право. Я не амбициозен и
в меру талантлив, не притязателен, и меня на первый год вполне бы устроил контракт – доллар за
тридцать полноформатных строк – т.е. страница через два интервала.
Я против столь засасывающей меня безысходности, так как полагаю, что вполне смог бы отве-
чать требованиям любого реального заказчика, прояви он ко мне интерес и материальное участие.
Вторая моя мечта – стать членом любого российского союза писателей, так как на Украине пока
избиение и разброд под прикрытием всяческих околокультурных и культурологических вывесок...
Я более чем не осмотрителен в своей повседневной правдивости и поэтому попал в водоворот
самоуничтожения, который очень буднично и повседневно провоцируют новейшие украинские
спецслужбы традиционно совковыми методами...
Уходить от всего этого, пока есть хоть какой-то минимум средств, мне ещё удаётся. Но как вся-
кий экс-учитель уже через полмесяца я останусь без средств к дальнейшему на этой земле суще-
ствованию... Ни воровать, ни обманывать кого бы то ни было за всю свою сознательную жизнь я
так и не научился, а по своей основной специальности программиста отстал почти навсегда... За
эти годы меня съела литература, на неё и стану уповать впредь. Аминь и да свершится сие. С при-
ветом из непутёвого Киева, ваш Веле Штылвелд.
10.08. 1996 г. Шалом, Вадим! В этом году пускай на конкурсе участвуют мои дневники: есть в них и
поэзия, и горькая правда-матка, и моё писательское кредо, и потом – это для меня важнейший этап.
Как ты доехал?.. Похоже, у нас глухо как в танке, но хотелось бы надеяться, что просто прекрас-
но. Все мы, киевские человечки, наверное, показались тебе в чём-то весьма доверчивым и смеш-
ным, но уж из такой мы сказочной страны лохов...
Большой привет передает тебе Андрюша Беличенко, который сейчас в страшной издательской
запарке – вот-вот родится «Самватас» № 17, где будет и твоё /лишь была благодарность Булато-
ву и всё – прим.ред./, и наше, а уже за ним наступит время нашего общего очередного номера под
твоим патронатом... Все мы так надеемся и заранее благодарим. Конечно, и бесспорно, ты внёс
некоторое оживление в наш мишурно-театральный мирок, у которого есть и свои подвижки.
Вы все там в России более настоящие. Наверное, это обстоятельство тебя всего более удивляло.
Я наблюдал за тобой и не раз встречал твой удивлённый какой-то внутренний взгляд. Ну, что ска-
зать: если бы мне предложили ту «армейскую губу», о которой так весело рассказывал мне ты, я
бы просто не выжил. Мы созданы не на такие предельные нагрузки, потому и более ломки, и более
эльфийски-сопливые, чем вы, российские литераторы. С годами это отличие, увы, будет всевоз-
растать, но при этом, думаю, дружба будет наша всё более крепнуть...
Пивал я как-то после тебя и с месье Зараховичем (прекрасным поэтом). Но только однажды,
когда лично принёс от себя бутылку... Вот тут-то мы всё больше начинаем напоминать немцев.
С бюро трудоустройства идут стойкие недоразумения – они просто не хотят меня понимать в
том, что левых работ мне всё более не сыскать. 63 дня я уже безработный, хотя ещё и беспортош-
ным не стал... Весело и до конца выдыхаюсь, но к осени что-нибудь да обломится, хотя в школу я
более ни ногой... Вышел спаренный номер «Русского собрания», где есть и моя статья.
Все надежды по-прежнему возлагаю на твой союз с Андреем, поскольку этого сегодня ждут мно-
гие. С уважением, Веле Штылвелд, киевский литератор...
15.08. 1996 г. Шалом, Вадим! Все ближе продвигаются мои литературные исследования времени
к тому месту в истории землян, когда Киев посетил Вадим Булатов... Я хочу быть неосторожно
точным во всём, что я ощущал в ту пору, чуть до и чуть после... Поэтому я не тороплю события, а
развиваю их последовательно в том допустимом виде, который не должен будет тебе показаться
из ряда вон выходящим...
Кое-какие знания о всех нас ты теперь сможешь уточнить для себя или перепроверить, но нака-
пливать своё в бункер тишины я, увы, не умею... В данном случае ты просто читай... Понимания
того, а что же такого наковырял тебе Веле, появится, как и всегда, через несколько неясных сезо-
нов-лет...
Я давно уже понял, что моя литературная проза имеет свойство проявляться во времени, а не
выцветать со временем, как это случается у многих. Мне это и самому становится интересным, тем
более, что говорю привычно о вещах и событиях Жлободневных, а они непроходящи... Вот почему
и возрастает со временем их читабельность и ахты-альность. Просто в дневниках я никогда не
придумываю себе реальность, а просто её отображаю...
Посылать же удается мне понемногу, как понемногу пробивается и так ожидаемый мною сем-
надцатый номер «Самватаса», и уже осязаемый следующий за ним номер... Я всё-таки полагаю, что
в Воронеже со временем ты начнёшь заниматься самой настоящей раскруткой профессиональной
литературной кухни, рецепты ведения которой, быть может, тебе за эти годы подсмотреть и у жиз-
ни, и у киевского бомонда, и, прежде всего, у себя на конкурсе...
Но тобою сегодня сказано только А, я это понял, как и то, что ты способен пройти все кули-
нарные литеры хорошего Издательского алфавита. С тем, в добрый час! А наш проект-тандем не
останется для тебя бесполезным... Уже в № 17 будет твоё стихотворение /да не было! – прим.ред/.
Обязательно давай о себе знать и помни, в Киеве у тебя остались хорошие литературные прия-
тели... Дружбу же проверяют годы!.. С уважением, Веле Штылвелд, чьим именем городок мой Киев
называть не надо.
22.08. 1996 г. Шалом, Вадим! На прошлой неделе побывал на «ЛИКе» и «Антаресе»... Была пре-
зентация витражей. Многих видел, шлют приветы, заходил к Карине Сычевой, посидели до трёх
ночи за лимонной водкой, она отличный и уже готовый автор... Вместе написали с ней небольшой
экспромтец под Данте-господина:
Земную жизнь дойдя до половины,
я оказался в собственном дерьме,
но, посидев на кухне у Карины,
я ощутил, что по х@ю всё мне...
О беседах с Кариной будет отдельно. Сейчас же посылаю некоторое месиво того, что касается и
твоего пребывания в Киеве – моими местечковыми глазами.
Всё ещё безработный. Закончил заказной роман господину Р.С.Синаняну «Можно сойти с ума»
(заказчик убит в 2002 г.; роман хотел опубликовать целиком в «Лелях» Сергей Чирков, но я не имел
на то прав, поскольку выступал в роли литературного негра – Ве Ша), за два месяца выдавил с
потом и кровью 196 страниц за голые 60 баксов... Но ещё двадцать получил за ремонт пишмашки
и закупку расходных материалов – бумаги, копирки, красящих лент. Роман уже ушёл спешно в
издательство, где и тиснется в сентябре, окончательно оставив меня с носом.
Но ничего иного от парней с пистолетом под мышкой мне не приходилось более ожидать. Этот
роман могло породить только наше беспортошное время, и именно поэтому он сляпан навеки!
«Записки праздного человека» убийственно просты... Ерзание одного задроченного киевского
литератора на своей собственной голой жопе. Теперь принимаюсь за новый роман «Интервенция
в ночь». Всё ещё безработничаю уже 83 дня. Осенью жду многих для себя перемен. Осенью в Киеве
обо мне просто и прочно заговорят. Ну что же, я к этому шёл всю свою сознательную жизнь.
Быть и тебе, Вадим, по жизни прекрасным автором и издателем. А у тебя есть, что сказать этому
миру. Пиши, с глубоким уважением, Веле Штылвелд.
Привет от мамы Карины (вышла в третий раз замуж за орбайтера, выехавшего на заработки в
США, где тот через месяц разбился насмерть на стройке, туда же со своим кагалом птенцов пере-
бралась и сама… уже навсегда – Ве Ша) и Андрея Беличенко!
Всего менее кого-либо сейчас желал бы наблюдать на горизонте. Устал от общения, так что сей-
час – затворничаю, как старый пейсатый еврей. Пиши!
3.09. 1996 г. Шалом, Вадим! Записки праздного человека имеют и свой конец. Потерпи немно-
го. Ещё три-четыре письма и дам и тебе, и жюри, и себе передых. Как ты знаешь, в Киеве нынче
гривна. И так бывает. Тем не менее, четвёртый месяц работы по-прежнему не нахожу, не считая
некоторых рыпаний по редакциям. Но это удаётся пока что слабо.
Андрюша получил от тебя материалы и низко тебе кланяется, но передавать денежку поездом
лячно, хотя они и очень нужны! Хоть думаю – всё ко времени устаканится... А почему бы и нет...
И будут у нас и 17-й, и 18-й номера «Самватаса» ещё в этом году. А с ними и твой след в развитии
Киевской литературы, столь привязанной к русскому красному слову.
Сейчас ещё не время делать прогнозы, но сдаётся мне, что заканчивается какая-то удивительная
переполосица несостоявшегося и надежд, успехов и поражений...
Все мы в 1997 году переберёмся на новый энергетический уровень чем-то в доску наученными
и по жизни неунывающими... С уходом из школы кончилось в чём-то счастливо-печальное мо-
настырское лето старого облапошенного прохиндея... Теперь я просто отосланный на хер старый
дурак... Хоть и горько, но поделом...
Но никогда ещё так просто госпожа жизнь не отпускала на свалки Истории тех, кто однажды
прочно завяз в её бесконечных сетях... Сети жизни, как и драматургию жизни, никому ещё так
просто не удавалось отменить по одному только желанию... Так что, Вадим, нам ещё в авоське
жизни карабкаться и барахтаться... Так что – не пропадём! Чиз! Как там у тебя в Воронеже? Привет
от всех наших. Пиши!
9.09. 1996 г. Шалом, Вадим! После твоего звонка, на следующий день я встречался с Андреем Бе-
личенко на Петровке, на книжном рынке, где я продавал свои старые учебники по информатике, а
Андрей девятый зелёненький номер журнала «Самватас»...
Продажи особой не получилось, но зато много проговорили на окололитературные темы. Он,
как и ты, справлялся о Зараховиче, но тот растворился как слабый чёрный кофе в огромной мо-
лочной ванне жизни, где его так трудно вычислить, потому что у него сейчас пошла полоса опре-
делённых успехов.
Андрей тебе написал письмо и очень благодарил за возможное вливание в журнал «Самва-
тас». Вчера же вечером заходила ко мне Карина Сычёва, и мы с ней распили поллитру китайской
ядерной водки, которую так мило подарили мне в доме Тимура Литовченко (Тимур Литовченко
– писатель-фантаст, член НСПУ, многократный победитель всеукраинского конкурса «Коронация
слова» – В.Ш., 2011). Сам Тимур издал свою первую книжицу-повестишку «До коммунизма оста-
валось лет пятнадцать-двадцать». Она меня тронула. Но её тираж составил всего сто экземпляров,
как и тиражи фуфложей. Похоже, что микроволновое тиражирование становится у нас в городе
постоянным фактором присутствия.
Вчера выслал две найденные у себя «Хай, Петры». Это и всё... Остальные – сгинули. Ты их просто
не нумеруй. Да, говорил ли я тебе, что свёрстанную дискету Андрей от Тимура уже забрал? Так
что семнадцатый номер уже может испечься к твоему октябрьскому приезду. «Записки праздного
человека» кроме этого письма потянут ещё на два... А затем я подумываю писать очередной цикл
«Раскопки совести», на это будет ещё не скоро. Туда попадёт что-то и от тебя, и от Карины, напри-
мер: «дети должны расти как трава, но на хорошем удобрении»...
Каринка тебе кланяется, Андрей тоже, а я прощаюсь до высылки следующей части своего опуса
и сажусь за письменный стол. Сегодня ровно сто дней, как я безработный, а во всеё теле – безо-
бразнейший отходняк. Но я просто давлю его в себе, потому что требуется работать... А что до
китайской водки, то такого дерма впредь не выпью ни грамма. Но дарёный конь, хоть и без яиц, а
всё равно лошадь. Глубоко в том убеждён! Пиши! У нас – резкая осень. Кончилось лето, бля!..
15.09. 1996 г. Шалом, Вадим! Вчера позвонил Андрей! Он занят сейчас проблемой распечатки
текста журнала на лазерном принтере... С этим у него возникли, думаю, преодолимые проблемы,
хотя в последнее время всем нам в этом городе проблем в этой жизни добавилось. Но отбиваемся
– каждый, как может. Из-за отсутствия помещения не состоялся очередной «Самватас», а я из-за
хлопот с разовыми подработками выпал из литературного Киева и сейчас хоть как-то пытаюсь
быть полезен своим старым приятелям, которые вдруг обо мне вспомнили. Трудно сказать – на-
долго ли, да и сейчас я почти перестал писать. За неделю замотался как бобик. За полмесяца масте-
рю вот всего шестьдесят шестую страницу.
А между тем на землю пришёл 5757 Новый год от сотворения Мира, от сотворения Адама и
Евы... К чему это теперь привело, ты хорошо теперь видишь сам – войны, херятся семейные и
гострадиции, возобладали политические и литературные амбиции... Так и живём. А между тем 13
сентября кончился крайне знаменательный год. До этого времени весь прошлый год от Сотворе-
ния мира верующие евреи ожидали в очередной раз своего мессию Мошиаха, но если бы они его,
наконец, бы дражайше дождались: то вскоре наступил бы так долго обещаемый конец света – это
потому, что жить всем стало бы неинтересно. Вот почему легендарный Мошиах и на сей раз не
пришёл. С тем и завершился год чудес в чудесах.
Теперь же наступил год сильных. На одной ноге в этом году не перемяться... Следует цепко сце-
пить зубы, напрячь волю и бицепсы Души, и только тогда мы все устоим. После года Мошиаха
обычно следуют годы испытаний, и их следует стойко переносить, поскольку все земляне, хотя
они сегодня и забывают об этом, но... Да все немножко евреи. От Адама и Евы... От прародителей
– как не брысь! – не отмазаться…
Вот и тебе, Вадим, я сегодня хочу по-хорошему желать немного еврейства, а ко всему прочему
подослать на двух страницах «Хай, Петра», частицу девятую... Частей лучше не нумеровать... А
сборничек «Хай, Петра» может дать тебе бабки! Шана това! При случае напиши! Белатука!... Бай!
2.10. 1996 г. Шалом, Вадя! Я даже не опечалился тем, что ты мне рассказал по телефону. Этот год
действительно достаточно бессердечен и неуклюж. Никаких прелестей особых я от него уже боль-
ше не жду... Нервы мои еврейские – далеко уже не канаты, а ребята из так называемого бизнеса,
куда жизнь окунула меня с 17 сентября, особых восторгов у меня не вызывали. Они – наши люди,
и им всем хочется сострадать...
Понимаю я и Андрея, ну не сложилось по срокам, но ведь он же не брал на себя роль Иисусика...
В меру своих возможностей он честно старался, но бесконечные палки в колёса способны добить
и самых стойких...
Я же начинаю присматриваться к изнаночным петлям того, что так громко рекламируется, как
западное частнопредпринимательское чудо. Это голый, ничем не прикрытый русский купи-про-
дай со страшной степенью эксплуатации тех, кого жизнь посадила на самые ягодицы и засунула
за лотки... Их не лечат ни профсоюзы, ни добрые благотворительные дяди... Если это яркие тёлки,
то хозяйчики их исправно поёбывают, а если это некрасиво-несчастливые тёлки, то они исправно
объёбывают на выручке своих хозяйчиков... Вместе все это живёт, шевелится и создаёт остогоро-
шенную подзападную суету... Ну, что же... Иного на наше заехавшее в мимо-коммунизм поколение
ничего другого просто не досталось...
Но читать о себе до усрачки правдиво-зелёненькое, то есть хорошо-фирмово изданное, эти лю-
дишки хотят. В раскопках совести я подарю им их портретища и портретики – в позах и в профи-
лях, в ракушке на анфас...
Время не озлобляет больше меня... Это во мне, прежнем учителе, уже проехало. Теперь я просто
изгой, вот и учусь выкарабкиваться! Вот только с бабами не везёт, но скоро и я себе нарисую пару
дежурных шлюх, и всё станет так же и туда же, как и у всех...
Ведь писатель принадлежит народу, а каков народ, таковы должны быть и будни писателя. Это
как раз 666 страничка со дня изгнания с работы, а значит, пишет её во мне Сатана, но и он имеет
право быть услышанным и обласканным, ровно насколько все мы вляпались...
А вляпались мы на все передние ноги. Пиши! С уважением, Веле Штылвелд. Омейн!
6.10. 1996 г. Шалом, Вадя! Я надеюсь, что ты благополучно выбрался из глубинки и отдохнул от
бесконечного Веле. Я начал очередной литцикл «Раскопки совести». Попёрло из меня так резво,
что я даже не ожидал. Время перетянуло мне жилы и чуть было не перетянуло за горло. Но об этом
потом. Пока же пусть всё идёт как идёт...
От всех в мишура-турне я всячески отмежевался... На меня попёрла жизнь, и я только крепче
взялся за авторучку... Текущие планы – в очередной раз не сломать ни себе, ни близким своим
голову. А это не всегда уже получается. Приходится возвращаться в исконно детскую страну ко-
ка-колы и горячего шоколада... Ну разве что пивца, которое я не шибко люблю. (За эти годы ещё
как полюбил и перепробовал крепко более 20 сортов – Ве Ша.)
Хватит, поблажил до слёз. Всё перековеркалось, пока осознал. Ну, что же... И так бывает. Совре-
менная цивилизация предлагает такие нагрузки, что алкоголь их только усугубляет... О нет, я не
стану по-пастырски проповедовать антиалкогольный образ жизни, но моего алкогольного с меня
хватило. Бог миловал в большом, хотя и дал почухаться в малом...
«Раскопки совести» ещё не известно, куда меня приведут. Ведь я только в начале пути... Но в
общем, обидно за тех, кто отскочил на обочину... То ли по жизни схерился, то ли крен у него был
такой... От самого закудышнего на этой Земле рождения...
Сентябрь дал-таки мне поблажить, но зато октябрь оказался зло крутоват... Чуть не переломил
хребет моей тепличной Души
Привет тебе от Генриховны (моя мать – Ве Ша). Пиши, звони, дыши, твори, не унывай, будь!
Ведомо, Веле!
Зарифмовки, – снов заточки, по планете бродит ночь.
Вот дошла душа до точки – больше нечем ей помочь.
Больше прошлое не мучай, счастья в будущем не жди.
Прикуси на всякий случай свой язык о се ля ви...
И запей чернила ночи полудрёмой в полусон.
Зарифмовки, между прочим, это слов чумных фасон...
Раз дошла душа до строчки – испишусь к утру до точки.
15.10. 1996 г. Шалом, Вадим! Мало того, что я углубился в «Раскопки совести», но, теоретически,
сегодня я их дописал. Чувствую, что это дописание в итоге выльется в 220 страниц, но как же я
честно этот раз старался писать... Что вышло, то и вышло... Ни я, ни время не оказались на высо-
те. Всех нас будто проехало: и стыдно, и видно – ухезались, но... Как раз в этом и есть настоящий
ЦЫМЕС, как говорят господа евреи, а не то, что мы, полукровки.
Однако цымес и я люблю, и почему бы мне и над собою, и над временем не покуражиться, тем
более что сейчас я в какой-то жуткой расщелине, из которой только торчат мои жутко красные
уши...
Чем прирабатываю? А чем только не пошлёт Бог. К тому же ещё гордо ношу официальный статус
киевского безработного. Уж так распорядилась эпоха. Ей-богу, она из меня выжмет писателя. Хоть
в начале я и не верил, но 714 страниц за четыре с половиной месяца заставляют меня думать иначе.
Из Севастополя для запуска «Самватас-17» срочно возвращался на прошлые выходные Андрей
Беличенко. Нынче он крутится. Первым делом звонил мне, справлялся и о тебе. Нет, сегодня лите-
ратура вольно-невольно переместилась из академий всех мастей в самую, что ни на есть, жизнь. А
что из этого выйдет – посмотрим. И насмеёмся ещё, и наплачемся...
Почему-то оказалось, что работаю энергично и много, хотя сам готов был жесточайше этому
удивляться. Но оказалось зело плодовит, и этот год ещё поразит своими плодами многих... Думаю,
что и в России в этом залоханном горе-году литераторы всех мастей не дремали. Так что ожида-
ются целые стосы-горы развлекательно-поучительного чтива, потому что таки шандарахнуло. Ну,
и ладно...
Нам-то не унывать. Мы-то пробомбились, хотя и повыворачивало кишок наружу. Но что нам
с этим поделать... С дерьмецом да говницом бороться нам не впервые. Так что пиши! Крепкий
привет от Андрея Беличенко да Игоря Яновича. Вот и всё... Все остальные честно и просто прочно
на меня насрали. С глубоким уважением, неунывающий Веле Штылвелд, киевский независимый
литератор. Омейн!
20.10. 1996 г. Шалом, Вадим! «Раскопки совести» идут не быстрее, чем положено, но и не мед-
леннее. По замыслу они будут идти с вкраплением глав из романа «Интервенция в ночь» и тем
немногим поэтическим, которое на меня ещё по жизни валится.
В Киеве появлялся в прошлое воскресенье Андрей Беличенко. Он мне звонил и заметил только,
что в Севастополе он пытается предпринимать, а что до «Самватас-17», то по второму и окон-
чательному прибытию в Киев он будет вынимать и рассылать уже готовый, вновь испечённый
номер, так как по замыслу Андрея он прошёл уже всю технологическую цепочку и готов был к
тому, чтобы его вывели на лазерник и испекли в типографии. Жаль только, что произошла почти
полуторамесячная задержка, но задержка – не передержка, литература должна вылежаться, а хоть
бы кто и не стал при этом премьером самого себя и не стал кричать об этом на каждом углу...
Я сейчас окончательно литературно уединился... Материала жизнь даёт много. Помогают мне и
память моя, и моё подсознание, и мой богатый эротический опыт, и мой теперешний вынужден-
ный целибат...
14 октября вместе с первой женой Бэлкой улетела навсегда в Эрец (Израиль) дочка Ленка, так и
не попрощавшись со мною, как со старым козлом и растлителем молоденьких сучек... Ну что же...
Свои 16 лет она встретит через 25 дней в Израиле и там же ей обретать свой бесценнейший опыт.
В этом я ей не доктор...
Напечатали мой рассказ в четвёртом номере украинского «Леля» за этот год «Чайворiд серпневої
ночi». Заплатили бешено – 16 баксов... Пропил и просрал моментально... Ух, и ментальность ещё
та у нас, киевских.
Изредка позванивают Танюша Аинова (киевская поэтесса) и Тимур Литовченко, а остальные
просто мне более не интересны. Да ещё по словам Тани, Карина нашла своё бабье счастье в лице
двадцатилетнего смазливого бабника… Она хотя бы осуществилась...
Жду очередного (окончательного?) приезда в Киев Андрея. А журнал он тебе передаст, с этим и
заканчиваю своё письмо. С уважением, Веле Штылвелд.
21.10. 1996 г. Шалом, Вадим! После 60 страниц «Раскопок совести» последовали первые 20 стра-
ниц включения главы из романа «Интервенция в ночь»... В будущем так они и будут перемежаться,
что естественно для понимания моей концепции человеческого Альтер Эго... К тому же совершен-
но отдельно подсылаю маленькую поэму «Тайнопись этого мира», которую ты можешь редактиро-
вать до формата длинного стихотворения...
У меня какой-то психо-духовный затянувшийся тайм-аут, несмотря на всю внешнюю актив-
ность. Увы, эта активность с вырванной Душой, мне теперь уже точно не хватает членства в рос-
сийском Союзе писателей...
Андрей медленно постепенен, но обязателен. Вот и приходится выжидать его дальнейших по-
степенно-планомерных ходов. Но его можно понять. Всем нам в эту пору в Киеве самое время
потерять свои светлые головы и раскуситься, а мы этого не шибко хотим... Многие, как и я, залегли
сегодня на дно, чтобы не нарываться на всё новые и новые неприятности от местечково-неза-
висимых сволочей, которые и так сделали достаточно, чтобы удавить в Киеве всё действительно
русское, а я тут только прозрел вырваться в умненькие да великие...
Все ещё в безработных, и тому уже 138 деньков...
Повыпирало из меня сейчас в связи с этим много и много личного, и хочу я всё это охватить
литературно и перепоясать, и ударить всем этим своему лоховскому прошлому по яйцам... Но вот
издать... Здесь без поддержки российских литераторов моя современная мазохо-достоевщина ни-
куда не пройдёт... А, ей-богу же, жаль... Слепить бы нам с тобой Веле Штылвелда и заработать на
этом миллион... Ведь до чего нищета остох@ела... Пиши, звони, дыши, будь! С глубоким уваже-
нием, неунывающий безработный литератор Веле Штылвелд, пока ещё маленький и заёханный...
3.11. 1996 г. Шалом, Вадим! Придержался с письмами, так как заносил хвосты: вычислял по Кие-
ву, куда девался Андрей Беличенко, но он просто замер в охотничьем выжидании, так как в Киеве
пошли процессы и процессики, которые от него так мало теперь зависели: безработица, отсут-
ствие средств, мизер собранных средств на журнал – всё это наводило на мрачные мысли, но про-
торенные ещё в бытность его социальной стабильности каналы ещё работают, и, даст Бог, к концу
года журналец выскочит, достаточно притерпевший от рождения...
Я же после полуторамесячного беспредела в мире менял, о котором я ещё только начал писать
в «Раскопках совести», окончательно оттуда ушёл и опять занял третью, стороннюю позицию в
жизни, стоя за письменной машинкой... То, что я выжил за эти пять бесконечных месяцев безра-
ботицы, говорит о том, что ко всякой жизни можно притерпеться и всякого от неё говнеца в меру
и без меры понюхать...
Но когда от всего этого чуточку отмоешься и станешь к литературному станку, то окажется,
самое важнецкое то, что есть о чём написать... А в нашем деле не это ли главное?.. «Раскопки сове-
сти», как и обычно, двухмесячный цикл, и подошлю я его тебе почти что под самую ёлочку...
Но теперь ведь я определённо знаю, что это важно! Я могу вычудить на сей раз неплохую кни-
жицу, а что до того – а кому она нужна, то тут вопрос банальный навстречу: а кому вообще всё
это нужно, вся наша горе-смехо-техника того беспредела, по которому мы ползаем ежедневно. Но
думаю, что в отрывках своего Штылвелд о-го-го как будет ещё читаем, как и Вадим Булатов в своих
новых рассказах, до которых у него всё ещё не доходят руки... А напрасно...
У меня же за пять месяцев теперь уже в прочном активе 787 страниц, что заставляет меня пе-
ресмотреть взгляд на себя и мой залоханный мир. Теперь я не просто мразь, и приятели мои не
просто лохи – все вместе, Вадя, мы теперь ху@-потопляемые и даже опасны для тех, кто сегодня
заказывает свой бред-ринг... Мы их вы@бем, Вадя! Пиши! У нас всё ещё будет полный хоккей. Веле,
пиши!
Полустрофика – полубелая, получёрная голова.
Зуд традиции, тягость мерина, – что отмеряно? – Трын-трава.
Возвращаемся, не прощаемся, не срываемся, не скулим...
Вне традиции развиваемся – по традиции тех, кто жив.
Вот и прожито время, пройдено, — всё доказано, всё путём.
Кто-то тянется к слову – Родина в экстрадиции водоём.
Экстрадиции мир с сумой – руки за спину, марш домой!..
7.11. 1996 года Шалом, Вадим! Встречаю светлопохеренный Великий Октябрьский переворот в
трудах праведных, а именно – Завершеньице первой, полагаю, трети « Раскопок совести». Тяжёлая
оказалась штучка, почти фискальная, а ведь я только лишь кое с чем и в людях хотел разобраться.
По последней информации от Танюши Аиновой Андрей Беличенко в больнице, а журнал вроде
бы сдан, наконец, 4-5 ноября в типографию. Теперь уже верится с трудом.
От менял я ушёл ещё в октябре, а потому мои источники нерегулярных доходов иссякли теперь
просто окончательно и «назавжди»... Ну это чисто хохляцкое «назавжди». Ленiн теж був назавжди.
Но сейчас, в пору мало-мальских праздников работы в Киеве не сыскать, хотя сыскалась одна мо-
лодая интересная поэтесса. Не знаю, удастся ли зацепиться за её светлую Душу. Вот уж где сол-
нышко, хотя ещё только-только начинающее.
В Киеве литературная жизнь ползёт глинозёмом. Готовится осенний парад поэм. Я не возражаю
участвовать. А почему бы и нет. С пердецой, по-стариковски, но обязательно и свои п’ять копiй-
ок... Одним словом, очередная менопауза, если только не считать, что я в очередной раз много
пишу и ... провожу литературную разведку...
Пока не больно чем и похвастался бы... Вот только начал пытаться налаживать контакты с горо-
дом Харьковом. Почему-то кажется, эта экс-столица может воздать сторицей, объединив вокруг
себя всё на Украине русскоязычное.
Одним словом, здесь у себя в Киеве по-прежнему мы язычники перекатные... 815 печатных стра-
ниц этого полугодия даже на меня производят особое впечатление. Эдак я сейчас многих обста-
вил умением порассуждать, хотя многие откровенно теперь принялись рассуждать, что не всё от
Штылвелда имеет отношение к литературе, что много во мне дешёвой болтологии плюс полито-
логии, плюс чистой воды фрейдизма-конструктивизма маразматического звучания. Да уж Бог с
ним... На что претендовать, когда гонка за лидерство даже и не назначалась. А просто так: проте-
кала себе жизнь, протекала, пока не протекла на 815 страниц... В общем, обмакнуло в этом году
засранца Штылвелда в жизнь. Привет тёплый из Киева! Звони, пиши!
23.11. 1996 г. Шалом, Вадим! Моё письмо придержалось, так как я сижу наголо, без гроша. Это и
закономерно. Ведь из мафии «менял» я раз и навсегда откочевал ещё 30 октября. Плоскости пере-
сечения с этими людьми у меня больше не оставалось. Уходил классически – трижды, пока не ушёл
окончательно и славно приограбленный, но не посрамлённый. Видимо, моя карма в том, чтобы
больше давать, чем брать, но...
За тебя я был жутко огорчён, но не ошарашен. Я почему-то догадывался, что твой хлеб не лёгок...
Меня не оставляло это чувство с самых первых минут нашего визуального знакомства. Да, жизнь
тебя и била, и мела, но именно поэтому во мне к тебе огромное уважение. Три карточки 21 числа
я передал Андрюше Беличенко. Он очень тебя благодарил. Ведь и он после возвращения с Сева-
стополя угодил на три недели в больницу, успела там побывать недельку и Леночка Волковая...
(Киевская поэтесса, скончалась от рака в декабре 2004 г. – Ве Ша.)
Я уже заканчиваю свои «Раскопки совести», и это будет то последнее, что я тебе успею выслать
в этом году... Затем буду корячиться над уже коммерческим романом о природе и моём видении
сновидений, страниц так на 350-400, по-прежнему сидя без гроша, но уже притом уповая на укра-
инских издателей, которых, как мне кажется, я нащупал в Харькове и Донецке. Ведь главное состо-
ит в том, что надо выживать...
Пособие по безработице мне уже задолжали размером в 243 гривны, но вряд ли я их получу до
Нового года... Сел на старушечий материнский карман. Лох, он и в Киеве – лох. У Андрюши на-
строение боевое. В этот понедельник думает идти в типографию.
Думаю, что на сей раз ему уже точно повезёт, ведь в этот понедельник моей младшей дочери
Танюшке исполняется 11 лет, хоть и поздравить мне её совершенно нечем. Почему я не унываю,
почему выжил эти полгода – потому, что одна прекрасная пока ещё киевская поэтесса Виктория
Ерусалимская шутит на тусовке обо мне так: Веле – жив, Веле – жид, ВЕЛЕ – Вечный Жид... А это
определённо радует. Поправятся дела и у тебя. Всё произойдёт неожиданно, а возможная публика-
ция «Новой Лолиты, или Майского синдрома» сможет принести тебе барыши. Я почему-то этому
верю. Привет от Леночки Волковой, Танюши Аиновой и Андрюши Беличенко. Вадька, не унывай!
С дружеским гоу, Вадим! Веле.
28.11. 1996 г. Шалом, Вадим! Вот разжился на конверты и теперь надеюсь доотправить тебе два
оставшихся письма с «Раскопками совести». К моему удивлению, получилось достаточно живень-
ко, и теперь я даже вздохнул с облегчением. И тут же принялся за следующий месячный цикл «Ок-
тябрь – месяц менял». Для меня это был месяц разрыва с моим школьным прошлым, но разрыв,
собственно, был закономерен.
Брежу большим романом, а он не идёт в руки, и мне от этого неважнец. Наконец, назначили мне
пособие по трудоНЕзанятости – 89 гривен 92 коп., но первые денежки за сентябрь я получу только
в декабре. Курс у нас нынче нацбанковский 1.85 вместо 1.70 сентябрьских, поэтому вместо 52.7
бакса я получу только 48.45, а это значит, что даже при таком мизере у меня уже успели украсть
за два месяца 8.6 доллара. Вот что даёт только двухмесячная прокрутка невыплаченных зарплат и
пособий у нас на вiльнiй Українi. С каждой сотни баксов семь с половиной оседает в карманах тех,
кто крутит деньгами. Ведь за два месяца инфляция в семь с половиной процентов при совершенно
новой валюте говорит о её гнилости изначальной. Не зря у вас в России говорят, что хохлы думают
до обеда. Не-а, кто ворует деньги даже на пособиях у безработных, думает крулосуточно и раз в
году отдыхает на Сейшельских островах...
Андрюша же пока вычитывает полученные с лазерного принтера тексты и по возможности их
исправляет, поскольку типография безумно дорого берёт, и он хочет, чтобы в текстах почти не
было ляпсусов. Да. Именно сегодня я и получил от него последнее сообщение.
Старшую дочу Ленку жизнь передвинула в Израиль, с которого она не пишет мне категориче-
ски. Лёня Нефедьев выпускает новый, избранный сборник афоризмов где-то до середины января
– 120 страниц в формате А5 тираж 800 экз. Это уже третий сборник, а суммарный тираж составит
1700 экз. Это уже уважительно, и его имя теперь – прочно забитое литературное имя. Себе же и
нам я по-прежнему говорю: «Вперёд, хлопцi! Вперёд!». На том и прощаюсь. С уважением, Веле
Штылвелд с приветами от всех. Пиши!
30.11. 1996 г. «Всё наладится, образумится, //виноватые станут правыми...» (песенка из кино-
фильма «Бегущая по волнам»).
Шалом, Вадим! Завершилась ещё одна осень. Увы, она оказалась и без работы, и без громких
литературных премьер. Не доехал до типографии 17-ый «Самватас», Андрюша затеял в самый по-
следний момент работу над ошибками. Ну, что же. Иногда бывает и так...
Не вышел и седьмой номер газеты «Русское собрание», где есть тоже одно интересное моё письмо
о месте и значимости киевской поэзии в мире. Правда, в 5-6 номере «Русского собрания» вплот-
ную в режиме самовосхваления Тимура Литовченко, опять же на второй странице, очень по-до-
брому упомянуто твоё светлое российское имя. Тимур мне обещал, что он тебе вышлет эту газету.
Я же даже толком не знаю, когда сам смогу отправить это письмо. Но главное, что в нём последние
страницы «Раскопок совести», премьеру которых хотелось бы ожидать в следующем литератур-
ном году в том же «Русском собрании», куда, возможно, поместят не самые скандальные эпизоды.
По энергонапряжённости этот месяц был не самым активным. Отметил тихое полугодие своей
беспортошной безработицы, окончательно подсел на карман собственной матери да ещё старался
не унывать. Вот именно поэтому опять обратился к «Хай, Петра», на сей раз уже к двенадцатому
рассказику, и если так дело дальше пойдёт, то к концу этого столетия можно будет издать потрясную
книжку с картинками, если только не сдохнуть от бескормицы. (Так и не издал, нищета таки удавила
– Ве Ша). Так что «Хай, Петра» – это тебе для поднятия твоего духа в пору всеобщей бескормицы.
Много, очень много хочу понарассказывать этому миру в 1997 году. А в этом, как видно, не особо
пришлось. Не до того всем нам было. Вот и сейчас ещё не до того, ибо, как и писал выше, не знаю,
когда удастся откопать гривну на отправку этого своего послания последнего дня ноября. Нет,
Вадя, всё-таки как полезно быть при деньгах. Но пока это не про нас всех сказано. Перетопчемся.
Ты же сам постарайся не терять головы, она у тебя светлая, и ещё тебе ой как пригодится, а то и
мне без бабы этой осенью надо было бы отгрызть собственный член, как сурку, а не посылать тебе
«Хай, Петра». Пиши!
5.12. 1996 г. Шалом, Вадим! Литературный Киев в очередной раз доказывает старую истину, что
киевская автура не так быстро желает сдаваться. 2 декабря сдан в типографию журнал «Самватас
– 17», а значит, будет в следующем году и № 18. Лёшка Зарахович 9 декабря проведёт в Республи-
канском доме актёров свой творческий вечер, а Тимур Литовченко до февраля допишет свой круто
заказной фантастический роман, за который надеется огрести в одном из московских издательств
на двоих со своим соавтором целую кучу зелёных – что-то около трёх косых... (Смешно, чисто ки-
евское повторение написания толстых романов «за дядю». Соавтор Авраменко в итоге облапошил
Тимура, отказавшись дописывать дилогию на двоих, но огрёб причитавшуюся по совместному
договору штуку баксов. Так что в литературных неграх в 1996 г. побывали и Веле Штылвелд, и
Тимур Литовченко – год апофеоза бандитского беспредела венчался махровым литбандитизмом
повсеместно – Ве Ша).
Сам я всё-таки ещё в этом году приступил к своему последнему осеннему проекту – «Октябрь –
месяц менял», коим думаю теперь заинтересовать кроме тебя ещё кое-кого. То же, что эти тексты
уйдут из Киева – очень важно. Здесь достаточно тех, кому в совокупности мои тексты могут на-
чать мешать, а поэтому они предпримут вскоре всё возможное чтобы, по крайней мере, выкупить
их оригинальцы у меня... Это не бред наяву, просто предвидение. (Жизнь распорядилась иначе –
произошёл наезд на меня и вызов отряда омоновцев с автоматами на дом. После этого милейший
участковый порекомендовал не публиковать означенные тексты в стране более доброго десятка
лет. Я прислушался к совету и только в этом году приоткрыл свой архив. – Ве Ша.)
Когда человек уже настучал 971 страницу, то наверняка, у него возник опыт просто сказать. А
говорить я не разучился, и хлёстко. Надеюсь, Вадя, что и у тебя самого дела пошли или вскоре пой-
дут на поправку. Да, ещё Лёня Нефедьев выпустил свой новый сборничек эротизмов, афоризмов и
парадоксов. Так вот эротизмы под редакцией Веле Штылвелда, а парадоксы под редакцией самого
Господа Бога.
Самым страшным парадоксом ещё и этого года так и оказалось, что при явном репортёрском
таланте я весь год прочно просидел без работы. Не бред ли? Но и эта пора бескормицы и безрабо-
тицы не заставила меня сдаться. Я уже, слава Богу, 1636 дней предан Литературе, а это уже даже
больше времени Великой Отечественной войны советского народа против германского фашизма.
Та длилась 1410 дней и привела к победе, а моя литературная бойня никуда-то меня не привела. Да,
сейчас бы книжечки библиотечки «Остров» из серии Вадима Булатова «То, что я успел» мне бы ой
как помогли. Так что пиши. С глубоким уважением, неунывающий Веле Штылвелд.
12.12. 1996 г. Шалом, Вадим! В поэтическом кружении завершается поэтический год. Благопо-
лучно вышел седьмой номер «Новой литературной газеты от Русского Собрания». Мою статей-
ку из неё я для тебя отксерил. 9 ноября явил себя просвещённому миру мэтр Зарахович. Читал
лениво, небрежно, но Лёшка сноб... И талантлив, а в остальном – чёрт с ним. Пило подле его 12
апостолов – кто поэт, кто сценарист, кто фотограф, кто из близких. Выпили пол-литра коньяка ещё
в доме Актёра да три фауста столового красненького в легендарной Трубе, что под Крещатиком.
Размежевались Борька Финкельштейн (в 1994-97 гг. руководитель поэтической студии «Анта-
рес» – Ве Ша) и Серёжка Орловский. Похоже, что развели их бабы. Борьку его умная жена Мила, а
Серёжку его не менее близкая теперь почти жена Елена Генали. Эти оба последние провели полу-
подпольно последнее в этом году и одноразовое в декабре заседание студии «Антарес». Кончилось
и издание «фуфлажей», после того как в них, кроме этой двоицы, по второму разу доиздан ещё и
Бурлаков, далеко как не знаменитый Бурлюк, что помер в Америках...
Таня Аинова стала более конкретно знать о «Самватасе» – по её информации Андрей внёс в
предоплате десять дней назад только 50% требуемой суммы, а расплатится при получении 150 экз.
журнала только 3 января 1997 г. Он пошёл на работу, но и зарплата не ах, и в личном мире наме-
тился ледолом, дрейф и всяческие перипетии. Сборник «Антарес» снова повис в воздухе потому,
что Сергей Орловский выбросил из него Таню и Бобу, не пожелавших после всей проделанной ими
работы доплачивать за того безработного парня по 15 баксов.
Я их понимаю, но в тех ещё парнях хожу и я сам, всё ещё безобразно безработный, и Каринка
Сычёва, которая, в принципе, если держаться должной дис-тан-ции, то существо милейшее! О
Леночке Волковой, то она, выйдя в очередной раз из больницы после ноябрьской простуды, будет
участвовать в следующее воскресенье в Израильском культурном центре в рыцарском сражении,
в качестве Прекрасной дамы...
Сам я достучал до 1010 страницы с 31 мая, что хоть и достойно всяческого ух-ты, но ам-ам не
даёт. Да и опубликовано из всего этого только 12 страниц. Так и живём. Всем этот год достаточно
плюнул в рожу... Пиши и ты о себе. Привет!
19.12. 1996 г. Шалом, Вадим! Кончается-заканчивается (кому как) огромный литературный год
даже в моей домашней офисной исходной нумерации. Славное было время. За 1650 дней я отпра-
вил и получил 3731 письмо, а ко вчерашнему 200-му дню безработицы напечатал 1040 полнофор-
матных страниц... Конченый бумагомаратель. И это ещё не всё – ведь впереди 1997 год, с которым,
собственно, я и спешу тебя поздравлять. С Новым годом тебя, старина! Всё у тебя будет просто
замечательно, если только ты и впредь не станешь раскисать, ибо... Мужик ты бывалый, правиль-
ный, жилый... А это подаёт всем нам надежды...
Вот и Леночка Волковая, наконец, отправила тебе семь своих изюминок, и Тимур Литовченко
клятвенно поклялся выслать ксерокс статьи, где он тебе дифирамбирует, но сам этот номер спот-
кнула чисто украинская ситуационная неудача.
Да, спаренный №№ 5-6 из киосков «Союзпечати» вдруг исчез! Т.е. продали всего 156 экз., а всё
остальное – до 350 экз. господа ура-идиоты-националисты самым неправедным образом спрова-
дили в Броварское утильсырьё, где его и порезали как капустный качан /!/ меленько-меленько и к
@банной матери. У нас умеют и так. А ведь газетка не выходит тиражом более 500 экз. Это только
у неё на титрах и выходных данных для острастки числится 10 000 экз. Вот такой предновогодний
казус.
Но сегодня не время унывать, потому что сегодня день зимнего Николая, а это вроде бы мой
святой. Вот только что позвонили мои выпускники и поздравили с этим событием. Проведу его
трезво, так как именно 22 мая этого года на день летнего Николая я так мерзко нажрался, что это и
стоило мне последнего места работы... Теперь моё место за письменным столом, вот и корпею над
«Октябрь – месяц менял». А что, вещица уже вроде пошла, хоть и биться мне над ней предстоит
ещё целый январь...
Да, Вадюша, и для тебя этот год не был простым, но у нас только одних самоубийств было на
Украине в этом году свыше 13 тысяч... Вот и приходится одевать на Душу противорасслабитель-
ный панцирь. На ком из нас его только сегодня нет... Но под ним же мы люди! Вот и бахнем за это
в Новогоднюю ночь. Быть нам и оставаться людьми. С уважением, Веле Штылвелд. Пиши.
14.01. 1997 г. Шалом, Вадим! Прежде всего, хочу поздравить тебя со Старым Новым годом, как
огромным итогом киевского литературного года, в том числе и с твоим посильным присутствием
и участием... Последнюю волну писем я наслал на международный конкурс Вадима Булатова через
структуры ЛИКа.
Конец года ознаменовался в Киеве двумя премьерами. Вышел, распространяемый теперь через
киоски восьмой номер газеты «Русское собрание», где уже есть и мои щемящие нотки, хотя и нет
на сей раз моего присутствия... Штылвелд становится негласным стилем, а это – зеер гуд.
Среди писавших тебе есть существо наиболее талантливое и доброе, 12 января у неё на дне
рождения побывал Андрей Беличенко с супругой и я – твой покорный слуга. Речь идёт о теперь
уже восемнадцатилетней Кристине (Юлии) Богдановой (Андрей Вознесенский, через пару лет,
пребывая в Киеве, пригласил Юлию Богданову в Московский литинститут им.А.М.Горького, ко-
торый она прекрасно окончила, получив все литературные «азы»; «буки», «веди» – от корки до
попки – Ве Ша).
На первых порах в судьбе этой сложной девочки поучаствовал кроме меня и Леонид Барский
– оба мы сразу поверили в её безграничный литературно-поэтический талант, которая в свои во-
семнадцать уже опубликована в журнале «Самватас-17», как и знакомый тебе Вадим Гордый /и
всё-таки Булат не припомнит свою публикацию в этом журнале, хотя столько лет прошло:
можно и забыть – прим.ред./ и вся прочая «королевская рать».
Да, журнал – замечательный журнал, тиражом в 150 экземпляров. Но какой это журнал! Это
мой вечный идеал. Не зря я отстрадал за него почти девять месяцев! Я как мог всё время давил
на Андрея, что, наверное, в конце концов чуть и подпортило его отношения со мной, как и твоё
разорение, чего нельзя было предвидеть и чему все мы здесь в Киеве жутко огорчены; но такой
журнал, как вылизал Андрей и его команда, любой литературный город ожидает обычно годы!
Киев ожидал свой «Самватас-17» добрые шесть лет.
Я думаю, что после такого журнала с Андреем будут сотрудничать, и крупно сотрудничать, хотя
я, увы, не имея на то средств, как видно, побуду пока в тени. (Но тут снадобился с литературной
отравой мой выученик Сергей Щученко и крупно обосрал и журнал, и Андрея самого, и меня,
назвав гуристым онанистом – всё это в журнале поэта Ссаави, господина Евгения Юхницы – не
более чем онанистическим трудом столичных интеллектуальных дебил-онанистов. Согрел таки
змею за пазухой Веле, гадюку царя Небесного – Ве Ша.)
…Морально я вложился в журнал, а это сказалось... Теперь у меня самый настоящий нервный
срыв. Мне бы теперь его пережить. В этом году досылать стану тебе «Октябрь – месяц менял», а в
планах уже «Имитация жизни», на которую я только облизываюсь. Ах, как бы мне иметь твои «То,
что я успел сделать» /брошюрки «То, что я успел» – далёкий «предок» ПСАЖ; в этой серии Бу-
лат публиковал и украинских авторов: В.Штылвледу отводилось особое место (38 брошюрок);
выклянчил всё-таки – прим.ред./ со всеми сигналками уже в этом году. Тот год для всех нас уже
навсегда сделан, но он ещё не скоро попадёт в просто архив. Чиз! Веле Штылвелд, пиши!
20.01. 1997 г. Шалом, Вадим! После всех христианских и Новогодних праздников в Киеве тихо
и пьяно. Наступила пора всеобщей опохмелки: у кого от чего, у самого меня – от Выхода «Самва-
тас-17», который, что называется, рождался целых девять месяцев, прямо как деточка...
Бесспорно же, я рад и горд, но присутствие этого журнала в нашем мире, увы, ничего по сути не
изменило... Мы по-прежнему толчёмся на своих вешках, каждый со своими проблемами, и даже
меня чуть заштопорило... Не получается гнать текстовки по воспарящей.
Что-то переустраивается уже только в душе. А тут ещё 234 дня без работы: хоть волком вой, хоть
песни пой... Всего более достаёт мать, которую подобное положение дел не устраивает... Мало ли
что и чего, а вот работу вынь и положь... Но нет у меня работы... И мало кто брать на работу меня
обещает. Так что завис в пространстве безысходности, но ведь и ты там не первый год, хотя я куда
как более действенен... У нас ещё одно нововведение от вождей украинской нации – спиртных на-
питков на площадках менее 20 кв. метров более не продают. И то слава Богу... Теперь вот и не пьём...
Вчера в гостях пробовал впервые конопляное молочко... Вставляет, но не мой вкус... Я же потом-
ственный и потому гордый на своём алкоголик, будь бы за что... А так, и того более – иждивенец...
«Октябрь – месяц менял» думаю дотянуть до точки где-то в марте. Гнать же туфту не спешу. Не
по мне... Очень многое хочется по-настоящему передумать, прежде чем просто простучать дырки
в пространстве. Получил весточку из Ашкелона на Мёртвом море. Дочь Ленка потопала в десятый
класс с матуклоном учить английский, иврит, математику и физику. Мне не пишет по-прежнему...
А её мамашка, моя скрадерная Бэлка, купила квартирку на третьем этаже, это от бедности не-
сусветной, о которой она мне здесь распевала.
С начала года тиснулся в «Столичной», есть такая у нас газетка, как психолог киевской литера-
турной тусовки. Вот и все новости. Пиши, с киевским приветом, Веле Штылвелд.
Я клею объявления: куплю, продам, пропью…
А всед мне население воркует фитью-фью,
и всюду наслоение житейского дерьма,
и всё же настроение стабильно у меня!
Бреду, как в наваждении, в октябрьскую метель,
иную точку зрения имея на людей…
Они кто духом нищие, кто нищий по судьбе,
духовною их пищею нельзя питаться мне.
31.01. 1997 г. Шалом, Вадим! В этом месяце мне не удалось гнать самого себя гончими литуспеха.
Выход в Киеве «Самватас-17» совпал с временной вокруг него тишиной, а сам я оказался как бы в
центре этой особой выжидательной тишины. Но вот 21-го в «Киевских ведомостях» на наши жал-
кие 150 экз. обрушилась вся злобная мощь пятидесятитысячного столичного издания, обозвав нас
сборищем графоманов...
Скорее всего, кто-то решил долбануть по Андрею, но не только. В это же время вышел и журна-
лец «ЗОИЛ» особо озлобленной литкритики, который тоже занялся откровенным долбежом Ан-
дрея Беличенко... Похоже, что у сильных мира сего журнал вызвал стойкую аллергию – стойкую и
злобную, а значит, это мы их вжарили, что по сути уже оправдывает мои прежние ставки на этот
«тёплый» для киевских литчеловечков журнал...
Сам Андрей мне не звонит, ну и я ему не звоню... Это похоже на время выдержки... Меня уже
стали резво долбить друзья и приятели, а так же их шлюхи и жены, но Зарахович нашёл, что текст
здорово профессионален и т.д. и т.п.
В канун Нового года встречал Карину Сычёву (наконец, приоткрою занавес интриги – милейшая
пассия самого воронежского издателя – мимолётная, антуражная, фантосмогористическая и, чёрт
побери, низменно-сакральная… впрочем, киевские бабы, какому хочешь издателю голову отворо-
тят – Ве Ша)... Она вроде бы бракосочеталась в третий раз, и 22 января должна была с супругом
перебраться на полгода на временное жительство в США. Произошло ли это – я не уточнял. Зато
позвонила Валентина, Юлии (Кристины) Богдановой мама, и сказала, что ей прислал документы
некий воронежский литпрофсоюз, но девочке только исполнилось 18, а месье Зарахович ещё в
1992 г. разъяснял вашим боссам, что любое членство в профсоюзе иного государства – это больше
голая политика, чем любимая тобою, мною, Кристиной, месье Зараховичем и т.д. просто литерату-
ра. /Никакой политики в этом ПРОФСОЮЗЕ не наблюдалось никогда – прим.ред./
Я бы скорее стал членом воронежского отделения Российского союза писателей, ассоциатиро-
ванным членом, т.е. что-то сродни члена-корреспондента, как это и принято во всём мире в слу-
чаях с литературными и научными людьми, но мне никто не написал, наверное, полагая, что я
старый и тёртый фрукт, но совершенно забывая при этом, что именно со мною, в первую очередь,
очень часто советуются и молодые поэтессы, и их неглупые мамаши. И в случае литпрофсоюза
речь может идти об ассоциативном, а не «голом» членстве. В случае с Кристинкой, наверное, по-
велись на её русской фамилии... /Дело в её талантливых стихах – при.ред./ И смешно, и груст-
но... Она просто очень талантливая киевская девочка, которой 12 января исполнилось 18, живёт с
мамой в крохотной комнатушке ведомственного общежития, и, в силу ряда причин, каждый свой
шаг в литературе старается соразмерять с теми, кто там уже хорошо вымочен, чтобы не натворить
возрастных и прочих глупостей. Она верит, что она, прежде всего, призвана Литературой, и я не
стал бы в том девочку переубеждать.
Апро, она учится в Житомирском юридическом колледже, а там очень по Конституции любят
объяснять вещи, по-дружески объяснимые прежде мне...
В нынешних же условиях идеи профсоюза ещё когда ранее испугался куда более смелый и само-
стоятельный Алексей Зарахович. Вадюша, пусть политикой займутся политики. Мы, слава Богу,
люди литературы, как и почивший великий русский поэт, нобелевский лауреат Иосиф Бродский,
как и сгинувший в сталинском ГУЛАГе Осип Мандельштам, тоже человек и поэт русский... Ты
понимаешь, о чём я по сути? Их, тебя, меня объединял русский язык... Штылвелд из прочно рус-
скоговорящих и по-русски мыслящих...
Два раза мне удалось прогавкаться в январе в газетке «Столичной», но на том пока дело и кон-
чилось. Сегодня ровно восемь месяцев, как я без работы. За это время написано 1233 страницы
полноформатного печатного текста, из них только в январе – 146 страниц... Из них 60 январских
страниц – это продолжение цикла «Октябрь – месяц менял», который я не хочу прерывать, как и
нашу нестареющую дружбу...
В Киеве появилось три русскоязычных издательства, но чисто коммерческого толка, а у них в
штате самые заправские литагенты, которыми вдруг стали проститутки-секретутки, а не такие
литтрудяги как я. В очередной раз моя собственная пятилетняя идея резво опередила меня и оста-
вила меня с носом...
А что я? Выпил с горя 100 грамм красного крымского «Портвейна» за 60 копеек и написал третье
письмо к тебе. О чём же оно – да о том, что жизнь идёт, мы поживаем, продолжаем держать руку
на пульсе и стараемся давать нашим старинным друзьям добрые и хорошие советы...
С тёплым приветом из Киева, киевский литературный человек, Веле Штылвелд. А штыл андер
вельт! Мир вашему дому! Аминь! Напиши же, наконец!
21.03. 1997 г. Шалом, Вадим! Получил твоё и радостное, и достаточно горькое письмо, но прежде
чем перейти к его разбору, хочу поведать и своей горести: 22 февраля, после очередной ЛИКов-
ской тусовки, меня пьяно проехали мозгами по асфальту, что почти не сказалось на мне теперь,
через месяц, но 23 февраля в 10.00 у мамы случился обширный правосторонний инсульт-паралич,
с которым я её госпитализировал в больницу 24 февраля. В день её рождения. В этот день ей ис-
полнилось 65 лет. 19 марта мне возвратили полупараличное тело, браво ходящее под себя, за коим
теперь понадобится, как минимум, полугодовой уход (мама пролежала, не вставая в параличе, ещё
10 лет и скончалась под Новый 2008 год, 27 декабря – Ве Ша).
Сам на сам... Кормёжка, стирка, готовка, беганье по тупоголовым врачам и магазинам – и полное
отсутствие денег, так как 28 февраля оплатный срок безработицы за первый год (шесть месяцев
по 74 гривны из десяти официально учётных) завершён. Да, я выдолбил у государства свои сум-
марные 240 зелёных, а теперь остался сам на сам со страшной болезнью, безденежьем и тупым
безучастием окружающих. Вот это лихо!
Помогает, правда, Нямочка, это моя вторая жена, пара соседок и немного фабрика... У матери
впереди, до вывода на вторую группу по инвалидности, а с ней и прибавление пенсионного ми-
нимума, четыре месяца. Так что прокол почти катастрофический... Из литературных людей помог
пока что только один Тимур Литовченко. Я теперь думаю, что и ты у себя в Воронеже, и мы здесь у
себя, в Киеве, попали на какой-то странный следственный эксперимент... Но Дарье-то это за что?
(Дочери Вадима – Ве Ша.)
Все эти «колоночные» злоключения в одной общей колонии для нас, б/у советских… Ей-то я
хочу желать самых Звёздных мгновений и целое столетие того, что все мы недоПолучили. Пусть ей
всегда улыбаются Звёзды и да святится под небом светлое имя ЕЁ...
Тимур сегодня был у меня и с благодарностью к тебе забрал гранки, созвонился я и с Бобой
Финкельштейном, и он порадовался и огорчился, читал по телефону я твоё письмо и Серёже Ор-
ловскому, и Танюше Аиновой... Вот и всё для начала.
Знай, Вадим, что по природе Души своей ты меценат, а это не только призвание, но и крест, а ни
один крест не бывал на этой Земле лёгким... А «пелюшками», т.е. пелёнками мы завелись с тобою
в одно и то же самое время: ты под малой, я под старой... Но и это имеет очередной жизненный
смысл, ибо иначе всё вдруг может показаться сплошной бессмысленицей /!/, но ведь масленица
всеобщего безумия всё ещё не наступила, и все мы, как только можем, карабкаемся по жизни, а
кривая, она нет-нет да и вывезет.
На днях звонил Андрюша Беличенко... Он в планах уже прикипел к «Самватасу-18», где, возмож-
но, пока опубликует мою легенду об Иудином дереве... Сейчас ещё раз позвонил Андрею, его жена
рассказала о том, что недавно о семье самого Андрюши местное ли, российское ли телевидение
делало сюжет, и, когда всплыло за чаем, что Андрей главный редактор «Самватаса», то, со слов
Оксаны, было чуть ли не коленопреклонение...
Хороших и мудрых издателей и редакторов даже и у нас в Киеве, как и у вас в Воронеже, любят,
хотя, увы, не ценят... Я же невольно ещё на полгода (как мне тогда казалось – Ве Ша) наглухо попал
в прочную литературную келью ещё и как санитар-досмотрщик своей собственной мамы, но с
этой ролью, увы, справляюсь отвратительно уже потому, что ору от бессилия, а для неё, парализо-
ванной, это всё равно что звуки: «му-у-у»...
Высылаемый тебе совершенно новый рассказ «Похититель звуков» потряс меня самого своей
неожиданностью появления, ведь увидал я его ночью во сне, как и все те сны, которые крутятся
у меня вокруг Запредельных Джуди и Вильсона. После инсульта матери стал более цепким, поя-
вилось много прежде знакомых дам со своим добрым хоть на чуть-чуть отношением, но наиболее
расторопна всё-таки отвергнутая мной прежде Нямочка... Ибо оба мы вместе из одной непотопля-
емой духовной лодки, хоть она у нас вроде плоскодонки и всё время то и дело переворачивается,
окуная нас в жизнь, в которой на нас большими какашками срут... Не иначе, что оба мы с ней осо-
бые дальнобойные мазохисты, ведь за плечами почти тринадцать лет совместного ёрничества...
Сергей Орловский вместе с Леной Генали всё ещё носятся с идеей сборника «Антарес». Эту идею
в них сам я тщательно подпитываю явками и адресами всех когда-либо знакомых мне поэтов, про-
шедших через мою литературную Душу. Что ещё... Печатаюсь помаленьку в «Столичной», правда,
по-прежнему безгонорарно, при тираже газеты в 40 тысяч экземпляров.
Бог им судья... Пиши и не унывай с домочадцами, с уважением неунывающий Веле Штылвелд.
8.04. 1997 г. Шалом, Вадим! Прежде всего, я тронут таким многосторонним интересом ко мне и
моему заёханному творчеству киевского местечкового либерала. Но что нас с тобой уже надолго
на двоих повело, так это то, что вот уже четвёртый год мы плывём в одной большой литературной
лодке, которая всё больше и больше начинает напоминать мне самую настоящую Каравеллу Меч-
ты...
Теперь о киевских новостях из квартиры с телефоном, что на окраине Киева... Помнится, кто-то
из нашего общего окружения сказал в полушутку, что на такую отдалённую улицу в далёком трид-
цать седьмом очень удобно бы было вывезти любого репрессированного писателя, в том числе и
Марину Цветаеву, исключительно с одной определённой целью – на расстрел. (Вроде бы Алексей
Зарахович, мудрейший наш! – Ве Ша.)
Вот на такой «расстрельной» улице и приходится нынче существовать в квартире на девятом
этаже в соседней комнате с парализованной матерью, которая сама себя иронически называет
очень метко «верховной жопой», и ты можешь ещё представить, что у этой жопы идут обильные
ежедневные очищения, ну а если чисто по-русски, то срачка со стиркой пелёнок на роту обхезан-
ных молодух. Ибо маманька моя в области сей верховодит всерьёз и меня до выгребания долуча-
ет... Хоть и смешно, но за@бался жутчайше... Тем не менее, о нашем с Борисом первенстве у тебя на
конкурсе прознали многие, и сие событие возвели в особый литературный ранг, ведь у нас самих
ни хера-тося не проводится.
О тебе вещала Алла Потапова со сцены Республиканского дома актёра, хоть сам я там не был,
но прослышал от Боруха Финкельштейна... Побывал у меня и Тимур Литовченко. И он отозвался
о тебе с величайшей благодарностью. Живо отозвалась на новость из Воронежа Танюша Аинова
и Андрюша Беличенко. Боря Ф., Тимур Л., Андрей Б. обещали тебе написать в самые кратчайшие
сроки... Думаю, что именно так они и поступят, ибо всех их с тобой что-то да связывает. Ты вели-
кий организатор!
Я же временно в адъютантах Верховной жопы, то есть в санитарах у матери...
Подвалили новостишки и с другого конца земного шарика. Со странички твоего издания «То,
что я успел сделать» (томов 64 и 65) перетиснуто на страницы чикагского журнала «Кольцо судь-
бы» (г.Чикаго, США) два моих стихотвореньица.
Вадим, здесь есть два больших практических интереса. Давай их обсудим.
Первый: давать адреса и объявления воронежских дам, желающих попасть на «чикагский ком-
пьютер в качестве законных невест» русскоязычным маланцам, их мать!, из Чикаго и всего штата
Милуоки... Бери с этих дам звонкой монетой по 10 баксов, больше ни-ни, а я тебе гарантирую, что
за полгода они попадут в компьютерную базу данных этого уважаемого журнальца, а я, если по-
зволишь, смогу иметь за каждый адресок свои пять баксов, но уже с тамошнего редактора. Не всё
так и сложно. Высылается адрес, фотография и какая-то писулька по типу «я вся такая не такая...».
Хоть и здесь всё не без юмора, но в каждом коровнике найдутся свои оглашенные тёлки. Кое-какие
материалы на сей счёт я подошлю, а дальше дело моей родни... А что до женихов, то с ними будет
всё вась-вась...
Десятый номер «РС» застрял на стапелях, но вот Шлапак и Ко открыл литературное кафе, где,
по моим сведениям, в прошлое воскресенье читали свои произведения Алла Потапова, Леночка
Волковая и Наталья Бондарук (диктор украинского республиканского радио и региональный ра-
диожурналист – Ве Ша), нашенская радиокомментатор украинских новостей и, конечно же, та ещё
вертихвостка, но … В настоящей поэзии так просто не бывает! (Явная выбивка. Ве Ша...)
Она везде в Киеве от Шлапака снимает свою литературную пенку. Похоже, этим заняты и другие
кавалеры и дамы, пока Веле адъютантом Генеральной Ж. отсиживается в говнецкой тени...
Но Андрей уверяет, что он озабочен романом «В Германию я не уеду», но желает тиснуть его в
журнальном обрез-варианте. По-моему, даже и так он способен шибануть по мозгам...
О прочих... Помогают мне пока всё те же литературные хлопцы – Тимур, Борька, Лёнька Барский
– кто чем, а вот месье Орловский и мадам Генали лично тебе низко кланяются, я и им читал по
телефону твоё письмо, и они желают всяческих благ. То же желает тебе и месье Зарахович, и Ни-
колаша Румянцев, который, кажется, докопал Аллу (Потапову) издать сборник «Альтернатива-13»
1993 г. запуска (так и не издан, но в Сети-матушке, пожалуйста, завсегда можно найти – Ве Ша), в
то время как Орловский пробивается с проектом сборника «Антарес» почти сам, ну разве что по
моим частым наводкам.
Итак: литературное кафе, литпосиделки, «Альтернатива-13», «Самватас-18», «Антарес», Верхов-
ная Жопа... Так и живём... Надеждами. Привет всей твоей семье и окрестному тебе литмиру. С
уважением, Веле Штылвелд.
8.05. 1997 г. Шалом, Вадим с домочадцами! Как вы там все с маленькой дочуркой Дашенькой?
Поздравляю вас с Днём нашей общей Победы исторически проигравших пока славянских наций,
которые всё равно исторически обречены быть первыми...
У меня – не сладко. Мама в полуагонии, ходящая под себя ссыхающаяся старая женщина, по-
лубезумная, которую я полуненавижу за своё проклятое интернатовское детство, отрочество и
нищенскую юность, но которой только я сейчас могу помогать... Помогать ценою полного само-
отречения от всего своего прошлого мира, а значит, необходимо заняться поисками нового мира,
завтрашнего...
С тем и втравился в некую литературно-игровую среду, которую придумала для таких остоло-
пистых, как я, газета «Столичная». Пишем много и ни о чём... Лично я уже вбросил в газету 314
страниц печатного текста и выловил около двадцати (своего же – Ве Ша)... Плюс к ним до десяти
страниц возражений и тупоголового писка (имеется в виду понятие литературной страницы), а не
все эти поджимки и подгонки на газетных полосах...
Иногда тороплюсь и несу околовсяческую ахинею, иногда от беспомощности, перед так и не
пришедшей к матери смертью у меня от бессилия и злобы опускаются руки, ибо отныне я кру-
глосуточный сиделкин – глупой обезвоженной жизнью бабы, угробившей и свою собственную, и
почти всю мою окрестную жизнь.
Рванул к звёздам Тимур Литовченко, издавший вместе с другим киевским фантастом Олегом
Авраменко в Москве первый свой «булыжник» на 528 страниц и получивший на двоих до двух
тысяч долларов за тираж УЖЕ в 15 тыс. экземпляров, при обещанном разгоне в 50 тысяч. Имя сей
двоицы – Андрей Давыдов, и писнули они романчик «Власть молнии»... Что тебе сказать – навер-
ное, здорово, но Тимур только привёз из столицы всех столиц Эсен-Гэ (на иврите: кушай гэ и т.д.)
1 мая свой сигнальный экземпляр. А скоро сама книга явится на книжный базар Киева, в районе
метро «Петровка»... Я же до романа, после пресловутого «Можно сойти с ума», который я написал
прошлым летом в 196 страниц и продал шеф-бандиту Расину, этой наглой «армянской морде»,
всего за 60 баксов, романов более не пишу...
Сейчас интенсивно осваиваю роль страстотерпца, но ну бы её на хер, до чего она гадкая и не по
мне... Сам посуди, с 31 мая прошлого года я напечатал 1642 страницы разнокалиберных текстов,
желая походить на настоящего проффи.
И это всего за триста сорок три дня. Это ежедневно я выбрасывал на гора по 153 печатных строч-
ки, как бык, озверевший от того состояния, в которое он невольно попал, забегая в тупик. За это
время расшиб вдребезги две брехливые радиоточки – чёрную и жёлтую... Пытался врезать по сра-
ке своей немощной матери, вымывая из-под неё килограммы жидкого кала, иной раз и сутки кря-
ду, но это утешает мало, ибо убить её не смогу, а простить и подавно...
Справки по её уходу, правосторонне-парализованной, мне пока не дают, вот и получается, что я
вылетаю за борт социально спасающей при оплате жилья безработицы и становлюсь стопроцент-
ным дерьмом, вот и подумываю – либо об этом дерьме мне писать, либо уходить туда, в фэнтези,
где сытость, наглость, полное отсутствие морали и большие, перегретые собственным дерьмовым
существованием сказки...
****еть, так ****еть, врать святошно и празднично, погружаясь в такое дерьмо, которое и Бог
никогда в жизни не ведал... А к Богу при этом я так и не пришёл, как стойкий гомо советикус...
Мечтаю завести в доме услужливую афроазиатку, давно мечтаю, как вот уже 25 лет мечтаю съ@-
баться из этого ада...
Чувствую, что выход где-нибудь рядышком, но, по крайней мере, не в прыжке за окошко девято-
го этажа. Мы живём в паскудно-****ском континууме, который, конечно же, специально только
для нас!.. Кушать подано-с!
Западники тихо молятся, чтобы в наших добрых постчернобыльских городах резво помирали
людишки, все эти постядерные монстры, коих так боятся ещё и потому, что эти людишки уже
сами желают, чтобы их завоевали за достойную жизнь, за ухоженную смерть, за по-настоящему,
а не брехливо-счастливое совковое и постсовковое Детство... Но на кой мы им, уроды и мутанты,
сдались там на Западе?.. Им бы у нас радиоактивных свалок сотворить как больше и дослать все те
фиолетово-недоразвитые расы, которые так плотно обселили Европу. В чём-то одном совок был
прав, говоря негроидам всех мастей: «Срать – домой и т.д.»
Даже либерал Никита не больно им позволял, а вот сейчас такое время, что вот-вот и будут у
славян фиолетовые внуки и правнуки, особенно в независимо-беспортошной Украине. Вот и по-
велась наша молодёжь на Гоблинах и Эльфах, и пишем мы сейчас под себя. Жму руку, привет от
всех, Веле.
Правду можно видеть разно, в истину – играть…
Правдою иной обидеть может даже мать.
Правда – вечно бестолкова, истина – вдвойне.
Полуправда – суть не нова – в истинной цене.
.
По полправды, по полчувства, по чуток вранья –
это целое искусство, но не для меня…
Брежу правдой в тяжкой хватке с жизнью пополам,
и, воистину!, ликую, если в чём-то прав!
2.06. 1997 г. Шалом, Вадим! Так уже получилось, что новости и древности сами по себе поднако-
пились только к сегодняшнему дню.
Во-первых, о марках Украины: А – 1 копейка; Б – 5 копеек; Г – 10 копеек; Д – 20 копеек (номи-
нал для писем по Украине); Е – 40 копеек (номинал для простого письма в Россию) – если письмо
стандартное и по весу, и по конверту. Если ещё письмо по весу стандартное, но в таком конверте,
как я тебе посылаю – это будет ГЕ, т.е. 50 копеек. От 40 до 80 граммов – стоимость письма удваива-
ется, до 150 грамм – утраивается. Например, нестандартный конверт – 10 копеек, письмо с России
в Украину – 40 копеек и вес 95 грамм – ещё 60 копеек. Итого 1 гривна 10 копеек или 1Г+5Д, или
2Е+Д, но существует ещё марка С, которая соответствует 80 копейкам. Все марки ниже 1000 купон,
как, например, ценностью в 150, никакой значимости не имеют, ибо после реформы это всего 0,15
копейки, и лишь десять таких марок будет закрывать 15 копеек.
Сегодня ровно сто дней, как с матерью случился инсульт, и её разбил правосторонний паралич.
Сейчас занят оформлением её инвалидности, по-прежнему нигде не работаю, и работы пока ещё
не предвидится... Да и кто меня к себе возьмёт, когда мать могу оставить только на два-три часа...
Позавчера закончился мой первый профессиональный литературный год. Напечатал я за год
1750 страниц, и вот с 31 мая у меня начался новый литературный проект, продолжительностью в
год и названный мною год-саморез...
Как у тебя дела? Читая последнее твоё письмо, я точно решил, что ты раздражён и переутомлён...
Но это всегда рядом с большой радостью по поводу о маленьком человечке возникают большие
хлопоты. Но вот твой проект в области издательского дела в России сегодня в Украине не актуален.
Недавно здесь снизили налог на периодику и литиздания, и теперь в Киеве типографий-однодне-
вок с услугами за гроши понавелось, хотя они и не дают столь требуемые ISBN-ы и вообще так
понимают в литературе, как заяц в коровьем помёте...
Серёжку Орловского не только от себя, но и от тебя корил, но с него как с гуся вода, говорит,
что он УЖЕ запустил в начале мая макет, и что к исходу сентября все мы в его издании проявимся
на ого-го! Хотелось бы верить. Опять не пустили в СПУ Виктора Шлапака, прокатили... Похоже,
прокатили бы и меня, сунься я туда со своей поэтической книжкой от Шлапака.
Но имел умишко, не сунулся, ибо свято надеюсь на хоть какое-нибудь издание своей новеллы в
Воронеже «В Германию я не уеду». Ибо судьба пока не благоволила ни к одной из моих более или ме-
нее убористых вещей, характеризующих меня как прозаика. Встречный вопрос: как твой роман?!.
Я же не просто подсылаю тебе всё новые и новые страницы Дневников, а очень медленно и
плавно наконец заканчиваю свой затянувшийся во времени опус: «Октябрь – месяц менял». В нём,
между прочим, ты найдёшь новости и о том, что Алёша Никитин, у которого ты бывал с моей
подачи дома, и Лёшка Зарахович, бывавший немало у меня, поступили, наконец, в мае в Союз
писателей Украины...
Вот почему бы самому мне была дорога честная воронежская публикация. Она бы прежде всего
доказала бы мне себя безо всяких мундиров, а каким я есть со всеми моими штопанными носками
Души...
Практически со всеми свои контакты свёл до разумного минимума, до редких перезвонков. Так
вот на днях позвонил Андрюше Беличенко, и от него дознался, что сам он болеет, получил отрав-
ление, и о восемнадцатом номере, со слов его жены Оксаны, даже не грезит. Но вот Татьяна Аинова
на сей счёт имела свою информацию, но там, где начинается «бабелон», там у меня не хватает сил
лавировать, и я просто бросаю трубку. К чему мне тайны мадридского двора, когда я знаю, что
пока Андрей, со слов Татьяны, не намерен меня печатать?
Унываю ли? Нет, Вадюша. Вспоминаю, что и ты не в радостные деньки изобретал свои карточ-
ные игрушки и фокусы. За что нас только Судьба так швыряет со стороны в сторону? Мне теперь
трудно понять... Пока же я по-прежнему не теряю оптимизма и полагаюсь на провидение. Отсюда
и название моего нового литературного проекта Год-саморез, куда и входят последние 100 стра-
ниц романа-исповеди «Октябрь – месяц менял». Вот собственно и всё. Не забывай и передавай
приветы жене и Дашутке, а так же всем, кого я хоть как-нибудь ещё интересую, ибо сейчас ой как
немногие не рвут под себя планету... А это всё-таки и нехоже, и резво меняет людей в нелучшую
сторону. Бай!
10.07. 1997 г. Шалом, Вадим! С первых слов радостная новость – вышел «Антарес» на 76 страни-
цах тиражом в сто экземпляров на хорошей финской бумаге в жёлтой обложке, оформлено рисун-
ком жены Сергея Орловского Леной Генали. Есть там 37 авторов, моё предисловие, твои стихи и
стихи Ветрова... Всё прекрасно! Но, сборник мог бы получиться интересней, будь бы у Сергея опыт
издательской деятельности, потому что вкус у него есть. А вот от тебя, плохо, нет новостей... Это
меня расстраивает и даже настаивает на невесёлой мысли, мол, неважнец у тебя...
А насчёт себестоимости, то один «Антарес» тянет на три бакса... Беда да и только с этой стоимо-
стью того, что желаешь и умеешь уже выговорить...
Вот и два новых сновидения из той же серии... Оба они просто потрясны, потому что имели ме-
сто как сновидения от начала и до конца... Очень хотелось бы, чтобы третий отчёт увидел свет в
Воронеже. Вот это будет плевок в хари наших национал-пигмеев. На нумерацию ты внимания не
обращай... Это мои собственные расчёты страниц за отчётный период с 31 мая 1997 г., когда пошёл
мой второй профессиональный писательский год.
Твои экземпляры «Антареса» у Сергея Орловского... Вот уже пять лет я кроплю в мире литерату-
ры. Позавчера моя мама получила первую группу инвалидности и тем приговорила меня на целый
год, теперь уже официально, отслеживать её медленное постчернобыльское умирание с пенсией
по уходу размером в два доллара (не умри тут при этом)... Так что до июля следующего года я офи-
циально признан обществом санитаром собственной матери. Такие новости. Привет всем знако-
мым, при возможности напиши. С уважением, Веле Штылвелд.
Приложение (к письму):
вступление к поэтическому альманаху АНТАРЕС, г. Киев –1997 г.
Вы бродили когда-нибудь по удивительному Городу с площадями Мечты и закоулками Памяти, с
проспектами Грёз и улицами Влюблённых?.. Если – да, то держать сей Альманах в руках Вам будет
приятно, ибо он из Вечного города – города, чьё имя Поэзия, и живут в нём поэты.
Да, прекраснейшие мои. Вам здорово повезло. Вы можете позволить себе приятнейшую прогул-
ку по закоулкам и площадям сокровенности Человеческих душ. При этом Вам не придётся давить-
ся в переполненном и брюзжащем городском транспорте.
Вам предстоит дивиться тому, что так много интересных поэтов (без оглядки на мэтров и по-
лумэтров) собрал у себя под крышей этот удивительный альманах.
Никто здесь не претендовал на роль пресловутых поэтоведов и директоров от поэтических ве-
домств. Поэзию должны делать только мудро влюблённые люди, влюблённые в ближнего своего
и в свет далёкой звезды, в каждую ромашку и в одно огромное перетекающее в нас Настоящее. С
этим и смотрит в своё будущее Поэзия – страна, вселенная, мир, где каждый вправе сказать только
своё и получить шанс навсегда остаться в памяти Человечества.
В истоках земной поэзии – круговорот ведического жизненного Колеса. Поэзия может доходить
до наивысшего гармонического экстаза, но и возвращаться на круги своя, снова обращаясь к све-
жести, столь характерной для молодых с их трогательным и немного смешным ломанием вечных
копий и замашками на гениальность… И это прекрасно!
Я бы не рекомендовал читать сей по-доброму трогательный альманах тем старым циникам, ко-
торые уже забыли о великой и мудрой породе «бродячих собак». До сих пор бродит по миру в об-
лике новых поэтов великий киник Диоген, свет факела которого, – и днеё, и ночью, – напоминает:
«Ищу человека! Ищу и тормошу заблудшее Человечество…»
Так уже случилось, что все мы – Дети заблудшей Цивилизации и Поэтическое отношение к ней
спасает наш мир от более сильных проступков и заблуждений. Как каждого из нас, так и всех ныне
живущих… Один мудрый человек сказал: «Поэтов следует расселять на окраинах Ойкумены, ибо
только так можно спасти человечество…».
А, впрочем, судить Вам, дамы и господа. Мудрейшие мои, добрейшие мои, чутчайшие…
Первый номер альманаха «Антарес» простирает к читателям длани свои.
Мир Вашему дому! Веле Штылвелд.
30.09. 1997 г. Шалом, Вадим! Вот и промакнулся во времени сентябрь. Компьютер, частично-за-
работанный, частично-подаренный тобой в сентябре поднял мою литературную производитель-
ность на 15%, что скрупулёзно удалось мне вычислить ежедневным учётом, который я веду, ек
манга (казахское – нет головы), уже не первый год, ибо живу на этой земле тесно. Подработал
только своих текстов в ДОС-файлах до 30 страниц, подготовил книжицу Любы Пашицкой – 16
страниц и для журнала «Самватас» № 18, который выйдет в декабре этого года, – ещё пять стра-
ниц. Передать тебе дискету, переслать, пока не могу физически – сестра моей мамы из США от
нас отказалась, по-английски, предоставив ей право умирать на казённых украинских харчах...
Мы эту пилюлю горько съели, но уже возвратили Андрюше Беличенко первые двадцать долларов,
плюс, как я и обещал, нашлись желающие славы поэты и поэтелки, плюс дискеты...
В общем, мы в очередной раз очень мирно и традиционно нашли общий язык, а жена Андрея Бе-
личенко – Оксанка передала моей парализованной маме ещё и баночку яблочно-абрикосового варе-
нья... Вот так и живём. Деньги пошли перекачиваться на журнал, где в восемнадцатом номере тебе,
как преданному журналу спонсору, будет объявлена наша общая литературная благодарность...
Удручает пока что только отсутствие принтера и цветного монитора, ну да это дело наживное...
Я сумел методом электронной селекции и вырезки отдельно разобрать свои стихи, сны и афориз-
мы из общего потока сознания, так характерного для моих литдневников. Если долго мучиться
– будет-таки толк...
Как ты в очередной раз доехал, как у тебя обстоят дела с твоими затруднениями, рассосались
ли они? Как себя чувствуют и поживают жена и дочка? Вадим, ты энергичен и молод! Да тебе ещё
горы воротить взад, так что – дерзай! Я вхожу всё в более плотные слои элитарной литатмосферы
города Киева, хотя точно знаю-ведаю, что там меня не ждут. Но ан, фик им в сраку!
Андрей печатает на сей раз «В Германию я не уеду», а это большее из того, что мы все вместе
могли совместно предпринять, хотя и это далеко не конец, как ты предрекал. Вот мой прогноз: тебя
занесёт в наш град в следующем году, и мы здорово и заслуженно оторвёмся, а легенды вокруг нас
перехлестнут сей местечковый мир! Всё это ещё будет, дружище. А я стою на страже международ-
ного литературно-интеллектуального проекта «Саламандра», хотя Коленька Румянцев и оказался
кукурузным треплом. Обойдёмся до времени и без него... А он ещё нам будет нужен... Звонила мне
как-то Эланка-сметанка Владимировна, но кормить её дочку ужинами мне не жалко, однако и не
стоит... Законсервировано.
Экс-тёща второй раз вышла замуж за экс-полковника и окончательно расколотила мои нестой-
кие отношеньица с моей второй семейкой. Вот и все новостишки к первому октября, а завтра – ев-
рейский новый 5758 год. А гитер юр, российский мой старина! Сладкого Тебе Нового Года! Пиши,
твой литприятель Веле Штылвелд! Пиши!..
10.11. 1997 г. Шалом, Вадим! Я так нечасто тебе нынче пишу, что ты уже начал мне сниться и
требовать по всей форме отчёт. А отчитываться, кажется, мне есть за что. За сентябрь, октябрь и
первую декаду ноября в пользу журнала «Самватас» я передал 55 долларов из обшей суммы – 150,
которую передать надлежало за 20 месяцев, но мама очень боится умереть и оставить меня на этой
земле с долгами. Весь октябрь её интенсивно лечили – более пятидесяти уколов и десять массажей,
но эффект почти нулевой...
Теперь о планах Андрея. В восемнадцатом номере пройдёт публикация той статьи о тебе, кото-
рую в своё время не приняла газета «Графитти» /!/. В том же восемнадцатом номере будут опубли-
кованы, ну очень даже частично, мои сновидения. Крайне надеюсь получить от тебя к девятнадца-
тому номеру «Самватас» твои коротенькие рассказы и эссе, что ты действительно умеешь делать
мастерски. Тема девятнадцатого весеннего номера – Германия и всё около неё – русский вопрос,
еврейский вопрос, концлагеря, немцы Поволжья и северные ненцы с немецкой кровью...
В общем, старина, берись на сей раз серьёзно за перо... Хватит икаться в Киеве стихотворень-
ями прошлых лет. Ты способен на хорошую и меткую прозу. К тому же ты грозился разродиться
романом, чем я уже не грожусь, похоже, прошли те времена. Сейчас ковыряюсь в собственных
сновидениях, да ещё 22 октября подал-таки, наконец, документы в Союз писателей Украины. Уж
как они там решат – их дело. Мавр, то есть сам я, свой поступок совершил.
Из новых литературных имён – провёл производство макета книги Любы Пашицкой – смакети-
ровал и передал Андрею на издание её дебютную 48-страничную удивительно светлую книжицу
«Суть незримого». Печатается Люба под ПсевдоНимбом – Любовь Серьёзная. Сейчас мы с ней
приступили к работе над книгой «Записки из бархатного подполья» о творчестве её покойного
мужа рок-музыканта, ну очень известного киевской рок-тусовке – Гене Дунаеве, который погиб в
начале этого года.
С самой Любой всё это время с твоего отъезда у нас были и остаются самые добрые отношения.
Её семейный портрет я тебе сейчас высылаю, как и статью о её муже, которую написал сам Игорь
Кручек... То есть мы начинаем творить литературную и музыкальную историю нашего нового,
вполне независимого от собственной исторической совести, мира. Этот мир уже явлен, и в нём
нам надлежит жить и быть – не тужить.
Однако и ты, старина, замешкался с письмом. А я бы рад был узнать, что нового и доброго пода-
рила тебе твоя трудяга Судьба. Есть у меня и более мелкие прочие литновости, но дискеты пере-
сылать тебе я не решаюсь. Их просто и прочно украдут. А сегодня у меня каждая копейка на счету.
Добили-таки. Ведь 17-го октября меня выгнали на все четыре стороны из бюро Не-трудо-устрой-
ства на том только основании, что я уже социально защищён на 4 гривны и 60 коп. – 2,5 доллара
в месяц от Собеса. Суки они, суки державно-украинские, но жить, дышать и писать я продолжаю
по-прежнему, чего и тебе желаю. С приветами от всех и всем общим знакомым, старина Веле.
18.03. 1998 г. Шалом Вадим, Лена и Дашутка! Кажется, ничего не напутал? Андрюшу Беличенко
прорвало. Он срочно и много начал писать, менять работу и дорастил журнал до более 200 стра-
ниц, что сделало его конкретно малотиражным. От Тани Аиновой я узнал, что журнала будет не
более 50 экземпляров в конце марта...
Я определённую сумму употребил на издание Творческой Литературной Лабораторией «Сала-
мандра» книжицы афоризмов на двоих с Леонидом Нефедьевым. Там есть и выходные данные
Воронежа, но смазанные не шибко услужливыми киевскими типографскими мастаками.
Вадюша, родной, время меняется, и мы меняемся вместе с ним. Я (живу и меняюсь) – на ежеме-
сячных 4.80 в гривнах, что в баксах при курсе 2.04 за бакс сегодня значит не более двух баксов и
десяти центов… Как ты думаешь, что я должен испытывать...
Алла Потапова баллотируется в Верховный Совет Украины, и поэтому она временно недосягае-
ма, мои документы на поступление в Союз Писателей Украины валяются-пылятся там вот уже два
плюс три – почти без малого пять месяцев и меня там видели на х@ю... О тебе – ты конкретно не
дал своей переадресовки. Пока теперь мне точно не стало известно – перешла на Лену...
Ты только посуди, почему бы нам не ляпнуть изданьице «Саламандра» или хер уж его знает, как
поступить, но сам ты только на полпути к успеху. Твоих проектов много, и это здорово, но надо
выбрать конкретных два-три-четыре и укрупнить их, ибо растворимый кофе тянет, а мелкоти-
ражка – нет... Она была хороша на старте восемь лет тому назад... А ведь до финиша доползут не
монстры и не карлики, а хороший середнячок...
Меня не прикалывает то, что у тебя так много мелких изданий... В них, в итоге, не получится
много толку. Во главу угла своего издательского существования поставь ныне модное слово про-
ект: Проект-98, Проект осени-99 и так далее. Плюс два раза в год от пяти до пятидесятитысячного
издания некоего шоу-проекта – фэнтези, детектюшка, лубка сопливых до ушей сказок...
Сейчас работаю над романом сновидений... В очередной раз прошу – сделай выгонку, сорви
куш... Перестань бойко упражняться по мелочёвке. Сконцентрируй себя. Перемена во времени
разительная, нужен выход на Интернет со своей страницей... Срочно готовь первую его выгонку с
адресатником. Это, как минимум, не убыточно... Нужен мне с тобой разговор денька так на три...
Пока же целуй близких, входи в моё нищенское молчание и не унывай. Целую вас, с уважением
Веле Штылвелд.
Высланы: для Кисляк Елены Владимировны – книжка «Гиперболы» (ТЛЛ «Саламандра»), Вадиму
Булатову – предвыборная программа Аллы Потаповой.
4.04. 1998 г. Шалом, Вадим! Вокруг меня тихий цирк литературного неприсутствия. НеоУкраин-
цы травят собаками малейший намёк на русскую литературу, кроме коммерческой, с которой они
не воюют, из-за того, что их собственный госкошелёк в огромных прорехах. Отсюда гослибера-
лизм. А анекдотичность ситуации в том, что в Верховный Совет Украины(!) на сей раз баллотиро-
вались целых два твоих знакомца – Алла Вячеславовна Потапова – издала 1100 предвыборных экз.
пересланной тебе газеты и набрала 1100 голосов, тогда как победивший конкурент некто район-
ный наместник и сатрап нашего района Белоус прихватил с победой 24 000 голосов...
Убил всех тем, что начал строить поликлиники, которые не строились восемь лет и гнать темпа-
ми ветку скоростного трамвая... (Почти десять лет эта убыточная трамвайная ветка смешит всю
Троещину либо вызывает вполне справедливый гнев – такие деньжища для Троещины услали в
никуда – Ве Ша). Ничего подобного литературная добрая сказочница бабушка Алла предложить
уже не могла...
А Вовка Ковальчук за крайне левых по мажоритарке отрывался в Печерском районе бонз, и это
было глупейшим занятием. За него даже не проголосовала жившая там Таня Аинова, а я, живущий
на левом берегу, честно участвовал в агитации за Аллу, но проголосовал за партию власти, которая
перед выборами опекала мою мать, а значит, с моего молчаливого согласия купила наши голоса.
Ведь кушать хочется всегда...
Я думаю, что столь идиотского стечения обстоятельств в Украине больше не повторится... (По-
вторяемость регулярнейшая в нище-беспортошной стране – Ве Ша.) Литераторы должны писать
книги, гнать коммерческие проекты и жить безбедно. Но... Сам я вот уже несколько месяцев ра-
ботаю над большим и непростым романом сновидений: «Парк сновидений». На дискету выгнана
первая часть, но вот пересылка с воровством недоадресным, о которой ты так много рассказывал
мне, останавливает.
Сейчас корпею над второй частью... Плюс прекращаю контакты с молодняком от мира литера-
туры... Многим ещё зреть в литературе, а иные уже просто перезрели в своих амбициях. А между
тем, иногда здесь среди алкашей майже встречаются люди литературно-потарашные, то есть пове-
дённые. Чего стоит одна газетка, которую нынче я тебе высылаю. Её издатель – Пётр Шевченко – в
прошлом известнейший журналист, а нынче допивающийся, увы, алкаш. Но «Остров Радужный»
– это шедевр! Большим пока порадовать не могу...
Очень болеет мать, очень неустроен материально, морально и физиологически... Очень надеюсь
на будущее. Очень верю в себя... Очень верю в тебя и в твою нынешнюю половину. Мне кажется,
что в ней теплится самая настоящая Душа доброго и тёплого человека. Рядом с таким человеком
ты, Вадя, выживешь и подтянешься на верхние уровни, а пока идёт накопление изменений у од-
них, накопление жизненных ошибок почти у всех, накопление творческих сил у третьих… Так что
ещё пошевелимся! Алле и Андрею Соцкову материалы переданы. Веле, с уважением.
8.04. 1998 г. Шалом, Вадя! Перед тем, как сегодня отправиться нищенствовать под киевскую си-
нагогу, там выдают на пейсах пищевые посылки для стариков-инвалидов, решил тебе написать. Я
вот уже 23-й месяц на голом нуле. Дело даже не в безденежье абсолютном, а в том, что меня кате-
горически отторгает от себя местечковый литературный и журналистский мирок-с... Одна только
Алла ещё протягивает изредка руку помощи... Но и у неё нынче проблемы – это её возрастные
амбиции, а поэтому, мил человек, сообщайся с ней, пожалуйста, сам. (После звонков телефонного
террориста почтенная писатель и поэтесса изменила домашний телефонный номер – Ве Ша.)
Совершенно непонятно почему Алла баллотировалась по такому «чернокостно-украинскому»
району, как Троещина, не размягчив его прежде телепередачами и литературными утренниками
в местных не всегда глупых школах... Это было политически неосмотрительно. Но я только был
задействован в роли агитатора, а вот влиять... Здесь она категорически запрещает как-нибудь кому
бы то ни было на неё влиять. Признаёт жёсткий кибернетический принцип – принцип первого
руководителя...
При этом принципе в голом виде рядом не должно существовать ни одного подползающего... Но
у неё просто невозможны такие разногласия, которые возникли некогда в Воронеже у неглупых
мужиков Булатова и Прозорова... Ты очень часто держишь людей в близко подползающих, и не
мне тебе говорить, что со временем из этого получается. А ведь любые имперские структуры, в
том числе и информационно-литературные, жёстко структурированы, и до вершины никому не
достать. Так было некогда при Чингиз-Хане, так остаётся и сегодня, даже и сегодня при любом
вверх карабкающемся партократе, демократе, просто хаме.
А ведь у Аллы и интеллект, и амбиции достаточно соразмерны. С ней либо ты напрямую тет-
а-тет, либо она тебя не «услышит». Я же скорее – кардинал Ришелье в серой либо в коричневой
сутане – вроде бы вровень со всеми, но имею голос нашептывающего... Не будь меня, во всякой
структуре сыщется иной серый кардинал... Я не боюсь своего этого свойства. Я желаю и умею быть
вечным Вторым, но вот с Первыми мне в Киеве не везёт.
Из новостей – я получил грамоту всебурятского комитета культуры России за укрепление укра-
инско-бурятских дружественных и культурных связей... (И по сути стал заслуженным деятелем
искусств Бурятии – Ве Ша.) Свои «воронежские» публикации мне, конечно, более чем любопытны,
как любопытно и то, что у тебя наконец вызрела пусть маленькая, но прочно разбитная инфор-
мационно-газетная среда в твоей «Русской версии»... Ты на ПГравильном ПГути, тоГварищ, Вадь-
Вадь... Нашлось бы и мне у тебя местечко Украинского обозревателя... Пиши! Спасибо за адреса!
Нуждаюсь!
Высланы – издания литературной студии «Дебют» при «Самватасе», (20, 27) – ксерокопия ли-
тературной страницы со стихами авторов: Ивченко, Яновича и других – машинописный текст.
9.04. 1998 г. Шалом, Вадя! За окном – Божий день, Пасха! Христос воскрес! Через пять дней и
мне капнет полные 44 – двойное перекрестье... Одним словом, дело – труба, пора собирать свои
пасочки и куличики и дуть в... Вечность. Хотя и на Земле дел непроворот.
Вчера полтора часа беседовал по телефону с Татьяной Аиновой: она сетовала на несуразности
Андрея и его «Самватас», который всё ещё на литературно-издательских штабелях – стапелях – с
мая прошлого года. Тяжело идёт этот № 18-й... Тяжко. Как и обещал, подготовил тебе целый блок
украинских новостей от литературных до политических, от политических до рекламных. Однаж-
ды был уже такой опыт, когда ты отрекламировал изделие НИИ Бори Финкельштейна. Сейчас он
стал в этом НИИ главным мебельным конструктором, но не загордился, звонит регулярно и пере-
даёт Воронежскому господину-пану Издателю самые тёплые и регулярные приветы.
Реклама на сей раз из города Днепропетровска. Она из породы прикрытой литературным тек-
стом рекламы. Хлопочет о ней шеф-редактор днепропетровского журнала-ежемесячника «Бо-
рисфен» – древнее славянское название Днепра, как и Самватас – столь же древнее, но иудей-
ско-византийское название Киева. В общем... Всё это, похоже, по твоей части. Шеф-редактор
журнала Фидель Сухонос. Он пытался стойко сетовать, что журнал национальный, украинский,
но это мудрое сетование, ибо на хорошем украинском языке в хорошем украиноязычном журнале
могут проходить прекрасные переводы российской автуры, в то время, как у тебя в «Русской вер-
сии» – украинской автуры же. Роль толмача могу брать на себя я.
Днепропетровск – просто удивительный город, и это счастье, что наш аналог твоего собствен-
ного «Издательского вестника» – «Рекламный компас» свёл меня с Фиделем Сухоносом. Фидель
очень заинтересован в бойкой публицистике. Он, похоже, достаточно толерантен, если только это
не оскорбляет его национальных чувств украинца.
А поскольку ты так тяготеешь в Украине, то, похоже, это совершенно новый и неожиданный ра-
курс будущих и творческих, и, возможно, личных, и производственных отношений. Что наиболее
ценно в этом человеке, насколько мне представился случай его узнать, – это его не-столичность в
самом плохом смысле этого слова, которой ты за эти годы наелся по горло. Переводы твоих расска-
зов на украинский выполню с любовью, но за этот рекламный ролик-рассказ буду очень просить.
Ведь в переводе… он не много места займёт, а это будет настоящей поддержкой. Твои материалы
со временем Фиделю перешлю, и это будет самый настоящий образчик конкретных региональных
украино-российских литсвязей. С уважением, Веле Штылвелд. Пиши!
Высланы – 2 книжки и 2 брошюрки киевских авторов.
16.05. 1998 г. Уважаемый Вадим! С первых строк низкий поклон Валерию, а также всем вашим
близким. Как и обещал в своё время и тебе, и Валерию, начинаю регулярную высылку последних
формат-макетов своих дневников, которые очень не скоро, возможно, увидят свет в городе Киеве
из-за ряда причин:
– огульной нищеты Веле Штылвелда;
– нечистоплотности человеческих отношений на любой тусовке в любой точке земного шара.
Этим разрешаю издавать, переиздавать, рассылать по сети Интернета и просто ксерокопировать
изданное, оставляя пакет издательских прав только за Вадимом Булатовым и Валерием Прозоро-
вым. Права у обоих передо мною равны, как и я стану предпринимать все последующие высылки
строго в шахматном порядке – по адресам Валерия и Вадима. Это должно будет предохранить всех
нас от возможных информационных потерь.
Литературные структуры Киева начинают быть в области неформалов – более гнаными – их
лишают помещений, выставляя просто на улицу, либо такими, которые превращают в полузакры-
тые пен-клубы с местечковыми литературными гуру. Естественно, что вход на такие с позволения
приспособленческие лит-токования мне прочно закрыт.
Начинаю ощущать блокаду, вот почему намерен категорически разобраться с не столь уж далё-
ким прошлым и предупредить о повсеместном глобальном наступлении литературного и инфор-
мационного фашизма.
Естественно, что и в этих условиях в России есть выход – это крупные коммерческие проекты от
литературы. В Украине мы их лишены. Совместными усилиями попробуем прорвать эту чёрную
блокаду безвременья и прорваться на чистую воду.
Издал свой 18-й номер «Самватаса» ещё 12 мая этого года Андрей Беличенко. Я очень надеюсь,
что он тебе вышлет номер, есть и у меня для тебя номер, но присылать такую громаду – 120 стра-
ниц формата А3 – штука опасная. Растрепают на потрох...
С глубоким уважение, ваш Веле Штылвелд, беспортошный украинский литератор и социальный
пенсионер с окладом в 2 доллара 40 центов с октября 1997 года. До тех пор офиально 17 месяцев
украинский безработный. Вот так и живём.
P.S.
– высылаю первую часть дневников – файл WEBOOK01.DOC
– высылаю третью часть дневников – файл WEBOOK05.DOC
Оба файла – формат-макеты брошюр по 64 страницы в формате А5.
А также – поэтический сборник «...И наше слово отзовётся».
20.10. 1998 г. Шалом, Вадим! Ты напрасно так много на меня сетуешь. Ни ты, ни я не способ-
ны убедить чиновников-остолопов признавать, что сегодня Украина = Россия, либо наоборот. По-
скольку они бдят по правилу общему для России и Украины: лучше перебздеть, чем недобздеть, и
упоминание малейшее российского зиц-председателя, спонсора, мецената наказуемо строжайше от
материального, когда на тебя насылают фининспекторов, базарных рекетеров /!/, с чем я столкнулся
в октябре, требовали 150 баксов, пришлось вызвать вооружённый до зубов наряд милиции в масках
с АКМСами, чем я прогневил местное районное милицейское начальство, а милый телефонный го-
лосок из УгРо посоветовал поискать мне защиты в Ашкелоне под крылом израильских командос.
/Вот, что выдумывал, только чтобы не упоминать Булатова в своих изданиях – прим.ред./
Не всё так Вадюша просто.
Вадя, не суди, да не судим будешь. Вот, к примеру, Тимур Литовченко примкнул к крайне нацио-
налистической литгруппировке западных украинцев «Свобода слова», которую содержит местная
служба английского Би-би-си. Он же первым чётко сказал, что идея издания «Русской версии» в
городе Киеве либо в любом украинском городе-миллионнике просто обречена на провал. Попы-
тавшегося сыграть на всеобщем интересе к поп-литературе обвинят уже только в самом названии
«Русская ...».
Но твой компьютер – истинный работяга. Набираю и левым, и правым, и националистам, обоих
мастей, и пресловутым борцам за мифическое маргинальное двуязычие. Даже в самом толерант-
ном обществе двуязычие эфемерно – побеждает только один язык, который настоятельно предпи-
сывается госинстанциями всех уровней.
О тебе я много и разно пишу, и ещё напишу в своих дневниках. Вышлю и текстовые дискеты, но
там, где у меня нет козырей, – блефовать не пожелаю. Мой профиль – издавать литературные от-
крытки под прикрытием той реальной допустимости, которая позволяет их читать многим здра-
вомыслящим, по большей степени – молодым. В переплёте – эти открытки уже книга, а каждая
отдельная открытка – отдельный хит со своей темой. Многие тексты сохранил именно ты. После
подчистки – живут.
Издать 50 открыток одного вида с нуля, имея только компьютерный набор на Ворде обходится
13 грн. 50 коп + 1 грн. 60 коп. транспортные при курсе 3 грн. 54 коп. за один бакс. Вот и получается
где-то 4,5 бакса – 9 центов открыточка на разрешённом ризографе, который доступен каждому в
Республиканском планетарии. Семнадцать таких открыток – это же потрясная книга! И теперь
мне её ещё и надо представить в количестве четырёх экземпляров чиновникам из СП У, для того,
чтобы те сделали вид, что и меня достал их укорот.
Читай Вадя мои дневники – там всё в лоб, безо всяких отворотов. Я не требую их издания. Я
готов ждать. Я понимаю нашу общую заднюю пещеру. Но с газетой, увы... Это не серьёзно, хотя
она мне симпатична. Но и сам ты, если откровенно, политик и тоже умеешь стоять на позициях
интересующегося журналиста в надлежайшей стойке во имя хлёсткого господина Факта. Это и
правильно в любом интеллектуальном болоте, но я, похоже, всё же больше застольный писака
ввиду сложившихся обстоятельств.
Мне начхать – разобрали или нет рельсы на границе между нашими странами. Ведь однозначно,
что если да – это дело рук идиотов, а хорошими делами прославиться нельзя. И ещё. Вадя, «Лите-
ратурный вестник» требует чуть большего кегля. Это же, Тшорт бы его забодай, а то и чёрт подери,
не ленинская Искра! Ну, куда это такой мелкий шрифт. Все имевшиеся в доме очки-стекляшки
высмотрел, а половины так и не прочёл. Хотя издание уже идёт, но требуется несколько техниче-
ских вещей при работе с графикой – столкнулся сам:
– первое, клеить графику только на резиновый клей прямо в макет (Веле по-видимому не знал,
что у Вадима есть сканер – В.Б.);
– иметь при себе белый штрих для замазки случайных ляповых линий;
– иметь чёрный капиллярный «струмент» – ручку-капиллярку, которой жирнить слабые места.
Это всё приходит не сразу. А любители любят жирнить и мусолить неудавшиеся места своих гра-
фических рисунков.
Что ещё... Нужны анонсы, врезки, предвосхищение новых публикаций, с куражом и при долж-
ном антураже. И главное, принимай обстоятельства такими, какими они уже состоялись.
Алла дала мне набирать новый номер теперь уже межобластной русскоязычной – «Новой газе-
ты», но подработки крайне редки, а при ссылке на ТЛЛ «Саламандра» указывать две фамилии и
два города, либо один российский – это обрекать на выхолощение даже столь неторопливого, но
верного дела. Привет супруге и детям.
Пиши. Андрюше Соцкову для меня не передавай. Он прекрасный человек, но инвалид детства
с церебральным параличом, человек мужественный, талантливый, но выездки в город для него
очень затруднительны. /Булат рассчитывал, что Веле сам отвезёт или передаст через кого
– прим.ред./ Привет всем друзьям в Воронеже и за его пределами. С глубоким уважением, Веле
Штылвелд. Пиши...
6.11. 1998 г. Пять четырёхстраничных брошюрок; конверт от Т.Аиновой с надписью Веле: «P.S.
Татьяна Аинова просила очень настоятельно переслать!!! И передавала приветы лично!»; записка
Т.Аиновой: «В книге «И наше слово отзовётся» эти 8 строк выброшены из моего стихотворения
«Мой век серебряный...» без моего ведома. Вставить после четвёртой строки:
Я не могу себе поверить, хоть воспойте,
в то серебро не в ювелирном и не в спорте
сегодня в сумерках, где людям волки.
В Совке, вернее, в неприкаянном осколке –
Совка с названьем Незалежна Україна
где не живут уже ни Анна, ни Марина,
и только мартовский надлом корявой стужи
лежит чернёным серебром на шелке лужи».
27.11 1998 г. Шалом, Вадим! Ты напрасно в душе нарекаешь, что наши отношения перешли в
тихий упадок. Такое не происходит там, где имеет место продолжение творческого содружества.
Многие из тех, кто прошли через горнило Творческой Литературной Лаборатории «Саламан-
дра» вынесли из неё не только свои книги – Веле, Люба Пашицкая (Серьёзная), Слава Рассыпаев,
Леонид Нефедьев, но и большую к тебе благодарность.
Ведь за год с участием моим, а значит и твоим, вышло шесть книг, 15 литературных открыток,
три макета книг, да ещё набрано два номера литературной газеты. Это, согласись, немало. Да, в
этом ты наравне с моей парализованной матерью оказался действительно меценат. Компьютер
стоил и тебе, и ей, а ещё бы не забыть твоей материальной подпитки «Самватаса».
Мир наш, Вадюша, послерадиационный – очень хрупкий, болезненный. Помимо явных инсуль-
тов и сердечной, почечной и иной эндокринной недостаточности у моих друзей наблюдаются
чисто психологические срывы. Так, например, ни Славу, ни Любу, ни меня по большому счёту в
Киеве не печатают. Мы не более чем постчернобыльский интеллектуальный нарост со своей непо-
нятой литературными чиновниками времён совка скрытой латентной агрессии.
Кто как не ты вложился в настоящую действенную раскрутку моего литературного имени. Но,
пожалуйста, хотя бы разово помоги Любе и Вячеславу, сообщи о нашем общем с ними совместном
мире, о том, что это «твои» поэты, что и ты приложил технологическое усилие к их становлению.
Вот только что с утра обрывает телефон Люба. У неё обвальная ноябрьская депрессия, ночь не
спала, полтора года тому назад потеряла и мужа рок-музыканта, и свою родную сестру-близняшку
Веру. Потеряла трагически. Затем много издала своего, но никакой человеческой поддержки, кроме
двух редких за весь год о себе публикаций-миниатюр так и не нашла. И вот психологический срыв.
Не у всех нервы в жилах – канатами, как у Веле, тебя и нам подобным. Да, с нами заигрывает
официоз, он уже знает, что мы способны развернуть и отвернуть от их нечистоплотных рук ли-
тературный – молодой и новый – литературный процесс, и именно в том, Вадюша, наша с тобой
великая сила. А орденишки и медальки пасхальные нас с тобой не согреют, ибо не страдаем и не
страдали мы духовным простатитом и экзекиритом бессовестности, и не нам его смазывать. Давай
оставаться собой во всякие новые времена и говорить от А до Я напрямую, коль скоро в чём-то
возникнут у нас с тобой нескладухи. А пока – Слава Рассыпаев и Любовь Серьёзная (Пашицкая),
имена, которые прошли через наше детище. С приветом семье и уважением, Веле Штылвелд.
• Вместо послесловия:
Здесь вот что замечу...
И Борис Финкельштейн, и Тимур Литовченко, и Алексей Зарахович, и глубокоуважаемый Лео-
нид Барский все эти годы оказывали мне своё дружеское участие, но в контексте всей переписки
они кажутся случайными литературными человеками... Как же я был близорук! Простите меня,
ребята…
А вот поэтессы... С годами выработал непреложное правило – с глубоким уважением держать
дистанцию на шесть кабельтовых... Милейшие существа, но крайне эмоциональные на огром-
ной житейской амплитуде. Слыхал краем уха, что и Люба Пашицкая, и Татьяна Айнова вроде бы
устроили свои судьбы, а Карина наезжает изредка в Киев из США к своей престарелой матери...
Я не отношу к тем сливкам поэзии ляповых уличных поэтов типа Валерия Винарского, но друж-
бой с выше перечисленными поэтами и воронежским издателем Вадимом Булатовым (Кисляком)
буду дорожить по гроб жизни! Они помогли мне выстоять в самые трудные годы поэтической
ломки... Спасибо, парни! Мир Вашему дому, дорогие мои друзья!!!
В октябре 1998 г. я встретил и полюбил молодую художницу Ирину Диденко. Писала она и тон-
кие светлые стихотворения. Приведённое здесь стихотворение было напечатано в международ-
ном литературном журнале «Черновик» Юрием Проскуряковым рядом со стихами маститого по-
эта Дмитрия Бураго в представлении Украины.
ДЕФИЛЕ-ТРАКТАТ
Вот взгляды.
Тревожные женщины смотрят
и девочки. Те забияки…
Поспорить-повздорить за взгляды
прохожего: всё же мужчина!
Не стоит тревожиться: я уступаю.
Сама отдавала любимых –
брезгливо!
Ведь тот, кто меня не увидел, –
меня не достоин!
И стоит
молчать,
чтобы не расплескать –
и мыслями рваться в просторы –
на скорый
не сесть уже поезд: устала.
Осталось так мало.
И всё же!
Душе пусть и тысячный год –
я здесь ещё слишком красива.
На подиум!
Гордые взгляды бросая
на ненависть женщин,
восторги мужчин –
по ним!
Как по лезвию – мимо
их всех!
И ноги отточат фарватер шагов –
вот-вот – ДЕФИЛЕ. Я умею…
Восторги – и ненависть. Гордость – и страх.
Красивые стройные ноги,
покрытые сеткой венозной…
Прощайте. Я в небо иду!
… Забытая пылью дорожной…
Начали с оформления по моей просьбе литоткрыток. 24 февраля 1999 г. окончили Загсом… Так
завершался для меня прошлый век, а с ним и человеческая неприкаянность… Благодаря прежде
всего ей – моей Берегине – я выжил и пережил многих, отошедших в небытие. Прервалась самым
злодейским образом и жизнь моего старого и мудрого учителя Леонида Николаевича Вышеслав-
ского, чьей рекомендацией – старейшего русскоязычного поэта Украины, члена НСП_У с номером
«2» я очень дорожу по сей день.
Внезапно от скоропостижного инсульта умер поэт и патриот ушедшего в дым Отечества Влади-
мир Ковальчук. Это случилось 18 ноября 1998 г. Я нарисовал в память о нём в дневнике чернильно-
го плечистого человечка, волокущего в вечность покорёженную во времена военного детства ногу.
Смерть настигла его по-киевски в Александровской (Октябрьской) больнице. Леонид Полищук
выбросился на асфальт из окна серой будничной многоэтажки, замёрзла в лесу на прикиевском
полустанке среди зимы поэтесса Галина Нелипа, умерла от рака эльфица – Елена Волковая, от не-
лепого отравления рыбными консервами – Лёшка Прибыльский… Умер и Леонид Нефедьев – не-
забвенный афорист и деревянный человечек своего пластилинового Отечества…
Пришло новое Время. Уюта оно не принесло, но мы, поэты переломных девяностых оказались
ему полезными и, похоже, востребованными...
Звучат прекрасные голоса Алексея Зараховича и Вячеслава Рассыпаева. Но для души полезности
всегда буду рекомендовать только поэтический мир прекрасного лирика Алексея Зараховича, а
вот Славика образы меня порою пугают… Но это моя точка зрения, и я её никому не навязываю…
Вадим… За эти годы между нами образовалась дистанция… Наверное, потому, что Вадюша не
сразу принял и воспринял для себя Интернет, в который я погрузился всецело ещё в 2002 году.
Попытки поддержать с ним дружбу теперь в реале натолкнулась на некие подводные камни.
Рассказ о творческой командировке от Литературной Лаборатории «Саламандра»
Игоря Сокола в Воронеж 30 июня 2002:
Мои встречи с Вадимом Кисляком – Булатовым
(Отсюда пометки жирным курсивом сделаны во время производства этой книги Вадимом
Булатовым.)
Меня познакомил с Вадимом киевский литератор и общественный деятель Веле Штылвелд –
сперва заочно, в 2000 г., затем через 2 года состоялась наша первая встреча вживую, в его родном
городе Воронеже. Тогда в середине лета там состоялся слёт Международной ассоциации русскоя-
зычных литераторов (МАРЛ).
Впечатление от личности энтузиаста русской словесности осталось двойственное…
Впрочем, обо всём по порядку.
Хотя 8 лет назад уже вошли в быт электронные средства общения, я по старинке прибёг к тради-
ционной телеграмме: «Приеду З0-го (июня) киевским поездом. Вагон четвёртый».
Встретил меня на вокзале воронежец Серёжа Гунькин, впоследствии исключённый Вадимом из
МАРЛ из-за каких-то разногласий. Второй встречавшей была Елена Куракина, вроде бы (?) пра-
пра…внучка дипломата петровских времён.
/Меня и Гунькина связывала дружба: я был первым издателем Сергея. Когда-то моя слава из-
дателя достигла таких пределов в Воронеже, что в один из дней на пороге квартиры, которую
я снимал, появился Сергей и оставил мне свою рукопись. На начальных порах мы совместно
издавали газету «Русская версия» (потом Сергей пошёл на попятную). И я не исключал Сергея
из МАРЛ (во всяком случае, нигде в файлах о МАРЛ такого факта не обнаружил, а память моя
молчит по этому поводу). Я его просто убил... при помощи колдовства. У нас в роду владение
чёрной магией передаётся из поколения в поколение: моя мама, потом я, теперь моя старшая
дочь (но у ней своих детей не будет), а в ближайшем будущем сына должна родить моя млад-
шая, вот ему «дар» и перейдёт (девочка – мальчик – девочка – мальчик).
События же того времени происходили примерно так. В ночь после съезда я поехал прово-
жать Гунькина и Куракину. Но Елена увлекает меня с собой. Гунькин – её любовник тоже. Но
Елена сообщает мне, что Сергей лишь изредка бывает с ней, а она имеет другого постоянного
мужчину, что и «перевесило чашу весов» за то, чтобы остаться у неё дома.
С Еленой мы тогда расстались дружелюбно (после Съезда я уже не видел ни её, ни Сергея). Я
знал её и раньше: втроём гуляли по их району и чуток выпивали. Но однажды (Елены не было)
мы с Сергеем прилично напились и сидели на остановке. К нам подъехал наряд ППС. Сергея не
забрали, так как он имел корочку Союза журналистов (меня же туда не приняли, хотя для
журналистики я сделал в сотни раз больше, чем Гунькин), а меня подгребли. С работы пришла
Куракина, и они вместе с Сергеем пошли меня «вытаскивать». Елена представилась женой. Но
ей сказали, чтобы приходила завтра.
И мне «завтра» менты сказали, что моя жена за мной вчера приходила и придёт сегодня. Но
когда мои мозги немного протрезвели, я начал соображать, что вчера настоящая моя жена
не могла за мной приходить, а приходила именно Куракина, попросил разрешения позвонить
домой и сообщил жене, где я. Мне самому было смешно, глдя на ментов, которые вращали гла-
зами, с трудом сдерживая мимику на лицах; ещё бы: вчера приходила одна жена, а сегодня – дру-
гая. И обе – недурны собой!
Но продолжу рассказ о днях после Съезда. Гунькин рассказывает об этом моей (тогда – граж-
данской жене), а та, мне в отместку, переспала с Сергеем. Но я, по поведению своего друга
(который под разными предлогами перестал со мной встречаться), очень быстро догадался
о происшедшем. Это и стоило Гунькину жизни (но некоторое время он помучился). Убивать
свою жену я не стал, так как она была матерью моего ребёнка (а так – почти все женщины,
которые были близки со мной, уже умерли).
И несколько слов о снимке от 30 июня 2002 года, что на последней странице обложки. Спра-
ва налево: сначала умирает Дима Истратов – видеоператор «слёта» (тромб), потом Серёжа
Гунькин (если бы он был жив, была бы какая-нибудь информация в интернете о нём, ведь он
много писал и публиковался, но в нашем городе о нём не слышно; переехал в другое государство:
маловероятно – это не для него). Жива ли Елена Куракина, тоже не знаю. Но она спала со мной,
а значит... Она – третья справа. А следующий я. Потом – Сокол. Трубицын переживёт нас
всех. – 22-23.10.21, 16:12./
Что меня удивило – её имя в электронном отчёте о слёте не значилось. /Не совсем понятно, о
чём это. Фамилии участников перед началом мероприятия переписали. Куракина есть в спи-
сках МАРЛ, о ней упомянуто даже в журналистском отчёте об этом Съезде./ Впрочем, это вну-
тренние дела воронежской литературной братии, о которых мне мало известно, потому перейду к
описанию того, чему был свидетелем и участником.
В обычной двухкомнатной квартире, казавшейся тесной от обилия собравшегося народа, встре-
тились за сдвинутыми вместе столами гости – поэты, прозаики, публицисты (на общественных
началах, т.е. зарабатывающие не этим) европейской части СНГ.
Как звучит! На деле это означало – воронежцы, один представитель г.Ельца Липецкой обл. Ми-
хаил Трубицын и я – представитель Украины.
Стол был накрыт с истинно российским хлебосольством, но следует отметить – количество вы-
питого всё же несколько превышало количество съеденного.
Алкоголь, как известно, играет роковую роль в жизни России, её богемы в частности. Впослед-
ствии не раз пришлось в этом убедиться…
Деловая часть первого заседания – между прочим, записанного на видео – состоялась в поме-
щении соседнего детсада, который тогда ещё посещала 6-летняя Вадимова дочка. Кстати, о семье
Кисляков подробнее…
Старшего сына – Артёма я тогда не видел. Он был в пионерлагере. Спустя несколько лет, уже
будучи студентом, приезжал ко мне в гости и пришёл от Киева в восторг.
Жена Вадима – Лена, по основной специальности – учительница музыки в школе, впоследствии
оставила это занятие ради семейного подряда – организации различных торжеств (свадеб, юбиле-
ев, корпоративов) и их видеосъёмки.
На другой день слёта несколько ошарашила меня и некоторых других гостей словами: «Берите
сами из холодильника, что хотите, когда захочется». На вопрос, звучавший примерно так: «А это
будет прилично?», последовал ответ: «Я вечно сижу на диете и мне трудно понять чувства нор-
мального человека, которому хочется кушать». Поистине, каждый сходит с ума по-своему…
Впрочем, холодильник был полон, хозяева не поскупились.
Чуть отступлю от темы на полшага. Нельзя не сказать пары слов о Михаиле Трубицыне. Инте-
ресный человек! Оказывается, кроме российского, бывает и чисто местный патриотизм. У Михаи-
ла он проявляется, в частности, в одержимости одной оригинальной идеей: о переносе админцен-
тра родной области из Липецка в Елец. То есть – чтобы она из Липецкой превратилась в Елецкую
область. Аргумент потрясающий: Липецк возрос благодаря металлургическим заводам при Петре
Великом, т.е. ему около трёх веков, зато Елец, согласно летописи, на один год (!) старше Москвы.
Второй довод ближе к современности: на руинах рейхстага в 1945-м появилась надпись: «Мы
из Ельца», благодаря фронтовому фотокорреспонденту размноженная на весь мир. Зато «Мы из
Липецка» там что-то не видно… /Липецку 222 года./
…Но вернёмся к рассказу о Вадиме. На следующий день, когда земляки-воронежцы разошлись
по домам, он устроил мне экскурсию по городу. Проявил немалую эрудицию и – что заметно – лю-
бовь к родному краю. Не стану утомлять всех описанием Воронежа и его памятных мест – сейчас
речь о другом.
Уже на обратном пути домой Вадим выпил водки (не помню, из горла или разового стаканчика) и
улёгся отдохнуть на скамейку. Причём устроился так основательно, что я понял: для него это – про-
цедура обычная. /Я никогда не вру «на бумаге», допускаю, что могу заблуждаться, или же порой
подведёт память. Потому что понимаю, что почти любая ложь будеть разоблачена Време-
нем, и тогда всё мной сказанное можно будет поставить под сомнение. Так вот, говорю, как на
духу: такое случилось тогда со мной в первый и последний раз. Похоже, что впервые проведён-
ная мной «крупномасштабная операция» по организации Съезда так сказалась на организме./
Но это были ещё, как говорится, цветочки по сравнению с тем, что пришлось увидеть в Киеве…
Некоторое время спустя Вадим прибыл с ответным визитом к нам /2006 год/. Остановился на пару
дней в холостяцкой квартире моего приятеля Леонида на Борщаговке. И вот тут-то поразил всех…
Надо сказать, что Леонид работает в Социальной службе для детей и молодёжи и, в силу специ-
фики службы, имеет дома немалый запас крепких напитков. Частично это – гостинцы от различ-
ных братских делегаций. Частично – предназначено для организации различных «полян».
У людей общественных это происходит довольно часто, иногда – в масштабах СНГ: то самому
ехать в Запорожскую область с «дарами», то принимать гостей из Питера – опять же не с пустыми
руками…Так что батарея бутылок в запасе немалая – на несколько месяцев. Но это – исходя из
нормальных расчётов.
Весь борщаговский запас воронежский гость уничтожил за два дня (!) и ещё дважды сбегал в
ближайший гастроном. Я немало слыхал о беспредельном пьянстве россиян, но до встречи с Кис-
ляком (Булатовым) полагал, что слухи эти сильно преувеличены. Оказалось – ничуть…
Моего друга, работавшего, кроме всего прочего, с «детьми улицы», трудно удивить, но тут и
он был ошарашен. Не умаляя ничуть человеческих достоинств Вадима (кстати, вся воронежская
встреча состоялась лишь благодаря его энтузиазму), приходится признать: увидев, в каком коли-
честве он поглощает 40-градусную, а также более слабые напитки, хозяева – не только киевляне,
но и черниговская семья Крысановых – задавались вопросом: когда же он уедет? Дело тут не в
скупости – просто видеть, что человек поглощает спиртное, как верблюд – воду, со стороны ста-
новится страшно!
Короче, когда мы прощались на вокзале в Киеве, я испытывал некоторое облегчение. При всех
своих плюсах (а их немало) Кисляк, он же Булатов, обладает огромным минусом, который, увы,
был присущ многим известным творческим личностям – россиянам.
Этим грешили Есенин, Шукшин, Высоцкий, Венечка Ерофеев, Георгий Бурков…Чем немало со-
кратили свою жизнь, огорчив не только родных, но и многочисленных почитателей их таланта.
Почему так сложилось: если русский человек талантлив, он губит себя водкой – сложно сказать, но
это издавна было так.
/Не все талантливые пьют, пьют и бездарные и ещё больше талнтливых, да и не только
россияне. И позвольте теперь и мне рассказать о себе, как я воспринимаю те события. Кста-
ти, очень смешно было читать и о том, как я опустошал запасы Леонида, и про сравнение с
верблюдом (прекрасная, просто крыловская аллегория!). И, как не стыдно признавать мне, я
сам дюже себе понравился: и Есенина перепил, и Высоцкого!
Со 2 января 1994 года по октябрь-ноябрь 1997-го я вообще спиртное не употреблял. Планиро-
вали совместно с другой семьёй (я тогда жил с первой женой) строить дом. Но там глава семьи
сильно закладывал за воротник. Чтобы стройке его пьянки не мешали, его решили закодиро-
вать. Ну и меня заодно: а то я часом выпью, а ему будет тяжко на это смотреть.
И за этот период я четырежды приезжал в Киев. Ни грамма спиртного.
Впервые в столице Незалежной я выпил с Веле. (Этот случай описан мной в повести «МАРЛ».
«Но а Веле действительно был в своём добром традиционном репертуаре. Организовал что-
то вроде небольшого застолья. Достал самодельную настойку на изюме. Гадость ещё та, ко-
нечно. Но от всего сердца, что дорого, и именно она сделала атмосферу того вечера весёлой,
шуточной, юморной, хохмовой».) Настойка та изюмовая вряд ли была крепче пива, лёгкая
бражка, одним словом. И больше я с Веле не выпивал. На следующий вечер выпил бутылку вина
с Игорем Соколом. У Соцковых мы с Черкасовым выпили уже бутылку водки. А потом я уехал
в Ровно и Луцк и вот там действительно оторвался от души. Дома жена и дети – особо не
разгонишься. Впрочем, и про пьяные Ровно с Луцком я тоже говорил в своих мемуарах.
Турне по Украине 2006 года я начал с Харькова (12.04). Потом несколько дней в Херсоне (13-
15.04). Хорошо погудел с Павлом Ивановым-Остославским. В интервью одной из газет он ска-
жет: «...принимать гостей у себя (как-то вот приезжал президент МАРЛ Вадим Булатов)...».
А после я приехал на «борщаговскую» квартиру (16.04). С дороги искупался и принял пару рю-
мок (всё-таки сказывалось небольшое похмелье: пили-то с Павлом аж за «государя императо-
ра»!). И вскоре подошли гости, т.е. участники III Съезда МАРЛ. Было застолье. Вот тут-то
и «уничтожился» запас спиртного в холодильнике!
Утром следующего дня (17.04), не похмеляясь, так как чувствовал себя превосходно, я уехал
к Крысановым в Чернигов. Там мы посетили храм и пещеру, памятники, музей, а вечером вы-
пили всего одну бутылку водки. На троих. Да, я выпил, как они оба. Но всё равно на верблюда с
ведром вряд ли был похож.
На следующий день (18.04) простились, и я уехал (не пили и не пил). А возле дома Леонида при-
шлось простоять несколько часов (чловек ещё не вернулся с работы). Чтобы не было скучно,
я сходил в какой-то павильон и взял там что-то вроде киевской медовухи. Пока ждал хозяина
выпил бутылку из горла и без закуски. Возможно, ещё несколько рюмок пропустил и у Леонида,
но это за разговором «про жись». И 19.04 уехал домой, поблагодарив всех за гостеприимство.
Я проделывал огромный путь, мотался по всей стране. А мне, получается, даже нельзя было
водки выпить?
Да, если кому-то так хочется, я – человек пьющий (но не запойный). Выпить люблю. При-
страстился к спиртному ещё в юности. Любил сочинять по пьяни стихи («подражал Есенину»):
рождались интересные рифмы, образы. Всегда был требователен к себе: много, качественно и
плодотворно работал. Плюс семейные и бытовые неурядицы. Требовалась разрядка. Иногда
помогал секс. Но со временем его становилось меньше и меньше: с последней женой – Булато-
вой – работали много и иногда не подходили друг к друг по полтора-два месяца. А потом и во-
все пришлось пережить нечто непередаваемое: одиночество, предательство, потеря многих
трудов жизни, бездомность, жизнь в алкогольном притоне, где прозябали бывшие уголовники
и гастарбайтеры. Заточение работником в доме олигархов, где я работал и жил безвылазно
практически несколько лет. И снова одиночество.
Об этом периоде моей жизни ни Сокол, ни Штылвелд, конечно, не знают. А уж при них я был
ещё, можно сказать, трезвенником.
Я не жалуюсь и не оправдываюсь. Да, хотелось бы вернуться назад и прожить жизнь трезвую.
Но я же ведь сам доказал, что путешествие во времени невозможно... – 23.10.21, 18:23./
Напоследок пару слов о псевдониме Вадима Кисляка. Возможно, Булатов – в честь Окуджавы?
Впрочем, я об этом не спрашивал – как-то неудобно лезть в душу. Из письма, полученного года
три назад, знаю, что теперь Вадим стал Булатовым уже официально – так же, как когда-то Арка-
дий Голиков превратился в Гайдара, передав фамилию потомкам. Его жена осталась по паспорту
Еленой Кисляк. Зато теперь на «корочках» МАРЛ по подписям председателя и секретаря – кто не
знает – не поймёт, что это супружеская пара.
Насколько мне известно, семейную организацию всяческих торжественных событий они про-
должают. Издаёт ли Вадим по-прежнему свою газету «Вестник МАРЛ», не знаю, во всяком случае,
до Киева она не доходит.
Что ж, спасибо Вадиму за то хорошее, что он сделал. Жаль только, что при таком образе жизни
заряд энтузиазма быстро сгорает…Увы!
/Булатова – фамилия моей бабушки по отцу. Она не была расписана с Кисляком, но почему-то
фамилию своим детям дала сожителя, который в конце февраля 1942 года умер в фашистском
лагере на станции Гудогай Островецкого района Гродненской области (Беларусь). Отец говорил
мне в детстве, что его дед – поляк, сосланный царём в Сибирь. А его отец – то погиб под Чернуш-
ками с Матросовым, то горел в танке (на самом деле – красноармеец, в первом же бою попавший
в плен). Но, когда я стал дружен с интернетом, все эти «небылицы» рассыпались. Истинными
героями в итоге оказались отчим мамы, погибший за десять дней до Победы, и отец мамы, ко-
торый прошёл всю войну (на него была похоронка, и моя бабушка поторопилась выйти замуж
вторично, но в последний раз). В Омской области, где родился, отец, даже существует деревня
Кисляки. Так что все вопросы с поляками и западными украинцами отпали – 23.10.21, 20:57./
От Веле Штылвелда:
Казалось бы, время навсегда развело между нами мосты. Но с тех пор была у меня мечта – опу-
бликовать некий эпистолярный жанр, ждавший своего времени «Че». Дело в том, что, по моему
мнению, сегодняшнее поколение молодых литераторов не владеет искусством эпистолярного сло-
ва, и ни один пост в социальных ли сетях, блогах ли, нельзя соразмерить с полновесным письмом,
которое писали, отсылали, ждали, получали и превращали в культурологическое действо. Захоте-
лось напомнить, как это было.
Мир Вашему дому! А штыл андер вельт! И как говорится, спасибо за внимание! 4.07.2011.
/После III Съезда МАРЛ, когда делегаты-участники не поддержали мою программу на расши-
рение Ассоциации за счёт читателей, а настаивали на том, чтобы остаться кучкой «выда-
ющихся» литераторов, моя связь с Украиной да и вся издательская деятельность пошли на
убыль. Я почти не переписывался, не издавал, а лишь копил деньги, чтобы приобрести совре-
менную видео- и фототехнику. Но получилось так, что вложил их на первый взнос за ипотеч-
ную квартиру. Отдавал долги (моих денег всё равно не хватило и пришлось занимать), делал
ремонт, а когда всё это закончилось, жена с сыном выгнали меня из дома. Тут уж и вовсе стало
не до литературно-издательской деятельности. С 2007 года по 2013 год включительно мной не
было издано ни одной литературной газетки-брошюрки-книжки. Семь лет «мрачного Средне-
вековья». А потом, когда я начал «оживать», связи с Украиной пропали.
Но я до сих продолжаю искать вас, мои друзья. Недавно послал предложение дружбы (а
значит, и переписки) Любови Орловой, теперь белоруске. Сообщил на одном из сайтов (с его
«Письмами...» для Веле Штылвелда свой электронный адрес. Обращался к Виктору Шлапаку,
чтобы он дал мне адреса... Но молчание...
А как мне хочется снова общаться с вами, как я скучаю по вам: В.Штылвелд, И.Сокол, С.На-
заров, Л.Орлова, П.Иванов-Остославский... – 24.10.21, 13:55./
СТРАНИЦЫ ЛИТЕРАТУРНЫХ ДНЕВНИКОВ ВЕЛЕ ШТЫЛВЕЛДА (КИЕВ)
Пометки В.Б. без даты – это 1999 год (для журнала «Литературный вестник» № 5, надо
полагать).
*
1996 год.
*
ЗАПИСКИ ПРАЗДНОГО ЧЕЛОВЕКА
13.07.
...Дома меня ожидает почти в полночь телеграмма.
ПРОШУ ВСТРЕТИТЬ 21 ПОЕЗД 231 ВАГОН 9 ВАДИМ КИСЛЯК...
Сработало! Полтора месяца интенсивного зазывания в Киев, где уже зреет новый «Самватас»,
которому всё ещё не желает отчаянно Доверять Галча Кулик... Но у меня больше не на кого ста-
вить... А ставить просто необходимо. Киев не должен заглохнуть на одном мелкоразмерном «Ре-
нессансе», в котором, что ни автор, то умер, либо эмигрировал к Евгении Марковне... Такой жур-
налец поневоле задрал всех, кто способен ещё шевелиться и хоть как-то пищать: ПИНь-ГВИНь...
Вынь и положь перед этим Шлапаком /издатель и редактор «Ренессанса» – В.Б./ Душу. Он тебе
её тут же обхезает...
21.07.
День в чём-то особый: встречаю Вадима Кисляка – предощущение успеха, триумфа шириною
с декаду... итого – десять дней, а в голове – пахота... Сейчас я затеял некую полемику своей соб-
ственной бессмертной Души со своими смертными прижизненными желаниями, которые скорее
и чаще самому мне понятны. Из всего этого должны в конце концов вызревать книги, много книг,
ибо кроме меня об этом сказать более некому. А в это время окрестный мир решает какую-то жут-
ко-повседневную задачу: ВСЁ, что может стоить – должно стоить... Чем не рецепт капитализма.
Насчёт же самих рецептов, как сказал один старый мудрый аид, то и ими надо уметь пользоваться,
и именно для этого существуют врачи... Ох уж эти мне времена, когда так много советчиков как
проглотить пилюлю вместо того, а какую же пилюлю глотать...
Пока же встречаем Вадима вместе с Андреем Беличенко, у Андрея же знатно обедаем под цер-
ковные подголоски хорошего Кагора. Пьём на двоих – мама Андрея Валентина Николаевна и я...
Финкельштейн, Литовченко, Лысенко в литературных подголосках дня...
22.07.
Декада жизненного обустройства... Сон: ночь-чтение неизвестных строк Антуана де Сент Эк-
зюпери. Я тронут до слёз... Он мне бесконечно ответен. Я так долго, так очень ждал услышать и его
голос, и его графско-французский, и наконец его какой-то низко-баритонистый грассирующий
русский /не намёк ли на меня? – В.Б., 25.10.21, 12:38/, чтобы понять: о чём же идёт речь... И я его
понимаю! Язык божествен, а то, что он хотел сказать, как раз сегодня приходит ко мне – это ли не
чудо!.. Я протягиваю Антуану руку через вязкое пространство моего сна, и даже ощущаю, как и он
протягивает мне свою... Но оба мы не властны над временем. Между его гибелью и моим рожде-
нием так и остаётся навсегда десять лет... Это мёртвое поле времени: ни ему, ни мне его не прео-
долеть... Десять лет нас обоих не было на этой земле... Но сетовать нам не надлежит там, где за нас
распорядился случай, а, возможно, и Рок... О, как пел Року дифирамбы мой покойный родитель...
Я ещё слышу его перегруженное всяческой мистической чепухой эссе, которое только и осталось
навсегда у меня в памяти... Антуан не блажит: его образы более сдержаны, и поэтому более зем-
ные, и поэтому более мне ответны... Я ведь Телец, родившийся в год Лошади... Все мы, КонеБыки,
требуемся нашей планете для обильнейшей пахоты, и чему удивляться тогда, что иллюзорное мы
отторгаем и принимаем от жизни лишь то, что способны осязать и удерживать – будь то перегру-
женные стремлением к нам Души, или грузные, пока и не дошедшие до нас кошельки. Мы просто
обречены быть сострадательными и богатыми, несмотря ни на что...
Об этом мне и хочется безудержно поговорить с запредельным месье Антуаном, хотя на земле
его почти бы мог заменить собой и восполнить, как это не невероятно, мой воронежский изда-
тель Вадим Кисляк. Пока же пробуждаюсь, а в голове всё время продолжаются никому более не
слышимые звонки... Всё время пытается дозвониться мой дорогой месье Антуан... мы не обо всём
переговорили с ним этой бездонной ночью... так и хочется прорваться к телефонной трубке, но
телефон молчит, пока не звонит Вадим.
Вчерашний вечер окунул нас в вечерний литературный Киев – прежде всего у планетария поджи-
дал нас Алексей Никитин со своей серо-коричневой колли. Мы сидели в летнем кафе за стаканами с
минеральной водой и говорили о разном. Шла приценка-пристрелка Вадима и Алексея... Увы, Киев
артачился... Создавалось упрямое впечатление, будто Вадим прибыл к нам тащить нас в большую
литературу волоком... Такое же впечатление осталось у меня от приёма в доме Сергея Черепанова,
где я впопыхах выворотил в туалете давно уже обветшавшую дверную пластиковую ручку... Полу-
чили мы с Вадимом по опрятнейшей добротно сделанной книжечке Сени Поторашного «Вспоми-
нал-люмина», да так и отбыли. Я – домой, а Вадим к Шлапаку, чьё имя я теперь всё реже произношу
всуе. У меня от общения со Шлапаком во времена оные навсегда так и остался свой люминал...
Люминал нечистоплотнейшего на этой земле издателя... Единственное, что скрасило этот слегка
сгамняканный каким-то общим недоверием к Вадиму вечер, так это то, что Серёжа /Черепанов –
В.Б./ читал. Он читал умело и образно, становясь сам на время то патокой, то «Песнями Кольцова»,
то фисташками... При этом на столе не было даже зелёного литературного чая... Ах, сколько ни
говори «халва» – во рту слаще не станет... Я так и не поел в своём несытом детстве столь хвалёных
Серёжей струделей разновсяких, зато в интернате в то же время я как-то жадно догрызал за своих
одноклассниц недоеденные ими микроскопические порции куриного мяса... О, тогда я казался себе
сытым волком, страшно чревоугодным уже потому, что от овсяной каши мой барский в четвёртом
поколении организм просто не желал расти... Так что не до струделей было мне в интернате...
Сегодня же навзрыд стал разрываться телефон сразу после звонка Вадима. Повыползали на свет
все литературные парии... Никого из них не было тогда, когда я два битых месяца сидел на жопе
один... Сейчас же я становился вдруг сталкером при господине Издателе, и все со мною желали
потолковать: и месье Орловский, и месье Финкельштейн, и месье Зарахович. К двенадцати дня у
планетария набралась критическая литературная масса, и всей четвёркой мы отправились разы-
скивать питейно-винное заведение для эстетов: и Сергей Орловский, и Боба Финкельштейн, и мы
с Кисляком, который, как я знал, уже очень прочно не пьёт... Хотя это и не повредило прочим. В
кафе «Одесса» литературно ужрались до гаси кнопки ума двумя фаустами портвейна-приморско-
го, после чего пошли шляться с проблемами обустройства газеты «Веста»... /Дорогу туда-обратно
мне оплатили Костыны – издатели воронежской «Весты» – для того чтобы я попытался най-
ти распространителей их газеты в Киеве. – В.Б., 25.10.21, 9:16./ Сострадателей не нашлось...
Сильно экзотической по мнению многих оказалась сама суть задания – обустроить готовую га-
зету за готовые киевские деньги... Я долго думал – в чём же суть экзотики, и разыскал у себя в
памяти мистера Карнеги с его предупреждением полагаться в делах только на людей, которых сам
ты хорошо лично и давно уже знаешь, а вкладываться только в то, что даст тебе и миру настоящую
должную опору... Вот почему с «Самватасом» всё выглядело значительно понятнее и проще... Здесь
и Вадим выступает в роли автора и мецената, и мы не скрываем того, что мы хоть и беспортошны,
но отчаянно духовно близки, и на нас можно ставить, ибо завтра мы отдадим тем же... А «Веста»...
Что-то здесь было для киевской литературной братии не так, тем более, что Киев давно и прочно
разорван-поделен между разновсякими информационными карлами – жутко подозрительными
и недоброжелательными. Об этом, по крайней мере, нам без лишнего украшательства напомнили
во всю катушку ещё в одном вновь рождённом информационном уродце – газетёнке «Столичная»,
которая как и её ликёро-водочная тёзка, увы, не выдерживала допустимых градусов... А прогулка в
концерн «Правекс» только уточнила позицию киевских национал-капиталистов: не пущать!
Вот и ещё раз умно подтвердилась мысль, что в этом мире могут выживать только по-настояще-
му сносные издания, как и закладываемая в издание журнала «Самватас» идея литературно-твор-
ческих тандемов, иначе прокатят, ибо город Киев литературно плюгав... Как ни странно, но имен-
но у Вадима Кисляка в кармане оказалась именно такая шевелящаяся киевская команда. Кто же в
том повинен, что наше жлобьё не интересуется меценатством, и только на Вадима сегодня уповает
«Самватас» в надежде на свой № 18... Подтверждается горькое – нет пророков в своём Отечестве,
хотя и приходит вечером к нам с Вадиком месье Зарахович и вдруг лепит как с горки: «К чему жур-
налы, господа! Мир выпускает книги!»
Мир-два – это не мир-один. Нашим ущербным миром-два правит жлободрон. Вот он и чинит
над нами расправу... В городе – встреча с Вурдалаком, неприкаянно задёрганным, дома у меня в
гостях супруги Литовченко.
23.07.
Я – триумфатор?! Ночью галлюцинировал... Превратившись в некоего миллимонстра после дли-
тельной ночной беседы с Вадимом, во время которой меня всего более поразил рассказ о том, как
его, шестнадцатилетнего парня, чуть не зарубила топором его собственная мать, да ещё о том, что
его нынешняя жена Лена, прежде была женой его рано спившегося брата. Это натолкнуло меня на
мысль о том, что писаки человечества как-то страшно между собою похожи и их носит от одного
к другому по каким-то бесконечным комплексам. И пусть мне никто отныне не врёт – НИ ОДИН
СЧАСТЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК НЕ СТАНЕТ МАРАТЬ БУМАГУ... Наше бумагомарание – это попытка
оправдаться в нашей общей ущербности. Да будет вам известно, господа пишущие, мы – КАСТА,
отвечать за которую никто в мире не сумеет. Нас сбродило время в какие-то особые дрожжи, и
боже вас упаси выдернуть кого-то из нас – реакция мести с нашей стороны будет мгновенной: в
отместку мы выдернем из вашей благополучной среды более ста мстителей за одного и девяносто
девять из них приведём к житейскому краху, чтобы только один смел заявить, что и он наш, пишу-
щий... Остальных вы отыщете в грязных поддонах ваших заёханных городов, ибо они недоЛюди
и, увы, недоПисаки... Это следует всякий раз помнить, когда агрессия с вашей стороны счита-
ется необходимой. Даже и не думайте подобным образом поступать... Мы всегда сбродим новое
литературное сусло, даже когда останется нас с горький пшик!.. Все пути писательского естества
однозначно приведут на Голгофу, но не будет она для всякого из нас тесна, ибо на плечах прежде
распятых мы очень запросто переберёмся на небо, тогда как вам этого не суметь... Не узреть вам
и сон, тормошивший меня прошлой ночью, когда галлюцинируя, я всю ночь видел узника, связан-
ного чужой восхитительной плотью...
Письмо от Гали Кулик требовало от меня по-простому: брось, Велечка, блефовать в своём хе-
ровском замке Иф и переходи предметно к лозунгу всех поллюций и революций – даёшь голых
нетраханных баб на свой баобаб! Недурно бы... Смеялся от души и Вадим. Но с бабами не в дугу, в
меня накрепко засело – совковые бабы прочь!.. Не я их уродовал, не мне с ними и жить...
Весь день навьючен литературно...
24.07.
И всё-таки неуставной трёп с Вадимом Кисляком о неуставных отношениях губарей со спецна-
зом /не спецназ, а десантура – В.Б., 25.10.21, 9:45/ в бытность его службы в СА ужасны. Все эти
в стиле Рэмбо-Сталлоне садистские избиения, когда «подопечным» предлагают вздуть воздухом
грудь в «четыре атмосферы» и потом куют эту грудь молотом отпущенных на свободу кулаков де-
сантников, когда вылетают не только стоны, но и рёбра, не могут не озлоблять человека... Вот тебе
и «...батяня-комбат»... Для любителей разнообразия предлагался ещё и веселящий спецназ «элек-
трический стул», когда ноги поднимаются под углом в девяносто градусов на прикрученном к полу
табурете и удерживаются в таком милом положении под наблюдением бдительных спецназ-па-
лачей на протяжении трёх-пяти минут /здесь Веле несколько исказил процедуру не по сути, а
по содержанию – В.Б./. Вот тут-то подопытно-истязаемых и начинает трясти от обыкновенного
перенапряжения. И если при этом соскальзывает с табуретки рука, то это приводит к вывиху либо
даже перелому ключицы во славу «батяней-комбатов», хорошо ведающих о такого рода истязани-
ях... После такого только и захотелось сказать Вадиму:
– Пиши! – люди, уставшие на гражданке от моральных истязаний системы, забывают, что к ним
ещё система не применила пока что истязания физические только из-за новомодной игры в пост-
совскую демократию, но батяни-комбаты уже занимают свои места и выходят на позиции охоты за
простым житейским инакомыслием... Диктатура в нашей раздолбанной на территории-бундуста-
ны стране вскоре сможет ужаснуть всякого... Приёмы этого ужаса давно в нас гнездятся и заранее
отрабатываются втихаря...
С этим можно понять и Вадима: глядя на нас, он начинает для себя осознавать, что кровавая рос-
сийская драма всё ещё далека от украинской гуттаперчевой оперетты... А вот это всем нам сегодня
следует понимать. В чём-то нас жизнь сегодня щадит. Живи у нас Солженицын, он бы первым
заметил это, но сегодня, увы, он принял стороны очередных ура-идиотов, тогда как для моего деда
Наума, вечного узника ГУЛАГа, его «Один день Ивана Денисовича» был просто потрясением! Это
была единственная книга советских авторов, которую он, кавалер орденов Славы, прочитал от
корки до корки.
25.07.
Очень много прошлого в моём доме. Если не разжижать, то со временем оно может превратить
моё творчество ещё в прижизненную могилу. Выбираю для передачи в Воронеж в авуары Вадима
Кисляка всё то, что мне уже отслужило в моём духовном становлении, но уже стало документом
времени – интересным, но... скорее, историческим... Пока же перепечатываем с Вадимом с утра
письмо-рецензию о поездке воронежского мецената по делам литературного Киева в газету «Гра-
фити» /!/, и теперь только остаётся поражаться тому, что киевских кисляков-сытиных просто не
было и не будет. Скрадерные жлоба наши милейшие предприниматели... Столь более мишурной
публики нет более нигде в совке...
Удручает то, что это надолго, если только не навсегда... Почему же русская земля России явила
миру Вадима Кисляка, а русская же земля Украины – пшик?! Да потому, что для украинцев было
всегда характерно нахапаться, а затем удавиться... Горькое заключение, скорее диагноз, который
и держит нас на уровне зачаточных изданий вот уже добрых пять лет... Скольких же эти горькие
годы скопытнули с катушек. Есть временный откат и у Вадима, некогда выпускавшего свои газеты
огромными тиражами. Но сегодня он по-хорошему приставуч: в издаваемой им серии «То, что я
успел» – ни тени бахвальства – 65, 66, 67-мые книги этой серии посвящены мне. Мои стихи, пись-
ма, эссе, рассказы... Да, сегодня это издано по два экземпляра, но своим издательством «Остров»
с клеймом единорога в гуще лесной он и не ставит пока иной задачи... и это не просто архивные
раритеты на поиграться... А поэтический сборник «Елена», а всё та же вечно живая газета «Викто-
рия», а продолжаемая Вадимом до бесконечности серия постучавшихся в его душу и на его лич-
ный конкурс авторов. Эта серия не заканчивается 67-м томом и не начинается 65-м, которые он
весь сегодняшний день тщательно вычитывает и выверяет, уточняя у меня смысл неологизмов
а-ля штылвелдизмов, характерных только мне. Он делает один научную работу целой экспедиции
мифического института современной литературы... Похоже, что только ему я передам на хранение
свой архив. Беззубо-ничтожная Украина облыжется, как вечная мачеха своих литераторов.
Сейчас же обсуждаем с Вадимом воронежские варианты сигнальных изданий моих двух школь-
ных романов «Новая Лолита, или майский синдром» и «В Германию я не уеду»... А ведь романы
написаны на киевском духовном тесте и имели бы право быть изданы в Киеве, как живое, набо-
левшее, честное признание о том, как нас выкрутило наше проклятое время... Но только Вадим
находит время обсудить сейчас то, что завтра этот бездонно-бездуховный город запишет себе в
актив так же, как он записал себе в актив всего двухдневное посещение этой всесоюзной духов-
ной помойки в бытность ещё самодержавия в 1912 году Александром Блоком, а Виктор Некрасов,
открывший миру киевский «Бабий Яр» глазами очевидца, был навсегда изгнан, уехал и Шолом
Алейхем, и Анна Ахматова, и Михаил Булгаков, и Константин Паустовский... От Веле Штылвел-
да вы этого не дождётесь. И прежде всего потому, что он нищ, как самая последняя корабельная
крыса. А может быть, как раз в этом и счастье для Киева, что я-то хоть не уеду, и что воронежский
меценат Вадим Кисляк переворошит весь наш киевский литмуравейник, давно уже беспризорно-
обездоленный, и тогда УСПЕХ ВЫРВЕТ ИЗ СПЯЧКИ ВСЕХ ТЕХ, КОГО ЕЩЁ ВЧЕРА НЕ ЗВАЛИ
НА АЗАРТНЫЕ ЛИТЕРАТУРНЫЕ СКАЧКИ. И они куда интереснее, чем подпольные собачьи
бои... Литераторы загрызаются по-особому и кусают обычно во сто крат больнее, а главное, зри-
телей, читателей, думающих и шевелящих мозгами... Эти-то мозги самым настоятельным образом
хотят сегодня присыпить и надолго... А всё может оказаться куда как просто: если Вадим отыщет
200 зелёных на № 18 «Самватас», то почему не отыщут этих денег киевские меценаты на №№ 19, 20
и т.п. Водилась бы такая традиция, ох и гремел бы ныне заёханный литературный Киев!..
О переданном же Вадиму подумалось: время было вывести из дому старые каравеллы, тем более,
что Вадим сделал меня на два года духовно моложе, возвратив мне сгусток моего творчества за
1994 год, когда и сам я был свеж, и время ароматнее было... Сегодня уходящие каравеллы навсег-
да увозят из моего мира чужие, задолжавшие мне, миры. Я их прощаю. И пусть это теперь Мои
старые вещи, но каждая из них ещё помнит мир, из которого она ко мне перебралась... Вот я их и
передаю дальше с тем, чтобы возможно ими оплатить и свои кармические долги, а миру подарить
интерес, а что же всё то, над чем я так долго дрожал... Впрочем, амбициозная мысль.
Тот же, кто создаёт свой литературный архив, тот невольно создаёт свой литературно-жизнен-
ный саркофаг, в котором однажды как бы заживо умирает, если только перестает и впредь шеве-
литься, поражённый всем прежним к самому себе величественным... безразличием. Мир не руко-
плещет тому, кто ещё при жизни не подарил себя Человечеству, но, пардонь-те-с, ДЕЯНИЯМИ...
В том и необычно простая, житейская прелесть Кисляка, что за ним идут маленькие, мишурные
литературные люди со своими стихами и потом лишь потому, что он единственный из немногих
способен на деяния в литературе, во имя литературы, несмотря ни на что, а значит, с претензией
быть услышанным и не погребённым под скопищем литмусора завтра. Но даже тогда, когда отлита
бронза-копия и рукоплещет мир, то живым нисколько не легче, ибо жизненный бульон сварива-
ется не сразу... И хотя во мне самом что-то жизненное не сварилось, но вот писательство во мне
состоялось... Всем иным, кто ещё наблюдает за мной всерьёз, этим как бы сказано: слушай меня,
делай как я... Ай да Титомир, ай да сукин конь...
8.08.
Сейчас рассмотрел свою тюремную по жизни комнату с жёлтыми обоями и зло ухмыльнулся...
Таких как я надо ещё при жизни развозить по музеям литературно-тюремными экспонатами.
Можно не только в Воронеж, но и на Чукотку, и на Дикси вывести из квартиры совместно со мной
весь хлам прошлого Воспарения и налепить-наставить на планетке музеев имени таких же как и я
мудаков, чтобы они более на этот свет не являлись... Здесь они никогда и никому не были нужны...
29.08.
...И после этого мне приснился совсем уж нелепый финансовый анахронизм. Сдачу с украинской
вновь вводимой гривны мне дали советской мелочью. И у меня её было много, очень и очень мно-
го. Вот и позвонил после этого Вадим Кисляк из Воронежа и пообещал переслать деньги за два ме-
сяца... «Самватасу» быть... Боже мой, чем только я жив сегодня... Одной глупой надеждой! Господь
с нами, нелепо восклицаю я... как же я буду богат – по глупому гремит у меня в дырявой башке...
РАСКОПКИ СОВЕСТИ...
5.09.
...Последнее, ну, что вообще меня бесконечно порадовало, это то, что Вадим, в скором времени,
пообещал мне компьютер. Да, в моём писательском мире без компьютера просто ужасно...
6.09.
...Позвонила с практическим советом для Вадима Карина и сообщила через меня ему, что нет
смысла привозить из России 1000 долларов, так как выгода от размена мизерная. Настоящая вы-
года возникает уже только при обмене сотен тысяч долларов, а таких денег ни у самого Вадима, ни
в его окружении нет... Увы, на нет и суда нет. Курс непредсказуемо в угоду менялам прыгает, так
как отдан он менялам на откуп. И уж тут, не зная города, при такой нестабильности можно мило и
отчаянно прогореть... Ко всему в разговоры с посещением Вадимом Киева вдруг ввязалась обычно
молчаливая на сей счёт мать:
– Что-то Вадиму на этот раз очень понравилось в Киеве...
– Думаю, что да... Но, со временем, как и всегда, жизнь поубавит иллюзий. В этот проклятый
город надо вжиться, чтобы до конца понять, что он в себе таит... А таит-то он бездну... Сегодня так
думаю я. А принимать мои горькие слова в расчёт смеет не всякий... Ведь мой мир по-прежнему
без друзей... =
Бросив на «Книгу перемен» (2, 6) суммарно 46: «Затаиться: некто предложит помощь, от него
же последует и совет... При теперешнем раскладе у меня достаточно развита ТРАГИМНИТЕЛЬ-
НОСТЬ... Ждус-С!..
...Нет, наш мир пока сможет, будет цепко держаться за «Самватас», как в самом начале он пытался
держаться за «Ренессанс», который с годами, увы, погряз в своей дилетантской дерьмовости... А
вообще-то жаль... Ну что же, выйдут пока наши не до конца полные собрания сочинений в из-
дательстве «Остров» неуёмного воронежского, по-настоящему РОССИЙСКОГО мецената Вадима
Кисляка и застынут на старте времени, а когда время придёт, в очередной раз потрясти за холку по-
руганную нашу совместно Историю, верю, музе Талии все эти наши недоПСС ещё ой как пригодят-
ся, хотя бы как обвинительные документы эпохи огульного безвременья. Аминь! Пока же планиру-
ются в серии Вадима Кисляка «То, что я успел» книги 97, 98, 99 и от 101 до 199, посвящённые одному
только автору. И уж скоро этот автор – я, хотелось бы быть и оставаться предельно честным...
8.09.
...Пока же рассылаю очередные рабочие письма Вадиму Кисляку и Гале Кулик... На переезде, да
и на переправе ни лошадей, ни издателей, ни просто созерцателей менять в русском мире не при-
нято. Пусть письма уйдут...
9.09.
За сто дней я настучал на машинке шестьсот страниц текстов несмотря ни на что... Кто-то сказал,
что это безобразно много... Кажется, Вадим... Кажется, Люлька... Кто-то всё-таки такое сказал...
13.09.
...Однозначным чудом было и решение воронежского мецената Вадима Кисляка издать в сво-
ём микроволновом издательстве «Остров» квазиполное собрание моих сочинений, как самого в
чём-то показательного автора эпохи гуттаперчевой независимости, когда во мне стал преобладать
чисто человеческий гуманизм с лицом космополита и киевскими ушами...
...Я мог быть и оставаться только духовным отцом, ибо лишён был средств на содержание ЧЕ-
ЛОВЕЧЕСТВА ШТЫЛВЕЛДОВ и их потомков... А что бы дали Человечеству сплошные без огляд-
ки Штылвелды, или, скажем, Вадимы Кисляки, или, положим, всевозможные Альбертики Эйн-
штейны? Нет, гениев у Человечества должно быть немного...
29.09.
В три часа дня позвонил застрявший в пролётной для себя бизнес-акции где-то под Нижним
Новгородом Вадим Кисляк, мой единственный пока что на этой земле Издатель... Прибыл из Во-
ронежа с сахаром, полагая приработать три российских миллиона, ибо должен кругом бегом этом
миру двадцать... Для этого арендовал «КамАЗ», с которого в первую же ночь радостно украли пер-
вый мешок /этого не было – В.Б./... Всё остальное удалось сдать, но наличных денег у покупателя
нашлось не сразу. /Вообще «не нашлось» – В.Б., 25.10.21, 10:49./ Довелось ждать. За каждый день
простоя уплачивая по 300 тысяч за аренду автомобиля. Когда же пришло время покупать бумагу,
то оказалось, что закупочные цены подскочили с 2600 до 2800 за килограмм ли, тонну. Скорее
всего, тонну. Задачник не для слабых. Не следует считать во сколько влетел Вадим, ясно и так, что
долг возрос... Мир привычно ополчается на подвижников и чудаков, увы!..
ОКТЯБРЬ – МЕСЯЦ МЕНЯЛ
9.10.
В сумбуре восторгов вваливаемся на ЛИК, но меня несёт даже тогда, когда уже начинают читать,
тогда как, между прочим, свои счастливые стихи (давно уже, впрочем, потерянные) сегодня читаю
и я... К тому же идёт целая серия радостных для всех новостей: выходит на настоящей финской
бумаге настоящая наша литературная газета «Русское собрание», и тем самым мы обретаем свой
громкий, по мере возможности, но истинно свой «киевский» голос, а во-вторых, чего более всего
ждут – вышла наконец совместная книга киевских поэтов «КТО МЫ? Попробуем понять...», вме-
стившая у себя под обложкой около восьмидесяти киевских авторов, но именно сегодня мы видим
и листаем только одну «сигналку» в руках Васи Дробота, перебирая с любопытством каждую от-
дельную страницу...
Я весь в порыве профессиональных литературных эмоций – книга, газета... Вот это жизнь: её
нам устроили Алла Потапова, Ольга Тарасова и Вася Дробот... Тихо, профессионально и вывере-
но во времени они впервые поставили на нас, киевский подножно-литературный плебс гениев и
уличных сумасшедших, чего прежде в этом городе никто толком не делал. Ибо Души у прежних
были от увиданных сегодня в троллейбусе Подмастерий. Да, делал Киеву огромное одолжение су-
ществом своего международного конкурса воронежский меценат и издатель Вадим Кисляк, но всё
его пробивалось к нам, в Украину по чайной дозировке, поскольку и трудно, и пакостно перетя-
нуть на себя заглушки времени от политики, безденежья и опалины со стороны тех, кто хотел бы
наши совместные литературные каравеллы попросту сжечь...
18.10.
...А между тем сакраментальное пришло ко мне не случайно, ибо ещё с утра стоял перед глазами
странный СОН-вакханалия.
...Я возвращаюсь из офиса менял уже совершенно в сумерках. Между домами неожиданно зна-
комлюсь и увлекаю за собой отчаянно весёлую молодую, но невозможно крупную женщину...
Между делом, сообщаю ей, что я – безработный писатель, и узнаю от неё, что и она, мой ангел,
сама под себя пишет и читала мою совершенно неудачную первую поэтическую книгу «У сказки
седые волосы». Я грустно сознаюсь ей в том, что именно сегодня вечером у меня нет с кем выпить
бутылочку полусухого шампанского, без которого мне не уснуть... И тут она легко соглашается
выпить его со мной! Я безмерно счастлив, но... Дома меня уже ожидают мой воронежский издатель
Вадим Кисляк и, конечно же, Алексей Зарахович. В кухне накрыт торжественно стол. Он про-
сто ломится от зрелых сочно-чёрных ягод, которые едят оба и Евгения. Мать в соседней комнате
обычно трясёт головой (знать бы мне, что это преддверие материнского инсульта, который таки
привёл через полгода мою бедную мать к параличу). И тут вдруг вваливается поддатенький Сергей
Щученко и очкатисто-очкариста девчонка, и они оба начинают хамить и куражиться над осталь-
ными, сбрасывая всё со стола, и переворачивая сам стол вверх тормашками, а в это время в кресле
утопают и страстно обнимаются моя новая гостья и допустивший её до себя Вадим Кисляк. (Знал
бы я, что это было предупреждение и о том, что вскоре Вадим прогорит до продажи собственной
квартиры. Знал бы, предупредил бы и его. Ибо, как видно, звали женщину не Евгения, а Беда... Эх,
горе не Беда, как же я этот вещий сон в себе проморгал!) Но тут нахожусь первым я, каждому из
присутствующих сую в руку бокал и после этого разливаю всем присутствующим в этом разве-
сёленьком кавардаке столь желаемое шампанское. Остаётся пригласить в комнату мать. Но когда
я иду за матерью, и пока я за нею иду, все лихо вздрагивают и выпивают свои священные капли,
и, как оказывается, вместе со всеми и моя собственная расторопная мать. И тут я только припо-
минаю, что у самого Серёжки Щученко давече был День варения, где-то 12-го октября, а посему
очень настойчиво качаю с него бутылку. Но Серёжка, привычно для себя, глух и нем, и вслед за
Вадимом лезет обнимать ядреннейшую гром-бабу Евгению (вот почему и он так и не поступил на
столь желаемые для него Московские двухгодичные литкурсы). Не мешкает при этом и приведён-
ная им самим худосочно-очкаристая персона, несущаяся к Зараховичу с ведьмацким сексуальным
расхрыстом. Однако рафинированный Алексей гонит этот селёдочный хвост резко от себя прочь,
что то же самое вслед за ним делает и Вадим... От всей этой возни на полу возникает грязь. Мать
укоризненно показывает мне наши дорожки... Они густо отблёваны и разорваны в клочья...
– Опять мне стирать их и штопать, – с горечью говорит мне она, но тут же уносит дорожки в ван-
ную, а я прямо на полу собираю косточки от чернослива. Они вязнут в блевотине, но превозмогая
рвотный рефлекс, я иду выносить их в белом пергаменте из дому... Уже возвращаясь от мусоропро-
вода, встречаю женщину в чёрном, с обтянутым, но мясистым смуглым лицом и иссиня-чёрными
ровными длинным волосами. Она почему-то совершенно внаглую выносит из моей собственной
ванной мои же фиолетовую и белую рубашки, совершенно не обращая на меня никакого внима-
ния. Мне только остаётся остановить и отобрать у неё рубашки, что я тут же и делаю.
– Мои рубашки обычно выносит из ванной, а затем гладит мне только мать!
– Таня, скажи ему, что я с Детства за ним пелёнки стирала! – Мать молчит, как будто совершенно
не замечая столь наглой и злой воровки. Похоже, ей сейчас не до неё. В ванной полный ворох того,
что предстоит ещё постирать.
– Прочь, стерва, с дороги! – тут ору на смуглую женщину сам и резко выставляю её, мерзавку,
за дверь. Навсегда... Там, за дверью, теперь и все мои неприятности, как и неприятности малопре-
данных, но приятных мне по жизни людей. Они как бы раздваиваются – их настоящие половины
остаются со мной, приводить мой собственный мир в порядок, и при этом удивительно обнаружи-
вают в нём себя. Их же беспутные половины рвутся ко мне из-за навсегда закрытых для них в дом
дверей, но я их более не впускаю. Тут уж праведные половины вежливо прощаются со мной и ухо-
дят к своим неправедным половинам. В мире СЕБЯ САМИХ друзья не хотят допустить стойкого
раздвоения личности, и с тем я их отпускаю. Теперь я знаю, что свои неправедные половины они
всегда отныне будут оставлять за разделяющей их пополам дверью. Остаётся разобраться только
с Евгенией, так как она остаётся теперь со мной один на один. Для подобного разбора нас обоих
привлекает тахта. На ней я крепко обнимаю и целую своего ура-гренадера в огромном женском
халате. Естественно, что руки мои лезут к ней под халат. Тётка, не отбиваясь, смеётся. И вновь ря-
дом с нами Вадим. На сей раз он неторопливо раскачивается уже на кресле-качалке. С грустинкой
в голосе он мне говорит:
– Вот и пришла твоя слава, Веле. Но никто не думал, что ты встретишь её так одиноко. Ты выгнал
за порог даже свою ЗЛЫДНЮ. Каково ей теперь?! Да и что нам теперь, твоим прошлым друзьям,
делать. Пристанет теперь эта изнурительная баба Злыдня обязательно к нам – век от неё уже не
отвяжешься, пока заживо не изведёт! Всем нам только и останется уходить с этой Земли. А у тебя
вскоре будут новые ковры и Евгения... Ты уж к ней привыкай, хоть и большая она. Разве что Дюй-
мовочкой назови, авось хоть морально тебя это послабит...
– Да уж как-то поладим мы с ней, Вадим...
– А не жадный ли ты человечишко, Веле? – продолжает сокрушаться воронежский мой прия-
тель... – Ведь кто только до тебя с ней не был, а ты всех в пыль ног своих вытряс, когда САМ с ней
перебыл... Вот и я давеча от сожительства с ней, сдобной булкой, не отказался.
– Не сокрушайся так, Вадя, – Женька-то самому мне не предвиделась, так зачем это мне было из-
за неё ёрничать. Переспал с ней и ладно. Она – большая: с неё не убудет. Женька – это слава моя, а
уж её хватит на всех. Её у меня будет – как масла на маслобойне.
– Ну ведь что-то и тебе, Велек, от твоей прошлой Злыдни осталось.
– Осталось, да и всем ведь ведомо, что: чуток блевотины на полу, да и ту Женька вскоре начисто
вымоет. А новой уже ни разу в моём мире более не произведёт.
– А что, я вымою! Я – рукастая. Ты только, Велька, без особой нужды ко мне за лифчик не лазь...
А то ведь я заводная. Забуду и про блевотину.
– О блевотине никогда не следует забывать, – вдруг мудрёно изрекает Вадим. – Все мы через неё
в жизни проходим. Вон и во дворе, глянь, те же гости твои до сих пор дружно блюют.
– А чего же им теперь не блевать? – преспокойно выговаривает из себя теперь уже навечно моя
огромадная дебелая Женька. – Ведь к ним уже навсегда велькина Злыдня приштопалась, а уж она-
то их ой как повыкрутит... Ведь она у тебя была тётка сурьёзная... А я и сама тому удивляюсь – хоть
и сверстницей она тебе значилась, а всё колпачила в мире твоём как у мишурной собачонки. Как
ты только не взвыл? Как ты только не взвыл, а ведь она едва тебя не загрызла... Но дружков-то тво-
их наверняка загрызёт! Особенно Серёжку Щученко. Ведь как он её только не жалел: случалось,
чуть ли не за пазуху брал, всё осуждал тебя за тобою прежде содеянное...
– Так где же?
– Ведомо где, на поле Литературы. Несуразным овощем ты рос на нём, а оказался отменнейшим
ФРУКТОМ... А Злыдня твоя что – лишь только за пазуху к Сержику перебралась, как тут же и
отогрелась, ну и давай самого его за Душу брать... На что уже ты ей сдался со своей причиной
обиды – сам же себя до сана учителя дорастил, сам же затем обижаться на учеников собственных
выдумал. А ведь они не просили тебя учить. Вот бы и призадумался, и отослал бы всех их вовремя
в околоразные стороны. Далеко не школярных возрастов битюги, да и сам ты уже взашей изгнан
со школы. Так что переустраивайся и уж лучше почаще суйся ко мне за корму... Чем смогу – подсо-
блю. Теперь я у тебя – Женька, известно, баба твоя, а они пусть со Злыдни весь свой спрос уберут,
если только у них получится... – вставилась Женька Славина.
– Теперь и точно: у тебя Женька, а у них Злыдня, – продолжил Вадим. Вроде бы и всё: я те-
перь спокойно уеду в Воронеж, а твоя мать – Гендриховна – сделает знатный ремонт, а самого тебя
Женька твоя к себе за пазуху уберёт. Она баба тёплая – не больно выскользнешь, хоть и будут го-
ворить об этом всякое. Не всегда и лицеприятное. Да только будет тебе крепко то по…бать: цепкий
ты паренёк, а уж до Женьки, то и вовсе ой как пиявист. Из ейной пазухи теперь и поганой метлой
не вышибешь... Да и она вроде не возражает, хоть сразу-то ко мне в объятия шла. Ты ведь против
меня хрущеват. Ан нет, на тебя ласку свою перебрала.
– А чего было не перебрать, – удивляется Женька. – Ведь шла-то я в дом к Штылвелду, на него
и аукала, потому как другого дома на этой Земле у меня просто не водится... Заходи и ты к нам,
Вадим. С тобою нам и уютно, и весело, но от Штылвелда я уже не отстану...
(Этот сон уже почти семимесячной свежести подобрал меня 31 мая 1997 года. Именно в этот
день, год тому назад, я сел профессионально за свой письменный стол.)
*
1997 год.
*
САНИТАРНАЯ ЗОНА
19.08.
Милые рассуждения прерывает звонок из Воронежа. Ко мне едет мой издатель – Вадим Яшкин
кот!..
21.08.
Приезд в Киев, конкретно в мой дом, Вадима Булатова ничего по сути не переменил. События
окрестные – незначительные, тихие, а те, которые чуть погромче – держат самого меня болезнью
парализованной матери на осколочной периферии... Да и ладно. Отночевал у меня Колька Румян-
цев, дождался и пересёкся с Вадимом, и растворился в своём ЦУМ ПОЦЕН ДАЙНУНГ... /Об из-
данных мной для него брошюрках в этом году даже не вспомнил, а было их 37. – В.Б./
Вадим выдал мне общее со мной столование двадцать гривен. Инициировал сее ДЕЙСТВО из
породы АТТРАКЦИОНОВ ЩЕДРОСТИ я. Затем пошли звонки, разборы вариантов предстоящих
киевских встреч и так далее...
/Про то, как отравил меня в тот день пока тоже ни слова. – В.Б., 25.10.21, 11:27./
22.08.
Снова явился Николаша, кроме всего прочего проглотивший идею МЕЖДУНАРОДНОГО ГУ-
МАНИТАРНО-ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОЕКТА «САЛАМАНДРА». ВИЦ-директором и ЗИЦ-пред-
седателем ПРОЕКТА самоназначен и поддержан Вадим Булатов, ушедший у себя в Воронеже в
глухое подполье в связи с многочисленными долгами-осколами прошлой неудавшейся предпри-
нимательской деятельности.
23.08.
Тимоня Литовченко принёс выпить и запить по поводу десяти сигналок своей книги «Четы-
ре цвета времени» /«Повесть о четырёх цветках» – В.Б./. Вадим, категорически не пьющий, да
ещё отравленный со вчера цыпами-бройлерами от несносного американского дядюшки Буша, за-
печённых Вадимом в «редакторском» противне /всё свалил на меня – В.Б., 25.10.21, 15:41/ моей
стандартной духовки, только тихо стонал. МЭТР ЗАРАХОВИЧ предпочёл вчера от позднего ужина
отказаться и, в очередной раз рассказав что-то трогательно-революционное от литературных ми-
ров, внезапно быстро откланялся, смущённый опубликацией моего письмеца Вадиму в Воронеж.
24.08.
СВЕРШИЛОСЬ! С самого утра вместе с Вадимом производили у меня в комнате мебельную пе-
рестановку, ближе к обеду, в полукредит на 20 месяцев от Вадима Булатова /в течение этого вре-
мени деньги должны были передаваться на нужды журнала «Самватас», а куда их дел Веле, и
что сделал с ними издатель «Самватаса» – я до сих пор не знаю – В.Б./ в размере 150 баксов я
приобретаю полноценный 386-Дельта ПЛЮС образца застрявшего между 1992-м и 1994-м годами
компьютер. Вот она – моя новая литературная кухня до конца этого столетия. Празднуем вчетве-
ром: Фанни Каплан и Боба Финкельштейн, Вадим Булатов и Веле Тихомирович, у себя в комнате
волнуется и радуется вместе со всеми парализованная мать, додавшая от себя 125 зелёненьких из
последних хозяйственных крох.
25.08.
В 3:30 утра разошлись поспать и помечтать о своём. В 13:30, скупив всю окрестную воду «Обо-
лонь», Вадя неохотно уезжал...
Мозоли души у него ещё ой как поджимало... Эланка оставалась с Великом, а Вадя с носом!.. И так
порою бывает: орза, тормоза, кин-за-дза... /Успел я покрутить любовь и с Э. – В.Б., 25.10.21, 16:29./
ОТ РЕДАКТОРА
Когда я начал собирать письма, приходящие ко мне, я знал, что они станут чем-то вроде от-
ражения нашего времени. И, в общем-то, я считаю, что не ошибся. Материала написанных мне
эпистолярных строк хватило бы на десяток заполненных от корки до корки «Литературных вест-
ников», если не больше. Но, глядя на всё это сегодня, я с горечью понимаю, что письма отразили
не «революционность» нашего времени (как предполагалось), а его убогость, беспомощность и
суету пишущих.
И пока я почти девять лет проводил свои эксперименты, разрабатывал новые проекты, приду-
мывал конкурсы, выпускал газеты и журналы, подавляющее большинство которых с завидным
постоянством приказывали долго жить, время экспериментировало и надо мной, и над людьми.
Как цинично и жёстко собранные мной письма показывают бесплодность моего труда, меркан-
тильность, глупость, близорукость представителей нашей эпохи.
Время отсеивает шелуху, и мы лишь расплывчато представляем себе, к примеру, литературную
среду прошлого века. «Арзамас», поэты-искровцы – этих мы ещё смутно помним, а сколько было
различных обществ, кружков, групп – сколько их было что-то писавших, в чём-то дошедших до
нас, где-то растворившихся? Но там было проще – мир был наивней.
А сколько сейчас всевозможных школ, течений, объединений, одиночек – это есть в письмах.
Мы можем увидеть сегодняшнее время более крупным планом, не так как прошлые века, и соот-
нести на те далёкие от нас события, о которых мы можем только догадываться.
Конечно, мы знаем о своём времени и без эпистолярного жанра, и без дневниковых записей. Но
мне почему-то представляется, что нашим потомкам не интересно будет вваливаться на кухню
конца двадцатого столетия от Рождества Христова, даже если она и сможет дойти до них. Поэто-
му, наверное, упомянутые мной жанры, рождённые сегодня, нужно и публиковать сегодня. А если
они и сейчас уже не актуальны, то завтра им и вообще грош цена... (Хотя, надо признаться: что-то
ценное для себя среди всей этой дневниковой груды может выудить каждый читающий.)
Дневниковые записи Веле Штылвелда невозможно опубликовать целиком по многим причинам:
во-первых, они огромадны – их можно было бы издавать тем же объёмом и с той же частотой, что
и романы Александры Марининой, но в отличии от романов Марининой они абсолютно оста-
лись бы убыточными в плане финансовом; во-вторых, они неимоверно тяжело поддаются правке
– мало того, что мозг автора всё время выдумывает слова, которых нет в русском языке, но он
почти на каждом шагу коверкает и уже известные. (Пример: Веле отдыхает в одном из украинских
местечек и упоминает его в своих дневниках, – мне приходится просмотреть несколько имеющих-
ся в моём распоряжении атласов, чтобы убедиться, что в названии этого местечка есть ошибка, а
уж относительно фамилий известных и малоизвестных людей и говорить не стоит; в-третьих, его
дневники настолько набиты матерщиной, что даже у меня, публиковавшего матерный фольклор
русского народа, закрываются глаза; и в-четвёртых: кому это нужно?)
В этом номере «ЛВ» я разместил те части его дневников, где их автор упоминает меня. Можно
было бы вообще не давать его дневники (но не только же свои печатать, тем более, что его днев-
ники насыщеннее моих и более эмоциональны). Или дать, скажем, места о том, как киевская по-
этесса Леночка Волковая, будучи в подпитии, залезла на дерево и свалилась с высоты 6-8 метров,
сломав себе таз. Или же дать долгую эпопею о том, как полтора года велись разговоры-переговоры
по поводу выхода очередного номера журнала «Самватас»: творческая интеллигенция встреча-
лась, обменивалась рукописями, чокалась стаканами, произнося тосты, долго и заумно говорила,
строила планы, а журнал в конечном итоге так и не вышел. Но я опубликовал отрывки из дневни-
ков Штылвелда не только потому, что там написано обо мне. Именно в сегодняшнем журнальном
варианте этого жанра, если внимательно присмотреться, можно приметить короткую повесть о
человеческих отношениях.
Повесть, на 98% состоящую до того момента, как некий Вадим отдавал себя «литературному
Киеву» и в конце концов отдал себя полностью, и на 2% состоящую после, когда уже нечего стало
отдавать. И самое главное здесь то, что киевляне это поняли. (Десяткам украинских писателей и
многим десяткам российских писателей я помогал безвозмездно, а в конечном итоге мне сказали
спасибо единицы, которых можно пересчитать по пальцам (как я им благодарен, если б кто знал), а
некоторые даже наоборот: предавали, возмущались, плевались, оскорбляли. Одному украинскому
писателю и нескольким российским писателям я не стал помогать безвозмездно – и они говорят
мне: «Спасибо».)
Вот они, какие дневники. Вот оно, какое наше время. Честь, совесть, благородство, стремление
писательским трудом помочь людям, обличив при этом эпоху – всё переплелось в нём.
Говорят, что нельзя вернуться в прошлое. Эх, были бы 200 баксов...
Вадим БУЛАТОВ, 2 марта 1999 г.
Вычитывая текст этой книги, вдруг захотелось собрать снова поэтов разных и возродить
выпуск «Виктории». Чтобы снова окунуться в молодость... Но нет. Молодость уже прошла. А
с газетой всё повторится. Только будет ещё хуже. Хватит жить для других.
Вадим БУЛАТОВ, 25.10.21, 15:48.
Виста («Письма 90-х», «Страницы литературных дневников», 1994-98 гг.,
Веле Штылвлед /Киев, Украина/)
Брошюры «ТЧЯУ» с В.Штылвелдом, изданные Булатом:
9.05.96 — LXV; 10.05.96 — LXVI; 15.05.96 — LXVII; 17.01.97 — XCVII; 17.01.97 — CI; 17.01.97
— CII; 18.01.97 — CIV; 18.01.97 — CV; 18.01.97 — XCVIII; 18.01.97 — XCIX; 18.01.97 — CXXXVII;
19.01.97 — CXXXVI; 19.01. — CVI; 20.01.97 — CVII; 21.01.97 — CX; 22.01.97 — CХI; 23.01.97 —
CXIV; 24.01.97 — CIII; 24.01.97 — CXV; 24.01.97 — CXVI; 24.01.97 — CXVII; 25.01.97 — CXVIII;
26.01.97 — CXIХ; 27.01.97 — CXХ; 27.01.97 — CXХI; 27.01.97 — CXХII; 28.01.97 — CXХIII; 29.01.97
— CXХIV; 30.01.97 — CXХV; 31.01.97 — CXХVI; 1.02.97 — CXХVIII; 1.02.97 — CXХIХ; 1.02.97 —
CXХХII; 1.02.97 — CXХХIII; 20.08.97 — CXII; 20.08.97 — CXIII; 20.08.97 — CVIII; 20.08.97 — CIХ
(последняя брошюра первой серии «ТЧЯУ»).
Всё — матричный принтер, тиражи от 1 до 3 экземпляров.
11.06.99 — «ТЧЯУ. Веле Штылвелд. 1994-1998 годы»; уже книга, вторая серия ТЧЯУ, лазерный
принтер, 4 экземпляра.
Письма из 90-х
© Copyright: Вадим Булатов, 2021
Свидетельство о публикации №221102901627
Свидетельство о публикации №221102901627
Рецензии