ПРО ОТЦА

   Я уже писала о том, что в детстве очень любила отца. Он был
таким родным, когда подкладывал мне, сонной, большого белого
медведя под бок, потихоньку уходя с обеда на работу… Я всегда
ждала его, радовалась и бежала встречать к входной двери… Тогда я
была ещё маленькой, многого не знала и не понимала… Маму в то
время я считала злой, она постоянно приказывала: то не трогай, туда
не смотри, это не ешь, сиди и молчи… и т. д. Мне прививали
послушание. Нет, моя семья не разбивала лбы в молитвах, все члены
семьи были атеистами. Но мне постоянно твердили, что нужно быть
послушной, «слушаться родителей», старших… И я старалась… Я
думала, что если буду послушной, меня будут любить… Впоследствии
ЭТО воспитание сыграет со мной злую шутку… Я выросла, стала
взрослой… Но привычка слушаться, молчать когда разговаривают
старшие, «ходить за ручку»…она останется. Я долго не смогу
привыкнуть к самостоятельности, буду всегда и во всём ждать
совета, приказа, толчка…

   В 18 лет, когда я закончила школу, мама отправила меня в Ростов
«поступать учиться»… Но как это делать и куда идти мне никто
не скажет. Сама я была совершенно к этому не готова: впечатление
такое, что до 18-ти меня вели за руку, а потом резко отпустили
и сказали «свободна!», пнув для ускорения под зад… В Ростове я
прожила 3 года, училась, работала… Тётушка, мамина сестра, отвела
меня в первое попавшееся училище, которое я через год закончила…
Профессия оператора почтовой связи мне не нравилась.
С однокурсницами своими я не дружила. Во время защиты диплома я
легла в больницу, где мне оперативным путём укрепили склеру
глаза. На выпускной я тоже не пошла, просто забрала диплом
и документы…

   В это время отец ушёл из нашей семьи в другую… Мама осталась
одна в станице: сама жила на пенсию, носила воду с уличной
колонки, сажала и растила сад и огород, топила дровами и углём
старенькую печь и коротала одинокие вечера у телевизора. Отец
вернулся… через 17 лет. Он не общался ни с кем, кроме меня. Я
хорошо знала мамин непростой характер, поэтому не особо
осуждала отца… Только, я думала, что если человек не хочет жить
с женой, с семьёй, он должен об этом сказать и как-то оформить это
официально. Но этого сделано не было. Он писал мне письма, а я
отвечала, рассказывая о своей жизни.
Отец вернулся, когда у нас уже рос сын и родилась дочка.
Однажды вечером я возилась с малышкой, когда в калитку
постучали… Муж долго не хотел открывать, несколько раз спрашивая
«кто там?» Мне не было слышно что ему отвечали, но я была рада,
когда увидела «гостя». На следующий день мы вместе поехали
к маме. Отец просил прощения, она не хотела прощать… Но я знаю,
что она его очень ждала все эти годы… Мы уехали домой, они
остались наедине. И, вроде, всё наладилось… Но, через пару недель
мама утром уехала на рынок, а, приехав в полдень домой,
обнаружила, что «имущество поделено» и разнесено по разным
комнатам. Часть осталась в её комнате, часть перекочевала
в «отцову» с закрывающейся на ключ дверью. Он, оказалось,
не собирался жить с женой… Он приехал делить жильё. Ведь в той
семье у него ничего не было. А здесь, по закону… Так они и стали
жить в одном доме, да по разным углам… Ссорились часто,
ругались… Даже официально развелись и отец отсудил половину
домовладения… Отец начал выпивать… Мама не могла смолчать…
Однажды она приехала ко мне в город избитая: лицо синее, следы
на голове чёрные…

   Мой брат ездил к ним, пытался с ним поговорить, но тот и его
ударил… А сын на отца не мог поднять руку… Не мог себе позволить
ударить отца… Тогда избиение мамы повторилось.

   …Я приехала вечером, друг согласился свозить ненадолго
к родителям. Из-за маленькой дочки я могла уйти из дома на 1—
2 часа, не больше. В дом зашла я одна. Поговорила с мамой, потом
пошла в половину отца…
   —Здравствуй, папа…— с сарказмом начала я,— У меня к тебе
разговор..
   —Не о чем нам разговаривать,— он попытался закрыть дверь,
но я подставила ногу так, что дверь затрещала и от нижнего
крепления полетели щепки.
   —Ну почему же не о чем?

   Взрослый мужчина, мой отец, продолжал попытки закрыть
дверь, но я не убрала ногу, даже когда мама закричала, что он мне её
сломает.
   —Времени у меня мало, а разговор состоится, хочешь ты этого
или нет,— сказала я, заходя в его комнату.
Объяснять почему нельзя бить женщину, тем более мою маму, я
не стала. Это было бесполезно. Я сразу сказала, что если это
повториться, то за последствия я не отвечаю.
   —Тебе поверили, тебя пустили в дом. Когда ты подал в суд,
согласились отдать тебе половину. Живи спокойно. Но ты же
не можешь просто жить. Тебе нужно доказать всем, что ОТЕЦ
вернулся, что ты тут главный! Кто ты и чего сто;ишь, мы уже знаем. Я
тебя не пугаю, я тебя предупреждаю… (Дальше я сказала несколько
фраз, даже не задумываясь, как они родились в моей голове. Всё
было спонтанно) Запомни: ещё раз мать тронешь, тебя найдут
в Кубани или проснёшься где-нибудь в Чечне в яме и будешь пахать
с утра до вечера за тарелку похлёбки пока сил хватит, даже не зная
где находишься… Поверь, всё возможно.

   Больше я ничего не сказала. Я сама обалдела от своих слов.
Попрощавшись с мамой, я уехала домой. Потом мама рассказала, что
отец сам подмел щепки у двери и из комнаты больше не выходил.
Он почему-то решил, что я приехала не одна, что сейчас зайдут
«мордовороты, друзья моего блатного мужа» и «подорвут его
здоровье»… Почему он решил, что у меня «блатной» муж, я не знаю.
Да и среди его друзей «мордоворотов» я не видела… И вообще, мой
супруг не собирался участвовать в этих семейных «разборках». Уж
не знаю, насколько я была убедительна, но отец больше руки
не распускал. Были, конечно, бытовые ссоры, но он себя
контролировал.

   Через несколько лет отец плохо себя почувствовал, пошёл
в местную поликлинику и пропал… Мама звонила мне в слезах: «Что
делать? Его вторые сутки нет! Где искать?» … Нашли мы его
на следующий день в районной больнице. У него случился инсульт.
Его прямо из поликлиники забрала «скорая». Когда мы зашли
в палату, он узнал всех сразу, подскочил…
   —Нашла… Ты меня нашла …— речь его была невнятна, но что-то
можно было разобрать. Взял маму за руку, заглядывал в глаза и …
плакал… Потом обнимал маленькую беспокойную внучку, подал руку
внуку и «блатному зятю»… До выписки мы ещё несколько раз
приезжали к нему, привозили чистые вещи и продукты. Речь
восстановилась. Услышав в очередной приезд, что «у него из сарая
кто-то из нас (!) моток кабеля спёр», я отметила: «А папа
выздоравливает!!!»

   …Пройдёт ещё время, отец будет себя вести отвратительно,
со всеми разругается. У него начнёт болеть и отказывать нога: он
поедет сам в Краснодар на операцию… Всё пройдёт успешно, но,
кроме племянника, живущего в краевом центре, никто его там
больше не навестит, не поможет двигать и перевязывать ногу…
Скопятся тромбы…

   Мама будет переживать: «Что-то долго его с больницы нет! Уже
должен приехать. У него день рождения послезавтра…» Телеграмма,
которую отправили из больницы опоздала на неделю… У отца
не было телефона, но в кармане рубашки были номера всех наших.
Почему не позвонили?…
   23 августа в день рождения мы его хоронили… Собрались наши
родственники, все они не любили его, некоторые, смеясь, говорили:
«Ну, что, вылечился? И зачем ты сюда только вернулся, козёл?»
И никто из них тогда не думал о моей маме, о её чувствах…
А мама плакала и горевала о нём, как-будто и не было ссор,
скандалов, развода… Как-будто не было его долгого отсутствия…
Она надеялась, что доживут вместе, помогая друг другу понемногу:
она постирает, приготовит еду, он забор починит, крышу подлатает…

   Вот сейчас вспомнила его… вроде и приехал чужим, и ругалась
с ним из-за мамы… А плохие воспоминания стираются… И остаются
те, где он осторожно подкладывает маленькой дочке под бочок
большого белого медведя