Из серии Стишата для Лёньки

11. Кейсария
  Этот день был замечательным. У Лёньки день рождения! День – солнечный, ветреный, жарко-холодный. Мы поехали в Кейсарию.
Долго бродили среди раскопок, мраморных статуй, остатков мраморных колонн. Сидели на скамьях амфитеатра, раскрытого к Средиземному морю. А потом забрались на песчаную дюну.

За нашими спинами, на фоне ослепительного голубого неба, по всей длине побережья, каменой серо - жёлтой аркадой пролегал древний акведук. Я даже представил, как по его каменному жёлобу текла холодная прозрачная вода.
Раскочегарили под сильными порывами ветра мангал.
Внизу волны клокотали и с грохотом падали на песок. И серо-голубые лошади по брюхо в воде, и всадники на спинах лошадей, брызги воды из-под копыт. Всё было. Кругом ни души. По местным понятиям не сезон и холодно. Я смотрел на Лёньку, Женю, Леночку и окружающее пространство. Какая гармония!

Солнце, сине-голубое небо, холодный ветер, летящий песок, беспрерывное, ритмичное движение и закипание волн, ритмы их звуков, скачущие по кромке воды лошади. Позади нас застыли во времени монументальный каменный акведук и движение по нему не существующей воды. И всё это, вошедшее в наше сознание, объединено сладостной энергетической субстанцией – наслаждение, ощущение душевного покоя. Такое чувство, к сожалению, так редко посещает нас. Иногда только намёком, и быстро исчезает, пропадает в потоке беспокойных тревожных мыслей, неизвестно откуда возникших грешных раздражений души.

На восточном берегу Средиземноморья,
В благословенной стране Израиль,
Омываемый тёплым изумрудным морем,
Раскинулся древний город Кейсария.

Царём иудейским Иродом город был построен.
Давным, давно - две тысячи лет назад.
Смотрю на город безмятежно спокойный,
Где только древние развалины,
Морские волны, мелькнувшие мысли,
песок и камни, о мгновении вечности говорят.

Здесь Иудея, Рим, Византия, в реке истории,
Время далеко позади себя оставляя,
Сплелись в единый неразрывный клубок.
С неведомой силой друг в друга камнем,
Морем, небом, солнцем, душою врастая,
Человек и время в мироздании –
Вечности навсегда закрытый замок.

Гранитные колонны, торсы, головы мраморные,
Статуи богов безрукие и безголовые,
Массивные серо-жёлтые стены каменные,
Среди них кафе, рестораны новые,
Мечеть, арабский базар, маяк старинный,
Волны режут острый каменный мол,
Вижу картину жизни беспрерывную,
Переплетение живой материи, пространств и времён.
Места раскопов, мешки с землёй,
Полы римских жилищ мозаичные,
Люди среди времени снуют, пьют, ходят, едят.
Одни смотрят по сторонам с любопытством,
Другие, как будто, дело для них привычное –
По древним развалинам, статуям
Скользит человечества взгляд.

На фоне ярко-синего неба и золотистого песка,
Огромный, из тяжёлого камня, амфитеатр
Своею тяжестью, продавливая века,
Спускается в сторону моря Античный театр.
На каменных скамьях уже стоит печать времени,
Номера мест выведены чёрной краской,
Особенно ощущаешь время в короткий миг безвременья,
И всё, что окружает тебя, не кажется сказкой.

Ведь говорят о ком-то: «Ирод проклятый!»
Говорят совсем неспроста,
В библии сказано: Ирод убил своего сына
И сорок тысяч младенцев, чтобы убить единственного
- Новорожденного Христа!
Легенда? Просто банальная по жизни история?
Или напоминает древний Освенцим?

И сейчас то же самое происходит
Беспрерывно, и никогда не будет конца –
Люди в бессмысленной кровавой смерти уходят,
Вновь ожидая пришествия своего творца.
Гибнут в муках, страдая жестоко,
А время – жернов давит, перемалывает людей,
Глядя на мир чёрным квадратным оком,
И нет у Вселенной иного смысла и новых идей.

Но люди ощущают время через таинственный изолятор,
Они, забывая о смерти, думают очень просто:
- Раньше здесь ходил Римский Прокуратор,
А сейчас я могу дотронуться до мраморного торса,
Могу сесть в амфитеатр на каменную скамью,
Где когда-то сидел римлянин древний,
Бросить в море амфоры черепок,
Не утруждая особенно мысль свою,
Забыв, что отсюда вошли в нас Человечества гены.

Вот и мы сейчас стоим на песчаной дюне,
Сильный ветер, солнце режет наши глаза,
Делаем зарубки времени в памяти наших дней.
Рядом тысячелетний каменный акведук,
По которому прежде текла вода,
Девушка и Юноша в пенистых волнах
Купают серо-голубых коней.

Запиваем шашлык пивом холодным,
Жуём картошку, хлеб, помидоры,
У Леньки блестят голубые глаза,
И взгляд его – жутко голодный,
И с наслаждением сквозь ветер, море и солнце
Проходим времени гулкие коридоры.

Израиль – Кейсария – С. Петербург. 1994год

12. Собака

Последний вечер в Израиле. На следующий день, утром улетаем в Петербург. Нас охватывает тяжкая грусть, слёзы подступают к горлу. И уезжать не хочется, и остаться в Израиле невозможно. Нет глубокой мотивации, содержащей в себе много разных условий и обстоятельств. А самое главное, что мы с Леночкой на генном, ментальном уровне, идущем из глубин истории нашей жизни в России, привязаны к российской земле словом, языком. Мы по существу - русские с еврейской кровью или евреи с русской ментальностью. А может быть это одно и тоже? Но неизвестно, откуда взявшаяся симпатия к Израильской земле, может быть, еврейская кровь, текущая в наших жилах, притягивает одновременно и к Израилю. Что это за чувства? Мы не можем сказать. Мы просто любим и эту землю. И для нас Россия и Израиль превратились в одно духовное пространство, где мы чувствуем себя комфортно. И это пространство разделить невозможно. И мы ужасно переживаем за ту и за другую страну. А я ещё нутром чувствую, как безопасность и будущее Израиля зависит от России, а не от Америки. Америка – это корысть глобальной выгоды. А Россия для Израиля естественный исторический процесс. Потому, наверное, что Израиль создавался евреями - выходцами из России, и приехало в Израиль в новейшую историю более миллиона российских евреев, а американских что-то не видать. Если только под микроскопом. И я молюсь за Россию, что бы в ней было всё хорошо, тогда и Израилю повезёт и нам всем. Может быть, это моё субъективное понимание сути вещей. Но я так чувствую!   Израиль стал независимым государством в 1948 году, благодаря признанию СССР и  масштабной помощи СССР  в создании всех силовых структур,  массовой поставки военных техники и подготовки кадрового состава Израильской Армии и разведки, и отправки его в Израиль. Бывало после посадки самолётов израильские солдаты и офицеры сразу садились на танки вступали в бой.

Ишь, куда увела меня собачка -кокер спаниель  по имени Амадеус! Так вот, в последний вечер накануне нашего отъезда в Израиль, я и Лёнька гуляли на пустыре улицы Бен Гурион, что в Герцлии, неподалёку от дома, где жил Женечка со своей семьёй. Амадеус бегал по пустырю принюхивался, приноравливался к пространству пустыря, где росли кусты зелёного и сочного сорняка, источающего удушливый, аллергенный запах, и проступала тёмно-коричневая земля. Валялись камни. Вдруг Амадеус подбежал к нам и сел на задние лапы. Его шёлковые длинные уши шевелились, карие глаза смотрели на нас внимательно. Мол, я вас с удовольствием слушаю. И мы тоже стали смотреть на него.
Ночное небо было ясным. Взошла луна, и мерцали звёзды. И мы втроем начали вести неспешную беседу. Я начал первый. Для начала я обратился к Лёньке:

- Каждая вещь, соприкоснувшись с человеком, начинает хранить его время. Помнишь камень, который мы увезли с собой с Моссады? Для нас этот камень стал копилкой времени. Когда я беру камень в руку, то чувствую его энергию и тепло, ощущаю его удивительную, неровную, гладкую, светло-коричневую поверхность, цвета кофе, сильно разбавленного молоком, с белыми, в загадочных переплетениях, тонкими прожилками. Перед моими глазами возникает Иудейская пустыня в знойном мареве раскаленного от жары воздуха, поднимающегося вверх до самого неба, верблюды в цветных попонах, выпуклое, когда смотришь сверху Моссады, изумрудное Мёртвое море. И мы все стоим на плоской вершине. На вершину Моссады мы карабкались по крутой лестнице, проложенной по стене скалы. Нам было невыносимо жарко. Солнце пронзало горячими лучами. Но мы шли и шли вверх.
- Я слышу и вижу тишину того дня: в дуновении горячего ветра, в шорохе песка под ногами, в одиноком, чуть слышном, посвисте птицы, в миниатюрных силуэтах горных козлов, неподвижных, словно вырезанных из камня, в бесшумном парении самолёта высоко, высоко в ярко- голубом небе. Камень оживает вместе со мной, и становится в этот момент частью моей жизни. В него и из него одновременно втекает и вытекает моё время. А может быть, время тоже станет твоим, если ты соприкоснёшься с этим камнем. –
Лёнечка задумался и спросил меня:
- А в песчинке тоже есть свой мир?
- И в песчинке тоже, - ответил я
Пока я писал эти строки, я подумал:
- А где же тот камень. Куда подевался? Камня нет, а я вспомнил о камне. И камень откликнулся откуда-то и подал сигнал, который вошёл в мой мозг. И перед моими глазами возник кусочек нашей прошлой жизни. Как в мире всё взаимосвязано и неразрывно! И собака, и камень, и земля, и луна, и звёзды и люди, и любовь друг к другу. Волшебство! ………………………………………...

 На следующий день, когда мы ехали в аэропорт, на одном из перекрёстков загорелся красный свет светофора. Мы остановились у белой ограничительной черты. Стали ждать, когда загорится зелёный свет. Мы торопились. И вдруг с противоположной стороны улицы, сделав левый поворот, прямо на нас понеслась машина, видно было, что водитель пожилой мужчина не управляет машиной, его голова свесилась на грудь, руки не держали руль. Деваться было некуда. Наша машина стояла у самой белой черты. Позади нас машины. Да и не успели бы увернуться. Проскочив мимо нас в полуметре, машина сбила коляску с ребёнком и врезалась в фонарный столб. Надулась подушка безопасности. Голова водителя лежала на ней, как будто он спал. Всё произошло в считанные секунды. Эти секунды мы сидели в полной тишине. Молодой солдат кинулся к коляске и схватил ребёнка на руки. Кричала мать ребёнка. Всё вокруг замерло в оцепенении. А потом в наши уши проник шум улицы, и мы поехали дальше.

Гуляли вечером с собакой,
Собака нюхала траву,
Мы, головы задрав, смотрели
На ярко-синюю звезду.

Мы рассуждали о земле,
Мы рассуждали о природе,
О ветре, солнце и луне,
Хорошей и плохой погоде.

О бесконечном, мёртвом и живом,
О жёлтой маленькой песчинке,
В которой тоже есть свой мир,
Как в очень маленькой картинке.

Потом, вдруг замерев, молчали
Пытались слушать тишину,
Машины мимо пролетали,
Но слышали мы лишь листву.

Как сладко слушать тишину,
Открыв глаза, и погрузиться
В мир света, будто в глубину,
Где только звуки могут отразиться.

Наш Амадеус – пёс прелестный,
Вдруг сел, уставился на нас,
Развесив шёлковые уши,
И не спуская карих глаз,
Внимательно и с наслажденьем
Слушал.

Израиль - Герцлия – ул. Бен Гурион – Пустырь – вечер или ночь. Алик, Лёнька и кокер-спаниель Амадеус. 05. 94.

13. Мальчик

Это стихотворение я начал писать в 1992 году, а закончил в 1999, найдя в своих бумагах первые восемь строчек. Было невероятно интересно вернуться на семь лет назад и представить Лёньку пятилетним мальчиком. Лёнька по натуре был молчуном. Никогда ничего не говорил лишнего. Поражали его яркие серо-голубые глаза с длинными ресницами и добрая улыбка его большого яркого рта.

Я вспоминаю дикий герцлийский пляж, покрытый серым, мокрым песком, усеянный
мелкими розовыми ракушками, огороженный от мира высокой стеной пористых
коричневых скал. Мы любили этот пляж. Здесь всегда было мало людей. Со скал
взлетали паропланеристы. И на цветном крыле они долго парили над морем. И когда мы приезжали в Израиль, мы приезжали именно на это побережье, где купались и загорали.
Лёнька бродил по берегу и в большое пластмассовое ведро собирал ракушки. А потом нёс эти ракушки владельцу ресторана – загорелому, обросшему волосами с головы до ног мужчине средних лет. Мужчина был похож на Робинзона Крузе. Ресторан и его жилище, одновременно, пристроенные к скале, хозяин строения построил из подручных материалов – камней, старых брёвен, досок, железной арматуры и прочих предметов, выброшенных морем на берег.
Вход в скальную обитель начинался через открытую
веранду, огороженную низкой камнебетонной стенкой от берега. Здесь, в тени навеса располагался бар, столики, где сидели гости и лакомились рыбой, пили кофе, курили.
Дальше начиналось собственно жильё, состоящее из помещений, соединённых
между собой каменными арками. Сооружение напоминало многоярусное гнездо, прилепленное к отвесной скале. На нескольких ярусах расхаживали павлины, распушив свои яркие хвосты, кудахтали куры, пели петухи. Ресторан славился свежей жареной рыбой.
Своё жильё владелец сооружения украшал ракушками. За несколько вёдер с ракушками Лёнька получал в награду мороженое, кусок сладкого льда с красителями разного цвета. У Лёньки потом губы и щёки становились красными и зелёными.

Этот мальчик пахнет морем,
Отражает тело солнце,
Голубые глазки смотрят,
Как открытые оконца.

С любопытством открываясь,
Пропускают мир в себя,
Удивляясь, ужасаясь,
Беспрерывно хохоча.

Сквозь прозрачные глаза
Заплывают облака,
Льётся море гребнем звонким,
Кругом жарким пышет солнце.

Проливаются дожди
Из глубокой синевы.
Блестят капли на ресницах,
Как хрустальные огни.

И зелёною волною,
Как широкою рекою,
Чуть под ветром шелестя,
С чувством лёгкого покоя
Входит лес, листвой шумя.358

Герцлия. 1994г.