Компот из сухофруктов. Чашка 9-я

         

          ЗАМЕТКИ ПУТЕШЕСТВУЮЩЕГО БЕЗДЕЛЬНИКА

          (Что видел, слышал, чувствовал, думал)


          Часть первая

          СВАДЕБНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ. 2009 ГОД.

      Глава 7


      Парижский глянец

Почему-то считается, что, даже если ты не великий любитель разъезжать по загранице, Париж среди других известных чужеземных городов к просмотру обязателен. Среди креативных рекламщиков столицы Франции числятся бодрый дамский угодник король Генрих IV, обронивший, что это город, который стоит мессы, Фредерик Шопен, сказавший 150 лет тому назад: «Париж — это всё, что ты захочешь!», Эрнест Хемингуэй, поселившийся в Париже в 20-е годы и назвавший его «праздником, который всегда с тобой». Распространён по миру и рекламный слоган из названия кинофильма «Увидеть Париж и умереть». Можно ещё упомянуть заманчивые «Париж — всегда Париж», Париж — это «город влюблённых», «город — праздник», «город мечты», «самый прекрасный город на свете».

В противовес можно вспомнить лишь Рихарда Вагнера, отдававшего первенство Генуе: «Париж и Лондон меркнут в сравнении с этим божественным городом и кажутся бесформенным нагромождением домов и улиц», и Владимира Маяковского, написавшего, что «хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли — Москва». Впрочем, нынче находятся остряки, заявляющие: «Лучше всего просто жить, не умирая, в Париже, и точка».

Несколько веков подряд Париж носил неофициальный титул «столицы мира». И пусть в ХХ веке этот титул он утратил, парижане — точь-в-точь, как петербуржцы, по отношению к Москве провозглашающие свой город 2-й, культурной, столицей, — продолжают считать, что Париж навсегда останется «Афинами» западной цивилизации.

Несмотря на внешнюю лёгкость и блеск, у нынешнего Парижа трудная, мужская профессия, требующая выносливости, ответственности, в которой женского только туристический макияж. Быть столицей — это всегда трудная работа, мужская по своей сути. Надо полагать, именно поэтому ведущие столицы мира: Лондон, Нью-Йорк, Берлин, Париж — в русском языке мужского рода. Наша Москва с её женским родом — исключение.

Моё знакомство с Парижем началось с района Дефанс. Кто-то скажет, что он больше похож на Нью-Йорк. Так можно думать, принимая во внимание лишь 1 фактор: и там, и там небоскрёбы. Но Дефанс — очевидное продолжение истории Парижа. И вовсе не потому только, что арка Дефанса перекликается с Триумфальными арками площади Звезды и площади Каррузель и стоит на 1-й с ними оси.

В 50-е годы прошлого века на территории этого тогда ещё пригорода столицы стали строиться 1-е небоскрёбы нового квартала. Т.е. как раз тогда, когда у нас в 1956 году после знаменитого доклада Никиты Хрущева на XX съезде партии начался период «оттепели», ознаменованный массовым строительством малогабаритных 5-этажек. Про них говорилось, что им суждено служить 20—30 лет — временное жильё, вот только переведём людей из бараков, подвалов и коммуналок. Но, как всегда, временное оказалось самым что ни на есть «фундаментальным».

Прекрасно помню то время. В 1953 году я как раз пошёл в 1 класс. Мы жили в районе, где сейчас пересекаются улицы Черёмушкинская и Шверника. Каждый день я шёл по мосту через окружную железную дорогу, слева стояли чёрные бараки и женская школа. Мне надо было немного дальше, потому что мужская школа была почти напротив больницы Кащенко. Мы жили в кирпичном доме, в 2-комнатной квартире с балконом, и я дивился, как это люди живут в бараках. А чуть позже как раз рядом с нашим домом на месте совхозного поля началось строительство хрущёвских 5-этажек — рождались Черёмушки.

Затем в 70-х годах строится 2-я очередь небоскрёбов Дефанса, среди них штаб-квартиры крупнейших французских компаний.

Чуть раньше в центре Москвы по переулкам и улицам старого Арбата (бывшие Кречетниковский переулок, Собачья площадка, частично Большая Молчановка и Малая Молчановка) мы прокладывали, можно сказать, прорубали улицу (самую европейскую по нашим понятиям) Новый Арбат. Т.е. французы строили на периферии столицы, а мы нарушали былую планировку и уничтожали ряд памятников архитектуры XVIII—XIX веков.
Тогда в районе нашего дома на улице Шверника начали возводить Дом Нового Быта. В моём тогдашнем восприятии — уникальное сооружение. Оно потрясало своими размерами, невероятной композицией — это были 2 дома-книжки — и, конечно, чрезвычайно смелым замыслом. 16-этажные корпуса (812 квартир разного типа) были развернуты друг к другу углами, раскрывая свои «крылья» в разных плоскостях. В центре они объединялись общественным блоком, где собирались расположить оздоровительный центр с бассейном и столовую. Считалось, что общественная столовая должна была освободить советского человека от «тягот кухни и домашнего быта». Отдельная кухня предавалась анафеме и считалась чем-то неприличным.

Газеты того времени писали, что в этом доме на каждом этаже будет общий длинный коридор, которому отводилась роль главного общественного места. По задумке, планировалось, что специальные раздвижные окна при необходимости можно будет открывать и превращать коридор в подобие открытой террасы. На такой коридор-террасу в тёплое время года можно будет выносить столы и стулья для общего проведения досуга граждан и общения. Коридор соединял отдельные квартирки со специальным «коммунальным центром». А в нём — обязательные «красный уголок», детская игровая комната и комната для чтения.

Лозунг того времени гласил: «От очагов коллективной организации быта к атаке на вкусы отдельной личности!». Квартиры Дома Нового Быта были и 3-комнатные, и малометражные 1-комнатные. В квартирах побольше имелась даже ванная и крохотная кухонька, а в малометражных — душевая кабина и маленькая ниша для приготовления элементарного — чая и бутербродов. Личные вкусы относительно питания граждан искоренялись на корню.

Когда к 1971 году комплекс был возведён, идея Дома Нового Быта как-то поугасла, растаяла в воздухе — слишком натужной и малореализуемой она оказалась. Здание решено было превратить в обычное общежитие для преподавателей, стажёров и аспирантов МГУ. Таким вот образом на моих глазах Москва пыталась догнать Париж.
В 80-х годах в Дефансе появляются небоскрёбы нового поколения, более утончённой архитектуры, невероятной геометрической формы.

В очередной попытке «догнать и перегнать», спустя 15 лет, Москва затеяла строительство Международного Делового Центра «Москва-Сити». Решила одним махом явить миру архитектурный шедевр, на создание которого Парижу понадобились десятилетия. И как это характерно для россиян, больших любителей подковать блоху, конечно же, было объявлено о сказочных планах строительства самого высокого небоскрёба в Европе и 2-го по величине в мире — 612-метровой башни «Россия».

Но злокозненный кризис 2008 года заставил Москву реализацию амбициозного проекта притормозить. Как писалось в газетах, инвесторы решали: то ли переносить сроки реализации проекта с 2012 на 2016 год, то ли возводить на месте башни многоэтажный паркинг на 3 тысячи машиномест, то ли и вовсе разбить тут сквер для жителей ближайших кварталов. В любом случае, делался вывод, в обозримом будущем самая высокая башня возведена не будет.

Успели построить лишь «Башню—2000» и торгово-пешеходный мост «Багратион», комплекс «Башня на набережной», «Северная башня» и одно из 2 зданий «Федерации». Как возможные рассматривались шансы «Г;рода столиц» — пары зданий под названием «Москва» и «Санкт-Петербург». Что будет с другими запланированными сооружениями, было неизвестно. Так что догнать опять не получалось.

Меж тем Дефанс готовится сказать своё очередное слово — в 2012 году должен быть сдан в эксплуатацию новый 300-метровый монстр — Tour Signal. Лейтмотив образа Дефанса — продуманный и выразительный хаос суперсовременных построек и скульптур самых неожиданных форм и размеров. Но за кажущимся беспорядком форм скрываются тщательно проработанные детали, не отрицающие ни старых традиций Парижа, ни авангардных и где-то даже утопических идей Ле Корбюзье. Демонстративная небрежность и при этом удивительная соразмерность человеку, его психологии (и в высоте зданий, и в цвете их облицовки), надо признать, умело собирает восторженные взгляды.

Не знаю: таким ли видят парижане образец «города будущего», города XXI века? Сегодня Дефанс — это произведение дизайнерского и архитектурного искусства, современный технологичный район Парижа, объединённый общими нижними этажами, где находятся транспортная система. Она, между прочим, полностью исключила автомобильные «пробки» — бич всех мировых Сити.

Можно сказать, что весь Дефанс стоит на огромной бетонной плите, которая положена поверх действующих авто- и железнодорожных трасс. Получается: все небоскрёбы стоят не на земле, а буквально парят в воздухе.

Законченность этим архитектурным изыскам придаёт 100-метровая арка-куб на площади Ла Дефанс, которая является своего рода порогом города и пригорода, их пограничным столбом, откуда начинается единый гигантский проспект Парижа, включающий площадь Звезды с Триумфальной аркой, Елисейские Поля, площадь Согласия, Тюильри, Триумфальной аркой на площади Каррузель и парк ансамбля Лувра.

Что касается старого центра, то миллионы туристов — такова притягательная сила Парижа — делают его «городом мира». Находясь в старом Париже, видишь удивительный контраст улиц, домов, ресторанов, магазинов, музеев, несущих на себе патину далёких времён, и современных разноязычных людей, объявившихся здесь из самых неожиданных краёв и разгуливающих среди живописно-объёмных декораций, которые дают ощущение максимальной реальности ушедших эпох.

— Париж, каким я его увидела впервые 33 года назад, и нынешний, — говорит мне жена, — 2 разных города.  Париж, который видишь ты, принадлежит новому поколению путешественников. Это как Москва 3 десятка лет назад и Москва сегодняшняя, лужковская. А я ещё застала квартал Бобур без его не слишком изящных труб Центра имени Жоржа Помпиду и Монмартр без торговых точек, почти вытеснивших сегодня уличных художников. На моих глазах на месте огромного рынка, прозванного «Чревом Парижа», появился «Форум» — подземный город магазинов, художественных салонов, ресторанов, кинотеатров, банков, информационных центров. Глядя на него, наша Москва позже соорудила «Охотный ряд» под Манежной площадью с фонтанами и бронзой Церетели. Говорят, что Манежная площадь привела в восторг Ширака, когда ему показали её. Но наш подземный комплекс в 2 с лишним раза меньше «Форума», открытого 30 лет назад.

Что ж, я того Парижа не видел, поэтому ностальгии у меня нет, смотрю город без каких-либо проекций в прошлое. Сегодняшний Париж, показалось мне,— явный меланхолик, легко ранимый, склонный глубоко переживать даже незначительные неудачи, с тонкой реакцией на малейшие оттенки чувств, глубокие эмоциональные переживания, но внешне вяло реагирующий на окружающее. Его, по большому счёту, и французским-то назвать трудно. Вот 1-я «картинка», увиденная в Париже, красноречиво свидетельствующая о том, что я имею в виду. Из метро выпархивает группа подружек, девчушек-француженок, по возрасту — старшеклассницы. Их четверо: одна — чернокожая, две — как писалось когда-то в моём школьном учебнике, представительницы жёлтой расы, и 4-я — белолицая.

Типичная сцена, как представляется, точно передающая процентное соотношение коренных парижан-французов и осевших в городе эмигрантов из Африки и выходцев из бывших арабоязычных колоний Франции. Даже в таком престижном районе, как Сен-Клу, с некоторых пор живут… Впрочем, я назову, кто живёт в соседях по дому у Мишель и Били: китаец, еврей, араб… В каком-то смысле — поездив по французской провинции, это особенно заметно — сегодняшний Париж совсем не некогда «старая» Франция. Он и Франция (как Москва и остальная Россия) — это 2 большие разницы. Не удивлюсь, если узн;ю, что где-нибудь в Марселе, Лионе или Тулузе недолюбливают Париж и парижан не меньше, чем в Саратове, Воронеже или Смоленске — Москву и москвичей.

И ладно бы эти новоявленные столичные жители — алжирцы, сенегальцы и др. — называющие себя французами, хотели бы быть французистее любого исконного гасконца или бургундца. Так ведь нет, им, в большинстве своём, этого не надо. И не удивительно, что именно Париж с пригородами, начиная с 2005 года, стал местом постоянного социального напряжения, грозящего вылиться в широкомасштабный конфликт, с Парижа начались и студенческие волнения марта 2006 года. Горящие машины в парижских предместьях, спальных районах, населённых некоренным населением,— почти что визитная карточка современной столицы Франции.

Впрочем, правила деликатности заставляют меня поговорить о чём-нибудь более приятном. Например, о парижских кафе и ресторанчиках — такой же для россиянина достопримечательности, как уличные букинисты на набережной левого берега Сены, художники на Монмартре или мосты через Сену. Как известно, Франция всегда славилась своей кухней, винами и кулинарными рецептами. Поэтому нет ничего странного в том, что ресторан как заведение, где основной упор начали делать не просто на подачу еды, а на профессиональное обслуживание клиентов, удовлетворение их потребностей, — сугубо парижское изобретение. 1-е европейские рестораны, пришедшие на смену тавернам, возникли во Франции в середине XVIII века.

Безусловно, выбрать хороший ресторан в чужом городе — дело весьма сложное. Ну, а если речь идёт о чужой стране, тем более. Но найти место, где можно пообедать или поужинать, просто перекусить на ходу, никакого труда в Париже не составляет — ресторанчики, кафе, макдональдсы, блинные буквально на каждом шагу. Впрочем, они по всей Франции в большинстве городских кварталов в зоне шаговой доступности.

Это для большинства русских семей поход в ресторан — праздник и событие. А французы обычно имеют свой любимый ресторанчик поблизости от дома, в котором они как у себя дома. И я, собственно, не о том, что французское кафе, как и немецкая пивная или английский паб совсем не то же самое, что московское кафе. Конечно, в парижском кафе, или в кафе в Ванне, или где-нибудь в Блуа, вам подадут меню и принесут заказанные блюда. Но не удивятся, если вы спросите кофе и сядете читать газету или затеете долгий разговор с приятелем о вчерашнем футбольном матче или о проходящих выборах, а женщины будут громко судачить о мужьях (и не только о них) и час, и два.

Однако, по российским меркам, французское кафе — это не кафе. Его предназначение не кормить (еда лишь сопутствует), а предоставить место для встречи. Как довелось слышать, «его социальная функция ближе к традиции (или «институту», как говорят социологи) советской кухни недавнего прошлого: место, где собираются друзья поговорить о своём, побыть среди своих». И темы, витающие над столами, не столько семейные, сколько самые что ни на есть актуальные: культурные, политические.

Думаю, отсюда и распространённость среди иностранцев мнения, будто на них не обращают внимания, когда они уже расположились за столиком, зайдя в кафе поесть. Как писал Богомил Райнов в романе «Тайфуны с ласковыми именами» про Париж, «где никого не интересует, что тебе нравится, а что — нет, куда бы ни пришёл, ты прождёшь битых полчаса, пока закажешь бифштекс, и ещё столько же, чтобы заплатить за него».

Для парижанина спуститься в кафе — повседневный образ жизни. В истинно парижских кафе, если они не в туристической зоне, все друг друга знают, лично или хотя бы в лицо. Хотел было сказать, что в старом Париже об этом забудьте — они такие же парижские, как и заполонившая их пёстрая толпа иностранцев, но вспомнил кафе на площади Вогезов. На моих глазах из подъезда дома вышла семейная пара: у него коляска с малышом и у неё — со 2-м. И покатили они их вдоль столиков кафе, прилепившихся к дому. Сделают шаг — им один знакомый официант: «Бонжур, месье! Бонжур, мадам!». Сделают другой — им 2-й официант: «Бонжур, месье! Бонжур, мадам!». И надо остановиться, с каждым переброситься словом — иначе никак нельзя. Почти что ритуал.

Насколько оправданно, не знаю, но я пришёл к 3 довольно простым выводам относительно французских кафе.

1-й — для французов кафе в каком-то смысле заведение только «для своих». Что-то вроде «общественного блока», «главного общественного места», «коммунального центра», какие планировались в Советском Союзе при строительстве Дома Нового Быта.

2-й, тоже имеющий отношение к французам, — посещение кафе, мне показалось, они используют в качестве антидепрессанта. Замечу, результаты обычно положительные.

3-й — для нас самое глупое занятие при посещении кафе — начинать пересчитывать, переводить цены в нём с евро на рубли. С этого места попробую подробней.

Обычно большинство из нас едет за границу, имея в дорожном кошельке всё же лимитированные средства. Мы вынуждены считать взятые с собой евро, которые имеют обыкновение быстро таять. Поэтому многие постоянно всматриваются в ценники и прикидывают, как бы не переплатить. Многочисленные реплики в Интернете свидетельствуют: россияне постоянно отмечают, что и то во Франции дорого, и это. Мол, зайдёшь в кафешку, а там приходится выкладывать столько евро. И было бы за что! И почти всегда следует мысленное умножение истраченных евро на банковский курс — перевод в рубли, после которого оказывается, что рублей заплачено немерено. Самый распространённый итог подобных подсчётов — Франция очень дорогая страна.

Я не турфирма, и рассказывать, где и как можно поесть дешевле, не входит в мои планы. Поездка убедила меня, что в провинции цены меньше, в Париже они больше, а в местах скопления туристов, особенно в старом Париже они бывают очень и очень высоки. В этом ничего странного нет. Точно так же и в Москве. Я о другом. Дорого во Франции или нет заморить червячка и выпить кофе, съесть порцию мороженого и посетить музей, проехать на автобусе и зайти в туалет, подняться на Эйфелеву башню и купить сувенирную безделушку? Если пересчитывать на рубли — выходит, соглашусь, дорого. Хотя, как считать.

Вернее, что брать за точку отсчёта. Мы, конечно, исходим из собственной зарплаты — из чего нам ещё исходить! Поэтому 8 евро за билет в музей, а ещё хочется взять аудиогид, и не мешало бы приобрести на память какой-нибудь сувенир, связанный с музеем, хотя бы магнитик на холодильник, и стоимость всего этого перемножить на 45 рублей — получается, сумасшедшие деньги приходится отдавать за посещение одного музея. Всё так — если исходить из наших нынешних зарплат.

Между прочим, сегодня во Франции минимальный размер оплаты труда составляет 1254 евро. А теперь проделайте обратную операцию: пересчитайте рубли своей зарплаты в евро. И сравните. Выходит, то, что очень дорого для вас, вовсе не дорого для французов. Поэтому (понимаю, какой гнев вызовет моё резюме) нам бы не пенять на дороговизну у них, а осознать, как мало за нашу работу платят нам. А заодно подумать, всё ли мы делаем для того, чтобы работать лучше, производить конкурентоспособную продукцию и зарабатывать больше. Чтобы, собрав деньги на желанную поездку, не раздумывать в ней: зайти в платный туалет или поискать бесплатный общественный, а потом с раздражением рассуждать: «У них там всё так дорого!».

Это умозаключение отнюдь не миллионера, а человека, который в советские времена знал, что за вышедшую книгу приличного объёма он получит гонорар, на который можно, к примеру, купить машину, или, будучи «на вольных хлебах» и немного подрабатывая внутренними рецензиями, жить до выхода следующей книги. Сейчас при выходе книжки того же объёма я могу позволить себе, приплюсовав к гонорару пенсию, разве что 2—3 месяца скромного житья.

Среди обид на французов самая традиционная — «если обратитесь к парижанам по-английски или по-немецки, то от вас могут шарахнуться, как от зачумлённых». Я с подобным встретился… общаясь с собственной женой. Не смейтесь — объясню. Тем более, что обычно такое слышится, когда говорят именно о Париже. Хотя Галя бывала в нём не раз, вопросы, как пройти туда-то или туда-то, возникали постоянно. Даже когда в руках была карта-схема города. И так же постоянно я говорил жене: «Да спроси ты кого-нибудь, что тебе трудно что ли?». Но с непонятным мне упорством Галя отчего-то не желала этого делать.

— Почему? — не выдержал я однажды.

— Бестолку,— услышал в ответ.

— То есть как? — не отставал я.

Она продемонстрировала: спросила одного, другого, третьего... «Достучаться» до человека, готового объяснить, идти вам прямо или сворачивать направо, оказалось и впрямь затруднительно.

— Что случилось с французами? Почему они так себя ведут? Тем более, что ты их спрашиваешь по-французски, а не по-английски или по-немецки.

— Потому и не отвечают, что спрашиваю по-французски. Это ведь всё такие же туристы, как и мы. Ты говоришь по-французски? Вот и шведы, поляки, немцы, американцы столько же знают французский. Тут, в центре Парижа, куда ни ткни, турист пытается заговорить с туристом — француза с огнём не сыщешь. Я давно это поняла, потому и не обращаюсь ни к кому на улице.