Печальный опыт

    После первого курса, когда мы работали на строительстве Шуйской оросительной системы в Туве, в один из редких выходных отцы - командиры пообещали свозить весь наш стройотряд в тайгу, проветриться. От лагеря до ближайшего города было километров семьдесят. Далековато. Да и дорога не самая лучшая – степь, жара. От пыли в кузове бортовой машины, на которых нас обычно возили, не спрячешься, а одним грузовиком не обойдешься.  Таких грузовиков, чтобы за раз пятьдесят четыре человека увезти, пока не придумали, а ехать надо всем, кроме, разумеется,  дежурных из штрафников. Да и не разгонишься особо на грузовике. Так что полдня только на дорогу уйдет.
    А тайга, для нас, жителей крупного города - экзотика, вот она, рядом. Там и речка широкая будет, и поляна вся в цветах, сопки пихтачом да ельником покрытые… Хочешь – загорай, хочешь – рыбу лови, хочешь – в волейбол играй. Главное – собраться к машинам надо будет вовремя, чтобы без проблем вернуться в лагерь.

    Мы с товарищем – однокурсником, оказавшимся тоже заядлым рыбаком, к поездке готовились основательно. Узнав, что рядом с местом будущего отдыха есть река, в которой водится хариус, мы с Витей заготовили удочки и даже не поленились навязать мушек из рыжего волоса. По уверениям местных рыбаков, которые нашлись среди водителей, возивших нас на работу, ловить хариуса на что-то, кроме мушек из рыжего волоса смысла не было. Не клюет. Этот волос оказался для нас целой проблемой. В отряде был только один рыжеволосый – Боря, прославившийся в свое время коронной фразой, которую весь стройотряд не уставал повторять еще целый год. 

    Дело было во время десанта. Первые десять человек во главе с отрядным завхозом Жорой, досрочно сдавшие экзамены, и я в том числе, вылетели на место раньше остальных, чтобы подготовить лагерь к прибытию всего отряда. Никаких поварих с нами, естественно, не было, и кашеварили мы по очереди. Кроме Жоры, конечно, который занимался снабжением, пропадал целыми днями неизвестно где, но периодически привозил то одно, то другое, что могло отряду понадобиться. В том числе и продукты.
    Так вот, Боря, не имея никаких кулинарных навыков, мученически нес очередное дежурство по кухне. Он, пытаясь сварить какую-то кашу, на вопрос голодных студентов - десантников: «Готово ли?..», - ответил: «Есть можно, но еще сырое…».

    Этот самый Боря, обладатель заветной шевелюры, долго и упорно сопротивлялся нашим попыткам выпросить у него клочок волос. Наши разборки даже стали вызывать веселье в лагере – ребята заключали пари – даст Боря все же свои волосы для рыбалки или нет. После недельных переговоров Боря все же уступил. Правда, стоило это нам десяти пачек болгарских сигарет «Шипка» по четырнадцать копеек за пачку и перочинного ножа с двумя лезвиями. Сейчас это может вызвать лишь улыбку, а тогда это была достойная плата за клочок недлинных волос, из которых мы сплели всего пять мушек, разукрасив их красными и зелеными нитками, выпрошенными у комиссара отряда, который возил их непонятно для каких целей.

    Экипировавшись таким образом, прибыв на место, мы самыми первыми, наплевав и на волейбол и на загар, и уж тем более на цветочки на поляне, отправились в сторону реки, по пути, который указал нам водитель грузовика. Как потом оказалось, время сбора переиграли, но об этом мы  с Витей узнали уже в дороге от одного из студентов, который по просьбе командира разнес это известие всем, успевшим отойти от места выгрузки. Таковых оказалось всего двое - я и Витя.

    Таежная речка, названия которой мы так и не узнали, поразила нас своей красотой. Волга, откуда мы приехали, конечно, красавица - широкая, мощная, раздольная, но в то же время ласковая и добрая. Ее мы знали и дружили с ней. 
    Здесь красота была совсем другой. Неширокая, метров двадцати река, быстрая, с прозрачной, почти хрустальной водой, удивительно холодная и говорливая, бежала между лежащими вдоль берегов разноцветными валунами. Они были самых разных размеров и оттенков, от темно-коричневых, почти черных, до светло-бежевых, желтых и даже розовых. По нашим скромным понятиям именно в таких реках – быстрых, прозрачных и холодных – любит водиться хариус.
    Широкие, обточенные многовековым бегом воды, камни встречались и на середине. Многие из них, подступающие к самой поверхности, но невидимые снаружи, только угадывались по  разнообразнейшим завихрениям над ними, и от этого казалось, что речка перемигивается, веселится. Ее шум, негромкий, чуть монотонный, временами вдруг менялся, становился звонким и радостным, чтобы вскоре снова стихнуть, превратиться в няньку, убаюкивающую беспокойное дитя.
Белые гребни небольших волн, разбиваясь о валуны, плескали в небо сотни мелких переливающихся всеми оттенками радуги брызг, растягивались от одного валуна до другого и, казалось, что вся река расчерчена на неровные неправильные прямоугольники.
    Невысокие сопки, между которыми речка петляла, были сплошь покрыты ярко-зелеными елками, темными, отливающими бирюзой остроконечными пихтами и редкими, выделяющимися среди них светлыми стволами березками и осинками, спускающимися к самой воде.  Чуть дальше, где речка делала поворот за ближайшую сопку, над водой клубился то ли туман, то ли водяная пыль, за которой проступала удивительно насыщенная синева.

    Любоваться этой красотой можно было бесконечно, но надо было ловить рыбу. В дело пошли те самые мушки из рыжего Бориного волоса. Ничего другого - ни наживок, ни насадок у нас не было. Только самодельная искусственная приманка, за которую так агитировали местные рыболовы, да обыкновенные поплавочные удочки. Нахлыстом, о котором мы только читали, ни я, ни Витя не владели. Спиннингов, чтобы привлечь хищника игрой блесен, у нас не было. Да, честно сказать, и хариуса мы раньше никогда не ловили. Это был наш первый опыт. Как оказалось – печальный.

    Рыбалка оказалась неудачной, даже  совсем неудачной. То ли рыжий волос был не того оттенка, то ли ловили мы не там и  не так, а, скорее всего, просто день был не наш - не поймали мы никого и ничего, кроме неприятностей. На часы мы поглядывали регулярно и к названному часу отправились к машинам. Не успели пройти и половину двухкилометрового пути, как услышали громкие крики, по которым поняли, что разыскивают именно нас. Но почему?

    Целая толпа запыхавшихся студентов во главе с разгневанным командиром, рыскающая по тайге, как выяснилось уже целый час, высыпала на склон сопки. Командир из старшекурсников, здоровый по сравнению с нами мужик, отведя нас за ближайшие деревья, чтобы никто не мог видеть нашей беседы, высказал все, что думает о нас и о нашей безответственности. Он непременно поставит на штабе вопрос о нашем отчислении из отряда, поскольку на таких разгильдяев, как мы, положиться ни в чем нельзя, и будет только лучше, если мы покинем отряд. Мы даже придти вовремя не смогли, а ведь нас просили,  нарочного прислали, предупредили… И в заключение…  съездил каждому из нас по физиономии.
    Я, даже не пытаясь уклониться от удара, и, искренне не понимая из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор, глядя прямо в глаза командиру, заявил, что он не прав и зря он это сделал, имея в виду оплеуху. Моя прямота несколько смутила командира, но ненадолго.

    Оказалось, что нарочный, посланный чтобы предупредить нас о новом времени отъезда все перепутал и не убавил час, как спланировали, а прибавил к тому, что был назван ранее. Ко времени мы не явились, значит - случилась беда - тайга же вокруг, да еще на реку отправились, а что за река – неизвестно. Так расценили в отряде и бросились на поиски. Дороги к реке никто точно не знал, поэтому искать отправились широким фронтом в направлении, котором мы скрылись.

    На три дня нас с Витей сослали на кухню чистить картошку, да еще по решению штаба вычли из предстоящей зарплаты трехдневный заработок. Это было все же лучше, чем отчисление из стройотряда, что по тем временам было равнозначно отчислению из института. Скорее всего, нарочный, неправильно назвавший время сбора, сделал это случайно. Он ходил хмурый и озабоченный, но рассказать обо всем командиру сразу так и не решился, а нам не позволяла мальчишеская гордость. Получится, что мы, оправдываясь, вроде заложим кого-то, что тогда считалось большим грехом.
    Так и молчали мы до самого отъезда и были приятно удивлены, когда на торжественном построении по случаю завершения работ нас с Витей назвали в числе лучших работников, что в принципе соответствовало действительности – вкалывали-то мы дай бог каждому, стараясь загладить пусть и не существующую вину. Нас даже наградили ценными подарками. Лично мне вручили книгу «Знакомьтесь – Тува» и бензиновую зажигалку, да еще премировали в числе очень немногих трехдневным заработком. По этому мы поняли, что командир все же узнал обо всех перипетиях произошедших с нами, но открыто признать свою неправоту не решился.
    Как бы я поступил на его месте – не знаю.