ошибочка вышла

                Ошибочка вышла….
Шофер Тербунской сельхозтехники Николай Носов план работы на этот день знал. Поэтому, не спеша взял в диспетчерской путевку, и пока оставалось время до выезда на заказ к угольному складу, уже сидя в кабине своего самосвала и мечтательно щурясь в лобовое стекло, строил планы на вечер. Решили с женой сегодня вечерком  посидеть, вдвоем, без гостей. Отметить пятилетнюю дату их свадьбы. Неожиданно дверь кабины со стороны пассажира открылась, в проеме нарисовалась запыхавшаяся мордочка земляка:
-Коль, дружбан, это, оказывается, тебя мне дали. Слушай- обхохочешься! Отдаю диспетчеру выписку на уголь, она полистала свой талмуд, написала путевку и говорит- Носов. А я ей говорю- что? А она мне- что- что, шофер Носов, вот что. А я думал она меня назвала- мы ж с тобой оба Носовы, она, видать, не разглядела - и шофер с пассажиром с удовольствием рассмеялись.- Отцу, Коль, угольку на зиму привезти надо. Давно уж просит, и вдвойне будет рад, что именно ты привезешь, он уж не помню с каких пор хотел тебя увидеть, видно, соскучился- как- то мне проговорился- хотел с тобой побалакать.- Пассажир Виктор и сам был доволен, что встретился с земляком, хоть и в деловой обстановке.
Очередь и на весы, а затем и на погрузку проскочила довольно быстро. Погрузчик работал споро, без остановки, без поломок, так что в очереди как следует и  поболтать, вспомнить детские годы не успели. Разговорились уже в дороге. Вспоминали школу, хоть учились в разных классах, но зато приключения на пруду и в клубе помнились обоим- тут возраст не мешал. А так, в разговорах, и дорога незаметно проскочила. И вот он уже и отцовский дом земляка- не спутаешь ни с чьим- заметный изо всей улицы. Жили в достатке и строили по средствам - отец много лет отработал в совхозе главным агрономом.
Николай сдавал задом и уже в зеркало видел, как у сарая, раскрывая ворота, хлопотал старик Носов. Давно не встречались. Николай выкручивая руль, аккуратно направляя его в проем ворот, успел про- себя ухмыльнуться- редкая встреча с таким человеком может и к лучшему. Ведь они- этот старый агроном, проживший долгую жизнь и он, почти ровесник его сына, не просто однофамильцы, но и по имени- отчеству один- в один- оба Николаи Васильевичи. Вроде, как двойники. Зачем он это вспомнил? Да, просто так, на ум пришло. Правда чуть позднее он вспомнит это по- другому…
Уголь прошуршал по дну кузова Зила и улегся на место. Николай включил на опускание.
-Коля- в дом. Мать стряпню подготовила- открыл Виктор дверь.
-Слушай, друг, день только начался, да и пить все равно нельзя.- Николай хотел, было, отвертеться. Но Виктор был настойчив:
-Пить- твое дело, но я ж тебе говорил про отца- обидится.
Пришлось не отказать.
Уселись за стол, и пока Николай без особого желания тыкал вилкой в яичницу с колбасными кружками и о каких то пустяках разговаривал со стариком-  выпить за рулем все же не решился- все пытался понять- почему хозяин дома такой немногословный. Говорит, а словно не о том, о чем хотел ранее. Наконец, он освободил сковороду,  вытер ладонью рот и уже приготовился вставать, как неожиданно старик встрепенулся и торопливо проговорил:
-Тю- тю- тю- поел, а теперь послушай…
Николай удивленно выкатил глаза, но сел на место. Виктор, нахмурясь, посмотрел на отца, потом обернулся на  мать, что стояла у печи и загадочно ухмылялась, но, ни чего говорить не стал.
-Колюшок, сынок. Хороший ты, малый, но знаешь, что ты меня чуть с бабкой не развел?
Николай от удивления еле открыл рот:
-Как?...
-А вот так. Полгода скандалы были. Дело до развода!- Старик вздохнул и заулыбался.- Это вот сейчас я  улыбаюсь, а тогда было не до смеха! Это было, как помню, пять лет назад- только меня на пенсию совхоз проводил- я ж там всю жизнь. И дали, как на грех, путевку в санаторий. А я- то из деревни за всю жизнь ни на шаг, а тут здоровьишко стало пошаливать. Ну, бабка меня и спровадила. Себе на голову.
Отбыл две недели, полегчало. Вернулся, и что б ты думал? Пошли ко мне письма, любовные, а не абы какие. Читаю- глаза на лоб лезут, как у тебя сейчас- какая-  то Валя. Гляжу на конверт- адрес правильный, не пойму. Бабка прочитала- надулась. Поддела- подлечился! Ну, думаю, ошибка, бывает всякое. Через день- другой бабка успокоится. А через день- другой опять письмо- читаю- слезы пробивают. Вот бы мне и вправду кто бы так написал. Пушкин не годится- прямо поэма. А бабка над душой как ворон стоит. Прочитаю, она- хвать и мне под нос- эт что такое, седина в бороду? Из дома отпустить нельзя, кобелина старый!
Я и так, и этак, говорю- духом не ведаю.  А она аж зубами скрипит- дожила, мол до старости лет, заработала.
- Ты не разводи канитель, ему это ни к чему- отозвалась от печки  мать Виктора- покороче, Коль, ему ж некогда.
-Покороче…сам знаю, а как наболело- то- старик отдышался, и помолчав, продолжил опять. А Николай слушал как во сне и хоть суть рассказа пока понимал не совсем, но какое- то тревожное предчувствие его уже охватило.
-Так вот, я думаю, ошибиться можно раз, ну два, а тут уж с десяток писем. Не нынче- завтра – развод. Спрашиваю у почтальона- не ошибаешься? Он мне- читай, тут все написано, плюнул и ушел.
Ладно. Беру письма- хорошо, бабке сжечь не дал- иду в сельсовет. Говорю- это не мои, ищите хозяина.
Думали- думали, и вспомнили про тебя, ты в это время только что с армии вернулся. Заставил секретаря написать бумагу с печатью- так, мол и так, ошибка, значит. Принес бабке для отчета. Нет- нет, успокоилась старая карга, а то уже конец жизни. Вот такая история, Колюшок.
Николай сидел бледный и потерянный. Не хотелось ни чего- ни говорить, ни слушать.
-Они, письма, у вас целы?- проглотив через силу слюну, наконец, выговорил он.
-Как же, все до единой, ждал, когда тебя увижу. Надо бы сразу  было передать, а там услышал, женился, вскорости, ты и на целину тебя военкомат отправил. А потом, не хотелось уже тебе жизнь испортить. Моя, вон старая не поняла, а поняла бы твоя, молодуха?
Николай брал из рук матери друга детства стопку толстых конвертов и будто делал по жизни шаг назад, в прошлое, которое сделало тогда, пять лет назад, большой рубец на сердце. И уже в кабине самосвала, лишь только раскрыл длинный листок из первого конверта, этот рубец стянул грудь дикой болью, словно резиновый жгут. И он через эту жгучую, надрывно истязающую боль, рыскал глазами по листку, не останавливаясь. Зная, что сделает этим себе еще больней.
Все встало перед глазами, как вчера.
Друг подвел к смуглой и застенчивой девушке:
-Подруга моей Наташи, зовут Валя. Ну, все, меня Наташка ждет.
Вечер был как во сне- таких девушек за всю жизнь Николай не встречал. Он, просто, ждал ее всю жизнь! И вот, наконец, она. Какая? Не найти ни слов, ни объяснений- такой нет и больше не будет! Ее рука в его руке. И он не корил смуглянку- видел, понимал- Вале он  влетел в душу, словно ласточка в раскрытую форточку. Куда, зачем- не важно, главное она встретила его, кого ждала. Договорились писать- она напишет первой…
Уже, когда ехали с целины и проезжали колонной через их город, отпросился у командира, проехать мимо ее дома. Адрес знал наизусть, остановился… А что он ей скажет? Что он не получил ни одного письма, и от обиды сразу женился? И все? Больше не чего… За городом догнал колонну.
Спустя какое- то время встретился с другом и тот спросил:
-Что ж бросил Валю, а говорил…?
Сказать опять было не чего-  вспоминал ее глаза и не верил, что Валя не писала. Она не могла б так. Хотя, вроде- бы и так получалось. А скорее, быстро встретил свою Машу.
Как день прошел- если б кто у Николая к вечеру спросил, он бы ни чего внятного не мог сказать. Он не вынимал из бокового кармана письма- они ласкали и жгли ему душу, заставляли весь день думать только о них. Но, они почему- то были там нужны. 
Вечер был испорчен, Маша видела его состояние, не понимала, и спросить стеснялась. И наверное правильно делала. Она была умная женщина. А он, Николай, стараясь, теперь  отвертеться от чуть- чуть назойливых просьб жены с бесконечным сожалением понимал- не только вечер, теперь, испорчен, а что- то и ещё, гораздо более…
29. 01. 2018 г.                Колесник А.В.