Ночное явление

Уже много раз я, проезжая мимо маленькой станции Учум глубокой ночью,  надеялся встретить во время стоянки кого-нибудь из знакомых, и всегда мои ожидания оказывались напрасными.

    Восемь лет я прожил в Златоруновске, что в трех километрах от станции. Здесь я пытался создать вторую семью и тоже мои попытки оказались напрасными. И хоть я очень снисходителен к  женщинам, но уж очень инфантильной оказалась моя новая вторая половинка. Но восемь лет жизни в поселке оставили в моей душе неизгладимый след с привкусом и горечи, и сладости.

    Двадцать пять лет прошло с тех пор, как я оставил эти места. Восемь лет – довольно длинный отрезок жизни, и был он насыщен серьезными событиями. Ни разу с тех пор я не бывал здесь, и очень хотелось побывать, но жизнь диктовала свои условия.

    Не надеялся я кого-нибудь встретить и на этот раз, но, как всегда, не спал и смотрел на пустую площадку  маленькой станции, на красивый вокзальчик, из которого никто не торопился к поезду. И всё-таки в вагон вошли молоденькая девушка и женщина лет сорока. Они втащили большой баул, несколько пакетов с вещами, и заняли нижнюю полку прямо подо мной. Притушенный ночной свет вагона не позволял хорошо рассмотреть их лица, но я всё-таки уверился, что они не знакомы мне. Я не нашел в их лицах ничего, что могло бы напомнить мне Златоруновск.

     Женщина, нацеловавшись и наобнимавшись с девушкой, вышла, зато пришел молодой паренек и уселся рядом с девушкой
    Ночь. Все пассажиры спят. Юные пассажиры сидели, обнявшись, и о чём-то оживленно перешептывались.

    Я знаю, что вокруг станции есть несколько поселков и деревень. Златоруновск – не единственная населённая точка в округе, но мне очень хотелось, чтобы эти молодые люди оказались златоруновцами. Я склонился над ними с верхней полки и не удержался спросить:
---- Ребята, вы случайно не из Златоруновска?
---- Да, из Златоруновска, - ответила девушка.

    Златоруновск – поселок небольшой. Это и не деревня и не город, а именно поселок городского типа, хотя жители его занимаются сельским хозяйством. Когда-то здесь хозяйничал совхоз-миллионер, разводивший тонкорунных овец «золотое руно» Отсюда и название поселка. Но перестройка разрушила текстильную отрасль из тонкорунной шерсти, разрушила и совхоз, называвшийся заводом. Я работал в нем сначала агрономом, потом мастером-наладчиком по тракторам, потом машинистом котельной.

    Но, увы, пришлось покинуть этот не очень-то для меня гостеприимный коллектив, в котором своим я так и не стал. Пришлось покинуть и не очень-то гостеприимную семью, состоящую из мамы и двух её сыновей. Двадцать пять лет прошло с тех пор , но душа болит от разрыва, от  утраты, от  несостоявшегося счастья.

    Когда я услышал утвердительный ответ, во мне затеплилась надежда узнать хоть что-то о сегодняшнем поселке, о жизни его и его жителей, о судьбе людей, когда-то близких мне и знакомых.

---- А кто вы по фамилии?
---- Корнейчук.
     Меня будто в лоб ударили. Я даже откачнулся от девушки, пристально в неё вглядываясь. Я соскочил со своей верхней полки и присел рядом. Нет, не нашел я в её миловидном личике знакомых черт. Не нашел и в фигурке. Тоненькая, не похожая ни на бабушку Валю, бывшую моей женой, ни на её сына Сережку.
 
---- Так ты Серёжкина дочь?!
    Девушку тоже словно ударили. Она всмотрелась в мое лицо.
---- А вы кто?
---- Я мог стать твоим дедушкой, - сказал я, чем ещё больше удивил девушку. – Я Тихонов. Баба Валя, наверное, мою фамилию носит?
---- Да, она была Тихоновой, но её уже нет.
                -------------------------------------------
    «Ах, баба Валя, баба Валя! - вздохнул я внутренне, немало удивясь. – Как красиво поначалу складывались наши отношения!»
    Судьба свела нас на курорте. Мне было 45, ей 44. На вечерах отдыха мы были прекраснейшей парой. Она, такая элегантная, стриженая под мальчишку, с живыми, всегда смеющимися карими глазами, под тонко очерченными бровями, в туфельках-плетенках на невысоких каблучках. В танце было приятно обнимать её упругую талию. В перерывах она прижималась ко мне спиной, брала мои руки, скрещивала их на своем животе, и вообще вела себя довольно свободно. И всё у неё хиханьки да хаханьки. Я сделал вывод, что она незамужняя и не против более близкого знакомства.
    Так оно и оказалось. Убедившись в этом, я пригласил её в свой номер. Она ответила:
---- Я согласна, - и добавила: - Я на все согласна.

    Ночь мы провели без сна. Секс был искромётный. Я агонизировал три раза, она – пять. Я доказал себе, что ношу рога не по заслугам. Почему-то моей первой, родной, от которой у меня дети, я стал несостоятельным. Когда дети отошли и стали жить самостоятельной жизнью, и у неё появилось много свободного времени, она принялась искать любовных утех на стороне. Мы с ней были на грани развода, и я подумал: « А не соединить ли свою жизнь с жизнью вот этой, весёлой, сильной духом и телом женщиной? Вон как хорошо станцевались!»

    Но, увы, танцы – это одно, а совместный быт – совсем другое. Баба Валя оказалась привычной к перемене мужчин. Я был у неё, уже не знаю какой. Первый муж погиб, второго она выгнала. Я был третьим, но между вторым и третьим у неё были временные. Она принимала то летчика, проводившего химпрополку полей, то шофера, прикомандированного на период уборки, имела любовников в поселке. Временным оказался и я. Но восемь лет с регистрацией брака, и я надеялся на будущее, потому и больно до сих пор.
                -----------------------------------------------------
---- Жаль. Сочувствую, - проговорил я обязательные в таких случаях слова.  - Мы с ней прожили восемь лет с 1984-го по 1992-й на улице Ленина, дом №4 Вы там и живёте?
---- Нет. Там сейчас никто не живёт. Мы там делаем ремонт.
---- И продаете?
---- Нет.
---- Значит, готовите для продажи?
--- Нет, не продаем.

---- Вы там будете жить?
---- Нет.
---- Значит продадите. Там много моего труда: баня, погреб, септик, гараж, надворные постройки, канализация, отопление. Если будете продавать, я имею право на компенсацию. Папа работает?
--- Да. В Ужуре. В военном городке.
                ---------------------------------------------------------
    Её папа, то есть бывший мой пасынок Сережка, вырос без отца, без мужского примера и воспитания. Когда я влился в семью, ему было около пятнадцати. Первый её сын Сашка только что отслужил в армии и служил уже в Красноярске в патрульно-постовой службе ГАИ. Я видел его в семье всего пару раз. Он что-то там, во время службы  натворил и загремел в тюрьму. Но Серёжка стал мужчиной при мне. Однако настоящим мужчиной он, как я считаю, не стал. Для него было законом то, что мама сказала. Не стал для него примером и я.

 Всюду для него примером была мама. Мне нельзя было сказать Серёжке лишнего слова. Мама стояла за него горой. Когда Серёжка отслужил в армии, мы выдали его замуж за директора поселкового Дома Культуры. «Мама сказала: хорошая девушка». А у этой «хорошей» девушки, возрастом уже за тридцать, был ребёнок четырех лет и  молодой муж в армии. «Хорошая» девушка второй мамой ему не стала, и через полгода «испытаний» он вернулся к маме родной, вместе с коровой, которую мы дарили молодым. Вдвоем они успешно избавились от меня. Я пытался сопротивляться, но тщетно.
                ---- Да, - вздохнул я. – Когда-то мы с бабой Валей присутствовали на его выпускном вечере, провожали в армию, встречали, женили, правда, неудачно.
    Девушка молчала, пристально разглядывая меня.
---- А молодой человек – твой муж?
---- Да.

    Разговор наш мог затянуться до утра, и, хоть разговаривали мы тихо, пассажиры противоположных боковых мест проснулись и поглядывали на нас с укоризной. Разговор пришлось прекратить.
---- Ладно, люди спят. Утром поговорим, - сказал я и поднялся на свою, верхнюю полку. Я не спросил, куда они едут, рассчитывая в Абакане расспросить девушку более подробно.

---- Хорошо, - согласилась девушка. – Вам дать телефон папы?
   Я подал свой мобильник. Девушка занесла в него номер Сергея. Ребята устроились отдыхать в обнимку на разложенном матрасе.
                -------------------------------------------------------
     «Ах, Златоруновск, Златоруновск! – вспоминал я, глядя в темный потолок вагона, – Ах, баба Валя, баба Валя, любовь моя, боль моя! Как некрасиво между нами всё закончилось! Поначалу я был для тебя Шуриком и всё строил, строил, обустраивал дом и подворье, старался, да тебе, видимо, надо было  другое. Я, пожалуй, много на себя брал: Шурик туда, Шурик сюда, даже на письма тебе от твоих родственников отвечал. Ты любила компании.

 Я тебя искал, вылавливал. Эх, ну, вот зачем я так поступал?! Ты перестала меня ценить. Скучно тебе со мною стало. Ты уверовала, что мною можно управлять, манипулировать. Рохля я! Наверное, вот таким мужьям-угодникам жены и изменяют. Не знаю, изменяла ли ты мне, хотя, если судить по твоему поведению, то всё могло быть».

---- Папа, я больше к тебе не приеду, - сказала на прощание дочь, когда она, проездом в Хакасию, на пару дней останавливалась у нас. Дочь работала на БАМе и каждый год приезжала в Хакасию на свою малую родину.
 
---- Это почему? – спросил я, хотя прекрасно понимал почему.
---- Я же вижу, как недовольна Валентина Васильевна моим присутствием.
    Я и сам видел: ходит, молчит, гремит посудой, на вопросы отвечает односложно и в недовольных интонациях. Что мне было ответить дочери?
---Ну, как знаешь.
    На следующий год, она, навещая родную Хакасию, проехала мимо, известив меня об этом. Дочь приехала с внуками. Ну, как не повидаться?! И я засобирался в Хакасию.

----- Чтобы твои к нам больше не приезжали! И ты к ним не ездил! Поедешь – уезжай совсем! – поставила ультиматум Валентина.
    Ну, я и уехал! Уехал без расчета, без заявления об увольнении с работы, побросал свои вещички в машину и – ту-ту! Она на работу, а я в Хакасию, на обеденном столе оставил записку: «Спасибо, Валентина Васильевна, за совместно прожитые годы. Я благодарен тебе, но отказаться от своих детей и внуков я не могу. Прощай, и не держи зла».

     Не было у меня обиды на неё, нет и сейчас. Ну, разве виноват человек в том, что не дали ему родители хорошее воспитание, не вложили понятия об уважении к другим?
     Что началось, когда она, приехав с работы, обнаружила на столе записку!!! Забегала она, заметалась, вызвала из Тюмени мою сестру: «Зина, уговори его вернуться. Он хороший, лишнего не пьёт, меня не обижает, дома всё делает. Я хочу с ним жить».

     Когда я приехал за трудовой книжкой и расчетом, сестра уговорила меня вернуться:
----- Зачем ты возвращаешься к Зинаиде? Разве ты не знаешь, какая у тебя с ней будет жизнь?
---- Но у нас общие дети, внуки. Она обещала во всём меня слушаться.
---- Но изменивший однажды, изменит и дважды.

    И я вернулся. Оказалось напрасно. Оказалось, что Валентина вернула меня только для  того, чтобы ещё больнее ударить. Первого декабря, в лютый мороз, вещички мои были выставлены на улицу. Уходить мне было некуда, и я обратился за помощью к другу, своему однокурснику по техникуму, который работал в Златоруновске председателем сельсовета. Секретарём у него работала наша соседка. Втроем мы час уговаривали Валентину меня не выпроваживать хотя бы до нового года.

 ---- Чем он тебе не угодил, пьёт, курит, дерётся, ничего дома не делает? – спрашивали мы.
    Она только пожимала плечиками:
---- Нет, он меня не обижает.
---- Так чего тебе не хватает?
---- Всего хватает.
     Я же прекрасно понимал, чего ей не хватает: «по струнке» я перед ней перестал стоять.

---- Не выгоняй, хотя бы до окончания года, - просил я. – Я потеряю тринадцатую зарплату. Я надеялся, что за оставшийся до нового года месяц она образумится.
---- Ладно, - согласилась она.
   Вроде бы уговорили, но придя домой, она твердо заявила: «Уходи!» Что было делать? Драться? Не уходить? Но насильно милому не быть. Да и не способен я на насилие.
    «Ах, баба Валя, баба Валя! – любовь моя, боль моя!»
                -----------------------------------------------
    Незаметно для себя я уснул и проснулся только через два часа, уже за станцией Шира. Тут же глянул я вниз – ребят на нижней полке не было. Мне осталось только гадать, где они сошли, и не от меня ли сбежали? Я тяжко вздохнул и опять принялся разглядывать темный потолок. Опять мною овладели грустные мысли. « Звонить или не звонить Сережке? Теперь он уже не Сережка, а Сергей Дмитриевич Корнейчук.

 Если девушку провожала её мама, то судя по её поведению, она вполне адекватна. Это была не та «хорошая» девушка, за которую мы его выдавали. Наверное, он попал в хорошие руки. Дай Бог ему счастья. Не буду я ему звонить. Зачем тревожить человека, зачем вспоминать, причинять себе боль? Получится, что я хочу отомстить, но я помню мудрое высказывание великого Юрия Никулина: «Никогда не мстите подлым людям. Просто станьте счастливыми. И они этого не переживут». А труд,  да что труд? За долгую-то жизнь, и мытарства по чужим семьям, где только мой труд не оставался».
                -------------------------------------------------
     Месяц жил я в маленькой мастерской при котельной. Ко мне приехала моя первая, Зинаида, и месяц жила со мной, бросив работу в Хакасии. Она поклялась во всём меня слушаться. В начале января мы уехали домой.  Вдогонку мне пришло письмо от Валентины с уведомлением, наполненное обвинениями и припиской в конце: «Саша, вернешься – приму»…

    О дальнейшей жизни рассказывать и вовсе смешно. Зинаида опять мне изменила, хотя я её хвалил: «Третья жена у меня самая лучшая!»  Эта «самая лучшая» тащилась за мной полкилометра, когда  я снова уходил от неё. Четвертая оказалась воспитанницей детского дома. Экстрасенса из себя изображала, гордилась собой: «Держись солиднее! Помни с кем рядом идёшь!» - дергала меня за рукав,  когда мы шли по городу.

 Три раза выгоняла меня, когда на неё нападал психоз. И три раза уговаривала вернуться. Пришлось купить собственную квартиру. На четвертый раз я не вернулся, хотя опять уговаривала: «Ты уж прости, что я вот такая. Терпи!». Пятая тоже выпроводила меня, так как не захотела делить со мной деревенскую недвижимость и скарб. Детей у неё не было по причине раннего аборта, зато было много племянников. Через три года она заявила: «Разведемся и будем жить как сожители!

 Не хочешь разводиться – уходи!». У неё я был пятым. Первому она изменила, и он выбросил в окно её вещички. Второй захватил её в постели с другим и от стыда перед односельчанами уехал на север. Там он пьяный сгорел в доме. Говорили, что дом подожгла она.  Третий утонул, когда купался в речке. Она кидала в него камешками, рассказали мне. Четвертый сошел с ума от жизни с ней, и она сдала его в  психичку. Я был на очереди. Мне грозила: «Не поступишь, как я говорю – увидишь, что будет!» Я не стал ждать того, «что будет».

   И везде я строил, строил, а вот семьи крепкой не построил.  И лишь шестая попалась нормальная.  Живем десятый год душа в душу. Сам себе задаю вопрос: «Так кто же я? Пентюх, ловелас, олух царя небесного, «идиот» Достоевского или, всё-таки, нормальный мужик?». Вопрос есть, да вот ответа у меня на  него нет. Может у кого-то он найдётся?