Фирменный рецепт Елекониды Андреевны

ЧТО  ПРОИСХОДИТ В УЕЗДЕ ИЛИ  ФИРМЕННЫЙ РЕЦЕПТ  ПРЯНИКОВ ЕЛИКОНИДЫ АНДРЕЕВНЫ
 
     Праздничная жизнь в Д********ком уезде тоже  оживилась, но не настолько, чтобы сильно изменить уклад патриархального купеческого городка. Украсились к Рождеству витрины магазинчиков и посадских лавок,  наряженная по случаю Рождественских Святок публика дольше дефилировала по улицам – надо же успеть поймать момент для демонстрации мод .  Окошки  мещанских домиков, а особенно – местного бомонда, освещенные ярче обыкновенного, поблескивали огоньками праздничных лампадок и елочной мишурой. Свободная от учебы  ребятня с криками и визгом  брала приступом древний городской вал и до сумерек пропадала на нем,  соревнуясь в мастерстве езды на санках, лыжах и просто так с его высоких склонов… Молодежь устраивала посиделки с танцами и салонными играми. В дворянском собрании был дан бал, намного более скромный  и малочисленный по сравнению с летним, так как большинство дворянского населени я уезда  предпочитало зиму проводить отнюдь не в уезде.  Словом, каждый развлекался в своих традициях, в силу возможностей и сообразуясь с собственными интересами.
    Одной Ане –Мане в праздники было не до развлечений и даже не до отдыха. В постоялом дворе её отца наступил «горячий сезон». И довольный папаша, по его словам,  «греб деньгу лопатой».   В принадлежавшем им трактире с утра и до  вечера было многолюдно, рекой лились наливки, влет шли настойки и повышенным спросом пользовалось редкостное в здешних кругах шампанское  из Абрау-Дюрсо… Все это требовало сопровождения в виде разнообразных закусок, пирогов, блинов, пряников и прочего, за изготовлением коего сбились с ног все работники  кухни постоялого двора, утомилась хозяйка,  и даже любимая дочь, находящаяся в самой поре – на выданье – не была освобождена от участия в семейном деле – помогала на всех  фронтах работ… Эта семейная занятость, конечно, раздражала девушку, но в чем-то была ей полезна: удавалось удачно и правдоподобно отпираться  от надоеддливых и обременительных ухаживаний сына мельника Павла, который, хоть и было  ему отказано, своих попыток заслужить внимание Ани-Мани не оставлял.В сочельник явился с подарком- яркой шалью. И намекнул, что на Васильев вечер  обязательно заявится в гости- под предлогом поколядовать… Настойчивым оказался  сынок Дормидонта.
И, надо сказать, в семействе Ани-Мани он находил горячую поддержку со стороны её родителей: соединить капиталы хозяев постоялого двора  с  трактиром  и владельцев лучшей мельницы уезда, обоим семействам виделось весьма перспективным делом.  Как водится в  купеческо-мещанской среде,  на  девичьи чувства потенциальной невесты Ани-Мани оособого внимания не обращалось, и, по- купечески  многочисленное  приданое поступательно шилось, вышивалось,докупалось и складывалось в объемистый сундук…  А перед Рождеством был куплен второй такой сундук, больше прежнего. Его тоже предполагалось наполнить, причем, не позднее, чем к Петрову дню…  Словом,  все шло  к свадьбе…
И нигде Аня-Маня не могла найти понимающей её горе и сочувствующей души, кроме как в доме городского Головы, куда она по-дальнородственному и на соседском деле частенько забегала- проведать Еликониду Андреевну и даже  немного помочь ей по хозяйству. Матушка Валериана по старой привычке прислуги не держала, со всеми делами привыкла управляться сама, но в последнее время от помощи соседки не отказывалась. 
  Впрочем, эта помощь не была для Ани-Мани обременительной: на просторной кухне «головинского» дома  они обе очень уютно устраивались за какой-то мелкой  работой ( вроде перебора крупы или перетирания душистых специй) и вели задушевные беседы. А потом подолгу пили чай со знаменитыми Еликонидиными пряниками.Имелся для  этих пряников особый рецепт, который передан был ей по наследству от матушки и никому не рассказывался. Пряники получались тугие, но не жесткие, вкусные и очень красивые. Не хуже знаименитых Возничихинских, которыми славился Д*****в и которые были преподнесены царю-батюшке Александру Освободителю, когда тот с супругой проездом в Сергиев-Посад останавливался в Дмитрове  у прежнего головы – Возничихина. Возничихин потом так гордился, что царя усебя принимал, что диванчик в комнате, на  котором монаршее семейство сидело, сделал реликвией и табличку медную заказал,  На оной  сообщалось, что…«В 1858 году Августа 12 дня в 8 ч. вечера Его Императорское Величество Государь Император Александр Николаевич проездом с своею свитою через город Дмитров неожиданно благоизволил удостоить и осчастливить своим посещением дом сей и место сие есть памятник потомству, на котором отцу-царю угодно было кушать чай и поднесенный гражданами хлеб и соль». А на оборотной стороне доски написано: «Сей памятник принадлежит дому Дмитровского градского главы, Василию Афанасьевичу Возничихину».………..  . Да и не так уж и давно, летом 1891 года,  сын его- купец  третьей гильдии Дмитрий Васильевич Возничихин, бургомистр городского магистрата,   во время визита генерал-губернатора Сергея Александровича Романова изволил того  пряниками своего производства потчевать.
Пряниками дмитровскими он  стал торговать не только в уезде, но и в Москве. «Случись тогда  мой Павел  Николаевич Головой – и мы  б– царя и его родственника  пряниками потчевали, - частенко подумывала да и говаривала своим кумушкам  Еликонида Андреевна, - не хуже Возничихинских они у нас. А может быть, и лучше…»  . Но её Павел  Николаевич  стал Головой гораздо  позже  Возничихина, и пряники Еликониды так и остались семейным делом и семейной тайной. Хотя уже наступало такое время, когда  тщательно хранимый  рецепт стоило кому-то передать…
А секретов в рецептуре было несколько. Во-первых – «сухие духи» - смесь пряных трав особого подбора, которую делали сами и состав которой не разглашался и из пределов семьи не выходил. Для данной цели была у Еликониды Андреевны заветная коробочка, еще её покойным пристнопамятным родителем приобретенная для хранения заморских специй. Поговаривали, что из самой Индии она, той самой далекой страны, куда еще в стародавние времена русский купец Афанасий,  сын Никитин за три моря хаживал.  Коробочка была так себе –ничего особенного. Даже по прошествии многих лет неказистая с виду: черный небольшой ящичек с отделениями. Задвигался по типу пенала или комода, с ручкой… Но запах стоял в нем – не передать!!! Настоящие духи! Только сухие. И ваниль здесь была, и мускатный тертый орех, и шафран, и анис, он же бадьян – красивые восьмиконечные звездочки, иные – очень даже правильной формы ( не случайно их еще рождественской пряностью зовут – по подобию Вифлеемской звезды), и  коричные палочки, и  желтая куркума, и тертый красный перец……Богатство заморское  цветное,  красивое. В городских чайных лавках такого не водилось – только кофе,  мята и ваниль…  Лерик, когда маленьким был,  все хотел до заветного ящичка добраться- думал краски…  Но матушка, как ни любила сыночка и ни в чем он у неё не знал отказа,  коробочку индийскую, отцово наследие, берегла и с помощью супруга своего, торг не только в уезде, но и в Москве имевшего, усердно пополняла.  Открывала она её нечасто – под Рождество и к Пасхе , когда пекла по семейному рецепту пряники, печенья, куличи и делала творожную пирамидку в формочке. Ну – и еще на день рождения  дорогого и бесценного своего Лерика.  Дух пряный стоял тогда на весь головинский дом. А он у Лерикова папаши был свосем  не маленький.
Второй секрет заключался  в продуктах. Собственно, секрета никакого тут и не было- нужно просто  выбирать все самое свежее, лучшее –отборное. Если яички, то сразу  из-под курочки, а не лежалые, мед ( сахар в пряники Еликонида Андреевна по старинке  никогда не сыпала) с пасеки родственников, чистейший, тягучий, душистый.  Муку иногда молола сама, в старинной  немецкой кофемолке, если немного надо было. А когда планировался большой выпек – брали с мельницы Дормидонта, того самого, который сына своего за Аню-Маню сватал… У него самая лучшая мельница  в уезде. И так во всем.
Ну и, наконец, Еликонида Андреевна всю жизнь свято исповедовала матушкину заповедь: браться за печево надо только в хорошем расположении духа, тесто любить и нежить, с ним разговаривать, да не просто , а почтительно. Вот так  уважительно, с  молитвой, улыбкой и чистым сердцем и   священнодействовала   супруга городского Головы на своей кухне, когда на огонек забежала молодая соседка.
     Еликонида   к Ане-Мане относилась по-особенному: и как к дальней родственнице-седьмой воде на киселе, но, все-таки,  из своего, купеческого клана. И как к молоденькой соседке на выданье: нравилась ей девушка, что и говорить…Скромная, трудолюбивая, симпатичная, да и , что немаловажно, крепкая и здоровая….  Вот бы за Лерика её выдать. Зажили бы спокойно-мирно. Бог бы дал детушек… И дал бы успеть их понянчить… Немудреные мечтания Еликониды  Андреевны были настолько чисты и бесхитростны, молитвы настолько искренни ,   что, право, можно было оджидать Божией милости к их осуществлению. И со стороны девушки никаких препятствий не возникло бы. А уж родня Ани-Мани – так та была бы просто счастлива. И про Дормидонтова сынка забыла бы сразу и начисто…Одно мешало осуществлению всеобщих  планов: сердце Лекрика по отношению к соседке отнюдь не горело любовным пламенем. Даже наоборот: более холодного взгляда, как при намеке на врозможный союз, Еликониде у сына видеть преджде никогда не доводилось.  Права русская пословица: «Сердцу не прикажешь». А уж Лерику приказывать  и хоть в чем-то  идти  против его желания она не стала бы никогда.   Но надеяться себе не запрещала и в сем удовольствии себе не отказывала.
- Как ты вовремя, Манечка! Я как раз пряниками занялась. Иди к столу поближе, смотри, какие они, наши семейные. У вашего-то папеньки, небось, тоже на всех столах угощенье готовится? Дым коромыслом? Ну вот, а у меня тихо, лампадка теплится, печечка греется, тесто месится…
-И запах особенный….. Домашний,- девушка подошла к столу, на котором разложено было все для приготовления, и полной грудью вобрала в себя пряный дух.
-И запах,  само-собой, - продолжала Еликонида Андреевна в том же спокойном свойственном ей тоне, привлекая соседку к себе поближе.
    -Вот мы с тобой сейчас первую партию в печку и отправим. А потом за вторую возьмемся, помолясь…
_ -А что, Еликонида Андреевна, письма от Валериана Павловича не было ли? – было видно, что пряники интересовали Аню-Маню постольку-поскольку… Гораздо важнее ддля неё было узнать – не было ли весточки от  сына головы, и скоро ли он сам заявится в отчий дом…
-Да вот как с коврами письмецо привезли, так пока и не было – и то сказать, не ближний  свет, да и почта по праздникам не торопится, - ответвтсовала Еликонида, довольная проявленным к  сыну интересом. Как по осени уехал, так сердце мое, Манечка, не на месте. Молюсь Пресвятой Богородице и Николаю Угоднику, чтобы сохранили они моего Лерика на всех его путях-дорогах… И праздник без него не праздник. Вот и Рождество наступило, а не так радостно, как если бы сынок дома был. И батюшка наш один с делами еле управляется. Приказчики, конечно, све дело делают, но за ними глаз да глаз. Все не так, как с Лериком: он и книги приказчичьи успевал проверять, и за товаром ездить, да и в лавках порой сам управлялся. А теперь все в одни руки Павла Николаевича. Вот  и   нынешняя ярмарка перед праздником его вконец измучила . Ждет не дождется все  дела торговые сыночку  в руки передать. Да что я все про себя. Ты-то как? Дормидонтыч, небось все накатывает с гармоникой своею?
Аня-Маня смущенно опустила глаза. Павел Дормидонтович , конечно, многими  был замечен в трактире при постоялом дворе неоднократно, и все соседи прекрасно понимали, по какому поводу он зачастил в сие питейное заведение.
- Измучил он меня уже. Не отстанет никак. Уж и папенька мой ему говорил, и мама. А он все знай свое дело…
-А  что отказала-то? Не люб совсем? Или на примете кто другой?
Аня-Маня понимала, что Еликонида Андреевна прекрасно знает, кто именно другой лег ей на сердце , но промолчала. А Еликонида продолжала в том же духе.
- Дело твое девичье, понятное. Не пришелся по душе Павел Дормидонтович, так что ж тут поделаешь? Значит – не судьба…Не тужи. Судьба и на печке найдет.
 - Вот если б знать, кто мне на  роду написан. А то ведь с печки не слезаю. Как судьбе меня найти. – горько усмехнулась Аня-Маня. А Еликонида серьезно на это ответила:
-  Так ведь одним глазком в  книгу судьбы  заглянуть-то можно. Сейчас дни такие… Надо тебе, Манечка, погадать на суженого.
-Хотела. Еще в прошлом году.Да не стала.  Страшно, - поежилась Аня-Маня, но глаза её выдавали интерес к озвученному Еликонидой мероприятию. –Да и маменька не велит.Говорит – это грех.
-Не велит… А сама-то, небось, в девках еще как гадала!  А вот знаешь что… Приходи-ка ты ко мне после Васильева дня. Крещенские вечера начнутся – самое время. Мы с тобою судьбу попытаем. Я старинное гадание знаю. Верное… А вдвоем и не страшно. И маменьке твоей про это мы ничего не скажем. Придешь?
-Приду, -твердо ответила Аня-Маня. И на душе у неё стало веселее – поняла, что супруга городского головы ей  в сердечных делах  союзница. А с такими союзниками можно брать даже  неприступные крепости.