Три молитвы. Родительские мысли...

ТРИ  МОЛИТВЫ

  Я, матерь Божия, ныне с молитвою
Пред твоим образом, ярким сиянием,
Не о спасении, не перед битвою,
Не с благодарностью иль покаянием,
Не за свою молю душу пустынную,
За душу странника в мире безродного;
Но я вручить хочу деву невинную
Теплой заступнице мира холодного.
                ( М.Ю.Лермонтов)


 Но на развитие желаемых  событий  у Всеволода Васильевича совсем не оставалось времени.  Как и предсказывал опытный папаша, в полку после праздников началась самая что ни на есть настоящая гонка. Полковник впряг абсолютно всех, ибо не в его привычках было  позориться перед высшим начальством, а времени оставалось по большому счету не так   много: всего ничего – глядишь, уж и Масленица, а там и Пасха не за горами. А за ней сразу коронационные торжества.  С парадом и прочими соответствующими  событиями, при которых вверенный ему полк у всех на виду... Словом, у Клапана  после выхода на службу так понеслось, что и часа свободного не оставалось, дабы заняться своими сердечными делами. К офицерской езде по четвергам прибавилась таковая еще и по понедельникам, а по пятницам подготовка выступлений  показательной программы конной группы, и он вынужден был пропадать в манеже до самого вечера. А еще нужно было заниматься с личным составом… Не все ж на унтере  В****ко выезжать.   Лишь три дня спустя у поручика П*****го  выдалось несколько минут свободных  ,  в которые он умудрился, прикупив на ходу коробочку конфет от Конради, заскочить с быстрым, как он рассчитывал, визитом к Анне Андреевне. Ибо было уже  до неприличного  поздно: почти восемь часов. Но визит закончился даже скорее, чем  предполагал, практически не начавшись: Анну Андреевну он  в тот день не увидел вовсе. Горничная,  открывшая дверь, сообщила, что барышня простужена и  не принимает. Ошарашенный тревожной новостью, Всевлод передал конфеты, заломил угол визитки глубоким поклоном  и отбыл вовсвояси, нервно рассуждая по дороге о том, что же  могло произойти. По  натуре он был очень мнителен, и каждый чих близких людей воспринимал панически, а воображение порой успевало зайти так далеко, что рисовало  совсем уж трагические картины. И хотя с годами научился гнать тревожные мысли с самых подступов к его сознанию, совершенно освободиться от детского страха перед болезнями не мог. А теперь его мучило еще и чувство вины: это из-за него, из-за его глупого предложения поехать кататься на санках в Сокольники Анна Андреевна замерзла на горке и простудилась. Поэтому и грустна она была… Вот и  прогретые валенки не спасли. Что ж теперь будет… Упаси Господи, если бронхит,  а того хуже- воспаление…Сколько таких случаев! Когда начиналось с банальной простуды, а потом…
В такие минуты душевного трепета Всеволод обычно вспоминал о Боге. Не сказать, чтобы он был чрезвычайно набожен или слыл большим молитвенником, но своиственное многим офицерам его куруга скептическое отношение к релилии у него отсутствовало абсолютно . Всеволод ежедгневно  исполнял свое утреннее и вечернее молитвенное правило , выработанное с отроческих лет, причем, замечая иногда за собою, особенно после утомительного дня, небрежность в  молитве, прерывал её и начинал заново, прибавляя к обычным еще несколько сугубых и тщательно следя за ходом мыслей. Перед мало-мальским важным делом или событием он без напоминаний папеньки, строго следившим за нравственностью семейства, по собственному убеждению  шел в храм за благословением священника, искренне исповедывался, благо серьезных грехов за ним, как он самоуверенно мнил, не числилось,  серьезно относился к постам духовно, хотя практически всегда пренебрегал их пищевой частью, что было вполне оправдано , учитывая его службу, и вот только у литургии бывал нечасто, если не сказать – редко.  Но это отнюдь не мешало его, как говаривала сестрица Ольга, келейной молитве.
Теперь, вернувшись со службы , он  в одиночестве задумчиво сидел на диване наедине с тревожными мыслями, из коих его вывел «вестминстер» настенных часов:  пробило девять. Всеволод очнулся- его осенило: вот что надо делать, вместо того, чтобы беспомощно сокрушаться и рисовать мрачные перспективы! Он  с рвением принялся молиться перед  образом Божией Матери , висевшим, сколько он себя помнил, в столовой их дома,  о том, чтобы все обошлось благополучно, и Анна Андреевна была здорова. Обращаясь ко Господу  своими словами, он вдруг понял, что затрудняется, как назвать , ту, о которой просит- Анной Андреевной, Анночкой, любимой… «Бог  узнает наши помыслы и все движения души видит и знает, даже если мы не называем их»- успокаивал он себя словами их корпусного законоучителя, запомнившимися с детства. Но все же… Как назвать её, ту,   к которой, трепеща,  летит теперь его душа,  перед всезнающим  Богом?  И вдруг неожиданно откуда-то из подсознания нужный ответ пришел ему сам:
-Господи, спаси и помилуй! –в молитвенном экстазе  шептали уста пред иконою,а увлажняющиеся невольно глаза безотрывно смотрели на старинный образ, -помилуй …мою милую девочку…
    Так Всеволод  никогда не называл Анну Андреевну даже в мыслях.Она казалась ему достаточно взрослой   и солидной барышней, а вовсе не девочкой. Он частенько даже робел перед нею, такой серьезной казалась ему мадемуазель- гораздо строже и важнее всех  знакомых барышень и сестер. И вот пришло же такое… Он  на секунду  замолчал и удивился своим невольно вырвавшимся словам.  И тут в комнату, прервав сыновнюю молитву, вошла маман.
Аполлинария Павловна была в их семье самой просвещенной по медицинской части,  и Всеволод, застигнутый   пред иконой,  решился обратиться  за  авторитетным мнением: рассказал о причине неудавшегося визита и  с затаенной надеждой ждал  её слов как успокоительного бальзама на душу. Маман ожидания сына оправдала.
-Не терзайся и не переживай раньше времени. Возможно и скорее всего – легкая простуда,  поправится со дня на день -  с кем не бывает. – Аполлинария Павловна присела на диван и внимательно посмотрела на встревоженного сына. «Напуган, волнуется – значит, не все так просто, значит, запала ему в душу внучка княжны Вадбольской. И это хорошо,» - подумала она . А вслух сказала:
- А то, что не принимает – так это правильно делает ,  и  вполне понятно: какая же девица захочет хлюпать носом перед кавалером? – генеральша покровительственно улыбнулась  и даже погладила Всеволода по голове, доверчиво склоненной к её лицу. Её, видимо, подкупила сыновняя искренность в  их взаимоотношениях, которую он проявлял нечасто. – Через неделю ( именно столько по маменькиному  мнению длилась обычно простуда) съездишь снова,- покровительственно добавила она. -  Уверена, все уже будет в порядке, - сказав последние слова  уже совершенно равнодушно, Аполлинария Павловна встала с дивана и  отправилась по своим хозяйственным делам.

Сестричка Варвара была внимательнее маман и как всегда  оказала действенное участие. Понимая, что целую неделю Всеволоду терзаться  в неведении будет тяжко, она изъявила готовность навестить Анну Андреевну через пару дней с надеждой, что уж её-то та, возможно, не постесняется принять и с предполагаемым  насморком. На том  сердце Всеволода Васильевича и успокоилось. Почти…А что ему , собственно, оставалось ?


   Когда горничная внесла в будуар молодой барышни конфеты и визитку и доложила, от кого все  это, Анночка руками всплеснула:
-Боже,  конечно же надо было принять Всеволода Васильевича!- И, глядя на недоумевающую и обиженную таким восклицанием горничную, которой сама же два дня назад велела никого не принимать из-за плохого самочувствия, дабы восстановить справедливость, сокрушенно заметила:
-Разумеется,вы ни в чем не виноваты, Даша. Я должна была предупредить вас. Но впредь, пожалуйста, всегда, вы слышите – всегда, при всех обстоятельствах, мы принимаем Всеолода Васильевича и всех П********.
Рассеянно – видно, что она была очень огорчена, произошедшим, Анна  положила на колени коробку с конфетами и держала в руках  визитку господина поручика.
-Как неловко получилось, бабушка, - сокрушенно проговорила она Екатерине Кирилловне, которая ,  не разобрав из соседней комнаты сути, но уловив  тональность разговора, поспешила узнать, чем расстроена внучка. –Всеволод Васильевич приходил, а Даша его  не пустила. Он теперь может подумать, что я не хочу его видеть или что –нибудь в этом роде.
-Что за вздор? Почему ты так решила? Даша ведь сказала ему, что ты нездорова? Ведь так?
-Да, но мало ли, что он может подумать? Например, что это просто отговорка, предлог. Тем более, что расстались мы с ним после Сокольников несколько прохладно – мне,замерзшей, уже было как-то не по себе.До сих пор себя виню за эту слабость.
-Не придумывай того, чего не было, моя дорогая. Всеволод Васильевич понял ровно то, что сказала Даша, тем более, что это вполне естественно. Уверена, на днях он заявится к нам снова –  должен же он будет  справиться о твоем самочувствии. Посмотри лучше, какие конфеты он тебе принес!  Не абы что -  самые лучшие.  Да, я все больше убеждаюсь, что у всех П*******ких хороший вкус.Эта коробочка- тому яркое подтверждение.  Пойду скажу, чтобы поставили самовар –попьем чайку на ночь, хотя это и не самая хорошая затея, - с улыбкой  подмигнув  внучке, весело сказала Екатерина Кирилловна и, легко поднявшись, пошла на кухню. Анна взглянула  на часы: действительно, уже девять – поздновато для чаепития… Наверное, бабушка просто не хочет оставлять её одну с грустными мыслями, а может быть,хочет ей что-то рассказать. Она скользнула взглядом по коробке. Красивая  модная коробка с дорогими конфетами. Такими, которые она особенно любила- изысканного горького черного шоколада, от Конради. Но почему-то ей , глядя на них, хотелось плакать.Как и во  все эти три дня, стоило ей представить себе те нагретые бутылкой с кипятком валенки, сердце её  вновь сжалось от странного чувства, которое она никак не могла определить. И теперь, стоило ей поглядеть на конфеты, это чувство  вновь завладело её добрым сердечком. И Анночка вдруг  поняла: это - благодарная нежность… Сочувствие, даже порой жалость, которые сопровождали в её мыслях облик ВВ сменились,  наконец, нежностью! «Вот так это, наверное, и бывает – все, как  мне бабушка говорила. У девицы от жалости до любви один шаг… И теперь я знаю название этого промежуточного  шага. Это – нежность». Анна почувствовала, как защипало в носу. Но то был не насморк – это предательски наворачивались простые крупные девичьи слезы.
«Матушка Божия, Пресвятая Богородица, защити, спаси рабу Твою Анну,  научи как поступить праведно, никого  не обижая. Помилуй раба твоего Всеволода, пошли ему во все дни на всех путях заступничество Твое святое, омофором своим укрой его от всех бед и неприятностей. Пусть у  него все будет хорошо. А меня научи как быть, и вершится воля Сына Твоего благая. Господи, да не обидится Всеволод  на меня, приведи его  к нам снова,»- шептала Анна перед иконой, и впервые вместе со своим именем в молитве она поставила не имя любимой бабушки, как делала обычно, а того, кто вызвал в её душе знакомое  и светлое чувство – чистой нежности.
Бабушка не торопилась с самоваром: зимняя ночь долгая. Увидев Анну перед иконой, она задержалась у двери внучкиного будуара.
«Вот и слава Богу! Господь расставит все по местам, услышит молитву моей  девочки, да вершится воля Его святая. Суждено им быть вместе – будут, а если нет – значит, промысел Господень иной.» И Екатерина Кирилловна молилась в душе святому Николаю Угоднику, у которого всегда просила об Анне: «Святой Николай Чудотворец, спаси, помилуй Анночку, защити её от всех напастей , бед и неприятностей».


                РОДИТЕЛЬСКИЕ   МЫСЛИ и не только…


-Похоже, наш Севочка плотно попался на крючок княжны В******кой, - заявила генеральша супругу в спальне в тот же вечер с деланной равнодушной миной, но все равно было видно, что она сим обстоятельством вполне довольна.Её рассказ о сыновних переживаниях вызвал на физиономии генерала широкую улыбку.
-А я , знаешь ли, этому только рад, - не скрывая удовольствия откликнулся  Василий Сергеевич. -  Партия со всех сторон, откуда ни глянь, замечательная.  Внучка её собой хороша, поведения неиспорченного, да и приданое за ней Екатерина Кирилловна выдаст – как в старинные наши с тобой годы – не удивлюсь, если еще и по списку. А это тоже, что не говори,   немаловажный фактор.   Я Всеволоду как-то говорил открытым текстом, что если у них, молодых, сладится,  я такому альянсу перечить ни в чем не буду, и реверсом его, как и Сергея, достойно обеспечу. Но думаю, у старой княжны подобных  кандидатур, как наш Всеволод, на примете целый взвод имеется, если не рота… Вот недавно князя Агарина у них застал… Так что она еще будет выбирать.
Генеральша обиженно сжала губы, но своей мыслью о том, что в конкурентной борьбе князя и её среднего сына видит за своим массу преимуществ, хотя бы в том, что в отличие от оного,  он не замечен ни в каких светских  амурных похождениях и  не пьет, – а это, безусловно, импонирует В*******кой,– с супругом делиться не стала. Чтобы не сглазить. А генерал продолжал, причем, точно в  тему её мыслям:
- Я третьего дня  в Округе  встретил , Т********ва. Мы с ним вместе службу начинали. Да ты его должна помнить: в  Красном Селе, у цесаревича на балу,  после лагерного сбра,   так чудил!  К Рождеству его начальство  поздравило бригадным… Сколько лет минуло, а все такой же балагур – так просто и  не отделаешься от него, шевелюра  только реже стала. Так вот.  Разговорились о том- о сем.  У него , помню, как раз дочь на выданье. Спрашиваю- замуж не выдал еще? Он кивает,выдал, мол,  но что-то как-то неубедительно. Уже год как замужем, говорит. У меня глаза с алтын: про свадьбу не слыхать было – как я пропустил такое событие в жизни старого товарища? А он: свадьбы, вишь, и не было. –Как так? Да так, отвечает: сошлись…
Слово-то какое, Полин! «Сошлись» Тьфу, срам один…. Вот такие нравы. И ,заметь, даже не в столице, где много на что можно насмотреться, а у нас – в Москве-старушке, которая всегда своей праведностью славилась. Так я к чему… Внучка княжны, даром, что в Европе выросла, а наша, московская. Она, поди, и на ты да по имени себя звать-величать позволит только после брачной ночи. Да и то – не факт. Строгая…Как то еще такая на князя поглядит, с его-то грешками и забавами. А наш –да: им , похоже,  ко двору пришелся. Уж не знаю, как Анне, но княжна на него уже  словно  на сына смотрит, по всему видно. Я в Святки примечал: и у нас, и у них... Может,и выйдет чего...  Боюсь только , Всеволоду с ней  не справиться – характер не тот, слабоват… Подберет его Анна Андреевна  под каблучок: бабушкина выучка, да и натура у ней В*****кая.  Вот Миньке нашему бы такую – враз бы усмирила буйную головушку.Только вторую такую еще сыскать надо.
Аполлинария Павловна и сама чувствовала, что Анной Андреевной, стань она её снохой, вертеть не получится. Да и   старая княжна не  то что вертеть, косо взглянуть на свою ненаглядную внученьку не позволит. Но то, что партия, случись так, для Всеволода блестящая, это бесспорно, и муж во всем прав.
- А я вот, Полин, думаю, что тянуть в женитьбой  Всеволода не стоит. Хочется и сыновних внучков понянчить. Сергей – отрезанный ломоть. Его Марине уж скоро год, а мы её и не видали. Хоть бы карточку прислал, что ли… Вряд ли теперь  и приедет. Думал, в отставку выйдет – явится пред отцовы очи. А он увяз в хозяйстве своем почище, чем в полку. ( Старший сын Сергей, как и собирался, ушел из армии в запас  и теперь  на выделенную  отцом наследственную долю и капиталы польской супруги устраивал свою «экономию», как говаривали в Привислянском крае – организовал в поместье  доходное молочное и медовое дело. На семейном совете с  винокуренным заводиком решено было пока подождать.)
-А как же его Академия? – Аполлинария Павловна была несколько удивлена тем, как супруг торопит в мыслях развитие событий. – Все ведь идет пока плавно и хорошо?
-Да одно другому не мешает. Даже наоборот: семейные учатся лучше. Домашний очаг, знаешь ли, способствует систематической умственной работе и отвлекает от ненужных столичных развлечений.
Аполлинария Павловна вторично не могла не согласиться с рассудительным и дальновидным мужем . Тем более, что Петербургские нравы и ей виделись   потенциально опасными для нравственности сыновей.
- Базиль, я всей душой мечтаю, чтобы у детей сложилась бы такая же счастливая жизнь, как и у  нас, - вдруг  задумчиво произнесла она и посмотрела на Василия Сергеевича  так, что он не мог не растаять под лучами её все еще таких живых и молодых глаз.  Аполлинарии Павловне шел пятидесятый год. Всего лишь или уже – это как кому угодно, но выглядела  она  моложаво и вела себя соответственно. На Рождественском балу в офицерском собрании  у супруги генерал-майора П****кого  отбоя не было от кавалеров по танцам, причем все приглашающие были на десяток, как минимум, лет моложе её. Да и сам  генерал был еще хоть куда в свои шестьдесят. Тоже отплясывал без одышки и с нескрываемым удовольствием. Да так весело при этом  подмигивал своим визави, что даже дал Аполлинарии Павловне повод задуматься, возмутиться  и , передернув плечиками, аппетитно выглядывающими из корсета бального платья,  показать  мужу свое некоторое «фи».  Словом, генерал был на высоте во всех возможных смыслах.  Ответственный пост директора кадетского корпуса, конечно, давил авторитетом и приходилось, что называется,  соответствовать, но дух был бодр, а разум молод. Или наоборот… А острый  глаз, однозначно, примечал вокруг многих симпатичных дамочек. Но это ведь не грех? 
-Ой ли, женушка!  Так ли уж ты счастлива? Ты же меня ревнуешь! – не поддеть супругу при случае Василий Сергеевич, сообразно своей натуре, упустить случай не мог. И напомнил во всех подробностях  недавнюю ситуацию на балу в собрании.
-С чего ты взял?- попробовала прикинуться равнодушной Аполлинария Павловна, в душе прекрасно сознававшая, что и правда ревнует своего мужа ко всем подряд, к каждой кукле на чайнике, как говорил по этому поводу Василий Сергнеевич, смеясь,  и не только к таким эффектным   как , например, мадам Барановская, но даже и к старой советнице В******кой, что уж совсем с её, генеральши, стороны, глупо и беспочвенно.  Она прекрасно понимала, что оснований для ревности нет абсолютно, но ничего не могла с собой поделать. «Значит, я так сильно его люблю,»-  признавалась генеральша сама себе, и эта мысль служила ей некоторым самооправданием.
- А  кто губки надувал после     третьей кадрили?- не унимался меж тем веселый супруг.Ему ужасно хотелось расшевелить важную женушку, аппетитно восседающую  перед ним в ночном дезабилье…
Аполлинария Павловна ничего не ответила, только вспыхнула и поспешила отвести глаза. Но от  генерала не так-то просто было отделаться.
Он продвинулся поближе к жене ( оба сидели- каждый  со своей стороны- на широком супружеском ложе). Аполлинария Павловна продолжала кокетливо строниться взглядом.
- Кто надувал свои алые сладкие губки? – не унимался Василий Сергеевич,  входя  плотный контакт с «противником» и готовый уже идти в «рукопашную».
Аполлинария Павловна не сдавалась,уходя в глубокий тыл( пересаживаясь на самый край кровати): теперь их разделало приличное «поле»,  на котором в любой момент могло  разыграться сражение,  и генерал, не медля пойдя в атаку,   применил свой коронный тактический прием, срабатывающий стопроцентно победоносно – издал мягкий звук, похожий на урчание довольного кота , и состроил такую умильную гримасу, а усы его при этом смешно зашевелились. Этого его Полин  вынести серьезно не смогла и рассмеялась  - молодо и звонко. За многие годы супружества она так и не научилась  равнодушно высушивать это игривое мужнее урчание.  Крепость пала.
-Так почему  же моя  дорогая и любимая, обожаемая и драгоценная женушка меня ревнует? – обнимая и лаская супругу, которую в качестве трофея  уже перетащил на свою половину кровати, не унимался Василий Сергеевич, продолжая урчать и в ближнем бою  ведя наступление на алые губки супруги, которая предпринимала попытки увернуться, правда, довольно вялые и неубедительные.
-Потому что дура, - игриво призналась она, наконец прекратив сопротивление и отдавшись в плен на милость победителя.
-Непрррррравдаааааа. Не дуррррраааааа, - еще громче мурчал супруг.
Это было что-то новенькое. Обычно на самокритичном признании Аполлинарии Павловны дебаты прекращались, смеясь следующим актом семейного счастья.
- А кто же?
-Дурррррехааааааа, победно провозгласил довольный собой генерал.
- Ну спасибо, мон  шер ами, хорошо, хоть дети  не слышат, - простонала  Аполлинария Павловна, которая уже не могла говорить от распирающего её счастливого смеха. А может быть,  и от того, что шер ами уже  полностью завладел её сладкими алыми губками.


За утренним чаем-вторым самоваром -  молодежь еще клевала носом, зато отец был свеж и бодр, необычайно весел  и, как всегда, над всеми подтрунивал, особенно над сыновьями. Обычно доставалось Миньке. Но сегодня  по раздачу попал Всеволод. И, как он сам сознавал, вполне заслуженно.
-Ну что, Лопушок ( так генерал  частенько называл своего среднего еще с детства, когда хотел его подразнить – у Василия Сергеевича  для всех детей и внуков мужеского пола были прозвища: Сергей-наследник , Минька- оболтус, Аркадий- башибузук,), заморозил внучку княжны В******кой? Думать надо было вот этим самым местом,  – он характерно постучал пальцем по своему лбу, т.к. до Всеволодова  ему через стол было не дотянуться,  – она в Европе выросла, к нашим зимам еще не привыкла. Прокатил бы  в Сокольниках на тройке пару кругов – и все. Без этих ваших гор и  санок.
Всеволод недовольно покосился на мать. Вот зачем было отцу все рассказывать?Теперь начнется чтение морали…
Но папенька был настроен вполне миролюбиво  и даже, что удивительно,  оказал  личное содействие.
-Завтра сам съезжу. Меня-то уж, небось, старая  княжна  примет. Извинюсь за тебя-дуралея. Заодно узнаю - как ,  что. Вот ужо мне Екатерина Кирилловна  плюмаж-то  надерет за внучку, если и правда твоя вина… А ты будь мил каждый день пока цветы с посыльным Анне отправлять. Эти, синенькие такие, душистые -  как их? Фиалки!  Или анютины глазки.  Что они там у вас означают?
-Все помыслы мои о вас, -  быстро вставила требуемый ответ  Ольга, которая наизусть знала язык цветов.
-Вот именно… О вас.
«Все помыслы мои о вас, о вас, о вас, - запел Василий Сергеевича  на мотив модного романса, поднимаясь из-за стола , недвусмысленно поглядывая на супругу и едва удерживаясь от тайного  желания поурчать …  Но комната была полна детей , а  ему пора было убывать на службу .

Генерал давно уже  хотел поговорить наедине с гранддамой, а тут выдался такой неожиданный ( хотя и нельзя сказать, что приятный) повод. Поэтому, махнув рукой на корпусные заботы, не откладывая дела в долгий ящик, собрав с помощью запасливой ПолИн, которая вполне разделяла с мужем цель мероприятия, соответствующие поводу гостинцы- малиновое варенье , ягоды для которого всегда собственноручно собирались всей семьей в  своем лесочке близ усадьбы, липовый монастырский мед с  Толмачевской ярмарки  и прикупив по пути  в книжной лавке  «Арабские сказки Тысячи и одной ночи» для любившей почитать Анны Андреевны, он  отправился с извинительным визитом. В парадном, состроив перед зеркалом огорченно-сочувственную мину, Василий Сергеевич  дождался горничной,  представился  и несколько нервно ожидал- примут ли… Мало ли что?
Наученная недавним опытом Даша , на зубок  выучившая, что «всех П******ких принимаем при любых обстоятельствах», заулыбавшись,  весело помчалась докладывать, и не прошло и трех минут, как в дверях показалась сама княжна В*******кая. Генерал был принят с распростертыми объятиями, обласкан, успокоен, что с Анной Андреевной уже все в абсолютном порядке, и приглашен в гостиную.
Рассыпаясь в искренних извинениях за своего среднего, не рассчитавшего  сил барышни на снежной горке, Василий Сергеевич уже в который раз приговаривал:
-  Понятно, дело молодое, кровь горячая: ему-то все жарко, а не сообразил,глупая голова, что у девочки ножки в фасонных сапожках, да  снегу на горе чуть не по щиколотку… Где ж тут не замерзнуть… А сказать, наверное, постеснялась- Анна Андреевна у вас такая деликатная, скромная. Я ему говорю: сам должен был соображать, своей глупой головой. Но что с него возьмешь – как был Лопушок…, так и остался. Уж так переживает, так переживает…  А вчера ПолИн его застала перед иконой… Он ей все рассказал, а  сам чуть не плачет…
Генерал явно заискивал перед гранддамой и старался выставить своего Лопушка в выгодном, насколько это возможно, свете.
- Ну почему ж Лопушок? Всеволод Васильевич был очень предусмотрителен. Это так трогательно с его стороны- приготовить заранее нагретые валенки, - попыталась смягчить праведный родительский гнев Екатерина Кирилловна, а генерал, услышав про валенки, вопреки усилиям заботливого Лопушка так и не спасшие Анну Андреевну от простуды,   довольно улыбнулся в усы: его выучка…
-Успокойте молодого человека и  передайте, что мы с Анной Андреевной будем рады его видеть на будущей неделе, - сердечно и убедительно говорила Екатерина Кирилловна, когда  комнату вошла Аннночка. Она мягко улыбнулась словам бабушки, выразив тем сове согласие со сказанным, а  генерал, отметив  свежий и вполне здоровый вид девушки,  искренне обрадовался ( в глубине души он, как и его средний, тоже был мнителен и переживал, как бы чего не вышло). Анна присоединилась к беседе и с интересом слушала рассказы Василия Сергеевича  о том, как азартно наперегонки всем большим семейством  летом собирать ягоды в сухом  малиннике близь Павловского , и какая широкая ярмарка устраивается ежегодно в Толмачевке, у стен старинного монастыря…
-  А мы ведь с Анночкой будущей  весной сразу в уезд:   строим планы на приведение в порядок  моего поместья, - сказала Екатерина Кирилловна.- Анночка меня порадовала – хочет все хозяйственные дела взять в свои ручки. А они у неё умелые  и крепкие, поэтому я уверена, все ей удастся в лучшем виде, -  гранддама с любовью смотрела на свою Цыпочку. Ей хотелось похвалиться перед гостем, что внучка хозяйственная и вполне может управляться с серьезными взрослыми  работами самостоятельно. Но генерал понял все по-своему,
 встрепенулся и обрадованно начал уверять, что по-соседски готов оказать любую возможную помощь .
- Прошу не отказать в моем содействии, буду рад способствовать всем, чем могу, - говорил он так убедительно, что у гранддамы даже появилась мысль, что перспектива реконструкции усадьбы интересна Василию Сергеевичу не менее, нежели ей самой. И понятно – почему…
Время шло, подали чай, разговоры текли переливистым  ручейком. Уже обсудили и переменчивую после Рождества погоду, и виды на московские коронационные торжества, и все политические новости , о которых пишут газеты,  генерал, по обыкновению,  посмешил дам рассказами из его корпусной жизни, а приступить к главной цели визита – разговоре о возможном альянсе –  все не удавалось. Внутреннее чутье,  иначе называемое интуицией, подсказывало ему, что теперь   не время… Так и откланялся бы Василий Сергеевич, успокоенный, что застал Анну Андреевну в добром здравии и  умиротворенный  тем, что на Всеволода Васильевича гранндама не сердится  , но не выполнивший главной цели совего визита, но в последний момент случилось иначе.
     Лишь только Василий Сергеевич засобирался покинуть гостеприимный дом  гранддамы и направился к выходу, Екатерина Кирилловна  поднялась проводить его сама. А при выходе из гостиной вдруг , взяв по-дружески под руку, увлекла в свой кабинетик.
-А нам ведь есть о чем поговорить наедине, не так ли, друг мой? – спросила она генерала, и тот понял, что ни одна сокровенная мысль, пробежавшая по его челу во время чаепития, не осталась непрочитанной  мудрой советницей.
- Да что скрывать, дражайшая Екатерина Кирилловна, хотел поговорить о детях, да неловко было при Анне…
Это было чистой правдой. Постоянное присутствие за столом Анны Андреевны спутало генералу все планы. Не мог он говорить со старой княжной  о сватовстве напрямки при её внучке.
- Ну так теперь стесняться некого – можете быть откровенны, - деловито предложила Екатерина Кирилловна, подобрав  платье , усаживаясь на большой кожаный кабинетный диван напротив генерала и устремляя на него внимательный взгляд проницательных глаз. Под таким взглядом не слукавишь… Василию Сергеевичу ничего не оставалось, как  сказать правду.



- Да что скрывать, - повторил он, решив идти напропалую, - у вас товар – у нас купец.
Дети наши , как я вижу, друг другу приглянулись. Привыкли . Затеплились чувства. В этом ничего нет плохого, - и он испытующе посмотрел на гранддаму: как она воспримет такую прямоту высказывания?
Екатерина Кирилловна с улыбкой кивнула, мол , продолжайте. Но ничего сама не ответила. А по её улыбке трудно было понять, согласна она с услышанным или это всего лишь светская любезность. Гнералу  волей-неволей пришлось разглагольствовать дальше, А слова, как на грех, не шли. Видно, смущение, все-таки, одолело Василия Сергеевича. Ведь не каждый день сватать-то приходится.Тем более- у княжны В****кой.
Он вздохнул, кашлянул тихонько и  продолжил:
-Отчего ж нам, Екатерина Кирилловна, не подумать и о свадебке?
-Подумать-то можно, - просто, так просто, как генерал дажен и не ожидал от неё, откликнулась гранддама.-Я давно уж о том думаю, - Екатерина Кирилловна доверчиво улыбнулась своему визави, и он внутренне приободрился. – А вот дети-то  наши что сами об этом думают? Вам ведомо?
Этот вопрос, не сказать, чтобы неожиданный, все-таки, генерала несколько затормозил в его напоре решить дело сразу и сейчас, как он привык. Он, конечно, примерно представлял себе взгляды Всеволода на возможную перспективу, но конкретного разговора с сыном у него до сих пор не было.  Тем не менее, после секундного замешательства Василий Сергеевич с присущей ему уверенностью убедительно закивал головой:
-За  искреннее желание  Всеволода я ручаюсь. А также и за то, что Анна Андреевна будет за ним, как за каменной стеной. Да и мы, старики, еще в строю.- Этим гненерал хотел подтвердить в сознании гранддамы мысль о том, что всеми силами будет способствовать счастью молодых.
-Это все так. Да я в  вас и не сомневалась, но есть одна деталь…
-Какая  такая деталь? - напрягся Василий Сергеевич в непонимании, всеми силами стараясь изобразить на своем лице крайнюю степень внимания и озабоченности. Впрочем, и изображать не пришлось: они и так были,вполне естественные.   О чем это сейчас старая советница изволит заикаться? Что такое ей известно о среднем, чего  ему, отцу, о сыне неведомо…
-Так молод он еще, - все так же просто откликнулась гранддама, и генерал облегченно выдохнул: ну, возраст сына не помеха – и помоложе  его под венец шли…
- А как на службе его – дадут  ли разрешение?
- Об этом не извольте беспокоиться, дражайшая Екатерина Кирилловна. Это дельце мы легко обставим. Тем более- опыт уже есть, старшего женил до срока, - радостной скороговоркой начал генерал объяснять условия заколючения брака офицерами моложе 23 лет.  – Подаст рапорт, представит реверс – и никаких помех к венцу… А вот Анна Андреевна-то согласна? – Василий Сергеевич, наконец, вспомнил, что надо бы поинтересоваться и мнением потенциальной невесты.
-А это тоже непростой вопрос, Василий Сергеевич. –Мы с Анночкой этого еще не обсуждали, а за неё ответить я не могу. Могу лишь сказать, что вижу: ваш сын ей симпатичен. Ну и то, что  потенциальных женихов у неё пока нет… И не было еще.- Гранддама была абсолютно правдива и откровенна с генералом. Все, что она рассказывала об Анне, было истиной. Ей, видимо, хотелось намекнуть генералу на то, насколько  юна её девочка, и насколько бережно нужно относиться к её чистому непорочному цыпленочку, но генерал понял все по-своему.
-Ну так что ж тянуть с помолвкой? Вот, может, на Прощеное воскресенье и сладим? А там, после Пасхи – и свадебку?
-Какой вы быстрый, однако, Василий Сергеевич! А про то, что я с внучкой еще и не говорила о свадьбе, позабыли совсем?
Смущенному генералу нечего было сказать в ответ: он понял, что допустил бестактность, и примолк… Но Екатерина Кирилловна и не думала воспользоваться его замешательством-  поставить генерала в неловкое положение вовсе  не было её целью.
Планы у нас, родителей, наполеоновские, – улыбнулась между тем ободряюще гранддама, - но, как мне известно, Всеволод Васильевич собирается в столицу? В Академию поступать? Или удже передумал- ради женитьбы?
Дело принимало несколько иной оборот, и генерал снова собрался распустить турусы на колесах, дабы убедить гранддаму, что отъезд в Петербург не препятствие браку:
- Так одно другому не помеха. В Петербурге семейную жизнь начать очень даже пристало. Там и сестра моя Лидия. Поможет на первых порах…
Но Екатерина Кирилловна приостановила генеральское красноречие, резко положив руки на свои колени. Генерал, перехвативший взглядом этот жест, понял, что сейчас начнется самое главное.
- Буду откровенна: отъезд внучки в столицу не входит в мои планы. Да уверена, что и в её. Пока я в силах, выпускать из зрения мою цыпочку  не хочу. Желание Всеволода получить достойное образование заслуживает похвалы и уважения, и я его поддерживаю всей душой. Но поспешность  заключения брака нахожу преждевременной. Хорошие дела быстро не делаются. А тем более- такие, которые определяют судьбу на многие годы…  К тому же, повторюсь, молода еще моя девочка, да и ваш сын молод.
Генерал слушал молча, а в голове его шел поток мыслей: старая советница  не против выдать Анну за Всеволода – это раз, она не против также и его учебы в Петербурге – это два, у Всеволода пока нет конкурентов на руку Анны – это три… Уже неплохо. В столицу Анну она отпускать не хочет – этого стоило ожидать. Так что все неплохо, главное-  этот союз для неё желателен. Что ж, если  все дело во времени, неплохо бы заручиться гарантиями. И он вкрадчивро начал:
- Не могу не согласиться с вашими, Екатерина Кирилловна, как всегда мудрыми взглядами. Два года в Академии пролетят быстро. Академичкеский ценз выслуживать постараемся устроить  Всеволода в его полк.  Так значит, перед отъезом можно и обручение назначить?
- О, какой вы скорый! – снова мягко, но  с явной безапелляционностью и укоризной в голосе отреагировала гранддама на откровеннность желания генерала.- Я предпочла бы, чтобы все шло путем естественным: как Господь управит, да вершится воля Его. Если суждено детям нашим вместе быть- будут. Не стану скрывать: свободы девочки моей стеснять ничем не хочу. В эти два-три года , будь она обручена – ей и выехать возможности не будет…Негоже в самом расцвете в светелке затворницей сидеть…   И  при этом мы не сможем с вами гарантировать никакого исхода. Кому как не нам-старикам, знать, насколько может быть изменчива жизнь… Да и Всеволод ваш…, - было видно, что гранддама подыскивает нужные слова., чтобы не задеть генерала за живое.– И Всеволод в столице  будет - как-то скажется на юноше  самостоятельная жизнь? Ву компроне? Ни в коем случае не хочу обидеть подозрением – ни Боже мой! Мальчик показал себя исключительно с самой хорошей стороны…  И я сама всегда была ходатаем за него перед Анночкой. Но… Словом, свободу мальчика  на протяжение двух лет ограничивать тоже не слишком разумно… А вот если по приезду обоюдное желание будет все так же сильно, то можно будет подумать и о свадьбе.
-Но, - хотел было возразить генерал,
- Дорогой мой, не будем с вами начинать разговор на эту животрепещущую тему по второму кругу. Ничего нового я вам не смогу сказать. При всем желании. Могу лишь итог подвести: я буду рада этому браку, если  чувства детей через два года не иссякнут. Да и вы сами, конечно, понимаете, что расставание только способствует укреплению чувств, - улыбнувшись генералу, гранддама, выразив на челе некоторую степень усталости, дала понять, что разговор окончен. Василий Сергеевич, приложившись к ручке, со всем почтением  и в явной задумчивости отбыл из кабинета. Прощаясь, он был немногословен: мысли вихрились в головушке так, что, будь они матерьяльны, фуражка точно бы взлетела  над начинающей редеть шевелюрой…
«Ну, какова старая советница! Какова! Хотя, надо отдать должное: во всем она права. Будь Анна не её внучкой, а моей дочкой, поступил бы так же. Ну ничего… Главное, не отказала. Можно и дождаться, при хорошем раскладе  - если  за эти два года Анна не посмотрит  на кого-другого…Или советница не просмотрит ей кого другого. Или Всеволод, не дай Бог, в Петербурге не задурит…И не найдет себе кого другую… Права, права советница…
 Значит, пока  не судьба», – подумал он, усаживаясь в  сани и поплотнее прикрывая ноги медвежьей полостью. Но идеи своей в отставку не послал. Напротив, убедился в том, что все задуманное очень даже возможно, дайте только срок.