Лавровы. Роман. Часть 4

Глава 4. Стальные кони.

Мастерские при районном МТС были запущены и захламлены не то, что досконально, а окончательно. Лужи масла на местами забетонированном, местами дощатом полу поражали воображение. В одном месте разбитое окно было заткнуто скрученной в жгут паклей. Разорванная пополам цепь тали тоскливо болталась в метре от пола. То тут, то там были разброшены окурки. В самом углу мастерских тоскливо стоял остов разобранного на детали трактора, морально готового отдаться в руки пионеров. Большой стране нужен металлолом и много. Так было когда Матвей Гаврилович Лавров впервые вошёл в распахнутые настежь двери мастерских, которые ему теперь поручено поднять из пепла. Кстати за это, не дожидаясь результата, ему положили неплохую зарплату. Колхоз со скидкой продал годовалую тёлочку, тут же зазванную Тарёнкой. Оттого как дело было во вторник. У соседей купили двух ярок, пепельно – белого цвета. Они и обязаны были стать во главе рода Лавровского поголовья. Через полгода, совсем плохо говоривший вслух Костик сказал, показывая пальчиком на них:

- Ля - я…

После чего и у них, и у всех неизбежно последовавших за ними овец было железобетонное имя – Рая. Баранов на всё Потаповское разношёрстное стадо было два. Оба Бори. Ночевали по очереди в разных дворах. И ночью в тех дворах шла большая битва, трещали страшным треском сараи и двери при тех помещениях. Заходились лаем, чуть не съедая собственные языки, хозяйские собаки, а местные хорьки охотясь обходили той ночью места сражений.
Так вот: в мастерских была разруха. Работать никто не хотел, поэтому зарплата была малюсенькая, как коготок воробья. А раз зарплата была как коготок, то и работать за неё никто не хотел. Замкнутый круг. Снабженец Иван Ссыкин, урождённый в соседнем селе, мог прийти на работу в одном носке, не замечая этого до конца дня, с подозрением на то, что и ложась спать нестыковка не обнаружится. Страшной силы заикание приводило к тому, что поставщики и изготовители до конца его не выслушивали, отправляли куда надо, куда он довольный и шёл. Приезжал из командировок налегке, не добыв и ржавой гайки, но…цифры в отчёте за командировку всегда и везде сходились до копеечки. Комар носа не подточит. Талант. Вообще – то фамилия его была Сыкин, но ведь заикался же и выговаривал: – С – Сыкин.
Ещё один героический человек, заведующий складом запчастей, Степан Кирин, по прозвищу «Невидимый», как бы его словесно не пытали, но всегда не видел куда исчез скажем…шкив, или банка с солидолом. И ничего, что эта банка могла обнаружиться в колхозе километров за двадцать или, вообще, в соседнем, Сусовском районе. У него же единственного мотоцикл с коляской на всю округу. Для бешенной собаки сто километров не круг.
И первое что придумал Гаврилыч бессонной ночью, это потребовать у начальства, поменять их должностями. Пусть Кирин разъезжает по району и по
соседним областям на собственном мотоцикле. Что добудет, то и везёт в МТС в коляске. За хорошую работу положить хорошую премию. За одно и пить бросит, за рулём же. А Ссыкин, известный своей махровой жадностью, пусть сидит на хозяйстве, выдаёт запасные части по расходным накладным. Но кроме жадности он обладал врождённой пунктуальностью, оттого и не отправит налево, да и не на чем увезти. И ему хорошую зарплату положить. На районную доску почёта поместить, если заслужит. Уже утром был в кабинете директора.

- Я вот что тут надумал на рассвете – сходу наехал на тогдашнего руководителя Аркадия Лаврикова. По отчеству того не звали. Авторитета не хватало. – Надо сменять местами снабженца и складского голову. Смотрите, что происходит. Один не хочет, а второй не может. Даже того, что централизованно в МТС поступает, днём с огнём не сыщешь. Неразбериха полнейшая. Надо главного бухгалтера на склад спустить с ревизией.

- Рука – руку моет – отвёл глаза директор. – Уже спускали. За два дня всё посписали и довольны донельзя. – Ты Матвей Гаврилович зря думаешь, что за одну ночь можно разобраться во всём, ситуация создавалась годами. У тебя сколько классов образование?

- Четыре.

- Ну вот, а у Кирина семь. И у Ссыкина семь. У меня техникум за плечами индустриальный.

- Это ни о чём не говорит – махнул рукой Лавров. – Но попробовать непременно надо. Пару субботников устроить, комсомольцы помогут. Убрать всю эту грязь из – под ног. Трактор разобранный на тросах вытянуть. Я в школу загляну, им план по металлолому выполнять.

- Мне до ихнего плана дела нет, у меня свой имеется, невыполнимый с самого начала – упёрся Лавриков. – За него в райком тягают.

- А в райком я непременно схожу, это Вы правы. Не может партия бросить всё на самотёк. Недаром народ жилы рвёт, что бы всякие вот рвачи ставили им палки в колёса. Так мы немца не победили бы.

- Воля Ваша.

- И в сельпо, что бы неделю после зарплаты водку не продавали. Вот Вы Аркадий знаете, сколько прогулов совершено рабочими за одну только неделю после последней зарплаты? Нет. А я знаю. Одиннадцать человеко-дней. А сколько спали за верстаками с похмелья? Страшное дело! Нет, так дело не пойдёт.

- А как пойдёт? Да нас мужики разорвут на портянки, как пить дать сметут
с дороги – вытер пот со лба директор. – Самосуд будет.

- Не будет. Не навечно же. Бригадирами нужно поставить комсомольцев демобилизованных из гвардейских частей. Есть такие?

- Надо выяснить.

Разговор продолжался долго и в предбаннике собрался вызванный народ. Наконец дверь распахнулась и директор позвал всех в прокуренный насквозь кабинет. Лицо его горело жарким огнём, руки хаотично подрагивали, а полная до краёв пепельница неукоснительно сообщала о словестной битве произошедшей в стенах директорского кабинета.

- Ну что, товарищи? – вопросительно начал главный бухгалтер, Михаил Петрович Лузин, низенький человек, чёрного вида из – за угольного цвета волос и бровей, впоследствии сосед Лавровых. – Разговор у нас предполагается непростой, а раз так прошу всех набраться терпения.

- У меня мотоцикл на улице – засуетился Кирин словно предполагая изменения которые коснутся лично его. – Угонят паразиты и на водку продадут, концов не сыщешь. Как в прошлый раз.

Приехал он однажды вниз, к речке, в магазин. Всё честь по чести сделал. Мотоцикл заглушил, к углу под окно подкатил, ключ бережно в карман положил. А в магазине народ и никто уважения не выказал, мужики с Поповки в углу нашебуршили на бутылку, впереди всех влезли. Тут же и стакан появился, тут же приняли на грудь, тут же рукавами закусили – занюхали. Вышли на улицу покурить. Бабка Сенягина всё думала сколько ей сахарного песка взвесить, кило или два. Остановилась на полутора. Пацаны мелочь считали на конфеты. Копейки не хватило. Долго канючили, пока продавщица не сжалилась. В общем, когда вышел, то ни мотоцикла, ни мужиков не было. Уж по темноте милиция нашла в овраге, но без колёс. Почти новые были.

- Никуда не денется – отрезал директор.

И долго слушала секретарь – машинистка как трещали чубы в кабинете директора. Долго выползал синий дым от махорки в щель под дверью.

- Не скоро ещё? – заглядывали в предбанник посетители.

- Одному Богу известно – и размашисто крестилась на пустой угол.

- Ни бумаги подписать, ни печать поставить – попробовал возмутиться очередной чумазый от солидола проситель, сел на скрипучий стул, достал из кармана кисет и клок бумаги. – Осталось трактор подготовить к сдаче, а ветоши
нет. Склад закрыт и точка. Уже с Выселок приехали за ним, волнуются страшно. Хотели даже мне всю морду набить.

- Ещё не вечер – обнадёжила его секретарша.

Матвей Лавров пришёл в мастерские уже ближе к обеду. Желудок подтягивал живот и что – то там бурчал внутри покорным голосом. Пачка ядрёной махорки выделенная женой на сегодняшний день бесславно закончилась. После обеденного перерыва придётся курить ККД, в переводе с русского – кто какую даст. Подумалось, что всё - таки удалось сдвинуть рутинное сознание руководства МТС с мёртвой точки. Обещаны кадровые перемещения задуманные им. Комсомольцы уже в этот выходной выйдут на субботник. Нашёлся и гвардейский сержант, прошедший артиллерийскую школу на Урале. Фамилия его была сказочно проста – Иванов. Присел в своём маленьком кабинетике, сразу за токарным отделением, где стояли два станка, один из которых не работал. Хорошо, что токарь, Александр Ильич Гореев опытный рабочий. Фронтовик. Достал тормозок с нехитрым обедом, задумчиво перекусил. Привычно потянулся к карману за куревом, грустно улыбнулся.

- Ну давай завгар знакомиться – заглянул Гореев. – Наслышан, как ты омут наш всколыхнул, Ссыкин прибегал, жаловался. Грозился райкомом.

- Матвей Гаврилович – протянул руку Лавров.

- А я Александр Ильич.

- Давай, Ильич, закурим твоих.

- Не курящий и тебе не советую. Я даже в окопах не баловался. Бывало однополчане все как один дымят под дождём, греются, а я один дрожу в серединке, противника проклинаю – отозвался токарь. – Накурился уже, наверное, на день вперёд.

- И то дело. Насилкой люб не будешь. А я как зародился так на второй день и закурил. Нет, честно, совсем малой был, а у папаньки большим пацанам табак воровал. Они и научили. Всё ничего, утром кашель забивает, пока не закуришь первую.

- Это ты Гаврилыч зря, здоровье, оно у человека одно – назидательно преподнёс Гореев, - второго такого не будет. Жизни – то впереди ещё много. Детей растить. У меня двое. Парень, да девочка. У тебя – то сколько? Говорит народ – хватает.
 
- А у меня четверо. Девочка, опосля три парня. С места вот сорвал, сюда привёз. Там всё обжито было. Тёщу одну оставили, с младшим сыном. Эх, дела!Назад уже не вернёшь.

Так и потянулся этот начальный день до самого позднего вечера. Уже когда сторож и свет везде погасил, а он всё задумчиво сидел у единственного горевшего окна. Бились в стекло мотыльки, желали внутрь. Покряхтел, но встал и сильно прихрамывая на правую ногу, отправился к дому. Ещё в юности попала нога в молотилку, была в ней сильнейшим образом изжёвана и выплюнута назад. С тех самых пор росла размером только левая, а правый ботинок загибался носом вверх, не полностью заполненный. Может и оттого тоже, когда мужики поголовно уходили на фронт, а оттуда им навстречу приходили похоронки, его не призвали.
Теперь, видимо, предстоит борьба на два фронта и ещё неизвестно какой из них свирепее. Тот ли который прошёл теперь через мастерские МТС или фронт домашний, где пятеро самых близких и любимых ему людей, требуют его постоянного участия. «Матрёна она женщина сильная» - размышлял шагая в сумерках Матвей. - «А в детях откуда силы человеческой столько? Где взять? Дом уж очень неказистый выделили, тараканы заедят. Самое главное родных близко нет, некому поплакаться в жилетку».
У калитки стояли сильно поддатый Ссыкин и в таком же состоянии Кирин. Было по – вечернему тихо, лишь в отдалении, на разрушенной церкви игрался ветерок. Оттопыривал от стены нескладно прибитый фанерный лист, хрустел им ломая.

- Ты Гаврилыч, не удумай, что мы какие – то супостаты – без предисловий начал Иван. – Думаешь нам охота быть отстающими? Да хрен ты угадал. Народ втихомолку над нами подсмеивается. А нам приятно? Нет, ты спроси, приятно нам. Спросиии, говорю.

- Приятно вам?

- Вооо, ни хрена не приятно совсем. Нас уже на троих после зарплаты не приглашают. Нам даже морды никто не бьёт, хотя грозятся неоднократно и постоянно. Нас без очереди в Сельпо не пускают. Ситуация.

- Уж лучше б набили – набычился Степан.

- Вооо, ни хрена руки марать не хотят. А мы же люди. Нам справедливости хочется, думаешь я не могу запасные части добыть? Могу. Только я не хочу. Всё равно Степан их по району развеет по ветру.

- А мне что? Я из страны их не своровал. А раз не своровал, в другом месте трактора отремонтируют. Правильно я говорю? –  задался непростым вопросом Кирин. – То – то. Вот отвёз я в Подболотье пять траков, там их как раз на трактор и не хватало. После на нём пахали и пахали.

- Больше не будете воровать никогда – убеждённо ответил усталый Лавров. –
Взяли моду. Раз положено нам, значит нам. Анархию развели и других в свои дела втянули. Прокуратура по вас плачет.

- А ты нам не грози, грозитель, мы к тебе с добрым отношением пришли – в унисон рявкнули гости. – Покаемся, ты нам грехи отпустишь, будем делать одно дело. Зуб даю – за двоих высказался уже Ссыкин.

- Матвей, ты пришёл? – показалась из темноты супруга. – Поздно уже, я картошку в мундире сварила. Ещё горячая. Здорово мужики.

- Здесь я. Грехи вот заместо попа отпускаю, в первый раз, оттого сомневаюсь в результатах – шагнул к ней Лавров. – Что там дети?

- Костик спит, а Витюшке и Матвею Таисия сказку читает про колобка. Только угомонились, всё в прятки играли. А это кто?

- Грешники.

- А у нас есть под картошечку – сказал один из каявшихся. – Приглашайте.

- В следующий раз.

Через неделю в похорошевшие мастерские пригнали первые три трактора в ремонт. Принимал их новый бригадир Борис Иванов. Придирчивый, но до самозабвения справедливый. Пеньковские трактористы, чумазые и усталые и так и так изворачивались ужами, но не тут – то было. Где комплект гаечных ключей? А монтировки есть? Почему, дорогие мои, горючее на нуле? Составляем акт приёма – передачи. Ну и что, что писать не умеете, я вам прочитаю. И не обману. Наконец расставили. Один ДТ – 54 под отремонтированную таль, оттого как двигатель снимать надо. Второй посередине мастерских, в бывшую масляную лужу, взамен которой теперь было посыпано жёлтым речным песком. Комсомолки по половине ведра с речки во время субботника наносили. Ну а третий, за неимением лучшего прямо под завгаровским кабинетиком. За токарным отделением. Работа закипела сразу. Заёрзали под ключами прикипевшие к болтам ржавчиной гайки. Начал раздувать мехами горн в кузнице кузнец Борис Морчков. Включил токарный станок Гореев.
А назавтра была зарплата. Неокрепшие ещё психики промасленных мужиков жаждали. У некоторых сильно. С самого раннего утра витало над мастерскими напряжение. Даже переговаривались меж собой не особо громко, а как – то приглушённо, с хрипотцой. Подрагивали цигарки в заскорузлых, с обломанными ногтями пальцев, рабочих руках. Спрашивали друг у друга точное время. Обычно списки были готовы в бухгалтерии, подписаны и облагодетельствованы круглой печатью, часам к двум пополудни. К тому времени по МТС уже бродил, ширился, набирал силу слух, о том что водки в Сельпо не завезено. Ни капли. Может даже и закроют до завтра. Хотя некоторые не верили в это. Как же непьющие купят ныне
конфет детишкам? Но тех, кто не верил было совсем мало. Раз, два и обчёлся. А народ Русский завсегда объединяется перед бедой. Большой или маленькой. Начали собираться у конторы. Вначале те кто похрабрее и те которые сильнее жаждали, после все остальные. Ждали возвращения гонца, посланного в магазин. А когда тот вернулся и доложил, мол верно, спиртного нет, многие зароптали. Но крикнула в окно кассирша:

- Заходи по одному!

И первый пошёл, погромыхивая по ступеням пудовыми сапогами. Скрылся за дверью, что бы через минуту – другую показаться обратно. Вторым двинулся, свирепо вращая глазами, Яков Тимохин вечный баламут и смутьян. Получали и тихо уходили в тень мастерских, но не работали, зло курили. Минут через пятьдесят - час при деньгах были все. Ждали окончания смены. Расселись в кружок вокруг бочки устроенной под окурки, на дне которой сантиметров на десять глубиной плескалась вода.

- Что не работаем? – последним вернулся с раздачи Иванов. – Кого ждём?
Заканчивайте прохлаждаться, ещё два часа трудиться.

- А ты нас не торопи – откликнулся за всех Морчков. – Кто это из вас постановил, водкой не торговать в Сельпо. Умные, что ли? Мы таких умных на одном месте видели, ещё и покручивали неосторожно. Не шутите с народом, хуже будет.

- Все вместе и постановили, а Аркадий Лавриков утвердил – не очень испугался бывший гвардеец. – Главбух печать поставил на письмо в Райпо. Там пошли на встречу. Потаповским нигде продавать не будут.

- А предложил кто? – не унимался Борис.

- Как кто? Матвей Гаврилович.

- Понятно. Пошли ребята покуём немножко.

Нехотя разбрелись по рабочим местам. Некоторые даже брезгливо взяли в руки рабочий инструмент. Но работать никто по – настоящему не стал. Одни ходили кругами что – то разыскивая. Другие находили, но тут же теряли. У третьих разболелся живот и они встали в очередь к двери туалета. Да мало ли что? Смекалки хватит. Пришёл главный инженер Воротников, молча походил по мастерским и ничего не говоря, так же молча исчез. Непонимание между руководством и рабочим классом усиливалось. Минут через тридцать вернулся из района с большого совещания Лавров.

- Не понимаю, а что здесь происходит, отчего не трудимся? – с места в галоп взял он. – Кончай перекур. Зарплату все получили?

- Все – буркнул Тимохин.

- Это ты что ли, завгар, такой шустрый, прямо на всём ходу подмётки пополам рвёшь – спросил кто – то из – за широких спин. – Смотри не споткнись. А то давно на деревне ничего не горело. Пожарная команда далеко отсель, пока приедет, время много пройдёт.

- Да вы что мужики? Вам же лучше. Голова светлая, да деньги целее. Жёны рады – радёшеньки будут, лишний раз приласкают – был настроен исключительно мирно Лавров.

- Да нам их эти самые ласки до фени – озлобливо возразил Тимохин. – Почти всем мужикам, за исключением молодняка, справки выданы в женскую баню. С подписью и закорючкой. А ты завгар ходи и поглядывай, пока водки не завезёте. А то мы за себя не отвечаем. Нас любой суд простит. Соберёмся и в колхоз уйдём, все как один, пастухами или скотниками. Нас там с руками оторвут и на тех же руках носить будут. Наплачетесь без нас. Близко локоток, да не укусишь.

- Ну как знаете.

Следующим утром, после неспокойной ночи, к работе никто не приступил. Толкались возле конторы, поджидая начальство. Первым пришёл Воротников, ничего не сказал, неприязненно оглядев толпу, прошёл в помещение, громко хлопнув дверью. Не нашедши в мастерских никого кроме Гореева и Иванова пришёл сюда же бледный Лавров. Неслыханное же событие, люди работать отказываются. В военное время за это без суда и следствия. Робко проскочили на свои законные рабочие места женщины, конторские служащие. Следом за ними, как пастух за стадом, показался главный бухгалтер. Хмуро огляделся из – под чёрных бровей, хрипло покашлял.

- Всех оштрафуем – подлил масла в огонь он и высокомерно открыл дверь внутрь. – А некоторых зачинщиков и под следствие. Посидят год – другой, может что поймут.

- А нам окромя собственных цепей терять нечего – зачем – то пришёл сюда с кувалдой Морчков. – Так что очень не пугайте, пуганые. Вы своих зачинщиков приструните покрепче. Ишь ты понаехали тут. Без них будто не справимся. Что мы ковать не умеем?

Наконец, минут через десять, приехал на «козле» директор. Растерянно вышел из машины и бочком присоединился к Матвею Гавриловичу. Огляделся.

- Вы мужики, что это теперь работу - то побросали? Думаете нас по головке погладят за это? – предательски подрагивал его голос. – Первому секретарю уже доложили. Оргвыводы последуют непременно. Так и знайте.

- Переживём – нашла коса на камень.

Через час в мастерских работало пять человек: Матвей Гаврилович Лавров, Александр Ильич Гореев, Иван Петрович Ссыкин, Степан Николаевич Кирин и Борис Иванович Иванов. Лавров наполовину исчез в моторном отсеке трактора, откручивая последние крепёжные элементы, соединяющие мотор со станиной. Над ним болталась цепь электрической тали с помощью которой освобождённый двигатель будет доставлен на слесарный верстак. Гореев на токарном станке прогонял плашкой сбитую напрочь резьбу на металлическом штыре. Деталей этих лежало возле станка если не гора, то солидный пригорок. Пахло горячей металлической стружкой. Ссыкин зажав в огромные тиски поблескивающую деталь, грубым рашпилем аккуратно приглаживал её острые углы. Из – под шестиклинки большими каплями шлёпался на пол, чтобы следом разлететься по сторонам, обильный пот. Кирин гаечным ключом пытался разобрать закопчённый искрогаситель. Но тот сопротивлялся как мог и на сбитом пальце правой руки уже показалась алая кровь. Но он её либо не замечал, либо не придавал особого значения. Иванов в керосине, наполнившем гнутое ведро мыл ветошью коленный вал, придавая ему товарный вид. Следом ждал своей участи, целый ящик болтов и гаек, затрапезного вида.

- Гаврилыч, впятером нам план не выполнить – покричал Кирин. – Может они и вправду не вернутся.

- Придут – высунулся Лавров. – Не могут не прийти, Советские же люди.

После обеда появился Борис Морчков с кувалдой и юнцом – молотобойцем. Недолго постоял в воротах, словно не решаясь, огляделся по сторонам. Вроде все свои и в драку не лезут. Будь что будет:

- Принимай пополнение, народ. Покуём немножко. Правильно, Гришка?

- Покуём – бодро ответил тот.

К вечеру явились ещё трое. Двоих из бастующих забрали на профилактику домой жёны. Толпа недовольных неумолимо уменьшалась. Да и в ней всё больше сомневались в избранной мере протеста. В самом деле – никто матерно не ругает, милиция бездействует и водки в сельпо как не было, так и нет. А руки тоскуют без работы. Не имея ответов на вопросы, невразумительно расходились по домам. И уже там отдавали не потраченную зарплату заплаканным жёнам. За что их ждала жареная на сале картошка и гранёный стакан, всклянь заполненный жгучей сорокоградусной жидкостью из женских запасов. И счастливые ласки.
А ночью на деревне захлестал пожар. Багровое зарево упало на бывший сад
местного помещика Снетко. Трещало горевшее дерево и запах гари постепенно заполнял округу. У старой церкви кто – то ударил в набатный рельс. Налетевший ветерок разворошил притихшие листья на деревьях и пустил мелкую рябь по речке. Вода стала прозрачной и пламя проникло светом насквозь, до самого дна. Больше всех перепугались раки у которых тут же задрожали клешни и они, пятясь задом забрались в свои норы под камнями. Набежали тучки поглазеть на полыхавшее зарево.

- Старый амбар горит колхозный в конце сада, он пустой в этом году – сказал кто – то выйдя с цигаркой на крылец. – Пацаны хулиганят. Вот поймать, да крапивы в штаны напихать. Сорванцы.

- Спать иди – перебил его женский голос. Разберутся кому надо. Хорошо наши – то оба спят давно. Значится не они. Поди Финаков, рожа его уголовная, как всегда бандитствует. Там сторожа нет что ли?

- Откель? Председательша наша экономист по образованию. Не там где надо экономит. Лучше бы бензин любовнику своему прижала. А то на колхозной разъезжает как на своей личной.

Со стороны райцентра загудела сиреной пожарная машина. К утру всё было кончено. Два варианта всего. Либо само догорело, либо потушили. Только сильный запах гари ещё долго витал над селом, напоминая о ночном происшествии.
Этим же утром явились на работу почти все. Только Яков Тимохин, словно Фома неверующий, крутился возле магазина. Ждал открытия. Долго ждал, до самого обеда, только потом заметил на двери записку, уведомляющую население об убытии продавца на базу. И тогда он двинулся пешком в районный центр. Семь километров между прочим. Но охота пуще неволи. Откуда же ему было знать, что там с сегодняшнего дня по паспортам водочка. Только для своих. Коли местный, то получи. Конечно, мужики Питенинские могли бы взять для тебя, но просят двойной тариф. Изверги и предатели.
На следующий день, не солоно хлебавши, пришлось и ему приступить к работе. Сварщик. Все вздохнули с облегчением, так как даже на подмену мало мальской замены не существовало. Нет можно было, конечно, обучить кого на курсах, но то хороший мужик, но побаивается глаза попортить (что весьма вероятно), то жена не позволяет, то ещё что. Так и перебивались с хлеба на воду.
А ещё через неделю взяли да назначили в МТС нового директора. Николай Алексеевич Котуков, фронтовик. В танке горел. Лицо всё до кости обгорелое, на подбородок как нашивали в полевом госпитале в спешке куски мяса, так они и прижились кусками. Однако это не делало его лицо отталкивающим, а скорее неожиданным. Или непривычным. Незлобивый был мужик, хотя иногда проскальзывало в общении некое его превосходство. Но только иногда. Обычно новая метла по - новому метёт, а эта не стала. Всё осталось по – прежнему, только Аркадий Лавриков, ушёл в колхоз. Заведующим фермой. Неизвестно ж ещё кому
больше повезло. МТС или колхозу.

- Ты Матвей Гаврилович говорят на фронте не был, а мужик боевой – сказал при первом знакомстве новоиспечённый директор. – На пьяниц с голыми руками выступил. И победил. Спасибо тебе за это. Наш поклон в самый, что ни на есть пояс.

- Нормально я поступил, как любой здравомыслящий человек, пусть хоть и коммунист. Так что давайте не будем из меня героя делать, тем более дел ещё невпроворот, сделан только первый шажок. Впереди этих шагов целая россыпь, помощь Ваша потребуется.

- От помощи я не отказываюсь – почесал затылок Котуков. – И ты эту самую помощь получишь, не в ущерб, конечно, остальным. Есть решение вышестоящих, через год – полтора начинать возводить новые корпуса МТС, с мастерскими, складами, площадкой для обкатки, собственной заправкой, конторой в конце концов. На окраине села, в сторону погоста. С пятилетним сроком строительства. Поэтому к тем срокам надо закончить строительство пяти финских домов. Я ведь жену с дочерью пока не привёз с собой. Новосёлами вместе будем. А ты молодец, не побоялся всю семью за собой поднять с места. Уважаю.

- Ого, планов громадьё, успевай поворачиваться. Народ у нас не очень сознательный. Трудно с ним будет однозначно, я первый раз схватился, а уже рёбра побаливают.

- А вот тебе и карты в руки – снова подхватил директор. – Думаю предложить тебя, Матвей Гаврилович, секретарём комитета КПСС в МТС. Согласуем где надо, проведём выборы, и вперёд. Покой нам только снится.

- Не уснёшь тут.

Так и пошли час за часом, день за днём, неделя за неделей, месяц сменял месяц. Хозяйство личное под бдительным присмотром хозяйки постепенно налаживалось на новом месте. Мастерские приходили в себя после долгих лет постоянного запустенья. Стали зарабатывать явно побольше, чем раньше. Всем хорошо – жёнам, детям, самим добытчикам. Кстати и водку разрешили продавать в дни получки. В первый раз ещё колготились многие у магазина, а в последний только одна тройка во главе с Тимохиным замечена была, да и то единственную бутылку и осилили. Скажете чудо? Чудо не чудо, а сверхъестественное, что – то есть. Не спорю.
Зима в том году выдалась снежная, с трескучими туманными морозами. За ночь выпадало столько снега, что приходилось поутру пробивать новые тропинки по пояс в белой круговерти. Дорожки получались гнутые, с крутыми поворотами в обход особенно высоких сугробов. Детвора и школьники постарше брели по Поповке до школы нескончаемым ручейком, дыша друг другу в спины. В классе
от них шёл пар, как от незамерзающих зимой родников, разбросанных по всей речке. Зато щёки розовые и глаза счастливые.
В мастерских холодно. Слесаря и другие рабочие работают в тёплых варежках, на всех свежесваленные валенки, многие в ватных брюках. Матвей Лавров тоже не при галстуке и не в лаковых штиблетах. Грешен, любит сам под трактор забраться, гайки покрутить. Стужа. Под небом минус двадцать пять, внутри мастерских плюс три. Приказано на костре кипяток греть, кружки алюминиевые закупили, сахар из местного профсоюзного фонда. Стальные кони заиндевели поверху, как монстры, того и гляди на дыбы от холода встанут. Но жизнь продолжается, мы страна северная, нам всё нипочём.

- Гаврилыч – пришёл из токарки Гореев, - как ты думаешь, при такой низкой температуре резцы теряют своё качество или нет? Может есть специальные, для крайнего севера? Закажи Кирину, возможно, добудет где. Уж больно быстро тупятся. Не успеваю затачивать.

- Думаю, что нет, просто ты работать стал интенсивнее, оттого и расход резцов увеличился – выдохнул густым паром завгар. – Холодок подгоняет тебя, ты и зашевелился.

- Не только меня подгоняет, видел, Тимохин у Иванова работу сверх нормы просил?

- Человеком становится.

- У Морчкова в кузне теперь хорошо. Он в одной рубахе, а молотобоец в майке дубасит – хохотнул Александр Ильич. – Отправь меня туда на исправление. Век не забуду.

А по ночам свежезамороженная луна, когда не было внизу метели, смотрела подслеповато на снежные просторы. И было завистно ей, хотелось бултыхнуться в заносы и перевернуться там, и перевернуться.
А время шло.