Ловец заблудших душ. Часть семнадцатая

Не бежать от чужих подозрений,
А гордиться своей "чернотой",
Не копить предрассудки, как пени,
И быть ВЕДЬМОЙ, а значит - СОБОЙ.

Быть поэмой из огненных строчек,
Кошкой дикой со взглядом в упор,
Подлецу не давая отстрочек,
Чтобы бросить в глаза: "Мерзкий вор!".

Быть корявой, как дерево Ада,
Хромоногой во мненье глупцов.
Отскочили? - А мне то и надо!
Меньше будет на коже рубцов.

Быть пластичной, как вязкая глина,
Чтоб отдать себя в руки Творца.
Как прижаты во сне наши спины
В паутине волшебной ловца!

Быть прекрасной, как песня над морем,
Что звучит из груди рыбака,
Чтобы ветрам полуденным вторя,
Принимать в себя соль и века.

Быть когтями под мягкостью неги,
Остротой под шелками ума,
Чтоб идти по трясинам без слеги,
Как обавница стужа-Зима.

Быть пожаром, влекущим до стона,
До безумства внутри живота,
Ведьмой быть, а не слабости клоном...
Будь священна моя "чернота"!

Ярко-оранжевая тыква лежала на прилавке среди переросших кабачков, пучков редиски и остро пахнущей зелени. Толстая тётка, одетая в пёструю кацавейку и длинную суконную юбку, увлечённо расхваливала свой товар, "подкованно" рассуждая о здоровом образе жизни.
- Взять хотя бы укроп, - громко вещала она, потрясая пучком изумрудного цвета. - Дурной кто скажет - трава травой и ничего больше. А мы, ратующие за чистоту организма, говорим: "Нет, не просто трава, а кладезь витаминов и микроэлементов! Вот ежели обожрался на праздник и в пузе бурчит, как в трясине по осени, то выпей отварцу из укропа, и сразу тишь и благодать. Или кормящим мамашам! Для увеличения надоя!
Тётка оценивающе окинула взглядом покупателей, словно заранее прикидывала, для каких нужд можно всучить разрекламированный укроп. Но Фелитта не была похожа на молодуху, младенец которой изнывал от скудного рациона. Молочные груди не распирали тонкую ткань демисезонного пальто, а гибкость фигуры и лукаво горящие зелёные глаза нахально утверждали об изобилии качественного секса, а не о бессонных ночах в обнимку с памперсами и недовольным мужем. Тётка бесцеремонно уставилась на Алекса и тоном прокурора, радостно предлагающему заменить подписку о невыезде на пожизненное заключение, ляпнула:
- А милок-то твой не хиловат, случаем, по мужеской части? От долга своего не отлынивает иль по-быстрому не кончает ли? У меня для таких надобностей сельдерей припасён. Три его каждый день, и мужик твой, как носорог африканский, станет. Бери, спасибо мне потом скажешь!!!
Литта не удержалась и захохотала, уткнувшись лицом в оранжево-чёрный шарф, свисающий с плеча Алекса.
- Ой, не могу! - стонала она, вытирая слёзы, вызванные смехом. - Я-то по простоте своей думала, что достаточно потереть некую деталь мужского тела, похожую на японскую редьку. А, оказывается, нужно было упражняться над овощем, смахивающим на небритого Колобка.
- Зря скалишься! - обиделась тётка. - Разбаловали мужчинок нынче - и стриптиз им спляши, и в заковыристую позу сложись, и ещё энтот, как его...
Она защёлкала пальцами, добывая информацию из воздуха:
- Вспомнила! Менуэт, кажись. Тьфу, паскудство одно. А нормальным бабам удобнее салат из сельдерея сварганить, чем в рот себе сардельку мужицкую пихать.
Алекс внимательно выслушал её доводы и подчёркнуто уважительно спросил:
- Значит, Вы неоднократно делали энтот самый менуэт, раз так много о нём знаете?
Тётка опешила, онемела на долю секунды и выдала:
- Пшёл вон, паршивец! Солидную женщину оскорблять вздумал! Посмотрите на него, люди добрые! Вылитый "шишкобой", что по кустам с голым членом прячется и девчонок неразумных пугает.
- Не, тёть Клав, - откликнулась узбечка от соседнего прилавка. - Не похож!
- Похож - не похож, - заорала тётка. - А я им ничего не продам! Ни перца, ни чесноку!
- А мы хотели тыкву, - беззлобно ответила Литта. - Но теперь видим, что она внутри мышами поедена, и нам такая не подходит.
- Какими ещё мышами? - заголосила продавщица и обмерла: серая мордочка высовывалась сбоку и жевала жёлтую ароматную мякоть.
- Не будешь впредь на людей кидаться, - тихо сказала Фелитта, отходя от прилавка.
Они купили у весёлой узбечки две тыквы, пожелали ей удачного дня и засунули жаркокорых красавиц в здоровенную сумку.
- Завтра Самайн! - засмеялась Литта. - Одну тыковку пустим на кашу с изюмом и яблоками, а из второй сотворим пугалко со свечкой! Поставим на балконе - пусть с нечистью всю ночь хихикает.
- Свят, свят, свят, - закрестилась тетка Клава. - Да они бесовские праздники отмечают! Ух, нехристи! Набрались у америкосов всяких Хелуинов, прости господи, а православным из-за них житья нет. Достали совсем! Была бы я Путиным, запретила б на хрен!
- Какое счастье, что в президентском кресле не умещаются задницы рыночных торговок, уверенных в своей правоте, - отозвался Алекс.
Он вскинул сумку на плечо и уверенно направился к выходу. Литта, озоруя, задержалась и, глядя тётке прямо в глаза, добавила:
- А ещё я устрою оргию и буду летать голой на метле.
Бросила под прилавок моток с тёмными нитками и вприпрыжку поскакала за любовником.
- Вот зараза-то! - вскрикнула тётка и шарахнулась.
Чёрный, как уголь, кот противно взвыл, вылезая из коробки с грушами.
- Ведьма! Ведьма! Ведьма! - понеслось по торговому залу.

Фелитта отварила "жасминовый" рис, не позволив ему расползтись в манкоподобное месиво, потушила кусочки тыквы и отправила на сковородку  сливочное масло. Пока оно таяло, мелко нарезала мягкую курагу и два очищенных яблока, прозываемых "сезонными". Масло зашипело и стало закручиваться. Но ему не дали угореть от собственной торопливости и всыпали щепотку кунжута, куркумы и чуток кайенского перца. Яблоки, смешанные с абрикосовым настроением, улеглись сверху, зачмокали, наполняясь новым ароматом. Рис, отдавший дуршлагу излишки воды, вернулся в кастрюлю и принял в себя дразнящую тыквенную плоть, обжёгшую его нутро раннеосенним откровением. Но вдвоём они побыли недолго, поскольку в кушанье Самайна добавили остальных "участников", упревших на сковороде. Фелитта высыпала на круглый стол охапку разноцветных листьев, зажгла свечи в малиновых стаканчиках, разложила жёлтые и оранжевые салфетки. Тем временем Алекс корпел над тыквенной "головой", вырезая, словно папа Карло, личность из безликого. Широкий рот пугалка ощерился, будто приготовился к конкурсу на самого быстрого поедателя гамбургеров. Глазницы пока пустовали, дожидаясь, когда внутри установят восковую свечу. За окном уже наползали сумерки, напоминающие, что завтра октябрь передаст права ноябрю, и с каждым днём станет нарастать большая тьма, отодвигающая свет в предзимье. Чиркнула пламенем зажигалка, и дар, предназначенный для всего сущего, не разделённого людскими страхами на чистое и нечистое, отправился на балкон, туда, где уже много лет сидел на сундучке с ракушками домовой, одетый в тельняшку и соломенные лапти.
- Пусть будет Благо тем, кто творил до нас, - сказала Литта, поднимая стакан с клюквенным морсом.
- Пусть будет Благо тем, кто создаст после нас, - подхватил Алекс.
- Пусть будет Благо всем Мирам, видимым и незримым, существам, похожим на нас и совсем иным! - продолжила женщина.
- Пусть будет Благо для тебя и для меня, - сказал мужчина, целуя её в губы. - В любой из десяти жизней!

Седьмая жизнь уже пела у огромного костра, вокруг которого отбивали каблуками джигу рыжие ирландцы.