Северные ленты или Метель в сочельник Ч. 3, гл. 5

Глава пятая

Минула ещё одна саратовская ночь, и утром Ольгин, как было договорено, отправился к Вениамину Крюкову. Он всегда выходил на встречи из дома, имея запас времени, для того, чтобы в случае непредвиденной ситуации не опоздать, и сегодня это ему очень пригодилось, так как на лестнице столкнулся с Илмазом, который поднимался наверх в сопровождении двух своих товарищей.

- Не спеши, приятель, - остановил его Илмаз, - очень хорошо, что мы тебя здесь встретили, есть один вопрос, на который ты должен дать нам ответ. Тот человек, покалечивший вчера моего брата, он тебе знаком?
- Нет, - не задумываясь, отвечал Ольгин.
- Не смей врать, мои дети видели, как ты с ним разговаривал.
- Они правы, разговаривал, этот прохожий первым ко мне подошёл, спросил, где здесь трамвайная остановка, я ответил, он в свою очередь сказал, что приехал сюда из столицы, хвалил Саратов и наш район, восхищался свежим воздухом, зеленью, вот, собственно и всё.

Вся эта тирада вырвалась из уст Алексея совершенно спонтанно и, может быть, поэтому прозвучала вполне естественно,  допрашивающий его некоторое время стоял, раздумывая, прежде чем заговорить вновь.

- Слушай меня внимательно, - наконец произнёс он, - скажу откровенно, ты и твоя семейка – вы все мне очень сильно не нравитесь, твое счастье, что Сардар почему-то к вам благосклонен. Мы найдём того, кто так нехорошо обошёлся с ним, и выясним, действительно ли ты сейчас сказал правду, или нет, знай, если твой рассказ окажется ложью – я тебя зарежу, мне это, как говорится у русских,  словно два пальца обоссать.

Сказав это, азербайджанец распахнул свою куртку и взору Ольгина предстал кинжал, покоящийся в красивых узорчатых ножнах, удлинённая головка позолоченной рукояти которого напоминала восточную арку.

- Ему больше 150 лет, мне он достался от деда, который был великим воином, мы имеем право носить такие вещи, когда и где угодно, по советским законам они являются предметами нашей национальной одежды, - пояснил он.
- Поверь, мне больше нечего тебе сказать! – Алексей равнодушно пожал плечами, всем своим видом давая понять, что нисколько не волнуется.
- Хорошо, Алёша, иди, на сегодня наш разговор закончен, пропустим его, ребята!

Оказавшись на улице, Ольгин поспешил скорее к Крюкову, так как уже опаздывал, к счастью, в этот раз общественный транспорт не подвёл, и ровно в 12.00 он уже стоял у входа в здание редакции «Зари молодёжи». Разговор с Илмазом оставил у него на душе  неприятный осадок, но ощущения страха не было, ему вспомнились слова, Михаэля, о том, что в обозримом будущем с ним ничего не случится. «Так и будет, - подумал он, заходя внутрь, - и плевать я хотел на всяких уродов!». Пройдя немного вперёд, Алексей оказался в длинном коридоре с кабинетами, на дверях каждого из них висела большая красная табличка с различными надписями.

- «Отдел происшествий», «Отдел спорта», «Отдел литературной редактуры», - прочитал он вслух, - да, тут фиг разберёшься!
- На самом деле – всё очень просто, – услышал он в ответ, - что ищете, уважаемый?

Перед  ним стоял мужчина лет пятидесяти пяти, роста чуть ниже среднего, в старомодных очках и с седой бородкой «а-ля Лев Троцкий». На его белой футболке был изображён портрет Бориса Ельцина с надписью: «Борис, ты прав!», а из кармана брюк торчал свёрнутый в трубочку агитационный листок «ДемРоссии».

- Я ищу Вениамина Крюкова, он мне назначил здесь встречу, - пояснил Алексей, - Мне неудобно отнимать ваше время…
- Всё нормально, идите за мной, Веня хороший парень, но порой ему не хватает точности в работе, ничего, это к нему ещё придёт. А Вы ведь Алексей Ольгин, известный так же как Макар Волжский?
- Да, а как Вы угадали? – Ольгин еле поспевал за быстро шагающим обладателем бородки великого революционера.
- Угадывать – моя профессия, я слушал Ваши записи.
- Ну и как они Вам?
- А какая разница?! Не надо зацикливаться на таких вещах, мнение одного человека – это пыль, оно ничего не значит, а вот мнение слушающей и читающей аудитории, вот это уже нечто совсем другое, сформировать его, управлять им – вот наша главная задача, потому что людские массы творят Историю!

Разглагольствующий остановился напротив двери с табличкой «Отдел светской хроники» и без стука открыл её. Кабинет оказался сравнительно небольшим, помимо Крюкова в нём находилось ещё двое молодых людей, вся компания с аппетитом уплетала огромного жареного карпа, бросая  рыбьи кости на специально разложенную газету.

- Ну вот, они опять жрут, обнаглели до предела, время обеда ещё не наступило! – возмутился поводырь Алексея, увидев эту картину.
- Марк Израилевич, не ругайтесь, - Крюков вскочил со своего места, - Вы же знаете, что мне вчера было плохо, я ничего не ел, вот сейчас и навёрстываю!
-  Веня, чтоб это было в последний раз! - строго предупредил человек в очках, -  Вот, я привёл к тебе Алексея, вы двое – отправляйтесь к себе, а ты, надеюсь, оправдаешь моё доверие и не ударишь лицом в грязь, ведь это твоё первое серьёзное интервью. Дерзай!

Когда Крюков с Ольгиным остались наедине, журналист выбросил газету с остатками рыбы в мусорное ведро и указал Алексею на стул, напротив себя:

- Садись, располагайся! Знаешь, кто тебя ко мне привёл?
- Понятия не имею.
- Марк Израилевич Шер, наш главный редактор, его кабинет, кстати, прямо  напротив моего.
- Суровый мужик, однако!
- Только внешне, а так, это душа-человек, когда я сообщил ему о нашей с тобой затее, он её поддержал. Что там с моими стихами?
- Два 90- минутных альбома готовы! – с этими словами Алексей достал из своего кармана новенькие аудиокассеты.
- Это, Лёша, конечно очень хорошо, - Крюков забрал их и положил  к себе в стол, - но я хочу получить оригиналы этих записей на бобинах, они принадлежат мне по праву.
- Не проблема, получишь, - Ольгин дружелюбно улыбнулся.

«Хрен тебе в рот, а не оригиналы, - подумал он про себя, - этого ты от меня никогда не дождёшься!». К его счастью Крюков не обладал способностью читать чужие мысли, а потому вполне удовлетворился его ответом и принялся готовить к работе чудо советской техники - диктофон «Топаз Д-202».

- Значит так, - сказал он, настроив уровень записи, - сейчас я начну задавать тебе вопросы, ты, соответственно, будешь отвечать, как закончим, я перенесу наш разговор на бумагу, Марк Израилевич утвердит его, и только потом, то, что в итоге получится, отправится в печать. Готов? Тогда, поехали!
- Сегодня четверг, 23 мая 1991 года,- продолжил Вениамин, щёлкнув движком записывающего устройства, - В редакцию «Зари молодёжи» приходят многочисленные письма  с просьбой рассказать о Макаре Волжском, песни которого за последние несколько месяцев стали  широко известными. Коллекционер редких записей, а с некоторых пор ещё и наш постоянный консультант, он обладает просто энциклопедическими познаниями в области музыки. Мало кто в курсе того, что настоящее его имя – Алексей, фамилия - Ольгин, а место  работы – крупнейшая в нашем городе студия звукозаписи. Алексей, первый вопрос, как ты пришёл к своему увлечению, с чего оно у тебя началось?
-  С Владимира Высоцкого, - отвечал, откашлявшись Ольгин, - однажды познакомившись с его творчеством, я увлёкся не только песней, но и поэзией, далее в самом начале восьмидесятых, у своего отца услышал на магнитофонных лентах песни в исполнении Аркадия Северного и просто влюбился в этот голос. По стечению обстоятельств, в мои руки попал  музыкальный архив крупнейшего коллекционера Советского Союза – Николая Гавриловича Рышкова, в нём было более ста бобин с концертами этого певца, вот так я и стал обладателем самого полного собрания его записей.
- Не так давно фирма «Мелодия» выпустила пластинку, посвящённую  памяти Аркадия. Ты её слушал, как она тебе?
- Не знаю, какие фонограммы послужили  исходным материалом для этого издания,  но, то, что увидело белый свет – просто ужасно. В студии «ВМТ», где я работаю, качество звучания этих песен на несколько порядков выше, так что, пользуясь, случаем, приглашаю всех тех, кто интересуется Аркадием Северным к нам. 
- А что скажешь насчёт происхождения своего собственного псевдонима?
- Мой друг детства, Валентин Павловский, с которым я делал самые первые свои записи ещё, будучи школьником,  мне его придумал, была у него такая прибаутка:

Что грустишь, мой друг Макар,
Хочешь выпить «Солнцедар»?

Самое смешное заключается в том, что я никогда этого «Солнцедара» не пил, и вообще к спиртному отношусь резко отрицательно.
- Как бы ты сам назвал тот жанр, которым занимаешься, авторская песня, Городской фольклор? Можешь ли дать ему какое-то своё определение?
- Мой жанр - просто хорошая песня. Это направление вобрало в себя всё самое лучшее, что есть в народной песне, в этнической, в роке и в эстраде, оно отличается  искренностью подачи, душевностью, понятностью. Тот же Аркадий Северный  - он ведь не имел музыкального образования, был певцом-самоучкой, но при этом ему удавалось так прочувствовать исполняемые произведения, что в итоге сам стал просто неотделим от них, очень немногие  артисты способны на такое. Я всего лишь продолжаю его  традиции, и если то, что поёт Макар Волжский, нашло некий отклик в сердцах слушателей – это просто замечательно.
- Знаю, ты долгое время проработал мастером на заводе. Это тебе никак не мешало?
- Наоборот, помогало, находясь в большом коллективе, среди самых разных людей, получил бесценный жизненный опыт.
- Расскажи о последних событиях, которые произошли в твоей творческой жизни.
- Готовы два магнитофонных альбома с абсолютно новыми песнями, очень скоро они будут в свободной продаже, помимо этого я познакомился с легендарным исполнителем из Ленинграда – Виталием Крестовским, он приглашает меня к себе в гости, в наших планах совместная запись в сопровождении «Братьев Жемчужных». Думаю, нет необходимости рассказывать подробно об этом уникальном ансамбле.
- К сожалению, ещё остались люди, живущие стереотипами прошлого, считающие, что этот жанр – нечто низкопробное. Тебе доводилось с ними встречаться?
- Много раз. Они воспринимают негативно не только этот самый жанр, им, как правило, не нравится абсолютно всё. Могу таким лишь посоветовать беречь своё здоровье, не нервничать, ведь нервные клетки не восстанавливаются, а музыка – она для того, чтобы нести радость окружающим, на это и надо настраиваться.
- Твои пожелания нашей газете и её подписчикам?
- «Заре молодёжи» - дальнейшего развития, больших тиражей, процветания. Подписчикам – оптимизма, семейного благополучия, материального достатка. Не сомневаюсь: все трудности, связанные с переходом нашего общества к демократии, скоро закончатся, и прошлое – навсегда останется в прошлом. Хочу так же, выразить благодарность всем вам за интерес к тому, что я делаю, не будь вас – не было бы и моих песен. Всего вам доброго!
- Спасибо! – подытожил Крюков, выключив диктофон, - про демократию, это ты очень хорошо ввернул, а вот то, что не сказал о том, что все песни с двух твоих новых альбомов на мои стихи – вот это твоё упущение.
- Извини, нервничал, забыл, - Ольгин развёл руками.
- Есть ещё  вопросы, которые я хотел бы тебе задать, - его интервьюер потянулся было снова к диктофону, но неожиданно его лицо исказила жуткая гримаса, а в животе громко забулькало.
-  Мама, похоже, карпа плохо прожарила, мне надо выйти, будь другом, подожди меня, не уходи!

Вениамин стремглав вылетел из своего кабинета и помчался к уборной, которая находилась в самом начале коридора. Алексею ничего не оставалось, кроме того, как его ждать. Какое-то время он просидел неподвижно, размышляя над тем, насколько хороши были его ответы, затем взял со стола свежий номер журнала «Крокодил», на обложке которого была цветная  карикатура, изображающая Валентина Павлова, премьер союзного правительства бодро крутил напёрстки и при этом приговаривал: «Ну, кто ещё хочет со мной сыграть?».

– Лично я ни в какие игры играть не собираюсь! – пробурчал Ольгин, листая страницы журнала.

Он с интересом прочитал статью, где разъяснялось, почему из магазинов пропала соль, ознакомился с фельетоном «Кулацкое счастье моё», в юмористической форме рассказывающим о горькой судьбе начинающего фермера, посмеялся над эпиграммой, посвящённой Андрею Михалкову-Кончаловскому, и только потом взглянул на часы. Крюков задерживался, уже минуло двадцать минут, а его всё не было. «Да сколько же можно гадить?!» - подумал Алексей и, потеряв терпение, сам направился к туалету. Дом раздумий оказался запертым изнутри, через щель в дверном проёме пробивался  свет.

- Веня, - Ольгин осторожно постучал в  дверь, - у тебя там всё в порядке?

Ответом ему было зловещее молчание, он ударил сильнее, но снова никакой ответной реакции  не последовало.

- Что здесь происходит? – подошёл к нему Марк Израилевич Шер, - Вам приспичило?
- Да нет, - Алексей сделал от двери шаг назад, - со мной всё в порядке, а вот у Вени, похоже, проблемы, с желудком.
- Зачем же ему тогда мешать, сейчас наш друг сделает свои дела и выйдет.
- Всё дело в том, что он не выходит уже почти полчаса.
- Почти полчаса, говорите?! – лицо Марка Израилевича изменилось и стало озабоченным, - Да, это меняет дело.

Подойдя ближе, главный редактор проделал тоже, что и до него Ольгин, постучал и обратился к своему подчинённому, засевшему внутри:

- Венечка, тебе там помощь случайно не нужна? Отзовись нам!

Крюков не отозвался. Потеряв самообладание, Шер принялся молотить  дверь кулаками изо всех сил, и Ольгину пришлось приложить усилие, для того, чтобы оттащить его в сторону. Газетный ас немного успокоился, затем, увидев проходящих мимо двух сотрудников, тех самых, которых недавно отправил по своим рабочим местам, издал радостный возглас и движением руки подозвал их к себе.

- Вот что, - изрёк он повелительным тоном, - ломайте эту дверь!
- Марк Израилевич, зачем?! – удивились ребята.
- Там внутри Вениамин, и, похоже, с ним что-то не так!
- Хм, эта дверь открывается наружу, - протянул один из парней, - её так просто не выломать.
- Но должно же быть какое-то решение проблемы!
- Конечно, её необходимо снять с петель, нужен слесарь.
- Прекрасно, зовите Миньку, надеюсь, он ещё не успел напиться вдрызг!

Минька, субъект неопределённого возраста в тонком чёрном  рабочим халате до колен и с беретом на седой голове появился минут через пятнадцать. Он слегка покачивался при ходьбе, запах недавно выпитой бормотухи чувствовался от него за версту, но при всём этом мозги его, как оказалось, работали вполне исправно.

- Ну что там у тебя, Израилич, стряслось, – поинтересовался он, - похоже, снова без Миньки не обойтись?
- Минь, сейчас не время болтать, - нервно отвечал Шер, - сними с петель эту проклятую дверь, а потом я лично куплю тебе два пузыря «тридцать третьего» и ещё «Дружбу» в придачу!
- Снять дверь с петель, это пара пустяков, - отвечал Минька, открывая свой чемоданчик с инструментом, - умелым рукам всё под силу, другое дело, что такие руки есть далеко не у всех.

Слесарь взял  пробойник и, используя молоток, нанёс несколько ударов по петле, затем, увидев, что ось приподнимается, упёр плоский конец своего приспособления в её шляпку, а с другой стороны принялся бить молотком, постепенно вкладывая в удары всё больше силы. Когда ось вылезла примерно на два сантиметра, он просто выбил её отвёрткой.
- Кто-нибудь проконтролируйте, чтобы меня не придавило, – попросил Минька, принимаясь за верхнюю петлю.

Один из ребят встал рядом, и вскоре дверь была окончательно демонтирована, перед взломщиками предстал Крюков, сидящий на унитазе со спущенными штанами, бессильно откинувшийся всем своим телом на сливной бачок. Зрачки его серых глаз были устремлены куда-то вперёд, а лицо, потеряв прежний румянец стало совершенно белым, на полу, прямо в ногах валялся рулон туалетной бумаги. Ольгин отошёл подальше, так как в нос ему ударил колючий запах поноса.

- Кажется, Веня без сознания, - нарушил молчание Марк Израилевич, - кто-нибудь, приведите парня в чувство!
- Бесполезно, он мёртв, рука уже холодная, - отозвался Минька, проверяя пульс Крюкова, а другой, зажимая свой собственный нос, - это похоже на сердечный приступ, что не удивительно - надо умудриться так горшок обдристать!
- Блин, этого ещё не хватало! – в сердцах вскричал Шер, - ну тогда звоните туда, куда надо в таких случаях, вызывайте «Скорую», милицию…

Алексей, воспользовавшись неразберихой, незаметно  вернулся в кабинет своего  умершего товарища, и открыв все ящики его рабочего стола, принялся ожесточённо рыться в них. Наконец, его поиск увенчался успехом: на свет божий была извлечена толстая тетрадь, исписанная от начала до самого конца корявым почерком Вениамина в ней были его самые последние стихи, всё они являлись идеальным материалом для будущих песен. Засунув эти вирши себе под рубаху, и прихватив  кассету с интервью, воришка вернулся к туалету, рядом с которым уже дежурил милиционер, а Минька зачем-то подробно ему объяснял, каким образом снял с петель дверь. Шер стоял в стороне, его лицо было мрачнее тучи.

- Прошу прощения, - сказал редактору Ольгин, - возможно сейчас не самое подходящее время но, тем не менее, я хочу кое на чём заострить Ваше внимание.
- Сейчас действительно не самое подходящее время, ну да ладно, что там у Вас ещё?
- Моё интервью, Вениамин успел его записать!
- Правда?! – оживился Шер, - Вот это действительно здорово, кассета здесь?
- Вот она!
- Отлично! Знаете ли Вы, Алексей, кто действительно может называться настоящим журналистом?
- Понятия не имею, я никогда не работал в этой области.
- Тот, кто из самой жуткой неудачи умеет извлекать пользу! Пойдём со мной, нам здесь больше нечего делать!

Шер увёл Ольгина к себе и продолжил уже без посторонних:

- Завтра мы опубликуем некролог Крюкову, напишем, что он умер на своём рабочем месте и всё такое, а потом следующим номером дадим это интервью, я сам всё отредактирую и составлю к нему предисловие, вы даже не представляете, как наша газета будет покупаться!
- Очень даже представляю,  а что будет с колонкой, которую вёл Веня?
- Её придётся закрыть, другого такого спеца  у меня нет.
- Жаль, но, конечно, это неизбежно, что же, Марк Израилевич, мне было очень приятно с Вами познакомиться, хоть и при таких печальных обстоятельствах, всего Вам доброго!
- Взаимно, - отвечал Шер, пожимая Алексею руку, - будет время и настроение, заходите к нам в гости и берите с собой гитару, небольшой концерт для нашего коллектива будет очень кстати!

Ольгин приехал обратно к себе, когда уже начинался вечер. На улице ему встретились отец и сын Васюковы, Григорий нёс в руках большую лопату, а Денис шёл немного в стороне, глаза обоих находились на мокром месте.

- Что стряслось, ребята? – поинтересовался он, поравнявшись с ними.
- Дымок умер, - отвечал Васюков - старший, - мы его только что похоронили.

Алексей хотел было сказать им слова сочувствия, но, как назло, в горле застрял комок…