Протокол Омега. Глава 6

Кто там любит пугать обывателей ужасами застенков СБ, это он зря. Не в моем предельно ясном случае. Со мной были вполне вежливы. А смысл давить, если я рассказывала все, не пытаясь юлить, и вывод был однозначный — дезертир. Можно было, хорошенько раскинув воображением, прицепить мне и неквалифицированные действия, повлекшие гибель состава, и даже, чем броллахан не шутит, вооруженное сопротивление, хотя корабль был абсолютно безоружен, но это при истом желании. А уж пособничество террористам, это и к гадалке не ходи. Но не было во флотских безопасниках такого желания. А скорее какая-то неуловимая тень понимания. Все-таки все мы люди и каждый может оказаться на моем месте. Уж кому это ни знать, как не им. А потому они и не усердствовали, зафиксировали первичные показания и сдали в ближайший следственный изолятор в этом секторе, на Гваре.

Гварский следователь тоже был довольно апатичен. Задавал несколько вопросов и исчезал на несколько дней, отправлять запросы. Потом снова уточнял что-то и так по бесконечному кругу.

—Вы ведь никуда не торопитесь, Джонс? Тут безотлагательных дел невпроворот...

Что вы, что вы! Куда уж мне торопиться. Понимаю, СБ проморгало такую бучу в секторе, а тут еще протухшее дезертирство девятнадцатилетней давности.

— Что вам уж не сиделось на вашей Таре?!

Хороший вопрос. Только лишнюю головную боль людям причиняю.

— Даже если не копать уж слишком вглубь, все равно тянет на самое худшее. Понимаете?

Я понимала. Смертная казнь в Федерации запрещена. Глупо так разбрасываться людскими ресурсами, когда есть столько планет богатых природными ресурсами и сложными условиями их добычи. И самое худшее — это пожизненное заключение, что этих условиях долгим не бывает.

Ему не нравились ответы только на два вопроса. Он настойчиво подводил меня к тому, что взлетающий с Тары корабль подбили с земли, а значит захваченная террористами батарея. Я же упрямо стояла на том, что сбили меня с космоса, свои.

— Сами себе яму копаете. Если признаете, что это был выстрел террористов, то значит, вы боролись до конца. А что уж там было в корабле без разницы.

Меня покоробило это «что». В корабле были люди. Их расстреляли, не оставив никакой возможности, сказать даже слово в защиту. Потому говорить за них буду я.

— А потом... может, пост-травматический синдром, — следователь доверительно смотрел мне в глаза, — какая-то там ретроградная амнезия. Трудно, но при хорошем адвокате можно и не получить пожизненное, или хотя бы не сигурум копать в шахтах Урвели, а на фронтирных планетах в обычной зоне срок отбывать.

— Девятнадцать лет амнезии? — улыбнулась я. — Чего у меня нет, так это амнезии, и сбили меня Миротворцы, после моего сообщения о том, что на борту исключительно мирное население.

Следователь вздохнул и уточнил:

— И в том, что вы сирота вывезенная именно с Тары в раннем возрасте, вы тоже будете упорствовать? Вы не можете этого помнить.

— Но помню, — здесь я была тоже непоколебима. Скажи я по-другому, подставлю Энду. Это он так лихо легализировал меня на Таре. Влез в базы данных, нашел подходящую девочку, чья семья полностью погибла, а ее эвакуировала гуманитарная миссия, так же как и меня когда-то. След ее терялся. Федерация обычно тщательно зачищала следы таких «подкидышей». Так я стала Нэйнси Доэрти. А потом вышла замуж и превратилась в Дафф.

— Джонс! Вы же понимаете, что если бы в вашем личном деле было указано место вашего рождения, то вас бы не послали участвовать в военной операции там.

— Господин следователь, вам ли не знать какой бюрократический бардак творится в нашем ведомстве. В личное дело не внесли, — пожала я плечами. — Но я-то помню.

Это была даже не ложь. Где бы я на самом деле ни родилась, но своей родиной считала Тару. Это она дала мне вторую жизнь и свободу решать, жить, любить. И собиралась рассчитаться с ней за этот подарок, хотя бы уже тем, что не предам память ее родных детей, которым отказали в праве на милосердие.

Он был недоволен, но махнул рукой. Смысл ему ломать рыжую дуру, которая сама напрашивается на самый строгий приговор. Заседание все равно будет закрытым, то какая разница, что я буду отвечать трибуналу. За стены ничего не выйдет. Репутация Федерации не пострадает.

А потом все как-то поменялось. Со следователя вялость как рукой сняло. Ему нужны были совсем другие ответы, да еще и зафиксированные на видео. Теперь я была его безотлагательным делом. Еще и адвоката позвал, мол, по закону мне положен общественный защитник. Как-то ж раньше обходились без него! И они взяли меня в оборот с двух сторон. Нет-нет, что вы, бить меня не били. Все по науке: злой и добрый. Следователь угрожал урвельскими шахтами или дуркой. Потом переключился на моих детей и Энду.

Вулверовым хвостом ты накроешься! У Тары такая репутация, что, особенно перед выборами, вряд ли кто решится трогать ее законопослушных граждан. Тут может полыхнуть так, что мало не покажется. Так что ты брешешь, как пьяный клурикон, господин следователь.

От так называемого общественного защитника тоже отчетливо попахивало Службой Безопасности. Этот сладко пел, что стоит мне лишь согласиться, и можно избежать не только пожизненного, а прямо завтра выйти на свободу. Он так изощрялся во вранье, что даже сказал, что он поможет мне подать иск и получить компенсацию за погибшую «Пеструху». Защитника я послала на аванков хер, имела право.

Что-то стало происходить с едой и водой, которая стала солоноватой, напиться ею было нельзя, и желудок подводило спазмами. Кондиционирование в крошечной камере почти перестало работать. Я начинала терять связь с реальностью, плыть в каком-то мареве. В полной темноте, в которую погружалась камера ночью, мерещился сгусток седого тумана, как заплутавшее облако, зацепившееся за острый осколок скалы. И слышались крики диких гусей и чьи-то всхлипы. Я не могла спать, только повторять: «Не плачь по мне моя добрая леди, не стирай еще мою рубаху, маленькая прачка*. Я одна из дочерей Тары. Я — Нэй Дафф и я еще жива».

Следователь сам со мной не справлялся. И потому следующим явился «адвокат, представляющий гуманитарную миссию». Этого я спросила:

— А не боитесь? — я вяло крутила в руках ручку-стилус, которой должна была подписать в планшете наш с ним договор. — Господин следователь уже сомневается в моей вменяемости.

Я размахнулась и ударила ручкой между средним и указательным пальцем его ладони лежащей на столе. Носик ручки глубоко вошел в поцарапанную столешницу. Никто не мог переиграть меня в «пятипальцевую тычку» в пабе.

— А если бы в глаз? — улыбнулась я.

Адвокат отпрянул, роняя стул, и вылетел за дверь. Слабак, может действительно не безопасник, а из этой самой миссии. Но мне защитники были не нужны.

Зато незамедлительно явился следователь:

— Ну, сука, — он выдернул из стола ручку и сгреб планшет. — Пусть тебе вправят мозги в общей камере! А то тут сильно беспокоятся, почему тебя держат в одиночке. И не сдохла ли ты, падаль. Пойди, погляди, что тебя ждет, мешки поворочай, а не в одиночке прохлаждайся.

Он захлопнул дверь. А через минуту заслонки вентиляционной системы тоже закрылись. Несколько часов я просидела в наглухо закрытой камере. А потом меня, почти потерявшую сознание, выволокли, провели по коридорам в другое здание и впихнули в общую камеру. Всего-то я и подышала, пока по коридорам вели. Гвара — жаркая планета. С водой дела здесь обстоят напряженно, тут бы напиться хватило. Так что можете себе представить, какой воздух был в прогретой за день жарким солнцем камере, где находилось человек тридцать. Через два маленьких окошка под потолком проветрить было невозможно, только тянуло зноем. У меня перед глазами плясали темные круги перед глазами и подкашивались ноги. Я поздоровалась, но получился только какой-то скрип. Под настороженными взглядами, я двинулась к единственной свободной койке, на которой даже матраса не было, надеясь забиться в самый угол. Над пустующим местом, ярусом выше, под окошком сидела, скрестив ноги, как мне показалось, совсем молоденькая девушка. Светленькая, с неприметными лицом. Койка ее была застелена ярким вязаным крючком покрывалом. Она единственная, кто смотрел на меня без всякого интереса, угрозы или опаски, просто как на божью коровку, ползущую по травинке.

Но усесться мне не дали:

— Это не твое место! Иди отсюда! — визгливо закричала, подскочившая мелкая женщина, все лицо которой было испещрено бугорками шрамов. И толкнула меня в плечо.

За ее спиной, уперев руки в боки, встала здоровенная бабища, загорелая до черноты.

Остальные замерли в надежде на развлечение. Я понимала, что чтобы я не сказала и не сделала, им не понравится. Следователь на это, наверное, и рассчитывал. Безнадежная ситуация. Но сверху раздался тихий спокойный голос:

— Ты кто тут такая, Ряпушка? Чтобы порядки строить? Место свободно.

— Да я и не строю, Лю, — рябая вскинула голову вверх и даже слегка присела.

— Вот и ладно, где тогда матрас с этой койки? — Лю свесила голову вниз, разглядывая меня все так же равнодушно. А я разглядывала ее — первое впечатление было ошибочным, вовсе она не молода. Бледное, худое лицо, блеклые брови и ресницы, мышиного цвета волосы. Только глаза — острые, порезаться можно.

— Так ты ж сама разрешила, Лю, — заискивающе сказала Ряпушка. — Не любишь, когда под тобой кто-то спит.

— Что я люблю и что нет — тебя не парит. Матрас отдашь! А подушка и одеяло где?

— А чо она не по сестринскому порядку заваливается? — взвилась верзила за спиной Ряпушки, — ничего на общий стол не выложила...

— Ей порядок наш знать не надо, Шань, она из эсбеушного сектора.

Я поразилась: не так уж много времени прошло после того, как следователь решил перевести меня сюда, а откуда я — уже известно. Быстро же здесь передается информация и всеобщей связи не надо.

— А чо...

— Через плечо! Поди-спроси у Хозяина. А еще лучше — завтра или как получится, ей у Большой Эллы разговор назначен, можешь вместе с ней пойти и расспросить. И вообще ты, Шань, как флюгер на ветру. За слова не отвечаешь.

— Я?! Да я за базар...

— Только вчера ты говорила про нее, что крутая, мол, баба, хоть и не из наших. А сегодня уже подушку зажала и дурной телкой орешь.

Шань обошла вокруг меня, разглядывая:

— Звездишь же, Лю...

— Я не ты. Придет ночная смена, кинешь на лапу за вай-фай и сличишь с фотками. Хотя проще спросить.

— Ты — Дафф? — ткнула в меня пальцем Шань.

— Я — Дафф, —устало ответила я. Это все что у меня осталось.

—...ф-ф — зашуршала камера потревоженным ульем.

Матрас и подушка нашлись, так же как и несвежая, похожая на тряпку простыня. В дрожащую руку мне всунули кружку. В ней была теплая с душком вода, такая ценная на Гваре. Я похоже, сама того не подозревая, стала известной, по крайней мере среди гварских уголовниц.

Как это вышло, в общих чертах я разобралась позже, когда вышла ночная смена надзирателей и за мзду дала всем желающим код от вай-фая и выключила свет. Зажглись светлячки экранов и камера загудела пчелиным роем. А потом, просмотрев каждый свое, они захотели приобщиться к живому источнику общей шумихи в Нете. И «светлячки» стали сползаться к моей койке:

— Слышш! А ты чо, правда...

— Хаш! Элла не велела ее ни о чем спрашивать, пока сама не поговорит, — сказала Лю сверху и они растеклись по камере, недовольно фырча.

— Шань, а ты иди сюда с коммуникатором. Покажи ей интересное. За твой вай-фай сестры рассчитаются.

Шань, еще больше раздувшись от гордости за возложенную на нее миссию, залезла на мою койку, вытащила потрепанный комм, с таким экраном, будто им в хоккей играли и сказала:

— Читай все, что с тегом «протоколомега».

Вскоре я поняла, что так взбудоражило следователя. Закрытого заседания точно теперь не предвиделось. Я была звездой Нета. Я уже успела стать героиней мемов. Матушке бы понравилось. Но я искала более предметную информацию. Ее тоже было предостаточно.

Тарские общественные организации, я даже не думала, что их столько, разразились криками и петициями Дойлу Тары, высшему законодательному собранию. Суть их сводилась к тому, что капитан Дафф, как гражданка Тары, подлежит суду только на территории и по законам полноправного субъекта Федерации, и Дойл обязан требовать моей экстрадиции. Совсем экстремистские начали размахивать на своих страницах зелено-оранжевыми флагами: «Мы своих не бросаем!» Хотя какая я им своя? Но я хорошо подходила им в виде символа. Дойл Тары угрюмо молчал и просчитывал ходы перед скорыми выборами в Федеративный Совет.

Гуманитарная миссия «Крылья свободы» требовала на основе пакта ОГС «О защите прав личности» допустить независимого адвоката для защиты моих прав.

Мне стало немного стыдно, может тот несчастный последний защитник и был из «Крыльев».

Информагенция «ТарНС» сомневалась, что я вообще жива и требовала допуска независимых журналистов.

Тарские правозащитники кричали громче всего, но и остальные вечно недовольные субъекты Федерации не остались в стороне. Предстоящие выборы вносили в этот шум нотку закипающей истерики.

В общем, кто чего только не требовал. И мое имя летело на волне шумихи. Мне было интересно, что было первым камешком, который поднял это цунами. Я бродила по всем ссылка с тегом «протоколомега», пытаясь отыскать отправную точку. В глубинах Нета я с трудом нашла множество раз перепубликованное сообщение безрассудного журналиста, который затесался в общей неразберихе над Арвой, видел «Непотопляемый» и слышал мое сообщение. На одной небольшой заметке упрямый репортер не остановился. Какими уж неправдами он добился посещения сортировочной станции, куда отправили людей с «Непотопляемого», неизвестно. Так всплыло мое имя. Журналист попался въедливый и написал по этой теме несколько статей. Что сделало его знаменитым. И меня заодно.

Среди этого вороха информации я нашла и то, что тронуло меня особенно. Сначала я наткнулась на сообщения арвской диаспоры, которые касались устройства судеб спасенных на «Непотопляемом». Но и про меня они не забыли, отправили прошение Комиссии по правам личности при ОГС относительно капитана Дафф. С тем же успехом можно было отправить прошение Таранису** и ждать ответа. А вот на сайте «Свободных женщин Арвы» я увидела фотографию матре Дживи и ее девчонок. Они улыбались и держали в руках роскошное бледно-зеленое платье все расшитое изумрудными бабочками, невероятной красоты ажурную шаль в тон и оранжевый пояс.

Тег: протоколомега

«Дорогая Нэй! Мы знаем, что твоя старшая дочь в этом году заканчивает школу. По вашим и нашим традициям семья шьет девушке лучшее платье, вкладывает в каждый стежок любовь и надежду на будущее. И мы сшили для выпускного твоей Бэтси это платье. Ты ведь сейчас не можешь этого сделать. Мы вложили туда нашу любовь и надежду. Пусть не разомкнутся руки!»

А второе сообщение с сайта космопорта «Арварах». Его начали отстраивать, и даже уже принимали корабли. Взвод таможенной службы вернулся к своим обязанностям. На фото в песчаном камуфляже стояли одиннадцать парней с рыжими собаками. Они улыбались и отдавали честь. Подпись под фотографией гласила:

Тег: протоколомега

«Арвахар» готов к встрече хозяйки «Пеструхи».

Они сильно рисковали с этим. Конечно, мало кто знал, как я любовно называю свой «борт четырнадцать-сорок два». Это Ирвинг им, наверное, сказал. Спасибо, ребята!

Ни самого Ирвинга, ни Лютика на фотографии не было. Что с ними случилось, я не знала.







*Маленькая Прачка у Брода – предвестницы смерти в кельтском фольклоре.

** Таранис – в мифологии кельтских народов бог грома, молний и небесного огня.