Испорченная рыбалка

ИСПОРЧЕННАЯ РЫБАЛКА
Теплое июньское утро. На отлогом берегу неглубокой реки, поросшем луговым разнотравьем, в проеме между двумя старыми разлапистыми лозинами раскинул удочки ссутулившийся рыбак.
Пристроившись на заботливо принесенную с собой скамеечку для доения коровы, в валенках (по старости — ноги мерзнут), затертом пиджачишке и старинном картузе, он упорно не сводит глаз с удалившихся по течению поплавков из гусиных перьев. Этакий старичок-лесовичок вышел к речке лето попугать!
Дед Антон не любил ходить на рыбалку в это место, предпочитал пруд. И через болото тащиться в валенках — воды нахлебаешь, да и к течению приспособиться надо, и вообще, пруд был его душе ближе и покойней. Но ребятишки растрезвонили, будто хорошо идут здесь на удочку голавлики, решил попробовать для разнообразия.
И все бы ничего — день прошел и ладно, да только место больно памятное, навевает неприятное, хоть и прошло столько годков! А вот и легка на помине! Тьфу! И откуда ты взялась?
С противоположного берега, цепляясь за прибрежные кусты тальника и толстостенных лопухов, спускалась к кладкам, перекинутым с берега на берег, соседка Нюрка, еще моложавая пенсионерка. Деда покоробило, но виду не подал. Кивнула Нюрка деду Антону, поправила перекинутые через плечо сумки и скрылась за кустами, шурша ветками. Оторвался на секунду дед от искрящейся на солнце воды, слащаво улыбнулся проходящей соседке и, изменившись в лице, снова сердито уставился на белые стручки поплавков, о чем-то перебирая губами.
Время-то пролетело… Дед тогда еще крепко на ногах держался — не больше пятидесяти было, а Нюрке вовсе двадцать пять. А стоит в глазах и поныне…
Весна тогда была дружная! Конец марта. В то утро Антон, управившись с домашней скотиной, собираясь на ферму, подумывал: не пойти ли в окружную, через мост? Хоть и далековато, а как никак речка уже вышла из берегов, а на ночь-то подмораживает слабовато. И хоть кладки над водой довольно высоко висят — чем черт не шутит, может, и он уже тоже под водой! Но мелькнул за сараями глаз фонарика — напарник Колька Митяев, молодой сосед, что живет через три дома от Антона, ставший на днях обладателем сразу двух крикливых пацанят, запрыгал по кочкам в сторону речки.
Антон докурил цигарку, потоптался еще чуток, и не спеша, выбрав в углу у крыльца покрепче посошок, зашагал по рыхлому следу.
Луг напитался водой, темные островки кочек торчали изредка, и ступать приходилось на ощупь, отыскивая посошком твердь и не раз пробуя ногой. Далеко впереди на фоне светлого пятнышка от фонарика мелькала фигура соседа. Антон старался и не отстать, и держаться на расстоянии — так удобнее. Вот свет мелькнул последний раз и скрылся за горкой огромного валуна — опа! Это уже речка! Антон прибавил шагу — надо же не промахнуться, усечь, где переправится сосед на тот берег — по кладкам ли пойдет или по старым сваям, что остались с войны от дубового моста. По ним хоть давно никто не ходит, но они все же повыше торчат. А тот чудила может рискнуть — он такой! А если он пройдет, значит, можно и себе попробовать. Антон торопился и, где-то ступая наугад, чуть было не ввалился в ледяную кашу — чертыхнулся про себя и уже осторожней, то и дело тыча палкой впереди себя, задрав голову, ставил ногу. Прислушивался — мерно шумит вода, все ближе и слышней. И вдруг — есть! Аж сердце оборвалось! То, что и как бы не хотелось услышать, но предполагалось, произошло. Шумный всплеск по воде и словно мальчишки в пруду — озорные бултыхания! Стоп-стоп-стоп! Это было Антону совсем ни к чему. По телу пробежал озноб. Совсем не хотел бы оказаться в этот момент на месте соседа. Онемевшими вмиг ногами он, крадучись, словно к спасательному кругу, стал пробираться к торчащему невдалеке валуну. Четко были слышны всплески от ударов рук по воде, но ни крика, ни зова. „Во настырный, небось хочет сам выплыть, он думает тут рядом-то никого, — мелькали мысли в голове Антона. — А здоровый, у меня бы сразу ноги свело, водичка-то слава Богу!“ Не успев закончить мысль, машинально прижал тело к валуну, словно сросся с ним… По тем же кочкам, где шагал только что он сам, двигалась фигура. Приостановилась… Нюрка! Хорошо Антон успел вовремя за камень шмыгнуть! Услышав беспорядочные удары по воде, соседка засуетилась, запричитала негромко: „Господи! Кто же там? Неужели кто в речку упал“ и почти бегом зашлепала к берегу, проваливаясь и охая.
— Эй, кто там? Эй! — срывающимся голосом завопила баба.
— Нюрк, я, подай палку. Нюрк, быстрей, вода ледяная.
Антон осторожно выглядывал из-за валуна ни жив, ни мертв. Больше ни крика, ни зова, только редкие плескания воды да нервные сопения и всхрапывания. И вдруг еще характерный всплеск, и крик Кольки: „Держись, держись за кусты…“ Антон напрягся всем телом, вслушиваясь в борьбу. Проскочила мысль — видела ли Нюрка, как уходил он из дома? А то пойдет по деревне слух… Но все перебивала какая-то лихорадка, сотрясая тело. Одна рука Антона вцепилась в толстенную корягу посошка, другая, не замечая холода камня, сомкнула пальцы, как на броне, на торчащей глыбе. Он чувствовал под шапкой выступивший пот.
— Во влип! И надо мне было за этим придурком переться! Ведь сердце чуяло! Теперь вот сиди тут… Дурак! — ругал он себя.
Сапоги наполовину стояли в воде, а Антон не мог пошевельнуться, перешагнуть повыше. Наконец всплески закончились. Чуть погодя, он услышал тихую спокойную речь:
— Ты не намокла? — это голос Кольки.
— Не, только чуть сапогом зачерпнула, но напугал ты меня — полжизни отнял! Ты сам-то беги домой быстрей, а то окочуришься! Самогончиком разотрись, да пусть тебя Любка твоя в бане попарит. Может, и обойдется, — затараторила Нюрка, — а я скажу мужикам, нехай за тебя поработают.
Антон вздохнул: „Слава те, Господи, кажется, не заметила меня“. Наконец вдоль речки к мосту зашлепали шаги Нюрки, а назад, к деревне — шаги Кольки.
…Солнце подогревало утренний воздух, поднимаясь над деревьями. Вокруг стоял мерный зуд всевозможных существ, населяющих луг и прибрежные заросли. Пернатые, распевая наперебой, славили летний день, растекающийся по округе, навевая покой и умиротворение. Но деда Антона это нисколько не радовало. Крякнув, вытащил из прибрежной куги садок с тремя серебристыми головлями и одним карасиком с ладонь, собрал снасти. Огляделся, угрюмо подумав: „Пропал день, надо было на пруд. Еще эта Нюрка!…“ И насупившись, пошел той же тропинкой, где недавно прошла его соседка.
А.КОЛЕСНИК,
с. Березовка.