Глава десятая вызволение

Глава десятая                «Упавший духом,
                Гибнет раньше срока»
               
                (китайская мудрость).


                ПРОТИВОСТОЯНИЕ И ВЫЗВОЛЕНИЕ
                (своих не бросают)
Я, не рассчитывая на оригинальность, вполне соглашаюсь с утверждением «Все старо, как мир». В истории всех времен и народов постоянно проходило противостояние спец.служб, борьба друг против друга. Изначально это были войны
за лучшее место под солнцем, банальный захват территорий. С появлением религии началась борьба за души людей. Впоследствии в этот процесс вмешалась экономика
и политика. Заметную роль в этом противостоянии играют спец.службы. Война этих служб, неведомая для простого человека, ведется ежечасно и ежеминутно. Простому обывателю трудно себе представить, что эта борьба не прекращается никогда. Российские специальные службы, как и ранее советские, выгодно отличаются
в лучшую сторону по сравнению с другими западными спец.службами. Нам хорошо известны имена Зорге, Абеля, Блэйка и др.
   Не вдаваясь в подробности прошлого, остановлюсь на примерах из нашего времени.
В августе 2020 года служба безопасности Украины и западные спец. службы попыталась нелегально вывезти из России гражданина Украины, чтобы потом придать его суду. Наши спецслужбы с первых шагов контролировали все их шаги. В итоге украинские «друзья» были схвачены и операция по нелегальной переброске провалилась. В этом же месяце Украина задумала выманить наших людей на свою территорию через Белоруссию, чтобы потом арестовать их и выставить на обмен. И эта операция у них провалилась. Наши «33 богатыря» возвратились в Россию.
Факты из истории мировой практики взаимоотношений специальных служб и криминального мира – общеизвестны. Исходя из того, что криминальные структуры, имея обширные связи и неограниченные возможности, являлись источником ценной, конфиденциальной информацией, что вполне очевидно привлекало внимание спец. служб. Ни для кого не секрет, что эти структуры и сейчас активно взаимодействуют между собой в своих же интересах.
В октябре 1964 года, с приходом к власти Л.И.Брежнева, начался процесс сближения с Западом. В те времена были приняты важные международные договора: ограничение наступательных стратегических вооружений; запрещение распространения ядерного оружия и др. Пользуясь потеплением политического климата, западный капитал, мечтающий о необъятном российском рынке сбыта, устремил свои взоры на восток. К тому времени в Советском Союзе назрел вопрос создания своего отечественного современного автомобиля на основе западных технологий. За российский автомобильный рынок стали бороться немецкие, французские и итальянские компании. Французы по цене и качеству имели шансов побольше. В конце 60-х годов прошлого века советские спец. службы, используя свои тесные связи с итальянской «Коза Ностра» и обойдя французский «Пежо», добились выгодного контракта с итальянским гигантом автопрома «Фиат». В итоге был получен выгодный кредит, построен завод в Тольятти и в 1970 году в СССР появился свой отечественный современный автомобиль – «Жигули 2101».
Международный криминал тоже не дремал, налаживая двухсторонние связи и контакты. После развала СССР и ухода Украины эти связи и контакты, естественно сохранились и даже укрепились. Содружество спец. служб и криминальных структур сыграло определяющую роль в моем освобождении. Российское руководство хорошо знало о моем непростом положении и дважды пыталось меня вытащить. Речь идет о простом обмене меня на украинцев, находящихся в российских тюрьмах. Это обычная практика работы спец.служб. Высшее политическое руководство договаривается и обмен, без особой огласки происходит. Дважды мое начальство пыталось это сделать, но в последний момент все срывалось. Представьте себе сидит какой-нибудь Петро на далекой сибирской зоне и вдруг ему сообщают, что он идет на обмен и необходимо срочно собрать свои вещи и готовиться на «этап». Радости нет предела. Родная ненька Украина не забыла и не бросила его. Все мысли Петра уже дома, долгожданная встреча с родными и близкими. Чувства переполняли его. Путь из Сибири на Украину был неблизкий, вначале спецпоездом до Москвы, затем специальным рейсом самолета до Киева. «Этап» в жизни любого заключенного испытание не простое, но когда впереди тебя ожидает Родина и свобода, то весь процесс проходит на одном дыхании. В клетке – купе тюремного вагона Петр снисходительно посматривал на своих соседей. Сколько им еще «чалиться», а он уже почти на свободе. А ведь ему отсидевшему пять лет предстояло еще пятнадцать по приговору за терроризм в Крыму. В поезде три бессонных ночи пролетели быстро и вот Москва, аэропорт Домодедово. Еще каких- то два часа самолетом и он уже на родной земле. Приземлились в аэропорту Жуляны. У Петра, в илюминатор увидевшего знакомые окрестности Киева навернулась слеза. Ну вот и все, конец моим приключениям остался в далекой Сибири.
Спускающегося с трапа самолета капитана Зарубина, представителя из России, сопровождавшего украинского заключенного, встретили два угрюмых мужчины – представители украинской стороны. На вопрос Зарубина: «Ваш доставлен, а где наш»? Встречавшие замялись, а один из них, видимо старший, глухо изрек: «Понимаете, уважаемый, изменились условия обмена. Предлагаем вернуть нам нашего, а потом по формуле уже 23 на 23 в дальнейшем провести обмен». Я действую по уже заранее обговорённым условиям, других полномочий у меня нет, - удивленно заметил Зарубин. Российская сторона выполнила все условия и о новых договорённостях мне ничего неизвестно. Ваше предложение и формула обмена заманчивы, но необходима консультация в Москве, - добавил он. Зарубину стало понятно, что с этими умниками, с хитробегающими глазами, разговора не получится. Снова пытаются перехитрить, - подумал он. Поднявшись в салон самолета, Зарубин быстро дал команду на взлет. Он опасался, что взлет не разрешат, но диспетчер аэропорта, не знавший суть разговора у трапа, все -таки разрешил взлет. Оторопевшие от такого поворота событий, украинские представители понуро двинулись к зданию аэровокзала, но Зарубин понимал, что они не успеют дать команду «отбой» и задержать самолёт, чтобы забрать своего человека. Заключенный, не понимая, что произошло, обреченно смотрел на удаляющуюся Родину. Впоследствии, уже понятно с каким чувством, но возвратился в свою колонию. Его дальнейшая судьба мне неизвестна.
Среди значительной части украинцев есть нехорошая черта. Они всегда пытаются перехитрить, обмануть. У них есть выражение, которое они с гордостью любят повторять: «Там где прошел «хохол», еврею делать нечего». Они себя считают самой умной и хитрой нацией. А на практике, в жизни оказываются всегда у «разбитого корыта». Во время встречи нормандской четвёрки даже подписали соглашение об окончании боевых действий, но выполнять его не хотят, виляют. На переговорах в Минске договорились о перемирии, но стрелять продолжают. В феврале 2014 года подписали соглашение о прекращении майдана и отводе боевиков, но на следующий день провели государственный переворот.
По возвращении в Москву Зарубин доложил руководству об отрицательных результатах обмена, которое было доложено выше. Терпение у всех лопнуло. Раз украинская сторона не придерживается ранее принятых договоренностей официально и честно, принято решение вырвать гражданина России любой ценой, что впрочем и было виртуозно сделано.
Была спланирована, организована и блестяще проведена спец.операция по моему вызволению из застенков тюрьмы. Основная цель операции – вытащить. Но, чтобы достичь этой цели необходимо было создать необходимые условия, которые и были подготовлены. При этом главное, чтобы при проведении операции ни коим случае не просматривался российский след. Было задействовано много разных людей, не догадывающихся о конечной цели мероприятия. Задействованы были российский, украинский и европейский комитеты по правам человека. Большую роль сыграли комитет по правам военнопленных и депутаты Верховной Рады Украины. На начальном этапе операции были привлечены даже криминальные структуры. Условия создавались таким образом, чтобы выглядеть правдоподобно и естесственно. И не вызывать подозрение контрразведки Украины. Одно мероприятие неумолимо вызывало другое.
В нашей Черкасской колонии № 62 «смотрящим» за зоной был уголовный авторитет с «погонялом» Ашот – человек уважаемый, суровый, но справедливый. В обиду заключенных не давал, решая все спорные вопросы с администрацией лагеря. Без его ведома ни один волос не мог упасть с головы зека. Его влияние в колонии было безгранично. Несмотря ни на какие запреты по поведению и передвижению по зоне, Ашот, игнорируя офицеров администрации, решая свои вопросы, мог спокойно разъезжать на собственном автомобиле «Тойота Камри» по всей территории зоны и все это в условиях заключения. В конце 2018 года, вполне естественно и ожидаемо, по условно-досрочному освобождению (УДО), Ашот вышел на свободу и поселился в Черкассах, продолжая «крышевать» и курировать зону.
Ашот, коротая время в бильярдной ресторана, с азартом всаживал шары в лузу, победно и снисходительно поглядывая на партнера. Игра удалась и настроение было хорошее. Курьер появился внезапно и протягивая ему конверт, процедил: «Из России весточка, гостей ждите». Вскрыв конверт и прочитав содержимое, Ашот с удивлением увидел подпись – «Седой». Давно мы не виделись мелькнуло у него в голове, вспоминая годы когда они вместе в конце 90-х «чалились» на далеком Урале. «Цыгана» срочно ко мне, отдавая команду одному из своих подручных, - произнёс Ашот. Появившемуся «Цыгану» была дан команда достойно встретить гостей из России, ведь братан «Седой» в «положенцах» ходит. Пояснение- «положенец» это должность в иерархии криминального мира (кандидат в авторитеты). Да и поаккуратней будьте, чтобы менты не пронюхали, война идет и время сейчас неспокойное, - жестко добавил Ашот.
В феврале 2019 года в одном из ресторанов Черкасс «Форест» давние «кореша» встретились. Воспоминаниям не было конца. Ностальгия о далекой суровой молодости вышибала слезу. Теперь к делу братаны, - обратился к присутствующим «Седой». Распоряжение было коротким. Взбодрить зону очень надо, так считают там наверху, - многозначительно произнес он. «Ашот» ты уж не подведи, - добавил «Седой». Давно пора, - заметил кто-то из сидящих за столом , братанов. Эти менты поганые совсем обнаглели, на днях «Капота» не за что в «яму» (карцер) засунули, на прошлой неделе бабу нашу из бухгалтерии колонии «замели», на кпп «шмон» устроили, до трусов раздевали, «трубы» (мобильные телефоны) изъяли шакалы позорные. Мы, что мало им платим?- загалдели вокруг. Ашот, как только ты ушел из зоны, порядка не стало, - заметил кто-то. Ша, братва, разберемся и отмажем бабу, наведем порядок, - грозно гаркнул Ашот. Вечер закончился как обычно – сауна, девочки. На следующий день, при расставании, Ашот заверил «Седого», что все сделают тип-топ, заметано. А сколько надо продержаться? - спросил авторитет гостя, - неделю хватит, заметил «Седой». С Ашотом и «Седым» работали в «темную» т.е. они не знали о конечной цели операции. Просто требовалось, найдя повод, до крайности обострить ситуацию в зоне (устроить бунт), что вполне естественно вызовет срочный приезд спецназа для наведения порядка. И чтобы успокоить и проучить бунтующих, спецназ наверняка создаст невыносимую обстановку для зеков, что в последствии позволило бы другим киевским структурам вполне законно принять решение о переводе в больницу пожилого и очень больного зека, учитывая, что все было под контролем международного комитета по правам человека. Выше я уже упоминал о подобострастном отношении киевских властей к западным структурам. В итоге, все так и получилось, что и требовалось доказать. А дальше предстояла работа совершенно других структур. Таков был длинный путь к моей свободе.
Забегая вперед, скажу, что из-за этого бунта, Черкасская колония, согласно распоряжению из Киева, вскоре была расформирована и заключенных распределили по другим местам
И так, я расскажу Вам о моем освобождении и в общих чертах о работе российских специальных служб. Подробности этой операции, в интересах безопасности исполнителей, еще работающих на Украине и в Европе, естественно не желательны. Главное не в этом, главное результат.
Процесс моего освобождения, если говорить в целом, реально начался сразу же спустя неделю после моего ареста и продолжался три долгих года. Была задействована большая группа людей, общественных организаций и силовых структур, которые в апреле 2016 года, еще не знали о моем исчезновении. Первыми о моей пропажи узнали жена и сын, которые не могли принять никаких активных действий, поскольку были полностью блокированы украинской службой безопасности (наружное наблюдение, обыски, прослушка). И все-таки им удалось, каким-то чудом, отправить моей сестре Татьяне весточку в Россию. Та, получив такую печальную весть о моем аресте, начала бить во все колокола. Татьяной и однокашником по БВОКУ Сергеем Голец, благодаря их активности и желанием вытащить меня из застенков, была написана масса писем и обращений. Бесчисленным звонкам и просьбам не было конца. Спасибо ей и моим друзьям за это. Однако, главное кроется все же в другом.  Еще долго бы эти добрые люди, пытавшиеся мне помочь, обивали бы пороги бюрократических коридоров, если бы не вмешалась одна авторитетная, мощная структура, которая и внесла коренной перелом в мое освобождение. Этот факт не остался не замеченным нашим специальным службам и в дело включились профессионалы. Принцип своих не бросаем сработал. После неоднократных обманов со стороны украинских властей и срыва двухсторонних договоренностей: по вопросу обмена заключенными, высшим руководством России было принято политическое решение по возвращению своего гражданина, выдержавшего все ужасы тюремной системы и не предавшего свою Родину. Меня не обменяли, а просто каким-то невероятным способом вырвали, вытащили из застенков.
        Все три трудных года нахождения в тюрьме, особенно во время пребывания в одиночной камере, меня не покидала мысль, как выбраться отсюда? Тяжело было невыносимо и физически, и морально. Как я не напрягал свои мысли, но ничего путного в голове не возникало. Мысль о побеге была исключена сразу, ибо это ни теоретически, ни практически нереально. Дело в том, что я находился в спец. блоке следственного изолятора (СИЗО), который предусматривал особый режим содержания и усиленно охранялся. В коридоре блока круглосуточная, вооруженная охрана с собаками и в камере видео наблюдение - с монитором на центральном посту СИЗО. В спец. блоке, в отличие от камер общего содержания, содержатся особо опасные преступники и пожизненные заключенные, на тюремном жаргоне «пыжики». Прогулка проводилась раз в сутки на шестьдесят минут, по одному заключенному, в сопровождении двух охранников с собакой. Перед прогулкой и после, проводился тщательный обыск. Если говорить о последствиях тюремной жизни, то они, конечно, не радостные. Физические и психологические травмы неизбежны. Не вдаваясь в подробности выбитых зубов и поломанных ребер, хочу остановиться, лишь, на травме психологической.
Значительно позднее, после о моего освобождения, еще в Черкасской больнице, у меня возникло ощущение полного опустошения, чувство выжитого лимона. Сразу же возникли вопросы: «Что произошло и что теперь с этим делать»? С трудом верилось, что все, наконец – то, закончилось. Адаптации к изменившимся, так вдруг, условиям не наступало. Был какой – то стопор. Вроде бы душа, где –то в глубине, ликовала, однако особой радости не ощущалось. Когда на следующий день, по прибытию в гостиницу, ко мне скрытно доставили всех моих близких, то я их встретил какой – то вымученной и жалкой улыбкой. Я поймал себя на мысли, что разучился улыбаться и радоваться. Вероятно, моя психика, находясь в жестоких тюремных условиях, под сильным психологическим давлением враждебной среды (унижение, побои, допросы), просто замкнулась, сказать резче скукожилась, словно черепаха, спрятавшая свою голову под панцирь или свернувшийся ежик. Это своеобразная форма защиты. Даже сейчас, спустя полгода, находясь в России, в благоприятной и безопасной обстановке (свобода, друзья, близкие), это ощущение своеобразной анестезии не проходит. Ко всем счастливым и радостным моментам, я стал относиться равнодушно. Во всяком случае без внешних проявлений. Каменное и угрюмое выражение лица не меняется до сих пор. Видимо эта пережитая психологическая травма останется надолго, если не навсегда.
Вначале была только надежда на адвокатов, на их опытность и грамотность, которая как-то повлияла бы на позицию суда по изменению режима содержания и в дальнейшем на оправдательный приговор. В реальности все пошло по-другому. Следствие продолжалось почти год   с небольшим и после унизительных допросов и побоев был вынесен приговор – двенадцать лет колонии строгого режима с конфискацией личного имущества, который поставил крест на всех моих надеждах. Мои адвокаты, собрав с родственников огромные деньги, на приговор не пришли и впоследствии исчезли. Причины могли быть разными: или адвокаты поняли свое бессилие и отсутствие весомых аргументов перед судом и прокурором или, испугавшись, находились под сильным давлением спецслужб Украины. Попутно возникает вопрос: «Почему российские власти не захотели подключить к судебному процессу в мою защиту опытных российских адвокатов, которые быпри отсутствии прямых улик и доказательств против меня могли легко разбить все обвинения украинского правосудия». Это не было сделано  во-первых потому, что при наличии российских адвокатов судебный процесс надо мной принял быполитическую окраску и получил бы публичность. Средства массовой информации Украины верещали бы на все голоса, обвиняя Россию во всех смертных грехах, что было нежелательно для России, считавшей себя непричастной к событиям на юго-востоке  Украины. Во-вторых, усиленное внимание к моей персоне и к моему освобождению со стороны российских властей, на примере Савченко, показывали бы мою исключительность и важность, «засвечивали» бы меня, что было не желательно, ибо, в случае обменного процесса, оно бы повысило ставки в этой игре, подняло бы требования украинской стороны к России. Раз он (имея ввиду меня) так важен для Вас (для России), то выполните условия для освобождения наших украинских граждан, находящихся в ваших тюрьмах. Понимая все это Россия не пошла по этому пути. Был выбран совершенно другой вариант моего освобождения. В то время я еще не догадывался и не знал, что принято такое решение.
Мои мысли, на то время, крутились вокруг вопроса об экстрадиции. Это был единственный вариант, чтобы выйти, других шансов на освобождение не было. Поскольку, я являлся гражданином России, то имелась теоретическая возможность на экстрадицию в Россию. Есть такая норма в законе Украины, когда заключённый из другой страны может быть экстрадирован на родину и там отбывать наказание. Для меня этот вариант был бы наиболее благоприятен. В таком случае, Родина приняла бы меня в свои объятья, и я мог быть в последствии помилован, ведь своих не бросают. Меня несколько раз вызывали в администрацию СИЗО, где спрашивали о моем согласии на экстрадицию. Я всегда отвечал, что согласен. Предлагали написать заявление. Я, конечно, писал. Время шло, но процесс кем-то тормозился, вероятно, спецслужбами Украины. Кому- то было не выгодно меня отпускать. Как я теперь понимаю, меня держали в качестве обменного фонда, для обмена на тех террористов, которые были задержаны в Крыму. Они уже были осуждены и отбывали наказание где-то в колониях на Урале. В общем, надежда на спасение была робкой и призрачной, хотя с воли я получал информацию о том, что за меня идет борьба и что меня обязательно вырвут из застенков. Мне ничего не оставалось, как ждать и верить. Летом 2017 года в средствах массовой информации пошли разговоры об обмене пленными. Обе противоборствующие стороны Украина с одной стороны, и ДНР, ЛНР с другой стороны, начали составлять списки по обмену военнопленными. Депутат Верховной Рады Ирина Грищенко, в одном из интервью по украинскому телевидению, даже упомянула мою фамилию на обмен. Представитель МИД России Мария Захарова также произнесла мою фамилию в обменных списках. Было объявлено, что обмен военнопленными должен состояться 27 декабря 2017 года. Я, и все мои родственники (жена, сын и внучка, сестра) воспрянули духом. Все надеялись и верили. Наступил долгожданный день, обмен действительно произошел, но только без меня. Наступил период сомнений и глубокого разочарования. Вероятно, спецслужбы Украины не горели особым желанием обменять меня на простого военнопленного с Донбасса, ведь им было необходимо, используя меня, как персону, вытащить своих людей из тюрем России. Пленные из Донбасса их не интересовали. В начале февраля следующего 2018 года, мне объявили готовиться на этап, по переводу из Лукъяновского СИЗО г. Киева в колонию. Администрация тюрьмы планировала перевод в одну из самых жестоких колоний на Украине (Харьков или Одесса). Эти заведения известны своей жестокостью со стороны администрации и беспределом криминала. Об этом мне стало известно от одного заключенного, имеющего двадцать два года тюремного стажа. Звали его Жора Окроперидзе, грузин по национальности, кстати очень хороший и душевный человек (такие тоже встречаются). Он мне многое рассказал о порядках в криминальной среде, многому научил, особенно как выживать в этом жестоком мире. Я ему очень благодарен за его советы, которые мне пригодились в будущем. Здесь, ради справедливости, следует особо подчеркнуть, что наши определенные службы, МИД России, Комитет по правам человека и многие другие организации, знали о моем не простом положении и в силу своих возможностей пытались мне помочь. Консул Российской Федерации на Украине Иван Заворин присутствовал на всех судебных заседаниях, активно выступал в мою защиту, помогал материально, неоднократно приезжал на свидания, чтобы как-то морально поддержать меня. На ум приходили слова из песни: «Родина слышит, Родина знает». В общем, весь процесс надо мной был под постоянным контролем и приятно сознавать, что меня не забыли, и что шла негласная борьба за своего гражданина. В итоге, усилиями всех названных наших структур, меня по этапу направили в одну из самых либеральных, относительно гуманных колоний, если этот термин можно применить для тюремной системы.
Повторюсь, это стоит того, но этап, на самом деле, - это один из самых тяжелых периодов в жизни любого заключенного. Перевозка проводилась вначале в автозаках до вокзала, далее поездом. Заключенных набивали в машину. В купе вагона по 10 человек, не то что полежать, посидеть нет места. Едут сутками, практически стоя. И, что удивительно, маршрут проложен странно. Например, группу зэков нужно отправить в Черкассы (200 км от Киева), то маршрут пролегает через Одессу или Львов. Непонятна логика- или это какой - то дебилизм, или это делают для того, чтобы помучить людей. И наконец, намучившись в дороге, еле волоча ноги, я прибыл в Черкасскую колонию общего режима № 62. Прибыли мы ночью. Прием в колонии начался с проверки по списку, затем тщательный обыск, «шмон» по-тюремному. Отбирают заточки, мобильные телефоны, наркоту и спиртное. В три часа ночи всех привели в барак, для прохождения двухнедельного карантина. В бараке произошла удивительная процедура. Представьте себе: три часа ночи, нас ожидает группа блатных зэков и угощают, заранее приготовленной жареной картошкой с курицей, сигаретами и кофе (помните протухшую баланду в СИЗО). Предлагают мобильные телефоны (в тюрьмах это запрещено), чтобы позвонить родным. Всем объявляют, что мы все теперь братья и нужно жить по криминальным законам и помогать друг другу, своим «братанам» и ни в коем случае не сотрудничать с администрацией колонии, что в этом мире осуждается и наказывается жестоко. После такой встречи, мне стало понятно, что происходит процедура приобщения к миру криминала, своеобразное втягивание и вербовка.
После двухнедельного карантина, всех новобранцев ведут на комиссию, где каждого, в индивидуальной беседе опрашивают, кто ты такой, за что сидишь и почему. Мое появление на комиссии и беседа со мной вызвала удивление у ее членов. Они понимали одно, что я не криминальный субъект, не их контингент, да вдобавок, бывший офицер, человек преклонного возраста, да и приговор слишком суров – 12 лет. У всех в глазах читался вопрос: «Как он сюда залетел»? Ни вор, ни убийца, ни наркоман, тогда кто – непонятно. Дело в том, что обычные заключенные прибывают в колонию с личным делом, в котором есть полный приговор суда. А у меня не было ничего, а отсюда и такая неясность. На комиссии ко мне отнеслись настороженно и, наверное, с сочувствием.   В конце концов, меня определили в первый отряд (хоз. обслуга) и назначили заведовать библиотекой. Я вспоминаю случай своего первого появления в бараке. Меня встретила группа приблатненных активистов первого отряда и пригласили в отдельную комнату на беседу. Я догадывался о чем пойдет разговор (кто такой, номер статьи и откуда прибыл) и поэтому к этому вызову отнесся спокойно. Мой двухлетний тюремный стаж пребывания в жесточайших условиях Лукъяновского централа и общения с разными категориями зеков придавал уверенность и спокойствие, тем более, что эти активисты были вдвое, втрое моложе меня и меньшим тюремным опытом. Да и статьи у них были небольшие (наркотики, кража, хулиганство). Знал я еще и то, что рецидивистов в хоз. обслугу не определяют. Распределение же меня в хоз.отряд случай исключительный, вызванный содействием моих влиятельных российских друзей. Я постоянно был в зоне их внимания и они помогали, как могли. Активисты хотели выяснить, что это за "птица" появилась в их бараке и что от меня ждать. Кроме общих слухов обо мне, другого они ничего не знали. Известно им было лишь то, что я "супертяж". Так на тюремном жаргоне называется заключенный осужденный по статье на большие сроки (больше десяти лет). А такие сроки за уголовные шалости просто так не дают. В общем в такой обстановке я предстал перед пытливым взором этих приблатненных молодых активистов. Хочу пояснить читателю, что я не строил из себя тюремного "бугра", а просто давал понять этим юношам, что со мной надо вести себя поаккуратнее, без приблатненного налета и я не позволю сесть себе на шею, в отличие от некоторых обитателей барака. В итоге беседа была очень короткой и активисты разошлись в недоумении. Я понимал и другое, что проверки меня на лояльность к криминальному миру и "подходы" ждут меня впереди. И случай не заставил себя долго ждать. Иду я как - то по бараку и вижу за мной пристроились пара зеков. Приблизившись ко мне и панибратски похлопывая меня по плечу, наматывая по-блатному брелок на палец, вызывающе обратились ко мне: "Слышь дед, давай сигарету"! Здесь необходимо пояснение. Все заключенные, по тюремным законам подразделяются на три категории- "порядочные, непорядочные и петухи". Порядочные это те зеки которые категорически отказываются от любого сотрудничества с администрацией тюрьмы. Непорядочные, это те зеки которые размещены в первом бараке (хоз.обслуга ) и какой-то степени соприкасаются с администрацией, работая на разных должностях. «Петухи», это самая низшая категория, привлекаемые всеми на самые унизительные, грязные и тяжелые работы. Поскольку после распределения меня направили в первый отряд, то я попал в категорию непорядочных и все обитатели нашего барака находились в таком же положении непорядочных. И эти двое подошедших ко мне относились к этой категории. Задача этой пары была "разбазарить" меня, спровоцировать на конфликт, образно по-военному говоря разведка "боем". Я понимал, что в таком случае надо ответить жестко, хлестко, аккуратно, никого не обижая. И я обращаясь к ним ответил: "Мои юные друзья, братаны, во-первых, я не дед, а прадед и зовут меня Николаевич. Во-вторых, сигареты я даю только порядочным зекам и убогим. И вы в эту категорию не входите». Далее добавил я – вы же из первого отряда братаны и относитесь к непорядочным. Так в чем дело мои юные друзья? Они внимательно слушали и снова обращаясь ко мне с вызовом заявили: "Так, что ты оскорбляешь нас, мы что убогие? За "базар" отвечать надо"!!! Грозно выдавили они. Нет-ответил я,- вы особо не волнуйтесь, для особо одаренных напоминаю, что вы не убогие братаны. Убогие это те, кто забыты богом. Это зеки из дет. домов, сироты, это те кого никто не "подогревает" и они на голодном пайке. И в третьих, друзья мои, если еще будут вопросы, то в письменном виде в трех экземплярах, подходите отвечу. За этой сценой внимательно наблюдало пол-барака. Все ждали, чем же все закончится. Провокация не удалась и разочарованные приблатненные молча удалились. Конечно, я их аккуратно унизил, но не оскорбил. Просто слегка сбил спесь. На самом, я всегда делился и сигаретами, и продуктами с людьми, не имеющими подпитки с воли и оказавшимися по глупости в непростой жизненной ситуации. Мне было очень жаль их. Впоследствии отношение ко мне изменилось, я адаптировался к среде и ко мне относились уважительно. Вспоминается трогательный случай, когда, усилиями моих вызволителей, мне объявили о переводе в лечебницу. По бараку пронесся слух, что Николаевича увозят в больницу. Кто-то быстро свернул кулек из газетной бумаги и каждый зек нашего барака отсыпал по ложке сахара мне в дорогу. Сахар, тогда из-за карантина на посылки, был в большом дефиците. Это было очень трогательно и действительно по-братски. Человеческие проблески в тюрьмах тоже случаются.
О библиотеке стоит сказать особо. Представляет она собой две комнаты в другом от барака здании, что позволяет свободно передвигаться по зоне. В хранилище размещено около десяти тысяч экземпляров книг на русском и украинском языках. Главная моя задача вести учет библиотечного фонда и выдавать книги. Читателей на самом деле немного, из шестисот обитателей колонии, едва наберется хотя-бы с десяток человек, которые что – то читают. Остальные обитатели живут в совершенно другом мире интересов, главное уколоться, напиться и забыться. В ходе общения с людьми, с удивлением узнал, что среди этой публики имеются субъекты, которые не знают алфавита вообще, не говоря о каком –то чтении книг. Такой род моей работы в библиотеке меня вполне устраивал. Я целыми днями одиноко просиживал в своей комнате, читал и перечитывал классиков, вспоминал всю свою жизнь, писал мемуары.
На этой должности я продержался всего две недели. Спецслужбы                в Киеве, узнав о моем назначении, возмутились и воскликнули: «Вы, что там с ума посходили, ведь он очень опасный преступник, убрать его с этой должности. За ним глаз да глаз нужен». Об этом я узнал от одного офицера, с которым я близко сошёлся. Он отрицательно относился к событиям на Украине, гос. перевороту и симпатизировал России, ко мне относился с сочувствием и пониманием. Вскоре, его стараниями, меня назначили в церковь старостой. Церковь находилась на территории колонии. Моя задача- в выходные дни открывать помещение, впускать верующих и после службы закрывать храм. Свободы было меньше, ибо в обычные дни я находился в бараке, а в субботу и воскресение я был занят в церкви. Но и здесь, по той же причине, я продержался недолго и меня снова сняли с должности. Этот офицер успокоил меня и предложил другой вариант. Поскольку он заведовал средней общеобразовательной школой в зоне, то предложил мне, чтобы я не прозябал в бараке, а приходил в школу, якобы на занятия и проводил там время. В школе был компьютерный класс, телевизор со спутниковой антенной. Утром я, обычно, приходил в школу, крутился там весь день, с жадностью смотрел программы О. Скабеевой с Е. Поповым (60 мин) и В. Соловьева (Воскресный вечер). Подобное времяпрепровождение было для меня своеобразной отдушиной, окном в Россию. Это было значительно лучше, чем болтаться в бараке. В этой школе имелся интернет, который, правда не имел выход в социальные сети, но руководство, лояльное к России и ко мне, по - секрету, сообщило мне пароль и настроило мне скайп для общения с родственниками. Подобные вещи, для обычных заключенных были исключены. Таким образом, я получал информацию о событиях происходящих в России и о том, что происходит по делу моего освобождения. В отношения меня новости были обнадёживающими, хотя носили общий и не конкретный характер. Даже была информация, что за мной, в начале февраля, уже приезжали наши люди, с целью вытащить меня, но из-за вмешательства СБУ, у них что-то не получилось. И мои влиятельные друзья начали действовать так, чтобы быть вне поля зрения СБУ. А это на самом деле не так просто. Через месяц после прибытия в колонию, меня навестили две женщины, которые представились, как уполномоченные по правам человека из Киева. Эта забота выглядела немного странной, но это был признак того, что мои друзья начали действовать. Уполномоченных интересовал вопрос, получаю ли я какую-либо медицинскую помощь. Я ответил, что не получаю, поскольку в колонии нет условий. Тюремный медпункт представляет собой грязное, убогое и жалкое зрелище. На следующий день эти представительницы, убедившись в правдивости моих слов и пораженные увиденным, быстро ретировались, обещая во всем разобраться и помочь. Здесь следует заметить, что приезд этих женщин ко мне состоялся не просто так, из-за гуманных соображений, а благодаря усилиям наших людей и давлению из России, которые в силу своих возможностей, оказывали влияние на украинскую сторону. Особую благодарность хочу выразить уполномоченной по правам человека в России Т. Москальковой, своей родной сестре Татьяне, однокашнику по БВОКУ Сергею Гольцу, которые своей активностью и неутомимой энергией помогали моему освобождению, переживали за меня. Хочеться сказать о роли самых близких мне людей- жены и сына. Для них этот этап моей жизни, пока я томился в застенках, был самым тяжелым периодом. Лариса и Владислав, находясь во враждебной, всем русским людям среде на Украине, в обстановке жесточайшего национализма и ненависти к России, официально ничего не смогли сделать. От них отвернулись все организации и даже соседи, знавшие нашу семью 30 лет. Задача жены и сына заключалась в том, чтобы поддержать меня, хотя бы материально (передача продуктов) и морально на редких свиданиях, да и то только после окончания следствия. Два раза в неделю, отстояв много часовые очереди, жена притаскивала в тюрьму тяжеленные сумки, для передачи мне, отчетливо понимая, что без этого мне просто не выжить. И даже эти передачи «половинили». Видя это жена обычно, обращаясь к приемщикам, говорила: «Это Вам, а остальное передайте мужу». Глаза приемщиков теплели и часть продуктов доходило и до меня. О тюремной прокисшей и тухлой баланде вспоминать не хочется. Если ею питаться, то заболеешь. Если отказываться от пищи, то можно умереть с голоду. В СИЗО много больных, ежемесячно, регулярно вывозят покойников. Еще проблема была и в том, что Лариса проживала на свою нищенскую украинскую пенсию, на наши российские деньги это 3000 рублей. Мою военную российскую пенсию ей не выплачивали. Российские чиновники мотивировали тем, что пенсию должен получать сам хозяин, не понимая, что хозяина, то есть меня в России реально нет (нахожусь в тюрьме). Никакая доверенность, никакая информация от российского посольства на Украине наших чиновников не убеждала. Сын был на постоянной связи с российским консулом, с уполномоченной по правам человека, но это мало помогало. Жена изредка, когда была возможность, приходила на свидания. Так и прожили они этих долгих и непростых 3 года в нужде и ожидании чуда. Снова вернемся к событиям в колонии.
В марте месяце 2019 года, ко мне зачастили сотрудники службы безопасности Украины. Вначале из Черкасс, потом из самого Киева. Разговор, в основном, шел о моем желании или не желании возвратиться в Россию. Обещали «золотые» горы. Они, все - таки еще не потеряли надежду уговорить меня. Пытались склонить меня к тому, чтобы я официально перед СМИ Украины сделал официальное заявление о моих связях со спец. службами России, но они так ничего и не добились. Потом начались звонки из Киева, от уполномоченной по правам человека на Украине Л. Денисовой. В общем, какие-то события происходили вокруг меня, но я не совсем понимал их смысл. Активность со стороны различных служб, организаций и людей Украины меня удивляла и настораживала. Л. Денисова вдруг, ни с того ни с сего, стала активно интересоваться моим здоровьем и отношением ко мне администрации колонии. Внимание и такая, вдруг, лояльность сбивала с толку и не давала возможности собраться с мыслями. Позднее я уже понял, что за кулисами событий, проходила напряженная работа по моему освобождению. В конце апреля, меня в очередной раз вызвали в оперативную часть (служба внутренней безопасности колонии), где меня ожидал незнакомый мужчина, который предложил написать президенту Украины, Зеленскому, прошение о помиловании и обращение к президенту России Путину, с просьбой помочь мне вырваться из застенков тюрьмы и вернуться на Родину. Беседовал он со мной по- доброму и с состраданием, чувствовалось, что он не из Украины. У меня в голове крутился вопрос, если этот человек наш, из России, то каким образом его допустили ко мне на встречу. Вероятно, подумал я, это наш глубоко законспирированный товарищ, имеющий документы и мощное прикрытие, позволяющее ему посещать закрытые учреждения. В конце встречи, он вызвал офицера колонии, чтобы тот сфотографировал меня с этим незнакомцем. Скорее всего, Москва хотела воочию убедиться в моем не простом положении и знать из первых уст, что происходит.
В конце апреля, перед пасхой, в зоне прошли обыски. Администрация, обычно, перед праздниками проводит такие мероприятия с целью изъять из тайников спиртное и наркотики. На этот раз улов, как считало руководство, был неплохим, рейд оказался удачным. Найдено и изъято было около ста литров самогонки и десять килограммов наркотического зелья. Но администрация ошиблась. Нашли они не все, а лишь половину спрятанного. На пасху основная часть колонии, особенно блатные, были пьяны в «стельку» и обколоты наркотой. Администрация была в ярости. Группы офицеров отправили в рейд по баракам, наводить порядок. Заключенные встретили эту затею, в буквальном смысле, в штыки. В одном из бараков, заточками тяжело ранили двух офицеров, одному проткнули печень, второму селезенку. Обоих увезли в реанимацию. Остальные сотрудники разбежались. В колонии начался бунт, заключенные отказывались выходить из бараков и принимать пищу. В то время об этом шумел весь интернет. Администрация оказалась бессильной что-либо сделать. На следующее утро, им в помощь, из Киева прибыл большой отряд вооруженного спецназа в масках. И начался, как здесь говорят, грандиозный «шухер». Эти «опричники», врываясь в бараки, дубинками и прикладами оружия, били всех кто попадался на их пути. Цель была сломать и запугать. Выгнав всех из бараков, устроили большой шмон (обыск). С окон вылетало все: личные вещи, содержание тумбочек, туалетные принадлежности и продукты, полученные через передачи от родственников. У меня и это особенно жалко, улетели все мои, присланные сыном, не дешевые лекарства, которые мне были крайне необходимы. Хотя это было не просто в этих условиях бунта, но я все же нашел способ сообщить об этом сыну, чтобы он прислал лекарства. Но, к сожалению, в условиях бунта передача посылок запрещена. Тогда он позвонил уполномоченной по правам человека на Украине и объяснил ситуацию. Буквально на следующий день меня вызвали в оперативную часть к телефону. Звонила Л. Денисова, которая сообщила, что поскольку в колонии нет возможности оказывать мне медицинскую помощь и получать лекарства, меня будут переводить в городскую больницу. Ее звонок, вероятно, был вызван чьим-то давлением из вне. Позднее я понял, что наши люди воспользовавшись сложившейся ситуацией, решили меня для начала вырвать из зоны в городскую больницу. Хочу заметить, что вывоз заключенного за зону случай не простой. Вначале создается выездная вахта (охрана из пяти офицеров), которая по согласованию с пеницитарной службой из Киева отдается приказом, выделяется специальный транспорт.
Через пару дней, охрана, надев на меня наручники, повезла меня в Черкассы, в больницу. Эта лечебница считается одной из лучших на Украине. Эта лечебница (частный онкологический центр), на самом деле, произвела не плохое впечатление, и по оборудованию, и по бытовым условиям. Разместили меня в одноместной, чистой палате, правда с решетками на окнах. В палате была установлена видео камера, имевшая постоянную связь с мониторами из Киева. Наблюдение за обстановкой велось круглосуточно. Если я, по каким-либо причинам (выход в душ, туалет, отсутствую на процедурах) не появляюсь на экранах мониторов, то сразу же раздавался звонок из Киева. Охране задавался вопрос о моем местонахождении. Ежедневно, ночью кто-нибудь из руководства колонии обязательно проверяет несение дежурства офицерами, оставляя отметку в журнале. Отдыхал я обычно, пристегнутый одной рукой, на кровати. Утром, после завтрака, меня, в наручниках, водили по процедурным кабинетам. Пациенты, сидящие в коридорах и ожидающие вызова к врачу, с удивлением и страхом наблюдали как ведут страшного преступника в сопровождении такой многочисленной, вооруженной охраны. В их глазах читался вопрос: «Кто же это такой и что же он натворил?» Я как-то не выдержал, наклонился и тихо сказал одному из сидящих в коридоре: «Людоед, я брат, людоед»! Этот человек, вздрогнув, отпрянул от меня. Обращаясь к охране, заметил; «Ребята, я не против сопровождения, но зачем вы здесь цирк устраиваете, пугая людей. Не демонстрируйте свое оружие, не ходите строем и прикройте мои наручники хотя бы полотенцем».               
Обследование и лечение проводилось тщательно и качественно. Отношение врачей удивительно теплое и внимательное, словно кто-то их тщательно проинструктировал или щедро проплатил. Хотя пребывание в лечебнице, лечение и питание платное, но я нигде не платил ни копейки. Может кто-то платил другой, мне неизвестно. Я смутно понимал, что меня к чему-то готовят, словно невесту на выданье. Это можно сравнить с водителем, собравшимся выставить на продажу свой автомобиль. Он его заранее пропылесосит и вымоет, доведет до товарного вида. Вероятно, что российская сторона выдвинула именно такие условия и украинская сторона их неукоснительно, и это удивительно, выполняла.
Охрана в палате была организована следующим образом: два человека в коридоре у двери, трое в палате, один из них сидел на стуле возле моей кровати, остальные двое отдыхают на соседней кровати. Ну а я, как обычно, пристегнутый наручниками, лежал на своем месте.
В один из дней, 27 мая 2019 года, в коридоре начался какой-то непонятный шум. Послышались громкие голоса охраны: «Вы не имеете права, мы никого не пустим, к палате не подходить, иначе откроем огонь на поражение». Прибывшие посетители за дверью спокойно предложили не устраивать скандал и вызвать руководство колонии. Голоса стихли. Буквально, минут через 15, прибыл начальник, получивший срочное сообщение охраны по телефону о том, что происходит попытка несанкционированного проникновения на охраняемый объект. Открылась входная дверь. В палату вошел встревоженный начальник колонии-высокий грузный мужчина с группой офицеров и двое незнакомцев в гражданской одежде, которые представились: один из них, как представитель ООН по правам военнопленных, второй – депутат Верховной Рады Украины. Увидев меня, прикованного к кровати, они обращаясь к начальнику, заявили: «Что здесь происходит? Вы, что здесь с ума сошли? Больного, старого человека пристегнули к кровати. В палате пять охранников, на окнах решетки. У Вас осталось что-то человеческое»? Начальник, опустив голову, словно провинившийся ученик, пытался что-то сбивчиво бормотать про инструкции и законы. Немедленно снимите наручники, - резко и жестко заявил один из незнакомцев. Охрана, удивленная происходящим, покорно исполнила его требования. А я не мог понять что же происходит. Эти, неожиданно появившиеся посетители, подошли ко мне и мы обнялись. Один из них, назвавшись Борисом и наклонившись ко мне, быстро прошептал: «На день рождения (10 июня) вы уже будете дома, в России». На самом деле в России я появился даже раньше, 30 мая 2019 г. Эти гости, войдя в палату, буквально втащили в палату кучу подарков: два пластиковых ведра с фруктами и ягодами, пакеты с деликатесами. Старший среди них - Борис, обращаясь к начальнику колонии, сказал: «Не делайте удивленное лицо. Мы оставляем Вячеславу Николаевичу мобильный телефон, для связи с нами. Напоминаю Вам, что по всем международным законам, заключенные имеют право на телефонные звонки». И обращаясь ко мне заметил, - обращайтесь, если будут проблемы. Борис произвел приятное впечатление. Это был крепкосложенный, красивый мужчина, с умными глазами, решительным взглядом и властным голосом. Пробыв в палате еще минут тридцать и сфотографировав меня, они уехали. Позже я узнал, что из Киева они прибыли на вертолете. Такой напор и срочность  прибытия необычным транспортом этих визитеров аж из самого Киева, произвела определенное впечатление на руководство колонии.  На лицах оставшихся офицеров колонии читалась молчаливая сцена из одноименной пьесы Н. Гоголя «Ревизор»: «К нам приехал ревизор»! Читателю, вероятно, бросилось в глаза немного странноватое поведение администрации колонии и украинских чиновников. Здесь требуется пояснение. Дело в том, что гипертрофированное стремление Украины присоединиться к благополучной Европе породило в душах и сознании украинцев раболепское, подобострастное отношение к европейским чиновникам. Сотрудники всех властных украинских структур, желая понравиться европейцам, бесприкословно следуют указаниям, рекомендациям и советам западных «друзей». Горький опыт назначения иностранцев на высокие правительственные посты (американки- министерство экономики, министерство здравоохранения, грузины- МВД, поляк- министерство железных дорог) их ничему не научил. Эти иностранные назначенцы, набив карманы и разрушив подведомственные им отрасли, благополучно слиняли. В моем случае, в процессе  освобождения, были задействованы сотрудники международных структур (комитет ООН, комитет по правам человека в Европе и др) и поэтому отношение к ним было соответствующее.
На второй день к вечеру 28 мая, вдруг в палату входит начальник колонии с группой офицеров и, обращаясь ко мне, объявляет: «Вячеслав Николаевич, срочно. Сегодня, указом президента Украины, Вы помилованы, все обвинения сняты. С этого момента, мы просто обязаны исполнить это решение немедленно и Вас отпустить. С этого момента Вы свободны, а офицерам охраны убыть к месту своей службы, в колонию, - добавил он. В палате воцарилась звенящая тишина, все офицеры охраны молча собрались и тут же уехали. Я остался один, был в каком-то оцепенении, все произошло так стремительно, что радоваться уже не было сил. Наступило чувство полного опустошения. Даже в своих планах, мечтах и фантазиях я и представить себе не мог, что такое может произойти. На самом деле никакого указа президента не было, о чем официально, впоследствии, заявила администрация президента Украины. Просто в России нашлись не равнодушные, добрые люди которые заплатили за мою свободу, а остальное было лишь вопросом техники исполнения. Оставшись один в палате, я не мог сообразить. что делать и что предпринять: «Позвонить сыну в Киев, чтобы он приехал на машине и забрал меня, но был уже вечер. Ехать ему одному за 200 километров в ночь, не совсем удобно». Решил, переночевать в палате и дождаться утра следующего дня. Но, к моему удивлению, в десять вечера в палате вдруг с загадочным видом появился уполномоченный по правам человека на Украине по Черкасской области. Поскольку я уже был освобожден, то цель его прихода была мне непонятна.  Я объяснил ему, что решил здесь переночевать, а утром позвоню сыну и он приедет за мной. Выслушав меня, он сказал, что звонить никому не нужно, приедут люди и заберут меня. Появление Вас в Киеве небезопасно, - загадочно заметил он. Через некоторое время, вдруг раздался телефонный звонок, на проводе прозвучал бодрый голос того счастливого незнакомца, который сообщил мне в палате о моем будущем освобождении, это звонил Борис. Он сообщил мне, что через час приедет человек по имени Роман, который меня заберет и отвезет в Киев. В гранд-отеле «Хаят» для нас забронирован номер, все оплачено.  Никому, кроме него не доверяйте и ни с кем никуда не уезжайте из лечебницы. Обстановка вокруг Вас не простая, будьте осторожны и помните имя нашего человека Роман, - добавил Борис. Несколько слов о Романе. Это наш русский человек – сотрудник одной международной организации, проживающий в Париже и прибывший оттуда, чтобы, в компании с другими, вытащить меня. Почему из Парижа, мне до сих пор непонятно. Вероятно, операция проводилась таким образом, чтобы русского следа, среди освобождающих меня людей, не было вообще. Задействованы якобы совершенно другие люди, не связанные с Россией. Поэтому появление этих высокопоставленных людей из разных стран не вызвало никаких подозрений СБУ. Я тогда понял, что все мероприятия по моему освобождению нашими людьми проводились таким образом, чтобы не попасть, как в прошлый раз, в поле зрение специальных служб Украины и националистических элементов, которые, могли бы помешать проведению этой спец. операции. И это в принципе, нашим ребятам, удалось сделать успешно. Вечер, мы с уполномоченным терпеливо сидим в палате, ждем. Впереди неизвестность. В полночь нам в палату постучала дежурная медсестра и сообщила, что какие –то незнакомые люди спрашивают нас. Мы вышли на улицу. На выходе нас встретили высокие крепкие ребята, в наколках,  и строго спросили: «Кто из вас Высоцкий»? Увидев этих странных гостей, похожих на уголовников и словно опасаясь чего -то уполномоченный, схватив меня за руку, быстро потащил обратно в здание, скороговоркой добавив, - это не за нами, срочно уходим. Повернувшись, мы направились в свою палату. Буквально через минуту, мы услышали голос: «Вячеслав Николаевич, постойте, я тот самый Роман», и я увидел бегущего от микроавтобуса к нам человека, который сообщил, что он от Бориса и прибыл, чтобы забрать меня. Небольшая заминка произошла из-за того, что эти крепкие ребята, как потом выяснилось вполне нормальные люди, обеспечивающие мою безопасность, вышли из машины раньше Романа и пошли, вначале изучить обстановку и найти меня в лечебнице. В общем все разрешилось благополучно и я, забрав свои пожитки, стал устраиваться в микроавтобусе, не понимая еще, а что же будет дальше. Упомянутый уполномоченный из Черкасс с нами не ехал и обращаясь ко мне, попросил, чтобы я позвонил в Киев его начальнице Л. Денисовой. Я, удивленно спросил его: «Уважаемый, сейчас ночь, удобно ли сейчас звонить незнакомой женщине». Она ждет именно Вашего звонка и волнуется, звоните, так надо - ответил он, протягивая свой телефон. Взяв трубку, я сообщил Л. Денисовой, что у меня все нормально и я уже освобожден. Приветствуя ее и рассыпавшись в любезностях, искренне поблагодарил ее за помощь в моем деле. Хочу заметить, что Л. Денисова, конечно, сыграла какую – то определенную, положительную роль в моем деле, но совсем не основную. За кулисами этих событий действовали совершенно другие люди, но тем не менее я и ей был благодарен.
С трудом разместившись в микроавтобусе (нас было шесть пассажиров), в ночь тронулись в путь, на Киев. Во время движения, отслеживая ситуацию на маршруте, неоднократно звонил Борис и интересовался обстановкой. Образно говоря держал руку на пульсе событий. На маршруте, в определенных местах, находились группы подстраховки, которые имели связь с Борисом и докладывали ему о прохождении нами определенных населенных пунктов. По манере ведения авто и скорости движения, я понял, что за рулем сидел мастер, профессионал. Скорость движения была далеко за сто. В районе трех часов ночи, наконец – то, мы прибыли в пяти звездный гранд-отель «Хаят». Ночной Киев нас встретил шелестом и запахом цветущих каштанов, тихим теплым майским дождем. Звенящая тишина завораживала. Стояла глубокая ночь, вероятно и это было не спроста, и тоже рассчитано. Размещение в гостинице проходило не совсем обычно. Поскольку мой не совсем презентабельный вид (был в тюремной одежде), для того класса гранд – отеля, вызывал бы вопросы, сопровождающий меня Роман, оставив меня у входа в отель, сам отправился к стойке администратора за ключами в наш номер. Получив ключи и подав мне сигнал, что путь свободен (администратор, выдав ключи, отправился отдыхать, ведь стояла ночь), мы поднялись на двенадцатый этаж и вошли в отведённые для нас апартаменты. Пробыв длительное время в спартанских условиях мрачной и сырой камеры тюрьмы, роскошные апартаменты гранд-отеля производили незабываемое впечатление, порождали иллюзорность и нереальность происходящего, похожие на хорошие сновидения. Жизнь не так уж и плоха вновь подумалось мне, вспоминая темные казематы, унижения и угрюмые лица тюремных «опричников». Действительно, шикарный номер для нас был заказан, охрана разместилась в соседнем номере, но два человека, чтобы исключить любые действия со стороны украинских спец.служб, круглосуточно дежурили возле наших дверей, в коридоре. Прибыв в номер, Роман выкладывая все привезенные им из Парижа деликатесы и французский коньяк, гостеприимно накрыл богатый стол. После волнений последних дней, несколько рюмок хорошего коньяка и вкусный ужин пришлись кстати. Все тревоги и тяжелые воспоминания последних трех лет нехотя уплывали в сторону. До конца я еще не совсем осознавал, что уже нахожусь на свободе. Роман сразу же доложил Борису, что мы прибыли на место, все тихо и нормально.
Наследующее утро, в нашем номере появился мой загадочный спаситель Борис и объяснил дальнейший порядок наших действий. Все было предусмотрено до мелочей. Через час пришла незнакомая женщина-стилист, сняв с меня все мерки и составив списки необходимой одежды, тихо удалилась. Ближе к обеду, она появилась с кульками и пакетами. Привезла все, начиная с расчески и носового платка, заканчивая брендовой одеждой и обувью. Все это было вызвано тем, что я был в тюремной одежде и мое нахождение, именно в таком виде, в гранд-отеле «Хаят» вызывало бы вопросы у сотрудников и окружающих, а это недопустимо. Да и в Москве, перед встречающими, я должен предстать в надлежащем виде. Мне было очень неловко за такое внимание, ведь все стоило не малых денег, но мне заметили, что так надо. Почти в это же время к нам в номер, особо не афишируя, доставили всю нашу семью: жену, сына с невесткой, внучку с мужем вместе с правнуком, который родился уже без меня. Радости не было предела. Долгожданная встреча была трогательной, со слезами на глазах. Побыв часа три со мной, к вечеру они вынуждены уехать одни, понимая, что мое появление на нашей киевской квартире было нежелательно. Расставание с родными было не менее волнительным, хотя все понимали непростую ситуацию вокруг. Жена и сын понятия еще не имели что же со мной будет происходить дальше. Позже мне объяснили, что безопасность прежде всего и меня необходимо доставить в Москву целым и невредимым. Следующий целый день, в выжидании сигнала от Бориса, мы с Романом провели в номере и лишь к вечеру появился мой спаситель и со всеми предосторожностями, по проверенному и подготовленному маршруту вместе с охраной убыли в аэропорт, где нас с уже ждал частный самолет. Дорога в аэропорт «Борисполь», что в двадцати километрах от Киева, мне показалась необычной. Подъехав к зданию аэропорта, наш микроавтобус вдруг резко развернувшись, помчался снова в город, где мы свернули в уже другой аэропорт. Этот аэропорт «Жуляны» находился практически в черте города, на его окраине. Эти странные маневры меня несколько озадачили и мне подумалось: «Неужели появились какие – то проблемы и все срывается»? Подробности этих странных маневров прояснились позднее. В этом аэропорту пассажиров практически не было, залы ожидания пустовали. У стойки регистрации, со скучающим видом, сидели пограничники и таможенники. Меня удивило отношение украинских сотрудников (таможни, пограничников) ко мне и к Борису. Никаких процедурных проволочек (проверка документов и досмотр вещей) не было. Пригласили нас в «греческий» зал. В зале приемов был накрыт обильный стол. Предлагали перед дорогой подкрепиться. Все указания Бориса выполнялись быстро и беспрекословно. Создавалось впечатление, что именно он, находясь в чужой, враждебной стране, почему- то выглядит хозяином положения. Много позднее Борис рассказывал мне, что именно в это время нас всех планировали арестовать. Группы захвата СБУ и в одном аэропорту и в другом находились в готовности номер один. Опасность он почувствовал сразу же по прибытию в аэропорт. Операция была на грани срыва. Только его тонкое чутье, самообладание и своевременный звонок очень влиятельному «другу» спас нас от провала операции. Через некоторое время появилась симпатичная девушка, вероятно, сотрудница аэропорта, которая обращаясь к Борису, уважительно сказала: «Борт готов». Закончив трапезу и пользуясь темнотой, не привлекая к себе особого внимания, через служебный выход мы вышли из здания аэропорта и направились к самолету. Самолетом, в полном смысле этого слова, назвать сложно, ибо это был маленький четырехместный самолетик марки «PILATUS», швейцарского производства.  После взлета ребята предложили тост за удачное окончание операции и за мягкую посадку. Я обратил внимание, что наш самолетик летит на низкой высоте. Мне объяснили, что это необходимо. В этом случае местные средства ПВО (радары) не способны обнаружить наш легко моторный самолет, цель малоразмерную и низколетящую. Это была своеобразная подстраховка. Вы, вероятно, помните, как западно – германский парень Руст, незаметно пройдя сквозь советские системы ПВО, нагло приземлился в самом центре Москвы, вблизи Красной Площади. Это был грандиозный скандал, тогда многие наши военные начальники, в том числе министр обороны, лишились своих должностей.  Прежде, чем приземлиться в Москве, наш самолет совершил промежуточную посадку на   аэродроме одной дружественной страны, где нас ожидала уже другая группа подстраховки. Полет над российской территорией проходил уже на нормальной высоте, в пределах 3000 м. В итоге, поздно вечером 30 мая 2019 года мы, наконец то, приземлились в Москве. Так закончилось мое долгое и не простое возвращение на Родину, в Россию. Через день были трогательные встречи с руководством, объятья и теплые слова. В моем освобождении было задействовано много людей, которым я очень благодарен за их блестяще выполненную ювелирную работу. Очень тронут действиями руководства, которое приняло не простое политическое решение освободить гражданина своего государства любой ценой. Принцип своих не бросаем сработал.
В Россию я то был доставлен целым и невредимым, но, как говорится прибыл «Ни кола, ни двора», да еще без всяких документов. Приговор суда предусматривал полную конфискацию всего личного имущества. Жена еще оставалась в Киеве. Понимая эту нестандартную ситуацию, добрые люди и здесь не оставили меня в беде, окружили заботой и вниманием. Необходимо же было вписаться, врасти и войти в жизнь современной России. Опеку надо мной взял Алексей Евгеньевич, специалист хорошо понимающий психологию человека, вернувшегося из заключения. Он, как профессионал, тонко чувствовал создавшуюся обстановку, осознавая, что я был в отрыве от Родины почти 30 лет. В итоге, без всяких бюрократических проволочек я получил все необходимые документы, пенсию, которую длительное время не давали моей жене и главное жилье (отремонтированную квартиру с мебелью и необходимым оборудованием). Если бы не это, то нашим чиновникам было бы трудно объяснить, кто я такой, откуда взялся и где пропадал. Слава богу, что все это позади, жизнь продолжается, главное жить. Правда, иногда, удручает мысль: «А, сколько осталось? Ведь столько времени потеряно зря». С возрастом, когда тебе за 70, уже приходит понимание, что на сцене жизни ты уже не актер, а только скромный зритель. 
                ЭПИЛОГ
Лишь спустя две недели, в середине июня, после того, как я вырвался на свободу и прибыл в Россию, я с удивлением узнал, что в средствах массовой информации Украины, в интернете, на телевидении поднялся шум об исчезновении заключённого Высоцкого. Мы их переиграли и украинская служба безопасности наконец-то проснулась, но было уже поздно. Неоднократно (дважды-15июня и 16 июля) представители спецслужбы Украины приезжали в Черкасскую колонию и выясняли куда я исчез, опрашивали зеков, хорошо знавших меня. Интересовались с кем я общался, что говорил и что я вообще за человек. Об этом я узнал позже из телефонного звонка от близких мне людей из колонии.
Подробности закулисной борьбы за мое освобождение я не знаю, но это не так важно, главное, что меня вырвали из застенков и я на свободе. Мне только известно, что особую роль в моем деле сыграл человек, поставивший последнюю жирную точку в этой истории, это легендарный Борис – крепко сложенный мужчина с добрым и задумчивым взглядом. Это удивительная личность, просто настоящий профессионал своего дела. Лишних слов на ветер он не бросает, за каждым, произнесённым им словом, стоит хорошо организованное дело. Борис выполнил поставленную ему задачу и вырвал меня из неволи. Поразительно, но как я позднее к своему удивлению узнал, этот человек обладает тонкой натурой. Он имеет богатую коллекцию редких бабочек и виртуозно играет на скрипке. Борис, излучая позитивную энергию,  настолько коммуникабелен, что может расположить к себе любого. Если человек талантлив, то он талантлив во многом.  Я горжусь, что у нас есть такие люди, горжусь, что знаком с ним. Ведь именно он, как-то умудрился с кем-то встретиться и решить вопрос о моем освобождении. В условиях тотальной коррупции на Украине и продажности местных чиновников, деньги сыграли главную роль в моем возвращении на Родину. Это просто удивительно и невероятно, фантастика! Основной задачей при проведении этой специальной операции по моему освобождению была скрытность и наши ребята – мои друзья справились с этим блестяще, оставив СБУ с «носом». Подводя итог этой истории и, обращаясь к украинским офицерам спецслужб, хочется им сказать: «Господа, учитесь и учитесь работать, а вообще, поезд ушел и рельсы разобрали, и больше никогда не обижайте российских граждан».
Подводя итоги всего сказанного, хочу заметить, что лично я не считаю себя исключительной личностью и заслуженным человеком, просто Родина, используя все свои возможности, вытащила из беды своего гражданина. Все это порождает чувство гордости за свою страну, державу которая не бросает своих сыновей. Повторюсь, но принцип своих не бросаем сработал четко. Спасибо.
Р.S. Так закончилась моя документальная автобиографическая история «По лабиринтам памяти».