Невезучий рейс

                лето 1980г.

      Прошло два года после того, как я списался с «Айхала». И на этот раз меня отправили в подменном экипаже на танкер «Раума». К вечеру портовые власти оформили документы и судно покинуло порт. Медленно выползая в открытое море из залива Америка, на берегах которого раскинулся город Находка, наша «Раума» отходила от родных берегов. Мы прощались с родным городом, не зная, когда вернёмся сюда вновь. Никто не мог назвать хотя бы ориентировочную дату нашего возвращения. Даже в управлении пароходством не знали. Мы же по старому опыту прикинули – восемь или девять месяцев, не раньше. Никто из нас не лил слёзы и не закатывал истерик из-за долгой разлуки с семьёй. Все знали на что подписывались, подневольных людей среди нас нет. Все выбрали такую участь добровольно. Но окинув взглядом своих коллег, я у всех увидел грусть в глазах. Я их понимаю, в этот момент никуда не хочется: ни в короткий рейс, ни в длинный, ни в Новую Зеландию, ни в Австралию, ни в Сингапур, а хочется назад в Находку, к своей родной семье. Так хочется погулять по родным улочкам и подышать родным воздухом. А Находка с каждым оборотом винта удалялась всё дальше и дальше. Наш курс лежал на Новую Зеландию, а по дороге должны будем подбросить попутный груз во Вьетнам.
     Несколько суток погода нам благоприятствовала. Ровная гладь воды. Яркое тёплое солнышко. Чистое небо над головой, а под ногами вибрирующая от работы машины, лениво раскачивающаяся палуба «Раумы». Экипаж отсыпался на переходе, поэтому наше судно было похоже на сонное царство. Спустя четверо суток на горизонте появился Хайфон. Нас поставили на внутренний рейд, а до города добрых две мили. Смотрю, а по реке к судну гребут джонки. Это местные торговцы спешат к нам со своим товаром. У них самый ходовой товар – водка «Ля Моль», конечно же низкого качества, а ещё ушлые торговцы предлагали нам фарфоровых слоников, вьетнамские конические шляпы, кувшины и прочую мелочь. Мы денег ещё не получили, поэтому они предложили обмен. Увидев, как у наших заблестели глаза, я решил их предупредить.
- Ребята, водку не берите! Они её делают не понятно из какой гадости. Будем в городе, там и купите приличную. А эту дрянь я вам брать не советую.
     Я во Вьетнаме уже бывал не раз, поэтому знаю, о чём говорю. Видать говорил я не убедительно, потому что потекла палёная «Ля Моль» на борт рекой. Особенно ей был рад наш моторист Гера Ёркин, набрал её больше всех. Ну и ладно, моё дело предупредить.
     Ночью «Раума» крепко села на мель. Вода ушла, оголив борт на полтора метра. Хорошо, что мы догадались забор воды перевести на бортовой кингстон, а иначе нахватали бы с водой ила с днищевого кингстона. По приливу еле сползли с мели и поменяли точку. Здесь плохой грунт и якорь ползёт. Приходится машину держать в постоянной готовности и нужно всё время стоять у пульта. В конце концов нас поставили к причалу. По нерасторопности нашего помполита мы так и не сошли на берег. Автобус, который предназначался нам, был перехвачен другим судном для поездки в Ханой. Мы остались без автобуса, а идти в город пешком, в такую даль не рискнули. Я стоял на палубе и наблюдал за женщинами, работающими в порту. Совсем недавно на этом месте шли бои. Война оставила заметный след в быту этих несчастных женщин. Одеты они были мрачно: чёрные брюки и тёмные кофты. Большинство ходили босиком, а некоторые в самодельных тапках из автомобильных покрышек. У всех на головах были конусные шляпы. Северный Вьетнам сильно пострадал во время войны. Южный Вьетнам уже вернулся к цивилизации. Я думал, что здесь тоже всё восстановили.
     На три часа был назначен отход, на борт поднялся лоцман, наше судно медленно выходило из реки и взяло курс на порт Окленд, который находится на Северном острове Новой Зеландии. Впереди нас ждут двадцать суток пути по бескрайнему Тихому океану.

     На вторые сутки перехода у нашего моториста Геры Ёркина поднялась температура. Доктор Лидия Михайловна выдала ему горсть таблеток, Гера проглотил их и залёг в каюте. А на судне жизнь пошла своим чередом. Дожди прекратились и установилась чудесная погода. В свободное время я сидел в кресле на корме и изучал английский. Мы прошли проливы Индонезийского архипелага, оставляя по левому борту остров Палаван и наш форштевень уже бороздил воды моря Сулу. Нещадно жарило солнце, я переместился на бак, в надежде хоть там найти лёгкий ветерок. Ровная гладь голубой с лёгкой зеленью воды раскинулась до самого горизонта, по корме виднелась тёмная полоска острова Палаван. Откуда-то перед форштевнем появилась стая дельфинов. Я облокотился на планширь фальшборта и завороженно наблюдал за дельфинами. Я люблю этих «весёлых ребят» и могу часам смотреть на них. Позже я ушёл с бака и поднялся к Мише, нашему третьему штурману, который в это время нёс вахту.
- К вам можно, Михаил Иосифович?
- Заходите, Валентин Сергеевич, всегда вам рад.
     Миша сел за калькулятор вычислять точку, а я из любопытства полез циркулем по карте. Он провёл на карте три линии, получился маленький треугольник, а затем поставил точку, обведя её в кружочек.
- Мы здесь! – деловито заявил он и бросил на стол карандаш.
     Я предложил устроить творческий перекур. Кондиционер работал на полную мощность, в ходовой рубке стояла приятная прохлада, а мы просто болтали. Как вдруг нас прервал телефонный звонок капитана.
- Михаил Иосифович, посчитайте, пожалуйста, когда мы подойдём к острову Баби?
- Хорошо.
     Миша положил трубку и уставился на меня.
- Ты что-нибудь знаешь об острове Баби?
- Что-то знакомое, где-то слышал.
- Чёрт подери! Где его искать? – выругался Миша.
     Он открыл все карты, по которым будет проходить наш путь, и мы скрупулёзно начали изучать названия всех островов. Пока я водил пальцем по морю Серам, Миша вдруг нашёл нужный нам Баби на другой карте. Я с любопытством полез в его карту. Этот маленький островок лежал на подходе к острову Принц ов Уэльс.
- Да это не остров, а камень, торчащий из воды! – воскликнул Миша и набрал капитана.
- Мы подойдём к Баби пятнадцатого числа в пять утра.
     Пока Миша докладывал о прибытии капитану, я вышагивал циркулем по карте Торресова пролива и делал свои замеры.
- Ну, как сказать, Миша. По моим подсчётам мы придём четырнадцатого в девять утра.
     Я заметил, что остров Баби лежал в двадцати пяти милях от острова Тёрсди, чему я был безгранично рад. Дело в том, что два года назад я уже был на этом острове, и у меня остались хорошие воспоминания о нём. Может удастся побывать там ещё раз. 
     На следующий день на судне начался настоящий переполох. Лидия Михайловна спешно прибиралась в изоляторе. Как только она навела там порядок, туда перевели Геру. На двери появилась устрашающая записка: «Не входить! Контакт с больным категорически запрещён». По пароходу поползли слухи. Кто-то считал, что у него малярия, кто-то говорил, что обычное отравление. А состояние больного ухудшалось с каждой минутой. Доктор падала с ног от усталости. Напряжение среди экипажа нарастало. И наконец, четырнадцатого июля на моей утренней вахте я получил команду «Машину из режима!» А это значит, что мы прибыли на место назначения. Через десять минут закончилась моя вахта, я выскочил на пеленгаторную палубу. «Раума», пыхтя изрядно поношенным двигателем, подходила к острову Баби. Он представлял собой островок не более двухсот квадратных метров, поднявшись из воды метров на пятнадцать. Его отвесные берега обнажали белый камень. Кроме редкой травы здесь не было никакой растительности. Островок был открыт всем ветрам и имел весьма негостеприимный вид. Недалеко от берега одиноко стоял каменный домик, в котором, по всей видимости, давно уже никто не жил. А на крутом утёсе возвышался старый маяк, который, судя по лоции Торресова пролива, давно уже не работал.
     В тихой бухте мы бросили якорь в ожидании доктора. Вскоре я заметил, что к нашему судну летит белоснежный катерок. Оголив блестящее днище, нос катера завис над водой, а мощные винты вспенили за кормой белый буран. На маленькой мачте над рубкой развивался белый флажок с зелёным крестом.
- Едут! – с радостью крикнул я.
            
          Описав широкую дугу вблизи судна, катер погасил скорость и подошёл к борту. По штормтрапу поднялись светловолосый парень на вид лет двадцати пяти и щуплый мужчина с ярко выраженными испанскими чертами лица.
- Это два врача? – поинтересовался я у лоцмана, который стоял возле меня и тоже наблюдал за ними.
- Нет, врач тот, что тёмный, а светлый – агент.
- А-а теперь понятно.
     Вскоре они начали осмотр больного в лазарете. В сумке у врача помимо обычных инструментов оказалась телекамера. Он совал датчик камеры Гере в рот, в нос, в уши, водил перед глазами. На экране телевизора в цветном изображении появлялись то Герины гланды, то огромный глаз, то внутренности, о существовании которых Гера, возможно, и не подозревал. Я тихонько стоял в проходе и в приоткрытую дверь наблюдал за происходящим в лазарете. Я хорошо видел больного и экран телевизора. Постепенно в проходе столпилась половина экипажа.
- Ну что там?
- Тс-с, пока ищут ангину.
     Я как мог успокаивал ребят, боясь, что нас услышат и закроют дверь. Затем доктор попросил снять рубашку. Как только Гера расстегнул все пуговицы, доктор резко отпрянул от него и как закричит.
- Rash typhus!
- Сыпной тиф, этого только нам не хватало! – прошептал кто-то за моей спиной.
     В эту минуту из лазарета выскочил агент. Он был так напуган, казалось, что вот-вот заплачет. На его правой ноге немного сползла гетра, он смотрел на неё и боялся дотронуться до неё руками. Вот так и стоял, слегка нагнувшись и растопырив пальцы.
- Вы, наверное, хотите помыть руки? – вежливо спросил я и показал на дверь своей каюты.
     Агент медленно поднял голову, лицо его перекосилось брезгливой гримасой, и он пулей бросился по проходу к трапу в каюту капитана. До самого отхода катера больше мы его не видели.
     Доктор оказался мужиком не таким нервным. Ведь контакт с больным уже произошёл и, когда прошло первое замешательство, он спокойно продолжил осматривать Геру. А затем и он, в сопровождении старпома, поднялся к капитану.
     Мы некоторое время стояли не шелохнувшись, только слышно было, как всхлипывала наша доктор.
- Михайловна, брось рыдать! – стал успокаивать её Миша. – Может это ошибка, а ты сразу в слёзы.
- Ага, завтра же все австралийские газеты напишут о русском тифозном судне, приврав добрую половину для красочности. Да что же это за невезучий рейс! Меня же замучают потом в пароходстве, как я не разглядела опасную болезнь?
- Да и ладно, не расстреляют же за это!
     Всё внимание парней было приковано к бедному Гере. Через уже закрытую дверь они старались его подбодрить. Даже в этой ситуации ребята не могли без шуток.
- Гера, ты не волнуйся, всё будет хорошо. Тебя австралийцы вышлют на необитаемый остров. Будешь жить в хижине, есть кокосы и бананы и быстро выздоровеешь, - сострил моторист.   
- Нет, Гера, ты останешься на судне, но тебя запрут в ящике и на лопате будут подавать еду, - выдвинул свою версию электрик.
     Плавно весь экипаж переместился в курилку, надеясь, что именно сюда будет поступать свежая информация. Однако закрытая дверь каюты капитана, надёжно хранила тайну. А мы стали выдвигать свои предположения развития событий. Одни считали, что нас вернут домой. Австралия – стерильная страна, и австралийцы вряд ли разрешат войти в их порт тифозному судну. Другие предполагали, что нас арестуют до выяснения обстоятельств. Третьи говорили про карантин. Кто-то вспомнил историю одного английского судна, на борту которого тоже гуляла заразная болезнь. Так его не впускали ни в один порт мира, и в итоге оно пропало без вести. Нашей фантазии не было предела: то нас выгонят и нас ждёт участь английского судна, то мы вернёмся в Находку, то нас выведут под конвоем в Тихий океан и сожгут там, то возможно «Рауму» торпедируют.
     Бедный лоцман закрылся в каюте и сильно горевал, даже от еды отказался. Он ни с кем не разговаривал и, вообще, изолировал себя. А такой весёлый мужик был, пока не узнал о тифе. Мы все обречены. Всех, кто был на борту, ждёт на берегу семидесяти двухдневный карантин с полной изоляцией. В конце концов было принято решение Геру отвезли в больницу на острове Тёрсди, а нас отправить в порт Кэрнс под карантинный арест. Мы с ребятами упаковали Герины вещи в чемодан, Лидия Михайловна помогла ему одеться. Помполит нервно носился по судну и всех поторапливал, хотя торопиться нам уже некуда. Он недолюбливал наш второй подменный экипаж, считая, что нас ему навязали. Он бегал по пароходу с обозлённой физиономией и кричал, что если бы нас не было на борту, то ничего не случилось бы. Впрочем, ему надо было выплеснуть свою злость, и он выплёскивал её на нас, обвиняя во всех грехах. Парням это изрядно надоело, и они, тихонько послав его куда следует, старались не обращать на него внимания. Нас сейчас больше беспокоило состояние Геры. Всё готово и его вывели к трапу. Весь наш подменный экипаж помогал ему: кто-то нёс чемодан, кто-то помог спуститься. Внизу его ждали агент и доктор. Столпившись возле надстройки, мы кричали ему подбадривающие слова. Гера жалобно посмотрел на нас. Катер, вспенив винтами воду, унёс его в полную неизвестность.
               
     Мы молча стояли на палубе, пока не гаркнуло из динамиков: «Боцмана на бак!». Боцман в своих незаменимых комнатных тапочках и торчащей из шорт сорочке, шаркая ногами, побрёл на бак.
- Вира якорь! – услышали мы снова.
     Якорная цепь с протяжным скрежетом поползла в клюз. Чихнул дважды двигатель, выпустив в стерильное австралийское небо чёрный клуб гари, задрожала палуба, «Раума» развернулась носом в пролив между островом и Барьерным рифом, и мы пошли в Кэрнс сдаваться под арест.

     К счастью, история эта закончилась благополучно. Никто из нас не заразился, поэтому, простояв десять дней на рейде, мы двинулись дальше. Правда каждый день нас навещали карантинные власти – два угрюмых парня в глухих белых комбинезонах. Гера отлежался в госпитале на острове Тёрсди и догнал нас в Мельбурне, куда его доставили самолётом. Прилетел он полный впечатлений, но о своей болезни старался не говорить. Однако всех нас терзал вопрос, как он заразился, ведь на берег во Вьетнаме мы не сходили? Я напомнил ребятам про палёную «Ля Моль», которую он наменял у вьетнамцев.
- А ведь я вас предупреждал! Послушались бы старого моряка, измученного нарзаном.

     Впереди нас ждали семь суток перехода до Новой Зеландии, в первый порт погрузки Окленд.