Подарок Другу

   
   Для тех, кто каким-то образом и, однозначно, случайно забрел на этот текст, убедительно прошу, не читайте, здесь нет ничего интересного, ведь это, действительно, всего лишь запоздалый подарок одному другу. И понятно это будет лишь ему. Если же желание спускаться ниже этой строчки не отпало, то знакомьтесь, это мое второе, так сказать, «детище» («Выбор» отнюдь не первое, как и не третье). Немного специфическое творение, но, если привыкнуть, может и получится дочитать. Мне, несмотря на то, что изучено оно было несколько раз, перечитаны не раз некоторые его главы, чтобы подобрать название, долго ничего не приходило на ум на этот счет. Многое в повторно прочитанном (затрудняюсь дать конкретное определение тому, что это было и потому исключаю подходящее существительное) меня зацепило, многое выглядело знакомым, как и большинство персонажей. В некоторых из них частично признаю характеристики себя и даже близких мне людей. Были сомнения в сделанном выборе названия, у меня имелось только два варианта и оба совершенно неподходящие. Изначально было рассчитано написать своеобразный дневник, адресованный очень близкому другу, а получилось в итоге некое подобие книги. Потому-то, в конце концов, и было принято решение объединить оба в одно длинное:
               
              «Дневник бездарных мыслей или сценарий к книге».
                28-29.09.2015.
                Представляю тебе на ознакомление, друг.
…все написанное здесь, в этой немаленькой тетрадочке, начиная с первой страницы и кончая (наверное, лучше прозвучало бы «заканчивая», но уже поздно) последней, скорее можно отнести к сценарию дешевого комикса, рисовать который все никак не берутся ленивые, а еще не очень умелые руки. Да что там руки, вон даже паста  и та сопротивляется, объявив мне бойкот своего рода скоропостижным суицидом.
       Обилие непонятных незаконченных и недосказанных диалогов может смутить, и потому просьба, не воспринимать все буквально. Просто считай, что это был некий скрытый мега тайный смысл, который тебе не удалось уловить.
   Первым делом возник вопрос: «Какое название всему этому дать?». У меня пока версий нет только потому, что слишком много всего в голове, а все и сразу в коротенькое название не впихнешь. Вот и говорю тебе честно, что не знаю ответа на свой же вопрос. Думаю, что, может быть, ты мне подскажешь, друг мой зеленоглазый и веснушчатый, а главное, филологический. Главам-то кое-как да поярче названия выдумаю (и насчет «поярче» – исправь, ежели неправильно написано сие наречие). Что ж, приступим.

       Часть первая: «Ренис».

                …и вот уже в который раз начать жизнь с чистого листа.

         Глава первая: «Мне не нравится это имя».

        - Ты все свои вещи собрала? – прозвучало из кухни так громко, что голос, довольно-таки приятный на слух, будто прозвенел по всем уголкам дома, отдаваясь эхом и неизбежно настигая ту, к кому это обращалось.
        - Да, - было в ответ, а за ним еле слышно потянулось, - мне и собирать-то нечего.
      Говорили двое: женщина на вид лет сорока-сорока пяти и девушка в возрасте двадцати лет, может чуть больше, может чуть меньше, так сразу и не скажешь. Порой они перекрикивались из комнат большого, освобождаемого ими, дома, что возвышался в два этажа, выделяясь из всего ряда одноэтажных простых домов этой длинной и главной улицы района. Их фразы были скупы, всего лишь вопрос, требующий ответа, и, естественно, сам ответ. И судя по всему, собирались они в спешке, быстро-быстро упаковывая и укладывая все необходимое по небольшим коробкам. Необходимого было немного: все в итоге планировали уместить в багажнике их автомобиля. Ни женщина, ни девушка, встречаясь у открытого багажника со своей ношей, не смотрели друг на друга. Они старательно избегали ненужных взглядов и разговоров так, будто были в чем-то виноваты друг перед другом.
     Кто они друг другу? Может, мать и дочь?
     Вполне возможно.
     А, может, просто жили вместе? Снимали жилье напополам? Жили вдвоем, сделав странный выбор? Тоже подходит. В наше-то время кричащих людей о своей оригинальности, независимости и праве выбора на каждом свободном углу, даже не ново. Но сейчас не об этом.
    Вернувшись вновь в свою комнату, девушка сгребла с полки книжки (их было немного, впрочем, больше чем ее футболок, а этого тряпья у нее всегда в умеренных количествах – меньше, чем дней в неделе) и, подровняв эту стопку в руках, уложила на самый верх забитой последней коробки, сказав под нос:
           - Идеально, - криво улыбнулась, подхватила коробку на руки и, толкнув дверь ногой, вышла. Прощально оглядывать временное жилище и любовно с росинкой слезы в уголках глаз окидывать родные стены взглядом она не стала. Таких у нее было слишком много. Растолкав все в багажнике и аккуратно втиснув в образовавшееся пространство свою коробку, девушка прошла и села в машину. Обернулась, проверяя, хорошо ли расположилась на задних сидениях зачехленная гитара. Вполне себе удовлетворившись увиденным, уселась удобнее на месте.
       «И снова переезд, и снова я тому виной. Как и всегда – все из-за меня, - глубоко вдыхая, девушка запрокинула голову и закрыла глаза. – Ну почему мне так тяжело поладить с людьми? Почему, а? Почему я не могу уступать?! Ха! И я еще спрашиваю! Я же прекрасно знаю почему…», - так мысль за мыслью, вопрос за вопросом уводили ее глубоко в себя, открывая в голове двери в зал заседаний ее совести, гордости, здравому смыслу вместе с воспоминаниями из далекого прошлого и вперемешку с прочими беспокоящими моментами из ее насыщенной жизни. Заседания эти были нередки и повторялись с надоедливой постоянностью – стоило только ей оказаться наедине с собой и в тишине.
        Раздался глухой стук захлопнувшейся дверцы багажника, девушка, вздрогнув, открыла глаза. Она почти уснула, дожидаясь женщины, что никак не заканчивала свою возню и беготню по дому. Женщина (или мама?) села за руль, мельком взглянув на девушку и уловив в ее выражении лица что-то ей одной известное, сказала:
         - Ну, вот и все, - и вытянула руки перед собой, плавно опустив их на руль.
    Девушка вопросительно приподняла бровь.
         - Ключи сдала соседям, хозяйка в курсе, - добавила как бы между прочим женщина и повернула ключ в зажигании. Машина медленно съехала задом на дорогу. Бывшие квартирантки теперь в последний раз смотрели на стоящий перед ними дом. – Хорошее было место. Жаль, что все вот так вот… - осеклась женщина и вдавила в пол педаль газа.
    Девушка неопределенно кивнула, больше для вида, и снова закрыла глаза.
     Когда машина выехала на оживленную трассу и от звуков, мимо пролетающих на высокой скорости, машин уже было не скрыться, девушка открыла глаза. Повертела головой, разминая шею и разглядывая сменившийся пейзаж с частных построек на старенькие высотки, а затем и вовсе на песчаные пустоши с редкими островками зелени и прочей растительности у трассы.
       - Куда мы теперь? – безучастно спросила она после долгого и осмысленного молчания.
       - А я разве не говорила? – в тот же миг оживилась женщина (да она только этого и ждала!), и девушка нахмурилась, силясь вспомнить, что она ей говорила и говорила ли вообще, а если и говорила, то почему это прошло мимо ее ушей и сознания бесследно, ни обо что не зацепившись.
      - Не хмурься, - строго произнесла женщина и подумала про себя. – «Так ты чересчур напоминаешь мне своего отца».
      - Так ты скажешь или нет?
      - Мы направляемся в один очень красивый и тихий городок, что находится в шести часах езды отсюда. Я ведь вчера тебе рассказывала куда, как, и что. Вечно эта твоя невнимательность! А сидела-то с таким выразительным лицом, мол, внемлю всему, что слышу и…
       - Не зуди. Я просто отвлеклась, - грубо оборвала девушка.
       - На что?
       - На свои мысли.
       «Да она издевается!», - подумала возмущенно женщина и сказала:
       - Как маленькая девочка!
       - Вот именно, что нет! – резко и со злобой в голосе ответила девушка, гневно продолжая про себя. – «Где же ты была, когда я была той маленькой девочкой?!».
       По правому боку промчалась, сигналя, требуя уступить дорогу, машина. Обе отвлеклись, провожая глазами обогнавший их автомобиль, отчего и нависла в их машине продолжительная тишина. Нет, конечно, гул мотора, шипение радио и прочие звуки снаружи были слышны. Тишина была другого плана – та, другая и особенная тишина, что наступает, когда двоим необходимо что-то сказать, но ни один из этих двух не знает, что именно следует сказать.
       - Прости. – Заговорила девушка первой и подумала. – «Нет. Я должна была сказать: «Прости, мама».
        Значит, все-таки мать и дочь? Или показалось?
       - Все в порядке. – Женщина переключила скорость и взяла влево. Теперь их автомобиль мчался по широкой четырехполосной трассе. Они покидали город.  – Знаешь, Рахима, - тихо произнесла женщина. – В этот раз я купила скромный, маленький домик в одном спокойном районе. Но ты не переживай, в двадцати минутах езды на местном автобусе есть университет. Правда, он связан с медициной, но ты не подумай, что это будет для тебя сложно. Я читала отзывы…и…ну-у…вообще-то…Я уже устроила тебя туда.
     «Бедная, так волнуется. Переживает за то, как я отнесусь к этому. Неужели я настолько сурова?», - подумала Рахима, отринула злобу, заставила себя улыбнуться и сказала:
      - Вот почему тебя неделю не было. Ты все это время устраивала все для нас и меня лично?
     - Да.
     - Сложная ты. Любишь заранее лишний раз посуетиться, лишь бы только в нужный момент все было идеально. В точности как я. – «А про мое мнение спросить забыла. Ты бы поинтересовалась, хочу ли я там жить и учиться!», - сердито закончила про себя девушка.
     - Это что сейчас было? Урок скрытых комплиментов от Рахимы? – рассмеялась женщина.
     Девушка натянуто улыбнулась и спросила:
     - Но почему ты купила дом? – Ее собеседница пожала плечами в ответ. – Ты же понимаешь, что дело не только в нас, а…
     - В тех, кто нас ищет, - печально вздохнув, закончила та.
     - Смысл в этом есть? – Рахима повернулась и уставилась в лицо женщине, внимательно следившей за дорогой. Водитель должен быть внимательным. А как иначе.
     - Хочу, чтобы был, - не отрывая глаз от дороги, сказала женщина. – Хочу, чтобы мы жили нормально. Как семья.
     - Но это невозможно! Нас никогда не оставят в покое. Мы объездим целый мир, каждый час и минуту мысленно хороня друг друга. Мы нигде и никогда не сможем жить без страха, что нас сегодня-завтра найдут. Что еще мне сказать? А, а еще – нас найдут. И очень скоро. И мы никогда не сможем жить как нормальная семья. Тем более что мы уже давно не семья.
     - Не говори так, Рахима.
     - Хорошо, - девушка отвернулась в окно, рассматривая мелькающие деревья, одиноко стоящие вдоль дороги. Выдохнула, усмиряя внутренние жаркие протесты. – Кто я на этот раз?
     - Что?! – Не поняла сути вопроса женщина.
     - Имя. Как меня будут звать?
     - А, ты об этом. Документов пока на руках не имею, но имена я уже знаю. У тебя очень интересное имя.
     - Ну, какое, говори уже.
     - Тебя зовут Ренис.
     В машине воцарилось молчание. Даже шипение радио на секунду показалось угрожающим.
      - Отвратно. В прошлый раз было получше.
      - Как по мне, так вполне себе утонченное имя. Навевает мысль об эдакой куртуазной французской певице, выступающей на редких вечерах в каком-нибудь знаменитом театре.
      - Отвратительное имя, - еще грубее прежнего произнесла девушка.
      «Подумаешь! Мне вот твое имя никогда не нравилось. Что это еще за «Рахима»? Звучит грубо и некрасиво, даже отвратно. Как можно было дать такое имя дочери?», - думала женщина, подыскивая про себя, достойный и сдержанный ответ. 
       Все-таки не мать и дочь, да?
       - А ты не будь такой придирчивой, - мягко сказала она, снова повернув с дороги влево.
      - Не мог бы он прежде, чем выбирать мне имя, проконсультироваться со мной? Мне же с этим именем жить! – вспылила Рахима.
     - Он не сам лично этим занимается.
     - Все время забываю, что все через третьи лица. Ладно, прощу это и понадеюсь, что на фото буду похожа. На себя. Хоть немного.
     - Скоро увидим.
     - Где он нас будет ждать?
     - Говорил про заправку недалеко от вокзала. Там и сменим машину. Получим паспорта и…
     - И, как обычно: «Прощай, пока вновь не пригодишься!», - перебила ее девушка.
     - Рахима, - с укором позвала женщина.
     - Разве не правда? Так и получается. Мы же просто пользуемся им.
     - Это не так. Мэвил – лучший друг твоего отца, для которого он, бесспорно, многое сделал. Но еще больше Мэвил сделал для тебя. И это так же бесспорно.
      - Не припоминаю за ним ничего такого. Впрочем, как и его самого.
      - Не ври, что забыла, - женщина принялась нервно барабанить пальцами.
      Это заметила девушка и немного сдержаннее и спокойнее сказала:
      - Я помню события, но не людей. Особенно это касается того, что произошло очень-очень давно. Я помню каждое движение человека в точности так, будто это происходит сейчас, но при этом, не помню этих людей. Вижу их как фигуры, тела, но не лица. Я не вижу лица. Я не помню эти лица. Это плохо? – задалась в конце она вопросом, с искренним испугом и тревогой на лице, как у ребенка, увидевшего монстра под своей кроватью. Она повернулась к женщине на мгновение и тут же отвернулась.
      - Не думаю, что это плохо. Скорее всего, это как какой-то твой внутренний психологический барьер, своеобразный защитный механизм. Ты забыла то, что тебя больше всего напугало. Наверное. Я, знаешь ли, в этом не знаток. Это больше по части Мэвила, уж он-то в этом шарит. Ты должна его помнить, ну же, напрягись.
      - Нет, - вздохнула Рахима. – Не помню.
      - Совсем ничего?
      - Никаких зацепок. В голове нет никаких ассоциаций, связанных с этим именем.
      - Ладно. Вспомнишь, когда увидишь.
      - Нет уж, уволь. Я буду спать. Решай свои дела с ним сама.
      - Но Рахима!
      - Нет.
      - Он всегда спрашивает о тебе…
      - Нет.
      - Рахима, пожалуйста, - взмолилась женщина. – Тебе трудно выйти, поздороваться, спросить как у него дела?
      - И не проси. Нет, нет, нет, нет и лично для тебя еще раз нет!
        Женщина, обидевшись, замолкла.
        «Ну и что. На меня этим не воздействуешь!», - думала девушка, продолжив считать глазами редкие и одинокие деревья за окном.
        «Ты все равно выйдешь, - рассуждала в свою очередь женщина, - нам ведь пересаживаться в другую машину. А там уже ты и сама заговоришь. Я-то тебя знаю».
       - Спать-то как хочется. – Пробубнила Рахима, потирая глаза тыльной стороной ладони и буквально вдавливая их. Женщина продолжала молчать, искоса поглядывая на девушку, которая, часто моргая, вдруг начала подушечками пальцев надавливать на виски. Ее явно мучила головная боль.
         «Что это с ней?», - не понимая, всматривалась женщина. Рахима ненадолго закрыла глаза и запрокинула голову. – «Неужели и впрямь спать собралась? Ну и ладно». – Та, что была за рулем, сосредоточилась на дороге.
      - Черт с ним, с этим именем, - не открывая глаз, неожиданно заговорила девушка. – Не в первый раз. Пора бы уже мне привыкать.
      - Ты все никак не можешь забыть об этом?
      - Да. Вот уж такая я. Ты лучше скажи, как будут теперь звать тебя? Давай, колись, - Рахима посмотрела с легкой ухмылкой.
      - Эллисабэт.
      - О, это как Елизавета по-русски что ли?
       И, кстати, да, разговор ведется на чистом русском, объясню позже.
      - Нет, нет. Не так! Не Элизабет, а Эллисабэт. Пишется и читается немного иначе. Я имею в виду…
      - Да поняла я, поняла. И как же мне тебя звать на людях? Эллиса? Элли? Бэт? Элис? – Затараторила Рахима.
      - Не поясничай. И да, не легче ли звать просто «мама»? – Сурово и с легкой обидой в голосе заметила женщина.
      - Молчу, молчу. – Девушка принялась беспощадно тереть лоб, чередуя это легким массированием пальцами левой руки виска. Участилось дыхание, было слышно, как она громко вдыхает и выдыхает через нос.
     - Опять боли?
     - Никак не проходит.
     - С чего бы это? – с фальшивым равнодушием спросила женщина.
     - Не спала всю ночь. Я не могла уснуть, может поэт…
     - Наушники из ушей чаще вынимай и будет тебе крепкий и здоровый сон.
     - Могла бы и пожалеть.
     - А я и жалею. Даже таблетку предложить думала, но зная, что ты возьмешь у меня всю упаковку и демонстративно бросишь в окно, передумала.
     - Давай уже сюда.
     - О-о? – удивилась женщина. – Все настолько плохо? Почему сразу не сказала мне? – Она принялась правой рукой шарить в бардачке, не забывая поглядывать на дорогу.
     - Я не знаю, - запоздало выдавила из себя Рахима, теперь уже пальцами обеих рук надавливая на виски со всей силой. Будто это могло помочь.
    - О чем на сей раз переживала этой ночью? – Женщина нашла и протянула заветную пластинку с капсулами.
    - Думала о переезде и переживала. Места себе не находила.
    - И это ты-то?
    - Да, представь себе, не находила. Не очень-то приятно знать, что я не могу нам позволить спокойно жить, - Рахима резко оборвалась, так как занялась судорожным раскручиванием крышки бутылочки с водой, которую достала из сумочки женщины, покоившейся у той на коленях.
    - Не стоит тебе так себя накручивать, - заботливо произнесла женщина. – В этот раз дело вовсе не в твоем конфликтном поведении. Что бы ты там не натворила, мы бы все равно не остались.
    - Значит, нас все-таки выследили? Поэтому такая срочность?
    - Нет, это скорее как профилактика: спрятаться и замести следы прежде, чем нас вычислят.
    «Что-то она темнит», - подумала Рахима и, поднося бутылку ко рту, чтобы запить капсулу, спросила:
    - Дело не только в этом, да? Ну, договаривай.
   Предварительно улыбнувшись, женщина сказала:
    - Я уже рассказывала тебе о красивом и тихом месте, на которое наткнулась, возвращаясь от Мэвила?
    Рахима подавилась водой. Кое-как по-быстрому прокашлявшись, направила осуждающий взгляд на нее:
    - И только-то?! Мы в панике и в спешке съезжали только потому, что тебе приглянулся дом черте где?!
    - А чего завелась-то? Если тебе так там нравилось, сказала бы, что хочешь остаться. Откуда мне знать, что тебя устраивает, что тебе по душе? Ты же мне ничего не говоришь.
    - По-моему, это ты сейчас завелась, а не я, - снова запрокинула голову, прикрыв глаза, Рахима. – И, вообще, ни черта мне там не нравилось! Единственное место, где я хотела остаться и говорила тебе об этом, было… - она, склонив голову набок к окну, открыла глаза. – Сама знаешь.
    - Ни одна мать не оставит своего ребенка в таком месте, - женщина тяжело выдохнула, - где он постоянно подвергается побоям.
     «А мать ли ты?», - большим усилием заставила произнести это про себя Рахима, сказав вслух:
     - Всему виной то дурацкое имя.
     - Не надо все валить на имена. Тем более что у тебя, что не имя – то дурацкое, - женщина запустила руку в бардачок и что-то нащупывала. Нашла. Это была пачка сигарет.
     - Ты же обещала мне больше не курить! – крикнула девушка, с яростью выхватила из рук пачку, спустила стекло и со злостью швырнула из окна.
     - Прости, - прошептала женщина.
    Рахима молча начала тереть лоб.
     - Дрянь эти твои таблетки! Никакого эффекта. Только в сон еще сильнее потянуло. А-а-а-а-а! – Завыла девушка, склонилась к коленкам и через несколько секунд выпрямилась. – Сколько нам еще ехать?
    - Часов пять, не меньше.
    - Прекрасно. Я могу вздремнуть.
    - Что?!
    Девушка уже протискивалась между сидений назад, откуда пропихнула гитару вперед на свое место. Пристегнула ее ремнем и сказала:
    - Представь, что это я. Можешь говорить с ней о чем угодно. Уж она-то выслушает в молчании и без споров.
       Затем она улеглась, подобрав ноги и согнув их в коленях, конечно же, сначала скинув обувь. Женщина глянула на соседку – зачехленную гитару и громко сказала:
    - Да уж. В ней и милосердия побольше будет.
    Рахима бы с ней поспорила, но она этого уже не слышала. Спала. Отключилась, как только улеглась на заднем сидении. Даже видела сны. Те самые, от которых раньше просыпалась с криком и находила сидящим у кровати обеспокоенного отца.
   «Надо же. Столько времени прошло, а она все никак не простит мне, что я не оставила ее в том колледже. Или это была школа?! Впрочем, простить не может мне она не только это. Но, почему ты так сильно хотела остаться там, а, Рахима? Может, там наконец-таки появились друзья? Сомнительное предположение. Будь у тебя хоть один друг, и действительно друг, он бы заступился за тебя, когда тебя коллективно избивали. Подумать только! И она еще хотела там остаться!? После такого?». – Женщина потянулась к бардачку, но вспомнив, что пачка сигарет отправлена в полет Рахимой, одернула руку.
       Она поправила рукой зеркало, наклонив слегка так, чтобы лучше было видно девушку. Посмотрела.
       «Вроде не дергается. И не скулит как умирающий щенок. Дышит ровно. Это хорошо. И у нас тоже все будет хорошо», - взгляд устремился на дорогу. Женщина, нахмурившись, о чем-то вспоминала. И воспоминания были не из приятных.
       Ее звали Аманда, пока что. Выглядела она более чем хорошо, ну, может, чуть-чуть выдавали морщинки, но и это позволяло предположить, что ей около пятидесяти лет, не больше. На данный момент безработная, однако, всегда в стремлении найти работу. Даже когда таковая уже имеется. Что касается конкретно внешности – то была яркая блондинка, не крашеная, а от природы. Волосы густые, прямые и чуть ниже плеч. Высокая и статная, с хорошей фигурой, достойной топ-модели. Белая гладкая кожа, красивые черты лица, как отдельно взятые, так и в целом: ровный прямой аккуратненький носик, маленькие, но пухлые губы типичным бантиком, темно-голубые большие выразительные глаза и тонкие светлые, и потому незаметные брови, из-за которых лоб казался выше, чем он есть. Все бы ничего, если бы не эти, предательски выдающие возраст, складочки у губ и морщинки вокруг глаз. Но, правда, такие незначительные, что даже в ситуации, когда представители противоположного пола, увидев и возжелав познакомиться, стремительно подошли бы к ней, а не к стоящей рядом ее дочери. Что, наверняка, не раз и бывало (предыдущее предложение вышло каким-то неправильным…надо бы пользоваться черновиком, надо бы, но лень).
      В общем, вполне себе привлекательная женщина, путешествующая из города в город, пытаясь наладить отношения с дочерью (если, конечно, она и в самом деле ее дочь), параллельно с этим стараясь скрыться от некоторых не очень-то хороших людей (об этом значительно позже) и, как они об этом и говорили, начать новую жизнь.
      Аманда взяла правее на развилке, съехав на практически пустынный участок дороги, что позволяло ей набрать достаточно высокую скорость, чем она и воспользовалась не раздумывая. Она снова глянула в зеркало на умиротворенно спящую девушку. Почему-то в голове возникла отчаянно отгоняемая картина прошлых лет – их острых разбирательств, что долго не давали покоя и лишали спокойствия и сна. Аманда сейчас сосредоточенно смотрела на дорогу и видела перед собой Рахиму, обстриженную, с подбитым глазом, опухшим лицом, которая с нескрываемой ненавистью огрызается и спорит. Спорит, желая остаться в этом городе, в этой школе, в этой квартире, в которой они и находились.
     - Я сама со всем разберусь!! – Почти кричит на нее Рахима.
     - Разберешься?! Ты?! Разберешься? В чем ты собираешься разбираться и с кем?! – Вышла из себя Аманда (кстати, ее тогда звали Миранда), так же переходя на крик. – И не надейся, ты поедешь со мной!!
     - Нет! Я останусь и сама со всем справлюсь! А ты не лезь в мою жизнь, я…
     - И ты говоришь мне, не лезь? – В ярости перебила Миранда. – Ты себя видела?! А свое лицо? Да ты же готова рыдать от обиды! Ради этого ты хочешь здесь остаться, да? Чтобы вдоволь наплакаться?! Я этого не позволю и так не оставлю. Живо собирай вещи!
      Но та и не пошевельнулась, лишь по лицу побежали слезы, которые она так долго всеми силами сдерживала. Женщина резко отвернулась, ринулась к шкафу, выгребать ее скудный гардероб, уже жалея о том, что только что сказала.
     - Ты, - захлебывающимся голосом начала Рахима. – Ты…где ты была столько лет, когда я ждала тебя. Где ты была тогда, когда была так нужна мне? Когда я спрашивала о тебе, когда звала среди ночи? Где? Где была ты?! – тут же сделав прерывистый вдох, торопливо продолжила. – Ты, которая бросила нас, меня… - здесь, на этом слове она заикнулась, и было непонятно, что именно она сказала. – И как ты смеешь мне такое говорить? Да! Я буду плакать. И буду плакать одна! Как и всегда.
    У Миранды, стоявшей к ней спиной, опустились руки, а вместе с ними выпало к ногам все, что она в них держала. Она медленно повернулась к застывшей позади нее девушке, которая беззвучно всхлипывала и подергивала плечами, периодически вздрагивая всем телом. Миранда бросилась к ней, крепко обняла, приговаривая:
     - Прости меня. Прости. Пожалуйста, прости…
     - Я хочу остаться.
     - Не могу я тебя оставить. Дело не только в тебе, ты же знаешь…
     - Нас опять выследили? – отрешенно спросила Рахима.
     Миранда, скорчив гримасу боли и отчаяния, кивнула. Но правда ли это? Скорее всего, да.
     - Дай мне хотя бы три дня, - заикаясь, просила девушка. – Пожалуйста. Я же прошу.
    Миранда взглянула ей в глаза, силясь понять, что же так держит ее здесь или кто? Будто можно это узнать одним лишь настойчивым заглядыванием в глаза. Она не могла знать, что один человек все-таки есть. Но вовсе не из-за него одного она так сильно хотела остаться, а из-за всепоглощающего желания покалечить всех тех, что били ее. Всех тех, кто так жестоко над ней подшутил. Всех. В том числе и его. Увы, этого Рахима не сделала. Почему? Ведь вполне на это была способна. По крайней мере, так считала она сама. Не сделала только потому, что мать вовремя забрала ее. Миранда о ее планах не подозревала, не знала и по сей день (уже являясь Амандой), что именно приключилось с ее дочерью.
     Вздохнув, женщина вырвалась из воспоминаний, посмотрела на дорогу, затем повернула голову к гитаре, взглянула на нее как на потенциального собеседника, собираясь заговорить с ней.
    - Ты тоже не веришь, что у нас все будет хорошо? Ну да, ты же ее гитара. И, как и она, не веришь во все положительное.
    - … (неодушевленный предмет, с которым она говорила, убедительно молчал)
    - А я вот верю в наше светлое будущее. Верю, что у нас все получится. Пусть, первое время будет невыносимо тяжело, но нам-то не впервой.
    - …
    - Она справится. И друзья у нее появятся, - Миранда взглянула через зеркало на Рахиму, - много-много! И все как один будут хорошие, верные.
    - … - гитара одобрительно помалкивала в ответ. А что ей еще оставалось?
    Миранда снова посмотрела на пристегнутый музыкальный инструмент и как-то мгновенно погрустнела.
    - Чего это я? – Шепнула она себе. – С ума что ли схожу?! Черт, эта фраза и вовсе Рахимина. Кстати о Рахиме, надеюсь, она проснется раньше, чем я прибуду к вокзалу.
     Весь оставшийся путь она провела в угрюмом молчании, копошась на задворках своих тяжелых воспоминаний, изредка поглядывая на спящую девушку.
     Недалеко…нет! Относительно мчащейся по трассе машины Миранды, очень даже далеко, ну, в общем-то, не важно. У закрытого кафе за вокзалом, нервно покуривая одну за другой, бродил вокруг автомобиля мужчина средних лет. Средних – тоже как-то относительно, как и это расстояние до автомобиля вынужденных путешественниц. Выглядел он довольно-таки взрослым: длинные по самые плечи волнистые волосы с проседью, той же, грубо говоря, расцветки усы, плюс недельная небритость на лице, добавляющая баллов к значению слова «старик». Глаза он прятал за черными очками, которые никак не шли к его образу, так как одет он был и вовсе несвойственно – эти широкие и сильно потертые джинсы, по которым трудно было даже предположить, какого же цвета они когда-то были. В джинсы была заправлена выцветшая футболка, поверх футболки накинута облезлая куртка, вся поцарапанная и неприятная взору. Такая куртка больше подошла бы какому-нибудь пьянчуге-байкеру, отбившемуся от своего прайда и потерявшего своего механического коня. Весь этот бомжеватый вид казался нарочно придуманным, и это так – образ был им насильно создан. Интересно, для чего?
      Сам мужчина был невысокого роста, но крепкого телосложения, что проглядывалось, несмотря на намеренно ссутулившуюся фигуру и придуманное амплуа старика. На первый взгляд ему можно было дать лет под пятьдесят девять – шестьдесят. Но, если его привести в порядок, кто знает, насколько моложе окажется эта шифрующаяся личность.
     Мужчина небрежно бросил окурок в переполненную урну и достал еще одну сигарету. Мимо редко-редко проходили люди, и когда они с ним равнялись,  он отворачивался, будто не хотел, чтобы его узнали, а сам через очки разглядывал каждого встречного, особенно встречного женского пола. Но нет, не подумай, что он заядлый извращенец и маньяк. Он просто искал глазами тех, кого так долго ждал.
     Да, да. Это и есть тот самый Мэвил.
     Видимо, устав наворачивать круги вокруг машины, он с легкостью взобрался и уселся на капоте. В отличие от него, автомобиль блистал своей чистотой и новизной, словно только-только сошел с конвейера. Наверное, если бы у этой машины была душа (или разум, что лучше?), то она билась бы в истерике, крича, чтобы этот бродяга немедленно убрал свой бомжеватый зад в протертых, чуть ли не до дыр, джинсах. И все-таки хорошо, что механизмы, созданные человеком, не наделены ни душой, ни разумом. Пусть так и останутся. Бездушными.
     Немного слов о Мэвиле: как было сказано ранее Амандой, он был лучшим другом отца Рахимы. И был влюблен в жену своего друга. Полюбил сразу, как только увидел – когда пришел в гости поздравить новоиспеченных молодоженов. Так сказать, любовь с первого томного взгляда.
     - Такого не бывает! – Воскликнешь ты.
     «Еще как бывает, бабушка!», - любил поговаривать один неизвестный мне человек.
     Понимая, что это ни к чему хорошему не приведет, и что он ничего не может с собой поделать, Мэвил выбыл из жизни друга. Считал, что лучше ему не видеть ни друга, ни его жены, сводившей с ума своей красотой. Был и пропал. Просто взял и исчез.
     Где он был? Где скитался? Как жил и почему пропал, отец Рахимы так и не смог позже выпытать. Мэвил же надеялся, что чувства угаснут. Но надеялся зря. Догадывалась ли жена друга? А друг? Возможно. И возможно, оба и сразу.
      Как бы Мэвил не старался уйти от всего, избегая встреч и общения с семьей друга и другом, разорвать связи ему не удалось. Беда, которая вскоре постигла семью Рахимы, вынудила Мэвила вернуться к лучшему другу. Смирившись, он продолжал сохнуть по матери Рахимы, пряча глаза от друга. Не мог он в них смотреть, не мог.
     «Полюбить жену лучшего друга, что может быть хуже…», - думал все время он, но если б только это! Когда он впервые увидел дочь столь любимой им женщины, Мэвил почему-то возненавидел этого ребенка. Почему? Этого он не мог объяснить себе сам, как не бился в поисках толковых разъяснений. И в итоге, как бы он не презирал этого ребенка, в конце концов, он остался тем единственным человеком, на чьи плечи легли заботы об этой девочке – теперь уже взрослой девушке с кучей комплексов и пунктиков, теряющих свою неповторимость на фоне психической травмы детства. На протяжении скольких лет он уже нянчится с ней? Считать было лень.
     Мэвил поймал себя на мысли, что с трепетом и нетерпением ждет момента, когда уже перед ним появится Рахима, которую он ненавидел больше, чем кого-либо в своей жизни. Ребенком он видел ее всего несколько раз. Потом был промежуток его опеки до подросткового возраста девочки. Затем долгий-долгий период его собственных пряток ради спасения своей жизни, в котором связь с остатками семьи друга была сведена на нет. И вот сейчас должна состояться их первая встреча, наконец-то он увидит повзрослевшую Рахиму.
      Мужчина сидел, улыбаясь своим переживаниям, и тому, как он по-юношески волнуется в предвкушении встречи. «Почему же мне так хочется и не терпится ее увидеть?», - спрашивал он себя и давал себе же огромное множество вариантов ответа. Но не было среди них ни одного подходящего. Мэвил, склонившись к коленям, обхватил голову руками и провел ими по волосам, сжимая голову так же, как это недавно делала Рахима. Выпрямившись, он откинулся назад на руках, и, вскинув голову, принялся рассматривать редкие тучки на небе.
   Надо же, какая милая картина. Эталон неряшливости наслаждается чистым голубым небом.
       Машина, не сбавляя скорости, мчалась по трассе. Аманда, нервно покусывая правый уголок нижней губы, нет-нет поглядывала на безмятежно спящую девушку. Их путь близился к условленному месту встречи с Мэвилом, что и заставляло Аманду нервничать. Главным образом ее бесило то, что Рахима, как и обещала, уснула.
       - Дорогая моя, я, конечно, рада, что ты забылась сном спящей красавицы, но пора бы просыпаться, - громко и с явным недовольством в голосе сказала женщина.
      Никакой ответной реакции не последовало.
       - Рахи-и-има-а-а! – Еще громче позвала она.
      В ответ тишина.
      «Странно. Обычно у нее чуткий сон. Неужели это таблетки так на нее подействовали?», - опять закусила она губу и подняла глаза на зеркало заднего вида. – «И что же мне теперь делать?», - вздохнув, сказала вслух:
        - Доеду, растормошу. Еще немного осталось.
       Уже на подъезде к вокзалу она, припарковавшись на обочине, кое-как пролезла между сидениями, застряв всей нижней частью тела, протянула руки и начала трясти девушку:
         - Рахима! Рахима! Если это твоя очередная злая шутка, то это не смешно! Просыпайся же!
        Девушка и не шевельнулась. Аманда испуганно прислушалась: «Дыхание ровное, на вдохе грудь вздымается. Ну, хотя бы жива. И на том спасибо!», - женщина вернулась  на свое место и завела машину.
         - И как прикажешь перетаскивать тебя немолодой женщине с больной поясницей?! – Сказала она вслух, объезжая здание вокзала справа, выискивая глазами описанное Мэвилом кафе. – Нет, ну ты просто издеваешься! – В сердцах воскликнула она спящей мертвецким сном девушке. – О, а вот и он.
          Аккуратно подъехала и идеально, дверь к двери, поравнялась с машиной, на которой восседал Мэвил. Он внимательно смотрел через очки на подъехавший автомобиль. Аманда вышла, хлопнув дверью, направилась к нему.
          - Привет, - робко сказал мужчина первым.
          - Здравствуй, Мэвил, - мягко ответила женщина и, протянув руки, сняла с него очки и ловко сунула их ему в карман куртки. Не успел он от этого опомниться, как она подалась вперед, чтобы обнять. Мэвил слегка опешил. Для него такое выражение чувств Аманды было впервые и очень-таки неожиданно.
         - Ну, ты хотя бы по спине меня похлопай что ли, - сказала женщина, смеясь и все еще не выпуская его из объятий.
Ах, эти шаблонные фразы! Кстати, сейчас разговор шел на английском.
        Мэвил несмело положил руку на плечо той, что была немного выше него, но не настолько, чтобы это смущало его. Он поспешил высвободиться из ее объятий и соскользнуть с капота на твердую землю.
       - Как добрались? Никого за собой не заметили? – спросил мужчина, прерывая неловкое молчание, которое наступило сразу после того, как Аманда освободила его из объятий.
       - Все хорошо. За нами никого, - довольно ответила она с улыбкой, поймав его взгляд, нацеленный на их машину. Мэвил вглядывался через стекла, высматривая Рахиму.
        «Почему она не выходит?», - нетерпеливо думал он. Заметив, что Аманда наблюдает за ним и даже смеется, отвел глаза, уставившись в упор на нее.
        - Ты совсем не изменилась. Почти, – сказал он на чистом русском с заметным акцентом.
        - Зато ты, я погляжу, в образ алкаша удачно вжился, - хихикнула Аманда, на что мужчина сдержанно улыбнулся. И это была прямо-таки идеальная аристократическая улыбка. – О Рахиме не хочешь спросить?
       - Я бы и сам спросил, но чуть позже, - понял тот, что она подшучивает над ним. – Но раз уж тебе не терпится, то, как там Рахима?
      - Прекрасно. Умудрилась уснуть и не проснуться. – Аманда повернулась на каблуках и, сделав пару шагов, дернула заднюю дверцу своей машины, открывая и демонстрируя доказательство своих слов.
     Как только Мэвил услышал, что она спит, почувствовал, как внутри него что-то пришло в негодавание, и ненависть к этой девчонке с еще большей силой проснулась в нем. Мужчина неосознанно нахмурился.
      - Хотел увидеть ее, да? – с заметной ревностью спросила Аманда, когда Мэвил подошел ближе. Сам того и не заметил, как ноги понесли к машине. А глаза-то, глаза! Как он жадно разглядывал девушку.
      «Совсем не изменилась. Разве что сильнее стала походить на отца», - думал он.
     - Ты-то сам как? – уже заботливым тоном прервала его мысли Аманда, которая теперь стояла, положив руки на дверцу машины, практически повиснув на двери. – Где живешь? Кем работаешь на этот раз?
     - Я и у меня все так же.
     - Ты всегда так отвечаешь.
     - Ладно, тогда так: я не стал убегать от всего после прошлого раза. И работаю я в том же месте.
     - Яснее от этого не стало.
     - Да ты и так все знаешь, - улыбнулся Мэвил с нежностью во взгляде, глядя ей в глаза.
     - Знаю?! Я знаю только одно, - она будто в волнении осеклась.
     - Что же?
     - То, что ты все еще любишь меня, - Аманда засмеялась без видимой на то причины.
     - Люблю? Тебя?! – спросил мужчина и, подавив нервный смешок, добавил. – Тебя я никогда не любил.
     - А кого же ты любил?
      Мэвил промолчал, уткнувшись взглядом в серый асфальт, с которого переводил глаза то на один запылившийся старый ботинок, то на другой.
     - Любил настолько сильно, что и по сей день один. Кто же она, Мэвил? Скажи хотя бы мне. – Настаивала женщина.
     - Это не столь важно. Тем более что ее все равно больше нет. – Бросил мужчина и тут же умолк. Оба при этом странно отвели друг от друга взгляд и снова уставились друг другу в глаза.
     - Что ж, - с грустью начала Аманда. – Говорить загадками ты умеешь, вот только отгадывать их у меня нет времени. Пора закругляться. – Обогнув дверь, подошла и наклонилась к девушке, лежащей на сидении. – Поможешь мне с ней? – она устало кивнула на дочь.
     - А разбудить не судьба?
     - Думаешь, я не пыталась?
     - С чего бы такой крепкий сон? Я наслышан, что со сном у нее, напротив, серьезные проблемы.
     - Я, похоже, усыпила ее. – Аманда, не дожидаясь помощи от черствого алкаша, потянула девушку, обхватив за плечи, на себя.
     - Уйди, я сам. – Мэвил занял ее место, подсунул руку Рахиме под спину и немного вытянул из машины на себя. Оглянулся. – Разверни и подгони машину с обратной стороны. Ключи в правом кармане куртки.
    Аманда ловко облазила рукой карман, да так по-воровски, что мужчина и не почувствовал чужой руки в своем кармане. Позвенев перед ним связкой, она ринулась выполнять требование Мэвила. Пока он сидел на корточках у машины, придерживая, наполовину вытащенную, Рахиму под спину рукой, которую крепко к себе прижимал, четко прочувствовал, как внутри него снова что-то щелкнуло. Он будто даже звонкий щелчок переключения услышал. Но Аманда вовремя отвлекла его: подъехала и проворно выскочила, распахнула заднюю дверцу. Теперь Мэвилу оставалось только полностью вытащить девушку из одной машины и втащить на заднее сидение другой машины. Что он и сделал, резко дернув на себя, второй рукой подхватив под коленки ноги Рахимы, втиснулся вместе с ней и кое-как уложил на сидение.
    Вышел он весь красный и запыхавшийся.
    - Ты мой спаситель! – восторженно хлопнула в ладоши Аманда.
    - Это было не сложно, - он важно отряхнулся, хотя скорее это должны были делать Рахима и машина. – Признаться, ловко ты меня обхитрила.
   - О чем это ты?
   - Сделала вид, что сама хочешь взвалить ее на себя. Заставила меня броситься тебе на помощь, - безучастный тон Мэвила и лицо без единой эмоции меняли значение сказанного.
   - Каюсь. Не без этого. Но согласись, тебе все равно пришлось бы подать мне руку помощи. Что, собственно, ты и так всегда делаешь. Как сказала бы Рахима: «Тот самый безликий Мэвил, что спасает наши невезучие преступные задницы».
   - Что, так и говорит, «задницы»? – улыбнулся он.
   - Слово в слово. И это тоже.
   - Хорошее же воспитание ты ей дала, - упрекнул строго Мэвил.
   - Не я ей, а наоборот, она мне, - вздохнула женщина.
   - А почему я безликий-то?
   - Не знаю. Сказала бы, иди, спроси у нее. Да вот беда, спит.
   Мэвил задумчиво уставился на спящую девушку и сильнее нахмурился.
   - Не мучай себя мыслями. Тем более твоими, - хлопнула она его по плечу. – Она просто тебя не помнит. Наверно, только поэтому и безликий.
   - Интересно. Очень интересно.
   - А теперь багаж.
   - Что? – не понял Мэвил.
   - Багаж, мой герой, - она на секунду закусила губу. – Ты ведь поможешь перенести мне багаж?
   - Тебе не кажется, что ты мной уж слишком злоупотребляешь?
   - Ну, разве что самую малость, - заигрывала женщина, а мужчина недовольно вздохнул и пошел следом за ней к багажнику. – Не печалься, там всего-то пара коробок.
   - Удивительно! – присвистнул Мэвил. – Помню, когда в первый раз тебе помогал с переездом, у тебя было куда больше. Уйма ненужного барахла и лишнего тряпья. А сейчас…
   - Я и говорю, что она меня многому учит.
   - Мне бы такую дочь.
   - Тебе бы вообще жену. – Поправила придирчиво Аманда.
   - Да иди ты.
   - Серьезно, Мэвил. Женись ты уже. На ком-нибудь. Хотя бы ради детей. Чтоб было кому в старости…
   - Не надо вот сейчас про стаканы с водой.
   - Почему? Ведь останешься совсем беспомощным...
   - Ничего страшного, в наше время умирают раньше, чем возникнет потребность в детях с заветным стаканом воды в руках. Да и я предпочитаю виски. И вообще, детей можно наделать и без всяких этих церемоний. Вон сирот сколько…
    - И почему же ты тогда до сих пор один? – перебила тираду женщина.
    - Не начинай.
    - Ладно. Твое дело.
    Мужчина кивнул, подумав: «Да, мое!», сказал:
    - Ваши документы, удостоверяющие личность, а так же все бумаги на дом машину и прочее я в бардачке машины оставил. Настоящие ты знаешь, куда девать – камера хранения в городе NNN к югу отсюда. Внесешь оплату на нужный тебе срок и будешь спокойна. Машина нигде не засветилась, тоже можешь быть спокойна. – Мэвил задумался немного о чем-то. – Вроде бы на этом все.
     - Я перечислю деньги на твой счет за расходы и авто.
     - Не стоит.
     - Нет, стоит. Я так не хочу.
     - Делай, как считаешь нужным, - сдался мужчина и снова посмотрел на Рахиму. – Как ей пришлось новое имя?
     - Как и всегда: дурацкое, все не так и все не то. Готова была даже тебе волосы рвать, но я ее усмирила.
     - Точнее, усыпила, - улыбнулся Мэвил. – А как у вас между собой?
     - Стабильно. Ругаемся периодически, но уже не так глобально. Возможно, она меня начинает потихоньку прощать. Или что-то в этом роде.
     Выслушав ее, Мэвил аккуратно, чтоб не сильно хлопнула, закрыл дверцу машины, возможно, чтобы больше не видеть Рахиму, достал из карманов джинс два мобильных телефона и протянул Аманде:
      - Не по последней моде, конечно, но зато проверены по всем параметрам. Ваши оставь в машине. И старые документы тоже. Я сам от всего избавлюсь.
      - Спасибо. Не знаю, чтобы я без тебя делала.
      - Это тебе спасибо.
      - Мне-то за что? – искренне удивилась женщина.
      - Ну, я тоже не знаю, чтобы я без тебя делал.
      - В смысле?
      - Если бы ты не объявилась, пришлось бы мне нянчиться с этой девушкой до конца дней своих.
      - Так ты в этом плане, - усмехнулась Аманда.
      - Все сказано, все сделано. Уезжай уже. Я не люблю прощальные сентиментальности. – Он достал из кармана очки и вновь нацепил их, пряча свои глаза от нее.
      - Сказал прямо как она. Рахима еще добавила бы: «Прощай, старушка!». В твоем случае – старик.
      - Я не настолько стар. Да и ты недалеко от меня ушла.
      - Как легко ты перешел на колкости.
      - Сама виновата, – и не успел он это договорить, как женщина снова с той же неожиданностью накинулась обнимать его.
     - Приезжай к нам, увидишься с ней нормально, поговоришь. – «Я-то знаю, ты хочешь этого», - подумала про себя Аманда, отстраняясь от него.
     - Я попробую, если найду свободное время, – сухо ответил Мэвил.
     Аманда забрала гитару, пристегнула на переднем сидении и сама села. Завела машину, махнув рукой на прощание, уехала в приятно пахнущем новой обивкой салоне автомобиля.
     Мэвил остался стоять, глядя им вслед, пока черный автомобиль не скрылся за первым же поворотом у здания вокзала. Ему не давало покоя то чувство, которое он ощутил еще тогда, когда взял на руки Рахиму, помимо боли в пояснице и в спине где-то между десятым и тринадцатым позвонком. Странное, щекочущее живот ощущение, такое приятное, будто лохматые комочки трутся изнутри о стенки живота, вызывая нервную ломку в суставах.
   «Что же это было? Старость что ли?», - сам себе усмехнулся Мэвил. – «Может, я ошибочно воспринимаю ее как дочь?», - спрашивал он сам себя. И тут же себе ответил. – «Нет, это не то!».
  Пребывая в раздумьях, он сел в автомобиль Аманды, повернул ключи в зажигании и с минуту просидел так, уставившись глазами в пол.
   - Не то, совсем не то, - ответил вслух своим каким-то мыслям и вдавил в пол педаль газа. Машина тронулась места. Одной рукой он достал из бардачка мобильник, что когда-то оставлял в пользование Рахиме и машинально полез в телефонную книжку, в которой был только один номер. Номер Аманды (причем, так и был записан – Аманда) и ничьего больше.
     - И почему я не удивлен? – сказал с иронией Мэвил. – Все следуешь указаниям давно почившего папочки, да? Ты же так рискуешь остаться одной. – Он бросил телефон в бардачок и взял оттуда второй, телефонная книжка которого была забита номерами. На что он скудно улыбнулся, подумав. – «Так тоже нельзя», - легким движением руки отправил телефон туда, откуда взял. Мэвил снял очки и бросил на соседнее кресло, устремив взгляд вдаль, туда, где дорога так обманчиво соприкасается с голубым небом, полностью погрузился в свои мысли.
    На этом, мы оставим и попрощаемся с Мэвилом. Но не думай, не навсегда. Он еще вернется к нам. Немного позже, как и все обещанное мною.
      Тем временем Аманда продолжала свой путь в новую жизнь, разогнавшись до неприличных показателей скорости. Сразу видно, машина пришлась ей по вкусу. Все идеально в ее цветах – черное покрытие, черный салон.
      «Неужели под меня подстраивался?», - подумала она, и тут ее взгляд скользнул назад, уловив в движение в зеркале заднего вида. Там впервые за все это время заворочалась Рахима. Поскулив (это было и в самом деле так похоже на скулеж), повернулась набок и затихла. Аманда настороженно глянула на гитару, приоткрыв рот, но воздержалась от мыслей вслух. До самого конца их пути девушка так и не проснулась. И пропустила пейзажи, мелькающие за окном, что так любила (но в большей степени – просто привыкла) молча созерцать.
        Они проехали несколько придорожных городов, похожих больше на забытые фермерские деревушки, затем дорога повела их в большой город с огромными красочными высотками. Именно в конечной части города, отведенной под частный сектор, вдали от новехоньких многоэтажек и находился их дом. Друг мой, любезный, ты, наверняка замечаешь, что я не использую (или не называю и не употребляю и прочее) наименования (или названия, что лучше звучит?) городов. Замечаешь ведь, признайся.
       А все, потому что потому. Скажу только то, что все действия происходят в Северной Америке. Но главные героини – русские. Больше ничего не скажу. Нет, нет, и не проси.
       Когда машина подъехала к небольшому домику среди стоящих в ряд таких же домов, Аманда вышла, открыла скрипучие ворота и вернулась в машину, чтобы заехать до сооруженного внутри ворот средних размеров крытого участка. Это было что-то вроде навеса для машины. Закончив со всеми манипуляциями с автомобилем, она вышла из него, быстренько прикрыла ворота и побежала включать свет. Было уже к сумеркам, женщина зажгла свет везде: и в доме, и во дворе, и в машине. Она не любила темноту. Можно даже сказать, что она ее панически боялась. И не только ее. К черту секреты: боялась темноты и одиночества. Одинаково.
       Вот, наконец, и Рахима открыла глаза. Первым, на что она обратила внимание, это то, что за рулем никого не было, в машине горел свет и все дверцы были нараспашку. Девушка лениво приподнялась на локте и повертела головой, оглядывая все, что попадало под обозрение. Перед ней был весьма милый дом, выкрашенный в спокойный для глаза светло-голубой цвет.
       - Ну, неужели! – услышала Рахима и повернула голову левее, откуда доносился голос. У открытой двери в дом, подставив под зад коробку с вещами, сидела Аманда. – Я уже думала принца искать, чтобы тебя расколдовать.
     Ренис протяжно и громко зевнула в ответ.
       - Давай, давай, выползай. Я все выгрузила. Будешь заносить.
       - Ого, у нас новая машина… - до девушки постепенно начинало доходить, что, где и как. – И как я тут оказалась? Не ты ли?
       - Еще чего! Тебя Мэвил перенес.
       - А почему не ты? И почему ты позволяешь посторонним мужчинам прикасаться ко мне?
       - Он не посторонний.
       - Ага, еще скажи, что он не мужчина.
       - Он не посторонний, - строго повторила Аманда.
       - Я его не помню, а значит…
       - Так, - перебила женщина. – Не ищи поводов для ссор, у нас их и так достаточно. Меньше разговоров, больше дела. Принимайся за разгрузку, - она встала, прихватив коробку, на которой сидела, и исчезла за дверью дома.
        Вообще-то она не особо горела желанием, не отдохнув, впрягаться в эту домашнюю возню. Это всего лишь был повод уйти в дом, и не просто уйти в дом, а уйти в дом от Рахимы и ее вечных обвинительных разговоров, в которые, вступая, все значительно осложняла Аманда. И что в итоге заканчивалось крупной ссорой, после которой наступало трехдневное молчание. Только потому что они не знали как друг с другом заговорить. Само собой все как-то налаживалось по истечении трех дней.
         И все равно Аманда всегда чувствовала в любом разговоре, чтобы не говорила Рахима, даже если просто смеялась или улыбалась – сплошное обвинение и укор.
         «Может, я просто накручиваю себя», - успокаивала женщина себя.
         - Может, - сказать бы в утешение ей, но, увы, она выдуманный персонаж.
         Так вот. Когда Аманда благоразумно убежала от назревавшего конфликта, Рахима буквально выползла как червяк из машины, полежала пару секунд на травке и встала. Выпрямилась, потянулась. Выдохнула. И, между прочим, она прекрасно знала, что Аманда не любит разбирать предметы быта сразу по приезду, и знала отчего, вернее, от кого, она умчалась в дом и впряглась в нелюбимую работу.
        «Согласна, я – чудовище!», - крикнула девушка про себя, взяла стоящую у порога коробку и пошла в дом.
        Внутри было практически пусто. Оттого просторно и просто. При входе сразу открывался взору зал, который в связи с отсутствием мебели казался просто огромным. В самом его конце, в левом углу расположилась винтовая деревянная, покрытая лаком, будто тонким слоем стекла, лестница, что вела наверх. Чуть правее, а точнее почти в самом углу был проем, из которого виднелись шкафы и печь.
     «Кухня?», - подумала Рахима.
     «Да», - подумаю я.
      У стены, противоположной лестнице, была еще одна приоткрытая дверь, из-за которой доносились шорохи.
     «Аманда, скорее всего там, а это значит, что мои апартаменты наверху», - Рахима, не выпуская своей ноши, резво взобралась вверх по ступенькам и очутилась на небольшой площадке на втором этаже прямо перед дверью. Ее она успешно открыла одной рукой, все не желая опускать коробки на пол. Было лень нагинаться дважды, чтобы поставить и вновь поднять. В своей комнате она увидела: небольшую кровать у окна, уже застеленную, мягкий шерстяной коврик на полу перед узким высоким шкафом напротив кровати, и компактный, почти размером с табуретку-переростка столик у шкафа. – «Надо же, Аманда все предусмотрела. Обустроила так, как я люблю. Я стала настолько предсказуема?».
      Она поставила коробку на столик и вышла. По обе стороны от двери в ее комнату были еще две очень узкие двери. Их и дверями-то называть слишком громко. Они больше походили на створки. Рахима открыла одну и увидела маленькую-маленькую комнатку с сильно скошенным потолком в одну сторону.
      «А-а, остатки от мансарды? Как раз пригодятся для хранения хлама, которого у нас нет, и никогда не будет. Интересно, надолго ли мы здесь задержимся?».
      «Время покажет», - отозвалось родным голосом в ее голове. Так частенько говорил ее отец, которому время показало только гонения и смерть. Подумав об этом и тяжело вздохнув, девушка спустилась и продолжила разбирать их немногочисленный багаж вместе с женщиной. Обе в молчании распаковывали и расставляли предметы быта. Каждая на своей территории, которую по молчаливому обоюдному согласию, не сговариваясь, разделили между собой. На нижнем этаже, в основном на кухне, властвовала Аманда. Второй этаж отходил Рахиме. Причем, у Аманды коробок было больше, но при этом справлялась она в разы быстрее. Уже из кухни она снова перебралась шуршать в свою комнату.
      Закончив у себя, Рахима взялась за уборку.
      Вот же неугомонные. Нет бы, сесть и пообщаться, между делом пропустив по три кружечки чая. Зеленого с лимоном. Ан-нет. Надо устать.
      Было уже за полночь, когда Рахима, сметая тряпкой пыль со ступенек, промчалась вниз по лестнице и налетела на Аманду, мывшую полы в зале. Естественно, ведро с водой не могло быть не опрокинуто, оно просто обязано было это сделать. Аманда бессильно закатила глаза и, подняв их будто в мольбе к небу, сказала:
     - Судьба, - и с обреченным видом опустилась, протягивая руки к тряпке.
     Но Рахима, опередив, выхватила ее у нее:
     - Иди, отдохни. Я сама все уберу.
     Женщина не стала спорить, на это не было сил. Она с измученным видом уселась на нижние ступеньки:
    - Знаешь, Рахима, нам здесь однозначно не хватает огромного дивана, на котором  бы я сейчас с удовольствием вытянула ноги.
    - Это ты меня сейчас так морально подготавливаешь к тому, что скоро мне придется выгружать купленный тобой диван? – без особого к тому интереса спросила Рахима, ловко орудуя тряпкой, она собирала пролитую воду и выжимала обратно в ведро.
    - Вот умеешь же ты переворачивать с ног на голову.
    - Шучу-шучу. Купи хоть ложе королей, все равно помогу. Куда же я от этого денусь-то! – девушка бросила тряпку в ведро протолкнула к дальней луже и поползла на четвереньках дальше протирать пол.
    - Вообще-то для этого имеются грузчики от самой фирмы. Нам просто нужно выбрать подходящий диван.
   - Стоп. Давай так: никаких НАМ не будет. Ты едешь сама, сама выбираешь, сама покупаешь и с ним приезжаешь. А я с расстояния одобрю любой твой выбор, - улыбнулась Рахима, думая, что этим смягчит свою грубость.
   - Почему ты такая вредная? – обиженно спросила Аманда. – Тебе трудно пойти со мной? Или у тебя планы?
   - Да, планы. Хочу пролежать завтра весь день на кровати.
   - А то ты сегодня мало лежала, да? Кстати, да, как твоя голова?
   - Уже лучше. Слегка стучит в висках, но это мелочи, – закончив с мытьем полов, Рахима встала, взяв ведро, направилась в кухню, так как, в ванную путь лежал через нее. – Все. Теперь купаться и спать.
    - Давно пора.
    - Если хочешь, могу уступить и пропустить тебя вне очереди.
    - С чего бы столько милосердия к моей персоне? – женщина поднялась со ступенек и пошла к входным дверям. – Ты иди, а я пока по двору прогуляюсь.
    Она вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Долго бродила перед домом в освещенном дворе. Потом, все-таки выключив фонари, как маленькая девочка, убегающая клыкастых и склизких от монстров, живущих в темноте, быстро забежала в дом. Закрыла на все замки дверь и направилась прямиком в душ. Перед тем, как лечь спать в своей комнате, она постояла некоторое время в раздумьях и все же поднялась на второй этаж. Приоткрыв дверь, заглянула к Рахиме. Кровать была расправлена, на ней мятая простыня и подушка подчеркивали следы того, что здесь лежал человек. Но теперь кровать была пуста. Сама же Рахима лежала на полу у кровати, замотанная как попало в одеяло.
   «Опять упала во сне!», - подумала женщина и подошла, собираясь наклониться, чтобы поднять ее, но дернувшись, схватилась за поясницу. Тогда она взяла с кровати подушку, бросила рядом с головой девушки, посокрушалась про себя и покинула комнату.
    Будить не стала. Рахима этого не любила. Несмотря на то, что все равно просыпалась, почувствовав чье-то присутствие в комнате. Как было и в этот раз. Стоило только двери закрыться, как, открыв глаза, девушка нехотя полезла на кровать. Аманда и сама знала, что переступив порог комнаты, автоматически будит Рахиму, и что та уже не спит. Но она привыкла делать вид, что забывает о чуткости сна Рахимы.
    Вот такие вот странные отношения матери и дочери. Если, конечно, они все-таки и в самом деле мать и дочь. Даже внешне между ними не было и малейшей черты родственного сходства. В отличие от Аманды Рахима высоким ростом не вышла. И цвет волос шел вразрез – Рахима была шатенкой и почти тянула на брюнетку; как и цвет кожи – смуглый. Темно-карие глаза девушки были в противовес большим ясно-голубым глазам Аманды. А еще этот нос. Длинный и, хоть и небольшой, но с довольно-таки заметной горбинкой – был самым ярко выраженным отличием.
     И потому возникает вопрос: ту ли девушку Аманда приняла за свою дочь?
     Другое дело, если она приемная. Но приемная ли? Таки актуальный вопрос. Посмотрим, что будет дальше.
     Утром следующего дня Рахима, раздобыв молоток и гвозди, совершенно не заботясь о том, спит ли Аманда, забивала их в стену, как раз от одного угла окна до другого. На шум поднялась мать. Она ничуть не удивилась увиденной картине: Рахима, стоя на подоконнике, согнувшись и высунувшись, орудовала молотком.
      - И что же у нас на этот раз? Слишком яркое солнце, да? Надо срочно выключить? – спросила Аманда, подбираясь к шкафу.
      - И вам добрейшего утречка, мадам. Вы как всегда догадливы. – Девушка спрыгнула с подоконника на пол и принялась придирчиво высматривать на одном ли уровне забитые ею гвозди. – Теперь сюда бы занавеску, да поплотнее и потемнее. Есть у нас?
     - Думаю, да. Что-то оставалось. Слушай, а не легче ли кровать переставить? Зачем затемнять комнату, это излишне.
     - Нет, в самый раз. Где говоришь мне взять занавески?
     - Посмотри в шкафу на кухне, я вчера туда сложила.
     Рахима поспешила за заветным барьером между ней и столь ненавистным ей солнцем.
    «Не пойму, откуда такая неприязнь к солнцу? Вот же ж ходячая загадка для психолога, можно даже лакомство сказать», - Аманда подошла к кровати, на которой лежало несколько книг, заботливо обернутых в обложки из плотной белой бумаги. Она подняла одну.
     - «Преступление и наказание», - прочла написанное мелким почерком в углу обложки и потянулась за другой книгой. – Хм, и это тоже Достоевский. Чего она все никак не расстанется с этими книжками? Таскает с собой вот уже столько лет, - Аманда раскрыла одну, пробежалась глазами. – «Все на русском. Боится забыть язык или что? Главное, чтоб не отождествляла себя с этим Раскольниковым. Пустится еще в свершение справедливых убийств», - она подавила смешок и сказала вслух:
      - В ее случае, старушкой-процентщицей буду я. И вот это уже не смешно. – Аманда захлопнула книгу. – «Да нет, чего это я вдруг? Она на такое не способна. Надеюсь», - подумала она.
      - Ты чего замерла с таким лицом?
      - С каким? – Аманда даже вздрогнула.
      - Мертвенно-бледным, - взгляд Рахимы скользнул по названию книги.
      - Да я так, просто…
      - Не бойся. Я – тварь дрожащая, право не имею. В убийцы не мечу. Да и желание мстить давно пропало. Как-то само собой притупилось. Тем более, когда и мстить-то некому.
      - О… - удивленно вздохнула женщина, опуская книгу туда, откуда брала.
      - То есть, есть кому. Только вот мне до них не добраться, и, как я уже говорила, я их лиц не помню.
      - А если бы и помнила, я бы тебе не позволила.
      - Ну и это тоже как аргумент, - улыбнулась Рахима, вновь взбираясь на подоконник с белой занавесью на плече.
      - Сама справишься? – спросила мать, заведомо зная, что дочь от помощи откажется. Спрашивала просто так, чтобы молча из комнаты не выходить.
      - Угу, - промычала в спину Рахима.
      - Я тогда организую завтрак. Как закончишь – спускайся сразу. А то я тебя знаю, навыдумываешь себе всякие дела и работу. Причем лишнюю, - кричала Аманда, уже спускаясь с лестницы в зал.
      Покончив с занавеской, Рахима собрала книги, расставила в понятной только ей последовательности и поставила их на подоконник, так как отдельного места для них у нее пока не было, но планировала расположить в шкафу, потеснив одежду. Читать она любила. Любила очень. И читала русскую классику. Если говорить откровенно, то да, она боялась забыть русский язык. Боялась этого акцента с ударением на первый слог, что так ужасно коверкает звучание русской речи. Только поэтому мать разговаривала с ней по-русски, хоть Рахима ничего и не говорила о своих страхах. Аманда изъявила желание поддерживать свое знание русского. Желания как такового не было, этим она скрывала то, что знает о боязни дочери. Общение на русском между ними велось только тогда, когда кроме них никто не мог их услышать. На людях, в обществе они говорили на общепринятом языке.
     Боялась Рахима не только забыть родную речь. Боялась она завтрашнего дня. А если быть точнее – того момента, когда придется идти в университет. Потому она и занимала себя всякой работой по дому с самого утра, лишь бы только отвлечь мысли и забыть об этом сверлящем ощущении в животе. Когда же Рахима пришла в кухню, то мать уже была занята – с кем-то говорила по телефону. Девушка в немом молчании села за стол, потянула к себе чашку, которую мать тут же наполнила ароматным чаем.
     - Приятного нам аппетита. - Аманда села за стол и поставила телефон перед собой.
     - Кто это был? – спросила Рахима, удивившись собственному вопросу. Обычно она никогда не спрашивала, кто звонил матери у самой матери.
     Аманда удивилась не меньше, но сумела сделать вид, что ничего необычного не заметила:
      - Мэвил. Беспокоился, хорошо ли мы устроились. Тебе передавал привет.
      - А.
      - Кстати, - женщина достала из кармана еще один мобильный телефон. – Вот и твой. Вчера забыла отдать тебе.
      - И как он успевает все предусмотреть?
      - Сама в замешательстве.
   Следующие несколько минут они в молчании завтракали.
      - На что мы будем теперь жить?
      Вопрос Рахимы на секунду ввел в ступор Миранду.
       - У меня, конечно, на счету кое-что еще осталось, но это нужно вернуть Мэвилу. Я найду работу. Как-нибудь выкрутимся.
      - Слишком много.
      - Чего?
      - Слишком много растрат, - повторила Рахима, отхлебнув чаю. – Дом, услуги Мэвила, эта машина, за то, чтобы устроить меня в университет, небось, как за машину отвалила. И зачем?
      - Затем, чтобы у тебя было будущее.
   «У меня его не будет!», - возразила про себя Рахима, убедив саму себя, что вслух она этого не может сказать только, потому что рот был забит.
     - Будешь худо-бедно, но медиком.
     - Не стоило. Я бы вместо этого с удовольствием поработала.
     - Кем!? Посудомойкой? Или официанткой в грязном баре?! – раздраженно повысила голос Аманда.
     - Не выходи из себя, рано еще, - улыбнулась Рахима. – Да и вопрос: «На что мы будем жить?» еще не нашел ответа.
     - Голодными не останемся. Сама знаешь, у нас есть…
     - Мы не можем воспользоваться этими счетами. Нас тут же вычислят, выследят и придут. Я к такому не готова.
     - Знаю, Рахима, знаю.
     - И вообще, я отказываюсь пользоваться такими деньгами. Лучше смерть, пусть и голодная.
     - Не говори так!
     - Ладно. Я к себе.
     - А я в город. Продуктов закуплю, Мэвилу переведу, и на оставшиеся финансы…
     - Диван? – перебила Рахима.
     - Диван! – воодушевленно подхватила Аманда.
     - Целеустремленная огонь-баба!
     - Так ты со мной? – не теряла надежду мать.
     - И не надейся! – девушка принялась с важным видом убирать со стола.
     Аманда ушла в свою комнату и минут через десять вышла облаченная в деловой костюм.
      - Быстро ты собралась, однако, – сделала замечание матери дочь, выглядывая из-за шкафа.      
      Аманда пропустила это мимо ушей и своего ранимого сердца:
      - Я пошла. Двери никому не открывай. Чуть что – звони.
      - Да, да. Где лежат ножи, я знаю, - закатила глаза девушка.
      - Я не шучу.
      - Я тоже.
      Аманда, прикрыв глаза рукой, качала головой у порога.
      - Закрой за мной, - выкрикнула она уже из-за двери.
      Рахима нехотя подчинилась. Чтобы на душе Аманды было спокойнее, она протопала к двери и повернула ключ в замке аж два раза. Вернувшись на кухню, разобралась с посудой. Затем долго искала, чем же себя занять на оставшуюся половину дня.
     Не удержалась. Открыв дверь, выбралась во двор. Но делать здесь было нечего, видимо Аманда уже навела здесь порядок. Девушка прошлась вдоль по участку. Затем поперек. Злобно хихикая, отмерила в шагах по диагонали. О чем-то размышляя, долго ходила, обтираясь плечом об забор и, наконец, остановилась. Ее внимание приковали три мусорных бака. Из-за них девушка вышла за ворота, придирчиво оглядывая соседние дворы: у всех баки стояли за забором, ближе к проезжей части.
    «Не порядок!», - подумала она и вернулась в свой двор. Поочередно выкатила, пыхтя и сопя, два бака, благо пустые были. Теперь они, как и соседские, стояли за забором. Только третий бак она решила оставить на своем месте, немного перетащив его в угол забора. – «Так-то!», - гордо вскинув голову, она вернулась в дом. Тщательно вымыв руки, поднялась в свою комнату и села за ноутбук.   
       - Хоть почитаю, что за университет, – она развернула вкладку сайта учреждения. Ее хватило не более чем на беглый взгляд по его местоположению. Девушка тут же ушла в более привлекательный для нее мир музыки, а вернее, пустилась на ее поиск. Чаще всего, воспользовавшись свободной минуткой, она с завидным упорством обследовала всевозможные сайты и странички.
      Искала она всегда только музыку. Ту, что помнила лишь туманно. Музыку из детства. Ту самую, которую слушал отец. Которая навевала приятные воспоминания. Но, не зная ни имен исполнителей, не имея даже понятия о точном тексте, только смутно напевая мотив, да и тот с великими сомнениями, она не сильно продвигалась в своих поисках. Шли часы, о которых и не подозревала, сидя за ноутбуком.
      Глубоко вздохнув, Рахима вытянула вверх руки, скрестила их, потянулась и сделала наклоны влево-вправо. Встала, подошла к окну, приоткрыв занавеску, выглянула. Во двор заезжала грузовая машина, расписанная ярким логотипом мебельной фирмы.
      - Ого, диван приехал.
      Она уже хотела спуститься, но когда увидела, что люди в спецовке, выскочившие из кабины грузовика, дружно спустили с кузова бледно-розовый диван, потушила в себе сей порыв. А пока она его гасила, до мозга медленно доходило, и когда полностью дошло, она разразилась криком:
      - Розовый?!!
    Но гнев свой быстро разогнала истеричным смехом.
      - Она назло! Мне назло. За то, что не поехала с ней. Но нет, я и слова на это не скажу, - скрипя зубами, она продолжила стоять у окна.
       Грузовая машина отъехала, слегка задев одним боком ворота. Рахима, вспомнив, что так и не просмотрела информацию об университете, села за стол. Пальцы забегали по клавиатуре.
       - Точно! Мне нужно просмотреть траекторию своего пути, вдруг найду вариант пешим добираться. Та-а-ак… - девушка подалась вперед, разглядывая, открывшееся окно карты города.
       Аманда, не дождавшись своей черствой дочери внизу, поднялась и тихо вошла в комнату.
       - Что-то ты не сильно спешишь к нашей обновке.
       - Это все потому что он розовый.
       - Подумаешь! От того, что он розовый, он не становится менее мягким.
       - Но я все равно одобряю твой выбор, - нарочито равнодушно проворчала Рахима, сосредоточенно уткнувшись в ноутбук.
       - Что же ты делаешь? – Аманда подошла, перегнулась через плечо и уставилась в экран.
       - Изучаю.
       - Что?
       - Короткий путь. Гляди, можно очень удачно сократить через этот парк, затем по дворам, по дворам, потом еще и еще, и вот он перекресток! – Рахима повела курсором мыши в бок, открывая следующие улицы.
       - Да брось. Ты на полном серьезе собралась пешком каждое утро наяривать? Совсем что ли ног не жалко?! Ты хоть по крышам прыгай, хоть по заборам бегай, а идти все равно порядочно, как минимум, минут сорок, - возмутилась Аманда. – Есть же автобус, в конце концов!
       - Я не хочу ездить на автобусе…
      - Тебя больше напрягает, что это автобус, или то, что это автобус с людьми? – «Такими же, как и ты!», - закончила вопрос про себя женщина.
       - Меня сам факт добивает. Не хочу я автобус. Я хочу пеш…
      - Я могу подвозить на машине каждое утро.
      - А деньги на ее заправку из какого мифического животного выдоишь? – скривила в усмешке рот девушка.
      - Ты это о Мэвиле сейчас, да? – улыбнулась мать.
      - Забудь. Я хочу ходить пешком. Не на автобусе, и не на машине, а своими ногами. Ты же знаешь, как я люблю это.
       «Точь-в-точь, как и отец. Только бы его судьбу не повторила», - Аманда, поджала губы и вновь посмотрела на экран ноутбука:
        - Очень запутанные улочки. Сможешь ли ты запомнить?
        - Не страшно. Мне, правда, нужно один раз пробную вылазку, - Рахима, улыбнувшись, поиграла бровями, вскинув вверх-вниз пару раз, - совершить. А дальше уже все само собой сложится.
         - И когда вылазить собираешься?
         - Учитывая то, что мне завтра идти на первые свои занятия, то прямо сейчас. – На этом девушка, задрав голову, внимательно посмотрела в лицо, нависшей над плечом, матери. – «Все равно будет переживать и захочет пойти со мной, но сама об этом сказать не сможет такому монстру, как я. Лучше уж я», - подумала она и спросила. – Ты со мной?
         - Конечно с тобой. Куда ты без своего главного защитника, - улыбнулась Аманда, а про себя подумала. – «Хорошо, что она сама предложила пойти с ней, а то я бы не рискнула навязаться», - и сказала. – Ты, все-таки носи с собой что-нибудь такое, что бы…
         - Можно было использовать для самообороны? – Рахима улыбнулась. – Мы же уже это обсуждали. Я не нуждаюсь в этом. Но, чтобы тебе было спокойнее, повешу на шею кухонный нож.
         - Ну, Рахима, я же серьезно. Кстати, да, ты снова не Рахима, ты – Ренис.
         - А ты Элли?
         - Эллисабэт. Попрактикуемся сегодня, чтобы потом не было щекотливых ситуаций.
         - Ты в этом костюме пойдешь?
         - Нет, Ренис, перевоплощусь во что-то более спортивное.
         - Давай шустрее, Эллисабэт.
         - Бегу, бегу, Ренис.
     Обе они спустились в зал, Рахима осталась стоять у возле дивана, оценивающе его рассматривая, Аманда же удалилась к себе.
         - Ренис, - сказала уныло вслух сама себе Рахима, вспоминая все предыдущие свои имена, которых у нее было и на пальцах двух рук и ног не счесть. – Среди вороха имен не забыть бы своего, - прошептала она, и тут же в голове эхом отдалось таким знакомым и родным мужским голосом. – «Рахима».
       Появилась вся такая спортивная Аманда, и обе, не проронив ни слова, вышли из дома. Гуляя вдвоем по городу, они в молчании озирались, изредка споря над тем, что лучше запоминается как особая примета в качестве ориентира. По большей же части их диалог был таков:
         - Ренис?
         - Да, мисс Нолл.
         - Можно просто Эллисабэт.
         - Да, Эллисабет.
         - Эллисабэт, - поправила Миранда.
         - Ну что за дурацкие имена. Я не могу привыкнуть.
         - А мне нравятся. Особенно твое.
         - Эллисабэт, - уже правильно произнесла Рахима.
         - Да, Ренис?
         - Нет, Эллисабэт.
     Затем снова наступило долго молчание.
          - Рах… ой, Ренис.
          - Чего?
          - Да так, просто, - женщина задумалась о чем-то.
          - Эллисабэт.
          - Да?   
          - Мне понравился твой розовый диван.
          - Льстишь?
          - Заметно, да?
        Эти двое, наконец, пришли к заветному перекрестку, за которым виднелся университетский парк и само четырехэтажное здание.
         - Ну как тебе, Ра… Ренис?
         - Не Оксфорд, конечно, но сойдет. Для меня и этого много.
         - Не говори так.
         - Знаешь, Эллисабэт, не думаю, что я оперативно буду отзываться на это имя. Что-то оно мне по нраву. Но, надеюсь, привыкну и свыкнусь с тем, что меня так зовут. – Девушка, опустив глаза под ноги, думала. – «Кого я обманываю, меня, кроме матери так и звать-то никто не будет! Что я, не знаю что ли. Сколько раз через это проходила и все равно не перестаю на что-то надеяться. Ну не дура ли? Дура!».
        - Не замыкай заранее в себе цель на…
        - Не надо, мама, не продолжай, - помрачнев, Рахима совсем опустила голову. – Пойдем домой. Мне холодно.
      «Она сказала «мама»! Как же приятно. Приятно слышать от нее именно это слово», - Аманда взяла ее под руку:
         - Не унывай. Я знаю, как сильно ты не хочешь идти сюда завтра. Но я прошу, если не ради себя, то ради меня, попробуй сначала. И не так агрессивно. Просто попытайся быть такой, какая ты есть на самом деле. Сбрось эту оболочку нелюдимого отшельника. Ты не такая, Рахима. Это не ты.
      Девушка промолчала. Бросив взгляд на дальние стены университет, повернулась и зашагала в обратную сторону. Она не проронила ни слова до конца их пути. Молчала и Аманда, слишком хорошо знавшая эту сторону дочери. Так и пришли в угрюмом молчании в свой новый дом.
         - Я спать, – с порога, не оборачиваясь, заявила Рахима и побежала наверх по лестнице.
         - А как же ужин? – Крикнула вдогонку Аманда.
         - Я не голодна, - послышалось сверху.
         - Не ври! У нас сегодня только завтрак был. Ты даже не обедала!
       Ответа не последовало. Женщина, пожав плечами, уединилась на кухне, колдуя над плитой, в то время как Рахима, завернув, в прямом смысле этого слова, голову в одеяло, пролежала в темноте несколько минут и вдруг резко вскочила и села по-турецки.
         - Что же я делаю, - бормотала она, схватившись руками за голову. – Это же все для меня и ради меня, а я вот так вот. Какая я же я тварь.
      Обернув одеяло вокруг шеи как гигантский шарф, девушка спустилась, зашла на кухню и бесшумно взобралась на стул:
         - Пожалуй, я все же соглашусь на чашечку чая, мама.
     Аманда аж вздрогнула. От последнего слова. Но не растерялась:
         - Даже если бы ты не пришла, я бы все равно к тебе принесла.
         - М-м-м-м.
         - Не радуйся. Принесла бы и вылила на голову. И подносом по лицу прошлась бы.
         - Прав бы тебя лишить за попытку выровнять мой нос.
         - Пей чай, остывает, - Аманда пододвинула ей тарелку с гренками.
         - Люблю тебя, - криво-криво улыбнулась Рахима.
         - Врушка ты.
     Отрицать дочь не стала. Кивнула вместо уместного в такое время «спокойной ночи» и, поставив кружку с недопитым чаем в раковину, она вышла из кухни и направилась в свою комнату. Аманда посидела одна немного, глядя вслед неблагодарному ребенку, и нервно теребя пальцами свисающие со стола концы плетеной скатерти. Затем вздохнула, выключив свет, убежала от темноты в свою спальню, в которой легла поближе к прикроватному светильнику.
       Так и прошли их последние два дня со старыми именами. Теперь уже, с этого самого момента это будут Эллисабэт и Ренис. Предыдущие имена уйдут в тень, как и все те, что были в их жизни. Снова новая жизнь, новые данные, новые легенды и очередная попытка начать сначала. Научиться бы им еще и воспоминания стирать, прям чтобы все, прям чтобы без следа. Но возможно ли? Итак, приступим:
     Глава вторая. «Отсчет дней до очередного бегства».
     Ренис открыла глаза. Описать то нежелание в ней что-то делать я просто не смогу. Слов-то таких не знаю. Одно заметно по ее виду – уже мутило с утра пораньше, вот только вырывать было нечего. Переборов себя, девушка заставила себя встать: рывком оторвавшись от подушки, села на краешке кровати, отупело глядя на свои босые ноги. Сил от этого не прибавилось, однако нашлось немного на пару шагов до шкафа.
     Одевалась Ренис практически наугад, не заботясь о том, как это внешне на ней, сочетается или нет. Посмотрев на часы, с ужасом округлила глаза, схватила сумку и сбежала по лестнице вниз через зал на кухню, через кухню в ванную, мимо суетящейся матери, которая усердно готовила завтрак.
     «Что с ней? В такую рань? На нее не похоже», - успела подумать Ренис, как только вышла из ванной, после наскоро совершенного ритуала очистки ее драгоценных зубов. А на столе уже дымился чай, и вкусно пахло яичницей с помидорами.
       - Я не буду, - сказала девушка, сообразив. – «Надо было сказать: «Мам, я не буду». Ну и ладно, потом. Когда-нибудь. Обязательно».
       - Поешь. Весь день голодать собралась? Ты и вчера совсем ничего не ела.
       - Не могу. Меня от одной мысли о еде выворачивает.
       - Ну как же так? – мать расстроено присела на стул.
       - Ничего, - вымученно улыбнулась сквозь позывы рвоты Ренис и подбежала к входной двери. – Вот вернусь и поем с большим аппетитом. Я пошла, пока.
       - Прояви терпение, чтобы там не случилось, - просила, привставая, мать, но дверь уже захлопнулась. – Если бы ты позвала с собой, я б с удовольствием не отказалась. – С грустью прошептала женщина и принялась за мытье посуды.
      А девушка торопилась как могла.
     «Черт, надо было сказать: «Пока, мама». Что я за человек такой, а? Она – то единственное и родное, что у меня осталось. Так почему я не ценю этого? Я же просто умру без нее. Без ее опеки. Что я без нее? Беспомощная, мнительная и почти сошедшая с ума девушка», - Ренис ускорила шаг, не хотелось опаздывать в первый же день. Это все равно, что заявить о себе как о кладущем на все общественные порядки безалаберном человеке.  И в течение пятнадцати минут она прошла путь в таком быстром темпе, о котором и не подозревала. – «Вот уж никогда не подумала бы, что могу развивать такую скорость, не переходя на бег», - улыбнулась она, глядя под ноги.
        Результат был очевиден – Ренис находилась уже на самых оживленных городских улицах, запутанный частный сектор остался далеко позади. Она была в самом центре города.
     «Я успею», - повторяла девушка мысленно, периодически поглядывая на часы.
     «Я успею», - мелькнуло раза три-четыре, пока она перебегала многолюдный перекресток.
     «Успею», - уже с меньшей уверенностью крутилось в голове.
     «Успею», - теплилась надежда где-то глубоко внутри.
     «Успею?», - упорное утверждение переходило в вопрос.
     «Я во что бы то ни стало успею!».
     «Успею-ю-ю!».
      И не успела. Она только добралась до главных ворот, как до нее донесся характерный (но весьма специфический) для учебных заведений звон. Он-то и оповестил Ренис о ее проигрыше.
       «*****, не успела!». Ну, так, оно и так понятно. – «Теперь спешить уж боле некуда», - Ренис стояла, задрав голову, перед внушительных размеров для простого университета, зданием. Вроде бы всего-то четыре этажа, а смотрелось как целая высотка. Похоже, что у них кабинеты с достаточно высокими потолками.
        - Впечатляет. Вчера выглядело как-то иначе, - пробубнила девушка и ступила на первую ступеньку. – Как же так получилось, что я опоздала? Я – опоздала?! Как мог такой пунктуальный человек, как я, опоздать? Здесь явно замешаны сторонние силы, - недовольно бубнила еле слышно она, с заметным волнением (дрожали пальцы, схватившие ручку) открывая дверь.
      В фойе было еще несколько студентов, и на фоне этого огромного просторного помещения все они казались несущественными мошками. А, может, так их просто видела Ренис. Для полноты картины, открывшейся глазам нашей героине, следует подробнее описать хоть какие-то мелочи: по одну сторону широкого и длинного коридора, ведущего в фойе, стояли многочисленные узкие шкафчики, встроенные в стену. Эта стена заканчивалась лестничным пролетом, ведущим на верхние этажи – здесь не обошлось без дизайнерского вмешательства – ступени и перила были стеклянные.
       «Наверняка очень прочное стекло», - подумала Ренис и, сощурившись, повернулась в другую сторону: напротив стены со шкафчиками возвышалась стена из прозрачного стекла, за которой красовалась гардеробная. Хорошо просматривались ее атрибуты, тоже сделанные из стекла. – «Я смотрю, тут люди не боятся пораниться», - усмехнулась она, напоминая себе, направление данного учреждения. Ренис шагнула к, стоящей у гардероба, студентке и крайне вежливо расспросила, как ей найти директора, поблагодарила и направилась по полученной информации. Ее путь лежал на второй этаж по той самой прозрачной лестнице.
         У двери с надписью «директор» она остановилась.
         - Ну что за жизнь, одни сплошные двери, - шепнула девушка себе, вломилась без стука и замерла. Попала Ренис к секретарю, она сидела с пилочкой для ногтей, подравнивая ногти. На вошедшую нарушительницу секретарша удивленно вытаращила глаза. Зато глаза Ренис уставились на очередную дверь с инициалами справа от стола секретарши. Видимо то и было обиталище директора.
        «Может было бы лучше помощи у преподавателей попросить?», - запоздало мелькнуло в голове. – «А то по лицу этой дамы так сразу и не скажешь, что к ним студенты часто наведываются», - Ренис заметила, что секретарша открывает рот, пытаясь что-то сказать, и опережая ее, заговорила первой:
         - Здравствуйте. Я не знала, куда мне обратиться и поэтому подумала, что будет лучше сразу сунуться к вам. Дело в том, что я новенькая. И я…
         - А-а, так ты самая? Здравствуй.
         - Вы меня знаете? – изумилась Ренис, перебивая ее.
         - Как же не знать единственного студента, который перевелся к нам аж в середине учебного месяца, - и она, слабо улыбнувшись, привстала. – Пойдем, я покажу тебе где, что и как.
         - Но разве мне не нужно сначала зайти к директору?
         - А зачем? – секретарша прошла к двери и открыла ее. – Это не обязательно. Его и на месте нет, - сказала она, пропуская Ренис вперед себя.
       Они пошли вглубь по коридору. Ренис плелась сзади и думала о том, что неплохо было бы секретарше представиться, но та шла, болтая без умолку, между делом показывая и поясняя предназначение отдельных кабинетов: комнату преподавателей, общую лабораторию, уборную и прочее. Она всегда вставляла слово «кстати», и почти через каждое слово «а-а-а», что сильно раздражало Ренис, однако, она стойко виду не подавала, благодаря тому, что сконцентрировалась на внутреннем спокойствии, из-за чего большая часть слов секретарши пролетала из уха в ухо, не раздражая мозговые рецепторы. Таки мастер своего дела. В чувство ее приводили повторяющиеся «кстати» и «а-а-а».
        - Кстати, а почему ты так поздно подала свои документы? Вроде бы знания на высшем уровне, чего тянула? – спросила секретарша, несмотря на то, что была в курсе, что если бы не внушительная сумма, внесенная матерью Ренис, ее не зачислили бы, будь она хоть внебрачным сыном самого Эйнштейна. Да и если говорить честно, секретарша – Сьюзен Коурен, считала эту вновь переведенную денежным мешком, как и всех обучающихся здесь деток богатеньких родителей. Но таковых в университете на самом деле было немного. И те немногие были всем известны в лицо.
         - Ну…эм…знаете ли, были проблемы. Переезд затянулся, и все такое прочее, - неопределенно и нехотя потянула Ренис, следуя за секретаршей по лестнице на первый этаж.
         - А-а-а, понимаю, - Сьюзен Коурен в который раз окинула девушку оценивающим взглядом и, подумав. – «Одета – проще простого. Не похоже, что она дочь состоятельных родителей», сказала. – А, вот, гляди. Видишь тот стенд? Там ты можешь посмотреть расписание своей группы.
         - Группы? Своей? Но я не знаю своей группы.
         - А-а-а, - Сьюзен гордо выпрямилась, посмотрела на Ренис, о чем-то задумалась. Схватила за руку и вдруг потащила за собой ее, приговаривая. – Сейчас найдем Моргана, он тебе разъяснит.
         Не особо интересуясь, кто такой Морган и зачем его надо искать, девушка покорно пошла за секретаршей. Они вернулись на второй этаж. Секретарша долго о чем-то щебетала с несколькими женщинами, которых здесь и встретила, ловя злые (таки испепеляющие) взгляды Ренис, что больше всего на свете ненавидела ждать, и само слово «ожидание» вводило ее в приступ ярости. Но Сьюзен продолжала непринужденно болтать, прикидываясь, что не видит мрачной физиономии Ренис.
         Прозвенел звонок и коридор наполнился шумом и звуками – то были учащиеся этого заведения. Их было много. «И все такие пестрые, яркие, прямо глаза режет и тошнит», - подумала Ренис и интуитивно прижалась к стене, отмечая эти изучающие и беглые взгляды на себе. Спустя еще пару минут раздался еще один звонок, и коридор мигом опустел.
         «Какие все послушные, наверняка весьма сурово наказывают за опоздания. Да. Определенно», - девушка пошла навстречу секретарше, которая наговорилась и оторвалась от компании собеседниц.
         - Моргана сегодня нет, говорят, приболел.
         Ренис молча смотрела ей в глаза. Она не знала, что на это заявление ей ответить. В глазах новоиспеченной студентки застыло выражение монаха, познавшего дзен, но в какой-то момент встретившего в своем сознании непреодолимое препятствие. Девушка готова была развернуться, чтобы просто уйти и больше никогда сюда не возвращаться, даже под дулом пистолета, но Сьюзен остановила ее:
          - Кстати, мне тут девчонки сказали, что у вашего потока сейчас вводные основы медицины, ну или как там, не важно, главное, я знаю, где это. Пойдем, провожу тебя, а-а-а там уже познакомишься, и со всеми вместе будешь ходить.
          После слов «познакомишься» и «со всеми» по спине Ренис пробежал холодок, сама же она сжала челюсти так, что проступили желваки на мгновение. «Меня сейчас вырвет», - поняла она, но все же послушно поплелась за секретаршей на четвертый этаж.
         Сьюзен подозрительно молчала. Никаких больше «кстати» и «а-а-а». Ренис только это и надо. Наслаждаясь тишиной, она шла следом и рассматривала свою проводницу, одетую, как и все типичные секретарши: ярко-красная юбочка до колен в обтяг, белая блуза и обувь на высоченном каблуке.
         «Надо же, так энергично вышагивать на этих ходулях, - Ренис смотрела на туфельки с каблуком-шпилькой. – А дома, наверное, плачет и ноет, что ноги болят. Ох уж эти секретарши…. Но туфельки у нее ничего, мне нравятся. Подумать только, что я и сама такое носила. Когда-то. Давно», - девушка, опустив голову, перевела взгляд на свои изрядно поношенные кеды, а подняв голову, поняла, что уже не в коридоре плетется за Сьюзен. Не успела она опомниться, как уже стояла посреди кабинета рядом с секретаршей перед сидящими и разглядывающими, в общем-то, равнодушно, студентами. – «Я как-то не так себе это представляла. Вообще не так! Ого, а девушек-то среди них больше».
          Ренис растеряно бегала глазами от одного унылого лица за партой к другому.
        - Мэри, это новенькая, - сказала секретарша, обращаясь к стоящей у кафедры, преподавательнице. – Мистера Уинстона (то был директор) сегодня нет, поэтому я привела ее.
        - Хорошо. Присаживайтесь, эм…
        - Ренис, мэм, - не сразу нашлась девушка, чуть не назвав свое предыдущее имя.
        - Проходи, Ренис, за любое свободное место.
        - Ну, я пошла, - сказала с чувством выполненного долга секретарша и зацокала каблучками к выходу. Ее провожали взглядом представители мужского пола и глаза Ренис, чего не могли не заметить парни. Синхронно переглянувшись с ней и улыбнувшись, все опустили головы и принялись торопливо писать, так как Мэри беспощадно продолжила читать подготовленный ею материал для лекции.
        А Ренис острым обзором выловила свободных три места: одно у окна и два соседствующих – одно с парнем, другое с девушкой. Оба претендента на соседку по столу, выжидая, смотрели на новенькую, гадая, с кем же из них она сядет. Ренис, даже не посмотрев на них, выбрала место у окна, получившее название среди студентов «одиночество». Почему-то никто не любил и упорно не желал садиться за этот стол. Выбрав «одиночество», девушка села за стол, достала из сумки тетрадь, раскрыла ее и начала писать, периодически отрываясь от писанины и выискивая глазами среди всех присутствующих наиболее яркого и запоминающегося человека. Самого примечательного среди всех, чтобы чуть что, сориентироваться и ходить за ним. Вроде бы и минимум общения – и вовремя на лекциях.
          Такую личность она нашла – высокую розововолосую девушку в переднем ряду, что сидела идеально ровно: безукоризненно прямая спина и плечи, говорили, что это волевой человек, и это было так красиво! Она будто была одной из тех элитных персон, что своими манерами, умением держать себя и безупречной фигурой говорили, что никого, кроме себя не признают ни за что и никогда. В принципе, Ренис не нужно было ее признание, достаточно высокого роста и яркого облика, запоминающегося и выделяющегося среди не менее пестрой толпы студентов.
          «Прекраснейший ориентир. То, что надо. Перфекто! Лучше и быть не может!», - оставшись довольной своей удачной идеей и находкой, Ренис Нолл еще разок бросила взгляд на прелестную розововолосую афроамериканку и ушла в свои мысли, на автомате записывая все, что читала лектор. – «Первое занятие я точно пропустила. И все из-за этой кокетки-секретарши. На второе – опоздала. Хорошее начало, Ренис. О, Ренис? Я уже обращаюсь к себе «Ренис»? Быстро же я в этот раз освоилась. Пусть будет Ренис, и пусть я сегодня опоздала. Подумаешь, когда меня это волновало? Уже так хочется уйти…. сколько же мне еще сидеть здесь?».
          - А теперь возьмите свои вещи и пройдемте за мной в соседний зал, - сказала Мэри и прошла через дверь, что находилась за кафедрой. – Ознакомимся с наглядными пособиями.
        «Хоть какое-то разнообразие!», - Ренис, схватив все со стола в охапку, пропустив всех вперед, вошла последней в зал со скамьями и столами, возле которых стояли макеты внутреннего строения человека и скелета. – «Похоже, что это очень даже интересно», -  она как и все заняла свое место.
         Так прошел час, и наконец-таки донесся и до них долгожданный звонок. Попрощавшись, Мэри покинула их, а студенты, задвинув скамьи под столы, по одному вышли следом. Сделав то же самое, за ними направилась и Ренис, вцепившись глазами в свой «маяк» с розовыми волосами. Было трудно не потерять ее в этой толкающейся шумной коридорной толпе, но дело это Ренис удалось: она неотступно следовала за «маяком», пока не оказалась за стенами университета и не поняла, что эта розововолосая афроамериканка просто-напросто уходит.
         - Эй, постой…ты куда?! – сама не ожидая от себя, окликнула ее  Ренис.
         Девушка с непривычным цветом волос и ярко-зелеными глазами, что и говорило об обладательнице линз, обернулась и непонимающе посмотрела на новенькую и в то же мгновение ее губы расплылись в широкой улыбке. «Довольно-таки приятной», - успела себе заметить Ренис.
         - Чего тебе, новенькая?
         - Я шла за тобой. Понимаешь ли, я ведь никого не знаю и…
         - Решила выбрать меня как свой путеводитель…- почти перебила девушка, улыбаясь шире и шире, казалось, улыбка не знала границ предела.
          - Ориентир, - перебила в свою очередь Ренис. – Если уж быть честной, чего уж теперь, ты лучше всех подошла на эту роль.
          Розововолосая звонко рассмеялась и спросила:
          - Новенькая, сложно быть новенькой?
          - Однозначно.
          - Смешная ты, Ренис.
          - О, ты запомнила мое имя?
          - Запомни и ты мое – Грина.
          - Очень приятно, Грина. Ну, так, куда ты идешь?
          - Домой.
          - Почему? Разве не должно быть еще одно занятие?
          - Еще два. И вел бы их Морган, но его нет. Как и нет нашей старосты, в чем тебе сегодня несказанно повезло, - сказала вкрадчиво Грина и захихикала.
          «Да ты сама загадочность», - подумала Ренис и спросила:
          - А в чем конкретно везение? Не понимаю.
          - Завтра узнаешь.
          - Ладно, - более и менее вежливо улыбнулась ей Ренис, решив, что так сразу приставать с вопросами нехорошо. – Значит, домой?
          - Домой. Могу проводить до остановки. Может, нам даже по пути?
          - Нет, это вряд ли. Но все равно спасибо, - ответила новенькая, подумав. – «Достаточно с меня и знакомства. Дальнейшее общение мне не нужно».
          - Тогда до завтра, -  девушка с розовыми волосами щедро помахала рукой и продолжила свой путь.
          - Ага, - зачем-то сказала вслед Ренис и направилась по аллее в обход, на задний двор, намереваясь по тропке оттуда сократить дорогу и выйти сразу на перекресток. Пару раз она обернулась вслед Грине, которая состыковалась с еще одной девушкой, с волосами цвета травы газона и свернула с ней за угол.
     «Ого. Не удивлюсь, если там к ним присоединятся девушки с синими и желтыми волосами, и все вместе ударятся играть какую-нибудь загадочную игру с невинным названием «радуга». Что ж, каждый самовыражается как может. Так-то вроде бы неплохая девушка. Вроде бы. Еще поглядим, увидим. Мне бы сейчас поскорее домой добраться, кишки до боли свело еще с первого часа», - Ренис, остановившись, огляделась и помотала головой. – «Так, думаю, удобнее будет сократить именно так. И быстрее по времени выходит», - она перебежала с аллеи по газону на тропинку, выложенную вокруг университета мелкой узорчатой плиткой.
     Она спокойно и уверенно шла по университетскому двору, размышляя о том, с каким удовольствием сейчас она съела бы все то, что утром наготовила Эллисабэт ей на завтрак.
     «А я ведь, наверное, обидела ее утром. Своим отказом. Ну что я за дочь такая? Неужели так сложно было сесть и хотя бы кусочек пожева…», - мысль прервалась. Ее взгляд остановился на девушке под молодым деревом каштана, окруженной еще пятью. Они ей что-то говорили. Довольно нервно и раздраженно. Одна из них грубо толкнула в плечо запугиваемую девушку, отчего та с гримасой боли и неприязни одновременно прижалась к стволу дерева. – «Со стороны выглядит так, будто бы давние подружки весьма агрессивно беседуют в перерыве между занятиями на свежем воздухе. Но. Я-то знаю, к чему все это приведет. Ну и черт с ним. Не мое дело», - Ренис отвела взгляд от девушки, опустившей виновато голову и прижимающей так жалостно к груди книгу, будто она могла защитить ее. Даже как щит не используешь, как оружие – тем более.
       - Меня не касается, - одними губами сказала себе Ренис и громче прошептала. – Что-то это мне напоминает. И все равно это не мое дело.
       Последние три слова она увереннее повторяла про себя, с презрением оглядывая двор: напротив этих девушек у стен университета стояли парни, человек семь-восемь. Она видела, что эти парни с интересом что-то обсуждают, при этом изредка бросая взгляды на девушек под каштаном.
     «Не мое дело? Меня не касается? Почему?», - эти твердые утверждения  превратились в кричащие вопросы к самой себе. – «И ведь видят же они! И не вмешиваются. Почему вы такие идиоты?», - она поравнялась девушками и одновременно со стайкой парней. Ренис практически находилась между ними, только лишь расстояние было относительно: относительно девушек она была ближе, и обрывки их резких фраз долетали до ее слуха. – «Из-за парней? Все как всегда!», - волей-неволей она снова посмотрела на них. – «Не мое дело. Я просто пройду мимо. Просто пойду домой. К маме. В дом, где есть моя мама. Я же начинаю жизнь заново, мне не нужны проблемы. И маме тоже».
       Ренис вернула внимание на свою дорогу. Навстречу ей шел, бодро вышагивая, парень, что тоже разглядывал стоящих под деревом девушек. Она видела, как он недовольно нахмурился.
      «И этот тоже пройдет мимо?», - очень надеялась, что нет. Но, увы, да. Его окликнули из толпы парни, беседовавшие у стены. Парень просиял и свернул к ним, где тут же переключился на живое общение. – «Ясно все с вами».
       Ренис остановилась, несмотря на то, что уже прошла мимо. Ей всего-то оставалось выйти за ворота университета.
      - Предельно ясно, - сказала вслух сама себе.
     «Рахима, тебе это не нужно!», – говорил в ней здравый смысл. 
      - Не лезь, - шепнула она ему и, развернувшись, широкими шагами направилась к каштану.
     «И что же я делаю? Что?! Зачем?!», - с этими мыслями она, молча и круто растолкав задир, встала между притесняемой девушкой и притесняющими подругами. И те, что были в большинстве, немного расступились и переглянулись.
      - Это еще что за выдра? – возмутилась писклявая блондинка, презрительно смерив с ног до головы эту наглую вторженку.
      Ренис поджала губы и пропустила сказанное мимо ушей:
      - Если у вас к ней какие-то претензии, решайте один на один. Много ли ума надо впятером на одну.
      - Ты вообще кто, что бы здесь указывать?
      - Захлопнись! – огрызнулась Ренис на коротко стриженую брюнетку.
      - Не надо, - тихо прошептала из-за спины Ренис девушка и еще тише добавила. – Уходи.
      Но Ренис пропустила и это мимо ушей.
       - Прислушайся к мышке и вали, пока цела, - подала угрожающе голос еще одна брюнетка.
        «Довольно-таки крупная. Эту я не осилю, однозначно», - моментально пронеслось в голове Ренис, которая в ответ ухмыльнулась, обнажая передние зубы в своей, намерено искривленной, улыбке:
        - А то что?
      Все пятеро вновь переглянулись и приблизились, сужая полукруг, к ней.
      Парни, которые стояли напротив у стены университета, притихли, с любопытством наблюдая за этой чудачкой, что вернулась аж от самых ворот к девушкам, ворвалась к ним и агрессивно настроила против себя. И только лишь тот, что недавно влился в их компанию, продолжал с жаром что-то рассказывать, пока его не перебили, ткнув локтем в бок:         
        - Нэйтон, гляди, нечто интересненькое наклевывается!
        - Пойдемте ближе, не слышно ж ничего! – потирая руки, бросил другой, и все быстро зашагали на лужайку под каштан, где по их воспаленным фантазиям вот-вот должен был начаться экшн.
        - Вы куда? – поплелся за ними, недоумевая, парень, что и был судьбоносным Нэйтоном.
           - Почему судьбоносным? - спросишь ты.
          А потому. Если живы будем… нет, не так. Если сил хватит изложить все задуманное в моей голове, то, может, тогда станет понятнее. А между тем Ренис, откинув правую руку назад, повела плечом и скинула свою сумку-рюкзак к ногам, а вернее прямо на ноги запугиваемой девушки, и тут же закатала оба рукава по локоть.
     «Ну, давайте, начнем. Ха-ха! И это в первый же день! Что мне мешало закрыть на это глаза и пойти домой, а? Зачем мне все это? Отчего я влезла? Знаю, знаю. Это снова моя, не знающая меры, жалость к унижаемым. Прости мама, но, кажется, мне опять не удалось начать сначала», - и вот на этой невеселой мысли ее прервали.
       - Ты, видимо, совсем дура! – выкрикнула худенькая брюнетка и, как-то резко вскинув руку, дернулась вперед.
      «Волосы! Хочет вцепиться в волосы!», - поняла Ренис, уклонилась, выставив руки вперед, ухватилась за плечи и откинула девушку в сторону. Точнее, попыталась это сделать. И сама чуть ли не полетела в сторону от приложенного ею усилия. Только она скооперировалась, как на нее налетела блондинка почти с той же подобной атакой. – «У них у всех и везде что, одна стратегия боя? Это совсем не интересно. Слишком предсказуемо. О, вот теперь эти две на меня набросятся одновременно», - предугадала она, уловив движение блондинки, которой подставила кулак под челюсть и, тут же ощутив боль в костяшках пальцев, стиснула зубы.
       Действительно, следом две девушки вместе попытались поймать ее за руки. От одной Ренис увернулась и, удачно схватив другую за волосы, оттолкнула так, чтобы упала прямиком на ту, что пыталась встать с земли.
      «Они трусливы. Вся эта возня – лишь маневры меня запугать. Они же и драться-то толком не умеют!», - Ренис повернула голову к стоящей позади нее девушке, вопрошая мысленно. – «И чего же ты их боишься? В чем твоя проблема?».
       - Давайте делать ставки! – закричал один из парней, окруживших их. Сюда постепенно сбежали почти все, кто в это время бродил по заднему двору университета, но в основном это была мужская половина. Одни подначивали, вновь сбившихся в кучку, девушек, другие просто показушно смеялись, делая из всего происходящего не более чем развлечение для себя. И только одна пара глаз с нескрываемым удивлением сконцентрировалась на невысокой тощей девушке, застывшей в стойке пьяного боксера. Речь, конечно же, о Ренис.
       Она не сразу обратила внимание на уже давно подоспевших зрителей ее разборок и, мягко говоря, растерялась оттого, что все просто стоят и наблюдают. Девушка никак не ожидала, что они будут просто смотреть. Возмущенно вскинув брови, она уставилась на свои ноги.
       - Ах, ты ****! – поднялась в этот момент с земли блондинка, получившая в челюсть. Подобрав  камень, она, замахнувшись, надвинулась на Ренис.
       - Ты куда, Нэйтон?
       - Эй, Нэйтон!!!
       - Нэйтон, ты чего!?
       То звучали недовольные возгласы в толпе, которые донеслись до Ренис, прежде чем чьи-то руки поймали, обхватив по талии блондинку и, подкинув, бросили ее в толпу парней, которые бережно ее поймали.
        «Что еще за Нэйтон? Кто такой?», - бродили в голове Ренис вопросы.
      Когда парень, что ликвидировал с ее пути блондинку, повернулся к ней, она увидела только эти большие красивые голубые глаза. Точь-в-точь как у ее матери. Ну, прямо один в один! Она даже оторопела. Да и парень замер, нагло разглядывая ее, пока кто-то не толкнул его в плечо:
       - Вот чего ты, Нэйтон?! – обиженно сказал толкатель.
       - Такое зрелище разогнал! – подхватил разочаровано другой.
       - Дурак, Нэйтон! – хором поддержали несколько недовольных.
      А он все стоял лицом к лицу с Ренис, и из-за ее плеча робко выглядывала спасенная девушка. До Ренис все-таки дошло, что перед ней тот самый парень, который недавно шел навстречу и свернул, игнорируя действие под каштаном. Она резко нагнулась и подняла свою сумку. Накинула лямку на плечо.
      «Так. Надо валить. Пока не начались тупые и нудные разговоры. Бежать со всех ног. И делать это так, будто у меня их четыре», - ни на кого не глядя, она, грубо толкнув какого-то парня и задев плечом еще одного, вырвалась из толпы и поспешила к воротам. Блондинка, которую все еще держали, кричала злобно вслед:
        - Я этого так не оставлю! Я тебя найду!
        - Найди! – крикнула, не оборачиваясь, в ответ Ренис не сбавляя скорости, с которой летела прочь.
        Приглушенно донесся до нее и тех, кто остался стоять под каштаном звук звонка. Комментируя не случившуюся драку, все поспешили на занятия. Кроме двух студентов: той робкой девушки с книгой и Нэйтона, что не сводил глаз с удаляющейся от них незнакомки.
        - Кто она такая? – обратился он к девушке, все еще провожая Ренис глазами, она уже вышла за ворота.
        Девушка, так же, как он, провожавшая глазами спасительницу, вздрогнула:
        - Я не знаю.
        - Ты что, серьезно?! – удивился парень, наконец, посмотрев на нее.
        - Да вообще впервые ее вижу! Ни имени не знаю, ни…
        - Как и она. Несмотря на это она заступилась за тебя. Странно. В наше-то время процветающего и всем удобного равнодушия очень странно.
        Девушка согласно кивнула.
        - Чего они от тебя хотели?
        - Н-ничего…просто…так, - замялась в нежелании говорить девушка.
        Парень улыбнулся и помолчал немного, размышляя.
        - Теперь они с большим азартом будут хотеть от тебя н-ничего и просто так, - по-доброму передразнил Нэйтон.
        - Знаю. Может она и хотела искренне помочь, но сделала наоборот: мое положение стало только хуже, - с грустью в голосе сказала девушка.
           - Н-да, не самая лучшая помощь.
           - Но я не обижаюсь, - опечалившись еще сильнее, она задумчиво прибавила. – Думаю, что вот так вот заступиться мог только тот, кто и сам не раз попадал в подобную ситуацию. Мне даже ее жаль.
             Нэйтон изумленно таращился на нее, переваривая услышанное. Они стояли и переглядывались, но каждый думал о чем-то своем.
            - Ой, я же опоздала к началу лекции! – опомнилась девушка и побежала в сторону главного входа в обитель знаний.
             Нэйтон, погруженный в свои размышления, устремился следом на свои любимые занятия.
             Ренис шла, без конца коря себя за свой неосмотрительный поступок. Внутри нее все бурлило и кипело. Она определенно жалела. Да только поздно упиваться сожалениями после совершенного опрометчивого действия.
           «На черта оно мне надо было?! Дура! И о чем я только думала!? Тоже мне, гроза задиристых студенток нашлась! Толку-то от всей этой показухи? Они все равно будут домогаться ее. Теперь еще и с большим энтузиазмом, это и так понятно. А так, не вмешайся я, они бы потолкались, пообзывались, да и разошлись бы без лишних жертв. Не зря парни их настойчиво игнорировали. Умнее меня на голову оказались. Ах, какая же я дура! Они ж и на меня начнут коллективную травлю», - тут она улыбнулась криво-криво и сказала себе вслух:
            - Похоже, самое интересное вот-вот начнется. Смешно получится, если окажется, что они все из моей группы. Я-то всех не запомнила. И не пыталась даже.
            - Вы это мне? – испугалась бабушка, поравнявшаяся с ней.
            - Нет, простите, - извинилась девушка и, ускорившись, свернула с дороги. – «Проклятье! Эта дурная привычка говорить с собой вслух до добра не доведет. Как же запечатать мысли глубоко в мозгу? Ах, да, есть один верный метод», -  она достала из кармашка сумки наушники и телефон. Плотно заткнула уши и погрузилась в мир громкой музыки под видеоряд серых и унылых улиц.
             Музыка ее спасала. Она и не заметила, как оказалась в своем районе, и своем дворе, ноги несли под ритм и не знали усталости. Вскоре Ренис переступила порог дома.
             - Я пришла! – «Нет, надо было так: «Мам, я дома!», это ж не трудно».
             В ответ бряцнуло на кухне что-то из посуды. Это говорило о том, что Эллисабэт была на кухне.
             - Как вкусно пахнет!      
             - Правда? Чем же? – отозвалась мать из кухни.
             - Пахнет мамой, которая дома.
             - А что, жареной картошкой совсем не пахнет?
             - Это я и подразумевала, - Ренис заглянула на кухню. – Переоденусь и спущусь. Я скоро.
             - Я жду.
            Девушка, перешагивая по две ступеньки, поднялась в свою комнату. В кухню она ворвалась в старой домашней, изрядно растянутой вширь и в длину, одежде. Она беззаботно взобралась на стул и подобрала ноги прямо как турецкий шах.
              - М-м-м сколько всего наготовила. Неужели все для меня?
              - А как же! Только в обмен на насыщенный рассказ о твоем первом дне в стенах университета.
             Ренис, покривив лицом, потянулась за своей порцией картошки, но мать шлепнула по рукам и строго спросила:
            - Руки мыла?
            - Цербер, - Ренис поднялась и прошла в ванную, а вернувшись, бесцеремонно вытерла мокрые руки об низ фартука, повязанного на матери. Эллисабэт как раз только подошла к ней.
            - Ну-ну, рассказывай, - проигнорировала мать ее выходку. – Как все прошло?
            - Посредственно. Ровно так же, как и все предыдущие мои первые дни, - девушка задумалась, стоит ли сообщать о случившемся сейчас или же подождать грядущих последствий и уже потом ставить перед фактом очередной неудачной попытки найти общий язык с людьми. И решила промолчать. – «Зачем портить ей такое прекрасное настроение, тем более, когда она как никогда в духе».
            - Не будь такой. Все время ты пытаешься стянуть все в негативную сторону. Постарайся уж хотя бы здесь найти друзей. Не надо отталкивать с робостью подошедшего к тебе человека.
            - Не начинай. Никто не подходил. – «Отнюдь, сама сегодня подошла к робкой, чем и усугубила положение этой бедолаги».
            - Рахима…
            - Ренис, - улыбнувшись, поправила дочь. – Попытка завести друзей уже была, и не раз. И ты лучше меня знаешь, чем все закончилось.
            - Это другой случай. Другая школа. И вообще, трудный возраст. Перестань возвращаться к тем событиям. Тебе просто попались не те люди.
            «Ха, трудный возраст?! Мне было девятнадцать. Это ли трудный возраст?», - Ренис сделала над собой усилие, гася свое яростное желание зацепиться за слова:
             - Я впервые села поесть с таким аппетитом, а ты…
             - Все, все. Я молчу, - вздохнула мать, присаживаясь за стол.
             - Не молчи. Просто закрыли эту тему.
             - Хорошо, - Эллисабэт подвинула к дочери стакан сока. – Я, наверное, просто-напросто устала от постоянных переездов. Хочется задержаться где-нибудь подольше, чем обычно. Лет на пять-шесть. И прожить их в спокойствии.
             - Дело же не только во мне. Даже если я, нет, даже если мы здесь притеремся, освоимся и пустим корни, стоит им выйти на наш след, как нам тут же придется бежать, в панике собирая вещи. Не забывай об этом. И о том, что никакие друзья и дружеские отношения нам не принесут пользы. Только вред. Им. От нас.
             - Как и всегда, ты права. Постоянно об этом забываю.
            - Если тебе это так важно, то сегодня я познакомилась с одной девушкой с необычными волосами. Ее звали Гвен, ой, нет, Глен. Или Грина? Да, точно, Грина, - решила отвлечь она свою мать от тяжелых мыслей.
            - И? – улыбнулась Эллисабэт.
            - И ничего. На этом все закончилось.
            - Не строй вокруг себя оградку вот так вот сразу.
            - Да я стараюсь, неужели не видишь? Думаешь, я не устала от бесконечной смены жилья?! С раннего детства колесить из города в город, с одной захудалой квартирки в другую еще более убогую. Устала! Устала от этих всех сменяющихся школ, колледжей, университетов. Осточертело! Какие слова еще тут подобрать? Сыта по горло? Или еще что-нибудь в этом роде? Но при всем при этом я все еще стараюсь делать по-твоему, хоть оно у меня и плохо получается, но все-таки стараюсь… – «И не столько ради себя, сколько ради тебя!!»,- закончила мысленно свою речь, вывалив на мать все свои накипевшие за день негативные эмоции, Ренис.
           - Хорошо, - сказала после недолгого молчания Эллисабэт и встала, чтобы налить чаю, но дочь опередила, чувствуя неловкость за то, что сорвалась.
            - Садись, я сама.
            - Нас, между прочим, соседи приглашали на чай и близкое знакомство, - нашла нейтральную тему мать.
            - Ну, так, сходи. Займи остаток вечера.
            - Ты со мной? – прозвучала робкая надежда.
            - Нет. Я только все испорчу. Скажешь, что дочь занята, как и надлежит всем прилежным студентам.
            - Ладно, - Эллисабэт встала. – Рахима, знаешь, я меньше всего хотела бы для тебя такой жизни. Я никогда не смогу забыть, что очень виновата перед тобой.
            - Не надо, - перебила Ренис, подумав. – «Надо было сказать: «Мама, не надо», не сложно же».
            - Нет, послушай. Я многое упустила. Упустила время, которое должна была целиком посвятить тебе. И это моя вина, что ты…
            - Твоей вины здесь нет. Не стоит намеренно ее выискивать. Я с детства была такой, в остальном, а именно в этой моей привычке ко всему относиться подозрительно и с недоверием – заслуга отца. Но я не виню его. Я за это ему благодарна. Так что больше не затевай этих разговоров из разряда «виновата – не виновата». Будешь идти к соседям – купи тортик, - выпалила Ренис как на духу, про себя подумав. – «Надеюсь, моя грубость не сильно ее задела».
              Мать отвернулась, так и не договорив. Она, поджав губы, сортировала посуду в раковине.
            - Оставь, я сама вымою, - подошла дочь. – А ты иди и приоденься. Я хочу, чтобы моя мама была красивой, - она потрепала сухо Эллисабэт по щеке, сделав вид, что не заметила как увлажнились глаза матери от слов «моя мама».
            - Буду самой красивой, - окрыленная женщина убежала подбирать наряд, оставив Ренис главной по кухне наедине с надоедливыми мыслями и бесконечными рассуждениями.
       Щедро намылив губку для мытья посуды, девушка взяла тарелку из стопки в раковине. Своих действий она не видела, все происходило автоматически. Так бывало, когда она увлекалась беседами с собой у себя в голове.
      «И все-таки, почему я всегда так груба с ней? Ей и так нелегко пришлось, столько всего повидала в своей жизни, а я вот так вот с ней поступаю. Признаю, что это из-за моей обиды, не дающей ее принять. Должна ж эта обида когда-нибудь пройти, забыться! Прошли ведь и забылись все причиненные мне боли и страдания, почему обида на нее никак не покинет меня? В конце концов, я же всегда прощаю. Всегда. Всех. Не сразу, но все равно прощаю. Поначалу зарекаюсь, что не прощу и не забуду ни за что в жизни. А потом прощаю. Научиться бы мне сразу и все забывать», - Ренис, словно робот намыливала посуду уже по второму кругу. Мозг не осознавал повторяющихся действий.
        Глаза всё видели, но разум был занят:
       «Пора уже простить и приучить себя чаще называть эту не чужую для меня женщину мамой. Ну, вот что мне стоит говорить ей «мама»? Не трудно же», - отложив губку на полочку, руки механически подавали посуду под струю воды из-под крана. – «Совсем не трудно. Почему же тогда, когда я пытаюсь произнести это слово, мой язык превращается в камень, а челюсти сводит накрепко?».
       Ренис переставила вымытые тарелки на полочку для сушки и принялась драять и без того чистую раковину, продолжая свой внутренний монолог:
       «Это что-то изнутри, да? То, о чем говорил мне папа? Про мои внутренние барьеры, скрытые ото всех, но хорошо известные мне, с которыми справиться по силам лишь мне самой. Что никто мне не поможет, особенно врачи? Может так он просто экономил на походах по специалистам? Чего это я вдруг?! Он же не жалел для меня ни денег, ни себя. Впрочем, это уже не важно, его больше нет», – покончив с раковиной, она отошла к столу. – «Дурные мысли. И нет им конца. Было бы с кем, пошла бы развеялась».
         Девушка вышла из кухни в зал.
       «С таким именем даже отзываться желания нет. Как там меня звали, Реле? Рене? Знаю же, что Ренис и знаю, что идиотское имя. Много больше, чем все те, что были до него. Сколько же их было?», - она подняла к лицу обе ладони с растопыренными пальцами, намереваясь сосчитать все. – «Мне и соседских пальцев ног не хватит. Их не счесть. Главное, своего не забыть, верно, Рахима?»
        - Я – Рахима, - сказала она вслух, снова и так ясно услышав в своей голове низкий хриплый голос: «Моя маленькая Рахима». – Отец любил так говорить, - прошептала она и вернулась на кухню, где, погрузившись в мир всепоглощающих воспоминаний из далекого прошлого, прибрала посуду в шкафах по своему усмотрению, сложила красиво кухонные салфетки, и, уже было взялась передвинуть стол, как вошла мать.
        - Как тебе? – Эллисабэт покрутилась, демонстрируя свой наряд.
        - Прекрасно. Ты самая красивая. Мама.
         У Эллисабэт заиграла улыбка.
     «Как она радуется! Что мне стоит радовать ее этим словом «мама»? Пусть я и говорю это не с тем искренним чувством, которое ребенок вкладывает в это слово, но все же то, как она воспринимает это от меня, даже мне греет мою гнилую душу. Я приучу себя говорить так, как можно чаще».
        - Ты, правда, так думаешь? – вырвала мать Ренис из размышлений, смущенно расправляя складки на платье. Совсем как маленькая девочка.
       - Будь иначе, сказала бы прямо. Ты же меня знаешь, - Ренис еще раз обсмотрела мать сверху донизу. – Кстати, где же тортик?
       - Успею съездить купить?
       - Я видела в холодильнике пирог. Еще не тронутый, - нашлась Ренис.
       - Но я купила его нам с тобой.
       - Ничего. Я выйду позже, куплю еще.
       - Тогда возьму ключи. Вдруг вернусь в твое отсутствие.
      «Она не хочет уходить. Не хочет в общем к ним идти, или же не хочет уходить из дома?», - нахмурилась Ренис и сказала:
        - Мам, со мной все будет хорошо.
       Эллисабэт, вздохнув, направилась к двери. Ее догнала с пирогом Ренис и отдала его.
        - И да, еще…
        - Да, мам, я буду осторожна, - перебила дочь.
        - Ты…
        - Где лежат наши кухонные ножи, я уже знаю, – снова перебила своей дежурной фразой Ренис, криво-криво растягивая губы в злобной ухмылке. – Мне тебя силой вытолкать что ли?
        - Ухожу, ухожу, - рассмеялась мать и шагнула за порог, и дверь, наконец, за ней закрылась.
      Ренис глубоко выдохнула, подумав: «Не забыть бы про пирог».
      Забудет. Поднимется к себе, как и всегда, сунет наушники в уши и заснет на кровати. Куда там ей про пирог-то помнить. На черта, говорится, он сдался! Ее и без похода за ним с утра еще вымотало.
       Эллисабэт вернулась поздно, но с пирожными, подаренными соседями. Она, приготовив чай, накрыла на стол, села и довольная собой, громко позвала:
       - Рахима!
       Но представляемый ею шустрый топот ног по лестнице не раздался.
       - Чего это я. Не Рахима, а Ренис. Да, да, точно. Хочет, чтобы я исправила, - набрав в легкие воздуха побольше, она снова позвала. – Рени-и-и–иис!
      В ответ тишина. Эллисабэт не отчаялась, позвала еще раз, прежде чем до нее дошло.
      - Ясно. И на что я надеялась?! – она встала, убрала пирожные в холодильник. Пошла к себе, переоделась и затем тихо поднялась на второй этаж.
      Дверь была прикрыта. Она вошла.
      Посмотрела на дочь, спящую в наушниках, покачала головой. Аккуратно (как ей казалось) сняла наушники и убрала вместе с плеером на подоконник. Убедилась, постояв немного, что ее двадцатичетырехлетнее чадо не проснулось, выключив свет, оставленный дочерью, покинула комнату, прикрыв за собой дверь. Ушла, оставив в темноте улыбавшуюся девушку.
      Она проснулась как только Эллисабэт переступила порог комнаты. Это было ее особенное свойство чувствовать сквозь сон присутствие человека, которое мешало ей спокойно спать как все нормальные люди, отчего девушка моментально просыпалась. Но в этот раз притворилась, что не проснулась. Иначе пришлось бы вцепиться опять с возмущениями по поводу потревоженного сна.
      Эллисабэт, конечно же, знала, что дочь сейчас не спит. Уже не спит. Однако и она решила притвориться, что верит ей. Так было проще. Им. Обеим. Всегда.
       Повторюсь, Ренис это делала то ли во избежание ненужных разговоров, обостряющихся и перетекающих в ссоры, то ли чтобы Эллисабэт могла пойти спать с чувством выполненного долга заботливой и любящей матери. Возможно, были у девушки еще какие-то причины. Кто знает, что творится в ее голове.
       Когда шаги матери на лестнице стихли, Ренис встала, облачилась в пижаму и легла, прокручивая перед сном события пятилетней давности: школу, запомнившуюся чуть больше остальных школ, что были в ее жизни. Школу, в которой ей так хотелось остаться и в то же время безумно хотелось убежать из нее и где-нибудь зарыться глубоко и навсегда. Затем волной накрыли обрывки воспоминаний далекого прошлого, запомнившиеся больше всего. Она долго ворочалась, отворачиваясь от всего, что представало на глаза, пока часам к трем не уснула.

       Глава третья: «Нэйтон».
       Утром Ренис проснулась с мыслью «День второй». Эта привычка отсчитывать дни до очередного провала в новой жизни, была такой же закоренелой, как и ее особенность невероятно чуткого сна. Девушка, пробудившись, пролежала, глядя в потолок, минут десять. Неохотно заставила себя подняться. Отметила, что в отличие от вчерашнего дня, этим утром отсутствует это омерзительное крутяще-сверлящее чувство в животе.
       Пересилив себя, она оделась и поспешила вниз. Через кухню в ванную – для совершения привычного ритуала очистки зубов, разделенного строго по пунктам:
       1.Полоскание водой.
       2.Очистка зубной нитью.
       3.Чистка зубной щеткой.
       4.Полоскание слабым раствором соды с солью.
     Следует отметить, девушка была помешана на зубах, они для нее были важнее внешности и всего прочего. Относилась к ним она со всей серьезностью и была весьма щепетильна по отношению к малейшим проблемам полости рта.
      Покончив с водными процедурами, Ренис прошлепала босыми ногами мимо мамы, снова на удивление рано вставшей и возившейся на кухне.
      - Доброе утро, - мрачно бросила ей Ренис.
      - Доброе. Чего такая мутная? День только начался.
      - Подумать только! Как я могла забыть почистить ночью зубы!? Ненавижу себя, – девушка захлопнула дверь ванной, заметив, что оставила ее после себя открытой.
      - Бедные твои зубы. Как же они пережили эту ночь? – Эллисабэт улыбнулась, наполняя кружку ароматным горячим кофе, свежесваренным в турке. – Давай, садись завтракать.
      - Ага, - Ренис взобралась на стул, скрутив ноги в любимой позе турецкого царя.
      - Ты сегодня заметно лучше настроена.
      - Как же, - отозвалась дочь с набитым ртом, все думая о том, что ее сегодня ждет неминуемая месть от вчерашних бойких красоток.
      - Главное, старайся избегать конфликтных ситуаций. Ты ведь это умеешь. Если захочешь.
      «Она что, мои мысли читает?», - Ренис застыла с открытым ртом и поднесенным к нему хлебом, старательно высматривая в лице матери что-то, что говорило бы ей о том, что она знает о случившемся. Но таковых признаков не находилось.
       - Я постараюсь. Что мне еще остается.
       - Умничка.
       Ренис, посмотрев на часы, запихнула в рот еще два куска сыра, отхлебнула кофе и ринулась со стула прямо к двери, на ходу набрасывая сумку, легко трансформирующуюся в рюкзак, из-за чего невероятно сильно полюбилась ей.
        Мать шла следом:
       - Снова этот старый рюкзак! Когда ты уже выбросишь его? Купи сегодня хорошую модную сумочку, я дам денег. – Эллисабэт кинулась на поиски кошелька. Сумочка ее лежала на диване.
       - Женщина. Ты оскорбляешь моего, проверенного временем, погодой и тяжелыми моментами жизни, верного друга, - сказала безразлично, дожевывая сыр, дочь и вышла за дверь.
       - Все никак со своими подростковыми причудами не расстанешься, да? – Эллисабэт устало опустилась на новенький диван. – Надеюсь, с тобой все будет хорошо.
       Ну да, как же. У человека с повышенным (таки максимально высоким) уровнем чувства жалости никогда не будет все хорошо. Это так, к слову. На сей раз Ренис добралась в обитель знаний практически вовремя. Еще с парадного входа увидев в толпе розововолосую однокурсницу, направилась к ней. Грина шла под руку с парнем, чего не сразу заметила Ренис, но как только разглядела, решила, что лучше подержаться в сторонке и не мешать им. Случайно ли, аль нет, но Грина обернулась, поправляя волосы, и увидела позади себя в толпе «новенькую». Шепнув на ушко что-то парню, развернулась и пошла навстречу:
     - Привет, Ренис.
     - О, привет.
     - Я тут подумала, что ты за мной будешь ходить, как и вчера, и потому решила предупредить, чтобы ты шла в лекционный зал. Это двери с номером сто двенадцать. Пойдешь по тому коридору прямо, потом повернешь дважды налево и снова прямо…
     - Постой-постой, столько информации сразу мой мозг не воспринимает. Мне нельзя просто пойти за тобой? Не беспокойся, я вас не услышу. Буду сохранять десятиметровую дистанцию.
      Грина рассмеялась и сказала:
      - В том-то и дело, что если ты пойдешь за мной, то я приведу тебя вовсе не туда, куда надо, - девушка с загадочным видом подмигнула и кивнула в сторону ожидающего ее парня.
      Немного запоздало, но до Ренис все-таки дошло:
       - А-а. Значит, тебя не будет. Ясно-ясно.
       - Ты поторопись, а то опоздаешь. И да, к твоему сведению сегодня собирают все курсы с первого по пятый.
       - Зачем?   
       - Наш университет вот-вот посетит знаменитый доктор наук и проведет увлекательнейшее знакомство с миром изданных им книг.
       - И вот поэтому ты так уверенно линяешь? – догадалась сразу же Ренис.
       - Ну а как же еще!
       - Иди уже, тебя твой рыцарь ждет.
       - Аха-ха-ха. Сначала прямо, потом дважды налево, - крикнула на бегу и сквозь смех ей Грина.
       «Да, да, конечно!», - скептично думала Ренис, с подозрением относясь к прогульщице. Интуиция подсказывала, что ее поджидает в лекционном зале засада, и что и Грина одна из участниц, которой отведена роль коварного предателя. – «Как это предсказуемо. Собралась уже целая туча любителей поглазеть на бабские разборки, или еще не все подошли? Наверное, с телефонами наготове, вдруг девчата начнут блузы рвать. Мда уж. Я бы хоть нож взяла бы что ли. Что-то как-то не подумала. Да и ладно. Всегда можно снять рюкзак и непринужденно придушить лямкой, как удавкой, правда ведь, пап?».
       Ренис дважды свернула налево и шла прямо, осматривая двери залов с набитыми номерами.
      «А, может, просто не пойти? Кого я обманываю? Я же больше всего на свете боюсь подобных ситуаций. И в то же время мне почему-то так хочется во всем этот поучаствовать, а потом, как и всегда, стать изгоем. Может ли это быть от того, что я привыкла им быть? От того, что мне это нравится? Не знаю».
       Девушка остановилась напротив нужной двери и уставилась на цифры, сверяя с теми, которые назвала ей Грина.
         «Нет! Знаю. Ответ – да», - она взялась за ручку. – «Я еще могу убежать», - подумала она и с силой дернула дверь на себя, обомлела, застыв на пороге.
       Ренис ожидала увидеть все, что так красочно вырисовывалось в голове, но никак не сидящих в ожидании в огромном лекционном зале, студентов: одни живой компанией обсуждали что-то, другие коротали время, чуть ли не уложив все тело на столе. Были и такие, кто с серьезными мордашками уставились в книжки, изредка чиркая карандашом на краях страниц. Полностью разглядеть весь контингент она не смогла, так как ее толкнули, грубо заметив:
       - Не в чистом поле стоишь.
       - Сама вошла, дай и другим войти.
       - Ну, ты проходишь или нет?
       Ренис, опомнившись, отошла от входа, пропуская возмущающихся студентов. Места в зале еще оставались, но в основном в середине и в конце. Передние были уже заняты. Она, ни на кого не глядя, выбрала место в среднем ряду, с самого края, чтобы легче было уйти со звонком. Вокруг беззаботно щебетали парни и девушки. До их разговоров ей не было дела. Она была в своих мыслях:
       «Как-то даже обломно. Я настраивалась на пару знатных синяков и попорченную одежду от вчерашних воинственных мстительниц», - положив рюкзак на коленки, она достала из него телефон и с озабоченным видом в нем ковырялась.
      А свободные места постепенно заполнялись. Но профессора все еще не было. В зале царил гул. Все переговаривались, кто возмущенно, кто сплетни разводил, кто по делу, а кто-то, так, от нечего делать. Ренис нет-нет посматривала на говорящих, и ей казалось, что здесь много знакомых лиц.
      «Это, наверное, потому, что многих из них я встречала вчера и сегодня в коридорах университета. Интересно, присутствует ли моя группа? Ну, конечно же. Сказано же, студенты с первого по пятый курс нашего направления. Жаль, что Грины нет. Так хоть по ней сориентировалась бы», - она отвлекалась, увидев входящего мужчину в возрасте в сопровождении нескольких человек, среди которых безошибочно узнала болтливую секретаршу Сьюзен.
       Вошедшие долго распинались, представляя профессора и вклад, внесенный им в науку. Затем поставив на стол несколько стопок книг, сопровождение удалилось, и пошел черед профессора долго и нудно говорить. Естественно, Ренис его не слушала, но первое время искренне пыталась вникнуть в то, что хотел этот известный лектор до них донести своим монотонным голосом, который так и предлагал забыться глубоким (мертвецким!) сном. Потеряв всякий интерес, она повертела головой: весь зал в тишине его слушал, а некоторые умудрялись торопливо записывать.
      «Не понимаю. Нет, я ведь верно понимаю язык, на котором он говорит? Да, верно. Но все же мне это не понятно. Более того, я просто отказываюсь понимать, зачем нам, медикам, нужна философия? Неужели я, склонившись над лежащим передо мной разрезанным человеком, буду самозабвенно рассуждать о том, что же все-таки такое «Дао» и что есть все сущее? И в поисках ответов пойду по просторам сознания постигать нечто эдакое? Чушь собачья! Может, правда, я неправильно его понимаю, и это вовсе не философия, а психология?», - Ренис, устало подперев голову рукой, закрыла глаза, больше не пытаясь вникнуть в сложные определения от седого ученого.
       Они продолжали сидеть без перерыва второй час. Время шло. В зале успела завязаться бурная дискуссия между несколькими, сидящими в передних рядах, студентами и профессором.
       «Это уже получше односторонней нудной речи этого сивого умника. Меньше сюда поглядывать будет», - девушка уверенно сменила затекшую правую руку на левую. И все бы хорошо, она бы смогла бы уснуть, если бы в разговор не вмешался сидевший рядом с ней парень, что уж слишком громко задавал свои вопросы, желая быть услышанным профессором. Она недовольно подняла на своего разговорчивого соседа глаза, несмотря на то, что не любила рассматривать вблизи людей, да и вообще, смотреть на них дольше трех секунд.
          Достаточно было и секунды, чтобы она его узнала. Парень в этот миг смотрел в ответ, видимо, тоже припоминая ее. Может, один из тех, кто часто пересекался с ней в стенах университета, впрочем, как и со многими другими? Или, может, человек из ее прошлого? Неа, скорее из ближайшего совместного будущего. Этот был среди тех ребят, окруживших вчера девушек под каштаном. Это он вмешался в те разборки и остановил задиристую блондинку с камнем.
          «Да, он. Точно, это был он! Имя еще у него такое. Нортон или Нэймар, или нет? Как же его звали?», - задумалась, нахмурившись, Ренис.
          Заметив, что девушка продолжает хмуро его рассматривать, он в ответ уставился на нее. Выдержав паузу в несколько секунд, вновь отвернулся, так как лектор обратился к нему с вопросом и снова пошло-поехало. Все эти их заумные и вычурные слова просто входили и выходили из одного уха Ренис в другое. Поймав себя на невнимательности, она вонзила взгляд в стол перед собой, размышляя:
          «Да уж. Не быть мне учеником Конфуция. Недолго бы его конфуцианских нервов на меня хватило», - и вдруг беседа соседа с лектором приняла интересный для нее оборот, она стала внимательнее вслушиваться, прищуриваясь, глядя то на соседа, когда он говорил, то на профессора.
            Что и вызвало улыбку у парня. Теперь, отвечая, он изредка косился на нее. Наблюдал за ее реакцией, ведь лицо Ренис, которая совершенно позабыла об этой своей черте, сопровождало ее какие-то одной лишь ей известные мысли богатой мимикой: она то самопроизвольно корчила рожицы на их высказывания; кривила губы, то ухмыляясь, то, не размыкая, растягивала их в улыбке сомнения. То хмурилась, то вскидывала в удивлении брови и щурила глаза. А потом вдруг маска безразличия снова легла на это живое лицо.
           «Ей что, не понравилась тирада лектора? Или же мой ответ?», - подумал озадаченно парень.
           - Довольно интересная, но глупая мысль, - пробурчала сама себе Ренис.
           И он тут же обратился к ней:
           - Хочешь возразить? Поясни, раз считаешь мое высказывание неверным.
           Весь зал хором повернулся к ним. Притих даже профессор, теперь он смотрел на нее. Заставив себя улыбнуться, Ренис торопливо выпалила, обращаясь ко всей аудитории:
           - Не обращайте внимания, это всего лишь мои несдержанные мысли вслух. Прошу вас, продолжайте, - сказав, она напряженно задумалась над тем, правильно употребила временную форму глаголов. У нее с этим часто возникали трудности, за что она и отдавала предпочтение родному языку.
         Продолжать не стали, так как прозвучал мерзкий на слух, но приятный затекшему сидеть телу, звук звонка.
          «Какое счастье!», - подумала Ренис, вскакивая с места. Схватив в охапку рюкзак, она поспешила к дверям. – «Надо скорее бежать отсюда, иначе завяжется разговор и милое общение, которое если ничего не предпринять, обычно плавно переходит в знакомство, а затем дальше-больше», - распахнув двери, она покинула зал и пошла по коридору. – «А мне ни он, ни его знакомство и уж тем более дружба ни коим чертом не сдались!».
          Девушка, копошась в рюкзаке, побрела, сама не зная куда, оставив недоуменно переглядываться студентов в лекционном зале. Им было чему удивляться. Ведь сначала они должны были взять книгу профессора, получить автограф и только потом покинуть зал. Чего не сделала Ренис.
            «Эта девушка явно с приветом. Или же, наоборот, не до конца чокнутая. Быть может, это мое поверхностное субъективное мнение, я же и видел-то ее всего второй раз. Но с ней явно что-то не так. То ли сплошная боязнь, то ли неприязнь, то ли признаки помешательства, то ли все вместе. Есть в ней что-то такое. Может она скрывает своим поведением задатки гениального человека, кто знает. Неплохой экземпляр для исследования. Хотя, чего это я?», - подумал парень, отмахиваясь от мыслей и занимая очередь за книгой.
           Да, да. Это и есть Нэйтон. Нэйтон Ривер. Двадцать три года. Студент третьего курса направления психиатрии. Талантливый, подающий большие надежды, парень. Активный участник всех университетских олимпиад, соревнований и мероприятий. Отличник учебы, стипендиат. Противник рукоприкладства среди студентов. Почетный представитель от университетского комитета студентов. Рубаха-парень, ботаник-золотник и прочее, прочее. Грубо и в общем: золотое яйцо. Мини-гений, одним словом. И, кстати, да, именно его должна благодарить Ренис за то, что ей удалось избежать воздаяния по заслугам от злой блондинки, почти организовавшей целый комплекс унижений и издевательств, собравшей под своим началом немалое войско.
          Нэйтон поговорил с ней и убедил отказаться от чего-либо подобного. Какие методы убеждения он применил к ней, я не знаю. Что он ей пообещал? А, может, угрожал? В любом случае, Ренис, не ведая обо всем этом, шла по коридору, у каждого угла настороженно останавливаясь, ожидая, что вот сейчас уж точно кто-нибудь да выскочит. Иногда она оглядывалась назад, нет ли слежки. Но позади были обычные беззаботные и незнакомые студенческие лица, говорившие ей об обострении ее паранойи.
         Оглянувшись еще раз, она не успела среагировать и столкнулась с кем-то весьма твердым и плотным. Такой вывод напрашивался сам – ее нехило так отбросило в сторону, но она смогла устоять на ногах, возмущенно уставившись на улыбающегося высокого парня в компании друзей, также демонстрировавших свои безупречно белые зубы.
         «Этой сволочи еще смешно?», - мелькнуло в голове намного позже, чем среагировал ее язык:
          - Смотри под ноги, ишак!
          - Под ноги? – передразнил он ее вопросом, снова заливаясь смехом вместе с друзьями, стоящими стенкой рядом. К слову сказать, он видел, что впереди идущая девушка кого-то высматривает позади себя и не видит идущих ей навстречу. В такой момент, обычно, избегая столкновения, вежливо уступают дорогу. Но этот парень намеренно не свернул с пути. Почему? Зачем? Смеха ли ради? Или нужно было привлечь к себе внимание?
           Ренис, никак не отреагировав на их издевательский смех, грубо растолкала их, вклиниваясь между ними, продолжила свой путь к стенду с расписанием. Таким поведением она существенно взбесила парня. Он повернулся к одному из парней, что терлись рядом:
          - Сходи, узнай, кто и откуда.
          Тот, к кому обращались, растворился в толпе, следуя за Ренис.
          - Что за непростительное отношение к моей персоне! – все злился парень.
          - Да ладно тебе, Алекс, - успокаивал стоящий справа.
          - Я не потерплю такое невежество от такого убожества.
          - И, правда, грубо было с ее стороны, - заискивающе поддержал друг слева.
          - Может она просто не в курсе кто ты? – спокойно предположил другой.
          - Да наплевать, - Алекс достал из кармана телефон, разрывающийся в звонке. – Как что выяснится, сразу ко мне, - сказал грозно он, отошел к гардеробной и поднес телефон к уху. – Да, Нэйтон?
         - …?!
         - Почему меня не было? Совру, что опоздал.
         - …
         - Да, да, я помню, что обещал больше не прогуливать.
         - …
         - Ну что ты как нянька?
         - …!!
         - Иду я уже. И сам ты придурок! Вот поднимусь и сброшу тебя с окна четвертого этажа!
         Что ж. Будем знакомы с Алексом Фринвудом. Двадцать три года. Лучший друг Нэйтона Ривера. Друзья детства, не разлей вода, ля-ля-ля тру-ля-ля. Сын богатого и известного на весь город, но трагически погибшего в автокатастрофе, отца. В той же аварии погибла и мать, потому жил парень в семье не менее богатого дяди, что является важным человеком в городской управе. Более мелкие подробности промелькнут по ходу дела. Я же вернусь к Ренис, которая тем временем умудрилась сама отыскать нужную аудиторию. Она вошла и прошла в самый конец, заняла самый последний стол и принялась доставать из рюкзака необходимые принадлежности.
       «Трудно быть новенькой, но мне ли привыкать», - успокаивающе думала она про себя.
        Большая часть группы уже сидела на местах, весело обсуждая последние новости. Как только Ренис села, подоспела вторая половина группы. Галдя и, нарочно перекрикиваясь друг с другом, они с шумом расселись ровно по тем свободным местам, которые пустовали между присутствующими.
        «Ребята, да вы прямо как шахматы, а я здесь лишняя фигура. Определенно», - одними губами сказала она, оглядывая всех. – «Хорошо, что мне ума хватило не сесть на одно из этих мест, иначе пошло бы поехало. Ничего, ничего, Рахима, сегодня-завтра начнутся их издевательства, шуточки и приколы над новенькой, так что, скучать не придется», - девушка снова обежала глазами всех впереди сидящих со своего места и увидела как один парнишка, сидя в полуобороте, с любопытством глазел на нее. – «Пожалуй, ты и начнешь одним из первых доставать меня. А потом, когда тебе наскучит делать это одному, ты соберешь нехилую компанию и вы дружно придумаете целый план, или же…».
            Ренис сбилась в своих негативных мыслях, заметив вошедшего преподавателя.
          - Здравствуйте, - лектор прошел к столу, разложил свои папки и, водрузив очки на нос, начал искать глазами в сидящих студентах кого-то.
           «Нет, нет, нет, нет, только не это!», - закричала Ренис внутри себя, оставаясь снаружи хладнокровным мастером равнодушия.
           - Так. Для начала позвольте представить официально, - лектор опустил глаза в папку, прочитал с листка данные и вновь пробежался глазами по присутствующим. – Нашу новую студентку Ренис Нолл.
            «Я рассчитывала, что все-таки обойдется без этого. Ну почему везде все проходит одинаково?!», - Ренис нехотя поднялась и едва заметно кивнула.
           - Расскажи-ка нам немного о себе.
           - Мне нечего вам рассказывать.
           - Как так? – не ожидал такого ответа лектор. – Откуда ты? Чем любишь заниматься? Это же можно от тебя услышать?
           - Приехала из Небраски, люблю слушать музыку. И больше мне нечего сказать. Давайте начнем лучше занятие.
       С минуту лектор смотрел на нее, делая свои выводы, прежде чем сказал:      
          - Садись, Ренис, - кивнул ей и продолжил. – Меня зовут Морган Велрис. Я веду вашу группу. Так что, если возникнут какие-либо проблемы или вопросы – непременно подходи, решим вместе.
        Раздался нетерпеливый стук в дверь, и сразу же за ним возникла на пороге Грина.
         - Почему опаздываешь? – нахмурился строго Морган.
         - Задержали. Просили передать ключ от шкафчика для Ренис.
         - Проходи, садись.
         Грина села за передним столом в первом ряду и оттуда же подбросила ключ Ренис. Та поймала, едва не опрокинувшись со стула.
        - Ты могла подойти и отдать, - со строгостью во взгляде сделал вежливое замечание Грине Морган Велрис.
        - Вы же знаете, какая я ленивая.
        - Останешься дежурной.
        - Да за что?!
         Морган не ответил, раскрыв свои записи, настроился на долгое изучение того, что планировал им преподать. Вдруг, тряхнув головой так, будто вспомнил нечто важное, он поднял голову, шевеля губами, пересчитал всех студентов.
         - Отсутствующих нет, начнем, пожалуй.
         Предмет был схож чем-то с возрастной психологией, и Ренис этот предмет и преподаватель понравились. То, как Морган объяснял и говорил, а также приводил простые примеры, доходчиво комментируя – все это так завораживало Ренис, что она восхищенно слушала, не погружаясь в свои беспорядочные мысли, которые так отвлекали ее внимание.
          Морган, отодвинув манжету рубашки, взглянул на часы:
         - Сделаем небольшой перерыв. Мне нужно ненадолго отлучиться, - сказав, он направился в сторону двери и уже на пороге добавил. – Грина следи за порядком.
         - К Сьюзен, небось, - закатив глаза, пробурчала она ему вслед и повернулась к своей соседке потравить свежие сплетни.
         С уходом Моргана все оживились. Некоторые повскакивали с мест и сбились в кучки у окна, несколько студентов, по натуре схожих с героиней, одиноко уткнулись в свои телефоны, а кто-то, усевшись неприлично близко друг другу, нашептывал последние новости об университетских знаменитостях.
         А что же Ренис?
         Ренис сидела и пялилась со своего места, вытянув шею, в окно. Разглядывала ворон, выстроившихся в ряд на проводах.
        «Я тоже как ворона. Только я тут одна, а этих вон сколько», - она начала было считать ворон, и уже дошла до десятой, как вдруг к ней подсела крашеная длинноволосая, а волосы были почти по пояс, блондинка с весьма ярко накрашенными глазами и густо намазанными алой помадой пухлыми губами бантиком. Своим неожиданным появлением, девушка неприятно удивила Ренис.
         - Привет, Ренис. Я – Анри.
         - Приятно познакомиться и сразу же спрошу прямо – чем обязана?
         - Я староста группы, и моя цель – поближе познакомиться с тобой и познакомить тебя со всеми и всем, что есть у нас в университете.
        Ренис машинально посмотрела на Грину и подумала: «Так вот о чем она мне тогда говорила. Эта староста…». Грина, поймав ее взгляд, с интересом смотрела в ответ и почему-то улыбалась.
        - Ого, я смотрю, Грину ты уже знаешь, - блондинка придвинулась ближе и перешла на секретный шепот. – Держись от нее на расстоянии. Та еще штучка. Она… - тут пошли не самые лестные отзывы о розововолосом ориентире Ренис.
        - Хороша же ты. А еще гордо старостой группы себя зовешь, - перебила Ренис, смерив блондинку гневным взглядом.
        - Не поняла, - якобы смутилась староста, но смущение она не практиковала никогда.
        Высказаться Ренис не удалось, вошел Морган Велрис с ноутбуком на руках.
        - Ладно, еще пообщаемся, - сказала Анри и поспешила на свое место, как и все остальные.
        - Дежурная, сходи за ключом от лаборатории, - сказал мистер Велрис, и Грина неохотно повиновалась.
        «А Морган-то любитель покомандовать. Интересно, кто выбирал эту старосту в старосты и чем руководствовались, делая выбор в ее пользу? Если выбирал не Морган, то, однозначно, лучше этой Анри должен быть», - Ренис посмотрела на сидящую позади Грины старосту.
        Анри Фринвуд. Двадцать три года. Родная сестра-близнец Алекса Фринвуда. Высокомерная и заносчивая эгоистка, всегда добивается своего, несмотря ни на что. И получает все, чего захочет, так как на это у нее достаточно денег. Безответно и с давних пор сохнет по лучшему другу детства своего брата – Нэйтону Риверу. Дополнительная информации будет в процессе дальнейшего изложения.
        Увлекательнейше (по крайней мере, для Ренис) прошел еще один час. А затем во время десятиминутного перерыва нужно было перебраться в дальнее крыло университета. Это и делала Ренис, неотступно следуя за розововолосой. При этом она все опасалась, как бы эта активная староста не навязалась за ней со своими глубокими познаниями о личной жизни каждой однокурсницы. Но, как говорится, чего боишься – то и настигает (правда, не знаю, кто так говорит): Анри Фринвуд нагнала ее в кабинете, обставленном многочисленными стеклянными шкафчиками, забитыми всевозможными сосудами и полыми баночками, наполненными мутно-зеленоватым раствором и плавающими в нем различными сегментами тел животных.
        - Еле угналась за тобой! – сказала на выдохе староста, строя из себя запыхавшегося, но благородного преследователя.
        Ренис в угрюмом молчании прошла в конец, как обычно, за самый последний стол. Грина, что уже сидела за первым столом, сочувственно кивнула ей, мол, «держись», когда та проходила мимо.
         - Зачем за последний стол, когда есть такие хорошие свободные места с девчатами. Чего ты такая нелюдимая? – Анри отодвинула стул за предпоследним столом, находившимся прямо перед Ренис, и уселась, закинув ногу на ногу, демонстрируя из-под и без того короткой юбки свои красивые ровные ноги.
          - А ты чего от меня хочешь-то? – спросила Ренис, делая вид, что ищет нечто очень важное в своей сумке, и что Анри очень сильно мешает ей это делать.
    - Хотела предложить тебе кое-что интересное.
    - Например?
    - Университетские клубы.
     - В смысле? – Ренис непонимающе застыла, глядя в темно-карие глаза девушки-блондинки с заметно отросшими каштановыми корнями волос.
     - Что, никогда не слышала про кружки, клубы, секции и дополнительные занятия? Предлагаю вступить…
     - Нет уж, уволь, - тон Ренис становился грубее, а в голове вертелось. – «Угораздило же меня с ней связаться». – Я не хочу.
     - Ты обязательно найдешь что-то себе по нраву! Ты просто должна вступить. У нас каждый здесь куда-то записан. И ты будешь. Всего-то раза два в неделю. Это же не трудно, - вдохновляющее зазывала и тараторила, игнорируя быстрый отказ новенькой, Анри.
     - Трудно. И мне это не нужно.
    Староста ее не слышала:
      - Есть кружок театрального искусства и спортивные секции, такие как гимнастика, футбол, волейбол, регби, плавание, баскетбол, - ее перечисление не заканчивалось.
      - Нет.
      - …черлидеры, всевозможные виды танцев, литературные…
      - Мне это не интересно, - в очередной раз перебила Ренис. – Отстань, зачем привязалась? Сказано же, что я не хочу.
       - Как староста я отвечаю за твою увлеченность дополнительными предметами. Пожалуйста, запишись куда-нибудь. Давай ко мне хотя бы.
       - Куда это? – без интереса спросила Ренис, подумав. – «Узнаю, где эта прилипала числится, чтобы избежать попадания к ней».
       - Художественный кружок, - засияла Анри, предвкушая победу, увы, не случившуюся.
       - И что вы там делаете?
       - Рисуем все, что хочется, оформляем различные стенды и плакаты.
       - Нет. Это нудно.
       - Может, тогда танцы?
       - Нет. Не интересуют.
       - А как в плане спорта? – опять попытка заинтересовать жертву.
       - Нет.
       - Ты не могла бы быть менее грубой?
     Ренис мило ответила тоненьким голосом:
    - Нет. Мне это не интересно, - затем своим привычным тоном добавила. – Так пойдет?
    - Грубиянка ты! И даже если так, тебя должно что-то привлекать.
    - Есть что-нибудь связанное с музыкой? – не то чтобы, Ренис волновало это, просто она отметила, что из всего перечисленного старостой, не промелькнуло ничего, что могло бы быть связано с музыкальным течением. Удостоверившись, что такого направления у них нет, она подумывала отвадить этим от себя надоедливую старосту. Она очень-очень рассчитывала на то, что таких секций нет.
     И действительно, Анри Фринвуд сникла и расстроилась:
     - Были. Но с прошлого годы все закрыли. Зато есть по вокалу и, кстати, да, там отличные преподаватели. Тебе подходит?
     - Мне это не интересно.
     - Что ты заладила, - рассердилась староста, но тут же, напустив на себя вид человека, открывающего одну из десятка сотен тысяч тайн, склонилась к ней еще ближе и зашептала. – Если хочешь, то можешь прийти в эту пятницу после обеда в беседку, что на заднем дворе. У нас там в эти дни собираются и играют, кто поет, кто слушает. Приходи, там будем я и мой брат, а еще…
      - Я подумаю, - оборвала ее, не давая закончить Ренис. – «Подумаю. Но определенно нет. Иди ты к черту с такими сомнительными предложениями. Знаю я ваш задний двор», - закончила свою твердую отказную речь она про себя.
      - Ладно, - сдалась Анри, поднялась и направилась к своему месту, где на нее в ту же секунду посыпались, конечно же, шепотом, вопросы подружки.
      - Мне она сразу не понравилась, - прошипела староста подруге в ответ, не заботясь о том, что Ренис это слышит. Анри намеренно шипела так громко, чтобы донеслось до новенькой.
      - Можно подумать, я от вас фанатею, - в той же манере прошипела им Ренис.
      Обе девушки синхронно обернулись к ней, одновременно сдвинув брови и надув губки, так же синхронно отвернулись.
      «Больно нужны были, королевы собственного воображения!», - Ренис перевела взгляд с них на Грину, что все это время, сидя в пол оборота и якобы беседуя с соседкой, наблюдала со своего места за новенькой. Розововолосая подбадривающе подмигнула ей и переключилась на свое общение.
       Минуты бежали, но так незаметно. Заполнились свободные места аудитории. Последним вошедшим был лектор, имя которого Ренис старательно вывела на чистом листе тетради. В то время как Анри беседовала с Ренис, уговаривая присоединиться к развивающим курсам, в противоположном крыле здания, естественно, в мужском туалете, происходил такой разговор:
       - Ну, что там, Гордон? – вопрошавший парень затянулся сигаретой, вдыхая глубже. То был Алекс Фринвуд.
       - Вообще-то, для начала неплохо было бы и меня сигареткой угостить, - Гордон бесцеремонно полез в карман Алекса за пачкой.
   - Да говори ты уже, кто обидчик нашего красавчика? – подал голос парень, стоявший подпирая дверь, чтобы никто не зашел. Он с нетерпением бегал глазами от Алекса к Гордону.
   - Первокурсница. Зовут Ренис. Говорят, что тут всего-то пару дней.
   - Понятно, почему она не знает кто ты, – задумчиво пробубнил прилипший к двери.
    Алекс мельком взглянул на него и перевел вопросительный взгляд на своего информатора.
    - Откуда я знаю ее имя? – спросил Гордон с напускным видом шпиона, удачно выполнившего опасное задание. – Она учится вместе с твоей сестрой.
    Алекса хватило лишь на удивленное:
    - Ооо-ооо?!
    - Я уже вижу твои грязные мыслишки, - коварно хихикал Гордон, переглядываясь с Алексом.
    - Да ладно вам, - вмешался опять третий, покинув свое место и ступив к ним на пару шагов ближе. – Она же не нарочно. Знала б она кто ты, за километр обошла бы.
    - Не слушай этого пацифиста, - Гордон встал на одну линию с Алексом Фринвудом, дымящим сигаретой. – Я всегда на твоей стороне, и всегда за воздаяние по заслугам.
    - Вам просто нечем себя развлечь.
    - Не преувеличивай нашу испорченность, Луи, я лишь немного посмеюсь над ней. И ты вместе со мной, - сказал Алекс и положил руку третьему на плечо, притягивая ближе. – Не беспокойся, дальше злой шуточки этот замысел не выльется. Я, правда, еще не придумал какой.
    - Вы не исправимы, - Луи скинул его руку и под причиной необходимости справить нужду, скрылся в кабинке.
          Луи Прескотт. Двадцать три года. Друг Алекса Фринвуда и Нэйтона Ривера. Скромный, тихий, спокойный и весьма рассудительный парень. В университете известен как человек, отвергающий всякого рода насилие, но братающийся с людьми прямо противоположным его принципам. Лирик. Пишет стихи под музыку Алекса Фринвуда и его компании, исполняет их, конечно же, Алекс. Талантлив во всем, а главное, в этом направлении. В целом Луи Прескотт неплохой парнишка, если бы не его плохие друзья.
     Уборная наполнилась звуками музыки.
     - Подними ты уже, Алекс, - недовольный Гордон присоединился мыть руки с Луи.
     - Тц! Это Нэйтон. Начнет опять вбивать мне свои нравоучения.
     - Тебя это не бесит? – спросил Гордон и зачем-то посмотрел на Луи.
     - Мне это нравится, - с рожей довольного садиста, перевыполнившего свой план ежедневного насилия, Алекс поднес к уху телефон. – Да, Нэйтон?
     - До сих пор продолжаю удивляться, как эти двое уживаются?
     - Дружба с малых лет. Не каждому дано. Такое стоит ценить, - задумчиво пробубнил себе под нос Луи.
    - Мне этого не понять, - Гордон скрестил руки на груди, наблюдая за Алексом.
    - Я тебе уже угрожал, что выкину тебя в окно? – спросил Алекс друга по телефону.
    - …
    - Тогда в этот раз я отравлю тебя.
    - …
    - Мы уже идем, не кипятись так. Что такого криминального в опоздании на пять минуточек? – Смеясь, Алекс продолжал выводить из себя своего друга. Не отключаясь, он кивнул Гордону и Луи на дверь, и они дружно  покинули уборную, освобождая ее ожидающим снаружи ребятам, которые не могли  пользоваться туалетом, пока не закончит свое заседание университетский авторитет Алекс Фринвуд.
      А Ренис кое-как отсидела еще одно занятие. Не сказать, что ей было неинтересно. Отнюдь. Вполне захватывающая дисциплина. Ее просто нестерпимо тянуло уйти. Уйти домой. К маме. Она и сама удивилась своим необъяснимым позывам.
    «Скорее всего, меня напрягает то, что вокруг сидит столько людей. Мне просто надо перетерпеть, перебороть желание бежать, и я свыкнусь. Надеюсь», - думала она на протяжении всего занятия, а дождавшись его конца, Ренис продолжила сидеть, пока не выйдут все, в том числе и староста, не хотелось опять сталкиваться в общении с ней. Но когда она увидела, что Грина тоже выходит в коридор, она поспешила за ней, так как кроме нее она пока никого не знала. Знала Анри, но она не в счет.
    - Грина!
    - Чего тебе, Ренис?
    - Не подскажешь, что у нас дальше? Ты объясни, куда и как, а дальше я сама как-нибудь.
    - Смешная ты, - усмехнулась розововолосая.
    - Что смешного? – насупилась Ренис.
    - Ничего, забей. Гляди, - сказала Грина и, взяв за руку, потащила ее за собой к окну. – Воо-оон, видишь постройку в два этажа?
    Ренис вцепилась глазами в постройку и кивнула.
    - Выйдешь с главного входа, возьмешь вправо по аллее и почти сразу найдешь путь к ней. Там все будет видно. Кабинет анатомии на втором этаже. Я бы с удовольствием пошла бы с тобой, так сказать, проводить, но… - она лукаво улыбнулась.
     - Рисковая ты баба.
     - Просто называй меня «прогульщица», - засмеялась Грина и добавила. – На анатомию тебе идти рано. Сейчас будет перерыв, продолжительностью в полчаса, чтобы голодные могли успеть набить животы в столовой. Я объясню тебе, где это, ты с легкостью найдешь…
     - Нет, не нужно, - перебила Ренис. – Я туда не пойду.
     Грина посмотрела на нее. Смотрела долго и в глаза, улавливая что-то знакомое для себя.
     - Смотри туда, - ткнула она вдруг пальцем в стекло и повела им в бок. – Если, не сворачивая к постройке, продолжишь путь по аллее до конца, то найдешь ряд вполне себе замечательных скамеек, - Грина, улыбаясь, подмигнула ей.
      Ренис никак не ожидала, что эта такая яркая, с виду вся такая позитивная личность, может так легко догадаться, о чем думает она. Ошарашено она смотрела на розововолосую и зеленоглазую девушку с гладкой кофейной кожей.
     - Ой, ты погляди, Вики, - послышалось позади них знакомое щебетание, в котором четко слышались громкие обсуждения, стоящих у окна Ренис и Грины.
       Девушки обернулись.
     - Тебе ли рот открывать о ком-то! – огрызнулась Ренис на старосту, намереваясь подойти ближе.
     Грина, потянув за руку, остановила ее:
     - Забей. Она этого не стоит.
     - Да о тебе, дуре такой, не промолчишь! – громче заявила на весь коридор староста, приближаясь к застывшим у окна девушкам. – Ты только посмотри, Вики, она предпочла приличной компании девушек эту ненормальную! – Анри театральным жестом выбросила руку вперед, тыльной стороной ладони указывая на яркий ориентир Ренис – Грину, которая хладнокровно на это все смотрела. – Неужели ты и впрямь собираешься общаться с этой…
      - А что если и так?! – не дала договорить ей Ренис, вплотную подходя так, что можно было ее длинным носом проткнуть эту мерзопакостную выскочку Анри.
      - Ты хоть знаешь, какая она? Она же чуть ли не с каждым встречным спит…
      - Тебе-то что с того? Спи ты тоже. Зачем бесишься?
       Анри опешила от такого ответа. Ведь никто не смел ей дерзить.
      - Ты…ты…
      - Да, я.
       Обе стояли вровень, сверля друг друга глазами. Вокруг уже собрались любители поглазеть с телефонами в руках.
        - Ты хоть знаешь, кто я? – взбесилась староста, переходя на аргументы, которых не знала Ренис.
        - Мне глубоко без разницы, кто ты. Будь ты хоть третьим человеком по важности на Земле, это не дает тебе права вести себя так по отношению к другим.
        - Ну и катись тогда к этой проститутке! – выкрикнула Анри, чувствуя, как задергался левый глаз.
        - Почему бы и нет? Я предпочту ее тебе, - Ренис, повернувшись к ней спиной, взяла за руку Грину, закинула эту руку себе на плечо, и уверенно зашагала по коридору, волоча за собой растерянную розововолосую.
         Но и она была не промах. Сообразив, что к чему, притянула к себе новенькую поближе, старалась шагать с ней в ногу такт, будто они были знакомы лет семь, не меньше. Только они свернули за угол, как Ренис вырвалась:
        - Ты не перегибай палку-то.
        - Какие мы скромные! А сама-то, сама? – улыбнулась та в ответ и, немного погрустнев, продолжила. – Ренис, то, что она говорила про меня не совсем ложь. Я веду не очень-то порядочный образ жизни.
        - А меня это должно волновать?
         Грина удивилась, но промолчала.
        - Это твоя жизнь. Я тебе никто, у меня нет права осуждать. Знала бы ты, что было в моей жизни, и рядом не встала бы. Так что тут не о чем говорить, - Ренис задумалась немного и добавила. – Ты не подумай, в подруги я тебе не набиваюсь.
         - Тебе просто нужно было узнать, куда идти дальше. Знаю, знаю. Таких, как ты повидала.
         - Таких как я? Ну-ка поясни, - поспешила уточнить Ренис.
         - Одиночек. Которые кричат, как им хорошо одним, но сами нуждаются в поддержке и…
         - Хватит, это уже перебор.
         - Перебор, что я читаю тебя как открытую книгу?
         - Прекрати перелистывать меня и жечь взглядом мои страницы.
          Обе переглянулись и посмеялись.
         - А ты? – Грина загадочно сощурилась, облокотившись плечом о стену.
         - Что я?
         - Что ты можешь сказать обо мне?
         - Ну. Любишь прогуливать и розовый цвет. – Ренис покосилась на эти неестественного цвета волосы и зеленые глаза.
         - И это все?
         - А что ты хочешь, я тебя знаю-то от силы второй день.
         - Согласна, что для того, чтобы делать выводы, которые я от тебя жду, мы должны быть знакомы не меньше месяца.
         - Стоп. Какие еще выводы? – Ренис насторожилась, смутно представляя, что сейчас услышит, что даже неприятно засосало под ложечкой.
      Грина жестом показала подойти ближе, оглядываясь по сторонам на снующих то там, то тут студентов. Ренис послушно приблизилась.
      - Открою тебе секрет, - заговорила та. – Я из тех, что общаются с парнями, но предпочитают девушек.
      Ренис моментально отскочила от нее не безопасное на свой взгляд расстояние. А Грина залилась звонким смехом.
      - А ты мне нравишься, - давила она сквозь смех.
      - Шутки у тебя, Грина, одна хуже другой, – новенькая в ужасе пучила на нее глаза.
      - Да расслабься ты. Ты не привлекаешь меня в этом плане. Как бы не в моем вкусе. Но, так, в целом, нравишься как человек.
      - Добавь еще, что ты все-таки пошутила.
      - Шутка ли то, о чем говорят все от Анри до секретарши?
      - Говорить могут все. Но нужно ли им на радость соответствовать?
      - Ты действительно немного другая, - задумалась, став серьезной, Грина.
      - Это что-то меняет?
      - Возможно, - сказала розововолосая и, немного помолчав, сказала. – Насчет Анри. Ты с ней осторожнее будь. Не нужно было тебе ей так отрыто ссориться.
      - Разве я сделала что-то плохое?
      - Нет, но на будущее, старайся пропускать мимо ушей. Так будет проще.
      - Мне лучше знать, как и что делать. Извини за грубость, - Ренис сделала легкий поклон, сомкнув ноги вместе. – Я пойду, скамейка стынет, - не дожидаясь ответа, она быстро зашагала по коридору, глядя, исключительно, себе под ноги.
       - Ты либо уже натерпелась в жизни всего, либо тебя это вот-вот поджидает, - сказала тихо Грина и пошла своей дорогой.
         Ренис вышла во двор университета, все размышляя об услышанном. Ей это не давало покоя.
         «Почему же Анри тогда сказала, что ты спишь с парнями? Не поверю, что для отвода глаз. Вранье все это. Врешь ты, Грина, как врет и Анри. Ваши глаза говорили о другом. Черт, нашла за что переживать!», - она немного прошла по аллее и наконец вышла на ту ее часть, с которой начинались скамейки, и которые почти все были заняты воркующими парочками. – «Нашли место облизываться, шли бы в кусты что ли».
        Она ускорилась, стараясь поскорее пройти дальше, высматривая хоть одну свободную. На свое счастье узрела в самом конце одиноко стоящую облезлую скамеечку.
      «На вид как я. Один в один», - шаги становились еще шире. – «Вот, вот она, моя вторая половинка», - Ренис торопилась, как могла, боясь, что ее возлюбленную отобьют.
       Напрасно переживала. На эту скамейку никто и глаз бы не положил. Она была самая крайняя, будто на отшибе. Находилась у самого неприятного места – рядом с поросшим колючей растительностью невзрачным складом садовника. Не взлюбили ее не только поэтому. В отличие от других, возле этой скамейки не росло каштановое деревце, набрасывающее тень кроны на нее. Это было самое, что ни на есть жаркое и солнечное место.
       Блестяще подходит той, что ненавидит солнце.
       Ренис протерла для себя немного места, скинув обувь, уселась по-турецки, положив рядом сумку.
      «Минут десять я точно убила в коридоре с Гриной и Анри. Осталось как-нибудь скоротать еще минут двадцать или пятнадцать, если учитывать время на дорогу обратно. Ах, как кушать-то хочется!», - она порылась в сумке. Увы, ничего съедобного не обнаружила, впрочем, как и денег на еду. – «С завтрашнего дня буду брать с собой, мне нужно что-нибудь из еды пожевать. А то так не пойдет».
       Отложив рюкзак, девушка облокотилась на спинку.
       «Какой красивый вид отсюда открывается. Все такое чистое, зеленое, приятное глазу, что даже оба глаза разбегаются», - она отвлеклась, казалось, что слышит чьи-то голоса. Рядом, совсем близко. Глянула влево, глянула вправо – никого. – «С ума что ли схожу?», - она с сомнением подняла голову вверх, проводя взглядом по обросшей зеленью стене склада, кирпичик за кирпичиком, все выше и выше, пока не остановилась на двух парнях, стоявших на крыше.
        Оба смотрели на нее. А она на них обоих.
        Они на нее, а она теперь только на него. На того, которого снова признала, что даже в голове автоматически вертелось: «Это же этот, как его. Тот, что тогда, черт, как же его звали?!».
        Нэйтон? Он самый. Но Ренис его имени так и не вспомнила.
        «И чего они сюда пялятся?», - думала она, пялясь на них. Но это ей быстро надоело, она отвернулась и перешла в созерцание аллеи и всего прекрасного зеленого насаждения вокруг. Желудок, конечно же, мешал ей на этом сконцентрироваться, издавая булькающие вулканические звуки.
         Чисто для информации: эта крыша склада садовника была излюбленным местом Алекса Фринвуда и его компании, причем, оно по умолчанию закреплялось только за ними. Никто более не смел использовать это место в своих целях. Другой вопрос, что здесь делал Нэйтон? Да как обычно, искал своего нерадивого друга, чтобы вот уже в который раз притащить за уши на занятия. Надо отдать должное Алексу, который умело скрывался от своего настойчивого друга.
           - Нэйтон, пойдем, ты еще не смотрел в беседке.
           - Ты иди, Луи, я догоню тебя.
           Парни слезли с обратной стороны по приставленной лестнице, и один направился на задний двор, а другой, обошел склад и направился к скамейке. Завидев его, Ренис спустила ноги, торопливо нащупывая стопами и влезая в обувь, а рукой хватаясь за рюкзак.
          - Подожди, подожди, - сказал он, улыбаясь и вытянув руки перед собой так, будто он полицейский, а она преступник, которого спугнули. – Не убегай ты, - продолжая улыбаться, подошел ближе.
      Ренис отпустила лямки рюкзака, но обувь предпочла зашнуровать.
     - Чего тебе? – пробурчала она.
     - Мне, собственно, ничего от тебя не нужно. Просто хотел посидеть немного, но все скамейки заняты.
     - Я освобожу для тебя, - девушка поднялась.
     - Но я хотел посидеть на скамейке с тобой.
     В наступившей тишине оба стояли, обмениваясь взглядами.
     «Все равно еще валом времени. Уйти сейчас – потом торчать в коридоре. Черт с ним, посижу и как-нибудь перетерплю», - подумала она, присела и сказала:
      - Разрешаю посидеть, но только с того краешка.
      Парень сел с другого края и сказал:
      - Меня Нэйтон зовут.
     «Тц, ну начинается», - Ренис недовольно вздохнула (поверь, бывает и такое):
      - А-а, да? Хорошее имя.
      - Вообще-то, ты должна была в ответ представиться, - Нэйтон, по-доброму улыбаясь, смотрел на нее.
      - Ренис, - выдавила она из себя с большой задержкой, упрямо рассматривая потертые носки обуви.
      - Приятно познакомиться, Ренис.
      Девушка опять молчала. Долго. Потом все-таки сказала:
       - И мне.
       - Тебе неприятно мое присутствие?
       - Не лично твое, но врать не буду, что…
       - Не любишь, когда нарушают твое одиночество, - закончил за нее он, немного проскользнув по скамейке ближе.
       - Я все вижу. Верни свой зад в исходное положение.
       - Окей, возвращаюсь.
      Ренис одобрительно кивнула, скорее, самой себе.
      - Я раньше тебя здесь не видел. Недавно тут?
      - Здесь – это на скамейке? Это частная собственность, да? За тобой числится? Мне нельзя посидеть на ней? – неправильно поняв его вопрос из-за своей невнимательности, грубила девушка, уставившись в его большие голубые глаза.
      - Я не о скамейке. Я вообще-то тебя имел в виду…
      - А ты что, каждого в лицо знаешь? – снова резала словами подозрения Ренис.
      - Представь себе, знаю.
      - Серьезно? – кривила недоверчиво губами девушка.
      - У меня феноменальная память на лица. Вот и тебя запомнил.
      - Запомнил, что раньше этой рожи не видел?
      - Ты агрессивна даже к самой себе. Это весьма интересно.
    Она в непонимании нахмурилась на данное замечание, глядя на него. Глаза неосознанно сползли к часам на его запястье. Ренис немного повернула голову под углом, чтобы верно посчитать деления, на которые указывали стрелки. Цифр на циферблате не было и ее мыслительный процесс немного затянулся. А высчитав, наконец, время, девушка вскочила, приговаривая:
      - Осталось пять минут. В самый раз! – и, позабыв о существовании Нэйтона, поспешила по аллее назад к стенам университета.
     Парень встал и пошел за ней следом, поражаясь ее наплевательскому отношению. При этом он успевал подбирать в уме разные психологические термины и, в общем, все, что знал о такого типа людях. Он ведь у нас подающий надежды будущий специалист в направлении психологии. Кем именно ему быть, он еще не определился.
     Увязнув в своих рассуждениях, Нэйтон и сам того не заметил, как проследовал за ней до главного входа, у которого его окликнул Луи, выглядывая из-за угла спортзала, яростно жестикулируя и тыча в сторону пальцем.
     «Алекса нашел?», - подумал Нэйтон, поняв, что все равно уже упустил девушку из виду. Он побежал к Луи, чтобы вместе с ним поймать друга и наставить на истинный путь учебы, с которого Алекс так уверенно линял при первой же возможности.
      А что же Ренис?
      Ренис остановилась в фойе, зная, что не туда пришла. Нет, она не забыла о том, куда ей объясняла пойти Грина. Просто ей срочно захотелось вскочить и убежать со скамейки хоть куда-нибудь. Вот ноги и взяли автоматически курс на главный вход университета, так хорошо просматриваемый из этого милого сквера. Когда она, только встав, направилась к университету, то услышала хруст мелкого гравия, разбросанного здесь по пыльной дорожке аллеи. Это и выдавало ей парня, идущего следом, что сильно пугало Ренис.
    «Таких настойчивых людей надо бояться. Определенно!», - она ускорилась. – «Чуть что – пущусь в бегство». – Ступив на ступени у входа, девушка сделала то, чего не любила делать – обернулась. И увидела, как какой-то чудной парень размахивает руками, подзывая этого Нэйтона, находившегося в нескольких шагах от нее.
     «Вот он, переломный момент», - Ренис побежала к дверям, слилась с массой студентов, толпившихся в фойе. Здесь же и пришла ей мысль, что было бы неплохо познакомиться со своим шкафчиком, раз уж она пришла сюда. Она достала ключ с болтающимся на нем металлическим номерком. По этим цифрам отыскала свой маленький шкафчик. Вставила ключ, повернула. Открыла дверцу. – «Пустота и пыль. Много пыли. Завтра приду с тряпкой».
      Закрыла дверцу и повернула ключ. Раздался омерзительный для ее слуха гудок, все вокруг спешно засуетились. Спешила и Ренис, спешила не то слово, бежала. Опять через двери, перелетела ступени и помчалась по аллее к отдельному построенному двухэтажному корпусу, что находился чуть правее от университетского сквера.
     Она прибежала почти вовремя. Ну как вовремя, не позже преподавателя, опаздывающего на занятие. Расположившись удобнее за своим столом, девушка мельком обсмотрела всех сидящих в кабинете и кожей прочувствовала эту перемену взглядов, бросаемых теперь на нее. В первый день было по-другому, да еще сегодня утром тоже. А сейчас было иначе, но так знакомо ей и совершенно не чуждо.
     «Похоже, Анри уже успела обо мне наговорить. Какая шустрая», - она посмотрела на старосту, которая, гневно поглядывая в сторону Ренис, нашептывала сенсационные подробности своей соседке в ухо. – «Ну-ну, я прямо-таки в предвкушении, что же ты для меня готовишь, заботливая староста?».
       Ренис перевела взгляд на пустующий стол Грины.
      «И правда сбежала. Может и мне стоило уйти домой?», - она отвлеклась на скрипнувшую дверь. Это появился долгожданный, не всеми, конечно, преподаватель.
       Следует сказать, что Анри и в самом деле начала подговаривать одногруппников и одногруппниц с целью настроить их против новенькой. Но многие из них были свидетелями той сцены в коридоре и в глубине души были на стороне Ренис, так как, недолюбливали старосту за ее скверный характер, раздутое самомнение и колкий язык. Открыто, конечно, никто не возразил ей (она же как-никак сестра самого Алекса Фринвуда!), как и никто не изъявил желания с готовностью поддержать ее. Все просто промолчали. Промолчали, сделав вид, что и они крайне возмущены поведением наглой новенькой. Анри, как и всегда это у нее бывает, преувеличенно решила, что с ней все безоговорочно согласны. Так вот и обстояли дела.
        Кое-как отсидев еще полтора часа и, дождавшись звонка, новенькая пулей вылетела из кабинета первой, оставляя глядеть себе вслед, недовольную старосту. Ренис, очутившись во дворе, вдохнула глубоко и медленно пошла по уже привычной для нее дороге. Пару раз настороженно оглянулась. Кого-то выискивала? Или боялась погони в лице Анри Фринвуд и прочих? Наверно. А если честно, то она ждала этого и, не дождавшись, немного расстроилась. Так, самую малость. Улыбнувшись своим нелогичным ожиданиям, девушка сконцентрировалась на своем долгом пути домой. Естественно, наушники, которые лежали в ее потрепанной с годами сумке, заняли привычное для них место – в ушах Ренис.
         Пока главный герой моего романа вышагивает под гудящий и едкий ритм в ушах по улицам, другой, не менее главный герой, попрощавшись с друзьями (ибо спешил домой), бежал к автобусной остановке. К чему я это все веду? Да к тому, что, когда Ренис будет подходить к своему дому, ее увидит из окна автобуса Нэйтон, тот самый не менее главный герой. Он тут же сошел не на своей остановке, только для того, чтобы посмотреть, куда именно пойдет Ренис. Запомнил. Стоя возле столба со знаком стоянки и провожая ее в дом взглядом, хитро подумал: «Нам идти в одну сторону! Это многое меняет».
         Что меняет? И что за непонятные мысли роются в голове у этого парня? Маньяк что ли? Все может быть.
         Как только девушка скрылась за калиткой, Нэйтон продолжил свой путь. Он жил на другой линии, которая шла параллельно улице, на которой находился дом Эллисабэт и Ренис Нолл.
        - Мам, я дома, - она устало бросила сумку у двери, разулась и, сделав пару шагов, будто мертвая, упала на розовый диван.
      - Что? Все так плохо? – встревожилась Эллисабэт, выглянув из кухни.
      - О-о-о, ты не представляешь как! – Ренис говорила, не поднимая головы с дивана. Она лежала, уткнувшись лицом в мягкую обивку, и потому ее слова прозвучали глухо и не очень понятно.
      - Ну, если ты и там так невнятно разговариваешь, то я могу понять, почему все плохо.
      - А почему у нас не пахнет чем-нибудь вкусным? – девушка приподняла голову, увидела, что мать в парадном костюме и подумала. – «Либо пришла, либо собирается пойти». – Ты куда или откуда?
      - Непривычно слышать от тебя подобное, Ренис.
      - Сама пребываю в недоумении.
      - Иду на собеседование, - улыбнулась Эллисабэт Нолл. – Пригласили в пару мест. Посмотрим, может у меня получится, - склонив голову набок, она принялась на ходу вдевать серьги.
      - Ого, серьезное дело, - Ренис поднялась и села на диване. – А как же покормить дочь?
      - Дочери двадцать четыре года. Руки есть, ноги имеются, плюс холодильник, забитый всем, что только есть на прилавках магазинов этого города.
      - Суровая из тебя мать, - кривая улыбка недовольства.
      - Не менее суровая дочь из тебя. Даже не знаю, что может быть хуже.
      - И надолго ты? – дочь встала и заботливо поправила ворот блузы матери, даже примяла рукой, поглаживая.
      - Скорее всего, буду поздно. Так что, ты закрой дверь и…
      - Вырой погреб, обложи кирпичами и забаррикадируйся до появления первой звезды, - монотонно продолжила, перебивая мать, девушка.
     - Ренис, - сказала и осуждающе строго глянула на нее Эллисабэт.
     - Сама виновата, - Ренис вышла за ней во двор, провожая до машины.
      Мать помахала ей, села в машину и уехала. Ренис заперла ворота и, вбежав в дом, закрыла дверь. Постояла возле нее немного, размышляя:
    «Действительно, в последнее время я слишком много задаю ей вопросов. Значит ли это, что я меняюсь? Возможно. Ведь раньше было иначе. Сейчас даже не верится, что мы могли провести день, словом не обмолвившись! По сравнению с теми днями, на данный момент я, определенно, делаю успехи в своем скудном семейном общении. Оказывается, могу, когда хочу. Но вот хочу ли искренне? Тот еще вопрос. Все же буду стараться и попытаюсь изменить себя, хотя бы по отношению к ней. Опять? Что еще за к «ней»? Не к «ней», а к маме!», - она подняла с пола свою сумку-рюкзак, взяла из кармана наушники и швырнула ее на диван.
     Девушка побрела на кухню, готовить для себя любимой под любимую музыку. Достаточно долго разглядывая богатый ассортимент продуктов в холодильнике, она продолжала свои рассуждения голове, которые не утихали даже под напором оглушительно-громкой музыки, что ломилась сквозь наушники в уши и чуть ли не в самый мозг.
     «В глубине души, где-то очень-очень глубоко, почти на самом ее дне есть обида, которую я никак не могу ей простить. Но это уже давно потеряло актуальность, став незначительным моментом из моей жизни. Все потому, что я четко осознаю, что эта наша якобы спокойная и тихая семейная жизнь может неожиданно оборваться и остановиться. Но почему-то слишком часто об этом забываю. Нельзя позволять себе забывать о том, что в любую секунду ее может не стать, впрочем, как и меня, стоит только это захотеть кое-каким людям. Бр-р-р…».
      Ренис передернула плечами, пытаясь избавиться от мурашек, колкими иголками забегавшими по всему телу.
   «Смешно, если это вообще, последний год, который мы проведем вместе. Уж слишком долго удача сопутствует нам. Нет! Не хочу об этом думать. Просто и представить не могу себя без нее. Она нужна мне, очень нужна. И потому я обязательно изменюсь. Стану лучше. Лучше по отношению к ней. И плевать я хотела на все эти глупые обиды!», - она уже машинально разделала и разрезала все то, что вывалила из холодильника на стол, пока мы с тобой отвлекались на ее мысли. Ренис, продолжала суетиться на кухне, бегая от стола к плите, от плиты к раковине. Закончилось все тем, что она, спустя час, поставила на стол сковороду и удовлетворенно сняла наушники, положив их рядом на стул. Глубоко вдохнув аромат, что шел из сковороды, открыла крышку и спросила вслух:
      - М-м-м, Рахима, и ты все это съешь? – ответила сама себе же вопросом. – А ты сомневаешься?
       Больше не издав ни звука, она сосредоточилась на поглощении своей стряпни, предварительно убрав порцию для матери. Закончив с плотным и запоздалым обедом, прибралась на кухне и принялась за уборку. Шустро бегая из одной комнаты в другую, с первого этажа на второй и наоборот, довольно-таки скоро управилась со всеми домашними делами.
        А матери все не было.
        Устало присев на диван Ренис пробормотала:
         - Надо бы и мне работку подыскать. Я как раз видела пару вывесок сегодня по дороге, да только вот захотят ли они брать студентку?
         «Завтра поинтересуюсь», - ответила она себе мысленно, вытянулась полулежа на диване. – «Да. Срочно-срочно надо искать работу, иначе я сожру себя своими же уничтожающими мыслями и воспоминаниями», -  девушка закрыла глаза и тут же их открыла, будто увидела нечто страшно пугающее.
          - Я что, так и буду жить воспоминаниями? – снова вслух обратилась она к себе. – Поочередно впадая то в одно, то в другое. То в связанное с отцом, то с матерью, то с братом, то со своими неудавшимися приключениями под названием «попытки влиться в массу прилежно обучающихся», которые с треском провалились и не один раз. Как же это надоело!
        Ренис, замолчав, вздохнула. Теперь она угнетала себя мысленно:
       «Я не могу больше так. Отец. Ты врал мне. Ты все-таки врал мне, когда говорил, что со временем все забудется. Ничего не забывается, напротив, я помню это лучше, чем то, что происходило со мной вчера. Помню. Все помню!», - она прикрыла глаза рукой, боясь просто закрыть, чтобы вновь не увидеть кадры из прошлого. – «Отец, почему ты так поступил со мной? Почему бросил? Почему не дал остаться с тобой? Это было то единственное, чего я всегда хотела. Быть с тобой. И нигде более, кроме как рядом с тобой. Потому что, как бы я не билась в стараниях, мне нет места. Нигде. Его нигде нет. И не будет. С моим-то отношением к людям и к самой себе. А ведь для меня так тяжело пытаться изменить себя для того, чтобы не выделяться своим поведением среди остальных. Почему, ну почему мое стремление остаться одной всеми воспринимается как высокомерность?».
       Не выдержав напора, давящих мыслей, Ренис встала с дивана и подошла к окну зала, выходившего во двор. Сложила руки на груди.
     «Ну да, прекрасно! Теперь я начну копаться в моментах моей встречи с мамой. После воспоминаний об исчезновении из моей жизни отца, на смену приходит все, что связано с матерью. Несмотря на буйную безграничную ненависть к ней, я все же выбрала ее и поехала с ней. Почему я это сделала? Есть ли предельно честный ответ у меня сейчас? Есть! Долго я этого не хотела признавать, но должна сказать смело…», - в тишине почти пустого дома прозвучал ее голос, четко отбивая каждое слово:
     - Только лишь, потому, что мне больше некуда и не с кем было пойти…, - и снова продолжила про себя. – «А не потому что, все-таки она моя мать, родившая меня и подарившая мне жизнь и все такое прочее».
      На мгновение мысли остановились, глаза Ренис обегали забор, блуждали по зеленому газону, цеплялись за навес и вновь возвращались к калитке и воротам. Зачем? Ждала, что вот-вот появится Эллисабэт Нолл? Понимала ли сама девушка это? Может быть. В томительном ожидании общение с собой в ее уме возобновилось:
      «А помнишь, помнишь, эти годы недопонимания, за которыми тянулись последующие месяцы бесконечной ругани и скандалов, сменившиеся однажды обоюдным согласием пожить отдельно?», - вот тут она поняла, что мысли в голове стали будто чьими-то словами, казалось, это кто-то говорит с ней, а не она сама думает.
         - Помню, помню, - отвечала голосу в голове негромко вслух Ренис. – Ей это тогда еще было необходимо по работе, она же не могла ее из-за меня бросить. Не забуду, как я радовалась ее предложению жить в другом городе и учиться в той злополучной школе.
         «Нельзя так бросаться словами, только из-за обидевших тебя людей! Нормальная была школа. И никакая не злополучная! Ты должна быть безмерно благодарна этой школе за то, что получила столь ценный урок в своей жизни, который прошелся по тебе как пощечина», - сказал ей голос.
          - Спасибо за урок, но я не хочу теперь ворошить события, связанные с этим уроком и конкретными людьми, преподавшими мне его, - чувствуя слабое биение у виска, Ренис коснулась пальцами его, вспоминая, запомнившиеся до мельчайших подробностей, разговоры и странные диалоги, связанные со школой.
          «Это твоя вина, что ты слишком хорошо их помнишь! Зачем надо было столько прокручивать их в голове, вместо того, чтобы забыть и больше никогда к этому нее возвращаться?!», - не унимался голос.
         Качнув головой и отвернувшись от окна, девушка вновь вернулась к мыслям о матери:
        «Когда же наши отношения с ней начали меняться, а? Ах, да, когда мы с ней в очередной раз переругались, и у нее случился срыв. Сильнее, чем обычно. Тогда я впервые и сильно перепугалась за нее и зареклась больше не доводить ее. Мне стало жалко ее, ведь, если подумать, она не намеренно меня бросила. Просто так сложились обстоятельства, из-за которых она сама столько всего пережила и перенесла, провела долгие годы непонятно кем и непонятно где по вине моего отца. Когда она, успокоившись после своего приступа, начала, нервно дрожа и заикаясь, рассказывать о том, как все обстояло на самом деле, я взглянула на свои обиды с другой стороны. И многое переосмыслила», - Ренис снова вернулась к дивану и присела. – «Раньше, когда мать обвиняла во всех наших бедах отца, я яростно защищала его, крича и виня ее саму во всем. Но после того как она мне изложила свою версию, я поняла, что большая доля вины, как на это не посмотри, лежит на отце. И то был первый день, когда я, испугавшись за мать, обняла ее. Опустилась на колени и обняла, чувствуя, как она начала содрогаться от слез сильнее».
     Девушка посмотрела на свои руки и перевела взгляд в окно. На улице уже темнело.
     «Больше на тему вины я с ней, кажется, не спорила. Не вспоминала даже. Но, несмотря на это между нами все так же было холодное равнодушие. И больше с моей стороны, чем с ее. Зато произошедшее с ней, возникшая после этого боязнь потерять ее, заставили меня изменить себя. Это ведь я строю вокруг себя стену отчуждения, а не она. С тех пор я все время пытаюсь измениться, хотя не очень-то и похоже, что у меня хоть что-то получается», - Ренис обеспокоенно перевела взгляд от окна на часы. Было уже к восьми часам вечера. За окном совсем стемнело, а матери все еще не было.
        - Она просто задерживается, Рахима, это не повод рисовать в голове по ее примеру самые страшные и кошмарные повороты событий, - успокоила себя вслух Ренис и поднялась по лестнице в свою комнату. Но и там она взобралась и уселась на подоконник, уставилась с окна на двор, нетерпеливо теребя занавеску, в ожидании, когда же подъедет машина матери.
        Да. Она боялась. Ее трясло от мысли, что мать больше не появится, как и от дальнейших действий, следующих за этим страшным фактом. Когда все же спустя час к воротам подъехал заветный автомобиль, Ренис была настолько вне себя от счастья, что перелетев с подоконника к порогу, побежала по лестнице, три раза споткнувшись и так и не заметив этого. На радостях рванула дверь на себя, позабыв, что заперто на ключ изнутри. А когда, наконец, разобравшись с замком, открыла дверь, то встретила, стоявшую у порога, мать с каменным выражением безразличия на лице и ледяным тоном строго заметила:
       - Ты поздно.
       - Спасибо хоть дверь открыла. Я боялась, что не впустишь, - Эллисабэт была рада уже тому, что ее встречают у двери. Это значит, что за нее волнуются. Хоть немного.
       Ренис отошла, открывая шире дверь и пропуская мать в дом. Та пронесла впереди себя сумочку и элегантно сняла лаковую обувь на высоком каблуке (зачем ей такая при ее-то росте?).
       - Давай, рассказывай, как все прошло? – Ренис закрыла дверь на ключ и последовала за матерью.
       «Ей это и в самом деле интересно?», - диву давалась Эллисабэт и, поддавшись вымотанному виду, сказала устало:
        - Да погоди ты. Дай переоденусь сначала.
        - Жду тебя на кухне. Даже чаю приготовлю, ты только побыстрее там.
        - Угу, - промычала мать и юркнула в свою комнату, тревожно думая про себя. – «Что это с ней? Что-то не так. Где моя угрюмо-молчаливо-хмурая дочурка? Моя равнодушно-холодная доченька, куда же ты делась? И что тебя так перепугало сегодня, что у порога меня поджидала? Может в университете что-то случилось? Во что опять ввязалась?», - она, наскоро сменив тесный костюм на мягкую домашнюю одежду, поспешила на кухню.
         Ренис уже сидела за столом, на котором успела расставить чашки, а также тарелку с ужином от оставшегося обеда для матери. Она гипнотически, не отрывая глаз, смотрела на стоящий рядом на столе электрический чайник, будто этим поддавала больше электрического тока в него.
         - Я тебя не узнаю, - улыбнулась мать, присаживаясь рядом. – Ты за один день такой заботливой стала. Обо что головой ударилась?
         - Твой розовый диван на меня плохо влияет, - Ренис разливала кипяток по стаканам, наконец, дождавшись щелка от чайника. – Ты лучше поведай уже о приключениях, мне же не терпится.
         - Да ничего необычного. Заумные беседы. Перечисление их требований ко мне и изучение моих характеристик по анкете, а также, якобы предыдущих мест работы и документов об образовании.
         - Ну и?
         - Что «ну и»?
         - Результат-то какой?
          - Не знаю. Я услышала на прощание печальное: «Мы с вами свяжемся». Лишает всех надежд. – Эллисабэт все же оптимистично улыбнулась, мешая сахар в чай с молоком, которое успела долить, пока говорила.
          - Ясно. А так сказали и в том, и в другом месте?
          - Во втором, как мне показалось, во мне были более заинтересованы.
          - И надежда снова теплится?
          - И таки да.
         Обе замолчали, всецело переключились на то, чтобы выпить чай, пока он еще не остыл.
        - Я больше всего волновалась за свой английский, - заговорила вновь Эллисабэт, пододвигая к себе тарелку. – Так боялась, что говорить буду с нашим ужасным русским акцентом, но они вроде бы ничего такого не спросили за мой говор. И даже лицом не показали своего недоумения.
        - Ты прекрасно говоришь по-английски. Не выдумывай себе причины для беспокойства.
        - Благодарю за комплимент, - опять улыбка. – Кстати, что у тебя там с учебой? Помнится, ты вернулась в обед не очень-то радостная.
        - Да мелочи, мам.
        - Нет уж, так не пойдет. Говори, давай.
        - Можно я просто не буду туда ходить? Оно мне разве надо?
        - Что в этот раз не так? Какие-то проблемы?
        - Ничего такого, мам. Ты вот так вот сразу тоже не пугайся. Я думаю, что было бы лучше поменять этот университет на работу. Более и менее приличную.
      - И думать брось! Работать буду я. А ты сосредоточься на учебе. У тебя должно быть образование. Это во-первых…
      - А во-вторых, ты вбухала туда столько денег, - перебила невесело Ренис. – Что мне просто неприлично и стыдно настаивать на своем предложении.
      - Рада тому, что сама все понимаешь. Без моих нотаций. А теперь, объясни, почему ты не хочешь туда ходить? Я же вижу, тебе что-то не нравится. Тебя опять притесняют?
      - Нет, что ты! – слишком резко и быстро, должно вызвать подозрения.
      - Ну, а что тогда?
      - Тебе весь перечень изложить? – сощурилась, улыбаясь Ренис.
      - Валяй. Какое-никакое семейное общение. Так что, я готова все выслушать.
      - Меня немного напрягает, что я намного старше тех, с кем вынуждена делить курс. Потому они мне тупо не интересны, я же смотрю на них и вижу детей.
      - Стоп. Четыре года не такая уж и большая разница.
      - Знаю. Но…
      - Да и по документам тебе двадцать. Как ни бейся, тебя не перевести, - мать вздохнула. – И вообще, даже если тебе и двадцать четыре, то, что проходят они по программе также ново для тебя. Как ни крути, ты попадаешь только на первый курс.
      - Это я тоже понимаю, но все-таки…
      - Давай дальше по списку.
      - Мне не нравится поведение некоторых особых личностей, меня это возмущает, и я чувствую, что ничем хорошим это не закончится.
       - Я более чем уверена, что ты просто придираешься ко всему. Признай же, что дело в тебе, а не в том, что кто-то младше тебя или не так посмотрел, или подышал в твою сторону. Если ты захочешь – найдешь общий язык и с тринадцатилетним подростком.
       - Так-то не спорю. Проблема в том, что я этого не хочу.
       - Но так же нельзя! – воскликнула, не выдержав, Эллисабэт. А Ренис в молчании смотрела на пустую чашку перед собой. – Ты всегда так. Всего-то пару дней в универе, а опять за свое. Вот почему ты всегда так?
       - Да подожди ты со своими выводами. Я не говорила, что все настолько плохо. Я, знаешь ли, тоже изо всех сил стараюсь избегать конфликтов. И знаешь почему?
        - Почему?
        - Я подозреваю, что это, потому что мне начинает нравиться. По крайней мере, есть предметы, которые заинтересовали меня. И, надеюсь, скоро благодаря этому свыкнусь. Уже ощущаю, как моя апатия ко всему понемногу сходит на нет, - Ренис задумчиво крутила в руках чашку, думая. – «Она ведь не заметила, что я сильно так приврала?».
      Девушка тайком взглянула на мать. Эллисабэт Нолл сияла от услышанного признания и активнее ковыряла вилкой тарелке. Ложь Ренис проскользнула незамеченной.
      - Значит, ты все же привыкаешь?
     Дочь счастливо, но наигранно улыбаясь, кивнула.
      - Вот видишь, не все так уж и плохо, - обманутая мать, протянув руку, легонько потрепала по голове. – Просто тебе надо научиться быстро перестраиваться.
      - С нашей жизнью имеет ли это смысл? – поймав жалостливый взгляд матери, поспешила исправить. – Я хотела сказать, что это придет ко мне со временем, - вздохнув, Ренис отвернулась, пряча свои бессовестные и лживые глазки.
     На некоторое время в кухне повисла тишина. Женщина доедала свой ужин, а девушка настойчиво смотрела в сторону – на дверь в ванную.
      - И все же я так не могу, - прозвучал голос в наступившей тишине, которую до сих пор нарушал только звук тикающих часов на стене над столом.
      - «Так» – это как? – оживилось беспокойство в Эллисабэт.
      - Так – это притворяться, что все эти люди мне вовсе не неприятны. Улыбаться им, при этом, зная, каково их истинное отношение ко мне. И, несмотря на это, строить из себя сплошную доброжелательность, которой во мне кот наплакал, в то время как они уже успели пару раз полить меня грязью за моей спиной. Вранье, одним словом, и мое и их вдвойне.
      - Все люди склонны врать. Даже самый честный человек, если такой еще имеется, конечно, не обойдется в свой жизни без крошечной лжи. А тем более мы. Ты и я, что у нас с тобой вообще есть правдивое, а? Имена? Эти вымышленные истории, каждый раз изумительно интересные, новые и непохожие на прошлые? Мы же с тобой – одна сплошная ложь! Ну, так, чего же стоит тебе пару раз на дню прикинуться хорошим человеком? Постоянно этого не требуется. Что может быть проще, чем накинуть на себя, нужную в определенный момент, маску?
       - Тебя не поймешь. То ты просишь быть собой, то есть нелюдимым отшельником, то говоришь, что я могу жонглировать масками, - хитро улыбнулась Ренис.
       - Ах, попалась как муха в сети коварного паука! Но ты мне лучше скажи, кто это за столь короткое время уже успел за твоей спиной тебя очернить? Ты же говорила, что все у тебя хорошо и распрекрасно, а сейчас выдаешь про негативное отношение к тебе.
        - Да есть там одна зазнайка. Ты только не подумай, это таа-а-ак, девчачьи мелочи. А про отношение ко мне – так это я образно выразилась, включив туда свои болезненные прошлые весьма горькие разочарования. – «Только бы не углубилась с вопросами о старосте, еще надумает с ней встретиться и поговорить, чтобы меня не обижала», - опасалась Ренис.
        - А, ну коли так, то ладно.
        Они снова замолчали. Долго сомневаясь, стоит ли это делать или нет, Эллисабэт беспокойно поглядывала на девушку. Решилась и, наконец, спросила, вкрадчиво и очень тихо:
         - Тебе все еще снятся эти сны?
        Ренис немножко дернулась от такого неожиданного для нее вопроса и ответила вполне спокойно:
         - Нет. Меня больше это не преследует во снах. Но это не значит, что я уже все забыла и не вспоминаю. Каждый день картина того дня с той же живостью предстает у меня пред глазами.
         Эллисабэт, виновато вжавшись в стул, промолчала.
         - Ты не думай, мне уже не так больно. Как папа и говорил, ощущения со временем притупились. Уже не так впечатлительно. Я словно смотрю на картинки вовсе не относящиеся ко мне и моей жизни. Будто это и было-то не со мной. Не с моей семьей, - Ренис заглянула матери в глаза, что уже увлажнились и вот-вот грозились залиться потоком безудержных слез.
         Отвела взор от женщины.
        - Не плачь, - властно сказала ей девушка. – У меня давно эти воспоминания не вызывают слез. Да и пользы от них? Сама знаешь, что никакой. Ни тебе, ни мне, ни для тех, кого с нами нет, и никогда больше не будет.
        Но мать сидела и как ребенок утирала глаза, широко раскрыв и часто хлопая ресницами, как Ренис когда-то, чтобы слезы подсохли.
         - Вот и хорошо, - девушка встала и похлопала женщину по плечу. – Я к себе. Мне еще готовиться надо к завтрашнему дню. И ты тоже приляг, отдохни.
         - Хорошо.
     Ренис, еще раз посмотрев на нее, отвернулась и пошла к себе. И не потому что собиралась готовиться к занятиям, а, потому что знала, что мать все равно будет плакать, но не сможет этого сделать в присутствии Ренис. Уйти при ней же в свою спальню для женщины – все равно, что открыто заявить: «Я пошла рыдать». Поэтому Ренис предпочла первой удалиться, предоставляя матери возможность выплакаться.
    «Видимо, она давно не плакала. Накопилось», - подумала она, открывая дверь и входя в свою комнату. Девушка завалилась на кровать, продолжая про себя. – «А с меня хватит. Я за свою жизнь вдоволь наплакалась. Достаточно с меня слез. Не буду больше».
       Ха-ха! Потоки слез ждут ее впереди. Недаром говорят, не зарекайся.
       Ренис долго о чем-то думала, хмурясь и щурясь своим видениям в голове, ворочалась с одного бока на другой, вставала, тревожно оглядывая комнату и быстро шевеля губами, будто хотела кого-то шепотом переспорить и переговорить. Затем как-то резко опустилась на кровать и, заложив ладошку под голову, уснула.
      Этажом ниже, на кухне, мать освежила лицо от пролитых слез, умывшись прямо в кухонной раковине.
       - Ненавижу тебя, - сказала она, но имя, прозвучавшее следом, произнесла только губами, не придавая звука ему. Постояв еще немного, она выключила свет и побежала от темноты в свою ярко освещенную комнату.

        Глава четвертая: «И снова Нэйтон».
        Открыв глаза, Ренис дословно услышала в себе: «День третий». Она нехотя приняла тот факт, что уже утро и надо вставать, чтобы пойти туда, куда совсем не хочется идти. Дотянувшись до телефона, лежавшего на столике у кровати, и глянув  на часы, вскочила и принялась натягивать на себя одежду так быстро, как даже и не подозревала, что на такое способна.
       Ну и еще бы! Чего не сделаешь, когда опаздываешь из-за того, что проспала. Для нее еще не все было потеряно. Времени на дорогу оставалось. Но в том-то и дело, что только на дорогу. Но это же Ренис, а Ренис не выйдет из дома, не совершив обряд очищения своих драгоценных зубов.
       Сбежав по лестнице, она ворвалась на кухню, и если бы у нее было времени чуточку больше, то непременно постояла бы, выделывая лицом гримасы удивления. Ибо матери сегодня на кухне не было, что значило, что и она проспала. Вместо этого Ренис, налетев на не задвинутый с вечера стул, споткнулась и с грохотом вместе с ним перевернулась, вскочила, громко и забористо выругалась и продолжила бег в ванную.
         Когда она, покончив со всеми банными делами, выбежала через кухню в зал, открылась дверь спальни, и на пороге появилась лохматая и сонная мать, разбуженная утренней гимнастикой со стулом, которую случайно провела Ренис.
         - Уже уходишь? – зевнула мать и зависла.
         - Да, - Ренис резво перезакрепила ремни сумки, надела ее как рюкзак.
         - Завтракала?
         - Какой завтрак, мам, я же опаздываю! – Ренис вылетела за дверь так, словно ее пинком толкнули.
         - А-а… - мать медленно поморгала вслед пару раз. – Понятно, - сказала неизвестно кому и прошлепала босыми ногами на кухню, а оттуда в ванную.
         Ренис бежала, широко выделывая размах ноги. Так ее ненадолго хватило. Минуты через три закололо в боку, и ей ничего не оставалось, как перейти на быстрый шаг. По времени она все еще успевала вовремя. Даже добралась до ворот с запасом в десять минут, потому, совсем расслабившись, стала медленно вышагивать по внутреннему двору университета. Глаза моментально выделили среди толпы болтающихся по двору кучек студентов розововолосую Грину и ее зеленоволосую напарницу, чьи волосы имели тот же оттенок, что и неестественные глаза Грины. Так же на удивление быстро, она распознала в окружившей этих двух толпе девушек, Анри и вечно сопровождающую ее подругу – Вики. Присмотрелась, щуря глазки от слепящих лучей солнца.
          «Вроде бы мирно беседуют. Но с чего бы? Не похоже, что они вообще имеют общие интересы для простых бесед. Тем более после вчерашнего. Что же у них там?», - Ренис Нолл почти поравнялась с ними и увидела, как Анри смотрит в ее сторону и продолжает говорить с Гриной, стоявшей к Ренис спиной. Расстояние между ними было немалым, услышать что-либо из их разговора не представляло возможности.
           Обернулась к Ренис и Грина, но видимо, только для того, чтобы посмотреть туда, куда уставилась Анри. Увидев новенькую, розововолосая безразлично кивнув, быстро отвернулась, чтобы слушать дальше старосту.
           «Что-то не так. Явно же не так!», - Ренис прошла мимо, периодически оборачиваясь назад.
            Вскоре Грина и ее подруга отошли от компании Анри и направились в противоположную сторону от универа.
           «Ну и ладно, не мое дело. Она мне никто, впрочем, как и я ей», - думала Ренис в очередной раз обернувшись назад. Поймав взгляд Грины, что отошла от старосты и тут же посмотрела на новенькую, Ренис долго думала о том, что же Анри там наговорила, что даже Грина изменилась в лице.
           Когда розововолосая и зеленоволосая скрылись за воротами, Ренис, вздохнув, поспешила к входу, а, уже очутившись в фойе, направилась к своему шкафчику. На середине пути к нему, она отвлекалась на телефон, завибрировавший в кармане. Девушка принялась спешно доставать его,  но так некстати заело молнию кармана ее курточки. Целиком и полностью погруженная в борьбу с коварной молнией, чтобы как можно скорее взять в руки телефон, ведь звонит мама, а это точно могла быть только мама, ибо больше некому, она медленно продвигалась к шкафчику.
         «Блин, если я не успею, она начнет волноваться, накручивать и нагнетать себя там мыслями, что меня сбила машина, а телефон, залитый моей кровью, лежит рядом с моим трупом. Или еще чего хуже, что меня обнаружили…дурацкая молния…ну же…давай».
         А пока она возится со своей проблемной молнией, перенесемся на другой конец фойе и на несколько минуток раньше. У перил стеклянной лестницы на первых ступеньках стояли парни, оживленно беседуя и обсуждая их будущую попойку. Так-то, здесь и без них полно сплетничающих о не менее интересных, местами даже пикантных, мелочах, однако, меня волнует именно эта группка на лестнице.
         - Нэйтона звать будем? – поинтересовался один, играя в кармане монетками.
         - Ответ и так ясен. Возражения не принимаются, – повелительно ответил парень, облокотившийся о перила.
          - Тогда где он? Вечно его где-то носит, лишь бы не с нами. – Бурчал третий, сидевший на корточках подле двух других ребят. – То от него не избавиться, то не найти, когда он так нужен. Как и Оливер.
          - Скорее, как Алекс, причем слова твои, Гордон, должны принадлежать Нэйтону. И больше, больше недовольства в них, - улыбнулся парень, доставая мелочь и пересчитывая про себя.
          - Точно, Луи. Это ведь Алекса все время он разыскивает…
          - Заткнись, Гордон, - бросил уныло Алекс.
          - Я замолк бы раньше, если бы ты…а-а! У-у-у! Ты посмотри-ка, Алекс, туда!
          - Куда? – завертел головой Фринвуд.
          - Гляди! Гляди! – Гордон даже нетерпеливо запрыгал на месте. Но Алекс никак не находил того, чему так радовался Гордон, зато Луи, сам обнаружив цель, понял все и разочарованно привстал с перил. Гордон же, схватив Алекса за голову, сам навел того на свою жертву, дьявольски нашептывая. – Узнаешь?
           - За мной, - прозвучало как приказ от Алекса, и, освободившись от рук Гордона, он гордо и уверенно направился вперед, ведя за собой еще двух парней.
           Тут и догадываться не надо, к кому они шли. Ясен пень. И не только пень.
           Ренис разорвала со злости часть от строчки молнии и вытащила телефон. Только она его поднесла к уху, сказав:
            - Алло… - и услышав обеспокоенный голос матери:
            - Почему так долго, что случилось?!!
        Как она жестко столкнулась плечом с кем-то, кто так явственно ударил своим же плечом, намеренно и очень больно. Телефон выскользнул из рук и упал на пол, разделившись на составные части. Прежде чем Ренис успела что-либо сообразить, ее язык и тело сделали все сами:
         - Да что ж ты делаешь, урод! – с этими словами она толкнула обидчика и опустилась на пол, собирать воедино телефон с отлетевшей от него задней крышкой, приговаривая непонятно для них по-русски. – Мне же мама звонила…
         На сидевшую перед ними на корточках девушку, возившуюся с телефоном, смотрели, возвышаясь неприступной горой и отпуская понятные им фразочки, трое парней. Хотя, нет, вру. Не трое, а двое. Третий – Луи с неподдельным сочувствием молчал и смотрел на обычную девушку, впавшую в немилость Алекса.
         - Ты слышал, Алекс, она настаивает, что ты урод.
         - Дурак, она к тебе обращалась. Моя неземная красота не принимает таких страшных слов.
         - Но я ясно слышал, что ты урод, - не сдавался с серьезным лицом Гордон.
         - С меня пиво.
         - Два, и меня здесь не было.
         - Вас, уродов, ходить обезьяны учили что ли?! – встала, разобравшись с телефоном, Ренис. С ненавистью глядя в их лица, она смутно припоминала недавнее столкновение в коридоре с ними. В голове складывалась цепочка определенных выводов.
         - Нет, ну ты посмотри на нее! Ладно, он урод, но я-то причем? – обиделся наигранно Гордон.
         - Ты бы за языком-то следила, рискуешь получить, - начал было важно и напоказ оскорблено Алекс, проигнорировав сказанное Гордоном, но Ренис его перебила.
          - Слушай, ты, павлин, тебя что, радует людей толкать? Или у тебя это преодоление своих комплексов? Сначала толкнуть, обратить на себя внимание и начинать выделываться? Так даже девчонки-малолетки себя не ведут. Это занятие для истинных уродов!
           Вокруг все замерли, обратив свои взоры на четверых в самом центре фойе. Луи, закусив губу, побледнел, а Гордон в ответ на молниеносную тираду девушки залился громким смехом, переигрывая больше, чем нужно. А Алекс? А Алекс был в ярости, невероятными усилиями воли сдерживая свою невозмутимую величественную оболочку, улыбнулся и процедил сквозь зубы:
           - Ты не представляешь, что я с тобой сделаю…
          «Да пошел ты в…», -  перечисляла про себя прочие вариации неприятных и нецензурных пожеланий и оскорблений на любимом могучем и певучем русском языке. И не было им конца в ее голове, но, не сказав ни слова больше угрожавшему ей парню, девушка пошла в сторону своего шкафчика, срочно набирая номер матери.
           «И зачем оно мне надо было?! Я должна была промолчать, поднять телефон и молча уйти. Не стоило лезть со своими глупыми наездами. Идиотка! Как всегда, только хуже сделала. Ну и к черту все это. Что сделано, то сделано», - корила себя Ренис, слушая недолгие гудки в телефоне.
        Пока она объясняла матери вымышленную версию неожиданного обрыва связи и попутно протирала свой шкафчик изнутри носовым платочком (за неимением ничего другого, так как напрочь забыла про желание принести тряпочку), к стоящему на том же месте Алексу подбежала девушка, волоча за собой группу поддержки (своих вечных подружек, болтающихся рядом).
         Это была его девушка – первая красавица университета и всеми признанная «Мисс Великолепие» – Кристи, которая поздно, но успела запечатлеть момент приставания какой-то низкосортной, низкорослой и самой что ни на есть лохушки к ее несравненному Алексу. Гордон и Луи понимающе отступили в сторону, предоставляя сыпавшей вопросами, Кристи больше пространства подле Алекса.
          Друзья Фринвуда не могли не заметить резкую перемену в его лице. Толком не сказав и слова Кристи, он раздраженно отмахнулся от нее как от надоедливой мухи и пошел прочь. Гордон с Луи поплелись за ним, обмениваясь друг с другом взглядами, полными вопросов, на которые мог дать ответы только Алекс Фринвуд.
           Его девушка осталась стоять и непонимающе глядеть ему вслед.
           - Кто эта дрянь? Откуда взялась вообще?!
           - Ты видела, видела, как он расстроился?!
           - Что ему эта лохушка сказала?
          То верещали подруги Кристи, еще больше выводя ее из себя. Она повернулась и ринулась было к колонне из шкафчиков к этой самой дряни, которой уже и след простыл.
          «Гадство, я не запомнила ее лица», - сокрушалась она. – «Но видок у нее еще тот. Несложно будет высмотреть ее среди наших модных куколок», - тщательнее обсматривая встречных девушек, сопровождаемая своими подругами, Кристи направилась на занятие.
            Та, кого не нашла в толпе студенток девушка Фринвуда, сидела у окна в просторном лекционном зале. Из всех присутствующих, по которым, пробежавшись беглым взглядом, Ренис легко определила, что не было только розововолосой.
             «Странно», - глаза метнулись в сторону старосты. – «Что же она ей сказала? Запугала? Или же, наоборот, подготовила вместе с ней нечто показательное в наказание для меня? Даже если и так. Для меня это не ново», - Ренис заметила, что Анри все занятия не смотрела в ее сторону. Не смотрела и не подходила больше в перерывах. Не шушукалась с подругой, вела себя очень тихо.
               «Кажется, что-то задумала», - подумала Ренис.
                Да, так-то задумала. Но причина ее такого поведения крылась в другом. Староста опечалилась, узнав, что намедни ее ненаглядного Нэйтона видели в парке в компании с неизвестной девушкой, о чем со скоростью света донесли ей в тот же день. Как уже упоминалось, Анри Фринвуд безответно любила Нэйтона, который, впрочем, был прекрасно осведомлен о ее чувствах, но старался не то, что бы взаимностью не отвечать, а и вовсе панически избегать ее.
                Почему?
                Да черт его знает. Вроде бы писаная красавица, одна из признанных (и не только потому что сестра Алекса Фринвуда) во всем университете.
                Вернемся к нашей Ренис. Которая сама того не подозревая, вскоре станет камнем преткновения между несколькими людьми с завышенным самомнением. Сейчас она медленно брела позади всех по коридору, отсчитывая в уме шаги до следующего специализированного кабинета. Вся ее группа дружно вышла через парадный вход и направилась по аллее параллельно парку к возвышающемуся посреди деревьев двухэтажному белому зданию.
             «Анатомия?», - подумала Ренис, запуская руку в сумку в поисках чего-нибудь съестного. Она ведь не завтракала, и позывы желудка давали о себе знать. Увы, в сумке ничего не нашлось. А как оно найдется, если никто его туда не клал? Логично?
              «Логично!», - ответила мне она и подумала. – «Надеюсь, что в голодный обморок я не успею здесь грохнуться. О, это же Грина!», - она увидела, как розововолосая шла одна через парк наперерез к ним.
              Они встретились взглядом. И обе отвели глаза. Ренис ответственно делала вид, что что-то жизненно-важное ищет в своей сумке, при этом намеренно замедляясь, мол, чтобы сконцентрироваться на поиске, а потом вконец остановилась, запустив и вторую руку в сумку, которая свисала с плеча и болталась, чуть ли не у бедра. Все эти изощрения были для того, чтобы Грина прошла быстрее нее вперед и присоединилась к остальным. То есть, Ренис предоставляла этой девушке великолепный шанс удачно пройти мимо.
               Но она не рассчитала. А может просто Грина посчитала нужным также притвориться, что не заметила уловок новенькой и решила подойти. Она была впереди и почти догоняла остальных, но вдруг остановилась, развернулась и пошла навстречу к горе-тактику по имени Ренис Нолл.
                - Привет, - сказала Грина, все еще копошившейся в сумке, новенькой.
               Своего удивления Ренис скрыть не смогла. Ее выдали на мгновение округлившиеся глаза и подкинутые вверх густые изломленные брови.
                - Привет, - ответила она, и наступило продолжительное молчание и непрерывное заглядывание друг другу в глаза.
                - Ничего не спросишь? – улыбнулась Грина.
                - А мне это что-нибудь даст?
                - Не притворяйся, что не терзают мысли, - склонив голову набок, розововолосая разглядывала руки Ренис, которые находились в сумке по самые локти.
                Сама Ренис стояла немного скрючившись из-за неудобной позы. Вынув по очереди обе руки, она выпрямилась,  застегнула сумку и заговорила быстро:
                - Я думаю, ты сама расскажешь мне о том, что глава группы тебе там назапрещала. Согласись, нехорошо, вот так с порога хватать тебя страстно за плечи и трясти, крича: «Что она тебе сказала? Чего от тебя хотела?».
                - А тебе, видимо, очень хотелось это сделать.
                - Спасибо силе воли, что взяла меня в руки, шепнув, что до твоих плеч не достать без стула.
                - Аха-ха! – рассмеялась звонко Грина. – Я могу начинать?
                - Не заставляю. Это сугубо лично твое дело, но знай, что мне жутко любопытно.
                - Только давай сдвинемся с места, не то опоздаем. Да и остальные чего нехорошего подумают.
                - И я том подумала, - согласилась Ренис, и они продолжили путь вместе. Бок о бок. Высокая Грина и короткая (по сравнению с ней) новенькая. Она была ей по плечи.
                - Ну, много говорить нет смысла, - начала Грина, кончиками пальцев поправив розовую челку. – Тебе и так понятно, что речь шла о тебе.
               - Конкретнее?
               - Чтобы я больше и словом с тобой не обмолвилась и все такое прочее. Далее шли угрозы, что-то было про коллективное воздействие на тебя и еще что-то, не помню, уж прости за невнимательность. Это было настолько скучно и обыденно, что не зацепило моего внимания.
               - Значит, меня ждут круги бесконечных наказаний? Как заманчиво.
               - Ты что ли радуешься? – спросила, удивленно заглядывая в лицо, Грина.
               Но Ренис предпочла проигнорировать ее вопрос, продолжая вслух:
               - Это все понятно. А ты-то почему, после всего сказанного ею, при всех сейчас подошла ко мне и так любезно все выложила? – «Уж не ведешь ли ты двойную игру?», - едва успела заткнуть себя Ренис, и эта фраза так и осталась мыслью в ее дурной голове.
               - Угрозы Анри меня мало волнуют, чтобы она не говорила и чем бы ни пугала. Почему я должна чураться тебя? Тем более что ты мне ничего не сделала. И вообще никому не сделала. Ну, кроме Анри, - добавила в конце Грина.
         Ренис в ответ остановилась, поджав губы и с недоверием прищурившись, оглядела несколько раз сверху донизу, не устающую улыбаться, Грину.
              - Да блин, ты мне нравишься больше, чем кто-либо! – засмеялась громко после своего заявления та.
              - Не говори таких пугающих вещей вслух, - Ренис сделала два шага в сторону. – И даже про себя такого не смей думать.
              - Ну, серьезно, как можно отказаться от общения с такой чудачкой!
         Ренис улыбнулась криво-криво. И улыбалась она сейчас искренне этой своей позаимствованной когда-то улыбкой.
             - Почаще улыбайся, и все окружение Анри вскоре перебежит на твою сторону.
             - Этого мне не надо! Я для чего годами создавала образ невзрачного нелюдимого подростка?! Чтобы в один прекрасный день оказаться в обществе таких, как Анри? Нет уж, увольте!
             - Аха-ха, смотри, как завелась! Я сразу поняла, что этот твой вид грозного и немого мыслителя – всего лишь прикрытие.
             - Сболтнешь хоть одному – убью.
             - Верю, - розововолосая повертела головой, за ними никого. Девушки уже приближались к зданию, оставалось пару метров пройти, как вдруг Грина остановилась. – А знаешь, что самое смешное в твоей ситуации?
             - Что же?
             - То, что Анри настраивает всех против тебя, не понимая, что большая часть ее на дух не переносит, но, увы, вынуждены притворяться, что во всем с ней разделяют, ею же навязанное, ее мнение.
             - Полезная информация. Мне пригодится, - задумалась над этим Ренис, снова зашагав в ногу с Гриной. Они уже обогнули площадку и приближались к входным дверям. – Почему же тогда стелятся перед ней? – озвучила после недолгого молчания Ренис свой внутренний вопрос, который мучил ее. – Она что, какая-то особо важная шишка?
             - Почти. Социальное положение, плюс высокопоставленный в чинах дядя и, конечно же, авторитетный братец, который тут у нас гроза и по совместительству краса этого заведения.
             - Что, и, правда, такой красавчик?
         - Из всего сказанного мною тебя волнует только это? – засмеялась Грина, смущая попавшую впросак новенькую. – Поговорим позже, - сказала она резко, первой входя в кабинет.
        Ренис вошла с отставанием в секунду. Все уже сидели на местах. Вошедших провожала своим искрометно-гневным взглядом староста Анри Фринвуд, которая и без того была на взводе по поводу покусительства некой незнакомки на ее драгоценного Нэйтона. Узнай Анри сейчас, что той незнакомкой была Ренис со своим бомжеватым прикидом и еще более жалкой сумкой неизвестно каких годов выпуска, наверняка выстрелила бы себе в висок, не желая в это верить. Или с криком: «Этого не может быть!» выбросилась бы из окна. Ну, или еще что-нибудь в этом роде. Не будем об этом. Не сейчас. Всему свое время. Например, время мыть посуду.
        Проще говоря, Анри в данный момент, кипела и негодовала. Ей хотелось поскорее узнать, кто она эта разлучительница, кто эта разбивательница сердец и любовных уз? Но никто ничего толкового не мог ей рассказать, все было на уровне слуха, мол, «видели», и никаких прилагающихся к нему подробностей в красочном описании.
        В это же время Ренис, послушно и аккуратно выводя в тетради все то, что считала нужным из лекции преподавателя, витала в облаках, таких воздушных, таких вкусных, с запахом любимой жареной картошки и слегка подгоревшим мясом. Она перепрыгивала на десертные облака со вкусом бананово-клубничного джема, с головой погружаясь в тучки с ароматом зеленого чая.
         Бедолага. Кому-то сопернице бы глаза выцарапать, а кому-то пожрать. Конечно, Ренис можно понять, человек с утра не евший. Но как понять Грину, что в наглую умудрялась спать за первым столом практически перед носом лектора? Вытянув руку с зажатой в ней ручкой на чистом листе тетради, опустив голову с длинной и густой розовой челкой, закрывающей фактически все лицо, девушка почти сопела носом. Может, ее тоже можно понять, вдруг вагоны с гравием ночью разгружала для пополнения суммы карманных денег?
         Может и так. Тем временем, в главном корпусе университета, находясь среди своих сокурсников в кабинете на четвертом этаже, сидел, не находящий себе места, глубоко уязвленный Алекс Фринвуд. Его друзья – Луи, Гордон и Нэйтон, которые были здесь раскиданы по разным местам, думали о нем, заметив новые для них изменения в друге.
          Нэйтон, не подозревавший о случившейся вроде бы мелочи в фойе, сидел и неподдельно радовался тому, что Алекс впервые явился на занятие без опоздания и по собственной воле, а не под кнутом Нэйтона. Наивный? Может и так. А может просто не заметил, что Алекс в полной депрессии от пребывания в шоке до такой степени, что по инерции приперся в кабинет сам, не понимая, почему именно на занятие, а не куда-нибудь еще, как обычно. А обычно это был туалет, чтобы покурить, задний двор университета и беседка за аллеей. Фринвуд был поглощен возмутительным поведением Ренис, которое только ему таковым казалось. 
«Она должна была смутиться и, спотыкаясь, убежать рыдать в туалет, или плакаться к подружкам. Девушки такого типа поступают именно так. Если я, конечно, не ошибся», - рассуждал он.
             - Ошибся! Просто не хочешь признавать этого! – крикнуть бы ему, но вместо этого, сдержанно скажу. – Не могла она из-за такой мелочи бежать рыдать к подругам. У нее их не было.
              С мыслями Нэйтона и Фринвуда понятно, хочется знать, какие мыслишки кроются за безобидными лицами и в головах у остальных друзей. Самый скромный и мирный друг Алекса – Луи размышлял над тем, какие такие издевательства ждут ту несчастную новоиспеченную жертву, дерзнувшую сегодня ответить, да и вообще, посмотреть с высоты своего низкого роста на несравненного Алекса. Да, да, этот друг больше переживал за участь посторонней для него девушки, нежели за уязвленное самолюбие друга, которому так неожиданно и бойко утерли нос.
              Взглянув на другого, сияющего во все двадцать девять зубов, на Гордона, который не знал, куда деться от переполнявшего его чувства полного удовлетворения, не стоит спешить думать, что он злорадствует над неудачей друга. Злорадствующего друга сегодня на занятиях не было. А этого самородка по имени Гордон жутко веселило наклевывающееся увлекательнейшее действо под названием «Расправа Алекса». Название придумал сам Гордон. Он долго с упоением выбирал его из множества вариантов, среди которых были такие, как: «Отстоим честь Алекса непревзойденного!» и прочие кричащие и глуповатые лозунги. Ну что тут скажешь, люди разные бывают. С большим и богатым внутренним миром. Внутренний мир Гордона чересчур богатый и малость извращенный. Любил он составлять планы по наказанию неугодных людей, а любил, потому что умел.
              Оставив эту четверку, непонятно коим образом имеющую общие интересы и местами крепкую дружбу, перенесемся к Ренис: девушка через силу усидела на месте еще час. Она, снедаемая страшной силы голодом, игнорировала урчащий все громче и громче живот, который порой словно завывал и булькал, как вулкан. Некоторые близь сидящие обернулись к ней несколько раз, отчего ей стало неловко за себя. Раздавшийся звонок пришелся ей как никогда по душе.
              Студенты зашевелились, суетясь и собирая вещи, чтобы направиться на перекус в столовую. Все поочередно покидали кабинет, вежливо пропуская друг друга у двери.
              «Какие все учтивые», - подумала Ренис и посмотрела на Грину, не сдвинувшуюся с места, которая привлекла не только ее внимание. Над девушкой с розовыми волосами склонилась староста, щелкая пальцами над ее ухом.
              - Эта курица и правда спит, Вики! – сказала Анри своей подруге и замахнулась на Грину.
             Розововолосая медленно, больше лениво, уклонилась, нехотя вставая с места. Анри промазала и от падения вперед была спасена тем, что ее поймала за блузку, стоявшая рядом, подруга Вики. К этому моменту подоспела мимо проходящая Ренис.
              - Пошли? – как само собой разумеющееся и такое обыденное прозвучало от Грины, словно вечность вместе ходили.
              - Угу, - невозмутимо промычала в ответ та, и обе они вышли из кабинета вместе, оставляя скрежетать зубами неугомонную старосту.
             Ренис, как бы, не собиралась присоединяться к «ориентиру», но раз та сама, невзирая на угрозы Анри, проявляет, так сказать, инициативу, то почему бы и нет? Они шли в молчании к выходу из анатомического корпуса. Снаружи уже стояла зеленоволосая, поджидая Грину.
           - Давай с нами, - сухо и без особого энтузиазма предложила Грина.
           - У меня рандеву со скамейкой, - ровно отмазалась Ренис.
           - Настаивать не в моих силах, - безразлично пожав плечами вместо дежурной улыбки, Грина направилась к подруге, ну или кто она там ей.
          «Не хватало меня еще в вашем цветном ряду. С какими бы волосами я сочеталась с вами? Желтыми? Синими? Пурпурными или белыми?! Простите, но я не представляю себя с вами, девчонки. Без обид», - Ренис быстро шагала навстречу со своей возлюбленной скамейкой, еще не зная, что на той же самой крыше пристройки, уже минуты две как сидел Нэйтон и с нетерпением поглядывал на дорожку, ведущую к скамейке.
          Надо же. Не поленился прибежать сюда взобраться проворнее мартышки, карабкающейся по лианам. Стоит отдать ему должное: не застав на скамейке девушку, он не ушел, а с надеждой на ее появление, забрался на крышу и засел в ожидании, будто был уверен на все девяносто девять целых и девять десятых процентов, что она придет. Однако, тот еще извращенец. Но все же, браво парню, браво!
          Ренис подошла к своей ненаглядной. Заботливо протерев ладошкой для себя на сидении место, села, тут же вытерев эту ладошку о свою штанину. Внимание, вопрос: На черта она вытирала скамейку, если эту же пыль по себе размазала? Думая о том же, Нэйтон улыбался ее выходке. Он, встав, потихоньку пошел к лестнице, стараясь издавать меньше шума.
          Девушка сняла с себя лямку сумки, а саму сумку поставила рядом, слева от себя. Ей очень хотелось есть, но опять: с собой – ни денег, ни еды.
         «Думаю, я еще протяну два часа, а там уже и домой скоро. Доберусь как-нибудь», - подумала она и облокотилась на спинку скамейки, закрывая глаза от слепящего солнца. – «Надо же, вроде бы осень, а солнце все еще такое жаркое. Когда же уже начнутся дожди? Хочу дождь, сырость, лужи и слякоть. Скорее бы уже», -  погрузившись в свои мысли, она не слышала, что к ней кто-то подходит. Вернее, слышала скрип песка под чьими-то подошвами, но увлеченная своими размышлениями, не придала ему значения. Только когда она учуяла легкий холодный и приятный запах парфюма, все нарастающий и бьющий в нос, Ренис открыла глаза и увидела стоящего перед собой с улыбкой на половину лица Нэйтона.
      - Привет, - продолжал улыбаться, заслоняя ее от солнца, что пришлось девушке по душе. Первый плюс в его сторону.
      - Привет, - недовольно пробурчала Ренис.
      - Позволишь нарушить твой покой? – не дожидаясь ответа, парень сел. Он предполагал, что ответ будет отрицательным, и потому занял место прежде, чем он услышит его.
      - Я скажу «да», но ты-то знаешь, что на самом деле это «да» – нет. И, судя по тому, что ты уже сел, тебя мало волновал мой внутренний протест.
      - Я ничего не понял и поспешил расценить сказанное тобою как молчаливое согласие немого.
      - А ты наглец, - заметила Ренис.
      - Можно просто Нэйтон, - сказал зачем-то парень. Шутки, похоже, у него такие, или что.
      - Зачем ты сюда пришел, Нэйтон? Это место явно было необитаемо. Я имею в виду именно эту скамейку, если ты вдруг не понял.
    - Понял, понял. Но с чего это ты взяла, что она необитаема?
    - А с того, что стоило посмотреть на этот многолетний слой пыли, на который ты так беспечно опустил свою задницу, причем слишком близко ко мне.
    - Ладно, признаюсь. Я пришел сюда исключительно из-за тебя.
    - Учти, я плохой собеседник. Нам будет не о чем поговорить, -  сурово сказала Ренис, задумавшись, правильно ли она составила это предложение на английском.
    - Пусть так. Как говорил один известный человек: «Бывают люди, с кем и помолчать приятно».
    - Не оттого ли ты не заткнешься ни на минуту?
    - Аха-ха, как это грубо.
    - Аха-ха, - передразнила девушка. – Какой нежный и ранимый юноша.
     Нэйтон удивленно округлил глаза, глядя на нее. Ренис в ответ с подозрением сощурилась. Так и просидели, глядя друг на друга с минуту, а затем, отвернувшись в разные стороны, каждый скрывал свою улыбку, объяснения которой у них самих не было.
      «А чего это вдруг я улыбаюсь?», - задумалась Ренис, прислушиваясь к вновь заговорившему соседу по скамейке:
      - Отсюда открывается красивый вид на парк. А я и не замечал никогда, - Нэйтон уставился куда-то вдаль, в зелень университетских деревьев.
     - Да. Здесь красиво, - согласилась девушка с ним, и снова наступило молчание.
     - Ты не похожа на остальных, - нарушил его парень.
     - Что? – не поняла Ренис.
     - Я хотел сказать, ты не похожа на местных.
     - Все равно не понимаю, что ты пытаешься до меня донести.
     - Твоя внешность и ты сама отличаешься…
     - И это доставляет тебе проблемы? – перебила Ренис, восприняв по-своему и тут же ощетинившись. – Тебе больно на меня смотреть? Неприятно? Противно? – совсем озлобилась она, напоминая бешеную собаку, готовую сорваться сцепи и броситься на врага, дабы разорвать того в клочья.
     - Нет! Ты неправильно поняла меня. Я имел в виду, что по тебе сразу можно сказать, что ты приезжая. Твои черты лица, поведение, ты как будто и вовсе из каких-нибудь далеких стран.
     - А-а, вот ты к чему. И что с того? В вашем городе только вам что ли разрешено жить? – опять взъелась она.
     - Какая же ты сложная и агрессивная! – улыбнулся разоружающее Нэйтон. – Я тут выпытываю у нее всеми возможными путями, заезжая ты или нет, чтобы проверить свои предположения, а ты все в конфликт переводишь.
    - Так найди себе простых и мирных! – огрызнулась Ренис. А потом спокойнее добавила. – Не проще было сразу спросить: «Откуда ты?», а не гнуть мне муть про мою внешность? И без того знаю, что не красавица.
      Парень уставился на нее и начал нагло разглядывать.
     - Что опять?
     - Откуда ты? – хитро улыбнулся Нэйтон.
     - Из Небраски. Недавно с мамой переехали.
     - А чего так?
     - Да, у матери по работе там что-то, как-то и все такое прочее.
     - И все такое прочее, да? – улыбаясь, переспросил парень и загадочно продолжил. – А знаешь, я самый признанный из всего контингента обучаемых психологов. Я – будущее этого города.
     - Что же ты хочешь этим сказать? – Ренис сощурила левый глаз, нарочно подергивая веком, имитировала нервный тик. – Что-то типа, вот он я, смотри, какой нескромный гений, да?
      - Нет. Что ты врешь.
      - Вру? – девушка, вытаращив глаза, словно зависла.
      - Врешь про Небраску, мамину работу, - видя, что она впала в оцепенение, широко и добро улыбнулся, разряжая обстановку. – Ты чего? – Нэйтон легонько ткнул ее пальцем в плечо. – Я только озвучил то, о чем говорят твои жесты и мимика. Правдивых ответов, заметь, не требую.
       - Опасный ты человек.
       - Главное, что не агрессивная лгунья, как ты.
       - Мне просто это нравится.
       - Нравится быть агрессивной или лгать?
       - Ты же у нас восходящая звезда мозговых наук, вот и определи что именно.
       - Не передергивай, - строго ответил ей Нэйтон, и снова наступила минутка-молчанка, после которой парень все же решился задать, мучавший его вот уже сколько дней, вопрос, перед этим тактично спросив разрешения. – Слушай, Ренис, можно вопрос?
       - Валяй.
       - Только ответь честно.
       - Попробую, - Ренис полезла в сумку за телефоном, посмотреть, сколько там времени у нее еще оставалось. Сколько еще его общество терпеть.
      - Та девчонка в сквере, - напомнил прежде парень. – Мне не дает покоя одна мысль. Почему ты за нее заступилась?
     Вопрос был из разряда неожиданных для Ренис, парень это понял по ее виду. Она вдруг задумалась и, опустив глаза на свои руки, которые теребили ремешок сумки, ответила:
     - Точно не знаю сама. Подозреваю, что от скуки, - она подняла глаза на него. – Я соврала?
     - Этого я тебе не скажу, но могу озвучить версию той девушки.
     - Слово в слово? – губы Ренис растянулись в кривой улыбке: один уголок рта, подергиваясь, тянулся вверх, другой – скептично вниз.
     - Слово в слово, - парень выдержал секундную паузу. – «Заступиться мог только тот, кто и сам не раз попадал в подобную ситуацию», - по мере того, как он говорил, улыбка Ренис медленно вытягивалась, исчезая и перевоплощаясь в крепко поджатые губы.
      - Она ошиблась, - не дала договорить ему девушка.
      - Ты уверена?
      - Даю все сто процентов и руку на отсечение.
      - Если все настолько серьезно, то тогда я верю.
      - То есть, опять считаешь, что я лгу?! – она, достав телефон из сумки, глянула на время и уставилась на собеседника.
      Нэйтон промолчал и кивнул сначала «да», а потом замотал головой, типа «нет». Разбираться в его ответе Ренис не стала, поднялась, застегнула сумку.
      - Надо идти, - сказала она, видя приближающихся парней со стороны пристройки садовника.
      - Эй, Нэйтон, вот ты где! – раздалось с их стороны.
      - Еще увидимся, - сказал ей Нэйтон, поднимаясь навстречу парням и ожидая ответа от Ренис (типичного для этой фразы). Но ответа не последовало. Ренис, не оборачиваясь, закинула сумку на плечо и пошла своей дорогой.
       Парни, настигшие Нэйтона, были его однокурсники: Луи Прескотт и, подоспевший с опозданием на последнее занятие, Оливер Бруттс. Луи сразу узнал ту, что покусилась на их лидера, но ничем этого не показал. Поначалу, приближаясь к сидящим на скамейке, он долго всматривался в девушку, а когда она встала, смутно припомнил, что уже видел ее, в ту же секунду вспомнив, где именно.
       Луи об этом умолчал. Никому не сказал. И уж тем более Алексу. Человек такой, ну или натура такая, я не знаю, как лучше выразиться. Сам по себе сдержанный и скромный миролюбивец. Все бы были такими, и нате вам, мир и благоденствие на Земле. Зато Оливер растрезвонил всем за спиной Нэйтона, что видел его в компании девушки, и это была горячая и самая обсуждаемая сенсация на дню. Не будем об этом, еще вернемся к данной теме.
       Что же там Ренис?
        Ренис встретила у входа девушку, о которой совсем недавно говорили с Нэйтоном.         
       «Бывает же такое! Словно почувствовала!», - Ренис устремила взгляд на нее, уверенная в том, что та сделает вид, будто бы не видит, или вообще не знает. Но девушка, поймав взгляд, посмотрела в ответ и, мило улыбнувшись, неуверенно помахала рукой. Ренис даже растерялась от такого поворота событий, но все же собралась и успела махнуть рукой в ответ прежде, чем девушка скрылась в толпе спешащих студентов.
        Это все произошло очень быстро, в течение буквально нескольких секунд, так сказать, мимолетное столкновение взглядов и короткие жесты. Легонько улыбаясь, то есть, кривя одним уголком губ, Ренис обернулась вслед, постояла немного, а затем поспешила к лестницам. На втором этаже у стенда она сосредоточено и долго рассматривала запутанное и не совсем понятное ей расписание. Выяснила с трудом, что нужно идти на первый этаж в лекционный зал с номером сто девятнадцать. Мысленно повозмущавшись за проделанную лишнюю ходьбу, она почти бегом спустилась по лестницам, придерживая сумку, и спешно пошла через фойе к коридору.
        «Этого бы не было, будь мой ориентир на виду. Где же ее носит?», - Ренис шагала по коридору, где околачивались возле дверей студенты, наслаждаясь последними минутами перерыва. Навстречу ей шла парочка. Он и она, они красиво держались за руки.
         - Смотри, что сейчас будет, - шепнул парень девушке, высвобождая свою руку из ее руки. Он подался вперед, оставляя спутницу стоять на месте и с интересом наблюдать. Парень, не меняя направления, шел прямо на Ренис, которая якобы его не видела, так как копошилась на ходу в своей сумке, не поднимая головы и лишь изредка поглядывая себе под ноги, чтобы не споткнуться и не упасть.
          Но все не так-то просто! Ренис заметила его и узнала еще издалека. Она также видела, как он шептал своей подруге что-то, прежде чем отойти от нее, и сразу же приняла это на свой счет.
         «Я уже догадалась, что сейчас будет, урод!», - злобно ухмылялась новенькая.
         И таки да, тем парнем был Алекс Фринвуд.
         В коридоре все студенты замерли, словно жизнь остановилась: все внимание было приковано к этим двум: неподражаемому и великолепному Алексу и этой чудаковатой девушке, которая с головой залезла в свою сумку и в ней увязла. Их столкновение было неизбежно. И этого ждали с нетерпением.
        «Сейчас!», - подумал парень.
        «Сейчас!», - мелькнуло в голове Ренис.
        В момент, когда Алекс должен был «случайно» столкнуться с ней, он, как и в прошлый раз сделал движение плечом вперед (своеобразный плечевой выпад), чтобы выбранная им жертва получила больше боли. Замах плечом дал ему понять – он ударяет им разве что только воздух. Сама же Ренис за долю секунды отскочила вбок и, злорадно скалясь, посмотрела на него. В мозгу возникла странная мысль:
         «Он чем-то мне Анри напоминает. Прямо вылитая Анри, и характер, и рожа. Хотя, рожа – это скорее у меня, а у него личико. Фи!», - не успела она закончить в голове, как язык уже озвучивал остальное:
       - Это, наверное, больно, второй раз на дню так облажаться? А знаешь, почему у тебя не получилось? Да все по той же причине, что ты моральный урод!    
        Как всегда, она спешно протараторила и заткнулась. Алекс, злобно сверкая глазами, шагнул к ней, но его девушка, Кристи, оказалась между ними раньше. Встав перед Ренис, презренно смерив взглядом сверху вниз (а ведь была не намного выше Ренис), толкнула рукой в плечо чуть пониже горла и сказала:
      - Не лезь к моему парню!
      «Это он ко мне лезет!», - хотела ответить Ренис, но вовремя проглотила эти слова-оправдания, заменив их ответным толчком и грубым:
      - Засунь его себе куда-нибудь, где он у тебя еще не был! – она обошла их и вошла в двери с номером сто девятнадцать, что были нараспашку в двух шагах, у которых стояла, хлопая глазами, Анри под ручку с Вики и в компании с другими девушками.
       Только Ренис переступила порог, как прозвенел звонок. Зачинщикам – Алексу и Кристи ничего не оставалось, кроме как отступить. Крайне возмущенные, они вместе покинули универ. Возмущена была и староста столь отвратительным поведением Ренис по отношению к ее брату. По сути, новенькая ничего не сделала, напротив, она отстаивала себя и свое личное пространство, на которое все время норовил посягнуть какой-то там Алекс.
       В хитрой и миловидной головке Анри назревал план по уничтожению неугодной нахалки. Зрели коварные замыслы, которые она продумывала детально, не моргая, глядя перед собой. Да уж. Анри бы в пару с Гордоном да в сценаристы. Так, а что же Ренис?
       А что, Ренис!? Не виновата же она, что не знает в лицо университетских неприкосновенных личностей, позволяющих себе все, таких как Алекс, Кристи и Анри! Ну откуда ей знать, кто есть кто? Да, если бы и знала, все равно сделала бы все то же самое, может и больше, если бы не была так голодна. Казалось, что уже и сидеть не было сил.
      Превозмогая слабость и тягу ко сну, вызванные у нее голодом, она добросовестно отсидела последнее занятие. Записывала ответственно каждое слово, которое, впрочем, проходило одно за другим через уши, не передавая какого-либо смысла. Голова была занята другим. Мыслями.
     О еде, которая ждет дома.
     А, может, и не ждет.
     От последней мысли даже сердце с болью сжалось.
     Наконец звонок оповестил всех о завершении занятий. Все вокруг засуетились, собирая вещи и покидая зал, одна только Ренис, будто очнувшись ото сна, вяло посмотрела по сторонам, обвела взглядом опустевшие столы и медленно начала собираться. Движения были неторопливы, и тому была причина – нарастающее головокружение и начинающийся, тяжело переносимый ею и периодически мучивший ее, раздражающий стук в висках.
     «Только бы не головная боль. Только бы не сейчас!», - девушка с опаской вышла в коридор, думая, что, возможно, ее там подстерегают парень-выскочка и его блондинистая защитница и, что головная боль при таких обстоятельствах будет для нее реальной проблемой. Но к удивлению Ренис никто ее не поджидал: ни в коридоре, ни в фойе, ни во дворе университета.
       Уже подходя к воротам, она увидела далеко в стороне Грину, окруженную девушками, среди которых была староста Анри, стоявшая лицом к лицу с розововолосой. Староста с недовольной физиономией что-то той говорила. Поодаль стояла, переминаясь с ноги на ногу, зеленоволосая подруга и бросала взгляды на это сборище.
       «Что опять-то? Чего ей неймется? А Грина разве была на последнем занятии? Я совсем не обратила на это внимания», - Ренис отвернулась от них и, глядя себе под ноги, продолжила идти к воротам.  – «Ну и пусть. Все равно у меня нет сил врываться в эту толпу и разбираться с ними. До дома бы успеть раньше обморока добраться», - наивно полагая, что идет со скоростью света, девушка побрела, еле волоча ноги.
        Группа Нэйтона находилась на втором этаже. По окончанию занятия, особо близкая компания курса задержалась немного. Они по обыкновению толпились у окна, никуда не спеша и утопая в пустых, но таких важных для них, разговорах. Фринвуд поделился по секрету с Гордоном о своем провале с Кристи, который теперь, под фальшивый смех Алекса, озвучивал историю остальным. Парни слушали, раскрыв рты, негодуя и заочно ненавидя некую замарашку, которой сами-то еще не видели. Живо участвуя в беседе, некоторые плавно перевели на намечающуюся вечернюю попойку, в обсуждение которой влились все.
        Все, кроме Нэйтона. Он и про какую-то там наглую лохушку толком ничего не понял, потому что прослушал, будучи увлеченный своими мыслями (которые были как раз и об этой самой лохушке). И стоял, словно воды в рот набрал, хотя был особенно разговорчивым типом.
         Алекс покосился на друга, отмечая про себя чрезмерную задумчивость и молчаливость Нэйтона как нечто, требующего внимания. Кому, как ни Алексу знать своего друга настолько хорошо, что можно по одному взгляду дать ответ, что и почему с этим самым другом происходит. Но Фринвуд лишь молчал и наблюдал за тем, как Нэйтон, внезапно распрощавшись и оставив их с немыми вопросами, убежал в сторону выхода к лестнице.
     Друзья, естественно, заметив его непривычное поведение, переключились с обсуждения планов на вечер на перемывание косточек Нэйтону. Ну, да, так и всегда. Это же друзья!
      - Срочные дела? – предположил один из  ребят, провожая удаляющуюся спину Нэйтона.
      - Просто у него девушка завелась, - небрежно ляпнул, ловя удобный момент, Оливер.
      - У Нэйтона?! – скривил недоверчиво губы Гордон.
      - Что за тон, Гордон? У него что, не может быть девушки? Или ты что-то знаешь?! – лукаво  подмигнул Фринвуд.
      - Да брось, Алекс, какая у него может быть девушка? Разве что энциклопедия по психологии, - заявил ему Гордон, прибавляя. – Коллекционная. В семи томах.
      - Я своими глазами видел, - отстаивал свои слова Оливер.
      - И я, - раздался чей-то неуверенный голос.
      - Я тоже слышал, что вчера он с девушкой сидел…
      - Не поверю, пока не увижу собственными глазами! – перебил гневно Гордон и добавил. – Или глазами Луи, подозрительно избегающего участия в этой беседе.
       Все повернули головы на Луи Прескотта. Но ярый пацифист скромно потупил взор и промолчал.
       - И, правда, Луи, ты же был со мной тогда! – воскликнул осененный Оливер. – Ты тоже ее видел!
       - Не видел я ничего. Не выдумывай.
       Толпа разочарованно вздохнула. Фринвуд с улыбкой недоверия сверлил обманщика глазами. Но тот стоял твердо, ничем не показывая, что сожалеет о столь очевидной лжи. Оливер рассердился и кинулся на него, хватая за ворот рубашки:
       - Ты был рядом и видел Нэйтона с девушкой на скамейке!
        Алекс оторвал Оливера от Луи, а Гордон встал между ними:
       - Эй, подружки, одна из вас врет. Но которая из? Это нужно решить. И, так как я из той половины, что не верит в существование отношений с девушкой у Нэйтона, то принимаю сторону Луи.
       - Ну ты и урод! – негодовал Оливер.
       - Луи, - раздался спокойный голос Алекса. – Мне-то уж ты должен сказать, видел ты вчера девушку Нэйтона или нет?
        - Девушку Нэйтона? – послышался позади них чересчур тоненький голосок для особи мужского пола.
        Головы синхронно повернулись назад. За ними стояла Анри Фринвуд, сестра Алекса Фринвуда. Все парни знали, как сильно Алекс не любит при сестре обсуждать что-либо, будь это даже самая безобидная и незначительная мелочь на планете.
        - Чего тебе? – пропустил мимо ушей ее вопрос Фринвуд.
        - Я тоже слышала, что Нэйтона вчера видели с девушкой в сквере.
        - Что-о!? – вылез к ним, раздвинув толпу, Гордон. – Еще и вчера? Вот гад, два дня нас за нос водит и молчит!! И сейчас наверняка он побежал от нас к ней!
         - Гордон, - строго сказал Алекс, глядя на него, и тот умолк и снова полез в толпу. – Ты чего-то хотела? – раздраженно повторил он, обращаясь к сестре, которая с легкостью и не без хитрости умела манипулировать такими как Гордон.         
          - Хотела у тебя одолжить ключи от машины, нам с Вики надо…
          - Держи, - отдал ей связку с кучей брелков Алекс, так и не дослушав ее, сделал жест рукой парням, типа, «уходим в другое место», и пошел впереди них. Он всегда небрежно и презрительно относился к сестре, когда она появлялась перед ним, но при этом всегда стоял за нее горой, защищая от любого, кто попадал в поле зрения как потенциальный обидчик. Брат не любил сестру за ее отвратительный и скверный характер, хотя и сам не далеко от нее ушел. Алекс помнил, скольким досталось от него ни за что, только потому что сестра наговорила и настроила его, выдумав целую историю. Это его и раздражало.
           Вспоминая все беды, причиненные им невиноватым людям из-за Анри, Алекс шел в направлении беседки, ведя за собой на задний двор своих ребят. А Анри, подхватив Вики под ручку, довольная шагала к машине, несмотря на беспокойные мысли о Нэйтоне и какой-то там девушке.
           Ренис тем временем вопреки своему состоянию, сумела проделать немалый путь, миновала даже оживленный перекресток без происшествий и городской парк. Теперь она ползла по городским тротуарам, все так же глядя на свои, отказывающиеся ходить и требующие если не прилечь, то присесть, ноги.
            Позади нее плелся Нэйтон, с интересом наблюдая (он видел из окна коридора, возле которого стоял, как она выходит за ворота, потому и сорвался, бросив свое болтливое окружение). О, нет, он не боялся подойти и заговорить. И шел сзади, поглядывая на девушку отнюдь не в нерешительности. Парень намеренно преследовал ее, внимательно вглядываясь в ее движения и делая какие-то свои умозаключения. Похоже, был помешан на своих психологических изучениях. Возможно и так.
         Насмотревшись вдоволь, Нэйтон перешел на бег и, слегка пошаркивая, чтобы она услышала, что к ней приближаются, нагнал ее:
        - Что-то ты невесело идешь домой.
        Она узнала голос и крайне медленно повернула к нему голову, думая: «Только не это! За что?! Что я сделала?!», - но находя в себе сил для язвительного ответа:
         - А это в тебе энергия прямо веселым фонтаном бьет, да?
         - Я хотя бы активнее ногами перебираю, – ответил парень.
         Склонив голову набок, она посмотрела на его ноги и вновь перевела взгляд себе под ноги. Так и прошагали в молчании несколько минут.
          - Ты что-то потеряла?
          - С чего ты взял? – уныло спросила она, продолжая смотреть на свои ноги.
          Парень уже и так прекрасно знал ответы на все свои вопросы и даже составил своего рода психологический портрет, просто теперь сверял проделанную работу в уме с ее ответами, сопоставляя для верности, и готовя следующие свои вопросы:                               
          - Ты так внимательно и сосредоточенно рассматриваешь все под ногами, камешки, листья и тротуарную плитку…
           «Какой же ты дотошный», - подумала Ренис, а он все продолжал:
           - Ты и людей не замечаешь, идущих тебе навстречу, вроде бы видишь их, но принципиально не смотришь в лица, а порою намеренно отворачиваешься или снова пялишься под ноги. А вдруг знакомые, друзья? Ты же так рискуешь, не заметив их, пройти мимо.
            «Друзья?! О каких друзьях речь? Друзья – это всего лишь в свою выгоду используемое слово. Не бывает друзей. И не должно быть. Полагаться лишь на себя и только на себя – вот главное. А, впрочем, надо же ответить ему, уж слишком долго я молчу. Но я так устала, нет сил. Чего он именно сейчас, да и вообще, чего он прицепился ко мне?!», - подумала девушка и все-таки ответила ему:
            - Просто я предпочитаю тротуарную плитку лицам прохожих, которые, оценивающе или же безразлично окинув меня взглядом, пройдут дальше. Так чего же мне на них смотреть? Зачем они мне? А что касается знакомых, так, если им надо – окликнут, язык не отвалится.
             «Надеюсь, грубо прозвучало, должен отстать», - теплилась надежда в ней.
             - Я нахожу это странным, - ухмыльнулся Нэйтон и продолжил беспечно шагать рядом.
             «Вот же черт, зачем он плетется со мной, будто больше не с кем? На одиночку-неудачника он совсем не похож. До сих пор ходил же с кем-то, чего не с ними, а? Чувствую подвох, определенно подвох. Ну что же мне делать? Может позадиристее нагрубить, чтобы прямо за душу взяло и наверняка, точнее, навсегда в обиду бросило, да так сильно, чтобы сразу отстал?».
           - Нет, - четко услышала она голос у себя в голове. Свой же голос, но будто бы на тон грубее и тверже. – Просто промолчи. Молчание действует куда эффективнее. По себе знаешь.
           «Знаю», - ответила мысленно голосу Ренис, и внутренний диалог с собой был прерван вопросом Нэйтона:
           - Ты меня слышишь?
           - Что? – переспросила девушка недовольно.
           - Я задал вопрос, а ты молчишь.
           - Будь настойчивее, задай еще три-четыре раза.
           - Я предположил, основываясь на своих выводах о том, что ты приезжая, что ты, скорее всего первокурсница, и спросил, так ли это?
            - И-и? – протянула Ренис, переваривая длинное для ее ума предложение на нелюбимом языке.
            - И твой ответ?
            - Ты чертовски догадлив, а еще больше – надоедлив.
            - Тактично притворюсь, что последнего не слышал.
            - Жаль. Я так надеялась, – расстроилась девушка.
            - Ждешь, что я обижусь и уйду? – улыбнулся хитрющий Нэйтон, он и не пытался скрыть свою продуманную хитрость. И все эти ее уловки знал лучше ее самой. Обойти их или не заметить – для него сущий пустяк.
            - Кстати, раз уж зашла речь, то зачем ты идешь со мной? Чтобы задавать эти ненужные и бессмысленные вопросы? – как можно грубее произнесла Ренис, все еще лелея надежду, что сейчас отвяжется от него.
             - Почему же бессмысленные и ненужные? Я вижу в них больше смысла, чем ты в своей грубости.
             - Не поняла, - резко остановилась и повернулась Ренис к нему.
             Парень молчал и улыбался. И продолжил молчать и улыбаться, не собираясь ей отвечать.
             - Знаешь, что…иди-ка ты своей дорогой, - огрызнулась Ренис, гордо вскинув голову,  шустрее зашагала дальше и не оглядывалась.
             Шагал и Нэйтон тоже. Рядом. Плечом к плечу.
             «Вот придурок! Мне что, на него ведро воды вылить что ли?», - девушка в уме прикидывала, как и куда свернуть, чтобы поскорее дойти домой, но присутствие этого наглеца ее выбешивало и мешало сосредоточиться. Злило и доводило до белого каления.
         - Ты что делаешь? – чуть ли не в крике зашлась Ренис.
         - Как что? Иду своей дорогой.
         - Что-то я тебя раньше на этой дороге не встречала.
         - И тебя тоже, - не сдавался парень.
         - Так. Стоп. Хватит. Это вовсе не смешно.
         - А я разве смеюсь? – искренне удивился парень.
         - Вот именно. Ты с серьезной мордашкой издеваешься надо мной!
         - Да в чем издевка-то?
         - Ты меня преследуешь!
         - Нет, я иду своей дорогой.
         - Твоя дорога слева от меня? Впритык мне в ухо? – негодовала девушка так, что даже послышался скрежет ее зубов от сильно сдавленных челюстей.
         - Я же не виноват, что мне идти в ту же сторону! – невинно улыбался парень. Его не слабо веселило наблюдать за тем, как она выходит из себя. – «Раздражительная, грубая, заносчивая, замкнутая и импульсивная….», - список характеристик от Нэйтона все пополнялся и пополнялся, и положительных определений пока не наблюдалось.
          - В ту же сторону, значит, да? – Ренис огляделась, внезапно идейка пришла на ум. – Так иди же в ту же сторону и дальше, а мне надо в магазин, - сказала она и бросилась перебегать дорогу к сети, построенных в ряд, крупных супермаркетов, оставляя Нэйтона провожать ее взглядом.
          - Ну-ну, я ж похитрее буду, - усмехнулся он своей затее и пошел в сторону забегаловки, из которой открывался вид на тот самый магазин, куда забежала Ренис.
          Ренис бродила меж стеллажей, голодными глазами глядя на любую съедобного вида вещь. О том, что у нее совсем нет денег, девушка вспомнила, оказавшись посреди огромного зала. Но делать нечего, нужно было как-то убить время, которое понадобится Нэйтону, чтобы окончательно исчезнуть с ее пути. Потому она и продолжала бесцельно бродить между витрин с такими аппетитными продуктами.
          То, что пора уматывать отсюда, она поняла по недоброму, полному подозрения, взгляду охранника, который целенаправленно следовал за ней. Таки по пятам.
           «Вы что, дядя, меня за воровку приняли?!», - глубоко оскорбилась Ренис Нолл. – «Да будь я в три раза больше голодной, чем сейчас, и то не позволила бы себе украсть и крошки хлеба! Ни за что!», - думала в гневе девушка, обиженно и торопливо приближаясь к дверям.  Аха-ха-ха-ха! Этих своих слов и обид она и не вспомнит, когда будет без зазрения совести бесстыдно тырить деньги из карманов некого Каэла Хантера в его же присутствии, да и не один только раз. Но об этом позже. Значительно позже. Наберешься терпения, которого у нее нет?
           Ренис вышла из магазина. Горизонт был чист: по крайней мере, Нэйтона нигде глаза не замечали.
          «Всего-то делов! Я мастер своего дела. Не одну мышь на этом съела, или как там говорят. Надо было сразу этой фишкой воспользоваться, чего нервничала. Ну да ладно», - озираясь по сторонам, она ускорила шаг, насколько это позволяло ее состояние и тело.
            А позади, нагоняя, ровной и уверенной походкой шел Нэйтон. Он как раз заканчивал свой легкий перекус за столиком у окна, из которого прекрасно было видно, как крадучись вышла из магазина Ренис. С большим терпением теперь он плелся за ней, выбирая момент, чтобы снова разрушить ее гордое, одинокое, полное умиротворенного спокойствия, путешествие домой.
       Да уж.
      Что тут скажешь…. Два дебила нашли друг друга: один не любит навязываться, другой – постоянно это делает и делает это настойчивее, если видит, что человек в панике прячется даже в мусорный бак, лишь бы только избежать встречи с этим активным навязчивым идиотом. Которого, увы, ничего не остановит. Оно и к лучшему. Только благодаря данной черте характера Нэйтона Ривера, Ренис Нолл многое переживет и выживет, через многое пройдет в своей относительно недолгой жизни. Но и об этом тоже позже.      
      В какой-то момент, как раз в тот, когда он, ухмыляясь, приближался к Ренис, решив, что хватит уже ему плестись  позади, девушку неестественно качнуло вперед. Немного подогнув правую ногу, она остановилась, выбросила руку перед собой, хватая ею воздух, будто за него можно было вот так вот по одному лишь желанию уцепиться, и начала заваливаться набок, угрожая упасть и удариться головой о бордюр тротуара.
      И таки чтобы мы думали? Да, да, наш герой – Нэйтон тут как тут. Его звездный час. Подставив плечо под эту вытянутую руку, он подогнулся немного, потому что был хоть и не значительно, но все же выше нее; другой рукой он осторожно обхватил под талию, тактично и весьма сухо спросив:
      - Что с тобой?
     Ренис, еще не успевшая сообразить, что с ней произошло, напряглась. Она помнила, как резко закружило перед глазами, и ее понесли в сторону заплетающиеся непослушные ноги. В голове была последняя мысль: «Как глупо и смешно я наверно сейчас выгляжу…и куда мне упасть? На газон прилечь или же на тротуаре растянуться?!», - ощущая, что ее неизбежно тянет вниз и схватиться ей не за что, она почувствовала чье-то плечо. Осознав спасительную опору, она медленно повернула к ней голову, долго и внимательно вглядываясь в это уже знакомое ей лицо. И когда до нее, наконец, дошло, кто это и что происходит, Ренис обескуражено выпалила:
       - Твою ж…
       - …мать да на пьедестал почета, да? – обиженно съязвил парень, закончив за нее предложение своим. – И это вместо спасибо?! Ну и ну!
       - Ты что ли «спасибо» от разных дам коллекционируешь? Я рассчитывала на безвозмездную помощь, - с заметной вялостью отвечала она. Грубость ее из-за этого таковой не казалась.
       - Хамка, ты, еще и неблагодарная! – Нэйтон проковылял вместе с ней до остановки и помог сесть на лавку, заботливо придерживая и деликатно поддерживая в тех местах, так, чтобы потом не было истеричных бабских возмущений и обвинений в распускании рук и использовании ситуации в корыстных целях. Отстранился, обсмотрел ее.  – Ты побледнела.
        - И ты помутнел… - Ренис моргала, слегка мотая головой. В глазах у нее рябило. – У тебя не найдется воды, хоть немного, случайно?
         Парень полез в свой рюкзак, долго в нем возился и, достав бутылочку сока, подал ей.
        - Ну и что это с тобой сейчас было?
        - А я почем знаю? – девушка сделала пару глотков и протянула бутылочку ему.
        - Оставь пока, - сказал Нэйтон и дотронулся ладонью ее лба одной рукой, а другой осторожно, двумя пальцами коснулся артерии у шеи чуть ниже подбородка.
       Ренис на это никак не отреагировала: ни возмущения, ни удивления. Ничего. Только изучающее подняла на него глаза, спрашивая себя, почему позволяет абсолютно постороннему человеку так нахально тянуть к себе руки.
       «Он же беспокоится и просто хочет мне помочь!», - начала торопливо откапывать в себе оправдания она. – «Да, да, конечно», - отозвался язвительный внутренний голос.
        - Температуры у тебя нет. И с пульсом все не так уж плохо, - парень сел рядом. – Да и солнечных ударов, несмотря на жаркое солнце, осенью не бывает. По крайней мере, я еще не слышал ни об одном случае.
        - Не обращай внимания. У меня бывает, - соврала Ренис Нолл, мысленно упрашивая свой желудок не подавать голоса голода. – Спасибо, Нэйтон.
        - Другое дело. Этот тон мне нравится больше. И, кстати, ты теперь мой должник.
        - Я же уже «спасибо» сказала, этого тебе не достаточно?
        - Меня больше привлекает мысль, что ты мне торчишь.
        - Чтобы в один прекрасный день прийти и требовать расплату натурой?
        - Чего тянуть, я потребую ее сейчас же.
        - Примерно догадываюсь о требованиях. Что-то вроде: «Давай, составлю тебе компанию до дома, в него и обратно»?
        - Читаешь мои мысли, - улыбался парень.
        - Они у тебя на лбу крупным шрифтом выбиты.
        - То есть, согласна?
        - Что, всерьез намерен проводить меня? – округлила глаза Ренис.
        - Должен же кто-то не давать тебе при каждой удобной возможности запрокинуться на землю.
        - Этого больше не повторится. Мне уже лучше.
        - Ага, вижу. Твое позеленевшее лицо пылает здоровьем, - он встал первым с лавки и протянул ей руку. – Ну, что, пойдем?
      «Ладно. Всего один раз. Мне, действительно очень плохо. Этот раздражающий писк в ушах не проходит и выводит из себя», - она поднялась с лавочки, положив в его ладонь его же бутылочку сока.
       «Вот же ж дрянь!», - подумал, мило улыбаясь ей, Нэйтон.
       «А ты думал я вот так просто за руку возьму? Ха!», - думала Ренис. – «Хорошо, что до дома идти осталось недолго. Рукой подать», - она пошла с ним к тротуару.
      Нэйтон здорово отвлекал ее от мыслей своими вопросами. Всю дорогу пытался что-то выпытать: то про курс спросит, то про общих с его направлением профессоров, имен которых она и не запоминала, то сам поучительное что-то расскажет. Несмотря на его разговорчивость, чего больше всего не любила в людях Ренис, он нисколько не напрягал ее, а наоборот, она с интересом его слушала и отвечала на его вопросы. Как-то с ним все так легко было. Ей понравилось в нем то, что обсуждая с ней того или иного человека, он говорил нечто общее и поверхностное, не затрагивая личностных качеств и не говоря и слова плохого в сторону этого человека. Это она отметила сразу и отметила как большой плюс этого Нэйтона.
      «Есть в нем что-то хорошее и приятное», - Ренис оторвала взгляд от своих ног и повернула к нему голову, заглядывая в лицо, очень сильно напоминавшее близкого человека. Откуда ей было знать, что все это оттого, что парень просто знает, как вести себя с такой как она. Что у него есть подходы к забитым и злым людям, как и к общительным душам любых компаний. Парень просто знал и умел вести себя, определив человека по характеру, поведению и его жестам.
       Не знала этого она и шла спокойно, думая, как хорошо, что на ее пути сегодня попался он. Уже и шли как давние знакомые: он – улыбаясь и без остановки болтая ни о чем, и она – вцепившись в его рюкзак одной рукой, потому что боялась упасть от головокружений, которые с частой периодичностью нападали на нее по пути.
      - Я почти у дома, - перебила его Ренис, кивая на свою хатку, что была через дорогу.
      - О, - напустил на себя фальшивое удивление Нэйтон. – А мы, оказывается, соседи!
      - В смысле? – тупила девушка, опуская руку и отрывая от его рюкзака.
      - Я живу через один переулок, чуть ниже от вас.
      - Я не знаю, что на это надо сказать.
      - Типа, что мы можем ходить вместе, - воодушевился Нэйтон.
      - Расцениваю это как угрозу, - не оценила его порыв Ренис и угрожающе нахмурилась.
      - Какая ты все-таки…
      - Ой, не надо меня сейчас очернять. Я так домой и до завтра не дойду, выслушивая твои отрицательные комплименты, умру на месте.
      - Сама-то сможешь дойти?
      - Переживания излишни, там всего несколько шагов пройти.
      - Ну, пока.
      - Ага, - не оборачиваясь, девушка пошла к воротам, отворила калитку, вошла, и скрылась за ней.
      Убедившись, что она добралась без происшествий (забор был невысок, он видел, как она входит в дом), Нэйтон свернул на свою дорогу и побрел, хитро улыбаясь своей одной затее. Он и в самом деле был очень хитер. Ну, нам-то что. Мы просто поглядим.
      Ренис, глубоко выдыхая, стояла в доме у двери, подпирая ее изнутри. Казалось, что она боится, что кто-то вломится  к ним в дом. На самом деле все оттого, что ее мутило от каждого своего движения.
      - Почему нельзя снять обувь одним лишь взглядом? – злобно выкрикнула она, с ненавистью глядя на, шнурованные по самую голень, кеды.
      - И кому ты возмущаешься? – выглянула мать из кухни, высунув только голову, посмотрела на Ренис, лицо которой сменяло гримасу за гримасой, которыми она сопровождала свои мысли.
     - Ненавижу, ненавижу, - девушка сняла обувь без участия рук. Одними ногами. Ну, наверняка, все знают этот способ: стопой одной ноги придерживая зад пятки обуви, тянуть саму ногу вверх, стаскивая обувку чуть ли не вместе с носками, кожей и суставом.
      - М-м-м…день ото дня твои эмоции все живее и живее. Переезд и университет тебе идут на пользу, - Эллисабэт уже стояла во весь рост на пороге кухни, облокотившись плечом о дверной косяк.
      - Женщина, еще одно слово, и я вас съем.
      - Что? – поморщилась, не понимая ее, мать.
      - Я умираю с голоду. Помоги, - сбросив у ног сумку одним движением плеча, Ренис, покачиваясь, прошаркала к матери, раза два намеренно споткнувшись о свои же ступни.
    Мать, словно дверь, равнодушно отклонилась от падающей на нее дочери и с важным видом подошла к плите. Строго потребовала:
       - Перестань. У меня нет времени. Вымой руки и садись.
       Ренис повиновалась.
      - А почему это, собственно, у тебя нет времени на дочь?
      - Пригласили еще в два места на собеседование, хочу проскочить в оба. Думаю, успею, - мать поставила перед ней тарелку с горячим супом.
      - На вид вкусно.
      - На вкус тоже. Ешь.
      Ренис подобрала ноги в излюбленную позу по-турецки и, схватив из рук Эллисабэт ложку, принялась за еду.
      - Мне, между прочим, сегодня намекнули, что я бельмо на глазу.
      - Не искажай сути. Скажи, как было на самом деле? – закончив протирать панель духовой печи, мать присела рядом.
       - Заявили мне, что я, видите ли, не похожа на остальных. Тоже мне! – тут Ренис злостно откусила больше хлеба, чем планировала и была вынуждена помолчать, пока его старательно пережевывала. – Я, видимо, темнее этих белокожих златовласок и светлее тех, кто у них корректно зовется афроамериканцами.
        - Подумаешь. Это ли беда.
        - Может мне стоит перекраситься? Поменять цвет волос на светлый или на темный? И начать носить линзы цвета твоих глаз? Ну, помнишь, как тогда, когда я была блондинкой?
        - Дело, конечно, твое, Ренис. Но, если делать все это после каждого такого мелочного замечания, то, что от тебя самой в тебе останется?
        - Да я шучу, - Ренис оскалилась. – И в мыслях больше ничего подобного не будет.
        - Вот и славно. – Эллисабэт привстала, и о чем-то подумав, снова опустилась рядом, тревогой заглядывая в лицо, спросила. – Тебя притесняют из-за внешности?
       - Нет, мам, Что ты! – испугалась догадок матери Ренис и пустилась в ложь. – Просто одна девчонка интересовалась, откуда я такая…
       - Если будут проблемы, ты сразу мне скажи, - настаивала на своем мать.
       - Хорошо. Я сразу тебе скажу, чтобы ты пришла и всем наваляла. А то ведь я ничего не могу.
       - В том-то и дело, что можешь. Отнесись к моей просьбе серьезно, - Эллисабэт встала из-за стола. – Я не хочу, чтобы события прошлых лет повторились.
       - Не беспокойся. Этого больше не повторится. Обещаю.
       - Буду в это верить. Я пошла. Оденусь и вперед, покорять работодателей.
       - Сильно не увлекайся, приведешь еще мне в дом заботливого отца.
       - Ренис, - мать, строго качнув головой, убежала в свою комнату, а дочь продолжила запихивать в себя все съедобное из того, что было на столе. 
       - Уф-ф, - похлопала она себя по округлившемуся животу, откинувшись на спинку стула. – Так много кушать – тоже зло. Интересно, а бывают обмороки от переедания или сытости? – «Надо бы мать проводить, у нее спокойнее будет на душе», - скрестив руки на животе, она вышла из кухни в зал, поджидая мать, села на диван.
      Эллисабэт не заставила себя долго ждать. Вышла из комнаты в классическом светлом брючном костюме и высоко собранными в хвост волосами, держа в руках новые туфли.
      - О, - удивилась мать тому, что ее ждет Ренис.
      - О-о-о, - удивилась дочь, наличию светлых костюмов у матери.
      - Мне не идет? – заволновалась Эллисабэт.
      - Очень даже идет. И даже больше, чем нужно.
      - Прекращай ты.
      - Что насчет прошлых вакансий? Есть вести?
      - Нет. Не позвонили ни те, ни другие, - Эллисабэт Нолл влезла в туфли и торопливо кинулась к двери. – Я ушла, будь осторожна.
      - Да, да. Я сама осторожность, - подбежала Ренис, перехватив ручку двери, распахнула ее, высунувшись, бросила вслед. – Я в тебя верю.
      Мать чуть не подпрыгнула от радости и села в машину. Когда она выехала с ворот, Ренис вышла, затворила их, вернулась в дом и закрыла дверь на ключ. Проходя мимо сумки, вернулась к ней, подняла с пола и, закинув ее на плечо, прошла на кухню. Вместе с этой обшарпанной сумкой убрала со стола, вымыла посуду. Зачем? Да затем, чтобы не забыть про нее. Чтобы висела тяжким бременем на плече и напоминала о себе.
     Закончив возиться на кухне, она поднялась к себе и вывалила все содержимое сумки на стол. Браво, что ли. Человек решился взяться за учебу.
     Рассортировав все, и учебники, и тетради, взяла одну книгу, самую яркую – по анатомии и вместе с ней взобралась на кровать. Уселась поудобнее, облокотившись спиной о стену, и принялась читать. Перевернула одну страницу, вторую и…
    …из сидячего положения, прямо так, как и была, рухнула головой в подушку и…уснула.
       Меня бы, будь я на месте этой книги, не хило так оскорбило бы. Думаю, это худшая реакция на книгу. Девушка проспала несколько часов и встала так же, как и легла: оторвалась от подушки и села в то же положение. После сна отметила, что головная боль прошла, есть головокружение, но не сильное. Ощупав лоб, равнодушно взглянула на лежащую рядом книгу, закрыла ее и поднялась с кровати. Подошла окну, откинула плотную занавеску и выглянула во двор. Увидела во дворе машину матери.
       «Уже вернулась? Или это я так долго спала?», - Ренис поспешила спуститься вниз. Мать она застала, лежащей на диване, с закинутыми на подлокотник ногами. Глаза были закрыты, но она не спала.
      - И как? – спросила Ренис, присаживаясь на второй подлокотник у изголовья.
      - Заветная фраза: «Мы с вами свяжемся» и до свидания.
      - Да уж, - Ренис посмотрела на мать, так и не открывшую глаз. – Может чаю?
      - Не хочу.
      - Заставлю, - Ренис встала с подлокотника. – Поднимайся, иначе скину на пол и перекачу, как пустую бочку до кухни.
       - Справишься с той, что в два раза больше и тяжелее тебя, - открыла глаза мать и привстала.
       - Уже справилась, - довольная Ренис ушла на кухню подготовить стол для их скромной и семейной чайной церемонии.
      Впервые за долгое время они мирно общались сидя за столом и ни о чем, а так, о чем-то далеком от их сложной жизни. И провели это время незаметно для себя с пользой. В чем польза? В отсутствии причин ругаться. В возможности скоротать время, вечно затрачиваемое на ссоры, вместе.
      «Пить чай и ни о чем не думать, кроме как о вкусе этого чая, приготовленного мне дочерью, это так приятно», - Эллисабэт Нолл даже немного устала улыбаться. Но губы не слушались, растягивались и растягивались.
     Они просидели долго на кухне, порою просто молча глядя друг на друга, и вскоре разбрелись по своим комнатам, очень устав, от проделанных усилий над собой. Странные люди: мать, которая не как мать, и дочь, которая не как дочь.

      Глава пятая: «День четвертый».
       В это утро Ренис проснулась и вовремя, и сама, опередив будильник на две минуты. В голове первым делом была мысль, совпадающая с названием главы, да-да, она продолжала считать дни. Собравшись и прибравшись в комнате, взяла в сумку и спустилась вниз. Как обычно совершив ритуал очистки зубов в ванной и прочие дела, девушка вышла в кухню и все еще не обнаружила Эллисабэт.
    «Наверное, устала вчера», - подумала Ренис, открывая дверцу холодильника, в поисках продуктов на завтрак. Приготовив легкие блюда для утра, поставила на стол в тарелочке порцию для матери, бережно накрыв салфеткой, с чувством выполненного долга, прошептала:
      - Пусть почувствует, что у нее есть заботливая дочь. Хотя бы один день. А то каждый день такая возня с утра мне как-то не по душе.
      Себе же она собрала в сумку бутерброд, затем плотно позавтракала и, стараясь не шуметь, вышла из дома. Прикрыв калитку, выбежала на дорогу и уже в предвкушении только-только начала доставать наушники, как вдруг подняв глаза, оторвав их от запутавшихся проводов аксессуара, застыла подобно оставленному без присмотра раствору цемента. Причем, лицо ее приобрело такой же оттенок – темно-серый. А все почему? Да, потому что у поворота стоял и ждал ее Нэйтон.
      Ноги отказывались идти дальше, а в голове было одно сплошное: «Нет, нет, нет, нет, нет! Неееее-ееее-ееет!!!». Она же совсем позабыла о нем, не вспоминала ни прошлым вечером, ни этим утром. Все, что было связано с ним, просто выпало из ее головы, будто нарочно, желая забыть навсегда об этом надоеде. Превратности судьбы. Что поделать.
      Видя, как она впала в оцепенение, парень, улыбаясь, смело пошел навстречу:
      - Привет, Ренис.
      - Привет, - ответила не сразу она, все еще не отошла от шока, по-видимому.
      - Заметно, что не ожидала. Но догадаться-то могла.
       - Да кто же знал, что ты – человек слова, сказал, будем ходить вместе, и вот вам, держите, мисс Нолл, надоедливого Нэйтона в подарок.
       - Ты еще не знаешь настоящего надоедливого Нэйтона.
       - Только вот не надо сразу на меня свои флюиды выплескивать.
       - Ты какая-то дерганая сегодня.
       - Ну и еще бы. С самого утра в тебя вляпаться.
       - Меньше грубости, больше позитива. Помнишь ведь, кто тебя вчера спас? – перешел на загадочный шепот Нэйтон.
       Ренис сощурилась на один глаз и закатила другой, проклиная себя: «Как?! Ну как я могла забыть, что он грозился ходить со мной?! Дура! Ну, ничего, завтра я выйду пораньше. Или попозже».
        - Значит, ты до конца моих дней будешь меня этим шантажировать и помыкать мной? – девушка, со всей строгостью нахмурившись, повернулась к нему.
        - Да почему шантажировать?
        - А как еще это по-другому называть?
        - Услуга за услугу.
        - Мы еще вчера рассчитались, - напомнила Ренис, поглядывая по сторонам, перед тем, как перейти дорогу. Они уже шли вместе. Не замечая, что идут очень быстро. Все из-за Ренис: в своем  стремлении поскорее от него избавиться, она почти неслась с попутным ветром, только бы дойти до университета и разойтись по разные стороны.
      Вместе с ней, поспевая за ее темпом, ломился и Нэйтон, понимая причины ее спешки.
       - Убавь в скорости. От меня тебе все равно убежать, - усмехнулся он.
       - Ты слишком проницателен. Удивительно догадливый, сметливый, находчивый, что еще там можно сказать о тебе, даже и не знаю. Но вот вопрос, почему человек, который видит нежелание другого человека общаться, упорно лезет делать именно это? – не скрывая раздражения, Ренис остановилась и посмотрела внимательно в эти голубые глаза, которые с не меньшим вниманием смотрели на нее.
       - Потому что мне это нравится, - был ответ.
       - Нравится что? Выводить меня из себя? Раздражать меня? Надоедать мне?
       - Да, - парень добро так улыбался. – Именно тебе – да.
       - Но почему? – выкрикнула Ренис и пошла вперед, то ли снова желая убежать и спрятаться, то ли боясь опоздать на занятия.
        Но Нэйтон был рядом, не отставая ни на шаг, плечом к плечу шел неотступно.
         - Хочешь знать почему? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Да потому что, ты всем своим видом так и кричишь: «Не подходите ко мне!», «Не говорите со мной!», «Не смотрите на меня!», «Перестаньте глазеть в мою сторону!». И я сейчас говорю не только внешнем твоем облике, а о поведении в целом. Поэтому мне назло захотелось сделать то, чего ты так избегаешь. Сделать и понаблюдать за твоей реакцией и…
          - И как она? – перебила девушка.
          - Что?
          - Моя реакция. Устраивает?
          - Не издевайся. Выставляя себя тем, кем вовсе не являешься, рискуешь многое потерять.
          - Как же быть, если это мне нравится?
          - Тогда это уже болезнь, - улыбнулся Нэйтон. – Серьезная.
          - То есть, я – больная на голову?
          - Ну, я…не это хотел сказать…
          - Чтоб сегодня же закончил свои наблюдения, - злобно бросила Ренис, ускоряясь в шаге.
          - Раз уж мы об этом заговорили. Не могла бы ты позволить мне подольше понаблюдать за тобой?
           - Все-таки, это у тебя с головой неполадки, а не у меня. Чертов извращенец!
           - Ты дослушай меня хотя бы, - попросил парень, мысленно продумывая выражения попроще. – Мне нужен человек с определенным психотипом. Нужно составить и сдать работу по данной теме. Ты меня очень выручишь, пожалуйста, не отказывай.
           - И почему же выбор пал на меня?
           - Совпадение, не более. В тот первый день, когда я тебя встретил, ну, помнишь, ты заступилась за девушку, еще тогда я признал в тебе те особенные черты характера, которые мне больше всего подходят по моим заметкам и плану.
           - Почему-то я не верю во всю эту ересь.
           - Прошу тебя, соглашайся. Никаких личных данных указывать не требуется, только мой анализ, наблюдения, примеры и выводы. Правда, ты нужна будешь при проведении непосредственно тестов испытуемого, так сказать.
           - Подопытного еще скажи, придурок.
           - Если хочешь, можно и так, - готов был терпеть обзывательства Нэйтон, предчувствуя скорое согласие упрямой девушки.
           - Это получается, что ты безразрывно будешь присутствовать в моей жизни?
          Нэйтон кивнул и поспешил добавить:
          - Не совсем, только в пределах университета, и то, недолго. Максимум месяц. Работу сдавать на проверку уже пора, а у меня до сих пор ничего нет. Выручай.
          - А меня должны волновать твои проблемы?
          - Рении-иис, - взмолился парень.
          - Ты же у нас хваленый психолог, надежда всех профессоров, будущее страны. Выкручивайся сам, гений.
          - Месяц. Всего месяц, и я и шага больше в твою сторону не сделаю! А иначе не избежать тебе моего общества.
          Ренис остановилась.
         - Месяц, и больше я тебя не увижу. По рукам? – она посмотрела на него.
         - По рукам! – был рад согласию парень, уловка его сработала: пообещать то, чего она так хочет.
     Они пожали руки и только теперь поняли, что стоят посреди двора университета, и все на них  косятся.
      - Мне надо идти, - Ренис резко высвободила руку и направилась к главному входу.
      - Увидимся, - сказал вслед с надеждой Нэйтон и побежал к левому крылу здания.
      Находясь уже на втором этаже у стенда с расписанием, Ренис высмотрела в пестрой толпе всех таких по-своему индивидуальных студентов, отличающуюся от них, розововолосую девушку, которая мило беседовала с компанией парней и девчонок. Ренис уже было взяла курс на свой «ориентир», сама не зная для чего, но путь ей преградила стройная и высокая длинноногая блондинка, наличие ног которой подчеркивала критически короткой длины юбка.
      - Почему акцентирую внимание на ногах? – спросишь про себя ты.
     Да потому что только их и видела, вечно глядящая под ноги и себе, и другим, Ренис Нолл. Она медленно повела взглядом от ног вверх, пока не остановилась на довольно-таки красивом лице, обрамленном белокурыми блестящими, не от природы завитыми, локонами. Подумала:
      «О, это же та, которая вчера была с этим, как его…а, впрочем, чего я напрягаюсь, я не знаю его имени, и не помню, слышала ли».
      - Вроде она, - послышался голос сбоку от блондинки.
      - Верно, Кристи, это она! – подхватила другая справа.
      - Да я и сама вижу, - отозвалась Кристи, делая шаг ближе к Ренис, хотя и так почти в лицо дышала.
      Грина, только сейчас увидев Ренис, потеряла интерес к своему разговору, который доселе столь активно велся в их мини-обществе. Она, откровенно наплевав на говорившего с ней парня, выглядывала, приподнявшись на носочках, так как, стоявшая перед ней девушка закрывала обзор, и ей не было видно тех, что стояли с новенькой студенткой.
       Ренис в это же время сделала одну смелую попытку избежать назревающего словесного конфликта: благоразумно ушла в сторону, притворяясь, что не понимает, к чему все ведет, но эти девушки снова преградили ей путь. Встали перед ней, пронзая острыми взглядами.
       - Какие-то проблемы? – полюбопытствовала, невинно подняв на них глазки, она.
       - Будут. У тебя. Если еще раз увижу рядом с Алексом.
       «Так этого урода зовут Алекс? Отлично, постараюсь этого не запоминать», - подумала Ренис и сказала:
        - Согласна. Проблемы будут. Но не у меня, а у него, если опять попробует демонстрировать свои фокусы на мне.
        - Ты чего из себя возомнила?!
        - Нечто большее, чем вы из себя.
        - Ренис!! – это закричала Грина, отчаянно размахивая руками, мол, «Иди сюда, я тебя давно ищу!». Она делала это намеренно, ради того, чтобы отвлечь Кристи на себя и всех остальных, кто внимательно следил за происходящим тоже. Тем самым предоставляя возможность новенькой незаметно уйти и скрыться.
        Но все продолжали глазеть. Еще бы! Сама Кристи, подружка Алекса, снизошла до такой челяди как Ренис (еще никому неизвестной). Это же сенсация, не меньше! Все ждали жаркий бой, схватку века, столкновение тысячелетия и хотя бы одну жертву. Увы, ничего не случилось. Кроме того, что новенькая, без страха оттолкнув напирающую Кристи, торопливо пошла к Грине, которая махала рукой как вентилятор лопастями.
         - Ты еще получишь, - сказала сквозь зубы девушка Алекса, только для того, чтобы подружки знали, что она в бешенстве, чтобы они разнесли по всему университету весть о разъяренной Кристи, и о том, что кому-то очень скоро не поздоровится.
         Показуха, да, что тут скажешь. Так почти всегда и везде: либо показное дружелюбие, либо вот это вот.
         Жизнь.
         Помимо всех этих зевак, была еще одна пара больших любопытных глаз. Потирая ладошками, за сей сценой наблюдала коварная староста Анри Фринвуд, затаившаяся в толпе преданных подруг по другую сторону от них. Она последовала вскоре вслед за Кристи, которой наговорила кучу небылиц, науськивая ту, что и как лучше будет сделать с этой невесть откуда нарисовавшейся мерзавкой (то бишь, Ренис).
        Находчивая баба. И тут тоже ничего не скажешь. Вернемся к мерзавке.
        - Спасибо, выручила, - сказала она, прибившись к зовущей девушке.
        - Не стоит. Всегда рада нагадить признанным красавицам, - Грина деловито поправила густую челочку кончиками ногтей.
        - Я красивее видала. Ошиблись те, кто ее признал.
        - Ты, как бы, и с ней поосторожнее, как-никак девушка Алекса Фр…
        - Плевать, кто! – перебила Ренис Нолл, так и не услышав намек на родственную связь со старостой. – Если хочет что-то сказать, пусть делает это менее надменно.
        - Скажешь тоже, - хмыкнула Грина. – Когда их волновали наши чувства? Мы же бездушны, обидные слова нас не обижают, об нас легко вытираются ноги.
        - И это говоришь ты? – Ренис улыбнулась. – Я-то думала, тебе все совершенно безразлично. Ан-нет, ты, оказывается, у нас ранимое и нежное создание.
        - И еще какое! – Грина взяла ее за локоть, указывая верный путь. – Нам сюда, - завернув за угол, они прошли немного по коридору и вошли в большой лекционный зал, на пороге которого и разделились: одна пошла занимать место в самом конце, другая, как обычно, села в передних рядах.
       Постепенно подтягивались стайками из трех-четырех человек и другие их сокурсники, и к звонку, оповещавшему о начале увлекательнейшего (не для всех) занятия, зал был уже полон. Свободных мест совсем не оставалось. С приходом профессора все дружно настроились на изнурительное ведение конспектов. Несчастные дети. Они просидят так четыре часа с лицами полными беспробудного отчаяния, ибо лектор проигнорировал сигналы о перерывах и настойчиво, да без усталости продолжать читать свои доклады.
       Большего облегчения студенты прежде никогда не испытывали, когда неутомимый преподаватель наконец-то собрал свои папки и объявив о конце занятия, удалился со звонком. Как и все, Ренис Нолл со всех ног бежала из университета. И бежала к своей обшарпанной скамейке с мыслями о бутерброде, что покоился в ожидании своего обеденного часа в ее сумке-трансформере. Она прошла мимо Грины, шептавшейся с зеленоволосой подругой. Грина для чего-то подмигнула Ренис, для чего – Ренис так и не поняла. Может, той просто нравилось подмигивать новенькой, кто знает. Мисс Нолл скромно улыбнулась в ответ и ускорила шаг.
       Ее столь желанная скамейка была пуста. Как будто знала, что к ней на всех парах Ренис несется. Момент долгожданной встречи двух этих родственных душ описывать, думаю, не стоит. И так понятно, насколько они обе друг другу рады.
       А как Нэйтон был рад, что притаился позади склада садовника! Он сюда бежал быстрее самой Ренис, со скоростью света испарившись, услышав заветный сигнал о начале большого перерыва. Чем немало удивил своего закадычного друга Алекса, которому оставалось недоумевать и хлопать вслед глазами. И не лишним будет сказать, что Алекс Фринвуд мало-помалу начинал грустить от того, что друг больше так усердно его не разыскивает, не контролирует, и не пытается затащить вовремя на занятия – даже не звонил ни разу за весь день! Из чего следует, что появилась какая-то баба, которой и уделяет время Алекса Нэйтон. Баба, которую он, Алекс, еще не видел, не знает и не оценил. Как и не дал мудрого совета, такого как: «Бросай, она тебе не подходит» или же «Отличный выбор, береги». А ведь он любил быть судьей, да и вообще, главным в чужих жизнях. А тут вдруг тайны и забвение.
        Ну и поделом ему! Цени, когда имеешь. А не имеешь – не ревнуй. Ну, как-то так, не суть важно. Ренис уселась удобно, поерзав, будто этим хотела сказать скамейке: «Я тоже рада тебя видеть». Она положила сбоку сумку, в предвкушении открыла ее, ища глазами сверток, в котором томился бутерброд.
      Досочки сидения скамейки скрипнули и прогнулись под чьей-то тяжестью.
     «Черт!», - подумала она, добавив про себя несколько отборнейших нецензурных русских словечек, медленно повернулась, смутно догадываясь, кто бы это мог быть. Рядом с ней, хитро улыбаясь, уже сидел Нэйтон. Кстати, ничего подобного, он не улыбался хитро. То была его обычная, из разряда дежурных, улыбочка. Но Ренис не переубедишь: улыбка не то, что хитрая, а почти коварная!
      «Я напрочь позабыла об этом маньяке. Как я могла этого не предусмотреть?!», - наблюдала его и кричала она внутри себя.
       - А я ждал тебя, - нарушил парень тягостное молчание.
       - А я нет, - и она, как ни в чем не бывало, достала и развернула свой бутерброд, в душе надеясь, что он сейчас либо тактично, либо обиженно, встанет, задерет нос и уйдет куда-нибудь. Навсегда. Как говорится: «А … … был!». Такие некультурные фразы знает только Ренис Нолл.
      Нэйтон, как сидел, так и продолжал сидеть.
      «Ну что за бестолочь?!», - подумала Ренис, открывая рот шире, чтобы откусить.
       - А меня не угостишь?
       - Должна? – удивилась возмущенно девушка.
       - Предложи из вежливости.
       - Я его в дикой спешке и с большой любовью ранним утром для себя готовила, а не для того, чтобы делиться с кем-то, - сказала Ренис, придирчиво посмотрела на парня и, все же отломив пополам, отдала ему половину.
       - Спасибо, не ожидал, - засиял Нэйтон и тут же запихал почти весь кусок себе в рот.
       - Я рассчитываю, что подавишься и здесь же умрешь, - процедила сквозь зубы Ренис.
       - И не надейся, - он немного прожевал. – И разве мой труп не будет мешать тебе тут отдыхать?
       - Хм. И то верно, - вытерев руки об внутреннюю подкладочную ткань сумки, она строго спросила. – Чего пришел-то? Выводы свои с меня писать?
       - Ага. Первый тест прошла успешно.
       - Тест был на жадность?
       - Не совсем. Но из тебя выйдет прекрасный объект для моего исследования.
       - Это если я скажу «да».
       - Разве ты уже не сказала?
       - Нет, я еще думаю.
       - Ты утром дала согласие, и мы с тобой даже жали руки, закрепляя договор.
       - Разве? – Ренис поморщилась припоминая.
       - Собрать свидетелей?
       - Верю и без них, что могла согласиться. Чего не сделаешь в состоянии аффекта, - вздохнув, оправдала себя Ренис и, немного подумав, добавила. – Как только закончишь свою писанину, не подходи ко мне ближе, чем на десять метров.
       Нэйтон с вполне серьезным лицом кивнул. Надо сказать, что он немного приврал. Нет, ему действительно было дано задание, как и всем ребятам его направления, выполнить и сдать в короткие сроки в письменном виде своего рода доклад, больше похожий на черновые записи наблюдений и консультаций с каким-либо, страдающим психическим расстройством, человеком. А соврал он в том, что изначально выбрал ее своим объектом. Ложь. Ложь, чтобы была причина болтаться рядом с ней. Он и предложил-то это ей наобум, ничуть не веря, что согласится.
        А она согласилась. Чему он был дико рад, но сидел с лицом таким мрачным-мрачным, потому что теперь ему нужно было срочно придумать, как отказать тому, кого он долго уговаривал согласиться на роль исследуемого.
       «Вот незадача!», - подумал парень и, взглянув на Ренис, просветлел и позабыл о своих переживаниях.
        Они несколько минут сидели в молчании, созерцая, открывающийся их взору, парк, цвета которого из ярко-зеленого изо дня в день переходили в желтовато-золотистый.
     - Скоро здесь смотреть будет не на что.
     - В смысле? – прервался в своих мыслях парень.
     - Трава высохнет, листва опадет, останутся одни серые ветки.
     - Так и ты уже не будешь сюда ходить.
     - Почему это? – удивилась девушка.
     - Холодно будет. Уже не посидишь здесь.
     Ренис выразительно на него посмотрела и промолчала.
    «Ты плохо меня знаешь», - пробежало у нее в голове. Сама же она натянуто сказала:
      - В дальнейшем, Нэйтон, не рассчитывай на мое общение. Чем смогу, помогу тебе с твоей работой, но на этом пусть все и закончится. Я не люблю разговоры и людей, что так охотно их ведут, - она накинула ремешок сумки на плечо.
       - Я готов с тобой сидеть молча. А это большая редкость, чтобы Нэйтон Ривер сидел с кем-то и молчал. С тобой, кстати, приятнее молчать. Иначе сплошные огрызания, да оскорбления.
      - Когда планируешь зачитывать свои тесты? – проигнорировала его признания Ренис Нолл, решительно вставая со скамейки.
      - Завтра в это уже время тебя устроит?
      - В самый раз, - произнесла Ренис, подумав про себя. – «Мне все равно как-то надо коротать столь длинные перерывы. Пусть лучше будет этот прилипчивый книжный червь, чем губительные разборки с Анри и той белокурой красавицей с бараньими завитушками. Я должна изо всех сил избегать конфликтов. Должна!».
       - Договорились.
       - Я пойду. Не хочу опаздывать, - не сказав больше ни слова, Ренис, не торопясь, пошла по тропинке.
       - Увидимся, - крикнул ей Нэйтон, доставая вот уже несколько минут вибрировавший в кармане, телефон. – Алло?
       - Где тебя носит? – слышался из трубки крайне возмущенный голос Алекса, который в данный момент находился с остальными ребятами в беседке на заднем дворе университета. Это было чуть ниже по тропинке от полюбившейся скамейки Ренис, и немного глубже. Беседка почти скрывалась разросшимися деревьями каштанов, так сразу и не разглядеть.
       Весьма недовольный, что друг откровенно кладет на них, их мини-собрания и перекуры (хотя Нэйтон не курил с ними никогда, но частенько присутствовал), Алекс просто разошелся в крике.
       - Скажи, чтоб сюда шел, - вмешался, подсказывая Фринвуду, Оливер.
       - Да ну его, - раздраженно ответил Алекс, убирая телефон в карман.
       - Он не посмеет пропустить занятие своего любимого профессора ради нас, - сказал Гордон, соскакивая с бортика беседки и подбираясь ближе. Потеснив Луи, встал между ним и Оливером.
       - Вот именно, - соглашался с Гордоном Алекс, скрывая от них свое недовольство, которое росло и росло. Бедный мальчик. Теряет друга. Дружба тает на глазах.
       - На повестке дня актуальный вопрос, - ухмыляясь, Оливер поднял руку ладонью кверху.
       - Какой? – воспрял Гордон, чуя нечто будоражащее во взгляде Оливера.
        Луи, помалкивая, посматривал на обоих.
        - Ни для кого не секрет, что по универу уже открыто ползут слухи о том, что нашего Алекса, наше золотце, - растягивал мысль и слова Оливер.
        - Наш идеал, - подхватил Гордон Остинс.
        - Наш лидер…- скромно добавил Луи Прескотт, предчувствуя, к чему они клонят.
        - …был сурово бортанут какой-то замухрышкой, - Оливер осекся, так как Алекс замахнулся на него, будто хотел швырнуть ему в лицо пачку сигарет, которую держал в руке. Но, посмотрев на коробок и в уме прикинув, что это, собственно, не причинит этому языкастому Оливеру и грамма боли, опустил руку и уныло улыбнулся.
        - Да лааа-аадно!? – воскликнул Оливер. – Неужели ты ничего не предпримешь?!
        - Я о том же, старик. Ты нам только скажи, что да как, мы быстренько все разыграем и провернем! – Гордон, приплясывая, завалился на Оливера.
        Один Луи молча сверлил взглядом Фринвуда, гипнотизируя и ментально уговаривая: «Не слушай их». Двое других, уловив это, резво встали плотной стенкой меж ним и Алексом, закрывая собой друга от пацифиста. Гордон, к тому же, еще и язык успел показать ему.
        - Вы, правда, считаете, что я должен схлестнуться с ней, парни? – спросил Фринвуд насмешливо, окинув их своим надменным взглядом.
        - То есть, оставить все как есть, тебе подходит больше? – удивился Гордон.
        - Ну и дурень же ты.
        - Чего это сразу я?
        Алекс рассмеялся и сказал:
        - Не подобает Алексу Фринвуду рвать волосы с девчонкой, что не знает своего места.
        - Что? – отодвинул Гордона Оливер,  чтобы лучше видеть того, кто уже кое-что задумал.
        - Зачем я буду руки марать, если можно поквитаться руками такой же девчонки, плюс к тому же глупой, - взгляд Алекса устремился вдаль из беседки, указывая парням, куда надо смотреть. 
        Трое его друзей повернули свои головы туда. К стенам университета, где толпились возле Кристи ее преданные подружки.
        - Как? – переспросил Оливер.
        - Она сама все сделает.
        - Ты ее попросил что ли? – не понял Гордон.
        - Алекс Фринвуд никогда и ни у кого ничего не просит.
        - Это что-то вроде: «Убери руки от моего парня»? – задумчиво произнес Луи Прескотт.
        - В точку, - Алекс удовлетворенно присвистнул.
        «Разве она тебя трогала?», - подумал разочарованно Луи, но ничего не сказал.
        - Умно, умно, - закивали головами Гордон с Оливером, продолжая смотреть на девчонок.
        Внезапно, Алекс подбежал к бортику беседки, всматриваясь в толпу возле Кристи.
        - Какого лешего!? – воскликнул он.
        - Чего там, Алекс? – Оливер подошел и выглянул из-за его плеча.
        - Это Анри! Что она там делает? – Алекс разозлился. Понимал, что сестра там неспроста трется и вертится. Но для чего и зачем? Что замышляет, к чему подговаривает?
        - И в самом деле, твоя сестренка, - прибился к ним и Гордон, доставая пачку сигарет из кармана Алекса. – С каких это пор она возле Кристи обрела свой покой?
        - Да ладно вам, девушки же. Нашли общие темы для болтовни, - нейтрально вставил Луи.
        - Чувак, не делай вид, что не знаешь мою сестру.
        - Вечно ты всех защищаешь, -  заметил злобно Луи Прескотту Гордон.
        - И оправдываешь, - заметил Оливер.
        - Вон и наши на подходе. – Алекс Фринвуд, кивнув на толпу ребят, забрал у Гордона сигарету, бросил под ноги и затушил ногой. – Нам пора.
      Немного слов об Оливере. Оливер Бруттс, двадцать три года. Эгоистичный, завистливый, но верный друг Алекса Фринвуда. Его вечное: «Почему не я? Почему он, а не я?», - которым он постоянно сравнивал себя с Алексом, изо всех сил стараясь делать все на чуточку лучше и больше, чем у друга. В музыкальной группе Алекса Оливер занимал место за барабанной установкой, и только его стремление быть лучше, позволяло ему порою исполнять немыслимое за своей установкой.
     А также: Гордон Остинс, двадцать четыре года. По характеру тот еще фрукт, любящий розыгрыши и всякого рода издевательства, если они не направлены на него. Ну, мы с тобой уже знаем, что он большой фантазер, мастер качественных и злых шуток. Помимо всего прочего он имел и кое-что хорошее в себе: мог в течение минуты набросать ноты всем и каждому, напеть новый мотив и растаскать его по участникам группы. Таки гуру музыки.
       По сути, музыкальную группу Алекса тянули Луи, что писал тексты и иногда вместо Гордона подбирал на гитаре мотив, и Гордон, за которым числилась большая часть составленных композиций. Оливер и Нэйтон активного участия в написании песен не принимали, исполнять – исполняли, но не более того. Что касаемо самого Алекса Фринвуда, то об этом чуть позже.
        Оставлю эту неуемную толпу не всегда нормальных людей и вернусь к Ренис Нолл, которая сидела, мастерски притворяясь, что полностью погружена в конспектирование, выводя непонятные каракули в тетради. Она смотрела в окно. Погода портилась на глазах: небо в считанные минуты заволокло и затянуло темными тучами, и из прозрачно-голубого оно превратилось серую клубистую массу. Чем больше на улице мутнело и темнело в преддверии дождя, тем больше радовалась Ренис. Любила она все невзрачное, унылое и серое, а в особенности осенние непогоды, такие дождливые, сырые и холодные.
       Мелко заморосило. Острые капли дождя вбивались в стекло, разбиваясь на еще меньшие капельки. Созерцая этот процесс, душа Ренис расцвела. Писать она перестала, заворожено, открыто и нагло пялилась в окно. Так и просидела она до конца занятия. И когда со звонком все поспешно засобирались, она продолжала сидеть, зачаровано водя глазами по стеклу за каплями, что стекали вниз, соединяясь с другими, образуя тоненькие ручейки.
      Кто-то случайно задел ее, проходя между столов, и она, вздрогнув, опомнилась. Собрала вещи со стола и беспорядочно запихала их в сумку. Вышла в коридор, оглянулась.
     «Грины нигде не видно. Наверняка с зеленоволосой уже шагают в ногу домой под одним фиолетовым зонтом», - Ренис прервалась в мыслях, от того, что ее пару раз несильно толкнули, спешащие в толпе к выходу, студенты. Годами ранее она за это схватила бы обеими руками за уши и опрокинула головой об пол. Но сейчас просто улыбнулась на торопливо брошенные равнодушные извинения и продолжила идти, стараясь заранее оглядываться и уворачиваться от таких толкателей. Не в тему и не вовремя, но именно здесь и начинается новая глава. Так-с, какая она там по счету, надо бы полистать.
       Хм.
       Шестая. Столько пишу, страдаю, и всего лишь шестая. Глубокий вдох, волю в кулак…

     Глава шестая: «Странноватый рассказ от Ренис Нолл».
     Многие жались к окнам в коридоре, с недовольством поглядывая на улицу, которая потемнела и посерела под нахлынувшими потоками дождя. Большинство же студентов спешило к выходу. В их числе и Ренис. Старательно избегая столкновений со встречающимися на пути стайками девчонок, решивших переждать дождь прямо посреди коридора, она, наконец-таки, выбралась к лестничному пролету. Думала она сейчас уже о Нэйтоне.
      «И зачем я согласилась?», - укоризненно спрашивала себя она. – «Зачем мне это? Незачем! Абсолютно не нужно. Даже близко не хочу в этом участвовать. Сдался он мне со своими просьбами! Пусть найдет другую жертву на эту роль. Скажу ему, что отказываюсь. А когда? Теперь искать еще его, чтобы сообщить об этом? Этого мне еще не хватало! И, вообще, надо приложить все усилия, чтобы больше с ним не столкнуться», - и только она об этом подумала, как увидела в толпе у гардероба Нэйтона, окруженного парнями, с которыми он увлеченно о чем-то говорил.
       Из этой же гущи на нее устремились несколько пар глаз. И то были глаза Алекса, Гордона, Луи и Оливера. Каждый из них сосредоточенно слушал Нэйтона Ривера, но смотрели на нее и думали о своем. Впрочем, Луи недолго ее изучал, он перевел взгляд на Алекса, силясь поймать его мысли, будто он и в самом деле это мог сделать.
       Оливер же смотрел на нее лишь потому, что заметил, как одновременно его друзья, все кроме Нэйтона, выхватили эту девушку глазами из всей массы студентов и уставились на нее. Но и он смутно вспоминал, что где-то уже видел ее. Но где? Ее лицо ему было не знакомо. Оливер не помнил, что видел ее с Нэйтоном, издалека и со спины.
        Неординарные мысли Гордона – это отдельная тема для рассуждений опытного психолога как минимум с двадцатилетним стажем.
        Что же было в голове у Алекса? А много чего! На все их рассуждения тратить мое время мне и твоей, и моей жизни не хватит.
        Ни этих парней, ни их клином сошедшихся на ней глаз Ренис Нолл не заметила, так как, узрев одного лишь Нэйтона, уже была озабочена тем, чтобы найти, за кем спрятаться и проскользнуть незамеченной. И ей это вроде бы удалось. Она смешалась с группой, щебечущих о запасных зонтах в машине парней, девушек и вместе с ними пробралась к главному выходу, у которого столпились студенты и студентки, не решаясь выходить. А те, кто выходил, делали это крайне медленно.
        Переминаясь с ноги на ногу, Ренис простояла немного в сторонке, дожидаясь, когда станет свободнее. Не хотелось обтираться меж ними, напористо протискиваясь к дверям. Когда она поняла, что свободнее не становится, а совсем даже наоборот, и она попросту тратит свое время, Ренис ринулась вперед, прорываясь и расталкивая всех (крайне аккуратно и все время извиняясь), взяла курс на выход. В какой-то миг Ренис замешкалась, остановившись за пару шагов до заветной двери. Нет, не потому что она передумала выходить в такую погоду. Вовсе нет. Девушка заметила впереди себя Нэйтона.
        «Как?! Как он успел оказаться здесь?!», - избегая попадаться ему на глаза, она задвинулась за стоящего сбоку от нее крупного парня. Выждав момент, когда Нэйтон отвернулся и отвлекся на разговоры с соседом, она стремительно прорвалась вперед и выскочила на улицу.
        Дождь был как раз такой силы, от которого мокнут сразу же. Ливень, проще говоря, потому Ренис Нолл на первых порах практически бежала. Но не от проливного и беспощадного дождя, и не в надежде спастись от него, укрывшись где-нибудь под козырьком ближайшего магазина или остановке. Бежала она от вероятности, что Нэйтон ее настигнет.
       «Он ведь мог меня увидеть!», - она несколько раз даже обернулась. Позади нее, визжа, бежали две девчонки, вжимаясь друг в дружку, чтобы поместиться под одним зонтом, но зонт предательски капал на плечо той, которой уместиться не удалось. Они обогнали ее и скрылись за поворотом. Проводив их взглядом, вновь обернувшись и убедившись, что опасность в лице Нэйтона миновала и больше не грозит, Ренис перешла на шаг. Замедлившись, переключилась на наслаждение этой серой и сырой погодой, этими лужами под уже промокшими в старой обуви ногами, этим приятным запахом мокрого асфальта и, казавшимся свежим, но холодным воздухом…
      Внезапно, как гром среди не совсем ясного неба, раздалось рядом:
      - Уф! Я уже думал, что не догоню тебя.
      Внутреннее равновесие Ренис треснуло и, разлетевшись на осколки, словно битое стекло, посыпалось к ногам, которые застопорились в центре глубокой лужи.
       - Я не для того убегала от тебя, чтобы ты в итоге меня догнал.
       - Все-таки это от меня ты сломя голову ломилась?
       - Да, - Ренис ускорила шаг, шагала, будто по берегу моря.
       - Тебе не удалось.
       - Сама вижу! – процедила сквозь зубы Ренис.
       - Не злись так. Нам же все равно по пути.
       - В твоем районе куча парней и девушек, с кем тебе по пути, так какого черта ты избрал себе в жертву меня?
       - У тебя тоже нет зонтика? И я тоже свой забыл, - проигнорировал ее кричащий вопрос Нэйтон ровным и спокойным голосом. – Хотя, нет, вру. У меня его и не было.
       - Почему? Денег жалко?
       - Не язви. Я просто считаю, что парни не должны ходить с зонтами, - он с серьезным взглядом окинул ее с ног до головы. – Но выход есть, - взяв ее за руку, Нэйтон побежал в сторону от пешеходного перехода по тротуару, ведущему к торговому центру.
       - Чего?! Куда?! – воскликнула Ренис, мотая головой по сторонам.
       - Мы можем купить там зонт, не мокнуть же нам…
       Ренис грубо выдернула свою руку из его руки и обиженно сказала:
       - Истинные ценители дождя зонтов не покупают, - с видом глубоко оскорбленного чувства прекрасного, она гордо пошла назад к перекрестку.
       - Что-что? – догнал ее Нэйтон.
       - Что слышал.
      Он еще раз прокрутил в голове ее фразу и пробормотал задумчиво:
      - А, вот как…
        Следующие несколько минут он просто шел рядом, силясь понять эту девушку. Понять – не получалось. А дождь все усиливался, больно врезаясь частыми и крупными каплями им в лицо. А им идти и идти.
      - Давай хоть на автобус сядем, - не выдержал сей пытки Нэйтон Ривер, взглянув часы. – Он как раз сейчас отсюда должен проехать.
      - Тебе нужно – садись. Меня вполне все устраивает.
      - Слушай, я могу понять эту неизмеримую любовь к дождю, когда живешь в паре шагов и идешь, наслаждаясь и зная, что не успеешь промокнуть насквозь, ибо дом-то рядом. Но тебе идти сорок минут, и льет как из трех ведер разом! – воскликнул Нэйтон. – Я не верю в такую любовь!
      - Ну, давай, добавь теперь коронную фразу: «Ты просто хочешь от меня избавиться!»
      - А разве не так? – он не отрицал подобных мыслей, провожая разочарованным взглядом отъехавший с остановки, мимо которой они шли, автобус. – Готова на все, лишь бы я отвязался. Но я не так-то прост. Не сдамся так легко, - парень принял бойкий вид.
       - Похвально, Нэйтон. Только я на самом деле люблю дождь. И сейчас мокну под ним не ради того, чтобы от тебя отделаться, а потому что мне это нравится. Люблю и все тут.
       - Даже если он в лицо бьет с таким остервенением?!
       - И даже так. Но это не значит, что я не избегала тебя. Действительно, я бежала от тебя, боясь, что ты увидишь меня и снова навяжешься, - криво улыбнулась Ренис. Улыбка эта была похожа на защемление тройничного нерва, который кривил часть лица в страшной гримасе.
        - Сбежать у тебя не получилось, - сказал Нэйтон, чувствуя, что джинсы промокли уже настолько, что из сухого остался только пояс, прикрытый курточкой.
      Ренис молчала.
       - А знаешь, у меня есть один такой же ненормальный друг…
       - В смысле? – перебила раздраженно девушка, задевало примененное им определение.
       - Ну, он тоже любит дождь, надо будет вас как-нибудь познакомить.
       - Нет уж, - оборвала Ренис. – С меня и тебя довольно. Хватает. Даже более чем.
       - Значит, все-таки будем друзьями? – с нескрываемой, почти  преувеличенной, надеждой в голосе спросил Нэйтон.
      - Какое обманчивое предположение для абсолютно не знающих друг друга людей. В моем понимании друзья – это, безусловно, то, что идет корнями из детства. Друг – это тот, кто с тобой не один год, не два, а больше, много больше. Это тот, кто знает, что причинит тебе боль, а что принесет радость. Хотя бы как-то так что ли. Конкретнее не могу сказать…
      - И много у тебя таких друзей? – отгоняя мысли о настоящем друге детства – Алексе Фринвуде, Нэйтон перебил ее, прекрасно зная ответ. Не зря же он обучался и любил то, чему обучался.
      - Ни одного. Нет, и никогда не было, - сказала Ренис Нолл и вмиг помрачнела, нахмурив брови сильнее обычного. – «И никогда не будет. Надеюсь», - думала она про себя.
      - А почему же так? Тебе это было неинтересно? – пристально глядя на нее, выпытывал парень.
     Ренис на секунду задумалась и, хмыкнув, сказала:
     - Нет. Очень даже интересно, но. Мне проще будет сказать, что так сложились обстоятельства, или так получилось, ну и все такое прочее.
     - Но разве дружбе могут помешать обстоятельства?
     - Давай не будем, - произнесла Ренис, взглянув на него из-под капающих чуть ли не в самые глаза, нахмуренных бровей. Она растерла тыльной стороной ладони лоб. – «Я же не могу тебе вот так вот взять и выложить, что с раннего детства нахожусь в постоянной смене места жительства. Что я нигде не задерживаюсь дольше двух месяцев, хотя и были временами исключения; что я просто могла только завидовать играющим вместе детям, пока сидела в каком-нибудь невзрачном, как и я сама, темном углу. Так же, как и не могу сказать, что все это от того, что отец мне постоянно вбивал свои специфические понятия «доверия». Что оно хрупкое и порою фальшивое, и что друзей нет, не было и не должно быть, несмотря на то, что у самого они были. Я это все никак не могу тебе сказать», - она поднесла и вторую руку, в стремлении смахнуть дождевые ручейки, что стекали по слипшимся волосам на лицо.
        Но было ли смысла в этом в такой-то дождь? Правильно, не было.
       Видя, что она опять, сдвинув брови, о чем-то думает, Нэйтон Ривер разумно предпочел промолчать, рассчитывая на то, что она сейчас что-то озвучит. Но Ренис молчала и продолжала тереть лицо.
      - Ты вся промокла, - спохватился поздновато парень, снимая с себя свою куртку. – Вот, накинь. Внутри она еще сухая, - он обошел ее, чтобы помочь надеть.
      - Ты идиот?! Быстро влезай в свою куртку!
      - Но ты же простудишься!
      - А ты нет, да? – Ренис пронзила злобным взглядом, и Нэйтон, поежившись, подчинился.
      Они немного прошлепали по лужам в неловком молчании, которое первой нарушила Ренис. Она вдруг сказала тихо:
      - Тебя обрадует, если я скажу, что ты первый, кто проявил подобного рода жест заботы?
      - Ты серьезно? – оживился Нэйтон.
      - Вполне. А еще, ты первый, кто смог добиться своего. Хотя, нет, был до тебя один случай…
      - То есть, в друзья к тебе все же набивались?
      «Скорее я, чем ко мне», - подумала Ренис Нолл и безмолвно кивнула.
      - Почему же ты тогда говорила, что нет, не было, никогда не знала друзей?
      - Просто однажды я на том обожглась, - девушка шла, уставившись себе под ноги. – Обожглась своей наивной верой в то, что у такой, как я, могут быть друзья, и посчитала нужным вычеркнуть это из своей жизни и памяти. Проще думать, что со мной ничего этого не было. А если и было, то не со мной.
       - Но, - начал было Нэйтон, и был перебит.
       - Да и вообще-то, я знаю много примеров, когда друг вовсе и не друг, а всего лишь паразитирующий организм, как бы смешно это не звучало. Ведь он зачастую с тобой, пока ему это нужно. Или же тебе. Не больше того.
       - А мне расскажешь?
       - Что рассказать?
       - Ну, эти твои: «Много примеров, когда друг вовсе не друг…».
       Ренис громко рассмеялась.
       - Я любитель нечто такое послушать, - настаивал с улыбкой Нэйтон.
       - Я подумаю. Но, определенно не сегодня.
       - Да мне в такую погоду не до историй. Домой бы доплыть, пока до трусов не вымок.
       - Сел бы на автобус, что мешало?
       - Твое упрямство. И непромокаемая курточка.
       - Хорошо держишься.
       - Приятно слышать похвалу от такого злобного человека, как…
       - Но выглядишь не очень, - грубо перебила Ренис.
       - Ой, да ты не лучше!
       - Я это запомню, - процедила она сквозь зубы и уже менее агрессивно продолжила. – Ты, получается, променял свою компанию на эксперименты со мной, да?
       - Не все так категорично. Я могу превосходно совмещать. Успею и там, и тут.
       - Энергичный какой. А сколько позитива, - задумчиво пробубнила Ренис.
       - И это еще не все, - задорно подхватил Нэйтон.
       - А если быть серьезной, - остановилась Ренис Нолл, посматривая на ворота своего дома, до которого шагать ей оставалось совсем немного. Оттого, что спешила отвязаться от этого надоеды, дошагала в любимую погоду без удовольствия и слишком быстро. – Как закончишь корпеть над своими сенсационными открытиями, постарайся сдержать слово и больше ко мне не приближаться.
        «Но почему?», - прочла она в его глазах и, не дав открыть рот, сурово продолжила:
       - Мне не нужны друзья. И как не пытайся, подругой ты мне тоже не станешь. Поэтому, после, просто делай вид, что мы не знакомы. Меня это устраивает, - девушка отвернулась и спешно зашагала к дому.
       - Знаешь, - догнал ее быстро Нэйтон. – Да, я сделаю вид, но сделаю вид, что ничего этого не слышал. А завтра жду тебя на этом же месте. И ты мне, как и обещала, поведаешь свои дивные и поучительные истории.
      - Я ничего тебе не обещала! – взбесилась она.
       Но Нэйтон уже бежал к своему повороту, помахивая ручкой и крича:
      - До завтра, Ренис!
      - Надеюсь, до завтра ты не доживешь, а заболев этим же вечером, умрешь, - прошептала Ренис Нолл, подумав. – «Что-то с ним не так. Чувствуется подвох. Может его ко мне эта Анри подсылает? Или Кристи? Прямо как тогда…».
     - Тогда? Когда это тогда? – шептала она вслух, отвечая мысленно себе же. – «Нет. Я не хочу вспоминать. И не буду!», - затворив за собой калитку, девушка побежала к дверям, толкнула от себя и ввалилась в дом.
      Эллисабэт Нолл сидела в теплом и уютном зале на диване с чашечкой ароматного кофе. Она посмотрела на дочь:
      - Вид у тебя не самый лучший, дорогая.
      - Сама знаю, - Ренис сбросила мокрую сумку и тканевую курточку, разулась, стянула мокрые носки и, оставив все это в куче у двери, прошлепала босыми ногами на кухню.
      - Э! А твои доспехи кто разбирать будет? – посмеиваясь, крикнула вслед Эллисабэт, но не получив должного ответа, отложила пустую чашку на пол (ставить было некуда – во всей гостиной – один розовый диван) и сама пошла к двери. Вытряхнув содержимое сумки на диван, а саму сумку и остальные вещи взяв в охапку, нагнулась за чашкой, взяла и ее и пошла в ванную, где все бросила в стирку (кроме чашки, естественно).
       Вернувшись из ванной, Эллисабэт Нолл присела за стол рядом с Ренис, которая, поставив перед собой две кружки горячего зеленого чая, зависла в своих глубоких раздумьях.
      - Ты чего? – толкнула легонько плечом в плечо мать.
      - Да так…
      - Ты ж промокла вся, - женщина, строго окинув взглядом, провела рукой по слипшимся в длинные сосульки волосам, с которых продолжала капать вода прямо на джинсы, которые и без того были пропитаны дождевой водой насквозь. – Сходи, переоденься, я тебе картошки подогрею.
      - Да, что-то я затупила, - Ренис вскочила и побежала через зал вверх по лестнице к себе в комнату, откуда довольно скоро вернулась в до ужаса растянутой футболке и облезлых, даже больше, чем ее ненаглядная сумка, спортивках.
      Мать, зная о ее аномальной любви к дождю, никогда не заводила долгих и нудных разговоров о том, что можно было где-то переждать непогоду или воспользоваться городским транспортом. Да, это было бесполезно. Легче притворяться, что это вполне себе понятно чувство. Легче представлять, что и сама любит дождь, несмотря на то, что и в душе такого близко нет, и в голове не укладывается. Эллисабэт предпочитала жаркие солнечные дни, унылым, серым и дождливым осенним денькам, в которые до безумства была влюблена ее дочь.
      Размышляя об этом, Эллисабэт к приходу Ренис обновила обе кружки чая, которые снова обдавали клубящимся паром над собой. Девушка плюхнулась на свое место и в то же мгновение привстала и немного сдвинулась в бок, почувствовала, что прошлая точка соприкосновения зада и сидения мокрая. Они просидели несколько минут в молчании: Ренис – грела руки об кружку, обхватив ладошками, при этом, не касаясь самой кружки, а мать просто сидела рядом, не зная, о чем с ней заговорить.
     - Мам, - нарушила молчание Ренис.
     - Да, - встрепенулась Эллисабэт.
     - Чем занималась сегодня? – шмыгнув носом, девушка отхлебнула из кружки и обожгла язык, к тарелке с картошкой руки ее не тянулись.
     - Куда торопишься, никто ж не гонится, - мать придвинула бумажные салфетки. – Я сегодня ничего особенного не делала. Как прошло у тебя? Не лучше, чем в предыдущие дни?
     - Относительно. Точно не как в первый день. Если сравнивать, то, определенно, лучше.
     - Это радует.
     - Не звонили? – Ренис уставилась матери в глаза. Та, грустно улыбнувшись, покачала головой.
     «Плохо. Вот и я сегодня забыла зайти в ту автомастерскую у дороги, где красовалось объявление о вакантных местах. Все из-за Нэйтона (хорошо, когда есть, кого винить!), будь он не ладен. Если бы не он, я бы обязательно зашла», - подумала девушка и спросила:
      - А с Мэвилом по всем счетам расплатилась, или за нами еще числится должок?
      - Об этом не беспокойся. Деньги я ему перечислила, все до копейки.
      - Вот не стоило покупать этот дом!
      - Не начинай.
      - Я же права, признай. Что, скажи, что нам мешало как и раньше жить на съемных квартирках?! Зачем тебе сдался этот дом? Я просто не могу тебя понять! Ты же знаешь, что мы никогда… - тут Ренис, оторвав взгляд от кружки, посмотрела на мать, глаза которой увлажнились и вот-вот грозились пустить слезы. – Ладно, я молчу.
      - Ты права, - мать встала.
      - Не уходи. Я не хочу, чтобы ты сейчас заперлась в спальне и рыдала. Сядь.
     Эллисабэт послушно опустилась на свое место.
      - А теперь слушай и не возражай. Я ставлю тебя перед фактом, что буду работать, - увидев, как мать в возмущении округлила глаза, поспешила добавить. – Не переживай, я не намерена бросать учебу. Я буду совмещать: днем – занятия, в оставшееся время – подработка, где угодно. Нам нужны деньги.
     Высказав, она придвинула ближе вторую кружку и перелила из нее чай в первую.
      - Спорить с тобой бесполезно и опасно для моей жизни, тем более, если ты все для себя уже решила. Меня успокаивает твое желание продолжать учебу, а не бросать ее. Поэтому, делай то, что считаешь нужным, - сдержано ответила ей Эллисабэт.
      «Знала бы ты, как сильно я считаю нужным послать к чертям собачьим эту учебу, которую я так тяжело переношу из-за всех этих манерных и гадких людей (тут перед глазами мелькнули Алекс и Анри Фринвуд вместе с Кристи и ее подружками). Я, скрипя зубами, перетерплю только потому, что ты вложила туда столько денег. То есть, стисну зубы до упора и постараюсь перетерпеть», - подумала Ренис и сказала:
      - Рада, что обошлось без наших обыденных скандалов.
      - Самой не верится, - подержала не очень-то и весело, мать.
      - Мне необходимо занять себя чем-то после занятий. Я так не могу. Все время думаю, вспоминаю, - девушка опустила голову и глаза. – Сама знаешь. Стоит мне только присесть, или прилечь, в голове тут же крутятся все эти события из прошлого.
       - Понимаю, - вздохнула Эллисабэт, подумав. – «Я ведь и сама так же».
       - А ты?
       - А что я?
       - Как ты себя чувствуешь? Твои приступы больше не повторялись? Я давно не замечала за тобой…
       - Я в порядке, - перебила мать. – Стараюсь не забывать вовремя принимать свои таблетки.
       - Хм, - ухмыльнулась девушка.
       - Чего?
       - Я не верю, что таблетки могут помочь чем-то человеку. Это все самовнушение.
       - А не ты ли недавно забылась мертвым приятным сном после моих самовнушительных капсул? – улыбнулась мать.
       - Не я.
       - Ага, конечно. Это меня, значит, Мэвил, пыхтя, эвакуировал из машины, да?
       - Не напоминай, - обиделась и надулась та, пересаживаясь подальше и снова села на мокрое место. – *****! – выругалась девушка, привставая.
        - Не выражайся. Слышал бы отец, что говорит его доченька, в гробу перевернулся бы, или в чем он там…
        - Неправда! – резко оборвала ее дочь, изменившись в лице. – Ему не в чем переворачиваться, ты это прекрасно знаешь, - побледнела от ярости Ренис, которую слова матери задели за живое.
        - Прости, - растерялась Эллисабэт. – Сказала, не подумав. Извини меня, я не хотела.
        Ренис понимала, что мать не со зла, и ее искренний виноватый вид вызывал только жалость. Она заставила себя сказать:
        - Ничего, забудь, – вместо, пульсирующей в голове едкой фразы в ответ. – «Не хотела бы – не сказала бы!».
         Вот так и наступила очередная минута неловкого молчания, по истечении которой тихо заговорила мать:
         - Ты меня пойми. Я ведь долгие годы к нему кроме ненависти ничего не чувствовала.
         - Знаю, мам, - попыталась замять эту тему девушка.
         - Поэтому я…
         - А я любила. Очень сильно, - снова грубо перебила Ренис, не моргая, глядя в одну точку на столе перед собой. – Ты всегда твердила, что он – причина твоего сумасшествия. То же самое могу сказать и я. Я до сих пор не понимаю, как смогла в тот день прийти в себя. Пережить, перестрадать. Думала, что никогда не смогу.
         - Но ведь смогла же.
         - Как видишь. С психикой, конечно, признаю, у меня с тех пор не все в порядке, но я живу, как ни в чем не бывало, как будто не моего отца разорвало и разбросало взрывом. Живу и помню, но ничего больше не чувствую. Тебе бы тоже не помешало понять и принять, что ненавидеть уже нет смысла.
           Эллисабэт посмотрела на дочь и сказала:
          - Я не знаю и представления не имею, и даже когда пытаюсь представить – у меня не получается вообразить, как вы с ним вообще выживали. Это и по сей день остается для меня загадкой. Что вы делали? Где и как жили? Где скрывались, прятались? Как пытались выжить, в то время как я преспокойно волочила ноги в сумасшедшем доме?
            «Куда упрятал меня твой отец!», да? Это ты сейчас хочешь мне сказать?», - нахмурилась грозно Ренис, заранее прикусив язык. А Эллисабэт продолжала:
            - Сейчас, сознаюсь, я ему благодарна за все, но тогда я мечтала собственными руками задушить, забить до смерти и заколоть всем, что только попадется под руку.
             - Мам…
             - Это по его вине все…
             - Мама!
             - Ренис, мне жаль, что я бросила тебя. Я много раз себя за это…
             - Мама, не надо, пожалуйста, - громче предыдущего раза попросила Ренис.
             - Я виновата перед тобой. Очень виновата. Жить, не задумываясь и не заботясь о том, как живет дочь, и жива ли она вообще… этому нет оправдания.
             - Есть: ты была на лечении. И все. Больше не говори ничего. Меня устраивает то, что ты сейчас рядом. Остальное неважно.
             После слов Ренис в кухне нависла тяжелая тишина. Первой прервала ее Эллисабэт:
             - Мне всегда хотелось знать, как так получилось, что произошло, что после стольких лет скитаний, вы с ним попались? Но мне было боязно бередить твои раны. Я не знала, как ты к этому отнесешься, отреагируешь. Не знала, как вообще к тебе подступиться, - пролепетала мать, с опаской глядя на дочь.
              Девушка посмотрела на мать, сдержав улыбку, подумала: «Она все еще боится меня. Зашугала родную мать, что ж я за исчадье!», - и сказала сдержанно:
             - Спрашивай. Я буду отвечать. Готова прямо сейчас.
             - Ты серьезно? – удивилась Эллисабэт.
             - Да, - ответила Ренис и тут же добавила. – Я и не думала, что тебе хотелось об этом узнать. Иногда до глубины души поражалась этому твоему безразличию к нашему с ним прошлому. А, оказывается, вон, как дело-то обстоит.
             Мать эти бочки, катимые на нее дочерью, намеренно пропустила мимо. Уселась только поближе, предварительно долив себе в кружку чаю.
             - Но-но! Не все сразу, - предупредила Ренис, увидев приготовления матери к долгому прослушиванию.
             - Я согласна и на самую малость.
             - Что именно тебе хотелось бы сегодня узнать?
             - Ваш с ним последний день, - твердо сказала мать, избегая взгляда в глаза дочери.
             - Хороший выбор, - сказала Ренис и промочила горло уже холодным чаем. – Мне тогда было двенадцать, нет, вру. Было тринадцать. Да, точно. Мы еще обсуждали с ним, как отметить хотя бы мой следующий день рождения, находясь в очередной убогой съемной квартире и не имея толком средств к существованию.
              Эллисабэт Нолл слышно сглотнула. Девушка повела уголком губ вниз и крепко сжала в руках полупустую чашку:
             - В тот день мы как раз должны были съехать, и мне, как обычно, было поручено собирать вещи и заметать следы нашего пребывания. Сам же он – то появлялся, то исчезал. То постоянно был на телефоне, с кем-то озабоченно что-то оспаривая и обсуждая. Будто обговаривал нечто важное для себя. Я тому значения не придавала, не могла знать, что он задумал, и к чему все это. Много позже я поняла, что тогда он, возможно, искал, а вернее, уговаривал одного человека взять заботы обо мне на себя. Сейчас я знаю точно – так оно и было.
             Ренис сделала небольшую паузу. Обвела глазами кухню, собираясь с мыслями.
               - Видимо, он полагал, что погибнет, может, даже на это и рассчитывал, - она внимательно посмотрела в сосредоточенные на ней глаза Эллисабэт и опустила взгляд на свои руки, все еще держащие крепко чашку. – Я же в те годы особо ничем не интересовалась и в дела отца не вдавалась, не знала, что это за город, как называется, и надолго ли мы в нем останемся. Так у меня было всегда, ведь таких городов было бесконечное множество и я просто привыкла, молча, без лишних расспросов рассматривать мелькающие пейзажи из окна машины, игнорируя приветственные арки городов с незнакомыми мне буквами в названиях. Английскому он меня учил на уровне разговорного, но грамматику объяснить никогда не пытался.
        - Да и зачем? Когда ты общалась только с ним и только на русском.
        - Верно. – Ренис согласилась с матерью, думая про себя. – «А ведь моя жизнь с тех пор не изменилась. Все также съемные квартиры и города, сменяющие друг друга. Разве что читать научилась эти названия и говорить свободно».
        - И? – протянула Эллисабэт, когда молчание дочери, поглощенной своими мыслями, уж слишком затянулось.
         Девушка заговорила, не отнимая глаз от рук:
         - Покинув наше пристанище, мы со своими нищенскими манатками влезли в дряхлый-дряхлый автомобиль, неизвестно откуда и на какие шишы найденный отцом. Все это тогда ускользало от меня, так как я больше волновалась за отца. Его вид немного пугал: был бледен, уж больно сильно он хмурился и нервно дергал веком и слишком много молчал, как-то странно поглядывая на меня, будто находился в сомнениях и раздумьях над тем, когда ему будет лучше попрощаться со мной – сейчас, или же еще представится удачный момент. Такие мысли, конечно же, посетили меня позже, много позже, я не могла в то время о таком и додуматься. В ту пору я просто не понимала, что вообще с ним творится и что у нас происходит. А происходил самый настоящий переломный момент. Это спустя годы своих бесконечных анализов событий того дня я пришла к таким выводам. Но что у него на самом деле было в голове, увы, никто не знает.
          - Ты не спрашивала, в чем причина его…, - хотела вставить свой разумный вопрос мать, воспользовавшись коротенькой передышкой, но была перебита.
           - Нет. Все думала: «Сейчас спрошу. Вот сейчас узнаю» и почему-то откладывала в нерешительности. А когда, наконец, решилась, то ему снова позвонили и он опять повис на телефоне. Все говорил какими-то загадками, наверно, то были кодовые фразы, скрывающие от меня его замысел. Отец без конца косился и оборачивался на меня, боясь, что я о чем-то могу догадаться и, проверяя, не случилось ли этого.
            Ренис, продолжая изучать руки, дернула уголком губ и немного помолчала.
           - Скажу тебе заранее: он планировал оставить меня с другим человеком, пока сам будет проворачивать свои дела. Но этот человек, похоже, его подвел. А оставлять одну на квартире меня уже было нельзя – чего он впервые и не сделал. Ведь раньше я могла неделями проживать одна и ждать, когда он вернется. Почему в тот день он побоялся, не понимаю, - сказала Ренис самой себе и немного погодя задалась вопросом. – Может, были на то причины? Такие, как слежка, например. Для чего-то же мы покидали в спешке этот город. Не оттого ли, что нас выследили?
            На этом она вдруг замолкла и уставилась в остатки зеленоватой и холодной жидкости в своей чашке. Отпив еще немного этого чая, казалось, нехотя, и даже через силу, продолжила:
           - Когда улицы города за окном нашей машины стали сменяться какими-то старыми некрасивыми низкими домами и кривыми деревянными постройками, а голос отца, говорившего без умолку по телефону, начал дрожать и срываться, я насторожилась. Но только что мне это дало? Хм. Ничего! – тут было что-то среднее и похожее на безразличную усмешку. – Он остановил машину около то ли фабрики, то ли частного большого цеха и строго приказал не выходить. Сказал, что, если придет человек и представится Мэвилом, я должна буду поверить ему и беспрекословно пойти с ним. Сам же он, взяв небольшой, но явно тяжелый сверток, пошел в сторону, одиноко стоящих поодаль, деревянных посеревших старых бараков.
        Девушка сделала маленькую паузу и вновь заговорила:
        - Я, высунувшись из окна, долго смотрела вслед и, старательно отсчитав в какой по счету от дороги барак он вошел, села на его место, - Ренис резко встала и ринулась к раковине, якобы всполоснуть чашку и вымыть руки. Но это была уловка, позволяющая ускользнуть от глаз матери, дабы незаметно проглотить этот острый комок в горле, что норовил подобраться выше и выше, мешая спокойно говорить.
         Эллисабэт не отрываясь смотрела на нее, все опасаясь увидеть слезы в глазах дочери. Ренис, так беззаботно встряхнув руки, повернулась и облокотилась о тумбу раковины. А в глазах – ни намека на слезинки, отнюдь, девушка улыбалась своей кривой и злой улыбкой.
          - Думала, я заплачу? – сильнее потянула в кривизне губы Ренис.
          - Признаться честно, была убеждена, что… - пробормотала мать и не закончила, заметив, как лицо дочери приняло привычное равнодушное выражение.
          - В слезах нет смысла. И тогда тоже не было. Все дело в боли: тогда была боль. Боль, о которой я забывала, только заливаясь ненужными никому слезами.
           - А сейчас ее нет?
           - Нет, - как отрезала Ренис.
           «Врешь!», - подумала мать, мельком заглянув дочери в глаза.
           «Вру», - мысленно соглашалась Ренис, по одному взгляду поняв, о чем думает Эллисабэт. Уж слишком хорошо они друг друга знали, несмотря на то, что по большей части своего совместного проживания всегда старались избегать друг друга, иначе – бесконечные ссоры и острая ругань на весь дом.
            В наступившей тишине, Ренис нервно мотнула головой и прошла в зал. За ней спешила Эллисабэт, подозревая, что с дочерью не все хорошо. Девушка же вполне спокойно улеглась на диван ненавистного цвета. Она уже подтягивалась к подлокотнику, чтобы положить на него голову, как вдруг мать, поймав и задержав, втиснулась и села так, что бы дочь могла опустить голову на ее бедро. Ренис хмыкнула, подумав: «Весьма неожиданно!». Не желая обижать Эллисабэт, пристроилась поудобнее, но было очень неудобно, чего не любила больше всего на свете девушка. Пришлось перевернуться на спину.
             Обе все еще молчали. Мать с удивительным терпением ждала, когда заговорит дочь, а Ренис ожидала вопросов от матери. Гребаная нерешительность, сказать бы им, да, но они всего лишь плод моего воображения.
            «Сейчас она, наверно, думает, на кой черт ей эти мои запоздалые проявления материнских чувств?», - виновато вертелось в голове у Эллисабэт, которая, запустив руку в волосы дочери, подушечками пальцев мягко массировала голову.
             - Мэвил – это тот самый Мэвил, да? – прозвучал, наконец, в гнетущей тишине вопрос от этой женщины.
             - Не знаю, мам, я его лица не помню. А нынешнего носителя этого имени я, сама знаешь, не видела. В лицо того Мэвила я не смотрела, да и сквозь пелену нескончаемых слез ничего вокруг себя не видела. Может быть он, а может, всего лишь имя, приглянувшееся нашему тайному спасителю, – девушка опять немного задумалась и помолчала.
           Нарушать тишину ее мать не спешила, она выжидала, зная, что та сейчас соберется с мыслями и заговорит.
           - Возможно, я бы его запомнила, приди он чуточку раньше. Но нет. В период моего тягостного ожидания с беспрерывным и тревожным поглядыванием на бараки, никто так и не появился. А я ждала долго. Очень долго. Не выходил отец. Не приходил, обещанный отцом, Мэвил. Я плохо помню, почему и в какой именно момент мое внимание привлекла сумка, лежащая на соседнем переднем сидении, которую я раньше никогда в числе нашего багажа не видела. Ты не поверишь, но у нас с ним всегда все было постоянным, и я наизусть знала каждый чемодан, каждую коробочку и все вещи до мелочей в этих чемоданах и коробочках. А эту сумку видела впервые. Ну как тут удержаться от ее исследования такой любопытной одиночке как я? Никак!
           Эллисабэт сопроводила усмешку дочери своей красивой, но печальной улыбкой.
           - Расстегнув молнию, я увидела в ней деньги. Много денег, сложенных в аккуратные пачки и туго перевязанных бечевкой. Поверх них лежали паспорта. Два наших с отцом паспорта. Настоящие, а не те, которые у нас каждый месяц новые. Вот примерно в тот момент что-то внутри меня предостерегающе забилось, требуя немедленно что-либо сделать. До меня будто потихоньку доходило, что меня обманули. По сути, отец ничего не говорил о своем возвращении, не говорил, что нужно будет подождать его. Не говорил, когда вернется, и, что вообще вернется. А только лишь приказал ждать чужого человека, с которым нужно будет уйти. Я осознала, что он не собирался возвращаться, и меня охватила паника. Столкнув тяжелую сумку с сидения на пол, я выбежала из машины и бросилась сломя голову к баракам.
             Рука Эллисабэт замерла. Да и она сама затаила дыхание, глядя в лицо дочери.
             - Поначалу они казались мне такими близкими, будто до них рукой было подать, но вынужденная бежать к ним, я поняла, насколько они были от меня далеко. Я даже несколько раз останавливалась, чтобы перевести дух. Добежав до них, я еще и поняла, что не такие уж они и маленькие и милые, какими казались мне из машины, - теперь Ренис не просто рассказывала, она вновь переживала все то, что произошло в то время с ней.
              Мать четко видела эти настоящие эмоции, на которые было богато лицо дочери, из-за чего та и стремилась сохранять маску безразличия, контролируя это, и у нее иногда получалось. Слушая дочь, Эллисабэт принялась гладить дочь по голове, сама того не сразу замечая. Знала бы она, как это успокаивало Ренис! Будто убаюкивало. Может она и уснула бы, если бы не играющие красками спустя годы картины прошлого, которые продолжала ровным голосом описывать девушка:
              - Дверь была не заперта. Прикрыта так, что оставалась небольшая щель, в которую я кое-как и протиснулась. Я ведь тогда мелкая, тощая такая была.
              «Да ты и сейчас не особо изменилась!», - мелькнуло в голове у матери.
              - Там, за дверью внутри было темно, просто кромешная тьма кругом! Не было ни окон, ни просветов в виде дыр в стене, только свет из-за двери с улицы пробивался, едва-едва освещая полосу во тьме. Было тихо и, судя по всему, пусто – меня никто не окликал, не останавливал, не преграждал пути. До меня донеслись голоса, на звуки которых я и пошла. Они привели меня к еще одной двери. То, что это однозначно дверь, я поняла сразу, как только приблизилась к ней – голоса стали громче, ну и лбом так больно на ручку наткнулась, это уже как главный и неоспоримый аргумент.
               Эллисабэт сдержала улыбку, предчувствуя, что улыбаться будет нечему.
               - Взявшись за ручку, я слегка потянула на себя, чувствуя, как все внутри меня сжалось в комок в ожидании этого ужасного типичного предательского скрипа, которого к моему счастью не последовало. Видимо, были у них люди, своевременно смазывающие петли дверей, – хмыкнула Ренис и накинула на лицо руку, закрывая и пряча ею свои глаза. – За этой дверью я увидела самого дорогого человека в моей жизни – отца, привязанного за ноги к ножкам стула и руками, связанными за спинкой стула. Рядом с ним стояло четыре человека. Помню, что трое из них были намного моложе отца, а четвертый, казался значительно старше всех.
                Мать теперь совсем замерла, она инстинктивно догадывалась, кем был этот самый старший.
                - Я так и остолбенела, прильнув к приоткрытой двери, даже забыла, дышала ли. Теряясь в ворохе, побуждающих к всевозможным действиям, мыслей, не знала, что же именно мне предпринять. А эти люди, не замечая меня, продолжали свое дело. Старший мужчина быстро и настойчиво говорил о непонятных мне вещах. Тон его сменялся с повелительного на угрожающий, а с угрожающего мужчина неожиданно переходил на спокойные рассуждения. Он без остановки расхаживал вокруг стула. Когда он замолкал, те трое поочередно начинали бить отца, будто его молчание было призывом к рукоприкладству.
                Ренис облизнула пересохшие губы, а Эллисабэт, приоткрыв рот, смотрела на нее.   
                - И тогда и сейчас не понимаю, как вообще смогла удержаться на месте, вместо того, чтобы с криком: «Не бейте моего папу!», броситься на его защиту. Я этого не сделала, за что и по сей день ненавижу себя за трусость. Да и что бы я смогла им сделать?! Покусать и оплевать?! В руке ни палки, ни камня, ни ружья, – девушка глубоко и тяжело вздохнула. – На смену побоям снова пришли эти уговоры и угрозы мужчины. И знаешь, мам, он вдруг заговорил о нас: говорил про нашу семью. Про то время, когда у нас еще была полноценная и счастливая семья, а не ее жалкое подобие. Когда нас еще было четверо. Этот мужчина знал о нас практически все. Знал даже то, чего не знала я. А потом…
               - Потом? – тихо переспросила мать умолкнувшую дочь (и слишком долго молчавшую).
               - Потом, видимо, устав и ничего не добившись от отца, который ни слова не выговорил за все это время, мужчина решил сделать перерыв. Кивнув остальным, подзывая, за собой, вышел. Они все ушли и скрылись за еще одной дверью, ведущей в довольно светлое помещение. Но это мне показалось, что все они вышли.
                Эллисабэт Нолл напряглась, догадываясь, к чему ведет дочь.
               - Когда, улучив это обманчиво удачное мгновение, я подбежала к папе, думая, что вот сейчас он обрадуется моему спасительному появлению, увидела вместо этого в его глазах неописуемое выражение. Это…даже не знаю…что это было. Страх? Ужас? Паника? Почему-то он тут же принялся гнать меня. Требовал, приказывал, просил, умолял уйти, пока я, плача, пыталась развязать веревки, которые и поддаваться мне не думали. Я же была убеждена, что без него оттуда никуда не уйду и, если надо будет умереть – умру вместе с ним! Верила себе, что смогу справиться с веревками, верила, что у меня получится перегрызть их зубами. Но с упорством вгрызаясь в них зубами, я понимала, что единственное, что у меня получалось – только плакать от собственного бессилия.
           Ренис снова ненадолго умолкла, все еще лежа с закинутой на глаза рукой. Вволю намолчавшись, она продолжила:
           - А он все хотел мне что-то сказать, что-то, что заставило бы меня послушно уйти. Но папа все никак не решался. Все потому что там оставался стоять один из тех четверых – молодой парнишка с головой, выбритой до блеска, он стоял у стены рядом с той самой дверью, возле которой пряталась я. Стоял и наблюдал со стороны такие животрепещущие сцены, каких не покажут ни в одном мыльном сериале.
           - Так что он хотел тебе сказать? – все также тихо, почти шепотом вмешалась в воспоминания дочери мать.
           - Что он успел заминировать это место прежде, чем его нашли и схватили. Отец хотел сказать, что с ним все уже покончено: он планировал умереть во взрыве и забрать всех их с собой, всю эту компанию разом. Он давно это все просчитал, долго готовился, заранее подсуетился, даже не сообщив о своих намерениях мне. Конечно, отец не мог заявить о бомбе при их же человеке, это все равно, что провал. Все труды насмарку! Вот он и колебался. А время-то шло, приближался установленный час взрыва, который отец интуитивно отсчитывал. Выхода у него не было. Я оказалась для него важнее. Хотя все это и так было задумано им ради моего же блага.
             - И он сказал вслух?
             - Да. Сначала тихо и только мне.
             - На русском?
             - Да, - ответила Ренис. – Только я ему не поверила. Восприняла услышанные признания как очередную жалкую попытку меня отогнать. В тот момент ему больше ничего не оставалось, кроме как обратиться к этому парню, который почему-то просто стоял и просто смотрел на нас, ничего не предпринимая: не доложил своим обо мне, не пытался остановить, прогнать, поймать или убить. Стоял и смотрел. Даже когда отец истерично выкрикнул обо всем, парень не ринулся к своим друзьям предупреждать о том, что все вот-вот взлетит на воздух. Прямо какая-то сомнамбула, а не бандит! Этот парень как-то заторможено побрел к двери, за которой скрылись его товарищи. Но до нее он так и не дошел, его остановил отец: весь в слезах он умолял его забрать меня оттуда. Обещал денег, много денег, не обращая внимания на то, как я в протесте его словам жалась к нему, не оставляя бесполезных попыток разорвать эти веревки зубами. Парень то ли в нерешительности, то ли в сомнениях, сначала внезапно побежал к двери, но вдруг развернулся, бросился ко мне, схватил и оттащил, приговаривая, что на спасение папы нет времени. Последнее, что я запомнила – это было залитое слезами лицо отца.
              Сделав, небольшую паузу, девушка заговорила вновь сама:
            - Я вырывалась, брыкалась, но парень был куда сильнее. Он размашисто бежал, крепко прижимая меня к себе и таща за собой. Одна дверь, вторая…. Выбравшись из барака, он продолжал бежать, вопреки помехам, создаваемым тяжелой и отчаянно сопротивляющейся девочкой, еще быстрее. Мне же все казалось, что я слышу, как позади отец исступленно зовет меня, кричит мое имя.
         Отступлю от рассказа Ренис и скажу кое-что об этом парне. Поступить таким вот образом его побудили свои личные причины. Узнав, что барак заминирован, он быстро прикинул, что оно к лучшему, что это реализует некоторые его коварные планы. Если здесь погибнут главные представители его группировки и их приспешники – он останется в выигрыше. Да и побеги он им сообщать – потратил бы только свое время и погиб с ними. А тут еще ему и денег пообещали. Да что там деньги, когда на руках дочь самого разыскиваемого человека! Хотя парень толком и не знал, что с этой девочкой делать. По большей части, все дело, может быть, в простой человеческой жалости, которую парень проявил. В жалости, неожиданно проснувшейся в нем. Конкретнее расскажет сам парень, уже повзрослевший и многое переживший. Немного позже (мои любимые слова, я повторю их еще сотню раз, крепись).
            Ренис отняла от лица руку, повернулась набок и подложила ладонь под ухо и на бедро матери:
          - Знаешь, какую скорость способен развивать человек с нелегкой, брыкающейся ношей на руках, бегущий от разрывающейся самодельной бомбы?
          - Не представляю, - заскрипел голос матери, у которой в горле пересохло.
          - Сравнительно небольшую. Он не особо далеко успел отбежать, когда его ударной волной вместе со мной отбросило вперед на землю. Надо отдать ему должное, он так и не выпустил меня из рук и даже накрыл собой от летящих на нас обрывков и обломков этих построек. Но это он не намеренно, всего-то лишь удачно упал на меня. Как только я пришла в себя, тут же выбралась из-под него и села. В ушах омерзительно звенело, а по голове, будто изнутри били молотком. Я обернулась и увидела, что осталась дымящаяся куча от барака, в котором привязанным к стулу оставался мой отец. Я…я, наверно, тогда в трансе покинула собственное тело. Не помню, о чем думала, что ощущала. Словно отключившись, я опрокинулась на спину и лежала не в силах пошевельнуться. Глаза перестали видеть, потому что впервые слезы ручьями полились, - Ренис хмыкнула, высмеивая ту себя, чем и удивила взволнованную мать, глаза которой увлажнились, готовые вот-вот пустить такие же ручьи.
            Эллисабэт, не моргая, смотрела на говорившую дочь.
           - Когда в мой разум из ниоткуда постучалась мысль: что, вот он, мой папа – раскидан по кусочкам вокруг меня и этим и на этом все кончено, меня толкнул парень. Он, отряхиваясь, вставал и случайно задел меня. А я-то думала, что он умер. Наивная! Такие, как он не умирают. Умер?! Какой там! Целее и живее меня! Этот бритоголовый склонился надо мной и принялся тормошить, приводя в чувства. В чувствах-то я была, но не сказать, что в самых лучших. Вот качу на него бочки все эти годы, проклинаю и ненавижу, а ведь, если с другой стороны на то посмотреть…
            - Не будь его тогда в том бараке, не лежала бы ты сейчас здесь.
            - Я все еще желаю повернуть время вспять и любой ценой остаться в том бараке с отцом.
            - Не говори мне так, - попросила жалобно Эллисабэт.
            - Так было бы лучше. Его жертва нисколько не изменила моей жизни.
            - Ты за эту жертву так любишь отца? – прозвучала плохо скрываемая обида матери.
            - Нет, за все остальное. А также за то, что как мог заменял исчезнувшую мать. Получалось у него плохо, конечно, с этим не поспоришь. Но ему простительно, - слышались ответные обидные нотки.
       - Что было потом? – благоразумно вернула разговор к теме Эллисабэт, обходя эти опасные обвинительные разговоры, грозившие закончиться скандалом.
       - Этот парень, не переставая, начал трясти меня, спрашивал, есть ли мне куда идти? Все заглядывал испуганными глазами в мое лицо, похоже, вид у меня был не адекватный. После его вопроса меня накрыло новым потоком слез. Я думала: «Куда мне теперь идти? С кем?», а парень все продолжал сидеть рядом, не знаю зачем. Он вдруг резко подорвался встать и стал оглядываться по сторонам, будто увидел кого-то. Внезапно схватил меня за руку, рывком поднял с земли, взял на руки и побежал прочь. Бежал он плохо. Был ранен, кажется, в ногу, точно не могу сказать, но помню, что он сильно прихрамывал. Мне, в принципе было наплевать на него и его раны, как и на то, что произойдет дальше с ним и со мной.
         Девушка повернулась на спину и посмотрела на женщину, что печально глядела на нее. Эллисабэт Нолл быстро отвела взгляд в окно, притворяясь, что уловила ворону, спрыгнувшую с забора на мусорный бак.
         - Кое-как добежав до фабрики, он остановился, - Ренис тоже перевела глаза в окно. На улице уже вечерело. – Он опустил меня и сам, тяжело дыша и цепляясь за стену, побрел вдоль фабрики. Прошел немного, оглянулся, увидев, что я стою на месте, не поленился и вернулся за мной, взял за руку и в настойчивом молчании продолжил со мной свой путь. Не сделай он этого, я так и осталась бы там стоять. Мы обогнули здание фабрики и вышли к прямо к нашей с отцом машине, возле которой болтался какой-то мужчина. Кто он был, как выглядел, я смотрела, но не видела. Перед глазами, куда не взгляну – было выжженное дымящееся место барака и слезы. Я заставила себя всмотреться в мужчину только тогда, когда он приставил пистолет к парнишке, все еще державшего меня за руку. Этот мужчина властно что-то выпытывал, а парень спокойно отвечал, честно и быстро излагая про то, как все было, в конце смело подчеркнув, что ему обещали за меня деньги.
            - И? – прервала Эллисабэт молчание дочери, уставившейся через окно во двор.
            - Мужчина покосился на мою руку, что держала руку этого бритоголового, и спросил меня, правда ли все то, о чем рассказал парень. Будто мне тогда было дело до их разговоров и разборок! Не получив от меня ответа, он продолжил держать парня на мушке. – Ренис опять притихла, чувствуя, что клонит ко сну. Рука матери, что снова начала гладить ее по голове, способствовала погружению в долгий сон.
             - Этот мужчина – Мэвил? – спросила Эллисабэт, вырывая дочь из лап Морфея.
             - Да. Присев и оказавшись на уровне моих глаз, он мягко и успокаивающе сказал, что его зовут Мэвил, что он давний и хороший друг моих родителей, и что я теперь буду с ним, на что мне, опять-таки, было наплевать. Он усадил меня в машину, завернув в свою куртку, а сам принялся за долгий разговор с бритоголовым парнем. Не знаю, зачем и что на меня нашло, и как вообще я до этого додумалась в своем состоянии, но я, достав из сумки несколько пачек денег из той сумки, вышла из машины и, встав между ними, протянула их тому парню со словами: «Отец обещал, бери!». Он взял не сразу. Ошалело посмотрел на меня, потом на Мэвила, который утвердительно кивнул, разрешая, только после этого протянул руки и принял эти деньги.
             - Ты не слышала, о чем они говорили?
             - Понятия не имею, что они обсуждали и о чем договорились, но что договорились – это точно. Я видела из окна машины, как они жали друг другу руки на прощание. Ну, а после, Мэвил сел за руль, за которым за столько лет я привыкла видеть своего отца, из-за чего тут же очередным фонтаном хлынули слезы, которые не думали останавливаться. А он преспокойненько завел машину и повернул к дороге. Оставалось только наблюдать в зеркале заднего вида за тем парнем, ковыляющим назад к месту взрыва. «Зачем он возвращался?», - подумала я, сомкнув и стиснув ноющие челюсти и продолжая лить бесконечные слезы. Час, два, три. И как я только не уставала? Поражаюсь сейчас себе.
         - А Мэвил?
         - Этот Мэвил все болтал без устали: что-то говорил, выспрашивал, стараясь меня разговорить. То что-то объяснял, то что-то рассказывал. Скорее всего, всем этим он хотел меня отвлечь, ну, или еще что-то в этом роде, не могу знать его скрытых мотивов. Это не помогало, я думала только об отце, который так и остался там, разбросанный взрывной волной по разные стороны. Его, наверное, и не опознал никто, никто не похоронил его останки, - в голосе Ренис явно чувствовалась горечь, при этом она совершенно не задумывалась о тех других людях, как и ее отец, оставшихся в разорванном состоянии. Она ни разу и мысли не допускала, что погибли еще и люди, находящиеся в соседних бараках. Даже сейчас.
           Вот так вот. У каждого своя боль потери. Что и как там у других – не столь важно. Не так ли?
           - Прости, - прошептала Эллисабэт, когда Ренис в очередной раз замолкла.
           - За что мне тебя простить? – девушка, оторвав глаза от окна, устремила их к матери и поерзала, переворачиваясь снова набок и располагая голову на бедре матери поудобнее.
           - За то, что заставила вспомнить.
           - Вспомнить? – Ренис улыбнулась. – Я и не забывала. Это всегда в моей голове. Сначала это, потом еще кое-что, затем другое, третье…стоит мозгу понять, что мне нечем себя занять, как все это тут как тут.
           - Тебе нужен хороший психолог.
           При слове «психолог» Ренис Нолл впервые осознанно и доподлинно не зная, почему, представила одного человека – Нэйтона. «Странно», - подумала она в то же время, как мать с теми же ассоциациями думала о Мэвиле.
           - Ты, наверное, шутишь.
           - Я вполне серьезна. Помощь специалиста не помешала бы тебе.
           - Не надо мне никакой помощи. Отец уже пробовал и мне не помогло.
           - Он водил тебя по врачам?! – неподдельно удивилась Эллисабэт.
           - Представь себе, да. Умудрился однажды, когда, как по его мнению, я оказалась на грани психоза.
           - И такое было?! – неподдельно округлялись глаза матери больше и больше.
           - Да. После… - Ренис осеклась и посмотрела на мать с тем выражением лица, которое говорило о том, что она не хочет вспоминать еще и об этом. Девушка предпочла подавить рвущиеся наружу далекие моменты прошлого.
           - Совсем не помогло? Ты же когда-то говорила, что те кошмары с детства тебя не мучают, - попробовала уйти в сторону от разговора о «грани» Эллисабэт, несмотря на то, что очень сильно хотела обо всем узнать.
      - Говорила. Но это прошло со временем, а не после чудотворного вмешательства специалиста по детской психике, - Ренис вскочила и уселась на диване, подобрав ноги по-турецки, надеясь, что сонливость рукой снимет. – И вообще, мам, я считаю, что эти психотренинги – это выкинутые деньги на ветер. Посмотри на меня. Разве я похожа на человека, который в срочном порядке нуждается в психологе? Похожа я на не до конца сошедшую с ума?
       - Ну, вообще-то, да, - сказала серьезно Эллисабэт.
       - Врешь. Максимум на изгоя. Ты просто хочешь меня сейчас позлить.
       - Ладно, ладно. Я всего лишь искала повод пригласить к нам Мэвила.
       - Так это ты его возвела в «хорошие психологи»?! – иронизировала интонацией Ренис.
       - А как же иначе? Кроме него у нас никого и нет больше.
       - Как по мне, если, конечно, это тот же самый Мэвил, которого повстречала я, то он способен спровоцировать человека только на суицид, - сказала Ренис и облокотилась на спинку дивана, скрестив руки на груди.
       - Почему это? – не поняла мать.
       - Неважный был утешитель. Он и успокоить-то толком не мог. А на мои жалостливые вопросы и причитания он тогда мне такую чушь несусветную начал плести, что я навсегда это запомнила и пронесла с собой через все эти годы, ненавидя его своим маленьким сердцем все больше и больше.
        - И что же такого он тебе наговорил?
        - Не буду я портить тебе впечатление о Мэвиле.
        - Ну, Ренис, - попросила обиженно Эллисабэт.
        Ренис закрыла глаза, припоминая:
         - Когда я в слезах, всхлипывая и давясь икотой, спросила у него, почему папа так поступил и зачем он это сделал, почему был связан и многое другое, Мэвил нахмурившись, сказал: (тут Ренис понизила голос) «Знаешь, девочка, я думаю это все естественный отбор. Одни убивают, чтобы жить, другие умирают, чтобы жили другие, так сказать, им во благо. Твой отец хотел убить и умер, убив. Благодаря чему теперь ты можешь спокойно жить». А потом он начал на полном серьезе, развернувшись лицом ко мне и не глядя на дорогу, рассказывать всю историю моего отца. Что было, как было, почему и к чему все в итоге привело.
           Открыв глаза, она повернула голову к матери и продолжила, глядя на нее:
           - Признаюсь, с тех я пор я его люто ненавидела, и тогда, сидя в машине, считала, что для меня лучшим исходом будет завязать на шею камень и утопиться хоть в луже, но, ни в коем случае не оставаться с этим человеком и дня! В итоге я проболталась с ним год. Привыкла. И даже ненависть немного поутихла. Я тоже понимала, что ему не особо-то и сдались заботы обо мне. Представь его незавидное положение: всучили чужого ребенка и обременительную возню с ним. На его месте я бы тоже была не в восторге. Но это ли повод шокировать плачущего, только-только пережившего смерть отца, ребенка своими недовольными выкидонами?
            - Ты, знаешь ли, тоже не подарок в красочной обертке, - заметила задумчиво мать.
            - Согласна, конечно. Но тогда я была лучше.
            - Проще?
            - Мягче.
            - Это ты-то?!
            - Ага. Это после знакомства и жизни с ним у меня испортился характер и возобновились мои приступы. Он плохо на меня повлиял.
            - Не преувеличивай.
            - Да нисколько!
            - Постой-ка. Если я не ошибаюсь, то забирала я тебя у того самого Мэвила, что недавно лично грузил тебя и наши вещи. Значит, речь идет об одном и том же человеке, которого я знаю с самой лучшей стороны. Это прекраснейший, чуткий, вежливый и, конечно же, заботливый человечек.
             Ренис возмущенно округлила глаза и скривила скептично губы:
            - Не соглашусь ни с одним твоим словом.
            - Я знаю его почти всю жизнь, и мне лучше знать.
            - А я жила с ним почти год. Мне тоже есть, что знать, - парировала дочь.
            - Ты себя-то слышишь, - усмехнулась Эллисабэт.
            - Мне кажется, или мы сейчас снова переругаемся? – девушка спустила ноги с дивана, готовясь встать, чтобы уйти и тем самым избежать ненужных ссор. И это был первый раз, когда она сразу решила сдаться, не доводя все до грубой перепалки. Ведь она обещала себе измениться. Или что она там себе наобещала.
             Ее остановила Эллисабэт. Взяв за руку и потянув к себе, заставила усесться на свое место:
            - Не убегай от меня, пожалуйста.
            - Но тебя же не устраивает, что я говорю о Мэвиле.
            - Все равно останься и говори. Я хочу слушать.
            Ренис опять заиграла своей кривой улыбкой:
            - Когда ты успела научиться делать такое жалостливое лицо, что даже я не могу отказать?
            - И не тому научишься на собеседованиях.
            - Надо же…
            - Так что там с Мэвилом?
            - А на чем я остановилась?
            - Бесчувственный и бессердечный чурбан и все такое прочее.
            - Я этого не говорила, - сощурилась на мать Ренис. – Я сказала, что его поведение и разговоры ну никак не соответствовали моим ожиданиям. И только-то. Не скажу, что ждала утешений от незнакомого и постороннего для меня человека. Мне не нужно было проявления с его стороны каких-то отцовских чувств. На него мне, как бы, было все равно. Я и в лицо ему никогда не смотрела, как и на него самого, просто слушала, что он говорил, созерцая окружающие меня предметы. Это спустя годы, до меня дошло, что он разговаривал со мной не как с тринадцатилетним ребенком, а так, будто перед ним стоял взрослый состоявшийся мужчина, причем, крайне ему неприятный. Согласись, так не должно было быть. Какой он психолог после этого?
         - Может это его…, - начала Эллисабэт и была перебита.
         - Не думаю, что это могли быть какие-то приемы и специальные методы его профессиональной деятельности. Это…это…я даже не знаю, на что это было похоже!
         - А жили вы как? Также перебираясь из города в город?
         - Не совсем. Какое-то продолжительное время мы находились в его квартире, в которой постоянно собирались его многочисленные и сомнительного вида друзья и подруги. Чаще всего в такие моменты он закрывал меня в своей спальне. Не думаю, что это было для того, чтобы я им не мешала. Я и тогда знала, так Мэвил пытался спрятать меня от лишних глаз, видимо многим из своего окружения не доверял. Только один его друг видел меня и знал о моем существовании, и то, это потому, что он практически жил с нами. И все пытался вытянуть меня на разговор.
           Эллисабэт неодобрительно поморщилась, чего не могла не заметить, смотревшая на нее дочь, которая предпочла не уделять этому внимания. Сделав вид, что ничего не заметила, Ренис продолжала:
          - Потом ему пришлось увезти меня подальше и надолго. Все делалось в такой панической спешке, что мне казалось, будто он не меня спасает, а свою шкуру. Позже убедилась, что все-таки меня.
           - Подальше – это куда?
           - Туда, где ранее несколько лет мы прятались с отцом, еще когда я была маленькой. Это там, где жила его мать, то есть, моя бабушка. Та самая, чье имя я ношу.
           - Ренис, значит, вы…
           - Рахима, - поправила Ренис. – Я так хочу, чтобы ты всегда звала меня Рахимой, но, увы.
         Девушка замолчала, глядя в потолок она, усиленно хмурясь, о чем-то думала.
           - Получается, вы вернулись в Россию? – возвратила ее к рассказу Эллисабэт, надеясь, что дочь сейчас выложит все о жизни с отцом. Да зря надеялась.
           - Ага. Мэвил привез меня на родину отца, в совершенстве исполняя роль заботливого папочки на каждом вокзале при проверке документов. А я все со страхом думала: «Сейчас нас раскроют. Сейчас попадемся!». Может, я устав от всего, этого всем сердцем и хотела, не знаю. Но мы не попались, и продолжили добираться попутками. Иногда он умудрялся находить где-то страшные старые машины в дорогу.
           - И опять понеслись съемные квартиры одна за другой, - вставила мать. – В которых вы и жили…
       - Нет, - оборвала ее Ренис.
       - Что нет? – не поняла та.
       - Не квартиры и мы. А дом бабули и я.
       - Вы пробрались в такую глушь?! – изумленно воскликнула Эллисабэт. – Подожди, подожди, как это, дом бабули и ты?! А Мэвил?
       - Он приходил редко. Так, продукты и предметы первой необходимости раз в месяц приносил. Я не знаю, где он пропадал и что делал. Никогда не спрашивала, ни разу за все то время. Он ведь напрочь отбил у меня желание задавать вопросы и вообще даже думать об этом.
        - Сколько вы так прожили?
        - Около года, в сумме с тем, что мы потратила в его квартире, точно наберется год, может чуточку больше. В тот период я жила в полуразрушенном доме предоставленная самой себе, ибо кроме соседских старушек, одиноко доживающих свой век в этом поселении, почти никого не было. Они что-то говорили, когда встречались мне на улице во время моих одиноких прогулок, но я их не понимала, и все же, улыбаясь им, кивала. А что мне еще оставалось делать? Только это.
         - И это нормально?
         - Сначала было дико как-то. Но я ведь была там не впервые, и потому привыкание произошло быстрее обычного. Некоторые бабульки даже помнили меня с прошлого раза и повторяли при встрече: «Рахима, Рахима!», затем шел бурный поток непонятных мне слов. Может, о моей бабушке говорили, кто знает. Когда-то они часто наведывались к ней и запомнили меня. Но в отличие от прошлого раза, со мной уже не жила бабушка Рахима.
           - Почему?
           - Умерла она. Еще до нашего окончательного отъезда с отцом. Полагаю, мы и уехали из-за того, что отец больше не мог оставлять меня. Было уже не с кем.
           - А Мэвил, значит, мог. Вот сволочь! Я ему еще…
           - Я была уже постарше и вполне себе самостоятельнее. Даже слишком. Так что не стоит ему выкалывать глаза при вашей следующей встрече, - улыбнулась криво-криво Ренис.
            - Что было потом?
            - Мэвил неожиданно объявился в начале месяца, чем и удивил меня. Он стабильно наведывался в конце месяца, а тут внезапно возник на пороге весь взмыленный, взбудораженный, ничего не объясняя, приказал собираться, что для меня и вовсе не было проблемой – багажа у меня практически не было. Мы покинули это место под дружное роптание соседок-бабушек, столпившихся у дома и поглядывающих нам вслед. Затем снова машины, дороги, вокзалы, поезда, автобусы, самолеты.
             - Ты даже не поинтересовалась, почему?
             - Я уже говорила, то с первой нашей встречи этот человек навсегда отбил у меня интерес не только задавать вопросы, но и просто говорить и смотреть на него. Мэвил мог долго и нудно разговаривать, словно равномерно и неторопливо что-то втирая шпателем в кору моего головного мозга, иногда мог о чем-то спросить, на что получал от меня короткий и полный ответ. На этом все и никакого взаимодействия между нами. Но когда мы сидели в зале ожидания аэропорта, он ни с того, ни с сего сам кинулся мне шепотом объяснять, почему нам пришлось так оперативно убегать из России.
              Ренис остановилась в своем повествовании, устало потерла кончиками пальцев висок.
             - Ну и? – не терпелось матери.
             - Как всегда банально и просто: нас выследили. Кто и как? Как он сам об этом прознал? Для меня загадка, он не объяснил. Может, были у него свои каналы связи или свои люди в стане врага? Ха! Я больше склонялась к тому, что ему захотелось вернуться к себе домой, для чего он придумал вполне подходящую причину. Но, мама, то, что он тогда сказал, я долго не могла переварить, понять.
             - Что же?
             - Мэвил расстроено сознался, что больше не в состоянии со мной скрываться, мол, куда ему до моего отца, который не убегал со своей дочерью, не прятался, а наоборот – преследовал! Я не ухватила смысла его фразы и тогда, первый раз за долгое время обратилась к нему с вопросом: «Как это понять?». На что он мне сказал: «Твой отец никогда не прятался и не скрывался. На самом деле он переезжал с места на место с тобой, следуя за людьми, которых хотел убить и которые в свою очередь кочевали из города в город в поисках твоего отца. Он был намного умнее и вел двойную игру. Я всегда поражался его сообразительности и упорству, которые, по сути его и сгубили. Нам же с тобой с ним не тягаться: мы можем только бежать и прятаться. Что у нас, как видишь, плохо получается».
                Ренис сделала глубокий вдох. Выдохнула.
              - Сказал это, взял за руку и направился опять играть отца дочурки, оставшейся без матери. Больше он не проронил ни слова, и на все мои вопросы, что теперь уже посыпались от меня после его речи, он упрямо не обращал внимания. А потом…
              - Потом?
              - Он вывел меня из зала ожидания и сдал тебе. Ты, наверняка, оказалась для него спасательным кругом. Рад несказанно, что, наконец, избавился от меня.
              - Не говори так. Он, между прочим, всегда первым делом спрашивает о тебе.
              - Из вежливости. Не более.
              - Ренис, - нотки укора в голосе матери.
              - Я все равно останусь при своем мнении, ты же знаешь.
              - Что случилось с той сумкой с деньгами?
              - Как я поняла, эти деньги предназначались Мэвилу, как плата за услуги няни и замены моего отца. Ими распоряжался он. Сама знаешь, что растраты у него были немалые. Эти переезды, паспорта, квартиры, питание. Мне кажется, Мэвил только в минусе и остался и сумка эта его нисколько не обогатила.
              - Слушай, а насчет бабушки…
              - Мам, - перебила Ренис. – Давай в следующий раз. Не все же сразу. Да и вообще, я голодная. Из-за разговоров обед пропустила, в пору уже к ужину на стол подавать.
            - Намек поняла, - мать встала с дивана и прошла на кухню. – Что будешь?
            - Чего-нибудь жаренного, - крикнула вслед Ренис, вытянула руки вверх и потянулась на диване из стороны в сторону.
            - Мясо?
            - Именно.
            - Я все-таки настаиваю, что тебе не помешают сеансы у психолога, - донесся из кухни голос матери.
            - Не чувствую в том нужды, в прочем, как и денег в твоем глубоком кармане на подобные консультации.
            - Деньги будут.
            - Вот когда будут, тогда и поговорим. Я к себе.
            - Звать не буду. Спускайся сама.
            - Хорошо, - ответила Ренис и взобралась по лестнице на второй этаж. Прикрыла дверь своей комнаты и с разбегу плюхнулась на кровать.
             «Оказывается это так утомительно много разговаривать, у меня прямо голова разболелась!», - девушка перевернулась на спину. – «Давно я так не уставала. Наговорилась до состояния дремоты, надо же. Но какие приятные ощущения, как будто один из тяжеленных камней моей души упал, так и не задев моих ног».
              Ренис подложила руку по голову и уставилась в потолок, а ее неугомонные мысли продолжали бегать в голове:
              «Надо будет и мне поинтересоваться ее жизнью, хотя, чего я там не знаю! Потеря, сумасшествие, лечебница и я. Ничего необычного для нашей жизни. И все же расспрошу на досуге пару раз, нам все равно больше не о чем говорить», - девушка лениво перевернулась набок, поджала ноги. – «А что, если мне и в самом деле попробовать полечиться. Но сейчас, позже, когда будут деньги».
              - Ха! – усмехнулась вслух Ренис. – Смешно. Иметь счета в нескольких банках на свое имя и при этом столько лет оставаться чуть ли не нищей. Как глупо!
               «Это все твои принципы!», - послышался голос в голове.
              - Да. Мои чертовы принципы, – согласилась с ним девушка.
               «Или же меры предосторожности?», - спросил неуверенно голос.
              - Или так, – отвечала вслух Ренис. – Очень надеюсь, что никакие обстоятельства не заставят меня воспользоваться этими деньгами.
               В комнате наступило молчание. Беседа некоторое время велась в голове девушки.
              - А можно же обойтись и без денег в решении моей проблемы! – осенило вдруг девушку. – Есть же Нэйтон! Не он ли хвалился своими выдающимися продвижениями в изучении науки? Он с радостью бросится лечить меня. Ну и еще бы! Первые подопытные всегда важны для будущей карьеры. Только вот, можно ли рассказать ему о тех кошмарах, случившихся в моей жизни? Хм. Нет, не думаю.
                Она поворочалась еще немного, закрыла глаза надолго, да так и не заснула. Ворвалась мать, не дождавшаяся дочери к ужину, и за уши потащила свое нерадивое дитя на кухню. Ренис и не думала возражать, послушно позволила Эллисабэт похозяйничать над собой.
                Ужинали они в молчании. Мать знала, что дочь вволю выговорилась и после сытного ужина ей ничего не нужно, кроме кровати и мертвой тишины в комнате, потому лишний раз воздержалась от своих вопросов. Окончив трапезу, все в том же молчании они вдвоем прибрались на кухне и разбрелись по своим комнатам.
                Весь этот бред, конечно же, не похож на мало-мальски литературное творение, о котором будут кричать и рвать глотки, поделившиеся на три непримиримых лагеря, жестокие критики. Потому признаю заранее, что ему далековато до глубокомысленного гениального и неповторимого произведения, но и я, как бы, нисколько к этому не стремлюсь. Соглашусь, это больше походит на сюжет для третьесортного комикса (а ты знаешь, как я люблю комиксы). Но в комиксах обязательно присутствуют супер-герои и супер-злодеи. Первых в моей фантастичной истории нет, а вот вторые – найдутся. Но все равно на комикс не тянет.
                Ну и пусть так. Зато достаточно героев, в которых не только я, но и ты запутаешься. А ведь нужно каждому создать образ, портрет и характер и раскрыть его, чего я ни черта не умею, и даже понятия не имею, как надо уметь. К тому же, героев много, действительно много, и я сейчас о тех, что появятся в будущем, а не об этой горстке промежуточных, которых и описывать временами лень. Настоящие, с боевым и пробивным характером (еще и это надо показать!) люди, что возникают в моей голове так живо и ярко, что я вижу их каждую веснушку и морщинку, ждут впереди. Особенно мне не терпится добраться до их трагичных и не очень, жестоких, и не очень, смертей. Аж жуть как руки чешутся! Но почему же это все так медленно?! Я теряю время на выведении этих букв. Когда же уже появятся устройства, печатающие на слух?
Но вернемся к нашей Ренис.
      Глава седьмая: «А вот и неприятности!».
      Уже утром пятого дня Ренис Нолл автоматически встала и села на кровати и только потом нехотя разлепила свои сонные глаза, взглянула на часы и вскочила, как ужаленная – снова проспала. Впопыхах влезла в одежду, со спешки не попадая то в рукав, то в штанину, то застревая головой в отворотах блузы. Собравшись, она сбежала по лестнице вниз и прошмыгнула через кухню в ванную. Ну да, ну да. Зубы! Ты гражданином можешь и не быть, но зубы чистить ты обязан. Как-то так, товарищи.
         Покончив с водными процедурами, Ренис выбежала на кухню. Матери нигде не наблюдалось, похоже, все еще спала. Девушка задержалась у холодильника немного, наскоро орудуя ножом, собрала бутерброд прямо в нем, захлопнула дверцу, сунула в свою сумку-рюкзак и, стараясь производить как меньше шума, выбралась из дома.
          Ренис как пуля вылетела из калитки, совершенно позабыв о своей проблеме в лице приставучего соседа, который с завидным терпением, вот уже как минут двадцать стоял у перекрестка. Он не сводил голубых глаз с ее дома, что скользили по воротам и калитке в мучительном ожидании. Вечно смотрящая себе под ноги девушка не сразу его заметила. Только когда поравнялась с ним и он, легонько и намеренно кашлянув, сказал:
          - Привет.
          Она чуть не отпрыгнула от неожиданности, но взяла себя в руки и сдержанно ответила, игнорируя мысленный нецензурный посыл глубоко, далеко и, несомненно, навсегда:
           - Привет.
           - Я уже думал, ты не появишься.
           - Что, давно ждешь?
           - Ага. Пришел пораньше, предполагая, что ты можешь выйти рано, чтобы убежать от меня.
           - Так чего ж не зашел и не разбудил?
           - А что, можно было? – воодушевился было парень.
           - Нет, конечно. Тебя еще в моем доме не хватало!
           - Да брось. Я бы хорошо смотрелся.
           - Как по мне – так не фонтан.
           - Мне казалось, что я пользуюсь популярностью у девушек, - хихикнул Нэйтон.
           - С чего бы такие ошибочные предположения?! – Ренис оценивающе его обсмотрела и театрально развела руками, а затем, понизив голос, добавила. – Я просто не понимаю!
           - Я смотрю, ты сегодня в духе, - парень окинул ее ответным изучающим взглядом. – Не огрызнулась даже ни разу.
           - Все еще впереди, - Ренис прибавила скорости и без того быстрому шагу. – Шевелись, не хочу из-за тебя опоздать.
           - Мы не опоздаем.
           - Откуда такая уверенность?
           - Гляди, автобус университетский. Сядем, - потянулся к остановке парень.
           - Я на него не сяду.
           - Почему? – искренне удивился Нэйтон, заглядывая в ее лицо и делая выводы, что он очень хорошо умел.
           - Не твое дело! Не сяду и все. Тебе надо – езжай!
           «Ах, так!», - гордо подумал парень и, схватив ее за руку, бросил:
           - Тогда бежим!
           - Чего… - не досказала своего возмущения Ренис, еле успевая перебирать ногами за ним.
           Они бежали по улицам как дети: шустро, выделывая подскоки и широко размахивая ногами. Нэйтон непрерывно улыбался, а Ренис смеялась.
           - Безудержное веселье? – скажешь ты.
           - Ан-нет. Сие кому как: веселье до первых колик в боку.
           - Подожди! – выкрикнула девушка и, выдернув из его руки свою руку, остановилась. Согнулась пополам, совершая глубокие вдохи и выдохи.
            - Что? В боку колет?
            - Да, будь ты проклят, - Ренис разогнулась, продолжая тяжело дышать.
            - Вот поэтому надо послушно садиться в автобус, когда вежливо тебе предлагают, - улыбнулся Нэйтон. В ответ, раздираемая злобой, девушка зашагала, уже не так активно, в направлении университета. Парня, болтавшегося рядом, она злостно игнорировала. – Ладно тебе. Понравилось же! И смотри, мы почти дошли, рукой подать.
             - Надеюсь, на перекрестке ты не успеешь на красный свет, и тебя размажет грузовик по асфальту! – кипела злобой Ренис.
              - Постараюсь выжить ради тебя и нашего завтрашнего дня, - злорадствовал Нэйтон.
              Ренис мысленно прорычала и лязгнула воображаемой волчьей пастью, в своем воображении перегрызая этому приставале глотку. Они вместе перешли через перекресток к городскому парку и, пройдя наискосок по его заросшим аллеям, вышли к воротам университета. Злоба Ренис постепенно утихла, особенно после осознания того, что они пришли вовремя и еще есть в запасе несколько минут.
              «Благодаря Нэйтону», - мелькнуло в ее голове, отчего она не слабо так ужаснулась. – «Не хватало мне еще привязаться к этому ненормальному! Но, если подумать, ненормальная тут я», - и тут вопрос Нэйтона вернул ее к реальности:
              - Где у вас занятие?
              - Эм. Не знаю, - девушка принялась искать глазами в снующих по двору учебного заведения студентах кого-то. Искала она ориентир. Грину. И нигде не находила ее розовых длинных волос, это немного тревожило.
              - А мне в спортзал, - сказал Нэйтон, понимая, что не дождется типичного ответного вопроса: «А у тебя где?». – Увидимся, Ренис, - бросил ей он и побежал к свистящим ему парням под старым каштаном.
              «Ага. Вали!», - ответила мысленно Ренис и направилась в главный корпус, где надеялась наткнуться на розововолосую студентку. Уж больно хотелось узнать, чего опять взбрело в голову неуемной старосте. На мгновение показалось, что впереди в толпе промелькнули длинные волосы неестественного едкого цвета, и Ренис ринулась за ними в самую гущу, протискиваясь между толпящимися у гардеробной девушками.
               Добравшись до цели, легонько коснулась плеча, панически боясь того, что девушка обернется и окажется вовсе не Гриной. Мало ли кому захочется покраситься в розовый! К счастью, то была Грина.
              - Привет, - выпалила Ренис, в уме прикидывая, что же дальше-то сказать.
              - И тебе, - Грина лучезарно улыбнулась. – Снова не знаешь, куда идти, да?
               Новенькая кивнула.
              - Не проблема. Пойдем, буду тебе путеводной звездой.
              - Звезды днем не светят.
              - А я не простая, – улыбнулась Грина и они пошли по коридору мимо стены со шкафчиками, у которых то и дело болтали небольшими группами парни и девушки.
              - Все не решалась у тебя спросить, - начала Ренис, улучила момент, оказавшись немного в стороне от шумной толпы. – И сейчас вроде решилась, в общем, чего от тебя опять хотела Анри?
              - Ах, да, ты же видела нас, - улыбка не сходила с лица Грины. – Да, все тоже, что и в прошлый раз. Она…
               И тут, прерывая девушку, Ренис Нолл, едва ли не вскрикнув, внезапно подалась вперед, падая и хватаясь за собеседницу, которая молниеносно среагировала, крепко вцепившись обеими руками в ее куртку, с трудом удерживая от падения с коленок ничком на пол. Новенькую толкнули. Намеренно и весьма грубо. Со всей силы даже. Ренис быстро поднялась с больно ушибленных колен на ноги и оглянулась, отыскивая Алекса-толкателя, но вместо него увидела с задором смеющуюся блондинку, далеко впереди, в компании поддерживающих ее громкий смех, подружек.
               В ту же секунду Ренис скинула сумку на пол и рванула к ней. Обуреваемая одной лишь ей понятными чувствами, она с разбегу схватилась руками за волосы и модную курточку (куда дотянулась, за то и зацепилась) и с размаху впечатала девушку Алекса лицом в чей-то шкафчик.  Под истеричные крики и визги ее подружек, она оторвала ее от шкафчика и снова припечатала в него, каждый раз наваливаясь сверху и прижимая своим телом. Не давая блондинке опомниться, снова оттянула на себя и снова впечатала в шкафчик. И откуда столько сил и энергии? Это ли всем известное состояние аффекта?
          Возможно, под его влиянием она и стремилась уничтожить растерявшуюся жертву. Повторить этот жесткий прием еще несколько раз ей не дала Грина, она, подбежав, начала отдирать Ренис от блондинки. Откуда-то нарисовался в этой гуще и Гордон, что доселе сам стоял у окна, посмеиваясь над Ренис, почти растянувшейся на полу из-за выходки Кристи. А все остальные, как обычно, столпились, наблюдая, с телефонами наготове, дабы запечатлеть жаркие кадры, которые можно будет затем выложить в сеть.
          У Грины плохо получалось расцепить этих двоих. Она, конечно, сразу же бросилась вслед за Ренис, силясь остановить ее прежде, чем она что-либо сделает. Но, увы. Это был какой-то невменяемый монстр, а не безобидная на вид коротышка. Только с усилиями Гордона, который оторвал и отпихнул Ренис, Грина смогла оттащить ее и, держа под локоть обеими руками, насилу увела ее за собой подальше и как можно быстрее.
          Сама Ренис не сразу поняла, что на нее нашло, да и вообще как она умудрилась подобное выкинуть. Грина заметила, что новенькая опомнилась, присмирела и застопорилась, шокированная собственной выходкой не меньше остальных, и потому посчитала пока вопросов не задавать. Она стояла у окна в коридоре, молчала и смотрела, запоминая то, как Ренис Нолл осознает себя и свой поступок. Происходило это столь же быстро, как и все это действие у шкафчиков.
           Ренис виновато подняла на нее свои глаза и поджала губы.
           - Ну, уж теперь-то ты основательно встряла, - сказала ей Грина и обернулась назад, проверяя, не пошел ли за ними никто из тех, кто был в том коридоре у шкафчиков. Вершители самосуда, так сказать.
          - Я тебя понимаю. Тебе есть, за что переживать. Начинай сторониться меня, - хмыкнула Ренис и перевела взгляд на свою сумку, лежавшую на подоконнике. Это Грина о ней позаботилась, прихватив с собой в этой суматохе. – Иначе пропадешь в стенах этого здания вместе со мной, как подельница.
         - Это не смешно, Ренис. Ты покусилась на девушку университетского талисмана, красавца и гордость…
         - Погоди, погоди! Насколько я знаю, эта блондинка девушка одного отменного урода, что задевает меня постоянно и не дает прохода, а это значит…
          - Что это он и есть.
          - Тот самый идеал, мега-талисман, супермачо и прочее, прочее?
          - Если ты об Алексе Фринвуде, то да.
          - Да уж. Неожиданное разочарование.
          - Почему это? – не поняла ее Грина.
          - Хотелось увидеть в лице описанного тобой человека нечто более воспитанное, вежливое и дисциплинированное, что было бы в пример всем моральным уродам.
           - Скажешь тоже!
           - И не такой уж этот Алекс и красавец. Хотя, кого я обманываю! – Ренис взяла сумку и показушно окинула взглядом Грину, затем и себя. – Нам с тобой до него так далеко.
           Розововолосая звонко рассмеялась и пошла вперед по коридору.
           - И почему они все такие гнилые? – прошептала Ренис,  не отставая от ориентира.
           - Ты это о чем?
           - Да, так, просто. Кстати, как ты его назвала, Алекс, а дальше?
           - Фринвуд.
           - Что-то знакомое. Явно где-то слышала. Такая неприятная фамилия. Где же я могла ее слышать…
           - Анри Фринвуд, - улыбаясь, подсказала Грина.
          Лицо Ренис моментально вытянулось: широко раскрыв глаза и приподняв брови, она скривила рот, но в тот же миг приняла равнодушное выражение и сказала:
          - Так это он, значит, ее знаменитый брат.
          - Угу.
          - Да-а-а…
      - Чего «да»?
      - Я влипла. Прямо чувствую, как мне скоро будет не до занятий. И тебе тоже, если срочно не примешь меры: начинай прямо сейчас меня игнорировать. Я не обижусь. Не хочу, чтобы из-за меня и тебе досталось, – сказала Ренис и закончила свою мысль про себя. – «Я-то ладно, мне ли привыкать?».
      Грина не ответила ни положительно, ни отрицательно, только выразительно посмотрела новенькой в глаза и, сказав:
      - Нам сюда, - открыла дверь, пропуская Ренис вперед в аудиторию, где уже сидел их курс в томительном ожидании вечно опаздывающего профессора.
      Их сокурсники еще не были осведомлены о случившейся потасовке. Позже до них, конечно, дойдут сплетни, что какие-то первогодки избили до потери сознания девушку Фринвуда. На Кристи же и царапинки не было, так, пара синяков и шишек на лбу, но слухи разносятся с раздутыми непомерно деталями и преувеличениями. Повсеместно уже начались шептания, заговорческие выпытывания с целью узнать, кто же это был, кто же покалечил университетскую красотку Кристи? Пока же никто из их группы об этом ничего не знал.
      Почему? А все потому, что из первокурсников в том коридоре присутствовали только припозднившиеся Ренис и Грина, поэтому, из своих ребят их никто не видел. В том, ведущем в фойе и гардеробную, просторном коридоре со шкафчиками обычно толпились бесстрашные любители опоздать, то есть, те, кто считал, что может себе это позволить. Иначе говоря – старшекурсники, большую часть из которых составляла группа Алекса, а также любительницы покрасоваться  перед ними – группа Кристи. Но в тот момент не было среди всех них ни Алекса, ни Луи, ни Нэйтона, ни Оливера. Только Гордон, неизвестно почему затерялся в этой толпе. Вот так и получалось, что в свидетелях бабьих разборок оказались лишь студенты постарше.
        Но вернемся к главному лицу моей выдумки: Ренис Нолл сидела за столом, копаясь в себе и тех необъяснимых мотивах, побудивших ее так неадекватно себя повести. Проклиная себя и коря за совершенное, она, практически не слушала того, кто убедительно и долго говорил нечто весьма важное с кафедры. А со звонком, она вместе со всеми, стараясь держаться позади всех и подальше от Грины, загрузилась в университетский автобус, который должен был отвезти их в городскую больницу на первичное ознакомление с настоящими лабораториями.
       Всем им по приезду вручили белые халаты, потребовав облачиться в них, после чего повели по чистым и белоснежным кабинетам, остро пахнущим медикаментами. Студентам показали в лабораториях всевозможные вариации химических анализов, проводимых на месте в больнице. Все это было очень интересно и увлекательно для Ренис, познавательно, что она даже отвлеклась от своего внутреннего самобичевания. Но вскоре их привезли обратно и снова усадили в аудитории, дав задание написать красочный доклад об увиденном, который студенты, в том числе и Ренис Нолл, будут вынуждены писать почти два часа.
     И вот, наконец, долгожданная для Ренис и не только большая перемена. Она вылетела за дверь одной из первых и помчалась к своей скамеечке, которая за эти дни стала для нее такой родной и близкой. Уже не протирая ее, девушка уселась, давя в себе желание распластаться на ней ничком. Ибо не одна ведь, кругом люди смотрят, ходят. И все бы хорошо, но тут она подумала о Нэйтоне.
      «Он, что не придет?», - заволновалась она. – «Мне надо выговориться. Выплеснуть на кого-то свою злобу. Где же он? Почему не идет?», - посмотрела влево на дорожку аллеи, ведущей к главному входу в университет – никого. – «Ну и ладно», - Ренис полезла в сумку, достала и развернула бутерброд.
       - О, а я вовремя!
      Она чуть не подавилась, гулко кашляя, что Нэйтон даже легонько похлопал по спине, присаживаясь рядом.
       - Руки! – процедила она сквозь зубы.
       - Всего-то оказал необходимую помощь, - сказал парень и раскрыл, положив на коленки, черную папку. Он увлеченно листал странички, шевеля губами.
       - Это еще что? – склонилась, разглядывая и откусывая от бутерброда кусок.
       - Поделишься, скажу.
       Мысленно пронзив ему голову острым копьем, девушка отломила  половину и протянула ему. Нэйтон в два счета сожрал свой кусок, невнятно поблагодарив ее.
       - Нет бы, меня в кафе сводить, - пробурчала Ренис. – Наживаешься тут на мне.
       - А что, пойдем, - оживился, привставая, Нэйтон, но она остановила его.
       - Ты, кажется, хотел сказать мне, что это за папка.
       - Здесь тесты. Смотри, сколько. И все для тебя, - парень с довольным видом вытер руки платочком и полез в рюкзак за ручкой.
       - Мы все это разве успеем? Уже на занятия почти пора.
       - Я не говорил, что все тесты на сегодня. Сейчас только несколько проведем, - Нэйтон со всей ответственностью записал ее данные на чистом листке, рядом приписав дату и время. – Ну, что ж, приступим.
      «… … … …!», - нечто не очень культурное вертелось в ответ на ее языке и так там и осталось.
      Тесты Нэйтона были не такие, какие когда-то проводил с ней ее первый и последний психотерапевт, оплаченный отцом. Они были намного интереснее, так и хотелось отвечать на вопросы и выбирать подходящие предлагаемые варианты ответов. Еще и еще. В какой-то момент ей показалось, что она возьмет и расскажет об утренней неприятной стычке, для того, чтобы он разобрал и разъяснил ее неконтролируемое поведение, помог ей понять себя. Но она вовремя прикусила язык, решила оставить на потом. На более свободное от занятий время. Как говорится, когда-нибудь и как-нибудь в другой раз, в ее случае – никогда.
      - Луи? – сказал Нэйтон с нескрываемым удивлением, достав и взглянув на экран телефона, вибрировавшего в кармане.
      - Что такое? – просто чтобы не молчать, а не из интереса, спросила его Ренис.
      Нэйтон, отклонив вызов, сунул телефон в карман, захлопнул свою папочку и облегченно вздохнул:
      - На сегодня все.
      - А как же результаты? Ты не сказал мне, что там получается.
      - Озвучу по завершении своей работы, - деловито ответил Нэйтон, поправив на носу несуществующие очки. – Да и время уже. Боюсь, опоздаем.
      - Ой, я и забыла! – вскочила Ренис, закидывая сумку на плечо, и побежала в сторону главного входа.
      - Встретимся после занятий, - на бегу крикнул ей Нэйтон. – И даже не пытайся от меня сбежать! – парень поспешил в другую сторону, он достал телефон и набрал номер Луи. 
       «Луи серьезный человек, по пустякам и от нечего делать, или же ради ненужных разговоров и сплетен звонить не стал бы. Это значит, случилось что-то из ряда вон выходящее. С Алексом? Или…», - думал он, слушая длинные гудки.
        От Луи он и узнал, что на девушку Алекса напала и избила (повторюсь, ничего сверхтрагичного с ней не случилось) какая-то психованная девица первогодка, да такая невзрачная и блеклая, что толком никто ее не запомнил. Зато некоторые свидетели отлично запечатлели розовые волосы ее подруги, через которую и планировали ее найти. Сама же Кристи вдруг куда-то запропастилась вместе со своими подружками, на звонки не отвечала и более подробное интервью не давала. За неимением достоверных фактов и молчания главной пострадавшей, дело пока что сошло на массово обсуждаемые слухи и не утихающие в коридорах сплетни.
         Что же до Алекса Фринвуда, то со слов Гордона он уже обо всем знал. Знал, кто эта бесстрашная первогодка дерзнувшая дать отпор и как ее найти. Сказать, что он переживал за Кристи – ничего не сказать, ибо клал он на нее и ее чувства бревна, сооружая плотину. Он с ней, то есть, она с ним, только потому, что ему пока хочется с ней заигрывать и пользоваться. И плевать он хотел на «люблю», «не люблю». Вся эта история с избиением Кристи его лишь позабавила. Единственное, о чем он жалел, так это о том, что воочию не видел всего спектакля. Хотелось бы узреть потасовку своими глазами, а не на слух представлять жаркую баталию.
        «Вот уж бы я посмеялся!», - мыслил Фринвуд, нервно кусая губу и слушая животрепещущий рассказ из уст главного очевидца, то есть Гордона. Алексу стало жутко любопытно, отчего это вдруг такая жалкая замарашка (она же Ренис Нолл) проявляет такие черты характера, которые не свойственны ее облику. – «Она либо притворяется слабой, либо и в самом деле слабая, а эти ее выходки – всего-навсего показуха», - подумал в заключение Фринвуд и оглядел всех присутствующих в беседке: Луи, Гордона, Оливера и еще парочку приближенных парней и девчат, что вечно ходят за ними. Не было только Нэйтона, хотя Луи звонил и звал его.
         «Так и не пришел. Неужели занятия настолько важны для него?!», - вопрошал Алекс.
          Естественно! Цель всей его сознательной жизни – получить образование, о котором грезил с детства. Нэйтон Ривер умный малый, помешанный на психо-науках. Куда им до него! Этот парень в данный момент действительно прилежно сидел на первой скамье и на вопрос (а Нэйтон Ривер был старостой класса) преподавателя: «Где остальные?» впервые безразлично пожал плечами, а не кинулся отмазывать каждого и звонить, да требовать, чтобы немедленно пришли на лекцию. Занят он был своими мыслями. Нет, не о Ренис. А о своей работе, которая так складно у него получалась, благодаря такому полезному и интересному объекту исследования, как Ренис.
          Где-то на втором этаже, а конкретно, в аудитории под номером двести пятнадцать наша героиня сидела, повинно пряча глаза и боясь на кого-либо смотреть. Все вокруг шушукались, с волнением переспрашивая и обсуждая утренние разборки. Они уже были в курсе. Если так посмотреть, то ничего необычного не произошло: явления и похуже этого были в порядке вещей в данном заведении. Не всегда их афишировали, как сегодня, ведь обычно это не затрагивало таких привилегированных студентов, как Кристи и Алекс. Скорее, это они могли безнаказанно кого-то притеснять и доставать, а их жертвам приходилось в немом молчании сносить и тянуть эту лямку.
          Пару раз Ренис посмотрела в сторону Грины, когда до нее донеслось шептание сидящих по соседству  девушек:
       - Говорят, одна из них была розововолосой.
       - Да ты что!? Но с розовыми волосами в универе девушек достаточно.
       - Не у всех они длинные, - дополнила еще одна, повернувшись к ним и кивая на ориентир новенькой.
       Ренис Нолл перевела взгляд с них на Грину. Та, будто почувствовав на себе ее взгляд, обернулась и посмотрела на нее.
       «Не самое лучшее положение», - подумала Ренис, поймав слабую улыбку розововолосой. – «И что же теперь делать?! Я-то ладно, как-нибудь. Участь зарывающегося новичка мне не чужда. А она?», - увлеченная своими переживаниями, девушка не записала не единого слова. Впрочем, как и Грина.
       Со звуком звонка в числе первых из аудитории убегала розововолосая, чего не могла не заметить, следившая за ней в оба глаза, новенькая. Она поспешила за ней, но совсем не для того, чтобы пойти вместе. Нет. Девушка хотела убедиться, что никто за той не гонится, что никто ее не тронет. А, если таковые и найдутся, то она, Ренис, несмотря на свою трусость, заступится, какова бы не была численность врагов. По крайней мере, была в ней уверенность, что заступится. По сути-то, виновата она, а не Грина, которая и пальцем не трогала Кристи. Но кого это волнует, когда толпа требует хлеба, зрелищ и свежего кефира для моего желудка?
        На удивление Ренис Нолл, что аккуратно и незаметно плелась позади розововолосой, контролируя ситуацию, никто и не думал нападать. Все, кто был в коридоре были заняты своими делами: кто-то спешил уйти, пробираясь сквозь толпу, кто-то равнодушно слушал у окна беседу друзей с лицом, мол, «когда же ты заткнешься», а некоторые все же оборачивались вслед Грине, кивая и что-то активнее обсуждая с собеседниками. И все. Не более того.
      Грина благополучно покинула здание университета, пошла через сквер по своей дороге, как обычно, встретив за воротами зеленоволосую подругу. Ренис долго смотрела сокурснице вслед, стоя у ворот и высматривая, не увязался ли за ними кто. Никого.
      «Вот и славно!», - подумала она и повернула на свой привычный путь.
     - А я думал, ты меня ждала. Оказалось, нет, - тут же настиг ее Нэйтон.
     - Не тебя. Вообще не тебя.
     - А кого? Ты явно стояла в ожидании.
     - Зачем тебе это знать?! Главное, - подчеркнула твердо Ренис, - что не тебя.
     - Все равно не обижусь, - улыбнулся Нэйтон, продолжая шагать рядом.
    У ворот на них печально смотрел Луи Прескотт. Он тоже со слов Гордона знал, что это Ренис напала на Кристи. И то, что сейчас Нэйтон шел с ней, да и вообще, предпочел провести время с ней, а не с Алексом, с которым они всей гурьбой собирались к нему на квартиру пить и развлекаться, однозначно было не плюсом в его сторону.
     «Алексу это не понравится. Надеюсь, кроме меня этого никто не видел?», - подумал Луи, оглядываясь вокруг и замечая, стоящего рядом Оливера Бруттса, о котором он и вовсе позабыл, увидев Нэйтона. Ведь Луи и Оливер были отправлены Алексом на поиски Нэйтона. Парни обменялись загадочными взглядами.
      «Да ладно тебе, я никому не скажу», - прочел Луи в глазах Оливера и оба побрели назад к беседке, где их ждали.
       А Нэйтон беззаботно шел с Ренис, что через раз норовила огрызнуться.
       - Какая ты злюка, - улыбался он в ответ.
       - А ты сама нежность, да?
       - Это уже было. Повторяешься.
       Ренис стиснула сильнее челюсти, что даже он услышал скрежет ее зубов.
       - Но-но! Не надо так сильно злиться, - засмеялся парень.
       - Ты плохо на меня влияешь.
       - А, по-моему, наоборот.
       - То есть, я на тебя плохо влияю?! – возмутилась девушка.
       - Я не это имел в виду, не придирайся. Ты же поняла, что я хотел сказать.
       - Вообще-то, да.
       - Ну и чего же тогда ты…
       - Просто категорически не согласна с тем, что ты можешь на меня хорошо влиять. Да у меня из-за тебя нервные окончания все разом шевелятся!
       - Какая гордая, можно просто это признать!
       - Шел бы ты.
       - Вот и уйду. Но не раньше, чем услышу от тебя обещанный рассказ.
       - Чего-чего?
       - Рассказ. Тобою мне обещанный, - повторил, причмокнув губами, Нэйтон. – Еще вчера.
       Ренис вылупила на него недоверчиво глаза.
        - Не притворяйся, меня не проведешь. Все ты прекрасно помнишь,– стал строже его голос. – Про случай, когда «друг вовсе и не друг».
        - Ах, ты об этом, - стала серьезнее девушка. – Это слишком долго и нудно.
        - Я очень терпеливый слушатель.
       «Было бы лучше, будь ты угрюмым молчуном», - подумала Ренис и сказала:
        - Давай тогда присядем где-нибудь.
        - Что, настолько долго? – улыбнулся Нэйтон.
        - Дня на три, не меньше, - серьезность не сходила с ее лица.
       Они пробрались через аллеи городского парка к небольшой площадке со скамейками. Вокруг было тихо. Одни лишь голуби, покачивая головками при ходьбе, путались под ногами, да люди пожилого возраста бродили неподалеку, предпочитая чистый воздух в парке интернету и телевизору. Ренис с Нэйтоном уселись на свободную и самую ближнюю скамью. Видя, что она тянет время и не торопится начинать, он решил ей помочь наводящими:
        - Речь пойдет о тебе?
        - Нет, не совсем, чтобы, но я была непосредственным свидетелем. Да, можно бы и так сказать. – Она опять замолкла, собираясь с мыслями, а Нэйтон терпеливо ждал. Намолчавшись, девушка заговорила. – Не знаю, увлекаешься ли ты и знаком ли с тем, что носит название «манга»…
         - А что это? – перебил сразу Нэйтон.
         - Японские комиксы. Никогда не слышал?
         Парень помотал головой.
         - Так вот, в одной («Особенной», - подумала про себя Ренис) школе была совершенно безобидная девчонка-староста, которая взахлеб читала каждую свежую работу нового автора в выпуске специального журнала комиксов, и которая бережно коллекционировала эти журналы как нечто очень ценное.
         - И это была ты? – влез снова со своим вопросом Нэйтон Ривер.
         - Нет, слушай дальше. Это, хоть и мелочь, но положило начало всей истории.
        Он заинтересованно пододвинулся ближе. Она сделала вид, что не заметила.
         - И вот однажды она наткнулась на занятную, на ее взгляд, игру, описанную в одном из комиксов, и на свою беду предложила всем классом попробовать сыграть в нечто подобное. Кое-какие нюансы из этой истории она упустила, заинтересовала ее лишь сама игра. Предлагала она не со злым умыслом, откуда она могла знать, во что это выльется и против кого обернется (кажется, это Ogawa Chise «Castle heaven», могу ошибиться в буквах, дело было ух как давно). Ну, что с нее взять, ей просто, как и всем, хотелось веселья и чего-то новенького в серой и будничной школьной жизни. И я подозреваю, что она этим хотела подсадить всех на то, что ее саму так интересовало и затягивало – на комиксы. Может, рассчитывала делиться мнением и советами, обмениваться опытом и рассказывать, показывать свою коллекцию, привлекая все большее внимание к предпочтениям. Не осуждаю и не виню, ведь все мы желаем иметь единомышленников, хотим быть связанными одними интересами. Вот и она к тому стремилась, пытаясь заинтересовать и втянуть через эту игру. Игра, предложенная ею, поначалу была без серьезных насмешек и издевательств, но вскоре она захватила половину школы, смешала и втоптала в грязь многих. По крайней мере так считала другая девушка, чей взгляд на окружающее общество и некоторые понятия человеческого общения, и без того носящий отрицательный характер, с еще большей силой укоренился в ней.
        - А разве эта история не с одним конкретным человеком? Ты будешь мне рассказывать о двух девушках и игре, которая изменила их? – начал рассуждать вслух, силясь не запутаться, Нэйтон Ривер. – О ком именно из этих двух ты мне повествуешь? И кто из них друг, как паразитирующий организм? – не преминул напомнить ее слова ей же парень.
       - Вообще-то речь пойдет о парне, ну, косвенно, конечно.
       - О парне?
       - Точнее даже о нескольких. Действующих лиц будет немало, - задумчиво протянула Ренис Нолл. – Но ключевую роль сыграют двое. И один из них в большей степени, а который именно, я и по сей день не могу себе объяснить.
       - Подожди, я уже запутался.
       - Не страшно, - улыбнулась девушка. – Главная героиня тоже запуталась.
       - Значит в ролях, все-таки, девушка?
       Ренис ему кивнула.
       «И эта девушка ты?», - спрашивал мысленно Нэйтон, изучающе глядя на нее. – «Думаю, твоя история приоткроет мне некоторые завесы тайны твоих причуд и странностей».
        - Слушай, Нэйтон, тебе действительно это интересно? – спросила вдруг Ренис. – Если ты делаешь это только для того, чтобы самому отвлечься и скоротать время или же предложил рассказать из вежливости и теперь не можешь мне сказать, что тебе это не очень-то и нужно, то скажи это прямо сейчас. Я все пойму.
        - Странная ты, - озвучил одну из своих мыслей Нэйтон, улыбаясь. – Если бы я этого не хотел, сидел бы я здесь? И точно также, если бы я не хотел знать, спрашивал бы я? Это все ты пытаешься избавиться от меня, не желая рассказывать.
         Ренис улыбнулась одним уголком губ, с той стороны, которая ему была не видна.
         - Мне очень хочется услышать твою историю. Я даже заинтригован. Сделаю себе пару важных выводов, мне не помешает. Я же, как-никак, будущий психолог.
         - И тебе нравится?
         - Что именно?
         - Быть психологом.
         - Знаешь, Ренис, - пошел на откровения Нэйтон Ривер, с которыми ни с кем до этого дня не делился. – У меня нет и никогда не было стремления, сидя в кабинете на дорогом стуле, выслушивать состоятельных людей, лежащих в расслабленном состоянии на черной кожаной кушетке, как это показано в фильмах, и на том зарабатывать себе на безбедную жизнь. Это не то, чего я хочу. И уж однозначно не мое.
       - Что же тогда тебя так привлекает в данной профессии и…
       Парень не дал ей закончить вопроса:
        - Мне жутко интересно поработать с самыми опасными преступниками в тюрьмах, или с умалишенными. Понаблюдать за ними, выслушать и, может даже, чем-то помочь.
        Ренис Нолл удивленно посмотрела на него и увидела, как загорелись таким нездоровым блеском, его спокойные голубые глаза.
        - В каком-то плане я, может и поняла твою цель, но не сказала бы, что понимаю, зачем тебе надо выслушивать отвергнутых обществом людей.
        - Бывает так, что отвергли ошибочно, Ренис.
        - Это работа уже других специалистов.
        - Возможно. Но помочь этим людям могут только такие люди, как я.
        - Я отказываюсь понимать, зачем ты хочешь помогать убийцам и сумасшедшим, и зачем им вообще твоя помощь? – «И это говорю, я, что в двух шагах от дурки? Мне ведь тоже не лишним  будет такой альтруист-помощник!», - подумала Ренис и о своих проблемах и пытливо заглянула в глаза парню.
        - Я не только помочь хочу, но и познать те тонкости человеческой души и психики, что заставляют некоторых совершать поступки, за которые их в итоге изолируют от общества. Мне безумно интересны такие люди.
        - Изучать – вот, что ты на самом деле хочешь, а не помогать.
        - Не будем лезть мне в душу, - несильно отрицая, загадочно потянул губы Нэйтон. – Тем более что сейчас она жаждет продолжения твоего рассказа.
        Ренис покривила губами и без сопротивлений начала:
         - Что бы было понятнее, думаю, следует конкретнее расписать эту, позаимствованную из японского комикса, игру. Как я помню, в основе –  колода карт, которая рассовывается исходя из масти и ранга по всевозможным местам. Прячут, короче говоря, а затем, ищут. В зависимости от того, какой масти и ранга нашел карту ученик, он получает соответствующий ранг и привилегии. Эти правила показались классу немного скучноватыми и все пришли выводу, что необходимо изменить оригинальный вариант игры. Из колоды решили изымать все высшие масти – это тузы, короли, дамы и одна карта-джокер (из королей оставляли только одну карту, три другие хозяевам не доставались).  Перепрятывали только их, и те, кто их прятал – к поискам не подпускался. На поиски этих карт бросались отчаянные, предпочитавшие сами себе их найти и обеспечить высший ранг.
         Остальным предоставлялась возможность вытянуть карту из оставшейся колоды, которую после занятий располагали на учительском столе – это первое время, в дальнейшем все стали проворачивать в течение пятиминутных переменок. Исхитрились до невозможности! Вот, что с подростками делает скука и отсутствие интереса к учебе. Большинство же склонялось к варианту – взять из колоды,  так как поиски не всегда заканчивались удачно: либо не найдется карта и все равно придется брать из колоды, либо ты найдешь, но у тебя ее отберут, обменяв на другую. Это, если ты слаб. А слабых учеников, как ты знаешь, всегда большинство.
          Для самой первой, пробной игры колоду просто перетасовали и раздали, но тоже не сказать, что честно. И было объявлено, что смена рангов, то есть, следующая перетасовка будет проводиться в первый день нового месяца. Так первый раз и были определены король и прочие его приближенные. И, разумеется, ими оказались, так сказать, сливки классного общества. Как это обычно и бывает. Также, нашелся и обладатель джокера. И все бы ничего, да только скучные правила все менялись и менялись, а несменяющийся король, с выгодой подстраивал эти правила под себя. Замечу, что решающую роль играла карта короля, а не туза.
          - Довольно увлекательно, - призадумался и вслух проговорил Нэйтон, представляя, что было бы, созрей до подобных идей фантазер Гордон.
          - Ты слушай дальше, - хмыкнула Ренис. – В первый день, а именно в день смены карты творилась порою вакханалия: драки, потасовки за обладание более и менее выгодной картой, и это все ровно один день и до тех пор, пока все карты не найдут своих окончательных хозяев. Вместе с одиночной картой короля и джокера была оставлена в одном экземпляре и шестерка, чтобы также доставалась только одному, так, видите ли, было интереснее. А уже на второй день начиналась непосредственно игра, в которой все следовали своим ролям и установленным правилам. Каждый выполнял функции своего ранга, послушно исполняя любые прихоти и требования тех, чей ранг выше. В общем: одни подчиняются, другие, соответственно, подчиняют.
          - Послушай, Ренис, а как нечто подобное вообще можно было играть в школе? Это же не слыхано! Учителя, что, слепы настолько, что этого не замечали?! – изумленно перебил животрепещущим вопросом Нэйтон.
          - К слову, это была не совсем обычная школа. Ну, обычная-то она обычная, но не для всех учеников.
          - Это как?
          - Обособленный правый корпус, и если быть точнее, весь его первый этаж отличался своими учениками, от которых и отгородили основной контингент школьников. Сделано было все, чтобы они не пересекались: входы-выходы были отделены в правом корпусе и ученики не могли пользоваться общим, хотя и бывали случаи. За этим был строгий надзор.
           - А почему их так изолировали? – морщил лоб Нэйтон, подбирая в уме подходящие предположения на этот счет.
           - Как бы тебе это объяснить, - Ренис секунды на две нахмурилась и закусила левый уголок губ, сильно искривив тем самым рот и почти перекосив все лицо. – Это были пять-шесть классов, мягко говоря, со сложными, очень сложными учениками.
            - Сложность касательно их поведения?
            - И нежелания учиться и вообще, хоть что-либо делать. Трудные подростки – так классифицировали их. И среди них были и те, кому плохо давались знания, несмотря на то, что они стремились их получить. Были такие, кому мешали трудности в семье, то есть социально-неблагополучные подростки. Те, чьи родители не устроились и не нашли себя в этой жизни, что отражалось на их детях. А также подростки, чьи  богатенькие родители были гарантом в устройстве их будущей жизни, отчего они приходили в школу ради того, чтобы убить время, или избежать нахождения в обществе этих самых родителей. То есть, сбегали от них в школу, лишь бы не слышать их нытья о неблагодарном сыне и дочери, которые не желают получать знание и повышать образование. Кому что, кому как.
           «И кем же из перечисленных подростков была ты?», - Нэйтон спрашивал мысленно, не отрываясь, глядя на девушку, анализируя про себя и рассматривая тщательно ее внешний вид. На дочь состоятельных людей она мало походила. А Ренис продолжала:
           - У каждого были свои трудности и недопонимания в семье, что каким-то образом сказывалось на их поведении и успеваемости в целом. И если уж и говорить как можно короче, то этот правый корпус по умолчанию был своеобразной «колонией для плохишей». Соответственно, и учителя у них были немного другие, такие, что имели немалый опыт в общении с трудными подростками. С очень-очень-очень трудными. Но, учителям этим, по большей части, было наплевать на этих подростков, они не хотели лишний раз с ними связываться и попросту закрывали на все пакости глаза. Принцип: «Я ничего не слышу, я ничего не вижу, а если и вижу, то – показалось» среди них был актуален. Неправильно, конечно, но что еще остается учителям, если их замечания как горох о стену, а вызов родителей – как следующая партия гороха, летящая в ту же стену? Исключением пугать смысла не имело – весь правый корпус учащихся был на коммерческой основе (на которой и держалась вся школа). И все прилежно платили за обучение, исключать их было не выгодно. Отсюда и следует, что проще сильнее закрыть и без того закрытые глаза.
        - Ренис, - прервал Нэйтон рассказчицу снова. – У меня возник вопрос.
        - Слушаю.
        - Ты говорила, что была непосредственным свидетелем, то есть училась с ними?
        - Верно.
        - А по какой причине ты оказалась в этом корпусе?
        - Была ярой прогульщицей по причине своей неуспеваемости. Вот и перевели, куда следовало, - усмехнулась, солгав, Ренис и предалась своим воспоминаниям.
         А теперь немного свернем от ее нудного повествования, и вставлю слово я (как будто до сих пор не я). Так почему же Ренис Нолл оказалась в такой школе, точнее, в «колонии для плохишей»? Почему мать поместила ее туда?
         - Может, все было настолько плохо в учебе? – спросишь ты.
         - Нет, - скажу я и прибавлю к этому. – Мать сделала это не намеренно. Да она и не подозревала, что ее дочь посчитали трудным подростком и ею пополнили ряды оных. А Рахима (временно вернемся к этому имени) так и не сказала матери об этом, прекрасно зная, что та не в курсе. Не сказала, потому что практически с ней не общалась. И добровольно с матерью связываться Рахима не собиралась (был у них и такой тяжелый период в жизни). Мать же, выбирая школу для дочери, не особо вдавалась в детали, а в класс ее распределяли другие лица учебной части. Чем они руководствовались, Рахима толком и не поняла, но предположила, что всему виной слишком длинный список школ (а Мэвил, фабрикуя документы, честно указывал все учебные заведения девушки), которые она сменила за короткий промежуток времени. И кого волнует, что во всех них она была прилежной ученицей, а причина смен – вынужденные и частые переезды!?
       Так Рахима и попала к «плохишам». Это были не самые лучшие и достойные быть хорошим примером мальчишки и девчонки, среди которых она была самой старшей. Но как всегда, по документам все еще являлась их ровесницей. Жила она одна на квартире, снятой для нее матерью, которая не смогла бросить свою высокооплачиваемую работу (без денег и ни туды, и ни сюды, а жить-то им обеим надо!) и осталась в соседнем городе. Она, конечно же, стабильно – примерно два раза в месяц наведывалась к дочери и привозила денег, продуктов, еды собственного приготовления, чем и забивала холодильник дочери, которую никогда не заставала дома. Рахима, приблизительно зная время редких посещений матери, старалась отсутствовать в квартире, для чего задерживалась на дополнительных занятиях в школе, оттягивая время к моменту ухода матери. Они, порою, и не встречались, но даже в таких случаях мать обязательно звонила, хоть и знала, что разговор у них не будет клеиться, как у них это и бывало. Отношения между ними на тот период оставались натянуто-холодными, несмотря на все попытки матери сблизиться с дочерью, на что она не жалела ни денег, ни сил. Почти изо всех сил, да? Ну, видать, не изо всех. Раз общение между ними так и осталось нулевым – Рахима неизменно представала перед матерью бесчувственным гранитным и безмолвным изваянием.
        Что касается конкретно житья, предоставленной самой себе девушки: она, для того чтобы занять себя и свою неугомонную на угнетающие мысли голову, нашла работу – мыть посуду по ночам в круглосуточной забегаловке, находившейся неподалеку от снимаемой ею квартиры.
         Почему не официанткой? Барменом? Кассиром? Все примитивно: дневной график этих профессий ей не подходил, школу бросить девушка не могла. Да и ей было проще прийти в ночь и сделать свою работу, ее это больше устраивало. И женщины-сменщицы были по нраву, нежели надменные официантки, которых хотелось видеть реже, чем затмение солнца. А главный козырь, это, что меньше будет лезть всякая полупьяная городская живность, благо на кухне и безвылазно у раковины!
         Мать знала о работе. Не одобряла, но не возражала. Возражать было себе дороже. И бесполезно. Лишь бы школу не оставила, а там хоть курсы палачей пусть посещает. Она не подозревала, что работа часто выматывала Рахиму, и она нет-нет, да и прогуливала школу, стараясь это делать не больше одного раза в неделю. При этом она честно подходила к учителям, чьи уроки она пропустила, объясняла ситуацию (умалчивая о работе и выдумывая каждый раз новые болезни) и причину своего отсутствия и просила дать задание на дополнительные занятия. То есть, девушка после окончания уроков, когда все счастливые и опьяненные долгожданной свободой ученики разбегались по домам, добровольно оставалась и занималась, что ей безумно нравилось. И еще бы! Одна, тишина, гармония и доходчиво объясняющий только ей учитель. Почти индивидуальное обучение. Почти.
         Это нравилось и учителям, во-первых: значит, подросток под их влиянием меняется в лучшую сторону. Но у Рахимы не было худшей стороны (пока не было!). Во-вторых: им хорошо доплачивали за такие занятия индивидуальные занятия и внеурочные задержки.
         Вскоре у Рахимы появились последователи. Те, кому обычно не давали учиться остальные, или те, что теряли концентрацию внимания в полном классе. Они оставались вместе с Рахимой и усердно посвящали себя знаниям. Примерно в таком порядке прошло несколько недель. Школа – дом – работа – дом – школа. А потом она все-таки ввязалась в эту игру и началось…
          Все это моментально пронеслось одним целым и красочным воспоминанием в ее голове. Ренис так и сидела, не моргая, уткнувшись в землю и разглядывая камешки под ногами. Она улыбалась, едва заметно.
    - Эй-эй! – Нэйтон легонько потряс за плечо, вырывая из транса.
    - А?
    - Ты уже минуты три молчишь и пялишься себе под ноги.
    - Прости, задумалась. На чем я остановилась?
    - Контингент сложных подростков описывала, - направил в нужное русло не без улыбки Нэйтон.
    - Хм. – Ренис Нолл отняла глаза от созерцания ног и посмотрела на него. – Не сложно догадаться, что в классе, в котором собраны не самые примерные подростки, игра намертво пустила свои корни. Это же был откровенный, всеми одобренный, способ издеваться над одними и пользоваться другими, используя дурацкие правила. Чтобы ты имел хоть какое-то представление, Нэйтон, приведу элементарный пример: если в кабинет входит обладатель «Девятки», а рядом шла, допустим, хозяйка «Дамы» и он не пропустил ее первой, то его ожидало наказание. Наказывали либо на месте, либо дожидались окончания занятий и собирались на заднем дворе школы, где судили и выносили вердикт. После чего избивали нарушителя, или исполняли прихоть оскорбленной высшей масти. А она могла потребовать сорок ударов битой, ну, к слову, а могла и денег потребовать. Чаще всего все сводилось к расплате побоями, от которых вежливо предоставляли шанс откупиться. Деньгами, ясное дело. А у кого-то и денег не брали, только бы вдоволь кулаки о бедолагу размять. Повторялась та же история, если «Девятке» не уступала дорогу «Шестерка». Или, если «девятке» грубо ответит «шестерка» и так далее. Было бы только за что зацепиться. «Шестерка», кстати, ранг, которому не позавидуешь.
       - На побегушках у всех и каждого, да? – Нэйтон со знающим видом, закинул ногу на ногу и деловито расположил ладони на коленке.
       - Да. Но если хозяин «шестерки» выполняет приказы без лишних возмущений, то его никто и пальцем не тронет. Чего не скажешь о «джокере».
       - Джокере?
       - Козел отпущения и не иначе. Обладателя этой карты могли ударить ни за что. Просто так. Могли стукнуть, проходя мимо, бросить в него мусор, или его самого в мусорку, подхватив толпой, так, забавы ради. Весело было всем, кроме него. С этим учеником могли делать все, что угодно. Все, на что богата воспаленная подростковая, откровенно изощренная, фантазия.
        - Это же смешно! Как можно в такое играть?! Это не игра, сплошное издевательство!
        - Нет, это вовсе не смешно. Это отвратительно.
        - Не может быть, чтобы учителя закрывали на подобное глаза!
        - Да брось ты, - усмехнулась Ренис. – Большинству было плевать. Что мешало ученикам делать это после занятий, или в перерывах, когда за них ответственность никто не несет? Жаловаться никто из учеников в открытую и даже анонимно не смел. Ведь, это ты сегодня-завтра и пару недель джокер. А в следующем месяце, если все вынести и дотерпеть, – валет, дама, туз, король и уже, хохоча, глумишься над другим джокером.
         - Не верится в это…
         - Но ты прав, были случаи, когда неравнодушные учителя вмешивались, ругали, разнимали, отчитывали и пытались образумить. Но тщетно. Учащихся, практически всех, все устраивало. До определенного момента, - Ренис осеклась, задергалась, нащупывая карман, в котором вибрировал телефон. Достав его, глянула на экран.
       «Мама?! Что-то случилось?!».
      - Я на минутку, - бросила она в сторону Нэйтона и, даже не посмотрев на него, встала и отошла на неслышимое для сидящего на скамейке парня расстояние. Мысли пугали, думала она о самых страшных вещах.  Девушка едва уняла тревогу. – Да, мам?
      - Ренис, я не буду отвлекать. Всего на пару слов, - послышался дрожащий голос матери в трубке.
      - Что такое?! – повысился тон Ренис.
      - Все в порядке, успокойся. Звоню сообщить, что меня сегодня вызвали на работу. Представляешь, меня приняли! Правда, только на стажировку, - голос дрожал от счастья, переполнявшего ее.
      - Мам, я так рада за тебя.
      - Звонила узнать, есть ли у тебя ключи, меня до восьми не будет.
      - Есть. Не переживай.
      - Будь осторожна. А я побежала, – в трубке послышались чьи-то приглушенные голоса и звонок оборвался.
      Девушка в раздумьях вернулась и села на скамейку.
      - До определенного момента, и? – улыбнулся Нэйтон, подталкивая ее к продолжению.
      - Дошло до того, - тут Ренис заметно погрустнела, - что стали ужесточаться и наказания над джокерами.
      - Джокерами? Но ты говорила в колоде джокер один.
      - Да. Но дело в том, что вслед за этим классом идеей заразились и другие. Весь корпус плохишей увяз в этой дурной игре. Придумывали всевозможные церемонии на заднем дворе школы, где проводили коллективные побои недовольных персон и смельчаков, дерзнувших возразить. Не стихали бесконечные драки и многое другое, о чем можно говорить очень долго. Поэтому я перейду к тому, что связано с девушкой.
       - Той, что по умолчанию главная героиня?
       - Назовем ее Шинон (ударение на «о»).
       - А почему Шинон? – парень был убежден, что главная героиня – Ренис, и никак не ждал постороннего имени.
       - Не знаю. Это первое, что пришло на ум, - соврала Ренис равнодушно, подумав. – «Я же не могу сказать, что тогда эту девушку звали так».
       - Ладно, продолжай.
       - Так вот, среди классов обособленного корпуса был один наиболее проблемный и укомплектованный сплошь трудными подростками. Именно в нем и затеяли изначально игру, именно в него попала Шинон.
        - Именно в нем училась прогульщица-Ренис, - улыбаясь, добавил Нэйтон Ривер, хорошо помня о ее роли непосредственного свидетеля.
        - Верно, - не собиралась отвергать девушка. – Роль Шинон – быть новенькой. Новеньких не очень-то жаловали в классе. Хуже отношение только к джокеру. Она к ним попала как раз на первую пробную игру, они как раз находились в процессе обсуждения этой идеи, поданной старостой, и развивали все в пробном варианте. Шинон к их обсуждениям отнеслась холодно: не придала значения, не уделила внимания и не приняла участия в бурных дискуссиях о выдуманных правилах. Воздержалась она также от общения с одноклассниками, которые захваченные странной и на ее взгляд глупой забавой, были ей теперь неприятны.
     «Как глупо. Я в это не буду играть!», - думала она, стараясь не вникать и не слышать ничего, что было связано с дурацкой затеей. Однако, на первом розыгрыше карт, на ее столе оказался валет, предоставлявший пусть и не привилегии короля, но все же много значивший.
       Шинон упрямо отказалась пользоваться этими преимуществами, избегая их собраний и прочих представлений, устраиваемых за школой. Она просто приходила и уходила с мыслью: «Главное, что меня не трогают. Остальное меня не касается». Видела она, как страдает, сидящая рядом, девчонка, которой попалась карта-джокер, ибо это полная корзина унижений. Которые, наблюдая и скрипя зубами, Шинон не удержалась и заступилась за нее. Притеснявшие ее соседку по парте были рангом ниже Шинон, потому ничего в ответ не могли ей сделать.
       Когда же игру переняли все классы их корпуса, королевские шайки стали собирались отдельно своей компанией. Как и эта элита, низшие масти кучковались  по рангам в коридорах. Со стороны вроде бы ничего подозрительного не происходило: ученики мирно общаются, и учителя были спокойны. И только Шинон, проходя мимо звавших в свои ряды, вальтов, настойчиво думала: «Как же это глупо!».
      - И, правда, глупо, - задумчиво отозвался Нэйтон.
      - И все бы ничего, - не слышала его Ренис Нолл, - но в какой-то момент Шинон снова заступилась за девушку-джокера. На сей раз то было непростительным поступком в ее положении по отношению к задиравшему ее соседку королю.
       - Ого! – проникся моментом Нэйтон Ривер, представляя себе это, как бы фантастически все это не звучало.
       - Этому парню подозрительно легко попалась карта короля на раздаче. Что хорошо запомнила Шинон, которую теперь должны были настигнуть гонения и наказания от жестокого короля и его свиты, дай только он команду. Чего он почему-то не сделал, чем он и заставил думать о нем Шинон все чаще и чаще. Не лишним будет упомянуть, что этот парень был тем единственным, к кому она с интересом присматривалась, было в нем нечто такое. Он был ей интересен тем, что напоминал одного близкого ей человека. Вел он себя, к сожалению, крайне несносно, заносчиво. Этот его горделиво-надменный взгляд пугал всех, и ее тоже отпугивал.
         - А тебя? – влез Нэйтон со своими вопросами-уловками, пытаясь вытянуть из нее то, что доказало бы, что Шинон и есть Ренис.
         - Мое первое впечатление о нем не самое лучшее и носит негативный характер. Не думаю, что поведать об этом стоит.
         - Конечно, стоит! Люблю пикантные  подробности.
         - Пикантный здесь только твой извращенный взгляд.
         - Разве? – засмеялся Нэйтон. – А мне девчонки говорили, что он дурманящий, - сказал он и, округлив глаза, уставился на нее, будто желая загипнотизировать.
         Ренис скосив глаза к переносице, скорчила презрительную рожу и качнула головой.
         - Ну-ну, продолжай, не буду больше отвлекать. – «Очень интересно как развивались дальнейшие события. События твоей жизни, Ренис. Эта Шинон – точно ты! Я более чем уверен в этом», - рассуждал про себя Нэйтон.
         - Пробыв месяц «вальтом», Шинон на второй перетасовке карт получила «десятку». Она сама одной из первых встала и вытянула из колоды карт, не желая задерживаться в поисках лучшей, рыская по школе с остальными рисковыми ребятами. Другого выхода не было: на перемене закрыли дверь, и те кто, не подходил к колоде, должны были искать и предъявлять найденную. Что было по ее мнению идиотизмом, все равно все лучшие карты, а это туз, король и дамы, определенно на уже руках. Никто не прячет их по школе. Все обман. Банально пыль в глаза!
         На второй раздаче колода лежала прямо на учительском столе, у стола стояли уже бывшие: король и его верные тузы. «Но они же и будущие», - прокусила их обман Шинон. – «Кому, как не им проворачивать все в свою выгоду?!». Всю церемонию очень быстро провернули до прихода учителя. Желающий ученик брал карту из колоды, демонстрировал ее стоящим наблюдателям из класса у стола и возвращался на свое место. Точно также действовала и Шинон, заглянула только дополнительно в глаза надменного короля, простившего ей ее заступничество. Показав ему и всем карту, прошла к своему столу. Те, кто все же решался на поиски, делали это во время уроков, невзирая на замечания, ничего не понимающих, учителей. Одни не находили и возвращались к колоде, другие же уж слишком удачно отыскивали нужные карты.
         Шинон и в этот раз не особо использовала свои привилегии, а ведь «Десятка» была не таким уж и низким рангом. Она находила весьма подозрительным, что бывший король вновь нашел карту короля, да и его свита снова при тех же картах.
        «Определенно играют нечестно!», - считала она, глядя на бывшую девушку-джокера, которой досталась «шестерка». –  «Теперь в услужении у всех, но это лучше, чем было», - новенькая мыслила об одном и том же, что и шестерка. Шестерку, кстати, звали Даяна, они даже поближе  познакомились и немножечко подружились. В отличие от остальных: за столь пренебрежительное отношение к рангу и игре в целом, многие не взлюбили новенькую, хотя никто и не желал от нее проявления инициативы. Она с самого своего появления раздражала многих.
       «Чего стоят одни их взгляды!», - не раз отмечала про себя Шинон. Ну и еще бы! Это потому что она не соблюдала установленных правил, наплевав на их обязательные собрания, демонстративно (а это они так видели!) уходила домой. Она делала это отнюдь не для привлечения их внимания, как все они думали, и не для самовыражения. Нет. Все было гораздо проще – Шинон их игра была не интересна, и она спешила домой, чтобы успеть выспаться перед работой, на которой подрабатывала для пополнения своих карманных денег. Новенькая предпочитала школьным вольным развлечениям и общению хорошенько отоспаться. Но кого это волнует? У толпы всегда свое мнение, навязанное, разумеется, одним человеком.
        - Выходит, что она была необщительной одиночкой? – «Прямо как ты!», - подумал, спросив, Нэйтон.
        - Сказать, что у Шинон не было общения, и слова не сказать: минимум затраченных секунд на разговоры – короткий вопрос, требующий четкого полного ответа и, соответственно, исчерпывающий ответ. То, к чему она давно себя приучила. Изредка могла позволить втянуть себя в беседы тем нескольким изгоям, что вместе с ней оставались заниматься дополнительно после уроков.
       - Ты так хорошо ее знаешь. Дружила с ней? – сощурился Нэйтон, снова применяя свои хитрости и наблюдая за реакциями ее тела.
       - Ну, почти, - покривила лицом Ренис, уходя от ответа. – Первое время королевское большинство показушно не замечало ее, считая это своего рода мягким наказанием. Они не подозревали, что бойкоту и игнорированию она была только рада. Все было терпимо и не смертельно, но вдруг, учитель, курировавший их класс, устав от непрекращающихся драк между своими учениками и вечных недомолвок по этому поводу с руководством, взял и ушел. Уволился, будто сказав: «Гори оно все синим пламенем, но только не у меня на глазах!». Даже не пришел провести прощальный урок, не удосужился сообщить им о своем уходе, и Шинон сильно расстроилась. Как учитель он ей очень нравился.
          «Жаль, что его нервы не стальные», - печально думала она.
         Замена ему нашлась незамедлительно. Новый учитель принялся дотошно следить за порядком, силясь понять и разобраться в том, что происходит с этими парнями и девчонками. Была попытка даже разговорить каждого на анонимное признание. Увы, его планы провалились. Так и прошел второй месяц. Очередной розыгрыш колоды, и Шинон – «семерка», а король все тот же король, и его свита ничуть не пострадала в рангах.
         Еще один месяц – Шинон с картой «девятка». Король все с той же картой на руках.
         Прошел еще месяц, и с новой раздачи у Шинон на руках оказалась «шестерка». Ну, а короля предал его близкий и верный друг, который находился в подчинении в королевской свите. Обманув короля, друг оставил карту высшего ранга себе, а джокера подсунул ему. Точнее, он все подстроил так, чтобы все карты были на руках. Кроме джокера. Так и нашли друг друга свободная карта и бывший король, не имеющий карты. Вот примерно с этого момента и начинается полное безумие, в котором принимает участие Шинон.
          - Ладно тебе, что там такого может произойти? – подавил смешок Нэйтон.
          - Даже если скажу: «Представь себе!», то, что ты себе представишь – всего лишь милый  сценарий к диснеевскому мультфильму, в сравнении с тем, что…
          - Все настолько плохо? – перебил, не веря, парень. Ренис кивнула и посмотрела на его часы. И он это заметил. – Ну, а дальше?
           - А дальше завтра. Мне надо домой,  – девушка встала и закинула ремешок своей старой потрепанной сумки на плечо, поймав изучающий взгляд Нэйтона, глаза которого обежали сумку вдоль и поперек.
          «Не смотри так, - попросила она мысленно. – Мне становится стыдно. За сумку. За единственного моего верного, хоть и неодушевленного, друга», - Ренис торопливо перевесила сумку на другое плечо, пряча ее от глазастого Нэйтона.
         - Не будь так жестока, - взмолился он, вставая.
         - И не пытайся. Я непоколебима, – ответила Ренис. – «Видела я, как брезгливо ты посмотрел на мою сумку», - мстительно мыслила она.
         - Я провожу тебя, и ты еще немного расскажешь.
         - Нет.
         - Но я все равно провожу. Нам идти в одну сторону, знаешь же. Так что, от моего общества тебе не избавиться.
         - Пожалуй, я смирюсь с твоим присутствием.
         - О! Мне расценивать это как заявку в друзья?
         - Нет. Как уведомление, что она отклонена.
     Оба с хитрым прищуром обменялись взглядами, после чего Нэйтон почему-то тихо-тихо посмеялся.
         - Как звали короля, Ренис? – спросил он через какое-то время.
         - К чему это ты вдруг?
         - Имя Шинон, как я понял, ты выдумала, но при этом, практически не назвала других имен, даже таких важных личностей, как…
     - Пусть будет Джонатан, - не дала договорить ему Ренис. – Не переживай, имена еще будут, но они не соответствуют тем, что были в оригинале.
      - То есть, это все-таки, не выдуманная история? – притворился парень, что размышляет вслух, сомневаясь. Выглядело очень натурально, будто и в самом деле он от себя не ожидал, что озвучит этот вопрос.
       - Раз ты сомневаешься, то пусть будет выдуманная.
       «Ага, как же! Эта история из твоей жизни, в чем я все больше и больше убеждаюсь», - Нэйтон вопреки своим мыслям, наигранно просил:
        - Ну, скажи.
        - Не, так не пойдет. Сам потом решишь, выдумка то или быль.
        - Хорошо, тогда так: Шинон почти ни с кем не общалась, кроме некой Даяны. Под этим именем ты прятала себя? Чтобы знать такие подробности о ней, нужно быть близкой подругой, как минимум, – Нэйтон обратил к ней свое задумчивое лицо.
         - Ты уже спрашивал меня об этом, – вспомнила Ренис. – Я не была ни чьей близкой подругой. Только свидетелем того, что друзей не бывает: ни лучших, ни верных. Я же была непосредственным очевидцем происходящего в той школе и на этом заканчивается вся моя роль. Но устроит ли тебя такой ответ?
         - Нет, - сказал Нэйтон и, немного подумав, добавил. – Но если так, то, выходит, ты на самом деле училась в одном классе с этой Шинон и, если все так, то… - парень, уж слишком переигрывая, округлил глаза, уставился на нее. Ах, притворщик, он все равно остался при своем мнении, что Шинон – Ренис!
          - То? – уголок рта Ренис скептично пополз вниз, а потом вверх. Она, не размыкая губ, криво улыбалась.
          - Нет, нет, нет! Этого не может быть! – актерская игра Нэйтона была ужасна. Он знал об этом, но продолжал свой фарс.
         - Чего не может быть? – Ренис обнажила, наконец, свои зубы в полуулыбке, что растягивалась все шире и шире.
         - Я не хочу верить в то, что ты могла учиться с ними!
         - Да почему же, объясни?
         - Это же значит, что и ты играла вместе с ними в это безумие!
         - Значит, – подтвердила девушка, стыдливо опуская глаза к своим ногам.
        «Не верю! Похоже, твоя история – выдумка», - подумал, все-таки, парень, прежде чем сказал:
        - Ни за что не поверю, что ты в это играла!
        - Прими и смирись уже. Кстати, вон твой поворот. Прощайся и сворачивай, не задерживай меня.
        - Грубиянка. В наказание завтра найду тебя пораньше, чтобы больше успела рассказать.
        - Вали уже, - улыбнулась Ренис и направилась к дому, оставляя, говорящего что-то вслед парня, на повороте.
      Нэйтон долго стоял на месте, провожая ее взглядом, пока она не скрылась за воротами дома и не оказалась вне зоны досягаемости его зорких глаз, после чего он свернул у поворота и пошел домой. Ренис же, шагая к дому, вспомнила о наболевшем: «Черт, надо было поговорить с ним о сегодняшнем происшествии, а не эту муть ворошить! Может, он мне какой-нибудь дельный совет дал бы, или разъяснил причины моего неадекватного поведения», - она открыла калитку в воротах и прошла во двор. Остановилась.
       «Стоп. Почему это неадекватного?! Вполне себе оно адекватное. Она сама виновата! Получила, что заслужила. И, надо будет, еще получит! Будет знать, как лезть на рожон…», - девушка, не заметив, как злобно скрипнула зубами, пошла к двери. У порога схватилась за ручку, толкнула дверь. – «Закрыто? Ах, да, она же звонила…».
         Ренис достала ключ, открыла, ввалилась внутрь, быстренько захлопнула и облокотилась на дверь. Постояв немного, скинула свою многопрофильную сумку (превращающуюся одним легким тройным движением руки и в рюкзак, и в сумку) у двери, согнулась, воссоздав в точности до мелочей позу бегуна, готового вот-вот рвануть за стартовую линию и, будто услышав выстрел, сорвалась с места. Пробежала поперек зала к лестнице, а по ней уже в свою комнату, где и прыгнула, раскинув руки, на свою кровать.
         - Есть на свете люди, которые чувствуют себя до истеричного припадка отвратительно в замкнутых помещениях. Я же чувствую себя спокойно только в четырех стенах с плотно запертыми дверьми и наглухо зашторенными окнами, - сказала громко вслух она и перевернулась на спину. – Склоняюсь к мысли, что ничем хорошим моя жизнь не закончится. Однажды, я закончу тем, что сойду с ума. Если, конечно, со мной заботливо не расправятся еще раньше.
           После сказанной последней фразы она нервно посмеялась, смех этот был больше для отвлечения самой себя от таких нехороших мыслей. Ренис подложила руки под голову и посмотрела в потолок.
          - Так, что же там дальше было? - прошептала она и, закрыв глаза, погрузилась в воспоминания.
           Перед глазами была девушка, обычная, ничем не примечательная, немного отличающаяся от нее самой лишь тем, что часто улыбалась своим мыслям, не пряча этой улыбки и не стыдясь кого-то, кто мог бы это видеть.
          - А еще тем, что была доверчива. Не так, чтобы слишком, но все же, - произнесла вслух Ренис, не сопротивляясь, хлынувшим волной, воспоминаниям, которые впрочем, она любила, несмотря на то, что они были не самыми приятными. Они были о той школе: о том, какая это школа и о том, почему она там оказалась. И про то, что ей впервые все это нравилось: учиться, общаться. Нравилась безумно школа и те, с кем она там столкнулась. Все нравилось и хотелось остаться.
         Ренис открыла глаза, уж слишком живо возникали картины из прошлого, мелькали люди, размытые и иногда четкие лица, слышались имена, голоса, обрывки фраз…
        «Король, тузы, джокер…я все еще помню их и думаю об этом. Зачем? Зачем мне нужно помнить этих людей? Почему я никак не забуду джокера?».
         - И все же, почему ты так со мной поступил? – прорвалась мысль в этой гробовой тишине комнаты.
         - Дура ты, Рахима, - хмыкнула себе под нос Ренис, отвечая себе же. – Это надо было спрашивать у него. И тогда, а не сейчас.
        Девушка повернулась набок и закрыла лицо руками, подобрала ноги поближе к себе.
         - Интересно, чем у них там все закончилось? И как они все теперь живут? Хотела бы я однажды встретиться, поговорить. Спросить то, чего тогда не спросила. Но в жизни такого не бывает, тем более в моей. Или бывает? По крайней мере, я не пересекалась с другими людьми, ранее мною позабытыми. А может, и пересекалась, я-то лиц не помню. Но его, почему-то запомнила. И короля, и многих других. Наверно, это потому что слишком долго с ними контактировала. Полгода – долог ли такой срок по времени? Не знаю… - Ренис уже давно перешла на шепот, и последние строки практически были произнесены беззвучно, будто просто шевелила губами.
         Продолжая перебирать кадры из прошлого, она сама и не заметила, как уснула. Но сон был недолог. Она то и дело дергалась и вздрагивала во сне и, в конечном итоге, открыв глаза, резко вскочила и села на кровати, непонимающе оглядывая все вокруг так, словно впервые в жизни в этой комнате оказалась. Осознав, где она, и кто она, Ренис опять прилегла, возвращаясь к тому, что ей привиделось во сне.
       - Кажется, я немного приврала Нэйтону. – Ренис снова начала ворошить события прошлого. – Разве, я сразу попала к ним? Я ведь сначала несколько недель проучилась с обычными учениками, а потом, изучив мое дело,  кто-то счел нужным меня перевести к особо сложным подросткам. Что незамедлительно и сделали. А я что? Ничего. Даже не возразила, мне же всегда и везде все равно. Молча пошла в правый корпус, куда и объяснили пойти.
         Ренис спустила ноги с кровати и посмотрела на них.
         - Да, точно! Тогда я и встретила его. Он уже был в ранге короля, чего я тогда не знала, и знать не могла. Помню, как вошла в кабинет, удивляясь, чего это все нерешительно толпятся у двери, но не заходят, подпирая стены и слоняясь рядом в коридоре. А когда зашла, застыла в дверях от открывшегося глазам. Так-то, в увиденном мною не было ничего удивительного для меня, но чтобы вот так вот в открытую, прямо в учебное время – столкнулась впервые, – девушка повернулась к окну, нахмурилась, уходя в свои мысли, будто со стороны наблюдая то, что происходило когда-то с ней.
        На парте сидела девушка с испорченной и облитой чернилами одеждой, заплаканная, затравленно смотрела на вошедшую незнакомку. Ее держал парень, стоя рядом, который теперь, недоумевая, уставился  на Рахиму, не сводившей изумленных глаз с лица этой девчонки.
        «По ее зашуганному лицу и не скажешь, что она могла чем-то возразить», - подумала Рахима и окинула взглядом стоящих здесь же еще нескольких парней и девчонок, презрительно рассматривающих ее саму.
         - Ты кто такая? – надменно прозвучало от того, кто держал испуганную девушку. Казалось, все вокруг встрепенулись от его вопроса, словно стайка срущих в неположенном месте голубей.
        Рахима, глубоко поглощенная размышлениями над объяснениями и возможными вариантами происходящего, не сразу сообразила, что на это ответить.
         - Вывести ее! – потребовал он.
         - Уведите, - вторили полные презрения голоса девушек, переглядывающихся с парнями.
        Но никто не спешил к незнакомке.
         - Да что тут происходит?! – непонимающе прошептала самой себе Рахима.
         - Пошла вон! – вышел вперед парень, стоящий ближе всех к тому, что удерживал девушку.
           Это и был лучший друг короля, который впоследствии и предал его. Королем же был тот, что держал девушку, которая с непонятной то ли надеждой, то ли мольбой в глазах смотрела на Рахиму, появившуюся так вовремя.
         Подобного отношения к себе от какой-то там зарвавшейся сопли Рахима никак не ожидала и, естественно, реакция от нее последовала соответствующая:
          - А ну заставь, - огрызнулась она, и все вокруг замотали головами от нее к двум парням.
         Тот, что стоял с девушкой, отпустил ее и вместе с тем, что гнал Рахиму, направился к ней. У настежь открытой (Рахимой) двери столпились все, кто до этих пор слонялся в коридоре. Они с любопытством рассматривали эту неизвестную девушку, не побоявшуюся вмешаться и еще перечить. Зрители терпеливо ожидали, чем все закончится. Все они прекрасно знали, почему нельзя входить, и что там, в кабинете, происходит. Но ни один из них не стал останавливать  Рахиму, никто не сказал ей: «Не входи!» или «Туда нельзя!» и «Подожди!». Не со злым умыслом, скорее всего. Они просто ее не знали: она была новым лицом здесь. Однако, были среди них и такие, которые злорадствуя, намеренно дали ей зайти, не предупредили, что запрещено. Подросткам хотелось чего-нибудь эдакого, чем как раз таки могла закончиться назревшая стычка с наглой незнакомкой.
         Освободившаяся девушка, воспользовалась заминкой и выбежала, задев плечом Рахиму. Не специально, конечно, просто Рахима стояла почти у прохода к двери, вот она случайно и столкнулась и потерлась плечом об нее. Пока Рахима смотрела вслед беглянке, король и его друг вплотную подошли к ней и стояли, не сводя с нее надменно-презрительных взглядов.
        «Я на дух не перевариваю тех, кто на меня так смотрит!», - поджав губы, она сощурилась, сверля глазами обоих поочередно в ответ.
       - Кто такая?! – толкнул ее, негодуя, гнавший ранее прочь, парень.
     Рахима отошла на пару шагов, чтобы устоять, так как толкнул он ее достаточно сильно и весьма неожиданно для нее.
       - Убавь гонора, – предупреждающе сказала она, засовывая руку в карман. Торопливо вернулась на место и оказалась ближе к нему, чем была до этого.
       - Иначе что?! – парень издевательски скорчил мину и подался вперед, чуть ли не лицом утыкаясь в ее лицо.
        - Ничего, - невозмутимо ответила Рахима, схватила за волосы одной рукой, оттягивая от себя назад, а другой  молниеносно приставила маленький нож к его шее, которую он сам же так удачно ей подставил.
         Краем глаза она видела, как губы соседнего парня растянулись в какой-то неестественно кривой улыбке: один уголок его рта тянулся наверх, нервно подергиваясь, другой – вниз, изламывая красивую улыбку в странной и притягательной кривизне. Рахима сразу же отпустила свою жертву, резать его она не собиралась, только припугнуть и поставить на место. Как и всегда, глубоко сожалея о своих несдержанных действиях, девушка на всякий случай предпочла немного отойти назад, на случай, если оскорбленная жертва надумает мстительно размахивать руками в ответ.
         И он собирался, но его остановил тот, другой, криво улыбавшийся. Встав между ним и Рахимой, сказал властно:
        - Не надо.
       Но этого она не слышала, так как, увидев, что еще одно высокомерное чудо влезло между ней и парнем, она развернулась и пошла вглубь кабинета. Вместе с этим хлынули из коридора и остальные учащиеся, громко и предупреждающе перешептываясь:
        - Учитель Ривс…
        - Ривс идет!
        - Уже Ривс идет!
      Рахима остановилась у окна, выжидая, когда все усядутся, чтоб из оставшихся свободных мест выбрать себе подходящее. И выбрала она в итоге последнюю парту во втором ряду, хотя были места в двух других крайних рядах. Почему же выбрала это?
     «И правда, почему моя душа одиночки захотела ту парту?», - спрашивала себя, отрываясь от окна и печально разглядывая свои ноги.
       - Потому что в приглянувшемся мне углу у окна первого ряда за передней партой сидел король, а в другом ряду за передней партой восседал этот второй – Марло. Да, кажется, его звали Марло, если я, конечно, ничего не путаю в произношении. Мне принципиально не хотелось оказаться ни в одном ряду с ними. Хотя, чтобы это решало или меняло? Ничего! – ответила сама себе девушка и встала с кровати, нехотя переоделась в домашнее и через силу заставила себя спуститься на кухню. Так как если не сама, то никто не накормит урчащий желудок. Да и мать придет уставшая и голодная.
      В зале прошла к двери, подняла свою разбитую жизнью с ней сумку, бросила на диван и ушла колдовать на кухню. Вскоре дом наполнился ароматами недопригоревшего и чего-то паленого. Ибо еда должно хрустеть и рассыпаться на зубах. Для особо придирчивых персон, то бишь, для матери, она сварила бульон. Вообще-то это должен был быть сытный наваристый суп, но для его завершения энтузиазма у Ренис не хватило.
       «Бульон тоже, небось, сытный», - уверяла себя она, усаживаясь в тишине за стол со своей порцией хрустящего мяса.
       По инициативе Ренис телевизора и прочей порою нужной техники у них не было. Проблематично было с собой возить горы хлама, или же при переезде пытаться продать каждый раз то, что в следующий раз снова покупалось. Дочь бранью и руганью смогла отучить расточительную мать от подобных нерациональных решений. Потому после сытного ужина Ренис пошла и послонялась по двору, придирчиво осматривая каждую травинку. Шаталась долго у забора, пока туманом не заволокло улицу.
        «Уже прохладно по вечерам. Я бы даже сказала холодно. Ну и наконец-то осень! Больше бы дождливых дней, брр-рр!», - стуча зубами, девушка вбежала в дом после своей получасовой прогулки, предварительно включив свет для трусишки-матери. Обо всех страхах Эллисабэт Нолл она прекрасно знала.
        Было уже к девяти, когда Эллисабэт Нолл въехала во двор. Закрыв ворота и погасив фонари, женщина поспешила в дом без оглядки на монстров, что чудились ей в темноте.
       - Привет, - сказала она и, шумно выдыхая, начала стаскивать у порога туфли.
       - Ну и как? – подбежала и принялась приплясывать на месте, как маленькая девочка Ренис.
       - Да подожди ты, дай хоть сяду что ли!
      Ренис терпеливо протелепалась за ней до кухни, и когда та села за стол, повторила:
       - Ну и как?
       - Ты о моих ощущениях или же интересуешься, прошла ли я?
       - Я готова выслушать все, что ты мне скажешь, - нарочито деловито бросила Ренис, доставая из шкафа тарелку, чтобы накормить мать своим недосупом.
       - Меня приняли. С завтрашнего дня я официально выхожу на работу, - Эллисабэт устало откинула волосы с плеч назад, пододвинула тарелку, что поставила перед ней дочь, поближе к себе.
       - Успешная женщина, успешная! – прозвучала насмешливая похвала. – И кем ты у нас теперь приходишься? – полюбопытствовала дочь и поставила на стол еще и сковороду с жаренным до опасного хруста мясом.
       - Секретарь я, дитя, - хмыкнула та.
       - А не стара ли ты для такого милого и невинного занятия? Как-никак уже пятый десяток на плечи лег.
       - Но! – обиделась мать. – В душе мне всегда двадцать восемь, а по документам сорок.
       - Да-да, а на вид тридцать два едва дашь, - хотела с ядовитым сомнением, но вышло у дочери с завистью. – Странно, что тебя взяли. Мне казалось, туда проходят девушки не старше двадцати пяти лет.
       - Опыт сыграл немаловажную роль.
       - Что-то я не припоминаю за тобой профессии секретарши.
       - Надо уметь поставить себя, - Эллисабэт гордо вскинула голову.
       - Ага, конечно, - отозвался скептик в Ренис. – Себя и поддельные документы от мастера обмана Мэвила.
      - Не придирайся, - мать взяла ложку и сконцентрировалась на поглощении супа.
      - Приятного аппетита тебе, а я пойду к себе. Что ли к занятиям завтрашним подготовлюсь, - сказала Ренис и почувствовала, как в животе закрутило от одной этой мысли о завтрашнем дне. Что ее ждет после сегодняшней выходки?! Не представляя, Ренис невесело прошаркала в зал, забрала с дивана сумку и поползла в свою комнату. Сумку снова бросила уже на кровать, села рядом. Достала из нее пару книг, которые им раздали, и уселась по-турецки. Открыла одну книгу, пытаясь вникнуть, пробежала по тексту глазами.
       «Тяжело идет. Да вообще не идет! Ничего не понимаю. Слишком сложно сформулировано на этом их ненавистном мне английском. Либо я отупела, либо нет желания это делать», - отложив книгу к стенке, она легла и выпрямила ноги. – «Так-то лучше!».
        Девушка потянулась, вскинув руки вверх, и снова вернула их под голову.
       - Интересно, почему я сказала Нэйтону, что Шинон пришла в класс раньше первой игры? – тихо спросила себя она. – Может, для того, чтобы подробнее все расписать? Даже не знаю. – Ренис зарыла глаза. В голове продолжился ее монолог:
       «Это как-то само собой получилось. Я бы не стала намеренно врать. Раз так получилось, пусть так оно и будет, не буду исправлять. Как бы там не было, и Шинон, и я попали на первый розыгрыш», - Ренис схватилась за плед, покрывающий кровать и на котором она лежала, и завернулась вся в него как гусеница в кокон. Только лицо оставила и руку, которой себя заворачивала. – «А ведь, если бы я в свой первый день не повела себя так опрометчиво, быть может, для меня все обернулось бы не так плачевно. Зачем я достала тогда нож? Что мешало просто отойти?! Извиниться за выходку или еще что-нибудь…», - подумала она и сказала, стянув с головы плед к шее:
        - Дура гордая, потому что! Чего сейчас над этим голову ломать? Если бы так, если бы эдак. Толку?! Было уже все. Только и остается, что вспоминать невольно.
        Пообщавшись еще немного с собой у себя в голове, она вскоре уснула. И снилось ей то, о чем она перед этим размышляла. Все до мелочей видела в своем сне: как учитель представлял ее классу, как на переменке король ставил на стол растерянной Шинон карту и, не сказав ни слова, презренно окинув взглядом, сел на свое место. Ренис четко слышала перешептывания во сне, что пошли по классу:
       - Почему он дал ей карту?
       - Почему такую хорошую?
       - Почему ей, а не нам?!
       И только Шинон продолжала сидеть и игнорировать все происходящее. К карте она не притронулась, как лежала на столе в углу, куда ее положил король, так и оставалась там лежать. После строгого замечания учителя, ей пришлось засунуть ее в карман, хотя хотелось швырнуть королю в лицо, который даже не отреагировал, когда Шинон сказала учителю, что это его карта, и это он поставил ей на стол. На что учитель сомнительно покачал головой, а все вокруг издевательски захохотали. Все. Кроме Рахимы.
        Уже на перемене, добродушная староста пришла на выручку и растолковала суть происходящего, объяснила правила игры. Пришел черед Шинон смеяться, которая во все это не поверила. Но староста была серьезна и повторила еще раз. Новенькая недоверчиво посмотрела на нее, подумала о чем-то своем, мило улыбнувшись, поблагодарила за информацию, повернулась и зашагала вглубь темного коридора. Темнота окутала и поглотила ее, и сны Ренис наполнились привычными кошмарами, о которых она успешно врала матери. Врала, что ими давно не мучается.
         Еще как мучается!

         Глава восьмая: «Месть оскорбленной девушки».
         Уром шестого дня, глаза Ренис открылись и уставились в потолок. Проснулась она вовремя и сама, не прибегая к помощи будильника. Не то, чтобы она так уж и выспалась, скорее всего, дали о себе знать переживания за завтрашний день, от которых она и бежала в объятия своих воспоминаний, из-за которых всю ночь просматривала кошмарные сны, помня при этом и о грядущих неприятностях.
         Наспех (но спешить было незачем!) собрав сумку и себя, она спустилась вниз, еще на лестнице услышав, как мать возится с посудой на кухне.
      - Уже на ногах? – бросила ей Ренис, пролетая мимо нее в ванную для совершения своих зубных процедур.
      - И тебе доброе утро, - радостно улыбнулась Эллисабэт Нолл. – Как видишь, готовлюсь к трудовому дню.
        Ренис не оборачиваясь, скосила глаза в сторону матери, та была в строгом сером брючном костюме.
       «Сколько же у нее их?», - подумала она, закрывая дверь ванной.
       - Ренис! – постучалась в дверь Эллисабэт. – Я на стол накрыла, ты обязательно поешь, ну а я побежала, иначе опоздаю. – Схватив сумочку со стула, женщина побежала на выход. Ренис спешно выбралась и успела застать ее за рулем машины, но все еще во дворе.
       - Удачи, мам! – крикнула, пусть и не искренне, она матери.
       Эллисабэт кивнула и выехала на дорогу, оставив Ренис запирать ворота.
       Завтракать Ренис не стала, тошнило от мыслей о предстоящей расправе от Кристи. Но на всякий случай завернула себе хлеба и пару яблок (война войной, а перекусить после позорного поражения надо будет). Пару – потому что помнила о голодранце Нэйтоне.
       «Он же обязательно придет», - думала о нем уже на другой манер она. Без злости и негодования. Этих изменений в себе она не заметила, закинув сумку на плечо, заперла дверь и вышла из калитки на улицу. Калитка замков и засовов не имела, ее лишь с силой и плотно можно было затворить. Мог войти любой желающий. Странно, что этих пугливых и от кого-то скрывающихся людей, это не напрягало. Прикрыв калитку за собой, девушка обернулась, уже на автомате высматривая у дороги Нэйтона, который пунктуально стоял у поворота чуть дальше от перекрестка. Он терпеливо дожидался, пока она поравняется с ним.
     - Привет, - сказала Ренис.
     - Ты, определенно делаешь успехи, - ответил загадочно парень. 
     - В смысле?
     - Первой поздоровалась.
     - А ты не ответил, - разозлилась Ренис, понимая, что и в самом деле первой ему сказала «привет». Почему это ее злило?
     - Привет-привет, и давай сразу приступим к продолжению твоей загадочной истории.
     - Но хочу ли я, - злюка-Ренис скорчила гримасу.
     - Достаточно уже того, что этого хочу я.
     - Скромность не твоя фишка, да, Нэйтон?
     - Еще как моя! Но любознательности во мне побольше будет.
     «Ну и ладно, отвлеку себя от мыслей об этой Кристи, что наверняка уже дрова и хворост в кучу насобирала во дворе университета для костра, на котором меня будут жечь», - ушла в размышления девушка, но Нэйтон тут как тут:
      - Мне напомнить, на чем ты остановилась?
      - Валяй.
      - Карта джокера досталась королю, и началось безумие, или как ты там говорила?
      - Вроде так, - с холодным безразличием подтвердила Ренис и начала после непродолжительного молчания. – Новый король поначалу единолично измывался над своим же другом, теперь уже позорным джокером, чей низший ранг пока скрывался ото всех. Но не все же дураки. Раз король – не король, а все карты на руках, то и догадаться не сложно, кому достался джокер.
      - Как звали их, ну, этих двух друзей? – вставил свой вопрос в подвернувшуюся паузу Нэйтон.
      - Нового короля – Марло. А джокера, кажется, я называла Джонатаном. Еще вопросы?
      - Нет, продолжай.
      - Было объявлено новое королевское требование: никому не позволялось ни общаться, ни помогать в чем-либо, ни сметь издеваться без разрешения короля над новоиспеченным джокером. При этом официально не объявлялось, что им стал Джонатан. А тем, кто знал об этом – запрещалось трепать языком. И все же почти все знали, кто в классе есть Джокер. Гонения нового короля были обращены к персоне, которая обладала картой, наградившей ее функциями «шестерки». Ею оказалась Шинон.
      «То есть, гоняли тебя? Если, это была ты. А если и нет, то кем же была ты?», - посыпались внутренние вопросы Нэйтона, которые он едва сумел сдержать, чтобы услышать больше от нее.
      А Ренис быстро продолжала:
      - … которая, почему-то послушно выполняла все его приказы, чем и вызывала шок у остальных. Ведь больше всех она сопротивлялась и отказывалась принимать в этом участие. Почему же теперь участвовала?! Что ею двигало? Что заставляло? Боязнь и страх перед новым королем? Может, чувствовала, что ей это пригодится? Или стало скучно, и решила поддаться соблазну, да поиграть? Кто знает.
       - Но причины явно были, да?
       Ренис Нолл кивнула на вопрос, не прерываясь:
       - Относительно спокойно прошла первая неделя. Все смиренно играли свои роли, искоса поглядывая на бывшего короля, что все еще оставался высокомерным, гордым, но все же джокером. И вот, в один из этих дней, когда по приказу короля Шинон после занятий шла, крадучись, из магазина с полным пакетом выпивки по коридору, избегая нежелательной встречи с дежурными преподавателями, которые оставались на дополнительные занятия и иногда патрулировали территорию школы, случилось нечто, возмутившее ее до глубины души. Шинон пришла в указанный королем кабинет и увидела то, что мозг не сразу правильно воспринял. Она еще с минуту стояла в замешательстве на пороге, не моргая и с открытым ртом. Но потом очень быстро сообразила, что следует сделать, и…
      - А что она там увидела? – задал вопрос любопытный Нэйтон.
      - В кабинете было несколько парней, в числе которых и король с джокером. Джокер сидел окруженный ими, его верхняя одежда и рюкзак были у ребят, а сам король держал в руке баллончик краски. Что они собирались делать, можно только гадать, и правда ли, только это увидела Шинон, тоже можно гадать. Все они явно не ожидали прихода Шинон, но король-то прекрасно знал, куда и кого он отправил за напитками, которые вскоре принесут ему.
       - Намекаешь, что все подстроено?
       - Это так очевидно, но, увы, она этого не поняла.
       - Ну, так, что же Шинон сделала?
       - Наврала с три короба: якобы за ней увязался дежурный, и он бежит следом. Вдобавок пригрозила, что сдаст их всех, идущему к ним учителю. Ребята, все как один, предпочли сделать ноги, чуть ли не сбивая с ног ее, бросились наутек.
       - Даже король?
       - Даже он. Играть – одно, а быть пойманным с поличным, и оказаться тет-а-тет в кабинете допрашивающего директора – не каждый захочет. Плюс ко всему ненужные хлопоты с родителями, которых непременно вызовут на долгие и нудные разбирательства.
       - Она не побоялась, что они могут с ней что-нибудь сделать?
       - Сказала бы, что в тот момент она об этом не думала, но нет. Боялась – не то слово! Коленки дрожали. Но они оказались трусливее ее, умчались прочь, подняв пыль, как стадо мустангов в мексиканских прериях.
        - А дальше?
        - Ты разве даешь мне нормально рассказывать?! Лезешь с вопросами, постоянно перебиваешь, - разозлилась Ренис, осматриваясь, долго ли еще идти и есть ли время на углубление в рассказ. Времени было предостаточно, шли они медленно – со скоростью улитки, и до универа не скоро доползли бы.
        - Я больше не отвлеку тебя.
       Девушка недоверчиво на него нахмурилась.
        - Постараюсь, - честно пообещал Нэйтон, подумав. – «Может, эта Шинон и есть тот самый твой друг, которая оказалась не другом? Иначе, откуда тебе знать обо всем этом? Или же это все-таки ты?».
       Ренис Нолл продолжила историю:
        - Шинон подняла, брошенную королем у порога, куртку джокера, подошла и подала ее, все еще сидящему на полу, парню, сказав:
        - Мне очень жаль, что я подобное увидела.
     Он выхватил куртку, гордо и гневно выпалив:
        - Не нужна мне твоя жалость!
        - Да я же просто хотела помочь…
        - И помощь твоя не нужна! – это был скорее крик отчаяния, нежели гордое заявление.
       На что Шинон очень спокойно ответила:
        - Несмотря на твою излишнюю заносчивость, ты был единственным из всех, кто мне здесь нравился, как человек. Не нужно так пытаться цепляться за роль, которая тебе не идет.
      Слушать не очень цензурный и дерзкий ответ от него она не стала, зашагала на выход, где у порога бросила пакет с купленными напитками, который все еще держала в руке, и обернулась к ошарашенно глядевшему на нее джокеру. Оставив сидеть в одиночестве сгорбленного бывшего короля, она отвернулась, переступила порог и поторопилась покинуть школу. На улице она встретила шайку, обманутых ею, ребят. Они раскусили ее и, выкрикивая оскорбления и угрозы, на которые ей было наплевать, проводили ее до ворот. Ей сулили суровую расправу за обман.
      Но, ожидаемые ею страшные наказания, вплоть до замены ранга до худшего, а нынешний король мог позволить себе и такое, не спешили обрушиваться на нее. На следующий день все вели себя, как ни в чем не бывало. Занятия, образцовое поведение на глазах строгого учителя, в перерывах – игра. Ничего выходящего за рамки, вроде бы, да? Но Шинон поймала себя на том, что замечает странный взгляд бывшего короля, и направленный не на кого-нибудь, а на нее. Парень несколько раз оборачивался и рассматривал ее, а как только она, заметив это, смотрела в ответ, он, будто ужаленный, отворачивался.
       «Может, боится, что я кому-то могла рассказать про вчерашнее, и эта стрельба глаз своего рода либо угроза, либо просьба не делать этого? Или же, наоборот, он так пытается проверить, поделилась ли я с кем-нибудь увиденным? Может быть. Но куда же подевалась эта высокомерная колкость во взгляде? Уже сломался? Да уж, быстро ломаются некоторые люди и внешне, и внутренне», - думала шестерка, стараясь больше не смотреть и не обращать внимания на джокера. Но что более всего ее раздражало, так это то, что эти оба и король, и джокер не переставали строить из себя друзей, хотя, что это давно не так, было явно видно.
Публично и в этот день никто так и не объявил, что карта джокера находится у Джонатана. Почему эта очевидная деталь так скрывалось? Этот вопрос тоже мучил Шинон, и ответа у нее на него не находилось. А это ее напрягало. Недолго. На очередной переменке к ней подошел один из свиты короля, протягивая деньги и в приказной форме перечисляя купить все то, чего изволила испить его благородная персона. Сама ситуация глубоко задевала и вызывала возмущение у гордой девушки, чья гордость ничуть не уступала королевской.
«Почему я должна покупать за него?! Он что, безрукий и безногий инвалид что ли?! Не слепой, не немой, и все конечности на месте!», - кипела внутри она, но, стиснув зубы и проклиная без остановки про себя, стерпела и взяла деньги. Успокаивалась тем, что ей еще выпадет случай, нет! Она обязательно на них отыграется! Уж это-то она чувствовала, не подводило ее только ее чутье. И все бы ничего, но тут, злорадно улыбаясь, озвучил заказ со своего места и король.
- Не вопрос, давай деньги.
- Купишь на свои, - ответил он ей и зашелся смехом. Вместе с ним загоготало, сидевшее в одном ряду с ним, его окружение.
Промолчать сейчас стоило ей еще больших усилий. Она вышла выполнять приказ, закипая от ярости и чувствуя, как горят ее уши. Пока шла по коридору, получила еще несколько заказов, из-за чего не уложилась по времени и опоздала к началу урока. На этом неприятности не закончились. Весь этот день король и его свита гоняли шестерку то туда, то сюда, то сделать то, то принести это, то унести что-то, то еще чего-то до кучи.
«Ясно все с вами, - думала она. – Это ваша месть?», – с ненавистью глядя на ухмыляющегося короля, спрашивала мысленно она, снова опоздав на урок, за что и была оставлена после занятия их новым преподавателем, которому и поручили этот класс после постыдного бегства предыдущего.
Ховард Силс – новый учитель, который считал себя высококвалифицированным специалистом по этой части. Свои особые навыки и знания решил опробовать на Шинон – первой попавшейся ему злостной нарушительнице. Но его разговор с ней больше был о том, что она очень груба и плохо общается с одноклассниками. О чем он разузнал у старосты, собирая информацию о своих подопечных. Кроме того, он сразу заметил, что в этом классе действует какая-то неизвестная ему иерархия, и выведать об этом он надеялся через Шинон, поговорив с глазу на глаз. Разговорить на эту тему старосту у него не вышло.
В то время как он безрезультатно беседовал с Шинон, в давно излюбленной каморке уборщицы классных помещений, король и его свита, вместе с ними джокер и еще несколько ребят рангом пониже играли в карты на деньги, а должны были находиться на дополнительных спортивных секциях, проводившихся на спортплощадке заднего двора школы. В самый разгар игры и неожиданно для всех, король зачем-то послал джокера на поиски Шинон, и все те, что не были уверены в его ранге, решили, что Джонатан – вторая шестерка. Мало ли, что взбредет в голову нового короля?! Захотел другие правила – придумал сам! Захотел двух шестерок? Получил!
Джонатан же, покинув их, сделал пару шагов и сел у стены под лестничным пролетом, проклиная существование некоторых конкретных лиц.
В его отсутствие король Марло сообщил остальным, что хочет проучить эту выскочку Шинон. Мол, непокладисто она берется исполнять поручения, за что и следует хорошенько ее припугнуть. Джонатана он намерено отослал за ней, подозревая, что в свете последних событий (то есть, полагая, что за ним должок), он может предупредить ее, если узнает об его планах. Марло хорошо помнил, что когда Джонатан был королем, то относился снисходительно к Шинон и ни разу не наказал, несмотря на увесистые доводы Марло. Ей сошло с рук и заступничество, и непослушание. Находясь в ранге короля, Джонатан и так никого не наказывал, всем, по сути, заводил друг туз – Марло и другие, Джонатан мог запретить иногда им совершать некоторые свои расправы. Но Марло помнил почему-то только отклоненные идеи насчет наказания Шинон.
Такие вот причины короля вершить свои королевские дела.
Шинон же, наслушавшись всяких советов и наставлений от Ховарда Силса, уныло шла домой по длинному коридору их корпуса. Когда она достигла подсобки (это не случайность, таков был ее маршрут к выходу из школы и через ее задний двор коротким путем домой) внезапно перед ней выскочил Марло, схватил и пригвоздил к стене. Девушка сначала растерялась, да чего уж там, не на шутку испугалась и застыла, вжимаясь в стену и выслушивая угрозы короля. При этом мозг ее нещадно работал, соображая, как быть и что лучше всего предпринять. Решение на ум пришло быстро.
«Но сначала надо его уболтать», - подумала она, незаметно подтягивая руку к карману ветровки.
- Не думай, что боюсь тебя и той боли, что ты грозишься мне причинить, - с вызовом бросила ему слова она, бесстрашно глядя в лицо и продолжая тянуться к карману.
- Посмотрим, как ты запоешь, когда я... – закончить Марло не смог, его перебила Шинон, переходя на ответные агрессивные угрозы.
За всем этим, высунувшись из-за угла лестницы, под которой сидел, наблюдал джокер. Он слушал, не решаясь вмешаться, на что его тянуло внутреннее не то желание помочь шестерке, не то вернуть, опять-таки, должок ей же. Благородством переполнен он не был, помочь он хотел только чтобы насолить королю, сорвать, помешать его задумке, о которой он прекрасно слышал через тонкую перегородку подсобки, граничившей с лестничным пролетом. Но Джонатан так и не вмешался. Не успел. Потому что Шинон, воспользовавшись тем, что король, потеряв бдительность, ослабил хватку, достала нож и полоснула им по его животу. Слегка. Только разодрала его курточку и рубашку, немного поцарапав живот.
Шокированный произошедшим и видом едва окрасившейся кровью рубашки, Марло позволил себя оттолкнуть. Он занят был паническим разглядыванием нанесенной ему раны, Шинон, не теряя времени, кинулась в бега. Проносясь мимо лестниц пожарного выхода, будто что-то почувствовав, повернула голову и встретилась взглядом с джокером. Тут же отвернулась, отметив про себя, что он какой-то помятый, унылый и растерянный.
«А каким же еще быть, когда друг оказывается такой сволочью?!», - подумала она и свернула по коридору в сторону выхода. Бежать предстояло через все спортплощадки по заднему двору школы.
Успокоившись, что в ранении нет ничего серьезного и это буквально безобидная царапина, Марло ворвался в подсобку, приказывая созвать в школу всех и немедленно поймать шестерку. Его верные «слуги» мигом помчались исполнять порученное.
- Почему она была одна? Я же посылал за ней Джонатана? Сказал же, приведи, а не отправь! – сетовал вслух король, оставшемуся с ним тузу, вместе с которым он пошел осматривать коридор и лестницу пожарного выхода, проверяя, мог ли кто-нибудь еще их слышать.
Под лестницами не было никого, Джонатан благоразумно успел неслышно взобраться на второй этаж и прильнуть к окну, прячась от глаз короля и при этом, замечая, как спокойно идет не спеша по зеленому газону площадки, ничего не подозревающая, шестерка.
Ренис на этом умолкла. Они уже минут пять стояли у ворот университета, глядя, на копающегося у клумбы возле забора, садовника. Она остановилась, не желая идти навстречу своим опасным приключениям. А он все ждал продолжения.
- Ну и? – не терпелось Нэйтону.
- Ты бессовестным образом забываешь о занятиях.
Нэйтон, вспомнив об этом, сразу как-то сник.
- Вот-вот. И мне тоже надо без опозданий, - сказала ему нерадостно Ренис и направилась к главному входу, стараясь ни на кого не смотреть.
- Я найду тебя в перерыве, - послал ей вслед он и побежал навстречу Луи.
- Найди, - прошептала она и еще тише добавила. – Если меня не найдут раньше.
В фойе она увидела Грину у гардеробной, высматривающей кого-то в толпе напротив.
«Если не заметит меня, то я вполне удачно могу сделать то же самое», - мелькнуло с надеждой в голове Ренис. Но Грина, обнаружив ее, уже стремительно шла навстречу.
- Привет, Ренис.
- Привет, - девушка озабоченно оглянулась, всматриваясь, нет ли здесь тех, кого она боялась увидеть. Все, кто был перед глазами, были заняты каждый своим делом: одни бережно вешали свои курточки, другие копошились в шкафчиках, третьи – всей компанией что-то обсуждали. Студентам, заполонившим фойе однозначно было не до нее с Гриной, и это немного, лишь немного успокоило Ренис.
- Да забей ты, - усмехнулась Грина, которая по выражению лица Ренис догадалась, о чем та переживает. – В этой веселой толпе нет твоих палачей.
- Ты такая безжалостная, - нахмурилась Ренис, перевешивая сумку на другое плечо.
- Какая жизнь, такая и Грина, - розововолосая поправила челку и пошла в сторону стеклянных лестниц.
Ренис шла за ней:
- Ты нормально добралась вчера? Не доставали?
- А ты что ли волновалась за меня?
- Просто ты вчера так проломилась, что я даже подумала, а не пригрозили ли тебе жестокой расправой и унижениями, на которые ты и боялась опоздать.
- Ахаха! Грину этим не испугать. А еще лучше звучит: «Мне не привыкать!».
«Это моя фраза, - насупилась Ренис. – Да что там фраза, девиз по жизни!», – подумала она и прошептала по-русски Грине:
- Ишь, ты, какая!
- Что? – не поняла та.
- Ничего, просто мысли вслух.
- Какие-то они у тебя непонятные. Если все твои мысли такие, то мне ясно, почему ты вечно хмурая, - улыбнулась Грина, входя в лекционный зал и беззаботно кидая сумку на первую скамью.
Ренис же, как и всегда, прошла в конец, занимать последние места. Зал понемногу заполнялся. С приходом лектора все погрузились в усиленное конспектирование. Так прошло два часа, после которых всей гурьбой они перебрались в соседний зал и приступили к изучению наглядных пособий. Относительно спокойно прошли для Ренис два занятия, после которых она спешила к своей верной, как и ее облезлая сумка, скамейке у заросшей сорняками пристройки. Ну да, это не видная клумба, за ней можно и не ухаживать.
Выходя во двор, краем глаза Ренис видела, как Грина, состыковавшись с зеленоволосой, удалилась в неизвестном ей направлении.
«Я не должна переживать за них», - подумала она, сворачивая к аллее, ведущей к скамейке, как вдруг путь ей преградили три девушки, чей знакомый одинаково резкий фруктово-сладкий парфюм ударил в нос.
Она узнала их сразу, даже глаз на них поднимать не нужно было, но Ренис все-таки посмотрела. В центре стояла решительно настроенная Кристи, а по бокам ее расфуфыренные такие же модные подружки.
«И все на одно лицо, - Ренис удержала свои закатывающиеся глаза. – Мне стоит спросить, что им нужно, или же продолжить играть в молчанку?», - она сделала шаг в сторону, чтобы обойти их, но девушки снова ровной стенкой выросли перед ней.
- Отойдем к беседке, - грубо и повелительно сказала Кристи, озираясь вокруг на сидящих на скамейках и гуляющих по скверу студентов.
«Да говно вопрос! Без этого все равно не обошлось бы. Лучше сейчас и подальше от свидетелей», - Ренис повернулась в сторону показанной беседки, которая находилась напротив пристройки садовника, но гораздо дальше и глубже, почти терялась в зелени раскидистых молодых каштанов. Идти до нее было прилично, беседка эта хорошо закрывалась деревьями от любопытных глаз, отдыхавших в университетском сквере.
Вчетвером, Ренис впереди, а эти трое позади – они со всей ответственностью контролировали ее попытки сбежать (которых и не было), шли наискосок через университетский каштановый, перемешанный редко-редко кленовыми и дубовыми молодыми деревьями, пролесок. До беседки они не дошли. Ренис, увидев там фигуры парней, застопорилась под засыхающим осыпавшимся каштановым деревцем и повернулась к ним:
- Мы отошли достаточно далеко, дальше я не пойду. Поговорить можно и здесь.
- С чего ты взяла, что с тобой будут говорить? – огрызнулась подружка с правого бока Кристи.
- Может, ты уже скажешь, чего хотела? – сохраняя спокойствие, обратилась Ренис к Кристи, игнорируя ее взвинченную подругу.
Тем временем эта группа девушек была замечена в беседке:
- Ого, Гордон, смотри! – Оливер резво подбежал к бортику беседки.
- Чего там? – неохотно отозвался тот, продолжая высасывать все соки из сигареты.
- Да иди же ты сюда! – Оливер почти перегнулся через бортик, всматриваясь.
- Девушки что ли? – Гордон затушил сигарету о перекладину, поднялся с лавки и подошел к другу.
- А это разве не Кристи? – послышался голос задумчивого мыслителя Луи, который раньше Гордона отреагировал на настойчивые призывы Оливера подойти и посмотреть.
- А вон та разве не... - Гордон, не договорив, повернулся назад, к безмятежно растянувшемуся на лавке Алексу, что расслабленно слушал разговор рядом стоящих парней с параллельного курса.
- Алекс, черт тебя дери, ты должен видеть это! – Гордон подбежал к нему, силой поднял и заставил подойти к остальным.
Впрочем, уже завидев и распознав Ренис, его ноги сами шли, помогая этим Гордону.
- Это уже интересно, - сказал кто-то позади них, потирая руки.
- Жуть, как интересно! – подхватил Гордон.
- За мной, - властно бросил Алекс и вышел из беседки, уводя за собой остальных, аки мама-уточка своих маленьких утят.
И только Луи печально подумал о Нэйтоне, с которым не раз видел Ренис. Он даже полез в карман за телефоном, чтобы набрать ему, но поймав злобный взгляд Гордона, сделал вид, что чесал ногу. Стоит указать, что их друг Нэйтон в этот момент находился на крыше пристройки садовника, куда он залез, не дождавшись Ренис, чтобы поискать пропавшую, так сказать, с высоты. Откуда он и увидел толпу ребят неподалеку от беседки, окруживших нескольких девушек, среди которых его глаза безошибочно выделили невысокую и, по сравнению с впритык стоящими стильными девушками, странно одетую Ренис. Парень понял, что к чему. На разборки у него был нюх. Нэйтон буквально слетел с крыши и побежал к ним.
Не лишним будет сказать, что были здесь еще две пары глаз, которые с не меньшим любопытством следили за происходящим из-за широкого ствола и единственного столь старого дуба в этой каштановой роще. Это были Анри Фринвуд и ее робкая подруга Вики. Обе гуляли по скверу и обе видели, как Кристи и ее подруги чуть ли не под руки забрали эту замарашку и ушли с ней в направлении беседки.
Разумеется, Анри не быть Анри, если она не узнает, что там такое происходит. Она пошла следом, естественно, потащив за собой Вики.
- Ты же староста! Сделай что-нибудь! Скажи мистеру... - проснулась совесть у впечатлительной Вики, которая дернулась в сторону университета. Она как одна из тех, кто не умеет за себя постоять, не одобряла подобных стычек, тем более, когда неравное количество, такое, как один против всех. Ладно, если бы один на один, или тройка на тройку, но, точно, не так!
- Подожди, подожди! Я хочу посмотреть, действительно ли она настроена решительно, или же просто храбрится.
- Но Анри, она же одна, а их... - взывала к ее совести подруга, вытягивая руку. – Надо позвать…
- Никого я звать не собираюсь, и тебе не советую, - зашипела на нее Фринвуд, крепче хватая за локоть, чтобы та не убежала и не испортила ей представление.
Перенесемся вновь на непосредственное место событий. Углубляться в разговоры Ренис и Кристи не будем, мы их уже упустили, да и в них были сплошь нелицеприятные оскорбления и помойные ругательства. Ренис тоже чистотой речи не отличалась, за грязным словцом ей в карманы не лезть. Встретились две типичные хабалки, которым на рынке покупателей только пугать крутой и отборной бранью. Волнует меня само действие: Кристи дышала Ренис в лицо, готовая схватить эту низкорослую мерзавку за волосы, когда к ним неожиданно подвалила, окружая, толпа парней.
- Мои крошки, ну зачем вы из-за меня ссоритесь, я любвеобильный, уделю внимание всем, - думая, что шутит как-никогда искрометно, Гордон встал рядом, смерил взглядом Ренис, которая и бровью не повела. Ее взгляд был намертво прикован к блондинке (прямо как у удава Каа из "Маугли").
- Заткнись! – рявкнула на Гордона Кристи, и ее лицо исказилось от отвращения к нему, но мгновенно вытянулось, увидев позади него своего неповторимого Алекса.
- Ну, и кто у нас рефери? – влез между девушками Оливер, оптимистично ища глазами в толпе ребят желающих судить и разнимать в случае чего.
- А зачем им судьи? – удивился кто-то.
- Пусть Алекс даст напутственные слова... - выкрикнули несмело.
- Да, да, точно! – поддержали несколько голосов.
Ренис по привычке стиснула зубы до скрипа. Они все так раздражали ее, что переживания о том, справится ли она с этими тремя длинноногими красавицами или нет, ушли на второй план. Она, молча и игнорируя всех вокруг себя, сделала шаг назад, скинула сумку на траву и закатала рукава.
- Ну же, Алекс, речь! – выли ребята, воодушевленные действиями борца не из робкого десятка, какой они видели сейчас Ренис.
- Толкни речь! – удовлетворенно вопили другие ребята в предвкушении убойного зрелища.
Фринвуд с важностью в каждом движении сделал шаг вперед и, надменно улыбаясь, процедил сквозь зубы:
 - Убейте друг друга.
Все захохотали, и только Кристи приняла это как наставления от тренера – она отчаянно бросилась на оппонентку, простирая к ней руки в стремлении вцепиться в нее насмерть и, как минимум, содрать кожу.
«Кажется, жизнь моя и здесь не задалась», - мелькнуло в голове у Ренис, когда она, дергано уворачиваясь, отскочила влево, откуда ее незамедлительно несколько рук толкнули в спину – обратно к блондинке, стремительно запустившей свои руки в волосы. Длинные ногти Кристи наносили немалый урон, затылок она соперницы она исцарапала в кровь. Ренис тоже была не промах, весьма удачно била соперницу по лицу, гуманно делая это тыльной стороной ладони, а могла ведь кулаком, да негоже первой красавице с разбитым в кровь лицом ходить. Ренис жалела блондинку, работала в полсилы, следя за двумя другими ее подругами, что остались в стороне. Зато Кристи и не думала поддаваться, не замечая столь явной уступки, она кидалась вновь и вновь на эту коротышку.
 А толпа ревела, поддразнивая Кристи различными кричалками, связанными с Алексом, кричал громче всех Гордон, поглядывая на улыбающегося Фринвуда, что, не скрываясь, наблюдал жадно за Ренис. Ведь он смотрел на нее и только на нее, красотка-блондинка была не удел. Он даже подался ближе, когда разъяренная Ренис, обхватив Кристи под грудь, кажется, собиралась перекинуть ее через себя и вонзить головой в землю.
 И вот тут-то и влетел в толпу Нэйтон, в тот же миг втиснувшись меж, чуть ли не рвущих друг на друге одежду, озверевших девушек, расцепил их, растолкал. Но они снова притянулись друг к другу как намагниченные. Нэйтон схватил в охапку Ренис, прикрывая собою от Кристи, оттащил и снова оттолкнул, затем развернулся к блондинке, рвущейся в бой, и также отпихнул, на сей раз в руки Луи, единственного человека из толпы пришедшего ему на помощь. В таких случаях, а Нэйтон часто разнимал и не таких дерущихся, только пацифист его молчаливо поддерживал. В прошлый раз именно ему парень кинул в руки ту задаваку, во время его первой встречи с Ренис.
Из всех присутствующих здесь ребят никто и не думал помочь их разнять, им было интереснее наблюдать.
       Луи, крепко держал в обхвате блондинку и не давал ей вырваться (а вырываться у нее уже не было сил, она лишь вяло и устало дергалась, показывая, что ничуть не сдалась и еще готова биться). Ренис же глубоко и прерывисто дыша, стояла, по-звериному посматривая из-под взлохмаченных волос на блондинку, готовясь отразить еще пару ее атак и нанести сокрушительный удар.
       - Какого черта вы творите?! – шумно выдыхая, крикнул Нэйтон, обращаясь ко всей окружившей толпе. Он почти задыхался. Конечно, очертя голову несся к ним, чтобы в одиночку разнять двух сорвавшихся с цепи монстров. Его возмущенный крик был к тому, что все они, ничего не предпринимая, просто смотрели и смотрели бы, пока одна из девушек не оказалась бы на траве.
       - Вечно ты заступаешься за кого попало! – недовольно выкрикнул вместо ответа Гордон, которого оттянул на себя Алекс, подбираясь к центру круга, где стояли Нэйтон и чуть позади Ренис, которой воздуха, казалось, было все меньше. Он словно закрывал ее собой от своих же друзей.
       - Дружище, - растягивал губы Фринвуд, заметив в нем нечто, отчего ему самому стало не по себе. – Это как понимать? – демонстрируя белоснежную улыбку, он кивал на Ренис. – Ты что, знаком с этой…
        - Она – мой друг! – резко оборвал его Нэйтон, понимая, что Алекс сейчас не самые лестные эпитеты озвучит. И это усугубит все.
        - И я не позволю, - продолжил он, - одному моему другу стоять против таких же д…
        - Я не такая же! – злобно отозвалась Ренис. – Не надо причислять меня к моральным уродам!
        - Что ты там сказала? – с взглядом, полным презрения, Алекс полез к ней, отпихивая в сторону, преграждавшего путь и тем самым открыто защищавшего от него, Нэйтона.
        Да только все усилия Нэйтона были напрасны. Не стала за ним прятаться Ренис, напротив, одновременно с Алексом оттолкнула его в сторону, выходя вперед и становясь лицом к лицу (насколько это позволял ее рост относительно высокого Алекса) ненавистному ей Фринвуду. Где-то глубоко внутри осознавая, что против него, собственно, она ничего не сможет сделать, но все же, Ренис, под дружное хихиканье наблюдателей, потянула рукава ветровки еще выше. Закатывая теперь уже повыше локтя.
       Но Нэйтон снова вклинился между ней и агрессивно настроенным другом, которому ничего не стоило одним ударом надолго отправить ее в кому. Чего он и боялся сделать. Как так, чтобы он, Алекс Фринвуд подрался с девчонкой!? Да и еще в разы меньше его!! Позор, и не иначе. Но как хотелось ударить ее, а как хотелось толпе наблюдателей, чтоб он ударил ее! Только боязнь молвы о себе удержала его руки. А также Нэйтон, что опять закрыл собой, встав перед ней, лицом к другу.
- Прекращайте оба, - Нэйтон повернулся к Ренис, чье лицо пылало не столько от ярости, сколько от полученных ударов Кристи, которую, кстати, куда-то под шумок уволок Луи, что-то назидательно ей приговаривая.
- Бери свою сумку, - строго приказал ей Нэйтон, и как ни странно, она подчинилась.
- Что же ты делаешь, Нэйтон? – сам не совсем понимая суть вопроса, спросил Алекс, думая про себя. – «Неужели ты выбираешь её? Ее, а не нас?!».
- То, что должен! – ответил ему друг, сурово окидывая взглядом всех присутствующих. – Еще раз застану подобное, сдам всех поименно, вылетите к чертям! – Парень, сам того не осознавая, практически повторил слова шестерки из рассказа Ренис, которые ему хорошо запомнились.
Не желая более ни видеть, ни слышать их, Нэйтон прихватил ее сумку и вышел из круга примитивной арены, грубо подталкивая в спину и заставляя идти перед собой Ренис, он зашагал в сторону пристройки садовника. А Ренис все норовила остановиться, обернуться и, может даже вернуться и продолжить. Да только Нэйтон тут как тут.
- Каких размеров муха его укусила? – подошел Гордон к Алексу, когда те оба удалились на приличное расстояние.
- Видать, сильно его зацепило, - сказал Оливер, припоминая, что недавно видел несколько раз Нэйтона с этой девушкой. – Раньше ведь как: прибежит, разнимет всех и безмолвно бежит еще куда-то...
- А кто она ему? – прозвучало дружно от подружек Кристи, которые не торопились идти в беседку, куда ее забрал Луи.
- Та самая его девушка?! – воскликнул, не веря, Гордон.
- Для девушки он с ней как-то грубовато обошелся, - сказал задумчиво один парень из толпы.
- Сказал же, что друг, - мрачно вставил Алекс, что до сих пор смотрел вслед, удаляющемуся Нэйтону.
- Возможно ли, что с ней ее и видели?! – предположил, не устающий мыслить, Гордон.
Алекс посмотрел на него так, будто его одновременно осенило и ударило током. Он сам бы о таком и не подумал. Зато Гордон удачно это сделал, открывая истину поведения друга, переставшего докучать своей опекой и звонками с требованием вернуться на занятие.
До них донесся звук звонка. Все переглядывались между собой. Оливер, выжидательно глядя на Алекса, спросил:
- Пойдем?
Алекс кивнул, и все побрели на занятия мимо пристройки, за которой на траве сидела Ренис, поправляя взъерошенные когтистой блондинкой волосы и собирая их в тугой хвост. Рядом был и Нэйтон, непрерывно отчитывавший ее. Она долго его слушала. Было и стыдно, и неожиданно слышать от него упреки и порицания.
- Хватит уже, Нэйтон, - попросила она.
Парень посмотрел на нее, достал бутылку с водой из рюкзака и протянул ей:
- Умойся. Вид у тебя не очень.
- Ты всегда носишь с собой воду? – наиграно равнодушно спросила она, намочив ладони и протирая ими пылающее огнем лицо. Но голос-то предательски дрожал.
- С тех самых пор, когда ты передо мной упала в обморок.
- Не падала я! – ощетинилась Ренис.
- Чуть не упала, - поправил Нэйтон.
- Да, - закончив, девушка подала бутылку ему. – Спасибо.
Он взял и присел рядом, не глядя, сунул бутыль в свой рюкзак и строго приказал:
- А теперь, скажи мне, что это было?
- Я не понимаю, о чем ты.
- Понимаешь. Прекрасно понимаешь.
Девушка молчала, подпирая спиной стенку пристройки и изучая собственную, затоптанную блондинкой, обувь.
- Что ты там делала?! Хотя, нет, что ты делала я и сам прекрасно видел. Почему ты была среди них? Одна.
Ренис настойчиво молчала.
- Я тебя слушаю, говори же.
- Ты опаздываешь на занятия. Уходи, беги, спеши к своим друзьям, - обида так и звенела в ее голосе. С трудом верилось, что этот Алекс – друг Нэйтона! А каково это услышать от самого Нэйтона...
«Небось, такой же пройдоха, как и этот Фринвуд. Строишь из себя тут мне. А потом все будет так же, как когда-то уже было», - подумала она и зло скосила глаза на него.
- Не уйду, пока не услышу ответа.
- Ну и сиди. Я все равно никуда не спешу. Устанешь, сам уйдешь.
- Той, что вчера напала на Кристи, была ты? Поэтому тебя сегодня...
- Я на нее не нападала. Она первой меня толкнула и вынудила ответить ей тем же, - прямо как ребенок заверещала она, понимая, насколько глупо звучит ее отговорка. – И, если ты и так все знаешь, зачем так усердно допытываться?
- Я не знал. Предположил, исходя из того, что и кого там увидел, - он махнул рукой куда-то за спину, намекая на разборки под каштаном. – Все было так очевидно, что догадаться было не сложно. Но мне хотелось услышать от тебя.
- Да, это из-за вчерашнего. – Ренис немного притихла. – Думала тебе вчера рассказать, да как-то не получилось.
- Рассказать как другу? – улыбнулся Нэйтон, заглядывая ей в лицо, зная, что это злит ее.
- Да какой ты мне друг, скажешь тоже!
- Чего это?
- Я не верю в дружбу, ты же знаешь. И уж тем более в дружбу противоположных полов. Такого не бывает. Это либо корыстные умыслы одного из представителей пола, либо же это все равно перетечет в отношения. До поры до времени взаимное использование, а может быть и одностороннее. – Ренис скорчила гримасу, будто лизнула незрелый кислый-кислый лимон.
- Спешу не согласиться с тобой.
- Молчал бы. Видела я сегодня контингент твоих друзей.
- Они все мне не друзья! – возразил возмущенно Нэйтон.
- Хватает и того, что среди них этот урод.
- Ты про Алекса что ли? – улыбнулся Нэйтон.
- Угу.
- Так он вполне себе красивый, вроде.
- Тц, ты же понял, что я имела в виду, - девушка недовольно отодвинулась от него немного.
- Алекс – он хороший, - придвинулся парень ближе. – Он не такой, каким себя выставляет. Да, согласен, в нем есть плохие черты, но в ком их нет?
- Прекрати. Я не желаю ничего о нем слышать. И иди уже. Тебя наверняка ждут.
- Кто?
- Алекс.
«Вот это уже вряд ли», - Нэйтон, вскинув голову, уставился в чистое голубое небо, что прямо на глазах заволакивало ползущими клубистыми облаками.
- Не ждет он меня, - выдохнул парень. – Если и ждет кто, так это преподаватель. Уж он-то удивится моему отсутствию.
- Почему? Что, ни разу не пропускал? – как бы невзначай и без интереса спросила она, копошась в сумке.
- Ни разу.
- Что ли серьезно? – в изумлении оторвалась Ренис от сумки.
- Ага.
- И даже по болезни?
- И даже так.
Ренис поморщилась, недоверчиво глядя на него, и, достав яблоко, подсунула ему прямо под нос:
- Держи, зануда-зубрежка.
- А ты не будешь? – побеспокоился Нэйтон, в уме прикидывая, как быстро поделить яблоко без ножа.
- Надо же, бутерброды мои безмолвно в рот запихивал, а тут вдруг обо мне запереживал.
Нэйтон сидел, беспомощно хлопая глазами.
- Бери, бери, у меня еще есть, - и Ренис вытащила из сумки второе и тут же с хрустом надкусила его.
Они принялись грызть яблоки так, будто это не им будет выговор за прогул и будто это не они должны вовремя приходить на занятия. А из окна четвертого этажа на них смотрел Алекс. Он вышел в коридор, чтобы позвонить Нэйтону по просьбе озадаченного преподавателя и даже вытащил из кармана телефон, но когда подошел к окну и увидел спокойно сидевших прогульщиков, беспечно вытянув ноги на траве, Ренис и Нэйтона, его перемкнуло.
Не стал звонить. Стоял и смотрел ненавидящим взглядом. Что его так выводило, что Нэйтон сидит с Ренис, или же что вообще, какая-то жалкая (на его взгляд) ущербная девушка составляет компанию его другу? Или же что Нэйтон сидит где-то, а не со всеми с ними – Алексом (в первую очередь), Гордоном, Луи и Оливером? Или сам факт, что Нэйтон предпочел им, а в особенности ему, Ренис? Оказывается, бывает и в мужской дружбе ревность. Таки да. Не только девушки такие. Как говорится, моё – это мое, и не надо сидеть рядом с «моим» вместо меня. Не знаю, конечно, кто так говорит, но все же.
И пока Алекса систематично перекашивало от негативных эмоций на четвертом этаже, Ренис и Нэйтон догрызали яблоки почти одновременно, как будто негласно соревновались, кто быстрее оставит огрызок.
- Теперь беги, пятнадцать минут опоздания ничто для такого золотого создания, - ухмыльнулась Ренис, убирая остатки яблока в сумку.
- Неа. Я не пойду никуда, пока ты здесь.
- Не волнуйся, я сейчас уйду, - девушка застегнула сумку. – Домой.
- Почему домой, а не...
- Ты же не дурак, сам знаешь, что сейчас бурно обсуждает моя группа (а она видела Вики и Анри у дуба, когда шла с Нэйтоном). Пусть наговорятся вволю, - сказала Ренис и подумала. – «А то вдруг им при мне неудобно».
- Думаешь, не будут говорить и завтра?
- Будут. И еще как будут.
- В чем же твоя логика?
- Завтра мне уже будет не так стыдно. Пойду домой, отдохну, переосмыслю. Наутро будет уже легче.
Нэйтон задумчиво смотрел на нее, снова делая свои выводы и подводя в уме итоги. А Ренис поднялась с травы и отряхнулась. Он тоже.
- Я с тобой.
Она удивленно вскинула брови:
- А как же занятия?
- Может, я не хочу идти на них.
- И куда же ты хочешь пойти?
Ответом был загадочный взгляд Нэйтона.
- Если ты думаешь, что я опять вляпаюсь в эту блондинку, Алекса и прочих и только поэтому готов пойти со мной, то не стоит. В этот раз я буду умнее.
- И что же ты сделаешь, если ситуация повторится?
- Побегу вниз по улице с криком: «Помогите, спасите: режут, калечат, убивают!».
- Ахаха. Разумно. Но я вовсе не спасать тебя собирался. Я хочу пойти с тобой просто так.
- Наказания за прогул не побоишься? – скривила губы Ренис, отряхивая джинсы и выбираясь на дорожку аллеи.
- Ты ведь не убоялась, - шел за ней надоеда.
- Мне не впервой, в отличие от некоторых.
- Оно и видно.
Они шли не спеша и вскоре вышли к площадке перед главным входом университета. Также неторопливо они побрели к воротам. Ренис поведала ему в подробностях о том, как Кристи толкнула и о других неприятных моментах их встречи упомянула. А куда деваться-то под его напором? Что-что, а требовать он умел.
- Не понимаю, почему Кристи так поступила? Я не замечал за ней подобных выходок ранее.
- Ой, да все у тебя до идеальности хорошие. Тебя послушать – и Алекс невинное дитя.
- Побуждающие причины и мотивы должны быть, - гнул свое Нэйтон. – Любому поступку есть объяснение.
- Ну, так, объясни мне тогда.
- Не я же тебя толкнул.
- Тогда заткнись и прекрати мусолить эту тему. Или же ты предлагаешь мне сейчас пойти и по-дружески спросить у нее, с какого, так сказать, ****, ты меня на пол опрокинула?
Лицо Нэйтона вытянулось:
- Я не люблю, когда девушки так разговаривают. Не произноси больше таких слов, - мрачно запретил он.
Ренис в ответ посмотрела на него и подумала: «Меня мало волнует то, что ты любишь или не любишь. Я хотела сказать и сказала. Не нравится – делай вид, что не слышишь», - и тут же наперебой бежали другие мысли.  – «Не могу же я тебе сказать, что все из-за ее Алекса, к которому она меня приурочила. Черт, я даже слово «ревновала» так неуместным заменила, потому что это звучит смешно. Как я могу дать такой простой, но смешной ответ? Никак. Ты ведь мне не подружка, чтоб выслушивать мои жалкие жалобы».
- Чего молчишь-то?
- Так, задумалась.
- О чем?
- Вот все тебе надо знать, то почему прогуливаю, то почему толкнули, то о чем думаю. Своей жизнью жить тебе совсем не хочется, да?
- Не кипятись. Я просто любопытный. Всегда находился в стремлении узнать то, что мне неизвестно. С самого детства моим кредо было: «Хочу все знать!». Так оно со мной и осталось.
- Вот как.
- Вчера, к примеру, все никак не мог уснуть, мысля, что же приключилось с Шинон, - он хитро улыбнулся, кивая на скамейку в парке, на которой они сидели. Они почти поравнялись с ней.
- Ловко ты меня к этой теме подвел.
- А то!
- Раз уж времени, которое должно было быть потерянным в универе, полно, то так уже и быть. – Ренис шагнула к скамейке и присела, опуская рядом сумку.
Нэйтон устроился рядом. Прямо два сытых воробушка на осенней березовой молодой веточке.
- На чем я остановилась? – нахмурилась девушка, припоминая.
- Джокер смотрел из окна на шестерку, не догадывающейся о преследователях.
- Ты там что, записываешь что ли? – удивилась Ренис.
- Я же говорил, у меня феноменальная память, так что, начинай, не тяни резину.
- Ничего не подозревавшей, вообще-то, - поправила она и приготовилась продолжить.
Тут, за ее пересказ возьмусь я и постараюсь сжато изложить:
«Ее надо предупредить!», - пронеслось в голове джокера, но прислушавшись к удаляющимся шагам короля в коридоре, подумал.  – «Это не мое дело» и отошел от окна. Спустил одну ногу на ступеньку, остановился. Любопытство взяло верх, и он вернулся, взобрался на подоконник и прильнул к стеклу, наблюдая за беспечной дурочкой Шинон и идущей следом внушительной группой парней, большинство из которых были добровольцы из соседних классов, занимающиеся на площадке. Учителей поблизости не было.
«Вот это ты попала!», - джокер, не осознавая, полез в карман и достал телефон.
«И кому же это я собрался звонить?», - парень усмехнулся, увидев в руке телефон. – «Ей? У меня нет ее номера...».
Он снова посмотрел в окно на площадку и нервно пожевал губу: «И что же теперь делать? Долбить в окно и кричать: «Обернись!». Так только себе хуже сделаю…».
- Да и ладно, мне-то что, - сказал он себе под нос. – Чего ради я переживаю? Постою, понаблюдаю. Не будут же они вправду ее там бить. Попугают, может, - подытожил он неуверенно, не выпуская мобильника из руки.
Интуиция. Чутье. Шестое чувство. Можно подобрать еще пару синонимов, чтобы описать то странное щекочущее нутро чувство, заставившее ее повернуть голову влево. Боковым зрением она уловила далеко позади себя ораву ребят, целенаправленно следовавших за ней.
        «Нет, нет! Вовсе не целенаправленно и вовсе не за мной! Мне просто показалось. Вполне возможно, что им есть куда такой толпой пойти и мало ли куда», - успокоила себя Шинон и немного изменила курс. Теперь она шла в направлении футбольного поля, где разминались ребята помладше и, уже для проверки, с замиранием сердца обернулась.
        Они упорно шли следом, расстояние значительно сократилось. Её охватила паника. Внешне, она оставалась спокойна, продолжая беззаботно вышагивать по зеленому газону, пока мысли хаотично бились в черепной коробке:
        «Это уже не хорошо, это очень-очень-очень плохо! Ну, а чего я хотела, после такого-то?!», - она вдруг резко рванула со всех сил наискосок к бейсбольной площадке. Позади отчетливо слышались смешки и комментарии, играючи бежавших за ней парней. Они, отпуская шуточки, делали ставки, кто первым ее схватит.
         «Что ты делаешь, дура!», - стукнул по раме джокер, уже стоявший на подоконнике. Так ему было лучше видно.
         - Беги сюда, к дежурным, - шептал он, а хотелось кричать. Не отрывая глаз от нее, принялся листать список контактов в телефоне, иногда поглядывая на всплывающие имена на дисплее. Он искал номер Ховарда Силса, который по собственному желанию всегда оставался в числе дежурных. Ховард в первый же день заставил всех записать свой номер, требуя список номеров и от них. Староста же с этим не торопилась и джокер об этом знал.
         Тем временем на заднем дворе парни, улюлюкая, подгоняли беглянку, играя с ней, как кошка с мышкой. Они легко и непринужденно нагоняли из последних сил бегущую девушку. От всей толпы вперед вырвались трое: ускорив бег и желая скорее с этим закончить, чтобы уйти домой. Остальные же, понимая, что она и так никуда от них не денется, и что все равно они ее поймают (а это неизбежно), телепались позади и особо не напрягались: контролирующего их короля рядом не было.
          Шинон как раз добегала до ребят, игравших в бейсбол, эти мальчишки только-только уселись передохнуть на лавочки. Она с завистью посмотрела на них.
          «Черт, я так долго не продержусь…даже спрятаться негде!», - ее взгляд упал на корзину с битами возле лавочки, до нее было рукой падать. – «Чего это я бегу, когда могу сделать вот так», - не сбавляя скорости, она выхватила одну биту, опрокидывая корзину под недовольные выкрики мальчишек, и с нею наперевес побежала навстречу преследователям, думая. – «Нельзя им позволить добраться до корзины!».
         Последующие действия Шинон были быстры и внезапны для парней, которые на бегу переговариваясь, толком не разглядели биты в руке девушки, поэтому не сразу поняли, зачем она бежит к ним и что собирается делать. Вот тебе пресловутый эффект неожиданности…Особенно ничего не понял тот, что бежал впереди всех – он уже валялся на газоне, схватившись руками за кровоточащий нос. После того, как ударила по первому, Шинон, не особо целясь, выбросила руки с битой в сторону и вполне себе удачно попала по животу второго, но при этом и сама, споткнувшись, оказалась на траве. Немедля вскочила, увернулась, приседая, и ударила по ногам, подбегавшего третьего. Шестерка, действуя таким непредсказуемым образом, сама не верила своей удачливости. Ибо сие было не что иное, как везение. Чистой воды удача.
        Увидев, что творится, толпа со всех бросилась к ней, окружила, оттесняя к лежащим на траве парням.
        «Что за идиотина!? Сама себе вырыла яму, причем этой же битой!», - думал жалостливо джокер.
         Между тем у учителя, еще минут пятнадцать назад беседовавшего в этом же кабинете с Шинон, зазвонил телефон. Увидев незнакомые цифры, он, обрадованный тем, что это наверняка нуждающийся в нем ученик, поспешил ответить:
- Алло?
- Не могли бы вы выглянуть в окно... – просительно прозвучало в трубке, а затем послышались короткие гудки.
Окна его кабинета как раз выходили на задний двор, и будь он не так увлечен своей бумажной работой, посмотрел бы в окно и сам. Несколько секунд Ховард Силс озадаченно глядел на телефон, в котором оборвался анонимный звонок. Он не понял смысла фразы и требования незнакомца. На всякий случай поднял глаза с бумажек, посмотрел в окно и... вскочив с места, как ужаленный, подбежал, распахнул створки, вылез прямо из окна наружу и побежал.
А Шинон, оказавшись окруженная ребятами, не теряла смелости: развернулась и нанесла удар по спине того второго преследователя, попытавшегося подняться. Она старалась делать это как можно щадяще, но бите разве объяснишь?
- Нет.
Парень, норовивший встать, распластался на траве, что девушка проконтролировала и тут же приставила биту к лицу третьего, который тоже готовился встать.
- Не вздумай, размажу твою мордашку.
Парень посмотрел на этого монстра и послушно замер, беспомощно оглядываясь на трусливую толпу ребят, не решающуюся вмешиваться.
Все это, еще раз это скажу, произошло так быстро и невероятно удачно, чего не забывала повторять про себя Шинон, что подоспевшие король и его свита обомлели, увидев ее с битой наготове возле поверженных соратников на траве. Парнишка с разбитым носом, осыпал проклятиями и бранными словами, обещая лично с ней поквитаться. Шинон ему не возражала, в перепалку она вступила, только когда заговорил король. Слово за слово. Огрызаясь с ним, она упустила из виду одного из парней, который выхватил у нее ее устрашающее деревянное оружие.
И на нее тут же набросились скопом, схватили, ловко скрутили руки и заставили опуститься на колени перед довольным королем, который упиваясь собственной важностью, влепил ей пару пощечин. Довольно-таки увесистых и звонких, что, казалось, они прозвенели повсюду эхом. Оглушительно, так сказать. После чего король увлекся переговорами с ребятами, советуясь, что же дальше с этой непокорной делать. Посыпались наперебой различные, порою извращенные предложения, от которых кровь в жилах не то что стыла, а резала эти же самые жилы.
Ренис умолкла.
- Только не говори, что на этом на сегодня все.
- Догадливый мальчик, - скривила она некрасиво губы, поднимаясь со скамьи.
- Ты же только начала! – воскликнул Нэйтон.
- Я не очень хорошо себя чувствую. Мне нужно домой.
Он посмотрел на нее и заметил, что она бледна, а глаза, будто бесцельно плывут и ничего перед собой не видят. Парень встал вместе с ней, не желая отставать от нее ни на миллиметр, а то вдруг опять сознание потеряет.
- Тебе не кажется, что слишком часто тебе бывает плохо? – спросил он.
- На что ты намекаешь?
- К докторам бы, что ли обратилась. Твой вид так и говорит, что у тебя проблемы со здоровьем.
- Бывает. Просто мигрень, - отмахнулась девушка.
- Не сказал бы,
Ренис промолчала. Молчал и он. Неудобно было говорить, зная, что у нее болит голова, хотя Нэйтона так и распирало от своих вопросов к ней. Бедняга еле держался.
- Мне жаль, что пропустил из-за меня занятие, - сказала вдруг Ренис. – И вообще, что связался со мной.
- Это мой выбор. Осознанный выбор. И не тебе о нем жалеть.
- А ты жалеешь?
- Ни разу. И не буду, не надейся, - улыбнулся он и добавил. – Вот увидишь, мы еще станем теми друзьями, в которых ты не веришь.
- Не верю, потому что таких не бывает, - невесело отвечала ему она.
- Бывает. И я тебе докажу это.
- Не бывает, и не докажешь.
- Бывает, докажу! Даже против твоей воли, - с вызовом гордо вбросил, словно баскетбольный мяч в корзину Нэйтон.
«Ну, посмотрим», - скептично подумала Ренис.
«Еще посмотрим!», - вторили его мысли, знал он, что она думает.
Они, стараясь не смотреть друг на друга, немного прошагали в молчании.
- Ренис, - сказал Нэйтон, когда они дошли до поворота, ведущего к дому Нэйтона.
- Да?
- Не одолжишь телефон на минутку?
Девушка, не особо долго думая, да и думать не давали головные боли, достала из кармана куртки телефон и положила в его протянутую руку. Нэйтон как-то быстро пробежался пальцами по клавиатуре и вернул телефон со словами:
- Я сохранил свой номер. Звони, если случится что, или нужна будет помощь (тут он имел в виду сегодняшние разборки с Кристи).
- Ах, ты ж... - посыпались перебираемые на инглише ее ругательства.
Нэйтон пригрозил пальцем, убегая:
- Скажи спасибо, что я твой себе не скинул, - улыбнулся, добавляя напоследок. – Звони, даже если будет просто скучно.
Ренис безразлично отвернулась и зашаркала ногами к своему дому.
«Ну и ладно. Ничего страшного не случилось, подумаешь, номер свой дал, сволочь такая!», - девушка, захлопнув калитку, полезла в сумку за ключами. Закрыв за собой входную дверь, скинула обувь и поднялась в свою комнату, где бросила на пол сумку, куртку и легла на кровать, обхватив руками гудящую голову. Оставшись наедине с собой, она снова и снова переживала обеденную драку, отчего в висках начинало стучать с большим остервенением.
Хотелось бы мне сказать об Анри, спесивой старосте, которая со своей подругой Вики, вернувшись на занятия, растрезвонила об увиденном действе их курсу. Правда, было ложно, но твердо, сказано, что Кристи знатно отметелила Ренис, аж до полуобморочного состояния нестояния, по причине чего новенькая не смогла добраться до аудитории. Все посмеялись, подбрасывая в разговор смешные комментарии, ведь нужно было поддержать повеселевшую и воспрявшую из пепла старосту.
И только Грине было не до смеха. Со звонком она, одолеваемая тревожными мыслями, отправилась на задний двор к скверу, оттуда по аллее к беседке, надеясь, что отсутствовавшая новенькая отсиживается где-то там. Грина верила в сказанное старостой, поскольку подобные случаи были не редкостью. Но верить в то, что Ренис уступила Кристи в схватке, было больно. В это верить не хотелось, било, так сказать, по изгойскому самолюбию (изгои 0:1 элита). Тем более что ранее было новенькой оказано нехилое сопротивление этой университетской знаменитости.
Ни в беседке, ни на скамейках, ни под каштанами розововолосая новенькую не нашла, впрочем как и свидетелей случившейся драки – у кого бы она не спрашивала – все качали головами и равнодушно пожимали плечами. И даже посматривали с сомнительными улыбочками.
«Выходит, что Анри соврала? Или же этого кроме узкого круга лиц никто не видел...», - размышляя об этом, Грина понуро зашагала к зеленоволосой подруге, ждущей ее у ворот.
Вредительская деятельность Анри на распускании слухов не закончилась. Она отправила злостную анонимку в комитет, созданный самими же студентами, коим заправляла одна дотошная женщина. Анри Фринвуд красочно расписала, заботливо не указывая Кристи и ее подруг, но не один раз вписала имя Ренис и все точные данные о ней. Включила также имя брата, так как должен же там еще кто-то фигурировать, сама с собой Ренис драку не затеет. Почему брат? Потому что ему все равно: что с гуся вода. Фринвуда берегли, чтобы он не натворил, вот сестра и не мелочилась.
Такая вот киндер-сюрприз, а не Анри. А что там Ренис?
Ренис пролежала неподвижно очень долго. Не отнимая рук от головы, все размышляла то над одним, то над другим отрывком мыслей, с огромной скоростью сменяющих друг друга. Она то корила себя за это опрометчивое, но неизбежное, дергание волос с блондинкой, то скрипела зубами с сожалением, что дралась в полсилы, вместо того, чтобы выбить передние зубы и сломать руку, дабы та оторва не смела больше к ней прикасаться.
Затем было еще что-то. И еще. А потом она вспомнила о своем покладистом поведении перед, ругающим ее при всех, Нэйтоном. Отчего Ренис подскочила и села. Склонила голову к холодной стене, сильнее прижимаясь виском к успокаивающему холоду.
- А что мне еще оставалось? – сказала вдруг она. – Я же понимала, что Нэйтон – соломинка, за которую я могла уцепиться. Вряд ли я выстояла бы, навались они на меня всей тройкой, чего они не сделали только из-за Нэйтона. Чувство самосохранения заставило подчиниться таким обидным, задевающим мою гордость, требованиям этого вездесущего зануды.
«Он тоже хорош. Знал же, как именно нужно говорить со мной в тот момент. Скажи он это мягче, я бы не восприняла», - она закрыла глаза на несколько секунд и, открыв, посмотрела на свои руки.
- Вот так вот всегда, Рахима, - проговорила шепотом, разглядывая руки Ренис. – Тебя вечно кто-то спасает. Спасает из того дерьма, в которое ты попадаешь из-за своего дурного характера...
«Он даже номер тебе дал, - сказал голос в голове. – Тебе это не знакомо?».
- Знакомо и давно пройдено. С уверенностью можно сказать, что истории прошлого любят повторяться. Это плохо, - констатировала Ренис, встала и, покачиваясь, покинула комнату. Цепляясь за перила, кое-как сползла с лестницы, пересекла зал, минула кухню и далее – в ванную, где, открыв шкафчик, провела ревизию по прописанным Мэвилом матери препаратам. Читая названия, она искала подходящее на слух, которое сравнительно недавно принимала, когда они ехали в эту новую, но снова отвратительную, жизнь на машине.
Вроде бы нашла. Но те ли это были капсулы?
Не волновало. Ренис уже бросила две в рот и запила, делая глотки воды прямо из струи из-под крана. Вернулась на кухню и медленно, очень медленно поставила чайник на плиту, сама же пошла к столу и опустилась на стул, тут же уронив голову на стол. Так и просидела. И даже успела заснуть. Спала, правда, недолго. Закипающий чайник разбудил тонким свистом.
Оторвав голову с красным узорчатым отпечатком скатерти на лбу, она подошла к плите, чтобы прекратить истошные вопли чайника. Хотелось очень есть, но готовить она была не в состоянии.
«Подожду чудесного эффекта таблеток, - думала она. – Не зря же я две запихнула в себя. Должны подействовать быстрее».
Хм. Какое обманчивое предположение. И наивное. Ренис села на свое место с чашкой чая, заполненной до краев, что сопутствовало его расплескиванию на пол. К чашке она так и не притронулась. Чай простоял перед ней, остывая. Для чего наливала, спрашивается? Хм. Может, чтобы привести тело хоть в какое-то движение? Может быть.
Подложив под голову и на стол руки, она снова уронила на них голову и уснула. И это уже было действие таблеток. Проснулась она буквально за несколько минут до прихода матери. Был восьмой час вечера, когда Ренис, потянув затекшие руки и размяв шею, встала из-за стола.
Голова ее не болела. В висках не стучало. Все прошло, кроме этой тяжести во всем теле. Ренис вышла в зал и только-только села на диван, как входная дверь распахнулась и на пороге появилась Эллисабэт Нолл, которая пребывала в приподнятом настроении. Чего нельзя сказать о ее дочери, что сразу и заметила Эллисабэт, одним лишь беглым взглядом смерив ту, что мрачно восседала на диване.
- Ты не заперла дверь... - Эллисабэт, забыла, что хотела дальше нечто отчитывающее сказать, ее взгляд был прикован к дочери. Давно она ее такой не видела!
Не то чтобы Ренис была сияющим без остановки жизнерадостным человеком все свою сознательную жизнь, но все же. Этот вид матери о многом напоминал: перед ней сидела та самая Рахима, которая несколько лет терроризировала своими жесткими проявлениями сложного характера. Это не на шутку испугало Эллисабэт: «Здесь может быть только два варианта, - думала напряженно она, - это либо проблемы в ее учебной жизни, либо снова выматывающие головные боли».
Прямо как в воду глядела! Вот только вот там было не «либо-либо», а оба варианта сразу. Чего Эллисабэт Нолл и не додумалась рассмотреть как возможную версию. Но все равно, пятерка с плюсом ей за хорошее знание своей дочери.
Эллисабэт, скинув туфли, подбежала и села рядом, приобняла Ренис.
«Девочка моя...», - почти сорвалось с губ, но мать, поджала их, понимая, что говорить так поздновато и неуместно. Времена, когда такие ласковые слова стоило говорить сиротке-дочери она бездарно растратила, думая лишь о себе.
- Ренис, что с тобой? – сказала мать вместо этого и, заглянув в лицо, увидела ссадины и царапинки на лице от острых ноготков задиры-блондинки, которые говорили ей о том, чего не хотелось бы знать. Не сейчас. Не снова. – Ты опять п... – чуть не спросила мать, дотрагиваясь и ощупывая подушечками пальцев (ноготки у нее были длиннее, чем у Кристи) покраснения и полосы на лице, но дочь перебила.
- Неудачно упала, - выпалила она и хотела одернуть голову и вырваться, но, еще разок взглянув на искренне озабоченную ее состоянием мать, не стала этого делать.
Ложь была налицо. Но Эллисабэт решила для себя лучшим притвориться, что верит.
«Раз уж она не желает говорить, то пусть так».
- Где ты так упала? – Эллисабэт достала из сумочки дезинфицирующие салфетки, которые никогда не покидали ее сумочки (то есть не заканчивались, а если и заканчивались, то тут же ею покупались). Расточительная женщина, повторю и это снова.
- Да там, в сквере. Засмотрелась и навернулась через бордюр в колючие кусты, - ком лжи продолжал раскатываться, увеличиваясь в размерах и грозя раздавить собой.
«Что же ты здесь-то не поделила? – думала мать про себя. – Ой, можно подумать, знаю, что и кому она в других местах не уступила!».
- Не слишком ли ты большая для таких вот неосмотрительных падений? – недоверчиво сказала женщина, повернув голову Ренис к себе, аккуратными касаниями протерла лицо.
- И даже очень, - согласилась та. – «Двадцать четыре года, а вру как ребенок!». – Ренис знала, ее аргументы звучат глупо, и что мать не верит, а только притворяется, чтобы ее не обидеть. Теперь было стыдно и неловко еще и за это. Но и здесь она ловко вывернулась. – Мам. Прости, но я ничего не приготовила...
- Я сама, по-быстрому. – Эллисабэт Нолл встала, понимая это как намек, что дочь не хочет больше говорить. Она направилась было на кухню и приостановилась у дверей в свою комнату.
- Не отдохнешь даже?
- А кто сказал, что я устала? – улыбнулась мать. – Я полна сил и энергии. Сначала переоденусь, и полный вперед.
- Я смотрю, рабочий день был удачным.
- Очень! – отозвалась Эллисабэт уже из комнаты.
- Поделилась бы и со мной.
- Обязательно. Но только за ужином.
Через несколько минут она вышла в домашнем халатике и незаметно проскочила на кухню. Наскоро приготовив соус, позвала к столу дочь. Они поужинали, перекинулись парой фраз о работе Эллисабэт, которая пребывала в полном восторге от нее. А, может, по обыкновению, просто делала вид, чтобы отвлечь обеих от факта наглой лжи. Закончив и дружно прибравшись на кухне, они разошлись по своим комнатам. Каждая в свою, чтобы в тишине терзать себя вопросами:
«Что же там произошло?», - это терзалась мыслями мать Ренис.
«Что же будет завтра?», - а это сама Ренис.
Пытая самих себя, они уснули к середине ночи.

Глава девятая: «Снова они!».               
В это утро она проснулась непростительно рано. Ренис, конечно же, не теряя времени, поспешила заснуть, но, увы. Не получилось.
«Выхода нет. Только если из кровати», - она вылезла из теплой постели, еще раз с ненавистью посмотрела на часы. Была половина шестого утра, а сна ни в одном глазу. Напомнила себе, что это седьмой день и закатила глаза, надеясь уснуть. Но нет.
Злостно ругая себя, оделась и заправила кровать. На часах – 05:40. Прошлась по комнате и даже сделала зарядку, этим сильно удивляя собственный организм, но часы и после этого настаивали на 05:47.
«Вот что значит чрезмерное переживание! Всю ночь помнила, что с наступлением «завтра» мне неизбежно идти в университет. Хотя, не так уж это и неизбежно. В принципе-то, все в моих руках, но маме это не понравится», - рассуждая в уме, она собрала сумку-трансформер и как можно бесшумнее спустилась в зал, а оттуда прокралась на цыпочках мимо маминой двери на кухню. С кухни – незамедлительно в ванную. Ну, да, зубы! В первую очередь зубы! Чистота зубов – залог здоровья зубов, вот, как-то так, друг.
Вернувшись на кухню, взялась за приготовление завтрака. Покончив с этим, накрыла на стол, стараясь не шуметь тарелками и чашками, но одна, паскуда такая, всё-таки бряцнула, ударившись о тарелку. Ренис опять посмотрела на часы – 06:30.
- Да твою ж …! Впервые контролирую все действия поминутно. Прямо человек-график! – она уселась на стол и потянула к себе пустую чашку.
- Ого!? – застыла на пороге кухни Эллисабэт, только-только проснувшись, она спешила, не снимая своих вульгарных пижам, организовать завтрак. Увидеть здесь Ренис в такую рань она и не мечтала.
Ренис улыбнулась, опуская дежурные утренние фразы.
- Это ты не ложилась, или пораньше встала? – решила пошутить мать, пробежав глазами по накрытому столу.
- Это я неудачно проснулась, - девушка потянулась за чайником. – Садитесь, женщина, и позавтракайте со мной, - добавила деловито дочь, разливая кипяток по чашкам.
- Ты это ради меня старалась? – зашлась улыбкой мать.
- Не обольщайся. Это я от незнания, куда себя деть, старалась.
- Могла бы хоть раз согласиться, - насупилась Эллисабэт Нолл, присаживаясь и внимательно вглядываясь в лицо дочери, рассматривая затянувшиеся и образующие тонкие темные полосы следов от царапин.
 - Сильно видно? – поинтересовалась Ренис, не поднимая глаз от чашки, но чувствуя на себе, а именно на лице, изучающий взгляд женщины.
 - Не так, чтобы очень, - успокоила ее Эллисабэт и продолжила. – Ты только сегодня больше так не падай. Я тебя прошу.
  Ренис приняла это как прозрачный намек на то, что мать знает об истинных причинах ее травм и просит всячески обходить этих причины.
 - Я каждый день пытаюсь избегать падений, но…
 - Вчера сама судьба, да? – перебила Эллисабэт, не желая что-либо слышать теперь. Не хотела она заставлять Ренис начинать вчерашний лживый разговор. – Ладно, мне надо привести себя в порядок.
 Не допив чай, она ушла к себе и минут через двадцать вышла в глухом строгом черном платье.
Пришла очередь Ренис говорить:
- Ого!
Эллисабэт повела головой, мол, что, что-то не так?
- Ты, наконец, вылезла из своих бесконечных костюмов…черт, ты выглядишь в нем моложе меня! – скорчив рожицу зависти и ненависти, Ренис подбежала к ней и принялась со всех сторон разглядывать.
- Умеешь ты преувеличивать! – смущенно отвернулась мать и пошла к столу, заканчивать утреннюю трапезу.
Завтрак их прошел в молчании. Платье обсудили, говорить было больше не о чем. Иной раз даже смотреть друг на друга было неловко, особенно, Ренис, которая так бессовестно и нагло наплела метровую паутину лжи вчера. Неловкость чувствовала и Эллисабэт. Она корила себя за то, что вовремя не докопалась до истины и позволила себе принять столь прозрачное вранье дочери. Сейчас искать или требовать правду было неудобно, ведь она вчера обманывала своей притворной доверчивостью, что, наверняка раскусила Ренис. Так думала она, убирая за собой посуду в раковину.
- Ну, я побежала, - выдохнула Эллисабэт. Увидев, что дочь идет следом, добавила. – Не надо провожать, ешь.
«Как хочешь», - безразлично подумала Ренис, провожая только взглядом мать, которая в спешке выбегая за дверь, споткнулась о ее кеды, брошенные, как попало. А после ухода матери оставшись одна, Ренис собрала со стола посуду за собой, вымыла и вот уже в который раз посмотрела на часы.
08:00
- Да что ж ты будешь делать! – воскликнула она весь дом, благо кроме нее никого не было.
Это отнюдь не оттого, что ей не терпелось пойти в университет. Не могла она спокойно сидеть и коротать время, думая о том, что же ее ждет – это сильно нагнетало и выматывало. Она предпочитала, пусть и не храбро, но все же, идти навстречу поджидающим неприятностям. Оттягивать неотвратимое смысла не было. Именно поэтому девушка, устав накручивать себя в ожидании, бесцельно болтаясь по залу, вышла, заперла дверь и направилась к калитке. Остановилась Ренис у поворота, поражаясь самой себе. Поскольку теперь она ждала Нэйтона.
«Вот до чего ты докатилась, Рахима!», - сокрушалась она, поглядывая под ноги.
Ждать ей пришлось недолго. Сначала черной точкой, затем точкой покрупнее, а потом уже очерченной фигурой замаячил Нэйтон, который признал издали злобную буку и перешел на бег.
- Ты что, почувствовал мое присутствие? – как обычно кривила рот в едкой усмешке Ренис, опустив приветственные, не любимые ею так же, как и прощальные дежурные, откровенно заезженные, фразы.
- Я всегда в это время подхожу.
- А чего так рано-то?
- Чтобы застать тебя раньше, чем ты, избегая меня, убежишь.
- Да ты стратег.
- Просто психолог, - сказал Нэйтон и с подозрительностью окинул ее взглядом. – Ну, а ты-то, почему в столь ранний час тут? Да и еще ждешь так терпеливо меня. Меня же ведь ждала? – засияла улыбка.
- Тебя, тебя, - Ренис поправила ремешок сумки. – У меня просто сегодня как никогда много свободного времени.
- Это значит, что услышу немного больше обычного истории о Шинон, верно?
        - Я этого не планировала вообще-то.
- Ничего не мешает тебе рассказать спонтанно.
- Ну, надо же! На каждую мою отговорку находишь ответ.
- Я полон хитростей и уловок, как ты загадок и неоправданной агрессии.
- Обиделась бы, да с тобой это бесполезно.
- Я слушаю. Так что там про кровь в жилах?
Девушка, сильно нахмурилась, вспоминая собственное выражение, которым он напоминал ей место в истории, на котором она прервалась в прошлый раз.
- Кровь в жилах, судороги в желудке и прочих истерий, передаваемых организму головным мозгом от предлагаемых жутких вариантов расправы над ней, - хмыкнула Ренис Нолл, припоминая, что же там дальше.
 Нэйтон вопросы не задавал, терпеливо ждал. И Ренис заговорила:
- Шинон отчаянно думала, что же делать и как быть. Проклинала бы саму себя за свой дурной характер и приняла бы все свои проклятия, если бы это ей сейчас помогло. Но нет, она, переступив через себя, готовилась молить о пощаде и просить, чтобы ребята отпустили ее. Тем временем к ним уже сбежались все, кто находился на спортивных площадках. Любопытство грех или не грех? Всем хотелось знать, что там произошло и продолжает происходить: и парням, и девушкам. Все переспрашивали и выспрашивали у близстоящих очевидцев. В этом вопросительно-объяснительном галдеже никто не слышал и не замечал, кричащего и бегущего к ним, учителя, пока он не начал прорываться через толпу, распихивая и расталкивая всех, и, в конце концов, не оказался в самой гуще.
В гуще, где король держал рукой за лицо Шинон, с силой вдавливая свои пальцы в кожу. Сидящая на коленях перед ним девушка не могла пошевелиться, ее держали, присев рядом, как раз те двое, кого она более гуманно обработала битой. Тот, чьего лица она не пожалела, как раз собирался воздать ей по заслугам той же битой.
Шинон, единственная ожидающая хоть какого-нибудь чуда, первой увидела, появившегося справа от короля, Ховарда Силса, на которого и устремила умоляющий взгляд. Сопровождая все свои действия укоряющей речью воспитательного характера, учитель оттолкнул короля, требуя ото всех немедленно направиться к директрисе, предупреждая, что всех запомнил, и никому от разбирательств не отвертеться. Хотя врал, короля, который завидев Ховарда, отвернулся, пряча лицо, и ретировался в толпу, учитель не рассмотрел. Ховард так спешил освободить девушку, что главный злодей получил шанс уйти незамеченным, а вместе с ним спешили разбежаться кто куда его прихвостни, а также случайные и ни к чему не причастные свидетели (если можно им простить бездействие, конечно).
В ответ на требования учителя, не успевший сбежать (ибо не мог) парень с разбитым носом начал обвинять во всем Шинон, тыча для пущей убедительности в нее пальцем, и показывая заодно на себя, твердя о преднамеренном избиении. Это Ховард и сам прекрасно видел из окна. Слушая пострадавшего, учитель помог подняться Шинон, а точнее, выдернул ее из рук, все еще держащих ее парней. И только он это сделал, как она кинулась яростно и с большим размахом отвесить пинка королю, который спешил исчезнуть, прячась и растворяясь в шумной толпе. Она почти дотянулась, но Ховард Силс схватил и потянул ее на себя, и, в результате вместо мощного мстительно-карающего удара под копчик, это было лишь легкое касание ногой. Учитель Ховард, цепко сжав в руке ее руку, взяв под локоть, с другой стороны (также был взят в плен раненный), двум другим охранникам девушки приказал идти следом. Всех четверых он вел за собой назад к корпусу. Парни сначала в замешательстве переглянулись между собой, а затем и с выглянувшим из толпы королем. Он дал знак идти с учителем. Должен же кто-то отвлечь, пока другие кинутся в разброс.
        А у пожарных лестниц, вернее на втором этаже, прильнув к окну, стоял на подоконнике Джонатан и криво-криво улыбался, в то время как Ховард Силс шел и неустанно размышлял, как же ему следует поступить с пойманными учениками.
       «Первым делом нужно побеседовать с ними и выяснить все. Это само собой и однозначно! Но как? Опросить мисс Бринст (это была фамилия Шинон) отдельно, а потом их? Нет! Велика вероятность, что они сбегут, в то время, как я буду занят с ней. А если начну с них, заперев ее где-нибудь в кабинете, то не факт, что она не поступит точно так же. Да и тем, другим, ничего не стоит разбить окно и добраться до нее. Наслышан о подобных случаях, но сам не сталкивался. Как же быть?», - Ховард покосился на вытирающего кровь парня по правому боку, который нуждался в оказании медицинской помощи.
       «Эти подростки готовы на что угодно. В любом случае, я не могу оставлять без присмотра ни ее, ни их», - посмотрел на уныло и обреченно плетущихся позади ребят, затем на Шинон. – «А эта девушка, похоже, способна выкинуть нечто похуже этих ребят. Ну что за класс достался именно мне! Одни монстры! Но, я ведь знал, куда шел, так что, крепись, Ховард», - сказал он сам себе, мысленно, заводя всех их в кабинет биологии.
        Это был первый попавшийся, вести дальше у него не хватило терпения, да и закреплен кабинет был за ним и ключи как раз звенели в кармане.
«Посажу всех четверых перед собой и расспрошу каждого, отлично! Такого в моей практике не было», - приказав рассаживаться за первыми столами, Ховард подхватил из ящика своего стола полотенце и подошел к парнишке с разбитым носом, помогая ему приложить и объясняя, как держать. Сам он затем вернулся к своему столу, оперся об него, недовольно скрестил руки, поочередно глядя на своих учеников. Идиот! Надо было срочно вести раненного медпункт, но он был так увлечен предвкушением своего допроса с пристрастием, что совсем об этом позабыл.
Ховард был молод, неопытен, но старался вопреки всему казаться маститым знатоком подростковой жестокости и методов их перевоспитания.
«Как бы они опять не сцепились», - побаивался он, с опаской глядя в эти лица и готовясь вмешаться и разнять. В коридоре послышались шаги и все четыре головы задержанных одновременно повернулись к проему настежь открытой двери: трое – в надежде увидеть короля, что пришел их отмазать и спасти, одна – просто от скуки. Но это был бывший король и нынешний джокер – Джонатан, который вроде бы шел, глядя себе под ноги, но зачем-то у двери поднял глаза и, заглянув в кабинет, посмотрел на них. Встретился взглядом с Шинон, а может даже целенаправленно посмотрел на девушку, лицо которой хранило розоватые следы от ударов на лице. Одна сторона была пунцовая от пощечин короля.
Джокер улыбнулся и не просто так, а ей. Шинон удивленно вскинула брови и отвернулась. Учитель, осознав ошибку, поспешил закрыть дверь. Побаивался, что они сейчас выбегут, или, наоборот, ворвутся другие. Этот обмен взглядами он про себя отметил, и сделал кое-какие выводы, а также возмущенно подумал, почему в школе до сих пор кто-то вольно бродит: все должны были уйти домой, или сидеть на дополнительных занятиях!
Он вернулся к столу и как можно строже спросил:
- Ну и как вы все это объясните?
Ученики молчали, невинно и хором хлопая глазами. А один еще и носом хлюпал, заливая полотенце кровью.
- Почему вы трое впереди всех бежали за беззащитной девушкой?! – задал другой, наводящий на признания вопрос, учитель.
- Не такая уж и беззащитная! – озлобленно бросил тот, что прижимал неплотно полотенце под носом. Подросток уже очень сильно гнусавил и не проговаривал толком буквы, но стоически переносил боль, которую испытывал, чем вызывал восхищение у Шинон.
Ховард Силс хотел нечто поучительное с возражением сказать, но тут главная зачинщица, которой хотелось скорее все закончить, отправиться домой и ополоснуться коктейлем дезинфицирующих средств, опередила своим шокирующим ответом:
- Они имели полное на то право, мистер Силс, я украла у них деньги.
       Это было неожиданно даже для ребят, что они и показали, когда в едином порыве повернулись к ней, в удивлении раскрыв рты.
       «Дебилы, вы хоть подыграйте мне, что ли, зачем же так откровенно обличать меня во лжи?!», - подумала она и, извинительно улыбнувшись им, сказала со всей искренностью:
       - Ребята, простите меня, пожалуйста, я просто была очень голодна, а попросить было не у кого. Я вам завтра верну все… - «до копеечки!», - мелькнуло в голове, но сообразив, она быстро заменила. – До центика.
       И Шинон на этом скорчила лицом одновременно и сожаление, и мольбу.
       «Врет!», - определил Ховард. – «Может это ее способ выкрутиться из всей этой заварушки вместе с парнями? Возможно. Знать бы еще, что именно у них там произошло», - у него назрел вопрос, но тут заговорил один из ребят.
- Могла бы просто попросить. Я бы тебе и без возврата дал. А еще лучше – в кафе пригласил бы, - сказал один и так не наигранно заулыбался в смущении. Его звали Кид.
- А вот если бы ты мне сказала, я бы тебя в ресторан сводил, - издевательски расхохотался второй, на что-то намекая.
          «Но-но, вы хоть не переигрывайте, придурки! Превратили такую красивую ровную ложь в спектакль», - Шинон стыдливо опустила голову. Было очень стыдно. За них.
Промолчал лишь тот, кого она знатно покалечила. Он с ненавистью поглядывал на нее и товарищей. Конечно, как и они, он понимал, что Шинон своей ложью брала всю вину целиком на себя, оправдывая и обеляя их самих. Выдумала даже вполне правдоподобную причину их преследования и драки, полностью возложила всю ответственность за произошедшую потасовку на спортплощадке себе на плечи.
Ховард Силс на все это качал головой:
- Я знаю, что это ложь. Отвечая за ваш класс, мне придется долго объясняться за твой разбитый нос в учебное время, - сказал он укоризненно, глянул на раненного подростка и понял по побледневшему лицу пострадавшего, что помощь ему нужна острее.
Учитель ринулся к нему, взял под локоть. («Такая привычка, брать всех под локоть?», - подумали вместе Шинон и остальные), помог встать и прошел с ним к двери.
- Провожу в медпункт и приду. Как вернусь, поговорим. Не вздумайте уходить! – строго крикнул он из коридора и толкнул дверь. Запирать их не рискнул, могли натворить делов и взаперти, уж лучше пусть сбегут. Все равно от школы и родителей им не убежать, думал он.
Как только дверь за учителем закрылась, парни привстали, вскочила тут же и Шинон. Она, схватив свой стул и держа его перед собой ножками вперед, приняла оборонительную позу, готовая стоять до последней капли крови, коронки зуба и ушиба с переломом. Ноги или руки.
- Да ладно тебе, - устало махнул ей рукой один, его звали Кид. – Марло здесь нет, а лично мы против тебя ничего не имеем. Сама понимаешь, таков расклад.
- Но била ты сильно, - потирая спину, весело и без обиды подхватил другой – Зак.
- Таков расклад, - ответила им Шинон, и парни с улыбками переглянулись.
- Предлагаю мирно разбежаться по домам, - сказал как переговорщик со стажем Кид. – По-любому зудение Ховарда не скоро кончится. А раз уж нам все равно и завтра сюда приходить, то он может проехаться по ушам своими наставлениями и нравоучениями завтра.
- Как раз и поостынет, может, - вставил задумчиво Зак.
- В точку, - согласился Кид и посмотрел на девушку. – Ты, кстати, будешь идти, пройди через боковой ход и выйди через площадь построения. Меньше шансов наткнуться на Марло.
- Так я тебе и поверила! – огрызнулась Шинон, опуская стул на место и медленно, спиной к двери, лицом к ним, попятилась из класса. Она и без подсказок знала, что король будет караулить ее на заднем дворе, то была ее безмерная гордость, не дававшая спокойно принимать чьи-либо верные советы.
«Что ж, придется сделать круг», - она быстро шагала по коридору. Парни вышли следом, но направились они в другую сторону. – «Обратно? На задний двор к королю?», - подумала Шинон, ускоряясь. – «Не в ту ли сторону шел и джокер? Или же он...», - мысль ее мгновенно растворилась под напором нахлынувшего чувства стыда. – «Это ж надо было так попасться! Перед всеми. Еще чуть-чуть и расплакалась бы, ха! Ударил меня перед ними... этого я так не оставлю!».
«А что ты можешь сделать?», - пискнул в голове неуверенный (ощутимо трусливый) голосок, но девушка его уверенно проигнорировала и, поглощенная всевозможными вариациями жестокой мести и воздаяниями по заслугам этому засранцу Марло, забрав сумку из кабинета, вышла через боковой выход, как того и советовали ей ребята. Как бы ей не хотелось этого признавать, но они были абсолютно правы.
«После занятий все масти собираются за школой, ясное дело, Марло будет там, тем более зная, что я оттуда хожу домой. Интересно, а что скажут ему эти ребята?», - подумала она о Киде с Заком, толкая тяжелую железную парадную дверь и, крадучись, выбираясь на крыльцо. Осмотрелась, горизонт, вроде бы был чист. Она смело шагнула вниз, перемахивая по две ступени и торопливо сбегая с крыльца. – «Бедняги. Их можно, наверное, пожалеть. И я их не виню. Действительно незавидное положение: выполнять абсурдные приказы из-за боязни, что отказавшись, будешь изгоем, преследуемым толпой. А впрочем, плевать! Не моё дело. И ни капли мне их не жалко. Не хотели бы – не делали бы...».
Рассуждения девушки оборвались, ибо она столкнулась за поворотом с чьим-то телом – я выражаюсь так (допустим, это ударилась в пояснения Ренис под улыбку Нэйтона), потому что Шинон видела только обувь, ноги и немного туловища, ведь погрузившись в свои мысли, она шла, вперив взгляд под ноги. И потому, столкнувшись, машинально, не глядя на возникшее препятствие, сделала шаг в сторону, собираясь его обойти.
- Да подними же ты голову. Я для чего тебя здесь караулю?
«Джонатан?».  – Шинон бегло пробежалась по нему глазами раздраженно бросила:
- Чего тебе? Не видишь, я тороплюсь.
- Вижу. Но только это больше похоже на то, что ты мчишься в поисках водопоя, чтобы потушить загоревшийся зад.
- К чему такие сложности? – Шинон сделала вид, что не понимает. А она действительно не понимала к чему это он. Да и с чего бы вообще ей его понимать?! Она не могла знать, что он видел всю завязку и развязку передряги, в которую она попала, и под конец преисполненный восхищением аплодировал, стоя на подоконнике. Эдакий невидимый критик в школьных кулуарах.
- Ты хоть спасибо что ли скажи мне, - загадочно промурлыкал ей джокер.
- Тебе?
- Да.
- Ну, спасибо. А, собственно, за что спасибо-то?
- Кто, по-твоему, к тебе учителя Ховарда отправил?
Шинон ошеломленно смотрела на него, не моргая, глаза все больше и больше округлялись от удивления.
- Ну? Доходит? Или мне еще подождать? – легкая кривая улыбка Джонатана, гордого собой и своим поступком, заиграла у него на губах.
- Медленно, но доходит. А сам-то чего не ворвался в стан врага на белом коне и не спас принцессу?
- Это ты-то принцесса?
- Пошел ты! Зато я не... - она оборвалась, затыкая саму себя, понимая, что дальнейшие слова излишни.
- Что, договаривай, - оскорбился заранее он, обида прямо-таки звенела в голосе.
- Знаешь, - растеряно сказала Шинон. – Я очень тороплюсь, - она обошла его снова, но сделав несколько шагов, остановилась, о чем-то думая.
Джонатан пронзительно смотрел и выжидал.
- Кстати, - повернулась она к нему. – Стоит прояснить, что так же, как тебе не нужна моя жалость и помощь, равно так же не нужны они мне от тебя. Не лезь больше со своими подвигами. Справлюсь сама, – а про себя виновато подумала. – «Дура гордая, если бы не он, лежала бы полумертвая на заднем дворе, или чего хуже...».
- Что ж, - Джонатан подошел ближе. – Если тебя настолько не нужна моя помощь, то попробуй справиться завтра с тем, что тебя собираются поймать и затащить в подсобку для завершения процесса наказания, начатого королем, - он улыбнулся. – Это, в принципе, то, ради чего я тебя и поджидал. Счастливо до дома добраться, - улыбка его искривилась сильнее, вытягивая и уродуя ровную линию рта, и парень немедля развернулся и засеменил назад.
«К Марло за школу», - Шинон смотреть вслед не стала, ноги несли домой от греха подальше.
Позже, манеру разнообразно и криво улыбаться она позаимствует именно у него. Не намеренно, конечно, нет. Это произошло как-то само собой, видимо, настолько сильно понравилась эта улыбка, прямо за душу взяла. Но у нее она получалось не такой красивой и обаятельной как у него. Мы с тобой знаем, что многие люди неосознанно перенимают повадки, выражения, жесты и мимику других, и она была такой. Все, что нравилось, впитывала в себя и использовала сама, не всегда понимая, что копирует чужое. Ну а что с того? За такое в суд пока не подают, верно?
Шинон Бринст почти бежала по тротуару, тщательно обдумывая неожиданное предупреждение одноклассника, что вызывало у нее массу сомнений:
«А что если это ловушка и его намеренно подослали ко мне? Не стоит забывать об их тесной связи с королем. Вот и с чего бы мне ему верить? Он мне не друг, не враг и, в общем-то, никто. Но прислушаться, думаю, стоит. Как бы там не было, вполне ожидаемо, что меня не захотят оставить в покое – им же нужно кого-то поймать и основательно проучить. Точнее, ему, этому Марло. Но я что-нибудь придумаю, обязательно. Надеюсь…».
Сейчас за историю возьмусь, как автор, я и выложу многие подробности, которые опускала в своем рассказе Ренис Нолл. Она стремилась повествовать коротко, сжато и без объяснений, на это меньше затрачивалось времени на ее взгляд. Так вот:
Надо сказать, что ученица Шинон Бринст не очень-то и отличалась от своих сверстниц. Одевалась модно, не отказывалась от коротких юбок и обуви на высоком каблуке, что в прочем делали все ее одноклассницы. Комплекс невысокого роста, так сказать. Девочки всегда хотят быть выше, каких бы высот не достигали в прямом и переносном смысле. Этого хотела и Шинон. В этот тяжелый для нее день она была в более и менее удобном виде: джинсах и обуви на высокой платформе. Дома она это все критически осмотрела, припомнила все мелочи и подумала:
«Не пойдет. Для бега совсем не подходит, это я проверила на себе, чудом ноги не вывихнула!», - она полезла в шкаф в поисках изношенных кед, которые никак не решалась выбросить, все, думая, что когда-нибудь пригодятся. Пригодились! У меня такие вещи обычно уже разлагаются на городской свалке, когда возникает острая нужда в них, которая не думает возникать, пока они годами лежат дома в шкафу.
На следующий день она, крадучись, добралась до кабинета и села на свое место, предварительно обсмотрев его на наличие колющих, липучих и прочих предметов. Минутой позже влетел Ховард Силс и начал рассказывать о вопиющем случае противостояния одной против всех на спортивной площадке, о чем и без него все прекрасно знали. После чего он поднял троих: Шинон, Кида, Зака. Четвертого – Энтони не было, ему дали возможность отлежаться и полечиться на дому. Энтони скрыл ото всех причины травмы, соврав, что упал со снаряда. Учитель покрывал его ложь, иначе выяснилось бы все и началось разбирательство с Шинон Бринст, которая могла бы уверенно писать заявление на весь класс о гонениях и притеснениях и поднять шумиху вокруг их школы. Поэтому учитель Ховард всего лишь публично отругал их за побег, пригрозил взяться за них всерьез. Затем спросил у Шинон, вернула ли она деньги ребятам, наблюдая за реакцией обеих сторон и класса в целом, после чего, объявив, что оставляет ее после занятий, разрешил им сесть.
Ховард Силс принял такое решение исключительно из спасительных соображений. Подозревал, что за девушкой начнется охота и потому счел нужным задерживать ее у себя, пока все потенциальные охотники не разойдутся по домам.
«И только потом можно будет ее отпускать», - думал наивно он.
- Да почему меня! – возмутилась новенькая, вскакивая с места под дружное хихиканье класса. Внятного ответа от учителя она не получила. Прежде чем сесть, заметила, как, глядя на нее, шушукается король и, перегнувшийся со второго стола, парень из его свиты. Сидя в своем крайнем правом углу под самым носом учителя, они наглым образом решали ее судьбу.
Шинон Бринст, остыв, села за свой последний стол среднего ряда и неосознанно посмотрела влево на предпоследний стол первого ряда, за которым сидел Джонатан. Присмотрелась к нему, задерживая взгляд.
«Он сегодня совсем разбитый, даже на Марло не поворачивается», - подумала она и отвела глаза.
На первой пятиминутке после первого урока, проходя мимо свиты короля, она услышала, что Марло и Джонатан направились на «вышку» – так они называли угол под пожарными лестницами, ведущих на второй, третий и четвертый этажи (где и подсматривал Джонатан за травлей Шинон). От них же она мельком уловила и намотала на воображаемый ус информацию о неких девушках по переписке, которых Марло уломал прийти в их школу на встречу. Ничего сверхважного о планах на нее саму она не услышала, а ей ведь было нужно только это!
С началом урока все заняли места, ну, как все – не было Марло и Джонатана, на что всем было без разницы, лишь бы их самих поменьше касалось. Ховард Силс, увлеченный проверкой заданий тех, кто подобно рою мух, толпой облепили его стол, не замечал отсутствия этих двух.
Это была стратегия Марло. Это он приказал отвлечь на себя учителя.
Не столько любопытство, сколько упрямое желание насолить (нагадить!) и помешать Марло, заставило Шинон поднять руку и с жалобной миной отпроситься на несколько минут. Не поднимая головы, учитель сделал строгое замечание, что перерыв только что был, но все же разрешил, не акцентируя внимания на той, что отпрашивалась. Шинон, прикрыв за собой дверь, побежала по коридору резвее раненной антилопы, но опомнившись, вдруг перешла на тихий крадущийся шаг, прислушиваясь к едва слышимым разговорам и шорохам в конце коридора. Она остановилась у самого угла поворота к «вышке» и попыталась хоть немного послушать, мало ли, речь идет о ней.
Увы, разговор велся о деньгах: кажется один, вымогал у другого. Зачем-то, высунув голову из-за угла, обнаружила свое присутствие непонятно для чего произнесенным:
- Оу! – после чего Шинон поняла, что она вовремя. Прямо в самый что ни на есть раз!
Джонатан сильно смутился и растерялся, увидев ее из-за спины короля. Шинон подошла ближе, не давая возмущенному королю Марло раскрыть рта, затараторила:
- Негоже вам здесь так бесстыдно пересчитывать чужие деньги, когда ваше высочество (это прозвучало больше с едкой-едкой иронией, чем с полагаемым и притянутым за уши уважением) разыскивают столь прелестные особы...
Услыхав о девушках, о которых так бахвально сплетничали его верные слуги, Марло будто подтаял и потек. Озабоченно оправив рубашку и пригладив волосы, спросил:
- Где они, что сказали?
- Сказали, будут ждать в вестибюле того корпуса. Признаю ваш отличный вкус! Они писаные красавицы! А какие стройные, ваше величество! – не унималась, лебезя и расстилаясь перед ним, Шинон.
Марло ее уже не слушал. На всех парах бежал по лестнице вверх на второй этаж, откуда можно было, не делая круг через весь их корпус, спуститься и попасть в вестибюль главного корпуса, лишь пробежав длинный коридор. Что и решил сделать фальшивый король, оставив джокера и шестерку провожать себя взглядом.
«Серьезно?! Он в это поверил?! Купился на такой тупой развод?!». – Шинон самодовольно усмехнулась, повернулась и направилась обратным путем в класс.
Джонатан нагнал ее, запуская руки в пустые карманы и чувствуя немалую неловкость, прерывающимся голосом сказал:
- Спасибо.
- Да забей. – «Я не для спасибо это делала», - пронеслось в голове.
Снова наступило неловкое молчание, которое так хорошо чувствовали стены этого коридора.
- А что, они, правда, были такими красотками? – Джонатан думал разрядить их молчаливое хождение своими завистливыми вопросами.
- Ты дурак? – грубо отозвалась она, не давая следом другого ответа.
- В смысле? – он оторопел и остановился, а она продолжала идти.
- Нет там никаких девушек. И не было.
- Что?! – парень испуганно забежал вперед, заглядывая ей в лицо и пытаясь понять, это она так шутит, или же правду говорит. – Но Марло говорил, что они должны были сегодня...
Его прервал смех, звонкий с хрипотцой. Ее веселил один его потерянный вид.
- Ты реально больная на голову, - обескуражено прошептал парень и чуточку громче добавил. – Тебе, что, мало вчерашнего?!
- Представь себе, мало. Чего распереживался? Скажи спасибо и вали. Ах, да, ты же говорил.
- Могу еще раз, - улыбнулся он, уж слишком резко сменяя настроение. – Спасибо.
Шинон гордо вскинула голову и остановилась. Они дошли до своего кабинета.
- Я войду первой, ты позже. Иначе...
- Я не тупой, сам знаю, - перебил Джонатан, кивая на дверь, мол, иди.
Сделали, как и договорились. Немного позже влетел разгневанный не на шутку король. Шинон окинула его непричастным ни к чему и предельно невинным взглядом, будто впервые его видела за весь этот день. А Марло, отчитавшись за опоздание перед Ховардом, прошел мимо нее слегка, но намеренно, задев ее рукой, на что она криво-криво улыбнулась, сама того не замечая, что нагло копирует улыбку Джонатана. Со временем это войдет в нечто большее, чем в привычку и манера улыбаться, как он, приживется.
Насколько ж сильно ей нравилась эта улыбка? Не знаю.
Король же, не успев толком сесть, в тот же миг начал нашептывать что-то, повернувшимся к нему ребятам.
«Ясно. Меня сегодня ждут пытки и страшные наказания», - с насмешкой посмотрела на них Шинон. – «Придурки, еще посмотрим, кто кого!», - она покосилась на свои удобные кеды. А к концу урока, заранее собрав свои вещи, она с минуты на минуту ожидала звонка. И как только он прозвенел, пулей вылетела из кабинета и с ветерком промчалась по коридору.
- За ней! – прошипел властно Марло своей свите, и они бросились вдогонку. Сам же он пошел к Джонатану, чтобы задать пару вопросов, которыми пытался прощупать, сговорились ли эти двое. На что получил невозмутимый высокомерный ответ:
- Я с этой ушибленной даже за деньги рядом не встану! О каком заговоре может быть речь?
- Похвально. Рад услышать ответ гордого заносчивого короля, - сказал Марло, подумав. –  «Но, увы, уже бывшего!». Еще немного позлорадствовав про себя, нынешний царёк взял курс в коридор, а оттуда в полюбившееся помещение – в каморку уборщицы.
          «И как этой дурочке теперь помочь?! Никак. Я вчера ее предупредил и с меня достаточно. Она сама влезла сегодня, я ее об этом не просил. Пусть сама и выкручивается. Хватит с меня и того, что я уже под подозрением», -  размышлял Джонатан, неторопливо складывая тетради в рюкзак. Он вышел в коридор, озадаченно хмурясь и снова думая о бесстрашной однокласснице – Шинон Бринст, которая, кстати, уже выбежала во двор и рванула по газону в обход спортплощадкам к дороге. 
       «Вот же ж черт! Ни спрятаться, ни защититься! И о чем я только думала! Ну не дура ли я?! – с горечью спрашивала себя она и себе же отвечала. – Дура!».
        Этот факт смело можно констатировать, подтвердить и заверить государственными печатями.
         «И зачем мне это надо было! Идиотка! Так, может, они бы забыли про свой план, по мирному обошлись бы и на этом все утихомирилось бы... а-а-а! Ну почему я такая упертая дура!? Ну, кто меня просил?! Зачем я вечно лезу, куда не просят?!», - девушка обернулась, чтобы посмотреть, как ничтожно мало расстояние между ней и её преследователями. Оценила, ужаснулась и, не увидев вовремя на своем пути бордюра, споткнулась об него, грохнулась больно на четвереньки и ушибла коленки. Шинон присела и принялась растирать их, но вспомнив о погоне, вскочила, чтобы побежать и оказалась крепко схваченной под руки по обе стороны.
          Парни вместе с ней в обхвате развернулись назад к школе и, не забывая подтрунивать над ее жалкой попыткой, быстро зашагали.
           - Бедняжка, больно, наверное, ударилась, - посмеивался крупный парень справа.
           - Ну, ничего, - подхватил второй слева. – Всегда найдутся такие заботливые друзья, как мы. Уж сегодня-то о тебе на славу позаботятся.
           В голос гогоча, оба широким шагом спешили по газону. Шинон же, бросив бесполезные попытки вырваться, повисла на них.
            «Надеюсь, мистер Силс помнит, что оставлял меня после занятий... надеюсь... должен помнить», - истерически думала девушка, пока они шли втроем. Если быть конкретнее, то вдвоем. Шли только парни, а меж ними висела Шинон, чьи ноги волочились по траве. Учащихся их корпуса отпустили по домам, кроме тех, кого ждали дополнительные уроки, и поэтому корпус был практически пуст, оставались только дежурные учителя.
        Джонатан, направленный Ховардом на урок математики по причине неуспеваемости как раз нехотя шел заниматься нелюбимым и плохо дающимся предметом, когда в коридоре ему и повстречалась эта троица. Он знал, что Марло ждет их в той самой каморке, как и планировал. Джонатан посмотрел на них исподтишка, и уже поравнявшись с ними, открыто взглянул на Шинон, которая опустив голову, обреченно смотрела в пол, не замечая проходящего мимо джокера.
        Эти трое свернули по коридору, а Джонатан продолжил свой путь.
        Но обреченный, на первый взгляд, вид Шинон вовсе не означал, что она сдалась. Ее мозг нещадно работал, придумывая как выпутаться из этого положения, при этом давая отдышаться организму и ослабить колющее ощущение в боку, которое обязательно настигало ее, стоило ей перейти на бег. Именно поэтому она ненавидела бегать и даже слово «бег» вызывало у нее раздражение. И вроде бы передохнула девушка, но вырываться еще не спешила. Сочла, что смысла нет: повела плечами на всякий случай, проверяя лишь немного ослабшую от усталости хватку парней, и сделала соответствующие выводы.
«Слишком крепко. Даже думать об этом не стоит, еще плечо себе вывихну. М-да-а... И как я до этого докат... добегалась... вот уж точно! Допрыгалась, так допрыгалась!», - кстати, да, Джонатана она сразу заметила, но то, что она так глупо и легко попалась, смутило ее, поэтому она предпочла не смотреть на него и делать вид, что не видит его, что его там нет, и вовсе не он идет по коридору им навстречу. Так было легче. Ей.
Они наконец-то дошли. Распахнув дверь, боком втиснулись, занося свою ношу. Кто-то заботливо быстренько захлопнул за ними дверь. Ребята, на раз-два-три оттолкнув от себя, бросили девушку прямо на пол. Шинон, игнорируя боли, поспешно вскочила и встала на ноги, озираясь как загнанный в угол зверек. Мелкий, но юркий зверек, допустим, белка или выдра. Каморка эта, оказывается, не совсем была каморкой. По размерам она ничем не уступала их классным кабинетам, правда, из-за сдвинутых в кучу стеллажей, брошенных стендов, придвинутых туда же старых тумб, подставок и прочей отторгнутой кабинетами школьной мебелью и утварью сваленной в безобразную груду, что занимала больше половины площади, казалась все-таки каморкой. Все потому что оставшаяся половина была занята скошенным древним диванчиком (видимо предназначенным для сна и отдыха хозяина каморки), перевернутым деревянным столом в углу со сломанной ножкой и рабочими принадлежностями, которые ребята своими усилиями потеснили между диваном и мебельным хламом, освобождая больше места для себя. Сами ребята стояли то там, то тут, упирая спины в стены, одни сидели на диване, другие пытались примоститься удобнее у стеллажей.
Шинон в надежде обернулась на дверь, но и там стояли, плотно подпирая те двое, что притащили ее сюда. Были здесь и девушки, рядом с Марло, что с ухмылкой шептался с приближенными – Заком, Кидом и еще несколькими, так сказать, фаворитами короля.
Не лишним будет упомянуть, что главной заботой дежурных учителей было патрулирование по всей школе, в основном в правом крыле – где учились трудные подростки. Они выявляли нарушителей из тех, что оставлялись на дополнительные занятия, но которые до занятий не доходили. Либо тех, кто оставался для развлечений: погулять, прячась от дежурных, по школе; покурить в туалете; или посидеть на лавочках на заднем дворе школы.  И так как в коридорах было тихо и безлюдно, осматривать без причин такие места, как это захламленное помещение, дежурные не стали, больше обходили территорию по периметру, ну и туалеты.
В это время Джонатан уже с занятия математики пришел заниматься биологией, так как у математички возникли срочные дела, а отпускать отстающего от программы Ховард не собирался. Вот и пришлось парню притворяться, что он внимательно слушает мистера Силса. Его мысли были заняты другими вопросами, одним из которых был: «Что же сейчас творится в каморке?». Неожиданно для  него Ховард, отставив учебник, издалека завел разговор о недавнем загадочном звонке. Чего тут думать, он заполучил список номеров от старосты и нашел в списке тот самый номер. Сверил, вычислил Джонатана и решил задать пару наводящих вопросов, думая: «Раз звонил, значит, знал, что да как!».
Но Джонатан спокойно и ровно ответил, что и сам случайно увидел из окна, в целях безопасности побоялся вмешаться сам и позвонил учителю. Логичная версия. Однако Ховард сомневался в ее правдивости. Посмотрел на часы, та, что должна была остаться сегодня так и не явилась. Он перевел взгляд на Джонатана и прямо спросил о причинах отсутствия мисс Бринст и увидел, как ученик перед ним сначала отвел глаза, замялся, затем внезапно встал, не объясняя причин, попросил последовать за собой и побежал, на бегу выкрикивая из коридора, что слышал, как ребята договаривались пить в помещении уборщицы. Торопливо идущего за ним встревоженного учителя он успевал еще просить никому не рассказывать о своем стукачестве.
Джонатан бежал не лично оказать помощь Шинон, это он хотел сделать посредством Ховарда, которого и вел за собой. Лично бы тоже он хотел помочь, но нельзя – за это придется отдуваться перед Марло (позже Ховард предпримет попытки разговорить Джонатана по поводу притеснения мисс Бринст, но ничего путного от него не добьется).
Шинон тем временем с напускной храбростью бросилась к дверям, расталкивая парней, и выкрикивая что-то непонятное, будто она была буйно помешанной. Это было так натурально ею отыграно, что все собравшиеся без тени сомнений верили тому, что девушка на грани истерики, многим даже стало жалко ее. Увы, и в этом смысла для нее не было. Пришло время истерить по-настоящему – когда по знаку короля эти двое у двери снова схватив под руки, пригвоздили собою к стене и к ней подошел Марло. Весь из себя важный. Важнее только тот кудрявый парик, что носили короли середины 16 века, и которого не было на голове Марло. Но не буду об этом.
Начался мини-допрос: Марло интересовало, почему она уже второй раз вмешивается в его дела с Джонатаном и просил ли ее об этом сам Джонатан.
- Все исключительно ради тебя, - скорчила она влюбленно-смущенную рожицу. – Так хотелось тебя, урода, обломать. Здорово у меня сегодня получилось, правда ведь? И... – тут она захлебнулась словами, закашлявшись от полученного удара кулаком в живот. Королевским кулаком.
- Что же с тобой сделать? – Марло посмотрел на подозрительно довольные ухмылки своей свиты, несомненно, поняв, о чем они подумали. – Нет, нет! Нужно чтобы это было что-нибудь такое... видное, заметное. Чтобы было как знак, мой знак, - потирая руки, он прошелся от стены к дивану и от него к снова стене.
- Как мой знак о наказании за твое отвратительное поведение, - задумчиво сказал, все еще размышляя вслух, король. – Пожалуй, сделаю то, чего давно хотел.
Он подошел к Киду и, пошептавшись с ним, взял у него нож. Кид с жалостью устремил глаза на Шинон. Девушка с омерзением отвернулась. Ну а что, только вертеть головой она и могла, держали-то ее крепко-накрепко.
- Для начала отрежу эти твои волосы. Знаешь, с первого дня, как ты здесь появилась, они меня так раздражали. Сколько раз я подговаривал Джонатана поджечь или состричь тебе их. Он все игнорировал мои затеи, а потом... потом ты и сама начала меня раздражать. Просто выводить из себя, что меня прямо выворачивало! – Марло подошел поближе. – А это твое поведение: ни с кем не говорю, ни с кем не дружу, ничто не интересно – вся такая сама по себе, сама за себя. Бесят такие люди! Ты же просто считаешь себя лучше всех!
- А чем такая гниль, как ты лучше? – со злостью бросила ему в лицо Шинон.
Марло подскочил, схватив за шею, вдавил в стену.
- Помнится, вчера ты меня порезала. Сегодня моя очередь тебя резать. Уж я-то по тебе пройдусь! – он играл ножом в руке, вертел, другой рукой вытягивая прядь волос и наматывая на палец. Потянул на себя и срезал. Затем еще одну потолще. И еще одну. И еще. Наигравшись, намотал на ладонь густую прядь, почти половину всего оставшегося объема, и долго выпиливая ножом, срезал почти по самую шею.
Шинон равнодушно следила, за падающими к ногам, волосами. Вид ее источал холодное спокойствие. Но на самом деле ее мысли в панике бились о черепную коробку:
«Только бы волосами обошелся, только бы волосами. Пусть даже они меня немного покалечат», - она силой удержала рефлекс мурашек, бегущих по телу и подергивание плеча, которые снова накатили от одной лишь мысли, что может сделать Марло.
- Мне не нравится твое безучастное отношение, - вернул ее к происходящему он. – Я, знаешь ли, тебе волосы режу, не себе. Где эмоции? Где плач и слезы?!
Тут-то на ее же беду до нее дошло, что он очень близко стоит. Грех такой шанс терять. В лучших традициях жанра девушка заехала коленом по самое оно. Да, да, по королевским, так сказать, шарам. Не разумно, конечно. Себе во вред. И таки снова: что толку-то?! Пока он корчился и крыл ее всем, чем знал, Шинон продолжали держать у стены.
«Ну и стоило ли это делать? Мне не вырваться даже. Ну, вот откуда во мне эта волшебная способность все усугублять?!», - успела подумать она, прежде чем Марло схватил за челюсть рукой, прерывая ее размышления, и ударил головой об стену. Сильно. Девушка зажмурилась от безумной боли, словно силой разрывающей кости черепа.
- Ты, видимо, плохо осознаешь свое положение, - он поднес нож к ее шее, опустил руку и неожиданно ударил в живот.
Вскрикнув, она часто задышала, делая неглубокие вдохи. Голова опустилась, но парень схватил за волосы и поднял, оттягивая назад.
- Не думай, - опережая, сказала злобно ему Шинон, - что я это так оставлю.
- Да что ты сможешь сделать?! – Марло обернулся на дверь, услышав чьи-то приближающиеся шаги, и отпрянул от нее.
Дверь распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся Джонатан:
- Дежурный! Идет сюда! Кто-то сдал нас! – он потянулся к выключателю, выключая свет, тем самым скрывая в полумраке плохо освещаемого кабинета лица основных участников от бегущего к ним учителя Силса. Парень делал это не для их спасения, а для себя – чтобы все подумали, что он действует им во благо. Это лишило бы их подозрений на его счет.
Все судорожно кинулись к двери, и Марло одним из первых, громко сказав:
- Валим! – он бежал, прикрываясь за теми, что несколько секунд назад ответственно исполняли роль оков для девушки.
Наблюдатели также спешили за ними скрыться с места преступления. Только Шинон не поддалась стихийному и массовому бегству, она сползла по стене на пол, держась рукой за живот, а другой зачем-то стала собирать с пола волосы. 
Не успевшие сделать ноги парни замерли, кто где мог, стараясь не привлекать внимания, выросшего на пороге учителя. Увидев на полу у стены ползающую в темноте фигуру, он бросился к ней, снова открывая путь к бегству оставшимся. Топот ног и голоса в коридоре быстро стихли.
- Свет! – крикнул учитель темной фигуре Джонатана, стоявшего у двери.
Парень включил свет, Шинон перевела с пола взгляд на него, и без слов понимая, что к чему.
- Мы в расчете, - тихо сказал он и вышел в коридор. Не хотел, чтобы у Марло были причины делать выводы о его причастности к этому большому предательству. Ведь и он должен быть в числе беглецов, которые сейчас, наверняка, собирались на заднем дворе. И опоздай он еще на несколько минут, непременно заведут разговоры о его «сговоре» с шестеркой.
- Ты в порядке? – Ховард Силс пытался заглянуть в лицо девушки.
Шинон, не отвечая ему, затолкала все собранные ею волосы в сумку. Не оставила ни единого волоска на полу, проверила даже, протерев ладонью. Наблюдавший за всем этим ничего не понимающий, Ховард терпеливо ждал, пока она закончит свои тайные манипуляции, и как только она застегнула молнию своей сумки, он помог, поддерживая за локоть (ай-ай, уже похоже на фетиш), подняться. Он привел ее в свой кабинет. Шинон послушно с ним шла. Куда деваться, если он уже заранее (мертвой хваткой) вцепился в ее руку? Учитель проговорил с ней около получаса, допрашивая, выпытывая, и ничего более и менее путного не добился. Только зря потратил время. И ее, и свое.
Во избежание засад, которые могли устроить ребята, он решил проводить девушку до дома, невзирая на ее протесты. Только так он мог убедиться, что все хорошо, и быть спокойным, а еще это предоставляло возможность прочесть больше нотаций по пути к дому. Благо, оказалось, далеко живет. Вот, выговорится человек. И я не о Шинон.
        Поначалу настроенная категорически против его идеи, она, пораскинув мозгами, все-таки согласилась на личную охрану в лице учителя. Ведь, правда, парни могли ее поджидать на улице и снова затащить куда-нибудь. Где-то глубоко-глубоко, на самом донышке ее гордой души она была безмерно благодарна Ховарду и Джонатану, чье вмешательство и привело учителя. Если бы не Джонатан, все зашло бы куда больше, чем просто остриженные волосы и попорченная одежда. От мыслей об этом бросало в пот и сводило челюсти. На сей раз сдержать рефлекс не удалось, и Шинон, дернувшись от набежавших мурашек, повела плечом и вытянула шею. А шагавший рядом учитель все не прекращал применять уловки, позволяющие выведать у нее хоть что-нибудь.
          Безрезультатно. Ховард перешел к расспросам о семье, матери, предупредив, что должен пренепременно связаться с матерью и сообщить о произошедшем. Чего не нужно было для Шинон, потому она стала упрашивать и уговаривать его не делать этого, или повременить, обещая, что такого больше не повторится. Ховард Силс пожалел девушку и внял ее просьбам.
          У подъезда распрощавшись, Шинон побежала по лестнице к себе, оставив мистера Силса думать о том, что же не так с его ученицей, и что не так со всем классом в целом. Постояв еще немного, он медленно развернулся и пошел по своим делам. Нужно было зайти к Энтони, проведать и снова поговорить с ним.
         В своей строгой и со всем минимализмом обставленной квартире девушка сразу же бросилась на кровать, зарываясь с головой в плед. Так она пролежала час. Она не спала и вовсе не плакала. Плакать?! Этого не было и в мыслях! Она просто дремала, морально выбившись из сил. Немногим позже она встала, переоделась, перекусила и вышла в близлежащий супермаркет за краской для своих волос и еще для кое-чьих. В полудреме в голову ей пришла мысль снова сменить цвет волос. Безумно хотелось претворить назревший план мести, так щекотавший нервы, что Шинон так и вышла с безобразно обрезанными волосами, даже не додумавшись их прикрыть шапкой, капюшоном. Это ее волновало меньше всего.
          Вернувшись с покупками, девушка, скинула всю мешающую одежду, вооружилась ножницами и заняла место у зеркала. По косой срезала все неровно торчащие пряди, оригинально подстригая ту часть свисающих длинных волос, которую не успел отрезать Марло. Из них она оставила одну тонкую длинную прядь у лица, уже обдумывая, каким цветом ее выделить. Все остальное беспощадно состригла. В голове крутились слова Марло, заставляя ее задуматься о том, почему она оставляла эти длинные волосы, несмотря на большие хлопоты и заботы о них, которые никогда не любила.
         Одна из причин – она не приветствовала каких-либо прикасаний чужих людей к себе, с которыми ее настоятельно учили не контактировать. Основная – это то, что даже она сама при расчесывании или другого рода действиях испытывала боль, даже когда старалась делать все очень аккуратно, все равно будто сама себе волосы клочьями выдирала. Никакое «нежно, терпеливо и аккуратно» не помогало. Что говорить о мастерах в салонах, которым всего не объяснишь? Не будет посторонний человек церемониться с ней, тратя время, за которое можно принять несколько клиентов. Куда им до ее требований! Так думала девушка. Потому и приспособилась к стрижкам, покраскам и прочим хитростям, недаром обзавелась набором профессиональных ножниц, которые часто ее выручали.
       Она уткнулась в зеркало, рассматривая результат.
       - Единственное, что мне все еще не дается, - сказала вслух Шинон, глядя в глаза своему отражению. – Это ровно подстригать эту коварную челку, как бы ни ухищрялась, всегда получается криво. Поэтому в какой-то период просто перестала стричь себя, отпуская длину.
        «Но если задуматься, не это первопричина», - подумала она, вытянула оставленную длинную прядь и размазала по ней приготовленную белую смесь.
         Верно. Она отрастила длину, потому что ее отцу это нравилось. Любил он повторять, глядя на нее, что она похожа на его мать, приговаривая, какие и у нее были длинные черные волосы. Вот истинная причина.
          - Теперь точно все кончено. Ни волос, ни отца, как, в прочем, и его матери, - пробормотала девушка и сконцентрировалась на процессе нанесения краски. Но воспоминания заволокли ее, рисуя в зеркале образ тощей и скрюченной и морщинистой старушки с длинными седыми волосами, на которую она совсем не была похожа. Седовласая старенькая женщина стояла у забора, к которому рано-рано поутру по мере возможности, выбегала из дома в ожидании возвращения блудного сына.
           Шинон мотнула головой, разгоняя возникшую картину перед глазами, и запачкала лицо краской. Улыбнулась, собрала свои инструменты и ушла в ванную. А через пару часов уже стояла у зеркала, расчесывая непривычно короткие и светлые волосы, удивляясь тому, как это легко, безболезненно и удобно. В отражении на нее смотрела девушка с русыми волосами и осветленной, почти белой, свисающей длинной прядью у лица. Получилось именно то, чего она и добивалась.
           - Вот сейчас можно и поужинать! – бодрее шепнула она себе под нос и добавила, - но для начала еще кое-что.
           Говорить с собой она давно привыкла. С кем еще говорить, если не с собой? Ей больше было не с кем. Бормоча что-то под нос, девушка собрала отрезанные ею волосы, добавила к ним те, что были сумке, которую она щепетильно вычистила. Бросила все в небольшую по размерам миску, что хранилась под кроватью и подожгла. Это был ее своего рода бзик. Все ненужное ею сжигалось, либо изрезалось на мелкие кусочки и выбрасывалось (на случай, если не получалось сжечь), что касалось одежды – та изрезалась на тряпки для бытовых нужд, но и это снова приводило к мусорке. Странные у нее пристрастия, присущие заядлым преступникам, а не обыкновенной школьнице.
           Открыв окно, она долго проветривала комнату от терпкого запаха паленного. Сама же, достав из холодильника приготовленные заботливой матерью запасы еды, не разогревая, жадно ела под предпочитаемую музыку. Греть было не в чем – в квартире отсутствовала печь, телевизор и много всего прочего, что обычно старались завезти квартиранты. Эта квартирантка была необычная: из всего имущества у нее имелся низкий узкий шкаф у входной двери, а рядом, плечом к плечу стоял невысокий старый холодильник. В этом же ряду находилась тумба с зеркалом, тоже компактных размеров, и замыкала этот ряд почти детская кровать, втиснутая между тумбой и окном. По другую сторону стояла средних размеров тумба с раковиной, в шаге от нее квадратный стол под ним стоял маленький шкафчик для посуды. Здесь же, на столе лежал ноутбук и прилагающиеся к нему атрибуты: мышь, наушники, диски. Это и было тем, что считалось необходимым в квартире.
         Поужинав, Шинон убрала со стола, переоделась и легла, представляя завтрашний день и уверенно считая, что к нему-то она подготовится. Страх и сожаления ушли на второй план. Она жаждала возмездия, вопреки здравому смыслу, кричащему ей, что не стоит ставить себя на одну планку с дерзкими подростками.
          - Война, так война! – ее забавляло и затягивало это нешуточное противостояние, нежели пугало. Прокручивая свои планы мести в голове, раззадорилась до того, что пришла к мысли о, не побоявшемся пойти против Марло, Джонатане, хоть и его помощь и была из разряда трусливого стукачества. Все же он помог ей. Почему? 
        «Вчера и сегодня. Что это с ним?! – задавалась она вопросом. – Возвращает должок мне за тот раз? Так ведь я не в долг ему помогала, а просто из вредности и разрывающего меня желания насолить этому тупому королю…Что, если здесь какой-то подвох? Ловушка? Что, если он не помогает, а втирается в доверие? Вполне возможно, но не похоже, что он старается для этого. Да и Марло с ним, действительно, жесток. Временами».
           Шинон поворочалась на кровати. Мысли не унимались, не давая уснуть.
           «В самом деле, с чего бы ему просто так мне помогать? Если только с определенным умыслом. Что-то нужно от меня?», - девушка всерьез задумалась, припоминая события нескольких прошедших дней и подсчитывая, сколько раз она помешала делам короля.
           «В первый раз и чисто случайно оказалась там, и это была непреднамеренная помощь. Но уж лучше бы я этого не делала, - Шинон прикрыла глаза рукой. – Ну, а второй раз, если подумать и, не обманывая себя, ответить, то я целенаправленно шла именно помочь ему, а не ради какой-то мести Марло. Да, так и есть», - она повернулась набок, подложила руки под голову и, согнув ноги в коленях, подтянула их к животу. Это была ее любимая поза удобная для долгих раздумий и самокопаний. Она окинула взглядом свою комнату, обошла глазами вдоль и поперек. Здесь, в комнате, как и во многих комнатах, которых было так много в ее жизни, помимо мебели всего остального тоже всегда было по минимуму. В том числе и посуда: всего одна глубокая тарелка, из которой ела все блюда, небольшая кружка, умещающаяся в эту же тарелку, нож, вилка, десертная и столовая ложки. Все по одному экземпляру. Были еще и контейнеры с едой, но это не считается, они относились к кухонному инвентарю матери.
             Также дела обстояли и с одеждой. Нет, ее у нее было в достатке, но когда приобреталась новая вещь в гардеробе, от какой-нибудь одной она тут же избавлялась, причем, не просто отправляла в мусор, а как уже говорилось выше, непременно использовав в хозяйстве. Сохраняла тем самым некий баланс одежды и всего прочего, что окружало ее. Это своего рода пунктик, на котором она была зациклена. Но и это она переняла от одной мудрой и седой женщины. А все эти странные на первый взгляд привычки девушка выработала для того, чтобы можно было быстро собраться и упаковаться при переезде, при этом, чтобы у нее не оказалось на руках больших и тяжелых сумок – чего она не любила. Конечно, кто же не хочет путешествовать налегке? Это она и старалась делать, насколько у нее получалось, не мне знать. Кое-что в нее закладывалось с детства, поэтому измениться и перестроить себя на новый лад у нее не получалось, а если и получалось, то очень плохо. Да и она, в принципе, не так уж настырно и пыталась.
            «Всему виной тот, кто так сильно на меня повлиял», - Шинон погрузилась вновь в навалившиеся воспоминания. Глаза перестали бегать по комнате, закрыв их, они так и уснула с включенным светом.
             Следующим утром, подбадривая себя задуманным, бесчисленное количество раз прокручивая в голове наиболее выгодные варианты плана, Шинон, напоследок глянув в зеркало, поспешила к двери. Закрыв дверь на замок замерла, не вынимая ключа, с минуту простояла в раздумьях, томимая сомнениями. Снова повернула ключ в обратную сторону, вошла, не снимая обуви, распахнула дверцу шкафа, он удачно стоял на расстоянии вытянутой руки. Она достала и надела толстовку с капюшоном, невзирая на чудесную солнечную погоду за окном.
             «Я как раз в спортивной обуви», - девушка печальным взглядом скользнула по коробке с ее любимыми туфлями. Накинув и поправив капюшон, зачесала волосы за уши так, чтобы их совсем не было видно. Закрыв дверь, вышла. Для чего она спрятала волосы, Шинон не могла себе точно дать ответ. Это сделано было от какого-то необъяснимого душевного порыва, будто кто-то сказал ей: «Сделай!», и она сделала. Может, первое время, чувствуя себя неловко, решила скрыть обрезанные волосы? Или хотела избежать взглядов, которые обязательно последуют, зарывшись в капюшон? Это только привлекло бы внимание.
             Добравшись до школы, девушка предпочла пройти через вход в их корпус. А не как планировала изначально – через главный корпус делать круг по всей школе. Прошла вроде благополучно и даже незаметно юркнула в кабинет. Пробралась к своему месту и обежала глазами присутствующих: сидели почти все представители низших мастей, а сливки общества – знать отсутствовала.
           «Ясно. Марло и его подлизы где-то развлекаются», - повесив сумку на стул, она села и на автомате повернула голову влево, так как была уверена, что место, куда упадет ее взгляд, пустует. Но Джонатан сидел в полуобороте за своим столом, едко улыбаясь одним уголком рта и сканируя ее глазами.
           «Странно, что это чудо здесь, а не в ногах Марло», - Шинон отвернулась, увидев, как тот изучает ее голову, криво-криво растягивая губы. Вот его взгляд изменил направление, а лыба и вовсе испарилась, будто ее и не было. Сомкнув губы, Джонатан резко отвернулся к окну.
           Кто-то вошел, большинство сидевших учеников обернулось. Чего не стала делать Шинон.
           «И так понятно, что вернулись те, чьи места пустовали. В том числе и он», - думала она.
          Да, да, Марло, который, кстати, остановился возле нее. Его присутствие она почувствовала по правому боку. Тот, который унизил ее, тот, который  много о себе возомнил. Он стоял рядом, ехидно улыбаясь и разглядывая капюшон шестерки, которая не спешила снимать его. А все сидящие, кто, просто повернув голову, кто, повернувшись всем телом, уставились на них, ожидая, что что-то будет. А будет – это точно!
          «К чему же это он?», - пытливо гадали умы класса, зато Шинон продолжала настойчиво пялиться в окно, считая несуществующих ворон на воображаемых проводах. Она отчаянно делала вид, что ничего не замечает, что вовсе не возле нее стоит Марло, что вовсе не на нее и него смотрят все впереди сидящие. Марло порядком надоело ждать внимания от нее. Он слегка наклонился к ней и дернул за капюшон, который податливо спал на плечи, открывая всем ее короткие русые волосы.
          Марло опешил. Не в таком виде он вчера ее покидал и не этого ожидал. Но не растерялся, и с привычным гонором в голосе произнес:
        - Поприветствуй короля, шестерка.
         На что Шинон с вызовом взглянула на него, криво-криво улыбнулась (поймав себя на том, что это нее ее улыбка) и как можно громче сказала:
        - Что? Роли поменялись и сегодня ты – моя шестерка? Не возражаю. Можешь еще мне обувь начистить.
        Все вокруг давили смешки. Марло гневно проглотил колкие речи, выпрямился, повернулся лицом к классу и, обращаясь ко всем, заявил:
        - Как вам стрижка, господа? Вчера вместе с моими подданными мы свершили суд над этой непослушной – лишили в наказание волос, чтоб неповадно было ей и другим. В следующий раз сделаем короче.
     - Короче сделаю я тебе. Будешь блистать лысиной! – резко перебила его Шинон, и все вокруг сомнительно посмеялись.
       Раскачавшись на стуле, причалил к ее столу Джонатан и с наигранным восхищением воскликнул:
      - Ваше величество, она начинает мне нравиться.
       Шинон в ответ, скосив один глаз и скривив в отвращении губы, оттолкнула его. Парень плавно вернулся на место.
       - Не зазнавайся. Ты всего лишь шестерка, - надменно бросил ей Марло и пошел к своему столу.
        «Зато ты пустое место и эта карта твою пустоту не скрывает!», - чуть было не сказала она, вовремя заставив себя прикусить язык, который всегда все усложняет.
        Марло и вся его шайка расселась по местам. Вошла учительница и все хором повернули головы, следя за ней. Два урока подряд вела эта строгая женщина, но такая красивая, что парни были заняты созерцанием ее, а не усвоением знаний. Остальная половина класса – девушки, завидуя, решали задачи. Все, кроме Шинон. Она тоже не могла отвести взгляда от женщины, напоминавшей ей мать и внешне, и поведением, и манерами, и жестами. Только это приковывало ее взгляд к учительнице. Женщина же понимала, подавляющему большинству сидящим перед ней ученикам не до того, о чем она, распинаясь, рассказывала. Она видела и эти мечтательные взгляды одних, и ненавистные других, и один пронизывающий.
       «Аж до дрожи в костях», - думала она, всматриваясь в ответ в глаза Шинон. Делая вид, что ничего не замечает, учительница провела свои два урока, продиктовала задания, попрощалась и со звонком покинула кабинет. Проходя мимо Шинон, напоследок еще раз заглянула ей в глаза, которые жадно смотрели в ответ, улыбнулась, отвернулась и быстрее зашагала к двери.
        Как только дверь за ней закрылась, свита Марло подскочила к столу Шинон, по очереди поставив деньги на стол, заказали себе напитки и еды перекусить, за которыми ей предстояло пойти. Она это стерпела, подавила гнев, но тут подошел сам Марло, бесцеремонно уселся на ее стол и приказал:
        - Мне принесешь лимонада, - прозвучала марка самого дорогого.
        - Не вопрос, ваша светлость, давай деньги.
        - Э, нет, так не пойдет. И более того, - он резво сгреб деньги свиты со стола и сунул себе в карман. – Это я, пожалуй, оставлю себе. – Марло соскочил со стола и неторопливо пошел к своему, продолжая. – Поторопись. Жажда мучит. Не придешь по-быстрому, опять накажем.
        Под удивленные взгляды одноклассников, Шинон, пребывая в тупом молчании, повиновалась ему – закинула сумку на плечо и вышла. Не возразила, не огрызнулась, не испепелила взглядом.
       «Делать нечего. Мне нужна его вера в мою смиренность. Пусть обманется тем, что я одумалась, осознала все. Это необходимо для осуществления моего плана», - ход ее мыслей сбила, подбежавшая бывшая предыдущим джокером, девушка Даяна, за которую пару раз заступалась Шинон, имея ранг повыше. Даяна нагнала ее в коридоре, окликнула:
       - Шинон, подожди!
Она остановилась и посмотрела на ту, что теперь имела карту Дамы и вволю пользовалась выгодным положением.
       - Почему? Почему ты исполняешь его прихоти?!
       - Прихоти? – удивилась Шинон. – Разве ты не была в том же ранге? Знаешь же, что это значит.
       - Была. Но ко мне не лезли постоянно Марло и его шайка с запросами, да и я не совсем об этом. Ты, я знаю и вижу это, можешь запросто заткнуть и посадить его на место, как тогда! Мы все помним тот день.
Шинон внимательно слушала, думая лишь о том, что эти разговоры ее задерживают, а Даяна продолжала:
- Ты?! Выполняешь его глупые приказы?! Ты, которая отказывалась принимать участие в этом! Ты же на дух не переносишь всю эту байду с картами! Зачем ты это делаешь?!
Шинон задумалась, сощурив глаза, посмотрела на девушку:
- Я не могу понять, чего ты от меня хочешь. Так сильно переживаешь за меня, мои убеждения и мою гордость?
- Да! Разве не заметно?!
- Не имей я своих тайных причин, - шепотом и вкрадчиво начала Шинон, - шла бы я сейчас в магазин, а? – «У меня свои цели, о которых тебе и догадываться не стоит. И такие как ты – свидетели, а уж тем более соучастники не нужны», - закончила она про себя, на всякий случай, подозревая Даяну в связи с Марло.– «Кто знает, может это он тебя подослал, прощупать почву моего подозрительного повиновения, или намеренно тянуть мое время, чтобы было за что наказать?».
        - У меня складывается такое впечатление, будто тебе это все нравится, - огорченно пробубнила девушка.
- Признаюсь тебе, если честно, то последние несколько дней меня это жутко забавляет, - сказала, улыбаясь Шинон Бринст, и Даяна увидела то, что красиво называют «нездоровым блеском», озорными огоньками и прочим, и вся эта смесь в глазах одной девушки.
- Но...
- Не тревожься зря. Уж я-то не пропаду. Лучше иди в класс и предупреди учителя, что мне стало плохо, и я немного опоздаю. – «Из-за тебя и разговоров ненужных!», - мелькнуло в голове.
- Ладно, - пролепетала Даяна и пошла обратно в кабинет. Ничего она не знала, только то, что им поведал Ховард Силс, делая выговор в классе, и с Марло в связи не состояла. Она искренне переживала за новенькую, единственную из всех посчитавшую нужным встать на защиту притесняемой в низшем ранге. Волнуясь за Шинон она и задала столько вопросов, на которые не получила ответов. Подчинение новенькой не укладывалось у Даяны в голове.
Да и как не подчиниться-то, когда толпа намного сильнее чувства гордости и каких-либо убеждений?! Будто сама вела долго одиночную борьбу в обороне!
Шинон Бринст к этому времени покинула школу, миновала школьный двор и, щурясь от яркого утреннего солнца, побежала по дорожке в сторону супермаркетов, чувствуя, как развеваются на ветру короткие волосы.
«Как хорошо, что он выбрал напиток отличный от выбора остальных. Мне это только на руки! Ха-ха, ну и повеселюсь же я сегодня!», - подогревала себя она, расстилая шкуру не убитого медведя и топчась на ней. Когда она вернулась в класс, то к счастью ли, или же наоборот, не обнаружила учителя. Но все сидели тихо и выполняли задания. Некоторые перешептывались между собой, а кто-то тихо-тихо разговаривал друг с дружкой.
«Неужели опять что-то задумали против меня?», - со страхом пронеслась мысль в голове. Она села, поставив пакет на стол, за свое место и повесила сумку на стул. Свита как мухи, налетели, облепили пакет, шурша и разбирая каждый свое.
- Кто сказал, что вы должны сами брать? – прикрикнул на них горделиво Марло. – Пусть она раздает каждому, а мне, вообще, поднесет по-особенному.
Но все уже стояли раскупорив свои бутылочки и жуя булочки. Они озадаченно повернулись к нему, а затем к Шинон. Она же была глубоко уязвлена идеей Марло. Девушка в уме прикинула, что показать сейчас свое негодование самое то.
«В очередной раз мне на руки! Это поможет окончательно усыпить его бдительность», - под напором выжидательных взглядов всего класса (с особой жалостью и сочувствием глядела Даяна) Шинон повернулась почему-то к Джонатану, но потом стремительно сделала вид, что в окно. А он смотрел на нее, демонстрируя улыбку из разряда: «Ну и что же ты сейчас будешь делать?». – «Да, точно! Надо немного побунтовать. Мое чересчур покорное послушание неестественно. Должна же и я как-то сама откупорить его бутылку, иначе...».
Шинон, поджав губы, вдохнула глубже и произнесла с хорошо читаемой ненавистью:
- Тебе надо, встань и возьми!
- Встань и принеси, - тотчас прозвучало в ответ под хихиканье класса.
Оба, и он, и она с минуту пронзали друг друга ненавистными взглядами, казалось, слышался треск в кабинете. Шинон вдруг встала (кто-то даже охнул от удивления и неожиданности, мало кто верил, что она выполнит этот приказ), взяла бутылку...
«Он не должен заметить, что крышка уже отвинчена», - переживала девушка, подходя к его столу и растягивая губы в кривой и некрасивой усмешке, протянула. Протягивала так, чтобы он не мог достать, не встав со своего места.
- Ближе! – скомандовал Марло.
Шинон сделала еще шаг, поклонилась и, продолжая улыбаться, процедила сквозь зубы:
- Ваше величество, позвольте откупорить эту бутыль рома для вас, - не дожидаясь ответа, развинтила крышка и подала ему. А у самой в голове бешено билось только одно. – «Только бы сработало!».
Марло, не особо замечая в том хитрости, выхватил у нее долгожданный напиток и жадно приложился к горлышку, делая несколько больших глотков.
«Отлично. Осталось только терпеливо ждать», - она заправила волосы за уши, повернулась назад к своему столу, мельком глянув на Джонатана, парень смотрел как-то странно на нее, сосредоточенно хмурясь, казалось, он догадывается о ее замысле. – «Да ну, нет. Как он может догадываться?! Для этого, как минимум, меня нужно знать, как свои пять пальцев. А он точно не знает», - успокоила себя Шинон, села за стол и переключилась на наблюдение за королем.
Джонатан не догадывался, но он смутно понимал, что все это неспроста. Уж больно сильно и неестественно гордая упрямица была услужливой. От размышлений отвлек вошедший учитель химии, который с самого порога ругаясь за провальный тест, прошел к своему столу. Худшими из худших оказались в списке Шинон, Марло и еще несколько слабых учеников, набравших непростительно низкие баллы.
«Странно, что Марло не заставил за себя решать того соседа-ботаника, - девушка перевела взгляд на учителя. – Ах, да это же невозможно! Под его неукоснительным контролем и чихнуть-то толком не получится».
- Все, кто набрал ниже двадцати баллов, остаются на дополнительные занятия, - сказал сурово учитель, и по лицу Шинон будто бы табун лошадей пробежался. Похоже, ее планы основательно рушились и собирались лететь к чертям. В тот же миг назрел новый вариант исполнения задуманного. Она посмотрела на Марло, который продолжал попивать лимонад в каждый удобный момент – как раз учитель на доске писал уравнения.
«В принципе, я управлюсь и за пятнадцать-двадцать минут, только дайте мне их!», - девушка без конца кусала губы и даже почти жевала в нетерпении их. – «Дайте мне этого Марло, время и ключи от любого свободного кабинета! Эм, можно и без ключей».
К концу урока химик, предупредив, что непременно ждет перечисленных учеников у себя этажом выше, покинул кабинет одновременно со звонком. Пунктуальный был тип, но не очень опрятный, за что его и не любили.
Проводив учителя глазами, бунтарка класса устремила взор на намеченную жертву: Марло чувствовал себя плохо, отправив свиту раньше себя на задний двор, сказал им, что придет сразу после занятий с химиком. Но с их уходом он сел опять за стол, уронил голову на руки, разлегся и отключился. Оставшиеся в кабинете с Шинон ученики, которых ждал химик, переглянулись.
- Я приведу его, - соответствующей рангу воодушевленностью выступила девушка, ловя на себе сомнительные взгляды.
Ребята в нерешительности переглядывались.
- Я же здесь его шестерка, - добавила она. – Идите, не опаздывайте. И скажите, что мы немного задержимся.
Возражать никто не стал. Предлагать помощь – тоже, боялись опоздать к строгому учителю, да и желания помогать ненавистному однокласснику с манией величия ни у кого не было. Как и выскочке-шестерке. Они с радостью предпочли удалиться, а Шинон подошла к Марло, как бы расталкивая его, чтобы привести в себя, попросту дожидаясь, когда все выйдут и уйдут.
Сразу после их ухода она бросилась к двери, закрыла ее и подперла ручку стулом.
«Максимум минут пятнадцать, потом за нами пошлют. Да, несомненно», - подхватив на бегу свою сумку, кинула ее рядом на стол, на котором разлеглась жертва. Резво начала доставать, раскручивая крышечки, тюбики с густой разноцветной жидкостью, ножницы, бритву, расческу. Кое-как, затратив неимоверные усилия, приподняла парня со стола и облокотила на спинку стула. Придерживая, ибо он норовил вновь опрокинуться на стол, начала состригать ему его блондинистые волосы, приговаривая:
- Око за око...
«Тц. На все голову времени не хватает. Я могу сделать только так, чтобы он сам себе голову обрил», - Шинон быстренько отстригла на всю голову крест-накрест две широкие полосы и прошлась по ним бритвой.
- Отлично! – девушка взглянула на телефон. – Управилась за десять минут, в резерве еще пять. Успею ли?
Она взялась за тюбики, смешивая их содержимое прямо на голове короля, размазала все по всему неостриженному волосяному покрову черепушки, изредка посматривая на заманчиво выглядывающую шапку из его рюкзака.
«Да-а, то, что надо! Самое то, чтобы временно прикрыть этот хаос. Но для начала пару фото мне на память», - Шинон сделала один снимок на телефон, присмотрелась. – «Чего-то не хватает».
Взяла кисточку и тонкой ровной линией ярко-зеленого цвета вывела слово «пустышка» у парня на лбу.
- Вот теперь идеально, - сказала она и снова вооружилась телефоном. Делала снимок за снимком: в профиль; анфас; крупно; мелко из дальнего угла; сверху, взобравшись на стол; снизу, присев на корточки. Но этого ей было мало. Шинон уселась к нему на коленки, поддерживая за подбородок одной рукой, другой ловила подходящий ракурс и так сделала несколько снимков. Посмотрела на часы. Прошло около семнадцати минут. Она впопыхах собрала все в сумку, застегнула ее, вытянула шапку Марло и торопливо надела на его голову. Ее взгляд упал на пол.
«Волосы!», - смочив носовой платок остатками лимонада из бутылки, что стояла у ножки стола, Шинон протерла пол, собирая волосы. Скомкала платочек, сунула в сумку и побежала со всех ног на второй этаж, оставив короля спать на стуле. Наслушавшись отчитываний химика, виновато прошла за свободное место, замечая, как на нее с недоумением смотрят остальные. Ведь она должна была привести Марло, как сама и обещала. Хорошо, что среди них не было приближенных этого зазнайки, и все они были обладателями невысокого ранга, как и она, иначе ей не поздоровилось бы.
- Мисс Бринст, - перебил ход ее мыслей учитель. – А где же...
- Марло? – перебила его и она. – Ему нездоровилось, он домой ушел. Ребята, вы же видели, он нехорошо себя чувствовал.
Те закивали головами, помня, что парень прилег на столе. Недовольно покачав головой, учитель продиктовал девушке задание, объяснив, как его выполнять. Шинон сейчас было не до этого. Ее переполняло ощущение глубоко удовлетворения сотворенной ею пакостью. Однако чуть позже удовлетворение потеснила угнетающая едкая мысль:
«Ах, что же я наделала?!». – Таки браво-браво, проснулся здравый смысл. Да только поздновато он. – «Идиотка, что теперь будет...».
В какой-то момент, еще раз хорошенько обдумав свои действия, она поддалась большим сомнениям, после которых пришел черед сожалениям о проделанном трюке с Марло. Некому было остановить словами: «Не делай!», «Одумайся!», «С ума сошла?!». Теперь ей оставалось только думать:
«Стоило ли мне это делать?! Зачем я это сделала?!», - и самой же отвечать себе. – «Сожалеть поздно, все уже сделано! Это припозднившееся чувство раскаяния мне ничего не даст».
Чем и как там все закончилось, когда парень пришел в себя, ей оставалось гадать и гадать. Сама же Шинон Бринст без происшествий добралась до дома, поднялась на свой этаж, вошла в свою квартирку и завалилась на кровать, успев снять только обувь. Мысли о короле и о том, как он отреагирует, не давали ей покоя, ни на секунду не покидая ее головы. На душе было неспокойно, но, несмотря на все это Шинон склонялась к мысли, что сделанное ею – правильно: проучить его надо было. Несомненно.
«Сделал сам – получи в ответ. Так-то, да, согласна. Но что получу в ответ я? Настоящую травлю? Эх, такая же заносчивая, как и Марло, дурочка! Чего мне не сиделось на месте? И чего я этим добилась?!».
- Это мне в полной мере покажут завтра, - ответила себе она и закрыла глаза.
На следующий день верный друг Марло, сообщил мистеру Силсу, опуская подробности, что тот немного приболел. Почему не родители? Потому что они думали, что сын прилежно посещает школу – Марло примерно уходил поутру и возвращался в положенное время, не показываясь в школе. Где он был на самом деле – тот еще вопрос.
Не было короля и на следующий день.
И еще один день. Еще.
«Неужели краска насколько сильно въелась!?», - ехидно кривлялась и попеременно усмехалась самодовольно Шинон. Хоть и не было короля, зато была его свита и джокер, бросавшие гневные взгляды в ее сторону в такие моменты. – «Уже знают обо всем? Знают, что это я?! Ха-ха! Это еще доказать надо!»
Шинон посмотрела на тех, кто видел ее последней рядом с Марло, и перевела взгляд на свои ногти, слегка перепачканные въевшейся зеленой краской. Девушка поспешила спрятать руки в карманы, что не ускользнуло от глазастого и не тупого Джонатана. Да и что там понимать? Остричь в отместку за такое же рискнула бы из класса лишь одна. Она! Тут и доказательства никому не нужны.
На пятый день отсутствия Марло, отважная бунтарка припозднилась, возвращаясь прямо с ночной смены работы в школу, а не домой, и появилась в классе позже обычного. Застала всех примерно сидящими на местах в ожидании прихода учителя. Она прошла к своему столу и замерла, увидев, что все залито чем-то липким и очень вонючим, а стул усыпан мелкими осколками битого стекла. Шинон сразу посмотрела на свиту короля.
«Это могли быть только они, и никто больше», - глаза ее равнодушно изучали парней, сидящих вполоборота к ней, что позволяло им смотреть в ответ на нее, впрочем, так сидел почти весь класс. – «Ну, спасибо. Сегодня я в центре внимания, да?», - девушка с отвращением отвернулась от них. – «Уж теперь-то они мне покажут, какие они ничтожества».
Продолжая стоять у стола, она исподлобья посмотрела на Джонатана. Его безучастный взгляд тоже был направлен на нее, весь его вид говорил о скуке. Унылое лицо, унылая поза – он сидел, подпирая рукой голову, будто вот-вот хотел уснуть и больше никогда не просыпаться.
«Наверное, даже ты не остался в стороне, небось, бил стекло для меня наравне с остальными. Что ж, постою, поразмыслю над вашим судом», - скинув с плеча сумку, она опустила ее к ногам, не выпуская лямок из рук.
Вошел Ховард Силс. Прошел, миновав ее, остановился, повернулся, бегло осмотрел ее стол и подошел ближе.
- Что такое, мисс Бринст? Почему стоите?
- А вам не видно?
- Видно. Прекрасно видно. – Ховард костяшкой указательного пальца поправил свои изящные очки с тонкими золотистыми дужками.
 - И что же вы думаете по сему поводу? – Шинон сделала жест, словно поправляет монокль.
- Что нужно разобраться, - сдержал улыбку Ховард под шипящие смешки класса.
- Поддерживаю, мистер Силс. Давайте опросим свидетелей. В нашем случае этот стол и этот замечательной, но неудобной формы стул. Что же с ними произошло? – с совершеннейшим серьезным видом и не менее серьезным тоном протараторила Шинон, намекая, что никто ничего ни от кого не добьется. Не в этом классе, не в этой школе.
- Перестань дурачиться, - учитель отошел от нее и прошелся до своего стола, обращаясь к присутствующим, сказал. – Немедленно встаньте те, кто это сделал.
Никто не пошевелился, и не думал шевельнуться. Ховард почувствовал себя потным ослом в жаркой пустыне под палящим солнцем и в кругу невозмутимо жующих верблюдов.
«Лучше бы потребовал вычистить все, а, впрочем, это так же бесполезно», - подумала, закатывая глаза, девушка.
- Шинон.
Она аж вздрогнула:
- Да?
- Можешь занять мой стол. Только побыстрее, ты срываешь мне урок.
Девушка поторопилась выполнить требование, гадая, почему он предоставил в пользование свой стол, когда были места в двух рядах? Теряясь в догадках, она уселась и, медленно распаковав сумку, стала осматривать впереди сидящих – весь класс.
«Ого! Как хорошо отсюда все видно. Надо же, не думала, что у учителей все как на ладони!».
 Ховард же звонил техничке, чтоб попросить ее прийти убраться. И когда та пришла и приступила к работе, Шинон встала с места:
- Мистер Силс, позвольте, я помогу ей.
- Что? – повернулся он от исписываемой доски.  – А, да, да, конечно.
Поглядывая изредка в сторону чистящих стол, учитель, увлеченно рассказывая, продолжал водить мелом по доске. Позже, на перемене, когда Шинон Бринст вышла размять спину после долгих протираний стола, ее взяв за локоть, оттянул понезаметнее к окну коридора Кид:
- Ты не подумай ничего, я так, просто...
- Говори прямо и быстро, чего хотел? – прервала его девушка, озираясь на тех, что бросали на них любопытные взгляды.
- Зачем ты это сделала?
- Сделала что? – «Неужели так оперативно обвинили во всем меня?! Не дожидаясь возвращения обритого выскочки?», - с ужасом подумала она, оставаясь внешне спокойной. Прямо сама невозмутимость.
- Не прикидывайся, - Кид осуждающе смотрел на нее.
 «Явно же, что это просто проверка. Точно знать, что это я, они не могут. Даже сам король не видел меня. Не мог он видеть, не в том состоянии был. Тут могли сказать о моем присутствии в тот день, разве только те, что оставались со мной. Да и им какой в том прок? Они же только рады», - крутились, успокаивая, мысли. И Шинон продолжала стоять, хлопая широко открытыми от удивления в тандеме с непониманием, глазами.
- Тебя прошлый раз ничему не научил?! Ты не думай, что если ты девушка, то тебе ничего не грозит. Марло просто псих, и наплевать кто перед ним, ты или пятилетняя девочка. Он же такое может сотворить...
- Можешь говорить яснее, чего именно ты от меня хочешь? – она нетерпеливо перебила Кида.
- Не могу понять, ты реально тупишь или притворяешься? Тебе же после этого прохода не дадут! Думаешь, все обойдется простым маранием стула и стрижкой полубокс?!
- А ты-то к чему меня предостерегаешь? Не ты ли недавно бежал впереди толпы за мной от делать нечего и ради поруганной чести этого упыря?
- Это ты его остригла, так ведь?! – Кид пропустил ее острый вопрос мимо ушей.
- Снова не понимаю о чем ты, - широко улыбнулась девушка, словно пойманная с поличным.
- Марло придет через пару дней. Советую тебе убегать сломя голову, хоть на такси уезжай, но ни на минуту не задерживайся в школе. А еще лучше, больше никогда не появляйся здесь.
- Приму к сведению и что-нибудь придумаю сама, - она гордо сделала акцент на последнем слове и уже повернулась от него, чтобы уйти в классный кабинет, как вдруг он поймал за руку и остановил.
- Но больше всего, - сказал ей еще тише прежнего Кид, да он же почти шипел, преступно озираясь по сторонам. – Остерегайся Джонатана.
Шинон одернула руку и пошла прочь от него широким шагом.
«Почему это я должна его остерегаться? Кид сказал это так, словно мы с ним года три дружим. Я ж от силы пару раз словом обмолвилась. Только и всего», - она села за свой стол и задумчиво потянув к себе тетрадь, начала нервно теребить ее обложку. – «Если подумать, то Марло и Джонатан ведь друзья, хотя, какой этот пижон друг, раз позволяет себе вести себя как скот и вытворять такое?! Марло – друг? Фу, противно до мурашек!».
Дернув плечом, она вытянула шею и осмотрела класс, одного за другим.
«А не пойду-ка я на следующий урок. Прислушаюсь к Киду, как бы больно это не било по моей раздутой гордости. Да и что-то мне подсказывает, что нужно так сделать», - Шинон украдкой посмотрела в сторону того, кем ее остерегали. – «Несмотря на свой ранг, он все еще в окружении короля, всегда рядом, всегда в компании. Возможно, многие и не подозревают, что он джокер, ну, те немногие, что имеют низкий ранг как у меня, но свита-то точно в курсе, что и к чему. Не сомневаюсь, как только ты надоешь Марло, станешь настоящим джокером, брошенным на потеху желающим вволю над тобою, бывшим царьком, постебаться. Дело времени. Это пока ты сидишь спокойно. Погоди, унижения тебя еще настигнут», - «девочка на побегушках» резко отвернулась от повернувшего голову к ней, Джонатана.
Ренис Нолл, конечно же, всех мелочей не рассказала и столь подробно всей истории не раскрывала, она лишь вкратце изложила основные события, опуская детальные описания. Это просто я заморачиваюсь, для полноты картины, которую надо тебе представить. Нэйтон и Ренис, ни о чем не заботясь, в том числе о том, что могут опоздать и о том, что их все видят, стояли облокотившись об колонну, что подпирала свод над массивными железными воротами входа на территорию университета. Девушка, наконец, умолкла. И только теперь Нэйтон, что так не хотел ее перебивать, задумчиво сказал:
       - У меня назрел вопрос.
       - Ну?
       - Когда Шинон завели в подсобку, получается, ты тоже присутствовала там?
       - Эм. Не я одна. Нас было там достаточно.
       - То есть, ты была на стороне Марло?!
        Легкая усмешка тронула губы, Ренис кивнула. Нэйтон, не веря ей, округлил глаза.
       - А к чему удивления? Куда там мне, слабой и несмелой девушке лезть и противостоять им? – опустив глаза к ногам, добавила она.
        - И ты просто стояла и смотрела? – Нэйтон все пытался поймать взгляд и заглянуть ей в глаза, в памяти было живо то, что он видел не так давно – как смело она вмешалась в ссору незнакомых девушек в первый день их встречи.
        - Да, - прозвучал ровно ответ.
         Парень даже раскрыл рот не то от возмущения, не то от удивления, это уже входило в привычку при общении с Ренис.
         - Да ладно тебе, - улыбнулась она. – Ничего же сверхужасного там не произошло, подумаешь, задиристой девчонке косы обрезали да подубасили немножко.
         Услышав и вспомнив про волосы, он покосился на ее длинные волосы, доходившие почти до поясницы. Нэйтон впал в раздумья:
       «Эта Шинон точно не она. А хотя... за какой срок, интересно, можно отрастить такую длину? И какой примерно давности ее занимательная история?».
        - Рени-и-ис! - послышался крик позади от стен университета, и оба повернулись на крик.
        У главного входа, отчаянно маша рукой, экстренно подзывала к себе розововолосая девушка ростом, подходящим настоящим топ-моделям. Нэйтон Ривер удивился больше прежнего, но его рассказчица не дала раскрыть и рта ему.
        - Это срочно. Сам понимаешь, сейчас начнутся расспросы о моем вчерашнем неспортивном соревновании с Кристи. – Ренис умеренно закатила глаза. – Ладно, я побежала, - слегка приставив два пальца к виску на манер солдата, отдающего честь, девушка торопливо зашагала к высокой розововолосой студентке.
        Нэйтон проводил их взглядом, высмотрел в толпе напротив входа Луи Прескотта и побежал к нему, думая:
       «Надеюсь, она сразу наберет ко мне, случись вдруг снова какая-либо неприятность».
        Говорить о прошлом инциденте с Алексом он не стал, зачинщиком со слов Луи был не он, просто случайно оказался в толпе зрителей, притянутый исключительно любопытством и зрелищем. Предприимчивый Луи сделал все, чтобы Нэйтон не заподозрил друга и не настроился на серьезные разбирательства с ним. Берег Луи Прескотт дружбу всячески, не гнушаясь ложью. Не любил он, когда их дружная компания натыкалась на серьезные поводы для ссор. Но и этой необъяснимой неприязни к Ренис от Фринвуда не понимал и не одобрял.
        Так-так, что там Ренис? А, вот она и ее встреча с необычной девушкой:
        - Привет, Грина.
        - Привет, - ответила та и начала придирчиво осматривать ее на наличие ссадин, синяков и царапин, которые сразу же и приметила.
        - Ты-то чего? – оскалилась Ренис, подставляя лицо ближе, не особо стесняясь своих боевых ранений. Были бы медали за излишнюю храбрость, еще и грудь с ними выпятила бы.
        - Да вот, гляжу на признаки жестоких побоев, о которых жужжала, не переставая, Анри.
         Ренис громко засмеялась, давясь при этом истеричным кашлем.
        - Приведи себя в чувства и давай колись, как все было и правда ли, вообще, было?
        - Твой вопрос больше намекает рассказать о кое-чем другом, - прохрипела Ренис Нолл сквозь кашель и, получив мощный удар в спину широкой и тяжелой ладонью Грины, приняла серьезный вид. – Озвучь мне версию Анри для начала.
         - Зачем?
         - Хочется знать, как обстоят дела с правдоподобностью.
         - Тебя забрали на носилках, твоя правая нога осталась лежать в тени каштана, а из зубов зазноба Кристи сделала довольно милое ожерелье.
         - Ого! И кто из вас преувеличил больше, ты или она?
         - Я, конечно, - Грина тряхнула головой, этим сбивая, лезущую в глаза челку, набок. – Ну, я внимательно слушаю твой вариант развития событий. И раз уж ты жива и на своих ногах пришла, то счет явно не в пользу Кристи.
         - Да ничего серьезного не было. Потолкались, подергали друг друга за космы и разошлись, когда разнял Нэйтон. Так-то, может, не приди он, без оторванных конечностей и выбитых зубов не обошлось бы…
         - Ну, так, он у нас по умолчанию разниматель. Тем и знаменит. – Грина остановилась и заглянула в лицо Ренис. – А еще тем, что является лучшим другом Алекса Фринвуда. Полагаю, ты знаешь об этом?
          Грина, выжидая, смотрела в глаза, пока та, не опустив привычно взгляд к ногам, не пробурчала:
         - Уже знаю. Вот как раз вчера и посчастливилось узнать.
         - Отчего же вместе у забора красовались?
         - Этот рыцарь теперь у меня в непосредственной защите.
         - Аха-ха-ха.
         - Ну чего ты? – Ренис оглянулась вокруг, чтобы посмотреть смотрят ли на них, болтающиеся по двору студенты, ибо розововолосая чересчур громко хохотала. И как заразительно!
           Смех резко стих. И у уха Ренис послышался шепот:
         - Это не мое дело конечно, и я не люблю лезть с подобными советами, но держись подальше от...
         - Нэйтона?! – по-детски наивным тоном воскликнула недоверчиво Ренис и уставилась в глаза Грины Смит. Да, то была ее фамилия, простая, легко запоминающаяся и подходившая этому имени.
         - От всех них. От Фринвудов, Кристи, Нэйтона, - кое-кто знал больше, чем казалось. А мисс Смит не так проста, как казалась, не так ли?
         - Я ничего не могу тебе на это сказать, ну, разве что «учту».
          Грина, помолчав немного, мрачно произнесла:
         - Давай поторопимся, еще пару минут, и опоздаем Анри на радость.
 - Куда нам сейчас?
         - На анатомию.
      Больше не обменявшись ни словом, они ускорили шаг, спеша на занятие. Позади них на приличном расстоянии плелись Анри с Вики. Бедняжка Анри всю ночь глаз не сомкнула, терзаемая услышанным от Нэйтона, слова которого вонзились в нее как острый нож, брошенный в сухое бревно от старого ствола вишни сорта шпанка. И слова эти: «Она мой друг!». Понимание того, что «она» – это Ренис Нолл, убивало ее больше, чем Алекса его дружеская собственническая ревность. Вот и сейчас Анри Фринвуд шла за Ренис и Гриной, испепеляя их своим взглядом. Ну, Ренис понятно за что. А Грина причем?! Да просто за компанию!
Напомню, что Анри Фринвуд иссыхала от любви к Нэйтону, столь неприступному для нее и безразличному именно к ней. Он просто знал, что собой представляет Анри Фринвуд, ее характер, цели и потому старался всячески избегать ее. Как говорится, зачем давать надежду тому, кому нельзя давать надежду? Вот и он от этого отталкивался, постоянно себе о том напоминая. Относился к ней лояльно и со всей терпимостью лишь из-за того, что она сестра его горячо любимого друга – Алекса. Если бы не это, давно бы жестко опрокинул о твердость безразличия отказом, чтоб неповадно было и из-за угла восторженно вслед смотреть.
Но Анри Фринвуд не сдавалась, упрямо считая его своим. Когда ее (то есть, полностью и без ограничений принадлежащий ей) Нэйтон, признал своим другом за столь немыслимо короткий срок эту чудаковатую Ренис Нолл, в то время как она за столькие волочения за ним не добилась и этого, ее элементарно начало на части разрывать от негодования. Голова ее продолжала с холодной расчетливостью соображать над тем, как по-быстрому от этой новенькой избавиться. И то, что сегодня этой поганке не избежать разбирательств в учебной части, как никогда грело гнилую душу старосты. Ведь пара-тройка таких визитов – и ты уже кандидат на исключение. Пока Анри тешила себя живописными картинами исключения Ренис, сама Ренис вместе с Гриной практически одновременно увидев и узнав двух ярких блондинок, которые являлись уже знакомыми им подружками Кристи, переглянулись.
- Главной блондинки нет, - сладко промурлыкала чуть слышно Грина.
- С чего бы этим ноткам довольства мелькать в твоем голосе? – не шевеля губами, процедила сквозь зубы Ренис, так как они как раз поравнялись с подружками Кристи, которые демонстративно отвернулись к окну. Воротили носы изо всех сил.
- Это значит, что ты знатно ее вчера отделала.
- Все еще не вижу причин вашей радости, мисс Смит.
- Как же не радоваться, когда изгои впервые дали отпор и повели в счете, смело забив гол.
Ренис даже остановилась, разинув рот. Так-то ни само слово «изгой», ни то, что она по большей части стабильно им и являлась, никогда не смущало ее. Смутило другое.
- Ну чего, - толкнула ее, улыбаясь, Грина.
- То есть, я – изгой? Уже? Так быстро?!
- Не ты одна, сказала же.
- А кто еще?
- Спрашиваешь! – Грина подмигнула, подняла руку с большим пальцем, вытянутым в кулаке, и указала на себя.
- Это после того, как со мной связалась? – опечалилась Ренис Нолл.
- Я была им до твоего прихода.
Ренис вновь замерла, корча гримасы недоумения.
- Хватит тебе уже глаза пучить.
- А знаешь, я ни за что не поверила бы, что ты изгой, скажи мне это кто-нибудь другой. В первый день, когда я пришла к вам, самой яркой личностью, что я выделила из группы, была ты. Я даже подумала: «О, эта королева красоты явно элита». Потому подойти побоялась, закрепив за тобой роль прекрасного ориентира, за которым и ходила. Вот, если бы я... - Ренис все тараторила и тараторила, а Грина смеялась все громче и громче, держась одной рукой за ее плечо, другой – за живот, поддерживая так, будто кишки грозят вывалиться.
Они стояли в двух шагах от кабинета, дело было за малым. Только Ренис Нолл все продолжала как заведенная:
- ...что ты изгой, так я сразу бы тебе на хвост упала! Ну, там, номерочками обменялись, прогулки до библиотеки на отшибе города вместе с сахарной ватой и попкорном и все такое прочее...
- Аха-ха-ха, хватит. Остановись, - Грина запнулась, так как, грубо задев плечом, между ними прошла Анри Фринвуд, ведя за собой Вики.
Староста обернулась у дверей к ним и со всей неприязнью, которую только можно было сконцентрировать в голосе, бросила:
- Ущербные! – в то же время сказано это было так, будто она говорила с подругой о чем-то своем, а не обращалась напрямую к стоявшим рядом девушкам. Незаметно и намеренно задевала и словом, и взглядом, и делом.
Таки лиса, а не Анри.
 Рука Ренис уже тянулась следом, чтобы схватить за волосы. Вмешалась Грина, вцепилась в эту руку, одернула ее, сурово посмотрела и покачала головой, дескать, не надо. Ренис Нолл обиженно выдернула свою руку и смиренно вошла в кабинет. Следом за ней и Грина. Все сидевшие внутри студенты хором посмотрели на Ренис, оторвавшись от своих дел, они разглядывали ее. Как ни странно, но она не увидела ни одного осуждающего или презрительного взгляда, отнюдь, одни по-доброму улыбались, другие с интересом всматривались в эту худую и невысокую фигуру. Были и взгляды полные сомнения – не могли поверить в то, что это именно она рискнула противостоять сливкам университетского общества.
«Зачем они так смотрят?», – поежилась Ренис, поправляя сумку. – «Я будто вижу команду благодарных и поверивших в себя, изгоев. Это смешно!», - она обернулась и посмотрела на Грину. Мисс Смит, как обычно, нашла свое место в передних рядах. Розововолосая подруга кивнула ей, и Ренис отвернулась, сильнее опустила голову, чтобы не видеть ни чьих глаз, прошла к последним рядам.
Прошла четверть часа, когда к ним без стука ворвалась высокая, стройная и со вкусом одетая девушка, которая с порога искала глазами кого-то в этой гуще студентов. Ренис узнала ее, это была та самая секретарша. Как и все студенты, новенькая студентка с любопытством смотрела на нее.
«Вроде бы ее звали Сьюзи. Или Сьюзен?», - напряженно думала она.
- Мне нужна, - сказала Сьюзен, разворачивая в руке спасительный клочок бумаги и пробегаясь по нему глазами. – Ренис Нолл.
Ренис с недоумением на лице поднялась с места, понятия не имея, что и кто ее ждет.
- Буквально на пятнадцать минут, - извинительно кивнула Сьюзен преподавателю и взглядом показала Ренис на дверь.
«Пятнадцать минут? Значит, вещи можно оставить», - обрадованная этим, она посмотрела на сумку и не заметила сочувственных взглядов своего курса. Уж они-то знали, что это может значить.
«Если, что Грина не даст в обиду мою сумку», - Ренис посмотрела на свой ориентир, чьи глаза печально провожали ее, и увидела позади нее во втором ряду, сияющую всеми цветами радуги, Анри Фринвуд. – «И чего она так улыбается?», - закрались кое-какие нехорошие мысли на этот счет. Интуиция ее не дремлет и подсказывает, что случай с Кристи благодаря болтливой старосте мог быть подан выше, а не только всем студентам, делившим с ней курс.
- Поторопись, Ренис! – вернула ее к реальности Сьюзен, ожидавшая в коридоре.
- Могу я узнать, что случилось? – шагая за ней, вежливо спросилась Ренис, раздумывая над тем, правильно ли она употребила в спешке форму неправильного глагола. Ей казалось, что от растущего волнения, она допустила грубую ошибку.
- На тебя поступила жалоба, что ты вчера участвовала в драке.
«Неужели Кристи донесла?!» – сразу пало подозрение на блондинку, Анри Фринвуд отошла на второй план.
- Тебя уже минут десять как ждут, - продолжала Сьюзен.
- Мне никто ничего не говорил.
- Разве староста не сообщила о вызове к миссис Крус?
Ренис мотнула головой, понимая, к чему был тот радужный свет, бьющий фонтаном из Анри.
- Странно, - равнодушно сказала Сьюзен, толкнув массивную дверь по соседству с кабинетом директора. – Проходи.
Секретарша пропустила ее первой, Ренис прошла и обернулась к ней, та, махнув рукой, мол, проходи смело дальше, скрылась по ту сторону двери. Привела и ушла. Бросила в неизвестность.
       «Какая ты жестокая!», - обиженно подумала ей в спину Ренис, робко и с опаской заглядывая во вторую комнатку, к которой вел небольшой коридорчик. Здесь, в типичном кабинете строгого воспитателя студентов на стуле и лицом к сидящей за красивым офисным столом женщине, сидел парень. Спиной к Ренис. Его она признала в тот же миг. Как же его не узнать, ведь то был Алекс Фринвуд. – «Так это он что ли на меня накапал?! Ах, ты ж гнилая ябеда...».
       Она начала злостно склонять его и на этих вполне себе безобидных словах не остановилась бы, если б не женщина, что обратилась к ней, завидев на пороге.
- Ренис Нолл? – женщина привстала. – Проходи и присаживайся, - она указала на второй свободный стул напротив своего стола и рядом с Фринвудом.
- Здравствуйте, - запоздало сказала ей Ренис, прошла и села на стул, посмотрев на золотистую табличку на ее столе с выбитыми инициалами.
- Здравствуй. Меня зовут Мелани Крус, ты же еще меня не знаешь. Ну, а с тобой, Алекс, мы уже знакомы.
«Как это мило, - подумала Ренис. – Для него и тон другой. Зачем так яро выделять свое благосклонное отношение к нему, постыдная женщина?».
- Я вас вызвала для выяснения кое-каких обстоятельств. Вчера я получила анонимку о произошедшей драке на заднем дворе нашего университета, - женщина встала и прошлась, якобы взять некий документ из шкафа, и уже с ним села на место.
Ренис как напряглась, только опустившись на стул, так и продолжала сидеть сплошным напряженным комком сжатых мышц. Взглядов на Фринвуда она не то, что бы избегала, она, вообще, внушала себе, что кроме нее и этой напыщенной Мелани в кабинете больше никого нет, дабы не смотреть.
- Так вот, случай вопиющий, но не единичный. – Мелани сделала паузу. – К вам же обоим у меня один вопрос: что же такого не поделили студент третьего курса и студентка первого курса, что дошло до рукоприкладства?
- Простите, конечно, миссис Крус, но причем здесь я? – вальяжно вставил свой ответный вопрос Фринвуд.
Мелани показушно возмущено вскинула брови, при этом равнодушная маска на лице почти не была потревожена.
- Меня проинформировали, что это был ты и эта милая первокурсница.
Оба сидящие перед ней студента синхронно повернули голову друг к другу: один с отвращением кривил лицо, вторая – с прищуром и возмущением приоткрыв искривленный  рот. Мгновение, и оба резко отвернулись друг от друга. Мелани Крус не оставила бы это без внимания, но Алекс опередил все ее комментарии:
- Протестую, она и спьяну не милая.
- То есть, сам факт драки с ней ты не отрицаешь? – Мелани достала из ящика стола новую ручку и чиркнула ею что-то на листке.
- Вы что?! – вскипел Алекс как чайник. – Я, по-вашему, способен на такое?! Да чтобы Алекс Фринвуд дрался с девушкой?! Да еще и вот с этой?! – последнее слово он произнес с неописуемым презрением, при этом он еще повернулся к Ренис и, скорчив соответствующую рожу, кивнул на нее.
Ренис захлебнулась в своих оскорбительных колкостях, рвущихся с языка, которым она почему-то не давала и шанса прорваться. Девушка благоразумно промолчала, с силой стиснув зубы так, что даже жилка запульсировала на шее, а взгляд стал стеклянным. Это прекрасно видел Алекс.
«Ого! Ты посмотри, какая...», - думал он, подбирая подходящие слова в уме.
«В моем положении будет лучше промолчать. Пусть себе выплескивает гадости, ему ведь и так все простят. Ему – да, но не мне. Потому молчи, Рахима, молчи. Будешь скромной и воспитанной на фоне этой высокомерной гнили», - сдерживала себя усилием воли девушка.
- А что скажет Ренис Нолл? – обратилась к ней Мелани.
- Миссис Крус, я ничего не знаю ни о какой драке, - уверенно и твердо начала лгать она. – А то, что там вам сообщили, не более чем попытка неизвестного недоброжелателя меня очернить. Ведь если сам Алекс Фринвуд утверждает, что не в состоянии драться со мной, то уж я-то точно не буду доказывать обратное. А раз сами непосредственные участники отрицают, и иных доказательств у вас нет, то разумно полагать, что это чей-то умышленный донос с одной лишь целью...
- Хорошо, хорошо, - перебила ее Мелани. – Я поняла, что ты хочешь сказать.
- А я не понял ничего, - развел Алекс руками, удивляясь про себя, почему эта жалкая девушка не заикнулась о Кристи и не нажаловалась про ее систематические цепляния к себе. Как и его. По логике, это должно было сейчас у него на глазах произойти.
- И кто же, по-вашему, мисс Нолл, имеет на вас зуб? – впиваясь глазами в девушку, Мелани проигнорировала Фринвуда.
- Как только выясню, сразу отправлю вам анонимку, - даже не подумав, выпалила Ренис, только после сказанного понимая, как грубо и некорректно это прозвучало.
Алекс теперь уже с интересом смотрел на нее и сам не знал, отчего она так приковала его внимание, и что вообще он пытался в ней разглядеть.
- Одну минуточку, – Миссис Крус взяла со стола зазвонивший телефон, посмотрела на его экран. – Я прошу прощения, - сказала она и вышла в соседний мини-коридор, который был размером меньше чем прихожая.
Боковым, хорошо развитым по воле жизни, пребывающей в постоянных бегах и прятках, зрением Ренис видела, что Алекс неприлично долго сидит, повернув свою голову к ней. Черт, она даже кожей ощущала эти его пробежки глазами по себе!
- Разверни свою черепушку в другую сторону, - не выдержав, злобно бросила ему она, не поворачивая головы к нему.
- А то, что? Сделаешь мне больно? – усмехнулся парень. – У нас свободная страна, смотрю куда хочу и сколько хочу. Да и с чего ты взяла, что я смотрю на тебя? Много берешь на себя...
- Ошибаешься, - оборвала его спесивую речь Ренис. – Это ты и твоя сестра берете на себя больше, чем это возможно.
- Она-то тут причем?!
- Раз уж ты настолько туп, то я заботливо тебе растолкую...
- Следи за своим языком!
Но Ренис его не слушала, как и всегда распаляясь, самозабвенно тараторила:
- Скажи-ка мне, из всех тех людей, и раз уж так сложилось, из всех тех твоих друзей, что вчера окружили девчачью потасовку, хоть кто-нибудь знает мои личные данные? Даже если и знает, рискнул бы хоть один твой друг донести, ну черт с ним, на меня, но на тебя-то?! Кто из них на такое пошел бы?! Разве что с твоего благословения, а его, как я вижу, ты явно не давал. И теперь, главное – ты ведь тоже видел вчера сестренку свою, что таращила глаза и уши так, будто ее никто не видит...
Ренис все говорила и говорила, приводя свои весомые аргументы, а лицо Алекса все вытягивалось и бледнело, сменяя выражение высокомерного спокойствия на хмурое сомнение. Он тоже не дурак, понимал, пару раз и сам подумывал на сестру, так как никто из его окружения, включая Кристи и ее подруг, не рискнул бы подобное учудить. А вот Анри вполне себе могла. Были уже от нее такие провокации. И то, что он ее брат, ее никоим образом не волновало. И все-таки неприятно было все это слышать от Ренис.
- Заткнись! – угрожающе сказал Алекс, и девушка заткнулась, но и это лишь из-за, вернувшейся в кабинет женщины, Мелани Крус, которая, скорее всего, слышала их разговор.
- Так, ребятки, у меня появились неотложные дела, поэтому в этот раз на этом и закончим. Ренис Нолл, я отмечу это в вашем личном деле. И тебе, Алекс, выговор.
- А ему почему не в личное дело? – Ренис вскочила. – Только, потому что он – Алекс Фринвуд?! А мне, значит, простой смертной, сразу в дело? Занесите и ему, иначе я прямо сейчас устрою вам пикантную драку!
Встал и Фринвуд:
- Да, миссис Крус, занесите в мое личное дело, а то я боюсь эту психованную истеричку, вдруг она вломится ко мне в дом, - сказал он и красиво так посмеялся. Прямо-таки аристократ.
Мелани не растерялась от их напора, но все же уступила:
- Ладно. За неимением доказательств, прощаю, - полистав дело Ренис Нолл, нахмурилась и обратилась к ней. – Мисс Нолл, здесь не указаны контактные номера. Нет ни вашего, ни ваших родителей. Потрудитесь написать, - женщина пододвинула к краю стола раскрытую папку с бланками и жестом пригласила подойти к столу.
Ренис послушно достала телефон, вписала два номера и, глядя на графу «Отец», тихо сказала:
- Меня воспитывает одна мать.
- А отец?
- Погиб. – Еще тише сказала девушка.
Алекс Фринвуд, услышав это, резко вытянулся, смел с лица остатки злой улыбки и задумчиво посмотрел на нее. А Мелани придвинула к себе дело, разглядывая цифры и не понимая, почему в деле не указано ничего о семье. В пустующую графу второго родителя сама дописала необходимое пояснительное предложение.
- Можно идти? – вежливо спросил Алекс, который почему-то ждал, пока Ренис закончит с Мелани.
- Да, свободны. И чтобы больше никаких доносов на вас не поступало.
- До свидания, - любезно, но как-то скупо улыбнулся в ответ Алекс.
- До свидания, - вторила притихшая и погрустневшая Ренис Нолл.
- До свидания, - устало ответила им Мелани, хотя уставать ей было не от чего.
Пропустив вперед девушку, парень открыл перед ней дверь, снова жестом руки показывая идти первой. Сам же он шел следом и не отставал, разглядывая ее вдоль и поперек.
«Что же в ней такого увидел Нэйтон, чего никак не нахожу я? Что такого замечательно, чтобы вставать на ее защиту и чтобы признать своим другом? Что же?! Что?!», - думал усиленно Фринвуд. Аналогичным вопросом будет однажды задаваться и Ренис, когда попадет в команду некого Каэла Хантера, к которому липла добрая половина прекрасных девушек его окружения, но это не так скоро. Да только ничего в ней Нэйтон не искал. И ничего не находил, кроме как кем-то когда-то обиженного ребенка. И ему хотелось узнать, кем и когда – вот и вся загадка.
Ренис же шла, сокрушаясь над тем, что у нее не вышло примерить на себя роль ну хоть немного тихой, культурной и воспитанной девушки.
«Все из-за этого Фринвуда! Как же он меня раздражает! Не могу контролировать свою желчь, что рвется наружу, обжигая горло и поджигая язык», - Ренис скосила глаза вправо на невозмутимо шагающего с нею в один шаг Алекса.
Что касается Мелани Крус, то не такой уж она мягкосердечный и доброй души человечек. Она и отпустила-то этих двоих лишь потому что была выбита из колеи звонком из дома, где, переругавшись по мелочи, ее школьницы-девочки с тяжелыми характерами в порыве ссоры разбили дорогой посудой окна застекленной лоджии и теперь наперебой звонили ей, жалуясь и обвиняя в том друг друга. И таки да, Мелани все же занесла замечание по поводу драки в личное дело Ренис. Чего не сделала для Алекса. И таки снова да! Как и говорила Ренис, все потому что это Алекс Фринвуд. Ему вообще все можно.
Вот такая вот справедливость. Хотя, о чем это я, ее никогда не было и не будет. Справедливость – плод воображения необоснованно униженных и оскорбленных людей, жаждущих непременного воздаяния другим людям и непременно, что бы по заслугам. Они все ищут ее, но не находят. Но не буду об этом. Вернемся к Ренис Нолл, что шла по коридору с этими мыслями в сопровождении Фринвуда.
- Может, хватит? – резко остановилась нервная хамка и повернулась к нему.
- Не понял?
- Хватит ходить рядом со мной.
- Ахаха! Это ты идешь со мной, а не я!
- Что?! – возмущению Ренис не было предела.
- Алекс Фринвуд добровольно с такой, как ты и миллиметра не пройдет!
Ренис бушевала от оскорблений, которыми хотела его окатить, но снова почему-то прикусила язык, промолчала, отвернулась и быстрым шагом пошла прочь.
А Фринвуд кричал ей в спину:
- Советую почаще в зеркало смотреться, чтобы правильно воспринимать реальность. То, что Нэйтон вокруг тебя крутится, не значит, что ты можешь обольстить и меня... - далее шли и еще кое-какие резкие и обидные слова, а за ними издевательский громкий смех.
«Да я этого и не пыталась сделать!», - раздраженно думала девушка, обиженная его речами по самое сердце.  – «Обольстить! Фу, слово-то какое противное, а обольстить Алекса – звучит куда хуже!», - Ренис не заметила, как перешла на бег, чтобы не слышать тех высоко сложенных гадостей, которые продолжал посылать ей вслед Фринвуд.
Постояв еще немного в коридоре, он, сделав несколько шагов, открыл дверь и вошел в кабинет, где сидела вся его группа. Те из них, что находились ближе к стене, отделяющей от коридора, хоть и приглушенно, но слышали его тираду.  Среди этих счастливых подслушивателей не оказалось Нэйтона, который всегда садился в передних рядах у окон. Он был всецело поглощен тем, что объяснил им преподаватель и не мог догадываться о том, что происходило в коридоре.
А Ренис зашла в свою аудиторию и, низко опустив голову, направилась к своему месту, игнорируя вопросительные взгляды Грины и всех остальных. Новенькая была темнее грозовых туч. И еще бы! В голове эхом отдавались, постоянно прокручиваясь, жестокие слова Фринвуда. Она все занятие просидела, уставившись в одну точку на столе и чувствуя, как горит и горит ее лицо. С окончанием занятия она встала и вместе со всеми отправилась в следующую аудиторию.
В коридоре ее настигла Грина:
- Ну, чего там, Ренис?
- Да, ничего.
- А по твоему подавленному и раскисшему виду так сразу и не скажешь. Тебя словно сорок пар сапог в грязь давили, а потом месили, превращая в податливую глину.
- Это по поводу вчерашнего, кто-то заботливо настучал на меня, - сказала Ренис и безразлично пробежала глазами по толпе студентов в поисках Анри Фринвуд. Две неразлучные подружки – Анри и Вики бодренько шли впереди всех и щебетали о всяких глупостях.
- Кто же это мог сделать? Наверное, Кристи.
- Вряд ли.
- То есть, ты знаешь, кто? – Грина заглянула в лицо.
- Нет, - поспешила соврать Ренис. Говорить ей о своих бездоказательных домыслах и тем самым клеветать на Анри не хотелось, слухи и нечаянно оброненные слова облетали учебное заведение со скоростью света. Вот и повременила с этим она. А то вдруг окажется, что это и не Анри вовсе. Не пойман – не вор, не так ли?
Интуитивно Грина и сама поняла, что Ренис не горит желанием делиться по известным причинам, но любопытство перевешивало и гнуло ее внутреннюю чашу весов:
- А что тебе сказали?
- Пообещали красочный выговор.
- Это плохо. К сведению, у нас тут лимит выговоров. Достигнешь предела – получишь документы на руки и отправишься в свободное плавание.
Ренис на это промолчала. Отчасти, этого она и хотела бы, не расстрой это сильно ее мать. Вздохнув глубоко, она воздержалась от дальнейшего ведения разговора и со всей гурьбой  студентов вошла в аудиторию, где каждый поспешил за свой стол.
Прошло еще одно занятие, и наша героиня в полном унынии автоматически направилась к своей одинокой и облезлой скамейке. Не протирая пыли и не смахивая листвы, уселась прямо так, беспощадно хрустя иссохшими каштановыми листьями, облокотилась на спинку и низко опустила голову. Она все еще перемывала брошенные в спину и сказанные до этого слова Фринвуда.
«И правда, с чего я вообще взяла, что он шел со мной?! Где ж ему еще идти по одному коридору?». – Глупое занятие, переливать из пустого в порожнее, нет бы забыть и насладиться прекрасным осенним днем. Было прохладно, облачно и сыро (как она любит!). Ветерок задувал ее волосы ей же в лицо, но она продолжала сидеть, прокручивая обидные фразы и глядя на свои поношенные кеды и затертые джинсы.
- Ты чего такая? – весело сметая пыль и листву со скамьи, опустился рядом Нэйтон.
- Какая? – не посмотрев на него, мрачно отозвалась Ренис. В голове у нее его «такая» эхом отразилось, но уже с интонацией Алекса Фринвуда.
- Грустная, как минимум.
- Ты что, меня веселой где-то видел? – оборвала его она, понимая, что ее агрессия выплеснется на него. Поэтому девушка заставила себя перестать думать о его поганом приятеле и его словах. Не получалось, увы.
- Ну, по крайней мере, видел не такой, как сейчас, - серьезно сказал Нэйтон, вглядываясь в нее. – Что у тебя случилось?
«Рассказать про вынужденный визит к Мелани Крус, или про душевную рану, нанесенную его любимым другом? Он же все-таки психолог, может, чем и поможет?».
«Нет! – раздался твердый и резкий голос в голове и властно повторил. – Нет!».
- Ничего. У меня бывает. Обычные перепады настроения.
- Не слишком ли много у тебя бывает?
- В смысле? – непонимающе повернула она к нему голову.
- Обмороки – бывает, головные боли – бывает, перепады настроения – бывает.
- И что мне тебе на это ответить?
- Хотелось бы услышать правду без прикрас.
- Значит, тебе подавай истинные причины моей грусти?
Нэйтон, мило улыбаясь, кивнул.
- А тебе это зачем, объясни?
- Хочу помочь. Можем вместе решить твою проблему.
- Все равно не понимаю, тебе с того какая выгода? – гнула свое не сдающаяся Ренис.
- Почему же выгода? Нет никакой выгоды. Я просто хочу помочь. Я же твой друг, - парень растянул улыбку до самых ушей.
- Надеюсь, не такой же, как Алекс Фринвуд, - не подумав, буркнула она.
- Как это? Поясни, - зацепился за это парень.
- Да, забудь. Мысли вслух.
- Нет уж, объясни, что ты хотела этим сказать?
- Вот скажи, Нэйтон, ты считаешь его хорошим человеком? – пропустила его требование Ренис Нолл мимо себя. – Ты, наверняка, его давно и очень хорошо знаешь.
- Да, знаю. Но что такого узнала о нем ты, что задаешь такой вопрос? Хороший или нет – каждый человек рассматривает, отталкиваясь от своих каких-то жизненных убеждений...
- Ну, так, ответь мне, оттолкнувшись от своих убеждений, хороший он? – сурово спросила Ренис, заглянув ему в лицо и не отрываясь, глядя в глаза.
Нэйтон промолчал. Ренис продолжала буравить его глазами. А он все молчал, смотрел в ответ и снова молчал. А потом сказал:
- Я отвечу на твой вопрос честно и даже дополню кое-какими фактами с условием, что и ты дашь ответы на некоторые мои схожие вопросы.
- Согласна.
- Алекс, он хороший. Был. И сейчас есть. Просто в его жизни случилось кое-что, и он заимел обиду, стал агрессивным и...
- И что же, что случилось в его жизни?
- Он потерял родителей, еще в детстве. Это сильно повлияло на него, сказалось на его ощущении мира и окружающих его людях.
- Почему же мне кажется, что ты яро его оправдываешь, - перебила невесело Ренис, и Нэйтон недоуменно просмотрел на нее. – То, что он осиротел, не дает ему права считать себя выше и лучше других. На свете достаточно круглых сирот и детей, которые остались одни по разным трагическим причинам, но не думаю, что все они такие же Алексы Фринвуды. Потеря близких людей, как по мне, вбивает тебя еще больше ниже в землю так, что даже головы ни на кого поднять не можешь от своей не утихающей боли, а не то, что там додумываться до...
Девушка, говорившая как заведенная, внезапно запнулась, заметив, что Нэйтон смотрит на нее так внимательно, будто насквозь видит все, о чем она думает и хочет сказать.
- Додумываться до чего? – аккуратно спросил парень.
- Ты своего друга лучше знаешь, так же, как и его задиристые выходки.
- Защищать Алекса более не имеет смысла, - улыбнулся Нэйтон, подумав. – «Ты все равно меня не услышишь, а если и услышишь, то не воспримешь правильно мои слова».
 А Ренис молчала. Таки молчание – знак согласия его мыслям. Да и как же иначе?
- А теперь мои вопросы, - Нэйтон пододвинулся к ней ближе, протирая штанами пыльные доски. – Кого же потеряла ты, Ренис?
Настало время недоумевать и ей. Так и сидела, хлопая широко открытыми глазами и смотря на него, осознавая, что и сама зачастую обходится с некоторыми очень грубо из-за своих обид на жизнь. Например, с матерью.
- Ты должна ответить честно, - напомнил парень.
- Отца. – Девушка отвернулась, показывая, что не желает говорить на эту тему, что сразу понял Нэйтон. Наступило минутное молчание.
- Мне жаль, - додумался сказать Нэйтон, и Ренис кивнула в ответ. – Я могу задать еще один вопрос? – неуверенно спросил он, и она снова кивнула. – Что тебе сделал Алекс, что ты так сильно на него ополчилась?
- Дело не только в нем, - задумчиво сказала Ренис и добавила. – А как ты пришел к такому мнению, ну, что это он мне что-то сделал?
- Это же очевидно. Да и кое-какие сведения о том говорят.
- Какие?
- Наши ребята сегодня перешептывались о том, что Алекс жестко оскорблял кого-то в коридоре.
- Видишь! Он всех оскорбляет, а ты его защищаешь, мало того, еще и разговоры чужие подслушиваешь.
- Я просто проходил мимо!
- Да, да, конечно! – скептично процедила Ренис сквозь зубы.
- Значит, все-таки, это была ты?
- Я.
- А что вы вдвоем делали в коридоре?
- Возвращались от миссис Крус, которой поступила на нас жалоба. Вот, поганец, вытянул из меня все! – осознав, воскликнула Ренис под смех находчивого парня.
- Какая жалоба? – все еще хихикая, спросил Нэйтон.
- Представляешь, оказывается, вчера я и Алекс затеяли драку.
- А вот это уже серьезное заявление, - он перестал улыбаться, стал хмур. – Что решили с вами делать?
- Ха! Скажешь тоже, с «вами»! Со мной, а не с «вами». Неприкосновенный Алекс Фринвуд и козел отпущения – Ренис Нолл. Догадайся, кому что.
- Догадываюсь. – Нэйтон почувствовал себя крайне неудобно перед ней за своего друга, которому всегда все сходило и сходит с рук.
Ренис поднялась, было время идти на занятия.
- Кха-кхм, - кашлянул показушно Нэйтон. – Ренис, тебе следует отряхнуться.
- Это типа, после того, как я вывалялась в таком дерьме, как Алекс?
- Я не образно, я в прямом смысле, - он указал глазами.
Ренис посмотрела туда, куда был направлен его смеющийся взгляд – на свой пыльный зад. Яростно стряхивая рукой и протирая ею же все, она бросила за спину злобно:
- На свой бы посмотрел, - и пошла к университету.
- Еще увидимся, ведьма! – крикнул ей вдогонку Нэйтон, на всякий случай, отряхивая свои штаны.
А на то, как они мирно сидели (со стороны так виделось) и мило переговаривались, скрипя зубами, смотрел из окна четвертого этажа левого крыла здания Алекс Фринвуд. И, надо сказать, на сей раз, в отличие от прошлого, он сюда пришел намеренно, с одной единственной и конкретной целью – посмотреть, сидят ли за пристройкой садовника его друг и эта неуравновешенная чудачка. Увидев их на скамейке, он чуть не сломал телефон, ибо первым порывом было швырнуть в стену то, что сжимал в руке. Его вовремя отвлекли, подоспевшие и неугомонные друзья: Гордон, Оливер, а также скромный малый Луи. Они насильно утащили от окна в туалет перекурить одну другую папироску.
Ренис уже шла все по тому же коридору, соблюдая дистанцию за мисс Смит, шагающей впереди. Отыскав ее еще в фойе, новенькая преследовала, не приближаясь. Неожиданно к розововолосой подскочила староста со своей подругой, и все трое остановились и прижались к окну, то есть, эти обе прижали третью. Анри что-то говорила Грине, но что? Ренис не слышала, была слишком далеко. Она ускорилась, увеличивая шаг и его частоту.
Завидев ее, Анри, звонко рассмеялась и отошла, поспешив удалиться в кабинет вместе с Вики. За ними следом вошла и Грина Смит, немного странно посмотрев на Ренис, ждать которую она не стала. Было в этом взгляде нечто знакомое. То, что так давно испытала на себе и Ренис. Но что?
«Не хочешь со мной говорить, значит? – догадалась она, провожая глазами Грину. – Ну и ладно. Твое дело. Захочешь – скажешь», - Ренис обиженно прошла мимо, не удостоив и взглядом, занявшую первый стол, Грину. Затаила обиду на нее. Чуть-чуть. И началось занятие.
Время для нее тянулось мучительно долго, было неинтересно и не терпелось скорее уйти домой, где можно будет вволю поваляться в одиночестве и абсолютной тишине на любимой кровати. Все студенты активно участвовали в дискуссии с преподавателем, только Ренис, лениво хлопая ресницами, таращила глаза в окно. А дождавшись долгожданного звонка, она не спеша засобиралась, поглядывая на сидевшую далеко впереди Грину, возле которой опять нарисовалась Анри. Склонившись, она что-то говорила ориентиру мисс Нолл.
Грина обернулась к Ренис и тут же отвернулась, встала и вышла. Все еще стоявшая у ее стола, староста победно посмотрела на новенькую, взяв под ручку Вики, тоже пошла к дверям. Аудитория фактически пуста, из последних студентов были эти две закадычные подружки и Ренис, которая сорвалась с места и стремглав кинулась к дверям. Она схватила Анри за руку, затащила назад в кабинет, плотно приставила руку поперек горла и прижала к стене. Не обращая внимания на визжащую Вики, которая отчаянно вцепившись в куртку Ренис, тянула ее на себя, новенькая вдавливала старосту в стену.
- Пошла на...! – рявкнула гортанным голосом разъяренная и подобная бешеному животному Ренис Нолл, и Вики, испугавшись этой звероподобной, разжала руки.
- Ты – ненормальная?! – заверещала Анри Фринвуд, со страхом глядя в глаза ощетинившейся новенькой. Хорошо хоть Анри ростом не удалась – староста тоже была хилая и невысокая, да они с Ренис были почти одинаковы, это все упрощало: справляться с вялым сопротивлением старосты легче.
- Заткнись и послушай меня: еще раз увижу тебя и твою рожу рядом с Гриной, разукрашу почище Кристи! И плевать я хотела кто ты, чья ты и какое у тебя положение. А что касается твоих доносов, то жалуйся, сколько влезет. Меня мало когда такие мелочи останавливали. Учти, если я захочу разделаться с тобой, мне ничто не помешает. Даже твой самодовольный брат!
Анри кривила лицом, готовясь расплакаться. Но это было всего лишь игрой:
- Это не я доносила на тебя...
Ренис в ответ замахнулась, Вики за спиной вскрикнула, а Анри зажмурилась и втянула голову в плечи. Но Ренис не ударила, она отпустила старосту и отпрянула от нее. Смерив гневным взглядом, вышла в коридор, считая, что на этом спектакль запугивания окончен. По ее уходу Вики кинулась к растерянной старосте, качественная моральная поддержка от подруги никогда не помешает.
«Да она же трусливее меня! Не ожидала я, что она и сопротивления не окажет!», - Ренис оглянулась, девушки не показывались из аудитории. – «Плачет, наверное... ну, и поделом, меньше будет братом прикрываться и больше думать, прежде чем что-то делать и говорить. Хотя, о чем это я? Люди не меняются, тем более так быстро. И тем более, такие, как они. По себе знаю. Я и со временем не изменилась».
И чем дальше она отходила от аудитории, чем ближе подбиралась к главному выходу, тем больше и больше нарастало сожаление за содеянное. Понимала, что хоть причиной и была косвенно Грина, на самом деле она вымещала злость за ее брата. Не смогла на Алексе, можно на сестре, да?! А правильно ли это?
«Черт, ну зачем?! Зачем я так! Не надо было. Я действительно не могу контролировать себя в ярости», - с ужасом подумала она и нервно дернула шеей. Приближаясь к воротам, она услышала позади знакомый, окликавший ее, голос. Ренис повернулась, это был Нэйтон. Он бежал к ней от кучки парней, стоящих поодаль, ближе к стене здания. Они тоже были ей знакомы.
- Ренис, - хватая ртом воздух, начал Нэйтон, остановившись возле нее. – Ты уж извини, но сегодня я не смогу с тобой пойти.
- Ничего страшного, - равнодушно сказала она, метнув взгляд на лица Гордона, Луи, Оливера и Алекса, которые одновременно с ней сканировали взглядом и ее. – Ты же помнишь, что я безмерно люблю тишину и одиночество и твоему отсутствию только рада. Причем также безмерно.
- У меня просто возникли дела...
- Да, да, друзья и все такое, понимаю, - перебила Ренис, думая. – «Нет. Не понимаю. Мне не дано понять, ни что такое друзья, ни как ими могут вообще быть такие, как Алекс».
Но Нэйтон все не уходил, заглядывая ей в лицо, словно пытался просверлить дыру во лбу, извлечь мозг и прочитать все ее мысли.
- Иди уже, тебя же ждут, а не меня, - немного добрее привычного сказала она, мило улыбнувшись, чем приятно удивила Нэйтона.
- До завтра, - ответил он и побежал к друзьям.
А вот Ренис не ответила. Даже про себя. Даже колкостью. Повернулась и, широко шагая, поспешила домой, снедаемая мыслями:
«Это они его запугали и запретили со мной ходить или же привели весомые аргументы моего несоответствия его компании? Интересно-интересно. Значит, теперь не будет больше надоедливого Нэйтона в моей жизни. Как и Грины. Это и хорошо, лучше вовремя, исключая возникновение привязанности, так легче переваривается», - Ренис Нолл перешла перекресток и вышла к парку. – «Странно, но, вместо радости я ощущаю какое-то опустошающее чувство. Почему? Неужели привыкла к ним? Уже?!».
- Ничего, как привыкла, так и отвыкнешь, - прозвучал голос в голове наперебой ее мыслям.
Спешу сообщить, что предположения Ренис были ошибочны. Никто и ничем Нэйтона Ривера, в отличие от Грины, не запугивал. Да и не запугали бы его – желание парня познавать подходящий объект в лице Ренис Нолл было тверже чьих-либо угроз, какими бы страшными они не были. Но не помешает приобщить, что не обошлось без вмешательства Фринвуда. Это он нарочно выдумал причину задержаться для Нэйтона. И причина эта – их совместная репетиция. Уже упоминалось, что у них была своя группа, что, в принципе, не редкость в городах демократической забугорной державы. Знаешь пару человек с музыкальными навыками и инструментами? Немедля объединяйся и гоу покорять ушки слушателей!
В общем, услышав от Оливера, совершенно случайно бросившего, что он видел, как Нэйтон провожает Ренис и не один раз, Алекс поставил цель помешать подобного рода заботам друга об этой ненавистной ему замарашке. И это у него получилось – вот Ренис и вышагивает одна в быстром темпе, перебегая по пешеходным переходам дороги и тротуары. Куда она так бежала и зачем? Она, которая безумно любит медленно ползти по улицам?
Все дело в том, что убегая от собственных угнетающих мыслей и чувства вины за свой налет на Анри, она и сама не заметила как набрала скорость. Так и ломилась бы, сломя голову до дома, если бы ее внимание не привлекла вывеска, висевшая на дверях заправки и одновременно автомобильной ремонтной мастерской. Ренис давно ее приметила, еще в первый же день, да только все никак не находила удобного момента зайти. И вот, он настал. Самый удобный из удобнейших моментов: одна и Нэйтон не болтается рядом.
«Опять я о нем думаю!», - поймала себя на мысли Ренис, приоткрывая до мерзости скрипучую дверь, будто масел у них нет петли смазать.
Она попала в огромное помещение мастерской, поделенной на отсеки и захламленной инструментами, приспособлениями, машинами и деталями машин так, что, казалась ларьком. У двери был расположен первый отсек, в котором почти у потолка на подъемнике висела машина, а под ней ковырялся в черном от грязи, промасленном комбинезоне взрослый и явно опытный мужчина. Рядом с ним стояли парни, с инструментами в руках.
«Таааа-аа-аак. Это мне уже не подходит», - Ренис повернула голову правее, на средний отсек, где увидела девушку в комбинезоне и маской на лице с пульверизатором в руках. Она наносила краску на потертое и чем-то обработанное железное покрытие кузова малолитражки. Мимо глаз Ренис мелькнули еще две бесспорно мужские фигуры и скрылись в третьем отсеке. Что творилось там ей со своего места не было видно. Угол обзора отсекался перегородкой. Стоял гул двигателей и стойкий запах масел вперемешку с бензином и краски. Никто из них рабочих на нее не смотрел, все были поглощены своей работой и категорически не желали замечать постороннего человека.
Позади кто-то вежливо кашлянул и в этом шуме Ренис расслышала:
- Я могу вам чем-нибудь помочь?
Ренис обернулась, радуясь тому, что есть здесь, к кому можно обратиться. Перед ней стояла девушка примерного одного роста, тоже в комбинезоне, но он у нее был чистенький и блистал своей новизной.
- Я по поводу объявления...
- А, - улыбнулась девушка. – Пройдемте, - сказала она и пошла в проем без двери, уводя за собой в неизвестность Ренис.
Она привела к кабинету, указала на дверь.
- По всем вопросам обращаться к хозяину, - произнесла, улыбаясь, и ушла.
Ренис с замиранием сердца постучалась, и это больше было похоже на поскребывание несмелой мыши, и, открыв дверь, вошла:
- Можно?
В скромных размеров кабинетике за железным (будто вручную сваренным) письменным столом сидела женщина средних лет, немного грубоватой, почти мужиковатой комплекции, но с довольно таки милой внешностью. То была коротко стриженая брюнетка с выразительными большими черными глазами и так же красиво изогнутыми черными бровями. Ренис подошла ближе, и хозяйка маленького кабинета устремила свои глаза на нее. Женщина недолго оценивающе изучала посетительницу.
- Чем могу помочь?
- Я по поводу объявления, - повторила свою фразу уже для нее Ренис.
Женщина вышла из-за стола и облокотилась об него перед девушкой, подпирая им, мягко говоря, копчик. Ренис заметила, что и она была в комбинезоне, промасленном и местами заляпанном краской.
«Женщина – хозяин – мастер? Феминистка, бросающая вызов, или же иные нужды тяжелой жизни и судьбы? А может, просто уникальный специалист, разбирающийся в машинах лучше мужчин? Если ломать стереотипы – то кардинально, да?».
- То есть, вы считаете, что можете работать у нас? – с вызовом, но соответствующей начальничьей строгостью спросила женщина, вновь осматривая девушку с головы до пят. – Что вы умеете?
- Эм... В смысле? – растерялась Ренис, подбирая слова в предложения вроде: «Какого рода умения вас интересуют?», но та шла в опережение.
- Ремонт и сборка двигателя? Нет? Не знаете, как? А, может, разбираетесь в ходовой и амортизаторах? Или же умеете править погнутые поверхности? – На самом деле женщина и так поняла, что перед ней стоит человек абсолютно далекий от всех ее перечислений. И такой человек ей не был нужен. Этим своим напором она добивалась того, чтобы этот человек сам ушел, сказав себе: «Нет, простите, это мне не подходит».
- Знаете, я все схватываю на лету (чуть было ошибочно не произнесла «в полете»), вы мне только покажите, я научусь, буду делать не хуже мастеров... - как всегда торопливо заговорила, запинаясь, Ренис Нолл, но ее вновь перебила хозяйка ледяным тоном.
- Нет, деточка, не пойдет. Мне нужны умелые мастера, а не ученики в нагрузку.
- Вы тоже, наверняка, не с гаечным ключом в руках родились, - выпалила обиженно Ренис, отмечая про себя, что на их языке это прозвучало топорно, не так складно, как на русском. Кстати, девушка всегда ловила себя на том, что рада тому, что мысли в ее голове все еще звучат на родном ей языке.
Женщина пронизывала взглядом эту выскочку, решая что-то про себя, затем резко, перегнувшись через весь стол, достала из ящика бланк и ручку и протянула их ей:
- Заполни. Я подумаю над тем, стоит ли тебя рассматривать.
Это прозвучало куда обиднее, что Ренис едва сдержала порыв развернуться и уйти, оставив эту мужланку с протянутым листком. Вместо этого она покорно приняла бланк, села за стол, быстренько заполнила и, даже не попрощавшись, выскочила из кабинета, проклиная себя за то, что вообще додумалась сюда зайти. Зато успела клятвенно пообещать и носа больше сюда не совать и даже не смотреть, проходя мимо.
И только женщина, читая анкету, почему-то заулыбалась.
Ренис, оказавшись дома, закрыла за собой дверь, устало скинула обувь и уныло побрела к лестнице – по ней в свою комнатку. Швырнув сумку на кровать, она переборола дикое желание швырнуться следом и поспать. Чувство голода было сильнее и заставило переодеться и спуститься в кухню, где, наскоро приготовив поджаристо-хрустящее блюдо, она пообедала, оставляя порцию и для матери, которая не скоро в доме появится. Покончив с возней у раковины, она пошла в ванную, простояла у зеркала, тщательно себя рассматривая, так как в ее бесчисленных комнатах с давних пор отсутствовали зеркала. Осмотрела лицо и так, и сяк, повернула голову в бок, наклонила, запрокинула...
«Мда. А ведь словам Алекса имеет место быть. Смирись уже, Рахима, и забудь», - подумала Ренис и дополнила вслух:
- На правду не обижаются. Как бы больно она не резала сердце, звуча из прекрасных уст писаных красавцев, которые не так уж и красивы внутри.
Умыла лицо холодной водой и бодренько поскакала из ванной через кухню к лестнице, а там уже к себе. Нехотя разобрала сумку, сложила в стопку брошюрки, которые нужно было прочитать к завтрашнему дню и уселась рядом на кровати, по привычке подобрав ноги по-турецки. Взяла из стопки одну брошюру, раскрыла и начала читать. В этот раз она не уснула и дочитала все до единой, что-то даже поняла и усвоила. Не то чтобы ей не хотелось спать, хотелось, да еще как! Зная, что съедающие с потрохами мысли об Алексе, сменяющиеся укоряющими сожалениями о запугивании его сестры все равно не дадут уснуть ей, Ренис предпочла занять мозг другим. Лучше перебить их чтением, нежели лежать и прогибаться под ними (мыслями!).
         Логично? Не думаю. Но девушка так и просидела до темноты, пока не стало тяжело разглядывать буквы в темени, которые сливались в сплошные черные строчки. Встала, додумавшись включить свет, и посмотрела на часы.
- Вау! Уже половина восьмого? – удивилась вслух она. – Мама должна скоро вернуться, - сунув все брошюрки в сумку, она вышла из комнаты и сбежала вниз по лестнице.
На кухне поставила чайник на плиту, разожгла огонь и в ожидании уселась за стол. Заняться было больше нечем. Телевизора, напомню, у них не было, ноутбук уже который день оставался в ее комнате без должного и привычного внимания, а телефон лежал перед ней на столе – им она тоже пользовалась исключительно по назначению – отвечать на звонки матери. И ничего больше.
Эллисабэт появилась на пороге чуть раньше, чем закипел чайник, а может даже одновременно с ним, ну, не важно. Главное, что появилась.
- С возвращением, мам! – выкрикнула дочь, долго репетируя в голове произношение этой фразы. Она выключила конфорку и уже разливала по чашкам бурлящий ароматный кипяток.
- Я дома, - в глубокой задумчивости отозвалась Эллисабэт и прошла к ней бодрой и уверенной походкой, в глазах ни тени усталости. – Какая ты у меня заботливая, Ренис! Да только вот не припомню с чего бы и с каких это пор? – улыбнулась, с фальшивым подозрением оглядывая приготовления дочери, которая пододвинула к ней тарелку с оставшимся обедом и чашку горячего чая.
- Тебе не нравится? – зло и язвительно спросила Ренис и с прищуром уставилась на мать.
- Что ты! Что ты! Очень даже, - засмеялась та. – Ладно, Ренис, я переоденусь и приду, не уходи никуда.
Эллисабэт Нолл скрылась в своей комнате.
«Почему мне так хочется, чтобы она звала меня Рахима? Почему она знает об этом и не делает этого? Ведь можно же хотя бы дома…», - Ренис с грустью смотрела на дверь комнаты матери.
«Я не Ренис, я – Рахима... Когда же я смогу уже жить со своим именем?! Наступит ли такой день? Хотя бы один день без страха преследования и боязни быть узнанной. Хотя бы день! Будет ли он?». – Ренис села за стол, напротив места матери. – «На что я надеюсь! Сама же знаю, что ответ – нет», - она подперла подбородок рукой, а другой потянула к себе блюдце с чашкой и едва уловимым шепотом произнесла:
- Долго ли мы здесь проживем и, вообще, проживем ли? – и тут же перешла в размышления про себя. – «Насколько быстро нас найдут в этот раз? Наверняка, уже в процессе, а я тут друзей завожу, дурочка! А хотя, не я ведь. Нэйтон сам завелся вопреки моим протестам. Да еще вопрос, друг ли он мне с его-то непонятными целями и мотивами. А насчет Грины – сегодня наша дружба, которой толком-то и не было, окончательно и я бы даже сказала основательно, сойдет на нет. Раз Анри к ней жмется из-за меня, а это явно так и не иначе, я лишу ее причин доставать Грину. Всего лишь нужно прекратить общение. Думаю, Грина того же мнения, просто ей по доброте характера неудобно мне такое сказать».
         Ренис, накрывшись мыслями, как пледом, не уследила за количеством ложек сахара, посыпанных ею в чай, определенно переборщила.
         «Никакого общения. Да, так оно будет лучше», - закончила свои рассуждения она, когда вошла Эллисабэт. Что тут скажешь. За этот книжный оскар хочу поблагодарить свои искривленные позвонки. Приходи посидеть в зале, когда мне будут вручать золотую пальмовую ветвь, так, чисто подержать. Минут на пять-шесть.
- Ты такая хмурая. Случилось что? – весело и беззаботно спросила Эллисабэт, присаживаясь напротив.
- Ничего такого, чего еще не было в моей жизни.
Эллисабэт посмотрела на нее со всем вниманием, намекая этим, что ждет продолжения.
- Перестань, - вздохнула Ренис, понимая это по-своему. – Как ни глазей, не увидишь ничего.
- Но все-таки, что-то не так, да? – не унималась мать.
- Да, не так! Я не хочу больше туда ходить!
- Ренис, - с мольбой произнесла Эллисабэт.
«Меня зовут Рахима!», - подумала Ренис и сказала немного сдержаннее:
- Знаешь же, что я и хожу-то туда из-за тебя. Только потому, что ты этого хочешь. Ты, а не я. Ты просишь меня делать это, в то время как я не понимаю, зачем мне это вообще нужно...
«Все же было так хорошо! Ну почему опять эти ее нападки и желание ругаться со мной возобновились?! Все дело в университете? И только ли в нем? Нет. Ходила же она туда спокойно несколько дней. Может, ее там не оставляют? Опять?!», - усиленно морща лоб, размышляла Эллисабэт, слушая все то, что яростно выплескивала Ренис.
Девушка внезапно на полуслове заткнулась, опустила низко голову и сказала:
- Прости. Мама, - обе руки обхватили чашку перед ней.
«Ого! А это уже весьма неожиданно! Значит ли это, что причина ее злости не я и не университет? Что это кто-нибудь еще? Может быть...», - Эллисабэт улыбнулась и мягко произнесла:
- Прощаю, - отпила чая и добавила. – Скажи только, что такого произошло в универе, что ты сорвалась на мне и даже извинилась за это?
- Лишний раз убедилась, какие же некоторые люди твари.
- Ну, для кого-то из них и ты тварь не меньше, чем они. Так что, твое убеждение относительно.
Ренис натянуто улыбнулась:
- А я смотрю, ты изо дня в день становишься более стойкой к моим атакам. Даже научилась подбивать ко мне клинья, да так незаметно. Что, работа настолько хорошо на тебе сказывается?
- Однозначно. Забываю о том, что это все временно. Видишь, насколько я увлеклась ею.
- Действительно...
- Что? – поинтересовалась незаконченной мыслью дочери Эллисабэт.
- Это же все временно. А если так, то я, думаю, смогу перетерпеть пару месяцев своих тварей.
- Я рассчитывала как минимум на три года, - печально сказала та.
- Пятый десяток за ровной спинкой, а до сих пор в наивность играешь, мать, - качала головой, корча из себя седого мудреца Ренис. – Вот увидишь, не ровен час и настигнет звонок Мэвила, сообщающего нам весть о необходимости сниматься с этого места и очертя голову делать ноги. И будешь ты искать в панике, кому же срочно продать дом и выручить деньжат в долгую дорогу к новой жизни.
- Все не устаешь попрекать моей покупкой, да? – уловила безошибочно основное из ее тирады женщина.
- Не обижайся, но я сделаю это еще не раз, - широко улыбнулась зловредная дочь.
- Вот-вот, улыбайся своим тварям также, глядишь, они тебя и полюбят.
«Кто-о-о?! Алекс и Анри?!», - вопило в Ренис все ее естество. Но мысленно, мысленно. Сама же она, сомкнув губы, прошептала:
- Ты хоть не издевайся.
- И не думала. Сама знаешь, жизнью такая штука, умеет она удивлять. А впрочем, нас с тобой уже ничем не удивишь.
Ренис промолчала в ответ. У нее от жизни были не удивления, а сплошные разочарования.
«Я умею разочаровываться в людях, в жизни, и в себе. Что-что, а в этом у меня стаж немалый», - она посмотрела на мать, придумывая беспечный вопрос, о ее работе, чтобы разговорить ее и отвлечь от себя.
Дальше пошли долгие разговоры с Эллисабэт, в которых раскрывались тонкости ее крайне важной работы, сведения о начальстве и новоиспеченных коллегах. Ренис внимательно ее слушала, искренне радуясь тому, что мать пребывает в неописуемом восторге от своей работы. Она несколько раз прослушала некоторые тонкости из детального рассказа о какой-то Кларе Уинстон, которая сегодня облажалась с отчетом, просто Ренис задумалась о своем неудачном найме в мастерскую и ушла в себя анализировать все, что по ее мнению пошло не так. О своей неудачной попытке устроиться на работу она умолчала, как и не поведала о своем нападении на одногруппницу. Не сказала и вряд ли когда-нибудь скажет. Не хотела омрачать столь поднятый оптимистичный дух матери своими конфузами, думая про себя, что будет лучше, если и не узнает вовсе.
«Расскажу, может быть, в другой раз. Когда-нибудь», - и закрыла эту мысль в своем вместительном долгом ящике.
Они проговорили около двух часов, чего у них давно, и можно даже сказать, никогда не было. Затем, пропустив как в баре, еще по одной чашке чая и разошлись по своим комнатам, готовиться ко сну.
Эллисабэт, зная свою дочь (ее характер, жесты и прочие вербальные подсказки), примерно догадывалась, что именно является причиной раздражения и такой очевидной грусти. Но мать в очередной раз не показала этого, намеренно не углубляясь в то, что конкретно это за твари и почему они, собственно, твари. Знала, что дочь ничего не расскажет. Вот и оставалось мусолить это у себя в комнате наедине с собой.
Пока мать гложет себя переживаниями за дочь, эта дочь тем временем также не спит: вывалив все свое шмотье на пол, а его было немного, она придирчиво выбирала глазами то, что можно было бы надеть на следующий день.
- Что это я вдруг? – сказала девушка вслух и присела на пол. – Я снова подбираю себе наряд? Как делала это когда-то давно?
Подняла одну вещь, другую. Рассмотрела джинсы потемнее.
- Да ну, чего я в самом деле! – Ренис, насмешливо покривив губами, схватила в охапку все, что лежало перед ней, встала и затолкала обратно в полку. Плотно закрыла дверцу шкафа и сказала. – Кому не нравлюсь, пусть отворачиваются. Еще чего не хватало, выбирать одежду!
«Было бы еще из чего выбирать», - тут же пробежала едкая мыслишка.
- Надо же, как слова этого высокомерного урода повлияли на меня. Хотя, я и без него прекрасно знаю, что... – Ренис не закончила, стянула с кровати плед и улеглась, с головой накрывшись им и прячась от своих же слов. Полежав так немного, встала, переоделась в пижамки и, выключив свет, легла.
Снились ей этой ночью насыщенные кошмары. Сначала ей виделись Алекс и Анри, а также все те лица, что неотъемлемо присутствовали с ними в ее студенческой жизни. Они все старались окружить ее и загнать в угол, а когда им это удалось – стали напирать, сужая круг, громко смеясь и указывая на нее пальцами. А ей было некуда бежать. Через них было не прорваться, под ними – не проползти, а летать – она даже во снах не умела.
Эта кошмарная сцена сменилась другой, в которой она так ясно видела Шинон и Джонатана, бегущих со всех ног, обгоняя друг друга, по футбольному полю. За ними бежала многочисленная толпа парней и девчонок, и почти каждый из них держал в руке кто биту, кто палку и железный прут, а кто-то даже лопату. В конце концов, Шинон осталась против них одна, окруженная ими и медленно сжимающаяся в комок от получаемых ударов. Она свернулась, закрывая руками голову и пряча лицо в траве, посерела, потемнела и вдруг растворилась и исчезла вместе со всеми. Теперь на том месте стояла только Ренис. Посреди зеленого поля, освещенного светом над ней, все остальное кругом – было пугающим густым мраком. Чернота обволакивала все вокруг, пугливо обходя лишь свет и девушку под этим светом.
Девушка эта вдруг услышала голоса, такие отдаленные, но неизбежно приближающиеся. То были детские голоса: мальчика и девочки, которые спорили, не поделив игрушку. Их детский жаркий и громкий спор и слышала так отчетливо Ренис. Она все пыталась разглядеть детишек в этой тьме вокруг себя, высматривала, оборачивалась на звонкое эхо. И даже, кажется, смогла определить верное направление. Но тут раздались хриплые прокуренные мужские голоса, послышался топот детских босых ног по деревянному полу и скрежет грубой резиновой подошвы. Ренис в прояснившемся клочке мрака смогла разглядеть смутно очерченные детские фигуры, которые словно приближались и одновременно приобретали резкость и четкость. Она ошибалась, не они приближались, а она к ним – бежала, стремясь развернуть эти спины к себе. Внезапно дети сами обернулись к ней, их лица мгновенно прояснялись, а скрежет обуви зазвучал совсем рядом.
- Нет! Нет! Нет! – внезапно пронзил пространство такой знакомый истошный женский вопль. Ренис отчаянно замотала головой, но никого вокруг уже не видела. Исчезли даже дети. Был только этот иступленный хриплый голос, что больно резал уши. – Не-е-е-ет!!
- Нет! – прокричала она и открыла глаза. Ренис обнаружила себя сидящей на кровати, мокрой от холодного пота, покрывавшего ее с головы до ног, так, будто кто щедро облил ее водой.
Она медленно, осознавая себя, повернула голову на часы. Было уже к девяти. Почти девять утра восьмого дня, между прочим.
- Проспала! – воскликнула она, вскакивая и впопыхах собирая сумку и, не глядя, хватая одежду, попавшуюся под руки. Молниеносно заправила кровать, просто беспорядочно накрыв пледом, и кубарем скатилась с лестницы на кухню.

         Глава десятая: «Как это понять?»
Стол был накрыт. Мать приготовила завтрак, но признаки ее присутствия отсутствовали.
«Она же уходит раньше меня!», - вспомнила Ренис, доставая из холодильника два яблока и запихивая их в сумку. На дверце холодильника увидела записку на яркой зеленой бумажке. Она гласила:
«Обязательно поешь. Иначе весь мой труд и заботы насмарку».
- Обязательно, мам, обязательно. Но только когда вернусь, - сказала Ренис и побежала в ванную принимать скорый легкий душ и ублажать свои зубки. Выскочив уже одетой оттуда, она накрыла все, что было на столе большой вафельной салфеткой и рванула к дверям. Влезла в обувь, вышла, закрыла дверь на ключ и побежала к калитке.
Уже на улице, на перекрестке остановилась. Нэйтона нигде не наблюдалось.
«Бедняга. Ждал, ждал и не дождался, да?», - пронеслось в голове, когда она пронеслась мимо очередного перекрестка. – «А ждал ли вообще?», - с усмешкой подумала она, вспоминая Алекса, и посмотрела на экран телефона. Запечатлела время, в уме прикидывая и делая свои расчеты: у нее оставалось в запасе двадцать минут, за которые она должна была успеть прийти вовремя на занятия, к чему она и приложила все усилия, иначе неминуемо грозил выговор. – «Да ну и что! Подумаешь, исключат! Тоже мне, беда. Разве не этого я хочу? Но ведь этого так не хочет мама…».
         Не обращая внимания на покалывания в боку, продолжала бежать под свои неугомонные мысли Ренис, шумно выдыхая. Ей через какое-то время показалось, что она слышит позади шлепки подошв в унисон своим. Обернулась. Удивилась, не сбавляя темпа бега: за ней бежал Нэйтон.
- Привет, Ренис, - поздоровался второй бегун.
- Я думала, ты уже у...
- Я проспал, - виновато сознаваясь, перебил парень, которого будто только-только подняли с постели и сразу же швырнули на улицу. Лицо еще охранило разоблачительные отпечатки складок подушки, плюс ко всему оно было таким помятым и вспухшим, что и эти его большие глаза казались узкими голубыми щелочками.
- Мог бы и не говорить. По тебе видно, - она сделала паузу, чтобы сделать несколько глубоких вдохов-выдохов. – Поразительно, что ты – весь из себя эталон примерности и по такой нелепой причине опаздываешь.
 - Да это все из-за вчерашнего вечера, - пробубнил тот в ответ, яростно растирая лицо на бегу и похлопывая нет-нет ладонями по щекам.
- А что было вчера вечером? – навострила ушки Ренис, взяв правее, чтобы удачно вписаться в поворот, и обойтись без заносов, так сказать.
Нэйтон повернул к ней голову, все шире и шире раскрывая глаза, будто только сейчас пришел в себя и окончательно проснулся.
- Забудь! – сказал он и отвернулся, сконцентрировавшись на беге.
- Хо-Хо! Неужто пьянка?! – скривила губы Ренис.
- Нет!
- А отекшее лицо говорит, что – да.
Нэйтон молчаливо уклонялся от ее редких взглядов.
- Ха, вот, значит, какие у вас с Алексом были дела!
- Легкой пьянкой окончилось удачное завершение дел, - деловито и строго сказал Нэйтон, будто подчеркивал нечто очень важное.
- Я-то думала такие, как ты не пьют и даже во снах не знают, как это делать.
- Такие – это какие?
- Заядлые ботаники. Умники и грызуны наук. Называй себя как хочешь.
- Да кто сейчас не пьет?! – возмутился, защищаясь парень, не находя лучшего оправдания и, собственно, причину, по которой должен перед ней оправдываться.
- Я не пью, - гордо сказала девушка.
- В компании и ты выпьешь. Может, даже и пила.
- Нет.
- Ни разу? – удивился Нэйтон.
- Угу.
- Просто не попадалась хорошая компания.
- Просто я не пью, - сказала, как отрезала Ренис и, ловко перебежав перекресток, пошла на обгон медлительной бабули.
Нэйтон не отставал. Они вместе вбежали в универ, протискиваясь через толпящуюся у входа ораву девушек в одинаковых спортивных костюмах (видимо, приехали на соревнования по волейболу).
- Встретимся на перерыве, - бросил ей вдогонку в фойе Нэйтон и побежал вверх по стеклянным лестницам.
Ренис остановилась, отдышалась, размышляя как быть. Затем направилась на второй этаж к колонне со стендом, чтобы посмотреть расписание и узнать, в какой кабинет ей идти. По пути у шкафчиков ее глаза выловили Грину, которая стояла вместе со своей зеленоволосой подругой. Их взгляды встретились, «ориентир» слегка кивнула головой и одна пошла к лестницам.
«Ясно», - это все, что подумала Ренис. Ни слова больше. Она добралась до стенда, сфотографировала на камеру телефона расписание, сохранила, чтобы больше сюда не подходить и больше не нуждаться в помощи Грины Смит и поспешила к тем же лестницам по указанному номеру кабинета.
Ренис вошла буквально за несколько секунд до появления лектора. Заняла место, про себя подумав, что недаром с утра подвергла себя столь изнурительному бегу – результат удовлетворял. Она посмотрела на вошедшего преподавателя и случайно перевела взгляд на мисс Смит, а когда отвела, то попала ими прямо на старосту. Анри Фринвуд сегодня была тише воды, ниже травы, не шепталась даже с Вики.
Относительно спокойно закончилось первое занятие, и весь курс слажено направился в коридор, сменить аудиторию для следующего часового просиживания за столами.  Впереди всех шли Анри и Вики. Замыкала делегацию Ренис, и она шла, рассматривая свою обувь. Грина шагала поодаль и больше не стремилась подойти к новенькой, что, кстати, делала и сама новенькая. Обе избегали даже взглядов друг на друга. Да уж. Что тут скажешь? Не знаю даже.
Ворвавшись в нужную аудиторию и динамично рассевшись по местам, с приходом профессора студенты погрузились в нудное конспектирование. Так прошло около часа. За все это время ни Грина, ни Анри так и не повернулись в ее сторону. А ведь еще вчера делали это достаточно часто. Это нисколько не омрачало хорошего настроения Ренис, но кое-какие мысли все норовили прокрасться и накрутить ее. Она их проигнорировала, упрямо не обращая внимания, записывала основное себе в тетрадь. С окончанием занятия, дождавшись, когда все выйдут, она медленно выползла и побрела в привычном для нее направлении. К скамейке. Туда, где ее молчание в молчании выслушают. Ну, это при условии, что не будет Нэйтона. Но он будет. Не зря же она два яблока из холодильника утащила.
Парень уже ждал ее, любезно протерев носовым платочком всю скамейку.
- Что-то ты не больно-то и спешишь ко мне.
- Оттого и не спешу, что ты уже там, - съязвила девушка, опуская сначала сумку на скамейку.
- А утром ты была значительно добрее.
- Ты был сонный, тебе привиделось, - Ренис Нолл села, вынула из сумки яблоки и протянула одно ему.
- Спасибо.
- Давись на радость.
Нэйтон в ответ смачно откусил чуть ли не половину яблока, наполнив атмосферу специфическим хрустом.
- Так, что за дела должны быть, чтобы отмечать их банальным распитием алкоголя? – отвлекла его вопросом Ренис, все никак не решаясь надкусить яблоко.
- Спрашиваешь! Для пьянки не обязательно грандиозное завершение чего-либо. Достаточно иметь всего лишь повод, который нужен для совместного компанейского отдыха, что, чаще всего, не обходится без спиртного. Особенно у нас, у парней.
- То есть, вы тупо напились по мелочевке? – спросила Ренис и с хрустом надкусила яблоко.
- Ты не слишком ли предвзято отнеслась к сказанному мною? Прицепилась так, будто это я к тебе в три ночи на руках Алекса прибыл.
- О! – пропустила его прозрачный  намек она. – Так ты пьешь для того, чтобы он носил тебя на руках?
- Аха-ха-ха. Злодейка, ты слышишь только то, что тебе удобно слышать.
- Уходишь от ответа, да? – безразличный громкий хруст яблока.
- Между прочим, нашелся у меня ответ на твой недавний вопрос.
- Ну-ка, ну-ка.
- Алекс тем и хорош, что всегда заботливо лично сам развозит каждого до дома. Ты же хотела знать, хороший он или нет…
- Хорош же друг, что спаивает друга, - перебила Ренис.
- Насилу там никто не пил, так что, давай не будем.
- И часто вы так?
- Что так?
- Ну, на руках заботливого Алекса домой приходите?
- На руках только я. Но я не часто, по сравнению с другими.
- Ты для него особенный что ли, - девушка прищурилась, - почему он только тебя носит?
- Потому что я не умею пить, оттого и делаю это редко, - вскипел Нэйтон и тут же остыл, увидев ее кривую ехидную улыбку.
- А не делать вообще не пробовал? – намеренно подливала керосина в пламя Ренис.
- Ты, как я посмотрю, казнить меня собралась?
- Да нет, что ты! Мне, в общем-то, без разницы, на что ты тратишь свою жизнь, на пьянку ли, учебу, или же Алекса, это же, как-никак, твой выбор.
- Крепко ты его возненавидела, - посмеялся Нэйтон. – Ты же даже не знаешь его толком…
- И, надеюсь, не узнаю, - оборвала его Ренис и сменила тему. – Так, что там насчет тестов-то? Твоя работа надо мной не спешит заканчиваться?
- Я забыл папку дому. Торопился, было не до нее.
- Да, да, не извиняйся, я понимаю, каково это проспать по пьяни, - девушка говорила низким монотонным голосом.
- Как же сильно ты не любишь тех, кто пьет! Чувствую, скоро присоединюсь к ряду презираемых тобой людей. И буду там вместе с Алексом.
- Ты же умный мальчик, наверняка, знаешь, чего не нужно делать, чтобы туда не попасть.
Они переглянулись, задержав взгляды друг на друге, улыбнулись. Ренис тут же отвернулась и  закопошилась в поисках телефона, чтобы посмотреть на время.
- Рано еще, - сказал Нэйтон, что следил за каждым ее движением. – Куда спешишь?
- Спешить особо некуда. – «Некуда. Точно! Особенно мне», - подумала Ренис и сунула огрызок яблока в сумку, вызвав этим еще одну улыбку у Нэйтона.
Парень уловил в ней некое беспокойство. В ее движениях, взгляде, было что-то такое.
 - Ренис, как обстоят дела с курсом? Помнится, недавно ты прогуляла занятия только для того, чтобы дать им посудачить у тебя за спиной о твоей потасовке с Кристи. Как они к этому отнеслись?
- А я почем знаю? Я что, с ними общаюсь что ли?
- А разве нет?
- Нет.
- Совсем? – изумился Нэйтон, впрочем, догадываясь.
- Совсем.
- А почему?
- А зачем мне то, что вообще не нужно? – Ренис уставилась на него, требуя весомых аргументов.
- То есть, - парень, нахмурившись, подбирал один из главных (и из десятка набежавших) вопросов. – Ты каждый день приходишь сюда и ни с кем и ни о чем не говоришь? Даже с теми, с кем должна провести долгие пять лет?
- Ну, почему же. Один надоеда есть. Он вечно преследует меня, прохода не дает со своими разговорами, - Ренис кивнула на него же.
- Врешь! Я тебе не надоедаю, напротив, - Нэйтон напыжился, мотнул головой, перекидывая на другую сторону воображаемую длинную челку, - тебе это нравится. Ты, можно сказать, привыкла ко мне.
- С чего ты взял? – как можно равнодушнее спросила Ренис, переключившись на рассматривание своей обуви.
- Меняется твоя реакция на меня при встрече.
- Да неужели? – великое сомнение от паршивой актрисы.
- Представь себе, да. Раньше, к примеру, у тебя лицо перекашивало при виде меня, ты и сдержать этого не могла.
- А что теперь? Вроде бы не заключала тебя в свои радушные объятия.
- Теперь же ты пытаешься сдержать улыбку и отвести взгляд.
- Я тебе сейчас глаза выцарапаю, чтобы ты такого и представить себе больше не смог, - девушка поднесла к его лицу руку со скрюченными звериную лапу с когтями пальцами.
- И ты посмеешь лишить меня моих красивых глаз, по которым плачет половина универа? – ужаснулся Нэйтон.
- Недалеко ты от Алекса ушел, - вздохнула девушка, - или же это его пагубное влияние?
- До Алекса мне далеко. И хватит уже меня им попрекать.
- Смирись, упреки – моя радость.
- Ну, если так, готов терпеть, – сказал Нэйтон, и они снова обменялись взглядами, после чего каждый задумчиво уставился себе под ноги: Ренис – по привычке, Нэйтон – неосознанно подражая ей.
За ними наблюдал все из того же окна Алекс Фринвуд, стоявший в компании Луи, Гордона и Оливера. Эти четверо стояли, в недовольстве скрестив руки на груди. Трое из четверки поочередно переводили взгляды от окна на Алекса и обратно, только Фринвуд, не отрываясь, наблюдал за Нэйтоном. Гордона тяготило это молчаливое подсматривание, но не похоже было, что Алекс готов пуститься с ним в активное комментирование. Оливера тоже распирало от интересных на его взгляд дополнений, но и он не решался заговорить первым, видя хмурое лицо Фринвуда, что, безусловно, его радовало. Заговорил тот, от кого они меньше всего этого ждали.
- Что ты там такого видишь, Алекс? – спросил так невинно Луи Прескотт.
- Ты что, ослеп? – воспрял, аки феникс из пепла, Гордон, поймав шанс вступить в еще не начавшийся  разговор. – Нэйтон! Нэйтон, который должен быть с нами, сидит с этой!
- Ничего удивительного, - улучил момент для себя и Оливер. – Это же Нэйтон. Он всегда предпочитал нам что-то или кого-то другого! – здесь нужно добавить, что Оливер Бруттс не особо так, хотя, точнее будет сказать, совсем не переносил Нэйтона, не понимая, за что Алекс так дорожит им и носится с ним. Оливер, также, и к Алексу имел другое отношение, воспринимая его больше как соперника, чем друга, умело притворяясь преданным товарищем. Об этом уже говорилось. Он мало в ком видел истинного друга, можно сказать, он и без друзей легко бы обходился, да тщеславная душа требовала компании, в которой можно самовыражаться временами и проводить весело время.
 - А тебе лишь бы подчеркнуть его недостатки, - безразлично ответил ему Луи.
- Зато тебе – лишь бы его оправдать! – опередил Оливера Гордон.
- Это не недостатки, - вмешался Алекс. – Это его единственная дурная черта характера – липнуть к убогим.
- Воу! То есть, мы – убогие?! – спешил подчеркнуть его не до конца законченное высказывание Оливер. – Он же и с нами проводит время, больше, чем с ней!
Фринвуд метнул в него свой гневный взгляд. Оливер повернулся к Гордону, с выражением на лице, мол, «Это на тебя он смотрит!».
- Да что я-то тебе сделал!? – воскликнул Гордон, приняв на себя.
- Чем вам так не угодила эта девушка? – отвлек своим вопросом на себя Алекса Луи.
Хмурый Фринвуд резко повернулся к нему и открыл рот, чтобы выложить все свои аргументы, но так и застыл в этом положении, не находя ничего существенного, что могло бы объяснить его столь негативное отношение к Ренис. То, что он чуть было не сказал, прозвучало бы глупо и по-детски, он это понимал.
«Еще глупее будет сказать, что все из-за ее нападения на Кристи. Они-то знают, меня эта кукла мало волнует», - думал Алекс, вновь нацеливаясь на скамейку у пристройки. На Нэйтона и Ренис.
- Ясно, - сказал Луи и пустился скромно в иронию. – Вполне себе полный и четкий ответ. Почти исчерпывающе.
- Ну, Нэйтон, понятное дело, а ты, Луи, ты почему ее защищаешь? – отошел от Алекса и подошел к Луи Гордон.
- Я ничего не делал для ее защиты. Твои доводы необоснованны.
- Она встала! – перебил их Оливер, подбегая и утыкаясь лбом в стекло. – Пошла, пошла…
Алекс развернулся, оставив их, зашагал в гордом одиночестве по коридору, шаря руками по карманам.
- Курить? – спросил Луи у Гордона, тот кивнул, и все трое вприпрыжку последовали за Фринвудом.
И да, Ренис, попрощавшись с Нэйтоном, шла в сторону главного входа. В фойе ей сразу же бросились в глаза розовые волосы Грины, мисс Смит стояла одна у своего шкафчика. Ренис отвернулась и прошла мимо. Она уже знала куда идти и в ориентире больше не нуждалась. Вот так вот. Как все просто, даже?
Уже в аудитории, сев за свой стол, Ренис подумала, что по отношению к Грине это все как-то неправильно, но взглянув на шепчущуюся с Вики старосту, передумала.
«Вот интересно, нажаловалась ли Анри на меня этой Мелани? Наверняка! Это ожидаемо. Не она, так Вики анонимно сообщит, что я снова лезу к порядочным студентам и мешаю им быть таковыми. Но если это и не они, то…», - появившийся в дверях преподаватель сбил ее с мысли. Она вместе со всеми нехотя взяла ручку и приготовилась записывать.
Пописав большую часть занятия, студенты дождались заветного звонка. Они радостно покидали аудиторию, с ними и Ренис, что шла позади всех. В коридоре, на всякий случай, решила проследить за ориентиром (проверить, преследует ли ее Анри), и пошла за той по пятам. Коридор, лестницы, первый этаж, фойе, главные двери, двор…
Пока она стояла во дворе, по привычке провожая взглядом Грину и ее закадычную подружку с волосами цвета молодой весенней травы, к ней самой потихонечку подбиралось нечто привычное. Девушка вдруг почувствовала, как кто-то взял за руку повыше локтя и потащил в сторону, ближе к декоративно обстриженным вечнозеленым высоким кустарникам жасмина, что размашисто росли у торца здания университета.
Ренис непонимающе завертела головой, моментально узнавая, выросших перед ней плотной стенкой, студентов: Алекса, Кристи и ее подруг, и тех, чьих имен она еще не знала – Гордона, Оливера. Были также и незнакомые ей лица, на которых она не задержала взгляда, он был прикован к руке Кристи, сжимающей уже ее локоть, намеренно вдавливая свои длинные коготки в кожу.
- И что же на этот раз? – Ренис дернула рукой, стремясь высвободиться из рук этой противной ей блондинки как можно скорее, но в ответ была схвачена за другую руку Гордоном.
Кристи отпустила руку, бегло переглянулась с Алексом и, ничего не говоря, зашла вперед.
- Коллективно помогаем закончить начатое, да? Что ж ты сама-то со мной не справишься, трусиха? – Ренис с вызовом посмотрела на вставшую перед ней лицом Кристи, еще раз предприняв попытку ослабить хватку Гордона, сжимавшему руку, словно в тисках, причиняя боль и прекрасно зная об этом. Она все это время игнорировала боль, но, не выдержав, неожиданно для всех повернулась к Гордону и со всех сил, что были в ней, ударила свободной рукой в живот, почувствовав ответную боль в костяшках пальцев.
Парень, разжав руку девушки, сжался пополам, покрывая ее нецензурной бранью.
Вроде бы победа, хоть и маленькая, да? Ан-нет. Не тут-то было! Только Ренис повернулась от него к своей оппонентке, как тут же повалилась на траву к ногам наблюдателей, получив размашистую пощечину от блондинки, которая воспользовалась удачным моментом и тем, что Ренис упустила ее из поля зрения. Нанесла свой сокрушительный удар и выиграла минуту славы. Ренис и понять-то не успела, что с ней произошло. Одной рукой держась за щеку, а другой упираясь в землю, продолжала стоять на четвереньках возле ног ликующего Гордона под издевательские смешки парней и скоромные хихиканья девушек.
Она находила странным, что не торопится встать на ноги и отчаянно хочет подавить в себе зверское желание растерзать Кристи. Разумнее сдержать себя, конечно, но вторая ее часть требовала размазать лицо блондинки по траве. Потому, борясь с собой, она все еще оставалась на коленках потирать саднящую щеку, мысленно себе приговаривая: «Не надо!».
Видела Ренис ноги Кристи, эта блондинка подошла к ней явно не для помощи. Не составило бы труда монстру внутри Ренис Нолл схватить за щиколотки и повалить эту оторву наземь, а затем беспощадно добить. Но нет, она, зная, что будет дальше, лишь успокаивала и сдерживала себя:
«Сейчас она ударит меня в живот. В лучших традициях жанра. Определенно», - Ренис интуитивно втянула в себя то, что можно было бы назвать животом.
Кристи оттянула ногу в сторону, для большей силы удара.
- Прекрати! – ворвалась в круг девушка и оттолкнула мстительную блондинку на Гордона.
«Какой знакомый голос…мерзкий голос», - Ренис резко подняла голову, на возвышающуюся над ней девушку, никак не ожидая, что слух ее не обманывает и ею действительно окажется никто иная как Анри Фринвуд. Староста!
 Ренис не верила своим глазам. Все вокруг тоже, ведь Анри была сама та еще задира. Особенно был поражен Алекс, что до сих пор молчал и наблюдал с тайными надеждами на то, что замарашка вскочит и уделает Кристи лучше прошлого раза. О мотивах Анри поясню чуть-чуть позже. И таки да, они как две стороны одной монеты. Ну, или медали, если это так важно.
- Как вам не стыдно! Что же вы делаете?! – уже заверещала на весь двор Анри.
«Тебе ли это говорить?!», - подумали абсолютно все и вместе с ними и Ренис.
- А тебе-то что? – встала перед ней Кристи, бросая на Фринвуда недоуменные взгляды типа, что теперь делать?
- Немедленно разойдитесь!
- Что за спектакль ты тут утроила? – подошел к ней брат, но Анри вместо ответа сложила у губ ладони в подобие рупора и крикнула:
- Вики! Зови миссис Крус!
Все разом повернулись туда, где стояла Вики, которая тут же побежала к дверям главного входа. Но нет, не собиралась она никого звать, то была их уловка, о которой они сговорились за несколько минут до чудесного появления Анри перед Ренис. Эти подружки все никак не могли наговориться на прощание, задержались и увидели компанию Алекса, наглым образом утащившую к кустам новенькую, которую явно застигли врасплох.
Уловка их сработала. Только Вики скрылась за дверями, как все стихийно разбежались. Оставались стоять Алекс, что пронзал взглядом свою сестру, Кристи, которая тянула его за руку, чтобы поскорее увести отсюда и Анри, твердой скалой стоящая перед Алексом. А также Ренис Нолл и Гордон, в котором вдруг проснулось непонятное ему чувство, заставившее его протянуть руку ей, чтобы помочь подняться. Но гордячка Ренис с отвращением ее оттолкнула и встала на ноги сама.
- Мы еще поговорим. Дома, – крайне недовольный сестрой, Алекс кивнул Гордону. Эти оба вместе с Кристи, как ни в чем не бывало и совершенно спокойно пошли к воротам.
Анри Фринвуд все еще стояла спиной к Ренис Нолл, думая: «Чувствую себя Нэйтоном, покровителем слабых, униженных и обиженных. Какое приятное ощущение, будто мир спасла».
«Мне теперь, что, благодарить ее?! Ее?!», - натужно мыслила в свою очередь Ренис, припоминая, как совсем недавно не очень хорошо обошлась с ней и довела до слез, а еще прочие гадости в свою сторону от самой старосты.
- Как это понять? – не совсем правильно сформулировала Ренис вопрос на их языке, разглядывая спину старосты Фринвуд, которая настойчиво не оборачивалась, чего та и ждала.
- Понимай как, хочешь, - голос звучал ровно и уверенно, но с нотками обиды и грубости одновременно. – И можно даже как помощь.
- От тебя она мне не нужна, - прозвучало чересчур высокомерно.
- Ну-ну, - ответила Анри и, так и не обернувшись, пошла навстречу бегущей к ней Вики.
Ренис не стала долго размышлять над этим, подняла свою сумку, которая свалилась на траву, когда она сама летела туда же. Закинула ее как рюкзак на плечи и направилась к воротам. Однозначно, поведение Анри ее немало озадачило: девушка долго пребывала в замешательстве, не зная, что и думать. Устав нагнетать себя, подумала, что, возможно, староста просто опять что-то задумала, и это – часть ее грандиозного плана. Приняв эту версию, Ренис переключилась на другие размышления, не менее провокационные.
Все же, что побудило Анри так поступить? Давай-ка разберемся. Первая причина – это, конечно же, ее брат, с которым она состояла не в лучших отношениях. Да она просто не переваривала его, впрочем, как и он ее. Но когда она нуждалась в помощи и защите, без зазрения совести непременно обращалась к нему. И он помогал. И она ему тоже. Вот только вот Алекс старался как можно реже прибегать к ее помощи. При всем при этом на людях они вполне себе натурально строили из себя заботливых и любящих брата и сестру, друг в друге души не чаявших, да так, что никто и не смел догадываться о том, как обстоят дела на самом деле. Анри же очень злилась на то, что брат преуспел во многом, что она отстала в учебе на три года, а он закончит все вовремя. Что он реализовал себя в группе, в универе. Она как бы тоже, но не так, как он.
Таким образом, выяснили, что первая веревочка, за которую ее дернули – это зависть к брату и желание пойти наперекор, чтобы расстроить те коварные планы, что так хорошо читались на его лице, когда он со своими друзьями подкрадывались к новенькой. 
«К этой сусликоподобной Ренис, которая даже стояла как голодный трусливый зверек у обочины, высматривая хлебные крошки, брошенные туристами!», - издевательски думала в тот миг Анри.
Было и еще кое-что, что упорно не давало покоя старосте и наравне с первой причиной подтолкнуло помочь Ренис. А именно – сам факт того, что новенькая, хапнув ее, затащила в аудиторию, а не в коридоре на глазах у всех посадила на место, что, оказывается, Ренис Нолл давно могла сделать. И сделала один на один, без привлечения внимания. Ну, конечно, была Вики.
«Но Вики не считается, она никому не скажет!», - радовалась тому в тот злополучный день Анри. Да, выходит, что староста была благодарна за то, что у Ренис хватило ума не нападать при всех и тем самым рушить ее авторитет. Это был бы крах ее репутации. Скорее всего, это жалкое подобие чувства долга или благодарности и бросило Анри на выручку. Но какая же из этих двух причин была главной? Этого, увы, не знала даже сама Фринвуд, как бы ни ломала над тем свою милую голову.
Ренис Нолл уже была на пути домой и как раз добралась к парку, на скамейках которого она успела несколько раз посидеть с Нэйтоном. Девушка остановилась, разглядывая прохаживающих по парку людей и думая, не посидеть ли немного и подышать воздухом вдали от машин. Даже сделала шаг в сторону скамейки, как вдруг до нее донеслось:
- Рени-и-ииис!
Девушка обернулась. К ней, размашисто перебирая ногами, мчался так, словно у него четыре ноги и еще одна запасная, Нэйтон Ривер.
«Интересно, не слишком ли жестоко будет с моей стороны, если я сейчас, сломя голову, побегу от него?», - Ренис посмотрела на него. – «Нет, не слишком. В самый раз», - ответила себе она, но с места так и не сдвинулась.
Парень, добежав до нее, склонился и, упираясь руками в коленки широко расставленных ног, жадно дышал, глотая ртом воздух.
- Стоило ли это, - Ренис жестом указала на его выдохшееся состояние. – Того, чтобы несчастные двадцать минут уныло телепаться вместе со мной домой?
- А иначе, - передышка и втягивание носом воздуха, - бежал бы я от самого универа в поисках тебя?
- Ну и дурак.
- Но-но! – возразил парень и покосился на свободную заманчивую и неприметную скамейку в нескольких шагах от них.
Ренис проследила взглядом и снисходительно сказала:
- Ладно, сядем. Отдохнешь, бегун.
Они сели.
- Что с твоим лицом? – ошеломил ее вопрос Нэйтона, после которого она вспомнила, что щека-то красная, если не вспухшая. И она тоже как назло именной этой стороной к нему села, даже не подумав.
- Эм… - Ренис в панике искала более и менее сносную ложь. И не находила. Ведь Нэйтона не обманешь.
- Ренис, - настойчиво требовал ответа Нэйтон, а она молчала.
Не могла же она сказать, что снова его друг и подруга его друга самоутверждались за ее счет.
- Я не знаю, что тебе ответить. Вернее, знаю, но не могу этого сказать.
- Я просил, чтобы ты сразу звонила мне. – Мистер Ривер и так понял, кто бы это мог быть.
- Там, знаешь ли, было не до звонков.
Нэйтон присмотрелся к ней, оценивая все ее жесты, мимику, опущенный в пол взгляд, что помогало делать ему свои верные выводы. От вопросов отказаться не мог, не останавливали даже очевидные ответы.
- Кто?
Ренис молчала.
- Кто это был? Опять Кристи?
«Ага, и твой любимый друг», - едва удержала в себе она и сказала вместо этого, чеканя каждое слово:
- Я. Не хочу. Об этом. Говорить. – Она, правда, не хотела говорить, потому что перед глазами появлялась Анри Фринвуд, будь она неладна.
Просканировав ее глазами еще несколько секунд, Нэйтон сдался, но о выводах своих не забыл.
- Ты прямо как эта Шинон из твоего рассказа, - задумчиво сказал он, откидываясь на спинку скамейки.
- В смысле? – вздрогнула девушка.
- У меня складывается такое впечатление, будто ты, как и она радуешься всему тому, что случается в стенах университета. Всему тому, что негативно по отношению к тебе. Тебя это словно веселит, забавляет, несмотря на твой внешне удрученный вид. Тебя как будто устраивает, что тебя бьют.
Ренис на это беззлобно улыбнулась:
- Признаюсь, во мне живет садист, но никак не мазохист. Да и я разве говорила, что Шинон это нравилось? Не припомню ничего такого.
- Говорю же, у меня ощущение такое. Я так вижу. И тебя, и эту Шинон.
Игнорируя его уловки, Ренис потянула губы еще шире, кривя одним уголком губ.
- Кстати, раз уж зашел о том разговор, не хотела бы ты рассказать, что там дальше-то с ней приключилось?
- Разговор завел ты, причем так хитро вывернул, будто я это начала, - сквозь улыбку возмущалась Ренис.
- Тебе, что, трудно?
- Нет, но…
- Тогда я тебя внимательно слушаю.
Ренис нахмурилась и почесала в затылке:
- Не помню, на чем остановилась.
- Король перестал посещать школу, после того, как она его постригла, а потом какой-то парень долго убеждал не доверять джокеру.
- Как у тебя все просто, - усмехнулась девушка, хмурясь и припоминая. – Кажется, я уже говорила, что Шинон решила прогулять последующие уроки. Опасливо оглядываясь, она шла мимо школьной парковки, откуда раньше никогда не ходила, потому что получался лишний крюк. Она поэтому и предпочитала траекторию пути домой через задний двор школы, так выходило гораздо быстрее. И вот, когда дошла до конца парковочного участка, она остановилась. Дорогу ей преградил, неизвестно откуда взявшийся, Джонатан. Реально, будто из-под земли вылез.
 Шинон отскочила и налетела на позади стоящих ребят из свиты Марло.
«Когда я смотрела никого же не было! Неужели за машинами прятались?!», - в панике думала она.
- Куда это наша птичка спешит? – спросил один из них.
- Узнала о наших планах и услужливо прибежала помочь? – скалился другой.
- То есть, мы нашли того, кто влезет в окно машины Ховарда? – предположил третий.
- Она компактная. В размер почти, - добавил другой.
- Да и машину безошибочно нашла, - послышалось сбоку.
Шинон попятилась, они оттесняли ее к красному старенькому автомобилю марки мерседес.
- Вы что совсем что ли?! – возмутилась она.
- А тебя что-то не устраивает? – поинтересовался еще один.
- Залезешь, заведешь, а мы покатаемся, - ухмылялся Зак.
- Я не буду делать ничего подобного! Вам надо – вы и лезьте! – крик был на грани истерики.
- Смотри-ка, какая буйная.
- Ты забываешь, что ты шестерка. И шестерка не только для Марло, шестерка для всех!
- Это вы забываете, что, по сути, все шестерки Марло. Самим не в подлость быть собачками пустышки? – поздновато прикусив язык, девушка нащупала свой складной нож в кармане куртки.
А они все наступали, Шинон уже уперлась в машину Ховарда, рука доставала нож. Но тут Джонатан, что все это время молчком стоял позади ребят, растолкал их и вышел вперед:
- Парни, парни, терпение. Вы же помните, Марло лично хочет разобраться.
- Он обещал прийти сегодня, но его нет! – воскликнул один из ребят.
- Обещал – значит придет, умерьте пыл, - Джонатан был спокоен.
- Да она же убежит! – кричал ему в ответ Зак.
- Не убежит. Так ведь, Шинон? – обратился к ней заступник, глаза его хорошо видели эту зажатую в кулак руку в кармане. – Ты же не из тех, кто бежит от ответственности?
Шинон была в нокауте, даже не получив удара, даже без прикосновения перчаткой. Ее просто в аут вынесло от того, что она оказалась в самом худшем положении. В положении, в котором нужно надо нагло врать, говоря, что не убежит, думая об одном лишь бегстве. Не зная, как быть и что делать, она механически кивнула головой. И это было так неубедительно, что Джонатану стало ее жалко.
До них донесся звук звонка, и парни заторопились к школе, строго поглядывая по очереди назад на Шинон, она, понурив голову, обреченно шла за ними. Как только последний ребят вслед за цепочкой остальных вошел в школьные парадные двери, а Джонатан, что был наравне с ней, приостановился на крыльце и сказал: «Беги!», она рванула не жалея ног и не смея оглядываться. Понимание того, что этим подставляет заручившегося за нее парня пришло только тогда, когда она уже приближалась к своей многоэтажке.
«Но ведь он сказал: «Беги!», что еще оставалось делать, когда он сам пожелал того лично?», - оправдывала себя она.
- А что же джокер? – взволнованно спросил рассказчицу Нэйтон.
- Ну, а Джонатан... Джонатан никак не ожидал, что она в самом деле убежит. Он сначала растерялся, но видя, как девушка отчаянно сверкает пятками, лишь улыбнулся криво-криво и пошел в класс, представляя, что его теперь ждет.
«Мне никто не говорил держать ее, следить и контролировать. Шла следом и исчезла. Что я мог с ней сделать? Узлом связать на своей шее?!», - он готовил речь и более и менее подходящие отговорки, которые не примет Марло. И Джонатан это знал. На его удачу король не пришел в этот (5) день в школу. Так же, как и на следующий (6). И на следующий (7).
Тоже делала и Шинон, бесстрашно прогуливала школу, в которую пришла спустя три дня. Она прошла по коридору мимо, беззаботно болтающих о мелочах, учеников и, не доходя до двери кабинета, увидела подпирающего поясницей подоконник у окна напротив Джонатана. Почувствовав ее взгляд, он повернул к ней голову. Лицо его было в синяках, один прямо под глазом, светил ярче уличного фонаря в глухую ночь.
Шинон стало не по себе. Причина, однозначно, она. А избитый одноклассник, подобно липучке, медленно отлип от окна и также медленно пополз к кабинету ей наперерез и остановился в шаге от порога, тем самым преграждая ей путь. Остановилась и она. Оба теперь стояли впритык друг к другу. Ни он не уступал ей дорогу, ни она не предпринимала попыток его обойти, только подняла на него взгляд, вопросительно бегая глазами по лицу.
- Я и не знал, что ты рискнула осуществить свои угрозы, - сказал Джонатан.
- Ты это о чем?
- Это же ты нашего Марло волос лишила?
Шинон убедительно молчала в ответ.
- Ты подписала себе приговор, - он хищно улыбнулся. – И теперь ты как никогда нуждаешься в помощи, ведь так?
- Нет, не так!
- В твоих глазах другой ответ, и я на него скажу… – наклонился немного к ней Джонатан, шепча в самое ухо, – …тогда записывай мой номер.
Он проговаривал в ухо цифры, видя, как она, достав телефон, что сама не особо осознавала, судорожно вбивала цифры, высвечивающиеся на экране. Сладко растянув последнюю цифру, добавил:
- Не оборачивайся, - и, отскочив от нее, облокотился о стену, а затем зачем-то оторвался от нее и застыл у дверей чуть ли не по стойке смирно.
Шинон, естественно, обернулась. По коридору, разрезая вокруг себя этот коридорный мирок сплетников и обсуждателей, шел Марло в стильной серой шапочке и в окружении своей свиты. Лицо его было сплошным гневом. Если бы кто-нибудь спросил, что такое и как выглядит гнев в чистом эмоциональном виде, то достаточно было бы показать этому любопытному индивиду мордашку Марло. И все бы сразу стало на свои места, а вопрос был бы навеки исчерпан.
Марло в два шага очутился возле нее, заняв, еще не успевшее остыть, место Джонатана. Злобно глянув на него, затем на Шинон, король угрожающе оскалился, своим дыханием сдувая волосы девушки, что лезли ей в глаза.
- Шестерка моя, - на весь коридор начал он,  - готова принять все тяжкие наказания, что уготованы...
- Готов ли ты получить в ответ?
- Тебе, я смотрю, совсем не знакомо чувство самосохранения?
- А ты все продолжаешь думать, что чего-то стоишь? – не отставала она, в тот же миг принимаясь ругать себя за сказанное.
- Долго вы еще будете соревноваться в красноречии? – как-то даже обиженно вставил вопрос Джонатан, на мгновение показалось, что ему хотелось привлечь их внимание к себе. Что они и сделали – повернули головы в его сторону. – Вы или уже приступайте к действиям, или не будоражьте других и скройтесь в кабинете, - сказал ехидно джокер и вошел в кабинет, нарушая все правила.
Шинон посмотрела на Марло, он был весь алый от ярости. Им открыто пренебрегли! И кто?! Джонатан! Желая разозлить еще больше, Шинон тоже отважно шагнула к кабинету, но свита короля успела задержать ее и грубо отпихнуть, после чего королевским шагом зашел Марло, а за ним его подчиненные. И только потом она. Это так больно, в который раз по счету, било ее по самолюбию. Но пришлось стерпеть и это. Ну, еще бы! Что еще оставалось делать? Будто у нее был другой выход.
Намечен урок истории, шли важные объяснения, до которых не было дела Шинон. Она с ужасом думала, что делать и на кой черт она, вообще, пришла в школу, вместо того, чтобы забрать документы и перевестись в другую нормальную школу!? На Марло она отыгралась – на том и надо было закончить, а не любезно предоставлять ему себя и арену для реванша.
«Дура, дура, дура, дура...», - бессчетное множество раз проносилось в ее дурной головушке. – «Зачем я вообще пришла? С какой целью? Знала же, что Марло точно будет в школе. Зачем и для чего я...», - девушка посмотрела на обернувшегося к ней Джонатана, чьи красочные синяки вызывали в ней море позорного и стыдливого чувства. То было чувство вины и ответственности за разукрашенное лицо одноклассника, хотя она неустанно переубеждала себя в том, что она здесь вовсе не причем.
«Тем более я не знаю, за что именно его избили и, вообще, эти ли ребята ему наваляли. Мало ли кому и где он не угодил?!», - все эти успокоительные оправдания таяли, стоило ей снова увидеть его кровоподтеки и синяки. И как только он с Ховардом объяснился?!
Странно, но Шинон, казалось, Джонатан смотрит не так, как раньше. Его взгляд изменился. Стал уверенней что ли. Стал таким, каким был прежде – гордый и колючий высокомерный взор, полный решимости и презрения одновременно.
«Прямо-таки король. Все тот же король, - подумала Шинон, даже в мыслях печально добавив. – Но ты все еще всеми унижаемый шут, не понимаю, с чего бы тебе взирать на всех свысока, да и...», - здесь ее мысль оборвалась, так как она оторопела, увидев, как он, криво-криво растянув сомкнутые губы, подмигнул ей.
Шинон в удивлении приподняла одну бровь, недоверчиво хмурясь другой. Джонатан ответными жестами показал ей что-то, живо используя мимику и пальцы рук. Но девушка, ничего не поняв, с важным видом кивнула. К слову сказать, он так и понял, что до нее ничего не дошло. Это вызвало у него еще одну улыбочку. Зато ей было не до улыбок: косясь на короля и весь его ряд, занятый обсуждением чего-то сверхважного, она напряженно размышляла над тем, куда можно спрятаться, где скрыться и у кого искать помощи, чтобы только пережить этот день и больше и шагу не ступать в эту проклятую школу.
«Обратиться к Ховарду? Или же вломиться напрямую в кабинет директора? Ха, и что же сказать? Спасите меня от того, кого я самолично побрила и разукрасила? Умно, смешно, грешно...», - Шинон с замиранием сердца поглядывала на часы и отмечала эти взгляды в предвкушении ухмыляющихся парней из свиты короля.
Гнетущая атмосфера настроенного против нее класса, давила. На ее стороне не было ни одного человека, а если и были – лучше не быть, иначе не сдобровать. Девушка впадала в панику, часы размеренно отсчитывали время, с каждой секундой приближая неизбежное. Пробежав глазами по классу, она вновь натолкнулась на спокойный, обращенный на неё, взгляд Джонатана, который едва заметно кивал в сторону учителя. Шинон, все еще ничего не понимая, скорчила жалобную мину и помотала головой, говоря этим, что-то вроде: «Спасибо, конечно, но я ничего не улавливаю в том, что ты пытаешься мне сказать...». Джонатан покосился на первый ряд, и, улучив момент, когда все от него отвернулись, предпринял еще одну попытку объяснить: коснулся левой рукой запястья правой руки, будто отодвигая манжету, чтобы посмотреть на несуществующие часы, и тут же слишком открыто кивнул на учителя.
«Да не доходит до меня!!», - кричала изнутри Шинон, как вдруг ее осенило и затем наступило полное прозрение. Он намекал на такое простое решение.
«Это, конечно, не гарантирует полную безопасность, но, если я смогу таким образом выбраться из школы...», - девушка посмотрела на парня. – «Вот интересно, на это ли ты мне указывал? И если да, то с чего бы это? Откуда такие заботы за мою персону-то взялись? Подозрительно. Очень подозрительно».
Шинон Бринст перевела взгляд на короля.
«А может, в свете последних событий он решил сплотиться со мной и объявить вшивой власти войну!? Ха! Смешно, мы же проиграем вчистую. Тогда как же тебя понять?», - быстрый взгляд на часы – звонок должен быть с минуты на минуту.
Три минуты. Две минуты. Одна...
И вот, наконец, он прозвенел. Засуетилась привилегированная компашка, а Шинон не спешила вставать. Она наблюдала за учителем, который неторопливо собирал свои вещи со стола. А когда, закончив, он пошел параллельно ее ряду и поравнялся с ее столом, девушка встала и словно тень, не отставая, пошла за ним. Оглянулась только в коридоре, на неё смотрели, столпившись у двери, Марло и ребята. Они не приближались, пока она с учителем, который и не подозревал о хитрых маршбросках ученицы. Он думал, что она просто куда-то торопится и попадает с ним в ногу.
«Но что дальше-то!? Бежать домой? Это я и должна сейчас сделать, но что-то во мне требует иного. Настаивает на отменной пакости для короля. Почему, почему так?», - мисс Бринст обернулась и, несмотря на приличное расстояние, отлично разглядела в толпе позади себя Джонатана и Марло, последний вместе с парнями окружил того и что-то выпытывал.
«Мне все кажется, и это и не Джонатан вовсе. А если и он, то, что с того? Пускай сам выпутывается», - она вертела шеей, вглядываясь в удаляющуюся толпу ребят, которые и ежу понятно, направлялись в каморку уборщика. – «Плохо!».
Эта мысль оказалась решающей: Шинон, сбавила шаг и отстала от своего спасательного круга, который спешил в учительскую, граничившую со вторым переходом в главный корпус школы. Ноги не колебались, они несли ее к знакомым дверям кабинета Ховарда Силса. Не веря, что делает это, дернула за ручку и открыла дверь. Мысленно просила об одном:
«Только бы он был у себя. Пожалуйста».
Было не заперто, и более того, Ховард был в кабинете, но не один. Шинон, заикаясь, извинилась и закрыла дверь, панически соображая, как быть и чем помочь. Ждать Ховарда и медлить – нельзя, неизвестно, что учудит за это время Марло. Но при посторонних как обо всем выложить?! Но, по-видимому, все к этому и шло. Другого выхода у нее не было, она снова потянула на себя дверь. На ее счастье Ховард, увидев еще в первый раз ее озабоченное лицо и немало удивившись тому, что она сама пришла к нему, спешил закончить беседу и выпроводить своего посетителя. В тот момент, когда провожал к дверям своего гостя, Шинон и открыла второй раз дверь.
«Что? Настолько срочно и критично?!», - вскинул изумленно брови учитель, глядя на хмурое лицо своей ученицы. Словно прочитав его мысли, та кивнула. Ховард Силс жестом пригласил ее войти и, обменявшись прощальными любезностями с посетителем, закрыл за ним дверь.
- Что-то случилось, мисс Бринст?
- Я не могу вам рассказать все, как есть, но, - она запнулась и замолкла, уткнувшись глазами в пол, похоже, собиралась с мыслями, подбирая слова в правильные предложения.
- Но? – спросил Ховард.
- Вы ведь помните недавний случай, когда ворвались в тот маленький чуланчик, что должен быть закрыт, но, увы, предоставлен на всеобщее пользование?
- Тот, в который меня привел Джонатан? Тот, в котором тебе отрезали волосы, и в котором я не добился и слова ни от тебя, ни от него? Как же не помнить, помню, - обиженно ей напомнил учитель.
- Не могли бы пройти туда за мной так же, как и за ним тогда, - сердце Шинон застучало куда быстрей от его слов. – «Так, значит, он и в самом деле Ховарда привел туда?!».
- Опять?! – вскочил мистер Силс. – Кого на этот раз и за что?! – он смотрел на нее одним из своих суровых взглядов, который долго тренировал когда-то перед зеркалом, на заре своей профессиональной деятельности.
Шинон от этого стало не по себе, будто это она во всем виновата. Понимая, что разговоры с Ховардом лишь затягивают время, бросилась к двери, крикнув напоследок:
- Не знаю!
Хлопнув дверью, побежала по коридору, причитая мысленно: «Только бы он пошел следом. Только бы...», - и как бы она с надеждой не прислушивалась, она не слышала позади себя топота ног. Все заглушали ее громкие шлепки, спешащих на выручку, ног. Оборачиваться не хотела – боялась не увидеть там Ховарда, это остановило бы ее, хорошенько тряхнув за остатки разума. А останавливаться она не желала. Категорически. Как будто у нее девять кошачьих жизней, из которых в запасе уверенно были еще три.
Распахнув дверь, застыла на пороге. Не то чтобы, это был ступор от открывшегося действа. Нет. Совсем нет. Она не решалась войти, с теплящейся надеждой ожидая учителя. Все те, кто повернули к ней головы, по меньшей мере, были поражены тем, что это она, и что она, вообще, рискнула вот так заявиться к ним. Поразительно, но они сидели и мирно играли в карты. Ну как мирно, на деньги, что стопкой лежали в кругу между ними. Игра в карты была их излюбленным занятием, ведь всегда играли на деньги, оттого и любили. Джонатан, между прочим целый и невредимый стоял поодаль, у стены и непонимающе хмурился на нее. Ожидаемыми ею разборками, унижениями, угнетениями и рукоприкладством здесь и не пахло.
«Что я наделала!?», - пронеслось запоздало в голове девушки. – «Только бы Ховард не пришел!!», - думала Шинон теперь, но, увы, он уже стоял за ее спиной.
Завидев Ховарда, все суетливо повскакивали с мест. Шинон быстренько вошла и прижалась к стене, освобождая им проход к бегству на урок, на котором и должны были быть. Ученики, избегая взгляда учителя, торопливо убегали. Ховард Силс не предпринял ни единой попытки хоть кого-то поймать, остановить и расспросить. В том не было смысла, никто и слова бы ему не сказал. Он стоял у дверей и переводил глаза то с Джонатана на Шинон, то наоборот. Парень не бежал со всеми и бежать не собирался. Так и стоял, не двигаясь с места и прожигая взглядом девушку.
- Что все это значит? – прозвенел в наступившей тишине голос Ховарда. Кроме них в каморке больше никого не было.
И ответом ему была все та же тишина, гнетущая только учителя.
- Мисс Бринст? – настаивал он, требуя ответа от нее, ведь это она его сюда привела.
- А вы, что плохо разглядели? – Джонатан скрестил руки и подобрался, степенно шагая, к Шинон. Остановился рядом и продолжил. – В стенах школы свободно играют в карты, и не просто в карты, а на деньги.
«Надо же так облажаться! Чего это я решила, что его здесь истязают или бьют?!», – это Шинон, она вопросительно смотрела на него и всё никак не могла прийти в себя.
Ховард смотрел на Джонатана. То, о чем говорил парнишка он и сам видел. Но. Было здесь еще что-то, что он упускал. Что-то, что эти оба не договаривали. И что все время проскальзывало мимо него.
- Помимо этого, что еще ты можешь сказать? – обратился Ховард к парню и, сделав паузу, добавил. – Почему ты весь в синяках и почему тебя, - он повернулся к Шинон, - каждый из них смерил ненавидящим взглядом?
Опять наступило время дружного молчания. Которое прервала Шинон:
- Не надо валить в кучу меня и его. Наши с ним приключения ничем не связаны. Ко мне у них личная неприязнь, такое бывает с новенькими, вы же знаете, мистер Силс, - и тут она посмотрела на Джонатана. – Ну, а ты сам выкручивайся.
Джонатан улыбнулся криво-криво и сказал:
- Я посещаю секцию бокса. Вчера тренировался без шлема и пропустил удары. Результат на лицо.
- Не убедительно, - качал головой Ховард. – Можете врать так родителям, я же не верю ни одному из вас.
- И что же тогда делать? – беспокойно спросила девушка.
- Сказать правду.
Шинон замотала головой. Учитель вздохнул, взглянул на часы и сказал:
- Сейчас у меня урок. В вашем классе. Вас двоих я отпускаю, боюсь, что вам выроют яму. Ну а завтра, завтра жду звонка от ваших родителей, а еще лучше, если я буду иметь возможность лично с ними переговорить. – Не слушая возражений и просьб Шинон повременить с этим, ушел, строго бросив Джонатану. – Сегодня в ответе за нее.
Ховард Силс, оставив их вдвоем, поторопился на урок, обдумывая, где и у кого можно достать ключи, чтобы навсегда закрыть доступ ученикам в эту каморку. Два изгоя, не сговариваясь о том, решили переждать немножко здесь, чтоб наверняка все разбежались по кабинетам и коридоры окончательно опустели. Джонатан времени зря не терял – присел и собрал колоду карт, затем и деньги, которые оставили на полу ребята.
- Хочешь честно и по-джокерски подлизно отдать их Марло? – ехидно заметила Шинон.
- А у меня что, есть другие варианты? Намного лучше будет, если я публично поставлю их ему на стол, нежели они скажут, что все деньги прикарманила находчивая шестерка-стукач. Так ведь? – улыбаясь, он утрамбовал деньги и засунул себе в карман.
- Для меньшей подозрительности предпочтительнее будет сделать это прямо сейчас. Иначе поползут слухи, что джокер покровительствует шестерке. Иди на урок и верни деньги.
- Ты Ховарда чем слушала? Он же отпустил нас.
- Тебе в минус, если ты сейчас же не явишься Марло на глаза. Ты знаешь это.
- Знаю.
- Говоришь так, будто не тебя это должно волновать, а меня.
- Никого не волновало, что на кону был я.
- Что?
- Они играли не только на деньги. Марло поставил меня. Победитель получал с деньгами и меня.
Шинон в отвращении скорчила лицо.
- Представляешь, поставить меня как что-то, как ненужную вещь! – Джонатан даже не скрывал злости и обиды в голосе.
- Не знаю, что и сказать.
- Да и не надо.
Шинон вдруг широко улыбнулась:
- И кому же ты достался?
- Не успели разыграть, ты помешала, - парень усмехнулся. – Спасибо.
- Не стоит. Всегда рада кое-кому насолить.
- Это уже побольше будет, чем просто насолить.
- Нагадить что ли?
- Грубиянка.
- Ой, подумаешь! Сам же натолкнул.
- Я очень благодарен, за то, что ты привела Ховарда.
- Ты уже сказал один раз спасибо, этого более чем достаточно, - Шинон, с опаской выглянув в коридор, медленно вышла. Джонатан последовал за ней. – Я, все-таки, настоятельно советую тебе вернуться в класс.
- А ты? – вопрос его звучал неравнодушно.
- Я все равно собиралась прогулять.
- Ховард сказал присмотреть за тобой.
- Сделаешь вид, что не слышал. Это же не проблема. Проще простого.
- Нет. Услуга за услугу. Я провожу тебя.
«Этого мне еще не хватало!», - подумала возмущенно она, но возражать не стала.
Они прогулялись до ее дома, беседуя о разных бытовых мелочах. Парень успел поведать ей о своем неугодном положении в семье, отчего Шинон стало жаль его.
- Мне казалось, - сказала она. – Что, имея такого рода сложности, человек прогибается и становится мягким и бесхарактерным, равнодушным и недоверчивым и все это одновременно. А ты нет, молодец, поставил себя гордой и высокомерной сволочью.
- Ахаха, - смеялся он в ответ. – Ты издеваешься или на полном серьезе обо мне такого мнения?
- И то, и другое, и все сразу. Но, если быть откровенной, то я, правда, считаю, что тот человек – гордый и надменный, которого я увидела в первый же день в тебе, на самом деле мягкий и ранимый.
- Не продолжай, - попросил парень.
- Но это же правда. Вот и сейчас я не вижу в тебе того тебя. Это что, дурацкий ранг короля делал тебя таким уродом?
- Нет, не ранг. Я всегда был таким.
- А что же тогда нет этого полного неприязни и презрения взгляда на меня?
- Его нет только потому, что я тебе должен.
- В смысле? – Шинон удивилась.
- За мной должок, ты выручила меня.
- Так ведь и ты не раз для меня это сделал.
- Это разное, - задумчиво сказал Джонатан так, будто не договаривал умышленно.
- Объясни, как это?
- Я не ради тебя. Сам толком не знаю, почему так поступал, хотя в глубине души, понимаю, что назло Марло. Но ты-то нет, верно?
Услышав это, она немного разочаровалась и, буркнув:
- Я тоже ему назло, - потупилась в землю.
- Хм. А я думал ради меня.
- Еще чего! Мечтай, - оба посмеялись друг над другом и Шинон вдруг спросила. – Слушай, Джонатан, твоя ситуация, ну, в семье…
А он жил с опекунами, которым важнее было не столько он, сколько его пособие, чего они и не скрывали. Джонатан рано осиротел. Отец бросил мать, оставив с двумя детьми, а та напилась, попала пьяная в аварию и погибла вместе со старшей сестренкой Джонатана. После этого он пожил немного с бабушкой, но и она вскоре скончалась, и парень перешел в руки не столь любящих дяди и тети, у которых и без него было трое детей. В общем, им особо не до него. Да и ему они не сахар. Потому тут девушка и замялась, припоминая весь его рассказ о себе.
- Спрашивай, не бойся.
- Не хотел бы ты как-то все изменить?
- Конечно, хотел бы! Но как?! Мне еще нет и шестнадцати, я ничего не могу.
Девушка расстроено промолчала.
- Но я бы с удовольствием куда-нибудь убежал. Я им все равно не нужен. Хожу домой, только для того, чтобы поесть и переночевать. А порою даже ради этого идти не хочется.
После этих слов ей еще больше стало жаль его.
«Никогда бы не подумала, что у него так все обстоит», - допустила мысль она.
- Что застыла на месте? – весело спросил Джонатан, словно не он только что жаловался на свое положение.
- Я уже дошла. Здесь я, собственно, и живу. – Шинон рукой показала на двери подъезда. Парень завистливо окинул взглядом все здание и оценивающе присвистнул. Сама не веря в то, что это говорит, она сказала. – Хочешь, заходи.
- У тебя будет что поесть? – с надеждой во взгляде спросил он.
- Полный холодильник на твоё усмотрение, - с важностью ответила Шинон, уперев руки в боки для пущей убедительности.
- Тогда не посмею отказаться, - Джонатан забежал вперед и первым в подъезд, а идущая позади девушка думала:
«Что я делаю?!», - но видя, как неподдельно радуется джокер, который, если бы не она, достался бы кому-нибудь и выполнял бы он не самые лучшие приказы, забыла обо всех предостережениях. О предостережениях, которым ее столько лет строго учили и заставляли неукоснительно  им следовать.
Когда он вошел в ее маленькую комнату, то с минуту стоял у порога в нерешительности, задаваясь вопросом: а найдется ли для него здесь место? Но Шинон, не церемонясь, втолкнула его, сопровождая свое действие словами:
- Так рвался, а теперь струхнул?
- Просто не ожидал, увидеть комнату меньше своей. Не знал, что и такие бывают.
- Значит, не все у тебя так уж и плохо, - пробурчала Шинон, еще не до конца сняв обувь, но, уже доставая из холодильника все контейнеры с едой, которые буквально вчера были завезены матерью.
- Это мама все наготовила? – увидев и оценив богатый ассортимент, Джонатан в предвкушении и без приглашения занял единственный стул и место за столом.
- То есть, я, по-твоему, не способна готовить?
- Ну. Я не вижу здесь печки, - ретировался парень.
- Да, мама, - Шинон сникла, продолжая открывать крышечки. – Ты уж прости, но греть не буду. Микроволновка у соседки, а она в данный момент на работе.
- Я и так съем, ты только дай чем, не руками же мне лезть.
Шинон достала ему из шкафа тарелку, ложку, вилку, а сама уселась на кровать.
- Ты есть не будешь? – Джонатан недоуменно  посмотрел на нее и замер с поднесенной ко рту ложкой.
- Эм, как бы это сказать. У меня одна вилка, одна ложка, одна тарелка. Так что, я подожду, а ты ешь. Все равно я не голодна.
Он смотрел на нее улыбаясь и переваривая услышанное. Задал вопрос:
- Получается, ты живешь одна?
- Какой догадливый. А с виду-то не скажешь.
- А мама? Папа?
- Иногда мама ночует, - соврала она, интуитивно предчувствуя подвох, - плотный график, командировки, в общем, занятые родители.
- Завидую! – с набитым ртом прошипел парень, запихивая еще ложку туда же. – Это же идиллия!
 «Надо же, как мало тебе нужно для счастья. Одиночество и еда? И больше ничего?!», - она вылупилась на него и, что-то припоминая, посмотрела на свои руки. – «Чего это я? Меня ведь тоже это устраивает, но только потому что я к этому привыкла».
Шинон вновь подняла на него глаза. Парень сосредоточенно жевал, глядя на нее и о чем-то думая.
- Что уставился?
- Я говорил, что ты классно обработала волосы? Не ожидал, если честно.
- Ты сейчас про мои или про Марло?
- Про твои, конечно.
- Правда, нравится? – Шинон притворилась смущенной.
- Ну, мне, вообще-то, длинные волосы нравятся. Но, признаю, ты оригинально выкрутилась.
«Значит, длинные, да? Что ж ты, засранец, раньше не прибежал, спасти мои длинные волосы?!», - подумала она и безразлично сказала:
- Да, сама удивляюсь.
Джонатан продолжил жевать, не уставая запихивать в себя все то с одного, то с другого контейнера.
«Чувство будто дворняжку с улицы подобрала. Осталось только блох вычесать и недорогой ошейник нацепить». - Шинон наблюдала, за его жадными поскребываниями ложкой по стенкам и донышку контейнера. Улыбнулась.
- Не надо так улыбаться, я просто очень голоден.
- Вижу.
Еще немного повозившись за столом, он уступил ей место. Девушка взяла вилку, тактично посчитав, что мыть тщательно перед ним ложку, с которой он только что ел, будет некрасиво. Кое-как исхитрилась отобедать, орудуя одной лишь вилкой. А пока Джонатан беспечно исследовал игры в ее ноутбуке, она успела убрать со стола и вымыть всю посуду. После чего они еще немного нейтрально поболтали, а потом он вскочил, несколько раз поблагодарив за гостеприимство и еду, влез в свою обувь и был таков. Перед исчезновением сослался на строгое требование домашних возвращаться не позже шести вечера. Шинон еще долго улыбалась дверям, в которых его уже минут пять как не было. Но мысль одна, нехорошая такая, падла, все-таки закралась:
«Это было похоже на разведывание обстановки. Еще и про родителей спросил. Подозрительно…», - проверив, закрыла ли она дверь изнутри, девушка вернулась к своей кровати.
А на утро это дурочка снова пошла в школу. Впрочем, как и Джонатан. Два сапога пара. Два тупых сапога. Иначе и не назовешь. Нет бы, бросить ее со всеми причудами и найти другую подходящую школу!
Шинон пришла с небольшим опозданием, тем самым намеренно избегая коридорных встреч и пользуясь тем, что первый урок вел Ховард, от которого она ждала поблажек. Извинившись за опоздание и выслушав короткую нотацию учителя, она села за свой стол, краем глаза узрев Джонатана на его привычном месте. Обмениваться с ним взглядами, да и вообще, смотреть на кого-либо не было времени – Ховард Силс загрузил их многочисленными тестами, одним за другим, не давая и минуты передышки. А по окончанию урока, собрав тесты, громогласно заявил:
- Мисс Бринст, останьтесь. Остальные свободны.
Марло злобно зыркнул на нее из своего угла. И это пока было все, что он мог сделать. Джонатан вышел вместе со всеми в коридор и при всех достал деньги и вручил Марло на его королевское усмотрение. Королю лучше знать, что делать с чужими деньгами. Таки да, он поступил как настоящий король – сунул их себе в карман. Всем оставалось только счастливо улыбаться. Ну да, вот и всегда так. Верхи плевать хотели на низы. Хотя о чем это я? Неважно.
Оставшись наедине с ней, Ховард с большей напористостью кинулся в расспросы. Следует добавить, что виной тому Джонатан, который с самого утра появился у него в кабинете и, не объясняя причин, как бы того не добивался Ховард, просил задерживать Шинон Бринст и делать все возможное, чтобы исключить ее контакта с одноклассниками на переменках и после окончания занятий. Просил даже провожать из школы хотя бы до ворот. Подобного рода просьбы, само собой, наталкивали на мысли о коллективном притеснении ученицы, причины которого необходимо выяснить, так считал Ховард Силс. На просьбу Джонатана он не ответил ни положительно, ни отрицательно, только задумчиво посмотрел вслед ученику, который так и не дал ему каких-либо вразумительных пояснений.
«И почему они не хотят мне ничего говорить? Помощи просят. Но должен же я знать, почему?», - размышлял учитель, сидя теперь напротив Шинон Бринст за своим столом. Девушка сидела на своем месте.
- Я опять плохо справилась с тестом? – нарушила тягостное молчание она, не представляя, что она такого сделала, что ее даже изолировали от долгожданной перемены и класса. Последнее, кстати, ей было только на руку.
- Нет. Тут иные обстоятельства.
- Это какие же, мистер Силс?
- Меня настойчиво попросили сделать это.
- Кто и зачем?
- Кто – не скажу, а насчет зачем – у тебя и выясним.
- Сразу могу сказать, что я не причем и ничего не знаю, - выпалила Шинон, усиленно соображая, кто же это мог быть. На ум приходил только один человек. Джонатан. – «Да. Больше и некому».
- Не знаешь, значит. Так же, как и не знаешь, отчего все с первого ряда на протяжении урока бросали не самые теплые и дружественные взгляды на тебя? Думаешь, я слепой и этого не вижу?
- Этого не вижу я. Вы преувеличиваете, учитель.
- Шинон Бринст, - строго позвал по имени Ховард, чувствуя, что выходит из себя. Сделав паузу, продолжил. – Давайте (перешел даже на «вы» для официальности) начистоту. Что произошло и продолжает происходить между вами и ребятами?
- Лично я ничего за собой не замечала. Если же у вас возникли такие вопросы, то почему же вы мучаете ими меня, а не то большинство, за чьими взглядами вы столь отрешенно следите?
- Защищая себя, успеваешь защищать и других, да? – учитель опять перешел на «ты».
- Я всегда защищала только себя, другие меня мало волновали.
- И поэтому ты вчера так самоотверженно бежала к той каморке?
Шинон не нашлась, что ему ответить, и, сдвинув угрожающе брови, промолчала.
- Почему ты не хочешь сказать мне правду? – не сдавался как партизан Ховард Силс.
- Потому что от этого не станет лучше. Разве что хуже. Намного хуже.
- Я смогу помочь, если буду знать пр...
- Не сможете, - перебила резко Шинон. – Никто не сможет.
Прозвенел звонок, оповещавший о конце перемены и начале урока.
- Теперь я могу идти? – недовольно спросила она.
Ховард посмотрел на часы и смолчал. Сопровождая стрелку глазами несколько секунд, сказал:
- Вот теперь можешь. – После этих слов, она вылетела из кабинета, спеша в другой. Ховард Силс выглянул за ней, удостовериться в том, что в коридоре никого нет, и никто не представляет для нее опасности. Так оно и было.
С такой же силой, с какой вылетела от Ховарда, она влетела в класс, старательно избегая смотреть на кого-либо. Ведь она теперь, хоть и заочно, но стукач – просто так учителя из всех не выделяют и не задерживают. Могут оставить вне урока на дополнительные занятия, но уж точно не вот так, как только что и у всех на глазах было с зарвавшейся одноклассницей!
«Очень сильно хотел помочь, а сделал только хуже. Оказывается, не только я так умею», - огорченно думала она об учителе, присаживаясь за стол. – «Ну, спасибо, удружил, так удружил. Прямо жить не хочется!», - Шинон посмотрела на Джонатана, тут же оправдывая его. – «Он-то не со зла, тоже, видать, помощь спешил оказать, но не вышло. Теперь я вдвойне изгой. Догадываюсь, кому по праву достанется карта мученика на следующей раздаче».
В этот день все перемены ее сопровождал Ховард Силс, усугубляя и без того незавидное положение шестерки. Он то задание ей принесет, то придет и заберет в свой кабинет, отпросив у учителя за несколько минут до конца урока, то еще много чего. Уже и Джонатан глубоко сожалел о своей просьбе и погрузился в немое раскаяние. Каждый раз, когда Шинон возвращалась в класс от Ховарда, то с порога испепеляла взглядом этого альтруиста. Парень скукожился на месте, не зная, куда себя деть. Естественно, происходящее бурно обсуждалось в кругу Марло. Озвучили требование жестко покарать доносчицу. Какими методами – предстояло решить на их собрании в каморке. Которую закрыли, а дверь аккуратненько забили с подачи Ховарда. Об этом еще не знали негласные заседатели. Узнав немного позже, спихнули и сию катастрофу на огромный счет провинностей Шинон, считая, что раз она привела туда учителя, то ей не составило труда рассказать обо всем, из-за чего их и лишили этих обжитых и таких удобных апартаментов.
Вот так вот. В один миг из неугодной и неповинующейся новенькой девушка превратилась в типичного козла отпущения, которого необходимо поймать и жестоко наказать. Но вопреки их планам и на беду Шинон Бринст, учитель Силс неотступно следовал за ней по пятам, провожая домой из школы чуть ли не до самого подъезда.
«Так-то оно все хорошо, я вроде бы в безопасности и все такое прочее, но... Это уже чересчур!», - нервничала от этого девушка.
На следующий день ситуация с учителем повторилась. И на следующий тоже, как и на последующие два дня. Шинон Бринст не выдержала и сорвалась. Когда они дошли до середины пути к ее дому, не вытерпев, девушка повернулась к учителю и довольно-таки резким тоном сделала замечание:
- Не слишком ли много внимания вы уделяете своей ученице?! Окружающие могут понять неправильно: домогательство, или того хуже, что мы состоим в отношениях. Это может скомпрометировать меня и, в первую очередь, вас...
Ховард Силс дальше не слушал, обескураженный, потерял нить одностороннего разговора, который до сего момента вел с ней и, не находя должного ответа, в молчании, словно в прострации, развернулся и побрел в обратном направлении. Оставил он, наконец, Шинон Бринст, ликующую от неожиданно легко одержанной победы над ним. Сама же она спустя минуту осознала, что, кажется, очень сильно обидела хорошего человека.
«Ну и пусть! Меня тоже все время обижают!», - думала она.
«Но разве это повод обижать его?», - возник голос в ее голове, от которого она вздрогнула и обернулась посмотреть исчезающему учителю вслед.
После такого неблагодарного, таки обескураживающего, заявления Ховард Силс перестал применять свои стратегические уловки и пустил все на самотек, несмотря на то, что все еще  искренне переживал за эту девушку. Это и заставляло его изредка следить за ней внутри школы. Эдакий мистер икс, замаскированный в костюм зеленой жирной гусеницы, которую ты так безжалостно поджигаешь. Но твоей садистской душонке этих мук живой твари недостаточно, и ты, в злобной усмешке оскалив зубы, перекатываешь тоненькой палочкой, отломленной от веточки вишни сорта шпанка, эту зеленую ворсистую колбаску, которая всем своим видом пронзала атмосферу вопросом: «За что?!!», - прямиком к муравейнику. Ненавижу тебя за это. Ты ранишь мою психику. И мыслей не допускалось, что кто-то из нас на такое способен. Способен на то, на что способен не каждый. Тебя не останавливало даже то, что у тебя футболка и глаза цвета этой гусеницы, и эти цвета гармонировали с цветущей весенней природой вокруг. А ты ведь так любишь гармонию, но… гусеница продолжала корчиться в страданиях...
Так, вернемся в мой воображаемый мир не менее жестоких людей. Озадаченные тем, как же им поймать нахалку-стукачку и поквитаться с ней, ребята во главе с Марло совсем позабыли о существовании такого элемента как Джонатан. Что несказанно радовало его, так как в последний раз они не слабо его поколотили на заднем дворе, что так уверенно отвергала Шинон. И били они его именно за то, что он позволил ей убежать.
У свиты короля созрел отличный план, недаром долго головы ломали. Исполнять задуманное взялись с концом первого же урока, ведь учитель Силс перестал оберегать ябеду и будто совсем позабыл о ней! Грех этим не воспользоваться. Но что-то у них пошло не так, и преследуемая ими одноклассница юркнула на те самые лестницы пожарного выхода, ведущие на верхние этажи. В этой школе все было распланировано так, чтобы отгороженные плохиши не пересекались с благопристойными учениками, однако, позаботиться о закрытии дверей второго этажа не додумались, считая, что трудные подростки туда не сунутся под строгим надзором дежурных (а они совались изредка и даже гуляли на переменках среди примерных учеников). И хорошо, ведь Шинон бежала вверх с надеждой, что вход на второй этаж будет не заперт, знала, что его давно грозились перекрыть, отгораживая нормальных учеников от таких как Марло, Шинон, Джонатан и прочих негативных индивидов. Но пожарная безопасность запрещала замки на своих входах-выходах. Вот она та самая фортуна-матушка, что была на ее стороне.
Мисс Бринст бросилась в распахнутые двери второго этажа, но ее неизбежно нагоняли. А когда поймали, втолкнули в свободный кабинет, крикнув одним:
- Зовите Марло! – двое других изнутри плотно закрыли дверь, забаррикадировав ее собой.
«Вот и конец всему!», - шустро пятясь от них, подумала она обреченно. – «Зря я Ховарда-то отшила», - девушка развернулась и направилась к окнам, распахнула одно, оценивая ситуацию в целом и высоту.
- Второй этаж, не выйдешь, - ехидно заметил один из стражи. Они не спешили приближаться к ней, на данный момент для них в приоритете было удержать стукачку в кабинете до прихода Марло и не более того. Потому и реагировали на все ее действия спокойно.
«Ошибаешься. Выйду. Спрыгну и сломаю кости, нежели…», - ее взгляд привлек стоящий под окнами спиной к ней Джонатан. – «Но я же не могу его позвать вот так вот в открытую! Ах, телефон!», - вспомнила Шинон и, достав его, отправила сообщение, которое гласило: «На втором этаже. Над тобой. Окажи обещанную помощь, иначе спрыгну прямо на тебя!».
Она увидела, как стоящий на зеленой лужайке спортплощадки, парень медленно вытащил из кармана телефон и через считанные секунды обернулся и вскинул вверх голову, в поиске нее. Нашел в окне, улыбаясь, кивнул и побежал к спортзалу.
Услышав скрип петель, девушка отвернулась к дверям. Вошел Марло, скалясь в предвкушении, с ним было еще несколько ребят. Шинон мигом взобралась на подоконник и, ухватившись крепко одной рукой за раму, вытянулась во весь рост, стоя лицом к ним.
- Не подходите ближе, я спрыгну! – заявила она, высовывая левую ногу на узкий парапет.
- Прыгай! Ну, же! – засмеялся Марло, оглядываясь на свиту. – Блефует. Никуда она не спрыгнет и никуда от нас не денется.
Он сделал несколько шагов вперед, ребята тоже. А Шинон один – высунула правую ногу на парапет и полностью вылезла за окно, все еще цепляясь за раму. Теперь она привлекла внимание всех тех, что были на площадке внизу. Несколько пар глаз уставились на нее, а она – вниз, где под ней парнишки выложили в стопку спортивные маты синего цвета. Парней она узнала, то были ее же одноклассники, которые во главе с Джонатаном вытащили и кинули эти маты под окном. Они также не отличались высоким положением, и большинство из них были из тех, кто часто оставался с Шинон на дополнительных занятиях.
Шинон в замешательстве снова посмотрела на короля: он подобрался совсем близко, и она решилась. Хотела, правда, перед тем, как прыгнуть, бросить красивую, пафосную фразу и как в фильмах, красиво выйти в окно, но... Рука предательски соскользнула, Шинон безобразно запрокинулась, с глазами полными ужаса хватаясь руками за воздух и все простирая их к отдаляющейся от нее спасительной раме. Внутри у нее все сжалось, ноги моментально похолодели в ожидании страшного удара о землю. Трусиха, там же маты!
Не сказать, что она так уж безболезненно приземлилась, но это намного лучше, чем могло бы быть. И все бы ничего, если бы это опять не было перед окном Ховарда, который заметил суету ребят и открыл его, чтобы выяснить, что это такое они вытворяют под его окном, как вдруг сверху свалилась Шинон Бринст и оказалась прямо у него перед носом. Учитель Силс не поленился и немедленно вылез в окно, истерично причитая и ругая эту необычную птицу, не умеющую летать. Ховард незамедлительно потащил, все еще пребывающую в трансе от своего непредвиденного незапланированного полета, девушку в медпункт. По пути снова и снова вдалбливал он ей свои нравоучения, которые, увы, проходили сквозь нее без должного внимания с ее стороны.
А что же Марло? Ему оставалось смотреть из окна и недоумевать, гадая, кто же подложил ей эти маты? Он же запретил кому-либо ей помогать! Ее спасителей он не видел, все они предусмотрительно разбежались кто куда в тот момент, когда их одноклассница сорвалась с окна.
Ну а Шинон, которую Силс поручил медсестре, лежала в медкабинете на кушетке и пока ее это устраивало. Было тихо, приятно пахло медикаментами, а кругом все такое чистое, белоснежное. И медсестра не докучала ненужными расспросами, перетянула эластичным бинтом ушибленную руку и ушла записывать себе в журнал тихонечко в соседней приемной комнатке. Довольная этим не совсем юная экстремалка повернулась набок и закрыла глаза. Сколько она так пролежала не знала, знала только, что больше не хочет идти в класс и видеть их. И вот, когда она надумала прогулять уроки, бежать домой и больше никогда не приходить в эту школу, к ней вошла медсестра:
- А к тебе посетитель, - мило улыбнулась девушка в белом и, кивнув кому-то позади, скрылась за ширмочкой в соседнем помещении.
У Шинон душа ушла в пятки, неужели Марло?! Она поторопилась присесть и только теперь почувствовала эту ноюще-зудящую боль во всем теле, которая пронизала до самых костей. Не оправдывая ее страхов, перед ней возник Джонатан.
- Оу, - не имея ничего конкретного в виду, вздохнула девушка. И это все, на что ее хватило.
- И больше ничего не скажешь? – кривая ухмылка.
- Что конкретно ты хочешь услышать?
- Что у тебя все в порядке.
- А разве может быть иначе? – она сдвинулась в сторону, освобождая место на кушетке, куда он, не теряя времени, опустился.
- Могло быть, сегодня, к примеру.
- Не спорю. Марло сейчас рвёт и мечет?
- Не то слово! Ищет тех, кто тебе подсобил.
- Не стоило вам всем лезть, - грустно сказала Шинон.
- Так ведь сама о помощи просила, притворщица! – Джонатан рассмеялся и толкнул в плечо.
- Ай! Больно же...
- Ой, прости-прости, забыл.
- И, вообще-то, взывая о помощи, я думала, ты Ховарда ко мне отправишь, а не впутаешь еще больше беззащитных бедолаг.
- Марло все равно ничего о них не узнает, все его люди были с ним, а из тех, кто таскал маты, сам себя никто не выдаст. Это могу сделать я, но и мне это не в выгоду. Так что, ни свидетелей, ни доказательств у него нет.
- Марло догадается.
- Не думаю.
- Почему это? – Шинон удивилась, а Джонатан лишь пожал неопределенно плечами в ответ.
- Ясно.
- Что тебе ясно, я ж ничего не говорил.
- Ну и что, я уже сделала вывод, что он тупой.
- Ахаха! Только потому, что я сказал, что он не догадается?
- Да, значит, он настолько туп.
- Ахаха, это жестоко.
- Давай четкие ответы и будет справедливо.
- Справедливо никогда не будет.
- С этим тоже согласна.
Они переглянулись и помолчали немного.
- Слушай, Джонатан, как так вышло, что это отродье – твой друг? Или же ты не знал, каков он?
- Почему же, знал. Прекрасно знал. Но меня это вполне устраивало...
- Пока он не переключился на тебя, да? – Шинон закончила за него.
И ответом было молчание, то самое, которое по обыкновению знак согласия.
- Знаешь, а он не всегда был таким, - сказал после недолгого молчания Джонатан. – Марло был другой. Не такой. Совсем другой.
- Ага, конечно! – усмехнулась Шинон. – А потом вдруг взмах волшебной палочкой – и получайте отменнейшее отродье.
- Перестань ты! Прямо наслаждаешься, оскорбляя его.
- А почему бы и нет?! Заслуживает большего, чем... - Шинон оборвалась, не закончив. Она достала из кармана телефон, посмотрела, скорчила недовольную мину и сунула обратно в карман.
- Чего не ответила?
- Тебе-то какое дело? Не хотела – не ответила.
- Это твоя мама, да? – Джонатан заглянул в глаза, девушка нехотя кивнула. – Отношения у вас не идеал, похоже.
- Так же, как и у тебя.
- Судя по твоему холодильнику, не сказал бы, что от тебя хотят избавиться и корят за одно лишь существование.
- В который раз соглашусь с тобой, но нам с ней есть, за что грызть друг другу глотки. И мы, несомненно, будем их грызть.
- Понятно, - сказал Джонатан, но он был далек от понимания. Просто в голове не укладывалось, как можно не ценить родную мать, особенно, когда она у тебя есть?
- Вернемся лучше к Марло, я не очень-то люблю разговоры о своей семье.
- А о Марло любишь, да?
- Тоже нет, но мне любопытно, почему ты, не смотря ни на что, продолжаешь считать его своим другом?
- Я не знаю, что тебе на это ответить. – Джонатан помолчал с минуту. – Понимаешь ли, я все же закрываю глаза все пакости от него потому, что он мне нравится...
Вот тут-то Шинон дернулась всем своим больным телом и, возмущенно пуча на него глаза, выпалила, не давая договорить:
- Вообще-то мерзко слышать от парня, который мне нравится, что ему нравится парень, который мне не нравится во всех смыслах этого слова. Да как ты мог?! Ты обо мне-то подумал?!
Но тот, схватившись за живот, откинулся на лежанку, громко хохоча и мешая ей сокрушаться. Переигрывала она, кстати, и сама держалась, чтоб не рассмеяться.
- Подожди, - он все не мог успокоиться. Шинон сделала лицо попроще, все продолжая сверлить возмущенным взглядом. – Ахаха, ты не так все поняла! Я совсем другое имел в виду. Я хотел сказать, что как друг он меня устраивает именно таким, какой он есть. А знаешь почему?
- Почему же?
- Потому что я не меньшее отродье. Ничем не лучше него.
- Не поверю! – Шинон скрестила руки на груди.
- Ты плохо меня знаешь, - сказал Джонатан и устрашающе улыбнулся все той же своей улыбкой, кривой и длинной. Это выглядело иначе и пугало, а не вызывало желания сделать также, которое обычно нападало на девушку.
- Я тебя вообще не знаю. – Шинон, безразлично сказав это, посмотрела на него, вдруг испугалась и отодвинулась. – Ты чего?
- Я же не ослышался, ты сказала, что я тебе нравлюсь?
Девушка опять застыла с широко открытыми глазами. Она медленно повела головой из стороны в сторону.
- Тебе показалось. Это было для красоты оборота...
- Э, нет, я уже услышал и понял по-своему.
- Кажется, мне пора! – Шинон вскочила на нывшие ноги и выбежала в коридор, откуда, забежав в пустой кабинет биологии и забрав сумку, помчалась домой. Ибо на сегодня с нее хватит.
Только на улице она увидела, что вся ее сумка изнутри залита белой краской и чем-то еще очень вонючим. Сунув, корчась от омерзения, в нее руку и, вынув ключи и кошелек, она швырнула ее в первую же попавшуюся урну и продолжила бег. Кошелек отправился в следующую урну, себе оставила только деньги и перепачканные ключи, которые обтерла об подол своей кофты, пока краска на них не успела застыть. Бег вскоре сменила на медленный шаг, так как тело заныло с большей все нарастающей силой. Добравшись до дома и оказавшись в квартире, она в момент сбросила с себя одежду, наметив расправу с ней, приняла душ и завалилась спать – впереди ждала ночная смена на работе, из-за которой она прогуляла следующий день, чтобы отоспаться после работы.
- А дальше? – Нэйтон неосознанно встал вслед за поднявшейся со скамейки девушкой.
- Не все же сразу. Так мы сутки здесь проторчим.
- Нечестно!
- Честно. Я устала разговаривать, - она взяла в охапку свою сумку. – И, вообще, мне давно пора домой.
- Ты такая жестокая. Как и эта Шинон. – Нэйтон Ривер скорчил лицо в обиде.
- Да нет, я похуже буду, - улыбнулась Ренис.
- Куда уж хуже...
Они пошли по тротуару к дороге, перебежали перекресток и выбрались на еще один тротуар, на тот самый, на котором Нэйтон изящно поймал Ренис, валящуюся в обморок. Хотя, нет, вру. Это было вовсе не изящно. Так, средне. Можно даже сказать, серо и обыденно. Но не буду придираться, тем более что это делаю я. Перекинувшись парой слов, большую часть пути они прошли в молчании. И уже на последнем перекрестке, распрощавшись, разошлись каждый в свою сторону.
Дома Ренис переоделась, прибрала все то, что не успевала утром и села за стол. Ведь ее все еще ждал приготовленный матерью завтрак. Девушка плотно поела, собрала со стола все, вымыла посуду и взялась за готовку. Нехотя, спустя рукава, сготовила жалкое подобие рагу и с чистой совестью убежала наверх к себе. Где улеглась калачиком в кровать, заткнув уши наушниками, в которых играла любимая, но довольно агрессивная музыка. И все же даже гремевшие в ушах звуки не помогали ей отгонять то, что до сих пор было перед глазами. Да, да. Алекс, Кристи и Анри. Анри, которая за нее заступилась! Последнее добивало больше всего.
«Я что, выглядела настолько жалкой, что даже ОНА меня пожалела?!», - ее гордость, словно отравленным мечом пронзили. Ренис так и лежала, изъедая себя мыслями и, судя по всему, вставать она не собиралась до самого утра.
Эллисабэт Нолл, по возвращению, еще с порога поняла, что что-то здесь не так. Было как-то уж слишком тихо и уныло в доме – прямо-таки чувствовалась отпугивающая аура, если, конечно же, она бывает у домов. Даже свет не горел. Ни во дворе, ни в зале, ни даже на кухне. Женщина пробежалась везде и в панике понажимала выключатели.
«Я бы не сказала, что наши с ней обиталища всегда были наполнены беззаботным детским смехом и озорным топотом ног. Нет. Такого у нас никогда не было. Но по сравнению с этой довольно позитивной неделей… - Эллисабэт с теплотой на сердце припомнила суетящуюся по утрам и вечерам дочь. – Сегодня уж больно невзрачная обстановка», - с грацией кошки, женщина элегантно поднялась вверх по ступенькам, держа курс на комнату Ренис, которую она и обнаружила в положении, до боли знакомом. – «Давно моя доченька в клубок не сворачивалась. Неужели опять за старое взялась?! Что же тебя гложет? Да так сильно! Я просто обязана наведаться в университет!».
Женщина, прикрыв за собой дверь, прошла к кровати. Ренис необдуманно лежала отекшей щекой кверху, лечь на другую сторону не могла, поскольку ныла эта же щека. Но мать в сумраке комнаты таких деталей не видела. Она села на кровать у самых ног дочери, что лежала с открытыми глазами. Ренис не спала. Не смогла уснуть под напором терзаний, и свою мать, разумеется, видела, заметила, стоило той только появиться в дверях. Но девушка настырно продолжала смотреть в одну, выбранную для себя, точку в стене, что и помогало ей делать вид, будто она не замечает мать.
Эллисабэт положила ладошку ей на бедро, хлопнула легонько пару раз ею, как по крупу лошади, погладила, после чего задумчиво сказала:
- Эх, Ренис-Ренис...
Ренис вынула резким движением оба наушника и непонятно для чего сказала:
- Меня зовут Рахима. И я безумно хочу, чтобы однажды наступил день, когда ко мне будут обращаться только так. И ни как иначе.
«Но он не наступит, ты же знаешь», - одними глазами сказала Эллисабэт Нолл, печально посмотрев на нее, полная уверенности, что в этой темноте она не увидит.
«Знаю», - думала в ответ девушка.
- Ты все равно не спишь и не собираешься, могу я включить свет?
- Даже рядом со мной боишься темноты? Разве есть что-то страшнее меня? – Ренис усмехнулась. Как только мать встала, она поднялась и села, опираясь спиной в стену, обхватив руками колени и прижимая их к себе. – Включай.
- Какой кошмар, что это?! – Эллисабэт подняла с пола сумку Ренис, лежащую возле кровати, на которую обратила внимание, включив свет. – Она уже до неприличия рваная, Ренис, стыдно с такой ходить!
- Мне не стыдно. Положи откуда взяла, - грубость так и рвалась из нее. Но зачем на мать-то? Она причем?
- Нет уж! – Эллисабэт опустила сумку на пол. – Так не пойдет. Я дам денег, купи новую. И чего-нибудь из одежды возьми, а то ходишь такая же, как и эта сумка.
- То есть, облезлая? Ну, уж если мать так режет правдой, что же творится в головах у посторонних? – Ренис натужно заулыбалась. – А откуда деньги? До зарплаты тебе далековато.
- Мэвил перевел. – На ответ матери Ренис неодобрительно нахмурилась, а Эллисабэт открыла сумочку, которую принесла с собой, поковырялась в ней и протянула дочери карточку. – Я верну ему, как получу аванс, всегда ведь возвращала. Так что, завтра жду с новой сумкой и обновками.
- Нет.
- Ренис.
- Нет.
- Ты доиграешься, и этой ночью я сожгу ее, как сжег шкурку царевны-лягушки Иван-царевич.
- Но я-то в отличие от нее, все равно останусь той же лягушкой со скверным характером.
- Ренис, тебе так сложно сделать то, чего прошу я? – Эллисабэт все еще сидела с протянутой рукой, держащей карточку.
Поколебавшись, над чем-то размышляя, Ренис с одолжением в движениях и взгляде приняла карточку.
- Спасибо, - сказала мать.
- Не понимаю, за что?
- За то, что идешь на уступки. Ты уже не та неприступная скала, никому и ни в чем не уступающая.
- Размякла и осыпалась в море, - девушка слабо улыбнулась, потянув лишь один уголок губ.
- Что же на тебя так повлияло, а? – Мать старалась смотреть и не замечать красноты на вспухшей щеке.
- А ты загляни еще глубже мне в душу и найди подходящий ответ сама, - съязвила Ренис и не сразу это поняла.
- Твоя душа для меня непроходимые потемки, - грустно и с ноткой обиды сказала мать.
- Моя душа – потемки даже для меня, - извиняюще произнесла девушка.
- Может, все-таки, расскажешь, что тебя так угнетает?
- Откуда такие выводы?
- Ренис, по тебе видно, особенно, по глазам.
- Ты видишь с преувеличением.
- То есть, на мой вопрос как дела в университете, ты ответишь, что...
- Что все в порядке и все хорошо, - перебила Ренис и наигранно счастливо улыбнулась. Улыбка, увы, походила на оскал загнанного в угол животного, которое приняло решение биться да конца, даже если этот конец – смерть.
- Неправдоподобно, - Эллисабэт встала и пошла к двери.
- Я тебе обязательно расскажу. Когда-нибудь. Но не сейчас. Сейчас не хочу, - поспешила успокоить Ренис Нолл свою мать.
- Как обычно, когда все это превратится в твои воспоминания, да? – женщина не остановилась, не оборачиваясь, вышла и направилась к лестнице.
И на этом их разговоры на этот вечер были окончены. Согласись, совсем не похоже на тихие семейные беседы любящих матери и дочери. Что уж тут скажешь. Эллисабэт поужинала в одиночестве, с удовольствием уминая состряпанное Ренис блюдо. Видимо, была очень голодна. А в такие моменты и топор вполне съедобен, а кто не знает, о чем я, значит, изысканно живут. Эллисабэт и не попыталась позвать к столу дочь, зная, что та все равно не спустится.
«Завтра сделаю ей завтрак посытнее, да и еще...», - она отвлеклась на свои какие-то рабочие проблемы и мысли о коллегах, и поглощенная ими, убрала со стола, вымыла посуду и ушла к себе.

Глава одиннадцатая: «Алекс Фринвуд собственной персоной».
То был девятый день, скрупулезно отсчитываемый девушкой. С наступлением утра, уже привычным движением руки нащупав телефон и отключив будильник, Ренис Нолл поднялась нехотя и начала собираться. Взяла так и не разобранную с вечера сумку и запрятала во внутренний потайной кармашек карточку матери. Сошла с лестницы и пошла через кухню в ванную. Напомню: зубы. Забота о них была у нее на первом месте.
Покончив со всеми манипуляциями, она вышла и прислушалась: во дворе был слышен гул мотора. Она бегом сорвалась и побежала к двери, таки успела помахать матери на прощание, которая, улыбнувшись, помахала ручкой в ответ. А после Ренис вернулась, позавтракала, прибралась и снова села. Она дожидалась времени, когда уж точно, устав ждать, уйдет Нэйтон. Он же так не любит опаздывать и прогуливать, чего не скажешь о ней. Не то, чтобы это любила делать Ренис, нет. Ей просто было без разницы. Уже.
Удовлетворенно глянув на часы, Ренис вышла из дома, закрыла на ключ дверь и пошла, заставляя идти ноги, которые делать этого не хотели. На первое занятие в итоге пришла с опозданием. Лектор Морган Велрис снисходительно кивнул и разрешил пройти не место, строго предупредив, чтобы больше такого не повторялось. Заняв свое место у окна, Ренис тайком посмотрела сначала на розововолосую сокурсницу, а затем на старосту. Обе стоически ее не замечали.
«Ну, ясно. Все идет, как и всегда», - подумала она.
«А разве когда-то было иначе?», - возник голос в голове на тон выше.
«Не было», - ответила ему Ренис и отвернулась в окно, вслушиваясь в то, что так просто и понятно, легко и непринужденно объяснял им Морган Велрис. Все было настолько доступно, что Ренис впитывала все, позабыв обо всех своих удручающих проблемах. Увлечены были все, не только новенькая заворожено слушала его. Морган Велрис определенно имел успех среди студентов, он негласно являлся любимым преподавателем большинства из них. Даже когда занятие было окончено, все продолжали смирно сидеть и слушать его, что немало радовало самого мистера Велриса.
Но хорошенького понемножку. Их группе предстояло идти на анатомию, куда они отправились с меньшим энтузиазмом, но дружной колонной, замыкала которую Ренис.
Отсидев еще одно занятие, новенькая осознала, что идти ей некуда. Так-то, ее скамейка ждала на том же месте, но девушке не хотелось идти туда только из-за того, чтобы не видеть Нэйтона. Этого ей сегодня почему-то не хотелось. Но где же тогда провести столь длинный перерыв? Тридцать минут – не шутки, знаете ли.
«Может, проторчать в коридоре?».
«Нет, все будут смотреть и думать, что я...», - вмешался ее внутренний голос, всегда звучащий так по-издевательски: не то с иронией, не то с сарказмом.
«Или кругами походить по скверу?», - перебивая, спросила себя Ренис.
«Как бродяга?! Можешь. Как раз и вид соответствующий», - отвечал голос.
Ренис уверенно и бойко зашагала к выходу, думая: «А пошло оно все! Пойду к своей ненаглядной и никем незаменимой. Кто знает, может, удастся посидеть одной в тишине. Может, он все-таки обиделся на меня и не пришел?! Да и пусть приходит. Нэйтон, так Нэйтон. Куда лучше будет, чем...», - ноги уже плелись по знакомым дорожкам, к скамейке, на которой сидел, закинув ногу на ногу, Нэйтон.
- Привет, Ренис.
- И тебе, - она опустилась на скамейку, разглядывая уже голубую папку, лежащую рядом на скамейке. – О, это тоже тесты? Это же для меня?
- Ага. Нужно продолжить мою работу. Кстати, Ренис, ты ведь не в обиде, за то, что я тебя не ждал сегодня? Ты, наверное, долго у перекрестка стояла в ожидании меня я...
- Я как раз то же самое хотела сказать, я же пришла поздно, - перебила Ренис. – А, выходит, что никто никого не ждал, - она натянуто улыбнулась.
- Как интересно получилось. А я-то думал...
- Не думай. Так почему это сегодня не встречал меня у перекрестка?
- Мы с Алексом и ребятами на машине добрались.
- Понятно.
- И это все, что ты скажешь? – сквозь улыбку удивился Нэйтон.
- Ты хочешь услышать что-то другое?
- Как минимум, твои злые уколы про Алекса, или бурчание, что мы, наверняка, пили вместе, дебоширили и все такое прочее.
- Я уже говорила, это твоя жизнь. Ты волен делать все, что заблагорассудится. Все, что хочешь и не хочешь, вплоть до утех и развлечений со своими (тут она вспомнила все до вмешательства Анри и голос стал резче и грубее) гнусными друзьями. Мне до этого нет никакого дела. Безразлично. Наплевать. Параллельно, - перечисления девушки не заканчивались.
- Что-то ты не в духе, - перебил он, припоминая ее вчерашний отек на щеке и сопоставляя с усугубившейся агрессией к его друзьям.
- Потому и старайся не произносить ни этого имени, ни всего, что с ним связано при мне, - не замечая его взглядов, Ренис сменила тему, чтобы отойти от своих неконтролируемых злобных выпадов. – Что насчет тестов?
Нэйтон благоразумно додумался принять ее маневр. Он взял на руки и раскрыл папку, что-то пробубнив, перелистал страницы.
- Вот, здесь мы остановились в прошлый раз.
Девушка получила листы и ручку и они углубились в задание Нэйтона так, что позабыли об ограниченном времени. Услышав звонок, первой вскочила Ренис:
- Ах! – воскликнула она и побежала к главному входу.
- Увидимся, после! – крикнул вслед, полный надежд, парень, собирая свои бумаги и торопясь убежать в ту же сторону.
         Студенты группы Ренис просидели на очень скучном и нудном занятии и их всех отпустили пораньше, что вызвало бурю восторга и радости. Хотя, чему там восторгаться-то? Всего-то на десять минут раньше закончили.
Проходя по фойе к выходу, Ренис увидела Алекса и Кристи в толпе у дверей. Оба смотрели на нее. Ренис поспешила отвернуться от греха подальше, а когда вышла во двор она безошибочно признала и других друзей Фринвуда – Гордона, Оливера и Луи, парни стояли все у тех же кустов перед входом.
«Что ж вы не с главным уродом? С уродом всех уродов, ха, с предводителем уродов!».
«И это говоришь ты?!» – звенел в голове голос, который она перебила мыслью. – «А может эти трое ждут меня, чтобы опять поймать для той сладкой парочки?», - девушка, поравнявшись с ними, бегло посмотрела на каждого. – «Почему третий смотрит на меня с нескрываемой жалостью, настолько заметной, что даже я это вижу? Мне ведь не кажется, он смотрит именно так. Почему?!».
И таки да, третий – это Луи Прескотт. Как ему еще смотреть на подругу близкого друга, которую выбрал для насмешек, издевательств и самоутверждений в свободное от занятий время другой его близкий друг – Алекс Фринвуд? Мда... Кстати, погода в городке моём крайне положительная. Так и кладет на все прогнозы гидромедцентра. О чем это я? А! Ренис прошла мимо них, с удивлением подумав: «Сегодня ваша цель не я? Они не собирались меня задерживать, хватать и оттаскивать в темный угол?».
Но не все так гладко, как хотелось бы. Внезапно ее окликнули. Девушка остановилась и обернулась. К ней размеренно шел Алекс, за ним семенила его красавица и еще несколько ребят и девчонок.
«Ну вот, опять! И чего я стою-то? На черта он мне сдался, чтобы стоять и слушать его?», - она порывалась уйти, да что-то удерживало ее на месте. Любопытство?
- Тебя же Ренис зовут? – Алекс, не торопясь, подбирался все ближе и ближе.
«А то ты этого не знаешь, да? Для этого ты меня остановил, пижон? Или же это твоя уловка?», - беседуя внутри себя, она выжидающе молчала, глядя в упор на Алекса Фринвуда.
Он, по правде сказать, хотел услышать колкие возмущения, оскорбления, да хоть что-нибудь, за что можно было бы зацепиться, но не унылое молчание. Ведь теперь он должен будет развить и пояснить, зачем и почему ее окликнул и к чему был столь глупый вопрос. А Ренис все помалкивала, подчеркивая ему его же неудобное положение, в котором он оказался. Алекс Фринвуд уже стоял напротив и достаточно близко, отчего Ренис сделала шаг назад.
- Он же к тебе обращается, дура! – влезла негодующая Кристи.
- Дурак он, что задает вопрос, ответ на который знает.
- Острить бы тебе, да не с такой рожей! – пискнула дерзко одна из подруг Кристи.
- Именно, - Кристи скорчила гримасу отвращения, вклиниваясь меж Алексом и Ренис, будто старалась оградить от чудовища своего прекрасного принца.
- И чего вам так мое лицо-то не нравится? Что, при виде меня в локтях ломит и в кулаках чесотка? Равных себе поискать не пробовали, уроды?
Алекс было сдвинулся с места, но Кристи дернулась немного раньше в ее сторону.
- Только попробуй. Я тебе руки переломаю! – голос Ренис угрожающе проскрипел, она даже не моргнула на жалкие попытки блондинки напугать.
Подруга Фринвуда проигнорировала это предупреждение, смело кинулась на Ренис.
«Ну не здесь же!», - хором ужаснулись все стоящие полукругом, со страхом поглядывая на главный вход и оживленные группы студентов, проходящих мимо. Пока они это делали, Ренис Нолл увернулась и плотно сжатым кулаком приложилась к скуле Кристи.
Всхрипнув, та повалилась, но за нее тут же ухватились Оливер и Луи, ибо никто не должен заподозрить, что у всех на глазах тут затевается драка, и мало того, уже и пострадавший имеется. Оба парня ловко подняли на ноги блондинку, Луи закинул одну ее руку себе на плечо и удерживал за нее и за талию, со стороны это смотрелось так, будто она наглым образом клеилась к нему. Но, увы, Луи был ростом куда выше, ее ноги болтались, не касаясь земли. На выручку пришел Оливер: встал рядом по другую сторону и потянул за талию девушку немного вниз, придерживая и контролируя касание ее ног.
В то время как эти двое были заняты маскировкой, а другие пребывали, мягко говоря, в замешательстве от быстроты происходящего у них на глазах, Алекс, восхищаясь этой убогой, сделал шаг вперед и уставился в ее озлобленное лицо.
- Ну что, ты следующий? – не испугалась Ренис, наступая, также сделала шаг ближе и, запрокинув голову, пронзала взглядом этого выскочку, которого она хоть разок, да ударит, для чего она крепче сжала свои кулаки.
Фринвуд будто видел этот огонек в ее темных карих глазах, который, разгораясь, осветлял естественный цвет. Оттого немного опешил, парень думал, что подобное бывает только в книжках и существует лишь для красного словца, ан-нет, бывает и в жизни такое! Отвлекая, застонала Кристи, понемногу приходя в себя. Она полностью не оклемалась, бесцельно бегая глазами по пространству вокруг и никого не видя. Девушка все еще висела на Луи, поддерживаемая Оливером. Все смотрели на нее, два врага в центре тоже. Огонек, что Алекс видел в ее глазах коротышки, нацеленных на Кристи, мгновенно потух. Ренис, похоже, уже осознавала, что сделала нечто очень не хорошее, а именно – опять потеряла контроль над собой и своими действиями.
Алекс, упустивший возможность насладиться кровавым боем между Кристи и Ренис, на который возлагал большие надежды, зачарованно глядел на досрочного победителя. Сцена затягивалась, не было боя и быть не могло. Пора бы всем уже и расходиться, но никто не спешил уходить, продолжали стоять, вперив глаза в Фринвуда и первогодку, которые снова въелись друг в  друга глазами, выжидая, кто из них начнет оскорбительную словесную перепалку первым.
И что ты думаешь?! Ну конечно же в самый раз появиться на арене каскадеру-Нэйтону. Что, собственно, и случилось: парень беззаботно спускался со ступенек крыльца входа, ища глазами у ворот нелюдимую беглянку. По мере того, как он, отвлекаясь от цели, начал присматриваться к толпе у кустов, разглядывая их всех, рассматривая знакомые лица и узнавая, его лицо побледнело, посерело, а взгляд стал колючим. Нэйтон Ривер понял все и сразу. Тут и понимать-то нечего! У рояля – весь оркестр. В роли рояля – Ренис, ну, а оркестр, ясное дело, кто.
Он видел по-своему: все та же Ренис, одна и против всех, со странным, потерянным выражением на лице. Видел парень и своих друзей, и Кристи, чей вид говорил о многом. Нэйтон немедля влетел к ним, руками растолкал по сторонам двух коршунов в центре круга и с укором обратился, требуя объяснений, к другу:
- Что на этот раз, Алекс?!
- Спроси у этого монстра! – Фринвуд кивнул на Ренис и с фальшивым переживанием повернулся к блондинке. Переживать за нее и в мыслях не было, так что зря блондинка столь рьяно бросалась на амбразуру ради лже-любимого.
- Ренис? – Нэйтон повернулся к ней, рассматривая.
Девушка вдруг вздрогнула, отпрянула и от него, казалось, она только сейчас его заметила: Нэйтон что-то говорил, хмурился, но она слышала лишь звуки, смысла в словах не улавливала. Ее била дрожь и ужасно стучало в висках, а глаза будто выдавливало неведомой силой из глазниц.
- Пошли вы все! Катитесь к чертям!! – выкрикнула она и побежала со всех ног куда подальше от них.
- Ренис, постой! – Нэйтон было ринулся за ней, но Алекс его поймал за руку и удержал.
- Ты же помнишь, что у нас репетиция?! – прозвучало будто бы с угрозой.
Нэйтон все стоял, глядя вслед удаляющейся Ренис. Внутренне он рвался за ней. Но. Опять пропустить репетицию, чем его попрекали товарищи в последнее время, не смог. Ты помнишь, что все они группа? Алекс Фринвуд, Гордон Остинс, Оливер Бруттс, Луи Прескотт и Нэйтон Ривер были музыкальным коллективом в свободное от учебы время и выступали раз в месяц в известном клубе в самом центре города.
- Что вы от нее хотели? – повернулся и спросил Нэйтон, когда объект под именем Ренис Нолл, стал недосягаемой его для глаз (думал, что с ней он непременно еще поговорит наедине). Парень обращался вроде бы ко всем, но сверлил глазами только своего друга. Самого близкого друга.
- От этой психованной разве можно чего-то хотеть? – Фринвуд усмехнулся и отвел взгляд.
- Она ненормальная какая-то, - поддержал Оливер Алекса, придерживая блондинку в паре с молчаливым Луи.
Гордон зачем-то кивал головой, глубоко задумавшись о произошедшем.
- Агрессивная хамка, вечно кидается на Кристи! – заголосила одна из ее подруг.
- Значит, поэтому я застаю вас не в первый раз все той же дружной компанией, - Нэйтон обвел взглядом всех и каждого, задержав на Кристи и остановившись на Алексе. – Против нее одной?!
- Что ты хочешь этим сказать? – обозлился Фринвуд.
- Да мы же и пальцем ее не тронули! – заверещал вдруг Гордон, который, в принципе, говорил правду.
- Оттого, наверное, она после вас с синяками ходит!
- Она сама виновата! – вступила в ссору, оклемавшаяся Кристи. В помощи Луи и Оливера она уже не нуждалась, крепко стояла на своих двоих. Хотя головокружение еще ощущала.
- Виновата?! В чем?! В том, что не нравится вам?!
Алекс злобно сверкнул глазами. Ну и еще бы! Ведь Нэйтон верно предположил. Фринвуд подобрался поближе к другу, тихо, но не очень мирно сказал:
- Раз уж она тебе по нраву, ходи неотступно по пятам и защищай.
- Вот и буду, - спешил с ответом Нэйтон, вызывающе глядя в глаза.
«Дело плохо!», - Луи оторвался с места и втиснулся меж ними. Он, вкрадчиво приговаривая, растолкал обоих парней на безопасное расстояние друг от друга:
- Хватит вам уже. Портить отношения из-за девушки – не ваше. Это не к лицу ни тебе, Алекс, ни уж тем более тебе, Нэйтон.
«Браво, Луи!», - подумал Оливер, что всегда восхищался этой спокойной и рассудительной натурой пацифиста, которого не очень-то и ценил. Вот и восхищался втайне и исключительно про себя. В лицо и за глаза он только и делал, что склонял Луи как бесполезного нытика и по натуре ни на что не годного тюфяка.
- Да, парни, вы забываете, что мы опаздываем, - влез и он, помогая Луи разрядить обстановку, которая грозила разгореться до крупной ссоры.
Подошла к ним даже Кристи. Она с подозрением смотрела на Нэйтона, которого впервые видела таким.
«Таким... готовым сорваться на Алексе...», - билось в ее голове.
Ничего не отвечая на замечания Луи и Оливера, оба друга, не проронив ни слова, развернулись и широким шагом (мы с тобой непонаслышке знаем, куда обычно ходят таким шагом) направились в одну сторону.
- Ну, бывай, Крис, - бросил блондинке Оливер, убегая вслед за друзьями. – Подходи ближе к вечеру с девчонками.
- Будем непременно, - был ответ девушки, смотревшей только на одного человека. Таки да, на Фринвуда.
Луи, окинув ее взглядом, тоже побежал за ними вместе с Гордоном.
А в это время Ренис Нолл бежала. Все бежала и бежала. Бежала не только по дороге, но и от самой себя. Бежала от своего поступка и неизвестно отчего и для чего брошенной ею фразы Нэйтону и всем остальным.
«Зачем? Зачем я ударила ее?! То, что действительно это сделала, до меня дошло только тогда, когда увидела, что ей не дают сползти на землю те парни. Такого сама от себя не ожидала», - она замедлилась и перешла на шаг из-за нарастающего покалывания в боку. – «А, хотя... Пусть радуется. Я ведь грозилась руки переломать, так что она еще легко отделалась. Хватит уже с меня получать от всяких задавак. Буду смело бить им лица! Все равно мы долго здесь не задержимся, это же очевидно…», - девушка остановилась, ощущая себя так непривычно легко и свободно. Да и еще бы! Когда тяжеленная сумка-рюкзак валяется на тротуаре у ног, как еще надо себя чувствовать?
У верного и, пожалуй, единственного, хоть и неодушевленного друга оторвался ремешок. Вот уж это, действительно, был удар тупым ножом промеж позвонков. Ренис нагнулась и подняла сумку с тротуара. Нежно обхватив, прижала к себе и с глазами, полными необъятной грусти, побрела по улице. Вот оно, всем горестям горе!
«От тебя никак не ожидала», - подумала Ренис и вспомнила о карте, что давеча всучила ей мать. Отогнав гадкую мыслишку, она покрутила в руках сумку в поисках места отрыва. – «Может, удастся пришить?», - подумала девушка, разглядывая дыру и оторванный лоскут вместе с замочком ремешка, уже не раз до этого ею починенного. – «Так и быть, покупка неизбежна. Смирись, Рахима», - сказала она себе и прибавила в успокоение. – «Вечных вещей не бывает, всему свойственно изнашиваться, даже людям. Если и есть что-то вечное, то, сама мысль, что это что-то меня переживет, уже выводит меня из себя!».
        Ренис взяла левее и сошла тротуара во внутренние дворы многоэтажек, через которые можно было выбраться в центр города, где были расположены крупные торговые центры и магазины. Она помнила это по карте, когда изучала первый раз дорогу в университет. По незнакомой траектории пути она шла с опаской, все время запоминания живописные объекты для того, что не сбиться на обратном пути. Сама идея приобретения новой сумки отлично отвлекала ее от самолинчевания за нападки на Кристи и всего, что с ней было связано. Появившаяся проблема была как нельзя кстати.
Оказавшись на многолюдных ярких улицах, она сначала растерялась, но потом, выискав глазами несколько бутиков, направилась к ним. Ничего стоящего в них не находилось. Ноги взяли курс на торговый центр. Прохаживаясь по его многочисленным магазинчикам и ловя на себе оценивающе-неприязненные взгляды, Ренис миллион раз успела пожалеть о своем решении. От факта, что без сумки ей никак нельзя (тут не переживания о том, что не в чем носить тетради и учебники, скорее, что некуда будет собирать самые необходимые вещи при переезде), она и отталкивалась, продолжая свое скучное путешествие по этажам торгового центра.
Она наткнулась на один магазин с богатым ассортиментом сумок. Выбирала недолго, увидев, подобие своего трансформера, не раздумывая, схватила с полки. Заодно и пару футболок с джинсами прихватила. У кассы ее смерили типичным взглядом, так и говорившим: «Оборванка, а денег-то тебе хватит?», - но увидев в руках банковскую карту, сделали лица немного проще.
«Не ожидали, да? А оно видно!», - забрав свои пакеты, Ренис поспешила домой, где по-быстрому облачившись в домашнее, прибрала на кухне после своей стряпни и убежала к себе, чтобы свернуться калачиком и изъедать себя тяжелыми мыслями.
С приходом матери, а об этом оповестила громко хлопнувшая входная дверь, Ренис Нолл спустилась, чтобы вернуть карточку лично в руки. Заодно поужинала с матерью и, оставив посуду на нее, удалилась предаваться своей хандре, перед этим со всей ответственностью и тщательностью переложив все вещи из старой сумки в новую. Бывшего лучшего друга сунула под кровать подальше от зорких глаз Эллисабэт.
«Вдруг еще пригодится!», - думала девушка, привыкшая стремительно избавляться от старых и ненужных вещей самыми изощренными и жестокими методами.
 Но сумка не пригодится. Вернее нее успеет. Ренис сожжет ее в баке во дворе на выходных вместе с кое-какими предметами ее гардероба. Сейчас же девушка лежала, в сотни раз без устали прокручивая события этого дня. Этот человек намеренно мучил сам себя. Зачем так цепляться за такие мелочи?! Не понимаю…
Каким-то образом, после трехчасового самокопания ей удалось уснуть. А на следующий, десятый по счету день она открыла глаза после длительного названивания будильника. Так тяжко она давно не вставала: выключив пищащий телефон, она сидела на кровати с закрытыми глазами и очень долго уговаривала, заставляла себя встать. Видимо, силы сопротивления были бесчисленнее, оттого она и просидела так еще пять минут сверх предыдущих.
В этот день она успела только помахать ручкой из окна зала, выезжающей за ворота матери. Нехотя побежала запирать за ней ворота. А после завтрака снова ждала условно ею просчитанного времени, когда Нэйтона уж точно не должно быть на перекрестке.
«Ну и что, что и сегодня опоздаю? Попробую завтра выбраться пораньше», - стратег Ренис напрасно избегала Нэйтона, его на перекрестке и не было. Нет, так-то он всегда старается ее дождаться, но. Но он и сегодня был, грубо говоря, на отходняках после вечерней репетиции и сопровождающей ее бурной пьянки, по окончанию которой был доставлен на руках под утро в дом лояльных родителей.
Так что, сами посудим, что ему как-то не до нее и ее стратегических ухищрений.
В этот раз ей повезло, несмотря на то, что пришла с большим опозданием, ей за это ничего не грозило – все потому, что профессор, читавший им лекции, задержался и пришел несколькими минутами позже. Новенькая села за свой стол, теперь уже она не смотрела ни на ориентир, ни на старосту. Да, и вообще, все стало настолько безразличным, что даже недавно появившееся желание терпеливо погрызть кусочка два-три гранита науки, получить из него знания и выучиться до конца, пропало бесследно. Вот так вот рушатся мечты. Под влиянием, пусть и косвенным, обстоятельств и каких-то людей. Но, если подумать, не в наших ли силах не подаваться чьему-либо влиянию? Подумаешь, все время пытаются тебя избить и унизить! Ну и что?! Бей обидчиков и подстрекателей в рыло и продолжай учиться! Но, увы, это возможно только на словах. Нет, бить-то, она будет бить, но кто ей даст безнаказанно это делать?!
Другое дело Алекс. Ему зеленая дорога по любым дебрям. Денежки дяди бегут впереди него, расстилая ковровые дорожки и снося с петель все двери и преграды. Но эта бродяжная с виду Ренис богаче. Богаче него намного! Имея такие деньги, она не имела возможности и в большей степени – совести, ими воспользоваться. Что может быть смешнее?!
Вот примерно о том размышляла Ренис (куда углубленнее), наблюдая за птицами за окном. Ей жутко хотелось проучить, посадить на место, спустить с небес на землю, снять с него и разбить эти розовые очки, в которых он видел себя сыном президента всей планеты. Называть можно как угодно, но нечто наподобие всего перечисленного хотела сделать Ренис Нолл с задавакой Фринвудом. В то же время другая ее разумная часть предлагала избегать и игнорировать этого человека это же очень просто и предпочтительнее глупого одиночного и заведомого проигрышного сопротивления. Это уж кому как. У каждого своя точка зрения, а у Ренис их две. Слишком много ненужных слов, от которых можно быстро устать. Надо бы ближе к делу, а то бумага тоже не из воздуха берется.
Так вот. Новенькая в этот день не пошла к своей скамейке, зря ее ждал там Нэйтон с гудящей головой, зря. Ренис Нолл как истинный изгой проторчала все тридцать минут в коридоре, уткнувшись в телефон, в котором попеременно листала два номера в телефонной книжке – Эллисабэт и Нэйтона, не понимая, зачем она вообще это делает. Показывала нарочитую занятость своим телефоном? Возможно.
 А после занятий она переждала немного времени все в том же коридоре с целью пропустить вперед Нэйтона, вечно пытающегося ее догнать. Но и сегодня он с ребятами должен был посвятить себя репетиции, так что, и это тоже она зря. Стоит добавить, что Алекс Фринвуд видел из окна, к которому у него с некоторых пор вошло в привычку прибегать, как Нэйтон весь перерыв просидел на скамейке в одиночестве. Фринвуд расстроился вместе с Нэйтоном и еще сильнее возненавидел Ренис, которая, мало того, отбила у него друга, а теперь еще заставляла себя ждать и при этом иметь наглость не приходить.
Да уж. У каждого свое видение ситуации. Так и прошел их день. Десятый, отсчитываемый Ренис, день. Как и следующий, одиннадцатый по счету. Впервые в жизни Ренис захотелось, чтобы Мэвил как можно скорее оповестил их о надвигающейся опасности и необходимости валить из этого города. Но Мэвил как назло залег на дно и не давал о себе знать.
Время шло, шли дни, один за другим, в счетном порядке. Ренис не уставала считать свои дни, в которых существовала в устойчивом нежелании вставать и идти туда, где нужно находиться с ненужными ей и неприятными людьми. Заморочившись в том, чтобы избежать лишнего попадания на глаза Фринвуду и прочим популярным бойким и настойчивым личностям, она порою пропускала занятия, или же, появившись утром, убегала с последних пар и шаталась, коротая время, по городу, разглядывая улицы и магазинчики, как заезжий мечтательный и впечатлительный турист.
Общение с Гриной у нее давно сошло на нет. Не сказать, конечно, что там прямо-таки было такое общение, но все же. И Грина старалась к ней не подходить и Ренис делала то же, отчаянно пытаясь на нее не смотреть. И каждая считала, что: «Это для ее же блага…».  С Нэйтоном же проблему решила просто: иногда выходила позже и бежала во всю прыть, чтобы успеть, иногда выходила немного раньше из дома и шла окольными или внутренними дворами, избегая любой случайной встречи с ним. Первый вариант был использован лишь пару раз, так как опоздания ей выходили боком.
В конце концов, Ренис Нолл вовсе перестала ходить на занятия, сославшись встревоженной матери на плохое самочувствие, пропустила несколько дней. Мать и не подозревала, сколько она пропустила и прогуляла до своего официального признания, поэтому отнеслась к отлыниванию дочери спокойно.

        Глава двенадцатая: «Гость».
Днем восемнадцатого утра (ха-ха, утром восемнадцатого дня!) Ренис Нолл, все-таки написала Нэйтону, что приболела и долгое время не появится в университете, на что получила скупое:
«Понятно. Выздоравливай поскорее».
Для чего она написала ему? Девушка точно не знала ответа. Может, подумав, что все эти дни бедняга Нэйтон стоял и ждал ее, ей вдруг стало жаль его? Скорее всего. Ведь в отличие от нее у него не ее номера. Поэтому она должна была поставить его в известность, чтобы больше не стоял по утрам на перекрестке. А парень-то и в самом деле все эти дни дожидался ее. И ее сообщению был несказанно рад, особенно тому, что, наконец, узнал номер ее телефона. Ответить на ее сообщение сдержанно, стоило ему немалых усилий.
Мать студентки под фальшивым именем Ренис Нолл в срочном порядке и тайком от нее направилась в университет предупредить руководителя дочери, что она пропускает по уважительной причине, на что предоставила неизвестно откуда выкопанные справки (работа профессионала Мэвила, однозначно). Тут-то Эллисабэт Нолл и узнала от вмешавшейся в их разговор с Морганом Велрисом миссис Крус про драку ее дочери с порядочным, благонравным и всеми уважаемым парнем.
Мать зачинщицы драки ничем не показала своего удивления, а она, действительно не была удивлена, что-то подобное она и представляла, зная свою дочь. Как-то смогла женщина уйти от ответов на каверзные вопросы о поведении студентки Нолл от Мелани Крус. Смогла так же, Эллисабэт и вырваться из ее плена бесконечных разговоров.
Дома Эллисабэт даже не показала дочери, что уже в курсе, откуда были на ее лице те ссадины и царапины, которые она списала на драку с тем самым порядочным и благонравным парнем, не подозревая о Кристи. Она помнила, что дочь обещала сама обо всем рассказать, когда-нибудь. И мать терпеливо ждала. Она умела ждать. Всю свою жизнь только и приходилось, что ждать. Но это «когда-нибудь» для нее не наступит. Скоро все завертится так, что кое-кто до этого не доживет. Ну, а пока что не время говорить об этом вот так вот сразу. Что там наша Ренис?
Ренис все те дни, что впав в уныние, заперлась в четырех стенах, провела дома, читая свои русские книжки, которые и без того знала наизусть. В перерывах бренчала на гитаре, которую за долгое время достала из-под кровати и расчехлила. Когда-то давно ей ее приобрела мать, стараясь наивно купить этим расположение дочери, которая часто с открытым ртом замирала у витрин магазинов с музыкальными инструментами. Что привлекало ее дочь в этих витринах, мать не особо понимала. Среди многообразия звучащих струнных, духовых и клавишных инструментов, ей самой всегда нравилась эта восьмерка – так она называла гитару. Ей казалось, что и при перевозке не столь хлопотно, хотя, удобнее было возить флейту, губную гармошку или же на худой конец, скрипку. Однако матери казалось, что взгляд дочери зациклен именно на гитаре, потому она и купила все-таки не скрипку и не флейту. От подарка матери дочь долго воротила нос, вводя женщину в ступор, которая не понимала, что плохого она сделала. Поэтому первое время зачехленный инструмент ездил с ними исключительно в багажнике. Спустя месяцы, когда отношения между ними постепенно наладились, девушка приняла подарок – просто достала из багажника и занесла в комнату очередной съемной квартиры. Мать бесконечно радовало, что дочь вдруг потянуло научиться играть.
Сейчас же, видя ее снова с гитарой, сердце Эллисабэт радостью не наполнялось.
«Раз она взялась за гитару в своем ежедневном молчании, значит, дела обстоят хуже, чем я себе предполагаю. Что же там у тебя твориться, а, девочка моя?», - беспокойно думала мать, по обыкновению не влезающая со своими вопросами к депрессующей дочери.
 В то время как Ренис Нолл взаперти хандрила, цветущая и пахнущая в ее отсутствие, Анри Фринвуд была озадачена поручением Моргана Велриса. Поручением было – носить задания к приболевшей одногруппнице на дом. Ведь Ренис Нолл болеет, а Анри, как добропорядочная староста, должна позаботиться о ее успеваемости. Староста – оплот, надежда и залог, и прочее, прочее.
Но Анри Фринвуд находчиво спихнула эти обязанности на Нэйтона. Идти к Ренис она не просто не горела желанием, она всячески избегала этого. Вместе с неразлучной Вики она подкараулила компанию брата, в которой, разумеется, был и Нэйтон Ривер, и подобралась ближе. Ее заметил бдительный и зоркий Алекс:
- Чего тебе? – грубо обратился он к ней.
- Я, вообще-то, не к тебе, - Анри Фринвуд выглянула из-за его плеча и, встав на носочки, позвала. – Нэйтон, можно тебя на минуточку?
Все стоящие в кругу парни повернули головы к Нэйтону и с загадочными взглядами сопроводили, удаляющегося от них в сторону Анри, друга. Ни для кого из них не было секретом, что эта девушка (и не только эта) увивалась за Нэйтоном. Все они также прекрасно знали, что Нэйтон отверг ее и не один раз. Не посмотрел на ее сногсшибательность и привлекательность, ни на то, чья она дочь, племянница и, конечно же, сестра. Вот и сейчас все думали, что девушка пришла в очередной раз заставить его признать ее чувства. Но нет, дело тут было в другом.
- Я знаю, - начала, лживо смущаясь, Анри. – Это немного нагло с моей стороны, но я хотела бы тебя попросить передать задания одной девушке. Она живет в твоем районе, ну, не очень далеко от тебя. Думаю, тебе не будет в тягость просто постучать и отдать это ей.
- А сама почему этого не сделаешь? Я уверен, тебе это поручили как неравнодушной старосте. Зачем перекладываешь обязанности с себя на кого бы то ни было?
- Ну, я, очень занята…у меня нет времени… а если честно…я боюсь появляться в ваших краях. Ты ведь знаешь, таким, как я опасно, меня могут похитить или напасть…
«Да, конечно», - подумал Нэйтон, чувствуя, как закатываются глаза. Он знал ее, прекрасно знал, когда она врет. Анри врала смело и бессовестно, но ему так не хотелось углубляться в эти разговоры с ней, которые вывели бы ее на чистую воду. Он предпочел скорее закончить с этим и уйти к парням.
- Давай сюда, что там у тебя, - парень протянул руки, забирая у лживой девушки увесистую папку. – Адрес есть?
- Я написала в верхнем правом углу, - радостно бросила Анри, убегая к ожидающей позади подружке. Странно, что ее не пугала мысль о том, что отправляет любимого к той, которую сама не переваривала и ненавидела за то, что была названа им же «другом». Кажется, ее неприязнь к Ренис значительно преобладала над чувствами к Нэйтону.
Нэйтон, зная, что им только что воспользовались, почувствовал себя таким дураком впервые. Вздохнув, повернулся к своим друзьям, мельком взглянул на знакомый ему адрес и пошел в круг шепчущихся друзей, которые не сводили с него глаз, в том числе и Алекс. Фринвуд улыбался, догадавшись о том, для чего его друг нужен был Анри. Хитрая сестренка опять впрягла выполнять свои дела кого-то.
По мере того как Нэйтон приближался к гудящим как пчелиный рой парням, до него постепенно доходило, что по указанному адресу проживает Ренис.
«Она в одной группе с Анри? – подумал он. – Вот уж не подумал бы! Тут и не позавидуешь даже. Теперь понятно, отчего ей не нужно было общение с ними. И когда мне это отнести ей? Не могу же я весь день с этим таскаться! Пожалуй, брошу пока в шкафчик, там видно будет. Может, вечерком занесу, если не забуду», - подумал Нэйтон, вливаясь в ряды друзей, которые неустанно обсуждали детали намечающейся глобальной пьянки. Все их идеи и предложения шли мимо Нэйтона, парень теперь сосредоточенно думал о том, что попадет к Ренис, которую он не видел вот уже около двух недель.
«Да она меня и на порог не пустит, это же Ренис, как-никак!», - улыбнулся неосознанно своей мысли Нэйтон, и эта его улыбка не ускользнула от зорких глаз Алекса.
«Чему это он так довольно лыбится?», - мучил себя вопросом Фринвуд. – «Знать бы».
Ха, не узнает. Еще чего!
Что касается Ренис, то она в данный момент вся лохматая и несколько дней не вылезавшая из удобных и немного коротковатых пижам, слонялась по полупустому дому. Некогда ненавистный ей диван нынче уже был излюбленным местом – она целыми днями лежала на нем, даже гитару сюда спустила и уложила рядом, периодическая хватала ее и что-то грустненькое наигрывала. Нет, конечно же, она не настолько обленилась. Все домашние дела выполнялись ею по совести и в срок, кругом царили порядок и чистота, еда всегда была сготовлена, матери не к чему было придраться.
«Но ведь она и так никогда и ни к чему не придиралась», - думала расслаблено девушка, лежа кверху ногами, закинув их на спинку дивана и свесив голову вниз. Ренис, разумеется, понимала, что это не может длиться вечно, все равно вскоре она должна будет вернуться в университет, чего делать так не хотелось. С большим удовольствием заменила бы его на работу, хоть какую-нибудь. Но. – «Надо ходить и учиться, потому что мама так хочет этого. И как она не поймет, что толку от меня и моей учебы с нашей жизнью никакого?! Удивительно, что она так легко приняла мои прогуливания. Я нахожу это странным, очень странным».
          Ренис встала с дивана и без особой охоты прошла в ванную. Старалась игнорировать, лезущее в глаза, отражение в зеркале, что висело над раковиной, все же увидела себя. Ужаснулась.
«Нет, так не пойдет. И так не фонтан, так еще чуть ли не илом покрылась!», - девушка побежала в свою комнату, приводить себя в порядок. После чего вернулась, вновь оккупировала диван и взялась за гитару. Если она так сильно любила ее, то чего же она все это время покоилась в темноте под кроватью? Или это особая форма депрессии Ренис Нолл, когда нужно пострадать на пару с печальными аккордами, которые печально играла сама же? Кто знает.
К вечеру, когда возвращалась мать, Ренис, отложив  гитару, вела ненавязчивые разговоры за ужином и чаем. Эллисабэт поддерживала ее стремление поговорить, не переставая надеяться на то, что дочь расскажет о своих проблемах. Но та упорно их скрывала.
Примерно в этом порядке и прошли предыдущие дни ее затворничества. И в день, когда она написала Нэйтону, было все то же самое. После ужина и разговора с матерью, когда обе в задумчивом молчании убирали со стола, в доме раздался нетерпеливый стук и вслед за ним долгий звонок. В тот же миг девушка и женщина на кухне переглянулись. В глазах обеих читался животный страх. Думали они об одном, одновременно.
- Я открою, - «…а ты прячься!», - одними глазами закончила женщина, побледнев, будто не лицо было, а кусок, ровно сколотого мела. Дрожа, как осиновый лист на ветру, она побрела к дверям.
Ренис стояла, застыв на месте и жадно вслушиваясь в каждый, улавливаемый ушами, звук. Сердце ее билось гулко, быстро, она чувствовала, как что-то подбирается к вискам, отбивая убойный сердечный ритм. В голове было только одно: «Неужели нас нашли?!». Рука, подергиваясь, потянулась к ножу, лежащему в раковине.
Надо же, какие трусливо-агрессивные представительницы слабого пола! Да они же даже не захотели предположить, что это могли быть общительные соседи, на крайний случай – соцопрос или же те волонтеры, что ходят и уговаривают дать кров милому бездомному животному!
Эллисабэт Нолл медленно открыла дверь, выглядывая с опаской и рассматривая стоящего за порогом человека, напряженно думая, кто он? Что ему от них нужно? И знает ли его она? А если не знает, то знает ли он? С трудом контролируя нервную дрожь, женщина заговорила с незнакомцем.
 В голосах, что доносились до Ренис, она признала вроде бы знакомый мужской голос…
Когда Нэйтон шел по улице, уже приближаясь к дому Ренис, он задумался о том, как быть, если никого не окажется дома? Мало ли куда может сорваться по причине болезни Ренис со своей семьей? (Ха- ха, семьей!)
«Так и буду, что ли каждый день носиться с этой папкой и стучаться в дом?», - он посмотрел на тяжелую папку в своих руках, вздохнул и ускорил шаг. У калитки постоял с удивлением. Удивлялся тому, что она мало того, что не заперта, так еще и не имел замков ни крючков, чтоб запираться. Толкнув ее, парень вошел, прикрыл ее за собой, еще раз рассмотрев, и пошел к дому. Долго думал, стучать или звонить. И почему-то сначала постучал и тут же позвонил.
Открывать ему не спешили.
«И в самом деле, дома никого?!», - спросил себя он, расстраиваясь, но через несколько секунд дверь перед ним медленно открылась, и Нэйтон увидел перед собой высокую красивую белокожую женщину с большими голубыми глазами, в которых так хорошо им читались тревога и страх. Сколько ей было лет он не смог сразу определить. Выглядела моложаво, но было видно, что перед ним стоит взрослая, видавшая виды и всевозможные повороты жизни и даже уже порядком уставшая от них, женщина.
Глаз-алмаз у парня, однако ж. Все предположения в яблочко! Парень этот, кстати, прямо обомлел, позабыв о своих целях, так и стоял, разглядывая ее не в силах оторвать своих глаз. Еще немного и влюбился бы.
- Я могу вам чем-то помочь? – прерывающимся голосом нарушила, давящее неопределенностью, молчание женщина.
Нэйтон пришел в себя:
- Простите, я не представился (дурень, ты еще и поздороваться забыл!). Меня зовут Нэйтон Ривер. Я друг Ренис, принес ей задания, чтобы она могла полноценно заниматься дома и…
Если по-честному, то, все те слова, что шли после «Я друг Ренис» Эллисабэт уже не слышала. Она широко улыбнулась, шире, чем улыбку, распахнула дверь, приглашая гостя войти. Хм. Даже не подумала, что это мог быть недруг, представившийся другом ее дочери. А, может, и подумала. Но безобидное лицо Нэйтона, похоже, располагало к доверию.
Парень, скромно ужимаясь, прошел в дом и остановился у порога, увидев Ренис, выходящую из кухни, которая, узнав его по голосу и поняв, что мать, впускает его, бросилась к дивану, но не успела сделать то, чего хотела. А именно – заныкать гитару. Девушка потому замерла в районе дивана, ее хватило лишь на легкий приветственный кивок.
 «Вполне себе здоровый вид. Опять твое вранье, да?», - улыбнулся парень, кивая в ответ.
- Ух, ты! – воскликнул он, когда глаза его перебрались к дивану. Он стремительно зашагал от порога в зал. – У тебя гитара есть?!
- Нормальные, то бишь, воспитанные люди, немного стесняясь, задерживаются в дверях, выжидательно глядя на хозяев, тем самым спрашивая: «А можно ли мне войти? И точно ли вы мне разрешаете?», - язвительно заметила ему Ренис со злым прищуром. А про себя подумала. – «Что заняло бы несколько минут, в течение которых я бы уж точно успела спрятать гитару на кухне за шкафом. Ну, что за наглец, а?».
- Да ладно тебе, не будь такой язвой. Тем более, я уже знаю, что ты не такая и прикидываешься, - сделал вид, что не понял укора в ее словах парень. А может он и вправду не заметил. Всучив, ничего не понимающей Ренис папку, Нэйтон Ривер бесцеремонно уселся на диванчик и, не спрашивая на то разрешения, взял гитару в свои руки, привычно располагая ее на ноге чуть выше колена. – Давай, я лучше сыграю тебе, добрее станешь…
И одновременно со звучащими струнами послышался глухой скрежет. Это скрипнули от нахальства парня сведенные челюсти Ренис.
«Ого! А Рахима-то в ярости», -  подумала Эллисабэт Нолл, которая только сейчас подошла к дочери, все это время с интересом разглядывая Нэйтона и перебрасывая взгляд на Ренис.
- Ра… - беспечно начало было она, но осеклась, опомнилась и тихо шепнула взбешенной дочери. – Ренис, перестань выжигать в нем дыру глазами, испепелить без остатка все равно не сможешь. И меньше грубости, - немного громче сказала мать и уже ласково добавила, глядя на Нэйтона. – Лучше чаю что ли организуй гостю, что ты, в самом деле!
- Предательница, - зашипела на нее Ренис.
- Я попросила бы, называть Эллисабэт, - гримасничала та.
- Женщина, ведите себя подобающе.
- Я просто очень рада, что к нам наконец-то пришел кто-то, и этот кто-то – твой друг.
- Вообще-то, женщина, он пришел ко мне, - выпалила недовольно и невпопад девушка, вместо того, что так хотела сказать. А сказать она хотела. – «Вообще-то, он мне не друг!».
- Вот именно. Потому-то чай ставить тебе, - Эллисабэт, победно вскинув голову, скрестила руки на груди и улыбнулась выходящей из себя дочери.
Нэйтон их слышал. Он перестал играть и сурово заметил тоном пожилого аристократа, так, будто они перед ним были несовершеннолетними непослушными соседскими девчонками:
- Дамы, простите, но дабы не быть более яблоком раздора, я предпочту вежливо отказаться от чая.
- Ну, что ты! – всплеснула руками Эллисабэт Нолл. – Не обращай на нас внимания, у нас так заведено.
- Всегда? То есть ваши отношения всегда так не похожи на отношения матери и дочери?
И та и другая удивленно вытаращили на него глаза.
- Я, кажется, что-то не то сказал? Извините…
- Я, пожалуй, пойду вам чаю с тортиком организую, - сказала весело женщина и пошла было на кухню, но вернулась.
Нагнулась, протянула руку и, заглядывая в лицо, Нэйтона произнесла:
- Меня, кстати, Эллисабэт зовут. Я – мать, - подчеркнула она всем, чем только можно было это сделать, используя один лишь голос. – Этой язвы.
Улыбнувшись в ответ на очаровательную улыбку и рукопожатие Нэйтона, женщина убежала на кухню, сказав дочери глазами: «А дальше выкручивайся сама!».
- Не забудь и мне заварить зеленый, - крикнула вслед, как хозяин своей служанке, Ренис и присела на диван вместе с увесистой папкой, которую положила рядом. Нэйтон отложил гитару.
- Я, может, не вовремя? Так ты бы сразу сказала.
- Да, скажешь тут! Тебе только дверь открыли – ты уже из обуви вылез! – увидев, как напрягся парень, поспешила добавить. – Шучу, шучу. Не принимай на свой счет, мы просто очень своеобразные. Но в следующий раз учти и не пересекай порога моего дома.
- Притворюсь, что этого я не слышал, – невинная улыбка смягчала его хамство.
- Вот ничто тебя не берет!
- А знаешь, я не так себе это представлял.
- Представлял что?
 - Ну, твое общение с родными. С матерью. Не думал, что все так.
- Так – это как? Уточни, врач душевных дел.
- Резко, грубо, натянуто.
- Я со всеми так, если ты не заметил.
- Заметил, но не думал, что и с мамой…
- Мы так привыкли, – оборвала его Ренис.
- Ладно, я, наверно, уже пойду.
- Куда уж теперь?! Ты разве не слышал, она пошла, чтобы приготовить чай для моего друга. Не испив чаю, ты отсюда не вырвешься. Муа-ха-ха-ха-ха, - злобно и надрывно гоготала девушка, нагнетая домашнюю обстановку.
Но этот гад вовсе и не думал уходить, просто сделался скромным и воспитанным, гостем, знающим меру и вежливость.
- Вот и отлично, - как у себя дома откинулся на спинку дивана Нэйтон и снова потянул к себе гитару. – Никогда бы не подумал, что ты играешь на гитаре.
- Что, у меня на лбу написано, что я ни к чему неспособная заурядная личность?
- Нет, я не в этом смысле. Вот любишь же ты преувеличивать и искажать еще недосказанное мое мнение, причем, сама себя же выставляешь не в лучшем свете.
- Мое молчание ты тоже не любишь, что еще остается?
- Может, сыграешь мне что-нибудь? – попросил Нэйтон.
- Нет, - отрезала Ренис.
- Почему?
- Я не умею.
- Врешь.
- Не вру.
- Не умела бы, не лежала бы она здесь так, будто на ней играли до моего прихода. Это – во-первых, - констатитровал Нэйтон.
- А во-вторых?
- Во-вторых: она звучит так, словно ее только что настроили.
- И откуда такие таланты-то? Настроили, только что! – фыркнула Ренис Нолл, отбирая у него гитару. – Все-то ты знаешь, мистер всезнайка. А что если это принадлежит моей матери?
- Неа, она твоя. И ты на ней играла, - улыбнулся парень.
- Позволь поинтересоваться, откуда такая уверенность?
- Я же все читаю по глазам,  жестам, мимике и… - тянул специально он.
- И?
        - И по тому, как ты сейчас правильно и уверенно держишь ее.
«Вот те на, спалилась!», - мелькнуло в голове, после чего она улыбнулась и со свойственной ей грубостью спросила:
- Ты лучше ответь мне, зачем пожаловал в столь поздний час?
- Ну, как же, - он кивнул на папку, лежащую между ними. – Вон задания тебе принес. Твоя заботливая староста просила передать.
- А чего не она сама? – хмыкнула Ренис, радуясь тому, что пришла не Анри, а Нэйтон. А то ведь, как перед матерью строить из себя доброжелательность, сидя за одним столом с Анри – это было бы неизбежно. Эллисабэт заставила бы их вместе пить чай.
- Не сказала, но весьма изощренно врала.
- О, ты с ней настолько хорошо знаком?
- Ну, а как же! Не знать родную сестру Алекса.
- А, ну да, ну, да.
- Как я понял, ты и с ней не ладишь? – улыбнулся Нэйтон.
- Я ни с кем не лажу, думаю, ты и это тоже давно заметил.
Нэйтон на это не ответил.
- Знаешь, Ренис, я предполагал, что ты первогодка, но…
- Что но?
- Когда я смотрел на тебя, порою мне казалось, что я видел человека немного старше себя.
- Я настолько ужасно выгляжу? – агрессивно сощурилась на него девушка и тут же криво улыбнулась.
- Я не это имел в виду, а что имел – ты прекрасно поняла.
- Значит ли это, что ты видишь во мне седого бородатого мудреца?
- Ренис…
- Я уже говорила, по-моему, что не люблю, когда говорят загадками. Пусть даже я их и понимаю с одного-двух слов. Хочешь что-то узнать – спроси прямо. Тебе ли стесняться.
- Хорошо. Спрашиваю прямо, приготовься.
- Сижу устойчиво, валяй.
- Сколько тебе лет?
- Двадцать четыре.
- Что?! – воскликнул Нэйтон.
- Что? – передразнила Ренис.
- Я так и знал! Да, я знал!
- Опять эти твои недосказанности и загадки.
- Ты старше меня на год, представляешь?!
- Означает ли это, что теперь при встрече ты будешь кланяться мне?
- Размечталась! – посмеялся Нэйтон. – Может, еще шляпу перед тобой снимать?
- Снимай.
- У меня нет шляпы.
- Чтоб завтра же приобрел, - строго сказала Ренис, открыла и пролистала папку, переданную Анри.
Наступило молчание, Нэйтон с любопытством рассматривал задания в папке, пока Ренис без интереса листала ее. Они слышали, как на кухне возится Эллисабэт, которая со всей ответственностью подошла к сервировке стола, хотя это и было-то всего лишь скромное чаепитие, а не светский раут.
- На самом деле, - сказал вдруг Нэйтон, - я так обрадовался, узнав, что иду к тебе.
- Почему же? Думал, встречу с радушием? Или рассчитывал, что на бал-маскарад попадешь?
- Нет, просто, ты так резко пропала, не видно ни утром, ни обедом, ни после занятий. Связаться с тобой было невозможно.
- Ага, конечно. Нэйтон же не знает, где живет овчарка Ренис.
- Это само собой, но, согласись, как-то неудобно было бы без причины к вам прийти.
- Наверно, я не знаю. Я и по причинам ни к кому не ходила.
- Как все сложно, - сказал Нэйтон и внимательно посмотрел на нее.
«Знал бы, насколько!», - подумала она.
- А, знаешь, были и у меня и другие причины радоваться этому непредвиденному походу к тебе, - лукаво улыбаясь, подмигнул ей Нэйтон.
- Да ну? – равнодушно спросила Ренис. – И какие же?
- Надеялся услышать продолжение истории о Шинон, но теперь немного больше хочу, чтобы ты сыграла...
Услышав имя Шинон, Ренис опасливо и резко обернулась к кухне и прошептала:
- Понимаешь ли, не могу я с тобой об этом говорить дома, но это не значит, что взамен буду играть для тебя.
- Почему? – искренне не понимал парень.
Девушка безразлично пожала плечами, все поглядывая в сторону кухни, и Нэйтон невольно подумал, что проблемы кроются в матери.
- А если в универ принесу гитару, ну, когда ты уже выздоровеешь и вернешься, покажешь мне в перерыве, что умеешь? – уж больно заинтересованно не сдавался парень.
- Чего я не понимаю, так это того, зачем тебе это?
- Хочу увидеть. Мне любопытно.
- Слушай, а почему тебе не сидится со своими друзьями? Ведь проводил же ты как-то время до меня с ними. Вот и сейчас займись ими, может, что-то новенькое упускаешь в их жизни.
- Тебя так сильно угнетает мое присутствие? – обиженно спросил Нэйтон.
- Просто хочу добиться ответа на мой вопрос, который я, вроде и не в этой форме, но уже задавала.
- Повтори в последний раз.
- Почему ты прилип ко мне? Именно ко мне?
- Ты мне интересна. Вот и все.
- До той поры, пока не наскучу, так же, как и твои друзья?
- Они мне не наскучили. Я же не бросил и не позабыл их. У нас все так же, как и было.
- А что же тогда? – Ренис сопровождала вопрос широко открытыми глазами.
- Ты чем-то отличаешься от них. Я пока точно не понял чем, но подозреваю, что своим стремлением быть одной. И это меня немного бесит. Я, кажется, тоже говорил уже об этом.
- Ахаха, - смеялась Ренис, надрывно и намеренно выдавливая из себя этот издевательский смех. – И только-то? Ты еще скажи, что решил оказать мне своего рода психологическую помощь.
- Ну, отрицать не могу, можно и так сказать, - Нэйтон хитро прищурился и потянул губы.
- Выглядишь так, будто я тебя раскусила.
- А ты догадливее меня.
- Колись, что у тебя на уме? Эти свои опыты и методики психофизические на мне проверяешь?
- Сейчас ты не очень-то верно сформулировала, но были твои слова близки к истине. Да и разве ты уже успела забыть, что помогаешь мне с моей работой и являешься, грубо говоря, испытуемым образцом?
- То есть, я тебе интересна исключительно в плане наблюдений и как объект для твоих исследований и каких-то сенсационных гипотез?
- Попала в центр мишени! – Нэйтон виновато посмеялся и почесал за ухом.
- Если это истинная причина, то пусть так и будет. Меня это больше устраивает, чем роль новой, еще не познанной игрушки под лицемерным названием «друг».
- Критично.
- Логично.
- Это значит, что мы договорились?
- Да... э, стоп! О чем это? – Ренис настороженно посмотрела на него.
- О том, что ты больше не будешь гнать меня, избегать и доставать вопросами в духе: зачем я тебе? Что тебе от меня нужно? Кто ты такой?
- Не перегибай. Скажу, что договорились, но кто кого доставал, тот еще вопрос.
Они переглянулись и помолчали немного.
- Скажи, Ренис, - нарушил тишину зала парень. – А как так вышло, что тебе двадцать четыре, а ты на первом курсе?
- Я ничего не могу тебе на это сказать. Разве что бросить печально и лениво избитую фразу: «Не знаю, но так получилось».
«Не хочешь говорить, да?», - подумал Нэйтон и спросил:
- Наверное, поэтому ты не общаешься со своей группой? Считаешь их неспособными поддержать с тобой разговор? Отвергаешь факт, что у вас могут быть общие интересы?
Ренис на это ничего не ответила. Настойчиво молчала. Но он почти попал.
- Или же у тебя есть другие причины?
- Вот скажи мне, Нэйтон, - девушка уставилась ему в глаза. – Зачем мне общение с ними, знакомство и дружба? Зачем заводить друзей, которые впоследствии окажутся такими уродами, коими являются твой друг Алекс, его заносчивая сестра и его подруга?
- Опять ты об Алексе так грубо...
- Да, он – урод, и это для меня неизменно!
- Проводим жизнь, обсуждая что: красива она, красив он; некрасива та, некрасив тот; некрасивая я, некрасив ты. И не понимаем, что молодость – сама по себе красива, - задумчиво вмешалась в разговор Эллисабэт, которая пришла из кухни, чтобы позвать их к столу, но услышав об Алексе, о котором упоминала недавно Мелани Крус, остановилась подле них и навострила ушки. Но, увы, ничего путного, кроме того, что он «урод», не услышала и решила пристыдить оскорбляющую посторонних, дочь.
- Женщина, что за ванильные цитатки и откуда вы их берете?! – Ренис всем лицом показывала глубокое возмущение. – Прекращай, мам, увлекаться убогими любовными романами.
- Не огрызайся, - строго шепнул Нэйтон девушке.
- А ты перестань оскорблять людей, за что ты так?
- Успокойся, мам. Алекс – красив. Сказав, что он урод, я имела в виду не его внешние данные, а уродство внутреннее и...
- То есть, ты все-таки находишь его красивым? – не преминул встрять, со своим замечанием Нэйтон и так спешил, что не дал ей договорить.
- И ты туда же?
- Дорогая, только не надо сразу ему в глотку вгрызаться, - улыбаясь, вклинилась и Эллисабэт.
- Да я ему сейчас такое устрою! – Ренис продолжала напускать на себя устрашающий вид.
- Не надо! Ты хоть подумала о том, что о тебе подумает Нэйтон?! – всполошилась мать, испуганно взглянув на улыбающегося парня.
- Мам, не усложняй, - сдалась Ренис.
- Я ничего плохого не подумаю, а если и подумаю, то сразу все выплесну в лицо, - торопливо пояснил Нэйтон, который, не отрываясь, смотрел на Эллисабэт, не в силах отвести взгляда.
Что прекрасно видела Ренис. Но вопреки сложившимся принципам, здесь не было и тени пресловутой женской зависти, ревности и недовольства недостаточным вниманием, отнюдь, Ренис на это удовлетворенно улыбалась. Это прельщало, можно даже сказать, ее переполняло гордостью за столь красивую мать. «Вот бы ее еще Алексу показать, чтобы воочию узрел, что такое подлинная красота...», - думала коварная дочь добродушной Эллисабэт Нолл.
- Это хорошо. Прямолинейные люди – то, что нужно моей Ренис, - сказала мать и громче добавила. – Вставайте и живо на кухню!
Нэйтон с Ренис не посмели ее ослушаться.
В тихой, скромной, почти семейной обстановке эти трое, перебрасываясь безобидными вопросами и словечками, в большинстве которых были колкие шуточки и остроты Нэйтона с Ренис, вполне себе приятно провели время за распитием чая. Они так этим увлеклись, что и не заметили четвертой чашки по счету, которые, не уставая, вовремя подливала как бармен алкоголь богатенькому посетителю, не в меру щедрая Эллисабэт Нолл. Ее радости не было предела. То, что у Ренис появился хоть какой-то друг, уже вознесло ее до небывалых высот. Не до конца в дружбу верилось, конечно, но Эллисабэт все же верила.
Поняв, что пятую чашку, которую готовилась поднести Эллисабэт, в себя некуда уж боле вливать, Нэйтон встал и распрощался, осыпая через раз благодарностью за столь неожиданно приятный вечер, и направился к двери. Ренис вышла вместе с ним проводить со двора и, увлекшись разговором с ним, не заметила, как пошла с ним в его сторону, продолжая, о чем-то горячо спорить.
Их увидели Гордон, Луи, Оливер и Алекс, которые промчались мимо на машине Фринвуда.
- Это же Нэйтон! – выкрикнул Оливер, узнавая того и прилипая к окну.
- Останови, подберем! – хором добавили Гордон с Луи.
«Пусть черти его подбирают!», - озлобленно подумал Алекс и прибавил скорости, поглядывая в зеркале заднего вида на ту, что шла рядом с их другом. Далее в машине начались обсуждения той, что сопровождала Нэйтона, которые я любезно опущу.
         Ренис Нолл по возвращении домой, немного посидела в комнате матери, общаясь с ней о прочих мелочах и, пожелав спокойной ночи, ушла к себе. Девушка после этого отдыхала еще три дня, а на четвертый все же настроилась пойти в университет. Куда деваться, срок поддельной справки подошел к концу, отсиживаться дома уже было нельзя.

Глава тринадцатая: «Клуб».
Это был двадцать второй день, когда покончив с водными процедурами, она прошла в кухню. Завтрак был на столе, Эллисабэт уже не было. Ренис в этот день припозднилась и спустилась не вовремя, не успела помахать ручкой матери на прощание.
Позавтракав и собрав себе бутерброд, она убрала со стола, быстро обулась, вышла и закрыла за собой дверь. По привычке пошла по дворам, совсем позабыв о Нэйтоне. Вспомнила только когда дошла до последнего оживленного перекрестка, перебежав который, оказалась у парка, что вел к университету. Где-то впереди увидела и узнала Нэйтона. Подумала было догнать, но увидев, как к нему присоединились несколько парней, отбросила эту мысль далеко-далеко на задворки сознания.
Она прошла главные ворота, держась позади компании Нэйтона, как вдруг ее кто-то окликнул. Голос она узнала, но замешкалась, размышляя над тем, стоит ли ей оборачиваться и не лучшим ли будет притвориться, что не услышала и уйти? Девушка все же остановилась, глубоко вдохнула и повернулась к бегущей к ней высокой розововолосой студентке.
- Привет, - сказала сухо и грубовато первой Ренис.
- Привет, - Грина тряхнула головой, сбивая набок непослушную густую челку, лезущую в глаза. – Тебе уже лучше?
- Ну. Раз пришла сама и своими ногами, наверное, лучше.
- Знаю, знаю, - Грина виновато потупила взгляд. – Мы же с тобой в последнее время даже и не разговаривали, и… я тоже чувствую немного неловко и неудобно за это...
- Тоже? – переспросила Ренис, кривя губами. Она постаралась мило и добро улыбнуться, чтобы смягчить эти грубые нотки в голосе, но вышла только натянутая усмешка.– Я ничего подобного не ощущаю. Мне вполне себе комфортно. Так что, забудь и веди себя так же как и вела все это время.
- Все это время – мне было не комфортно. А вот сейчас – в самый раз.
Ренис Нолл посмотрела на Грину Смит, Грина Смит на Ренис Нолл, обе понимали, что именно хотела этим донести розововолосая до новенькой. Таки да, без лишних слов. Туда бы еще пакетик раффаэллок и вообще идеально! Но не буду передергивать. Как ни в чем не бывало, они переключились на обсуждение дней, которые пропустила Ренис и вместе пошли к университету. В фойе, проходя мимо Анри с Вики и окруживших их девушек, они четко услышали, как староста отпускает шуточки в их сторону, очень громко нашептывая девчонкам, которые смеялись еще громче в угоду старосте, бросая косые и насмешливые взгляды на розововолосую подругу новенькой.
- Что такое? – поинтересовалась Ренис у Грины.
- Ничего. Просто кое-кто в своем репертуаре.
- Который я сейчас подпорчу.
- Не надо!
Но хвататься за Ренис было поздно, она уже развернулась и ушла в сторону Анри, которая, кстати, тоже вышла из круга и пошла бесстрашно навстречу. На публике нельзя ронять лицо в грязь, такую, как Ренис, на публике лишь смелость, храбрость! Столкнулись они посреди огромного помещения первого этажа, привлекая взгляды всех присутствующих в фойе. Обе стояли и с обоюдным презрением разглядывали друг друга. Фринвуд заговорила первой:
- Оклемалась, девочка? – звенела насмешка в голосе и никак не забота отзывчивой и доброй старосты.
- А ты, видимо, больше всех скучала по мне, раз уже чешешь своим поганым языком.
- Ренис, пойдём, - подошла и потянула, взяв за руку, Грина во избежание ссоры.
- Зато у меня не такая поганая память, как у тебя! – парировала запоздало Анри, намекая на кое-что, что знали они обе и еще несколько лиц.
- То, что ты за меня заступилась, еще не значит, что я позволю измываться надо мной.
Анри удивило то, что Ренис даже не попыталась скрыть и смутиться, и вообще, не считает себя ее должницей. Стоящие неподалеку девчонки зашептались, выспрашивая друг у друга, когда и за что Анри могла заступиться за новенькую. Но никто ничего не знал.
- Я не... - открыла рот Анри, но ее перебили.
- Еще как да! Оставь эти свои искрометные комментарии при себе. Ни я, ни Грина, не сопровождаем твое появление поливанием грязью, так с чего же ты – пример и представитель группы, считаешь, что подобное дозволено тебе?
- Хватит, Ренис, - тянула отчаянно Грина, и ей даже удалось немного сдвинуть с места новенькую.
- Какая благородная нашлась! – послышалось в толпе.
- А сама мордашки нашим бьет не хуже хулиганов! – вторила еще одна смелая душа под шикание подруг.
Ренис глянула на них и узнала. То были подруги Кристи. Анри, не понимая, но догадываясь, переводила взгляд с Ренис на подруг Кристи.
- Надо будет – и вам набью. Будете меньше языками трепать.
На угрозу новенькой девчонки возмущенно встрепенулись и притихли. Раздался звонок, с которым все суетливо разбежались. Остались стоять только Анри, Ренис, да Грина с Вики. Староста изменилась в лице, оно стало серьезным.
- Не думала, что скажу это тебе, но мне нравятся, такие как ты, - сказала она загадочно и потянула губы в скупой улыбке.
- А мне такие как ты – нет, - грубо отрезала Ренис, про себя подумав. – «Лицемерная копия брата».
- Я просто обязана зачислить тебя в свои подруги.
- Не получится.
- Не будь так уверена. Я всегда добиваюсь поставленных целей любой ценой.
- Хороша же ты! Небось, и верную подругу ради меня бросишь?! – сказала Ренис и уставилась на Вики, невинно хлопающую глазками. Фринвуд повернулась к подруге и приоткрыла рот, чтобы возразить, да только Ренис, оставив ее, побежала, уводимая Гриной на занятие, ведь они и так больше пяти минут потеряли.
Занятие пролетело для нее незаметно. И в длинный перерыв, вспомнив об угрозах Нэйтона настигнуть ее с гитарой, она предпочла отказаться от скамейки и провести время с Гриной, которая в связи с отсутствием зеленоволосой сама предложила новенькой прогуляться по двору университета. Что они сделали: коротали непринужденно время. Хотя, кто знает, может и принужденно. Ренис даже позволила вытянуть из себя подробности заступничества старосты и очередной маленькой победы над Кристи, что привело Грину в неописуемый восторг.
- Ну, а Нэйтон? – спросишь меня ты.
- А что Нэйтон-то? – взбычусь я, но снисходительно поясню: Нэйтону было не до нее. Так-то было, но Алекс приложил все усилия, чтобы не было. Фринвуд под видом срочной необходимости порепетировать насилу утащил его со скамейки в беседку, куда дорогу практически забыл Нэйтон, познакомившись с Ренис. Раньше он частенько ошивался с друзьями в беседке. Но это раньше. Теперь же его почти не видели там. Вот и изворачивался Фринвуд как мог, выдумывая причины срочно забрать его с собой в беседку, где они часто репетировали, иногда даже без инструментов, отбивая ритм руками, где и кому и чем придется. Сегодня у них намечалось выступление в клубе, поэтому Алекс не особо-то и врал в необходимости репетиции. И все бы ничего, вроде и подготовка началась удачно, и играли на деревянных стенках ладошками, распевающемуся Алексу, но что-то вдруг пошло не так и, зацепившись за несущественную мелочь, Нэйтон и Фринвуд переругались. Их не смогли утихомирить ни Луи, ни Оливер.
А Гордон? Гордон и не пытался. Он пребывал, мягко говоря, в шоке, от того, что видел. Обоих он давненько знал, и такое видел впервые.
К концу их перепалки, Алекс рассерженно оттолкнул Нэйтона, послав его эм... еще мягче мягкого говоря, в клоаку, покинул беседку, оставляя парней недоуменно смотреть себе в спину. По сути, зачинщиком перепалки был Алекс. Но обычно Нэйтон уступал ему и никогда не подводил незначительные ссоры к конфликту. Почему-то этого он не сделал в этот раз.
«Почему?», - озабоченно думал Луи.
«Почему?», - ухмылялся в тайне Оливер.
«Почему?!», - терялся в догадках Гордон.
Им только и оставалось, что закончить так оптимистично начавшуюся, но неудавшуюся репетицию. Они переглянулись и невесело побрели на занятия. Зато Алекс в аудитории не появился. И в этом не было ничего удивительного, Фринвуд часто пропускал. Но не дошел до своего места и Гордон, который вроде бы шел с Луи, Нэйтоном и Оливером. Они слышали, что он остановился в коридоре и с кем-то говорил по телефону, а с кем и о чем – не поинтересовались. С началом занятия и заметили, что его нет, когда расселись по местам и увидели пустые столы Алекса Фринвуда и Гордона Остинса. Луи предположил, к чему это может привести и предпочел оставить эти нехорошие догадки при себе, надеясь на лучший исход.
Ренис после занятий, попрощавшись с Гриной, все теми же окольными путями взяла курс на свой дом. Вот не хотелось ей видеть Нэйтона. Почему? Я пожимаю плечами. Да и она тоже.
Дома она прибралась, перекусила оставшимся завтраком, схватила с дивана свою гитару и пошла с ней наверх к себе в комнату. Настроение все еще требовало хандрить, вот она взялась за грустные мелодии. Но стоило ей ударить по струнам, как с резким звоном оборвалась струна, едва не задев одним концом пальцы, а другим глаз.
- А-А-А-А-А!!!! Нет! Нет! Нет! Нет!! – наполнился дом схожими криками с чередованием нецензурной русской бранью. Орала благим матом, а с виду такая безобидная и культурная персона, не сказать, что имеет запас столь грязных слов.
«Наверняка это Нэйтон вчера перетянул! Надо было проследить, чтобы не трогал колки!», - она бережно, будто то был раненный солдат, положила гитару на кровать, схватилась за голову обеими руками и в сердцах пнула сумку, попавшуюся первой на глаза и под ноги. Постояв немного в раздумьях, вытащила деньги, оставшиеся после недавних покупок и ключи. Быстро сбежала вниз по лестнице, влезла в обувь и выскочила за дверь, не забывая проверить, закрыла ли.
Девушка побрела в уже знакомый центр города в поисках магазинов, в которых могла бы приобрести комплект струн. Что ли попробовать излагать иначе? Авось, получится.
Это был прохладный осенний вечер, вечер глубокой осени, когда обманчивое яркое солнышко поутру гарантирует сырой пасмурный вечер. Таким именно вечером, душою замирая в ожидании дождя, девушка шагала по городу и чувствовала, что ее немного подергивает. То были мурашки, они бежали без остановки по телу от этого пронизывающего сырого воздуха. Оставалось только зубами стучать в унисон, но нет, она сделала глубокий вдох, выдох, попыталась расслабиться, принять сырость и привыкнуть к холоду осеннего вечера.
«Надо же, я и не заметила, как быстро месяц пролетел. А казались-то секунды часами!», - она после долгой ходьбы вышла из их коттеджного поселка к перекрестку, от которого открывались четыре пути. Да только она не богатырь и не конь богатырский, ей колебаться не суждено: свернула смело по дороге, ведущей к центру города, в котором так неаккуратно стояли застроенные чересчур близко дома и торговые центры, которые будто жались друг к дружке от холода. Эта часть города заметно отличалась – пестрила яркими зазывающими афишами, таблоидами, рекламными щитами и неоновыми вывесками.
Читая и не упуская ни одной из виду, девушка все шла мимо. Порою, отвлекаясь, она переводила глаза себе под ноги и погружалась в свои мысли, которые неизбежно затягивали ее в воспоминания: перед глазами были те, кого она с ненавистью припоминала и, как она считала, их было за что ненавидеть. В такие мыслительные моменты ее лицо менялось: брови до упора нахмурены, отчего возникала полоса у переносицы, взгляд был обращен вниз или же вперёд – куда-то сквозь многолюдную толпу. Иногда глаза рассеянно пробегали по вывескам, но не находя ничего путного, вновь безразлично упирались под ноги.
Глядя на эту девушку со стороны, и так, будто никогда мне не была знакома, лично у меня само собой напрашивалось мнение, что у нее серьезные проблемы в семье ли, в университете ли, на работе ли (ежели такая имеется), не важно. Было заметно это ее недовольство на окружающих ее людей, они раздражали ее, мешали сконцентрироваться на своих мыслях. А их было так много, не мыслей, людей: парочек; толп щебечущих ни о чем девчонок, что устроили себе прогулки вместо того, чтобы пойти домой; разодетых малолеток, пытающихся привлечь внимание, диким и вульгарным смехом; взрослые, что торопились куда-то и толкались, порою так грубо...
Все это просто выводило из себя! Почему? Отчего? Неужели из-за одной порванной струны? Или как обычно, из-за манер и поведения? Скорее от того, что нарушали тишину в ней самой, тишину, без которой сложно услышать голос, который часто раздается в ее голове. Без него она не могла сосредоточиться на том, что хотела найти в своих воспоминаниях.
Небрежно и с отвращением осмотревшись вокруг, она ускорила шаг, захотелось поскорее купить то, что нужно и покинуть эти шумные живые улицы, подобно змее скользнув в тихие и пустынные дворы своего района, в котором можно проползти к своему, хоть и не столь родному, дому. Центр города она знала плохо, но все же сейчас упрямо шла вперед, чаще поднимая глаза к вывескам. Обычно, в такие неопределенные моменты на нее нападала паника, но девушка пока что пребывала в спокойствии.
«Нашла!», - пронзил голову голос, смотревшей заворожено на название магазина девушки. Она забежала на радостях в этот магазин, недолго выбирая, купила подходящий ей набор струн и довольная собой и своей покупкой вышла. Посмотрела по сторонам, перешла на другую сторону улицы, по привычке аккуратно бросила вокруг взгляд – на наличие слежки, хотя, если бы она и была, заметила ли бы она потенциальных следопытов своим неопытным взглядом? Навряд ли. Но она посчитала, что мнимый горизонт мнимо чист, и теперь уже медленно и, наслаждаясь каждым шагом и мгновением, поплелась домой. Чего ей спешить и торопиться, когда пачка струн надежно спрятана за молнией в кармане курточки? Да она уже мысленно затянула эту струну и взяла с ней пару аккордов! Кровь закипела от удовольствия, даже холод этого вечера перестала ощущать.
Спокойствие ее было недолгим, впереди в гуще людей она увидела и признала знакомое лицо. Внутри нее все закипело.
«Ну почему именно сейчас?!», - кричал голос в наступившей мертвой тишине ее черепушки.
То был парень, что взволнованно метался от стены здания магазина до бордюра тротуара. Он кого-то высматривал в толпе. Явно кого-то, кого очень долго ждал, в ком нуждался и кого все не находил. Конечно же, внезапно он и его глаза, аналогично глазенкам девушки, выхватили ее в толпе. Их взгляды встретились, как бы она не пыталась этого избежать, это случилось: парень узнал ее, улыбнулся.
«Вот вечно он улыбается и вечно он не вовремя!», - девушка отвела взгляд так, будто не на него смотрела и, вообще, знать не знает его. Повернула голову в сторону, притворяясь, что тоже что-то ищет. Приготовилась пройти мимо, усердно воротя голову от неожиданного знакомого, притворяясь, что не видит его, и что неизбежное столкновение их не случится. И когда это вот-вот должно было произойти, парень протянул руку, поймал за запястье, потянул, заставляя остановиться. Эх, а ведь она почти ушла! Шанс был так близок!
Сказать бы, что этот ход был неожиданным, но нет, вранье! Вполне себе ожидаемо. Она бы сильно удивилась, дай он ей пройти вот так вот. Девушка взглянула на него, он продолжал улыбаться, не придавая значения ее очевидному желанию быть неузнанной и даже хорошо читаемой попытке сбежать.
- Привет.
Ее состояние сложно было описать. Пойманная с поличным в такой момент, в попытке лживого притворства во избежание встречи и разговора, она пребывала в растерянности. Почему он проигнорировал все это и остановил, а не дал пройти мимо, оскорбившись таким отношением к себе?! Она рассчитывала еще и на это. Но, увы. Маленькое фиаско, от которого ее било мелкой дрожью изнутри, не помешало ей остаться снаружи холодно-равнодушной гипсовой скульптурой.
- Привет, - ответила Ренис и безразлично потянула правый уголок губ.
- Слышал о тебе, но не видел тебя сегодня. Ты чего здесь, да еще и одна? – поинтересовался Нэйтон, в глазах которого читалось беспокойство. Чем он был так озадачен?
- А что, девушка уже не может прогуливаться одна? – Ренис ответила раздраженно, с недобрым прищуром глядя на него. Вечно подозревающая всех во всем девушка и всегда находящаяся в поисках подвоха, даже если было очевидно, что его нет. Ренис Нолл интуитивно чувствовала, что с Нэйтоном что-то не так. И глядя на него, она думала. – «Этот потерянный, блуждающий и разочарованный взгляд и его дежурная улыбка беспечности не помогает ему скрыть этого».
- А как же подруги? – нарочно шире улыбнулся Нэйтон, еще скользнув глазами по проходящим мимо парням.
- Ты уже успел забыть, что у меня их нет?
- Ах, да, точно... - Нэйтон даже потерялся от своего глупо и необдуманно заданного вопроса. Он замолк, вернул ищущий взгляд к ней и как-то странно замер, так и не выпуская ее руки из своей.
«Что-то не так! Что-то... но что?» – Ренис в ответ заглянула парню в глаза и заметила, как в одно мгновение изменился взгляд парня. – «Словно прозрел, или осенило, не знаю, что больше подходит... не важно. Мне надо домой!», - подумала она и легонько потянула свою руку.
Нэйтон сжал крепче:
- Ренис. Мне нужна твоя помощь.
Это прозвучало для нее подозрительно. Она настороженно посмотрела на него и потянула руку сильнее.
- Не могла бы ты сходить со мной в один клуб? – попросил Нэйтон, игнорируя ее попытку выскользнуть.
- Я не хожу по таким местам, - огрызнулась она, дергая руку и собираясь уйти.
- Ты меня очень выручишь... прошу, пойдем.
- Могу ли я доверять тебе? – спросила Ренис, заглядывая в эти умоляющие глаза.
Нэйтон со всей серьезностью кивнул. Устного согласия не прозвучало, она не кивнула, и даже глазами знака не дала, только перестала тянуть руку. Он понял это по-своему и, не выпуская ее руки, юркнул в переулок, свернул между высотками, побежал через дворы, и завернул несколько раз вправо, остановился и перешел на шаг.
Шли они недолго. И то, что шли по незнакомым и мрачноватым улицам в сгущающихся сумерках, сильно пугало девушку. Нагнетало и молчаливое торопливое шарканье Нэйтона, ведущего ее за собой все дальше. Это добивало Ренис. Она уже жалела, что не сказала твердое «Нет!». Закрадывались нехорошие мысли и сомнения на счет Нэйтона.
У какого-то неприметного клуба он застопорился и повернулся к ней, словно хотел что-то сказать, но увидев ее растерянность и готовность убежать, развернулся и вошел в клуб, затаскивая ее за собой. Они не остановились ни у бара, ни в зоне столиков, ни на танцполе, ни у сцены посреди зала. Парень целенаправленно вел ее дальше – к комнатке, к которой тянулся темный и плохо освещенный коридор. Переполненная страхом и паникой, Ренис приготовилась рвать когти, но поздно поняла, что пути к отходу перекрыты – Нэйтон, распахнув дверь, втолкнул ее в комнату и преградил дорогу к двери.
Комната была небольшой, с виду уютной. Здесь были два мягких широких кресла и средних размеров диван, узкий столик в углу, скорее, для галочки и ничего больше. В креслах Ренис обнаружила двух парней в окружении уже знакомых ей предметов в черных чехлах. Впрочем, и парни были ей знакомы. Не раз уже сталкивались, только вот имен до сих пор не знала.
«Какого черта, Нэйтон?!», - вопила она всем нутром, и этот крик отражали ее испуганные глаза, Ренис попятилась и уперлась спиной в стену. Первые секунды ее накрыли с головой неприятные догадки, нагнетающие в ней волну истерии, но и это все перешло в холодное спокойствие.
- Ну, наконец-то! – вскочил один с кресла. – Чего так долго и…почему она?! – пристально вглядываясь в Ренис, сказал он. Это был Оливер Бруттс.
Нэйтон, не обращая внимания на Оливера, повернулся к девушке и сказал:
- Ренис, дело в том, что мы – группа, и двое наших участников нас сильно подвели, - он покосился на второго парня, что сидел в кресле, сгорбившись. – Я и звонил, и искал. Искал уже и других, но…кроме тебя никто лучше не встретился.
- Э-э-э…оставь эти пламенные речи… - девушка нервно отмахнулась и ринулась к двери, намереваясь снести с пути преграду, будто была мощным бульдозером, а не хрупкой девушкой.
- Ренис, - раскинул руки парень, не давая пройти. – Ты же умеешь играть (тут лица двух других парней изумленно вытянулись и обратились к девушке), выручай. Я разъясню, что да как, разучишь с нами, и мы хоть как-то что-то толкнем на сцене…
- Не проще ли отложить выступление и… - тут Ренис не дали договорить.
- Мы бы это сделали, знай заранее, что нас так кинут. Пожалуйста, Ренис.
Оливер фыркнул и отвернулся, так и хотел сказать: «Нашел, кого упрашивать!». А девушка замотала головой, обошла Нэйтона и снова попыталась дойти к двери:
- Во-первых: я не умею петь, голоса у меня отвратный, как и слух никчемный. А во-вторых: я не желаю светиться здесь, мне это не нужно. Пропусти меня…
- Всего лишь раз, Ренис, - не сдавался Нэйтон, в который раз загораживая собой заветную дверь.
- Сейчас твои вокальные данные не важны. Я буду петь с тобой, и мой голос будет ведущим, - встал с кресла и второй парень. Он подошел к ней и Нэйтону. – Ну, а если тебя смущает, что тебя здесь увидят и узнают, то я найду тебе, чем замаскироваться. Это вовсе не проблема.
Ренис была настроена категорически и снова повернулась к Нэйтону, чтобы конкретнее это высказать и, поставив на том точку, уйти, но взглянув в его жалостливое лицо, сама не веря собственным словам, произнесла:
- Если только сегодня, то ладно…
- Тогда знакомься, - в момент сменил мордашку на сияющую маску довольства Нэйтон. – Это Луи, - представил он стоящего рядом парня. Луи Прескотт легонько качнул головой.
- И Оливер.
Оливер Бруттс нехотя поднял руки кверху и помахал ими, насмешливо глядя на Ренис.
- Да знакомы вроде. Так ведь, парни? – проскользнула явная обида от нее.
- Серьезно? – засомневался Нэйтон, напрочь позабывший о той потасовке с Кристи, в  которой присутствовали почти все его друзья.
- Ага. Сталкивались в универе несколько раз, - осторожно вставил Луи, опережая Оливера.
- Время поджимает, - грубо заметил Оливер, которому помощь именно Ренис была как осколок стекла в глазу. Сказали б о таком ранее – ни за что бы не поверил! – Давайте пробную игру проведем, хоть разок.
Луи поспешил расчехлить гитары и вручил их всем, кроме Оливера. Оливер приходился ударником. Луи и Ренис расположились на диванчике, а Нэйтон примостился на кресле, отдельно. Прескотт показал аккорды, бой и ритм. Затем они попробовали вместе, а потом уже она сама. Ее партия звучала обособленно от той, что должны были играть Луи и Нэйтон. В принципе, как считала она сама, все было не так уж и сложно.
        - А теперь текст. На всякий случай, я набросаю его на листке, прикрепишь к коленке. Так, смотри, - Прескотт, сменяя аккорд за аккордом, по строчке исполнил песню.
- Пиши текст, попробуем вместе, - сказала Ренис. С этим парнем было неожиданно просто и легко, он не был таким, как Фринвуд. А ведь первое впечатление о друзьях Алекса оставляло желать лучшего.
Пока они с ним вдвоем распевались с частыми поправлениями и объяснениями того, как надо было взять «эту часть песни» от Луи, Оливер Бруттс, что стоял возле стола и отбивал ритм палочками по воздуху, задумавшись, поглядывал на них и несколько раз сбился. Что же такого он себе надумал и что увидел? Знать бы…. За пятнадцать минут до выхода они уже вчетвером попробовали отыграть всю композицию и остались более и менее довольны результатом. Даже Оливеру не к чему было придраться.
- Что насчет конспирации? – с улыбкой напомнила Ренис.
Луи снял с себя, приготовленную для выступления и для своего эффектного выхода, кожаную курточку, утыканную всякими металлическими крючками, кольцами и цепями.
«Что за ужас?!», - подумала Ренис про себя, но отказываться стало неудобно. Раз уж парень пошел на такие жертвы, то отвергать его прорывы – как минимум, жестоко. Хотя, может, в глубине души он на отказ и рассчитывал, но облом, жертву приняли и тут же надели, недовольно заметив:
- Мне бы лицо спрятать, а не узкие девчачьи плечи, - Ренис придирчиво оглядела торчащие плечики куртки, которая была ей явно не по размеру.
Нэйтон взял с подлокотника кресла кепку и протянул ей. Не мешкая, Ренис Нолл приняла, надела и надвинула по самые глаза.
- Вообще-то, это мое! – недобро глянул на нее Оливер.
- Сейчас как обижусь и уйду, - пригрозила Ренис, и Оливер, поджав губы, отвернулся.
- Пять минут осталось, - Нэйтон смотрел на часы.
- Пойдемте уже, пока я все подсоединю и настрою, не меньше двадцати минут уйдут, - сказал Луи и, взяв гитару, неуверенной походкой вышел за дверь. Прескотт сомневался, и даже более чем был уверен, что их ждет провал. И никакая Ренис их не спасет, будь она хоть трижды виртуозом игры на скрипке ногами с закрытыми глазами.
Того же мнения был и Оливер. Вот только Нэйтон думал не о том. То есть, вообще, о том не думал. Его мысли были заняты Алексом и Гордоном, которые больше всех упрекали его прогулами репетиций, а сами не удосужились явиться на выступление, мало того, еще и телефоны отключили.
«Как же так, а? Ну, как так?!», - сокрушался без конца Нэйтон.
Что касается самих Алекса Фринвуда и Гордона Остинса, то они в данный момент проводили время в шумной веселой компании, в которой женской половины было раза в два больше. Веселье их сопровождалось безмерным количеством алкогольных напитков, коими был забит своеобразный бар в квартире Фринвуда, в которой все они и собрались. И таки да. Он все это затеял намеренно. Нет, не пьянствовал намеренно, а именно пропускал выступление в клубе, заставив сделать это и Гордона (который только рад напиться да спьяну порезвиться). Ведь без одного участника можно как-то выкрутиться. А без двух – сложновато, особенно, когда один из этих филонщиков является незаменимым вокалистом. Вот такая вот, хоть и не изощренная, месть своему же лучшему другу. Бывает же в жизни такое. На то она и жизнь. Не устану это повторять. А, нет, уже устаю.
И все же покоя Алекс все это время не знал, помнил о подкинутой подлянке своей группе, ни на секунду не позабыл. Изъедаемый сожалениями и негаданно проснувшейся совестью, Фринвуд разогнал всех из квартиры, закончив бесконтрольное распитие спиртного и прихватив с собой в стельку пьяного Гордона, с трудом запихнув его в машину, на всех скоростях помчался к клубу. Он успел почти к самому концу выступления. Увиденное шокировало его: незаменимому участнику легко нашли достойную замену.
«Кто этот парень? Кто он?!», - Алекс был поражен тем фактом, что без него ребята не только справились, но и сделали это гораздо лучше, чем с его участием. Черт подери, да ему даже самому их выступление понравилось, как бы он не хотел этого признавать!
Вернусь назад, немного. Самую малость. К тому, с какими мыслями шла на сцену сама Ренис Нолл, ребята-то, понятно, что с пессимизмом. Так вот, она аналогично разделяла их настрой и почти на все сто процентов была уверена в неизбежном провале. Волнение, конечно же, было, как тут не волноваться-то?! Какая-никакая, но все же сцена, пусть и в этом захудалом клубе. Ее переживания понемногу утихли, стало даже все равно, лишь бы только поскорее отыграть и уйти домой, а там лечь на кровать, завернуть голову в одеяло и обо всем забыть, словно это был страшный сон. Но когда Ренис вышла с ребятами на сцену и увидела эту массу зрителей в зале, волнение снова поглотило ее.
«Ни за что бы не подумала, что они так популярны, пусть и в пределах этого города. Ну и ну!», - Ренис поправила ремень гитары на плече и забилась в дальний угол сцены, откуда наблюдала за манипуляциями Луи, он бегал с кабелями от одних высоких ящичков к другим, чем обычно занимался у них Гордон.
Нэйтон помогал что-то прикручивать Оливеру за его установкой. Толпа у сцены, подбадривая, нетерпеливо выкрикивала требования начинать.
- Садись, так будет устойчивее. Тебе, - подкатил Ренис высокий стул Луи.
Она села поудобнее и как можно комфортнее расположила гитару. Поправила приклеенный от самой коленки по всей длине бедра продолговатый лист с текстом.
«Хорошо, что он до этого додумался, а то я уже позабыла текст», - с благодарностью зыркнула в сторону Луи она и пробежалась глазами по бумаге, вполголоса напевая мотив.
И вот уже Оливер занял свое место. Слева от него стоял с медиатором наготове Нэйтон. Справа и чуть впереди Ренис, а левее нее – Прескотт. Он также расположился на стуле у микрофона. Сидел вполоборота – обращая свое лицо одновременно в две стороны – вроде бы и к залу, и к Ренис.
«Это, чтобы мне подсказывать, да?», - подумала она.
- Да, - сказал бы Луи, задай она этот вопрос вслух. Как уже упоминалось, Прескотт был автором всех песен, исполняющихся Алексом, но сам Луи ни разу не спел здесь, хотя это он наставлял и обучал Фринвуда брать высокие ноты. Так что, в каком-то смысле, это был его дебют. Именно его дебют, потому что голос Ренис шел в подпевку его солирующему голосу. Обычно же Луи подпевал солисту, за которого сегодня отдувался.
Оливер поднял вверх палочки, парни приготовились. Ренис напряглась. Кодовый тройной удар палочками друг об друга, широкий размах и удар по барабанам, за которым зазвучали еще три гитары.
Для такого спонтанно собранного, буквально из ничего, состава с нехваткой в еще одного человека, это вечернее выступление прошло на ура. Чего они ни как не ожидали. То есть, ожидаемого ими провала не случилось: Ренис старалась, но без подсматривания на листок не обошлось. Зато удалось избежать сбивания с ритма, за что она больше всего переживала. Спели они с Прескоттом чуть менее чем идеально. То ли она подстраивалась под Луи, то ли он под тембр ее голоса – непонятно, но получилось на славу. Правда, Ренис все нестерпимо тянуло зевать, что обострялось на припевах, но она стойко переборола рефлексы коварного организма. Подавляя зевоту, понижала голос, что не испортило звучание слов Прескотта и всей мелодии.
Когда песня подошла к концу и все лампы в зале зажглись, освещая весь клуб и многочисленную толпу, стоящую у сцены, которая одобрительно выла, похлопывая дружно в ладоши, то те, что находились на сцене, недоверчиво переглянулись. Им нужны были сейчас люди, умеющие профессионально ущипнуть и дать понять, что нет, это вовсе не сон!
Луи первым встал со стула, сделал жест рукой Ренис, подзывая к себе. Она послушно подошла к нему, а вместе с ней и Оливер с Нэйтоном. Все они переглянулись и поклонились. А когда разогнулись, то практически все четверо разом увидели позади толпы зрителей стоящих в зоне столиков Алекса и Гордона. Оба парня были мрачны. И Алекс куда мрачнее.
Глядя на них, Ренис интуитивно почувствовала, что это те самые недостающие группе участники. Точно этого знать она не могла, однако выводы сделала из фрагментов встреч с Алексом – при нем неотъемлемо находились и Луи, и Оливер, и Гордон.
«Кто еще могут быть в составе группы, если не знаменитость университета – Алекс Фринвуд?! И этот второй выскочка…», - это недоказанное открытие смутило ее. Стало не по себе, да так, что повернувшись, она спешно убежала со сцены назад, в комнатку, где репетировали. За ней последовали и остальные.
Ренис уже судорожно упаковывала гитару в чехол, сгорбившись у кресла и думая про себя:
«Еще окажется, что это его гитара. Ну его, от греха подальше!», - не успела она закончить мысль, как хлопнула дверь и в комнате появились Фринвуд и, еле волочащий спьяну ноги, Гордон Остинс. Луи, Нэйтон и Оливер, бросили свое занятие (они тоже зачехляли инструменты), выпрямились и недовольно посмотрели на вошедших парней. Ренис замерла и душой и телом, все еще сгорбившись над гитарой у кресла.
Алекс сделал несколько шагов вперед своими непослушными ногами от выпитого количества горячительного, с совершенно неуместным в данной ситуации высокомерием, посмотрел каждому из ребят в лицо и остановил свой взгляд на спине в кожанке.
- Браво! – воскликнул Фринвуд насмешливо и в то же время с хорошо ощущаемой обидой.
Отвечало ему хоровое молчание присутствующих.
- Как удачно, а, главное, быстро вы заменили меня и Гордона! – Алекс с надменной миной повернулся к Гордону, ища поддержки в виде привычных едких комментариев, но тот, увы, уже лежал на диванчике, свернувшись калачиком.
Гордону было плохо, и чтобы позорно не разблеваться перед всеми, он поспешил принять горизонтальное положение и предаться сну, тем самым обманывая свой бунтующий организм. Не найдя в нем поддержки, Фринвуд, закусив губу, снова нацелился на таинственного человека в кожанке, который, казалось, умер в этой позе, прямо так, стоя. Ибо, как можно так долго не шевелиться?! Уму непостижимо!
Ренис не двигалась. Может, она наивно полагала, что если будет неподвижно стоять, то ее не заметят и о ней вскоре забудут? Деточка, ты не в лесу, и Алекс далеко не медведь, мертвой ты ему не притворишься. Он давно свою жертву приметил! Да и пришел сюда Алекс лишь для того, чтобы заглянуть в лицо человеку, что так заинтересовал его. Другие ребята на выпады Алекса не реагировали, они были злы на него и не желали отвечать. Тем более, вдрызг пьяному, которому весь мир сейчас по щиколотку и явно комнатной температуры.
- Кто он?! – кивнул в сторону неведомого парня Алекс.
Ребята в ответ все вместе обратили взоры на Ренис и не более того. Угрюмое обиженное молчание было их ответом и в этот раз.
- Эй, ты, повернись! – Фринвуд заковылял поближе.
Ренис выпрямилась и, сама себе удивляясь, повернулась к нему. Но любопытство Алекса не угасло – перед ним все еще стоял неизвестный ему человек в сильно задвинутой на лицо кепке.
Вот уже в который раз они оба стояли лицом к лицу. Алекс схватил за козырек, приподнял, открывая лицо, а затем полностью снял и отшвырнул кепку, которая козырьком вонзилась в спину Гордона и упала на пол. Гордон ничего не почувствовал, только ножкой нервно дернул и простонал от испытываемых желудочных судорог. А вот Алекса накрыло чувствами, что прояснялись на его лице: увиденное для него, определенно, было ударом. Он, приоткрыв рот, завис, словно навечно потерял дар речи.
Оливер, тот самый Оливер, что видел в Алексе лишь соперника, сейчас, откровенно говоря, торжествовал, вместе с тем, не забывая про себя злорадствовать. Поскольку такого выражения на Фринвудовском лице ему еще не приходилось видеть. Оливер даже проникся трепетным уважением к Ренис, что подарила ему такую возможность лицезреть шок несравненного Алекса.
Луи весь подобрался и сжался, будто пытался измельчиться и закатиться сквозь щели в половицах куда подальше, и не видеть своими глазами назревшей глобальной ссоры и ругани. Ведь он этого так не любил и всячески старался избегать и предотвращать. Так чего же не пожелал предотвратить и эту? Или хмельной Фринвуд был не усмиряем и настолько страшен в бреду? Кто знает...
Гордон... эм... Гордон перевернулся с одного бока на другой и продолжил, поджимая крепко губы, сдерживать рвотные позывы. Ясен пень (но пень – не ясень), что ему было не до дражайшего друга и уж тем более до какой-то там паршивой Ренис.
Взглянем же на того, кто и приволок, вопреки ее желанию сюда Ренис. Ага, на того самого Нэйтона, который невозмутимо смотрел на Алекса и Ренис. Но это на первый взгляд. На деле же он напряженно соображал, что сейчас выкинет Алекс, и что ему следует предпринять во избежание серьезного конфликта с последующей потерей Фринвуда как друга. Коим он все еще дорожил. Нэйтон перебирал в уме все возможные психологические методы, но ему не пришлось их применять.
- Я пошла, - девушка сняла куртку и, аккуратно сложив, положила рядом на кресло, у которого стояла. – Спасибо, Луи.
Сказала только это, разумно решив, что нетрезвого Алекса лучшим будет проигнорировать. Не проронив ни слова больше, прошла мимо Фринвуда, направляясь к двери. Прескотт опередил ее, забегая вперед, загородил собой дверь.
- Подожди, Ренис. На улице уже темно, мы не можем тебя одну отпустить, - Луи принялся подавать знаки глазами Нэйтону, который опомнился и поспешил добавить:
- Ренис, я провожу тебя.
И тут сам себе усмехнувшись, решил сыпануть соли на и без того щипящую рану Алекса, Оливер:
- Парни, у Алекса под окном машина. Может, все вместе довезем нашу «выручалочку»? – последнее слово он чересчур выделил.
«Вот это ты зря», - подумал Луи и покосился на Фринвуда.
- Нет, - раньше всех созрел ответ у Ренис Нолл. – Я на своих двоих дойду. Мне от вашего Алекса ничего не нужно.
- Ты от этого Алекса ничего и не получишь! Еще чего удумали, чтобы я вез эту... - Алекс кипел, чувствуя, как подступает тошнота. Все выше и выше, настойчивее и настойчивее.
- Вот и прекрасно! – бросила неизвестно для чего, не оборачиваясь, Ренис, отодвинула в сторону Луи и вышла за дверь.
Минутой позже спохватился, сделав свой выбор, Нэйтон и побежал вон из комнаты за ней, на бегу кивнув Прескотту, мол, позаботься об Алексе и моих вещах.
Ренис, оказавшись за пределами клуба, глубоко вдохнула холодного ночного воздуха.
«Оно мне надо было?! Помогла, называется, людям. Как всегда, только хуже сделала. Теперь они там, небось, глотки друг другу рвут за это».
- Пойдём, чего застопорилась, - услышала она рядом голос Нэйтона.
- Что, действительно бросишь друзей ради меня? – съязвила Ренис, но вышло не так хорошо, как обычно.
- У тебя есть плохая привычка – все время забывать, что и ты мой друг.
- Ты только Алексу это пореже в лицо бросай. А то, боюсь, его сердечко не выдержит.
- Не надо сейчас об Алексе, - попросил Нэйтон.
Они вышли на оживленный проспект, с которого несколько часов назад ее забирал Нэйтон.
- Ух, ты! Столько народу в такую-то темень! И чего людям дома не сидится?
- Ты что! Вечер, близящийся к ночи и сама ночь – самое время для прогулок и развлечений! – поучительно сказал Нэйтон.
- Учту, учитель.
- Из головы все никак не выходит...
- Что именно?
- Почему вы друг друга так не взлюбили, - Нэйтон нахмурился и посмотрел на нее. И без имен понятно было о ком он.
- А за что его возлюбить-то?
- А тебя за что?
- Ну так, я не требую и вовсе не прошу любить меня. Единственное, могу попросить оставить меня в покое, но на тебя это не действует, - Ренис улыбнулась. – А что же до твоего друга, то сам у него узнавай, что там по поводу неприязненного отношения ко мне.
- Надо будет с ним поговорить, - серьезно сказал Нэйтон.
«Да только будет ли в том толк!? Ты ведь и так знаешь, что да к чему...», - Ренис сомнительно прищурилась его словам и поспешила отговорить:
- Не нужно.
- Почему же?
- А зачем тебе? Оставь все так, как есть. Мы с ним не часто пересекаемся, ну, а если не делать этого вообще – так и вовсе идеально будет.
- Не думаю, что соглашусь с этим, - буркнул Нэйтон.
- Ну и не соглашайся. Я все равно...
- Останусь при своем мнении, - закончил за нее парень.
- Ага. Да и сам подумай, вот начнешь ты у него выяснять, сцепитесь словами, в порыве ярости переругаетесь или еще чего-то там. Зачем? Зачем портить отношения с другом? Даже если этот друг Алекс, - не забыла ядовито подчеркнуть Ренис.
- Вот опять ты за свое. И откуда в тебе столько злобы? Черпаешь и черпаешь, источник твой неиссякаем?
- А что я такого сказала? – прикинулась круглейшей дурочкой Ренис.
- Еще так искренне удивляешься, что я и сам в это верю, - усмехнулся Нэйтон.
- Ладно, ладно. Обещаю, что больше не упрекну тебя им.
- Сможешь ли сдержаться?
- Ты сомневаешься в моих словах?
- О, нет, что ты! Подожди! – Нэйтон схватил ее за руку и удержал на тротуаре перед перекрестком, где как раз загорелся свет для транспорта, ожившего в движении.
Ренис аккуратно высвободила руку, которую не спешил отпускать парень. Они переждали поток машин и перешли на загоревшийся для пешеходов свет.
- Надо же, а город и впрямь к ночи живее становится, - сказала вслух Ренис, мотая головой из стороны в сторону и бегая глазами не по уставшим возвращающимся с работы лицам, а бодрым и энергичным мордашкам молодых людей в шумных компаниях.
- Ты будто впервые выбралась в центр.
- Я редко это делаю и особенно не делаю в темное время суток. Стараюсь, то есть.
- У тебя какие-то фобии? – вкрадчиво спросил Нэйтон, заглядывая в лицо.
- Да вроде бы не замечала, а что? – на этот вопрос парень лишь покачал головой, при этом пожимая плечами. Они немного погрузились в молчание. Которое нарушила Ренис. – Нэйтон.
- Да? – встрепенулся он, словно только и ждал, когда к нему обратятся.
- Могу я задать пару вопросов о вашей группе? – несмело спросила девушка, решив занять этим непринужденным расспросом долгий путь домой, а от центра города до их района шагать и шагать.
- Я буду рад на них ответить.
- Какой энергичный, - сощурилась она.
- Какая тактичная, - передразнил той же мимикой он.
- Давно вы, так сказать, существуете?
- Еще с первого курса. Может, чуточку раньше. Если конкретнее отсчитать, то года три-четыре вот уже как я с ними.
- То есть?
- По правде говоря, раньше участников было больше.
- Раньше?
- Ну, до того, как я присоединился.
- Так ты не изначально был с ними? – Ренис сильно удивилась.
- Нет, что ты! Меня чуть ли не за уши притянул Алекс, когда несколько участников покинули их. Я долго отнекивался и сопротивлялся...
- Почему? – любопытство, проснувшееся в девушке было настоящим.
- Считал, что это помешает моей учебе и моим серьезным карьерным планам.
- Значит, - улыбнулась, растягивая губы в кривой полуулыбке, Ренис, - не помешало?
- Ничуть. Мне это даже пришлось по душе. Уже и не могу без этого. А поначалу думал, вот, только один раз и больше ни-ни! Потом взял да и втянулся.
- Ты деликатнее выражайся, твои речи на наркоманские откровения тянут. Прямо-таки исповедь наркомана.
Оба натянуто посмеялись.
- Из-за чего ушли те участники, которых заменили тобой? – задала опять вопрос Ренис.
- Уже и не помню. Кажется, было связано с их поступлением в иногородние университеты, - Нэйтон посмотрел на нее. – Хотя, знаю, ты все равно подумаешь, что из-за Алекса.
- И в мыслях не было. Но вот теперь подумаю.
- Злюка.
- А клуб, вы всегда в этом клубе или же это только сегодня?
- Всегда. С него они начинали, в нем и продолжаем.
- Своего рода стабильность, да? А зарабатываете как, много?
- Ты смеешься что ли?
- А что? – не поняла Ренис.
- Это все исключительно ради музыки. Тебе не знакома любовь к искусству?
- Надо же, какие альтруисты. Но куда же тогда идут деньги всех тех, что сегодня тряслись перед сценой? – язвила насмешливо Ренис.
- Налоги, плата персоналу и многое другое. Не платим только за аренду.
- А почему? – девушка округлила глаза.
- Клуб принадлежит дяде Алекса. Вот потому и не платим.
- И поэтому он у вас лидер? Ну, или как там называют главного в группе.
- Лидер?! Хм... может быть. Но он у нас солист.
- Не Луи разве?
- Нет, Алекс Фринвуд, - с заметной гордостью четко произнес Нэйтон Ривер, забывая, перед кем он хвалится этим Алексом.
«Алекс Фринвуд. Который сейчас наверняка там рвет и мечет. И уже устроил разнос Луи...», - подумала Ренис.
- Чего замолчала-то?
- Трачу время на переваривание услышанного.
- А-а...
- Мне, кстати, понравилось, как пел Луи.
- Это ты просто Алекса не слышала.
- Я смотрю, ты таки влюблен в него, - огрызнулась Ренис, - пихаешь его неустанно в каждое свое предложение.
- Но у него, правда, хорошо поставленный голос, - сквозь смех дополнил Нэйтон.
- Сам бы попробовал для начала.
- Этого мне еще не хватало!
- А чего так негативно? Может, твой голос окажется лучше?
- Нет. Это уже опробовано и пройдено.
- Ну, если так. – Ренис сказала и ушла в свои раздумья.
Они быстренько перебежали еще один перекресток и вышли к тому самому парку, в котором несколько раз и выдалось посидеть.
- Как насчет закончить повествование о Шинон? – сам вспомнил и ей напомнил Нэйтон.
- Нашел тоже, что предложить!
- То есть, нет?
- Давай, хотя бы завтра, - устало попросила Ренис. – Меня утомили наши разговоры.
- Ну, смотри. Буду ждать завтра с нетерпением.
- Напомнишь мне, на чем я остановилась.
- Обязательно. Завтра, - сказал Нэйтон.
Они разговорились о чем-то другом и незаметно для себя оказались в своем районе. Проводив до самой калитки, Нэйтон поймал такси и вернулся в клуб, где Алекса рвало нещадно. Еще когда он схватился за рот и недоуменно уставился на Оливера, который сразу же поняв, что к чему и толкнул Прескотта, Луи сразу же схватил Фринвуда и потащил в уборную. И вовремя. Не успели они войти, как Алекс вырвался и бросился к кабинке. Луи преданно стоял рядом, придерживая. И за водой сбегал, полотенце раздобыл. Алексу такое состояние было в новизну, с ним это было впервые. Потому Луи и переживал за друга. Чего не скажешь об Оливере. Он и пальцем не пошевелил и вряд ли собирался это делать для Алекса. Только, когда, медленно встав и не открывая глаз, наощупь пошел к дверям Гордон, недовольно цокнув языком, пошел следом и Оливер, чтобы направить этого слепого пьяного крота.
Ворвавшийся в их клубную комнатушку Нэйтон застал такую картину: бледные-бледные Гордон с Алексом лежали вдвоем впритирку на диванчике. Напротив, в кресле восседал Оливер, безразлично поглядывающий на них и Луи. Прескотт же стоял у изголовья двух парней, нервно покручивая в руках бутылочку с минералкой. Парень не поленился и сбегал даже за ней.
Не то, что некоторые. Пальцем покажу на Оливера. Нэйтон поговорил с Луи о случившемся, изумляясь тому, с чего бы на этих двоих так повлиял алкоголь. Ведь Гордон и Алекс были самыми стойкими к спиртному из всей их компании.
- Да мало ли, чем они могли травануться, - отозвался Оливер. – Раз мешали и смешивали без разбору.
- Тише ты, - шикнул на него Луи, - спят же.
- Не думаю, - буркнул Оливер отворачиваясь.
И прав был он. Алекс не спал, в отличие от Гордона, который отрубился, как только ребята донесли его до дивана. Фринвуд лежал с краю, прикрыв глаза закинутой на лоб рукой, и ему было не до сна. Голова гудела, от желудка до языка все горело пламенем, а тошнота все еще напоминала о себе. Но и это не самое худшее. Алекс всеми силами сопротивлялся не ей, а пониманию того, что ему понравилось выступление, понравилось пение в унисон Луи с Ренис и голос Ренис. И его это бесило. Прямо выбешивало. Словно кололо по всем нервным окончаниям одновременно.
- Что делать-то будем? – спрашивал взволнованно, но шепотом Луи.
- Везти домой, что же еще, - ответил Нэйтон.
- На твоей спине? Или же мне тележку с супермаркета подогнать? – издевался со злобой Оливер.
- Они же вроде на машине были… - неуверенно пробубнил Луи.
- На машине. Ключи от которой у них, - едко заметил Оливер.
Нэйтон, вздохнул, встал с подлокотника кресла, куда пристроился ближе к Оливеру, когда вошел, и подошел к диванчику.
- Обыскивать собрался? – удивился Луи и посмотрел на Оливера, задававшего тот же вопрос глазами.
Нэйтон им не ответил. Наклонившись к Фринвуду, легонько потряс того за плечо, а затем, просунув руку под шею, попытался приподнять, негромко повторяя:
- Алекс. Эй, Алекс…
- Да он спит, не видишь что ли?! – продолжал гневно комментировать Оливер.
- Я не сплю, - хрипло отозвался Фринвуд и не без помощи Нэйтона поднялся на ноги.
Оливер притих, наблюдая за собравшимся уйти другом.
- Подожди, ты не можешь сам, - вцепился в него Нэйтон. – Посмотри на свое состояние.
- Я в порядке! В полном порядке! – Алекс грубо оттолкнул его, пошарив в кармане, нащупал ключи и шатающейся походкой, свойственной законченному и пропитому насквозь алкоголику, побрел на выход.
Луи глазами указал на Фринвуда и Нэйтон побежал за ним, приготовившись поймать того при первом же падении из-за запутавшейся ноги об другую ногу. Сам же Прескотт, подозвал Оливера и с его помощью взвалил на себя Гордона, спустив его руки себе на плечи и за них придерживая друга, пошел в том же направлении. А Оливер быстренько все поправил: передвинул в один угол инструменты, погасил свет, запер комнатку на ключ и побежал к товарищам. Они как раз закончили загружать Гордона в машину и ждали его. За рулем, несмотря на все уговоры и протесты Нэйтона, сидел Алекс. К счастью, все благополучно добрались по домам. Углубляться в эти подробности не буду.
Наше дело – Ренис, а остальные, так, массовка. Оказавшись дома, она поспешила на кухню, хлопнула входная дверь и появилась мать.
«Ох! Вот это я вовремя! Иначе не миновать тревожных звонков и еще более тревожных мыслей о моем похищении, смерти, пытках и прочего ужаса», - Ренис Нолл, натянув на лицо дежурную улыбку, выглянула из кухни:
- А я как раз к твоему приходу чаю приготовить хотела.
- Не помешало бы. Это то, что мне сейчас нужно. – Эллисабэт Нолл разулась и прошла в свою комнату, чтобы облачиться во что-нибудь  домашнее.
Ренис как раз поставила две большие кружки ароматного чая на стол, когда вошла Эллисабэт.
- Ты сегодня бодренькая, - заметила мать. – Можно даже сказать, почти в настроении.
- Разве? – усомнилась Ренис.
- В сравнении с предыдущими днями очень даже, - продолжала мать, придирчиво сканируя  ее взглядом.
- Наверное, устала хандрить.
- Хандра свойственна поэтам. Ты вроде, стихов не пишешь.
- Слагаю в мыслях нецензурной бранью.
- Таких поэтов мы видали, таких поэтов нам не надо.
- У тебя-то как обстоят дела на работе? – Ренис улыбнулась и села за стол, уводя от неудобной темы.
- Прекрасно. С каждым днем мне нравится все больше и больше.
- Ах, вот как. Рада за тебя.
- А я-то как рада! – отпив чаю, Эллисабэт спросила. – Как твои дела в универе?
- Снова заставляю себя приспосабливаться.
- Благо, друг хоть появился. С ним будет легче.
- Ты о Нэйтоне что ли?
- А что, есть еще кто-то? – удивилась мать.
- Что ты! – воскликнула Ренис, после чего, обменявшись взглядами, обе постарались сдержать улыбку.
- Ладно уж, обойдемся без подробностей, - сказалась Эллисабэт и взялась за кружку. – Что насчет ужина?
- Эм… - замялась Ренис.
- Понятно, - улыбнулась мать. – Ничего, я сейчас что-нибудь соображу.
- Тогда я к себе.
- Спускайся минут через двадцать.
- Хорошо, мам.
Ренис убежала к себе в комнату и не спустилась. Не нарочно, просто уснула, как только коснулась головой подушки. Эллисабэт Нолл, не дождавшись обещанного прихода, поднялась за ней. Расстроено покачала головой, увидев спящей дочь. Накрыла бережно пледом и, тихо прикрыв дверь, спустилась по лестнице на кухню. И это был первый раз, когда Ренис не проснулась и не почувствовала присутствия матери. Ее так сморило, что и снов своих кошмарных она не видела. Будто и в самом деле как старый электроприбор, отключенный от питания, выпала из реальности и перестала временно функционировать.

Глава четырнадцатая: «Как насчет Шинон Бринст?».
Ренис открыла глаза на утро. На двадцать третий день ее разбудило колюще-ноющее ощущение в желудке, а не будильник и биологические часы. Девушка была голодна. Жутко голодна. Но все равно не спешила утолять голод: посмотрев на часы и прикинув, что времени у нее предостаточно, Ренис переоделась и заправила кровать. Вспомнив о самом важном, достала из кармана ветровки пачку струн. Не торопясь, сосредоточенно, заменила лопнувшую струну. Настроила гитару и довольно хмыкнув, упаковала в чехол, прятать под кровать не стала. Оставила стоять у окна возле кровати.
Внимание Ренис привлек шум со двора. Он, откинув занавеску, выглянула. Это выезжала за ворота Эллисабэт Нолл. Вот тут-то она и вспомнила о своем вчерашнем обещании, которого не выполнила и оставила ужинать одну-одинешеньку мать.
- Надеюсь, она на меня за это не обиделась, - прошептала Ренис и отошла от окна.
Как и заведено, только после своего зубного ритуала, девушка с чувством перевыполненного долга пришла на кухню. Мать, видимо, учла, что дочь вчера не ела, так как завтрак на столе был рассчитан на пятерых.
- Спасибо, мам, - сказала виновато Ренис в тишине и уселась с жадностью поглощать все это. А после, прибравшись, поднялась за курткой и сумкой, которую так и не разобрала за вчерашний день. Обулась, вышла, заперла дверь и уже без привычного нежелания пошла по улице.
У перекрестка ее ждал Нэйтон.
- Привет.
- Привет, Ренис. Открыто улыбаешься, здороваясь. Внушительные перемены! – радостно заметил парень.
- Ага, - скептично усмехнулась та, - скажи еще, что все благодаря тебе.
- Не скажу, но подумаю.
Ренис снисходительно промолчала.
- Как насчет истории Шинон? – показушно робко поинтересовался Нэйтон. – Ты грозилась сегодня рассказать.
- Не грозилась, а отмахнулась.
- Ах, так! Опять…
- Это ты угрожал напомнить, с чего продолжать, - улыбнулась, перебивая Ренис.
- Прыжок со второго этажа, - бойко отчеканил каждое слово Нэйтон.
- А про испорченную сумку говорила?
- Говорила. Шинон Бринст выбросила ее.
- Ну, недолго осталось слушать тебе. Развязка близка, - подытожила Ренис, помолчала немного и начала. – На следующий день она в школу не явилась, завалилась спать после тяжелой смены на работе. Но, появившись через день, сразу отметила эти взгляды класса, полные не то сочувствия, не то жалости, не то скорби, а со стороны свиты главного засранца – запредельной ненависти.
«Смотрят так, будто я надгробная плита свежепохороненного человека. И чего это они? Я вроде бы еще не объявляла, что сдалась», - Шинон Бринст мельком взглянула на Джонатана, сидевшего впереди и слева от нее. Он грустно пялился в невидимую точку на своем столе, ей даже показалось, что он боится поднять взгляд, словно ему это только что и строго-настрого запретили. – «Припугнули? Неужели Марло узнал, что это он мне помог?».
Девушка медленно перевела взгляд с него на нынешнего короля. Он смотрел на нее. Ох, сколько же ненависти было в его глазах!
«Я сама себе не позавидую», - Шинон отвернулась и посмотрела на учителя, влетевшего в кабинет. Ховард Силс начал с укором рассказывать о произошедшем два дня назад вопиющем случае падения из окна. Поднял главную виновницу и отчитал за несоблюдение техники безопасности. Ему самому прилично влетело от руководства за это. Ховард был безмерно зол на ученицу и все говорил и говорил, распаляясь и не сводя глаз с Шинон Бринст, все его наставительно-поучительные речи были обращены к ней. Ей только и оставалось показательно стыдливо сверлить дыру глазами в столе, стоя с опущенной виновато головой в мучительном ожидании того, когда же Ховард Силс, наконец, устанет. Но он не уставал. Однако предпочел прекратить и перейти непосредственно к уроку, так как слишком много времени потратил на Шинон.
- Но не буду тянуть резину, - сказала Ренис, замедляя шаг. – Перейду ближе к основным событиям.
Нэйтон был только «за». Развязка интересовала его все больше и больше.
- Теперь избегать засад Марло получалось только благодаря Джонатану, который сообщал ей посредством телефона об очередной садисткой изощренной затее обозленного друга. Джонатан слал ей короткие заметки, что-то вроде: «Тебе лучше уйти после такого-то занятия», «Не ходи на урок литературы», «Не выходи из кабинета на перемену», «Воспользуйся уловкой с учителем» и много всего прочего. Он открыто не посвящал в то, что конкретно ее ждет. Не пояснял, почему стоит так поступить. Всего лишь предупреждал, как лучше поступить. А если же ему не удавалось уберечь ее, несмотря на все эти уловки, то парень прибегал к помощи Ховарда. То есть, посылал, грубо говоря, в горячую точку учителя. Единственного неравнодушного учителя.
Марло пребывал в замешательстве: кто-то явно помогал шестерке, но кем мог быть этот человек, выяснить ему не удавалось. Никто из класса, боясь его, близко не контактировал с ней, а если такие смельчаки и находились, то после его угроз, держались стороной, избегая опасную одноклассницу. Марло, конечно же, допускал мысль о Джонатане. Но тот всегда находился с ними, был на виду, а с шестеркой даже на уроках и взглядом не обменивался. Нос воротил так же, как и она от него, не похоже было, что они могли быть в сговоре. Потому-то для Марло все еще оставалось загадкой, кто мог помогать Шинон. А в это время дружеская связь между Джонатаном и шестеркой, казалось, крепла. Подчеркну, казалось.
Джонатан часто бывал у нее на квартире и наедался от пуза, естественно, он делал это с большой осторожностью. Тенью шел за ней после школы, побаиваясь, как бы ни увидел кто-нибудь из свиты Марло его в обществе Шинон. И Джонатан считал, что его меры предосторожности не излишни. Пока никто и не заикался о том, что он связался с шестеркой, а, значит, никто его с ней не видел. Но это он так думал, не зная всей правды.
Дни шли. Для кого-то незаметно, для кого-то в томительном ожидании смены ранга. До новой перетасовки карт оставалось недели две, может чуточку меньше. Джонатан и Шинон продолжали играть в школе абсолютно чуждых друг другу людей, хотя оба старались помогать, прилагая все возможные и невозможные усилия. Невероятно, но им удавалось выручать друг друга в одиночку, ни разу не скомпрометировав себя. Но пару дней спустя кто-то доложил Марло, что Джонатана не раз видели сопровождавшего стукачку и мило беседовавшего с ней. Мнимого и малолетнего короля глубоко задел факт предательства, в его голове уже зрел план наказания. Но где его провернуть, если каморки уборщика их лишили? А из-за кого? Из-за ябеды-шестерки! Да только вот для него она ненадолго ушла на второй план. На первом же – предатель.
На последнем уроке в самом его конце, в то время как одни отвлекали учителя, другие аккуратно выудили из портфеля связку ключей и сняли ключ от закрытого на ремонт кабинета, остальное вернули на место. Это все хорошо, четко и ясно видела своими глазами со своего места Шинон Бринст, припозднившаяся с собиранием со стола принадлежностей (это была ее привычная уловка – она ждала учителя, чтобы выйти из класса с ним, избегая нападений агрессивных одноклассников).
«Ага!», - заподозрила девушка. – «Что-то задумали! Против кого же?! Кто же на кону? Я или…», - Шинон посмотрела на выходящего Джонатана, которого в коридоре обступили трое ребят из окружения Марло, что-то нашептывая, они оттянули его в сторону. Шинон успела запомнить мигом посеревшее и тут же побледневшее лицо Джонатана. Девушка поспешила отвернуться, так как те трое перехватили взгляд и уставились на нее. – «Плохо! Еще хуже, если они и меня с собой прихватят…».
Она быстренько встала, забрав сумку, не наигранно робко прошла к двери, поймав обреченный взгляд тайного друга, взывавшего о помощи. От взгляда этого стало не по себе, но ничего, кроме как повернуться к нему спиной и уйти она, увы, не могла сделать. Зато голова ее усиленно и напряженно соображала, как теперь быть и что она ни в коем случае не может вот так вот бросить его. Оставить друга в беде нельзя! Но что же она могла сделать?!
Шинон свернула за угол и там и остановилась. Выглянула из-за угла, чтобы посмотреть. Из кабинета вышел Марло в сопровождении своих лизоблюдов, и все они гурьбой зашагали  по коридору. Вместе с ними и Джонатан, у которого не было другого выбора – его держали двое, все они скрылись за следующим поворотом. Закусив губу до посинения, она выбралась из своего укрытия и как можно бесшумнее последовала за ними.
Что она хотела сделать? Помочь? Одна?! Как? Чем? Сама не то, что не знала, но и не думала. Думать-то, может и думала, правда ничего путного на ум не приходило. Идущие навстречу ученики параллельных классов провожали ее взглядом, спрашивая себя: «Чего это она? Все на выход, а она куда-то стремится!». Ей же было не до них и уж тем боле не до их насмешек. Вычислив место, куда Марло и его подчиненные завели друга и сами скрылись, она облокотилась о стену. Лбом прижимаясь к холодному акриловому покрытию стены, мысленно приговаривала, торопя себя:
«Думай, думай, думай!», - но сейчас ей определенно не думалось и выхода из ситуации не находилось. Шинон понуро побрела по коридору, думая о Ховарде. Проходя мимо тех самых пожарных лестниц, она вдруг остановилась. Взгляд ее был прикован к стенду пожарной безопасности, внимание также привлек настенный ярко-красный ящичек со средствами пожаротушения. Рассеянно отвернувшись, она сделала было пару шагов, чтобы продолжить путь, но вдруг развернулась и подбежала к стенду. С равнодушием всматриваясь во все эти замысловатые угловатые конусы и лопатки, увидела молоточек. В голову приходили садистские мысли, такие как: «Ого! А этим хорошо будет по челюсти заехать. А это мягко и плавно в голову вбить», - и не было бы им конца, не разгляди она в ящике огнетушитель, который, напротив, еще больше раздул огонь в ее глазах. А были-то всего лишь искорки. Страшно подумать, о чем думала шестерка.
 Она мотнула головой, напоминая себе о своей проблеме, схватила и выдернула с крючков молоточек. Разбила стекло ящика, битые осколки посыпались к ногам. Девушка протянула свои руки к баллону с коротким черным шлангом и конусом на его конце. Покрутила в руках, читая инструкцию.
Проходящий по коридору дежурный в этот день Ховард Силс увидел ученицу, внимательно изучавшую правила пользования на баллоне огнетушителя. Поразмыслив про себя, что как же хорошо, что девушка повышает уровень знания пользования средствами пожаротушения, учитель, довольно улыбаясь, прошел мимо. Решил не вмешиваться и идти своей дорогой, он ведь спешил обойти и проверить весь корпус. Он это сделал, вернулся в кабинет и, сев за свой стол, подумал о своем сложном классе. Открыл папку с тестами учеников, первым листом лежала работа Шинон Бринст, она сдавала последней и такой же покидала класс. Он вспомнил и подумал о ней и несколькими секундами позже замер, до него достучалась едкая мысль, что:
«Это была Шинон Бринст и огнетушитель… КОНФЛИКТНАЯ ШИНОН и ОГНЕТУШИТЕЛЬ… огнетушитель, который она держала в руках, но никаких признаков и сигналов возгорания не было…», - Ховард дернулся как ужаленный, вскочил, опрокидывая стул и роняя папку с тестами, и побежал вон из кабинета, назад, к месту, где видел ее. Но Шинон там уже не было. Впрочем, как и огнетушителя.
И след простыл.
Вот теперь-то пришло время паниковать Ховарду. Учитель заметался, бегая по коридору, то выглядывая в окна на задний двор, то дергая за ручки запертых кабинетов.
«Куда, а главное, зачем она могла уйти с огнетушителем?!!», - он терялся в догадках.
Ясное дело, но ясное не всем.
В момент, когда Шинон приближалась к нужному ей кабинету, она увидела, как из-за заветной двери высунулась голова, что-то высматривая и, наверное, увидев ее, тут же скрылась. Девушка не придала этому значения, она сочла необходимым действовать быстро и неадекватно, раз уж ее заметили, то, разумеется, уже ждут появления. Спустя сравнительно небольшое время, сопоставив некоторые факты, к которым относился и этот обзор чьей-то юной головой, мисс Бринст придет к выводам, до боли ранящим сердце.
- Это к каким? – полюбопытствовал Нэйтон, перебивая рассказчицу.
- Всему свое время. А выводам время, сам знаешь, в заключительной части.
- Хорошо, продолжай.
- Распахнув двери, Шинон вломилась в кабинет с огнетушителем наперевес и то первое, что успели запечатлеть ее глаза, был друг, лежавший на полу, скорчившись и обхватив руками голову, защищая ее от ударов тех, что плотной стенкой стояли возле него. Бросив свое занятие, они посмотрели на нее. Даже Джонатан, разжав руки, приподнял голову и выглянул из-за, стоящих перед ним заборчиком, ног ребят. Она в то мгновение вдруг подумала, что они, возможно, ждали ее. Именно ее. И это все было спланировано только для того, чтобы заманить ее в свою ловушку. Но кто ж знал, что шестерка заявится с тяжелой артиллерией, которая поначалу вызвала волну смеха у ребят.
- Ну ты и дура, все-таки! – Марло бросился к ней первым. Уже замахнулся рукой, но не тут-то было! Ему прилетел в челюсть отменный удар донышком огнетушителя, и, если быть точным геометрически, то перпендикулярно приложенным к челюсти донышком огнетушителя, коим рандомно размахивая, она повалила на пол еще двух ребят, тянувших к ней руки.
Парней здесь было больше, почти весь класс. И со всеми не совладаешь, будь ты хоть трижды мускулистым дзюдоистом с кувалдами вместо рук. Потому не обошлось без помощи Джонатана, которому скрывать свою связь с Шинон уже не имело смысла. Он, отчаянно цепляясь за ноги, повалил тех ребят, что собирались бежать от него к девушке. Увы, но и этого тоже было недостаточно.
Когда до нее дотянулось несколько пар рук, Шинон, уклоняясь от них, резко присела, оторвала кольцо и, одной рукой придерживая трубку с конусом так, чтобы она смотрела вверх, другой рукой придерживая баллон, умудрилась ею вдавить на клапан. Зажмурилась и задержала дыхание.
Кабинет наполнился гулким шипением и неприятным специфическим химическим запахом. Ребята, отхаркиваясь и кашляя, попятились в сторону от нее. Поздно, шестерка вошла в кураж: она встала во весь рост, приноровилась держать баллон в руках, который все брызжал, извергая клубистую плотную пену туда, куда она направляет конус трубки. Разглядев, что у окна, наплевав на нее, снова ногами атаковали Джонатана, Шинон ринулась к ним. Вокруг все было в пене, а кабинет эхом звучал выкриками и бранными словами, которые хорошо проникали в коридор через настежь открытую дверь. Некоторые ребята вовремя выбежали и кинулись врассыпную, основная масса все же осталась во главе с очухавшимся предводителем.
Марло медленно встал и не торопясь пошел к ряду столов, взялся за спинку стула, поднял.
Разметав обидчиков друга, шестерка склонилась, протягивая руку ему, помогая подняться, как вдруг перед глазами секунд на пять потемнело, а потом вокруг побелело и пошли искры из глаз, которые она четко увидела как мерцающую мошкару знойным летним вечером. Это был не менее отменный удар стулом от самого Марло. Удар, от которого ее волшебный и спасительный баллон был безвозвратно утерян – на него победно опустил ногу один парнишка из свиты короля. Он играючи перекатывал этот красный баллон, чуть ли не перед ее глазами, что теперь находились на одном уровне с огнетушителем.
И не удивительно! После того-то удара было просто некрасиво устоять на ногах. Марло же всю душу в это вложил! Ну как тут не опрокинуться на пол? Никак. Вот и она лежала на полу, заторможено осознавая и силясь понять, что конкретно с ней случилось по болевым ощущениям. В ушах стоял такой знакомый гул. Все происходящее кое-что ей напоминало, такое далекое и знакомое…
«Это уже было…», - крутилось в голове.
Ее потряс за плечи, сидевший рядом Джонатан, под глазом у которого красовался проявившийся темным пятном синяк. Обоих уже окружили Марло и его верные ребята. Шинон предприняла попытку встать, но Марло ударил ногой в живот и она, вскрикнув, скорчилась на полу, прижимая руки к животу.
- Хватит, Марло! – встав перед ним, властно сказал Джонатан, видя, что тот замахивается еще раз. И получив от него по лицу, снова очутился рядом с шестеркой, которая тихо-тихо не то  кашляла, не то прерывисто смеялась.
Ну, как и всегда, самое время кому-нибудь вмешаться. В данном случае, учителю: Ховард Силс прибежал на шум и крики, безошибочно определив, что Шинон Бринст главная причина творящейся неразберихи. Ребят, пробегающих измазанных пеной мимо него, он не остановил, знал, что и кто перепачкал их. Так же, как и знал, что не они сейчас нуждаются в его помощи, а…
Понятно кто.
Ховард вбежал в кабинет и застал перепачканных пеной семь-восемь ребят, пинающих ногами еще двух таких же. Все вокруг было в этой пене, пол, стены, окна, столы и стулья. Но это его не сильно волновало, просто это было первое, что он отметил. Учитель кинулся в гущу, отталкивая пинающих, которые не сразу признали его, разгоряченные своим увлекательнейшим занятием (пинать неугодных – это ж так весело!). Словно по цепочке, друг за другом, распознав своего учителя, они мигом бросились  к двери и выскочили в коридор, оставляя в кабинете учителя, Шинон и Джонатана. Последние двое все так же лежали на полу.
       Первым оторвался и присел Джонатан. Он как в тумане ощупывал руками голову на наличие глубоких ран, ощущение которых давала сильная боль. Разбитая верхняя губа кровоточила, правый глаз залило красным, кажется, лопнул капилляр, с брови тоже стекала струйка крови – было небольшое рассечение. Чего не сказать о Шинон. Ее лицо не пострадало и это потому, что Джонатан огреб ее в охапку, прижимая к себе и тем самым прикрывая собой. Только голову, тело же Шинон наравне с ним разделило все удары.
Девушка не поднималась. Закинув руку на глаза и прикрывая их ею, еле заметно подергивала плечами. А затем и вовсе перешла на нарастающий смех. Истеричный смех, которым перебивала и перекрывала ту боль, что она испытывала. Джонатан понимающе обернулся к ней, перестав изучать голову, и тут же отвернулся. Смотреть на возвышающегося над ними учителя они не хотели – упрямо избегали его взгляда. А Ховард пристально смотрел на них, и что самое странное, так это то, что он вышел, не проронив ни слова. Похоже, его задело отношение учеников. Это было его точкой кипения.
  Он широким шагом шел в свой кабинет, возжелав непременно переговорить с родителями так явно притесняемых учеников. Навстречу ему уже бежали другие дежурные, которым Ховард Силс перечислил фамилии всех тех своих подопечных, которых застал за групповым избиением. Отругав Шинон и Джонатана, дежурные проводили их в медкабинет, где им, а в основном парню, оказали первую помощь.
Ховард в это время задумчиво составлял объяснительную. Он все больше и больше склонялся к мысли, что следует покинуть это место, пока нечто большее не замарало его безупречной репутации. То, что он никак не может повлиять на этих подростков, угнетало его, и Ховард твердо решил воздействовать через родителей. То есть, всех тех учеников (кого он пофамильно указал в своей записке), ждало неизбежное и долгое разбирательство. И непременно с участием родителей. В том числе и Шинон с Джонатаном, которые сейчас лежали на койках в медкабинете.
- Ты как? – приподнялась на локте Шинон и посмотрела на белые пластыри, расклеенные почти по всему лицу друга.
- Сказал бы, что бывало и лучше. Но не скажу, - он слабо-слабо улыбнулся и в тот же миг сомкнул губы. Рана на губе растягивалась, что вызывало болевые ощущения.
- Теперь выражение: «Как побитая собака!» нам не чуждо и уже даже не кажется таким уж и неправильным. – Пробубнила девушка, присаживаясь и спуская ноги с койки.
- А я такого и не слышал никогда. Но, чувствую, что моему состоянию это подходит.
Шинон хмыкнула в ответ и принялась болтать ногами так беспечно, будто они не у нее сейчас болели.
- Ты зачем пришла-то? Да еще и с этим дурацким баллоном, - вспомнив этот момент, его потянуло на смех, который он всеми силами сдерживал, боясь слишком сильно растягивать губы.
- Сама до сих пор в замешательстве. Я до конца не была уверена в том, что действительно посмею к вам войти. Но пока я сомневалась, мои ноги сами все за меня сделали. А дальше что творили ноги и руки, ты и сам видел.
- Теперь уже неизбежно.
- Что?
- Как не крути, не изворачивайся – они тебя достанут и основательно покалечат.
- Знаю.
- Знать – мало. Бежать надо. И как можно скорее. Бросай ты эту школу.
- Я-то брошу, а ты?
- А что я?
- Что будешь делать ты? – с неподдельным волнением вопрошала Шинон Бринст.
- Не знаю. Но я бы тоже с удовольствием свалил, да только не к кому, не на что и не дозволено. Взял бы да сорвался бы куда подальше, где меня не знают, и я никого не знаю.
- Так это получается, везде, кроме, конечно, этого города? – усмехнулась Шинон и прекратила болтать ногами.
Джонатан в молчаливом согласии повернул к ней голову и посмотрел на нее по-доброму и тепло своим одним вспухшим и другим – красным глазами.
- А знаешь, - робко сказала девушка. – Мы с матерью много путешествуем, часто меняя места  жительства. Возможно, в скором времени как раз должны будем сменить город, и… Я бы…
- И? Ты бы? – приподнялся немного он, с интересом заглядывая ей в глаза.
Шинон опустила голову, тяжело вздохнула и уныло сказала:
- Я все боюсь предложить уехать с нами. Вместе…
- Ну, так, предложи же! – перебил он с нетерпением и нескрываемой радостью в голосе.
- Не хочешь поехать с нами, Джонатан?
- Куда угодно! Готов хоть сейчас. Если мать твоя не против, - улыбнулся он своей кривой улыбкой, игнорируя щипящую боль в ране.
- Сейчас точно нет, но уже близко, - улыбалась в ответ она.
- Ничего, я подожду. – Джонатан, с прищуром посмотрев ей в глаза, добавил. – Мы подождем. Думаю, еще недельку мы сможем как-нибудь протянуть против Марло, а там, глядишь, и карты новые лягут.
«Ты, правда, такой наивный, или я чего-то не знаю?», - подумала Шинон и сказала:
- Да, всего-то неделя. Перебьемся. Без разницы, как.
Он как-то странно посмотрел на нее. То, что это было странно, заметила Шинон, сравнив этот его взгляд с непонятным ей разочарованием.
- Знаешь, - выдохнул Джонатан и отвел взгляд, - когда ты начала говорить о ваших переездах, я сразу подумал, что ты можешь мне предложить уйти с вами.
- Давно хотела сделать это, но подумала, что ты из своей гордости откажешься. Побоялась быть отвергнутой, вот и не сразу посмела.
- Предлагать идеи надо моментально, как только это приходит в голову. Особенно мне и особенно сейчас, когда я как никогда готов согласиться на что угодно.
Они переглянулись и посмеялись. Смех был недолгим, оба вмиг стали серьезными. Видимо, мысль о дальнейших сложных днях в школе терзала их умы. И ведь знали же они, отчего невесело каждому из них, и что думают они об одном и том же. Кому-кому, а вот им не позавидуешь. Даже, если сильно этого захочешь – и то расхочется. Пожаловаться? Некому. Кто поверит и станет слушать речи двух изгоев, когда в доказательства пойдут уверенные опровержения большинства класса под угрозами Марло? Семье не скажешь – у одного – безразличные опекуны, а у другой – ситуация посложнее. Да девушка и не горела желанием сообщать матери о своих проблемах в школе. Ну и все. Больше ни к кому не обратишься. Просить помощи тем более не у кого. Липнуть к защитнику Ховарду? Но ведь и он в итоге только о беседах с родителями грезит.
Вот и получается так, что у Джонатана все надежды на Шинон Бринст, а у Шинон Бринст на Джонатана. Ах, как ошибочно!
Задуманное разбирательство Ховардом тоже провалилось. Ни один родитель не воспринял и не пожелал верить в то, что их милое, чудесное и воспитанное домашнее чадо может запинать до синяков кого-то из сверстников. Доводов и фактов Ховарда оказалось маловато – ученики отрицали их. И больше всех отрицанием занимались Джонатан с Шинон. Особенно недостаточно полным оказалось его расследование для руководства. Все просто-напросто замяли. Но что более всего прямо-таки оглушило и пощечиной прибило к полу, так это равнодушное отношение к случившемуся опекунов Джонатана. Ховарда это окончательно выбило из колеи.
А ту, которую он хотел увидеть и поговорить с глазу на глаз, он так и не дождался в кабинете. Все потому что Шинон Бринст сама позвонила ему вечером и слезно просила не сообщать матери. Учитель был настроен категорически. Поругав ее по телефону, чего не сделал днем, и, высказав все, что у него накипело, Ховард пообещал не просто вызвать мать, но и рассказать той обо всех таинственных злоключениях Шинон. Чего он все-таки не сделал. В последний момент пожалел свою ученицу и решил дать ей еще один шанс. Последний шанс. Потому и не исполнил своих угроз и, соответственно, не наблюдал в своем кабинете миссис Бринст, которая так и осталась в неведении.
Да уж. Хорошо ли это или плохо узнаем несколько позже. Ибо Ренис и Нэйтон уже стояли в фойе университета, сильно так привлекая к себе внимание. Ведь с чего бы это известному и популярному Нэйтону Риверу стоять с какой-то непонятной и доселе неизвестной девушкой? А он все стоял и жадно слушал.
- На этом все, - сказала, озираясь, Ренис Нолл. – Иди уже. Вон, тебя как раз и ждут уже, - она кивнула на безошибочно узнаваемых ею в толпе у шкафчиков парней: Гордона, Луи, Оливера и хмурого-хмурого Алекса, смотревшего на нее в упор, как на злейшего врага под номером один в своем списке злейших врагов.
Нэйтон посмотрел туда, куда она указала и зачем-то извиняюще улыбнувшись, сказал:
- Встретимся в перерыве на скамейке, - и пошел к своей компании.
Ренис же, отыскав глазами розовые длинные волосы у лестниц, побежала к Грине. Вместе с ней и вошла в аудиторию. Теперь время для нее тянулось вовсе не так мучительно долго как раньше. С Гриной она общалась и это ее радовало. Много лучше, чем в молчаливое игнорирование играть, да и Анри уже не занимала голову. Легче, когда хоть кто-то у тебя есть. Оттого занятия для нее мигом пролетели, и Ренис, как и заведено, пошла к скамейке, у которой терпеливо ждал Нэйтон.
«С моей-то непредсказуемой жизнью, в которой все рушится в одночасье, как-то боязно к этому привыкать…», - подумала Ренис, присаживаясь и глядя, как Нэйтон листает папочку с тестами.
Они с головой ушли в выполнение тестов, что не сразу отреагировали на звонок, оповещавший о конце их перемены. Нехотя они пошли к входу в университет, у которого и распрощались: Ренис нужно было на второй этаж, а парню идти дальше, в обход, к спортзалу. В коридоре второго этажа ее нагнала Грина, и они снова вместе вошли в лекционный зал. Лектора еще не было, все сидели спокойно, необычно возбужденно что-то обсуждая. Ренис села на свое место и волей-неволей прислушалась. Невозможно было не услышать, для этого надо быть глухой на оба уха.
- Как?! – воскликнула девушка с рыжими непослушными кудряшками, туго собранными в высокий хвост на затылке. Она сидела позади Анри Фринвуд. – Вы не ходили вчера?!
- О! – вмешалась ее соседка. – Такое упустили!
Анри с Вики, сидевшие вполоборота к ним, недоверчиво переглянулись.
- Да чего я там не видела и не слышала? Я Алекса и без того каждый день дома наблюдаю, - сказала, не то хвастаясь, не то жалуясь, староста Фринвуд.
- А вчера Алекса не было, - влез в их разговор парень с крайнего соседнего ряда.
- Да, да. Вчера вместо него был другой, - спешила осведомить белокурая девушка с броским макияжем, что сидела перед Ренис.
- Не поняла… - скорчила мордочку Анри и с сомнением окинула всех говоривших взглядом.
- Вообще-то пел Луи.
- И еще один парень…
- С таким приятным грубым голосом…
- Ой, и тебе тоже понравилось?! – тут наперебой посыпались восторженные девчачьи комментарии и восхищенные обсуждения незнакомца с разных углов зала.
Ренис отвернулась в окно, закатила глаза и подумала: «Ну, спасибо! Теперь я еще и парень с томным голосом, по которому тают эти пустоголовые красавицы. Уже и не знаю, что может быть хуже…». Она посмотрела на мисс Смит, та не участвовала в этой бурной дискуссии. Розововолосая отрешенно изучала потолок, задрав для удобства голову.
«Любопытно, о чем она думает?», - Ренис снова повернулась к окну. Хорошо, что оно у нее было. Есть куда сбежать и предаться мыслям. Чему помешал вошедший лектор. Все восторженные речи и расспросы Анри оборвались. Студенты взялись за ручки, и потянулось нудно время поспевания заносить в тетради основное из лекций ученого мужа. Они стойко держались и дождались конца занятия. Без потерь. На гранитном поле науки обошлось без жертв. Со звонком студенты волной хлынули в коридор, вливаясь в русло таких же как и они, измученных грызунов этого самого гранита науки. С ними и самый посредственный, никуда не годный грызун – Ренис Нолл, человек-фальшивка, живущий унылым пересчетом дней.
Она остановилась у ворот, честно выполняя обещание, данное одному человеку. Обещание ждать. Мельком увидела, как неизменная подружка Грины встретила ее, и они вместе пошли к дороге. Глаза от них метнулись к приближающемуся к ней объекту. И не одному, а целых двух. К Ренис шла Анри со своей подружкой Вики.
«Пожалуйста, пожалуйста, пусть они пройдут мимо. Пусть они идут не ко мне», - Ренис с надеждой отвернулась от них, выискивая Нэйтона. Но, увы, его нигде не было, а они шли к ней. Именно к ней.
- Привет, Ренис.
- Да виделись.
- Но не здоровались.
«Велика беда», - подумала Ренис и промолчала.
- Не хочешь прогуляться с нами? – совершенно беззаботно и мило улыбаясь, спросила староста, будто не было между ними всех тех неприятных острых ссор и оскорблений.
- Не имею и малейшего желания. Иди, куда шла.
- Я шла к тебе.
Ренис не удержалась, скосила глаза и скорчила рожу, поняв это, почувствовала себя неловко и отвернулась.
- Мне просто необходим в компании человек, который так сильно раздражает и выводит из себя моего заносчивого братца, - Фринвуд даже похихикала на последнем слове.
- Он, что, уже плакался на меня тебе в жилетку?
- Вовсе нет. Я чувствую это, - Анри изящным движением руки поправила волосы. – Ведь связь между близнецами во много раз сильнее…
- Что?! Не поняла? – Ренис удивилась во все глаза.
- Алекс и я близнецы. Не говори, что ты этого не заметила, - Анри в усмешке потянула губы.
Ренис Нолл зависла, реально. Не отличишь от заглючевшего компьютера (для сравнения можно рядом поставить). Она, конечно, замечала эту феноменальную схожесть Фринвудов, но ведь они брат и сестра, разумеется, так и надо, но…
Анри щелкнула пальцами несколько раз прямо перед ее носом.
- Погоди-ка, если вы близнецы, то отчего же вы не на одном курсе? – нашлась, наконец, Ренис.
- У меня были проблемы со здоровьем, - Фринвуд поморщилась, опуская подробности. – Ну, вышло так, упустила золотые годы и начала с нуля, таких как я в мире достаточно.
Ренис пристально смотрела на нее. Анри в точности была как она, в плане положения старшего, оказавшегося среди младших. Пробилась мысль: «Так-то вроде неплохой человек, но что-то в ней есть, что настораживает и отталкивает…».
- Так как насчет моего предложения?
- Нет. И ответ не изменится, - услышав это, староста открыла было рот, но Ренис не дала ей возразить. – Больше не подходи ко мне ни с предложениями, ни без них.
- Чудачка ты, - разочаровано сказала Анри.
- Зато вы  все одинаковые, - огрызнулась Ренис и пошла в сторону, к выбежавшему из лаза в ограде, Нэйтону.
Вики и Анри повернулись вслед и, увидев Нэйтона, обменялись взглядами. То, что Нэйтон, с таким сияющим от радости лицом (оно у него, впрочем, всегда и для всех было радушным), бежал к Ренис (подчеркну: к Ренис, а не к ней, Анри) ее возмутило до глубины души. Наверное, это почувствовал даже Алекс, что чертыхнулся, подавившись, когда пил воду в туалете.
«Он даже меня не заметил, оттого, что смотрел так жадно на нее!», - нарастала ревность в старосте. Но нет. Нэйтон намеренно игнорировал присутствие сестры друга. Об этом уже было сказано, только Анри все равно была другого мнения. И ничего подобного! Не смотрел он жадно. Абсолютно. Насчет радости – да, он был рад тому, что этот обиженный на весь мир злобный индивид, все-таки дождался его, пускай и с таким мрачно-каменным лицом. Так что, тут уж с какой стороны смотреть. Я люблю сбоку. Смотреть. Из окна. Девятнадцатого этажа. Как сова на смелую мышь в дальнем конце поля.
В общем, так и осталась Анри в негодовании наблюдать за отдаляющимися ее Нэйтоном и Ренис. Мисс Фринвуд загорелась еще большим желанием, во что бы то ни стало сблизиться с Ренис. И все ради того, чтобы быть ближе к Нэйтону.
«Ведь они, наверняка, просто друзья. Не может же он полюбить ее! Ну, правда, за что ее можно полюбить?!», - размышляла Анри, так и не сказав ни слова подруге, что в тягостном молчании шла рядом вплоть до самого дома. Бедняга Вики решила, что подруга, вероятно, за что-то на нее обиделась. Вот так вот всегда. Виноваты одни, а принимают на себя и близко к сердцу – другие. Такие, как Вики – робкие, верные, слабые. Но нам не до нее, у нас другой герой нашего времени.
Сейчас, может и неуместно, но все же – Глава пятнадцатая: «Друг, который не друг».
- Я продолжу свое затянувшееся повествование, - натянуто и холодно сказала Ренис, что Нэйтон даже удивился.
- Неожиданно, что ты сама и добровольно к этому пришла. А то ведь то уговаривать, то упрашивать, то заставлять приходилось.
- Пора бы уже закончить. Сколько можно резину тянуть. Самой поднадоело.
- Тебе напомнить…
- Нет, я и так помню. – Ренис Нолл перевесила сумку на другое плечо и заговорила. – Как я и сказала, все кроме матери Шинон Бринст побывали в кабинете Ховарда Силса, хотя это так ничего и не изменило ни в поведении учеников, ни в отношении вышестоящих руководителей. Нападки на двух притесняемых одноклассников продолжались, но уже не так открыто. Эта парочка стойко переносила удары, изворачивалась и выкручивалась, как могла. Конечно, не обходилось и без Ховарда Силса. Он был для них спасительным щитом. Но и Марло не промах – он приноровился пресекать их попытки обращения за помощью к учителю. В такие моменты и Шинон, и Джонатану доставалось по полной программе. Подростки жестоки, хоть и не все – да только этот безумный стадный инстинкт никто не отменял.
Ренис сделала паузу, огляделась и предложила:
- Пойдем, присядем.
        Нэйтон Ривер кивнул, и они пошли к скамейке все того же парка, в котором их уже начали узнавать частые посетители этого зеленого мини-леса в центре шумного города. Теперь слово снова возьму я. Ха, я медленно беру слово и печатаю. То есть, до сих пор то делалось не мной?
        Нужно бы упомянуть, что в класс вернулся парнишка, которому Шинон Бринст столь любезно расквасила нос битой. Звали его, кажется, Энтони. И я нагло совру, если скажу, что он обо всем забыл и простил мерзавку. Чего не было и в помине. Да он же день ото дня лелеял душу своими, мягко говоря, жестокими расправами (каждый раз необычайно удивительными)! В мыслях ни разу не повторялся. И что же? Марло таки предоставит ему такую возможность. Да. Мечты сбываются: лидер Марло – великодушный воплотитель грез. Но обо всем по порядку.
Была последняя неделя месяца. Шинон, стиснув зубы, доживала заключительные деньки в шкуре неугодной шестерки, а Джонатан уже со всем известным позорным клеймом джокера. При этом оба прекрасно понимали, что грядущая перетасовка карт не сулит им ничего хорошего.
«Как бы хуже не стало…», - думала Шинон. Чувствовала она, что следующим официальным изгоем неизбежно будет она – все в руках Марло, а ему только это и нужно. И все же надежды на лучший исход в ней теплились. Надежды, которые скоро падут прахом (крахом?).
Этих отверженных больше не стремились отлавливать поодиночке. Их могли избить после школы парой. Они, конечно, удачно избегали этого несколько дней, но все же разок попались в лапы Марло и его ребяток на спортплощадке. В самом ее закоулке, у растущих деревьев городского парка, примкнувшего к задворкам заднего двора школы. Странно, но, били их не сильно. И на удары-то было не похоже.
 «Что-то не так. Что-то. Но что? Неужели устали над нами издеваться? Опостылело? Достало?», - размышляла, предчувствуя в том подвох, девушка. – «Даже злых и обидных комментариев и оскорблений не слышно».
Вяло потолкав и оставив их под деревом, Марло и остальные ушли. Шинон Бринст посмотрела на Джонатана, он тоже пребывал в замешательстве.
- Они что-то задумали, верно? – спросила она у него. Кому как не ему знать своих друзей? Но он в молчании отвернулся и посмотрел вслед ребятам. А Шинон не сдавалась. – Что думаешь-то?
- Не знаю даже… - парень присел рядом, подобрал ноги и задумался, они оба оставались сидеть у дерева, гадая, что же такое надумал Марло.
Она снова повернулась к Джонатану, рассматривала его.
 «И он тоже какой-то не такой. Это ведь не от того, что мне ответ не понравился? Нет. Есть в его взгляде и лице нечто, что будто предупреждает меня…», - подумала девушка и проигнорировала свои подозрения. А зря.
- Шинон.
- Чего? – отозвалась она, позабыв о своих переживаниях, но допустив мысль. – «Мне показалось, или голос дрогнул?».
- Не хочешь сегодня прогуляться?
- Можно было бы. А ты чего это вдруг? – «И, правда, его голос дрожит? С чего бы так волноваться?», - но и это она пропустила мимо себя.
- Ну, я много раз бывал у тебя, ел до отвала. Вот, теперь хочу тебя сводить куда-нибудь.
- Мы разве не друзья?
- А что, друзья не могут сходить в кафешку? – возмутился Джонатан.
- Ну, не знаю. Сходим, отчего бы и не сходить.
- Мне сначала надо будет домой забежать. Ничего, если вечерком пойдем?
- Да, ничего, - улыбнулась она, ошибочно приняв его непривычное волнение за юношескую нерешительность.
- Значит, договорились?
- Ага. А во сколько?
- Я позвоню, - сказал загадочно Джонатан и, избегая взгляда, поднялся и отряхнулся. Встала и Шинон. От дерева они разошлись по домам. Он ее больше не провожал, так они сами решили.
Звонок Джонатана был достаточно поздним. На улице уже стемнело, и это не совсем нравилось Шинон. Девушка, все же пошла к нему на встречу и у кафе, возле которого они договорились встретиться, шестерка проторчала несколько минут в ожидании. Джонатана все не было. Время шло. Ее терпение тоже. Когда она надумала уже уходить, в кармане заиграл телефон. Шинон достала его и увидела значок сообщения. Оно гласило:
«Помоги, меня преследует Марло. Загнали в школьный двор».
В написании было много ошибок, смысл она поняла не сразу, человек будто набирал текст, не глядя, на бегу и с рукой, запрятанной в кармане. Несложно догадаться, что его отправитель – Джонатан был в беде. Однако Шинон не спешила бежать на выручку. Это все было похоже на шутку, какой к черту Марло?!
«Этому олуху, что, больше нечем занять свое свободное время?! Марло и в школе-то терроризированием занимался, чтобы отвлечься от школьных знаний, правил и требований…», - размышляя о том, девушка разумно набрала номер отправителя: слышались гудки, телефон никто не поднимал. Она позвонила еще раз. И еще раз. И еще. Настойчивая какая!
Только ответа все не было. Шинон задумалась: Джонатан жил недалеко от школы, как Марло, и большинство ребят. В том, что его нашли и поймали – не было ничего удивительного, но как они проникли в школу? Там же есть охрана! Как их впустили? Задаваясь логичными вопросами, она не заметила, что уже давно быстрым шагом идет в привычном направлении. Внезапно она ускорилась и перешла на бег. Бежала изо всех сил. Так отчаянно делала то, что больше всего не любила делать, а именно – бегать. И делала это не ради себя, а ради кого-то.
Ворота были заперты, а на калитке висел массивный замок. Это нисколько не помешало ей проворно взобраться по решетчатой калитке и перепрыгнуть забор. У школы никого не было. Даже охранника. Зато горел свет на вахте первого этажа здания.
«Храпит, небось. Или смотрит нечто запрещенного формата», - девушка на бегу повертела головой влево-вправо – никого. Вокруг горели фонари, но в целях экономии не все. Только те, что освещали периметр здания школы, остальные по территории горели через один, да так тускло, что мотылькам не позавидуешь. – «Возможно ли, что они на заднем дворе?», - подумала Шинон Бринст и побежала к плохо освещаемым спортивным площадкам, через которые лежал короткий путь к излюбленным местам школьного царька.
А в это время учитель Ховард Силс, который только что вышел из машины и, хлопнув дверцей и взяв в охапку пакеты с продуктами, за которыми и ездил, пошел к дверям своего дома, вдруг остановился. До него донеслось пищание, что раздавалось из нагрудного кармана пиджака.
«О! сообщение?», - подумал он, но его руки были заняты, и он моментально о нем позабыл. Открыв дверь, Ховард занес свою ношу в дом, поставил пакеты на стол. Снял пиджак, швырнул на кресло, тот соскользнул на пол, издав глухой стук. – «Ах! Мой телефон!».
 Учитель вернулся к креслу и склонился над пиджаком, вынимая из кармана телефон. И только теперь, увидев типичный значок конвертика на экране, вспомнил о сообщении.
- Так-так-так, что тут у нас? – пальцы забегали по клавиатуре, набирая нужную комбинацию блокировки. Номер отправителя был сохранен под именем Джонатана. Ученик писал в сообщении:
«Прошу, немедля приезжайте в школу! Шинон нужна ваша пом…», - оно не было дописано, парень словно слал в спешке, опять-таки, допуская многочисленные грамматические ошибки. Это было не так важно, Ховард уже выскочил из дома, не запирая двери, бросился к машине. Он, в отличие от своих жестоких учеников, жил достаточно далеко от школы.
Тем временем Шинон Бринст остановилась на футбольной площадке. Отдышалась, осмотрелась. Вокруг все также – ни души. Закралось неприятно скребущееся сомнение: неужели друг ее разыграл? Плохой розыгрыш. И шутка вообще никакая!
Нервно покусывая нижнюю губу, она пошла к парковой зоне, откуда можно было бы, не возвращаясь к воротам школы, выйти в город. Она доходила как раз к тому деревцу, у которого еще днем их с Джонатаном били, у которого они договорились о совместном перекусе в кафе, оставалось сделать пару шагов. Сделать их она не успела, ее окликнули. И вот тут-то коленки предательски задрожали. Голос она узнала. Голос был не  Джонатана. Он принадлежал Марло.
        «Откуда он вылез? Я же секунду назад только там стояла и никого не видела…», - Шинон медленно повернулась.
Окликавший одноклассник сделал несколько шагов к ней.
- Какая же ты безнадежная дура! – Марло обнажил зубы в улыбке.
Она молчала. Уже острым клином било в голову понимание того, что ее обманом заманили сюда, и что это дело рук друга. Да только Шинон все продолжала упрямо отвергать это подлое и очевидное предательство. Конечно! Кто захочет верить в собственную наивность?! И тем более признавать ее.
- Где Джонатан? – хотела спросить равнодушно, но прозвучало с твердой угрозой в голосе. Храбрилась из последних сил. Зачем? А, в принципе, что ей еще оставалось?
- А что, мы тебя совсем не устраиваем? – снова скалился довольный одноклассник.
- Кто мы? – испуганно сорвалось едва слышно с ее губ.
Марло развел руками, глядя ей за спину. Шинон обернулась – из-за деревьев парка выходили и шли парни и девчонки к ним, обступая и окружая ее и Марло. Она их знала. Все были из ее класса. Были Зак и Кид, чьих жалостных взглядов она не видела, была Даяна, предыдущая девушка-джокер (за которую не раз заступилась Шинон), были ребята, что недавно дружно таскали ей маты под окно для ее прыжка, и даже тот, кому она сломала нос. В его руке она увидела биту. Также среди них она разглядела и ребят с параллельных классов и много незнакомых парней и девушек, возможно, то были близкие внешкольные друзья Марло. Но самое страшное для нее было не это…
Самое страшное, что она увидела, что потрясло ее – так это Джонатан, прошедший мимо нее и вставший рядом с Марло. Это повергло ее в шок. Казалось, она вот-вот грохнется на траву без сознания. И случись с ней обморок, так это было бы куда лучше. Увы, не случился. Так и стояла Шинон Бринст, ссутулившись и опустив голову, вперив взгляд себе под ноги.
Боялась ли она? Ну что за вопрос?! Конечно! А кто не боится толпы, пришедшей начистить тебе рыло за все твои пакости? Только какой-нибудь каскадер и мастер боевых искусств, да и тот предпочел бы извиниться и сбежать, сверкая пятками и отпуская блики по всей округе. Нет, нет, смотреть на них Шинон не боялась, но чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы обиды, которые надо любыми способами удержать, а делать это помогало (по крайней мере, ей) быстрое моргание, что она скрывала ото всех, низко склонив голову.
- Энтони! – позвал Марло, и тот услужливо подбежал к нему, обеими руками цепляясь за биту и скалясь в предвкушении. – Этот вечер для тебя. Но остались кое-какие мелочи.
Желание рыдать у главного изгоя прошло, она поняла, что именно сейчас произойдет. Шинон Бринст гордо подняла голову, обвела всех взглядом и с омерзением принялась наблюдать за ними.
- Ты хорошо поработал, - похлопал по плечу Джонатана Марло, улыбаясь и не сводя взгляда с буравящей его глазами девушки.
Джонатан посмотрел куда-то в сторону и промолчал.
- Давай свою карту, - Марло протянул свою руку, в которую Джонатан опустил карту «джокер», и объявил. – С завтрашнего дня будешь королем!
«Как складно все продумали. Наверняка, весь месяц готовились и репетировали», - с раздражением думала Шинон, бегая глазами от Марло к Джонатану. Поправочка: к уже бывшему другу, что усиленно избегал ее взгляда. – «Какой же ты все-таки трус!», - её отвлекла от дальнейших склонений Джонатана карта «джокер», прилетевшая к ногам.
- Бери. Теперь она твоя! – приказной тон Марло звучал для Шинон куда более раздражающе.
Все вокруг стояли, затаив дыхание, не издавали ни звука, будто ждали условного сигнала, что бы напасть на нее. И будто боялись его не услышать.
- Засунь ее себе в… (тут прозвучало не очень корректное словечко, которое я пропущу).
Глаза Марло сверкнули, как глаза голодной кошки у фонаря в темноте. Он и не подозревал, что все те, кто был вне его поля зрения, не скрываясь, улыбались. Ни для кого не секрет, что многие не переваривали его, но куда деваться-то? Не все же такие отчаянные дурочки как эта Шинон Бринст, которую большинство поддерживало, но помочь ничем не могло.
- Мне показалось, или ты хотела сейчас же извиниться? – процедил злобно Марло.
- Показалось. Пустышкам свойственно слышать то, что никогда не прозвучит.
- Проси прощения, - выскочил вперед нервный Энтони, играя в руках битой.
- Нет.
И прежде, чем получить удар в лицо битой, она успела еще разок посмотреть на Джонатана и увидеть в этом ответном взгляде презрение, то самое, с которым он смотрел на нее в день их первой встречи.
«Ясно. Все ясно…», - глаза рефлекторно сжало от боли, разрывающей все ее тело. Кости черепа словно на мгновение выдернуло и вставило неведомой силой обратно на место, она забыла как дышать. Да и не могла она дышать, не представляла, как это делать. Организм сделал все за нее – открыв рот и с шумом выдыхая, девушка повалилась наземь. С носа щедро потекло, мешая дыхательному процессу, на который перестроился ее организм – теперь плохо получалось и ртом. Шинон, корчась на траве, поднесла руку, рукавом притрагиваясь и вытирая все то, что подобно горячему фонтану било с носа. Перед собой она ничего не видела – слезы боли застилали глаза, но так в них и стояли, не вытекая.
Энтони замахнулся еще раз. И был отброшен в сторону. Это была Даяна, джокер предыдущего месяца. Энтони ринулся к своей жертве снова, но Даяна опять толкнула его и выкрикнула, обращаясь к Марло:
- Одного раза вам недостаточно?!
- Уберите ее! – был безразличный ответ.
Подбежали более гуманные Зак и Кид. Опережая остальных, они взяли под руки и утащили глубоко в толпу Даяну. Она ведь заграждала некоторым вид на одноклассницу, валявшуюся на траве. Шинон в момент этой неразберихи с Даяной каким-то образом умудрилась подняться на ноги. И ведь рискнула же! Словно бросила вызов. Балда! Нет бы, притвориться мертвой, вот бы страху-то нагнала на всех…
Держа у носа руку, с натянутым на нее рукавом, Шинон медленно развернулась к Марло. Но видеть она сейчас хотела отнюдь не Марло, а другую подлую и коварную тварь. Джонатана. Что с холодным спокойствием смотрел ей в глаза.
«Мне до сих пор не верится, да? И на что я понадеялась? На что рассчитывала? А главное, на кого?!», - разочарованно спрашивала себя она и видела, как Джонатан что-то шепнул Марло, у которого мигом заиграла улыбка, а вместе с ней растянулись в зловещей кривой ухмылке и губы Джонатана. – «А, вот оно, что…», - пришла мысль в гудящую голову Шинон, но мысль не сформировалась до конца, ее прервали – Энтони свалил ее с ног, ударив по ним.
Она снова оказалась на траве. Девушка, не переставая, прикладывала к носу то один рукав, то другой, хотя оба уже давно насквозь пропитались кровью. Встать ей больше не удалось. Да и она не пыталась. Ее пинал размеренно и с чувством Марло, наслаждаясь долгожданным моментом. К нему присоединился Энтони, рьяно мстивший за свой нос, за который, он сполна расквитался еще первым ударом. Били еще с ними несколько человек – приближенные Марло, которые и делали-то это только от страха перед ним. И старались они, в основном, пинать воздух подле Шинон.
Вот только вот удары Энтони и Марло были как никогда сильны и точны. Публика смотрела на происходящее по-разному: одни с жалостью и бессилием; другие – равнодушно и, откровенно говоря, со скукой. Третьим – была потеха, они смеялись, отпуская шуточки и колкие комментарии. Вопила, требуя прекратить, откуда-то из гущи толпы Даяна, которую все еще удерживали Зак с Кидом, прося ее успокоиться, иначе безжалостный подлец Марло может переключится на нее. А Джонатан, оставшийся стоять в стороне от покинувшего его давнего друга, с нетерпением высматривал кого-то у стен школы. Улучив момент, он достал телефон, поковырялся в нем и спрятал в карман. И вовремя! Будто учуяв неладное, Марло посмотрел на него. Но обошлось, провала не случилось.
Тем, кого так ждал Джонатан, ясное дело, был Ховард Силс, которого на половине пути подвел его заглохший старенький автомобиль. К счастью, до школы оставалось немного, совсем чуть-чуть. И он побежал. Услышав знакомый звук, схватил телефон. Сообщение.
«Где же вы? Скорее! На задний двор».
Ховард Силс не стал сворачивать влево и бежать к школе. Он побежал прямо – через пролесок парка, который вел к спортивным площадкам и заднему двору школы. Далеко пробираться не пришлось. Все действие развернулось у деревьев, растущих на границе с территорией школы.
Появление учителя стало для них неожиданностью. Те, кто сразу его заметили, бросились наутек, в их числе Зак и Кид. Они сбежали, отпустив, рвущуюся к самому центру толпы, Даяну, которая лишилась этих оков, упала и приземлилась недалеко от девушки, свернувшейся в комок, защищая руками лицо. Ее линчеватели в этой ночной суматохе тоже стихийно делали ноги. Даяна подползла ближе и увидела, как та, приподняв голову и часто моргая, ищет глазами кого-то в удирающей в спешке толпе. Этот кто-то был Джонатан, остановившийся на секунду и улыбнувшийся злобной и издевательской улыбкой. Его потянул за руку и заставил продолжить бегство Марло, покидающий, так сказать, место преступления. И сейчас уже самого настоящего преступления.
- Шинон! Эй, Шинон! – Даяна попыталась приподнять и усадить, лежавшую на боку и смотревшую в спину беглецам, девушку.
- Уходи. Пожалуйста, просто уйди…
- Но… - Даяна хотела возразить, как вдруг подсел к ним Ховард Силс, которого она только сейчас и заметила, она до сих пор и не подозревала о причине бегства Марло и его ребят. Даяна посмотрела в его мрачное лицо, на которое так хорошо падал свет.
- Пожалуйста, - повторила свою просьбу покинуть ее Шинон, закрыв глаза.
Даяна встала, постояла немного в нерешительности, а потом все же пошла в ту же сторону, в которой скрылись остальные, посчитав, что Ховард Силс справится лучше нее. Оставшийся сидеть позади нее, учитель печально посмотрел на избитую ученицу. Она его не видела, но слышала от одноклассников, кинувшихся врассыпную и пробегавших мимо нее, тихое склонение имени, появившегося из ниоткуда мужчины.
- Ты все еще будешь настаивать, что ничего не происходит и все в порядке? – спросил Ховард неизвестно для чего.
Ответа, естественно, не получил. Он наклонился к ней, аккуратно подсунул руку под плечо и заставил подняться, помогая сесть. Ховард все приговаривал непослушному и упертому телу девушки, стремящемуся вернуться на траву:
- Вставай, Шинон, ну, же. Нужно в больницу, срочно. – Ему удалось поднять и поставить ее на ноги, они даже прошли вместе пару метров. Учитель и неблагодарная девушка, придерживаемая им.
- Маме… - кровь, все еще стекающая в рот, мешала говорить, она попробовала стоя сплюнуть. И это было не очень красиво.
- Что? – не разобрал Ховард.
- Маме не… не говорите маме… моей…
- Хорошо, не скажу, - успокаивающе и мягко сказал Ховард Силс, по дрожащему голосу определив, что сейчас начнутся всхлипы и рыдания. – «Да я первым делом это и сделаю! Сегодня же ей позвоню! Это надо было сделать еще тогда, в первый раз!», - думал он, окидывая ее взглядом. – «Все это – моя ошибка! Я должен был позвонить…».
Девушка вдруг отпустила его и присела на землю, упираясь рукой и коленками, поджатых под себя, ног.
«Плачет? И что мне сейчас с ней делать? Насильно тащить?», - учитель устало опустился рядом, не заглядывая в лицо, но слушая ее всхлипывания, неумелые отплевывания и икания. Порывшись в карманах, додумался протянуть ей свой белоснежный носовой платочек, который и носил-то, чтобы  демонстрировать в нужные моменты всем его безукоризненную белоснежность. Шинон взяла платок и приложила к носу, вернее, к тому, что им было. Белоснежность мигом окрасилась в темно-бордовый цвет.
«Ей срочно нужно в травмпункт…», - понимал Ховард, но продолжал сидеть рядом и ждать, пока она выплачется. Плакала она не от боли, как наивно полагал учитель, хотя, эта боль разрывала голову похлеще другой боли…
Боли, от которой слезы все текли, накатывали новой волной и застилая глаза пеленой тумана. Моргая, она ощущала как щиплет в глазах и в то же время облегчение – слезы скатывались из глаз на щеки, но попадая в рану на лице, вызывали еще больше боли, от которой дергало по всем нервным окончаниям. Она старалась вытирать слезы платочком, предотвращая попадания в рану, да не за всеми уследишь, когда отвлекает еще одна тупая боль – ей было больно еще и от того, что человек, в которого поверила и доверилась впервые за свою сознательную жизнь, так гнусно с ней обошелся. Хотелось выть от этой боли. Выть громче, чем голодный волк воет на Луну. Не будь здесь рядом Ховарда Силса, она это обязательно сделала бы. Вон и Луна как раз в небе без единого облачка. Да, Шинон всех волков затмила бы…
Человек, который довольно долго, следуя своему внутреннему обещанию, сдерживал слезы, и это не месяц-два, а несколько лет, получив толчок и немалую обиду, и тот, не сразу ведь успокоится. А тут еще два вида боли вперемешку: боль физическая и боль душевная. Как ни сопротивляйся, никак не устоишь. Какой бы неприступной и безэмоциональной скалой не казалась со стороны. И она выла. Тихо-тихо, но выла, делая паузы от икоты и громко вдыхая ртом. Ховард недолго  выдержал. Не говоря ни слова, с силой поднял ее и, взяв под руку, повел за собой.
- Придерживай голову чуть повыше, - сурово сказал он, напоминая себе, что в таких случаях жалеть нельзя. Нужно быть строже.
Они выбрались из парка к дороге, поймали такси. Ховард привел ее больницу, где с большими возмущениями заставил дежурных молодых врачей оказать помощь. У нее не было с собой ни документов, ни денег, ни страховки, которую требуют в первую очередь, будь ты хоть семь раз ранен в сердце – это было совершенно неважно.
Шинон все же забрали недовольные и не скрывающие этого люди в белых халатах. Не особо заботясь о ее внешних показателях, они нехотя, грубо, очень быстро что-то подкорректировали и наложили швы. Не удосужились даже отправить на снимок. В итоге она из-за их халатного отношения получила нос с заметной горбинкой, уходящей слегка вправо. Девушка сделала замечание, что ей по-прежнему трудно дышать через нос, на что они в ответ пожали плечами и просто приклеили поверх бинтов широкий пластырь чуть ли не на весь нос, с гримасами, мол, и за это спасибо скажи.
Ховард Силс встретил ее, когда она выходила от них, провел и усадил в приемной, а сам пошел расплачиваться. Получив деньги, одному из них, что был молоденьким интерном, стало совестно, и он подозвал Шинон к себе, чтобы проверить ее жалобы и сделать все как надо. Но гордая Шинон уже клала на них крест тяжеленный, чугунный – она и головы не повернула в его сторону.
Девушка как раз только-только успокоилась. Нет, не совсем верно. Шинон еще долго не успокоится, но в данный момент она взяла себя в руки, икота, конечно, не проходила, она то и дело подскакивала от нее. Когда вышел от врачей Ховард, она покорно встала и вместе с ним направилась к выходу. Они вновь оказались на улице, где недолго простояли в темноте у дороги, дожидаясь такси. Друг другу они и слова не сказали. Учитель не знал, что ему ей в таком состоянии говорить. Утешать? Ругать? Отчитывать?
«Не знаю. Но ни в коем случае не жалеть. Моя жалость вызовет в ней жалость к самой себе. А хуже этого ничего нет. Лучше молчать», - что он, собственно, и делал.
Шинон же молчала, потому что ей было стыдно перед ним. За все. За то, что обязана ему. Это в который раз он ее выручает? Она счет потеряла этим разам.
 «Надо бы поблагодарить, да в глаза смотреть стыдно», - девушка нарочно заставляла себя думать сейчас о нем. Иначе мысли о произошедшем на глазах предательстве друга и своей наивной доверчивости снова норовили заполонить ее голову, от которых подкатывал ком к горлу и увлажнялись глаза.
Когда нанятое такси уже подъезжало к дому Шинон, она, пряча глаза, не то спросила, не то попросила:
- Вы же не скажете моей маме, правда, ведь?
- Не скажу, - твердым и уверенным тоном соврал Ховард.
- Спасибо.
Не отпуская такси, учитель проводил ее до подъезда.
- Не приходи неделю в школу, - сказал он, собираясь уходить, и девушка согласно кивнула, чувствуя сильное головокружение. Сказать больше было нечего, и Ховард повернулся и побрел к ожидающему таксисту.
- Мистер Силс, - позвала она и он остановился. – Простите за причиненные неудобства. Я верну вам ваши деньги.
- Не стоит об этом переживать. Иди домой. – Учитель не повернулся к ней, сел в такси и назвал свой адрес, а Шинон заковыляла по лестницам, чувствуя боль в ногах, до этого момента внимания не обращала, а ноги, оказывается, тоже жутко болели. Достигнув квартиры, она стянула обувь, сняла грязную одежду, сделала три больших шага и упала на кровать. Упала очень аккуратно, помнила о своей травме. Как не помнить, когда все лицо сплошная пульсирующая боль, особенно по истечении действия обезболивающего.
Всю ночь она всецело предалась слезам, уснуть смогла под утро и то, на час. Проснувшись, о многом подумала, взглянула под другим углом и с кровати встала совершенно другим человеком. Настроена она была как никогда уверенно и агрессивно.
Первым делом она заставила себя заглянуть в зеркало. Увиденное обозлило ее еще больше: лицо было ровным надутым шаром, посреди которого был нос, спрятанный под большим белым квадратом пластыря, закрепленным так некрасиво и неаккуратно. Белок одного глаза был красным настолько, что даже зрачок терялся на его фоне, а под другим ближе к виску красовался кровоподтек, при виде которого вспомнился бьющий в лицо носок модной спортивной обувки Марло. На другой стороне лица прямо по всей скуле расползся угловатый синяк, плюс ко всей этой красоте вспухшие и отекшие веки от проплаканной ночи.
Шинон вздохнула и продолжила стоять у зеркала. Нахмурившись, вдохнула-выдохнула глубже и кое-что почувствовала – то были ноюще-колющие боли по всему телу. Она подняла футболку – отеки, ссадины и разнообразной формы синяки с оттенками сине-фиолетового цвета. За такие живописные кадры смело в суд подавать и выигрывать, да только у нее зрел совсем другой план. И не один. И она, прорабатывая их, собиралась в школу.
Девушка оделась как обычно. Отыскав в сумке любимый складной нож, сунула в карман куртки, чтобы был под рукой, ибо сегодня она найдет ему применение. Перед самым выходом срезала им эту длинную свисающую белую прядь у лица, а волосы изловчилась и собрала в хвост у затылка. Выходя из подъезда, надвинула посильнее на глаза кепку.
Она еще не знала, что Ховард с самого утра набрал номер миссис Бринст и выложил ей обо всех приключениях, что произошли с ее дочерью в стенах школы, требуя немедленно встретиться и поговорить. Женщина уже мчалась с самым первым рейсом в город, в котором жестокие подростки (со слов учителя) измываются над ее несчастной дочуркой. Ехать было долго. Но мистер Силс это учел, когда звонил ей ни свет, ни заря. То, что и мистер Силс предал ее, Шинон поняла, проходя мимо палисадника возле их многоквартирного здания, у которого ей повстречалась женщина, с озабоченным лицом ковыряющаяся в своей сумочке. Женщина, которая приходилась ей матерью. И которая посмотрев, так бегло, как обычно смотрят на постороннего человека очень спешащие люди, прошла мимо, не узнав Шинон.
Чего и хотела девушка. Она издали признала по одной лишь походке свою мать, отчего усиленней уставилась под ноги, пряча лицо по козырьком, все боясь, что та вот-вот узнает и остановит. Снова не случилось, обошлось (хорошая фраза).
«Какая же ты мать, если не узнаешь и не чувствуешь родное чадо?!», - подумала в то же время с обидой Шинон Бринст, ощущая, как больно кольнуло в сердце от этой мысли. Отмахнулась от обиды и ускорилась, продолжая путь. По дороге заскочила в салон, распечатала кое-какие файлы с телефона, бережно сунула в рюкзак между тетрадями и бодро пошла дальше. Школа уже виднелась на горизонте.
В класс она вошла ни с кем не здороваясь и никого не замечая. Прошла к своему последнему столу среднего ряда. Сняла рюкзак, кинула на стол, отмечая, как изменилась атмосфера в классе при ее появлении – ее определенно не ждали и были уверенны, что она больше никогда сюда не явится. Все замерли и притихли, бросив свои занятия, теперь они смотрели на нее. До начала урока было достаточно времени. Приковав к себе взгляды класса, сама она смотрела на рюкзак, небрежно брошенный на стол. При этом краем глаза она видела, как правее от нее, в третьем ряду кто-то встал.
«Марло?», - подумала она.
Да, он самый. Не забывая демонстрировать в улыбке зубы, парень неспешно подбирался к ней.
- Смотрите-ка, - раскинул руки Марло. – Кто к нам пришел!
Боковым зрением Шинон уловила движение в первом ряду у окна. Это развернулся к ним Джонатан, он сидел гордо, ровно. Надменно он поглядывал на Шинон и своего друга Марло, стоявшего рядом с ней. Марло протянул руку и взялся за козырек ее кепки. Девушка не уклонилась, не отошла и не пошевелилась, будто с утра ждала именно этого.
- Головные уборы принято снимать в помещении, мисс, - хмыкнул он и приподнял кепку, открывая на обозрение ее лицо, а затем полностью отбросил назад.
Кепка упала на пол. Кто-то даже жалостно ахнул. А кто-то с болью в глазах отвернулся.
- Джокер? – спросишь ты.
- Ха-ха! Нет, Даяна, - отвечу я. Джонатан смотрел на нее безразлично. Притворство то было или нет, было непонятно.
- Кид, - громко и игнорируя Марло, сказала Шинон Бринст, запустив руку в рюкзак и шаря ею там. – Помнится, ты выпытывал у меня, не я ли оболванила вашего драгоценнейшего Марло, - девушка, не отрываясь, смотрела в глаза этому же Марло, доставая пачку весьма крупно распечатанных фотографий. – Держи, утоли запоздало любопытство.
И она красиво подбросила их в сторону Кида, он сидел в первом ряду за столом перед Джонатаном. Фотографии разлетелись по кабинету, все полезли за ними: кто под стол, кто под стул. Подняв и посмотрев, девчонки и ребята удивлялись тому, как она одна смогла сотворить подобное с Марло.
Лицо Марло побагровело. Правая рука Шинон, что все это время была в кармане куртки, напряглась. Марло ринулся на нее, но она, выбросив руку с ножом, ловко и быстро приставила лезвием нож к его шее. Парень испуганно замер.
- Второй раз попадаешься. Не это ли говорит, что ты пустоголовый, - тихо и спокойно сказала девушка.
Марло опасливо сделал шаг назад, а Шинон убрала нож и продолжила:
- Ты смог справиться со мной посредством трусливой толпы, что лижет тебе пятки. Я же справлюсь в одиночку. С каждым из вас. Выловлю по одному и сделаю больнее, чем сделали вы мне. Во много раз больнее… - по мере того, как она говорила, ее голос грубел, становился тверже, а глаза пугающе охватывали всех и каждого, пока не остановились на Марло. – Особенно тебе, - девушка выдохнула и сделала глубокий вдох.
- Еще посмотрим, - храбрясь, оскалился парень, осмотрительно делая еще несколько шагов назад.
Шинон на это не ответила. Она открыто и гневно посмотрела на Джонатана. Он, ничуть не смутившись, смотрел в упор в ответ. Долго. Очень долго она сверлила в нем дыру взглядом, пока он, все же потупив виновато взор, не отвернулся. За всем этим пытливо и наблюдал класс, не зная, что и думать, когда в дверях учебного кабинета возник Ховард Силс, который должен был бы удивиться появлению Шинон Бринст в школе. Но нет, кажется, он об этом уже от кого-то знал. В классный кабинет он так и не вошел, постоял на пороге в раздумьях и, словно опомнившись, сказал:
- Мисс Бринст, зайдите ко мне, - и исчез в коридоре.
«Все понятно. Мама здесь…», - девушка взвалила рюкзак за спину и покинула класс.
Действительно. Мать была у Ховарда Силса. Встревоженная женщина находилась в его кабинете. Она взволнованно ходила кругами вокруг стола Ховарда, места себе не находя и покусывая ногти, с недешевым маникюром. Увидев Шинон, она застыла на полушаге с занесенной ногой, которую медленно вернула на место. Она даже рот раскрыла, настолько ошеломил ее вид дочери. Так и стояли. Шинон, рассматривая носки своей обуви. И ее мать, не моргающим взглядом въевшаяся в лицо дочери.
«Они даже не поздоровались. Что с ними не так?», - подумал Ховард, тактично кашлянул и сказал:
- Простите, мне нужно на урок. Оставлю вас наедине, - он вышел, прикрыл за собой дверь, все надеясь услышать, что хоть одна что-нибудь да скажет.
Не сказали.
Как только он удалился, миссис Бринст подошла к ней вплотную и полусогнутым указательным пальцем, который подставила под подбородок, подняла ее голову, строго заглядывая в глаза. Девушка снова опустила их. Теперь это получалось делать, только полностью прикрыв веки.
Миссис Бринст схватила свою сумочку и, злобно вбивая каблучками в пол, вылетела из кабинета. Шинон бросилась за ней, боясь, что та идет на разборки с классом, но мать шла в сторону выхода. Делать нечего, девушка поплелась за ней.
Они вернулись в квартиру, где мать заставила ее собирать немедля вещи, и пока Шинон это делала, сама миссис Бринст на такси вернулась в школу, чтобы переговорить еще раз с Ховардом и уверить его в том, что дочь изъявила желание бросить школу, хотя было совсем наоборот.
Учитель верил женщине. Само собой разумеется, что ни один ученик не захочет оставаться в таком месте, в котором постоянно подвергается гонениям. Систематические издевательства, неоднократные побои и преследования мало кто потерпит. С подсказки Ховарда Силса мать благополучно и без лишних бумажных нюансов забрала документы, которые им и в принципе-то не были нужны. Также, она возместила его денежные средства, которые он потратил, возясь с ее травмированной дочуркой. Проводив женщину из школы и распрощавшись, грустный Ховард пошел назад, вести очередной урок в своем жестоком классе. Ему, как учителю, хотелось еще разок увидеть и поговорить с Шинон Бринст. Но ее мать не оставляла выбора.
«Не получилось у меня ее исправить и помочь. А как хотелось. Именно ей», - учитель пришел к классу как в воду опущенный. Ученики заметили перемену в всегда оптимистично настроенном учителе, что вопреки всем горестям держал нос по ветру, но в чем его проблема, знать не могли. Уже к концу своего урока он объявил, что они больше не увидят Шинон Бринст, которая забрала документы, чтобы  якобы перевестись в другую школу. Ховард Силс от матери девушки знал, что она просто уезжает из города, но решил, что будет лучшим сказать о переводе. Из чего он исходил? Думал, что в его зверском классе есть ученики не безразличные к судьбе Шинон? Кто знает…
Когда он объявил о ее уходе, в классе раздался смех. Облегченно-злорадный. То смеялся Марло. И смеялся он, почему-то загадочно глядя на нового короля.
А Джонатан весь побледнел, на его лице застыло странное выражение. Это было нечто среднее между разочарованием и сожалением. Да, было что-то такое в его лице, и заметила это только Даяна. Она смутно догадывалась, что происходило с бывшим изгоем, и отчего он помрачнел и весь ссутулился, втягивая шею в плечи, словно пытался спрятать полностью голову в теле (не это ли состояние внутреннего опустошения?).
Так они просидели еще два урока, а потом Даяна набралась смелости и подошла на переменке к Джонатану, уткнувшемуся лбом в стекло окна.
- Не похож ты больше на короля, - сказала ему она.
Он на мгновение скосил в ее сторону глаза и продолжил смотреть из окна, не говоря ей ни слова.
- Далек даже от джокера, коим был…
- Позлить решила? Откуда столько храбрости?! – огрызнулся Джонатан. Глаза его смотрели в одну точку – на дерево далеко впереди за спортплощадками, под которым еще вчера днем он звал гулять подругу, а она с великими сомнениями соглашалась.
- Я не злю, а говорю, что вижу.
- Так умела делать только она. Ты только меня выводишь из себя.
- Я не выводить тебя подошла…
- Чего тогда ты хочешь?
- Пойти к Шинон. Ты ведь знаешь, где это, не раз бывал, за что тебя и били…
- Зачем эти подробности, достаточно было спросить, где она живет.
- Диктуй адрес, я запишу, - Даяна приготовила телефон.
- Нет.
- Что нет? – удивилась девушка.
- Я не скажу.
- Но…
- Я покажу. – Джонатан, посмотрев на нее, отошел от окна, чтобы сесть за свой стол.
- Мне нужно сегодня, - не отставала Даяна.
- Пойдем после урока.
Даяна была согласна и на это. Переждать чуть меньше часа, чтобы увидеться с Шинон и поговорить? Легко! Что может быть проще, когда один урок длится дольше? Что ж. Терпение им в помощь. Но жизнь жестока, повторюсь:
Задумал что-то – делай сразу. Иначе – лишь упущенный момент.
Хотел сказать? Скажи, не бойся. Хотел уйти? Вали быстрей.
Хотел узнать? Спроси, что ждать-то?! Что толку попусту дрожать, все не решаясь действовать…Ха! Мне ли это писать? Человеку, что лишний раз бьется в лихорадке при мысли о…. не будем, ближе к делу: После урока, состыковавшись в коридоре, Джонатан и Даяна поспешили к выходу.
- Куда это вы намылились? – остановил их во дворе школы Марло, преграждая путь.
- Хочешь знать, иди за нами, - огрызнулся Джонатан, обходя его.
- Вот и пойду! – покривил губами Марло и пошел за ними.
- Поспешим! – сказала Даяна, обращаясь к Джонатану, который вслед за ней перешел на бег.
За ними, гневно сплюнув, побежал и любопытный Марло. Бежали они со всех ног. Перевести дух удалось только у многоэтажки, в которой жила Шинон. Джонатан снова был впереди, вел за собой по лестницам двух других. Когда они остановились у двери квартиры и постучались, то услышали из-за двери приглушенное: «Иду-иду!», после которого раздалось, нарастающее шарканье ног.
- Фуф, застали дома! – облегченно вздохнула Даяна, и все трое переглянулись.
Дверь распахнулась и их более и менее довольные лица вытянулись в удивленной гримасе. Среди коробок и ящиков, стоящих то там, то тут, у ног и за спиной красовалась яркая эффектная блондинка. Высокая, статная девушка, лет на десять старше них. Понимание того, что перед ними другая девушка, а не Шинон, пришло сразу, но это застопорило реакцию (для матери Шинон незнакомка была чересчур молода).
- Может, ты перепутал двери? – нашлась первой Даяна. Она посмотрела на Джонатана, но он уверенно мотал головой.
- Нет, Шинон жила здесь, я помню. Номер сорок семь над дверью, - парень ткнул в него пальцем.
- Так это вы к шестерке так ломили ноги?! – только додумался Марло и, включив свое обаяние, обратился к блондинке, пока Джонатан с Даяной гипнотически смотрели на цифры над дверью. – Позови Шинон.
- Шинон? – переспросила девушка, что все это время с улыбкой непонимания смотрела на трех взбудораженных подростков. – Вы, наверное, имеете в виду прежнюю квартирантку? Она же съехала сегодня, буквально только что. Пришли бы на полчасика раньше, еще застали бы за сбором вещей.
- Что?! – воскликнула Даяна.
- А вы, случайно, не знаете, куда могла она направиться? – подался вперед Джонатан, жалобно спрашивая и со страхом думая. – «Неужели она и вправду уедет из города… без меня…».
- Согласитесь, глупо говорить свой адрес совершенно постороннему и малознакомому  человеку, хоть мы и были соседками и знали друг друга, как знают жильцы с одной площадки, – блондинка улыбнулась. – Я, по крайней мере, не сказала бы, даже если бы спросили.
- И она ничего не оставила? Записки? Послания? – не отставал Джонатан, напирая со своей жалостью и чуть не вламываясь в квартиру, ища глазами внутри обманутую подругу.
Девушка мотнула головой и сказала:
- Она накинула на плечо рюкзак, выкатила чемодан и, пожелав мне спокойной жизни, ушла. Судя по ее лицу, жизнь у нее была очень неспокойной, - задумчиво закончила блондинка, с интересом рассматривая эту троицу, интерес заметно переходил в подозрение.
«С чего бы ей что-то оставлять, после того, что вы оба с ней сделали?», - с ненавистью думала Даяна, разворачиваясь и уходя по длинному коридору к лестничному пролету. Лично ее здесь больше ничего не держало.
- В любом случае, спасибо вам, - сказал Марло, улыбнулся и сделал поклон.
«Да ты сама учтивость, а на – деле мразь мразью…», - Даяна спешила уйти туда, где не будет слышно Марло. Секундой позже, поняла, что повторяет фразу Шинон, когда-то брошенную в лицо королю. То было во времена джокера Даяны и короля Джонатана. – «Это все по вашей вине! Где же ты, Шинон?!», - она расстроено присела на скамейку у подъезда. К ней подошли, спустившиеся Марло и Джонатан, который с концами пал духом.
Вспомнив о телефоне, он с надеждой достал его, набрал номер и отошел подальше. Гудки пошли, подбадривая его надежды. Но Шинон отклонила. Он набрал снова. Все повторилось, Шинон не поднимала трубку. Давала знать, что не желает ни говорить с ним, ни слышать его.
- Вот такая вот дружба. И такие вот друзья, - вздохнула и громко зевнула рассказчица, прикрывая рот рукой, а после принялась разминать этой же рукой шею.
- А дальше? – ждал продолжения Нэйтон.
- Это конец. Дальше ничего не будет.
- Но как?!
- Вот так! Этим все и закончилось, - Ренис посмотрела на Нэйтона. – Или ты по-детски наивно ждал хэппи-энда и торжества в свадебных платьях вокруг церемониального алтаря?
- Ну, уж точно не вот так!
- Увы, мой друг, увы.
Наступило молчание. Нэйтон переваривал услышанное.
- Получается, они даже не поговорили на прощание? – спросил он и получил утвердительный кивок в ответ. – А ему наверняка было, что ей сказать. Объяснить, например, почему он так поступил.
- Может быть, - усмехнулась Ренис Нолл и склонилась к коленкам, упираясь в них локтями. Повернулась к нему. – Ну, что Нэйтон, что скажешь о моей истории?
- Честно сказать, ты так складно рассказывала о обо всех мелочах, что от своего уверенного мнения, что либо Шинон, либо Даяна – это ты, я склонился к более твердому, но уже другому…
- И к какому же?
- Что ты все это где-то вычитала где-то, или выдумала.
Ренис затрясла плечами, сдерживая смех.
- Не смейся!
- Неважный из тебя психолог, Нэйтон, ну или кто ты там в будущем…
- Почему это? – перебил парень, улыбаясь.
- Так жестоко отмахиваешься от моего жизненного опыта. Эта история из реальной жизни. Моей жизни, – расхохоталась девушка.
Нэйтон не был удивлен или поражен. Он изначально допускал эту мысль, но отверг от нежелания верить, в то, что подобное в жизни возможно. Но для виду выпучил глаза и раскрыл рот.
- Да, да, - перестала смеяться Ренис. – Той дурочкой была я.
- Ни за что в это не поверю!
- Твое право. И не то, чтобы я хотела что-то доказать, - Ренис выпрямилась и повернулась к нему лицом, чтобы было ее хорошо видно. – Присмотрись: шрам на верхней губе и эта ужасная горбинка на носу не генетический дефект. Мои родители обладатели прямых красивых носов. Мое лицо – результат избиения…
Девушка прервалась, так как Нэйтон почти в нос к ней залез, придирчиво рассматривая указанные дефекты. Тонкий шрам на губе был едва заметен, а вот нос, действительно выдавался.
- Легче, маньяк! Соблюдай дистанцию, ты неприлично близко ко мне, - толкнула изучателя она.
- Увлекся, - оправдался Нэйтон. – Чего же ты хирургическим путем не подправила это? В нынешней жизни все возможно и доступно.
- В свое время, было не до этого. А сейчас, видимо, свыклась, смирилась.
- И никаких комплексов?
- Когда-то были.
Нэйтон задумчиво смотрел на ее нос. Ничего сверхужасного в нем не было, но зная о заморочках девушек по поводу внешности, он находил странным, что она не избавилась от ненавистной горбинки. «Коллекционируешь травмы?!», - спросил он про себя, а вслух задал другой вопрос:
- Ренис, как ты узнала, что ребята искали тебя и ходили  к тебе домой?
- Знаю, о чем ты подумал: «Если, с единственным человеком, с кем я имела связь, я не захотела разговаривать?», да?
- Именно.
- От Даяны. У него взяла номер Даяна. Она часто звонила мне, рассказывала о том, как они искали меня, как они ждали, что я все-таки вернусь в школу или хотя бы встречусь случайно в городе. Много всего ею было сказано. Связь мы поддерживали недолго. Даяна все настаивала, чтобы я согласилась поговорить с Джонатаном, и мне это не нравилось. Когда несколько раз с ее номера звонил он сам, я решила, что общение с Даяной на этом будет закончено. Сменила номер, и стало намного спокойнее.
- Почему ты не захотела его выслушать? Может, он мог бы тебе рассказать о причинах своего поступка.
- А скажи, Нэйтон, нужно ли оно мне? Зачем мне это знать? Для чего? Что бы это изменило? Отмотало бы время назад? Или смягчило боль от коллективных ударов? Высушило бы пролитые слезы?
Нэйтон молчал. Логика в сказанном была, но ему такая встречалась впервые.
- Ни тогда не хотела знать, ни сейчас, - Ренис шумно выдохнула. – У меня все равно свои догадки на этот счет, которые не рухнут от чьих-то искренних оправданий и извинений.
- Выкладывай, мне интересно послушать.
- Изначально это все было игрой, в которую они так хотели вовлечь меня, потому как именно я так нагло, на их взгляд, избегала и не участвовала в их сценариях, таких глупых и детских. Им это, собственно, удалось. Возможно, они даже заключили пари, кому из них первым удастся втянуть меня в эту игру. Черт, я даже не знаю, из-за кого из них я ввязалась в это? Из-за Марло ли, которому так хотела насолить неповиновением, или же Джонатана, которого жалела и пыталась помочь?
Ренис потянула криво-криво, не размыкая, губы. Помолчала немного.
- Думаю, оба на равных справились с поставленной задачей на «отлично». Остается только аплодировать. И ведь додумались же они целую трагедию разыграть у меня на глазах с этим якобы унижением бывшего лидера!. Это сейчас я так легко об этом говорю. А тогда, когда я, сопоставив факты и некоторые вроде бы незначительные на первый взгляд нюансы и поняв, что мое случайное присутствие во время издевательств над Джонатаном было заранее спланировано, я… Я ощутила себя самой первой из дур среди всего множества дурочек планеты…
Девушка отвернулась и стала всматриваться в унылые и серые деревья парка. Осень. Ярких красок недостаточно, но именно их отсутствием была так любима ею осень. Такая же серая и унылая, как и она сама. Нэйтон ждал. Вопросы были, но он не спешил с ними, видел, Ренис собирается говорить:
- Это ведь сам Марло меня направил принести заказанные ими напитки туда, где они так натурально играли свои роли. А как естественно они перепугались моему появлению, зная, что появлюсь. Очень хорошо играли. Умно. Провели как маленькую девочку. Купилась за конфетку! А я ведь была старше на четыре года!
- Что?! – удивился Нэйтон. – То есть, как и сейчас, та же разница в возрасте?!
- Да. Все такая же. И не спрашивай меня, как так вышло, что я оказалась среди малолеток. Я снова уныло скажу: «Так получилось».
- Я задам другой вопрос. Правды ты не знаешь, выходит, что все сказанное только лишь твое предположение?
- Мне, возможно, удобнее считать, что они сговорились против меня, как против заносчивой новенькой и разыграли серию спектаклей. Конечно же, может быть еще множество вариантов, которых я не узнаю, увы. А может это и к счастью, что не узнаю.
- Я не считаю, что все было постановкой. И Джонатана, и тебя ведь били одинаково. Сама говорила о его синяках.
- Кто знает, откуда были его синяки. Не факт, что это Марло. Джонатан был своеобразным человеком и мог отхватить по лицу от кого угодно и где угодно. И не забывай, что с Марло они все-таки были давними друзьями.
Нэйтон молчаливо и пытливо на нее смотрел. А Ренис, сделав паузу, продолжила:
- Вот с тех самых пор я никому не доверяю, - а про себя подумала. – «Хотя отец и учил меня делать это с самого детства, я все равно попалась…».
- Так принципиально этому следовала, из-за одного такого случая?
- Мне хватило с лихвой.
- Ну, не знаю, как у вас у девушек, но и у меня были, не такие, конечно, случаи. Несмотря на это у меня есть друзья, с кем я и в горе, и в радости… - Нэйтону Риверу Ренис не дала договорить.
- Я в это не верю.
- Думаешь, все такие плохие?
- Нет, хорошие, когда им от тебя что-то нужно.
- Верные и отзывчивые друзья не редкость, Ренис.
- У меня таких нет. И в горе, и в радости – сам на сам. Нет ничего лучше.
- Независимость – это хорошо, но близко к одиночеству. Людям нужны люди.
- Какие незаконченные цитаты, - улыбнулась Ренис. – Для чего опускаешь определения?
- Просто хотел от всего сердца пожелать тебе встретить такого человека, который будет разделять и то, и другое. Да ты все не даешь закончить предложения.
- За четверть жизни не встретила, дальше уже и не нужно.
- А если подумать? – повел бровями Нэйтон и хитро улыбнулся.
- А если подумать, то, есть такой человек. И это моя мать.
- Значит, настаиваешь, что никому не будешь доверять?
- Да.
- И мне?
- Что? – задумавшись, отвлеклась от смысла предыдущих слов Ренис.
- Мне ты тоже не доверяешь? Я не думаю, что это так. Ты бы мне без доверия обо всем этом не рассказала, верно?
- Я много раз себя спрашивала, стоишь ли ты моего доверия? Только вот я за тебя не смогу дать ответ самой же себе.
- Ответ ясен. Иначе откуда такие откровения?
- Может быть это от того, что я очень сильно хотела выговориться? Очень сильно и очень давно. С матерью я и словом об этом не обмолвилась и, надеюсь, дальше тебя это не уйдет.
- Будь спокойна. Мне положено уметь хранить тайны. Считай меня личным психологом, - парень похихикал злобно и вдруг стал серьезным. – Постой, выходит, твоя мать совсем ничего не знает?
- Нет, знает. Но иной вариант. Тот, что передан со слов учителя – меня периодически избивали, притесняли, оскорбляли, без видимых на то причин. Вот, что ей известно.
- И она ничего не спрашивала? – поразился парень, подумав о бессердечной матери, при этом, вспоминая, какой заботливой и радушной он застал Эллисабэт Нолл.
- Конечно, спрашивала. Выпытывала без остановки несколько дней. Но что я ей скажу? Я молчала упорно, а она сдалась со временем и больше к этому не возвращалась.
- А почему Шинон? Почему ты выбрала это имя? Ты говорила, что имена Марло и Джонатана были не вымышленными, а Шинон?
- Ну, сразу назвать себя не могла я, вот и решила скрыться за именем, которое мне всегда нравилось, - пока ложь Ренис Нолл звучала как правда, она думала о своем. – «Не могу я сказать правду. Как я ненавидела это имя. Больше всех предыдущих имен…».
Ее ложь выдал отведенный быстро взгляд к носкам обуви. Обличать ее Нэйтон не стал.
- И в какой период времени это происходило? – спросил он.
Ренис, нахмурившись, прикидывала в уме:
- Лет шесть назад. Мне как раз исполнилось только восемнадцать, а они все были школьного возраста, до выпуска им оставалось год-два, а может и три. Как-то так, но могу ошибаться.
- Такой же была, наверное, как и сейчас?
- В смысле? – не поняла вопроса Ренис.
- Невысокая, щуплая. Тебя, не знай я столько, сколько уже знаю, я принял бы за переросшую школьницу. Помешал бы сделать это только твой угрюмый вид, выдающий в тебе взрослого, обремененного проблемами, человека.
- Ну, спасибо, - тон Ренис стал резче.
- А что я такого сказал? – развел руками Нэйтон.
- Ничего. Реакция на правду всегда такая, тебе ли не знать. Да, я на их фоне не выделялась, может была чуточку выше девчонок, но не выше парней, и габариты, в целом, не выходили за рамки подростка. Так что я удачно влилась в их ряды.
- Вот и я об этом.
- Я часто думала, что не будь я старше них, то вряд ли бы я себя так безрассудно вела. Скорее всего, именно знание того, что я старше, сыграло важную роль.
- Хочешь сказать, что…
- Была бы я им ровесницей, то послушно и дрожа коленками, играла бы по правилам, не поднимая глаз от пола и не раскрывая лишний раз рта, чем избавила бы себя от ненужных гонений.
- После твоего рассказа, я уже не смогу представить тебя такой, - усмехнулся парень. – А ты что, правда забрала бы с собой Джонатана, ну, если бы он днем раньше явился и попросил об этом?
- Не знаю, как на то отреагировала бы моя мать и его семья, но да.
- А переехали вы из города исключительно из-за этого происшествия в школе?
Девушка задумалась, это было почти близко, но не абсолютной правдой, которую она не могла ему озвучить, потому пришлось врать:
- Да, Нэйтон, - вздох и за ним мысль, что прорвалась против ее воли. – Странно это все, даже? Странная история, странная жизнь, странная я.
- Я не нахожу тебя странной.
- Почему же?
- Наверно потому что мне интересны твои странности. Я это уже говорил, кажется. – Нэйтон ненадолго задумался, что-то подбирая и сопоставляя у себя в голове исходя из ее ответов. Для него это все было на уровне тех же психологических тестов. – Ренис…
- Да?
- Ты всерьез собиралась поквитаться со своими обидчиками, или же это было как устрашающее запугивание?
- Я намеревалась вырезать каждому из них свои инициалы на лбу, а этому Марло врезать нож глубже, до костей, - мечтательно и с упоением сказала, вспоминая это, Ренис. – Но не судьба. Мать забрала меня, не предупредив, что делает это. Пришла домой с моими документами и тупо поставила перед фактом, а вернее, швырнула эти факты мне в лицо, - девушка хмыкнула. – А я так хотела там остаться.
- Только лишь ради, греющей душу, мести? – понимающе спросил Нэйтон.
«И не только!», - подумала Ренис и, кивнув, промолчала.
- Что, и даже Джонатана наказала бы? (Ах, каков провокатор!)
Девушка вздрогнула, но потом как-то быстро и нервно рассмеялась:
- А вот этого я не знаю, - глянув в, обращенные к ней, ясно-голубые большие глаза Нэйтона, добавила. – Честно.
Парень улыбнулся:
- Я знаю ответ, - улыбнулся парень, и бровь девушки недоверчиво и вопросительно поднялась. – Но не скажу. Не хочу тебя смущать лишний раз.
- Аха-ха-ха, - наигранно схватилась за живот Ренис для пущей убедительности.
- Показушница!
- Подглядыватель в душу! – она встала со скамейки и набросила лямку новой сумки на плечо.
- Куда?
- Как это куда?! Домой. Не вечность же здесь с тобой, - «лясы точить», - подумала она, но не нашла подходящего под смысл английского выражения и сказала, - сидеть.
- Домой, так домой, - Нэйтон подскочил и пошел с ней.
Они вышли из парка и через дорожку прошли к своему тротуару, ведущему прямиком к их району частных домов.
- Кстати, я все забываю тебе сказать, а точнее, спросить, - замялся Нэйтон, почесывая ухо.
- Надо же. Это что же, нерешительность сейчас промелькнула? Притворяешься не хуже меня. Говори уже как есть.
- Раскусила, - улыбнулся виновато он. – В общем, не хотела бы ты присоединиться к нам?
- Не поняла, - нахмурилась Ренис.
- Стать участником нашей группы, вот что я имел в виду.
- Ни за что! Я и по сегодняшний день жалею, что в прошлый раз согласилась. Так что, нет.
- Зачем так категорично-то?
- А зачем мне недовольные рожи? Мне и моей кривой хватает.
- Очень даже они довольные. Ребята только «за». И, если я скажу, догадайся, кто предложил тебя позвать и добавлю, что ты никогда не угадаешь, то…
- То я с сомнением спрошу: «Неужели Алекс?!», - перебила она.
Улыбка Нэйтона моментально растянулась от уха до уха.
- Да, брось, - ошалела девушка. – Ты, наверное, шутишь!
- И в мыслях не было.
- Даже если и так, все равно не поверю в то, что он зовет меня по доброте душевной. Определенно что-то задумал, гад!
- Не делай из моего друга вселенское зло. Настроила на негатив себя заранее. Нормальный он парень, как сказала бы ты, просто он своеобразный, - видя, как Ренис закатила глаза и покачала головой, Нэйтон поторопился прибавить. – Тем более и ему, и ребятам понравилось, как ты играла и пела. Правда, Алекс признавался в этом спьяну, по телефону и в три часа ночи, но все же.
- Так это он на шальную голову предложил, – кривила губами та. – А ты, дурачок, расценил как официальное предложение?!
- Я всего лишь сказал, что все «за» и противников не имеется.
- Все равно, нет. Мне это не нужно.
- Скажи, что подумаешь над этим, пожалуйста.
- Я подумаю над этим и скажу «нет».
- Язва, - буркнул Нэйтон.
Ренис ответила молчанием на обиженное замечание. Они уже стояли у перехода и поворота к дому Нэйтона.
- До завтра, - бросила она и почему-то побежала от него к своему дому.
- Увидимся! – крикнул вдогонку парень, перебежал дорогу и неторопливо зашагал к себе.
Хлопнув дверью за собой и облокотившись об нее изнутри, Ренис постояла немного. Сняла обувь, прошла к лестнице и поднялась в свою комнатку, где переоделась в любимую растянутую домашнюю одежду и спустилась на кухню, готовить обед. В процессе ее возни с посудой, продуктами и кастрюльками, хотела она того, или нет, воспоминания таки снова навалились на нее.
Когда Джонатан и Даяна только вышли из школы с целью пойти к Шинон, Рахима уже направлялась на вокзал, где ее должна была встречать мать с документами и билетами в очередную новую жизнь, полученными от Мэвила. Они снова должны были начать сначала с другими именами и в другом городе. Совпало же как назло, что вышли их на их след! Если бы не это, Рахиме может и удалось бы упросить мать оставить ее в той школе. Но нет.
Результатом произошедшего с ней потрясения было прочное замыкание в себе. Рахима долго не могла выйти из этого запертого состояния непрерывного сопоставления своих поступков и ошибок, своей глупой доверчивости, своему наивному желанию найти и поверить в друга, который, как уже говорилось не один раз, всего лишь показался другом. У нее никогда не было ни друга, ни подруги. Не складывалось у нее в школах – только-только освоишься – и сигнал от Мэвила к бегству. Потому Рахима и приспособилась не заводить знакомств и избегать общения, что со стороны другим всегда казалось высокомерием и спесью. И поэтому такое двойное разочарование она испытала впервые, и разочарование в себе было намного глубже разочарования в Джонатане.
«И пусть у него был миллион причин поступить именно так, он все равно не должен был так поступать, пусть даже это была угроза его жизни, меня это не волнует! Ведь, если человек не хочет делать что-то, что противоречит его убеждениям, он этого не сделает и под страхом смерти. (Хо-хо, как смело, но это, увы, зависит от характера и воли к жизни человека!) Не сделает, найдет любые лазейки выкрутиться, но не сделает. Если, конечно же, у Джонатана имелись хоть какие-то убеждения, в чем я теперь сомневаюсь. Этот человек, в котором при первой встрече я увидела волевой характер, оказался обыкновенной амебой. Есть ли смысл думать об этом? Устала его искать. Надоело об этом думать. Столько всего уже надумала и за него, и за себя, хватит! Не могу больше. И не буду», - но не думать не получалось. Подобного рода мысли были в голове у Рахимы все время. Каждое мгновение, каждый день одно и то же. Зато слезы обиды у нее уже получалось лучше сдерживать.
Мать Рахимы, что на тот момент была известна под другим именем (Миранда Бринст), знала, что на этот раз причина подавленного состояния дочери – не она сама и была в какой-то степени рада за это. Хотя то, что дочь затаила на нее злобу за столь скорое изъятие из школы, в которой просила слезно оставить ее Рахима, тоже угнетало женщину, но незнание истинных причин страданий Рахимы добивало мать куда больше. Спросить прямо не могла – знала, дочь не расскажет. Приходилось ждать, пока Рахима сама решится поведать обо всем, уповая на то, что обиды притупятся, душевные раны заживут. Не зря же люди обманчиво приговаривают в утешение: «Время лечит». И вовсе оно не лечит. Только делает нас равнодушнее и учит быть не восприимчивее.
Мать предпринимала всевозможные попытки отвлечь дочь. Напрасно. Однажды даже заговорила о новой школе, от которой Рахима наотрез, спокойно и без истерики, отказалась. Не прельщало снова учиться с малолетками. Черт с ним, с этим образованием, идти снова на такие жертвы Рахима не была готова. Настаивать женщина не стала, и так и просидела ее дочь за чтением книг, прослушиванием музыки, постижением азов игры на гитаре и прочими мелкими домашними заботами около года. А потом опять нашла работу. Все бы хорошо, да вскоре последовали скорые и частые переезды, длившиеся в течение пяти лет, пока женщину не потянуло задержаться в милом доме тихого городка. Она даже смогла уговорить дочь подать сфабрикованные с помощью Мэвила документы в престижный медицинский университет, которым славился город. Не то чтобы Рахима вдруг возжелала учиться, просто уступила настырным и жалобным уговорам матери, которая долгое время позволяла дочери отказываться от знаний, и тратить молодые годы, перебиваясь на подработках. Своего рода компромисс, да?
Так они и оказались в новой жизни с новыми именами – Ренис и Эллисабэт, два извечных беглеца от себя и от преследователей. Что было дальше, мы с тобой уже знаем.
Сготовив обед, который для матери оставался ужином, Ренис вышла в зал и улеглась на диванчике. У нее получилось уснуть и поспать до прихода матери, которая, неосторожно хлопнув дверью, разбудила дочь.
- Громко появляешься, - грубо заметила Ренис, лениво уселась и потерла глаза.
- Ты слишком часто забываешь запирать дверь, - сделала замечание Эллисабэт и чуть строже добавила. – Ты теперь неразлучна с некогда ненавистным тебе диваном? – женщина, сняв обувь и разминая стопы, присоединилась к ней, спрашивая. – Ну, как в универе?
- Все хорошо. Никаких происшествий.
Эллисабэт Нолл протянула руку и, положив на голову Ренис, с каким-то мечтательно-застывшим взглядом, погладила дочь по голове. Словно это была маленькая девочка, лишенная материнской ласки (а так оно и было!). Ренис потянула уголок губ вниз, тот, который не могла видеть мать, и, опустив голову на бедро матери, улеглась калачиком, предоставляя Эллисабэт возможность вволю нагладиться. Словно в мире животных. Еще бы вшей друг у друга вычесали. Эм, не буду настолько отвлекаться. Они посидели немного так в тишине, а потом прозвучал, наполненный горечью и сожалением, голос Эллисабэт:
- Я столько упустила в твоей жизни, в твоем воспитании…
- Не твоя вина, - перебила, пресекая продолжение, Ренис. – Не надо. Я не хочу, что бы ты об этом говорила.
- Но это все равно так, скажу я или нет.
- Пожалуйста, мам.
- Хорошо, не буду.
Снова наступила тишина, которую прервала теперь уже Ренис:
- За тебя это делала Рахима. Другая Рахима.
- Бабушка? – предположила Эллисабэт, и ее рука замерла на мгновение.
- Та самая, чье имя я и ношу.
Мать притихла, боясь спугнуть дочь, которая настраивалась на рассказ о своей жизни с бабушкой.
- Она тоже гладила меня вот так вот, положив мою голову себе на ноги. И еще так смешно скребла пальцами мне кожу головы. Поначалу было неприятно, но потом, привыкнув, я стала засыпать от этого расслабляющего поскребывания и даже спала крепко и не видела свои кошмарные сны.
- Это было, когда вы жили у нее с отцом?
- Когда я жила, - поправила девушка. – Папа появлялся очень редко. Возникал на пороге неожиданно, впрочем, и исчезал так же. А она так ждала его. Всегда ждала. Каждое утро стояла во дворе, глядя далеко вдаль, на дорогу, уходящую в горизонт, будто это могло ускорить его возвращение. А он и появился-то от силы два-три раза за все это время.
Ренис замолкла на несколько секунд и продолжила, не понимая, почему ей сегодня так хочется говорить и говорить:
- Надо сказать, встретила она нас тогда холодно, это заметила я, даже будучи маленькой глупой девочкой. Особенно холодно она отнеслась ко мне, этого тоже было трудно не заметить. Будто то был ненужный котенок, которого насильно всучили ей, чтобы заботилась и кормила. Хотя, по сути, так оно и было. Как только отец исчез, оставив меня на нее, совершенно не заботясь о том, что я не понимаю языка, на котором говорит она, и она не понимает моего языка, бабуля почему-то сменила свое отношение ко мне. Неприязни в ее взгляде больше не было. Изо дня в день ее заботы обо мне росли. Но изъясняться нам с ней по-прежнему было трудно. Все практически упиралось в жесты и допотопные, почти пещерные, указывания пальцами в предметы: на веник с ведром – подмести двор и сходить за водой, на стол со стулом – приглашение есть, ну и много всего прочего понемногу общение выходило на новый уровень.
Потихоньку привязалась она ко мне. Да и еще бы! Жить одной в этом разваливающемся доме тяжело, а еще тяжелее помнить, что у тебя есть сын, которому на тебя, мягче мягкого говоря, без разницы. Вот и не было у нее другого выхода, кроме как полюбить меня как своего ребенка. Возня со мной определенно отвлекала ее от каких-то своих нерадостных старческих мыслей. Да и помощи от меня было больше, чем от моего отца. Кстати, укладывая меня спать, она ложилась со мной, долго гладила меня по голове, убаюкивающее что-то напевала, а иной раз просто повторяла мое имя. Она выговаривала его немного иначе. Не так, как мы с тобой, совсем не так. Произносила мягче, что ли. Да, букву и сам слог «ха» в моем имени она словно мягко растягивала и выговаривала с придыханием. И, знаешь, мне это нравилось. Все, что было связано с ней, с этим временем, которое я провела у нее – я все это так люблю. Прожила я у нее прилично и даже счет дням потеряла, а ведь это моя излюбленная привычка – считать дни, которые провела на новом месте вплоть до очередного отъезда. А видела бы ты это место! Эти горы, леса, по которым мы с ней ходили! Все было так замечательно. Пока она не умерла…
Ренис смолкла. Эллисабэт печально смотрела на нее, все не решалась отвлекать расспросами.
- Как она умерла? – спросила все же женщина, пытаясь вернуть дочь к интересующему ее моменту.
- Видимо, она была больна. Было в ней что-то, отчего из смеющейся и подвижной бабули она превращалась в вялую и меланхоличную старушку. От чего именно она умерла, я не знаю. В один день она просто не смогла встать с постели. По обыкновению, надеясь застать ее во дворе, копошащейся в грядках, я выбежала из дома и не нашла ее. А когда вернулась в дом и вошла в ее низенькую побеленную комнатку, то она, увидев меня, сделала очередную попытку встать, и когда не смогла этого сделать, расплакалась. И я поняла, что это конец. Конечно, я как могла, подбадривала ее, к тому времени я научилась понимать и говорить на их языке, хоть и с ошибками, путая слова, не соблюдая правила. Но она меня понимала. Я ухаживала за ней, делала все, что только было в моих силах. А бабушка все усыхала и усыхала, просто таяла на глазах. Только один вопрос неизменно задавался ею: «Не приехал ли сын?».
На что я могла только сказать: «Сегодня нет, завтра он обязательно приедет!».
А он все не приезжал. Я звонила отцу, но он не отвечал. Отправил короткое сообщение, что не может говорить на третий день моих бесконечных названиваний. Я написала, что бабуля совсем плоха и на это не получила никакого ответа. К нам все ходили какие-то скрюченные от старости хромые бабушки, которые сидели в ее комнате, говорили с ней о чем-то протяжно и слезливо. О чем, не знаю, я разбирала только некоторые знакомые слова, да и те мелькали редко. Сейчас я понимаю, что она знала о скорой смерти и отца ждала, чтобы он мог как следует провести ее похороны, ведь у нее больше никого не было, а остаться обузой соседям и другим неравнодушным жителям – этого она хотела меньше всего.
- И папа так и не приехал? – голос Эллисабэт немного дрогнул между словом «папа» и «так».
- Ну, почему же, приехал, - Ренис выдержала паузу, - на третий день после ее смерти.
Девушка надолго умолкла.
- Что было потом?
- Потом? Потом – ничего. В нашей с ним жизни ничего не изменилось, все было так же: машины, поезда, дороги, города, квартиры, имена. Все те же прятки, - Ренис хмыкнула. – Как и по сей день. Мы с ним словно сеяли смерть везде, куда приходили.
- Не говори так.
- Как не говорить, если это так!
- Кто хоронил бабушку? Не ты же ей могилу рыла? – намеренно увела в сторону тему Эллисабэт.
- Не я. Но готова была сама три такие ямы вырыть от боли и обиды. Я помню этот последний день. Она пролежала в постели два месяца и однажды, поверх шептаний старушек, сидевших в ее комнате, тихо позвала меня по имени. Я стояла в углу, все время бдительно наблюдая и ожидая, что позовут что-либо принести или поднести. Старушки освободили для меня место, и я села у постели. Бабуля была очень бледна, лицо ее – словно белый лист бумаги, а ее рука, что сжимала мою руку, была худой и очень холодной. Она обняла меня, крепко-крепко прижимая к себе, поцеловала в лоб и как-то странно сникла и стихла. Ее тяжелого дыхания уже не было слышно. Позади, будто в хоре, в один голос завыли старушки, а когда я оторвалась и посмотрела на бабулю, то поняла – она скончалась.
Не знаю как, откуда, но в дом тут же повалили женщины, плача и причитая. Во дворе несколько дней стояли мужчины, и эти же несколько дней в дом непрерывно приходили и уходили люди. Кто-то жал мне руку, кто-то обнимал, кто-то утешающее что-то говорил, не подозревая, что я плохо понимаю их речь. Мое ответное молчание они принимали за угрюмую скорбь. Так оно и было. Я угрюмо скорбела, но помимо этого была еще и злость. На отца, которого она так ждала и не дождалась.
В тот же день вошли люди в ее комнату и спустя какое-то время вынесли ее завернутой в белое полотно и накрытой тканью и понесли через узкие и покатые дорожки между домами на кладбище. Меня следом не пустили старушки. Они держали меня и наперебой что-то объясняли. На могиле побывала я позже, с папой. На этом все и закончилось. Мы с отцом прожили еще несколько недель в том доме, а потом, оставив его на попечение соседей, покинули и его. Вернулась я туда довольно скоро. Лет через пять, но уже с Мэвилом. А почему с Мэвилом, ты уже знаешь.
- Я помню о причинах вынужденной совместной жизни с Мэвилом.
Ренис, оторвав голову с ног матери, присела:
- Поужинаем?
- Ты еще не ела? – Эллисабэт встала первой.
- Хотела вместе с тобой.
- Я переоденусь и приду, - женщина юркнула в свою комнату, а Ренис прошла на кухню, накрывать к столу.
На ужин у них был суп. Они сели за стол и принялись за еду.
 - Мне порою кажется, - сказала вдруг Ренис, отодвинув от себя пустую тарелку. – Что в итоге я окажусь в психушке, хотя, вероятнее всего, что либо я кого-нибудь да убью, либо меня. И если убьют меня, то это будет весьма великодушным одолжением.
- Не говори глупостей. И уж тем более таких страшных и пугающих.
- Ты подумала, пугающе реальных, правда, ведь? – Ренис взяла пустые тарелки и пошла к раковине. – К этому все и ведет. Мы не можем вечно скрываться. Однажды мы все же попадемся, и в этом случае, сама знаешь, что нас ждет.
- Не нас, - почти загробным голосом поправила Эллисабэт. – Меня.
- Со мной они тоже особо церемониться не будут, - растянула губы в усмешке Ренис.
- Я все же надеюсь, что обойдется.
- Не бывает всегда хорошо. Конец наступит и для нас с тобой. И это неизбежно. Ты знаешь и это. Сколько еще смертей я должна увидеть? Скольких людей, погибших не своей смертью, мне еще пережить, а?
Они посмотрели друг другу в глаза и тут же отвели взгляды.
- Меня пугает только одно. И это то, что ты так легко и спокойно об этом говоришь мне. – Эллисабэт Нолл встала из-за стола. – Я, пожалуй, пойду к себе.
- Иди, я сама приберусь.
За столом Ренис осталась одна. Покончив со всеми кухонными делами, она тоже поднялась в свою комнату и улеглась, не разбирая постели. Не успела она этого сделать, как голову заполонили воспоминания, и они снова были о Джонатане. О том, как настойчиво и без устали он названивал и слал сообщения, текст которых был одинаков: «Прошу, ответь. Нужно поговорить».
Последнее сообщение от него звучало так: «Скажи, где ты? Я должен тебе о многом сказать». И на это отвечать девушка не стала. Тогда он прислал длинное послание с признанием в чувствах, что испытывал к ней, за которым шло долгое объяснение причин его предательства. Девушка с именем Шинон даже не дочитала до конца. А после его попыток дозвониться с телефона Даяны, Шинон жесточайшим образом сменила номер. Стало действительно легче: быстрее притуплялись ощущения без этих постоянных напоминаний от него о его существовании. И сама она уже была не Шинон. Да и никогда ею не являлась! Малолетняя преступница с множеством фальшивых имен и легенд о себе.
Ренис перевернулась на другой бок, но сон все не шел. Она встала и спустилась в зал, постояв немного у окна, прошла на кухню, через нее в ванную, там достала из шкафчика таблетки матери, проглотила одну и запила водой из-под крана. Затем вернулась в комнату, пробралась под плед и улеглась, не раздеваясь. Поворочавшись немного, уснула.
Утром двадцать четвертого дня будил ее пищащий телефон, и если бы не он, девушка непременно проспала бы. Она переоделась, заправила кровать, прихватив куртку и сумку, спустилась вниз на кухню. Матери уже не было, зато был завтрак, приготовленный ею.
Ренис направилась в ванную, только после всех своих водных процедур, села за стол. Сегодня аппетита у нее не было. Есть совсем не хотелось, но она все равно насилу запихнула в себя бутерброд и полстакана чая. Убрала со стола и, подняв с пола сумку, накинула куртку, пошла к дверям. Обулась и вышла. Закрыла дверь. Проверила, закрыла ли.
Прикрывая калитку, боковым зрением поймала темное пятно вдалеке у поворота. Это был Нэйтон, девушка поспешила к нему. Надо же! Теперь она переживает, что заставляет себя ждать. А ведь раньше-то как было?! Не буду вдаваться в подробности разговора, что завязался между ними. Не было в нем ничего интересного. Просто ненавязчивое общение на протяжении всего пути до самых ворот университета. У них они и разошлись в разные стороны: Нэйтон свернул вправо к группе однокурсников, Ренис – через главный вход устремилась на второй этаж. Кивнув уже сидящей за столом Грине Смит, она прошла к своему месту и без особых приключений, села. Вдруг возле нее возникла Анри Фринвуд.
- Приветик, - сияла староста.
- Привет. Чем обязана? – Ренис Нолл усердно делала вид, что сосредоточенно читает свои конспекты, многозначительными взглядами намекая, что Анри ей мешает.
Старосту это мало заботило. Она начала очень быстро и бойко о чем-то трещать без умолку. Зачем и для чего, если Ренис Нолл еще со второго ее слова растеряла все внимание, которое силилась приложить, слушая старосту, чтобы понять, о чем она вообще говорит. Не поняла.
- Чего ты от меня хочешь? – резким тоном перебила ее Ренис.
- А что, с тобой уже и поговорить нельзя?
- А что, мы с тобой всегда общались, чтобы ты вот так вот ни о чем мне сплетни в уши заливала?
- Не общались. Вот поэтому надо наверстать упущенное, - ничуть не обижаясь, хихикнула та.
- Вернись на свое место и забудь уже о моем существовании.
- Я, знаешь ли, подружиться с тобой хочу, а ты все в штыки принимаешь.
- Мне не нужна твоя дружба.
- А Грине ты, интересно, так же сказала? – спросила ехидно Анри, тут же осознав, что допустила непростительную ошибку.
- Тебя так бесит, что я предпочла ее тебе? – Ренис угрожающее и злобно показала зубы в кривой улыбке. – С каждым днем ты все больше убеждаешь меня в правильности сделанного выбора.
- Это очень обидно, - попятилась Анри.
- Вот и не приближайся тогда к человеку, что причиняет тебе обиды.
«Ради Нэйтона можно и потерпеть такую змею, как ты!», - Фринвуд сжала зубы так, что желваки на мгновения проступили, и прежде, чем уйти, предприняла последнюю попытку сблизиться:
- У меня есть несколько билетов в клуб, в эту пятницу играет группа моего брата (эти три слова прозвучали из ее уст гордо, при этом она неизменно думала о Нэйтоне), может, сходим веселой компанией с…
Ренис не дала ей договорить:
-  Ты прекрасно знаешь, что я на дух не переношу твоего брата, впрочем, как и тебя. – Ей было, за что ненавидеть Алекса – сколько раз с его науськиваний к ней цеплялась Кристи, а сколько раз…. Ладно, не буду я и на эти повторения тратить время.
Анри, конечно, понимала ее чувства и все знала про Кристи и не только. Сама тоже, положа руку на сердце, не особо питала любви к заносчивому брату, даже сестринской. И все же на слова Ренис Нолл она бурно оскорбилась, не нашлась, что сказать, топнув возмущенно ножкой в модной туфельке, обиженно пошла к своему месту, подумав:
«Ну и дура!».
Вики принялась успокаивать подругу, намеренно задавая вопросы на нейтральные темы. Это помогало, Анри понемногу отходила от злости, кипящей в ней как в котле.
 Обменявшись взглядами с Гриной, которая с улыбкой следила за развитием событий с места, обе едва заметно кивнули друг другу и отвернулись. Одна уставилась в окно, другая в порог, где застыл, оглядывая и считая всех, Морган Велрис. Он сегодня вел у них два занятия подряд. Чему были рады все без исключения. Напомню, он был любимчиком всех студентов. И не зря. Если подавляющее большинство студентов университета считали его лучшим из лучших, то это, определенно, что-то значило. Для них время с ним пролетело незаметно. Они жадно слушали его, особенно Ренис. Так же незаметно, как подошли к концу занятия, она оказалась на улице – во дворе университета, откуда ноги понесли ее через сквер к пристройке садовника, у которой ее ждала скамейка, а на ней Нэйтон, со своей голубой папкой.
- Опять тесты? – спросила Ренис, присаживаясь и располагая сумку между собой и Нэйтоном.
- Сегодня сложнее будут. Без выбора варианта ответа.
- Это как?
- Буду записывать с твоих слов.
- Интересно. Давай приступим.
Нэйтон передал ей приготовленные заранее листы и карандаш, раскрыл папку, перелистал. Закончили они немного раньше звонка.
- Я провожу тебя, - сказал, вставая Нэйтон.
- Не стоит, я сама могу дойти.
- Мне идти туда же. Я просто так не предложил бы, - усмехнулся Нэйтон.
- Ах ты, проходимец!
- Но-но! Всего лишь совмещаю приятное с дорогой до аудитории.
Поулыбавшись друг другу, они не спеша побрели через сквер к зданию университета.
А в это время в беседке далеко позади них, им вслед устремились четыре пары глаз, и принадлежали они Луи Прескотту, Оливеру Бруттсу, Гордону Остинсу и Алексу Фринвуду.
- Мда. – Оливер вздохнул.
- Мы его теряем, - печально произнес Гордон.
- Не думаю, - ровным голосом успокаивал Луи.
- Все признаки на лицо! – злился на него Гордон.
Оливер исподтишка смотрел на Алекса, что угрюмо молчал.
«Все никак не отойдет после того концерта. Ну и поделом!», - злорадствовал Бруттс, решив подлить масла в огонь:
- И все-таки, ребята, - затянул он грустно, - я думаю, она не согласится к нам присоединиться из-за Алекса.
Фринвуд гневно зыркнул на него. Он уже жалел, что при всех выразил свое мнение, что было бы неплохо взять Ренис в группу (на то у него были свои коварные планы). Алекс хотел сказать об этом исключительно Нэйтону, но на пьяную голову, потеряв контроль, выложил об этом при всех.
- Откажется из-за Алекса, но согласится ради Нэйтона! – заявил тоном прорицателя с многолетним стажем Гордон.
- А с чего бы это вдруг такие мысли? – изумился Оливер.
- Ты что, не видишь, что у них там любовь?! – был невозмутимый ответ-вопрос Гордона.
Разразился диким громким смехом, который по большей части выдавливал из себя силой, Алекс.
- Насмешил, так насмешил! – успокоился Фринвуд.
- А что смешного-то? – не понял Гордон и на пару с Оливером посмотрел на друга с вопросительным выражением лица.
- Только Гордон мог увидеть то, чего нет и в помине! Да и быть не может! – язвил недовольно Алекс.
- Почему ты так уверен в этом? – спросил Луи.
- Разуйте глаза! Вы будто ни разу не видели ее! – воскликнул Фринвуд. – Да и к тому же, я слишком хорошо знаю Нэйтона. И это – не влюбленный Нэйтон.
- Ну, так, и я не про его любовь говорил, - безразлично сказал Гордон. – А про ее.
Фринвуд заткнулся. Его словно по щелчку перемкнуло. Всерьез о чем-то задумавшись, он с концами выпал из их продолжившегося обсуждения. Так же внезапно, как замолчал, он влез в их разговор со своим вопросом:
- А давно мы не собирались у меня?
- Да были же на дню, - напомнил Гордон про их подставу группе.
- Но не все! – нашелся с ответом Алекс.
- Ты это к чему? – не понял Оливер.
- В смысле? – уточнил культурный Луи, то же помня, что всей компанией уже сиживали за распитием спиртного.
- Надо устроить еще разок, собраться у меня всем, а то все в узком кругу, мы, да Нэйтон.
- Да, надо, надо! – воодушевился всегда готовый пить, несмотря на пагубное влияние на его организм, Гордон.
- А и в самом деле, - поддержал Оливер, предчувствуя в этом злой умысел Фринвуда.
- Не слишком ли часто вы… - хотел отговорить Луи, но его не слышали.
- Давайте соберемся в эту пятницу у меня, - настрой Алекса лишал возможности сказать твердое «нет».
- Если ты вздумал приглашать всех, учти, что твоя квартира будет маловата, - взялся за мудрые советы Гордон.
- Соберемся в моем доме.
- О! – изумленно и в голос воскликнули Оливер, Гордон и Луи.
- Только есть у меня один  маленький каприз… - Фринвуд хитро прищурился. Парни насторожились. Оливер догадывался, а Луи уже знал наверняка, что он скажет. – Мне кровь из носу нужно, чтобы пришла и она.
Кто эта «она» им было ясно. Расстроенные этим, друзья повернули голову туда, где только недавно сидели Нэйтон и Ренис.
- Это, пожалуй, только через Нэйтона. – невесело сказал Оливер.
- Вот и обрабатывайте его, а то, если это буду делать я, он просечет,- сказал Алекс и довольный своей затеей, вышел из беседки, а за ним и его друзья, озадаченные поставленной нелегкой задачей.
После окончания занятий в коридоре Ренис Нолл нагнал Нэйтон, и они вместе пошли домой, вызывая бурю негативных эмоций у смотревшего на них Алекса Фринвуда. Они брели по городу, медленно перебирая ногами. Спешить было некуда. Говорил, в основном, Нэйтон, а Ренис с интересом слушала, кивая головой и изредка задавая вопросы.
- Я извиняюсь, - сказала Ренис, перебивая его и вынимая из кармана телефон. На экране высветились цифры незнакомого ей номера. Ну откуда там взяться знакомому, если в ее телефонной книжке всегда был только номер матери, а с некоторых пор и Нэйтона?! Вопреки всем запретам на сей счет, она поднесла телефон к уху и с замирание сердца произнесла. – Алло…
- Ренис Нолл? – послышался на том конце приятный женский голос.
- Да? – еще больше запаниковала девушка, что хорошо видел и отмечал про себя Нэйтон.
- Здравствуйте. Вас беспокоят из мастерской. Вы оставляли у нас анкету. Не могли бы вы подойти, по возможности сегодня?
- Могла бы! – паника сменилась, переполнявшей ее радостью.
- Будем ждать, - послышались мужские голоса на заднем плане и трубку бросили.
- Чего там? – вежливо спросил Нэйтон, хотя он стоял рядом и слышал все и сам.
- Похоже, пригласили на собеседование, - Ренис взволнованно осмотрела себя и расстроилась. Вид у нее был непрезентабельный, а бежать домой переодеваться не хотелось.
Это не ускользнуло от зорких глаз Нэйтона:
- Ты нормально выглядишь.
- Слабое утешение.
- Я не утешал. – Нэйтон улыбнулся. – Позволишь мне пойти с тобой?
- Как раз хотела тебя о том попросить.
- Рад согласиться. А куда идти-то?
- Да здесь не далеко, - Ренис неопределенно махнула рукой, умалчивая про то, что это за место, боялась, что вызовет бурю безудержного смеха.
- Ты, кстати, всегда так на звонки реагируешь?
- А что не так с моей реакцией? – ощетинилась Ренис, понимая, что показала все свои страхи.
- Паника, истерика, дрожь, и это все еще и голоса на том конце не услышав, - улыбался Нэйтон.
- Может, я телефонов боюсь…
Завязался долгий спор по этому поводу, что тянулся от парка до самого пункта назначения. Как уже упоминалось где-то выше, это была заправка и автомастерская, два в одном, короче говоря. Нэйтон не стал ждать снаружи, этот любознательный карась вошел вместе с ней и даже впереди нее, словно это ему назначено собеседование.
- Да не робей ты! – строго шепнул он, пропуская все же вперед Ренис.
Но то была не робость. Отнюдь. Ренис все еще не верилось, что та грубая (будто сама была лучше!) хозяйка-мужланка все-таки рассмотрела ее как потенциального работника. И это радовало. Ренис не могла знать, что выбирать было не из кого, кроме нее никто больше не соизволил предложить свои услуги, так сказать. Да и кому охота быть целыми днями в перепачканных машинным маслом и пропитавшихся бензином комбинезонах?! Плюс ко всему работать, не разгибая спины. Только тем, кто искренне готов любить такую работу, или такие простачки, как она.
- Вы Ренис Нолл? – девушка за самодельным прилавком привстала.
- Да.
- Проходите, - слабо улыбнувшись, девушка повела ее за собой.
- Подожди тут, - сказала Ренис, подорвавшемуся идти следом, Нэйтону.
Ну и ладно, насильно мил не будешь, не так ли? Он остался и начал осматривать помещение, не понимая, зачем Ренис нужна такая неподходящая ей работа. Девушка в комбинезоне вошла в кабинет и, доложив о Ренис, вышла, жестом приглашая ту войти.
- Здравствуйте, - зашла Ренис.
- Здравствуй, - хозяйка сегодня была в чистом рабочем комбинезоне и выглядела доброжелательно. Она кивнула на стул и быстро убрала в сторону бумаги, в которых до этого копошилась. – Присаживайся.
Ренис села.
- Я внимательно изучила анкету, и ты вроде бы нам подходишь, но, - женщина замолчала и изучающе посмотрела на Ренис.
- Но?
- Но ты студентка. Даже если я приму тебя, и ты будешь приходить после занятий, не повлияет ли это на качестве твоей учебы?
- Абсолютно! Я могу совмещать. Такой опыт уже есть.
- И не смущает, что будешь работать по выходным? – насмешливо кривила губы хозяйка.
- Ничуть! Это и к лучшему, - сказав, Ренис подумала. – «И откуда столько уверенности-то? Я не знаю, наступит ли мое завтра, и говорю такое…».
Хозяйка встала из-за стола и, заложив руки за спину в районе поясницы, прошлась взад-вперед вдоль своего стола.
«Прямо настоящий волевой начальник. Усов не хватает. Пышных и седых…», - мелькнуло в голове Ренис.
- Мне не очень подходит твой график, но я все же приму тебя, - сделав паузу, женщина продолжила. – Жду тебя в эти выходные. На время стажировки можешь ходить и так. Будем обучать, а там, как наберешься опыта, забегать будешь сразу после занятий. Устраивает?
- Вполне, - заряженная энергией, Ренис была готова хоть сегодня, да хоть сейчас приступать к работе.
- Тогда до скорой встречи, - женщина улыбнулась и села за стол.
- До свидания! – на радостях выскочила Ренис, но вспомнив кое-что, вернулась. – А рабочий день…
- С девяти утра до шести вечера. Бумаги подпишем по окончанию стажировки.
- До свидания. – Ренис прощалась снова и направилась на выход, подобрав из мастерской Нэйтона, увлеченно наблюдавшего починку разбитого капота. Они вышли и глубоко втянули свежий воздух.
- Ну и? – полюбопытствовал Нэйтон.
- Приняли.
- Вот так вот сразу? – изумился парень. – А как же: «Мы вам позвоним?».
- А я везучая, - заявила Ренис, не догадываясь об истинных причинах, в которых единственным претендентом на место оказалась она.
- Бросишь университет теперь? – мастерски скрыл в равнодушии свою печаль Нэйтон.
- Я бы с радостью, но нет.
- И как же тогда ты собралась работать?
 - Утром – учеба, днем и по выходным – работа, что тебе не ясно.
- А не выдохнешься ли?
- Неа. Многие так выживают. Шинон Бринст работала, помнишь ведь.
- Помню. И еще лучше помню ее прогулы, - Нэйтон улыбнулся. – Универ – не школа, так ты скоро вылетишь.
- Ты же не вылетел со своей группой.
- Ну, ты сравнила тоже! Постоянную работу и наши редкие концерты. Если, конечно, их можно назвать концертами.
- Кстати, я тут слышала, что вы вновь зажжете в клубе под эгидой Алекса непревзойденного.
- И от кого же ты это слышала? – спросил Нэйтон, незаметно отключив, завибрировавший в кармане, мобильник.
- Анри Фринвуд. Тоже непревзойденная. Что, уже забыл, с чьей сестрой я делю курс? Приглашала меня поглазеть на ее брата, о котором она иногда кричит, что терпеть не может, а порою питает нежные чувства и на выступления зовет.
- Ах, эта Анри, - засмеялся Нэйтон. – Она всегда была такой двойственной.
- Лицемеркой? – переспросила, поправляя, Ренис.
- Нет, это другое.
- Как по мне, так лицемерие чистой воды.
- Это все твои преувеличения, - не понравилась настойчивость девушки Нэйтону.
- Вот мы и дошли, - Ренис остановилась. До дома оставалось немного.
- Без твоего рассказа о Шинон мы слишком быстро возвращаемся из универа, - опечалился парень.
- Не могу же я вечно о себе самой рассказывать.
- Я вчера много думал над окончанием твоей истории и, знаешь, к чему я пришел? – тянул время Нэйтон, не желая прощаться.
- К чему же?
- Учитель. Он же появился не позову интуиции и сердца. Кто-то его позвал для тебя. Этим «кто-то» мог быть Джонатан, разве нет?
- Я когда-то думала об этом. Но что это меняет? Номер Ховарда Силса был у каждого его ученика. Любой мог позвать его, та же самая Даяна.
- Да, и еще мне показалось странным, что Даяна, зная о подстроенной засаде, не предупредила тебя.
- Знали лишь немногие – самые близкие и верные Марло. А остальных, скорее всего, обзвонили и приказали вечером собраться у школы. Так что, я вины ее не вижу.
- Это со слов Даяны ты так рассуждаешь? – на это ему Ренис Нолл кивнула, и Нэйтон с сомнением спросил. – Но правда ли это?
- Не мне это знать. А если и узнаю, то вряд ли я от этого стану счастливее или добрее, или еще что-то там, - сказала Ренис и повернулась, готовясь уйти.
- Подожди, Ренис.
Девушка остановилась.
- Так ты придешь в клуб?
- Я?! Нет, конечно! Сдался мне ваш Алекс.
- А я?
- А что ты? – растянулись губы, обнажая зубы в злой усмешке. Она уже знала, что примерно скажет Нэйтон, от чего ее тянуло улыбаться.
- Я сдался? – тоже улыбался Нэйтон. – Приходи смотреть на меня.
- Какая мне в том выгода?
- Ты хочешь оплату за это? – воскликнул Нэйтон на всю улицу.
- Ну, если хорошо заплатишь, - наигранно смущаясь и чертовски переигрывая, сказала Ренис Нолл. – То я весь вечер буду смотреть только на тебя.
- Аха-ха-ха! Но мы же друзья, подобные услуги по дружбе можно и бесплатно оказывать.
- Еще чего! Бесплатно?! Ха!! Да за одно лицезрение тебя рядом с Алексом уже надо компенсации выплачивать, в тройном размере!
- Какая ты все-таки язва, - насупился Нэйтон.
- Не унывай. Еще есть время, может, я успею пересмотреть свое решение, - загадочно прошипела Ренис, удаляясь от него в сторону своего дома. – До завтра, меня ждут дома, - соврала она, чтобы он больше не задерживал своими бессмысленными разговорами и просьбами.
- До завтра, - ответил Нэйтон, подождал, пока она скроется за калиткой и пошел домой.

         Глава шестнадцатая: «Что не так с сестрой Фринвуда?»
        Спустя пару учебных дней, а это был ее двадцать седьмой, тщательно подсчитываемый и вычеркиваемый в уме, день, угрюмая мисс Нолл все же решилась сходить в клуб. Это случилось в вечер пятницы, Ренис, прихватив с собой Грину, которая потащила с собой зеленоволосую, которую, кстати, звали Вивьен, направилась по злачным и темным переулкам центральной части города, туда, куда недавно приволок ее Нэйтон. По пути она все косилась на зеленоволосую девушку по правому боку от себя.
«Француженка?», - подумала Ренис при их знакомстве, которое проводила Грина, когда все встретились у места сбора – возле клуба.
«Ей бы в Париж», - думала одновременно с Ренис Анри Фринвуд, что была важнейшим звеном в их социально-неравной компашке, ибо халявные билеты доставались только через нее. За которыми Ренис обратилась, переступив через себя, а вернее, бесстрашно наступив ногой на горло своей гордости. Удивительно, но Анри, позабыв про все колкости и гадости, услышанные от новенькой, с радостью и подозрительной готовностью помочь, откликнулась на просьбу. Но билетов на руки не дала. Вот и пришлось всем им собраться у клуба и ждать продуманную старосту. Мда, чего не сделаешь, чтобы не обидеть друга. Уточню: Нэйтона.
Несмотря на неравный состав, они очень даже легко нашли общий язык, особенно Вивьен и Анри, на зависть Вики. Интересы девушек совпали, надо же было такому случиться! Было вполне себе весело и просто с ними. А бедолага Ренис все думала, как они уживутся все эти несчастные два часа с Анри, и даже ночью не спала, переживая об этом.
Вне университета Анри оказалась совсем другим человеком, как и многие в нашем сложном обществе. Менять маски в зависимости от среды и окружающих людей тоже надо уметь. Мисс Фринвуд владела этой способностью лучше кого бы то ни было. И в отличие от Ренис, Грина не восприняла изменений, произошедших со старостой, приняв все как само собой разумеющееся.
В шесть часов вечера двери клуба распахнулись, Анри всучила каждой девушке по билету и они друг за дружкой пробрались вовнутрь. Ребята были уже на сцене, подготавливали аппаратуру. Луи и Оливера она признала сразу, как и Алекса, в сторону которого старалась принципиально не смотреть. Но Нэйтона что-то не нашла, его не было на сцене.
- Давайте подберемся ближе! – Анри, взяв за руку Ренис, которая ухватилась за Грину, что держалась за Вивьен, а та, улыбаясь, шутки ради, вцепилась в Вики, цепочкой вытянула за собой их к плотной толпе у сцены и продолжила с напором пробираться сквозь нее.
На сцене показался Нэйтон, по залу пошли перешептывания с комментариями:
- А вот и Нэйтон…
- Нэйтон…
- Они сегодня в полном составе?!
- А где же тот, другой?
- Сегодня его не будет? – прозвучало почти у самого уха Ренис. Беседовали две девушки, имея в виду ее, что пела с Луи вместо Алекса в прошлый раз.
Неожиданно свет в зале погас и ярче зажглись огни сцены, отражаясь в зеркальных панелях под потолком и отбрасывая множество лучей в темноте.
«Понеслась!», - пронеслось в голове у Ренис и все услышали удары палочками, которыми Оливер давал начало заигравшей музыке.
А Анри все тянула и тянула их за собой, пока не оказалась во втором ряду зрителей, стоящих у сцены. Делала она это не для того, чтобы новоиспеченным подружкам было лучше видно. Нет, все опять-таки, ради Нэйтона, которого хотелось четче видеть, да и он, чтобы заметил ее в толпе. Рваться к нему одной она якобы постыдилась, вот и захватила с собой Ренис, а та с испугу всех остальных.
Увидев в толпе несговорчивую ведьму и ехидну Нолл, Нэйтон просиял, с еще большим усердием прижимая пальцами струны. Его лучезарную улыбку приняла на свой счет Анри, позабывшая о существовании мисс Нолл, которая разок улыбнувшись Нэйтону, неосознанно уставилась на Алекса, так как голос его поистине завораживал и приковывал все внимание к источнику. Пел он ровно, не напрягаясь и не выдавливая, а красиво и мелодично растягивая слова, которые даже и не вообразишь текстом песни (тут заслуга поэта Луи). Заливал как соловей, без слышимого дыхания в микрофон, что было еще большим плюсом в звучании его голоса. Это было чем-то необъяснимым для Ренис (заядлого ценителя музыки), которая все никак не могла отвести от вокалиста взгляд.
Немного слов о сцене. Это не было сильно приподнятое возвышение, которое обычно видится на фестивалях и концертах, и что обычно рисуется воображением в голове при слове «сцена». От общего пола зала место, на котором находились участники группы, лишь немного было выше. Сантиметров на двадцать пять – тридцать. Точно не сказать, с линейкой для замеров никто не подкатывал. Таким образом, и поющие и слушающие практически (ну, с натяжкой) были на одном уровне. Немудрено, что мистер Фринвуд распознал ненавистную ему замарашку в толпе, смотревшую на него, отчего он искренне обрадовался, хотя и сам не знал чему и почему. И теперь, исполняя песню, он в ответ неотрывно смотрел на нее.
Но мисс Нолл увидев этот ответный взгляд в упор, растерялась и тут же перевела глаза в сторону от него, на удачно подвернувшегося Нэйтона. Фринвуда это так разозлило: голос погрубел, появилась хрипотца. Песню это не испортило, а наоборот, придало больше чувственности (мне ли это говорить, пусть кто-нибудь другой скажет). Ренис спешно попятилась, выбираясь из толпы, благо староста Анри, загипнотизированная Нэйтоном, выпустила ее руку, и она направилась к стоящим ближе к бару и столикам. Нашла свободный стол и села. К ней присоединились Вивьен с Гриной, а Вики осталась рядом с подругой в виде преданной и верной группы поддержки.
- Не люблю я такое, - Грина брезгливо поморщилась, выкрикивая в ухо Ренис, из-за громко звучавшей музыки, которая гулко отдавалась в барабанных перепонках и отбивала четкий ритм в грудине.
- Тебе романтичные баллады подавай? – крикнула в ответ Ренис. – А на вид вся такая  бунтарка-рокерша.
- Скажешь тоже! Мне бы чего-нибудь помягче, да по спокойнее, - Грина взяла два коктейля у проходившей мимо официантки, один себе, другой Вивьен. О Ренис почему-то не подумала.
Еще немного и басы пошли на спад и резко вместе с музыкой оборвались. Зажегся свет в зале. Первая песня была отыграна. Клуб наполнился одобрительным свистом и завываниями, которые сопровождали благодарственные речи Алекса, обращенные к пришедшим в клуб.
«Ишь ты! Как его любят!», - думала по-русски Ренис Нолл, слушая, но не глядя в сторону сцены.
Загадочно переглянувшись, встали из-за стола Вивьен и Грина:
- Мы пойдем, Ренис.
- Бросите меня здесь одну? – очень жалобно спросила она, вместо рвущегося из нее  истеричного крика: «Куда?!».
- Ты не одна. Есть Вики, Анри. Уж она-то не даст тебе скучать. – Ирония Грины звучала обидно.
Ренис недобро прищурилась. Все проклятия четко читались в ее глазах. Звонко рассмеявшись на них, Грина пододвинула свой так и не тронутый коктейль:
- Ты же видишь, нам такое не по нраву. Зря я позволила тебе себя уговорить.
- Тоже мне, утонченная леди! Катись в театр.
- С тобой хоть в космос, - все играла улыбкой розововолосая.
- От твоих слов аж лед тронулся. В моем холодильнике, - Ренис Нолл скрестила руки на груди. – Пошли прочь! Знать вас больше не желаю.
Подруги переглянулись, обменялись улыбками, смиренно помахали ей ладошками и с радостью поспешили к выходу.
«Не нравится им, видите ли! Хорошая же музыка. Очень даже ничего», - Ренис долго крутила шеей, провожая их глазами до самых дверей. А потом вернула взгляд на столик, за которым осталась совсем одна с коктейлем от Грины.
Снова заиграла мелодия, ребята на сцене играли чуть более агрессивнее и Фринвуду теперь уже подпевал Луи.
«Вау…», - чьи это мысли и так понятно, как и то, что взгляд Алекса был обращен к сидящей за столиком Ренис. Она, конечно, не видела и не замечала, как он смотрит на нее. Ей со своего места было не до чьих-то там глаз. Зато слушала она внимательно, уныло ковыряя трубочкой в коктейле.
Отыграв все, что наметили, парни собрали инструменты и сошли со сцены в свою комнатку. Их сменила танцевальная музыка – справа от сцены замигали огни на высоком пульте диджея. Все те, что стояли у сцены плавно переместились в эту сторону и равномерно распределились по танцевальной площадке.
К Ренис вскоре подсела Анри:
- А где Вивьен и Грина?
- Нашли занятие получше. – Ренис мельком посмотрела на Вики, которая танцевала в паре с незнакомым парнем.
- Разве здесь было хуже?
- Ну, или им просто срочно нужно было домой, - беспристрастно сказала Ренис.
- А-а…
Они посидели еще две минутки, которые ответственно отсчитывала Ренис Нолл, после чего собралась встать, чтобы уйти. Она обещала матери не задерживаться долго, и что в случае чего Нэйтон ее обязательно проводит, хотя уверенности в этом не было (это было сказано всего лишь для успокоения ее мнительной матери). Ренис не успела вовремя исчезнуть, появившийся внезапно Нэйтон, пододвинул по-домашнему к себе стул и присоединился к их компании.
Счастью Анри не было предела.
- Как мы тебе сегодня? – обратился он к Ренис, в ожидании хвалебных замечаний.
- Как-то тухло, - кривила она лицом. – Со мной было гораздо лучше.
- Язва. Какая же ты язва! – устало поулыбался ей Нэйтон.
- В смысле с тобой? – вмешалась Анри, спрашивая у Ренис.
- Что, Алекс тебе не говорил? – спросил ее беспечно Нэйтон. – Ренис же пела вместо него недавно. И пела весьма недурно.
- То есть, парень, о котором девчонки жужжали всю неделю – это была Ренис?! – Анри зависла секунд на семь, ошалело глядя на Нэйтона. Он же, улыбаясь, смотрел то на угрюмую Ренис (что пребывала под впечатлением негативных чувств к бросившей ее Грине), то на потерянную от услышанного Анри. И так и ничего не сказал.
Внезапно, а это было действительно внезапно, вокруг стола возникли Оливер, Луи, Гордон и Алекс, который подговорил товарищей в отсутствие Нэйтона на сбор запланированной им вечеринки. Они должны были обработать все так, чтобы заманить вместе с Нэйтоном и Ренис. Присутствие Анри Алекса неприятно удивило, но он сумел подать и поддержать невозмутимый вид.
 - Нэйтон, как насчет нагрянуть к Алексу? – как бы невзначай начал первым и сразу Гордон.
«Пьянствовать собрались?!», - Ренис поежилась с плохо скрываемым омерзением на лице.
- Ну, не знаю, - Нэйтон покосился на ту, которую собирался провожать домой. Ренис была темнее грозовых туч.
- Мы не для того тебя искали, что бы ты не знал, - Оливер нашел для себя соседний стул и уселся рядом. – Ты уже входишь в состав приглашенных людей. А вот как насчет тебя? – Оливер посмотрел на сестру Фринвуда, которая ему давно нравилась и которая давно ни его, ни этого не замечала.
«Идиот, зачем она мне там?! Мне вон то пугало нужно было!», - психовал мысленно Алекс, посматривая на пугало, которым, естественно, была мисс Нолл. А она продолжала сидеть, скрестив руки и сурово глядя на Нэйтона.
- Ой, я с вами! – весело хлопнула в ладоши Анри, воодушевленная тем, что проведет вечер в компании Нэйтона.
- Всех своих уже собрали. Ждут только нас, - деловито сказал Алекс, видя, что Нэйтон все еще колеблется. На самом деле в доме Алекса дожидался весь их курс и не только. Все в короткие сроки организовала Кристи со своими подружками, тщательно подготовив как надо, по одному лишь недавнему звонку Фринвуда.
Ренис встала, ногами отодвигая свой стул, тихо бросила в сторону непризнанного друга:
- Я домой.
- Ренис, - встал следом и Нэйтон.
- Постой, - вскочил и Алекс. – Я приглашаю и тебя.
- А разве таким, как я найдется место рядом с таким как ты? – голос ее звучал резко и едко, со злобой. – Я уж лучше дома в зеркала погляжусь. По твоему дельному совету, - напомнила она ему о сказанном некогда и резко повернулась к выходу.
Нэйтон вопросительно уставился на друга, не ведая про это и про план Фринвуда, что летел к чертям на крыльях взаимной ненависти Ренис.
- Ренис, считай мое приглашение как извинение, - с трудом выдавил из себя Алекс, - и благодарностью, за то, что выручила ребят в мое отсутствие.
«Она, что, и правда, пела вместо него?!», -  подумала Анри с огромным сомнением.
- Избавь меня от своих фальшивых речей, - не обернулась даже Ренис, продолжая идти к дверям.
- В знак примирения, - обежал ее и встал впереди, заграждая собой путь, Алекс.
- Я провожу тебя домой, если вдруг что. Не понравится – уйдешь сразу. Насильно никто не удержит, - подошел к ней Нэйтон, считая, что ей будет не лишним поприсутствовать и пообщаться с его общими друзьями (будто он не знал, какого она мнения на сей счет!).
«Дурак! Зачем говорить: «Уйдешь»!», - злился на него Алекс.
- Соглашайся, - присоединилась к ним Анри, заподозрив братца, которого знала как облупленного. Сестра неожиданно пришла ему на помощь, что сильно удивило его.
Но Ренис не сказала ни «да», ни «нет». Так молча вместе с Нэйтоном и Анри села в машину, всю дорогу хмуро поглядывая на свою обувь. На обувь она смотрела всегда, когда была недовольна своими действиями, и когда по данному поводу копалась в себе, пытая вопросом: «Почему поступила так, а не иначе?».
Дом Алекса, доставшийся ему в наследство после смерти родителей, находился в том же секторе, что и дома Нэйтона и Ренис, только его дом был дальше, и был самым последним. Он замыкал длинный ряд коттеджного поселка, за ним открывались поля и незастроенные земли, поросшие вереском и редкими-редкими одиночными кленовыми деревьями.
Анри не знала, что они направляются в дом, где когда-то жила дружной семьей. С родителями. С еще живыми родителями. Она полагала, что вечеринка по обыкновению пройдет на подаренной дядей Алексу на совершеннолетие квартире. Сама она жила в доме дяди, а Алекс – где придется по воле случая – то на квартире, то у дяди, то в своем доме. Выйдя из машины в темноту ночи и очутившись перед домом, настроенная на безудержное веселье староста Анри, непривычно быстро сдулась и погрустнела. Что не ускользнуло от Ренис:
- Что с тобой? Тебе дурно? – спросила она и сама удивилась своей участливости.
- Нет, все в порядке. – Анри понуро опустила голову и пошла со всеми в дом, откуда раздавались звуки музыки и громкого смеха.
«По-моему, сейчас дурно станет мне», - Ренис почувствовала, как ноги сопротивляются и отказываются идти дальше. С порога она ощутила терпкий запах мерзкого табачного дыма, смешанный с еще какой-то вонючей и запретной травой, которой определенно баловались ребята, гурьбой усевшиеся на веранде с блуждающим и рассеянным взглядом рассматривая вновь прибывших гостей. – «Отвратительно», - Ренис плотнее сжала локоть  Анри, которая то же с отвращением смотрела на них.
Далее от застекленной веранды они прошли по небольшому широкому коридору в гостиную, что была битком набита людьми: кто-то дружной компанией играл в карты на полу в углу; кто-то на диване, разбившись на пары, играл в приставку под вопли болеющих рядом зрителей. Несколько стаек девушек стояли то там, то тут, кидая взгляды в сторону парней. В соседней чуть более просторной комнатке были соединены в ряд три стола и накрыты разнообразными закусками и напитками, расставленными в огромном количестве по столам. Здесь также было много парней и девушек, утопающих в разговорах. Среди них, мельком взглянув, Ренис Нолл безошибочно узнала Кристи. И стало дурно больше прежнего.
Она в поисках тихого угла повернулась в сторону кухни – там контингент парней не внушал ничего хорошего. Ренис посмотрела вслед, покинувшей ее Анри. Староста вошла в комнату и присоединилась к Кристи, чего не стала делать Ренис. Она вышла через зал в коридор и остановилась у мраморной винтовой лестницы с кованными черными перилами в виде виноградной лозы, ведущей наверх. Повернулась вправо – на веранде Алекс, Луи, Нэйтон, Оливер, Гордон все еще о чем-то разговаривали с не очень трезвыми ребятами. Ренис вздохнула и медленно взобралась вверх по ступенькам. Лучше бы она этого не делала. Не сложно догадаться, для чего нужен был второй этаж при таких собраниях.
Мисс Нолл, нервно дернув шеей, повела плечом и поспешила  спуститься вниз. Веранда уже пустовала. Голос Нэйтона хорошо слышался в зале. Ренис прошла к веранде.
«И зачем я здесь? Надо пойти домой. Все равно никто не заметит моего присутствия, впрочем, как и отсутствия», - она вышла на веранду, чтобы осмотреться через окно на район, в котором находился дом. – «Далеко ли будет отсюда до моего дома?», - девушка прильнула к окну и разглядела только блуждающих по двору, неестественно смеющихся парней. Она поспешила забиться обратно в дом. Сесть было некуда. Поэтому присела на третью ступеньку лестницы. Здесь (не на лестнице, а в доме в целом) Ренис была лишней: всем было весело, а ей скучно. Она не понимала причину их веселья. Не находила и повода для улыбки. Всем было комфортно в этой тесноте, духоте, а ее это множество людей и неприятных запахов только давило.
«Он обещал меня проводить, как только мне надоест. Мне надоело. И так, где же ты, Нэйтон?», - девушка, покинув холодную ступеньку, заглянула в зал в поисках своей цели. Нэйтон стоял с парнями возле углового шкафа напротив дивана и увлеченно о чем-то рассказывал и доказывал, при этом яростно жестикулируя и буквально объясняя точку зрения на пальцах.
Вдруг из соседнего круга обсуждений высунулся Алекс и с криком:
- Вон же она!! – распихнул всех впереди себя и побежал к ней.
Ренис повернулась вокруг себя в поисках того, к кому бежал поддатый солист Фринвуд, но кроме себя на пороге зала никого не обнаружила. А обернувшись опять к нему, слишком поздно поняла, что он схватил ее и притащил в комнату с накрытыми столами.
- Налейте кружку нашему другу! – громко потребовал Алекс, разворачивая лицом ко всем Ренис.
Нэйтон, видевший происходящее, настороженно замер и прислушался со своего места. Своих собеседников он уже не слышал, ноги шаг за шагом осторожно вели его к Ренис, предчувствуя беду. На всякий случай, он ускорился и пошел в сторону закусочной комнаты.
- Я не пью, - оскорбилась девушка, перед которой на стол со стуком поставили до краев наполненную пивом большую стеклянную кружку, с эмблемой какой-то широко известной алкогольной фирмы. Недешевой, кстати.
- Не грех поднять за наше перемирие! – настаивал Алекс, подняв кружку, он протянул ей.
- Я не пью, - огрызнулась Ренис.
- Знаю я таких! – усмехнулся Фринвуд, взял руку и силой сжал, впихнув в нее ручку кружки и в тот же миг быстро отнял свои руки. Кружка осталась в руке Ренис, качнувшись от тяжести и расплескав прилично золотистого хмельного напитка на пол.
Все внимание присутствующих было приковано к ним. Алекс кивнул Кристи, которая знала, с какой целью задумалась эта вечеринка (реализация подлых планов Алекса). Она, хлопнув в ладоши, крикнула:
- Пей!
И все в один голос поддержали:
- Пей!
- Пей!
- Пей!
Ренис злобно посмотрела на вошедшего Нэйтона и поднесла кружку ко рту. Алекс, не веря, подался ближе, склонившись и с улыбкой наблюдая. Кристи ухмылялась и продолжала скандировать с толпой:
- Пей!
- Пей!
- Пей!
- Ренис! – кинулся к ней Нэйтон.
Но она уже пила, делая большие глотки и долго не отрываясь от кружки. Остановилась. Отняла кружку от лица. Все притихли. Алекс непонимающе смотрел на девушку с лицом хомяка, от жадности набившего еды за обе щеки. Выпитое Ренис не достигло желудка, она все держала во рту. Недолго. Почти сразу выплеснула фонтаном Алексу в лицо. Намеренно. Но так наивно и виновато сказала:
- Ой, - и легким движением швырнула туда же остатки из кружки. А в кружке оставалось порядочно – половина.
Облитый с ног до головы Алекс глубоко задышал. Ярость, гнев – все рвалось наружу. Это ж надо было при всех так попасть впросак! Алкоголь сделал свое дело и, не контролируя себя, Алекс Фринвуд нервно дернулся к ней, занося руку, но ощутил преграду в лице Нэйтона, мгновенно выросшего между ним и Ренис.
- Получил, что хотел. Сам виноват, - сказал Нэйтон строго и, взяв за руку Ренис, счел нужным скорее покинуть это место, оставляя разъяренного Алекса на попечение Луи и Кристи, которые знали, как его успокоить, про то, что они умели, умолчу.
Беглецы быстро выбежали из дома Фринвуда, прошли мимо отдыхающих во дворе и благополучно выбрались за ворота на дорогу. В молчании они прошли по тротуарам, освещенным ярким светом фонарей. Яро шагала впереди Ренис, будто убегая от Нэйтона.
- Ты на меня в обиде, Ренис? – не отставал парень.
- Нет. Но больше ты мне не друг.
Он испуганно забежал вперед.
- Ты серьезно?!
- Уйди, ты мешаешь ненавидеть тебя.
- Да за что?! – не сдержал улыбки Нэйтон.
- За то, что уговорил посетить столь злачное место. Вконец испортил мое мнение о тебе.
- Я даже не пил! – защищался парень как мог.
- Поздно. Я уже занесла тебя в свой черный список за присутствие в подобных компаниях.
- Ну, Ренис, - сквозь смех взмолился Нэйтон, схватив ее холодную ладошку.
«Какое знакомое чувство. Когда-то это уже было, но когда? Но во времена ли моего знакомства с джокером? Хм…это что-то вроде трепета? Волнения? Нет, звучит иначе», - в этом случае Ренис Нолл предпочла не обращать внимания на свои мысли и резко одернула руку.
- Ты, правда, больше не желаешь меня знать?! – еще сильнее перепугался Нэйтон из-за этого.
- Да пошутила я. Что ты, в самом деле, уже и слезы по асфальту размазал.
- Боялся потерять столь ценного друга.
- Рассказчика, а не друга, - съязвила Ренис.
- Ну и это тоже.
- А также подопытного кролика, - злобно сощурилась на него Ренис.
- В первую очередь! – важно подчеркнул с таким же прищуром Нэйтон.
Девушка улыбнулась, хоть и нехотя.
- Тебе сейчас не помешало бы быть рядом с ним, а не со мной.
- Алекс и без меня справится, - понятно было, о ком говорила ему Ренис.
- Так вот и бросишь его одного и наедине со своей бедой? – язвительно спросила она.
- Он не один. Алекс переживет, - улыбка озарила его лицо. – Не он сейчас беззащитная девушка, которую никак нельзя оставить одну в этой тьме.
- Ты сам как тьма.
- То есть, меня боишься больше?
- А кто сказал, что я боюсь?
- Ха-ха, бесстрашная? – смех прозвучал немного издевательски, по крайней мере, для Ренис, которая нахмурилась сильнее обычного. – Понял, - осознал свою ошибку парень и немного сдвинулся в сторону от нее, якобы опасаясь, что она накинется на него с кулаками.
Но Ренис, не меняя выражения лица, уставилась себе под ноги и промолчала.
- Ты прости за Алекса, - явно не хотел молчать Нэйтон.
- Как это?! Простить тебя за Алекса или Алекса простить тебе?! Это как минимум глупо. Зачем ты за него просишь прощения?
- Мне и так неловко, а ты еще больше усугубляешь мое положение…
- Я не понимаю тебя, - перебила Ренис, - почему неловко тебе, а не Алексу, который завтра даже и не вспомнит об этом?
- Ну, как же, это же из-за меня ты согласилась прийти, ведь так?
- Допустим.
- А я поддался на уговоры Алекса.
- Слушай, забудь и больше не напоминай. А то ты все больше и больше выводишь меня из себя.
- Ого, я что, и такое могу увидеть?! – покрутил несуществующий кончик усов Нэйтон.
- Все впереди, – сказала Ренис, и они остановились. Ей оставалось только открыть калитку и войти к себе во двор.
 - Зайдешь? – вежливо спросила она, чувствуя, что благодаря этому разговору с Нэйтоном быстрее отошла от кипевшей в ней злобы и желчи.
Парень переминался с ноги на ногу. Очень хотелось пойти к ней, но прямо так сразу соглашаться было неудобно (счел за правило дурного тона).
- Да знаю я, что хочешь, - Ренис улыбнулась, ногой толкнув калитку, что со скрипом распахнулась. – Проходи, лже-скромник.
- Я же должен передать тебя лично в руки матери. Удостовериться, так сказать, что ты в сохранности доставлена, - оправдывался неубедительно Нэйтон, забегая следом.
- Ах, эти отговорки, - Ренис театрально отмахнулась, пропуская его вперед к входным дверям.
Эллисабэт Нолл встретила их своей, озаряющей и рассекающей непроходимую тьму, улыбкой, которая, казалось, пускала солнечные зайчики по всему залу, подобно зеркальному шару в увеселительных молодежных и непременно танцевальных заведениях. Из своего дома она не выпустила Нэйтона, не отпоив его несколькими кружками чая, на что он, собственно, рассчитывал. Они разговорились и не заметили, как быстро пролетело время. Нэйтон, покидая их, глянул на часы, была половина ночи. Парень, распрощавшись, спешно выбежал за дверь.
Облегченно вздохнув, Эллисабэт перешла на русский:
- Какой он, все-таки, приятный молодой человек.
- Говоришь как восьмидесятилетняя бабуля, - Ренис захлопнув дверь, повернула дважды рычажок внутреннего замка и посмотрела на дверь, будто спрашивая ментально о чем-то.
- Вы  сегодня поздновато вернулись домой, юная леди, - проигнорировала ее замечание Эллисабэт и продолжила в том же тоне.
- Ну, так, я предупреждала тебя, что задержусь.
- И где же вы с ним были? – мать облокотилась о стену возле двери в свою комнату. – От вас так и несло куревом.
- А спиртным нет?
- И это тоже, - она недовольно скрестила руки и укоризненно посмотрела на дочь.
- Ты же знаешь, я не курю, не пью, не дышу. Твои подозрения необоснованны, - Ренис сначала присела на ступеньки лестницы, ведущей в ее покои, а затем улеглась, подпирая ими спину в нескольких местах. – Скажу больше: я не выношу этих запахов, что ты лучше меня знаешь.
- Вы были там, где много курят?
- Отрицать не буду. Но мы не долго. Мои принципы заставили уйти, как только подвернулся  случай.
- Пусть даже так, - Эллисабэт вздохнула. – Лишь бы ты не запиралась в четырех стенах.
- То есть: пей, кури, веди разгульный образ жизни!? – девушка усмехнулась.
- Ни в коем случае! – воскликнула истерично женщина.
- Да я бы и не стала, - засмеялась Ренис. – Кстати, я же не рассказала тебе о своей работе.
- И все-таки нашла?
- Ага. Вот, завтра с девяти меня там ждут.
- Уже?! И что это за место такое?!
- Автомастерская.
- Почище места для тебя не придумали?! – глаза Эллисабэт Нолл полезли на лоб.
- Мне подходит.
 - А как же учеба? – екнуло сердце матери.
- Не волнуйся, бросать не собираюсь, - Ренис поднялась со ступенек и потянулась. – Я всеми возможными способами удержусь в университете, но знай, что это только для тебя.
- Договорились. Работай для себя, учись для меня.
Дочь в ответ растянула губы и сказала:
- Ладно, я спать. Ужинать не буду, и так сыта приключениями по горло. Спокойной ночи.
- И тебе.
Так они и разбрелись по своим отдельным углам. Мать в свой, освещенный люстрой, угол и дочь в свой. Темный, как и ее душа.

Глава семнадцатая: «Автомастерская».
Утром двадцать восьмого дня, таки заряженная и до отвала накормленная матерью, Ренис Нолл направилась на свою работу, волнуясь и переживая о том, как она справится и найдет ли общий язык с коллективом. Подобного рода переживания не чужды многим из нас, хотя бы тем, кто хоть раз устраивался на новую работу, совершенно далекую от имеющихся знаний и умений. «Как примут?». «Освоюсь ли?». «Смогу ли?». «Привыкну?». Ну и прочие вопросы, что волнуют умы новичков, преследовали и ее.
День прошел на удивление гладко, а время просто мигом пролетело, будто резинка, натянутая до упора на пальцах и ими же отпущенная в долгий полет до подвернувшихся мусорных баков.
Первым делом ее познакомили с коллективом, а затем мужеподобная начальница лично занялась обучением и детальным пояснением ее обязанностей. Начинали с малого: ознакомлением и заучиванием наименований мельчайших деталей двигателя и не только, с их предназначением, а также причинами тех или иных поломок. Было много всего, что снегом валилось на голову, много незнакомого, непонятного, но Ренис стойко держалась, заставляя себя концентрироваться и внимательно изучать, запоминать показанное и сказанное.
И у нее получалось.
На следующий (29-й день) Ренис Нолл уже была, пусть и не в новом, но старательно выстиранном самой хозяйкой, комбинезоне. Вместе с ней мастера основательно взялись за натаскивание нового работника: вели ремонт и наладку, тщательно все разжевывая. Ренис должна была успевать бегать на заправку, куда она срывалась, увидев из окна, подъехавший автомобиль. Это входило в ее обязанности. Обед был здесь же – вместе со всеми в маленькой подсобке за мастерской. Кто успевал вовремя все пережевать, у того оставалось сорок-сорок пять минут на обеденный сон. Ренис так не рисковала, боялась проснуться к половине восьмого вечера.
Коллектив пришелся по душе. Это были спокойные и занятые лишь своей работой люди. Главным мастером был взрослый мужчина лет под шестьдесят, Верджил Пиман. Все звали его мастер Джи, на что он с взором малолетнего озорника откликался.
Его напарником был тоже весьма опытный и бывалый механик – Доги Вэнс, неутомимый шутник, любивший все время упоминать, что он потомок вождя племени Апачи. Выдумка, конечно, но никто его в том не упрекал. Было ему около сорока пяти лет. Немного глуховат – всему виной контузия во время службы в горячей точке. В какой именно, он тщательно скрывал, особенно когда об этом заходила речь.
Работала здесь еще и немногословная, но оттого безошибочно и вовремя выполнявшая работу, мать-одиночка Дебора. Фамилии ее Ренис не знала, все звали ее просто Дебби. Растила сына лет двенадцати, которого рано родила. Самой ей было двадцать девять.
И еще двое работников из ребят: это были молодые парни. Семнадцатилетний Том – болтливый надоеда, ответственно относящийся только к машинам и всем, что с ними связано. И Кук, что, скорее всего было кличкой. Кук тоже молодой парнишка двадцати лет отроду, все время занятый мыслями вслух о своей девушке Лиззи. То он думал, что подарить ей на любой подвернувшийся праздник, то куда сходить с ней очередным вечером. В его монологах часто участвовала, иногда искренне сопереживая, а порою подтрунивая, вся мастерская команда.
Упустила еще двух непосредственных работников. Девчонку, что стояла у самодельного прилавка с телефоном, рыженькую скромную Дэйзи, которую все любили за кроткий нрав и ее большие зеленые глаза. И саму хозяйку, работавшую в мастерской наравне со всеми, не кривясь и не фыркая, она бралась за любую грязную разборку. Звали ее Нэнси Андерс. И вне своего, не снимаемого с утра до вечера, комбинезона она была очень даже женственна. Фигуре можно было только и делать, что завидовать.
Вот такой вот коллектив, с первого же дня запавший в душу. Простые, открытые, беззлобные люди. «Не то, что в универе!», - думала Ренис, которую это бесконечно радовало. Но еще больше радости у нее было от того, что у нее вовсе не остается времени на эти ее изъедающие мысли и постоянно рвущиеся в голову воспоминания прошлого. А по приходу домой, Ренис едва-едва доползала до своей комнатки, где она, уставшая до беспамятства, валилась с ног на кровать и проваливалась крепкий сон. И он действительно был крепкий. Ведь она просыпалась в том же положении, в котором и засыпала, за ночь его ни разу не сменив.
И это всего-то после двух дней работы! Ха, слабачка.
Но вот настал понедельник, тщательно подсчитанного ею дня. Он был тридцатым. Прости меня за безумную любовь к пересчету дней, люблю я это дело.

Глава восемнадцатая: «Странное предложение».
Ренис плелась в университет вместе с незнающим усталости в разговорах «другом». В фойе, как обычно, они с Нэйтоном разошлись по своим сторонам. Стоит отметить, что Ренис немало удивилась, увидев у шкафчиков Анри Фринвуд, без умолку болтающую с Вивьен. Поодаль стояла заметно недовольная Грина и недобро поглядывала на них, а увидев Ренис, так же посмотрела и на нее. Не в силах сдержать улыбку, Ренис на носочках подбежала к мрачной розововолосой девушке:
- Таки картина маслом: «Ревность и предубеждения», да?
- Не вижу поводов для смеха, - Грина даже не улыбнулась.
- Да брось, Анри тебе не соперник, - продолжала подшучивать Ренис. – Не думаю, что тебя променяют на такую сомнительную подругу, как она.
- Я проклинаю тебя за то, что согласилась сходить в клуб вместе. Это было ошибкой, - все же улыбка тронула уста и Грина посмотрела на Вивьен.
- А я это делала еще с пятницы, за то, что вы бросили меня, оставив на растерзание Анри.
- Велика беда. Подумаешь, осталась…
- А вот и не подумаешь! Она меня на вечеринку брата заманила, где меня вывернуло прямо на него! – оборвала ее Ренис и подумала. – «Вообще-то, не она, а Нэйтон, но обвинять во всех бедах старосту – в разы приятнее».
Грина просветлела, улыбка ее стала шире и куда доброжелательнее:
- Так это ты три дня назад Алекса окатила?!
- Смотрю, ты уже в курсе…
- Ну и еще бы! Тут все только этот инцидент и обсуждают.
- М-м-м… да я – звезда, - хмыкнула и самодовольно улыбнулась Ренис.
- Мечтай, - рассмеялась Грина. – Теперь ты точно враг номер один. В покое не оставят.
- Большое дело! Мне без этого не живется, - Ренис задумалась на мгновение. – Могу еще помочь вернуть тебе подругу, - сощурив один глаз, другой она навела на Вивьен.
- Не надо. Анри и сама ей надоест.
- А ты из тех, кто любит ждать?
- Я из тех, кто умеет ждать, - ответила серьезно Грина, отвернулась от зеленоволосой и сказала. – Пойдем, займем свои места.
Девушки, толкаясь, перешептываясь и посмеиваясь, направились в аудиторию. Увидев это, следом побежала и Анри, сказав Вивьен: «До встречи!». И только они расселись, как вошел Морган Велрис и всех поднял, объявив об очередной экскурсии в лабораторию госпиталя. Все торопливо вышли во двор, где их ждал автобус.
Поездка обещала быть интересной, и не подвела: им позволили самим провести пару анализов, что очень понравилось Ренис, хоть ее и клонило жутко в сон. Провели по госпиталю, рассказали о сложных операциях, которые проводят знаменитые хирурги, правда, увидеть подобного им не светило. Вернулись они к концу второго занятия, как раз к перерыву. Ренис, не мешкая, пошла к своей скамейке. Она была пуста. Нэйтона почему-то не было.
 Девушка села, положив на колени сумку. Уже больно довольно-таки холодно, ветер был пронизывающий, но пока терпимо. Однако ясный солнечный день, казавшийся безоблачным с утра, постепенно сменился на сырой облачный и дождливый. Осень, что тут скажешь.
- Ждешь?
Ренис содрогнулась, привстала, автоматически порываясь бежать. Этот голос, прозвучавший откуда-то слева от нее, не предвещал ничего хорошего, кроме ругани, ведущей к серьезному конфликту и рукоприкладству. Голос сей, конечно же, принадлежал не кому попало, а Алексу Фринвуду. Оттого в голове мнительной новенькой развернулась целая полемика о том, стоит ли ему отвечать, или же продолжив молчать, пуститься в спасительное бегство.
- Жду, - ответила она, оставаясь на месте, - но не тебя.
- Увы, в наличии только я, - Алекс прошел перед ней и вальяжно уселся на скамейку, как раз на месте друга.
- А Нэйтона ты, наверняка, запер в каком-нибудь темном чулане, да? – Ренис торопливо накинула ремешок сумки на плечо, собираясь уйти.
 - Хотелось бы, но его и это не удержало бы, - Алекс жеманно улыбнулся. – Его задержали. Проверяют его работу (это было чистой правдой, но ему вряд ли она поверит).
- И ты типа пришел ему на подмену, - пробубнила еле слышно Ренис и встала, намереваясь покинуть это место.
- Нет, - тон Алекса стал грубее. – Сядь. У меня к тебе разговор.
Ренис поджала губы, внутренне убеждая себя, что это только что был вовсе не приказной тон, и что ей это просто показалось.
- Пожалуйста, - добавил Алекс, видя, что девушка колеблется и склоняется в желании уйти.
Ренис, не веря, что это делает, села.
- Во-первых, - начал он после минутного молчания. – Я хотел бы извиниться за тот вечер…
- Не стоит, я тоже вела себя по-свински, - перебила его она, смутившись тому, что Фринвуд способен на извинения и что ему не чуждо ощущение вины за свои действия.
- Ты дай мне договорить сначала, - надменно смерив взглядом, сделал замечание Алекс.
Ренис прикусила язык, а вместе с ним и рвущиеся наружу колкости. Она уже мысленно пожалела, что и сама надумала просить прощения за свою гадскую выходку. Видать разжалобил, но чем? Одним лишь извинением, так высокомерно брошенным?
Ах, это непостоянство Фринвудов!
- Прости, я перегнул палку. Еще тогда, ну, сама знаешь, о чем я.
Ренис Нолл молчала, говорить с ним желание отпало. Но молчал и он.
- Все сказал? – спросила она и снова взялась за сумку.
- Нет еще. Не видишь, собираюсь с мыслями.
- По-моему, ты не тот человек, что тщательно обдумывает речь и в уме подбирает слова.
- Ты все еще помнишь то, что я тогда сказал?!
- А как не помнить такие ранящие фразы?
- По тебе так сразу и не скажешь, что ты ранимый человек.
- Поэтому меня можно задевать, оскорблять, и подлавливать группой у выхода, да? – голос Ренис звенел плохо скрываемой неприязнью и злостью.
- Я был неправ. Прошу простить и за это. Сам не знаю, что на меня нашло, и чего я так цеплялся к тебе (врун, знает, прекрасно знает, но стыдно признать, что приревновал друга, вслух-то такое не скажешь!).
- А теперь уже все? – решила сменить тему Ренис.
- Нет, я еще основного не сказал.
        - Нельзя ли побыстрее?
Алекс сделал глубокий вдох, сменил позу. Теперь он сидел, подобрав тело, спину упер в спинку скамейки и правую ногу заложил на ногу.
- Знаю, то, что я сейчас скажу, ты примешь в штыки, и все же попытайся выслушать меня до конца, - парень повернулся к ней и заговорил, не отрываясь, глядя ей в глаза. – Я был впечатлен тогда в клубе твоей игрой и пением. Твой голос…эм…он очень похоже звучит с голосом Луи, а нам нужен еще один человек. В общем, я к тому веду, что хочу тебе предложить войти в состав нашей группы.
Ренис не была удивлена или поражена. Ведь недавно она уже слышала от Нэйтона, что Алекс загорелся этой идеей. И потому она с беспристрастным выражением лица молчала и качала головой из стороны в сторону аж с самого его второго предложения вплоть до того момента, когда Алекс умолк и с надеждой во взгляде посмотрел ей в глаза.
- Нет, - подытожила свои жесты она.
- Почему? – спросил он, а девушка в ответ безразлично пожала плечами. Алекс Фринвуд оскалился. – Из-за меня?
- Здесь и отвечать не нужно, раз уж ты сам это понял.
- Ты меня боишься? Или я тебе противен?
- Скорее, второй вариант.
 - Значит, тебя останавливает только это? – Фринвуд загадочно улыбнулся.
- Не вижу причины лучшей для отказа (тут верно, так Ренис ошибочно сформулировала ответ).
- А если попросит Нэйтон? – не размыкая губ, натянуто улыбался Алекс.
- Что это изменит? Ты не станешь мне милее, да и я не поверю, после всего сделанного тобой и услышанного от тебя, что ты мне это предлагаешь просто так, по доброте душевной.
 - Я же извинился…
Но Ренис не слушала, продолжая, как заведенная:
 - Ты ведь что-то задумал. И так ясно. Намереваешься, усыпив мою бдительность, что-нибудь да провернуть на потеху компании. Разве не так?
Фринвуд растерялся, ища глазами опору, за которую можно ухватиться и твердо отнекиваться. И как она смогла его раскусить? Неужели все настолько очевидно?
- Ты заблуждаешься, - сказал ровным голосом он. То есть, попытался. – Я всего лишь выразил общее желание участников нашей группы.
«Да, да, заливай мне тут бальзам в уши!», - стояла на своем даже мысленно девушка.
- Ух, ты! Впервые вижу вас спокойно разговаривающими! – веселый возглас откуда-то из-за спины заставил их синхронно повернуть головы.
«Нэйтон!», - подумала обрадовано Ренис.
«Нэйтон!», - думал с досадой Алекс.
Обогнув скамейку, тот, о ком они думали на свой лад, уселся между ними и поближе к Ренис. Она заметила это, но оставила без должного внимания.
- На чем я вас прервал? – спросил Нэйтон, поглядывая то на нее, то на друга детства.
- Да так, - хотела отмахнуться Ренис, но Алекс был настроен иначе.
- Твой друг, Нэйтон, наотрез отказывается быть с нами в группе.
- А, - даже не удивился Нэйтон.
        - И это все, что ты скажешь?! – изумился Алекс.
- Насильно человека петь и играть не заставишь, - сказал Нэйтон и повернулся к нему, и тут начался их спор по этому поводу, да так в него они углубились, что позабыли о девушке.
О девушке, которая тихо сказала:
- Я соглашусь…
 Оба стремглав повернули к ней головы и раскрыли рты.
- Но при одном условии, - Ренис скривила губы в злобной усмешке.
- Ну и? – не выдержал мучительной паузы Алекс.
- Если мне будут за это платить.
Парни сначала переглянулись между собой и покатились со смеху. Сильнее смеялся Фринвуд, что бездарно переигрывал.
- Ясно, - Ренис, скрипнув зубами, в который раз встала, прижимая к себе свою сумку.
- Подожди, - сквозь смех остановил ее Алекс. – Ты, что, серьезно согласишься, если я буду платить?!
- А я что, невнятно это сказала? – сверкнула глазами Ренис, которая таким образом рассчитывала на отказ. Она знала от Нэйтона, что их занятие не приносит им гонораров. Но, увы, она просчиталась в своих уловках.
- Тогда и я согласен, - Фринвуд встал. – Я буду тебе платить.
Глаза Ренис неконтролируемо полезли на лоб, тем самым выдавая в том, что это был ее обманный ход, который сразу раскусил Нэйтон, но не стал ее в том обличать. Что неосознанно сделал Алекс.
- Значит, договорились, - блистал зубами он, - в пятницу у нас репетиция, а в следующие выходные мы в клубе. После выступления получишь свои деньги.
Он щелкнул пальцами у ее носа и, что-то насвистывая, победно зашагал к главному корпусу, торопясь, чтобы не дать остановить себя, передумавшей девушке. А Ренис все еще стояла, широко открыв глаза и обхватив сумку. Нэйтон не мог смотреть на нее без улыбки.
- Каково это? – спросил он посмеиваясь.
- Каково что? – потерянно переспросила она.
- Проиграть Алексу…
- Горько, скверно, гадко и обидно, - Ренис повесила сумку на плечо.
- Вот теперь-то ты сказочно разбогатеешь! – злорадствовал Нэйтон. Он подошел к ней, и они неспешно пошли по аллее к корпусу университета.
- Сомневаюсь, что он сдержит слово.
- А я сомневаюсь, что ты сможешь чередовать учебу, работу и группу. Это перебор. Идешь на износ. Что-то одно из этого придется бросать.
- Ты поэтому не стал настаивать на стороне Алекса?
- Именно. Ты не справишься с таким объемом нагрузки…
- Ошибаешься, - не желала сомневаться в своих силах Ренис.
- Ну, посмотрим, - Нэйтон не стал с ней вступать в споры. – Я, кстати, сегодня защитил работу, что писал с тебя. Правда, теперь хором требуют показать этого нелюдимого буку и будущего пациента психиатрической клиники…
Видя, как она возмущенно открывает рот, парень поспешил добавить:
- Но я вовремя сообразил сказать, что мой объект изучения сорвался лечиться за границу.
- Надо было мне и с тебя денег содрать за свои услуги.
- И куда же бы ты дела столько-то?!
- Огородилась бы ими от людей и в первую очередь от тебя.
- Аха-ха. Поздно. Уже найден подход в твой дом. Через твою красавицу-мать.
- Так ты, значит, зачастил ко мне на мою маму засматриваться?! – Ренис с привычным недоверием щурила глазки.
- Правда ведь, я коварен?
- Насчет коварства не знаю, но щепотка маниакальности в тебе есть, - снисходительно улыбнулась девушка. – Мне на четвертый, а тебе?
- У нас на первом, - вздохнул Нэйтон, не радуясь расставанию.
Они уже приближались к железным массивным дверям с причудливым узором, что своим видом словно кричали студентам: «Вот он, главный вход! Здесь!».
- Не уходи сегодня без меня.
- Я сразу в мастерскую, учти, ждать не буду.
        - Помню. Поэтому прошу подождать меня. Хочу проводить тебя.
        - Ладно, немного подожду, - Ренис взяла левее в сторону лестниц.
- Увидимся, - Нэйтон пошел к собравшимся у шкафчиков, Алексу, Гордону, Луи и Оливеру.
Парни определенно смаковали новость от Алекса о присоединении к ним Ренис, которого сумел добиться Фринвуд-нет-ничего-невозможного (то есть, есть деньги!). Из всех парней только Гордон отнесся к этому отрицательно. Он никак не мог понять, с чего бы Алексу так понадобилась та, которую он на дух не переносил? Так-то да, всему есть свои причины, поводы и доводы, но: почему о них до сих пор не знает Гордон?! Гордон, который всецело посвятил себя взаимному презрению Ренис из-за некого чувства солидарности Алексу.
Почему? Почему?! Это не давало покоя Гордону, но недолго. После первой же совместной пьянки он позабыл о своих противоречивых чувствах, возникших от последней новости про вошедшую в состав их группы Ренис. Его группы. Его и Алекса. Да, да, родоначальниками (если можно их так называть) были Алекс и Гордон. И они оба были единственными участниками, которые неизменно остались еще с первого, наобум сколоченного, музыкального коллектива.
Теми же, кто искренне радовались этой новости, были Луи Прескотт и Нэйтон Ривер (но он не в счет). Луи уже мысленно прогнал в голове все тексты, что когда-то написал, но которые отклонил Фринвуд и гордо заявил: «Я тебе не девчонка, что бы петь о таком!». И теперь Прескотт видел свои произведения в новом свете. И слышал голосом Ренис.
Оливер Бруттс же был нейтрален. Странно, но его тщеславная натура не восприняла это известие как должное. Он не заметил в Алексе того, что увидел еще там, на скамейке, Нэйтон. Будь здесь сказано, что Ренис дала отказ, Оливер бы, сделав сочувственно-расстроенное лицо, глубоко внутри раскатисто хохотал бы, глядя в глаза вечного соперника – Алекса, который и не знал, что таковым является. А если бы и знал, то не понял бы, в чем конкретно он соперничает со своим другом Оливером.
Касаемо самого Алекса, то да, он торжествовал, еще сам того не понимая, что его довольство и радость рвутся из него и будто бы кричат об этом на все фойе. Да только вот чему он так радуется? И что же такого увидел в нем Нэйтон? Об этом, как и всегда, немного позже. Отмотаю немного и перейду к тому моменту, когда Ренис и Нэйтон после занятий направятся в автомастерскую.
- Во сколько ты заканчиваешь? – поинтересовался он напоследок.
- К восьми, а может, чуточку раньше.
- Я приду встретить тебя, и если закончишь раньше, обязательно сообщи мне, - скорее приказал, чем попросил Нэйтон.
- Да не стоит, я сама могу…
- Я все равно приду.
- Хорошо, -  Ренис шагнула к дверям. – Мне надо идти. Пока, – сказала она и забежала через распахнутую дверь.
- Пока, – сказал себе под нос Нэйтон и пошел домой, размышляя о своем друге.
Ренис уже встречали очаровательной улыбкой рыжая Дэйзи и шуточными комментариями парнишки Кук и Том. Мастера постарше были заняты, но все же и они оторвались от работы, чтобы уделить несколько секунд на приветственный кивок. Молчаливая Дебби тоже кивнула.
- Пришла? – почти басом раздалось у уха. Это Нэнси Андерс в перепачканном комбинезоне стояла позади, вытирая черные руки в не менее черную тряпку, хранившую на себе островки грязно-белого цвета, говорившие о том, что некогда эта тряпица была белой.
- Здравствуйте, - Ренис расплылась в улыбке, посмотрев в лицо хозяйки, которое было не меньше рук заляпано черными пятнами.
- Переодевайся и быстро ко мне! – Нэнси ушла вглубь мастерской.
Ренис поторопилась исполнять.
Здесь, в непрерывной работе и бегах от одного стеллажа с инструментами, которые она подносила по требованию, к другому и частых выходов на заправку, время для Ренис бежало наравне с ней и проходило более чем незаметно. И это было главным достоинством этого места для нее, что высоко и ценилось.
В шесть часов все, кроме Ренис и Нэнси покинули мастерскую. Они же вдвоем привели все в порядок: разложили инструменты по местам, вычистили бетонный пол, прибрались в их мини-столовой и уставшие уселись за пустующий прилавок. Нэнси хотела поговорить по душам в этот свободный кусочек времени (расспросить о семье, учебе, то есть, узнать поближе своего нового работника), как вдруг в дверь легонько поскреблись и она открылась. Ренис подскочила с места к двери, думая, что это поздний клиент.
На пороге стоял Нэйтон и с нескрываемым интересом выглядывал из-за ее плеча в попытке лучше рассмотреть сидящую позади Нэнси.
- Это за мной, - улыбнулась, глядя на хозяйку, Ренис.
- Ну, впусти. Не стоять же за дверью, пока ты соберешься.
- Проходи, - сказала девушка и, добавив, - я сейчас! – убежала через коридор в комнату для персонала, откуда раздался скрип, а затем и хлопанье двери.
- Ты ее парень? – женщина, оценивая, придирчиво обежала вечернего гостя глазами с ног до головы.
- Друг, - тактично и весьма скромно поправил Нэйтон.
Нэнси Андерс недоверчиво улыбнулась.
- Буду встречать и провожать до дома, - сказал зачем-то он в ответ на ее о многом ему говорящем выражении лица. Выглядел он при этом очень ответственным и строгим. Прямо-таки всем отцам отец и даже угрюмый дед.
- А, это хорошо, - сказала как бы безразлично и кивнула та, погрузившись в разглядывание новых масляных пятен на штанине своего комбинезона.
- Я все, - прерывая их не клеящийся разговор, появилась запыхавшаяся Ренис Нолл.
- Ну, пошли.
Ренис обернулась у порога:
- До свидания, миссис Андерс.
- До завтра, Ренис, - Нэнси встала и прошла к двери, заперла за ними и вернулась к своей работе. Она уходила отсюда не раньше одиннадцати. Но нам не столько это важно. О жизни всех и каждого рассказывать мне и своей-то жизни не останется! По два слова вскользь и наскоро, думаю, достаточно. Избыток лишней информации вреден. Меня лично это отвлекает от основного. Поэтому, снова сводки прогноза погоды: облачно, временами осадки (в печени, ибо вода грязная из-под крана после дождей, о которых лгут метеорологи).
Порядочный парень Нэйтон порядочно проводил мисс Нолл до калитки. Как бы ему этого не хотелось, нашел в себе силы отказаться от приглашения в дом. Ведь был же уже вчера. А слишком часто наведываться – некрасиво.
Распрощавшись с ней, он пошел в свою сторону, а Ренис, дернув за ручку двери, обнаружила дверь закрытой. Порывшись в сумке, достала ключ, открыла. Вошла, включила свет, стянула ногами обувь и, сделав пару шагов медленно, чувствуя, как тянутся ноющие мышцы, рухнула без сил на розовый диван. Несколько минут пролежала без движения, потом подобралась, села и принялась растирать ноющие икры ног.
В этот момент, сильно хлопнув дверью, появилась Эллисабэт Нолл. Она, как и всегда, была в приподнятом настроении, будто никогда не знала и не планировала в ближайшем будущем познать чувство усталости. Чего не скажешь о Ренис, что хорошо по ней и было видно.
- На работе белка в колесе, а дома выжатый лимон? – хихикнув, женщина подошла и села рядом.
- Да-а-а-а-а, - не стала спорить с ней Ренис.
- И долго ты продержишься?
- Мне это нравится, а, значит, долго.
- Изнуряющий режим, согласись же.
- Согласна я, мам, но меня все устраивает, - Ренис, прикрыв глаза, положила свою голову Эллисабэт на плечо. Это не совсем верно. При росте Эллисабэт и с учетом габаритов девушки, Ренис, скорее, оперлась лбом в предплечье матери. Да. Так будет точнее. Хотя, кого это волнует.
- Приляг, отдохни. Я что-нибудь приготовлю, - Эллисабэт Нолл ушла, освобождая место на диване для дочери.
Ренис что-то невнятно промычала в ответ и зарылась лицом в мягкую обивку дивана, слушая, как возится мать на кухне. Лежать долго не смогла. Заставив непослушное тело подняться, она буквально отвела саму себя на кухню, где с грохотом выдвинула стул, перевернула, задев, другой, что стоял рядом.
- Это никуда не годится, - качала головой укоризненно мать, сдерживая губы, растягивающиеся в улыбке.
- Не надо сейчас начинать причитать на тему: «Вот видишь, тебе не справиться с таким графиком!».
- Мне только это и остается делать, - развернулась к плите Эллисабэт.
Ренис подняла с пола кое-как стул и села на соседний. Уперев руки локтями в стол для большей устойчивости, опустила на них голову.
- А давай поговорим, - сказала она оживляясь. Оживление ясно читалось в голосе и во взгляде, но телом – все еще мешок усталости.
- Мы разве с тобой не это сейчас делаем?
- Нет, ты не поняла, я хотела поговорить о тебе. Узнать кое-что.
- Поражаешь с каждым днем все больше и больше. – Эллисабэт резко повернулась к ней, в глазах ее горела готовность и в то же время недоумение.
- Перестань, - кривила губами Ренис. – Должна же и ты когда-нибудь выговориться. Мне, например. И, например, сегодня. Как ты на это смотришь?
- Даже не нахожу с чего начать, - вздохнула мать.
- Может, с твоего знакомства с Мэвилом? Интересно услышать, как это случилось…
- Но в нем нет ничего интересного.
- Настаиваю, мадам.
Эллисабэт, помешав варево в кастрюльке ложкой, щедро посыпала солью и, накрыв крышечкой, снова обратилась лицом к дочери:
- Я узнала его через твоего отца. Он был хорошим… или лучшим… эм…честно говоря, я не знаю, каким именно другом он был твоему папе и давать ошибочные определения не хочется, но. Он, пожалуй, был самым, что ни на есть верным другом нашей семьи. Какие такие обстоятельства его однажды связали с моим мужем, где и как они вообще нашли друг друга и прочие мельчайшие подробности их тесной дружеской, почти братской, связи мне неизвестны. Но зато я хорошо помню бесчисленные разы его попыток помочь нам. Мэвил всегда появлялся, когда мы нуждались. Всегда. И не важно, какого рода помощь нам требовалась: будь то нужда, или беда, он материализовался, будто из воздуха и всецело отдавал всего себя. Вкладывался в помощь без остатка. Лишь бы только мы были в безопасности.
- Просто так собой ради кого-то не жертвуют, - улучила момент для своего комментария Ренис, воспользовавшись паузой, возникшей, когда мать отвлеклась на нарезание овощей.
- С этим не поспоришь. Мотивы или причины, ну, или еще что-то там, у него, наверняка, были (и она прекрасно знает, какие!)…
- Которые он преследует до сих пор, - загадочно потянула уголок губ Ренис. – Подозреваю, что, возможно, это чувства, которые он испытывает кое к кому.
- Сказала бы я наивно: «Это верность твоему отцу!», да только вот ты слишком взрослая, что бы в это поверить.
- Сильно же он тебя любит. Столько лет нянчиться с остатками семьи друга, не требуя ничего взамен! А ведь он не обязан заботиться о нас. Но все же мчится на выручку при первом же твоем звонке.
Мать молчаливо слушала ее, заканчивая с нарезкой, после чего закинула порезанные кубиками овощи в кастрюльку, помешала, накрыла крышкой и вкрадчиво сказала:
- Может быть. Я допускаю, что он любил меня когда-то, но…
- Но?
- Но не сейчас. При нашей с ним последней встрече я этого не увидела.
- Так не бывает, попробуй в очках.
- Я что тебе, совсем старуха, чтобы на зрение хромать настолько сильно?! – вскипела вместе с водой в кастрюльке мать.
- Ладно тебе, выходить из себя по пустякам! – Ренис рассмеялась как озорник и, тут же помрачнев, добавила. – Стареешь, мать, стареешь.
Эллисабэт сверкнула глазами, но в ответ лишь добро улыбнулась и промолчала.
- Скажи, мам, а как он тебя нашел после смерти отца?
- А он меня и не терял. Я все время была под присмотром. Под его беспрестанным присмотром.
- Это как?
- Ты же уже знаешь, все эти годы, что меня не было рядом, я провела в психиатрической лечебнице.
- Я слышала об этом, - села удобнее девушка и немного поерзала. – От тебя.
- И сейчас я скажу фразу, что много раз выкрикивала тебе в спину, которой ты ко мне поворачивалась, так самозабвенно защищая своего отца в наших постоянных ссорах…
- И фраза эта, - влезла Ренис.
- «Куда меня упрятал твой отец!!», - вместе с чувством и в один голос сказали они.
- В принципе, в этом я его не виню.
- Да?
- Уже не виню, - поправила себя Эллисабэт. – Для него это был единственный способ безопасно и благополучно спрятать меня. Кто может подумать, что враг скрывает жену в психушке?
- Не сделай он этого, то до конца дней моих мне было б суждено путешествовать с Мэвилом, - поморщилась Ренис, прибавив. – И, скорее всего, до конца моих недолгих дней.
- Не скажи. Мэвил не дал бы тебя в обиду.
- Просто не успел бы. Я перерезала бы вены раньше.
- Ренис, - укоризненно посмотрела ей в глаза мать.
- Получается, - немного помолчав, начала девушка. – За тобой приглядывал Мэвил все это время, что мы с отцом, как безродные и бездомные отшельники скитались, сменяя город за городом?
- Да.
- И когда уже я с Мэвилом моталась по миру, и он внезапно надолго пропадал – ездил к тебе, верно?
- Да.
- Какой коммуникабельный, однако.
- Ты дала не совсем верное определение, - слегка улыбнулась мать.
Ренис прищурилась, в уме подбирая правильное слово на замену.
- А кто, если не он? – спросила Эллисабэт себе под нос, видимо, углубившись в свои какие-то мысленные рассуждения вслух. – Твой отец не мог ко мне сунуться, постоянная слежка, установленная за ним, вывела бы на меня. А он не для того меня сокрыл, чтобы вот так вот легко выдать…
- И что же ты делала столько лет в психушке?
- Представь себе, лечилась.
Ренис раскрыла глаза шире от удивления.
- Ты, наверное, не помнишь, маленькая была…
- Почему же, помню. Даже лучше, чем вчерашний день, - перебила ее Ренис.
- Значит, не имеет смысла рассказывать, что со мной творилось после пережитого тогда…
- Я хорошо запомнила твои истерики, припадки и слезы, хриплые крики, исступленные вопли. Я, действительно, не понимала, к чему это? Так-то, что-то было, что я могла себе объяснить своим детским умом. Вроде: «Это все из-за этого…». Но твои действия стали мне понятны много позже.
- Плохо, что ты это все помнишь.
- Сколько не пыталась – не смогла вырезать и выкинуть из головы. А говорят, что детская психика закапывает глубоко в себе, безвозвратно стирая из памяти, выбрасывая гнить на помойку подсознания. Вот только у меня почему-то ничего не стерлось. Отнюдь, все это запечатлелось лучше, чем могло бы быть.
Эллисабэт, печально вздохнув, переключила внимание на кастрюлю. Говорить об этом было нелегко, как и вспоминать, но надо.
«Когда еще подвернется такой случай с такой-то дочерью?», - думала она.
- И часто к тебе Мэвил наведывался? – вытянул ее из своих мыслей вопрос Ренис.
- Не часто. Он почти все время был рядом.
- Противоречивый ответ. А еще мне замечания за неправильные определения делаешь.
- Я объясню: Мэвил работал в этой же лечебнице. Он был молодым специалистом на стажировке. Меня же поместили как его умалишенную сестру, за которой он по «братской» любви дотошно ухаживал. Документы и мое личное дело сфабриковано было так, что и не подкопаешься! И, кстати, умалишенной я и в самом деле была. Многого из того, что было в тот период времени я просто не помню. Словно мне вскрыли череп, вынули мозг, а глаза просто проморгали все проходящее перед ними действо в его отсутствие. Наверно это было не покидавшее меня шоковое состояние. Длительное потрясение. Душевная травма. Не знаю, что еще можно сказать. В этом мастак Мэвил, не я.
Женщина утихла на пару минут.
- Кстати, первые его посещения и вовсе проходили сквозь мое болью контуженое сознание. Только после нескольких лет и бессчетного количества пилюль, уколов, капельниц, тренингов и вынужденных снов ко мне постучалось горькое осознание того, что у меня где-то осталась еще дочь. Если осталась! О муже я, естественно, не думала. Он был мне ненавистен больше, чем кто-либо на этом свете. В тайне я лелеяла надежду, что он мертв. Ты не держи зла на меня за сказанное, но я считала его и только лишь его виновником тех бед, что обрушились на наши головы.
- Понимаю, - кивнула Ренис, а ведь годами ранее за такие слова готова была глотку рвать, доказывая обратное и защищая честь обожаемого отца.
- Но в то же время, - продолжила мать, - я, конечно же, знала, что он только спасал меня этой лечебницей. И все равно меня давила горечь обиды и необъятная ненависть к нему.
- А как ты выбралась оттуда? – торопилась Ренис избавить мать от нескончаемых отрицательных чувств к ее горячо любимому и безмерно уважаемому отцу.
- Представь себе, после нескольких лет я неожиданно пошла на поправку. Каждый день мне заметно становилось лучше, о чем говорили врачи и Мэвил. Мэвил-то знал истинные причины моего помешательства, о чем не подозревали врачи. Такое нельзя было рассказывать никому. Но я же находилась там не столько из-за болезни, сколько прячась от недоброжелательных людей. Неизбежно приближалось время выписки, которое все оттягивали Мэвил со своим знакомым врачом. В какой-то момент пропал Мэвил, и без него, как бы он того не хотел, меня признали абсолютно здоровой и благополучно выпроводили. И почему-то я снова напрочь позабыла о существовании дочери, как и обо всех своих бедах. Сопровождал меня друг Мэвила, это весьма возмутило меня. Я не могла знать, что сам он отсутствовал по причине того, что он, заменяя моего мужа, вынужден был скитаться с тобой. Гонимой всеми, сиротой.
Эллисабэт Нолл виновато отвела глаза и смолкла. Ренис выжидающе смотрела на нее и не перебивала.
- Мне в итоге предоставили его друзья фальшивые документы, с фотографиями совершенно не похожей на меня женщины, дали немного денег. Ну, это ладно, черт с ним. Больше, чем это меня вывело из себя другое.
- Что же?
- Я вновь оказалась запертой в четырех, вообще-то, чуть больше, стенах. На сей раз в квартире, принадлежавшей Мэвилу, но опять-таки под надзирательским присмотром его друга, который вместе с ним работал в лечебнице. Конечно, Мэвил поспешил позвонить и вбить в мою буйную, только-только ощутившую полную свободу голову, что мне необходимо хоть немного переждать, что безопасность прежде всего. То есть, то, что я, наконец, оказалась на свободе, не означало, что я избежала новой тюрьмы. Пережидать взаперти мне совсем не хотелось. Наплевав на все просьбы, уговоры и угрозы, я ушла. С позволения Мэвила, который сдался, сказав, что я могу взять еще денег у его друга и катиться ко всем чертям на все четыре стороны, пока не упрусь в тупик. Обидное пожелание от того, кого я вывела из себя, но зато я была вольна делать, что душе моей было угодно.
- И что же ей было угодно? – влезла, ехидно улыбаясь, Ренис.
- Точно не искать дочь, которая бомжевала по белу свету с Мэвилом, который об этом умолчал. Думаю, то было верным решением. Узнай я, что ты с ним, тотчас же взяла бы курс на Мэвила, но в силу неопытности, да и вообще, наивности, только подцепила бы хвост и неминуемо вывела бы на вас, - Эллисабэт тяжело вздохнула. – Все-таки, он умен. Знал об этом и скрыл от меня все.
- Умен? – хмыкнула Ренис. – Подвергнуть риску, брошенную на произвол судьбы психически нестабильную женщину, которую любишь больше жизни? Да где ж там его ум? Я никак не разгляжу.
- Ренис. – снова взгляд укора. – Он же был с тобой, на другом конце света! И все равно не смог бы остановить мое бегство.
- Ладно, ладно, допустим, это был твой выбор. Так, куда же ты отправилась?
- К родителям. Коих когда-то эгоистично бросила ради твоего отца.
- О! Сейчас будет история твоего романтического знакомства с моим отцом?!
- Не радуйся. Все более чем серо и однообразно: встретились взглядом на улице. Он проявил инициативу и неотступно ходил по пятам, пока не услышал на свой вопрос: «Ты выйдешь за меня?» мое отчасти безразличное «да».
- То есть?
- Не было никакой любви и феерии. Огня, страсти и прочего, что излишне приукрашено писателями-романистами, тоже. Может у него – да, но не у меня точно. В моей голове была мысль: «Почему бы и нет?». Ведь он красочно наврал с три короба о том, что он финансист из крупной нефтяной фирмы, которая часто командирует его в крупные города страны. Все обстояло иначе, но не мог об этом мне сказать, потому и врал. Частично, было похоже на правду: он и в самом деле был финансистом, но ни в какой не крупной и уж тем более не в нефтяной фирме. Но волновало ли меня это тогда? Я уже грезила путешествиями и жизнью, в которой можно было бы ни в чем себе не отказывать…
Опять последовал за словами глубокий вздох и непродолжительное молчание, после которого Эллисабэт заговорила чуточку тише:
- Мои отец и мать не оценили кавалера, которого я привела на знакомство в дом. Возможно, им что-то подсказывало, что не с тем человеком я связалась. Они стали меня отговаривать. Но слушала ли я их? Нет. И зря, мне стоило к ним прислушаться.
- Оставила их со своим мнением далеко позади себя, да?
- Как и полагается непослушным детям. А еще сильно поругалась в нашу последнюю встречу. Не то, чтобы твой отец мне был так дорог, я же даже не любила его. Все дело принципа. Родители никогда не признавали моего выбора, моих желаний, ни того, к чему я стремилась. Именно тогда с большей силой захотелось пойти наперекор им. Что я и сделала. И вот уже столько лет жалею. Уверена, они всего лишь желали для меня лучшего, вот только поняла я это, уткнувшись в худшее.
- Как они тебя встретили? – поинтересовалась Ренис, не давая ей умолкнуть вновь.
- Обрадовались. То есть, обрадовалась. Мать. Отца я не застала в живых. Его хватил удар, он долго болел и вскоре скончался.
- Печально.
- Особенно, если знаешь, что болезнь последовала после моего отъезда.
- Это хуже, чем печально.
- Это – чувство вины, - поправила Эллисабэт Нолл.
- И?
- А что «И?», понятно же, что я осталась жить у нее. Мать заботилась обо мне, причитая, что я больно сильно исхудала, осунулась и выгляжу очень болезненно, стараясь реже упоминать, что всему виной расставание с твоим отцом. Я даже не представляю, с чего она пришла к такому выводу. Может, думала, что раз я вернулась, значит, меня бросил негодяй-муж?! Даже если и так, то для нее было лучшим думать так и верить в свою версию, но только бы не знать моей правды. Как ни пыталась, не смогла я ей сказать, что у меня в счастливом браке подрастало двое чудных деток, одного из которых убили, а другой сам не хуже убийцы. А про виновника-мужа и рта раскрывать не стоило…
- Это даже для меня прозвучало шокирующее, - Ренис поджала губы в тонкую прямую линию. – Выходит, что я у тебя – не хуже убийцы?
- Такой я тебя запомнила.
- В словах я не виню тебя. Сама порою ощущаю себя способной убивать, - сказала Ренис, подумав. – «Особенно это проявляется при виде Алекса Фринвуда. Да меня прямо трясет от желания сомкнуть пальцы на его шее!».
- Что бы я такого больше не слышала! – надвинула угрожающе брови Эллисабэт.
- Что было потом? – Ренис мгновенно вернулась к интересующей ее теме.
- Потом… потом и мать у меня оказалась слабенькой. Сужение сосудов, давление. Все время на лекарствах. Переволновалась за героя любимого сериала, да померла. Звучит смешно, но мне было не до смеха.
- Прискорбно.
- Нет. Больно.
Ренис промолчала и посмотрела на свои руки. Ей было искренне жаль мать.
- После всех похоронных дел и церемоний, когда уже разошлись последние люди, кто ее знал, я осталась одна. До этого момента я никогда не чувствовала, что быть одной – это так тяжело и невыносимо! Ведь в клинике – хоть и санитары, но все же рядом, по первому же зову. Или Мэвил, незримое присутствие которого так успокаивало. А тут вдруг одна! Совсем одна. Но я все же жила. Моя мать заранее перевела все свои сбережения и имущество на мой счет, сделала это еще когда была жива здорова. Потому, в какой-то степени, и я была немного богата. Да разве ж это то, что было нужно мне?!
- Не то?
- Совсем не то! – Эллисабэт бегло посмотрела на Ренис. – Я поняла это, приняла. И вот тогда-то я и позвонила Мэвилу сама. Первой набрала его номер после нашего не очень гладкого разговора.
- И?
- И узнала, что он летит из России к себе. О многом сжато рассказал, но о тебе, гад, так не обмолвился и словом. Зато разузнал у меня, где нахожусь и как я себя чувствую, сказал, чтобы берегла себя и долго на одном месте не задерживалась. Смерть моего мужа он также скрыл. Я-то с уверенностью думала, что ты с отцом и все у вас в порядке.
- У нас все было не в порядке: не жили, а просто выживали, как могли. И даже не выживали, а выживающее существовали!
- Мне об этом никто ничего не говорил. – Женщина утаила свою обиду и продолжила свои откровения. – Пожив еще немного в одиночестве, я продала родительский дом, перевела деньги на свой счет и надумала свидеться с Мэвилом еще разок и выведать, что слышно о тебе. Думала, что он умалчивает, просто считая это не телефонным разговором.
- Договорилась о встрече, приехала, а там – я. Вот уж неожиданность! – криво улыбнулась Ренис.
- Потрясение, - опять поправила Эллисабэт.
- А ты мастер определений. Мне с трудом дается слова подбирать. Те, что подбираю – какие-то неправильные. – Ренис придвинулась со стулом ближе. – Скажи, что же ты почувствовала, узнав, что того, кого ты столько лет ненавидела, больше нет? Радость?
- Опустошение.
Ренис Нолл на это удивленно вскинула брови.
- Ненавидеть стало некого. Мертвых ненавидеть как-то не успокаивающе. Не утешает. Вообще никак.
- Ненависть к живым действует немного лучше, - согласилась Ренис, но это подозрительное высказывание, полное чувства удовлетворения, мать пропустила мимо ушей.
- Что было потом, ты знаешь.
- Знаю, знаю, - Ренис выпрямилась, сцепив пальцы, вытянула над головой руки и потянулась в стороны. В левую, в правую. Наклонилась вперед, отклонилась назад и разжала руки, снова роняя их на стол.
- Ренис.
- Да?
- Отец не рассказывал тебе обо мне?
Робко заданный вопрос выдавал давний интерес женщины к этим сведениям.
- Что именно?
- Ну, в общем, где я? Почему меня нет с вами?
- Нет. Я очень часто спрашивало у него: «Где мама?», «Куда ушла мама?», «Когда придет мама?». И на все вопросы получала сухое: «Она скоро вернется». Но это долгожданное «скоро» не наступало, как бы сильно я не надеялась и не ждала. Я становилась старше, и мои вопросы становились реже. Однажды даже, не выдержав, разгневанно спросила у него: «Она нас бросила?». На что услышала невозмутимое: «Нет, это мы ее бросили. Но она скоро придет». Очевидно, что отец не хотел, чтобы я допускала такие мысли о тебе.
- Поэтому счел нужным ответить так, - кивала задумчиво Эллисабэт Нолл.
- Спустя еще пару лет это уже были не вопросы, а один, разрывающий мое терпеливое ожидание, вопрос: «Когда мама вернется?». Изменился и его ответ, сократившись до одного сухого слова: «Скоро». Со временем я перестала его задавать, ведь того, что я хотела услышать, в ответ не звучало. И, в конце концов, я пришла к умозаключению, что мы тебе не нужны, и ты нас просто променяла на нечто лучшее. И что из-за этого отец так скупо и нехотя отвечает на мои вопросы о маме. Вскоре я вычеркнула из своей жизни тот факт, что в ней когда-то была мать. Любящая мать, на которую у меня была только обида. Наверное, потому во мне была одна лишь враждебность к тебе, которую я открыто продемонстрировала при нашей первой встрече после долгих лет разлуки.
- Мэвил был поражен твоей реакцией, - улыбнулась, вспоминая, Эллисабэт.
- А я и вовсе была готова остаться с ним, лишь бы не с тобой.
- Я тогда чуть не заплакала на месте от подобного, и, на мой взгляд, несправедливого отношения к себе.
- Но держалась ты хорошо. Это меня тоже так задевало и злило.
- И, тем не менее, ты пошла со мной. Почему?
Ренис нахмурилась:
- Не знаю. Может, понадеялась на более спокойный образ жизни, который обещает такое родное слово – «мама». Или, может, ухватилась за соломинку, ведущую как можно дальше от этого зануды Мэвила. А, может, из любопытства?!
- Вариантов, я смотрю, у тебя много и среди них нет того, которого хотелось бы мне услышать, - отодвинув стул, присела за стол женщина.
- Ты про: «Потому что ты – моя мать!»? – спросила Ренис и невинно похлопала глазками, и Эллисабэт Нолл кивнула. – Такого в моей голове не было и не могло быть. Я была твердо убеждена, что мать не бросит свое чадо, и злостно ненавидела, бросившую меня, мать.
- Я тебя не бросала.
- Но я-то не знала обстоятельств, заставивших тебя исчезнуть из нашей жизни.
- Мне жаль, что я… - начала Эллисабэт, низко опустив голову.
- Не надо, мам. Раз уж так все сложилось, значит, так оно и должно было случиться.
- Ты так думаешь?
- Если так думать, становится легче. По крайней мере, мне.
В кухне повисла гнетущая тишина, только слышалось тиканье стенных часов и бульканье в кастрюле на плите. Услышав его, Эллисабэт переключила внимание на бурлящее и брызгающее варево. А Ренис, разглядывала свои пальцы рук, силясь вспомнить вопрос, который хотела задать, но он предательски ускользнул и затерялся в ворохе других беспокоящих ее мелочей, что аккуратной горкой пересыпались в беспорядочную кучу и вновь собирались в мысли.
Вместо своего вопроса она пробубнила вслух:
- Интересно, а папа знал о чувствах Мэвила, или он умер раньше, чем ты очаровала его друга…
- Знал, - Эллисабэт Нолл стояла у плиты к ней спиной и медленно помешивала содержимое кастрюли. – Прекрасно знал. Сам же первым заметил, сам же мне и сказал.
- И ничего не предпринял?
- А зачем? Наверняка, он еще тогда предполагал, что все приведет к его гибели. И кто же после его смерти позаботится о нас? Кому набросить нас как ярмо? Кому он мог доверить нас? Кому, вообще, доверял?!
- Выходит, что…
- Да, - не дала закончить ей Эллисабэт. – Твой отец решил, что это к лучшему. Причем, не посчитал нужным поставить меня в известность о своих запасных планах.
- Мэвил, однозначно, был в курсе.
- Я не отвергаю подобную мысль.
- А когда и как ты узнала о его чувствах? – вспомнила Ренис тот самый свой вопрос. – Он сам тебе признался?
- Я ведь тоже не дура. Это было настолько очевидно, что даже я видела, замечала. Догадывалась, но не обращала на все это внимания. Я же замужняя женщина, мать двоих детей! – показушно впала в истерику Эллисабэт и улыбнулась. – Еще и муж был не покойником, а вполне себе живым. А соблазн-то велик! Мэвил был таким красавцем, аж самой себе завидно.
- То есть, я вся такая неказистая в отца?! – обиженно насупилась и тут же улыбнулась Ренис.
- Для тебя, конечно, нет краше никого, кроме отца, но и я не преувеличиваю, - перестала улыбаться Эллисабэт Нолл, вспомнив другого ребенка, которого считала самым красивым на свете. Стало чуточку неудобно перед дочерью, что действительно, в роддоме внешне разочаровала свою мать.
- Ладно, притворюсь, что ты меня переубедила. Что там дальше?
- Мэвил признался мне, когда мне было, откровенно говоря, не до него и, вообще, не до кого.
- В лечебнице? – предположила Ренис.
- Да, в психушке, - с горечью поправила Эллисабэт. – Он тоже понимал мое состояние, мою боль, мою потерю. И продолжал поддерживать меня, дожидаясь лучшего времени. И вроде бы дождался – не стало отца твоего. Вот, пожалуйста, бери и радуйся! Но Мэвила это будто переклинило, он ничего сказать мне не смог. И вернуться ко мне не мог – вынужден был скитаться с тобой. Но даже когда мы встретились, он не оговорился о том, чтобы попробовать далее идти по жизни вместе, отчаянно строя из себя семью. А я ждала этого. Согласилась бы, хоть и сама мысль о подобном меня выворачивала и глубоко оскорбляла. Все же, я готова была пойти на это. Порою казалось, что и я к нему что-то чувствую.
- И снова «но», да?
- Мэвил снабдил нас другими фальшивыми документами и ногой оттолкнул нашу лодку под названием «семья из двух человек» с пристани прямиком в бушующий опасностями океан жизни…
- Ну и эпитеты у тебя, мамань.
- Что?! Разве не так? Просто выбросил нас одних в эту жизнь!
- Он не обязан чахнуть над нами, - резко огрубел голос Ренис. – Спасибо скажи, что он до сих пор откликается нам на помощь.
- О, теперь ты – ярая Мэвилоненавистница, встала на его защиту?! С чего бы?
- Сама посуди, человеку, может, хочется иметь свою семью, которая, возможно, у него давно есть. Сдались мы ему?! На его месте я игнорировала бы таких наглых и неблагодарных нас.
- А как же его любовь, Ренис?! – в полукрике спросила Эллисабэт (эта фраза непроизвольно засядет в Ренис и вспомнит она ее в недалеком будущем, употребит, немного изменив).
- Разлюбил. Это же не трудно. Да и не ты ли недавно говорила, что не заметила его любви при встрече?
- Я, - женщина шумно выдыхала. – Вот только вот я знаю, что нет у него своей семьи. Не завел. И не заведет!
- Откуда такая уверенность? – дивилась вспыхнувшему негодованию матери дочь.
- Знаю и все! Холостяком был, им и остался. А еще трусом, испугавшимся ответственности!
- Кажется, у нас сейчас все дойдет до ссоры, - Ренис, дернув верхней губой, показала два передних зуба и поморщилась.
- Правда, чего это я так разнервничалась? – Эллисабэт отошла от плиты, варево дошло до нужной кондиции. – Будем ужинать, или же сыта разговорами?
- Будем и не иначе.
- Мой руки, я накрою.
Девушка нехотя потащила свою изнуренную тушку в ванную и вернулась с приятно пахнущими мылом, чистыми руками. Несколько минут они посвятили себя и все свое внимание еде. Тишину вдруг нарушил вопрос матери:
- Ну, а что у тебя с эти парнем?
- С каким? – беспечно спросила девушка.  Подняв лицо с набитым ртом, она посмотрела на мать, заподозрив, что ей каким-то образом стало известно о задире Фринвуде.
- Нэйтоном.
- А, да он мне просто друг (ты догадываешься, что играет в моей голове после этих слов?).
- Признала его другом? Не у тебя ли понятие «друг» являлось абсолютно невозможным ни за что, никогда и нигде на просторах нашей необъятной вселенной?
- У меня. Но он так рвется доказать, что невозможное возможнее возможного, ну как тут не дать ему разочароваться?!
- Вот не зря он тебя безошибочно язвой определил, - скривила губы в усмешке мать.
- Я предупреждала держаться от меня подальше. Не захотел. Пусть теперь терпит.
- С виду неплохой парень. Но на всякий случай, будь осторожнее.
- Да, да, а еще начеку, - закатила глаза Ренис.
- Предупрежден – вооружен.
- Ага, конечно. Не вижу на себе сумку гранат и АК-47.
- А в плане девушек как?
- Не поняла? – изумилась Ренис вопросу.
- Подруг нет у тебя, не завела?
И тут девушка призадумалась. В голове отчетливо вертелось: «Можно ли отнести к таковым Анри и Грину?». Ответ ее не устраивал. Ответ был: «Нет».
- Можно сказать, что я на стадии проектировки, - отшутилась Ренис.
- Это лучше, чем слышать от тебя злое бурчание: «Они мне не нужны!».
В ответ Ренис Нолл добро улыбнулась и сказала:
- Наверно, лучше. Время покажет, так ли это. Ну а я пойду, прилягу. Вымоталась, - она поставила тарелку в раковину и покинула кухню, оставив Эллисабэт убирать со стола, которая вымыв посуду, пошла к себе и немедля приняла горизонтальное положение, давая ногам отдохнуть.
Этой ночью уснули они сразу. Без этих привычных долгих размышлений и мучительных путешествий по травмирующим воспоминаниям.

Глава девятнадцатая: «Группа непревзойденного Фринвуда».
Это был тридцать второй день. Не буду в этот раз досконально описывать утро Ренис. Ничего необычного и из ряда вон выходящего в нем все равно не найдется. И, пожалуй, пропущу детали их скучного разговора с Нэйтоном, с которым они шли вдвоем под дождем в университет.
Осень грозилась быть дождливою. Эти угрозы грели гнилую душу Ренис, чего не скажешь о нормальной половине человечества. В приподнятом (от погоды) настроении она вбежала в аудиторию, на бегу кивнув Грине и Анри с Вики. Хочешь – не хочешь, а с ними теперь здоровайся, а Ренис у нас, в основном, не хотела. Но куда деваться?! Некрасиво же игнорировать тех, с кем провела часик в клубе.
Ренис прошла к своему столу и, не торопясь расстегнула сумку, достала свои учебные принадлежности. Шепчущиеся сокурсники и сокурсницы за спиной подозрительно притихли, но она не придала тому значения.
- Ренис.
«Какого черта он сюда приперся и обращается ко мне, да и еще так властно?!», - она медленно повернула голову вправо, одними глазами спрашивая Фринвуда: «Чего тебе надо?!».
- Сегодня вечером, - тише, чем позвал, сказал Алекс, к ней подойдя вплотную, - репетиция.
- И что? – спросила возмущенно Ренис, совсем позабыв о вчерашнем их уговоре.
Парень придвинулся еще ближе и шепнул над самым ухом (он был немного выше, чтобы «шептать в ухо»):
- И ты будешь с нами. Ровно в шесть. Ты же помнишь, что работаешь теперь на меня?
Мисс Нолл словно помоями окатило. Она застыла, хлопая глазами и с ужасом вспоминая, что и правда на это согласилась. «Но у меня же работа!!», - билось в голове.
- Главное, что бы ты помнил, что не за бесплатно, - огрызнулась в ответ она.
Блеснув зубами, Алекс кивнул и, походкой избранного на великие деяния самой Судьбой, покинул аудиторию. Зашептались девушки, пошли ехидные смешки парней.
«Об этом можно было и через Нэйтона предупредить. Что ты хотел этим показать? Свою важность?! Пижон!», - проводила его глазами Ренис и, получив повод для изнурительных размышлений, села на стул, отмечая на себе эти любопытные взгляды девушек. Особенно Анри Фринвуд. – «Она подойдет ко мне расспросами. И это неизбежно».
Да, Ренис права. Староста с подругой едва усидели на месте, дожидаясь переменки. Они подловили новенькую в коридоре:
- Чего мой брат хотел от тебя?
- Ты не в курсе? – прощупывала почву Ренис для своих отговорок.
- Как я могу быть в курсе того, что нашептывает братец не мне и втайне ото всех?
Ренис сощурилась, припоминая, что отношения между братом и сестрой далеко не карамельные. Правды говорить не хотелось – она так ранила душу Ренис, но и врать у нее редко получалось удачно – то и дело спотыкалась на своих недоговоренных или не в меру указанных нюансах. Чем и выдавала факт лжи.
- Алекс взял меня к себе на работу, - начала она с правды.
- На какую такую работу?!
- В группу, - Ренис осеклась на продолжении правды, увидев изменения в лице старосты.
- К себе в группу?! – расширились от негодования глаза Анри. Ну, тут уместным будет приобщить, что сестра Алекса очень хотела попасть в группу брата и не рядовым участником, а именно вокалисткой, исполняющей партии сольного характера, а не быть вторым запасным Луи Прескоттом. Данные у нее на то были: и слух, и голос, и внешность. Не было лишь согласия на то Алекса, который категорически не желал ее видеть рядом с собой. И сейчас, услышав такое от Ренис, Анри приготовилась необузданно истерить.
Но новенькая интуитивно прочувствовала, отчего в возмущении исказилось лицо старосты, и поспешила добавить:
- Буду теперь у них инструменты протирать и складывать, а иногда полы мыть.
Анри Фринвуд непонимающе всматривалась в Ренис Нолл, стараясь разглядеть в ее серьезном лице хоть намек на шутку.
- Шутишь что ли? – пискнула Вики из-за плеча подруги.
Ренис, сохраняя серьезность, отрицательно и два раза мотнула головой, боясь произнести слова, выдающие ее наглую ложь.
- Вы чего тут с каменными лицами, - подошла к ним Грина. – Чьи памятники копируете?
- Да как не окаменеть-то?! – взвизгнула староста.
- Ренис в клубе убираться будет, - пояснила Вики не без удовольствия.
- А что в этом такого?! – уже позабыв, что это ложь, Ренис оскорбилась их неприязненным отношением к тому, что она намеревается мыть полы за деньги в клубе. Слишком рано вообразила себя уборщицей со стажем, любящей и отстаивающей преимущества своей работы.
Грина посмотрела на Ренис. Потом на Анри. Затем на Вики. И снова на Ренис.
- Когда мыть-то будешь? – спросила с коварной улыбкой она.
- Этим вечером.
- Девочки, - повернула голову Грина к двум другим. – Сегодня вечером мы с вами насладимся увлекательнейшим действом под названием: «Ренис со шваброй».
«Только не это! Не смей!», - вопила изнутри Ренис, впиваясь глазами в Грину, которая сама того не подозревая, подвела ее к неминуемому разоблачению.
- Почему бы и нет?! – хмыкнула Анри. – Я все равно иду вечером глянуть на их репетицию. Заодно и на тебя посмотрим. Во сколько встретимся? – староста защебетала, договариваясь, с девушками, игнорируя Ренис, которая продолжала глазами душить, смеющуюся Грину.
«Такую подставу сделала, хоть и не намеренно. Я тоже хороша! Зачем надо было врать? Как всегда и ложь не удалась, так еще к провалу себя же подвела. Ну и ладно. Как-нибудь да выкручусь», - Ренис и другие, застигнутые врасплох звонком студенты, прервались в своих занятиях и разбежались занимать места в аудитории.
Причин размышлять у Ренис прибавилось. Большего всего голову занимала работа, к которой так не терпелось приступить, что даже переживания, такие как: «Как я успею в клуб в шесть, если заканчиваю к семи?!» ушли на второй план и там же затерялись в куче других. – «Все просто. Не пойду я в клуб!», - осенило вдруг ее, когда в тридцатиминутный перерыв она шла к скамейке, ловко избежав приглашения Анри провести время в компании с ней, Вики и еще несколькими девушками из сливок высшего общества.
Скамейка пустовала, как и многие другие, ранее имеющие большой спрос. Ну а как же! Похолодало, стало сыро и дождь грозился вот-вот пойти. Променяли студенты посиделки в сквере на шумные трапезы в столовой. Не спешил и Нэйтон. Его работа над ней успешно завершена, больше не нужно было прибегать пораньше со своей увесистой папочкой.
Застегнув молнию куртку до ворота и накинув капюшон Ренис села и как обычно расположила сумку рядом.
«В такую чудесную погоду не грех и одной посидеть. Насладиться ею в тишине и привести свои мысли в порядок», - думала она.
Но, увы.
- А вот и я! – появился Нэйтон, быстренько опускаясь рядом с ней. – Не холодно?
- Нисколько. Даже жарко.
- Поэтому из капюшона глаз не видно? – язвил, копируя ее манеру, парень.
Девушка с вызовом скинула капюшон.
- Я же пошутил. Чего злишься?
- Говорят, у вас сегодня репетиция, - процедила сквозь крепко стиснутые зубы Ренис, оставляя без внимания его вопрос.
- Ага. Я и забыл тебе об этом сказать.
- Уже сказали.
- Кто?!
- Твой закадычный друг.
- Вы, наконец-то, нашли общий язык?
- У нас только общие причины неприязни.
- У него нет к тебе ничего подобного.
- Тогда пусть разговаривает более приземисто, а не как монарх с кухаркой, - во время сообразила и заменила она рвущиеся слова из головы на русском: «боярин с челядью».
- Ты преувеличиваешь.
- Ты его защищаешь.
- А ты, между прочим, за собой не замечаешь, что чаще огрызаешься с посторонними людьми, желающими просто поговорить с тобой. Так что, - посмеялся негромко Нэйтон, - Алекс – это повод для тебя взглянуть на себя со стороны.
Лицо Ренис было сплошным возмущением, которое она продолжала корчить из себя.
 - Да-да! Тебе стоит за собой наблюдать.
- Недавно, помнится, я желала Алексу катиться к чертям. Тебе же желаю катиться к Алексу.
- То есть, тоже к чертям?
- Умный мальчик, - голос Ренис, как и всегда, когда ее что-то задевало, огрубел и стал резче.
- Прямо сейчас начнешь щедро поливать меня желчью? – улыбнулся, предчувствуя, Нэйтон.
- Нет, - смягчилась та. – Но стоило бы в целях профилактики.
- Жестокая ты.
- Это я уже слышала. Лучше скажи мне, что вы делаете на репетициях?
- Ну, как, - растянул снова губы в усмешке Нэйтон. – Репетируем.
Сказал и словил на себе удушающий взгляд.
- А что ты хотела услышать? – воскликнул, обороняясь, Нэйтон.
- Подробности.
- Ты помнишь, что мы делали перед выступлением, когда ты заменяла Алекса?
- Ну?
- Все то же самое, только немного развернуто.
- Помимо вас, кто-нибудь еще бывает?
- Присутствуют часто Кристи с подругами, да и Анри редко пропускает.
«Это плохо. Значит, Анри, действительно придет. Еще и Вики неизменно с ней. И Грина с Вивьен нагрянет…», - подумала Ренис и спросила:
- Зачем приходят?
- Я не в курсе их истинных целей, - Нэйтон пожал плечами. – Может, как поддержка. Они создают необходимое для нас ощущение живого зала. Алекс, вроде бы, так говорил.
- А-а.
- Тебя что-то беспокоит?
- Очень и очень.
- Что же? – парень со всем вниманием обратил свое лицо к ней.
- Я не хотела бы, чтобы такое большое количество людей знало, что я с вами в одной группе.
- Почему? – спросил парень, убежденный в том, что уже знает ответ.
- Эм… - замялась Ренис. – Не хочу, что бы знали меня, что это я – Ренис Нолл. Это ведь рано или поздно дойдет до моей матери, - с этого момента, сформировав хилый плацдарм, девушка и начала бессовестно врать, стараясь быть убедительнее. – А она старых правил и подобного не примет, не поймет, осудит и запретит.
Ее мимика и жесты говорили Нэйтону о том, что все это – ложь. Но глаза девушки будто твердили обратное. В сказанном была правда, но связана она была отнюдь не с матерью и ее правилами.
- Если тебе всего лишь нужно скрыть это от матери, то это не проблема. На выступлениях можешь маскироваться как твоей душе угодно. А с теми, кто сегодня и в дальнейшем будут присутствовать, я поговорю. Никто не будет трепать языками, не беспокойся.
«Да я же не этого хотела добиться!», - билась внутри себя Ренис, которая пыталась дать ему понять, что по данной причине не сможет влиться в их коллектив и участвовать ни в репетициях, ни в выступлениях. Проще говоря, хотела дать отказ. Не получилось, все безуспешно.
Парень верно с подозрением отнесся к ее определению строгой матери. Он не раз бывал у них дома и был знаком с этой очень даже мягкой, понимающей и добродушной, весьма современной женщиной – Эллисабэт Нолл. По обыкновению виду не подал и предложил ей свой вариант решения дилеммы. Нэйтон думал о том, Ренис не хочет быть в их компании из-за Алекса Фринвуда, на уловку которого попалась.
- Долго молчишь.
- Обдумываю твою идею с маскировкой, - сказала уныло Ренис.
- В любом случае, ты уже согласилась и, кстати, Алекс уже приготовил деньги, - Нэйтон улыбнулся.
- Да не в деньгах дело.
- Так и знал, что ты вчера понадеялась на его отказ!
- Какой там надеялась?! Я была уверенна, что он спасует.
- Почему же?
- Вам же он не платит, вот и подумала… - прерывая ее, Нэйтон громко рассмеялся, а Ренис насупилась. – Не вижу ничего смешного.
До их слуха донесся звук, ознаменовавший об окончании перерыва. Оба вскочили и рванули к главному корпусу. У лестниц Нэйтон крикнул:
- Не уходи без меня!
И получил в ответ:
- Не задерживайся. У меня еще работа.
Так они и разделились каждый по своим аудиториям. А по окончании последнего занятия, сухо попрощавшись с Гриной и Анри, Ренис быстрым шагом пошла по коридору на выход, не особо заботясь о Нэйтоне.
«Догонит. Что, в первый раз что ли!», - думала она, не сбавляя шаг.
И он действительно догнал ее, когда она уже выбралась за ворота и пошла через дорогу в сторону парка.
- Ты бежишь, а не идешь.
- Не хочу опаздывать.
- Я знаю путь покороче, - Нэйтон взял ее за руку и, свернув с тротуара во внутренние дворы, пошел, ведя за собой к цели.
Идти, в самом деле, пришлось недолго. Предупредив, что зайдет за ней, Нэйтон ушел, а Ренис, открыв скрипучую дверь, вошла в пахнущую чем-то горелым и бензином, мастерскую. Поприветствовала всех, облачилась в свою спецодежду и принялась за работу. День выдался суетливый, и минутки свободной не было, чтобы присесть. Но ее, как мы помним, это устраивало. Сложный человек, что тут скажешь.
Попросив Нэнси отпустить ее в шесть, Ренис сменила одежду и покинула рабочее место вместе со всеми. У дороги была припаркована машина, из которой вышли сначала Нэйтон с Луи, а за ними и Алекс с Гордоном. Увидев Нэйтона, она было обрадовалась, но появление остальных стерло с лица улыбку.
Они перекинулись парой дежурных фраз, сели в машину и поехали в клуб, где их ждал Оливер и, терроризировавшие его вопросом: «Где ребята?», Анри с Вики, да Кристи со своими красавицами. Поодаль особняком держались Грина с Вивьен, не особо жалуя девушку Фринвуда и ее подруг.
- А эта что здесь делает?! – с презрением встретила вопросом Кристи вошедших парней и кивнула на Ренис, державшуюся ближе к Нэйтону и подальше от Алекса.
- Она же теперь работает в клубе! – вызвалась пояснить Анри. – Будет убирать здесь после ребят, так ведь, девочки? – староста посмотрела на Вики и Грину, ища в них поддержку как свидетелей утреннего разговора.
Грина смотрела на «уборщицу», по лицу которой с легкостью поняла, что она наврала им, ни одним мускулом не дрогнув. Это застигнутое врасплох выражение Ренис, вызвало у розововолосой улыбку, которую она с силой подавила и отвернулась, притворяясь, будто не расслышала вопроса.
- Что-что? – посмотрел на сестру Алекс.
- Что?! – смеясь, в один голос с ним спросил Нэйтон.
- Чего?! – тоже одновременно с ними задавала свой вопрос недопонимания Кристи.
Остальным присутствующим оставалось только переглядываться.
- Ну, прибираться, полы здесь мыть, - с меньшей уверенностью и понижая голос с каждым словом, дополнила Анри, оглядывая всех. Ее глаза остановились на Ренис, низко опустившей голову и взгляд.
- Ты чего городишь?! – разозлился Алекс, и подошел к ней.
- Ренис, ну, скажи ты! – обратилась к ней за помощью сестра Фринвуда.
- Прости, Анри, я это все выдумала, - каких усилий стоило это сказать Ренис. Она буквально  вынудила себя, и Анри Фринвуд будто выпадала в осадок, медленно и на глазах у всех.
- Тогда, что ты тут делаешь? – опередила вопросом Кристи, с напускным видом безразличия, усевшись в кресло.
- Пришла порепетировать, - ответил вместо нее Нэйтон, видя, что Ренис отвечать не собирается.
- Что?! – крикнула Кристи и перевела взгляд, полный негодования, на Алекса.
Анри же теперь молчала и наблюдала за происходящим.
- Как это понимать?! – кипела от ярости Кристи.
- Ренис в моей группе, - ответил ей, наконец, Алекс.
- Исключительно ради денег, - робко вставила горсть вранья Ренис, виновато поглядывая на Анри, которая почему-то заулыбалась.
Сестра Фринвуда быстро соображала и усмотрела в этом некий прок для себя. Главным образом, она теперь сможет свободно приходить на каждую репетицию, обосновывая свою настырность тем, что пришла поглядеть на подругу, то бишь Ренис. На это Алекс вряд ли найдет чем возразить. Брат и сестра часто ругались по данному поводу, и он запрещал ей появляться в клубе, что не всегда ее останавливало. Брату было немного не по себе оттого, что отшитая другом сестра, так настойчиво продолжает к тому навязываться и преследовать, не замечая, как глупо она выглядит со стороны. Потому он и ей запрещал посещать их. Фринвуду было очень неудобно перед Нэйтоном за свою навязчивую сестру, на которую сложно было чем-либо воздействовать. И всякий раз, когда она появлялась в их компании, его уже передергивало от нервного раздражения.
- Скажи, что это шутка, - Кристи встала с кресла и угрожающе скрестила руки, немного выпятив нижнюю челюсть. Чем угрожала, было непонятно. Так, к слову, она тоже рассчитывала попасть в состав их группы, со дня на день ожидая приглашения от Алекса, который с этим не спешил. И тут нате вам! Место-то, оказывается, уже занято!
- Это не шутка, - Алекс злорадно улыбался. Он хорошо знал о надеждах, возлагаемых на него ею. И то, что он сейчас разрушил и посыпал их к ногам Кристи, так приятно щекотало его где-то между ребрами.
- Ах, так! – не нашла слов блондинка и, топнув ножкой, поджала губы от обиды. Толкнув его, ударив ладошкой в грудь, попав прямо в щекочущую область, сказала. – Придурок! – и пошла к выходу, на пороге добавив. – Девочки, мы уходим! – застучала каблучками по дощатому полу коридора.
- Вот и славно, - сказал Фринвуд, осмотревшись. Ее девочки переглянулись и, недовольно поджав ярко накрашенные губки, пошли за ней. Грина, Вивьен да Анри с Вики остались, чему был не рад Фринвуд. Собрав всю свою волю в немалый кулак, он заставил себя вычеркнуть из сознания присутствие сестры. – Ну, Луи, доставай свои наброски.
Луи Прескотт вынул из сумки толстую потрепанную тетрадь, раскрыл, и Ренис увидела страницы исписанные мелким угловатым почерком в ровные столбцы посреди листа. Оливер и Гордон без особой спешки расчехляли инструменты. Ренис перевела взгляд на Нэйтона, вопрошая: «А мне-то что делать? Может, и в самом деле, полы вымыть?», - но парень не понял сего волнительного вопроса глазами. Так и стояла она в центре комнаты, не желая садиться, чтобы не оказаться лицом к лицу с Анри, а ведь Вики несколько раз подзывала жестом к ним.
- Ренис! Иди сюда! – повелительно позвал ее Алекс, чем сначала обрадовал ее. Она уже думала, что весь вечер вынуждена будет простоять как бракованная декорация. Но.
- Ты тон-то проще сделай! Я к тебе в рабство не нанималась, - сказала она, гневно блеснув глазами.
- Я начальник, ты – подчиненный! – отшутился, усмехнувшись, Алекс, но и это прозвучало в его стиле, - а начальства надо бояться и уважать…
- Я тебя не боюсь! – перебила Ренис, пропустив комментарии насчет уважения.
- Не оттого ли ты бежала, сверкая пятками, от меня и с моей вечеринки?! – подошел к ней Фринвуд.
- Просто у меня возникла срочная необходимость почистить зубы, - тоже шагнула навстречу она. – После омерзительного пойла!
Они снова, как часто доселе и бывало, стояли друг напротив друга. Нэйтон уже был тут как тут, готовый вклиниться между ними, не давая им сцепиться. Оливер мысленно потирал руки в предвкушении звонкой пощечины от Ренис. То же самое делал и Гордон, только по его сценарию все должно быть с точностью до наоборот. Анри задумчиво смотрела на брата, которого столь явно выбешивала эта Ренис, даже больше, чем она сама.
«Но почему же тогда он взял ее в группу?!», - мучил старосту логичный вопрос. И, между прочим, Анри сейчас была на стороне Ренис Нолл. Остальные же девушки просто наблюдали за всем и каждым. Только один Луи был занят своим делом: шевеля губами, читал свои произведения, лихо перелистывая страницу за страницей.
- Ренис, подойди! – позвал он, совершенно не замечая накалившейся обстановки.
Ренис медленно отвернулась от Алекса и послушно пошла к Прескотту.
- Да я же позвал точно также! – зашипел Нэйтону в ухо Алекс, но тот лишь улыбнулся и безвольно пожал плечами.
Сжав волю в кулаке, собранную в него недавно из-за Анри, Алекс Фринвуд подошел к Луи и встал рядом с Ренис.
- Смотрите, - говорил, не глядя на них, Луи. – Я думаю, будет неплохо, если каждую строку пропоет Алекс, а последнее слово будет подхватывать протяжно Ренис, - все еще не замечая подошедших, он рукой подозвал всех, обращаясь ко всему коллективу, спрашивая общее мнение.
Оставив свои места, Оливер, Гордон, Нэйтон приблизились к нему.
- Это надо попробовать для начала, - нахмурился Гордон, лицом не одобряя идею.
- А музыка? Ритм? – спросил Оливер.
- Я уже кое-что подобрал, - сказал Луи. – Нэйтон, возьми свою и мою принеси, - парень кивнул на расчехленные гитары.
- Твой настрой, конечно, радует, но я не умею петь, ты забыл? – грубый голос Ренис больно резал уши Алексу.
«Что-то мне теперь не очень-то и нравится ее голосок», - Фринвуд внезапно пожалел о сделанном выборе. Казалось, Кристи лучше подходила на эту роль.
- В прошлый раз ты же спела. Я все покажу тебе, - Луи взял тетрадь и весте с ней отвел Ренис в сторону, подальше от остальных. Остановился. – А-а! Без Алекса никак. Алекс!
Фринвуд без особого энтузиазма подошел к ним.
 - Начни ты, - сказал ему Луи.
Алекс глянул на текст, он был ему знаком, на днях Прескотт уже разучивал с ним его. Алекс затянул первую строчку.
 - Стоп! Теперь ты, Ренис, как только он допоет последнее слово, вступаешь за ним с середины этого слова. Смотри, вот так, - и, дав знак Алексу для повтора, спел вместе с ним.
- Теперь вы оба, - сказал Луи.
- Держи тетрадь, - Алекс забрал у Луи ее и протянул Ренис. – Я знаю слова.
Они спели так, как этого добивался от них Луи. Он по окончанию сделал несколько замечаний Ренис, исправляя и показывая на собственном примере, как надо было.
«Ты можешь петь лучше меня и Алекса вместе взятых! К чему эти мартышкины потуги?! Пой сам!», - зло думала мисс Нолл, истинно восхищаясь его голосом и искренне не понимая, для чего, вообще, она им нужна в группе.
- А теперь давайте с ребятами, - Луи повел их за собой к парням.
Энергия из Луи так и била фонтаном, а не ключом, и для большинства присутствующих его оживление было вполне себе естественным. Этот спокойный, рассудительный и задумчивый парень частенько превращался в неугомонного и дотошного генератора идей, и случалась эта метаморфоза с ним как раз на репетициях. Похожие изменения происходили и с Гордоном, который являлся гениальным композитором, его, как фитиль, поджигал идеями Луи, после чего Гордон воплощал их в музыку.
Однако Луи с ним не всегда находил общий язык и потому, как и сейчас, вкратце объяснял все Нэйтону, говорил, что он хочет услышать от трех гитар. Стоящий рядом Гордон внимательно слушал, а когда уже Нэйтон обращался к нему с вопросами, то у Гордона все было готово, оставалось только сыграть и показать остальным. Вот: Нэйтон взял пару аккордов, которые корректировал Гордон, слушая нескончаемые требования Прескотта, присоединившегося со своей гитарой. Оливер, который так же был рядом, в уме прикидывал, что потребуется от него. Когда эта компания подобрала то, что желал услышать Луи, он подозвал к себе, все еще стоящих на другом конце с тетрадью Прескотта, Алекса и Ренис.
Четыре наблюдательницы («подруги Ренис») освободили для них занимаемый ими диван, они предпочли постоять за ним. Диваном тут же овладели Нэйтон с Луи, покидая тесное кресло. У которого встали Алекс и Ренис, долго играя взглядами, кому же из них захватить кресло (будь то две девушки, то легко уместились бы вдвоем). Фринвуд все же галантно уступил, сделал жест рукой, прося садиться не стесняясь. И Ренис села. Алекс примостился на подлокотнике.
- Я понял твою мысль, - прервал неожиданно игру Нэйтон. – Но как насчет более быстрого темпа?
- Было бы неплохо. Но лучше попробуем так, - Луи посмотрел на сидящих напротив Алекса и Ренис. – Вы готовы?
После этих слов должна была идти фраза Оливера: «На раз, два, три», после чего он ударял ладонями в специальный тонкостенный деревянный ящик, которым заменял на репетициях всю свою барабанную установку. Но Ренис просто рождена обламывать всех:
- Вы – не знаю, а я – нет!
- Я толкну локтем, когда приблизится момент твоего вступления, - успокоил Алекс.
Ее это не очень устраивало, но она смолчала. Оливер забарабанил по своему аналогу барабана и понеслась…
Мне напряжно так подробно все действо описывать, потому, будем считать, что первую совместную репетицию с фронтменом группы (высокомерным Алексом) они провели более и менее неконфликтно. А закончив, Ренис Нолл не стала задерживаться, желая добраться до дома не позже матери и, не прощаясь, покинула их. Вместе с ней уходили и Грина с Вивьен, поэтому Нэйтон подумал, что он в этой женской компании будет лишним, но на всякий случай пошел следом. И не зря! Девушки с цветными волосами, поймав такси, поехали в противоположную сторону от направления к дому Ренис, а она сама быстрым шагом взяла курс на свой район пешком.
«Ага!», - подумал Нэйтон, забежал в клуб за курткой, кинул пару прощальных слов друзьям и побежал догонять девушку.
- Почему не сказала, что будешь идти одна? – осудил вопросом он, быстро нагнав ее.
- Да зачем? Посидел бы со своими друзьями, да с Анри, что иссыхает по тебе. Она же прямо сыпется на глазах.
- Это ревность? – встрепенулся Нэйтон.
- Жалость, - поправила Ренис Нолл в стиле своей матери. – Что же ты так с ней…
- Как «так»?
- Ну, не замечаешь даже. Все замечают, а ты – нет. Ей же нестерпимо больно, наверное.
- Нет, не думаю.
- Это почему?
- А почему я должен из жалости отвечать ей взаимностью? – не ответил на ее вопрос Нэйтон Ривер и задал свой. – Разве так будет не больнее?
- Тебе лучше знать.
- Да. Мне лучше знать, - парень впервые как-то непривычно резко ей ответил и громко вздохнул. – Я уже не раз говорил ей, чтобы она напрасно не тратила время, но…
- Но ее чувства не знают границ, да? – улыбнулась Ренис.
- Не издевайся! Нет там никаких чувств, - Нэйтон отвлекся, застегивая куртку, было довольно холодно этой ночью. – Элементарное упрямство и обыкновенное желание добиться своего. Бывают на свете такие люди, которые идут к своей цели вопреки здравому смыслу, а получив желаемого, ну, или достигнув заветных вершин, вдруг понимают, что теперь им это не нужно. Главное – добиться и продемонстрировать это всем. Так вот, сестра Алекса из таких.
- Ого! Не знала, - Ренис Нолл была поражена этой правдой. – Я учту данную черту характера Анри Фринвуд.
- И это будет вполне разумно.
- Значит, и в ее прилипании ко мне есть подвох? Она хочет реализовать посредством меня какие-то свои цели? – задалась вопросами вслух Ренис. – Хотя, чему я удивляюсь? Я, привыкшая видеть везде и во всем подвох…
- Даже во мне? – влез в ее монолог с собой Нэйтон.
- Даже в тебе. Ведь, если быть предельно честной и почти откровенной, то, - она сделала небольшую паузу, подбирая слова, ибо то, что в голове так складно звучало на русском, надо было перевести и изложить на понятный ему язык, соблюдая все временные формы глаголов заморского  и нелюбимого языка. – Я, узнав, что Алекс твой друг, испытала некое чувство дежа-вю, так как он невольно ассоциировался у меня с Марло. Меня клинило от уверенности, что со мной вновь повторится нечто похожее на то, что уже случилось когда-то. Отчего и пыталась избегать тебя. Я была убеждена, что вы хотите просто сыграть со мной злую шутку, что так не бывает, что есть подвох в твоем преследовании и хождении по моим пятам.
- Я?! Преследовал тебя?! – не удержался и расхохотался Нэйтон, перебивая ее тираду.
- Ну да!
- И ты все еще ждешь, что я брошу тебя на растерзание Алексу?
- Всего лишь подозреваю, - улыбнулась Ренис.
- Вот уж не подумал бы, что я такой злодей!
- Никто не знает, на что он способен…пока к стенке не прижмут такие проныры, как ты или Алекс.
        - Ну, это уже слишком, знаешь ли! Тем более что никто никого прижимать не собирается.
- Даже спокойнее стало.
Они быстро смешались с толпой у пешеходного перехода и перебежали дорогу.
- Как тебе наша репетиция-то? Понравилась? – спросил Нэйтон, достигнув другой стороны дороги.
- Если было бы с чем сравнивать, я бы честно ответила бы. А так, не знаю.
- Главное, чтобы не было для тебя каких-то негативных…
- Алекс – сплошной негатив. Так и вгоняет меня в депрессию, - перебила его Ренис.
- Ты, вроде как, обещала не цепляться к моему другу.
- Помню-помню. Но так хочется.
- Я же могу подумать, что у тебя к нему чувства, - улыбнулся, заглядывая ей в лицо, Нэйтон.
 Лицо Ренис Нолл от этих слов перекосило, левый глаз нервно задергался. Парень в ответ рассмеялся.
- Что бы я от тебя подобного больше не слышала!
- Ох, как мы суровы!
- Как никогда раньше.
- Ах, да, забыл сказать. Следующая репетиция будет у Алекса.
- Это там, где была ваша отвратная алко-вечеринка? – Нэйтон кивнул, и Ренис насторожилась, разумеется, учуяв подвох. – Почему там?
 - Вообще-то, мы там и репетируем. Просто инструменты с прошлого выступления с клуба не забрали, вот и пришлось сегодня там ютиться.
- Ясно, - подвох все еще остро чувствовался ею. Но его не было, Нэйтон говорил правду.
- Да не беспокойся ты так, - парень догадался о ее терзаниях. – Я не оставлю тебя на съедение Алексу. Да и он не монстр с акульей пастью, которого ты себе так ярко разрисовала.
- Хотелось бы в это верить.
- Вот и дошли, - сказал расстроено Нэйтон, глядя на ее дом, до которого оставались считанные шаги.
- Чего так печально-то? Не в последний раз же видишь, - криво растянула губы Ренис. – Звать не буду. Успел поднадоесть за целый день, дома ты мне на ночь не нужен.
- Ври побольше. Просто в нем нет той, что угостит меня вкусным чаем (и то верно, свет не горел ни в доме, ни во дворе).
- Попал в самое яблочко! И вот нечего тебе у меня дома делать, тем более, если ты открыто заявил, что приходишь на мою маму поглазеть.
- Я такого не говорил! – возмутился Нэйтон.
- Но я именно так поняла, - оскалилась Ренис и толкнула калитку. – Ладно, я пойду.
- До завтра, Ренис.
- До завтра.
Этим вечером она по обыкновению заботливо зажгла свет во дворе для своей матери с фобиями, связанными с темнотой и одиночеством. До возвращения Эллисабэт оставалось меньше часа. Ренис, приняв домашний облик, пошумела, погремела на кухне и приготовила что-то отдаленно напоминавшее кашу и одновременно макароны залитые соусом.
«Голодному и ботва еда», - глядя на результат своих ленивых кулинарных трудов, подумала Ренис, попутно пытаясь ощутить на вкус ботву и просмаковать неизвестное ей кушанье. Не получилось. Ибо никогда этого не пробовала. Даже в порою голодные дни скитаний с отцом не выдалось такой возможности. Предаваться грустным воспоминаниям не дали: не успела она накрыть крышкой уже доходящее блюдо, как хлопнула входная дверь.
- Снова дверь не на замке, - хотела строго отчитать непослушную дочь Эллисабэт Нолл, но отвлеклась. – Пахнет вполне съедобно! – стремительно ворвалась проголодавшаяся женщина на кухню, шумно потягивая носом гастрономические ароматы.
- Оно и на вкус очень даже ничего, - гордо заметила Ренис, - так что, готовь руки, зубы и желудок.
Мать и без ее поучений уже тщательно намыливала руки в ванной, после чего маленькая семья, вот уже столько лет состоящая из двух человек, тихо ужинала в почти пустом доме в воцарившемся молчании. Каждая была занята поглощением еды. Проголодались обе очень, тут уж точно не до разговоров. Но это не значит, что их не будет. Будут они, но только за чаем.
- Мне нужно тебе кое-что сказать, - заинтриговала маму и меня Ренис.
Эллисабэт Нолл оторвала взгляд от кружки и изогнула брови в умеренном удивлении.
«Небось, подумала, что я беременна», - мысленно хмыкнула Ренис и начала:
- Дело в том, что я еще, каким-то образом, в группу устроилась.
- В группу чего? – не поняла смысла сказанного женщина напротив.
- В музыкальную группу. Ну, там, ансамбль, песни…
- Пляски и частушки?! – перебила, посмеиваясь, Эллисабэт.
- Да нет. В обычную рок-группу.
- Чего-чего?
- Женщина, ты от старости плохо слышишь или мне не веришь?
- Ну как я могу верить в то, что сейчас слышу? Подумать только, что ты…нет, не так. Что ТЫ, - сделала ударение на этом слове женщина. – Втесалась в такое!
- Понимаю.
- Тебя заставили?! Угрожали? – скептично кривила губами мать.
- Меня подманили.
- Деньгами что ли?
Ренис Нолл ехидно потянула губы и медленно-медленно кивнула.
- То есть, это все не шутка и не розыгрыш? – все еще сомневалась женщина.
- И часто ли с тобой дочь вообще шутит?
- Никогда! Хотя в последнее время нет-нет что-то проскальзывало, - задумалась Эллисабэт и добавила. – Но я определенно рада.
- Чему же?
- Тому, что ты начинаешь общаться с людьми, а особенно, со мной. Да я и вовсе странным нахожу то, что ты поставила меня в известность.
- Не делай из меня замкнутое чудовище. Я же начинаю верить в это и сама.
- Хорошо-хорошо. Так что там с группой, ну-ка, рассказывай поподробнее. Сколько вас, кто такие, как зовут?
- Эм, ну… - Ренис Нолл начала считать, мысленно загибая пальцы, и случайно включила старосту (случайности не случайны, верно же?). – Семеро. Это Анри, Алекс, Луи, Гордон, я, Оливер и Нэйтон.
- Нэйтон? – улыбка на лице Эллисабэт потянулась от уха до уха.
- Да, а что?
- Так, ничего…вы все, получается, однокурсники что ли? – предположила мать наиболее подходящий и логичный вариант формирования музыкального коллектива в студенческие годы, исходя из своих познаний.
- Нет-нет. Только Анри, она староста в моей группе, а другие ребята с третьего курса.
- Что, и Нэйтон?
- Да. А чего ты к нему прицепилась?
- Вот почему вы так хорошо ладите, - пробурчала себе под нос Эллисабэт Нолл. – Нашла себе ровесников.
- Я старше, мам. Старше этих третьекурсников на год, так что, отбрось-ка ты все свои грязные мыслишки.
- И давно это у вас?
- Ты о группе? У них – да, давно. А я на днях вошла в состав. Поэтому, если буду задерживаться, значит, я с ними и, значит, твоя губительная паника – отменяется.
- Ты только заранее предупреждай меня, - Эллисабэт встала за чайником, пока Ренис согласно кивала ей.
- Это еще не все, что я хотела сказать, - продолжила загадочно девушка, и Эллисабэт подлила себя чая и выжидательно посмотрела на дочь. – Мне нужно, чтобы ты, будучи злой и строгой матерью, была против этой затеи.
- Вот сейчас точно не поняла.
- Якобы ты не приемлешь всякие неприглядные увлечения.
- С чего бы это вдруг?
- Я уже сказала так в жалкой попытке отказаться от участия в их насыщенной музыкальной жизни. Положим, что ты строгого нрава, старой закалки и почти мать-настоятельница в какой-нибудь далекой и неизвестной церкви блюдущая и бдящая за всем.
- Если тебе так это нужно, то хорошо. Мне будет не трудно. Только вот перед кем играть-то эту роль? Перед Нэйтоном?
Ренис улыбнулась и снова кивнула.
- А ты, в таком случае, старайся избегать попаданий на просторы интернет-ресурсов, как это сейчас модно. Знаешь же, что нам этого категорически нельзя делать.
- Я уже все предусмотрела. Буду в шапке-ушанке да черных очках кота Базилио, потеть в фуфайке на сцене.
- Тебе это очень подойдет, - оскалилась мать.
- Ну, спасибо, - фыркнула Ренис.
- Всегда помни, что тебе нельзя нигде светиться, даже в толпе, случайно попавшей в кадр, - строго повторилась Эллисабэт.
- Не угодишь тебе тоже, маманя. Избегаешь всех – нелюдимая тварь. Дышишь в толпе – искатель славы.
- Группа – это всегда напоказ. Без этого они не существуют.
- Ребята не настолько популярны, так, в пределах этого городка. Будь спокойна на этот счет.
Эллисабэт отпила немного чая и пробормотала:
- А вот интересно, что сказал бы о твоем увлечении твой отец?
- Не думаю, что одобрил бы. Он же всегда учил и требовал держаться ото всех как можно дальше. Наставлял ни к кому не привязываться. Может, оттого, что сам имел за плечами горький пример разочарования в людях, считавшихся товарищами? Может, чтобы меньшее количество людей знали нас, знали, кто мы и были с нами хоть чем-то связаны? Им же во благо, если не знают, кто мы такие. Или он делал это для того, чтобы было не так больно расставаться с друзьями, которых успеваешь завести на новом месте? Ведь мы же постоянно в разъездах. Или еще из-за чего-нибудь, чего я не знаю и уже не узнаю.
- И ты слепо следовала тому, чему он тебя учил?
- Да… - Ренис впала в воспоминания, размеренно проговаривая слова, - а порою, так хотелось пойти поговорить, поиграть, побегать с игравшими во дворах девчонками, на которых приходилось лишь смотреть из окна. О, как я им завидовала!
Эллисабэт Нолл, приоткрыв рот, смотрела на дочь.
- Но потом как-то во мне это перегорело и прошло. Я поняла, что отец в своих учениях и правилах, в общем-то, прав. С нашей-то с ним жизнью, какое может быть дружеское общение?! Он меня, конечно, не посвящал в причины нашей бродяжной жизни, но кое-какие понятия дал. А со временем и мне начало нравиться то, что я одна и то, что должна быть одна.
 - Это неправильно, - возразила Эллисабэт.
- Поди, скажи это ему, - усмехнулась Ренис.
- Если бы! – вздохнула Эллисабэт и печально обежала кухню глазами. – Что за жизнь у тебя была…
- Ты про мою жизнь с отцом, когда его не было, но он был жив, или про жизнь, когда его не было, потому что он был мертв?
- Вторую часть сказанного тобою я еще могу понять, но первую-то как? В голове не укладывается, что ты имела в виду?
- Когда мы были с ним, большую часть времени я была предоставлена сама себе. Он всегда где-то пропадал: уходил рано утром, приходил поздней ночью, уходил в понедельник, возвращался в воскресенье. Что за дела он мутил, представить не могу. Хотя, помнится, Мэвил как-то обронил на прощание мне, что мой отец выслеживал своих врагов, играя в наживку.
- А ты? Что все это время делала ты? – в глазах матери читалось припозднившееся беспокойство за своего ребенка. Уже не ребенка. И давно.
- Сидела, сторожа окна и попеременно дверь. Покидала жилье только по большой надобности – еды купить, если заканчивалась. Деньги он оставлял, где он их находил, для меня также было загадкой: постоянной и никакой работы не имел, помощи ни от кого не получал. Свет не включался ни вечером, ни ночью – таков был наказ. Это чтобы жилье казалось нежилым. Ну, и чтобы те, кто вышли на наш след, думали, что обознались и не те апартаменты пасут. Да и ночью в темноте мне спокойнее было наблюдать с окна за возможными преследователями – меня им не было бы видно. Тем не менее, за все это время я никого подозрительного так и не увидела. Были только дети, играющие весело и беззаботно днем, да любители выпить и погалдеть с вечера до утра на скамейках у дома. Мне казалось, что отец нарочно выдумывал этих следопытов, чтобы я не высовывалась лишний раз за порог.
- И это, по-твоему, нормально?!
- Нет. А что уже тут скажешь или сделаешь? Ничего. Ну, было и было. Мало ли чего в жизни бывает? – «Это ты еще не знаешь про то, что мы с отцом временами жили и спали прямо в машине. Моя половина была на задних сидениях, мне он отводил все самое лучшее в нашем положении, а сам неизменно за рулем, впереди. И, скорее всего, бодрствовал, а не спал, боялся подпустить врагов…».
- Да как так можно! Ребенка! Одного сутками оставлять! – Эллисабэт была вне себя.
«А ты разве не сделала то же самое?!», - рвался из Ренис голос, таким звонким и привычным, часто возникающим в голове, тоном. Но девушка вместо этого сдержанно сказала:
- Не ужасайся ты так. Отец звонил, не забывал обо мне. Инструктировал и строго наказывал ждать.
- Не мудрено, что ты в итоге стала такой! – в сердцах вырвалось у матери.
- Какой? – глаза сузились, Ренис Нолл поджала губы, предчувствуя, что, если сейчас же одна из них не остановится, то все перерастет в ссору, которой у них чуть больше месяца не было.
- Таким как он! – не остановилась мать.
Ренис встала из-за стола.
- Чувствуешь, - сказала она, с усилием улыбаясь, - нам надо срочно разбежаться и закрыться по своим комнатам.
- Прости, - Эллисабэт поздно, но поняла, к чему клонит дочь. – За мной посуда. А ты беги, пока еще себя контролируешь.
Ренис наигранно и громко рассмеялась и побежала вон из кухни к лестнице в зале, по пути живо вспоминая поездки с отцом на грузовой машине, которой он обзавелся, чтобы немного подзаработать. Он возил ее с собой, успевая принимать заказы по телефону и одной рукой придерживая на поворотах дочь, которую заносило в разные стороны из-за отсутствия ремня безопасности. Улыбнувшись этому, Ренис закрыла дверь в свою комнату и поспешила лечь.
 Этим этот вечер и закончился, следовательно, утро следующего дня. Тридцать третьего дня, ведь счет все еще велся девушкой, по привычке ожидавшей тревожного звонка от Мэвила, сообщавшего о замеченном «хвосте». Но звонка от него все не было и не было. Этому бы радоваться, но Ренис это только сильнее настораживало, заставляя чаще думать о самом плохом.

Глава двадцатая: «Обычный день».
Я снова по своей большой лени исключу те скучные подробности пробуждения героини, а также детальные приготовления для похода в университет, равно как и их забавные (почти сходящие за ребячество) споры и беседы с Нэйтоном по дороге в храм науки. Допустим, они в него уже попали и у ряда со шкафчиками разошлись. Пути этой парочки разделились: он убежал вверх по лестнице, а она пошла к розововолосой девушке, стоявшей у гардеробной и загадочно улыбавшейся при виде Нэйтона и Ренис. Чего ну просто не могла не заметить наша главная зловредная героиня:
- Привет. Ты чего скалишься во все зубы?
- Привет. Всего-то лишь рада тебя видеть.
- Что-то не похоже на правду.
- Правду, может ты и узнаешь, но для начала мой тебе вопрос: «Как обстоят дела на личном фронте?», - Грина старалась сдержаннее улыбаться, но глаза, предатели, открыто смеялись.
- Я на нем не присутствую. Кто-то за меня обороняется.
- А если серьезно?
- Ты когда-нибудь видела пустыню Сахара воочию?
- Нет, но примерно представляю.
- Так вот: у меня также. Только еще суше и жарче.
- Да ну? – ирония так и лезла из Грины. – Но что же тогда у вас за отношения с Нэйтоном?
Ренис Нолл, выпучив глаза, закашлялась, хватаясь руками за горло, мол, ей не хватает воздуха, дайте дополнительной порции. Напускное, как и всегда.
- Ну и? – похлопала по спине Грина, настаивая на ответе на свой вопрос.
- Как ты посмела такое подумать!?
- Да вы же все время вместе. Куда ни глянь – ты, да Нэйтон.
«Правда что ли?!», - подумала Ренис и сказала:
- А что, понятие «друг» уходит на второй план и мгновенно всплывает романтичный юный мученик Ромео?!
- Я намекала на парня, - все улыбалась Грина, - но раз уж ты так изъясняешься, рискну предположить, что вы…
- Убью, - злобно оборвала ее Ренис.
- Даже страшно стало, - смеялась розововолосая, хватая ее за руку. – Жаль, что ты не парень, хотела бы я быть твоей девушкой.
- Ты разве не по части девушек? – Ренис аккуратно и медленно вытянула свою руку, чтобы не особо сильно этим обидеть Грину.
- Я к тому говорю, что тебе со своим несносным характером и запредельной грубостью больше подошло бы быть парнем, пусть даже и не моим.
- Здорово! Еще одна унизила и растоптала мою женственность.
- О? Был еще кто-то?
- Алекс Фринвуд.
Грина промолчала. И не потому что ей на это нечего было сказать, а потому что они как раз проходили мимо Алекса Фринвуда, который незамедлительно навострил ушки, услышав свое имя из уст не кого-то там, а самой Ренис.
Ренис тоже поздновато заметила его и немного пожалела, что эмоционально не выделила свое отрицательное отношение при произношении имени этого человека. Обменявшись с ним взглядами и едва-едва заметно кивнув (заставляли себя оба, между прочим) друг другу, парень и девушка отвернулись. Когда Грина и Ренис Нолл прошли приличное расстояние, розововолосая спросила тихо:
- Что это сейчас было?
- Конкретизируй. Я не умею угадывать направления твоих общих вопросов.
- Он поздоровался с тобой! А вчера даже в клубе напоказ нос воротил.
- А еще раньше бабу свою ревнивую на меня натравлял, и что с того? Не вижу в его презрительном кивке и капельки сенсации.
- Это ты не видишь. А такие, как я и прочие лузеры многое в том прочитают.
- То есть, меня ты уже вычеркиваешь из этих лузеров?
- Я сделала это буквально вчера.
- Почему?
- Ты же в группе Фринвуда. Не понимаешь, к чему это ведет?
- Я тупая, поясни, - голос Ренис Нолл становился резче, намеки девушки сбоку ее задевали.
- Скоро станешь такой же, как они, - и Грина обернулась назад, уж слишком долго задержав свой взгляд на популярном студенте – Алексе Фринвуде.
- То есть, моральным уродом? – вспомнила свои слова Ренис, заметив эту заминку во взгляде подруги на друга Нэйтона.
- Можно и так сказать, - отвернулась розововолосая.
- А не слишком долго ли ты его рассматривала? Будто видишь в первый раз.
- Что? – растерялась Грина.
- Я все вижу. И то, что я вижу, кажется, мне говорит о том, что ты… - намеренно тянула Ренис, коварно улыбаясь и наблюдая за реакцией Грины.
- Это не то, что ты подумала.
- Ага, конечно! Слухи врут про тебя, как и ты сама! – «Тут и Нэйтоном не надо быть, чтобы это понять», - думала новенькая, чертовски довольная своими предположениями.
- Врут, - грустно сказала Грина. – И не с меня это началось.
- Аж от сердца отлегло, - Ренис сократила расстояние, которое старательно держала между собой и Гриной. – А как понять это твое: «Не с меня это началось»?
- Очень просто. Некто однажды пустил обо мне слух забавы ради. Так оно ко мне и привязалось. Доказывать обратное, или же яростно сопротивляться, зубами вгрызаясь во всех и каждого я не стала. Не такой я человек. – Грина заглянула в наполненные удивлением глаза короткой (относительно себя) Ренис и подумала. – «Я же не такая как ты! Я не готова сносить удары тех, с кем нужно спорить…».
- Мне не верится, что ты просто приняла это.
- А что делать, когда слух пускает близкая да, как говорят, подчеркивая, «лучшая» подруга?
- Так это дрянь, а не подруга.
- Сможешь угадать, кто она? – Грина стала серьезной: ее улыбку ветром сдуло, а лицо будто скрывало какую-то давнюю обиду.
- Откуда мне такие способности? Я не гадалка, - сказала Ренис, подумав о зеленоволосой Вивьен.
- Ты знакома с ней. И часто, более чем часто, пересекаешься.
- Анри что ли? – безразлично сказала Ренис, лишь для того, чтобы хоть кого-то назвать. Над ответом она совершенно не задумывалась, хотя и после уточнений Грины само собой напрашивалось имя старосты.
- Анри.
- Что?!
- Что слышала. Анри Фрин-вуд, - грустно и мелодично растянула фамилию бывшей «лучшей» подруги Грина.
- Не шутишь?
- Абсолютная правда.
- Но как так-то? – все еще не могла поверить Ренис. – Объясни хотя бы, чего издеваешься над моим восприятием?
Розововолосая громко смеялась над обескураженной новенькой.
- Гринаа-аа-аа! – заныла Ренис.
- Все так банально и типично. Несмотря на разницу в возрасте, мы были подругами еще со школьных времен: не разлей вода и все такое прочее. И как всегда…
- Камнем преткновения стал парень, что привел к неминуемому краху дружбы? – не удержалась и перебила Ренис.
- Ага. Парень, за которым бегала Анри, стал увиваться за мной. Ну, она и подкорректировала своим языком мне дурную славу, в надежде отвадить ухажера.
- И у нее получилось?
- А как же! И своего от меня спровадила и моего.
- Ого…
- Обидно, конечно, но… - Грина замолчала и снова беззаботно заулыбалась.
- Но?
- Никто же от этого не умер.
- Теперь мне ясно, чего она так цеплялась к тебе, - сказала Ренис Нолл, подумав. – «Учту и это», - припомнила слова Нэйтона о сестре Алекса Фринвуда. Затем спросила после недолгого молчания. – А сейчас вы как?
- То, что мы вместе куда-то сходили, для меня ничего не значит. Я ходила из-за тебя, видела твою мольбу в глазах.
- Да, да, конечно. И поэтому бросила меня одну с этой пронырой Анри в клубе, - припомнила едко Ренис.
- Это не считается, - не уставала улыбаться Грина. – И, вообще, не ты ли нас всех свела вновь?
- Я ради себя, признаюсь. Компания Анри пугала, - Ренис увидела объект своих сплетен и понизила голос. – Кстати, вот и твоя лучшая подруга.
Грина недовольно толкнула ее в плечо и они, вместе поздоровавшись с Анри и Вики, прошли в лекционный зал. В нем сегодня были собраны почти все группы с первого по пятый курсы.
«Снова известный философ – мучитель наших ушей, да?», - Ренис Нолл ушла в самый конец в надежде найти место посвободнее и с плохой слышимостью, а Грина бесцеремонно протиснулась в первые ряды и в итоге оказалась рядом с Анри. Розововолосая затравленно обернулась, не видит ли этого Ренис. Рожа новенькой прямо светилась у дальнего окна, с издевательской улыбкой она смотрела на Грину. Мисс Нолл радовало и хорошее место, которое она урвала, и неудача Грины. Коварства кузов и ров злорадства – и все это в одном-то человеке! В Ренис Нолл.
На сей раз профессор был известным на весь штат медиком. Книг он своих не раздавал, зато привез вполне себе захватывающие видео нарезки некоторых своих уникальных операций, которые сам и доходчиво комментировал. В этом зале они просидели четыре три часа, по истечении которых, скромно попрощавшись и взяв свою папочку, профессор покинул зал, а все студенты были вольны идти на получасовую перемену. Ее Ренис по обычаю провела на скамейке с Нэйтоном, который все кутался в свой шарф, прячась от холодного пронизывающего осеннего ветра. А уже после универа они оба пошли к месту работы Ренис, у которого они и расстались.
 Встретив Ренис вечером, парень добросовестно проводил ее домой, не умолкая при этом ни на минутку. То расскажет что-то, то вопрос задаст, то еще чего придумает, только бы не закрывать рта.
- Зайдешь? – для приличия спросила Ренис Нолл, когда они остановились у ее калитки.
- От чая бы не отказался. Продрог до костей, - поежившись и постучав натурально зубами, признался Нэйтон и пробежался по ее дому глазами. С надеждой.
- Ладно, заходи, - Ренис шире открыла калитку, пропуская его и ковыляя следом.
В доме и во дворе было темно. Мать еще не вернулась.
Открыв дверь, девушка вошла и пошарила рукой по стене. Щелкнул выключатель и зажегся в зале свет.
- Да заходи уже, чего мнешься, будто в первый раз, - сказала едко Ренис и толкнула вперед, путавшегося под ногами, Нэйтона. – Ну, в смысле, первый раз здесь, - поспешила добавить она.
- Можно было и не говорить, - Нэйтон плюхнулся по-свойски на их диван, растирая замерзшие ладони. – Уточнение было пошлее.
Девушка проигнорировала замечание и пристально оглядела его, желая удостовериться в том, что он успел снять обувь.
- Пойду, чайник поставлю, - сказала она и поползла на кухню.
Парень остался один и придирчиво осмотрел пустой огромный зал, в котором кроме дивана и кисейной занавеси, слабо прятавшей окно, ничего не было. Ни картин, ни гардин, ни причудливых тумб, пуфиков, стульев и табуретов. Ни ковра на полу, ни затейливых ламп и абажуров, ни фотографий в рамках на столе, ни на стене, ни этого самого стола или тумбы. Ничего! Даже не было сувенирных дорогих ваз с цветами. А вроде бы чисто женское жилище! Что и говорить о вазах, когда вместо люстры висела у потолка обычная лампа на коротком крученом черном проводе! Но что было страннее отсутствия этого всего, так это то, что не было здесь самого главного атрибута человеческого логова – телевизора. Это и удивило его больше всего.
Нэйтон с любопытством покосился на закрытую дверь справа от себя, которая была недалеко от прохода на кухню. Возможно, это все есть там? Нэйтон не посмел самовольничать и вторгаться в чужие покои, зато он поерзал на диване, в который раз делая вывод, что предмет мебели новый. Так почему же только один диван? Проблема в финансовом состоянии и поэтому дом выглядит практически пустым? Не потому ли его подруга так зациклена на деньгах, которые стремится заработать в мастерской и выудить у Алекса? В целом, кажется, что это всего лишь обстановка только-только заехавших хозяев, или же наоборот, готовых съехать в любую минуту и даже секунду. А, может, просто они предпочитают минимализм? Сейчас ведь модно необычно обставлять свои комнаты.
Вопросами Нэйтона просто как лавиной завалило. Срочно нужны были ответы.
- А телека нет у вас? – донеслось до Ренис из зала. Нэйтон рискнул докопаться до правды, ища ответов хотя бы на два своих вопроса.
- Нет. Мы – пещерные люди, отвергаем все виды новшеств и саму эволюцию, а также технический прогресс. Мы всего лишь женщины, которым место найдется только у плиты на кухне.
- Как интересно ты выразилась. А почему у плиты? – показался на пороге кухни Нэйтон.
- А что, у вас не на ходу такие выражения?
Парень напрягся, припоминая и не понимая,  почему «у вас» и у кого «у вас», а потом растеряно замотал головой и спросил:
- Отвергая технический прогресс, зачем держишь в руке электрический чайник?
- Это не то, что ты видишь. Ты созерцаешь иллюзию.
- Что же ты тогда только что наполнила водой и подключила в сеть? – ухмылялся парень, поддерживая глупую и пустую беседу.
- Продолговатый глиняный горшочек, что мы привыкли ставить на раскаленный под солнцем камень.
- Как интересно.
- Неа. Пресно и скучно. – Ренис Нолл достала из шкафчика кружки и со стуком поставила их на стол.  – «Ну не могу я тебе сказать, что если у нас будет в наличии телевизор и весь прочий жилищно-бытовой хлам, то нам придется ездить не на легковушке, а на трейлере с тремя прицепами. Ты этого просто не поймешь. Не поймешь, если всего не расскажу. А рассказывать я не собираюсь…», подумала она и сказала. – Присаживайся, я буду твоим телевизором, надоедливый гость.
- Нет, а если серьезно, - улыбнулся Нэйтон. – Почему у вас его нет?
- В наличии имеется ноутбук и у меня, и у матери. Этим, думаю, все сказано.
- А, ну если так.
Ренис подложила блюдца под кружки, а потом убрала их, посчитав излишним чудачеством. Молчал Нэйтон, наблюдая за ней и копаясь в своих мыслях. Щелкнула кнопочка чайника, подсказывая, что вода готова. Ренис наполнила кружки и села.
- Чего-то не хватает, - она встала и вернулась с еще одной кружкой, которую поставила на стол туда, где любила садиться Эллисабэт.
- Скоро должна прийти?
- Ждешь ее больше, чем я?
Парень поперхнулся, долго откашливаясь, пропустил ее вопрос мимо ушей.
- Молод ты для нее. Даже слишком, - с очень серьезным лицом заговорщика, говорила Ренис, больше отговаривая, а не подговаривая. – Да и я, в общем-то, не готова принять отчима моложе себя.
- Может, хватит уже брызгать неприметным ядом? – улыбнулся Нэйтон. – Тебя прямо разрывает от того, что мне пришло в голову необдуманно сознаться в том, что я нахожу твою мать привлекательной.
- Ты говорил «Красивая!», вообще-то.
- Да, говорил. Но это же не значит, что я поставил перед собой задачу завоевать ее сердце и удочерить тебя! – Нэйтон тоже состроил серьезную строгую-строгую мину, запихивая порывы смеха глубже в легкие, из-за чего периодически покашливал, как подавившаяся клоком шерсти кошка.
- Я же шучу, - криво-криво потянула губы Ренис.
- У тебя получается только запугивать.
- По-другому не умею, уж простите! Надо же мне как-то помочь гостю скоротать время, пока не вернулась похитительница его сердца, - сказала она и, ехидно скривив рот, пошевелила бровями.
- Ну, Ренис! – Нэйтон встал из-за стола. Нет, он вовсе не обиделся. Только в кружку кипятка долил. – Если ты так уж горишь желанием развлечь гостя, то все, что ты делаешь – неправильно.
- А как надо? Научи, сенсей.
- Можно, к примеру, семейный фотоальбомчик предложить полистать в уютной обстановке, или поиграть в приставку, которой у тебя нет.
- Облом, у меня и альбомов тоже нет.
- Есть гитара. Разрешаю отвлечь меня игрой на ней.
- Еще чего!
- Могу тогда я на ней…
- Вот уж нет, - отрезала Ренис, - достаточно с меня одного раза. Даже близко не подпущу к ней тебя.
- Почему?!
- Я после тебя струну меняла, тоже мне, виртуоз игры и натяжки.
- Подумаешь! Вполне себе типичная проблема гитариста. Я их столько переменял.
- До твоего появления я не была знакома с такими проблемами, - грубо бросила в лицо Ренис, со стуком поставив на стол кружку.
- Какая ты сложная!
- Скоро простая придет. Терпение, мой друг, терпение.
Они опять вцепились в эту игру словами, соревнуясь, кто кого переострит. Увлеклись не на шутку. Их прервала возникшая на пороге высокая, белокожая, светловолосая красивая женщина с большими выразительными глазами (видением Нэйтона), одетая с иголочки, безукоризненно и со вкусом. Придраться было не к чему.
Серая, унылая, невзрачно одетая Ренис просто меркла перед ней и, превращаясь коричневую жижу, и стекала прямиком в канализационный сток (видением Ренис).
Эллисабэт Нолл вошла на кухню, сияя от одной лишь этой милой картины чаевничающих ее дочери и красивого голубоглазого и доброго сердцем парнишки (видением Эллисабэт), которого ее дочь величает «другом».
- Добрый вечер, миссис Нолл, - привстал парень.
«Ишь ты, напыжился как петух. Еще спорил со мной, а сам-то, сам?!», - Ренис Нолл, поймав взгляд матери, сухо сказала:
- Привет, мам.
- Почему без меня посиделки устраиваете? – женщина села на стул у пустой кружки, которую спешила наполнить ароматным чаем ее дочь.
- А мы и с вами восполним! – Нэйтон пододвинул и свою кружку к разливающей кипяток девушке.
- Чур, в туалет к себе сходишь, - сквозь зубы сказала она, доливая кипятка и себе.
- Ренис! – возмущенно и осуждающе воскликнула мать и, уже обращаясь к Нэйтону, добавила извиняющимся тоном. – Прости, она такая грубиянка.
- Да я уже…
- Смирился, - опередила, заканчивая за него, Ренис.
И тут Нэйтон засуетился, вынимая из кармана телефона. Высветилось имя Алекса. Парень поднес телефон к уху:
- Да, Алекс?
Ренис, услышав имя, показушно отпрянула, хотя и так сидела не рядом.
- Нет, я не дома.
- …?!
- У Ренис.
- …
- А это срочно?! – Нэйтон, что-то обдумывая, пытливо глянул на Ренис. – Заезжай, поедем вместе, – сказал он и начал диктовать ее адрес.
На самом деле такой уж экстренной нужды в нем не было, но стоило Алексу услышать, что его друг у Ренис, как тот захотел немедленно попасть к ней. Словно намеревался вырвать друга из логова и лап страшного лесного чудовища. А, может, всего лишь наверстать упущенную возможность стать ближе к Ренис, побывав у нее дома. Чтобы не показаться нахальным, он прихватил с собой Анри и Оливера, оставив Луи и Гордона ждать их возвращения. На машине до дома Ренис ему было добираться минут десять, потолок – пятнадцать.
Дивясь столь позднему стуку в дверь и, тщательно скрывая от молодого человека охватившую ее панику, им открыла Эллисабэт Нолл. Настал черед остолбенеть с раскрытыми ртами Алекса, Оливера и Анри. Из ступора их вывел, показавшийся из-за спины миссис Нолл, Нэйтон:
- А вы быстро! Миссис Нолл, это Алекс, Оливер и Анри – мои друзья, - знакомил их шустрый Нэйтон. – А это (он сделал жест рукой в сторону женщины) – мама Ренис – Эллисабэт Нолл.
- Очень приятно.
- Рада знакомству.
Сказали обе стороны, практически, одновременно.
- Проходите, - пригласила их женщина, подумав. – «Друзья Нэйтона, значит, друзья и Ренис», - она прошла на кухню.
- Выйди к ним, я на стол накрою.
- Это не обязательно, они сейчас уйдут.
- Иди! – зашипела на нее Эллисабэт, и Ренис нехотя вышла в зал.
- Привет, Ренис, - хором встретили ее гости.
- И вам, - уныло отозвалась она и подошла ближе к расположившимся на диване ребятам.
- У тебя красивая мама, - неосознанно надавил на мозоль Алекс. Правда, не намеренно, он был впечатлен и очарован настолько, что не смог удержаться от похвалы. Будто это Ренис создала эскиз и собственноручно слепила мать из белой глины.
- Не то, что я, да? – без тени эмоции спросила Ренис, присаживаясь на свободный подлокотник и думая. – «Еще один фанат и претендент мне в отчимы…».
- Я не имел в виду ничего подобного! – начал оправдываться Алекс, но Ренис равнодушно перебила:
- Забирайте своего Нэйтона и проваливайте из моего дома.
- Мы не только за ним пришли, - сказал Оливер.
- Все время ты забываешь, на кого работаешь, - вздохнул Алекс. – Мы за вами обоими, вообще-то.
Ренис встала, обошла диван и остановилась напротив с грозным видом Нэйтона:
- Почему ты не сказал?
- Ты бы выперла меня за дверь и больше не впустила бы.
- И правильно сделала бы! Какого черта вы затеваете ваши дурацкие репетиции так поздно, да и еще не сообщаете об этом заранее?! Детьми спонтанности и неожиданности себя возомнили?! – еще чуть-чуть и пар, валивший с ушей Ренис, увидели бы все.
- Не кипятись ты так, - встал Оливер. – Зачем ломать трагедию за позднее время? Тебя все равно твоя охрана проводит до дома (последовали насмешливый взор и кивок на Нэйтона).
- Вот именно! – поднялся Алекс.
А Анри услышав это, как-то вся сжалась, что Ренис почувствовала себя неловко перед ней. Больше, чем просто не в своей тарелке. Будто общественным туалетом ошиблась и вошла в мужской отсек, а там – староста Анри!
Появилась Эллисабэт, ребята мигом заткнулись – Нэйтон уже поставил их в известность, что Ренис скрывает от матери свое увлечение музыкой.
- Не хотите ли чаю?
- Нет, мам, они уже уходят, - Ренис Нолл посмотрела сурово на их печальные лица и поправила. – То есть, мы. Мы уже уходим.
- Куда?! – обомлела Эллисабэт, неосознанно покосившись в окно и темноту, что виднелась из него во дворе.
Ренис крайне бережно взяла ее под локоть, как это делал с ней самой много раз Ховард Силс, и, сказав ребятам:
- Я сейчас, - скрылась с матерью на кухне, где и объяснила шепотом, что к чему, напомнив об их уговоре с ней: она (мать) – делает вид, что ничего не знает о группе, а она (Ренис) – что скрывает это от матери. Спустя несколько секунд они вышли в зал.
- Долго не задерживайтесь, - строго сказала Эллисабэт на прощание, немало всех удивив.
- Хорошо, - ответили послушно все, вышли из дома и побежали за ворота к машине.
В машине Нэйтон не удержался и спросил:
- А что ты ей сказала?
- Что мы едем к подруге Анри на ее день рождения, - соврала, и глазом не моргнув, Ренис, опасаясь дальнейших расспросов, выводящих на чистую воду.
- А-а, - вопросов больше не было.
Кха-кхм…так развернуто описывать все трогательные моменты жизни этих людей мне не хватит ни времени, ни сил, ни глаз, поэтому далее буду излагать либо в виде плана, либо вкратце перечислять основные события и некоторые важные моменты. Конечно же, стоит добавить небольшой эпизод после их выступления в клубе уже с участием Ренис Нолл. На это я могу себя растратить, пожалуй: они сидели в своей комнате в клубе, тесня друг друга на диванчике и креслах. Засиживаться с ними долго мисс Нолл не планировала, с некоторых пор ей было не все равно, что она оставляет мать в одиночестве. Последнее время ловила себя на том, что волнуется за мать и не хочет заставлять ту тревожиться в одиночестве в пустом доме в позднее время. Торопясь вернуться к ней, девушка встала, подошла к Алексу и, протянув к нему руку, потребовала:
- Плати.
Фринвуд сверкнул глазами и откинулся на спинку дивана, отчего двум другим – Гордону и Луи, между которыми он и втиснул свою широкую спину, пришлось оторвать свои и сгорбиться, упираясь локтями в коленки.
- Неужели ты возьмешь денег с друзей? – ехидная улыбка не сползала с лица Алекса.
- Велико твое заблуждение, - Ренис злобно вперилась в глаза лидера группы. – Ты мне не друг, - сказала она и, про себя подумав. – «И никогда им не станешь!», - протянула руку к нему ближе, почти тыкая ею ему в лицо.
- Недобросовестный ты работодатель, Алекс, - устало улыбнулся сидя в кресле с гитарой в обнимку Нэйтон.
- Я тоже требую оплату своего труда, - закинул деловито ногу на ногу, Оливер, занимавший соседнее кресло.
- А со мной можешь пивом расплатиться, - вставил важно свое слово Гордон.
- Мне можешь не платить, - шире улыбнулся Нэйтон. – Сегодня.
- Только я один здесь ради нашего общего дела? – защищался от стервятников Алекс.
- Не ты один, - заговорил и Луи.
- А поддержке платят, не знает ли кто? – это была Анри, она вместе с Вики стояли за диванчиком.
- Куда вы все прете? – разозлилась Ренис. – Я еще не получила обещанных мне денег. Или у тебя, засранец, их нет?!
Алекс вскочил со своего места, резко сунул руку в карман (деньги он еще с утра приготовил, ему просто хотелось лишний раз постебаться над Ренис, хотя надежда, что она забудет об уговоре и не потребует денег, тоже теплилась). Ренис тоже не особо-то и нуждалась в этих деньгах, хотя ей они были не лишними – применение всегда найдется! Но и с ее стороны это также было своего рода едкое желание не дать Алексу наслаждаться своим удачным выступлением и испортить ему приятное расположение духа.
Фринвуд достал несколько стодолларовых купюр и, хлопнув ладонью по ее ладони, положил деньги ей в руку. Ренис, не глядя, скомкала их и сунула в карман куртки.
- Что, даже не пересчитаешь? – озвучил за всех присутствующих вопрос Гордон.
- Не суть важно. Главное, что он отдал мне деньги, за которые я согласилась сюда приходить.
- То есть, в следующий раз я могу обойтись и десятью центами?! – голос Алекса ощутимо  звенел презрением. Он подошел к ней ближе, кривя губы так, будто она вызывает у него сплошное отвращение.
- Еще чего!
- Значит, все-таки, четыре по сто очень даже суть важно, - Оливер пересел на освободившееся место Алекса, а в кресло втиснулись Анри и Вики.
- А ты уникален, как я посмотрю, - повернулась к Оливеру Ренис, - успел сосчитать, сколько…тоже любишь деньги?
- Кто ж их не любит?! – влез, опережая Оливера, Гордон.
- Я не люблю, - Луи слабо дернул губами.
- И я, - присоединился Нэйтон.
- И я! – взялась поддержать любимого Анри – главная транжира и модница города.
Алекс с Ренис посмотрели на нее и одновременно закатили глаза. Сами они того не заметили, зато это прекрасно видели остальные, что и вызвало у них дружный смех.
- Что смешного?! – как всегда приняла на свой счет Ренис и разозлилась.
- Ты, что же еще! – Алекс скрестил руки на груди.
- Вам бы предвыборные дебаты вести, - хмыкнул Оливер. – Ведете себя как противоборники из конкурирующих партий.
- Не-не, это сложновато. Им больше подходят эти дешевые ток-шоу с перемыванием друг другу грязного бельишка, - Гордон громко зевнул, нагоняя зевоту на всех.
- Бросьте вы, - разгорячился Алекс, слушая их. – Да разве можно ей (небрежный кивок на нос к носу стоящую девушку) хоть что-то подобное доверить!?
У Ренис уши запылали от ярости, но взяла себя под контроль и спокойно заговорила, не отрываясь, глядя ему в глаза:
- А, знаешь. Если бы сложилась такая ситуация, что изо всей нашей необъятной вселенной к нашей же планете на всей скорости световых лет мчался, обгоняя эти мерцающие крупные и мелкие звезды, а также прочий космический мусор, небольшой метеорит, то я больше всех на этом свете желала бы чтобы он упал именно на тебя!
Сидящие в комнате давили смешки. Нэйтон поспешил к ощетинившемуся Алексу:
- Хватит вам, - вклинился он между другом и подругой, расталкивая обоих. – До рукоприкладства себя доведете.
- Этого мы и ждем, - потирал руки Гордон, а рядом сидящий Оливер, покусывал губу в нетерпении.
Примерно так, а на деле куда напряженнее проходили перепалки Алекса и Ренис, без которых не обходилась ни одна их репетиция, как и сборы после выступлений. В их споры и грызню не считали лишним влезть, накаляя обстановку, Гордон и Оливер. Гордон – причем, всегда на стороне Алекса, а Оливер…. Оливер в зависимости от того, кто был в проигрыше: если Ренис, то комментариями поддерживал ее, если же Алекс – то нашептываниями распалял друга.
Сестра Фринвуда тоже приноровилась участвовать в спорах, она стабильно оставалась на стороне Ренис, подливая немало масла в огонь против высокомерного братца. К слову сказать, Анри из кожи вон лезла, чтобы сблизиться с Ренис. С какими целями она это делала – уже не раз мной оговаривалось. Ее труды давали плоды: часто втроем – Анри, Ренис, Нэйтон гуляли по городу после университета. «И то было первой ступенью», - думала удовлетворенно староста. Но, увы, мисс Нолл так и оставит ее на дальнем расстоянии, наслышанная о скверной черте характера Анри от Грины и Нэйтона. Сама же Анри считала иначе, и даже была уверенна, что является подругой Ренис и находится на полпути к Нэйтону.
Воздерживающимися во время ссор Фринвуда и Нолл всегда были Нэйтон и Луи, и присутствующая за компанию с Анри, ее подруга Вики. Впрочем, Нэйтон был тем, кто заканчивал их споры и перебранки. Он давал им вволю полить друг друга грязью, посоревноваться в остроумии, а когда наступал момент накала обстановки, грозивший перерасти в конфликт, с опытом бывалого, одной-двумя фразами сводил ссору на нет.
Так у них и повелось. Крепко вошло в привычку. И без выяснений отношений Алекса Фринвуда и Ренис Нолл ребята свою группу уже не представляли. На сцене, как участник группы Ренис долгое время оставалась неизвестным маленьким и щуплым парнем со слишком приятным для парня голосом, одетым в великоватую курточку и кепку по самые глаза. А потом вмешалась настойчивая сестра Алекса, которая силой усадила ее, раскрасила в пол-лица и заставила надеть мрачное готическое платье, показавшееся наиболее скромным из всего ассортимента, предлагаемого старостой. Ребята одобрили, да и Ренис оценила. С тех пор и Анри стала неотъемлемой частью группы в качестве личного стилиста и визажиста Ренис. Самой Анри эта работа безумно нравилась, она планировала сколотить карьеру на данном поприще, попрактиковавшись для начала на Ренис.
Шли дни в суетливой беготне из дома в университет, из университета в мастерскую, а из мастерской в дом Алекса, где с нарастающей частотой проходили репетиции и приготовления. А из дома Фринвуда – беготня в свой дом, ставший уже родным. Выматывало, конечно, здесь и не поспоришь, на споры сил у нее и не оставалось. Но это был ее осознанный выбор. А раз так, то, раз сама в это впряглась, стисни зубы и тяни. Что Ренис и делала. Девушка перестала считать дни, перестала с тревогой ждать звонка от Мэвила. Да и он не давал о себе знать. Это успокаивало и обманчиво давало надежду на тихую жизнь в понравившемся ей месте. Вести счет дням она перестала примерно через полтора месяца после своего приезда. Причина тому насыщенная учебная, рабочая и домашняя жизнь, чего прежде у нее никогда не было.
Все чаще к ней домой наведывались ребята, устраивая безобидные и веселые посиделки, на которые Ренис звала Грину. Именно с ней завязались те дружеские теплые отношения, к которым так стремилась Анри Фринвуд. Розововолосая афроамериканка с удовольствием приходила к Ренис со своей Вивьен (тут можно было вдоволь насмотреться на Алекса, который нравился Грине, что Ренис, не особо затрудняясь, верно угадала).
А как всему этому радовалась Эллисабэт! Порхала от счастья. То, что дочь, наконец, стала нормальным человеком и завела стольких друзей – для нее и было настоящим счастьем. Люди… у всех показатель счастья – это то, что эгоистично касается лишь довольства своей персоны…. а у этой женщины, ха! Разве пустое общение дочери с посторонними чужими людьми должно иметь к ней хоть какое-то отношение? Еще раз, ха! Но даже эти мирные милые вечера не обходились без сцен разборок Алекса и Ренис, которые, казалось, с утра до вечера, без остановки, перерыва и выходных могли поносить друг друга на потеху остальным, стоя лицом к лицу. Конечно, в присутствии матери Ренис держалась изо всех сил, чтобы не сорваться и не расстроить мать своим гадским поведением. В ее отсутствие она и не пыталась сдерживаться – весь пар и негатив были обращены на одного лишь Алекса. Ненависть неудержима.
Однажды в доме Фринвудов, в очередной раз сцепившись по мелочи, Ренис разругалась с ним в пух и прах. Все потому что разнять их было некому – Нэйтона не было. Задержался на дне рождения своей матери. Ну, да, все мы живые люди. Маме не скажешь: «Maman, обожди, у меня наклевывается репетишенс». Поэтому, в сердцах хлопнув дверью так, что аж стекла в окнах зазвенели, и, послав всех, если смягчать, то в клоаку, Ренис покинула их. Упрекая саму себя и проклиная тот день, когда она согласилась им помочь, мисс Нолл начала избегать всех и каждого. Кроме Нэйтона, разумеется.
А его попробуй избегнуть! Закроешь дверь – влезет в окно. Заколотишь ставни – всплывет из унитаза. Ему она ничего не сказала, ибо некрасиво жаловаться ему же на его друзей. Так часто. Но и Алекс умолчал и не поделился с другом произошедшим. Намеченная дата их выступления подкрадывалась все ближе, а Фринвуд все отменял и отменял репетиции по выдуманным (несущественным!) причинам. Знал, что Ренис на них не явится.
Нэйтон тоже не слепой, кстати. Поведение Алекса, Ренис и других ребят, молчавших в тряпочку, наводило его на правильную мысль. Парень, собрав их в беседке за сквером, решил выяснить, что с ними такое происходит. Завязался разговор, принимать в котором участие избегали Луи, Оливер и Гордон. Они сидели да помалкивали, потупив взгляд, задумчиво курили сигарету за сигаретой.
- Алекс? – обратился тогда Нэйтон к другу.
- Да чего я-то сразу?! – вспылил Фринвуд, повышая голос. – Я что, должен знать все, что творится в ее дурной голове и по каким таким причинам она сторонится нас?
- Хорошо. Тогда почему ты откладываешь и тянешь с заключительным прогоном, объясни-ка мне? И не говори, что этого тоже не ты должен знать.
- Потому что она не придет.
- И откуда такая уверенность?
- Мы повздорили прошлый раз, - сказал расстроено и притих Алекс.
- И она послала нас дружной компашкой в … - влез Гордон, доселе хранивший молчание. – Ну, сам знаешь, куда.
- Алекс, - сказал Нэйтон, не находя дальнейших слов для изъяснения своей недовольной мысли.
- Ну, что Алекс-то?! Почему я виноват всегда, а за Ренис ты вины не видишь?!
- В этот раз ты и в самом деле переборщил, - сказал, вступая в разговор Оливер.
- Да, Алекс, ты был неправ, - теперь и Луи взял слово. – Она, конечно, тоже за незначительные детали цепляется.
- Да-да, за то, чем можно было бы пренебречь, а не придираться к тебе, - поддержал все же Алекса Оливер.
- Вот видишь! Видишь, - Алекс думал, что нашел в лице Прескотта и Оливера поддержку и приободрился, с вызовом глядя в лицо Нэйтона.
- Но ты реально перегнул всевозможные палки, - спешили в голос завершить свою речь Луи с Оливером, и Фринвуд поник сильнее прежнего.
- Алекс, - улыбнулся Нэйтон. – Пусть и так. Пусть она не придет. Ничего не мешает нам играть и без нее, как и раньше.
Алекс поднял на него глаза, в которых читалось: «Но я так не хочу».
- Но мы уже все спланировали для нее. И текст, и музыку, - сказал вместо этого он.
- В таком случае, тебе следует обсудить это с ней, - Нэйтон повернулся и посмотрел в сторону пристройки, сбросившие листву деревья перед беседкой, не скрывали собой скамейку, на которой одиноко сидела, укутанная в шарф по самый нос, «коллега по музыкальному цеху» Ренис.
- Почему бы и нет? Я могу с ней поговорить. Раз уж она из-за меня за километр обходит нас всех, - сказал Фринвуд, вышел из беседки и твердым шагом направился к девушке.
- Смотри, чтобы она, заметив тебя, не убежала, - тихо сказал Нэйтон, и ребята похихикали, вставая с лавочки и пристраиваясь у бортика, чтобы понаблюдать за интересным действом.
Ренис сидела себе тихо. Никого не трогала и наслаждалась холодным и пасмурным осенним днем и своим одиноким пребыванием в тишине на любимой скамейке. Минут десять от перерыва прошли необычайно успокаивающе, пока перед глазами не замаячила знакомая и с некоторых пор везде узнаваемая по походке, фигура Фринвуда.
Да, Нэйтон верно предположил. Первой мыслью у нее было рвать когти, аки гепард за тучной неповоротливой антилопой, которой питаться можно неделю. Но девушка продолжала сидеть. Почему? Любопытство? Вполне может быть.
- Привет, Ренис.
- Привет, - голос скрипел от сухости и нежелания говорить с ним.
- Давно не виделись, как дела?
- Неделя – не срок давности. Дела – нормально, и давай-ка сразу, что тебе нужно?
- Я хотел поговорить с тобой.
- Нам не о чем с тобой говорить.
- Нет, есть, - возразил Алекс.
- Я не желаю тебя слышать (здесь верно).
- Не уйду, пока не выслушаешь, - он нахально присел рядом. Парни, следившие из беседки, удивленно охнули. Это был определенно успех.
- Не проблема. Уйду я, - но сказав так, она и не пошевелилась.
- Ну, и чего же ты сидишь? – сдержал улыбку Алекс.
- Да вот, не знаю, - Ренис задумчиво посмотрела вдаль. – Наверно, я все же выслушаю тебя, но не факт, что моего терпения надолго хватит.
Фринвуд замялся. Не то, чтобы он подбирал слова, но было что-то среднее между этим и обдумыванием своих предложений, ведь сказать надо так, что бы Ренис не сразу послала его в привычное ему место, в которое не раз уже слала она же.
- Я долго буду слушать тишину? – недовольство Ренис готово было перерасти в нечто большее.
- Речь, как ты, разумеется, догадываешься, пойдет о группе, - быстро начал Алекс, но договорить ему она не дала.
- Я не желаю иметь ничего общего ни с вами, ни с вашей группой.
- Ну, это как посмотреть. Общее все равно имеется.
- Что же? – усмехнулась Ренис.
- Нэйтон, - Алекс победно улыбался. – Хочешь – не хочешь, а он связывает нас. Наш общий друг на твою беду. И, если не ради нас, то хотя бы ради него…
- Нет. У вас и без меня все отлично столько лет обходилось, обойдетесь еще столько же. Даже больше.
- Из-за какой-то мелочной ссоры ведешь себя как ребенок. С таким же детским упрямством отстаиваешь…
- Мы сейчас снова переругаемся, - голос Ренис предупреждающе огрубел.
- И что? Не в первый раз же, - пропустил без внимания угрозы Ренис Алекс, который, сам того не замечая, начинал терять самообладание, чего еще не бывало с ним ни разу, как бы сильно они не ссорились.
Зато это отметила Ренис и заставила себя сменить агрессивное отношение к нему на терпеливое, мягкое и более лояльное. Впервые. Это был первый шаг, чтобы изменить себя в лучшую сторону при взаимодействии со столь неприятным ей Алексом Фринвудом.
- Алекс, - сказала она выдохнув. – Скажи мне, зачем я вам? Зачем, если кроме постоянных споров и пререкательств с тобой вы от меня ничего не получаете?
- Таково твое мнение? – обомлел парень скорее от произошедшего в ней изменения, нежели от услышанных слов.
- Я думаю только так. Мало того, что от меня никакого проку, так еще и деньги с тебя за это беру.
- Мне не жалко. Готов и дальше платить, лишь бы ты только приходила.
- Но зачем я вам? Ответь.
- Тебе так нужен ответ?
- Хочу понять, в чем смысл моего бесполезного присутствия?
Алекс, откинувшись на спинку и устремив глаза вдаль на беседку, откуда на него смотрели в ожидании чуда друзья, которых он не видел, угол обзора для него скрывался пристройкой садовника, зато из беседки они хорошо проглядывались. Да и Алекс знал, что ребятам хорошо виден и он, и Ренис.
- Ты не задумывалась над тем, что к тебе уже привязались? Что привыкли к нашим с тобой постоянным перебранкам, которые мало того, стали чем-то вроде необходимости? Ты говоришь, что нет от тебя проку, при этом не замечаешь, как раскрывается Луи от одной лишь мысли, что его тексты есть, кому исполнить. Говоришь, что не видишь смысла в своем присутствии и забываешь о Нэйтоне, который с твоим появлением становится куда активнее. А Гордон, Оливер? Даже они нашли в тебе забаву! Разве ты не видела, как они радуются и веселятся, подстрекая нас к ссорам и жарким спорам? Ты стала частью нашей группы. И даже я в этом признаюсь, переступив через себя – без тебя мне скучно, - постыдившись своему заявлению, Алекс отвернулся в сторону и начал делать вид, что его жутко заинтересовала подсохшая сорная трава, облепившая ползучим стеблем стены пристройки.
Ренис с минуту переваривала его речь, а потом сквозь улыбку недоверчиво сказала:
- Уметь качественно заговаривать зубы – тоже талант!
- Не делал ничего подобного. Сказал, как есть, - настойчиво не поворачивался к ней Фринвуд.
- После таких откровений даже отказывать стыдно.
- То есть, конфликт исчерпан? – с надеждой посмотрел на Ренис Алекс.
- Наши с тобой конфликты будут бесконечны, ты же это понимаешь?
- Без них я уже и не вижу твое присутствие, - улыбнулся Фринвуд, сам себе поражался, как и этому странному чувству в районе желудка, словно теплотой щекочущее его легкие. Но повелительный и заносчивый тон Алекса Фринвуда вернулся к жизни. – Значит, сегодня репетируем полным составом.
- Если ты мне за это вовремя заплатишь, - не менее заносчивая Ренис вернулась тоже.
- Отлично. Можно звать остальных, - и, сунув два пальца в рот, парень зычно свистнул.
Из-за деревьев через несколько секунд показались, бегущие наперегонки, Луи, Оливер, Гордон и, конечно же, Нэйтон. Эти ребята вызвали веселые улыбки у двух сидевших на скамейке, которые переглянулись с сомнением, мол, ты тоже этих придурков видишь?
Все они недолго стояли у скамейки. Со звонком, который раздался почти сразу же после того, как парни достигли Алекса и Ренис, пришлось идти на занятия. С шумом перекрикивая друг друга, они направились к университету. Как выше и говорилось, далее я буду излагать сжато. Писать диалоги для всех и каждого несложно, но весьма затратно по времени и средствам (начиналась рукопись в мои двадцать шесть, а сейчас уже двадцать восьмой год мне пошел, какой кошмар!). Эх, серьезнее надо быть, серьезнее! Да только мне все хиханьки да хаханьки, или же как любит говорить ваша мама (а, может и не ваша, может я путаю, но все же): «Вам бы все хи-хи-пу-пу-шечки!».
  Мне, кстати, только что звонила тетенька из «******$$ - банка» и выгодно предлагала заказать у них кредитную карту, на что мне, твари бессердечной, легче любезно отказаться. И таки на этом вопрос отнюдь не исчерпан:
- Могу я узнать причину вашего отказа? – говорит она мне.
А я ей не без фальшивой гордости в ответ:
- Бла-бла-бла, я не пользуюсь кредитными картами и не хожу в торговые сервисы, в коих принято расплачиваться таковыми, и вообще (пришло на ум раскрыть козыри мне), я предпочитаю наличку.
На что она мне заявляет:
- Меня радует, что вы состоятельный человек и можете всегда иметь при себе крупные суммы денег…
Дальше я плохо слушаю, ибо давлюсь ироничным смехом: представляешь, я – состоятельный человек, и не просто состоятельный, так еще с крупной суммой денег! Знала бы она, что под столь громким словом «наличка» в моей голове рисуется моя обшарпанная голубая сумка с потертыми донельзя ручками и ее карман с потасканной молнией, в котором я так ярко и красочно вижу: двести рублей. Хорошо, что этого не видела она. Померла бы со смеху от нерационального использования слова «наличка». Мда…
Долго еще она мне в уши топленное масло заливала, но, увы. Не оправдались ее тайные ожидания, не смогла она переубедить меня. Все, все, возвращаемся к Ренис.
Ренис воссоединилась с группой на радость Нэйтону и снова начались их посиделки то в доме Алекса, то у мисс Нолл, под названием – репетиция. У Ренис они собирались по этому поводу строго в отсутствие ее матери и не менее строго – без инструментов, чтобы к ее приходу не было важных улик. Потому у нее они только распевались и репетировали свои действия на сцене, а у Алекса все почти то же самое, только у же с инструментами. Дорабатывали, так сказать. Можно ее пришлифовкой это назвать, пусть и грубо.
В бегах от дома в универ, с универа к Нэнси Андерс, а оттуда к Алексу или же к себе, бежала вместе со днями и Ренис. Время стремительно проносилось мимо: осень сменилась зимой, зима – весною. И все это время для семьи из двух человек – Ренис и Эллисабэт Нолл прошло относительно спокойно. Девушка прилежно училась и успевала с работой и участием в насыщенной жизни группы, а мать продолжала ходить на свою любимую работу, наслаждаясь тихой семейной жизнью и ставшей на удивление коммуникабельной и жизнерадостной дочерью. Последнее радовало женщину больше всего.
Часто, придя домой из автомастерской, или же, если это выходные, то из клуба после выступления позже матери и, застав ту сидящей ожидании дочери в пустом доме на диване в зале, Ренис тут же ложилась, положив ей голову на колени. Ложилась и начинала рассказывать более подробно истории и случаи из жизни со своим отцом, бабушкой и, наконец, Мэвилом. Эллисабэт с интересом слушала, стараясь реже перебивать своими вопросами, при этом неустанно поскребывая свободной рукой, которую запускала волосы дочери, как только та клала голову ей на колени. Женщина помнила, что так делала бабушка Ренис, и что Ренис это любила.
Это что касается семьи, в которой наконец-то все наладилось. Теперь о друзьях. С Нэйтоном они стали еще ближе. По части дружбы, не более, что продолжало вызывать зависть и злость у Алекса. Остальные ребята тоже уже не были так холодны и придирчивы к ней, можно сказать, что и они в ней также видели друга, чего нельзя было знать Алексу не при каких обстоятельствах.
Отношения с Гриной стали теснее, чего не скажешь об Анри, которую Ренис продолжала держать на расстоянии от себя, пусть и немножечко сократив его, но все же. Расстояние продолжало сокращаться по мере взаимодействия этих двух во время подготовки к выступлениям, ведь Анри была ее непосредственным стилистом. Она одевала и гримировала девушку до неузнаваемости. Однако, после, Ренис тут же припоминала себе некоторые минусы мисс Фринвуд и снова строила оградку на дальнем участке.
Касательно чувств Анри – таки да, она все еще питала их к Нэйтону, который неизменно оставался бездушен к ней и ее бесконечным признаниям. Равно как и Анри к чувствам и признаниям Оливера Бруттса, который был кавалером сердца для Вики, которую, наверняка, тоже кто-то безответно любил. Почти любовный шестигранник, но раскрывать его не мне. На это недостаточно времени. Так, что еще я могу добавить о перечисленных людях? Эм, ну, разве что немного слов об Анри и Алексе, которые сплотились, обнаружив общую цель. И цель эта – Ренис Нолл.
- Что-о-о?! – скажешь ты.
- Сейчас все будет, - скажу я и, похрустев над бумагами, разомну пальцы. Поясню: Анри Фринвуд, что видела в Ренис помеху на пути к Нэйтону, так как он все время лип к ней и только к ней (видение Анри), что мешало самой Фринвуд стать еще чуточку ближе к избранному ею парню, кое до чего додумалась. Староста вдруг заметила нечто такое же в своем брате, что наполнило живительной силой ее уже было затухающие надежды на счастье. Нечто, что натолкнуло ее на кое-какие мысли. Поначалу, Анри просто продолжала наблюдать за братом, сомневаясь в своем открытии и не спеша с действиями. Думаю, тут ты скажешь: «Неужели это чувства Алекса Фринвуда к Ренис бросались в глаза его сестре?!».
- Нет! – пробурчу недовольно я. – Анри не такая наивная, чтобы поверить в это, даже если бы это и было так!
- А что же тогда?! – спросишь ты, широко раскрыв глаза, что даже я смогу пройти в них, не склоняя головы, дабы не удариться об косяк.
Видела она, что брат категорически не хочет делить друга с его новой подругой, но при этом и сам не может без этой подруги друга. Повторюсь, что своими каждодневными, ежеминутными цепляниями за любую мелочь, придираниями, ссорами с Ренис Алекс Фринвуд просто-напросто самоутверждался. Ну, нравилось ему это. Нравилось злить и раздражать Ренис. Нравилось, когда она переключала свое внимание с Нэйтона на него. И не нравилось, когда делала обратное. Это и не осталось незамеченным Анри Фринвуд. То, что Ренис представляет собой помеху к Нэйтону и для нее и для него в итоге и стало решающим фактором налаживания их братско-сестринских (звучит неправильно и грубо, но я хочу так!) отношений. Об этом подробнее чуточку позже.
Ренис тоже не особо-то и питала хоть каких-нибудь положительных чувств к Алексу. Да что там говорить, они друг друга одинаково не переносили, но умудрялись уживаться на удивление и на радость участникам группы. Оба, зачастую, всячески подкалывали, порою очень грубо и жестко, друг друга, привнося этим разнообразие в их (в большинстве случаев) очень унылые и скучные репетиции в доме у Алекса. Наверное, мне следует привести хотя бы еще один пример, для большего представления того, как это выглядит. Бранные слова и не очень приятные слуху выражения я исключу, несмотря на то, что это многое изменит. Не могу я отважно сражаться с цензурой: пропущу в текст я – удалит она.
Как же мне не хочется вновь браться за диалоги, которые будут сделаны на тяп-ляп. Как обычно, в общем. Ну, допустим, вот мы (кто мы-то?) незримо присутствуем на одной из таких репетиций с ребятами. Сидели ребята в гостиной первого этажа дома Фринвуда, где они оставили только его угловой шкаф с выдвижными ящиками и предметы мебели, на которых можно было сидеть, удобнее приобняв музыкальный инструмент, то бишь, гитару. Другие атрибуты домашнего быта они перетащили по комнатам или же забрали на мансардный этаж. В гостиной оставался низенький журнальный столик между двумя старыми диванами, расположенными друг напротив друга. На столике со строгим видом школьного учителя Луи раскладывал листы с набросками нескольких песен.
Закинув скрещенные ноги на столик, а остальную тушку расположив наискосок на одном диване, здесь, полурасслабленно лежал Алекс, упираясь головой в плечо Гордона, что сидел рядом и придирчиво читал текст с одного листка в своих руках. На противоположном диванчике, величественно восседала Ренис, но это высказывание, думаю, чересчур. Она всего-навсего пыталась удержаться прямо, сохраняя осанку, в засасывающей обивке старого облезлого дивана. Рядом с ней на подлокотнике, то есть, на более устойчивой опоре для своей пятой точки, сидел Нэйтон, перебирая струны на гитаре и поглядывая на Луи, который, встав, поморщился и подошел к нему, жестами показывая, сыграть иначе.
По другую сторону от Ренис, приобняв подлокотник, так, словно это нечто оживленное, сидела Анри. А рядом стоял Оливер, со взглядом знатока и таки мастера всех мастеров своих дел, оценивающе смотрел на Луи и Нэйтона. Взяв один листок со стола, Ренис бегло пробежала по нему глазами и вновь отложила. Вопрос, который она вот уже минут как десять хотела задать, никак не был связан ни с этим листком, ни с этим текстом:
- Вы, действительно, считаете, что у нас есть шанс пробиться на этот конкурс?
Казалось, все синхронно встрепенулись. Алекс важно спустил ноги со стола, подтянул тело и присел. Нэйтон перестал бренчать на гитаре и задумчиво посмотрел на Ренис. Луи закусил губу и мечтательно отвернулся к окну, а Гордон, пребывавший в своих каких-то глубоких размышлениях, отложил листок на стол и устремил взгляд на девушку, задавшую вопрос. Оливер почему-то смотрел на Алекса. И только Анри, незатронутая важностью и срочностью этого вопроса, исподтишка бросила взгляд ты знаешь, на кого.
- А ты другого мнения? – Алекс был наполнен злобой от одного лишь вида сидящих рядом друзей – Ренис и Нэйтона.
- Да, другого. Причем, самого скептичного.
- Это еще почему? – вмешался Луи, намеренно опережая, готового язвить и огрызаться Алекса, чтобы узнать, о чем думает Ренис прежде, чем эти оба вцепятся друг другу в глотки.
- А сам не видишь, Луи? – Ренис Нолл развела руками и показательно окинула их всех взглядом. – Уже который день мы сюда приходим и никак не можем определиться ни с музыкой, ни с текстом. Я просто не понимаю этого! Вы, что, ждете, пока кто-нибудь из вас все сделает сам и скажет: «Ребят, я все устроил, пойдемте играть в клуб»? Или вы убеждены, что вот такое просиживание вам что-то даст? Чего ждете? Озарения? Просветления? Чуда?
- Раз уж ты такая амбициозная, то чего ж сама почище нашего протираешь штаны? – Оливер подошел и уселся на столик, поближе к Анри, но смотрел он испытующе на Ренис.
- Вот именно! Удиви нас ответом, - Гордон ткнул локтем Алекса в бок, не давая ему возможности влезть в разговор.
- Не я ваш лидер. И не удивлять я сюда пришла, но, впрочем, могу и это сделать, - Ренис опять потянулась к листочкам на столе и рандомно потянула на себя один. – У меня есть одна мысль, и даже не мысль, а вполне себе идея.
- Какая? – вместе спросили Луи и Нэйтон с нескрываемой надеждой в голосе.
Ренис пробежалась по листку глазами:
- Все мы знаем, что для того, что бы пройти на конкурс нам нужно заинтересовать тех, кто будет непосредственно оценивать претендентов. А как это сделать? – она хитро и криво-криво улыбнулась, переводя взгляд с Алекса на Гордона, они сидели напротив и подались вперед, слушая ее.
- Ну, естественно, удивить, поразить, - снова не дал сказать Алексу Гордон.
Улыбка Ренис потянулась еще сильнее, становясь коварной усмешкой:
- Принимаю ответ, Гордон. Но как это сделать?
Пока он переглядывался с парнями, воспользовавшись их молчанием, вступил Алекс:
- Если что-то придумала, то говори, зачем играешься?!
- Предположим, что выбрана эта песня, - Ренис не придала значения, так задевающему ее, едкому тону Фринвуда. Она повернула ко всем другую сторону листочка, исписанную почти каллиграфическим почерком Луи Прескотта.
- Но, - хотел возразить автор, и был перебит.
- Подожди, Луи, дай мне договорить, а то тут некоторые в игры не любят играть, - гневно глянув на Алекса, Ренис продолжила. – Я по части музыки не особо шарю, но текст в целом неплох и подходит к моей задумке…
- Да скажешь ты уже или нет! – вскипел с нетерпением Алекс.
- Ну, правда, Ренис, не тяни ты, - строго сказал Нэйтон.
- Я не знаю, был ли такой трюк уже у кого-нибудь или нет, но все же думаю, нам стоит попробовать, - она отложила листок на столик. – Как вы смотрите на то, чтобы во время исполнения мы поочередно обменялись нашими инструментами? Каждый. Пока вновь не вернется к своему.
- Типа  по кругу? – спросил задумчиво Луи.
- Плохо себе подобное представляю, - нахмурился Оливер.
Ренис смотрела на него, улыбалась и выжидала.
- То есть, - вновь заговорил, представив, Оливер. – Ты сначала заберешь гитару у Нэйтона на пару аккордов, потом отдашь ее мне и сядешь за барабаны, потом отнимешь у Луи, Гордона, пока не достигнешь Алекса? И это все притом, что умеешь исполнять в песне только свои несложные партии?
- Именно. Каждый понемногу разучит мотив соседа и исполнит непривычный для себя мотив. Первому сменяющему, желательно быть без инструмента. Это Алекс, как вокалист. Будет сложно, не спорю, но если активно, активнее, чем сейчас, заниматься, то может что-то и получится.
- Мне нравится идея, Ренис, - сказал Гордон и хотел задать вопрос, возникший от идеи, да перебили.
- Нужно будет все это подогнать под текст. И музыку спланировать так, чтобы все это сочеталось с нашими манипуляциями, - сказал быстро Луи и присел на диван, потеснив Анри и Ренис. Наглец, уселся прямо между ними.
- Согласна. Например, - Ренис Нолл повернулась к нему и теперь словно говорила только с ним. – Этот десятисекундный момент обмена моей и Нэйтоновской гитарой, а также последующего его обмена с Оливером, Оливер должен будет отбивать простенький ритм вплоть до отдачи палочек Нэйтону.
- Ведь пока все будут меняться, стихнет музыка. Надо сделать так, чтобы хоть что-то звучало непрерывно. Барабаны или чья-то гитара, - продолжал ее мысль Оливер.
- И голос, - добавила с горящими глазами Ренис, посмотрев на Алекса. – Твой голос!
Она быстро повернулась к Луи:
- И твой. Вы оба должны будете суметь спеть ровно во время всех этих действий.
- У меня тоже есть одна мысль, - сказал вдруг Алекс, так долго молчавший. – Раз уж все мы сменим друг друга по кругу, значит, у каждого выпадает шанс оказаться в центре у ведущего микрофона.
- Ты хочешь сказать, - первым понял, к чему он ведет, Нэйтон.
- Да! Оказавшись у микрофона, ты должен будешь спеть, - Фринвуд улыбнулся, весьма довольный своей идеей, вытекшей из идеи Ренис.
- Но я не умею петь, - сказал ошарашено Нэйтон.
- И я, - вторил, ошалевая от развития идеи, Оливер.
- И я, - отозвался эхом Гордон.
- И я, - с той же интонацией обреченного человека сказала Ренис и добавила. – Но ведь меня это не останавливает. Пою же как-то.
- Это рискованно, - Луи взял тот самый листок, который выбрала Ренис.
- Попробовать стоит. В запасе два месяца. Изнурительные репетиции и побольше энтузиазма, и все будет, - Ренис встала и пошла на кухню, чтобы выпить воды, откуда громко озвучила еще одну мысль. – Кстати, лажовое пение других можно маскировать фоновым подпеванием главных вокалистов: Алекса и Луи.
- Хороша уловка, - Луи посмотрел на Алекса, тот одобрительно улыбался.
- Ты, главное, себя из вокалистов не вычеркивай. На тебя тоже расчет, - встретил Алекс ее по возвращении из кухни.
Она на это покривила губами и подошла к Нэйтону, прилипшему к своей гитаре. Они обменялись взглядами, улыбнулись и отвернулись в разные стороны. Это увидел в другом свете и по-своему расценил Алекс Фринвуд. Он встал с занимаемого им дивана, обошел его, косо поглядывая на Оливера, мигом занявшего диван – сидеть так долго на столе – окаменело все, что только может окаменеть.
- А теперь мой вопрос, - начал Фринвуд, прохаживаясь возле дивана. – Известно ли вам, что с нас требуется соответствующий видеофайл. Что-то о нас, либо наше выступление.
- Как насчет видеоклипа? – потянулся лениво Гордон и сменил позу.
- Это еще зачем? – насторожилась Ренис, вспомнив наказ матери, да и, вообще, обо всех запретах, связанных с ее личной и семейной жизнью.
- Такова процедура оформления заявки на участие, - сказала вдруг Анри, которая давно планировала реализовать кое-какие задумки представления Ренис широкой публике. Даже виды нарядов тщательно зарисовывала по вечерам, думая заказать пошив. И сейчас девушка вновь погрузилась в размышлениях об этом.
Ребята начали бурно дискутировать по данному поводу. Каждый наперебой предлагал свои варианты. Все были вовлечены в обсуждение, не осталась безучастной и Анри. Только Ренис угрюмо отвернулась и застыла у окна, полностью выпав из их активно развивающегося разговора.
- Что скажешь ты? – подошел к ней Алекс, довольно давно обративший внимание на ее пассивное участие. Точнее неучастие.
- Я? – повернулась она к нему. Она слышала все, о чем живо говорили они. – Ничего.
- Почему? – удивился Фринвуд.
- Потому что я не буду в этом участвовать.
- В обсуждении или в съемке?
- И в том, и в другом.
- Но почему?!
- Не хочу, - Ренис отошла от окна и от Алекса (в первую очередь).
Фринвуд пошел за ней.
- Нет, уж, скажи, почему ты отказываешься сниматься с нами? Мы, что, тебя  недостойны? Или ты у нас разыскиваешься органами судебной власти? – измывался, ступая по пятам Алекс. – Неужто ты – чертов уголовник?!
- Да! – развернулась к нему неожиданно Ренис. – Разыскиваюсь в трех штатах за жестокое убийство надоедливых и самодовольных парней!
Алекс отшатнулся и замер с раскрытым ртом. А Ренис продолжала:
- Вы делайте, что хотите и как хотите, а меня в это не втягивайте. Если уж так нужна девушка в кадре, то вон Анри – снимайте вместе меня. Она вам и внешне лучше подходит.
Анри всем своим видом показала, что согласна и готова хоть сейчас.
- Да нужна ты была! – смерил Фринвуд Ренис взглядом, полным презрения и вновь плюхнулся на диван, втискиваясь между Гордоном и Оливером.
Ренис вернулась к окну, оставив их гадать, что такого может ей мешать сняться в их видеоролике. Переглянувшись, ребята предались дальнейшему обсуждению. В какой-то момент Нэйтон тактично кашлянул, подавая друзьям условный знак, после чего Алекс убежал на второй этаж, а остальные послушно выстроились стеночкой позади Ренис, не обращавшей на них внимания. Девушка погрузилась в воспоминания, не очень приятные, но очень далекие. Поглощенная нахлынувшими так не вовремя воспоминаниями, она шорох и топот ног позади себя не восприняла как нечто более реальное, чем болезненные обрывки своего прошлого.
- Ренис? – слишком мягкий голос, который звал ее, вызволил из наваждения в реальность.
- Да? – девушка повернула к нему голову и увидела улыбающегося Нэйтона, а рядом с ним Анри, Гордона, Оливера, Луи и Алекса. Алекс держал в руках упакованный в красочную обертку предмет со знакомыми очертаниями.
Все они сияли добрыми улыбками. Искренность била ручьем из каждого.
- Что с вами? – испуганно повернулась к ним полностью Ренис, умевшая видеть подвохи там, где они и не планировались.
- У тебя сегодня день рождения, - сказал первым Алекс.
- Вот мы и решили, - поддержала Анри.
- Сделать тебе небольшой подарок, - продолжал Луи.
- От на всех, - добавил Гордон.
- Небольшой и неоригинальный, - заканчивал Оливер, косясь на предмет в руках Алекса.
Ренис сощурилась, скрывая пробивающуюся на лицо улыбку:
- Нэйтон, паразит, зачем ты им сказал?!
- Это было с принуждением. Без насилия не обошлось, - защищал друга Алекс.
- Пришлось долго пытать и истязать, - улыбнулся Оливер.
- Так что, не вини его, - попросил Гордон.
Нэйтон лишь улыбался. Он один знал, что Ренис исполнилось двадцать пять лет. Друзья же думали, что ей пошел двадцать первый год. Разбалтывать всю правду Нэйтон не стал, считая, что это вправе делать сама владелица сей тайны, а он всего лишь верный хранитель секрета.
Пошли поздравления от каждого и лично, не остался в стороне и Фринвуд. Милая речь от Алекса была завершающей, за ней шло открытие подарка, которым была гитара, что и так было понятно. Но Ренис, сорвав обертку, состроила великое ошеломление и неожиданность. Увидев гитару от дорогой фирмы, расплылась в благодарной улыбке, почему-то сразу же подумав о том, что это будет накладно при переезде. Придется мыкаться с двумя гитарами. Плохую мысль она постаралась отогнать. Думать о том, что придется покидать этих людей и полюбившееся место было ощутимо больно, даже глаза готовы были увлажниться.
- А почему бы нам не сохранить этот момент? Время мимолетно, нужно запечатлеть приятный миг! – Анри прибежала с фотоаппаратом, поставила на спинку одного дивана и, указывая на другой, сказала. – Садитесь! Быстрее, быстрее!
Ребята сели. Не сели, а утрамбовались покруче шпрот: один подлокотник занял Луи, благородно уступая место помягче другим; второй подлокотник бесспорно оставался за Нэйтоном, рядом с которым примостилась Ренис со своей новенькой гитарой; затем сидели в ряд Алекс, Гордон, Оливер. Покрутив и нажав кнопку, к ним подбежала и Анри, впихиваясь между Ренис и Нэйтоном, отчего Ренис оказалась зажата между двумя Фринвудами.
Сказав:
- Тесно! – она встала, прошла к Нэйтону и встала рядом с ним, что поспособствовало искривлению лиц недовольных Фринвудов, которые так и вышли на фото.
Эта фотография теперь стояла в комнате Ренис. На столе возле ноутбука. А гитара нашла место рядом с другой: лежала по соседству – то под кроватью, то на ней. Играть одновременно на двух – не вариант, потому она чередовала.
В данном, описанном мною, отрывке, к сожалению, не наблюдались те суровые моменты разговоров на ножах Алекса и Ренис лишь потому, что Фринвуд в тот день помнил о дне рождении Ренис и всячески подавлял в себе непревзойденные способности к колким и едким комментариям, адресованным Ренис. Да и она была в тот день мягче мягкого. Все дело в воспоминаниях последнего дня рождения с отцом. С матерью же она никогда его не выделяла, было всегда просто и обычно.
По поводу их затеи с обменом в процессе исполнения песни – они со всей серьезностью и ответственностью подошли к этому, затрачивая на это все силы и свободное время, которого, в отличие от остальных, у Ренис было не так уж и много. Но она старалась, несмотря ни на что. Как и все они. Поначалу не получалось: сбивались с ритма, не справлялись с быстрой сменой инструментов. Кое у кого из рук вон плохо получалось петь (Нэйтон). Кое-кто все время цеплялся к кое к кому (Ренис и Алекс, Алекс и Ренис).  Но настойчивость и неутомимость ребят таки дала плоды. Сначала получилось без помех осуществить задумку с первого раза, а дальше – больше! Лучше! Слаженнее и быстрее.
Когда они добились выполнения всех своих действий чуть ли не с закрытыми глазами, участники группы сосредоточили умы на видеофайле, который все еще был не готов, и в котором даже «видом сзади» не промелькнула Ренис. Вместо нее была снята Анри, которая открывала рот под звучавший с голосом брата голос Ренис Нолл. Почему-то сестра Фринвуда намалевала себя так, чтобы максимально быть схожей оригиналом.
«Худо-бедно, да и так пойдет!», - подумала Ренис, когда они все вместе напоследок просмотрели смонтированный Гордоном материал. Остальные же были довольны проделанной работой. Видео было отправлено по месту требования.
Что же до универа (ну, или этой части жизни Ренис), то уже оговорено, что она пережила и осень, и зиму, которые я наглым образом пропускаю, заявив, что наступила весна. Мне ведь лень столько описывать. Не суди строго, сейчас коротко восполню: зимой Ренис уже не могла сидеть на своей душечке-скамейке с Нэйтоном. Она проводила это время с Гриной и Вивьен в столовой. Вивьен в скором времени переметнулась к Анри, найдя в ней что-то близкое себе, и Грина осталась с Ренис, что только посодействовало укреплению их дружбы.
В университете Анри, Вики и Вивьен удостаивались лишь «Приветом» от Ренис, в редких случаях, сопровождаемым улыбкой. Она так и оставалась для людей «нелюдимым» человеком. Ренис не специально их не подпускала ближе, просто ей с лихвой хватало того общения, которым Анри накрывала с головой на репетициях и концертах. К слову, сестра Фринвуда также не стремилась в стенах университета показывать, что она хорошо знает Ренис и намного лучше общается с ней. Боялась сболтнуть лишнего и проговориться, случайно при всех спросить Ренис и делах группы – ведь то, что Ренис одна из них – тайна. И ее надо хранить, ибо так наказывал сам Нэйтон. Вот потому и избегала показного общения с Ренис Анри Фринвуд. Вики и Вивьен, которым было известно немало, тоже предпочитала держать рты на замке. Но все же, многие знали и узнавали Ренис, которая была так непохожа в обычной жизни на ту, что появлялась на сцене.
Та-да-ам! Весна! Ну, или: с наступлением весны Нэйтон больше не дожидался ее на скамейке, а вылавливал либо в коридоре, либо в фойе, иногда заставал врасплох у дверей дамской уборной, после чего неотступно шел до той самой скамейки, где у них велись интересные разговоры. В домашней же жизни все было без изменений, независимо от времени года. А если и были изменения, то к лучшему: отношения с матерью становились все крепче. Ренис больше не вспоминала и не держала обид на Эллисабэт Нолл, которая не по своей воле оставила когда-то ребенка. Девушка делилась с матерью всем, что с ней происходило и происходит. Но кое-что все же было, чего Ренис пропускала намеренно, не желая в это посвящать.
Приближалось время летних каникул. Да и само лето пролетело незаметно для мисс Нолл, поглощенной своей работой в мастерской и подготовкой к тому самому музыкальному конкурсу, на который они прошли, удивили и получили приглашение на следующий тур с официальной съемкой. Куда снова была отправлена Анри (она не пела, лишь стояла на фоне с гитарой) по причине категорического отказа Ренис. В итоге они ничего не добились, но прошли в следующий этап, как заинтересовавшие публику, новички. Все оставшееся лето они готовились к этому этапу.
Скоро, очень скоро Ренис станет второкурсницей вместе с Анри, Вики и Гриной и прочими студентами ее курса. А ребята благополучно перешагнут на четвертый курс. По окончанию столь насыщенных летних каникул они вернулись в родные (не для Ренис) стены университета. И вот тут-то и начинаются неспокойные времена для Ренис.
Возобновилось ее общение с Гриной с новой силой, чему поражалась Ренис. Оно прервалось, когда розововолосая на все каникулы улетела к матери, живущей за четыре штата (а Грина на время учебы проживала с отцом, родители ее были в разводе). Помимо нее Ренис проводила время и с Нэйтоном, все на той же обветренной скамейке. На этом все. Тесное общение в университете заканчивалось на этих двух людях. С остальными, как и было уже сказано, лишь легкий кивок при встрече, так как была сыта ими по горло вне учебного времени (слишком часто они стали засиживаться у Ренис с пустой болтовней). Ведущий ее группу, Морган Велрис не мог этого знать и потому сообщил миссис Крус об отчужденном поведении и нежелании с кем-либо общаться и сближаться студентки второго курса – Ренис Нолл. При этом Морган Велрис и без очков видел, что девушка вполне себе контактирует с Гриной. А, может, по его мнению, Грина – не человек? Или же одной Грины для признания нормальности недостаточно?
Хм. Не знаю, честно сказать, о чем он думал и чем руководствовался, решив доложить ответственной по таким делам на Ренис Нолл. Это немного позже скажется на героине, пока же миссис Крус с важным лицом сделала пару заметок в личном деле студентки Нолл перед Морганом, оставив на рассмотрение данный вопрос в более свободное (свое) время. Время, которое наступит, когда Ренис поймают с травой (ну, или с тра-а-вкой), принадлежавшей Алексу Фринвуду. Я попробую разобрать этот эпизод подробнее, он, определенно, стоит того. Но мне так этого не хочется…
Все до простоты банально: в один из учебных дней Фринвуд в коридоре налетел на Ренис, сунув в руки небольшой тщательно перемотанный в газету и облепленный скотчем, квадратный сверточек, легко умещающийся в ладонь, на бегу попросил придержать для него, так как сам якобы спешит, и поставить некуда. Проворчав ему вслед ядреные ругательства, Ренис, не вдаваясь в подробности, не особо задумываясь и не придавая значения ауре подозрительности, с недовольной миной сунула сверток в сумку, она спешила к Грине, что ждала у шкафчиков, за разговором с которой быстро забыла о встрече с Алексом.
Дело это вершилось в окружении студентов, заполонивших фойе и гардеробную. Среди всех очевидцев произошедшего были и те, что с регулярными доносами наведывались в кабинет миссис Крус, за что она их поощряла и поддерживала, устраняя проблемы в учебе. Все, кто это видели, знали, что может быть в этой передаче от Фринвуда, за все четыре года своего обучения он, не скрываясь, этим промышлял. И, напомню, ему прощалось, так как положение родственников, да и его особо никто не горел желанием сдавать. Зато сдали Ренис, игнорируя имеющийся факт в наличии, что сверток принадлежал Алексу.
«Ренис Нолл такое не прощается», только, потому что она катастрофически не нравилась Мелани Крус, которая должна была рассматривать такие дела беспристрастно. Девушка не понравилась этой женщине еще с первой встречи. С первого взгляда. Вот так всегда – и любовь, и ненависть с одного лишь взгляда. У кого-то любовь, у кого-то ненависть. К Ренис, в основном,  почему-то ненависть. За что ее так не любили? За внешне обманчивый вид высокомерной заносчивой твари, который нужен был для отпугивания желающих пообщаться? Кто знает.
Когда Ренис вдруг подняли прямо на лекции и с вещами попросили на выход, она и думать не могла, что сейчас на нее навалится. А вот Грина, более прошаренная в таких делах, смутно заподозрила, к чему все идет.
В кабинете Мелани Крус, при вызванных еще нескольких свидетелях, ее попросили достать из сумки все, что в ней имелось. Ренис оскорбилась тоном женщины и с вызовом в каждом своем движении, взяла сумку за дно и грубо вытряхнула ее содержимое (без задней мысли!) на стол Мелани прямо перед ее носом. Женщина сразу же схватила с кучи тетрадей и прочих мелочей сверток, выдавая себя этим, прямо-таки показала, что заранее знала, о свертке и его нахождении в сумке. О чем позабыла мисс Нолл, не находившая ничего криминального в утренней просьбе Фринвуда.
О том, что это принадлежит Алексу, она вспомнила, когда Мелани развернула его и показала всем, что в него было завернуто.
- Это не мое. Алекс Фринвуд мне дал…
Мисс Нолл никто не слушал, началась суета с вызовом высших лиц и документальным оформлением сего инцидента, таки вопиющего и вопящего на весь университет. Положение Ренис было незавидным. Рвать глотку, что-либо доказывая, было бесполезно. Она, стиснув зубы, настроила себя на молчаливое пережидание. Девушка успокаивала себя лишь тем, что как только ее выпустят из этого кабинета, она пойдет, отыщет Алекса и с величайшим упоением схватит того за волосы и разобьет его лицо о близлежащий бордюр.
Несмотря на все ее слезные упрашивания, обо всем случившемся тут же доложили матери на работу, которую возжелали немедля видеть, имея серьезный разговор к ней. Эллисабэт Нолл пообещала зайти, как только освободится. Женщина предчувствовала, что здесь какая-то ошибка, свою дочь она знала лучше кого бы то ни было. Она намеренно потянула время до следующего дня, чтобы переговорить сначала с дочерью и разобраться во всем.
Разумеется, выбравшись из когтистых лап злой женщины (Мелани Крус), Ренис Нолл перво-наперво позвонила матери и успокоила ее. Рассказала детально о том, как все обстояло на самом деле. А после набрала к Нэйтону, что бы узнать о точном местонахождении его паршивого друга (тут словечки были куда мудренее, крученее и грязнее). Сама звонить к Алексу не стала, могла этим спугнуть и не застать паршивца. Мисс Нолл выведала все, что нужно, и, игнорируя тревожные вопросы Нэйтона: «Зачем он тебе? Что за срочность? Почему ты такая злая? Что случилось? Ренис? Ренис!?», - направилась вершить правосудие.
Он не знал ничего: они находились в другом конце здания, и слухи до них еще не дошли. Парень с легкостью понял, что девушка в бешенстве. То, что Ренис не ответила ни на один его вопрос, а также этот дрожащий от рвущейся наружу ярости, голос, побудили Нэйтона рвануть к Алексу, к которому она так явно спешила.
В это время Алекс Фринвуд, что в довольно расслабленной манере разлегся на лавочке в беседке с мыслями о замечательной дури, которую они с ребятами сегодня распробуют, думал о свертке и почти засыпал. С ним, как и заведено, были Оливер, Гордон, Луи и еще несколько парней и девчонок, входивших в его близкое окружение. Через пару минут Фринвуд уже безмятежно дрых, ведь он знать не знал, и не подозревал, что на него ураганом несется разъяренная второкурсница – Ренис Нолл.
Луи стоял у бортика беседки, задумчиво глядя вдаль и складывая в уме текст для новой песни. Он первым увидел ее, и вид девушки просто ужаснул его.
«Это лицо не сулит ничего хорошего», - Луи Прескотт повернулся к Алексу и хотел сказать, чтобы тот поднялся, но Фринвуд и сам, с наслаждением потягиваясь, присел.
- О, Ренис, ты… - начал было он, увидев влетевшую, всех расталкивая в беседке, Ренис и оборвался, получив в лицо тяжеленной сумкой, которую она швырнула сразу же, как только ступила в их обитель.
Алекс опрокинулся. Не знаю от чего больше – от силы удара или от тяжести сумки. Возможно, что оба показателя взаимно дополняли друг друга, воздействуя на парня, который оказался в итоге на полу. Однако Фринвуд быстро вспорхнул с дощатого пола и весь возмущенный взял курс на своего обидчика, который и сам продолжал подбираться к своей жертве. Алекс умом понимал, каковы причины столь неадекватного поведения Ренис, но это привычное желание сцепится с ней и дать хоть словесную сдачу, отодвинуло разумную мысль об извинении.
И вот они снова нос к носу. Учитывая рост Ренис, то правильнее будет так: нос Алекса к высокоподнятой голове с возмущенно-оскорбленным взглядом Ренис. Два ненавидящих друг друга человека стояли напротив и пожирали взглядами. «От любви до ненависти – один шаг», - когда-то вырвалась из меня эта избитая фраза, за что меня жутко осмеяли. Здесь тоже мне не следует ее говорить, но, она имеет место быть. Не сейчас, но в скором времени непременно.
Этих двух коршунов полукругом облепили остальные невольные зрители разборки, которые с жадностью наблюдали и радовались тому, что, наверняка, развеет и привнесет свежести и морозного воздуха в их скучную посиделку. Одним из таких неизменно был Оливер. Коим не был ни разу в жизни Луи. Прескотт, обменявшись взглядом с Гордоном, что пребывал в шоке от состояния Ренис, приготовился влезть первым и разнять. На что Гордон с сомнением подумал: «Ты не справишься. Тут нужен Нэйтон!».
- Какой же ты ублюдок! – Ренис не контролировала ни своей речи, ни движений. Сильно толкнув Алекса в грудь, из-за чего тому пришлось отступить на несколько шагов назад, она все напирала на него.
Он сию же секунду вернулся:
- Следи за своим я…
- Ублюдок еще будет мне указывать? – Ренис замахнулась, Алекс уклонился. Тогда она со всего размаху ударила ногой по его ноге, наступая и надавливая как можно сильнее.
- Ты ненормальная! – грубо оттолкнул ее и выдернул ногу Алекс.
- А ты?! – голос хрипел от негодования. – Ты – нормален?!
- Я ноги не оттаптыва…
- А я конверты с дурью не подбрасываю!!
Притихли все зрители этой сцены, и зловещая тишина повисла в беседке. Не хватало только этого раздражающего стрекочущего звука сверчка, для полноты картины.
- Что? – запоздало спросили Луи с Гордоном в голос и посмотрели на Алекса, который, судя по недавним разговорам, должен был им сегодня раздобыть «кое-что интересненькое».
- Что?! – включил, ни к чему не причастного, дурачка Алекс. Натурально выглядел невиновным, с ужасом думая, что же случилось с его «подарком».
- Не пытайся делать вид, что ты не причем!
- Я не…
- Ты специально мне его дал?! Ах ты, гад! – Ренис опять потянуло в его сторону. Ведомая диким почти животным желанием покалечить и растерзать, девушка ринулась к нему. Но, увы, ее держали и едва с этим справлялись Гордон и Луи. Она тащила их за собой.
- У тебя его забрали?! – вырвалось случайно у Алекса, испугавшегося своей безвозвратной потере. – Кто?! – парень думал, что Ренис выследили и у нее просто отобрали сверток какие-то университетские ребята.
- Гаденыш! – рычала в ответ Ренис, не оставляя попыток дотянуться до него, чего не давали сделать, державшие ее друзья Фринвуда. Луи и Гордон держали не так уж и сильно. Зато Оливера так и подмывало подтолкнуть ее. Бедняга, еле удержал свои порывы.
- Кто?! Кому ты его отдала?! Ты их запомнила?!
- О – да! На всю жизнь запомнила! – Ренис более и менее взяла себя в руки, чувствуя, что поступать ей нужно иначе. – Я сейчас же отведу тебя к ним, не беспокойся. Скажешь, что это твое сам! – она схватила его за руку. – Тебе тотчас же вернут!
- Куда ты меня тащишь?!
- К миссис Крус!
Алекс мгновенно одернул руку и попятился. Он окончательно осознал, что именно произошло с Ренис и его недешевым свертком.
- Чего застыл?! Подставлять людей научился, а нести ответственность – нет?! – Ренис становилась все спокойнее и рассудительнее, в то время как Алекс из этого же состояния переходил в истеричное.
- Зачем ты отдала?! – взревел он.
- А зачем ты мне дал!?
Оба перешли на крик и теперь орали как резанные друг на друга:
- Я тебе не для того, чтобы ты ей сдала, оставил!!
- Так в чем проблема?! Пойди и забери у нее! Скажи смело, что это твое!
Алекс заткнулся и отпрянул от напиравшей девушки.
- Что?! Алекс Фринвуд… хваленый Алекс не настолько храбр?! – кривая полуулыбка исказила презрительную гримасу Ренис еще больше.
Алекс молчал и не сводил с нее стойкого ненавистного взгляда. Он продолжал помалкивать.
- Трус ты, вот ты кто! – Ренис Нолл отвернулась от него, показывая этим, что собирается уйти. – Учти, если меня выпрут отсюда, я сделаю все возможное, чтобы утащить тебя с собой. Даже не думай надеяться, что тебе это сойдет с рук! И пусть да, ты – Алекс Фринвуд, но и я – Ренис Нолл!
Она сделала шаг в сторону выхода из окружения парней и девушек, чтобы выбраться из злополучной беседки и убраться куда подальше от такого же злополучного Фринвуда, черт бы его дюжину раз побрал, но…
Но девушка застыла. Она не смогла сдвинуться с места, так как крепко схвативший за плечо Алекс заставил остановиться и не дал уйти:
- Ну-ка, подожди…
- Убери свою руку! – Ренис с омерзением дернула плечом, высвобождаясь, однако рука не убралась, а сжала посильнее прежнего.
- Нет, уж! Никуда ты не уйдешь! – Алекс ухватился другой рукой и развернул ее к себе. Прямо как трехсотграммовую пластмассовую куклу, чему и сам бы поразился, но было не до этого.
- Руки! – она скрежетала зубами, дергая то одним, то другим плечом. Смысла в этом никакого! Разве что только пришло понимание того, насколько он силен относительно ее самой. И это не на шутку испугало ее. Ведь сейчас за нее никто не заступится. – «Ну, если только Луи», - Ренис повернула голову к нему. Парень поймал ее взгляд и кивнул.
Что это был за кивок? Что Луи хотел этим сказать? Как расценивать это движение головой?!
«Да какого черта, Рахима!», - сказала она сама себе и что было силы ударила носком обуви Алекса в голень. По себе знала, как больно получать по этой части ноги. Когда-то сама не раз получила.
Фринвуд разжал одну руку и приложил все усилия, чтобы не скрючиться и не присесть от боли.
- Ах, ты! – хрипнуло у него в горле, и он схватил, освободившейся рукой Ренис за челюсть, которая так идеально уместилась в его руке. Большой палец впивался в правую щеку девушки, остальные четыре обхватили левую часть.
- Что здесь происходит?! – ворвался Нэйтон в круг, взял руку Алекса, сдавливающую лицо Ренис, оторвал от нее, как и другую, что держала за (хрупкое на вид) предплечье девушки. Сам он встал, как обычно, между ними, загораживая собой Ренис от разъяренного Алекса.
Спине, возникшей перед ней, Ренис была несказанно рада (как никогда прежде!). Почувствовав жуткую головную боль и головокружения от испытанных волнений и страха только сейчас, она, сама того не замечая, склонилась и уперлась лбом меж лопаток Нэйтона. В висках остервенело било от нервного перенапряжения, боль словно отдавалась во всем теле.
- Я у вас спрашиваю! – звенел злобой голос Нэйтона. Движением лопатки он словно ударил по лицу Ренис, намеренно, говоря этим. – «Ты что делаешь?! Отойди!».
Ему было самому не по себе (чувство неловкой неловкости накрыло неловкостью с головой) от несвоевременной и очень странной выходки девушки, стоящей позади него. Ренис, поняв, что делает что-то не то, оторвала от спины Нэйтона гудящую голову и встала рядом с ним. Кажется, ее еще и подташнивать начало. Но это не мешало ей агрессивно говорить:
- Позволь мне, раз уж он молчит, поведать о причинах нашей ссоры.
- Ну и? – поторапливал Нэйтон Ренис.
А она выжидала, думая, что в Алексе проснется совесть, и он сам при всех сознается другу. Но этого не происходило. Да и она ждала недолго, от силы четверть минуты, а потом как затараторила, не сводя с Фринвуда гневного взора:
- Сегодня он, вручив мне свою вещицу, убежал, даже не подумав предупредить, что это такое и что мне за это будет, если у меня ее обнаружат! Что, собственно, и случилось. Из-за чего меня обозвали последними словами, просклоняли, как только могли при значительном количестве посторонних людей, которые не верили, что дурь, хранившаяся в моей сумке принадлежит не кому-нибудь, а самому Алексу Фринвуду! Алексу, который, кстати, говоря, здесь при всех доказал, - Ренис окинула собравшихся взглядом. – Что дурь, действительно, его. Так вот, к чему я веду, раз хозяин нашелся, то почему бы ему не понести наказание? Почему бы не пойти и не заявить свои права на свою вещицу?! Почему я должна за него отвечать?!! А знаешь, какой ответ на этот вопрос? – девушка обратила в заключении лицо к Нэйтону.
- Какой? – ее друг был хмур и невесел, строго обегая взглядом Фринвуда.
- Потому что Алекс Фринвуд – трус! И ничто более…
- Не зарывайся! – взревел Фринвуд, подаваясь вперед.
- Алекс, - опять загородил от него девушку Нэйтон. – Ты хоть понимаешь, что конечным итогом будет исключение? И, естественно, грозило оно кому как не Ренис.
- Да, знаю я!
- Ты должен пойти и все рассказать, - безжалостно давил на него Нэйтон.
- Тебе ведь за это ничего не будет, - сказала Ренис и возненавидела Алекса еще больше.
Фринвуд был загнан в тупик. Отнекиваться – бессмысленно, сам свое признал. Он и так собирался пойти к Мелани и взять всю свою вину на себя, но то, что этого начали при всех требовать Ренис и поддерживающий ее Нэйтон, его выбешивало. Поэтому он, не сказав ни слова, грубо растолкал обоих и прошел между ними, быстрым шагом направляясь к зданию университета.
Ренис, удивленно вскинув брови, проследила направление, а потом, вдруг резко подняв с пола сумку, сорвалась и побежала за ним. Хотела удостовериться, что он идет туда, куда нужно. Для этого решила лично проконтролировать и поприсутствовать при его явке с поличным к Мелани Крус.
Нэйтон подумал, что она побежала выяснять отношения дальше и, опасаясь за нее, последовал за ней. Гордон, Луи, Оливер посмотрели друг на друга. Алекса впервые так осадили, на своем веку ребята такого еще не видели. Ренис здорово их ошарашила. Их друг и ответов-то не находил на ее едкие вопросы, да он даже и не пытался их искать! Не говоря ничего, эта тройка тоже сочла нужным пойти за Алексом к Мелани Крус. Парни знали, что именно туда направился их поверженный друг.
Все сомнения насчет Алекса у Ренис развеялись лишь тогда, когда она проводила Фринвуда до самых дверей кабинета Мелани Крус. Алекс знал, что Ренис неотступно следует за ним, а вместе с ней и Нэйтон, и оттого принципиально не оборачивался (а так хотелось!). Слышал он и негромко переговаривающихся трех других парней, от которых он не ожидал, что они пойдут следом.
Как только дверь за ним закрылась, Ренис облегченно выдохнула и уже хотела облокотиться об стенку рядом, как вдруг дверь распахнулась, показался Алекс:
- Чего стоишь?
- В смысле? – вздрогнула, испугавшись, Ренис.
- Заходи ты тоже.
- Это еще зачем? – спросил тут как тут Нэйтон Ривер.
- Насладиться моим признанием и унижением, - процедил со злостью ему Алекс. Кстати, да, кажется, именно вот с этого момента их дружба таки даст трещину, которая мало по малу будет расширяться и углубляться, разделяя друзей и ломая узы дружбы, завязавшиеся с самого детства.
- А, ну, если так, то с  удовольствием! – пролезла Ренис в пространство между Алексом и, придерживаемой им, дверью.
- Не обольщайся. Тебя всего лишь просила позвать миссис Крус, - с презрением бросил ей в спину Алекс, закрывая дверь перед Нэйтоном и подошедшими вместе с ними другими ребятами.
Нэйтон Ривер прождал их около часа, может немного меньше, ну, не суть важно. К тому времени, когда Мелани, наконец, отпустила виновных, в университете единственными студентами были Алекс, Ренис, Нэйтон, Оливер, Луи и Гордон. Основная масса учащихся часа как два покинула обитель знаний.
Первой выходила от Крус Ренис и, судя по всему, а в особенности по ее о многом говорящему суровому лицу, она осталась очень недовольной исходом дела. Несмотря на то, что обвинения с нее были сняты, ее все же оставили соучастником Алекса, как бы и что бы он там им не доказывал, не распинался, давая честных слов, что ей он свой сверток отдал случайно. В глазах Мелани мисс Нолл было не оправдать. Больше было похоже на то, что эта непреклонная женщина склоняется к мысли о том, что это хулиганка Ренис угрозами заставила Алекса прийти и сказать, что этот сверток был его собственностью.
Женщина эта сделала вид, что поверила Фринвуду и потребовала от него явки дяди для серьезнейшего разговора с ним. Мелани Крус разрешила идти, даже не извинившись за все сказанные гадости в лицо Ренис Нолл, оказавшейся непричастной ко всему.
Выходивший вторым, Алекс тоже не сиял какими бы то ни было надеждами на светлое будущее, ведь это был первый раз, когда от него потребовали встречи с его опекуном – богатым и известным дядей, заменившим ему отца. Он был известен своей дотошной строгостью и придирчивостью. Миссис Крус знала, что опекун Фринвуда не захочет предавать дело огласке, являясь человеком деятельным и властным в высших кругах. В ее планах было вытягивание из него немалых средств якобы для благотворительного фонда помощи университету, из которого она могла незаметно умыкнуть немного и себе. Чему тут удивляться? Люди везде одинаковы. Не внешне, а жаждой легкой наживы. Конечно, исключения не исключены. Но в большинстве случаев, это так. Слишком больная тема, ранит в самую душу…
Нэйтон Ривер, как и ожидалось, пошел навстречу Ренис, а ребята обступили расстроенного Алекса, который отмахнувшись от их расспросов, медленно зашаркал ногами по коридору.
- Теперь так и ходи с низко опущенной головой, - думала, что пробубнила с особой жестокостью Алексу вслед Ренис, но звучало это беззлобно, устало, равнодушно. И очень тихо, во избежание того, чтобы парень не услышал. Снова ругаться с ним просто не было сил. Ее бурчание хорошо слышал Нэйтон, который одинаково сочувственно относился и к Ренис, и к Алексу, но пойти к Фринвуду не мог. Так-то, мог, но тогда Ренис осталась бы одна. А с Алексом и так есть уже Луи, Оливер и Гордон.
«А я потом как-нибудь с ним поговорю», - думал Нэйтон, шагая с Ренис позади друзей. Может, он и прав, разорваться-то не вариант. На две части безболезненно не поделишься. Потому перед нами всегда встает выбор: или – или. И Нэйтон выбрал Ренис.
«А должен был меня!», - уязвлено думал Алекс, в который раз, мельком оглядываясь на идущих позади друга и, черт бы ее побрал, неказистую замарашку. Несмотря на свою победу, она казалась разбитой. – «Да у нее же только и есть, что этот жалкий вид! Неужели это тебя в ней привлекает?! Жалость? Тебя притягивает к ней жалость, Нэйтон?!», - Алекс подавлено отвернулся и, больше не оборачиваясь, ускорил шаг. Он что-то шепнул ребятам, при выходе из университета они свернули правее, в сквер, возможно, к беседке.
Нэйтон, немного проводив их глазами, продолжил свой путь с Ренис.
- По-твоему, это правильно?
- Что? – не понял сути прозвучавшего вопроса Нэйтон.
- Ты поступаешь правильно? – уточнила Ренис, не отрывая направленного взгляда на тротуарную плитку.
Парень вновь увидел в ней то, что некогда прежде в ней его и заинтересовало, в те первые дни его знакомства с ней.
- Я? Поступаю? О чем ты говоришь, Ренис?
- Ты должен был пойти с Алексом, - девушка грустно улыбнулась, не размыкая губ. Она хорошо понимала, что сейчас чувствует Фринвуд. Каково ему, когда друг выбирает что-то (кого-то!) другое…
- Знаю.
- Знать не достаточно.
- Если бы я пошел с ним, кто же остался бы с тобой? – озвучил свои переживания ее друг.
- Ты же в курсе, что я – человек, привыкший к подобного рода обстоятельствам до такой степени, что быть одной для меня только в радость. Но Алекс-то нет.
- Ренис, - перебил Нэйтон, но она не обращала внимания.
- Алекс – друг, которого ты знаешь вот уже много лет, и столько же он знает тебя. И сегодня он нуждался в тебе, и ты это видел, но проигнорировал. Какой же ты друг, а, Нэйтон?! – девушка оторвалась от плитки и обратила на него свое лицо полное разочарования и уныния.
- Ты тоже друг, и ты тоже нуждалась…
- Перестань, - не дала сказать ему она. – Мы и знакомы-то от силы год-полтора! Какая тут дружба может быть?! Дружба, в которую я не верю и не поверю?! Ты ведь знаешь, каково мое отношение ко всему этому!
- Знаю. Знаю и это. И тебя. И прекрасно понимаю тебя…
Ренис не желала его слушать:
- Некоторые люди хуже, чем они есть, Нэйтон. Ты и представить не можешь, насколько я отличаюсь от твоего понимания меня! Не трать время на разговоры, лучше выполни мою просьбу. Я очень тебя прошу, иди к Алексу.
- Но ты…
- У меня все в порядке, - Ренис улыбнулась и быстро солгала. – Меня обещала встретить мать. Да и ты, наверняка, понял, что в данный момент я хочу побыть одна.
Свою ложь о матери она выдала последним предложением. Нэйтон ей больше ничего не сказал. Кивнул и развернулся в сторону сквера, ибо – насильно мил не будешь. Люблю я это повторять.
«Хочешь побыть одна?! Да, пожалуйста!», - в сердцах подумал парень, отдаляясь от нее быстрым шагом. И, каково же было его удивление, когда переступив порог беседки и обнаружив себя, он увидел, как Алекс обрадовался и просветлел. Нэйтон думал, что друг прогонит его, не желая видеть предателя. В эту минуту он искренне был благодарен Ренис за то, что она прочувствовала и поняла то, о чем он не сразу подумал. Спасибо ей, что настояла на своем и отшила в направлении Фринвуда. Ведь Нэйтон и сам хотел побыть рядом с дорогим ему с самого детства другом, который впервые признал свою вину, пусть и под напором такого монстра, как Ренис Нолл.
Мда уж… вот такие вот странные люди на свете. Даже не знаю, кто страннее, они, или же ты и я, которые их обсуждаем.
Ренис по приходу домой, прошла в свою комнату и бросилась на кровать. Этим днем она на работу не смогла попасть вовремя, и идти с опозданием не стала. Позже на звонок от Нэнси Андерс сказала, что очень плохо с самочувствием и пообещала обязательно выйти на следующий день. На кровати девушка провалялась до прихода матери, которая только-только скинув туфли и сумку, резво побежала по лестнице к своей несправедливо обвиненной дочери.
- Моя дорогая, - присела Эллисабэт на край кровати, с жалостью глядя дочери в глаза.
- Все нормально, - Ренис привстала и облокотилась левым плечом в стену. – Я опровергла все обвинения.
- Серьезно? Как?! – воспряла, павшая духом, Эллисабэт.
- Алекс сознался сам. И я теперь не при делах.
- Завтра же схожу и устрою такой разнос этой твоей Мелани!
- Ты уж разорви ее в клочья, чтобы ее меньше тянуло к моей персоне.
- Я хотела сегодня, но меня не отпустили с работы.
- Ничего страшного. Это все мелочи, неприятные, но все же.
- Кстати, о приятном, - Эллисабэт Нолл заулыбалась во все лицо. – Сегодня Мэвил звонил.
- Только ты можешь видеть в этом приятное, - Ренис фыркнула аки мустанг мексиканских прерий.
- Конечно, он же впервые изъявил желание наведаться к нам!
Лицо Ренис в сомнении вытянулось, она испуганно думала о грозившем переезде.
- Ну же, больше положительных эмоций! – Эллисабэт хлопнула ладонью по плечу.
- Если он объявляется в нашей жизни, - гробовым голосом затянула Ренис. – Значит, они вышли на наш след…
- Типун тебе на язык! Он ничего такого не говорил, всего лишь пожелал посетить нас. Посмотреть, так сказать, наше житье-бытье.
- И все равно я вижу в нем только предвестника грядущего бегства с насиженного места.
- Если бы это было так, Мэвил бы промычал мне в трубку кодовую фразу. Этого не случилось, так что, перестань накручивать себя.
Но Ренис продолжала неодобрительно хмуриться:
- Он будет жить у нас?
- Я не осведомлена, куда, как и что он планирует, но понятное дело, остановится у нас.
- Ясно.
- Не бурчи. Здесь достаточно места. И если он захочет пожить у нас, то мы не имеем права отказывать человеку, которому стольким обязаны.
- Я не призываю гнать его. Всего лишь уточнила информацию для себя заранее и сказала: «Ясно», - Ренис встала и подошла к шкафу, чтобы взять свою домашнюю одежду.
- Значит, ты не против? – женщина встала, собираясь уйти.
«Как будто я могу быть против!», - подумала Ренис, не отвечая, она перебирала предметы одежды в шкафу. Следующий вопрос матери заставил ее замереть даже мысленно:
- Насчет Алекса, Ренис, как же вы с ним теперь будете? Ваши тесные связи по группе не пострадают?
Ренис повернулась и уставилась широко открытыми глазами в лицо матери. Вопрос, действительно, был из разряда неожиданных. Над ним ей еще предстояло подумать.
- Прости, я, наверное, не то спросила, - растерялась Эллисабэт, виновато пятясь к двери.
- Нет-нет, подожди! Я…я… - Ренис так и не нашла в себе ответа. – Кажется, мне нужен твой совет, женщина, - Ренис улыбнулась потерянно, склонила голову, устремив глаза в пол. – Твой совет, мама, просто необходим.
Эллисабэт засияла:
- Конечно-конечно, - она вышла из ее комнаты, выкрикивая, - спускайся, поговорим об этом за ужином.
Выговорившись матери и выплеснув все, что она думает об Алексе, Ренис трезво и рассудительно, не без подсказки матери, пришла к выводу, что из-за этого инцидента рвать в клочья и бросать со скалы в бушующее море все, что связано с группой и ребятами – не стоит. То есть, Алекса она простила, он же не со злым умыслом. Откуда ему было знать, что на Ренис донесут недоброжелатели?! Простила его по большей части ради Нэйтона. Чтобы тот не страдал, мечась между двух огней. Чтобы не выслушивал о друге ушат негатива от злой ведьмы Ренис.
Да, эта ситуация, конечно, разрешилась с признанием Фринвуда, к величайшему огорчению миссис Крус, которая готовила документы на отчисление грубиянки Ренис Нолл. Все теперь было приостановлено. Но. В целях исправления и становления на правильный путь этих плохих студентов, а главным образом Ренис (Алекс был присоединен к ней для галочки), их обязали ежедневно посещать Мелани Крус. И этого было не избежать.
С ними она проводила якобы поучительные, нравственные и воспитательные беседы, а также вела разговоры о большом вреде и негативном влиянии на организм при употреблении любых видов наркотических веществ. Подобного же рода беседы был вынужден вести с Ренис и Морган Велрис, как неравнодушный руководитель ее группы. Да, а еще с матерью Ренис переговорили, убедительно настаивая на том, что дочь Эллисабэт Нолл ведет асоциальный образ жизни. На что женщина, с искренним видом посокрушавшись, в глубине души смеялась громче тех, кого набирают в телепередачи для закадрового смеха. Мать Ренис, напустив на себя вселенское разочарование, пообещала, что впредь будет строже с распустившейся дочерью и покинула кабинет, будто бы переживающей за чистоту души каждого студента, Мелани Крус.
Ренис же получила в стенах университета негласное погоняло – «барыга», чего она не подозревала. Об этом знали Алекс, Луи, Гордон, Оливер, Нэйтон, но выяснять с кого это пошло, и переубеждать всех они не могли. Правда, и ей никто из них ничего не говорил. Неведение – лучшее средство безмятежного спокойствия.
Хм, наверное…
Отношения с Алексом стали более натянутыми. Парень, конечно, и извинился, и сокрушался, что не должен был так поступать и прочее, прочее. Но Ренис не воспринимала его слова хоть в какой-то мере серьезно. Свое скудное общение с ним она продолжала – в компании ребят этого не избежать, а вот сталкиваться с ним с глазу на глаз старалась как можно реже. И этого практически не происходило. Полностью отказываться от контактирования с ним не смогла – участие в группе стало настолько нужным, без этого уже не  могла. Ее удерживала не музыка, не пение и не свои корыстные цели. Само взаимодействие с ребятами, встречи, посиделки, казалось, что без этого она себя уже не видела.
Их перебранки с Алексом в какой-то момент обострились и это были уже не колкие подшучивания, а серьезные и обидные заявления, пресекать их пытались теперь все ребята. Со временем, конечно, оба поостыли, да и Ренис надоело гавкаться все время с Фринвудом. Девушка  старалась не придавать значения колкостям парня.
- Приелось, господа! – скажу здесь я, обмахиваясь ажурным веером, но господ тут нет.
Алекс Фринвуд тоже все реже задевал и задирал Ренис (здесь крылись совсем иные причины). Однажды он, поймав ее пьющей воду у колонки в фойе, попросил заглянуть к нему вечерком на квартиру, якобы у него к ней имелся серьезный разговор.
- Не вопрос, говори здесь, - сказала ему Ренис, внимательно заглядывая ему в глаза.
Но Алекс отвел глаза от нее и прямо замотал головой, уклончиво бормоча, что это очень личное. Во всем этом Ренис по привычке видела подозрительность. Странно, но она согласилась. Почему? Любитель пощекотать нервы? Не думаю.
- Из-за чего согласилась-то, объясни?! – воскликнешь ты.
- Из любопытства, - произнесу тихо я и, поправив на носу очки в золотой оправе ноготком указательного пальца, добавлю. – Не более.
И вот Ренис нехотя вышагивает мимо многоквартирных домов центра этого сравнительно небольшого города в направлении многоэтажки Алекса, вся такая заинтригованная. Сомнения у нее на этот счет были и было их много. Первое: стоит ли ей к нему идти, если еще не поздно развернуться и пойти домой? Второе: стоило ли сказать об этом Нэйтону?
«Конечно, стоило!», - думала поздновато она. Хотя ему так и не сказала, наоборот, его она намеренно избегала, чтобы тот ненароком не спросил, куда это она без него планирует пойти после работы. Зря об этом переживала. Нэйтон с головой ушел в совместное составление композиции к тексту Луи вместе с Гордоном и вовсе позабыл о существовании Ренис. Он и перемену с ней предпочел променять на это дело, всецело посвятив себя реализации путной идеи Гордона и Луи, которые прихватив Оливера, оккупировали беседку для своего музыкального занятия. Отсутствие Алекса и Ренис им было в самый раз – вечно собачившиеся вокалисты им пока были в помеху. Поэтому и на работу Ренис шла одна, с которой отпросилась пораньше, чтобы от Алекса успеть вовремя вернуться домой.
Вот она нашла дом. Нужный подъезд (она побывала несколько раз с ребятами у него на квартире). Пренебрегая услугами лифта, не спеша поползла по лестницам, с каждой пройденной ступенькой и этажом все больше подвергая сомнениям свое решение прийти сюда. Только уже поздно – почти дошла. Вот уже и у дверей стоит, оставалось лишь постучать. Ну, или позвонить.
«Нет! Не поздно! Я еще могу свалить!», - возразила мне Ренис и развернулась, чтобы спуститься, как вдруг за спиной щелкнул замок и дверь открылась.
- Еще даже не зашла и уже бежишь? – ухмылялся с вызовом Фринвуд в дверях.
- Ты у глазка в ожидании меня время коротал? – кривила в усмешке губами Ренис, сожалея, что мысль о бегстве не пришла тремя секундами раньше.
- Просто ты так недовольно топала, что я услышал и сразу подумал, что это может быть только Ренис. Вот и пошел открывать.
Девушка в ответ недоверчиво сощурилась и смолчала.
- Проходи, - Алекс толкнул дверь, впуская ее.
Сбросив сумку на пол в коридоре, Ренис вошла в просторную дизайнерскую студию, оборудованную под мини-зал музыкального клуба. Здесь была даже своеобразная барная стойка с нехилой коллекцией спиртных напитков. Осмотрев все без интереса, гостья нагло уселась на мягкий высокий табурет у стойки и покрутилась на нем влево-вправо, сама себе по-детски улыбаясь так, словно попала на запретные аттракционы, о которых так долго мечтала. А потом, резко выпрямившись, приняла строгий вид и не менее строго спросила:
- О чем ты хотел со мной поговорить?
Алекс чинно прошел за стойку, по-хозяйски погремел бутылками и поставил перед ней граненные широкие стаканы и причудливую раскупоренную бутыль, от которой остро пахло спиртом. Девушка на все его приготовления мысленно щурила глаза, сохраняя полное безразличие на лице.
- Ты же помнишь, что я не пью, - угрожающе предупредила его Ренис.
- Спокойно, это так, для антуража. Для полноты моей картины, - добавил Алекс и, мило улыбнувшись, вышел из-за стойки и встал с ней рядом.
Она на это вопросительно повела бровями и ничего не сказала.
- Разговор очень серьезный. Я даже не знаю, с чего и как начать, - мялся Фринвуд, косясь то на табурет, то на бутылку. – Не возражаешь, если я выпью?
Ренис равнодушно пожала плечами, а в душе съежилась. Парень наполнил стакан и одним махом опустошил его. Шумно потянул носом и отошел в центр его студии. Постоял немного спиной к ней.
- Начну, пожалуй, с того, что наши с тобой взаимоотношения далеки от дружественных, ха! Их и нейтральными не назовешь. Да они же агрессивно-негативные, - запнулся он.
- Ну, так. Сам виноват.
- Это да, не спорю. Но и ты тоже не отстаешь.
Ренис безучастно и очень медленно моргнула в ответ.
- И мне это не нравится. Очень и очень. Я ведь тоже хочу к себе лучшего отношения, Ренис.
- А я причем?
- Твоего отношения. Не притворяйся, что тупа настолько, чтобы этого не понять.
- Поздно хотеть того, чего никогда не будет.
- Почему это «поздно» и почему «никогда»? – искренне не понимая, с чувством вопрошал Фринвуд.
- «Поздно» – потому что мое мнение о тебе как о нехорошем человеке уже давно сложилось. А «никогда» – вытекает из этого же ответа.
- Да, я понимаю, что плохо себя вел по отношению к тебе. Но я изменюсь.
- Уверенно сказать – еще не значит что-то сделать, - сказала Ренис, ловя себя на том, что только что перефразировала своего любимого русского классика.
- Не будь такой суровой. Я готов изменить себя. Уже одно это должно тобой приветствоваться.
- Слушай, Алекс, ты говорил, что твой неотложный разговор очень серьезен. Но я слышу одну пустую болтовню и не понимаю, к чему она и где в ней серьезность?
- Ты так не хочешь видеть то, что перед глазами, или умело игнорируешь? – Фринвуд, загадочно потягивая губы, подбирался ближе.
- Я неизменно вижу перед собой ненавистного мне Алекса, так же, как и ты видишь ненавистную тебе…
- Нет, - перебил он. – Мне давно было стыдно признаться даже самому себе, но, - парень подошел еще ближе. – Я, кажется, люблю тебя.
Ренис чуть с табурета в канализацию не провалилась.
- Я тебе не верю, - прозвучал невозмутимо ее ответ.
- Считаешь меня лжецом?
- И не только, - девушка держалась хорошо. На удивление стойко переносила, ввергнувшее ее в шок, признание, от которого только и хотелось делать ноги да не оглядываться до самой встречи с фонарным столбом, об который можно на славу удариться и надолго вырубиться, чтобы забыть и никогда этого не вспоминать.
- Я что, сплошной злодей в твоих глазах? – возмутился обиженно Алекс, наливая еще порцию бледно-розовой жидкости в свой стакан.
- Это все, о чем ты хотел поговорить? – Ренис Нолл, легко соскользнув с табурета, встала на ноги. – Или есть еще что сказать?
- Я вот хотел в любви признаться. Не удалось. Как-то не так все получилось…
- Хорошая была шутка, Алекс. Но не стоило из-за этого тратить мое время. Мог бы сделать это и в универе, и на репетициях, - Ренис повернулась, чтобы уйти.
- Подожди, Ренис. – Фринвуд схватил за руку.
- Отпусти, - холодно попросила девушка.
- Не отпущу. Что? Будешь кричать? Звать Нэйтона?
- Это не серьезно. Ведешь себя как обиженный ребенок, - Ренис потянула на себя руку.
Алекс сжал сильнее и резко потянул в свою сторону, девушка оказалась зажатой между ними и панелью барной стойки.
- Ты что делаешь? – голос Ренис дрогнул, девушка из кожи вон лезла, притворяясь, что вовсе она не напугана и вовсе не паника овладела ею.
Другая рука Алекса цепко вцепилась в шею.
 - Я предупреждаю, отпусти меня! – предательская дрожь в голосе превращала эту угрозу в истерическую мольбу.
- Да что ты можешь сделать?! – в предвкушении ухмылялся Фринвуд, не подозревая, какой монстр скрывается в безобидной и слабой на вид коротышке.
Сделать она может многое. Она из тех самых способных на убийство в попытке самообороны и не только. Сейчас же она сделала другое, и вот что: вытянув руку, обхватила стоявшую справа бутылку за горлышко, в мгновение ока размахнулась и ударила о мраморную панель. Результат – разбитый осколок в израненной руке, которым она стремительно ткнула в лицо Фринвуду.
 Алекс, еще когда она ударяла о стойку бутылкой, рефлекторно отскочил от нее подальше, боясь разлетевшихся осколков.
- Дура, что ты делаешь?! – воскликнул истерично он, заворожено глядя на вытянутую вперед к нему окровавленную руку с острым тюльпаном от бутылки.
- Не приближайся! – Ренис попятилась и спиной по стенке пробралась в коридор, схватила здоровой рукой сумку и выбежала из злосчастного логова, бросив у порога свое стеклянное оружие.
- Постой же! – вышел следом за дверь Алекс, но ее и след простыл.
Она сбежала по лестницам сломя ноги и голову. У подъезда остановилась, завернула кровоточащую ладонь в подол свободной длинной футболки и, сильно сжимая рукой, без оглядки побежала домой, проклиная по дороге себя и долю своей наивности, которая после всего того, что вообще с ней в жизни приключилось, все еще жила в ней и слишком часто пробивалась наружу.
Алекс разочарованно прошаркал в студию:
- Можешь выходить уже, - парень сел на угловой диван напротив мини-бара. – Смейся в открытую, чего уж теперь.
Из черного зеркального шкафа, что шел в комплекте с диваном и стоял рядышком, открыв дверцу, показалась Анри.
- Я не так себе представляла признание Алекса Фринвуда, - девушка печально смотрела на осколки и пролитое вино на полу между капельками крови, кривой дорожкой уходящими в коридор.
- Она мне не поверила. – Алекс устало прикрыл глаза рукой. Он все еще видел перед собой Ренис с этим осколком наготове. – «Этот ее взгляд…я испугался того, что она меня прирежет этим…», - думал он, понимая, что неправильно поступил.
- Значит, ты был неубедителен. – Анри села рядом и посмотрела на брата.
- Как я могу быть убедительным, когда так бессовестно вру?
- Лгать нужно для претворения наших планов. Помнишь ведь наш уговор.
- Да, да, я помню: «Чтобы вернуть Нэйтона, для нее надо найти его замену, или же переключить ее внимание с их странной дружбы на ее чувства и отношения с другим», - монотонно процитировал Алекс свою сестру, не понимая, в каком таком бреду и порыве чего он на это согласился.
- Именно, - кивала Анри.
- Но ты же сама видела, она – ненормальная! Как с ней вообще возможно серьезно общаться?
- Согласна, что-то в ней есть от психа.
- Я бы даже сказал от психа-одиночки, - подправил Алекс, и брат и сестра переглянулись. Давно они вот так вот мирно не разговаривали. Общее дело и цель, а именно – разделить неразлучных Ренис и Нэйтона, сплотили их, сделали союзниками. – Наверное, мне следовало пойти за ней.
- Еще не поздно, можешь догнать, - Анри встала. – Наверняка, она сидит и плачет где-нибудь у кустов в парке. Поспеши, а я приберусь здесь, - она нехотя пошла к барной стойке, осторожно ступая по полу и высматривая крошечные блестящие осколки стекла.
- Зря я так ее напугал, - корил себя вслух Алекс, уже переобуваясь в коридоре.
Анри безразлично кивнула, и брат вышел за дверь. Он побежал по главной улице, примерно прикидывая, откуда бы прошла Ренис к себе домой со своей кровоточащей рукой, ибо по следам ее было не найти – нигде ни пятнышка. Фринвуд интуитивно свернул и побежал по внутренним дворам. Пробежал два квартала и увидел ее: присев у клена недалеко от магазинчика, она обливала руку водой, видимо, купленной в этом же магазине. Если пристально не всматриваться, то ее сложно было в сумерках заметить. Алекс смог это сделать только, потому что искал глазами именно ее.
«Вот же дура! Какая же я дура! Знала же, что не следует туда идти, зачем пошла?! Чтобы опять разочароваться в этом человеке? Впрочем, мне ли привыкать к разочарованиям и прочим жестоким поворотам моей жизни? Я же…», - услышав хруст позади себя, она обернулась и приготовилась рвануть.
- Нет, нет, пожалуйста, - замахал руками Алекс, останавливая.
- Что еще?! – грубо поинтересовалась Ренис, засовывая бутыль с водой в сумку. Одной рукой это плохо получалось.
- Я хотел извиниться. Не знаю, что на меня нашло. Прости…
- Простила. Вали туда, откуда пришел, - закинув сумку на плечо, снова обмотала руку подолом футболки и прижала ближе к телу другой рукой.
- Я виноват…что так все вышло…
- Хватит ныть. Считай, что ничего не было. Ни меня, ни тебя, ни твоей квартиры и разговора в ней, - Ренис отвернулась и зашагала дальше.
Алекс шел следом:
- Мне, правда, неудобно, за то, что я так повел себя.
- Я уже забыла. Так что, избавь меня от твоего присутствия, - девушка шла настолько быстро, что проще было бежать.
- Ты теперь будешь избегать меня? – с волнением спросил Фринвуд и забежал вперед, заглядывая в это сурово-злобное лицо.
- А что, должна быть какая-то иная реакция на твои действия?
- Прошу, не надо.
- Ты перестанешь уже или нет! – нервничала, озираясь, девушка. – Я же сказала, что уже забыла. Все нормально. Просто представим, что сегодня мы друг друга не видели.
- Но твоя рука…
- Все в порядке. Подумаешь, упала по невнимательности на разбитые бутылки, - Ренис натянуто улыбнулась, выдохнула и чуть менее раздраженно сказала. – Правда, Алекс, я не держу зла. Но буду, если ты сейчас же не вернешься к себе.
- Ладно, ухожу, - парень растянул губы в жалкого рода улыбке и, неуверенно помахав рукой, побрел в обратном направлении.
Она посмотрела вслед и продолжила свой путь домой. Дома, по обыкновению, зарывшись в плед с головой, она начала предаваться укоряющим и сожалеющим мыслям, коря себя за столь опрометчивый поступок. Рука-то заживет, но в памяти сей момент надолго останется.
Ренис смогла, хотя это и было трудно, прятать перевязанную неумело руку от глаз матери вплоть до заживления пореза (по утрам они практически не виделись, а по вечерам она старалась отужинать пораньше, чтобы не демонстрировать правую руку за ужином), чего не получилось сделать с глазастым Нэйтоном. Он заметил свежий шрам на ладони, только-только затянувшийся красновато-бурой пленкой, когда они сидели с Ренис на их излюбленной скамейке.
- Ренис.
- Чего?
- Что с твоей рукой?
Не сразу поняв, что он имеет в виду, девушка поднесла к глазам обе руки ладонями к себе, глянула на шрам и зависла. Зависла, не находя более и менее подходящей и правдоподобной лжи. Нэйтон взял за запястье и поднес руку к себе, тщательно рассматривая шрам.
- Это ты на работе так? – видя ее растерянность и замешательство, решил помочь парень.
- Да! – выпалила, ухватившись за спасительную соломинку, Ренис.
- И что же ты делала, что бы всю ладонь так порезать? – хитрая улыбочка таки посмела проскользнуть незамеченной.
- Э-э… - усердно шевелила извилинами Ренис. – Битое стекло выносила.
- А для тебя, что, перчаток не придумали?
- Не люблю я перчатки. Пальцы должны кожей чувствовать то, к чему они прикасаются.
- Ага, как же, пофилософствуй мне тут на тему тактильных ощущений.
- Тебе понравится моя трактовка.
- Врешь ты все, Ренис. И про работу, и про перчатки.
«Да, вру. Вру, потому что не могу тебе рассказать о выходке дорогого тебе друга», - девушка отвернулась и принялась рассматривать носки своей обуви.
- Ты не будешь отнекиваться и говорить: «Не вру!»?
- В этом нет нужды.
- Тем более, когда я знаю правду, - согласился он, и Ренис подняла на него вопросительно глаза. А он твердо продолжил. – Это из-за Алекса.
- Откуда ты знаешь? – спросила тихо Ренис.
- Он мне вчера все рассказал.
- Неожиданно. Интересно услышать, что ты на это скажешь.
- Мне это жутко не по нраву…
- Что именно?
- Его поступок, - Нэйтон вздохнул. – Но он очень сожалел и...
- Это я уже знаю, - перебила Ренис.
- Алекс переживает, что ты больше не захочешь знать, видеть и слышать ни его, ни группу.
- Я этого всего с первой нашей с ним встречи не хочу, - улыбнулась Ренис. – Но как видишь, я усердно работаю над собой, заставляя знать, видеть и слышать твоего друга.
- Это да, и сам заметил, - усмехнулся Нэйтон.
- А насчет группы, пусть не переживает. Все будет так, как и было. Ребята разве виноваты, что их лидер – урод высшего сорта.
Нэйтон пропустил гадость в адрес друга, широко улыбнулся и уставился себе под ноги:
- Ты, может, этого за собой не замечаешь, но ты изменилась. И изменилась в лучшую сторону.
- Говоришь так, будто я была одной сплошной и непроглядной плохой стороной и, будто ты знал такую мою сторону.
- Ну, по крайней мере, уже не такая зловредная упертая бука, как раньше.
- А не пошел бы ты со своими определениями Алексу в… (мать-цензура, господа).
- Хамка!
- Подглядыватель в чужие души!
- Ты не чужая, ты – друг.
- Ага, значит, с «подглядывателем» ты полностью согласен и визгливых возражений не имеется, да?
- Э, нет. – Нэйтон улыбнулся, а с ним и она.
Они посидели в сквере немного и разбрелись по своим учебным отделениям. После занятий Ренис Нолл снова была оставлена для проведения наставительных бесед о неправильном поведении у Моргана Велриса. А затем отправлена к Мелани Крус, где вместе с за уши притянутым Алексом Фринвудом сидела, выслушивая строгие и осуждающие отчитывания. На сей раз Мелани задержала их ненадолго. Только покинув ее кабинет, Алекс торопливо упорхнул, избегая лишних разговоров и взглядов на Ренис, которая, в общем-то, делала тоже самое. Обоим все еще было неловко друг перед другом за произошедшее на квартире Фринвуда.
В отличие от Алекса, Ренис вполне себе сдержанно пошла по коридору навстречу к ожидающему у главных ворот, Нэйтону, который продолжал настойчиво провожать и встречать ее с работы.
- Что-то вас сегодня рано отпустили.
- Может она, наконец, начала уставать от нас, - с надеждой предположила Ренис.
- Не думаю, что это произойдет так скоро.
- Ты разбиваешь все мои надежды.
- Ну, что поделать, таков уж я, - повел плечом парень. – Кстати, слышала последнюю новость?
- Эм, мне, в принципе-то, новости не интересны…
- Вообще-то, ты должна была спросить: «Какую?».
- Но я не хочу, - заметив, что он смотрит с мольбой, Ренис уступила. – Ладно, какую?
- Наш университет должен посетить Джон Леринг.
- И что? – равнодушная Ренис убивала своим равнодушием.
- То есть, ты не в курсе, кто такой Джон Леринг?!
- Ну, естественно, - ее глаза сами закатились, контролировать их было сложно.
- Это же известный психолог, подробно раскрывший и обосновавший такие человеческие…
- Остановись. Я все равно не разделяю твоего восторга.
- Какая ты бесчувственная!
- А с чего бы мне что-то чувствовать к человеку, из-за которого нас всех сгонят в общий душный зал, откровенно говоря, для показухи, якобы всем студентам интересно четырехчасовое зудение этого супер-пупер специалиста своего дела? – сказала Ренис Нолл и подумала. – «И хоть бы раз спросили, хотим ли мы этот мутный мутор впитывать?».
- Разве не так? – улыбнулся Нэйтон.
- У тебя, видимо, все так. А вот мне до лампочки и они, и их открытия, и нудные книжонки.
- Для чего же тебе тогда нужна учеба? – усмехнулся парень.
- Для спокойствия материнской души.
- Прежде не доводилось слышать подобного. Признаюсь, это лучшая отговорка, из всех, что я знаю.
- Я и не такое скажу. Если бы не мать, предавалась бы лени сутками.
- А с виду такая целеустремленная студентка.
- Это я-то?! – воскликнула недоверчиво Ренис.
- Нет. Это я так, для красоты оборота.
Ренис нахмурилась:
- Так, когда нам ждать общего сбора?
- Ты о профессоре? Говорят, приедет завтра, проведет недельные курсы, - воодушевленно говорил Нэйтон.
- Я смотрю, ты прямо не нарадуешься этому событию.
- Жду – не дождусь! Хочу посетить весь курс.
«Везет тебе, Нэйтон, - с завистью подумала Ренис, - тебе это интересно. Ты желаешь все узнать, изучить…не то, что я, человек, живущий от звонка до звонка Мэвила, приказывающего немедленно покинуть тот или иной город…», - девушка низко опустила голову и уставилась себе под ноги. – «Откуда при такой жизни взяться интересу хоть к чему-либо?!».
Они доходили до автомастерской. Не особо долго прощаясь, разошлись, и Ренис приступила к своей работе. Девушка на данный период многое освоила и делала сама, под неукоснительным присмотром Нэнси Андерс, с которой и работала в паре. Хозяйке понравился новый работник в лице Ренис Нолл, и она предпочла привязать его к себе, а не отдавать в помощники умелым мастерам. Ренис в мастерской у миссис Андерс научилась водить машину. Ну, как водить, по мере надобности пригонять и загонять на подъемник машины со двора автомастерской. Не более того. Но ведь и это тоже какой-никакой успех и опыт. Опыт, который однажды пригодится (и даже несколькожды).
Так вот и обстояли ее дела на работе. К шести вечера приходил Нэйтон, и они вдвоем шли пешочком в свой район, либо к Алексу, либо в клуб (согласись, жизнь у девушки почти кипела, играя красками и звуками, хоть и незначительными, но событиями). Этим вечером путь ее лежал домой.

Глава двадцать первая: «Профессор – мозгоправ».
Следующим днем, а каким по счету неизвестно – дни  Ренис давно перестала считать, девушка уже и не помнила, на каком дне ее счет остановился. Никак не ожидала, что задержится в этом городе на год. А шел уже второй год их пребывания на одном и том же месте, что безумно ее радовало. Так вот, следующим днем она, разделившись с Нэйтоном, состыковалась во дворе университета с розововолосой подругой и направилась к нужному им залу. Их встретила в фойе староста, сообщая, что всех студентов с первого по пятый курс собирают в общем лекционном зале.
Ренис напомнила себе о неком профессоре, о котором намедни жужжал с восхищением и без перерыва Нэйтон, и пошла с курсом за ведущей их старостой. В коридоре у дверей зала столпились студенты, которых сюда согнали (так считала Ренис, не веря, что они добровольно привели себя послушать какого-то седого и бородатого старца) аналогичные старосты. Благодаря шустрой Грине, что пробивалась вперед, ведя их за собой, они сумели протиснуться раньше остальных в просторный зал со сплошными столами и скамьями. Большинство студентов стремилось занять передние места и только несколько человек (в их числе и Ренис) предпочли пройти в самый конец зала и занять последнюю скамью. Ренис Нолл, спрятавшись за вполне себе широкой спиной впереди сидящего и хорошо знакомого ей студента, нагло улеглась спать, подложив руки под голову прямо на столе. Не удостоила и вниманием вошедшего знаменитого профессора.
Совершенно случайно попавший в соседи именно к ней Гордон, сначала заулыбался, глядя на нее, а потом, решив, что девушка, собственно, в чем-то и права, уронил голову на разложенные руки на столе, и тоже уснул. Наглые твари. Пользовались тем, что их не видать за широкими спинами Алекса и Луи, которые также предпочитали дальний конец зала, но предпоследний ряд.
Так прошло часа четыре, не меньше. И, когда, наконец, Джон Леринг окончил свою речь, казалось, что по помещению прокатился нетерпеливый облегченный вздох, шедший волной с последних рядов. Это вызвало понимающую и снисходительную улыбку у профессора, взгляд которого в процессе его лекции то и дело блуждал от ближе сидящих к далеко расположившимся студентам. Поблагодарив их всех за внимание, он пошел к двери, а вместе с ним повскакивали, разминая затекшие спины и ноги, студенты.
Гордон порывался уйти, но не смог оставить безмятежно сопевшую соседку, преграждавшую ему путь к проходу. Хотел перескочить через стол и все же одумался и растормошил, разбудив, Ренис, что в своем насыщенном работой графике теперь могла заснуть где угодно и когда угодно, и даже под шум работающего экскаватора под окном.
Девушка закинула ноги на скамью, пропуская торопившихся студентов. Продрала глаза, потерла лицо и принялась искать глазами в толпе у дверей розововолосую. Нашла и поспешила к ней. Вдвоем они с довольно унылыми и усталыми лицами поползли на следующее занятие, после которого Ренис Нолл предстояло наведаться к Мелани Крус и вновь выслушать ее пафосное нытье и том, какая она плохая студентка.
С видом человека идущего на эшафот, Ренис шла по коридору к кабинету миссис Крус и, чем ближе она подбиралась, тем меньше ей хотелось жить. И только она дошла и потянулась к дверной ручке, как дверь распахнулась, и оттуда вышел полный удовлетворения Алекс Фринвуд. Доволен он был тем, что ему больше не нужно будет заявляться к Мелани – ее воспитательная работа с ним была закончена. Это сразу поняла Ренис и возненавидела окрыленного и исчезающего в коридоре Фринвуда в разы сильнее прежнего. Сделав глубокий вдох, она вошла и прикрыла за собой дверь. Из внутреннего кабинета, где и принимала Мелани Крус, доносились чьи-то голоса.
«Она не одна? Занята?», - Ренис остановилась у второй двери. – «Я не могу ждать. И так из-за нее все время на работу опаздываю!», - даже не постучавшись, девушка вломилась с кислым и недовольным лицом в кабинет.
- А вот, кстати, и она! – промурлыкала Мелани.
- Это и есть ваша «трудная» Ренис Нолл? – незнакомый мужчина словно пропел эти слова, бесцеремонно усаживаясь на стол Мелани, одна его нога все еще оставалась в положении стоя.
«Странное ощущение. Будто где-то его уже видела. Хотя, это вряд ли», - Ренис нахмурилась, бегло оглядев его.
- Да, мистер Леринг, это самый сложный студент, с которым мне когда-либо приходилось встречаться.
- Ну, я бы не сказал так о ней, - сухо влез, находившийся здесь же Морган Велрис, но поймав недобрый взгляд Мелани и сказав. – А, впрочем, мне надо идти, - быстренько удалился и закрыл за собой дверь.
«А, так это тот известный психолог, который сегодня четыре часа сушил нам мозги своей болтовней? Вот, значит, где я могла бы его видеть», - Ренис хмуро рассматривала, рассматривающего ее, Джона Леринга.
Это был мужчина в летах. Подтянутый, статный, не очень высокий, с отпущенными до шеи волосами с проседью и достаточно пышными усами и щетиной, которые тоже были с равномерной сединочкой. Несмотря на все это, в глазах Джона Леринга так и прыгали озорные искорки, которые так и говорили: «Давай подожжем Мелани и убежим!». Хотя, это, скорее всего, было отражение тайного желания Ренис. В общем, профессор ей не показался таким взрослым, каким он выглядел.
«Может, ровесник моей матери, а может и старше», - глаза девушки оценивающе обежали его вдоль и поперек. Одет мужчина был с иголочки: дорогой костюм, явно пошитый на заказ, и белоснежная рубашка подчеркивали всю его солидность. Но был ли он таковым? Фуф, достало его описывать. На кой черт он мне сдался, я же стремлюсь коротко изложить все, что с ней случится, а в итоге привязываюсь к герою из массовки. Ближе к делу:
- Присаживайся, Ренис, - предложила Мелани, копошась в бумагах на своем столе, и девушка села на один из стульев напротив ее стола, все еще чувствуя на себе, изучающий каждое ее движение, взгляд профессора. – Сегодня я попросила мне помочь мистера Леринга, на что он любезно согласился.
- Мне было крайне любопытно самому увидеть столь проблематичную мисс Нолл, - растягивая слова, сказал мужчина.
- А вам-то это зачем? – грубо обратилась к нему Ренис, отгоняя допущенную мысль о том, что его голос кажется знакомым и напоминает какого-то давно забытого человека.
- По долгу службы, так сказать, всегда интересовался психотипами…
- Давайте не будем забивать мне голову, - остановила его девушка.
- Да как ты себя ведешь?! – вскипела Мелани, привставая с места. – Хамка!
- Миссис Крус, не могли бы вы нас оставить? – вежливо попросил мистер Леринг. – Я хотел бы поговорить с мисс Нолл наедине.
- А? – удивилась Мелани, но сообразив, добавила. – Да-да, конечно-конечно, - и, взяв папку со стола, больше для подчеркивания своей важности, нежели по срочной необходимости, женщина вышла, оставляя щель прикрытой дверью. Сама она застыла рядом у стены, уж очень желая знать, чего это удумал профессор втайне от нее.
«Это еще зачем? А вдруг он извращенец и маньяк…», - Ренис напряглась, провожая Мелани и искренне не желая оставаться наедине с этим мужчиной. Проводив глазами женщину, она посмотрела на Леринга из-под бровей, до упора сдвинутых к переносице. Таки грозное выражение, которое ей не идет.
Джон Леринг, слабо дернув на это губой, улыбнулся и спросил:
- Могу я обратиться к вам по имени?
«Да, говно вопрос», - подумала Ренис и кивнула.
- Ренис, расслабься. Я просто хочу поговорить с тобой.
- О чем?
- Мне не принципиально. О чем угодно. О чем бы ты хотела поговорить?
«Прощупываешь почву, да? Знаем, видали», - усмехнулась про себя Ренис и сказала:
- Знаете, не хочу опять показаться грубой, но все же покажусь – я не желаю с вами о чем-либо говорить.
- Хм.
- Что «хм»? Не надо делать вид, что сделали важный вывод.
- Агрессия, - сказал Леринг, внимательно заглядывая ей в глаза. – В тебе сплошная агрессия. Даже в твоих движениях.
- Ага, конечно! А моргаю я тоже агрессивно?
- Тебя здесь обижают, не так ли? – проигнорировал ее вопрос профессор, верно определив причину.
Ренис отрицательно мотнула головой.
- Значит, обижали.
Девушка опять замотала головой. Джон Леринг встал со стола Мелани и прошелся перед студенткой взад-вперед.
- Это поведение мне знакомо, Ренис. Я сталкивался с подобным, и я могу помочь тебе, как и другим.
- Сначала спросите у меня, нужна ли мне эта помощь?
- Все вы так говорите, потому что не хотите признавать своих проблем.
- Ваши речи, мистер, не очень-то и психологичны, - Ренис подозрительно сощурилась, на что Джон Леринг нахмурился и безразлично отвернулся в окно, отвечая задумчивым молчанием.
А она, видя это, продолжила:
- Вы не так должны разговаривать с тем, кого ложно обвинили и вместо того, чтобы извиниться, заставляют приходить сюда и выслушивать каждый день одно и тоже. Хотите помощь мне оказать?! Так окажите! Избавьте меня от миссис Крус – вот в этом я действительно нуждаюсь! – Ренис резко встала со стула и со всей агрессией зашагала к двери. – А не в ваших пустых успокоительных беседах психотерапевта с умалишенным.
- Подожди, Ренис, - прозвучало немного иначе, чем прежде, но она не придала этому значения.
- Не подожду! Я опаздываю на работу! – бросила Ренис через плечо и чуть ли не с ноги вышибла дверь, от которой едва успела отскочить Мелани Крус.
- Подслушиваем, миссис Крус? Ай-яй-яй! – Ренис злобно кривила губами, уличив женщину в столь подлом занятии.
Мелани растерялась и так и осталась в молчании провожать ее взглядом. А потом опомнилась и вошла в свой кабинет к профессору, который знал, что женщина стояла у двери и подслушивала их разговор.
- Видите, мистер Леринг, она неуправляема! Гадкая и несносная девчонка…
- Вижу, - улыбнулся он. – Значит, ее оболгали?
- Эм…
- Вы не сказали всей правды мне.
- Но я…
- Миссис Крус, вот что я вам скажу. Эта девушка носит в себе давнюю обиду и явно имеет психологическую травму, так что прекращайте добивать ее своими наставлениями. Тем более, если она ни в чем не виновата, то они просто не нужны.
- Мне лучше знать, - оскорбленная Мелани недовольно искривила рот.
- Нет, не лучше, - с улыбкой возразил профессор. – Я, пожалуй пойду. Обещал студентам провести дополнительные курсы, - сказал он и, запахнув пиджак, вышел от нее.
Этими студентами были Нэйтон и еще несколько аналогичных червей науки, зубрящих теории наизусть и навсегда. Провожатому Ренис было, чем заняться, поэтому на работу сегодня она шла в гордом одиночестве. Зато встретить с работы Нэйтон был тут как тут. Он провожал ее, всю дорогу со страстью рассказывая о своей занимательной дискуссии с Джоном Лерингом, от мыслей о котором девушку наизнанку выворачивало. Но она стойко держалась, будто бы неравнодушно слушая восторженные речи друга.
А дома, поужинав с матерью и собравшись мыть посуду, Ренис замерла, застигнутая врасплох неожиданным звонком дверь. Она всегда так реагировала на звонок и стук в дверь (да, друзья засиживались у нее частенько, но перед визитом они всегда предупреждали ее по телефону). А вот Эллисабэт, спокойно развалившаяся на диване, уже реагировала иначе (привыкла, что в такое время наведывались то Нэйтон, то Грина, то Анри, то они и вместе с ними Алекс, Луи, Гордон, Оливер).
- Я открою, - взволнованно и с хорошо читаемым страхом в глазах, сказала Ренис и прошла к двери.
Эллисабэт вытянулась, присела и с интересом следила за дочерью.
- Какого черта, - буркнула Ренис, увидев за порогом своего дома Джона Леринга.
- Как некультурно. Ты же девушка, будущий медик…
- Вы пришли добить меня своими разговорами о помощи? Не получилось сделать этого в универе, решили настигнуть дома? И кто же вам адрес-то дал?!
Но мужчина ее не слушал. Его глаза теперь блуждали глубоко в доме, в котором он кого-то высматривал, и когда нашел, радушно улыбнулся и сказал:
- Привет, Саша.
И сказал он это на чистом русском языке. Сказал это ее матери, которая узнав его по голосу, сама подошла к Ренис. Девушка этого не заметила, а заметив, в возмущении обернулась к матери, ведь «Саша» – было настоящим именем ее матери.
- Привет, Мэвил. – Был ответ улыбчивой и радушной Эллисабэт Нолл.
 В то время как голова Ренис разрывалась от вопящего в ней вопроса:
«Что-о-о?!».
- Ренис, - мягко сказал Мэвил, совершенно не глядя на нее. – Судя по твоему выражению лица, ты до сих пор отказываешься узнавать во мне своего старого знакомого. Неужели ты сегодня и вправду не признала меня?
- Вы же знаете, что у меня проблемы с запоминанием лиц, которые редко мелькают в моей жизни, - насупилась оборонительно Ренис.
- Да он же чаще всех мелькал, - вступила, улыбаясь, мать, но Ренис осадила ее одним взглядом.
- Вы тоже хороши. Строили из себя невесть кого, вволю поглумились на радость этой Мелани.
- Ничего подобного. И, вообще, можно со мной не так официально, мы друг друга давно знаем, - подмигнул ей Мэвил, проходя в дом к Эллисабэт, активно зовущей на кухню.
Ренис, закрыв дверь, прошла за ними, намереваясь добиться ответов на свои вопросы:
- Ну, так, к чему был весь этот спектакль у Мелани?
- А что я мог сделать? Они попросили меня посодействовать, как психолога, в решении их проблемы, возникшей со студенткой Ренис Нолл, - мужчина снова улыбнулся, и улыбка эта была какая-то унылая, так, для галочки будто вброшена. – Не мог же я им отказать. Снискав такую славу и создав имидж, ему следует соответствовать. Да и как мне отказаться, когда мелькает такая знакомая мне фамилия? Сам вам эти документы фабриковал.
- Вот как, - сдулась, услыхав логичные объяснения, Ренис и попятилась в зал.
- Ты куда? Останься с нами, - попросила мать.
- Не-не, вам, наверняка, есть о чем поговорить, и что обсудить. Вспомнить или еще чего-то там, - замахала Ренис рукой. – Оставлю вас, позже присоединюсь.
Фальшиво улыбнувшись нежеланному гостю, она побежала по лестницам к себе и завалилась на кровать, думая, как хорошо, что у нее есть отдельная комната с дверью, в которую можно уйти при любом удобном случае, таким, как этот.
- Ну и? – спросила Эллисабэт, дождавшись, когда наверху хлопнет дверью Ренис, которая этим сообщала, что они могут говорить ночь напролет о чем душе хочется порою петь. Хотя Эллисабэт ясно дала понять дочери, что душа Мэвила давно поет не о ней. Подумав про совершенно ненужную уловку оставить их одних от догадливой дочери, женщина улыбнулась.
- Что? – спросил после долгого обдумывания ее вопроса Мэвил.
- Что ты можешь о ней сказать? Изменилась ли она на твой взгляд и в какую сторону?
Мужчина не стал ждать от хозяюшки фразы: «Будь, как дома», сам выдвинул стул, сел за стол, посмотрел на свой чемодан у ног и немного помолчал, а потом сказал:
- Изменения есть. Но в ней все еще кипит боль и обида – Рахима ничего не забыла. Помнит все до мелочей и отчаянно делает вид, что все нормально. Нормального в ней мало, Саша. А еще больше в ней усталости, это видно по глазам.
- Она работает, видимо, из-за этого.
- Слышал об этом. А где?
- В автомастерской. – Мэвил не был удивлен словам миссис Нолл, однако, глазки выпучил, мол, шутишь? – Я серьезно. О, она еще в группе музыкальной вроде поспевает проявлять себя.
- Это уже интересно.
- Тебе-то? – хмыкнула Эллисабэт, расставляя кружки для чая и сладости на столе.
- Почему нет? Я что, настолько безразличный человек, по-твоему? Я тоже переживаю за нее.
- Ладно, ладно, - улыбнулась женщина, присаживаясь и пододвигая ему кружку горячего ароматного напитка. – Может, чаю?
Мужчина кивнул, скинул пиджак и повесил на спинку соседнего стула. За чаем они не молчали, обсуждали дочь Саши, женщина рассказала про глобальные перемены, происходящие с дочерью, про истории, которыми та делилась с матерью, о которых так долго молчала.
- То есть, она все-таки открылась тебе и рассказала обо всем пережитом ею в твое длительное отсутствие? – Мэвил покачался на стуле аки маленький непоседливый мальчишка.
- Да, Ренис о многом мне поведала, даже о том, чего я и вовсе не надеялась услышать до конца дней своих, но…
- Что?
- Кое-что она упускает, намеренно утаивает и не договаривает. Всегда. Я это чувствую. Она словно не хочет меня расстраивать что ли, или обижать. Не знаю… - Эллисабэт печально посмотрела на Мэвила.
- Ты придираешься к ней, Саша. Сама посуди, уже одно то, что она изменила свое отношение к тебе и даже расщедрилась до откровений с тобой – о многом говорит. Так что, - мужчина потянулся к кружке недопитого чая, - твои сомнения в дочери и ее недосказанностях излишни.
- Типа, я слишком многого хочу, да?
- Да, дорогая.
- Ой, вот не надо мне сейчас, - поморщилась Эллисабэт.
- Что насчет этой ее группы?
- Все участники, ну, почти все, ее друзья, - довольно заулыбалась женщина.
- Ого-о-о! – не наигранно вскинул брови к потолку Мэвил.
- Удивлен?
- Поражен до глубины души, и даже более чем. Доченька-то твоя делает успехи. Но только вот, что я тебе скажу, - Мэвил перешел на таинственный шепот. – В университете у нее не все гладко.
- Нашел чем напугать. С ним у нее с первого дня не гладко, да и вовсе не ладится.
- А подробнее? – мужчина подался вперед, задумчиво почесывая подбородок всей пятерней.
- Знала бы сама, да, увы, - вздохнула Эллисабэт.
- Выходит, что об этом она тебе не рассказывает?
- Ждет, пока оно станет ее…
- Прошлым, - перебил Мэвил и замолчал, уставившись в пустую кружку. – Ожидаемо.
На кухне повисло молчание. Тягостное. Неопределенное. Нарушила его женщина:
- А если честно, Мэвил… скажи правду, ты приехал, чтобы снова поспособствовать нашему бегству, да?
- Разве я прежде лично заявлялся с такими целями? – мужчина пристально смотрел в глаза испуганной женщины.
- В том-то и дело, что ты всегда руководил нами на расстоянии. Поэтому твой приезд наталкивает на очень страшные мысли. Все настолько плохо?
- Я у вас, похоже, предвестник беды, - усмехнулся себе в усы, уходя от ответа, Мэвил.
- Мэвил, - настойчиво просила истины собеседница.
- Нет, - сказал он. – Вам пока ничего не угрожает. А я просто впервые понял, что хочу отдохнуть с кем-то из родных.
Замолчав, мужчина скромно и натурально потупил взор, утопая им в пустой кружке.
- Ба! – хлопнула в ладоши Эллисабэт. – Ты, все-таки признал в нас родню! Может, еще и на предложение руки и сердца не поскупишься? – она пододвинулась ближе, невинно хлопая ресницами.
- Меня смущает твой возраст, - улыбнулся Мэвил.
- А себя-то видел?! Давно пора от внуков сигареты прятать, - обиделась мать Ренис, которая от дочери слышала выраженьица похуже.
- Но-но! Я еще слишком молод, чтобы быть старым (дедом).
- Ага, конечно. А я еще слишком юна для тебя.
Они переглянулись и оба погрустнели, одновременно вспомнив что-то не очень позитивное, объединяющее их обоих.
- Слушай, Мэвил, - тихо сказала Эллисабэт. – Почему ты до сих пор один?
- Я не знаю, что тебе на это ответить.
- Так и хочешь помереть бобылем?
- Не хочу.
- Или ты кого-то ждешь?
- Не сказал бы, что могу грезить о принцессах на белоснежных конях.
- Может, ты перешел на другую сторону? – легкая улыбка издевательства тронула ее губы. – Учти, мы тебя не поймем и осудим за это.
- Тут ты и без меня знаешь, что все это твои домыслы.
- То есть, не скажешь мне, кто она?
Мэвил прикрыл глаза и покачал головой.
- Ну и черт с тобой, - Эллисабэт Нолл встала и собрала посуду со стола, опустила в раковину. – Пойдем, я постелю тебе.
- С тобой? – испугался притворно он.
- Ха! В зале! – тут явно звучала обида женщины.
Он пошел за ней в их, казавшийся огромным, пустой зал.
- По поводу Ренис, хотел спросить кое-что.
- Спрашивай, она все равно нас не слышит.
- Этот ее пунктик с зубами, она до сих пор с ними так носится?
- А ты откуда об этом узнал?
- Забыла с кем она жила до встречи с тобой? – Мэвил с укором посмотрел на нее.
- Это у нее с тех пор? – удивилась Эллисабэт и призадумалась.
- Мне она основательно этим мозг вынесла, - признался мужчина и присел на разобранный диван, который в этом состоянии показался огромной кроватью. – Представляешь, отказывалась от еды, чтобы не запачкать ею зубы.
- Что? – для женщины такие подробности из жизни дочери ранее не были известны.
- Я сначала не понимал, почему и мучил себя вопросами, думая, что у нее самая настоящая болезнь анорексиков. Но потом, понаблюдав, понял, что нечто иное.
- Я в курсе, что она с тобой не особо общалась, поэтому не представляю, как вообще, ты с ней уживался.
- Общалась она, по необходимости. Но никогда не смотрела на меня. Точнее в лицо.
- Она тебя ненавидела, Мэвил.
- Знаю. И иногда допускал мысль, что она не ест из-за меня и моего присутствия.
- Как же выяснил, что это не так? – стало жутко любопытно матери.
- Спросил, не выдержав, напрямую: «Почему ты не ешь?»
- А она что? – женщина, зная дочь, догадывалась, что дальше будет.
- «Мне нельзя» – отвечала она мне с крайне важным видом.
- Почему?
- Я задал тот же вопрос, Саша, и получил в ответ: «У меня зубы. Есть».
Эллисабэт рассмеялась, представляя эту сцену.
- До меня не сразу дошло, что она имела в виду. Осознал минутой позже и злобно крикнул вслед: «Вот пока они есть и надо кушать!».
- С таким подходом к ребенку, не удивительно, что положительным она тебя не запомнила.
- Я тоже остался о ней не лучшего мнения. Это был не ребенок, а черт из табакерки. Только очень унылый, хмурый и злобный.
- Ты о моей дочери говоришь, - угрожающе повысила тон Эллисабэт, оскорбляясь тем, что кто-то (даже если это Мэвил) нехорошо отзывается о ее чаде.
Мужчина улыбнулся и промолчал. Дальнейшие разговоры этих двоих я предусмотрительно опущу, так как в них нет ничего стоящего и ценного для истории. Хотя, не лишним было бы выставить на обозрение парочку предложений из их разговора, но нет. Лень мне. Мэвил остался жить у них, планируя провести время в их доме, пока не закончатся его курсы в университете, продолжительностью в две недели. Он своевольно оккупировал их диванчик, к подлокотнику которого вынесли один пустующий низенький шкаф из кухни, в распоряжение вещей Мэвила.
Ренис это не нравилось. Особенно то, что он курил. Запах этот она плохо переносила, поэтому он вынужден был курить даже не во дворе, а за домом. Что ж, с этим он смирился, ведь мирилась и она с тем, что приходится вставать пораньше, дабы ванная комната не стала камнем преткновения меж ней, матерью и гостем. Все трое – ранние пташки, и не по воле биоритмов организма, а работы и учебы.
Вернемся к первому дню завтрака с непрошеным гостем: Ренис не спустилась на кухню. Мать выглянула в зал и позвала оттуда. Дважды.
- Неужели уже ушла? – Эллисабэт Нолл посмотрела на старательно пережевывающего бутерброд мужчину. – Моя дочь, конечно, мисс пунктуальность, но не настолько же!
- Если у вас нет запасного выхода, или она не мастер выходить в окно, то она еще в доме, - сказал лениво Мэвил.
- Ты хотел сказать, что мимо тебя, спящего в зале, она не проходила?
- Так точно.
- Ну и сказал бы так же, чего умничал? Моя доченька таких сложных оборотов не любитель. Учти.
- Мне ли этого не знать, - усмехнулся Мэвил.
Эллисабэт побежала наверх к дочери, которая, накрыв телефон с пищащим будильником подушкой и навалившись сверху, спала без задних ног. Со своим напряженным графиком она проваливалась в сон так, что раздражающие звуки устраняла не открывая глаз и того не сознавая.
- Ренис! – она подошла к дочери. – Ренис, ты же опоздаешь! – женщина с трудом растолкала девушку.
Ренис с опухшим лицом с минуту возмущенно моргала и глядела на мать, не понимая, что происходит, а потом как вскочила и забегала по комнате, то собирая сумку, то натягивая джинсы, то заправляя свою постель, причем каждое предыдущее действие бросала на полпути и приступала к следующему. А затем бросала и его, возвращаясь к предыдущему. Видать, не до конца проснулась.
Спустилась она вместе с матерью и о существовании в их доме Мэвила вспомнила только, когда увидела его на кухне за столом. Кивнула. Это потому что не знала, что лучше: сказать «Привет» или же «Здравствуйте». Быть на «ты» или на «вы». Альтернативным решением и был кивок, после которого она побежала в ванную. Уточню: зубы. То же самое сделал и Эллисабэт Нолл (то есть, уточнила) Мэвилу. Он, впрочем, и без того знал, про помешательство Ренис на своих зубах.
Когда она вышла, мать приготовилась налить ей чаю, но.
- Не надо, мам, - остановила ее Ренис, косясь на мужчину, сидевшего рядом с ее любимым местом за столом.
- Почему? Ты не позавтракаешь с нами?
- Нет времени, - девушка полезла в холодильник за яблоками.
- Но Ренис, - расстроилась мать.
- Я опаздываю…
- Это не проблема, - влез, доселе молчаливо сканирующий каждое ее движение, Мэвил. – Я на машине, подвезу. Нам все равно в одно заведение ехать. И тебе, и мне.
- Спасибо, но меня ждут, - искренне порадовалась существованию в ее жизни «друга» Нэйтона Ренис и, без особой дружелюбности улыбнувшись отзывчивому мужчине, побежала к двери.
Мать пошла за ней, провожая. Ренис влезла в старенькие кеды, порядком изношенные, махнула Эллисабэт и буквально выбросилась за дверь. Сегодня она выбегала из дома раньше матери, хотя та тоже прилично запаздывала. Но женщине не хотелось в первый же день оставлять столь драгоценного гостя один на один с пустым домом. Некрасиво.
Проводив глазами дочь за калитку, Эллисабэт вернулась в дом.
- Кто ее ждет? – щурился недобро и с подозрением Мэвил, встречая женщину этим взглядом.
- Ее закадычный милый большеглазый и голубоглазый друг.
- Сколько лишних определений.
- У тебя будет столько же, когда взглянешь на него.
- Уж если она нашла друзей даже в представителях противоположного пола, то, думаю, прогрессирует твоя дочь, Саша.
- Я только рада, будь это так.
- Здесь также притаилось твое «но», да?
- Оно неотъемлемо присутствует, когда речь заходит о Рахиме.
- И какое же это «но» сейчас?
- Придерживаясь своих жизненных определений и понятий дружбы, она не считает этого парня своим другом. Но на самом деле, возможно, она и сама это осознает, Рахима к нему уже давно привязалась.
- Ты боишься, что там могут быть какие-то чувства? – с издевкой спросил и усмехнулся Мэвил.
- Боюсь, но не этого.
- Чего же?
- Того, что ей придется тяжело, когда у нас возникнет срочность сменить место жительства, а это непременно произойдет. Ей будет больно, я это знаю. Без этого никак. – Эллисабэт посмотрела на всерьез призадумавшегося мужчину, о чем говорили несколько горизонтальных складок, навалившиеся на его в удивлении сдвинутые вверх брови.
- Какие выразительные морщины! – поразишься тут ты и даже хлопнешь в ладошки, но нет.
- Вот, что меня беспокоит, - закончила женщина, перебивая меня, и вздохнула.
- Мне пора собраться уже, - встал Мэвил, так и не дав ей успокоительного и профессионального совета.
- И мне давно пора бы быть на работе, - Эллисабэт засобиралась вместе с ним.
Прибрав на кухне и проводив Мэвила, она прямо-таки запрыгнула в свою машину и на всех скоростях помчалась на работу, тревожно вспоминая, а закрыла ли она в спешке дверь и ворота.
В это время как раз разошлись по разные стороны Ренис и Нэйтон, каждый спешил в свою группу. За спиной девушки шли несколько ребят, обсуждая, не та самая ли это «барыга», или они ошиблись. Ренис слышала обрывки их спора, но не поняла, про что они вообще говорят, и не придала тому значения. Напоминаю, что за ней прочно закрепилась кличка «барыга» (на инглише звучит, конечно же, иначе) после того злополучного случая с травкой Алекса. И, многие, не знающие, как обстоят дела, решили, что она распространяет и достает наркотические вещества по заказу. О чем она никогда бы в жизни на себя не подумала. Оттого и предоставит ей жизнь прослыть барыгой. Я сейчас не о данном случае говорю. Барыгой она в скором временем будет зарабатывать себе на пропитание. Доберусь я и до этого, если живы будем.
С наступлением тридцатиминутного перерыва, она с Гриной вышла в коридор, и к ней внезапно подошел один из тех парней, что шли за ней утром. Он попросил ее выйти поговорить на задний двор. Мисс Нолл без задних мыслей согласилась.
Грина, в отличие от ничего не подозревающей Ренис, немного знала о слухах (но из-за взрывного характера подруги сокрыла их) и отнеслась к этому серьезнее. Не отличаясь отвагой, она помчалась по коридорам университета искать Нэйтона, который, к сожалению, ломился к скамейке в сквере. Не найдя друга своей подруги среди его же друзей, Грина, отчаявшись, рискнула прибегнуть к помощи Алекса, которому и доложила обо всем как на духу.
Фринвуд, нахмурившись, бросил своим собеседникам (Луи, Оливер, Гордон):
- Ну-ка, пошли! – и уже обращаясь к Грине. – Куда они направились?
- На задний двор.
Туда и поспешили Алекс и Ко.
А теперь нашему вниманию предоставляется задний двор престижнейшего университета. Это недалеко от сквера, только намного ближе к стенам здания, у которых так размашисто росли декоративно подстриженные жасминовые кустарники, возле коих стояли Ренис и несколько ребят. Эти парни заговорчески, постоянно оборачиваясь, просили ее достать им чего-то там. Про что именно они говорили, до Ренис никак не доходило, даже после ее третьего переспрашивания. Терпение нетерпеливой девушки сходило на нет:
- Так, ребят, в последний раз объясните, что вам от меня нужно? Я никак не могу понять.
- Что тут непонятного-то?! То же, что ты достаешь Алексу, - вышел из-за спины одного, парнишка пониже, ростом с нее.
- А что я достаю для Алекса? – настороженно спросила девушка, припоминая за собой тот неприятный инцидент с Фринвудом и в душе надеясь, что ее предположение ошибочно.
- Ты чего из себя дурочку строишь?! – воскликнул другой, делая шаг вперед, поближе к ней.
- Ты же ему недавно целый пакет… - залепетал было другой, но Ренис не дала ему закончить.
- Вы что-то путаете. Я не промышляю такими грязными делами, - сказала она и приготовилась уйти. Но.
- Только для Алекса, да?! Только для него стелешься? – выпалил презрительно тот, что пониже.
Ренис аж губу прокусила, пока в гневе разворачивалась к бросившему сию неслыханную и оскорбительную гадость ей.
- Что ты сказал, подонок? – девушка уже шла к нему, неминуемо наступая на свою цель.
- Что слышала, подстилка Фринвуда!
Кое у кого вскипели мозги, а из ушей повалил пар. Она замахнулась, но парень ударил первым. Ренис Нолл повалилась на траву, цепляясь за ветки кустов. Надо же было этот момент застать розововолосой подруге, бежавшей к ней во главе команды Алекса.
Увидев, что Ренис ударили, и та упала, Алекс сорвался с места и в мгновение ока оказался перед зачинщиком и одним ударом отправил в нокаут. Двое других парней убежали сразу, а один не успел – его схватил и крепко держал Алекс:
- Что вам от нее понадобилось?!
Парень на одном дыхании, дрожа и перебивая самого себя, рассказал им все, пока Ренис медленно поднималась на ноги, не без помощи Грины, конечно.
«Давно меня так не били», - думала мисс Нолл, морщась и потирая ноющую челюсть.
За всем этим с видом Александра Македонского, оглядывающего полчища бегущих и поверженных персов, наблюдала из окна второго этажа, которое выходило на задний двор не в пользу Ренис Нолл, Мелани Крус. И вид Македонского она примерила не просто так от безделья, высокомерия или еще чего-то там. Нет. Все дело в том, что рядом стоял Джон Леринг и скрипел зубами от увиденного им. Ибо он только что бурно защищал и отстаивал положительные стороны Ренис Нолл. А тут нате вам! Целый список: подозрительные ребята и Ренис, Ренис и драка, Ренис и Алекс Фринвуд!
Мелани Крус было, чем поживиться. У этого стервятника снова намечалась богатая пища. Таки вновь не в пользу Ренис. Кстати, к ней и вернемся. Итак, задний двор:
Пока Алекс разбирался с оставшимися двумя и расставлял все точки над i (а в нашем случае, закорючки над «й»), Ренис продолжала задумчиво гладить челюсть, проверяя ее целостность. Наверняка вспоминала то, как ее отделали когда-то Марло и его друзья, сравнивая болевые ощущения. А может и нет. Кто знает, что в ее ненормальной головушке происходило.
Когда задиравшие Ренис парни убежали, отхватив люлей и угроз от Фринвуда, в голове девушки словно кто-то щелкнул двумя пальцами и она пришла в себя. Это стало понятно по прояснившемуся взгляду.
- Как ты? – подошел Алекс, искренне переживая за нее (или делая вид – как считала Ренис).
- Бывало лучше. Да и хуже тоже.
- Может, тебе Нэйтона позвать? – хмыкнул Оливер, стоящий вместе с Гордоном по обе стороны от Алекса.
- Может, тебе зубы выбить? – взъелась на него Ренис.
- Сможешь ли? – улыбался недоверчиво Оливер.
- Ты сегодня потерпела поражение, - добро заметил Гордон. – Надо же, столько битв с Алексом выиграла, а тут…
- Да перестаньте вы! – вмешался Луи.
- Я ни разу ей не проиграл, - очухался поздновато Алекс и обиженно толкнул Гордона в грудь.
- А ведь все из-за тебя, - пробубнила, злобно косясь на него, Ренис.
- Почему это из-за меня?! – как назло услышал Алекс.
- Я, видите ли, твоя подстилка и личный наркоторговец, - Ренис Нолл, не моргая, смотрела себе под ноги.
- Не обращай внимания, - взяла под руку Грина.
- Мне, конечно, плевать на чье бы то ни было мнение, но то, что я сплю с этим, - девушка подняла, указывая на Алекса глаза. – Обидно, вообще-то.
Пришло время оскорбиться и Фринвуду:
- А что, ты слишком хороша для меня? –  «Или тебя только Нэйтон достоин?», - смог удержать в себе этот вопрос Алекс, понимая, что такое не при ребятах говорится. Да и вовсе не должно звучать из его уст, он же должен завоевать ее сердце, а не отталкивать каждым своим словом, действуя по схеме из плана Анри, под названием «Устранение помехи». Ну, или что у них там, уже не помню.
- Скорее наоборот, -  Ренис вроде бы извинялась, но скривила губы в презрении и повернулась к нему спиной.
- Постой! – развернул он ее к себе. – Говори, что хотела сказать.
А-а, такой ты наглый. Сам, главное, не сказал, а от нее требуешь!
- Отстань, а, - стряхнула его руку с плеча она.
- В самом деле, Алекс, пойдем уже, - Оливер намеренно потянул его на себя, отдаляя от Ренис. Но он вырвался и вплотную подошел к девушке, сверля коронным Фринвудовским (высокомерным) взглядом сверху вниз.
- Бесишь! – Ренис толкнула его двумя руками в грудь, отбрасывая назад к Оливеру. – Вечно ты доставляешь мне проблем! Надоел!
 Луи с Гордоном напряглись, предвкушая давно забытые разборки этих двух бойцовых петухов. Но они не намеренны были просто наблюдать. Оба незаметно обступили Алекса, приготовившись схватить и увести его. Фринвуд был спокоен, он вновь подошел к девушке, и подпустившие слишком близко к Ренис друзья (обманутые его спокойствием) запаниковали, как бы теперь и он Ренис наземь не отправил.
- Вот видите, мистер Леринг, в этом и вся мисс Нолл, - сказала победно миссис Крус, открывая окно и обращаясь к стоящим внизу студентам:
- Что бы немедленно поднялись ко мне. Все до единого!
И внизу стоящие обреченно опустили, поднятые к миссис Крус, головы. Все. Кроме Ренис. Девушка, безмятежно задрав голову, равнодушно смотрела на Мэвила, стоящего рядом с Мелани. Он в ответ безучастно сверлил ее глазами. И во взгляде его не было ни упрека, ни поддержки.
«Ясно», - подумала Ренис и, опустив голову, проигнорировала толчок плечом от проходящего мимо Алекса.
- Прости, - шепнула она Грине, что повела ее следом за обиженным Фринвудом. – Теперь ты по моей вине вынуждена выслушивать эту гарпию.
- Подумаешь, беда! Я восприму это как хоть какое-то разнообразие этой скучной университетской жизни.
- Извращенка.
- Не больше, чем ты, - улыбнулась розововолосая девушка и мечтательно уставилась в спину того, кто ей безумно нравился.
В фойе Луи остановил всех, собрал в круг и сказал, что следует всем договориться об одном общем рассказе, не противоречащем истории развития событий от каждого из них. Они быстро придумали то, почему они на заднем дворе собрались, и о чем говорили Ренис и Алекс. С готовым сценарием группа студентов уверенно поднялась на второй этаж и пошла к кабинету Мелани Крус. Но не знали они, что Мелани была свидетелем драки Алекса со студентами и валянием на траве Ренис Нолл.
В присутствии Джона Леринга строгая дотошная тетка опросила каждого отдельно, оставив Алекса и Ренис на десерт. Всех ребят она отпустила, разрешая вернуться к занятиям, оставила только двух десертных. Усадив их рядом, завела разговор про разборки с другими ребятами. Алекс Фринвуд прервал ее и рассказал все как было: что Ренис из-за него приняли за распространителя, и она «глубоко задетая, поддалась эмоциям и получила в ответ по лицу», а он заступился, дав заслуженный удар по голове. После этого Фринвуд коварно спросил, почему Мелани не вызвала к себе тех студентов, что отхватили от него. Женщина уклончиво ушла от ответа.
Все то время, что излагал Фринвуд, Ренис отчаянно кусала губы, не ожидавшая от Алекса двойного заступничества. Заступился там, во дворе, и здесь не давал Мелани цепляться с вопросами к ней. Закончив с первой частью, Алекс успешно пересказал и вторую, о которой договорились с ребятами. Придраться в его рассказе было не к чему. Все звучало из его уст убедительно и реалистично. Только вот Мелани Крус это не устраивало. Сказав, что ей нужно для достоверности проверить и версию тех четырех неизвестных обидчиков Ренис, Мелани позволила уйти Алексу.
А Ренис осталась. Ее Мелани отчитала при Мэвиле, который занял позицию молчаливого наблюдателя. Мужчина не вмешивался, стоя у окна, он лениво перебрасывал взгляд с одной на другую. Миссис Крус неожиданно прервалась, извинилась, предупредив, что у нее срочный звонок, вышла за дверь и за ней же притаилась.
Об этом знал Мэвил. Он подал глазами знак Ренис, что их подслушивают. Она закатила в ответ свои, мол, и без тебя знаю. Они завели разговор. На сей раз Ренис не так вспыльчиво отвечала, даже ни разу не огрызнулась. В этот раз в ней было больше «сожаления о своем непростительном поступке». И то было, разумеется, притворством. Оба (и Джон Леринг, и Ренис Нолл) будто заранее сговорились, похоже было, что и порепетировать успели. Но все обстояло иначе: Ренис интуитивно понимала знаки, которые подавал Мэвил, и отвечала так, как он и хотел. Все это было на показуху для Мелани Крус, в которую женщина поверила, но от желания встретиться с Эллисабэт Нолл не отказалась. Она хотела получить от нее финансовую помощь на нужды университета, как и от дяди Алекса.
Не получит. Мать Ренис артистично включит дурочку и будет само сплошное «непонимание намеков». Таких прозрачных, откровенно говоря. И Мелани Крус сдастся, не добившись своего. Потому и будет отыгрываться на дочери миссис Нолл, заставляя приходить и вести беседы теперь уже с Джоном Лерингом. С которым Ренис разговаривала уже как по составленному сценарию.
Время шло, нет! Оно неумолимо бежало – уже была вторая неделя пребывания Мэвила в доме Эллисабэт и Ренис Нолл. Здесь я опять предамся врожденной лени и коротко перечислю произошедшие далее события. Сделаю это в виде краткого изложения с небольшими кусочками (отрывками, ежели угодно) диалогов. Ну, в общем…
После долгих и нудных разбирательств с очень вредной миссис Крус, которая прочно насела на Ренис, Эллисабэт решила, что нужно что-то с этим делать. Ведь женщина вновь и вновь вызывала студентку к себе, из-за чего та систематически опаздывала на любимую работу. Мать Ренис (она же – загадочная русская женщина с именем Саша) пришла к выводу, что необходимо временно изолировать дочь от этой назойливой женщины да хоть как-нибудь и куда-нибудь!
Покумекав с Мэвилом, ей пришла в голову интересная мысль – отправить дочь вместе с уезжающим домой гостем. Под предлогом якобы двухнедельного лечения Ренис, и лечение будто бы состояло в посещении узкого круга специалистов, которые помогут девушке контролировать свои необузданные гнев и ярость и прочие неподконтрольные эмоции, из-за которых она постоянно попадает в неприятные ситуации (почти правда!).
Ренис отнеслась к задумке Мэвила и матери не очень-то положительно. Однако, согласие на это дала, не устраивая скандалов и истерик. На то у нее были свои причины: в том городе, в котором проживал Мэвил, должно было состояться выступление их группы в известном и большом клубе наравне с другими приглашенными новичками и уже знатоками своего дела. Потому, обсудив замысел матери и свои тайные планы с Нэйтоном, девушка подытожила свое согласие мыслями: «А почему бы и не поехать?! Отдохну от университета. Поживу с этим стариканом, а в нужное время состыкуюсь с ребятами. Сходим и отыграем свое, а там, глядишь, и мне назад возвращаться пора будет».
Нэйтон был не против. Поскольку Джон Леринг (Мэвила он знал исключительно под этим именем), которого он безмерно уважал и который внушал доверие, оказался другом семьи Ренис, что вызвало нехилое удивление у парня. Удивило и еще больше расположило к мужчине.
Кстати, что касаемо их официального знакомства вне стен университета: однажды Нэйтон, как обычно, провожая Ренис Нолл с работы домой, напросился, опять-таки, как обычно к ней на две-три чашечки чая до поздней ночи. Велико было то изумление в его глазах, когда он столкнулся в зале с Джоном Лерингом, непринужденно лежащим с газетой в руках на розовом диване в довольно расслабленной позе и очками на носу.
Ренис впервые видела, как теряется Нэйтон, увидевший профессора, с которым он еще днем так активно вел спор, отстаивая свою точку зрения по одному острому вопросу. Для девушки смотреть со стороны на растерявшегося друга было уморительно, но она держалась, стараясь быть крайне серьезной перед Мэвилом, которого не особо жаловала, помня мутный осадок, оставшийся на душе после недолгой жизни с этим человеком.
- Ах, да, Нэйтон, знакомься, - быстро сказала она, опережая чьи-либо вопросы и уныло тыкая тыльной стороной ладони в привставшего на диване мужчину. – Это большой и старый друг нашей семьи. Но ты уже знаешь его как Джона Леринга.
Нэйтон открыл рот, пытаясь что-то сказать, но Ренис продолжала тараторить:
- А это, мистер друг нашей семьи, - обращалась она к Мэвилу, обеими руками указывая на Нэйтона. – Мой друг.
Мэвил заинтересованно отложил газету, сунул в нагрудный кармашек очки и встал окончательно:
- Так это и есть тот самый милый большеглазый и голубоглазый мальчик, о котором мне твоя мама все уши прожужжала?
- Чего-чего? – улыбнулся, смущаясь и оттого теряясь еще больше, Нэйтон.
- Смущение Нэйтона мне в новинку, - выглянула из кухни красавица Эллисабэт Нолл, которая в последнее время старалась улизнуть с работы почаще, дабы некормленым гостя не оставлять.
- Моя мать фанатеет от тебя, - Ренис с каменным лицом подмигнула другу и громко зашипела. – Твои чувства взаимны.
- Не издевайтесь надо мной, - обиделся сквозь смех Нэйтон, поглядывая поочередно на обеих.
- Ты посмотрел на нее на два раза больше, - Ренис Нолл сощурилась и перевела взгляд на мать. – Так что тебе ему чай организовывать, а то я так устала, так устала.
Оставив Нэйтона с «профессором», девушка пошла к Эллисабэт, незнающей усталости. Женщина живо взялась за приготовление чая, пока Ренис сидела за столом и разминала руки и шею. Не буду я в деталях описывать вечер этой четверки за столом с их миловидными задушевными разговорами. Да, мне снова лень. А еще банальная экономия бумаги. Деревья, знаешь ли, тоже не ты сажаешь. И тем паче не я.
В университете грядущее отсутствие студентки Ренис Нолл было согласовано с неутомимой Мелани Крус, которой предоставлялась справка от самого Джона Леринга, который якобы организовывал девушке курс обследований в известнейшей психиатрической клинике. В ней же он сам и работал, так что Мэвилу не составило особого труда раздобыть необходимые бумаги и печати. На своей работе Ренис выпросила отпуск. Нэнси не хотелось ее отпускать, но что поделать, она уступила. Таким образом, все продумано было до мелочей. Можно смело сказать: все на мази!
И вот в назначенный день и назначенный час Ренис, собрав свою вездеходную сумку-рюкзак (брала по минимуму, только необходимое), вышла во двор к машине Мэвила, у которой стояли он, Эллисабэт и, естественно, Нэйтон. Куда ж без него-то?! Негоже без прощания с другом. Или кто он ей там.
Ренис дошла до провожающих. Они о чем-то оживленно разговаривали. В основном Мэвил и Нэйтон. Эллисабэт изредка подшучивала над обоими.
- То есть, вы уже давно этим увлекаетесь? – Мэвил задумчиво тер подбородок. – Да уж, хороша ваша беззаботная и музыкальная молодость.
- А ты что ли завидуешь? – влезла Эллисабэт.
- Жуть как, - равнодушно сказал и кивнул Мэвил.
- Сами-то наверняка баловались игрой на гитаре. Какой парень не захочет попробовать взять аккорд? – улыбнулся Нэйтон.
- Было дело, было, – закивал активнее мужчина. – По молодости играл на гитаре, балалайке, рояле, флейте и в карты. В карты получалось лучше.
«Пхх-хы-х, ш-шутник, да?», - Ренис покосилась на Нэйтона, неодобрительно глянула на Мэвила и бросила сумку на заднее сидение машины.
- Гитару не берешь? – отвлекся от разговора, интересуясь у нее Нэйтон.
- А зачем?
- Как?! Репетировать!
- Ой, да ну ладно тебе. Я всего-то на две недели еду. Не думаю, что за это время я что-то позабуду.
- Тогда мы привезем на выступление.
- Это да, конечно. – Ренис села в машину, чтобы скорее уже избавить себя от затянувшихся сцен, не любимых ею, прощаний.
- Что, и друга-то не обнимешь? – толкая впереди себя к машине Нэйтона, влезла мать.
- Увидимся же скоро. – Насупилась Ренис, ее погрубевший голос привел веселую миссис Нолл в собранное и серьезное состояние.
Нэйтон, кинув на подругу осуждающий взгляд наподобие типа: «Ну, зачем ты так с мамой?!», сказал:
- Созвонимся, - и отошел от машины к миссис Нолл.
Мэвил затушил свою сигарету, подошел к ним, пожал руку Нэйтону, сухо попрощался с Эллисабэт, хотя она, прощаясь, всегда заключала его в объятия. Нависать на Джона Леринга при Нэйтоне Саша не стала, побоялась, что поддавшись чувствам, озвучит-таки настоящее имя и наступит неловкий момент. Поэтому без этих сантиментов мистер Леринг сел в машину, помахал оттуда провожающим, а затем сконцентрировался на своем деле. Автомобиль выехал из ворот на дорогу.
Ренис обернулась и все-таки, улыбнувшись, замахала ручкой, активно машущим ей вслед матери и Нэйтону.
- Ну, вот и все. Укатила моя доченька, - сказала женщина, когда Нэйтон запер ворота и вернулся к ней.
- Две недели быстро пролетят.
- Надеюсь, мой милый голубоглазый друг Ренис.
- Эм…вы смущаете меня, миссис Нолл.
- Знаю, милый, знаю, - все подшучивала Эллисабэт, стараясь отгонять пугающие мысли, что она осталась в доме одна и ей предстоит возвращаться в темноте в темный дом (это ли проблема, когда можно круглосуточно не отключать освещение?).
- Миссис Нолл, - засмеялся Нэйтон, - так это вы специально?
- Ну, конечно.
Женщина, вдруг погрустнев, зашла в дом, помешкала, обернулась и позвала его:
- Идем, Нэйтон, пирога что ли с чаем пожуем в это воскресное утро…
- Ага, - был только рад парень набить пузо в компании необыкновенно красивой женщины.
- Такое же милое, как и ты, гы-гы-гы, - гоготала коварно Эллисабэт.
- Ну, миссис Нолл, хватит…. На этом моменте прервусь, ибо мне захотелось сказать несколько слов (и когда это мне несколькими словами удавалось обходиться, затрагивая данную тему?) и об Алексе Фринвуде. Только о нем, остальных трогать не буду, каждый миллиметр бумаги бесценен. Ха, о чем это я? Ведь все это лишь топливо для небольшого костра на твоем заднем дворе у отхожей ямы. Вряд ли огонь спросит: «Что насчет Гордона? И где двадцать вторая глава, мать?!».
Ну и вот: к отъезду Ренис с этим подозрительным на его взгляд мужиком, а Алекс не раз заставал того в доме девушки, когда с компанией наведывался к ней, чтобы забрать на репетицию, он отнесся с не меньшим подозрением. Или же просто не одобрил. Но кому нужно его одобрение? Правильно, никому. Да и я не об этом хочу сказать. Хотелось поведать об кое-каких изменениях, происходивших в Фринвуде относительно Ренис в ее отсутствие, но, нет, не скажу. Но без видимого интереса напишу, что Алекс начинал к ней что-то чувствовать, что-то другое помимо неизменного презрения и ненависти. Что он особенно остро начал ощущать и понимать в ее отсутствие.
- Парень, определенно, влюбился! – скажешь ты, ехидно поигрывая левой на спор и тонко ощипанной длинной бровью.
- Или же находился на данной стадии, - поправлю я (фи, а звучит-то как).
- Знал ли это Нэйтон? – спросишь озабоченно меня ты.
- Конечно, знал! – фыркну я аки скаковая лошадь в забеге. Ибо своего друга он знал даже лучше, чем сам Алекс себя. В который раз скажу: недаром Нэйтон является одним из лучших студентов университета, подающий большие надежды. Вот такие вот калачики. Здесь я так же прервусь, оставив этих двух друзей на время в дальней сторонке, и всецело предамся слежке за жизнью Ренис Нолл с Мэвилом.
Они доехали до пункта назначения часа через четыре. В недолгой (у девушки за плечами были переезды гораздо длительнее) поездке мисс Нолл в молчании по привычке смотрела в окно, цепляясь глазами за быстро сменяющиеся пейзажи. В пути ее это отвлекало, приковывая внимание, помогало не думать о предстоящем житье.
Город, на центральную дорогу которого они вскоре выехали, был очень красив. Он запал в душу Ренис своей аккуратностью и чистотой. Никаких обветренных рекламных щитов и баннеров у дороги, обшарпанных и исписанных стен зданий. Все гладко и будто свежее выкрашено. А может, это только в центре так? Как везде и принято обманчиво наводить красоту на главных участках центра, в то время как окраины города бывают похожи на катакомбы и свалки.
Может быть, может быть. А, может быть, и нет.
Машина, недолго петляя по дворам, остановилась у красиво отделанного многоквартирного старенького, но ничуть не облезлого дома.
«Хм, он сменил город и квартиру?», - размышляла Ренис, выходя из машины. – «Не то, чтобы я так уж хорошо помнила его прошлую зону обитания, но такой в моей памяти, определенно, нет. Хотя в ней столько всего есть…».
Девушка вопросительно посмотрела на Мэвила, он не торопился покидать машину.
- Второй этаж, черная дверь с номером тридцать два, - сказал он, кивнул на подъезд и достал пачку сигарет.
- Вы же знаете (она часто обращалась к нему в уважительной форме, несмотря на то, что уважение в ней редко к нему проглядывалось), что я не переношу этот запах, - скорее угрожающе предупредила, чем напомнила Ренис. Она повернулась к нему спиной и зашагала к подъезду.
- Не переживай, в квартире не курю, - быстро соврал он.
Ренис поверила и поднялась по лестницам. Дверь квартиры не была заперта. Она сначала толкнула дверь, с опозданием осознав, что Мэвил не дал ей ключи. Когда дверь с легкостью поддалась и без скрипа открылась, Ренис, изумленно пуча глаза, с опаской вошла, думая, что застала грабителей. Эта мысль сменилась другой – по старческому маразму (но он не настолько стар!) Мэвил забыл закрыть дверь и уехал. Это ее немного успокоило. Ренис осмотрелась и в полумраке попыталась нащупать выключатель, шаря рукой то по одной боковой стене, то по другой. Небольшая тень пробежала по коридору и исчезла, тут же, по-видимому, из кухни, показался мужчина, который ткнул куда-то справа от себя в стену. Зажегся свет.
- Мэв… - застыло на губах наполовину имя у него.
- Ренис, - зачем-то сказала она, поправляя, и попятилась к входной двери, но уперлась в позади стоящего хозяина, в Мэвила.
- Это Ренис Нолл, - сказал он без тени эмоций. – Дочь Саши.
- А-а, - расплылся в улыбке незнакомый мужчина. – Какая большая стала! А на лицо все тот же хмурый совенок…
- Позвольте-ка, я вас знаю? – насторожилась Ренис, возмущенно провожая глазами безразлично проскользнувшего мимо нее на кухню, Мэвила.
- Ты меня не помнишь? – обиженный в самое сердце, воскликнул мужчина. – Я – друг Мэвила, помнишь, ты тогда еще…
- Да что вы заладили со своим «помнишь, не помнишь?»! Не помню я, и тому рада.
- Не груби, - вышел к ним Мэвил со стаканом воды. – Это мой друг – Микки, он когда-то оставался приглядывать за тобой вместо меня. Рисковал своей жизнью. А ты хамишь.
- Это я еще не хамила, смягчи свой тон. Я не сторожевая собака, и ты не мой владелец.
- Кстати, Микки, спасибо, что присмотрел за квартирой, - сказал Мэвил, проигнорировав Ренис, что ее жутко взбесило. Он это прекрасно видел и знал. Продолжая не обращать на нее внимания, «профессор», увлекая друга в какой-то непонятный ей разговор, уединился с ним на кухне.
Ренис в итоге осталась стоять одна в прихожей со своей сумкой.
«Это обидно. Наклали на меня прямо как никогда прежде. И, вообще, что это за шептания двух стариковатых (зря ты так!) мужиков?! Надеюсь, это не из-за него ты еще холост. Ох, пусть я ошибусь в своих догадках, а то как-то противно даже, что мою прекрасную мать променяли на это…», - девушка непроизвольно дернула плечом под напором неприятных мурашек. Сняла обувь, прошла прямо до первой попавшейся двери. Открыв ее, увидела гостиную, небольшую. Ей в самый раз. Не спрашивая разрешения, вошла и опустила сумку на пол.

Не совсем вписывается, конечно, это как-то запоздало даже, но именно здесь и начинается
Глава двадцать вторая: «Жизнь с Мэвилом, или неожиданный поворот судьбы и философская чаша из-под костра Посейдона».
       Учту только первые два слова и предлог между ним, а остальное скрупулезно соскоблю лезвием, как и все мои несбыточные мечты и не построившиеся планы. В миллионный раз повторюсь, что мне с некоторых пор лень (а если откровенно, то катастрофически не хватает времени) столь тщательно продумывать и описывать события из жизни главной героини. И поэтому поводу  я, якобы внепланово собираюсь набросать коротенький план и оставить все на твое усмотрение. Доверить, так сказать, твоей фантазии. Ты – филолог, тебе излагать куда легче.
И, кстати, здравствуй. На календаре тридцатое число месяца августа шестнадцатого года второго тысячелетия. Таки да, лето мы с тобой бездарно профукали. Читаю между делом и сегодня гороскопы, которые я так не люблю. Звезды, между прочим, говорят, что тельцам, козлоногам, и весам сегодня крайне благоволит нечто, поэтому все остальные знаки их ненавидят. Много больше остальных знаков ненавижу тебя я, за то, что сказано было тобой мне однажды: «Пиши!». Я исписываю в день столько, что сил уж моих нет.
Ненавижу.
       Позже Мэвил Оруэл еще раз представил Ренис Нолл своего друга, которого величали Микки Ровспел. Этот друг поспешил съехать, освобождая место в гостиной для хмурого и вечно недовольного создания по имени Ренис. Но это вовсе не избавило ее от шумного присутствия Ровспела. Он по большей части находился в квартире Мэвила, нежели где-то там у себя. По секрету скажу, это было по просьбе Мэвила, он явно чего-то опасался. Но чего?
В отсутствие Мэвила Микки не появлялся, что бесконечно радовало Ренис. Этот друг не особо ее напрягал, тем не менее, она чувствовала себя с ним неловко. Микки заявлялся вместе с Мэвилом после работы и уходил восвояси глубоко за полночь. Это избавляло девушку от лишних поводов завести с ними разговор, или же позволить себя втянуть в их беседу. Она запирала дверь занимаемой комнаты изнутри и преспокойненько засыпала. Засыпала – да, но кошмары вернулись к ней. То были ее вечные падения во сне со всевозможных бесконечно длинных лестниц, перекликающиеся с отрывками из ее нерадостного прошлого.
«Наверное, это потому что я перестала физически выматывать себя работой, моему мозгу остается достаточно энергии для моих ночных мучений», - думала она. Говорить об этом со специалистом таких дел, который жил через стенку – она не хотела. А ведь он помог бы ей. Но гордость сильнее. Поэтому, чтобы отвлечь себя на разговоры, пристрастилась звонить к матери и подолгу разговаривать с ней практически ни о чем. Звонила также и Грине, и даже Анри, с которыми тонула в сплетнях и последних новостях, которые ей, в принципе-то были не интересны, но так хотелось послушать еще кого-то помимо двух взрослых мужчин гогочущих на кухне.
Конечно же, часами висела на телефоне и с Нэйтоном Ривером, который едва сдерживал себя, чтобы не звонить ежеминутно. Похоже, что он скучал, да только было бы по кому (скучать по Ренис – это же смешно!). Все свои планы и прочие нюансы на их готовящееся выступление она обсуждала с Нэйтоном, через него и шло общение с остальными ребятами. Парень был аки посредник наемников в этой тихой лунной и японской ночи…. И почему я, инженер, пишу всю эту муть, а не ты? Что за несправедливость! Чистой воды эксплуатация. Поныли и хватит, кажись, собираюсь с мыслями. Еще чуть-чуть и продолжу: они с ребятами встретились несколько раз. Нэйтон, Луи, Оливер, Алекс и Анри (староста ни за что не упускала таких моментов) приехали в их городок, чтобы дружной компанией сходить в то место, в котором им предстояло рекомендовать себя. Готовясь к этому, за день до назначенной встречи, вечером Ренис обратилась с просьбой оставить ей ключ к хозяину квартиры, подкрепляя просьбу тем, что у нее возникла необходимость покинуть жилище.
- Какая такая срочность? – без интереса спросил Мэвил.
- Планирую повидаться с друзьями.
- У тебя есть друзья здесь?
- Нет, они приедут завтра.
- Хм, - сказал мужчина и в раздумьях ушел в спальную комнату, откуда и носа не показал до самого утра.
Уже утром, перед уходом на работу он заглянул в гостиную к Ренис, которая, проснувшись и заправив диван, на ночь превращающийся в кровать, сидела в раздумьях. Он бросил ей ключ и вышел, крикнув из прихожей:
- Деньги есть?!
- Есть, - ответила Ренис, исключительно для приличия высунувшись из комнаты, и ни в коем случае не провожая его.
- Будь предельно осторожна. Ты понимаешь, о чем я.
- Моя осторожность имеет внушительный стаж. Как тут не понять, о чем ты…
Мэвил уже не слушал, он вышел за дверь. Ренис не обиделась, заперлась изнутри и начала готовиться к реализации своих планов.
Это был первый выход девушки из квартиры. Ренис, цепляясь глазами за каждый более и менее запоминающийся объект, дабы не потеряться, вышла к центральной городской площади, где они и договорились встретиться. Воссоединение было шумным и радостным, они уже ждали ее у площади, так как доехали раньше. Ренис поймала себя на мысли, что ей их не хватало, и она по ним даже сумела соскучиться, но девушка тут же утопила эту мысль в своей голове среди прочих.
День этот для нее пролетел быстро, слишком быстро. Не успели встретиться, как пришла пора прощаться. Ренис не хотелось так скоро расставаться, но внешне себя она не выдала. Сдержанно обменявшись прощальными дежурными фразами, зашагала на квартиру, где ее ждал Мэвил Оруэл.
- Ты поздно. – Мэвил встречал ее на углу коридора, что вел в кухню.
- Мужчина, будьте так любезны, не стройте из себя Эллисабэт Нолл, - съязвила девушка, стягивая обувь. Ее едкий ответ больше отдавал усталостью, нежели дерзостью.
- То есть, маму, - поправил Мэвил.
Ренис не отреагировала, прошла в гостиную и закрыла дверь.
- Отлично. – Мэвил прикрыл глаза на пару секунд, выдохнул, открыл их и пошел на кухню, продолжать прерванный исконно-холостяцкий и скудный ужин.
Щелкнул замок. Вышла, одетая в домашнее, Ренис Нолл, пришла на кухню и села за стол совсем как у себя дома.
- Что тут у нас, - ее руки по-хозяйски потянулись к предметам, стоящим на столе. – Бутылка красного вина, пачка сигарет, сушеные кальмары, французский сыр, хлеб, колбаска и горчица.
Девушка разочарованно вздохнула.
- В холодильнике полно овощей, сделай себе то, от чего вздыхать не будешь, - Мэвил взял со стола пачку сигарет, встал, задвинул стул и ушел к себе.
- Ну и вали, - шепнула ему вслед Ренис, отодвинула стул и подошла к холодильнику. Открыла дверцу. – М-м-м, всем привет, кого в расход?
Выбор пал на нескольких: яйца и помидоры покинули ячейки холодильника. Их ждала суровая участь – сковорода да нож.  Квартира моментально наполнилась приятными ароматами кисло-жаренного.
Скрипнула глубоко в квартире дверь, зашлепали в коридоре босые ноги. Ренис как раз выложила содержимое сковородки большой грудой в одну тарелку и, в предвкушении облизываясь, повернулась. Позади нее у стола стоял Мэвил.
- А можно и мне? – в просьбе не было и нотки прошения. В стиле мужчины.
«НЕТ!», - сию же секунду подумала Ренис, но взглянув на Мэвила еще раз, сказала:
- Я сейчас поделю на двоих. Все равно для меня это многовато будет.
Профессор (обойдусь и без кавычек) без приглашения уселся за стол, потирая руки. Ренис поставила перед ним свою стряпню и сама села напротив. Это был первый нормальный совместный ужин после нескольких дней проживания вместе. До этого оба старались и случайно не встречаться на кухне. С этой сцены и началось налаживание их отношений. Они стали менее надменно реагировать друг на друга. А потом и с другом Мэвила она нашла общий язык, и жить с ними стало в разы проще.
Она сблизилась с этими людьми гораздо быстрее, чем это было с Нэйтоном и его компанией. Девушка, конечно же, за собой этого не замечала. Зато заметила как быстротечно время, проводимое ею вдали от матери. Дни будто не бежали, а ехали на городском автобусе, пока Ренис просиживала в квартире, глазея во двор из окон в отсутствие Мэвила. Это было привито ей с детства, ничего не могла с собой поделать. Предпочитала телевизору, он находился в спальне Мэвила, куда ее нога не ступала и не собиралась ступать. Просматривание территории, что открывалась из окна, велось из оккупированной ею гостиной.
В какой-то момент в одном из окон дома напротив Ренис увидела силуэт, который резко опустил руку с чем-то, что секундой раньше держал у лица на уровне глаз. Она насторожилась.
«Может, мне показалось?», - она отошла вглубь комнаты, постояла-постояла и рванула на кухню, к еще одному окну. В застекленной лоджии дома напротив она выхватила глазами другого мужчину, смотревшего не абы куда, а прямо на их кухонное окно.
- Да брось, Рахима, - сказала она вслух тревожному голосу в своей голове, кричавшему об очевидном факте. – Он тоже случайно увидел тебя и просто смотрит в ответ. Земля полна извращенцев. Ты же вот, тоже на него глаза щуришь…
Но голос в голове настойчиво оперировал иными измышлениями. Ренис в панике отскочила от окна, побежала в гостиную, наглухо задернула плотные шторы. День был испорчен. Она просидела под окном, подобрав и обхватив руками колени, приговаривая:
- Не может быть. Этого не может быть.
Девушка и матери позвонила, скрывая свое взволнованное состояние, поинтересовалась делами Эллисабэт. У той все было отлично, ничего необычного.
«Возможно, я накручиваю себя», - Ренис Нолл встала с пола и присела на кровать, этим успокаивая себя. К окнам она больше ни ногой. Сама не поняла, как смогла уснуть, с такими сильными переживаниями. А когда она проснулась, было уже к восьми вечера, на кухне гудели Мэвил и Микки. Ренис сразу вышла к ним, поздоровалась и одним махом выложила все свои наблюдения, открытия и пережитые потрясения. Мужчины сосредоточено слушали, не перебивая и не задавая вопросов. С окончанием ее рассказа наступила тишина. Пугающая тишина.
- Покажи мне окна, в которых ты их видела, - поднялся с места Микки Ровспел, держась спокойно и внушая это непоколебимое спокойствие девушке.
Ренис не стала подходить к окну, а описала словами и назвала этаж. Мэвил подошел к Микки и оба долго щурили глаза из кухни, а потом еще и из гостиной. Но, как бы они не смотрели, мужчины никого не увидели.
- Я схожу, выясню, - сказал бодро Ровспел, на бегу накинул куртку и, хлопнув входной дверью, пропал на час.
Мэвил отнесся к этому немного проще, предпочитая за основную версию вариант с извращенцами. Но по возвращению Ровспела, он же первым с порога вцепился в друга:
- Выкладывай.
- Пустяк. К ним я не достучался. Но от соседей информация вполне исчерпывающая, - Микки оттолкнул его, прошел на кухню и занял один из стульев, Ренис и Мэвил тут как тут. – Студенты. Часто закатывают вечеринки. По пьяни не раз приставали к девушкам. Не то, чтобы я их не осуждал, но это явно не то, чего боишься ты, Ренис.
Микки широко улыбнулся, убеждая ее в своей правоте.
- Хорошо, если все так, - девушка сникла, смутившись своих необоснованных подозрений. Словно мышь, скользнула по стенке коридора, свернула в гостиную и закрыла дверь.
Проводив ее взглядом и выждав, помалкивая с минуту, Мэвил подсел к другу и шепнул:
- А теперь правду.
- Мне никто не открыл. Я стучался к ним долго. По словам соседей, квартира все время  сдается. Кто там живет, и живут ли вообще, толком никто не знает. И у подъезда проторчал – ни один из описанных ею не мелькнул, однако свет горит во всех комнатах.
- И что же думаешь об этом?
- Следует быть настороже. Не позволяй ей ходить куда-либо одной. Все это неспроста.
- Значит, думаешь, что слежка?
- Всего лишь предположил, - Микки Ровспел повернул голову к окну. – Доказательств пока нет. Поглядывай нет-нет в окна.
- В том нет надобности. Они наверняка уже в курсе, что ими интересовались. Зуб даю, под покровом ночи парни сменят свою точку. Так что, сколько бы я не ломал глаза – все напрасная трата сил и времени.
- Как некстати, но меня уже пятый день пытает вопросами: «Почему Мэвил не звонит, почему не зовет?» сам знаешь, кто.
- Валенсия? – равнодушия в Мэвиле хоть отбавляй. Ведрами бери и разливай.
- Смотри, как бы без спросу не вломилась к тебе.
- Не хотелось бы, если честно. Как-то не до нее мне в эту пору, - Мэвил глазами указал на стену, за которой в гостиной пряталась Ренис.
- Завтра же чтоб сам нашел и поговорил, ну а я пошел, - Микки, прихватив бутыль вина со стола, вышел в коридор, оттуда в прихожую. Дверь оповестила через минуту о его окончательном уходе. Мэвил же так и простоял на кухне до утра, выкуривая, в открытое настежь окно, сигарету за сигаретой. Задымил здесь же, прямо на кухне. Чего не делал только из-за Ренис, которая не переносила этот запах, и которая сейчас, нервно сцепив пальцы и заламывая их, ходила из одного угла в другой угол, в полной темноте, не зажигая света и так и не одернув шторы.
 Он размышлял над сказанным Микки Ровспелом. Друг его был абсолютно прав. То была самая настоящая слежка. Недоброжелатели вышли на их след.
- Но почему на меня? Они, если это действительно они, вероятнее всего должны были обнаружить Эллисабэт, а не... – пробормотал себе под нос он. – Выходит, что они уже нашли ее, а через нее выследили меня с Ренис?
Молчание и тягостное раздумывание.
- Не вяжется. Ведь это просто невозможно. Без моей наводки им их не найти, а я за собой подобного не помню, - громче прошептал мужчина, затушил сигарету, закрыл окно и прошел в ванную, принимать душ и собираться на работу на ночное дежурство. Его мысли не остановились и под ледяным душем. – «Нет. Эллисабэт не дурочка. Если бы ее нашли, она любыми путями и способами дала бы мне знак. А это значит…», - пальцы нервно задрожали, мыло выскользнуло из рук.
Эх, вы, нервы – надо беречь! Или постоянно лечить. Только в такие напряженные моменты, людям, подобным Ренис и Мэвилу не до всяких там предупреждающих предложений. Доселе Ренис не доводилось лично замечать своих следопытов. Она с малых лет знала, что за ней неотступно следуют, но воочию их видеть не приходилось. Никогда не было такого, сколько бы ни ломала глаз из темноты пустых квартир во дворы и на дома. Видела их только в том бараке, но тогда она сама пришла к ним за своим отцом, а не они по ее пятам накрыли деревянным куполом. Потому этим днем она так и перепугалась.
Наутро Ренис проснулась на полу. Свернувшись калачиком, она пролежала, упираясь в стену под окном. Вчерашние переживания вроде бы засели глубоко внутри нее и больше не тревожили. Им сегодня она просто усмехнулась, подумав:
«Какая я мнительная. Из-за такой мелочи впала в панику, дурочка!», - она сначала села, разминая шею, а потом поползла на четвереньках к кровати, взобралась на нее и снова предалась сну. Она не спала всю ночь и заснула под окном к утру, поэтому в этом нет ничего удивительного.
Разбудил ее стук Мэвила, который вернулся часа два назад и уже снова собирался на работу. Сонная Ренис кое-как подняла себя с разобранного дивана и открыла дверь комнаты.
- Я ухожу, запри за мной, - сказал он сухо, собираясь уходить, и опять обернулся к ней. – И еще: без меня никуда не выходи. Это просьба.
- Эм. Хорошо, - мозги Ренис туго соображали. Не акцентируя и капельки внимания на его словах, она механически поплелась за ним, подпирая стену, постояла, дожидаясь пока он обуется и выйдет. Повернула в замке ключ два раза, дошла до своего лежбища и завалилась спать.
Проспала она до обеда, а проснувшись, взялась за уборку, которой квартира Мэвила не знала порядочно, судя по многолетним слоям пыли в тех местах, в которые он редко наведывался. Временная квартирантка привела в порядок кухню, ванную, прихожую, коридоры и свою гостиную. В его, своего рода, апартаменты вторгаться не стала, хотя дверь его спальни была нараспашку, дескать, ему скрывать нечего даже от нее. Не рискнула она переступать порог чужой комнаты.
«Найду еще на прикроватной тумбочке фото моей матери двадцатилетней давности в рамочке с сердечками, а мне потом три дня блевать и жить с этим оставшуюся жизнь», - подумывала про себя она. К окнам все также старалась не подходить. В гостиной окно оставалось зашторенным вплоть до ее отъезда. Не зная, чем еще себя занять, пошла на кухню. Со скуки сготовила рагу и даже поела его. Даже два раза. Потом, наконец, наступил вечер, и вернулся с работы Мэвил, почему-то раньше обычного.
- Давно у меня не было так чисто, - с порога ощутил разницу мужчина.
- Чего так рано-то? – сощурилась Ренис.
- Работал в обеденное время, мне компенсировали.
- А, это хорошо.
- Почему это?
- Хотела в ванную сходить. А это надолго. Тебе пришлось бы стоять в подъезде и ждать, пока я открою.
- Повезло, - по обыкновению не искрил эмоциями мужчина.
- Угу.
- Ты завязывай столь щепетильно возиться с зубами. Тратила бы затраченное на них время на саморазвитие.
Ренис ничего не ответила и скрылась с полотенцем на плече и зубной щеткой в руках за дверью. А покончив со всеми банными церемониями, вышла в прихожую и вздрогнула. Распахнулась входная дверь и вихрем влетел через порог и мимо нее запыхавшийся и озабоченный Микки Ровспел.
«Бегал что ли? Не слишком ли рискованно в твои-то годы?», - подумала Ренис, недоуменно разглядывая вошедшего мужчину, который выглядел моложе и свежее хозяина квартиры. Ровспела ничуть не старила растительность на лице, потому что ее у него не было. Да и седина у него не проглядывалась, вполне себе идеального и здорового цвета шевелюра. Если бы он ее еще не собирал по-старчески в куцый, но кудрявый хвостик пучочком на затылке, то, вообще, молодчик-огурчик!
- Мэвил?! Где ты?! – забегал Микки по углам, разок едва не сшиб с ног Ренис Нолл, которая продолжала стоять в прихожей у ванной с замотанной в полотенце головой. Девушка с улыбкой наблюдала за мечущимся Ровспелом, про себя подбирая варианты его нестандартного поведения.
- Что за непредвиденные истерики? – невозмутимый хозяин показался из своей комнаты.
- Сюда идут Валенсия с Мэри, я насилу от них убежал…
- Зачем?
- Затем, чтобы тебя, идиота, предупредить! – вскричал Мэвил и перевел взгляд на Ренис.
Мэвил перехватил взгляд друга, задумчиво посмотрел на свою непостоянную жилицу, и внезапно его лицо вытянулось в непривычную для Ренис гримасу, он исказил физиономию так, будто вспомнил нечто жизненно-важное.
 На площадке за дверью послышались голоса.
- Это те самые Валенсия и Мэри, да? – лицо Ренис шире расплылось в улыбке, предвкушая бурную сцену разбирательств, но Микки Ровспел, вопреки ее ожиданиям, схватил ее за руку и потащил в гостиную.
В дверь нетерпеливо постучались.
- Нет! Не сюда, - выхватил Мэвил ее руку, вывел из гостиной в коридор и направился к ванной, но, вдруг одумавшись, развернулся и побежал в свою спальню. Практически бросив ее в свое убежище, прошипел. – Услышишь, что идут к тебе – лезь под кровать! – и захлопнул дверь перед носом.
     Эм. Я, конечно, немного инженер, но никак не архитектор. От основ черчения тоже во мне мало что сохранилось, но я все же рискну набросать некий, пусть и словесный, план квартиры Мэвила Оруэла, чтобы было мало-мальски понятно, как все обстоит. Даже мне стало интересно поглядеть на планировку квартиры. Была у меня зарисовка на этот случай, но с ней не сложилось, поэтому все словами. В общем, максимально коротко: при входе открывался длинный и просторный коридор, обрывавшийся дверью, ведущей в покои Мэвила. В этом же коридоре мелькала дверь в гостинную, а за несколько метров до нее прорезался узкий коридорчик, уводивший мимо ванной на кухню. На том и закончу - не моя стезя, не умею. Не суди строго, да не судим строго будешь.
     Ренис посмотрела на кровать, под которую предстояло прятаться. Пошире, чем ее убогое ложе в гостиной размером с походную раскладушку. Под нее человек эдак пять поместится и место для подноса с кофе останется, чтобы скучно не было. Девушка прислушалась и отошла от двери.
«Чего это они так засуетились?», - Ренис, внимательно вслушиваясь в голоса в коридоре, принялась за осмотр комнаты.
Тем временем в квартиру ворвались две женщины возраста сорока-сорока пяти лет, точно не сказать, под таким слоем кричащего макияжа трудно разобрать истинно прожитые ими годы.
- Почему так долго не открывал?! – в крике спрашивала одна, допустим, Валенсия – высокая и широкоплечая брюнетка с локонами, накрученными в тугие бараньи кудряшки, собранные в хвост на макушке.
- Почему ты убежал?! – вопила, напирая на Микки, другая, следовательно, Мэри. Она была помельче и потоньше. Густые русые волосы тяжелыми волнами спадали на плечи. А ярко-ярко накрашенные больше пухлые губы отвлекали внимание от ее лица и от всего на свете.
Мужчины хором и тихо бормотали что-то невнятное.
- Ты же явно хотел о нас доложить… – кипела, захлебываясь, Мэри.
- А это значит, что здесь кто-то есть! – закончила за нее Валенсия.
- Брось, Вэл, кроме тебя мне никто не нужен, - как-то вяло и неубедительно сказал Мэвил, стоя спиной к своей комнате и не давая, заглядывающим во все двери, женщинам пройти дальше.
- Ты же врешь! – взвизгнула та.
- Он точно кого-то скрывает! – поддерживала подругу Мэри.
- Кто она!? Она там?! – Валенсия глазами указала на двери спальни.
- Нет там никого, - отрезал резко Мэвил.
- Кроме старой и съехавшей с катушек двоюродной тетки его матери, - вставил Микки Ровспел, заслоняя теперь еще и собой проход к спальне.
В то время как эти оба плечом к плечу стояли в коридоре против двух разъяренных женщин, Ренис судорожно натягивала на себя облезлый банный халат Мэвила, который валялся в этом славном беспорядке холостяка у кровати. Схватила с комода черные очки и нацепила на себя, повязала на шею по самый рот в три оборота легкий полосатый шарф, который отыскала пока, ненавидя себя за это, рылась в ящике комода. Попавшееся на глаза еще одно полотенце нашло свое место у нее под халатом в зоне груди. Поморщилась от запахов, шедших с напяленных на нее вещей. Смесь невыветренных духов и, как сказала бы она, стариковского запашка. Глаза ее устремились к зажигалке и сигаретам, что лежали на прикроватной тумбе.
    И вот, когда обстановка в коридоре накалилась, и женщины были близки к своей цели, дверь спальной комнаты неожиданно распахнулась и вышло на порог нечто сгорбленное с огромным тюрбаном из полотенца на голове, в неуместных больших черных очках и дымящей сигаретой в двух пальцах. Дым окутывал все ее лицо…
Воцарилась тишина недопонимания, в которой гулко и надрывно закашляло это серое непонятное существо – оно же – Ренис, что давилась от запаха сигаретного дыма. В горле когтями рвало, хрипело и шипело до тошноты.
- Почему бы вам, старые кошелки, не убраться с моей территории! – сказала она на русском, хрипя голосом от раздиравшего глотку кашля. – Пришли и навоняли тут своими полуфранцузскими духами! Мало мне было этого стариковского запаха! –  она указала сигаретой, так красиво зажатой в двух тонких пальцах, по очереди и быстро на Мэвила и Микки и засыпала их матерными словечками. Далее еще немного ругнувшись и для чего-то вскинув в запрещенном жесте руку, а затем, ухватившись за поясницу, она медленно прошаркала назад в комнату и захлопнула с силой дверь.
Микки да Мэвил изо всех сил просили не оборачиваться к ним. Если бы женщины сделали это, то увидели бы перекошенные, в попытке сдержать смех, лица.
- Что это еще за… - ошалело заговорила первой Валенсия.
- Я же говорил, - взял себя в руки Микки. – Она совсем поехавшая. Вот уже восьмой десяток доживает и придумывает новые языки, а Мэвил все пытается помочь ей осознать себя…
- Но Мэвил мне никогда не рассказывал ни о какой тетке, - не унималась с подозрением Вэл.
- Дело в том, что, - печально начал Мэвил. – Я стыжусь ее. Прячу ото всех. Не хочу, чтобы видели.
Из-за двери послышался надрывный кашель «тетки». «Тетка» натурально задыхалась, сползая по двери на пол, но всем было наплевать.
- Поэтому ты пропал и не отвечал на мои звонки? – сменила тон на заботливый Валенсия.
- В какой-то степени и да… - совсем заврался профессор.
- И что, всю жизнь собрался с ней возиться? – влезла недовольная Мэри. Забота о немощных близких – это хорошо, но не в ущерб же отношениям!
Мэвил задумался, но не о выдуманной тетке, а о Ренис.
- Упрячет в хорошую лечебницу, как только подвернется случай, - ответил вместо него Микки, и тому вдруг резко стало не по себе. – Например, в ту, в которой работает.
- Ты уж прости меня, - сказала Вэл. – Я сразу подумала, что ты нашел мне замену.
- Ты незаменима, - безразлично протянул Мэвил и передернул плечами, отгоняя неприятные и далекие воспоминания, которые нахлынули после слов друга.
«Что?! Они поверили в этот фарс?! Совсем дурочки? Или молодящиеся полуслепые курицы?», - Ренис сидела у двери, зажав рот рукой и глуша кашель, от которого содрогалась всем телом. Другая рука остервенело тушила об пол сигарету, которая давно потухла.
Поворковав немного и договорившись провести выходные вместе, женщины удалились. И только дверь за ними закрылась, Ренис выскочила из комнаты Мэвила, стараясь пробраться незамеченной мимо этих стариканов к себе, но, увы. Оба «старикана» стояли напротив гостиной и улыбались.
- Ну, ты и умора, - Ровспел подошел к застывшей в коридоре девушке. – Целый спектакль закатила.
- Это лучше, чем ждать момента, когда они завалятся ко мне и за волосы оттаскают по всей квартире. Я, конечно, люблю склоки и драки и к подобному давно привыкла, но рубиться на ножах с взрослыми тетками – для меня перебор. – Ренис Нолл уверенно прошла в гостиную и остановилась у порога. – И, кстати, да, сами вы поехавшая тетка, доживающая восьмой десяток.
- Что скажешь Мэвил? – не слышал ее Микки, пребывая в восторге.
- Больше не трогай мои сигареты.
- Да больно нужны были! – пачка из кармана халата полетела в него, а следом его халат с полотенцем и очками, завернутыми в шарф.
Мэвил все это поймал и хотел сделать строгое замечание, да только дверь гостиной закрылась, и щелкнул замок.
- Зачем ты так? - осудил его Микки.
Мэвил не ответил, занес вещи в свою комнату и пошел на кухню.
- Она говорила по-русски, да? – шел следом любопытный и впечатленный этим друг.
Мэвил кивнул, усаживаясь за стол. Его голова была занята другим. Тем, над чем он задумался еще во время разговора с Валенсией. И он заговорил об этом с Микки Ровспелом. Говорили они долго. Нечто важное терзало их умы, нужно было решить, как быть дальше с людьми, вышедшими на их след, но почему-то выжидающими. Это было не похоже на тех, кто шел по следу матери и дочери, что и заставляло крепко задумываться Мэвила.
Не буду конкретно вникать в их проблемы сейчас. Уж слишком размашисто и не по теме я пишу, потому постараюсь дальнейшее передать вкратце. Да кого я обманываю! Я не умею вкратце. И все-таки опять попробую. Постепенно общение с Мэвилом вышло на новый уровень, то есть, его стало немного больше, но по сути особых изменений не произошло. Оставаясь с ним без Микки, Ренис уже говорила на русском, хотелось ей говорить на своем. Мать предупредила Мэвила, что такое возможно, и он пошел на уступку и отвечал ей на своем вполне сносном русском. Желанию девушки помнить русский язык он не противился и старался произносить слова медленнее, чтобы допускать меньше ошибок. Это благотворно влияло на развитие в Ренис дружелюбия по отношению к нему. А за день до роковых (но об этом еще, да и потом тоже, не догадается никто) выходных, Мэвил предупредил, что к нему придет Валенсия. Он настоятельно просил запереться и не выходить из комнаты, на время пребывания в квартире этой женщины.
- Окей, - сказала Ренис. – Начну перетаскивать к себе еду прямо сейчас.
И, правда, пошла на кухню к холодильнику.
В намеченный день Валенсия пришла к Мэвилу и, проходя мимо закрытой двери гостиной, ненароком бросила презрительный взгляд и спросила:
- Тетка все еще у тебя?
- Да. Я запер ее за этой прочной дверью.
Женщина натянуто улыбнулась, громко и с азартом начала рассказывать что-то, в перерывах между каждыми двумя-тремя словами неуместно хохоча, что весьма раздражало, заткнувшую уши наушниками, мисс Нолл. Все звуки из комнаты Мэвила отчетливо доносились до нее, несмотря на повышенную до критической нормы громкость в ее наушниках.
- Так не пойдет, - Ренис, накинув курточку, щелкнула замком, медленно открыла дверь, выскользнула и юркнула на кухню. Покачивая головой и подергивая плечами в такт музыке, заварила себе кофе. Продолжая пританцовывать с большой кружкой сладкого кофе в руках, вышла в коридор и боковым зрением случайно (она ведь старалась не смотреть) узрела бесчинствующих (это ей так показалось) на кровати немолодых людей.
Выпитые три глотка кофе полезли вверх по пищеводу.
- *****, хоть дверь закрыли бы! – нашла в понятом неправильно действии долгожданную причину свалить из квартиры Ренис. Не издавая много шума, при этом пытаясь не пролить кофе, она открыла входную дверь и мягко прикрыла за собой. Напевая под нос слова из игравшей в ушах песни, спустилась по лестницам во двор и остановилась у подъезда.
Посмотрела прямо перед собой, оглядывая двор, и замерла на полушаге.
Напротив, возле улочки, ведущей в соседние дворы и на главную улицу с двух сторон, стояли два парня и, безмятежно задрав головы, они смотрели на их окно. На окно кухни, где она только что была. Забегая вперед, скажу, что это были Рик и Брэдли, с которыми она в недалеком будущем познакомится и отлично сработается. Не ровен час, и станет Ренис им верным товарищем!
«Нет, нет, мне кажется. Просто кажется… мало ли кто может заметить человека в окне второго этажа многоквартирного дома и заинтересованно за ним наблюдать, даже когда этого человека уже там нет…люди ведь любопытные существа, им лишь бы чего пикантного посмотреть», - успокаивала себя она, не замечая, как расплескивается кофе в дрожащей руке.
- Разве ты пикантная? – как назло возник издевательский и едкий голос в ее голове.
- Заткнись, - сказала тихо Ренис вслух и мысленно продолжила. – «Я же только-только забыла о том, что за мной следят. Всего-то пара дней прошла – а я уже спокойна как удав. И тут опять!».
Девушка нервно дернула шеей и поднесла дрожащую руку с кружкой кофе и сделала глоток.
«Проклятье! Спокойнее не становится!».
Еще глоток.
«Вообще не становится!!».
Парни в этот миг опустили головы и увидели ее у подъезда. Расстояние было немалым, но и не так, чтобы за километр. Друг друга они видели четко, единственное что – конкретнее не просматривались черты лиц. Им это не важно, как выглядит Ренис, они, естественно, знали. А вот для нее было бы неплохо их поближе рассмотреть, чтобы знать, что сказать Мэвилу. Вдруг он поймет, с кем они имеют дело?
Ренис, отталкиваясь от этих мыслей, сделала несколько шагов вперед в их направлении. Парни напоказ повернули головы на соседние окна первого этажа, а затем еще выше, будто им заняться больше нечем.
«Спокойнее становится, но что, если это их уловка?», - она остановилась и отвела от них взгляд. – «А, пошло оно все!», - твердой походкой свернула к беседке в центре двора, в которой сидели парнишки и бренчали на сильно потертой и поцарапанной в труднодоступных местах гитаре.
- Можно вас послушать? – вежливо спросила она, усаживаясь так, чтобы был открыт обзор на тех двух подсматривателей в чужие окна.
Подростки, улыбаясь, закивали, а подозрительные типы о чем-то переговаривались, что Ренис очень хорошо видела. Со злобным прищуром она сидела, прижимая к губам край давно опустевшей кружки.
- … …умеете играть? – донеслась до ее сознания часть вопроса и, она, вздрогнув, ответила.
- Да.
- Сыграете? – почти мальчишеским голосом прозвучал не то вызов, не то просьба.
- Еще и спою, - с важным видом добавила девушка, простирая руки к гитаре и косясь на подозрительных следопытов, которые не сдвигались с места.
Ренис спела ту самую песню, которой ее учил Луи, когда она впервые оказалась с ним и остальными на одной сцене. На первых аккордах она еще следила за своими объектами и даже отметила, что они переглянулись и пошли в ее сторону. И подходили они ближе и ближе. Но Ренис, начав петь, слишком увлеклась и перестала наблюдать, стараясь петь так, как пел Луи. С завершением песни она вспомнила о преследователях и резко перевела взгляд с парнишек на то место, где были те двое.
Были…
И уже не было.
Девушка в панике завертела головой, обводя взглядом двор, но те подозрительные типы словно сквозь землю провалились! Ренис укоряла себя в совершенной ошибке, долго себя изводить не дали мальчишки. Они отвлекли ее просьбой еще раз показать аккорды к песне. Им удалось разговорить Ренис так, что она потеряла счет времени и просидела с ними столько, а сколько – и думать не хотелось!
А потом ее окликнул Мэвил. Он стоял у подъезда.
«Вышел провожать свою пассию, небось?», - Ренис, без явного на то желания, встала, попрощалась с милыми и общительными мальчишками, взяла кружку и пошла к нему.
- Чего тут разоралась? – был недоволен он.
- Чтобы вас там не слышать, - ответила она, после чего на одном дыхании выложила про тех парней.
Мэвил долго смотрел на нее в упор, переваривая услышанное, а затем сказал:
- Больше без меня и носа за дверь не показывай. Я же тебя просил уже.
- Оттого, что я запрусь в квартире, они меньше в окна пялиться не станут.
- Они могли тебя забрать!
- Но ведь не забрали же!
- Ни шагу без меня!
- Вообще-то, у меня завтра выступление, что, прикажешь тебя с собой на сцену брать?!
Мужчина помолчал немного и, буркнув:
- Я подумаю над этим, - повернулся к ней спиной и вошел в подъезд.
Ренис скорчила рожицу, передразнивая и повторяя сказанное за ним, и пошла следом.
И таки да! Он следующим вечером пошел с ней. До самого клуба, у которого ее уже ждали все те, по которым она научилась (!) скучать. А им по ней скучать и учиться не надо было. У них это получалось намного лучше.
- Ого! Фургончик приобрели?! – удивленно рассматривала она, купленный Фринвудом средних размеров трейлер, который хоть и был не новым, но выглядел вполне себе только сошедшим с конвейера завода-производителя.
- Да, купил недавно, - вышел вперед Алекс, с заметной теплотой во взгляде поглядывая на Ренис, что ее аж не то, что в дрожь, а в ознобе заколотило.
- Надо же на чем-то инструменты и нас возить, - добавил с улыбкой Нэйтон, кладя по-свойски (по-пацански) руку на плечо Ренис.
- Видела бы ты, какой я наряд откопала! – звенела своим голоском Анри, вклиниваясь меж ней и Нэйтоном и этим нарочно разделяя их.
На что Ренис снисходительно, без тени обиды, улыбнулась. Ребята, окружив ее, стояли и верещали наперебой каждый о своем, а Мэвил Оруэл, стоя поодаль в темноте, безучастно наблюдал. Ренис сначала несколько раз обернулась на него, а после, все-таки вырвавшись, подошла к нему:
- Будешь здесь ждать?
- Да.
- Может, в клубе посидишь? Я могу провести тебя.
- Не думаю, что мне придется по душе ваша громкая музыка, - отказался профессор.
- О! – присоединился, увидев и узнав Мэвила, Нэйтон. – Мистер Леринг, и вы тут?
Начались их обмены любезностями, что приняты в культурном светском обществе, от которых лицо Ренис становилось все угрюмее и угрюмее – один в один кирпич. Кирпич из красной глины, обожженной на известном кирпичном заводе.
- Пойдемте уже! – крикнул им Алекс, и все, схватив свои черные футляры и сумки, заспешили к входу.
- Кажется, это надолго, - сказал себе шепотом Мэвил, достал пачку сигарет и присел на бордюр.
Представь себе выступление, которое мне обломно во всех красках описывать. Пусть будет что-то среднее между…эм, в общем, мало что ли тебе клубных рок-фестивалей виделось?! Несложно, одним словом.
- Все, что задумали – удалось на славу! – довольный Оливер сидел на корточках и упаковывал гитару Гордона.
- Да, я и не ожидал, что мы такие классные! – хохотнул Гордон, выкатывая собранную установку ударника.
- А видели зал? Как они нас приветствовали! – Луи устало, но удовлетворенно обмахивался модной кожаной кепкой.
Где-то позади восторженно говорила со своим Нэйтоном Анри Фринвуд. Алекс в молчании посматривал на Ренис, в голове которой было только одно: «Кто же были те двое, и куда они делись?!».
- Так не пойдет.
- В чем дело, Оливер? – ухватился за эту спасительную соломинку Нэйтон, чтобы улизнуть от настырной прилипалы Анри.
- Я так соскучился по ссорам Ренис и Алекса и всю неделю ждал этого дня, только из-за них, а тут нате вам! Унылое молчание.
Алекс Фринвуд удивленно вскинул брови. Ренис Нолл не удивленно молчала, обратив на Оливера свой задумчивый взор.
- Внесите же разнообразия, разок оскорбите друг друга! – не унимался Оливер.
- Кажись, Алекс форму растерял, - хмыкнул, подначивая, Гордон.
- Да и Ренис вон, вся на спокойствии, - присоединилась к подстрекателям Анри.
- Перестаньте, - неуверенно попросил Луи, не веря в то, что они перестанут, а не от своей врожденной неуверенности. Ее в нем никогда не было.
- Она же у нас на лечении, - сказал, наконец, ехидно Алекс. – Труды Леринга не должны пойти насмарку.
- Заткнись, - оборвала Ренис, и они замерли в ожидании продолжения. Но его не последовало.
- А то, что? – голос Фринвуда стал раздраженнее. – Скажешь своему психиатру дозы увеличить?
- Это не смешно, Алекс, - Луи осуждающе посмотрел на друга, говоря этим, что тот выбрал не ту тему для искрометных шуток.
А Ренис, набросив куртку, сказала:
- Рада была вас увидеть, - и пошла на выход.
Нэйтон побежал следом. За ним Анри и все остальные.
- Вот тебе это надо было?! – строго шепнул Луи Оливеру.
- Опостылела мягкость Алекса, - шепотом ответил тот. – Думал вернуть нашего задиру Фринвуда.
- Куда все ринулись?! Кто все это в машину затащит?! – крикнул возмущенно Алекс и пнул чью-то гитару, кажется, Ренис.
Парни вернулись. Все, кроме Нэйтона, он уже был на улице вместе с Ренис. И пока они перешептывались, ребята, бросая на них косые взгляды, грузили свою аппаратуру в фургон.
- Даже и не помог! – подошел к ним Алекс.
- Ну, ты и филонщик, Нэйтон, - присоединился Гордон.
- Бросил все на нас, - Оливер протиснулся между Алексом и Нэйтоном.
- Зато я буду разгружать один, - улыбнулся Нэйтон.
- Все только «за!» – сказал Луи, который тоже встал рядом.
Анри Фринвуд все пыталась вклиниться между Нэйтоном и Ренис. Завязалась беседа, без Ренис. Она покинула их, освобождая желанное место для приставучей старосты. Ренис же прошла мимо фургона и подошла к Мэвилу, все еще сидевшему на бордюре и откровенно скучающему.
- Все? – безэмоционально спросил он.
- Да.
- Я-то думал, два часа не порог.
- Это мы еще быстро управились.
- Конечно, конечно, - Мэвил привстал и выпрямился…
«Разминая старые кости», - закончила за меня Ренис. Она стояла спиной к ребятам и не могла видеть, как, не, не, не так, КА-А-А-АК на нее и Мэвила смотрит Алекс. О люди, о нравы! О я, о моя маленькая зарплата!
- Пойдем, тогда, - сказал Мэвил. Ему порядком надоело торчать на улице.
- Подожди, они уедут, - ответила Ренис и повернулась к ребятам, которые дружно над чем-то смеялись. – «Уж не надо мной ли?», - подумала бы она обиженно когда-то раньше, но не сейчас. Сейчас ей было приятно видеть, что они все вместе могут так беззаботно хохотать, даже если и над ней.
Ах, если бы в жизни все было так легко и просто!
- Ренис, иди к нам! – позвала Анри Фринвуд так, будто несколькими минутами ранее не она вытеснила ее из их круга.
Девушка, глянув на Мэвила, замешкалась.
- Да сдался тебе этот старик! – брошено было якобы в шутливой форме, но интонация в голосе говорила о другом. – Или тебе с ним интереснее?!
«Я, конечно, смело зову Мэвила так… но из уст Алекса это звучит, как минимум, не приятно», - Ренис развернулась и, полная решимости врезать по морде Фринвуду, сделала шаг вперед и застопорилась. – «Только я вправе его так называть!», - пробежало в голове прежде, чем она поняла, что ее крепко держит за руку и не дает уйти, Мэвил.
На Алекса тем временем шикнула Анри, а Нэйтон, толкнув в плечо, прошептал:
- Прекрати. Тебе не к лицу, - он больше переживал за профессора, которому выпала доля выслушивать выпады Алекса.
Да и он не собирался прекращать:
- Ты же у нас необычная! Умеешь найти прекрасное в пустоте и свежее в старике!
Теперь уже настал черед Ренис хвататься руками и зубами за Мэвила, который шел к Алексу Фринвуду. Другие ребята притихли, не зная, чего им стоит ожидать, как и что им сейчас делать, и как, вообще, вести себя, если разгорится конфликт между двумя неравными.
- Хочешь что-то путное сказать, то, что так сильно выводит из себя – скажи это мне в лицо, - холодное равнодушие Мэвила просто поражало всех собравшихся у клуба. – К чему эти поддразнивания и без того нервной девушки?
- Личного психолога из себя строишь?
- Не хуже, чем ты из себя ревнивого парня.
Ух, попал в самое больное место, каков профессор! От его слов на мгновение воцарилась тишина, а потом раздался смех. То смеялся натужно Нэйтон Ривер, разряжая обстановку, что неумолимо накаливалась до самого предела. Затем подхватили Оливер и Гордон, которые поняли Нэйтона правильно. Луи и Анри испуганно переглянулись и посмотрели на Алекса.
«Плохо, очень плохо!», - думала Ренис, стоя рядом с Мэвилом и глядя, как уверенно сделал несколько шагов навстречу, выходя из толпы, Фринвуд. Он встал лицом к лицу со «стариканом».
Парень и мужчина. Друг напротив друга. Оба одного роста, и оба молчали. Мэвил – потому что ответ должен был дать Алекс. Алекс же помалкивал, потому что не было подходящего дерзкого ответа. Мгновенно опровергать «ревнивого» было слишком по-мальчишески, а говорить что-либо другое – ничего не шло на ум.
- Пошли уже, - сказала Ренис Нолл, подталкивая «старикана», но тот и не думал уходить. Он хорошо знал, что сейчас выкинет Алекс.
Парень, дернув плечом, выбросил правую руку вперед, Мэвил, оттолкнув от себя Ренис, уклонился и хорошенько проехался кулаком по скуле Алекса. Фринвуд упал, но сразу же вскочил, бросился на Мэвила, обхватил его по пояс руками и повалил на асфальт.
Нэйтон рванул к Алексу первым, за ним сообразили, что нужно их разнять Луи и Гордон. Оливер остался в стороне, вцепившись в Анри, которая стремилась не столько на защиту брата, сколько на помощь к Нэйтону.
У Мэвила же был только один человек в поддержке – Ренис. Худо-бедно, но хоть кто-то. Это уже стимулирует. Плохо, когда ты совсем один. Девушка тянула вошедшего в раж (видать, давненько кулаки не мял, точнее, никогда) Мэвила, а Нэйтон, Луи и Гордон – Алекса. Фринвуда парням с трудом удалось оттащить и пригвоздить собой к бордюру. Мэвилу, воспользовавшись этим, путь преградила Ренис:
- Хватит! – она глубоко дышала, устав от приложенных усилий. – Что за ребячество!
Повернувшись к Алексу, которого все еще держали ребята, гневно бросила:
- Ты – идиот!
Вскинув руку, поймала проезжающее такси и насилу запихнула в него Мэвила. С ним она и уехала. А ведь хотела нормально попрощаться с друзьями, по-человечески. Алекс все кричал обидные слова вслед, на что Ренис никак не отреагировала. Таким образом, настроение от отличного выступления было основательно подпорчено этим неприятным инцидентом.
Позже Фринвуд пожалел о своем поступке, понимая, что повел себя по-скотски. Да только что это изменит? Ни-че-го.
Ренис по возвращении в квартиру обработала ссадины на лице Мэвила, сурово отчитала его и с обидой заперлась в гостиной. Всю ночь она проговорила с Нэйтоном о всяких мелочах и скверном характере его друга, с чем тот мог только соглашаться. Уснула она под утро, и снились ей почему-то Марло, да Джонатан. Оттого и проснулась Ренис на полу в холодном поту и вспомнила, что упала с кровати во сне, карабкаясь по разрушенным лестницам в поисках убежища, в котором можно было спрятаться от разъяренного преследователя – Марло.
- Надо же, - прошептала обескуражено Ренис. – Я плохо запоминаю лица, но этих двух все никак не забуду. Помню даже Марло.… неужели для того, чтобы запомнить, нужно обязательно иметь к ним хоть какие-то чувства? Нет, я ошибаюсь, здесь определенно что-то другое.
Она в раздумьях убралась и вышла в кухню, застала уходящего Мэвила. Скажу, что девушка кардинально сменила свое отношение к этому человеку. Обиды прошлого ею не были забыты, но отошли на задний план. После случая с Алексом Ренис стала немного мягче что ли, не знаю, как еще это можно охарактеризовать. В любом случае, закрываться и прятаться в гостиной от него, как это было в начале, она практически перестала, а общения с ним стало значительно больше. Они даже позволили себе несколько раз прогуляться по ночному городу и немного обсудить поведение Алекса.
Смекаешь, к чему все плавно будет катиться? Хм, нет? Я тоже.
Шучу, шучу.
Про случаи слежки они будто совсем позабыли. Ну, да. Люди изо дня в день к некоторым проблемам относятся проще, постепенно забывая о переживаниях. Да и не повторялось более этих самых случаев слежки: либо их не было вовсе, либо эти люди перешли на другой уровень наблюдения. Ни Ренис, ни Мэвил, по крайней мере, больше не замечали их. Вот теперь-то я все-таки перейду на краткий пересказ. Что поделаешь, ну, нет у меня времени на живописные описания и полные диалоги. Так что, друже, увы.
До отъезда Ренис к Эллисабэт оставались считанные дни. В один из которых ее ошарашил Мэвил своим внезапным признанием, что любит ее и делает это уже достаточно давно.
- Почему же давно и не признался, а вел себя как бесчувственный сухарь? – сначала посмеялась она, восприняв это как неудачную шутку «старикана». Подумав о том, что этот человек никогда с ней не шутил, почувствовала как земля уходит из-под ног.
- Потому что это ненормально, - сказал Мэвил, опускаясь на стул. Они находились в данный момент на кухне.
- Еще скажи, что аморально, - наигранно улыбнулась она, заставляя себя не верить в это. Но грустные глаза профессора говорили ей о многом.
Ренис ждала ответа от него, а Мэвил молчал и смотрел на нее. В его взгляде были все ответы, нужно было только их правильно понять. Похоже, Ренис поняла неправильно. Она убежала в комнату и заперлась в ней. Снова. А он остался сидеть на кухне, закуривая одну сигарету за другой. Итак, на повестке дня вопрос: сколько лет Мэвилу Оруэлу и настоящие ли его фамилия и имя? Некогда упоминалось, что он друг ее отца, а значит, либо ровесник, либо плюс-минус несколько лет. Допустим, что он чуточку младше ее отца и чуточку старше матери. Помнится, реальный возраст Саши – пятьдесят лет. Пусть будет и Мэвилу в пределах пятидесяти-пятидесяти двух.
Что касается его данных, то во всех сферах своей жизни он был известен исключительно как Джон Леринг, и заслуги этой личности не были выдуманными. А Мэвилом Оруэлом он был во времена своей криминальной связи вместе с отцом Ренис с некоторыми не очень хорошими и «не закононепослушными» людьми. Это все так, для общей информации. А еще вроде не было дано конкретного описания того, как выглядит Мэвил Оруэл внешне, не дам этого и сейчас. Возможно, сделаю это чуточку позже, если не забуду (такой вот несерьезный из меня писака, прости, друг).
На следующий день Ренис Нолл взяла себя в руки, о многом подумала, сделала выводы и переговорила с ним на весьма острую тему. Они оба приняли странное решение и решили вместе вернуться к Эллисабэт Нолл, со дня на день ожидавшей их возвращения.
Домой они доехали поздним вечером. Во дворе и окнах первого этажа горел свет, мать уже была дома. Она их и встречала, выбежав на звук подъехавшей к воротам машины. Ну, тут пошли типичные церемонии приветственных обнимашек при встрече после сравнительно недолгой разлуки, которые я пропущу, ибо лично не люблю их из-за того, что не знаю, как себя вести.
В доме их уже ждал накрытый стол на кухне и, как же без этого, горячий чай.
- Я сначала вещи отнесу, - сказала Ренис и быстренько взбежала по лестнице наверх со своей сумкой.
Обманка! Это чтобы оставить мать с Мэвилом наедине для того, чтобы мужчина мог начать нелегкий разговор. Короче говоря, за чашечкой горячего, еще не остывшего, чая Мэвил сообщил женщине о признании в чувствах, испытываемых к ее дочери. И, пока та шире и шире открывая глаза и рот, захлебывалась, поперхнувшись, сладким напитком, он успел сказать, что полюбил ту еще маленькой девочкой за нестандартное для ребенка поведение.
Эллисабэт прокашлялась, отдышалась, помолчала. Отодвинула чашку и одновременно с ней стул, вышла из-за стола, схватила с него вафельную салфетку (к слову, профессор понял, что сейчас будет и тоже вскочил) и погналась за Мэвилом, хлестая ею по спине и злобно выкрикивая:
- Ах, ты старый пень!
- Саша, подожди…
- Бес в ребро, да?!
- Я все объясню…
- Ишь ты! Каков мерзавец!
Так бегали вокруг стола, если бы не лопающаяся со смеху дочь, которая остановила мать и усадила силой за стол. Ренис сама рассказала матери про то, к чему они с Мэвилом пришли после долгого разговора у него в квартире. А именно: Мэвил женится на Ренис и, соответственно, она выходит за него замуж. Эллисабэт потеряла дар речи от такого заявления, а когда пришла в себя, то засыпала дочь вопросами и возражениями. На это девушка заглянула женщине в глаза и мягко сказала:
- Мама, это мой выбор и мое решение.
- Если это так, то мне нечего сказать, - ответила Эллисабэт после затянувшегося молчания. Она сама думала о другом человеке и никак не могла понять, почему дочь сделала этот выбор и приняла это решение. Догадки у нее были, и они ей не нравились.
Так почему же Ренис так решила? Почему согласилась? Может, полюбила? Или из жалости? Эм. Вполне может быть. Думала, что тем самым, наконец, создаст семью? Ведь им нужен мужчина в доме, и очень даже хорошо, если им окажется Мэвил. Пусть тот, кто всегда их выручал и знал, как выкручиваться из сложных ситуаций, теперь будет рядом, а не один-одинешенек в своей холостяцкой квартире.
- Но семью можно создать с кем-то другим! Мало ли мужчин для дома?! – восклицаешь уверенно, кидая в меня рваным тапком со свежераздавленным тараканом на его подошве, ты.
Отвечу на твой вопрос так: возможно, она думала, что они по гроб жизни обязаны этому мужчине и ей стало стыдно отказываться от предложения усов и сердца, которое в срочном порядке прозвучало из уст добропорядочного и старомодного Мэвила на следующий же день. Или же как и ее мать когда-то, сказав себе: «Почему бы и нет?», решила попробовать себя в новой роли? А насчет второй части твоего восклицания, то – она отталкивалась от того, что не имеет права обрекать кого-то не осведомленного об их опасной жизни на все тяготы, которые неминуемо преследуют их, угрожая жизни в целом.
Ты знаешь, что этих моих «или» и «может» у меня целая куча, но определенно назвать что-то одно я не могу. Не знаю я достоверного ответа на странное соглашение Ренис Нолл и Мэвила Оруэла. Одно ясно как день, что жалость тут имела место быть. Ренис же у нас человек – большое сердце,  в частных случаях, весьма черствое, и временами аналог жилетки. Не буду об этом долго распинаться, мне важнее дальнейшие события: Ренис приступила к продолжению жизни Ренис Нолл, то есть, вернулась к учебе и работе. Мэвил же пока жил у них, удаленно выясняя через свои каналы информацию относительно реальных случаев слежки. Об официальном объявлении задуманного мужчиной и девушкой не было и речи.
Ренис также продолжила принимать участие в жизни музыкальной группы. Про конфликт Фринвуда и Мэвила не вспоминали ни она, ни участники группы, об этом не заговаривали даже шепотом, и делали вид, что ничего такого у них не произошло. Все вернулось на круги своя – Нэйтон снова начал посещать ее дом и засиживаться, беседуя с Джоном Лерингом. Все тянулось до скуки обычно. И вроде бы все довольны и счастливы, но. Счастье их было недолгим.
После звонка от друга Ровспела, Мэвил поставил их перед фактом, что те случаи слежки, действительно таковыми и были. И это полбеды. Беда побольше – их точно отследили и знают, где они теперь. Это сулило только одно… Переезд. И как можно скорее.
Ренис сильно расстроилась. В отличие от прошлых бесконечных переселений в этот раз ей было что терять и кого терять, о чем она, не переставая, и думала. Она переживала об этом всю бессонную ночь и промолчала всю дорогу с Нэйтоном до университета, напряженно думая и решая возникшие проблемы в голове. Во время большого перерыва она выхватила из толпы девчонок Анри, отвела в сторонку и, несвойственно часто улыбаясь, сказала:
- Я знаю, ты всегда хотела попасть в группу…
- Откуда? Я же никому об этом не говорила…
- Знаю и все тут! – перебила Ренис. – Это не так важно. Я помогу тебе в нее попасть.
- Ты серьезно? – подпрыгнула на месте Анри Фринвуд, не задумываясь о том, каким образом она туда пройдет и кем станет, когда все вакантные места уже заняты.
Ренис убедительно кивнула.
- Но Алекс будет против… - вспомнила о брате староста.
- А какое нам с тобою дело до него? Ты заменишь меня на выступлении и все. Только это наш с тобой маленький секрет.
- Секреты я умею хранить. Но, как же так, все уже привыкли к твоему голосу…
- Твой намного лучше. Привыкнут и к нему. – Ренис оглянулась, чтобы проверить, не слышит ли их кто, убедившись, что нет, посвятила Анри в свой план, строго наказывая держать язык за зубами, что староста ответственно и сделает.
Позже, вяло топая на работу в сопровождении Нэйтона, Ренис Нолл поведала ему о своем скором замужестве и переезде. Он ни одним движением лица не показал своих истинных эмоций. А они у него были как никогда живые. Все, что он услышал от нее по пути в мастерскую, ввергло его в шок. Он не ожидал от нее ни того, ни другого. Мог понять, почему выходит замуж за человека в два раза старше себя, и переезд тоже. Но не мог понять, почему это делает она! На нее это было непохоже. Однако он лишь с радушием поздравил ее, счастливо поулыбался и поспешил домой, даже не сказав, что придет встретить с работы.
Ренис, впрочем, тоже заметила то, как неестественно отреагировал ее друг. И тоже ничем себя не выдала.
В ближайшие выходные, в день намеченного выступления (последнего для нее) случилось непредвиденное (для ребят). Во время пения Ренис, ребята четко слышали подпевающую ей и Алексу старосту, но, сколько не оборачивались – позади них никого не было. Допев часть песни, Ренис прошла в сторону и за руку вывела из-за кулис круто разодетую Анри Фринвуд. Оставив ее петь и свой микрофон вручив ей как запасной, Ренис спустилась со сцены вниз, в зал к слушателям. Прошла через них, пробиваясь к столикам, за одним из которых сидел Мэвил, коротко стриженный, чисто выбритый, который без своих усов и длинных волос казался в разы помолодевшим. Выглядел таким же огурчиком, как и Микки Ровспел.
Этим своим маневром со сцены в толпу девушка как бы и говорила, что уходит из группы, заменяя себя ни кем-нибудь, а самой старостой. И, кстати, да, Анри Фринвуд пела куда лучше и смотрелась отлично на сцене, будто рождена была для нее. Достойная замена, почти достояние города.
Для Алекса это было ударом ниже пояса. Да и для всех остальных ребят тоже. Кроме Нэйтона, он об этом знал заранее. И ему было больно не столько от того, что она уходит из группы, сколько от того, что уходит из группы и из его жизни насовсем. К Джону Лерингу. Ведь Нэйтон (та-да-ам!) любил ее, чего так и не смог ей сказать, зная о ее отношении к этому. А когда Алекс узнал, что Ренис скоро покинет этот город вместе с Лерингом, он взбесился. То был двойной удар для него. Он тоже, наконец, принял то, что полюбил всерьез, ту, что так долго презирал и ненавидел.
Между тем в доме Ренис Нолл все уже было собрано и упаковано в коробочки. Ну, как все, только некоторая одежда, и посуда. Крупные предметы быта они не забирали, решили, что будет лучше продать вместе с домом, как бы того не хотела Эллисабэт Нолл. Женщина все еще ходила на работу, но возвращалась с нее не такой бодрой, как раньше. Разбитая, на лице – тоска и грусть. Покидать, полюбившееся за два года место и дом не хотелось. Ни ей, ни ее дочери. И это впервые было одновременно у обеих.
Но иного выхода у них не было.

Глава двадцать третья: «Внезапно случается что угодно».
Ренис как обычно вышла утром в универ. По дороге с Нэйтоном ее настиг звонок матери, сообщавшей, что она и Мэвил едут по делам (здесь звучала давняя и заученная кодовая фраза, говорившая девушке о настоящих ее документах и деньгах, хранившихся вне дома – в камере хранения соседнего города). Девушка что-то промычала в ответ и на этом звонок оборвался.
Выходя во двор университета по окончанию занятий, она дергано полезла в карман куртки, доставая телефон и высматривая Нэйтона, который шел к ней. На экране телефона высветился незнакомый номер. В нерешительности кусая губы несколько секунд, она все же поднесла телефон к уху. Нэйтон подошел и остановился в двух шагах от нее, выжидая, когда она закончит. Ему показалось странным, что она в основном поддакивает, слушает и ничего не говорит. Парень присмотрелся и заметил то, как Ренис побледнела, ее внезапно начало трясти и буквально колотить в нервной дрожи.
- Что такое, Ренис? – Нэйтон тронул за плечо, придерживая, опасаясь обморочного состояния.
- Мама…она… - девушка опустила руку с телефоном, бесцельно блуждая глазами по двору университета.
- Ну?! Ренис!? – потряс за плечи ее парень, понимая, что случилось что-то страшное.
- Где, - голос Ренис срывался и дрожал. – Где находится ваш госпиталь?
Не проронив ни слова, Нэйтон схватил ее за руку и потащил к дороге ловить такси, надеясь узнать все по дороге.
Эллисабэт Нолл и Мэвил Оруэл (известный как Джон Леринг) на машине мистера Леринга, так и не доехав до своей цели, попали в серьезную автокатастрофу на выезде из города.
- Злой рок…
- Судьба…
- Карма…
- Кисмат… - скажут, сочувственно качая головами, люди.
- Да, - скажу я.
Их машину полностью подмяло под грузовой трейлер, выехавший на встречную полосу, в это же месиво, не справившись со скоростью и неожиданностью, въехало следом еще несколько машин. Пострадавших было много. Да почти все. Из погибших – двое. Об этом уже жужжали все радиостанции и местные телеканалы.
Ренис и Нэйтон примчались быстрее ветра. Парень срочно отыскал свободную медсестру и разузнал через нее все для Ренис. Ее мать и Мэвил находились в тяжелейшем состоянии, и не только они. Доктора бегали из одной операционной в другую, рук катастрофически не хватало. Родственники пострадавших, тревожно кусая губы, ходили из одного угла в другой угол и с пониманием поглядывали друг на друга.
С ними и Ренис. А с ней неотступно Нэйтон.
Эллисабэт Нолл находилась на третьем этаже госпиталя, а Мэвил – на втором. Сложная операция матери все еще длилась. Дождавшись по окончанию выхода хирурга, Ренис и Нэйтон бросились к нему, чтобы услышать не очень уверенное объявление:
- Сделали все, что могли. Пациентка не пришла в себя. Надеемся на лучшее.
То есть, мать Ренис погрузилась в кому. Девушка неконтролируемо тряслась, но держалась без слез, затравлено оглядываясь на людей в белом, снующих по коридорам. И тут ее окликнули:
- Ренис Нолл? – это была доктор со второго этажа.
- Да? – посмотрев в ее лицо, Ренис почувствовала, что сейчас ее окончательно добьют. Только присутствие в холле таких же переживающих близких и родственников, как и она сама, а главное, Нэйтона, заставляло ее вгонять и прятать слезы поглубже в себя.
- Вы представились близким человеком мистера Леринга, - печаль в удрученном голосе, подошедшей ближе женщины, говорила за себя.
- Невестой, - уточнила Ренис, чувствуя колючий ком в горле, что мешал говорить.
- Мне очень жаль, но…его спасти не удалось.
Последние четыре слова Ренис гулом прокатились в голове.
А женщина все говорила:
- … полученные повреждения несовместимы с жизнью…
Ожидаемый исход аварии, если учитывать, что Мэвил был за рулем и не был пристегнут. Его выбросило далеко вперед, головой в асфальт и под колеса еще одной, не успевшей затормозить, машины. Спасло бы его только чудо, но чудес в жизни Ренис мало.
Она сначала застыла с полуоткрытым ртом, отупело глядя на сочувственно говорившую и говорившую женщину в белом халате, которая растянулась, расплылась и потеряла очертания вместе со всем, что видела девушка перед собой. Ноги Ренис, задрожав, начали подкашиваться. Шумно вдыхая ртом воздух и цепляясь рукой за футболку Нэйтона, она запрокинулась, чувствуя, что проваливается, закрыла глаза и потеряла сознание.
То был обморок. От осознания того, что единственный человек, в ком они видели поддержку и надежду на благополучную жизнь после бегства, погиб. Рухнул зыбкий мир, на который они возлагали большие надежды. Человека, гарантировавшего им это, человека, от которого они зависели, человека, на которого полагались более всего – не было в живых…
Девушку поймали и не дали распластаться на полу Нэйтон и женщина-доктор. Люди в холле понимающе опустили головы, в скором времени, возможно, и их ожидало подобное объявление о смерти родного человека.
Открыв глаза, Ренис обнаружила себя сидящей на диванчике все в том же холле. Ее по-прежнему тряс за плечи Нэйтон, порою так остервенело, что от этого будто звенело в голове (если бы там был не мозг, а полки и посуда, то все посыпалось и разбилось бы). Рядом стояла, склонившись, медсестра с пузырьком сильно пахнущей и резко бьющей через нос в самый мозг, жидкости.
Она медленно обвела глазами холл, посмотрела на медсестру, уставилась на Нэйтона, вспоминая, где она и почему она здесь. А вспомнив все, заплакала. Плакала очень долго и надрывно, уткнувшись лицом в грудь своего друга, который неимоверными усилиями сдерживал свои слезы жалости. Парень прижимал ее к себе, успокаивающе поглаживая по спине рукой и чувствуя, как мокнет от ее слез его футболка. Говорить что-либо ей не имело смысла – не воспримет, не услышит. Да и не умел он говорить того, что полагается в таких случаях, ведь не сталкивался. Хотя, нет, сталкивался. Когда погибли родители Алекса. Но Нэйтон тогда был мал и за него все было сказано взрослыми. Вот и решил парень дать ей выплакаться и самой успокоиться, зная, что не скоро успокоится.
Ренис затихла через час, и Нэйтон сбегал купить ей воды и еще чего-нибудь. Воспользовавшись его отсутствием, она достала телефон и набрала номер Микки Ровспела. Его ей дал несколько дней назад сам Мэвил, будто предчувствовал, что будет нужен. Услышав в трубке безмятежным голосом: «Алло?», Ренис коротко рассказала о случившемся и смерти Мэвила.  Попросила оповестить родных, если таковые у него имелись. Мать и дочь совершенно ничего о нем не знали, мужчина о себе и семье никогда не оговаривался. Даже вскользь не упоминал.
На все это Микки шокировано вздыхал, не находил слов, с трудом веря. А затем, собравшись, твердо ей сказал:
- Скоро буду, - и бросил трубку.
Родители у Мэвила были. Была у него и сестра, она со своим мужем присматривала за стареньким отцом и матерью, которых забрала жить к себе в дом, так как они давно потеряли связь с Мэвилом, а вернее, он старался избегать их из-за своих темных дел, связанных с семьей Рахимы. Боялся втянуть и погубить родных в опасных играх, в которых увяз по уши сам. Чего не знали они, думая, что сын просто не желает с ними знаться по какой-то неведомой им причине. Всех тонкостей его жизни они не знали. К счастью, может? Может.
Новость от друга, Микки Ровспела, они узнали и восприняли болезненно. Матери даже стало плохо, а у отца едва не случился удар, но все обошлось. Вся семья, убитая горем, прибыла в город, где прожил последние свои дни и был немножечко счастлив их сын. Их встретил Ровспел и повез в больницу. Пока они по прибытию, следуя установленным формам и нормам, в морге опознавали тело, Микки созвонился с Ренис, уточняя в какой именно части больницы она находится, и поспешил к ней. Вид девушки его тронул до глубины души. Она же, увидев Ровспела, снова расплакалась, вслух повторяя, что: «…если бы не она, он бы не приехал к ним, если бы не ее согласие, он остался бы жить у себя и был бы жив…».
Правда, конечно. И друг с этим полностью согласен, и сказать на это ему нечего, кроме того, что строго завещал, ему в свою последнюю встречу с ним Мэвил:
«Помогать всем, чем только можешь этой девушке. Всем. Я перевел все свои сбережения и квартиру на ее имя, возникнет необходимость – воспользуйся этим. Не жалей ни меня, ни моего добра, ни, как бы это не звучало, себя».
«Значит, знал, чем все закончится», - думал пораженно Микки, допуская мысль, что авария была неслучайна. Он сочувственно посмотрел на Ренис.
- Утри глаза, - сказал он заботливо. – Сейчас ты должна думать о своей матери.
- Ты сказал его родителям?
- Они уже здесь.
- Знают обо мне? – Ренис терла глаза, натянув рукава кофты на пальцы.
- Кто-то из медсестер случайно упомянул о невесте, и сестра захотела увидеть тебя. Ты пойдешь?
Ренис, скривив губы, как ребенок, у которого отняли любимую игрушку, сдержала слезы и закивала головой. Нэйтон, стоял рядом, молчал и только слушал.
- Я побуду здесь. Если что – позвоню, - сказал он.
- Хорошо, - ответил вместо девушки Микки и, широко шагая, направился к выходу. Ренис, хлюпая носом, шла за ним.
Они вышли во двор, обогнули два новеньких корпуса больницы и в течение трех-пяти минут оказались у одноэтажного длинного здания.
«Морг», - Ренис сжалась, глаза опять слезились. Идущий впереди, Микки обернулся:
- Не надо больше плакать. Уж чего он не любил, так это слез.
- Зна-а-аю, - икнула на полуслове, вспоминая рыдания в машине, когда маленькой девочкой Мэвил увозил ее с места взрыва, в котором погиб ее отец. – «Его хотя бы похоронят. Целиком. А папа…», - цинично мелькнуло в голове и тут же стало за это стыдно.
Закончив шагать в темном коридоре, встретились с мужчиной в белом одеянии и белом колпаке, узнав Микки, он пропустил их дальше.
- Это она? – высунулась, на звуки приближающихся шагов, женщина лет сорока пяти.
Микки Ровспел утвердительно кивнул.
- Бедная моя, - она кинулась обнимать девушку. Родители погибшего реагировали сдержаннее. Церемоний семейного теплого знакомства не состоялось. Только лишь сестра пояснила, кто она Мэвилу и тихо спросила. – Как тебя зовут?
- Ренис, - также тихо пролепетала она, подумав. – «Но он обязательно звал бы Рахима. Он-то знал, что я – Рахима. И он бы звал, если бы не умер», - комок в горле зашевелился, подбираясь выше.
- Идем, - сестра позвала ее за собой в холодную широкую комнату, заставленную металлическими столами. На одном из них лежало уже собранное в дорогу (звучит весьма глупо, мой запас слов скуден) тело.
Женщина и девушка подошли к нему, обе опять расплакались. Ренис пряталась в объятиях сестры. Родители держали дистанцию, они уже насмотрелись, и стояли, ожидая Микки.
- Куда вы его отвезете? – всхлипывая, спросила Ренис, и сестра назвала город. – Я не спросила вашего имени, - опомнилась она.
- Эмбер. Эмбер Леринг-Грегори, я…
- Пора, - прервал ее Микки, вместе с которым вошли двое крупных ребят в синем.
Они погрузили тело в машину грузового типа, предназначенную как раз для этих целей, которую нанял предусмотрительный мужчина – Микки Ровспел. Попрощавшись с Ренис, он и сел за руль. Семья же Мэвила укомплектовалась в машине мужа сестры, которая все никак не хотела расставаться с Ренис, настаивая на том, чтобы та непременно приехала к ним. Родители же отнеслись к ней не так тепло. Холодно, очень холодно, вероятно, посчитали ее виновной в случившемся с их сыном, в чем были частично правы. Даже не частично, а полностью.
Машины, наконец, выехали к воротам, увозя общительную открытую сестру и немногословного, и уже умолкнувшего навек, Мэвила, если официально – мистера Леринга. Ренис долго стояла и смотрела вслед, повторяя:
- Из-за меня. Это все из-за меня, - шатаясь, девушка медленно шла обратно. К Нэйтону и матери, чья жизнь висела на волоске. – «Эти смерти не закончатся, пока не умру я…».
Завидев ее, Нэйтон пошел навстречу, одними лишь своими большими и пронзительными глазами спрашивая: «Ну, как?», и понимая неуместность этого вопроса.
- Семья забрала тело… - сказала Ренис и оборвалась.
Не слушая боле, он, раскинув руки, обнял, утешительно похлопывая по плечу, а потом, сказав:
- Я принесу кофе тебе, присядь, - усадил на свободный стул в холле и ушел. А ведь хотел произнести речь, которую, долго подбирая слова, сочинял, дабы выразить искреннее сожаление.
Ренис и не поняла, как села, тело само двигалось, само решало, что лучше. Голова ее уже не соображала.
- Вы Ренис Нолл? Дочь миссис Нолл? – подошел к ней взрослый мужчина в распахнутом белом халате и с папкой бумаг в руке.
- Да, - огромным усилием воли она подняла непослушное тело со стула.
- Ваша мать за порогом критического состояния, но есть опасения ухудшения. Требуется ряд клинических вмешательств, чтобы… - посыпались вычурные словечки и медицинские термины, с которыми ей частенько приходилось сталкиваться во время учебы. И все это словно пролетало мимо нее, но суть она более чем уловила. Деньги. Все сводилось к деньгам. Страховка не покрывала расходов, ее у них с матерью не было, так что, предстояло расплачиваться за оказанную уже помощь и еще за ту, которую предлагал человек, дававший клятву Гиппократа.
- Сколько? – прервала его тираду Ренис, подходя ближе.
- Что? – то ли не понял, то ли не расслышал мужчина.
- Сколько вам нужно?
- Вы меня неверно поняли. Это нужно не мне. Это стоимость всех…
- Сколько? – перебила она снова, качнувшись вправо и чувствуя, что ее начинает подташнивать.
Врач назвал сумму. В животе у Ренис закрутило с новой силой. Таких денег у нее нет. Нет, так-то есть, намного больше есть, но воспользоваться ими она не может.
- У меня нет… - вырвалось нечаянно у нее, и она увидела, как кривится лицо мужчины. – Я найду. К какому сроку нужно?
- Три дня. Ей необходимо провести операцию не позже трех дней, если не хотите ее потерять.
- Я найду, - повторила тверже Ренис, сглатывая ком, что острее дал о себе знать после последних слов врача.
- Хорошо, - сказал доктор и вошел в соседнюю палату к следующему тяжело больному человеку, пострадавшему в той же аварии.
- Он что-то хотел? С мамой что-то? – Нэйтон видел, что она разговаривала с мужчиной, и мужчину знал, это был известный в городе хирург. Потому он поторопился достичь ее, но из-за переполненной кружки кофе, сделать это было практически невозможно.
- Уже не в критическом состоянии, - монотонно сказала Ренис то, что больше всего запомнила и взяла у Нэйтона кружку с кофе, чувствуя, как ее воротит от одного только запаха этого напитка.
- *;*;µ*;, - вот они, корявые и перечеркнутые мысли автора.
- Он не сказал, можно ли к ней?
Ренис мотнула головой. Нэйтон решительно пошел к дверям операционной, из которой как раз выходила медсестра. Он с ней о чем-то говорил, расспрашивая и выпытывая, а потом вернулся к Ренис.
- К ней пока нельзя. Но сказала, что завтра переведут в палату и тогда пустят ненадолго.
- Спасибо, Нэйтон, - у нее не получилось даже вымученно ему улыбнуться.
- За что спасибо-то, я ничего не сделал. – Нэйтон замолк, о чем-то раздумывая. – Тебе нужно домой, Ренис. Сходи, отдохни и собери все необходимое для матери. Придешь утром. А я останусь, наберу к тебе, если что.
- Нет.
- Ренис.
- Нет. Ты иди. Не обязан ты быть здесь. Родители, наверняка, волнуются о тебе.
- Я их уже предупредил.
Девушка упрямо молчала.
- Не будь такой упертой. Тебе нужно отоспаться. Будешь с завтрашнего дня у дверей дежурить, пока я буду отсыпаться, - Нэйтон улыбнулся.
- Хорошо, - Ренис встала. – «Мне надо найти деньги. Три дня. За три дня!», - только это напоминание заставило ее поддаться уговорам Нэйтона. – Не смей засыпать. Приду рано утром, - стараясь идти ровно, чтобы не выдать свое шаткое состояние, она пошла, не оглядываясь, к выходу.
Было к полуночи. На ее счастье у больницы круглосуточно дежурили таксисты. К воротам домчали в считанные минуты. Убитая и горем, и физически, и морально, и психически, Ренис вошла в пустой дом. Свет нигде не горел, и в нем не было Эллисабэт, и больше не будет Мэвила. Только она и оставленный ими, уходящими явно в спешке, беспорядок.
Ренис одна.
Выронив из рук сумку, она бессильно опустилась на колени у порога и опять заплакала.
«Деньги…», - вместе с повышенным пульсом и болью, бьющей по вискам, отдалось в голове. – «Три дня!», - пробежало следом, и девушка поднялась, включила свет.
Мысли о случившемся, о Мэвиле, о его смерти и чувство своей непосредственной вины во всем этом не покидали ее ни на минуту. Голова была занята одним, а тело – другим: механическими движениями бесчувственного и неспособного на эмоции робота, она достала из всех своих карманов все, что у нее там было, добавив к ним отложенные сбережения от своей зарплаты. Посчитала. И при других обстоятельствах вволю посмеялась бы над этой суммой, но не сейчас. Сейчас было не до смеха. Сложив все в стопку, Ренис вышла из комнаты, сбежала по лестнице в спальню матери. Обследовав все ее кошельки и сумочки, собрала еще одну стопочку, но…
«И это капля в море. Моя слеза в океан», - Ренис Нолл ринулась к трюмо, уставленному баночками и тюбиками кремов и прочей косметической мази, на котором красовалась расписная деревянная шкатулка с драгоценностями.
Не церемонясь, опрокинула ее и выгребла все содержимое в руку – немало и не много: три цепочки, пара сережек, четыре кольца и два кулона. Эллисабэт это все досталось от матери. Женщина хранила их не из-за тривиального пристрастия к золотым изделиям, а на случай, когда на руках совсем не окажется денег и нужно будет срочно что-то продать. До сих пор лично ей такой случай не предоставлялся. Предоставился ее дочери.
«За это много не выручишь, и все же…», - Ренис сунула все в карман и подошла к шкафу, проверить, вдруг среди вещей найдется материнская заначка. Среди аккуратно сложенных предметов одежды она обнаружила небольшую коробочку. Открыла. Несколько бумажек с непонятными ей заметками (которые были, скорее, для отвода глаз), а под ними, на самом дне лежал ключ с выбитыми на нем цифрами «317».
Ренис остолбенела. Она знала, что это за ключ. Ключ от камеры хранения, в которой они хранили свои подлинные документы и кое-какие реквизиты счетов. Счета Ренис, которыми она не может воспользоваться даже в такой момент, когда ей это так нужно. Но дело сейчас не в этом.
«Она же говорила, что с Мэвилом направляется за документами. Почему же тогда ключ дома?! Или она соврала мне, и я чего-то не знаю?…», - положив ключ на место, закрыла дверцу шкафа, взяла собранные деньги и покинула комнату матери. Эта неожиданная находка добавила поводов для беспокойства. Ренис начала подозревать, что что-то произошло в ее отсутствие. То, о чем она не знала, и о чем не сказали ни Эллисабэт, ни Мэвил.
«А что, если на нас уже вышли, и от мамы с Мэвилом просто попытались избавиться? Им ведь, по сути, нужна только я…», - подумала девушка и содрогнулась от этой мысли. – «На это нет времени!», - отогнав все наводящие на дрожь подозрения, она поднялась к себе, где снова пересчитала деньги. Стопка стала в разы внушительнее, и все еще не являлась даже десятой частью суммы, названной хирургом. Ренис нетерпеливо взглянула на телефон – время половина третьего ночи.
- Золото мне сейчас нигде не оценят. Только завтра… Завтра… завтра… - сказала она в отчаянии вслух и продолжила мысленно. – «Мне нужно занять у кого-нибудь. Но у кого?». – Вот тут, само собой, Ренис Нолл с надеждой подумала о ребятах и Нэнси Андерс, которая, возможно, не откажет дать ей две-три зарплаты наперед взаймы. К ней ее и понесли неугомонные ноги в эту темную ночь. Хозяйка мастерской часто оставалась по ночам на работе, занимаясь делами в одиночку, так как она любила свое дело и работу, без которой не могла жить. И мисс Нолл об этом знала.
За работой ее и застала девушка, постучавшаяся ночной тиши в двери и сильно напугавшая этим женщину. Узнав о беде работницы, Нэнси лично от себя дала ей денег, не требуя возврата. И дала больше, чем на то рассчитывала мисс Нолл, которая, от оказанного доверия и доброты хозяйки, на месте же расплакалась. Женщина долго успокаивала растроганную девушку, а потом сама довезла ту до дома, у которого Ренис застала Грину.
Розововолосая подруга каким-то образом узнала (хотя чего не знать-то, когда по новостям кричат знакомые фамилии пострадавших!) и пришла поддержать ее. Ренис поведала и ей о своей нужде, не особо на что-то надеясь. Грина быстро засобиралась и ушла. Вернулась она через четверть часа. Девушка принесла подруге немного денег, все, что сама скопила. Не осталась в стороне и Вивьен, которая добавила и от себя, что могла.
Ренис была им бесконечно признательна, благодаря всем им денег у нее собралось немало, но этого все еще было недостаточно. Всех, кому и сколько она была должна, девушка торопливо записала в блокнот, лежавший на мамином трюмо. Туда же часом позже занесла адрес ломбарда, в который сдала побрякушки Эллисабэт, чтобы в случае чего знать, кому и что. Со всей этой беготней и суетой она не нашла времени на еду. Выпила только пару чашек воды и со всех ног побежала в больницу сменять Нэйтона.
Было в девятом часу утра, когда девушка добежала до нужного этажа больницы и коридора, в котором ее встретил Нэйтон, сообщая, что мать перевели в палату.
- Ты иди, теперь твоя очередь отсыпаться, - сказала ему Ренис с огромными темными кругами под воспаленными красными глазами, говорившими, что сна не было ни в одном глазу.
Возражать ей Нэйтон не стал, поспешил домой, где наскоро перекусил и переоделся, чтобы убежать в университет. Извращенец, нет бы, поспать. Ну сдались ему эти лекции?!
Мисс Нолл тем временем позволено было войти к матери. Она с порога кинулась к койке в центре палаты. Зрелище не для слабонервных (хотя, тут я приукрашаю): голову целиком опутывали бинты, которые заканчивались на уровне бровей. Вспухшие и отекшие с синеватым оттенком век глаза, под которыми светились темно-бордовые пятна, казалось, больше никогда не откроются. Нос был явно разбит и, собранный воедино врачами, накрыт и закреплен, сложенным в несколько раз, бинтом. Нижняя челюсть плотно подвязана к голове. В едва видную щель между вздувшимися губами с подсохшими порезами была вставлена пластиковая трубочка, которая вела к какому-то прибору, тихо-тихо попискивающему рядом на столике. Шея была закована в странный пластмассовый корсет и укомплектована так, что и не сдвинуться без посторонней помощи. Правая рука, фактически полностью обожженная и чем-то обмазанная, лежала поверх белого покрывала. Другая рука – вытянута и находилась в гипсе. Похоже, что пострадала, в основном, верхняя часть тела Эллисабэт Нолл, ноги покоились под белоснежным покрывалом, и ничего не говорило об их повреждении.
«Лучше бы меня не пускали», - потеряно отвела глаза от матери Ренис и уставилась на приборы, стоящие по обе стороны от койки. В палате находилась она недолго, медсестра минуты через три вывела ее, и девушка села в холе, не зная, что ей делать дальше. На ум опять пришли мысли о деньгах. – «Надо еще у ребят попросить…», - вспомнила она, успокаивая себя тем, что у нее в запасе еще два дня. – «Найду их после занятий. Пойду чуть позже», - думала она.
Между тем жизнь-то не остановилась! У кого-то она кипела и пестрила всеми красками и радостями жизни. У Анри Фринвуд, например, участию в группе которой не препятствовал Алекс, обозленный выходкой Ренис (то есть, ее уходом), он спустил все на тормозах. Они репетировали в эти дни без Ренис, но с Анри. Нэйтон, правда, старался не задерживаться подолгу с ними, а иной раз намеренно не приходил, посвятив всего себя поддержке Ренис. Он, кстати, в этот промежуток отметил свое двадцати пятилетие, весьма скромно. Родители подарили ему новенький автомобиль, которому он в другое время порадовался бы немного больше. Сейчас же его голова была забита одними переживаниями за друга – Ренис Нолл.
Касательно Алекса Фринвуда – он, конечно, сожалел о случившемся с матерью Ренис, но никак не о случившемся с Мэвилом (то есть, Джоном Лерингом). Даже был рад тому. Затаив на Ренис обиду, парень не дошел до нее, дабы донести свою скорбь и сочувствие. Что-то удерживало его от этого: то дела неотложные возникнут, то еще что-то и кто-то. Причин у него находилась уйма.
А Ренис, уже отчаявшись, решила подойти просить взаймы к Гордону, Оливеру и Луи, которых случайно встретила у больницы, они как раз направлялись к ней. С собой больших сумм у парней не оказалось, но помочь они обещали. Они рассказали об этом и Алексу, у которого можно было найти деньги в любое время. Фринвуд, что-то прикинув в голове, злобно улыбнулся и запретил им ценою дружбы помогать Ренис. Его гнилая натура хотела, чтобы она пришла к нему. Лично к нему и лично у него клянчила деньги, которые он с превеликим одолжением и ей даст.
Ребята были разочарованны другом, но злить его Гордон с Оливером не рискнули и с грустным видом вернулись к девушке и отказали, сославшись на собственные финансовые трудности.
«Понятно», - кивнула им Ренис, проклиная себя за это бесполезное унижение (а просить денег у кого бы то ни было для нее являлось наисильнейшим унижением), побрела домой и наткнулась на Луи у дверей своего дома, который она последние два дня даже закрывать забывала. Она посмотрела на печальное лицо Прескотта, такое же, какое было и у ребят, ничего не спрашивая, толкнула дверь, приглашая его, и следом вошла сама. Луи на свой страх и риск принес ей денег и попросил не держать обиды на ребят, довольно туманно и намеками объяснив ей, что к чему, и что не обошлось без вмешательства Алекса.
- Значит, он ждет моих жалобных прошений? – домыслила, в принципе, верно Ренис.
Луи Прескотт убедительно промолчал. Девушка криво-криво ему улыбнулась, говоря этим: «Не дождется!» и прошла на кухню, предлагая ему выпить чаю. Луи не отказался для того, чтобы убедиться, что вместе с ним перекусит и выпьет чаю и она. Он видел, что с питанием у нее все плохо, потому и хотел проконтролировать хотя бы раз. И только они сели за стол, как в дверь постучали. Ренис поспешила открыть.
Это был человек в полицейской форме. Мужчина держал в руках какие-то бланки и что-то говорил. Мисс Нолл не могла уловить сути, ее мысли витали далеко. Подошел Луи, мельком взглянул на бланки в руках Ренис, которые она взяла у мужчины в форме.
- Это, наверно, по поводу автокатастрофы, - догадался Прескотт и посмотрел на кивающего головой мужчину. – Ничего, если мы изучим и немного позже придем в участок? – очень-очень вежливо и чересчур просительно спросил Луи, искоса поглядывая на хозяйку дома, которая в непонимании хмурила брови.
- Так будет лучше. Но обязательно не позже четырех часов. – Мужчина откланялся прямо как в старые времена и пошел к калитке.
- Можно? – Луи аккуратно вытянул бумаги из ее рук и пробежался по ним глазами.
- Сядем, - сказала Ренис, под локоть уводя, читающего парня назад на кухню.
- Виновником признан водитель трейлера, тело которого до сих пор не найдено. Похоже, что скрылся с места… - сел, читая вслух, Луи. Ренис облегченно выдохнула, успокаивало, что не мать с Мэвилом устроили эту страшную мясорубку со столькими невинными жертвами. Она сосредоточилась, слушая, что дальше читает Луи. – Тебе нужно сходить расписаться на их оригиналах и поговорить о том, будешь ли ты подавать в суд на виновника, а также прочие прошения и требования.
- И только-то?
- Сказала так, будто не тебя эта беда коснулась.
- Луи, ты же знаешь, что меня сейчас касается. Мне надо к маме, - вспомнила Ренис и встала.
- Я, пожалуй, тоже пойду, - засобирался и парень.
- Так чаю и не выпили…
 - Да ничего, - Луи обернулся к двери. – Ты только не забудь до четырех побывать с этими бумагами в участке. И есть тоже не забывай.
- Не забуду, - поспешила ответить Ренис, убирая купюры со стола, которые принес ей Луи. Она упаковала их в свою сумку, в которой лежала и остальная часть собранных ею денег.
«Половина суммы. Почти. Где мне найти еще столько же?! Разве что у Алекса и Анри, к которым я не пойду. Ах, если бы я могла использовать счета! Если бы…», - нахмурившись сильнее прежнего, она вышла из дома вместе с Луи, у дороги попрощалась с ним и побежала к стоящему такси.
 Примерно в это же время Алекс Фринвуд, ожидая с минуты на минуту появления просительницы  Ренис, обрабатывал лучшего друга уговорить ту на участие в выступлении в последний раз. Она нужна была ему в составе группы на сцене, очень нужна! Все дело в том, что их коллектив, наконец, заметил известный человек в мире музыки, чьего внимания они и добивались целый год. Он как раз приехал в их город, ради того, чтобы лично, своим опытным продюсерским взглядом оценить талант и место процветания этого таланта. И Алексу Ренис казалась важным звеном в группе. Именно Ренис, а не Анри.
Нэйтон упорно отнекивался, не представляя, как он предложит Ренис подобное в ее тяжелой ситуации. Он знал наперед, что девушка откажется. Но Фринвуд был настойчив, и Нэйтон пообещал другу сделать все, что от него зависит, только для того, чтобы Алекс от него отстал. Ведь Нэйтон спешил. В больницу. Где у палаты сидела Ренис Нолл, ломавшая себе голову тем, откуда достать недостающую сумму. Она уже успела заехать в участок, откуда вновь примчалась к матери, которая не приходила в себя.
«И вряд ли придет, если я не найду денег на операцию», – мыслила убежденно она.
Появление в коридоре Нэйтона как бальзам на душу. Подумать только! А когда-то ее перекашивало и передергивало от одного только его вида. Ха-ха, эта жизнь такая жизнь!
- Почему она не могла воспользоваться этими своими якобы счетами в банке? – отвлечешь меня любознательным вопросом ты.
Потому что, не желая прибегать к их использованию не при каких обстоятельствах, она когда-то с матерью придумала обязательное и зафиксированное банками правило: без присутствия матери ей не предоставлялась возможность самолично решать и проводить какие-либо операции со счетами. Разрешение разовое – всего одна подпись лично матери девушки, и Ренис вправе потратить все хоть на дом из зубочисток! Но мать-то в отключке. А без нее никак. Женщина, которая так нужна Ренис, которой так нужны деньги для матери. Замкнутый круг. Превратности судьбы, ну, или нечто иное. Я не знаю, не я же из нас двоих филолог. Я – инженер, посредственный, правда, но ничего, живу с этим как-то который год.
Просидев около часа с Нэйтоном, они разговорились, и он смог выудить из нее причину ее подавленного состояния (ей особо-то радоваться было нечему!).
- Сколько тебе нужно? – спросил сразу же он.
- Я нашла около половины, мне не хватает… - Ренис назвала вслух цифру.
Нэйтон смолк на несколько секунд, прикидывая в уме, а потом сказал:
- Не переживай. Я найду тебе эти деньги.
- Ты не обязан… - возразила девушка, подумав, почему она избегала просить в долг у него. Считала себя и так ему за столько обязанной и было стыдно унижаться в просьбах еще и перед ним.
- Не обязан, но я найду, - улыбнулся парень своей доброй улыбкой.
Далее она завели тему о мелочах – это все Нэйтон и его попытки отвлечь ее, что ему мало-мальски удавалось. Ренис даже пару раз улыбнулась.
Ночевать у палаты была очередь Ренис. Можно было и в палате – но она не в силах была смотреть на это искалеченное подобие матери. Нэйтон, оставив ее с большой кружкой кофе, ушел. Он планировал как можно скорее достать ей обещанную сумму. И он это сделал: снял с карточки хранимые годами начисленные стипендии за учебу, продал машину, точнее заложил Алексу подарок родителей, вот так и набралось даже больше, чем было нужно девушке.
Фринвуд подозревал, для кого Нэйтон пошел на такие жертвы, но спрашивать не стал. В верности своих подозрений он удостоверился, когда Ренис, которую он ждал, так и не нарисовалась на пороге его квартиры. Был зол, конечно, но что тут поделаешь?
Анри, несмотря на свой дурной характер и обиды за брата (которому Ренис предпочла Мэвила, хотя с ее братом не была ни в каких связях) и Нэйтона, который пропадал днями и ночами с Ренис, пришла этой ночью к Ренис. Они поговорили, сидя в холле, Анри даже денег предложила, но Ренис отказалась, сославшись на то, что уже не нужно, в душе надеясь, что Нэйтон ее не подведет. Анри Фринвуд не совсем была честна в своих порывах заботы о «подруге». Если быть откровенной, то пришла она, лелея надежду застать здесь Нэйтона и показать ему, что тоже сопереживает горю и волнуется за мать Ренис.
Не получилось. Главного зрителя ее большого сердца с Ренис не оказалось. Побыв с ней еще немного, Анри Фринвуд ушла. Честно говоря, и Ренис знала, почему пришла сестра Фринвуда. По блуждающему вокруг взгляду старосты, она поняла каковы ее цели.
«Нужен Нэйтон?! Его здесь нет», - равнодушно говорила глазами Ренис, но старосте этого не прочесть, она смотрела не в глаза. Про то, что Нэйтон должен прийти утром, она не сказала Анри.
- Вредность? – спросишь ты.
- Неа, все тоже равнодушие, - отвечу я, наверно. Но я этого не знаю. Это может быть и так, вполне возможно. Не отрицаю, но не факт.
Он пришел рано утром, перед своим уходом в университет, со свертком ровно сложенных крупных купюр, завернутых в простой пакет. Парень передал их Ренис, которая, на радостях и от переполнявшего ее чувства благодарности, кинулась на него и заключила в объятия. Впрочем, деньги часто вызывают у людей неподдельные эмоции, особенно когда в них остро нуждаются. Нэйтон, к сведению, ну никак не ожидал от нее подобной реакции. Пообещав вернуть ему все, Ренис в его сопровождении вышла из больницы. Он направился дальше – на занятия, а она домой, собрать воедино всю сумму.
Дома, застегнув сумку с деньгами наглухо, поставила ее на диван и села рядом. Обежала глазами зал и беспорядок, что царил в нем с рокового отъезда Эллисабэт и Мэвила. У Ренис не было времени прибрать все это, постоянно в бегах то к матери, то за деньгами. Перед Луи стало стыдно и неудобно только сейчас. Он увидел этот бардак.
«Решил, наверное, что я неряха, и что в доме все делала мама», - усмехнулась она про себя. – «А, какое мне дело, кто и что подумает!», - девушка все же встала и засуетилась по дому. Управилась быстро. И легкое, достаточно хорошо ощущаемое головокружение побудило ее пойти на кухню и перекусить.
«Когда я чистила зубы?!», - внезапно ворвалась в голову мысль. – «Когда это было в последний раз?!», - ужаснувшись своему отношению к зубам, она побежала в ванную, драять свои драгоценные зубки. Покончив с этим, взяла сумку и пошла в больницу. Это был третий день, определенный врачом, к которому она ворвалась вывалила все деньги прямо на стол в кабинете этого самого доктора. Он тут же объявил персоналу о срочной операции, и Эллисабэт Нолл выкатили из палаты в два часа дня и укатили на лифте на этаж выше. Ренис тоже была там, сторожила у дверей, возлагая надежды на лучший исход, а иначе… иначе она и не знала куда ей потом деваться с белого света.
Сбежав с занятий, к ней примчался Нэйтон, чтобы разделить с ней томительные минуты ожидания. Спустя три часа, не меньше, к ней вышел доктор, спустил повязку с лица и сказал, что операция прошла успешно и переживать не о чем. Вскоре и Эллисабэт вернули в палату. В себя она еще не пришла и придет не скоро, предупредил врач, но уверенно пообещал, что с ней теперь все будет хорошо.
Нэйтон и Ренис недоверчиво переглянулись. Им, по сути, оставалось ждать и надеяться на лучшее. Парень уговорил ее уйти домой, сам тоже пошел с ней, к ней домой. Заставил съесть приготовленную им яичницу, выпить с ним чаю, после чего за разговором с ним, уронив на полуслове голову на руки, Ренис уснула за столом. Он не стал пытаться перенести ее в более удобное и подходящее для сна место, боясь, что разбудит ее. Проснувшись, девушка непременно устремилась бы к матери. Потому оставил ее на месте.
Она оторвала голову с глубокими следами пуговиц манжеты на лбу примерно через два часа. Поморгала сонно глазами, растерла их руками и уставилась в Нэйтона, который продолжал сидеть за столом, охраняя ее.
- Вот что бы я без тебя делала, - просто сказала она вслух.
Парень слегка улыбнулся и отвел глаза.
- Ты, действительно, оказался другом, который всегда рядом, когда в нем нуждаешься…
- Приятно слышать это, Ренис, - сказал скромно Нэйтон, подумав. – «Но уже поздно. Я люблю тебя не как друга. Случилось то, о чем ты говорила». – Он опустил глаза и прибавил. – Я пойду домой, Ренис. Ты ведь дождешься меня до завтра, и вместе сходим в больницу?
- Хорошо, - ответила Ренис, чувствуя, что усидеть дома будет ей тяжело.
Нэйтон пошел к двери.
- Спасибо тебе, Нэйтон, - она вышла проводить его.
Парень только кивнул ей и обиженно подумал: «За «люблю» «спасибо» не говорят».
С его уходом Ренис забегала по комнатам, тщательно упаковывая мелкие вещи в коробки, которые они прятали на чердаке. Более крупные предметы просто приносила и складывала рядом с коробками у окна, почти перед розовым диваном.
«Ведь в итоге мы все равно должны уехать. Здесь оставаться нельзя. Нас, определенно, вычислили. А если и нет, то это вот-вот произойдет…», - подумав об отъезде, она его представила и почувствовала, как в груди так больно щелкнуло, схватило и сжало. А она только-то и представила, что из ее жизни исчезнет Нэйтон…
Больно. Очень больно. Больше, чем когда сообщили о смерти Мэвила, а, может, даже одинаково. Но Ренис отогнала эти переживания и собрала предметы со своего стола. Взгляд упал на фотографию, ту самую, на которой были запечатлены ребята и она в день ее рождения. Вспомнив, то, что сказал Луи об Алексе, она схватила ее, оторвала от нее часть, на которой выходила с Нэйтоном. Остальную часть сунула промеж струн, подаренной ребятами, гитары и вынесла эту гитару из дома. Поставила к мусорным бакам, стоявшим за забором.
«Вот, что я думаю о вас и вашей дружбе!», - почти ушла, но вернулась и, кое-как выкроив из фото и Луи, сунула на место и зашагала в дом. Эти два огрызка от фотографии она вложила в тот же блокнот на мамином трюмо, дописала сумму, которую одолжила у Нэйтона и продолжила свое занятие. Из своей комнаты к дивану она перетащила практически все. Оставила в шкафу несколько предметов одежды и подушку с пледом на кровати, больше в комнате у нее ничего не было. Стол пустовал.
В доме все было готово, практически стояло на старте к отъезду. Только из маминой комнаты она не спешила выносить что-либо. Надеялась, что предоставится шанс матери самой собрать свои вещи. Ренис Нолл опять пролистала блокнот со своими долгами, больше всех была должна Нэйтону, да вообще, была в неоплатном долгу перед ним.
«Нужно вернуть всем деньги. Как только мать пойдет на поправку – так сразу!».
- А если не пойдет? – закрался вопрос в ее голову. Всерьез думать о подобном она не желала, от этого становилось жутко. Лезла в голову и другая мысль. – «Как только мы используем мои деньги, выдадим себя, они еще быстрее найдут нас. Если уже не нашли…», - занятая этими переживаниями,  Ренис прободрствовала всю ночь.
- Какая связь между этими ее деньгами и людьми, что идут по следу? – возможно, подумаешь ты.
- Связь прямая. По следу идут верные люди истинного хозяина этих денег. Человек не простой, сильный мира всего, которому выведать через проверенных людей в какие банки и какие суммы поступили в определенный момент времени – как по лбу щелкнуть. Так что, додумывай последствия про себя.
Утром с внушительных размеров мешками под глазами и с Нэйтоном по правому боку, Ренис Нолл бодренько шагала к матери, которая, увы, не пришла в сознание. Нэйтон подбодрил ее, сказав, что сразу все не бывает, и убежал в университет. Ренис терпеливо ждала в палате, глядя на мать, которую она в таком виде и представить никогда не могла, даже когда в сердцах бросала проклятия и убегала от нее в разгар крупных ссор. Смотреть на нее было невыносимо, поэтому, ближе к обеду, не выдержав, Ренис Нолл подавленная вышла от нее, пошла бродить по городу, предоставляя себя своим нехорошим мыслям и воспоминаниям.
А вот теперь, пожалуй, начинается самое интересное.
Стоило ей отлучиться, как открыла глаза Эллисабэт Нолл. Медленно так поблуждала ими по потолку палаты и остановила их на медсестре, которая с высоким чувством ответственности пластырем крепила трубку с иглой от капельницы, чтобы ты не бегала в случае пробуждения пациентки. Реакции Эллисабэт (а в настоящее время это только слабые движения глазами) были заторможенными, им лучше подходило бы слово «тормознутые». Грубо, конечно. Соглашусь. Она была словно старый компьютер после переустановки операционной системы рачительно новой разработки, совершенно не подходящей всей системе. Спустя какое-то время женщина хоть и медленно и на очень малые расстояния могла поворачивать голову. Медсестра внимательно следила, отмечая все действия пациентки. Она выбежала в коридор в поисках Ренис, но девушка как сквозь землю провалилась.
Медсестре срочно пришлось вернуться в палату. Женщина вдруг странно задергалась, двигая руками и ногами, выпучив глаза и широко открыв рот. Будто хотела встать и бежать, но осознав свое скованное положение, впала в еще большую панику. Связных слов от нее не слышалось, это были какие-то истеричные хрипы и стоны из глотки. Может, все дело в том, что Эллисабэт просто вспомнила больше, чем знаем мы и впала в шок? Неважно. Было решено вколоть ей успокоительного, а затем и снотворного, иначе буйство могло негативно сказаться на ее многочисленных и свежих швах.
Ренис Нолл, что бесцельно моталась по городу, а, точнее в самом его центре, не могла знать, что к ее матери вернулось сознание. Звонить из больницы ей не спешили, они уже усыпили женщину и посчитали, что нечего зря девушке у палаты торчать, пусть отдохнет. Не знали, что отдых ей неведом. Не знали, что, уныло перебирая ногами, она даже не смотрела, куда шла. Куда более осознанно поигрывала она складным ножом, многое с ней пережившим и хорошо знакомым с Марло и Джонатаном.
Это был подарок отца. Да, да, я тоже нахожу странным, что дочери дарят нож. Но, если глубже покопаться в событиях их нелегкой жизни, то вполне себе целесообразный и полезный подарок, и даже нет ничего лучше. Незаменимая вещь!
Как и почему он вновь оказался у нее? Не скажу, что случайно. Это не так.
Ренис, знала и боялась, что к ней рано или поздно нагрянут, и неважно, где она будет, неважно, случится ли это до их отъезда отсюда (что явно не скоро, судя по тяжелому состоянию матери), или же после. Поэтому, нож снова нашел свое место в кармане куртки Ренис. Под самой, что ни на есть, рукой, которая плотно его сжимала, ожидая нападения неприятеля в любой момент. Девушка не намеренна была сдаваться врагам без боя.
Думая об этом, она выбралась из центра города застроенного торговыми центрами в более спокойную его часть. Оказавшись у забора интерната, густо засаженного карликовыми елями, Ренис Нолл замедлилась и в шаге, и в мыслях. Впереди слышались голоса и один из них до боли знакомый. Отняла взгляд от тротуарных плит и посмотрела: в метрах тридцати стояли парни, человек пять-шесть, а у дороги была припаркована машина, из распахнутых дверей которой слышалась знакомая музыка на умеренной громкости.
«Надо свернуть», - подумала Ренис, опустив опять глаза себе под ноги. Увы. Сворачивать было некуда, если только не перелазить через забор и не подползать под елями к дороге. – «Ладно. Просто пройду мимо», - безразлично мелькнуло в голове, она уже поравнялась с ними, как вдруг ее окликнули.
- Ренис!
«Алекс? Какого черта?!», - девушка обежала глазами остальных, они были ей незнакомы и смотрели они с нескрываемым любопытством, переводя взгляд то на Алекса, то на Ренис.
- Твоя девушка что ли? – послышалась откровенная издевка. Над Ренис.
- Да ну, Алекс, а как же Кристи?! – поверил кто-то в предположение шутника.
Еще двое ребят звонко засмеялись под хихиканье Алекса, который заметив затравленный взгляд, ничего не понимающей бледной, осунувшейся и лохматой вокалистки с синеватыми мешками под глазами и таким потухшими глазами. Она сжала в кармане сильнее нож, а он вдруг и с удивлением оскорбился на замечание парня.
- Да. Это мой выбор. И требую к нему уважения, - серьезно сказал Алекс, решив, что Ренис Нолл искала его и пришла, наконец, к нему просить помощи.
Но ребята на его заявление заржали громче прежнего, отпуская между делом более резкие шуточки. Девушка же их толком не слышала, но она зачем-то остановилась, непонимающе разглядывая всех и каждого.
- Мне надо поговорить, - подмигнул Алекс всей компании, указав глазами на нее. Те дружно закивали и как по сговору перебежали дорогу за машиной на другую сторону.
- Как закончишь, подъедешь за нами! – успел крикнуть Фринвуду один из них.
- Договорились, - был ответ, после которого Фринвуд обратился к девушке. – Ренис…
Она, не глядя на него, молчала и стояла, провожая глазами последнего убегающего парня.
- Мне очень жаль, что так все получилось с твоей мамой и… - здесь его искренность переклинило, и включился типичный задира Алекс Фринвуд. – Старикана мне не жаль, все равно это лучше, чем болезнь Паркинсона переживать в обществе молодой жены…
Он хотел еще вызывающе хохотнуть, и обязательно сделал бы это, но. Удар ножом в живот и, пригвоздившая его всем телом к забору Ренис с этим безумным выражением в глазах, не дали ему этого сделать.
- Что ты там говорил? – кривой оскал девушки был у самого его лица. Фринвуд, склонив голову отупело смотрел на нож в своем животе и руки девушки, вонзившие его, а Ренис, задрав голову, глядела ему в глаза.
- Ренис… - парень осекся, со рта побежала струйка крови.
- Говори же! Ты же так хотел мне что-то сказать, - девушка с упоением налегла руками на рукоять, вдавливая нож сильнее.
Парни по другую сторону дороги с интересом следили, но сквозь ветви елей были видны лишь парень и девушка, прислонившиеся к забору и так мило смотревшие друг другу в лицо.
- Неужто любовь? – удивился один из них.
- Смеешься что ли?! – воскликнул второй.
- Тебе ли Алекса не знать! – аукнулся третий.
Они переглянулись, еще разок глянули на ту сторону дороги, и отвернулись. Откуда им было знать, что там монстр, известный под именем Ренис, с наслаждением убивает человека.
- Не слышу тебя, заносчивый гаденыш, - Ренис Нолл оглянулась на машину с распахнутыми дверями. – Твоя машина? – спросила она, смутно помня разговоры парней.
- Да… - в горле что-то булькнуло и помешало ему продолжить.
- Отлично, - она схватила его за ворот куртки и потащила облокотившегося на нее парня. Он просто упал на нее, от испытываемого шока и боли его тело отказывалось подчиняться и двигаться. Под влиянием каких таких чувств была она, и что ею двигало, мисс Нолл не задумывалась. Действовала машинально, подчиняясь каждой своей последовательно приходящей в голову повелительной мысли. Будто полжизни прожила людей убивая. Движения точные, уверенные, словно профессионал с внушительным стажем.
Ренис влезла на задние сидения, затаскивая парня на них. Не заботясь о вздыхающем от боли Алексе, расположила его, так, чтобы лежа уместился полностью. Вышла, захлопнула задние двери и села за руль. Ключи были в зажигании. Водить она умела – дни в мастерской Нэнси Андерс не прошли даром. Да и Мэвил позволил пару раз сесть за руль его машины.
- Одумалась и повезла беднягу в больницу? – с наивным трепетом спросишь ты.
- Никак нет, - скажу я.
На шум отъезжающей машины парни обернулись, думая, что это Алекс, наконец-то, едет за ними, но очень скоро обломались – машина проехала мимо и скрылась в неизвестном направлении. Парни побежали следом, раздосадовано выкрикивая ругательства, но водитель набрал скорость, и они отстали. Кстати, да, эта машина Алекса – тот самый подарок родителей Нэйтону, который его заложил другу ради подруги – Ренис. Как интересно получается, разве нет?
Фринвуда она привезла в его дом, что находился на окраине частного сектора. Заехала во двор, сбила оградку у засохшего палисадника и остановилась. Вышла, захлопнула дверь. Тяжело дыша, грубо выволокла парня, опять держась за ворот куртки, безжалостно протащила по дорожке на лестницу веранды, отпустила. Передохнула. С холодным спокойствием прошарила его карманы, достала ключи, не обращая внимания на его тщетные попытки позвать ее, открыла двери, втащила в дом и оставила лежать прямо посреди комнаты – у стола между двух диванов, где они часто засиживались, репетируя.
- Ренис, - вновь с надеждой позвал он, дыша прерывисто и глубоко.
- Слушаю тебя, - девушка равнодушно уселась, подобрав ноги, на диван, хладнокровно вытирая лезвие ножа о внутреннюю подкладку своей куртки. Нож она с особой жестокостью вынула из Алекса минутой ранее, и тишину дома пронзил крик Фринвуда. После этого ему показалось, что дышать стало легче, но это было не так.
- Что…ты соб…шься…дел…ать, - слышались обрывки слов через частые вдохи.
- Ждать твоей смерти, - ответ был полон безмятежности, девушка придирчиво разглядывала окровавленные руки, запачканные рукава куртки и джинсы. Недовольно цокнув языком, она встала, прошла мимо истекающего кровью Алекса на кухню и принялась смывать все в раковине, попробовала, не снимая джинс, застирать пятна. И сделала только хуже: размазала все по джинсам, обезобразив их темными разводами. С курткой же было проще – ткань клеенчатая, смылось легко и просто.
Делала ли она это осознанно? С целью избавиться от улик? Нет. Ренис словно мыла посуду. С тем же спокойствием чистила одежду, будто она была испачкана пылью, а не кровью человека.
Закончив, девушка вернулась в просторный зал, где на полу лежал парализованный от страха Алекс Фринвуд, сжимая ладонями дыру в животе. Он мог бы уползти, встать на четвереньки и выбраться из дома на дорогу, взывая к помощи соседей, но нет, его хватило только на несколько движений рук, зажимавших рану. Скованное болью тело больше не слушало здравых идей мозга, и в итоге лужа под ним приобрела большие размеры. Лужа крови. Его крови.
Ренис опять уселась на диван и с безразличием уставилась на него. Фринвуд не мог пошевелиться, чувствуя, как все немеет и холодеет. Но глазам его ничего не мешало, они бегали от Ренис к потолку, от потолка к заветному телефону, стоящему на столике, до которого ему, увы, было не дотянуться.
- Больно тебе? – холодно прозвучало в тишине.
- Боль…но, - парень вцепился в нее умоляющим взглядом, прося сжалиться и помочь.
- Ничего, потерпи. Скоро умрешь, - жестокая тварь по имени Ренис, обхватила руками колени и безучастно посмотрела в ответ. Во взгляде не было ничего. Ни жалости, ни ненависти.
«Да скорее бы уже! И зачем я только ее окликнул?! Ах, да…я же хотел попросить при поучаствовать в сегодняшнем…», - по телу пробежала судорога, сбив его с мысли. Алекс стоически ее перенес, все не сводя глаз с Ренис.
А она свои закрыла и больше не смотрела. Только ждала, ненадолго забывшись сном. И все.
«Как мило…задремала, пока я тут дожидаюсь своей агонии. Ты бы хоть уважила, да досмотрела мои предсмертные муки…», - Алекс нашел в себе силы улыбнуться и опустил руки. Скорее всего, они упали на пол сами, прижимать их уже не было сил. Последний раз взглянув на нее, Фринвуд закрыл глаза, чувствуя неизбежное. Его клонило в сон. Но это он так думал. Парень терял сознание.
А что же Ренис?
А Ренис и в самом деле дремала после бессонной ночи, ей даже успел присниться сон. Видела она молодую мать и молодого отца, какими она их помнила с детства. Себя, почему-то со стороны не наблюдала, помнила только, что ее отправили за водой к старому колодцу, в который она провалилась, ударилась ногой в прыжке и дернулась от боли в ноге наяву. Отчего, собственно, вздрогнула и проснулась. Казавшийся бесконечно долгим, сон ее был недолог. Открыв глаза, она увидела неподвижного и бледного Алекса Фринвуда. Лицо его – словно заострилось всеми чертами, кожа была белая-белая, и прерывистого дыхания уже не было слышно. А лужа крови под парнем заметно загустела. Девушка вскочила и присела у изголовья, пригнулась и прислушалась.
«Не дышит?», - подумала и протянула руку к горлу, касаясь артерии пальцами, нащупывая пульс у шеи, но рука ее теперь заметно дрожала, и прочувствовать хоть слабое биение не получалось. – «Пульса нет!», - решила она, схватив телефон. Ни в движениях, ни в мыслях не было истерики, все то же запредельное спокойствие, еще и уверенность. Она набрала номер экстренной службы, коротко поведала диспетчеру о трупе в доме, назвала адрес, а на дальнейшие расспросы бросила трубку на стол. Еще с минуту постояла, разглядывая парня на полу, после чего, не торопясь и перешагивая кровавый след по дому, оставленный затаскиваемым ею Алексом, покинула жилище Фринвуда.
Со спокойного размеренного шага Ренис внезапно перешла на быстрый шаг, затем и вовсе пустилась в бегство. Бежала, будто от своры спущенных на нее собак убегала. А пробегая мимо мусорных баков, застопорилась, перепрятала нож в карман джинс, успевших подсохнуть, и, сняв куртку, бросила в мусор. Продолжила свой бег, похожий на отчаянное бегство от самой себя.
Калитку свою она чуть ли не головой вынесла. Во дворе она застыла как вкопанная – у порога ее дома стоял Нэйтон Ривер.
- Я уже минут десять звоню. И в дом, и тебе…
Ренис какими-то ломанными и дерганными движениями достала с заднего кармана джинс телефон.
- Разрядился, - девушка виновато пожала плечами.
- Где ты была, и что с тобой? – парень почуял неладное по виду Ренис, и запаху, который уловимо шел от нее. Запах крови, что немного смутило его. Выводы он сделал немного иные, исходя из того, что знал о физиологии девушек.
- Я…я… - Ренис замялась, осознавая мелкую дрожь, в которой ее начало трясти. – Давай войдем, мне нужно переодеться.
Нэйтон осмотрел бурые разводы на ее джинсах и предпочел оставить это без замечания.
- И до Алекса все никак не дозвонюсь, - сказал он то, что его, действительно, волновало. Нэйтон вошел за ней в дом, предпринимая очередную попытку позвонить Алексу.
Напрасно. Телефон Фринвуда лежал в бардачке машины, к которой подойти было некому.
- Я сейчас, - упрямо пропускала мимо ушей Ренис, все, что касалось Алекса. Она побежала в свою комнату. Быстро сменила одежду. Джинсы, футболку, нож – взяла все охапку и выбежала на задний двор, воспользовавшись тем, что Нэйтон говорил с Луи по телефону. Бросила их в один из баков, в которых обычно и сжигала ненужные вещи, чиркнув спичкой, подожгла. Пока все это горело, предстояло куда-то деть нож. В голову ничего, кроме канализационного отстойника не приходило.
Была не была, побежала к нему. Кое-как сдвинула тяжелую крышку, пропихнула в образовавшуюся щель нож. Послышалось отдаленное: «бу-бульк!». Выдохнув облегченно, задвинула крышку в исходное положение и услышала, как ее зовет из дома Нэйтон. Ренис поспешила к нему, пока он сам за ней не вышел и не застал за странным занятием.
Да это же самый настоящий преступник со стажем, а не безобидная нервная девушка Ренис! Вещи в баке догорели, подымив по всему двору, благо усиливающийся южный ветер быстро все развеял.
- Черт, его с обеда никто не видел! – Нэйтон стоял у входной двери, неподдельно волнуясь за друга, даже места себе не находил. – Что-то горит? – учуял он запах.
- Мусор загорелся, я потушила, – резко ответила Ренис и применила уловку, отвлекающую от темы. – Мне нужно к маме, - тихо сказала она, давая этим понять, что ей есть о ком беспокоиться и переживать.
- Я пойду с тобой.
Ренис кивнула, ощущая, как ей все больше и больше становится стыдно находиться рядом с человеком, что так волнуется о друге, которого она, между прочим, так бессовестно убила.  Девушка терзала себя этим, а парень завел разговор, в котором озвучил просьбу Алекса и остальных ребят. То есть, что они хотят видеть ее с собой на сцене в последний раз, чтобы засветиться перед особым гостем, которому и предстоит решить, стоит ли браться за эту группу и выводить их на мировой уровень.
Прося и от себя об этом, Нэйтон чувствовал крайнее неудобство, но все же, просил.
Странная жизнь, странные люди. Одному неудобно за свои просьбы из-за потери и болезни родных друга (или уже давно любимой!). А другой – очень стыдно за присутствие перед человеком, друга которого она убила. Сказать бы, что комедийный случай. Но так ли это? Куда страннее то, что Ренис согласилась им помочь. В последний раз и на прощание.
«Дальше меня ждет либо смерть, либо тюрьма. Тюрьма, впрочем, даже лучше. Может, хотя бы там до меня лет десять не доберутся. Не факт, конечно, что я смогу так жить…», - Ренис украдкой посмотрела на Нэйтона, шагающего рядом в тяжелых раздумьях. – «Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня за это? Нет. Возможно, ты больше никогда не будешь так спокойно ходить рядом со мной. Скоро я увижу то, что называется презрением и ненавистью. Как же выглядит ненавидящий Нэйтон? А презирающий? Не могу себе его таким представить. А он ведь будет таким: ненавидящим меня, презирающим меня…», - девушка уставилась себе под ноги, как и всегда в подобные мыслительные моменты. Они почти доходили.
Нэйтон все думал об Алексе: «Так и не объявился, так и не перезвонил…и продолжает не отвечать на звонки».
Стоит сказать, что на время Ренис позабыла о совершенном преступлении и переживаниях по этому поводу, это произошло в тот миг, когда она вошла в палату и увидела Эллисабэт. Женщина была в сознании и все еще пребывала в тугих бинтах. Челюсть только от них немного освободили, и говорить Эллисабэт могла, а в остальном внешне ничего не изменилось, разве что отек лица немного спал, и оно уже не выглядело так ужасно.
Поздоровавшись и спросившись о самочувствии, Нэйтон Ривер почти сразу вышел в коридор, предоставляя им шанс поговорить наедине. И только дочь подошла к матери ближе, как та, спеша и заикаясь, хриплым шепотом залепетала:
- Тебе нужно уехать, Рахима. Все плохо, все очень-очень плохо. Не смотри на меня, не жди меня, уезжай! Я потом вас найду…
- Вас? – не поняла  Ренис сначала, а потом дошло, что мать, видимо не в курсе. – Мам, - она взяла ее за плечи и как можно сильнее прижала спиной к кровати.
Взгляд женщины задергался, накрыло понимание, что все еще хуже, чем она себя вообразила.
- Мам, - повторила ее дочь, низко опустив голову. – Мэвил умер. Бежать не с кем. А без тебя я никуда не уйду.
- Умер?! Мэвил?!! Но…но… - Эллисабэт Нолл задрожала, порываясь подняться и сесть, но это ей пока не позволялось ни телом, ни врачом. Еще и Ренис предусмотрительно вжала ее в койку, подавляя попытки матери вплоть до наступления успокоения.
Оставив бесполезное сопротивление, Эллисабэт беззвучно заплакала, кривя лицом и этим уродуя себя еще больше. Ренис стойко держалась, не давая пробиться своим слезам. Слова утешения у нее плохо складывались в сочувственные предложения, потому она молчала и пережидала. А мать, вскоре успокоившись, вновь затараторила о срочной необходимости исчезнуть из города, пусть и без нее, чего Ренис и слышать не хотела.
- Хорошо, мам, хорошо, - сказала она, только чтобы та поверила в ее послушность и перестала так истерить.
- Рахима, они нашли нас, нашли! – глаза женщины были полны ужаса.
- Да откуда такая уверенность! – разозлилась Ренис, понимая неизбежность отсутствия хоть какой-либо возможности скрыться. Ведь теперь они остались без Мэвила, помогать им было некому. Совсем одни. Вдвоем против тех…
- В тот день, когда мы собирались… - Эллисабэт, вытянув шею, пыталась шептать в ухо дочери.
- Вы не взяли ключ. Почему? – перебила Ренис, заглядывая ей в глаза и задавая вопрос, который столько дней ее мучил.
- Мэвилу позвонили, предупредив, что за ним «хвост». Понимаешь? Мы для начала попытались от него избавиться, пустить по ложному следу. Мэвил гнал и петлял, но… - женщина, вспоминая, корчила лицо от боли и плакала.
Ренис бессильно опустилась на стул, стоявший рядом с прикроватной тумбой матери.
«Все кончено, пойми, конец. Ты знала – неизбежно, ты знала, что конец!», - думала она, глядя на рыдающую в три ручья мать. Все было настолько очевидно, что и уже жить не хочется? – «Но почему же они медлят?! Почему за мной до сих пор не вломились в дом?! Почему?!», - Ренис Нолл посмотрела на свои руки, которые сегодня так легко и непринужденно вспороли живот одному ни в чем не повинному парню. Что ей стоит и с преследователями так поступить, а?!
- Не плачь. – Ренис старалась говорить твердо, она встала. – Выкарабкаемся.
Мать немного утихла и непонимающе вгляделась в дочь.
«С ней что-то не так. Она…она…», - что-то вот-вот достучалось бы до Эллисабэт, если бы не вошедшая медсестра с большим подносом, на котором была водянистая больничная еда и куча таблеток. Девушка в белом попросила удалиться посетительницу.
Прежде чем уйти, Ренис нагнулась и сделала то, чего никогда не делала – поцеловала мать в ее перебинтованную черепушку, нежно посмотрела в глаза и вышла за дверь.
«Это было похоже на предсмертное прощание», - Эллисабэт Нолл нутром чуяла подвох и, вероятнее всего, догадалась бы о причинах такого нестандартного поведения дочери, коль скоро не уснула под действием лекарств.
- Пойдем, тебе же надо в клуб, - уж слишком бодро сказала девушка, когда вышла из палаты к торчащему в коридоре мистеру Риверу.
Нэйтон на столь резкую перемену настроения удивился и задумался. Решил, что это как-то связано с тем, что мать ее идет на поправку. Да и его ум сейчас волновало нечто вроде бы такое простое и понятное, все время ускользавшее от него. Что же? Секрет.
К клубу они доехали на удачно подвернувшемся такси, где их уже ждали Луи, Гордон и Оливер. Алекс Фринвуд отсутствовал, как и Анри Фринвуд, на которую это и вовсе не было похоже. От Оливера Нэйтон узнал, что Анри была здесь, но буквально за пять минут до его появления, ей позвонили, и девушка на глазах изменилась в лице, ничего и никому не говоря, выбежала за дверь и больше не появилась.
Таки да, это звонком из больницы растревожили сестру Алекса, куда она и помчалась. Не только у Ренис мать – единственная частичка семьи. У старосты Анри Фринвуд, не считая брата, из близких родственников – никого. Дядя и его семья не в счет.
- И снова ты нас выручаешь, - сказал не со зла Оливер, намекая, что как и в тот первый раз, Алекс подводит их, в отличие от Ренис.
- Должна ли я выручать вас, когда этого для меня не сделали вы? – равнодушно сказала она и, добавив. – Простите, - не проронила больше ни слова.
             Парни виновато склонили головы и больше с комментариями к ней не лезли.
Песня для этого показательного исполнения была выбранная спорная. Спорная потому что Алекс и Ренис всегда ругались из-за нее, так как у каждого из них была своя версия ее исполнения, которую они считали лучше другой и о том постоянно и спорили. Прилично поупрямившись, однажды Ренис все же приняла версию Алекса. И на выступление песня была избрана Алексом, вот только вот он не знал, что не сможет прийти ее исполнить. Рассчитывая, что Нэйтон сможет уговорить бывшую солистку присоединиться к ним, Алекс специально выбрал именно эту песню. Песню, свой вариант которой он практически отстоял у этой упрямицы.
Ребята до последнего оттягивали время, надеясь, что дверь вот-вот распахнется и явится задира-выпендрежник Фринвуд. Но его все не было и не было. Ждать вечно его они не могли. Совсем пали духом, когда на их периодические звонки другу вместо гудков автоответчик сообщил о недоступности абонента. После чего попробовали было подбодриться разговорами, растягивая решающие минуты до выхода на сцену. Ударились в воспоминания о друге, о ссорах с Ренис и смешных курьезных моментах этих двоих и не только. Подозрительно и уж слишком молчаливая Ренис, сидевшая с поникшей головой в углу на стуле и не принимавшая в разговорах хоть какое-либо участие, была оправдана ее сложной ситуацией в семье. Мало кто обратил внимание на ее блуждающий потерянный взгляд. Разве только Нэйтон, да и он не стал всматриваться больше обычного, удрученный мыслью, что Алекс непростительно подводит их.
«Это на него не похоже. Невозможно, чтобы тот, кто больше всех ждал этого дня, просто взял и не пришел! Он так ждал этого, а сам пропал!…», - Нэйтон посмотрел на часы, время неумолимо подходило – оставались считанные минуты до выхода.
Не пришел Алекс. Не позвонил.
Его партию решено было отдать другому участнику – Луи. Луи Прескотту, как и Алексу по оригинальной версии Фринвуда, должна была подпевать Ренис Нолл, а вторую часть песни – полностью исполнять сама. Гитару Алекса всучили ей, его часть выпало отыгрывать Ренис, так как у Луи уже имелся свой инструмент на руках. Девушка ни словом не возразила, даже лицо осталось равнодушным. А в иное время закатила бы знатную ругань с Фринвудом, несмотря на то, что виноват не он.
Одевать и разукрашивать Ренис было некому. Таинственно исчезнувшая сестра фронтмена группы так и не соизволила ни вернуться, ни созвониться с кем-либо. Даже с Нэйтоном, который смутно предчувствовал нехорошее. Неладное. Беду. Несчастье. Ну, или еще чего-нибудь из ряда плохих предчувствий.
Впрочем, Ренис не особо-то и переживала за свой внешний вид, обреченно признав, что скрываться больше не от кого (ибо их нашли!), она спокойно шла на сцену, впервые не пряча в гриме и головных уборах лица (то и было ее роковой ошибкой!). Для нее, вообще, это было концом всех концов. Она была убеждена, что в зале ее уже караулит не только отряд следопытов, но и наряд полиции, который на глазах у всех объявит ее убийцей Фринвуда и заберет на потеху публике. А если не полиция – то те, другие уж точно…
Они заняли свои места. Погас свет, включились огни над сценой, освещая участников группы зрителям и значимым наблюдателям в зале.
Луи вступил вместо Алекса. Все шло хорошо, вот только Ренис упрямо молчала и не подпевала Прескотту. Уставившись себе под ноги, играла партию Алекса, но рта открывать, похоже, не собиралась.
«Почему?! Почему она не поет?!», - Луи мысленно бился в истерике, это придавало загадочной дрожи его голосу на высоких нотах. Парень косился в зал, туда, где сидел важный для них человек и не один. Человек, которому так стремился показать свою группу Алекс Фринвуд и исчез. – «Почему, Ренис?», - Луи взглянул, повернувшись, на ссутулившуюся девушку с низко опущенной головой, что лбом почти билась в микрофон. Выглядело так, будто она боится смотреть в зал.
Прескотт попытался увидеть в ее поведении протест, чтобы самому оправдать ее. Но он видел только сломленного человека, причем в прямом смысле, а не под напором каких-то там жизненных обстоятельств.
«Промолчишь и свой куплет?! Я не буду петь за тебя! Не стану. Если уж Алекс наплевал на все и сейчас плюешь ты, то аналогично поступлю и я!», - Прескотт угрюмо переглянулся в момент проигрыша с Нэйтоном, который также был растерян и терялся в догадках о странном поведении Ренис. Он стоял немного позади и правее от девушки и видел только ее сутулую спину. Он не видел того, что наблюдал сейчас Луи.
А Ренис вдруг вскинула голову, бросив на него озорной взгляд, и затянула свою часть так, как когда-то отстаивала у Алекса, а потом уступила. Сейчас она пела так, как хотела. Исполняла свою версию, что круто контрастировало и не сочеталось с тем, что пел Луи. С каждым словом повышая голос, громче и громче, Ренис взвыла, переходя на простой жалобный крик, несвойственный ей. Девушка взревела в микрофон, и то был не просто рев, в нем чувствовалось боль, отчаяние, раскаяние – все, что сейчас нахлынуло и перемешалось в ней, рвалось из нее наружу. Да только понять ее было некому.
«Что она делает?!», - думали все участники, устремив на нее глаза и шокированные лица, предчувствуя скорый конец существованию их коллектива.
К завершению своего текста и вовсе выпустив из рук гитару, она скинула плечом ремень, давая инструменту упасть к ногам. Сопровождала своим истошным и протяжным криком стон этого бедного инструмента. Поистине, то был стон, режущий уши и наполнивший зал небольшого клуба неестественными звуками. Вместе с ним прокатился по залу и ее последний вопль, и Ренис, отшвырнув стойку микрофона, сорвалась и побежала назад в их комнату, а оттуда в коридор. Ребята продолжали играть в отчаянной попытке исправить положение. С тем же порывом все-таки вступил в заключительном припеве Луи Прескотт, допевая часть текста вокалистки.
Так и не доиграв, Нэйтон бросился за Ренис. Парень, конечно, не стал столь же жестоко поступать со своей гитарой. Примостил ее у фанерного выступа установки Оливера и кинулся вглубь сцены, а оттуда, ясное дело, куда. Он четко видел заплаканное лицо Ренис, которая пробегала мимо него, и как не силился, не смог удержать себя и остаться на месте, чтобы оказать поддержку, определенно, пошедшей ко дну группе. Луи Прескотт, Оливер Бруттс и Гордон Остинс, оказавшись в безвыходном положении, вынуждены были втроем доигрывать затяжную концовку.
Забегая, сильно так, вперед, скажу, что: приглашенным это безумно понравилось. Особенно натурально показанные эмоции Ренис и естественное бегство Нэйтона. Они не знали, что это вовсе не игра и не заранее спланированная постановка для публики. В общем, ребята превзошли все ожидания гостей. В скором времени их ждал успех, они смогли завоевать сердца придирчивых наблюдателей. Но на данный момент парни были убеждены в обратном, да только вот нам не это важно.
Пробегая по коридору, Нэйтон поднес телефон к уху – на том конце была всхлипывающая и заливающаяся слезами Анри, которая сквозь рыдания поведала, что Алекс в больнице. Что на него напали. Что его зарезали, но…. Дальше  он не слушал, все понял сам, вспомнив запах крови, который почувствовал от Ренис при встрече у ее дома.
«Она так и не поучаствовала ни словом, ни комментарием, склоняя отсутствующего Алекса. Это уже было неестественно. Чтобы Ренис промолчала, оставив без едких оскорблений персону Алекса!», - Нэйтон, сокрушаясь тому, что своевременно не заметил всего этого, ускорился и выбежал во двор. Впереди и нигде вообще не было видно беглянки. – «Темно. Где тут ее найдешь…», - подумал он и, вздрогнув, обернулся на шорох позади себя.
За створкой железной двери, прислонившись к стене, на корточках сидела Ренис. Обхватив голову руками, девушка нашептывала себе:
- Что я наделала? Что я натворила…как же так…как я…
Нэйтон  подбежал к ней, схватил руками за предплечья, подняв и встряхнув так, что она ударилась спиной о стену, не скрывая злобы, спросил:
- И что же ты натворила?!
Ренис шевелила губами, не моргая широко открытыми глазами, и смотрела на него. По ее взгляду было понятно, что она видит перед собой не его, а нечто недавно ею совершенное. Преднамеренное убийство. Хотя, может и непреднамеренное.
- Ну, же! Говори! – очередная встряска от Нэйтона привела ее в чувства.
- Я…я его…я… - девушка будто только сейчас осознала, что она сделала так холодно и расчетливо без тени сомнения среди бела дня и на глазах свидетелей, которые обманулись своими фантазиями и не придали значения пропаже друга.
- Алекса?! – спросил парень, боясь напрашивающейся правды, но все же желая удостовериться, что она говорит о его пропавшем друге.
Ренис замерла и через мгновение странно затряслась. Это говорило о многом, а вернее, обо всем. Особенно ему. В наступившей тишине (музыка, доносившаяся из клуба, стихла) он напряженно думал. А потом грубо схватил ее и поволок за собой к дороге. В данный момент голова Нэйтона соображала быстрее обычного, таки молниеносно. Он знал, что из всего этого вытекает. Последствия, наказание и прочее.
«Разумеется, ее уже ищут!», - поймав такси, Нэйтон привез ее в ни чем не примечательный дешевенький отель. Сняв комнату, поспешил на свой этаж. Персоналу тут удивляться было нечему. Похожие парочки здесь были частыми посетителями. Так что, у работников отеля подозрений они не вызывали, разве что девушка всем своим апатичным видом говорила, что она – наркоманка, употребляющая все подряд.
Они вошли. Комната была маленькой: метр от двери – кровать, метр от кровати – окно, метр в сторону от кровати –  дверь в уборную. Видимо то, на что хватило его денег. Только заперев за собой дверь, Нэйтон развернулся и отвесил ей хорошую затрещину, звонкую-звонкую, как раз тогда, когда Ренис повернулась к нему лицом.
Не удержался. Пацан на эмоциях. Ну и дрогнула рука, то есть, не дрогнула. Дал-таки увесистую пощечину (а надо было леща с ноги и в голову). Ренис завалилась набок, не устояла, и, цепляясь руками за обивку кровати, смягчила удар копчиком о пол. Нэйтон, тут же подняв, усадил ее на кровать и, глядя, как она заторможено моргает и потирает щеку, грозно спросил:
- Отвечай мне, зачем ты это сделала?
- Я не знаю…
- Хорошо, - он сделал глубокий вдох, усмиряя свою безграничную ярость. – Чем ты это сделала?
- Ножом…
- Где этот нож сейчас? – Нэйтон наводящими вопросами проверял, действительно ли она это сделала. Он присел перед ней и заглянул в лицо, чтобы видеть ее глаза, ведь головы она не поднимала, все еще держась рукой за покрасневшую щеку. Конечно, он заведомо знал, ее ответы ничего хорошего не сулят.
- Я его… - Ренис остановилась, вспоминая, куда дела орудие убийства.
- Ты его? – уже менее враждебно звучал тон Нэйтона. Он теперь как бы помогал ей вспомнить.
- Выбросила.
- Куда?
- Я не помню, - осознанно соврала Ренис.
- Тогда расскажи, как все произошло.
Девушка помялась немного и начала свое повествование. Изложила в подробностях все как было. Как тащила в машину, как тащила из машины в дом. Как сама позвонила в неотложку. Как сожгла вещи. Но так и не сказала про нож, помнила, что про него она «не помнит».
- Значит, когда я спрашивался у Луи про Алекса и не вышел ли тот на связь, ты преспокойненько жгла позади дома вещи, перепачканные его кровью?!
Ренис медленно кивнула.
Нэйтон негодовал. Как она вообще смогла так собранно и холодно вести себя при нем?! Вопрос пробился из него тут же:
- Пока мы все озабоченно дозванивались к нему, ты…Ты равнодушно сидела с нами и молчала…хотя знала, почему его нет?! Знала, из-за чего его нет! Из-за кого его нет!! – сглотнув рвущиеся из него слова осуждения, парень резко встал и заходил по комнате, потирая остервенело лоб.
Повторюсь. Комната была маленькой, особо не походишь. Ему все время приходилось разворачиваться от одной стены к другой. Он был в раздумьях, да, но не то, чтобы усиленно думал. Своей ходьбой он больше отвлекал и сдерживал себя от безумного желания ударить Ренис еще раз десять, не меньше. Да посильнее.
«Убила!! Ни за что. Просто так! Взяла и пырнула ножом…. Это уму непостижимо!», - думал он.
- Мне нужно в полицию, - сказала, прерывая все его размышления, Ренис и поднялась.
- Думаю, они того же мнения.
Девушка выпрямилась и сделала шаг к двери, готовясь покинуть номер.
- Сядь! – рявкнул Нэйтон.
Ренис растерянно хлопала глазами и смотрела на него.
- Сядь, - мягче, но все тем же приказным тоном повторил он, и она села.
- Тебе есть куда пойти? – он помолчал и добавил конкретики. – Помимо палаты твоей матери и дома?
Девушка поджала губы и замотала головой.
- Совсем никого?! – с жалостью спросил Нэйтон.
- Уже никого, - поправила Ренис, и парень понял, что последним, к кому можно было обратиться в этой жизни, был Джон Леринг.
Он задумался и сделал еще несколько оборотов от стены к стене.
- То, что я сорвался из клуба вместе с тобой, уже даст повод следить за  моим домом и мной, - он присел на кровать рядом и продолжил вслух рассуждать. – Это значит, домой мне теперь нельзя. Как нельзя и тебе в твой. Но нам необходимо раздобыть деньги.
- Почему «нам»? И зачем «нам» деньги? – не понимала Ренис, которая, наконец, осмелилась посмотреть на него, подняв свои глаза, полные искреннего раскаивания.
- Нужны. Чтобы бежать, всегда нужны денежные средства. Без них невозможно дальнейшее существование.
- А «нам» – это потому что ты намереваешься идти со мной на край света?! – похоже, что та настоящая Ренис постепенно приходила в себя, вот уже и издевательски хмыкнула, показывая свое не лучшее отношение к этому. Только это у нее вышло немного жалостливо, грустно и печально.
- Да. Я пойду с тобой.
- Это глупо. Вот так вот просто губить из-за меня свою жизнь и будущую, наверняка, блестящую карьеру.
- А ты не глупо свою загубила?! Ты не просто так убила человека?! – вскипел Нэйтон Ривер и спохватился. – Как же твоя мать?! Ты о ней подумала?! Да о чем ты вообще думала?!
- Ни о чем. Я мало что помню, кроме зверского желания убить, - Ренис опять встала и прошла к окну, оказавшись к нему спиной. – Уходи. Иди себе не спеша домой. А я сделаю то, что должна сделать. Карьера мне все равно не светит, как и нормальная тихая жизнь. Что мне изменит тюремный срок?! Хоть где-то задержусь дольше года.
Она повернулась от окна к нему и криво-криво улыбнулась, демонстрируя ту самую краденую джонатановскую улыбку. Но опять-таки, такую жалкую. В сказанном ею была боль. Не совсем ясно, отчего такие пессимистичные мысли, и откуда эта готовность принять все горести и беды.
- Я чего-то о тебе не знаю, - сказав, Нэйтон подошел к ней и тут же правил. – Нет, я многого о тебе не знаю, и все же вижу, что в тебе борются два человека. И мне сейчас нужна не та, которая заявила о своей готовности сесть в тюрьму.
Ренис вскинула брови, улыбнулась и подумала:
«То есть, тебе нужна Рахима, убившая сегодня твоего же лучшего друга?!».
- Это неизбежно. За свои поступки надо платить, Нэйтон.
- Выход найдется. Я найду его. С твоей помощью. Тебе ведь есть, что сказать мне? У вас с матерью полно секретов, это сложно не заметить.
- Лишь бы не догадался какие…
- Ты сама мне их поведаешь, верно? – Нэйтон был весьма строг.
- Ты точно этого хочешь?
- Будь это иначе…
- Тебя бы здесь не было, да? – закончила вместо него она и лукаво покривила губами,  невесело думая про себя. – «Все равно мне скоро конец. Терять – так уж все».
Нэйтон со всей серьезностью кивнул.
- Ну, во-первых: никакая я не Ренис Нолл. Меня зовут Рахима. И если уж ты задумал для меня бегство, то мне нужны мои настоящие документы, что хранятся в камере с номером «317», ключ от которой лежит в маленькой коробочке, стоящей на второй полке шкафа матери, который находится в ее спальне…
- В доме, который построил Джек…
- Дурак, я же не шучу.
- Знаю, что дурак, - парень призадумался, хмуро глядя в окно.
- Все еще хочешь мне помочь? – теперь Ренис откровенно кривила рот, выражая свое сомнение в нем и его наивной затее.
- Значит, я отныне буду звать тебя Рахима? Какое странное имя, - он игнорировал намеренно ее вопрос. – Ренис подходит тебе больше.
- Рахимой меня звать нельзя. А почему – расскажу, если нам удастся удачно сбежать.
- Договорились. Я достану тебе этот ключ. – «Потому что хочу узнать, почему тебя так нельзя звать», - пробежала мысль.
Услышав такой ответ, девушка погрустнела:
- А Алекса ты мне простишь? Я бы не простила.
Нэйтон посмотрел на нее, колеблясь и не решаясь говорить о том, что Фринвуд в больнице. Он сам точно не знал, в каком он состоянии и планировал прежде это выяснить, а потом уже ставить ее в известность.
- Время – удивительная вещь. Со временем, думаю, да, прощу. Буду напоминать себе чаще, что он спровоцировал тебя.
- Откажись сейчас, пожалуйста, - вся эта задумка с бегством Ренис не нравилась, как и не нравилось то, что Нэйтон всецело подставляется из-за нее. Она планировала сдаться, считая, что это куда разумнее.
- Не понял?
- От этой затеи с бегством…
- Нет.
- Ты понимаешь, что теряешь все?!
- Понимаю.
- Твое будущее, связь с родителями, друзей, любимое занятие, цели! А как же поставленные задачи при получении образования?!
- Плевать.
- Нэйтон, - в голосе звучала мольба.
- Я уже сказал.
- Почему ты так упорствуешь, скажи?
- Обязательно. Но, когда вернусь, - парень уверенно пошел к двери.
- Ты куда? – со страхом спросила она.
- За твоим волшебным ключом. До моего возвращения запрещаю тебе выходить. Дождись меня, мы уйдем вместе.
- А если ты не придешь?
«Об этом я не подумал», - остановился Нэйтон, взявшись за ручку двери, и сказал:
- Я приду. Непременно, - он потянул на себя дверь.
- Постой. Ты должен знать, - Ренис подошла ближе. – В нашем доме есть дверь. Она в спальне мамы за ширмой. Снаружи же она находится примерно по боку от забора со стороны соседей справа. Дверь белого цвета и сливается на общем фоне дома.
Она нервно порылась в карманах, доставая связку ключей. Взяв тонкий узкий ключик, протянула его со всей связкой:
- Вот он, возьми.
Парень сунул ключи в свой карман, кивнул и вышел в коридор. Про себя он думал об одном:
«Рахима. Какое чудное (ударение на «о») имя…».
Оставшись одна, Ренис Нолл постояла немного, глядя на то место, где недавно стоял Нэйтон, тяжело вздохнула и вернулась к кровати. Села.
«Притащил. Ударил. Накричал. Успокоил. Наобещал. И ушел», - легкая усмешка тронула губы. – «Вот сделай такое Алекс – стала бы ты это прощать?! Хотя, ему уже нечего прощать. Мертв», - возник ехидный голос в голове, напоминая, что Алекса она убила за мелочь (касающейся погибшего Мэвила), которую посчитала непозволительной и непростительной.
- Да, он мертв. И это я его убила, - сказала негромко Ренис и подумала. – «Надо же. Во сколько раз отличается мое отношение к поступкам и действиям Алекса, от аналогичных действий Нэйтона. Одному можно, другому нельзя, да, Рахима?», - она уронила голову на подушку, подбирая ноги ближе к телу.
«Я ничем не лучше остальных людей, что позволяют кому-то быть ближе и делать все, что вздумается, а кому-то даже слова доброго не скажут. Интересно, как это называется с научной точки зрения? Наверное, это знает Нэйтон. Хм, Нэйтон…. Почему он загорелся этой дурацкой идеей побега? Вероятно, следуя этому своему правилу верного друга, решил быть со мной до конца даже в этой, обреченной на провал, затее? Может быть», - девушка подложила ладонь под голову. – «А может, для него выдался редкий шанс изучить меня как преступника, сделать удивительные открытия и выпустить книгу в трех томах, в которых он детально опишет и раскроет мои мотивы? Ха, смешно, но тоже может быть».
- Или это были простые слова утешения, и он сейчас со всех ног бежит в полицию, чтобы сдать меня и оправдать себя? – прошептала Ренис и нахмурилась. – «Как это некрасиво, думать о Нэйтоне подобное! Но все же, для него этот вариант был бы куда лучше. Ведь я не собираюсь бросать здесь мать, неужели он этого не понимает?», - на этом вопросе к самой себе все ее мысли вдруг остановились. И сама она, не моргая, затаила дыхание, глядя перед собой. Все потому, что в бурном потоке мыслей, наплывших как возможные ответы на ее вопрос, была одна, что остро кольнула ее по всем нервным окончаниям, заставив обратить на себя внимание.
Это было небольшое подозрение на истинную причину неразумных поступков столь разумного парня. Эта мысль частенько настигала ее, бросая все тело в неприятную дрожь, вот и в этот раз Ренис Нолл тряхнула головой, отгоняя ее и не желая признавать очевидного. Она встала с кровати и нервно заходила из угла в угол, как делал это ранее Нэйтон. На часах было около десяти вечера.
«Надеюсь, его поймают. Лишь так его можно оградить от саморазрушения, которое он задумал ради меня. Уж лучше пусть он попадется один, без меня в компании, иначе, как соучастник он влипнет в дело по самые уши. А я этого не хочу. Портить и рушить жизнь человека, который давно распланировал, кем и где он будет – было бы последним в моем списке последних желаний. Тем более, если все делается из-за меня, то это больше, чем глупо!», - глубокий вдох-выдох и дальнейшее вслух:
- Решено. В полночь я иду в участок.
Почему не сейчас? Чего тянуть? Хотела убедиться, что Нэйтон не придет? Что он бросил ее, испугавшись трудностей, или попав в руки служителей закона?
Да, именно так.

Глава двадцать четвертая: «Приключения Нэйтона».
Парень нарочно шел по плохо освещенным дворам и улицам, избирательно по памяти выбирая таковые. Проходя по противоположной тропинке между кустов аллеи возле многоквартирного дома, в котором находилась квартира Алекса Фринвуда, Нэйтон увидел несколько людей в форме, бродивших у подъезда. Парень оказался здесь не случайно, так совпало, что отель, клуб и многоэтажки находились в одном крупном районе города.
«Что они тут-то делают?!», - удивился Нэйтон. – «Если они даже тут, то страшно представить, что творится у дома Ренис!», - он быстро скрылся в тени и прибавил шагу. Денег у него оставалось немного, на такси надеяться не стоило. Нэйтон побежал со всех ног, на бегу прикидывая, где ему лучше будет срезать и куда свернуть. Телефон в его кармане разрывался от вибрации, не стихающей ни на минуту. То были наперебой: Гордон, Оливер, Луи, Анри и, конечно же, обеспокоенные родители и младший брат. Все искали его. Того, кто убежал вслед за мисс Нолл на глазах у публики. Все хотели знать, где он находится.
А для чего хотели и так понятно. Нэйтон нагло игнорировал дребезжание мобильника, с тревогой думая: «Меня могут выследить по GPS!». Он надумал избавиться от телефона, выбросив в кусты, но не менее неспокойная мысль: «А вдруг Ренис нужно будет позвонить…», - что поспособствовало спасению телефона, который остался в кармане.
«Домой мне категорически нельзя! Даже, если буду отнекиваться и врать, что не догнал ее тогда в клубе, за мной либо установят слежку, либо закроют на пару дней. С таким исходом я для Ренис не помощник. Что же делать?!», - парень, не зная усталости, резво перебирал ногами. Почти весь город поперек обежал и выбрался на ту длинную улицу вдоль главной дороги, ведущей в свой район, по которой ходил в университет с Ренис по утрам и вечерам, провожая ее. Вспомнив то, как она первое время тому упорно сопротивлялась, ему стало весело и одновременно с этим как-то грустно. – «Этого уже не будет. Больше никогда не будет…. Зачем же ты так, Ренис?!».
 Нэйтон тоже не дурак, понимал, что вся эта его бравада и стремление доказать ей, что он может все – всего лишь маневр, отвлекающий его самого от так больно бьющего по сердцу факта.
«Нас поймают. Все равно. Когда-нибудь. И даже не когда-нибудь, а очень скоро», - но он упрямо шел вперед. Уже шел, а не бежал. Внимательно всматриваясь туда, где у дома семейства Нолл расположилась машина с двумя пассажирами внутри. Двое мужчин в форме бродили у калитки. А еще четверых в штатском, слонявшихся на значительном расстоянии, он приметил сразу.
«Понятно», - Нэйтон прилип к забору чужого дома и медленно попятился назад к повороту, из которого вышел. Он рассчитывал сделать крюк и пробраться через соседей. – «Очень надеюсь, что в доме их нет. На это нужен ордер. А его нужно предъявлять хозяину. Ренис они не нашли, но могли найти ее мать…», - подумал он, карабкаясь на соседский забор. Кстати, да, Эллисабэт Нолл они нашли, женщина была под сильнодействующим снотворным, ее усыпляли каждую ночь. Так что офицерам пришлось ждать до утра у палаты пробуждения пациентки.
Парень спрыгнул во двор, лихо перебежал его, слыша, как из открытого окна дома доносились громкий смех и музыка. У кого-то, определенно, праздник и веселье. А Нэйтону еще на забор Ренис лезть. Это у него получилось с первой попытки. Снова прыжок и он очутился прямо напротив той стены, которую описывала ему Ренис. Нэйтон по-воровски осмотрелся. В открытой его глазу темной площадке двора никого не наблюдалось. Парень напряг глаза, рассматривая в темноте очертания двери и хоть что-нибудь похожее на дверную ручку.
Ее не было.
 «Видимо, ею послужит вставленный в замок ключ», - Нэйтон исхитрился попасть ключом в скважину, найденную с трудом после долгого тактильного обследования. – «Так и есть!», - он открыл дверь, боясь услышать скрежет петель, который с потрохами выдаст его. Но, к счастью, его опасения не оправдались. Нэйтон обошел ширму, что скрывала дверь изнутри, и ринулся к шкафу.
«Вторая полка, вторая полка», - повторял он про себя, в спешке подсвечивая путь и все предметы телефоном. – «Да. Вот и она, маленькая коробочка, а на дне – ключ», - сунул ключ в карман, поставил коробку на место и спешно вышел. Закрыл дверь, прислушался.
Во дворе и за ним было тихо, Нэйтон снова полез на забор. Опять к соседям и опять забор, а за ним поворот с которого можно было бежать на все четыре стороны. Уж слишком удачно. Не находишь? Да, так бывает, когда жизнь готовит тебе смачный удар под дых. Сначала подает на блюдечке с двумя каемочками надежды на светлое будущее и планы на лучший исход, а потом – на те, удар по ребрам! Ну, или чуть ниже.
Боясь спугнуть удачу, Нэйтон побежал вниз по параллельной улице, издали глянув на огни в своем доме. Таки да, у ворот также дежурила машина, своей раскраской говорившая: «полиция». На душе стало тяжело, что подумают о нем родители! Парень вздохнул, пробежал мимо и в темном местечке присел, чтобы перевести дух. Он же тоже не железный, и ноги не резиновые. Голова непрерывно размышляла и болела о том, где раздобыть денег. Домой ему не попасть, копошиться в доме у Ренис – не вариант, она сама по уши в долгах.
Попутно ломая голову над этим, Нэйтон продолжил бег. Рискуя всем, забежал к Грине, когда оказался в ее районе. Она без лишних расспросов о том, что и как, дала ему денег. Немного, но на билеты из города им было достаточно. До Грины офицеры полиции еще не добрались со своими вопросами, но были в пути. Поблагодарив ее, не прощаясь, Нэйтон сорвался с места, услышав далеко впереди вой сирен.
«Чтобы там не произошло, надеюсь, у вас все получится!», - пожелала Грина и закрыла дверь. Она с надеждой подумала про свою подругу, еще не представляя, что та натворила.
А между тем Ренис, глянув на часы, встала между дверью и кроватью.
«Вряд ли в моей ситуации возможен какой-либо иной выход. Ну, разве что, выход из жизни. Но я не самоубийца. Себя не убью, себя убивать я боюсь», - она посмотрела в окно, подумывая, а не выпрыгнуть ли головой вниз. Представила. Поежилась. И отказалась от этой мысли.
- Бедная Саша, - неосознанно прошептала она.
- Саша? – захихикал в голове голос. – Может, «мама»?
- Да, мама. Как она это перенесет? Переживет ли такую новость? Она все время жила в страхе, что я именно так и закончу. Не говорила этого мне никогда, да только я-то знаю, что это так.
- Она боялась, что ты убьешь, но не кого-нибудь, а ее! – голос в голове все издевался.
- Чего боишься – то и случается. Уж лучше смерть Алекса, чем ее, - Ренис громко рассуждала вслух. – И эти фальшивые надежды на спасительное бегство ни к чему. Это, может и прокатило бы, будь у нас Мэвил и его способности доставать деньги и поддельные документы в любой срок. Но его уже нет. А с моим именем далеко не уйдешь.
Она снова бросила взгляд на часы – 23:55.
Девушка пошла к двери и щелкнула замком. Сказала тихо:
- Пора понести ответственность.
И понесет. Получив в лоб дверью, что распахнул влетевший запыхавшийся и раскрасневшийся Нэйтон.
Я немного отступлю, хочу добавить несколько слов о жертве громкого преступления. Алекс Фринвуд был не жив-здоров, но и не мертв. Он лежал уже прооперированный в той же больнице, что и мать Ренис, только в правом корпусе и этажом выше. Его спасение было в том же ноже, которым ранила его злая маньячка. Это был небольшой складной ножик, лезвие которого едва ли достигало длины вытянутой пятерни поперек. Именно это и сыграло ключевую роль в сохранении его жизни. То есть, будь он чуточку длиннее, то ты знаешь, что. Даже когда, вдавливая на рукоять, налегала на нож Ренис, он не вонзался глубже, так как и без того до упора был вогнан в живот несчастного парня.
Чудо, что нож не задел жизненно-важных органов и повредил только мягкие мышечные ткани в области живота и, по сути, угрозу жизни Алекса доставляла только большая потеря крови. Конечно, то, что Ренис Нолл своевременно позвонила и сообщила о лежавшем без сознания Алексе, уверенно назвав его трупом, а не просто ушла, тоже имело важность. И это даже в первую очередь! Кровь Фринвуду, кстати, восполнили без особых на то проблем. Не у каждого найдется под рукой сестра-близнец. Хоть почку у нее бери, хоть стволовые клетки. Гибни и воскресай за ее счет! Вот и парню оставалось только очнуться после несложной операции и переливания крови. Забегая, нет, вырываясь вперед, скажу, что когда Алекс Фринвуд отошел после наркоза, он восстановил события и произошедшее конкретно с ним, а так же, начал четче различать людей в форме и других поочередно настигавших его личностей, понял сразу, что к чему. Понял, кому и что сулит его любое верно или неверно сказанное слово. Поэтому парень категорически отрицал, что его пыталась убить мисс Нолл, хотя свидетели (те же парни у дороги), описывая последнего человека, с которым видели Фринвуда, уверенно указывали на нее.
Алекс упорно стоял на своем, при этом заикаясь, не мог дать четкого ответа на вопрос следователя:
- Кто тогда это был, скажи? Видел ведь?
- Почему он так поступил?! – может быть, с любопытством и шепотом спросишь ты.
И я не отвечу, не услышав.
Не исключено, что парень понял нечто важное для себя. И я, наверное, тоже Америку не открою, сказав, что бывают такие люди, которые открыто не могут признать (при этом, всячески доставая и цепляясь), что любят того или иного человека. Любят человека, которого только-только жестоко обидели. Не могут контролировать свою желчь, никак, но любят, не смотря ни на что. Таков и был парень Алекс Фринвуд, осознавший в себе большое светлое чувство к Ренис Нолл, что воспылало от удара ножом еще сильнее. Одни извращенцы кругом. Аж страшно жить!
Известный и властный дядя Фринвуда, который тормошил звонками отдел полиции и поставил на уши весь город, требуя найти эту подлую тварь и прочее, не разделял позиции племянника. И не будь он важным членом какого-то там комитета и представителем от какой-то там партии демократов, а также просто состоятельным и даже более чем человеком, в городе не подняли бы служители порядка столько шуму, в поисках студентки-убийцы.
Не очень плавно возвращаемся в отель: Нэйтон, перепугавшись, быстро схватился за девушку, поднимая с пола и заглядывая в лицо, что бы удостовериться, не разбил ли он ей нос. Нос был в порядке. Зато на лбу выделялась вздувшаяся ровная красная полоска.
- Ты чего у двери-то делала?
- Надо же было тебе дверь открыть.
- А как ты догадалась, что это был я?
Минута молчания, в которой было слышно их дыхание и ничего более.
- Я соврала. Не собиралась я тебя встречать.
- Хотела уйти?
Ренис кивнула.
- И куда же? – Нэйтон снял куртку и бросил у двери, голос его стал резче.
- Туда, куда должна.
- То есть, я попусту дважды пробежал весь город, облазил два забора, проник в твой дом и достал тебе это? – он держал в вытянутой перед собой руке ключ. Он был так зол на нее, таки в ярости! А Ренис, не веря тому, что видит, и тому, что ему удалось избежать ареста, стояла с раскрытым ртом и округлившимися в неверии глазами. – Выходит, что ты нисколько в меня не верила? – понял Нэйтон и расстроился.
Девушка воспряла. Не для себя. Уже для него.
- Верила и верю. Пусть меня и знают, как убийцу Ренис Нолл, но, - она взяла протянутый им ключ. – Я-то Рахима, которая точно знает, чего хочет.
- Другое дело, - Нэйтон сел на кровать и вынул из кармана джинс деньги. – Здесь не так уж и много, но на бегство из этого города нам хватит.
- Откуда? – Ренис с изумлением в глазах присела рядом.
- Грина.
Они переглянулись и уставились на деньги.
«Я толкаю этого человека и его жизнь прямиком в яму, а не под откос», - Ренис отвернулась в окно, в котором видела кричащее ей отражение. – «Зачем?».
- А теперь, - тяжело вздохнул Нэйтон, и Ренис, подумав. – «Нет. Пожалуйста. Я уже и так все знаю!», - отодвинулась от него немного.
- Я, как и обещал, расскажу тебе, почему я это делаю, - он улыбнулся по-доброму, так, как всегда улыбался только ей. – Хотя, по выражению твоего лица и так понятно, что мои слова уже ни к чему.
- Не говори ничего.
- Почему же?
- Мне от этого не легче.
Нэйтон извлек из кармана не сдающийся мобильный телефон. На экране светилось имя матери. Парень смотрел и думал.
- Подними, Нэйтон, - сказала Ренис.
- Извини, - ответил он, поднялся и подошел к окну, приложив телефон к уху.
Говорили, в основном, на том конце, парень лишь молчал и слушал, изредка произнося короткое то «да», то «нет». А потом начал невнятно мычать в ответ, что-то вроде: «угу», «ага». Его напрягала мысль о том, что звонок отслеживается. Это пугало и подстегивало к действиям. Сказав четко в трубку:
- Хорошо, - и больше не слушая, сбросил вызов, а сам телефон, открыв створку окна, швырнул в палисадник.
Из разговора с матерью он узнал нечто очень полезное. То, что имело вес. Значимый вес. Алекс – жив, чему он несказанно рад, но об этом он скажет потом, для него важнее было закончить начатый разговор с Ренис. Нэйтон вернулся и сел на место, поймал ее взгляд и, не отводя глаз, выпалил:
- Я люблю тебя.
В маленькой комнате повисла зловещая тишина, что была страшнее той, что наступила, когда он ударом опрокинул ее на пол, несколькими часами ранее. Мисс Нолл вся сжалась, склонив голову так, что можно было ею коснуться кровати.
- Рахима, - обдуманно сказал он, вместо срывающегося с языка «Ренис», пытаясь этим вывести девушку из транса, в который она впала после его слов.
- Тебе просто меня жалко. Скажи, что ты это от жалости!
- Не принимай за жалость мою любовь.
Ренис торопливо прервала:
- Я же тебе говорила. Предупреждала еще тогда…
- Да. Помню.
- И ты мне обещал, что ты – просто друг. Что покажешь возможность существования данного термина наяву. Без каких-либо умыслов и чувств. Ты хотел доказать подобное мне. И ничего больше.
- Помню, я все это помню. И тот день, когда ты отчаянно старалась избавиться от моего общества, помню как сейчас. Помню многое. Но я никогда не думал, что все так обернется.
Девушка молчала и не поднимала головы. Нэйтон выдохнул и продолжил:
- Я это понял после твоих слов о намерении выйти замуж за Джона Леринга. А когда я увидел, как ты уходишь к нему в клубе, мне показалось, что будет лучше, если я поскорее уйду, чтобы не видеть вас вместе. Это было непереносимо.
Девушка заглянула ему в глаза и показала свою кривую улыбку:
- Как видишь, все обошлось. Он, к счастью, умер… - и снова грусть легла на ее лицо.
- Ренис, я не такой человек, который радуется чужому горю, потому что получил за счет этого какой-то шанс. Мне одинаково больно было видеть тебя в слезах, как и видеть с ним. В тот миг мне хотелось приложить все усилия, чтобы найти средство, оживляющее мертвецов, если бы оно только существовало.
- Ты слишком добрый для этого мира, Нэйтон. Из тебя не выйдет хороший психолог, сопереживание тебе будет мешать…если ты, конечно, попросту не притворяешься. – Ренис, произнося последние слова, думала, что говорит их про себя. Осознав, что сказала это вслух, прошептала. – Прости.
Нэйтон пропустил их мимо ушей:
- Ты ошибаешься. Будь я добрым, я бы не ударил тебя.
Убийца задумчиво молчала, она уже и забыла об этом. Ее волновало другое. Ренис вдруг схватилась за голову, сжимая ее руками. Боль. Та отвратительная боль, которая часто стучала у нее без остановки в висках, вновь давала о себе знать.
- Хорош же ты, Нэйтон. Наврал мне, - опустив руки, она посмотрела на него.
- Ты тоже хороша, - усмехнулся он.
- Я?! – не поняла Ренис.
- Ты, Ренис, ты! Неужели ты не замечала, что я смотрю на тебя иначе? Не видела, что изменилось мое отношение к тебе, а, Ренис?
- Такими вопросами обычно достают сварливые подруги.
- Не переводи все в шутку, тем более что у тебя и несварливых подруг-то нет. – На это заявление Нэйтона Ренис печально потянула уголок губ и только. – Скажи, ты, правда, ничего не замечала?
- Я? Ну…было пару раз то, что до жути напугало меня. Отчего я и убедила себя, что мне все это просто показалось. Мне не хотелось потерять друга, который заверял меня, что будет только другом и никем более. Не ты ли на мои возражения, что подобного между противоположным полом не бывает без последующих бушующих чувств, заявил: «Бывает!». Не ты ли уверял в том, что будешь доказательством? – опять окунулась в обвинения Ренис, наклонила голову набок и уставилась вроде бы на него, но взгляд ее проходил куда-то сквозь собеседника.
Тот молчал. Что ему на это сказать?
- Все я замечала, - она подняла голову и снова ее склонила. – Но меня это пугало. Легче было думать, что мне это мерещится. Это проще, чем решиться на серьезный разговор с тобой и свести на нет то, что ты там вообразил себе.
- Вряд ли бы это получилось, - засмеялся Нэйтон.
- Тебе ли смеяться, лжец!
- Ты тоже лгунья, Рахима, - подчеркнул ей он ложь в имени.
- Еще и убийца. Так что, отступи. Тебе такая сложная ни к чему.
- Ты не убийца.
- Не надо из-за своих чувств меня обелять…
- Он жив, - улыбка.
- Что?!
- Алекс – живой, - парень шире потянул улыбку в ответ этой кривой гримасе ужаса и непонимания, застывшей на лице девушки.
- Но я ведь…я…у него не было пульса…я сама проверяла…
- Говорю тебе, жив он! Мама сказала, что он в больнице. Ты его не убила.
Ренис замолкла, глядя на свои руки и долго переваривая информацию.
- Это ничего не меняет. Я покусилась на его жизнь, это равно наказуемо.
- Нам надо сменить место, - не слушал ее Нэйтон, подумав верно и вовремя об этом.
- В смысле?
- Собирайся! Живее, живее! – он уже натягивал рукава куртки.
Быстренько спустились в вестибюль, сдали ключи и выбежали в эту темную прохладную ночь на пустынную улицу, казавшейся мертвой.
- Мы идем к Алексу? – спросила она, еле поспевая за ним.
- Ты, что, рехнулась?! Нет, конечно!
- Куда же тогда?
Нэйтон не ответил, продолжил петлять по дворам. Выбежал на оживленную трассу, перебежал вместе с ней на другую сторону, где возвышался внушительных размеров отель, который освещал разноцветными неоновыми огнями фасадной вывески всю дорогу. Сняли дешевую комнатку и в нем, в целях экономии, номер взят был на одного. И он показался просторнее предыдущего их временного жилища, правда, кровать была немного уже, благодаря чему и занимала меньше пространства в комнате.
Заперев за собой дверь, парень и девушка, обменявшись взглядами, отвернулись друг от друга.
- Да, да. Чувство неловкости, - закачу глаза я.
- Оно самое? – не поверишь ты.
- Собственной персоной! – ударю в грудь кулаком я и продолжу.
Затянувшееся молчание прервала Ренис, заговорив первой:
- Мне стало чуточку легче, когда ты сказал, что Алекс жив, - девушка прошла к кровати и села на нее.
- А мне-то как! – Нэйтон все стоял у двери, переминаясь с ноги на ногу.
- Может, тебе стоило пойти к нему? – робко спросила она, не теряя надежды на возможность улизнуть в его отсутствие.
- Зачем?
- Он же твой друг. Лучший друг.
- И я тоже его друг. Лучший друг. Но, увы, предпочел спасать тебя, - он грустно улыбнулся, подошел и присел рядом. – Я пошел за тобой, а не к нему. И сейчас я сижу с тобой, а не возле его больничной койки. Есть ли смысл теперь сломя голову бежать к нему, когда сделанный мною выбор так очевиден?
- Но ты же его друг, неужели тебе не…
- Перестань! – раздраженно перебил он. – Никакой я не друг! Ни ему, ни тебе.
Оба заткнулись на некоторое время, искоса буравя друг друга взглядами.
- Так что ты решила? – раздался в тишине вопрос Нэйтона.
- Насчет чего?
- Того, что я тебе сказал.
Она молчала, пряча глаза. А он настаивал:
- Как мне быть, Ренис, скажи?
Ренис принялась тереть лоб:
- Я не знаю…эм. Ну, понимаешь, сейчас на меня столько всего навалилось. У меня голова пухнет, – тяжелый вздох. – Меня разыскивают за то, что убила Алекса…
 - Сказал же, жив он! Ты его не убила, - оборвал ее Нэйтон.
Глаза Ренис вспыхнули будто надеждой, покривив губами, она сказала совершенно неожиданное:
- То есть, ты все-таки настаиваешь, что я плохо справилась, и стоило его добить?!
- Такого я не говорил и не скажу. Слишком жестоко по отношению к нему и уж тем более к тебе. Не об этом сейчас, - парень придвинулся ближе. – Мне нужен ответ.
- Что мне с тобой делать? – последовала непродолжительная пауза для глубоких вдохов и выдохов. – Столько проблем, мама в таком положении, и я еще в помутнении рассудка на Алекса с ножом кинулась. Побег этот, тобою выдуманный, и еще ты в любви признался…
- Знаешь ли, мне обидно, что ты рассматриваешь мою любовь как проблему и ставишь мое признание в один ряд с побегом от стражей закона и нападением на Алекса.
- Там же еще моя мать, а значит, я также трепетно отношусь к этому, - попробовала  отшутиться она. Неудачно.
- Смеешься?
- И в мыслях не было. Просто мне, наверное, надо подумать.
Большие глаза Нэйтона внимательно смотрели в ее глаза. Глаза Ренис, скажу я, были так себе. Ничем не примечательные, среднестатистические маленькие карие глаза, у которых была одна особенность – оттенок цвета был самым темным и с расстояния двух шагов глаза эти казались временами насыщенно-черными, будто сплошной черный зрачок без радужки.
- Какой я дурак! Нашел время для откровений.
- Нет, не дурак. Могу тебя понять. Ты думал, что если не сейчас, то больше шанса не предоставится. Я права, Нэйтон?
- Права.
- Вот и я тоже думаю, что с этого дня наши пути разойдутся, - увидев в его глаза испуг, поспешила предупредить. – Нет, нет. Я вовсе не отвергаю тебя. Ответ я тебе дам, но мне над ним надо серьезно подумать, ведь ты очень дорог мне.
- Знала бы ты, как я дорожу тобой! Знала бы, как больно было слышать от тебя, что ты уходишь с Джоном! Я его, конечно, глубоко уважал, но твоего выбора понять не мог, и все же искренне был рад за тебя. И когда сказали, что он умер, тогда, в больнице, мне бы радоваться, да прыгать от счастья! Не смог. Мне стало еще больнее. Не думал я, что буду так сопереживать твоей утрате, что буду также убиваться…
- Потому-то я и дорожу тобой. Не такой ты, как этот Алекс или Луи. Не такой, как Гордон или Оливер. Другой, чем и пришелся по душе, как бы я тебя не отталкивала.
- Я знал, я знал! – Нэйтон победно оскалился.
- Прилипала и надоеда, правда, - осадила его она, улыбаясь и мгновенно стирая эту улыбку с лица. – Но время для раздумий мне все же нужно.
- У нас его мало.
- У нас его нет, - поправила она в стиле своей матери, и они одновременно посмотрели на часы.
Время неизбежно приближало по минутам утро. На часах уже 01:15, а они продолжали сидеть.
- Что мы будем завтра делать? – решила отвлечь обоих от их трудного разговора Ренис.
- Нам нужно пораньше выбраться и бежать к вокзалу. Можно часа в четыре. Будет безлюдно и еще не так светло.
- А с вокзала куда? Мне же сначала нужно заполучить мой паспорт, ты ведь помнишь?
- Придется ехать раздельно.
- Почему?!
- Я имею ввиду вокзал. У меня нет с собой документов. Вчера мне это и в голову не пришло. Мне придется вернуться за ними, а ты поедешь и дождешься меня у магазина, за ним есть место, где можно спрятаться. А я поеду…
- Домой? – перебила Ренис.
- Нет, в клуб. Мой паспорт в рюкзаке, а он со вчерашнего вечера там.
- Думаешь, ребята не забрали?
- Нет. Все забытое остается на месте в ожидании хозяина, таков уговор.
- Хорошо.
- Я не заставлю долго ждать. И, так как билеты могу купить только я, то и за твоими документами поеду тоже я.
- А когда вернешься, то…
- Вместе решим, куда двинуть дальше.
«Нас ждет провал…», - подумала Ренис.
«Я сам своим словам не верю…», - думал Нэйтон.
- Отлично. Теперь надо отдохнуть, - сказала оптимистично Ренис и, заняв строго левый краешек кровати, приняла горизонтальное положение.
- Действительно, нужен хотя бы час сна, - Нэйтон перешел на другой край, но так и не лег. Он сидел, опустив локти на согнутые в коленях ноги, подпирая руками голову и закрыв глаза, напряженно думал, просчитывая скоро набросанный на словах план до мелочей.
Внезапно почувствовав прикосновение, он открыл глаза. Перед ним стояла Ренис. Ее рука ладонью прижималась к щеке Нэйтона. Парень, подняв голову, потерся об эту ладонь. Девушка подошла ближе и наклонилась к нему, держа его лицо обеими руками. И почему-то руки эти были такими холодными-холодными, как и ее застывший взгляд. Подняв ногу, она опустила ее на край кровати, сделав то же самое и с другой, оказалась сидящей на его коленях.
От неожиданности, а также под тяжестью девушки, Нэйтон раскинул руки позади себя, опираясь на них и отклоняясь от напирающей Ренис, которая при этом крепко держала его за голову своими ледяными руками, склоняясь и придвигаясь к нему все теснее и ближе. И вот когда она подалась вперед, наваливаясь на него, Нэйтон качнулся и, чтобы удержаться, отодвинул руки назад и…
И коснулся чего-то.
Кое-как оторвав голову, он посмотрел назад. Там, спиной к нему, на правом боку лежала Ренис Нолл.
Нэйтон мотнул головой, глядя перед собой. Никого не было. Ни перед ним, ни на его коленках. Аха-ха-ха, привиделось! Каковы желания в своей силе! Видишь то, что спокойно себе дрыхнет с боку! Нэйтон, пребывая в недоумении, вскарабкавшись полностью, присел возле нее. Нагнулся, разглядывая лицо, все еще не веря, что такое – всего лишь плод его разыгравшегося воображения.
Ренис, к слову, не спала. Она не могла уснуть, зная и чувствуя присутствие в комнате постороннего человека. Так и лежала с открытыми глазами, изучая входную дверь и все торопя время, чтобы скорее в нее выйти. Заметив, нависшего над ней Нэйтона, так странно заглядывающего ей в лицо, она повернула к нему голову и удивленно спросила:
- Ты чего?
- Мне показалось, - прошептал себе разочарованно он и опустил голову.
- Что тебе показалось? – нахмурилась Ренис, привставая и заглядывая в глаза.
- Ты. Была на моих коленках… - начал и осекся Нэйтон, сказав это с таким жалобно-ябедным тоном, будто весь из себя правильный мальчик жалуется своей мамочке на распутную деваху в детском садике.
Ренис поначалу хотела громко рассмеяться, но вовремя остановила себя. Не зная, что делать и как вести себя в подобных ситуациях, она села и, положив ему руку на голову, легонько потрепала по волосам.
- В моем видении было по-другому, - это должно было прозвучать как шутка, но Нэйтон Ривер выглядел весьма серьезным. – Этим ты мне не поможешь.
- А чем же тогда? – не понимала Ренис, голова ее была занята совсем другим – неминуемым провалом и скорым заточением в тюрьму. Это, согласись, куда важнее.
Парень смущенно отвел взгляд. Как его понимать, девушка не знала.
- Слушай, Нэйтон, ты действительно готов ради меня забыть про всех?
- А по мне не заметно?
- Что, и Алекса забудешь?
- Забуду.
- Как это цинично. Идти на поводу желаний, - дошло, наконец, до нее. – Брать то, что хочешь, забывая обо всем.
Мня сейчас вырвет, где мой BMW-пакет?
- А можно? – с надеждой посмотрел парень.
- Ты, правда, этого хочешь? – спросила Ренис, искренне не понимая и оставляя последние слова недосказанными. А именно: «Со мной».
Тот лишь молча придвинулся ближе.
- Циник, ты уверен?
- Заткнись.
- Ну…, - тут поздно что-либо говорить, ответ его уже не интересовал, руки полезли делать то, что им хотелось.
Далее углубляться я не буду, иначе нужна будет BMW-бочка для меня и моих рвотных масс. Меня и на это-то едва хватило. Извини, но я ханжа, потому оставлю эту сцену на чье-нибудь воспаленное домысливание. Или какому-нибудь романисту-подражателю, что мастерски описывает похожие моменты и совсем не краснеет. Если хочешь, свяжись как-нибудь с Пауло Коэльо, скажи, что у тебя имеется одна грязная работенка для него, я верю, он хорошо подаст пропущенные мною описания.
И да, ты уж извини, я пишу куцо и блекло. Кое-где сплошная недосказанность и бессвязные предложения, но я, как бы изначально и постоянно предупреждаю, что это черновик и скелет того, что после тщательной переработки и переделки должен в итоге получиться более объемным. Почему я сразу не делаю так, как должно быть? Я боюсь, углубляясь, не успеть дойти до логического завершения. Тороплюсь, как могу и все равно не укладываюсь по времени. Начиная, и мысли не допускалось, что это все так тяжело и сложно.
Так, что там мои герои? Закончили уже мышиную возню? Черт, даже у выдуманных героев есть личная жизнь. Ненавижу.                10:34    20.09.16г.
- Нэйтон.
- Что?
- У меня к тебе есть одна просьба.
- Какая?
- Это на случай, если нас поймают, - сказала Ренис, оставив при себе. – «А нас непременно поймают!».
- Не говори глупостей! – не понравилось это Нэйтону.
- Подожди, не перебивай. Выслушай до конца. В случае ареста, свое поведение объясни им тем, что помогал мне исключительно в корыстных целях, рассчитывая на то, что можешь воспользоваться, - Ренис не успела закончить, он все понял сам.
- Что ты такое говоришь! Это оскорбляет меня, я такого не скажу…
- Нет, - перебила в свою очередь его Ренис. – Скажешь! Ты должен будешь сказать. Иначе надолго сядешь, как сообщник. А мне ты нужен на воле, а не в камере.
Наступило молчание, в котором парень хмуро смотрел в ответ и о чем-то думал.
- Хорошо! – с вызовом сказал он. – И у меня есть к тебе одно требование.
- Какое?
- Что бы тебе не говорили, чтобы тебе не предъявляли, отрицай свою вину. Орудия убийства они точно не нашли.
«И не найдут», - подумала тут же Ренис.
- Не говори им чем, и куда вообще дела нож, даже если вспомнишь.
«Я и не забывала!», - мелькнуло у нее вновь.
- Договорились, - слабо улыбнулась Ренис.
- Я все же надеюсь на удачный побег, - сказал Нэйтон.
- Я тоже, - соврала она и посмотрела на часы. – Уже четыре.
Нэйтон обвел взглядом комнату в поисках куртки.
- Это прозвучит эгоистично, но…
- Но? – насторожился он, надевая куртку и не оборачиваясь к ней.
- Я бы хотела напоследок увидеть мать.
- Ренис.
- Да, я понимаю, что, наверняка, для меня там устроена засада, что меня, вероятно караулят. И все равно хочу ее увидеть.
- Ладно. Мы попробуем.
Больше слов сказано не было. Они вышли, сдали ключи и покинули отель. Решено было сначала пробраться в клуб, вдвоем. За его сумкой. Благополучно заполучив ее (а клубу, почему-то, стражами закона не было уделено внимания), они сели в такси и направились в больницу. Остановили дальше, чем нужно, чтобы приглядеться к людям, бродившим в такую рань по двору. То были две уборщицы и трое мужчин. Кто эти трое, не сложно догадаться.
Ренис пошла к входу, Нэйтон за ней.
«Понятно, что здесь все и закончится. Нам позволят войти, затем, возможно, ее пропустят к матери, а на выходе из палаты нас встретят человек тридцать с бронежилетами. И ведь она прекрасно осознает это и все равно так бесстрашно и бодро идет. Почему, Ренис? Ты же намеренно себя им сдаешь! Почему?!», - Нэйтон, чуть отставая, смотрел на нее. – «Не веришь в наше бегство? Не веришь в меня? Нет. Все проще, гораздо проще. Ты не хочешь меня во все это втягивать, не хочешь ломать жизнь и карьеру, за которые так переживаешь. Не хочешь рушить мое безоблачное будущее, даже когда этого хочу я?!», - он смиренно шел рядом.
Шел, приняв ее выбор, о котором она вслух ему так ничего и не сказала.
«Это все ради меня. Действуешь мне во благо? Но нужно ли мне это благо без тебя?», - Нэйтон печально задержал взгляд на своем отражении в зеркальных входных дверях.
Внутри было пусто. Лишь изредка попадались на пути санитарки и медсестры, которые словно избегали замечать столь ранних посетителей – что уже само по себе было подозрительным.
«Понятно», - подумал Нэйтон.
«Ясно», - думала, не такая уж и тупая, Ренис.
У палаты, Нэйтон, растрогавшись и поддавшись своим чувствам, взял ее за руку, как-никак в последний раз рядом. Ренис даже не посмотрела на него, и вместе с ним вошла к матери, что уже с грустью и тоскою на лице встречала появившихся на пороге молодых людей. Койка ее была установлена в полулежачее положение, а сама Эллисабэт Нолл, могла немного сидеть.
- Мама!
- Ренис… - здесь были трепетные семейные объятия, во время которых Нэйтон неловко переминался у двери, внимательно прислушиваясь к звукам в коридоре.
Эллисабэт Нолл все знала, к ней уже наведалась парочка офицеров, расследовавших покушение на убийство, в котором обвинялась ее девочка. Женщина все поняла по глазам Ренис, мотив и состояние, кому, как не ей, знать свою дочь. Ренис все же поведала ей очень коротко и намеренно упустила некоторые детали при своем нападении на Фринвуда.
Нэйтон Ривер следил за ними, он не увидел в лице Эллисабэт ни удивления, ни возмущения, ни чего-то еще, что должно быть, когда дочь сообщает такое! Будто давно была готова к этому и даже того ждала. Эллисабэт Нолл выслушала ее и лишь спокойно сказала, намекая на ловушку:
- Тебе не нужно было сюда приходить, - она заплакала, стараясь не делать лишних движений, попыталась дотянуться сама до дочери. Не получилось. Бинты, в которых она пребывала, мешали ей.
Ренис склонилась к ней, потираясь об нее как бродячий котенок о чужие теплые ноги в шерстяных брюках. Женщина посмотрела на парня у двери палаты и кивком головы подозвала его.
- Хочу сказать тебе спасибо, Нэйтон.
- За что? – тихо спросил он, встав рядом.
- За то, что был с ней.
«Был? Да, был…», - подстегнула нехорошая мысль его. Но он широко улыбнулся и довольно весело сказал:
- Миссис Нолл, не только был, но и буду!
У Эллисабэт слабо дрогнули губы. «Ах, если бы!», - подумала она, прежде, чем посмотрела вслед дочери, незаметно подошедшей к двери. Пользовалась тем, что мать отвлеклась на него, и он на ее мать.
- Подожди! – хотел Нэйтон догнать и остановить, вцепившись в нее, но его вдруг схватила двумя слабыми руками за руку Эллисабэт. Это стоило ей больших болезненных усилий, но сделано было нарочно, с целью задержать парня у себя, как того едва слышно и просила дочь.
- Устрою-ка я небольшое шоу, - шепнула под нос Ренис и ударом ноги распахнула дверь, сбив с ног, стоящего там офицера.
От хватательных движений рук второго она ловко увернулась и, проскочив между ним и третьим, побежала по коридору, опрокидывая за собой все встречающиеся предметы: стулья, койки, пластиковые тумбы, одну медсестру, перед которой успела извиниться за секунду до своего неожиданного поворота налево. Взобравшись по лестнице на этаж выше, она продолжила бег от преследователей, представляя, как же жалко в их глазах она сейчас выглядит.
Преступницей, жалкой преступницей, вот кем они ее видели.
Прямо, направо, налево. Бег, бег и еще раз бег. В боку у нее уже минут пять как кололо. Ренис от этого замедлилась и, в конце концов, перешла на шаг, а затем от острой боли в боку, не дающей продохнуть, она и вовсе остановилась. Волей случая или уловкой судьбы, но остановка ее была напротив палаты, дверь которой распахнув, выкатила не спеша столик с едой медсестра, открывая обзор беглянке вовнутрь и тем, кто был внутри – на беглянку. А были это (как ни странно!) Алекс и Анри Фринвуд. Нет, там, конечно, присутствовали еще двое мужчин в белом одеянии, но меня они не так волнуют, как эти близнецы.
Доли секунды хватило, чтобы Алекс узнал ее. Он, не веря глазам, приподнялся на своей койке и воскликнул:
- Ренис?!
Она же ничего не смогла вразумительного возгласить – ее сбили с ног догнавшие офицеры, повалили на пол, скручивая руки и что-то монотонно объявляя по поводу ее прав хранить молчание и прочее.
Рвущегося к ней на помощь и кричащего Алекса:
- Отпустите ее! – держала Анри и медсестра, которая истерично причитая о том, что ему нельзя вставать, умудрилась вколоть ему успокоительное.
Прежде чем расслабленно закрыть глаза, Фринвуд успел увидеть влетевшего в эту кучку у двери Нэйтона Ривера, со всей яростью вырывающего у полицейских Ренис Нолл, а также то, как и его другу заломили руки, вчетвером прижав на полу. На этом Алекс Фринвуд отключился и повалился на койку. Как видишь, страсти кипят и, как всегда, не у меня. Да и не страсти вовсе, так, мелочи жизни.
Примерно так и были арестованы горе-друзья: Ренис Нолл и Нэйтон Ривер. Здесь я с той же привычной обаятельной и привлекательной ленью перейду на вялый пересказ, избегая этих затяжных диалогов и повествований. Следуя своему обещанию и ощущая себя подлым человеком, трусом и негодяем, Нэйтон слово в слово сказал на допросе то, о чем она его просила. Так и Ренис вины не отрицала, но признаний не давала, как и не отвечала на вопросы об орудии преступления.
Расследовавших это дело людей сбивали с толку некие расхождения из рассказов задержанных. Было принято решение устроить очную ставку, дабы проверить, говорит ли правду парень. Где он твердо повторил то, что от него требовалось в лицо подсудимой. У Ренис сначала исказилось в невиданном доселе гневе лицо, затем, дернувшись и вскочив с места, она вцепилась обеими руками в горло парню, осыпая грязными ругательствами и пытаясь того задушить на месте и при свидетелях. Даже через стол перегнулась, нависая над ним и улыбаясь. Увы, но эта улыбка доступна была для обозрения только Нэйтону, глядевшему в ее лицо. От остальных она была сокрыта лохматыми нечесаными несколько дней волосами, лезущими в лицо. Да и заняты они все были оттаскиванием взбесившейся девушки, бьющей и царапающей все, до чего дотягивались ее руки.
Все это было игрой, на которую они купились, и которой она избавила от угрозы заключения Нэйтона. Его отпустили. Ренис же оставалось ждать суда, который переносился изо дня в день по причине не адекватного поведения другой стороны – пострадавшего – Алекса Фринвуда, что категорически не признавал вины и требовал снять обвинения и освободить из-под стражи девушку. Сославшись на его временную невменяемость, за дело взялся дядя Фринвуда (урожденный Фринвуд).
«Ренис упекут надолго, с его-то связями!», - подумал печально Нэйтон.
Мать девушки к тому моменту уже была способна самостоятельно двигаться и выполнять необходимые процедуры без помощи врачей. Ее выписали, и долечивалась женщина сама и на дому. У нее не было времени удивляться своему новому облику – а у нее только-только стали отрастать выбритые волосы на поврежденной черепушке, нос, собранный из ничего был совершенно другой, но вроде бы красивой формы, присутствовали бледнеющие с каждым днем рубцы на лице, для которых ей выписали мази, способствующие бесследному рассасыванию. Эллисабэт Нолл это все сейчас совершенно не заботило, возможно, да, случись это все с ней годика на два-три раньше, то было бы нереальной трагедией и она куда щепетильнее на это реагировала и мазалась бы каждые пять минут. Однако сейчас у нее остро встали на первый план другие проблемы.
Главным образом, это – их обнаружение, а также заточение дочери, что мешавшее их скорому отъезду. Еще больше мучили ее страшные мысли о том, почему их преследователи тянут резину? Ведь со времени обнаружения прошло около месяца. Чего они ждут? Что они готовят? Почему оттягивают?
«Может, осведомитель Мэвила, все-таки ошибся, и нас еще не вычислили?!», - надеждой часто думала она, глядя на свое отражение в зеркале, которое не вызывало у нее ничего, кроме мыслей о дочери, избегавшей зеркал. Теперь мать свою дочь понимала.
Женщину нередко навещал Нэйтон, иногда непосредственно принимал участие в уборке или еще каких делах, значительно помогая этим. Да и через нее только удавалось узнать что-либо о Ренис, редкие посещения которой разрешались лишь миссис Нолл, как матери. Нанятый по его наводке адвокат делал всевозможное, тем не менее, чаша весов склонялась не в их сторону, дочь Эллисабэт Нолл все еще оставалась под замком, и грозил ей внушительный срок.
Более и менее адаптировавшись к жизни с покалеченным организмом, Эллисабэт первым делом расплатилась со всеми, чьи имена так тщательно вывела ручкой в ее блокноте Ренис. Деньги сняла со своего второго счета, оформленного на нее матерью, на который она в свое время перевела все деньги от продажи вещей и квартиры матери. Об этом счете она старалась никогда не вспоминать, оставляя его на черный день, который наступил со смертью Мэвила. Ренис знала о существовании этих денег, но считала, что ее мать давно просадила их на покупку этого дома и ее учебу. Нет, те финансы так же были от Мэвила, о чем предпочла настойчиво врать дочери Эллисабэт Нолл.
Так как вид у нее был не очень, и некоторых людей из списка она лично не знала, то и в этом помощь оказал, опять-таки, Нэйтон. Парень здорово ее выручал, преимущественно – отвлекал от ужасающих и пугающих мыслей о будущем, которое рисовалось в свете последних событий довольно несчастным.
Нэйтон, в один из своих тихих и свободных вечеров наведавшись к Эллисабэт, отдал ей ключ от камеры хранения и рассказал о том, как глупо подстрекал он бежать Ренис.
- Бежать, говоришь? – воодушевилась вдруг мать девушки, чьи смешные, ежиком торчащие короткие белые волосы вызывали у Нэйтона непроизвольную улыбку.
- Что с вами? – испугался он, всматриваясь в резкие движения женщины, которая давно их не совершала. Было нежелательно. Пока.
Эллисабэт заходила кругами вокруг этой нелепой кучи коробок возле окна. Собранные Ренис самые необходимые предметы быта в предвкушении отъезда так и оставались на своем месте. Неделей раньше сам Нэйтон накрыл эту гору бежевым пледом, чтоб смотрелось не так ужасно, ведь убирать это все Эллисабэт Нолл наотрез отказывалась.
- Надо помочь ей бежать! – воскликнула, застыв у дивана женщина. Ее глаза пылали жарким огнем.
Нэйтон вжался от нее в спинку дивана, на котором сидел, но и его голову пронзила аки стрела Робин-Гуда бедро олененка Бэмби, похожая мысль. Эллисабэт присела к нему, и они ударились в долгие обсуждения общего плана.
И вот что они задумали: рассчитывали на скорую перевозку Ренис вместе с несколькими осужденными в отделение тюрьмы соседнего города. Не то, чтобы их маленькое строение для преступников не имело для них место, нет. Такого рода перевозки были частыми – ее вместе с другими посчитали особо опасными (контингент городской тюрьмы составляли в основном правонарушители и мелкие преступники, а также наркоторговцы). А убийцы и претенденты на это «звание» – в обязательном порядке переводились, хотя бывали и исключения. Миссис Нолл и Нэйтон решили, подкупив водителя, уговорить его поехать другой дорогой, а по пути якобы потерять Ренис (не знали они, что конвой подобран многочисленный).
Городок в сравнении с другими, маленький, и это дело не раздуют в криминальную сенсацию глобальных масштабов. Подобрать и бежать, куда глаза глядят – вот дальнейшие действия Нэйтона Ривера.
Немыслимо! Но вполне возможно. Эллисабэт на такой шаг подстегивал незабываемый ни на миг мотив – за ними каждую минуту могут заявиться. Вот и хотела она вызволить дочь и поскорее отправить ее куда подальше. Нэйтона же эта нездоровая авантюра завлекала все тем же стремлением бежать вместе с Ренис. Странно, что он в этом видел нечто прекрасное и героическое. Его устраивало. Парень таки настаивал на том, чтобы пустить свою молодую жизнь под откос, отчего его уберегла уже один раз Ренис.
Эллисабэт его стремлениям особо не возражала, видела в нем достойную замену себе, но при этом, посвящать в тайны столь срочного бегства не стала, оставила его думать, что бегство исключительно от служителей закона. Деньги на эту аферу нашла она же. Тут ей подсобил Микки Ровспел, номер которого оставила в блокноте ей Ренис (пометив, кто он Мэвилу). Девушка, также опасаясь, что вскоре могут к ним наведаться те, от кого они бегут и потому настаивала, чтобы мать связалась с ним. Она и связалась, когда понадобились деньги.
Им даже удалось договориться с водителем, однако, почему-то все пошло не так, как хотелось бы, чтобы пошло. Гладко бывает только в фильмах, а это не фильм.

Глава двадцать пятая: «Побег».
Действуя по плану и свернув не на том участке дороги, водитель, уворачиваясь от столкновения в лоб летящей легковушкой, взял левее и съехал в пролесок, на всех скоростях врезавшись в многолетний дуб. Виновные в данной аварии не посчитали нужным остановиться, считая, что перевозимые осужденные (а их грузовая машина окрасом и специфической сборкой, открыто говорила об этом) заслуживали смерти.
 Водитель и его напарник погибли на месте. В кузове после сильнейшего удара и перемешивания тел в сознании остались несколько, и все из тех, кто сидел ближе к дверям и дальше от водительской кабины. То были: Ренис, двое ребят и взрослый мужчина – это из осужденных. Из выделенных в сопровождение группы преступников трех конвоиров, только один был в сознании. И того повалили ребята, они хотели отобрать оружие и забрать ключи. Он отчаянно оказывал сопротивление, но был сильно ранен, его в итоге оглушили ударом приклада собственного оружия.
Руки перевозимых не были скованы наручниками, ведь их конвоировали хорошо вооруженные и физически подготовленные офицеры! Откуда ж было знать, что случится непредвиденное.
Отворив решетки, а затем и массивные железные двери эти двое безжалостных ребят пустились наутек, прихватив с собой оружие конвойного. Оставшиеся среди неподвижных тел заключенные – мужчина и Ренис посмотрели им вслед и переглянулись.
- Вы тоже побежите? – опасливо поинтересовалась она у грозного вида мужчины напротив.
- Ты видишь выход лучше? – вопрос был немного пугающим и конкретного ответа не давал.
- Нет, но…перед этим, не поможете мне? – спросила Ренис, ни на грамм не веря в его согласие, она бросила взгляд на распластавшуюся у ее ног женщину, в таких же тюремных одеждах, как и у нее.
- А есть ли в этом смысл?
- Мне будет так спокойнее.
Мужчина, устремив на нее взгляд, несколько мгновений изучающе сверлил ее глазами, а потом, вздохнув, наклонился, сказал:
- Ладно, - и взял за руки женщину.
Ренис схватилась за щиколотки. Они вынесли женщину из покореженного транспортного средства, дверь которого снесло куда-то в кусты, опустили ее, прислонив спиной в сидячем положении у дерева. Стараясь не смотреть друг на друга, постояли немного. Отдышались.  Прихрамывая, мужчина снова поднялся в микроавтобус, больше похожий на вручную переделанный грузовик. За ним и Ренис, радуясь тому, что ее ноги не пострадали, боль все же ее ощущалась во всем теле – будто ее завернули в полотенце и хорошенько отдубасили внушительным куском хозяйственного мыла, размером, к примеру, с кирпич.
Перетащили еще одного в такой сероватой форме, как и у них и положили рядом с женщиной.
- Совсем мальчишка, - с горечью констатировал мужчина, и Ренис стала чуточку меньше побаиваться его, увидев в нем сострадание и сожаление об участи этого заключенного.
Затем они вынесли и своих конвоиров. У одного вся голова была залита кровью, а у другого в целом никаких повреждений, только нога причудливо вывернута назад. Оглушенный ребятами конвоир выглядел бодрее всех тел, что лежали перед двумя запыхавшимися заключенными.
- Оказать бы первую помощь, да нечем и навыков на уровне фантазии, - прошептала Ренис, коря себя в том, что не особо вслушивалась на первом курсе в интересный предмет, связанный как раз с этим.
Мужчина с интересом посмотрел на нее, задаваясь вопросом, кто эта сострадательная девушка, и почему она оказалась в одной компании с перевозимыми убийцами?
- Почему и мужчин и женщин везли вместе? – перебьешь меня, возмутившись в непонимании, ты.
Потому что везти отдельно двух женщин, а затем четырех мужчин было накладно, имея в распоряжении всего один микроавтобус, который с лихвой вмещал их всех. В целях рационального использования людских ресурсов, транспорта, топлива и, соответственно, денежных затрат на это, было принято решение объединить их в одну группу. Просто, не правда ли?
- Что будешь делать теперь?
Вопрос  мужчины озадачил ее. Ренис Нолл посмотрела на смятую кабину, игнорируя его вопрос, потому что не знала сама ответа.
- Их не вытащить, я пробовал. Зажало крепко, без вмешательства специальных режущих инструментов не обойтись.
Да, это и она понимала и на это тоже сказать ей было нечего.
- Что будете делать вы? – неожиданно спросила она, помолчав минут пять.
- Я? – чувствовалась нотка иронии. – Дождусь, когда эти придут в себя, - он кивнул на людей в форме, лежащих под деревом.
- Зачем? Можно же уйти…
- Ты что, глупая совсем?!
- Почему это? – не обиделась она, но на всякий случай незаметно попятилась от него.
- Мне всего-то несколько месяцев осталось отсидеть, смысл мне наматывать за побег больше того, что я уже потерял?
- Я-то подумала, что вы хотите присмотреть за пострадавшими.
- Я не настолько благороден, - мужчина устало опустился на траву, присел, раскинул ноги и принялся тереть колено, похоже, что он его сильно ушиб. Он тут же отвлекся и посмотрел на застонавшего охранника.
- Сама-то так и не сказала, что будешь делать.
- Я тоже благородством не отличаюсь, потому трусливо убегу.
- Что, срок велик? – мужчина ухмыльнулся.
Ренис кивнула.
- За что? – с прищуром, он осмотрел ее с ног до головы, прицениваясь к будущему ответу.
- За убийство, - приврала Ренис, все еще побаиваясь этого человека, смотревшего на нее недоверчиво.
- А так сразу и не скажешь. С виду человек с большим отзывчивым сердцем.
- Притворяюсь хорошей. Люди ведутся. А я пользуюсь.
Мужчина улыбнулся и опять отвлекся на конвоира, руки которого нервно зашевелили пальцами.
- Ну, беги, пока этот не восстановился. А то ведь откроет огонь на поражение, - он указал взглядом на пистолет в кобуре на поясе конвоира.
Ренис, озираясь, все еще стояла на месте, не зная, где она. Не зная, куда идти. Не зная, что впереди ждет. Неизвестность ее пугала.
«Как-то не хочется бежать», - подумала она, ежась.
- В такой приметной одежде куда мне податься? – озвучила она беспокоящую мысль.
- Разве это проблема перед открывшимися возможностями и заветной свободой? – словно подстрекал мужчина ее.
Преступница Ренис мялась. И все-таки сделала выбор. Пошла она в противоположную сторону от той, в которую направились те парни. Повстречаться с ними она хотела меньше всего. Мужчина же немного с завистью, но по-доброму улыбаясь, смотрел ей вслед, а потом переключил внимание на открывшего глаза охранника.
Ренис была в курсе плана матери и Нэйтона и сразу высказалась против этого, только они все равно осуществили задуманное. Она примерно знала об условленном месте, в котором ее должны были случайно отпустить и в котором должен был встретить Нэйтон. Однако местность была не та – совсем не станция вокзала. Больше похоже было на лес. Незапланированное столкновение спутало все планы заговорщиков.
Делать нечего. Только идти. И она шла. Вздрагивая от каждого треска и промелькнувшей тени. Все боялась, что нападут те ребята, или тот мужчина. Как-никак уголовники, всего можно ожидать.
Обошлось. Девушка вышла на своих ноющих ногах к железнодорожным путям, резко разграничивающим лесной массив и тянувшихся в горизонт. По другую их сторону виднелось невысокое здание с рядом, растянувшимися вдоль путей, разного рода магазинчиками и пристройками.
«Вокзал?!», - подумала она, ускоряясь. Уже смеркалось и становилось ощутимо прохладно, а ей и накинуть носового платка в кармане не было. Ренис, превозмогая боль в суставах ног, добралась до крайних рельс. Перебежала одни, другие и оказалась ближе к станции. Здесь было людно. Она прошла мост и остановилась на платформе. Отсюда она смотрела, куда ей пойти дальше. – «Это не просто вокзал, а дальняя часть какого-то города. Узнать бы еще какого», - вот если бы в самый первый день переезда она не уснула в машине матери, то узнала бы этот вокзал. Именно здесь обменялись машинами Эллисабэт Нолл и покойный Мэвил. Здесь он героически перетаскивал ее из одной машины в другую. А она этого даже не помнит!
Вот она, жизнь – Мэвила нет, есть вокзал.
Ренис, скрестив руки на груди, ссутулившись и сжавшись от холода, бродила вдоль построений, пока не наткнулась на проход, что вел куда-то вглубь.
«В город?», - подумала она дрожа. Ей было холодно, пронизывало до костей, оставалось только зубами стучать для полноты картины. И будет. Как раз проходя мимо, бренчавшего на до ужаса облезлой гитаре, подростка с поставленной перед ним коробочкой сбора пожертвований челюсти ее лязгнут как волчий капкан.
Испугавшись сама громкого звука, почему-то она возмущенно уставилась на парнишку, который с интересом глядел на нее, перестав играть. Смутившись, Ренис поспешила уйти. Свернула за угол и, почувствовав сильнейшую ломоту в ногах, присела на пыльные ступеньки закрывшегося бара в переулке. Она напряженно думала, что делать дальше: что надо как-нибудь дать о себе знать маме и Нэйтону, и что это можно сделать посредством телефонного звонка. Что для этого нужен мобильный, но раз его нет, можно воспользоваться городским, для которого нужны деньги, сравнительно небольшие, которые она видела в коробочке перед тем мальчишкой.
«Настало время воровать?», - Ренис Нолл зависла от неприятного покалывания под кожей от этой гадкой мысли.
«Точно! Можно же попросить!», - она резко встала и, чуть не вскрикнув, отскочила.
Тот самый парнишка уже с гитарой за спиной стоял перед ней.
- А ты смешная, - он без стеснения разглядывал ее, подолгу задерживая взгляд на заинтересовавших его местах.
- Черт, я даже не нахожу, что тебе на это ответить. Ты зачем за мной пошел?!
- Ты бродяжишь, или просто потерялась? – задал он ей свой вопрос, не обращал внимания на заданный ею, все также досконально изучая ее.
- Что-что? – Ренис не уловила смысла его вопроса.
- Взгляд как у потерянной. Понятно, - парнишка поправил движением плеча сползающий ремешок гитары. – Ну, чего глаза вылупила? Тебе есть куда пойти?
Ренис передернуло всем телом. Однажды она уже слышала этот вопрос. И не раз – некто повторил его. Вопрос этот всегда вызывал в ней бурю мурашек, дрожь и болезненные воспоминания о бараках.
- Есть, - сказала она запоздало. – Только я не знаю, в каком направлении идти.
Внезапно вспомнив то, что ее больше всего интересовало, она поспешила задать вопрос, пока он не перебил ее:
- Что это за город?
- …, - парнишка назвал. Город ей был незнаком.
- А до … далеко?
- Ну, это смотря на чем добираться, - важничал он, утирая нос движением руки от рукава запястья до локтя.
- Своими ножками если?
В ответ был беззаботный звонкий мальчишеский смех.
- Возможен такой вариант? – не сдавалась упертая Ренис.
- Я не пробовал. Может, и возможно. Это же по соседству. Только хватит ли тебя? Сотрешься в пыль по дороге.
- То есть, шансы есть?
Он равнодушно пожал плечами и шмыгнул носом. Ренис Нолл всерьез задумалась, просчитывая, за сколько дней с периодическими остановками на отдых, она сможет добраться до родного дома.
- Ты оттуда сбежала, да? А с какого приюта?
Ренис данный вопрос однозначно озадачил:
- Не поняла?
- Ты же сбежала и хочешь вернуться, так?
- Ну, так. Только я не из приюта и, вообще, где есть такой приют, который содержит до двадцати пяти лет? – ухмыльнулась она и кивнула на свою мешковатую серую форму заключенного.
- Сколько-сколько?! – не поверил парнишка, в который раз осматривая с головы до ног.
- Двадцать пять, - Ренис понимающе улыбнулась.
- Я думал, ты моих годов, хотел подкатить.
- Подкат не удался. Самому-то сколько?
- Шестнадцать, - он весь напыжился, выпрямился и высоко задрал голову.
- На индюка сейчас похож.
- А ты на мышь. Гигантскую серую мышь.
- А ты на… - (ну, браво, два дерзких подростка нашли друг друга).
- Меня Крисом звать, - парнишка протянул ей руку, на корню обрубая спор: «Кто кого переобзовет».
- Ра… Ренис, - она пожала маленькую холодную ладошку. Ну, как маленькую, не меньше, чем ее.
- Француженка?
- Ни разу и не в мыслях.
Он замолк, подбирая в уме нескончаемые вопросы.
- Крис, - опередила она.
- Что?
- Тебе ни о чем не говорит моя роба?
- Одежда что ли? Нет, а должна?
- Хотя бы о том, что я сидела в тюрьме.
- Да врешь!
- За убийство, между прочим, - опять перегнула палку она для произведения большего впечатления. Вот любит она людей отталкивать. А главное, умеет. Тоже своего рода дар. Не каждый может. Я тоже могу, а ты?
Крис придирчиво окинул взглядом и сказал:
- А так сразу и не скажешь.
- Сговорились что ли, - буркнула Ренис, вспоминая фразу сказанную слово в слово тем мужчиной. Он, кстати, прикрыл ее побег, сказав очнувшимся и подоспевшим на помощь конвоирам, что двое ребят насильно утащили Ренис с собой. Зачем он это сделал? Может, пожалел? Может, у самого где-то подрастала такая же дочь, вот и проникся моментом? Кто знает. Но поступил мужчина именно так.
- С кем?
- Неважно. Слушай, Крис, где здесь можно найти телефонную будку?
- Да по городу их полным-полно утыкано, - по-пацански сплюнул через щель между верхними зубами он.
- Покажешь мне?
- Не вопрос.
- И еще, Крис, не мог бы ты мне одолжить…
- Неа, - перебил он.
- Почему? – прямо заныла Ренис.
- У меня их уже забрали. А то, что я успел заныкать, мне хватит только на хлеб. Не могу же я себя ущемлять ради минуты общения. Твоей минуты.
Ренис на это ничего не сказала. Расстроено присела на ступеньки и уставилась на свои стопы, обутые в легкие тряпичные кеды заключенного. Шанс связаться с близкими – вовсе не шанс.
- Обиделась? – подошел Крис.
- Да нет.
- А что тогда?
- Просто думаю, - она не отрывала глаз от обуви, прикидывая, можно ли эту обувь продать каким-нибудь бродягам за гроши и купят ли их эти бродяги за свои ценные гроши.
Крис не собирался уходить:
- Не похожа ты на убийцу (видать, слова ее взволновали сильнее, чем какие-то свои неотложные дела). Ты же пошутила, да?
- Нет.
Крис сделал шаг назад. Но все еще оставался рядом.
- Хочешь, я убью того, кто отбирает у тебя деньги? – девушка подняла на него голову и растянула губы в кривой, показавшейся ему зловещей, улыбке.
- Нет, спасибо, - парнишка бочком-бочком попятился от нее.
- Трусишка.
- Вовсе нет!
- Вовсе да! – дразнила она.
- Нет!
- Да!
- Нет!
- Ладно, уже, - первой сдалась Ренис Нолл, зная, что так можно спорить всю ночь напролет. – Почему у тебя их забрали и кто?
Ей, кажется, не хотелось оставаться одной в сгущающихся сумерках одной, и она все больше затягивала его в пустой разговор. Хотя, сам виноват! Нечего было идти за ней.
- Плата за место. «Темному».
- Я бы и не подумала об этом. А кто такой этот «Темный»?
- Он тут всех держит. Всем заправляет.
- Ого. Сильный, наверно.
- Ага. Ну, я пойду.
Ренис аж вздрогнула, ощутимее почувствовав холод, подумав, что останется в темноте промозглых улиц одна. Одна в чужом городе, в незнакомом месте, в грязном переулке. Без еды, воды и денег.
- Иди, - безразлично сказала она, несмотря на все свои переживания.
Крис, свернув за угол, исчез. И появился через минуту:
- Пошли со мной.
- Куда? – удивилась и обрадовалась одновременно Ренис.
- Не спрашивай. Просто идем. Тебе же все равно негде переночевать.
Сомнительное предложение. Но Ренис не прельщало мерзнуть на этих ступеньках всю ночь.
- Ну, пошли, - она встала и зашагала с ним по кривой улочке, ведущей из переулка на широкие улицы.
Они беззаботно беседовали о всяких незначительных мелочах, разок остановились у булочной, у которой Крис долго пересчитывал горсть монет, перед покупкой хлеба, после чего они продолжили свой путь в неизвестное.
- Вот так вот у нас все и устроено, - закончил вводить в курс дела Крис.
- Значит, - сделала вывод Ренис. – У вас действует определенная эм…иерархия?
- Это что? – не понял он ее заумных слов.
- Это как в колоде карт: тузы, короли, дамы, шестерки, - от последнего слова в голове всколыхнулось и волной накатило болезненное воспоминание, цепочкой ведущей к другим ранящим моментам из прошлого.
- А, да! В точности. Я, кстати, - Крис гордо выпятил грудь. – Пятый по значимости!
- Как это?
- Если изъясняться, как и ты, используя карты, то я – десятка.
- Да ладно?
- У меня и подчиненный есть свои.
- Даже так? – Ренис, не в силах сдержать улыбку, отвернулась.
- Не веришь? Сейчас увидишь, - Крис прибавил шагу.
Они вышли к небольшой постройке позади высотного дома.
«Бойлерная?», - подумала Ренис.
Да.
Вслед за Крисом она пролезла в дыру в стене под узким грязным окном. Дыра была сокрыта всего лишь каким-то листом фанеры. Изнутри Крис, потянув за веревку, поднял и прикрыл вход этим же листом фанеры.
- Крис!
- Пришел!
- Это еще кто?!
- С кем он?! – звенели голоса в темноте, едва освещаемой тусклым светом, пробивающимся из окна.
Забегали тени по душному маленькому помещению, в  котором всюду шли трубы разных диаметров и по-всякому изогнутые и местами шипящие паром. Кто-то включил свет, лампа была маленькой и почерневшей, но ее света хватило для того, чтобы Ренис смогла увидеть перед собой человек пять-шесть. Приглядевшись, улыбнулась.
Дети. Не старше десяти лет.
«Вот это и есть твои подчиненные? Шпана?», - пряча улыбку, она вопросительно посмотрела на Криса. Он не понял, о чем она думала. – «Это же тебе не Нэйтон, в конце-то концов!», - вздохнула она, слушая этот внутренний голос.
Крис со всеми ее познакомил. Не сложно было догадаться, что ей были не рады. Это и не скрывалось. Дети ведь прямолинейны, даже когда недовольно молчат и просто смотрят.
«Потерпите. Уйду при первой же возможности», - ментально попыталась донести им Ренис, увы, и этого ни один не понял.
Крис разделил поровну хлеб, все принялись за скудный ужин. Спали, примостившись, кто где, на куче тряпья, что было разбросано по углам. Но это было не для Ренис. Высоко духовная натура так спать не могла. Девушка выбралась на улицу. Села, уперев спину в холодную кирпичную стену. Следом вышел Крис:
- Что-то не так, Ренис?
- Нет.
- Не по нраву условия? – в голосе послышалась язвительная усмешка.
- Дело в том, что я больная на голову – я не могу спать, если рядом помимо меня кто-то есть.
- Смешная отговорка.
- Наверно и я бы посмеялась, да не до смеха.
Крис внимательно посмотрел на нее и, не говоря ни слова, ушел обратно. Спустя минуту появился со старым облезлым покрывалом, полинявшим до уровня дыр.
- Держи.
Отдал и поспешил назад, в теплую духоту.
Покрывало неприятно пахло, но желание согреться и не окоченеть к утру было велико. Ренис накрылась им до самого носа, поджала ноги в коленях поближе и заснула. Сидя. На улице. Так и спала, не двигаясь и сохраняя заветное тепло.
А утром ее будил Крис.
- Пойдем, - сказал он, как только она разлепила глаза.
- Куда? – сонная девушка долго соображала, кто он, где она, и что с ней происходит.
- Работать. Тебе же нужны деньги? – он потянул за руку, заставляя подняться.
Ренис Нолл с жалостью посмотрела на прогретое ею место и упавшее к ногам покрывало. Так не хотелось уходить.
- Так не очень-то хорошо, - Крис с укором осматривал ее одежду. – Слишком приметно.
Он нагнулся в лаз, что-то крикнул и ему подали выцветшее длинное мужское черное пальто, которое он протянул ей. Ренис с удовольствием в него влезла, морщась от запахов, шедших от него.
«Привыкну», - убедила себя она, когда они направились со двора на широкие улицы, ведущие к метро.
- Чем мы будем зарабатывать? – терла спросонья глаза Ренис, следуя за Крисом.
- Умеешь петь?
- Нет, - соврала она.
- Придется.
Они обогнули главный спуск в подземный переход и шли мимо лавочек, из которых доносились запахи кофе и чего-то жаренного, определенно, до хрустящей корочки. У Ренис скрутило желудок в предвкушении, но ничего она ему не могла дать. Терпела.
У оживленного перекрестка Крис остановился, огляделся, прошел немного в сторону, чтобы не мешать людям и медленно стянул с себя ремешок, перебрасывая гитару в руки. Сел прямо на тротуаре, под ноги другим проходящим людям, совершенно не волнуясь о том, что мешает им ходить. Ренис растеряно оглядывалась, стоя рядом. Крис поднял на нее голову:
- Знаешь «Nothing else matters»?
- А как же! «Metallica»?
- Будем исполнять, - сказал он, и пальцы ловко забегали, зажимая струны на нужном ладу. Он затянул первым. – So close no matter how far…
«Такого в моей жизни еще не было», - стыдливо подумала девушка о положении голодного попрошайки, подпевая парнишке:
- Could not be much more the heart…
 - На то она и жизнь, в твоей жизни будет и не такое! – запоздало и ехидно скажу ей я.
Деньги прохожие бросали неохотно, ведь они оба, все-таки, мешали людям. Монетки кидала главным образом молодежь, пробегая мимо и то, скорее из жалости. Были и такие, что остановившись, с интересом слушали, разглядывая бомжеватых и довольно жалких парня и девушку. Кто-то из них даже опустил им в коробочку бумажную купюру.
- Крис.
- Чего? – мигом отозвался мальчишка.
- Как насчет: «Welcome to the hotel California»?
- Давай попробуем, - парнишка без проблем с небывалой легкостью перестроился на новый ритм, успевая вертеть головой по сторонам и петь в голос с Ренис. Пел он даже лучше Алекса.
«Действительно, талант!», - мисс Нолл присмотрелась к нему: ничем не примечательный веснушчатый парнишка с большими карими глазами и бледной кожей. – «В принципе, звезд и не из таких делали», - подумала она и сосредоточилась на песне.
- Вот черт! – Крис, прервав игру и резко сунув в карман все деньги, вскочил. – Бежим!
Ренис оглянулась – к ним шли люди в форме. Ноги сами взяли разгон, поспевая за Крисом. Гнаться за ними не стали, главное спугнули наглых беспризорников, препятствующих нормальному движению на тротуаре.
- Теперь-то дашь мне денег?! – спросила девушка, когда они остановились у закрытой телефонной будки, чтобы перевести дух.
- Честно заработала. Бери, - Крис подставил карман, и Ренис проворно сунула в него руку после чего рванула в сторону заветного автомата.
Девушка открыла дверь телефонной будки и выхватила глазами густую паучью сеть в левом верхнем углу с симпатичным паучком с пузатым мохнатым брюшком, который сосредоточенно мариновал паутиной пойманную упитанную зеленую муху. В нижнем левом угла был еще один такой жилец, только размерами поменьше и консервировал он залетных комариков и мушек.
- Ох, какие интересные пауки, - уныло протянул Крис, выглядывая из-за ее плеча.
- У меня дома такие же.
- Ты разводишь пауков?
- Нет, - замялась Ренис, проходя в будку. – Но на чердаке таких товарищей, определенно, валом. – Она подошла вплотную к аппарату и закрыла дверь. Набирая номер матери, размышляя, зависла. – «Мама не поднимет незнакомый номер, тем более городской. Надо звонить Нэйтону».
Так и поступила. Послушались гудки. Долгие.
- Алло, - уныло сказал опечаленный голос на той стороне.
- Нэйтон…
- Ренис! – на том конце явно не ожидали ни ее, ни звонка, словно пали духом, смирившись с ее похищением известными уголовниками.
- Не кричи ты так. Со мной все в порядке.
- Где ты?! – Разрывался этим вопросом парень, а девушка, улыбаясь, спокойно назвала ему город. – Я приеду, срочно же!
- Буду ждать тебя на вокзале. Каждый день.
 - Сегодня же приеду!
- Хорошо, хорошо. Как там мама?
- Как расскажу о тебе, будет прекрасно!
- А… - Ренис хотела что-то спросить, но отвлек внимание, машущий руками, Крис с испуганным выражением на лице. – Я больше не могу говорить. Буду ждать на вокзале, - повторила она.
 - Ренис…
Но она уже повесила трубку и вышла к парнишке:
- Что с тобой?
Крис лишь взял за руку и сорвался с места, уводя ее за собой. Они забежали в переулок и, он, сунув ей часть денег, сказал:
- Спрячь.
Кроме карманов пальто ничего не было, да и те рваные. Пришлось держать в руке, а руку прятать в кармане. Их нагнал и подошел тот, от которого убегал так отчаянно Крис.
- Тц-тц-тц, не хорошо, Крис, - подросток повыше него, играя зубочисткой во рту, медленно перекатывая ее языком из стороны в сторону, подошел ближе.
- У меня просто очень мало сегодня, если ты заберешь, то, что я буду есть?! – с плаксивой жалостью заверещал парнишка, что даже Ренис прониклась.
- Выкрутишься как-нибудь. Вон, бабу какую нашел, продавай.
- Я тебя продам сейчас, - вылезла она вперед к этому и с первого взгляда неприятному подростку.
- Ренис, не лезь, - зашипел просительно Крис.
- Давай, - проигнорировал все происходящее их преследователь, вытянув руку перед Крисом, и он выложил в руку все, что было у него в карманах. – Славненько. А говоришь, что мало, - сунув все в свои карманы и махнув рукой, их неприятель побежал дальше.
- Это что ли «Темный»? – презрительно спросила Ренис.
- Нет, это его правая рука.
- И вот так всегда?
- Да.
- Почему ты это терпишь?
- По-другому никак. Не он, так другой.
- Логично, - сказала Ренис и задумалась, что было все иначе, будь у него семья. – Крис, а откуда ты?
- Флорида. Был там один приют, оттуда я.
- Сирота, значит.
- Нет, просто брошенный.
«Это хуже. Лучше не знать, что тебя оставили живые родители. По себе знаю», - Ренис Нолл посмотрела на него с сочувствием, Крис держался бодрячком, будто потеря денег вовсе не расстроила его.
- Найти их не пытался?
- А на кой черт они мне сдались, если я им не в угоду?!
- Не спорю. Но слышала, многие ищут, находят и возвращаются.
- Нет уж, спасибо. Предательство не должно быть прощеным, тем более от тех, кому ты не был нужен, - он шмыгнул носом, выбираясь на свободную и просторную улицу.
- Ты здорово играешь, - поторопилась сменить тему Ренис, догоняя его. – Научил кто, или дар?
- Научился, еще в приюте. Был там один воспитатель, учил желающих, показывал, объяснял. Походил я к нему, навыков набрался, а потом спер его гитару и сбежал.
- Жестоко.
- Ничуть. Он может себе позволить другую в любой день и момент. А я – нет.
- Оправдания, - хмыкнула Ренис. – Здесь-то как оказался? Полагаю, от Флориды сюда часами ехать и лететь.
- Разве ж это проблема?
- Разве нет? Для этого нужны немалые деньги, документы.
- У меня не было ни того, ни другого. И все же, - Крис развел руками. – Я здесь.
- Всегда считала, что люди ограничены и вогнаны в рамки этими затейливыми бумажечками с крохотными фотографиями. А ведь без них – никуда, без них – ты никто. А без денег и вовсе, ничто – человек без места и возможности официально где-то быть. Выходит, что я ошибалась. Поведай же мне, каким образом тебе удалось свободно перемещаться, не имея при себе ни паспорта, ни денег? – нотка зависти от Ренис Нолл была полна искренности этого чувства.
- Все очень просто. На попутках. Мир не без добрых людей. Их тоже в последнее время мало, конечно, но не без них.
- И только-то? – она заткнулась, обдумывая его слова.
- Ренис?
- Да.
- Ты сегодня хорошо пела.
- Не подлизывайся. Хочешь выманить из моих карманов деньги?
- Я серьезен в своих замечаниях. Но деньги, все-таки, отдай.
- Забирай.
- Зайдем в магазин? – кивнул Крис на супермаркет, выскребывая из ее руки все до мелочи.
Кивнула и Ренис, и они вошли, распугивая своим грязным и неопрятным видом людей. Накупив мучных изделий и немножечко сладостей, они направились в свое убогое обиталище, где скудно поужинав, все жители бойлерной разбежались по углам, а Ренис – на улицу. Про вокзал и свое обещание ждать сегодня там она забыла. Да и у Нэйтона не получилось выехать в этот день из-за возникших проблем в семье. Всяко бывает, не одной Ренис же ему заниматься.
Второй раз она рискнула заночевать на свежем воздухе, казавшимся сегодня холоднее, чем вчера.
«Если резко похолодает, вряд ли я смогу здесь спать», - подумала она и тут же вспомнила о Нэйтоне. Посокрушалась про себя за то, что в суматохе забыла о вокзале и отвлеклась на присевшего рядом Криса.
- Слушай, а ты и вправду убила человека?
- Ты еще не забыл об этом?
- Нет.
- Тогда забудь.
- Ну, ответь.
Ренис Нолл накрылась покрывалом, которое он протянул ей и сказала:
- Правда, убила. Только вот он взял и не умер.
- А значит, не убила. Если он живым остался, то ты не убийца.
- Тебя это успокаивает что ли? – хохотнула она.
- Да.
- Принеси гитару, я успокою тебя чем-то поинтереснее.
Один миг – и ему ручонки протянули из лаза его инструмент. Ренис сыграла ему песню Алекса и Луи, которую она так обезобразила в тот роковой день нападения на Фринвуда. Крису очень понравилось. Забрав у нее гитару, он повторял ее, тихо-тихо наигрывая, дабы не мешать спящим в бойлерной детям.
А следующим (уже третьим по счету пребывания в этом городе) днем они исполнили эту самую песню в метро вместе. Про вокзал и Нэйтона она снова позабыла и вспомнила только к полудню. Побежала туда за компанию с Крисом, с ним и прождала на скамейке, но никого не увидела. Увы, они разминулись. С утра до обеда здесь кругами ходил Нэйтон, а потом устав и проголодавшись, поехал снимать себе номер. Крис и Ренис тоже недолго сидели. Холодало. Девушку знобило и пробирало до костей, приняли решение возвращаться. Она простыла. К вечеру осипла и часто надрывно задыхалась кашлем, негативно сказались на здоровье, проведенные на улице, ночи.
В эту ночь Крис не пустил ее на привычное место у входа. Она лежала у горячих труб на стопке всякого тряпья. Ее окружила шпана, переживая за нее, ведь с ее появлением у Криса хватало денег на сладости для них. Но помочь ей они ничем не могли. Жалостью, к сожалению, болезнь не вылечишь.
Утром Крис ее не будил, в полном молчании собирался сам. Только вот она и так с вечера не спала, по понятным причинам, заключенным у нее в голове.
- Меня не берешь? – просипела ему она.
- Нет. Отлежись и иди на вокзал. Дождись того, кого ты там ждешь, и уезжай домой. У тебя же он есть.
- Есть. А ты?
- А я, как обычно, займусь своей работой.
- Без меня?
- Столько времени все делал без тебя и справлялся, что твое отсутствие уверено ничего не изменит, - Крис зашел куда-то за трубы, порылся в тряпках и вышел с широкополой помятой шляпой. Подошел, надел на ее голову. – Сегодня очень холодно, а свободных шапок для тебя у меня нет, сойдет и эта.
Ренис приподнялась, провожая.
- Я пошел, - сказал он и полез в дыру в стене, оставив его провожать несколько пар детских глаз и глаза Ренис.
Это был четвертый день ее беспризорной жизни. Мило поулыбавшись чумазым детишкам, минут через двадцать встала и она, ощущая себя крайне нехорошо. Пошатываясь, выбралась на улицу, чувствуя, как от свежего и чистого воздуха режет легкие. Кутаясь в пальто и качаясь на ветру, побрела в сторону вокзала, короткую дорогу она уже знала, спасибо за то Крису. Очутившись в самом его центре, Ренис Нолл, озираясь, застыла на месте. Было непривычно оживленно здесь с утра, почти все скамейки были заняты прибывшими, или же отбывающими, не знаю, у них на лбу не было написано.
Девушка сначала постояла немного, но чувствуя нарастающую слабость в ногах, подумала, что будет лучше присесть на скамеечку. Глаза нашли наиболее свободную – на ней и сидел-то всего один молодой человек, что в одиночестве коротал свое время, уныло листая журнал, видимо, купленный здесь.
- Вы позволите? – хрипящий севший голос Ренис даже не отвлек внимания человека от  журнала.
Продолжая без интереса листать его, тот нехотя сказал:
- Пожалуйста, - и сдвинулся по скамейке в сторонку, ближе к краю.
Приблизительно в это же время Нэйтон Ривер, сидевший с восьми утра на холоде, устал выискивать глазами Ренис в снующих по вокзалу людях. Подняв кем-то оброненный журнал, пробежался по обложке глазами, начал со скуки листать. Типичная желтая пресса, отборные сплетни из личной жизни звезд шоу-бизнеса и не только.
- … позволите? – различил он едва донесшийся до него вопрос от худого щуплого мужчины в большом рваном пальто и до невозможности измятой шляпе. Да на ней будто годами сидели! Нэйтон, узрев этот образ пропитого алкоголика боковым зрением, а также учуяв запах, что таки несся от мужчины, не стал удостаивать его взглядом. Бросив натянуто:
- Пожалуйста, - отодвинулся подальше, предчувствуя, что сейчас этот бродяга затянет его в разговор, который банально закончится выклянчиванием денег.
«Где же ты, Ренис?», - подумал Нэйтон, обреченно и в сотый раз обводя взглядом горизонт.
А бездомный мужчина между тем, действительно, заговорил с ним своим отвратительным скрипуче-хрипящим голосом:
- Какая чудесная погодка сегодня, не находите? Только дождя не хватает.
Эта манера с иронией произносить слова была Нэйтону знакома, однако, он сильнее уставился в журнал, не желая быть втянутым в пустую беседу с бродячим пьянчугой.
- Я люблю дождь, сэр. И вы уж простите, что лезу к вам со столь глупыми и абсолютнейшим образом не нужными вам разговорами, но моей высокой душе хочется поговорить о чем-то приятном с весьма приятным молодым человеком, с которым даже молчать приятно…
«Это мои слова», - Нэйтон изрядно напрягся. – «Кто этот человек?», - он повернулся к мужчине, но тот в этот миг сухо и надрывно кашлял в кулак, скорчившись к коленям в этом своем не по размеру подобранном пальто.
Нэйтон отодвинулся еще немного, а мужчина вроде выкашлял все, что только можно было и вновь был готов говорить:
- Наверное, таким, как я никогда не быть среди таких как вы. А знаете, почему? – снова прервал его собеседника удушающий кашель.
Нэйтон настойчиво пялился в журнал и все же внимательно слушал его.
- Я не буду с ясным рассудком лезть в разговоры и заводить животрепещущие темы в унылых беседах. Зато с удовольствием это сделаю в помутнении, бреду, либо спьяну. Правда только в том, что я не пью…
«Ага, конечно!», - Нэйтон недовольно встряхнул журнал и перевернул страницу.
- … но сейчас мне не помешало бы рюмочек эдак, две-три настоящей русской водки…
«Сейчас попросит денег», - кривил губами читатель журнала.
- Никогда бы не подумала, что моя душа захочет водки, - голос хрипло резал уши.
Нэйтон резко повернулся к мужчине, силясь понять, послышалось ли ему, а тот продолжал, держа рукой шляпу и спуская сильнее на лицо:
- Не сочтите за наглость или унижение, либо за еще какое ваше задетое чувство, но не одолжите ли на рюмочку? – мужчина встал и протянул руку.
«Я так и знал», - вздохнул парень и полез в карман. Достал купюру и брезгливо сунул в грязную ладонь, стараясь ее не касаться.
- Благодарю, - мужчина, покачиваясь, сделал несколько пьяных шагов и остановился, низко опустив голову.
«Деньги рассматривает что ли?», - теперь Нэйтон с интересом наблюдал за ним.
- А помнишь, как ты не чураясь, брал меня за руку?
Нэйтон, приоткрыв рот, вскочил, сильно сомневаясь в том, что говорит:
- Ренис?!
Мужчина, сняв шляпу, повернулся.
- Ренис, - с обидой повторила девушка, теребя полы грязной шляпы.
Нэйтон подбежал, раскинул руки и окаменел:
- Ну и запашок от тебя.
- Катись в пень! – Разозлилась она. – Попробуй, поживи на улице, бегая в аллеи вместо…
- Не надо, прошу, без подробностей, - смеялся Нэйтон, не веря, что, наконец, видит перед собой Ренис. Он толком не мог этого делать аж с момента ее заключения. На редких и провальных заседаниях суда парень видел ее лишь тогда,  когда его вызывали давать показания. Но и там особо не разгуляешься.
Все-таки он обнял ее, игнорируя бьющий в нос запах от пальто. Они пошли к припаркованному автомобилю. Нэйтон выкупил свою машину у Алекса, когда Эллисабэт Нолл вернула, занятые дочерью, у него деньги.
- В машине тепло, может, выбросишь это? – намекнул он на пальто и шляпу.
- Нет, они кое-кому нужны. Я должна вернуть, им они еще пригодятся, - сказала она и рассказала ему все, начиная от столкновения в лесу и заканчивая последним днем с Крисом.
Нэйтон привез ее в отель, где она смогла принять душ, о котором мечтала. А после поесть нормальной еды, для того чтобы принять хоть какие-то лекарства. Собрав немногочисленные вещи, они покинули номер. На выезде из города Ренис Нолл попросила свернуть и вернуться к бойлерной.
Предварительно купив много-много всякой еды и сладостей и, прихватив пальто и шляпу, выручившие ее от холода, она вместе с Нэйтоном вошла в чужое жилище. Узнав ее, а особенно пакеты из супермаркета, мелкая шпана бросилась к ней, радостно вопя и с подозрением глядя в сторону Нэйтона – еще одного нахлебника, которым он им виделся.
- А где Крис? – спросила Ренис, не найдя ни его, ни его гитары.
- Еще не пришел, - хором отозвались они, разрывая пакеты и бросая косые взгляды на парня рядом с ней дышащего.
- Передайте ему эти вещи и «спасибо» от меня, - Ренис положила пальто и шляпу на трубы.
- Ты что, уходишь? – вопрошал удивленно самый младший.
- Да, ухожу. Но скажите Крису, что я скоро приду, - взяв у Нэйтона немного денег, дала их самому старшему и, оставив их изумленно смотреть вслед, Ренис с ним покинули бойлерную.
- Как они там находятся?! Там же невозможно дышать!
- Вот проведешь ночь на улице, запоешь иначе, - хмыкнула Ренис, открывая дверь машины.
- Жалко  их.
- Да, - согласилась она, думая про себя. – «Но я что-нибудь для них придумаю!». Жалостливая часть натуры Ренис загорелась этой мыслью о помощи, другая же отвлеклась вопросом. – Ты меня сразу в участок отвезешь или мы будем скрываться?
- Нет, не сразу. Но туда все равно надо будет заехать, чтобы забрать твои вещи, которые ты сдала.
- В смысле?
- Ты свободна, Ренис.
- Странные у тебя шутки.
- Я не шучу.
Ренис пристально смотрела на него. Смотреть также в ответ он не мог, нужно было следить за дорогой.
- Не могу понять твои слова.
- Ну что в них непонятного. Ты – свободна, и за то спасибо Алексу, что уговорил дядю замять дело против тебя и прекратить все эти судебные тяжбы.
- Как же ему это удалось? – поразилась Ренис, восклицая.
- Мне по секрету Алекс сказал, что угрожал покончить с собой, если непреклонный дядя не примет его требования.
- И это сработало? Постой-ка, вы с Алексом в нормальных отношениях? Общаетесь, как и всегда?
- Да.
- После того, что случилось?
- Да.
- А он в курсе, что ты мне не просто друг?
- Нет, - Нэйтон был сконцентрирован на дороге.
- Лучше ему не знать, что его друг – Нэйтон Ривер любит меня.
- Могу с тобой только согласиться.
- А почему ты не сказал ему?
- Потому что он любит тебя, достаточно давно.
- Я в это не верю, - уверенно сказала Ренис, откинулась на спинку и устремила взгляд вперед на дорогу.
- А я верю, - сказал Нэйтон и печально продолжил. – Не знаю, как ему говорить теперь про нас с тобой.
- Никак. Просто не говори и все.
- Так не бывает. Вечные прятки к чему?
Ренис, закусив губу, размышляла.
- Я подумаю об этом дома. А сейчас, можно, я посплю? – сказала она и, не дожидаясь ответа, полезла на заднее сидение. Антибиотики уже действовали, но слабость ею все еще ощущалась. Она устроилась удобнее, прокашлялась хорошенько и закрыла глаза.
Ренис не спала. Не смогла уснуть. Так и пролежала до середины пути, снедаемая тревожными мыслями, не замечая, что некоторые произносит вслух. Потом вернулась на место и продолжила нелегкий разговор о Фринвуде. Пришли к единому мнению, что и как с ним делать и опять замолчали.
- Ренис.
Девушка вопросительно подняла бровь в ожидании последующего вопроса.
- Ты мне тогда так и не дала ответа, - Нэйтон мельком бросил на нее взгляд.
- Тогда? – Ренис нахмурилась, припоминая, что он имеет в виду день их не случившегося бегства. – А-а…
- Чего а-а? – улыбнулся он, зная эти ее уловки, уводящие от ответа и позволяющие дольше молчать.
- Ответ ведь был тебе дан, - она криво растянула губы в улыбке. – Ты же это понял.
- Мне хочется услышать более полный.
- Да. Я принимаю твои чувства, - перебила Ренис. – Или ты ждешь другую фразу, такую обыденную и уже давно опостылевшую, что мало верится в ее правдивость?
- Жду.
- Зануда, и так же все ясно.
- Обязательно надо все испортить!
- Не обижайся, я нарочно, - Ренис отвернулась в окно. – Долго нам еще ехать?
- Прилично. Часа два, может чуть меньше, - ответил Нэйтон и свернул по трассе на оживленное шоссе.
Оставшийся путь они развлекали себя, напоминая друг другу моменты их первой встречи и жалкие попытки одного сблизиться, а другой – помешать этому. Не заметили и сами, как въехали на ту улицу, на которой жила Ренис. Припарковав машину у дома, оба вышли.
Девушка ясно чувствовала, как внутри у нее при виде этого дома впервые что-то приятно скребется и шевелится.
«Я так рада видеть это место и так волнуюсь за встречу с матерью? Удивительно!», - Ренис опустила руку на дверную ручку и толкнула дверь. С порога она попадала в зал, который только теперь виделся ей таким родным и уютным. Мать лежала на розовом диване, закинув руку на глаза. Резко повернув голову на шум и шуршание у порога, буквально слетела с дивана.
- Ренис! – Эллисабэт Нолл сжала ее в своих объятиях, качаясь из стороны в сторону и не отпуская. Может, боялась, что это просто галлюцинация? После той аварии у нее случалось и не такое.
- Эх, меня бы так обнимали, - Нэйтон, улыбаясь, прошел к дивану, но не тут-то было!
- Иди сюда, моя гордость! – накинулась Эллисабэт и сомкнула на нем свои железные цепкие руки, приговаривая. – Что бы я без тебя делала?!
- Да брось ты его, - поморщилась Ренис. – Лучше чаем займись, я так давно его не пила.
- О, и правда! – женщина убежала на кухню.
- А почему ты не на работе? – бросила вслед дочь, разглядывая эти смешные короткие волосы матери, которые едва достигали шеи. Это немного молодило Эллисабэт, ей шло. Жаль что рука одна вся обожженная и страшная, и на лице шрамов многовато…
- Я сегодня не ходила. Взяла отгул.
Нэйтон пришел за ними на кухню и занял уже свое законное место у стола. В отсутствие Ренис он был частым гостем миссис Нолл, к которой он наведывался по возможности каждый день, утешал ее и поддерживал. И вот теперь впервые за долгое время они сидели втроем: Ренис, Нэйтон и, сияющая от довольства, миссис Нолл. Они весело и беззаботно проговорили за чаем, пока разговор не принял иной оборот.
- Ренис, - изменилась в лице мать.
- Да, мам, - отодвинула свою кружку дочь и посмотрела на нее.
- И Нэйтон, - сказала женщина, подумав. – Вопрос нашего отъезда остается открытым. Мы и так потеряли много времени из-за… - Эллисабэт подбирала слова, чтобы сказать про ее тюремный срок и преступление.
- Моего нападения на Фринвуда, - помогла ей Ренис, подобрав более и менее сносное выражение.
- Да. Необходимость оставить этот город сейчас острее встает перед нами. Нужно уезжать как можно скорее.
- Я поеду с вами, - Нэйтон плохо понимал, что за необходимость, острота и срочность так гонят их из этого тихого городка. Предполагал, что это связано с некими секретами, касающимися Ренис, но вопросов в лоб он им не задавал, ждал, что на откровения решатся сами.
Эллисабэт пристально смотрела на него. Она догадывалась, что такое будет, и в глубине души была этому рада. Чего не сказать внешне.
- Ты уверен в своем выборе? – строго спросила она.
- Более чем, - был твердый ответ.
- Что будем делать с домом? – взяла слово и отвлекла их Ренис, которую решимость парня не устраивала. Ломать ему жизнь и создавать еще одну жертву в его лице она не хотела.
- Продавать.
- У меня другое предложение, мам. Не надо его продавать, тем более, в такой спешке. Ты все равно продешевишь.
 - Что же ты тогда надумала?
- Мы будем его сдавать. Не за деньги, а лишь за простое требование – содержать в чистоте и порядке.
- Это смешно, Ренис. И глупо. Ты либо уже знаешь, кому хочешь его таким способом отдать, либо наивно лишаешь нас дополнительных финансов от продажи.
- Крису. Я хочу сдать дом ему.
- Кто он? – Эллисабэт посмотрела сначала на нее, затем на Нэйтона. Он, пожав плечами, улыбнулся.
- Я сейчас тебе все расскажу, - Ренис коротко посвятила мать в историю о приключениях с Крисом.
- Под Крисом ты также подразумеваешь и эту детвору? – догадалась Эллисабэт.
Ренис кивнула, понимая, о чем первым делом думает мама. Что как жильцы Крис и его друзья могут попасть в неприятности, когда появятся те, что идут по ее душу.
- Я поддержу тебя в твоей затее, но. Их здесь не оставят. Это беспризорники, сироты. Стоит бдительным соседям настучать на них и за ними приедут из всяких там комитетов по надзору за несовершеннолетними. Заберут и, разделив, поделят по приютам. Вряд ли они тебе за это спасибо скажут.
- Об этом я не подумала.
- Очень сильно хотела помочь? – участливо спросил Нэйтон.
- Да.
- Найди для Криса идею получше, - вздохнула мать. – Я не продам дом, решайте его судьбу сами, вдруг найдется что-то, что вы вдвоем придумаете.
- Мне надо идти, - встал из-за стола Нэйтон, которого ждали дома. – Я зайду вечерком.
- Хорошо, - Ренис пошла за ним, провожая, чтобы шепнуть, пока мать не слышит. – Мне нужно поговорить с Алексом.
Нэйтону это не понравилось, но противиться он не стал.
«Не здесь, по крайней мере», - думал он, выходя во двор.
Ренис пришла на кухню.
- Расскажи мне, как ты тут без меня-то? – перешла на русский девушка, изнывавшая от желания говорить на родном ей языке.
- Плохо. Думала, вот сейчас точно, руки наложу. Если бы не Нэйтон, то непременно это сделала бы. Кстати, у вас с ним как? – женщина сдержала, лезущую на лицо, улыбку.
- Он считает, что у нас с ним любовь.
- Потому он и считает, ведь по тебе не скажешь, - проницательная Саша проникала взглядом в душу.
- По мне много чего не скажешь, мам.
- Мне подыгрывать верой в это? – Эллисабэт продолжала, подергивая губами, смотреть на дочь.
- Как считаешь нужным. И не сверли меня глазами.
- Уже и посмотреть нельзя?
- Можно, но ты-то смотришь не поверхностно, - Ренис закатила глаза. – Я тебя прошу, убери это выражение с лица, мол, я все знаю.
- То есть, я  не все знаю?
- Все, и даже больше, чем нужно, - Ренис улыбнулась и торопливо сменила тему. – Как у тебя на работе? Не забросали камнями как мать, воспитавшую дочь-убийцу?
- Были попытки. Избегали, игнорировали. Пробовали уволить, лишь бы не было среди них человека, связанного родственными узами с уголовником, но все как-то само перетерлось. Начальство мое оказалось лояльнее, отказало мне в моем заявлении на увольнение по собственному желанию.
- Тебя, похоже, сильно достали, мам.
- Ты не представляешь насколько!
- Ну, а сейчас что, лучше?
- Отношения с коллективом уже не те, конечно. И все равно это лучше, чем сидеть в четырех стенах и доканывать себя мыслями.
- Говоришь прямо как я.
- Вот-вот, учусь всему, что можно и постепенно начинаю понимать тебя и твое стремление занять себя всем, чем угодно, только бы лишить себя и минуты свободного времени. Иначе в голове сумбур – переживания, сожаления и коктейль из других чувств.
Ренис понимающе опустила глаза, слушая мать.
- Все никак не могу смириться с тем, что Мэвила больше нет. Как же мы без него, а? Мы же ни на что не способны. Все, что ранее у нас так удачно складывалось – было его заслугой и тщательно продуманными действиями.
- Не изъедай себя заранее, все будет хорошо, – сказала твердо и уверенно Ренис, подошла к матери и обняла ее, не веря ни в одно из произнесенных собой слов.
- Я боюсь, Ренис.
- Давай лучше соберем вещи.
- Ты же их давно собрала.
- Ну, тогда сложим в кучу у окна.
- Ты забыла, что и это сделала, когда я была при смерти?
- Но я же оставила кое-что напоследок, верно?
- Это можно и за час до выхода сделать, - улыбнулась Эллисабэт.
- А я хочу с тобой и сейчас.
- Хорошо, согласилась женщина, и обе в молчании вышли в зал и заходили по дому.
Куча у окна росла – небольшие пакеты и коробочки со свертками находили свое место в этой общей аккуратной пирамидке. Последней Ренис вынесла гитару в чехле. С большой осторожностью опустила ее на пол, ближе к окну. И тут на пороге нарисовался Нэйтон. Он привык входить без стука, как себе домой, не стесняя и не стесняясь – Эллисабэт Нолл ему всегда была рада. Поболтав на нейтральные темы с Эллисабэт, он соврал, что пойдет немного прогуляться с Ренис. Забрал девушку, поехал к Алексу Фринвуду. В тот самый дом, в котором Ренис оставляла его умирать.
Фринвуд был один, и был предупрежден другом, что везет к нему Ренис, чему Алекс был рад больше, чем Эллисабэт Нэйтону. Ему не терпелось увидеть ее, не на суде на скамье подсудимых, а перед собой, дома. Хотел поговорить с ней по-человечески, рассказать скорее о своих чувствах.
Ренис вошла с веранды в гостиную, с каждым сделанным шагом вспоминая тот день и все свои жестокие действия. Становилось жутко стыдно.
- Не совестно тебе? – с улыбкой шепнул в ухо Нэйтон, с легкостью читая ее мысли на лице.
- Разве что чуть-чуть, - наигранно состроила равнодушие она, заметив, как радостно вскочил с дивана навстречу Алекс.
- Привет, Ренис, - он подался вперед, хотел ли обнять или еще чего, но ответного движения не было. Отнюдь. От нее веяло холодом.
- Я схожу, воды выпью, - сказал Нэйтон, с большой опаской уходя на кухню и оставляя их наедине, как того и просила по дороге сюда Ренис.
- Привет, Алекс, - поздновато ответила она. – Я пришла извиниться перед тобой. Хотя, простые слова вряд ли исключат из твоего сознания тот факт, что я тебя безжалостно зарезала и оставила умирать. Не знаю, что на меня нашло, и зачем я это сделала, Алекс, но мне жаль, что я причинила тебе боль.
- Я сам виноват. Не должен был насмехаться над пережившим горе человеком. Плохо тогда это понимал, думал только о собственных чувствах и ощущениях, но…
- Ты меня прощаешь? – не дала ему договорить она. – Сможешь ли ты меня простить?
- Простил, Ренис, и не держу ни зла, ни обиды.
- Спасибо Алекс, - девушка улыбнулась.
- А ты, простишь меня?
- За что? – не поняла Ренис.
- За те обиды, что постоянно наносил тебе, задевая и унижая. За то, что ставил цель озлобить тебя, вывести, оскорбить. Что насмехался над тобой…
- Не помню за тобой ничего такого, - криво потянула губы и нагло соврала Ренис.
- Может, выпьем чего-нибудь?
- Можно.
- Что будешь? – засуетился Фринвуд, убегая на кухню к Нэйтону.
- Что-нибудь безалкогольное.
Вместе с Нэйтоном он принес стаканы и сок. Они втроем уселись на те самые диваны, на которых часто репетировали. Столик был на месте. Да и в целом, в доме ничего не изменилось, так, легкий косметический ремонт и все.
- Мне нужна твоя помощь, - сказала вдруг Ренис, когда хозяин дома занял место.
- Да, конечно. Я слушаю, - готов был на все Алекс. Даже на невозможное.
- Помнишь, того человека, которого ты пригласил в клуб?
- Мистер Вайнс?
Ренис посмотрела на Нэйтона, от него немного слышала что, то последнее выступление произвело фурор и открыло, не-не, распахнуло двери перед группой Алекса Фринвуда, но сейчас говорить об этом она не собиралась.
- Сможешь ли ты связаться с ним?
- Ты ей ничего не сказал? – обратился с вопросом к Нэйтону Алекс.
- Не успел.
- Что не сказал? – спросила Ренис.
- Он теперь наш продюсер, - довольный Алекс не знал, куда себя деть. – Благодаря тебе. Все время спрашивает о тебе, все ждет, что ты вернешься в группу.
- Об этом не может быть и речи.
- Жаль. Я надеялся, ты изменишь свое решение, - Фринвуд потянулся к соку. – Так что ты хотела?
- Мне нужно показать ему одного человека. Ты не пригласишь этого Вайнса в клуб на выходные?
- Можно устроить. Попробую. А кого показать хочешь, если не секрет?
- Пока секрет. Если сможешь договориться, то увидишь в эту субботу, - она улыбнулась.
- Ладно.
Опять потянулась беседа ни о чем, так, чисто чтобы не молчать. Она расспросила его о том, как ему и ребятам работается с продюсером, узнала, что у них полным ходом идет запись новых песен и много всего прочего. Из вежливости спросилась о сестре и дяде, а потом повисло неловкое молчание.
- Нам пора, - поднялся первым Нэйтон.
- Уже? – встал раздосадованный Фринвуд.
- Мы еще увидимся, - успокоила его Ренис, махнула рукой и пошла с Нэйтоном на выход, оставив Алекса в приподнятом настроении.
Фринвуд тешил себя тем, что при следующей встрече он обязательно ей признается.
Домой Ренис пришла одна. Эллисабэт еще не спала, сидела и ждала на диване. Она была в домашнем халате кимоно, которое надевала, чтобы наносит мазь на покрытую ожоговыми шрамами руку. Они все еще были ярко-розовыми, хотя местами кожа побурела и стала грубой. От вида ее ран Ренис на мгновение ощутила боль в руке, которую она случайно сунула, к примеру, в чей-то уютный камин. Привычка у нее такая на уровне рефлекса – неосознанно примерять на себе чью-то боль, даже если от нее остались только рубцы и шрамы. Она, дернув нервно шеей, отвела взгляд.
- Поздновато ты.
- Задержалась у Алекса, мам.
- Что?! Зачем ты ходила к нему?!
- Извиниться, попросить прощения…
- Ты в своем уме? – вскричала мать, не веря тому, что слышит.
- Что в этом такого? – волнений женщины дочери было не понять.
- Я не хочу, чтобы ты даже случайно пересекалась с этим человеком. Хватит уже, не усложняй себе жизнь, она у тебя и без того сложная!
- Ты что, боишься, что он начнет мне мстить? Что убьет меня? – Ренис расхохоталась, да так несвойственно, что тут же осеклась. – Или ты думаешь, я повторю свою неудачную попытку прикончить его?
- Не смейся над моими переживаниями! Просто делай то, что я прошу – не ходи к нему больше. Пожалуйста, - Эллисабэт Нолл без шуток допускала оба варианта, озвученные дочерью и страшно этого боялась.
- Хорошо, не пойду, - Ренис направилась в кухню, а мать за ней хвостиком. – Ты, кстати, вернула мои долги?
- Всем до единого из твоего длинного списка.
- Финансы где нарыла?
- Почти извела в нули счета моей матери.
- То есть, у нас остались только мои грязные деньги? – Ренис Нолл посмотрела в глаза мамы и очень серьезно сказала. – Нам нужно будет съездить оформить это чертово разрешение от миссис Сафалиевой для мисс Сафалиевой. Пришла пора пользоваться деньгами Рахимы.
- Я много думала об этом. Других вариантов у нас нет, Мэвила больше нет, я на мели. Поедем завтра, сначала в участок, потом в банк.
- Но сперва за документами. Надо забрать ключ у Нэйтона.
- Он вернул мне его недавно.
- Славно, что сумел сохранить. Теперь послушай, что я скажу, - Ренис села за стол, утягивая на соседний стул мать. В целях экономии, перескажу: Она посвятила женщину в свои планы – показать Криса продюсеру Алекса и, если все сложится удачно, разрешить пожить Крису в их доме. Что он будет делать со своей ребятней – его дело. Качая головой и сомневаясь, мать не возражала.
- Когда поедешь за ним?
- Как разберусь с банковскими делами.
- Собираешься вложить в него немалую сумму, да?
- Планирую, мам.
- За ним поедешь с Нэйтоном?
- Крис нужен мне к субботе. Выедем с Нэйтоном дня на два пораньше, дождусь, когда он вернется с учебы.
- А ведь сложись все иначе, и ты могла бы быть сейчас на занятиях, как Нэйтон, - вздохнула мать, печально глядя на дочь.
- Иначе не сложилось. Меня уже исключили, даже шансов не оставили. Не судьба мне, мам. Учеба мне не дается, но ты не переживай, на новом месте я попробую опять.
- Жаль, что и Нэйтону придется свою бросить. Может, ты отговоришь его? Пусть найдет нас по окончании университета.
- За это много было мною сказано. Но он отказывается.
- Вся жизнь будет исковеркана.
- Вот потому я и не заводила друзей, подруг, знакомых, соседей и прочих. Это все ты, ты со своим нытьем!
- Да, я. – Эллисабэт Нолл виновато склонила голову, думая. – «Ну и что! Зато теперь у тебя есть Нэйтон».
- Ладно, не будем ругаться. – Ренис Нолл вышла из кухни. – Я сегодня лягу на диван, у меня наверху уже ничего не осталось, - сказала она и обвела глазами контур собранных вещей посреди зала.
- Твое право. – Эллисабэт прибралась на кухне и проскользнула в свою комнату.
Весь следующий день они были в намеченных разъездах, а покончив со всеми своими делами, Ренис направилась к университету. К стоянке машин, где и договорились встретиться с Нэйтоном. Он пришел не один. С ним были Луи, Оливер, Гордон и Алекс. К ее удивлению общие друзья не выказали к ней негативного отношения, которого она от них ожидала, ведь она много всего натворила: сорвала выступление, покушалась на их друга. Напротив, все были рады ее видеть. Без умолку рассказывали наперебой обо всем, что с ними случилось за время ее судебных разбирательств и тюремного заключения. Откуда-то появились даже Грина с Вивьен (не будь Ренис отчислена, была бы с ними на третьем курсе) и бросились слезно обниматься.
Издали видела их сборище и староста Анри Фринвуд, которая предпочла пройти мимо. Впрочем, видели и они ее.
«Наверное, не может простить мне моего поступка. Он же все-таки ее брат, родня. Самая близкая. Больше у нее никого. Это как я и мама, только Алекс и Анри, плюс большая и дружная семья дяди», - думала про себя Ренис и была права.
Кое-как распрощавшись с ребятами, жаждущими общения и скандалов между Алексом и Ренис, она и Нэйтон двинулись в путь. За Крисом. Не буду вдаваться в подробности их встречи. Если тебе нужно будет, я накатаю несколько листов диалогов и долгих споров по поводу несогласия Криса куда-либо ехать. Но не сейчас, времени у меня осталось мало, хочу успеть. Жажду закончить первую часть всей этой мути и добраться до основного. Все, что так долго рассказывалось, начиная с первой главы, должно было быть коротенькой аннотацией, но не вышло у меня, не умею я коротко. Так вот. Парнишку они все же забрали и устроили в намеченную субботу просмотр. Чтобы он не переволновался, Ренис Нолл вышла на сцену с ним. Они вместе исполнили песню Алекса и Луи, которую она ему показала и которая так Крису понравилась (Фринвуд не препятствовал этому, для Ренис – все).
Мистер Вайнс взялся за него с финансовой поддержкой Ренис, которая вложилась, оформив на имя Криса внушительную сумму для раскрутки. Вайнсу парнишка пришелся по душе: талантлив, это – во-вторых. Смазливое личико – это – в-третьих. Ну, а во-первых – жалостливая история: сирота с улиц. Такое имеет больше шансов запасть людям в душу, как и ему. И Вайнс не прогадал. И эта группа, и этот парнишка были просто открытием для него, хоть он и сетовал, что Ренис Нолл не согласилась остаться даже в паре с Крисом.
Улучив момент, Ренис сказала Крису, что он может рассчитывать на место в ее пустующем в скором времени доме. Она подарила ему дубликат ключа. Посопротивлявшись, он принял ключ. Но он не поселится в ее доме, даже когда уже не станет ни миссис Нолл, ни мисс Нолл. Он выбрал другое жилье на время своего продвижения, стараясь чаще возвращаться в ту бойлерную, пока в один прекрасный день не смог уговорить свою повзрослевшую шпану ездить с ним. Это если сильно опережать события.
Проводив Криса в дорогу вместе с Вайнсом, Ренис Нолл со спокойной душой приняла приглашение на воскресный вечер в кругу друзей, который должен был состояться в доме Фринвуда. Там собрались все: Гордон, Оливер, Луи, Грина, Вивьен. Были почти все с курса Алекса и Ренис, даже Анри с подругами, что держалась особняком. Всех их ждало веселье, омрачить которое должен был Нэйтон Ривер своим заявлением, что покидает группу. Он и до этого реже принимал участие в репетициях, занятый делами, связанными с Ренис и ее матерью, потому и считал, что с него мало толка – нужен новый участник. Замена неизбежна.
Так же и Ренис хотела некоторых оповестить, что уезжает далеко и надолго (а на деле – далеко и навсегда). Их поездка была назначена на утро понедельника. Мать ее не знала, что дочь намеревается ехать к Алексу и спокойно ходила по дому, суетливо готовясь к завтрашнему дню. Или к «завтра». Ложно. Ошибочно. Вот так вот готовиться к «завтра» или завтрашнему дню. Жизнь полна неожиданностей, сюрпризов, всяких там «вдруг», «внезапно» и прочих интригующих слов и словосочетаний.
Итак. Вот он, дом близнецов Алекса и Анри Фринвуд. Шум, гам, смех, веселые беседы (здесь я не буду зацикливаться на разговорах, но если что, ты только свистни – живо настрочу). В самый разгар неуемной развлекухи Нэйтон встал, попросил тишины для своего слова и вогнал в ступор, озвучив свое решение. Таки огорошив присутствующих его внезапностью.
Не давая им опомниться, взяла слово и Ренис, заранее попросила прощения за нанесенные ею и ее острым языком обиды и сказала об отъезде. И все бы ничего, если бы тут Нэйтон не добавил, что уезжает вместе с ней.
Больше всех сердце дрогнуло у двух человек. У Анри Фринвуд, что показательно стояла в стороне, соблюдая расстояние между собой и вновь ненавистной ей Ренис Нолл, на которую постоянно бросала косые взгляды. И у Алекса Фринвуда: отъезд Ренис подкосил его, а заявление Нэйтона о совместной поездке, просто сбило с ног. Благо диван рядом был, парень ошарашенно сполз на подлокотник, вытеснив с него Луи.
«Между ними что-то есть? Нет! Не может этого быть!», - он в трансе слушал, как их расспрашивают о деталях поездки, а потом встал и в том же трансе поплыл, расталкивая друзей и подруг, к угловому шкафу. Легонько потянул на себя выдвижной ящик. Это не ускользнуло от зорких глаз Нэйтона, который внимательно следил за своим другом, за чью реакцию он больше всего и переживал, зная о его чувствах, но он отвлекся на пьяный спор Луи и Гордона и немного позабыл об Алексе, упустив его из виду.
Грина с Вивьен налетели на Ренис, выпытывая, что у нее с Нэйтоном. Они, хохоча, громко задавали вопросы, которые приводили в бешенство, подобравшуюся поближе, бледную-бледную старосту Анри.
Вечеринка продолжалась, в дом хлынули все те, кто были во дворе – нетрезвые однокурсники Нэйтона, которых криком из окна позвал прощаться не менее пьяный Оливер. Окружив Нэйтона, они все сетовали, что он покидает их. Этим моментом воспользовался Алекс. Он потянул за руку Ренис, забирая ее у Грины и Вивьен:
- Можно тебя на  минутку…
- Чего тебе? – Ренис Нолл с улыбкой повернулась к нему, все еще улыбалась пошлой шуточке Грины.
- Не могли бы мы поговорить?
- Да, конечно.
- Наедине, - Алекс загадочно указал глазами во двор.
Не теряя времени, Ренис двинулась на выход, уже предчувствуя, какой разговор ее ждет и, зная наперед, каков будет ее ответ. Нэйтон увидел их выходящими на веранду и его сердце тревожно забилось. Облепившие со всех сторон друзья не давали ему выбраться. А когда ему это удалось, он, застигнутый страшной мыслью, пришедшей ему в голову, подбежал к шкафу и выдвинул ящик. Он с детства знал, что хранится в нем – пистолет, принадлежавший отцу Фринвуда. Они мальчишками разглядывали его, а став постарше, пробовали использовать, что было их общим секретом. Но сейчас ящик был пуст.
Ноги мгновенно похолодели. И прежде, чем он сорвался с места, со двора раздался странный звук. Знакомый ему звук выстрела. Нэйтон с полными ужасом глазами прорывался через встревоженных ребят к дверям. Все, кто были в доме, прильнули к окнам, не понимая, что снаружи происходит.
А теперь отмотаю на несколько минут назад и, допустим, окажусь во дворе вместе с Алексом и Ренис. Это была поздняя весна, но описывать сейчас это время года мне не хватит терпения:
- О чем ты хотел поговорить? – Ренис медленно шла к забору, шагая по мягкой траве. Двор Алекса не был заброшен, но и усажен декоративными цветами, да розовыми кустами не был. Только молодая зелененькая травка радовала глаз.
- Мне следовало сделать это раньше. Жалею, что до последнего отвергал это и скрывался за своим гадским поведением.
Ренис повернулась к нему, заглянула в глаза:
- Я не приму, того, что скажешь. Лучше остановись сейчас, чтобы потом не было задето твое «Я».
- Нет, я…
- Это не имеет смысла, Алекс.
- Почему? Потому что Нэйтон сделал это раньше? Так?
Ренис Нолл ему не ответила. Но и молчание иногда бывает полным ответом, все это знают. Кто же не знает-то!
- Какой же я дурак! Слишком поздно понял, что я люблю тебя.
- Пойми ты вовремя – это ничего не изменило бы.
- Тогда почему это все меняет для Нэйтона?
- Возможно, потому что это взаимно? – слова Ренис звучали фальшиво.
- Неправда! Ты лжешь! – Фринвуд начинал злиться и выходить из себя. – Этого не может быть! – а ведь он в какой-то степени прав.
- Может.
- А что же делать мне?! – испуганно спросил Алекс, будто ребенок, узнавший о существовании монстра под кроватью и готовый от этого расплакаться. Рука же его зашла за спину, словно там было что-то важное и способное изменить все. Повернуть вспять. Остановить.
- Живи, как и жил. У тебя есть группа, которая скоро станет популярной. Известность на весь мир не за горами – об этом можно только мечтать, такое есть не у каждого! – зависть в ней была настоящей. Конечно, не будь она гонимой из года в год из города в город, с удовольствием осталась бы и в группе, и в этом городе.
- Мне не нужно это, если не будет тебя. Прошу, останься. Останься здесь, со мной, - тон был просительным и в то же время повелительным. Так умел только Алекс Фринвуд. И его сестра.
- Нет.
- Тогда я убью себя! – парень, вскинув руку с пистолетом, приставил дуло к виску. То, что это воздействовало разок на дядю, внушало надежду, что подействует и на нее.
- Твой выбор. Делай, как считаешь нужным, - равнодушно сказала Ренис и, отвернувшись от него, продолжила размеренно шагать к забору. Внешнее спокойствие стоило ей огромной выдержки, поступок Алекса ее разозлил и напугал. Она боялась, что он и вправду выстрелит в себя, при этом, что-то убеждало ее, что Фринвуд на это не способен. Слишком любит себя.
- Я ведь не шучу! – надрывно крикнул он ей в спину.
Давай-ка вот что сделаем. Представим все это. Вот, смотри, перед нами лицом к нам стоит Ренис Нолл, нахмуренная, озадаченная тем, что вот-вот может выкинуть Алекс. Мы с тобой четко видим ее и эти ее безмолвные эмоции. Задний фон размыт, но нам видна темная фигура Алекса, под светом, льющимся из окна веранды, парень кажется кляксой, размазанным пятном на идеальном холсте натуралиста. Да, да, размытая картина с прорисованной в нижнем правом углу девушкой.
Выстрел. Девушка вздрогнула, широко раскрыв глаза, шепнула:
- Больно…
И медленно поползла вниз, исчезая из кадра и открывая нашему обзору проясняющийся фон, где мы четко видим Алекса с направленным прямо перед собой пистолетом. То есть, прямо в Ренис Нолл.
- Нет! Нет! Нет! – крича, пронесся мимо застывшего в оцепенении Алекса, который все еще стоял с вытянутой рукой, его лучший друг.
Нэйтон стремительно добежал до распластавшейся на земле девушки, опустился, повернул ее и, подтянув к себе, уложил головой к себе на колени. Ренис, судорожно подергиваясь, прижимала руки к животу и все шептала и шептала:
- Больно…как же больно…я и не думала…
- Ренис, - Нэйтон похлопал по щеке, отвлекая на себя. – Смотри на меня, Ренис, - и, уже повернувшись к бегущим в панике друзьям, крикнул. – Скорую! Вызовите скорую! Ну, же!
Шокированные ребята застыли, не ожидая увидеть такое. Их обошел Алекс, со странным выражением на лице, прошел вперед и остановился за спиной Нэйтона.
- …не думала…что так больно… - блуждающий взгляд Ренис был прикован к Фринвуду, глаза которого казались глазами безумца. – Прости, я… Я сделала тебе больно…
Здесь Ренис Нолл, возможно, имела в виду свой удар ножом, который причинил аналогичную боль Фринвуду. Алекс после ее слов же резко попятился в толпу, словно пытался спрятаться и скрыться от нее. А девушка, ища его глазами, вдруг закатила их от очередной болезненной судороги.
- Ренис! Ренис! – заорал истошно Нэйтон.
Вместе с его выкриком, всхлипов растроганных девушек, вздохов впечатлительных парней и звуков чьих-то истерик, раздался отчаянный вопль:
- Не надо! – то была Анри Фринвуд, вцепившаяся в руку брата и пытавшаяся отобрать оружие у нацелившегося себе в висок Алекса.
Брат был сильнее, он оттолкнул и ее, и едва стоявшего на ногах от выпитого Гордона, который, не смотря на свое состояние, тоже вознамерился помешать самоубийству друга. На смену Гордону кинулся Луи Прескотт, хватая Алекса за все, что только можно, лишь бы не дать тому совершить задуманное. Но Фринвуд успел спустить курок прежде, чем Луи сумел оттянуть его руку.
Зато Оливер успел толкнуть его, благодаря чему рука немного сместилась, но пуля не прошла мимо, и Фринвуд, как подкошенный, свалился на траву. Прямо к ногам, поднявшейся с нее же, его сестры. Ее пронзительный истошный крик достиг несколько домов в округе, сама же девушка, захлебнувшись воплем, упала в обморок, рядом с братом.
- … - срывающимся в дрожи голосом переговаривалась с оператором Грина по телефону. Она сидела на корточках у Ренис, испускавшей дух.
Гордона, здесь же поблизости, выворачивало от вида Алекса, бок о бок с ним сидел Оливер, придерживая Анри приподняв за голову и соображая, что еще нужно сделать потерявшему сознание человеку. Луи, пошатываясь, нервно крутил пальцы рук и ходил от тела к телу, сдерживая рвотные порывы и загнанно оглядываясь на растерянных больше него самого, зевак.
Ну и еще бы. Это вам не ромашки да васильки в чистом поле под копытцами гнедой лошадки созерцать. Не каждый выдержит. Хлынувшая к ним толпа из дома, которая до сих пор думала, что это репетиция очередного концертного спектакля, разыгрываемого ребятами для клуба (спьяну каких только отговорок мозг не подкинет, лишь бы не верить в ужасающее происходящее), начала испуганно разбегаться, опасались быть втянутыми в очередное уголовно наказуемое дело.
Разбегались они весело, пусть и не все. Да, нетрезвым – все розовое, пьяным – все ненастоящее.
- Холодно…в животе…так холодно, - Ренис смотрела в темное небо, усеянное мелкими звездочками.
Перевела взгляд на лицо Нэйтона, в его влажные голубые глаза.
- Не плачь, тебе не идет, - шепотом сказала она и попробовала криво-криво улыбнуться и у нее впервые это не получилось. Мешала боль. Девушка, все же оторвав от живота окровавленную руку и, приподняв над собой, почти касаясь ею склоненной головы Нэйтона, принялась ее разглядывать. – Темно-бордовая…такая густая, - Ренис разлепила пальцы, а еще через мгновение ее рука безвольно шлепнулась в траву.
Со рта хлынула кровь, она начала захлебываться. Сквозь хрипы что-то забормотала и было похоже на то, что связь с рассудком она потеряла. Нэйтон в ужасе оглянулся, ища глазами людей из неотложки.
- Почему же так долго?!! – сдерживая слезы, злобно процедил Нэйтон, но эти непослушные капли предательски покатились с уголков глаз.
- Нэйтон, - донеслось до него.
- Да, Ренис, – как можно спокойнее попытался сказать он.
- … … … - слова застряли в горле, но лицо говорило за себя.
- Ренис, я тоже, - угадал он и, увидев, как бессильно опустилась с живота и вторая рука, задрожал. – Ренис!
Губы ее упрямо шевелились, пытаясь сказать прощальные слова, а веки тяжело опускались
- Ренис!
«Меня зовут Рахима», - сказала она мысленно то, о чем всегда хотела кричать в ответ на множество чужих имен, которыми ее окликали и на которые надо было против воли откликаться, затем закрыла глаза и провалилась в темноту.
Послышался вдали вой сирен, но как далек он был!
- Надо зажать рану! – присел, хоть и поздно, взявший себя в руки Луи Прескотт. Он вместе с Гриной в четыре руки приложили ладони к пропитанному огромным пятном крови месту на футболке.
- Нет, подожди! – Грина стащила с Луи рубашку, впопыхах сложила ее и подставила под ладони. – Дави сильнее.
После этого она переметнулась к Алексу и сидевшему рядом Гордону.
 «Здесь похуже будет, даже не знаю, что делать», - думала она, прислушиваясь. Сирены выли громче, они были все ближе и ближе, внушая надежды на своевременную помощь, но. Ты уже знаешь, что. Перейду-ка я на изложение.
Машины подъехали две – люди в белом вбежали во двор, расталкивая всех тех, кто рискнул остаться, кинулись в гущу. Ренис, Алекса и Анри, которая была без сознания, забрали. С ними увезли и Луи, который дождавшись неотложки, позволил себе упасть  в обморок. Насильно втиснулись и Нэйтон с Оливером, как близкие пострадавших. Кроме них объявлять себя таковыми было некому.
Привычно опережая себя же, скажу: Алекс выживет (благодаря последнему вмешательству Оливера, что слегка сдвинул его руку). Он выдержит множество хирургических вмешательств, месяца два поездит в инвалидной коляске, пройдет курсы реабилитации и будет как новенький. Что касается Анри, то с ней, как и с Луи все будет хорошо. Психологическая травма, конечно, но жизнь-то продолжается, играя событиями и красками!
- А Ренис? – возможно, спросишь ты.
- А Ренис, - тяжело вздохну я. – Пролежала после операции в палате, не приходя в себя и оставляя в ожидании мать и Нэйтона (которые чуть ли не в обнимку просидели в коридоре у дверей), внушила им надежды и обманчиво успокоила обоих своим стабильным состоянием.
Успокаивая этим, Эллисабэт Нолл с трудом уговорила Нэйтона уйти (на то у нее были веские причины) домой, чтобы он мог отдохнуть. Парень наивно послушался ее и уступил. А на следующий день, когда к полудню он прибежал, сбежав с занятий, в больницу, то застал миссис Нолл в слезах. Не желая ничего от нее слышать, он бросился к врачу, который и сообщил ему о смерти пациентки.
Глава двадцать шестая: «Смерть Ренис».
- Это  же невероятно! – вскричал на весь коридор Нэйтон Ривер. – Вы еще вчера уверяли меня, что от таких ран не умирают!!
Врач только покосился на подоспевшую миссис Нолл, а она с испуганным лицом отвернулась и оттащила от него буянившего Нэйтона. Но парень не унимался. Его усмирили санитары и силой выдворили из больницы, так и не дав ему увидеть Ренис Нолл, которую ждала кремация и скорейшие похороны.
Эллисабэт Нолл на его звонки не отвечала, и после этого случая Нэйтона избегала. Наверняка даже двери ее дома теперь были закрыты для него.
«Считает меня виновным? Виновным за то, что отвел ее к Алексу?!», - подошел он к их дому, во дворе которого проходила скромная церемония: провожали останки Ренис в небольшом глиняном горшочке, стоявшем на столе, покрытом белоснежной скатертью. Минимум людей – приходить особо было некому. Только соседи.
Нэйтон остановился во дворе у калитки и обернулся. К дому приближались Грина с Вивьен, с ними шли еще несколько человек, учившихся с Ренис, а позади, чуть отставая, Гордон, Луи и Оливер. Пришли также и Морган Велрис с Мелани Крус. Подождав их всех, Нэйтон присоединился к ним. С этой делегацией он и вошел в дом.
Эллисабэт Нолл печально ему кивнула. Слез на ее лице больше не было. Плачущей в этот день ее никто не видел.
«Это странно», - подумал Нэйтон и встал рядом с ней, рассчитывая, хоть что-то от нее услышать. Но нет.
Подоспели вскоре и коллеги Ренис из автомастерской. Нэнси Андерс Нэйтон признал издали в компании ее работников, они кивнули друг другу. А еще через час миссис Нолл с урной на руках села в черный автомобиль с несколькими близкими ей соседями и, доверив заботы о пришедших Нэйтону, уехала.
Вернулась поздно. Встречал ее один Нэйтон, с превеликим терпением дождавшись прихода. Он не раз замечал, что что-то не так с этой женщиной. Неладное творилось с ней и у нее в душе. Наталкивало на разные мысли, но разрешить все ответами могла только она сама.
«То ли запугана, то ли…», - думал он, стоя у окна в зале. Смог бы узнать точнее, если бы имел возможность поговорить с ней. Нэйтон обернулся, посмотрел на груду вещей, сложенных руками самой Ренис. Обошел, с грустью поглядывая на зачехленную гитару. – «Ни побега не случилось, ни отъезда», - Нэйтон Ривер обратил взор на вошедшую в зал миссис Нолл и переключился в мыслях. – «Невероятная выдержка. Будто и вовсе не свою дочь хоронила. Или может, я чего-то не знаю?», - верно предположил он.
- Нэйтон, - прервала Эллисабэт ход его мыслей и попросила сдержанно. – Не мог бы ты покинуть меня.
- Но я хотел поговорить с вами.
- Обязательно. Но потом. Прошу, не сейчас, ни завтра, ни послезавтра, - красиво приложенной ко лбу обожженной ладонью, она устало прикрыла глаза рукой. – Мне нужно время. Нужно побыть одной. Ты сам понимаешь…
Нэйтон, не находя слов и не понимая, что с ней творится, просто смотрел на нее.
- Я дам тебе знать, когда оправлюсь. Может быть, тогда…
- Понял. Простите за чрезмерную настойчивость, - скрыл парень то, что его это задело. Он отвел глаза и поспешил уйти домой, даже не попрощавшись с ней.
А Эллисабэт Нолл заперла за ним дверь, опустила голову, прислонилась плечом к стене и сползла по ней на пол. Закрыла лицо руками и горько заплакала, слыша, как обиженный ее словами парень в сердцах хлопнул калиткой, в которую никогда больше не войдет ее дочь – Ренис Нолл. Нет, не Ренис Нолл, а Рахима.
Женщина осталась совершенно одна в пустом доме, в котором все было готово к переезду, что еще больше давило ее. Отняв руки от залитого слезами и искаженного горем лица, Эллисабэт с тоской смотрела на лестницу, которая так нравилась ее дочери. Она встала и пошла через зал к ней, чуть не упав, споткнувшись о коробку из кучи в середине зала. Эллисабэт Нолл, пошатываясь, поднялась наверх и открыла дверь в комнату дочери. Прошла, опустилась на не застеленную кровать и снова заплакала, задыхаясь от собственных слез и бессилия. Тут я ее и покину, тихо прикрыв дверь комнаты и оставив один на один со своим безразмерным горем.
Пострадав и погоревав об утрате у себя дома и все еще не веря в случившееся, Нэйтон Ривер приступил к своей обычной жизни. Жизни без Ренис. Оттого и обычной – опять универ, опять обыденность. И все же кое-какие мысли не давали ему покоя ни днем, ни ночью.
«Когда объявили, что Ренис скончалась, мать уж слишком спокойно отреагировала. Не так, как на смерть ребенка реагирует любящая мать. Совсем не так! Да, были слезы, но ее странное состояние и это тупое выражение лица, будто сомнамбула!», - думал он и сам же ее спешил оправдать – «Мало ли кто и как переживает потерю! Не все же люди одинаковы, чего я придираюсь к несчастной женщине?».
Но мысли об миссис Нолл не покидали Нэйтона, он не мог ее забыть. Ни на минуту.
Поведение этой женщины стало бы ему понятнее, знай он немного больше и останься он в ту роковую ночь у палаты Ренис. Да, да, вот в этом самом месте мне хотелось внести интригу, да что-то не получилось.
Приблизительно за час до выстрела Алекса Фринвуда в Ренис в их город на небольшом и ничем не примечательном фургоне и на всех возможных скоростях мчалась компания дружных, но не очень хороших людей. Цели распланированы, жертвы определены, а путь их заранее определен и лежал он к дому Ренис Нолл.
- Повтори-ка, к кому мы так спешим? – хмыкнул самый взрослый мужчина из них, имя которому – Нави. Он был лучше всех них осведомлен о «целях и жертвах», но предпочел выяснить, что конкретно знают о миссии его коллеги. Разнюхать, так сказать, обстановку.
- Это мать и дочь, - отвечала ему снисходительно стройная и красивая женщина, которой было чуть-чуть за тридцать. Она также, прекрасно знала, что ему все известно и что эти его вопросы всего лишь уловка, на которую нельзя дать попасться ее подчиненным. А они бы и не попались, потому как не знали всего того, что знала она.
- Нам нужны обе? – уточнил у нее Нави.
- Хантер велел брать только девушку, - женщина позволила ему думать, что он справляется со своей двойной игрой. Она потянулась за сумкой, лежавшей на коленях девушки, сидящей рядом.
- А с другой что делать, Лаура? – обратился все к той же женщине парень, который сидел сбоку от Нави. Кличка его была «Паленый», так, в основном, все к нему и обращались.
- По возможности пока не трогать, - Лаура привстала, заглядывая в застекленный проем кабины фургона. Стукнула кулаком в перегородку, приказывая. – Пит, ускоряйся.
- Куда уж боле?! – вместо Пита ответил сидевший рядом с Питом паренек. Бойкий, в душе и навсегда мальчишка, шустрый парень по имени Адам. – Вот если я сяду за руль, тогда будет быстрее! – добавил он.
- Нам еще в дороге убиться не хватало, - шепнула себе под нос Лаура, чтобы не обидеть Адама и вернулась на место.
- Ну, долго нам еще? – изнывала от скуки соседка Лауры. Ее звали Карла. – И почему на дело взяли меня, а не Гвен?
- У Гвен работенка получше нашлась, - ответил вместо Лауры Паленый.
- Дьюи что ли? – Карла скорчила мину предельного омерзения.
- Подъезжаем, - чинно прервала ее Лаура, встав и посмотрев через кабину на дорогу. Она сделала жест рукой. Все стали натягивать на лица тряпичные черные маски, типичные для групп спецзахвата. Паленый достал автомат.
Лаура, поправляя маску в зоне глаз, недовольно посмотрела на него. Но делать нечего.
Фургон затормозил у дома, в котором этим, ничего не предвещавшим, вечером хлопотала в предвкушении «завтрашнего» отъезда Эллисабэт Нолл. Она еще не ведала ни о застреленной дочери, ни о высаживающихся, как специальный отряд ВВС, людях в масках, пришедших по душу ее дочери.
Нави, сменив водителя, остался в фургоне, остальная толпа в составе пяти человек под конец тихого и спокойного дня ворвалась в дом и неуклюже замерла у сложенных в центре зала вещей. В эти секунды Эллисабэт Нолл как раз выходила из кухни, чтобы пойти наверх и еще раз проверить комнату Ренис. Заметив чужаков в зале собственного дома, женщина испуганно остановилась по другую сторону кучи коробок и вещей.
«Эти люди…», - смотрела Эллисабэт на них, все, абсолютно все понимая. Ее сознание давало сбой, а ноги теряли устойчивость, подкашиваясь и дрожа в коленках. Все тело забилось в нервной тряске.
Из-за передних трех высоких чужаков в камуфляжах и масках выглянул милый симпатичный и такой безобидный паренек, с неспущенной на лицо с головы маской.
- Здравствуйте, мисс, - опередил всех грозных вторженцев Адам, искренне улыбаясь и, наверное, также искреннее готовясь знакомиться с этой красивой женщиной, изображая из себя человека, снимающего шляпу. Но, получив подзатыльник, он ойкнул и виновато полез назад.
Эллисабэт не смогла не улыбнуться. Кто это такие – ей ясно. И бояться имело смысл, но в такие моменты в нее, как и в Ренис, вселялось нечто очень похожее на смесь дерзости, храбрости и смелости.
- Не мисс, а миссис, - поправила с ноткой обиды его она.
- Простите, буду знать, - вылез опять Адам и снова получил подзатыльник. – Ну, больно же, Карла! – выкрикнул он.
- Идиот, зачем ты назвал мое имя!! – взъелась та, что показалась такой же неумехой, что и он.
- Дур должны знать поименно! – смелый парнишка уползал от схватившей его за ногу Карлы. А Карла, по-видимому, пыталась как можно скорее эту ногу сломать уверенным приемом.
- Аха-ха-ха, - смеялась Эллисабэт. – Какие милые! Дети что ли?!
Тот, кого окрестили «Паленым», пнул Адама и, схватив одной рукой Карлу за локоть, как пушинку оторвал ее от парня. Вышел вперед, щелкнул затвором и навел на Эллисабэт Нолл свое оружие.
- Где твоя дочь? – сурово спросил он.
Эллисабэт посмотрела на него, сердце вновь ожесточенно забилось, набирая обороты и разгоняя кровь до боли висках. Так и до инсульта недалече.
- Я…не знаю, - голос ее дрогнул, женщина молилась, чтобы, где бы сейчас не была Ренис, оставалась там подольше.
- Как это ты не знаешь? – Паленый сделал знак своим, и Пит, Карла и Адам пошли обыскивать дом. Не сдвинулась с места только Лаура.
Тройка ищеек вернулась быстро, все качали головами – в доме девушки нет.
- Где она? – повторил свой вопрос Паленый и направился к перепуганной матери.
Внезапно мелодия зазвонившего телефона, что лежал на диване, пронзила гудящие от бешеного пульса уши Эллисабэт. Она с ужасом подумала, что это Ренис, но ей со своего места не было видно. Паленый указал на телефон и слегка повел дулом автомата:
- Возьми и подойди ко мне.
Эллисабэт повиновалась. На экране телефона светилось имя Нэйтона. Она, чувствуя неладное, посмотрела на Паленого и подошла к этому высокому человеку в маске.
- Ответь, - требовал он.
Женщина поднесла телефон к уху, ближе подошел и Паленый, склоняясь все ниже к телефону, чтобы слышать. Остальные обступили их как стайка сусликов. Для них это было важно, может, выяснится местоположение цели.
На том конце дрожащим и срывающимся голосом, извиняясь и заикаясь, Нэйтон говорил о Ренис. После его слов: «…Алекс выстрелил…» Эллисабэт Нолл качнулась, хватаясь за голову, теряя интерес к речам не смолкавшего Нэйтона. Ее поддержала за спину тонкая и изящная фигура в камуфляже. Это была Лаура. Все те, что тоже слышали Нэйтона, переглянулись. А Эллисабэт бесстрашно и дергано вырвалась из их плотного кольца и пошла к двери. Паленый навел на нее ствол, целясь, но Лаура остановила его.
- Подождите, Эллисабэт! – Лаура запомнила имя, которое назвал Нэйтон. Они знали, что это женщина и девушка, что мать и дочь, знали адрес и как они выглядят, но не более того. Имена их не волновали, главное – выполнить поставленную задачу в короткие сроки.
Но мать Ренис ее не слышала. Цепляясь за открытую дверь, она все никак не могла попасть ногой в туфлю. Скинув и вторую, как пьяная выбежала во двор босиком. Лаура, стянув, бросила маску Карле, схватила туфли свихнувшейся матери и приказным тоном бросила своим:
- За мной!
Она догнала обезумевшую женщину, и насильно усадила в фургон в кабину, туфли положила ей на колени, а сама, выгнав Нави, села за руль.
- Показывай, куда ехать, - властно сказала Лаура ей, когда все укомплектовались в фургон.
До больницы домчались буквально за семь минут. Шумахер, а не Лаура. Эллисабэт тоже хороша, чуть ли не на ходу выскочила из кабины, подобно пущенной, знающим свое дело лучником, стреле метнулась и скрылась за входными дверями здания. Лаура последовала за ней. Ее окликнул Паленый.
- Ждите здесь, - зашипела она на него.
- Что ты намереваешься делать?
- Нужно выяснить, в каком она состоянии.
- А если помрет?
- Тогда целью автоматически становится эта Эллисабэт, - Лаура сняла свою уж больно приметную куртку и всучила ее Паленому, оставшись в черной водолазке.
- Что, и брюки снимешь? – он насмешливо уставился на ее ноги.
- Не надейся, - спустив на лицо заколотую густую челку и сказав. – Я дам знак к действию, будьте готовы. – Лаура побежала догонять Эллисабэт Нолл.
- Какому действию, ты в своем уме? При стольких свидетелях…
Лаура на это не ответила, уже не слышала. Целиком и полностью поглощенная своим заданием, она нагнала женщину и тенью прошла вместе с ней, при этом мастерски сливаясь с людьми, несмотря на свой довольно-таки приметный вид. Но тут вдруг Эллисабэт Нолл остановилась и начала говорить с каким-то парнем.
«Черт, это еще кто?!», - Лаура притаилась у окна и с такой легкостью завела разговор со стоящей там же старушкой, что со стороны это походило на семейную беседу бабушки и внучки. Впрочем, Лаура умела это делать. Профессионал. Виртуоз своего дела. Подстраиваясь под обстановку, она продолжала вести наблюдение.
К успокаиваемой неизвестным парнем женщине подошел мужчина в белом. В этот переломный момент Лаура будто бы по делам прошла мимо них. Несколько раз. Услышала все, что ей нужно было знать и вернулась к окну, так и оставшись неприметной тенью, на которую никто не обратил своего внимания. Старушки у окна уже не было. Да и не нужна она теперь была.
- Хантер, - сказала она очень тихо, когда поднесла телефон к уху, а затем, четко проговаривая каждое слово, компактно посвятила мужчину на том конце в провальное положение дел и невозможность выполнения изначально поставленной задачи.
- Мне нужно обговорить с Хирургом. Жди звонка, - сказал ей некий Хантер, и послышались гудки.
Лаура спрятала телефон. «Хирург» – было такое же погоняло, как и «Паленый». Часто этого Хирурга за глаза называли просто «мясником», ну, это кому как приглянется. Самое примечательное в этой личности было то, что он на самом деле являлся талантливейшим и весьма одаренным хирургом. Но об этом еще успеется, знакомство с ним тебя ждет впереди. Кажется, кому-то звонят.
- Да? – Лаура прислушалась.
- Забирайте ее, неважно, в каком состоянии.
- Поняла, - сказала она в трубку и переключила свое внимание на двух громко, похоже, споривших, в коридоре Эллисабэт Нолл и этого таинственного парня.
На время мать Ренис позабыла, поддавшись своему несчастью, о том, кто ее сюда привез и что им от нее было нужно. После того, как врач сказал, что волноваться не о чем, и что Ренис пойдет на поправку, она, более и менее собравшись с мыслями, вспомнила про ужасающую группу захвата в масках. И Эллисабэт на уровне интуиции нашла и выделила глазами эту женщину у окна, непохожую ни на пациентку, ни на посетителя.
Испуганно бросив взгляд на Нэйтона, которого Лаура изучающе сверлила глазами, Эллисабэт ужаснулась от догадки, которая заключалась в одном – Нэйтона могут счесть за помеху и убрать. С методами и приемами этих людей миссис Нолл уже была знакома, и очень опасалась, что мог пострадать Нэйтон. Вот, собственно, отталкиваясь от этого, она приложила все возможные усилия и заставила его согласиться пойти домой. А это было очень сложно, парень долго сопротивлялся, не желая оставлять ее одну.
Конечно, Эллисабэт Нолл знала, Ренис заберут – и это неизбежно. Знала, что сама она мало их волнует. Только ее дочь. В принципе, в нынешней жизни своей она боялась именно этого. Ждала, зная, что однажды это случится. Зная, что неотвратимо. И вот оно случилось.
И теперь она не знала, как ей быть и что делать.
Стоило обманутому ею мистеру Риверу скрыться за поворотом коридора, как перед, впадающей в анабиоз от безысходности, женщиной возникла Лаура, которая уже успела связаться со своей командой. Проинструктировав их и дав поручение, она ждала их появления с минуты на минуту.
- В твоих интересах не производить много шума, - сказала ровно Лаура, и голос ее внушал доверие. Ей хотелось посвятить все самое дорогое, никак не могла Эллисабэт представить эту женщину плохим человеком. И все же знала, что к хорошим ее никак нельзя причислять.
- Ты же знаешь, что будет, если ты начнешь здесь истерить? – мягко продолжала та.
- Убьете, да? – безразлично пробубнила мать Ренис, думая только о жизни дочери.
- И не только тебя.
«Неужели Нэйтона?!», - Эллисабэт шокировано смотрела в глаза этой приятной и красивой женщине.
- Что мне нужно сделать? – обреченно выдавила из себя мать.
- Тихо стой в сторонке.
В коридоре появились рослые фигуры в распахнутых белых халатах, шли по двое с каждой стороны выкатываемой ими койки. Эллисабэт догадалась, кто они и забилась в беззвучной истерике. Лаура с жалостью посмотрела на нее.  Да, ей было искренне и ни в коей мере неподдельно жаль эту мать, чье дитя они навсегда забирают. Но она лишь исполняла приказ, не выполнение которого угрожало лишением жизни ее саму. Поэтому Лаура вплотную подошла к миссис Нолл, чтобы в случае чего удержать ее или оглушить прежде, чем она поднимет крик на всю больницу.
По времени было далеко за полночь, в больнице оставались только дежурные и такие несчастные, как мать Ренис Нолл. Четверка в обманчивом белом была у дверей палаты, когда Эллисабэт, прошептав:
- Нет, - сделала шаг вперед.
- От твоего поведения зависит ее жизнь. Будь умницей, и делай, что говорят, - убедительно проговаривала слова ей в самое ухо Лаура, обхватив ее крепко двумя руками и прижав к стене.
Эллисабэт Нолл, не сопротивляясь и плача, смотрела, как входят похитители в палату дочери, как перекладывают ее и накрывают, будто тело никому ненужного безродного трупа белым полотном, как выкатывают из палаты.
- Дайте хотя бы посмотреть в последний раз! – жалобно попросила мать.
Участливая Лаура разжала руки. Эллисабэт Нолл подбежала к койке, откинула ткань и посмотрела в мертвенно-бледное лицо дочери.
- Хватит, - оттащила Лаура женщину и кивнула ребятам, которые только этого и ждали.
Они сорвались с места и побежали по коридору, забирая у Эллисабэт Ренис. Странно, но свои рыдания мать глушила, зарывшись в грудь Лауры. Не менее странно, что та, прижимая к себе, говорила ей слова утешения и поддержки. Их обеих прервал Паленый. Он появился внезапно, напоминая этим женщинам, что необходимо решить кое-какие важные вопросы.
- Эллисабэт, - Лаура отстранила от себя, заливающую слезами ее водолазку, разбитую горем женщину. – Вам нужно сделать кое-что еще.
Этажом выше они втроем дождались раннего прихода врача, под чьим присмотрам находилась Ренис Нолл. В его кабинете, как и научили, Эллисабэт сказала, что забирает дочь в другую клинику, и что ей нужно его свидетельствование о смерти этой пациентки.
Не понимая, в чем связь двух этих требований, да и вообще, возмущенный подобным, доктор в ярости прогнал их прочь. На что Лаура встала у двери, заслоняя собой, а Паленый, достав пистолет, ну уж очень уныло и обыденно (будто каждый день делает это вместо зарядки) приставил тому ко лбу.
Ну, вот как тут не согласиться!? Подпишешь что угодно! Ну, хочет мать бумагу о смерти – да, пожалуйста! А как складно получилось с Нэйтоном Ривером, разумеется, по договору Эллисабэт: именно когда пришел парень, доктор подошел к якобы еще не знающей о смерти матери, чтобы сказать о гибели. Подстроено идеально. За дальнейшее молчание врачу было хорошо заплачено, что приказала матери сделать Лаура и снабдила на то финансами.
Решив все проблемы с врачом, Эллисабэт выбежала вслед за Лаурой и Паленым и увидела этот их фургон с яркими надписями и рекламами известного напитка, в котором от нее увозили ее дочь в неизвестность.
- Что с ней будет? – был последний вопрос матери, вцепившейся в руку Лауры, которая уже села в кабину.
- Зависит от тебя и твоего молчания, – сказала неопределенно Лаура и захлопнула дверь перед ее носом.
За рулем снова был Пит.
- Гони как можно быстрее. Девушку надо срочно доставить к Хирургу, - приказала ему Лаура, избегая смотреть в окно, где, прижимаясь к двери, на цыпочках стояла Эллисабэт с умоляющим взглядом, просящим отдать ей дочь.
Увы, фургон безжалостно уехал. Женщина могла только плакать и бессильно смотреть вслед.
Такова история, нет. Маленькая и страшная тайна Эллисабэт Нолл, что хоронила лишь пепел от бумаги и дубовых опилок, найденных ею позади дома. И Нэйтона в день этих призрачных похорон она попросила уйти, опасаясь, что кинется к нему и расплачется, без остановки рассказывая правду о случившемся с ее дочерью. С его Ренис.
 Он и сам больше не стал искать встреч и поводов для разговора, как и не пытался ходить к ней по вечерам, помня это ее обидное: «Ни сейчас, ни завтра…я дам знать, может быть». Но Нэйтон Ривер все же терпеливо ждал, рассчитывая на то, что Эллисабэт Нолл сама позовет его.
А мать Ренис упорно молчала: ни звонила, ни писала, и на глаза даже случайно не попадалась.
Ну а остальные продолжали жить. Что им смерть одного человека?! Пострадали, порыдали, да и забыли. Мы все так устроены, что подобное, хоть и не сразу, но забывается и сглаживается с этим накрывающим со временем, правда, притупляющим чувством. Кажется, это называется забвением.
Можно ли сказать, что далее было для Ренис Нолл забвение? Думаю, да. Первое время ее часто вспоминали те, что втянули ее когда-то в свое творчество. Это – Луи Прескотт, Оливер Бруттс, Гордон Остинс и, конечно же, Нэйтон Ривер, который и не забывал о ней. Вспоминал он отдельно от друзей, с которыми старался реже сталкиваться. А так как они учились вместе, то парень просто сократил свое общение с ними до минимума. Не потому что держал обиду или еще что-то, скорее, в нем самом попросту что-то сломалось, переклинило и пропало малейшее желание с кем-либо общаться. Друзья это понимали, не осуждали и терпеливо ждали, когда он оправится от своей потери.
Нэйтон, переживая свою утрату, углубился в процесс учебы. Благо Алекс глаза не мозолил, проходил курсы реабилитации, чтобы как можно скорее встать и распрощаться со своей инвалидной коляской. На это уходило много сил, средств и времени, и группа на какое-то время была им оставлена. Своего рода передышка для всех участников. Ведь и продюсер Вайнс пока был занят продвижением Криса, которого публика приняла с распростертыми объятиями.
 Очень сильно скучала по грубым и резким, но в тоже время предельно честным и оттого приятным ей беседам с Ренис розововолосая Грина. Не думала она, что ей так будет не хватать этой злобной и нелюдимой коротышки, которая оказалась не такой уж и букой. Даже Вивьен уже была не в радость. Без Ренис.
(Без те-бя, без тебя-я-я…все ненужным стало сразу-у-у…)
Облегченно вздохнула с гибелью соперницы Анри Фринвуд. Теперь свобода пользования Нэйтоном, вроде бы, да? Но нет. Парень отныне тщательно избегал ее, как и ее брата, которому, кажется, не мог простить его поступок. Или, может, Нэйтон боялся не совладать с собой и сделать нечто, о чем придется мучительно долго раскаиваться в какой-нибудь сырой и промозглой одиночной камере? Да. С этих пор, максимум, что получала староста Анри – это кивок при случайной встрече, не больше. Ее попытки затеять разговор с ним ни к чему не приводили, он, не ответив даже на вопрос, не удостоив и презренным взглядом, проходил мимо нее.
Труднее всех далось пережить смерть Ренис Алексу Фринвуду, непосредственному виновнику, которого отмазал от ответственности его знаменитый и влиятельный дядя, чему сопутствовало пассивное отношение к уголовному процессу Эллисабэт Нолл. Она была более чем равнодушна к делу убийцы ее дочери. Это сильно удивило служителей закона, ведь она полностью отказывалась от претензий и обвинений в адрес виновного. Ползли даже слухи, что и тут не обошлось без участия того самого дяди.
Но слухи и что-либо еще не волновали миссис Нолл. Миссис Нолл, похоже, не волновало ничто: ее ни разу не застал на кладбище, все чаще там блуждавший у могилы ее дочери, мистер Ривер. Он приходил сюда, чтобы быстрее заставить себя осознать и поверить, что Ренис больше нет, и не будет, и даже надеясь, что он сможет поговорить хотя бы здесь с ее матерью, но той все не было.
«Зарыли и забыли, да? Не надо навещать?», - мысленно кричал Нэйтон черствой матери, стоя над могилой и не зная всего. – «В этом она права, навещать – не надо. Но иногда хочется, как бы больно от этого не было», - успокаивал он себя и шел прочь, низко опустив голову.
Когда Алекс более и менее взял под контроль свои ноги то, бросив учебу, в которой прилично отстал, с головой ушел в творчество и продвижение своей группы. Вложил все силы и время и изменил в лучшую сторону – это было единственным, в чем он отныне видел смысл. Теперь уже место Ренис окончательно закрепилось за Анри Фринвуд, что без зазрения совести исполняла ее песни. Состав почти остался тот же, уже не только без Ренис – нашли замену и для Нэйтона. Как говорится, незаменимых – нет, только кислород!
Нэйтон ничего не объявлял об уходе и о своем участии (хотя это было уже сделано в тот роковой вечер, но ведь и он заявлял об этом, думая, что уезжает!). Он просто не приходил больше ни в клуб, ни на репетиции. Ребята не рискнули сделать предложение вновь играть с группой, зная о заведомом и категоричном отказе. Вот, коллективно храня молчание, и заменили давнего участника.
Все еще любя погибшую и составляя трогательные тексты, Алекс не без содействия Луи и ребят прославил свой коллектив. В дальнейшем на этой печальной истории с их солисткой выиграл и продюсер мистер Вайнс, дела которого ну уж очень круто пошли в гору.   
 12:53    23.09.16г.  Это всё я веду к тому, что все потихоньку жили себе, не тужили. Даже Эллисабэт Нолл смиренно и понуро ходила каждое утро на работу после каждой проплаканной ею ночи. Правильно, жить-то ей на что-то надо, несмотря на то, что не очень-то и хочется.
Нэйтон не спеша шел к своей цели (уныло, но шел). Алекс и его группа – к своей, гастролируя по крупным городам. Какое им дело до умершей? Кому есть дело до мертвой?
- Да, да! – горячо поддержишь меня ты, но…
Однажды в дом Нэйтона Ривера ворвался Алекс, весь бледный и взбудораженный. А пришел он именно к нему, потому что никто ему не верил, считая, что Фринвуд увидел то, что так сильно хотел видеть. Его за глаза и давно считали помешанным на убитой им девушке. Думали, что в нем говорит совесть, и мало его видению верили.
Нэйтон сначала опешил, увидев друга, с которым не говорил около полугода (даже больше!), аж с самого злополучного выстрела во дворе его дома. И все-таки впустил к себе Фринвуда. Алекс словно в бреду и с порога твердил об одном – что видел Ренис в толпе зрителей, что она была живая! Парень с жаром рассказывал, описывал то, как она улыбалась, а на его истошнее крики со сцены, как всегда, криво-криво оскалилась, обнажая зубы, повернулась и исчезла в толпе. Поймать Ренис ринувшемуся в толпу Алексу не дали Анри и Луи, они насилу удержали его, на что Фринвуд и сетовал, заламывая себе руки.
Нэйтон Ривер по своему направлению уже знал много больше и вот-вот был готовым специалистом, но даже он не подверг сомнениям горячечный бред друга. Вероятно потому, что больше самого Алекса хотел бы, чтобы это было правдой. Заглянув в глаза его лучшего и преданного им же друга, чей горящий взгляд в надежде найти отклик и помощь впивался в Нэйтона, парень понял, что хочет в это верить. И Нэйтон поверил ему.
Побеседовав и успокоив Фринвуда, Нэйтон лично проводил его домой, а сам, в поисках подсказки к тому, как быть и стоит ли верить в эту шальную блажь друга, просто побежал со всех ног к дому, в котором его не было чуть больше полугода. В дом покойной Ренис Нолл.
В дом, в котором влачила жалкое существование порядком исхудавшая женщина и оттого потерявшая былую красоту – Эллисабэт Нолл. Худоба открыла обзору ее морщинки, что так сильно выделялись на осунувшемся лице. Эти ее шрамы, которые со смертью дочери она перестала покрывать целебными мазями и тонирующей косметикой, так и остались на ее лице. А заострившиеся скулы и измененный после аварии нос делали ее похожей на старую злую ведьму из детских сказок. Нет, она не стала уродливой, нисколько, но если долго ее разглядывать, то кажется, что это не та Эллисабэт Нолл, которая раньше здесь жила, а какой-то мистический перевертыш. Ведь потеряв свое чадо, она забросила заботы о внешнем виде и временами забывала, что ей нужно питаться. Пропал интерес ко всему, что не было связано с ее дочерью. Да и она мало кому была нужна, скорее, никому не была нужна.

Глава двадцать седьмая: «Эллисабэт Нолл».
Он во всю прыть бежал к ней от Алекса глубоко убежденный, что она дома – уже был вечер, как раз то время, когда она возвращалась с работы. И точно, свет горел во дворе и в доме. Но он не знал, что она попросту больше его не выключала, чтобы, возвращаясь домой вечером, не оказаться в темном дворе и темном доме. Темноты и одиночества женщина всегда до ужаса страшилась, а в итоге с ними и осталась.
Нэйтон постучал несколько раз. Кто-то неторопливо прошаркал к двери, повозился в замках, и дверь открылась.
Увидев ее, он потерял дар речи. Нэйтон не верил своим глазам, но голова быстро соображала, парень напомнил себе предшествующие возможные причины, способствующие такому разительному изменению. Он заставил себя принять эту новую Эллисабэт и сей вид, и попробовал не выдать своего изумления:
- Здравствуйте, миссис Нолл.
- Давно не виделись, Нэйтон, - женщина вымученно улыбнулась, открывая шире дверь, чем и показывала, что разрешает ему войти и быть как дома. Как это было раньше. – Долго же я тебя ждала.
- А я вашего: «Дам знать», - обиженно напомнил ей Нэйтон, все еще стоя на пороге.
Они уставились друг другу в глаза и с минуту молчали, а потом Эллисабэт Нолл отвела взгляд и виновато опустила голову.
- Ждали, значит. Почему же не звонили?! – парень, наконец, вошел, вглядываясь в неизменный холмик посреди зала, снова накрытый узорчатым пледом. – «Те вещи? Она не убрала их? Почему?! Чего-то ждет? А, может, кого-то? Но кого?!», - с неиссякаемой надеждой подумав о Ренис и бредовых откровениях Фринвуда, Нэйтон присел по-свойски на диван.
- Я не знаю. Не смогла, наверное, звать тебя в дом, в котором ее больше нет.
- Говорить люди могут где угодно. Не обязательно здесь.
- Но ведь ты все-таки пришел. Сам. А именно этого я и хотела.
- Если бы не Алекс, я бы этого и не сделал.
Эллисабэт вопросительно посмотрела на него, не понимая толком связи.
- Он пришел ко мне сегодня и с огнем в глазах яростно доказывал, что видел Ренис на своем концерте среди зрителей. Я понимаю, что всего лишь подпитываю тайные желания и призрачные видения Алекса, со своей наивной надеждой задавая вам вопрос: «Возможно ли такое?».
Эллисабэт Нолл подняла на него пустой взгляд. Она колебалась с ответом.
- Миссис Нолл, скажите же мне…
Женщина подошла и села рядом на диван. Отчужденно улыбнулась, опять глядя себе под ноги, что ему на мгновение показалось, что мать Ренис давно не в себе. Однако ее ответ его поразил.
- Вполне возможно, - и все еще улыбаясь, она подняла на него свои большие голубые глаза, почти такие же, как и у него, только теперь уже тусклые-тусклые и полные невыносимой тоски и грусти.
- То есть?
- Ты не питаешь ложные надежды, Нэйтон.
- Вы издеваетесь надо мной? – спокойно спросил, хотя ему хотелось кричать на весь дом и даже улицу. Сдержал себя, решив, что эта женщина все-таки тронулась умом. Многое в ней ему говорило, что сейчас она на грани того, чтобы подобно Алексу нести всякую безумную чушь, но Нэйтон стойко ждал ее следующего ответа. Он и шел-то сюда, чтобы твердым опровержением она убедила его в бессмысленности видения Фринвуда.
- Нисколько. Я не хоронила Ренис. И не жгли в крематории ее тела. Ха-ха-ха! – дерганный нервный смех разрезал секундную тишину. – Тела и вовсе не было!
Парень пораженно смотрел на нее. Нахлынувшие волной вопросы к этой женщине он силой удерживал в себе, желая выслушать все, что Эллисабэт Нолл собиралась сама сказать:
- У меня ее забрали. Просто пришли и забрали. Той ночью, - она говорила, делая паузы то ли от нехватки воздуха, то ли от мешавших воспоминаний. – Как только ты ушел…
- И вы говорите мне об этом только сейчас?! – с криком вскочил на ноги, не выдержав, Нэйтон. – Кто забрал, куда?! Почему вы скрыли от меня? Почему молчали?!
- Я не знаю куда. И не знаю лично забиравших людей. Сказать тебе я не могла, пойми. Ничего бы ты не смог сделать против них. Не смогла я, куда там тебе…
Тут-то его и осенило.
- Вы знали, что они придут за ней. Поэтому так стремились уехать?
Женщина опустила голову так низко, еще немного и могла коснуться подбородком груди. Однако, она не плакала, а отупело пялилась в пол.
«Все повадки Ренис переняла что ли?», - подумал Нэйтон и опять присел на диван:
- Почему вы не обратились в полицию?
- Нельзя.
- Но почему?!
- Мое молчание – залог сохранности ее жизни. Да и полиция ей ничем не поможет.
- Я вас не понимаю! Как бы я не пытался, не могу.
- Для этого нужно знать больше, - сказала загадочно Эллисабэт и притихла. Кусая растрескавшиеся губы, она рассматривала пальцы своих рук.
- Вы жестоки, Эллисабэт. Я все это время так страдал, оплакивая ее, а вы даже не собирались мне говорить правды!
- Мне велено молчать ради ее же блага. Молчать у меня не получилось, - она снова пугающе безумно рассмеялась.
- Погодите-ка, - Нэйтона настигла еще одна догадка. – Если она жива, то Алекс и в самом деле видел ее среди зрителей?!
- Если это так, то за нее можно порадоваться. Может, ей удалось бежать? Молодец, девочка моя…
- Бежать?
- Люди, забравшие ее, не отличаются благочестием, порядочностью, гуманизмом. Да их и людьми-то сложно назвать. От таких чудовищ только и делать, что бежать.
- Значит, мы сможем ее найти? – перебил Нэйтон, думая о своем и не вникая в суть ее слов.
- Понятия не имею, можем ли и как это сделать. – Эллисабэт Нолл встала. – Если она действительно вырвалась и свободна, то она может быть где угодно. Когда Алекс ее видел?
- Как я понял, это было недели три назад. Он сам на днях только сюда вернулся…
- За это время моя упертая дочурка могла податься хоть на край света.
- Вы так спокойно об этом говорите? – удивился Нэйтон, последовав за ней на кухню.
- Почему бы и не быть спокойной, когда мне, и, правда, очень хорошо. Знать, что она все еще жива, здорова, хоть и скитается черт знает где – лучше, чем каждый день, рыдая, представлять ее пытки в каком-нибудь подвале.
- Что за ужасные вещи вы говорите! – воскликнул Нэйтон. – За что ее должны пытать?
- Причина всех бед почти всегда одна и неизменна – деньги.
- Деньги?! – не поверил парень, не понимая смысла в сказанном.
- Деньги, Нэйтон, деньги, - женщина потянула худую обожженную руку к щелкнувшему электрическому чайнику. – А давно мы с тобой чаю не пили! Забросил ты меня совсем. Как сказала бы Ренис: «Забыл старушку».
Чаю ему хотелось не так сильно, как узнать то, что скрывает Эллисабэт Нолл.
- Мне как всегда в две кружки, - улыбнулся, присаживаясь Нэйтон и коря себя в том, что позволил себе позабыть об оставшейся совсем одной матери Ренис. Женщине нужна была психологическая помощь, поддержка, человек, с которым она могла говорить, а он – ее бросил одну со своими бедами!
Эллисабэт Нолл, наполнив кружки, тоже села за стол.
- Вы говорили про деньги, - напомнил он, и поочередно подул на кипяток в кружках.
- Помню, мальчик, - кажется, прежняя Эллисабэт Нолл возвращалась. – Так уж сложилось, что у моей доченьки есть счета (не один, а несколько!!) в нескольких банках в трех штатах. И суммы на каждом из них весьма внушительны.
- Если она имела такие деньги, то почему же собирала всем миром вам на операцию? – не веря ей, зло ухмыльнулся Нэйтон и тут же обжегся чаем. Он все настойчивее думал, что женщина, все-таки, помутилась рассудком и пустилась в россказни. Мало ли чего она в одиночестве могла себе нафантазировать?!
- Она отвергала всякую возможность ими воспользоваться и придумала некий запрет. Нужна была одна единственная и разовая моя подпись на безграничное пользование.
- Так вот почему…
- И это разрешение она получила.
- Это оттуда она вложилась в Криса?
Мать Ренис Нолл отпила чаю и кивнула.
- Как интересно. И откуда же ей столько денег, что аж на несколько банков, да в разных штатах?! Богатое наследство? – демонстрация наигранной зависти, но с милой улыбкой.
Эллисабэт Нолл, поджав губы, резко мотнула головой.
- Тогда, может, случайный выигрыш? – предположил он.
- Нет.
- Государственный капитал?
- Нет.
- Даже не знаю, что еще можно предположить, - сокрушался парень.
- Это, скорее, роковая ошибка одного человека. Они достались ей незаконно. Да и, вообще, Ренис не имеет на них никаких прав. Отчего она так упорно и старалась не прибегать к их использованию.
- Так откуда же эти деньги ей...
- Нэйтон, - тяжело вздохнув, перебила Эллисабэт. – Если говорить всю правду, то мне придется рассказывать с самого начала обо всем: о нас, о нашей жизни, и с чего все пошло. Нужно ли тебе слышать все это?
- Я хочу все знать.
- Ренис была бы против, но я считаю, ты должен знать. Ты тот, кто был так важен для нее, что она позволила тебе стать ближе. И ты должен остаться тем, на кого она сможет положиться после моей смерти.
- Ну что вы такое говорите! – укоризненно покачал головой Нэйтон. – Вам еще жить и жить!
- Я это не от скуки и безделья решилась тебе открыться. Не от тяжести тайн проговорилась о Ренис, Нэйтон. Время поджимает, и меня скоро не станет. Я знаю, что меня скоро уберут, очень скоро…
- Что вы…
- Помолчи и выслушай меня, Нэйтон. Бежать я не могу, одна – я ни на что не способна. Будь со мной сейчас Ренис, я куда отважнее помчалась бы хоть на Камчатку. Но той, что придавала мне сил, со мной нет, как и нет того, кто смог бы помочь (ну очень прозрачный намек на Мэвила). Да и не могу я бежать, зная, что этим наврежу ей. А вдруг, она сможет найти пути и вернуться сюда ко мне раньше, чем придут они? Я должна дождаться ее (это скорее было лживое успокоение для самой себя, и она это понимала), а ты – поможешь ей, если, конечно, не убоишься трудностей.
- Я готов на все.
- Тогда слушай, - Эллисабэт сделала глубокий вдох, собираясь с беспорядочными мыслями. – Эти проклятые деньги достались ей от отца, впрочем, как и все наши беды и несчастья.
- От отца Ренис? – уточнил Нэйтон, припоминая, как та однажды сухо и коротко пробурчала, что он умер.
- От отца Рахимы, - поправила Эллисабэт. – И моего мужа по совместительству. Он был умным человеком. Слишком. А такие долго не живут. Им этого просто не дают. Несмотря на умственные способности, честностью и благородством он не отличался, но все беззаветно стремился к справедливости, которой так и не нашел. Ни в ком и ни в чем. Деньги эти, разумеется, принадлежали не ему, а человеку, на которого он работал.
Эллисабэт, только коснувшись верной темы, на минутку смолкла, хмурясь над чем-то.
- Даже и не знаю, как более четко и понятно передать тебе дальнейшие определения…называть ли его боссом, шефом, или хозяином моего мужа. В общем, этот человек стоял во главе преступного синдиката, от которого ответвлялись многочисленные цепочки, проникающие во все сферы жизни: от политики и крупного бизнеса до криминала. Он имел весомое преимущество перед остальными схожими группировками. Так и быть, буду звать этого главного злодея хозяином, наверняка, таковым он себя и считал.
Нэйтон пододвинул обе кружки поближе к себе, а женщина продолжала:
- Муж мой был частью всего это и был очень близок с хозяином. Настолько, что был осведомлен о каждом его шаге и вздохе, что тут и говорить-то о задуманных им делах! Не это ли показатель того, что хозяин безоговорочно, целиком и полностью доверял моему мужу?
- Как звали вашего мужа? – не утерпел Нэйтон, заметив, как холодно и отчужденно женщина твердит: «моего мужа», «его», «он», «муж».
Эллисабэт помялась в нерешительности, а парень ждал, настойчиво заглядывая в лицо.
- Муссафа, - обреченный вздох. – Муссафа Сафалиев. Но под этим именем его не знал ни один человек, даже хозяин. Муж скрывался под именем Кранк Крамер. «Дурацкое имя!» сказала бы Рахима, будь она здесь, - мать похищенной девушки опустила взгляд в кружку перед собой, и Нэйтон пожалел, что сбил ее своим вопросом.
Женщина не заставила себя просить продолжить:
- Муссафа был чем-то большим, чем пресловутая «правая рука» хозяина. Вероятно, тот видел в моем муже друга, кажется, они даже были равными по возрасту. Хозяин высоко ценил его, а тот из-за своего идиотского стремления к справедливости все это пустил под пресс. Будто сам был честным и законопослушным гражданином! Я не могу знать точно, ведь я передаю все со слов Мэвила, но вроде бы вся каша заварилась после того, как хозяин поручил моему мужу баснословную сумму денег. Сумма была просто колоссальна и была добыта грязным, а порою и кровавым, путем…
Снова пауза.
- Отец Рахимы по роду деятельности был финасистом, как конкретно называлась его профессия – не имею понятия, но с деньгами управляться он умел и в этой группировке занимал тоже положение. Доверенную хозяином ему сумму он должен был как можно выгоднее раскидать по счетам в банках. Для мужа моего это как детям кубики. Но. В тот же день он очень серьезно повздорил с хозяином, не поделив точку зрения и не придя к общему согласию. То, что они не сошлись во мнениях, не привело к конфликту, нет. Только Муссафа, быть может, разочаровался в том, на кого много лет работал, а хозяин, помня свой спор, невольно задумался всерьез о человеке, которому доверил все свое состояние.
Эллисабэт Нолл поднесла кружку ко рту, чувствуя, как в горле пересохло. Отпила немного.
- Муж мой преданно пустился в путь-дорогу с деньгами, но почему-то и отчего-то связь с ним вдруг пропала на несколько дней. Естественно, у хозяина паника – предательство, и не иначе! Найти и покарать! Нет! Сначала найти и уничтожить семью!! И плевать, что у человека просто могли возникнуть непредвиденные трудности в пути. Мужу, между прочим, пришлось петлять и прятаться от севших на хвост неприятелей. Только вот хотел ли это знать и в это верить хозяин?
- Нет? – робко спросил Нэйтон, боясь продолжения.
- Нет. Ему важнее было проявить волевой и беспощадный характер. Это очень важно, таким как он, показать остальным, что бывает с теми, кто идет против него. Чтоб неповадно было. Мужу повезло, у него были в группировке свои верные друзья, которые поспешили передать ему намерения хозяина и предупредить об опасности, нависшей над его семьей. Спрятав деньги в одном лишь ему известном месте, он, сломя голову пустился к семье, прихватив с собой пару отважных друзей, дабы спасти домочадцев.
Тут Эллисабэт Нолл замолчала. По ней было видно, как она будто бы видит перед собой картины из прошлого, да так отчетливо, что в ее глазах читается пережитый ею ужас, от которого ее било мелкой дрожью. Пальцы ее задрожали. Она быстро обхватила одной ладонью другую и сжала.
- Судя по тому, что вы сейчас сидите здесь передо мной, и вашей далекой, но живой дочери, - слабо дернул губами в улыбке Нэйтон, - ваш муж успел.
- Нет.
Нэйтон с раскрытым ртом непонимающе уставился на нее.
- Успел и не успел в одно и то же время. Для кого-то успел, для кого-то нет.
- Я не понимаю…
- У меня был сын, Нэйтон. Старший брат Рахимы, - Эллисабэт подняла на него свои большие голубые глаза, наполненные пустотой. – Был. И у него были большие голубые глаза, как у меня. И у тебя.
Парень не нашелся, что на это ответить.
- Отчасти, может поэтому, Рахима сломала стену вокруг себя, позволив тебе влезть в ее жизнь. Я не раз допускала мысль, что ты, скорее всего, напоминаешь ей брата…
- Простите, я заставил вспомнить вас, - перебил, извиняясь Нэйтон, и был перебит тоже.
- Ничего. Это никогда не забывалось, - Эллисабэт подумала, что повторяет слова дочери, понимая, что чувствовала та. Собрав все силы, она настроилась на продолжение. Но кое-что сбило ее с мысли, и она отвлеклась немного. – Услышав о том, что Ренис напала на Алекса, я мало этому удивилась…
- Вы знаете, а я заметил вашу странную и чрезвычайно спокойную реакцию.
- Просто мне уже доводилось не то, что слышать, а собственными глазами видеть, как моя дочурка, крепко сжимая в маленьких ручках, всаживает кухонный нож в стопу стоящего над ней человека. Вынимает и всаживает, вынимает и всаживает. Еще и еще. С таким довольным лицом, на котором мне чудилась счастливая детская улыбка. Она перестала это делать только после того, как ударом ноги была отброшена в дальний угол комнаты.
- Это ужасно! – парень был в шоке, в это не хотелось верить.
- Ее не в чем винить, помогала, чем могла.
- Но это просто не вяжется с той Ренис, которую я знал! Она не способна…
- Даже я, нервная и дерганая психичка, понимаю, что есть люди, которые способны отнять жизнь, и есть такие, как я. Я бы не смогла убить столь ненавистного мне Кранка Крамера, что навлек на нас столько бед. Не смогла бы убить этого хозяина и его людей, хотя их убийства бесчисленное множество раз рисовались в моей больной голове, и это так меня успокаивало. Да хоть крепко свяжи их передо мной и сунь мне в руки нож, еще толчка поддай, и то, задрожала бы,  выронила бы нож, уселась бы на пол и заплакала от бессилия! Понимаю, что я не способна на это, не убью никого, даже если на кону будет моя собственная жизнь. Не от жалости или человеколюбия, а от слабости характера. А вот Ренис может. Напасть и зарезать по мелочи?! Легко! И Алекс тому пример.
- Я всегда забываю про случай с Алексом.
- Стараешься не помнить за ней этого? – усмехнулась женщина и долила себе в кружку немного чая. – Тебе, наверное, не терпится узнать, что же произошло, да?
- Если вам больно бередить старые раны, то не нужно.
- Отнюдь. Я хочу рассказать, - в ее глазах прыгали злые искорки, показалось, что она улыбнулась в какой-то миг.
- Тогда скорее же!
- Рахима, Ратмир и я были дома и как раз ожидали возвращения главы нашей семьи. Кто ж знал, что раньше него к нам постучится беда в лице четырех безжалостных человек. Двери изнутри мы никогда не запирали, только на ночь, а днем, считали, что бояться нечего и некого. Дело было в самый разгар дня, в жилом районе в центре маленького шахтерского городка. Они постучались и, не дожидаясь реакции хозяев, вошли в дом, да так бесшумно, что я подумала, что стук в дверь мне просто почудился, послышался и что его вовсе и не было. Я как раз была занята тем, что пыталась унять ссорившихся и орущих каждый на свой лад детей, которые сцепились, не поделив игрушку, хотя вокруг ими же были разбросаны и другие почти такие же игрушки.
У Нэйтона перехватило дыхание, умела Эллисабэт рассказывать, передавая все чувства своим лицом, за которым внимательно следил он.
- Я приняла сторону сына, сказав Рахиме, что она младше и должна уступать старшим, на что она скорчила лицом сильнейшую обиду, злобно швырнула в меня машинку и по-детски демонстративно потопала вон из комнаты в сторону кухни. Только после прекращения этой ссоры я услышала скрип, непривычный для нашего уютного домика, а именно, этот глухой скрежет грубой резиновой подошвы в коридоре. Я обернулась. У меня все внутри будто треснуло и посыпалось вниз – на пороге комнаты стояли двое здоровых и устрашающих своим видом мужчин, а за ними слышались еще голоса. Вскрикнула бы я, да толку? Со мной только сын, беззаботно разбиравший на части машинку и дочь, что бродит где-то в доме. «Если еще бродит», - с ужасом подумала я и задрожала. – Эллисабэт прервалась и поднесла кружку ко рту.
Нэйтон Ривер ссутулился в ожидании страшного повествования того, что произошло с этой семьей. То, что брата и отца у Ренис уже нет, он знал, но услышать то, что с ними в действительности случилось было жутковато.
А Эллисабэт, помолчав немного, заговорила:
- Впрочем, Рахима появилась, нагло протиснувшись между ними, и заворожено лопоча мне про прекрасную белокрылую бабочку на окне в кухне. Она шла ко мне, совершенно не замечая этих мужчин, словно они были обычной мебелью, давними предметами нашего уютного дома. Я же, испуганно схватив в охапку сына, забилась в угол, не зная, чего мне стоит ждать от этих людей. Они были немногословны, сразу принялись за дело: пока двое сторожили нас, двое других вытряхивали все ящики, сбрасывали все с полок и переворачивали мебель. Они искали что-то.
- Деньги?
- Я тогда не знала ни что им нужно, ни кто эти люди. О делах своего мужа я не подозревала, наивно полагала, что он успешный финансист крупной компании, которая командирует его по разным городам, из-за чего приходилось все время переезжать. До этих пор мы успели пожить в разных странах и побывать даже в России, но на тот момент, мы как раз таки приобрели постоянное жилье и собирались счастливо прожить в нем до конца жизни.
- Вы сказали в России?
- Да. Мой муж – русский. Ну, как русский, это относительно. Уверенно считался гражданином России, но вообще-то для русских он – нерусский.
- Я снова не понимаю ваши последние слова.
- Я к тому, что имена Муссафа и Рахима также непривычны для большинства русских, как и для тебя.
- А вы тоже нерусская для русских? – дошло, наконец, до него. У него были в примере похожие аналогии.
- А вот я русская. И звать меня Саша. Или же Александра, если угодно.
- Александра, - повторил задумчиво Нэйтон, произношение женщины понравилось что ли?
- Думаю, история моей юной жизни в России – это не то, что ты жаждешь от меня услышать. – Эллисабэт улыбнулась, словно самой себе и своим мыслям, поморгала быстро-быстро и посмотрела на сосредоточившего свое внимание на ней, парня и снова взялась за рассказ. – Эти люди не спеша ковырялись везде, куда только руки лезли, опрокидывая и ломая все предметы нашего скромного домашнего быта. Я, конечно, подумала, что так могут искать лишь деньги и прочие ценности, но откуда они у нас-то?! Мы никогда не купались в деньгах, зажиточными не слыли, сейфов не имели – обыкновенная семья! Не найдя ничего стоящего и нужного им, они переключили внимание на меня и моих детей…
Эм, ну, тут слово возьму я и немного короче перескажу аки документалист, повествующий о канувших в лету криминальных делишках. А то эта женщина чересчур растягивает и тратит мое драгоценное время. Так вот: ничего не объясняя, сгорбившейся в дрожащую кучку в углу у окна, семье, нападавшие неизвестные крушили и ломали в доме все, не обращая на мать с детьми никакого внимания.
До определенного момента.
- Мама, мамочка, что они делают?! – пискнула любопытная Рахима, поддавшись в сторону непонятных ей и страшных людей. На что мать сильнее прижала ее к себе вместе с сыном.
- Где деньги?! – грянул как гром вопрос от бритоголового мужчины, он большими шагами шел к Александре.
- Я не знаю, о каких де… - она не договорила, мужчина, взяв за шею, поднял ее с пола. Детей пришлось отпустить, чтобы легче было встать и им же не навредить.
- Деньги!! Куда спрятал их твой муженек?! – рука его сильнее вжала в стену несчастную.
Александра смогла только помотать головой, мужчина швырнул ее на пол. Сдержав крик от боли падения, она тут же поползла к сыну, что бежал за ней. Но бритоголовый схватил женщину за ногу, не позволяя ей сдвинуться ни на миллиметр. Дочь Саши кинулась на него, обхватила ногу руками, широко раскрыв рот, укусила.
Это вызвало улыбку у мужчины.
«Какая отважная. Да только проку от твоих зубов?», - он потянулся к ней, взял за шиворот одной рукой и, видимо, в последний момент пожалев, не так сильно отбросил в сторону. Девочка упала в метре от дверного косяка и сильно ударилась, но вопреки всем его ожиданиям не заплакала, а встала, обиженно поджала губки и прошлепала в коридор мимо двух других мужчин, которые оставались в качестве наблюдателей.
«Будет плакать там? Как мило. Милые существа эти детки», - бритоголовый отвлекся на сменившего Рахиму ее брата, который колотил его кулачками, грозно крича:
- Отпусти мою маму!!
Но и он отправился в безжалостный полет до противоположной стенки. Вскрикнула Александра, вырвалась и бросилась к заплакавшему сыну. Бритоголовый садист неторопливо пошел за ней. Двое его приятелей у двери все с тем же равнодушием следили за развлечениями товарища, чьей потехой были беззащитные мать и ее дети. Еще один их товарищ продолжал поиски денег, разбирая полы в ванной комнате. Он знал, в каких неожиданных местах люди часто сооружают камеры для сейфов.
Так и не дав Саше дотронуться до сына, бритоголовый снова повалил ее на пол и, навалившись сверху, начал душить, требуя ответа на свой вопрос о местонахождении каких-то там денег, о которых она и понятия, мать его, не имела. Его, в свою очередь, барабанил своими плотно сжатыми кулачками брат Рахимы, плача и причитая:
- Пусти мою маму, пусти!!
- А куда же подевалась Рахима?! – подумалось тут мне.
Да вот же она – подбирает средних размеров нож на кухне из разбросанных по полу предметов кухонной утвари: ложки, вилки, ножи, битая посуда, салфетки и многое другое, вываленное из ящиков и намеренно сброшенное с полок. Схватив крепко своими маленькими ладошками нож, она вбежала в комнату к своему обидчику, но, услышав громкое хихиканье двух мужчин у порога, которых забавляли мучения ее матери, Рахима напрочь забыла, к кому она бежала мстить.
Смех прервался. Его оглушил пронзительный крик одного из этих двух, которому Рахима успела несколько раз проткнуть стопу остро заточенным ножом. Она и выбрала того, кто был в обуви помягче – только один из них надел на дело легкие матерчатые кеды. Ну не дурак ли?
Рахима продолжала свои жестокие действия. Не, ну а что?! Куда удобно, туда и нацелилась. До смерти напугав, причем на всю оставшуюся жизнь, свою мать, которая так хорошо это все видела, лежа на полу. Видела и то, как пнул ее дочь второй мужчина своей ногой в грубой обуви, отбросив девочку чуть ли не к Саше. И пока Александра отчаянно мотала головой, ища глазами дочь и игнорируя действия бритоголового, в комнату вошел четвертый, обозленный тем, что поиски в ванной не принесли успехов.
Раздался выстрел.
Это стрелял бритоголовый. В мальчика.
- Надоел, - сказал он после, теперь только одной рукой держа Сашу. Другая была занята пистолетом.
 Мальчик откинулся назад к стене и упал, хватаясь руками за живот.
- Мама, - испуганно сказал он, широко открыл глаза, слабо дернулся и замер.
С диким воплем вскочила Саша, чудовищной силы ударом ноги, скинув с себя бритоголового изувера. Подбежала, опустилась у истекающего кровью сына, подняла на руки и, крепко-крепко прижимая к себе, истошно закричала. Кричала и кричала, задыхаясь своим криком и не видя, как дочь ее устремилась с ножом на стрелявшего мужчину, который как раз поднялся с пола и присел, собираясь встать в полный рост. Не успел.
Она попала прямо под ребра. Наверняка точно в печень. Не то, чтобы она была мастером своего дела и знала в какой из органов разумнее целиться, просто девочка держала нож прямо перед собой и бежала к своему обидчику. Это происходило так быстро и неожиданно, что среагировать не успел никто: двое у двери были заняты кровоточащей стопой одного из них, а вошедший, отвлекшись на них, тупо не уследил за скорым развитием событий.
Но бритоголовый садист и не думал умирать. Вытащив нож, отбросил его и все-таки поднялся в полный рост перед маленькой щуплой Рахимой. Навел на нее ствол пистолета, выцеливая в голову. И почему-то он медлил, глядя на эту девочку, которая с таким злым и ненавидящим лицом, задрав голову, бесстрашно смотрела ему в лицо, игнорируя упирающееся в лоб дуло пистолета.
Александра же не замечала ничего, что творилось вокруг. Хрипела криком, качая на руках сына, который был мертв. Кажется, она сходила с ума. И весьма неторопливо, скажу я вам.
А этот здоровяк с бритой головой все тянул, не спуская курок. Его бесило, что какой-то там ребенок так отважно смотрит на него, смотрит и не боится! Девочка, которая не проронила и слезинки от своих падений. Девочка, которая всадила нож в него и в его друга. Она выбешивала его и вместе с тем завораживала, приковывая внимания до головокружения…
Ха! Голова у него кружилась от нанесенной ею раны, она бурно кровоточила, приближая его смерть, пока он стоял, держа ребенка на мушке.
Во дворе хлопнула калитка. Это вбежали в ворота дома Муссафа и его друзья. Но мужчины в доме не могли знать этого наверняка, а выглядывать в окна времени у них не было. Раненный в ногу, грязно выругавшись, заявил:
- Пристрели. Оставим одну, нам и одной хватит!
Заливающая сына, себя и все вокруг слезами, Саша ничего не воспринимала, хотя и слышала все прекрасно. Происходящее в комнате действо проходило мимо ее сознания. Женщина была убита горем. Ее убивать уже не так весело.
- Которую? – доставая пистолет, отошел от раненного тот, что все время простоял с ним рядом.
- Да без разницы! – рявкнул раненый, сжимая сильнее стопу. Ему была разница. Хотелось, чтоб убили эту мелкую подлую тварь, но подумав, решил, что лучше бы приберечь ее для шантажа Муссафы и его поздней расправы.
- Оставим девочку, - подумав, властно сказал четвертый наблюдатель. – Легче и меньше. В пути не затруднит.
Рука бритоголового мужчины дрогнула. Выбор был сделан, в девочку стрелять было нельзя. Он уже жалел, что поддавшись каким-то там чувствам (видать, они у него есть) не пристрелил ее сразу. А между тем его товарищ шел к Александре, чтобы с упоением прострелить той в голову. Вот именно в этот решающий момент ворвались в дом Муссафа с друзьями. Еще во дворе увидев незнакомую машину, в пугающих догадках он первым бросился в родное гнездышко, услышав доносившиеся из него душераздирающие крики жены. Было уже понятно, что они опоздали и все обстоит хуже, чем могло бы быть.
Муссафа застыл на пороге комнаты как вкопанный. Увидев избитую и красную от слез, задыхающуюся в крике, жену, державшую залитого кровью их сына, не подающего хоть каких-либо признаков жизни, Муссафа впал в оцепенение. Все тело будто рассыпалось на тысячи мелких осколков и планомерно собиралось воедино в окаменелую статую. Широко открыв глаза, он смотрел и словно не видел того, кто выцеливал его жену и того, который дрожащей рукой все еще держал его дочь на мушке. Как и не видел двух других мужчин, которые от неожиданности появления хозяина дома, пораскрывали рты.
Друзья же Муссафы немедля среагировали. Оттолкнули его и ринулись действовать, да так слаженно, будто репетировали всю жизнь: один метким выстрелом отправил на пол, угрожавшего Саше, другой – схватился, выбив пистолет и потеряв свой, в рукопашную со стоявшим возле раненного в ногу. Третий мужчина рванул с места и подхватил на руки Рахиму, сбивая с ног подножкой бритоголового, который и без того терял сознание. Четвертый занялся раненным, опережая движение рук того, которым достают из-за спины пистолет, повалил и скрутил его.
Девочку спасал ни кто иной, как Мэвил Оруэл. Тот самый Мэвил. Он же стрелял в вырвавшегося раненного мужчину, который, отчаявшись, напал на Муссафу, пребывающего в шоковом состоянии. В итоге из нападавших мужчин в живых остался тот, что полез драться. Драться с товарищем Мэвила – тем самым Микки Ровспелом. Кем были двое других друзей Муссафы, лучше не знать.
Связав последнего и вытянув из него не менее жестокими путями всю необходимую информацию, его пристрелили на заднем дворе, там же и зарыли четыре трупа мужчин, отправленных хозяином на расправу с беззащитными членами семьи Муссафы.
- А что же соседи?! Неужели никто ничего не слышал?! – возмущенно удивишься ты.
А я повторюсь, что это был на то время процветающий шахтерский городок, в котором в дневное время все были заняты на своих работах и учебах. Да и пистолеты с глушителями совсем не роскошь для таких людей как Муссафа и прочих криминальных персонажей данной сцены.
- Из всех имен вы назвали только сына и Мэвила, - аккуратно сказал Нэйтон, выводя из затяжного молчания Эллисабэт Нолл.
- Ты, вероятно, уже слышал от меня это имя.
- Да, все хотел спросить, кто этот Мэвил?
- Ты знаком с ним. Был.
- В смысле?
- Джон Леринг. Он и есть Мэвил.
- Вот, значит, как, - Нэйтон, похоже, устал удивляться. – А я все гадал, что это за Мэвил, о котором всю дорогу бормотала Ренис сквозь сон, когда мы ехали за Крисом.
- И все-таки она дорожила им, - грустно улыбнулась женщина. – Вечно к нему цеплялась и придиралась.
- Что-что, а это она умела.
- Да…
- Можно мне обращаться к вам Саша? – спросил Нэйтон, и Эллисабэт Нолл ему кивнула. – Получается, что Ренис (не мог он называть Ренис иначе, с языка рвалось только это имя) малолетняя…
- Убийца? Ты это имеешь в виду? Конечно, получается, что да. Я не знаю, как, вообще, такое возможно, чтобы ребенок мог убить взрослого человека, который раза в четыре больше нее самой. Долго же я себя утешала тем, что это были мои галлюцинации, что не мог один мой ребенок вот так вот умереть, а другой – спокойно убивать. Бесполезно, убедить себя в этом не удалось. Ну, никак.
- Сколько им было лет?
- Сыну было восемь, дочери должно было вот-вот исполниться шесть.
Наступило молчание. Нэйтон не мог переварить только что услышанное. В его представлении дети рисовались намного взрослее. Такого он не ожидал.
«КАК?? КАК шестилетний ребенок мог совершить такое?! Может, она все выдумывает?!», - он пристально и неотрывно смотрел на Эллисабэт, и напрашивалась в этом зрительном процессе мысль. – «Не похоже».
- А что было потом? – спросил он, взяв себя в руки.
- Знаешь, Нэйтон, я плохо помню себя и происходящее потом. Знаю все со слов Мэвила.
- Как это так?
- Да очень просто. Я, кажется, в тот день сошла с ума.
Нэйтон явно был ошарашен.
- Не смотри на меня так, - женщина смущенно улыбнулась. – Люди не выбирают подобное добровольно. Что мне оставалось делать?! Как сохранить рассудок после такого? Может это была защитная реакция моего организма?
- От чего ж он мог вас таким способом защитить! – Нэйтон, сказав, додумал сам. Недаром грыз гранит в университете.
- От самоубийства, - ответила она, как он и ожидал. – Я ведь вела себя, мягко говоря, неадекватно. Мэвил рассказывал, как я буйствовала: гонялась по всему дому за мужем в попытке его убить, билась головой об стены, кричала, орала и снова нападала на Муссафу. Швыряла в него все, что только под руку подворачивалось, проклиная и обвиняя во всем. Пока его друзья рыли ямы для захоронения трупов, Муссафа с Мэвилом скрутили и связали меня, опасаясь, что я либо убью кого-нибудь, либо наложу на себя руки. А когда в таком виде перестала быть угрозой, Мэвил мне и поведал, из-за чего все это произошло, Муссафа же, виновато опустив голову, молчал. А  случилось все, ОКАЗЫВАЕТСЯ, ИЗ-ЗА МАЛЕНЬКОГО НЕДОРАЗУМЕНИЯ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В ДОРОГЕ С МУЖЕМ, нет, ну ты представляешь, ИЗ-ЗА НЕДОРАЗУМЕНИЯ!!… - закричала Эллисабэт в бешенстве.
И Нэйтон тут же поверил, что она, правда, могла сойти с ума.
- Из-за недоразумения убили моего сына, - стала она немного спокойнее. – По-моему, за недоразумения не должны отвечать дети. Но мои ответили сполна. От Мэвила я узнала, что в себя я не приходила даже от вида растерянной и плачущей дочери, а продолжала истерить и кидаться на мужа, игнорируя, ходившую за мной по пятам Рахиму. В связанном виде я этого делать больше не могла и вскоре со мной начались обморочные припадки. Вывод о моей невменяемости напрашивался сам, когда я пришла в себя и перестала узнавать, сидящих передо мной мужа и дочь. Вместе с Мэвилом, который подрабатывал в свободное от криминала дел время в психлечебнице,  мой муж пришел к единому и наилучшему мнению на мой счет: упрятать меня в психушку – вроде бы и лечение, вроде бы и сокрыта в безопасности под присмотром того, кому мог доверять как себе самому мой муж – Мэвила. Кому придет в голову, что враг сдаст жену в компанию к психически нездоровым людям?!
- Мало кому, - соглашался Нэйтон. – Но как же дочь?
- Муссафа временно оставил ее с Мэвилом, а сам с телом сына поехал на родину, наверное, хоронить. Не знаю, каким образом ему удалось провести труп ребенка с огнестрельным ранением не через одну, а через несколько границ. Какие такие документы он на то оформил и было ли это вообще сделано законным путем – не имею и малейшего понятия. Скорее всего, заплатил с лихвой за нужные печати. Денег-то у него было завались. Точно этого я не знаю. Не знал и Мэвил, иначе сказал бы мне. Через несколько недель он вернулся за Рахимой, забрал ее и пустился в скитания, возможно, забыв обо мне, считая, что мне лучше быть в безопасности рядом с Мэвилом.
На этом женщина умолкла, давая понять, что ее затяжному рассказу пришел логичный конец.
- Подождите, вы так и не сказали, откуда Ренис такие деньги, - начал Нэйтон и прозрел сам. – То есть, это…
- Да. Те самые. Что остались у мужа, обозлившегося на своего хозяина. Он поступил по-своему в ответ на нападение на его семью. Деньги, которые Муссафа вез вернуть, были положены на несколько счетов в нескольких банках разных городов под самые выгодные условия на имя его дочери. На настоящее имя дочери. Которого не знал никто кроме меня, Мэвила и ее отца.
- И меня, - добавил гордо Нэйтон, подумав про себя. – «Рахима Сафалиева».
- Им неизвестны настоящие данные моего мужа и меня, - продолжала Эллисабэт, не слыша его. – Может, муж знал, что однажды его аферы могут его сгубить и предусмотрительно влился в этот преступный круг под чужим именем. Он нередко доставал документы любой сложности себе, мне и детям, но никогда ничего не объяснял. Порою и от друзей он шифровался, можно даже сказать всегда. И не зря. Это я не к тому, что они предали его, нет. Опасаясь за свои жизни, наученные его примером, они предпочли уйти в сторону и залечь на дно. За это Муссафа их не осуждал, для них же лучше, если хозяин не узнает о тех, кто помогал ему.
- Даже Мэвил отвернулся?
- Мэвил до последнего поддерживал его, а как не стало Муссафы – нас. У него от Муссафы секретов не было, был как на ладони, впрочем, так же для него был и мой муж.
- Был, не стало, - Нэйтон уже знал, что отца Ренис давно нет. – Вашего мужа убили? – спросил он, желая все же узнать, что конкретно с ним приключилось. Ведь во всей истории о смерти мужа женщина толком ничего не сказала.
- Убили?! Скорее он сам себя убил в жалкой попытке избавиться от хозяина и всей его группировки одним махом. Еще и на глазах Рахимы, будто она мало смертей повидала в своей жизни.
- Что-что?! – парень почти перегнулся через стол ближе, заглядывая рассказчице в лицо.
 - Но сначала они, скрываясь от людей хозяина, достаточно пропутешествовали по всей Америке, перебираясь из города в город, с квартиры на квартиру. Это легко, если есть деньги. У них они были на счетах, но пользоваться ими они не могли, условия вложения не позволяли – их могла снять только достигшая совершеннолетия Рахима. До совершеннолетия было ей далековато. Муссафа сам виноват, сам это придумал. Теми деньгами, которые редко бывали у него на руках, особо не разгуляешься. Часто приходилось жить в машине, а машина – не трейлер какой-нибудь, а старый ржавый седан или еще чего похуже. Их в основном спонсировал Мэвил, он всегда был на связи. Но и он не всегда мог отправить нужную мужу сумму.
- И они так жили?
- Жили. Но разве это жизнь для ребенка, единственная забава у которого – пялиться в окна машины, да из окон съемных убогих квартир на веселящихся в песочнице детей во дворе, с которыми ни поиграть, ни подружиться?! Ведь завтра или прямо сейчас надо ехать. Такая жизнь ни карамель, ни фонтан, но ее, похоже, это устраивало. Главное – отец рядом, а ей больше ничего и не надо!
- А как же мать? Мать девочке не нужна?
- А мать девочка возненавидела все фибрами своей детской души, думая, что мама бросила и ее, и папу. Все потому, что Муссафа не посчитал нужным объяснить ребенку, где находится мать и что с ней. Он не давал вразумительных ответов на вопросы дочери, такие как: «Где мама?» и «Когда придет мама?», - Эллисабэт говорила, вспоминая рассказы дочери о  своих мытарствах с отцом.
- Ужасно…
- Жестоко, - поправила Эллисабэт в своем репертуаре. – Но это ничто, по сравнению с тем, что он задумал. А задумал он умереть, оставив на попечение чужому мужчине родную дочь, пусть даже этот мужчина Мэвил.
- То есть?
- После долгих путешествий вдвоем и продолжительного бродяжнического образа жизни, отец вдруг говорит Рахиме, что она должна дождаться некого мужчину и идти с ним и, ничего больше не добавляя, уходит, оставив дочь ждать в машине в каком-то непонятном ей месте. Не буду я долго тянуть, как и говорила, он решил подорвать вместе с собой и хозяина, и его людей, тем самым избавляя дочь и меня от дальнейших преследований. Он хорошо знал их и их места базирования. Проникнув в их логово, заминировал часть постройки, в которой намеренно, я так полагаю, позволил схватить себя. Таким образом, выманивал к эпицентру взрыва всех главных лиц, понятное дело. И как же еще ему быть, если самая лучшая приманка – он сам. Но он облажался.
Нэйтону показалось, что женщина явно злорадствует и предпочел промолчать.
- Его поймали. Того, чего не могли сделать столько лет эти люди, преследуя его, помог им сделать он сам. И для них это было мега-событие, а для него всего лишь реализация коварного плана. Он изначально так все и рассчитал. Муссафа должен был попасться и умереть с ними, чтобы даже те, кому посчастливится выжить, знали и передавали остальным, что его больше нет. С одной стороны, да, я могу его понять и даже согласиться с ним, но с другой – понять не могу и продолжаю его ненавидеть и винить во всех бедах.
- Ну, если попасться – было его планом, значит, он не облажался, - почему-то встал на защиту, горячо любимого Рахимой, ее отца Нэйтон.
На его замечание прозвучал зловещий нервный хохот, а затем тишина, нарушив которую, гробовым голосом женщина сказала:
- Облажался он тем, что Рахима пошла за ним.
И снова зловещая тишина, в которой было слышно, как Нэйтон сглотнул. Эллисабэт словно страшилки в лагере у костра детям рассказывала, чтобы те писались по очереди от страха.
- Зачем? – спросил парень.
- О! Она же любила его больше жизни! Он для нее, как говорится, и царь, и трон, и корона царя. Странно, но это факт, что девочки к отцам привязаны больше, чем к матерям. А, тем более что Муссафа ей заменил всю ее семью. Думаю, что Рахима заподозрила неладное, по крайней мере, она мне так сказала.
- Так это вы с ее слов передаете?
- Да. И узнала я об этих подробностях их жизни сравнительно недавно, она долго скрывала от меня все.
- И что же там произошло? – невмоготу было Нэйтону.
- Она проникла к ним и попыталась освободить связанного отца.
- Вот так вот просто?! Что, никто не остановил, не помешал?!
- Рахима говорила, что выждала момент, когда пытавшие моего мужа люди вышли в соседнее помещение. Не знаю, насколько это близко к правде, и так ли все обстояло на самом деле. Меня-то там не было, - женщина опять недвусмысленно намекнула, что сомневается в рассказе дочери, которая явно от нее утаила больше, чем это нужно.
- А потом? – кому-то все еще невтерпеж.
- Потом, когда ей не удалось справиться с прочными путами, она сидела и много плакала, вместе с плачущим в один лад отцом, умолявшим сквозь слезы уйти. Но это же Рахима, ну куда она уйдет, оставив его?!
- Почему же он не сказал ей, что заминировал…
- Поначалу не мог, – перебила парня Эллисабэт Нолл. – Там оставался присматривающий за ним один из людей хозяина, которого Рахима так и не заметила. Сам понимаешь, заявить об этом в его присутствии – крах всего этого поблескивающего плана. Но и ежу понятно, что он провалил и план, и себя, плюс к тому же и дочь подставил.
- И как же все разрешилось? Ведь Ренис жива, а отца – нет, и это значит, что его план сработал, так?
 - Так. Муссафе пришлось признаться дочери, наплевав на то, слушает тот человек или нет, в том, что именно он решил воплотить ценою своей жизни. И чтобы ты думал?! Рахима захотела остаться с ним.
- Что-о-о?!
Эллисабэт хитро улыбнулась:
- Представь себе, вот такая вот дурочка! У Муссафы, вероятнее всего, сдали нервы, раз он прибегнул к отчаянной попытке подкупить все еще равнодушно наблюдающего за ними человека, который не спешил докладывать своим ни о появлении дочери, ни о заложенной бомбе.
- Странный он какой-то…
- Муж обещал ему денег, много денег, если тот заберет оттуда дочь. Давал слово и обещал сдержать его. Присутствующий колебался, но, видимо, жажда наживы и запоздалое желание выжить взяли верх. И он, рывком оторвав, вцепившуюся в Муссафу, Рахиму, побежал не оглядываясь.
- Мне не очень понятно поведение этого человека. Он же бросил на смерть своих же товарищей, даже не предупредив их! – Нэйтона это немного озадачило, подкинув новую порцию пищи для размышлений.
- Деньги при любых обстоятельствах имеют вес, Нэйтон. Не стоит исключать некие личные мотивы. Может он имел зуб на свою криминальную компанию, или еще что. Я тоже не могу поставить себя на его место и представить, что поступлю так же, как и он.
- Побежали бы кричать: «Спасайся, кто может!!»? – захихикал парень.
- Конечно! Иначе жить всю жизнь, осознавая, что на моей совести столько невинных смертей. Однако, на мой взгляд, этот человек заслуживает уважения. Хотя бы моего!
- Почему вы так считаете?
- С описания Рахимы, это скорее был не мужчина, а молодой парень. И он проявил к ней, даже не знаю, как точнее…сострадание что ли…
- К своим не проявил, а к Рахиме проявил?!
- Я была удивлена не меньше твоего, Нэйтон! Этот парень прикрыл ее собой, когда позади них все разорвалось и поднялось в воздух. Этот парень привел ее в чувства и прошел вместе с ней, уводя ее подальше от места взрыва. Он даже вернулся за ней и взял за руку, когда она остановилась, пребывая в шоковом состоянии и не зная, как ей дальше быть. Он повел за собой и вывел к их машине, из которой она и выбежала. Возможно, это все и его самого в ином свете тогда видела Рахима, но этот парень, однозначно, проявил к ней жалость ли, милосердие ли, не знаю. Пусть даже он лелеял надежды на личную выгоду, но факт остается фактом – если бы не он, Мэвил не дождался бы Рахимы.
- А у Мэвила вы не спросили о нем?
- Рахима недавно мне об этом поведала, и я все хотела расспросить и его, да все никак не подворачивался случай. Она упоминала, что этот парень очень долго говорил о чем-то с Мэвилом, может, рассказывал об обещанных золотых вершинах гор и честном слове Муссафы озолотить его? Мне и это неизвестно, известно только то, что они пожали руки, и он побрел обратно к месту взрыва.
- Это еще зачем?!
Эллисабэт, блуждая по столу глазами, пожимала плечами:
- Рахима тоже годами мучилась этим вопросом. Увы, ответа на него не было у нее. Тем более, нет его и у меня.
- Получил ли он свою награду?
- Получил, - тут женщина неумышленно умолчала про то, что ее дочь сама немного заплатила неизвестному спасителю. – Мэвил не оставляет подобные дела нерешенными, наверняка за Муссафу с ним расплачивался он.
- А дальше?
- Дальше продолжились скитания по белу свету сироты Рахимы, теперь уже в компании Мэвила. В какой-то промежуток своей совместной жизни они рискнули вернуться на родину Муссафы и пожить там немного. Громко сказано, жила, опять-таки одна Рахима, Мэвил, похоже, был весь в делах и изредка наведывался к ней.
- Что же делали все это время вы?
- Жила беззаботной жизнью умалишенной, из которой помню только лица двух человек – моего лечащего врача и его помощника, то есть Мэвила и его друга (Микки Ровспел, вступивший в драку в доме Муссафы и стрелявший в мужчину с порезанной стопой, набросившегося на отца Ренис).
- И?
- И больше ничего. Я просто существовала в виде некой человекообразной субстанции, имеющей лишь форму человека и ничего боле. Ни чувств, ни ощущений, ни эмоций, ни воспоминаний, ничего. Несколько лет, Нэйтон. Не год, ни два, не три, больше!
- Но сейчас же вы вполне нормальны и… - хотел возразить ей он, да она не дала.
- Сейчас я куда стабильнее в своем шатком состоянии. Спасибо препаратам, прописанным Мэвилом, его трудолюбию, усердной заботе и бесконечному терпению. Благодаря приложенным им усилиям я пошла на поправку. Никогда бы не подумала, что психопата можно вылечить, но я тому пример. Ах, Мэвил, вложить в меня столько времени, сил и средств, а потом взять и умереть, бросив меня и мою дочь…
Нэйтону стало не по себе. «Кажется, она сейчас заплачет», - подумал он, встал с места, подошел к тумбе, включил чайник и опять сел. Слез в глазах Эллисабэт Нолл не было, только безысходность и несменяемая пустота. Он повременил со своими вопросами, давая той вволю намолчаться.
- Давайте пропустим еще по одной кружке чая, - предложил Нэйтон и подскочил к щелкнувшему кнопочкой чайнику.
- Ну, давай, - женщина немного приободрилась и даже начала заигрывающее поправлять и зачесывать уже отросшие почти по плечи волосы за уши, будто только сейчас вспомнила, что не очень хорошо выглядит. И правда, она словно избегала расчесок больше недели. К тому времени, когда она закончила приводить себя в порядок, на столе вновь задымился ароматный кипяток в их кружках.
- Что вы сделали, когда восстановили свое психическое состояние?
- Я? – она словно удивилась, что-то припоминая. – Я…я, игнорируя все предостережения Мэвила, понеслась к своей семье. Почему к ней? Да больше и не к кому было, а оставаться под строгим присмотром друга Мэвила (все тот же Микки Ровспел) я категорически не хотела. Сам же Мэвил отсутствовал и в причины своего отъезда не посвятил. Не стал он мне говорить, что вынужден колесить по миру с моей дочерью, продолжая играть в прятки, в связи с кончиной моего мужа. Наверное, он побоялся за мою неустойчивую психику. Рано было меня этим шокировать.
- Подождите, подождите, - влез вдруг Нэйтон. – Зачем ему было прятаться, если Муссафа всех подорвал вместе с собой?
- В том-то и загвоздка, - злобно хмыкнула миссис Нолл. – Да, конечно, погибло и пострадало в том взрыве немало человек, но, увы, тот, чьей смерти Муссафа желал более всего – остался жив. Какая ирония, пожертвовал собой почем зря! – Эллисабэт громко расхохоталась, эхом покатился злобный смех по углам дома.
«Сильно же она мужа-то невзлюбила», - подумал Нэйтон и спросил:
- Выходит, что этот «хозяин» и его особо важные люди не пострадали?
- Мэвил проговорился мне, что в том взрыве погибло двое сыновей хозяина, отчего тот с большей злобой потребовал найти остатки семьи Кранка Крамера. Ему откуда-то стало известно, что дочь была в тот день с отцом и куда-то вдруг исчезла, даже трупом не всплыла под обломками. Я подозреваю, что кто-то информировал и Мэвила обо всех передвижениях группировки хозяина, ведущего поиски, и в тоже время кто-то докладывал о наших перемещениях людям хозяина.
- Думаете, что это один из тех друзей вашего мужа, что предпочли бросить его?
- Уверенности нет, но вполне может быть. – Эллисабэт сделала несколько глотков, обжигающего чая, отчего ее губы стали ярко бордового цвета. Она поджала и пожевала ими, похоже, немного обожгла. – Вот так вот неудачно помер мой муж, навесив свою ношу на Мэвила. Будто тому и дел больше нет, кроме как нянчиться с подростком на грани психоза и ее матерью, успешно перешагнувшей эту грань. Весельем не назовешь.
- Что было после вашего решения уехать к семье?
- Меня настигал звонками Мэвил, уговаривая не высовываться, потерпеть и дождаться его возвращения. Но куда там! Мне хотелось увидеть нечто большее, нежели четыре стены палаты и почти такие же стены квартиры Мэвила. Наверное, и его титановые нервы сдали, ведь он, послав меня к чертям, бросил трубку и больше не звонил.
- А что же вы?
- Помчалась, наконец, к брошенной когда-то мною моей же семье. Вернее, к тому, что от нее осталось – старенькой матери, которая и прожила-то недолго.
- И ни разу не задумывались о судьбе дочери, да?
- Было дело, думала. Но, положа руку на сердце, так холодно, отстраненно и равнодушно. Я уверяла себя, что она с Муссафой и с ними все хорошо. Раз они за все эти годы так ни разу и не появились, чтобы навестить меня в лечебнице, значит – у них все настолько прекрасно, что им не до меня. Обида? Обида! У меня на них тоже была обида, а к мужу лично – лютая ненависть. Откуда ж мне было знать, как на самом деле у них обстоят дела!? Всерьез я о них задумалась на вторую неделю после похорон матери.
- Решили искать дочь, когда поняли, что…
- Осталась одна. Да, именно так, Нэйтон. До этих пор и не думала, что быть одной – очень страшно. И не выносимо.
- В вашем положении, да, - соглашался Нэйтон, помня, что некоторые люди предпочитают одиночество. Такие как Ренис.
- Я планировала выйти на них через Мэвила, он, как-никак, держал с ними связь и многое знал, о чем иногда рассказывал, опуская тяжести и лишения, которые они терпели. И я, позабыв, что не самым лучшим образом был окончен наш с Мэвилом телефонный разговор, позвонила к нему. Мы договорились о встрече. Я как раз летела из города матери в аэропорт города, в котором он проживал. А он прибывал туда же, только из другого дальнего места и вместе с Рахимой, повзрослевшей девочкой и многое пережившей. На тот момент ей уже было пятнадцать лет. Около двух лет она провела в обществе Мэвила, если, конечно, можно так сказать, ведь он вечно где-то пропадал, их контакт мог от силы насчитать срок, едва достигавший года.
- То есть, когда погиб отец, ей было тринадцать?
Эллисабэт Нолл собеседнику кивнула, не отвлекаясь от своего рассказа:
- Увидев рядом с Мэвилом до боли знакомое лицо, а я ведь не видела ее с шести лет, я присмотрелась и признала родную дочь. По ее угрюмому виду поняла – Муссафа мертв, я, по-моему, тогда этому безумно обрадовалась, как бы гнусно это не прозвучало.
- Вас можно понять.
- Этого не смогла сделать Рахима, которая, тоже, узнав во мне свою мать, с ненавистью в глазах стала цепляться за Мэвила, умоляя и практически требуя, того не отдавать ее мне. А ведь она терпеть его не могла! – улыбнулась женщина своим воспоминаниям, всплывавшим перед глазами.
 - И все-таки она пошла с вами. Почему? – стало любопытно Нэйтону.
- От безысходности, не более. Мэвил отвел ее в сторонку и что-то ей сказал. Может, то, что больше не может посторонний мужик таскаться с ней по краю света. Или, может, просто чем-то напугал.
- Почему вы так думаете?
- Моя дочурка, как ужаленная, отскочила от него и побежала ко мне.
- И Ренис не сказала, чем он ее так? – улыбнулся Нэйтон, представляя эту сцену.
- Нет, так и не сказала.
Скажу я. Открою, так сказать, занавеску тайны. Мэвил заявил ей, что если она останется с ним, то он женится на ней. И тогда ей точно придется стирать его носки и готовить ему завтрак, обед, ужин и не только. Он прекрасно знал, каково ее отношение к нему, вот и нашел действенную угрозу, чтобы заставить девочку принять сторону матери. И у него это получилось. Но кто бы знал, что угроза окажется вещей, хоть и не случившейся. Вот такая вот жизнь. Думала ли об этом Ренис, принимая его предложение годами позже? Кто знает, если не я.
- А нельзя было Мэвилу тогда остаться с вами?
- Думаю, он бы этого хотел, как и я, но это было бы слишком опасно. Легче, когда о существовании такого помощника, как Мэвил, никто не знает. Когда он возникает из ниоткуда, помогает сменить личности и города и тут же исчезает. Он всегда вовремя появлялся с предупреждением, что нужно срочно бежать из города и всегда находил документы, к которым не подкопаешься. Будь он с нами как семья, или же как часть семьи – мы бы долго не протянули. Я поняла это очень поздно, когда это случилось. Его убрали, как только о нем прознали.
- Имеете в виду, что та авария – не случайность?
- Я об этом не успела сказать даже Ренис, все хотела, да все никак. – Эллисабэт тяжело вздохнула. – Нас с Мэвилом сначала преследовали, а потом, обогнав, перестроились по левому краю, хотя на том участке было запрещено, и пошли в лобовую. А ведь водителя этого трейлера так и не нашли. И не найдут. Мэвил изначально знал, еще выходя из дома, предупредил, что на него вышли. Конечно же, он, помогая нам, действовал не один, у него были свои осведомители и помощники. Они все еще есть, но уже нет его из-за нас…
«Плохо, надо отвлечь ее от этой мысли», - подумал Нэйтон, поставив на стол кружку с недопитым чаем.
- Хотите сказать, что выйдя на ваш след, вышли и на него?
- Именно. Ему об этом сообщил информатор, требовавший встретиться. Я не послушала Мэвила и настояла, чтобы он взял меня с собой на эту встречу, считая, что мне следует знать в лицо таких людей, ну, на всякий случай. Теперь же понимаю, этот информатор просто выманил его и сдал.
- Это же тоже только ваши догадки?
- Кроме них ничего и не имею.
- У меня еще вопрос. Как хозяин узнал, что ваш муж перевел все деньги на имя своей дочери?
- На это у меня все те же догадки, что об этом могли проговориться его друзья. Но я не думаю, что Муссафа дурак на столько. Не стал бы он афишировать подобное. Об этом даже Мэвил не сразу узнал.
- Значит, конкретных версий у вас нет, - подытожил Нэйтон.
 Женщина кивнула.
- Со сменой Мэвила началось ваше путешествие с Ренис? – его вопросам не было ни края, ни конца.
- Из твоих уст это звучит иначе, чем было на самом деле! – с грустью усмехнулась Эллисабэт Нолл. – С этой девочкой было так тяжело, она категорически не принимала меня как мать. Ее обида и ненависть ко мне не знала границ: любой наш разговор неизбежно заканчивался ссорой, да и, впрочем, начинался так же. Это был какой-то нервозный озлобленный монстр, а не пятнадцатилетний подросток. Я порою боялась, что она в разгар нашей ругани забьет меня до смерти своей книжонкой, в которую она часто ныкалась от меня и моего общества. Я все еще помнила то, как она орудовала ножом в тот день, и до сих пор не могу этого забыть.
- Мне трудно себе ее такой представить.
- О-о, да она безобидный милый кролик, по сравнению с тем, что было раньше! Жить с ней было просто невозможно! Во избежание ругани, мы по большей части старались избегать общения – минимум разговоров, лишь по крайней нужде. Хотя, иногда она бывала на удивление доброй и покладистой, например, никогда не протестовала против поступления в ту или иную школу. Рахима с радостью соглашалась, ведь ей нравилось получать знания и развиваться. Но почему-то со школами у нее не складывалось. То ли она себя там не так вела, то ли ее за что-то не принимали, не могу понять. А даже если и складывалось все хорошо, то – объявлялся Мэвил с требованием немедленно выехать из города. Расставалась Рахима со школами без особых истерик, соглашалась послушно переехать, не роняя слез жалости, когда возникала скорейшая необходимость сменить очередное пристанище. Кроме одного раза…
Нэйтон напрягся, вспоминая рассказ Ренис о Шинон Бринст.
- Почему она уперлась тогда, да так, убиваясь, плакала, прося меня оставить ее в школе, в которой ее все время избивали?! – спрашивала саму себя Эллисабэт, не моргая, и глядела перед собой.
«Точно! Шинон Бринст», - утверждался в догадках Нэйтон.
- Еще так слезно просила дать ей хотя бы три дня. Но у нас на это не было рассчитано, уезжать нужно было в срочном порядке. Удивила она меня тем, что снова подчинилась и поехала со мной. Но после этого она наотрез отказалась от обучения, вот «нет» – и все! И так не была открытой и общительной, а стала еще хуже, замкнулась больше прежнего в себе. Меня долгое время игнорировала, а как нашла работу, вроде отошла от обид, простила. Вроде бы стало полегче…
«И хорошо, что ее там не оставили! Она бы перерезала четверть школы почище Алекса, моргнув лишь одним глазом», - естественно, такие мысли допускал Нэйтон только про себя, женщине, сидящей перед ним, лучше не знать всей правды и того, что знал он о ее дочери.
- Представить себе не могу, что могло Рахиму зацепить в той школе?! Ничего примечательного там не было – как по мне – школа, как школа. Может, друзья нашлись? Или влюбилась в кого? Ну, так, влюбленность – это же не навсегда. Найдется еще кто-нибудь, правда ведь, Нэйтон?
- Вот, я же нашелся,  - поспешил он с улыбкой развеселить задумчивую мать Ренис.
- Ты, по-моему, заставил.
Они переглянулись и посмеялись. Нэйтон опять задал вопрос:
- Получается, что в каждом новом городе вы с новыми именами?
- Не всегда, но по большей части – да.
- И как же вас звали в прошлый раз? – аккуратно и хитро подвел он к тому, что хотел услышать, при этом не выдать себя и свою осведомленность.
- Ой, как только меня не звали, я уже всего и не вспомню: Долорес, Агнес, Лилиан, Миранда, Валерия, Джиллиан, Магда, Андреа, иногда попадались такие экзотичные имена…
- А Ренис? – перебил он.
- У нее имена были все ненавистными ей, и каждое последующее считалось дурацким более чем предыдущие.
- Как же ее звали? – настаивал Нэйтон.
- Кларис, Селена, Глен, Эмбер, Белинда, Шинон, Джуди, Эмма… - перечисление продолжалось, женщина достаточно хорошо помнила имена дочери, не то, что свои. Она любила к ней обращаться, даже если называла чужим именем, ведь той приходилось откликаться, а значит, реагировать на источник – на мать.
А Нэйтон думал, слушая ее: «Шинон? Шинон Бринст! Все-таки она не спонтанно выдумала это имя, ее и в самом деле так звали».
- Миссис Нолл (он совсем позабыл, что ее можно и даже надо звать Саша), вы, кажется, говорили, что ее систематически избивали в одной школе?
- Да, я упоминала.
- Почему же вы не предприняли мер сразу?
- Я не видела ее. Мы на тот период нашей жизни жили порознь, но почти по соседству, хоть и в разных городах. Я – ближе к своей работе, а она – к школе. У меня не получалось часто ее посещать, да и все равно она меня не особо-то и жаловала, умудрялась исчезать, когда я приходила раз в неделю навестить ее.
«Все сходится. Как Ренис и рассказывала», - продолжал делать сравнительный анализ парень.
- Не знаю, во что она там ввязалась, с кем и что не поделила. Учителя мне ничего толком не смогли объяснить, кроме того, что, видите ли, мой ребенок слишком заносчиво и враждебно  себя ведет и, мол, все ее проблемы со сверстниками только от того. Только вот они не подозревали, что никакие они ей не сверстники! Моя дочь была старше них лет на пять, может чуть меньше.
- Но как так?! – наигранно удивился Нэйтон, он-то и так всю эту историю знал, как и то, что Ренис скрыла от матери истинные причины своих побоев.
- Ну, а как же еще? Из-за кочующего образа жизни она была лишена возможности учиться. Муссафа, конечно, занимался с ней, учил ее всему сам, но в основном, предпочтение отдавалось русскому языку. А это ведь не Россия! – Эллисабэт Нолл возмутительно корчила рожицу, разводя руками и вжимая голову в плечи. – С содействия Мэвила я, уменьшив документально ее возраст, смогла добиться ее поступления в школы, чтобы у нее был шанс, если не наверстать, то хотя бы попытаться что-то узнать. Она была только «за». Очень даже на руку было это ее физическое несоответствие годам. Ты же заметил, что для своего биологического двадцатипятилетнего возраста она слишком худа и низка. Не знаю, почему так, ведь я и Муссафа оба высоко роста и худобой не страдали. Может, она плохо питалась в важные периоды развития или же, испытав стресс, пошел сбой в организме, но Ренис все еще выглядит словно подросток.
- Или же, наоборот, взрослый человек – анорексик. – сказал Нэйтон и добавил. – Честно сказать, всегда подозревал, что она старше, чем выглядит. И когда она сама в том призналась, то поверил. Но меня больше всего поражали ваши с ней отношения, а вернее, ее к вам. Что просто возмущало меня! Это же была сплошная грубость, порою открытое презрение.
- Аха-ха-ха, - смеялась Эллисабэт. – В ней это осталось как привычка. Привычка так со мной общаться. Рахима сейчас и Рахима несколько лет назад – это в буквальном смысле небо и земля. И ты везунчик, что не знал той другой Рахимы. Она изменилась и очень сильно, что, однозначно, нелегко ей далось.
- Приложила все усилия, да?
- Старалась – это точно, но…
- Что «но»?
- Я боюсь и думать об этом, и все равно ничего не могу с собой поделать. Дело в том, что мне кажется, и я уже говорила, что моя дочь склонна убивать. Способности и опыт у нее уже имеется. Что, если она сейчас вот взяла и напала на кого-нибудь? Кто знает, в каком она положении…
- Не говорите так!
- Рахима почти всегда все мои разговоры на тему осторожности и советов постоять за себя в случае нападения переводила к ножам. К кухонным ножам. Словно пристрастие у нее какое-то. Вечно имела при себе нож, таскала всюду с собой. Им, наверное, она и порезала Алекса.
- А что, если помня на подсознательном уровне о том, что совершила в детстве, Ренис неосознанно упоминала при любой возможности ножи? Такое зачастую бывает, - успокаивал и ее, и себя Нэйтон.
- Хорошо бы, будь это так. Только это не так. В случае с Алексом – она сделала то, что хотела сделать. Расчетливо, с холодным и трезвым умом. И ничто ее не остановило.
- Но Ренис же…
- Да, может она и раскаялась, и сожалела. Я-то знаю, в твоей Ренис жалости ровно столько же, сколько и жестокости, и она временами страдает от переизбытка и того, и другого. Вот повторились ситуация с точностью до мелочей – Рахима поступила бы так же, столь же жестоко и холодно вскрыла бы твоего друга, будто это консервная банка с килькой.
- Откуда вам знать, сама Ренис так сказала? – немного страшили откровения матери Нэйтона.
- Нет.
- Тогда почему…
- Нэйтон, - оборвала его Эллисабэт. – Не знаю, как тебе, но мне известно все о ее проблемах с психикой. Они у нее были. В детстве. Мэвил сболтнул случайно, что Муссафа рискнул прибегнуть к помощи специалиста по этой части, о чем пару раз консультировался с ним, подыскивая подходящего врача. Жаль только, что их образ жизни помешал отнестись к лечению ответственней. Все ограничилось несколькими сеансами.
На нее смотрел изумленно Нэйтон, который вспоминал кое-какие моменты. Было дело, у него проскальзывали подобные подозрения в отношении Ренис. Это было во время проведения тех тестов с ней и пару раз во время общения.
- Это еще не все, - печальная улыбка одинокой женщины настраивала на готовность к худшему. Опять за ее словами последовал тяжелый вздох. – Если уж и говорить, то все: у Рахимы непорядок еще и с памятью. «С памятью на лица», как она мне заявляла не раз.
- Памятью на лица? – переспросил Нэйтон.
- Со временем, когда прекращается какое-либо взаимодействие с человеком, которого она знала в жизни сравнительно недолго, Рахима начисто забывает, как он выглядел. Нет, ты не подумай, человек не вычеркивается бесследно из ее жизни. Отнюдь. Помнит все и о нем, и о том, что он делал в ее жизни, каждое слово, движение, но. Она не помнит лица. Человек, как бы, в памяти есть, только у него нет лица.
- Она может забыть меня?! – воскликнул с испугом парень, чуть ли не вскочив с места.
- Может.
- Ну как же так-то?!
- Не отчаивайся, это происходит не так быстро, как ты думаешь, особенно с теми, кого она довольно-таки долго познавала в общении. Эта ее особенность не случайна и носит определенные цели.
- Забыть тех, кто…
- Ее знал, видел, оскорбил, обидел, причинил боль, - закончила за него Эллисабэт.
- А я наивно полагал, что хорошо ее знаю. Получается, я совсем ничего не знал. Как призрачны все мои выводы, да как ошибочны суждения.
- Это ли должно волновать, когда есть шанс найти ее? Я сама сделать этого не смогу, рассчитываю на тебя. Кто сможет помочь ей, если не ты?
- Я обязательно ее найду, - сказал Нэйтон и тише продолжил. – Мне следует расспросить подробнее Алекса.
Эллисабэт Нолл в согласном молчании с надеждой в глазах только лишь посмотрела на него и отвела взгляд.
- Миссис Нолл, я, поразмыслив, понял кое-что обидное.
- Что же?
- Что не зайди ко мне сегодня Алекс со своей сенсацией и загадкой для его ума, и не зайди к вам с тем же сложным набором я, вы бы так и не сказали бы мне, что Ренис жива. Так и молчали бы, да? До каких пор?!
- Я не хотела лезть в твою жизнь сама со всем этим и впутывать тебя. Оттягивала и ждала, надеясь на то, что ты придешь сам и впутаешься сам.
- А вы коварны, - заулыбался Нэйтон, но как-то невесело и устало.
- Зато ты так добр. Пришел, уважил, утешил и, выслушав старую разбитую жизнью женщину, помочь  даже грозишься.
- Не прибедняйтесь.
- Да нисколько. Не будь моя голова занята мыслями о Ренис и тем, что у нас есть ты, я бы еще несколько месяцев назад соблазнилась бы вновь лишиться рассудка.
- Это ни к чему. Обещаю, я найду и верну вам Ренис.
А вот это он зря!
- Верю тебе, - Эллисабэт посмотрела на часы, была четверть третьего, близилось время рассвета.
Нэйтон уже откровенно лежал на столе, уронив руки перед собой и положив на них голову, но все еще смотрел на нее и даже имел в голове дополнительные вопросы. Уходить от нее так не хотелось.
- Оставайся, Нэйтон, я постелю тебе в ее комнате.
И он остался. Они еще немного обсудили свои дальнейшие действия, прежде чем разойтись по комнатам. Стоит сказать, что Эллисабэт Нолл была не совсем честна с ним. Женщина снова скрыла тот факт, что к ней уже не раз приезжали люди, забравшие у нее дочь. Они пришли забрать одежду Ренис и осмотреть комнату. Эллисабэт не смогла вымолить и слова о состоянии и местонахождения ее дочери у них. Только одна Лаура, сжалившись, шепнула на ухо перед уходом:
- С ней все хорошо, - и ничего больше.
Сердце одинокой матери словам Лауры верило, иного варианта у нее и не было. Но почему она не сказала об этом Нэйтону?! Имело ли это смысл?!
«Узнай он о таких посещениях, тут же предложил бы подкараулить их в следующий раз, подключил бы полицию, или, чего хуже, ввязался бы в перепалку с ними сам и…», - женщина, опять-таки, боялась за его сохранность, боялась подвергнуть его опасности. Боялась потерять. И боялась этим навредить самой Ренис.
Да, таких жертв Эллисабэт не хотела, но все равно втянула парня в поиски дочери.
Я отвлекусь немного от этих двух оптимистичных сыщиков и, заползая вперед, напишу, что, да, Ренис действительно присутствовала на том концерте группы Алекса Фринвуда. Ему это ничуть не померещилось, не привиделось, не показалось, как считали ребята по музыкальному коллективу. Это была самая настоящая Ренис Нолл, таки собственной персоной.
Ведомая знакомой мелодией и не менее знакомым ей голосом, девушка, перебежав дорогу, обогнула сквер и вышла на широкую парковую площадку, на которой давали концерт ее «бывшие» друзья. Людей на площадке было не так уж и много, кто-то сидел на скамейках, кто-то, прямо так на зеленой траве, кто-то мерно покачивался в такт музыке в сторонке с баночкой пива. Кучнее было в районе сцены. Вход не был ограничен – ни заграждений, ни людей в спецовках не наблюдалось. Концерт был чисто символический, так сказать, кто желал – мог опустить деньжат, сколько не жалко в ящики волонтеров, собиравших средства на лечение тяжело больным.
Ренис обходила волонтеров, в кармане у нее не было ни гроша. Она шла и шла, ближе и ближе подбираясь к поющим с одной лишь целью – посмотреть, кто же эти люди. Ибо она их не помнила. Но это не из-за особенности ее памяти, здесь была другая причина, о которой я поведаю позже.
Найдя себе место у самой сцены, Ренис принялась рассматривать их, постепенно узнавая и с большим трудом вспоминая одного. А бывшие друзья даже не замечали ее в этой толпе. Ни один не посмотрел в ее сторону, ни один не почувствовал ее присутствия. Только Алекс. Только Фринвуд, как будто интуитивно зная, где она, навел именно на нее глаза и встретился с ней взглядом. Девушка улыбнулась ему, повернулась и начала пробираться сквозь толпу, назад, оставляя Алекса исступленно кричать со сцены:
- Рени-и-и-ис!!
А Ренис уходила без оглядки, не специально. Не пыталась она таким способом продемонстрировать свое равнодушие и наплевательское отношение к друзьям и к Алексу лично. Нет, вовсе нет! Девушка не хотела, чтобы идущие за ней следом ищейки видели это, чтобы узнали, что у нее есть друзья, жизнями которых ее могли шантажировать и манипулировать. Сама же она оказалась здесь в одной из первых своих попыток бегства от этих самых ищеек. Неудачной, если честно, попытке бегства.
Так-так-так, мне теперь нужно подсчитать по времени и указанным мной временам года, сколько времени прошло с приезда Ренис в этот город. Нужно еще определить, в каком возрасте она сейчас пребывает. Приезжала она, как я помню, в возрасте двадцати четырех лет (а по фальшивым документам – двадцать один год девице). Приезд их совпал с началом учебного года, ну, допустим, недельки на две позже. После чего дотошно описывались и отсчитывались дни – тридцать три дня, округлим до сорока, вдруг мной что-то упущено. Затем счет прекратился, ибо я погружаюсь далее в описания событий, в которых я встречаю фразу: «Осень сменилась зимою, а зима – весною…». В этот период мелькнул день рождения героини – ей исполнилось двадцать пять.
За этим шло коротко описанное мною лето и летние каникулы, в которых Ренис была поглощена своей работой и выступлениями в клубе. И снова осень. Я успеваю указать, что Ренис уже на втором курсе в истинном возрасте двадцати пяти лет, а Нэйтон и ребята на четвертом, и им тоже где-то по четверть жизни. То есть, таким образом, с их приезда прошел один год. Запомни это, потом напомнишь. Моя память не надежна, друг.
Ближе к концу осени и началу зимы произошел неприятный случай с травкой, которую Алекс вручил на хранение Ренис, с этим же сроком совпадает и приезд к семейству Нолл Джона Леринга (Мэвила Оруэла), что планировал погостить недельки две, но задержался немного дольше. А отъезд Ренис, бегущей от приставучей Мелани Крус, состоялся этой же зимой. И вместо рассчитанных двух недель она провела у Мэвила около месяца, ради воплощения задуманных ее группой планов по проведению выступлений. Грубо говоря, Мэвил и Ренис вернулись к Эллисабэт ближе к концу зимы со своими грандиозными планами на дальнейшую совместную (супружескую) жизнь.
Но, увы. Как сказал бы Саката Гинтоки (моя любимая «Гинтама», ты в курсе):
- Бум! Ах! И таран-тан-тан!
Семья у них не сложилась из-за трагического происшествия – тяжелой автокатастрофы, в результате которой погибает Мэвил Оруэл, а жизнь матери Ренис висит на волоске, качающемся в стороне от жизни. Это все приблизительно попадает на начало весны, а еще через пару дней Ренис ранит (ну, как ранит, наглым образом вскрывает как банку тушенки) Фринвуда. Я даю день-два на прятки в отелях с Нэйтоном, и вот она в тюрьме. Пару месяцев, на время судебных разбирательств, она находится в следственном изоляторе (или как там у забугорной полиции). А Нэйтон в эти же пару (или тройку) месяцев завершает успешно четвертый курс. Ренис же благополучно и с позором исключена из университета.
Лето, господа, ежели я не ошибаюсь. А я это делаю часто и без зазрения совести.
Вынесен приговор, но героиню все еще держат в местной небольшой тюрьме, пребывание в которой я любезно опускаю, чтобы не тратить наше общее драгоценное время. Ты помнишь, что довольно скоро, ее подготовили к перевозке в числе и других особо опасных заключенных в соседнюю зону. Пусть будет примерно четыре месяца общего срока ее изолирования от нормального общества. Ведь если подсчитать, так и получается. Что значит, что мисс Нолл прое… провела все лето лишенная свободы.
Итак, снова осень. С ее наступлением смело можно писать, что прошел еще один год. То есть, Ренис успело исполниться двадцать шесть лет (по фальши –24). Я насчитываю тем самым уже два года. Вернемся к осени: Эллисабэт и Нэйтон, подсуетившись, провернули побег, четыре дня которого Ренис провела в компании Криса. Ее находит и возвращает домой Нэйтон, и все довольны и счастливы. До конца осени она разрешает свои денежные, банковские и Крисовские проблемы и все такое прочее. К концу же осени, пока жива последняя не увядшая трава, по которой успела она пройтись до забора Фринвуда, ее «убивает» тот же Фринвуд. День-два и известие о смерти Ренис. Еще день фальшивых похорон и под вечер просьба Эллисабэт Нолл оставить ее в покое на энное количество вечности.
И Нэйтон ее оставляет. На полгода. Посвятив всего себя учебе на пятом курсе. А это уже два года и шесть месяцев (то есть, ей 27?). Предположительно, в месяце мае, явившийся к ученому парню Алекс Фринвуд, шокирует своим заявлением о живой и здоровой Ренис Нолл, что и привело Нэйтона к дому лжеусопшей.
Выслушав исповедь Александры, следующим днем он отправился выяснить информацию о городе и конкретно где встретил Алекс Ренис (а еще есть ли там дешевые отели и падшие женщины). Затем, согласовав задуманное с Александрой, он пустился в путь дорогу. Парню предстояло пройти летнюю, завершающую обучение, практику, и он намеренно выбрал дальний городок, соседствующий с тем, в котором засек Алекс Ренис. После дневного пребывания по месту прохождения практики, он ездил под вечер в город, в котором была замечена его маньячная любовь. В нем Нэйтон бродил по паркам и самым оживленным и известным улицам, рассматривая каждую одиноко бредущую девушку. Ходил по набережным, высматривая невысоких и худеньких брюнеток, которые, в конечном итоге оказывались не Ренис. Он шел по тротуарам, вглядываясь в стоящих у отелей девушек древнейших профессий, боясь узнать хоть в одной из них Ренис. Результатов пока никаких.
Я емко и быстро опишу небольшой фрагмент и позже вернусь к его подробному рассмотрению. Вот, однажды, когда Нэйтон с минуты на минуты ожидал конца своей смены в участке полиции, где он в качестве криминального психолога (а бывает ли такое?) проходил свою практику, а он, как ты помнишь, мечтал изучать преступников и помогать психам, случилось нечто.
В то время как он, зарывшись с головой в учетные журналы, заполнял их и прочие бумажки, мимо открытых дверей его душного кабинета провели человека в наручниках. Проводили до конечной камеры и заперли в ней. Сопровождавшие свежее арестованного (с пылу, с жару) преступника, возвращаясь от него по коридору, все также мимо кабинета практиканта, довольно громко беседовали. Нэйтон без проблем слышал непонятный и не интересующий его их разговор.
- Опять?!
- Да. Представляешь, чего придумали! Маскироваться под бродяг, - хихикнул в ответе один.
- Совсем уже не знают, чем себя занять!
- А это умно. Никто бы на них и не подумал…
- Все те же, да? – шепотом спросил первый офицер, что был моложе. – Люди Генри?
- Тише ты, - шикнул на него другой. – Не знаю точно, но, если она одна из них, то один звонок – и мы вынуждены будем отпустить.
- Ну и зачем тогда мы так усердно за ней гнались?!
- Работа такая, сам понимаешь, а она как назло, медленнее всех бежала, будто хотела, чтоб ее поймали.
Нэйтон оторвал голову от своей писанины.
- Заинтересовался? – подумаешь ты.
Нет. Просто смотрел на часы, предвкушая поездку в соседний город и безуспешные гуляния по его окраинам в поисках Ренис Нолл. Минут через пять он услышал, как за стенкой у старшего офицера раздался звонок. Тонкие перегородки позволяли слышать его послушные мычания в трубку, а за ними и то, как он недовольно отодвигается на стуле, делает пару шагов к двери. Распахнув ее, крикнул в коридор:
- Лиам!
- Да, сэр?!
- Отпустить задержанную.
И он снова зашагал вглубь кабинета, а этот самый Лиам, гремя ключами, пошел по коридору. Он был одним из тех офицеров, которые недавно говорили в коридоре, он же и шел туда же. Вскоре до Нэйтона донесся громкий и мерзкий скрежет железной решетчатой двери в конце коридора.
- На выход! – прозвучало эхом и последовало унылое шарканье ногами в унисон стуку каблуков офицерской обуви.
Тяжелое волочение подошв по их бетонному полу приближалось. Девушку Лиам вел справа от себя, то есть ее хорошо было бы видно сидящему в кабинете парню, ведь офицер не заслонял ее собой. Было бы видно. Если бы он посмотрел.
Что он и сделал.
Девушка тоже секундой позже повернула голову, заглядывая в кабинет. Она повернулась и посмотрела на него так, как смотрят те, кого только что окликнули. Так, как поворачиваются, чтобы посмотреть без тени удивления и лишь с одной целью – взглянуть и узнать того, кто окликает.
Вот и Ренис (а это было она, если еще не понятно) смотрела, будто на окликнувшего ее Нэйтона, и не узнавала его. Во взгляде не было ни удивления, ни радости встречи, ни хоть какого-нибудь вопроса. Впрочем, и Нэйтон-то не окликал ее и даже не звал тихо по имени. Просто случайно поднял голову и посмотрел на человека, с такой неописуемой ленью и безмерным нежеланием волочившего ноги. Запоздало, неуверенно и с большим сомнением, подумал про себя:
«Ренис?!», - он привык задаваться этим вопросом при виде каждой девушки любой мелочью похожей на разыскиваемую им. Парень ведь уже привык разочаровываться.
«Но на сей раз это была она!!», - пока до него доходила эта мысль и постепенно спадало его оцепенение, она успела от него отвернуться, а Лиам – передать в руки людям, ожидавшим в парадной, Лауре и Паленому.
Когда Нэйтон, спотыкаясь и сбивая с ног секретаршу начальника участка, опустился и начал ей помогать собирать разбросанные документы по полу, но тут же крича:
- Да что я делаю! – и, бросая все на пол, побежал на выход, девушку уже усадили в машину.
Нэйтон сумел только запомнить номера машины и беспристрастное лицо девушки, глядевшей на него из заднего окна всего несколько секунд. Она отвернулась быстро, очень быстро. Также быстро скрылся и автомобиль.
- Ренис, неужели ты меня забыла?! Нет, не может быть…
Бедняга! Столько времени искать ее в другом городе, не подозревая, что она с бандой, неотъемлемой частью которой она и являлась, перебралась в его городок. Нэйтон Ривер рассказал об этом Эллисабэт, чтобы та знала, что его поиски (ну почти!) увенчались успехом. Найти – нашел, но нужно было еще вернуть. На этой полусчастливой ноте Эллисабэт Нолл и Нэйтон Ривер под ручку, красиво маша красным носовым платочком, уходят на второй план. Все те, что мелькали с ними, также скроются за кулисами. А на арену выходят новые лица, которых я с нетерпением и легким нервным покалыванием в ушах, жду с начала первой главы.
Не грешно бы создать вторую часть эпопеи (слишком громко и смешно для данного произведения) начать на новой страничке шестой по счету тетради, но я жадное и до дрожи экономное создание, поэтому, не дождешься. Часть вторая: «Рен».
                «…у моей правды глаза небесного голубого цвета…», - Ренис Нолл.
         
   Глава первая: «Какого черта?!»
- Хочешь сказать, ее можно использовать? – взрослый мужчина в презентабельном костюме и в приблизительном возрасте шестидесяти лет крайне неторопливо вжал окурок сигареты в ровненькую пирамидку из пепла в стеклянной пепельнице. Мог себе позволить, это был лично его приемный кабинет, в котором он был единственным и, разумеется, полноправным хозяином, которому не могли и слова поперек молвить, даже если бы очень сильно того хотели.
- От вас ей уже никуда не деться, - а этот человек был моложе, значительно моложе, но держался ничуть не хуже. Так, будто и у него есть такой же кабинет и за плечами аналогичная власть. – Не мне настаивать, решение принимать, конечно, вам. Я же подчинюсь любому вашему приказу.
- Мне нравится твоя идея, но, - мужчина продолжал пальцами крутить окурок, вжимая его с большей силой в сероватую горку. – Что, если о ней пронюхают и захотят у меня отобрать? Для кого-то это будет равносильно сорванному кушу у самого государственного валютного фонда.
- Мы не позволим.
Мужчина одобрительно кивнул, разжал пальцы, и окурок упал, поднимая маленькую тучку пыли от пепла. Пребывая в раздумьях, о чем и говорили многочисленные борозды, пролегавшие между сведенными у переносицы бровями, он немного помолчал, а потом размеренно сказал:
- В том, что ты предлагаешь, Каэл, есть правда. И выгода. Так же я нахожу, что ты абсолютно прав и в том, что дочь Кранка Крамера добровольно не выложит нам, кто она есть, даже под изощренными пытками.
- Тем более, ей хорошо известно, что от нее избавятся, как только она это сделает. Девушка слишком много прожила со своим хитрым отцом, чтобы не понимать столь элементарных вещей.
- Верно. И потому я считаю, что твоя идея хороша. Но снова – но.
Молодой (опять-таки, относительно этого седовласого морщинистого и с виду бодрого человека) собеседник выжидательно молчал, стараясь ничем не выдать дикого волнения, особенно своим поведением. Он и так уже дважды влез до этого, перебив мерно говорившего шефа, что недопустимо и может вызвать подозрения.
- Но сработает ли? – сказал, наконец, после передержанной паузы старик (не совсем верно).
- Этот препарат, который не составит труда вам достать, может нам помочь.
- Его еще ни на ком не тестировали, Каэл.
- Ну, вот, еще одна возможность использовать ее, - Каэл безразлично взялся за пачку сигарет, вынимая ее уверенным и непринужденным движением из нагрудного кармана куртки. Достал одну папироску, покрутил в руках и задумался.
- Не зря говорят, свежие мозги…(очень вкусные), - высказывания своего старик не закончил, вероятнее всего, он сделал это про себя, поэтому нам не узнать, что же именно он хотел этим сказать. – Где она? – спросил он вместо этого.
- У Хирурга. Он осмотрел, сказал, будет жить.
- Это как я решу, - старик (да не старик он!) жестом попросил собеседника подать и ему одну сигарету.
Каэл поторопился сделать это в несильно услужливой манере. Заискивать он не любил, умел, но давно перестал это делать, какая бы важная персона перед ним не находилась. Подал огоньку и вновь вернулся к мягкому кожаному креслу, расположенному в трех шагах от роскошного стола из самых ценных пород дерева, за которым восседал сильный мира сего.
Затянувшись глубже и выдохнув клубы дыма в сторону Каэла, седовласый мужчина пожевал губами, серьезно раздумывая над чем-то. Его, кстати, звали Генри Мидлл, и это был тот самый беспощадный и коварный «хозяин жизней» из рассказа Эллисабэт Нолл о Муссафе и Рахиме. Допустим, все-таки, что по своим годам он годился захваченной его людьми девушке в отцы. Внешне соответствовал возрасту, однако, физически мог дать фору людям помладше. Опасный человек, стоит что-либо задумать – и его ударом кувалды с пути не сведешь. Можно попытаться соблазнить горой из денег, но такая уже была намечена им на счетах одной девушки.
- У меня возникли кое-какие мысли по поводу твоей идеи, - Генри откашлялся, посмотрел пристально на сигарету в своих пальцах. – Вот, как я хочу, чтобы было… - эти речи лучше утаить, мне пока это не нужно. Подожду, когда они закончат, и Каэл Хантер, покинув хозяина, направится к Хирургу.
Переговорив и с Хирургом, Каэл Хантер попросил того проводить его к Ренис Нолл, ему еще не выдалось возможности увидеть жертву, его верная подруга Лаура всего лишь сухо отчиталась в деле и коротко передала обнадеживающие слова Хирурга: «Будет жить».
- Она здесь, - Хирург распахнул дверь и, пропуская Хантера вперед, вошел следом, плотно прикрыв за собой дверь.
Хантер сразу же подошел к койке, на которой лежала накрытая, как труп, белой хлопчатобумажной тканью, дочь миссис Нолл. Ну, тут нечего удивляться – это была частная клиника, соответствующая всем медицинским стандартам. Только вот главный человек клиники – Хирург – являлся частью криминальной группировки и таким же подчиненным Генри, коим был и Каэл Хантер.
Каэл вдруг попятился от девушки, будто боялся приведений и призраков, которых увидел, посмотрев на нее. Но почему-то он все никак не мог отвести от нее глаз. В этой пугающей тишине до Хантера донеслось тихое:
- Ты ведь знаком с ней?
И Хирург, и Хантер – оба стояли теперь у двери, напротив, лежащей неподвижно и утыканной капельницами, Ренис Нолл. Как только Хирург задал сей вопрос, Хантер снова отвернулся от него и взглянул на девушку, все еще пребывающую в бессознательном состоянии, и промолчал.
Настойчивый Хирург произнес на порядок громче:
- Каэл, я давно тебя знаю, и…то, как ты на нее сейчас смотришь, мне говорит, что ты видишь ее не впервые.
- Насколько сильно это меня выдает? – не отрицая и скрывая волнение в голосе, спросил у него Хантер.
- Настолько, что люди, подобные мне, тебя в два счета раскусят.
- И что же мне делать? – скрылся под равнодушием тот, и это прозвучало скорее как не относящееся к нему предложение, а не как вопрос, который должен истинно волновать его.
Хирург пожал плечами в ответ. Он напряженно думал про себя:
«Значит, я прав. Но, если это так, то где и при каких обстоятельствах эти оба могли встретиться?! Что их связывает?! Что?!», - мужчина искоса глянул на Каэла, закралась кусачая мысль. – «Может, она его дочь?!», - и тут же у самого нашелся ответ. – «Нет! Этого быть не может. Они совершенно не похожи, да и взгляд у него не больно-то и отцовский. И меня бы он поставил в известность, будь это так. Так кто же ты, девочка? И почему в тебе так заинтересован Генри?».
- Скажи же что-нибудь, - вырвал Хирурга из его мыслей в реальность Хантер.
- Я не знаю. Но среди своих ребят ты можешь быть спокоен, а вот с Генри – с ним будь осторожен. Тебе лучше знать, как себе повести, главное, помни о том, что сейчас я тебе скажу по-дружески, ни слова не тая, - Хирург перевел глаза с собеседника на девушку. – Я сейчас увидел, что ты, глядя на нее, будто впадаешь в какие-то туманные воспоминания, которые тебя пугают. Ты даже хмурился и морщил лоб, словно тебе хотелось вспомнить мельчайшие подробности и у тебя это не получалось. К чему я это говорю – не забывай о своем лице, оно изрядно выдает тебя. Как возникнет надобность посмотреть на нее, думай о том, что связано с работой, отвлекай себя другими мыслями о своих людях, о Лауре, в конце-то концов, - засмеялся негромко он, завершая свою длинную речь.
- Тише ты, - зашипел на него Хантер. – А о Лауре, кстати, я думаю всегда и никогда не забываю…
Его прервал запищавший прибор, мужчины обернулись. Веки Ренис слабо задрожали, еще секунда и она открыла глаза. Хирург молнией сорвался с места и в мгновение ока оказался подле нее, с возникшим в руках, невесть откуда взявшимся, шприцом наготове. Другой рукой достал из кармана и ловко вскрыл небольшую пластиковую ампулу, набирая ее содержимое в шприц, он склонился над девушкой. Глаза Ренис, часто моргая, принялись разглядывать это лицо, а вернее, полосу лица, в которых видела только глаза, остальное скрывалось белым колпаком и маской. Она видела мутно и расплывчато и, видать, оттого возникло желание протереть глаза, как и подумал Хирург, потому как правая ее рука вяло согнулась в локте. Но поднести к лицу она ее не сумела: Хирург уже ввел содержимое шприца в катетер. Еще несколько секунд и приподнятая рука безвольно опустилась, а веки вновь сомкнулись.
- Ты что, ее усыпил? – спросил, выглядывая из-за его спины, Хантер. Он подобрался ближе, наблюдая за происходящим, при этом будто специально прячась за спиной врача.
- Можно и так сказать.
- Так быстро?! Лошадиную дозу вколол что ли?!
- Всего лишь очень действенный препарат, аналогов немало известно медицине, - сказал взвешенно Хирург, сняв маску и оставив ее висеть за одним ухом, что вызвало невольную улыбку у Хантера. – Ты в курсе, что я получил строгий наказ от Генри в течение двух недель не давать ей приходить в себя? Вплоть до того момента, пока на моих руках не окажется одно сомнительное и не опробованное средство, которое я должен буду вводить ей еще дольше?
- Генри поведал мне об этом сегодня, изрядно ошеломив, - Каэл Хантер недоверчиво кривил губами, оставляя при себе важное дополнение о том, что это именно он подал хозяину такую идею. – Может ли существовать такой препарат, что отшибает память? Такое разве бывает?! – усмехался Каэл, не веря тому, что час назад услышал от Генри, доработавшего его идею мигом.
- Бывает, почему же и не быть. На свете есть чудеса людские и куда загадочнее. В наше время человеку можно создать все, были бы только мозги и руки, хотя бы с золотыми пальцами. В фармацевтических компаниях гениальных чудаков достаточно, друг мой.
- То есть, препарат существует?
Хирург уверенно кивнул.
- Так в чем же суть этого чудо-лекарства? – заострил на этом внимание Хантер.
- Не сказал бы, что чудо. Я немного покопался в источниках и кое-что выяснил о нем. Память вчистую не отшибает, нет, не уповай наивно на это. Человек всего лишь не сможет помнить толком ничего о себе: ни о том, что было в его жизни, ни себя, ни людей. Может, что-то и будет в голове, но как несвязные и мутные обрывки, это я так предполагаю, уверенности у меня в том нет. На себе не проверял, - позволил себе усмехнуться Хирург и продолжил. – Эффект этот временный, его нужно постоянно подпитывать второй частью препарата, поддерживающей действие первой. Если же прекращается подача в организм второго компонента, то со временем прекращается действие первого, и через какой-то определенный период человек может начать вспоминать и складывать в верной последовательности события своего прошлого. Ну, хотя бы те, что сможет выудить из разорванной памяти.
Хантер молчал и внимательно слушал, впитывая все и мотая на ус. На мой ус.
- Из всего этого следует, что Генри не намерен постоянно держать девушку в этом вынужденном беспамятстве. Отсюда же вытекает вполне логичный мой вопрос: зачем ему вся эта заварушка с потерей памяти? Не могу понять. – Хирург замолк и вопросительно посмотрел на Хантера, мол, теперича глаголь ты и озари меня ярким светом ваших общих тайн.
Но Каэл упрямо помалкивал.
- Ясно, Каэл. Ты ничего не знаешь, - врач сделал паузу. – Или же ты не можешь говорить о том, что знаешь. Понимаю. Да дураку понятно, что это все не просто так. Раз он взялся ставить такие опасные эксперименты над этой девочкой, значит, ему от нее что-то очень сильно нужно.
- Этой девочке около двадцати шести лет, а может, даже больше, - задумчиво перебил Хантер.
Неа, не больше, мы же уже выяснили, что ей на тот момент было двадцать шесть лет.
- Что?! – Хирург возмущенно уставился на него, ожидая услышать, что тот пошутил или же какие-либо объяснения. Ни того, ни другого не последовало. Пока хирург потрясенно разглядывал лицо девушки, Каэл молчал, и это подчеркивало всю его серьезность.
- Немного позже я расскажу тебе, - сказал он вдруг. – Не хочется мне от тебя скрывать, от этого я себя паршиво чувствую. Особенно, когда ты спрашиваешь, а я не могу ответить, не потому что не знаю, а по причине…
- Нет, не надо, - перебил Хирург. – Не следует подставлять себя и меня. Я, знаешь ли, еще жить хочу.
- Но я все равно однажды расскажу, - рассмеялся Хантер. – Умирать, так вместе.
- Шел бы ты с такими лозунгами, друг.
Мужчины переглянулись и, невесело обменявшись улыбками, продолжили стоять возле койки Ренис.
- Мне не дает покоя одна мысль, - опустил взгляд на бледное лицо девушки Хирург. – Что мне интересно, так это то, что раз ты знаком с ней, ровно также, как и ты, знакома с тобой и она. И если это так, то она неизбежно вспомнит тебя, когда сам знаешь кто, прикажет прекращать пичкать ее лекарством и продолжать над ней свои опыты. Что же ты будешь делать, когда это произойдет?
- Будет лучше, если она не вспомнит. Но, если это произойдет, хм… Она не глупая девушка, она этого не покажет.
- Уверен?
- Не уверен в том, что буду делать я.
- Генри знает о вашей связи?
- Думаю, нет. Будь иначе, вряд ли бы я здесь находился.
- Все настолько серьезно? – Хирург округлил глаза. – Я передумал. Хочу все знать, и ты мне, безусловно, расскажешь. Но чтобы обязательно включил в свою документальную историю детали твоего загадочного знакомства с этой загадочной девушкой (а хотел сказать девочкой!).
- Договорились.
Хирург сменил пустую бутыль, прокапавшую в вену, и кивнул на двери. Мужчины вышли.
- Я поеду с тобой. Ты же не откажешься подбросить меня до дома?
- А за ней кто присмотрит? – изумился Хантер.
- Одри. Моя самая лучшая ученица. Ей можно доверить даже отрезанную ногу – пришьет сосуд к сосуду. Что уж говорить о банальном присмотре за больным. Сделает все на высшем уровне. А случись что не так – телефон в кармане, вызовет. Приду.
Его ответ устраивал Каэла, что он, опять-таки, подчеркнул молчанием. Они вышли из клиники и направились к припаркованному автомобилю. Хлопнули двери, Хантер поспешно заблокировал их. Это не ускользнуло от глаз Хирурга. Его, между прочим, звали Нойман, а то, что это я все Хирург, да Хирург. Врач, да мужчина в белом, тот, этот, того, сего. Нойман он, будьте знакомы.
- Ты боишься повторения случая с Карлой? – с ехидством в голосе, но неизменно серьезным лицом подметил Нойман, бросив искоса взгляд на него.
- Кто бы знал, что эта дурочка навалится на дверь, повиснет на ней, открыв настежь именно в момент моего шикарного виража на повороте.
Хирург рассмеялся.
- Смешно и весело ему! Видел бы ты, что здесь творилось, было бы не до смеха.
- Ну-ну, поподробнее, это же сенсация! Неполный провал великого Хантера, и все из-за плохо закрытой двери, - скалился Нойман. – Представляю, чтобы случилось бы, вывались она из машины. В лучшем случае разбилась бы насмерть, в худшем – из нее вытрясли бы все, и вам всем дружно пришел бы конец.
- Потому я и вцепился в нее правой рукой, но даже я не удержал бы. Сложно было на такой скорости одной рукой цепляться за руль. Хорошо, что Лаура была с нами.
- Как всегда спасла ваши задницы?
- Не среагируй она вовремя…
- Лежали бы вы все с пулей в затылке, пущенной радетельным Генри, в одной общей помойной яме, - закончил за Хантера Нойман. – Так что Лаура сделала-то?!
- О-о! Это надо было видеть!
- Я частенько пребываю и даже тону в черной зависти от того, что не могу видеть ее в деле. Ну, же, говори.
- Она рванула на себя спинку, чуть с корнями не выдрала, а она у нас и так никак до мастерской не доходила, благо Мэндси на секунду раньше додумалась открутить клапан понижения, протиснулась вперед и обеими руками ухватилась за Карлу, которая своими волосами прочистила километр трассы. Лаура подтянула ее внутрь и крикнула  мне: «Отпускай!». Это было как нельзя кстати, я едва успел вырулить, съехав по встречной. Еще и этот хвост за нами, если бы не они, я бы ногой выпихнул эту несносную девчонку, чтоб размозжила себе голову, да побоялся, что она уцелеет врагам на радость. Сколько же проблем от нее!
- Да будет тебе, не ты ли восхищался ею и говорил, что в стрельбе даже ты ей в подметки не годишься?!
- Я, но… - похоже, что эта мысль Хантера была стремительно сбита другой. – Слушай, Нойман, помнишь, ты говорил о препарате.
 - Помню, - отозвался без желания Хирург. Эта тема ему однозначно не нравилась.
- Генри предупредил меня, что его отправят с партией героина, которую мы должны будем реализовать. Ее уже ждут. Первая партия поступит вместе с Нави, примерно через две недели.
- Как раз выпадает на две недели, в которые мне приказано накачивать снотворным девушку, - влез, рассуждая вслух, Нойман.
- Так вот, что будет, если они не успеют в срок?
- Что ты имеешь в виду? – Хирург сузил глаза в щелочки, уже догадываясь, но умалчивая.
- Тебе сказано, ровно две недели. Если будет задержка хотя бы в день, то…
- Да понял я, к чему ты клонишь, - нетерпеливо перебил Нойман. – Ты хочешь поговорить с ней?
- Всего лишь предпринять кое-какие меры.
- Это не безопасно, Каэл.
- ..? – тот самый немой вопрос от Хантера.
- Вчера мне звонила Одри, сказала, что сразу по моему уходу пришли приближенные Дьюи и придирчиво осматривались. Вынюхивали что-то, увидеть нашу жертву не возымели желания, что странно. Одри не спускала с них глаз, и вроде бы ничего такого, но.
- Думаешь, могли установить прослушку?
- Подозреваю, но точно сказать не могу. И если не вчера,  то сегодня – точно воспользуются моим отсутствием и это сделают. Помнить об этом тебе все же стоит.
Хантер поник, потеряв интерес к дальнейшему обсуждению, из-за чего в машине воцарилась тишина. Недолго ей царить. Ее прервал хирург:
- Если будет задержка, я организую тебе встречу с ней.
- Как? Ты же только что о прослушивании говорил…
- Есть подвальное складское помещение, о нем ни одна живая душа не знает, ну, кроме Одри. Я могу тебе все устроить.
- Было бы хорошо.
Они снова ненадолго замолчали. Хирург думал про опасную затею с подвалом, Хантер – сосредоточенно смотрел на дорогу.
- А знаешь, что злит меня больше всего? – нарушил молчание Каэл, и Нойман вопросительно вскинул брови и повернулся к нему.
- То, что вторую партию везет сам Дьюи.
- И что в этом такого? Будто ты мало с ним контактировал.
- Он не просто ее доставит, он еще останется в числе моих ребят.
- А вот это уже, действительно, подстава, - хмыкнул Нойман.
- А я, дурак, наивно радовался, что избавился от него.
- Хм. Я, конечно, просто врач, на свою молодую горячую голову связавшийся с Генри и вынужденный под его натиском собирать вас и, грубо говоря, чинить, но даже мне понятно, для чего наш хозяин снова шлет своего сыночка в твою сплоченную команду.
- Глаза и уши, - опередил выводы врача Каэл.
- То есть, тебе нет доверия? – с сомнением спросил врач.
- Не думаю. Это что-то вроде корреспондента, засланного в горячую точку. У Генри появятся два канала информации: один – я, другой – сын.
- И он будет сверять кто, что и как. Хитро, - Хирург потер лоб. – Послушай, Хантер, я тут вот о чем подумал. Если ты собираешься поговорить с ней, то знаешь, как ее зовут? Скажи мне, нужно же и мне к ней как-то обращаться, когда буду подготавливать ее к вашей непринужденной беседе.
- Вроде как Ренис, - ответил Каэл. – Но я уверен, что оно было другое и звучало иначе.
- Не понял.
- Ренис – фальшивое имя, как и жизнь, которой она жила, перед тем, как Лаура умудрилась похитить ее прямо из больницы.
- Настоящего ты не знаешь?
- Нет, - обескуражено выдал Хантер.
- Странное у вас знакомство. Ну, да ладно, почти доехали. Мне останови у булочной.
- Передавай привет Мэри.
- Может, зайдешь сам? – открыв дверь, Нойман спустил одну ногу.
- Как-нибудь в другой раз.
- Ну, бывай, - Хирург хлопнул дверью и побежал покупать своим жене и маленьким дочуркам свежие вишневые булочки.
Машина развернулась в обратную сторону и помчалась, обгоняя один за другим  неторопливый общественный транспорт. Каэл направлялся к своим подчиненным, тщательно обдумывая, что он может сказать этой Ренис и, вообще, получится ли у них с Нойманом выкроить время на разговор, ведь Генри не допускает ошибок, после одной давно допущенной с Кранком Крамером.
«Еще и этот Дьюи как снег на голову! Придется быть предельно осторожным. Парень-то не глуп, сметливый, зараза. А еще как все это мне преподнести своим?! Выдумать легенду или же это сделает за меня Генри и сообщит мне, чтобы я уже поставил в известность остальных сам? А затем, как я это сделаю, проследит, конечно же, Дьюи. Черт, он опять будет посвящен во все дела моих ребят! Надо бы заранее проинструктировать команду, чтобы при нем все были начеку. Ну почему они ее нашли именно сейчас!», - Хантер озабоченно кусал верхнюю губу, подмяв ее между нижней губой и верхними зубами. Весьма щадяще грыз он себя, заметь.
- Кто же этот Хантер? Может, один из друзей Муссафы? – озадаченно подумаешь ты.
Хм, может быть. Ведь из тех, что пришли с Муссафой спасать семью, обозначены были только Мэвила Оруэла и Микки Ровспела. А там еще были третий и четвертый.
- Возможно, что Хантер или этот третий, или этот четвертый? – опять влезешь ты вперед меня, не давая мне закончить.
А возможно, и нет. Летами, батенька, не подходит. Уж больно молод относительно возрастной категории Муссафы и его друзей. Каэлу Хантеру – тридцать четыре года. А самый младший друг Муссафы Мэвил Оруэл погиб в возрасте пятидесяти двух лет. Так что, нет, увы, тут мы мимо и со свистом. Поговорим с тобой за эту личность чуточку позже. Ведь я жуть как люблю переносить самое важное на потом.
Каэл Хантер повременил с инструктажем своих подчиненных. А следующим днем, заехав за Нойманом, лично повез того в клинику к Ренис. На сей раз речь в машине между этими двумя зашла о препарате и его негативном воздействии на психику, что не для каждого пройдет бесследно, не затронув тонкие струны души. Так же они напомнили друг другу, что люди Генри, учитывая промах Кранка Крамера (это Муссафа, если ты не помнишь), натасканы появляться вовремя и в срок, если жизнь дорога, так сказать. Поэтому было напрасным лелеять надежду заветным опозданием аж на целый день.
Нойман же, на свой страх и риск, предложил ему лично от себя другой шанс, за который не сносить головы с плеч, ежели о том выяснится. Он пообещал, что в последние один-два дня постарается продержать девушку в сознании. А дальнейшее – за Хантером. На том и порешили мужчины.
Высадив Хирурга у его клиники, Хантер сделал большой круг, не желая разворачиваться на сложном участке дороги, и, подъехав, остановил машину у двухэтажного здания в центре города. Над одним его входом красовалась вывеска:
«Адвокатская контора Дьюи Олдера».
А левее, в метрах пятидесяти возле еще одного парадного входа с таким же высоким крыльцом висела менее строгая, почти веселая, бумажная реклама:
«Грузовые перевозки. Доставим в срок и не вспотеем!»
И там, и там убедительно играли свои роли люди. Его люди. Так как все это было не более чем прикрытием. Нет, они, конечно, занимались указанными на больших ярких вывесках делами, но в свободное от непосредственной работы время. Да и аренда такого огромного здания могла вызвать подозрения, поэтому пришлось маскироваться под две разные фирмы, совершенно не схожие и никак не контактирующие – ну где тут найдешь общего у цивильных адвокатов и обыкновенных грузчиков?
По секрету скажу, что как грузчики они зарабатывали куда больше, заказов было достаточно, чего не скажешь о нотариальной конторе. Но на самом же деле люди попросту здесь жили, пусть и временно – пока Генри не даст приказ покинуть город. Ютились люди в комнатах по трое, четверо, редко кому доставалась в личное пользование целая комната. Редко, но было и такое, например, Лауре. Жили в этом доме совместно и парни, и девушки и подчинялись все они Хантеру. А он – Генри, но это уже и без меня понятно.
Хантер вышел из машины, постоял на распутье, вздохнул и пошел к «Грузоперевозкам».
«Там поспокойнее», - не понаслышке знал он.
Обе конторки имели тыльный, скрытый от глаз посетителей дверями, общий коридор. Им и были конторы отделены от других нижних комнат. К верхним комнатам вела узкая лестница в правом дальнем углу возле санузла и душевой. Левый дальний угол этого длинного коридора вел в обитель мистера Хантера, который пренебрег «Адвокатской конторой», так как в ней сидела, в основном, прекрасная, но опасная половина его команды. В строгих костюмах и чинных позах – это если появлялся редкий посетитель. Чаще всего здесь стоял галдеж и гвалт, что неизменно присутствует в чисто женских коллективах, оставленных без присмотра строгого начальства, то есть, Хантера, который, как видишь, правильно выбрал место намного тише. Мужчина предпочел юркнуть к сильной половине своей команды. Он вошел к ним без стука, как кот, бесшумно, оставалось только пушистым хвостом об дверь потереться и территорию пометить, да только и без него мечено уже все.
 Хантер вошел и остановился, застав такую картину:
Один (то был известный нам Паленый) сидел за самым крайним столом, почти у самой двери, закинув на него скрещенные ноги. За этим же столом шатен с собранными в хвост длинными волосами Риччи, уронив голову на руки, а всю верхнюю часть тела на стол, безразлично смотрел на двух других – на Адама, что забравшись на соседний стол, пытался залезть на высокого и плотного Пита, приговаривая:
- Да я только попробую прокатиться на плечах и слезу. Ну, что, тебе жалко что ли?!
Пит что-то недовольно мычал в ответ, уставившись в телефон в своей руке.
Сидевший за их же столом бритый налысо Стив с завистью наблюдал за тем, как один наглец седлает другого. С ним же рядом разместился худощавый блондин Рик с впалыми щеками, покрытыми редкими и мелкими оспинками. Он с упоением и безмерным наслаждением смотрел в экран своего ноутбука, предназначенного исключительно для работы. И Рик явно был занят не работой. В сторонке на полу у гостевого мягкого холла сидела стайка парней и, грязно и матеро ругаясь, играла в карты на желание.
- Кот вернулся, - сказал негромко Хантер, глядя на них. – Пляс окончен.
Его услышали и подняли на него испуганные глаза. В один миг исчезли разбросанные на полу карты, Адам ловко был снят и поставлен по стойке смирно Питом. Паленый неторопливо скинул со стола ноги. Риччи, заставив себя оторваться от стола, выпрямился и принял позу примерного школьника перед строгим учителем. Стайка парней у дивана выпрямилась и встала рядом с Адамом. А Рик продолжил увлеченно бегать глазами по монитору, не замечая ни вошедшего человека, ни перемен, принесенных этим человеком.
- Что у него там? – безучастно спросил Хантер, проходя мимо него.
- Сегодня «Наруто», - ответил Паленый.
- Главное, чтобы не… - Адам не договорил, его одернул Пит.
- Где Лаура?
- Сейчас на женской территории, - снова первым лез неугомонный мальчишка, стоящий возле верзилы Пита, намекая, что она погрязла в сплетнях в женской конторе.
- Путь возьмет Гвен и зайдет ко мне, - сказал Хантер.
Адам бросился исполнять поручение босса, который не желал появляться в шумной женской компании. Зато Адам был не прочь подбросить причин для истеричного визга своими неадекватными выходками. А Хантер, не тратя сил на порицание этих беспечных парней (достаточно было и его сурового взгляда), прошел в коридор, который вел в «Адвокатскую контору». Не доходя до нее, он скрылся за другой дверью, за ней открывался конец широкого коридора, изрезанный многочисленными дверными проемами со смежными и отделенными комнатами. Самую просторную из них занимал он, скромно величая своим «кабинетом».
А что, есть у Генри, не может быть у него? Тем более что выглядела его комната как истинный кабинет: дубовый шкаф у окна, широкое кресло в кожаной обивке возле шкафа. По ту сторону от окна удлиненный диван, занимавший всю стену и являвшимся общим предметом с креслом, имевшим ту же форму и вид. Напротив кресла стоял его стол с красивым резным стулом, а позади стола вдоль стены стояли шкафы, состоящие из сплошных полок, на которых красовались книги. Последний штрих сего интерьера это ковер, что стелился от стола до двери. Все это, конечно, принадлежало владельцу здания и сдавалось в аренду вместе с комнатами. Выбросить, продать, забрать этого они не могли. А Хантер забрал бы, но нельзя, ибо человек чести, пусть и не всегда про нее приходило напоминание.
Он вошел и захотел разлечься на диване, но ему предстоял серьезный разговор с Гвен и Лаурой, которые не заставили себя ждать. К их приходу он уже восседал на своем стуле и за своим столом, напоминая собой все того же Генри, перед которым все стелились или ходили по струнке. Вошедшие женщины (девушки!) сразу же устроились на диване.
- Уделять этому много времени не стану, - сухо начал мужчина, глядя попеременно на обеих. – Гвен, ты помнишь, что я тебе вчера сказал насчет Дьюи?
- Слово в слово, босс, - видная смуглая брюнетка с густыми ровно подрезанными до плеч волосами кивком откинула пышную челку в сторону. – Исполню все по требованию.
- Хорошо. А ты, Лаура?
- Не спускать глаз с Ренис, - монотонно сказала она, повторяя его слова. – Только когда уже она здесь появится, Хантер?
- Скоро.
- А кто это вообще? Что еще за Ренис? – поинтересовалась Гвен, она не имела и понятия об этой девушке, доставленной недавно Питом, Адамом, Карлой, Лаурой, Нави и Паленым прямо из больницы и прямо в другую, уже частную аналогию медучреждения.
- Я объясню на общем сборе.
- Какая скрытность. Небось, важная персона, - Гвен, ухмыляясь, посмотрела на Лауру. Та – ноль эмоций.
- Очень важная, - подчеркнул Хантер и сделал знак рукой в сторону двери, говоря этим, что они свободны. Когда выходила Лаура, сказал:
- Задержись, Лаура.
Гвен, стиснув зубы, вышла одна. Не для кого из его команды не секрет, что Хантера с Лаурой связывает нечто большее, чем преданное отношение подчиненного и уважительное подчиняющего. Это были не просто начальник и рабочий, тут все куда сложнее. Как любишь ты.
Лаура, закрыв дверь, подперла собой и посмотрела на босса.
- У тебя есть какие-то вопросы?
- Есть, Хантер.
- Ну и?
- Повторю: Когда Ренис здесь появится?
- Недели через две. Еще вопросы?
- Для чего она нам здесь нужна?
- Нам она абсолютно не нужна.
- То есть, Генри?
Мужчина утвердительно кивнул.
- А ему? – она укоротила вопрос: «А ему зачем нужна Ренис?» до невозможного, но могла бы и этого не делать, ее в этом кабинете понимали и без слов, буквально по одному взгляду и недовольному вздоху.
- Конечно же деньги, Лаура.
- Не похоже, что она дочь из богатой семьи, на похищении которой можно что-то получить.
- Здесь кроется нечто другое.
- Значит, не скажешь? – Лаура оторвала спину от двери, опять-таки, все прочитав наперед.
- Не сейчас.
- Вопросов больше нет.
Хантер кивнул, Лаура покинула кабинет. Мужчина остался размышлять над тем, как отреагируют его люди на то, что он вскоре должен им сказать. А именно то, что они должны приложить максимум усилий и войти в доверие к этой Ренис. Стать немногим больше, чем просто друг, подруга. Хоть кто-нибудь должен это сделать, хоть у кого-то должно получиться! Все это для того, чтобы она сама в скором времени поделилась своей тайной, открывая легкий и верный путь к деньгам Генри, который щедро за это их вознаградит, как и полагается.
«Но говорить подобное напрямую ли, или же ждать предложений на этот счет от Генри? И что делать, если под действием препарата она не сможет вспомнить себя настоящую? Что, если эффект будет необратим? Как быть тогда?!», - вот, что сейчас терзало Хантера.
И терзало долго, мешая по ночам спать.
Ближе к концу второй недели он собрал у себя лишь нескольких особо приближенных людей. Тех, в ком был уверен как в самом себе – Паленого, Лауру, Риччи, Пита, Адама, Гвен, Ирму и Карлу. Остальные члены команды остались ждать, не ведая о замыслах босса до приезда Дьюи. Вызванные им люди рассредоточились по его кабинету хаотично, им это с его молчаливого согласия позволялось. Ирма разлеглась на подоконнике (она всегда занимала именно его, тем самым контролируя вид снаружи во избежание лишних ушей). Пит и Адам вечно вместе, делили с Лаурой и Карлой диван Хантера. Гвен сидела на подлокотнике кресла напротив стола Хантера. В кресле сидел Паленый, а Риччи занимал другой подлокотник этого же кресла.
Сам Хантер неизменно сидел за своим столом. Он коротко и сухо проинформировал их о некой девушке, которая через пару недель пополнит их состав. Кто она такая, чья она дочь, Хантер опустил. Тонко подметил только то, что она владеет баснословным состоянием, которое им нужно у нее по-хитрому выудить. На логичный вопрос Паленого:
- Почему бы этого не сделать привычным путем – приставив к ее виску дуло пистолета?
Хантер качнул головой и сказал:
- Не прокатит.
- Почему это? – опередила всех Гвен.
- Этим ее не запугаешь. Зная исход, она предпочтет смерть. В этом смысла никакого.
- Что тогда нам с ней делать? По-другому умеем ли мы? – неправильно составил предложение Пит и посмотрел на Лауру.
Та пока заняла молчаливую позицию, глядя перед собой и никого не замечая.
- Наша цель – ввести ее в заблуждение. Заставить поверить, что она всегда была частью нас, но просто по каким-то причинам она этого не помнит.
- Мы, хороши в притворстве, но мы не актеры, Хантер, - Риччи мрачно поглядывал на него.
- А если и да, то хреновые, - добавил Адам.
- А как по мне – то лучше нас людей на дело не найдется, - усмехнулась Ирма с подоконника.
- Что нам это даст? – затмила их замечания своим четким вопросом Лаура.
- Со временем она примет это и доверится нам. Парочке человек уж точно.
- И тогда можно будет из нее веревки вить, да? – Паленый не скрывал своего сомнения.
- Да, Брэдли, - посмотрел на него Хантер, назвав парня по имени.
- То есть, мы должны липнуть к ней как словно мухи, через слово уверяя в тесных связях с нами? – уже недовольная ролью, отозвалась с подоконника Ирма с длинной русой и туго заплетенной от самой макушки косичкой, которую она вертела одной рукой у лица. Сама она смотрела в окно и будто ответа на свой вопрос и не ждала.
- Вовсе не обязательно. Не нужно рьяно набиваться к ней в друзья, это будет слишком подозрительно и неестественно. Просто ведите себя так, будто вы с ней давно знакомы. Необходимо уверить ее саму в этом.
- А она, Хантер, по-твоему, полная дура, чтобы не знать, с кем она знакома, а с кем нет?
- Понимаю, что ты имеешь в виду, Брэдли, - Хантер встал, обошел стол, облокотился об него зоной нижних позвонков. – В этом нам поможет одно действенное лекарство, которое ты (тут он посмотрел избирательно на Лауру) своевременно будешь подсыпать ей в еду, - про то, что еще раньше это будет делать, прямо в вену, Нойман он умолчал.
Все собравшиеся, не пропустив его слова, повернули головы к Лауре.
«Делать мне больше нечего!», - думала недовольно она.
«Нашел самую ответственную!», - с ненавистью думали Карла, Гвен и Ирма.
- Для чего эти забавы? – Лаура показала, что это ее не устраивает.
- Я уже говорил, - вздохнул Хантер. – Деньги, которыми с нами поделится Генри.
- И вся эта бредовая идея принадлежит ему? – Лаура определенно не желала это принимать.
Хантер не сказал ни «нет», ни «да», только выразительно посмотрел на нее, отвел глаза и окинул остальных взглядом. Идея полностью (и мысль о тестировании на Ренис препарата, созданного фармацевтической компанией, принадлежащей Генри) принадлежала ему. Большого труда стоило уговорить Генри прислушаться и повременить с незамедлительной расправой над девушкой. Хозяин изначально склонялся к действенному методу – пыткам.
- Помимо всего прочего, использовав ее в своих целях, мы сможем выгодно избавиться от нее, подставив в каком-нибудь громком деле и пустив полицию по ложному следу. И пока они  будут заняты ею, мы преспокойненько смоемся в другое место, - Хантер скрестил руки на груди, ловко оперируя плюсами своей идеи, и поддерживая образ злого гения и атамана группы. А то, чего гляди, удумают, что он сам всю воду мутит, чтобы избавить цель от смерти.
- У меня вопрос, - дождался паузы Риччи. – Что это за лекарство и какой нам от него прок?
- Она не будет ничего помнить какое-то время, на что я и делаю ставку.
- А эта ее амнезия не станет для нас проблемой? – пытливый ум Риччи просто восхищал Хантера, чьи переживания угадал этот длинноволосый гений.
- Не думаю, - уверенно ответил ему Каэл, хотя уверенности – никакой.
- Если она станет частью нас, то и работать должна будет на равных? – задала вопрос Карла, лишь бы только его задать и обратить внимание Хантера на себя.
- Естественно. Но за ней нужен будет глаз да глаз. – Их босс сказал это и вновь посмотрел на Лауру.
- То есть, нянчиться с ней мне? – без тени эмоции спросила она.
- Всем, если понадобится. Пресекайте любые попытки бегства и защищайте.
- Защищать? Да от кого, если главное зло для нее – мы?! – воскликнула с усмешкой Гвен.
- От таких же, как и мы…
- От конкурентов, - перебил Хантера Адам, вздохнул и добавил мечтательно. – Скорее бы увидеть, что это за золотоносное дитя!
Хантер улыбнулся, Адама он очень любил. Прямо как непослушного младшего брата, которому позволялись мелкие шалости и неповиновение. Но Каэлу он никто. Посторонний. Чужой паренек двадцати лет, порою выбешивающий своими шумными выходками. Но сейчас Адам вел себя на удивление тихо.
«Вроде всем все понятно. Но никто из них задумки не одобряет. Конечно, кто захочет видеть в своем слаженном коллективе чужака? Чужака, перед которым надо отплясывать…», - Хантер продолжал стоять, вглядываясь в каждого из своих ребят.
- А кто она вообще? Чья? Как зовут? – подал голос Паленый.
- Ренис Нолл, двадцать шесть лет отроду, и это все, что мне известно.
- Не встречала среди списка богатеев этой фамилии, - сказала, размышляя вслух, Гвен.
- Есть подозрения, - врал Хантер, который знал больше, чем говорил. – Что эти данные вымышленные. В этом и все наши проблемы.
- Выходит, что сведения о ней ложные? – переспросил для себя Риччи, домысливая что-то у себя в голове, что именно – он не озвучил.
- Получается, - не дал ответить Хантеру Паленый. – Мы должны вытянуть из нее ее настоящие имя и фамилию, для того, чтобы иметь подход к ее деньгам, так?
Хантер кивнул и уставился в Брэдли, который, кажется, мог догадываться, кто та девушка, доставленная ими Нойману.
- Если у нас не получится, что тогда? – не унимался мыслитель Брэдли.
- Вариант, которым мы привыкли пользоваться.
- Я сказал, что проще сразу к нему прибегнуть. Но не ты ли говорил, что в нем нет смысла?
- Смысла нет, но исход будет таким, - ответил Хантер.
- Зачем тогда все это? – перефразировал Паленый, посмотрел на Лауру и вонзил глаза в Хантера, прощупывая того, скрывает ли он больше, чем нужно.
- Генри приказал действовать так.
На ответ Хантера Паленый не перестал буравить его взглядом. Остальные также пристально смотрели на своего босса.
- Ты собрал только нас, - Лаура обежала глазами присутствующих, будто перечисляя поименно. – Значит ли это, что другим информация о ней останется неизвестной?
- Не совсем так. Я созову их по приезду Дьюи.
То, что он решил посвятить их заранее и отдельно от основной массы его команды, уже говорило им о том, что Хантер не доверяет Дьюи и опасается его. Впрочем, это они и без того знали. Его, этого сына Генри, недолюбливали за отвратительный характер и заносчивое поведение по отношению к ним. Молчание подчиненных Хантер принял за безоговорочную готовность согласно выполнить поставленную задачу, хотя это и не устраивало их.
- Вот что еще я должен сказать, - он повернулся к Адаму, что так безмятежно кусал ногти, вгрызаясь в пальцы, устроившись поудобнее между Лаурой и Питом. Хантер был уверен, что именно он – неугомонный и шустрый парнишка сможет закорешиться с Ренис Нолл. Предчувствие, можно сказать. – Максимально защищайте ее от кого бы то не было. Мертвой она будет бесполезна.
Адам оторвался от своего увлекательнейшего занятия:
- Я должен отдать за нее жизнь что ли?
- Нет, - улыбнулся Хантер.
- Должен предотвратить наступление момента, когда возникнет необходимость отдавать собственную жизнь во спасение ее. Так ведь? – влез Паленый.
Хантер опять кивнул.
- Ясно, - поднялась с дивана Лаура. – Мы можем идти?
Снова кивок. Прямо таки мастер древнекитайской школы борьбы, использующей специальную, передаваемую из поколения в поколение, смертоносную технику – боевой кивок, уставшего говорить, тигра. Все медленно повставали с мест и направились друг за другом к двери. Последней выходила Карла, бросая взгляды на Хантера с трепетными надеждами на то, что он скажет: «Останься».
Да с чего бы? Так он говорит только Лауре. Но сейчас и ей не сказал. А на Карлу даже и не взглянул, в спешке собираясь и накидывая на плечи куртку. Хантер был всецело поглощен мыслями о предстоящей встрече с Ренис, которую ему готовил Нойман. Он так рвался к хирургу, что во время этого разговора с ребятами думал только об этом. Ведь до приезда Нави оставалось всего два дня. Хантер, выждав, когда его апартаменты опустеют, выбежал к машине.
Тем временем Ренис Нолл открыла глаза и, вперив их в белоснежный потолок своей палаты, проморгалась. Когда взгляд прояснился, уже не моргая, она продолжила смотреть в него. Никаких мыслей в голове не было, девушка отупело уставилась в потолок. В то, что было перед глазами.
«Где я?», - запоздало пришла первая блуждающая и неуверенная мысль.
Ответа на нее не нашлось.
«Кто я?», - последовало следом и от этого ее передернуло: в голове мелькали разные имена, которые тут же прервали нахлынувшие воспоминания, связанные с последним мелькнувшим именем. Имя то было Ренис.
Едва слышно пробормотав его вслух, девушка попробовала подняться и сесть из своего долгого лежачего положения, о чем ей подсказывали одубевшие и окаменевшие мышцы спины, рук и ног. Кое-как удалось сесть. Она сразу же почувствовала странное щекочущее и колющее движение под кожей в районе живота. Ренис откинула с себя белое покрывало, задрала свою больничную одежку и принялась осматривать и ощупывать живот. На нем красовался небольшой шрам размером с фалангу большого пальца. Розоватый рубец со следами от швов.
«У меня что, вынули почку?!», - с ужасом подумала она и вдруг вспомнила последнюю встречу с Алексом и плачущего над ней Нэйтона. – «Ах, да…я в больнице!», - дошло до нее и захотелось осмотреть свою палату, но…
- Как ты себя чувствуешь? – раздался голос позади нее, совершенно чуждый и незнакомый.
Ренис мысленно отскочила и вжалась в дальний угол. А на деле: обернулась и хрипящим горлом выдавила из себя:
- Вы кто?! – при этом, понимая, что стоящий в стороне мужчина, наверняка, ее лечащий врач.
- Меня зовут Нойман. Я – Хирург.
Ренис, запоздало осознав, что все еще сидит, задрав свою палатную пижамку, судорожно опустила ее и расправила мятые складки.
Хирург на это улыбнулся.
- Я могу выйти к маме? – девушка думала, что Эллисабэт ходит кругами в коридоре, переживая за дочь.
- К маме? – переспросил Нойман, искренне удивившись поставленному вопросу.
- А чего вы удивляетесь? Она что, не пришла ко мне?! – Ренис нахмурилась, шестым чувством понимая, что что-то здесь не так.
Нойман смотрел на нее, думая, что же на это сказать девушке.
- Так я могу выйти? Я ненадолго.
- Нет, не можешь.
- Почему?! – Ренис, спустив ноги с койки на пол, встала на них не очень уверенно.
- Потому что твоей мамы здесь нет.
- Она уже ушла или просто не пришла? – не доходило никак до сознания Ренис, которая думала. – «Неужели я так долго приходила в себя, что ей не хватило терпения дождаться?!».
Недоумевала аки манул, что силен в своих недоумениях. Мой любимый шаблон из просторов интернета.
- Я не знаю. Может быть.
- Я вас не понимаю. Вы не могли бы объяснить мне…
- Нет, - перебил Хирург. – Не могу.
Ренис, недоумевая больше прежнего, посмотрела на этого мужчину в белом халате. Он не издевался над ней – лицо его было сама серьезность. И в речах его не было ни иронии, ни тени сарказма, наоборот, он говорил мягко и успокаивающе. Тон был неподходящим для его жестоких ответов. А его взгляд и вид внушали лишь положительные мысли о нем. Врач словно насильно располагал к себе. Чего не делали его суровые ответы.
- Почему? – спросила после молчаливого разглядывания и анализа Ноймана Ренис.
- Потому что это не больница, а частная клиника.
- Меня мама сюда уложила?
- Нет.
- А кто тогда?! – изумленно воскликнула она, утопая в непонимании.
Мужчина в белом пожал плечами и сделал он это, давая ей понять, что он не может этого говорить. Закрались кое-какие подозрения в ее буйную головушку.
- Вы, кажется, спрашивали, как я себя чувствую? – голос ее стал резче. – Прекрасно. А, значит, здорова и могу уйти.
- Нет, не можешь.
 Сверкнули глаза, поджались губы (лязгнули челюсти, хлопнули уши). То была мисс Нолл, до которой стало доходить, что к чему.
- Я все равно уйду, - она стиснула зубы.
- Не буду препятствовать. Только сделай это не из моей клиники. Иначе ты серьезно меня подставишь.
- Мне-то что до вас?! – огрызнулась Ренис.
- Как?! – мужчина, улыбаясь, подошел ближе. – Я заботился о твоем гибнущем организме. Не дал тебе умереть, хотя мог. Несколько раз.
Ренис мстительно сощурилась:
- Как вы сказали, вас зовут?
- Нойман. Можно просто Хирург.
- Я учту ваши старания и заботу, Нойман.
Мужчина снова улыбнулся. Кажется, ему нравилось улыбаться ей.
- Давно я здесь?
- Вторая неделя подходит к концу.
- И долго я еще буду под вашим крылом?
Нойман задумался над тем, стоит ли ей это говорить. Прикинув, что она все равно вскоре об этом забудет, буркнул:
- Еще две, не меньше.
- А потом куда? – глаза Ренис бегали, лицо бледнело, а голова усиленно соображала.
- Я этого не знаю, - соврал Хирург.
Ренис опять поджала губы, злобно посмотрела на него из-под нахмуренных бровей и ринулась к двери.
- Закрыто, - мужчина, достав ключи из кармана халата, позвенел ими у своего лица.
Не беда. Ренис пошла к окну.
- Решетки, - даже как-то сочувствующе предупредил девушку Хирург.
Но Ренис упрямо доковыляла до ближнего окна и остолбенела. И, правда. Решетчатые створки снаружи лишили ее боевого духа. Настроя бежать как ни бывало.
- А вот и он, - Нойман, глядя в экран телефона, направился к стоящей у окна девушке.
- Кто «он»? – со страхом спросила она, когда Хирург очень аккуратно взял ее за предплечье и повел за собой к двери.
- Увидишь, - ответил он и, отперев дверь, толкнул ногой в белоснежной ортопедической тапочке и провел девушку в просторный холл, выдержанный по всем медицинским нормам, даже пахло приятным едва улавливаемым антисептиком для рук.
Отсюда они прошли в коридор, усеянный белыми дверьми. В царившей вокруг тишине отчетливо слышалось шлепанье ее босых ног. Врач куда-то ее вел, чему Ренис не особо возражала. Несмотря на страх и тревогу, уж очень ей любопытно было узнать, кто этот «он». На пути никто им не встретился, хотя клиника не была пуста. Они трижды повернули вправо и очутились в узеньком коридоре, который привел их к неприметной двери, часом ранее задвинутой высоким шкафом, что стоял теперь в центре тесного прохода к этой двери, чем и обозначал, что находится не на своем изначальном месте.
Повернув ключ, Нойман распахнул и эту дверь, вошел и потянул за собой девушку, уводя вниз по лестнице. Сильный запах спирта был перемешан с запахом хлорки и еще с чем-то резко бьющим в нос, что мешало определить, с чем именно. Здесь также был темный коридор, в конце которого виднелась дверь, над которой горела лампа.
Снова забряцали ключи, щелкнул замок. Мужчина пропустил вперед девушку, вошел следом. Комнатка была маленькая, ярко освещенная белым, режущим глаза, светом – виною люминесцентные лампы, которые заменять Нойман современными не собирался. Это была бывшая операционная, теперь заваленная по углам всякими коробками да огромными мягкими замотанными упаковками ваты с кучей штампов и ящиками, разукрашенными печатями.
«Типа склад что ли?», - Ренис бесстрашно вертела головой, с любопытством осматриваясь.
- Типа да, - отвечу ей я.
Посреди комнаты было расчищено. Стоял, похожий на детский, столик с двумя миниатюрными стульями по обеим его сторонам.
- О! У вас рандеву намечается? – Ренис заглянула Хирургу в лицо и скривила губы. – А где музыка, свечи и ведро с арктическими льдами для шампанского? Где романтика, мистер врач?
Нойман широко улыбнулся, обнажая, наконец, свои красивые зубы в не менее красивой улыбке, что не могла не заметить Ренис (я о красоте зубов и красоте улыбки).
- Будет тебе романтика, - он поднес телефон к уху. – Да, проходи по коридору, как я вчера показывал.
Ренис напряглась, шутливая дерзость испарилась. Пришло время страшным мыслям.
«Боюсь, как бы меня в эскорт не продали», - она с ужасом смотрела на дверь, в которую вот-вот должен был кто-то войти.
- Присаживайся, - Нойман любезно выдвинул стул, охраняя глазами дверь и готовясь пресечь попытку бегства. Но девушка не собиралась убегать. Она как зомбированная села, напряженно размышляя о том, что если это то, от чего они бежали, то, как ей быть, что делать и как там ее мама? Последний вопрос изводил сильнее остальных.
Дверь скрипнула. На пороге возник мужчина. Ну, как мужчина, можно сказать, взрослый парень или как-то иначе, прости, мой вокабулярий небогат, умом я так же не блещу. На вид не очень молод, но и вообще не стар. Обменявшись с ним взглядами, Нойман сразу вышел. Щелкнул замок. А вновь прибывший помялся немного у двери, все-таки подошел к столу, выставил стул на себя и присел напротив.
- Здравствуй, Ренис, - сказал он.
«То есть, что я – Рахима, вы еще не знаете?», - уголок губ девушки потянулся вниз, она сделала то, что практиковал Хантер. Кивнула. Таков был ее ответ на его мягкое и доброжелательное приветствие. Ренис предпочла промолчать.
- Ты узнаешь меня? – таки со стула прямо в карьер. Нет бы о здоровье, детях, внуках поспрашивать.
Ренис придвинулась, скользя локтями по столу, ближе, делая то, что не любила делать – разглядывая лицо мужчины очень тщательно. Видимо, ничего знакомого в нем она для себя не нашла, так как ответ ее был таков:
- Должна?
- Должна.
- Увы. Впервые вижу вашу рожу, - она откинулась на спинку стула, скрестив руки на ребрах (нет-нет, я не ошибаюсь, именно на ребрах).
- Можно быть и деликатнее.
Ренис безразлично пожала плечом и качнула головой, выражая ответ гримасой презрения.
- Не в том ты положении, что бы так дерзить мне.
- Тогда верните меня в мое предыдущее положение и избавьте себя от моего присутствия.
«Кажется, с ней будет сложно. Очень сложно. Боюсь даже предположить, кто первым ее пристрелит, Лаура или Паленый?», - Хантер выдохнул и спокойно сказал:
- Это не в моих силах.
Ренис молчала, не отрывая от него своих глаз.
- Спрошу еще раз. Ты узнаешь меня?
- Нет, я тебя не узнаю. Не помню и не видела ранее.
«Хорошо, если это действительно так. Это меня волнует больше всего», - подумал мужчина и, четко проговаривая слова, произнес:
- Меня зовут Хантер. И я должен тебе сейчас кое-что сказать. Нет уверенности, что это останется в твоей голове, - он замялся, думая о препарате, который через день прибудет для нее.
- А почему это не должно остаться в моей голове? – насторожилась Ренис и настроилась внемлить каждому его слову.
- Ну, у тебя проблемы с памятью, - сказал уклончиво он, добавив про себя. – «Будут».
Девушка не нашлась, что на это ответить, вороша в своей голове среди всех своих болезней, недостатков и прочего проблемы с памятью на сказанное. Ее молчанием и поспешил воспользоваться Хантер:
- Кто бы, что бы тебе ни говорил, не обещал и, как бы близок тебе не казался, ни в коем случае не называй своего имени. Не раскрывай своей личности.
«Какого черта!», - Ренис вскочила и, опрокинув стул, отскочила на шаг.
- Откуда ты знаешь про меня?! – это был крик на грани истерики. Она, беседуя с ним, твердо думала, что это какое-то недоразумение, что вовсе не нашли и схватили ее вечные преследователи. Но теперь было предельно ясно, она только утешала себя этим.
- Успокойся. Про тебя я не знаю ничего. Но знаю, что от тебя всем нужно. Так что, будь умницей и постарайся не трепать языком. – Хантер встал из-за стола с этого жутко неудобного маленького стула.
Конечно, первое и единственное, в чем он так сильно хотел удостовериться, так это в том, что она его не помнит. И уж после препарата совсем и не вспомнит! А второе было его подлым желанием посмотреть на ее реакцию. Хотелось увидеть то, как она запаникует. И еще то, что он ей открыто и сказал, было лишь напоминанием того, что она лучше него знала. Но будет ли она и об этом помнить? Тот еще вопрос. Вопросец. Таки на миллион. И даже на миллиарды, учитывая, что целое состояние, положенное на ее имя, столько лет хранилось в банках, накапливая нехилые проценты сверху.
Удовлетворенный Хантер уверенной походкой пошел к двери и легонько постучал в нее, показывая этим, притаившемуся за дверью, Хирургу, что сеанс «разговора по душам» окончен. Но не тут-то было! Ренис подбежала, схватилась обеими руками за его куртку и начала оттягивать от двери. Тянула на себя, с яростью приговаривая:
- Ну-ка, постой…
Это вызвало у него улыбку. Скупую улыбку, плотно поджатыми губами особо не разгуляешься.
- Чего?
- Мне нужно увидеть маму! – требовала Ренис.
- Извини, в этом помощи оказать не могу.
Руки Ренис бессильно опустились, пальцы разжались, скользнув вниз по куртке.
- Скажи, она хотя бы жива? – с жалостью воздела к нему глаза она.
- Жива.
Дверь открылась, вошел Нойман и, не сбавляя шага, подошел к Ренис. Обхватил рукой за плечо, как старого приятеля и очень сильно прижал к себе, а второй рукой молниеносно вколол в ближнее плечо девушки шприц, прямо через хлопковый рукав ее больничной одежды. Очень быстро вогнал содержимое шприца в руку, Ренис даже не успела подумать о том, чтобы воспротивится, какой там рыпаться!
- Что вы делаете?! – крикнула она, кося глаза на плечо и запоздало попробовав вырваться, но на глазах обмякла, прикрыла веки и, сползая к полу, безвольно повисла на руках Хирурга.
Он ловко подкинул ее, подхватил и забросил как коромысло на плечо. Подставив карман, ошалевающему с его дюжей силы и способностей, Хантеру, сказал:
- Запри все здесь. А наверху шкафом задвинь.
Хантер взял ключи и сделал, что просили.
- Быстро ты ее, - шепнул Хантер, нагнав его в верхнем коридоре.
- Промедление – лишние крики и разговоры. С ней, кстати, очень интересно поболтать.
- Я не сказал бы, - насупился Хантер.
- Затягивает своими вопросами как в морскую пучину. Хорошо, что я от природы неразговорчивый, - Нойман шел быстро, стараясь не попасться на глаза персоналу, который был им нанят для обслуживания пациентов клиники, не имеющих никакого отношения к Генри и его делам. Сейчас все работники были отпущены на обед в соседнюю кофейню, причем, за счет Хирурга. Оставалась только Одри, она присматривала за клиентом вип в дальней палате. Нойман все же побаивался, что его работники могли вернуться раньше.
До палаты Ренис они добрались в течение двух минут. Нойман уложил ее, повозился с баночками и системой, вновь подготавливая все для погружения девушки в длительный вынужденный сон. Закрепил одну иглу у запястья. Вторую примерялся было в вену, но вдруг передумал, решив, что хватит и одной.
- Опять в отключку?
- Велено же не давать ей приходить в себя, помнишь ведь? – Нойман рассмотрел иглу в руках, завернул в смятую упаковку шприца и сунул в карман.
- Нави прибудет завтра ночью.
Хирург посмотрел на Хантера, оправил халат, проверил на месте ли верхние кнопки у ворота, он иногда мог сорвать их. На замечание Хантера ему сказать было нечего, Нойман только кивнул, усваивая информацию.
- Ты до скольки сегодня?
- Моя смена несменяема, - Нойман улыбаясь, продолжил. – Но могу позволить себе уйти через полчаса.
- Я тогда подожду и подвезу тебя.
- Отлично. Пойду, проинструктирую насчет нее Одри, а ты располагайся в холле.
А когда они вместе сели в машину, Хантер завел интереснейший разговор и дал ответы на все каверзные вопросы Ноймана. Друг друга они хорошо знали, и Каэл считал его одним из немногих, кому можно было доверять свои секреты.
Вскоре благополучно воссоединился с компанией Хантера и сын Генри – Дьюи, который привез с собой несколько своих людей. Успешно провел курс и тестирование полученного препарата Нойман на подопытной мышке, которой являлась известная нам девушка. Хирург ответственно в указанные промежутки времени вводил точные дозы, доставляя в кровь Ренис Нолл чудесное лекарство, чудеса которого воевали не на ее стороне.
А на третью неделю командир Хантер привез Ренис Нолл к арендуемому им и его командой, зданию. Здесь для этой девушки уже было все подготовлено: роли распределены, текста у актеров конкретного не имелось – приходилось импровизировать и делать это очень-очень осторожно. Самых способных непринужденных притворщиков в составе его команды, к его сожалению, не было – Адам, Пит, Мэндси и Дьюи с еще несколькими ребятами, которые по его задумке должны были непосредственно и близко контактировать с Ренис Нолл, отсутствовали. У них было незапланированное и срочное дело от Генри. Отказать хозяину не имели права, как бы высоко ценимы не были эти люди. Умел он без тени сомнений избавляться от непокорных, это помнили и никогда не забывали.

Глава вторая: «Команда Хантера».
Хантер лично привез девушку и занес на руках в «Грузоперевозки», прошел два коридора без остановки и бережно уложил на диванчик в своем кабинете. Лаура с Гвен и Карлой быстренько переодели в привычные предметы одежды. Придав телу жертвы позу спокойного дневного сна, они пригласили остальных актеров. Люди расселись по излюбленным местам кабинета Хантера и стали терпеливо ждать, готовясь действовать по примерно заготовленному сценарию.
Через четверть часа томительного ожидания, раздался голос:
- Смотрите, пальцы шевельнулись! – это была Карла, она сидела в кресле и, свесившись через подлокотник, следила за спящей не очень красавицей.
- Да тебе кажется, - Паленый стоял у окна, поглядывая на склонившуюся над Ренис, Лауру.
Что-то невнятно промычав и причмокнув губами, Ренис Нолл повернула голову несколько раз и медленно открыла глаза. Она увидела перед собой, проясняющееся с каждой секундой, красивое белое лицо с большими черными и оттого выразительными глазами с черными пушистыми ресницами и большими пухлыми губами. Белый цвет кожи подчеркивали обрамляющие и спадающие на лицо волнистые черные, будто цвета вороного крыла, волосы.
- Ты кто? – неприятно хрипнуло в горле Ренис, и она подумала, что весь день пролежала с открытым ртом на свежем воздухе в ветреную погоду.
- Вот дела! – громко заявил Паленый. – Уже и Лауры не признаешь?!
Ренис медленно-медленно повернула голову из своего лежачего положения и устремила свои глаза на говорившего парня.
- А ты кто?! – она попробовала приподняться на локте, в этом поспешила ей помочь Лаура, которая ответила за Паленого:
- Брэдли. Ты что, совсем не помнишь?
Ренис недоуменно посмотрела на нее и поморщилась. Она не силилась вспомнить, нет. Ее голову раздирала жуткая головная боль, что даже глазам смотреть было больно, их словно нещадно давило из глазниц пассатижами. Она закрыла глаза, плотно зажмурила веки и вновь открыла, повторила. Но болезненные ощущения не проходили.
- Голова…
- Все еще болит? – Лаура участливо села рядом, заглядывая Ренис в лицо и заботливо притрагиваясь к вискам руками. Потерла пальцами, надавила, массируя.
Ренис отклонилась назад, сама обхватила голову руками и сильно зажмурилась.
- Я сейчас…
Ренис услышала это и открыла один глаз. Проводила им уходящую Лауру, а затем навела его на Карлу – девушку, которая сидела в стороне от двери на кресле и съедала взглядом.
- Что? Даже меня забыла?! – надменно спросила она.
«А я, вообще, знала?!», - закрался верный вопрос к Ренис.
Вернулась со стаканом воды и двумя таблетками Лаура. Выяснять, что это за таблетки, почему они разные и почему их две Ренис опрометчиво не стала. Боль была сильнее каких-то там осторожностей и подозрений. Взяв пальцами их из ладони Лауры, резко положила  на язык, отобрала стакан и запила, жадно глотая. Эффект не заставил себя ждать, боль заметно притуплялась с каждой секундой.
- От тебя пахнет спиртным, - сказала вдруг Ренис, отдавая стакан, Лауре, и Карла на пару с Паленым разразились громким смехом. Остальные обошлись скромными жеманными улыбочками и покашливаниями в плотно сжатый кулачок.
- Не пахнет, а несет! – все еще смеясь, поправила Карла.
Лаура, кажется, была равнодушна к ее издевкам. Толстокожая деваха. Ну, или бабёнка.
- Ну как? – беспристрастно обратилась она к Ренис, подразумевая головную боль.
- Спасибо, уже лучше. – Ренис спустила ноги с дивана, облокотилась на его спинку и потянула шею и плечи, чувствуя, как у нее все занемело. – А теперь, потрудитесь объяснить, кто вы такие, и где я?
Все присутствующие, играя улыбками, переглянулись. Слово взял Паленый:
- Здорово же ты головой приложилась, раз потеряла чувства уважения к своим старшим товарищам.
- Это ты что ли мой товарищ? – запредельное и нещадно-презрительное сомнение читалось и в голосе, и во взгляде девушки. Весьма остром, почти критикующем.
- Самый что ни на есть!
- Сильно в этом сомневаюсь. Я тебя знать не знаю. И тебя, - Ренис посмотрела на Карлу, ранее говорившую с ней, а затем на Лауру. – И тебя.
Два парня, стоя у шкафа, помалкивали. К ним обращаться она не стала.
- Прочно ей память-то отшибло, - сама не поняла, что сказала, но, главное, сказала Карла.
- Ренис, - начала мягко Лаура и осеклась, видя замешательство на лице девушки.
- Меня зовут Ренис? – спросила девушка, смутно припоминая, что это имя может быть знакомо. Что-то внутри нее говорило, что это похоже на правду, но уверенности в том не было. Ее ничто не побуждало на него отзываться. Оно казалось смешным.
- Ренис Нолл, - влез, оперируя своими знаниями о ней, Паленый. – И ты часть нашей бесстрашной команды.
- Какой еще команды? Что за чушь ты городишь? – сомнения приобретали все более презрительный оттенок.
- Команда Хантера, - защебетала как тонкоголосая птичка Карла, упиваясь любимой фамилией.
«Что-то знакомое. Словно где-то уже слышала. Наверное, слышала…», - Ренис повернулась к сидящей рядом Лауре, участливое лицо которой так и располагало поделиться какой-нибудь многовековой тайной. И Лаура будто ждала именно этой тайны. – «Хантер, Хантер…», - повторяла Ренис про себя, не отрываясь от красивого лица Лауры. – «Такое странное чувство, что это имя мне не чуждо. Зато нет никаких ни чувств, ни ощущений, что я знаю этих людей. Совершенно ничего! Пустота…».
Прерывая ее мысли, в эту просторную, несмотря на наличие мебели, комнату вошли две высокие девушки, одна жгучая брюнетка с пышными формами и прямыми густыми волосами до плеч, другая менее эффектная и русая, с заплетенными в тонкую длинную косу до бедер, волосами. А следом за ними шел высокий широкоплечий парень, с собранными в хвост волосами цвета мокрой и пожухлой травы. Пожухлая трава с виду не очень, да, а вот цвет волос надолго приковывает глаз.
То были Гвен, Ирма и Риччи, в том же порядке.
- Ну и как она? – спросила девушка с косой, проворно забираясь на подоконник. Ирма, твоему вниманию.
- Все также, «не помню, не знаю», - протараторила, опережая Паленого, Карла.
 К ней в кресло упала брюнетка Гвен, силой потеснила, заставив подвинуться.
- Слушайте, - сказала она. – А, может, стоит последовать поговорке: «Клин клином вышибают»?
- И оглушить ее ударом кресла по голове? – саркастично закончил вопросом ее мысль Паленый.
- Вы себя-то слышите?! – осадила их строго Лаура.
- Ну, не вечно же нам возле нее кружиться и жужжать с вопросами: «Вспомнила?», «Узнала?», - скорчила недовольную мину Гвен.
- А тебе разве есть еще чем заняться? – Ирма подобрала ноги, подняла на подоконник и обхватила руками за коленки.
- Закрой свой ***** ****** рот!
- Давайте без этих ваших грязных любезностей, - сказал укоризненно парень с низко завязанным хвостиком волос – Риччи, смотревший хмуро на Ирму, глазами говоря, мол, зачем ты ее выводишь?
- А давайте, все-таки, объясним мне, кто вы, черт бы вас побрал, и, какого черта я здесь делаю?
Все обернулись от назревавшей ссоры между Гвен и Ирмой на заговорившую «новенькую».
- Начинается, - покачала головой Ирма, откинула назад косу и безразлично отвернулась в окно.
- Кто еще не устал повторять ей? – Паленый искал глазами желающих. Таковых не нашлось. – Ладно, я тебе скажу раз в пятый, - парень отошел от окна и широкими шагами направился к дивану, на котором сидела Ренис.
Она рассмотрела его. Так же, как и все остальные, парень был высок, не плечист, но и не худ. Темно-русые волосы, заросшие и месяца три-четыре не видевшие ножниц парикмахера, сползали на лицо, пряча большой лоб Брэдли, поглощая его вместе с бровями того же цвета, которые сливались с волосами. Средние карие глаза, прямой большой нос, губы тонкие, почему-то бледного-бледного розового цвета, отчего казались всего лишь рандомным разрезом скальпеля, зевнувшего в процессе важной операции, хирурга. Лицо ничем не выделялось, особо запоминающихся черт не наблюдалось. И постриги его под машинку – типичный новобранец в армию, в которой все на одно лицо, похожее на лицо Брэдли.
- Ты, Ренис, - начал он, остановившись напротив. – Неотъемлемая часть, как и сказала наша Карла, команды Хантера. Не раз и не два на ура провернувшая, не без нашего участия, конечно, опасные аферы и дела. Бесстрашно и играючи, чему ты, кстати, научилась у меня.
Ренис сидела, хлопая глазами. На лице ее было крупным шрифтом выбито курсивом: «Не верю ни единому слову». А Паленый продолжал, сделав еще шаг к ней:
- Но по несчастливому стечению обстоятельств ты оказалась не в то время, не в том месте, а мы не успели к тебе на выручку вовремя. И в результате – у тебя сотрясение мозга и потеря памяти, а у нас уже третий день проблемы с тобой.
- Можно поподробнее про стечение обстоятельств? Ты как-то необычно упустил самое интересное, - Ренис прищурилась, кривя в сомнении губами.
- Тебя избили в прошлый четверг за кражу денег, - встала с кресла, поясняя, Гвен.
- Мы не смогли за тобой вернуться, и ты попалась, - продолжила за нее Карла.
- А сейчас уже полдень понедельника, а мы все еще пляшем перед тобой как ручные мартышки, - равнодушно закончила Ирма с подоконника.
Тело у Ренис все еще ныло, неприятно и местами болезненно тянуло мышцы, и она сочла, что избиение вполне может иметь место. Да еще и та ужасная головная боль, от которой черепушку будто на части разрывало. Боль прошла, да, но это головокружение все еще в наличии.
- И много я украла? – удивила их этим вопросом Ренис.
- Много. Только вот у тебя это забрали, - Гвен потянулась хорошенько и опустилась на пол у кресла.
- Понятно все. Я тогда пойду домой, - Ренис поднялась с дивана, немного ощущая слабость в ногах, будто она ими целую вечность не ходила.
Люди, заполонившие кабинет Хантера, хором и в один ровный голос захохотали.
- Что смешного? – зло смотрела на них Ренис.
- Ты сказала: «Домой», - подсказала, скалясь во все зубы, Карла.
- И что в этом такого?!
- Наш дом здесь, - мрачно, ровно сказал голос сзади.
Ренис повернулась к Лауре и посмотрела на нее.
- Не поняла?
- Мы все живем здесь. И ты тоже.
- Но у меня такое ощущение, что меня ждут дома, - упрямо гнула свое Ренис.
- Не ты ли говорила, что ты круглая сирота? В каком доме тебя ждут? В детдоме? В доме малютки? – Паленый победно улыбался.
- Я – сирота? – кажется, операционная система Ренис Нолл зависла навсегда. Так она и стояла, широко открыв глаза и ошеломленно уставившись в Паленого. – «Но я не чувствую себя сиротой…и…. и не могу вспомнить родителей. Были ли они у меня?», - подумала она, и ее качнуло немного вперед.
- Тебе плохо? – подскочила к ней Лаура.
Девушка, не отвечая, прошла к стене и оперлась об нее рукой.
- Карла, проводи ее в комнату, - приказала Лаура, и та освободила кресло для Гвен и неохотно пошла исполнять требование старшей.
- Пойдем, - Карла потянула Ренис за собой, и они обе вышли за дверь.
Ее провели по длинному коридору до конца, оттуда по неширокой и крутой лесенке наверх, и снова предстал глазам протяженный коридор. Карла протащила ее за собой мимо нескольких дверей и остановилась у самой последней.
- Здесь твоя комната, - Карла толкнула дверь и подтолкнула внутрь Ренис.
Комната выглядела маленькой, после пребывания в широком, почти огромном кабинете Хантера. Здесь было одностворчатое окно с наружной решеткой, напротив него у стены стояла довольно узкая кровать, застеленная ярко-желтым, таки кислотным, пледом, а у изголовья, примыкая к углу, стоял высокий, но также узкий шкаф.
- Спасибо, - додумалась промычать Ренис Карле и подошла к кровати.
- Ты тут отдохни, если что, мы все там же, внизу у Хантера, - Карла закрыла дверь и зашагала назад по коридору.
Ренис не спешила проверять кровать на мягкость, а открыла дверцу шкафа. На полках лежала ее одежда, та самая, привезенная из дома Ренис. Напомню, что команда ездила в дом матери девушки, чтобы привезти необходимое и расположить все так, как и в ее комнате. Все это спешно обустраивалось для того, чтобы не возникло у Ренис чувства, что все стоит не так, как предпочитает она. Люди эти сделали все, чтобы у нее создавалось впечатление, что это ее родная обстановка, давно ей знакомая. И Карлу с ней отправили неспроста. Следуя плану Хантера, все рассчитывали, что Ренис Нолл склонится в общении с Карлой, Мэндси и Адамом, так как по годам они были наиболее близки к ней. По крайней мере, Хантер делал ставку на них. А так как, двое последних участников этого фарса отсутствовали, следовало не терять времени, внедрять Карлу, более и менее подходящую по возрасту.
Мэндси – долговязая девчонка двадцати шести лет, Адам – двадцатилетний неуемный, не знающий усталости в разговорах, парнишка и Карла, которой было двадцать четыре года, она была младше Ренис на два года. Но, увы, Карла и Ренис, вопреки ожиданиям Хантера и остальных люто возненавидят друг друга. И как всегда – об этом чуточку позже, в так называемое «всему свое время».
Что же до других членов команды, то:
Хантер – тридцать четыре года.
Лаура – тридцать один.
Гвен – двадцать девять.
Ирма – тридцать.
Нави – тридцать семь.
Дьюи – двадцать шесть.
Риччи – тридцать три года.
Брэдли (он же Паленый) – тридцать один.
Рик – двадцать восемь.
Стив – двадцать девять.
Итан – тридцать.
Есуно – двадцать пять.
Пит – двадцать девять.
Нойман – тридцать восемь.
Одри (ассистентка Хирурга) – тридцать один.
Этим список не ограничен, команда Хантера насчитывала куда больше, просто это основные лица, которые будут периодически мелькать в непосредственной близости с Ренис Нолл.
Ренис присела на кровать, рассуждая:
«Что-то здесь не так. Нет! Здесь все не так! Они либо врут, либо не договаривают. Я совершенно не чувствую себя сиротой, кроме того, мне кажется, что у меня где-то есть отец и мать…», - девушка потерла лоб рукой, силясь их вспомнить. – «А, может, это я им наврала, что сирота и сама не помню об этом? Да я же вообще ничего не помню! В моей голове абсолютный ноль – нет никаких воспоминаний ни о ком, ни о чем. Так же не должно быть!».
Она посмотрела на свои ноги, плотно погрузившись в размышления.
- Даже когда смотрю на них, нет никакого импульса, отклика, чтобы вспомнить их. Нет смутного ощущения, что я знаю их. Нет ни-че-го! И о себе я ничего не помню. А это имя кажется таким чужим, как и они все, - шептала себе под нос Ренис, постепенно укладываясь клубочком на кровати. – «Они мне врут. Я не чувствую себя «своей» среди них…».
А в это время «свои» бурно обсуждали разыгранный ими спектакль и сокрушались тому, что с ними нет Адама, который наверняка убедил бы ее. Лаура недолго их слушала, она незаметно проскользнула к двери и также незаметно выскользнула в коридор. Ни один человек не отвлекся на ее движение и исчезновение. Даже если бы спросили, а где сидит Лаура, все ткнули бы в пустующий диван, не понимая, почему это ее там нет.
Легкий стук в дверь заставил Ренис присесть на кровати.
- Войдите.
Черноглазая высокая женщина втиснулась в зазор между дверью и стеной, будто ей запрещали полностью распахивать двери. Она принесла с собой стакан молока, наполненный до краев, ни капельки не пролив.
«Кажется, они звали ее Лаура», - напомнила себе Ренис, вглядываясь в гостью.
- Я тебе попить принесла, - она протянула руку со стаканом.
Ренис приняла.
- Спасибо, - но пить не торопилась.
Лаура повернулась было на выход.
- Я голодная, где у нас была кухня?
- Мы заказали пиццу, скоро бу…
- Я не ем подобное и готовлю сама, - уверенно сказала Ренис, сама не зная, так ли это, но ей казалось, что все обстоит так. – Странно, что ты этого не знаешь.
Лаура, поворачиваясь, застыла, быстро соображая, чтобы минута неловкости затянулась недолго.
«Вот оно! Они мне врут!», - поймала Ренис одну лживую мышку за хвост.
- Но раньше ты всегда ела с нами, - не подала вообще никакого вида Лаура, коря себя, что не поговорила с Эллисабэт Нолл о гастрономических предпочтениях ее дочери.
- Я убеждена в обратном.
- Ну, пойдем, провожу на кухню.
Ренис отпила немного молока и поставила стакан на подоконник. В стакане, естественно, молоко было разбавлено с лекарством, подмешиваемым для поддержания эффекта предыдущего препарата. Лаура ответственно подошла к приказу Хантера и долго думала, с чем же смешать, чтобы Ренис не заметила. И она не заметила.
Девушка пошла за Лаурой, от которой сильно пахло чем-то алкогольным. А вот это заметила. И не только это. Ренис подметила одну особенность в этой женщине, идущей перед ней. Во всех ее движениях – любых, будь то просто кивок, поворот головы, взмах руки, подъем ноги – во всем присутствовала некая грация что ли. Движения Лауры были легкими, плавными, мягкими и изящными. А сама она словно утонченная аристократка самых что ни на есть голубых кровей. Ее осанка, манера говорить, взгляд, походка – все это делалось так элегантно и безумно красиво, что просто завораживало Ренис, которая сначала удивилась и решила, что ей это все почудилось. Но после нескольких дней наблюдения за этой изысканной и чувственной «леди» Ренис убедилась в том, что Лаура делает это все как само собой разумеющееся, словно была сызмальства так воспитана. Этим всем она и раздражала Ренис, но в тоже время раздражение часто сходило на нет, потому что Ренис иногда так нравилось все это. Нравилось то, что было в Лауре. Нравилось то, что напрочь отсутствовало в ней самой.
Нередко Лаура осаждала взглядом девушку, которая, глядя на нее, не могла оторваться. Она, поглощенная своим созерцанием, забывала, что наглым образом пялится и без конца следит за «совершенной леди». Словив же открытый не то укор, не то удивленный взгляд своего объекта, Ренис терялась как маленький ребенок, уличенный за мелкой пакостью, и не знала, куда себя деть. Немного позже Ренис приноровилась отводить взгляд заведомо до того, как Лаура посмотрит в ответ.
Сейчас Ренис шла за Лаурой по коридору к лестнице на первый этаж, среди многочисленных дверей коридора был один проем, лишенный двери – здесь и находилась кухня. Ренис увидела стол, шесть стульев вокруг. Печь, тумба, раковина в один ряд. В другом ряду у стены холодильник. Раковина была забита посудой, в основном это были кружки, стаканы, пивные бокалы.
- Поищи в холодильнике себе чего-нибудь, - пробурчала Лаура и исчезла.
Ренис так и сделала. В холодильнике было в немереных количествах пиво, закуски к нему, всякого рода соусы, кетчуп, майонез, горчица, недоеденная курица в обертке с красочным логотипом забегаловки, в которой была заказана. Из здоровой пищи – десяток яиц, молоко и чей-то вскрытый диетический йогурт. Обследовав шкафы, она нашла сковородку. Приготовила себе яичницу и поела в гордом одиночестве, в то время как все «свои» уплетали пиццу в обеденный перерыв, собравшись в «Грузоперевозках», совсем позабыв о существовании Ренис Нолл и строгом наказе Хантера ни в коем случае не оставлять ее без присмотра.
Она же, покончив со своим обедом, собираясь с мыслями и приводя их в порядок, не заметила, что вымыла все, что было в раковине и мешало ей помыть использованные сковородку и тарелку. По обыкновению протерла стол, подоконник, печь. Сделала все, как по привычке делала у себя дома и обернулась. На пороге кухни стояла Лаура с бутылкой виски в руке и непонимающе наблюдала за Ренис.
- Сегодня очередь Карлы мыть, вообще-то, - сказала она.
- Да ничего, сменит меня в следующий раз, - Ренис, поразмыслив, добавила. – В холодильнике совсем нет продуктов. Могу я сходить купить?
Лаура с минуту смотрела на нее своими проницательными глазами, изучая, и выдала:
- Скажи, что тебе нужно. Я отправлю кого-нибудь.
- А я, значит, не могу сама?! – Ренис злобно сощурилась.
- Тебе пока нельзя. Нойман советовал покой сон и меньше движений.
«Нойман? Я будто это уже слышала…», - подумала девушка и спросила:
- Кто такой Нойман?
- Хирург, что привел тебя в чувство.
«Хирург?!», - не находя отклика в памяти, Ренис упростила свое озлобленное лицо и, опустив голову, пошла прочь от Лауры.
- Куда?
- Как куда? Пойду, предамся покою, сну и малоподвижности.
Ренис не могла видеть улыбку, стоящей к ней спиной, Лауры, которая безразлично бросила вслед:
- К вечеру здесь будут и фрукты и овощи.
Ренис не ответила, задумавшись, брела к своей комнате, где и в самом деле легла и уснула. Сразу после допитого стакана молока, стоявшего на подоконнике, того, что принесла Лаура, понятное дело, с чем.
Лаура с этого момента начала всячески избегать любых контактов с Ренис, особенно словесных. При этом, мастерски выполняла свою работу: следить в оба глаза за Ренис и не допускать бегства. Также, своевременно подпитывать ее организм препаратом, который получалось подмешивать только в молоко и в будущем отправлять с Мэндси или Адамом. Черный чай девушка не пила, а зеленый окрашивался в темно-бурый цвет после растворения таблетки. Подмешивать в еду Лаура подумывала, но пока не рисковала.
- Почему она ее избегала? – перебьешь меня нетерпеливо ты.
Лаура чувствовала, что ее тянет к этой девушке, прямо-таки влечет. Но не в том пошлом смысле, в котором могут подумать некоторые. Тут было нечто иное. Лауре хотелось ее опекать что ли, заботиться как о маленькой девочке, которая вовсе и не маленькая и уж тем более не девочка. Лаура, помня страдания Эллисабэт Нолл, прониклась заботой к дочери той несчастной матери и считала себя в какой-то мере ответственной за Ренис. Чтобы искоренить зарождающуюся в себе привязанность (больше похожую на огромное чувство вины перед матерью девушки) Лаура и решила свести до минимума тесное общение с Ренис (но его же и не было у нее!). Напрасно она старалась. Неизбежное неизбежно. То есть, случится то, чего она и остерегалась. Я сейчас не буду об этом, этому найдется время впереди.
Несколько дней Ренис так и болталась бесцельно из своей комнаты на кухню, ванную, опять на кухню, оттуда в кабинет Хантера, где снова неустанно обволакивали ее с головы до ног убеждающие разговоры «своих» о том, что она «своя». Дьюи, Хантер, Адам, Пит и многие другие не появлялись в течение этого времени, их задание затянулось.
Лаура следовала своему плану – молчаливому присутствию рядом с Ренис. Рот она открывала, оставшись наедине (то есть без Ренис) со своими ребятами. А в остальное время находилась рядом с девушкой с неизменной приметой: либо бутылкой, бокалом, либо стаканом в руке, разумеется, заполненными спиртным. Почуяв, что Ренис намеревается с ней заговорить – Лаура подносила сосуд с алкоголем ко рту, показывая, что она очень занята. Вопросы мисс Нолл отпадали или переадресовывались другому человеку.
Разок Лаура удивила Ренис, ибо пришла в кабинет Хантера с большой чайной кружкой. Но, увы, и там был совсем не чай, что девушка поняла сразу, по хорошо улавливаемому ее носом, запаху. Такие вот дела и творились.
 А потом, наконец, своим приездом и чрезмерно шумным появлением ознаменовалась новая часть жизни Ренис Нолл, давшая начало именно со знакомства с парнем, внешне похожим на подростка-переростка, который и скрасил ее унылые будни пребывания в команде Хантера.
Когда основная группа Хантера вернулась с задания, Ренис лежала в своей комнате и с унынием глядела в потолок, не понимая, почему у нее глухо с воспоминаниями. Необычно громкий смех под окнами, а затем крики и шум в коридоре первого этажа, доносившиеся до нее, заставили ее подняться с кровати и спуститься туда, куда убежали перед ней девушки из соседних комнат – в кабинет Хантера, откуда слышались радостные возгласы и звонкий смех. В отсутствие Хантера его люди наглейшим образом пользовались его личным кабинетом, что поделать, любили его подчиненные тусоваться в его кабинете. При другом раскладе никто и не смел появляться здесь без приглашения либо по общему сбору, или же по приказу Хантера.
Сам Хантер не протестовал против оккупации его личной территории, когда его нет на горизонте. Скрывать ему было нечего (а если и было – то не в кабинете). Да и его люди не позволили бы ни себе, ни кому бы то ни было лазить и ковыряться в его шкафах и личных вещах. О чем он прекрасно знал.
Ренис вошла, никем незамеченная, только потому, что все были заняты расспросами прибывших товарищей.
- О! Ренис! – воскликнул Адам, так натурально показывая свое знакомство с ней чуть ли не с самих пеленок.
Но она и бровью не повела. Без особого интереса посмотрела на него, бегло осматривая с ног до головы еще одного лгунишку.
- Забей, Адам. Она не помнит никого, - сказал кто-то с усмешкой в окружившей его толпе ребят. Кажется, Брэдли.
- Что?! – воскликнул с болью в голосе Адам. – Ты нас не помнишь?!
- Ты серьезно?! – округлил неубедительно глаза парень, стоявший рядом с Адамом. Рослый и здоровый, то был Пит (афроамериканец с очень интересной внешностью).
Ренис и ответить еще не успела, а Адам уже лепетал:
- Давай знакомиться заново, - из былого возмущения он перешел в смущение. – Меня зовут Адам. Он показушно робко подал руку ей, слегка ею подрагивая в волнении.
«Это еще что за дебил?», - подумала Ренис, протягивая в ответ и свою ладонь. Мило улыбаясь, выдавила из себя:
- Ренис…говорят тут, что Ренис.
- А я – Пит, - козырнул друг Адама.
- Я – Мэндси, - вылезла из толпы девушек худенькая и высокая девчонка, протягивая для рукопожатия и свою тонкую ладошку.
 «Только эти трое так официально представились…это намного приятнее предыдущих уверительных разговоров, без называния имен», - Ренис настойчиво смотрела на Мэндси, не понимая, кого так она ей напоминает этим ростом и худобой, девушка казалась очень знакомой ей, но ничего вспомнить не получалось.
- Раз уж на то пошло, то представьтесь все. С вас не убудет, - сказал Паленый, негласно являющийся заместителем Хантера, и наперебой послышались голоса из разных концов и углов, забитого людьми, кабинета. Кто-то выходил вперед, кто-то поднимал руку, находились и желающие скрепить «повторное знакомство» рукопожатием. Имена все звучали и звучали:
- Майкл.
- Стив.
- Итан.
- Лаура.
- Гвен.
- Рик.
- Эмбер.
- Лиззи.
- Джо.
- Марк.
- Тори.
- Карла.
- Риччи.
- Ирма.
- Эмили.
- Клаус.
- … - имена все не заканчивались. Ренис Нолл едва поспевала выхватывать лица, называвшие свои имена.
- Есуно, – было последним с сильным акцентом.
- Есуно? – переспросила Ренис, вытягиваясь и ища его глазами.
Откуда-то из-за кресла, расталкивая всех, показался улыбающийся азиат, точнее метис.
- Это я, - сказал он и лучезарно улыбнулся. Парень был худ и невысок. Ростом почти с нее, что показалось странным, все вокруг были довольно высоки, а он – нет.
Ренис улыбнулась и кивнула ему.
- Хантер идет! – сказали у двери.
- Хантер уже тут! – подхватили еще несколько голосов.
- Хантер! – пискнул радостно кто-то.
(Акела промахнулся!)
Ренис вместе со всеми повернулась к дверям, чтобы увидеть этого любимого всеми Хантера, о котором вот уже столько дней она слышала, но ни разу не имела возможности увидеть.
Все вокруг нее притихли, будто дыхание затаили.
Вошел еще один не очень-то высокий, по сравнению с основной массой команды,  мужчина лет тридцати-тридцати пяти. На фоне всех собравшихся он казался в разы ниже. Чисто выбритый, коротко стриженый шатен без особых ярких и запоминающихся черт лица. Глубоко посаженные маленькие серые глаза, нос с горбинкой, напоминающий полувоенный башмак, тонкие губы, острые скулы и не такой уж и волевой подбородок. Еще одно ничем не примечательное типичное лицо солдата, уставшего и отслужившего в горячей точке лет эдак десять. Перекликалось оно чем-то общим с лицом Брэдли – будто оба из одной роты. Одет был Хантер строго, нечто среднее между деловым и военным стилем – куртка без лишних аксессуаров, черная сильно поношенная блуза и плотные черные джинсы в паре с военными ботинками.
Окинув строгим взглядом и ни на ком не задержав его дольше секунды, он стремительно прошел к столу, на ходу проговаривая властно:
- Что вы тут устроили?
- Знакомство с Ренис, - бесстрашный парень Адам первым бросился на амбразуру.
Хантер посмотрел на Лауру, та повела плечом. Эти их тайные знаки кроме них самих никто не мог прочесть и распознать. Хантер отвел взгляд от нее и сел за свой стол. Сделал знак рукой, и люди начали спешно освобождать его кабинет. На своих местах остались: Лаура, Паленый, Адам, Пит, Гвен, Ирма, Карла, Мэндси, Рик и Риччи.
И Ренис. Вообще-то, она с видимым облегчением собиралась смотаться со всеми вон, но Адам, взяв за руку, остановил, нахмурившись, мол:
«Ты-то куда?!».
- Рассаживайтесь, - буркнул Хантер, все еще стоявшим в центре, Адаму, Ренис, Питу и Мэндси.
Они все втиснулись на диван, вытеснив оттуда Лауру, которая, нисколько на это не обижаясь, прошла и заняла место у двери, подпирая ее своей спиной. И Хантер, не теряя драгоценных минут своего времени, поведал им о том, чем предстоит в ближайший месяц им заниматься – реализацией доставленной крупной партии героина. В бурной, завязавшейся дискуссии, он с Риччи и Паленым набросали и обрисовали план действий для всех и каждого, не упустив даже Ренис. По мере того, как далеко они заходили в своих планируемых результатах, глаза Ренис Нолл больше и больше лезли на лоб.
- Постойте-постойте! – оборвала трех криминальных мудрецов она. – Я на это не подписывалась.
- Раз уж ты среди нас, то сделала это автоматически, - черство ответил Хантер, не взглянув в ее сторону.
- О! – была задета Ренис его высокомерным повелительным тоном хозяина своры цепных собак. – Коли речь о том зашла, то поведай-ка мне, как же я среди вас оказалась?!
- Охотно, - мужчина повернулся к ней на своем стуле. – Ты сама пришла к нам, когда оказалась на улице. Слезно просила принять…
- Что за чушь?!
- Называешь свое прошлое чушью? Похвально.
Ренис прикусила язык в бешенстве, не находя приличных слов для достойного дерзкого ответа. Даже не заметила, что вскочила с дивана и сжала кулаки. Для чего? В рожу хотела дать? Что-то отстоять?! Что, если ничего не помнила?
- Сядь и послушай, - посоветовал строго Паленый.
Адам потянул за руку и заставил сесть. Но Ренис, вся красная от гнева, вновь вскочила и со злостью отпихнула от двери Лауру, которая ей легко поддалась, выпуская (с разрешения, данного глазами Хантера) девушку в коридор.
«Пошли вы все!! В голове не укладывается! Чтобы я пришла к этим тварям сама?! Да как такое возможно!», - тут-то ее впервые и озарило. Мысли. Эти ее гневные мысли звучат на другом языке, более приятном, чем тот, на котором не находилось у нее ответа для этого Хантера! Озадаченная этим открытием, девушка побежала в свою комнату.
Лаура снова посмотрела на командира Хантера: «Пойти за ней?». Хантер повел в сторону глазами: «Не нужно» и сказал:
- Карла, побудь с ней.
- Да почему я?!
- Карла! – блеснули недобро глаза Хантера.
Девушка неохотно поднялась с обсиженного кресла и вышла, чтобы пойти против своего желания за этой выскочкой Ренис, которая приняв положение лежа, истязала себя мыслями в своей комнате. Некоторые произносила вслух на чистом русском, остро ощущая, как ей не хватает собеседника, способного говорить с ней на этом языке. Смутно чуяло ее нутро – собеседник такой когда-то у нее был.
Без стука к ней вошла Карла:
- Ты что там устроила, Ренис?!
- Что вы из себя строите, вот вопрос получше! – Ренис уселась на кровати и снизу вверх посмотрела на эту крашеную брюнетку.
Все из естественного темного цвета стремятся перекраситься в златовласок, а эта стремилась стать жгучей брюнеткой с волосами, спадавшими легкими и тонкими волнами на плечи. Корни отросших волос были приятного русого цвета, с насыщенным оттенком желтого на свету. Сама Карла была с виду милая щекастая девушка с пухлой верхней губой и красивым вздернутым носиком с мелкими крапинками веснушек на переносице. Глаза были большие, светло-карие, будто совсем желтые и прозрачные, как и естественный оттенок ее русых волос, так беспощадно покрытых черной краской. Густые брови без резкого излома, также подверглись смене цвета.
Поймав себя на том, что незачем ей смотреть на Карлу, Ренис отвернулась.
- Меня тоже мало устраивает, что моя роль в аферах координируется не мной, и даже не тем, кто мне нравится как человек. И не меня одну. Но мы все молчим и подчиняемся, ведь плата за это хороша.
- Вам платят?!
- Конечно! И чем успешнее наше общее дело, тем выше его стоимость и, соответственно, наша доля.
- А много платили мне? – застала врасплох своим вопросом Ренис Карлу.
- Наравне со всеми, - ловко (а главное, быстро!) выкрутилась Карла.
- Тогда где же мои деньги? Я тут все переворошила, обыскала и ничего не нашла.
Карла нервно заморгала, закусила губу.
«Попалась!», - Ренис Нолл внутренне ликовала, увидев растерянность, наплывшую на лицо девушки. – «Ваши методы внушения сильно хромают!».
- Мне неудобно тебе на это указывать, но ты всегда бездумно просаживала их вместе с этим безрассудным дурачком Адамом. Вы с ним слишком часто пропадаете, иногда неделями, а возвращаетесь с пустыми карманами, но такие довольные, - сказала Карла и подумала. – «Надо не забыть предупредить об этом Адама».
«Надо бы спросить об этом Адама», - думала одновременно с ней Ренис.
- Вот как? – Ренис, потеряв интерес к дальнейшему разговору с Карлой, переключилась на разглядывание своих ног – ее старая привычка, о которой она не подозревала, но уже за собой подмечала. Девушка не помнила, что привыкла это делать, находясь в глубоком недовольстве собой и своими поступками, или же просто основательно задумавшись.
- Зря ты так с Хантером. Он тебе жизнь спас, выручил, принял, как и нас всех. Мы тут все его должники. Поэтому, будь добра, веди себя с ним сдержаннее.
- Я ничего подобного не помню.
- Да что ты заладила, помню – не помню?! Ты не помнишь, ты одна! А мы помним. Так что, хватит гнуть то, что тебе удобно и выгодно. Отлынивать тебе все равно никто не даст.
- Запугала до смерти, - хмыкнула Ренис, привставая с кровати.
- Будь благоразумнее, пойдем со мной.
- К Хантеру?
- К Хантеру.
Ренис, покривив губами и сама себе и своим ногам не веря, пошла с Карлой. Девушки  вернулись в кабинет. Одна с победным выражением на лице водрузилась в кресло, другая села на диван. Хантер снова не удостоил их взглядом, его непрерывная беседа продолжалась. За время отсутствия Карлы и Ренис, они успели разобрать действия каждого до мелочей, и теперь шло закрепление сказанного, путем повторения.
Никаких возмущений и протестов Ренис больше не выказывала, скромненько помалкивая в тряпочку. Вдруг зашевелился, казалось, покинувший свое тело и ушедший в астрал, Адам. Он доставал телефон из кармана. Ему пришло сообщение от Карлы, предупреждающей о лжи, которую она наплела Ренис про растрату денег. И вовремя: Ренис повернулась к нему и, думая, что говорит шепотом, очень громко прошипела:
- Куда мы с тобой дели наши деньги?
Адам расплылся в широкой улыбке, которой позавидовал бы чеширский кот:
- Мы же с тобой две недели отрывались на концертах «Depeshe Mode», пусть и не в первых рядах, но…
- Сильно сомневаюсь в этом, - Ренис с прищуром недовольства смотрела на него.
- Ты посмела позабыть даже это?! Плохая девочка! – Адам игриво шлепнул ее ладошкой по плечу.
Та злобно ткнула локтем в бок, он ущипнул за щеку. Она ударила в плечо, Адам щелкнул по носу.  Ренис замахнулась, парень поставил блок. И тут Ренис заметила, что взгляды всех обращены на них. Да что там всех, сам Хантер сурово глядел на мешающих ему «детей».
- Адам! – строго позвала Лаура, этим требуя прекратить.
- Все, все! – парень поднял перед собой руки, как сдающийся в плен и громко шепнул Ренис. – Все из-за тебя.
«Шел бы ты…», - разумно подумала про себя Ренис и отвернулась.
Обсуждение закончилось, Хантер встал, а с ним и все его ребята. И даже Ренис, которую силой поднял с дивана Адам и потащил за остальными в коридор. Они шли позади всех, оставив в кабинете Хантера и Лауру.
- Ну, ты куда? – спросил Адам.
- В смысле?
- К адвокатам или в грузоперевозки?
Ренис мельком слышала об этом, но до сих пор никто и ни разу не позвал ее с собой в эти загадочные места, а сама она туда не совалась, потому и не знала, что это такое.
- А сам-то ты где?
- В грузоперевозках.
- Тогда и я туда же, - Ренис стало любопытно посмотреть хотя бы на это.
- А раньше с девчонками зависала, - обиженно подметил Адам.
- То есть?
- Ну, они всем скопом числятся в адвокатской конторе.
«Значит, эти конторы делятся по половому признаку…», - почти сделала вывод Ренис, не отставая ни на шаг от него.
- Я бы тоже с ними посидел, да молод, - сказал, нахохлившись, Адам.
- А сколько тебе?
- Двадцать восемь.
- Врешь! – воскликнула Ренис.
- Можешь обращаться на «Вы», я готов.
- Да ты же явно моложе меня, придурок!
- А вот и нет!
Оба вошли вслед за другими ребятами в приоткрытые двери. Ренис осмотрела большое светлое помещение с несколькими офисными столами и ноутбуками, стоявшими в ряд у одной стены. У противоположной стены был удобный угловатый диван, скорее всего рассчитанный для ожидающих посетителей. В центре торцевой стены с окном была металлическая дверь, которая вела во двор этого здания.
Тут я мальца отвлекусь, что бы таки взять быка за рога и описать этого парня по имени Адам. Это был светловолосый, но не блондин (слишком темными были его волосы для блондина и чересчур светлые для шатена, но и русым его не назвать, если честно). Смуглый парень с карими глазами и ушами средних размеров, лопоухости не наблюдалось, но ему бы и это подошло. Его внешность намекала, что родители у него не с одного континента. Греческой формы нос и темная кожа на фоне светлых волос и бровей подчеркивали мое предположение (ага, еще один метис!). Он был невысок, но уж точно выше, чем Ренис, возможно, одного роста с Хантером. Сам худощав, но при этом тело говорило о хорошей физической подготовке, широкие плечи и мощный торс совсем не сочетались с его миловидным личиком.
 Пришедшие сюда немного раньше них, работники с удивлением посмотрели на Ренис и тут же переключили свое внимание на якобы свои срочные дела – уткнулись в ноутбуки и бумаги на столах.
- Вот, это мой стол, - Адам с гордостью в глазах кивнул на стол в углу с единственным старым компьютером.
- А можно мне сесть?
- Да хоть лечь, - парень оскалился, разрешая широким жестом руки, и присоединился к сидящим на диване Питу и Риччи.
Ренис, выдвинув стул, села, кликнула мышкой. Компьютер ожил. Девушка всмотрелась в дату и время на экране, а также название города, которое определила геолокация.
«Ага!», - еще пара кликов и Ренис полезла изучать карту города, подстегивая себя тем, что, скрипя зубами, пойдет на дело, получит свою долю и сразу сделает ноги с попутным ветром. Для чего и нужно было знать, куда и в каком направлении лучше делать эти самые ноги.
На нее, казалось, никто не обращал внимания. Подчеркну: казалось. Все обсуждали какого-то там паршивца и отъявленного негодяя по имени Дьюи, который припозднился и должен был появиться сегодня и даже с минуты на минуту. Это все, что она поняла из доносившихся до нее зашифрованных для таинства фраз.
«Кто же такой этот Дьюи, было бы интересно посмотреть», - поймала себя на мысли Ренис, стараясь делать вид, что полностью погружена в монитор перед собой. – «А зачем он мне? Вполне достаточно и этих», - подумала она, увеличивая картинки различных известных мест города. Ренис тщательно запоминала более и менее главные улицы, куда они ведут, и как на них можно попасть из самой крайней точки города. Мысленно отмечала важные точки метро, остановки, адреса крупных торговых центров, что были выделены на карте яркими красными квадратиками. Она знала, что за ней внимательно наблюдают и, естественно, будет проверено все, что она просматривала. Ну и без того монитор был виден всем, так что, кому надо – без особого труда это узнает, просто кинув взгляд в ее сторону.
«В любом случае, мне это необходимо», - думала она, намеренно и задумчиво произнося вторую часть предложения вслух:
- На случай провала должна же я знать, куда мне бежать, вы же это понимаете, а, ребят?
Карла, что уже минуты две стояла у двери, ведущей в коридор, посматривая на монитор, одобрительно улыбнулась. Она и еще несколько девушек перекочевали из своей конторы сюда, все девушки, кроме нее теперь уже занимали удобные места, вытеснив с дивана Риччи. Да только Ренис была так занята, что этого не заметила.
«Как бы они не делали вид, что им не до меня, и они увлеченно болтают, все они следят за каждым моим движением. Чувствую их взгляды будто кожей», - она постаралась прислушаться к появившимся женским голосам. Разговоры в грузоперевозках плавно перешли на тему ночных исчезновений Гвен. Как не силилась Ренис сконцентрироваться на своем важном занятии, все равно переключилась на их абсурдные обсуждения. Некоторые фразы порою вызывали у нее непроизвольную улыбку.
«Хорошо, что я сижу спиной к ним, и они не видят моего лица!», - облегченно думала она.
- Ты что, живешь с ним?! – сделав презрительное ударение на последнем слове, скорее для открытой издевки, чем от любопытства, спросил Адам.
- Тебе-то что? – не скрывая взаимного презрения к Адаму в целом, разозлилась Гвен. Ренис ее легко узнала по голосу, вечно переполненному величественным презрением ко всем, кроме Хантера. Гвен никогда не делала тайны из своего отрицательного отношения к парочке Адама и Пита, везде появляющейся вместе. Но когда накалялась обстановка не в пользу этих двоих, почему-то отважно бросалась на их защиту. Вот в такие моменты Ренис часто будет думать, что ей этих людей никогда не понять.
- Так ты живешь с ним, Гвен, - уже печально, будто для себя констатировал сей факт парень.
Остальные, ухмыляясь, молчали и с нетерпением ожидали взрыва ярости истеричной Гвен. Но та держалась, пребывая в спокойствии.
- Во-первых: это не твое дело. Во-вторых: с чего ты, сопляк, взял, что я буду обсуждать это с тобой, да и еще в присутствии этих? – Гвен небрежно кивнула, охватывая этим кивком всех, в том числе и Ренис. Но голос ее выдавал, она готова была яростно наброситься с кулаками на Адама, который умел вывести любого человека из себя и частенько это практиковал, зная, что его защитит и прикроет Пит. Не даст он ей поколотить парня.
- Ладно, - сказал болтун и стих на несколько секунд.
По истечении которых Адам ласково спросил:
- Гвен, скажи, часто ты просыпаешься с ним, - голос звенел, отдавая дерзостью. – Или он тебя гонит, как только отпадает потребность в тебе?
- Ты – идиот! – девушку задело то, что было в его словах. А была правда, и оттого было так обидно. – Нормальные парни в свои двадцать лет имеют яркую жизнь и девушек, а не достают чужих своими тупыми вопросами!
- А может, я хочу, чтобы ты была моей девушкой, - предвкушая бурную истерику, хотел разозлить ее другой жесткой фразой Адам, но не стал перегибать, давшую трещину, палку. Еще и вопрос Ренис остановил и его, и истеричку Гвен.
Прекратив отчаянно делать вид, что не слушает их, она резко повернулась и обратилась к Адаму:
- Значит, тебе двадцать лет? – и сама девушка поразилась своему несдержанному вопросу, который и выдал ее, показывая всем, что она не упустила ни слова из их разговора.
- А чего ты вылупилась-то? Ты же знала, - ехидно заметила Карла вместо давившегося улыбкой Адама.
- А еще спорил со мной, зараза! Это ты теперь должен обращаться ко мне на «Вы»! – игнорируя Карлу, заявила ему Ренис.
- Ой, да ладно. Подумаешь, приврал.
«И в самом деле. Ему не дашь двадцать лет. Он выглядит куда взрослее. Физически почти ничем не отличается от этого здоровяка Пита, Стива, Рика, Риччи и всех других парней. Но было очень заметно, что они все относятся к нему снисходительно, некоторые даже ведут себя с ним как взрослые с подростком. А еще его выдает это мальчишеское лицо, доброе и наивное, и такое обманчивое. Впрочем, какое мне до него дело? Выгоды мне с него никакой. Так что, ну-ка развернись и продолжай свое изучение», - строго обратилась сама к себе Ренис и покрутилась на стуле, вновь обращая лицо к монитору.
- И все? – удивился Адам.
Она обернулась:
- Что «и все»?
- Больше ничего не скажешь? Что-то вроде: «Я же говорила, что ты врешь!» и: «Я тебе все равно тогда не поверила!».
- Нет, - кривая улыбка джокера. – Не скажу.
- Странно. Ты ведешь себя как постигший нирвану тибетский монах. Это же так скучно, - заныл парень и снова воспрял. – Ты, кстати, никогда не говорила мне, сколько тебе на самом деле лет.
- Мне? – Ренис глубоко задумалась. Точно она сама не знала и ранее об этом не задумывалась. В отражении зеркала ванной комнаты ей казалось лицо довольно взрослым, а ощущения были лет на двадцать пять – двадцать семь. Даты рождения в голове не было, и других доказательств собственного возраста не находилось.
- Мне двадцать семь, - интуитивно выпалила она (но тебе же двадцать шесть, мы уже подсчитали!).
Лица всех тех, что смотрели на нее, вытянулись в изумлении. Несколько человек задумалось о том, а не вспомнила ли она чего из своей прошлой жизни?
- Да не может быть! – в один голос воскликнули Пит и Адам. Адам плюс ко всему еще подошел и вперился глазами в ее лицо.
- Врешь же? – показывал все свое недоверие он.
- Конечно, врет. По ней видно же! – вмешалась Гвен. – Лучше у Хантера спросить, он-то уж точно скажет.
Ренис безразлично повела плечом и отвернулась, но это дополнение взяла на заметку.
- Ты не шутишь, да? – развернул ее к себе, схватив за плечи, Адам.
- Нет, зачем?! – Ренис скорчила возмущенную мордашку. – Есть желание докопаться до правды, последуй совету Гвен и поинтересуйся у вашего всезнающего Хантера.
Сказав, Ренис вдруг подумала, что было бы неплохо и самой скорее у этого Хантера разузнать подробности о своей забывчивой персоне. В этот момент на пороге из коридора появился доселе в доме не присутствовавший парень. Постоял немного в проеме двери и сделал еще шаг внутрь. Его Ренис ранее среди этих людей не наблюдала, и знаком ей он не был. В зубах он держал сигарету, а в руке початую жестяную банку пива.
«Хм. Почти как Лаура. Да, точно! Лаура в мужском обличии», - подумала Ренис и уловила неприятный ее организму запах сигарет и, ощущаемую кожей, перемену настроения в грузоперевозках.
Все сделались серьезными, прямо как по команде! Пит с нескрываемой неприязнью поджал губы, делая вид, что это он просто корчится от зубной боли. Адам, отпрянув от нее, вернулся, но сел не на свое прежнее место, а потерянно опустился на пол возле ног Гвен. Карла опасливо попятилась по стенке от дверей и вошедшего. Рик и Риччи сильнее подались головами в экраны своих ноутбуков, притворяясь занятыми. Некоторые девушки смолкли и отвели глаза на парней, якобы заинтересованно их разглядывая. Были и такие, кого появление нового лица ничуть не покоробило. Однако и по ним легко можно было предсказать, что вновь явившемуся были не рады, но они прилагали всевозможные усилия, чтобы скрыть это и, ни в коем случае не дать ему этого заметить.
Только Гвен сияла, пуская зайчики своими белоснежными и ровными зубами. Парень прошел еще немного вперед и остановился посреди помещения, затягиваясь и сбрасывая пепел прямо на пол.
«Как некрасиво!», - подумала Ренис, проникаясь к нему общей неприязнью.
Парень мельком пробежался глазами по всем, для того, чтобы распознать, кто именно здесь есть. Взгляд его замер на Ренис. Теперь он смотрел только на нее, пронзительно и не отрываясь. Подошел ближе, просверливая дыру ей промеж глаз. Сделал еще шаг к ней. И еще. Подбирался ближе и ближе, покуривая и заполняя пространство вокруг себя запахом и дымом.
Все молчали. Ждали, что сейчас будет. А будет – это точно! Они его знали как облупленного, но ничего первыми не могли ему противопоставить.
«Надо сказать, он красивый и подтянутый, но разве не все они здесь красивые, подтянутые и подкаченные? Все, кроме меня», - одна верная мысль Ренис сменилась другой мыслью. – «Чего он смотрит-то? Что-то обо мне знает? Еще, гад, прищуривается так, будто говорит: «Я все про тебя знаю!». Фу, аж мурашки пробежали!», - девушка непроизвольно дернула плечом и повела шеей.
Но оторваться от него не смогла.
«Признаться, лицом он удачно вышел, очень даже. Правильная форма лица, красивый прямой нос, холодные голубые глаза…красивый сказать – ничего не сказать. Но почему у меня внутри все бьется и кричит: «Остерегайся!»? Этот человек мне уже не нравится, определенно. Я его не знаю, не знаю, знакома ли, но этот человек – плохой», - Ренис скосила свои глаза с него на ребят. – «Для них – не знаю, но для меня он – плохой. И не нужно мне знать его, узнавать поближе. Я уже чувствую это. Почему? Откуда это во мне? Почему просто посмотрев на человека, я делаю такой вывод? Это же неспроста человек, довольно-таки видный, с первого взгляда вызывает отвращение и беспокойство? Неспроста…».
Парень наклонился к ней и, затянувшись, выпустил клубы дыма ей в лицо. Лаура в немом молчании поднялась с дивана и быстрым шагом обошла его, а затем покинула контору грузоперевозок.
«Только бы Ренис не сглупила сейчас», - думала она, нервно кусая губы.
«За Хантером?», - подумали все, провожая глазами Лауру до коридора.
 «Ублюдок!», - а это Ренис, которая неторопливо и без лишних слов встала, хотя безумно хотелось вскочить и сломать об эту блондинистую голову стул, стол, компьютер и непринужденно выйти на свежий воздух. Ей с трудом удавалось сдерживать желание прокашляться и отхаркаться, можно и прямо ему в рожу.
- Дьюи, - смело выпрямился Адам на своем месте. – Знакомство начинают не так.
«Ах, так это и есть тот самый Дьюи, о котором восторженно зудела Гвен и не очень хорошо отзывались остальные? Что ж, ничего сверхъестественного, обыкновенный ублюдок». Таки урок зоологии: тип хордовые, класс млекопитающие, отряд приматы, ублюдок обыкновенный. Ну, или как там было, уже и не упомню всего.
«Откуда тебе знать! – возник голос в ее голове. – Может он – лучше, чем…».
«Нет!», - прервала его уверенно Ренис.
 Дьюи и не посмотрел в сторону Адама, несмотря на то, что тот фактически пролез между блондином и Ренис. Глаза Дьюи впились в Ренис, а она отстранилась немного, думая:
«Вот почему они все такие высокие, а? Нет, это я низкая! Хотя, этот вроде ростом не вышел. Она всего-то на пару сантиметров выше меня, ха-ха! Коротышка!», - она внимательнее рассмотрела стоящего перед собой парня. Знала бы она, над кем мысленно потешается, ох, знала бы!
Так, чисто для информации: Дьюи, Адам, Есуно и Хантер с Карлой с небольшой натяжкой были одного роста. Ниже них – только Ренис (ну, не так, чтобы уж значительно!). Большая часть команды Хантера все как на подбор – высокие и почти атлеты. Такое сложно было не заметить.
Блондин Дьюи приблизился к Ренис снова, продолжая высасывать из сигареты всю ее недолгую сигаретную жизнь:
- Так, так, так. Это ты у нас Ренис?
Она все помалкивала, выжидая и не желая вступать с ним в разговор.
- Та самая Ренис, того самого папочки, - он заткнулся, вдохнул еще немного отравы и выпустил кольца дыма.
Ренис стояла, не двигаясь и думая про себя: «Ну, ну, говори. Я посмотрю, много ли ты обо мне знаешь. Может ты-то и прольешь свет на мое прошлое», - она стиснула сильнее компьютерную мышку в своей руке, которую неосознанно схватила вставая. – «Папочки, значит? Выходит, что никакая я не сирота?». – Девушка смотрела на Дьюи отсутствующим взглядом, а ведь рисующаяся картина в голове, должна была сопровождаться злыми искорками в ее глазах – затушенная об поганый глаз Дьюи не менее поганая сигарета.
- Та самая, у которой столько имен, столько денег, - тянул слова Дьюи, оставляя детали в стороне.
Ренис не понимала, но слушала, а присутствующие испугались не на шутку, ведь парень озвучивал то, чему должно быть сокрытым. Адам, что стоял уже сбоку от Дьюи и Ренис, сжигавших друг друга взглядами, озабоченно переводил глаза с одного на другую.
- Дочь богатого вора, - процедил в завершении сквозь зубы Дьюи, и, глядевшие на них из разных углов конторы, глаза членов команды Хантера еще больше округлились. А в Ренис что-то зашевелилось. Воспоминания ли? Нет.
Дьюи подался еще ближе, вновь выдыхая клубы дыма ей в лицо. Ренис открыла рот, словно хотела возразить, подняв при этом руку вместе со сжатой в ней мышкой до уровня лица, будто хотела поправить ею челку. Даже слегка это сделала, оттопырив указательный палец все той же руки, убеждая Дьюи в том. А потом со всей силы ударила его по лицу.
Удар пришелся по скуле. И не столько от боли и силы удара, сколько от неожиданности, парень повалился на пол. В ту же секунду, подобно пружине отскочив, он набросился на Ренис. Его остановил Адам, парировав бросок: кинулся навстречу, пригнулся и обхватил его под ребра обеими руками. Уткнувшись головой в живот и отталкивая собой, Адам не давал ему дотянуться до Ренис.
Гвен тоже уже стояла позади, оттягивая Дьюи, приобняв того за плечи и что-то нашептывая в ухо.
- А Ренис?
А Ренис и не шелохнулась, видя, что он летит на нее после позорного падения на пол при таком количестве нежелательных свидетелей. Она была занята логичными рассуждениями:
«Естественно, то, что последует за моим ударом – это мое избиение, тут и гадать нужды не будет. И никто не подумает заступиться, конечно, ведь это они все среди всех «свои», но не я. Я – чужак. И я это ясно вижу. Но почему же мне при этом совершенно не чужды мысли об избиении? Я…», -  и вот тут ее сильно удивил поступок заступившегося Адама, который сделал это, перебивая ее общение с собой. Виду она не подала, будто так и должно было быть. Она же у нас кремень.
Дьюи вырывался, осыпая оскорблениями и грязными словами в ее адрес. Его трудно было удерживать, потому Карла вызвалась на помощь Гвен, цепляясь в руки и не давая колотить Адама. Покинул свое место и Пит, он подошел и встал между схваченным Дьюи и Ренис. Она же отступила к стене, сместившись вбок от стола с компьютером. Бежать некуда. Да она и не собиралась этого делать.
«За поступки надо отвечать, Рахима», - пробежало в голове таким знакомым мужским голосом, а вслед за ним тоненькое: «Да, папа». От этого мигом пробежали по спине колючие мурашки, Ренис Нолл опять рефлекторно дернула плечом, избавляясь от них.
Свой конфуз с падением Дьюи про себя настырно оправдывал тем, что был пьян, накурен и не в меру расслаблен, но эти аргументы не могли затмить тот факт, что на него кто-то посмел поднять руку. Вцепившаяся в руку Карла так сильно ее сжала, что он злобно зыркнул на нее, но эта трусишка в этот раз не испугалась и не выпустила ее. А Гвен все шептала:
- Она просто не знает, кто ты. Успокойся.
- Отпусти меня! – Дьюи обратился к Адаму. – Будешь так прижиматься к своему Питу! – в голосе звенело раздражение, перемешанное со злобой. На скуле виднелось красноватое пятно с синеватой точечкой посередине.
«Отменный будет синяк», - думал спокойно Паленый, так и не сдвинувшись со своего места. – «Браво, Ренис, ты первая, кто надавал ему по морде! Начинаю проникаться к тебе уважением», - он, вытянув шею, силился разглядеть лицо Ренис, которую загораживал Пит.
- Брэдли, скажи ему! – рычал Дьюи.
- Адам, отпусти, - Паленый на всякий случай встал и направился к ним, давая знак глазами Рику и Риччи сидеть на местах и не вмешиваться.
Адам послушно ослабил хватку и отпрянул от блондина. Отступил еще на пару шагов и оказался плечом к плечу с Питом (образно, ведь Пит гораздо выше!), полностью закрывая собой Ренис от Дьюи. Место Адама заняла Гвен, забежав вперед, она принялась отвлекающее дотрагиваться кончиками пальцев до вспухшей щеки Дьюи, не забывая корчить максимально сочувственнее лицо, так, будто сама ощущает всю его боль.
Дьюи с легкостью вырвался из рук Карлы и, не обращая внимания на Гвен, прохрипел:
- Отойдите!
Парни, к которым было обращено сие требование, синхронно сложили руки на груди и замотали головами. Дьюи беззаботно рассмеялся, да так, будто все это было нелепой шуткой.
- Да ладно вам, я не трону ее. Что я, по-вашему, буду с маленькими девочками драться?!
Адам с Питом и не думали двигаться.
- Вы *****, два ****** *****! – начались его оскорбления, но Гвен, толкнув его, перебила.
- Прекрати! Что ты себе позволяешь! – да, как и всегда, она заступилась за них.
- Отойдите.
Пит удивленно обернулся назад, и Ренис повторила:
- Отойдите, парни, все нормально.
Пит сомнительно перевел взгляд на Адама, Адам с Ренис на Пита, а Дьюи, кляня их последними словами, смотрел на обоих. Парни расступились, будто створки ворот отворились. Оба отошли по разные стороны, но не так, чтобы далеко. Подвох в этом чувствовался всеми, и они готовы были на подвиги во спасение Ренис Нолл, чего от них и затребовал Хантер. Даже, если против них будет Дьюи, сам сын Генри.
Ренис смотрела под ноги, на лежащую у них сигарету, выбитую ею изо рта блондина. Перехватив взгляд, смотрел туда же и он, а потом вдруг улыбнулся, строя из себя дружелюбие, медленно пошел к ней.
- Ты уж прости за столь неудачное знакомство, - растягивая слова, Дьюи стремился подойти как можно ближе, а когда достиг нужного ему расстояния, на которое и рассчитывал, быстро выбросил вперед правую руку, схватил за шею и прижал к стене.
Ренис тоже не промах, хоть и не помнила, что бывали в ее насыщенной жизни передряги и похуже, но среагировала так же скоро, как натренированные для неожиданной борьбы люди. Схватившись за приставленную к шее руку Дьюи обеими руками, она, согнув правую ногу в колене, уперлась ею ему в живот.
«Я прямо начинаю ею восхищаться!», - Паленый не заметил, как закусил губу и подобрался вплотную к Дьюи, заворожено выглядывая через его плечо на девушку и совсем не думая, что-либо предпринять.
- Надо же, какая сообразительная девочка, - ухмыльнулся Дьюи.
«Надо же, ублюдок оказался ублюдком!», - разумно предпочла произнести это про себя Ренис.
Адам, нервничая, зашел слева, не зная, как ухватиться и отодрать от Ренис Дьюи. Справа мешкали еще трое желающих помочь Адаму. Кто-то с ужасом в глазах держался за Пита, который уже занес свою мощную руку, зажатую в кулак, над головой Дьюи. Но большинство наблюдателей не рисковали попасть в немилость Дьюи.
Самое время, подобно Нэйтону, появиться Хантеру, что, собственно, он и сделал.
- Дьюи!
Узнав голос, парень сильнее надавил Ренис на шею, а она в ответ впилась ногтями в руку, безжалостно сдирая с нее кожу. Хантер шагнул с порога к ним, но прежде Ренис успела ударить Дьюи своим коленом чуть ниже нацеленного. Парень стерпел, слегка ослабил хватку и снова пригвоздил к стене. Ренис больно ударилась затылком, но не издала ни звука.
Хантер резко обошел и взял Дьюи за руку, да силой оторвал от девушки, притом умело заходя вперед и заслоняя ее собой от блондина. Как другие ребята ранее, он встал прямо между ними. Но Ренис рвалась отомстить, протягивая руки в желании выцарапать обидчику глаза, ведь теперь ничто не могло ей помешать. Ну, разве что Пит, который остановил ее, взяв одной рукой за плечо, а другой – одергивая руки и строго качая головой. Совладать с его силищей Ренис не могла, этого великана ей не победить.
- Ты забыл, о чем мы говорили? – отчитывал здесь же Хантер Дьюи, думая. – «Проклятье! Какого черта, Дьюи?! Я же дал тебе понять, что все идет от твоего папочки. Идиот!».
Хантер покосился на Лауру, проскользнувшую к ним, а Дьюи молчал, глубоко и часто дыша. Он был в бешенстве от того, что нашелся человек, не побоявшийся его, и этот человек – эта тщедушная воровка денег его отца!
Лаура между тем сменила Пита, теперь Ренис была в ее обхвате. Ренис же прикидывалась, что успокоилась и сдалась, лишь бы только от нее убрали руки.
- Иди в мой кабинет и жди меня там, - Хантер слегка подтолкнул блондина, и Дьюи повиновался. – «Я должен поговорить с ними отдельно. Не при всех. Отдельно с ним и отдельно с ней», - подозрительная покорность Дьюи парализовала быстрые мысли Хантера. – «Что это с ним? Неужели понял, что сцепившись с ней, уронил себя в глазах других?», - спросил себя он немного погодя. – «Хорошо бы знать, что у него творится в голове».
Хантер обернулся к людям позади него. Кивнул, прижимавшей к себе Ренис, Лауре в сторону двери. Что значило: «Присмотри за ним». Лаура, отпустив Ренис, мигом выскочила в коридор за Дьюи, а  Хантер, погружаясь в свои раздумья, разглядывал храбрую девушку. Всю красную от злобы и негодования, нежели от смущения попадания в неловкое положение.
«Надо же. От кого – от кого, а от нее не ожидал. Что же мне сейчас ей сказать? Поругать – можно бы, знай я о ситуации большего. Похвалить – хотелось бы. Оглушил бы аплодисментами, но нельзя. И что это еще за взгляд?! Почему смотрит так, будто это я ее недавно душил, а не Дьюи?! Откуда столько злобы ко мне? Ты должна быть мне благодарна, идиотка!», - он задумчиво глядел Ренис в лицо, и его брови  медленно сдвигались к переносице.
- Сэр, она не причем, он сам виноват, - тихо и робко сказал Адам, опять защищая девушку.
- А что, у нее нет языка? Почему за нее говоришь ты? – грозно спросил Хантер.
- Так вы (сказала и осеклась Ренис, тут же пожалев, что обратилась на «Вы») меня не спрашивали. Глазели три минуты, будто я по вашему взгляду должна была читать все немые вопросы, - недовольно выпалила она, подумав. – «И с чего это я вдруг к нему на «Вы»?».
- Я с тобой поговорю еще, - Хантер деловито посмотрел на часы, вскинув руку с запястьем и не сказав ничего больше, вышел в коридор. – «Опрошу лично, с глазу на глаз. Нужно вдолбить тебе в голову, что твой дерзкий характер тебе же во вред!», – думал он, направляясь в свой кабинет.
Карла, Гвен и многие другие не смели вмешиваться, больше, чем того сделали они. Девушки вцепились в Дьюи не во спасение Ренис, это было сделано ради Адама и Пита. Будь эта разборка между Дьюи и Ренис и только между ними двумя, девушки бы его не остановили. Вот и получается, что на такие жертвы они пошли ради ребят, но сделали это так мастерски, что Дьюи был уверен в том, что они спасали от него именно Ренис.
Ренис же, обуреваемая дикой злобой, что клокотала в ней, села за стол. Прежде подобрала с пола все, что осталось от компьютерной мышки, и попробовала собрать. Собрать не вышло, но устройство кое-как работало. Отвлекая себя возней с мышью, она на самом деле пыталась успокоиться и осознать смысл слов, которых не могла забыть. Слов, сказанных в порыве ярости блондином, в особенности: «…дочь богатого вора…». Это словно будило в ней какие-то воспоминания, которые никак не прояснялись в голове.
«Он меня знает, или же знает обо мне?», - Ренис Нолл повернула голову, уловив волну свежего остужающего воздуха, пущенного в помещение. Кто-то додумался открыть окна. Великодушно с его стороны. – «Плевать! Я здесь не останусь и дня! Мне бы только денег, да место бы узнать, где меня, возможно, ждут. Ведь ждут же, чувствую», - она заставила себя заняться и уйти с головой в сборку мышки, перевернула ее, разглядывая треснувший зазор у маленького ролика, который едва держался в своем гнезде.
- Нельзя долго держать мышку вверх тормашками.
- Почему? – Ренис повернула голову к подвалившему к ней Адаму.
- Ее будет тошнить, - сказал парень и сам перевернул устройство на столе, а затем опустился на пол у ножек ее стула. – Ты не обращай внимания на Дьюи. Он всегда и всех задевает. Натура такая.
- Лучшее средство от него – минутка игнора, да?
- Угу.
- Не держи зла, - присоединился к ним и громила Пит, не очень правильно составив предложение. – Он – дурак, но и ты не находи в том повода. Не позволяй ему сделать из себя такую же дуру.
- Здорово ты его! – Паленый, взяв стул, поставил его рядом с ними и сел. – Так его еще никто не опрокидывал.
- Нечего ее хвалить! – открыла рот Гвен. – Она же чуть ребят не подставила!
- Защита любимого отклоняется! – завопил Адам, снял с себя носок, быстро скомкал и швырнул в нее. Носок раскрылся на полпути и сменил траекторию, плавно приземлившись в метре от него. Так и не достигнув цели. А целился Адам явно в лицо этой красавицы.
- Мы, вообще-то, ради вас старались, - подала голос Карла.
- Я что-то пропустил? – поднял голову и вытянулся Рик с красными глазами, который все это время смотрел свое любимое аниме в наушниках.
- Нет-нет. Ничего, что могло бы тебя заинтересовать. – Быстрее всех ответил ему Паленый. И Рик снова погрузился в мир буйства красок и фантазии.
- А мне кажется, - мечтательно начал парень, сидевший за соседним столом с Риком, Риччи. – Стоило им дать загрызть друг друга.
- Все наивно ждешь смерти Дьюи? – хохотнула худышка Мэндси, которая как змея заползла сюда с девушками и примостилась на подлокотнике дивана, наблюдая сквозь улыбку всю сцену боя слабой девушки и подвыпившего парня.
- Ренис он не по зубам, и не надейся, - влезла, отвечая ей, Гвен.
«Он не достоин моих зубов!», - ответила про себя Ренис, избегая лишних споров с этой стервой, ибо на сегодня с нее достаточно и ублюдка Дьюи. – «Как-нибудь в другой раз», - тешила себя она.
Завязался шуточный разговор, в котором пассивно поучаствовала Ренис, задавая изредка вопросы, возникающие у нее по незнанию. Ее нарочно втягивал в беседу Адам, не давая погрузиться в ее недобрые мысли. У парня не было определенных целей и он вовсе не следовал какому-либо плану Хантера «о доверии». Он просто был самим собой и вел себя так же, как и со всеми. То есть, относился к Ренис на равных. Единственное, чему он истинно и слепо следовал – требованию Хантера защищать ее. И Адаму было начихать на то, кто она, чья она и какие цели преследует их хозяин.
Вот в этом и весь Адам. Как и Пит, что придерживался тех же принципов.
Близилось время ужина. Еды они заказывали и ели здесь же, в конторе. Ренис не стала этого делать. Она пошла в коридор, а оттуда на кухню, где под неукоснительным присмотром Лауры, которая возникла неожиданно и неизменно с бутылочкой джина в руке, приготовила себе салат из овощей. Холодильник, как и обещала ранее Лаура, был забит овощами и фруктами.
Из вежливости Ренис предложила Лауре. Из вежливости Лаура согласилась, хотя пришла она сюда, преследуя свои цели – подсыпать ей в еду измельченную и тщательно вручную перетертую в порошок таблетку. Не получилось. Попробовала угадать, что будет пить Ренис, надеясь, что это будет молоко. Но нет. Девушка предпочла стакан воды. Не вышло у Лауры. Вздохнув, она, убирая маленький бумажный кулечек в карман и надеясь на ночной стакан молока перед сном, села за стол.
Ужинали вдвоем. Салат Лауре понравился, она похвалила его, но не более того. Так и просидели в молчании. Затем к ним не перекочевали Адам, Пит, Гвен, Паленый, и тишина забыла о собственной важности. Прерывая их, заглянула вдруг Карла:
- Ренис, к Хантеру.
Та и не пошевельнулась, продолжая скоблить тарелку вилкой, захватывая непослушные тонкие дольки огурцов. Адам силой оторвал ее от занятия, поднял и вытолкал из кухни в коридор. Делать нечего, только покоряться неизбежности. Она пошла к кабинету и бесцеремонно вошла без стука.
- Закрой дверь, - прозвучало более чем повелительно.
Ренис сделала то, что от нее потребовали.
- Сядь, - Хантер указал глазами на кресло напротив своего стола. Излюбленное место Карлы, Гвен и Дьюи.
- Это же недолго, я постою.
Мужчина уступил и решил перейти к основному.
- Твое поведение оставляло желать лучшего и до твоей амнезии, - сказал с чувством огорчения он и вздохнул. – Но сейчас ты переходишь все границы.
- Это чем же мое поведение всем так поперек горла? Я за собой ничего выходящего за рамки не заметила, - Ренис нахмурилась, прожигая взглядом в ответ.
- Даже сейчас?
- Ну, а сейчас-то что я сделала?!
- Ты перечишь мне.
- То есть, я должна безропотно принимать то, что меня не устраивает? Мне нельзя открыто выражать недовольство? Что это за правила такие?! – девушка с каждым вопросом распалялась все больше и больше. – Кто ты вообще такой, чтобы указывать мне, где открывать рот, а где покорно молчать в тряпочку?!
Хантер, поджав губы до посинения, слушал ее тираду, уже мысленно ненавидя себя за то, что впрягся в эту возню с ней, желая спасти и помочь.
- Все сказала?
- Все, - Ренис, прерывисто дыша, поздновато сожалела. Ведь вместо того, чтобы воспользоваться случаем и расспросить о себе самой, она настроила этого человека против себя еще сильнее.
- А теперь слушай. Я тот, кто дал тебе крышу над головой, деньги и еду взамен на беспрекословное подчинение и выполнение всего, что я говорю. Ты это, худо-бедно, но делала, как и все. Так что, приди уже в себя, а особенно, в свою совесть, и веди себя подобающе. – Хантер говорил ровно и спокойно, даже встал и покинул свое место, чтобы чинно прохаживаться по кабинету мимо нее к окну и обратно.
Ренис хотелось возмутиться, однако, она поступила иначе. В голове назрела нехорошая мысль – стащить деньги у него. – «Наверняка, по кабинету немало заныкано!», - думала она.
- Я сожалею, - сказала девушка, выдавливая из себя каждое слово, как и вот эти. – Впредь постараюсь вести себя адекватнее, сэр.
Хантер бросил на нее недоуменный взгляд и застыл на месте от удивления. Ренис предпочла этого не заметить:
- Могу я идти, сэр? – грубым тоном служивого произнесла она и, получив в ответ одобрительный кивок, шагнула за дверь, подумав. – «Убила бы! Тоже мне, диктатор!».
Ренис вернулась к гудящей компании на кухне, размышляя над тем, почему Хантер не стал расспрашивать о стычке с Дьюи. Он просто уже знал все подробности инцидента от Карлы и версию Дьюи. Слушать еще и от этой нервной коротышки уже не захотел.
На кухне теперь было слишком шумно, да и ее стул был под Карлой, Ренис развернулась и решила пойти к себе. В коридоре она натолкнулась на Хантера, он смерил ее равнодушным взглядом и прошел в сторону адвокатской конторы. Проводив его глазами и удостоверившись, что дверь за ним закрылась, Ренис зашагала к его кабинету, который, как она уже знала, никогда не запирался. Прикрыв за собой дверь и выждав немного, по-воровски прислушиваясь, не идет ли кто следом, она принялась, старясь производить меньше шума, вытаскивать ящики его стола. Порылась в бумагах – ничего, что могло бы ей хоть ем-то помочь. Выдвинув на себя самый нижний ящик и разворошив кипу бумаг в нем, заметила, что дно у этого ящика выше, чем у предыдущих двух.
«Ага!», - победно потирала руки Ренис, предвкушая вокзалы, аэропорты и прощание с этим общим, кишащим непонятными и неприятными людьми, домом. Приподняла дощечку и расстроилась, увидев не спрятанные пачки крупных купюр, а пистолет. – «Где же ты прячешь свои деньги, Хантер?!», - Ренис стояла, рассматривая оружие, в размышлениях, стоит ли брать его или нет? Можно ли его обменять на деньги и много ли за него дадут? На худой конец, поугрожав им, например, Карле, забрать у нее заначку и сделать ноги…
«Нет, я не должна», - Ренис аккуратно, припоминая, что где лежало, уложила содержимое ящика по углам и задвинула его. Кинулась обследовать все полки и папки стоящего позади стола шкафа-библиотеки, удивляясь разнообразию классической английской литературы. Попробовала даже вчитаться в одну, но не смогла долго – терпения не хватало, отчего не могла понять, но эти буквы ее словно бесили. Поэтому настроилась на поиск возможного местоположения сейфа между книг. Но и здесь результаты нулевые.
Взгляд озадаченной девушки приковала куртка, повешенная на спинку стула.
«Может, он из тех, кто носит свои кровные с собой у самого сердца?! Если так, то в карманах его куртки обязательно найдется то, что меня порадует», - руки ловко проскользнули в один карман, но в коридоре послышались громкие голоса и шарканье ног. Кто-то целенаправленно шел к ней, вернее к кабинету. Секунду она застыла без движения, мысленно разорвавшись на части: одна устремилась в окно и выпрыгнула, разбивая головой стекло и ударяясь о твердую плитку под окном, а другая – в панике металась по кабинету, пока не остановилась у этого большого шкафа у окна. – «Точно! Лишь бы двери не скрипели!», - Ренис стремительно забралась внутрь, даже не глядя, есть ли для нее там место. Скользнув по стенке, вправо, опустилась боком на что-то твердое.
«Неудобно!». – Из щелей створок двери проникал свет и, когда глаза более и менее освоились, она различила под собой открытый деревянный ящик с оружием, занимавший одну половину шкафа. Руки почувствовали холод, исходивший от этих металлических предметов. На них же она и расположила свой тощий зад и теперь боялась, что под ее тяжестью они начнут проседать, издавая звуки металлического трения и этим скрежетом выдавая ее присутствие. По голосам, ворвавшихся в кабинет людей, она четко узнала Адама, Пита, Дьюи. За ними шли, хохоча, еще две девушки, щебетали о чем-то Карла и Гвен, а с ними был и еще один тоненький голосок. – «Наверное, это Мэндси», - подумала Ренис, заставляя себя дышать тише. Ей все казалось, что из шкафа раздается ее громкое дыхание.
- И где этот Хантер?
 «Запахло омерзительными сигаретами. Дьюи? Определенно, он!». Да, он. С таким презрением к всеми уважаемому командиру относился только Дьюи.
«Держись, Рахима, только не вздумай кашлять сейчас. Хм. Рахима?! Я назвала себя Рахима?! Что еще за Рахима?», - удивившись этому, Ренис зажала себе рот ладонью, чувствуя, как чешется и царапается в горле.
- Дьюи, я тебя прошу, не дыми так! – это была Гвен. Девушка подошла к окну и с грохотом распахнула его тяжелые створки.
О чем-то громко шептались Адам и Пит, было неразборчиво.
«Видимо, сидят где-то в углу на диване», - у Ренис жутко зачесалось в носу, она с неописуемым ужасом зажала второй рукой нос, едва удерживаясь без рук на груде пистолетов в своем неудобном положении.
Заскрипели боковые стенки шкафа. Похоже, кто-то облокотился на него.
- Гвен, жду тебя к семи.
«Дьюи?».
- Но у нас задание, - голос звучал не так, как обычно Гвен разговаривала с ребятами.
В ответ заскрипели стенки шкафа отчаяннее, кто-то точно навалился в компанию Дьюи.
«Надеюсь, они там сейчас не облизываются. Рискую потерять под их напором свое убежище, и так трещащее по швам», - игравшая в прятки девушка, затаила дыхание.
- Давайте вы не будете предаваться своим забавам в этом красивом кабинете.
«Писклявый голос…Мэндси?».
- Завидно?
«А это Гвен».
- Ладно вам, девочки. Не ссорьтесь из-за меня, - хмыкнул Дьюи.
«Фу-у-у-у!!», - подумала Ренис.
«Шел бы ты!», - думала Мэндси.
- Хантер идет!
«Эта счастливая крикунья явно Карла», - Ренис забыла, как дышать и не знала, дышит ли вообще. А крикунья притихла со всеми остальными. – «Он уже здесь что ли?! Ну и тишина воцарилась…», - воришка в шкафу отпустила нос, воздуха и так не хватало.
- Карла, прикрой дверь, - сказал властно Хантер.
«Интересно, а есть ли здесь Лаура? Я не слышала ее голоса. Да и ведь она в большинстве случаев молчит как рыба. Конечно же, она здесь, как же без нее!», - Ренис была права, Лаура присутствовала с бутылочкой виски и сидела она в компании Адама и Пита на диване.
Теперь, чтобы четче слышать не столь громко говорящего Хантера, Ренис дышала урывками, ведь иногда ее дыхание заглушало ей звуки голоса Хантера. Ренис ничего не видела и не могла знать, что здесь сейчас все. Даже те, с кем она не познакомилась за эти дни и с которыми знакомить ее никто не собирался. Команда Хантера насчитывала около ста человек. Половина осталась стоять в коридоре у открытой двери и слушала, уместить всех было невозможно, несмотря на все широты его кабинета. Эта скрытая часть его команда группами снимала квартиры по городу, и появлялись они по зову Хантера. Как сейчас, например.
Заскрипел стул. Владелец кабинета уселся.
- Так для чего ты нас всех собрал? – не терпелось Дьюи.
- Все здесь? – Хантер поднял голову, с удовольствием игнорируя его и разглядывая головы в коридоре, и вернул взгляд на людей, забившихся в кабинет в ряд у стен. Кто-то уселся на ковре у кресла. Несколько человек, главным образом, девушки, теснили друг друга на подоконнике, все старались держаться стен и мебели, зная, что командир любитель побродить по кабинету, посвящая в тонкости дела.
Хантер закончил осмотр подчиненных и задержал глаза на маленьком, совсем неприметном клочке белой бумажки, лежащей на ковре в районе шкафа. Никто другой ее не заметил бы, а заметив – не придал бы значения, не знай он истинного предназначения этого белого огрызка. Губы Хантера растянулись в зловещей улыбке:
- Здесь нет Ренис.
«Мне конец!», - подумали обреченно в шкафу.
- Пойти позвать? – с готовностью откликнулась для него Карла.
- Нет, - остановил ее порывы он. – Не нужно.
Хантер отлично помнил, как налетела на него в коридоре Ренис, выходя из кухни. А, выглянув из двери конторы, он увидел, как она быстро зашагала к его кабинету. И еще эта бумажка, которую он всегда клал на верхний торец одной из створки дверей, тем самым проверяя, роется кто-нибудь в его отсутствие без спросу в шкафу с оружием или нет, впервые уличила человека. Человека, которым, однозначно, является Ренис, ибо доселе никто другой не посягнул на его, так сказать, собственность.
- Наш разговор не должен ее коснуться, - поясняюще добавил Хантер, оторвав глаза от бумажки.
- Тогда чего же ты хотел? – поинтересовался Паленый.
- Поговорить с вами о ней.
- Как насчет того, что ее зовут не Ренис? – влез всезнайка Дьюи. – Просвяти же, Хантер.
«Идиот! Не сейчас!», - подумал Хантер, отвечая:
- Все тут под вымышленными именами, в том числе и ты. Был когда-то. Так что, я не вижу смысла что-то еще говорить на эту тему, - голос командира прозвучал ровно, спокойно. – Лучше послушай, что я скажу, если, конечно, ты наберешься терпения и терпимости меня дослушать. А то я смотрю, ты считаешь, что находиться со мной в ограниченном пространстве ниже твоего достоинства. Если это так, то выйди и больше никогда здесь не появляйся. Я тебя насильно не тянул к себе.
«Ух, ты какой! Речь идет о чем-то личном? Знать бы, о чем…», - пытливо рассуждала Ренис, улавливая эту натянутость отношений между Дьюи и командиром и остро ощущая нужду в кислороде.
- Я молчу, - Дьюи учтиво снизошел до легкого поклона.
- Собрал я вас для того, чтобы кое-что разъяснить. Это касается Ренис. Во-первых: учтите, что не я ее за ручку привел. Вы уже знаете, что людей я больше не вербую, если кто-то из вас решит выйти из дела – то буду только рад.
- Но, если не ты, получается… - задумчиво влезла Гвен, подыгрывая этому общему спектаклю для «всех». Она и другие приближенные и так знали все, что нужно было знать. Осталось только пустить пыль в глаза Дьюи и другим непосвященным.
- Разве это я вас отправлял? – Хантер повернулся к Лауре, Адаму, Питу, а они синхронно мотали головами.
«Отправил куда?! За кем и зачем?!», - рвались любопытные мысли из шкафа.
«Черт, этого я не должен был говорить», - Хантер покосился на шкаф, встал со стула и принялся ходить по узенькому проходу от шкафа до стола, стараясь не наступать на ноги подчиненных. Своими приближениями он пугал Ренис, она сидела с затекшими ногами и поясницей на ящике. Она ждала, что вот-вот он откроет дверцу и явит всем «крота».
- Во-вторых: помните, что это не только мой приказ. Вы должны по возможности сблизиться с ней. Стать другом, подругой, чтобы она могла открыто с вами делиться своим мнением, секретами, мыслями, переживаниями. Чтобы могла обсуждать…
- Что, прямо все? – играла с натуральным недовольством роль Гвен.
- Да.
- А если я не хочу? – заныла столь же нехотя Карла.
- Захоти.
- И ты тоже? – Паленый кривил губами. Его вопрос был не вовремя.
Хантер не ответил, но загадочно улыбнулся своей «правой руке».
- Для чего все это? – якобы с интересом спросил Дьюи.
«Тебе ли здесь комедию ломать, дурень? Ты же не хуже меня знаешь о планах своего отца!», - подумал Хантер и сказал:
- Таков приказ. Защищайте и следите за ней, пресекая попытки бегства. Если она сбежит, то хоть головой об асфальт бейтесь, но верните. Мы все отвечаем за нее этой самой головой. – «Но я-то в большей степени», - Хантер остановился у шкафа и подумал. – «Пора».
«Он догадался, что я здесь?», - испугалась Ренис. – «Неужели знает?! Но откуда ему знать, что я сижу в шкафу?! Никто не видел меня входящей кабинет. Как он узнал?».
Известно уже, как. И Хантер нарочно произнес все то, что должен был сказать своим людям втайне от Ренис. Он специально поставил ее в известность, зная, что она слышит и безумно радуясь столь удачному стечению обстоятельств, из-за которых она так кстати оказалась в шкафу.
«Сможешь ли ты, исходя из этого, сделать правильные выводы? Дошло ли до тебя, что в твоем недоверии – твое же спасение?», - думал он, поворачиваясь к Карле.
- На этом все. Карла, позови Ренис.
Хантер, заведомо зная, с каким ответом придет Карла, послал ее за той, что сидела у него под носом в его же оружейном шкафу. Спустя пять минут та вернулась раздосадованная:
- Ее нигде нет.
Хантер и опомниться не успел, как все повскакивали с насиженных мест и бросились вон из кабинета на безотлагательные поиски и скорейший перехват пропавшей значимой персоны. Побежал даже Дьюи. А проницательная молчунья Лаура тоже ничего не заметила и пошла следом.
«Неужели настолько прониклись моей речью? Да нет, просто знают, что приказы Генри нельзя игнорировать. Спрос за нее велик и жесток», - он тоже зашагал к коридору, поглядывая на шкаф. – «Ну, Ренис, я даю тебе огромных размеров шанс. Будь умнее, воспользуйся им», - Хантер отвернулся и вышел, громко хлопнув дверью. По ту сторону кабинета остановился, прильнув к двери и вслушиваясь в звуки внутри его обители. А вдруг это не она? А вдруг нет никого в шкафу?! – «Может это сквозняком сдуло бумажку? Окна были настежь открыты…», - размышлял Хантер от того печалясь.
Но его подозрения опроверг и успокоил скрип створки и глухой стук чего-то, вывалившегося на пол, а также знакомый ему щелчок ударившейся створки двери.
«Ее нужно придерживать, когда закрываешь, дурочка!», - улыбнулся победно Хантер, открывая дверь и проскальзывая в свои личные владения.
- Я почти родилась в рубашке. Сегодня, - сказала басом себе Ренис, поднимаясь с колен, на которые упала из шкафа, спешно вырываясь в зону доступного кислорода.
- Возможно, - сказал тем же тоном Хантер, спугнув девушку, что стояла к нему спиной.
Ренис со страху опять чуть в окно не выбросилась. Но вовремя совладала с собой и повернулась к хозяину кабинета, пуча на него недовольно глаза.
Не в силах сдержать улыбку, Хантер сделал несколько шагов по ковру.
«Дать ей понять, что знал о ее присутствии, или же притвориться, что вернулся за своими вещами и случайно ее застал?», - Хантер сменил траекторию и пошел к столу. – «Или же уйти и позволить ей самой придумать вариант лучше? Но когда она обнаружится, ее все равно ко мне приволокут», - он повернулся к ней, сделав лицо серьезнее:
- Ты откуда здесь? Мы все тебя ищем, - пошло бездарное притворство взрослого человека.
«Что же сказать ему? Думать времени нет!».
- Я? С окна…
- Да? – Хантер улыбнулся. – И зачем же ты лезешь ко мне с окна?
- Хотела денег у тебя своровать, да не нашла. – «Вот дура, зачем я это говорю?! Ай, да ладно, зато истина, в которую слабо верят. Врать у меня не получается. Моя ложь всегда такая неудачная – у меня же на лице бывает написано, что лгу. Почему-то, когда я начинаю врать, то углубляюсь так, что выхожу за пределы фантастики. Не умею я балансировать на тонкой грани недосказанности и лжи. Стоп, а откуда это у меня такие познания?», - Ренис ушла в глубокие раздумья, из которых ее вывел Хантер.
- Значит, ты хотела меня обобрать? – оказывается его улыбка такая очаровательная. Но не время очаровываться!
- А что? – защищаясь, возмутилась Ренис.
- Ты могла попросить, зачем же идти на столь отчаянные шаги?
- Ты не сможешь дать столько, сколько я попрошу.
«Вызов?», - подумал Хантер.
«Он самый!», - подумала бы Ренис, знай, о чем думает он.
- Откуда тебе знать? Может, я сказочно богат.
«Ой, избавь меня от своих загадочных предположений. Раздражаешь ты. Ты! И все те, кто делает из меня полукруглую дуру. Выдумывая и вешая мне на уши все эти ваши неправдоподобные легенды, считаете, что водите меня за нос?! Травите байки, в которые я должна слепо верить и раскрывать зачарованно рот…бежать бы скорее отсюда! Но надо сначала раздобыть денег и свои документы. Кстати, у кого они могут быть?».
- Ты что, оглохла?
- Что? – переспросила Ренис, оборвав ход своих мыслей.
- Я дважды повторил вопрос, - голос стал строже, тверже.
- Повтори трижды, - Ренис улыбнулась. – «Теперь демонстрируешь мне злого дядю Хантера?».
Он, смягчившись, набрался терпения и облокотился на стол. Улыбнулся и спросил:
- Для чего тебе деньги, Ренис?
«Твои чары на меня не действуют. Я тебе не Карла. Ты мне не нравился, не нравишься, и не будешь нравиться», - эхом пронеслось в голове раньше ее ответа:
- Это не твое дело. Лучше ответь, почему у меня на руках нет документов? Ни паспорта, ни свидетельства о рождении, ничего, что удостоверяло бы мою личность. Я, что, бомж? Где доказательства того, что я – это я, что я – Ренис?! Может, я и не Ренис вовсе, а совершенно другой человек?! – озвучила свои подозрения она, связанные со всплывшим именем «Рахима». Поздновато она подумала, что с этими вопросами поспешила и маленько их загнула. Она умолкла и внимательно смотрела на него, понимая, что этот человек знает больше, чем нужно.
Хантер оттолкнулся от стола и решительно направился к ней, широко шагая, подошел вплотную. Ренис сделала шаг назад, увеличивая мгновенно сократившееся расстояние между ними.
- У меня нет ничего из того, что определяет твою личность. И это – чистая правда. Где это все вообще есть – я понятия не имею, - сказал тихо Хантер и, видя, что она открывает рот, чтобы возразить, выпалил последнюю фразу наперебой. – А что касается денег, то – заработай.
- Как?! – изумилась она. – На какую работу меня возьмут без документов?!
- На нашу. Работай, как и все здесь: выполняй свою часть дела и получай за это деньги.
- Я не хочу зарабатывать вашими криминальными методами.
- Придется. У тебя нет выбора, - зашипел он, злобно глядя в глаза. – Делай то же, что и все. И не привлекай излишнего внимания своим бессмысленным бунтарством и неповиновением. Этим делаешь хуже лишь себе, - тут Хантер снова подобрел и стал мягок. – С чего ты взяла, что все наши дела связаны с криминалом? Изредка мы зарабатываем честным трудом. Но честно много не заработаешь, так что, если подворачивается иной вариант, то почему бы и нет?!
- Я – не преступница. И не буду ею с твоей подачи! – поспешила  с ответом Ренис, не воспринимая ни одного поучительного слова из его тирады.
- Будешь.
- Не буду.
- Будешь!
- Не буду!
- Не зли меня, будешь!
- Не бу… - упертую покруче барана девушку перебил другой точно такой же.
- По-твоему, воровать у меня – честно? Тебе, значит, можно воровать мои деньги? – силясь не переходить на крик, раздраженно процедил Хантер.
- Ты имел в виду: воровать ворованное у самого вора? – Ренис улыбнулась одним уголком рта, тут же презрительно потянув его вниз.
«Держи вора!», - кричит вор, сидя верхом на краденом, - скажу им я, но…
 - Твое счастье, что я не при оружии, иначе пристрелил бы тебя, - засмеялся нервно Хантер, подумав. – «С таким характером ты недолго протянешь, девочка».
Глаза Ренис скользнули к столу, вспоминая его пистолет в третьем ящике, что не осталось незамеченным Хантером, он все понял.
- Спасибо, что не при оружии, - поторопилась вернуть глаза к нему Ренис. – И все равно не буду с вами…
- Замолчи! – Хантер вдруг подскочил к двери, потянул на себя и выглянул в коридор. Резко закрыл и подбежал к окну, плотно захлопнул створки и вернулся к ней. – Послушай, Ренис, хочешь ты того или нет, ты будешь это делать. – «Это у тебя в крови, и ты ничего с этим не поделаешь!», - оставил он при себе мысль, глядя, как девушка упорно замотала головой, переча уже без слов.
- Я все равно не…
- Хорошо. Тогда что ты будешь делать, когда тебя поставят перед выбором: либо украсть и убежать, либо подохнуть с голоду, но честной до кончиков ногтей? Других вариантов нет.
- До этого не дойдет.
Хантер пристально заглянул в глаза этой до невозможности упрямой ослице, в которых читались все ее намерения:
- Ты, я погляжу, наивно полагаешь, что сможешь удрать от нас и скрыться, да? Вот для этого тебе нужны мои деньги? Поэтому вероломно вломилась в мой кабинет и бессовестно рыскала по ящикам моего стола? И вломилась ты не через окно, а двери!
Ренис выпучив возмущенно глаза, качала головой, опять в немом молчании отрицая все.
- Оставь эту затею. Тебя найдут, куда бы ты ни залезла, куда бы ни заползла. – «Сколько лет тебя прятал отец? Сколько мать?! В конечном итоге ты вот здесь – у нас!», - восклицал про себя Хантер. Такое вслух не скажешь, конечно. Такое только про себя.
- Почему ты так уверен в этом?
- Потому что не ты первая, не ты последняя – многие открещивались, сопротивлялись и все же втянулись в эту работу. Втянешься и ты.
- Нет, я не о том. Почему ты уверен, что меня найдут? – голос девушки дрогнул на последнем слове. Отчего – и сама вразумительного ответа дать себе не могла, но то, что внутри все будто сжимало от страха – в том она была уверенна.
Хантер умышленно уходил от ее вопроса, уводя в другую тему и подготавливая следующие свои аргументы, но, увы, Ренис оказалась настойчивее. Но и он попробовал обойти острые беседы снова:
- Да куда ты пойдешь?! Тебе некуда идти, негде прятаться! – «Надеюсь, мать свою ты не скоро вспомнишь», - думал Хантер, продолжая. – Денег у тебя нет, а главное – за тобой всегда и везде будет слежка.
Вот тут, кажется, он все-таки сболтнул лишнего.
«Что?! Слежка? Всегда?!…», - Ренис почувствовала в животе зарождающееся непонятное клокочущее движение, нарастающее с каждым ее тревожным вдохом, будто все кишки вынули и бросили в котел, вариться на медленном огне. И это все вот-вот закипало, поднимаясь от живота выше и выше, подступая к горлу и обжигая все на своем пути. Она закрыла закатывающиеся глаза и отступила к шкафу, спиной нащупывая в нем опору. Ренис осознавала, что сейчас запрокинется и ударится головой – для того тело и кинулось на поиски опоры.
Хантер поймал ее за руку, потянул на себя, наклонился, ловко подхватил под коленки и спину. С ней на руках поспешил к дивану и осторожно положил ее.
- Ренис, - позвал он негромко.
Веки задрожали, она повернула на голос голову.
- Ренис, - Хантер повысил в волнении голос.
- Слежка… слежка… - бормотала она, открыв глаза и устремив их на него, на подсознательном уровне ощущая, что всегда боялась значения этого слова.
Глянув на дверь, опасаясь, что кто-то может войти, Хантер, приподняв, усадил ее, быстро и заговорчески приговаривая:
- Именно. Слежка. Помни о ней, но не показывай, что знаешь об этом. И ни с кем, слышишь, ни с кем не откровенничай! Держись отдельно, но открыто не избегай и не игнорируй. Ты поняла меня, Ренис?
Девушка пораженно смотрела на него своими широко открытыми глазами, совершенно его не понимая.
- Поняла меня? – повторил строго Хантер для ясности.
- Да, - прошептала она, приходя в себя. Она никак не могла взять в толк, что с ним такое случилось, и к чему этот бесчувственный чурбан так стремится ее предостеречь, вопреки своим же требованиям к подчиненным. Это быстро ушло из головы, пришло другое, объяснявшее ее состояние. – «Это обморок? Но отчего? От недоедания ли? Но я же ем…», - от этой мысли она также отвлекалась, на предыдущую, будоражащую больше остальных.
- Хантер…
- Да, - он все смотрел на дверь, напрягая весь свой слух.
- Зачем ты мне это все говоришь?
- Помолчи, - бросив на нее беглый взгляд, он буквально отпрыгнул от дивана к своему столу, вытянулся во весь рост и принял непринужденный вид хозяина, дотошно осматривающего свое рабочее место.
Дверь распахнулась секундой позже. Распахнули ее Гвен да Дьюи в пьяную обнимку. Они не ожидали застать в кабинете кого-либо, полагая, что Хантер лично контролирует поиски пропавшей девушки. Увидев и Хантера, и Ренис в кабинете, блондин некоторое время удивленно изучал Ренис, а потом вдруг взорвался в возмущении:
- Нет, ну ты посмотри! Мы ее ищем, ищем, можно сказать, землю носом роем, а она тут расселась! Ты тоже хорош, Хантер! Мог бы и предупредить, что нашлось наше золотое яичко.
- Дьюи, перестань, - хихикнула Гвен, оттаскивая его от Ренис. – «Уж слишком сильно он к ней наклонился, еще вцепятся, как в прошлый раз!», - думала она.
А Хантер, не обращая на них внимания, звонил Паленому, чтобы уведомить о находке. А Ренис же, никому и ничего не говоря, встала, вышла из кабинета и уныло побрела по коридору, глядя себе под ноги. Она была ошеломлена рачительными переменами этого человека, который будто бы искренне пытался ей помочь и что-то подсказать. В голове у нее был полный сумбур от предостережений Хантера, а в животе все продолжало настойчиво сжимать и крутить. Мимо шли обрадованные хорошей вестью и довольные тем, что Ренис нашлась, Лаура, Мэндси, Карла, Ирма и еще несколько веселых девчонок.
- О, а где же ты была? – остановилась и спросила Карла за всех.
- Плакала в туалете, - пробурчала Ренис, не поднимая ни головы, ни глаз.
- Я не смотрела в туалете, - задумчиво припомнила о своей оплошности Карла, со страхом подумав, что случайно заварила всю эту кашу с пропажей Ренис. Хотя варил ее Хантер. На медленном огне, часто помешивая.
Другие девушки не участвовали в короткой беседе, только смотрели очень внимательно, провожая глазами эту «особенную для Генри» чудачку. Под их взглядами Ренис поднялась на второй этаж. Дошла до комнаты, вошла и плюхнулась на свою кровать. Долго переливала из пустого в порожнее детали престранного разговора, случившегося в кабинета Хантера. Ворошила это тихое предостережение того же Хантера, не понимая, к чему он клонил. И это ее сильно утомляло. Отгоняя, лезущие в голову догадки, она и не заметила, как заснула.
Было всего-то девять вечера, а она уже наглым образом дрыхла. Поскреблась и вошла Лаура со стаканом молока, в котором притаилось растворенное вещество, предназначенное для некоторых участков мозга, которые находились под воздействием первого препарата. Напомню, что воздействие необходимо было поддерживать своевременным приемом второго препарата, с которым все шло не так гладко. Вот сейчас, например. Лаура не сумела вовремя напоить им девушку. Она не думала, что Ренис уже спит. Надеясь, что ночью она встанет и вместо воды выпьет молока, Лаура оставила стакан у окна и вышла. Но Ренис его не выпила, так как крепко спала.
Впервые за все эти необычные дни ей приснился сон. Яркий, запутанный и насыщенный мелькающими в нем лицами. Сначала это были задорно смеющиеся Адам и Карла, которые хохотали и насильно вели ее за собой по мрачным длинным коридорам, обитым с потолка до пола красным бархатом, в которых вместо дверей в проемах были насыщенно-черные плотные шторы. Из рук Карлы и Адама она вдруг попала в круг Лауры, Хантера, Гвен и Дьюи, которые с важным видом обсуждали и советовались с ней. В какой-то момент все они поблекли, слились со стенами и покинули ее, и Ренис пошла по красным коридорам одна на звуки доносившихся голосов. В конце коридора у стены она увидела очень красивую белокожую высокую женщину с большими голубыми глазами и мягко спадающими на плечи светлыми волосами, лицо ее во сне казалось таким родным и близким. Эта женщина грустно улыбнулась, провела рукой по красной стене, превращая ее в черную штору, за которой и скрылась. Ренис кинулась за ней, с головой вонзаясь в плотную черную ткань, которая будто опутывала, мешая и не давая пройти. Вырвавшись из черного тряпичного плена и очутившись внезапно на незнакомой улице, она не нашла нигде той, что привлекала ее внимание, но увидела парня, стоящего к ней спиной. Протянула руку, коснулась плеча, заставляя повернуться к себе, полагая, что у него можно узнать, куда подевалась эта загадочная женщина.
Знакомое лицо. Большие голубые глаза, добрая, такая теплая-теплая улыбка и это простодушное выражение на лице, которое в один миг сменилось и стало печальным, заплаканным с искривленными от боли и поджатыми в тонкую линию губами. Этот парень что-то говорил ей сквозь слезы, а лицо его постепенно становилось мутным и совсем заплывало туманом. А он все говорил и говорил. Ей, а не кому-то еще.
Со временем девушка отметит, что подобные сны у нее стали учащаться, вызывая в ней бурю беспокойства оттого, что она никак не может вспомнить, что же это за люди, и какова их роль в ее жизни. Но это я так, заранее, предупреждаю.
На следующее утро, проснувшись, убравшись в своей скромной комнатушке, она погрузилась в привычные для нее долгие размышления. О словах Хантера, что были сказаны лично, и словах, сказанных во время ее пребывания в шкафу. Почему они расходились?! Почему одним он говорит одно, а ей – другое? Почему врет своим подчиненным, и врет ли он им, а не ей, желая тем самым манипулировать и муштровать еще одного преступного солдата?
Ее прервало легкое поскребывание в дверь, а затем бесцеремонно заглянувшая Лаура, которая занимала соседнюю с ней и похожую комнатушку (хотя всем и так известно, в чьем кабинете она проводит ночи). Лаура нагло вошла и остановилась у окна, посмотрела на стакан с молоком, который так и простоял на подоконнике нетронутым.
- Это ты вчера принесла? – поймала взгляд Ренис, помня, что молоко вечно ей предлагала и буквально навязывала молчаливая Лаура – все время подносила стакан, когда Ренис в одиночку завтракала, обедала и ужинала.
- Оно уже прокисло. – Лаура прошла мимо Ренис за стаканом. Пахнуло алкоголем. Ренис улыбнулась себе, угадывая, вино ли, виски ли, али что-то другое с утра пораньше намешала с чем-то и залпом залила в себя эта женщина.
- Спасибо за молоко, но впредь, я сама буду себе его наливать, если захочу.
Лаура посмотрела на нее, помолчала и равнодушно бросила:
- Сбор у Хантера.
И это все, что она сказала, прежде чем раствориться, унося с собой ароматы спирта и стакан скисшего молока. Не акцентируя на ее предупреждении внимания, Ренис не спеша переоделась. Посетила ванную, где по жившей в ней привычке тщательно вычистила зубы. Этого ей было мало, она стащила с кухни зубочистки и нашла в шкафчике чью-то неиспользуемую зубную нить (она была ее, по совету Эллисабэт Нолл Лаура подложила нить в шкафчик). Ренис все следовала этому не до конца понятному ей зову основательно вычистить зубы. И только по завершению всех зубных церемоний она побрела к месту сбора.
Открыла дверь, вошла, приметив место на диване между Адамом и Питом, парни специально держали его свободным для нее. Ни с кем не здороваясь, она протиснулась в это маленькое пространство. В самом разгаре было обсуждение предстоящего завтрашнего дела, связанного с товаром, доставленным на днях Дьюи. Ренис не особо слушала Хантера, она как обычно плавала в собственных мыслях брассом:
«Он и не посмотрел на меня…что, Хантер, ты теперь опять равнодушный главнокомандующий? Надо же, как хорошо они все меняют маски! Профессионально, ничего не скажешь. Эти люди меня еще не раз поразят, определенно. Никак в голове не укладывается значение слов этого командира. Как мне его понять? Как этих людей понять?! Зачем он говорил и приказывал ребятам добиться моего расположения? И зачем тайно поучать меня как этого не делать?! Это чтобы я поверила ему и делала все, что он мне прикажет? Как и все они?! Как Лаура, Гвен, Карла, Ирма и все-все? Возможно. Стоит учитывать еще и то, что он говорил мне про слежку…», - Ренис оторвала глаза от своих ног и медленно обвела взглядом всех собравшихся в кабинете. Было много незнакомых ей людей, что часто бросали на нее любопытные взгляды.
Двое незнакомцев стояли у стола Хантера. Он что-то им негромко разъяснял.
«И когда они успели встать и подойти к нему? Почему я не заметила этого? Это плохо. Я словно неконтролируемо впадаю в спячку – мысли поглощают так, что я выпадаю из реальности. Будто отключаюсь, погружаясь в размышления. Надо быть более внимательной и собранной. Надо…», - заурчал живот, прерывая внутренний монолог. – «Черт, я такая голодная и так хочу спать! К черту! К черту тебя, Хантер и всех вас, кого знаю и не знаю! Я пойду и поем, а потом лягу спать!», - увлеченная идеей завтрака, Ренис Нолл прослушала, обратившегося к ней с видом, выполняющего ответственное задание, Адама.
- Эй, ты чего тут спишь с открытыми глазами что ли?! – шепнул он, заглядывая в лицо.
- Ты что-то сказал?
- Ты как будто в облаках витаешь, - шипел парень. – И где ты вчера была? Мы обшарили все углы и не нашли, а ты взяла и нашлась сама! – расплывшись в улыбке, Адам щелкнул ее по носу.
- Я…я… - мялась Ренис в попытке сочинить нечто хоть немного похожее на правду, ведь про откровенный разговор с его командиром она не могла сказать.
- Я-я, - передразнил Адам, забираясь к ней на коленки.
- Слезай, ты тяжелый! – сдавленно прохрипела девушка, да так, будто ее наковальней придавило.
- Неа, мне нравится.
- Да не ерзай ты, - процедила Ренис сквозь зубы, стараясь спихнуть наглого Адама на Пита.
- Вы оба, ну-ка прекращайте! От вас слишком много шума, - со всей строгостью выглянула из-за Пита, сидевшего рядом с Ренис, Лаура.
- Смотрите, кто заговорил! Что, минутка зависти язык развязала? – сама того не ведая, сказала вслух Ренис, занятая борьбой с Адамом, который замер, выжидательно глядя на Лауру.
- Тебе бросили вызов, - буркнул он ей и добавил. – Швырни в лицо ответную перчатку.
- Ой, - опомнилась Ренис и посмотрела на Лауру (девушка уже знала, что Лаура тоже имеет некую неприкосновенность и занимает место сродни Паленому).
- Дуэль! – шипел, подначивая, Адам, снова переключившись на Ренис.
Лаура подавила в себе желание улыбнуться, дабы сохранить свое непроницаемое  выражение лица. И это у нее получилось, но. То, как Ренис лупит нещадно Адама, а тот, тихо повизгивая, по-девчачьи отбивается, сидя у нее же на коленках, не осталось без внимания Лауры. Не в силах сопротивляться порывам смеха, она откинулась на спинку дивана, прячась за Питом, и приглушенно смеялась. Подрагивающие плечи выдавали ее.
- Хороши, правда, ведь? – прошептал ей Пит.
- Нашлись же два идиота, - сказала себе под нос Гвен, заметив недобрый взгляд Хантера исподлобья в их сторону.
«Допрыгались!», - подумала Ирма, тоже увидев недовольный взор командира.
Почти все в кабинете отвлекались на этих двух непоседливых «деток», детство у которых играло электрическим шилом на зависть самым неусидчивым сорванцам на свете. Особенно этими двумя заинтересовались те, что стояли у стола Хантера.
- Адам, забирай ее и выметайся отсюда! – рявкнул, не вытерпев, Хантер. Приложив будто бы в раздражении ладонь к виску, он прикрывал глаза, показывая, что видеть их обоих не желает. А самому ему жутко хотелось смеяться. Он и выгнал-то их только потому, что они отвлекали в первую очередь его. Не мог он сконцентрироваться на деле, ему хотелось наблюдать за ними.
Адам соскочил с Ренис на пол и, не давая той опомниться от радости, что эта туша больше не давит и, наконец-то, тяжесть с ног спала, подхватил ее и с легкостью бросил на плечо. Выбежал с ней в коридор, издавая звуки сирены и оставляя остальных прятать улыбки.
«Подумать только! Я расстроилась тому, что они ушли! Мне что, стало скучно? А, может, тихо и спокойно? Да, именно. Именно так, как ты и любишь, Лаура. И все же, так тянет пойти за ними следом…», - Лаура вздохнула, окидывая взглядом присутствующих. На секунду задержала на Дьюи и Гвен, которые мило теснили друг друга в одном кресле напротив стола Хантера. Оба о чем-то перешептывались. – «Противно. Но, впрочем, Гвен я не осуждаю. Работа есть работа. И она свою выполняет более чем хорошо». – Лаура повернулась к Питу, думая о двух других. – «Адам и Пит здесь были за главных придурков. Теперь и Ренис смело занесут в этот список. Интересно, что они сейчас делают? Надеюсь, они не поубивают друг друга. Эх, посмотреть бы. Ну, что я совсем раскисла, как маленькая девочка!», - Лаура заставила себя собраться с мыслями, внимательнее вслушиваясь в слова говоривших все тех же двух мужчин, стоявших у стола Хантера.
Придурочные тем временем беспрепятственно оказались на улице, где до сих пор так и не удалось побывать Ренис. Выйти во двор ей и не приходило в мысли, да и выходить просто так побуждения не было – только с деньгами и документами в кармане, чтобы навсегда уйти и не возвращаться. Просто прогуляться в компании – никто с собой ни разу не позвал, вот и не выдалось случая.
Адам опустил Ренис, ровно поставив на ноги. Возмущениям девушки не было предела. Адам с испуганной моськой вытянул руки вперед, обхватывая ими голову, защищая и пряча на случай, если она набросится на него с кулаками.
- Ты… – задыхаясь от злости, начала Ренис, но посмотрев в неописуемом ужасе вытаращенные на нее глаза, смягчилась. – «Он либо отлично меня разыгрывает, либо и в самом деле…», - глубоко вздохнув, девушка уняла последние остатки злобы.
- Ну, я?
- Придурок! Вот ты кто! – Ренис улыбнулась, осматриваясь. – Но тебе спасибо, за то, что вытащил меня на свежий воздух.
- Да не за что. Тебе полезно. – Адам стукнул легонько кулаком по плечу, но Ренис от этого чуть не повалилась на бок, вовремя поймал за руку парень.
- Ты всегда такой дебил?! – зло бросила она, одернув грубо руку, и направилась к лавочке, уходя подальше от него. Заурчал живот, издавая звуки бурлящей лавы в жерле вулкана.
- Не всегда. Порою я такой милашка! – шел за ней Адам. Он забежал вперед, заискивающе продолжил. – Ладно тебе, не злись. Ты скоро опять ко мне привыкнешь, вот увидишь!
- Еще чего! Почему это я должна к тебе привыкать? – в голову закрались слова Хантера о «недоверии».
- Все привыкли. Никуда не делись. И ты тоже никуда не денешься, – уверенно говорил парень, усаживаясь поближе к специально присевшей на самом краешке девушке. Она этим открыто говорила. – «Займи хоть всю лавку, но держись подальше от меня!».
- А если не привыкну? – улыбнулась Ренис, отмечая, что с этим придурком на удивление легко общаться, и что. – «Он приятный человек и взгляд у него не такой, как у остальных, другой – добрый светлый. Как и он сам».
«Откуда тебе знать? – возник голос в ее голове. – А вдруг он – убийца? Ведь все они умело притворяются. При Хантере – одни, без него совсем другие».
- Привыкнешь! – отвлек настойчивый парень.
- Почему ты так думаешь?
- Потому что ты такая же, как и я.
Ренис расхохоталась с показушным недоверием. Заурчал живот громче прежнего, она даже подавилась собственным смехом и притихла.
- Ты когда ела-то в последний раз? – спросил Адам, сканируя глазами двор и прилегающую к нему территорию.
- Вчера вечером.
- А чего не пришла завтракать с нами? У нас была отличная пицца и…
- Это не завтрак. Я так не питаюсь.
- И как же ты у нас теперь питаешься? – прозвучала едкая насмешка, намекающая на изменения после амнезии. Лицо его было строгим и серьезным.
«Даже брови нахмурил», - отметила Ренис, отвечая:
- Я обязательно должна сама себе приготовить. Должна видеть то, из чего сделано то, что я съем. – «Но правда ли это? Почему я в том так уверена? И, если это так, то странно, что вы этого не знаете, но при этом твердите, что знакомы со мной вечность!», - думала следом она.
- А в чем проблема? Я вроде видел недавно овощи в холодильнике.
- Я уже все извела на салаты. Нужно прикупить, но у меня нет денег. Мы ведь с тобой необдуманно просадили их, - язвила Ренис.
Парень вскочил, взял за руку, и пошел, потянул ее за собой:
- Пойдем, - он поволок Ренис через двор, широко шагая. И в то время как он делал один шаг, Ренис делала три, едва поспевая за ним.
- Пойдем-то, пойдем, - обрадовалась она незапланированной вылазке в город. – Но куда ты меня тащишь?
- В супермаркет. Купим тебе еды.
Ренис предприняла попытку выдернуть руку.
- Деньжат где возьмешь? Мы вроде как вместе тратили свои деньги, - подозрительный прищур.
- Меня финансово подпитывает Пит. Честь ему и хвала. А еще низкий поклон.
- Пользуешься добротой товарища?
- Товарищем тоже, - Адам повернулся, коварно дергая верхней губой и показывая передние зубы подобно ручному кролику какого-нибудь отчаянного злодея.
- А из-за меня проблем не будет?
- Не будет. Допустим, я сегодня строго пасу нашу раненную кобылку на ближнем пастбище, помогая вернуть воспоминание о дружном стаде.
«А если я ускачу?», - злобно кривила губами Ренис, пока, идущий впереди нее, Адам не видел, беспечно шагая к намеченной им цели.
Лаура спокойно сидела на диване напротив окна, от скуки бегая глазами от одного товарища к другому. Когда взор ее привлекла Ирма, а затем окно, за которым воинственно настроенный и прямой, как рельса, Адам шел куда-то в сторону дороги, волоча за собой почти бегущую Ренис, она выпрямилась и натянулась вся.
«Куда эти оба намылились?!», - Лаура медленно поднялась с дивана и, как всегда, грациозно вышла из кабинета с намерениями проследить за «неугомонными». Хантер бросил короткий взгляд на исчезающую в коридоре женщину и вернулся к своему делу.
Выждав несколько секунд, ее примеру последовал и Пит, не так грациозно и чопорно, как Лаура, конечно, но отдать ему должное стоит – ни одна душа не отвлеклась на него. Он остался незамеченным. В отличие остальных, он тоже поймал в окне Адама и Ренис. Пит едва сдерживался, чтобы не взять разгон прямо с дивана и сорваться раньше Лауры за этими двумя. Сделал он это в коридоре, чтобы догнать хотя бы Лауру.
А «придурочные» между тем успели пересечь дорогу и выбраться к соседним дворам.
- Адам, сбавь темп, я так себе колени выверну!
- Но мы же почти дошли! Тц, твоя выносливость никуда не годится! Надо уметь стоически переносить все беды, которые я приношу.
- Гадина, ты!
- Шевели ножками принцесса, раньше ты была куда проворнее!
- Я задушу тебя на обратном пути.
- А почему на обратном?
- Прежде подкрепиться надо хоть чем-нибудь и сил набраться.
Адам беззаботно рассмеялся и продолжил путь. За ними бежали, немного отставая, бок о бок Лаура и Пит.
- Смотри-ка, забежали в магазин. Как думаешь, зачем?
Пит посмотрел в умное лицо Лауры, что задала сей вопрос, и выдал:
- Судя по тому, что ведущий Адам, а ведомая – Ренис, то…я и понятия не имею.
- Черт, Пит, ты становишься таким же, как и Адам.
- Придурком, хочешь сказать? – возмутился на бегу Пит. – Не скажи, не скажи. Никакой он не придурок. Парень очень умен и хитер и весьма своеобразно скрывает свои способности. Да и кому я это говорю. Тебе ли не знать, каков он самом деле.
Обменявшись загадочными полуулыбками и взглядами, они вбежали в супермаркет и принялись выискивать своих товарищей меж стеллажей и стеклянных витрин. «Придурковатых» нигде не было видно – эти оба рыскали глубоко внутри супермаркета. Адам пальцем тыкал в интересующий объект, а Ренис кивала «да» или «нет». В зависимости от ее ответов и заполнялась корзина в руках Адама.
Когда они только ворвались, и Адам, наконец, отпустил ее руку, Ренис облокотилась об стенку металлических ящичков для сумок. Глубоко дыша, она шумно переводила дух. Подошел охранник:
- Девушка, вы или пройдите, или отойдите, - сделал он вежливое замечание.
- Вы нас простите, - вмешался Адам. – Мы плохо говорить и еще хуже понимать, - он, коверкая слова с ужасным акцентом, взял под ручку Ренис и бодренько зашагал к длинным рядам витрин.
 И вот сейчас Ренис выбирала запасы продовольствия, тщательно обсмотрев и изучив до дыр состав на этикетках. Кое-что, недовольно поморщившись, она возвращала на прилавки, приговаривая:
- Нет, не то.
А потом добавляла:
- И это не подходит.
И еще бурчала под нос:
- Это я не буду.
Терпению Адама подходил конец. Так и хотелось схватить ее за ворот и раз двадцать ткнуть лицом в эти полуфабрикаты. Представляя эту картину, он мечтательно улыбался и продолжал стоять рядом с ней с запрокинутой вверх головой.
- Где у них овощной отдел? – спустил его с небес на землю вопрос Ренис.
- Пойдем, моя радость, - опять обнажил передние два зуба Адам, морща нос, и потащил ее вперед, не подозревая, насколько серьезны размышления о побеге у Ренис.
 «Стоит ли мне сейчас обмануть его и дать деру? Это будет несложно и очень даже можно, но…но что потом? В карманах – пусто, идти – некуда, а если и есть – я не могу толком вспомнить, куда. Но такой шанс! Грех им не воспользоваться! Ага, а потом бесцельно слоняться по городу, изредка протягивая руку для милостыни на кусок хлеба? Смогу ли я так? Нет. Это меня не привлекает и пугает. Слоняться по улицам как никчемный беспризорник я не хочу. И что же делать?!», - Ренис оглянулась, вспомнив такое страшное для нее слово «слежка». Позади нее были обычные, ничем не примечательные люди. – «Как раз такие и бывают «хвостом», логично же! Чтобы никто не заподозрил и лишнего не подумал», - Ренис вернула глаза на спину Адама, который целеустремленно шел к прилавкам с овощами, не задумываясь о том, откуда в ее голове такие познания о следопытах. – «Но с другой стороны, даже если я удачно слиняю и столь же удачно затеряюсь в массе людей, я навлеку большую беду на этого идиота. Его нехило так отделают за мою пропажу. И вряд ли оставят в живых, или что там Хантер им за головы говорил? Получит сполна он из-за меня. Нет, я так не могу. Он тут ради меня злостно правила нарушает, а я ему за это бегством отплачу? Правильно ли это, а?», - девушка смотрела на Адама, слушая свой ответ. – «Неправильно. А если так посмотреть, то я не просила его ни о чем. Не заставляла. И все равно, нечестно, по отношению к нему. Жалко же…».
- Вечно это твое «жалко»! – раздался голос в ее голове. – Жалость губит тебя саму. Вне зависимости от того, к кому ты ее проявляешь: к себе ли, или же другим. Страдательная ты дурочка!
Возражать голосу Ренис не стала, и удивляться тоже. А Адам вместе с ней уже остановился у лотков с овощами.
«Ого. Чего тут только нет! И все такое красивое, глянцевое и идеальное. Наверняка все полунатуральное – синтетическое и генно модифицированное», - в животе у девушки заклокотало от вида аппетитных овощей и фруктов, а в желудке засосало.
- Будем довольствоваться и этим, - сказала она вслух, вздохнула и быстренько набрала по пакетам понемногу, думая про себя. – «Хватит ли у Адама денег?», - перешла к фруктам.
Адам исчез на несколько минут и вернулся к Ренис, когда она заканчивала укладывать в корзину свои пакеты. Он подошел, прижимая подмышкой упаковку баночного пива. Они в молчании повернулись в направлении кассы и оторопели, увидев перед собой мрачную Лауру, что казалась темнее дождливого неба, и стоящего за ней Пита. Он словно был тенью этой двуногой грозовой тучи, а не здоровяком Питом.
- Как это понимать? – спросила грозно Лаура.
- Помогаю голодающим, - Адам, обхватив рукой за плечи и прижав к себе, кивнул на Ренис с увесистыми пакетами и корзиной у ее ног.
Пит усердно хмурился в унисон с Лаурой, но ему ужасно хотелось улыбаться.
- Я сегодня твой благотворительный фонд, даже, Ренис?
Девушка с энтузиазмом кивала без остановки, как болванчик. Растянув довольно губы в улыбке, что называется «от уха до уха», она чувствовала, как урчит живот в предвкушении насыщенной трапезы. Лаура, вскинув брови, посмотрела на Пита.
- Чем бы дитя ни тешилось, - сказал он.
- Лишь бы пузо не бурчало! – закончило весело Адам.
- Да! – настроилась вовсю поддакивать человеку Ренис, который на неделю обеспечил ее провиантом. Она подтолкнула в спину Адама и поспешила с ним на кассу.
- Слушай, Адам, - шепнула она. – Почему у нее все время такой вид, будто она страж святой инквизиции?
- Чего-чего? –  показал, что не понял, Адам.
- Ну, Лаура, будто по ночам пытает людей, пренебрегая своим крепким и здоровым сном.
- А-а, - все равно не уловил смысла парень. – Ты не переживай насчет этого. Лаура такая не от хорошей жизни. Бедняжка, с ней столько всего случилось, - с жалостью сказал Адам и уже перевел внимание на девушку за кассой, к которой и обратился. – Девушка, вы сегодня обворожительны, как эта леди, что стоит рядом со мной.
Девушка с форме с логотипом супермаркета окинула взглядом изрядно потрепанную Ренис, не понимая, шутка ли это была или же какой-то сложный скрытый сарказм, а может, оскорбление. Не желая быть втянутой в разговор и думая:
«Наверное, мой номер выведать хочет!», - она в горделивом молчании оставила без внимания его слова и продолжила пробивать товар по штрихкодам.
На выходе из супермаркета Ренис зашипела на него:
- Ты зачем обидел девушку, сказав ей, что она выглядит также ужасно, как и я?!
- Какая низкая у тебя самооценка. Я поработаю над этим.
- Идиот, ты посмотри на мой вид, - улыбнулась Ренис, и Адам остановился и обернулся к ней, придирчиво осматривая так, будто прежде никогда ее не видел.
Изобразив на лице презренный ужас, воскликнул:
- Это просто кошмар!
- Что такое? – рассмеялась она, а парень отвернулся и зашагал прочь, шурша тяжеленными пакетами.
- Эй, - догнала Ренис. – Ну, скажи!
- Не могла бы ты чуток позади меня ползти, а то люди смотрят и думают, что я с тобой…
- Ах, ты… - Ренис размахнулась и ударила его пакетом. Адам завизжал и подпрыгнул, тряся своими пакетами.
 А за ними шли неудавшиеся сыщики – Пит да Лаура:
- Нам не нужно их разнять?
- Ну, что ты, Лаура! Оба же притворяются. Ты только посмотри на них, нашли друг друга. Я, кажется, начинаю ревновать.
- Ха-ха! А если серьезно, Пит, что такого в этом парнишке, что…
- Что я так привязался к нему? – закончил за нее Пит. – Разве ты сама не видишь, что в нем?
- Я согласна, что он – лучик света в нашем грязном злобном и подлом царстве.
- Грязном? Злобном и подлом? Такого мнения ты о нас и себе?
- Именно.
Пит помолчал немного.
- Адам не такой как мы все.
- Это я тоже вижу. Но, что тебя-то в нем привлекает, а, грубиян и одиночка? – Лаура спрятала улыбку.
- Во-первых: он не отстанет, пока не поднимет человеку настроение, причем ему абсолютно неважно, кто этот человек. Вот прилипнет и все! Хотя, нет, не совсем так. К некоторым людям он не подойдет, избегая, независимо от того, знаком он с ними, или нет. Увидел человека – либо да, либо нет.
- А к тебе почему он пристал?
- Я не знаю. Может, я показался ему добрым? Я в последнее время начал жалеть всех тех ребят, что влились в наши ряды. Не хотел бы я, чтобы Адам оставался с нами. Лучше бы Хантеру тогда отказаться от него…
Лаура его слушала, а глаза ее были прикованы к Ренис, фиксируя каждое движение.
«Смотрит по сторонам, оглядывается. Что ты пытаешься запомнить, Ренис? Что ты задумала?», - женщина отвлеклась на слова Пита.
- Несмотря на его надоедливое порою поведение, в нем, все же, что-то такое есть, похожее на ограничитель. Адам знает меру, место и время своим выходкам. Знает, когда можно, а когда – нет. С кем можно, а с кем – нет. Знает, когда следует остановиться. И все это на интуитивном уровне. У него действия будто координирует не мозг, а интуиция.
- Правильно будет, контролирует, если это то, что ты хочешь сказать.
- Да, да, точно. А мне же просто интересно за ним наблюдать, он иногда такое может отколоть, что не знаешь, за что хвататься – за сердце или за голову. И с ним я потому, что… - Пит запнулся, усиленно подбирая слова.
- Не хочешь, чтобы он погиб? – спросила, угадывая, Лаура. Угадывать было ни к чему, ответ лежал на поверхности, исходя из того, что знала о нем она. – «Пит не любит говорить, потому что не умеет, или наоборот, не умеет, потому что не любит говорить. Обе версии одинаково подходили этому угрюмому одиночке, когда он стал частью из нас. Поэтому приверженцы этих версий старались держаться в стороне от него. А когда появился в наших рядах Адам и сблизился с Питом, наш молчун стал куда разговорчивее», - Лаура посмотрела на него.
Пит молчал, глядя на идущих вместе парня и девушку впереди.
- Я поняла тебя. Ты всегда рядом, всегда начеку. – Лаура заглянула ему в глаза и показала свою легкую, теплую улыбку. – «Жаль, конечно, парнишку. Но все равно, что не делай, куда не прячь, чем не плати – нас всех в итоге ждет только одно. Смерть. И меня, и тебя, и его, и Ренис в первую очередь. В конце концов, все мы живы, пока еще нужны для чего-то. Как и она. Но как только от нее получат все, что нужно – пустят пулю в висок, а там для нас расплата похожая не за горами», - печально думала Лаура, вспоминая полные отчаяния глаза матери похищенной девушки – Эллисабэт Нолл.
- Они о чем-то спорят. Пойдем к ним, я хочу слышать! – Пит ускорил шаг, переходя на бег.
«Я тоже этого хочу!», - побежала за ним Лаура.
- Да Гвен врала! Мне на днях должно исполниться двадцать семь!
- Кому ты заливаешь?! Тебе самый максимум – двадцать один! И это я еще преувеличиваю, чтобы тебя не обидеть.
- Лаура, ну скажи ты ей! – взмолился Адам, обращаясь к нагнавшей их женщине (или девушке, как угодно).
Она всем своим лицом показала, что растерялась: «Да где ж тебе там двадцать семь! Тебе двадцати одного нет!». Поэтому на помощь парню пришел Пит:
- А ты помнишь, Адам, как мы с тобой вместе на выпускном вечере в цветочный горшок блевали?
- Да, я помню ту крутую вечеринку, но там блевал только ты. Мешал все подряд, глупый сорванец, - тоном опытного выпивалы, поддержал ложь Адам.
- Врете вы все! Почему ответил Пит, а не Лаура? – «Думаешь, я не заметила твоего замешательства?», - подумала Ренис, косясь на утонченную молчунью.
- Да скажи ты ей, - укоризненно обратился к Лауре Адам.
- Не заставляйте меня признаваться, что я ваша ровесница. Я же всем своим ухажерам твержу, что мне двадцать пять.
- Да тебе же как минимум тридцать пять! Взрослая тетенька, а наяриваешь с три короба! – в шутку преувеличивая, возмутилась с улыбкой Ренис.
Парни взорвались хохотом, Лаура на мгновение открыла пораженно рот и в ту же секунду рассмеялась.
- Ой. Прости, это, наверное, было невежливо. – «Тридцать пять?! Неужели я угадала, и ей в самом деле тридцать пять?», - пытливо мыслила Ренис про себя.
- Что, тоже язык быстрее мысли, да? – язвил Адам, толкая плечом.
- Урок первый: сначала думай, потом еще раз думай, а уже потом помолчи, - сказал Пит подобно профессору, читающему лекции лет двадцать. Он дополнительно поучительно поднял руку с оттопыренным указательным пальцем вверх. – И извиняться не придется.
- Да ну вас, - чувствуя себя неловко, отмахнулась Ренис и, ускорив шаг, ушла вперед.
- Эй, - это была Лаура. Она догнала Ренис .– Все нормально.
- Правда?
- Никаких обид. Или я должна была обидеться?
- Ну, как бы да, - Ренис осторожно заглянула ей в лицо.
Та, улыбнувшись, заговорила тихо:
- Я кое-что скажу тебе: никогда не извиняйся за сказанное – смысла в этом нет. Если сказала, значит, так и думала. А говорить, что думаешь, или слышать, что в действительности думает человек – разве это не лучше лицемерного вранья? Обидело ли это человека, или нет – неважно. Твои извинения сказанных слов обратно в рот не затолкают и человека не заставят забыть услышанное. Отдельно, конечно же, стоит рассматривать извинения за оскорбления, тут уже другой случай…
- В зависимости от человека, - перебила ее Ренис.
- Что?
- Это зависит от человека, оскорбит его или нет. Кто-то может пропустить мимо ушей и сердца, а кого-то эта мелочь заденет за живое так, что за оружие возьмется, - девушка смутно понимала, что, возможно, она говорит исходя из жизненного опыта. Но чьего?
«Интересная мысль!», - Лаура с любопытством посмотрела на задумавшуюся дочь Эллисабэт.
- А ведь и правда, - сказал, нагнавший их, Пит с Адамом, которого тащил на спине. Парень устроился на здоровяке весьма удобно – как детеныш мартышки, которого мартышка-мать заботливо носит на плечах по деревьям.
- Фу, брось его! – с отвращением шепнула Ренис Питу.
- Что за бунт на борту?! Какая крыса посмела возмутиться моими привилегиями?
- Лаура, а можешь и меня также? – не ответив Адаму, обратилась к ней Ренис с озорным огоньком в глазах.
- Ха-ха, да ты издеваешься?!
- Боишься предательского скрипа старческих костей? – кривила губами Ренис, замечая, как оба парня с неимоверным ужасом округлили на нее свои глаза. Кто-то мог бы вполне принять это за оскорбление. Вот и пискнула запоздало и виновато Ренис. – Ой…
А Лаура громко засмеялась, думая: «С ними можно забыть обо всем! Ты поэтому привязался к Адаму, Пит? Он отвлекает тебя от твоих страшных мыслей?!».
- Мы почти дошли, так что, даже и не мечтай! – высунул язык Адам, выводя из себя Ренис, которая погналась за убегающим вприпрыжку, спасая от нее Адама, Питом.
Шумно, галдя, эта стайка пробралась в дом и коридорами выбралась к кухне. Пит и Адам, изображая походку горилл, кривя ногами и размахивая руками, уселись на стульях в углу. Откуда их, нещадно хлестая салфеткой, выгнала Ренис, приговаривая:
- А ваши руки я должна мыть?!
- Но мы же не готовим! Зачем?! – чуть не плача в один голос, парни вынуждены были подчиниться.
Лаура поначалу молчала и наблюдала за тем, как Ренис вынимает из пакетов все накупленное, а потом все-таки подошла:
- Чем тебе помочь?
«Ага! Хотите все мои халявные продукты пожрать, как в прошлый раз?», - подумала Ренис и крайне вежливо предложила почистить картошку. Вернувшимся с чистыми руками парням она также нашла работу в виде нарезки овощей. Они, конечно, сопротивлялись, но в конечном итоге сдались под напором взгляда Лауры. Подсчитывая обед на четверых, пришлось извести половину накупленного добра, а ведь Ренис рассчитывала эти запасы растянуть на неделю! – «Ну и пусть. Зато шанс вырваться в город под необходимостью пойти в магазин, выпадет быстрее».
- Куда это? – спросила Лаура, закончив со своей порцией нарезки.
- Бросай в сковороду, и масла подлей больше. – «Кажись, я начинаю чувствовать себя в своей тарелке». – Ренис посмотрела на охранявшую плиту Лауру, что выполняла ее требование. И на парней, которые, поставив локти на стол, в предвкушении облизывались.
По коридорам и комнатам первого этажа быстро распространился чарующий терпкий запах жареных овощей, особенно картошки. В грузоперевозках, обедающие гамбургерами ребята, встрепенулись и повернули головы к коридору. Вскоре на пороге кухни появился Паленый. Посмотрел на Лауру, она продолжала колдовать со сковородкой, следуя инструкциям Ренис.
- М-м-м, давно ты нам не готовила, Лаура, - протянул сладко он. – Я бы даже сказал – никогда, - он принюхался, не удержался и сел за стол, потеснив Адама.
«Еще один живот», - недовольно подумала Ренис. Следом за Паленым наглым образом примостились, тесня друг друга, Рик, Риччи, Карла и Ирма. Недовольство главного повара росло. Ренис посмотрела в сковороду, рагу было готово. Получилось даже больше, чем она рассчитывала. Девушка быстро выкладывала все средними порциями по небольшим тарелкам, а Лаура резво подносила к столу. – «Еще на две тарелочки осталось. Но, если они откажутся от добавки, то я нисколечко не обижусь. Будет мне на ужин», - Ренис протиснулась между Ирмой и Лаурой, которые подвинули ей краешки своих стульев. Сидели плотно и очень тесно, но дружно –  никто не возмущался.
«Пахнет вкусно, понравится ли им? О, с каких это пор меня это волнует?! Я готовила для себя и себе по вкусу. А на них плевать, не нравится – пусть давятся пиццей!», - подумала злобная повариха и застучала ложкой, попадая с кем-то в ритм. Прямо как большая дружна семья, да?
- Ах, как вкусно пахнет, - послышался голос Дьюи и манерное хихиканье Гвен.
- А чего это вы нам не сказали? – насупилась обиженно Гвен, останавливаясь у стола, за спинами активно жующих парней и девушек.
- Да разве будем мы с тобой, да вот с этими вместе делить стол?! Они же – мусор, и… - Дьюи не успел закончить свои оскорбительные речи.
- Ну, так и я гиен к столу не приглашала, - нарочито громко сказала Ренис, глазами показывая гиенам, что они гиены.
Накал сложной обстановки предотвратила Лаура. Встала из-за стола навстречу, кинувшемуся к Ренис, Дьюи и взяла его под руку. На пару с Гвен она утащила его за собой.
«К Хантеру», - подумали все и с ними Ренис.
Пообедав, люди незаметно рассосались кто куда, совершенно не заботясь о посуде, которая целиком досталась Ренис. С ней остались Адам и Пит, парни отвлекали ее своими забавными спорами. А закончив, она вместе с ними последовала в грузоперевозки, где сидела, ничего не делая, мужская составляющая команды Хантера. Не было здесь девушек, они все находились в адвокатской конторе. Зато была Лаура.
Ренис села за стол Адама. Компьютер, увы, был отключен от сети. От нечего делать она повертелась на стуле и прислушалась к оживленной болтовне. Похоже, обсуждали Пита.
- … - не успела запомнить слов Паленого Ренис.
- А ты не знал, что он любит нашу зазнобу Карлу? – изобразил печаль Адам, отвечая вопросом на вопрос Брэдли.
- Почему же ты об этом ей не скажешь? – участливо обратилась к Питу Ренис, думая про себя. – «Надо же поддержать разговор, когда я так нагло его подслушиваю. Надо дать совет, я же – «своя». Ха, чушь собачья!».
- Да потому что ее глаза кроме Хантера никого не видят, которого в свою очередь, никто, кроме Лауры не интересует, - бойко вызвался ответить Адам. Он заглянул в лицо соседки – Лауры, да так, что той пришлось рукой оттолкнуть его, на что он нарочно свалился с дивана, заканчивая свою речь. – А она любит Пита!
Паренек сам же и посмеялся своей шутке и получил пинок от Лауры, у ног которой и распластался.
- Ай! Да я шучу, шучу! Не любит она никого. Только себя и виски. Хотя, подозреваю, что виски любит больше, чем себя
В подтверждение того Лаура вскинув бутылку, сделала звучный глоток.
- Ваших чувств мне не понять, - пробубнила Ренис, и Паленый загадочно улыбнулся. Он хотел что-то сказать, но замялся и промолчал. Его опередили.
- Кстати, раз уж речь пошла о чувствах, - Адам вдруг вскочил на ноги и подбежал к мыслителю Риччи, который размеренно жевал оставшиеся гамбургеры, только чтобы не давать им пропасть зазря. – Эй, мелкая, я тут после сытного обеда воспылал к тебе любовью.
Парень выхватил гамбургер прямо из рук Риччи, тот насилу давился им, и побежал к Ренис.
- Ты выйдешь за меня? – с волнением в голосе Адам протянул ей надкусанный в трех разных местах гамбургер и упал на правое колено. Помешкав, откусил еще раз и снова протянул ей, сделав такое лицо, будто от ее ответа зависела вся его дальнейшая судьба.
«Что-что, а мимика у него что надо! Мне стоит его опасаться: обманет и сам того не сразу заметит. Признаю, в этом несравненно продвинут и умен, а в целом – придурок!», - подумала Ренис и сказала равнодушно:
- Да пошел ты.
- Не беда, вон еще одна знойная цыпочка, - подбадривал отшитого парня Пит, указывая на Лауру, донышком своей опустевшей жестяной банки, которой играл в руке.
«Два фееричных дебила. Нет, просто два дебила. И шутки у них дебильные, словно притянутые за уши. Но для кого? Не для меня ли?», - у Ренис медленно закатывались глаза, а Адам, между тем, не растерявшись, рванул в сторону Лауры. Шмякнулся на одно колено, напустив смущения, склонил голову и дрожащим голосом спросил:
- Лаура, т-ты выйдешь за меня?
- Да, конечно, - был невозмутимый ответ, сопровождающийся смачным глотком виски с горла бутылки.
«Ну, ты блин еще рыгни!», - поморщилась Ренис от задетого чувства прекрасного.
- Чувак, я же говорил, что она без ума от тебя, - кривил губами Пит из своего угла.
Не слушая его, Адам схватился руками за голову. Казалось, что он был в отчаянии.
- Ах, main lieben, но я же слишком молод для тебя! – злобно гогоча, парень побежал и плюхнулся на левый краешек дивана к Питу. Протянул тому руку с возгласом. – Дай пять!
Звонкий шлепок двух ладоней и тихое посмеивание наблюдателей, предпочитающих молчаливое пребывание на своих местах.
«Что за дурдом! Это же некрасиво, вот так вот подчеркивать возраст девушки (а сама-то, сама!). И не настолько Лаура старше него. Наверное», - Ренис перевела взгляд на Лауру. – «Этой молчунье видимо параллельно. Она хоть иногда на публике смеется? Или она и сегодня не в духе? Вот сколько не смотрю на нее, всегда одно и то же выражение лица – вечно не в духе. Даже меня шуточки этих придурков заставляют хоть и не смеяться, так улыбаться…».
Адам и Пит между тем начали войну за место на диване, сидя на этом же месте.
«Возможно, к ним просто надо заново привыкнуть, и я походу, уже привыкаю», - девушка улыбнулась.
Адам взглянул на нее из своего крайне неудобного положения: он почти перегнулся через подлокотник и висел вниз головой, касаясь ею пола. Битву за место он проиграл. Вошла Карла:
- Адам, Хантер сказал… - она застыла, глядя на него.
Парень грациозно вывернулся, скооперировался и резво прыгнул на ноги. Очутился прямо перед носом вошедшей девушки.
- Ты моя маленькая гадость, - сказал он, восхищенно теребя Карлу за обе щечки.
- Уйди, придурок! – отбилась от него она. – Вали к своему Питу.
- Вот и пойду! – Адам присел на подлокотник дивана.
- Заметил, когда она вошла, обстановка изменилась, - мечтательно шепнул ему Пит, но его слышали все.
- Да. У меня аж волосы в носу зашевелились.
- Ты имел в виду на голове? – поправил Пит.
- Неа, в носу, - Адам двинул бровями вверх-вниз.
- Фу, Адам, какой ты мерзкий! – взвизгнула Карла.
- Да ладно тебе, Карла, зато Пит любит меня таким, какой я есть, - сказал он пересаживаясь с подлокотника к Питу, легонько приобняв того за плечо рукой. Не касаясь, кокетливо якобы чмокнул того в щеку, прижимаясь к здоровяку.
«Черт, если бы у меня было зрение минус три, я бы прищурилась, пытаясь разглядеть эту распутную девицу. Но я четко вижу перед собой парня, и у меня нет слов. Как он легко и не наиграно это делает!».
- Не переборщи. Нос сломаю двумя пальцами, - прервал ее мысли грубый и раздраженный тон Пита. – Возомнил тут из себя. Я Карлу ни на что не променяю, - шутливо добавил Пит, краешком глаза посматривая на Карлу.
Та словно и не слышала:
- Идиоты! Долго вспоминала, зачем вообще пришла, - она устремила глаза на неуемного парня. – Адам, Хантер ждет тебя.
Изобразив всю из себя серьезность, Адам соскочил с Пита, окинул всех взглядом и вышел, не проронив ни слова, не отмочив своих дурацких шуточек. Почему-то за ним последовали Пит, Паленый и Риччи, будто следуя каким-то секретным кодовым приказам, которые отдал Адам взглядом. С их уходом в грузоперевозках остались, не считая Ренис, Карла, что присела к Лауре, допивающей свое пойло; любитель рисованного искусства страны восходящего солнца – Рик, поглощенный излюбленным занятием; парень, которого звали Итан и который тщательно изучал бумаги на своем столе, сверяя их с другими и постоянно поправляя очки на переносице, которые носил исключительно занимаясь своим основным делом – расчетами и подсчетами.
- Они всегда такие ненормальные? – спросила Ренис, не надеясь получить ответа.
- Ты о Пите с Адамом? – повернулась к ней Карла.
- Угу.
- Пит – нет, он был совсем другим. Помнишь, Лаура?
Та кивнула Карле, но рта так и не открыла.
- Я попала в команду Хантера почти одновременно с Питом, - ударилась в воспоминания Карла, подтянув ноги на диван. – Адам появился позже, намного позже. До него Пит был нелюдим: тупо исполнял все, что от него требовал Хантер, без лишних слов, без нужного общения. Не говорил ни с кем и никак не реагировал на вопросы. Это будто было ненужным ему – ни люди, ни их разговоры.
«Почему мне кажется, что мне это знакомо?!», - Ренис придвинулась на своем стуле ближе, разглядывая эту остроносую крашеную брюнетку, которая похоже, старалась воплотить в своей внешности вторую Лауру. Неясно, правда, зачем?
- Только Хантер мог с ним сладить, и то, для нас было великой тайной, как именно он это делал. Но стоило появиться Адаму – все изменилось. Не так, чтобы Пит с головой бросился в дружбу и общение с этим придурком, нет. Поначалу он прятался, скрывался, избегал и игнорировал этого сумасшедшего. Завидев издалека, пытался смыться с места. Если ел – убегал, не доев, сидел с нами – исчезал, заметив на горизонте Адама. А Адам тоже был не промах. Он, поняв, что Пит сторонится именно его, стал усерднее волочиться за нашим здоровяком. Принципиально ходил по пятам, караулил, подлавливал - Карла звонко рассмеялась, не преминув добавить лживое. – Черт, тебя тогда еще не было с нами, Ренис, но скажу правду, ты многое потеряла! Это была умора, наблюдать за ними.
Ренис и сама хорошо так представляла себе эти попытки одного избегать другого, и настойчивость Адама, это все опять казалось знакомым и когда-то пройденным, но у нее о подобном не было ни мыслей, ни воспоминаний. Зато Карла активно продолжала, глядя на Ренис:
- В общем, выхода не было, и Пит потихоньку смирился и притерся с Адамом. В какой-то степени Адам благотворно повлиял на него, а в какой-то не очень.
- Просто стал общительнее, да? – Ренис не знала, как точнее определить благотворное влияние Адама.
- Стал замечать нас, говорить с нами, - исправила ее Карла. – Пит, которого мы сейчас знаем, и Пит, который когда только стал частью команды – это как два разных человека, с феноменальным внешним сходством.
- Они неплохие ребята, - подытожила задумчиво Лаура, ни к кому конкретно не обращаясь.
- Ага, конечно, - хмыкнула Карла. – Когда их не бывает здесь. Сейчас, например.
- У меня еще вопрос, - ввернула Ренис в незначительную паузу Карлы, которая собиралась сказать что-то еще. – Почему вы все говорите вместо Брэдли – Паленый?
Это давно мучило пытливый ум Ренис, которая никак не могла взять в толк смысл данной связи. Не лучше ли было звать парня по имени? Вполне себе симпатичное имя, к чему еще дурацкие прозвища?
- Ясное дело, это погоняло. Тут у всех свое есть. У тебя, кстати, «Мелкая», - деловито пояснила Карла.
- Мне не нравится…
- Нам наши тоже, - перебил Ренис Итан, он умел делать несколько дел одновременно. Итан  мог тщательно решать свои финансовые задачи, слушать окружающих и участвовать при этом в разговоре, не допуская ни помарок, ни ошибок в расчетах, которые вел.
- Ваших прозвищ я не слышала. Вы только Паленого «Паленым» все время зовете, - повернулась к нему Ренис, разглядывая это бледное веснушчатое лицо в очках с тонкой и красивой, такой изящной, оправой. Итан отвергал линзы, потому что не мог с ними справиться даже с посторонней помощью. Вот и носил гордо очки, которые сейчас указательным пальцем и поправил, выдержав долгий взгляд Ренис.
- Слышала, просто не помнишь, - опять вступила в разговор Лаура. – Итан у нас «Счетовод». Адам – «Клоун», а Пит – «Гора». Ирма зовется «Змеей», а Гвен известна как «Рисовала». Немного грубовато звучит, но Мэндси – «Канат». Рик – «Маньяк», тут подразумевается маньяк другого плана. Риччи – наш «Постановщик»,  а Карла – «Робин Гуд»…
Конца перечислений Лауры не наблюдалось. Ренис, не выдержав, перебила:
- А ты?
Лаура поперхнулась собственными словами и сбилась.
- Она у нас «Хамелеон», - ответила за нее Карла.
- Связь предыдущих глупых прозваний я более и менее прочувствовала. Но в этом варианте я не вижу и намека на рациональное использование данной клички. Больше подошло бы тебе, - тут Ренис почесала голову и пробурчала. – Как называется человек, который занимается дегустацией вин, коньяков и прочего горячительного? А, ладно, пусть будет «Дегустатор».
Карла и Лаура переглянулись и улыбнулись замечанию Ренис.
- Сомелье, - сказала Лаура, и Карла поднялась с дивана.
- У тебя будет возможность понять суть погоняла нашей алкоголички, - шепнула Карла, поравнявшись с Ренис, прямо перед своим выходом в коридор. «Робин Гуд» команды Хантера покинул грузоперевозки. Осталась «Мелкая» с «Маньяком», «Хамелеоном» и «Счетоводом».
- Почему она – Робин Гуд? – обратилась Ренис к Лауре. – Неужели безвозмездно раздает заработанные деньги бедным и нуждающимся?!
Лаура опять улыбнулась, а Ренис подумала:
«Что-то зачастила она зубы показывать», - косой взгляд на пустую бутылку. – «Опьянела и мышцы на лице раздобрели?!».
- Благотворительность и Карла – это две несовместимые вещи. Не обязательно прозвище намекает на прямой смысл, который несет в себе. В случае Карлы имеет место намек на стрельбу. На зависть меткую стрельбу.
- Что?! – округлила несдержанно глаза Ренис.
- Да, Ренис. В стрельбе ей нет равных, и в этом вся ценность Карлы. Она попадает на бегу, в прыжке, при этом не дрогнет рука, не отклонится от цели. Заносчивая и эгоистичная стерва, правда, но можно и это ей простить за ее незаменимые умения.
- Значит, у каждого из вас тут своя определенная ценность? – вопрошала «Мелкая», Лаура ей кивнула, взглянув на свою пустую бутылку. – И в чем особенности остальных?
- Адам – прекрасный гонщик. С гримасой полоумного клоуна вывернет машину на предельной скорости за две секунды до вроде бы неизбежного столкновения. И не только.
- Пит?
- Пит – безоговорочно последует плану и выполнит все, что от него требуется, вопреки всему, пренебрегая даже своей жизнью. Несмотря ни на что, достигнет назначенных перед ним задач и никому не позволит себе помешать. Неприступен в достижении поставленных перед ним целей.
- О Карле я уже знаю, - помогала быстро замолкавшей Лауре Ренис. – Гвен, Дьюи?
- Гвен – «Рисовала». Это немного искаженное и упрощенное более четкого значения слова – «Гример». Гвен легко изменит внешность любого из нас: от старика до семнадцатилетней девушки. А при нашей работе это очень важно. Бывают дела, в которых без ее помощи просто не обойтись. Дьюи – «Мастер», парень хорош в технике, электричестве, конкретных заданий он не выполняет и редко в чем-либо участвует, но в основном, ведет переговоры и иногда доставляет нам кое-что под реализацию.
- Ирма, Мэндси, Эмбер, Эмми (имен женских было много), а также, Карла и Гвен частенько примеряют роль ночных завлекалочек, - спешил добавить по секрету Итан.
- Что это такое, ты скоро узнаешь, - опередила немой вопрос любознательной «Мелкой» Лаура.
- А Рик? – Ренис покосилась на самого странного из всей компании любителя аниме.
- Он у нас компьютерный гений – взломает любые коды и пароли и проникнет туда, куда не в силах даже самый бывалый хакер.
Рик, будто почуяв, что разговор зашел о нем, спустил дугу наушников на шею и стал прислушиваться.
- Брэдли, - Лаура продолжала и говорила она не так, будто посвящает в тонкости собранного коллектива, а словно напоминает немного подзабывшей девушке о коллегах. – Он же, Паленый – выполняет функции руководителя. Напрямую Хантер не всегда участвует в наших делах, вместо него все координирует Брэдли. Он знает, как себя повести при провале, чтобы люди, которых он ведет, не потеряли веры в себя, видя стойкость предводителя. Его плюс – он прекрасно умеет забалтывать, может провести переговоры любой сложности с выгодой для нашей стороны.
- Кто еще остался? – перебил Итан, чтобы закончить это долгое расхваливание Паленого.
- Риччи, - быстро ответила Ренис.
- Риччи. Риччи – он уникален. Способен продумать план до самых мельчайших из мельчайших мелочей. При этом делает он это в течение нескольких минут и даже секунд. Ты ему только подаешь идею замысла, а он – уже выдает тщательно продуманное действие с расчетом определенного развития событий. И, самое интересное это то, что он обмозгует еще и план действий на случай провала, или отхода от идеи, изначально запланированной. Причем, просчитает возможные вариации, по которым все может пойти не так, как надо. Риччи успевает заранее обдумать, как в том или ином случае поступить.
- Ну, а если возникнет нечто из ряда непредвиденного, то на этот случай у нас есть Лаура, - с гордостью внес свою лепту Рик и откинулся на стуле.
- Я как раз хотела спросить о твоих качествах, - Ренис перевела взгляд с Лауры на Рика. – В чем же ее особенность, напомни-ка?
- Она умелец выходить из тяжелых ситуаций, - сказал вместо Рика, возникший на пороге, Паленый.
Ренис повернулась к нему, провожая глазами до дивана, на который Брэдли и сел.
- В смысле? Лаура – ваша волшебная крестная фея, спасающая ваши бандитские задницы из полной (тут было кое-что похлеще, я смягчаю) неудач ямы?
- Вроде того. И прекрати выражаться, тебя это не красит.
- А тебе не идет твоя не по делу раздутая авторитетность, - поймав острый взгляд Паленого, Ренис виновато прикрыла рот ладошкой. – Молчу, молчу.
Вместо Паленого вызвался пояснить Рик:
- Лаура умеет выкручиваться из безвыходных положений и избегать опасных стечений обстоятельств. Сводя этим к минимуму жертвы. Я и по сей день не могу понять, как ей удается вытягивать нас ценою своей жизни из крайне тяжелых ситуаций.
- Я не догоняю. Можно на примере? – Ренис вперилась глазами в Лауру.
Но Лаура отстраненно рассматривала бутылку в своих руках. Она не воспринимала и не слушала восторженных речей о своей персоне. Отвлеклась она от разглядывания пустого сосуда, когда в помещение вошли из коридора Адам и те, кто уходил с ним. Лица их были полны серьезности, особенно у Адама. Все расселись по столам и полушепотом начали обсуждение, поставленной перед ними Хантером, новой задачи.
- Лаура, ты так и не сказала обо мне, - не сдавалась Ренис. – Каковы мои преимущества и особенности?
Лаура изумленно посмотрела на нее и открыла рот, раздумывая над тем, что собиралась сочинять на ходу. Но ее опередил Рик:
- За тебя все говорит «Мелкая». Ты вроде отмычки, и крота, что проползет в труднодоступных для нас местах. Твоя компактность – вот твой плюс. Этим и пользуешься, ну, и мы тоже.
- Да?! – спрашивала Ренис подтверждения, глядя на Лауру.
Та кивнула, приняв помощь Рика, к словам которого нечего было добавить.
Больше вопросов не было. Ренис встала и пошла на выход, пропустив прежде в дверях Хантера, так спешившего войти в контору. Девушка пошла по коридору к лестнице в другом его конце. Проходя мимо адвокатской конторы, услышала смех Дьюи и щебетание нескольких девушек. Закатив глаза, Ренис прошла дальше, мимо комнат, которые делили между собой парни (почти весь первый этаж отходил парням, а второй облюбовала женская половина команды). Ренис дошла до поворота у кухни к лестнице и остановилась. Глаза смотрели в конец коридора, ведущий к дверям кабинета Хантера.
«Почему он никогда не запирает свой кабинет на ключ?», - глаза девушки устремились к кабинету. Вот и сейчас двери были слегка прикрыты. Ренис вернула ногу со ступеньки на пол и пошла туда. Приоткрыв дверь, она вошла и подошла к столу.
Зачем? Снова в поисках денег? Может и да.
Дверь тихо скрипнула, появилась вездесущая Лаура, будто она ментально следила за кабинетом и чувствовала коварного вторженца.
- Что такое, Ренис?
- Ничего. Просто захотелось тишины и покоя в одиночестве.
- В кабинете Хантера? – сдержала улыбку Лаура, но голос ее заметно смеялся.
- А чего это вдруг ты ко мне присосалась?! – Ренис резко повернулась к ней. – Помнится, ты все время обходила меня и молчала. К чему же теперь проявление заботы и беспокойства? – раздражение не скрывалось, она была вся в подозрениях. – «Может, ты и есть моя слежка?».
- Мне понравилось с тобой разговаривать, - потянула губы в усмешке Лаура. – С тобой совсем по-другому. Не как с ними, - она кивнула куда-то назад, намекая на ребят, брошенных ею в грузоперевозках.
- Точнее скажи, - прищурилась Ренис, делая вид, что примерно понимает, к чему та клонит, если, конечно, клонит, а не усиленно гнет. – «Я для тебя что, новая зверушка?», - пробежала едкая мысль.
- Ты всегда была не такой, как они, - улыбалась Лаура, не находя ответов в себе и понимая, что сейчас случайно может выдать всю их ложь с потрохами.
- А тебе улыбка идет больше, чем это твое надменное каменно-бетонное лицо.
Серьезное замечание Ренис вызвало смех у «Хамелеона».
- Этим ты мне и нравилась, - вовремя исправила рвущееся с языка обличительное «нравишься». – С ними я знакома давно, и друг друга мы знаем уж слишком хорошо, но все равно, ни один из них мне не ответил бы так, как это сделала ты сейчас.
- Хочешь сказать, что все они благоговеют перед тобой, боятся и, следовательно, и я должна? – снова полный подозрения вопрос Ренис.
- Нет, не так. Как бы тебе сказать…
- Прямо. Люблю прямолинейных. – «Нет, никаких не люблю. Особенно, таких, как вы!».
Лаура будто мялась в нерешительности.
- Ладно, давай намеками, - предложила Ренис.
- Ты чем-то напоминаешь мне Адама…
- То есть, я – ненормальная?! Девчачий прототип Адама? Эдакий хрупкий и нежный Адам в юбке, так что ли? – Ренис нагло взобралась на стол Хантера и уселась, подтянула ноги, складывая их по-турецки. Неосознанно делала то, к чему привыкла.
- Ты преувеличиваешь…
- А ты преуменьшаешь.
- Ну, дашь ты мне договорить или нет?! – сквозь смех возмутилась Лаура, и Ренис, зажав обеими руками рот, выпучила на нее глаза, мол, давай, говори.
- Ты озвучиваешь все то, что приходит тебе в голову, сразу, - начала Лаура и подумала про себя. – «А, может быть, и не все, а может и не сразу». – И это мне в тебе и нравится.
- Ясно. А теперь послушай мою версию твоего ответа, - серьезно сказала Ренис. – Ты, зная своих коллег вот уже тысячу лет, понимаешь, что они тебе приелись, осточертели, сидят в печенке и еще что-то там. Ты ведь знаешь их наизусть! А тут вдруг к вам падаю я неизвестно откуда и неизвестно как, ибо я до сих пор отказываюсь верить вашим байкам о моем с вами тесном знакомстве, как и давнем взаимодействии, в которое я слабовато верю. Так вот. Я для тебя – новая забава, свежее мясо и, еще непознанная твоим любопытным умом, личность. Вот ты и переключилась с наскучивших товарищей на меня. Вот и все, с фига ли тут выделываться?
- Сказала все, что думала? Или что-то предпочла утаить? – Лаура подобралась ближе, пристально глядя в глаза Ренис. Легкая усмешка на губах придавала выражению ее лица некую загадочность.
- Да. Кое-что утаила. Хотела сказать, что…
- Что?
- Что твари вы все.
- А еще кто мы? – не обиделась Лаура, продолжая улыбаться. – Я убеждена, в твоей голове мыслишки о нас похуже будут.
- Если быть откровенной, то о тебе я и вовсе мнения самого худшего. Исходя из того, что я каждый день в тебе вижу, то ты вовсе не меняющий яркие цвета хамелеон, ты – одинокая, разбитая жизнью, насквозь пропитая алкоголичка. Но с очень странным поведением.
- Это с каким же? – уже без улыбки спросила Лаура, когда Ренис смолкла.
- Все твои движения, даже самые незначительные и едва заметные наполнены, словно грацией что ли. Я и слов-то таких подобрать не могу, чтобы верно описать, то, что я вижу. Ты заставляешь меня задуматься над…
- Над чем? – снова подтолкнула Лаура девушку, заставляя закончить свою мысль.
- Ну, я все время думаю, глядя на тебя: «Какие утонченные движения, изящные жесты, а бухает по вечерам у окна она также элегантно и красиво?».
Хохот Лауры немного удивил Ренис, такого за ней еще не приходилось наблюдать. Ведь предложение ее прозвучало некорректно, язвительно и обидно, но женщина не посчитала нужным оскорбиться. Отнюдь.
- Ты мне нравишься, Ренис, - сказала она, присаживаясь в кресло напротив стола Хантера. – Похлеще Адама мне душу режешь.
- Я была серьезна, вообще-то, - насупилась Ренис. Она спустила ноги со стола и, свесив их, принялась легонько колотить пятками по стенке стола, отбивая ими ритм. – Не шутки ради.
- Я не нахожу ответов для тебя. На себя со стороны я не часто гляжу, и уж тем более, когда бухаю, - повторила это слово, соблюдая ту же интонацию Ренис, Лаура.
- И что, никто кроме меня не замечал в тебе ничего подобного?
- Никто мне открыто этого не говорил.
- Но за спиной-то – уж точно! Типичное лицемерие, - мгновенно сделала вывод Ренис.
- Не думаю. Тут другое.
- Какое другое?
- Это называется коллективное равнодушие. Всем плевать, кто и что, главное – безукоризненное исполнение поставленных задач.
- А… - потянула девушка, думая про себя. – «Отрицать мое предположение о вашем вранье касательно меня ты, значит, не будешь, да?».
Наступила минутка молчания. Лаура смотрела на Ренис, а Ренис бегала глазами по кабинету, тщательно изучая его. Погружаясь в это основательно, не заметила, как пробубнила вслух:
- Здесь все так строго. Будто в библиотеке...
- Может, ты этого не помнишь, - не прекращала мотать клубок лжи Лаура. – Но обстановка в кабинетах Хантерах всегда строга и одинакова. Где бы нам ни приходилось снимать помещения, он выбирал именно такие – с мебелью и обязательно с наличием обособленного рабочего кабинета. Неважно, каковы размеры помещения.
- То есть, Хантер в душе министр, что мечтает о собственном уголке, обставленном одними дубовыми столами, таки в самом центре белого дома? Хм, интересно-интересно.
- Да нет же, - опять улыбалась Лаура. – Почему ты так любишь коверкать недосказанное?
- К черту недосказанности! Учись быстро договаривать.
Двери скрипнули. Сначала протиснулась голова Адама, потом Пита, а затем оба, толкаясь и мешая друг другу пройти, ввалились в кабинет.
- Вот где вы прячетесь! – Адам водрузил свою тушку на стол, рядом с Ренис. Пит же присел на диван. – Пит обыскался вас, даже к девчонкам заходил!
- Вообще-то, это ты ныл: «Где Ренис, хочу к Ренис!».
- Все было в точности до наоборот! – стоял на своем Адам.
- Слушай, Адам, я вот все спросить хотела…
- Ну-ну, давай, - обратил все свое внимание на Ренис парень.
- Ты с такими способностями, по которым рыдают навзрыд театр и киноиндустрия в целом, почему просиживаешь свою жизнь здесь со всеми этими подлыми людьми?
- Да много ли на этом кривлянии заработаешь?
- А тебе нужно больше? – изумилась Ренис.
- Намного больше.
- И зачем же тебе столько?
- Затем, что одна моя сестренка умерла от рака легких, а другая слегла с тем же диагнозом. Мама у меня одна, - уловив тень жалости и сочувствия на лицах, Адам сменил тон и поспешил добавить. – Шучу, шучу.
- Какой же ты придурок! – Ренис толкнула его возмущенно.
- Ну ладно, лгать не буду, но и правды не скажу, - Адам стал серьезнее. – Я отсылаю им часть заработанных денег, а остальное просаживаю с тобой. Это намного веселее, чем позволять дергать себя за ниточки перед камерами.
- А семья не знает, чем ты зарабатываешь?
- Знают, что чем-то нехорошим, но не ведают, чем конкретно, - Адам зловеще оскалился, тут же преобразовав это в милую улыбочку. – А если ты хочешь ответа на вопрос: «Почему я этим занимаюсь?», то тут все просто до невозможности.
- Так почему? – торопила, затягивающего время с ответом, Адама Ренис.
- Мне это нравится. Мне платят за то, что я умею, и за то, что я делаю не умея. При всем при этом полная свобода действий: хочу – пью, хочу – не пью, хочу – приду за полночь, или вообще, не приду. Никто не спросится и не отругает.
«Ограниченное у тебя понятие свободы, дружище. Как у забитого родителями запретами подростка», - думалось Ренис, а парень продолжал под внимательные взгляды Лауры и Пита. Им были в новинку откровения Адама:
- Хочу – вру, хочу – нет. А еще, у меня есть Пит, который души во мне не чает и всегда поддержит, правда, Питти? – снова примерил на себя смущение парень. – Поддержишь ведь?
- Нет. Абсолютно. Абсолютно не поддержу, - невесело отозвался тот.
Ренис пристально смотрела на Адама: «Несмотря на все эти его шуточки и кривляния, я вижу в его глазах грусть. В них нет тех свойственных ему озорных огоньков. Что же такого ему сказал Хантер, что он так опечалился?».
- Ну, а ты, Пит? – повернулась к нему Ренис после своих раздумий. – Почему ты здесь?
- А мне больше и негде быть. Я нигде и никому не нужен.
- Только мне! – бодро влез Адам, утешая друга.
- А как же семья, родные? – осторожно спросила Ренис.
- Им я тем более не сдался, - тон Пита говорил обо всем и, главное, о том, что он не горит желанием об этом распространяться.
- Значит, как и я. Сирота, которая никому не нужна, - опять пробубнила Ренис, вспоминая историю своей жизни, переданную устами ребят Хантера и самого Хантера, в правдивости которой все еще сомневалась, помня слова Дьюи.
Все замолчали. И Ренис хотела уже и к Лауре с расспросами о причинах присоединения к Хантеру обратиться, но двери кабинета открылись, и вошла Карла. За ней, как по цепочке шли: Ирма, Мэндси, Риччи, Рик, Паленый, Гвен, Дьюи и еще несколько ребят. Перешептываясь друг с другом, они расселись по свободным местам и углам.
Глядя на них и провожая каждого взглядом, Ренис плыла по своим мыслям:
«Почему у одних такой чистый, добрый взгляд, а у других – злобный, кричащий о своих коварных планах. У третьих – пытающийся заглянуть через мои глаза в закоулки моей темной души и мысли. Мне же это не кажется? Я действительно вижу это, различаю, как по-разному они смотрят на меня. Одни – откровенно ненавидя, вторые – равнодушно, третьи – с любопытством, а у кого-то читается неприязнь и пренебрежение. Как это понять? Как их понять? Как?!». – Она сползла со стола, вместе с ней и Адам, который заметив смену ее настроения, с интересом заглядывал в лицо, но молчал. Лаура поднялась с кресла, освобождая его, падающим так нахально на нее, Дьюи и Гвен, которые, никого не стесняясь, миловались. И теперь они оказались перед случайно наведенным взором Ренис, что проходило мимо.
- Фу ты, глаза режет, - громко и с отвращением сказала она и, корча гримасу боли и отворачиваясь от них, устремилась к двери.
Окружающие давили смешки, похоже, Ренис озвучила всеобщее мнение. Уйти ей, увы, не удалось. Перед самым носом, будто из порога, вырос Хантер. Он, резко закрыв дверь, указал глазами ей на диван, мол, займи свое место. Делать нечего, девушка втиснулась к Адаму с Лаурой, на пару с которой разделила широкий подлокотник кабинетного дивана и приготовилась слушать высшее звено команды. Хантер завел разговор о готовящемся деле, которое следовало провернуть уже завтра. Ренис поначалу слушала, впитывая все, как губка, но когда речь зашла о ней и ее роли, ее прорвало.
Не обращая никакого внимания на все попытки Адама и Лауры унять Ренис, которая не на жизнь, а насмерть сцепилась в споре с Хантером, отказываясь участвовать во всем этом, наша Рахима, позабыв все предупреждения Хантера, стойко отстаивала свою несравненную точку зрения. Захлебываясь в ярости и потеряв над собой и своим терпением контроль, Хантер внезапно запнулся и проглотил окончание ее имени, назвав ее «Рэн», чем сильно удивил присутствующих подчиненных. Удивил не именем, а вспышкой ярости, чего еще им не приходилось за своим командиром наблюдать.
Это имя Хантеру приглянулось, и он стал обращаться к ней только так. Видя, что ей это не нравится, он делал это намеренно. К тому же имени пристрастились и Адам с Лаурой, а вскоре вся команда перешла с «Ренис» на емкое «Рэн». Разок Ренис вскипела и, разозлившись, выкрикнула:
- Да вы еще до одной буквы сократите имя! Зовите уже сразу: «Р-р-р»!! – в сердцах хлопнув дверью, убежала вон, и с этих самых пор даже Карла с Гвен начали обращаться как можно чаще к ней «Рэн».
Это мы прошагали немного вперед, вернемся же в кабинет. В данном жарком споре Хантер победил, Ренис только и оставалось, что смириться принять все, что от нее требовал хозяин кабинета. А если конкретно, то: в группе из пяти человек, в которую помимо Ренис входили Карла, Мэндси, Паленый и Рик они должны были распространять и собирать плату за, расфасованную по мизерным пакетикам, дурманящую и губительную белую дрянь. Фасовала ее группа парней под началом Дьюи в одном из подвалов дома, и этот процесс описывать, думаю, нельзя. Адама, Пита и Лауру распределили по другим группам. О встречах с клиентами было заранее оговорено – этим дня два занимались Брэдли и Итан. Потому следующим днем Ренис в числе своей группы и напарниками по несчастью с бледным и крайне недовольным лицом села в машину. Товарищи в машине были настроены положительно и ничего предосудительного в своей работе они не видели.
«Показательная непоколебимая оптимистичность, - Ренис отвернулась в окно. – А сами, мрачнее моих будней», - коль уж ты так недовольна, то почему уступила в споре и, скрипя зубами и душой, согласилась подчиниться Хантеру? Надеялась вероломно сбежать, однако, в дороге в который раз осознала: нужна внушительная сумма денег и документы. Второе – ладно, черт с ним, а вот без денег – никак. Ей бы хоть немного для начала, а там и подумать можно.
В машине Карла ей несколько раз продемонстрировала, как посредством рукопожатия быстро и незаметно передать товар, а взамен также получить деньги – и все это в одно касание. Ренис потренировалась с Мэндси, что сидела справа, и более и менее овладела этим приемом. На этот день их группе, как и другим, было намечено десять встреч. Карла с Ренис чередовались, то есть на каждую выпадало по пять встреч. Мэндси исполняла роль беззаботной и блудливой подружки, выходила вместе с одной из них, отвлекая от обмена товаром посторонние взгляды на себя и свой вызывающий вид. Паленый зорко следил за происходящим из машины, он был за рулем. Рик выходил и останавливался неподалеку, говоря своим клиентам этим, что: «Я здесь. Я все контролирую. Не пытайтесь обдурить нас!».
Вопреки ожиданиям Ренис покупателями были очень цивильные люди, а не конченые наркоманы с синяками под глазами да облезлыми штанами, коими она представляла их себе. Первым был весьма деловой и воспитанный человек в дорогом твидом костюме и бородкой колышком: рукопожатие – и деньги из его руки перекочевали в ее ладошку, из которой в его ладонь отправился скомканный шуршащий пакетик. Вторым – симпатичный молодой парень в одежде по последнему писку моды, однозначно сын богатеньких родителей, спускающий их денежки на собственное мимолетное удовольствие для себя и своих друзей. Третьим покупателем была взрослая женщина за сорок, разодетая как фотомодель для популярного журнала с красивыми зелеными глазами и хорошо замазанными родинками на лице. Четвертым оказался мужчина средних лет с типичным обликом эдакого профессора. У него в руках была папочка и увесистый кожаный портфель. После обмена и папочка и портфель переместились в другую руку, а сам он быстренько убрался прочь.
«Наверное, это все прикрытие, такое обманчивое, но естественное. Они все больше похожи на бывалых барыг, а впрочем, может они те, кто есть и приобретают товар исключительно для себя. Кто знает…», - подумала Ренис, возвращаясь с Мэндси к Рику, которому передала деньги клиента. Они сели в машину, меняя условленную точку. Был черед Карлы. Ренис оставалась сидеть в машине, наблюдая из окна за ней и понимая, как это все безобидно выглядит со стороны, но знающим людям было бы очевидно, что встречи эти не простые. Она отвернулась и опять вернулась к мыслям о побеге. Бежать от этих людей хотелось, не взирая ни на что. За Ренис неустанно поглядывал через зеркало заднего вида Брэдли, будто догадываясь, о чем она думает. И она это видела.
Передав деньги Рику, Карла и Мэндси сели назад к Ренис. Все эти нехитрые манипуляции проходили быстро, не затрачивалось больше двух минут, много меньше. Это было очень важно для них. Машина тронулась к последнему месту встречи. Подъехали. Ренис, Мэндси и Рик вышли из машины.
- Я так устала. Можно я с тобой тут постою? – заканючила Мэндси, опираясь на багажник машины и разминая ноги в туфлях на высоченном каблуке.
Стоявший рядом Рик неодобрительно нахмурился.
- Позволь ей. В отличие от меня она в десятый раз выходит, - попросила за нее Ренис и уверенно шагнула в сторону условленного места. К патлатому то ли рокеру, то ли байкеру в потрепанной кожаной жилетке надетой поверх грязной выцветшей футболки, которая когда-то была ярко-голубого цвета, теперь выглядела мутной и серой.
Ренис подавила смешок. Привычная кодовая фраза для распознавания, осмотр друг друга и рукопожатие.
«Да, или нет?», - в сомнениях спрашивала себя она, мысленно бросая жребий старой рублевой монетой. Выпало «да». Она, совершив обмен, продолжала крепко держать ладонь этого человека.
- Ты местный? – шепотом спросила она, опасаясь, что ее услышат Рик и Мэндси, которые немного отошли от машины, заметив эту секундную заминку. Клиент улыбнулся. Прочие разговоры не приветствовались и то, что с ним заговорил распространитель, ему показалось интересным развитием событий. Он едва утвердительно кивнул головой и прикрыл глаза. – Если я побегу по этой тропинке наискосок, смогу ли я выбраться куда-нибудь раньше машины за моей спиной и смогут ли за мной проехать они на своей машине?
Парень на секунду, не меняя положения головы, перевел взгляд на компанию Ренис. К ним он стоял лицом, а Ренис – спиной.
- Не сможешь. Но тут за углом мой мопед. Веселья ради могу помочь и подбросить, гарантии не даю, что тебя не перехватят.
Ренис расстроилась: «Ясно. Тогда лучше отдать деньги Рику и обреченно сесть в машину».
- Какого ****?!! – распахнув дверь, выскочил Паленый и подошел к Рику. – Почему так долго?! Она что, говорит с ним?! Сказано же было, без трепа!
Рик зашевелился, намереваясь пойти к Ренис, а Брэдли грубо толкнул Мэндси:
- Почему не пошла с ней?!
Девушка не стала укрываться оправданиями, а покорно зашагала к Ренис, опережая Рика.
- Тебе не везет, - улыбнулся байкер с мопедом вместо байка.
- Уже идут? – поняла она и отпустила его ладонь.
- Мое предложение еще в силе.
- Спасибо, откажусь, - Ренис отвернулась от него и пошла навстречу к своим злым коллегам. – «Не думаю, что готова расплатиться с тобой тем, на что ты рассчитываешь», - думала она, хороня надежды на не случившийся, но такой возможный побег.
- Что такое, Рэн? – Мэндси равнодушно смотрела на нее. – Он что-то хотел?
- Да, просил мой номер, - соврала Ренис, быстро и широко шагая к машине, у которой стоял очень-очень недовольный Паленый.
- Я же тебе сказал, без разговоров! – Брэдли был очень зол.
- Он всего лишь попросил номер телефона.
Паленый недоверчиво покосился на Рика и вернул взор к Ренис:
- И что ты ему ответила?
- Что у меня не то что номера, но и телефона нет.
Это было правдой. Телефона – к чему практически приросли мозгом, телом и душой люди, у Рэн не было. Ребята говорили ей неоднократно, что свой мобильник она потеряла в день неудачного дела. Дела, которое привело не только к потере телефона, но и памяти. Отсутствие нового объяснялось тем, что им нельзя просто так пойти и приобрести любой приглянувшийся модный смартфон. Это делает Хантер, через тайные каналы он доставал всем своим людям специально подкорректированные мобильные устройства. Сама она не особо задавалась вопросами: «Почему нет телефона?» и «Где он?». Задумалась сейчас и вспомнила все эти нюансы. В принципе, до сих пор надобности в телефоне не возникло. Да и отчего возникать? Звонить – некому, она никого из близких и родных, если таковые имелись, не помнит. Со слов ребят, сирота, откуда эти родным и близким взяться? Хотя все те же едкие слова Дьюи о неком воре-папочке она часто припоминала и не могла выбросить из головы.
Вот напомнив себе это снова, она нарушила тишину, воцарившуюся после ее ответа.
- Кстати, напомните, почему я без телефона? – сощурилась она.
- Хватит забывать, что его разбили об твою же голову в тот злополучный день, - Брэдли намекал на избиение до потери памяти. Вздохнув, добавил. – Хантер скоро предоставит тебе новый. Для этого нужно время.
«Ясно. Вполне себе правдоподобно и от предыдущих версий не отклоняется, но я стабильно в это не верю», - Ренис сунула свернутые в мини-рулон купюры от байкера Рику в карман и села в машину. Пододвинулась, уступая сидение у окна Мэндси. На этом ее первый трудовой день был окончен. Они вернулись в свое жилище почти одновременно с другими группами. Адам прикупил продуктов и сел на хвост Ренис, рассчитывая на двойную порцию обеда. От невеселых пессимистичных мыслей девушки он здорово так отвлекал. За обедом к ним присоединились и те, что лояльнее относились к присутствию в команде Ренис: Карла, Ирма, Мэндси, Брэдли, Рик, Риччи, а также те, кому ее присутствие неизменно доставляло удовольствие – Пит и Лаура.
После обеда Ренис закрылась в своей маленькой комнатушке, она была не в духе. Ее не устраивала такая работа. Но убиваться под напором совести ей не дал Адам. Постучавшись, позвал Ренис в коридор и заставил спуститься к Хантеру. Отложив часть суммы, полагающейся Генри за товар, главарь их команды приступил к дележке.
«За один день вполне себе неплохая сумма», - подумала Ренис, рассматривая в руках зелененькие купюры, что дал ей Хантер. – «Только для моего бегства и скитания этого недостаточно. Вот если сосчитать, сколько выйдет за месяц…», - сдвинув брови к переносице, она в уме перемножала сумму на тридцать дней. Посмотрела на Адама.
«И еще бы ему не нравилась такая работа! За месяц получается ой как хорошо!», - девушка головой понимала, что душа мирится с ее противоборством всему этому, что она принимает это как должное и необходимое для ее дальнейшего существования. И почему-то это не казалось ей чуждым. И оттого становилось еще горше. Поражаясь происходящим в себе изменениям, Ренис Нолл встала с дивана и как в трансе прошла к двери и покинула кабинет.
Следующие несколько дней работа ей предстояла такая же. Только условленных встреч день ото дня становилось больше. Уже девушки пожимали руки в обмене, чередуясь втроем: Карла, Мэндси, Ренис. Небольшой перерыв на обед и смену одежды, для отвода глаз – и снова в опасное дело. Плата к вечеру, соответственно, была большею. Ренис посчитав выручку, сложила их под стопку одежды в своем шкафу, планируя подкопить еще месяц или два.
В один из таких дней ее и всех остальных девушек не взяли на дело, ушла почти вся мужская половина команды Хантера вместе с ним же.
- Заслуженный отдых девчатам! – скажешь ты.
- А фигушки! – покажу я язык. Девушкам предстояло нечто другого рода: Лаура в одном своем разговоре с Ренис мельком обмолвилась об этом. Только ни ты, ни я, ни Ренис, ни еще чьи-то соседи не уловили скрытого смысла. Это было в тот момент, когда Лаура коротко говорила о функциях некоторых членов команды Хантера и дошла до женской части. Приведу ее цитату: «…Гвен, Ирма, Карла, Мэндси очень часто играют роли завлекалочек…». О чем шла речь, сейчас и выяснится.
Разодетые как на модную вечеринку в каком-нибудь известном клубе девушки собрались скопом в адвокатской конторе, куда привела с собой Карла и Ренис. Здесь помимо них было пятнадцать девушек, из них Ренис знала только пятерых. Предчувствуя нутром неладное, Ренис Нолл жалась к Лауре, та выглядела значительно скромнее всех остальных и вызывала уважение и доверие за скромный выбор одежды. А Лаура все поняла и, улыбнувшись на это, немного отстранилась.
- Обязательно на дело идти в таком виде? – осуждающе оглядывая коллег, спросила Ренис.
- Мы сегодня займемся своей любимой работой, - заговорила первой Гвен, отвечая «Мелкой», пребывающей в замешательстве.
- Это какой же? – Ренис, выдвинув стул из-за стола, села на него.
- Привлечение внимания мужчин с целью заработать денег, - сказала, опережая Гвен, Карла.
Ренис не до конца понимая, о чем она, прищурилась, втягивая голову в плечи.
- Это как: «Услуги – за ваши деньги», - влезла с объяснениями Лаура, сдерживая улыбку.
- То есть… - Ренис посмотрела на них всех. Девушки с улыбками и дружно закивали, не подозревая, о чем именно подумала «Мелкая».
- Ну и чем же вы отличаетесь от проституток? – прозвучал с отвращением вопрос от Ренис.
Несколько девушек хором расхохотались.
- Как это чем?! – Ирма сползла с подоконника, оправляя вульгарное и критически короткое обтягивающее кожаное платье, волосы ее не были по обыкновению собраны в косу, они длинными волнами спадали к бедрам, прикрывая столь откровенный наряд. – Тем, что мы в отличие от них, с ними не спим.
- Я не понимаю…
Лаура, перебивая Гвен, открывшую свой большой рот с ярко накрашенными большими губами, коротко пояснила, умудрившись вставить обманчивые выражения:
- Тебе повезло, что ты никогда в этом не участвовала. Это просто воровство, с использованием сильного снотворного. Как правило, те, кто клюют на наших красавиц – состоятельные люди, имеющие при себе наличку (наподобие клофелинщиц, что подсыпают его и забирают все ценное, что имеет при себе кавалер).
- Воровки, значит. А если вас поймают?
- Неа, не поймают, - оскалилась, окидывая с плеч волосы назад, Ирма.
- Почему это? – Ренис посмотрела на нее.
- Все жертвы в основном женатики, и им, как минимум, не выгодно заявлять об этом в полицию. – Мэндси широко и довольно улыбалась.
- Разглашать тайные измены и рушить семью – желает не каждый. – Гвен, чинно поправляла макияж девушек.
- Вот как. – Ренис встала и задвинула стул. – Ну, счастливой вам охоты.
- Рэн, ты идешь с нами, - властный тон Гвен задел за живое.
- Я не буду заниматься подобным! – ощетинилась тут же Рэн.
Дикий и громкий ржач всех присутствующих внешне типичных законченных путан и немного скованных, но распутных дам больно резанул ее по ранимому сердцу. Будто в конюшне оказалась, в которой в каждом стойле ютились по три накуренные кобылки.
- Да кто на тебя позарится! – это была Карла.
- Вот умора, надумала же себе! – а это усмехалась Ирма.
- Что за самомнение?! – закатывала до упора глаза Гвен.
Издевательское посмеивание продолжалось.
- Рэн, - обратилась к ней Лаура сквозь еще более обидные комментарии и выкрики. Она как раз закончилась раздавать из ящика с косметикой Гвен маленькие и неприметные пузыречки девушкам. – Мы берем тебя с собой, чтобы не оставлять одну с Риком.
- Почему можно остаться Рику, а мне с ним нельзя?
- Он здесь как охрана, - начала пояснять Лаура.
- Если ты забыла, - влезла Гвен, все еще посмеиваясь. – Рик у нас тот еще маньяк. Даже я не рискну делить с ним и миллиметра наедине.
- Я могу закрыться в своей комнате, - не страшилась их аргументов Рэн.
Снова дружный девичий смех, говоривший собой не самое лестное о персоне на первый взгляд безобидного Рика. На самом деле, девушки нарочно его оболгали, никакой он не маньяк. Им во что бы то ни стало нужно было вытянуть Ренис с собой. А она, все же поверив им на слова, согласилась и села с ними в машину к Карле, Мэндси, Ирме. За рулем была Лаура, а рядом с ней Гвен. Следом выехали еще две машины с такими же ночными рисковыми охотницами. До ночи было далеко, на город опустились сумерки, когда они подъехали к огромной парковочной стоянке у многоэтажного развлекательного центра на берегу моря. Все девушки подобно муравьям высыпали и разбрелись кто и куда за считанные секунды. Ренис даже не успела разглядеть, в какую сторону направились ее развратные, но до одури красивые, коллеги. Она осталась стоять одна у машины. Ну, как одна, с Лаурой, конечно. Куда Ренис без надзирательского присмотра немногословной алкоголички!
- Пошли, прогуляемся, - сказала неожиданно Лаура, пряча ключи от авто в кармане своей кожаной жилетки в пол.
«Не вопрос», - Ренис зашагала с ней рядом по парковке к оживленным улицам. Кажется, это была прибрежная парковая зона, разделенная проезжей частью от города. По другую сторону дороги были архитектурные постройки и обычные многоэтажки. Несколько раз они повернули налево и вышли на бульвар, идти к парку они не стали, а Ренис очень хотелось бы.
Вечерело, один за другим зажглись фонари, освещая своим тускло-желтым светом проходящих людей и скамейки под раскидистыми деревьями. И те и другие, и третьи отбрасывали черные длинные и страшные двойные тени. Весь бульвар был в тенях, и Ренис от этого чувствовала себя очень хорошо. Кажется, ее душа любила сумрак и темноту – все, что она здесь видела, ей безумно нравилось.
Они шли в молчании и никуда не спешили. Эдакие две, изрядно уставшие от ежедневных сплетен, событий и жизни в целом, пенсионерки, которые пришли в поисках своего конца в эту темноту.
Ренис посмотрела на Лауру (да, да, сейчас я буду описывать эту пьяную леди). Лаура была высокой, на зависть стройной с виду, но не худой. В теле, конечно, но явно не толстой бабенкой. В модели она не годилась, была куда лучше. Белокожая, словно назревали серьезные проблемы с гемоглобином. Белый цвет лица особо выделяли эти ее насыщенные черные блестящие и волнистые волосы до плеч. В данный момент они были строго собраны и зализаны в высокий тугой хвост на макушке, что открывало Ренис обзор на ее лицо. Выразительные черные глаза, густая нить изогнутых черных бровей, длинные и не редкие черные ресницы, отбрасывающие удлиненные тени под глазами. Большие пухлые губы с небольшим шрамом на нижней губе в виде неосторожного пореза, от которого контур губы казался некрасиво оборванным. Форма лица Лауры была заостренная к подбородку, да и все черты лица были какими-то угловатыми и удлиненными. Этот же длинный прямой остренький нос, остро выступающие линии скул, заостренный сгиб бровей, плюс ко всему остренькие маленькие ушки, будто пришитые с детства к черепушке во избежание лопоухости. Словно ходячий эталон правильного треугольника и его острых углов. А может, это в свете фонарей Ренис таким все видела? Не, она на самом деле треугольник.
«Красивая она. Да и не только она, все они красивые. Как будто не Хантер, а модельное агентство их подбирало для рекламы. И ведь все одинаково высокие, ну, кроме Карлы, Дьюи, Адама и Хантера, они немногим выше меня», - Ренис снова посмотрела на Лауру, но они проходили под деревом, и тень сменила цвета на серые оттенки, приглядеться не получилось.
Они дошли до небольшого фонтана, играющего своей голубоватой подсветкой, освещая ею брызги воды. Обогнули и свернули с бульвара к парку, но и до него не добрались, Лаура предпочла повернуть к оградке с мраморными колоннами, за которой, вероятно, находилась охраняемая парковая зона прибрежной гостиницы. Идти дальше не стали, девушки присели на мраморный выступ ограды, и Ренис безразлично помотала головой, провожая взглядом проходивших мимо нее парочек. На миг ей показалось, что далеко впереди она видит Гвен под ручку с довольно тучным и лысоватым мужчиной. Ренис сощурилась, силясь сфокусировать свой взгляд лучше. Светивший прямо над ней фонарь был так некстати.
- Привет, - послушалось чуть не в самом ухе справа от нее.
Ренис повернула голову. Рядом сидел видный и улыбчивый парень, который с живым интересом заглядывал в ее лицо, ну уж очень нагло рассматривая и блуждая глазами по ней.
- Привет, - с опаской все-таки ответила она, напрягая мозги и припоминая всех членов команды Хантера, которых она успела узреть своими глазами за эти дни. Но парень знакомым не казался. – «А, может, то кто-то из тех, что знает меня и не является человеком Хантера? Кто-то из моих близких, родных, друзей, знакомых?», - с отчаянной надеждой подобралась мысль, которая дрогнув, дико заметалась, когда Ренис услышала:
- А я тебя знаю! – парень обнажил зубы.
Ренис со страхом повернула голову налево, ведь здесь с ней сидит Лаура, которая не должна этого слышать! Каково же было ее удивление, когда обнаружила слева от себя пустоту. Никого рядом не было, Лаура, словно капля воды в полуденный зной, испарилась и следа после себя не оставила.
«Я же помню, мы вместе сюда сели, она еще меня рукой задела, поправляя свою жилетку…», - Ренис обескуражено хлопала глазами, уставившись на парня. Его фраза взволновала больше, чем этот фокус Лауры.
- Ты меня знаешь? – с сомнением переспросила она.
- Да. Ты – Ренис Нолл.
«Хм. Я так надеялась услышать другое имя», - расстроилась девушка и спросила:
 - А помимо этого?
- Ты поешь с Алексом Фринвудом, и я знаю все ваши песни наизусть…
«Что-то новенькое. И что-то странненькое. Я не чувствую себя певицей и уж никак не ощущаю себя способной с кем-то петь…», - Рэн отвернулась от него и посмотрела далеко вперед, туда, где ей несколькими минутами ранее привиделась Гвен и ее пузатый и плешивый кавалер.
- Ты городишь чушь. Я не занимаюсь подобным.
- Я же был на вашем концерте в «Глобусе» в… - прозвучало название клуба затем и города, в котором около четырех недель жили девушка с Мэвилом. Увы, это ей сейчас ни о чем не говорило. Абсолютно. – Вас в последнее время совсем не слышно. Творческий кризис, или, наоборот, готовитесь с новыми песнями прогреметь масштабнее?
«Алекс Фринвуд, Алекс Фринвуд…», - повторяя это в голове, Ренис молчала. Неосознанно всплыло следом и тихим шепотом: «Анри Фрин-вуд». Когда-то так сказала ей розововолосая Грина, что и отложилось в ее подсознании. – «Кто такая эта Анри Фринвуд? И кто такой Алекс Фринвуд?», - смутное чувство ее знакомства с ними мгновенно потухло, так как Ренис не смогла вспомнить ни их, ни того, что связывало ее с этими именами.
- Ты меня определенно с кем-то путаешь, - сказала она, наконец, ожидающему от нее хоть какого-то ответа, парню.
Он в свою очередь опять заглянул ей в лицо, прежде чем ответить:
- Да вроде бы ты. Та самая Ренис. Я не мог ошибиться.
- Мог.
Парень озадаченно закусил губу и промолчал. Ренис нервозно мотала головой в поисках своей горе-надзирательницы – Лауры, чтобы скорее убежать к ней от него. Бежать в никуда не могла – побоялась заблудиться и потеряться от паники. Город она практически не знала, да и в ночи мало как сориентируешься и на кого напорешься. Вдруг этот приставала героем покажется.
- Меня, кстати, Джордж зовут.
- Вряд ли эта информация мне пригодится.
Он улыбнулся:
- Пригодится. Если, конечно, ты читаешь журналы и газеты…
- Не читаю, - перебила она.
- А вот если бы читала, то знала бы, кто твой фанат.
От этого слова в горле у Рэн неприятно запершило.
- Ну, и кто мой фанат? – кашлянув, безразлично спросила она.
- Джордж Лебовски.
- Еврей что ли? – голос ее стал резче.
- А ты нацистка, - хмыкнул он.
- Да не то чтобы. Просто терпеть не могу вас.
- Нацистка, - констатировал Джордж.
Ренис промолчала. Ей было параллельно на то, кто он и к какой национальности принадлежит. Это была ее привычная попытка, обидев человека, избавить себя от его присутствия, так сильно угнетающего ее. Но и это похоже на него плохо действовало, Ренис решила смолкнуть. Думала, может, так до него быстрее дойдет, что она не хочет с ним продолжать докучливое общение.
- Я, между прочим, богатый и…
- И что?! – взбеленилась агрессивно Ренис. – Это должно заинтересовать меня? Думаешь, сказав это, заставишь меня бездумно прыгнуть тебе на шею?! Тоже мне, нашелся тут богач! Небось, деньги папочкины, шел бы зарабатывать сам! – завелась девушка от внутреннего ощущения неравенства. Ведь он – богат, а у нее за душой пара сотен, и те которые заработала продажей героина. Покоробило, затошнило.
Зато Джордж нисколько не обиделся. Снисходительно улыбаясь, самодовольно сказал:
- Не буду отрицать, папочка у меня богат. Но я независим от него. Мой капитал исключительно мой. И я сам его заработал.
- Ага, как же! Горжусь тобой! – терпения у Ренис не осталась, она вскочила с места. Так она могла посмотреть на него свысока, возможно, потому и вскочила.
- Я – известный ювелир. Мои украшения носят такие знаменитости, как (здесь понеслись перечисления именитых актрис и богатейших людей планеты).
- Сказки, - ухмылялась Ренис.
- Ты мне не веришь?! – Джордж встал. Пришел его черед смотреть свысока. Тут уже дело в разнице в росте.
- Не верю.
- А хочешь посмотреть на мою коллекцию золотых украшений?
- Ты еще мне конфетку предложи, как наивный педофил недальновидному ребенку.
- Вот уж не думал, что в тебе столько спеси! А на вид такая простушка.
- На вид ты тоже обыкновенная каланча.
- Задира.
- Выпендрежник! – начался спор двух детей на тему: «Кто кого переобзовет».
- Ренис! – так вовремя окликнули ее, и девушка, обрадовано обернулась на спасительный оклик. У фонтана активно махала рукой Лаура, подзывая к себе. В руке у хамелеона был небольшой пакет. Ренис сделала шаг в ее сторону.
- Подожди! – вцепился в нее Джордж. – Уже уходишь?!
- Ну, если отпустишь, то вот прямо сейчас же.
- Как я смогу с тобой связаться?
- Никак.
- Я вообще-то намекал на обмен номерами.
- Не получится. У меня нет телефона.
- В наше время он и у некоторых малышей имеется. – Джордж с сомнением скривил рот.
Ренис картинно вывернула карманы брюк и своей легкой куртки, демонстрируя пустоту, и промолчала.
- Как же мне тогда тебя найти?!
- А зачем тебе это?
- Пообщаться еще немного.
Ренис посмотрела на парня с подозрением:
- Зачем богачу-ювелиру общение с такой спесивой невеждой?
- Ренис!! – снова позвала Лаура, и девушка, не выслушав ответа, убежала к хамелеону.
- Ты придешь еще сюда?! – кричал вслед Джордж.
«В душе не подозреваю. Все зависит не от меня», - мысленно подумала Ренис, при этом надеясь, что не придет. Она со всех ног бежала прочь от него к алкоголичке, скрывающей свои иллюзорные способности.
Лаура протянула ей пакет, как только та добежала до нее. В нем были всякие сладости разных фирм и марок – шоколадные батончики, печенья, конфеты и кексы.
- Где ты была?! – спросила Ренис, хватая батончик и нетерпеливо и разрывая его обертку. Нужно было срочно заесть пережитый стресс.
- У Карлы возникли проблемы.
- И поэтому надо было исчезнуть даже не предупредив меня?! – девушка плохо скрывала свое негодование.
- Это было срочно. И, скажи я тебе – ты бы увязалась за мной.
- Не увязалась бы. Толкнула бы в прыжке двумя ногами, придавая скорости, - унять злость Ренис было трудно, но она совладала с собой. – А что там у Карлы?
- Молодняк на хвост сел.
Ренис не совсем поняла жаргонного выражения и то, что Лаура имела в виду, но с понимающим видом спросила:
- И чем же ты ей помогла?
- Припугнула их.
- Как?!
Лаура, откинув полу жилетки, позволила ей увидеть кобуру, подвешенную и крепко закрепленную ремешками, убегающими куда-то за плечи и подпоясывающими зону выше талии.
Ренис онемела. Так и не нашлась, что сказать.
- Что он хотел от тебя? – вернула в чувство вопросом Лаура, наглухо застегивая полы своей модной жилетки.
- Я толком не поняла. Вроде как номер просил, - про то, что он знает ее, Ренис предпочла умолчать.
- Ты в курсе, что он местная звезда и известный на половину мира…
- Ювелир? – перебила девушка, все еще не веря в это.
- Значит, ты его знаешь?
- Узнала сегодня, когда он сам это сказал. Звал еще на его работы поглазеть.
- А ты? – Лаура мастерски скрыла волнение и внутреннее торжество над удачей, на которую они все понадеялись. Врала она, не звала ее Карла. Лаура, издали завидев Джорджа, о маршруте которого знала, добровольно сделала ноги. Ведь им кровь из носу был нужен в их паучьих сетях именно он. А он, как назло клюнул из всего ассортимента девушек, привезенных сюда на трех машинах и рассредоточившихся по самым видным местам, именно на Рэн. Да, ставка изначально и была на невысоких девушек: Карлу и Рэн, но Лаура в это слабо верила. По ее версии, Джордж должен был заинтересоваться Мэндси и, на худой конец, Карлой.
- Отказалась, конечно. Я тоже не двенадцатилетняя скороспелка, чтоб, зачаровано пуская слюни, в такие одноразовые и розоватые байки верить.
- Это не байки. Он ювелир, ему принадлежит известная линия золотых именных украшений, он…
- Ну и что?! Я не буду его искать и кричать: «Постой-постой, родной, я передумала и готова вечно смотреть на блеск всей твоей коллекции!». – Ренис запихала в рот оставшийся кусок батончика и сосредоточилась на его разжевывании.
- Почему же? – улыбнулась Лаура
- Потому что я внутренне ощущаю, что мне этот человек не нужен. – Ренис проглотила все, что было во рту и продолжила немного четче. – Он неприятен мне. И никакие богатства не заставят меня изменить мое мнение.
- Джордж вполне хорош собой.
- Я не на внешность намекала. – Ренис остановилась и укоризненно посмотрела на «Хамелеона». – Ты тоже хороша собой, жаль только, что не ювелирша и пьешь как…
- А причем здесь я? – спросила сквозь смех Лаура.
- А я? Ты думаешь, твои настырные вопросы не наводят меня на мысль, что ты неспроста улетучилась в тот же миг, в который возник этот золотых дел мастер?
- Сказала, что подумала?
- Спросила слово в слово. Так что отвечай, пьянь.
Лаура смолкла на несколько минут.
- Это не совсем так. Как бы тебе сказать…мне бы хотелось, чтобы ты… - она не договорила, как снег на голову свалились откуда-то Гвен с Карлой.
- Срочно, уходим! – Гвен была напугана.
- Что такое?! – Лаура схватила Ренис за руку и побежала за Гвен и Карлой, которые сматывались в панике прочь. Эта группа девушек бежала без оглядки (вдоль оградки) вплоть до парковочной зоны. Отыскав в плотных рядах свою машину, Лаура быстро разблокировала двери, села и повернула ключ в зажигании.
- Где Ирма, Мэндси?! – не оборачиваясь, спросила она у Гвен.
- Ждут у перекрестка. Скорее же!
- Да что случилось-то? – поинтересовалась Ренис у Карлы, что глубоко вдыхала ртом, в панике и спешке позабыв, как это делается носом.
- Мой прошлый неудачник подкараулил меня, - дрожащие вдох, выдох. – И не один, а целую ораву привел вершить возмездие.
- А ты, дура, к нам прибежала, выдавая нас! – Гвен была в ярости.
- Что мне еще оставалось?! – чуть не плача, защищаясь, крикнула в ответ Карла.
Это не было спектаклем для Ренис, девушки взаправду попали впросак. Логично, промышлять подобным в одном и том же городе не стоило, но они рискнули и едва не прогорели.
- Тише, девочки, - Лаура взяла влево, выезжая с дороги к повороту, ведущему к перекрестку. – Вот и Ирма с Мэндси. Вы что, разделились, спасаясь бегством?!
Ответом было утвердительное молчание. Ренис с интересом наблюдала за неподдельными эмоциями этих в жизни обычно невозмутимых гордых красавиц. Лаура между тем подъехала ближе, притормаживая, а девушки на ходу впорхнули в машину, видимо, это им не впервой.
- Остальные? – «Хамелеон» обращалась к Гвен.
- Их это не затронуло.
Оставшиеся несколько минут езды до их «базы» девушки молчали. Кто-то виновато (Карла) помалкивал. Кто-то соблюдал тишину, погрузившись в глубокие и тяжелые раздумья (Лаура). Кое-кто задумчиво молчал, глядя в окно на ночные улицы (Ренис). Чье-то молчание было расстроенным сочувствием (Мэндси). А кое-кто яростно, но тоже про себя, переливал дерьма с бадьи на виновницу их провала – Карлу (Гвен). К жилищу своему они добрались без приключений. Вся мужская часть команды в полном составе и добром здравии собралась в доме. Поникшие девушки вошли через контору грузоперевозок.
- Вы рановато, - заметил Паленый, когда они вошли в кабинет Хантера.
- На сегодня все, - ответила Лаура за Гвен и Карлу, упавших духом и носом.
Ренис с ними не пошла, ее желудок управлял ею наравне мозгом и вел ее прямиком на кухню, где она застала Адама, перепачканного с ног до головы мукой, и Пита, он со всей ответственностью мял донышком стакана вареный картофель в высокой кастрюле, от которой шел пар.
- Говорил же, не успеем! – расстроился Адам.
- Ничего, ничего, - утешил Пит и строго бросил Рэн. – Сделай вид, что нас не видишь.
- Я не вижу вас и того, что вы делаете, - улыбнулась она и подошла к Питу. – И что же вы делаете?
- Печем пирожки, - невозмутимый Пит невозмутимо присел на стул. – И у нас, похоже, дело это плохо получается.
- А умеете ли вообще? – кривая улыбка Джонатана и Ренис спешно моет руки, засучив рукава.
Парни печально качали головами. Ренис взялась за их работу, большую часть которой сделали парни. Довольно скоро на столе появились тарелки с грудой румяных пирожков. Адам и Пит активно ей помогали лепить, не забывая затягивать в бесконечные споры. На аппетитные запахи перекочевали люди из кабинета Хантера, тесня друг друга и протягивая к хрустящим мучным шарикам с начинкой свои наглые руки.
«Козлы! А как помогать, так все белоручки! Халява наказуема», - зло думала Ренис, но никому замечаний не сделала. К ней присоединились Лаура и Мэндси, сменяя Адама и Пита, они рвались поесть, пока в тарелках было что поесть.
Этот ужин и сам вечер в целом прошел для Ренис на удивление приятно, весело и незаметно, она даже начала воспринимать их как товарищей, с которыми действительно некогда была связана. Пару раз допустила мыслишку, что, может быть она и вправду являлась частью их команды. Ведь такая вот готовка и возня на кухне словно была ей родной и знакомой. Ребята продолжали шумно, с криками и шуточками и довольными возгласами сидеть на кухне, а наевшись, все разбежались, опять оставив кучу заляпанной жирной посуды Рэн. На этот раз дежурной была Мэндси, которая ответственно подошла к своим обязанностям: сама все прибрала и вымыла. Ренис же отдыхала с набитым пузом навыкат, рассевшись между Адамом и Питом, у которых на разговоры не было больше сил. Втроем они прикорнули прямо так, сидя на стульях. Мирно сопя, спали, подпирая друг друга плечами.
Пришедшие выпить воды Ирма и Гвен посмотрели на эту троицу и переглянулись.
- Поразительно. Она нашла себя в компании этих ненормальных, - шепнула, покидая кухню, Ирма Гвен в ухо.
Гвен еще раз обернулась на этих троих, задумчиво посмотрела на каждого, но ничего не сказала.
К половине двенадцатого ночи, закончив с посудой, их бережно тормошила Мэндси под строгим присмотром Лауры. Первой глаза открыла Рэн, хотя до нее Мэндси еще не успела дотронуться (а ведь некогда не могла спать в присутствии посторонних!). Перешагнув, но задев ногу Пита, она упала на пол, сонно потерла глаза, поднялась и поспешила в свою комнату. Где, не переодеваясь, грохнулась на кровать и забылась сном.
А на утро после позднего завтрака все повторилось: парни опять разъехались, оставив дом на девушек, а девушки – опять начали наряжаться. На недоуменный вопрос Рэн:
- Вас разве вчера не засекли?!
Нашелся ответ в виде сменивших Гвен, Ирму, Карлу и Мэндси четырех других девушек, которых она не только не знала, но и видела впервые. Знакомить с ними не стали, не посчитали нужным, да и ей, в принципе, было плевать. Не хотят – не надо! На просьбу Рэн оставить ее в доме с теми, кто не едет на дело, поступила ответная просьба от Лауры составить ей компанию, как и вчера.
«Ладно, пусть уж лучше будет пропитанная спиртом Лаура и свежий воздух, чем три десятка стен и четыре мегеры с маньяком Риком», - наивно подумала про себя Ренис и согласилась.
В этот раз, высадив девушек, они бродили с Лаурой по тем же местам, но уже днем. И при дневном, пусть и тусклом осеннем свете, все было не таким красивым и загадочным, как прошлым вечером.
«Недостаточно красиво», - думали, шагая в ногу, молчаливая Рэн и, в большинстве случаев, будто немая Лаура. Они прошли мимо того фонтана, огни которого днем были тусклы и неприметны.
- А хочешь в кино?
Ренис аж растерялась от чистой романтики.
- Я могу понять, если это мне предложит Адам, или на худой конец, Дьюи, но никак не…
- Я? – улыбнулась Лаура. – Что здесь криминального, Рэн? Скоротаем время, которого у нас высотой с гору Фудзи в тепле. Сегодня прохладно, а я не так крепка здоровьем, как выгляжу.
- Хорошо, - приняла ее предложение Рэн и повернула к увенчанному пятиконечными звездами, прикрепленными посреди пирамидовидного купола крыши, кинотеатру. – Учти, я не люблю драмы, романтику и боевики.
«Откуда такая уверенность?!», - спросил голос внутри нее, она ему не ответила, ее сбил печальный вздох Лауры:
- Что тогда остается смотреть?
Комедии, ужасы, триллер? Увы, в прокате только перечисленное Ренис и два пошлых анимационных фильма. Снова, делать нечего – мультфильм так мультфильм. Через два с половиной часа они вышли на свет, потерянно моргая глазами под тусклым вечерним, пробивающимся сквозь нависшие тучи, солнечным светом.
- Ужасно!
- Не все так плохо, Рэн. Зато не мерзли.
- Уж лучше отморозить себе нос.
- Успеешь, нам еще не скоро возвращаться, - Лаура уткнулась в телефон, читая краткие послания, своего рода отчеты от девушек. – Отлично, почти все в деле.
У Ренис неприятно почесалось в затылке:
- Мы должны  их ждать?
- Да.
Наступило молчание, так и отдававшее недовольством Ренис. Завибрировал телефон, Лаура отошла на пару шагов назад. То, что она слышала в телефоне, ее не устраивало, но следует подчиняться.
- Рэн, мне нужно отойти.
- Опять преследователи, да?!
Та кивнула.
- Ну, иди, в чем проблема-то?
- Ты обещаешь, что никуда не уйдешь и дождешься меня? – это было неожиданно. Самая настоящая мольба в голосе Лауры.
- Знала бы, что есть куда идти – давно ушла бы. Я не убегу, - потянула уголок губ вниз Ренис. Девушка мгновенно освежила в черепушке слова Хантера о том, что все они должны пресекать любые попытки бегства, и чуть что – отвечают за это головой. Голову Лауры ей почему-то было жалко. Красивая голова на красивом теле, как не пожалеть? Можно даже пьянство за это простить. – Обещаю.
Лаура замешкалась, заглядывая в глаза Рэн.
- Иди, - повторила напористо девушка. – Я никуда не денусь.
Лаура нехотя развернулась и побежала в сторону бульвара. А Ренис, постояв немного во дворе кинотеатра, уныло побрела назад к фонтану. Сделала вокруг него круг, остановилась, постояла, задумчиво разглядывая голубые огоньки, которые с наступлением сумерек стали ярче и четче подсвечивать мелкие брызги воды, а потом пошла в сторону знакомой ей мраморной ограды, у которой вчера и сидела. Села и сегодня. Часов на руке у нее не было, телефона в руке – тоже. Так что, ни который час, ни сколько минут она здесь морозит на холодном мраморе зад – Ренис не знала. Отвлечься было нечем, людей пока было не так много, толком ни на ком не задержишь любопытный взгляд. Да и без света фонарей это не так интересно, как в темноте при отбрасываемых тенях. Девушка задумчиво уставила глаза на свои ноги.
- Так и знал, что застану тебя здесь!
Ренис моментально поплохело. Она подняла глаза со своих ног на возникшего перед ней Джорджа Лебовски.
- Привет, - счастливо улыбаясь, сказал он. Счастлив был, что смог найти ее.
Ему было около, а может и немного за тридцать лет. Типичный еврей: большие глаза навыкате, крупный мясистый нос, широкий рот, не хватало только этих тоненьких крученых локонов по обе стороны лица и этой черной широкополой шляпы.
- Привет, - ответила Рэн с превеликим нежеланием. Ощущение того, что в ее жизни похожее было и не раз, накрыло с головой. Дежа-вю чистой воды, но Нэйтон так и не вспомнился даже сейчас. – Со вчерашнего вечера караулил?!
- Неа, - он присел рядом. – С обеда.
- А как же любимая и драгоценная во всех смыслах работа ювелира?
- Идет полным ходом. Я таки вчера вдохновился.
- Таки чем же? – дразнила его Рэн.
- Таки тобой, - не терялся Лебовски.
Громкий лошадиный смех Ренис спугнул стаю ворон, приготовившихся обгадить их с  веток дерева, что простирались над этими двумя большелобыми спорщиками.
- Бездарно переигрываешь, - обиженно заметил Джордж.
- А ты перевираешь.
- Нисколько.
- А если так, то в чем же заключается вдохновение мастера? – ехидно кривила губами Рэн.
- Я понял, как именно хочу завершить свое новое творение.
- И как же? – честно сказать, этой девушке было абсолютно наплевать на стремления и озарения мастера золота и драгоценных камней. Она всего лишь тянула время в ожидании Лауры, глаза ее откровенно скучали и блуждали по аллеям и по площадке у фонтана.
- Прикреплю к предыдущей незаконченной работе.
Девушка повела бровями, говоря этим безразлично: «Ах, вот как»,
- Не спросишь, что за творение и что за работа?
- Неа.
- Почему? – искренне расстроился ювелир.
- Чего кривить душой, меня это мало волнует. Не интересно. Параллельны ты и твои занятия.
- Запоешь иначе, когда увидишь…
- Нет, - перебила Рэн. – Мне на твое хвастовство только плюнуть хочется. – «Впрочем, как и в твою богатенькую рожу!».
А сама-то, сама! Не такая же миллиардерша?!
- Вся ненависть к социальному неравенству изливается на мне?!
Ренис изумленно обратила на него свой взор: «Надо же, как быстро догадался!».
- А разве я виноват, что родился в богатой и состоятельной семье? Разве я виноват, что умею зарабатывать большие деньги, занимаясь любимым делом?!
- Еще бы чуть-чуть и прониклась к тебе сочувствием.
- И что же помешало? – улыбнулся Лебовски.
- Хамоватое: «…большие деньги» и гордое: «…любимым делом!».
- О, Ренис настолько проницательна?
- Ренис – бывалый парень, - чинно прогундосила она.
Легкий смешок Джорджа опередил задаваемый вопрос:
- Ты вчера так и не ответила на то, почему вас больше не слышно?
«Я же уже говорила, что ты путаешь меня!», - почти сорвалось с языка, но она успела заменить тем, что волновало ее больше:
- Работаем над новым альбомом, наверное, это не так важно. Скажи-ка лучше, много ли ты обо мне знаешь, а еще лучше – расскажи все, что знаешь.
Джордж, подумав, что это какого-то рода проверка его фанатичности, выдал все, что ему было известно. Все, что было связано с личностью Ренис Нолл. Знал он не очень много, информации о солистке коллектива Алекса всегда было катастрофически мало – члены группы о ней не распространялись, только о себе. Особенно удручало отсутствие ее на плакатах и в видеороликах, ее он видел только на живых (но немногочисленных) выступлениях в клубах. И все же Джордж Лебовски точно передал название группы, всех участников, какое место и положение занимала в группе она, сколько лет (ему был известен ненастоящий возраст, уменьшенный на три-четыре раза – двадцать три года), сколько песен исполняла, где жила и где училась. И доступные данные обо всем коллективе группы.
Ренис впитывала каждое слово не то, что как губка, а как силикагель влагу из воздуха. Особенно прозвучавшее название города, имена ребят и возраст, который показался ей смешным. Но, опять же, имена друзей и прочие подробности ни о чем ей не говорили.
- Значит, я умею играть на гитаре и петь? – недоверчиво пробурчала она себе под нос.
- Странно, что ты ТАК это говоришь, - Джордж не понимал этой заторможенной реакции на рассказ о самой себе.
А Рэн молчала и смотрела на носки своей обуви, она была в думках, конкретных таких думках: «Либо врет он, либо врут мне они. Оба варианта одновременно – тоже не исключено».
- Ренис, - позвал, не выдержав ее затянувшегося молчания, Джордж.
- Что?
- Ты свободна завтра вечером?
- Нет. А что? – соврала она быстрее пробежавшей истеричной мысли. – «Только не это!».
- Смешно, - хмыкнул он. – Разве после ответа: «Нет» спрашивают: «А что?».
- Я спрашиваю. Не хочешь, не отвечай.
- Хочу. Хочу пригласить тебя…
- Ой, я так занята, так занята! Ну, вообще ни минутки свободной нет! – тоненько заголосила Ренис под смех Джорджа Лебовски.
- Я всего-то хотел пригласить тебя помочь мне. А не на свидание, как того страшишься ты.
- Какого рода помощь? – насторожилась девушка.
- Манекен. Мне нужен манекен для моего платья из чистого золота.
- Для этого существуют специальные модели-натурщицы, чувак.
- Платье малых размеров.
- Сохнешь по анорексичным коротышкам, извращенец?!
- Да, ой, то есть, нет! – парень немного растерялся с ответом.
- Или же просто сэкономил на золоте, прикрываясь предпочтениями во вкусе? – строгий взор Рэн пронизывал до соседней улицы.
- Все больше и больше хочу, чтобы это была ты.
- Но я же знаменитость! Я не стану делать такую работу за теплый благодарный взгляд в мои злые глаза и тихое: «Спасибо». – Рэн плавно переводила к тому, чтобы не так жестоко отказаться.
- Я заплачу, - глаза Джорджа Лебовски, пылающие готовностью сделать это хоть прямо сейчас, впились в нее с надеждой.
«Деньги?! Деньги…мне нужны деньги…».
- Эм, но я не знаю, смогу ли я… - в голову Рэн пришла вся команда Хантера и то, как им это сказать, да стоит ли говорить? А если не говорить, то, как пойти к Джорджу, ведь ее одну никуда не выпускают… – Получится ли совместить с моим плотным графиком…
- Всего несколько дней, Ренис, - ювелир прямо-таки просил, почти как Лаура недавно.
«Лаура…Лаура!!», - вспомнила ее просительный тон и ее саму Ренис и забегала глазами, выискивая ее. «Хамелеон» с отчаянием металась возле фонтана с обеспокоенным лицом, ища везде Ренис и не находя.
- Хорошо, я дам ответ завтра, - Рэн встала, торопясь уйти. – Приходи не с пустыми руками.
- Не понял.
- Скажу прозрачнее: а можно мне тортик с безешками вместо твоих расхваленных рассказов о себе?
- Купишь, можно будет, - улыбнулся Джордж.
- Жид. Достойный ответ жида скряге.
- Вот купи и приходи с ним, а я тебя им угощу.
- До завтра, - сказала, резко вставая, девушка. 
- На этом же месте?!
- Постараюсь, но ничего не могу обещать, - не прощаясь и больше не слушая его, девушка побежала к фонтану. К Лауре, в смятении теряющей сознание. Ренис не видела, как улыбается Джордж Лебовски ей вслед. Маниакально, в предвкушении расправы над попавшей в сети жертвой. И хорошо, что не видела.
- Лаура! – на бегу окликнула Рэн ту, что нервно носилась у фонтана. Та вмиг просветлела.
- Где ты была?!
- Да с ювелиром общалась.
Переживание на лице «Хамелеона» сменилось заметным удивлением. Ренис сразу же ей все выложила про затею мистера Лебовски. Всерьез и надолго задумавшись, Лаура сказала:
- Это должен знать Хантер.
Ренис нечем было ответить, безразлично пожав плечами, она продолжила бродить с ней по парку. Они послонялись еще полтора часа и к наступлению ночи, направились к парковке, к своему авто. Пассажирки уже ждали здесь, встречая довольными улыбками.
«Видать на славу поработали, вдоволь полазили по чужим карманам», - Ренис села в машину последней, и Лаура дала по газам.
В принципе, конечно же, Хантера необходимо поставить в известность – он у них всем заправляет от таинственного лица Главного, о котором до Рэн мельком что-то доходило. Она сама в этом не видела ничего необычного, логично же, что командир должен знать о работе своих подчиненных. Потому, прибыв в свое логово, Лаура, не теряя ни секунды, взяла курс на кабинет Хантера. Рэн послушно плелась следом, все меньше и меньше веря в то, что с ней и вправду мог говорить известный мастер, и что Лебовски предложил ей сомнительную работку, которая лично ей совершенно не нравилась. Но занимало ее куда сильнее то, что о ней рассказал Джордж – может ли быть она какой-то певицей, и если это так, то почему она себя таковой не ощущает?!
Они вошли без стука. Впереди тараном идущая, Лаура легонько толкнула носком обуви дверь, не заботясь о том, занят ли хозяин кабинета и может ли он их сейчас принять. Людей в кабинете было немало, и все они повернули головы на вошедших девушек. Двое незнакомцев в солидных костюмах, отличавшиеся этим от всего контингента команды Хантера, стояли у его же стола и как раз прервались в своей тихой беседе с Хантером. Замолкнув, они с нескрываемым любопытством обратили свои взоры на Лауру и Ренис.
Рэн плавно задвинулась за спину Лауры, прячась от их глаз.
«Так вам будет хуже видно. Определенно», - думала, злорадствуя, она и оглядела кабинет, в котором по углам рассредоточились известные ей люди: Пит, Адам, Карла сидели на диване, попивая коктейли из жестяных банок. Пара Дьюи и Гвен делила кресло у шкафа, подоконник стерегла Ирма, пустившая на свою территорию Мэндси и еще двух девушек. Риччи, Рик и Паленый стояли рядом у подоконника. – «Эти двое неизвестных в том же положении, что и Хантер, или же выше по исполняемым обязанностям?», - Ренис поднялась на цыпочках, выглянула поверх плеча Лауры. Да, да, это ее ростовое неравенство.
Хантер смерил взглядом Лауру, она сделала в ответ в точности также. Она же и нарушила молчание, воцарившееся в кабинете после их появления:
- Давай, расскажи ему тоже, что и мне, - сказала она властно, слегка повернув голову назад, обращаясь к «Мелкой».
- Эм… - скорее вздохнула, чем сказала, покосившись на незнакомцев, девушка.
Хантер понял это по-своему: «Она отлично усвоила мои слова о недоверии». Он кивнул мужчинам, те направились к дверям.
- Гвен, не угостишь наших гостей чаем?
- Сочту за честь, - она встала, подчиняясь вежливому приказу Хантера и уводя за собой подальше «лишние уши».
Как только за ними закрылась дверь, Хантер сдержанно спросил:
- Теперь скажешь?
- Некий Джордж Лебовски… - заговорила Рэн с таким подавленным и печальным лицом, искоса поглядывая на реакции лиц, доступные ее боковому зрению.
- Откуда ты знаешь Джорджа? – Хантер будто и не в курсе, на деле же – знал все и вся, и он тоже делал ставку на нее.
- Вчера ему посчастливилось со мной познакомиться, - показушно засмущалась она.
Кто-то сильно сжал в руке свою баночку коктейля, типичное «пырт-пырт» от жестянки пронеслось по кабинету. Все посмотрели на Адама.
- И что? – Паленый был не настолько терпелив. – Не тяни.
«Неужели сорвалось? Такой прекрасный план был!», - думал Хантер, стараясь не смотреть на нее. – «Стоило этого ожидать, от этой девушки толку мало, только проблемы. И зачем бы она понадобилась Джорджу?», - он вздохнул. – «Ты прекрасно знаешь, зачем!», - ответил он себе мысленно прежде, чем его внутренний монолог был прерван:
- Он сделал мне предложение…
И вот тут Карла, которая за секунду до этого мирно сидела, опрометчиво поднесла ко рту свою баночку, с жадностью допивая. Услышав это, поперхнулась, подавилась, закашлялась, выплевывая и обрызгивая сидящего рядом Адама. Бедолага кашляла и откашливалась, силясь привести в порядок жутко шипевшее горло в порядок. Горло оттого першило сильнее, а кашель усиливался, еще и потекло с носа, мешая ей полноценно дышать. Все возмущенно смотрели на нее, мало того, не дала договорить Рэн, так еще продолжает мешать той завершить свою историю.
- Карла, может тебе лучше выйти? – натянуто попросил Хантер, теряя самообладание.
Ответить девушка не смогла, но сделала жест руками, мол, все в порядке, останусь, не буду шуметь.
«Я просто обязана узнать, что там дальше», - думала Карла, прикрывая рот рукой и глухо содрогаясь от раздиравшего ее кашля.
Ренис это позабавило, она с улыбкой следила за Карлой, а вот Адам не выдержал:
- Иди сюда, детка, - схватил Карлу, прижимая к себе за плечи одной рукой и другой зажимая рот. Сверкнули глаза Пита, Адам, притворяясь, что ничего не видел, улыбнулся в ответ и сказал. – Продолжай, Рэн, мы тебя внимательно слушаем.
- Он предложил мне (тут будто пава вошла Гвен, высокомерно осмотрела рассказчицу и уселась к Дьюи) поработать с ним над каким-то там золотым платьем.
Вся уже багровая Карла, задыхаясь, вырвалась из рук Адама и упала с дивана на ковер, так как парень не только отпустил ее, но и подтолкнул, придавая ускорения. Она, ползая по ковру на четвереньках и оглушительно кашляя, кое-как проговорила:
- С-сей-час кха-кха все кхм-кхм пройдет…
Ждать никому не хотелось.
- Ты или уже умри, или покинь кабинет! – раздраженно повысил голос Хантер.
Ответом был ядреный кашель.
- Разберемся, босс, - вскочил, отдавая честь, Адам. Он подхватил Карлу и практически в два шага достиг двери, Ренис любезно ему ее открыла, а парень буквально выбросил в коридор брыкающуюся Карлу. Захлопнул дверь и в момент подпер собой.
Карла билась в дверь, задыхаясь в кашле и требуя, чтобы ее впустили. Но парень был неумолим. Почувствовав на себе прожигающий взгляд Пита, который говорил, что действия Адама по отношению к его неофициальной возлюбленной как минимум возмутительны, Адам подмигнул в ответ:
- Да ладно тебе. Я же еще пинка хотел поддать, но как видишь, я сегодня само милосердие! – а про себя парень эгоистично подумал. – «Нечего было так громко кашлять и обливать хорошего мальчика коктейлем!».
За быстрым развитием событий наблюдал Хантер, приставив ладонь ко лбу и стараясь не засмеяться:
 «Адам, ты уникум! И откуда ты только взялся-то такой?!».
- Случайно, не то ли это платье, которого уже ждут около года все богатенькие дамы и их завистливые подруги? – Ирма, подобно змее, скользнула с подлокотника кресла прошла и примостилась, обвивая, к Риччи, будто он был неодушевленным предметом. Веточкой или речным пологим камнем, например. При этом она все косилась на подоконник, который стремились занять коллеги. Девушки, отмечая ее взгляды, предпочли постепенно освободить лежбище для Ирмы и держать его свободным.
Пропустившая начало, Гвен быстро сообразила о ком, и о чем идет речь:
- Не может этого быть! – шепнула она вслух своим мыслям, и Хантер с Лаурой переглянулись. Они, да и не только они, уже знали, как будут развиваться дальнейшие события, связанные с Рэн и Джорджем. Вернее, надеялись, что будет так, как они планируют.
- Почему вы все так смотрите на меня? – съежилась от их взглядов Ренис.
- Ты, возможно, не понимаешь, какой шанс выпал нам в руки.
Рэн повернулась и вопросительно посмотрела на Паленого, хозяина этих слов.
- То есть, - привстала Гвен. – Вы считаете, что Лебовски предложит именно ей представлять свое платье?! Думаете, она будет участвовать в демонстрации его произведения искусства на светской толкучке с приглашенным бомондом в честь презентации его новой коллекции?! – Гвен с сомнением посмотрела сначала на Хантера, затем на Лауру.
- Чего?! – Ренис тоже посмотрела на этих двух. – Вы в своем уме?! Он ничего об этом не говорил!
- Но все к этому ведет, - уверенно скрестил руки на груди Паленый.
- Да вы из ума выжили! – Рэн никто не отвечал, только и смотрели с живым интересом на нее. – Откуда такая уверенность?!
Ей опять не ответили, отвлеклись на запоздалую истерику Гвен:
- Я в это ни за что не поверю! Не может быть, чтобы он ей…это же смешно!!
«Смейся, если смешно», - обиженно подумала Ренис.
- Гвен, успокойся, - Лаура подошла ближе к Рэн, так, на всякий случай. Гвен порою не могла совладать со своим взрывным характером, особенно с появлением в команде Ренис Нолл.
- Уж не завидуешь ли ты? – посмеивался Дьюи над своей же подружкой, насильно возвращая ее к себе в кресло. – Говори, золотце ты наше, что там дальше-то? – он улыбнулся натянуто и презрительно Рэн.
Слабовато била кулаком в дверь Карла, потеряв всякую надежду попасть обратно в кабинет, она уселась у порога, приложив ухо к замочной скважине и нет-нет да постукивая в дверь, чтобы помнили и ни в коем случае не забывали и о ней. Игнорируя стук в дверь, Ренис взглянула на Дьюи и в тот же миг отвернулась и уставилась на владельца команды и кабинета. Хантер слабо-слабо дернул губами, заметив, как сморщилось в омерзении ее лицо, будто секунду назад она не в лицо человека смотрела, а облизнула лимон. Причем, недозревший, зеленый-зеленый, может даже немножечко гнилой с одного бочка.
Она также уличила его в ухмылке, насупилась и скорчила из себя еще большую серьезность.
«Как же трудно изображать доброжелательность к ним, особенно к Дьюи, особенно, когда я так его презираю! Я, наверняка, от одной мысли об этом человеке зеленею. Как же мне сложно скрыть свое отношение к нему! Все-таки, хорошо, что у меня нет возможности видеть собственное лицо, которое определенно перекошено от отвращения к Дьюи», - на этом вопрос Хантера прервал ее беседы с самой собой:
- Ты так и будешь молчать, Рэн?
- Что?
- Дальше что?
- А, - она задумалась. – Ну, так, я вроде бы все сказала. Он ждет меня завтра в то же время  в том же месте. Больше ничего.
Стоило ей замолчать, и поднялся галдеж. Говорили все, кто мог говорить, молчал лишь Хантер, в упор глядевший на нее. Так обычно дотошный художник созерцает, посетившую его сознание, идею для будущей гениальной картины. А все вокруг спорили: кто-то между собой – Дьюи и Гвен, кто-то более обширной компанией – Ирма, Мэндси, Паленый, Рик. Риччи (тот самый гений-плановик) освободившись от Ирмы (она вновь влезла на заветный подоконник), подошел к Лауре и о чем-то с ней негромко говорил. Оттуда, отсюда доносилось:
- Вот это удача!
- Повезло нам!
- Давно нам так не фартило!
- Это карма, - сказал Риччи, выслушивая Лауру. Он часто это говорил и любил только это слово и говорить.
«И где он только этого начитался?! Хотя, уже хорошо, если хотя бы он хоть что-то читает», - улыбнулась Рэн, глядя на этого самого спокойного и меланхоличного с виду гения. Ее мысли снова были прерваны.
- Что ты ему на это ответила? – Хантер, отодвинув стул, встал, вышел из-за стола и маленькими шажками неторопливо направился к ней.
Наша Ренис тоже не лыком шита, и ни разу не дура, хотя, бывали случаи, доказывающие обратное. Она уже сообразила, что эти случайные встречи с ювелиром совершенно не случайны, а тщательно запланированы. Не случайно Лаура пропала, якобы на помощь Карле именно тогда, когда появился Джордж. Не случайно они от уймы свободного времени целый день бродили по бульвару. Все это продумано досконально – они терпеливо ловили на крючок именно Джорджа, так же, как ловили своих похотливых женатиков другие развязные девушки команды.
«Но почему они предположили, что он мог заинтересоваться мной? Почему нарочно скрыли эти планы от меня?! Знали, что не соглашусь, да? Определенно так! Но почему же он и в самом деле клюнул на меня? Может, я, действительно, та певица, о которой он мне все уши прожужжал? Да ну, я певица?! Бред сивой кобылы!», - резво размышляла Рэн, зорко наблюдая за Хантером.
- О, вас волнует мой ответ, который я дала Джорджу? – съязвила она, преградив путь, ходившему кругами вокруг нее, командиру. Он молчал и выжидающе смотрел на нее. – Я не сказала ему ни «нет», ни «да».
- Умная девочка, - хмыкнула Ирма.
- Прежде я решила уведомить вас, - продолжила Рэн, окинув всех взглядом и видя воодушевление в лице каждого. Она сменила свое раннее решение согласиться и подзаработать деньжат  у Джорджа на отказ, который сейчас размажет по стенке кучку этих проходимцев, намеревающихся знатно обогатиться за ее счет. То, что их цель – платье знаменитого ювелира, и они настроены на его кражу, не без ее использования, Ренис четко осознала, и это ранило глубже других ран. – Что я не намерена участвовать в том, что вы уже давно задумали.
 «Черт, пойми я это раньше, я бы и Лауре не сказала! А впрочем, они от меня сейчас так зависят. Без меня не видать им платья как собственного затылка. Я нанесу вам убыток, обломитесь! Показала идущий прямо в руки шанс поживиться и своим отказом лишила его же. Мало вам!», - злорадствовала она, о чем говорила пробивающаяся на лицо злая ухмылка.
- Но ты забываешь, что тебя могут заставить. И тебя все равно заставят! – зло звенел в голове ее же голос.
«Нет!», - ответила она ему, но в ответе том она не была уверена. Рэн стояла в глубоких раздумьях, опустив голову и слыша возмущенный лепет вокруг себя. Она не улавливала сути. Мозги были заняты другим. – «Ты не сможешь противостоять им. Не сможешь!», - крутилось как по кругу.
- Ты что тут из себя строишь!?
- Помолчи, - осадил разъяренную художницу Гвен Хантер и повернулся к Рэн. – Могу я узнать причины твоего отказа?
- Меня это не устраивает.
Снова все зашумели, но один лишь строгий зырк Хантера – и воцарилась тишина.
- Позволь-ка узнать, что ты подразумеваешь под «этим»?
- То, что вы задумали провернуть, воспользовавшись мной как жертвенным ягненком.
- И что же это?
- Кража золотого платья, разве не это у вас в приоритете?! Да вы же, изначально зная о существовании этого платья, специально подсунули меня ювелиру! Вы все это заранее спланировали, - тут девушку конкретно прорвало, она завелась и затараторила еще громче, чем могла бы. – Специально меня пропихнули! Он, вероятно, какой-нибудь извращенец со специфическими предпочтениями, о которых вы прекрасно осведомлены. Не зря вы мне тварями показались! Таки да, твари – действительно твари! Да и еще какие!
Ренис округлила глаза, укоризненно покачала головой и торопливо добавила:
- Надеюсь, мои аргументы и факты исчерпали все твои животрепещущие вопросы.  – «Я сейчас сморозила глупость, но мне плевать!», - девушка отважно уставилась в глаза Хантера.
Он делал то же самое, подергивая уголком рта, будто сдерживая непроизвольную улыбку презрения. Гвен встала с кресла и все-таки подошла к ним, переводя взгляд с нее на него. На Хантере искусная художница задерживала глаза дольше, и это было так заметно.
- Почему ты думаешь, что наши действия таковы? – спросил Хантер.
- Ой, ну хватит лепить так бездарно из себя благородство! Тоже мне, нашлись самые безобидные люди на планете! – раздражение и злость в одну ногу выплескивались из Ренис.
«Вне себя. Почти в бешенстве. Опасно так открыто и пренебрежительно ругаться с ним, но, молодец!», - Брэдли тянул поджатые губы в ухмылке, чей взгляд был прикован лишь к девушке, решившей потягаться с командиром.
- Думай над тем, что говоришь! – сделал строгое замечание Хантер. – Я лично ничего не подстраивал и никаких планов не составлял. Этим у нас занимается Риччи.
Риччи отошел от Лауры и подался к ним на шаг ближе. Сделал легкий поклон:
- Видишь ли, Хантер, я вроде как рассчитывал, что все будет так, как она и сказала. Без нее уже никак, сам понимаешь.
- Ну, кто тебя сейчас за язык тянул, а? – усмехнулась Ирма, сползая с подоконника для того, чтобы дать гениальному верзиле подзатыльник.
- Честный праведник! – Гвен толкнула его, но он устоял под их напором и ничуть не возмутился их рукоприкладству. Настоящий джентльмен.
- И ты еще будешь мне говорить, какой ты и все они хорошие?! – не упустила момент уличить их на кознях Ренис.
- Значит так, - Каэл обращался лишь к ней одной, думая. – «Не хочешь по-хорошему, будет по-хитрому – воздействую на тебя через Лауру. И не таких дурочек вокруг пальца и самих себя обводил! Ты – не исключение». – Если тебе это не нужно, то никто тебя и не заставит. Не хочешь, ну и не надо.
- Как так?! – в один голос воскликнули члены его команды, никак не ожидавшие, что их босс уступит. Ей.
«Уловка, да, Хантер?», - подумал Адам, тайком поглядывая на Ренис, которая слушала свои внутренние фанфары.
- У нас есть еще Мэндси и Брэна, - Хантер отошел от девушки на несколько шагов к своему столу.
- Они совсем на нее не похожи! – подал голос кто-то.
- Уймись, Ирма, - сказал он и подумал. – «Ты не умеешь скрывать свои эмоции. Это твой большой минус!».
 Дьюи предпочел молчаливое наблюдение, искренне поражаясь уступке неуступчивого Хантера. Гвен же с неприязнью рассматривала Ренис, которая победно улыбалась и смотрела на Лауру, чье лицо не выражало абсолютно ничего. Будто восковая кукла, кем-то случайно брошенная здесь и навсегда забытая. Адам и Пит, отнюдь, яростно жестикулировали руками и, корча рожицы, шептались, но о чем-то своем, а не о происходящем. Тут же была и Карла, которую недавно, сжалившись, впустил Адам. Она также избрала путь молчания, но сгорала от любопытства к причинам уступки Хантера.
Когда Ренис перевела взгляд с Лауры на Адама, тот подмигнул ей, подняв руку с большим пальцем кверху, мол: «Хорошо держалась!». В ответ девушка растянула губы в кривой улыбке – левый уголок рта по привычке оттягивала вниз, не давая себе полностью обнажить зубы. Ее коронная кривая улыбка, или, как говорила ее мать (которую она так и не сумела вспомнить): сомнительная улыбка. Но лучше подходит «улыбка сомнения», наглейшим образом украденная когда-то у Джонатана.
- А что скажет наша Лаура? – прозвучал вдруг поверх всех голосов загадочный вопрос от Дьюи, отчего все снова притихли, обратив глаза и головы к Лауре, так и не сдвинувшейся ни на йоту от Ренис.
- Что именно хочет услышать наш Дьюи? – на тот же манер ответила вопросом несгибаемая Лаура.
- Хочу? Нет! – Дьюи встал и направился к ним. – Я просто горю желанием узнать твое мнение. – Парень остановился между ней и Ренис так, чтобы он мог видеть и их, и Хантера. Создал себе хорошо просматриваемый равнобедренный треугольник обзора. – Тут такие страсти кипят, а ты и бровью не повела!
- Страсти?!
- Нашим командиром Хантером только что грубо пренебрегли, и кто?! Кто! Ты только глянь на нее! – он простер руки к Ренис, со всей существующей в ней необъятной ненавистью смотревшей в упор на него. – Черт, я поверить в это не могу, Хантер!
Но тот в полуулыбке упирался в свой стол нижней частью туловища и поедал глазами Лауру, подавая ей какие-то тайные знаки. Лаура сделала шаг в сторону и оказалась по одну линию с Ренис:
- Я вот что тебе скажу, Дьюи: я поддерживаю и выполняю все, что говорит Хантер. Не хочет она, значит, не надо. Есть еще множество способов достичь намеченной цели.
- Да брось, Лаура, уж ты-то понимаешь, что мы упускаем единственный шанс! Или ты просто бесишься, не желая признавать, что эта гениальная идея пришла мне в голову, а не кому-то из вас?!
Ренис открыла рот, готовя вылить ушат оскорблений на эту его голову, но Лаура, сжав руку у предплечья, одернула и остановила ее:
- Тебе стоит принять к сведению, что наша жертва одинаково пылает страстью и к невысоким красивым блондинчикам. Особенно, если у тех имеются выразительные голубые глазки и наклонности щеголять в женской одежке.
- Заткнись! – рявкнул Дьюи под всеобщее хихиканье.
- Твоя идея – тебе и выручать, - острил бесстрашно Брэдли, и Ренис мысленно дала ему пять ладошкой, звонко-звонко. До боли в ушах.
- Катись в *******! – Дьюи крикнул и ему и обиженно вернулся к креслу, плюхнулся в него. Гвен поспешила к нему.
Всем хотелось смеяться громко, но, увы. Боялись. Не его, а того, чьим сыном он был.
- У меня еще много дел, - намекнул Хантер, помня о своих гостях. Своими словами он объявил, что на этом данное обсуждение закончено.
Люди зашевелились, покидая места. Большинство же не отреагировало и осталось сидеть и, по-видимому, их ждало продолжение. Выходя вслед за Адамом, Ренис успела услышать:
- Скотт, Рик, Брэдли – ваша группа сегодня будет…
Все глухо оборвалось – это Лаура закрыла дверь кабинета и пошла неспешно по коридору. А вместе с ней и девушки всем составом поднялись на второй этаж и рассредоточились по комнатам. Помнится, комната Ренис была самой дальней и последней, справа от нее находились покои Лауры, затем Гвен и Ирмы, Карлы и Мэндси, они помещались и жили по двое, хотя сейчас к ним прошло еще по несколько девушек. Парни же разошлись по первому этажу, где они, куда большими компаниями, делили квадратные метры. Повторюсь, большая же часть мужской половины предпочитала снимать квартиры в городе, в их числе и был Дьюи, который наведывался в этот дом как на любимую работу.
Ренис вошла в свою комнату и сразу же плюхнулась на кровать лицом вниз. Лаура постояла у открытой двери своих покоев, вслушиваясь в звуки в коридоре. Она опасалась, что Дьюи, или кто-либо еще, могут пойти к Рэн и выкинуть что-нибудь из ряда вон выходящее. Устав стоять, она прошла к себе, оставив дверь приоткрытой, что бы видеть, если вдруг кто пройдет мимо нее к Ренис.
Послышались размеренные шаги. Лаура кинулась к двери и притаилась у нее, приготовившись броситься на защиту Ренис. Человек не прошел мимо, а толкнув ее дверь, вошел в комнату. Столкнувшись лицом к лицу с Лаурой, вошедший мужчина не сдержал улыбки:
- Я смотрю, ты ждала меня, - Хантер плотно закрыл за собой дверь.
- А я уже знаю, зачем ты пришел, - сказала безразлично Лаура, зачесав выбившийся локон за остренькое (треугольное, гы-гы-гы) ушко.
- И зачем же?
- Я могу сразу дать тебе ответ: нет.
- Что «нет»? – усмехнулся Хантер.
- Не хочу и не буду.
Мужчина удивленно вскинул брови, будто он не в курсе и совершенно не понимает, о чем она ведет речь. Он стоял очень близко, заглядывая ей в лицо. Руки тянулись к ней, но он сейчас пришел вовсе не за тем.
- Я не хочу ее уговаривать, - голос Лауры продолжал отдавать безразличием.
Хантер еле слышно посмеялся и тихо проговорил:
- Ах, Лаура, Лаура, и все-то ты наперед знаешь. Скажи мне, почему ты…
- Я не хочу, чтобы ее использовали таким образом.
Нахмурившись, Хантер немного отстранился и сурово окинул ее взглядом сверху донизу.
- И не хочу, чтобы она была здесь. Среди нас.
Мужчина поднял руки, протянул их к ее лицу, взявшись обеими руками, поднял опущенную к полу голову и посмотрел ей в глаза. С минуту он рассматривал это печальное лицо Лауры. А потом заговорил:
- Говорю тебе это в первый и последний раз, Лаура, не привязывайся к ней. Прошу тебя, не надо. Эта девушка всего лишь еще одна из категории Гвен – Мэндси – Дьюи – Карла – Ирма и прочих…
- Нет, она – другая…
- Лаура… – жалобно и нетерпеливо заныл Хантер, перебивая ту, что не дала ему договорить.
- Почему бы нам не позволить ей уйти? Ей здесь не место.
- Лаура! – голос звучал тверже и отрезвляюще, только вот Лаура не была пьяна.
Она смиренно подняла на него черные глаза, которые сейчас были тусклые и мутные. С чего бы? Хантер потянул к себе руки, притягивая к себе и ее. Он резко завел пальцы назад к затылку, крепко сжимая в руках голову Лауры, заставил ее подойти к себе вплотную.
- Слушай меня и запоминай: она должна согласиться, и ты должна ее уговорить. Ты сможешь. Если захочешь! – мужчина держал крепко, не давая Лауре мотать головой в упрямом несогласии. – Я понимаю, ты этого не хочешь, и понимаю, почему ты не хочешь, но все это ради ее же блага. Если она не будет здесь хоть что-либо путное делать, от нее очень скоро избавятся.
- Генри?
- Генри.
- Зачем она ему, Хантер?
- Это долгая история, - вздохнул он и, отпустив руки и заложив их в карманы брюк, отошел на шаг назад.
- Расскажи мне.
- Лаура, - с мольбой прошептал Хантер. – Не сейчас.
- Я хочу знать!
Хантер нерешительно кинул взгляд на дверь и снова посмотрел на Лауру.
- Ты слышала про то, как когда-то Генри Мидлл был обманут Кранком Крамером? – шепот Хантера стал еще тише. Это походило на мерное шипение радио, настроенного не на ту частоту и громкость которого убавили до минимума.
Лаура подошла к нему и повернула голову ухом к нему, будто ловила невидимые звуковые волны встроенным локатором.
- Крамер попросту кинул Генри на деньги. На огромную сумму, которая никому и во сне не приснится. Он раскидал эти деньги по одной лишь ему известной схеме по нескольким крупным банкам страны и исчез, как в воду канул. Крамер, конечно, не рискнул бы пойти на такое из-за одной только размолвки или маленького недопонимания между ним и Генри. И делал он это вовсе не по своей рискованной затее раз и навсегда нажиться на чужом добре. Это было ответной мерой на приказ Генри вырезать всю семью Крамера, - глаза Лауры по мере того, как Хантер говорил, округлялись и каменели, забывая, что нужно моргать, и что именно для этого ей даны веки. – Не знаю и не представляю, каким таким чудом его жене и дочери удалось выжить…
- Ренис – дочь Крамера?! – прервала его Лаура и погрузилась в еще больший шок.
Коронный кивок в ответ догадливой алкоголичке.
- Значит, когда ты говорил нам, что она богата…
- То имел в виду деньги Генри, которые уже не один год хранятся на банковских счетах дочери Крамера, - все тем же хриплым шепотом закончил Хантер.
- Он все поставил на нее?! Какой дурак!
- Нет, он не дурак. Отнюдь, Крамер очень умен, - Хантер кашлянул и поправил. – Был. Предприимчивый мужик. Жаль, конечно, его, но никакие деньги не стоят жизни семьи.
«Тебе ли это говорить?!», - подумала Лаура и спросила:
- Чем он тебя так восхищает?
- Его верным предусмотрительным решением скрывать настоящие данные о себе. Никто не знает, кем он был, и как его звали. Так же, как и не знают ничего о Рэн.
«Ее имя – фальшивка?», - пробежала в голове Лауры, до сих пор она считала, что все эти россказни Каэла о ней – пыль в глаза ребятам, а Хантер продолжал:
- Было сложно уговорить Генри и заставить его поверить в то, что с помощью Рэн можно провернуть кое-какие прибыльные дела. Если в скором времени не последуют доказательства ее полезности, а заодно в этом же процессе наше притирание с ней с целью расположить к себе, то последует приказ добыть из нее нужные ему сведения, сама знаешь, какими методами. Так что, это все в ее же интересах, понимаешь?
- Какая разница! И в том и в другом случае, получив от нее нужную информацию, которая так необходима Генри, исходом для нее будет только одно.
«Пустят в расход», - счел сказать про себя Хантер. Как и Лаура.
- Мы всего лишь оттягиваем время и неизбежное, – вздохнула Лаура. – Рэн знает обо всем этом?
- О моих ухищрениях во ее спасение – конечно же, не знает. Но о преследователях и ошибках отца, знает не понаслышке. И если память вернется к ней, и она поймет, что к чему, то она доставит нам уйму неприятностей. Пока что будем продолжать подкармливать ее таблетками, которыми снабжает нас Генри.
Лаура на этом задумалась, припоминая, сколько раз у нее получилось незаметно скормить препарат Рэн, и сколько раз у нее случилось фиаско, о котором она никому не поведала. Увы, счет был не в пользу «Хамелеона», ведь Ренис готовила себе сама, а от молока чаще отказывалась и умудрялась пить его до вмешательства Лауры.
- Это же не проблема! – скажешь ты. – Можно же отвлечь и, улучив момент, сыпануть да с горочкой!
Опять, увы. Когда готовила Ренис, сбегались все желающие вкусно и халявно набить брюхо, вот потому в общий котел не сыпанешь. А говорить всем не притрагиваться к еде Рэн – уже подозрительно, в целом неглупая девушка могла заподозрить неладное, когда любители отведать ее еды вдруг вновь воспылали любовью к противным сухим гамбургерам. Свою тарелку Ренис разборчиво держала под контролем. И все же Лаура, выкручиваясь, пошла на крайние меры – подсыпала препарат в пачки молока, предупредив всю команду не покушаться на напиток, предназначенный для Рэн.
Теперь же Лаура из принципа настроилась прекращать эти игры с памятью Ренис, желая, чтобы память к девушке вернулась как можно скорее (об этом своем коварном действии вопреки требованиям Хантера она, опять-таки, никому не сказала). Это и был ее первый шаг в сторону губительного неподчинения. Выбилась-таки из рук треугольная леди.
Долгое молчание Лауры настораживало.
- Лаура?
- Хорошо, Хантер, - вроде бы она смирилась и потушила в себе это глупое и необъяснимое побуждение помочь Ренис. – Я все поняла.
- Повторю еще раз: не привязывайся к ней, не опекай, не защищай. Пусть это делают другие, но не ты. Иначе я тебя потеряю. – Хантер неожиданно заключил ее в объятия и опустил голову ей на плечо. – А я…. Я не хочу тебя терять.
- И я тоже. – Лаура, подумав, чуть слышно добавила. – Я поговорю с ней. Завтра.
В ответ недолгое, но характерное молчания удовлетворения.
- Лаура.
- Да, Хантер?
- Однажды мы бросим это и заживем нормальной…
- Нет, Хантер, - оборвала его она. – Мы никогда не сможем жить нормальной жизнью. Этого нам просто не позволят.
- Не говори так.
- Да как же не говорить, если это так.
- Я буду верить в наше светлое будущее…
- Ты смеешься, Хантер?! У нас его не будет. Мы испоганили всю его светлость давным-давно.
- Почему ты так, Лаура? – Хантер прекрасно знал, почему, но играл в наивную обиду.
- Потому что в своем светлом будущем я представляла детей, наших с тобой детей, что и были бы моим светом. Но я не могу иметь детей.
- Мы что-нибудь придумаем, Лаура.
- Кого ты обманываешь, - улыбнулась она, отталкивая от себя его. Улыбка была холодной, колющей, как осколок льда босую заледеневшую ногу. – Либо ты, либо я, а может, и оба сразу найдем свое счастье под метром земли в какой-нибудь пустоши, где нас изувеченных и зароют. Если зароют. – «А не бросят как мешки с мусором на корм собакам…».
- Я запрещаю тебе даже думать о таком! Мы переживем всех.
Лаура сделала попытку сменить тему:
- Во сколько вы сегодня?
- Ближе к полуночи, будем той же группой.
- Не бери Адама и Пита, прошу тебя.
- Не могу. Но их отправлю в другом направлении.
- Это чтобы Дьюи не заподозрил?
- Парень ведь не так глуп, как кажется.
- Да, он тот еще ******.
Хантер легонько шлепнул ладонью по губам:
- Ну что за выражения! Ты же леди!
- Не состоявшаяся, - она отошла вглубь комнаты, а Хантер повернулся к двери.
- Я буду ждать.
- И мы вернемся, - сказал мужчина, и дверь за ним закрылась.
 14.09.2016г. «Здравствуй, мой дорогой друг. Пишу тебе из-за кордона. Здесь хорошо, но не так, как в моей дыре, именуемой Родиной. И все-таки, она – Родина, которая к некоторым неприлично сурова. Ко мне, например. Моя «Родина» – давно забытое светлое и милое сердцу всего-то лишь громкое слово. И я вряд ли отдам свою жизнь за нее столь же героически, не раздумывая и не колеблясь, как наши славные и достойные уважения люди, прошедшие вся тяготы и погибшие в Великой Отечественной. Чего греха таить, я за нынешнюю Родину и рубля не дам. Эко чего не хватало! Пусть она мне дает, вынув по рублю из карманов всех чиновников, депутатов, министров, президента и прочих умных ушлых мужей, толкающих таких как я в помойную яму под названием ипотека и кредит, а также, заставляя все больше и больше до боли в сердце желать своего отъезда ко всем чертям хоть на край нищей Африки.
Но я не о том, это так, как всегда, наболевшее. Я пишу, чтобы поплакаться в твое мощное широкое плечо, ибо моя озлобленная душонка скучает по причине своей злобы – по Родине…», - вот примерно такое письмо я тебе не пришлю. Нет уж, отправлен будет пустой конверт без всяких таких слезных изливаний. В нем будут только две бумажки, увидев которые, ты заверещишь, будто порезавшись, ломая и круша все вокруг. Но от радости. Ведь эти бумажки – два билета ко мне. Но. Но. И еще раз но. Мы всего лишь в моей тетради, в которой надо писать кучнее, а то, растягивая и отвлекаясь, рискую не успеть закончить раньше, чем образуется стопка дневников, в которой можно смело себя захоронить, причем в полный рост.
После ухода Хантера, Лаура всю ночь простояла у окна. Глаз не сомкнула, вороша в памяти детали своего прошлого, неразрывно связанного с именем Кранка Крамера. Нет, она не была знакома с ним лично, и вживую никогда не встречала. Но все же он был тем, кто причинил ей много боли. Физической и душевной. Моральную боль, черт с ним, можно и пропустить, а с ней и две-три стопки чего-нибудь покрепче.
В тот роковой день намеченного Муссафой взрыва бараков, в них находилась всем составом молодая команда молодого Хантера, который только-только присоединился к криминальному и авторитетному Генри, что на тот момент получил широкое признание в преступном мире. Были там совсем юные Лаура и Хантер, Нави и старшие братья Дьюи, а также многие другие. Людей было в группировке много, и большая часть из них погибла. Смерть ждала и Лауру, если бы не Нойман. Тот самый хирург, недавно отучившийся и получивший возможность единолично попрактиковаться. Лаура оказалась тем первым его безнадежным пациентом, которого буквально вытащили с того света его золотые руки.
«Но лучше бы он этого не делал!», - с горечью подумала Лаура, хватая за горлышко бутылку виски, стоявшую среди кучи других перед ней на подоконнике. Она приложилась к горлышку, сделала жадный глоток. А за ним еще и еще. По лицу пробежали щедрые слезы, скатываясь к мочкам ушей, потому что она продолжала пить, запрокинув голову. Да, она не знала Кранка Крамера. Да, ни разу живым не видела. Но всем сердцем его ненавидела, искренне не понимая, за что он так с ней и со всеми теми, кого сейчас с ней нет, поступил.
Еще минуту она стояла, вскинув голову и бутылку. Больше она не пила, закупорив губами горлышко, косилась мокрыми глазами на остаток жидкости в бутылке. Затем резко отняла ее от себя и со стуком опустила на подоконник. Горько. Больно. Обидно – знать, что даже у него есть, кого после себя оставить, знать, что даже у Крамера есть частичка себя в этом мире. А от нее – нет. Нет, и не будет. Никогда! Из-за него…
Лаура подумала о Ренис. Но как бы ни заставляла себя перенести все негативные чувства к Крамеру на его дочь, у нее не получалось. Чувства сменялись противоречивыми…
«Разве виновата она в грехах отца?! Разве он не сделала хуже ей?! У нее ведь нет будущего по его вине! Нет, Хантер, Крамер вовсе не умен! Он просто идиот. Жестокий идиот!», - Лаура утерла ладонью слезы, смазывая их к шее. Перед глазами ее возникла Эллисабэт Нолл с таким жалобным и плаксивым лицом, женщина с мокрыми глазами бессильно смотрела им вслед, когда они забирали у нее Ренис. И когда приезжали забрать некоторые предметы одежды Ренис. Это лицо часто приходило ей во снах, причиняя неуютные ощущения всепоглощающей вины. Оттого-то сердце Лауры и сжималось сильнее. Она раскаивалась в совершенном похищении, и побуждения сделать хоть что-нибудь для Эллисабэт и Ренис в ней росли, укреплялись.
«Не могу я так, Хантер!», - подумала она и снова погрузилась в свои нелегкие воспоминания.

Глава третья: «Сомнения».
Этим утром Ренис почувствовала себя крайне подавленно. Около сорока минут она просидела на кровати не двигаясь и отупело разглядывая собственные босые стопы. Пробормотав:
- Я чувствую твердую потребность снова основательно почистить зубы, - она откинула со спины одеяло и встала.
Прибрав постель, спустилась в ванную комнату, выполнять давние и привычные манипуляции с зубами, после чего направилась по коридору в кухню. В полном одиночестве приготовила яичницу, поела, убрала за собой и устремилась на звуки голосов, раздававшихся из кабинета Хантера. Тихонечко открыв дверь, вошла. Все моментально смолкли, испытующе глядя на нее.
«Обо мне судачили, твари?! Да, определенно!», - Ренис повела головой, распознавая присутствующих. В сборе была основная часть команды Хантера и сам Хантер в том числе. Он чинно восседал на своем троне за своим министерским столом подобно человеку, имевшему за своими плечами два десятка героических подвигов и побывавшему во всех горячих точках планеты.
- Явилась! – это была язва Гвен, что первой решила начать линчевание.
- Ни привет, ни доброе утро, - а это Карла, тоже выказывала недовольство.
- Привет, Рэн! – заряженный бодростью, как батарейка, Адам.
- Привет, Адам! – ответила ему Ренис с улыбкой.
- А мы, типа, недостойны? – то Ирма-подоконникоманка.
- Мы же твари, ты забыла? – ухмыляющийся Брэдли, он же – Паленый.
- Ой, а сама-то, сама! – едкие оскорбления Дьюи предпочел оставить при себе, и едва это сумел сделать.
Дьюи с Гвен по традиции сидели в одном кресле, Лаура, Пит, Адам – дружной тройкой на диване. Рик у подоконника, Ирма на подоконнике, Мэндси подле них – сидела прямо на ковре у окна и о чем-то думала, увлеченно покусывая неподдающийся заусенец на мизинце. Брэдли и Риччи примостились тоже на полу рядом с Мэндси. Карла неохотно сидела на подлокотнике кресла, которое облюбовали Гвен с Дьюи.
Хантер на все это никак не реагировал. Он был занят бумажными делами: то одну листовку перечитает, то в другой что-то отметит, то поправит выбившиеся странички из маленькой, но тугой папки. Скорее выглядело все так, будто он специально отвлекал себя от участия в разговоре своих подчиненных.
Молчал и Пит. Но он, как уже со слов ребят и девчат известно, по натуре молчун, это и мы с тобой уже знаем, не так ли? Помалкивала и помятая Лаура, прижимая к виску недопитую кружку, ты уже знаешь, с чем. Видимо, побаливала голова. Ну и еще бы, вылакать в эту долгую и бессонную ночь наедине с собой несколько бутылок!
- А разве не твари? – Ренис смерила их надменным взглядом.
Смотри, в ход пошла пьеса:
Дьюи: Мы о тебе того же мнения!
Гвен: Чем лучше ты нас?!
Карла: Да ничем!!
Паленый: Бессовестно срываешь нам такое дело!
- Я не буду ради вас воровать! Делайте это сами! – ну, тут понятно, кто.
- Почему ты так категорична? – спросил ровно и без каких-либо эмоциональных оттенков Риччи, чем больше походил на  делового партнера на общем совещании, а не на разъяренного товарища по команде.
- Это противоречит моим нормам морали…
- Твоим?! – с язвительной усмешкой переспросила, перебивая, Гвен.
- Да, моим!
- У тебя что, они другие? Какие-то необычные, особенные и отличные от наших? – влез и ехидно посмеялся Паленый. И смеялся он лицом и глазами.
- Сказала так, будто твои рачительно отличаются от норм морали в целом! – умничала, не отставая от коллег, Карла.
- А пусть и так! – гордо вскинула голову Ренис. – Вам надо – вы и проворачивайте свои грязные делишки! – девушка повернулась, чтобы с достоинством выйти. Сделай она это на полсекунды позже, то непременно заметила бы, как Гвен подмигнула Лауре и кинула в Рика заколку, которую резко стянула с волос.
Рик неторопливо зашевелился, смахивая на муху, отошедшую от анабиоза:
- То есть, раньше, значит, это не противоречило твоим принципам, и тут вдруг бах! Тебя здорово приложили головой, и ты неожиданно стала вся такая правильная?!
- А что прикажешь делать тем, кого ты кидала на деньги до своей чудесной амнезии, а, Рэн?! – с чувством поддержал Рика Паленый, который понял, к чему конкретно клонит его находчивый товарищ. А Рик, частенько их удивлял, мог налету найти такие слова, до которых не всегда дорастал гениальный мыслитель – Риччи.
Рахима (тут верно), которой было не чуждо чувство вины и ответственности за совершенные плохие поступки, шевельнулась внутри Ренис и замерла.
- Что?! – девушка медленно повернулась к Рику и Брэдли, они оба сидели как две давние подружки и в одно лицо одинаково тянули улыбки. Сама она отчаянно прокручивала все события, которые только могли быть в ее голове – это были моменты, связанные со знакомством и теми несколькими днями, проведенными с этими людьми в доме и в работе. И ничего больше.
Нет! Были и другие мутные и нечеткие образы, но, сколько бы она не напрягалась, четче они не становились.
- Ну-ну, вспоминай, Рэн, - наблюдая за потугами Ренис (а девушка, силясь вспомнить, натужно хмурилась и щурилась), Ирма беспечно разминала шею и, откинув свою косу за плечи, прятала хитрую улыбочку.
- Врете вы все! Если бы такое и было – я, хоть что-нибудь, да помнила бы!
- То, что тебе начисто память отшибло, вовсе не значит, что и мы на пару с тобой позабыли, как ты со спокойной совестью проворачивала и не такое! – Гвен начала с агрессией, которую сложно было скрыть, и сложно было, потому что она не играла, а истинно испытывала негативные чувства к этой мелкой выскочке. – А сейчас, видите ли, у нее все неправильно, все нечестно, все нельзя! Нашлась тут порядочная!
- Тише ты, тише, - потянул ее за руку Дьюи, удивляясь правдоподобным эмоциям подруги.
- Да ты не дергай меня! – рявкнула она в ответ.
«Надо же, как играет! Что выдает, а! Не ожидала от тебя такой артистичности, Гвен. Вам бы всем в театр», - подумывала Лаура, пробегаясь своими мутными и вспухшими глазами по всем и каждому из команды Хантера. Взгляд ее вдруг застопорился на несвойственно молчаливом Адаме. – «Причем, нам двоим в качестве зрителей. Странно, что ты молчишь. Почему ты-то притих? Ты, Адам, которого не остановит даже строгое и величественное: «Заткнись!» от Хантера?!».
Наверное, почувствовав, что о нем думают, парень посмотрел на Лауру. По этому взгляду она поняла: Адам отказывается принимать участие в этом фарсе, несмотря на то, что указание Хантера касалось всех без исключения.
- Я не верю вам! Говорите, что угодно и сколько угодно. Не может быть такого, что человек, чувствуя неприязнь и нежелание делать что-либо, мог это, как вы говорите, спокойно исполнять, - голос Рахимы в наступившей тишине прозвучал тихо. Да, сейчас говорила она, основываясь на своих внутренних ощущениях и некоторых понятиях, которые были заложены в нее в процессе жизни. Сама Ренис этого не поняла, она была озабочена другим: сомнением. Девушка сомневалась в только что ею сказанном. Сильно сомневалась и в том, что она слышала от них. При этом где-то глубоко внутри себя она чувствовала, что не является таким уж и добропорядочным и кристально чистой души человеком. Было в ней нечто, что наводило на мысли о том, что когда-то давно она совершила что-то очень нехорошее…
«Но что?! И почему все это такое несвязное?! Почему нет в памяти всего того, в чем уверенно обвиняют они меня?! Почему я не могу этого вспомнить? Почему я ничего не могу вспомнить?!».
И в то время как она задавалась бесконечными вопросами, команда продолжала негромко посмеиваться над ее словами.
- Все зависит от обстоятельств, - сказал первым и запоздало Паленый.
- Бывает, жизнь прижмет – готова будешь и у нищего ребенка конфету отобрать, - улыбнулся Рик так, будто всю жизнь ее знал, да пеленки ей менял.
- Не лучше ли в таком случае забрать золото у богатого, чем обирать обобранного? – с похожим выражением на лице скалился и Дьюи.
- Из двух зол выбирают меньшее, - лезла с умным видом Карла. Что поделать, хотелось ей показаться дочерью философа. Ведь Хантер слышит. И смотрит.
- Делай выбор и помогай нищим! – продолжал демонстрировать зубы Дьюи, которому понравилось наставлять нерадивую коллегу.
«Ты хоть молчал бы!», - подумали все, кроме Ренис, и даже Гвен, что подогревала его с боку.
- Мне лучше знать, что мне делать! – процедила сквозь зубы Ренис. – Вы, а особенно ты – мне никто, и не вам знать, как меня прижмет жизнь, где меня прижмет жизнь, и что буду я, прижатая жизнью, делать! Это не ваше, мать вашу, дело! – вот тут-то многие четко услышали скрежет ее зубов. – Не надо делать вид, что вы так озабочены переживаниями за меня, в то время как сами думаете на какие такие утехи потратить деньги, которые приплывут вам руки благодаря мне. А **** вам!
Высказав еще пару-тройку очень грязных и неприличных слов, Рэн выбежала, хлопнув дверью. Команда недоуменно переглядывалась, ибо таких ядреных словосочетаний от нее никак не ожидали услышать. Неуловимый и короткий взгляд Хантера – и Лаура, не торопясь, пошла за «Мелкой». Вместе с Лаурой последуем и мы по пятам за разъяренной девушкой. Рэн знала, куда деть свою злость, а именно – от души нажраться. В ее случае – сытной едой, и плевать, что завтракала минут тридцать назад.
Ренис ворвалась на кухню, дернула на себя дверцу холодильника с такой силой, что чьи-то бутылки с соком затряслись и ударились друг об друга.
- Рэн, - негромко позвала Лаура. Она уже стояла у кухонной двери.
- Я занята! – выглянула из-за дверцы та, зубами вскрывая обертку мороженного.
Лаура сдержала улыбку и сохранила это свое надменно-недовольное выражение лица.
- Зайди ко мне, как освободишься.
- К тебе – это куда? У тебя тоже имеются роскошные апартаменты размером с четыре мои комнаты, скромно именуемые личным кабинетом?! – желчь выплескивалась сверх меры.
- Ко мне в комнату, - ответила Лаура и вышла из кухни, пропав из поля зрения Ренис, которая вернула внимание к содержимому холодильника.
Девушка намеренно тянула время, думая про себя:
«Пускай подождет. Тоже мне, цаца! Королевишна нашлась тут!», - снова мысли оборвались, когда она вдруг осознала, что в голове опять звучит другой язык. Такой приятный и будто бы родной. Ренис всерьез об этом задумалась, пока вновь не отвлеклась на аппетитные и свежие фрукты. Только через полчаса, набив живот до тошноты и тяжести, Рэн, без желания и вяло перебирая ногами, отправилась на второй этаж к хваленому «Хамелеону» команды Хантера.

Глава четвертая: «Жизнь Лауры».
Когда она вошла в комнату этой женщины, сказать, что она была удивлена – и рта не раскрыть. Ренис была просто ввергнута в шок таким, мягко говоря, количеством спиртного: разные сорта вин и коньяков, виски и портвейна, всевозможные алкогольные коктейли дорогих марок и все это в бутылках разнообразной, порою вычурной формы и размеров, многие с красочными расписными этикетками, а некоторые и вовсе в подарочной богатой упаковке стояли повсюду. На подоконнике, на столе, под столом. Вся верхняя полка шкафа и антресоль были забиты бутылками, как и сам шкаф, обставленный ими, эта коллекция просматривалась из стеклянных створок шкафа. И это еще не все – ряды бутылок из-под стола тянулись и к стулу. Словом, везде, где до них могла дотянуться Лаура из любого подвижного и неподвижного положения рукой, ногой и чем-нибудь еще. Большинство бутылок было распробовано – что понятно по различным уровням заполняющей их жидкости.
У двери Ренис увидела ящик, забитый с горочкой пустыми бутылками. Несмотря на эдакий алкогольный хаос, в комнате при этом было чисто и опрятно.
«Ни одной пылинки! Удивительно! Неужели каждую бутыль бережно протирает поутру?!», - подумала она, ища глазами среди стеклянной тары хозяйку.
Лаура сидела на стуле у окна. Слово «сидела» не совсем точно здесь подходит. Она скорее лежала на стуле, да так, что, казалось, вот-вот сползет на пол, сбивая все на полу к стене. В руке у нее – неизменно бутылка виски.
«Неудивительно!», - подумала Ренис.
- Ты чего-то хотела, Рэн? – спросила и икнула Лаура.
«Она пьяная что ли?! Может, мне следовало прийти сразу, пока она была трезва как стеклышко?!».
В ответ на эту мысль Лаура сделала глоток.
- Вообще-то, ты, а не я. Сама ведь просила зайти.
- Ах, да, я, кажется, хотела поговорить. А о чем? – Лаура усмехнулась и покосилась на бутылку в руках. – Велика беда, не помню.
Глаза Лауры непривычно странно блестели, Ренис присмотрелась.
«Она то ли плакала, то ли хотела заплакать. То ли из нее просто вытекает все это бухло», - девушка быстро отвела взгляд.
- Ладно, - сказала на выдохе Лаура, видимо, уступая и подчиняясь своим каким-то тайным мыслям. Поставив на подоконник бутылку, она очень красиво встала из своего некрасивого положения и кивнула на свою удобную кровать.– Присаживайся.
«Черт, разговор будет долгим? С чего бы это вдруг эта Лаура, в основном, избегающая меня, решилась на какие либо беседы со мной?! Что ей от меня нужно? А хотя, я догадываюсь, что…», - Ренис, опять-таки по привычке, плюхнулась на кровать. Послышался звук биения стеклянных предметов, словно что-то только что чуть не разбилось. – «Что-о?! И под кроватью тоже?!», - пока «Мелкая» мысленно осуждала за непорядочный образ жизни «Хамелеона», та прошла к двери, выглянув в коридор и закрыв дверь на ключ, вернулась к стулу и забралась на него. Уставилась в глаза Рэн.
Ренис стойко смотрела в ответ.
- Ну и? – нетерпеливо протянула она.
- Разговор наш будет о твоем отказе…
- Ясно, - «Я так и знала!». – Ренис поднялась с кровати, показывая этим, что если речь об этом, то разговор окончен, говорить – не о чем, и она уходит.
- Сядь, пожалуйста.
Просительный тон Лауры удивил ее. Да, она просила, но просила как-то иначе, чем это было днем ранее у фонтана в парке. В этот раз девушка аккуратнее бросила свой зад на чужую кровать, избегая нападений на чьи-то алкогольные запасы. Приподняв вопросительно брови, Ренис ждала.
Лаура заговорила тихо, боялась, что их могут подслушивать, что вполне ожидаемо.
- Я понимаю причину твоего отказа. Я, может, поступила бы также, но. Кое-что ты упускаешь, Рэн.
- Что?
- Возможность.
- Возможность?
- Да, Рэн. Возможность вырваться отсюда. Ты ведь этого хочешь?
- Не понимаю, - ненатурально притворилась Ренис.
- А что если, ну, допустим, не такой уж сноб и маньяк этот ювелир, как за глаза говорят. Злые языки и невинное дитя оболгут. Что, если он тот, кто сможет тебе помочь?
«В добренькую и заботливую подружку хочешь затесаться?», - усмехнулась Ренис, и тут же в голове пронесся обрывок фразы Хантера: «… постарайтесь войти к ней в доверие…». – «Уж не это ли ты сейчас пытаешься сделать, а, Лаура? Даешь добрый совет плясать под ваш оркестр флейт и дудочек вам же в угоду? Ну, уж нет!».
- Чего молчишь, Рэн? Неужели, ты не думала о том, что неплохо было бы с помощью Джорджа свалить от нас? Еще как думала! Я готова поспорить, что это было первой же твоей мыслью.
Ренис утвердительно молчала.
- Ты обо всем этом подумала и очень хорошо подумала, но отказалась. Почему?
Ренис молчала убедительнее.
- Почему? – повторила терпеливая Лаура.
- Я – не воровка. И я не буду воровать!
Лаура улыбнулась:
- Врешь.
Снова молчание.
- Врешь! – похоже, Лаура еще и мастер повторений. – Дело не обязательно доводить до воровства. Ты можешь с ним поговорить и попросить помочь тебе убраться куда-нибудь подальше от нас.
- Не хочу, - перебила Ренис, опасаясь того, что та так нагло лезет, настойчиво вползает в ее мысли и планы.
- Врешь. Все время врешь. Я-то знаю, тебя.
Кривая улыбка Джонатана помогла подавить Ренис негативный эмоциональный всплеск. Пока она тянула губы, мозг холодно помогал ей справиться с собой:
- Откуда тебе-то знать меня? – получилось в итоге у нее равнодушно, без придирчивого презрения.
Лаура вытянулась и поднялась со стула, повернулась к окну секунды на три, идеально ровно держа осанку, и вновь обратила свое лицо к Рэн – развернулась к ней и застыла, опираясь поясницей о выступ подоконника, который так идеально состыковался с этим изгибом ее тела. Медленно проговорила:
- Я нахожу, что мы очень похожи. Если же это не так, то я неправа, считая, что ты все это время прикидываешься и не устаешь это делать?
- Я? Прикидываюсь?! – Ренис, откинув руки назад, отклонилась немного, продолжая сидеть, по-турецки подобрав скрещенные ноги. – Что ты хочешь этим сказать?!
- Ты – притворяешься. Изо дня в день, делая вид, что веришь нам: веришь Хантеру, веришь Карле, Адаму, мне и всем. Что веришь каждому нашему слову и всему, что вертится вокруг тебя. Веришь, упорно считая все, что тебе говорят, выдумками, легендами и пустыми россказнями, подаваемыми тебе. Изображаешь святую наивность, продолжая вводить всех в заблуждения. Ренис, ты делаешь вид, что веришь нам, и делаешь это очень умело, изредка устраивая эти свои сцены вспыхнувшего сомнения. И тебе верят. Все. Кроме меня.
Ренис улыбнулась: правый уголок рта тянулся вверх, обнажая верхние зубы, левый подергивался на месте, а затем вдруг потянулся вниз, не размыкая губ. Левая бровь подпрыгнула вверх и застыла. Лицо ее так и говорило: «Это звучит смешно!». Но ей было не до смеха. Как же смеяться, когда тебя штудируют как редкую энциклопедию?
- Таким выражением ты проведешь их. Хантера, Карлу, Гвен и Пита, но не меня.
- Уважь ответом, почему ты не веришь в то, что я верю вам? – Ренис открыто улыбалась во весь рот, зная, что слова ее прозвучали глупо.
- Для начала ответь ты, права ведь я?
Ренис сомкнула губы и быстро заговорила:
- Как я могу верить людям, твердящим мне, что я прочно связана с ними вот уже много лет, притом, что у меня нет в памяти ни их, ни того, что могло бы нас связывать?! Нет даже смутных ощущений якобы возможного моего тесного знакомства с вами?! Как, скажи?! Почему я должна в это верить? И почему я не могу вас всех вспомнить?! Будь вы все в моей жизни до потери памяти, неужели бы при взаимодействии с вами я не начала бы вас вспоминать?! Чего не происходит и по сей день! – завелась девочка. Плеснуть бы ей в лицо ведро воды, да вокруг только литры, воспламеняющего сильнее, алкоголя.
Лаура следила за реакцией ее тела, что сопровождало каждое слово то подергиванием плеча, то непроизвольным жестом и взмахом руки. Ренис же отдышалась немного и, пользуясь молчанием собеседницы, вспомнила о наболевшем:
- Вот, говоришь, ты меня знаешь. Скажи, есть ли у тебя ответ на мой следующий вопрос, - девушка спустила, начавшие затекать, ноги с кровати на пол и придвинулась к краю кровати, устремляя гневный взор на Лауру. – Я изучала какие-либо языки? Знала ли хоть какой-нибудь?!
- Возможно, до того, как появилась у нас. Но не с нами. Здесь на это у тебя попросту не нашлось времени, - хитро выкрутилась импровизированной ложью утонченная пьяница.
- И я должна в это поверить?! – сказала Рэн на родном ей русском языке, окрасив запредельной язвительностью предложение.
Лаура силой скрыла свое удивление. «Непроницаемость определенно ее конек!», - подумаю я, а она невозмутимо спросила:
- Какой?
- Русский, - в этом Ренис не была уверена, ответ давала внутренняя, пока несильно агрессивной натурой обозначившаяся, Рахима.
- В твоих же интересах скрыть это.
- Почему? Что в этом такого?!
- Я предупредила, а ты делай, как посчитаешь нужным, - загадочно ушла от ответа Лаура.
- Не стану настаивать на ответе, ты мне еще на предыдущий вопрос не ответила.
- Ты про то, почему я не верю в твою веру в нас?
- Именно.
- Повторюсь, мы похожи. Притворщик видит притворщика наметанным глазом. Внутренним глазом.
- Брось, чем это мы похожи! – не слышала окончания фразы Рэн, торопясь задеть за живое. – Я не законченная алкоголичка, и…
Лаура перебила ее:
- Ты обманываешь тем, что веришь нам. Я же – тем, что не могу обходиться без алкоголя, и что больше жизни люблю только одно дело – пить.
Теперь обе брови Ренис изумленно поднялись вверх. Неподдельно, ни грамма показухи, только искреннее удивление скрывающейся Рахимы:
- Зачем же ты это делаешь?!
- По секрету скажу, тут у каждого своя маленькая ложь, вытекающая из большой или незначительной трагедии, либо урока, или же серьезного потрясения и удара судьбы.
- Как же это? Получается, ты вот так вот просто забавы ради показательно днями напролет заливаешь в себя эту гадость? – девушка кивнула на бутылки на полу, не особо придавая значения словам об остальных лжецах, заселивших дом и ее жизнь.
- Не то, чтобы, - уклончиво хотела увести разговор в сторону Лаура, но передумала. – Я когда-то очень сильно пила. Беспробудно. Не просыхая и не приходя в себя.
- Не думала, что может быть сильнее, чем это, - опять круговой обзор глазами по бутылкам.
Лаура улыбнулась:
- Может. Если видишь утешение и временное притупление душевной боли лишь в этом.
- Не понимаю, как ты увидела все это в обычной окрашенной жидкости, наполовину состоящей из всего-навсего спирта? – Рэн поморщилась с отвращением.
- Я не буду тебе объяснять про то теплое и горячее чувство, медленно растекающееся по телу, отвлекая мозг от того, что каждодневно, ежеминутно толкает на суицид.
- Ого, какие определения! И что же такого тебя толкало от этого в сторону обманчивой алкогольной бездны?
- Неправильно начатая взрослая жизнь.
- Впервые слышу, что можно начать ее как-то правильно. Все сокрушаются, что постигают ее не так, как надо, не так, как хотелось бы. Только понимание этого приходит, к сожалению, слишком поздно.
- Ко мне оно пришло раньше, - Лаура печально опустила глаза в пол.
- Походу, еще и с бутылкой наперевес, - кривила издевательски губами Ренис. – Только не говори мне, что сейчас ты решила открыться, излить душу, вывернуть себя наизнанку и поведать мне нечто поучительное из своей жизни.
- Не знаю, поучительное ли.
- Дай угадаю, история о том, как ты докатилась до пьянства, а из пьянства перекатилась в постановку спектакля для коллег под названием: «Алкоголизм Лауры»?
Лаура подняла на Ренис глаза и тихо рассмеялась:
- Как будто тебе не хочется знать!
- Еще как хочется! Раздирает от любопытства! Должна же я понять, отчего у тебя эта неизменная мертвая тормознутость в глазах, не сочетающаяся с твоими грациозными и легкими движениями.
- Тогда располагайся удобнее, - улыбнулась Лаура, нарочно пропуская сказанное Рэн мимо ушей.
«Дерьмовое предложение, я и без тебя удобства не лишусь!», - мысленно ответила Ренис, подняв ноги с пола на кровать. Она вытянула их и оказалась на кровати в лежачем положении, уже на боку, фривольно оккупировав чужое спальное место.
- Ну и? – Ренис подстегнула умолкнувшую пьяницу.
- Начну я с того, что у меня было немало шансов вырваться из этого всего. Я предприняла несколько попыток бегства, увы, провальных. Далеко от них не убежишь без денег и документов.
«Что-то ты как-то вообще не с начАла нАчала (тут ударения разные, это не повторения, как настаивает мой туповатый «ворд»!). А и ладно, так послушаю», - Ренис сконцентрировала взгляд на женщине, у которой развязался язык, она продолжала:
- …только если наперед не знаешь лазейки и обходные пути, и если знаешь, что кто-то ждет тебя.
- А тебя было кому ждать? – не удержала в себе вопрос подобно Нэйтону Рэн, хотя ее больше волновало все про: «…лазейки и обходные пути». Цепляться к этим словам – выдавать себя с потрохами, вот она и промолчала.
Лаура вся как-то сжалась, ссутулилась и повернулась к окну. Затем вновь развернулась, и ее голос нарушил наступившую тишину:
- Мне было куда возвращаться, да только вот меня там не ждали. И я, зная это, все равно направилась туда.
- «Туда» – это куда? – полюбопытствовала Ренис, не давая Лауре погрузиться в воспоминания. Сама же она недоверчиво думала. – «Как же долго ты раскачиваешься! Нельзя ли взять и сразу все выложить, как на духу?! Затягиваешь тут, драматичное лицо светишь, а эти долгие паузы – для чего?! Уж не для того ли, чтобы выдумать что-нибудь до боли в сердце жалостливое и душещипательное?».
- Домой. К маме.
От этих слов в Ренис что-то странное зашевелилось. Скорее всего, то была Рахима, смутно ощутившая наличие где-то далекого, пусть и не родного дома, в котором ждала родная мать, чьего светлого образа не было и в мыслях.
- К маме? К маме это хорошо. Но почему ты говоришь, что она тебя не ждала? – недоуменно спросила Ренис.
- Это долгая история, - Лаура натянуто и кисло дернула губами.
«Обычно так улыбаются, когда готовы вот-вот расплакаться и, изо всех сил пытаясь не заплакать, делают безразличное лицо, демонстрируя такую вот слабую улыбку. Но, увы, получается жалкое лицо и жалкая вымученная усмешка. А, впрочем, мне-то откуда такие сведения?!», - Ренис основательно призадумалась, силясь найти в себе ответы.
- Всему есть причины, и моей был один человек…
- С фамилией Хантер? – не веря, что им и, правда, окажется он, снисходительно влезла Рэн.
- Все из-за него. Вся моя загубленная жизнь и все, что в ней случилось – во всем я виню только его. А надо бы себя.
Ренис заинтересованно (но интересовало ли?!) привстала. Потянулась к укрытой пледом подушке, достала ее, нагло скомкала и, даже не интересуясь мнением Лауры, подложила ее между стеной и своей спиной. Теперь она уже сидела, упираясь в подушку. Владелица подушки и комнаты на ее действия ответила добродушной улыбкой. И промолчала.
- То есть, - открыла рот девушка. – Сейчас пойдет вся такая обыкновенная история молодых парня и девушки, полюбивших друг друга наперекор враждующим семьям? История, в которой семья девушки, оказавшаяся суровых правил и не смирившаяся с выбором девушки, прогнала ее, бросив все ее пожитки в лицо и прокляв до седьмого…
- Не паясничай, - сделала замечание, сдерживая смех, Лаура.
- Хорошо, не буду выделываться, - «Что-то я переборщила. Не стоило мне так опрометчиво…», - не успела она так подумать, как раздалось в голове другим тоном. – «Да, да, может догадаться, что не верю», - ему же, будто вторя, мчалась мысль. – «Почему же я, не веря ни единому слову, поддерживаю эту пустую беседу?».
Немой вопрос глазами Ренис обратила к Лауре. А та, вздохнув, сказала:
- Чего мне возмущаться, ведь все было в точности так, как ты и сказала, Рэн.
«Она как-то несвойственно выделила мое имя. Что это еще за интонация?! И вообще, я слишком часто ухожу в общение с собой. Раньше оно хоть было одностороннее, а теперь, мне словно есть, кому отвечать».
- Ты чего скривила рожу, будто уравнения в уме решаешь? – отвлекла ее Лаура.
«Надо же, заметила! И как мне выкрутиться?!».
- Да кое-чего понять не могу.
- Что?
- Вот ты согласилась с моим: «семья» и «против» и все дела, но. В этой стране давно такие нравы позабыты. Из какой эпохи твои родители? В каком столетии они заблудились? Это же смешно, Лаура!
- Дело не в нравах, ни в воспитании, а в положении, - уточнила рассказчица, а собеседница прищурилась, выражая сомнение. – Я из богатой семьи, Рэн, и богатой – это еще мягко сказано. Из семьи, в которой царил суровый матриархат. Во главе была властная и сильная женщина. В общем, сказать, что моя мать была непреклонным и жестоким человеком…
- Ничего не сказать, - закончила вместе с ней слово в слово Ренис.
Лаура сделала глоток из бутылки, после чего сказала:
- Ты мне нравишься все больше и больше.
- Я постараюсь изгадить все твои положительные впечатления и держаться от тебя подальше, - девушка покосилась на бутылку. – «Когда она успела взять ее и почему я этого не заметила? Почему я такая невнимательная?». – Так что там про властную женщину?
«Ты посмотри, какая словоохотливая! А иной раз и слога-то не выдавишь из нее», - подумала Лаура, опускаясь на стул, который ловко придвинула к себе ногой.
- Она всегда держала меня в строгости, все ковала из меня заядлую аристократку, несмотря на то, что мы не имели никаких связей с данной прослойкой. Ну не было у нас в роду таковых. Однако она усердно к этому стремилась, заставляя меня следовать всем этим правилам и нормам поведения в высшем обществе. Прививала мне вычурные манеры, скажи то, сделай это, носи одежду, которая не нравится, общайся с теми, кто не нравится. Все это так надоедало и было таким скучным. И я, все же, послушно это исполняла. Потому что вне дома у меня была своя, совсем другая компания и другое общение и это было для меня своего рода разрядкой и отвлечением от домашних установок.
- Так ты у нас, все-таки, леди, - задумчиво прохрипела Ренис. Горло село от продолжительного молчания (а раньше, с Нэйтоном, садилось от непривычно долгих разговоров).
- Опять ты за свое.
- Леди Лаура, позвольте взглянуть на вашу белоснежную ручку…хм, звучит. Особенно «леди Лаура».
На задумчивые бормотания вслух от Рэн Лаура негромко посмеялась.
- А что за компания? Уж не Хантера ли? – спросила тут же Ренис.
- Нет, это были соседские девчонки и ребята, с которыми мы весело проводили время. Мы были очень дружны, ради них я перебиралась с одного конца города в другой.
- Почему?
- Они были моими бывшими соседями. Наша семья переехала в более благополучный район, и я, преданная старой дружбе, заводить новых не стала, ездила к ним. И все бы ничего, можно было бы так жить, если бы однажды к нашей шумной компании не подошел один парень.
- Хантер? – не сдавалась с угадываниями Ренис, которые были ну очень очевидны.
Лаура не сказала ни «нет», ни «да». Не было и кивка, только едва заметно потянула уголок губ и вернула его на место. И это было сделано так красиво, что хотелось повторения. Раз сто, не меньше.
- Знай я тогда, кто такие вербовщики, и что он – один из них, я бы со всех ног убежала бы прочь…
«Ага, крича: «Караул!» и непрерывно плача», - мысленно закатывала глаза слушательница Рахима внутри Ренис, а Лаура снова отпила из бутылки и продолжила:
- Поначалу было интересно слушать его, но, по сути, больше половины девушек, как и я сама, была заинтересована им самим. То, как он рассказывал, просто говорил и что-либо делал – было в этом всем что-то. Так нам всем казалось и виделось, а ничего и не было на самом деле. Всего лишь профессиональная игра умельца и глупые влюбчивые девушки.
- Сколько тебе было лет?
- На тот момент исполнилось семнадцать.
- О-о! – Рэн многозначительно опустила глаза на свои ноги, будто многое понимала. – И что потом? – «Давай, продолжай жалостно и убедительно врать. Посмотрим, до каких широт разгуляется твоя фантазия, мисс».
- Все ребята и почти все девушки, в том числе и я, попались в его ловко расставленные сети. Хантер заманивал нас, манипулируя нами, проворачивал свои мелкие аферы. Ну, как сказать «свои», он тоже был такой же пешкой в чьих-то руках, - опять жадный глоток с горла, бутылка очень быстро пустела, ей неминуемо грозил ящик у двери. – Около двух лет я мучила свою семью: меня периодически забирали из участка полиции, отдавая взамен немалые суммы денег, чтобы делу не придавали огласки. Все два года, в которые банда Хантера обосновалась в нашем городе, моя мать места себе не находила, не зная, куда меня спрятать, под каким замком закрыть. Ночами не спала, дожидаясь звонка из участка, который сообщал о моей очередной поимке. Странно, пока я находилась дома – я была примерной и правильной девочкой, как и всегда. Но стоило вырваться, как забывала дорогу домой и все на свете.
Она тяжело выдохнула, сделав паузу.
- Было время, когда она запирала меня, но я уже изловчилась вскрывать любые замки. Было время – мать умоляла перестать и одуматься, и я вроде бы приходила в себя и просила слезно прощения и обещала, что этого больше не повторится. Но этого ненадолго хватало. В конце концов, она дошла до рукоприкладства, больше на меня уже ничего не действовало. И даже так, стоило Хантеру с компанией посигналить из машины под окном – как я летела в синяках к ним через это же окно. Тогда я и не задумывалась, почему именно я попадаюсь копам? Почему они – нет?! Дурочка! Меня просто использовали для воплощения в жизнь своих темных дел. Все, абсолютно все за счет меня. А моя мать, бедная, волосы на себе рвала, чтобы о преступлениях дочери ни одна душа не узнала.
- Этим они и пользовались?
- Да, Рэн. В отчаянии мать попыталась отправить меня на учебу за границу и даже достойную пару для будущего замужества нашла. Бестолку! Я все рушила и рушила и без того хрупкое положения в семье. И в один день, когда Хантер, как обычно, подъехал и посигналил у ворот, мать не стала меня останавливать, хватать, удерживать и преграждать путь. Схватившись за голову так, будто ее мучает сильнейшая мигрень, они тихо и спокойно сказала: «Если ты сейчас выйдешь к нему, то можешь навсегда забыть дорогу в этот дом. Забыть, что у тебя была семья, была мать». Спокойствие ее голоса должно было насторожить, но я не придала этому должного значения. Сказала ей: «Хорошо. Можешь не ждать меня!» и выбежала. И так все совпало, что группе Хантера нужно было этим же вечером срочно покинуть город. Вместе с ними сделала это и я, а со мной – почти все мои друзья.
- А как же отец?! Что все это время делал твой отец?
- Для него меня не существовало. Он был всецело поглощен заботами о моем брате, души в нем не чаял и занимался только им. Вкладывал в него все силы, средства, знания и годы. В мои же, так сказать, переломные годы отца в городе не было, он был в отъезде. Колесил по Европе вместе с моим братом, присматривая самые лучшие учебные заведения для него. По-моему, я даже не помнила еще тогда лица своего отца. Мать помню, а отец – только на фотографиях. И те, казались какими-то ненастоящими.
Лаура приложилась к бутылке.
- Мда уж. – «А говоришь, я не пью, я – притворяюсь! Где уж тут притворство, ты же всю бутылку за четыре подхода вылакала!», - подумала осуждающе Ренис.
- Все эти бесконечные передвижения, кражи, наезды, проникновения с взломом, наглое воровство, ограбления, перестрелки и прочие разборки мне очень быстро надоели, но вырваться уже было нельзя. Таким людям не скажешь: «Ребята, я так устала, а не пошли бы вы все к черту и до нескорого свидания вам!».
- Значит, побег?
- Побег. Собрав накопленные мною деньги и еще немного украв у Хантера, который в тот период моей жизни мне просто опротивел, я сбежала от них. Села на поезд и помчалась…
- Что, прямо все так легко и незамысловато? Села и уехала?! – не поверила ей Ренис, думая. –  «Выдумываешь ты все!».
- Нет, конечно! Я несколько дней пряталась. Скрывалась, пугаясь собственной тени. Каким-то чудом незамеченной пробралась на станцию, купила билет и села на поезд. Я до дрожи боялась, что вот сейчас появится Хантер и за волосы потащит обратно.
«Кто-кто, а вот Хантер уж тебя-то за волосы не потащил бы!», - ухмыльнулась Ренис так, что мысль ее буквально читалась в лице.
- Даже когда поезд тронулся, я все еще опасалась, что дверь вот-вот откроется, появятся его люди и меня заберут. Это заставило меня слезть не на своей станции, отчего пришлось добираться на такси, почти все свои деньги я извела на эти короткие скитания и прятки, в итоге в родном мне городе я оказалась с пустыми карманами. – Лаура замолчала, словно она раздумывала над тем, стоит ли ей дальнейшее рассказывать. Поднесла ко рту бутылку, допивая остатки, мельком взглянула на Рэн, что терпеливо ждала завершения невеселого повествования. – Отыскав свой дом, а это было нетрудно, несмотря на произошедшие изменения в городе в мое отсутствие, богато отделанный особняк в три этажа оставался самым видным на всей улице. Я долго стояла неподалеку, наблюдая. Почему-то сердце так сжималось, так кололось, так колотилось! До меня постепенно доходило, что я – дура. Была и есть. Я это давно осознавала, но там, перед родным мне домом это было намного явственнее и обиднее. Горькая обида на саму себя буквально давила прессом.
Лаура крутила в руках бутылку, несколько секунд отвела для печальных вздохов и продолжила запланированную исповедь:
- Я подождала до вечера, слонялась вокруг, не решаясь взойти по ступенькам и постучать в дверь, вроде бы родную мне, но уже такую чужую. А в доме между тем зажегся свет. Он горел так ярко в каждой комнате. В тот день у них явно было какое-то празднество: в окнах я видела множество людей, суетящихся то на кухне, то снующих в нашем большом приемном зале. Я видела и детей на руках, мальчика и девочку, наверное, это были дети моего брата. Кажется, я тогда прослезилась.
«Да, я почти тоже», - с иронией думала Рэн, едва ли не закатывая глаза.
- Уже не помню как, но я все же очутилась у двери с трепетом и робостью постучала. Послышалось родное и совсем не изменившееся мамино: «Иду-иду!», после которого она широко распахнула дверь и шагнула на порог. Вся такая энергичная, жизнерадостная и светящаяся полнотой всех красок жизни, - Лаура, опустив глаза, перешла на тихий шепот. – То, как в доли секунды начало меняться выражение ее лица, я никогда не забуду. Она не стала разглядывать меня, как это делают при встрече после долгого расставания, видимо, дочь свою, непутевую и пропащую, каков бы жалок не был вид, признала сразу. Я ждала многого от этой встречи, представляла себе теплоту ее улыбки и крепкие материнские объятия, радушные восклицания и живые, трепетные вопросы о моем странствии. А мама лишь смерила меня безразличным взглядом с головы до пят и тут же захлопнула перед моим носом дверь.
- Что-о-о?! – подскочила Ренис.
- Не сказала ни слова. Я так и осталась стоять у двери с открытым ртом, в котором навсегда засохли два слова: «Здравствуй, мама!». Не знаю, сколько я так простояла, но когда пришла в себя, ошалело спустилась с крыльца к дорожке и уже ждала там. Чего же я ждала? Может, надеялась, что она передумает и сейчас вернется, откроет дверь и позовет меня в дом? Но нет. Этого не произошло, - стукнув дном, Лаура поставила уже пустую бутылку на подоконник. И,  раньше, чем Ренис попыталась подтолкнуть ее к завершению, эта женщина вновь заговорила. – Идти мне было некуда. Друзей не было – они все увязались со мной в группу Хантера. Денег тоже у меня ни цента. А что-то делать надо было. Стоять у дома не имело смысла, надо уйти хоть куда-нибудь, так думала я, сдерживая колючие слезы собственной жалости. Напоследок оглянулась на дом и заметила в одном из окон мужчину. Лица не разглядела, потому что появилась мама и задернула шторы. И я заплакала. Было так паршиво, словно я для них какая-то чумная прокаженная, от взгляда на которую заражаются всеми известными болезнями сразу.
Пауза.
- Слезы быстро сменились мыслями о том, куда можно податься. Похоже, внутренне я ожидала такого исхода и уже настроилась к провалу воссоединения с семьей. Впрочем, и тогда, как и сейчас я думаю – правильно! Я заслужила. Сама виновата, сама сделала этот выбор.
Алкоголичка замолчала. На сей раз надолго. Ренис согнула ноги в коленях и обхватила их ладонями:
- После этого ты предпочла вернуться к Хантеру? Почему, Лаура?!
- А куда мне было деваться? Жить – негде и не на что. Идти на панель? Да, легко и просто, не нужны на то никакие бумаги, зато деньги, хотя бы на еду найдутся, но, как только я об этом подумала, меня пополам скрутило от отвращения. В принципе, можно было найти и другую работу, но какую? Образования – никакого, со школьными знаниями далеко ли пойдешь? Да и я кроме воровства ни черта не умею.
- Смешно, воровка-белоручка.
- Мне смешно не было.
- А деньги на обратный путь с неба упали? Или же ты профессионально использовала навыки?
- Нет. Когда я, пошатываясь от пережитого потрясения, пошла по дороге в страшных раздумьях о легком выходе – самоубийстве, меня окликнули.
- Неужели мама? – воодушевилась Ренис.
- Нет, это был мой брат. Тот, что смотрел из окна. Он подбежал ко мне и сунул в руки несколько купюр, безразлично попросив больше не появляться у дома. Представляешь, ни тебе: «Как ты, сестренка?», ни: «Как дела, сестренка?», ни братских искренних объятий, ни доброго ласкового взгляда родного скучающего человека, а только: «Вали отсюда!».
У Ренис защемило в сердце от вида Лауры – вся сгорбленная, поникшая и ронявшая голову к самым коленям. Стало жаль ее, готовую разрыдаться слезами с алкоголем. Слезы со вкусом виски Лаура сумела удержать в своих глазах, в этом у нее был опыт, она делала это вот уже столько лет.
Рахима, уснувшая в Ренис, верила сквозь сон в историю сидевшего перед ней человека. Это не было выдумкой, все, что сказала Лаура было чистой правдой, было ее настоящей и ею же прожитой жизнью, ею же лично исковерканной.
- Я взяла деньги, крепко уверенная в том, что раз уж мной был выбран Хантер, то с ним мне и быть. Решила делать то, что умею.
- Воровать, да пить?
В ответ был хантеровский кивок.
- В пьянство ушла из-за этого?
- Нет. Пьянство я бросила после этого.
- Не поняла? – зашевелилась, поправляя за спиной подушку, Рэн.
- До моего побега случилось кое-что, что сильно потрясло и перевернуло мою перевернутую жизнь с головы на ноги и, собственно, толкнуло на отчаянное бегство.
- Что же?
- Приблизительно через четыре года моих с друзьями скитаний в составе команды Хантера произошел взрыв одного из небольших крытых помещений. Взрыв этот унес жизни почти всей нашей группировки, выживших людей можно было пересчитать по пальцам. Среди них оказались и я с Хантером, на самом же деле я не должна была уцелеть. Меня насильно подняли и вернули с того света.
- То есть?
- Есть у нас один хирург не с золотыми, а платиновыми руками. Мое спасение – его рук дело.
- А остальные? – спросила с волнением она. Все эти детали будто были знакомы Ренис, ощущение дежа-вю снова накрыло ее, но ничего вразумительного в голову так и не постучалось.
- Частями разбросало от эпицентра взрыва. Все те, кого я знала с детства, все те, что бежали вслед за мной и Хантером, бросив свои семьи, погибли в считанные секунды, Рэн.
- И это тебя добило. – Констатировала с серьезным лицом девушка.
- Два месяца я находилась в тяжелом состоянии, еще два приходила в себя после множества перенесенных операций. А следующие три месяца беспробудно пила, забываясь и прячась в этом от душевной боли и слез. На четвертый месяц – бежала. И бежала, будучи пьяной. Это точно.
- Что было, когда ты вернулась к Хантеру?
- Ничего. Никто и не подумал, что я сбежала. Думали, видимо, что валяюсь где-нибудь на обочине, пьяная вдрызг. Все уже привыкли к тому, что я могла нетрезвая пропасть и провести несколько дней неизвестно где.
- А Хантер? – не унималась Рэн.
- А Хантер и так все понял: и где была, и почему вернулась. Не осудил, не поругал. Прикрыл и отпустил. Верил, что меня дома примут, и я больше не вернусь в эти грязные дела. Увидев меня, кивнул понимающе и слова не сказал, дал время побыть одной и разобраться в себе.
- Что-то я уже позабыла, к чему ты мне это все рассказала?
- Урока в том для тебя нет. Только посыл.
Ренис вопросительно посмотрела на Лауру.
- Уходи от нас, Рэн. Беги при первой же возможности.
- Ты намекаешь на Джорджа?!
- Первая возможность – это он.
Ренис обиженно вскочила с кровати:
- Ну уж нет! – и ринулась к двери, протянула руку и замерла. До нее вдруг дошло то, чего она никак не могла взять в толк: в чем же заключается притворство Лауры?!
А заключалось оно вот в чем: Лаура продемонстрировала, намеренно ли или нет, неизвестно, то, как стремительно опустошается бутылка, когда она на самом деле пьет. До этого же, сколько бы и где бы она ни хлебала свои спиртные напитки, жидкость ни в бутылках, ни в бокалах (кружках, стаканах) – практически не убавлялась. При этом слышны были глотки Лауры и видно, как вздувается ком у гортани, якобы с проглоченным глотком алкоголя.
Осознав все это в один миг, Ренис и застыла у выхода, схватившись за ручку двери.
- Что такое, Рэн, открыть не можешь? – грусть все еще давала о себе знать в голосе Лауры.
- Я передумала, - повернулась та к ней. – Я согласна украсть это платье.
Лаура, не моргая, уставилась на нее. Да, Хантер хотел добиться от нее именно такого результата, но ведь она рассказывала свою историю, наоборот, чтобы настроить Ренис на взаимодействие с ювелиром с целью покинуть их группировку. Лаура не ожидала, что девушка придет к мысли уступить им и пойти у них на поводу. Однако в лице она не изменилась, беспристрастно посмотрела на свои руки и снова взглянула на «Мелкую»:
- Рехнулась? – женщина намекала на то, что совсем не этого от нее ждала. Догадывалась, что та, вероятнее всего, что-то удумала, прикрыв все банальным воровством, но обличать не стала.
Ренис сначала кивнула с улыбкой, а потом сказала:
- Нет, в трезвом и здравом уме готова на кражу.
- Уверенна? – Лаура встала и подошла к ней, не отводя глаз от нее.
- Более чем.
- Тогда скажи об этом Хантеру сама.
- А ты не пойдешь?
 Лауре не хотелось его видеть и это было так заметно. Но Ренис просила пойти с ней своими жалостно выпученными глазами.
- Ладно, идем, - поборов свое нежелание, Лаура обошла ее и направилась на выход.
- Есть еще одни вопрос, - сказала тихо в спину ей Ренис. – Ты не будешь отрицать мое предположение о вашей лжи? О том, что я – не часть вашей банды?
Лаура слегка повернула назад голову:
- Правды для тебя у меня нет, Рэн. Но твои доводы верны. Кричать о том всем не нужно, сохрани это между нами до поры до времени. Это будет мудро с твоей стороны. И вполне разумно по отношению ко мне.
Ренис не ответила, послушно пошла за ней вон из комнаты. Они преодолели длинный коридор, лестницу и еще один коридор до кабинета Хантера, который, как правило, кишел людьми. Было послеобеденное время и почти все собрались здесь на общем совещании. Разговор, что вели Паленый с Хантером, прервали своим появлением Лаура и Ренис. Все внимание переключилось на них. Увидев этих двух, Хантер ликовал – знал, для чего они пришли, и что беседа Лауры с Рэн принесла плоды, таки увенчалась успехом!
«Я в тебе не сомневался, Лаура!», - подумал он с восхищением и равнодушно спросил:
- Что-то срочное?
- Рэн хочет кое-что сказать, - Лаура, предоставляя той слово, повернулась к ней.
- Я согласна, - заявила девушка без лишних потягиваний за шарики полосатого уличного кота.
Фраза ее не совсем полная, можно даже сказать, вообще не полная. Но все и без дополнения поняли, на что именно она согласна, ведь именно это они и обсуждали за считанные секунды до внезапного появления Лауры и Ренис. А после этих слов «Мелкой» вихрем понеслись коротенькие возгласы, подтрунивания и откровенное посмеивание, мол, столько ломалась, сопротивлялась и тут, нате вам, сама же пришла с согласием.
Конечно, ей тоже было несладко. Прийти сюда вот так вот перечеркнув свое гордое стояние насмерть на своих заносчиво озвученных убеждениях, и так позорно самой же и сказать, что будет делать то, что они все задумали. Гордячка Рахима внутри Ренис искала крепкий сук, на котором можно было бы повеситься и покачаться, как на качельках, вдев в петлю не шею, а ножку. Например, за лодыжку, и болтаться, болтаться вниз головой, весело отталкиваясь руками от земли.
- Какие перемены! Вдруг и ни с чего! – серьезно выдал Паленый.
- И, правда. Что ли снизошло озарение? – язвила по обыкновению Гвен.
- А, может, просто одумалась? – пробормотал беззлобно Риччи и устремил на девушку задумчивые глаза.
- Или осознала, чего нас лишила? – это был посмеивающийся Рик.
- Почему это вас? – не поняла, витавшая в облаках, глупышка Мэндси.
- Заткнись ты, недалекая! – прошипела Ирма, играя своей косой.
- А то ты прямо близкая! – Карла оскорблено заступилась за ту, с кем более и менее тесно общалась и почти состояла в дружественных отношениях. Почти. С большой натяжкой.
- Девочки, не о том вы сейчас! – отвлек их от хватания за волосы Дьюи.
- О том, о том! Деритесь, девочки! – Адам подобрался поближе, не упуская возможности стравить их.
- Сядь на место! – остановила его криком Гвен.
- Не кричи на моего Адама! – прогремел басом Пит, а девушки, кажется, ввязались в эту бабскую ругань меж собой.
Оставалось только пустыми бутылками о головы побиться как в ковбойских барах старых-старых вестернов. У Лауры в ящике было валом пустой тары, хватило бы по две на каждого вместо рапир и шпаг. Но, подобно чужаку, вошедшему в разгар потасовки в таверну и сделавшему предупредительный выстрел в потолок, который отрезвлял даже мертвецки пьяных забулдыг, заглушая их, раздалось мерно и безэмоционально:
- Умолкните. – Хантер привстал, ногами отодвигая стул, обошел свой стол и оперся об него, оказавшись лицом к лицу с Ренис, но на достаточном расстоянии друг от друга – ни коих причин компрометировать.
Все заткнулись, создавая идеальную тишину, что даже грызущая перегородки старого книжного шкафа тля, почувствовала стыд из-за того, что нарушает тишину своим въеданием в дерево.
- Согласна воровать? – спросил с ехидной улыбкой командир Хантер, глядя в глаза Ренис. Та насупилась и молчала. – Согласна преступить свои нормы морали, о которых ты столько нам заливала?
«Ну-ну, давай, поиздевайся. Посамоутверждайся вволю за мой счет, урод!», - подумала девушка и ответила:
- Я уже сказала, все, что хотела сказать. Эти свои победные и ироничные монологи оставь на свободное от работы время, которое проводишь в гордом одиночестве в отхожем месте.
- Ого! – Дьюи всплеснул руками и собирался поаплодировать Рэн, но обвел глазами присутствующих и не нашел ни в ком поддержки. Руки опустились.
- Действительно, Хантер, не лучше ли нам обдумать дальнейшее продвижение плана, - подошел к ним Брэдли, сбив Хантера со слов, которые он хотел бросить в ответ этой неблагодарной хабалке. Просто неслыханное хамство!
- Ну, хоть один здравомыслящий, - буркнула не слишком тихо Ренис.
- А я?! – обиженно подал голос, услышав, Риччи.
- Ты тоже, - с удовольствием улыбнулась ему девушка.
- Поддерживаю Паленого. Нужно хорошенько все продумать, - вставила Ирма.
- А что тут думать-то! Почти все сделано. Ей просто нужно ходить к Джорджу вплоть до презентации платья, - сказал, знающий детали плана, Дьюи.
- А где уверенность, что он позволит именно ей рекламировать его?! – задыхаясь от зависти, вклинилась Гвен.
- Вот именно! – аукнулась с сомнениями Карла, что завидовала не меньше ее.
- Для чего-то же он выбрал ее! – не сдавался Дьюи, защищая свое мнение.
- Выбрать-то выбрал, - не закончил свою мысль Риччи и ушел в себя под напором глубоких раздумий.
- Это факт! – умничал Рик.
- Мы же должны сделать так, чтобы он пришел к тому, что только Рэн достойна представлять его творение публике, - перекрыла их всех своих голосом Ирма.
- В таком случае, нам просто необходимо над ней поработать, - Гвен встала с кресла, подошла к Ренис и, закусив губу, принялась оценивающие рассматривать ее.
Неказистый объект их обсуждения с равнодушием слушал и молчал. Слушала и молчала вплоть до этого момента.
- В смысле: «над ней поработать»?! – спросила недоуменно она.
- В прямом! – соскочила с подлокотника кресла Карла и присоединилась к Гвен. – Видок у тебя не ахти. И на что этот мастер вообще позарился?! Ума не приложу…
- А то вы не знаете! – хмыкнул Дьюи, подумав. – «А он у тебя есть?».
- Я не знаю! – вышла, растолкав девушек, к нему Ренис.
Хантер и Лаура напряглись, готовясь пресечь драку, грозившую развернуться между этими двумя заносчивыми забияками.
- Он помешан на девушках, похожих на маленьких девочек, а может, и на них тоже, - оскалился Дьюи.
- Ах, вот как?!
- Что, испугалась, и снова начнутся отказы? – сын Генри явно злорадствовал.
- Дьюи! – осадил его Хантер.
- Отказов не будет, - спокойно сказала Ренис и безразлично отвернулась от ненавистного ей блондина.
- Значит, готова преобразиться? – усмехнулась Гвен.
- А этим займешься ты? – смерила ее взглядом Рэн.
- Кто же еще?!
- Получится ли, сильно сомневаюсь, - сказал кто-то, похоже, это был Рик.
- Предлагаю совместно подобрать образ для Рэн – обольстительницы любителей малолетних! – вскочил опять с дивана Адам.
- Это как? – сдержал улыбку и посмотрел на него Хантер.
- Очень просто! Гвен поколдует над ней, а мы оценим и выберем наиболее сног-на-землю-сшибательный наряд.
- Тебе заняться что ли больше нечем? – угрожающе нахмурилась на Адама Ренис.
- Единогласно принято! – вопили Рик, Мэндси, Ирма и Карла назло Рэн.
«Ну что за детские забавы!», - подумала Ренис, закатывая глаза до упора.
- Приступай сейчас же, - сказал Хантер Гвен и та, потянув за руку девушку, ринулась вместе с ней за дверь.
- Почему сейчас?! – крикнула Ренис и ей ответила Лаура, идущая следом:
- Не ты ли говорила ему, что дашь ответ сегодня.
Эти две жгучие брюнетки приволокли ее в адвокатскую контору. Минут на пять Гвен пропала из виду и возникла словно из воздуха с огромным чемоданом в одной руке и большим пакетом в другой. Содержимое пакета, не церемонясь, вывалила на пол, а чемодан аккуратно расположила на одном из столов, открыла и начала выдвигать его отсеки, заполненные всевозможными палитрами цветов в стеклянных коробочках, тюбиками, скляночками, кисточками и прочими видами упаковок дорогих косметических средств.
«Мне это не нравится», - пронеслось в голове Ренис, но было поздно, Гвен уже копошилась в горке, как сказала бы Рахима: «модных тряпок».
Оценивающая аудитория терпеливо ждала выхода Рэн, все в том же кабинете Хантера, договорившись сопровождать ее появления бурными рукоплесканиями. А ее тем временем облачала по своему усмотрению в подходящий наряд «Рисовала» команды и об договорных овациях коллег и не подозревала.
- Повернись, - Гвен потянула юбку вниз, поправила колготки, затем снова развернула к себе и подтянула вверх топ. – Хм, что же делать с волосами, - прошептала она и чуть громче добавила, обращаясь к Лауре. – Как по мне, самый подходящий образ.
Она жестом показала, что Ренис может подойти к зеркалу. И она пошла.
«Это омерзительно. Просто мерзость. Омерзительная мерзость. Прямо-таки мерзопакость!», - далее посыпались страшные проклятия на голову Гвен, пока сама девушка смотрела на отражение в зеркале, возмущавшее до глубины души.
- Ну как? – ожидала похвалы Гвен.
- Отвратительно! Нет, это просто полное дерьмо! Я в этом никуда не пойду! – Опишу то, что она видела в зеркале: теперь это уж точно была маленькая худая девушка в черных колготках в красную поперечную полосу, поверх них красовалась до ужаса коротенькая джинсовая юбка («Если это можно назвать юбкой!», - думалось Ренис). И такой же короткий голубенький топ с кривым и глубоким вырезом, одно плечо которого свисало с рукавом до самого локтя, а другое едва держалось на двух тоненьких лямках.
- Почему? – возмутилась Гвен.
- Потому что это вид малолетней начинающей путаны!! – раздраженно заорала Ренис на Гвен, углубляясь в своих мысленных проклятиях, осыпаемых на голову этой художницы.
Но та лишь махнула рукой в ответ и на пару с Лаурой вытолкали ее из конторы и затолкали силой к неофициальному жюри. Ренис вытянула ногу в заветном ударе для мощного подсрачника для этой Гвен и замерла, почувствовав взгляды всех, направленных на нее. Не было только глаз Хантера, у него наметился важный звонок к Генри и в данную минуту он скрывался от гвалта своей команды в «грузоперевозках».
На несколько секунд в кабинете воцарилась тишина, все позабыли об условленных аплодисментах.
- Оу! – изумленно вздохнул, нарушая ее, Дьюи. – «Это перебор», - думал он.
«Выглядит как одна из эскорта для любителей малолетних», - это мелькнуло в мозгу  Паленого.
«Джордж оценит. То, что надо!», - кивала сама себе с удовлетворением Ирма, что созерцала девушку и в процессе теребила кончик своей косы.
«Вульгарно, вызывающе. Гвен угадала…», - оценила высоко ее труд Мэндси.
«Это чересчур, но все равно лучше, чем ее непонятное растянутое шмотье», - думала про себя и усмехалась Карла.
«В таком виде ее и во двор выпускать не хотелось бы!», - подумал Адам и поразился собственной придирчивой мысли, не понимая, откуда она у него.
Пит с неописуемым возмущением глядел на Гвен, он и нарушил очередное молчание:
- Гвен, ты обо что головой ударилась?! Что это такое?!
«А он и вправду как-то не так разговаривает», - подумала Ренис и вцепилась за эту соломинку:
- Вот и я считаю, что это слишком!
- Как по мне, так в самый раз! – Дьюи встал и подобрался к ним поближе. – Джордж не упустит такое.
- Да пошел ты! Я в этом выйду, если только ты будешь болтаться рядом в таком же прикиде!
Дьюи опешил, но сдержал рвущиеся колкие задиристые словечки. Он посмотрел на Лауру, во всех спорах ее слово бывало последним – решающим и завершающим, ставило жирнейшую точку в прениях. Но она молчала.
- Это довольно-таки вульгарно, но в самом деле, то, что надо, - озвучила свои мысли Мэндси. – Если тебе неудобно одной в этом, то я могу одеться также и пойти с тобой.
- Заткнись! – взревела Ренис. – Я никуда в этом не пойду, хоть перестреляйтесь своими фальшивыми комплиментами!
- Я тоже против! – Адам встал рядом с ней. – Мы так не только Джорджа, но и всех маньяков города за собой потянем, а следом и полицию на хвост подцепим, - он переглянулся с Питом и тот встал, подошел и, скрестив руки на груди, тоже занял место рядом с Ренис, показывая, что несогласных уже трое.
- Значит, голосование, да? – захохотал Дьюи. – Кто согласен – ко мне!
Со своих мест оторвались и направились к нему Мэндси, Ирма, Карла и Гвен. Рик с Риччи почему-то воздержались, ничем не комментируя свое решение. Может, просто поленились вставать со своих мест, чтобы не уступать их коллегам. Как говорится, одно место поднял, другое место потерял.
- Ну и ладно, - не обиделся на них Дьюи. – Нас уже пятеро. А вы? – он перевел недовольный взгляд с ребят, выбравших нейтралитет, на Лауру, Паленого и Хантера, который буквально только вошел в свою обитель.
- Я не согласен, - Паленый кивнул на Рэн, поддерживая ее. – Это выходит за пределы моего воображения.
- Что здесь происходит, потрудитесь объяснить, - Хантер окинул строгим взглядом две группы своих людей, припоминая, что до его ухода все ждали преображения Ренис и к чему-то там готовились.
Его подчиненные хором заверещали:
Гвен: Посмотри, Хантер, я ведь идеально ее разодела!
Рэн: Я в этом даже в туалет не выйду!
Адам: А я ее туда даже не пущу!
Дьюи: Да кому вы оба сдались, наша цель – Джордж!
Рэн: Вот сам и охмуряй, щегол!
Пит: Я принципиально против!
Ирма: Да кто тебя спрашивает, олух!?
Гвен: Это же идеально, Хантер?!
Карла: Хантер, Хантер, я сегодня…
Дьюи: Я одобряю, остальное неважно!
Рэн: Пошел ты со своим одобрением! И Гвен себе в дорогу упакуй!
Ирма: Хантер, уговори ее!
Мэндси (на фоне всех них весьма робко): Может, мы не все вместе будем говорить?
Гвен: Да ты заткнись, вообще!
Карла: Не ори, на нее Гвен!
Гвен: Закрой рот, Карла!
Мэндси: Девочки…
- Так, остановите вопли! – прикрикнул Хантер и кивнул Лауре.
Та не без грации встала с дивана и прошлась до Ренис, Адама и Пита.
- У нас здесь острый спор за то, стоит ли Рэн идти в данном виде на встречу с Джорджем. Образ подобран Гвен. Безукоризненно, - она сделала легкий поклон в ее сторону.
- Это моя фишка! – зашипел на Лауру Адам, а она продолжала.
- Как ты, вероятно, из всей этой неразберихи понял, Рэн категорически против. И у нас по этому поводу незапланированное голосование. Кстати, Дьюи, - Лаура повернулась к нему. – Я принимаю сторону Рэн, теперь нас поровну.
И обращаясь к Хантеру, она красиво закончила:
- Решающее слово за тобой, командир.
Все обомлели. Вылупили на нее глаза, не ожидая, что она втянет в этот спор Хантера.
«Конечно! Ты же знаешь, что он наверняка тебя поддержит, хитрая ты стерва, специально тянула время?! Его ждала?», - Дьюи с нескрываемой злостью смотрел на нее.
Хантер плюхнулся на диван, с ним же и Паленый. Раскинув руки по спинке дивана, хозяин кабинета помял шею и заложил ногу на ногу – пяткой на коленку. После чего принялся рассматривать две сформировавшиеся кучки людей, впервые разделившихся из-за «Мелкой» на два лагеря, чего доселе никогда не было в его на зависть сплоченной команде. Он осмотрел одних, оглядел других и только потом перевел взгляд на разодетую девушку, которой хотелось скомкаться в бумажный шарик и заныкаться в мышиную нору подальше от всех этих глаз.
- Гвен, ты мастер своего дела. Перестаралась, но подобрала очень выгодно, - решил начать он с похвалы.
- Я не буду… - завела было пластинку Рэн.
- Помолчи! – оборвал Хантер.
- Не помолчу! – не подействовало на нее.
- Я не закончил.
- Ну, закончи!
Адам ущипнул ее.
«Ай!», - закусила язык она и повернулась к парню, замахиваясь в ответ. Адам скорчился, как всегда, прикрывая голову руками от ее выпадов.
- Спасибо, Адам. Я продолжу. Рэн, что именно тебе в этом не нравится? – спросил Хантер и подумал, пробегаясь по ней глазами. – «Выглядит мило и забавно, но с непривычки смотрится слишком откровенно. Прямо выделяет ее худобу…».
- Ты спрашиваешь, что именно мне не нравится в этом виде проститутки?! Все! Абсолютно все!!
- Не кричи, - шикнула на нее Лаура.
- Лаура, что бы ты в этом поменяла?
Посмотрев на спросившего Хантера, женщина ответила:
- Я считаю, либо верх, либо низ нужно прикрыть.
- Но это будет…
- Подожди, Гвен, - остановил ее Хантер. – Лаура, продолжай.
- Думаю, лучше узнать это у самой Рэн, - «Хамелеон» повернулась к ней. – Что бы ты изменила, кардинально не сминая и не бросая все в мусор?
- Почему я просто не могу пойти в своей одежде?!
- Потому что у тебя не одежда, безвкусные лохмотья!! – поторопилась обидеть и задеть ее словами Гвен.
- **, ***, ***** **! – поток бесконечных изощренных оскорблений и ругательств от Ренис прервал Хантер.
- Делай выбор, Рэн, между твоей футболкой и джинсами. Выбери одно и надень, я разрешаю тебе сделать это и…
- Кто ты такой, что бы разрешать или запрещать?! – взбеленилась Ренис, подаваясь вперед. Хотела выцарапать глаза? Как один из вариантов.
- Прекрати, - схватила и остановила ее Лаура, крепко сжав руку.
Хантер ждал ответа.
«Хорошо, я уступлю. В этот раз. Надеюсь, Джордж окажется не таким ублюдком и тварью, как вы все!», - уже уверенней подумала девушка о помощи ювелира с побегом и сказала:
- Футболку. Я надену свою футболку.
- Но Хантер! Ее футболки ужасны! – истерично заверещала Гвен, чуть ли не в ужасе хватаясь за голову руками.
- Пусть. Футболка, так футболка, - был невозмутимый ответ от командира, оканчивающий спор. После чего Хантер встал и занял свой стол, а остальные заняли места, негласно закрепленные за ними: диван, как обычно, подмяли под собой Лаура, Пит, Адам и вместо Рэн – Паленый. Ренис же, обуреваемая злобой, вышла и вернулась в футболке, остановилась в центре кабинета, представая на всеобщее обозрение.
Тишина, в которой прекрасно звучали бы ночные сверчки. Никому не приглянулся ее вид.
- Гвен, ну ты хоть немного раскрась ее, а то она блеклая и какая-то мутная, - сказал критично Дьюи, чувствуя, как ему не хватает подходящих слов и определений.
- Невзрачная, невыразительная, - аукнулся, подхватив, Адам и тут же словил гневный взор от Рэн, пробурчавшей:
- Предатель!
«Я ничего не мог с собой сделать», - глазами сказал он.
- Все сделаем, Дьюи, - насмешливо сказала Гвен.
- Когда ты собираешься с ним встретиться? – спросил Хантер у Ренис.
- К трем, - выдавила из себя Рэн.
Хантер упер локти в стол, слегка наклонился вперед, подставляя под подбородок руки, и посмотрел на нее. – «Сколько негодования, злобы, ненависти! Ей бы еще усы начиркать, эдакие тоненькие, крученые, французские, и прямо вылитый гасконец!», - он улыбнулся своим мыслям, но все присутствующие подумали, что улыбался он именно Ренис.
- Ты управишься до трех, Гвен? – спросил Хантер и глянул на часы, была половина второго.
- Ха, еще спрашиваешь! Сейчас я быстренько ее на человека похожей сделаю!
- Человек в ней просматривается, ты подобие девушки создай, - язвил Дьюи.
У Ренис задергался левый глаз.
«Ну, же полосни его острым ответом!», - ждал Хантер, но, увы, Ренис нашла в себе силы не поддаться на провокацию. Да и Гвен, не желая даром тратить времени, спешно уволокла ее с собой, не давая подумать над возможным дерзким ответом. Лаура пошла за ними следом.
- Здесь же столько хороших и подходящих вещей, Гвен, - Лаура только сейчас обратила внимание на разбросанные то там, то тут по полу адвокатской конторы предметы дамской одежды.
- Ошибаешься! Я все на ней перемерила, велико! Ты же была рядом, куда смотрела?
Лаура наклонилась и подняла с пола черное милое и коротенькое платье, увешанное разноцветными камешками, булавочками и блестками:
- Даже это?
Гвен искоса глянула на платье.
- Там, где оно должно облегать – оно свисает, а где должно лежать легкими волнами – топорщится! – Гвен повернула голову Рэн влево-вправо, щурясь и что-то в уме прикидывая, вернула в исходное положение. Провела тонкой кистью по веку, у самого основания ресниц, и тонкая черная полоса легла ровно по линии века, придавая иной контур и добавляя выразительности глазу.
- А подшить не пробовала?
- Я тебе не швея! Да и потом, все равно она поверх него свою футболку пятилетней выдержки напялит.
- Четыре, - открыла глаза Ренис, размазав еще не подсохший плод трудов Гвен под бровью.
- Что «четыре»? – удивилась Гвен, на секунду отвлекаясь от испорченной ее работы.
- Ей только четыре года.
Лаура улыбнулась, Гвен же бессильно опустила руки, мол, сил моих на эту дуру больше нет. Сделав глубокий вдох, выждала и сказала на выдохе:
- Закрой глаза и не открывай, - и возобновила свои покрасочные работы.
Ренис повиновалась, но мысли в голове не знали покоя:
«Почему я позволяю им это делать? Почему согласилась на все это?!».
- Надеешься на работу и отзывчивость Джорджа, – ответил ей ее же голос на полтона ниже, такой насмешливый и едкий.
- Чушь! Я не верю в такие сказки о доброте.
- Тогда почему же?!
- Я…
- Тебе нравится? Проявляешь интерес? Любопытно, сможешь ли, как они? – нещадно резал этот ехидный голос.
- Нет!
- Потихоньку втягиваешься?! – ехидство сменила язвительность.
- Нет, наверное, я в действительности жду помощи от Джорджа. Он показался мне не таким уж и плохим. По крайней мере, я не заметила за ним чего-то подозрительного, кроме болтливости. Вроде.
- Вроде, - повторило ее второе «я» и смолкло.
- Готово! – Гвен подняла ее и потащила, вырвав прямиком из мыслей, к зеркалу. Вслух возмущаясь. – Подумать только, я вкладываю всю себя для того, чтобы ты очаровала того, кто столько лет мне нравился!
Ренис заглянула в ее лицо и злобно процедила:
- Твой жид теперь не твой, твой жид теперь в опасности, - сказав, она повернула голову от разозлившейся художницы и посмотрела туда, куда ее тащили. А тащили к зеркалу. Лаура пристроилась тут же за ними, ей хотелось увидеть реакцию Рэн на свое лицо. И на всякий случай она хотела проконтролировать вспыльчивую художницу. Кривая усмешка «Мелкой» исковеркала весь образ обворожительной и милой красотки. – Непосредственно в моей. Жаль, правда, что я кудрявых еврейских типов не люблю.
- Лаура, подскажи, что с волосами делать, - Гвен снова выдохнула гнев и в раздумьях смотрела на Ренис, кусала губы.
- Оставь, как есть. И так ведь не плохо.
- А он ведь любитель естественности, - вспоминала негромко Гвен и глядела на броский макияж «Мелкой». – Да и я считаю, что он прав. Какой толк в смываемой красе?
- Он, правда, такого мнения? – удивленно обернулась к ней Лаура.
- Великие умы мыслят одинаково, - мудро вздыхала художница.
- Вот не надо сейчас своего жида возносить, - влезла Ренис, прерывая их.
- Молчи, дура, сожрешь раньше времени всю помаду! – огрызнулась Гвен, и на этом Лаура и Гвен, что стояли по бокам от Ренис, подхватили ее под руки и подвели снова впритык к зеркалу.
В ожидании истеричных и гневных комментариев от «Мелкой», Лаура следила за ее реакцией, но не смогла ничего в той уловить. Девушка молчала, равнодушно глядя на свое отражение.
- Да скажи же уже что-нибудь! – не выдержала Гвен, весьма довольная собой и своей работой.
- Что тебе сказать? – намеренно злила ее своим безразличием Рэн.
- Как тебе? – вмешалась Лаура, указывая на зеркало.
- Будто в грязи вымазали. Жду не дождусь того мгновения, когда моего лица коснется чистая вода.
- Неблагодарная ****! – толкнула ее Гвен.
Ренис не растерялась, швырнула в нее платье, которое держала Лаура, выхватив его у нее.
- Катись, ты, Рэн! Да куда-нибудь подальше и в своих облезлых шмотках! Идиотина! – Гвен не на шутку рассердилась, ее успокоительно заградила Лаура, предусмотрительно встав между обеими. Эту стилистку, скорее всего, очень донимало то, что Лебовски клюнул на Рэн, а она сама так и не успела попасться ему на глаза, очаровать и облапошить.
- Не кипятись, Гвен, отличная работа. Ты, как всегда, на высоте, - взяв обеих за руки, правая нога (а место правой руки занимал Брэдли) Хантера вывела их за собой в коридор и повела, конечно же, в кабинет Хантера.
На сей раз, все-таки, были бурные овации. Труд Гвен высоко оценили коллеги.
- Хантер, а можно я заберу и оставлю ее себе? – подбежал к девушкам Адам, простирая руки к Ренис.
Девушка спряталась за Лауру.
- Подумать только! Как эти ваши женские штучки меняют до неузнаваемости, - не удержался на месте и Дьюи. Сын Генри, как и Адам, протянул к ней руку, будто бы хотел смахнуть излишек румян. И Рэн задвинулась за Лауру еще сильнее. – Ты получилась значительно лучше, чем я себе представлял.
- Как по мне, так перебор, - осуждающе сказал Пит, словно был ее волевым и строгим отцом. – Зачем такая яркая помада, Гвен? Она же просто идет на встречу, а не на продажу.
- Ты-то что в этом смыслишь, тупица! – огрызнулась Гвен, а Рэн поднесла руку к губам, чтобы стереть помаду. Гвен вовремя перехватила руку, пресекая сей акт вандализма к ее художественному произведению.
- Чего в скромность ударился?! – кинула в Пита пачку сигарет, отобранную у Рика, Ирма прямо с подоконника. – Разве суть всего этого расскраса не привлечение мужского внимания, болван?!
- Какая ты грубиянка, Ирма! – не по теме поучаствовала в разговоре и пискля Мэндси.
- Мне одной кажется, что единственным уродующим ее фактором является… - Карла задумчиво начала одна, а закончила со всеми в один голос:
- Ее футболка, - солировала Гвен.
- Футболка, - Дьюи.
- Футболка! – Ирма.
- Футболка, - Мэндси.
- Футболка, - Риччи.
- Футболка!! – Рик и Паленый нараспев.
- Да нормальная футболка, что вы прицепились, - вступился Адам, побаиваясь Рэн.
- Поддерживаю, Адам, - сказал вдруг Хантер. – А почему же ты молчишь, Рэн? – как на магнит скрепка, потянулся к ней и он и сумел остановиться рядом с Адамом и Дьюи. – Порадуй нас словом, язва ты наша.
- Я вас ненавижу! – девушка окинула кабинет взглядом. – Всех!
- И меня? – дрогнул обиженно голос Риччи.
- И тебя!
- Ну и пожалуйста. Если это все, что тебе остается делать, - злорадствовал Хантер. – То мы не против.
«Подожди, подожди, я тебе еще это припомню, старая ты облезлая ****!», - стиснув зубы, Ренис промолчала, глазами сворачивая ему шею по часовой стрелке и до хруста.
- Время, Лаура, - Хантер указал на часы, была четверть третьего.
- Пойдем, Рэн, - сказала та, принимая приказ, и эти обе покинули кабинет, чтобы сесть в автомобиль и направиться в городской прибрежный парк, где был ими удачно выловлен и подцеплен молодой и знаменитый ювелир, чей опыт передавался в нескольких поколениях. Им предстоял недолгий путь до парка, где и состоялась «неслучайная» случайная встреча мастера и, увы, не Маргариты, а Ренис.
Автомобиль «Хамелеон» позаимствовала у Хантера, а умение быстро с ним управляться в ней уже имелось. Дорога почти не отняла у них времени.

Глава пятая: «Операция «Джордж Лебовски».
Припарковав машину на стоянке, Лаура вышла следом.
- Не нужно, - остановила ее Ренис. – Я пойду одна.
- Мне приказано быть рядом, вдруг что…
- Не думаю, что Джордж ждет меня с компанией. Даже если это такая красавица, как ты.
- Я буду следить, дай знак, если что, - пропустила замечания девушки Лаура.
Ренис, не слушая ее, побрела к бульвару, медленно дошла к повороту парка, свернула к фонтану, прошлась вокруг него, зная, что Лаура ответственно идет следом, держась расстояния. Рэн у нее на глазах обогнула фонтан еще раз и пошла к мраморным стойкам парковой ограды. Села. С презрением осмотрела себя, отвела глаза вдаль и наткнулась на блуждавшую у фонтана Лауру.
- Привет, Ренис.
- Привет, - ответила не очень радушно и повернула голову к запыхавшемуся, видимо, от бега, Джорджу Лебовски.
- Ты сегодня какая-то ненастоящая, - скривился он, недолго рассматривая ее и присаживаясь рядом.
- Зато, говорят, на девушку стала похожа.
- Скорее, на «ночную бабочку». Ты ведь знаешь, о чем я.
- Мистеру ювелиру не по нраву «ночные бабочки»? – нашла весомую причину вцепиться за защиту таковых Рэн. Уже готовилась отстаивать их выбор и права, но, увы.
- Мне больше нравится без всего этого, - он, не касаясь ее лица, повел своей рукой, охватывая все то, что было нанесено на ее кожу.
- Почему же? Разве это не основной компонент женской красоты?
- Нет. Красота ценна лишь тогда, когда можно видеть ее истинные цвета, а не эти идеально ненастоящие оттенки.
- Что ж ты тогда не возьмешь в работу над своим творением манекен, который правдив в своих искусственных цветах?
- Манекен не дышит и не говорит. Мне нужны живые модели, которые могут выражать мысли, подсказывать, где и как мне корректировать свои изделия.
- Верю, - без веры сказала Рэн, снова поймала фигуру Лауры у фонтана и задумалась над тем, какая прекрасная, но не очень общительная модель вышла бы из этой утонченной леди.
- Ну, так, что ты решила? – Джордж с милой улыбкой на губах заглянул Ренис в лицо…
Пожалуй, на этом и оборву эти сопливо-сладкие разговоры маньяка и будущей жертвы, время критически поджимает. Скажу, что Ренис сообщила ему о своем согласии подзаработать денег, и он пригласил ее в свою мастерскую на следующий день.
И действительно, Ренис увидела в мастерской множество работ этого мастера, и главную из них – платье из золота, сплетенного будто кольчуга, но более толстыми маленькими колечками. Джордж открыл секрет, эти кольца – лишь покрыты хорошим слоем золота. Так как, как металл данный элемент Периодической системы очень пластичен и мягок, кольца сделаны были из более твердого и дорого сплава платины с добавлением серебра и титана. Дотошно раскрывать свои химические изощрения и методы сплавления он ей не стал, но с удовольствием показал, как он покрывает золотом эти кольца.
Платье и вправду было маленьких размеров, Ренис даже усомнилась, налезет ли оно на нее. Примерила, подошло тютелька в тютельку. Широкие от плеча и будто рванные в лоскуты, рукава платья он доплетал прямо на ней, как и последнюю и главную часть платья – золотую молнию, которая должна была застегиваться на девушке габаритов Ренис. Состыковав все и сняв примерные мерки для подола, Джордж сделал нужные ему пометки и отпустил своего работника, которому честно заплатил оговоренную сумму. Они договорились о времени встречи на неделю вперед, и Рэн вышла, за массивные тяжелые двери с внутренними стальными решетками и приставленной снаружи охраной. Оказавшись снова на крыльце, она только теперь заметила этих двух крепких ребяток в черной спецовке. На них девушка не обратила своего рассеянного внимания.
За углом ее ждала Лаура. Тщательно маскируясь под женщину с покупками перед охранниками, она медленно побрела за Рэн, рассматривая, будто бы здания. А как только Рэн свернула в переулок, «Хамелеон» сделала то же самое и примкнула к преследуемой девушке. Примерно так все и происходило около недели – Ренис с телохранителем и следопытом в лице одной Лауры посещала мастерскую ювелира. В непринужденном общении с ним, девушка пришла к выводу, что он, в самом деле, не плохой человек и стоит просить его помочь ей…
Ха-ха! Как наивно…
Мысли о бегстве от Хантера, с использованием этого ювелира, не покидали ее головы ни на минуту, в частности они настигали ее именно в его мастерской. Неожиданно (а она, правда, не ожидала и не верила в это) Джордж Лебовски, заканчивая работу над платьем и делая последние штрихи, предложил Рэн его презентовать. Она сначала неподдельно растерялась, а потом сделала все в точности, как было задумано – отказалась по тому же сценарию, затем, якобы поддавшись слезным уговорам родовитого мастера, согласилась. Планы команды Хантера обещали быть плодотворными. Но ближе к делу, нет времени на излишние углубления.
Поэтому, допустим, что настал тот самый день презентации долгожданного детища прославленного мастера. В доме, арендуемом Хантером и его командой, с раннего утра все были буквально на ушах, бровях и морщинах. Ведь, в то время как Рэн «охмуряла» (так говорили ребята за глаза с жеманными улыбочками) Лебовски, товарищи не сидели сложа руки. Им удалось затесаться в списки обслуживающего грядущую церемонию персонала. Предстояло быть высокими статными официантами. И оттого больше всех работы в доме было у Гвен. Она гримировала лже-официантов, которыми выступала вся мужская часть команды Хантера, известная Ренис и еще куча незнакомых прежде ей парней, которые знакомиться и не собирались. Она как раз только спустилась из комнаты на шум и пошла по коридору мимо этой очереди на неприлично громкие звуки из грузоперевозок.
В этой конторе Гвен, усевшись на стол, ловко орудовала кистью и пальцами под любопытные взгляды окруживших ее парней. С ними любопытству поддался и Хантер, выглядывая из-за плеча Паленого, он следил за быстрыми руками Гвен. На еще одном столе перед ней сидел Адам, выбеленный до неузнаваемости, а его русые волосы уже были темно-рыжими с медным отливом и лежали идеально – волосок к волоску. Парень так отчаянно уворачивался и уклонялся от рук гримерши, что пришлось прибегнуть к помощи Пита и Рика, тоже уже абсолютно не похожих на прежних самих себя. Они крепко держали Адама, один за плечи, другой за голову.
- Я протестую! – пищал жалобно он.
- С каких пор ты протестуешь?! Ренис из себя строить вздумал?! – взбычилась Гвен, не переставая колдовать над его мордашкой.
Именно в этот момент вошла Рэн и, услышав это, обиженно сделала выводы.
- Рэн! – тут же окликнул ее Хантер, не давая подойти ближе. – За мной, - бросил он ей, покидая толпу любопытных и направляясь к выходу во двор, что находился в конторе.
Девушка пошла за ним. Ничего не объясняя, Хантер прошел по двору к своему автомобилю, сел. Она тоже заняла место, хлопнула дверь, загудел мотор.
- Куда мы едем? – спросила его без видимого интереса Ренис.
Хантер достал из бардачка пистолет и подкинул к ней на заднее сидение. Она посмотрела безразлично на оружие, чувствуя, как крутивший в волнении и переживании еще с ночи живот, заволокла ледяная холодина. Хантер посмотрел на девушку через зеркало заднего вида и пробурчал:
- Сделай лицо проще, мы едем пострелять.
- Зачем и в кого?
- Ни в кого. А вот вопрос: «Зачем?» найдет ответ очень скоро.
Рэн подумала об охране Джорджа Лебовски, но озвучивать версии вслух не стала, уткнулась в окно, разглядывая улицы. Они подъехали к довольно старому и обветшалому зданию. Сбоку, почти у самого его подвала красовалась табличка: «Тир». Девушка взяла пистолет в руку и заложила, пряча, под полу куртки.
Хантер с Ренис вышли из машины и направились в этот подвал. Здоровенный мужчина в надвинутой до переносицы шапке кивнул Хантеру и открыл им внутренние двери. Людей внутри было немного, и большинство из них пили, этот зал чем-то напоминал обычную и самую дешевую пивнушку. Хантер прошел чрез зал дальше, девушка за ним, оглядывая эти темные коридоры со спертым воздухом, насыщенным запахом сырости. Остановились у еще одной железной двери поеденной ржавчиной. Хантер постучал костяшками пальцев. Ему открыли. Опять последовали тайные кивания, после которых их пропустили вовнутрь.
Это помещение было сродни тем, в которых в типичных полицейских сериалах главные герои тренируют свои навыки, стреляя по выставленным мишеням, оттачивая свою меткость и спуская пар. Только по размерам сильно уступало. Очень сильно.
- Доставай, - шепнул Хантер у уха, подводя ее к стойке.
- Я ж не умею стрелять, - Рэн, откинув полу куртки, извлекала и посмотрела на оружие в своей руке.
- Смотри, - Хантер взял из ее руки пистолет, показал, как достать обойму, как вставить патрон. – Пробуй.
Она худо-бедно, но сделала. С третьей попытки. Хантер качал головой, созерцая эти жалкие и никчемные потуги. Не ожидал, что физически эта пакостница и заноза настолько слаба.
- Теперь становись, - он указал глазами на стойку, и Ренис заняла место. Он подошел сзади, подсказывая. – Вытяни руки вперед обе руки, если тяжело держать одной рукой…
- Конечно, тяжело! – недовольно прервала его Рэн.
- Не отвлекайся. Ты правша? Отлично. Указательный палец на курок, остальными держи крепче на одной линии, поддерживай левой. Старайся не смещать.
Ренис все выполняла, не желая и задумываться, к чему это.
- Выцеливай и стреляй.
- Я не попаду, я же не умею…
- Заткнись и стреляй! Тут не меткость нужна. Я хочу, чтобы ты поняла принцип действия и как в дальнейшем обращаться с оружием в …
Он не договорил, она помешала. Нажав на курок, привела в действие оружие и, получив не слабую отдачу для первого раза для своего слабого тела, качнулась и зарядила макушкой говорившему позади нее Хантеру по губам и зубам. Он чуть язык не откусил, даже кровь ощутил, просочившуюся из десны. Не малых сил стоило Хантеру сжать всю свою волю в кулак и удержать бешеное желание дать ей кулаком по шее, да так, что б плашмя впечаталась в пол. Хм, сильный мужик, однако. Ну, или терпеливый. Надолго ли ему его терпения хватит?
Сглотнув слюну с привкусом крови и проверив языком целостность передних зубов, Хантер сделал шаг назад от нее.
- Ой, - повернулась она к нему для извинений.
- Еще, - приказал он, не давая ей этого и сделать. На всякий случай отошел еще немного от нее.
Ренис выстрелила снова, реакция тела та же. А попадание – нулевое.
«Плохо, девочка, очень плохо!», - думал Хантер, требуя не останавливаться.
 Еще один выстрел. И еще. И еще…
«Может, она близорука?», – закралась мысль в голову мужчины, которую он и озвучил:
- Как у тебя со зрением, Рэн?
- Держу пари, считаешь меня слепой, - обернулась к нему девушка, доставая пустую обойму. – Хочу еще.
- Достаточно.
- Но я даже в краешек не попала!!
- Вижу. Не это главное.
- А что тогда?! Для чего мне это, если я не отличаюсь меткостью?! Толку мне от этого оружия?
- Ты усвоила, как с ним обращаться.
- Что мне с того и на что вообще нужно?! – не сдавалась с вопросами Ренис, протягивая ему пистолет с кислой рожей, мол, на, забери эту бяку.
- Сегодня возьмешь с собой.
- Зачем?
- Подозреваю, что пригодится.
- От Джорджа отстреливаться что ли? – покривила губами в ехидной усмешке Рэн.
- И такое не исключено. Не думай, что он чистой души человек.
Это странное и будто заботливое предупреждение Ренис предпочла пропустить мимо ушей, подумав про себя:
«А сам-то, сам! Чистотой души ведь не отличаешься!», - она сказала:
- Без вариантов, Хантер. Я не смогу его пронести на эту закрытую вечеринку, открытую для высших слоев общества и взятых под серьезную охрану. Ты представь, сколько будет у входа служителей закона…
- Сможешь, если тебя проведет лично Лебовски, вряд ли кто-либо полезет в твою сумочку для досмотра.
- А если нет?
- То плакали все наши надежды и мечты обогатиться. – Хантер с достоинством вложил в эти слова притворное безразличие. – Но если же удастся пронести, то обязательно достань из сумки и перепрячь, ведь помимо официальной охраны шмон могут провести и его приближенные люди.
- Ты так переживаешь за пистолет, но даже не помышляешь думать о том, что будет со мной, когда его у меня обнаружат! Конечно, тебе-то что, море по колено и сам чистенький, да только я-то с краю, я!
- Вот и постарайся сделать так, чтобы его не обнаружили.
«Ублюдок ты, Хантер!», - прикусила язык Рэн, сунула оружие за пояс и застегнула куртку, пока Хантер размышлял над тем, стоит ли выдавать патроны ей сейчас, или повременить и передать их непосредственно через Лауру. Да, иногда надо с действиями спешить, а с выводами временить. У Хантера было наоборот, он выбрал второе, побаиваясь, что Рэн непременно выпустит всю обойму в него или в Дьюи. Зато Ренис у нас, однозначно, торопыга и с действиями, и с выводами.
- Подскажи, для чего мне там пистолет, на этом сборище, а, Хантер? Учитывая мое никакое попадание…
- Для непредвиденных обстоятельств.
- Что, будут и такие?
- Без них никак, - изрек как мудрый римский философ Хантер и направился к дверям, говоря этим, что пора возвращаться.
Ренис шла за ним хвостиком. Снова замелькали двери, коридор и двери, затем бар и люди, лестница наверх и, наконец, свежий воздух. Широкими быстрыми шагами Хантер в два счета достиг машины и потянул на себя дверцу. Ренис же это не дано, ей приходилось бежать, чтобы одновременно достичь, достигающего машину, Хантера. Секундой позже села и она в его машину.
- Как только поймешь, что можешь уйти, дай знать. – Хантер повернул ключ в зажигании и посмотрел на нее через зеркало.
Ренис кивнула. У нее уже было средство связи. Телефон незамедлительно ей всучили, стоило возникнуть необходимости поддерживать связь с Джорджем Лебовски. То есть, чтобы через «не хочу/не буду» с ним общаться и поддерживать связь, когда у того находилось свободное от работы время.
Хантер съехал с парковочной зоны на дорогу и продолжил:
- Риччи подгонит машину, постарайся выбраться именно через черный ход.
- А я знаю, где у них там черный ход? – язвила Рэн, намекая, что понятия не имеет о планировке снятого Лебовски модным домом-галереей.
- Сориентируешься на месте, - не терялся Хантер. – В случае чего, Брэдли тебя прикроет.
- Разве он не в официантах? Как он это сделает? Его же тут же накроют…
- Это его проблемы, не твои. Не сможет он, сможет Адам.
- Что будут делать остальные после моего побега?
- Продолжать разносить напитки, как ни в чем не бывало, мы ведь официально нанятые люди. За это нам еще и заплатят.
- Как все продуманно! Вы готовы обобрать его до нитки.
- Мы заберем у него всего лишь платье и плату за оказанные нами услуги. У Лебовски останется вся его коллекция целехонькой. Это почти честно.
«Ишь ты! Нашелся честный…», - промолчала Рэн, хорошенько склоняя его про себя.
Хантер свернул на повороте, еще минута и они у дома с двумя красочными вывесками, не подходящих по роду деятельности, контор.  В «грузоперевозках» уже стояли парни, готовясь к выезду все как один: белый верх, черный низ. Высокие (даже Адам не отставал, похоже, у него нашлись лакированные ботиночки с секретом). Одинаковые, в прямом смысле этого слова. Все будто были на одно лицо, только цветом волос их и можно было друг от друга отличить. А одного еще и поведением. Конечно же, это был неугомонный и неприлично красивый Адам, который бросился к Ренис, корча недовольные рожицы:
- Посмотри, что она со мной сделала, Рэн!! – возмущение его было на грани истерики.
- Стал намного симпатичнее, - словно успокаивал его, ну просто нет слов какой красивый, Паленый.
«И как она это с ними сделала?! – поразилась мастерству художницы Ренис. – Так-то, вроде они и так были не уродами, но. Как Гвен это, все-таки, делает?!».
- Да, Адам, ты просто ангелочек, - бесконечно любовалась им, откровенно заглядываясь на него, Ирма. – Еще и вел бы себя не как контуженая мартышка, было бы просто идеально.
- Правда, Рэн?! – уловил и переварил только начальную фразу Ирмы Адам, ожидая комплиментов и от подружки Ренис.
- Правда. Красивый. И за это я тебя ненавижу.
Ряд черно-белых официантов культурно и манерно захихикал. Держа осанку и лицо, парни улыбались, как первые лица государств на серьезных мировых встречах.
- Хантер, ты следующий! – стол перед Гвен был свободен и ждал их командира.
«Интересно было бы посмотреть на него…», - мысль сорвалась, девушку позвала к себе в комнату Лаура. Обе они незаметно покинули контору грузоперевозок.
На кровати Лауры лежало несколько сумочек. Ренис сразу догадалась, для чего они и что Лаура знает о том, где они с Хантером ранним утром были. И потому без лишних слов расстегнула куртку и вынула из-за пояса пистолет. Вынула обойму, показывая, что та пуста, с этим нужно что-то делать. Ее заполнением занялась Лаура, а Рэн взялась подбирать сумочки, прикидывая в уме, что чем меньше будет аксессуар в руке, тем меньше подозрений привлечет. Выбор был сделан в пользу усыпанной камнями черной сумочки. Пистолет, предварительно завернутый в красный шелковый шарф Лауры, нашел свое место на дне сумочки, почти полностью заполнив собой все ее пространство. Для отвода глаз поверх накидали несколько элементов женской косметички: две помады, компактную пудреницу, тушь. Туда же летел телефон, позаимствованный у Гвен.
В принципе, все, Ренис – укомплектована. Готовы были и те, что толпились на первом этаже. Парни расселись по машинам и двинули на свою работу. Ренис предстояло выйти немногим позже. Ее везти должна лично Лаура, и сделала она это на полчасика позже. Высадив девушку дальше, чем нужно, Лаура дала пару напутственных слов и уехала. А Ренис, помня, что лучше, если ее проведет сам Лебовски, позвонила к нему и попросила себя встретить.
Мастер тому только рад. Едва усидел на месте, дожидаясь ее звонка.
Джордж Лебовски встретил, кружившую у здания, Ренис и вместе с ней направился в арендованный для своего показа огромный особняк с просторными комнатами, сливающимися в одну сплошную залу, похожую на бесконечную галерею, которой, собственно, и являлась. Ибо это выглядело, как самая настоящая галерея, только вместо картин и прочих музейных экспонатов на стойках и столах везде были украшения из драгоценных металлов и камней. То были: объемные широкие браслеты, увесистые крупные цепочки и колье. А еще: выпуклые массивные кулоны, причудливые короны. Также: серьги, кольца, перстни, запонки, булавки, подвески и заколки. Из посуды: бокалы, чашки, столовые приборы, огромные вазы и даже цветы. Были и различные деловые предметы, такие как, часы, очки, портсигары, ручки, блокноты в золотом переплете, статуэтки… много-много всего. Мне муторно перечислять, представь как-нибудь это себе, насколько хватит твоей бурной фантазии.
При входе им вежливо предложили подать сумочку на проверку. Ренис деланно возмущенно глянула на Лебовски, а Лебовски укоризненно взглянул на мужчину, требовавшего провести досмотр. Тот извинительно опустил голову и отошел от Рэн. Она все же расстегнула молнию и показала содержимое сумки. Но когда руки охранника потянулись к содержимому, ее спокойствие треснуло, а глаза заметались по ювелиру. Благо Джордж жестом остановил дотошного служителя закона.
Вместе с Рэн, которую держал под ручку, он быстренько прошел всю эту галерею, не давая ей особо засматриваться. Посетителей было немного, да и время официального открытия еще не наступило. Зато уже сновали туда-сюда официанты, ровные, прямые как палки, в лице ни кровинки, ни эмоции. Они суетились, разбирая золотые подносы и бокалы, также, являющиеся творениями мастера золотых дел. В одном из них Рэн признала Адама, он тоже ее видел. Да и как не видеть-то, когда подносишь ей шампанского! Адам и взглядом остался холоден и равнодушен, будто смотрел сквозь Ренис куда-то в Арктику на милые забавы пингвинят, глазами бесконечно уставшего от жизни орнитолога. Беспристрастное лицо парня подчеркивало, что он никогда не был знаком с ней и ему в целом на нее наплевать и не только это.
Ренис стало не по себе от того, что Адам умеет быть и таким. Долго за это переживать девушке не пришлось, Джордж торопливо вел ее мимо товарища и сидящих в углу зала музыкантов всемирно известной группы. Они расслабленно переговаривались, настраивая инструменты. Напротив них была собрана еще одна мини-сцена с бархатными тяжелыми портьерами. По бокам от них стояли мраморные колонны с резными выступами в стиле Афин. Всмотреться хорошенько не получилось. Джордж, как и Хантер утром, вел ее коридорами, но в отличие от утренних, здесь было чище и дверей немного больше. Распахнув одну из них он, пропуская Рэн вперед, привел ее в просторную комнату, выполнявшую роль гримерки. Просторы помещения были заполонены девушками, которые сладко и в один голос пропели:
- Привет, Джордж.
В ответ ювелир одарил их великодушной улыбкой.
- Джули! – позвал он, выискивая в этой толпе глазами нужную ему персону.
От девушки с золотым широким поясом поверх плетеного серебряного наряда в виде римской короткой тоги оторвалась невысокая блондинка, стриженная под полубокс. Она безразлично посмотрела на спутницу Лебовски и поспешила подойти к ним:
- Да, Джордж?
- Это Ренис. Подготовь ее. И платье.
Услышав слово «платье» все копошащиеся в гримерке существа окаменели, обратив головы и взгляды на Ренис, ту самую «модель», подталкиваемую Джорджем к Джули. Рэн хорошо читала в этих взглядах недовольство и разочарование. На них она не произвела фурор, да и не пыталась.
- Идем, - сказала ей Джули и повела за собой к своему рабочему месту.
- Я зайду за ней через двадцать минут. И чтобы все остальные тоже были готовы!
Дверь за требовательным ювелиром закрылась, и девушки в гримерке активнее зашевелились. Основная часть, как поняла Рэн, были такими же манекенами, как и она сама. Одни уже были увешаны массивными и нестандартными браслетами от запястья до локтя. Другие затянуты по пояс в странные, но золотые корсеты. Третьи – закованы от шеи до ключиц в сплошное золото. На ком-то красовались легкие и изящные короны, на ком-то были золотые туфли с многочисленными застежками от щиколотки до колен. А у кого-то невообразимые украшения, вплетенные в огромные и пышные прически. Другая половина девушек была типичными визажистами и стилистами, что дорабатывали образы живых манекенов. Модели практически были готовы к выходу, оставалось только выйти за дверь и к началу церемонии занять в залах позы и места, с которых нельзя было сходить вплоть до ее окончания. Об этом Ренис уже была осведомлена.
- Раздевайся, - резко и грубо бросила ей Джули и ушла куда-то в сторону, похоже, за платьем.
«Зачем ты так?! Я ведь тоже себе не нравлюсь, но ничего, терплю же», - Ренис, скромно озираясь, достала из сумочки пистолет, завернутый в шарф, и быстро сунула его в нишу стола. Сумку положила на стол, а снятую с себя одежду небрежно бросила рядом. Не успела она повернуться, как Джули схватила ее за волосы, скрутила в жгут и закрепила на макушке, чтобы не мешали. С ее помощью Рэн кое-как влезла в этот колючий золотой кокон. Вроде даже не ела от переживаний, а эффект будто обратный.
Джули с платьем была крайне бережлива. Очень аккуратно застегнула молнию и недовольно сказала:
- Втяни живот, молния кривится.
Ренис послушалась, а Джули приставила стул, взобралась на него и начала работать с волосами, которые ловко разделила на дюжину прядей и начала накручивать их на причудливый нагретый предмет в виде двойного конуса, после которого они образовывали непослушные и пружинистые спиральки. Спустя минуту, к ней присоединилась еще одна. Это была рыжая девчушка, которая нахально сдвинула вещи Рэн со стола и занялась лицом последнего манекена.
«Кажется работа у них тяп-ляп…», - сделала вывод по ощущениям и по тому, как быстро они закончили.
Подошла еще одна их коллега с подносом, застеленным синим бархатом, на котором красовались словно хрустальные, босоножки с тоненькими поперечными золотистыми полосами. Рядом была невысокая диадема и широкие браслеты. А также серьги, и заостренные длинные конуса в виде колец.
- Что это? – с любопытством указала на них Рэн.
- Их надевают на пальцы. Вот так, - Джули вделав них пальцы левой руки.
«Словно когти коршуна, на славу отглаженные. Зачем?!», - Ренис пребывала в замешательстве. – «А впрочем, у богатых свои причуды. Мое дело маленькое… и криминальное».
Воцарившаяся тишина пробудила ее из мыслей, комната была совершенно пуста. Ее оставили одну стоять в этом беспорядке разбросанных вещей, обуви, стульев, сумок и прочего хлама. Ренис мельком бросила взгляд на себя в зеркало, которое уже выкатывали хохочущие над чем-то стилистки.
«Таки изыск волною плещет в мое злобное лицо», - она попробовала заставить себя расслабиться и вжиться в роль манекенщицы, чье лицо должно быть безэмоциональным хотя бы. Ренис отвлеклась от своего занятия на шум и движение, которое уловили ее глаза. Увидела, что девушки длинной цепочкой в ногу зашагали по намеченной траектории в зал, где каждая замирала на своем месте, приняв определенную позу.
Когда Ренис повернулась к двери, то успела заметить в коридоре Джули, на смену которой спешил Лебовски.
- М-м-м. Замечательно, - приблизился ювелир и поправил диадему. – Скоро твой выход.
Выражение в его глазах, которого доселе не было, испугало ее и заставило сделать несколько шагов назад. Ответом была ухмылка. Ухмылка Лебовски, предвкушающая нечто не очень хорошее. И это проскальзывало в его движениях и глазах.
Ренис плавно скользнула меж ним и рядом столов и степенно пошла в этой неудобной и режущей своей несгибаемой твердостью, обуви к двери. Джордж нагнал ее, снова взял под руку и лично повел самый важный манекен. Но не в общую галерею. Ювелир свернул в узкий проход, ведущий к мини-сцене с мраморными колоннами. Портьеры там были уже подобраны плетеными золотыми веревками, свет здесь не горел. Они остановились сбоку у вторых тайных портьер, не выходя на сцену. В животе тревожно бурлило, молния беспощадно саднила спину, а обувь безжалостно въедалась своими кромками в кожу.
«Это все рассчитано максимум на примерку и неподвижный простой в углу! Зачем же мучить меня? Ты-то это знаешь, горе-мастер золотоносных приисков…», - блуждающие глаза Рэн скользнули от своих нывших ног в зал. В нем под светом софитов с бокалами в руках стояли, обособленно и разделившись на несколько групп, множество мужчин, что без зазрения совести разглядывали красивые «живые манекены», а не то, что демонстрировали эти манекены.
Женская половина ценителей прекрасного бродила, придирчиво рассматривая изысканные работы мастера, но и они тоже в итоге собирались в стайки для обсуждения в компании с бокалом игристого напитка. Были среди них всех и те, что намертво вросли в немногочисленные столики у западной стены возле главного входа.
«Наверное, это особо близкие и знакомые люди, приглашенные Лебовски», - подумала Ренис, охватывая взглядом и тех, кто умело строил из себя официантов голубых кровей в пятом поколении. Многих она узнала, но большинство было ей не очень-то знакомо. По крайней мере, утром в доме их она не видела.
Спокойная музыка стихла, участники приглашенной группы готовились к исполнению следующей композиции.
- Твое время, Ренис.
- Мне, что, здесь стоять, раскинув руки? – зашипела она на Джорджа, кивая на миниатюрную и затемненную сцену.
- Почему же стоять? Танцевать, - ухмыльнулся он.
- Что-о-о?! – возмутилась она, но Лебовски ужи выпихнул ее вперед под мерно начинающуюся музыку.
Антиэффектного выхода Рэн никто не видел, свет зажегся тремя секундами позже. К этому времени девушка нашла в себе силы, превозмогая боль, причиняемую обувью, выпрямиться и встать в нужную позу. То есть, не в нужную позу, а в более и менее приличную.
Сначала свет горел над ней лишь одной, освещая фигуру в центре небольшого круга сцены, затем запылали ярким розоватым цветом и боковые, утопленные в декоративные расписные выступы, лампы. Известный певец известной группы затянул известную песню. Бойкую, ритмичную.
«Танцевать, да?!», - обиженно думала Рэн, косясь злобно на Лебовски, что остался стоять на том же месте, за двойной стеной штор и портьер, прикрываемый ими от зрителей.
«Я тебе сейчас так станцую, что мало не покажется! Век позор твой будут помнить…», - Ренис резко выбросила вперед из-под высокого разреза ногу в стеклянной обуви. Режущая боль в стопе пронзила ее в ответ. Она совершила немного пьяных движений руками в такт музыке, отбивая барабанный ритм, по возможности, бедрами, а затем чарующе выскользнула из обуви, оставляя ее отбрасывать блики посреди сцены. Покружилась, описывая круг вокруг них, не опуская рук, что хорошо чувствовали музыку. Конечно же, девушка делала все это резко и дергано, но тугое металлическое платье замедляло и стесняло эти грубые движения, преобразовывая в неизвестный грациозный танец. Получалось все, ей назло лучше.
Люди начали скапливаться у сцены, побросав свои компании и занятия. А Ренис, кажется, прочувствовав свободу босых ног и ритм, будто бы знакомой песни, не на шутку увлеклась. Положа руку на сердце, она просто-напросто изгалялась, но опять-таки, все выходило с точностью до наоборот. Люди тянулись к сцене еще и еще…
«Ближе, бандерлоги, ближе…», - мелькнула в голове фраза Каа из произведения Редьярда Киплинга, пока она с кривой улыбкой крутилась на месте вокруг своей оси, разметая тяжелые лепестки платья, сверкающего и ослепляющего почти солнечным светом, отбрасываемым каждым золотым колечком. Порою Рэн такое выделывала, что покажи ей сейчас себя со стороны – в жизни не поверила бы!
Глаза притаившегося за шторами маньяка Лебовски загорались все ярче и ярче.
Вдруг Ренис замерла, уставившись в толпу, в которой без устали сновали официанты. Один из них стоял у двух широковатых и плечистых мадам годиков под шестьдесят, изящно протягивая им под нос поднос и пялясь в этот самый миг лишь на нее.
«Ну, ты и красавец, Хантер. Здорово же над тобой Гвен попотела…», - девушка опомнилась и, качнув бедрами, опустилась на коленки, невообразимо быстро кувырнулась через себя, отползая назад, при этом, медленно поднимаясь и вытягиваясь во весь рост. Затем резво переместилась к Джорджу, скрывающемуся за шторами, и в красивом жесте протянула к нему руку.
Песня подходила к концу, об этом говорил повышающийся голос исполнителя и стихающая музыка. Ренис схватила ювелира за руку и вывела его под бурные аплодисменты в самый центр к босоножкам. Оставив его там стоять, под последние аккорды уползла жалким подобием «лунной походки» Джексона. Последнего ее жеста никто не видел, кроме Лебовски: девушка, скрываемая портьерами, показала мастеру средний палец в том самом «золотом когте коршуна». После чего заспешила в гримерку.
Лебовски, сияя своей голливудской улыбкой, поклонился несколько раз людям, осыпавшим его аплодисментами. Его платье произвело фурор, благодаря этой чудной девушке. Лебовски, не планировал танца, он это просто шутливо бросил, пугая Рэн, а та восприняла всерьез, но танцевала вопреки здравому смыслу нечто несуразное. Однако зрители сочли, что это был некий выгодный ход ювелира – показать платье именно в танце.
Джордж подобрал брошенную живым манекеном обувь и, сдерживая ноги до спасительных штор, поравнялся с ними и только потом побежал за босоногой вдохновительницей.
Ренис же ворвалась в гримерку и тут же кинулась к столу Джули в поисках своей одежды. На столе ее уже не было. Так же не было и сумки, в которой остался телефон. Это было не похоже на наведение порядка. Отнюдь, здесь все пребывало в том же беспорядке, только не было одежды. Ни чьей. Не оставили даже чужого носового платочка.
«Я прямо чувствую себя царевной-лягушкой, у которой сперли шкурку для костра на праздник первой весны», - Рэн заглянула под стол и в нишу – красный шарф с пистолетом был на месте. Но все остальное бесследно исчезло. Надо бы и ей скорее убираться отсюда. Да только как? Если Лебовски уже дышит в затылок…
- Где моя одежда?! – Ренис повернулась к нему.
- На тебе.
- Это не смешно, Джордж, - она едва сумела унять волнение. – Я хочу снять платье, и мне нужна моя одежда.
- Я сам его сниму, - его привычная улыбка теперь казалась страшным предвестником неизбежного.
«Тук-тук-тук», - застучало в бешенном ритме сердце.
«Плохо… все очень плохо!», - а это ее мозги. Девушка смутно догадывалась, почему он выбрал именно ее. Слова команды Хантера об этом ювелире и его предпочтениях невольно всплыли в голове, повергая в ужас еще больше. – «Извращенец, и не иначе! Думай, Ренис, думай!», - подстегивала себя она, едва ли сохраняя внешнее спокойствие.
- Джордж, отдай мне мои вещи, пожалуйста.
- Не могу, - улыбка была пугающей.
- Ты вынуждаешь меня очень плохо поступить с тобой, - перешла с надменных прошений на угрозы Рэн.
- Это как же?
- Я уйду в этом платье…
Громкий хохот сомнения. А пока он хохочет, следует пояснить, что Ренис изначально не собиралась красть у него платье. Она бежала сюда, чтобы как можно скорее переодеться в свою одежду и вручить платье Джули. Своим же коллегам планировала соврать, что у нее не получилось с кражей справиться. И вместо подставы ювелира, думала обратиться к нему за финансовой помощью, дабы смыться, куда бы ни глядели ее два глаза. Пусть даже в разные стороны.
Увы, планировать нельзя, планы склонны обламываться.
- Это невозможно, - посмеялся Джордж. – Тебя в моем платье отсюда не выпустят.
- Я не была бы так уверенна в этом, - храбрилась Ренис, чтобы не упасть лицом в грязь перед своей гордостью, а у самой поджилки тряслись, да слезные мешочки образовывались с критическим уровнем наполняемости.
- Кого-кого, а Ренис Нолл я не упущу, - маниакальный взгляд фаната выдуманного другом Мэвила человека, зажал девушку между столом стилистки Джули и собой.
«Плохо дело…», - проснулась в Ренис Рахима, отчаянно шаря рукой по столу в поисках хоть чего-нибудь, что можно с легкостью вогнать в глаз до самой внутренней стенки черепа. И даже слегка пробить ее.
- Джордж, тебя зовут к гостям, - возникла дивная, на славу и зависть сложенная, привлекательная девушка в дверях. Она не пересекала порога, но и не уходила, видимо, ее наставляли вернуться в сопровождении мастера.
Джордж нехотя отлип от Рэн и пошел к этой чаровнице, играя металлической связкой в кармане. В руке блеснул золотой кружок с тремя ключами.
«Нет-нет-нет…», - подалась за ним Рэн, но он успел захлопнуть дверь за собой раньше и повернуть ключ в замке. Девушка добежала и ударилась всем телом в холодный пластик, отделанный под дубовую дверь. Хлопнула ладонью по ней от злости на себя и свой несдержанный язык. Ведь не пригрози она бегством, ювелир и не подумал бы о заточении своей жертвы. Хотя, не факт, что он позволил бы ей просто уйти.
Запустив руку в липкий кокон волос на голове, она нервно расчесала кожу и принялась ходить по этой гримерке. Выискивать возможный выход из сложившейся ситуации – бесполезно. Тут уже хоть стоя помирай.
«Сама виновата! Язык твой – враг твой, и нет ничего хуже!», - шептала ехидно Рахима внутри нее. Ренис ее не слышала, метнулась к окнам, увы, кованые решетки и с открытым настежь окном препятствовали спасению – прутья-то не разогнешь, не перегрызешь. Связаться с командой и вырвать к себе одного на помощь не суждено – телефон пропал бесследно вместе с одеждой и сумкой. Кусая губы от злости на саму себя, Ренис попыталась, заломив руки за спину, немного расстегнуть молнию, которая натирала кожу до крови, но не смогла. Говорю же, хоть стоя… Ренис, не слушая и меня, вдруг округлила глаза и резко повернулась к рабочему месту Джули. Ее взгляд был направлен в нишу стола, на красный шелковый шарфик Лауры, который обволакивал один неприятный и тяжелый металлический предмет.
«У меня может получиться», - девушка подошла к столу, торопливо сняла с себя все драгоценные украшения, которые развесили по ней: браслеты, кольца, серьги, диадема, заколки, шпильки. Свалив их в ровную груду на столе, достала и размотала пистолет, не заботясь о плавно скользнувшем на пол шарфе. Подбежала к двери, прислушалась. Пела девушка.
«Всю популярную эстраду пригласил что ли?!», - подумала она, узнавая по голосу любимую рок-певицу Адама, по которой он томно воздыхал. Рэн дождалась, когда мелодичный голосок взял ноты выше вместе с нарастающей в припеве музыкой, и сделала первый выстрел.
В стену. В которую с зазором входил в свой паз язычок замка. Штукатурка осыпалась, обнажая паз, но этого было мало, дверь все еще оставалась заперта. Ренис из рук вон плохо прицеливалась. Не быть ей стрелком, никогда. Недолго раздумывая, она сделала еще один выстрел и уложилась в концовку припева. На сей раз удачнее. Открывающаяся вовнутрь дверь, потеряв опору в виде паза, державшего язычок замка, податливо потянулась под действием рук Ренис. Высунув голову в коридор и удостоверившись, что никого на мнимом горизонте нет, девушка выбежала и понеслась вглубь коридора мимо вереницы одинаковых дверей. Послышались чьи-то голоса позади.
Ренис, толкнув на ура первую попавшуюся под руку дверь, вломилась в гримерку предыдущего исполнителя. Он как раз пил перед зеркалом воду, дожидаясь, пока его коллеги закончат играть для молодой певицы. Мужчина посмотрел на нее и сначала улыбнулся, узнавая ее по платью. Затем его лицо посерело и помрачнело, а глаза его застыли на оружии в руке танцовщицы.
- Мне нужна ваша помощь, - выпалила та, глубоко вдыхая ртом воздух.
Мужчина, будто вытянулся по струнке и внимательно посмотрел на нее:
- Чем же я могу тебе помочь?
- Не подскажите, где здесь черный выход? – спросила она и в волнении неправильно употребила нужное ей слово.
- Прямо по коридору и налево. Все просто, - понял ее мужчина.
- А вы не врете?
- Нет, - мужчина слабо улыбнулся, покосившись на ее оружие.
Ренис, перехватив его взгляд и посмотрев туда же, вздрогнула, испугавшись собственного пистолета. Это вызвало широкую улыбку у певца.
- Вы не подумайте, - заикаясь, начала Рэн. – Я не причиню вам зла, - она попятилась к двери, прислушиваясь к звукам в коридоре. В этот миг она и вспомнила нечто важное. Конкретно – что должна прежде дать знак Хантеру. Бежать сломя голову к черному выходу не имеет смысла, если тебя там не ждут по приказу командира. – Простите, конечно, но не одолжили бы вы мне свой телефон… мне всего лишь один звонок сделать. Пожалуйста…
Мужчина обнажил свои красивые зубы.
- А я думал, ты автограф попросишь, но услышав про телефон, передумал, решив, что просишь номер. И оба раза облажался, - он подошел к ней, протягивая ей свой мобильный.
Ренис набрала заученный номер Хантера. Долгие гудки навели на мысль, что тот опасается поднимать незнакомый номер.
- Да потом же выбросишь свой телефон! – сквозь зубы шипела в трубку Рэн, и певец это принял на свой счет, поздновато понимая, что к нему это никакого отношения не имеет. И все же он был не глуп, то, что девушка мутит странные дела, он просек сразу. Потому, на всякий случай, счел, что будет лучше и ему избавиться от своего устройства и сказать, что ему угрожали.
- Алло? – послышалось осторожное вопрошание на том конце.
- Рэн. – коротко назвалась девушка, успокаивая Хантера. – Отправляй Риччи.
Больше она ничего не сказала, чем и подтвердила подозрения певца. Девушка отдала телефон хозяину и сделала низкий поклон. Не разгибаясь, снова попросила:
- Простите за наглость, но мне все еще необходима ваша помощь.
- Что еще? – почти догадывался о ее роли и дальнейших действиях мужчина, но почему-то не переставал улыбаться ей.
- Не могли бы вы немного подыграть мне…
- Ты хочешь уйти в этом платье, я прав?
- Мне не оставляют иного выхода.
- А меня хочешь взять в заложники? Я правильно понял?
Ренис кивнула, поражаясь ясности взгляда и догадливости этого человека, которого нисколько не пугали ее слова и цели. Мужчина посмотрел на ее платье еще раз. Целое состояние на одной хрупкой и беззащитной девушке.
- Если узнают, что я посодействовал тебе, у меня будут большие неприятности.
- Я буду очень убедительным террористом и весьма молчаливым умельцем держать язык за зубами, - она сама не поняла, какую глупость сморозила, пытаясь убедить его.
- Странная ты… как тебя зовут?
- Ренис… Нолл, - добавила зачем-то она и фамилию.
- Странная ты, Ренис. Не боишься последствий, которые повлекут за собой наши с тобой поступки?
- Боюсь, - сознавалась Рэн, тут же понимая другое. – То есть, вы мне поможете?
Мужчина, не ответив, снял со спинки стула плащ и протянул ей. Ренис с благодарностью в глазах надела его, подумав про себя:
«Извини, Джордж, но все-таки уйду в твоем платье. Ты сам вынудил…».
Но-но, бежишь впереди табуна диких мустангов, хотелось бы предупредить, но всего лишь подумаю про себя, как и она. Кстати, разрешаю представить тебе, что этот добродушный певец тот самый Б. М. Конечно же, ты сразу о нем и подумаешь, увидев эти до боли в глазах знакомые инициалы.
- Как будешь угрожать-то? – прервал меня так некультурно мужчина.
Ренис обсмотрела и его и себя. Разница в росте небольшая, но все же есть и это, конечно, доставит неудобств девушке. Она, раздумывая над этим, зашла ему за спину, бормоча вслух:
- Приставить к виску не получится. Может к горлу или… - замерла сбоку, легонько ткнув дулом пистолета ему в ребра, и спросила. – Сойдет?
- Давай посмотрим, - сказал он и шагнул к двери.
В коридоре, напротив двери гримерной, из которой недавно сбежала Рэн, стояло несколько мужчин, однозначно чем-то обеспокоенные.
«Моим исчезновением, небось», - подумала беглянка, различая шепот певца:
- Будешь им сейчас спектакль показывать?
- Нет, ведем себя адекватно, пока не заметят присутствия, - подталкивая его, Ренис спешно вышагивала по коридору. Оглянулась, мужчины теперь смотрели на них.
Здесь и без нудных разговоров понятно, что ее узнали, как и это платье, подол которого выглядывал из-под мужского плаща. Ей было невдомек, что в этом выставочном особняке развернулась своеобразная (несильно завуалированная) арена боя. Происходило (на глазах разворачивалось!) столкновение интересов двух и более криминальных групп, связующим звеном и желаемой целью стала косвенно Ренис – что щеголяла в драгоценном платье от ювелира Лебовски. Преступникам казалось, проще простого выкрасть сразу манекенщицу, нежели охотиться исключительно за платьем, которое вскоре могли продать и спрятать за семью замками. Оттого молчаливо и стремительно ринулись выслеживать девушку  И также, без лишних разговоров, мужчины сорвались с места и бросились ее догонять.
«****** *******!», - выругалась мысленно Рэн и шепнула:
- Вот теперь бежим…
Певец старался, как мог. И она со всех своих израненных ног неслась бок о бок с ним. Перед поворотом она успела бросить взгляд назад, и ей показалось, что она видела далеко позади людей в форме обслуги.
«Показалось», - печально утверждала в ней Рахима.
- Самое время, - пробубнил певец и загорланил, останавливаясь и поворачиваясь к преследователям. – У нее пистолет, она убьет меня!!!
Они находились в паре метров от выхода, как и их преследователи, неизбежно сокращавшие ничтожно малое расстояние между ними. Беглянка тоже развернулась к ним и начала свои постановку на грани импровизации. Она угрожающе закричала, подняв и приставив пистолет к шее певца:
- Стойте! Я пристрелю его!!
- Прошу вас! Я хочу жить… - мужчина даже пустил слезу, изобразив на лице необычайный страх и ужас.
Преследователи в составе трех человек переглянулись и замялись, но ожидая такого поворота событий. Один из них все же продолжал медленно подбираться к ним.
- Стой, где стоишь!! – Ренис выбросила вперед руку и спустила курок. – «Я все равно промажу. Зато натуральности больше…», - да, верные мысли. И да, промазала, пуля со свистом влетела в стену, чуть выше головы одного из мужчин. Дуло вновь вернулось к шее певца, который тоже пребывал в оцепенении. Позабыв все свои слова, что готовил для озвучивания в роли заложника, он косился теперь на пистолет.
Наметанному глазу было видно, что стрелок из девушки никакой, и убийца – тоже. Мужчины снова устроили переглядывание глазами, на сей раз насмешливо покривили ртами, после чего уверенно стали приближаться. От такого напора уверенности Ренис растерялась и не заметила, как ловко ее схватили, выбили оружие и начали крутить руки, но…. Вдруг, застонав, один из державших ее мужчин упал, получив удар кромкой серебряного подноса по шее. Удар нанес Брэдли, возникший практически из воздуха. Подхватив пистолет, выроненный девушкой, Адам (парень, видимо, возник из ниоткуда вместе с Брэдли) выстрелил в ногу второго мужчины. Третий мужчина суетливо доставал свое оружие из кобуры, успевая вызвать подмогу для перехвата по рации. Применить пистолет и он не смог, Адам спустил курок раньше.
От происходящего прямо на глазах певец остолбенел. Широко раскрыв глаза, он смотрел на Рэн и растянувшихся на полу преследователей.
- Эй, - потрясла его Ренис. – Эй!!
Он вроде посмотрел на нее, будто приходил в себя. Но точно ли он это сделал, она не узнала – ее резко, оторвав от него, швырнул на улицу Паленый, секундой раньше выбив ногой дверь черного хода.
- Беги к машине, дура! – крикнул он вслед ей и добавил товарищу. – Адам, прикрой!
Парнишка побежал с ними задом наперед, контролируя выход и готовясь начать стрельбу по тем, кто выбежит следом. Риччи, что должен был их забрать, остановил авто слишком далеко. Его смутила расставленная по двору охрана. Но стоило ребятам показаться, как из машины молниеносно выскочила Карла, распахнув свою заднюю и передние двери. Вытянув руки перед собой, начала меткую пальбу по всем тем, кто ринулся с точек периметра охраняемой зоны к тройке беглецов. Тоже делала и Лаура по другую сторону машины. Опору для рук она нашла в крыше машины. Риччи, как и они, покинул салон автомобиля для того же занятия. Эти трое с масками на лицах вели прицельный огонь по рукам и ногам. Убивать они не планировали, Хантер требовал по минимуму жертв и трупов.
- Адам, за руль! – прогремел Паленый, и парень, ускорив бег, обогнал их, обогнул Риччи, сел в машину и хлопнул дверью.
Риччи, взяв Лауру за руку, подтолкнул в салон, впихивая ее и впихиваясь за ней на заднее сидение. Хлопнула и их дверца. Ренис идеально влетела назад к Лауре, получив разгон от толкнувшего со всей мощью Паленого, который тут же вонзился вперед к Адаму. Карла последней садилась к Рэн и буквально на ходу, Адам дал по газам. Машина без номеров летела под его управлением. Поздновато кинувшиеся им вдогонку люди упустили переломный момент и потеряли их из виду.
Пятнадцать минут водитель колесил по дорогам, после чего припарковался у заправки, где с другим автомобилем их ждала Мэндси. Оставив Адаму все эти нюансы избавления от неугодного авто, частичка команды Хантера загрузилась в новую машину. Место за рулем занял Паленый, а его пассажирское досталось Риччи. А место Риччи заняла Мэндси, так что, свободнее позади не стало.
«Двойная воровка. Настоящая сволочь: украла платье и плащ, согласившегося меня выручить человека», - раскаиваясь, Рэн опустила голову и начала рассматривать свой вид. Увидела разодранную кольчужную строчку платья у груди. Увидела это и глазастая Карла.
- Ты что с ним сделала?! – истерично заверещала она.
Ренис перевела взгляд с нее на дыру в платье, будто ждала ответа от нее.
- Тебе даже этого доверить нельзя! Вечно все портишь!
- Карла! – осадила с другого края от Ренис Лаура.
- А что, не так что ли?! – не убоялась ее самая меткая девушка из команды.
- Не так, - с презрением ответила Рэн. – Я вам сегодня сорвала огромный куш, так что, прикрой свой завистливый ротик.
Ренис вдобавок поерзала, отодвигаясь от Карлы ближе к Лауре в поисках большей свободы.
- Ты не смогла донести этот куш в целости и сохранности! – Карла раскинулась еще шире, намеренно сдавливая «Мелкую» между собой и «Хамелеоном». Будто там было запасное пространство. – Испортила платье, дура!
- Коли так, то чего ж ты сама его не напялила, жирная ты корова?! – процедила Ренис сквозь зубы на русском, мило улыбаясь, а глазами душа эту истеричную девушку.
Паленый еще на первых ее словах обернулся к ней, потеряв контроль над дорогой и только на крик Лауры:
- Впереди, Брэдли!! – вернул голову и посмотрел на дорогу, едва сумев вывернуть машину от столкновения по встречной, на которую выехал.
Он резко затормозил, съезжая на обочину. Все пассажиры за ним были брошены вперед: Карла впечаталась в сидение Риччи, больно ударившись лбом; Рэн пролетела между сидений передних, пронзить головой бардачок не дала Лаура, которая насмерть ухватилась за бедро девушки, тогда как ее саму цепко держала рукой Мэндси, второй намертво вцепившись в ручку двери и едва ее с корнем не оторвав. Мэндси была той, что в молчании смотрела на дорогу, не участвуя в перепалке Рэн и Карлы, и потому она вовремя сжала свою руку на ручке и схватила Лауру, ожидая, по меньшей мере, смертельного удара лоб в лоб с грузовым трейлером, что несся на них. Что-что, а реагировать эти девицы умели, в отличие от Карлы, вонзившейся лицом в спинку сидения.
Выброшенная вперед к водителю и пассажиру, Рэн, ладонями упираясь в переднюю панель, медленно повернула голову к Паленому, что смотрел на нее странно, очень странно.
«Это еще что за теплый взгляд земляка на земляка? Что?! Неужели, ты – русский?!», - сердце Ренис учащенно билось от пережитого внезапного броска. О минувшей смерти она и не задумалась, хотя нутром понимала, что они чудом все остались живы. Девушка отвернулась от водителя, оторвала ладони от панели и, перебирая ими по боковине сидения Риччи, вернулась в исходное положение, уже по-английски спросив, не сводившего с нее глаз Брэдли:
- What?
- Nothing, - мотнул головой Брэдли и взялся за руль. Я блистаю английским, ага.
- Что ты творишь, Брэдли?! – Лаура была как всегда спокойна. Даже тот ее отрезвляющий крик в салоне, был полон спокойствия.
- Ты чуть всех нас не убил!! – истерила Карла, забывая, что хотела прицепиться к Ренис и выяснить, что за тарабарщину та ей сказала до не случившегося столкновения.
Лаура предпочла уйти в молчание. Зато Мэндси непосредственна, как всегда:
- Рэн, а что ты сказала Карле и что это за непонятный язык?
- А, это латынь. Я сделала прекрасный комплимент Карле по поводу того, что это платье отлично подошло бы ей к лицу, фигуре и глазам, - сказала Ренис, следя через зеркало за реакцией Паленого.
Брэдли зыркнул через это же зеркало заднего вида на нее и ухмыльнулся.
«Серьезно?! Ты – русский?!», - Рэн быстро отвела глаза.
- Ты знаешь латынь!? – поверила Карла и позавидовала еще и этому.
- Нет. Джордж научил. Только этой фразе, - бессовестная и необдуманная ложь пришлась Ренис по вкусу. Вот так и начинают нагло врать. Пристрастившись к этому, постепенно начинают забывать о том, как говорить правду и для чего она, вообще, в этом лживом мире нужна. А нужна она для показательной честности, в которую давно никто не верит, даже если она искренняя и чистая. Кристально чистая.
Хм, чего это я? Такой честности нигде и ни в ком нет. Особенно во мне.
Оставлю ненадолго эту кучку ворюг, ополчившихся на Брэдли, который чуть не укокошил их вместе с собой одним разом. Молча выслушивая вполне обоснованные претензии товарищей, Паленый вырулил на дорогу. Мне же нужно кое-что внести для ясности: на этой церемонии демонстрации золота и других драгметаллов Джорджа Лебовски присутствовал и Генри Мидлл. Тот самый хозяин Муссафы и главный над Хантером и ему подобными. Генри был в числе приглашенных гостей и являлся близким другом отца прославленного ювелира – Кита Лебовски, который был недоволен сыном и его многочисленными кричащими поступками. Очень уж хотелось проучить зарвавшегося сына, о чем он по секрету и поделился с Генри, между делом пропустив и пару жалоб на возгордившегося славой непослушного отпрыска.
Генри с хитрым прищуром сказал другу, что может все устроить. К примеру, совершить кражу и украсть, допустим, гвоздь программы – платье младшего Лебовски.
- Платье? – растянул недоверчиво губы в усмешке старший Лебовски, сидя за столиком и наблюдая, как Рэн после своего танца выводит его сына сцену под не утихающие аплодисменты. Он и подозревать не смел, что предложение это Генри делает с умом, и все давно и до мелочей продумано и готовится к реализации. – Серьезно?
Генри загадочно подмигнул, не собираясь и намеком показать, что к краже платья основательно подошла одна из его многочисленных групп.
- Валяй, - сказал тот и сомкнул губы, глядя на сыночка Джорджа, так высокомерно державшего себя.
- Какой ты жестокий отец. Сына совсем не жалко? – Генри оглядел галерею и своих людей, притаившихся под личиной официантов.
- Это будет ему уроком.
- Я верну платье. Но тебе, а не Джорджу. – Генри вдруг отказался от своих планов на работу мастера. Это все-таки друг.
- Устраивает, - мистер Лебовски протянул ему руку, для заключения договора.
- Конечно же, не за просто так, - добавил с улыбкой Генри, подразумевая хорошее вознаграждение за возврат.
Лебовски на это промолчал, ему неведомо было, что это не спонтанная идея Генри, что все четко расписано по действиям, как представление. Вот оно коварство, в лице его же давнего друга, имя которому Генри Мидлл. Этот же Генри и спас от Джорджа Рэн, потребовав воззвать его к себе, якобы чтобы лично выразить свое почтение, восхищение и горячие похвалы мастеру, а также желание приобрести приглянувшиеся платиновые часы.
Типичный акт отвлечения. Генри знал, что Джордж не упустит возможность воспользоваться моментом и что, если ему это позволить, то до платья уже будет не добраться. По сути, этим он помогал своим людям, которые и не ведали об этом. Так что, везение Ренис – не везение вовсе. Это всего лишь Генри, хозяйкой чьих денег она и стала не по своей воле.

Глава шестая: «Своя в доску. Но своя ли?».
Вернулась основная группа команды в пустой дом, так как женская половина отсутствовала, а официанты все еще были в деле, стойко проходя все проверки и испытания, связанные с пропажей платья и носившей его девушки. Шумихи-то было! Ого-го! Но меня не это интересует.
В кабинете Хантера Лаура помогла Рэн снять платье, Мэндси спустила ее одежду, а Карла, увидев ее спину, ушла искать аптечку и вернулась вместе с Ирмой, что в далеком прошлом была медсестрой и по умолчанию частенько оказывала первую доврачебную помощь (если, конечно, не требовалось оперативного хирургического вмешательства). Ирма обработала полосу содранной кожи от шеи до копчика, приложила стерильный бинт, закрепив его поперечно четырьмя полосами пластыря, и помогла главной и успешной воровке одеться.
Лаура все время была рядом, охраняя дверь, чтобы никто не ворвался в кабинет. А по окончании всех дел, она впустила ребят. Кто-то предложил заказать пиццы к возвращению остальных. Ренис, не слушая их, пошла на кухню, глубоко опечаленная тем, что ее бегство, на которое она рассчитывала не без помощи Джорджа Лебовски, сорвалось. Адам, только-только вернувшийся, последовал за ней. Вдвоем устало и уныло они пожарили для себя картошки, а ели вчетвером, к ним присоединились Лаура и Ирма.
К девяти вечера дом заполонили Хантер и его группа официантов, откуда-то появились Дьюи с Гвен, которая на пару с Ирмой принялась очищать лица парней от густого слоя грима и макияжа. Карла, Мэндси, Лаура и Ренис пришли ей на выручку, заняв каждая по свободному стулу в «Адвокатской конторе» и принимая товарищей наравне с ними.
Двигаться ей не особо хотелось, да от нее, как от пострадавшей в деле, никто и не требовал, но Ренис, подумав, что хотя бы Адаму можно было бы помочь вновь стать собой, взяла несколько салфеток и баночки, приятно пахнущей густой смеси, из чемодана Гвен.
Парня очень быстро вернуло к естественным цветам жизни, потому что до этого он наивно пытался смыть все с лица проточной водой прямо на кухне перед ужином и сделал только хуже. Как только Адам встал со стула, Ренис наклонилась к столу, собирая тюбики и грязные салфетки, чтобы уйти вместе с ними и, разогнувшись, увидела сидящим перед ней на стуле Хантера.
Кого хотела бы видеть на своем стуле Карла.
Мэндси.
Ирма.
Гвен.
И…
Насчет Лауры не знаю, хотела ли она?! Допускаю, что ей было без разницы.
- Хорошо выглядишь, старая задница, - устало, но очень громко пробубнила Ренис, промокая новую салфетку приятно пахнущей сметанообразной смесью из баночки.
По конторе пробежали сдавленные смешки мужской части команды. Карла недовольно покосилась на Рэн и стиснула зубы, подумав: «Он не старый!».
- Почему это «старая»? – не без улыбки спросил Хантер.
- Потому что сейчас молод и свеж, - Рэн грубо шмякнула ладонь с мокрой салфеткой в его щеку.
- А почему «задница»? – встал за Хантером в очередь к ней Паленый.
- Этот вопрос не имеет ответа, - она беспощадно потерла рукой щеку, стирая грим. – Это как бы неопровержимый факт, определение, характеристика… да как тебе угодно!
- Сейчас ударю, и полетишь к молодому и пылкому Лебовски, - съязвил Хантер, подставляя ее рукам вторую щеку, а за ней и лоб.
Ладонь Рэн ударилась сильнее:
- Ручки-то не дрогнут? Стар ты ведь уже на детей-то руки подымать.
- Хантер, брось ее ко мне, я найду, что с ней сделать, - вылез из-за спины Лауры Адам с коктейлем в руке.
- Мал ты еще, - спешно отрезала Лаура, извечно позиционируя этого негодника маленьким мальчиком.
- Вот-вот, - строго аукнулся, грозя Адаму пальцем, Пит, которого она заканчивала возвращать в прежний вид.
- Ну как же без этих голубков, - вставил свое Дьюи, что сидел и за всеми наблюдал, сгорая от любопытства узнать о платье и деле.
- А как же без тебя, - ехидно опередила Ренис Ирма.
«Похоже, она тоже его не переваривает и не боится этого показывать», - Рэн перевела взгляд с нее на Брэдли. Он терпеливо и настойчиво стоял за Хантером. Другие парни отдали предпочтение красавицам команды. То есть, всем, кроме нее. – «А этот-то почему ко мне решил записаться?!», - она долго следила за ним боковым зрением, стараясь открыто на Брэдли не смотреть. За время ее возни с одним Хантером, остальные успели привести в порядок по три-четыре парня каждая. Она все надеялась, что ее медлительность отобьет у того желание ждать.
Желание ждать не отбилось, только Хантер встал, трогая чистое и гладкое лицо, как Паленый взгромоздился на стул, пронизывая ее взглядом. Это же легко, когда лицом к лицу и не за рулем. Тяжело вздохнув, Рэн взялась за работу под молчаливое заглядывание в душу через глаза, которое практиковал на ней Паленый.
- Хантер, Хантер, как насчет и нашей мини-вечеринки в честь как никогда удачного дела? – забегал перед ним Адам, будто одомашненный дикий пушной зверек на задних лапках в ожидании кусочка ветчины.
- Поддерживаю, - вместе сказали, разделенные в этот вечер, Гвен и Дьюи.
- И я «за»! – это был Рик, насильно поднявший вместе со своей рукой и руку молчаливого мыслителя Риччи.
- А не рановато ли праздновать? – угрюмый Пит глазами ловил, ходившего кругами вокруг Хантера, Адама.
- Я вот, тоже так думаю, - согласился с ним Хантер и выхватил коктейль из рук Адама.
- Я един с мнением Адама, - повернул к ним голову Паленый. – Устроим небольшой дебош в пределах разумного и этого дома в честь нашей бесстрашной Рэн – похитительницы сердца и платья Джорджа! – он снова пронзил ее взглядом в глаза.
«Да спроси ты уже то, что хочешь спросить! Я не понимаю твои тайные знаки», - Ренис терла брови и виски Брэдли, счищая без остатка слои грима.
- Опять голосование? – удивился Дьюи, поднимая руки вверх как Рик с Риччи, с которыми и делил один офисный стол.
- Мы так давно не расслаблялись, - заныла Гвен, не отвлекаясь от своего занятия.
- И, правда, Хантер, - поддерживала ее Ирма.
- … - молчала Лаура.
- Когда еще представится такая возможность, - не осталась в стороне и без реплики Карла, напоминая Хантеру о себе. Только для того рот и открыла.
- Тем более. Когда мы почти все в сборе, - радостно хлопнула в ладоши Мэндси.
- Не все, - подала голос Лаура.
- Позовем, не беда, - оптимистично вставил Рик, готовый на все, лишь бы командир им разрешил.
Хантер улыбался и слушал их всех, глядя на отплясывающего перед ним Адама.
- Ну, значит, я пошел делать заказы? – улыбчивый Адам просительно заглядывал в его лицо, которое своим молчанием говорило, что командир не сильно против и почти дает добро.
- Ладно-ладно, устраивайте, раз хотите, - сказал ему Хантер и вышел, взяв курс на свой кабинет, где его ждало платье. Его Генри Мидлл приказал отдать людям, которых пришлет к утру. Про то, что хозяин передумал и хочет вернуть платье за вознаграждение, Хантер уже знал, чем был неприятно озадачен. Следуй он изначальному плану, то за произведение Лебовски на черном рынке можно было выручить втрое больше, названной суммы Генри.
Вот здесь я, привычно заползая вперед, скажу: рассерженный Джордж в ярости бросил все силы и средства на поиски этой проходимки и мерзавки Ренис Нолл. Но таковой в городе не существовало, она нигде не числилась, никто о ней ничего не знал. Тогда он направил запрос туда, откуда были она и все участники группы Алекса Фринвуда. Получив ответ, Джордж Лебовски нехило так впал в замешательство – ведь Ренис Нолл уже несколько месяцев как числится мертвой. Мало того, она, оказывается, погибла по неосторожности. Так значилось в деле, сфабрикованном во благо Алекса Фринвуда его заботливым дядей и его деньгами. А если быть конкретнее, то та, что смылась в его платье – погибла по причине неосторожного обращения с огнестрельным оружием.
Все это наводило ювелира на то, что он просто помутился рассудком. Его здорово так успокаивало то, что на презентации его коллекции эту девушку видели все. Расстраивало другое – что кроме него она практически никому не была известна. Лебовски не унывал и не опускал рук, он продолжал разыскивать все, что касалось «живого манекена», вероломно обманувшего его. Не веря фактам, он побывал на кладбище и постоял над могилой усопшей, изрядно сомневаясь в выгравированной на мраморной плите дате кончины девушки. Но искать правды у матери погибшей малоизвестной певицы не стал – был убежден, что все это какой-то фарс и ответы могут быть только у самой Ренис. У Ренис, что живее всех живых, и теперь где-то успешно прячется от его мести.
Джордж еще вернется к нам со своим возмездием, но временно лучше позабыть о нем. Оставлю его потерянно бормотать каждую бессонную ночь:
«Но это же точно была она! Я не мог ее спутать, не может быть она мертвой…».
Теперь перед нами снова контора, в которой в предвкушении обсуждали детали намечающейся банальной попойки парни и девушки. Брэдли продолжал буравить взглядом «стилиста» Рэн, которая уже не обращала внимания на эти игры глазами. Девушка думала о другом: о том, как предусмотрительно Хантер додумался дать ей пистолет и заранее показать, что и как с ним нужно делать. Глаза ее тут же переметнулись на Риччи, гениального стратега этой банды.
«Наверняка это он надоумил Хантера сделать так. Предположил, что меня могут запереть и что в этом случае мне друг и товарищ только пистолет, которым я не владею, и в руках не держала. Вот и потащил меня Хантер на стрельбище. Ай да Риччи, ай да гений, и, правда, все тонкости продумал! Только вот меня это жутко бесит!! Бесит, что он знал, как именно хочет со мной поступить Джордж, на которого я возлагала большие и наивные надежды. А ведь и Лаура знала, каков он, и хитростью взяла меня. А, может, и не знала…», - Ренис закончила возню с лицом Брэдли.
- Чего расселся, вали, давай! – сказала она Паленому, собрав мусор и чудо-баночки, вернув их в чемодан, а мусор в мусорку.
Тот, сощурив правый глаз, шепотом спросил:
- Откуда в тебе способности к русскому языку?
- Откуда тебе знать, что это русский язык? – прошептала в ухо и она, склонившись к нему.
Паленый, не размыкая губ, улыбнулся и промолчал, широко растягивая в тонкую полосу губы.
- Вот и славно. Разговор на том и закончим, - Рэн, не интересуясь ни им, ни другой частью команды, вышла из конторы и направилась в свою комнату, где и легла, игнорируя болезненное пощипывание вдоль всего позвоночника.
«Надо бы потребовать денег за свою блестяще-золотую работу. Завтра. У Хантера. Не сейчас…», - глаза слипались, последнее, что пред ними предстало это стопка денег в ее шкафу, которые она хранила и собирала на свой побег. Представила, как к ним прибавится еще несколько сотен и успокоено отключилась, погружаясь в сон.
Задремала, выбившись из сил.
В этот раз она отчетливо видела сидящих перед ней на мерзком розовом (сознание так и подчеркивало ее негативное отношение к этому цвету) диване голубоглазых Эллисабэт и Нэйтона. Они оба что-то говорили. Ей. И оба улыбались. Внезапно они помутнели, померкли и растворились, превращаясь в серый мерцающий туман, заволакивающий глаза и все вокруг. Ее окликнули, Ренис повернулась на зов и узнала Карлу в том самом золотом платье и с бутылкой виски в руке. Еще одно мгновение и лицо Карлы потянулось, вытянулось и расплылось, а вся Карла превратилась в блестящее и золотисто-мутное облако, которое быстро приняло форму и очертания Джорджа Лебовски.
- Алекс Фринвуд, - сказал он монотонно. – Ренис Нолл, Нэйтон Ривер. Оливер Бруттс, Луи Прескотт… - последовало перечисление непонятных ей слов, как вдруг другой голос вопросом перебил его.
- Кто такой Нэйтон Ривер?
- Кто такой Алекс Фринвуд?
- … - но и Лебовски рассыпался в золотистую пыль, которая облаком обволакивала все вокруг, и растворился, мгновенно угасая.
Ренис осталась во сне наедине с монотонным голосом, все задававшим вопросы:
- Кто такой Луи Прескотт?
- … … Оливер Бруттс?
- … … Гордон Остинс?
Ответов у Ренис не находилось, только вихрем проносились перед ней фрагменты первой встречи с Нэйтоном и Алексом. Но это были настолько крохотные обрывки, что она их и запоминать не успевала. Она видела врывающегося в толпу Нэйтона и хватающего, рвущуюся к ней, девушку. Не понимая, повернула голову в сторону и тут же картина изменилась: зеленая растительность, ползущая вверх по старой пристройке и голубоглазый прилежный студент сбоку от Рэн. Повернулась назад, думая застать предыдущее видение, но столкнулась с Алексом и его друзьями в вестибюле. Ренис вздрогнула в порыве вновь посмотреть на голубоглазого парня. Но почувствовала сильный удар от Алекса и снова взглянула на него, как вдруг все будто ускоренно поплыло – теперь перед глазами видения сменялись с небывалой скоростью: Рэн отчетливо видела, как падает на пол, как бросается на этого толкателя с ножом в руках, как тащит его в машину, далее все было размыто и в красных тонах. Завершающим и самым запоминающимся был вид роняющего слезы над ней того самого голубоглазого парня.
Увы, Нэйтона и Алекса в этих обрезанных кадрах воспоминаний она подсознательно и грубо сортировала на высокого брюнета и голубоглазого незнакомца. Их имена так и болтались отдельно все теми же монотонными вопросами:
- Кто такой Алекс Фринвуд?
- Кто такой Нэйтон…
Девушка в ночи вскочила и присела на кровати, неосознанно пробормотав вслух:
- Нэйтон…
С минуту соображая в этой темноте комнаты, где она и кто она, пробубнила:
- Что еще за Нэйтон?!
Девушка поднялась с кровати, чувствуя потягивающую и щипящую боль в спине, прошаркала к двери и ударила ладонью по выключателю. Комнату покинул мрак. Ренис огляделась и прошлась по комнате, вспоминая все увиденное ею. Сумбур и полная бессмыслица, казалось ей. Но что-то подсказывало, что это не просто бред уставшего организма. Припомнив последнее имя, она задумалась. На ум никто не приходил с именем «Нэйтон», да и те лица, что виделись во сне, никогда не встречались ей среди команды. Постояв немного у окна в раздумьях, она все-таки решилась спуститься и поглядеть на шумную вечеринку своих недотоварищей.
Был разгар ночи. Второй этаж как будто никогда не знал жильцов, здесь было слишком тихо. Зато на первом, словно дикие животные расселились. Рэн пошла вниз по лестнице и по бьющим в нос запахам безошибочно определила, что внизу пиво рекой и горы табачного дыма. Она предпочла оставить окутанные густым и непроходимым туманом сигаретного дыма коридоры, ведущие к грузоперевозкам и адвокатам, хотя они были ближе. Девушка сделала выбор в сторону кабинета Хантера, надеясь, что он не дозволит превратить свою священную обитель в курильню и дешевый бар. Она толкнула приоткрытую дверь, и ее чуть было не сбила с ног, выбежавшая оттуда, Карла. Ренис хотела было сделать ей замечание, но открывшееся глазу действо в кабинете остановило ее.
«Да ладно уж, не буду цепляться. Ей ведь и так нелегко. Мне даже почудились слезы в ее глазах…», - проводив Карлу взглядом вплоть до лестницы наверх, Ренис зашла, чтобы лучше рассмотреть. Такое количество девушек она среди «товарищей» наблюдала впервые. Почти все они облепили Хантера, как мухи с блестящим зеленым брюшком несвежее мясцо.
«Ну и еще бы она не плакала, они же места свободного ей не оставили!», - кривила губами Рэн, пятясь назад, чтобы как можно скорее и незаметнее покинуть кабинет с не очень трезвыми людьми. Зажав нос рукой, отказываясь на время от кислорода, она по-быстрому прошла накуренный коридор и мельком заглянула в кухню. Здесь тоже предавались утехам и прочим неприглядным делам нетрезвые люди. – «Это сколько же я проспала, что они успели так набраться?!», - девушка незаметно заглянула к адвокатам, но и в этой конторе без изменений те же картины, но уже в едком сигаретном дыму. В кругу Ирмы, Мэндси, Гвен, Дьюи и еще нескольких неизвестных ей парней и девушек глушила свою боль крепкими алкогольными напитками Карла. Похоже, и окружение ее делало то же самое, а именно, забывались в угаре пьяном, отринув от себя все скрытые душевные раны, печали и горести.
Ренис, начиная задыхаться и кашлять от недостатка кислорода, позволила себе вдохнуть отравленного воздуха, отпрянула от двери и пошла к грузоперевозкам мимо болтавшихся в коридоре укуренных и веселых парней.
«Где же Лаура? Почему ее нигде не видно?! Ее не было даже в кабинете Хантера…», - думая про себя так, она вошла через открытую настежь дверь. В грузоперевозках было задымлено так, будто тут жгли покрышки машин, а не пыхнули сигаретами человек сорок. При этом здесь никого не было. Ни души, пустота абсолютная, ну, Ренис не в счет.
Она увидела наполовину открытую, будто для проветривания, входную дверь конторы, что вела во двор дома. С улицы доносились голоса. Девушка ринулась туда, как страждущий путник пустыни к оазису, на заветный и манящий свежий воздух, живительный и подающий надежды на продолжение жизни. Ладно, обойдусь без этих моих неправильных определений. Выскочив на крыльцо, Ренис чуть не споткнулась об сидевшего на предпоследней ступеньке Паленого. А вернее, сделала это и полетела лицом вниз на дорожку из крепкой тротуарной плитки. Благо Адам поймал. Возникший невесть откуда в этой ночной темноте, он аккуратно поддержал ее, стащил со ступенек и оставил стоять рядом с собой. Уличные фонари уже не горели, ребята намеренно их не включали, довольствовались освещением, что шло из окон дома и приоткрытой двери конторы.
- Ты-то чего привалила к нам? – пыхнул сигареткой Паленый, не особо радостно отреагировав на ее появление.
- Нельзя? – Ренис присела на другой край ступеньки, немного дальше от Брэдли.
- Ну, обычно, - начал придумывать Брэдли на ходу, учитывая ее последнее поведение. – Ты не участвуешь в наших празднованиях.
- По-моему, ты неправильно называешь «празднованиями» вашу банальную неразборчивую попойку.
- А Рэн права, - подал голос Пит, он, оказывается, стоял с того же боку, что и Ренис, только он был у стены, а она на ступеньках крылечка посиживала.
- Вы, парни, похоже, трезвы. Почему же? – спросила она.
- Мне Пит не разрешает, - пожаловался в момент Адам. – Я бы с удовольствием.
- Нет в том никаких удовольствий, - вздохнул Пит, а Паленый по-братски передал свою сигарету Рэн.
Ренис взяла и оставила брезгливо держать двумя пальцами, направив в сторону от себя по ветру. Дымок от тлеющего конца уносило к Питу. Паленый на это тихо рассмеялся и ничего не сказал.
- Так почему вы здесь отдельно блюдете трезвость и здравость духа? – полюбопытствовала она с большим участием в голосе, наблюдая за Адамом, что ходил взад-вперед по дорожке. – Или вы тут на стреме? Почетный караул?
Она почти угадала, смело можно воскликнуть: «В яблочко!».
- Не то, что почетный, достопочтеннейший… - это был Риччи, притаившийся у стены со стороны Брэдли.
- О, и Риччи здесь? – выглянула за спину Паленого Рэн в свет, льющийся из конторы и освещающий гения.
- И Рик тоже! – показался из-за плеча Риччи Рик.
- Трезвенников, оказывается, больше, чем я думала.
- Обижаешь, - усмехнулся Паленый, забирая из ее пальцев нерационально догорающую папироску. – Зачем брала, если не будешь?
- Зачем давал ей, когда есть мы? – пробурчал Риччи, перехватывая курительную бумажную трубочку.
- Ну, дамы же вперед, - улыбнулся в темноте сам себе Брэдли.
- Кстати, о дамах, - Ренис повернула голову к Паленому, бесстыдно заглядывая тому в лицо. – Почему я нигде не наблюдаю главную пьяницу?
- У нее работа, от которой зависит наше будущее дело.
- Не успели отойти от одного, уже наклевывается другое, - пробормотал после Брэдли Рик, желавший только и делать, что накапливать жир за поеданием в процессе просмотра аниме.
- Что еще за дело? – навострила ушки Рэн, прикидывая, сколько может на этом заработать и прибавить к своим накоплениям. Вот уж да, как переменчивы ее настроения и желания!
- Узнаешь позже, как и мы все, - Брэдли принял сигарету от Риччи, который вернул ее после пары глубоких и жадных затяжек.
«Однозначно, пока курил, сумел всем новые роли раздать и раскидать на части план этого загадочного будущего дела. Прям бесит, но… в какой-то степени я должна быть ему благодарна, за идею с пистолетом. Нет, не должна! Впутать меня в это тоже ведь его идея, так что, нет».
- Разве не Дьюи тебя предложил? – раздалось в ее голове, и мысли оборвались, в этой тишине крутилось только имя. Другое, не дающее покоя, имя.
- Слушай, - Ренис, покинув согретое место, плотно придвинулась к Брэдли. – А есть среди членов команды кто-нибудь с именем Нэйтон? – шепотом спросила его она.
- Нэйтон? – громко переспросил он и затянулся, размышляя и выпуская дым. – Парни, знаете какого-нибудь Нэйтона?
Маячивший перед глазами Адам пожал плечами.
- Не сталкивался, - сказал уверенно Пит.
- Впервые слышу, - вылез на свет к Адаму Рик.
- Что-то не очень знакомо, - не остался в стороне Риччи.
- Вот и я все то же самое, - заглянув в лицо Рэн, ответил ей Паленый.
- Кто-то представился тебе Нэйтоном и занял денег? – присел вдруг ни с того ни с сего Риччи перед ней. Хорошо так почувствовалось неподдельное переживание в голосе.
- Или еще чего пикантного? – подошел Рик и склонился, уперев руки в плечи Риччи, а вместе с ним прильнул ближе и Адам.
- Да не сказала бы…
- Может, среди нас и есть Нэйтон, скрывающийся под другим именем, а может, наоборот, кто-то скрыл себя под этим именем, - нудно протянул, смакуя очередную порцию дыма от Брэдли, Риччи. Он встал, сбрасывая с себя Рика, потянулся, вытягиваясь во весь рост, и отошел немного в сторону Пита.
- Как это? – не совсем поняла девушка, цепляясь за него глазами.
Опережая всех, заговорил Паленый:
- Люди не зря говорят, что на ошибках учатся. Хотя, ошибки были иного плана, но, - Брэдли бегло обежал лица теперь уже окруживших крыльцо и глядевших на него и Рэн: Адама, Пита, Рика и Риччи. Они поняли, к чему он ведет, и не очень-то были согласны с тем, что он собирался сказать.
- Давным-давно был у нас в группировке один хитрый человек. Человек, показавший всем, что нет ничего лучше для таких, как мы, кроме как жить под чужими именами. И жить не своими историями жизни.
В Ренис что-то шевельнулось, после пробежавшего в голове имени «Рахима», которое нашептывал будто знакомый и даже родной мужской голос. Она предпочла проигнорировать это и задать волнующий ее вопрос:
- А что с этим человеком сейчас?
- Мертв, - равнодушно влез Риччи, думая на этом закончить и не дать Брэдли трепать языком.
- И это – его же ошибка, - сказал Паленый, что и не думал замолкать. Докурив сигарету, он потушил бычок о ступеньку.
- То есть, вы все не Пит, не Адам, не Рик, не Брэдли и не Риччи?
- И Ренис – не Ренис! – улыбнулся Брэдли, говоря прямо в лоб то, что все они и так знали. Знали, но умалчивали. Он пытливо заглядывал ей в глаза, силясь понять, дошло ли до нее, о ком и о чем он говорил? Не вспомнила ли она о своей жизни и верно ли его предположение о ее происхождении? Хоть Хантер ни разу открыто этого не говорил, Брэдли все же подозревал, что она – дочь Кранка Крамера и его недавнее открытие (про то, что девушка знает русский язык) все больше склоняло его к этому.
- А Адам – Адам! – гордо вставил парень. – Я не лжец, и не буду им.
- Конечно-конечно, - издеваясь, как обиженного ребенка погладил его по голове Пит.
Девушка сильно призадумалась. Вполне логичные мысли нахлынули:
«Может ли быть такое, что Рахима – мое настоящее имя? И, если да, то знает ли кто-нибудь об этом?», - быстро их отринув, Ренис озвучила негромко:
- Сплошная ложь, значит.
- Во спасение собственных жизней.
- Как это? Кто тебе угрожает? И чем эта ложь спасет лично тебя, Брэдли?
Отвечал любознательной девушке Риччи, все с тем же равнодушием:
- На случай, если он захочет в один прекрасный и солнечный день бросить все это и начать жизнь с чистого листа где-то далеко-далеко, то…
- А в чем проблема, что тебе мешает?
- То, что просто так никто не отпустит. Живым, - это был Рик со своими недвусмысленными дополнениями. Он был критично серьезен, каким редко бывал.
- Поэтому и остается позорное бегство на край земли и дрожащее существование под очередным чужим именем, - более доступно объяснил Риччи.
- А… кажется, поняла, - сказала Ренис, подумав. – «Мотну себе на ус», - и даже не почувствовав, что долгие годы сама жила такой жизнью.
- Так, предупреждение для профилактики, - сказал Брэдли, прочистил горло, сплюнул далеко в сторону и продолжил. – Забудь о том, что мы тебе сказали.
- Не помню, чтобы вы мне что-то говорили.
- Отлично. В любом случае, это всего лишь просто слова, - Брэдли обвел многозначительным взглядом остальных. Но свет бил с его стороны, освещая парней, стоящих напротив, а на него отбрасывая тень. Так что, мало кто его знака глазами увидел.
- Я плохо запоминаю разговоры по душам, - успокаивающе сказала Ренис и потянула губы в своей коронной кривой улыбке. Наступившее тяжелое молчание парней нарушила она же своим запоздалым вопросом. – И много вас таких?
- Каких? – спросил Пит, мигом позабыв, о чем шел ранее разговор.
- Мечтающих начать новую жизнь.
Наигранный и дружный взрыв хохота был ей ответом. Не смеялся только Паленый. Он играл все в то же заглядывание в ее душу.
- Ну, я, - сказал он, да так грустно, что грусть эта передалась всем, защемив сердца и прервав смех товарищей.
- Будешь уходить, возьми и меня с собой, - улыбнулась, подкалывая его, Рэн и Брэдли даже немного растерялся.
- Но-но! – возразил Адам. – С собой тебя заберу я.
- А как же я? – сквозь смех строил ему обиду Пит.
- У тебя есть Карла! – выпалил Адам, усаживаясь между Ренис и Паленым, силой отодвинув девушку на противоположный край ступеньки.
Брэдли на это скупо кривил губами, думая: «Ревность, да, Адам? Но настоящая ли?».
- А у Карлы есть Хантер, - сказал он.
- А у Хантера – Лаура, - печально вздохнул Риччи.
- Которая и не знает, что у него сейчас целый гарем…
Все посмотрели на сказавшую это девушку и промолчали. Ренис не раз замечала за всей женской частью команды, с которой была уже знакома, эти их тайные вздыхания да поглядывания на Хантера, чего категорически не могла понять.
«Да что они все в нем нашли такого примечательно-замечательного, чего не могу найти я, как бы ни старалась это делать? Может все дело в том, что они знают его лучше? Больше? Дольше? Знают с такой стороны, с которой не знаю я и не замечаю я? Звучит как блажь. Просто бред сивой кобылы! Но все порою выглядит так, будто для них свет клином на нем сошелся. Словно он в их глазах лучезарно переливается, отбрасывая блики и загадочно мерцая. Склоняюсь, к мысли, что девушкам известна тайная и сокрытая изюминка Хантера, которую он тщательно укрывает от меня. Или же это я на фоне них ненормальная, раз мне он абсолютно безразличен? И в самом деле, может, дело во мне?». – Ренис внимательно обсмотрела свою мужскую компанию, проверяя в себе свои ощущения. – «Да вроде бы мне и на них все равно. Скорее всего, дело во мне. Так и есть. И хорошо, что это так. А то люблю я захламлять голову ненужными вопросами с собственными ответами, набитыми такими же ненужными дополнениями», - сделала заключение она про себя и вздрогнула, дернув плечом.
- Ты чего? – посмотрел на нее Адам. – Если холодно, иди в дом.
- Нет, нет. Не холодно.
Но Адам встал и пододвинул ее к Брэдли, а сам сел с другого края, тихо сказал:
- В середке теплее. Только не сильно-то липни к нему.
- Я и сам прилипну, - оскалился Паленый.
Завязался горячий спор между ними. Товарищи без зазрения совести подливали масла в огонь, распаляя пылкого юношу (это относительно, Адаму ведь двадцать).
- Брэдли, - позвала его вдруг Рэн, лишая возможности дать колкий ответ Адаму.
- Что? – отложил свою словесную битву Паленый и внимательно посмотрел на нее.
- Когда вырвешься и заживешь этой самой жизнью с чистого листа, чем ты собираешься зарабатывать на жизнь?
- Ну, он-то не пропадет! – воскликнул как-то с завистью Рик.
- Образованные люди нужны везде, - соглашался Риччи, глядя на Паленого.
- Образованные? – удивилась девушка.
- Рэн, наш Брэдли – учитель литературы. Нет, ну ты можешь такое себе представить! – Рик ударил почему-то Пита в плечо. Тот задумчиво смотрел на учителя. Похоже, тоже завидовал и уважал одновременно за это.
- Серьезно? – Ренис заглянула Паленому в лицо, в этой ночи его мелких веснушек не было видно и отбрасываемый свет, что сейчас попадал на парня (он повернул голову к Ренис), смягчал контуры и цвета, изменяя лицо, которое казалось очень красивым. – Если это история о том, как легко и быстро разбогатеть, то валяй, а если нет, то катись к черту.
- Твой лексикон порой пугает, Рэн, - укорил девушку самый культурный парень – Риччи.
- С кем поведешься, так и заговоришь, - сказал двусмысленно Пит, подразумевая непонятно кого.
- Я бы попросил, - с возмущением принял намек на себя Адам, хотя никто об этом его не просил.
- Так что там про учительские богатства? – Рэн напирала на Брэдли, игнорируя уловки парней увести разговор в другое русло.
- Расскажи ей, Брэдли, - спокойно предложил Риччи.
Брэдли невесело вздохнул и на выдохе отозвался:
- Да нечего и рассказывать-то.
- Это у меня нечего, потому что не помню ни черта, - не отставала Ренис. – А тебя я послушаю.
- Я, - нехотя заговорил Брэдли. – Действительно преподаватель литературы. Любил все, что с ней связано до одури с детства. И любил для себя, но никак для того, чтобы кого-то этому обучать. Все же я попробовал себя и в школах, и в колледжах на роль учителя. Было тяжеловато, но со временем очень даже ничего, нравилось, я привыкал. Однако мои запросы требовали для себя больше времени и финансов. Того, что мне платили за работу – мне катастрофически не хватало. Да и к школе работа сильно привязывала. Мне предложили более свободное в действиях место в скаутском лагере в качестве простого вожатого. Соблазнившись курортным расположением лагеря и большим временем, остающимся на себя, я решил испробовать себя и в этом направлении. Эта работа выматывала больше, чем я мог себе представить! Я постоянно должен был контролировать этих совершенно неконтролируемых детишек, которые иногда такое выкидывали, что жить не хотелось! За это еще и платили в разы меньше, у меня даже в кармане мелочи на сигареты не оставалось, про «отложить на черный день» – я и задумываться не смел! Если подводить итог в общих чертах, то не сложилось у меня и с лагерем, и…
- На кой, мать его, черт, надо так с сопляками горбатиться, если не можешь на этом скопить свой первый миллион?!
Парни разразились смехом, Брэдли сдержанно улыбался, а Рэн продолжала:
- А про капитал я вообще молчу! Ты обманул мои надежды, Горящий (тут она в спешке неправильно употребила слово, исковеркав его прозвище). А я так верила  в тебя, в твои возможности, карманы и в будущем наш с тобой побег в закат! А ты оказался всего лишь веснушчатым учителем и вожатым на полставки с опасным приемом броска через себя и забор соседа прямиком в соседский деревенского типа туалет. А в моей жизни и без твоих приемов дерьма достаточно!
Теперь в голос с остальными ржал и Брэдли не в силах остановиться.
- Какой с тебя прок? Даже разбогатеть не можешь! Как будто этот так трудно! – не утихала с неподдельными переживаниями и возмущениями Ренис под общий надрывный гогот.
- Тебе так сильно нужны богатства? – спросил ее сквозь смех Паленый. – Допустим, я уже богат…
- Купи же мне билет в новую жизнь с чистого холста, или как там…
- Тебе в какую именно? – Рик вмешался, скалясь и не давая ответить Брэдли.
- Ту, в которой я дочь неприкосновенного олигарха! – смело заявила Рэн, и все посмотрели на нее с улыбками.
А у Брэдли застыло на губах, едва не вырвавшись:
«Но ты уже…».
Помешало прорваться словам то, что дверь за ними полностью распахнулась, увеличивая желтый прямоугольник света, в который попадали трое болтунов на ступеньках и еще трое перед ними. Все они, продолжая смеяться, посмотрели на девушку, возникшую на пороге конторы грузоперевозок. Это была Мэндси.
- Зачем вы так громко смеетесь? – пискнула возмущенно она в тиши.
- Мадам, завидуйте молча, пожалуйста, вон в том углу, - Рик был почти галантен, рукой приглашая в указанный угол под крыльцом.
- Не могу, моя зависть не удержима!
- Настолько, что сумела вырваться из алкогольного плена? – обернулась к ней Рэн, помня, где и с кем видела последний раз эту взбалмошную временами и временами кроткую деваху, влюбленную в туфли на высоченном и остром, как штык, каблуке. И сейчас, как и всегда, она была на них.
- Уж очень заразительно вы смехом глотки рвете, - Мэндси ступила вниз на своей высокой обуви, подвернула ногу и полетела с первой же ступеньки. С криками и визгами ее ловили в шесть рук – Ренис, Адам и Брэдли. Разобравшись с образовавшейся кучей спутанных рук и тел, Адам встал, уступая насиженное место для камикадзе Мэндси.
- И для чего было столько пить? – зло бросила ей Рэн, разминая руки, которые едва ли не вывернула, хватая эту нетрезвую, но всегда модную и нафуфыренную каланчу.
- Я не пила. И не пью, вообще-то, - обиженно заметила та.
Ренис бесстыдно уткнулась носом ей в лицо, придирчиво вынюхивая нотки спирта. И вправду, от Мэндси в целом пахло сигаретами и мужскими резкими духами, но не алкоголем.
- А почему не пьешь, кстати? – поинтересовался Рик.
- Да, ты вроде никогда не говорила нам об этом, - подхватил уныло и без интереса Риччи.
- Тоже ведешь жизнь трезвенницы? – Брэдли покосился на ярую ненавистницу алкоголя – Рэн.
- Отнюдь не трезвенницы, - хихикнула в заигрывающей манере Мэндси. А заигрывать она уж очень любила: что ни парень, то – кавалер. – Мое знакомство с горячительными напитками произошло довольно рано, чуть раньше, чем в студенческие годы.
- Да ладно? – воскликнул Адам и опустился, устав стоять, прямо на дворовую плитку.
- И как это было? – спросила Ренис.
- Как сейчас помню, собрались мы немалой такой толпой у подруги на ее дне рождения, а она была зажиточная, родители редко бывали дома, все колесили по странам Европы, а мы этим пользовались, как и широким ассортиментом их домашнего бара. Устраивали частенько себе посиделки с кушаньями бесстрашно. Ну и, естественно, однажды у нее на столе появились и разные бутылки – коньяк, вино и водка. Мы начинали с простого и сладкого – вина. После первого бокала, думалось, что гадость. На второй – прошло в горло помягче. Третий – я сама себе наливала. А потом пришла идея смешать с коньячком. Мешали не в желудке, а доливая в бокалы с вином.
- О-о-о-о, - протянул Риччи и, ощущая последствия на себе, схватился за живот.
 Рик разрывался в улыбке, Пит укоризненно качал головой, а Адам жадно слушал.
- Потом что-то вдруг мы чванливо отставили бокалы, достали рюмки и наполнили их…
- Водкой? – встряла Рэн, не сильно в это веря, но и не считая, что Мэндси своим сладким, подобным журчанию кристально чистого ручейка в природной тиши, голоском льет ложь им в свободные уши.
- Не, моего скудного ума хватило к ней не притрагиваться. Так вот, махнули мы по коньячку несколько раз, и тут меня догнало разом головокружение в комплекте с тошнотой, расслабленностью и твердым желанием основательно набить кому-то рожу. Я, как самая скромная и младшая, встала первой из-за стола, икая через слово, распрощалась, сказав, что дома дела, хотя не представляла, дойду ли вообще до дома в таком состоянии и доживу ли до дел, ушла. Подруга жила у черта подмышкой, мне же нужно было до моего дома на транспорте добираться. С тремя пересадками. Выжившая клеточка мозга мне подсказала, что транспорт бесспорно я заблюю, как только схвачусь за первый же поручень. Потому решено было идти своим ходом по дороге, которой я знать не знала, полагаясь на путь проезжающего моего автобуса. Шла едва и тупо переставляла ноги, заставляя их шагать прямо по проезжей части, чтобы ненароком не свернуть во дворы не заблудиться и там же не повалиться в алкогольную кому. Конечно, некоторые ощущения казались наслаждением и чем-то приятно-незабываемым, если бы не это настойчивое желание проблеваться в ноль так, чтоб аж до пустоты и боли в душе.
- Ну, тебе за твою историю и вовсе можно сразу награду вручить. Подержать секунд тридцать, - скептично сказала вслух Рэн, все больше сомневаясь в ее словах.
- Подожди, рано ты с вручениями, - смотрел внимательно на Мэндси Брэдли, ожидая поучительной концовки.
- До дома я дошла без ожидаемых эксцессов, и сразу же стало чуточку легче от того, что я на своей территории, и никто моего позора не увидит. Даже немного насладилась своим невесомым состоянием, где-то минуты две-три. А потом меня прорвало: один раз, второй, третий. Казалось бы, дальше уже некуда, дальше только кишечник, но организм не знал усталости в рвотных позывах. Я просидела у туалета три часа, просто уже устав отходить от него. Только шаг в комнату – желудок зовет обратно, поэтому приковала себя к белому другу, пить я отказывалась даже воду. Стоит ли говорить, что было со мной на следующий день? – оптимистично звенела своим голосом Мэндси, да так беззаботно.
- Достаточно, давай сразу к морали басни, - потребовал Риччи, глаза же его были направлены наверх, в контору. Там, похоже, появился еще кто-то.
- Не умеешь – и не начинай, - сказала с мудрой интонацией в голосе Мэндси и проследила за его взглядом, догадываясь, кто.
- Вы чего тут все собрались? – стояла на том самом месте, с которого слетели вниз и Рэн, и Мэндси, профессиональная художница Гвен.
- Байки молодых лет травим, - оскалился ей Рик. – Послушаем и твою, присаживайся.
Встать решила Ренис. Не в порыве уважения к старшей коллеге Гвен, просто тело затекло от долгого просиживания на твердой ступеньке. Девушка прошла пару шагов и остановилась за Адамом, а Гвен спустилась и присела на ее место. Еще тепленькое.
- Какие грязные тайны ты нам откроешь? – широко улыбался ей Брэдли.
- Я не настолько пьяна, дружище. И еще я слишком хорошая, чтобы иметь тайны, тем более грязные.
- Это ты что ли хорошая? – презрительно раздалось опять с порога конторы. Там теперь уже стояла Ирма, широко расставив ноги, промеж которых со спины свисала и свисала до колен ее длинная коса, еще и мерно покачивалась из стороны в сторону, будто она туда бежала и только-только остановилась.
- А что, нет что ли? – не повернула Гвен головы, узнавая девушку по голосу.
Ирма скрестив руки и ноги, оперлась плечом в дверной косяк:
- Но ты же известна как куртизанка в трех соседних городах и гейша перекрестных дорог.
- Не зря меня твоя блудливая натура настораживала. Отныне буду знать, кто ты у нас, - ехидно вставила и Рэн, получив повод кольнуть эту гадкую стилистку.
Глаза Риччи испуганно метнулись к ней, опасаясь крупного бабского конфликта и типичным дерганием за косы и блузы.
- Ах ты, маленькая дрянь! – злобно выкрикнула Гвен, но с места не поднялась, она слишком устала за сегодня, чтобы растрачиваться еще и на драку с ожидаемым выдергиванием от корней волос.
- А ты дрянь покрупнее, - опередила «Мелкую» с ответом Ирма.
- Впредь не шути такими плохими шутками, - через плечо бросила ей Гвен, не так агрессивно, как для Рэн.
- Прости, я не случайно, - сказала Ирма и, спустившись, присела на пару ступенек выше, ближе к перилам. Конфликт между ними как-то вяло разгорался.
- И не делай из меня путану со стажем, - едко попросила Гвен. – Я только начинаю.
- Ты быстро этому учишься, и куда быстрее освоишься, втянешься, - с каждым словом Ирма становилась тише и тише, похоже, она засыпала прямо так, сидя на ступеньке.
- Уже чувствуется слово опытной, - хихикнула Мэндси.
- Стреляный воробей она в этом деле, - вставила свое Гвен.
- Скорее подстреленный петух, - задумчиво влезла Рэн рассматривая притихшую Ирму, от которой ответа не прозвучало.
- Прекрасному полу пора бы остановиться, - строго прервал Риччи, не давая вставить комментарий Гвен.
- Иногда надо помогать друг другу хорошенько сорваться друг на друге, - заметил Пит, коверкая и повторяя слова.
- А это еще зачем? – удивилась Ренис.
- Чтобы выпустить пар, - спешила первой ответить Мэндси.
- И продолжать быть дружной… - Риччи не договорил.
- Семьей только не говори, - закатила глаза Рэн.
- Почему бы и нет!? – просиял внезапно Адам да ударился в свои мечтательные пояснения. – Хантер – папа, Лаура – мама, Брэдли – старший, но вредный брат…
- Ага, а Генри тогда злой дедушка, - прыснула Ирма, достав из-за спины косу и переплетая ее заново непослушными от выпитого пальцами. Вовсе она не спала и спать не собиралась.
- Генри? А кто такой Генри? – спросила тут же Ренис.
Наступило молчание. Все переглядывались друг с другом. Алкоголь не друг, особенно Ирме. Под большую ответственность слово взял Брэдли:
- Он у нас главный.
- А Хантер тогда кто?
- Хантер главенствует над нами – своей командой. Таких Хантеров и команд еще около десятка и заправляет всеми нами – Генри, - сказал Риччи, ничего предосудительного в данной информации не видя. Потому и опередил всех, опасаясь, что они будут куда откровеннее и сболтнут лишнего.
- А-а, - протянула Рэн, подумав. – «Нужно найти этого Генри, может он прольет свет на мое прошлое?».
- Что ты несешь, кретин? – ополчилась на гения Гвен, считая, что Ренис о Генри нельзя знать.
- Он несет чушь. Техника неописуемого бреда, я могу научить, - улыбался Рик, уводя в сторону от разговора об их хозяине.
- Ребят, а который час? – задался вопросом, зевнув, Адам, что некоторое время полностью выпал из обсуждений.
Брэдли вскинул руку под свет, щуря глаза на циферблат часов. Гвен тоже попыталась разглядеть вместе с ним стрелки.
- Кажется уже три утра, - неопределенно сообщила Гвен вместо Брэдли, тот все пытался высмотреть стрелки.
- Самое время для перекуса, - толкнула в бок Адама Ренис. – Ночной жор – лучший друг жирного животика над пуговкой тугих джинс. Поэтому жевать будем в эту рань.
- В меня влезет только здоровый сон, - не воодушевился ее затеей Адам, зевая еще дольше, громче и протяжнее.
- Спать?! Уже?! – разочарованно отозвалась Мэндси, она ожидала от этой посиделки чего-то большего, чем скучную коллективную зевоту и однообразные мысли о снах.
- А тебе что-то другое нужно? – Ирма все еще бодрствовала, хотя все и думали, что она давно уже спит.
- Так чем же еще тут заняться? – поздновато удивилась Гвен вопросу Мэндси.
- Вот и я ничего в воображении не нахожу, - соглашался Риччи, перехватывая эстафету зевоты, в которой и растянул рот, прилично прикрывая его ладонью.
- Как?! – воскликнула притворно Ренис. – А как же глазки-сказки, тайные взгляды-вздохи, шуры-муры и ночные романтические беседы в свете похотливой луны, очерченной коварными облачками?!
- Если ты намекаешь на внутри командные отношения, Рэн, - поняла ее одной из первых Ирма. – То у нас здесь ничего такого не приветствуется.
- Но и не возбраняется, - с коварной ухмылкой поправил ее Рик.
- То есть, я угадала? – Рэн оглядела всех.
- Что тут угадывать-то, - хмыкнула Гвен. – То, о чем ты говоришь, сейчас творится в доме.
- А не здесь, - добавила грустно Мэндси. Грустила, по-видимому, что ею никто не заинтересовался. Или делала вид, они же умеют.
- А-а, - Ренис посмотрела на Брэдли, что о чем-то думал, уставившись перед собой. – Тогда почему вы не возвращаетесь в дом, чтобы принять в столь интересных делах участие?
Брэдли поднял на нее глаза и усмехнулся:
- Ты, мелочь, не многовато ли вопросов задаешь?
- Если я буду молчать, вы все уснете, - парировала Ренис, видя эти сонные унылые мордашки, что настойчиво оставались вне дома и чего-то ждали. Чего? Вот что ей было любопытно. А еще хотелось знать об этом Генри, от темы которого они так быстро увильнули в сторону.
- Да я уже сплю, - протянул Адам, закрыв глаза и облокотившись на Пита.
- А насчет Генри, - рискнула вернуть их к интересующими вопросу девушка. – Что он из себя представляет?
Брэдли долго смотрел на нее, затем, обменявшись взглядами с Риччи и Гвен, сказал:
- У тебя еще будет возможность с ним встретиться.
- Сама и посмотришь, - добавила Гвен.
- Но в целом, - развязался язык Мэндси, милой девушки, умирающей со скуки. – Типичный дедушка. Мы и называем его за глаза дедушкой, только очень осторожно, не при его сыне.
Ирма, сидящая выше, резко вытянув ногу в колене, толкнула ею в спину болтунью, заставляя закрыть рот без лишних на то разговоров. И Мэндси правильно ее поняла, она тут же заткнулась и даже возмущенно поворачиваться к ней не стала, понимая, что переборщила.
- А знаешь, почему дедушкой? – вдруг раздобрела до открытия секретов Гвен, хотя никаких секретов она не открывала, а просто хотела высказаться. Она, икнув, с вызовом смотрела на Рэн, ожидая от нее встречных вопросов.
Все парни удивленно посмотрели на художницу, не понимая, с чего бы это она вдруг. Решили, что все дело в количестве ею выпитом.
- Так почему? – спросила Ренис.
- Потому что ему уже давно бы пора иметь внуков, и не одного, а шестерых! – заявила та и, похохотав для себя, злобно прибавила. – А почему шестерых – я не скажу.
Парни переглянулись между собой, радуясь тому, что пьяная подруга все же кое-как контролирует себя и не раскрывает всех секретов, а лишь вызывает интерес и притупляет все на корню.
- Дедушка, значит, - пробормотала вслух Ренис и ее услышали.
- Ты, главное, дедушку при дедушке дедушкой не называй только, - с улыбкой предупредил ее Брэдли и тут же завел с парнями разговор о чем-то несущественном, снова уводя подальше от опасной темы.
Ренис их уже не слышала, ушла в размышления над тем, как связаться с этим их центральным звеном – Генри, не вызывая подозрения у ребят своей заинтересованностью в нем. Она полностью выпала из завязавшейся спокойной беседы. Никто не спешил в дом, сидели и мирно общались. К рассвету у дорожки замаячила фигура, которая вывела Рэн из мыслительного транса.
«Лаура!», - узнала сразу Ренис. – «Одна?!», - вместе с этой стайкой она подбежала к ней, с ними же вместе и ввалилась в проветрившуюся контору грузоперевозок.
В доме было уже тихо, все самые стойкие, судя по всему, заснули. В это же время из адвокатской конторы вышел во двор Хантер, вынося коробку с запечатанным в нем платьем. Он передал коробку подъехавшим к нему людям. Из машины не выходили, передача состоялась через спущенное стекло двери. Переговорив с одним из них, которого звали Нави, Хантер поспешил в дом. Машина с платьем скрылась в неизвестном направлении.
Ренис посидела немного с Лаурой и остальными и ушла под утро спать к себе в комнату.

Глава седьмая: «Шинон Бринст?!».
Проспала она до обеда. Будила ее Карла, безжалостно тормоша за плечи, встряхивала так, будто пустой пакет от хлебных крошек освобождала.
- Да вставай же ты! – подняла и отпустила на кровать Карла соню.
Ренис недовольно оторвала недовольное лицо от недовольной подушки и посмотрела на, недовольную своим занятием, Карлу.
- Ну, чего?! – возмутилась в хрипе Рэн.
- Быстро к Хантеру! – крикнула она и поторопилась выйти.
- Подожди, Карла.
Та, вопросительно вскинув брови, обернулась.
- Почеши спину, а, зудит до невозможности, - Ренис сидела, заложив руки назад – одну поверх плеча, другую со спины, стараясь дотянуться до щекочущегося центра раны.
- Пошла ты! – не сжалилась ни капли Карла и, хлопнув дверью, ушла.
Об эту дверь и додумалась потереться девушка спиной минуты две, словно бурый медведь о ствол дерева. После чего она не спеша собрала разбросанную одежду, заправила кровать, сходила в ванную на церемониальную чистку зубов и только потом соизволила спустить свою царскую персону в кабинет Хантера, сопровождая действия высокомерными мыслями:
«Ишь, чего удумали! Приказывать? Мне?! Забыли что ли, кто платье на блюдечке размером с меня преподнес?!». – В кабинете все были в сборе. У органа те же лица, что вчера-позавчера. Не было только Лауры. – «Опять эта ее таинственная работа?», - подумала Ренис, присаживаясь на свободное место на диване рядом с Адамом.
- Дальше сам, - сказал чинно через плечо Хантер и вышел в сопровождении Рика.
- Все что ли?! Или я пришла сюда ему на смену? – обратилась с ухмылкой Рэн с вопросом к Адаму.
- Нет, - за стол Хантера сел Паленый. – Его смена – я.
- Протестую! – улыбнулась ему Ренис. С некоторых пор Брэдли казался ей своим, надежным и даже будто другом, которого она не помнит. Было в нем что-то, что привлекало ее так же, как и она Лауру. Виделся в нем обладатель родственной души что ли. И все это только после одной ночной беседы, ха!
- Протест отклонен, - ущипнул ее Адам.
- Сегодня у нас срочное дело, - начал строго Брэдли.
- Что на этот раз? – поразила всех Рэн, от которой ждали нытья, мол, вчера же только было. И ее привычное противостояние: «Не хочу, не буду!». Но нет.
- Обворовывание одного богатенького бизнесмена, - Брэдли смолк, выразительно поглядывая на Рэн в ожидании реакции сопротивления.
- Какова моя роль? – удивила еще больше их она.
- Ты у нас за юркую открывалку, - бежал впереди всех Адам.
- Опять все надежды на тебя, - заискивающе добавил Дьюи.
- Что именно надо делать?
- Проникнуть в дом и впустить нас, - сказал быстро Пит.
- А почему вы не можете этого сделать? – сощурилась Рэн, чуя подвох.
- Комплекция не та, - хором ответили присутствующие.
«Это да, согласна. Но я бы не сказала, что Мэндси с Карлой жирнее меня. Ну, правда, Мэндси в сравнении со мной слишком длинная и неповоротливая, а Карла…», - Ренис сдвинула брови к переносице:
- А подробнее?
Паленый, скрывая радость от покладистого поведения Рэн, коротко посвятил ту в суть дела. Этой ночью небольшая группа намеревалась ограбить дом, хозяева которого будут на приеме в доме куда более богатых людей. Важнейшая задача Рэн: пробраться через лаз для собак в воротах во двор, взобраться на балкон, оттуда через форточку, которая бывает открыта, юркнуть в дом и...
- … и отсечь от питания блок сигнализации, а дальше уже наши проблемы, - закончил Брэдли.
- Какие проблемы?! – едва усидела на диване возмущенная Ренис. – Все проблемы решаю я! Вы же повесили все на меня, вам только и остается, что прийти на все готовенькое!
- Ну, начинается, - вздохнула Карла и для полноты закатила глаза.
- И, вообще, о лазе для собак вы подумали, а о собаках нет?! Меня не прельщает быть разорванной или искусанной богатенькими псинами, тем более что я еще не получила плату за вчерашнее опасное приключение!
- Мы тоже, - сказал Паленый, и все закивали головами.
Настал черед для ее удивлений.
- Когда я получу деньги?!
- Это к Хантеру, а не к нам, - Пит невозмутимо разминал свою мощную шею до хруста.
- Может, за оба дела сразу получим, - предположил задумчиво Риччи.
Рэн на это промолчала, встала и пошла к двери.
- Куда? – привстал Брэдли.
- Подумать, пока буду завтракать.
- Да уже вроде как обед, - заметила Мэндси.
- Значит, сначала позавтракаю, а потом и пообедаю.
- Тогда я с тобой! – пошел за ней Адам, всегда готовый набить желудок за компанию.
Минуту через три ушел за ними и Пит. А вернулся он вместе с Адамом через полчаса. Вскоре появилась в кабинете и Ренис в непривычном для их взора виде: на ней был длинный цветастый сарафан, надетый поверх того, в чем она с утра и была.
- Когда выезжаем? – поинтересовалась она, тем самым давая согласие на участие в деле.
Все облегченно выдохнули.
- Как только стемнеет, - ответил Брэдли и уставился на сарафан. – Собираешься идти на дело в этом?
- А что, у вас, воришек, дресс-код?
- Да нет. Иди в чем душа пожелает…
- Просто не совсем  понятно, - перебила с язвительностью в голосе Паленого Гвен. – К чему вдруг невзрачные джинсы сменились столь милым платьицем?
Ренис взялась обеими руками за подол пестрого сарафана и приподняла его, демонстрируя джинсы, что были на ней под ним.
- Это еще зачем?
- Для чего?
- Зачем это… - посыпались вопросы оттуда, отсюда.
- Обманка, - прозвучало гордо в ответ. – На вид хрупко, мило и неудобно, но задрав его, я смогу бежать со всех ног.
- От кого? – расхохотался Дьюи.
- И зачем? – поддержала вопросом Гвен.
- Сказано же, что в доме никого не будет, - умничала снова Карла, раздражая этим всех, кроме Пита. – Чем ты слушала?
- То, что ты надела под него джинсы, не показатель сохранности твоей жизни и не оберег от тех, что захотят тебя поймать. Если кому-то уж больно сильно приспичит тебя достать, тебя не спасет и реактивный гидрокостюм на хлопковой основе, чтобы твоя кожа не зачесалась, - сурово резал правдой Брэдли под обидное для Ренис хихикание остальных.
Но Ренис же – это Ренис, теперь она тем более не отступится от своего выбора и наряда.
- Ненормальная, - прошептала Гвен Дьюи, но так, чтобы та непременно услышала.
- А здесь нормальных и нет, так что не надо одну меня лишь выделять.
- По-моему, сейчас ты сама выделилась, - вполголоса и с улыбкой добавила Ирма.
- Этим своим идиотским видом, - ехидно ухмылялся, уточняя, Дьюи.
- У меня всего-то таковой вид, а ты сам по себе, - немедленно огрызнулась Рэн.
Дьюи отпихнув от себя Гвен, вскочил с кресла. Паленый прямо с места перепрыгнул стол Хантера и в одно мгновение оказался у парня на пути, не давая и шага сделать в сторону Ренис. Так же, с дивана к девушке подскочили Пит и Адам, готовые схватить и вынести отсюда Рэн.
- Много же у тебя защитников, - со злостью сказал Дьюи, возвращаясь к креслу.
Девушка на это не ответила, сама прекрасно видела защитников, без которых ей не сдобровать. Во избежание дальнейших конфликтных ситуаций, она предпочла покинуть кабинет и засесть на кухне. Компанию ей составили Пит, да Адам. А к девяти вечера она, Адам, Карла, Пит, Дьюи, Брэдли и Ирма загрузились в фургон, кстати, в тот самый, в котором Ренис Нолл и забирали из больницы и у матери (ах, что будет, узнай она об этом!), и выехали на дело.
Первым высадили Дьюи, после чего они продолжили путь. А спустя еще минуты три, до пункта назначения добрались и они. По тем домам, что она увидела, высадившись из фургона, смело можно было предположить, что этот район населен состоятельными людьми.
«Неужели дом Джорджа Лебовски?!», - метнулись к двухэтажному богато отделанному построению глаза Ренис. – «Или нашелся кто-то покруче него?!».
- Как насчет собак? – шепнула она Брэдли, который слезал вслед за ней.
- Не пристало тебе так переживать. Я уверен, они на привязи.
Адам подогнал фургон, припарковав его так, чтобы домам напротив через дорогу загораживало их транспортом ворота. Рэн устремила взгляд на небольшую дверку у самого низа ворот.
«Пролезу ли?!», - она склонилась, придирчиво разглядывая лаз.
- Подожди, - сказал Брэдли, подумав, что она собирается лезть. – Дождемся, когда Дьюи закончит с проводами.
- В смысле?
- Он отрубит на линии электричество, чтобы не засветить нас, - не успел Паленый это сказать, как ряд фонарей странно заиграл светом.
- Что, на всей улице? – посмотрела с сомнениями Рэн на него.
- Угу.
- К чему тогда я?! Можете смело перелазить сами и ломиться в дом. Сигнализация не сработает…
- Ошибаешься, - перебил Пит.
- Сработает. Технологии не те, - добавил Адам, и тут по всей улице погасли фонари, а вместе с ними и свет в домах.
- Давай! – услышала Рэн и кинулась к воротам.
Просунула сначала руку, голову, плечо. С плотно прижатой к телу другой рукой кое-как пролезла. Немного застрял тазовый отдел тела, но потянувшись руками со всех сил, она втянула и его, думая про себя:
«Не слишком ли большой лаз для собаки-то? Или она у них размером с пони?».
Девушка выпрямилась, шаря глазами в темноте. Где-то тренькнули цепи, послышалось резвое дыхание. О ноги потерлось нечто размерами ваше ее колен.
«Сейчас как откусит половину задницы…», - душа Рэн вжалась в пятки, но животное, кажется, миролюбиво виляло хвостом и всего лишь обтиралось шерстистым бочком о ее колени.
- Хороший песик… эм…наверное…
- Рэн? – позвал тихо у ворот Брэдли.
- Да?
- Иди к балкону, постарайся взобраться по винограднику.
- Легко сказать тебе оттуда-то…
- Шевелись, давай! Времени в обрез…
«Так обрезал бы побольше!», - Рэн медленно пошла к балкону в компании, трущейся о ноги, собаки. Балкон выделялся крупным и темным пятном обвивших его веток винограда.
Псина вдруг отстала, видать, лимит цепи был исчерпан. С каждым шагом, что отдалял ее от собаки, та переходила на остерегающее и громкое рычание.
«Пожалуйста, не лай…», - попросила девушка мысленно, проклиная за этим сарафан, что мешал ей, и взбираясь по старым изогнутым веткам, скрипящим страшным хрустом, но продолжавшим держать тяжесть ее тела. – «Сейчас как сорвусь и шмякнусь вниз на радость собаке».
Рука нащупала тонкий прут.
«Перила?», - ухватилась за еще один другой рукой и с большими усилиями, потраченными на подтягивание тела одними лишь руками, вцепившимися в прутья, Ренис оказалась на балконе. Разлеглась на спине, жадно переводя дух, не веря в собственные физические возможности и чувствуя огнем горевшие ладони, с которых содрала кожу. – «Твари! Хоть фонарик что ли бы дали! Не видно же ни зги…», - она перевернулась, встала на четвереньки, а затем на ноги.
Опять пошли в ход руки и пальцы, нащупывавшие форточку и выступы, на которые можно уверенно поставить ноги в поисках необходимой опоры.
«Нашла!», - пододвинула какую-то коробку, лихо взобралась на нее, просунула руки в проем. Изгибаясь и цепляясь руками за внутренние стекла упала на пол. В процессе проникновения потеряла один кроссовок, зато поставленная цель достигнута – она оказалась внутри дома, в котором было еще темнее, чем снаружи. – «Шаг влево, шаг вправо, спотыкание – и разбитая голова о диковинную китайскую мраморную вазу древнейшей династии. Ну, оно мне надо, а?», - напрягая глаза, Ренис разглядела прояснившиеся очертания предметов. Сняла второй кроссовок и, вытянув руки перед собой для предупреждения нежданно-негаданного столкновения, она, шаркая ногами по полу и почти скользя, пошла вперед.
Наткнулась на дверь.
«Не заперто? Как мило. Хозяева, я почти люблю вас!», - она выбралась и приставила руку к стене, контролируя ею свое положение, пошла вдоль этой стены. – «Надо спуститься на первый этаж и отключить систему…», - напомнила себе слова Брэдли, повторяя их про себя как мантру. – «Только бы позвоночник вдребезги не сломать на их какой-нибудь загогулистой богатой лестнице, достойной рода истинных аристократов».
Подумала и тут же наткнулась на барьер в виде перил.
«Лестница!».
Пошла влево и уперлась в шкаф.
«Так, не сюда», – пошла обратно, нащупывая босой ногой первую ступеньку. Обувь она сняла бы в любом случае, даже если бы не потеряла во время борьбы с форточкой. Стыдно было бы разгуливать в обуви в чужом доме. А красть – нет?
Вот и паркетные доски пола первого этажа.
«Какое счастье! Теперь нужен только щиток…», - Ренис увереннее зашагала, глаза видели уже лучше. Очертания дверей были хорошо различимы, сложно не заметить такие двери. Слева от них мигал ряд красных мелких точек, несмотря на отсутствие питания дома. – «Вот оно!», - Рэн откинула крышку и сделала все, как наставлял в фургоне на пути к дому Брэдли. Нащупав самый толстый провод под крышкой, дернула его вниз.
На сотую долю секунду ухо резанул омерзительный писк и огоньки на щитке потухли, а в двери что-то щелкнуло. Ренис открыла разблокированные двери и впустила Адама, Пита, Брэдли, подоспевшего Дьюи и Ирму с Карлой. Они все перелезли через ворота и ждали у дверей, отвлекая собаку сосисками, которыми запасся находчивый любитель всякой живности Адам.
Как тараканы они рассыпались по дому с фонариками, оставив Рэн стоять у распахнутой двери.
- Да не за что. Не стоит благодарности, - ответила Ренис им в спину и пошла щурить глаза и дальше, к дверям напротив лестницы. Толкнув их, вошла, с интересом вглядываясь в темно-серые очертания кровати.
Девушка села.
«Какая мягкая!», - она откинулась на нее своей зудящей спиной. – «Убеждена, что на такой я никогда не лежала. И вряд ли еще выдастся случай», - подложив под голову руки, она закрыла глаза, погружаясь в сон от мягкости, темноты и расслабленных после напряженного лазанья по винограднику, мышц.
Воровская суета была в самом разгаре, когда внезапно в доме зажегся свет. Все тараканы в камуфляже стремительно сбежали вниз со второго этажа и рванули мимо, надрывающейся лаем собаки, требующей от беглецов еще порцию вкусных сосисок. Обогнув животное, все кинулись к воротам. Они загрузились в фургон. Дьюи уже был за рулем.
- Что-то не так! – обернулась на дом Ирма.
- Свет слишком рано… - прошептала шокировано Карла.
- Он горит только в доме! – заявил, теряясь в догадках Брэдли и глядя на улицу, погруженную во тьму. – Вспомогательный вариант?
- В доме есть запасной генератор и человек, что мог его включить, - сказал задумчиво Пит, оглядывая и пересчитывая всех. – Где Рэн?
Все смотрели друг на друга, мотая головами и не зная точного ответа на поставленный вопрос.
- Я остаюсь! – выскочил из фургона Адам, бросив свой тугой рюкзак с награбленным добром Карле. – Валите!
Никто и не возражал, им срочно надо было делать ноги. Пусть Адам приложит все усилия, чтобы найти и привести назад Рэн. В последний момент успел спрыгнуть к Адаму Пит, побаиваясь, что без него парень натворит глупостей. На всякий случай попросил выслать за ними кого-нибудь на машине.
«Эх, тут бы Лаура не помешала», - подумал Брэдли, давая знак Дьюи сильнее давить на газ.
- А Ренис?! – спросишь ты.
- Ха, Ренис! – усмехнусь я. – Спит себе на кровати третьего медвежонка, так и не отведав его каши и не протерев своим сарафаном именной стул.
Кто-то ударил носком обуви по пятке ее ноги, свисающей с кровати. Ренис поморщилась, накинула руки на лицо, закрывая ими глаза, в которые через веки бился свет, и продолжила спать.
Удар. Еще удар.
- Да хватит! – вскочила она и села, щурясь от яркого света и разглядывая человека перед собой. – Ты кто?! – возмущенно кривила она лицом, привыкая к освещению в комнате, от которого рябило в сонных глазах.
- Разве не я должен задавать этот… – осекся человек, лицо которого так и указывало на причину своего сорвавшегося вопроса. Ибо он смотрел так, как смотрят люди, узнавая и размышляя про себя. – «Это лицо… я где-то ее видел. Я ее знаю… это же…».
Он однозначно узнал Ренис. Чего не сделала она. Девушка думала о другом – вспоминала, как и зачем сюда вообще попала.
- Кажется, я воровка, - представилась она, напрягая мозг над тем, что ей сейчас делать.
- Это я уже понял.
- Почему вы в доме? – возмутилась вдруг Рэн.
- В смысле? – опешил парень. Для мужчины он был молод. Ренис даже подумала, что он моложе ее.
- Вы же должны быть где-то там у кого-то там…
- Аха-ха-ха, - рассмеялся он, прерывая ее.
- Что смешного? – подняла свои свисающие ноги на кровать Рэн и сложила в позу по-турецки (ее любимая привычка, у всех же они есть), совершенно не торопясь покидать место преступления.
- А то, что вы просчитались, - улыбнулся этот человек, такой вроде бы знакомой улыбкой.
Только услышав от него слово «Вы», до нее вдруг дошло, что в доме помимо нее были товарищи, о которых она напрочь позабыла. То ли, чтобы предупредить их, то ли, чтобы проверить, в доме ли они, то ли, чтобы самой убежать, Ренис, резко распрямив ноги, подскочила и подалась к дверям комнаты.
- Они тебя бросили, - понял по-своему ее намерения парень. – Разбежались кто куда, а тебя оставили. Не оповестили и даже не захотели вернуться за тобой, - он насмехался, не скрываясь, в то время как глаза его подозрительно въедались в нее.
- Это не удивительно, - не дошла до двери Рэн и повернулась к нему, сохраняя спокойствие, хотя и было до боли обидно за себя.
- А что удивительно?
- Откуда тебе, такому молодому и смазливому парню такие апартаменты? Вся эта роскошь и богатство, откуда? Я даже в кромешной темноте чувствовала изысканное убранство комнат и дорогое покрытие полов и предметов, об которые я успела сломать пальцы на ногах.
Парень со слов: «…смазливому, молодому…» начал снисходительно улыбаться, переходя на смех и не прекращая этого делать до самого конца ее завистливого предложения. Что это за игры в пренебрежение?
- Я бы ответил тебе, будь я хозяином всего этого.
- То есть?
- Здесь я всего лишь охранник и электрик по совместительству. Но приму за комплимент твое подозрение.
Ренис зависла, как обычно. Переваривала услышанное, которое никак не переваривалось.
- А-а, - вот и все, на что ее хватило, после чего она продолжила подбираться к двери.
- Думаешь, что можешь просто вот так вот взять и уйти?
- Не думаю, но с отчаянием попытаюсь. Ты ведь, наверняка, уже вызвал полицию, - Рэн со страхом покосилась на телефон, что сжимала правая рука этого человека.
- Еще нет, - голос был спокоен.
- Почему? – поразилась Рэн.
 «Притворяется ли? Если да, то делает это очень умело!», - вздохнув, подумал он.
- Посмотри на меня, - сказал парень вместо ответа на вопрос и убрал телефон в карман. Он собирался звонить в полицию, но ему помешала она. Все потому, что он узнал ее, и все остальное стало для него несущественным.
- Я только это и делаю, вообще-то.
- И ты не узнаешь меня?
Девушка опять поморщилась и помотала головой. На что парень показал указательным пальцем поднятой руки куда-то ей за спину. Ренис обернулась на большую рамку, что стояла на резном дубовом лакированном комоде в углу. Парень явно имел в виду эту фотографию.
- Я могу подойти ближе? – спросила разрешения та, что так нагло проникла в чужой дом.
Парень кивнул и сам приблизился на несколько шагов.
Ренис склонилась, разглядывая фотографию взятых крупным планом то ли учеников, то ли студентов, что явно были запечатлены на церемонии окончания учебных мытарств. Внимательно прошлась глазами по трем рядам парней и девчонок, никого не узнавая. Кроме того, что сейчас стоял позади нее. Она ткнула в фотографию пальцем на его мордашку:
- Ха-ха, а вот будущий охранник и электрик!
- Все такая же, - тихо сказал он и громче добавил. – На этом снимке не хватает тебя.
- А я там что забыла? – выпрямилась Рэн, недоуменно глядя на парня.
- Ты, правда, не узнаешь ни меня, ни хозяина дома, что краше всех получился на фото?!
- Нет, - ответила девушка и опять посмотрела на фотокадр в рамке.
- Ты шутишь, Шинон? – он подошел вплотную, заглядывая ей в лицо.
«Что-о? Какая еще Шинон?! Разве я не Рахима?! Или Ренис, на худой конец?!!», - Рэн сощурилась с еще большим подозрением рассматривая того самого Джонатана, чьей краденой улыбкой завоевала сердце Нэйтона. Она сделала шаг назад и, твердо уверенная в себе, заговорила:
- Я не знаю ни этих людей, - контрольный зырк на школьное фото, - ни тебя. И никакая я не Шинон. Меня зовут Ренис. А ты, скорее всего, обознался.
- Нет! – Джонатан с большей уверенностью напирал, заглядывая ей в лицо, будто этим мог заставить себя вспомнить или признаться, что она просто так шутит.
Ренис неуверенно отскочила назад к заветной двери, открыла и выскочила в зал к мраморной лестнице.
«Какая роскошная! А во тьме казалась бетонной…», - на миг отвлеклась на нее Рэн, но шедший за ней Джонатан не дал любоваться красотой этого творения рук человеческих.
- Что еще за Ренис?! Тебя зовут Шинон! Шинон Бринст…
- Шинон Бринст?! – в замешательстве повторила Ренис и подумала. – «А что, если это правда? Может, я – Шинон? Следует ли узнать у него немного больше… или же бежать отсюда скорее?».
- Да! Шинон Бринст! Мы же учились вместе, ты, я, Даяна, Марло, Зак, Кид… - здесь прозвучали еще школьные имена, которые Джонатан хорошо помнил.
Коллапс… в голове у девушки, заплутавшей в собственных мыслях. Иначе и не скажешь.
- А ведь и правда, - не понимала Рэн, что шепчет свои размышления вслух. – Они не упоминали ни разу о моем прошлом… - она опять углубилась в себя. – «Все сирота, да сирота! Выходит, нет! Шинон Бринст – это ли то имя, которое я, как Паленый и многие другие, скрываю ради своего светлого будущего?».
- Ха-ха! – проснулась в ней Рахима. – У тебя же его нет!
- Ты о чем? – Джонатан тревожно смотрел в ее широко раскрытые и будто остекленевшие глаза, видя эти резкие преображения лица, сопровождающие тайные мысли девушки.
- Что? – вздрогнув, очухалась Рэн.
- Ты бессвязно бормотала что-то, я не разобрал.
- Как тебя (она хотела сначала сказать: «зовут») звали?
- Даже имени не запомнила, - почувствовалась обида, да такая звонкая! – Джонатан.
- Джонатан, ты можешь рассказать мне обо мне? – глаза девушки горели. Ренис, наконец-то, нашла того, кто прольет свет на ее прошлое.
Парень потянул губы, думая: «Да что же с ней не так?!».
- Я мало что о тебе знал.
- Я – сирота? – вырвался из нее первым вопрос. Не могла она с этим смириться до сих пор. Не верила.
- Нет. У тебя была мать.
- А почему «была»?
- Ну, я ни разу ее лично не видел, но ел ее обеды и ужины, что ты оставляла мне, - знакомая-знакомая улыбка, от которой шевелилось внутри нечто давно позабытое.
- А еще что-нибудь?
- Вы всегда путешествовали с мамой. И ты обещала забрать и меня с собой, - Джонатан погрустнел, опуская причины, по которым она пренебрегла своим обещанием. – И не забрала.
«Слышится и воспринимается как что-то родное, близкое, знакомое и действительно пройденное мною когда-то, но в голове тому нет ни единого подтверждения», - Ренис молчаливо взвешивала свои ощущения, прислушиваясь в надежде, что подаст голос Рахима.
- Почему ты уехала? – Джонатан обиженно смотрел на нее, забывая об обидах, причиненных ей им и хозяином этого дома. Особняк принадлежал Марло и его семье.
- Наверное, нужно было, - потерянно предположила девушка, говоря первое, что пришло на ум. Пришло на ум и имя, что не давало покоя. – Джонатан, а был ли у нас Нэйтон?
- Нет.
- Точно?
- Может в школе, но точно не в нашем классе.
Ренис разочарованно вздохнула:
- И больше ничего обо мне?
- Это все, что я знал. И знал только я, - загадочно выделил парень.
Недаром я подчеркиваю сейчас, где-то раньше и выше, что это именно парень, а не мужчина. Ведь весь класс был младше нее года на четыре, если не больше. Джонатану теперь было двадцать два года, жаль только, что она этого не помнила и не знала, как он пытался найти ее когда-то.
- Что же ты теперь будешь со мной делать? Как поступишь с одноклассницей-воровкой? Дашь уйти или сдашь в руки заботливой полиции?
- Я с удовольствием забрал бы тебя себе, но…
- Но?! – обрадовалась Рэн, мысленно хлопнув в ладоши неизвестному препятствию.
- Я так и остался никому ненужным никем, что живет у друга, из жалости приютившего и давшего работу такому неудачнику.
- Не сказала бы, что твоя жизнь неудачна, - глаза ее обежали весь дом, так и говоря этим: «Посмотри! Ты же можешь жить здесь!».
- Нет, ты не понимаешь. Не понимаешь, как делала это раньше…
На это Рэн смогла только улыбнуться. Точно так же, как это делал он. Джонатан замер на несколько секунд, а потом озарил все помещение той же улыбкой:
- Забери меня с собой, Шинон!
Улыбка девушки медленно сползла с лица и испарилась, оставляя поджатые в тонкую и криво изогнутую линию губы.
- Я бы не хотела бы делать из тебя такого же вора, как я.
- А если я согласен?
- Нет. Уж лучше сдай меня полиции.
- Этого я не сделаю.
- Почему?! Мы же обокрали вас…
- Не думаю, что твои друзья сумели много унести. А у тебя я и в руках-то ничего не вижу.
- Они мне не друзья.
- Ну да, ну да, друзья ведь не бросают, - улыбка и нерадостная мысль Джонатана. – «Как и я тебе не друг, что также бросил!».
- Я пойду… - Ренис хотела спросить, но вышло что-то мало похожее на вопрос.
Парень не ответил, печально цепляясь за нее глазами, думал, как ее остановить. А она, оттолкнув массивную створку двери, вышла в освещенный двор, в котором рвалась, учуяв ее, собака на натянутой до предела цепи.
«Задохнется ведь животное», - Рэн, побаиваясь, что цепь порвется, спустила ногу на ступеньку широкого крыльца. Собака отбежала, взяла разгон от будки и снова бросилась на девушку. Цепь держала крепко. – «Загрызет же! Жить хочу…», - Ренис колебалась между выбором бежать к воротам и оставаться в безопасной зоне недосягаемости.
- Тише, Спайки! Сидеть!! – вышел к собаке Джонатан. Он присел, хватая под шею и поглаживая, обманом оттаскивал к собачьей будке.
 - Спасибо, Джонатан, - сказала Рэн и, раздумывая над тем, правильно ли она назвала имя, побежала к воротам.
И только она из-за них показалась, как Адам, схватив, потащил вниз по улице. Выбежал за ворота и Джонатан. Он успел увидеть Адама с Питом и Ренис, до которой даже сумел коснуться рукой и сказать:
- Не исчезай навсегда, Шинон! Приходи, я буду ждать…
Ренис открыла рот, но слова сорвались. Потому что именно в этот миг выхватил ее из рук Адама Пит, закинул на плечо, а другой схватил за руку Адама и рванул к припаркованному у поворота пикапу.
Джонатану оставалось лишь смотреть вслед, запоминая последнее выражение лица Шинон Бринст, что хотела сказать нечто очень важное, но ей не дали. Как и тогда… парню вспомнилось все… и оттого стало больно. Больно, что не поддержал, а бросил в беде. Больно, что проявил слабость, заботясь о своей шкурке. Больно, что упустил ее и тогда. И сейчас.
В глубине души он понимал, что ждать не имело смысла. К нему она не придет, это было видно по ее глазам. Да она же и вовсе забыла о нем и не желала вспоминать! Всей правды он не знал, но в своих выводах был прав – Ренис не придет к нему. Даже когда вспомнит и его, и этот город, в котором некогда жила под именем Шинон, и который временно облюбовала команда Хантера. Девушка скоро вспомнит этот город, в котором проживала и училась недолго как Шинон Бринст, чья кровавая расправа над одноклассниками так и не состоялась.
А пока же Рэн, вися на плече Пита и глядя на ведомого им же Адама, думала про себя, гадала, был ли на самом деле в ее жизни человек по имени Джонатан и почему она этого не помнит?
В пикапе их ждали Мэндси с Риком, они выехали сразу по их звонку. Беглецы забились в машину и взялись курс на место своего базирования. Что ж, долго воду в луже мутить не буду, червям тоже покой и сон нужен. Одними словами, это дело с треском, но с внутренними, уже полюбившимися Рэн, фанфарами, провалилось. Провал, не иначе, ведь все, что они успели награбить, не более чем мелочи. Добраться до сейфа они не успели. Винить во всем Рэн никто не посмел, все признавали, что основной груз дела упал на ее плечи. А то, что в доме оказался с ее слов не то охранник, не то электрик – этого должны были они предусмотреть. Да они все безумно рады были, что Рэн не пришло в голову воспользоваться их конфузом и убежать. О чем в тот вечер девушка и не помышляла.
Провал был действительно позорным, такого с ними еще не происходило. Потому-то на следующий день все виновато с головой ударились в подготовку к очередной афере, к обсуждению которой поздновато присоединилась и Ренис. Проспав до часу дня, девушка соизволила спуститься к ним только после ритуала чистки зубов, от которого никак не могла отступить, и плотного уже обеда, что наскоро для себя приготовила.
Размышления над странной встречей в том богатом доме не покидали головы, но все ее старания найти в памяти хоть что-то связанное с этим Джонатаном, были безуспешны. Ничего, что подтверждало бы его слова. Да и он совершенно не был похож на тех двух, что постоянно снились Рэн. Поэтому она пришла к выводу, что парень все же ошибся и спутал ее с кем-то. Думать об этом все же девушка не переставала. Как и о неком Генри, увидеть которого хотелось сильнее. Ренис стала приставать к Хантеру, ловя его в коридорах и кабинете, когда он был один, требуя встречи с тем, кто имеет власть над ним. Рэн яро преследовала Хантера, доходила с ним даже до уборной, не уставая твердить об одном и том же.  С чего она загорелась этой идеей, Хантер не знал, но понимал, что от ребят наслушалась историй и возомнила себя той, кто вправе звать свистом к ноге самого хозяина.
Их несколько раз застал за этими жаркими спорами и руганью по данному поводу сын Генри. Зная, что Дьюи доносит отцу все, Хантеру пришлось сообщить Генри о требованиях девушки. Хозяин, впрочем, был непрочь встретиться с дочкой своего заклятого и мертвого врага, дабы посмотреть на нее. Однако простая встреча ему была не в радость, он задумал разыграть небольшой спектакль, для которого нашел похожего на Кранка Крамера мужчину.
Генри практически воссоздал ту самую сцену, которую видела малолетняя девочка в бараке: стул, привязанный к нему за руки и за ноги, отец, Генри и еще несколько линчевателей. Конечно, это уже был не барак, а ангар у дома Генри, в который привез девушку Каэл Хантер, который якобы великодушно пошел на уступку Рэн и повез ее знакомиться к Генри. По сценарию, Хантер будто бы не знал о том, что разворачивается в ангаре, в котором реализовывал свои скрытые таланты легендарного режиссера-постановщика Генри Мидлл.
- Для чего все это нужно было Генри? – спрошу себя я и задумаюсь. Даже дам время на обдумывание.
16:08:00 минута пошла – 16:08:02
16:09:00 вероятно, он хотел посмотреть на то, как Рэн, застав реалистичную картину из своего прошлого, у него на глазах начнет вспоминать все и сразу, впадая в животный ужас перед ним? А может, он просто театральный извращенец? Что бы там ни было, он не добился нужного ему результата – Ренис не вспомнила ничего, даже когда подставная жертва на стуле зашлась криком:
- Я же твой о… - не закончив, отхватил удар по лицу, а за ним и череду пощечин.
Ренис равнодушно наблюдала за этим, стоя возле Хантера и терпеливо дожидаясь, когда он уже, наконец, представит ей этого Генри, чтобы она могла задать интересующие ее вопросы. Впрочем, этого Генри она и сама признала по отличительному поведению властителя мира сего. Она посмотрела на него, запоминая самого взрослого мужчину среди всех присутствующих. Припомнила себе ночные откровения ребят и разговоры о «дедушке».
А показуха между тем продолжалась: привязанного били (конечно же, не по-настоящему!) несколько мужчин. Ренис – нулем. Но тут избиваемый бросает на нее жалкий взгляд, и она хватает стул, столкнув с него Хантера, разбивает в щепки об спину одного из мучителей. Все это сопровождается интересными диалогам, некультурными фразами, нецензурными выкриками, расписывать которые мне мешает реальная нехватка времени, так что, ты уж, прости.
Генри мысленно обомлел. Он был наслышан о нестандартном поведении и неконтролируемой агрессии девушки от Хантера, но такого и не предполагал. Снаружи хозяин остался невозмутимой горой, продолжавшей наблюдать за Рэн и ее безумием. Зато Хантер побежал за ней, хватая буянящую девушку, что уже погналась, размахивая остатками стула за другими мужчинами, принимавшими участие в избиении немощного. Он несколько раз смог схватить ее, но она все время выскальзывала из рук. Мужчины, ухохатываясь, убегали от нее, хотя запросто могли одним ударом отправить в кому, если бы это было позволено Генри, который этого не позволял.
Сам он так же сушил зубы в улыбке, наблюдая за этой не по делу отважной дурой, что прекрасно понимала: это все – фарс! Ибо, где это видано, где это слыхано, чтобы здоровенные горообразные и подобные гориллам амбалы с пистолетами на поясе столь по-детски невинно убегали от нее! Ренис тоже не дура, хотя, нет, дура. Потому что вдруг побежала со своим «оружием» к Генри, собираясь, отнюдь, не жать приветственно руки.
В этот раз Хантер успел схватить ее и удержать, предотвращая огромную глупость дурной девочки лет двадцати шести, уже, коль скоро двадцати семи.
Генри же остался доволен и даже немного восхищен этой бездумной особой. Он сделал некоторые выводы, думая, повременить с планами. С грандиозными планами, связанными со скорейшим вытягиванием своих денег из девушки. Хозяин принял решение дать шанс Рэн проявить себя в команде Хантера. Разговаривать с ней он не стал, таким образом, демонстрируя девушке свое показное недовольство ее поведением. Это было как наказание за ее выходку. Орущую, кричащую девушку и требующую разговора, уволок из ангара к машине Хантер, что поучительно нашептывал ей:
«Вела бы себя хорошо, получила бы все ответы на вопросы!».
Ренис опустилась на сидение и успокоилась сама. Понимала, что хозяин изначально не собирался с ней говорить, все было ради этого показательной кары некого виноватого мужчины. Но для чего этот Генри показал это ей? Что он этим хотел сказать? Намекал на что именно?! Рэн задала эти вопросы Хантеру. Тот уклончиво ушел от них, оперируя тем, что все это – совпадение, и он просто не вовремя привез ее в ангар.
«Хитришь!», - подумала она и не стала докапываться до правды, ведь ее все равно не будет, это было настолько ясно, что отбивала у нее всё желание чего-либо добиться.
Они вернулись после долгой поездки в дом к команде, Хантер сопроводил ее до кухни и пошел дальше. Ренис же, как ни в чем не бывало, занялась приготовлением обеда для себя родной и любимой, стараясь в процессе позабыть об увиденной сцене в ангаре и хозяине. Покончив с едой, она привычным шагом пошла к месту сбора. В кабинет Хантера. Это казалось настолько привычным, что думалось иногда, будто так оно всегда и было.
Подобные мысли и пугали Ренис.

Глава восьмая: «Рэн в деле».
Приоткрыв дверь, девушка вползла через образовавшуюся щель, подняла ладонь, молчаливо приветствуя жестом собравшихся людей, и втиснулась на диван между Адамом и Питом, которые держали для нее это вакантное местечко, не давая покуситься на него наглецу Рику.
Хантера не было, его место занимал Паленый, деловито что-то говоривший.
Дверь снова открылась. Вошло еще несколько парней, среди них она признала Есуно. Того, что привлек ее внимание своим акцентом, именем и интересной внешностью в первые ее дни здесь и продолжая привлекать этим внимание. Увлеченная разглядыванием этого метиса, девушка пропустила мимо ушей все, что говорил Паленый. Адам толкнул ее плечом:
- Он к тебе обращается!
Ренис перевела взгляд на Паленого. Он широко улыбнулся:
- Не я, - и кивнул на стоящего в центре кабинета Дьюи.
Ренис посмотрела и на него. Лицо Дьюи выглядел более и менее серьезным.
- Я хотел бы заключить с тобой мир, - повторил парень для нее, после чего этот гордец, пересилив себя, свою гордость, ненависть и еще до кучи всяких отрицательных чувств, разом испытываемых к ней, протянул руку. – Я понимаю, что вел себя по отношению к тебе не лучшим образом и хочу заключить мини-мир.
Слова его звучали иначе – мягче, спокойнее, не было в интонации его вечно задевающей иронии насыщенного чувства собственного превосходства. Одумался? Нет. Все дело в том, что Дьюи возымел этим днем, но чуточку раньше, продолжительный разговор с отцом, впечатленным девушкой, побывавшей у него. Генри доходчиво объяснил сыну, что без доверия Рэн к нему у них ничего не выйдет.
«Я должен создать видимость дружбы. Хотя бы постараться ненадолго, как бы неприятно это не было», - думал вот сейчас он, надеясь, что отец это оценит, и он станет на шаг ближе к трону папочки.
Но Ренис никогда в своей относительно короткой жизни, ни на секунду не доверится и не поверит сыну Генри. И все же в этот момент она встала с дивана и пошла к нему навстречу, добровольно протягивая и пожимая ему руку.
«Надеюсь, ты этой ночью помрешь первым от случайной пули», - думала при этом она.
«И все равно я буду тем, кто убьет тебя!», - одновременно с ней тешил себя мыслью Дьюи, так сердечно ей улыбаясь.
- Боюсь, что мир между нами будет хрупким, - сказала Рэн. – «Тебе, тварь, я меньше всего хотела бы жать руку, но выбора нет. Если я сию же минуту выскажу свое мнение о твоем вшивом порыве перемирия и, в довесок, не удержавшись, плюну в лицо, хотя, сомневаюсь, что попаду, то твое и без того ущемленное самолюбие я прищемлю сильнее прежнего. А мне в итоге останется ждать, когда ты заявишься ко мне под покровом ночи, чтобы выпотрошить меня, чтобы всем остальным то, безусловно, было уроком. И по сему, у меня просто нет иного выхода, кроме как принять твою лживую дружелюбность и сделать вид, что все обиды начисто забыты».
- Но он необходим, Рэн, - прервал ее мрачные мысли Дьюи.
Они все еще стояли, сцепив руки и вытянув их так, будто оба боятся замараться друг об друга. Пит с Адамом переглянулись, а Лаура одобрительно кивнула Ренис, когда та мельком взглянула на нее.
- Хотя бы на время, - продолжал Дьюи. – Пока не завершим эту компанию.
- Я постараюсь чуть меньше ненавидеть тебя, - Ренис была в своем репертуаре.
- И я тоже приложу к тому все усилия, - ответил он и милейше улыбнулся.
Девушка, наконец, разжала руку, сдерживая все это время порыв выдернуть ее и вытереть о штанину. Не свою.
«Надо же, как простая улыбка меняет в корне этого ублюдка! Сразу весь такой безобидный, миловидный, что и не верится в то, что передо мной тот самый Дьюи», - Ренис все еще смотрела на него.
«Что ж. Если я не буду ее задирать, то не такая уж она и мегера. Вон же, ребята нашли общий язык, смогу и я. Надеюсь, мне хватит сил», - думал Дьюи.
- Ну, с любезностями покончили, - сказал с видимым облегчением Паленый. – Сегодня ночью работаем на общее дело.
- И без вас, то есть, без вашего мирного, - подчеркнула, интонационно подчеркнув последнее слово, Лаура, что смотрела на двух помирившихся врагов, - взаимодействия мы обречены на провал. Так что я весьма и весьма рада…
- А я-то как, - перебил язвительно, вечно бежавший впереди ее собственной мысли, язык Рахимы. – Ой.
- Рэн, пойдем. Нужно многое тебе разъяснить, - не столько ради дела, сколько опасаясь, что девушка сейчас при всех все испортит и снова начнется грызня с Дьюи, сказала Лаура, встала со своего места, подошла к девушке и увела за собой из кабинета.
Остались Дьюи, Рик, Пит, Гвен, Адам, Карла, Мэндси, Ирма и Риччи. Остальных Паленый великодушно отпустил готовиться к ночной вылазке.
- Ты и впрямь что ли будешь теперь сама вежливость? Будешь стелиться, да лебезить перед ней? – нарушила воцарившуюся тишину в кабинете Гвен.
- А что? – спросил Дьюи. – Я ведь не всегда был таким засранцем.
«Как по мне, так – всегда», - благоразумно смолчал Адам и отвел взгляд.
- Ты-то?! – сомнительно спросила Гвен, падая к нему на кресло.
- Давайте вы не будете здесь при нас, - поморщилась Карла, вставая с подлокотника этого же кресла.
- Тебя что, Рэн укусила? – ухмыльнулся Дьюи.
- Не-не, Рэн еще добавила бы: «Облизываться», - влез все-таки Адам.
- Для этого есть комната. И у тебя, Дьюи, и у тебя, Гвен, - уверенно поддерживала свое заявление Карла.
- Для меня здесь все комнаты мои, - гордо подчеркнул Дьюи, намекая, чьим отцом является их хозяин. – Ты ли будешь мне указывать?!
- И правда, Карла, чего ты взъелась? – спросил, зевнув уныло, Рик.
- Давай, Карла, срази их дерзким ответом, - подначивал девушку Адам.
Карла поначалу разозлилась, что ее слово не имеет силу, но, поймав хитрую улыбочку Адама, подумала: «Чем я хуже Рэн?! Только ей что ли позволено бурчать, ворчать, возражать и устраивать бунт?!».
- А почему это я одна выражаю общее мнение? Вы же все против этих движений двух голубков. Риччи, разве ты хочешь лицезреть…
- Почему бы и нет, - перебил он. – С удовольствием погляжу, понаблюдаю. Может, идейка какая по делу на ум придет.
- И научишься хоть чему-то! – оскалился Рик.
- Фу! А я не желаю! Выйдите оба вон! – махнув рукой на дверь, скорчил недовольную мину Адам, не дожидаясь, когда Карла обратится к нему за поддержкой.
- Черт бы вас побрал, но и мне тоже завидно, когда вы тут так аппетитно, как сказала бы Рэн, облизываетесь, - внесла свою лепту Мэндси, мечтательно зевая и болтая ногами, спущенными с подоконника. Сидевшая рядом с ней, Ирма помалкивала и ответственно контролировала чистоту горизонта за окном.
- Эй, мне вовсе не завидно! – поспешил выразить несогласие со словами Мэндси Адам.
- И мне! – вторила Карла.
- А я завидую. – Все обернулись на Пита, которого неожиданно потянуло на неожиданные признания. – Карла, а может и мы с тобой… - выпалить якобы в шутку сокровенное желание здоровяку не дали.
- Чего?! – глаза Карлы полезли на лоб под общий гогот присутствующих.
- Дай пять! – летел из своего угла к Питу Рик. – Ну, ты и умора…
Даже Дьюи искренне посмеялся, думая какую меткую шуточку чуть не отколол Пит.
«А они не такие уж и … нет! Этого мне еще не хватало! Какой ужас! Мне начинает нравиться находиться в их компании?! Да, с ними, конечно, весело, но…», - Дьюи испугался собственных мыслей.
- Мне показалось, или наш нелюдимый гигант сохнет по этой пискле Карле? – хотел он съязвить, отвлекаясь, но вышло это мягче и было так не похоже на Дьюи.
Пит густо покраснел, прямо покрылся слоем алой краски. Все вновь взорвались хохотом, особенно Карла. Что больно било по сердцу Пита. Это очень задевало его большое ранимое сердце, но виду он не показал.
- Да что ты, Дьюи! Ты посмотри на нее. Явно же, что она не в его вкусе. Идеал для Пита – Лаура, - заступился за устыдившегося товарища Рик, уводя от темы его чувств к этой меткой тупице.
- А чем это я хуже Лауры?! – оскорбилась Карла.
На нее не обратили внимания, так как в разговор вмещался Риччи, поверив в то, что Пит безответно сохнет по Лауре:
- Но она же с Хантером, Пит, - печально и с сочувствием сказал он, вызывая новую волну смеха уже над собой. – Что я такого сказал? – недоумевал он, поглядывая на товарищей, рвущих рты в хохоте.
Получив от Лауры строгий наказ быть терпимее к Дьюи, в эти секунды к ним и вернулась Ренис.
- Ого, а обстановка-то накаляется! Вот и наш самый главный разоблачитель, - Адам подскочил к ничего не понимающей девушке, и начал кланяться, заставляя кланяться вместе с собой и ее, держа за шею рукой.
- Я же только пришла, в чем я уже успела провиниться? – испуганно спросила Рэн, изобразив испуг и жалость всем лицом.
Спектакль Адама прервал Дьюи:
- У нас тут интереснейшие признания пошли…
- Представляешь, Питу нравится Лаура! – заявила, перебивая, Карла.
«Дура, вообще-то ты, а не Лаура», - лицо Рэн перекосило от недалекого ума Карлы. Она посмотрела на Пита, а тот – нулем. Тогда она, так натурально ошалевая, откинулась на стену, сползала по ней на пол к Риччи, строя из себя шоком разбитого человека. Судя по всему, у Ренис это хорошо получалось – даже Пит заулыбался.
- Да ладно вам, - подала голос Ирма. – Это же и так понятно, что всем нравится Лаура.
- Особенно Рэн, вечно бегает за ней и по углам шепчется, - озлоблено добавила Гвен, и Дьюи разжал руки, выпуская ее из объятий, он как-то разочарованно посмотрел на нее.
- О, прими к сведению, мы еще и спим вместе, - сладострастно произнесла Рэн, потягивая последние слова.
- Не заставляй меня устраивать сцены ревности прямо здесь! – резко опустился рядом Адам.
Теперь у стены между дверью и креслом, в котором сидели Гвен с Дьюи, сидели в ряд Адам, Ренис и Риччи, прижатый первыми двумя прямо к боковине кресла. Почему-то Дьюи от одного взгляда на них тянуло на смех.
- А ты, вообще, кто такой? – посмотрела на парнишку как на пустое место Рэн, выдержав надменный взгляд и паузу.
- Тот, кого по-настоящему любит наша королева Лаура!
- Лаура же бесчувственный сухарь! Вечно пьяная каменная статуя, - зло бросила, затаившая обиду за сравнение с ней, Карла.
Безудержный смех. То смеялась, знавшая голую правду о пьянице, Ренис, которой, потехи ради, звонким эхом отдавался Адам.
- Ты не права, Карла, - сказал Риччи и, сидевшие рядом с ним монстры смеха запнулись, создавая тишину и обращая свои головы и недоуменные лица к нему. Ведь Риччи очень редко говорил, особенно если это не касалось дела.
Остальные тоже приутихли, ожидая, что намерен отмочить этот мыслитель.
- Я читал в «Сегуне», что если человек не дает вырваться радости, гневу, беспокойству, печали, страху и ненависти, то он – терпелив. Я думаю, правильнее будет сказать, что Лаура – терпеливая. Да, точно. Она именно такая, - Риччи замолк и запрокинул голову, мечтательно глядя в потолок и покусывая нижнюю губу в раздумьях.
Рэн резво поднялась на ноги перед ним, наклонилась, испытующе заглядывая в глаза и спрашивая:
- Ты там не о Лауре ли грезишь, маньяк-востоковед?
Риччи смутился, замахал руками перед лицом, мол, тихо ты!
- А! Попался! Рэн его раскусила! – уже горланил Адам.
- Ах ты, паразит! – всплеснул руками Рик. – Сколько мы не выпытывали, кто же поселился в его хрупком начитанном сердечке, так и не смогли выведать и вытянуть и слова!
Вновь кабинет накрыло дружным хихиканьем и снова над скромным и серьезным Риччи.
- Вам не надоело? – строгий голос Паленого прозвучал, заглушая их посмеивание.
- Ты почему такой злой? И словом не обмолвился… - заметил его плохой настрой Дьюи.
- Да! Молчишь там сам себе на уме… - поддержал Пит.
- Вот именно! – с ненужным возмущением соглашалась Карла.
- Ну-ка, колись, кто там у тебя в твоем железном сердце? – едко улыбался Адам.
«Думаю, это Гвен. Определенно, Гвен», - пронеслось мгновенно в голове Ренис, что не раз замечала эти взгляды Брэдли в сторону обворожительной художницы.
«Гвен!», - думал почти одновременно с ней Адам.
«Я не думаю, что это может быть кто-то кроме Гвен», - Рик скользнул взглядом по оной, что делила кресло с сыном Генри.
«Ирма, наверное. Или же Гвен?», - задавался про себя вопросом Риччи.
«Не знаю, кто у него, а у меня – Карла!», - был на своей волне Пит.
«Все может быть, но точно не я…», - печально подумала Мэндси, со вздохом отворачиваясь к Ирме.
«Только Рэн не догадается, что Гвен», - ошибалась Ирма, по поводу догадливой «Мелкой».
- Я ночами звездными, ночами лунными вздыхаю по Рэн, - прозвучало вдруг из уст Паленого, да так отрешенно и неожиданно, что вызвало очередную бурю смеха.
Громче всех подвывала Ренис, а подхватывал Адам. Все сочли, что Брэдли по обыкновению, отпускает шуточки с серьезной физиономией. Так умели не все в их команде, а уверенно практиковал лишь он один.
- Хватит уже над всякой ерундой смеяться, как ненормальные! – угрожающе повысил тон Брэдли.
- Ты имел в виду, как Адам, Пит и Рэн? – умничала Карла, подчеркивая свое презренное отношение к этой тройке, как к эталонам ненормальности.
- Я поддерживаю, - сказал Риччи. – Ни к чему этот беспричинный смех. Не к добру нам затяжное веселье…
- Да ладно тебе, «карма», - улыбнулась Рэн, используя его любимое слово.
Тот лишь пристально посмотрел ей в глаза.
- Тц. Такую атмосферу разогнали, - тихо вздохнул Дьюи, закончив про себя. – «А ведь мне только-только начинало нравиться!», - он даже пересел на пол, потеснив Риччи, когда Ренис встала.
- Да уж, - отозвался в зевоте Рик и потянулся на месте.
- Так уж и атмосферу, - хмыкнула презрительно с подоконника Ирма. Презрение ее было адресовано исключительно сыну Генри, но все обобщенно подумали, что тройке ненормальных.
- Злая ты, Ирма! – услышал ее, принял на свой счет, но не обиделся Адам.
Девушка в ответ, скорчив рожу, высунула язык и снова отвернулась в окно. К ней, покинув кресло после бегства Дьюи, влезла и Гвен. Искоса поглядывая на Брэдли, она припомнила себе, что когда-то давно он признавался ей в своих чувствах, а она отвергла. Сейчас ей вдруг стало интересно, как у него на личном фронте, и не забыл ли он про нее.
Худышка Мэндси, которую Гвен оттеснила по подоконнику к шкафу, рассматривала поочередно и Гвен, и Паленого, раздумывая о своем. Пит исподтишка поглядывал на Карлу, которая не уставала стоять у шкафа с оружием. А Брэдли глядел на тех, что сидели напротив ангажированного им стола: на полу у кресла началась нелепая борьба за место между Рэн и Адамом. Когда она захотела вновь вернуться на свое место, помешал Адам, заняв его и не давая ей втиснуться опять к мыслителю.
- Как маленькие девочки! – недовольно вскликнул и вжался в стену Риччи, подумывая освободить для них сантиметры пола.
«Пристрелить бы вас! Так было бы лучше и для нас…», - взгляд на женскую половину. – «И для вас…», - обзор глазами мужской части команды. – «И для вон тех двух идиотов», - подумал Рик, пронзая взглядом Адама и Рэн.
- Кто бы знал, как они меня бесят! Хоть наковальней бы что ли их придавило, чтоб уж наверняка, - шептала себе под нос Гвен.
- Ты слишком на них зациклена. Старайся не обращать внимания, - обернулась от окна Ирма и равнодушно посмотрела на тех, у кого безустанно поигрывало детство в одном пикантном месте. В душе. Или в подмышке.
- Как?! Вот, скажи мне, как у них получается так одинаково дурачиться? – продолжала шипеть змея Гвен.
Ирма безразлично жала плечом и без интереса следила за действом у кресла.
- Девочки! – выпалил возмущенно Риччи, и поначалу обращаясь к Рэн, но подумав и об Адаме, использовал множественное число.
- Аха-ха-ха, девочки, - передразнил Дьюи и зашелся смехом.
Когда, не вытерпев, Риччи перелез на свободное кресло и освободил свое место на полу, его сцепившиеся товарищи – Адам и Рэн потеряли опору в его лице и облокотились на Дьюи, а затем и вовсе повалились на него, подминая под себя и затягивая в свою борьбу. Слетела пулей с подоконника Гвен к Дьюи в целях предотвращения возникновения возможной драки между ним и этой ненормально Рэн. Вцепившись в плечи Дьюи, Гвен тянула его, поднимая с пола, но его ноги крепко оккупировали «девочки» – Адам почти лежал на них, схватив под горло рукой и зажав голову Рэн одной рукой, а другой взбивал ее непослушные волосы. Она же кусалась и царапалась в ответ. Прямо как в детском садике.
А Дьюи? Дьюи без остановки смеялся, наблюдая за этими мартышками, желания подняться у него не было. Распластавшись на полу, он от души хохотал. Присутствующие тоже посмеивались, не остался в стороне и Паленый, что сверкал зубами, выжидая опасный момент, когда потребуется его вмешательство. Только Гвен, отчаянно оттягивая за руку, выла:
- Да вставай же, глупо выглядишь!
Помогать ей никто не спешил. Ведь угрозы жизни Ренис не было, а за жизнь Дьюи они ответственности не несли. В отличие ото всех других, Ирма через окно видела, что возвращается Хантер, но сказала об этом не сразу. Выждав приблизительно с полминуты, она выкрикнула:
- Хантер идет! – она хотела, чтобы он непременно застал своих любимчиков (а за глаза ими считались Адам и Рэн, которым многое прощалось) за столь глупым и бесполезным занятием.
Все, кроме занятых борьбой, приняли серьезный вид. Четыре человека на полу между креслом и дверью прослушали предупредительный возглас Ирмы. И в итоге Хантер вошел и надолго запечатлел следующую картину: сын грозного и непоколебимого Генри, лежавший на полу на спине, держась рукой за живот не в силах больше смеяться; над ним, на четвереньках поперек его тела стояла красная и взлохмаченная Рэн; а на ней, сидя подобно полководцу на коне с победной ухмылкой Адам, который всем весом не давил, а всего-то делал вид, что сидит. Ну и Гвен, сидящая на корточках возле Дьюи. Она отчаянно пыталась его вызволить.
- Что здесь происходит?! – как можно суровее прогремел Хантер, хотя самого его распирало от смеха. За ним, кстати, тенью нарисовалась Лаура, тоже с любопытством разглядывая кучку у двери.
Ухмылка Адама сползла, вместе с ней растерянно присел и он на Рэн. Та от тяжести непосильного веса грохнулась на Дьюи, из которого вырвался не то кашель, не то звук захлебывания. И, естественно, истошный крик Гвен, что, спасая того, принялась за волосы оттаскивать Ренис.
- Ай! – закричал она, вскочила и бросилась на Гвен, хватая обидчицу за горло. Увы. Задушить мерзавку помешал Адам, что, цепляясь за руки Ренис, остановил ее.
Как и Дьюи, что заламывая руки, рвущейся в бой, Гвен приговаривал:
- Она же не специально!
- Вы хоть иногда может вести себя нормально? – закипел Хантер строгим вопросом, обращаясь к Рэн и Адаму. – На носу важное дело, а вы вот так расходуете собственные силы!
Адам молчал. То же делала и Ренис. Они оба стояли как маленькие дети, провинившиеся в десятый раз перед нянечкой, опустившие в глубоком раскаянии головы.
- Неужели вам не надоело дурачиться?! – гнул Хантер.
- Но сэр, мы же только вошли во вкус, - не смогла удержать свой язык Рэн.
Зато Адам в ту же секунду зажал ей ладонью рот:
- Не видишь что ли, нас отчитывают! Можешь ты недолго помолчать или нет?! – прошипел ей в ухо он.
Дьюи давил улыбку, над тем, как беспечно Адам игнорирует ругань. Заметив это, вышла вперед и Лаура:
- Адам, ты своей придурковатостью заразил Пита, Рэн и потихоньку до Дьюи добираешься? Это очень некстати. Оставь эти выходки, хотя бы на время. Если сегодняшнее дело пройдет удачно, то я обещаю присоединиться к тебе.
Адам, округлив глаза, закивал. Взрослая и красивая дурочка в его компании! О чем еще можно мечтать?! А вот Ренис хитро сощурилась:
- Лаура, будь я твоим недалеким шестнадцатилетним учеником, а ты – моим учителем морали и прочего правильного поведения в высшем обществе, я бы в тебя влюбилась, - ехидно протараторила девушка. – Но, увы, нет. Лучше уж ты оставь эти свои наставления на путь истинный во благо ваших криминальных делишек.
Лаура не ответила, негромко посмеялась. Но было ли чему? Нет. Потому все на нее и уставились с подозрением. А Адам, хмуря брови и грозя пальцем перед носом Рэн, неожиданно, улучив момент, схватил пальцами ее за нос.
Дикий крик разнесся по дому, вслед за которым раздались визги Адама, улепетывающего от разъяренной девушки, что на бегу успевала проклинать парня всем, на чем свет стоит. На шум сбежались, все кто ранее покинул кабинет Хантера и рассредоточился по дому, выясняя, что, собственно, происходит. Хантер, тяжело вздохнув, посмотрел на Лауру. Безмолвный приказ она поспешила исполнить – пошла за этими двумя ненормальными. И вскоре вернула неутомимых девиантов в кабинет Хантера. Втроем они и предстали перед командиром и остальными.
Лаура  была бодрячком. А Рэн и Адам – уставшие от бега.
- Ну что это такое! – начал Хантер. – С тебя Адам, сегодня полная сосредоточенность требуется, а ты с Рэн всю энергию растеряли!
Ренис, глубоко дыша, стояла, держась за Адама, непосредственного виновника ее выдохшегося состояния. Ей, конечно, страсть как хотелось съязвить и больно кольнуть в споре с Хантером, но в горле першило, да от бега дыхание сперло. Только и хватало на вдохи-выдохи, было не до разговоров.
А Хантер все порицал и порицал. Но недолго, быстро переключился на контрольный прогон по плану задуманного ими дела.
- В шесть по машинам и в путь, - подытожил он.
- А ужин? – нашла в себе силы для вопроса Рэн.
- Будет после.
- Я не согласна!
Хантер нахмурился.
- Я тоже! – поддержал свою подругу Адам.
Присоединилось еще несколько несогласных, в их числе Лаура и даже Риччи.
- Хорошо. После ужина, который будет не позднее пяти часов,  - уступил Хантер, выдавливая это из себя и недовольно глядя на Рэн. – Свободны.
- Надо Мэндси отправить за гамбургерами…
- А чего меня-то сразу?!
- Тебе скидки делают…
- За твою худобу…
- Тогда может и Рэн с ней отправите?
- Точно! Вдруг купонов на бесплатные завтраки для анорексичек выдадут…
Обсуждая свои предпочтения в еде, все высыпали из его кабинета, разделились на небольшие группки и опять разбрелись по дому.
Хантер же с наслаждением прислушался к тишине в своем кабинете, лег на диван и вытянул ноги. Полежал, полежал, да и задремал. За этот небольшой промежуток времени ему успел присниться коротенький сон, который смело можно назвать видением. Ведь мужчина так ясно видел не фантазии дремлющего мозга, а свою первую встречу с Ренис. Но почему-то обстоятельства этой встречи мозг все же подкорректировал, вытесав сюрреалистическую картину перед Хантером: все было не так, как в жизни. Да и Ренис была похожа не на Ренис, а на молодую Лауру, но сам он настойчиво обращался к ней «Ренис». Почему?
Вздрогнув, Хантер открыл глаза, в кармане вибрировал телефон. Сообщение.
«Наверное, Нави», - мужчина присел, крепко задумавшись о бреде мозга. – «Опять сон о ней. Эти непонятные сны с Рэн в главной роли стали довольно частыми. Не потому ли, что я слишком много о ней думаю? Это меня пугает…», - достав телефон, он посмотрел на экран. Ответив коротко, буквально одним зашифрованным словом, Хантер поднялся и пошел к столу. Извлек из ящика стола пистолет, на который успела наткнуться Рэн, когда шарила в поисках денег, сунул его в кобуру на поясе и без особой спешки вышел из кабинета.
А еще через полтора часа, покончив с ужином, и его шайка-лейка расселась по грузовым и легковым машинам и тронулась в путь. Им предстояло пробраться на склады, которые находились далеко на границах двух соседствующих городов, до которых добираться не меньше двух часов, и украсть по возможности, как можно больше товара, помеченного специальным красным штампом. Расположение, конкретную точку на местности знали не все, как и то, что товар был с секретом. То есть, внутри ящиков крылось не то, что было указано на самих штампах и сопутствующей документации.
В этом деле более крупным парням отводилась нелегкая роль шустрых и бесстрашных грузчиков – Пит, Паленый, Рик, Риччи и т. д. Девушкам, что хорошо умели обращаться с огнестрельным оружием (а особенно, люблю я напоминать и повторять, это лучше всех умела Карла) – роль отважного прикрытия. В их числе были Лаура, Ирма, Гвен, Мэндси, и еще несколько в компании с Карлой.
Остальные стройняшки, а именно – Адам, Рэн, Дьюи, безропотно примерили на себя самую опасную часть плана Риччи – отвлечение от выше перечисленных ребят на себя. Страшно, конечно, бегать перед охраной, что без грамма сомнения и дрожи выстрелит тебе в затылок и совсем не солью и резиновыми пулями. Но то, что их прикрытие Лаура – немного успокаивало. Немного. А кого-то вообще никак не успокаивало. Догадываемся, кто это? Конечно же, Ренис.
Скромную и самую малочисленную команду отвлечения высадили немногим раньше, у периметра территории склада, патрулируемой бдительной охраной. Они должны были привлечь внимание охраны, стягивая их к себе и открывая путь остальным группам, чем, собственно, эта тройка без промедления и занялась.
Они ловко перелезли проволочную ограду и побежали в сторону возвышавшихся горкой контейнеров, до которых им добегать было нежелательно, только кружить возле них. С ними бежала и Лаура, оценивая в темноте обстановку. Фонари горели по периметру, освещая, в основном, ограждение, на котором они однозначно засветились. Появления охраны «Хамелеон» ожидала с минуты на минуту. И оттого Лаура старалась бежать ближе к Ренис, не понимая, чем думал Хантер, посылая на такое опасное дело и Рэн, еще и в составе отвлекающей группы!
Глаза отважных бегунов сразу заметили нагонявших мужчин, явно вооруженных не деревянными дубинами.
- Меня абсолютно не устраивает быть раненной в … - бурчала на бегу Рэн, как и весь путь в машине, без усталости и остановки.
- А мы, по-твоему, ждем этого как манны небесной? – это был Дьюи, бежавший в метре от нее и в постоянных оглядках.
- Я как бы, тоже не представляю себя без возможности сидеть, - а это Адам, что, несмотря на дрогнувший голос, держался бодро, но очень боялся обернуться на преследователей.
- Ничего с вами не случится, что вы заладили! Я с вами для чего? – похоже, Лаура. – Да и с чего вы взяли, что метить будут не в голову?
- Ты дерьмово успокаиваешь! – повернулась к ней Рэн.
- Если попадут в голову, то надобность сидеть отпадет навсегда, - пробубнил мрачно Адам и тут же скомандовал. – Врассыпную!
Они разбежались по сторонам к проходам между контейнеров, откуда к ним также шли навстречу люди с автоматами в руках. Лаура успела выбрать место в тени, отбрасываемой постом охраны, элегантно распласталась на плотно укатанной земле и скрылась в ночной темноте с поля зрения. Все постовые были заняты тремя другими вторженцами, что очертя голову носились по территории.
Не зря действие задумывалось ночью. Темнота здорово выручала команду Хантера. Основная часть группы удачно проникла к нужному сектору склада. В два счета сняв охрану, люди приступили к работе. Слишком гладко быть не может, конечно. И конечно, что-то у них пошло не так. Это же не голливудский боевик, в котором все ровно и до тошноты идеально.
Минут через двадцать Паленому поступил предупредительный звонок от Лауры, сообщавший о срыве дела на данном этапе. Выхода не оставалось, Брэдли принял решение сматываться с тем, что сумели перегрузить в свой транспорт. Приказ отъезжать им был дан, наполовину пустые грузовики тронулись в обратный путь вместе с большей частью людей Хантера. Паленый, Рик, Пит, Карла и Гвен остались на месте кражи, чтобы отвлечь на себя и прикрыть отъезд грузовых машин. Ирма и Мэндси спешили к двум легковым машинам, которые пришлось бросить на въезде. Этим двум девушкам было приказано забрать оставшихся товарищей.
Между тем группе отвлечения пришлось несладко: ни них плотно насели, не открывая огонь. Судя по всему, изъявили желания схватить живыми надоедливых вторженцев.
В беге Рэн очень плоха, мы это знаем. Ее выручал, тянувший за собой, Адам. Но и он не железный. Пришлось выпустить руку девушки и, уводя людей от нее на себя, он позволил схватить себя, успев дать хорошего толчка в спину Ренис для ускорения. В той, кажется, завелся заглохший пропеллер, где-то в районе поясницы и копчика. Но и здесь, увы, ее несло по коридорам меж контейнеров прямиком к группе Паленого.
- Идиотка, не туда!! – возник из ниоткуда Дьюи, предотвращая серьезную ошибку Рэн, которая могла вывести охрану к Брэдли и на этом все их дело могло накрыться будто чугунным ковшом экскаватора, а не просто медным тазиком. Парень развернул ее в сторону и снова толкнул. Однако его выкрик уже натолкнул преследователей на то, что впереди кто-то орудует, прикрываясь этими тремя резвыми и бесстрашными бегунами. За Дьюи тоже был хвост. Пока он силился догнать и развернуть девушку, его самого неизбежно нагоняли.
Только он достиг и откинул в сторону Рэн, как его поймали и начали крутить руки.
- Лаура!! – завопил он. Не от страха, а давая знак той, что все близится к провалу, и в надежде своим воплем докричаться и до тех, кто работал впереди.
Услышала его только Лаура, она лежала на земле и аккуратно снимала людей, обездвиживая – стреляя по рукам и ногам. Это требовало концентрации и долго прицеливания, потому работа ее продвигалась медленно. На крик Дьюи он отреагировала мгновенно, без разбору пустила пули в людей, окруживших Адама, после чего отвлеклась, чтобы уведомить Брэдли о приближении охранников. Затем вскочила во весь рост и на пару с Адамом поспешила к Дьюи и Рэн.
Когда Ренис обернулась и увидела позади схваченного Дьюи, то подумала:
«Так тебе и надо!».
Затем приглушенно отдалось в голове:
«Жалко ведь!», - она повернула назад. Бросила всю себя на помощь Дьюи. Хотя, какая от нее помощь? У нее и оружия-то нет! Но это же Рахима. Гроза обижающих и спаситель обиженных. Она подбежала и клином вонзилась в толпу, оттаскивая от Дьюи людей крепкого телосложения в полном обмундировании. Цепляясь то за одного, то за другого, девушка пыталась высвободить из их плена Дьюи. Пыталась отчаянно, самозабвенно…
Пока не схлопотала в глаз. Другим глазом, уже лежа на земле, разглядела ноги и отметила про себя:
«Какая обувь у них добротная! Стоит одному разок ударить в живот, и я выблюю все кишки и даже позвоночник…», - девушка сжалась от страха боли, но удара в живот не последовало. Только глухие и короткие хлопки пистолета с глушителем, с которым на зависть профессиональным киллерам, справлялась Лаура.
Раненные люди в камуфляже попадали наземь. Адам в суматохе поднимал Ренис, испуганно заглядывая в лицо. Дьюи вскочил сам.
- Шевелитесь! Надо присоединиться к Брэдли, - подстегнула в спину их Лаура.
Они рванули из последних сил напрямик. Дьюи несколько раз обернулся на отстающую слабачку Рэн, не понимая, зачем она за ним вернулась. Он-то уж точно так не поступил бы.
Удачно состыковавшись с группой Брэдли, без лишних разговоров и обсуждений они побежали в сторону дороги. Пути отхода по плану знал каждый – их должны были забрать Мэндси и Ирма.
«Две машины…но нас осталось слишком много!», - думал Дьюи оглядывая всех: Лауру, Паленого, Гвен, Рэн, Адама, Пита, Рика, Карлу, Риччи, плюс к ним водители – Ирма и Мэндси. С учетом Дьюи – итого: двенадцать человек. Многовато для салонов двух легковых машин, но эта проблема вовсе не проблема. Легко решаемо, были бы только машины.
Ирма и Мэндси не заставили себя долго ждать. Расселись по шесть человек в каждую (подавляющее большинство было достаточно крупными и широкоплечими, так что, кое-кого сильно зажали), водительские места заняли в одной – Адам, в другой – Брэдли. Мчали они как по гоночной трассе и, не доезжая на главную автостраду, съехали на повороте по кривой и пыльной дороге, уводящей к закрытой обувной фабрике. У одного из ее заброшенных построений машины остановились. Соседнее крытое одноэтажное обветшалое здание должно было стать для них временным пристанищем. Кто-то уже вскрывал замок для них и открывал дверь.
- Зачем это? – спросила Рэн, когда Брэдли приказал выходить всем из машины и бежать в здание.
- Велено ждать Хантера здесь, - ответила за него Лаура, на чьих коленках и сидела Рэн. В салоне на пассажирских местах оказались самые широкие Пит, Риччи, Ирма и Лаура. Миниатюрная Рэн не пожелала ехать в компании Дьюи и Карлы, и вклинилась к ним, выбив себе место на коленках «Хамелеона».
Вопросов больше не последовало, все послушно вошли в помещение, которое походило на цех, подготовленный для установки соответствующего оборудования, но в нем сейчас ничего не было, только на славу залитый бетонный пол, пара посеревших ящиков, и многолетний слой серой пыли вперемешку с песком повсюду. Разложив свои курточки на полу, люди разместились кто, где, стараясь вести себя максимально тихо. Самый большой любитель тишины, то бишь, Ренис, не выдержала:
- А чего молчите-то?
- А что ты предлагаешь? – первым откликнулся Паленый, что сидел рядом с Лаурой.
- Давайте же начнем предаваться унынию! – воодушевленно заявила Рэн.
- Как по мне, так лучше чем-нибудь другим, - заметил Дьюи, поглядывая в сторону Гвен.
- Эх, я бы сейчас предался чему-нибудь эдакому, - сладко вздохнул Адам, переводя взгляд с одной сидевшей напротив девушки на другую, будто ему предоставляли выбор партнерш для какого-нибудь индивидуального искрометного танца.
- На меня даже не смей смотреть, малолетка, - предупредила гневно Карла.
- А если серьезно, то долго нам еще здесь торчать, Лаура? – беспокоилась Ренис. Ее не прельщало находиться рядом с Дьюи с отсутствием варианта выйти туда, где его не будет.
- Дождемся Хантера. А там видно будет, - был твердый ответ.
- Если он не придет?
- Придет.
- Откуда тебе знать? – не унималась Рэн.
- Придет! Это же Хантер, - влезла Карла, и Ренис, закатив глаза до упора, с мнимым скрежетом повернула голову к Лауре.
- Да уж, ну и попали же мы, - пробубнил, глядя перед собой Пит.
- И все из-за Рэн! –  не упустил возможность напомнить всем об этом Дьюи (по сути, да, хотела она того или нет, это Ренис вывела охрану на Брэдли, из-за чего тот вынужден был бросить дело на полпути).
- А чего это вдруг: «все из-за Рэн»? – незамедлительно взъелась та.
- Ты же сдалась слишком рано и бросилась в сторону Брэдли. – Дьюи разочарованно покачал головой для полноты картины. – В следующий раз, будь добра, выкладывайся на все сто процентов!
- Это были мои сто два процента! – огрызнулась Рэн, распаляясь. – И не из-за меня провал случился, а из-за тебя! Если бы ты не был таким трусом и тебе хватило бы смелости остаться на месте, приняв на себя удар и героически пожертвовав собой, а не вопя во все горло: «Лаура!!» и трусливо прячась за мной, убегать, то все было бы успешно!
- Не было такого! – подался вперед Дьюи.
- И, правда, Рэн, разве ж за тобой спрячешься? – задумчиво произнес Пит и словил злобный взгляд Ренис.
- Я согласна с ней, Дьюи, - подала голос молчаливая Лаура. – Сглупил первым ты, и побежал первым тоже ты. А когда увидел, что она бежит за тобой, надо было схватить ее и вместе с ней петлять меж рядов, а не наперегонки с ней рваться к Брэдли.
- Да разве ж эту полоумную догонишь?! – возразил, защищаясь, Дьюи.
- В любом случае, уже поздно рассуждать и вдаваться в работу над ошибками. По вашей вине нам пришлось залечь здесь и ждать приказов лично от Хантера. Так что, оба перестаньте громче всех возмущаться.
- Я и не возмущался, - Дьюи повел плечом, гордо отвернулся и замолк.
А Ренис сказанное Лаурой сильно не понравилось. От кого, от кого, а от этой злостной  пьяницы упреков не ждала. Она демонстративно встала, забрала куртку и прошла в противоположный угол у разбитого окна. Там и села, тщательно расстелив куртку на грязном полу. Отдельно. Одна. Злостно проклиная и ненавидя их всех про себя.
Теперь Лаура не могла ее увидеть, не повернувшись к ней всем корпусом. Дьюи молчал, уставившись в Гвен, он снова и снова думал о поступке Рэн, столь самоотверженно прибежавшей ему на выручку, при этом прекрасно осознавая, что от нее не будет никакого толка. Сбивая его с мыслей, поднялся с согретого места и Пит:
- Зря ты, Лаура, девочку обижаешь. Рэн же на себя их отвлекала. И если бы не она, мы бы не добрались сюда всем составом. Целые и невредимые, - он направился к Ренис.
- Мы с Адамом как бы тоже тем же занимались. Что ж ты нас-то не ценишь? – язвительно откликнулся Дьюи, провожая здоровяка глазами.
- Если бы не она, мы и не были бы вынуждены бежать как стая шакалов, - спешила вставить свои обидные фразы вечно обиженного индивида Карла.
- Если бы не… - нашла вариант еще обиднее Гвен, но Адам перебил:
- Не слишком ли много этих ваших «если»? Если бы то, если бы это, а сами-то?! – он, вероятно, намекал, что не каждый из них согласился бы бегать, как Рэн, рискуя схлопотать пулю в голову. Встал и он. Прошел по следам Пита и опустился возле Ренис.
Она все слышала. Да и как не слышать-то, находясь в небольшом пустом помещении?! Оба парня уже сидели по бокам, приняв ее сторону, хотя этого не требовалось. Но все равно, ей было приятно. Услада для эго.
- Я так надеялась отдохнуть от вашего общества, - с расстроенным видом сказала Ренис.
- Мы просто не можем тебе этого позволить, так ведь, Пит?
- Именно.
Все трое сощурились, обмениваясь взглядами в наступившей тишине. Через некоторое время раздался тонкий голосок:
- Не знаю, как вы, а я уже час как голодная, - это была Мэндси.
- Тут некоторые с утра не ели и никто не жалуется, - намекнула на себя Карла.
- А я бы пожаловалась, - терла громко урчащий живот Гвен.
- И я, - откликнулась Ирма, и ей вторило несколько парней с противоположного угла.
- И я, пожалуй, - не упустила шанс дать о себе знать и Рэн.
- Ну, же, Лаура, решай уже что-нибудь, - потребовала Ирма, надеясь, что та отправит до ближайшего населенного пункта машину за едой.
Лаура повернула голову и посмотрела на Паленого. Он, закинув свои скрещенные ноги на ее ноги, лежал рядом. Лаура кивнула ему, мол, что скажешь. Парень едва заметно повел плечом, говоря этим что-то типа: «Оставляю все на тебя».
«Козел! Легко сказать: сама решай, сама отвечай», - подумала Лаура и объявила:
- Мы дождемся Хантера.
По холодному и сырому помещению прокатился голодный, зато дружный, вздох. Возражать никто не смел. Ну, разве что Ренис, которая погрузилась в свои мысли о таинственном Джонатане и какой-то там Шинон Бринст, что и отвлекало ее от голодного бунта. А ведь начни она возмущаться, поддержали бы все без исключения.
Сочту за необходимое добавить (хотя и не раз уже это упоминалось), что Паленый был правой рукой Хантера, что и так уже понятно. А Лаура – эм, ну, ее значение равнозначно с Брэдли. Ее можно сравнить с правой ногой, которая помогает хозяину держать прямо спину, несмотря на отсутствие левой. Сложно представить, но это мое сравнение. Только так можно показать значимость этой, притворяющейся законченной алкоголичкой, женщины (тридцать два года, как-никак!). Ладно, ладно, взрослой девушки. Девушки в летах. Мудрой барышни. Что еще можно придумать, чтобы подчеркнуть ее года, ее богатство? Прерывая меня и открыв скрипучую ржавую дверь, чей мерзкий скрип порезал слух и душу задремавших ночных воришек, вошел Рик. Поежился, потоптался у двери и сделал еще несколько шагов вглубь.
- Почему снялся с поста? – строго спросила его Лаура.
- Ты, конечно, воинственная, привлекательная до одури тетка, способная бросить меня через плечо на обе мои хрупкие лопатки и я тебя боюсь и по-своему немножечко люблю, но. Не пора ли меня сменить? Продрог до трусов, знаешь ли…
- Ты в своем репертуаре, Рик, - потянула губы Лаура. Откинув, покоящиеся на ее коленках ноги Брэдли, она медленно, не без грации, поднялась. Держа осанку, красиво зашагала по направлению к двери. – Со всем согласна, но с броском ты загнул. Я на такое не способна.
- Ты куда? – спросила Ирма, надеясь, что та собралась за провизией.
- Сменю Рика. Снаружи нам необходим человек, который может вовремя предупредить о приближении нежелательных людей.
- Погоди, я пойду, - лениво зашевелился на полу Брэдли.
- Я пойду! – вызвался и Риччи.
- Нет, Риччи, - остановила его Лаура. – Будешь мне нужен тут. Пойдут Пит и Брэдли. Одного мало будет. Сменим вас через часок.
Услышав «нужен», Риччи со всей нежностью уставился на тайный объект своих  вздыханий, даже кончики ушей зарделись ало-розовым. Хотя, скорее всего, это от холода. Лаура же его теплых взглядов не замечала, ну или делала вид. Ведь все они мастера притворств, что им проигнорировать столь явные проявления нежных чувств?! Как два пальца...
Пит с Паленым скрылись за дверью. Немного погодя вышла и Гвен, а за ней и Лаура. Многие в этом холодном помещении спали, пренебрегая пылью и холодом. Ренис дремала сидя – свесив голову, она клевала носом, склоняясь ниже и ниже. На ее ногах примостился Адам, уложив на них голову, он практически храпел и все из-за неправильного положения головы.
Закрыл глаза и Дьюи, с непривычки устав от бега, которым давно не занимался, но забыться поистине крепким сном в этой грязи он не мог. Рик, Мэндси, Ирма также посвятили себя этому занятию, зарывшись друг в друга, как бездомные голодные котята на морозе. В помещении бодрствовали только Риччи и Карла. Риччи не мог уснуть, все ждал, когда вернется Лаура. Ну, а Карла – по долгу своей, так сказать, службы: она же стрелок, и чуть что, должна быть наготове.
А в ночной тиши за железными дверями четверо задумчиво курили.
- Ну и что скажете? – выдохнул Пит.
- Ты опять о Рэн? – спросила и затянулась Гвен, чтобы убить ненадолго чувство голода.
- Для человека, не имеющего никакого опыта в подобных делах – очень даже неплохо, - сам же ответил себе на вопрос Пит.
- Ты судишь, опираясь лишь на удачное дело с платьем, - мрачно отрезала его дальнейшие похвалы Гвен.
- А ты не суди строго, - сказала ей Лаура.
- Как?! Она же нам уже второе дело срывает! – кипятилась та, кусая сигарету.
- Первое, - поправил Пит.
- В предыдущем нет ее вины, - Лаура взяла сигарету у Брэдли. – Вообще, чудо, что ей удалось выпутаться без вмешательства полиции.
- Ты веришь в эту блажь? Хозяин дома ее просто отпустил?! Чушь!!
- Верю, Гвен.
- Ну и дура! Такая же, впрочем, как и она!
- Давайте без оскорблений, - угрожающе попросил и надвинулся на нее Пит.
- А ты, Брэдли, какого ты мнения? – Лаура вернула ему сигарету и втянула в разговор, которого он избегал. Ему больше нравилось слушать их и отвечать про себя.
Он долго затягивался, подымил секунд шесть и вдруг заявил:
- Когда-нибудь слышали фразу о ружье? Ружье, о котором говорил Чехов…
- То, что ты в прошлом учитель литературы еще не значит, что ты можешь скрыться от прямого ответа за своими художественными метафорами, - зло перебила Гвен, понятия не имея, что еще за Чехов.
- Что ты имеешь в виду? – зацепилась Лаура, заглядывая в этой темноте тому в лицо, которое едва освещалось тлеющим концом сигареты.
- Ружье, что просто мельком показалось в действии хотя бы раз – должно обязательно выстрелить. Хотя бы раз. Вот и Рэн так.
- В смысле? – ничего не понял из сказанного Пит.
- Это что-то вроде: мол, она еще вам покажет? – уточнила Лаура.
- Угу, - промычал Брэдли в ответ. Рот его был занят сигаретой.
- С чего ты это взял?! – бесилась Гвен.
- Я словно вижу в ней скрытый потенциал. Ни в ком из вас не вижу, а в ней – вижу! – с шипением смеялся Брэдли, шутя и не подозревая, что эта самая «ружье – Ренис» сыграет ключевую роль в его жизни.
- Лучше пусть застрелит Адама и Пита, а затем и себя, раз она такое потенциальное ружье!
- Но-но, Гвен! – воскликнул обиженно Пит.
- Ты восприняла уж слишком буквально, Гвен, - Паленый бросил сигарету и вмял ее во влажную землю носком обуви. – Ну а ты, Лаура, что ты о ней скажешь?
- Насчет ружья не знаю, но, думаю, эта девчонка нас еще удивит. Не раз и не два.
- Я так не считаю, - гневно бросила под ноги сигарету и Гвен. Брэдли потянул ножку и затушил за нее. – Раньше ты так же  много гудел о потенциале Адама, что в итоге стал обыкновенным идиотом.
- Потенциальным идиотом, - передразнил ее Брэдли, повторяя ее слова, адресованные Рэн.
- Вот-вот, а она ему будет парой: потенциальной идиоткой. Вот и все! – Гвен, высказавшись, с вызовом смотрела на принявших сторону Ренис, товарищей, едва различая очертания их лиц. – Вы забываете, что это мы должны расположить ее к себе, а не сами расположиться.
- В этом ты права, Гвен, - согласилась с ней Лаура.
- Не спорю, - шептал Брэдли.
Пит же помалкивал. Он-то уже слышал имя Ренис. Он и Адам четко слышали, как звал ее тот парень (Джонатан). Оба думали, что это и есть настоящее имя Рэн, но ни Пит, ни Адам об этом никому не доложили. И не доложат. Зная, что получив информацию о ней и вытянув все, что нужно, от нее очень быстро избавятся. Потому Адам и Пит предпочли обоюдное молчание. Им девушка пришлась по душе, как товарищ, такой же ненормальный, как и они. Терять такого из-за требования Генри? Да ни за что! Пусть он катится куда-нибудь.
Поиграв взглядами во тьме, девушки обернулись на звук из окна. К ним лезла Рэн, а за ней и Дьюи, решив, что она намеревается бежать, он высвободился из теплого комка сопящих товарищей и последовал за ней.
- Вы куда?! – выросла перед ними Лаура.
- Сменить кого-то из вас, - твердо сказала Рэн, не имея иных причин к данной вылазке.
- Будто ты сможешь и пяти минут на этом холоде простоять, - не оборачиваясь, процедила, стуча зубами, Гвен.
- Вот тебя, к примеру, с удовольствием заменю.
- Я тоже могу постоять часок, другой, - вызвался Дьюи, не веря в искренние порывы Рэн постоять часовой.
- Здорово, я как раз пойду, осмотрюсь. Мне чудится справа шорох, - сплюнул Брэдли и зашагал, собираясь обойти по периметру помещение.
- А я непрочь согреться, - сказал Пит и направился к двери. – Пойдем, Гвен. Вернемся часа через полтора.
Та спорить не стала, правда, замерзла. Остались Лаура, Рэн и Дьюи.
- Там, у торца постройки есть ящики, если устанете, можете присесть, - сказала новым силам старшая и побрела в обратную сторону, догоняя Гвен с Питом. – Смотрите в оба глаза!
Ренис в темноте закатила глаза, уже, не различая, слившихся на фоне двери людей. Дьюи, кажется, тоже закатывал глаза. Луна изредка освещала их своим тусклым светом, ее заволакивало тучами. Лаура в составе Пита и Гвен вошла с ними в их временное убежище. Глазами встречали их только Риччи и Карла.
- Сонное царство, - буркнула недовольно Гвен.
- Зато не верещат о еде, - прошептала Лаура, выбрав себе местечко возле, брошенного Ренис, Адама. Она присела рядом и ненадолго закрыла глаза.
Ренис и Дьюи недолго смогли стоять на своих ногах. Первой сдалась и ринулась к ящикам Рэн. Присела, уперла спину в стену, казалось, от  того теплее стало, но нет. Девушка уже жалела о своем предложении сменить Гвен и постоять на часах. О том же сожалел и Дьюи, разминая руки и стопы и думая над тем, как спокойно Лаура позволила Рэн остаться вне своего поля зрения. Считала, что в этой тьме и глуши девушка не посмеет убежать? Да. Ренис о том и не помышляла. Будь в кармане у нее деньги – еще может быть, но они сейчас были пусты.
Дьюи прервался в размышлениях, сидевшая рядом, Рэн засопела.
«Спит?! Как можно в таком холоде уснуть?!», - удивлялся он, заглядывая той в лицо, как раз из-за туч показалась луна, освещая все вокруг и пространство оккупированного им здания, свет проникал через дыры в крыше. Парень закрыл глаза и тоже попробовал, интереса ради, получится ли? Но у него не выходило. Дьюи встал и прошелся взад вперед, разогреваясь в движении и оглядываясь кругом, пока светило позволяло это делать. А Рэн продолжала сидя дремать.
- Ах, ты, дрянь! Ты посмотри на нее!
Ренис, вздрогнув, открыла глаза. Перед ней была Гвен, рядом Лаура и Пит, а где-то впереди бродил Дьюи, придирчиво осматривая подозрительно всколыхнувшиеся кусты.
- А?! Что?! – забормотала Рэн, приходя в себя и осознавая, где и что она делала. – Я не спала, просто глаза закрыла!
- На целый час?! – яростно взревела Гвен.
- Поднимайся, - сказала строго Лаура и, отталкивая Гвен, нагнулась к Ренис, помогая встать.
- И какой от нее толк?!
- Все нормально, Гвен, я же не сплю, - отозвался Дьюи, показывая, что мимо него никто не прошел.
- Идем, - взял злую подругу сына Генри под руку Пит и повел занимать свои точки.
А Лаура с Рэн вернулась в помещение, усадила полусонную девушку возле Адама, норовившую сползти на пол. Строго предупредив:
- Не спи на полу. Замерзнешь, - бросив взгляд на груду слишком грязных и пыльных досок, сваленных в одном углу, она намекнула пойти и лечь туда и повернулась, чтобы уйти.
- Да, замерзну, - ворочалась в сидячем положении Рэн, ища удобную позу на этом твердом бетонном полу. Идти к доскам было слишком лень, сон боялась спугнуть.
Лаура посмотрела на нее и села рядом, решив, что людей снаружи достаточно. Проводила глазами вошедшего Дьюи и осмотрела остальных парней и девушек, мирно погруженных в сон. Она тоже хотела спать, но не могла. Вдруг Брэдли позовет, а она не услышит. Лаура не могла себе такого позволить. Так сидела, рассматривая то одно спящее тело, то другое.
К рассвету Ренис отошла ото сна первой. Увидев во сне все тех же голубоглазых парня и женщину, на сей раз попивающих чай в такой знакомой обстановке и совершенно не замечающих ее, она от обиды сильно топнула ножкой, дернулась и открыла глаза. У себя на коленках обнаружила Адама, который вновь захватил ноги, сделав из них для себя подушку. Ноги затекли и сильнее онемели от холода. Порыв спихнуть с себя наглого парнишку Рэн подавила, оглядывая также кучкой котят спящих Мэндси, Ирму, Рика, к которым после долгих сомнений опять пристроился Дьюи и все-таки уснул.
Ренис склонила голову и так и сяк: «Под каким уклоном не посмотри – ублюдок. И чего я поломилась его спасать, не пойму», - она дотронулась до ноющего участка под глазом. – «Ни за что и ни за кого получила в глаз. Стоил ли он того? Да ни капли!». – Ренис повернула голову вправо. Там впритык сидела Лаура, делясь своим теплом. Ее глаза задержались на синяке под глазом девушки. Уже совсем рассвело, свет бил из окна, освещая все, и это было несложно заметить.
- Замерзла?
- Да, замерзла, - ответила Лауре Рэн, продолжая наблюдать за взглядом женщины, изучающим область ее левого глаза, и подумала. – «Ясно. Под глазом немалое пятно, которым я буду сверкать недели две. Ну и отлично. Может по своим аферам таскать перестанут».
- Болит? – с участием поинтересовалась та.
- Нет. Я же бесчувственная кукла. Вряд ли у меня может что-то болеть, - грубила Рэн.
- Не надо на мне срываться, - попросила мягко Лаура, и Ренис стало немного стыдно.
- Я просто голодная. Прости и спиши на это, если что…
- Все голодные! – влезла бодрствовавшая и не сомкнувшая ни на секунду глаз Карла.
Ренис нашла в себе силы не отвечать ей.
- Ну и где этот ваш хваленый Хантер? – смотрела она в лицо Лауры.
- Прояви немного больше уважения к нему, - снова влезла Карла, защищая любимого и бросая свою тушку на амбразуру в лице Ренис.
- Лаура, сходи, вдарь ей и передай, что я желаю ей долгих лет кошмарной жизни!
- Что ты можешь знать о кошмарной жизни?! Да ты и пороха не нюхала! – вскипела Карла.
- А зачем его нюхать? – удивилась Рэн. – Мне достаточно запахов моей жизни.
- Убейте да уже друг друга, - протирал сонные вспухшие глаза Дьюи, разбуженный их вялой перепалкой. Он же едва смог заснуть, и то под утро, а тут они собачатся!
- Захлопнись! – прорычала Карла, думая, что это был Рик, а не сын Генри.
- Мое чувство прекрасного клинит от ее грубости, - заметила Ирма, также проснувшись на их словесную войну.
- Лаура, позволишь мне проломить ей череп твоим пистолетом?
- Я себе такого не позволяю, думаешь, позволю тебе? – улыбнулась Лаура Рэн.
Но Карла уже стояла на ногах, намереваясь дать хорошую пощечину Рэн. Не получилось. Она остановилась на половине пути, пропуская вошедших мужчин: Хантера, Брэдли и Пита. За ними шла, виляя бедрами, Гвен.
- Ой, ну, наконец-то! – Ренис растормошила Адама. – Хантер принес нам покушать!
- Где? – вскочил тот, подбегая к Хантеру и обнюхивая, будто не он только что очень крепко спал. На деле же, притворялся спящим, слушая утреннюю ругань голодных и раздраженных товарищей.
- В грузовике, на котором я прибыл, - улыбнулся Хантер, и Адам, будто резвый пес, бросился наружу.
Все зашевелились, расталкивая спящих товарищей. Они утрамбовались в грузовик, как шпроты в банку. Хантер врал, еды здесь не было. Только спертый кислый воздух и его обещание накормить дома за свой счет. Снаружи остались только Адам и Пит, которые должны были, заметая следы, избавиться от двух легковушек.
Ренис делила сидение с Лаурой, по старшинству уступая той больше места. Сама же сидела на одной четвертой части своего мягкого места. Поверь мне, и такое возможно. Мне когда-то лично пришлось протрястись так три с половиной часа в дороге. А они же – всего час. В дом Ренис вбежала с радостью только потому что ее ждала там кровать, на которую она грохнулась, так и не утолив голод и не почистив свои драгоценные зубы, заботы о которых она продолжала проявлять на интуитивном уровне. Все время тянуло вычистить их до скрежета.
Что касаемо их ночного дела – оно не сорвалось, отнюдь: они сумели украсть много больше, чем рассчитывали. Ведь Генри изначально считал, что из этого ничего не выйдет и это пустая трата времени и сил. Выходит, что прошло дельце более чем удачно. Хантер был несказанно доволен.
«Может Ренис приносит удачу?», - вдруг закралась шальная мысль в голову этому мужчине. – «Может», - ответил он сам себе, отдавая приказ по телефону тем, что везли награбленное к Генри, пока его неуемные, но верные подчиненные, немного пошумев, расходились по комнатам.
Этим же днем он расплатился со всеми за три дела. Деньги Рэн он передал через Лауру, так как та не явилась в кабинет, продолжая дрыхнуть в своей комнате. А когда Лаура разбудила ее и протянула деньги, девушка, схватила их, сунула под подушку и снова погрузилась в сон. Только к вечеру она пришла на кухню утолять голод, где ее ждала со стаканом молока, размешанным с лекарством, Лаура, которая сомневалась, стоит ли давать ей его пить. Ведь она этого категорически не хотела делать.
Не буду углубляться, впереди таки новый день. Еще один. И не такой, как у меня: нудный и однообразный, как бородка одного румынского певца, песенка которого стоит у тебя на моем звонке. Знаю, знаю, что стоит, не надо лукавить. Я все понимаю. О вкусах не спорят. Ну, допустим, и мы не будем.

Глава девятая: «Секреты одиночек».
С утра пораньше обнаружив, что готовить себе завтрак не из чего, взяв свои честно заработанные, не очень честным путем, денежки, Ренис Нолл пошла по дому в поисках того, кому можно было сообщить о своих намерениях. Все спали, утомленные прошлой вылазкой, не имея дальнейших целей что-либо делать. В конторе грузоперевозок Рэн наткнулась на Пита, Адам дрых без задних ног на гостевом диванчике, бессовестно слюнявя его подлокотник. Больше никого не наблюдалось, но ей и этих двух будет достаточно. И даже одного.
Выслушав девушку, бодрствующий Пит широко улыбнулся:
- Позволишь или нет, но я пойду с тобой.
- Буду только рада.
И вот они в эту рань вдвоем вышагивают к супермаркету. Шли они медленно, спешить было некуда. Естественно, между этими двумя по натуре грубыми молчунами завязался разговор родственных душ. Начался он издалека, с обсуждения Адама, которое плавно перешло на самого Пита.
- Значит, не спал, охраняя его?
- Ага.
- От кого?
- Дьюи. У него зуб на парня. Давно грозится пристрелить Адама.
- И потому ты не знаешь ни сна, ни покоя? – хмыкнула Рэн, в принципе веря.
- Знаю, - не разобрал суть насмешки Пит. – Когда приходит Лаура, то сменяет меня.
- Надо же! А ты ни разу не запнулся и не спутал слов.
- В смысле? К чему это ты, Рэн?
- К тому, что и ты тоже все-таки притворщик.
- Почему это?
- Потому что строишь из себя эдакого фермерского скромного мужичка, не умеющего складывать слова в верном порядке.
- Нет, - Пит рассмеялся. – Ты все не так поняла. А, впрочем, так и есть. Но я не намеренно, это скорее, моя привычка коверкать слова и гнуть не те выражения.
- Ну, я и говорю – притворщик.
- Рэн, ты такая заноза, но…
- Знаю-знаю, сейчас начнешь зудеть о том, что я плохая, и что ты…
- Что я учусь у тебя, - перебил ее Пит. – Ты порою такое выдаешь, сама того не замечая, что даже наш бывалый Хантер теряет дар речи.
- То есть, учишься у меня? – переспросила, Рэн не разобрав смысла последних слов, довольно-таки лестных.
- Я, как бы, и в самом деле раньше очень плохо изъяснялся, неправильно произносил и поэтому больше молчал, жутко стесняясь и боясь что-либо сказать.
- Слышала, - улыбнулась Рэн, не скрывая того, что с кем-то уже обсуждала Пита.
- Со временем я научился, конечно, верному построению предложений. То там услышу пример, то тут подслушаю дежурные, но правильные фразы. Так потихоньку и запоминал, что «это» нужно сказать, именно так, а не иначе.
- Я тебя перебью, Пит. Меня волнует другое, сказанное тобою. Причем тут я, и чему у меня тебе-то можно научиться?
- Твоей манере дерзить.
- Чего-чего? – губы расплылись в улыбке сомнения.
- Дерзишь и говоришь правду. Дерзко отвечаешь, но правду и в лицо, а не за спиной. И мне это нравится. Нравится слушать тебя, когда ты споришь со всеми, зная, что тебя все равно не услышат или проигнорируют. Нравится, что споришь с Хантером, зная, что можешь получить за это. Мне безумно нравится наблюдать за тобой в такие моменты.
- О, ужас, еще один! – обреченно вздохнула Ренис. – Теперь ты еще добавишь это избитое: «С тобой так интересно!».
- Я так и хотел, а что? Кто кроме меня еще?
- Наша герцогиня Лаура Тауэрская.
- Так я не первый, - расстроился Пит и тут же нашелся, будто его осенило. – Что я вот тебе скажу по поводу притворства…
- А разве не должно быть: «Я тебе вот что скажу…»? – снова не дала выразить мысль человеку девушка по имени Ренис. Парень даже забыл, что хотел сказать.
- Да, ошибся.
- Так что ты там мне хотел сказать?
- Что ты тоже недалеко ушла.  Та еще притворщица.
- О, а я-то почему?! – прикинулась невинной овечкой девушка, а сама – матерый волк в чаще леса, высматривающий беззащитного олененка.
- Буду честен с тобой не только потому что не умею врать. Мы для тебя чужие люди, ты для нас тоже. Всего сказать я не могу, но что имею в виду – ты точно поняла, так ведь, Рэн?
- Еще с того самого дня как впервые открыла глаза в кабинете Хантера, - стала совсем серьезной девушка, раз уж он первым решился на откровения. – И мое мнение с тех пор не переменилось. Как и эти театральные действия всех и каждого: мне врут, что я – «своя». Я вру, что в это верю. Так и есть, Пит, - грустно закончила Рэн, чувствуя к этому человеку нечто схожее с доверием.
Пит с пониманием посмотрел ей в глаза. Она же прочла в его очах сожаление, что-то вроде не сказанного вслух: «Если бы мог – помог, но, увы». Откровенно признаваться в том, что он в компании Адама, Паленого, Карлы, Лауры и Нави похитил ее прямо с больничной койки у разбитой горем матери, Пит не мог не из-за запрета командира. А из-за мучавшего странного чувства вины. Он и представить не мог, что та, кого они украли у несчастной женщины, будет работать с ними вместе, думал, что обычное и разовое похищение. Подобного командир не практиковал. Да и сама девушка ему стала роднее тех, кого он столько лет знал. Оттого чувство вины перед ней за содеянное (по отношению к Рэн и ее матери) в нем росло и росло. Скажи он ей обо всем этом сейчас – раз и навсегда станет злейшим врагом для нее. Пит этого не хотел, но и врать тоже. Вот и затянулось его молчание, в котором он оправдывал самого себя себе же.
- Но ты же как рыба в воде среди нас, - сказал он вдруг, подчеркивая это слово «нас».
Ренис удивленно вскинула брови, вопрошая:
- С чего бы?
- Тебе легче среди чужих и незнакомых тебе людей. С нами тебе проще шутить, смеяться, ругаться и выделываться. При всем при этом ты ни с кем не сближаешься до уровня крепкой дружбы. Тебе это не интересно, не привлекает, не манит, ну, или что-то другое, о чем я догадываюсь, а ты помалкиваешь.
«Да ты же мастер говорить, лгун! Но вместо «помалкиваешь», знаешь ли, созвучнее было бы «умалчиваешь», - подумала Рэн и ответила вопросом:
- Откуда тебе знать? Может, ты заблуждаешься и это не так…
- Конечно же, это сугубо лично мое мнение.
- Ты еще добавь в этот набор слов: «индивидуально» и «исключительно» где-то между словом «мое» и «мнение».
- Можно было бы, - усмехнулся Пит.
- Вообще-то, в чем-то ты и прав. Я не могу толком знать, но складывается ощущение, что я не из тех людей, что открыто бросаются в общение, дружбу и прочую ересь. Кое в чем ты попал, что называется, в яблочко – я, действительно, чувствую себя свободнее и легче в обществе незнакомых мне людей, - сейчас, сама того не осознавая, говорила Рахима, а не выдуманная, но официально зарегистрированная документально Ренис Нолл, не помнящая саму себя.
- То есть…
- И я не знаю, почему это так, просто не понимаю! Поначалу думала, что я боюсь и избегаю сближения с людьми и поэтому предпочитаю одиночество. Немного позже пришло понимание того, что мне трудно с кем-то посторонним вот так вот беззаботно ни о чем и ни про что говорить. Это будто не мое, и все тут! Наверное, думать так проще, нежели мучить себя бесконечными вопросами: «Почему так?», «Почему я не могу позволить себе общаться?», «Почему не могу познакомиться, подружиться?». Вместо этого смотрю на человека и шепчу себе: «О! Какой интересный человек. Оставлю-ка его в стороне, мне же это не нужно».
- Я тебя понимаю, - сознавался торопливо Пит. – Мог бы сделать вывод, что мы в чем-то похожи, если бы у меня все не обстояло иначе. По-другому или наоборот, я чувствую себя неуютно в обществе незнакомых людей. Мне так же тяжело дается общение, как и тебе. Я очень долго привыкаю к людям и только потом, узнав человека, отыскав в нем нечто общее и точки соприкосновения, а затем, привыкнув, начинаю с головой уходить в это. Будто сначала должен притереться, притерпеться, а на это уходит много времени! И это напрягает, мне потому проще отказаться от всего и быть одному. Оттого и прослыл отшельником и «тупой машиной», исполняющей любые приказы Хантера.
- Пока не появился Адам, да?
- Да, - заулыбался он, морщась от воспоминаний.
«Вероятно, что-то приятное, раз он так светится», - подумала девушка.
- Адам расшевелил меня, заставил общаться с ним. Первое время у меня челюсти сводило от его назойливости и болтливости. Едва сдерживался от дикого желания забить его гвоздями в пол и залить заживо бетоном, - увидев ужас в глазах Рэн, Пит посмеялся. – Но ничего, прошло и это. Как бы то ни было, он тот человек, что помог мне выбраться за стены моего внутреннего отчуждения.
- Понимаю, - сказала теперь и Ренис, на подсознательном уровне припоминая, что и в ее жизни, возможно, была схожая ситуация. Что был и у нее такой же приставучий Адам, как и у Пита. И все равно даже сейчас Нэйтон ей не вспомнился.
- Зато мне одно не понятно в тебе, Рэн.
- Что же?
- Есть кое-что, что я в тебе заметил…
- Не тяни, говори уже!
- Я не знаю, как правильно сформулировать…
- Скажи, как есть, я попробую разобраться, - улыбнулась девушка.
- Ты словно намеренно избегаешь дружеских и не только отношений. У меня складывается такое впечатление, что тебя запугали, что ты разочаровалась что ли… или что у тебя какая-то травма…
- Травма?! – Рэн остановилась как вкопанная. – «Меня будто и вправду закопали в землю по самые коленки, - подумала девушка и подняла на Пита свои карие глаза, он смотрел на нее, как и всегда, по-доброму и просто. – «Какой теплый взгляд, не под стать Дьюи…». – Я и не знаю, что тебе на это сказать, Пит.
- Наталкивает на мысль, что у тебя в жизни случилось нечто такое, что потрясло тебя до глубины души. И это словно случилось не один раз, - Пит задумчиво говорил о том, что он видел в ней, подробностей жизни Ренис Нолл он не мог знать.
Ничего не помнившая из своей жизни, девушка чувствовала, что Пит, в чем-то прав, но снова подтверждения тому в качестве тяжелых воспоминаний – нет. Она продолжала стоять, широко открыв глаза и покачиваясь легонько влево-вправо. Верхняя губа нервно подергивалась.
- Тц, вся в Адама! Передразниваешь меня, - толкнул он ее в плечо.
Рассмеявшись, она приняла более и менее серьезный вид:
- Прости, я не со зла. Но у меня не находится ответов для тебя. Из своей жизни я не помню ничего, да и вы все время попрекаете амнезией, о причинах которой я также не могу вспомнить. Сам знаешь, к чему я. – Рэн внезапно погрузилась в свои мысли. – «А Пит хороший. Вроде бы добряк. Взгляд, по крайней мере, не злой, когда на меня смотрит. Да, определенно, на других он смотрит иначе, а на меня и Адама – по-другому. И это радует».
- Может, тебе кажется? – возник этот насмешливый голос в голове.
«Может и так. Не исключено», - ответила сама себе она и, позабыв, о чем только что говорила, сказала:
- Знаешь, Пит, в другой жизни, не такой, как сейчас, я бы хотела, чтобы ты был моим другом.
- А в этой жизни, что, нет? – посмеялся Пит.
Ренис, не ответив, разглядывала улицу. Думала она о том, о чем этот парень умалчивает, предупредив, что обо всем сказать не может. Это и было для нее препятствием. Ведь очень хотелось его расспросить, узнать, что за амнезия у нее такая непонятная и не проходящая и еще много чего наболевшего.
«Понятно», - подумал Пит и спросил:
- А Адам?
- Что Адам? – встрепенулась та.
- Был бы он тебе другом в твоей другой жизни?
- Ну, как же без этого клоуна?! Ответ «да».
- То есть, я угадал насчет…
- У тебя точно дар заглядывания в душу, - перебила Ренис, с прищуром глядя на него и обрывая, лишь им двоим понятную мысль Пита.
- Это я у Лауры научился. У нее есть чему поучиться.
- Тут и не поспоришь.
Они прервались в разговоре, уже взбирались по ступенькам в супермаркет. У самых дверей Пит успел сказать, то, что хотел:
- Рэн, что бы там у тебя не случилось, мне очень жаль, что это на тебя так повлияло.
Девушка кивнула и не ответила. Оба вошли, взяли пустые корзины и пошли мимо витрин. Неторопливо набрав корзины доверху всем необходимым, двинулись на кассу. Пакеты из магазина нес Пит, не позволил ей и один подержать хоть на минуту.
- Можно еще вопрос, Рэн?
- Валяй.
- Почему ты хотела бы такого друга, как я?
- Потому что ты хороший, - без промедления ответила девушка и добавила. – Хороший человек. И мне вот помогаешь. Всегда.
- Я?! Хороший человек?!
- А что, разве не так?
- Хм. Хорош же человек, без тени сомнения пристреливший не менее двадцати человек.
- Не верю, - даже не удивилась Ренис. И это стоило ей больших усилий. Ведь заявление Пита ее в действительности пугало.
- Но это правда. Не следует делать вывод, что я хороший, исходя лишь из моего положительного отношения к тебе, Рэн.
«Что это я, в самом деле!? Вечно меня бросает из крайности в крайность. Почему от лютой ненависти я перехожу к снисходительному доверию, а затем к симпатии? Стоит им только заболтать меня добрыми словечками, да милыми улыбочками, и я как будто таю вместе со своей ненавистью, превращаясь в дружелюбного товарища, который все же помнит каждую обиду и криво сказанное слово…», - девушка отвлеклась от размышлений на вопрос:
- Адам тоже?
Пит не сразу понял, но все же понял, что подразумевает ее вопрос.
- Нет. Он не по этой части.
- Слабак?! – усмехнулась Рэн.
- Не то что бы. В обращении с оружием он неплох, и человека убить в целях самообороны вполне способен, но не так…
- Как делаешь это ты и Карла, да?
- Карла не убивает, - поспешил поправить и обелить свою любовь Пит. – Да, она меткая и быстрая, но использует это только чтобы обезвредить противника.
- А, попросту мастер ранить, да?
- Ага.
- Как благородно, - хмыкнула девушка.
- Да, Карла хорошая, - не ощутил злой иронии Пит.
- Значит, вот каковы приказы Хантера, которые ты выполняешь.
- Не всегда. Я прибегаю к убийству в крайнем случае.
- А Лаура тоже как ты или как Адам и Карла?
- Даже не знаю, с кем лучше ее сравнить.
- Что, не подходит ни по одному параметру?
- Хантер! Она как Хантер! – чуть не подпрыгнул от своей идеи Пит.
- А это как?
- Объяснить это я уже не найду слов.
«И без слов понятно, что все вы не гнушаетесь убивать (а сама-то, сама!). Может, и меня кто-то из вас сиротой сделал (нет, но скоро сделает). А хотя, нет. Тот парень, Джонатан, говорил мне про мать. А что, если я попала к ним после смерти матери? Вполне себе логично – вроде бы и мать была, вроде и осиротела. И Дьюи про отца что-то говорил. Нет, не то!», - Ренис посмотрела на Пита, что-то ответственно ей говорившего.
- Пит, - перебила она, все же решившись попробовать докопаться до правды.
- Да?
- Ты можешь сказать мне, когда и как я попала к Хантеру и чем вообще занимала свою жизнь до встречи с вами?
- И снова буду честен с тобой, - Пит опять вспомнил больницу и мать этой девушки, и это помешало быть ему таковым. Он пустился в ложь. – Я не знаю ни того, ни другого, ни третьего.
- А кто знает, тоже не знаешь?
- Может, Хантер, - неуверенно предположил он, посчитав, что будет лучше, если с этими вопросами она обратится к тому, кто-кто, а он-то сможет что-то дельное на ходу придумать.
- Ясно, - вздохнула печально Рэн, и оставшийся путь прошла в угрюмом молчании, слушая его рассказ про их с Адамом опаснейшее проникновение в лагерь враждебной группировки.
Пит занес пакеты на кухню и помог разобрать их. Откуда-то упал на голову Адам, занывший о том, что еще не завтракал, и никто не хочет его покормить. На удивление сдержанно успокоив его, Ренис приготовила яичницу, на всякий случай, разбив больше яиц. И не зря – пришли Лаура с Паленым, потирая руки и затачивая зубы. Этой компанией они и позавтракали. Подавляющее большинство команды Хантера грызло гамбургеры и пиццу в грузоперевозках и адвокатской конторе.
Прибравшись  с Лаурой на кухне, Ренис с той же компанией, как по инерции перетекла в кабинет Хантера, куда потихоньку стекались все. Вскоре появился и сам хозяин кабинета и этих людей. Он занял свой трон и поставил на стол свой пистолет. В качестве скипетра – его любимая хрустальная (но хрустальная ли?) пепельница, кочующая с ним и его людьми из дома в дом, из города в город. Хантера за курением в кабинете Ренис еще ни разу не видела и эта пепельница на столе всегда удивляла ее. Она думала, что та предназначена, вероятнее всего, для курящих и частых гостей Хантера. Тут она отвлеклась от дум на толкавшего ее Адама.
Не успели люди создать тишину для речей Хантера, как Рэн с Адамом, опять что-то не поделив, сцепились. Парень дернул ее за ухо и рванул в коридор.
- Ах ты… - окончание бранного слова они не услышали, девушка скрылась в том же направлении.
Хантер укоризненно покачал головой и решил начать без них. Начать – начал, но ни продолжить, ни закончить в том же расслабленном и умиротворенном духе ему не дали. Влетел Адам, не сбавляя скорости, понесся к окну так, словно там был портал в другое измерение. Секундой позже ворвалась и Ренис.
- Да как же ты меня достал! – она схватила банку пива с подлокотника дивана и швырнула в него.
Адам увернулся. Банку поймала Ирма, во избежание удара в свой лоб, а Ренис выхватила бутылку уже прямо из рук Пита, что сидел у подлокотника на диване.
Бросок.
Тот снова уклонился, мечась от одного товарища к другому. Бутылку поймал Риччи, вспорхнув с кресла и хватая ее, не дал долететь до пола и разбиться.
Захлебываясь злостью от удачливости Адама, Ренис в тот же миг поломилась к столу Хантера в поисках чего-нибудь массивного. Присутствующие замерли с живым интересом в глазах. И только Хантер делал вид, что ничего не видит и ничего не слышит, а сам бегал глазами от Адама к ней, когда она замахивалась, и обратно к парню. Лаура с Питом понимали, что нужно вмешаться и остановить их, но любопытство – опасная штука. Хотелось досмотреть, чем завершится этот матч бросков между ними.
Не шелохнулся Хантер, даже когда Рэн схватила его любимую пепельницу. Даже когда та полетела к Адаму, очень быстро снижаясь и стремясь к полу от своей тяжести. Ее, конечно, поспешил поймать Риччи. А Рик ловил предметы со стола Хантера, что летели следом: ручку, чашку, блокнот, пачку сигарет, зажигалку.
Бросок каждой вещицы сопровождался нервными выкриками Рэн:
- Надоел!
- Надоел!!!
- Как же ты надоел!
- Достал!!
Не успели все сообразить, как полетел и пистолет Хантера, все это время лежавший перед ним. Он думал его убрать в ящик стола, но в тот момент его внимание приковали эти двое, так оружие и осталось на видном месте.
С ужасом пораскрывав глаза, все бросились на пол, прикрывая головы руками. А Ренис получила леща ребром ладони от вскочившего со стула взбешенного Хантера.
- Твое счастье, что обойма пуста, дура! – выкрикнул он, схватил той же ладонью за шею, большими шагами метнулся к двери, уводя за собой, и вышвырнул за дверь как слепого щенка.
Хантер был в ярости. Таким подчиненные его еще не видели.
- Адам! – рявкнул он, как только выгнал девушку.
- Понял! – робко отозвался парень и по стеночке прополз мимо него, юркнул за дверь, где кара Ренис его таки настигла, что хорошо было слышно через дверь.
Люди Хантера старались сдерживать улыбочки, боясь гнева разъяренного командира. А он уже сел на свое место, поражаясь вспышке собственной ярости.
О, а как негодовала там, в коридоре Рэн! И не на Адама, а на посмевшего ее ударить и выдворить из кабинета, Хантера! Уж я-то знаю, что там у нее сейчас кипело. Беспорядочно и бесперебойно. Ее так и распирало в отместку нагадить да напакостить этому мужчине. Потянув дверь на себя, Ренис просунула голову и жалобно спросила:
- Сэр, зачем вы так со мной?
Несколько человек рассмеялись.
- Закрой дверь! – старался не смотреть в ее сторону Хантер.
- Это потому что я ни разу не попала?!
- Закрой дверь!! – повторил яростнее Хантер.
- Сэр, обещаю, впредь буду целиться ему в голову, чтоб уж наверняка.
Показалась чуть ниже и голова Адама:
- Можно, мы войдем? – просил он в тон виновато.
Хантер с минуту испепелял их злым взглядом.
- Ну, впустите нас, - потянула жалобнее Ренис.
- Мы больше не будем… - слезно ныл Адам.
- Промахиваться, - добавила Рэн, показывая зубы в кривой улыбке.
Натянуто покривив губами, Хантер кивнул. Расталкивая друг друга, они ввалились в кабинет.
- Рэн! – окликнул командир. – Сядь туда! – приказал Хантер и глазами указал на место напротив себя – на полу у кресла.
- Почему я?! – возмутилась та.
- Потому что ты – буйная! – ответила с кресла Гвен и высунула язык.
- Выполняй, или выходи, - сказал Хантер.
Насупившись, Ренис села на пол. Адам примостился к Питу, задорно поглядывая на одиноко сидящую забияку, которая слышала, но не слушала того, что говорил сейчас Хантер. Она плыла по своим мыслям еще с того времени, как села, солдатиком прыгнув в них.
«Вроде неплохой парень, но все равно придурок тот еще!», - думала она, вспоминая небольшие отрывки его заступничества с Питом за нее, защищая от Дьюи и Гвен. Адам иногда успевал приговаривать ей в такие моменты: «Мы всегда тебя защищаем от него, а он всегда задевает тебя!». – «А в итоге сегодня Пит дает понять, что я права в своих сомнениях. Права, что я не была частью всего этого до своего провала в памяти. Выходит, что Адам врал своими нашептываниями. Врет и этим своим прилипанием ко мне», - Ренис погрузилась в еще большие рассуждения.
Она не подозревала, что некоторые люди на подсознательном уровне ассоциировались у нее с теми, кого она не помнила: Адам и его приставучесть – с Нэйтоном, Дьюи и все противоречивые чувства к нему были наравне с той зарождавшейся в ней некогда неприязнью и ненавистью к Алексу Фринвуду. Карла ассоциировалась с Анри, а высокая (не значительно!) и стройная Мэндси с Гриной. Риччи воспринимался, как миролюбивый и скромный, спокойный Луи Прескотт. Паленый, виделся ей как Оливер, а Рик был один в один Гордон. Командир Хантер – сопоставлялся (на интуитивном уровне) с Мэвилом Оруэлом, хотя общего у них разве что это молчаливое кивание головой. Уместное и неуместное. А Лаура отождествлялась с матерью, только из-за отличного от остальных отношения самой Лауры, которая расценивала Ренис как маленькую девочку. Часто проявляемая забота алкоголички, чем-то напоминала неумелые заботы Эллисабэт Нолл, которую Ренис не помнила, но смутно ощущала, что мать, все-таки, у нее есть. Повторюсь, это все подсознательно, людей из своего прошлого девушка так и не вспомнила, только те мизерные чувства к ним, что были проявлены ранее и передались ее нынешним лже-друзьям.
- Спишь что ли?! – хлопнула ее по плечу, встав перед ней и наклонившись, Гвен.
- Что? – вздрогнула Ренис.
- Я же говорил, она не слушала, - скалил зубы Дьюи, ерзая в кресле в предвкушении крупной ссоры.
- Вечно ты где-то витаешь! – сползла с подоконника Ирма, сделав парочку шагов, остановилась.
- Это же не запрещено, - Ренис возмущенно устремила глаза на Ирму.
- Твоя невнимательность нас и губит! – резала словом Гвен.
- Вот и не надо всецело на меня полагаться!
- Да и не… - хотела что-то едкое сказать Гвен, но сбилась, так как Ирма, которой та не специально преградила путь, хлопнула ее со всей дури рукой по заднице.
Звонкий шлепок, и Рэн, кажется, увидела звуковые вибрации, что пошли по кабинету. Поежившись от увиденного, она резко отвернулась от девушек, на которых смотрела. Ее лицо исказила гримаса омерзения: один глаз был широко открыт, другой слегка прищурен, брови возмущенно подняты вверх, а губы искривлены в презрении.
«Что я сейчас увидела… сожгите мои глаза…», - так и читалось у нее на лбу. Даже Хантер не удержался и рассмеялся.
- Ай! Дура!! – вскрикнула поздновато Гвен, потирая больное место.
- Пошла прочь, - небрежно оттолкнула ее Ирма и в несколько шагов оказалась у двери. Покосилась сверху вниз на Рэн и вышла.
«Ого, детка, да ты крута как мои яйца, которых у меня нет», - проводила ее взглядом Ренис, удивляясь тому, что Гвен позволила той просто так уйти, а не вцепилась и выдрала косу сразу со скальпом.
- Здорово она тебя, - посыпал щепотку соли на рану Гвен Дьюи, усмехаясь.
- Плохо, Рэн, плохо! – опережая комментарии, вступил в отчитывания, витающей в облаках непокорной подчиненной, Хантер, игнорируя выходку Ирмы.
- Ты так своей собаке говори, - буркнула та.
- А у него нет собаки, - улыбнулся Брэдли.
«А вы все разве не его собачки?!», - это промолчала Ренис, но сказала другое:
- Пусть заведет.
- Ты прослушала все, в том числе и то, что касалось лично тебя, - злился Хантер. – Ничего не усвоила из всего сказанного мной! Ничего, что относится к твоим завтрашним действиям во время…
- В отличие от всех остальных, - перебив его, Рэн встала с пола и распрямила плечи. – Я не подписывалась на роль твоей преданной марионетки. Не надо мне это говорить тоном хозяина всей моей никчемной жизни! И потом, прекращай уже думать, что можешь использовать меня по своему усмотрению. Я не твоя игрушка! – взорвалась бабенка не на шутку! Ренис и остановилась-то, чтобы перевести дух и продолжить огрызаться.
Хантер хотел воспользоваться этой короткой паузой и только открыл рот, но Адам опередил:
- М-м-м… не твоя, - мечтательно произнес он, растягивая слово. – Слушай, а когда ты станешь моей?!
- Никогда!
- О-о-о! Так скоро?! – не терялся Адам, намеренно выводя ее еще больше из себя и отвлекая от Хантера на себя. – Я, определенно, на верном пути.
- «Определенно» – это мое слово, - взбычилась Рэн.
- Нет, теперь оно наше.
- Как же ты меня бесишь!! – скрипнули зубы.
- Ах, эти наши чувства! Поверь мне, они взаимны…
- Так, Адам, выйди! – вмешался, улыбаясь, Хантер.
- Да, сэр! – причмокнув губами, проходя мимо Рэн, что стояла возле двери, парень вышел.
- Ты все высказала? – Хантер встал из-за стола.
- Нет! Мое недовольство еще бурлит.
- Ты хотела сказать: «Да, сэр, возражений больше не имею!»? – поправил Дьюи, подсказывая, как ей надо отвечать. Ведь даже он, сын самого Генри, не пререкается с Хантером так, как это имеет неосторожность делать она.
- Все, что хотела я сказать, я – сказала! – огрызнулась и ему Ренис, позабыв о заключенном перемирии. Шатком, ой как шатком! Примерно сейчас оно и пошатнулось.
- Тебе следует подчиняться… - снова начал Дьюи.
- Только через твой труп!
- Ты хотела сказать: «Через мой»? – поправил с улыбкой он.
- Да, через твой! – гнула свое Рэн, пронзая умника злым взглядом.
- Умерь свой пыл! – медленно встал со своего кресла Дьюи, и Гвен зашевелилась, намереваясь остановить и спасти парня от неизбежного конфликта.
- Умерь свой пустой звук…
- Хватит вам уже ни о чем зудеть, - влезла Гвен, перекрывая своим голосом ответ Ренис.
- Зудеть – это твоя прерогатива, - нашлась и для нее в обидных замечаниях Рэн.
«Идиотка, заткнись хотя бы ради себя же!», - кричал глазами Хантер, увы, Ренис в них не смотрела. Она и Дьюи впились друг в друга глазами, мысленно душа голыми руками.
«У кого-то глаза – зеркало души. У кого-то просто два мутных стеклянных шарика, Дьюи тому пример!», - с ненавистью думала про себя агрессивно настроенная девушка.
Шаг вперед, сделанный Дьюи, и Гвен хватается за него.
Шаг вперед, сделанный Рэн, и с дивана вскакивают Лаура с Питом.
«Зря ты Адама-то выгнал, он бы тут не помешал», - подумала Лаура, выжидая, как Пит и все те, что в тихом ожидании наблюдали.
- Бесполезная, ни на что не годная дура!
- Самоуверенный, ничего не стоящий павлин!
Встречные еще два шага, кивок Хантера Лауре, и вот заведенная Рэн схвачена в охапку – Лаура вытолкала ее в коридор, а оттуда поволокла к лестнице, уводя в свою комнату, как можно дальше от Дьюи.
- Я еще не все сказала! Пусти! Пусти… - доносились из коридора вопли взбешенной девушки.
Дьюи торжествовал. Но в глубине души расстроился, что их так рано и быстро разняли и до рукоприкладства дело не дошло. Он ужаснулся, поймав себя на мысли, что ему безумно нравится цепляться к Рэн. В поисках оправданий в себе самом или каких-либо опровержений, мол, что это не так, и глупости все, парень не расслышал ни слова из нотаций, которые вбивал ему осуждающе Хантер. Зато прекрасно скрыл свой невнимательность, послушно кивая головой и потупив взор, якобы сожалея и своей оплошности.
Обсуждение предстоящего дела возобновилось без Лауры, Рэн, Адама и Ирмы. Первые две из списка находились в комнате Лауры, которая вела наставительную беседу о том, как надо вести себя с Дьюи, а как не надо. Аргумент по типу, что Дьюи – сын Генри, а Генри имеет власть над всеми ними, на Рэн не действовал. На это девушке было наплевать.
Доводы шли мимо. Факты тоже. На очередные аргументы уже было трижды наплевано. Лаура сдалась и замолчала, а Ренис все бороздила яростно просторы ее комнаты, от стены к стене.
Ее ярость спала сама, девушка вдруг успокоилась. Уже и не помнила, с чего конкретно забурлила в ней злость. Если подумать – на Дьюи она лишь сорвалась, а разозлил-то ее Хантер. Еще задолго до него вывела из себя эта надменная Гвен. А до нее Адам со своими дурацкими выходками. Осознав все, Ренис выразительно округлила глаза и посмотрела на Лауру.
- Ну, наконец-то, - вздохнула та и присела на свою кровать. Очень аккуратно: ни одна бутылка под кроватью не была потревожена.
- Что-то я погорячилась, - виновато призналась Рэн.
- Мягко же ты сама себя определяешь.
- Каюсь, была неправа.
- Это не передо мной надо, - заметила Лаура и поджала губы.
- А перед ними и я не буду!
- Ты поражаешь меня с каждым днем все больше и больше! То ты в глаз за Дьюи получаешь, то ему ногой в глаз метишь...
- Вот не надо припоминать мне мое минутное помешательство! Я просто хотела пнуть его, воспользовавшись тем, что охранники его держат.
- Ага, конечно! Поэтому пнули тебя?
Ренис в ответ скосила глаза к переносице и промолчала. 26.09.2016.               
- Ты сделала то, что не каждый из нас сделала бы для Дьюи. Проще сказать – никто не сделал бы. Рэн, ты другая, не такая, как мы.
- Ну что ты заладила, ты – то, ты – это?! Сделала и сделала! Что мне теперь, на каждом углу кричать: «Я – индивидуальность, я – особенная! Я в помутнении рассудка чуть не пожертвовала собой ради подонка Дьюи!»?!
- Я вовсе не это имела в виду, - вздохнула Лаура.
- А что?
- Что если ты останешься с нами надолго, то станешь такой же, как и мы все.
- То есть, бессовестным и беспринципным ублюдком?
- Путь будет так, раз уж ты такого мнения.
Ренис опустилась на кровать, рядом:
- А ты как будто бы хочешь для меня иного? Что, желаешь мне лучшей жизни?!
- И не только тебе, - опечалилась сильнее та. – Я бы очень хотела, чтобы все эти парни и девушки бросили эти занятия, нашли себе место в нормальной…
- Честной, - иронично влезла Рэн.
- …жизни, - закончила за ней Лаура.
- А толку тебе этого хотеть, если не хотят того они?
- И ты тоже?
Ренис задумалась надолго. Ответ был неоднозначный.
- Не могу быть в этом уверенна, но, кажется, да, - нагло соврала она и устыдилась. Вранье ее состояло в том, что она не хочет нормальной и честной жизни. Хочет, и еще как! Но в сказанном была и правда, ей и самой порою становилось не по себе, стоило только представить, что всех этих людей вдруг не станет рядом. Привязанность? Привычка? Хм. Вполне возможно.
- А как же все эти твои бунты и сопротивления воле Хантера?
- Пустяк! Натура у меня такая, - Ренис запнулась, общаясь в голове с собою же и тут же озвучивая мысли. – Наверное. Может, я даже из тех людей, которые, имея все, что хотят в любой форме желаемого им, будут кричать во все горло: «С хрена ли тут так мало?!». При всем при этом я буду довольна абсолютно всем, и не буду желать большего. А крик этот – всего-навсего мое извечное недовольство, упорство и стремление показать, что все не так и все не то, чего в душе хотелось.
- Значит, все твои споры и возражения всего-то лишь от твоей вредности? – улыбнулась Лаура.
- Думаю, да. Мне и самой часто бывает неловко за свои необоснованные протесты, но я ничего не могу с собой поделать. Захотелось повредничать? Так оно и будет!
- Как интересно.
- Да ну, не сказала бы, - Ренис встала и подошла к окну, стараясь не замечать колонну пустых, но чистых бутылок на подоконнике. – Как насчет тебя, Лаура?
- Что ты имеешь в виду?
- Почему ты так желаешь лучшей жизни своим подельникам? Не думаю, что того же желают они тебе. Ты же не настолько широка отзывчивым, но основательно пропитым и черствым сердцем?
- Я из тех, кому за спиной говорят, что сердца и вовсе нет, - усмехнулась фальшивая пьяница. – Это все потому, что у них есть все шансы на это.
- А у тебя, что, нет?!
- Нет. Мне уже поздно что-либо менять.
- Хочешь сказать, чем дольше с Хантером, тем дальше правильная жизнь, да? – злые нотки, проскальзывающие в голосе Ренис, казались откровенным издевательством.
Лаура с тоской в глазах кивнула головой.
- Вот как, - улыбка сошла с лица Рэн. – Единственный выход – бежать, так ты мне говорила?
- Да.
- Но бежать от них – нереально, это тоже ты говорила?
- Да, - тише прежнего прозвучало в ответ.
Ренис отошла от окна и присела на корточки перед Лаурой. Задрав голову, заглянула в прямо глаза:
- Что же тогда делать, а? Что делать, если единственный выход – не выход?
Ответа не было.
- Вот потому-то все и делают вид, что их устраивает эта жизнь, что им по нраву эта безысходность, да, Лаура? В этом же ваше главное и общее на всех притворство? Не считая притворства индивидуального и дополнительного притворства для Ренис.
Лаура отвела взгляд. На верные догадки девушки она не знала, чем ответить. В таком случае, молчание, что знак согласия, ей в помощь. Ренис выпрямилась, встала во весь рост и теперь смотрела сверху вниз, а сидящая Лаура снизу вверх.
- Твоя правда, Рэн, мне нечем возразить. Нечем крыть. – «И не хочу я врать и обманывать тебя», - додумала про себя она.
- Моя правда, говоришь, - сузила мстительно глаза в щелочки та. В голове девушки что-то щелкнуло, звук точно как от костяшек хрустнувших суставов пальцев. Язык действовал, будто отдельно от мозга. – Да, моя правда. И у моей правды глаза цвета небесной синевы: темно-голубые и такие ясные-ясные. – Ренис сказала это, игнорируя вертевшееся в голове: «И зовут мою правду – Нэйтон». Эта, оставленная без внимания, мысль очень быстро растворилась, не дав девушке и понять толком, что это только что было на уме, да и было ли вообще.
То, что услышала Лаура, подстегнуло ее. Она со страхом подумала о голубоглазой женщине – Эллисабэт Нолл.
«Неужели мать вспомнила?!», - заглядывания в глаза не принесли успехов, Лаура ничего не смогла понять.
- Тебе бы синяк замазать, - пролепетала она заботливо, чтобы Рэн подумала, будто глаза Лауры приковывает только синяк.
- Обойдусь. И без него краше не стану, - девушка направилась к двери. – Я однажды сбегу. И сделаю это весьма удачно, на зависть вам всем, - сказала она и остановилась у порога. – И я буду не я, если не сделаю это в скором времени.
Не желая слышать того, что об этом думает Лаура, Ренис покинула комнату. Я же желаю слышать, а точнее знать, что же думала Лаура, что так грустно улыбалась ей вслед. Была только эта ее жалкая улыбка и мысль:
«Буду безмерно рада».
Мне, знаешь ли, жизни не хватит на то, чтобы подобно Льву Николаевичу столь же терпеливо и неспешно расписывать каждый третий разговор благородных господ, что встретились с утра в доме в очереди в туалет. Пардоньте, у врат уборной.
С тем, что у меня нет личной жизни, и я трачу минуты, отведенные для нее на эту писанину, я еще как-то смирюсь, но, ты знаешь, что….В общем, я веду к тому, что на данном этапе я рискну максимально коротко (а ты уже знаешь, что я так ни черта не умею) набросать немного унылого текста, освобождающего меня от десятка ненужных диалогов  и монологов с каждым встречным и поперечным криминальным объектом. А то это уже реалити-шоу, а не повествование.
Так вот.
Глава десятая: «Будни «Мелкой».
Короче говоря, девушка по имени Ренис Нолл, которая доподлинно не знала, Ренис ли она, Нолл ли, или же Шинон Бринст, али некая Рахима, смиренно сосуществовала со всеми этими людьми, став действительно неотъемлемой частью команды Хантера. Ей уже казалось, что она и вправду когда-то много лет промышляла исключительно криминалом и что эти знакомые чувства, временами возникавшие к этим, якобы похожих на других близких ей людей, товарищам настоящие (пусть и двое из команды уклончиво дали понять, что это вовсе не так).
Ощущение того, что окружающие люди и происходящее с ней ей не чуждо, убеждало Ренис в твердых заявлениях товарищей, что она их самый что ни на есть пробивной, бойкий и юркий товарищ. Ну да, знаем, пробовали! Куда не помести человека, в какую незнакомую и труднопроходимую глушь или среду ни брось (кроме кислотно-щелочной), везде найдется тот, что приспособится, освоится, привыкнет и заживет на зависть эволюции. А со временем и вовсе во все горло прокричит, что все чуждое – такое родное! И пошли вон все с моей территории!!
Всему виной привычки и привязанности, от которых не каждый может отказаться и не каждый может принять. Кому-то легче, кому-то каторга. Впрочем, это загадка для специалистов узкого круга. Таких, как покойный Мэвил. Таких, как живой-здоровый Нэйтон, к которому мы с тобой скоро вернемся, ведь он не так уж и прост, как был задуман.
Это все самой собой, да, но Рэн ни на минуту не забывала о том, что и Лаура, и Пит, хоть и не открыто, но признавались в правдивости ее догадок, которые заключались в том, что Ренис прежде никогда не являлась членом команды Хантера. Что она не столь давно с ними и что все дружно ей об этом лгут. Она помнила это и продолжала вести ту же игру с ними. Умело и уверенно.
Она свыклась со своей участью, притерлась со всеми и привыкла ко многим, также, как когда-то с большим трудом привыкла к Нэйтону, Грине, Алексу, Гордону, Анри, Оливеру, Луи и прочим. И на сей раз это далось ей легче. Больше всего Ренис ощущала необъяснимую привязанность к Лауре, которая, повторюсь, видела в ней маленькую непослушную девочку и, вероятно, отождествляла ее с дочерью, младшей сестрой, ну, не важно, и оттого относилась к девушке иначе, чем к прочим. Нет, Лаура открыто не выделяла своего особенного отношения к Рэн, только с глазу на глаз. А в остальном она была такой же, как и всегда – холодной, безразличной, грациозной алкоголичкой. Наедине с Рэн Лаура позволяла себе отойти от роли и быть другой Лаурой, настоящей. Эта настоящая Лаура и нравилась Ренис больше всего.
Однако Лаура в последнее время зачастила пропадать и не возвращаться иногда и по ночам, и даже нескольким дням. Всему виной новое дело, к которому они всей командой готовились, в котором главным образом вила паутину лжи Лаура. От нее оно и зависело. Что конкретно делала в свое отсутствие эта пьяница, и где она это делала – никто не распространялся, все отвечали уклончиво и загадками. И то, уклонялся и говорил загадками, в основном, Паленый, к которому Ренис прониклась не то уважением, не то симпатией, такой же, как и к Лауре.
Брэдли охотно отвечал на любые другие вопросы, порою подтрунивая и подкалывая Пита и Адама, в компании с которыми и заставал он Рэн. К этим двум парням девушка тоже привязалась. Практически все свободное от Лауры время она коротала с ними. Однажды, даже вместе с Адамом, прихватив все свои накопленные сбережения, сорвалась на какой-то крупномасштабный рок-фестиваль за тридевять земель. Естественно, оба вернулись через несколько дней голодные, холодные и с пустыми карманами, чтобы предстать перед строгим, разъяренным их выходкой, командиром Хантером.
Разумеется, это была хорошо продуманная гением Риччи уловка, которую заставили применить Адама, сказав, что если Рэн накопит достаточную сумму денег, то непременно совершит побег. А парень не хотел этого, потому и позволил себе таким вот образом обмануть и ограбить себя и Рэн. Хорошо продуманная до мелочей схема от умника Риччи, одобренная Хантером с позволения Генри.
Отношения с другими членами команды у девушки не особо складывались. Особенно не ладилось у нее с женской половиной команды Хантера. С Мэндси Ренис еще более и менее нашла общий язык – могли ненавязчиво и подолгу говорить ни о чем, но не более раза-двух в неделю. А вот с Карлой категорически не складывалось, вообще никак! Та люто невзлюбила Рэн, потому что Рэн вечно спорила и пререкалась с несравненным командиром Хантером. И Хантер вечно позволял ей это делать, будто нарочно выделяя эту нахалку среди всех. Так думала Карла.
И приблизительно те же мысли были в головах Ирмы и Гвен с Мэндси. Мэндси при этом относилась к Ренис все же куда лояльнее. К числу недоброжелателей Рэн можно смело приписать и Дьюи, с ним и Рика, который, в отличие от них всех, ни разу не выдал своего недовольства присоединением к их сплоченной команде Рэн. Рик был очень скрытным парнем. Прямо как я.
С момента похищения Ренис и ее притирания с командой прошло около двух месяцев. В течение еще двух они занимались своими аферами: воровство, да распространение наркотических веществ. Ренис принимала непосредственное участие в этом, уже без лишних возражений. Мораль и ее нормы покинули девушку, теперь она трудилась в поте лица, снова зарабатывая и откладывая кровные деньги на бегство.
На некоторое время люди Хантера отставили промысел крупными и мелкими кражами и занялись грузоперевозками – заказов вдруг навалило с гору. Но в этом девушкам заработка маловато, по части грузов была ответственна мужская половина команды. Поэтому сконцентрировались и на втором – реализации крупной партии наркотиков.
В городе, в котором они базировались, решили не рисковать. Собрав нужных для этого дела людей, Хантер взял курс на соседний городок. Он рассчитывал провернуть все в короткие сроки – предел три дня. Заранее снял квартиру на неделю, в которую и заселились он и его подчиненные: Паленый, Пит, Адам, Риччи, Карла, Ирма, Мэндси и Рэн. О последней девушке никак не скажешь, что она верный человек Хантера. Девушку взяли с собой, побоявшись оставить в доме с Дьюи. А раз взяли – то и работать ей с ними на равных.
Покупателя им нашел по своим каналам Генри. Сделка должна была состояться среди бела дня на самой оживленной улице. Все до боли просто: человек Хантера передает сумку с товаром, человек покупателя – деньги. Сторону Хантера должна была представлять Лаура, достаточно опытная в таких делах. Ей без раздумий предназначалась эта роль. Все продумывал, как и всегда,  Риччи, расписывая ходы наперед. Но неожиданный звонок Генри, который ошпарил сообщением о том, что среди них «крот» (так они между собой обозначали предателей, работающих втайне на других), и что конкуренты в курсе их дела и грозятся сорвать все. Эта весть повергла в шок, но предаваться унынию не было времени. Риччи предложил иной вариант: помимо Лауры, одновременно с ней пустить по городу к району намеченной встречи точно так же одетых, как и она девушек, с точно такой же увесистой сумкой.
- Сами же будем следить за каждой, и в случае чего, предотвратим нападение, - выпалил на одном дыхании Риччи.
- Теперь еще на несколько пар одинаковых шмоток и сумок заморачиваться? – расстроилась Ирма. – Не в каждом магазине найдется набор одинаковой одежды на пятерых.
- И кому же ты доверишь сумку с настоящим товаром? – задала вопрос острее Мэндси, оглядывая всех своими зелеными глазками.
- Они уже знают, что сумка по-любому у девушки. Не будет ли умнее заменить парнем девушку? – спросил и Пит.
- Нет. Уже оговорено, что товар будет доставлен девушкой. И если я скажу, что возникли некоторые изменения, это спугнет клиента.
- Хантер прав, - Лаура бегло взглянула на всех девушек. – Рэн. Лучше всех подходит она.
Все уставились на чесавшую ухо и плывшую по своим внутренним монологам, Рэн.
- Что? – спросила она. – Уже и ухо почесать нельзя?
- Ты опять не слушала?! – устало спросил Хантер.
- Безответственна. Как ты вообще склонилась к такому выводу, Лаура?! – Карла качала головой, ненавидящим взглядом поглядывая на Ренис.
- Я тоже считаю, что Рэн отлично подойдет, - вступил деловито Риччи.
- Да почему, объясните уже, - равнодушно вставила Ирма.
- Я бы ни за что на нее подумал. Какая бы сумка на ней не висела, и как бы она не была одета, что перед нами потенциальный наркоторговец, доставщик, посредник и прочее. Это не сочетается и в уме не укладывается.
- Ты ставишь только на ее внешнее несоответствие, Риччи? А не боишься сесть в лужу?! – Ирма перевела взгляд с него на Ренис. – Все зависит от того, как преподаст себя она. Своей походкой и манерами лично мне она всегда напоминает сорванца–наркомана. Ты хоть сумочку от «Gucci» на нее повесь, я все равно вижу в ней только мелкого беспризорника.
- Но-но! Хватит унижать меня, - завелась Ренис, готовясь ругаться.
- Вот именно, Ирма, - не дала той зацепиться Лаура. – Мы поставим на нее. Оденемся так же, как и она, и вести себя будем тем же образом.
- Это я и хотел сказать, но вы мне не дали, - обиженно пояснил Риччи.
Хантер идею поддержал. На том и порешили. А через день девушки в одном и том же наряде, до мелочей подобранном для каждой по размеру, стояли посреди комнаты. Рэн, Лаура, Карла, Ирма и Мэндси выглядели как девчонки дешевого музыкального коллектива, приглашаемого на скромные праздники средних фирм.
Рэн давали последние наставления, которых та не слышала. Была занята мыслями о том, как бы ей не упасть с этой высоченной обуви и не сломать ноги и голову. Всем им вручили наушники, вроде и к образу подходило, и Хантер мог быть все время на конференцсвязи с ними. В назначенный час они погрузились по машинам.
Ренис, Лаура, Мэндси были высажены Хантером по одну сторону дороги у ближайшей остановки, а Карла и Ирма – по другую сторону Паленым. На улице девушки разделились, и каждая пошла своим путем, траекторию им определил еще с вечера Риччи. Одинаково одетые, с одинаково повешенными на правое плечо большими и тяжелыми сумками. Одинаковой походкой.
Лаура спустя пару минут вернулась в машину к Хантеру и Адаму. Пит и Риччи были с Брэдли. Хантер как раз переговаривался с девушками, думая: «Почему не вступает в разговор Ренис?».
- Рэн, - позвал он в микрофон наушника.
Ответа не было.
- Рэн! – громче произнес он и услышал приглушенное эхо на заднем сидении. Обернулся и посмотрел на растерянного Адама, чьи глаза были прикованы на оставленный у двери телефон с намотанным на него проводом наушников.
- Кажется, она взяла  мой плеер, - пробормотал парень и кинулся выворачивать карманы.
- Идиотка! – разозлился Хантер, бросая руки на руль. – Дура! – нога давила педель газа.
- Успокойся, - тихо шепнула Лаура, что сидела рядом.
- Куда она пошла!? – бесился Хантер от вида чрезмерно спокойной Лауры.
- Ты же знаешь, что только ее путь лежит к месту встречи.
Машина на скоростях неслась по дороге, а Ренис неторопливо и под любимую музыку шла по тротуару, сохраняя равновесие на своей неудобной и жутко неустойчивой обуви.
- Вон она! – вылез вперед Адам, пальцем тыкая в лобовое стекло.
- Вижу! – Хантер сбавил скорость, теперь они ехали медленно за девушкой, соблюдая приличную дистанцию. Командир успокоился, увидев, что Рэн следует своему плану и не отклонилась даже на шаг в сторону. – «Молодец, девочка! Осталось немного до передачи сумки…».
- Что там у остальных? – угадывая его следующую мысль, спросила негромко Лаура.
- Брэдли, - позвал Хантер в микрофон, не сводя глаз с маячившей впереди девушки.
- У Ирмы хвост. Пит пошел следом.
«Генри прав. Кто-то среди нас работает на других», - Хантера посетила одна нехорошая догадка.
- Каэл, - потянула за рукав Лаура и кивнула в сторону Рэн, чуть ниже.
За ней шли несколько парней, они быстро обогнали ее, зашли вперед и преградили дорогу.
«Черт, черт, черт!», - в пол педаль, спеша на помощь.
Домчали до Рэн вмиг, как раз в тот самый, когда она, скинув с плеча сумку, заехала ею по лицу одного из парней. Руки других тянулись к сумке. Лаура, Хантер, Адам и я за ними, пулями вылетели из машины, в руках первых двух уже были пистолеты.
Обидчики Ренис намертво вцепились в сумку, она тоже в нее мертвой хваткой, в том смысле, что никакой. С ее-то физическими силами там и держаться не стоило, но сумку девушка все же удержала, благодаря Адаму, который, добежав, обеими руками обхватил сумку, перетягивая в сторону Ренис. Нападавшие вынуждены были отступить, пистолеты Хантера и Лауры настояли на этом. Парни разбежались кто куда, Адам и Хантер преследовать их не стали, это было слишком рискованно. Оба вернулись в машину.
«Они знали, что товар именно в ее сумке!», - добавилось доказательств к догадкам Хантера. Неприятные выводы были верно сделаны, однако прямых улик на руках он не имел. Пришлось оставить свои мысли при себе. Он продолжил сопровождать на авто Ренис, позади которой шагала Лаура в качестве телохранителя. К условленному месту добрались без эксцессов.
Честный обмен – и деньги у Рэн.
«Бежать что ли сейчас…», - соблазнилась Ренис, не сводя глаз с увесистого черного свертка в раскрытом рюкзаке, который получила от покупателя. Но нет, она не сбежит сейчас. Но обязательно сделает это позже. Несколько раз.
Подобрав Рэн и всех своих людей, командир вернулся в съемную квартиру. Промолчавший всю дорогу Хантер, разразился руганью, порицанием и отчитыванием Ренис, которая так безрассудно оставила наушники в машине. Будь они на ней, Хантер смог бы еще издали и вовремя приметить нападавших парней, принять меры раньше, чем те успели бы приблизиться к ней и избежать контакта и конфликта.
Ренис категорически не нравилось, что он ее ругает и делает это при всех. Но она молчала и выслушивала все, что у него там на нее накипало и выливалось. У самой же в горле бурлило желание заткнуть его, обозвать последними словами, послать далеко-далеко и бежать, куда только ноги способны добежать. Это и было первой каплей, до последней же еще далековато.

Глава одиннадцатая: «Побег номер один».
Наслушавшись упреков, девушка от большущей обиды решилась бежать. Ренис терпеливо дожидалась, когда от нее и ее ошибки все плавно перейдут к обсуждению выручки. Воспользовавшись моментом оживленной беседы Хантера с довольными сделкой подчиненными, она незаметно вышла в коридор.
Щелчок замка.
Скрип двери и очень тихий хлопок из-за просевшей уплотнительной резины у порога.
Первой спохватилась Лаура. Стало непривычно тихо, подозрительно тихо – не было слышно и видно извечно спорящей Рэн. Лаура выглянула в коридор – Ренис нет. Заглянула в кухню – Ренис нет. Толкнула дверь ванной – никого.
- Вот же ж черт! – крикнула она и бросилась к входным дверям.
По одной лишь ее интонации и этому несвойственному нервному выкрику, Хантер понял, что конкретно случилось.
- Все в город, быстро! – приказал он, спешно натягивая куртку.
- Что такое, Хантер? – торопилась влезть одновременно с ним в свой плащ Карла.
- Рэн… - тут он не договорил.
- Сбежала? – перебил Брэдли предугадывая.
- Ха! В своих целях использовала наше доверие к ней, подумать только! – бежала к двери и Ирма. – Разве не мы должны были сделать это?!
За ней следом шли все остальные. У подъезда Хантер дал каждому направление и посмотрел на Лауру, что завела машину и ждала одного человека в компанию. Он кивнул Питу и Риччи, чтобы людей было больше с ней. Трех других девушек окликнул и посоветовал друг от друга не отдаляться и помнить о дневных преследователях. Адама отправил прочесать ближние дворы, а сам остался ждать в компании Брэдли звонка от Лауры, Адама и девушек.
Не выдержал и сам позвонил к Лауре – у той пока никаких результатов, у Адама тоже успехов никаких. Исчезла девушка. Пропала. Сгинула золотоносная девчонка, хозяйка денег Генри! Хантер уже живо представлял, что его ждет и как беспощадно это его ждет.
- Хантер, - позвал Брэдли.
- Да.
- Я, кажется, знаю, куда она может пойти. Уверенности в том нет, но как вариант, - Брэдли вкратце изложил некоторые мысли и причины, наталкивающие его на эти мысли.
- Оставайся здесь. Она может вернуться, а я проверю твои подозрения, - Хантер побежал ко второй машине.
Ренис же брела по незнакомому городу пока не набрела на парк. В каждом городе он есть, муниципальный, охраняемый, чистый и аккуратный. Как и эти площади, скверы, аллеи, набережные… Большинство городов устроено одинаково, главные улицы и дороги, что ведут из одного города в другой, схожи, почти одинаковы. Разница лишь в незначительных деталях оформления построек.
Вот и перед ней сейчас был типичный парк типичного города. Ренис, уныло перебирая ногами, пошла по его чистым дорожкам мимо клумб с цветущими пышными декоративными цветущими растениями. До нее откуда-то так явственно доносилась приятная и слуху, и духу музыка. Она ускорилась, теперь шла исключительно на звуки музыки, нарастающие с ее приближением.
Девушка выбралась из парка к большой арене (служившей чем-то вроде большого спортивного стадиона, примыкающего к парку), на которой играли музыканты. Было не многолюдно, нигде не было заграждений и перекрытых входов и выходов, как и не было требующих билетов, людей. Зато было вдоволь тех, что ценили данное направление в музыке, они небольшими группами сидели то там, то тут на этой просторной зеленой поляне. Вели беседы в своих компаниях, изредка затихая и, повернув голову, прислушиваясь к певцу. Чем ближе к арене, тем было кучнее.
Ренис смело пошла взглянуть поближе. Уже догадываешься, кто там, на сцене? Да, да, ее забытые ею же друзья. Это был тот самый период, те самые полгода, прошедшие со дня ее трагичной кончины. Вот уже полгода, по ней горюя, роняют слезы Нэйтон с Алексом навзрыд (тут у меня якобы язвительный сарказм). А она эти же полгода под предводительством то Хантера, то Паленого преспокойненько подворовывает – орудует себе в домах, то в сердцах богатеньких людей. И приторговывает наркотическими веществами.
Жизнь…
Ренис протиснулась через плотную толпу, понимая, что голос певца ей знаком больше, чем просто голос популярного известного исполнителя. Шаг за шагом подбиралась все ближе и ближе. Пропускавшие ее вперед недовольно морщились, мол, что за наглость, мы сюда раньше пришли! Девушка этих недобрых взглядов не замечала, была поглощена разглядыванием певца, который, посмотрев на нее, запнулся и сбился. Уставившись на нее во все глаза, он перестал петь. Подхватил другой парень, что был в сторонке от певца и бренчал на гитаре, но тоже таким знакомым голосом. Это был Луи Прескотт.
- Ренис! – сказал в микрофон, застывший от шока, Алекс Фринвуд.
- Алекс, - беззвучно произнесли губы.
Только губы, сама она этого не слышала, зато в голове четко высветились образы этого человека, коротенькие фрагменты из ее жизни, в которых крупным планом мелькал этот певец.
- Алекс Фринвуд, - сказал голос в ее голове, и она попятилась назад, из толпы, оттаптывая кому-то в спешке ноги и улыбаясь, кричащему ее имя, Алексу.
Потом резко отвернулась от него и пошла напролом сквозь толпу, стараясь не слушать иступленные крики парня. Бежала от этого места как от огня, охватившего засушливое поле пламенем. Бежала, боясь оглянуться. Бежала, понимая, что от себя не убежишь. Ведь последним кадром и наиболее запомнившимся был удар в живот ножом, крепко сжатым в ее руке и искаженное болью лицо этого певца, которое она увидела перед собой, подняв голову от своих рук выше по телу жертвы.
Да. Рэн его вспомнила. Но только как человека, на которого покушалась и которого, наверняка, хорошо знала. Не более того. То, что она пела с ним, что узнала его через Нэйтона, что он признался ей в чувствах и убил – так и осталось позабытым. Это все тоже всплывет, конечно, со временем, но пока же она рвала когти дальше, углубляясь в темные улицы незнакомого ей города.
Бежала она, также подстегиваемая тем, что ее «слежка», про которую она не забывала ни на минуту, могла заинтересоваться ее знакомством с этим парнем. Что ему, опять-таки, могут причинить вред, боль из-за нее. Потому и ломилась до болезненных колик в боку. Покалывания эти терпела, терпела и устала терпеть. Остановилась, схватившись руками за бок, что еще острее вдавил вовнутрь тела. Отдышалась, мелкими вдохами и выдохами и пошла обычным шагом по улице, осознавая, что заблудилась и уже даже не то, что на квартиру, а к парку обратного пути не помнит. А в кармане – ноль: ни денег, ни часов, ни телефона, все осталось в квартире.
- Дура! – скажешь ты.
- Да, эталон дур! – соглашусь я.
Стемнело. В сумерках эти дворы и переулки пугали. В каждом темном углу ей мерещились всякие личности с нелицеприятными определениями их предпочтений, а точнее – маньяки, выползавшие на охоту в это время суток с целью поживиться заплутавшей жертвой. Никому ненужной. Такой, какой была она (жаль, что не помнит, насколько она нужна Генри!). Ее передернуло от этих мыслей, мурашки не знали покоя, но и они замерли, когда до нее донеслись звуки родной речи. Это недалеко от нее, как и басы, приглушенно звучащие откуда-то из-под земли. Ноги Рэн несли ее к источникам этих звуков.
«Клуб?!», - она проводила взглядом двух стройненьких русых девчонок, которые пробежали мимо нее и, открыв двери, забежали в клуб.
Двери закрылись, и басы снова почудились толчками земной коры, хорошо чувствующей ритмы музыки. Рядом переговаривались охранники, что стояли немного дальше от дверей увеселительного заведения.
- Клуб только для русских? – нагло спросила Рэн, поравнявшись с ними.
Под светом фонарей ясно было видно, как вытянулись их лица, разглядывающие ее.
- Русская?! – удивился один, сильнее вглядываясь в девушку.
- Не очень-то и похожа, хоть и говоришь по-русски чисто, - сделал шаг к ней и второй.
- У меня только мать русская, - начала Рэн, будто оправдываясь, но ей не дали договорить.
- Оно и видно, что ты – нерусская, - презрительно ответил первый.
«Что еще за мать? Откуда мне знать, кто моя мать?!», - ошарашенно подумала Ренис, с обидой пробормотав:
- Значит, только для русских, - она повернулась, чтобы уйти.
Но другой открыл двери:
- Не только. Просто русским девушкам вход бесплатный, - мужчина улыбнулся, демонстрируя золотую коронку вместо привычного глазу белого зуба.
«В кой-то веки приняли за девушку с первого раза!», - подумала она и опять заколебалась, чувствуя в этом всем подвох и снова не понимая, откуда у нее берутся эти такие странные мысли. – «Была не была! Хоть согреюсь что ли», - Ренис вошла и сразу почувствовала, как забилось нечто в грудной клетке в такт этой громкой музыке. Будто неправильно выпитое количество воды, застрявшее на уровне сердца. Прищуриваясь от едких цветных острых лучей, слепящих глаза, прошла через, набитый людьми, танцпол и прошла к барной стойке. Пара мест была свободна.
- Заказывать будете? – возник бармен, тут как тут, натирая бокал белоснежной салфеткой.
- Нет, - сказала Ренис и задумалась, разглядывая початую бутылку джина около уснувшего мужчины на соседнем табурете.
- Может, водки? – по-английски спросил, повернувшись к ней, другой мужчина, он сидел слева.
- *****, твою же ж, *********, - сказала громко Рэн, узнав в нем Хантера.
Бармен, улыбнувшись, заинтересованно замер возле них.
- А теперь переведи, - сдвинул хмуро брови Хантер.
- Я сделала комплимент твоим шелковистым бровям, сравнив их мягкость с перьями из павлиньей задницы, - ответила ему на понятном языке Ренис.
Бармен улыбнулся шире. Значит, отлично знал оба языка. Хантер сунул под бокал со своим виски купюру и властно бросил тому:
- Переведи!
Ренис округлила глаза в ужасе, а бармен, продолжая играть улыбкой, склонился к Хантеру и выдал сказанное девушкой тому в ухо уже на английском.
Лицо Хантера за секунду посерело.
- Пойду, потанцую! – быстро сползла со стула и ринулась к танцполу Рэн, подальше от гнева Хантера, который последовал за ней.
Ну, что сказать, конфликтный она человек, все время тянет к себе людей, горящих желанием ударить ее. Вот и сейчас в толпе наступила кому-то на ногу. Одаренный спьяну танцор сбился с ритма и попер воздать ей по заслугам, что говорится, в самое рыло подрывателю его шикарного танца. И не важно, что ты – бухой в стельку парень, а она – трезвая девушка, случайно и не со зла, постоявшая на твоей пьяной ноге. Ладонь его сжалась в кулак, рука взмыла в воздух…
Ренис сощурилась, уже примерно зная, в какую часть ее челюсти попадет сей благородный балетмейстер. Пистолет, дулом приставленный к его подбородку, казалось, отрезвляюще подействовал на парня. Он отступил немного назад от Хантера, появившегося и заслонившего собой беспардонную отдавливательницу ног. Девушки вокруг завизжали при виде оружия, со своих постов снялись охранники и направились к ним.
«Плохо дело!», - Ренис схватила Хантера за руку и побежала, расталкивая всех к выходу. Они промчались с ветерком мимо охотно болтающих на русском представителей внешней охраны. Эх, а так хотелось их послушать!
Пробежав по дворам немного, от новой волны колик в боку Ренис остановилась, переводя дух и оглядываясь, не преследуют ли их.
- Еще не надоело?
- Что именно? – на выдохе спросила она.
- Попадать в подобные ситуации.
- А может, я люблю получать по лицу?
- Тогда дай я вдарю хорошенько по твоей пустой голове…
- Получишь в ответ по своей старческой! – огрызнулась и оскалилась девушка.
- Я не старый!
- Ага, конечно, - Ренис сделала несколько шагов в сторону от него.
- Куда намылилась?!
- Продолжать свою вольную жизнь без всяких там зануд Хантеров и Лаур…
- Ты будешь продолжать только огребать по первое число…
- Ничего, прорвусь! – еще один уверенный шаг.
- Надолго ли тебя хватит, Рэн?
- Постараюсь выложиться на полную.
- Это не тот ответ. Скажи мне, куда ты приткнешься без денег и жилья? Ну, же, давай, подумай! Тебе же есть, чем думать…
- Ты мне сейчас типа даешь шанс одуматься и пойти с тобой?
- Не типа. Так и есть. Или ты идешь со мной, и я привожу тебя в теплую квартиру, где можешь вволю поесть и отдохнуть. Или я сейчас ухожу один, предоставив тебя самой себе. Выбирай.
- Прямо даже не знаю, как пообиднее отказать.
- Я не шучу, Рэн.
- Я тоже. Я не хочу идти с тобой.
- Все равно ведь придешь. И сама, наступив на свою без меры раздутую гордость. И поверь мне, это будет в разы больнее, - Хантер хотел подойти к ней, но передумал и остался стоять на месте.
- О, ты уговариваешь меня? А говорил, сейчас уйду.
Хантер сделал шаг назад:
- Ты ничего кроме своего упорства не хочешь видеть, так упиваешься им, радуешься, когда удается настоять на своем, хотя и понимаешь, что себе же во вред.
Еще один шаг назад.
- Уверив саму себя, что все против тебя, не замечаешь очевидного. Замечают все, но только не ты.
И еще два шага:
- Глупая ты, Рэн. И так же глупо себя ведешь.
- Да свали ты уже, молча…
- Что будешь делать, когда желудок потребует еды, а глаза – спать? А?! За какой мусорный бак спрячешься? Под какой мост ляжешь и чем накроешься? – Хантер отходил все дальше от нее, задом-наперед, уже громче говоря. – На кого будешь злиться, когда не у кого будет попросить о помощи?
- Пошел ты в … - по-русски прошептала она и, отвернувшись от него, пошла прочь сама. Наверное, в том же направлении, в котором был послан ею Хантер.
«Ну что за дура! Просто непроходимая дура! К чему эта упертость?!», - Хантер побежал за ней.
Ренис обернулась на звуки шлепков его обуви и остановилась:
- Ты же глотку рвал, что: сейчас уйду и бла-бла-бла…
- Я человек слова. Уйду – значит уйду, - он, сняв с себя свою куртку, накинул на нее поверх ее тонкой и легкой ветровки. Вроде бы и забота, да, но и здесь был тайный смысл – так легче было бы найти ее и выследить. И ребятам скажешь, чтоб ориентировались на его куртку – втройне упрощается задача.
- Ой, как мило, - скривила губы в улыбке Рэн, не подозревая об истинных мотивах.
- Смотри, чтоб бомжи не украли, когда будешь спать под мостом.
Представив сей неизбежный момент, девушка почувствовала себя дурно, но от своего не отступилась.
- Ну, в добрый путь! – хлопнул Хантер ее по плечу и побежал обратно.
- Серьезно? – крикнула Ренис ему вслед, не веря в это. – Я свободна?
- Как птица в небе! Летай, где твоей душе угодно! – бросил Хантер и скрылся за поворотом у дома, так и не повернувшись для прощального обмена взглядом.
Вроде бы полная душа радости и счастья, но… отчего-то было не по себе. Особенно от мысли, что больше она никого из команды Хантера, как и самого Хантера, не увидит. Зато свобода ведь, да? Да какая же это свобода, когда ты – никто, звать – непонятно, как именно и неизвестно, где вообще находишься?! А без денег это все удваивалось. Ты – вдвойне никто.
Вдев в рукава теплой и большой куртки Хантера свои руки и застегнув на себе по ощущениям целый скафандр, Ренис пошла вверх по улице, силясь вспомнить, как конкретно она сюда пришла и как можно выбраться обратно к тому парку.
Найти верное направление сразу не смогла.

Глава двенадцатая: «Джордж Лебовски».
Время близилось к поздней ночи. Темные закоулки пугали пуще прежнего, девушка подобралась ближе к дороге и шла теперь по хорошо освещаемым тротуарам, испуганно мотая головой то в одну, то в другую сторону. Ладони мерзли, Ренис сунула их в карманы хантеровской куртки и в одном из них рука почувствовала несколько бумаг, аккуратно сложенных. Вынула, разглядела под светом.
«Деньги?! Какой заботливый!», - пересчитала и восторг быстро сошел на нет. – «Чего так мало-то оставил?! Старая ты, жадная мышь!», - она скомкала и вернула их в карман, до скорой надобности. – «О чем таком очевидном, что мне абсолютно не очевидно, говорил Хантер? Знать бы, что он хотел сказать этим? Или это опять тайные превознесения себя в моих глазах?!», - Ренис перебежала дорогу в неположенном месте и увидела, наконец, очертания парка далеко впереди. В парк она рвалась, передумав насчет ее жертвы (певца) – Рэн вдруг решила, что хорошо бы у него выведать информацию о себе, понятно же было, что он ее знает. Подстегиваемая этой мыслью, девушка зашагала уверенней.
Но, увы, на той поляне уже никого не было, только люди, прибиравшие и приводившие сцену в порядок. Ренис опечалилась и побрела дальше, уповая на то, что теперь хотя бы свободна и вольна делать все, что вздумается.
Ее свобода так ошибочна. Зря, ох зря, она так ей радуется! Нет, ну, конечно же Хантер не намеревался ее отпускать так просто. Он следил за ней лично. Один. Сам. А затем подъехали по его вызову и присоединились к нему его подопечные, теперь они это делали вместе, несколькими группами по три-четыре пары. Позже Хантер будет корить себя за то, что разрешил ей так беспечно бродить одной, пусть и под его пристальным вниманием и мучить вопросом, почему за уши не утащил, не усадил в машину и не забрал на квартиру?
Ты, наверное, подумаешь, что Рэн на кого-то напала и убила ради тарелки с хрустящими и только-только с пылу с жару котлетами? Это вполне ожидаемо от нее, но нет. Прошатавшись по парку, она приметила себе скамеечку и поспешила к супермаркету, что видела по дороге к парку. Денег у нее было не так много, Ренис купила две булочки и прошла немного по рядам витрин. Взгляд упал на полку с алкоголем.
«Если я этой же ночью замерзну и умру от холода, то плакали все мои усилия. Что там Лаура говорила про теплоту, разливающуюся по организму…», - рука потянулась к бутылке с виски, но ценник дал понять глазам, что это не то, что нужно. Выбор пал на укладывающуюся в ее скромный бюджет (не ее, а Хантера!) бутылку пива. Взяла даже две, а к ним и пачку сигарет.
Парень за кассой странно посмотрел на девушку в большой мужской куртке и на не сочетающиеся покупки. Страна-то свободная, демократия и все дела. Свобода права, свобода выбора, хоть в медвежьей шкуре ходи, лишь бы налоги платила и на глаза защитников животных не попадалась. Благо, что паспорта не затребовал.
Ренис вышла, вгрызаясь во вскрытую еще в супермаркете булочку, которая полностью ушла в желудок раньше, чем она дошла до забронированной ею скамейки. Села, расправила плечи, откинулась на спинку и вдохнула холодный ночной воздух.
- Давно я так не сидела, - сказала она и поставила бутылки слева от себя, там же оказалась и пачка сигарет. Повернула голову вправо и посмотрела на пустое место на дощатой скамейке. Ощущение того, что она частенько вот именно вот так повернувшись подолгу с кем-то разговаривала, накрыло с головой. Она закрыла глаза. Перед ними был сегодняшний певец – Алекс Фринвуд, у которого сегодня из-за нее случился приступ. Ренис представила его справа от себя. И прошептала. – Знакомо будто, но нет.
Представила того охранника и электрика (Джонатана).
- Похоже, но не он.
В ход пошли люди из команды Хантера.
- Не он…
- Не он….
- И не он, - бормотала она, перебирая с закрытыми глазами каждого. Вот не получалось у нее вспомнить Нэйтона. Может, его нужно было разок увидеть, чтобы в голове что-то расшевелилось? Может и да.
Вздрогнув от пробиравшего до костей холода, Ренис открыла глаза и подобрала ноги на скамейку, просунув с коленками под широкий подол куртки, она обхватила их руками. Немного погодя потянулась за пивом, чтобы: «Согреться изнутри». Открыла, понюхала, поморщилась и отставила в сторону.
«Лучше бы булочек взяла!», - Ренис уронила голову на коленки, выпячивающие мягкую толстую ткань куртки. Она вдруг четко увидела перед собой человека в белом халате и еще одного, в котором узнала Хантера. Помещение за ними казалось также знакомым, его запах словно наяву бил в нос. Запах упаковочных плотных бумаг и спирта. Девушка, приподняв голову, нахмурилась, не понимая, откуда эти галлюцинации. Напряглась повторяя призрачные зрительные образы, что только что промелькнули, и вглядываясь в них внимательнее.
Хантер и остальные вели свою слежку профессионально. Никто из них не собирался вмешиваться и нарушать покой Рэн, если бы не звонок Брэдли, что караулил объект по другую сторону.
- Хантер. За ней хвост.
Хантер удивился:
- С чего бы?!
- Я думал, мне мерещится, но нет. Их трое и они целенаправленно выслеживают ее. Все порознь.
- Кто-нибудь из… - думал предположить командир.
- Нет! – перебил Паленый. – Их лица мне незнакомы.
Отбросив все сомнения и это глупое желание поиграть с ней в игру: «Я же тебе говорил!», командир Хантер вышел из своего укрытия и направился к Ренис, показывая тем самым, следившим за ней чужакам, что у девушки есть «спина», «крыша», ну или покровитель.
Вот теперь мне следует прояснить кое-что: на благотворительном концерте группы Фринвуда присутствовал обманутый ювелир – Джордж Лебовски. Он специально приехал посмотреть на участников музыкального коллектива, все еще надеясь увидеть в их составе Ренис Нолл, причины смерти и сама смерть которой ему показалась какой-то дурацкой шуткой и вымыслом, связанными с похищенным у него платьем. На сцене он ее не увидел, вместо Ренис была красавица Анри Фринвуд, что сияла ярче и звучала намного лучше той.
Лебовски расстроился. Да, отец вернул ему его платье, но поступок Ренис для него оставался предательской пощечиной, бившей больно по самолюбию. Каково же было его удивление, когда Фринвуд, заголосив: «Ренис! Ренис!», потянулся вперед в толпу перед собой. Его же едва удержали на сцене! Со своего места, как не вытягивался, Джордж не мог видеть, есть ли она там или нет, интуитивно он подался назад и побежал вон из толпы. Он успел увидеть бегущую в жилые районы худенькую невысокую девушку.
«Ренис…», - месть заиграла в сердце этого человека. Он пустил по ее следу своих секьюрити, поначалу чтобы удостовериться, что это действительно она. Жаль, что их не учуял вовремя Хантер. Они были и в том русском клубе, и даже когда Ренис с ним разговаривала в переулке. Видать, и правда, стареет, нюх не тот и уши, кстати, тоже.
- Еще не передумала?
Ренис вздрогнула и посмотрела влево и вверх. В лицо стоявшего рядом Хантера, в озабоченное и заботливое лицо. По крайней мере, таковым оно казалось. Ей. Сейчас.
- Передумала. Но стыдно признать, - не стала отрицать Рэн.
Хантер удовлетворенно улыбнулся.
- Не радуйся. Стыдно не перед тобой, а собой.
- Да хоть так.
- Лишь бы без сопротивления и истерик на весь парк вернулась, да, Хантер?
Улыбка мужчины потянулась еще больше.
- А я ведь тебя вспомнила, Хантер, - невесело и без угроз сказала она, и таки пришел черед Хантера вздрагивать, да печалиться.
Но нет, это не то, о чем он в панике подумал, девушка подразумевала другое.
- Вспомнила меня? – вкрадчиво спросил Хантер, озираясь по сторонам и боясь услышать от нее ответ.
- Тебя, тебя. Вместе с человеком в белом халате. Вы, кажется, что-то говорили мне, оба.
«А! Вот ты о чем», - отлегло у него на душе и совести:
- Человек в белом – Нойман. Пора бы уже запомнить нашего хирурга, что привел тебя в порядок.
- А я была в настолько сильном беспорядке, что прибегли к помощи хирурга?!
- Не только ты, - нашелся Хантер, уходя от конкретики, которой хотелось услышать девушке.
- Нойман, Нойман, - повторила Ренис, стараясь запомнить это имя, в то время как Хантер, словно волк, почуявший соперника, обернулся.
- Помолчи! – тон его резко сменился приказным и волевым. – Быстро вставай.
- Зачем? – девушка завертела головой и увидела справа от себя нескольких мужчин. Они приближались к ним. И чем ближе подходили, тем яснее становилось, кто они. Среди них Ренис без особого труда опознала обворованного и обманутого ею ювелира.
- Встань, зайди мне за спину, - властно требовал Хантер, планируя ценой своей жизни защитить ее.
Ренис поднялась, но прятаться за ним не стала. Она думала о другом. О том, что постоянно клевало ее голову: что за совершенные поступки придется ответить. И ответ за первый поступок, которым являлась кража платья Лебовски, похоже, придется дать сейчас. Рэн посмотрела на Джорджа, он остановился и дал знак не приближаться своим людям. Сложно сказать, что именно она в нем тогда увидела, чтобы ни было, это не предвещало ничего, кроме беды. Беды на голову Хантера.
Его глаза выхватили пистолет в руке Лебовски, который не спеша доставал его из-за пояса. Вдаваться в марку, калибр и дальность, Хантер не стал, хотя безумно любил все, что связано с огнестрельным оружием. Он быстро встал перед Рэн, закрывая собой, так как она его требований не выполняла.
- Здравствуй, Ренис Нолл. Покойная, но почему-то все еще живая, - намекнул Джордж на то, что официально девушка числится усопшей.
- Что-то?! – Ренис потянуло вперед, но Хантер, схватив за плечо, удержал.
- Не должно быть подобных несоответствий. Мертва – значит, мертва! – улыбнулся хищно Джордж и нацелил на нее пистолет.
Как и всегда, в момент, когда надо бежать и прятаться, просить и умолять о пощаде или же вести вразумительные беседы в спокойных тонах, в Ренис вселилась эта ее губительная дерзость, смешанная с бесстрашием:
- Верное решение, Джордж! Только не туда ты метишь, целься выше, Джордж, выше! В голову…
- Ты с ума сошла! – прошипел Хантер, силой оттягивая ее к себе и пытаясь опять заслонить собой. – Послушай, Джордж, - обратился он к тому, внушающим доверие тоном. – Мы все можем обсудить! Не принимай поспешных…
Не дала ему досказать Рэн, что снова  вырвалась вперед:
- Ну же, Джордж! В голову, стреляй в голову!
- Она что, так сильно хотела умереть?! – спросишь меня обескуражено ты, и, почесав нос, я отвечу:
- Нет. Эта дурочка просто не верила, что Джордж выстрелит.
А он и выстрелил.
А она захлебнулась на очередной своей, вызывающей на дуэль, фразе и как подкошенная рухнула на асфальт, очень больно ударившись локтями и затылком. Но что эта боль, на фоне той, что беспощадно жгла и будто поедала ей живот!
Полагаю, не лишним будет упомянуть, что Лебовски, обуреваемый жаждой мести дико хотел ее убить. Но не думал, что в помутнении рассудка и правда сделает это. Парень не метил в голову, как того приказывала эта мерзкая нахалка и воровка Ренис, а стрелял так, как ему хотелось. Попал в живот и увидел, как та падает. Но вид распластавшейся на асфальте у скамейки девушки подействовал на него – испугавшись собственного деяния, что парень совершил, определенно, в состоянии аффекта, Джордж бросил пистолет и рванул из парка, на зависть раненной антилопе, преследуемой изголодавшимся гепардом. Один из его людей подобрал нежелательное вещественное доказательство преступления и дал команду к бегству всей компании.
Преследовать их было некому. Да и Хантеру было не до них! Опустившись к умирающей Ренис, он панически соображал, как теперь быть. Нет, он вовсе не растерялся, план действий у него уже был, не было гарантий, что все пойдет по его плану. К нему уже неслись, не чуя ног и тела, его верные люди, что были рассредоточены по парку: Адам, Пит, Брэдли, Гвен. Другая часть оставалась на квартире. Была еще и Лаура, что бежала с ними, но немного по другой траектории. Ее путь лежал к машине, оставленной припаркованной слишком далеко отсюда. Все они слышали этот хлопок. Все знали, что это выстрел. И как могли, спешили к командиру…
И вот, благодаря Лебовски, Рэн валяется в луже собственной крови тихой и ясной лунной, но холодной ночью в парке на свежем воздухе у скамейки. Знакомая ситуация. Вроде бы уже и это было в ее жизни, не так уж и давно. Около полугода назад.
- Больно… - прохрипела она. – Как же больно…
- Держись, Рэн! – это был Хантер, склонившийся над ней с лицом, искаженным ужасом. Мужчина отчаянно думал, что именно ему сейчас делать и как быть, и мозг его сработал быстро. Он, не глядя, набирал номер Ноймана, к которому предстояло везти  девушку аж в соседний город, туда, где они базировались.
Предстояло. Если она не подохнет раньше, чем он это сделает.
- … больно, - повторила она и добавила с хрипом. – Почему не в голову?
Наивно думала, что это убило бы сразу, без боли.
Хантер выпучил на нее глаза, не понимая, зачем она так желает смерти. Не желает. Отнюдь! Хочет жить больше, чем приговоренный к смерти юноша, только начавший познавать все прелести взрослой жизни, к которой стремился. Но Хантер эти ее причитания, а ранее выкрики Джорджу, чтоб целился в голову, воспринял, как твердое желание умереть.
Немногочисленные свидетели, что прогуливались по парку в это время, сбежались к нему вместе с его людьми.
- Нужно вызвать скорую! – лепетала одна мягкосердечная старушка.
- Срочно звоните в 911! – кричала молодая девушка, пытаясь влезть к Хантеру и помочь остановить кровь.
- И в полицию! – хором подхватили двое пожилых мужчин.
- … больно…так больно…  - это подавала признаки жизни Ренис.
- Я сам отвезу! – нервно выкрикнул им всем Хантер, понимая, что ей категорически нельзя в больницу. Она – человек без данных, да и еще кое-где значившийся погибшим, это вызовет немалые подозрения. А смогут ли они опять похитить ее из-под присмотра врачей и полиции? Если еще пойдут выяснения и разбирательства, кто и за что в нее стрелял – беда в третичной степени! В этом городе среди властителей закона у Генри были очень слабые связи. Здесь хозяин им не помощник. Да и нельзя ему знать об этом! Он же вынесет их всех в поле и переедет по очереди каждого, для чего арендует танк у какого-нибудь знакомого вояки.
Раздумывая обо всем этом, Хантер опустился ниже и просунул руку под шею девушки.
- …больно! – отозвалась та, пуская ртом кровь от резкого движения, что откликнулось в каждой ее нервной клеточке. Перед глазами у нее вдруг поплыли какие-то обрывки из ее жизни: голубоглазая женщина на розовом диване; голубоглазый парень в сквере на скамейке справа от нее; Алекс Фринвуд и его друзья на сцене, вне сцены и все в том же зале с розовым диваном и счастливо улыбающейся голубоглазой женщиной…
Затем появился седовласый мужчина в этом же зале, и все резко изменилось: зал преобразился в больничную палату, а в ней опять лежала на койке эта голубоглазая красивая женщина, рядом с ней все тот же голубоглазый парень. После чего картинка сменилась и стала мигать, показывая каждый раз отдельные и несвязные кадры: нож в руке, лужица крови на чьем-то паркетном полу, деньги, много денег в сумке с расстегнутой молнией. Еще кое-что быстрой лентой кадров промелькнуло перед ней, она и не успевала рассмотреть хорошенько, как вдруг в сознании всплыли, прояснились и четко предстали небольшие строения старых бараков. Сначала они будто были в километре от нее, но вот снова смена кадров, с которыми деревянные построения приближались.
Ближе и ближе. Вот страшная, поеденная ржавчиной дверь… маленькие, почти детские худые руки, что тянутся к ней… и темнота. Темнота и снова дверь, и свет, льющийся из ее щели. Дрожащие руки тянутся и к ней. Помещение, мужчина. Привязан к стулу, вокруг него несколько вооруженных людей. Опять смена картинки, и они исчезают, остается только привязанный мужчина к стулу и дверь нараспашку, а кадр становится еще ближе: мужчина перед ней. Слезы. Много слез и ее, и его. Кто-то ее грубо хватает и уносит. Связанный мужчина отдаляется. Связанный мужчина плачет и истошно кричит вслед…
Дверь, темнота, дверь. Уличный жаркий воздух, ее все несут и несут, и совсем не видно, кто так крепко прижимает к себе. Грохот, дрожь земли, взрыв и горячий давящий пресс воздуха. Черные клубы дыма, пыли, камней, щепок вокруг. Болезненное падение на землю, и она жмурится от испытываемой боли. В ушах гудит, а звука нет вообще. Она открывает глаза: над ней, остервенело тормоша и держась за плечи, навис бритоголовый парень, который и нес ее до взрыва на себе. Ренис вглядывалась в свои воспоминания глазами той девочки. Внимательно всматривалась в лицо бритоголового молодого парня, с разбитого виска которого стекала струйка крови…
- Это был ты, Хантер? – прошептала она, когда он, взяв под коленки другой рукой, поднял на руки и побежал к машине, которую подогнала к стоянке Лаура, так как подъехать ближе не разрешалось.
- Держись, Рэн! – повторил он, не слыша ее шепота.
- Это… был… ты… как же… больно. – Ренис закрыла глаза.
И таки да. Тогда и сейчас, парнем, что нес ее и мужчиной, бегущим сейчас к машине, был один и тот же человек – Каэл Хантер. Только вот голову он больше не брил.
Жизнь. Такая вот жизнь! Именно он был тем человеком, предупреждавшим Мэвила о том, что Генри Мидлл вышел на их след. Именно он держал Мэвила в курсе всех дел Генри и передвижении его ищеек. Именно он звонил Мэвилу в тот роковой день, когда по приказу Генри вынужден был отправить за Ренис своих ребят. Но номер Мэвила впервые не отвечал, Мэвил тоже не ответил бы ему, по причине того, что уже был мертв. Этого Хантер не знал и очень переживал, что так и не смог дозвониться к нему. Откуда ему было знать, что Генри вычислил и Мэвила и не только вычислил, но и благополучно устранил.
И это совершенно случайно. По глупой ошибке Мэвила, что связался помимо Хантера еще с одним человеком из группировки Генри, который его выдал и подставил. Зачем Мэвилу еще кто-то, когда уже есть Хантер? Возможно, опасался, что Каэл может схитрить и обмануть, для чего решил проверять подаваемую им информацию, сравнивая со вторым таким же источником. Да, так все и было.
- Но зачем это делать Каэлу? Зачем предупреждать Мэвила, что ему с этого? – спросишь меня ты.
И я скажу немного безразлично: наверное, хотелось поиграть в тайне против Генри на стороне преследуемой девушки. Вероятно, Мэвил платил ему за это больше, чем отстегивал Хантеру от своих денег Генри. Может и так, а может Каэл в душе искренне переживал за судьбу той девочки и пытался помочь? Не думаю, но вряд ли.
Причины, однако, у Хантера были, и возможно, все выше перечисленные и сразу. Есть еще такая версия: скрыть всеми силами от Генри дочь Крамера, помогая с этим Мэвилу необходимыми сведениями, чтобы дождаться удачной смерти своего хозяина, а потом самому воспользоваться шансом, поймать мать и дочь и выманить денежки. Или все-таки у Хантера просто был зуб на своего хозяина и оттого он вставлял тому палки в колеса в виде своей помощи Мэвилу? Не исключено.
Все это, причем одновременно, может быть. Точно не могу знать. А кому, в принципе, если не мне, знать-то?! Но я не знаю, увы. Вернемся к Хантеру: помогая ему, выбежала из машины Лаура и пооткрывала все двери, чтобы ему и остальным легче было влезть в автомобиль. Хантер протащил с собой Ренис на заднее сидение. За руль Лаура пропустила Адама и строго приказала:
- Гони быстрее ветра!
Пит расположился по соседству с Адамом, и только он захлопнул за собой дверь, как автомобиль сорвался с места.
Паленый, Лаура и Ирма провожали их глазами. Поймав такси и они доехали к многоэтажке, в которой снимали квартиру. Зачистив следы своего пребывания, Мэндси, Ирма, Риччи, Брэдли и Лаура тоже погрузились в авто и дали деру. Спешили «домой» в свое логово. По приказу Хантера им велено было молчать и ото всех скрывать случившееся с Рэн. И они исполнительно помалкивали по приезду в грузоперевозки и предпочитали обходить шумные компании в кабинете командира. Но Дьюи их не оставлял.
На все его дотошные и любопытные вопросы, типа:
- Где Рэн?
- … Хантер?
- … Адам?
- … Пит? – хранители тайны дружно врали, что у этой четверки особое дело, и они скоро вернутся.
Знала только Гвен, с ней поделилась Лаура. Как не пытался Дьюи, не смог из нее выудить и словечка о местонахождении отсутствующих. Гвен, конечно, верна (предана) ему, но Хантеру она вернее (преданнее).
Адам с Питом и Хантером отсиживались в одной из палат клиники Ноймана, который сразу взялся за почти мертвую обескровленную Рэн. Их счастье, что в клинике нашлась для нее подходящая плазма, это здорово выручило Ноймана. Ранение было серьезным, но угрозы жизни не представляло бы, если бы не столь длительное время, затраченное на путь, что неблагоприятно сказалось на пострадавшей. Несмотря на все трудности, Нойман при содействии Одри справился быстро. Товарищам Рэн оставалось только ждать и молиться, чтобы та непременно пришла в себя и как можно скорее. Иначе гнев Генри, не знающий границ фантазии в жестоких наказаниях ослушавшихся, не обойдет их проступок.

Глава тринадцатая: «Каэл Хантер».
Прежде чем удалиться в палату к своим ребятам подальше от глаз пациентов клиники, Хантер просидел у операционной, ожидая вердикта Ноймана, от которого зависели его дальнейшие приказы и действия, как и жизнь в целом. Больше всего его волновало то, что будет с ними в случае смерти Рэн. И потому Хантер размышлял над тем, чтобы дать знак всем своим ребятам незаметно покинуть команду и скрыться далеко и надолго. Сам же он решил храбро взять всю вину на себя и ответить перед Генри единолично.
Были подлые мыслишки сбежать сейчас одному, бросив все на самотек, а своих ребят на произвол жизни. Так поступить он мог, но должен ли быть командир эталоном гнусности и трусости?
«Почему бы и нет?!», - думал Хантер. – «Я же изначально был таким. Разве что-то с тех пор изменилось?!», - он посмотрел на шаркавшего подростка в больничных одеждах, что шел мимо по коридору со странной повязкой на все лицо – ото лба да кончика носа, похоже, у него была проведена пластика носа. Проводив его взглядом за угол, Хантер задумался, вспоминая важные и особенные для него моменты из жизни.
На самом деле никакой он ни Каэл, и уж тем более не Хантер. Разумеется, это такие же фальшивые данные, как и Ренис Нолл. Мишура, мыльный пузырь. Вся его жизнь – фальшивка, как и ее. Каэл никогда не был преданным человеком Генри Мидлла и верным его делу. Он был заслан к Генри в качестве двойного перебежчика под чужим именем. С этим Хантер хорошо справлялся, никто его ни разу не заподозрил в шпионаже, да и Генри он весьма пришелся по душе – молодой, шустрый, ответственный и услужливый, всегда готовый взяться за любое грязно дело. Но на первых парах Генри доверял ему только вербовать людей, которые ему нужны были на будущее.
Первыми втянутыми в группировки Генри оказались Лаура и ее друзья-подруги. Все они остались под началом Хантера, которому хозяин доверил одну из основных частей своей банды. Другими заведовали его сыновья, они были немного старше Хантера и славились жестокостью и непреклонностью. Все в отца, что тут скажешь.
 Несколько лет Каэл на славу орудовал для обогащения Генри, не забывая выполнять свои главные функции доносчика для настоящих своих хозяев, которых очень интересовало все, что было связано с неким мужчиной – Кранком Крамером. Его лично в составе Хантер уже не застал, в тот год, когда за семьей отца Рахимы были отправлены головорезы Генри, Хантер только-только влился в ряды группировки, совсем молодым парнишкой. Он многое слышал о Крамере, и восхищался им, несмотря на то, что особых причин для восхищения найти не мог. Генри же он презирал за его слепое следование своим принципам и за то, что мог смять в фарш человека за чей-то необоснованный донос. Без разбирательства, доказательств вины, аргументов и неоспоримых фактов он требовал убрать того или иного человека, совершенно не заботясь выяснениями.
От некоторых старожил группировки Каэл много раз слышал, что Крамер был единственным, кто мог поспорить, встать на сторону того, кого оклеветали, и мог отстоять жизнь обреченного. И что Крамер не боялся Генри, особенно если был уверен в своей правоте. Не зная и не видя этого человека в глаза, Хантер безмерно его уважал и тайно радовался тому, что Генри никак не может поймать того и поквитаться с ним. При этом его удивляло то, почему не только Генри, но и его истинные хозяева так хотят добраться до этого Крамера.
О том, что причины кроются в деньгах, Хантер узнал несколькими годами позже, когда внезапно Генри созвал всех своих людей на первую и главную точку их базирования – заброшенный ангар возле завода, ранее собиравшего небольшие личные самолеты по заказу. Большая часть людей была размещена в бараках, что находились в трех километрах от предприятия. Все были уже проинформированы, что Генри объявил облаву на некого Кранка Крамера, который недавно имел неосторожность засветиться в городе.
Прежде Генри не распространялся так об этом человеке. О нем знала только старшая часть его группировки, которая и днем, и ночью занималась его поисками. То, что он раскрыл все карты молодому поколению, говорило о том, что хозяин отчаялся и пошел на крайние меры – задействовать всех до единого в этом деле. Хантеру срочно нужно было об этом доложить своим, но все никак не выпадало возможности, что его сильно беспокоило. Как вдруг Генри, закончив распинаться о Крамере, перешел к другому не менее важному сообщению.
От которого у Хантера перехватило дыхание и кровь застыла в жилах…
Генри и его люди устранили, жестоко расправившись, группировку, к которой принадлежал двойной жук – Каэл Хантер. Улыбаясь, Генри дополнил, что осведомлен о наличии в его командах засланцев и уже ведет работу по их выявлению и уничтожению. Скольких усилий стоило Хантеру остаться безмятежным с виду. Не было уверенности в том, что расправа над его шефом не банальная выдумка для определения шпионов, как и не было уверенности в обратном. Потому Каэл выждал, улучил момент и попробовал выйти на связь с боссом. Не вышло. Не было ответа. Вот и доказательство словам Генри! Каэл струхнул и думал теперь только об одном – бежать! Однако последовал приказ, от которого у него начали отниматься ноги. Генри потребовал сыновьям и ему со своими командами явиться в крайний барак.
Приняв неизбежное и не представляя, сколько он протянет и сможет ли достойно встретить смерть, Хантер пошел к назначенному бараку, ведя за собой команду – человек двенадцать. Впереди него шли два сына Генри, тоже, в окружении подчиненных. Это немного его успокоило, он ведь думал, что казнь готовится ему. Но где уверенность, что казнь проведут не сыновья хозяина? А все эти люди из команды – аудитория для показательной кары предателя.
Они вошли через главные двери, прошли неосвещаемый темный участок склада и прошли дальше – в светлое помещение барака, в котором пред ними предстал высокий, плечистый человек с довольно интересной внешностью, совершенно не похожий на собравшихся людей. Он был внешне предельно спокоен и смотрел с небольшим любопытством и легкой улыбкой на окруживших его парней и девушек. В ту часть круга, в которой стояли Генри и его верные товарищи, мужчина принципиально старался не смотреть.
У Хантера сначала отлегло на сердце, его казнью здесь не пахло, скорее что-то собирались сделать с этим неизвестным мужчиной. За что и кто он такой, Каэла сейчас не волновало только из-за собственных переживаний за свою шкуру.
Генри вышел на шаг вперед:
- Запомните человека, которого видите в первый и в последний раз и знайте, что никому от меня не скрыться, как это не удалось и …
- Кранку Крамеру, - сказал вместо него равнодушно черноволосый мужчина, в центре круга и широко улыбнулся, словно имел в запасе фокус, который поможет ему отсюда выбраться живым. Волосы его легкими пышными волнами спадали на плечи и выглядели безобразно обстриженной гривой льва, сам он беспечно улыбался, на лице – ни тени эмоции.
Глаза Хантера полезли на лоб. Он готовился рыскать по городу в поисках этого человека, но никак не ожидал, что после недавней пламенной речи Генри, этот Крамер так быстро попадется им в руки!
«Где они его успели найти за столь короткое время?», - терялся в догадках Каэл, не забывая о собственном скором бегстве ради спасения жизни.
- А ведь я пришел сам, Генри. Ты бы меня никогда не поймал, - продолжил беззаботно улыбаться мужчина. – Я так устал от тебя бегать. Вот он я, делай что хочешь.
Этих слов Генри не хотел бы слышать, так как собирался все подать так, будто это он схватил этого подлого мерзавца. Дав знак своим приближенным увести лишних свидетелей, Генри подошел к Крамеру ближе. Люди по цепочки прошли дальше, в соседнее помещение, где им приказано было ждать. Хантера и двух своих сыновей Генри остановил у дверей и велел оставаться.
Почему ему тоже? Этого Каэл не мог понять.
«Либо доверяет, как своим сыновьям, либо, хочет избавиться от меня заодно с Крамером…», - думал он, унимая дрожь в теле и занимая указанное место возле той второй двери.
Когда начались всевозможные избиения Крамера, Хантер держался на своем посту, строго выполняя поставленную задачу – не впускать никого из тех, кто ушел в соседнее помещение. Он оставался глух и нем ко всему, что происходило у него на глазах, хотя это возмущало его до глубины души. При этом он продолжал безмерно восхищаться Крамером, который, невзирая на все побои и угрозы, продолжал отпускать едкие шуточки и подтрунивать над Генри, требующим сказать о местонахождении его денег.
Вскоре беспощадным линчевателям понадобилась передышка. Генри удалился вместе с отпрысками к основной группе, полностью возложив охрану связанного и немощного Крамера на Хантера, который пребывал в шоке от осознания того, что Крамер сам сюда пришел. Добровольно. Один. Безоружный и без единого козыря в рукаве…
Не успел Каэл об этом подумать, как противоположная дверь открылась и с порога бросилась к мужчине девочка. Маленькая, щупленькая, хрупкая и тщедушная, будто хлеба и солнца никогда не видела. Заливаясь слезами и называя связанного мужчину отцом, она принялась отчаянно тянуть веревки, чтобы освободить Крамера. Хантер погрузился в шок еще больше, не понимая, как можно было привести за собой к Генри еще и дочь?!! Но когда пустился в слезы и Крамер, пытавшийся уговорить дочь покинуть это место, у Хантера случился еще больший ступор: он не ожидал, что, доселе на все удары улыбающийся и плюющийся зубами и кровью, мужчина может так самозабвенно плакать.
А когда Крамер вдруг сквозь слезы обратился к нему и рассказал о заложенном взрывном устройстве, Хантера настигло просветление – он понял, почему пришел Крамер! Понял, почему позволил себя обнаружить. Понял, что это лично его (Хантера!) шанс (один на миллион!) избавиться разом от Генри и всех его прихвостней. Крамер своей бомбой открывал ему новые возможности, которые уже прорисовывались в голове Каэла. Как же вовремя появился в его жизни Крамер! Теперь можно не бояться за собственную…
Тут до его сознания дошел смысл слов неумолкающего мужчины, просившего забрать дочь и бежать, ведь до назначенного взрыва оставались считанные секунды!
«Так он все это время тянул время?! И намеренно заманил на себя Генри?! Эпицентр взрыва где-то здесь!!», - осенило Хантера, а потом он услышал, как Крамер, отчаявшись, предлагает деньги за спасение этого маленького монстра за спиной, что бесстрашно и настойчиво грыз зубами веревки, проливая безутешные слезы.
Хантер даже не вспомнил о команде, он порывался уйти один. К черту Крамера! К черту девчонку! Лишь бы себя спасти. Но почему-то, сделав шаг к двери, он обернулся, подбежал к Крамеру, внимая его мольбам, схватил и оторвал от него дочь и побежал через склад наружу, искренне надеясь, что слова о бомбе не вымысел и Генри обязательно на ней подорвется. К сожалению, Генри Мидлл в этот момент был на улице по ту сторону от барака и курил, раздумывая над дельным предложением старожил и почти основателей группировки, с которыми когда-то все начинал. Сыновей своих он как раз направил к Крамеру, чтобы еще немного помяли ему кости и заставили разговориться. Они – в дверь к Крамеру, а Хантер в этот миг со всех ног бежал прочь от барака…
Вышел Нойман, спустил повязку с лица к подбородку.
- Как? – не нашел больше слов Хантер, сильно переживая за участь. Свою и ребят.
- Поживет еще, не бойся, - Нойман оглядел коридор, показывая этим, что пациентам нельзя его видеть.
- Не беспокойся, я пойду к ребятам сейчас, - Хантер посмотрел на двери палаты, в которой сидели Адам и Пит.
- Я, так понимаю, Генри не в курсе?
Хантер кивнул и Нойман тише прежнего сказал:
- Оклемается быстро. Найди способ скрыть это, и я помогу, насколько это в моих силах.
Хантер кивнул хирургу уже с благодарностью и поспешил к палате, раздались позади голоса двух медленно бредущих подростков, обсуждающих швы и болевые ощущения после операции по удалению аппендикса. Он быстро вошел в палату, Пит и Адам спали на полу, любезно уступая командиру узкую, заправленную белым пледом, койку.
Перешагнул одного, второго и улегся на мягком матрасе прямо так, не разуваясь и погружаясь в свои воспоминания.
… после взрыва, когда он пришел в себя, ему показалось странным, что такого подлого предателя, как он, не пронзила насквозь какая-нибудь шальная балка, и не убило ударом в голову острым листом кровли. Куда более странным ему казалось поведение девочки, лежащей на земле и не собиравшейся встать и уйти. Если бы не эти слезы, то он подумал бы, что она умерла от остановки сердца. Уходить она не стала, даже когда он насильно поднял и поставил ее на ноги, а на вопросы его не отвечала и никак не реагировала.
Меньше всего он хотел сейчас возиться с ней, но бросать ее здесь не мог: она могла попасться кому-нибудь на глаза. Кому-нибудь, кто, как и он, сумел выжить (а он предполагал, что кто-то выживет). Взяв за руку девочку, Хантер повел в сторону от бараков, надеясь, что никто его не видит в компании этой девочки. И как он был рад тому, что девочку кто-то ждал! Просто груз с плеч…
А ведь чуть не схлопотал пулю от неизвестного человека у машины. Незнакомец с пистолетом оказался терпеливым слушателем и выслушал всю сбивчивую историю Хантера, а затем неожиданно сделал предложение о встрече в городе, обещая хорошую сумму за одно выгодное дело. Каэл согласился, думая, что это неплохой вариант заработать, раз остался без двух хозяев сразу. Он кивнул, пожал руку Мэвилу и собирался уйти, как вдруг из машины выскочила девочка, протягивая внушительную пачку перевязанных купюр.
Отказываться не стал, считал, что заслуживает больше, но промолчал, взял и заковылял обратно.
Почему обратно? – этим волнительным вопросом некогда мучились и мать, и дочь мизерного семейства Нолл. Ответ прост и лежал на ладони – он хотел удостовериться, что Генри Мидлл мертв, и при случае быть на месте, ведь помимо хозяина было еще несколько важных персон, находившихся со своими людьми в соседних, устоявших, но перекошенных бараках. У разрушенных деревянных построений, окутанные клубами пыли и дыма, то там, то тут уже сновали люди, выискивая выживших и помогая им выбраться. Под шумок примкнул к ним и Каэл, будто он только-только вылез из-под завала и решил помочь своим.
Каково было его удивление увидеть живого и здорового Генри в метре от себя, когда Хантер вместе с другими извлекал изуродованное тело одного из его сыновей. Погруженный в шок и от ужаса смерти, постигшей одного командира, такого же, как и он, Хантер, Каэл ошеломленно смотрел на Генри и переводил взгляд на его мертвого сына, у тела которого и сидел.
Предательства Каэла хозяин не заметил, никто не видел и не знал, а те, кто видели – были мертвы, причем, одного из них придушил сам Хантер, как только помог выбраться из кучи свалившихся балок, в которых и застрял товарищ. Его звали Тодди, и он был младшим братом Нави. Молодой парнишка совсем, почти юнец. Но по глупости своей зачем-то вместо благодарности за оказанную помощь, схватил Каэла за грудки и начал трясти, шипя на него и приговаривая, что видел, как тот выбегал как угорелый из барака с какой-то девочкой на плече.
Выбора у Каэла не было. Руки в панике сделали все сами. Зажав ему рот рукой, одним движением он вывернул шею, схватив под челюсть. Тодди обмяк, закатил глаза и рухнул в пыль к ногам Хантера. Он вытащил парнишку и уложил рядом с другими извлеченными трупами, будто нашел мертвым, а не убил сам, после чего кинулся на помощь товарищам, что разгребали завалы в эпицентре взрыва.
И вот сейчас он смотрел на мрачного, убитого горем, но никому этого не показывающего, Генри и думал, а не видел ли кто, как он, Каэл, безжалостно убивает Тодди? Это его волновало сейчас больше, чем его большое предательство. Раздались крики справа, там удалось обнаружить останки тела старшего сына хозяина. Генри развернулся и пошел опознавать труп.
Хантер даже сейчас не пожалел его. Ни грамма сочувствия, ни капли жалости. Кто-то окликнул его, подзывая для помощи. Он побежал, все еще игнорируя боли в ноге, он ведь тоже был ранен, но ему было не до ран. Пришло время и для его необузданной ненависти к Крамеру – он увидел множество трупов, большинство было из его команды и команд сыновей Генри. Он и не задумывался, что они могли пострадать, и в мыслях не было, что его люди в бараке. Почему-то Хантер считал, что когда они покинули помещение, где находился пойманный Крамер, то ушли и занялись своими делами в брошенном ангаре.
Для него было великим чудом, что в этом месиве оторванных рук, ног и других фрагментов тел, оказалась живой Лаура. Состояние ее было критическим, таких, как она срочно вывозили в фургонах к Нойману – молодому хирургу, затесавшемуся в группировку, так как места для него больше нигде не было. Еще в начале его медицинской деятельности, на операционном столе умерла пациентка. Вина была на ведущем опытном хирурге, но тот списал все на ошибку молодого ассистента – Ноймана, которого в результате долгих разбирательств навсегда лишили врачебной практики.
Взамен на новые данные и возможность работать на себя, Нойман решил стать личным хирургом для группировки Генри. Это Хантер настоял на этом, ведь хозяин не видел смысла в лечении людей, ему проще пристрелить и закопать раненного, а люди для работы всегда найдутся! Но позже, Генри высоко оценил труд Ноймана и идею Хантера. Примером великолепной работы хирурга была Лаура, которую он собрал и поставил на ноги, пусть и удалив сильно поврежденные органы. Возможно, найди Генри среднего сына чуточку раньше, мог бы его спасти Нойман. Мог бы он спасти и друзей Лауры, будь у него тогда ассистенты, как сейчас. Но нет, всего две руки, одна операционная с нехваткой инструментов и множество изуродованных и покалеченных тел. И Хантер, что требовал прежде взяться за Лауру, на остальных – плевать! Нойман потратил слишком много времени на нее, многие просто не дождались его помощи, о чем хирург сильно переживал, как отъявленный гуманист. Зато Каэлу было это безразлично.
Одним словом, все разрешилось благополучно для Хантера: о его двойном предательстве никто не пронюхал, Генри на время позабыл обо всем и потерял всякий интерес к чему-либо, занявшись временно своей семьей и подрастающим сыном, которого звали Дьюи. От дел не отошел, но практически повесил все на выживших молодых командиров, таких как Хантер, Нави и многие другие.
Со временем боль утраты утихла, и он очень скоро вернулся и занял место главы. Да и ему кто-то донес, что у Крамера, оказывается, остались в живых жена и дочь, которые явно знают, куда делись похищенные деньги. Доносил об этом ни кто иной, как Хантер. Откуда он это узнал? Каэл признался, что видел дочь Кранка, что пыталась пробраться незамеченной. В своем признании он со страхом, но искусно лгал о том, что покинул Кранка и побежал, за убегающей девочкой, чтобы схватить ее. Этим он и объяснял то, что вошедшие к пленнику сыновья Генри погибли на месте, а Хантер, что нес службу на том же посту – жив. На вопрос от хозяина о том, почему Каэл сразу не доложил о проникновении дочери, тот виновато пояснил, что так хотел услужить боссу, что ринулся ловить цель сам. Генри в это верил, ведь знал, как все хотели выслужиться перед ним.
Углубляясь в своей лжи, Каэл поведал Генри, что якобы видел, когда пришел в себя после взрыва, как девочку забрал некий мужчина, с которым была еще и женщина. Женщину он доплел намеренно, понимая, что наличие чужого мужчины не стыкуется, а ее можно было уверенно принять за мать девочки. Умолчал о разговоре с мужчиной и, конечно же, сделке с ним. Зато красочно расписал, как тот держал его на мушке и был вооружен до зубов. Эти байки Каэл наплел почти сразу после того, когда они все разобрались с раненными и трупами.
Генри все это переварил, обдумал и никак не отреагировал. Искать жену и дочь Крамера он надумал, когда через относительно недолгое время вернулся и возглавил свою группировку. За его спиной ушлый Хантер успел несколько раз встретиться с Мэвилом и хорошенько обсудить договор, по которому Хантер заранее оповещал о планах Генри и результатах его поисков, разумеется, за высокий гонорар. При этом по условию договора, Хантер должен был выдавать местоположение будущих жертв своему хозяину, но делать это с приличным опозданием. Приведу пример: буквально за день Миранда (Эллисабэт Нолл) увезла Шинон Бринст (Ренис Нолл) из города, забрав все фальшивые документы и отдав их на уничтожение Мэвилу, в это же время, когда они на пути в другой город и жизнь, Хантер сообщает Генри, что вышел на след разыскиваемых.
Естественно, Генри направляет этого умного исполнительного Каэла в город, в котором уже их нет. Хантер тянет время, ведя усиленные поиски (заведомо напрасные, о чем прекрасно знает сам) и предоставляет информацию о том, где жили, что делали, где работали и учились жертвы – это все он получал от Мэвила. Поначалу Каэл не мог взять в толк, почему Мэвил выдает этих несчастных, хоть и с разницей по времени. А потом, с годами понял, что, таким образом, Мэвил контролирует Генри и ведет за нос по ложному пути. Он всегда знает, где хозяин и его люди рыщут, и спокойненько себе координирует маршрут и время пребывания опекаемых им жертв. Опекал и предавал, тем и смог сберечь. Хитро придумано, хоть и недолго действовала такая схема.
«И умно!», - признавал Хантер и продолжал работать верным псом у хозяина, которого водил вокруг пальца вместе с Мэвилом.
И вот тут пришло время раскрыть последние три карты, что уже там в колоде осталось-то! Генри же все же вычислил Мэвила. Нашел по месту проживания и даже отправил Рика и Паленого проследить немного за целью. Целью была Ренис, Мэвил же определился случайно. Не забери он к себе на время ее из универа, так и остался б незримым хранителем остатков семьи Муссафы. Может смог бы еще что-то предпринять.
Но как же так вышло, что Ренис обнаружилась, если единственным источником информирования Генри был Хантер, что вел двойную игру, прочно связанный с Мэвилом?! Как ее определили, если никто, кроме Каэла вживую этой девочки (а тем более теперь, девушки!) никто не видел!?
 Все просто. И имя этой простоте – Нави, Нави, что вел собственное расследование долгие годы. Он был близким другом старшего сына Генри, которого звали Дрейк. Дрейк возглавлял небольшую команду, занимавшуюся исключительно рэкетом, наглым вымогательством у состоятельных бизнесменов. В этой команде Нави был правой рукой Дрейка, однако, в день поимки Крамера, когда Генри приказал названным явиться в крайний барак, Дрейк настоял, чтобы Нави остался и отогнал угнанный грузовик, брошенный у четвертого барака, к ангару. Ты сейчас подумаешь, что этот Нави видел уносящего ноги с Ренис Хантера. Неа, не видел он улепетывающего двойного предателя.
Он в числе первых побежал в этом тумане пыли, грязи и щепок разбирать завалы и окликать выживших. Не видел он, как и когда прихромал изменник Каэл. Не видел, как отточенными движениями, Каэл убил Тодди, брата Нави. Не видел, как после этого тот примкнул извлекать труп второго сына хозяина. Ничего из этого Нави не видел. Но когда подошел к ряду трупов, посмотреть на тело брата, в смерть которого до последнего не верил, то заметил кровавые следы на земле. Отпечатки обуви, оставляющие кровавый след. Точно такие же следы он видел на подходе к зданию завода, где они огибали небольшой круг и возвращались в зону бараков.
Обувь эта была ему знакома. Такие ботинки носили Лаура и Хантер, как и некоторые ребята из команды Хантера. В этом не было ничего особенного, все молодые люди пытались отличиться и выразиться – Каэл и его подчиненные – одинаковой обувью. У Дрейка с Нави, например, так и вовсе своя спецовка была, придуманная и подобранная ими, которую должен был носить каждый член команды…
«Кому могли принадлежать те следы?», - этим вопросом задавался все чаще Нави, особенно, когда выяснилось, что вся команда Хантера погибла, и только Каэл и Лаура каким-то чудом выжили. Кто из них и почему бежал к зданию завода? Кто из них мог бежать, когда Лаура лежала, чуть ли не располовиненная под завалами?! Кто еще имел такое же ранение в ногу, как у Хантера, чей ботинок и штанина были залиты подсохшей кровью…
И когда Нави, как близкого другого своего любимого сына, Генри Мидлл посвятил в рассказ Каэла о некой девочке, Нави промолчал и ничего не сказал. Возможно, эта девочка не выдумка и Хантер побежал за ней, возможно, его ранило, он встал и снова побежал за ней. Но…
«Чушь собачья, что он не смог ее поймать! Мне ли Хантера не знать! Что, он испугался чьих-то угроз?! Не смог совладать с каким-то мужиком с пистолетом?! Ты не настолько был ранен, чтобы отказаться от боя!», - Нави подозревал Хантера в недосказанности и сокрытии чего-то очень важного. Вслух же ни слова не проронил, только потому что не был уверен в своих догадках. Он все искал и ждал, что Хантер чем-то себя выдаст, но, увы, ничего, за что можно было бы зацепиться.
Со временем Нави ослабил свои подозрения к Хантеру, который проявлял себя в делах хозяина как никогда результативно. А сколько прибыли шло от него в карманы и на счета Генри! Скажи Нави сейчас о своих домыслах – на смех подняли бы и упрекнули бы в зависти. Вот он и перестал искать в брешь в идеальности Хантера.
Но однажды Нави случайно услышал разговор Хантера по телефону, странный, очень странный. Слова будто были зашифрованы и смысла определенного не доносили, но одно было понятно – место встречи. Каэл собирался с кем-то встретиться в час дня во дворе детского дома. Совершенно неподходящее место для встречи и так непохожее на Хантера. Нави запомнил это и решил проследить, не зная, что Каэл заметил его. Хантер поспешил связаться с Мэвилом и отменить встречу, предупредив, что его выслеживает товарищ.
Мэвил перенес на время деловой разговор, однако, допустил непростительную ошибку, не поверив в весомый аргумент о дотошном Нави, севшем на хвост, и считая это просто отговорками Каэла, чтобы не явиться в назначенный срок из-за своего нежелания. Мэвил в этот же день, в это же время, в этом же месте встретился с тем самым четвертым другом Муссафы, спасавшим семью финансиста. Этим четвертым был Боб Нортис, что остался в составе группировки Генри. Именно он уведомлял Крамера о каждом шаге Генри, помогая Крамеру с дочерью удачно сбегать и при этом же преследовать и выслеживать хозяина. Именно он был вторым информатором для Мэвила.
Притаившийся в своем укрытии, Нави лица Мэвила так и не увидел, уж слишком тот замаскировал себя очками, высоким воротником и бейсболкой, зато очень хорошо запомнил второго – Боба, которого и без того хорошо знал, как старшего и учителя, многому научившему их с Дрейком когда-то. То, что предателем оказался не Хантер, а Боб уж очень сильно расстроило Нави, ему так хотелось прищучить Каэла, а тот оказался не приделах. Но назначал-то встречу он, почему явился Боб?
Это не выходило из головы, и теперь помимо Хантера, Нави старался следить и за Бобом, что был в непосредственной близости с хозяином. Говорить о его предательстве, опять-таки, без весомых доказательств он не мог, хотелось подвести под топор палача Генри и Хантера, и Боба сразу. Поэтому его молчаливый контроль продолжался. Но как назло Хантер был чист, никаких компрометирующих фактов, никаких лишних передвижений. Ничего! Будто догадывался о подозрениях Нави. А он не догадывался, а знал наверняка и действовал предельно осторожно. О связи Мэвила с Бобом Хантер не ведал, да и сам никакого отношения к Бобу не имел, не пересекался и не общался. Взрослую половину группировки Генри Каэл всегда остерегался, любил послушать некоторых, но близкого общения избегал. Такие акулы для него были опасны.
Долгое время Нави играл в детектива, пока, наконец, не решил, что Каэла брать нечем – слишком уж он зарекомендовал себя, Генри ни за что не поверит в обвинения Нави, если он не предоставит что-то весомое. Весомых аргументов на руках Нави против Каэла не было, зато вдоволь набралось против Боба. Его схватили и в присутствии Генри и Нави насильно вытянули признание в пособничестве семье Кранка Крамера.
Боб не был осведомлен о конкретном местоположении дочери и жены Крамера, он лишь поддерживал связь с Мэвилом и сливал тому информацию обо всех действиях и передвижениях Генри. Тогда-то Генри и сгенерировал план по выслеживанию Ренис. Они заставили Боба созвониться с Мэвилом, который находился как раз в доме беспечного семейства Нолл с двухнедельным пребыванием в качестве известного профессора. Без задних мыслей Мэвил сказал о том, где находится, и не думая, что верный товарищ под страхом смерти в этот же миг сдает его с головой и потрохами.
Был отправлен по следу Нави, что с легкостью вычислил дом, из которого вышла девушка и, ничего не подозревая, пошла в университет. Он сделал несколько снимков женщины и девушки, чтобы у них наконец-таки было хоть какое-то понятие, с кем они столько лет имеют дело. До личности Мэвила Нави не было дела, он не считал его, чем-то существенным. Главное – их цели наконец-то определились!
Так были вычислены несчастные остатки семьи Кранка Крамера. С этих самых пор и решалась судьба Ренис Нолл. Когда она внезапно покинула дом и надолго исчезла с Мэвилом – забили панику, но и тут с помощью Боба выяснили адрес Мэвила. Следить за ними были отправлены парни: Рик с Брэдли, которые без труда признали девушку на фотографии, выходящую из подъезда. Да, хозяин мог без ведома командиров посылать приглянувшихся людей по своим делам. И, разумеется, обо всем этом Хантер и не подозревал, он находился с другой половиной своей команды на задании. Он не знал и не понимал, что капкан для Мэвила давно захлопнулся.
Генри дал еще некоторое время своим жертвам пожить беззаботно только потому что любил упиваться тем, что жизни этих людей в его руках и от него им никуда не деться. То, что он хозяин их жизни – вот что его тешило. По его же приказу трепыхающегося еле живого Боба использовали в заключительный раз – позволяя ему сообщить Мэвилу, что он попался, что выдал друга и за Мэвилом и семьей Крамера скоро прибудут люди. В слезах Боб просил еще раз о встрече на вокзале с Мэвилом, который, собственно, понял, что это конец. Для Боба, для него и Рахимы с Сашей.
Намеченная поездка за настоящими документами Ренис и Эллисабэт сорвалась прямо перед выходом из дома. В дороге в последний момент передумав и отказавшись от подставной встречи с Бобом, которого, наверняка, уже и в живых-то нет,  Мэвил свернул по трассе в обратную сторону. Он не смог скрыть своего провала от сидящей рядом женщины. Утаив все эти страшные подробности, сообщил лишь о скорой и неизбежной поимке и предложил стихийное бегство – бросить все, заехать за Ренис, забрать из университета и гнать на дальний край света.
Но было уже слишком поздно – Генри выслал людей. Но не за Рахимой, а за тем, чтобы устранить этого назойливого Мэвила Оруэла. Когда Мэвил заметил на хвосте легковушку, то понял, что ехать за Ренис ни в коем случае нельзя, с чем была полностью согласна дрожащая от страха Эллисабэт Нолл, но державшаяся молодцом. Сколько лет она боялась наступления этого момента, сколько лет в ужасе вскакивала по ночам от кошмарных видений, в которых она попадалась в руки этого Генри, которого она и в глаза-то не видела, но всегда считала самым страшным существом на белом свете…
И вот этот момент наступил: Мэвил долго кружил по городу и снова выехал на автостраду, уводя из города за собой следопытов. Но и здесь их уже ждали…
Хантеру понадобилось связаться с Мэвилом, чтобы оповестить того об активных действиях людей Генри, посланных захватить семью Крамера. Поздновато до Хантера информация дошла, да и та выуженная насилу из Брэдли и Рика, которые сами толком не представляли, кого они выслеживали целый месяц и зачем. Конкретно мало кто знал, что мутит Генри, задействованы были Нави с его командой и старшее поколение. Он предположил, что так хозяин мог взяться только за семью Крамера, тогда и набрал номер Мэвила. Тот не отвечал.
Набрал еще раз через день. И еще через день. Выждал неделю, попробовал еще раз, всякое бывает, мало ли, уехал, а телефон забыл. Не молод ведь уже.
Ответа не было, и Хантер пошел на рискованный шаг – искать Мэвила. Выведав, где именно пробыли Рик с Брэдли, исчез в одиночку в этом направлении, никого не ставя в известность. Выяснил, что по данному адресу проживал один известный человек (а Каэл не знал, под каким именем скрывался Мэвил, и род деятельности ему был неизвестен, но по этому адресу он разок наведывался уже и знал), которого недавно привезли мертвым (соседи оказались очень разговорчивыми людьми). Смерть Мэвила повергла в шок. Это значило, что кто-то его выдал, Генри не смог бы сам на него выйти. Но кто? И если нашли Мэвила, то могли ли через него выйти и на него самого?
Страх, покинувший его на долгие годы, вновь обуял: его многолетнее предательство раскрылось или было на этой стадии, так думал он. Но Хантер не сбежал, все же вернулся на базу, с минуту на минуту ожидая головорезов хозяина по свою вероломную душу, а они все не приходили и не приходили, затягивая муки его томительного ожидания. Мало того, вскоре заявился сам Генри Мидлл, прося подсобить ему в одном деле. Хантер всегда с радостью брался за любое предложение хозяина, вот и сейчас, усердно пряча волнение за свою изменническую шкуру, выразил готовность взяться в сию же минуту.
Генри удовлетворенно кивнул и поведал во все подробности: о том, что Нави вычислил Боба, через него определили Мэвила и нашли семью Крамера. Хантер едва смог сдержать себя в руках, чтобы не спросить:
«А я?! Я?! Меня вы уже разоблачили?!», - он все ждал, что хозяин закончит свои речи обвинением и вынесением приговора. Но нет. Генри Мидлл хотел, чтобы именно команда Каэла Хантера занималась изъятием Ренис Нолл, так как хозяин считал, что они работают чисто и тихо и как никто другой подходят на это дело. Каэл напустил на себя задумчивость, силясь скрыть радость от того, что остался вне подозрений. Он попросил полного контроля над этим заданием и прямо перед Генри созвал своих ребят, распределил обязанности и отправил за Ренис Нолл, попросив разрешения координировать действия ребят на расстоянии. Генри согласился, но навязал в группу захвата Нави.
Хантер подумал, что это подозрительно, но с хозяином спорить было нельзя. Сам же он нашел лазейку в виде неотложного дела, чтобы остаться на базе. Опасался, что Ренис могла его увидеть и узнать, и сделать это прямо перед Нави – это же крах и конец всему! Всему, что только-только чудесным образом вновь наладилось и разрешилось ему во благо.
А затем, он услышал детальный отчет от Лауры, которая буквально загнала в угол вестью о том, что многолетняя цель Генри лежит в больнице с серьезным пулевым ранением. Хантер уже и не удивлялся всем своим подобным неудачам, которые за собой в тележке несли ему еще большее везение. Он отчаянно соображал, как ему быть – на ум приходил тот, кто не раз его выручал – хирург Нойман.
Получив от него слабую надежду заняться украденной раненной девушкой (а Ренис Нолл можно было только выкрасть из больницы, на что способны были его люди) Каэл Хантер дал знак Лауре продолжать операцию по изъятию давней жертвы Генри. Сам же Хантер спешил к нему, чтобы лично оповестить о ситуации с Ренис и получить от мудрого хозяина совета, как действовать дальше, при этом, подкинув тому своих идей, сильно сомневаясь, что они будут приняты. А они были приняты и подкорректированы хозяином, что снова подавало надежды на временно спокойную жизнь для командира Хантера, который должен был непосредственно взаимодействовать и оберегать заветную цель своего босса.
И вот теперь Ренис Нолл в конце всего своего короткого, но насыщенного жизненного пути опять лежит на больничной койке с пулевым ранением в животе, а жизнь Хантера опять зависит от нее уже в который раз…
Вспоминая все это, мужчина неспокойно ворочался на койке, поглядывая на сопевших парней на полу. Хантеру вдруг показалось на фоне всего им пережитого и перенесенного, что он неприлично долго живет, хотя ему и было-то, всего тридцать четыре года!
«А ведь кому-то и до двадцати дожить не выдалось…», - Хантер припомнил своею первую команду и посмотрел опять на Адама. На самого молодого подчиненного. Сколько у него таких было и сколько их погибло в том взрыве…

Глава четырнадцатая: «Джон Леринг?».
К утру Ренис пришла в себя. Открыла глаза и увидела белый потолок, который перекрывали собой мутные лица Ноймана и девушки в белой повязке с такими красивыми глазами, зелеными-зелеными и ярко накрашенными в этот же цвет ресницами.
«Кто они?», - подумала Ренис, прикидывая возможные профессии людей в белом.
Одри, нащупав вену в ее руке, ловко ткнула иглой и пустила в кровь содержимое шприца.
И ей стало будто бы легче дышать.
- Нойман, как? – послышалось откуда-то слева, и Ренис очень медленно повернула голову. В проеме двери стоял Хантер, а сбоку от него торчали головы любопытных Адама и Пита. Ренис мысленно улыбнулась и отвернулась, туговато соображая и припоминая, что с ней случилось, и как она сюда попала.
Вспоминала очень тяжело: события прошлой ночи было труднее вспомнить, нежели собственное прошлое, столь скоропалительно мелькнувшее перед глазами в ожидании смерти. Крайне ярко пришлась та часть, в которой она узнала нынешнего Хантера. Ренис опять повернула голову и внимательно посмотрела на этого мужчину.
«Знает ли он, что я – та девочка?», - подумала она. Ей простителен этот глупый вопрос, ведь Ренис все еще не знала, кто она и кем был тот связанный мужчина на стуле в темном помещении. Отца она, разумеется, вспомнит, но позже и при иных обстоятельствах.
Девушка попробовала приподняться, и женщина с повязкой на лице тотчас пришла на помощь с этим, не давая напрягать мышцы живота, сама подрегулировала угол наклона спинки специальной койки, на которой лежала Ренис. Девушка в белом даже спросила, назвав по имени, удобно ли Рэн ее положение, та удовлетворенно и благодарно закивала головой.
Ренис нашла в себе терпение молчать, пока Нойман осматривал швы на ее ране. Потом он кивнул ждавшим у порога, разрешая тем войти. Первым был Хантер, а за ним гуськом Адам и Пит. Скромно зажимаясь, Хантер протянул Ренис бумажный пакетик, от которого приятного пахло свежей сдобой и ванилью:
- Вот, держи.
- Что это? – спросила Ренис и с удивлением посмотрела на сурового командира, проявившего внезапную и несвойственную ему заботу.
- Сладкие булочки, - пояснил тот и почему-то виновато отвел взгляд, заложив руки в карманы, которые не знал, куда деть, но знал, что куда-то надо было их деть.
«Лучше бы это были деньги!», - приняла пакет и подумала печально Ренис, глядя на мужчину в белом халате. Она предположила, что это и есть тот знаменитый хирург, подлечивающий банду Хантера.
- Ей нежелательна такая пища, - предупредительно вмешалась женщина в белом, стягивая с лица повязку. За ней открывалось очаровательное личико, возможно, это была вовсе не женщина, а девушка, даже, может моложе Ренис.
«Именно! Лучше бы это были деньги!!», - настойчивее повторила про себя она и отвела глаза от ассистентки хирурга.
- Тогда съедим мы, - Адам резко выхватил пакет из ее рук и достал румяные теплые булочки, разделил между собой и Питом, так как Хантер с Нойманом отказались, чтобы не есть перед раненной и голодной Рэн. Зато парни не постеснялись девушки: жуя булочки, Адам с Питом по очереди завалили Ренис расспросами, не давая ей вслушаться в тихий разговор Ноймана, Одри и Хантера, которые обсуждали ее состояние и принимали решение по поводу ее дальнейшего пребывания в клинике.
Еще через два дня, когда она получила разрешение от Ноймана самостоятельно передвигаться, но без резких движений, Ренис с Хантером, Адамом и Питом переехала из клиники в свою комнату в дом. Это всего-то пятнадцать минут езды. «Мелкую» заранее предупредили, чтобы помалкивала об этом неприятном инциденте, особенно перед Дьюи, и посвятили в выдуманную легенду о неотложном деле.
Это у них прокатило, сын Генри ни о чем не догадался и, следовательно, отцу ничего не донес. А теперь внезапно и не к месту несколько слов о Нэйтоне: когда он был на пути в город, названный Алексом Фринвудом, и в котором тот видел Ренис Нолл в толпе слушателей, девушки в том городе уже не было. Раненной ее оттуда забрал Хантер. Напрасно Нэйтон неделями шлялся в поисках нее по городу, напрасно приезжал сюда после практики и бродил ночами. Напрасно. Ренис находилась в том же городе, в котором он проходил практику и заодно стажировался в полицейском участке. Временная база команды Хантера была буквально в миле от места его работы. Совпадение? Ну, конечно! Как же без этого, это же жизнь!
- Странно только, что они за все это время так и не пересеклись…
- Не странно! –  перебью я тебя и поясню. – Нэйтон в городе не так давно, а она уже полгода, но даже за эти полгода одной выйти и пройтись хоть по округе – мало кто позволял. Запретов не было, но Ренис ни на секунду не оставляли одну: Пит, Адам, Лаура, Паленый, да и другие личности, которые любили болтаться с ней, при этом выполняя приказ строгого присмотра от командира Хантера, всегда находясь в шаге от нее.
В большинстве же случаев она была все время вовлечена в их криминальную работу (вечерне-ночную), трудилась в поте лица, снова надеясь скопить достаточную сумму на побег. Просто выйти и прогуляться одной она и не помышляла, хотелось, чтоб составляли компанию вышеперечисленные ребята. Так и повелось: Нэйтон с работы на метро и на нужную ему станцию, чтоб поехать в соседний город искать Ренис Нолл, а Рэн в это время суток обкрадывала дома богатеев с командой и изредка распространяла наркотики. Не связалась их тонкая красная нить судьбы, увы.
Что там с Ренис, ах, да! Несколько дней за ней присматривала Лаура, меняя повязку и помогая принимать нужные лекарства от Ноймана, которые она подменила на препарат, поддерживающий эту амнезию. В последнее время Лауре (она вдруг одумалась и отринула жалость, чтобы исполнить задание командира) не удавалось вовремя подсыпать и дать выпить Рэн его, вот решила наверстать сейчас, сильно сомневаясь и искренне не желая этого делать. Из-за этого нарушения и прерывания своевременного поступления в организм нужного вещества (бывали дни, когда она ни разу не смогла обманом заставить Рэн выпить молоко с препаратом) у девушки и начали всплывать в памяти обрывки из жизни, лица родных и знакомых людей.
Ответственная тетка Лаура, как видишь, не очень ответственно подошла к своей главной роли. Она опять не смогла продолжить подпитывать и подкармливать этими таблетками девушку, пришлось заняться другой непосредственной работой и предоставить на некоторое время Рэн самой себе, так как Лаура (как уже не раз говорилось выше) стала пропадать ночи и дни напролет неизвестно где.
Полностью оправившись от ранения, и отдохнув от непонятных и запутанных снов, которые на время отступили под напором возобновившегося употребления таблеток, Ренис вновь пополнила собой ряды команды Хантера. Она принимала участие во всех их операциях: угонах, кражах, проникновениях с взломом, нападениях для устрашения и запугивания конкурентов и всего прочего, за что арестовывают, судят и сажают. И я тебе тихонечко скажу, что как вор и преступник Рэн преуспела – подрастала смена в ее лице. Девушка научилась вскрывать любые замки (спасибо Брэдли), подделывать голоса, почерк и подписи (училась у Ирмы). Умела мастерски управлять машиной (благодарность Адаму, хотя навыки эти у нее имелись еще с работы у Нэнси Андерс и учений вождению у Мэвила, чего она не помнила). А также улучшила навыки стрельбы (спасибо огромное, но не Хантеру, а его титановому терпению). Бухать, правда, не научилась, и за это отдельная благодарность Лауре, которая этому не учила. Поднаторела «Мелкая» и в деловом общении – частенько сиживала за столом принятия заказов на перевозку и разгрузку, так как девушки команды не особо это любили. Нет, сидеть и точить лясы в конторе хотели, а заниматься приемом и оформлением заказов от клиентов – не выказывали желания. Вот Ренис и впряглась в это добровольно, коротая свободное время с общительными до невозможности парнями.
 «Грузоперевозки» пользовались огромным спросом, а адвокатскую контору Хантеру пришлось на неопределенное время прикрыть, девушки предпочитали играть в ночных бабочек, нежели в умных скромных нотариусов. Дела с торговлей наркотическими веществами оставались их распространенным занятием, орудовали уже в виде бродяг, преимущественно, в соседних близлежащих городах, потому что в своем разок попали под подозрение и старались больше таких ошибок не совершать. Иначе их могли вынудить покинуть это удобное и хорошо обсиженное местечко, а им того не хотелось. Это первая причина, по которой команда Хантера находилась в постоянных разъездах.
Новое же дельце ждало их далеко от их «базы». По этому поводу и был назначен общий сбор в кабинете Хантера. Разъяснив и разбросав по пунктам всё и дав последние наставления, командир взмахнул рукой, и люди начали покидать кабинет. Остались Адам и Рэн, что углубились в свои извечные споры, про то, какая рок-группа играет чище, да выкладывается на полную мощь на живых выступлениях. На самом деле их предупредил Брэдли, чтобы они задержались и сделали это крайне естественно.
- Адам! – позвал Хантер, и парень отвлекся. – Сходи, возьми из моей машины папку, не растряси, важные бумаги с планом обхода. Держи! – он подкинул тому связку ключей.
- Да, сэр! – Адам поймал и, склонившись к Рэн, сказал. – Кстати, да, обрати внимание, как наш шеф легко, красиво, а главное, непринужденно избавился от меня.
- Я от тебя вовсе не избавлялся, - улыбнулся Хантер. – Просто мне нужно пару слов нашему ослу вбить в голову…
- Сам ты осел, старый … …! – завелась с полуоборота Ренис.
- Рэн, Рэн, - перебил укоризненно Адам. – Он же всего лишь подчеркнул эту твою непоколебимую упертость. Не надо обежать нашего командира, как-никак, не молод уже…
- Адам! – повысил на него голос Хантер все с той же улыбкой на лице.
- Понял, понял! Оставляю вас одних.
- И чем быстрее вернешься, тем больше услышишь.
- Как заманчиво, - застенчиво помялся в проеме Адам и выбежал за дверь.
Но он не стал торопиться назад, напротив, простоял у машины еще минут десять в дополнение. Ведь он честный, хоть и не всегда, парень. Если быть точнее – честный идиот, ибо в наше время быть честным равносильно идиотизму. Все только ноги вытрут об тебя и твою честность. И об него частенько вытирали некоторые особо наглые и старшие ребятки команды.
Отсчитав последние секунды, Адам двинулся в дом, в направлении кабинета Хантера.
- Тебе не кажется, что ты мог его обидеть? – заметила Ренис, когда Адам скрылся за дверью.
- Адам не из тех людей, что обижаются. Так легко.
- А по мне так он явно обиделся.
- Не обиделся. Да и с чего ты вообще переживаешь за его обиды? Сама-то, не задумываясь, всех подряд обижаешь…
- Кто?! Я?! – возмущение накрыло Рэн. – Я Адама еще не обижала! По крайней мере, он никогда мне не говорил, что обиделся.
- Он такой же дурак, как и ты, вот и не обижается на тебя, - хотел больнее уколоть эту гадюку Хантер, но увидев, что та поджимает губы и злобно щурится, ретировался. – Ладно, Рэн, за волосы друг друга таскать будем позже. Я хочу сказать тебе кое-что.
Он замолк и вдохнул поглубже, а Ренис перенесла на потом свое намерение основательно с ним поругаться.
- Когда Адам или Пит, я точно не знаю, кто именно окажется с тобой на тот момент, - Хантер замялся немного, раздумывая. – Один из них предложит тебе при разделении команды пойти с Дьюи. Ты запротестуй, закати истерику, устрой скандал, в общем, все, что умеешь и считаешь нужным, лишь бы настоять на том, чтобы остаться в моей группе, а не у Дьюи в запасе.
- И как это воспримут ребята?!
- Адам и Пит будут в курсе, я вскоре обговорю это и с ними. Но только пусть твои возражения будут натуральны, не переборщи.
- О! Как это все загадочно, - Рэн кривила губами в усмешке. – К чему этот спектакль-то?
- Узнаешь, если выполнишь все так, как я сказал.
- Скрытная ты старая задница…
- Старая задница?! – переспросил Адам, что сиял своей улыбкой в проеме двери, довольный тем, что услышал. – Аха-ха-ха! – замахал он папкой командира у лица.
- Ты ничего не слышал! – властно сказал Хантер. – И я не про план.
- Да, но с условием, что и я могу тебя так называть.
- Убью! – рука шефа угрожающе потянулась к кобуре на поясе.
Адам в ответ вжался в дверной косяк и зажмурился.
- Не висни в дверях, сядь! Раз уж услышал, посвящу тебя в детали сейчас, - Хантер кивнул на диван, где сидела Ренис, возле которой и стоял сам.
- Такого ты обо мне мнения!? – оскорбился парень. – К твоему сведению, до моего слуха дошли только последние два слова…
- Старая задница что ли? – беззаботно, но с упоением и специально спросила Рэн, радуясь тому, как выходит из себя Хантер, но держится, чтобы не выбросить ее в окно.
И не успела она это сказать, Адам тут же кинулся к ней, как всегда, зажимая рот ладонью и заговорчески шепча в ухо, ну очень громко:
- Хозяин злится! Хозяин в гневе! На нас обрушится кара беспощадного Хантера!
- Хватит ломать комедию, - прервал его хозяин. – Прими уже свой серьезный вид, который редко кому демонстрируешь, и выслушай все, что я скажу.
Парень отпустил Рэн, которая почему-то послушно, а не как обычно, брыкаясь и пытаясь вырваться, сидела на месте и поглядывала на Хантера. Адам уселся на полу, стягивая за собой и Ренис и подзывая сделать то же самое и командира.
- Ну что с вами делать! – вздохнул Хантер и обреченно опустился рядом с ними.
Сидели они втроем как сорванцы, разжигающие костер в охраняемом заповедном лесу из сухих листьев, невзирая на запреты злого лесничего. Хантер говорил тихо и в то же время грозно. Адам, глядя на него, не отрывая глаз, впитывал как губка, чего не скажешь о Рэн. Она не сводила глаз с Адама, поражаясь тому, как же идет этому парню серьезность. Все, что говорил Хантер, в большей степени касалось ее, но девушка ничего не слышала, поглощенная своими мыслями.
«Это и есть настоящий Адам? Или он привычно делает вид? А может, совсем наоборот, придуриваясь, он скрывает свою серьезность? Ему чертовски подходит быть таким, каким я сейчас его вижу. Черт, да он даже смотрится лучше Хантера! Эх, Адам, Адам, дурак ты…», - и тут она поняла, что они оба уставились на нее, а Хантер при этом еще хмурится и что-то говорит.
- Что?! – рассеянно спросила она.
- Ты не слушала? – напрягся Хантер.
 - Слушала я! – лучшая защита – отчаянная оборона в полукрике.
- И что я говорил?!
- Эм… ну… - Рэн замялась, осознавая, что ни слова не уловила.
Хантер схватился за лоб и тяжело задышал. Он был в ярости.
- Беги. Он тебя сейчас убьет, - прошипел в ухо Адам.
- Когда-нибудь я вас обоих прирежу, - злобно усмехнулся Хантер, забирая папку, которую все еще держал в подмышке Адам. – И первой будешь ты!
Командир ткнул пальцем в Рэн.
- Хороший выбор, босс, - не удержался от комментария Адам.
- Мне Адам все разъяснит по пути, правда ведь? – заискивающе влезла Ренис, притворяясь, что пропустила мимо ушей угрозу Хантера.
- Безусловно. За определенную плату, мисс, - парень облизнулся, будто сытый кот.
- Так, пошли вон оба! Видеть вас не могу!!
Ренис округлила глаза настолько, насколько могла:
- То есть, мы свободны? Можем бежать на все четыре с половиной стороны?!
- Как бы ни так! Не это я имел в виду, - осадил Хантер, поднимаясь и поворачиваясь к столу. – Идите к остальным, я скоро присоединюсь.
Он подошел к столу и выдвинул верхний ящик, что было дальше, Ренис не видела, Адам утащил ее в коридор.
- А ты тот еще притворщик. Надо бы остерегаться тебя, - сделала шутливое замечание Рэн.
- Такие вещи вслух не говорят, - был ровный спокойный ответ.
- Тебе можно говорить. Думаю, ты воспримешь так, как это понимаю я сама.
- Ты сейчас мне в любви признаешься что ли? – включил дурачка тот, взяв под руку и прижимаясь, как настоящая и лучшая подружка.
«Дебил. Ну что с него взять?!», - вздохнула Ренис и сказала:
- Я не о том.
- А о чем?
- Настоящий Адам мне нравится больше, чем тот, что сейчас жмется ко мне.
Парень, отпустив руку, отодвинулся от нее, вышел вперед и заглянул в лицо.
- Вот-вот. Это умное, задумчивое выражение в глазах самое то для тебя!
- Но такому Адаму не нравишься ты, - ответ прозвучал с грустью.
- Понятно, - Рэн криво-криво улыбнулась и выставила локоть.
На лице Адама заиграл улыбка, накинув образ дурня, он просунул свою руку в это мини-кольцо, образованное рукой девушки. Так они и вошли в контору грузоперевозок, где их ждала основная масса команды Хантера. Были даже те, чьих имен она не запомнила, так как редко видела, и те, кого видела впервые. Не было только Лауры.
«Дело…», - сама себе отвечала за нее Ренис, оглядывая контору. – «Сегодня что-то нас многовато. Намечается нечто глобальное?!».
- Что Хантер говорил? – тихо поинтересовалась Ирма, возле которой они замерли.
- Как обычно, - отмахнулся Адам.
- Коротко и ясно, - добавила Рэн. – Лимон вопросов тоже задал, как будто важно!
Карла, что стояла рядом с Ирмой, недовольно морщила носик на возмущения той, что они откровенно недолюбливали.
- Придавать важности тому, что совсем не важно – умеют люди, - изрекла мудро Ирма, глядя на выходящих за дверь членов команды.
- И только я говорю, что думаю, - пробурчала, заканчивая за нее по-своему, Рэн.
«Ну и дура!», - это, конечно же, Карла, что шла вслед за ней к выходу.
 Все собрались во дворе у машин маленькими группками по четыре человека. Появился Хантер, что-то шепнул Питу и отошел от него, планируя распределить людей. Пришло время разделиться. Как и было оговорено, завязался спор между Дьюи и Рэн. Парень требовал ехать с ним, а она, следуя наставлениям Хантера, активно сопротивлялась и отстояла свое право остаться в группе Пита.
На этом конфликт исчерпан, и все расселись по машинам и пустились в путь. Снова в чужой и незнакомый город. Рэн также отвоевала место возле окна у Карлы. Помимо них в машине были еще Адам, Хантер и Пит. Адам – за рулем. Группа Дьюи скрылась в другом направлении на развязке при подъезде к городу. Группа Пита доехала до указанной точки. К дому, в снятой квартире которого их уже дожидалась Лаура.
Не теряя даром времени, Пит вместе с Рэн были отправлены изучать путь, по которому та должна будет скоро вернуться одна с задания. Дорога была неблизкая и лежала вдоль самой протяженной и известной в городе улицы. Она шла с Питом, внимательно изучая примечательные объекты, ориентируясь по которым, можно будет выбраться даже ночью. Прогуливаясь с Питом, они разговорились, по обыкновению обсуждая Адама.
- За личиной придурковатого шута скрывается серьезный и застенчивый парень, - сказал Пит, обрывая все жалобы девушки на этого неугомонного и надоедливого идиота.
- Это Адам-то застенчивый?! Ты издеваешься что ли, Пит?
- Нет. Я говорю правду. Я допускаю, что ты уже заметила одну особенность в нас. Точно так же, как мы все носим не свои имена, фамилии и истории из жизни, так же, Рэн, мы имеем богатый ассортимент масок. Неестественных и таких фальшивых.
- Про имена и истории из жизни я уже наслышана.
- Это делается из безопасности и ради сохранения малого шанса на нормальную жизнь. Если, конечно, удастся вылезти из этой ямы. И это ты тоже слышала, знаю.
- А если нет, если не вылезти?
- Если нет, то могильная плита тебе не со своими данными,- констатировал Пит.
- Сурово. Как насчет масок и манер поведения?
- Это уже у кого как. Кто-то действительно такой, каким ты каждый день видишь. А кто-то – рисуется, но и это тоже во имя собственной защиты. Либо человек попросту выполняет задание.
- Например? – сделала вид она, что догадывается о ком речь.
- По секрету будет сказано и только между нами, - Пит состроил мину, будто готовится поведать всему миру тайну, лишь ему одному известную. – Гвен.
- Ого!
- Не скажу, что она и впрямь питает большие, таки внеземные чувства (Пит не умеет красиво говорить), или пылает от любви к Дьюи. Это все сродни мыльному пузырю для непослушного ребенка.
- То есть, Гвен…
- Да. Она всего лишь человек, благодаря которому Хантер банально держит в узде Дьюи. На самом деле Гвен его не переваривает.
- Я не замечала за ней такого. И зачем ей это?! – удивлялась девушка.
- Это ее непосредственное задание, Гвен выполняет его, естественно, только ради Хантера. Она ведь безума от него, но в отличие от Карлы, предпочитает это скрывать.
- Не верится мне, что она с Дьюи через силу, и он может быть ей неприятен. Он же… - Ренис задумчиво размышляла вслух, подбирая слова.
- Дьюи хорош собой. Правильно? – подсказывал с улыбкой собеседник.
- Пит, не думала, что скажу это, но. Да, он же идеален! Ну, чисто по внешним показателям.
- Аха-ха, Рэн. Я так подумал, но промолчал. Не к лицу мужчине восхищаться внешностью другого мужчины.
- А Адам бы сказал, - посмеялась она.
- Соглашусь, может я перегнул насчет неприязни Гвен. Скорее дело в том, что она предпочитает нечто душевно красивое, ну, или как вы там, женщины, характеризуете. Тут даже говорить «догадайся сама, кого» не имеет смысла.
- Хантер.
Пит кивнул, хотя это и не было нужно, это ведь был не вопрос, а утверждение.
- Да по нему, по-моему, вся женская половина команды и часть мужской сохнет.
- А ты? – Пит широко улыбнулся, улучив сей неловкий момент для вопроса.
- А я – не все. Мне он не сдался ни даром, ни за деньги!
- Почти дошли, - сменил тему Пит, во избежание едких словечек в адрес глубокоуважаемого им командира.
- Ага, - расстроилась Ренис. – Ты уйдешь к Дьюи?
Пит кивнул, а она посмотрела на него, на этого с виду пугающего, но очень доброго, естественно, по отношению к ней, парня, припоминая все его безобидные и подростковые пунктики. Пит, к примеру, ревностно относился к своим вещам, что бы ему ни принадлежало, оно в обязательном порядке было подписано маркером, ручкой или карандашом. Этим он не столько ставил в известность товарищей, сколько предупреждал, что данная вещь исключительно его, и прикасаться к ней нежелательно. Никто не смел нарушать «подписанные» законы Пита.
Только Адам, тайком и назло. А еще недавно она узнала про еще один пунктик грозного верзилы – Пит баловался подглядыванием в метро через чужие очки. Это делалось очень аккуратно. Он подсаживался за человеком в очках и, выглядывая из-за спины, старался сфокусировать собственный взгляд на линзах в оправе. Этим Пит утолял собственное любопытство, он думал, что люди видят мир через эти стекла иначе, а не так же, как и он, мутно. Было невдомек, что им видно лучше, а ему с его стопроцентным зрением линзы искажали видимость, лишая четкости форм и цветов объектов. Он не был тупым, просто этого не знал и ни у кого не спрашивал. Из всей команды только наблюдательная Ренис случайно прознала об этом его развлечении в вагонах метро, что от скуки следила за ним. Трепать за его спиной языком и высмеивать его она не стала, но призналась в своих наблюдениях и объяснила ему зрительную разницу.
- Жаль, что тебя с Адамом не оставляют, - сказала она, с улыбкой вспоминая удивление Пита, узнавшего о близорукости и дальнозоркости людей впервые от нее.
- Так решил Хантер, чтобы не вызывать подозрений у Дьюи. Мы будем ждать вас у вокзала, как закончим. Может, Дьюи отправит Адама к вам, он не особо его жалует.
- До этого что делать-то будете?
- Не знаю, все зависит от Дьюи. Этой ночью он у нас главный.
- Меня прямо выворачивает от этой мысли.
- Адама тоже, но что поделаешь. «Карма!», как сказал бы наш, повернутый на Японии, Риччи.
- Странный он, этот Риччи, - пробормотала Ренис.
- Странной и тебя считают, так что понятие «странный» растяжимое, - Пит дотронулся рукой до плеча. – Чем именно он для тебя странен, Рэн?
- Не могу толком объяснить.
- Ты его плохо знаешь. Ты ведь и нас с Адамом считала странными, пока хорошо не знала.
- Пока не поняла, что вы просто придурки, - машинально поправила она. – Ой, прости.
- Ничего, ничего. Ты ведь тоже.
- Странная, имеешь в виду? – притворилась девушка, что не поняла.
- Придурковатая.
Ренис надрывно загоготала и резко притихла, они уже стояли у подъезда.
- Я провожу, - сказал Пит, прерывая момент прощания.
В молчании они поднялись на второй этаж, каждый думал о своем. Пит постучал три раза, как было условлено. Это она делал показательно для Рэн, чтобы та запомнила. Открыла им Карла, Пит с Ренис вошли и разулись.
Квартира была своеобразная: входная дверь сразу вела в просторную гостиную, справа в ней была дверь в коридор. В нем еще две двери: одна вела в ванную, другая – на кухню. Была в гостиной дверь и слева, что открывалась в еще одну комнату – спальню. Мебели в квартире было немного, прямо-таки горсточка, да щепотка сверху: угловой диван почему-то посреди гостиной, телевизор на стене и всего одна тумба в углу у окна с заваленной на ней внушительной стопкой пожелтевших газет. Шторы у окна были плотно задернуты.
Из коридора выполз с чашкой чая в руке Хантер, он шел прямиком из кухни. Мэндси, Гвен, Карла и Паленый сидели на диване и гипнотически пялились  в телеэкран. На маленьком журнальном столике стояли пустые чашки и хаотично побросанные фантики от съеденных ими конфет.
- Здорова, Пит, - встретил Хантер первого вошедшего и посмотрел на его спутницу.
- Я вернул вам ваше недостающее звено, - кивнул тот на Рэн.
- Ее-то мы и ждем. Никаких попыток к бегству? – полушутя спросил Брэдли, напоминая о провальном бегстве с прошлой съемной квартиры.
Пит отрицательно помотал головой. Его поманил к себе Хантер и долго с ним шушукался у тумбы с газетами, поглядывая на Ренис, которая уселась на полу возле дивана, положив под себя свою курточку.
«Все еще отказывается сближаться с девушками? Это хорошо!», - подумал он.
- Понял, сделаем, - сказал ему Пит и направился к двери. Приходя мимо Ренис, добродушно улыбнулся. – Удачи, Рэн.
- И ты береги себя, Пит, - прозвучало в ответ, после чего здоровяк влез в свою обувь, подмигнул ей и скрылся по ту сторону двери.
- Ай-ай, как трогательно! – усмехнулся Брэдли.
- Уже успели проникнуться взаимными заботами?
- Гвен пускай свой яд в болоте под названием «Дьюи», - безразлично ответила ей Ренис, утомилась от долгого хождения по городу.
- Ты сегодня чего-то не особо язва. Устала что ли? – грустно спросила Карла. – Я-то понадеялась, что сейчас возьмешь Гвен за волосы и в ее же кружку окунешь и утопишь.
- Заткни пасть, пока я сама тебя не отделала! – взбесилась Гвен, толкая коленом Карлу. Они друг друга на дух не переносили. Как и Ренис. И как они обе Ренис. А еще как вся команда Карлу.
- Я в тебя сейчас стулом запущу! – толкала в ответ Карла, сильнее впиваясь своими коготками той в плечо.
- Хоть стулья были бы что ли, одни табуреты и кресла-качалки, - уныло вставила Рэн, что сидела на полу и с завистью смотрела на диван, на который была бы непрочь сесть и даже лечь.
- Но тут же и их нет!
- О! Карла, ты тоже это заметила? – иронично спросила Ренис, намекая на тупость оной.
- Это что еще за тон? – Карла отвлекалась от задаваки Гвен, намереваясь схлестнуться с забиякой Рэн.
- Девочки, девочки, девочки, не тратьте силы на бесполезный треп. Лучше облачитесь в пижамки и погоняйте друг друга подушками, так хоть нас позабавите. В кой-то веки зрелищем насладимся! Хантер, парни, как вам девчачий бой на вечер?! – громко спросил Паленый на всю квартиру.
- Нет, Брэдли, - не вдохновился идеей Хантер. – Всем нужно отдохнуть. Люди мне нужны бодрые и полные сил.
- А я не против! – вылез из спальни Рик, готовый с утра до ночи смотреть на подобные бои. Он притащил за собой в гостиную и полусонного Риччи.
- Я против! – показался оттуда же и Адам. Рик с Риччи затолкали его обратно, заперли дверь, не давая тому выбраться к Ренис.
- Кто, где может прилягте, передохните часок другой. Если у кого возникли вопросы, задавайте, разъясню. До вечера времени полно, - прервал возню ребят Хантер.
Люди в гостиной замолчали и переглянулись. Никто никому не хотел уступать диван, так и теснили друг друга из вредности. Вступать в нудные переговоры с командиром то же не очень хотелось, уже сполна наслушались его наставлений и инструкций.
- Хантер, открой окно, впусти свежего воздуха, - вместо вопроса жалобно попросила Гвен, и командир распахнул створку и задержался у тумбы с газетами. Копошась в них, он отвлекал себя от нехороших мыслей.
- Мне же надо нарядиться, скоро мой выход, - встала с дивана Ирма, и Мэндси тут же закинула тощие ножки на освободившееся место, вместо того чтобы предложить подняться с пола Ренис.
- Я все повесила в спальне, - сказала Ирме в спину Гвен и сонно потянулась.
Ирма вскоре нарисовалась в коротком и обтягивающем ее стройную фигуру, черном атласном платье с многочисленными нарочно подшитыми складками, которые визуально увеличивали некоторые рельефные формы. Ее длинная русая тонкая коса с медовым отливом была распущена и собрана в высокий хвост на макушке, а затем волосы были скручены в жгут, обвиты и заколоты вокруг тонкой ленты, держащей сей хвост.
Ирма, в ожидании замечаний, прошла перед диваном туда, сюда. Но все смотрели на нее и настойчиво делали вид, что никаких изменений не произошло.
- Ну как? – не выдержала она и спросила сама.
- Будто цветочная пыльца, развеянная по ветру у берега реки и пущенная по ветру стрела Ивана-царевича. Красиво, эффектно, но все равно в пасть жабе-сутенерше попадешь. Что я еще могу добавить? – строила из себя модного критика Рэн, опережая всех. – Только песок, который с Хантера по причине старости сыпется.
«Мелкая», к слову, давно просекла, что их предводителю – Хантеру не очень нравится, что он взрослее всех и быстрее всех стареет. Она как можно чаще старалась в этом уколоть его в отместку за «Рэн».
- О, русский фольклор? Читал, знаю! – Брэдли хотел блеснуть своими знаниями и подискутировать с ней, но, увы.
- Он не старый! – включилась одновременно вместе с ним в защиту командира Карла.
- Рэн! – возмущенно осадил ее Хантер в один голос с Карлой.
- Аха-ха-ха, - смеялись Мэндси с Гвен, удовлетворенные тем, что Ирма подверглась злым комментариям Ренис.
Ирма же с улыбкой посмотрела на Рэн, не держа за сказанное обиды. Эта мелкая заноза в последнее время ей дико нравилась, она находила ее забавной. Засмотрелась с улыбкой и сейчас.
- Почему ты так смотришь на меня? – испугалась та, ожидая самого худшего. Удара с ноги от Ирмы, например (а она умела добродушно улыбаться и наносить внезапные удары самыми неожиданными частями своего тела, между прочим, из любого положения).
- Потому что никто не подбирает так сравнения, как ты, - продолжала улыбаться та. – Ну, кроме Риччи, конечно. Иногда.
- Ах, ты ж мокрая курица! – загремел оскорблено Риччи, покидая Рика и приближаясь к дивану. – Эта карлица остроносая у тебя на первом месте?! Ну, знаешь ли!!
Их прервал громкий смех Ренис, которая наблюдала искренние обиды ранимого гения впервые.
- Ну, почетное первое место, безусловно, за тобой, - исправилась быстро и виновато Ирма и зло добавила. – Было.
- И все равно, первой идет она! Ну, ты и… - Риччи задыхался, сложно было понять, он всерьез или же, поддавшись настроению, придуривается. – Слов нет. Нет, есть! Но они мне слишком к лицу. Как сказал бы подонок Мицуо: «*****, так умерла по-дурацки!». Так вот, ты в моем сердце тоже! Нет, не умерла, а просто *****! Иди со своей коротышкой по ролям пьесы учи!
- Вот и пойду! – смеялась искренне Ирма.
- Извините, что вклиниваюсь, - не выдержала долго напора Рэн. – А кто такой этот Мицуо?
- Да какой-нибудь восточный философ, наверное, - отмахнулась Ирма и пожала плечами.
- Или деятель, - зевнула Карла
- Или приятель, - предположила Гвен и загадочно потянула губы, намекая на что-то.
- Это просто герой фильма, достаточно интересного и качественно снятого, пусть и не каждый найдет это произведение таковым... – торопливо начал объяснять Риччи, приближаясь к Ренис и намереваясь пробудить в ней интерес к безумно понравившемуся ему японскому фильму.
- Смотри, как разошелся, - улыбнулся Брэдли. – Вина пригубил что ли?
- Ему просто скучно, - откликнулся у двери спальной Рик. – Дайте ручку и бумагу, он вам вмиг такое набросает.
- Да, скучно, - признался Риччи, снова превращаясь в задумчивого меланхоличного мыслителя. – Чаю что ли выпить? – пробубнил он себе под нос и повернул на кухню, на корню обрывая свой выход из себя.
Хантер слушал их с улыбкой, но вмешиваться не спешил. Любил он послушать склоки своих подчиненных. В последнее время (опять это выражение!), с появлением Ренис, ему было это ну очень интересно.
- Девочки, кто со мной чаю? – Брэдли встал с дивана и начал собирать чашки на столике.
- Я не откажусь, - воодушевилась Гвен.
- И я! – поддержала Карла.
- Я тоже, - присоединилась Мэндси.
- Тогда поднимите свои жирные задницы, и марш на кухню делать чай!
- Я не жирная! – взмутилась с визгом в крике Мэндси.
- Ты – нет, твоя пятая точка – да! – съязвил он, намереваясь насильно поднять по очереди всех дам с дивана и вытолкнуть их к кухне.
Из спальни вышла Лаура, ее пропустил Рик, а вместе с ней и Адама. Лаура мягкой поступью, со всей привитой с детства грацией, прошла к дивану, откинула ноги Мэндси и прилегла, продемонстрировав в движениях истинное искусство. Жаль только в этой квартире ценителей не было. Кроме Ренис.
Она тоже вскочила с пола, чтобы, наконец, пересесть на диван, думая втиснуться к Лауре, как вдруг замерла, уставившись в экран телевизора. Ренис, будто зачарованная, не моргая, смотрела в изображение.
- Я… - прошептала она.
- Что с тобой? – приподнялась на локте Лаура.
- Я их знаю…
- Чего? – присела и посмотрела Лаура сначала на Рэн, а потом на экран.
- Я знаю эти лица. Не помню, как и откуда, но знаю…
Хантер, якобы увлеченно читающий газету, насторожился и устремил глаза туда же.
- Это же популярная рок-группа, кто же их не знает? – усмехнулась Лаура, но девушка не слышала ее.
- Я знаю эту песню. – «Ее пела я?..», - неуверенно спрашивала саму себя она и отвечала стремительно себе же. – «Да, ее пела я!».
- Так по всем радиостанциям эту песню крутят, еще бы ты ее не знала! – улыбнулась Лаура и, не придав тому значения, опять разлеглась на диване.
А Хантер продолжал вести свое наблюдение. Прозвучала еще одна строчка песни, и Рэн раньше, чем в видеоролике, произнесла:
 - …если есть билеты на Нью-Йорк.
Эхом прозвучала эта фраза из телека и последним крупным планом мелькнули в кадре лица участников группы, исполнявших композицию. Среди них был один, от вида которого в мозгу всплыло имя «Алекс». Тут-то Ренис зависла, вспоминая того, кого видела на сцене в тот злополучный день, когда в нее стрелял Лебовски. Вспоминала она короткие фрагменты ее нападения на этого человека и то, как надрывно он кричал ее имя вслед…
Лаура повела плечом и глянула на Хантера, физиономия у него была такой, будто его усадили на стул с гвоздями, торчащими из сиденья. Он все читал по выражению лица девушки.
«Плохо. Если она начнет вспоминать, то неизбежно вспомнит и меня! Надо что-то делать. Но что?!», - думал он, не ведая, что девушка его вспомнила, но пока предпочла умолчать об этом.
«Что такое, Хантер, на тебе лица нет! Что тебя так напугало? Тебя так перекосило, что как бы ты не делал вид, что все в порядке, твое лицо тебя выдает. Что же с тобой не так?», - Лаура отвела глаза и посмотрела на Ренис – та не отрывалась от экрана, будто зомбированная. Ролик закончился, крутили рекламу другого музыкального коллектива, а Рэн все смотрела и думала:
«Да! Я определенно знала тех людей, лучше, чем какой-то там фанат. Какая дура! Не стоило этого показывать им…», - она исподтишка покосилась на Хантера. Он резво опустил глаза в газету, встряхнув ее перед собой, натянул на уровень лица, будто бы читал строки и ничего вокруг не видел. – «Проклятье, он заметил! А она?!», - Ренис посмотрела на Лауру, что равнодушно моргала и щурилась на экран. – «Эта, похоже, мне не поверила. Хотя, с ее непревзойденной способностью держать невозмутимое лицо, ей ничего не стоит прикинуться, что ничего не поняла. Самая опасная для меня – это ты, Лаура. Ты, которую я не могу ни смутить, ни вывести из себя. Ты, которая так хорошо может воздействовать на меня!».
- Ты чего так смотришь на меня, Рэн?
- Да так, думаю, - ища нечто правдоподобное, Ренис случайно глянула на часы, висящие на стене. – А не пора ли тебе…
Лаура проследила глазами за ее взглядом и тоже посмотрела на часы. Вскочила, как ужаленная:
- Ирма! Собирайся, мы уходим, - она побежала в спальню за своей курткой. – Хантер, почему не напомнил?! – выбежала она и сразу же прошла к двери, ища глазами среди множества пар обуви у порога нужную ей.
- Думал, ты сама вспомнишь, - врал он, улыбаясь и глядя, как та спешно шнурует обувь, освобождая место и для Ирмы, что искала свои туфли.
Вышла первой Ирма, Лаура же, задержалась у двери:
- Рэн, помни единственно-важное: ни в коем случае не подавай виду, что знаешь нас и, вообще, что когда-либо видела.
- Но как я могу это не сделать?! – искренне не понимала девушка.
- Хантер тебе объяснит. У меня нет времени! – Лаура вышла и закрыла за собой дверь.
Ренис так и осталась с открытым ртом и невысказанными возражениями.
- М-м-м, наш командир в роли учителя, - сощурилась Мэндси, привставая с дивана, чтобы проследовать на кухню. Оттуда доносились удовлетворительные голоса и запах свежезаваренного чая с бергамотом.
- Не против того, чтобы тряхнуть стариной? – подмигнула и Гвен, она цепляясь за Мэндси, тоже поднялась, соблазнившись ароматами из кухни.
- Стариной, - ухмылялась, глядя на Хантера, Ренис. – Скорее, прошуршать порохом в пороховницах. Хотя, думаю, что у тебя получится только песочком след посыпать…
- Рэн! – строго и недовольно вскликнул Хантер.
- Учи меня, давай, - не испугалась его та.
- Время еще есть. Я проинструктирую тебя позже. Можешь пока прилечь, отдохнуть, - вяло бросил из своего угла командир.
- Да я не хочу. Сколько ты еще будешь нам это повторять!
- Я не спрашиваю тебя, хочешь ты или нет.
- Как же ты бесишь! – направилась к Хантеру Рэн. – Я – не твой послушный солдат, что слепо исполняет приказы и команды.
- Как же ты раздражаешь! Вечно зудишь, споришь, ноешь и все равно выполняешь все мои приказы и команды. – Хантер победно улыбнулся и увидел, что глаза девушки впились в оборот газеты, которую он держал.
Она хотела повернуть голову, чтобы прочесть строки под фотографией, казавшейся такой знакомой.
«Это лицо… я его знаю! Прочесть бы, но нет, нельзя! Сейчас не могу, надо дождаться, когда он отложит газету и уйдет».
- Что такое, Рэн? – не ускользнула ее реакция от Хантера. – Ты остолбенела, взглянув на газету.
- Как можно читать это пожелтевшее пыльное старье?! – брезгливо поморщилась та.
- Внутри она не такая уж и желтая, - сказал он и подумал. – «Надо посмотреть, что там на обороте!».

- Да? – девушка приподнялась на цыпочках и заглянула сверху в газету. – О-о-о, ты любишь читать вверх-тормашками?! – «Попался! Старый ты лгун…».
- Вот ты и доказала, что ты из разряда таких, как Адам, - съязвил пойманный на лжи Хантер, не находя разумного оправдания.
- А ты из категории Дьюи! – не уступала Рэн.
- Язва!
- Павлин! – «Когда же он положит газету и уйдет!? Хоть бы позвал его кто что ли…».
«Я должен узнать, что она такого там увидела!», - думал, сканируя ее взглядом, Хантер.
- Эй, вы!
Оба повернули головы к зовущему Брэдли. Ренис задела газету подбородком, опускаясь на стопы, и слегка надорвала ее.
- Мне даже отсюда ясно видно насколько мизерно расстояние между вами. Я бы даже сказал, что вы до неприличия тесно изучаете одну вшивую газетенку на двоих, - Брэдли стоял в гостиной с кружкой чая и сияющей улыбкой на все лицо.
Ренис не пошевелилась, зато Хантер чинно сделал шаг назад, наблюдая за тем, как она продолжает изучать обратную сторону. То, что газета в его руках была перевернута – значительно затрудняло ей работу.
«Да что же там такого может быть?!», - ломал себе голову Хантер.
- Рэн, не желаешь пойти выпить чаю?! – предложил с лаской, полной фальши, он. – Брэдли наверняка налил тебе в два стакана.
- Нет, не хочу, - оскалилась она, не поддаваясь уловкам.
- Да не наливал я ей чаю. И в мыслях не было, - влез непринужденно Брэдли.
- Так пойди и налей! – гавкнул Хантер.
- И принеси! – вторила Рэн, раскусив затею командира.
Из кухни вернулись Гвен с Мэндси и Карлой, и, мирно обсуждая некого знакомого им парня, они снова захватили диван, устроив тюленье лежбище. За ними вышли из кухни и Рик с Риччи. Прибежал и неутомимый Адам. Стало очень шумно. Прерывая гомон в гостиной, раздалась тихая мелодия. Из кармана Хантера. Ему звонили.
«Его мобильный! Ха-ха! Я выиграла!», - внутреннее злорадство Ренис, которому не было передела, так красочно отразилось на ее лице, что пытаться скрыть его было бы бесполезно.
Хантер достал из кармана телефон и с сожалением понял, что ему надо срочно ответить и выйти туда, где его никто не услышит.
«Как же не вовремя!», - сокрушался он, складывая газету и возвращая на самый верх всей кипы газет и журналов, сваленных на тумбу. А ведь мог взять и унести с собой в спальню и хорошенько рассмотреть то, что так привлекло Рэн. Но это сражение с этой упрямой ослицей он решил проиграть, звонок был важнее. Он успел лишь увидеть заголовок о каком-то замечательном и известном психоаналитике, трагически погибшем в … Фото и окончание заголовка, увы, оказались на другой стороне. На всякий случай прочел часть первого предложения, также уходившего за сгиб газеты:
«Джон Леринг… Джон Леринг?», - повторил про себя он. В его жизни было множество трудно запоминаемых имен, так что это имя ему ничего не говорило, возможно, фото бы прояснило и поставило бы все на свои места, но Хантер уже плотно прикрыл дверь спальной и двинулся к крайней стене.
Паленому сесть на диван не дали, он попивал свой чай прямо так, стоя, не сводя глаз с Ренис, потому что так велел перед уходом Хантер. Командир сделал условный знак: «Проследи, потом доложишь!». Вот и следил Брэдли за ней в оба глаза, запивая слежку чаем. Игнорируя его надзор, Рэн, не дотрагиваясь, прочла заглавие, часть текста, перевернула газету для того, чтобы вновь увидеть фото. Долго смотрела, нависая над тумбой.
«Знакомо. Очень и очень», - прочла короткую информацию о месте жительства. – «Жил здесь, в этом городе и вот здесь», - на последнем слове коснулась груди, указывая себе на свое сердце. – «Но кто же он? Откуда я его знаю?», - глаза жадно разглядывали черно-белое пожелтевшее фото. – «Где же, где же я могла видеть это лицо и этого человека?!».
Вдруг в памяти живо возник образ этого мужчины, всего несколько сухих эмоций: вот он скромно улыбается, вот отчего-то злится, а вот он в компании все той же голубоглазой женщины из ее снов.
«Да кто же они?!», - Рэн, грубо дернув за край, оторвала этот клочок вместе с фото и памяткой справа от него, направилась в ванную.
«Чего это она вдруг? Надо будет сообщить Хантеру, когда он вернется», - посмотрел ей вслед Паленый, провожая взглядом пробегающую мимо него в коридор девушку.
- Рэн, ты что, плачешь? – окликнул изумленно он, ему почудились слезы в ее глазах.
- Отстань, а! – нервно и зло бросила она, забегая в уборную.
- А, нет, показалось, - Брэдли спокойно продолжил попивать чай из огромной кружки.
А Ренис, заперев дверь и облокотившись на нее, расправила пред собой заветный кусок газеты, и принялась пытливо ворошить воспоминания.
- Джон Леринг, Джон Леринг, - повторяла вслух и про себя она, снова взгляд упал на фото. В мозгу громко и четко отбивало другое имя и фамилию.
- Мэвил. Мэвил Оруэл, - глаза еще раз прочли статью. – Погиб в… (название города, в котором проживали с матерью и который однажды озвучил Джон Лебовски) в результате автокатастрофы в (число, месяц, год), - далее шло описание рода деятельности, многочисленные труды, книги и соболезнования родным и близким от коллег по работе. Проживал и работал много лет в этом городе.
- Мэвил, - Ренис стиснула зубы, вспомнив себя в больнице, когда ей объявили о том, что он скончался. Безликая медсестра перед ней поплыла, превращаясь в паркетный пол холла, на который тогда она упала, потеряв сознание. – Мэвил, - повторила она, а в памяти возникали обстоятельства его гибели, вспомнилась голубоглазая женщина, что постоянно была рядом с ней и с ним.
Та, что так часто возникала во снах на розовом диване и больничной койке.
- Мама? – в сомнениях прошептала она неосознанно. – Может ли быть так, что эта женщина – моя мама?
Она увидела белую палату и перевязанную покалеченную Эллисабэт Нолл, больше походившую на труп. Это был отрывок из момента жизни девушки, когда ее первый раз впустили к матери после проведенной длительной операции. По щекам побежали слезы от этих кадров. Видела она опять-таки, несвязанными фрагментами, что и вводило ее в ступор. Всплывающие отрывки были из периода ее жизни во время ее походов в палату к полуживой матери, аварией и гибелью Мэвила. Не более того. Тот, кто искал ее, не жалея ни сил, ни времени, ни средств, ни себя, ни меня, так и остался где-то на задворках подсознания, окутанный мраком. Да-да, Нэйтон. Безликий Нэйтон, что также часто появлялся во снах.
- Мэвил умер… из-за меня? – спросила себя она, и лицо скривилось от боли. Всхлип, хлюпанье носом. – «Нет! Нельзя плакать. Не сейчас!».
Да разве ж слезам объяснишь?! Разве поймут они, что у тебя важные дела и на них нет времени? Нет.
Хантер закончил разговор и вернулся в гостиную. Первым делом глянул в угол на тумбу и стопку газет, где еще совсем недавно стояла упертая и непослушная подчиненная. Он недовольно перевел взгляд на Брэдли, задавая глазами вопрос.
- Оторвала себе бумажку и рванула в туалет, - отчитался тот. – Как думаешь, диарея? – тише спросил он, чтобы задиристые девушки не услышали.
Хантер ринулся к газетам, перевернул, осмотрел. Не хватало того кусочка, который он собирался прочесть.
- Ты – идиот, - сказал Хантер негромко и без эмоционального подчеркивания своего вывода. Брэдли, шедший следом, отрицать не стал, лениво пожал плечами и вместе с командиром последовал к двери в уборную.
- Рэн! – Хантер заколотил кулаком в дверь.
Ренис более и менее взяла себя в руки от нахлынувших чувств и воспоминаний. Старательно примеряла образ беспечной и безалаберной грубиянки, чтобы не дать им понять, что она не в самом лучшем настроении.
- Это уже слишком, знаешь ли! Уже и в туалет без тебя нельзя сходить?! – ответила она через дверь, судорожно засовывая скомканный клочок газеты то в один карман, то в другой.
«Нет! Тебе это не нужно, избавься от этого. Хантер не дурак, наверняка, уже проверил, что именно и откуда ты оторвала!», - шепнул повелительно голос.
- Ну и что? А вдруг он не знает, что там было?! – ударилась в споры шепотом с самой собой Ренис.
- Избавься! – настойчиво требовала Рахима, приводя весомые доводы длительными монологами в голове, заставляя Рэн бросить комочек газеты в туалет и спустить последнее черно-белое напоминание о Мэвиле в путешествие по канализации. Бочок зашумел, издавая звуки Ниагарского водопада. Вот так, даже на бумаге память не сохранишь.
- Говорю же, диарея, - довольно прокомментировал Брэдли, что был рядом.
- Рэн! Открывай немедля! – Хантер проигнорировал его, он понял, что упустил что-то важное, и эта нахалка добилась своего.
Дверь резко распахнулась.
- Что, прямо так не терпится?! – злоба звучала в тандеме с желчью.
 «Плакала?! Возможно…», - мелькнула сразу мысль, Хантер смотрел в ее красные глаза.
- Ну, заходи, чего застыл?!
- Я не за этим, - рассеянно отмазался Хантер, не ожидавший столь скорого появления Рэн. Рассчитывал, что еще минут пять та не высунется из своего убежища.
- Для чего тогда так ломился в дверь?! Что, не выдержал всепоглощающей тоски по умному собеседнику? – язвила та, не смущаясь взгляда командира, направленного в ее заплаканные очи.
- В тебе-то ума откуда взять?
- Тварь, - констатировала, ничуть не обижаясь, Рэн. – Что тебе от меня нужно?
- Я же обещал тебя кое-чему научить, - нашелся тот.
Ренис сощурилась:
- Тому, как не показать, что я вас знаю, да?
Хантеровский утвердительный кивок в ответ.
- И для этого нужно было вытащить меня прямо из туалета?! – негодовала Рэн.
А Хантер не слышал, заблудился в своих мыслях:
«Очевидно же, что она плакала! Но почему? Или из-за чего? Или даже кого?», - он припомнил заметку в газете. – «Из-за этого Джона Леринга?! Но кто он ей?».
- Ты мне ответишь или нет?
- Думаю, сейчас самое время. Пройди на кухню, я сейчас приду…
- Но ты же говорил, что скажешь ближе к вечеру! Времени еще валом…
- Иди на кухню! – повелительный тон Хантера таки дал ей необходимого толчка, Ренис пошла по коридору влево. – Брэдли проследи, чтобы нам никто не помешал, - сказал Хантер человеку, исполняющему роль правой руки, и поспешил за девушкой.
«То есть, чтобы никто не слышал? Но что там такого может быть? Подумаешь!», - сказал про себя Паленый, коротко бросил вслед:
- Понял! – и заметил выглядывающую, вцепившись за косяк коридорной двери, Карлу, которая ревностно следила за Хантером, посмевшим уединиться на кухне с Рэн.
«И чего он с ней так возится?!», - бесилась она.
Хантер обернулся у порога кухни, увидел Карлу.
«Достойная заноза для моей мозоли. Сам виноват! Пожалел ее и подобрал, теперь страдаю от ее притязаний».
А Ренис уже сидела на стуле возле окна. Ее охватила апатия в компании с сожалениями.
«И зачем я только заглянула в эту газету! Лучше бы мне ее никогда не видеть. Я теперь словно рассыпаюсь: эти странные болезненно-приятные ощущения в мышцах, будто кто-то неторопливо разбирает их на волокна, разрывая и раскрывая каждое, а затем вытягивает одно за другим из меня…».
- Нет! Это хорошо, что я ее увидела, - говорил голос в ней. – Я должна, нет, мне просто необходимо все вспомнить! А мне явно есть, что вспомнить…
Глаза ее вперились в немытое окно, стекла которого были в пыльных разводах, но все равно  можно было что-то через них увидеть.
«Солнце полностью скрылось за тучами, какая прелесть! Шикарная погодка на неделю намечается, ну, прямо как по заказу, лично для меня», - Ренис положила руки на подоконник, опустила на них голову. – «Как же хочется спать! Это плохо, как бы это состояние негативно не сказалось на моем деле. Так, опять я накручиваю себя и накликаю сама на себя беду. Почему бы не научиться предвидеть для себя нечто позитивное? Вечно сбываются только эти мои пессимистичные предположения…», - она закрыла глаза, остановив на мгновение мысли, но в голове эхом звучало. – «Мэвил… Мэвил…».
Подкравшись к ней, уже минуты две-три стоял позади Хантер. Он думал о заслоне, которым был Брэдли, защищавший их от неусидчивого стрелка – Карлы. Эта девушка бывала неуемной и прилипчивой, она приставала и раздражала не меньше, чем Адам. И иногда наравне с ним любила совать вездесущие уши и глаза туда, где именно от них и прячутся.
- Не время спать. Это нужно было делать тогда, когда я тебе сказал.
Ренис подняла голову, посмотрела на сурового властителя. Как бы ей сейчас не хотелось с ним схлестнуться в жесткой словесной перепалке, она смогла пересилить себя и отказаться от устного боя. Устало подперев голову рукой, сказала:
- Давай-ка ближе к делу, - и почувствовала нарастающее пульсирование в висках.
Хантер оставил перед ней стул спинкой к себе и уселся на него, широко расставив ноги и сложив обе руки в локтях на спинку стула.
- В общих чертах, - с умным видом начал Хантер и сделал паузу, теряя нить наспех составленной лекции и забывая все, что хотел преподать нерадивой ученице. – Я не говорю, что это обязательно произойдет, ведь может все пройти гладко, и ты ни с кем из наших ребят не пересечешься. Но бывает всякое…
- Непредвиденные обстоятельства, да?
- Почти. На тот случай, если ты столкнешься, нос к носу, со своими товарищами при свидетелях… - Хантер задумался на несколько секунд. – Я, конечно, не психолог, но подскажу, по моему мнению, как лучше тебе поступить и что именно сделать.
- Ну-ну? – без интереса проявила нетерпеливый интерес Рэн.
- Вот, к примеру, встретишь внезапно Лауру, либо еще кого из команды, что ты сделаешь? Хочу узнать, твои мысли на этот счет. То, что ты не будешь открыто их приветствовать – это понятно, но ведь тебя может выдать твое лицо: мимика, жесты и движения.
- Быстро отвести взгляд равносильно заявлению: «Ой, а я их знаю! Но вам не хочу показывать!», да? – не задумываясь ни на секунду, вопросом ответила ему Ренис.
- Да.
- Но и рассматривать их нарочито долго и так, будто овощи себе на ужин подбираю, усиленно делая вид, что вижу эти диковинные рожи впервые – тоже не то, да?
- Верно.
- В то же время, краем глаза опознав и узнав в них товарищей, стараться не смотреть даже в их сторону, отчаянно игнорируя их присутствие – не совсем правильный вариант, так ведь? – уныло протянула девушка.
- А ты довольно-таки разумная, - улыбнулся Хантер, признавая положительные качества Рэн про себя, которыми не каждый из его подчиненных мог похвалиться. – Ну, говори же, что бы ты предприняла? Я просто сгораю от нетерпения узнать, каково будет твое решение.
- А разве это не ты должен мне это говорить и объяснять, хитрая ты задница старого облезлого лиса? – Рэн скривила в усмешке губы и очень быстро приняла серьезный вид.
- Ни один из моих людей не позволяет себе такого…
- Хотел этим подчеркнуть, что ты для всех них и монарх, и королева, и диадема кронпринца, а для меня всего-навсего старая задница? – девушка снова насмешливо тянула губы в кривую линию.
- Нет, тебе я ничего не хотел сказать, - грустно сказал Хантер. – Я просто не понимаю, почему позволяю тебе так себя вести.
- Карма, - вскинув невинно брови, процитировала Риччи Ренис.
«Нет, что-то другое», - подумал Хантер и сказал:
- Вернемся к разговору, скажи, что ты сделаешь, а я уже после подскажу, как тебе предпочтительнее будет поступить.
- Я… - бросив взгляд на окно, в которое начал биться мелкими острыми капельками дождь, девушка задумалась. – «Моросит. Почему мне это кажется таким красивым и приятным? Будто я люблю дождь. И словно всегда его любила…».
Вздохнула, посмотрела на мужчину и опять уставилась перед собой:
 - Я не знаю, Хантер. Можно здесь сидеть и сколько угодно делать всевозможные предположения того, как я себя поведу. На деле же, когда я окажусь в данной ситуации, вряд ли у меня будет время для раздумий и размышлений, а также координирования собственных действий по подготовленному заранее плану под названием «естественный отвод глаз». Ведь в первые же секунды, которые на это потребуются, мое лицо опытным глазам выдаст все и даже расскажет больше, чем нужно. Я – не ты, Хантер, и не Лаура, чтобы играть в эти безупречные мимические игры. Не сравнивай меня с вами, - сказала откровенно Ренис, не отрываясь, глядя на то, как дождинки на стекле стекаются в капли, которые, оставляя за собой длинный след, сползают ручейками вниз к раме, образуя чистые борозды на непростительно грязном окне.
Хантер с жалостью посмотрел на нее и подумал: «Очень надеюсь на то, что они тебя не знают и не узнают».
- И то верно, - выдохнул он. – И все же выскажи свои мысли…
- У меня их нет, отстань уже. Хочешь, скажи сам. Надоел, - безразлично сказала она, оторвавшись от созерцания процесса природного очищения окна. – Назойливее Гвен и Карлы вместе взятых…
- Рэн! – опять напыщенная строгость в сдвинутых бровях.
- Что, Рэн?! Снова заноешь, что я плохо себя веду, о, хозяин моей никчемной жизни?! А задумывался ли ты над тем, что я веду себя так не только оттого, что ты столь великодушно мне это позволяешь? – это должно было прозвучать лукаво, но раздражающая боль в висках сделала свое дело, вот и получил командир очередную порцию злобы Ренис.
- Что ты хочешь сказать…
- Да то, что волосы тебе больше к лицу, - сдержаннее ответила девушка, не давая ему договорить.
- Неужели ты меня вспомнила… - пораженно прошептал Хантер, думая про себя. – «Отчего же у тебя такие грустные глаза? От нерадостных воспоминаний? Или же есть что-то, о чем я не догадываюсь? Почему я вижу столько печали и уныния? Где та Рэн, что недавно чуть не убила меня за кусок газеты?! Все дело в этом Леринге? А может, в чем-то большем? Почему ты начала все вспоминать? И почему это произошло так быстро?».
Не так давно от Лауры он получил отчет, что у той в последнее время не получается в положенное время пичкать препаратом Рэн, и сейчас грешил на это упущение.
- Да, Хантер, вспомнила. Может, ты и дашь мне ответ, от кого ты меня спасал и кем был тот мужчина, связанный и брошенный в той старой хибарке?
«ОНА ПОМНИТ МЕНЯ, НО НЕ ПОМНИТ ОТЦА?!», - у Хантера едва ли не за лоб глаза полезли. – «А значит, не помнит ничего! Это хорошо, очень хорошо…».
- Я не знаю, Рэн, - соврал он. – Я делал то, что мне приказано было делать.
- Кто тебе приказывал?
- Это уже не важно.
- Почему?
- Потому что его больше нет в живых.
Ренис замолчала. Она думала.
- О чем? – полюбопытствуешь ты.
- Секрет, - скажу я и не стану скрывать: она копошилась в ворохе своих мыслей, пытаясь расставить в определенной последовательности всплывшие частями воспоминания. И у нее это не получалось: то тут, то там обнаруживалась нехватка важных фрагментов, расположение оказывалось неверным, связующего между обрывками не было. Увы, май либн, увы.
- Слушай, - сказал Хантер, пробуждая ее и возвращая в реальность. Девушка придвинулась ближе, проскользнув локтем по подоконнику, наивно полагая, что он сейчас прольет свет на ее прошлое. – Если твои глаза, твой взгляд остановятся, допустим, на Лауре – бегло осмотри ее и тут же принимайся делать это и с другими людьми, не задерживая на них взгляд дольше, чем на Лауре.
- Иначе они заподозрят, что я выделываюсь. Поняла. Но я не это сейчас хотела услышать.
- Знаю, Рэн. Но ничего о твоем прошлом я не знаю, нас только этот инцидент с взрывом и объединяет. Больше ничего. Да и то – было простой случайностью. Банальным стечением обстоятельств.
- Ты же сказал, тебе приказали.
- Я соврал. По молодости действовал, поддавшись жалости. И даже эта жалость была в моей жизни простой случайностью.
Собеседница грустно смотрела ему в глаза:
- Я не верю в случайно случающиеся случайности.
- Сосредоточься, пожалуйста, на сегодняшнем деле, Рэн.
Она натянуто улыбнулась на его просьбу:
- Я стараюсь.
Хантер помолчал немного и снова заговорил:
- В принципе, ты права, никто не знает, как все сложится, и помогут ли тебе эти нехитрые  приемы. По большей части все зависит от тебя самой. Вроде бы не глупая ты девочка, просто не теряйся и ничего не бойся.
- Да признай ты уже, что Лаура преподала бы этот урок во стократ лучше тебя, учитель чертов!
- Чем это мои уроки хуже ее? Это я ее всему обучал, вообще-то…
- Ладно-ладно, мистер, ваши уроки не прошли даром и мимо, - с одолжением прогундосила Рэн, выражая поддельные благодарность и восхищение.
- Нет ничего, чего ты не сможешь преодолеть, в этой суровой жизни ты готова ко всему! – продолжал поднимать боевой дух командир.
- Завязывай ты уже.
- Волнуешься? – не собирался замолкать Хантер, опуская голову на руки, сложенные на спинке. Вопрос его прозвучал по-отечески, добро, хотя до отца ему не меньше километра пути нарезать семимильными шагами.
- А ты? – излюбленный уход от ответа вопросом на вопрос.
- За тебя – да, за остальных – нет. – «Идиот! Что я сейчас сказал!?», - укорил себя тут же мужчина.
- Боишься, что из-за меня вас снова постигнет провал?
- Нет, я совсем не это имел в виду.
- Растерялся ну прямо как Риччи, когда я его просекла, не специально, конечно. Поймала на чувствах к Лауре, - Рэн ехидно тянула один уголок рта вниз.
- Я к тебе ничего не чувствую, - резко отрезал Хантер, даже тон сменил и лицом посуровел, будто оскорбившись.
- Я к тебе тоже, старый, ты, черт.
- Мне тридцать четыре, я не старый!
- Надо же, как обиделся! – гнула свое Ренис. – О, постой, а что ты хотел сказать этим своим: «За тебя – да?».
- Только то, что отвечаю головой за тебя.
- А за других, что, нет?
В ответ было молчание.
«Ясно. Значит, нет», - сделала заключение Ренис и спросила:
- Что будет, если я провалюсь?
- Все, кто в результате твоей ошибки попадутся, будут пристрелены на месте. С вербованными засланцами не церемонятся.
- И на этом все? – скрыла удивление девушка, не веря в такой жестокий исход.
- А ты хочешь больше?
- Я хочу уверенность в защите. У меня будет оружие?
- Нет.
- Почему? – был спокойный вопрос без обычного возмущения, связанным с этим наболевшим для нее вопросом. Стрелять он ее обучал, а пистолет в дело больше не выдавал. Только раз, при краже платья у ювелира.
- Тебя, как курьера могут обыскать и весьма тщательно. И если у тебя окажется даже пилка для ногтей…
- Ясно. Я все поняла, - прервала она его.
- А знаешь что, Рэн?
- Что?
Испытующе глядя на нее, Хантер хитро сказал:
- Если ты и там будешь вот с таким вот апатичным видом и подавленным выражением лица и, при этом сможешь это все сохранить при неожиданной встрече с нашими ребятами, то никто и ничего не заподозрит.
- Я тоже об этом думала, - наглым образом лгала ему Ренис, потому что думала она о Мэвиле. – И вот, что я тебе скажу. Нет, я не смогу не показывать испуга, когда напугана, удивления, если удивлена и прочих эмоций скрывать не обучена. Моя мимика бежит впереди моего желания ее контролировать.
- Неправда, - твердо и уверенно перебил Хантер.
Ренис удивленно вскинула брови.
- Я не раз видел, как ты очень хорошо умеешь скрывать свои эмоции. Сможешь и сегодня, если этого захочешь.
- А если не захочу? – заиграла полуулыбка на лице девушки, которая, потянув сильнее уголки рта вниз, изобразила недоверие.
- Вот и сейчас ты, корча наигранно эту самую рожу передо мной, озабоченно думаешь, когда же это я тебя раскусил и сумел поймать?
«Действительно, когда он успел изучить меня?», - подумала она, губы предательски растянулись в нормальной улыбке, равномерно обнажающей оба ряда зубов.
- Видишь, ты прекрасная лгунья.
- Может быть и лгунья, - сомкнула она губы, становясь серьезнее. – «Надоела эта пустая болтовня. Лучше бы это была Лаура. Гораздо лучше! Хочу смотреть на изящную красоту и грацию, а не на тебя! У тебя какая-то неправильная грация: наследство от бревна, да красота стамески…», - взгляд ее опять был обращен к окну, девушка созерцала усиливающийся дождь, барабанивший в стекла и омывающий их.
- Не переживай, Рэн, - неправильно понял ее грусть Хантер. – С тобой ничего не случится. Обещаю.
Ренис оторвалась от наслаждения дождем и странно посмотрела на дававшего странные обещания странного командира Хантера. Что это с ним и с чего бы это?!
- Там Гвен притаранила из спальни свои чемоданы. Говорит, пора лепить из нашей Рэн курьера, - не двигаясь со своего поста в коридоре, громко крикнул им Брэдли.
Ренис нехотя зашевелилась на стуле, а Хантер остался сидеть, силясь понять, что так привлекало ее взор в этом окне. Получив разрешение от командира войти на кухню, Брэдли ринулся к ним с опустошенной чашкой, за очередной порцией чая. Глаза его скользнули по окну, и лицо искривилось в недовольстве от проделок природы.
- Погода так и шепчет: «Умрите!», - насмешливо сказал он, подмигивая Хантеру.
- Этого мне и хочется, - невесело отозвалась Ренис и встала, задвинула стул, собираясь уходить.
- Ты хоть поела, Рэн? – спросил Паленый, когда она с ним поравнялась, и они вместе пошли в гостиную.
- Да, - соврала она. Ела Ренис прошлым вечером, потому как больше не смогла заставить себя и воды-то выпить, тошнило от волнения за предстоящее дело. Всякое валилось на плечи при участиях в этих аферах, но такого ей еще не выпадало.
Уместно ли, аль нет, но все же снова напомню лишь себе, что тот внутренний едкий и пессимистичный голос в ней – был самой настоящей Рахимой. А все остальное – так, придатки несуществующей Ренис Нолл, привыкшей везде быть всего лишь человеком, созданным менять имена как перчатки и всячески подстраиваться под новую социальную среду на каждом новом месте. И вместе с тем быть правильной, хорошей и не привлекать к себе внимания, чтобы никто ее не запомнил – вот, что умела та, кого уже больше двух лет звали Ренис Нолл. Рахима же продолжала умело скрываться за этой личностью, изредка пробиваясь рваными клочками  воспоминаний и голосом.
В гостиной только Адам молчал и, подражая командиру, тихонечко шуршал газетами, со скуки и отсутствия Ренис изучая старую криминальную сводку. Риччи, Рик, Карла и Мэндси с головой ушли в интереснейшую беседу, а Гвен подготовила одежду для образа, которую держала в руках и нервно ходила из угла в угол, в ожидании своего манекена. Она про себя склоняла последними словами, понятное дело, кого.
Только Рэн и Брэдли появились в гостиной, как шмотки из рук Гвен полетели прямиком в лицо Ренис. Девушка не отреагировала, драку с Гвен решила отложить ненадолго, и так от усталости не то, что двигаться, дышать не хотелось. Смиренно схватила в охапку все, и пошла в спальню, переодеваться, слыша, как Брэдли делает художнице строгое замечание за грубое отношение к Рэн.
Неторопливо одевшись, Ренис осмотрела себя в зеркале шкафа. Она, и правда, выглядела как доставщик писем, пиццы, ну ли еще чего-нибудь не сильно тяжелого: надвинутая по самые глаза, спортивная кепочка и мятая оранжевая футболка от какой-то известной офисно-канцелярской фирмы. Поверх нее кожаная, но выдержанная в спортивном стиле, курточка, явно подростковая. Затертые в коленках джинсы с двумя большими дырами под молниями у щиколоток и изрядно поношенные кроссовки. В довершение всего – заплечная сумка и большой исписанный блокнот с ручкой. Мальчик с пальчик на побегушках, даже это грустное, унылое выражение лица так и говорило: «Я жалкий, туда-сюда гонимый курьер, оставьте мне чаевых больше, век не забуду и буду до конца жизни благодарен».
Ренис отвела взгляд от зеркала, понимая, что это вся ее вялость от того, что очень хочется спать. И есть. Она прошла к дверям, приоткрыла, но остановилась и прислушалась к разговорам, что велись за ней. Всегда думала, что в ее отсутствие они обсуждают и злостно склоняют ее. Хотелось удостовериться и сейчас, но нет. Кажется, беседа в зале завязалась куда интереснее.
- Так как там твои отношения с носатым? – спрашивала в этот миг Гвен, обращаясь, похоже, к одной из девушек.
- Ты уже видела его усатым? – вставил следом Рик и ехидно посмеялся.
- Ты это о ком? – спросила Мэндси, и Ренис поняла, что речь, вероятно, об избраннике этой легкомысленной пискли.
- Ты посмотри на нее! – возмутилась с чувством Карла.
- Вот аферистка! – неравнодушно, но с равнодушной мордашкой, кинул из своего угла Адам, и, послюнявив палец, перелистал очередную страницу газеты.
- Любит, но не помнит! – смеялся, осуждая, Брэдли.
- А-а! – вспоминала медленно Мэндси, преподнося себя ветреной дурочкой, хотя таковой никогда не являлась.
- Истинная вертихвостка, - недовольно изрек Риччи, в мыслях напоминая себе об идеале женской верности – Лауре, что ни на кого не променяла бы их командира. И ни за что не упала бы до уровня Мэндси.
- Я давно не уделяла ему внимания, - Мэндси чмокнула губками, мысленно кого-то припоминая. И не одного.
- Натуральная куртизанка, - хотела уколоть больнее, но смягчила Карла, помня, что Мэндси равнодушна даже к самым злостным и низменным оскорблениям.
- У него усы? – переспросила изумленно Мэндси, поздновато вспомнив о вопросе Рика.
В ответ был дружный и громкий смех ее товарищей, собравшихся в гостиной.
- Что-о?! Скажите, что вы просто шутите! – громче пищала Мэндси, стараясь смеяться вместе с ними.
- А я-то еще боялся, что ты ради него переметнешься к ним, - напомнил всем Брэдли.
- Да что ты вообще в нем нашла? – скорчил кислую мину Рик.
- Помнится, меня жутко заинтересовал этот его томный взгляд на верхнюю полку шкафчика моей подлой души, - манерно захихикала Мэндси.
- А как же усы? – напомнила с ехидством Карла.
- Я бы сказал усики, - поправил, ухмыляясь, Рик.
- Вот опять вы поиздевались над моим красавцем! – состроила обиду та.
- Которого ты даже не помнила, - едко заметила ей Гвен.
- Любить – не значит помнить, - кинулась в удобные отговорки Мэндси.
- Философия проститутки, - сказала, появляясь перед ними, Рэн.
- Ну, зачем ты так, я же всего лишь неразборчивая!
- Карма, - успел подытожить Риччи, и все переключили внимание на подставного курьера.
Они оценили и уверились в очередной раз, что на эту роль – она самый подходящий человек. Да и кому еще быть, когда работа всех девушек была уже распределена. Вышел к ним и Хантер, тоже оценил, бросил довольный взгляд на Гвен. Та чуть не растаяла от скрытой похвалы, но выстояла и не растеклась по полу лужей. Это вам не Карла, это Гвен, почти кремень.
- Так. Еще раз повторим, - сказал Хантер, снова оглядев всех.
- Я, Риччи, Брэдли, Карла – ждем вас здесь, - отчеканил Адам.
- Мэндси и я состыкуется с Ирмой и Лаурой там, - сказал Рик. – По первому зову, Адам мчится за нами.
- Я уезжаю с Питом и Дьюи и жду вас с ними, - напомнила о себе Гвен.
- Я еду с Хантером, якобы с заказом для Лауры. Проникаю в дом, Лаура их отвлекает, а я бегу в дом, отвлекаю уже на себя и впускаю остальных, затем – деру, - невнятно и себе под нос пробурчала Ренис.
- Как-то ты несуразно укоротила самое важное, - Гвен покосилась на  Хантера. Ему, кажется, тоже не понравился отчет Рэн.
- Дьюи с Питом подъехали! – отложил телефон Брэдли.
- Ах! Сейчас соберусь! – Гвен засуетилась возле своих чемоданов с вещами.
- Можно, я тоже спущусь? – попросила Хантера Ренис, и он кивнул. Только потому что внизу был Пит и на него он мог положиться.
Ренис прошла к двери, опустилась на корточки, надела свои кеды, в кроссовках от Гвен было неудобно, да и с размером та прогадала, были малы и нещадно давили пальцы. Недовольно отряхнула кеды и постучала ими об пол, вслух высказывая возмущения:
- Опять песчинки в моей обуви! С кого тут постоянно песок сыпется?! – тут же укоризненно посмотрела на Хантера, пробурчала. – Старикан! – и продолжила вытряхивать кеды под смех товарищей, что, не стесняясь командира, гоготали, стоя возле него же.
«Он – не старый!!», - уязвлено воскликнула про себя Карла, едва сдержавшись, чтобы не крикнуть о том на всю квартиру. Только Хантер, которого в целом сама картина возмущающейся мелкой и злой вредины всегда вызывала улыбку, стиснул зубы, чтобы ни один мускул на лице не дрогнул. И чтобы подчиненные видели, что мускул не только не дрогнул, но и дрогнуть не собирался. Этим он хотел показать свою злость, в которую ребята верили.
В кухне в спешке что-то уронила Гвен, с шумом и треском ломая следом стакан. Так суетилась, что задевала все случайные предметы.
- Круши все! – крикнула ей Карла.
- Что ты там разлила?! – пошел по коридору к Гвен и Брэдли.
- Мои слезы, - пробубнила Рэн и, закончив завязывать шнурки, вышла, не дожидаясь Гвен.
У подъезда стоял Дьюи. Кивок друг другу, девушка остановилась рядом. Из машины, припаркованной неподалеку, высунулся Пит, приветственно размахивая обеими руками. Было удивительно, что он своим мощным торсом сумел пролезть и не застрять в боковом окне двери. На это Ренис улыбнулась и помахала ему рукой, но подходить не стала. Так и стояла под козырьком подъезда вместе с Дьюи, не выходя под дождь. А ведь ей так этого хотелось! Внутри кто-то толкал ее, шепча: «Иди! Иди!! Промокни насквозь!».
Они вдвоем долго молчали, наблюдая пустынные серые и мокрые дворы. Как вдруг по улице зашагали откуда-то по двое, по трое, люди, одетые по-простому, усталые настолько, что не спешили скрыться от дождя, и едва шагали под своими зонтами, обходя большие лужи. Женщины, мужчины, парни, девушки, все они будто были выпущены в определенное время из своей клетки, называемой «работа». Все одинаково сутулые, унылые и блеклые: ни разговоров, ни улыбок.
«Определенно рабочий класс. Наверное, идут с какого-нибудь крупного промышленного завода или фабрики…», - пронеслось в голове у Рэн, и она только теперь заметила, что Дьюи с ней о чем-то говорит. Уже давно звук его, мягко льющегося, голоса проходил мимо ее внимания. Ренис предприняла попытку сконцентрироваться и поймать, по крайней мере, этот кусок его разговора, чтобы не дать ему понять, что она совершенно не слушала его.
А парень продолжал:
- …люди, все эти люди, не так ли? Я, почему-то, всегда сравнивал таких людей с муравьями – тоже трудятся, возятся, копошатся и воздвигают, но не высотки, а муравейники. И все время куда-то спешат. И люди некоторые также. Вечно бегут куда-то! Отличие только в форме ценностей. Муравейники – треугольной формы, а у людей – будь то особняки, многоэтажки, все имеют прямоугольную форму, либо вытянутую вверх, либо сплющенную. Встречается, конечно, и круглая. А еще у людей, как и у этих трудолюбивых насекомых, имеется одна главная для них в жизни особь…
«Ну что за детский лепет?! Дьюи, ну какого черта?! Вызываешь ощущение начитанного и образованного человека, а лопочешь тут самозабвенно о муравьях! Я была о тебе лучшего мнения…», - лицо Ренис исказилось так, словно в него горсть песка без предупреждения бросили. Она даже успела зажмуриться и проморгаться несколько раз. Благо он сидел на корточках, устав стоять, и не видел, какие диковинные рожицы она ему корчит.
- И еще, я считаю, что люди многому могли бы поучиться у муравьев. И не только! Все животные, вся окружающая нами природа должна восприниматься нами как…
- Ты под чем-то сильнодействующим, да? – осторожно перебила его она. – Или же это твоя особая форма философии?
- Вот умеешь же ты отбивать желание общаться с тобой!
«Уф! Надеюсь, теперь-то ты заткнешься!», - подумала Рэн и сказала:
- Мы не на кружке естествознания, Дьюи.
- Я, вообще-то, пытаюсь отвлечь нас разговором, занять хоть чем-то…
- Мне больше нравится, когда ты отвлекаешь нас молчанием, - язык Ренис быстрее ее же мыслей. В конце концов, это ее и погубит. Очень скоро.
- Ты зачем так сильно меня ненавидишь? – усмехнулся Дьюи, посмотрел снизу вверх на нее и добавил. – А впрочем, мне это неважно. Мне не важны причины твоей неприязни, мне неважно, что ты во мне не видишь изъяны и оттого…
- Вообще-то, я их вижу, - оборвала напыщенные самовлюбленные речи парня Ренис. – И их так много.
«Скорее бы уже пристрелить тебя! Чего только папа так возится с тобой?!», - подумал обиженно Дьюи, не давая себе поддаться на провокацию и предаться обливанию грязными ругательствами, которые у него с Рэн обязательно завершались рукоприкладством (к ним обоим прикладывали руки товарищи и разводили по углам во избежание мордобоя).
- Наконец-то, идут! – вздохнула девушка, услышав шаги и голоса в подъезде.
Выкатив чемоданчик, визжа и прикрывая безупречно накрашенное лицо ладошкой, побежала под дождем Гвен. Дьюи спешил ей помочь с багажом, провожая в машину к Питу. Адам вышел проводить товарищей, он спускался с Риком и Мэндси, а за ними шел командир. Разделились на условные две команды: кто-то направился в машину к Дьюи и Питу, кто-то назад в квартиру, а кто-то – Ренис, которая вместе с Хантером держала путь в миниатюрную пыточную. Для нее, но не для него.

Глава пятнадцатая: «Муки курьера».
Они заехали за несколькими коробками пиццы, это было необходимо для завершения ее образа курьера. После чего Хантер привез ее в назначенное место, высадил и отогнал машину, а сам притаился напротив, под ветвями немолодого клена, поглядывая на видный особняк в ряду обычных многоквартирных домов. Он видел, как Ренис постучалась в его дверь. Открыл ей высокий плотный мужчина с волосами до плеч, очень аккуратно и ровно подстриженными и зачесанными за уши.
«Как это по-бабски!», - мелькнуло у нее в голове.
- Ты кто?! – спросил мужчина и бегло пробежался по ней глазами: сверху вниз и снова вверх. От низко надвинутого козырька до носков поношенных кед.
- Добрый вечер, служба доставки, - чеканила твердо, бойко и жизнерадостно Рэн заученный текст. – Ваш заказ…
- Мы ничего не заказывали.
- Но… - так натурально растерялась Рэн уронив оптимистичный тон голоса на плаксивый. Одной рукой поддерживая пахнущие пиццей коробки, другой она потянулась к блокноту с ручкой, что лежали поверх коробок. – Вот же, заказ по данному адресу, - протянула она блокнотик к лицу мужчины.
- Мы не заказывали, - металлические нотки в голосе должны были ее напугать.
- Это заказ Лауры, - появилась за его спиной высокая девушка с выбритыми висками и полностью вытатуированной шеей, на которой красовались острые черные готические узоры в виде переплетенных в клубок стрел и пик, из-за чего шея ее казалась цилиндрической подставкой для головы. – Пропусти и расплатись.
«Что происходит?! Что там за заминка?», - заволновался человек под кленом со звучной фамилией Хантер.
- Вот видите! – озорно улыбаясь, Рэн прошла в дом, подсовывая блокнотик для росписи этому мужчине с изрядно отросшим каре. Отныне я буду кличь его Патлатым, чтобы легче было отличать от остальных мерзавцев. А то ж всем имена раздавать та еще морока.
Девушка-курьер осмотрелась: огромная гостиная был отделана дорогими расписными деревянными карнизами под потолком и такими же узорчатыми плинтусами, огибающими по периметру блестящий паркетный пол. Мебель была подобрана со вкусом, однако, не выглядела новой. В дизайне просматривалось удобство и минимализм. Рассматривать все досконально было нельзя – об этом ее предупредил Хантер, Рэн быстро перевела взгляд на блокнот, в котором выводил свою подпись Патлатый.
Когда Ренис впустили в дом и двери за ней закрылись, Хантер, облегченно вздохнув, шепнул себе:
- Дальше дело за Лаурой, - и побежал к машине, чтобы вернуться на квартиру, где его ждали Адам, Риччи, Брэдли и Карла.
Патлатый недовольно достал из кармана бумажник, отсчитав, нехотя всучил курьеру деньги, с подозрением глядя на Рэн и припоминая, что где-то, кажется, уже ее видел. И надо же было и Ренис в этот самый момент приподнять кепку и столь беззаботно и непринужденно почесать вспотевший лоб. Мужчина окончательно ее признал и уже мысленно потирал руки, как вдруг, откуда-то из глубины дома послышались сначала крики, грохот, а затем и выстрелы. Татуированная девушка сорвалась с места, еще услыхав первые крики, а мужчина все не решался оставить без присмотра постороннего (Рэн), которого надо было срочно выпроводить. Распознав в суматохе выстрелы, все же и он бросился туда, куда побежала татуированная особа.
Как и планировалось, Ренис осталась одна, и теперь настал ее черед действовать во благо команды. Она должна была интуитивно найти двери запасного выхода, со слов и примерных описаний, полученных от Лауры утром. Найденную дверь следовало открыть и впустить группу людей во главе со Стивом. Этого парня Рэн узнала буквально за пару дней до их отъезда. Она ранее пересекалась с ним, но ее никто не считал нужным с ним ближе познакомить, даже не смотря на то, что он часто присутствовал на общих сборах в кабинете Хантера.
Так вот, не теряя времени, Ренис побежала в арку слева от гостиной, так как Патлатый и татуированная девушка скрылись в точно такой же арке, но справа.
Залы, залы, двери, коридоры. Какой же поворот, какую же дверь выбрать?..
«Какая из всего множества является той самой?! Ведь все двери такие одинаковые! Что там говорила Лаура об особых приметах?», - Рэн побежала дальше, следуя зову интуиции и описаниям «Хамелеона».
 Просторный, полупустой холл и снова коридор, в конце которого одна невзрачная дверь с множественными замками.
«Это она?», - с надеждой подумала девушка.
«Да, это я», - не ответила ей дверь. И Ренис ее обследовала, изучая все наощупь: несколько внутренних щеколд, два замка и один массивный засов. Она прислушалась, снаружи кто-то шептался.
- Стив? – опрометчиво позвала она, но очень тихо и трусливо оглядываясь.
- Рэн? Почему так долго?!
Вместо ответа она принялась щелкать всеми этими внутренними замками и тянуть в сторону засов. Двери распахнулись, забежало человек семь-восемь, во главе со Стивом. Они мгновенно рассредоточились по дому и исчезли, будто растворились в воздухе. Рэн, проводив взглядом последнего, прикрыла дверь, но запирать не стала только потому, что конкретных указаний насчет этого она не получала. Поэтому оставила так, на случай их отхода.
Основную часть плана она вроде бы выполнила, остальное за малым, но не за ней. Теперь она должна была вернуться и занять свое место в гостиной, где должна была стоять, как ни в чем не бывало возле коробок с пиццей. Якобы показывая свою честность и не причастность, а также учтивость – ждать, пока хозяева ее лично выпроводят, которым она должна пожелать еще приятного аппетита и непременно заказывать еще.
Скажу заранее, команда здорово сядет в лужу здесь. Нет, так-то, то, что они хотели умыкнуть – украли, успели это вынести, но. Ренис даже не подозревала, каких размеров надежды возложили на ее хрупкие плечи члены команды, планировавшие именно ею отвлечь от себя и всей группы налетчиков в случае провала. В провал не верили настолько, что были уверенны в благополучном исходе и потому считали, что использовать Рэн как приманку не придется. Ошиблись в этот раз. Скорее не ошиблись, а…. ух, нехорошее слово, пропущу. Я же воспитанный человек. Немножечко.
Ренис спешно шла из зала в зала, из коридора в коридор, припоминая, а правильно ли вообще она идет, и не заблудилась ли случаем? Впереди послышались незнакомые ей мужские голоса. Сердце сжалось и ускорилось в ритме, а душа готовила петлю на шею. В отчаянии толкнув первую попавшуюся дверь, и не надеясь, что повезет, она оказалась по другую сторону. Девушка зажмурилась, боясь открыть глаза и увидеть здесь перед собой мило чаевничающих хозяев особняка и их гостей. Неприятный резкий запах заставил их все-таки открыть и посмотреть. От увиденного ею, запах будто усилился. Трупный запах, запах крови, запах гнили…
В практически пустой комнате в углу были свалены черные, хорошо подвязанные, увесистые мешки. Посреди комнаты стояло два металлических стола: на одном – лежали блестящие причудливые инструменты, заляпанные кровью, на другом – человек, однозначно мертвый и, кажется, разрезанный от шеи до самого низа живота. Так ли это или нет, Ренис не проверила, не стала подходить ближе, ее собственный живот сжался в комок и пополз со всем содержимым к горлу. Из содержимого – только кишки, да пустой желудок с желчью, не видевший стакана воды с прошлого вечера.
Ноги понесли ее прочь. Давясь холостым удушающим рвотным кашлем, она выбросилась через дверь назад в коридор прямиком в руки, поджидающему ее Патлатому.
- А вот и наша мышка нашлась, - промурчал он, цепко хватая ее за предплечье.
- … - отмазки у Ренис не пошли, пищевод все еще содрогался в кашле, выплескивая в рот пустоту и немного желчи, от которой горело огнем все горло.
Не обращая внимания на это, мужчина с легкостью поволок ее за собой, словно пушинку. Через залы, двери коридоры, которые девушке казались нескончаемыми. Пищевод более и менее сдался, но нос все еще чувствовал тот, вызывающий рвоту, запах. Да и глаза видели перед собой тело того вскрытого человека.
«Что это за монстры?! Меня ждет тот же стол?!», - истерично билась в ней Рахима. У самой же Ренис биться не получалось, мужчина с волосами по плечи, сжимал на зависть слесарным тискам.
Он вынес с ноги дверь, которая ручкой ударилась о стену и вновь отскочила. Патлатый, толкнув дверь опять коленом, ворвался в помещение, очень сильно напоминавшее читальный зал в библиотеке, только здесь в наличии был один большой стол. Он швырнул курьера к столу, за которым, таки да, по-домашнему уютно расположились и чаевничали несколько пугающих своим грозным видом, мужчин.
- Нашел! – довольно раскинул руки Патлатый, кивая на девушку, лежавшую на полу.
Ренис быстренько встала на ноги, чуя беду, но, не замечая, как подкашиваются ее ноги и вместе с ними кружится голова.
- Остальные? – спокойно спросил и отпил из фарфоровой чашки коротко стриженый мужчина, сидевший в центре стола.
- Не все, - вздохнул виновато Патлатый. – Поймали только четверых.
Сердце Ренис забилось учащеннее. Оно и доселе остервенело колотилось в ребра, так теперь делало это куда резвее. Ей уже не хватало воздуха. К вискам подступала нарастающая боль, от которой глаза грозили вылезти из орбит. Давление штука опасная.
- Приведи! – приказал гладко выбритый толстяк, обращаясь к еще одному мужчине, стоявшему по стойке смирно у стола. Тот спешно вышел.
- Где Тайра и Майки? – спросил умиротворенно худощавый мужчина, который даже сидя казался необычайно высоким. У него были длинные черные сальные волосы, подвязанные в высокий тонкий хвост на затылке.
«Наверно, намеренно каждое утро смазывает их жиром и зачесывает назад, открывая свое колоритное, истинно бандитское лицо», - думала Ренис, разглядывая его. Из всех этой компании преступного вида мужчин, он выглядел наиболее запоминающимся. Эх, не о том ты думаешь Рэн, не о том!
- Тайру ранили, они с Майки на втором…
- А Лаура? – нетерпеливо перебил все тот худой с сальными волосами, и Рэн едва удержалась от самопроизвольного вздрагивания и желания повернуться к произнесшему знакомое имя мужчине.
- Была где-то в доме, - задумчиво ответил Патлатый, все поглядывая на Ренис.
- Я позову ее сам, - встал из-за стола бритоголовый здоровяк и пошел к двери, оставляя своих коллег вершить суд над схваченной подозреваемой.
Она затравлено оглядывала их, а они оценивающе ее. Нависло тяжелое молчание, гнетущую атмосферу не спешили нарушать владельцы дома. Они ждали тех, кого обещали привести, чего не поняла Ренис, озабоченная своим незавидным положением и нахождением способов скорее выкрутиться из него.
- Я всего лишь курьер, - робко и жалостливо начала она. – Мое дело доставлять пиццу…
- Что же тогда ты делала в моей комнатке? – Патлатый улыбнулся и подкрался ближе.
- Я… я… побежала на крики о помощи…
- Да брось, трупы не кричат! – оскалился он, подбираясь еще на шаг.
Ренис, не находя более правдоподобных ответов, попятилась от надвигающегося на нее мужчины.
- Послушайте, а это не та… - сказал и осекся коротко стриженый мужчина, отодвинув от себя пустую чашку. Перебил и не дал ему сказать Патлатый:
- Именно! Это она увела у нас из-под носа платье Джорджа!
Руки Ренис мгновенно похолодели, а во рту пересохло так, что языком тяжело было ворочать. Она посмотрела в лицо Патлатому, узнавая его. Он был в числе тех, что преследовали ее с певцом на ювелирной церемонии Джорджа Лебовски. Кажется, тогда Брэдли ударом подноса ликвидировал его.
Да. Это были те самые люди, что так же, как и они положили глаз на золотое платье Джорджа. В отличие от людей Хантера, они нанялись к ювелиру Лебовски в качестве охраны, но тоже с целью похищения Ренис вместе с платьем. Она лично их не интересовала, шла в комплекте как манекен, чтобы ненароком не повредить золотое изделие ювелира.
- То есть, это и есть та самая удачливая звезда Генри?! – улыбнулся длинноволосый, и от этого его лицо стало еще страшнее: носогубные складки на обтянутом кожей черепе выглядели массивными барьерами, скрывающими в своей впадине два ряда крупных желтых зубов. Крючковатый нос становился длиннее, а глаза утопали в складках век. Ему бы поправиться, хоть немножко, и все приобрело бы иной вид, не такой отпугивающий.
- Это же с ее появлением его дела пошли в гору? Или, как там Мэндси говорила?
«Мэндси?! Говорила такое? Зачем?! Это по приказу Хантера?», - Ренис напряглась, стараясь забыть о миссии Мэндси, Ирмы и Лауры, влившихся в состав этой группировки. Она всеми силами пыталась забыть обо всем лишнем, предчувствуя, что живой отсюда не выберется, отчего жить ей хотелось в два раза больше.
Именно из-за этой громкой аферы Лаура пропадала днями и ночами, втесавшись и став родной в доску у этой не знающей ни пощады, ни жалости, конкурирующей группировки. Потом она затянула сюда Ирму, Мэндси и еще нескольких парней и девушек. И все ради одного дня. Этого дня. А вернее вечера, уже близившегося к ночи. Но в итоге Мэндси, что влилась в их состав вместе с Лаурой, предпочла своей команде новых друзей, которым сдавала каждый шаг Хантера и его ребят с потрохами, если это от нее требовалось. К примеру, в тот день, когда конкуренты прознали об их крупной сделке и пытались отобрать сумку у Ренис – все было сделано по наводке Мэндси. Ответом на вопрос: «Почему она так?» может послужить примитивное: «Платили больше!». И еще кое-какие обиды, о которых не подозревала Рэн и за которые расплатится сейчас сполна, хотя должна была не она.
Патлатый дотянулся рукой до козырька, ухватился и резко снял кепку, воспользовавшись тем, что девушка ушла в свои раздумья. Он повертел в руках кепку, рассматривая, и отбросил на стол. Головной убор красиво описал дугу в воздухе и плавно опустился на пустую чашку, накрывая ее собой.
- И в самом деле, - сказал длинноволосый мужчина. – Это она.
- Вполне вероятно, что ты здесь появилась изначально в качестве отвлекающего маневра? – спросил сдержанно и обращаясь к ней коротко стриженый мужчина. То, как ровно он сидел, это центральное место за столом, а также то, как он себя подавал голосом и поведением, говорило, что он здесь за главного.
Таки да. Так и есть.
- Я простой доставщик пиццы, - жалобнее пропищала Рэн, готовясь на самом деле расплакаться, как вдруг вошла Лаура.
Вместе с ней шел бритоголовый толстяк, ранее ушедший за ней. Ренис нашла в себе силы собраться и посмотреть на Лауру так, как учил часом ранее Хантер. Затем точно так же она посмотрела и на бритоголового толстяка. За ней внимательно следили все сидящие за столом и Патлатый, что был рядом. Следом за бритоголовым мужчиной шли: Стив, Есуно, девчонка, которую Рэн и по имени-то не знала и такой же безымянный парнишка возраста Адама.
«Что, попались самые неумехи?!», - Ренис старалась обсмотреть каждого своего товарища по команде в точности, как и ранее Лауру с этим толстяком. Пойманные с поличным преступники держали руки за головами, их четырехзвеньевую цепочку замыкал пятый – мужчина с автоматом наперевес, что был послан за ними. – «И что же нам теперь делать-то?!», - ментально трясла Лауру за грудки Рэн и внутренне билась в истерике.
Зато та была спокойнее удава. Вот почему удав по умолчанию считается спокойным? А вдруг он тоже нервозно облизывает губы в ожидании зарплаты для погашения просрочившегося кредита? Уже второе ноября 2016 года… а, между прочим, тридцатого ноября будет ровно семь лет, как меня бросили в суровую серую жизнь. Но не беда! Я по натуре такого же цвета, как и эта жизнь…
- Узнаешь своих-то? – спросил ехидно Патлатый, дыша девушке в лицо.
- А это кто? – спросила его удивленно Лаура, не давая Ренис ответить.
- Подставной курьер, что привез для тебя пиццу.
- Я заказывала бургеры, - безразлично поправила Лаура, и эти мужчины за столом с большим интересом уставились на Ренис.
«Зачем ты так!?», - возмутилась Рэн, не глядя на Лауру и сохраняя свое жалостное, плаксивое выражение лица.
- По-моему, здесь все предельно ясно. – Патлатый, зачесав волосы за уши, подтянул ремень на поясе и посмотрел на главаря, будто ждал разрешения, чтобы действовать по своему усмотрению. Он выжидательно изучал задумчивого коротко стриженого брюнета, который мог дать тайный знак приступать.
Тут-то крайний пойманный парнишка локтем мощно вдарил по лицу своего охранника и бросился к большому окну, прихватив по пути со стола массивную бронзовую вазу, чтобы разбить ею стекло. Девушка рванула вслед за ним, но благополучно выйти в окно вслед за удачливым товарищем не удалось – ее подстрелил Патлатый. Стив, якобы обрушившись сильным ударом на Лауру, отправил ее на пол (она стремилась выйти из строя сама, помогая бежать ребятам) и схватился в борьбе с этим грузным бритым здоровяком. К разбитому окну устремился и Есуно. Патлатый, вскинув руку, колебался между ним и Стивом. Выбор пал на Есуно.
«Нет!», - Ренис кинулась на него, хватая за руку и оттаскивая вниз.
Выстрел. Пуля просвистела под ногами метиса, что удачно сиганул в окно, и на том спасибо Рэн, которая заехав промеж ног коленом Патлатому, опять помешала ему прицелиться. Она выхватила у него пистолет и даже успела, сама не веря в свою удачливость, выстрелить в спину бритого увальня, что боролся со Стивом и явно побеждал парня. Высвободившись, Стив, будто заяц от гончих в кусты – практически с разбегу выпрыгнул в окно и был таков, а Ренис получила дюжий удар в скулу и с хорошим таким ускорением впечаталась в пол другой скулой. Бьющий отобрал у нее свой пистолет, наступив и всем весом навалившись на ее ладонь.
Теряя сознание еще от первого удара могучего противника, Ренис нашла в себе силы сдавить челюсти и заглушить рвущийся изо рта крик боли. Топтал мужчина ладошку недолго, так как она сразу выпустила оружие, косясь на Лауру. «Хамелеон» неспешно поднималась с пола, так убедительно морщась и ощупывая свою голову на наличие травм, при этом незаметно оценивая обстановку вокруг себя: оглушенный первым беглецом охранник сидел подле раненного толстяка, а подстреленная девушка из команды Хантера все не оставляла напрасных попыток доползти к заветному окну. Держась за окровавленный живот, она на четвереньках кое-как передвигалась, упрямо не обращая внимания на подавляющее количество недругов, которые не собирались ее просто так отпускать.
Завладев своим пистолетом, Патлатый мужчина отошел от Рэн, в два шага настиг барахтающуюся в направлении окна девушку и хладнокровно выстрелил ей в затылок. Раненная коллега мнимого курьера резко прервалась в своем движении к свободе, головой уткнувшись в пол и замерев в неестественной позе, говорившей об одном. О смерти.
Ренис, увидев это и поняв, что не смогла помочь, хотя могла, обезумела от людской необоснованной (ну, почему же, обоснованной, ведь люди проникли в чужой дом, так что, вполне себе достойный ответ) жестокости. Вспорхнув с пола, как воробушек с ветки, она прямо из своего положения лежа накинулась на стрелявшего мужчину. Запустив руку ему в волосы, а Патлатый стоял к ней спиной, не видя больше в этой слабачке для себя угрозы, схватила клок в кулак и потянула вниз. Мужчина от неожиданности растерялся, но довольно быстро вывернулся к ней лицом и еще одним ударом отправил на пол.
Все действие разворачивалось куда быстрее и шустрее, чем я это описываю. Пока разыгрывалась вся эта трагедия с убийством и бегствами, сидевшие за столом мужчины, как сидели, так и продолжали сидеть, будто не от них сбежали три налетчика, будто не в их товарища стреляла Ренис. И, опять-таки, будто бы не их товарищ вступил в неравный бой с девушкой. Впрочем, не лезли к ним и Лаура с двумя другими мужчинами. Только когда Ренис второй раз оказалась на полу, встал из-за стола коротко стриженый и сказал, явно выходя из себя:
- Зачем убил девушку, идиот?
- Нам хватит и этой, - потряс перед собой Патлатый доставщицей пиццы, которую только что поднял с пола и двумя руками держал за шею так, что ноги ее едва касались ковра. – Ну, все еще будешь невинно скулить, что ты курьер? – встряхнул он ее сильнее.
Ренис задыхалась. Слишком сильно он сдавливал горло руками. Она вцепилась в них своими пальцами, царапая и пытаясь оторвать от себя. Он отпустил ее сам, предварительно хорошенько оттолкнув от себя, давая ей грохнуться на ковер возле стола, от которого отбежали последние ценители чая, опасаясь опрокидывания стола. Худой высокий и длинноволосый мужчина достал из-за пояса пистолет, снял с предохранителя и подошел к Ренис. Он осмотрел ее с высоты своего роста, обменялся взглядами и улыбкой с Патлатым, обошел лежачую, которую лично бить не собирался, и направился к окну. Вылез из него и пошел, судя по всему, настигать беглецов.
Главарь отошел от стола к Лауре и решил постоять с ней, подпирая стену спиной. Он кивнул раненному толстяку, и тот с помощью охранника поковылял на выход из комнаты. Ренис же следила за этим коротко стриженым мужчиной наполненными злобой глазами и не торопилась вставать. С этого мужчины взгляд ее метнулся к предельно равнодушному «Хамелеону».
«Почему ты ничего не предприняла для спасения ребят?! Почему не помогла этой девушке? Так ли уж у тебя и болит душа за всех этих людей Хантера?! Лицемерка! Вечно пьяная лгунья!! Чтоб тебя…», - истерила Рахима внутри Ренис, с нескрываемой ненавистью вгрызаясь глазами в Лауру и не замечая Патлатого, он вновь угрожающе навис над ней. Не заметила она и того, как он оттащил труп девушки, взяв брезгливо за одну ногу, к окну, где и бросил, хорошенько попинав. Патлатый, кстати, тоже прежде получил тайный знак от главного, разрешавшего делать все, что тот умеет. Только после этого он снова возник перед Ренис.
- Ты благоразумно сама поведаешь нам, куда сбежали твои друзья или, - это начал по-хорошему и намеренно не закончил главный человек в этом преступном синдикате ничуть не уступавшем группировке Генри. Помимо него в этой огромной комнате, чем-то походившей на кабинет Хантера, оставались Лаура, Патлатый и Ренис, остальные, покинув ее пределы, больше сюда не совались. Знали, что будут лишними.
- Вы что-то путаете, - встала на ноги и выпрямилась, наконец, Ренис. – У меня никогда не было друзей и вряд ли будут, - за этими гордыми словами следовал полный отвращения взгляд прямо ему в глаза.
Эх, не вовремя она дала волю Рахиме.
Патлатый замахнулся, она уклонилась. Он снова поднял руку, но жест главаря остановил его.
- Ты, девочка, плохо понимаешь, в каком ты положении. В твоих же интересах… - предводителю группировки не дала договорить нахалка Рэн:
- А не пошел бы ты, индюк напыщен…
Удар. Девушка как подкошенная упала на коленки, жмурясь от звенящей боли в голове.
- Он тебе не ровня, - склонился, улыбаясь, ее неизменный мучитель с волосами по плечи.
- Это не он мне не ровня, это я ему… - Ренис не договорила и со всей дури въехала кулаком в челюсть, наклонившемуся к ней, Патлатому и, кажется, сломала все пальцы, сложенные в жалкий кулак. Ощущения, по крайней мере, были таковыми.
Опять последовал удар озверевшего от ее наглости мужчины, и Рэн – лицом в ковре.
«Что же ты, дура, своим же языком себе кости ломаешь? Помолчи же ты хоть немного!», - думало каменное изваяние по имени Лаура. Она с неизменным равнодушием смотрела на то, с каким упоением здоровый мужчина измывается над Ренис.
Подняв голову, зверем глядела на нее и Рэн сквозь кровью залитый глаз. Кровь сочилась из разбитой брови и не думала останавливаться. Ренис видела ее, эту поганую Лауру, стоявшую и мило перешептывающуюся с этим надменным индюком с абсолютным безразличием поглядывая на нее. Собеседник Лауры самодовольно улыбался, то и дело кивал той в сторону ползающей по ковру девушки.
«Ну и мразь же ты!», - подумала с закипающей ненавистью Рахима (тут верно, именно она) и хотела было, кое-как быстро подогнув ноги, вскочить и броситься к Лауре, чтобы вцепиться ей в волосы и с корнями их выдрать ей – что уже видела совершенным в своей больной голове Ренис, но нет.
Она не стала этого делать. И не потому что в ней проснулось чувство ответственности за данное обещание – выполнить часть плана и отведенной ей роли. И не то чтобы она вдруг пожалела Лауру и решила ее все-таки не выдавать, дабы не подвергнуть аналогичному поучительному и показательному избиению. Нет. Вовсе нет. Совсем не те благородные чувства товарищества и преданного самоотверженно-самопожертвенного порыва удержали ее. Ей просто кое-что помешало.
И помешал ей очередной удар с ноги в спину, от которого девушка распласталась на полу, почти у самых ног безучастных наблюдателей. Неосознанно шаря ладонью по границе ковра, она пыталась понять, почему под рукой мягкий ворс, а под ее головой твердый и холодный пол. Ренис попробовала оторвать гудящую голову от пола и отползти назад к приятно пахнущему ковру. Похоже, он совсем недавно побывал в химчистке.
«Уж не после ли подобного избиения?», - мелькнуло в голове, когда она увидела капли собственной крови под собой на молочном, исчерченном черными и зелеными узорами, ковре. Попыталась ускориться, чтобы ближе рассмотреть эти пятна и в полной мере ощутила после резкого движения жуткую боль в голове, от которой складывалось такое впечатление, будто вдоль всей черепушки расчертили пунктирную линию и теперь по ней медленно, но с наслаждением пилили ржавой ножовкой. Ренис даже невольно протянула руку и пощупала затылок, проверяя, так ли это…
Снова удар. Еще удар. Удар за ударом. Патлатый наслаждался своим излюбленным занятием, не давая ей отдышаться, опомниться и придти в себя.
- Как вы можете, так поступать… с живым человеком? – не выдержала своих пыток Рэн и воскликнула, выдыхая боль и пробуя этим завлечь в обмен словами истязателя и хоть ненадолго сделать передышку в своих мучениях.
- Деточка, с живым человеком и не такое можно сотворить, - улыбнулся изувер, замахиваясь в который раз.
- Ты не забывай, что она нужна не просто живой, а живой в состоянии говорить! – Раздался  ровный безмятежный голос под громкие отплевывания Ренис, которая пыталась избавиться от крови, наполняющей рот и не знающей остановки.
«Лаура?! Это – Лаура? Неужели…», - Ренис слабовато вертела головой, ища глазами источник звука. А вернее, одним глазом, другой полностью заплыл и вспух, кулак Патлатого был безжалостен и метко попадал в цель.
Эта, внушающая надежды на жизнь, спасительная фраза «Хамелеона» придала сил и храбрости девушке.
- Да, Мишель, - прозвучал следом мужской голос. – Ты, пожалуй, не знаешь, когда нужно остановиться. Как всегда переходишь все дозволенные границы.
- Мишель, мертвая она нам мало что расскажет, - вторила этому мужчине Лаура.
«Что? Серьезно? Этого урода зовут Мишель?!», - Рэн навела на своего истязателя видящий глаз. – «Дурацкое имя для мужчины… а, впрочем, для этого урода в самый раз», - она снова сплюнула кровь, уперлась рукой в пол, приподнимаясь. – «Что ж, Мишель, я тебя запомнила. Даю слово, если выкарабкаюсь, приду за тобой…».
- Да бросьте, я же только вошел во вкус! Да и она еще целехонька, - Мишель счел нужным это исправить еще одним точным ударом.
- Зачем по лицу-то… - проговорила невнятно Рэн ртом, полным крови и неумело отхаркалась, сплевывая все прямо на ковер под себя. Не опуская голову, она настойчиво пробовала подняться.
Над ухом прозвучал смех Мишеля:
- Какая интересная игрушка, да вы только посмотрите, а! Не вскрикнула даже ни разу. С ней так интересно забавляться! Особенно когда она так стойко переносит боль и упорно стремится встать на ноги. Это меня бесит! – Мишель со злостью пнул ее в живот.
Глухо всхрипнув и закашлявшись, Ренис схватилась руками за живот, всеми силами бедняга гасила крик боли, раздирающей ее изнутри. Не давая и секунды перевести дыхание, мужчина взял за ворот куртки, приподнял с пола и швырнул ее в противоположную стену с дверью, сопровождая свой страйковый бросок восхищенными словами:
- Все-таки она забавная, не кричит, не плачет, не молит о пощаде!
Ренис же в своем непродолжительном полете взмолилась, взывая к крохотному шансу спастись, как и все люди, которые вспоминают о Господе, оставшись один на один со своей бедой, горем и жуткой болью:
«… дай мне сил и терпения пережить это, только пережить… и выжить…», - последнее слово было сказано уже даже не мысленно. Сердцем. Ибо она здорово так впечаталась в стену, от боли позабыв все, о чем думала.
А Патлатый тут как тут: снова бросок, снова полет. В этот раз он сломал ее спиной стол, чем и повредил ей несколько ребер, плечо и руку. Это Ренис поняла сразу, прочувствовала одновременно во всех этих участках острую боль, пронзающую до мозга костей, буквально лишая сознания на несколько минут. Патлатый на этом вдруг остановился, вероятно, устал играться со своей жертвой. Мужчина переводил дух, думая, каким же способом заставить свою игрушку кричать от боли.
Ренис, лежа на обломках не очень-то качественного и довольно хрупкого стола, вяло подавала признаки сопротивления. Целая рука как будто действовала отдельно от ее шаткого сознания – схватив ножку стола, дала этим команду всему телу. Рэн кинулась на расслабившегося Патлатого и хорошенько вдарила ему этой самой ножкой по лицу, опрокидывая того навзничь к ногам главаря и Лауры. На этом последовал небольшой перерыв в пользу Ренис, которая смогла этим внезапным ударом отправить в пятисекундный нокдаун противника. Мишель резво вскочил и размашисто дал по лицу в ответ. Слишком сильно избитая девушка была не в состоянии обороняться, уворачиваться и уклоняться, она могла только обреченно принять этот удар.
Опять полет, опять падение и пол, от которого во рту крови стало больше и гуще, вперемешку с чем-то твердым (зубы!). Теперь уже, окончательно потеряв контроль над собой, она всхлипнула, давая волю слезам. Едва нашла в себе силы повернуться набок и, подмяв ноги под себя, присесть, прижимая здоровой рукой к ноющему животу определенно сломанную руку. Все это время она упрямо поднималась, вновь и вновь, снова и снова, пусть и не всегда во весь рост, пусть и зачастую ползая на коленках и пытаясь встать, но все же поднималась с пола. Почему она это делала? Для чего? Не лучше ли было растянуться на ковре, примеряя вид бессознательного состояния?! Это все ее глупая черта – не дать мучителю прочувствовать победу от нанесения ударов. Хотелось показать, что вот, ничего ты мне не сделал, мне вовсе не больно, зря стараешься, вот и опять я встала после твоего сокрушительного удара!
Упертая дурочка. Дурочка, которая сейчас, все-таки, сдалась и подняла белый флаг, готовясь сопровождать поражение слезной мольбой.
«Где же вы все, ребята? Разве вы не вернетесь за мной? Разве вы убежали не за подмогой?!», - глаз ее метнул взор к разбитому окну. Понимая, что за ней не придут, Рахима в ней свернулась калачиком, заливаясь горючими слезами человека, только что столкнувшегося с массовым предательством. Пока Рахима тонула в слезах и жалела о своей нелегкой участи, Ренис, ворочала языком во рту, отплевывалась, запоминая лицо этого ухмыляющегося изувера, что заслонил собой окно, встав горой перед ней и лишая возможности подобраться ближе и убежать, как трое ее товарищей.
Смирившись с отсутствием путей отхода, она детально изучала, все, что считала запоминающимся в его чертах лица, и все это для того, чтобы однажды обязательно прийти и расправится с ним, будто была уверенна, что выживет здесь. Мишель же, ухмыляясь, великодушно позволил ей проползти к стене, где она, цепляясь здоровой рукой за нее, тяжело встала на ноги и оглянулась на Лауру. Не успела она толком рассмотреть эту беспристрастную железную леди, как вновь была схвачена и брошена лицом в пол стальными руками Мишеля.
Ренис подавила стон, разрывающий горло, и передумала вставать, потому что уже не могла. Сил не нашлось никаких, это был ее предел.
И вот именно тогда, когда она окончательно сдалась, на втором этаже что-то с грохотом упало, затем послышались выстрелы и беспорядочный топот ног. Все воздели взгляды в потолок. Кроме Ренис. Она, приподняв голову, отупело пялилась на кровь, что продолжала сочиться со рта и стекать вниз, прямо на ковер. Лаура, Мишель и главарь, замерли, обмениваясь недоуменными взглядами.
Шум наверху нарастал, происходило что-то из рук вон выходящее.
- В подвал! И аккуратнее уже, и так в сплошное мясо превратил, - крикнул Патлатому главный, выбегая за дверь.
Лаура торопливо шла за ним, напоследок оглянувшись на мужчину: он, держа за ногу, тащил Ренис к узкой двери напротив окна. Толкнув ее ногой, протаскивая курьера, вошел и затащил еще немного в темноту. Вышел, поднял под спину больше не сопротивляющуюся девушку, втолкнул и, захлопнув дверь, повернул ключ.
«Там же лестница! Она сломает себе шею!», - кричала в себя Лаура, возненавидев этого помешанного садиста.
Улыбаясь своей мысли о новом будущем трупе на хирургическом столе и новых органах на продажу, Мишель догнал ее, спеша разобраться с теми, кто нарушает покой на втором этаже.
Погруженная в кромешную тьму, в какой-то момент Ренис словно потеряла сознание, но нет, это просто тьма вокруг обманчиво останавливала ее мысли. Темно, хоть глаз выколи, а у нее он и так сейчас один. Сознание точно было при ней, об этом говорила ощущаемая пульсирующая боль в стопе, которая возникла сразу после того, как ее так жестоко скинул с лестницы Патлатый. Только лестницу и успела разглядеть Ренис прежде, чем закрылась дверь, лишая ее темницу света.
Боль отбивала четкий ритм не только в ноге, но и в руке, плече и грудине при каждом вдохе и выдохе. А лицо и вовсе было одной сплошной болью. Отвлекая от нее, замигав, зажглась тусклым-тусклым темно-желтым цветом лампочка прямо над ней, подвешенная на обмотанном изоляционной лентой в нескольких местах проводе.
«Ха-ха! Лампочка Ильича в таком-то доме!», - наверное, она на грани помешательства, не о том она все время думает, ох, не о том! – «Какие заботливые мрази, на свет для прокаженного  расщедрились…ублюдки!», - зажмурив глаз, девушка урывками дышала, полагая, что это поможет ей избежать этой колючей боли между ребер. Не нет, увы. Она открыла глаз.
- И почему меня все время бьют? – еле ворочая губами, сказала Ренис, медленно вытягивая из-под себя левую руку. Высвободив ее, она, сделав усилие и стараясь не шевелить бьющуюся в дрожи от дикой боли правую руку, оперлась о пол и немного приподнялась.
Хотела осмотреться, но.
- Стоп. Откуда эта фраза? Из каких глубин моего разума? Я не могла сказать это просто так, - она думала, что говорит вслух, но губы едва шевелились, то были ее громкие мысли, слышала их только она. – Неосознанная мною фраза будто говорит о том, что я не в первый раз терплю подобное.
Девушка прервалась, задумавшись:
- Ну, же, Рэн, вспоминай!.. нет! Сейчас не об этом надо думать, я должна любыми способами выбраться отсюда, - собственное невнятное бормотание ей казалось ясной и оглушающей речью. Она не сразу заметила, что уже стоит посреди, освещенного темно-желтым светом, помещения, цепляясь за хлипкие перила лестницы, с которой совсем недавно ее скинули. Ощутимо пахло сыростью и чем-то очень неприятным. Слышались шорохи из каждого темного угла, которые так плохо освещала эта грязная пыльная лампочка. Казалось этих углов здесь было бесконечное множество, и что они перешептываются между собой, планируя устроить темную для узницы. Висела бы эта закопченная лампа пониже, Рэн непременно дотянулась бы, чтобы вытереть ее и добавить света в свою клетку, может, и шепот углов прервался бы.
«Успокойся, тебе просто чудится!», - пробежала мысль, и девушка опять зашевелила губами:
- Ну да, в моем состоянии все возможно… - на этом Ренис вздрогнула, услышав где-то наверху за дверью крик и звуки передвигаемого тяжелого предмета по полу. – Точно, мерещится.
Она подняла голову вверх, туда, где из щели у порога двери, что возвышалась над лестницей, пробивался яркий и остро режущий глаз, лучик света. Пришлось отвернуться. Но любопытство было сильнее – Ренис проковыляла вверх на две ступени и замерла, больше приближаться не рискнула. А за дверью звучали мужские голоса и, перебивая их, заверещал знакомый тоненький голосок.
«Мэндси?!», - неосознанно предположила она, бурча под нос:
- Она же должна была смыться со всеми…
- Ты уверена? – эхом отдавал басовитый голос наверху.
- Я знаю, что говорю! – отвечала кому-то твердо девушка из команды Хантера.
- Предашь своих?! – насмешливо спросил еще один мужчина.
- Меня предали раньше, - был ответ с хорошо ощущаемой иронией от Мэндси.
- Разве это твои друзья с тобой так обошлись? Ты ведь всего не знаешь! – усмехнулся очень громко кто-то.
- Не знаю. Но я бы поступила подло. Натура такая.
            «То есть…», - Ренис убедилась в том, что голос принадлежал Мэндси, это говорило о многом. – «Плевать. Не мое дело!», - подумала она, осторожно спускаясь с одной и второй ступеньки и уже сожалея, что вообще на них взобралась. Слишком много сил и энергии они у нее отняли.
Она направилась к боковой стене, медленно подбираясь и несильно ступая на болевшую ногу. Не наступать совсем – не получалась, опора была нужна, от прыжков на одной ноге разрывало все тело жуткой болью. Добравшись до стены, осторожно поползла вдоль нее, волоча ногу и проводя рукой по стене, что-то ощупывая впереди себя. Напомню, видела она плохо. Глаза слезились от испытываемой ею боли и большой обиды на Лауру и бросивших ее на произвол судьбы ребят. Один глаз она и толком-то открыть не могла, да и он все щипал, не давая о себе забыть.
«Если это страшный сон, то пусть я уже проснусь. Вот сейчас, прошу…», - снова взмолилась она, оставшись один на один со своей бедой и отчаянием. Люди странные, не каждый вспомнит о Боге в миг, когда доволен всем, и все по жизни идет хорошо. Зато в противном случае уверует и ярый атеист. Нащупав выступ и аккуратно, кончиками пальцев, обследовав его, облокотилась плечом, протянула руку перед собой и обнаружила, что стена закончилась, а вместо нее под ладонью прохладные деревянные доски, которые составляли створки дверей. Ренис толкнула их, и они слабо скрипнули от приложенной силы.
«Дверь!!!», - наваливаясь тяжестью всего тела, кричала радостно Ренис внутри себя. Счастью ее не было предела, пока не налегла сильнее и не услышала снаружи глухой стук.
Это был наружный висячий замок.
«Нет, нет, нет, пожалуйста, только не это!», - Ренис отошла немного, балансируя на одной ноге, качнулась и с еще большей силой навалилась на створки, тут же закусывая израненные губы, чтобы сдержать крик боли, пронзившей все участки ее раненного тела.
Ответный стук все того же навесного замка.
Девушка сделала еще одну попытку. Затем еще. И еще. Но это лишь убеждало ее в том, что ее жизнь, все-таки, закончится здесь. Казалось бы, самое время для неконтролируемых рыданий, но это же Рэн! И эта Рэн продолжала свои полные отчаяния и безысходности болезненные попытки прорваться, напрасность которых она четко осознавала. В ней ручьями лила слезы упертая, дерзкая и храбрая Рахима. Она так была занята этим, что позволяла Ренис Нолл настырно биться в двери, аки баран лбом о новые ворота. На последнем таком рывке девушка споткнулась о собственную ногу и опрокинулась куда-то в угол на что-то относительно мягкое, хотя мягким это никак не назовешь, но в сравнении с твердым бетонным полом, то очень даже ничего. Она провела целой рукой под собой, уперлась ею, приподнимаясь и долго всматриваясь своим здоровым левым глазом. Поздновато поняв, что это, Ренис с ужасом отскочила. Поправочка: не отскочила, а еле-еле перекатилась набок, сползая на пыльный бетонный пол.
Ибо это обманчиво мягкое – было чье-то тело, все еще подававшее признаки жизни. Человек дышал. Или может, ей мерещилось, что дышал. Легче думать, что он жив, чем мертв. Кто это был, мужчина ли, женщина, и что с ним было, она не смогла распознать, так как лампочка замигала, вспыхнула ярко-ярко, на мгновенье ослепив подставного курьера, а затем и вовсе погасла, вновь погружая ее в темноту. Снова наступила кромешная тьма.
«Ну вот, пришло время лить слезы!», - подумала она, тяжело дыша и продолжая лежать на полу. – «Скоро и я буду таким же бездыханным трупом».
- Нет, нет! Я просто немного отдохну и встану, - когда сдалась Ренис, воспротивилась Рахима и собралась, утирая слезы и успокаивая себя, но, так и не поднимаясь с пола и чувствуя, как сладко потянуло в сон, что даже глаз сам собою закрывался.
Очередной предел, сопротивляться судьбе, где найти сил?
- Так, не смей! Даже и не думай! – одними губами повторила свои мысли Ренис, крепко закрыв глаз, который тут же открыла, услышав шарканье за дверьми. Подумала, что показалось, но шаги становились громче и вдруг стихли за створками дверей, в которые она совсем недавно безрезультатно билась.
Игнорируя боли измученного тела, девушка судорожно дернулась, в едином порыве поднялась и, наощупь проковыляв к дверям, прильнула всем телом к ним, прислушиваясь. И, действительно, снаружи кто-то был, и этот кто-то тянул замок, который со скрипом царапал паз металлических наружных крюков.
Сердце Ренис забилось настолько быстро и гулко, что его бешеный бой отдавался звоном в голове.
- Помогите! Помогите мне!! – бормотала она, но слова будто засохли в горле, так и не превратившись в звуки.
До нее отчетливо донесся скрежет и звук удара тяжелого железного предмета и бетонный пол – падение замка как тут не распознать?! Створки распахнулись, обдавая лицо Ренис свежим, влажным воздухом – на улице все еще лил дождь, не зная перерыва и усталости, как и Мишель. Девушка замерла у порога, не зная, за что ухватиться, при этом озабоченно высматривая своего спасителя. Но никого перед собой она не находила, услышала только властный, давно знакомый мягкий тембр голоса, что приказал:
- Поторапливайся! Тянешь время – теряешь жизнь!
Откуда голос, чей голос, Рэн выпытывать не стала, не до этого! Сильно прихрамывая на правую ногу, что мешало ей быстро передвигаться, она бросилась со ступенек вниз, предусмотрительно держась за стену рукой.
- Иди вверх по улице, я постараюсь тебя перехватить, - позади снова послышалось повелительное и знакомое наставление.
Ренис обернулась и распознала лишь тень, убегающую куда-то вниз за поворот этого злополучного дома.
«А, это ты…», - подумала она, со всех ног (насколько в ее состоянии это возможно) улепетывая прочь отсюда. Недолго она смогла быстро перебирать ногами. Этого темпа Рэн не осилить, несмотря на это, она прошла приличное расстояние от дома и, устав, облокотилась на стену очередного дома, чувствуя, как промокает одежда, мокнут и щиплют раны на ее лице.
Было сыро и холодно, Ренис быстро вымокла и продрогла. Она мерзла и дрожала, но лицо, плечо, рука, нога и ребра продолжали пылать огненной болью, будто кто-то нарочно со всей ответственностью подливал в этот костер боли керосина. Девушка недолго жалась к стене этого здания, теперь, прижимаясь к нему, она шла по улице, думая, что это вроде как и опора для нее, а вроде и меньше выдаваться будет на фоне ровных стен в этой ночной темноте.
«И что за ублюдки убивают и избивают людей в такой-то дождь!? И людьми-то не назовешь…», - Ренис шла и шла, ей казалось, что она идет бесконечно долго, и стены уже стерли ее здоровое левое плечо до основания шеи. Дождь был беспощаден: усилился, превращаясь в ливень и не думая прекращаться, не жалея промокшую, избитую, продрогшую и теряющую сознание от боли и голода, девушку. Она туго соображала, что делает, куда и зачем так упрямо, вообще, идет, но шла.
Остановилась. Задрала голову вверх, укоризненно глядя глазом в это черное небо, бьющее в лицо острыми крупными каплями дождя. Зажмурилась.
«Я, наверно, рождена, чтобы мокнуть под этим дождем. Я, конечно, люблю дождь, но не могу сказать, что сейчас я им в полной мере наслаждаюсь…», - Ренис опустила голову, открыла глаз, осмотрелась. Дома, из которого она бежала, уже не было видно.  – «Здесь вроде как направо», - припомнила она и, шатаясь и цепляясь за стену, повернула.
А между тем, дверь над лестницей ее темницы отворилась. То степенно спускался за пронырой-курьером мучитель Мишель, предвкушая продолжение увлекательнейшего измывательства над своей жертвой. Не узрев ее лежащей на полу, он ускорился, видя на бетонном полу только тело предыдущей жертвы. Еще на середине лестницы почувствовал уличный свежий воздух и кинулся к створкам. Нараспашку! Искать у дома не было смысла, его клетка проветрилась основательно, фальшивого курьера здесь нет, как минимум, полчаса. Мишель резво взобрался вверх по лестнице и поспешил к своему главарю.
- Мы вытянем из нее все! – уверенно сказал коротко стриженый основатель банды.
- Думаешь, она все же причастна? – спросил безучастно длинноволосый мужчина, который уже успел вернуться, так и не сумев нагнать ни одного беглеца.
- Мэндси указала на нее, прежде чем уйти, - сказал тот, что с автоматом ранее охранял их чайную церемониальную комнатку.
Раненный толстяк и длинноволосый переглянулись и посмотрели на главаря.
- Ты дал ей уйти? – полюбопытствовал толстяк, поправляя свою повязку.
- Она нам еще пригодится. Избавиться от Мэндси можно в любой удобный случай, а он у нас всегда удобный, если мы захотим. Пока же пусть побудет у Хантера, должны же мы выяснить, чего Генри так трясется за эту Рэн, - сказал, не торопясь главарь. – Мидлл просто так ни за кого не заступится.
- Ее нет! – выбежал в этот момент из подвала к ним озадаченный Мишель.
- Что-о?!
- Кто-то открыл ей дверь и помог бежать!!
Прерывая их дружную командную панику, вошла Лаура:
- Я перевязала Тайру, а Майки нужно срочно везти в больницу и… - она оборвалась, отмечая эту перемену настроения. – Что-то случилось?
Все повернулись к ней.
- Курьер! Она… - негодовал толстяк, которого Ренис подстрелила.
- Сбежала! – Мишель был вне себя от ярости из-за того, что кто-то позволил и поспособствовал бегству его забавной игрушки.
- Прочешите все улицы! Найти, немедля! – командовал коротко стриженый мужчина.
Лаура и все-все-все высыпали через подвал на улицу и разбежались по дворам. Подчиненная Хантера уверенно пошла вверх по улице, так же, как и курьер, не обращая внимания на остальных ищеек.
Ренис все еще шла, с большим трудом пересиливая себя. Да, она далеко ушла, но все еще была не у цели. Ее счастье, что из-за позднего времени суток и проливного дождя на улицах было пустынно, и никто не замечал это покалеченное сгорбленное и на каждом шагу постанывающее от боли существо. Люди попрятались по домам, не думая и носа высовывать даже за окно.
«Открылся бы за следующим домом ломбард для душ, заложила бы свою, чтобы вернуться в здоровом виде и навалять этому уроду Мишелю…», - увы, ее спасительная улица обрывалась перекрестком, который надо было перейти своими двумя ногами. Лишенная опоры в виде стен домов и высотных зданий, стиснув зубы, Ренис пошла, ковыляя к перекрестку. Крепче стиснув зубы, прошла его и прохромала еще немного, после чего камнем рухнула подле мусорных баков.
«Больше не могу.… Не могу!».
В нос бил резкий запах дешевого алкоголя и чего-то очень вонючего.
«Лаура?!», - пронеслась мысль.
Нет, бомж. Бомж, который укрылся от дождя в небольшой брезентовой палатке у помойки.
- Ты пьяная что ли? – захрипел он прокуренным голосом, возмущенный ее внезапным падением на его убогое временное жилище. А девушка обрушилась прямо на его палатку как раз тогда, когда он высунулся и хотел поползти к баку за недавно подброшенным мусорным пакетом.
Ренис невнятно промямлила что-то, пытаясь скорее встать и уйти от этих удушающих запахов, но не могла – ноги не слушались, требуя хоть минутного перерыва.
- Откуда ты, девочка? – со зрением у бомжа было получше, чем у Ренис, он рассмотрел ее и решил, что это душевнобольная или просто больная девушка.
Ренис в ответ покачала головой, склоняя набок и указывая себе за спину. Старик посмотрел туда, куда эта ненормальная с видимыми признаками нарушения речи показывала. Никого. Как вдруг из-за поворота мелькнули тени и тонкие лучики света.
Люди. Шли за ней с фонарями.
- Они за тобой? – догадался старик, увидев, как дернулась девушка, вероятно, пробуя ползком убежать.
Ответом было мычание, после которого старик резко вытянул из палатки тяжелую дубленую куртку и накрыл ею Ренис, сказав:
- Подбери ноги и не шевелись!
Рэн послушно прижала к телу ноги, закусив губу, игнорируя боли и убийственные запахи, что накрывали с головой вместе с этой курткой.
«Воздуха! Воздуха!!», - кричала в ней Рахима, а люди приближались.
- Эй! – окликнули они, поравнявшись со стариком, что нарочно приложился к пивной бутылке, найденной в пакете. – Не видел здесь низкую такую девушку в красной куртке?
- Нет, - оторвался он от остатков горячительного напитка. – Не видел. В такую погоду и собаку-то не встретишь, какой там девушку!
Шутку игривого бомжа не оценили, мужчины пошли вверх, дальше прочесывать отведенную им территорию.
Ренис задергалась, торопясь выбраться, но старик держал крепко:
- Подожди! – прошипел он. – Они еще не скрылись.
А еще через минутку он откинул куртку. Опьяняющий чистый воздух подстегнул Рэн, вливая в ее, хрипевшие кашлем от недостатка кислорода, легкие живительную силу. Не чувствуя своих непослушных ног, она вскочила и будто пьяная заковыляла по своему маршруту, который днем изучила с Питом.
- Ты хоть винца мне потом занеси! – крикнул, шутя, ей в спину старик, не особо веря, что та, вообще, услышит.
Ренис мысленно сделала знак пятерней, означавшей в их команде условное и немое «ок!», и продолжила путь, понимая, что ходить ей уже реально невмоготу. Корячиться на одной ноге, бережливо волоча вторую, больше не могла, она остановилась и присела. Прямо у центрального фонаря, освещающего тротуар у дороги, на самом видном месте. Предательски клонило лечь и забыться, к чертям собачьим, сном, пусть и последним в своей жизни.
«Я не могу…. Больше не могу!», - голова ее повисла, опускаясь ниже и ниже.
- Какого черта, Рэн! – резко подняла ее за ворот куртки, встряхнула и прижала к фонарному столбу минут через пять Лаура.
- Я…. не  мо…. не мо…. огу… - губы давно вспухли, замерзли, отекли и не слушались, отказывались подчиняться и складывать простые звуки в слова.
- Можешь! Еще как можешь! – злилась Лаура, теряя самообладание.
При других обстоятельствах Ренис удивилась бы этому минутному порыву ярости от утонченной леди, но не сейчас. Сейчас на это не было сил.
- Можешь! Всего ничего осталось! Вон поворот и наша высотка, только дорогу эту пройти!
- Не могу…. Не мо…. ход…ить.
- Не можешь ходить, ползи! Прошу, только не сиди здесь! – хорошенько встряхнула еще раз девушку Лаура, причиняя вереницу боли, пронзившую по нескольку раз каждый поврежденный участок тела Рэн. – Ты же можешь, ну!! Ты должна предупредить Хантера, шевелись же!! – решила, мотивировать и задать цель, ободряя сдавшуюся и отказавшуюся от борьбы, девушку.
Но та не вдохновилась на последний рывок и героический подвиг во имя командира и команды, так и висела безвольным мешком в руках «Хамелеона». Лаура едва сдержала себя в руках, чтобы не дать пару пощечин, и самолично потащила Рэн от фонаря и дороги к стенам закрывшегося торгового центра.
- Обопрись и иди! – отпустила она девушку, добавляя. – Я прикрою, ты только не стой столбом…
«Тебе легко говорить, тебя же так не били!», - проснулась в Ренис обида на Лауру за ее бездействие. И она пошла, лишь бы уйти от этой бессердечной твари, что с холодным спокойствием созерцала издевательства Мишеля. Шла, ускоряясь и больше не чувствуя ног, ни здоровой, ни больной, будто и не было их вовсе, и кто-то за нее передвигал ее на невидимой и неповоротливой тележке.
За поворотом, скрывшись от настойчивой Лауры, она опять остановилась. Чувствуя подозрительную острую нехватку кислорода, по стеночке сползла вниз и бессильно опустилась на колени, уперев здоровую руку в мокрый холодный асфальт. Отдышалась немного и поползла. Знаешь, это трудно ползти с одной рукой в опоре по залитым лужами дорогам, но Рэн ползла, прижимая правую руку к нывшим животу и ребрам, а левую проталкивая вперед после подтягивания ног. В голове впервые за долгое время было пусто, хоть шаром покати: мысли замерли, а мозг полностью сконцентрировался, скорее всего, тоже, расходуя последние имеющиеся ресурсы в ее организме, на спасении этого тела. Источники энергии давно были на нуле.
Дом. Подъезд. Лестница и ступени, которые ей предстояло осилить. По ним взбираться на четвереньках куда сложнее – приходилось опираться то на колени, пока переставляла руку, то на руку, пока осторожно поднимала на ступеньку колени. Мозг уже Рэн отключался, все резервы ее организма были на исходе, глаз неизбежно закрывался, настаивая навсегда забыться сном.
«Терпи, терпи! Еще чуть-чуть…».
Второй этаж был достигнут, перед ней была площадка и заветная дверь. Цепляясь посиневшими и одеревеневшими от холода пальцами за дверной косяк, Рэн сначала выпрямилась на коленях, а затем и подтянулась в полный рост. Удержаться на ногах она не смогла, оперлась плечом о косяк, лбом в дверь и поскреблась в нее, прежде чем поддалась силе притяжения, превосходящей сопротивление ее истощенного и обессиленного тела.
И откуда только столько сил, терпения, воли и выносливости в столь хрупком человеческом теле? Может, это и есть описанная Джеком Лондоном любовь к жизни? Это ее, Ренис Нолл, любовь к жизни? Не знаю, может, и да.
Тем временем в квартире Адам нервно кусал ногти, едва удерживая себя на диване. Предчувствуя неладное, Риччи и Брэдли держали наготове пистолеты и поочередно караулили двери и окна. Хантер беспокойно ходил из угла в угол, и Карла тише воды, ниже травы следила за командиром, не находящим себе места. Задержка не сулила ничего хорошего.
- Что же пошло не так?! – не выдержал Адам. – Рэн уже давно должна была вернуться!
- А Лаура, - спешил дополнить Риччи, - вызвать Адама!
- Не надо раньше времени поддаваться истерии, - держался Хантер, успокаивая ребят, и тут все они услышали, шорох за входной дверью.
Снаружи кто-то терся об дверь, чем-то ударившись, жалобно заскулил и тихо поскребся.
- Кошка? – пробурчала недовольно Карла, и абсолютно все посмотрели на нее и задушили взглядом.
Мужчины же, все как один, подкрались к двери, выставили вперед в обороне руки с пистолетами, готовые в любую секунду открыть огонь по неприятелю, ведь это не могли быть «свои» – не последовало условленного стука три через два. Хантер дал знак Адаму открыть замки и отворить.

Глава шестнадцатая: «У Ноймана».
… дверь медленно отворилась перед ней и, это ли хотела увидеть, упорно цепляющаяся за жизнь изможденная, девушка, что бессвязно и непонятно бормотала что-то: три дула пистолета, направленных ей в голову. Риччи, Брэдли и Хантер держали ее на мушке, вглядываясь и не сразу узнавая ее. Позади стоящий Риччи среагировал первым, прошептав:
- Что они с ней сделали… - он бросился к коллеге, которая, потеряв опору в виде двери, качнулась, закатила глаз и безвольно подалась вперед.
Его опередил Хантер, подхватив на руки, падающую лицом вниз изувеченную девушку. Рэн, с чувством выполненного долга, незамедлительно потеряла связь с сознанием. То был обморок. А вот и суета, ее выход:
- Плед! – скомандовал Хантер, ни к кому лично не обращаясь.
Адам, схватив покрывало с дивана, расстелил его на полу, ревностно наблюдая, как Хантер осторожно положил поверх него Рэн, всю мокрую, холодную, с синюшными пятнами по всему разбухшему лицу.
- Адам! Спускайся, заводи машину! – вновь  прозвучала команда, и парень исчез без лишних слов.
- А как же Лаура, Хантер? – тихо спросил Риччи, беспокоясь искренне о ней.
- Подберем по дороге! – не думая ответил тот.
«Откуда такая уверенность, что мы встретим ее?», - закралась мысль сомнения к молчаливо стоявшему в сторонке Брэдли.
- Карла! С ней нужно снять эту мокрую одежду и… - но командира прервали.
- Я не буду этого делать! – заартачилась та.
- Карла!! – гневно повысил голос Хантер.
- Нет! – девушка выбежала из квартиры, показывая этим, что не намерена изнурять себя заботами об этой задаваке. Она дулась на чрезмерную заботу Хантера, которую он так яро проявлял к хамке – Рэн, что ни капли не уважала его, не то, что она, Карла! Карла и выбежала-то лишь потому, что боялась, что все-таки выполнит его приказ.
Хантер свел челюсти, провожая ее взглядом, и ничего не сказал. Поведение Карлы всегда говорило само за себя, всегда. Уже ни для кого не было секретом чувства этой дурочки, которая возомнила себя королевой любого бала, из-за того, что изловчилась хорошо стрелять. В этом ей не было равных, да. И только это заставляло Хантера закрывать глаза на все беды, которые она ему приносила.
Просклоняв про себя хорошенько Карлу, Хантер с помощью Брэдли освободил девушку из плена мокрой куртки, обуви. На этом предпочел остановиться и завернуть ее плотно в плед, хотя Брэдли был непрочь продолжить. Взяв на руки этот рулон с начинкой, он шагнул к двери, бросив парням:
- Приберите тут все.
Риччи с Паленым срочно избавились от следов своего пребывания в квартире: протерли двери снаружи и напоследок спустили с лестницы два ведра воды, чтобы смыть следы и перебить запах крови. Управились они в течение пятнадцати минут, профессионалы, что скажешь. В машине их уже ждали Адам, что был за рулем, Карла, что сидела рядом и Хантер на заднем сидении у двери, расположив на себе и всем сидении Рэн. К нему же приткнулись, приподняв тело Рэн, Брэдли и Риччи.
- А Лаура? Что же там с Лаурой?! – перебьешь меня ты.
Лаура… она осталась стоять у дороги, провожая глазами Рэн. Или у фонаря, если я не ошибаюсь. А если и ошибаюсь, то прости и справь как-нибудь. Ты же мой безликий и таинственный редактор, корректор, менеджер и секретарша в одном лице. Кстати, завтра я буду весь день пахать на работе, перенеси все записи на другой день.
- А я знал, что ты водишь нас за нос.
Лаура медленно повернулась к тому, кто стоял за ее спиной. То был Мишель.
- Следил за мной? – улыбка храброй алкоголички была ну очень вызывающей, как перчатка, брошенная в лицо одним гордым дуэлянтом другому.
- Это ведь ты помогла ей бежать?
- И кто же тебе такую умную мысль подсказал, а? Сам бы ты до этого явно не додумался, - тянула время намеренно Лаура, отвлекая его дерзкими разговорами и сильно так надеясь, что он не видел, куда повернула Рэн. Не знала она, что Мэндси, перед тем своим уходам выдала все про Лауру. Вывод же о том, что пленница бежала благодаря Лауре, напрашивался сам, чего тут много думать-то? Не лыком тоже многие шиты.
- Я не настолько туп, - подобрался Мишель ближе.
- С этим я бы поспорила, - улыбка пьянее прежнего, хотя Лаура догадывалась, что именно сейчас будет. Знала она все уловки и обманчивые движения Мишеля, но ничего не предприняла и не попыталась сделать даже шаг назад от него. Не отодвинулась, не убежала, не уклонилась, не оттолкнула. Только живот в себя сильнее вжала в тот самый миг, когда он вонзил в него нож.
Лаура скорчилась пополам от силы удара, вцепившись руками в Мишеля, чтобы не упасть сразу к его ногам.
- Предатели должны умирать. И ты обязательно умрешь, - Мишель оторвал от себя ее руки, оттолкнул от себя, смерил презрительным взглядом и пошел дальше. Прямо. По следу Рэн, которая вполне себе шустро доползала к нужному ей подъезду. К какому именно подъезду, он не знал, эту информацию Мэндси им не донесла, вероятно, был на квартире тот, чьей смерти она не желала. И это был Хантер. Да, да, и она подсыхала по нему в свободное от других партнеров время.
Не будь этого проливного дождя, Мишель в два счета вычислил бы Рэн по кровавому следу, который она оставляла за собой, но, увы, дождь, который сегодня она разлюбила, ее, оказывается, здорово выручил. Ну и Лаура то же, что выполнила свой долг – героически прикрыла собой ее отход и осталась у фонаря с ножом по рукоять в животе. Не каждый патриот это сможет. Так-то, она всегда сожалела о том, что когда-то давно Нойман ее спас. Она частенько и обдуманно бросалась на защиту подчиненных. И делала это вовсе не ради спасения жизней товарищей, а в поисках шальной пули-дуры для себя, нелюбимой. Лаура искала смерти. Самоубийство не считала приемлемым, это для нее было выходом «исключительных слабаков». Ей нужна была другая смерть, не напрасная, кому-то нужная и для кого-то важная. Героическая. Такая вот, как сейчас…
И вот она, смерть.
Ранение было весьма серьезное, долго ей с ним не протянуть. Необходимо неотложное вмешательство людей, дававших клятву Гиппократа. В ее случае – Ноймана. И она понимала, что с каждой минутой шанс спастись от нее все дальше. Странно, но сейчас она хотела жить. Хотела выжить. И знаешь, для чего? Неа, она не передумала умирать и не полюбила жизнь, оказавшись в шаге от прощания с ней. Лаура хотела выжить, чтобы узнать, что там с Рэн и благополучно ли она добралась до Хантера? Дошла ли живой? Сумела ли избежать встречи с Мишелем?
Ха, с Мишелем! Взбредет же имя в голову-то! Почему Мишель, почему не Франциск? Почему не Каранье, Луидьён, Франсуа, Жебредер? Я «совершенно не подозревать, почему такая имя пришель в моя голова». Просто возьми и смирись вместе со мной. Мне же пришлось смириться с моей незаметной зарплатой инженера. А по детству, услышав это такое громкое, да наводящее страх, слово «Инженер», наивно думалось, что это, наверное, самый умный и сверхважный человек с высокой заработной платой. А фигушки! Вот я, ничтожество, в рабочее время наглым образом строчащее чушь несусветную. Когда же я устану, и когда же эта история дойдет до своего логического завершения?! Надеюсь, раньше, чем закончусь я и моя жизнь. Кстати, раз уж пошли невеселые разговорчики, то, думаю, стоит сказать тебе это сейчас. Так вот, если ты будешь печатать эту галиматью хотя бы для того, чтобы N-ое количество моих нескончаемых черновиков уменьшилось до размеров бортового журнала капитана военного судна, то пусть это будет под простеньким псевдонимом. Например…. Эм, с фантазией у меня не очень вяжется, допустим, Георгина Фразельдорская. Ничего так звучит, курам на смех в самый раз. Не буду изводить в никуда бумагу, займусь-ка я продолжением.
Лаура, прижимая обе ладони к сочащейся ране и ножу, опустилась на асфальт все у того же фонаря, отсчитывая секунды в ожидании, когда же ее потянет в последний сон. Идти на квартиру, чтобы увидеть Рэн и этим спасти себя она не могла – опасалась, что где-то за углом притаился Мишель и пасет ее, надеясь выйти через нее на их временное логово. Вот и предпочла она себе смерть одинокого волка в ночи под дождем у дороги.
- Останови! – крикнул на весь салон Хантер, еще издали узнав свою любимую. – Всем не выходить, - строго приказал он, подзывая взглядом за собой только Брэдли.
Оба вышли из машины и устремились к ней. Признав своих товарищей, собралась и встала Лаура, показывая, что с ней все не так уж плохо. Лезть на руки отказалась, закинув руки обоим на плечи, повисла на Хантере и Брэдли, так ее и донесли к машине. Для еще одной раненной нужно было место, которого в автомобиле не было. Дилемма та еще, но ее решил Адам:
- Я сяду в багажник.
- Что? – не понял Риччи логики, думая о другом более подходящем претенденте.
- Я тут самый компактный, - Адам бросил взгляд назад. – Рэн сейчас не в счет.
- Есть же и Карла, - возразил Брэдли, озвучивая невысказанную мысль Риччи.
- Ни за что! – протестовала Карла.
- Вот и я о том же, - Адам покинул все водительское место. – Брэдли, пойдем, закроешь меня, - намеренно позвал его он, а не соседку-Карлу.
- Лаура, - Хантер помог ей устроиться возле Риччи, который после долгой возни смог расположить в сидячее положение Рэн у себя на коленях.
- Лаура, - позвал снова Хантер, хватаясь за рукоять ножа, торчащую из ее живота.
- Хантер, - она открыла глаза. – Нет! Нельзя!
- …? – это немой вопрос глазами от командира.
- Мишель мастер своего дела, - пояснила она. – Вынешь нож – ускоришь мою гибель.
Хантер все понял, и отнял руки. Брэдли, закрыв Адама, сел за руль, без приказа зная, куда нужно гнать машину.
Другая часть группы во главе с Дьюи, поджидавшая на вокзале, давно воссоединилась с Ирмой, предательницей Мэндси и удачными беглецами – Стивом, Есуно и еще одним шустрым крушителем оконных стекол. Связавшись с Хантером и получив команду от него возвращаться на «базу», расселись по машинам и они.
А Хантер, торопя Брэдли, мчался к кудеснику Нойману. Его уже оповестили, и хирург вырвался среди ночи сам и вырвал из дома ассистентку Одри. Вместе с ней он готовил все необходимое к приезду Хантера в своей клинике. В клинике, которую снимал для него Генри Мидлл. Ведь Нойман давно уже стал неотъемлемой частью его дел, и являлся незаменимым звеном не только команды Хантера, но и всей группировки Генри в целом.
Нойман официально числился частным хирургом и, как ты уже знаешь, выполнял разного рода операции для простых граждан этого города: всё от пластики носа и лица, кожных подтяжек для молодившихся дам за сорок и некоторые срочные корректировки конечностей. Клиентура в основном была женская, очень недовольная своим внешним видом и решившая всерьез пересобрать и преобразить себя. Но это все днем, и в свободное время от таких пациентов, как неотложные Лаура и Рэн. От обычных клиентов Нойман мог позволить себе отдохнуть, записывая их на удобное для себя время, а для людей хозяина, кроить время надо было даже из своего сна.
Первым делом Нойман взялся за Лауру, на пару с Одри они недолго орудовали над ней. Довольно быстро завершили свою работу. Через полчаса Одри уже выкатила Лауру к палате, где лично занялась прочими мелочами, оставляя хирурга готовить операционную для Рэн. А Нойман выглянул в холл, где на диване лежала туго завернутая в плед, Ренис, а подле нее с печальными лицами – Адам, Риччи, Хантер, Брэдли, и обсмотрел всех. Карла стояла рядом и, в отличие от них, у нее на лице не было выражения печали. Только равнодушие (только хард-кор).
- Неси, - кивнул Хантеру хирург, сменяя перчатки и повязку на лице, и тот развернул плед и, взяв на руки Ренис (вот уже в который раз!), понес к Нойману.
Аккуратно положил на операционный стол прямо под зоркие глаза Ноймана. Осмотр пошел придирчивый: хирург долгие минуты изучал лицо, кончиками длинных пальцев, обтянутых перчатками, поворачивая голову то влево, то вправо. Затем беглый взгляд прошел по странно выгнутому правому плечу, скользнул на правую руку и кисть с посиневшими пальцами. Далее внимание привлекла стопа девушки, так неестественно вывернутая.
- Пожалуй, начнем с этого, - хирург остановился у ног. – Хорошо бы, если бы пришла в себя сама… - пошел он говорить с сам с собой.
- Она будет жить? – высунулся Адам с искренними переживаниями на лице из-за плеча Хантера.
Нойман не любил, когда в его операционной присутствовали люди, но приближенным Генри не всегда это прямо скажешь, однако, взволнованных Хантера с Адамом гнать он не стал.
- От такого не умирают, мальчик. Разве что калеками для цирка остаются, - улыбнулся под своей маской Нойман, посмотрев на обеспокоенного Адама.
Пододвинув штанину Рэн выше, хирург нащупывал что-то ему известное выше лодыжки и делал какие-то выводы про себя. Пальцы его снова вернулись к стопе.
- Все же, она нужна мне в сознании, - заключил он и посмотрел на Адама. – Позови-ка мне Одри.
Парень исполнительно сорвался с места звать миниатюрную девушку в белом на помощь для Рэн.
Где-то глубоко в неподвижном теле Ренис Нолл Рахима ощущала прикосновение чьих-то очень холодных пальцев на своей ноге, спускающихся к стопе. Эти пальцы сильно надавливали, причиняя жгучую боль. Кто-то определенно ощупывал ногу, и подушечки пальцев этого кого-то были намного холоднее самих пальцев. Прямо-таки ледышки…
Теперь стопу крепко держали двумя руками, сильно потянули куда-то к себе и вправо, причиняя дискомфорт. Ренис открыла глаза. Но это она так думала, открылся только глаз. Будил же ее запах промоченный ватки в нашатыре, поднесенной к ее носу исполнительной помощницей хирурга Одри. Девушка снова готовилась потерять сознание, как вдруг, острая боль пронзила разом все клеточки организма и привела нервные окончания в действие, что и заставило Рэн издать захлебывающийся гортанный звук, вскочить и сесть. Вытаращив глаз на Ноймана и широко открыв рот, она жала целую руку к животу, с шумом выдыхая, но не издавая ни единого стона боли.
И всему виной хирург и им же вправленная нога Ренис. Он, завороженный ее видом, не нашел ничего лучше, кроме как сказать восхищенно:
- А она мне нравится.
- Но-но! – подал голос ревниво Адам, что стоял с Одри рядом.
- Держи, - сказал хирург, подавая знак девушке в белом, сам он резво переместился за спину сидящей и ничего не соображавшей Рэн.
Одри, прижавшись к сидящей на столе девушке, взяла ее в обхват, а хирург снова одним резким и очень сильным движением вправил плечо. Открыв рот от боли еще шире, Ренис, хрустнув, вывихнула себе челюсть и повалилась в обморок от такого напора боли прямо в руках, ощупывающих ее грудную клетку, Одри.
- У нее еще и с ребрами… - робко заметила ассистентка хирурга.
- Нужно сделать снимок, - перебил ее Нойман, исследуя пальцами теперь еще и челюсть. После чего они обменялись взглядами, вдвоем переложили девушку на койку, выкатили в коридор, в котором и скрылись. Прежде чем исчезнуть, Нойман строгим взглядом согнал Карлу, Риччи и Брэдли в операционную к Хантеру и Адаму, велев им не высовываться.
Люди в белом вернулись к ним примерно через час. Без Ренис. Одри занялась уборкой их операционной, временно ставшей травмпунктом, а Нойман прошел к себе в кабинет, подзывая за собой Хантера, у которого было множество вопросов.
- Четыре ребра, Хантер, сломаны, - с порога начал Нойман, впуская того и закрывая за ним дверь. – И рука. Мы наложили гипс. На ногу тоже, так, на всякий случай, а то я уже слыхал и видал, что она у вас неугомонная. Принимать пищу она еще не скоро сможет, поэтому несколько деньков нужно будет искусственно подкармливать.
- Капельницами?
- Именно. Что и означает – забрать ее ты сразу не можешь. Она должна здесь отлежаться.
- Не устраивает, Нойман.
- Хотя бы пару дней.
- Не могу.
- Ей нужен уход. Кормить с ложечки ты точно не будешь, возможно, Лаура бы с ней понянчилась, но у нее положение аналогично. Я не буду за ней каждый день ездить к тебе, у меня полным-полно и без нее своих хлопот. – Хантер тут хотел открыть рот и возразить, но Нойман не дал. – И у Одри тоже забот хватает. Так что, смотри сам, будешь ли ты ее как ребенка пеленать и с бутылочки поить, или кто-то из твоих ребят.
Хантер насупился, зная, что его ребята на такое не подпишутся. Да и из девушек некому соглашаться на роль сиделки. Только Лаура, которая сама в том же нуждается. Он вздохнул, не находя ответа.
- Вот и славно, - Нойман вышел из кабинета, спеша к Одри и бросая напоследок. – До завтра разрешаю вам перекантоваться здесь, а потом валите. Клиентуру распугаете мне всю.
«Да чего там до завтра?! Уже четверть четвертого утра. Самое что ни на есть завтра! Ты имел в виду просто до утра?!», - Хантер устало вышел следом, намереваясь вздремнуть с ребятами в эти оставшиеся два-три часа.
А утром все они мятые, сонные, усталые и взъерошенные уселись в машину и покинули клинику. Хантер перед уходом навестил Лауру, Нойман докладывал, что она пришла в себя. Хотел зайти к Рэн и Адам, но спешащий Хантер за уши отодрал его от двери палаты и силой выбросил к выходу.
Приблизительно через четверть часа после их отъезда пришла в неустойчивое сознание и Ренис. Она открыла глаза, один из них уже мог немного больше открываться, чем прежде, и увидела белый потолок. Белые стены. Почуяла стойкий запах спирта, что усиливался при повороте головы направо. Кажется, на лбу была повязка, или на виске. По ощущениям ясно, что повязка есть, но не понятно, где именно она. Зато Ренис сразу признала палату. Прогресс.
«Сколько раз я еще буду открывать глаза, и видеть этот потолок?», - подумала она, замирая в мыслях от внезапно нахлынувших картин. Ренис видела себя в машине на заднем сидении возле окна и мужчину за рулем. Видела, как сменяется город за городом за окном, неизменными оставались только она на своем сидении и мужчина. Тот же мужчина, который виделся ей привязанным на стуле, тот, что плакал и звал ее по имени. Видела лицо его, фигуру, эту манеру говорить и тяжелые моменты, пройденные с ним. Все тяготы жизни преследуемых изгнанников и лишенцев.
«Отец?», - шептала в ней Рахима, позволяя Ренис сделать вывод о мужчине, связанном в бараке. – «Так вот почему я плакала тогда!».
Она, поморгав, отвела взгляд от потолка и попробовала повернуть тяжелую голову, продолжая задаваться вопросами про себя.
«Знает ли Хантер, что это был мой отец?! Нет, он же мне говорил, что не был с ним знаком…», - беседовала сама с собой Рэн. – «А если врал? Вдруг, все, что говорит Хантер, наглая ложь?», - зло шипела Рахима, но Ренис отвлекалась – ужасно зачесалось между пальцами правой руки. Она пошевелила ими. Мысленно. Сами пальцы и не думали подчиняться ее воле. - «Почему?», - последовал логичный вопрос, и она подняла, будто налитую свинцом и закованную в давящий стальной шлем, голову и посмотрела на них.
Гипс. По всей руке, согнутой строго под углом девяноста градусов, что лежала поверх белого покрывала на ее животе. От кончиков пальцев до предплечья – сплошной белый затвердевший кокон. Голова, как чугунная, тяжело опустилась на подушку. Глубокий вдох, и понимание того, что грудина перетянута какими-то тугими широкими бинтами. Боясь, что лишена движения и левая рука, Ренис с сомнениями пошевелила пальцами. Они легко и послушно двигались под покрывалом, чувствуя твердую поверхность койки и мягкую ткань кожей. Однако мышцы этой руки жутко ныли от боли.
Вынув эту руку и приподняв покрывало, посмотрела на свое тело. Действительно, грудина была в бинтах, да и дышать было тяжело. Колики при каждом вдохе и выдохе ощущались где-то между ребер, а легкие словно что-то царапало на вдохе. Медленно и глубоко выдохнув, опустила и снова приподняла голову сильнее, чтобы взглянуть на ноги.
Опять гипс…
- Закончила осмотр?
Вопрос звучал без тени издевки. Ни намека на насмешку, но обидчивая и злая девушка все равно восприняла его, как и то, и другое. Посмотрела на невозмутимого хирурга, стоявшего у двери.
«Норм…. Нойм…. Черт, как же его звали?!», - хмурилась угрожающе на него она, а Нойман подошел к ее койке, заботливо помог, придерживая под спину, подняться и усесться удобнее.
- Хирург же, да? – вспомнила прямой род деятельности этого человека Рэн, а, скорее всего, просто кличку, коей парни в обиходе звали его, когда ворошили байки из своей жизни с участием Ноймана.
- Нойман, - вежливо подкорректировал хирург, приближаясь к ней. Наверное, не особо ему нравилось это погоняло. Но ведь в нем не было ничего обидного.
- А, да, точно! – хлопнула бы себя по лбу правой ладошкой Рэн, не будь та в гипсе. Говорила она невнятно, проговаривая некоторые буквы и глотая окончания из-за своих челюстно-лицевых травм, но Нойман ее понимал.
Он пощупал ее челюсть и подбородок, не заботясь тем, что для нее это неожиданно и даже вдруг! Затем повернул голову туда, сюда, проверяя какие-то ему известные рефлексы. Удовлетворенно покивал себе, следом зачем-то осудительно хмурясь и качая неодобрительно головой.
- Мда. Отеки не скоро сойдут, - он посмотрел на разбитые губы с уже затянувшимися темно-бурой кровавой коркой, трещинами.
- Я безумно хочу кушать, - медленно сказала ему Ренис, чувствуя, что во рту что-то не то, что во рту совсем не так, как должно быть, или как было раньше.
- Ты можешь пока только пить, - получила она сочувственный взгляд от мужчины. – Одри уже варит для тебя бульон.
Ренис сморщила недовольно вспухшее лицо, искажая его еще больше.
- Зря ты так. Кое-кому и бульона нельзя.
- Это кому? – шевелила она непослушными губами, стараясь медленнее и четче произносить буквы.
- Лауре.
- А почему?
- У нее ранение серьезное…
- Ну и поделом, - вяло злорадствовала Ренис, вспомнив мигом весь вчерашний вечер. Особенно это отвратительное равнодушное лицо этой мерзкой Лауры, которое сменилось под конец неудачного приключения злым и озабоченным – тогда, когда Лаура заставила идти Рэн, чьи ноги и стоять-то прямо не могли.
Нойман снисходительно улыбнулся:
- Насколько мне известно, она пострадала, прикрывая тебя.
- А я – не выдавая ее. А надо было сдать всех и сразу!
- Ого, сколько злобы кипит в котле.
- Посмотрела бы я на вас, мистер улыбчивый врач, если бы вас так разукрасили.
- Согласен, тебя здорово отделали, не поскупились, - улыбка стала шире прежнего. – Но отнесись к Лауре с пониманием – ценой своей жизни она позволила тебе уйти. Этого для тебя не каждый сделал бы. Задумайся.
- Этого для меня никто не сделал бы, - заявила ему Рэн и спросила. – А что с ней произошло-то?
- Отвлекая преследователя от тебя, приняла удар ножом на себя.
- Надеюсь, он был смертельным, и только благодаря вам, ей удалось выжить?
- А ты жестока в своей догадливости, - Нойман заглянул в глаза. – Да, это так.
- Тогда я подумаю над тем, чтобы простить ее.
- Страшнее человека – человек, - сказал назидательно хирург, явно цитируя кого-то очень умного. – Одни способны без причин убивать, другие не считают, что это плохо.
- А третьи – я! – еле-еле улыбнулась Ренис.
- Считают, что смерть вполне заслужена, верно?
- Нет. Прощают, только за равноценное пожертвование.
- Кровь за кровь, так что ли? – Нойман отошел к тумбе, с неизменной улыбкой достал из кармана шприц, вскрыл упаковку, провел нехитрые манипуляции с двумя ампулами и опять возник у койки.
- Почти, - девушка настороженно уставилась на шприц в его руке. – Что это?
- Всего лишь необходимые твоему организму витамины. Дай руку.
- А мне будет больно?
- Ну, не без этого.
- Делайте анестезию, в моей жизни достаточно боли!
- Перенесла побои, не умрешь от укола в вену. Это будет совсем не больно, - улыбнулся хирург. – Прямо как укус комарика. Размером с кошку…
Странно, но Нойману Ренис верила. Ему хотелось верить. Этот мужчина не вызывал у нее подозрений, только все положительное в нем ей и виделось. Так и хотелось говорить и говорить с ним, и неважно, о чем, только бы он вот стоял рядом и продолжал своим присутствием и приятным заботливым голосом успокаивать. А он, даже не перетягивая жгутом руку, попал сразу в вену, глаз-алмаз, ну, или рентген.
- Я хочу встать, - сказала Ренис, когда мужчина закончил, устремляя в его внимательные зеленые глаза свои обыкновенно-карие.
- С твоими повреждениями нежелательно двигаться. Но я уже наслушался жалоб, что ты неугомонная.
- От Хантера?
- От Хантера, - подтвердил хирург, посматривая на девушку, которая зашевелилась в своем состоянии, намереваясь вопреки всем запретам подняться.
- Я все равно хочу встать.
- Встать и постоять на одной ноге? – опять улыбка. – А потом взять и запрокинуться набок от перевесившей руки в гипсе?
- Вам смешно, да? Сейчас как дам по зубам! – Рэн подняла загипсованную руку на него.
Хирург, не теряя улыбки, отскочил:
- Могу найти и одолжить тебе очень симпатичный костыль.
- Ну, так быстрее же! – улыбнулась Ренис во весь рот, игнорируя тянущие боли.
Неспешной походкой Нойман пошел к двери и скрылся за ней. Умел он это делать: мастер исчезновений, а не врач.
- Отлично! – Рэн, придерживая покрывало рукой, спустила здоровую, но очень сильно нывшую в колене, ногу на пол, а затем и ту, что была в гипсе. Посмотрела на ободранные и разбитые красные коленки, многочисленные следы ушибов и синяков по телу и ногам. Выпрямилась.
Стоять у нее не получилось – потянуло набок, пришлось вцепиться левой рукой в койку, чтобы как-то устоять.
- Терпением тебя обделили, да?! – укоризненно качал головой Нойман, что неожиданно быстро вернулся с костылем.
- И не только им, сэр! – не терялась Рэн.
Нойман, ускорив шаг, протянул ей костыль:
- Знаешь, как?
- Вот прямо сейчас узнаю, - девушка взяла причудливую палку и сунула под левую подмышку, прижимая к себе и вместе с тем опираясь на него. Загипсованы были правая рука и левая нога.
- Тебе нужно два. Но второй ты не сможешь держать, - мужчина кивнул на руку в гипсе.
- Я и так справлюсь, вот увидите!
Покрывало выскользнуло и скользнуло к ногам, хватать и удерживать его у нее уже не было рук.
- Ага, уже вижу, – улыбка. – Все.
- Как вам не стыдно!
- Можно подумать, я мало видел, - Нойман не думал отворачиваться, но все же скромно отвернулся. – Я отправлю Одри, она как раз сушила твою одежду.
- Благодарю.
После его ухода, практически сразу же появилась в палате медсестра со стопкой аккуратно сложенных вещей. Она помогла Ренис одеться и, не обронив ни слова, вышла. Вошел хирург, который будто ждал за дверью все это время, когда закончит Одри. Оглядел пациентку.
- Хм. Так не пойдет, - достал ланцет из кармана, порезал футболку по линии рукава от плеча и прошел по боковому шву, распарывая и выпуская наружу руку с прямым углом в белом футляре. Затем вновь в двух местах закрепил края обрезанной футболки булавками.
- А штанину она уже разрезала, - сказала Рэн, когда он спустил глаза ниже. – Спасибо еще раз.
- За порчу вещей? – Нойман не уставал ей улыбаться.
- Ну, и за это тоже, - ответная слабая улыбка. – Могу я пойти к Лауре?
- Нет.
- Почему? – обиженно покривила губами девушка. И где в уголке надорвалась и треснула кожа, показалась кровь. Но Рэн стерпела.
- Она спит, - соврал мужчина. Он повернул голову на вошедшую Одри, что держала в руках большую кружку с бульоном. Из кружки торчала трубочка. Хирург взял кружку из рук медсестры и поднес к Рэн. – Да и тебе пора пить.
Держать она не могла, сама понимала, поэтому, отложив на койку костыль, кое-как взобралась на нее, села и потянулась губами к трубочке. Левая рука вцепилась в непослушную трубку, Ренис втянула жидкость, такую невкусную и жирную. Она пила ее против воли, прислушиваясь к твердившим: «Надо!» хирургу и мозгу.
- Молодец, - похвалил ее как непоседливого ребенка Нойман. – А на будущее, тебе нужно больше есть. Ты чрезмерно худа, Рэн, у твоего организма нехватка витаминов…
Такие замечания только разозлили девушку, обозленная Ренис не дала ему договорить:
- То есть, вы хотите сказать, что моя рука, нога и другие важные для моего организма кости поломаны не потому, что меня избил до полусмерти больной на всю голову ублюдок, а потому, что я плохо питаюсь?!! Я что, мать вашу, такая тупая дура?! – опомнившись и поняв, что хирург, собственно, ничего плохого ей не сделал, а как раз таки, наоборот, спохватилась и взяла под контроль свою агрессию. – Извините меня, я не должна была вам так говорить. Простите.
- Ничего, ничего. Можешь еще покричать и пошвырять предметами, - не сдержал улыбку Нойман. – Если от этого тебе станет легче.
- Вы правы, не станет.
- Я не это имел в виду.
- А что?
- Я позволю тебе разнести здесь все, если это поможет тебе спустить пар, и от выпущенного негатива полегчает. Это я подразумевал, а не то, что…
- Что, что бы я ни сделала, мне не поможет?
- Почему-то из твоих уст это звучит депрессивно.
Ренис посмотрела на него, стараясь не замечать присутствующую медсестру Одри, которая удивлялась снисходительности Ноймана, проявляемой к этой неблагодарной грубиянке и нахалке. Она, впрочем, поспешила собрать ненужные предметы с прикроватной тумбы, покинуть их и заняться другими пациентами, оставляя своего начальника глядеть на девушку.
- Мистер хирург, не смотрите, пожалуйста, на меня так.
- Как?
- С жалостью. Меня, знаете ли, это оскорбляет, - пояснила неверно Рэн. Его жалость побуждала к еще большей жалости – к самой себе. Что считала наихудшим человеческим недостатком.
- Как бы я ни смотрел, тебе это ничего не даст. Но мне искренне жаль тебя. Жаль не потому, что тебя избили, а потому, что ты, вообще, попала к Хантеру.
«Еще один Лауроподобный, желающий всем лучшей жизни?!», - подумала Ренис, щадяще улыбнулась, избегая новых трещин на губах, и спросила:
- Вы всех пациентов так жалеете? Ну, из тех, что попадают к вам через Хантера?
- Нет. Жаль мне именно тебя, и я не знаю, чем это объяснить.
Ренис прищурившись и от этого сильнее уродуя распухшую физиономию, долго смотрела тому в глаза.
- Вы знали моего отца? – вопрос прозвучал с максимальной концентрацией подозрения.
Нойман и глазом не моргнул. Только повел головой влево и сильно закатил глаза, на что-то намекая. Ренис расценила это как: «Здесь у стен две пары хороших ушей». Верно ли она поняла, оставалось только гадать и коситься на Одри, та, спеша выйти, как раз закрывала дверь, оставляя их наедине. Провожая ее взглядом, Рэн кивнула.
- Увы, я не был знаком с твоим отцом, - сказал все же громко Нойман, подумав про себя. – «Но он однозначно тот, кто круто изменил мою жизнь и помог выбраться из той ямы, в которую меня сбросили». Да. Если бы не тот взрыв и не искалеченные Лаура и многие другие, на которых Нойман смог продемонстрировать свой непревзойденный талант перед Генри, не быть ему тем, кем он является в данный период своей жизни.
- Жаль, - печально и так же громко сказала она.
- Там клиентка хочет поговорить с вами, - заглянула опять Одри.
Нойман поправил халат, проверил верхнюю кнопку на вороте и придирчиво осмотрел свой безукоризненный внешний вид.
- Не высовывайся. Разрешу хромать в коридорах ночью. Ничего личного, - бросил он через плечо у порога.
- Когда говорят это безобидное: «Ничего личного», мне кажется, что как раз таки, наоборот, все самое личное.
Дверь за ним закрылась. Нойман на ее бурчание не ответил, но улыбнулся.
«Почему нельзя хромать днем? Кого он от меня прячет? Или, наоборот, от кого меня? Боится, что напугаю своим видом всех? Подумаешь, пара синяков еще никого да инфаркта не доводила», - размышляла про себя девушка, выскальзывая на пол вместе с костылем и игнорируя болевые ощущения в теле, казавшимся сплошной незаживающей и гноящейся болячкой.
Эллисабэт Нолл этот вид дочери в гроб вогнал бы, не то, что инфаркт. Хорошо, что ей этого не увидеть. Хорошо, что она не видит, как, опираясь на костыль, неумело им орудуя и в процессе набираясь опыта, Ренис Нолл проковыляла к зеркалу, висевшему над раковиной у двери. Лучше бы этого зеркала там никогда не было.
Уведенное отбило желание что-либо делать и в целом продолжать жизнь: опухшее, как надувной шарик, лицо и на нем будто хаотично разбросанные глаза – один казался выше другого из-за того, что один из них сильно вспух. Верхнее левое веко вздулось и свисало на и без того суженный глаз. Бровь над этим глазом была разбита и уже сшита мелкими редкими стежками самим Нойманом. Другой глаз, а если быть точнее, его белок был полностью красным, зрачок терялся на фоне красноты, похоже, лопнул капилляр, и не один, а несколько! Под глазом этим красовался большой темно-фиолетовый синяк. Отдельный абзац – это губы.
Сплошной абзац – было бы точнее. Верхняя была зашита набитой рукой Ноймана, после которого не остается рубцов. А нижняя, вся растрескавшаяся, вернее, разорвавшаяся на десяток глубоких трещин с образовавшимися на них корками крови, была синевато-бордовой и тоже неестественно выпячена вперед. Ибо вспухла до невозможности. Но и это полбеды, от которой сжималось сердце. По-настоящему оно упало к ногам и вдребезги разбилось, когда, интуитивно чувствуя, что во рту все гораздо хуже обстоят дела, она открыла его, изучающе вглядываясь в него через зеркало.
Эм…. Кажется, здесь ее жизнь и остановилась, и она умерла прямо вот так: стоя с костылем, да раскрытым ртом у зеркала. Потому что то, о чем многие годы осознанно и несколько месяцев – по привычке заботилась Ренис – было разрушено.
Зубы. Ее драгоценные зубы были всмятку. Рахима внутри Ренис тонула, захлебываясь, в океане собственных слез. На верхней челюсти в ряду отсутствовали два зуба: это левый клык, от которого остался белый пенек в десне, и соседний зуб с ним, который подчистую вынесло. Вместо него – пустота, а близстоящие зубы местами были отбиты и повреждены. На нижней челюсти почти та же картина: сломан правый клык и отсутствовали под корень два задних зуба.
Вроде бы не такая уж и большая потеря, остальные-то на месте. Но! Она так и стояла с открытым ртом и широко открытыми глазами, которые застилали безутешные слезы. Ренис стояла, не моргая перед зеркалом, и не видела, что дверь ее палаты тихо отворилась и по стеночке вползла к ней, держась за тянущий живот, Лаура. Увидев Рэн, ее положение, позу и лицо, с которым ушла в астрал девушка, Лаура замерла на месте. Глаза ее сами заглянули той в рот. Лаура все поняла сразу, про ее чрезмерную заботу о зубах она знала не понаслышке. Да Рэн же просто помешана была на их нездоровой чистоте!
Ренис пережила бы все эти побои, смирилась бы, забыла бы и не вспоминала. Если бы не столь яркое напоминание на всю жизнь о пережитом ею – зубы, зубы, зубы. И еще раз зубы!
«Черт! Да ты должна быть рада, что, вообще, осталась жива!», - подумала осуждающе Лаура и тихо позвала:
- Рэн.
Та не слышала. У нее поминки, она провожает в последний путь свои, где-то оставленные, зубы. На ковре в том проклятом доме, в котором ходит взад-вперед Мишель и их топчет.
- Рэн! – громче сказала Лаура, и девушка перевела глаза с зеркала на нее.
- Лаура? – в вопросе ни радости, ни удивления. Может потому, что она хотела увидеть вместо Лауры свои зубы? Наверное. – А мне Нойман сказал, что ты спишь.
Рэн говорила медленно и без какой-либо эмоциональной интонации, вгоняя наворачивающиеся слезы в себя, да поглубже. Не хотелось показывать кому бы то ни было своего истинного расстройства.
- Проснулась уже, - не стала очернять лик  Ноймана в сердце Рэн та. – Ты-то как?! – взгляд сверху вниз и на костыль. – Вижу, не очень.
- Почему же. Еще как очень, - взяла себя в руки Ренис, подняла на секунду над собой костыль и фальшиво улыбнулась. – У меня новый друг, и зову его я Мишель.
Шутка не удалась, она и звучала не как шутка. А как намек на все вчерашнее.
- Сама как? – спросила Рэн, безразлично оглядывая Лауру.
- Я вот уже хожу. Правда, Нойман не знает, - Лаура с завистью покосилась на койку.
- Можешь лечь, если тебя тяжко, - поняла ее хромая.
- Очень тяжко, - Лаура по стеночке поползла туда.
- Я бы помогла, да только если ты меня поддержишь.
- Понимаю. Справлюсь сама, - Лаура кое-как взобралась на койку, вытянула ноги и вздохнула, потирая рукой живот.
Ренис прохромала с костылем к стулу у окна и, толкая его перед собой ножкой костыля, вывела к кровати. Опираясь и цепляясь за костыль, опустилась на стул, заставляя себя не замечать боли в ноющих участках на теле.
- Уф. Уважение инвалидам. Поистине сильные люди.
- Да-да… - задумчиво соглашалась с ней Лаура.
- И где вы вчера были, леди? – Рэн в шутливой манере решила поспрашивать о приключениях Лауры с Мишелем. Надо же как-то занять гостью. Не смотреть же гипнотически друг на друга, коротая время  до скорого выздоровления.
- А это большой секрет, - улыбнулась та.
- Что, пьяная шаталась по улицам в компании не менее пьяных друзей?
- Отнюдь, они были трезвы как стеклышко моего аристократического монокля.
- Ага, особенно, Мишель.
- А он всегда бывает трезв, - не сдавалась Лаура.
- Ладно, шутки в сторону, чего приперлась? – Рэн примеряла беззаботный вид так, будто бы не она сейчас готова была рыдать у зеркала в три-четыре ручья.
- Скучно мне одной…
- Без виски? – перебила Ренис. – Или без Мишеля?
- Без злой задиры с поломанной рукой.
- Заступилась бы вовремя, может и руку не поломали бы, и зубы целы были бы.
- Обида? – спросишь ты.
- Она самая!
- Я уже успела себя возненавидеть за то, что этого не сделала.
- И я тебя тоже, - улыбнулась Рэн, сверкая пеньками зубов и пустотами, что Лауре от этого даже стало не по себе. Она резко перевела взгляд от ее улыбки. Ренис все поняла и все равно спросила. – Ты чего?
- Смотрю на тебя и больно.
- Да мне и не глядя больно, вообще-то, - усмехнулась Рэн. – Знаешь, как трудно дышать, делая миллиметровые вдохи?!
- А почему миллиметровые? – улыбнулась Лаура в ожидании шутки.
- Потому что дышать полной грудью больно.
Молчание. Неловкое-неловкое. Для Лауры. Ренис же беспечно играла с костылем, вдевая его на правую окаменелую руку, затем выбив левой стопой, ловила левой рукой. И этому человеку скоро стукнет двадцать семь!
- Кушать-то как охота, - Ренис нарушила тишину.
- Мне до завтра нельзя, - сочувственный вздох, полный печали.
- Тебе, красавица, и вставать нельзя! – раздался злой и недовольный голос.
Девушки испуганно и одновременно повернули головы к двери, где стоял злой-презлой Нойман, что был крайне возмущен бегством Лауры.
- Я… - начала виновато та.
- Твои швы могли разойтись! – оборвал ее хирург.
- Все нормально, Нойман. Я вроде кровью не истекаю.
- Зато лишаешь другого возможности отдыхать.
- Мне и сидя хорошо, - Ренис, улыбаясь, поднесла ладонь в гипсе к виску. Ну, почти к виску, до него еще было ого-го-го расстояния.
- Зовут, - выглянула из коридора Одри и утащила за собой разгневанного хирурга.
- Добрый он.
- Это кому как, - Лаура осторожно потерла через больничную одежку зачесавшийся живот.
Рэн, задумавшись, неосознанно запустила пальцы в рот и принялась ощупывать то, что осталось от ее клыков.
- Не переживай так о зубах, Рэн. Ты богата, сможешь позволить себе их восстановить… - Лаура случайно проговорилась, искренне желая ту утешить.
- Богата?! Я – богата? Ты издеваешься надо мной, Лаура?
Та, улыбаясь, мотала головой, понимая, что ляпнула лишнего.
- Если я чем и богата, так это мечтами и фантазиями.
«Значит, ты ничего не вспомнила?», - Лаура подумав о том, что вот уже несколько дней подряд у нее не выдавалось времени подсунуть Рэн препарат, но от этого видимого эффекта нет, попробовала перевести тему:
- У тебя еще есть мы!
- Ага, конечно, то еще богатство привалило. Моя бы воля, давно завещала бы вас кому-нибудь.
- Не надо, ведь у Хантера всегда найдется, что украсть.
- У него и гроша нет, беден как церковная мышь. Ведь я уже искала. Кроме старых, как и он сам, бумаг, в его столе ничего не нашлось.
- И когда же ты это успела?
- Было дело, - уклончиво ответила Рэн, вставая и при помощи костыля ковыляя к окну.
- Ты просто не там искала, - загадочно сказала Лаура и прищурилась.
Но Рэн ее не слушала:
- А у нас гости. Будут. Вот-вот.
- Кто? – привстала Лаура, испуганно думая, что Мишель выследил их.
- Вижу Мэндси, Гвен, Брэдли, Карлу, о, вон и красавица Ирма.
- Но им же нельзя здесь днем появляться!
- Появились же, - Ренис дергано заковыляла к двери, толкая к ней стул, чтобы не только закрыть, но еще и забаррикадировать стулом вход в палату. Сначала, конечно, она хотела свалить куда подальше, чтобы ее в таком виде не видели, но потом на ум пришла эта более разумная идея.
Увы, Гвен ворвалась в палату раньше, чем Рэн успела дойти до двери.
- Ах! – поддельно воскликнула Гвен при виде Ренис и прикрыла глаза рукой, ворвалась в палату и обошла стул. – Не могу спокойно на нее смотреть, сердце кровью обливается!
- Сердце? У тебя?! – тянула в злой ухмылке губы Мэндси, перешагивая порог.
- Гвен, тебе ли такие эпичные фразы говорить, - шел следом за Мэндси Брэдли. – Привет, Рэн, держишься молодцом! О, и Лауре горячий бонжур.
Лаура подняла руку и помахала ладонью, сопровождая свои вялые движения насильно натянутой улыбкой.
- Знатно они вас отделали, - прошла мимо Рэн к Лауре Мэндси, и Ренис смутно вспомнила нечто важное. А именно то, что Мэндси не ушла со всеми вместе прошлой ночью, а еще достаточно долго задержалась в том доме. Подозрения накрыли весь разум Ренис. Она со злым прищуром, полным ненависти и предельного презрения, провожала Мэндси взглядом.
- Эй, ходячий труп, ты хоть Брэдли-то ответь, - похлопав грубо по плечу Рэн, прошла от нее к Лауре и Гвен.
- Какая ты жестокая, ей же больно, - осудила ее Ирма, останавливаясь возле избитой и покалеченной девушки и сочувственно разглядывая ее.
- Сердца у тебя нет! – поддержала Ирму Карла, в душе радуясь неудаче Рэн и сетуя, что нанесли повреждения и увечья, но не добили.
- А то у тебя оно есть, да такое большое, доброе, светлое! – огрызнулась Гвен, продолжая вместе с Мэндси путь к Лауре, чтобы сообщить той, что Хантер приказал им забрать Лауру.
Брэдли остановился с Ирмой возле Рэн, наглым образом рассматривая ее лицо.
- Ну и что вы массово на меня щуритесь? – не выдержала она и плеснула на них порцию злобы.
- Мне жаль, Рэн, - сказала вдруг грубиянка Ирма. – Что с тобой все так получилось.
Ренис даже растерялась. От кого от кого, а от нее проявления жалости не ожидала.
- Мне тоже, - присоединился Брэдли.
Карла, подпирая спиной двери, закатывала глаза:
- С чего бы дань уважения, да вот так вот вдруг?
- Заткнись! Если бы не она, ребят убили бы, как Марту! – взъелась Ирма, этим сильно удивив Рэн.
- Тихо, Ирма, - толкнул в бок Брэдли. – Мы не у себя находимся.
- Чего расшумелись? – уже в который раз возник здесь Нойман, услышав от Одри о нежданных и однозначно нежеланных посетителях.
- Мы за Лаурой, - в один голос отозвались Гвен с Мэндси, прервав свои шушуканья с «Хамелеоном».
- Хантер послал, - спешно дополнил Брэдли, заметив, как нахмурился Нойман.
- Катитесь обратно. Я не давал добро Хантеру.
- Но Нойман!
- Я сказал нет! Мне, по-вашему, больше делать нечего, наверное, кроме как ездить за ней при возникновении малейшей проблемы? Не собираюсь тратить на это свое время. Так и передайте Хантеру.
Люди Хантера переглянулись. Отпора они не ожидали.
- Тебя что, Рэн укусила? – улыбнулся Брэдли, переводя все в шутку.
- Э-э! Я попросила бы не втягивать меня, - отозвалась, немедля подавая голос, Ренис.
- Покиньте мою клинику! – сурово потребовал Нойман.
И вот тут-то, прошу любить и жаловать, на сцене – минутка недопонимания. Девушки смотрели на Паленого, он смотрел на Ноймана, не понимая, как ему быть и что делать. Приказ есть приказ, Нойман есть Нойман. Против хирурга тоже не попрешь, вскроет как банку тушенки своим припасенным в потайном кармане заточенным хирургическим скальпелем. Кстати, да, Нойман – это имя рискованно и неожиданно дано мной хирургу, то есть, этому персонажу, который несколько лет присутствовал в моей голове исключительно как «хирург», без какого-либо имени. Вот не получалось у меня подобрать подходящее имя из сотни вариантов. До последнего хирург так и оставался для меня «хирургом». Когда же дошла очередь в черновиках до момента появления этой личности, имя само пришло ко мне на ум, цивильно постучавшись в мОзги. И имя это, признаюсь, позаимствовано из комикса. Очень интересного, но с печальной концовкой этого второстепенного героя, хотя в его случае, это было не имя, а тюремное прозвище. Ну, в общем, суть наглейшего плагиата раскрыта, можно продолжать.
«Позвонить Хантеру и поплакаться о медицинском бунте, или же уйти с гордо поднятой головой и уязвленным самолюбием?!», - Брэдли посмотрел на Лауру, что была непривычно вялая и неподвижная на первый взгляд, и перевел глаза на Рэн, которая все еще стояла на месте, устремив глаза в пол. – «Наверняка хочет провалиться сквозь землю», - да, тут Брэдли угадал. Именно этого она и хотела.
- Когда мы можем за ней прийти? – рискнул найти компромисс Брэдли.
- Не раньше, чем через два дня.
Помолчав несколько секунд и больше ничего не говоря, Брэдли отвернулся и вышел. За ним с возмущенными мордашками ушли и девушки, для приличия вежливо попрощавшись с Нойманом. Остался хмурый хирург в палате, бледная Лаура и человек-костыль, то есть Ренис.
- Одри! – позвал громко мужчина, и незамедлительно появилась юркая, шустрая девушка в белом.
- Проводи Лауру в палату.
Девушка, кивнув, пошла к встающей с кровати женщине. Понадобилось несколько минут им, прежде чем они сумели добраться до двери. Когда вышли и они, остались Нойман и Ренис.
- Займи свою кровать и меньше двигайся. Мне не очень-то и в радость возиться с тобой в свое рабочее время.
- Какие мы суровые, - буркнула Рэн, ковыляя к койке. – А где же ваша улыбка, мистер хирург?
Она была спиной к нему и не видела, что он на это улыбнулся. Отложив костыль на койку с другого края, Ренис села, с трудом подобрала ноги. Поерзав, отодвинулась на центр, развернулась и легла, вытягивая ноги на кровати.
- И чтобы больше не двигалась! – строго наказывал Нойман.
- Лучше сразу прибейте гвоздями. А то я вам тут замки вскрою и запрещенные препараты умыкну, буду приторговывать ими во дворе вашей клиники.
- И как только Хантер с тобой справляется? – подошел, улыбаясь, к ней хирург.
- Никак. Смирился и седеет на глазах, - она демонстративно обиженно немного повернулась на левый бок, снова спиной к нему, мол, уходи, надоел.
- У него железные нервы.
- Вы еще здесь? Это дно мое, здесь тону только я, покиньте эти воды.
- Может, я хочу опуститься на это же дно.
Ренис заинтригованно приподняла голову и повернулась к нему:
- Зачем вам со мной падать на дно?
- Мне с тобой весело. Но дел у меня невпроворот, - Нойман направился к двери.
- Захаживайте, как освободитесь, и я расскажу вам, как не потерять силу духа ползая по илистому дну.
- Непременно, - усмехнулся хирург, закрывая дверь. Увы, дел у него было больше, чем свободного для болтовни с ней времени.
Примерно с такими разговорами и актами неповиновения Лаура и Ренис пробыли в его клинике еще два дня, после чего с его разрешения их все же забрали члены команды Хантера. Устал хирург от них и больше у себя задерживать не стал.

Глава семнадцатая: «Признание и привилегии».
В доме, куда их привезли, вот уже несколько дней отсутствовали Пит, Адам, Дьюи, Гвен и еще несколько ребят. Все они были посланы на новое задание, поэтому за Лаурой и Ренис вызвалась присматривать Ирма, что в прошлом (ох, и люблю я повторять, напоминая себе же) была медсестрой в городском госпитале, если я не ошибаюсь. А ошибаюсь я, как ты знаешь, все время.
Так вот. В первый же день, по возвращению, Рэн простучала со своим неразлучным костылем на кухню, рассчитывая, что сможет себе приготовить что-нибудь и справится с этим сама без помощи вечных помощников и нахлебников – Адама и Пита. Но нет, не смогла. Максимум, на что ее хватило, так это достать из холодильника пакет молока и развернуть из упаковки хлеб, на что у нее ушло больше времени, чем она предполагала. С костылем, зажатым в одной подмышке, и загипсованной рукой и ногой это не так-то просто!
- Но можно же было кого-то попросить! – это опять ты, лезешь со своим пытливым умом.
- Неа. Тех, кого можно потревожить (Адам, Пит) – не было. Та, что сама вызвалась бы помочь (Лаура) – лежала в постели, а та, что, возможно, согласилась бы (Ирма) – занята перевязкой Лауры. Запасной вариант (Брэдли с Риччи) – отсутствовали по заданию. А к остальным Рэн и под дулом пистолета носа не сунет.
Поставила стакан на стол, села и только отхлебнула молока, как появился Хантер и сел рядом.
«Зачем?!», - подумала Ренис, настойчиво не замечая его. Демонстративно воротила нос.
«Чтобы аппетит мне перебить», - отвечала ей Рахима, и мелькнуло следом. – «Или  извинений попросить?». – Упорно игнорируя его молчаливое появление и такое же присутствие, Рэн неторопливо ела, сильно кроша хлеб и измельчая его, чтобы было не так больно губам и челюстям. Медленно пережевывая, гипнотически смотрела на стакан молока, чтобы ненароком не взглянуть на Хантера.
- Мне жаль, Рэн, - сказал Хантер очень даже не вдруг. Вполне себе ожидаемо. – Я не думал, что все так обернется, - мужчина запнулся, посмотрев в налитые (в случае Рэн) злобой глаза, и отвернулся.
- А помнишь, - сглотнула она. – Что ты мне обещал?! Помнишь, что ты говорил мне в тот вечер?
Хантер уставился повинно на нее, наперед зная, что она скажет.
- Ты говорил, нет! Ты обещал, что со мной ничего будет, - Ренис, по привычке торопясь высказаться и выплеснуть всю злобу разом, шепелявила, коверкая слова. Губы ее плохо слушались, да и челюстью особо не разгуляешься – боль в челюстном суставе давала о себе знать моментально. – Поломанная рука, нога, а также ребра и выбитые зубы – это «ничего», да, Хантер?!
Рэн утерла рукавом слюну с уголка губ, что норовила стечь к подбородку, оттого, что опухоль не до конца сошла, и губы плохо смыкались. Хантеру стало жаль ее еще больше, но что он мог ей сказать? Ничего. Только сидеть вот так и выслушивать ее с отрешенным видом. А она не умолкала, все кипела и кипела яростью. Потом неожиданно смолкла, выпила залпом стакан молока, опустошая как Лаура бутылку виски, стукнула им о стол и встала. Опираясь и перекладывая вес на костыль, заковыляла вон из кухни.
«И что?! Все что ли?!», - с удивлением облегченно думал Хантер, глядя вослед.
 Да, все, вроде бы. Если не считать того, что у девушки нарастало, зрело желание скорее сбежать от проклятого Хантера, который несколько дней старательно избегал попадаться ей на глаза, даже когда потребовалось отвезти к Нойману на снятие гипса с ноги, он распорядился переложить все заботы о ней ребятам. На Риччи, Брэдли и Рика.
Они и доставили ее в клинику, хирург освободил ее ногу, и Рэн облегченно вздохнула, радуясь, что с костылем распрощалась столь скоро. По правде сказать, нога не была сломана, имелась незначительная трещинка, из-за которой Нойман и заковал ее намеренно, зная, что это весьма пружинистая подвижная девушка, которая не оставит в покое конечности и покрытое ушибами и гематомами тело. Хотел обездвижить и заставить больше лежать. Частично ему это удалось.
Парни Ренис привезли обратно. Грузоперевозки были пусты, как и адвокатская контора. Во всем доме стояла тишина.
«Все у Хантера?», - предположила она и направилась к кабинету вместе со своим сопровождающим – Брэдли. Риччи и Рик не стали телепаться рядом с ней – торопливо ушли вперед нее к командиру. Она не ошиблась, кабинет был полон знакомыми и незнакомыми людьми, и все они что-то обсуждали, перекрикивая друг друга. Стоял такой ажиотаж, что поначалу никто вошедших товарищей не замечал. Рэн увидела сквозь ребят у стола возле командира Хантера Пита и Гвен. – «О, уже вернулись?! А я словно успела по ним соскучиться…».
Она пошла шустрее, протискиваясь между этими высокими парнями и девушками, которые заметив ее, обступали ее, образуя полукруг вокруг нее и с интересом разглядывая. В глазах у них было не только любопытство, но и нечто иное. И это было самое настоящее почтение и признание. Вот! Вот она, эта слава! Слава, которой не добилась (да не особо и стремилась) в группе Алекса Фринвуда, уже гремевшей почти на весь мир. Слава к ней пришла другая – удачливой воровки и везучей беглянки. Вот кем ее нарекли многочисленные «собратья», что сейчас с глубоким уважением смотрели на нее. За дверями кабинета послышался топот.
- Где она?! Где?! – озабоченный голос Адама звенел в коридоре. Мгновение, и вот он в дверях, оперся рукой в косяк двери, притворяясь, что запыхался от беготни аж по всему дому, если не по городу.
«Но как натурально!», - мысленно осыпала аплодисментами этого актера Рэн. – «И что же он сейчас выкинет?».
Парень подбежал к ней, растолкав всех вокруг нее, всем своим видом всего лишь изображая переживания и нервозность, вытянул вперед руки, взял за плечи девушку и, то притягивая к себе, то отталкивая и встряхивая, как тряпичную куклу, заголосил:
- Ты в порядке?! Как твои раны? Как ты себя чувствуешь?! Кто это сделал?! Кто это был?! Кто посмел обидеть нашу девочку?! Покажи мне его!! Я от него не то, что места, пятнышка мокрого не оставлю!!
Рэн, язвительно скривив рот и зло прищурив глаза, пальцем ткнула за спину Адама, в стоящего позади в компании Пита, улыбающегося командира Хантера. Адам медленно, будто главный герой в напряженных фильмах ужасов, обернувшийся на пугающий скрип позади себя, повернул голову к предводителю. Изобразив запредельный ужас, вернул голову к Рэн.
- Эм… ну-у-у… - протянул он нерешительно и снова начал трясти ее да вопить. – Зачем ты на него обижаешься?! Он ведь просто так не обидит!! – это прозвучал одному ему известный и  Хантеру понятный укор. – Он хороший! Мы все любим его, и ты люби!
«Я не настолько отчаянна и безумна, чтобы любить его!», - подумала заносчиво Ренис и широко улыбнулась, но тут же расстроено сомкнула и поджала губы, вспомнив, что в ее улыбке теперь видны отсутствующие зубы. Увы, это не ускользнуло от зоркого Адама.
Он опустил голову, показывая этим, что только что впал в глубокую взаимную печаль. Секунду помолчал, а потом вдруг резко с силой рванул ее на себя, крепко зажимая в утешительных объятиях. Рэн, еще не успев сообразить, что происходит, начала вырываться из удушающего плена. А Адам, уткнувшись носом в волосы (ибо разница в росте), тихо, но в тоже время в доступной слышимости для улыбчивых наблюдателей сказал:
- Ничего-ничего, вырастут. Новые.
Все собравшиеся покатились со смеху. Держась за живот и облокотившись о шкаф, смеялась Лаура. То там, то тут давились смехом Дьюи, Гвен, Карла, Рик, Риччи, Мэндси, Ирма, Брэдли, Стив, Есуно и многие другие. Пит пытался печально и легонько улыбнуться, но у него не получалось, его громкий смех заглушал всех остальных. Хантер отвернулся и, не издавая звуков, тряс плечами, будто задыхался в кашле, а не смехе.
«Вот кретин!», - Рэн обиженно ткнула Адама гипсом в грудь и с силой оттолкнула, оглядывая всех. – «Смейтесь, смейтесь. Вы свое еще получите!», - с обидой думала она.
- Все, все, посмеялись и хватит, - подавляя свои порывы смеха, прикрикнул Хантер. Он сделал знак рукой, все засуетились, направляясь к двери и улыбаясь Рэн, когда проходили мимо нее.
«Подождите, я вам еще устрою!», - злоба в девушке накипала, она мстительно раскидывала в голове разного рода планы мести, что отражалась на ее лице: нахмуренные брови, сведенные челюсти, отчего острее очерчивались скулы, и жилка дергалась на шее.
«Что, стиснула зубки от обиды?! Оставшиеся зубы, ха-ха!», - самодовольно думала Карла, проходя к двери.
«И почему ты не сдохла!», - Гвен сдержалась, чтобы намеренно не толкнуть Рэн, якобы случайно задев плечом.
Люди разошлись, оставались несколько человек, да и Адам еще стоял рядом с ней.
- Прости, Рэн, я не со зла, - шепнул виновато он. – Я, наверное, и вправду дурак, - опустив голову, парень спешно пошел к двери, обгоняя Гвен.
Шедший мимо, Дьюи прошипел в ухо:
- Адам неплохой парень, но иногда таа-а-ак раздражает.
«Да ладно, ты тоже кроме Гвен никому не нравишься!», - мысленно парировала Ренис, провожая прожигающим взглядом и выхватывая далеко в коридоре спину беспечного Адама. Он уже пытался вскарабкаться на Риччи и занять удобное место на его спине. – «Да, ты и вправду дурак», - переключилась на него она. – «Но я не могу на тебя обижаться, ты же сам по себе такой, что с тебя взять? Показушник, как и все они. И как я, что являюсь такой же марионеткой Хантера».
Нога заныла, прихрамывая, она прошла к излюбленному месту Гвен и Дьюи – к креслу напротив стола Хантера. Села в него, замечая, что вышел даже Хантер, спеша с подчиненными на дело.
«А что, если это его извинение, как и предыдущее сожаление – все та же талантливая игра харизматичного актера? Я не могу точно определить, где настоящий Адам, а где наигранное кривляние. Да ну и пусть, допустим, это будет на его совести», - Ренис откинулась на спинку и  покрутила стопы до хруста, отмечая, главную положительную черту Адама. Ей нравилось в нем то, что он никогда не отпускал шуточки про человека, если этого человека не было рядом. – «Над Хантером шутит только в его присутствии, о Лауре сказочки – только ей в лицо, про Карлу и других – обязательно при их наличии. Надеюсь, что и со мной так же, и он там сейчас не поносит меня, смеша всех», - думала успокоительно она.
Бесшумно вошел Пит. Ну, почти бесшумно. Если бы он не ударился головой об дверь, Рэн так и не заметила бы его. Вздрогнув, она повернулась к нему.
- О, прости, я напугал тебя?
- Да нет, что ты, - улыбнулась Ренис, не сильно обнажая зубы и привставая. – Пришел выгнать меня из обители Хантера?
- Нет-нет, ты сиди, я на пару минут. Просто хотел кое-что сказать.
- Кое-что? Мне?! – бесхитростная улыбка с пустотами, где в былое время красовались клыки и милый задний, немного кривой, зуб.
- Ага.
- Ну, говори же.
Пит застыл глазами на этих пустотах, но быстро отвел взгляд, надеясь, что она не заметила, как он пялится на «больную тему» Рэн.
- Так ты скажешь или нет? – терпение нетерпеливой девушки весьма быстро сходило на нет.
- Ты не обижайся на Адама, он не нарочно. Понимаешь ли, он делает это не специально, - Пит прервался, подбирая правильные по смыслу слова. Хоть и не умел, но он любил составлять хотя бы в уме красивую речь. Это у него редко получалось, оттого и предпочитал молчание. – Из него неосознанно это прет, все эти его приколы, шутки. Он ведь их не репетирует, не обдумывает в уме, сам того не понимая, действует в опережение. То, что он делает и говорит, Адам осознает секундой позже, наверное, творческие люди бывают такими (это он добавил, чтобы показать, что знает и такие умные слова и понятия). Не спорю, бывают моменты, когда он очень даже обдуманно каламбурит. Ну, ты понимаешь, о чем я.
- Понимаю. И ничуть не обижаюсь.
- Правда?! – обрадовался Пит.
- Да. Только ты ответь на вопрос честно. Это он тебя послал?
- Ну что ты! Я сам. Мне внезапно стало тебя жалко, ты стала причиной насмешек. Я бы, наверное, будь на твоем месте, расплакался от обиды.
- Расплакался бы он, от обиды. Жалко ему, видите ли! Не от большой жалости ли ко мне ты ржал громче всех? – съязвила Рэн, смягчая язвительность своей уже далеко не джонатоновской улыбкой. Отсутствие зубов в корне меняло тот шарм некогда украденной у джокера загадочной улыбки. Было совсем не так, совсем не то. Это была уже не улыбка Джонатана, а оскал хулигана и драчуна, уличного мальчишки, не умеющего уворачиваться от ударов по зубам. За все краденое близка расплата, что догоняет в свое время. Вот и расплата Ренис за наглое воровство чужой улыбки – зубы, зубы, зубы.
- Ну, Рэн, - заныл Пит. – Я же не специально!
- Ладно, забудь, Пит. Все нормально, – девушка приняла непринужденный вид. – И не надо меня больше жалеть. Я не нуждаюсь в жалости.
- Не буду. Впредь, - парень шагнул к двери. – Я побежал, меня ждут.
- Удачи, - бросила вдогонку ему она, и, не заботясь о том, что кто-то может войти, а кто-то увидеть с окна и что дверь кабинета вовсе нараспашку, встала и подошла к столу Хантера. Рэн тщательно ковырялась в столе командира, снова исследуя его на наличие спрятанных денег.
Подумать только! А когда-то давно ее коробило от того, что охранник в магазине, в котором она пряталась от приставучего студента Нэйтона Ривера, принял ее за воровку. Сейчас же с чистой и спокойной совестью Ренис спокойно рылась в ящиках чужого стола, но ничего не находила. Искала, ясное дело, деньги и кое-что еще – документы, записи, хоть что-нибудь о себе самой.
- Деньги ищешь?
- Их, похоже, здесь нет, - нисколько не смутилась Рэн, продолжая лениво копошиться в бумагах одной левой рукой.
Лаура стояла у двери. Выглядела она уже лучше, заметно скинула в весе, исхудала от строгой диеты, но все еще была в ударе. Она прошла к дивану, присела и уверенно посоветовала:
- Загляни под стол.
- Думаешь, там мешочек с золотом? – Рэн усмехнулась, выдвигая следующий ящик и глазами обегая подписанные рукой Хантера папки.
- А ты загляни, - лукаво улыбаясь, настаивала Лаура.
Эта ее хитрая улыбочка подтолкнула Ренис прислушаться к совету старшей. Она, полуприсев, посмотрела сначала на пол, затем обвела взглядом внутреннюю поверхность стола, сокрытую ото всех.
«Ба!!», - воскликнула мысленно Рэн, протягивая руку к тугому белому конверту, закрепленному к крышке стола снизу.
- Неужели все для меня копил?! – злая усмешка на устах Ренис заиграла ярче.
- Уж теперь-то ты от нас сбежишь, да, Рэн?
- Нет. Теперь-то я восстановлю свои зубы!
Лаура недоуменно вскинула брови, не понимая, зачем тратиться на зубы, когда можно навсегда исчезнуть и забыть обо всех и всем. Ренис же, вскрыв конверт, вывалила стопку стодолларовых купюр на стол.
- Я считала, у тебя одна цель – бежать…
- А я думала, твоя обязанность предотвращать и ломать на корню все попытки, а не способствовать и подстрекать, - Рэн в привычном подозрении сощурила на Лауру глаза. – Ну-ка, змея ты, коварная, признавайся, что за двойные игры ты ведешь?
Спросила и сама же отвлеклась на пересчет денег. Взяв ровно половину суммы, сунула себе в карман, а другую половину, вложила назад в конверт, прикрепила его на место и села на стул Хантера, обращая все свое внимание на Лауру, тянувшую с ответом.
- Не веду я никаких игр…
«Это еще что?! Почему я не беру все? Эти деньги по праву мои! Почему же я так скромно довольствуешь половиной? Словно какое-то проявление совести…», - подумала Ренис и сконцентрировалась на Лауре:
- Зачем тогда ты так усердно склоняешь меня к бегству, когда самой велено за мной следить?
- Я не всегда следую тому, что мне велят.
- Ой, ли! То есть, сейчас ты вовсе не за мной следишь?
Улыбка, пойманной с поличным, Лауры – безупречная.
Улыбка догадливой Рэн – беззубая и хулиганская.
- За тобой, - призналась Лаура.
- Ну и?
- Это не значит, что, если ты прямо сейчас выйдешь в окно, то я пойду за тобой.
- А! Ты, все-таки, рекомендуешь идти через окно?
- Ну почему ты всегда слышишь только то, что хочешь слышать, а не то, что я пытаюсь донести, - рассмеялась Лаура.
- Потому что надо говорить открыто и точно, а не строить из себя мисс, имя которой Загадка, а фамилия – Намек.
- Хорошо, говорю прямо: можешь идти, я не последую за тобой.
- Можно через окно? Для антуража, - улыбнулась Рэн.
- Его все равно не будет, иди, - равнодушно ответила Лаура, и девушка, встав из-за стола, подбежала к окну, открыла створки и полезла через подоконник в него. Выбравшись во двор, Рэн, поразмыслив, заглянула в окно и бросила Лауре, с холодным спокойствием восседавшей на диване. – Ты не бойся, я вернусь. И уже с зубами!
Оставив про себя зычное и злобное: «Гы-гы-гы!», девушка убежала в сторону дороги.
«Глупая! Зачем возвращаться, когда я даю такой шанс?!», - думала Лаура, вытягиваясь во весь рост на диване лежа и сладко зевая. Думать о том, что ее ждет за бездействие, она не хотела. А Ренис, между тем, поймала такси и помчалась в клинику. Не-не, не в стоматологическую, а к Нойману. Ей нужен был совет. Совет профессионала, знатока, или просто их умного знакомого.
Увидев пред самым уходом под вечер после тяжелого рабочего дня на пороге клиники Ренис, Нойман не нашел в себе сил натурально удивиться, но все же немного вскинул брови. Удивлен он был не ее появлением, а тем, что Хантер отпустил ее одну. Мысль о самовольном уходе девушки напрашивалась сама, поэтому он счел нужным впустить ее, вдруг Хантер уже ищет Рэн. Пусть лучше она будет у него, чем где-то далеко за чертой города. А то ведь проблемы Хантера влияют и на его профессиональную деятельность.
Пропустив гостью в холл, он кивнул на свой кабинет, куда увел подальше от глаз дежурной Одри. Повесил свой плащ на вешалку и сел за стол, собираясь внемлить просьбе девушки. Внимательно выслушав ее, хирург улыбнулся:
- Да, - сказал он. – Я могу посоветовать тебе хорошего дантиста. Но ты же понимаешь, эти услуги дорого тебе обойдутся. Есть ли у тебя на это деньги?
Ренис в ответ вывернула карман, доставая скрюченную пачку стодолларовых купюр:
- Если этого мало, я могу забрать у Хантера еще.
Нойман понял, откуда у нее такая сумма. Не удержался и улыбнулся, представляя реакцию Хантера и соображая, как по-хитрому вернуть девушку назад к команде.
- А не легче сразу сказать Каэлу? Он и денег даст достаточно, и человека с машиной организует – отвезут, привезут…
- Нет! – долго соображала, что Каэл – это имя Хантера, прежде чем перебить его Рэн. – Я хочу именно украсть у него его кровные денежки и скрытно сделать то, что я хочу.
Нойман смотрел в сердитое лицо девушки и недоумевал, выражая недоумение одним лишь взглядом.
- Это будет на порядок больше греть мою раненную, обиженную и озлобленную душу! – пояснила девушка.
- Хм, - задумался хирург и решил уступить. – Я могу тебе помочь. Есть у меня один знакомый дантист, но.
- Что «но»?
- Дай слово, что вернешься к ребятам, а не воспользуешься мною и моей добротой и сбежишь.
- Как вы узнали о моих гнусных планах?
- Да у тебя же лицо как инструкция к плану бегства.
Ренис улыбнулась, не стала говорить, что и без его строгих наставлений собиралась идти обратно к Хантеру.
- Обещаю, сэр хирург.
- И не думай, что я переживаю за целостность команды и жизни его членов. Мне нет дела до них и до твоего бегства тоже. Хочешь свалить – да на здоровье! Но делай это, не подставляя меня под удар.
- Уяснила все, что вы сказали. Люблю вас за прямые ответы, мсье Хирург.
- Люблю тех, что держат слово и помнят обещания.
- Руки жать друг другу будем? – беззубая и нахальная улыбка грязного сорванца с широких улиц.
- Обойдемся, вставай. Я не такой свободный человек, как ты, - хирург быстро облачился в свой серый (как и моя жизнь) плащ.
- Личная, насыщенная романтическими ужинами, жизнь?
- Ошибаешься. Тихая и семейная.
Молчание. После которого Ренис задумчиво пробубнила:
- М-м-м, завидую.
Нойман услышал и сдержал улыбку, так как со слов Хантера (а он, как и обещал, посвятил хирурга во все тайны) вкратце уже знал всю печальную историю этой девушки и искренне ей сочувствовал. Когда у самого дома бегают две маленькие девчушки, беду вот этой, рядом с ним стоящей, ощущаешь на другом уровне. Боялся, как бы сам не стал неугодным Генри, и его дочурок не постигла та же участь. Это тебе не бездетный и сравнительно молодой Хантер, которому незнакомо чувство отцовства и опеки над кем-то родным, за кого переживаешь больше, чем за себя и собственную жизнь. Но ведь и Хантер не бездушная скотина! Он же оберегает Рэн, опекает, но делает это по-своему.
Просто она этого не понимала, не понимает и никак не поймет.

Глава восемнадцатая: «Воспоминания и беседы с командиром».
 Очень удачно сходила Ренис к стоматологу, который по просьбе своего друга, Ноймана, с внушительной скидкой и в течение трех часов нарастил ей верхний и нижний клыки. С другими зубами возиться не стал, перенес на следующий день, боясь увязнуть в работе до следующего утра. А Ренис честно поехала в дом, где базировалось команда Хантера, сильно удивив своим возвращением Лауру. Сама Рэн до последнего не верила в то, что она вернется, у нее оставалось денег для нескольких дней минорных скитаний, почему не стала будоражить своими поисками команду? Знала она, почему и оттого себя неустанно кляла:
«Ну почему я такая ответственная, честная дурочка!? Все из-за какого-то там обещания хирургу…», - мысль ее запнулась, девушка вспомнила другое обещание, данное не словом, а сердцем. Данное старенькому бездомному мужичку, что в шутку ли, всерьез, просил принести вина. Ренис остолбенела от всплывшего в голове забытого и неисполненного обещания. Так, так, так, кажись, тут у нас витает чувство невыполненного долга перед тем, кто ее спас. Теперь исполнить это обещание стало ее идеей фикс. Ее буйная головушка загорелась еще и этим.
О том и думая, на автопилоте она вломилась в кабинет Хантера, где и застала изумленно хлопающую глазами правую руку командира – Лауру и хмурого-хмурого хозяина кабинета в окружении нескольких приближенных подчиненных. Хантер был угрюм, зол и для красного словца еще и темнее грозовых туч. Он сразу вонзил свои глаза в Рэн.
«Ой-ой, не нравится мне, как он смотрит. Сейчас бы за широкой спиной Пита спрятаться…», - увы, Пит сидел рядом с Лаурой на диване вместе с Адамом и Брэдли. – «Неужели он уже знает о моей краже?», - Ренис забегала глазками по кабинету в поисках места, куда можно незаметно приткнуть свою воровскую тушку. Не нашла, нашла только глаза Лауры, прикованные к себе. – «Рада ведь, что я пришла?! Рада, рада, по глазам вижу, что скучала».
Да, Лаура не надеялась, но очень ждала, что девушка вернется. Ренис перевела взгляд с нее на улыбающегося Пита.
«Тоже рад? Ха, а я помню, как вы оба всегда с кирпичными лицами хранили при мне молчание, только Лаура еще при этом непрерывно сканировала глазами так, будто мои органы пытается извлечь, мысленно перекладывая их по разноцветным контейнерам. Зато сейчас все иначе. Это и говорит о том, что я никогда не была частью вашей криминальной компании. А впрочем, эти оба моих догадок и так не отрицали, что я не была…».
«Но стала!», – шипела злобно в ней Рахима.
- Где ты была?! – прервал ее долгий монолог с собой разгневанный Хантер.
- Гуляла.
- Не предупредив и не…
- А кого и с каких это пор я должна предупреждать? – перебила агрессивно Рэн. – Почему одна только я на строгом учете и твоем коротком поводке?!
- Вообще-то, не ты одна, - встал с кресла Дьюи и пошел к ней. Как и Хантер, которого на волнах злобы и гнева плавно выбросило к берегу по имени Ренис.
- Вообще-то, я не с тобой разговариваю.
- А ты и не разговариваешь, а кричишь как ослица! – Дьюи оскалился, и Рэн повернулась к нему.
Улыбнувшись ему своей более и менее доброжелательной улыбкой, обнажая новенькие, на тон белее родных, клыки и все еще пустующие места рядом с ними, промолчала. Хантер увидел новые зубы, а Дьюи то, чем и хотел задеть:
- Вау, твои дыры меж зубов выглядят мило.
В ответ Ренис замахнулась, поднесла кулак левой руки к его лицу и остановилась. Присутствующие разочарованно выморгнули.
- Вот умничка. Ты же знаешь, что не можешь этого сделать. Только не со мн… - Дьюи, хрипнув, осекся, потому что она ударила его загипсованной рукой в живот.
Парень скрючился, отдышался, грязно обозвал ее:
- ****! – ну, тут понятно, что собака женского пола.
Между ними уже выросли Адам с Питом, готовые горой стоять за девушку с каменной рукой и таким же ударом.
«Я лично всажу в тебя всю обойму! Человеком, что убьет тебя, непременно буду я! Придет это время, чертова ты…», - склоняя последними словами Рэн, Дьюи выпрямился и принялся искать глазами Гвен, которой почему-то и след простыл. Была же ведь совсем недавно на подлокотнике кресла.
Получив знак глазами от Хантера, Лаура сделала жест рукой, означавший: «Срочно все на выход!», и встала сама, возглавляя колонну выходящих людей из кабинета. Ренис тоже с удовольствием примкнула бы к ним, но злобное:
- Стой, где стоишь! – от Хантера, удержало ее. Кабинет на глазах опустел, их оставили одних. Стоило последнему подчиненному Хантера закрыть за собой дверь, как он кинулся к ней и, заглядывая в лицо, спросил. – Где мои деньги?!
Рэн улыбнулась, сверкая немного длинными, чем были прежде, клыками.
- Отвечай!
- У меня во рту. Туда же пойдет и оставшаяся часть сбережений.
- Ах, ты…
- И только попробуй их перепрятать, - угрожающе скалилась Ренис. – Все равно найду!
- Лучше бы они тебя застрелили, а не зубы выбили!
- Лучше бы вам перестать строить из себя заботливых товарищей!
Хантер не совсем понял, к чему и для чего она это сказала и задумчиво сощурился.
- Да, да, Каэл, я многое вспомнила, - специально употребила его имя девушка. – И из моих воспоминаний следует, что никакая я не сирота.
Хантер, будто не слыша ее и с трудом контролируя себя, сделал два шага назад, к своему столу.
- Это вроде ты волосы на груди рвал, доказывая мне, что я круглая сиротка?
- Ничего подобного! Ты сама…
- Неправда! Я сама так вам не говорила! И я сама к вам ни за что не пришла бы! – Она замолкла, ожидая от него хоть какого-нибудь объяснения. Но Каэл Хантер молчал. – Скажи же что-нибудь! Выдай очередную порцию лжи! Соври мне, что нашел меня в мусорном баке, или, что меня подкинули в конверте с рождественской открыткой, ну!
- Много ли ты вспомнила? – тихо спросил он, не глядя на нее и опуская ответы на ее животрепещущие вопросы.
- Нет, уж! Сначала ответь мне, как я здесь оказалась, и почему я не с матерью?!
Думаю, здесь мне надо будет вскользь упомянуть, то, что выше было опущено. А именно то, что Ренис прозрела и поняла, кто эта голубоглазая женщина, являющаяся к ней во снах. Кто та, кого она видит в машине с собой за рулем, кто та, что с улыбкой ждет за столом и на диване. Истина о матери раскрылась для нее внезапно – на второй день после избиения. В первый день, в клинике, она признала отца, а на второй – мать. Всплыло в памяти даже имя женщины, нет, не Саша, а Эллисабэт Нолл, а также некоторые обрывки их совместной жизни. Подчеркну снова, что: при этом Нэйтон остался где-то глубоко в хранилище памяти, но и до него дойдет черед.
Хантер пребывал в замешательстве. Нет, он, конечно, знал, что этот день настанет, и девушка неминуемо вспомнит все. Но не предполагал, что это произойдет так скоро. Он давно был предупрежден Лаурой, что с препаратом у нее возникли проблемы, его редко удавалось вовремя и ежедневно подсовывать Рэн. Но даже это был колоссальный прорыв, ведь Хантер не думал, что можно будет провести девушку, и они так долго будут подкармливать ее таблетками. Сейчас же, несмотря на все это, его волновало другое – вспомнила ли она, что является хозяйкой чужих денег, и того, кто есть их истинный владелец и виновник всех бед Ренис?
- Ты сама к нам пришла, - неуверенно промямлил он, настаивая на давней лжи.
- Хватит плести эту чушь! Я добровольно к вам не пришла бы никогда!! – зашлась нервным криком Ренис.
- Вот же, сегодня пришла, - улыбка Хантера, который от Лауры знал, что та ее отпустила и не подумала ее остановить.
- Я прогрызу дыру в твоей глотке новехонькими зубами! – сделала шаг к нему агрессивно настроенная Рэн. Устрашающий безумный вид и настрой в глазах напиравшей девушки, заставили отступить Хантера еще на два шага. Дальше уже некуда – уткнулся спиной в стол.
- Хорошо, я назову имя и, возможно, ты все поймешь сама.
- Имя?! – изумилась она, позабыв о животном желании вонзить клыки ему в шею.
- Генри.
- То есть, меня привез вам какой-то там Генри?! Здорово! Замечательно!! Прямо понятно, как ясный день! – язвила, злясь Рэн, внутренне понимая, что имя-то ей знакомо и что оно имеет к ней прямое отношение. И не только к ней. Секундой позже до нее дошло, что она уже видела и знает этого Генри, что он приходится главным над Хантером и всеми ними.
- Генри – имя отца Дьюи, - сказал, опережая ее мысли, Каэл.
- Это же тот старик, который для вас хозяин всея и всех…
- Ну-ну, - подталкивал, задумавшуюся девушку мужчина.
- И для чего я ему?
- Это вот так ты все вспомнила?! – едкая усмешка.
- Не надо мне этих ироничных улыбочек, договаривай, раз уж поддался моим угрозам!
- В твое «все вспомнила!» должен входить и Генри Мидлл. Я лишний раз трепаться не собираюсь. Вспомнишь его – узнаешь, зачем ты ему.
- На него работал мой отец?! – неуверенно предположила, скорее угадывая, нежели припоминая прошлое отца, когда-то во время крупной ссоры рассказанное матерью.
- И? – соглашался, покручивая ладонью у лица Хантер, мол, давай продолжай, развивай свою мысль.
Но дальше у Рэн было пусто. Она молчаливо уставилась в пол, напряженно вороша те немногочисленные обрывки из ее жизни, воскресшие в памяти после встречи и контакта с садистом Мишелем. Вместо ответов на мучившие ее вопросы, в голову вновь ворвались воспоминания. Другие, совсем другие: вот перед ней серое здание школы с двумя корпусами, коридоры, двери, стены, кабинеты, класс и двадцать с лишним пар недовольных глаз. Одна пара с надменным взглядом, и одна – свирепых и ненавидящих.
Беготня по полю – битва с битой, удар по ее лицу, толпа. Беготня по скверу, назад в коридоры, удар в живот – снова толпа. Беготня по коридорам, дверь, класс, окно, прыжок вниз – толпа. Топот ног через весь город в школу – по полю к скверу…. Тьма, удар и снова толпа, окружающая и бьющая ногами. И все это время на фоне размытых желто-белых и темных лиц мелькали четче прорисованные только два. И одно из них Ренис совсем недавно лицезрела.
- Джонатан, - прошептала она, подняв руку и приложив ее холодной ладонью ко лбу. – Так это и был Джонатан….
- Что? – не расслышал ее Хантер.
- Ничего. Вспомнила охранника и его друга, которого у вас не вышло обчистить.
Хантер недоуменно скорчил рожу, не понимая, где здесь связь с тем, что он пытается ей донести и подсказать.
- Джонатан и Марл…. Точно, его звали Марло! – опять бубнила девушка.
«Круто! Но тебя нужен был Генри», - сказал голос в ее голове и вновь замелькали забытые фрагменты жизни, проведенной под вымышленным именем Шинон Бринст.
- Эй! – щелкнул трижды перед ее носом Хантера. – Вернись из своих мыслей ко мне.
- О чем мы говорили? – очнулась Рэн.
- Я говорил о Генри, а ты что-то лопотала про Джонатана, охранника и друга охранника.
- Генри…. А, Генри! Мой отец работал на него, верно?
- Опять… - тяжелый вздох Хантера, решившего, что она специально дурачится и передразнивает его.
- Нет?
- Да!
- Но не ты ли говорил, что не знаешь, кто тот человек, привязанный к стулу, от которого мы бежали?
- Я. И я не лгал. Твоего отца я лично не знал, и тогда видел впервые. Много позже стало известно, что он не просто работал на Генри, а был самым приближенным и доверенным его человеком.
- Как ты и Лаура? – улыбнулась Рэн, не веря его словам.
- Ты можешь хотя бы дослушать, когда я для тебя же распинаюсь?! Я совсем не должен тебе этого рассказывать!!
- Больше не буду, - девушка приложила ладонь ко рту, для пущей убедительности затыкая саму себя.
- А в принципе, я и так все уже сказал.
- Но мне понятнее не стало!
- Жди, когда все само вспомнится.
- Ну-у-у, Хантер! – заканючила Рэн. – Или ты хочешь, чтобы я все у Дьюи выведала? Он-то уж точно знает…
- Ни в коем случае! – пригрозил пальцем, как ребенку Каэл, зная, что она запросто может пристать с вопросами к сыну хозяина. – Не могу знать, что они не поделили, но твой отец кинул Генри на большую сумму денег, оставив с нулем….
На этих словах Ренис отчетливо увидела спортивную сумку на переднем пассажирском сидении машины. Увидела, как сидение стало ближе, похоже, она перелезла туда сама, чтобы расстегнуть молнию, которая открыла вид на бесчисленные пачки денег, туго перевязанных резинками (и это только капля в море, по сравнению с тем, сколько забрал ее отец у Генри). На самом верху лежали два паспорта. Один – старый и потрепанный, другой новый с плохо гнущейся твердой обложкой. Глаза Рэн, вглядываясь, сужаются и видят, как маленькие детские пальчики открывают и листают паспорта один за другим.
«Муссафа Сафалиев, Рахима Сафалиева», - детским голосом аукнулось в мозгу. Мгновение, тысячная доля мига, и Ренис вспоминает пересказанную историю матери от Мэвила о том, что за люди за ними охотятся, и почему они открыли сезон охоты на мать и дочь.
- …и за это Генри его и убил? – ошарашено пробормотала она.
- Нет, Рэн, Генри его не убивал, скорее наоборот, - понял по-своему Хантер, не догадываясь, что она подытожила словами то, что сама вспомнила.
Опять девушку вихрем заволокли кадры из прошлого, носившиеся в ее головушке на огромной скорости, освещая мельчайшие подробности того взрыва бараков и их незапланированной поездки к этим проклятым баракам.
- …мой отец взорвал…
- Да, Рэн.
- И сам умер, - сказала Ренис. – Что еще ему от меня-то нужно!? Раз смог выжить, так жил бы и радовался, для чего ему я?!
- Ответ достаточно прозрачен…
- Но я все еще его не вижу! – перебила девушка, раздражаясь от этих игр в угадывания и интуитивные предсказания.
- А ты подумай, напряги мозги еще немножко, - Хантер с ухмылкой облокотился на стол, скрестив руки на груди. Ему нравилось наблюдать за мыслительным процессом девушки, чье лицо хорошо отражало эмоции, ощущаемые от тяжелых дум и воспоминаний.
Девушка снова ушла в свои размышления, но в голову теперь лезли кусочки из очень далекого и так ненадолго забытого прошлого, что всегда мешали ей спать. Лезло на глаза именно то, что она годами мечтала забыть и никогда не вспоминать – события того рокового дня, когда в их уютном домике появились четверо незнакомых мужчин. Когда убили ее брата, и когда о ней позабыла на долгие годы родная мать. Несмотря на то, что была всего лишь ребенком, она хорошо запомнила эти их выкрики, помнила, чего требовали мужчина, о чем спрашивали и крушили все вокруг. Всплыло все в памяти и сейчас, отчего застучало усиленно в висках, левая рука потянулась к лицу, и пальцы принялись вдавливать пульсирующую точку у виска глубже в кость черепа. Губы ее сами сказали то, что вдруг пришло на ум:
- Деньги…
- Верно, Рэн, деньги. А если быть точнее, то – деньги Генри.
Лицо Ренис перекосило. То, что ее семью и жизнь разрушил один человек ради потерянных денег – одна беда. Другая – что отец равно также в этом виноват. Его ошибка навлекала на них все горести и лишения.
- Почему не говоришь самого главного, Рэн? Ну же, соберись. Что, то – из-за чего Генри так нужна ты? Ты уже почти все сказала…
- Деньги, - просто и совершенно не обдумывая, повторила девушка, щуря глаза от давившей их боли.
- Деньги, которые хранятся на твоих счетах, - ответил себе за нее Каэл, понимая, что она этого не скажет.
- Этого не может быть! – на лицо легла тень недоверия.
- Конечно, не может! Под именем Ренис Нолл нет ни одного зарегистрированного счета в банках нашей страны.
- То есть…
Улыбка, дьявольская и хищная. Такой улыбки у Хантера еще не было:
- Будет лучше, если ты эти догадки оставишь при себе.
- Да я ведь не настолько глупа, чтобы вот прямо сейчас взять и заворожено озвучить тебе  мое имя и фамилию, - еле сдерживаясь, чтобы не ответить колкостью, Рэн четко дала ему понять, что вспомнила и это, продемонстрировала мужчине ответную хулиганскую улыбку с длинноватыми клыками и отсутствующими соседними зубами.
- Раз уж ты у нас вся такая смышленая и богатая, снимай деньги на лечение зубов со своих счетов, а не из моей заначки бери.
- Вот уж нет! Я из-за тебя и твоего выгодного дельца в таком состоянии, так что, тебе это и возмещать! Не успокоюсь, пока ты сполна не расплатишься за то, что со мной сделали. И ничего, что расплачиваться будешь наличкой.
Улыбка Рэн, злая-злая.
Улыбка Хантера, натянуто-сомнительная.
Говорить о Генри с ней Хантер не стал бы, не будь уверен, что дверь с той стороны подпирает и стережет Лаура, никого не подпуская, а под окном дежурит Брэдли, который услышав все, подтвердил все свои догадки о личности «Мелкой». Действовать так им дал знак сам командир Хантер перед выходом. Каэл давно планировал этот разговор, пусть он и начался так неожиданно и не совсем так, как он хотел и долго репетировал в своей голове. Ему хотелось припугнуть и запугать девушку, да не вышло, получилось по-другому.
- Ребята идут, - прерывая их, прокралась к ним бесшумно Лаура, и Хантер обошел свой стол, выдвинул стул, чтобы сесть.
- Зачем ты мне это рассказал?! – ринулась с напором и опять к нему Рэн.
- Сама того требовала и просила.
- Но ты мог солгать, как лгал и прежде: «Я не знаю, я не причем!».
Лаура переводила взгляд от одного говорившего к другому, предполагая, о чем шла речь в ее пребывании на страже у двери.
Молчаливая улыбка Хантера натолкнула пытливый ум Ренис на мысль, которую она озвучила:
- Или ты на что-то рассчитываешь?
- Половина твоей доли, - ирония командира была немного с фальшью.
- Не получишь даже во снах! – почти звериный оскал.
Противостояние этих двух снова было прервано. На пороге возник Дьюи, а за ним спешили войти и остальные более и менее известные нам люди, которые, не теряя времени, поторапливались к заочно закрепленным за ними местам: кто-то к подоконнику, кто-то к креслу и дивану, к шкафу и на пол. Не глядя на них, возмущенная тем, что ей помешали закончить разбирательство с Хантером, Рэн повернулась к двери, чтобы уйти.
- Погоди, погоди! – окликнул сладко Дьюи. – Мы, вообще-то, пришли поговорить с тобой.
- Со мной? – застыла на полушаге Ренис. – О чем же? – она повела в сторону рукой в гипсе, намекая, что у нее с ними прежде не было общих тем для теплых и дружеских бесед. Только по делу, а по делу разговоры вел исключительно Хантер, или же Брэдли с Лаурой в его отсутствие.
- О тебе, - сказала Ирма, с некоторых пор кардинально изменившая свое отношение к ней.
Хантер изумленно поднял брови, искренне не понимая, Ренис тоже, одновременно с ним. Они даже переглянулись друг с другом.
- Ты теперь у всех на слуху. Знаменитость банды Хантера! – это был Рик, взбирающийся на подоконник к Ирме.
- Даже славу Лауры затмила! – а это Брэдли, присаживающийся на диванчик между Адамом и Питом.
- И всем любопытно знать, - с издевкой начал Дьюи.
- Подробности твоего геройского поступка, - с не меньшей насмешкой закончила его подруга.
 И Ирма недобро посмотрела на Гвен.
- Ах, вот оно что… - равнодушно сказала Ренис. – Что же такого геройского в том, что меня хорошенько отделали из-за вас всех и, особенно, его? – презренно скривленные губы и кивок на Хантера. Оставалось только пальцем в него ткнуть для большего определения виновника ее бед.
Каэл с великим возмущением в лице посмотрел на нее, истинно поражаясь хамству этой неблагодарной выскочки.
«Я тут всеми силами ее конец оттянуть стараюсь, на ее кражу глаза закрываю, а она мне вот что выдает вместо благодарности! Ну, подожди, я тебе еще устрою!», - он встал, задвинул стул и, дав особый знак глазами Лауре, с очень деловым и занятым видом прошел мимо Ренис, спеша покинуть кабинет якобы по срочному, таки неотложному, делу. Вышел за дверь, не проронив ни слова.
- Стыдно?! – бросила ему вдогонку Рэн. – Еще бы!
- Так ты нам расскажешь? – не терпелось Адаму.
- А то вы не знаете!
- Не знаем, - болтала нетерпеливо ногами в ожидании Ирма.
- Мне вот, абсолютно не интересно, - влезла Карла.
- Заткнись!
- Замолкни!
- Захлопнись!
- Уткнись!
- Закройся!
- …! – это и все выше гневно брошенное было сказано хором ребят и Ирмой.
- Да чего ты скромным заступником рисуешься, Рэн, давай уже, поведай нам все, - улыбнулся Брэдли. – Должны же и мы знать, какие байки травить в барах народу о нашем новом герое.
- А ты у Лауры спроси. У нее, как-никак, лучшее место в партере было. Прямо у сцены. Весь спектакль как на ладони, не так ли, Лаура? – обида в Ренис на бездействие алкоголички еще кипела.
- Я бы с удовольствием послушала тебя, - улыбалась извиняюще она, при этом доставая из-за спинки дивана бутылку виски, запрятанную для себя Хантером.
«Притворщица! Твое притворство сейчас и начнется? Под мерные звуки моего голоса, да?», - подумала Рэн, прерываясь на завистливый вскрик Дьюи с Риком:
- Черт, Лаура, и нам что-нибудь достань!
- Вы не в баре перед телевизором, по которому транслируют чемпионат мира по футболу, обойдетесь, - Лаура с жадностью и им назло приложилась к горлышку бутылки.
«Не пьешь ведь, мерзавка, чего дразнишь бедняг?!», - Рэн следила за Лаурой, глаза «Мелкой» были сфокусированы на жидкости в бутылке.
- Мы все, между прочим, очень внимательно слушаем тебя, - опять просил ее начать рассказ Брэдли.
- Не все! – вставила гордо Карла.
- Завались!
- Закрой пасть!
- Ротик прикрой!
- Заткнись!
- …! – история с гневным хором и солирующей Ирмой повторяется.
- Могу объявить тебя не хуже конферансье, - вскочил, воодушевляя собой, Адам.
- Спасибо, откажусь, - Ренис оглядела разношерстную (только характерами, ибо внешне и физически они были практически одинаковы – все равны, как на подбор, с ними дядька Черномор) аудиторию и подумала. – «А почему бы и нет?». Но глаголом жечь сердца людей тут бесполезно, она могла лишь их развеселить. Немного.
- Тихо! – прервал шептавшихся Гвен с Дьюи Брэдли, видя, что Ренис собирается с мыслями.
- Меня пленили, - начала с печальных нот свое повествование она. – Когда я, самоотверженно уводя преследователей за собой, спасала пылающие огнем задницы своих товарищей, которые, кстати, не стали делать того же для меня. Даже когда я опять приняла весь удар на себя, способствуя их, в прямом смысле этого слова, позорному бегству, они не сочли нужным вернуться за мной…
- А можно более развернуто, а то я ничего не смог представить, - перебил фантазер Адам.
- Подробнее тебе Стив и Есуно расскажут, если еще не сгорели от стыда.
- Сурово, - заметил Дьюи и внимательно посмотрел на названных и смущенных парней.
- Правдиво! – уязвлено подправила его рассказчица. – Бросили меня, хотя благодаря мне они и сумели свалить из этого дома. Тут не только от стыда гореть, еще от совести надо помирать. Но вряд ли в них эта благородная черта имеется.
- Дальше, Рэн, дальше, - подталкивал, сгорая от любопытства, маньяк Рик.
- После их постыдного бегства все внимание хозяев дома досталось мне. Мне одной. Я польщена, конечно, и даже рада, если бы вниманием было не превращение меня в свежую груду фарша.
- Точнее? – влез опять наигранно непонятливый Адам.
- Били ее, что тут неточного-то! – ответил ему, выглядывая из-за Паленого, Пит.
- Били – это вас, а из меня делали фарш, - уже деловито исправила Рэн. – И вот, когда я, наконец, подумала: «Здесь же Лаура!! Она непременно спасет меня!!» и посмотрела просительно на нее, Лаура спасать не стала. Ей было гораздо интереснее стоять и наблюдать за тем, как меня истязают.
Последовал укор взглядом от рассказчицы на диванную леди с бутылкой виски, в то время как все с Рэн перевели любопытные взоры на Лауру, спрашивая, мол, правда?
«Правда», - кивнула она и запрокинула голову с горлышком бутылки, прижатым ко рту.
А Ренис продолжила:
- Меня кидали и об пол, и об стену, швыряли об шкафы, сломали мною стол, сломали мою руку и ребра, сломили волю, терпение, надежды, меня и мою веру в Лауру. Мяли в перерывах об меня кулаки и ноги, но этого, видимо, было мало и снова шло в ход бросание о стены.
Опять взгляды притихшей аудитории с нее метнулись к Лауре:
«Правда?».
«Правда», - говорила им известными жестами она.
- Потом, не знаю, почему, но от меня отвлеклись и швырнули в подвал, где пока летела вниз, я слышала, как пролетала мимо жизнь, - увидев, как вечно исправляющий ее Дьюи открывает рот, добавила громкости голосу. – Да, именно, услышала, а не увидела. Она прозвенела в ушах, а не пробежала перед глазами, - уточнила Рэн для пущей ясности дотошному сыну хозяина их жизней. Глядя в упор на недовольно поджавшего губы Дьюи, она заблудилась в опережавших друг друга мыслях, и замолкла на несколько секунд.
- Что там дальше-то? – с любопытством подал голос плановик Риччи.
- Дальше вам уже будет неинтересно – пришла Лаура, которую замучила совесть. Она открыла двери и выпустила меня. И пошла я по ночным и мокрым улицам, волоча, переломанное в разных местах, тело.
- Поверить не могу, - прошептал Риччи.
- Вон свидетель моих мук, - ткнула пальцем в Лауру Ренис, та аж поперхнулась своим виски. Ну, или мастерски сделала вид.
В третий раз был немой вопрос глазами команды к ней:
 «Правда?!».
Кивок в ответ:
 «Правда».
- Ты, выходит, сильнее, чем выглядишь, - сделал для себя открытие Дьюи.
- Я изнутри тот еще мужественный воин.
Смех. Обидный, сомневающийся. Смеялись все без исключения, кроме Рэн, разумеется.
- Лаура, а смена-то подрастает! – заулыбался Брэдли, прерывая зычный хохот товарищей.
- Да я вижу, - невозмутимо отвечала она.
- По-моему это все удачное стечение обстоятельств и наша находчивая Лаура. В конце концов, это она помогла сбежать и уйти от преследователей, - завелась Карла, нехотя признавая значимость ненавистного «Хамелеона», чтобы снизить восхищения товарищей этой не менее ненавистной ей коротышкой Рэн.
- Молчала бы, - натянуто вставил Адам, помня ее несносное поведение в тот вечер.
- Она завидует, - сказала Ирма, поигрывая косой в руках.
- Ничего подобного! – заступился Пит.
- Нечему завидовать, - сдержанно добавила Карла.
- А и в самом деле, Лаура, - не обращая внимания на них, сказала задумчиво Рэн. – Не пора ли тебе в отставку?
- На пенсию, ха-ха! – сам пошутил, сам оценил, сам посмеялся – и это все сын Генри.
- Лаура у нас старожил, - внес свою лепту Брэдли голосом мудреца. – Она помнит Хантера еще молодым.
- А что, он сейчас старый что ли?! – как всегда, вступилась уязвленным видом за него Карла, и все закатили глаза на пару с Ренис.
- Разве Риччи по сроку пребывания не старше? – это Пит, сам не понял, что хотел сказать, зато его прекрасно поняли товарищи.
- Действительно, - подтвердил Риччи, и все уставились на него.
- Раз такое дело, то ты должен знать, почему Брэдли носит эту странную кличку «Паленый»? – смело задала ему давно мучивший ее вопрос Ренис, и товарищи все как один покатились со смеху.
Не смеялся только Брэдли, он был сама серьезность. Запрещая глазами всем и каждому отвечать на поставленный вопрос, он угрожающе поглядывал на товарищей.
- Это как никому лучше знать Лауре. Она же тут признанный старожил, или как ты там говорил, Брэдли? – посмеялся Дьюи, намеренно адресуя вопрос Рэн Лауре, которая не убоится Брэдли и откроет все секреты. Если захочет. Он мог бы и сам, но так хотелось сидеть, слушать и наблюдать, а не самому раскрывать чужие секреты.
- Так, почему? – обратилась к ней Ренис, замечая, как меняется в лице доселе веселый и игривый Брэдли. Посуровел парень, надо сказать, до невозможности.
- Он у нас из-за неосторожного обращения с огнем поджег нам шикарный трехэтажный особняк с четырьмя крытыми балконами и подпалил себе штаны. Тушили парня всем составом и оттого проглядели спасение ценного имущества и арендуемого дома, - алкоголичка улыбнулась и посмотрела на Брэдли.
«Кажется, она пьяна. Пила без притворств?», - подумала Рэн, этим и оправдывая развязавшийся язык Лауры.
- Это было так давно! – воскликнул Риччи, предаваясь этим воспоминаниям с ухмылкой.
- Ага, когда он только-только примкнул к нам, - добавила задумчиво Ирма.
- И как такого трюкача было не взять? – ухмылялась Гвен.
- Вот и Хантер не устоял, - икнула Лаура.
- То есть, «Паленый» – это потому что не до конца сгорел? – уточняющий вопрос любознательной девушки с загипсованной рукой снова вызвал взрыв хохота.
Брэдли сидел и дулся на нее сквозь широкую улыбку, думая, специально она акцентирует на этом внимание, или она на самом деле вся такая тормозящая непосредственность, что не додумалась задать этот вопрос лично и наедине.
Открылась дверь, то вернулся командир Хантер, все это время куривший в одиночестве во дворе дома. Не было у него никаких дел, он вышел, чтобы дать своим людям вволю наговориться. Команда моментально притихла, только в глазах остались задор и веселье с желанием продолжить эту пустую болтовню. Он же с порога начал о назревшем новом деле, которое ему поручил Генри, настигнув срочным звонком, когда тот докуривал свою третью сигарету. От участия в деле освобождались Рэн и Лаура, обе еще полностью не оправились от полученных травм. Поэтому, не вникая в неинтересный для нее разговор, Ренис предпочла удалиться к себе в комнату, переодеться, заняться оставшимися и новыми зубами и лечь спать.
А на следующий день она с самого утра прокралась в кабинет за оставленной суммой хантеровской заначки, которая к ее великому изумлению была на том же месте. Пустой конверт клеить под стол она не стала, сунула его в самый верхний ящик и принялась пересчитывать чужие денежки.
«Все еще внушительная сумма. Мне должно хватить!», - Ренис добавила к ним купюры, оставшиеся со вчерашнего дня.
- Я не такая, у меня принципы, да? – передразнил едко владелец этих ценных бумаг, что возник внезапно на пороге кабинета и стоял там, подпирая плечом дверной косяк.
- Я говорила про нормы морали, - даже не вздрогнула Ренис при его появлении.
- Обобрала меня до нитки и теперь довольна?
- До конверта. Тебе есть к чему стремиться. Будешь заново его заполнять, - сказала монотонно Рэн и постучала пачкой не своих денег по не своему столу, выравнивая их.
- Заставлю тебя все вернуть…
- Как и чем? Снова бросишь в лапы изощренным любителям помять кулаки о слабых и беззащитных девушек, которым и во снах не снится, как постоять за себя? Или же продашь в эскорт?! – Ренис запрятала деньги, рассовывая их по внутренним карманам куртки.
- Я бы не додумался. Но раз сама на то толкаешь, то так и поступлю.
- Надеюсь, я помру прежде, чем тебе представится такая возможность.
- Зачем же тогда тебе зубы с такими надеждами?!
- Наверное, принципы, - Рэн вышла из-за стола и пошла через весь кабинет к двери, поравнявшись с ним, остановилась. – Каэл, у меня к тебе только один вопрос.
- Какой? – насторожился Хантер, заглядывая в это серьезное лицо.
- Моя мать. Она еще жива?
Молчание и тишина.
- Жива, - вроде бы твердо и уверенно сказал Хантер, но Ренис не понравилась эта пугающая и долгая пауза, которую он затратил на обдумывание ответа. Да и ответ звучал без уверенности.
- Буду верить, что это правда, - девушка сделала шаг вперед и застыла, услышав:
- Будешь хорошо себя вести – Генри о ней и не вспомнит.
- Хорошо вести – это никаких попыток к бегству?
- Не только.
Ренис вышла и бросила уже из коридора:
- Не волнуйся, сегодня я вернусь, - в голосе ее звенело презрение.
Ох, как же я устаю! Эти диалоги не только всю бумагу жрут, но и меня. Так что, держи краткий пересказ: Рэн заскочила к Нойману и упросила его снять уже этот проклятый гипс с руки. Было рано, но она не отстала, добилась своего и из его клиники помчалась к другу Ноймана, доделывать зубы. Потратила на это около пяти часов и немало денег. Кое-что из суммы у нее осталось, и она ринулась исполнять обещанное.
Наняв такси, назвала город, в котором неделю (может, многим больше, не помню) назад ее изувечили. Добралась быстро и заскочила в первый же попавшийся большой супермаркет. Накупила еды помягче и свежее, а к ней бутылочку не самого дорогого, но и не самого дешевого вина. Не спеша и не опасаясь, что ее могут здесь все еще разыскивать, она пошла по городу уже знакомой ей дорогой.
«Вот фонарь, тот переход и мусорные баки…», - у которых никого не было. Окрыленное заботой сердце девушки с хрустом треснуло и посыпалось в желудок, но тут же воспряло. Знакомые черты обшарпанной палатки глаза выловили во дворе напротив, возле закрытой булочной. Ренис как могла (а могла не очень хорошо) побежала туда. В нерешительности постояла, думая. – «А та ли это палатка, и была ли, вообще, в ту ночь палатка? Что, если это было не наяву? Что, если то плод угасающего в тот день сознания?!».
Терзаемая сомнениями, девушка подошла ближе, наклонилась, и типичная смесь запаха чего-то с кое-чем, да щепоткой еще чего-то и горстью того-то дала понять – в тот день ей ничего не мерещилось. Бездомный старик был реальным, и это он укрыл ее от следопытов. Морщась, Ренис полезла в палатку, растолкала храпевшего старика и заставила его вспомнить себя. Вручила обещанное вино, а затем и пакет с едой. Бомж, перестав кряхтеть и возмущаться вторжению и пробуждению, неподдельно обрадовался всему, что было в пакете.
«Это не мини-театр масок вместо лиц, который я каждый день наблюдаю», - подумала она и перекинулась несколькими фразами с общительным стариком. После чего спешно выбралась на свежий воздух и опять вернулась, чтобы всучить стодолларовую бумажку, искренне поблагодарить и попрощаться, чтобы покинуть его жилище с концами.
Счастливый старик выглянул, провожая глазами и словами, что были один в один знаменитой фразой волка из старого, доброго, советского мультика:
- Ты это, заходи, если что.
На этом ее путешествие не закончилось, девушка осторожно побежала вниз по улице к тому самому особняку, не боясь быть узнанной и схваченной. Более того, она постояла напротив дома, наблюдая через окна за людьми, в каждом из которых ей мерещилась фигура Мишеля.
«Не в этот раз!», - сказала мысленно Рэн, требующей возмездия внутри нее, Рахиме, и вернулась к ожидающему ее таксисту. Вместе с ним через полтора часа и к глубокой ночи девушка прибыла в дом, к команде Хантера, где и продолжила свою непонятную самой себе жизнь в постоянных размышлениях о матери. Скорее всего, живой матери, если верить словам Хантера. Как и утопая в сбивчивых воспоминаниях об отце, уверенно мертвом, с которым были связанны те немногочисленные обрывки памяти о жизни с ним. Все иные люди (Мэвил, Алекс и другие), ранее всплывшие в ее памяти, ненадолго ушли на второй план – на фоне воспоминаний о родителях как-то померкли.
Они ее волновали не так, как отец. И мать.

Глава девятнадцатая: «Побег №2».
Совсем оправившись после избиения и восстановив двигательные функции руки прописанной зарядкой от Ноймана, Ренис вновь влилась в состав команды и продолжила принимать участие во всех их криминальных делах и аферах (грабежах и налетах). Разъезжала с ними по городам и без усталости выносила мозг своим упрямством Хантеру и всем тем, кто ее открыто недолюбливал. Здесь мне следует упомянуть, кое-что. Тот случай «встречи» Алекса и Ренис и выстрел в нее известного ювелира, как и скорое выздоровление, новое дело с Мишелем и с последующей долгой реабилитацией, а также приезд на практику Нэйтона и его путешествия по городу, в котором Фринвуд видел Ренис – все это происходило в один, грубо говоря, период времени. Буквально в течение одного-двух-трех, на крайний случай, четырех месяцев, не больше. Примерно в этот же временной диапазон вписывается второй побег Рэн, на который она решилась, сильно так повздорив с Хантером.
Произошло это в очередной съемной квартире на выезде к подготовке одного «героинового» дела. Ренис не сошлась во мнениях с товарищами, вследствие чего наотрез отказалась от участия в их афере.
- Опять ты за свое! – это Брэдли.
- Тебе так трудно согласиться? – а это Лаура.
- Не хочешь быть частью нас? – вступила и Гвен.
- Нет! – это, конечно же, решительно Рэн.
- Но ты все равно… - Рику не дали договорить.
- Я не буду этого делать!! – артачилась Рэн, и тут-то ее за ухо оттащил на кухню Хантер, приговаривая:
- Сделаешь все, как миленькая!
- Не сделаю!
- Куда ты денешься!?
- О, не будь так уверен, я-то найду, куда деться! Что мне стоит сигануть с окна вниз, - она вырвалась из его рук и краем глаза глянула за окно, оценивая высоту. Этаж ни много, ни мало, седьмой. – Нужно просто преодолеть это чертово желание жить, - печально вздохнула девушка.
- Мне нравится твоя самоирония, как и то, что ты сейчас молча пойдешь выполнять поставленную перед тобой задачу, - улыбнулся Хантер. – Не заставляй меня выбивать из тебя твое непроходимое упорство излюбленными методами Мишеля.
- Ладно, ладно, - Рэн подняла руки, на манер сдающегося в плен солдата. – Уговорил, старик, выложусь на полную.
Она смиренно вернулась к ребятам в комнату, усыпила необыкновенным послушанием их бдительность, а потом сбежала от них в самый разгар дела. В этот раз проскиталась дольше прошлого раза, убегая и прячась от рыскавших по пятам товарищей, из-под носа которых ей удалось проскочить дважды. Один раз – обменявшись за денежную доплату курткой и обувью с девушкой в общественном транспорте и высоко подняв собранные волосы. В итоге Брэдли и Риччи не обратили внимания на нее, приняв за другую девушку, выходящую на автобусной остановке. А все потому, что Рэн никогда при них не собирала разбросанные по лицу и плечам непослушные и волнистые волосы.
В другой раз – когда, спасаясь отчаянным бегством от Ирмы с Питом, кинулась в огромную кучу пожухлой листвы в парке, собранной дворником, но не убранной вовремя в мусор. В результате парни прошли мимо нее, оставляя ее пережидать на холодном воздухе около двух часов. Долгое пребывание на улицах поздней осенью дало о себе знать – она простыла и заболела. Сначала ее просто знобило, а потом начались раздражающие и выматывающие рези в суставах и костях, будто кто-то нарочно вбивал в них иглы, разъединяя суставы изнутри.
«Меня так ломает и тело будто во всех местах ломит. Это будто ломка…. Интересно, это ли ощущают наркоманы, когда речь идет об их «ломке»? Нашла о чем думать! Мне бы денег раздобыть, чтобы прямо сейчас вернуться к маме. А еще лучше вспомнить город, в который надо вернуться…», - Ренис, прозябая (одета она была очень легко), дрожа и озираясь, шла по парку, усиленно стараясь вспомнить название города, но напрасно. В памяти были какие-то смутные здания, улицы и дома, перекрестки, торговые центры и все. Вспомнить не получалось.
Сетуя на это, и на то, что не додумалась таскать с собой свои скопленные денежки, что остались в ее комнате, девушка неосознанно вывернула карманы брюк и так и оставила их.
«А ведь есть огромные суммы у меня, вернее, у Рахимы, которые сейчас мне не помешали бы», - напомнила себе она, но, увы, ей ими не воспользоваться без соответствующих, удостоверяющих личность, документов. – «Они, наверняка, у моей матери!», - точно не была уверена девушка про состояние и местоположение своего паспорта. Этого она еще не вспомнила.
На улице уже темнело и пробирало до костей от холода и озноба. Зубы дико стучали, остановить их было невозможно, разок едва язык себе не откусила. Ренис отыскала старый дом, в подъездах которого отсутствовали современные двери с кодом доступа, и поднялась на второй этаж, где забилась в угол на лестничной площадке, опустилась на пол и забылась, полагая, что здесь и замерзнет до смерти, но ни за что не пойдет обратно к Хантеру в лапы самого Генри.
Проснулась она от того, что ей было непередаваемо тепло и очень уютно. Даже удушающее жарко. Открыв глаза, она увидела, что накрыта тяжелым толстым шерстяным одеялом по самый нос. Рэн заерзала, понимая, что лежит на чьем-то старом скрипучем пружинистом диване. Повертела головой, привставая, и увидела взрослую, лет под шестьдесят, женщину у изголовья с подносом, на котором дымилась ароматная кружка чая с солнечно-яркой долькой лимона.
Не углубляясь в безразмерные диалоги этих двух дам, вкратце скажу, что эта женщина подобрала ее и привела в свою квартиру, сжалившись. Поначалу она прошла мимо, думая, что это очередная пьяная оторва, или наркоманка, коротающая время вдали от дома, не желая туда возвращаться в своем состоянии, а потом вернулась, принюхалась, потрогала, поняла, что у девушки жар и решила завести к себе. С трудом растолкала и поднялась ней по лестнице к своему жилью. Как говорится, мир не без добрых людей.
Рэн жадно смотрела на кружку чая, она в бреду и не помнила, как пришла к этой женщине, как жалобно просила позвать какого-то Хантера, чтобы он забрал ее. О чем женщина не спешила говорить ей самой, ибо неспроста проявила жалость. Лет пять назад из дома ушел ее единственный сын и не вернулся. Не нашли его ни живым, ни мертвым. Не было никаких вестей от него и по сей день. Она, конечно, посвятила Рэн в более полную и жалостливую историю, тронувшую девушку до слез, которая вдруг размякла и начала рассказывать о самой себе. О том, что она злостная воровка, о том, сколько всего она натворила, что она сбежала от своих хозяев и ей теперь некуда податься и все такое прочее. Женщина в едином порыве души и сердца предложила девушке остаться жить у нее, обещая ей заботиться не хуже, чем о родной кровинушке.
Это подействовало на девушку отрезвляющие. Во-первых: Ренис вспомнила, что сказал Хантер ей про мать, и отчего зависит безопасность и сохранность ее матери. Во-вторых: она додумала сама, что если она будет скрываться у этой доброй женщины, то ее неизбежно найдут, и пострадает в первую очередь эта милосердная и несчастная женщина. Ну, и, в-третьих, то, что она озвучила, вставая:
- Простите, но мне не заменить вам вашего сына, - сердечно поблагодарив ее за заботы, Рэн убежала от всплакнувшей матери, опять оставшейся один на один со своим горем и печалью. Она провела у женщины ночь и выпила только чаю. Задерживаться дольше она не могла себе позволить, а ведь была непрочь трижды позавтракать и дважды отобедать, ужин, черт с ним, пусть враги забирают. Такие как Генри, Дьюи, Хантер и прочие.
Чувствуя бунт в желудке, который не видел нормальной еды достаточно долго, Рэн, широко шагая дрожащими ногами, взяла курс на съемную квартиру Хантера и его небольшой выездной группы. А в желудке все жарче кипело, будто кто-то под ним огоньку развел, да на шашлычки из баранины.
В этот раз она сознательно, приняв полное поражение, вернулась сама, своими ногами, а не на руках Хантера, подстреленная Джорджем или избитая Мишелем. Сама, как когда-то, сбежав всего лишь раз, вернулась, разбитая непреклонностью суровой и почти жестокой матери, Лаура. Сама пришла, с виновато опущенной головой, сама вошла в комнату к товарищам, потерявшим всякую надежду самим отыскать ее. А они уже готовились вызывать на поиски всю команду, а также Нави и подконтрольные ему группы.
Обрадованные внезапным разрешением проблемы, товарищи минут тридцать стебались над ней, и ругая, и подшучивая одновременно. Молчал только Хантер. Ни укора, ни осуждения. Считал, что за него всего сказано подчиненными, и говорить больше нечего. Но на самом деле он промолчал из жалости, как промолчал когда-то на побег и возвращение Лауры. Ренис же всех покорно, молчаливо и терпеливо выслушала, крыть ей было нечем, и как в бреду ринулась к холодильнику утолять голод и сбивать температуру на кухне чаем, где ее с головой накрыла заботами Лаура.
После этого провального бегства снова пошли их разнообразные разбойничьи разъезды с более и менее кротким поведением Ренис Нолл. Девушка тихонечко жила, копя силы и финансы на следующий резонансный побег, рассчитывая в этот раз вопреки всему добраться до матери. До красивой голубоглазой доброй женщины – Эллисабэт Нолл. До Саши, до любимой матери. О том, что она – «любимая мама», поздновато до нее дошло, ты не находишь? Нет? Ну, ладно. В то время как Нэйтон все еще ездил из своего городка в соседний, разыскивая там Ренис Нолл, Рэн лелеяла в сердце, душе и голове свою скорую теплую встречу с родной матерью, которой, увы, не дано случиться.
Ее первый и второй побеги (да и много всего прочего) тщательно скрывались Хантером от Генри, как и тот злополучный выстрел ювелира в воровку Рэн. До Генри это все же дошло, но через кого? Ответ прост – через Рика, что присягнул на верность Генри и его сыну, о чем Хантер не знал. Естественно, хозяин не стал сидеть, сложа руки, у него были свои идеи насчет Ренис Нолл и ее матери. А об этом немножечко позже.

Глава двадцатая: «Встречи непомнящей».
На какое-то время команда Хантера ушла в подполье, для них наступило небольшое затишье. Они перестали колесить группками по близлежащим городам и занялись грузоперевозками и распространением наркотиков в пределах своего города, теперь уже играя перевоплощением в беспризорников, которыми главным образом были: Адам, Рэн, Карла, Мэндси и еще пара таких же не особо крупных и высоких ребяток.
Однажды рано утром в метро, в облезлой одежде, да нарисованными мастерицей Гвен синяками по всему лицу, маленькая шайка команды Хантера, под строгим присмотром цивильно одетых Брэдли и Лауры, что контролировали их на расстоянии, дожидалась потенциальных и заранее известных покупателей. Они дивились тому, что в метро в такую рань столько народу.
Унылая как никогда девушка с звучной кличкой «Мелкая» стояла у стеночки, дожидаясь своей очереди обмена с покупателем и ответственно изображая так натурально попрошайку, для чего лениво и болезненно протягивала руку, проходящим мимо безразличным людям и беззвучно шевелила губами. Кто-то даже опустил несколько ненужных монеток в протянутую в раздумьях руку.
Вдруг, глаза ее непроизвольно широко открылись, в сонной гуще людей она увидела знакомое лицо. И оно было в толпе, что вывалилась из только что подъехавшего к платформе вагона метро. Это далекое лицо приковало ее взгляд, еще издали казавшееся родным и давно знакомым. Ренис неведомой силой оторвало от холодной стены и понесло за ним, Лаура и Брэдли это заметили. Кивок, и обоюдным решением выпало следовать за ней Брэдли. Он поспешил за ней и увидел, как ведомая чем-то ей неизвестным, девушка забежала вперед, обгоняя спешащих людей и этого ссутулившегося за всех и сразу, сонного, через силу шагающего человека. Болтаясь рядом, Ренис старалась шагать с ним в ногу, рассматривая это лицо, от вида которого что-то шевелилось в ее сердце, а в голове воцарилась пустота, беспорядочные и назойливые мысли остановились. Вроде бы вот-вот, вот сейчас вспомнится все, но нет, сорвалось. Как везучая рыба с крючка удочки невезучего рыболова.
Рэн, все же обогнав объект, приковавший ее внимание, теперь шла перед ним задом-наперед, протягивая, специально выпачканную в саже, руку с немногочисленными монетками:
- Молодой человек, не будьте черствы к обделенному жизнью и удачей сорванцу, подайте на развивающие книжки…
А у самой гулко билось ощущение дежа-вю: «Было! Это уже было!».
Но заинтересовавший ее человек, не глядя в ее лицо, уныло поморгал сонными глазами и запустил руку в карман, не особо-то желая разглядывать этого не в меру наглого оборвыша, не устающего настойчиво клянчить деньги. Звякнули монетки в кармане, но он не стал доставать их. Вынул пустую руку, остановился и посмотрел себе под ноги, улыбаясь своим каким-то приятным мыслям. Улыбка тотчас растворилась в печали. Это вовсе не от жадности, тут что-то другое…
Второй рукой он извлек из кармана бумажную купюру и положил в протянутую согнутую грязную ладошку. Коснулся холодной руки.
«Бедняга! Замерз ведь…», - подумал этот человек, глядя куда-то сквозь маячившего перед ним довольно крупного мальчишку с такими огромными синяками под глазами на чумазом лице, что хорошо вылавливалось боковым зрением.
- Премного благодарен, - подпрыгнул на месте попрошайка, все еще болтаясь перед ним, и вдруг куда-то исчез также резко, как и появился.
«Черт! Эта манера говорить…», - спохватившись, этот человек обернулся назад в толпу, но беспризорника и след простыл. Он растворился подобно миражу в пустыне: Ренис пришлось отступить, так как мозг так и не дал ей никаких подсказок, да и она вовремя увидела бегущего к ней Брэдли. Побежала к нему навстречу, чтобы помешать коллеге посмотреть на парня, который так увлек ее.
На немой и понятный вопрос глазами от Брэдли, Рэн, скорчив довольную мордашку, помахала у лица купюрой, которую получила и позвенела монетками в другом кулаке. Брэдли улыбнулся, позволил себя легко одурачить, вернее, позволил ей думать, что она легко его одурачила. Он запомнил внешний вид сзади и чуточку позже поспешил нагнать и рассмотреть поближе незнакомца. Сейчас же он стоял с Рэн, зная, что ей хочется обернуться, проводить глазами и узнать, куда направился тот человек. Брэдли не дал ей этого сделать, карауля ее и не сводя с нее глаз.
А теперь, давай-ка посмотрим на это другими сонными и красными глазами: Нэйтон (а это и без ясновидящих понятно, был он) возвращался в полном вагоне метро после своих долгих и безрезультатных ночных скитаний по чужому городу, в котором его университетский друг (уже не друг!) видел Ренис. Не имея сил сопротивляться, парень вздремнул часок, крепко прижимая к себе портфель, чтобы не выкрали, и поклевывал носом в плечо сидящей по соседству дамы. Чудом не проспал свою остановку. Продрав глаза, тем же чудом вышел. Вернее, толпа сама вынесла его одной волной вместе с собой за двери.
Нэйтон мысленно поторопился в участок, на свое рабочее место, где он был закреплен на время прохождения практики. Его уже просили вернуться к ним после окончания его учебы. Хорошо бы и согласиться, если бы не его планы, связанные с Ренис. Как и было сказано, торопился он мысленно, но не ногами – они вяло несли его меж спешащих и толкающихся людей. А ему и так тяжко на душе: устал от бесконечных и безуспешных поисков, переутомлений на работе и сон прошел мимо вот уже в который раз, а Ренис так и не нашлась, еще и хамоватый беспризорник лезет со своими причитаниями…
Сонно поморгав и неподвижно глядя в одну точку под ногами, Нэйтон запустил руку в карман и вспомнил, как клянчил у него деньги на вокзале алкоголик, впоследствии оказавшийся разыскиваемой им Ренис. Улыбнулся.
«В этот раз не смог ее найти. И не смогу, пора бы уже это признать, сдаться, бросить напрасные поиски и вернуться домой…», - подумал парень и опечалился. Улыбка сошла с его лица. Нэйтон запустил в другой карман руку, взял бумажку, имеющую цену. Н-да, какие-то бумажки цену имеют, а люди – нет. Рука Нэйтона коснулась руки попрошайки в рваной запачканной шапке, натянутой по самые глаза.
«Бедняга! Замерз ведь…», - подумал парень, перебрасывая взгляд с шапки мимо, украшенного витиеватыми синяками, лица на проходившуюся, всю в дырах и заплатках, одежду. А мальчишка подпрыгивал от радости получения хрустящей купюры.
- Премного благодарен! – сказал он таким знакомым тонким, но хриплым тембром.
В сонном Нэйтоне зашевелился маленький комочек, что разрастался и щекотал мягкими иголочками область живота под желудком.
«Черт! Эта манера говорить…», - парень полностью взбодрился, глядя перед собой, где только что скакал от безмерного счастья беспризорник. И которого у же не было. Нэйтон в панике обернулся назад, на заполнившую площадку метро массу. Среди такого огромного количества людей тяжело одними лишь глазами отыскать кого-то.
«Ренис?!», - не веря, спрашивал парень себя.
«Ренис!», - отвечала его интуиция, а он не ее спрашивал. – «Мне же это не почудилось?!», - чтобы удостовериться, он достал бумажки из кармана, проверил, пересчитал.
Одной не хватало.
«Мне не показалось, да! Этот бродяга мне не привиделся, а значит, и Ренис тоже. Но это так сомнительно, в это не верится! Если это была Ренис, то почему она меня не узнала?! Если это Ренис, то почему она здесь, а не там, где я ищу?! Может, мне в этом бездомном привиделась Ренис, потому что я так устал ее искать, несмотря на то, что сильно хочу найти?!», - Нэйтон вздохнул, отвернулся и продолжил путь. Опозданий его начальник не приемлет, а жалоб на себя получать не хотелось.
А Рэн вернулась к своему занятию в компании с Адамом, Карлой и Мэндси, другие были на противоположном конце станции со своей маленькой группкой. Брэдли долго не упускал ее из-под своего контроля, а потом все же переключился на разговоры с Лаурой.
Улучив момент, когда они остались наедине с Мэндси, Ренис решила для себя расставить все точки над i и прояснить свои либо обоснованные, либо необоснованные подозрения. А в последнее время по мнению Рэн, та очень странно себя вела – избегала их общих компаний в кабинете Хантера, и почти не появлялась на их вечеринках, организованных в честь того или иного прибыльного дела. Мэндси при этом, непрочь была посидеть с ребятами, если среди них не было Рэн. В обратном случае она вставала и выходила, либо просто не заходила, завидев среди членов команды «Мелкую». Ренис тоже не глупая, понимала, что некая связь с ней просматривается. Спросила прямо в лоб, таки с порога прямо в кухню:
- Почему ты тогда не ушла со всеми?
Мэндси, сохраняя внешнее спокойствие и безразлично провожая людей глазами, не стала прикидываться ничего не понимающей дурочкой, каковой всегда и везде рисовалась. Отпираться тоже не стала. Только потому, что была уверенна, что их разговора товарищам не слышно.
- Ты сама уже догадалась, почему. Верно?
- Не будешь, значит, выдумывать оправдания?
- Не буду, - Мэндси на секунду закусила нижнюю губу и отпустила. – У меня к тебе встречный вопрос, Рэн.
- Какой? – Ренис посмотрела на Брэдли и Лауру, они обсуждали что-то на другом конце платформы.
- Почему ты никому не сказала о своих догадках?
- Хотелось уточнить лично у тебя, но ты все бегала от меня, избегала. Стоп, а откуда тебе знать, сказала я или нет?
- Поделись ты хоть с кем-нибудь, то меня бы здесь сейчас не было.
- Что, суровое наказание предателей – смерть?
- Навлечешь карающие руки Хантера на меня теперь, а, «Мелкая»? После того, как удостоверилась? – улыбалась с вызовом блондинка.
Рэн с минуту заглядывала в эти больше зеленые глаза, которые в отличие от изогнутых губ не смеялись. В них был страх. Неподдельный.
«И после чего это я научилась читать страх в чужих глазах?», - подумала она и твердо сказала:
- Нет. – Ренис отвернулась, устремив глаза далеко вперед на Адама, парень мелькал, заменяя ее, в серой массе людей.
- Почему? – искреннее непонимание и сомнение от Мэндси.
- Не мое дело. Пусть это будет только на твоей совести.
- А если я бессовестная? – игривая усмешка.
- А пусть и так. Меня не касается.
- Не касается, говоришь? А если я скажу, что это я отправила в дом по твоему следу Мишеля, подсказав конкретное направление, тоже тебя не касается?
Ренис со злостью посмотрела в эти уже открыто смеющиеся глаза и… сжала, часто нывшую в запястье, руку в кулак. Отвернулась.
- Твое дело, - ответила она. – Хочешь быть предателем – полный вперед, мне плевать. Плевать на всю команду Хантера, самого Хантера и тебя. Плевать, что вместе с собой ты потянешь ко дну всех. Лично я от этого останусь только в выигрыше.
- На Лауру тоже плевать? Я буду камнем и на ее шее, что тащит на общее для всех дно.
- Твое право, - равнодушно сказала Рэн, чувствуя, что на Лауру, все-таки, не наплевать.
- Ты действительно собираешься молчать? – не верила Мэндси своему спасительному кругу, ведь по правде, она очень боялась того, что ребята прознают о ее предательстве и жестоко поквитаются. Она все ждала сигнала от новых хозяев, позволяющего примкнуть к ним под их защиту и навсегда покинуть команду Хантера. Но те тянули, оставляя удобного доносчика в стане врага и не особо стремясь принять ее к себе. А после предательства выбора у Мэндси уже не было, кроме как скрыться у тех, кому предавала.
- Я уже сказала, что мне все равно. В свое время кара настигнет тебя, и тебе воздастся за все. Но пусть это будет не посредством моего вмешательства. Каждому свое, Мэндси, каждому свое, - пророчески озвучила клише Рэн, резко затыкаясь, так как увидела знак рукой от Брэдли, означавший, что настало время присоединиться к Карле и Адаму.
Мэндси напоследок заглянула в это серьезное лицо Ренис и немного успокоила внутреннюю блондинистую истеричку, которая готовилась пустить пулю в лоб. В свой лоб.
В этот же день они чуть не попались полиции. Быстрый бег, молниеносно возникшая Лаура с фургоном у перекрестка – спасли эту шайку бомжеватых лиц от людей, наносящих и сеющих повсюду его величество закон и порядок. Их давно приметили и положили глаз, пока еще не подозревая, чьи они и что хозяин этих вредителей сам Генри Мидлл, имеющий высокое положение и связи с высокопоставленными лицами государства. Вся политическая верхушка была у него под кулаком. Его сети проникли во все сферы жизни и политики, но история моя не об этом.
Последующие несколько дней группе Адама и Рэн катастрофически не везло, они только и делали, что улепетывали, сломя голову, от офицеров полиции. Мы с тобой знаем, в беге героиня слаба, да и не только в беге! Она и так всегда была в числе отстающих, еще и бок предательски заколол в неподходящее время, совсем застопорив ее. Кто-то из ребят на дню говорил ей, что в таких случаях следует правильно выдыхать именно тогда, когда левая стопа в беге касается земли. Да только кто же будет в подобном скором бегстве следить за левой ногой и правильными вдохами-выдохами?! Вот и Ренис не смогла применить эту волшебную технику и сдалась. Остановилась, чтобы отдышаться.
«А пошло оно все в пень!», - она равнодушно посмотрела на приближающихся к ней офицеров. – «Устала. Я так устала!», - повернулась и взглянула на убежавших далеко вперед товарищей. – «Особенно от вас, ребята…», - Рэн заметила Адама, что обернулся у поворота и смотрел на нее. Отвернулась. – «От вас и этих нескончаемых афер…», - она выпрямилась, добровольно и заранее протягивая руки, нагнавшим ее, подтянутым людям в форме. Согласна была на арест, только бы не скручивали за руки и не били.
Щелкнули наручники.
«Славно! Может хоть запрос отправят туда, где я числюсь, а может, и меня саму депортируют. Буду надеяться, что это шанс встретить мою маму…», - с надеждой подумала Ренис, и впервые «мою маму» звучало в ней так, как и должно было звучать от любящей дочери. А не так, как это было у них все время в их недолгой семейной жизни. – «Шанс встретить маму, или хотя бы выспаться часов двадцать в их вонючей камере. Вонючей?! Откуда я знаю, что они вонючие?», - стук головой о дверцу машины, когда ее грубо захлопнул офицер, усадивший на заднее сидение.
После чего прорвалась тревожная мысль:
«А что если никакой Ренис Нолл не существует? Я ведь – Рахима Сафалиева, но могу ли озвучить эти данные и попросить отыскать город, в котором я жила? Не думаю…», - ты же понимаешь, к какому эпизоду мы с тобой плавненько подходим? Нет?! Ну, ты, мать, даешь! Я про встречу с Нэйтоном в участке, но на сей раз глазами Ренис Нолл, которая сколько не пыжилась, пытаясь выяснить, кто этот человек из метро, не смогла ничего вспомнить. Все потому что с воскресшими воспоминаниями об отце и матери задвинулись далеко вглубь даже сны об этом голубоглазом парне, как и память об этих снах.
Девушку привезли к участку, высадили и повели под руки по обе стороны довольные своей продуктивной работой офицеры. Завели в приемную, оттуда повернули в длинный, усеянный дверьми, коридор. Двери, двери, коридор стал шире, а двери сменились бесконечными решетками. Ренис даже не рассматривала это все, ей совершенно не казалось это чем-то новым и незнакомым. Она уже видела это все, когда, зарезав Алекса, оказалась в тюрьме, но это было зарыто глубоко в подсознании.
Ее провели до самого конца, пахнущего сыростью, коридора. Звякнули замки – дверей и ее наручников одновременно, один офицер открывал дверь, другой – освобождал от оков. Пригласительный жест рукой насмехающегося офицера, и Рэн в камере.
Щелчок замка.
Стоя у решетчатой сплошной стены, девушка провожала взглядом офицеров. Постояла, постояла и пошла к голой деревянной просаленной скамье, явно служащей постояльцам чем-то вроде койки. Села, осмотрелась. Потом прилегла и вытянула гудящие от бега ноги. Повернулась так, повернулась сяк, нашла наиболее удобное положение на безжалостно твердых и затертых до блеска досках и прикрыла глаза рукой. Замелькали цветные картинки, сопровождающие ее неугомонные мысли, которые сменились воспоминаниями. Все теми же, свежих вспышек прошлого не наблюдалось. И когда спустя полтора часа размышлений и ковыряний в памяти глаза так сладко потянуло на сон, она их закрыла.
- Наконец-то! – подумали бы мы, и тут нате!
В замке заковырял ключом один из офицеров. Ренис повернулась к стене, игнорируя вторжение в ее дремоту. Спать очень хотелось.
- Подъем! – крикнул он, с упоением.
Девушка нехотя встала, подошла к нему с протянутыми руками, удивляясь своим отточенным рефлексам вечность отсидевшего уголовника. Офицер покачал головой, мол, нет, наручников не будет. Взял под руку и повел обратно по коридору. Решетчатый коридор сменился тем другим, в котором были двери кабинетов, почти все нараспашку. От нечего делать Рэн, проходя мимо них, заглядывала в каждый, видя одинаково копошащихся в бумагах людей в форме. И только в последнем – в который и заглядывать-то уже неинтересно – сидел парень в обычном костюме за столом с двумя телефонами и по уши заваленный какими-то журналами и бумагами. Знакомые черты лица заставили задержать взгляд на этом человеке.
«О, это же тот, из метро!», - веселый голосок раздался в ее голове.
А этот самый человек из метро, сидя за своим столом, словно почувствовав взор, поднял голову и тоже смотрел на нее. И пока до него доходило, что к чему, Рэн отвернулась, а офицер провел ее в приемную, оттуда выпроводил к дверям и передал прямо в руки Лауре и Брэдли, что пришли за ней.
Нэйтон, едва не опрокинув стол, выбежал, столкнулся с чьей-то неуклюжей секретаршей, опрокинул ее и ее ношу. Извиняясь, принялся ей помогать все собирать, вовремя опомнился и рванул за своей ускользающей снова целью. А Рэн все оборачивалась и смотрела назад, спрашивая саму себя, показалось ли ей, что тот человек ее узнал? Показалось ли, что лицо его переполняли эмоции?
«Знает ли он меня? Знает! Если это так, то, значит, знаю его и я…», - у машины она замедлилась, но заметив взгляд Брэдли, поспешила сесть. Она успела увидеть, выскакивающего из-за поворота в коридор в приемную, парня, открывающего очередные стеклянные двери.
Ждали лишь ее. Только Брэдли закрыл за ней дверь и сам занял пассажирское место, Адам дал по газам. Выбежавший во двор (будто выброшенный из цирковой пушки) парень сумел увидеть Ренис. Она недолго смотрела на него из машины, обернувшись назад. К Нэйтону выбежали офицеры, беспокоясь, не случилось ли с ним чего. Поэтому собравшиеся позади люди у участка не вызвали подозрений у Брэдли с Лаурой, которые видели их в зеркало заднего вида. Только Ренис шевелила губами, беззвучно произнося несколько букв, что в голове сотрясали все ее мысли громким звучным именем: «Нэйтон!!».
Да, теперь-то она его вспомнила, и накрыло девушку воспоминаниями, связанными с ним. В не совсем верной последовательности, конечно, важно, что хотя бы вспомнила. С широко открытыми глазами Ренис проехала весь путь, пялясь на свои руки и заторможено перебирая пальцами дрожащие пальцы. Она ушла в себя и уединилась с Рахимой, не отвечая на вопросы Брэдли и Лауры, потому что она их тупо не слышала. Старшие команды Хантера решили, что девушка пребывает в неком шоковом состоянии, в которое она погрузилась, перепугавшись грозившего ей тюремного заключения. И что она, вдруг узнав, что спасена – впала в шок. Но Лаура не принимала такое простое объяснение, она видела в ней нечто иное и понимала – это не сулит ничего хорошего.
Ну, а Нэйтон кинулся в расспросы тех, кто привел и отдал Ренис обратно – двух разговорчивых офицеров, от которых узнал, что под видом бродяг несколько человек некого опасного и неприкосновенного авторитета криминального мира – Генри, промышляют продажей и распространением наркотиков.
«Все же это была она!», - припомнил он беспризорника, слушая о том, что этот самый Генри и вызволил девушку из-под стражи благодаря своим связям, что означает, только одно – девушка та – прочно с ним связана и очень важна для него. – «А не тот ли этот Генри, о котором мне поведала Эллисабэт?», - задумался Нэйтон, выслушивая жалобы офицеров про то, что они уже неделю пасут у метро группу беспризорников, среди которых числится и Ренис. Сделав все необходимые выводы из услышанного короткого доклада, парень стал дежурить по ночам у метро, надеясь снова встретить там Ренис. Его поездки в соседний город прекратились, он понял, что все это время Ренис была рядом, в одном городе с ним. Об этом он поспешил сообщить ее матери, обрадовав Эллисабэт Нолл тем, что дочь вполне себе еще жива и очень даже здорова.
Единственное, что его пугало и о чем он не сказал Эллисабэт Нолл, так это то, что Ренис его не узнала. Но она узнала, поздновато, и при свидетелях, таких, как Брэдли и Лаура не рискнула действовать. Побоялась не за себя, себя ей не жалко! Боялась за Нэйтона.
После этой короткой встречи с Нэйтоном Рэн стала угрюмой, молчаливой. Ее голова постоянно была занята составлением верного хронологического порядка и логического ряда событий и людей из ее всплывшего прошлого. Потихоньку она расставляла не всегда в правильной последовательности некоторые обрывки воспоминаний. Девушке теперь было не до споров, пререканий и шуточек. Она как бы присутствовала вместе со всеми на общих сборах в кабинете Хантера, но мысленно отсутствовала. В наличии Хантера была оболочка, лишь тело Рэн, сама же она не интересовалась тем, что творится вокруг нее (да она не заметила бы и массированной бомбардировки!). «Мелкая» и так концентрацией и вниманием не отличалась, так еще хуже стала. Ее, пока Хантер распинался, разъедала изнутри настойчивая мысль: пойти в тот участок к Нэйтону, неважно, кто он там и как он там оказался, лишь бы только был там.
Но еще раз но: после двух ее побегов с нее глаз не спускали и одну категорически никуда не выпускали, снова нужно было выкраивать время для усыпления их бдительности.
«А есть ли это время у Нэйтона? Что, если его там уже больше нет? Как же быть и что мне делать с этим? Мне срочно нужно поговорить с ним, увидеть, о многом расспросить и узнать! Но не заявляться же туда в сопровождении Лауры и Брэдли! Это все равно, что скормить его живьем Генри!», - утопая в этих безответных вопросах к самой себе и стремительных ответах, она не слышала никого и ничего несколько дней.
Голова болела только об одном.

Глава двадцать первая: «Перемены людей, перемена мест».
- С ней что-то не так, - поделилась после нескольких дней наблюдения неподдельными волнениями о девушке Лаура с Хантером. Она раньше всех заметила внезапные изменения, происходившие с Рэн. Кому, как не ей это замечать?
- Ты тоже видишь, она все время где-то витает?! Не докричусь до нее, вопя в самое ухо.
- Что же с ней творится?
Хантер посмотрел на Лауру, переключаясь на нечто другое:
- Погоди-ка. Только не говори мне, что ты переживаешь за нее.
- Я переживаю за нее, Хантер, - сказала очень серьезно Лаура, и в кабинете повисло тяжелое молчание. Они были здесь одни, за окном глубокая звездная ночь, а дом был погружен в сон. Тем они и пользовались.
- Ты забыла, что я тебе говорил? – нарушил тишину владелец кабинета.
В ответ угрюмое молчание Лауры.
- Или мною сказано было невнятно? – суровый тон Хантера и ответное настойчивое молчание «Хамелеона», говорившее ему о многом.
- Ты совсем перестала давать ей лекарства? – строго спросил он, догадываясь и сам, что у Лауры уже не просто по каким-то причинам не получается подсыпать девушке в еду препарат, она того сама не хочет и делает все, чтобы эти препятствия каждодневно возникали.
- Каэл, должен быть предел этому.
- Без приказа Генри, какие пределы?!
- Я больше не буду это делать.
- Повторяю, не привязывайся к ней, Лаура. И на сей раз это приказ.
- А что, если я больше не хочу выполнять твои приказы? – тихо и грустно спросила Лаура, опустив глаза к ногам и, в принципе, не особо нуждаясь в его ответе. Весь ее вид говорил о том.
Хантер ошарашенно прошептал:
- Ты погубишь себя.
- Пусть даже и так, - она вновь подняла на него глаза, и взгляд Лауры был полон пустоты. В нем ничего: ни надежды, ни радости, ни печали. Безразличие. Тогда почему же она не безразлична к Ренис?!
- И что это? Готовность пожертвовать собой ради нее, Лаура?
- Рэн сказала бы иначе. С усмешкой: «Ох, Лаура, это новое обличие твоего пьяного великодушия?».
- Тебе уже важнее, что сказала бы Рэн? – ревностно прищурился Хантер, понимая, что и сам копирует эту черту Рэн. – Не надо путать эту глупую и мелкую выскочку с давно погибшими подругами!
- Это не так! – оскорбилась, задетая за живое, женщина. Она не любила, когда он касался темы ее погибших друзей. Ведь он так давно этого не делал, а тут вдруг взялся укорять самым дорогим.
- В дочери она тебе тоже не годится! – больно резал душу Хантер, поздновато осознав, что надавил на еще одну не заживающую рану своей любимой.
- А в сестры? – язвительная обида не скрывалась.
- Тоже!
И когда же только Ренис успела стать яблоком раздора этих двух, названных ею: «Ромео и Джульеттой» криминальных кровей, а?
- Ясно, - сказала Лаура и повернулась, чтобы уйти.
- Постой! – поймал ее Хантер. – Прости меня, пожалуйста.
- Прощаю, - холодно ответила она, вырвалась и убежала наверх к себе.
Ей нанесли рану языком, как и пахарь некогда льву из известной мне притчи, или не притчи, плохо помню, каков был жанр того поучительного литературного произведения. Через пару-тройку дней после этого разговора самим Генри было велено команде Хантера немедленно сниматься с объекта и валить на новую точку в другом городе. Все дело в том, что на них вышли те, что стояли за спиной Мишеля. Генри Мидлл не боялся этих людей, он разумно откладывал массовую стычку и следующее за этим неизбежное кровопролитие, из-за чего и приказал Хантеру покинуть город до неминуемого столкновения двух враждующих группировок.
На след Хантера напали, опять-таки, из-за Мэндси, она сдала координаты, о чем никто пока не знал. Но и у Генри имелись подобные «кроты» в стане врагов, они и предупредили его. Также, разок упоминалось, что именно через Рика Генри узнавал обо всех злоключениях Рэн, о которых умалчивал Хантер и не докладывал сын, так как о них не ведал. Ведь Хантер тщательно сокрыл от Дьюи покушение Джорджа на Рэн и не только это. Самодеятельность и скрытность Хантера Генри не нравились, но он слишком высоко ценил этого человека и не хотел терять. Да и Рэн, благодаря лишь усилиям Каэла, и жива, и здорова, и все еще под присмотром Хантера. И не просто под присмотром, а с его подачи приносит реальный доход. Команда Хантера у Генри была самой проворной, успешной, удачливой и пронырливой, а с появлением Ренис их дела пошли еще выше в гору. Поэтому Генри Мидлл некоторое время и медлил с кое-какими своими жестокими решениями относительно семейства Нолл.
В преддверии нового путешествия и отъезда люди Хантера в срочном порядке зачищали и освобождали от себя и своего пребывания двухэтажный дом. Скрупулезно подчищали следы своего нахождения здесь. Торопились и в короткие сроки умудрялись освободить дом, заняв заранее и четко распределенные места в транспорте. Для этих целей у команды имелся специальный походный и похоронный катафалк, которым они замыкали длинную цепь машин, играя в похоронную выездную процессию для отвода глаз. Они зачастую прикрывались им, покидая облюбованные ими точки. И, между прочим, вынужден был съехать с насиженного места и хирург – Нойману Генри уже снял новое здание под клинику в том же городе, куда направлялись люди Хантера. Нойман со своей семьей уже был в пути.
Ренис тоже сидела, зажатая рядом с Адамом и Мэндси, в машине, очень и очень недовольная незапланированным переездом. Очень сильно расстроилась, узнав об этом. Плакали ее надежды увидеться с Нэйтоном.
«Ну, ничего, сбегу и приеду! Я же уже мастер случайных исчезновений!», - тешила себя она. – «Как-нибудь справлюсь и с этим», - Ренис в молчаливой борьбе таки выдрала зубами да с корнями право сидеть у окна, конкурентов на это место было много – Ирма, Карла, Мэндси. Мэндси уступила вдруг (скорее всего, считая себя обязанной Рэн за ее спасительное молчание), а Ирма не стала вгрызаться в бойню, с радостью оставила место за Рэн. Так что борьба развязалась меж Рэн и соперницей Карлой, которая больше из вредности и нежелания уступать «Мелкой», нежели от жизненной необходимости занять именно это место, сильнее ввязалась в это сражение. И в итоге, проиграв, все же перелезла к Адаму и Мэндси. Ренис победно раскинулась у окна, сияя во все свои зубы, и новые и старые.
Она смотрела в окно всю дорогу с целью запомнить местность в случае, если придется на своих двух костяных пилить, черт знает, куда за Нэйтоном. Однако на середине пути по привычке углубилась в мысли и напрочь позабыла о поставленных целях.
Все они шумной гурьбой вскоре ввалились в одноэтажное здание бывшего частного детского садика, переделанного под дешевенький мотель. Комнат, соответственно, было гораздо меньше, но размерами они были в два раза больше прежних, отсутствие второго этажа частично компенсировалось этим. Самую большую комнату, ну, разумеется, занял под свой кабинет Хантер и в тот же день переоборудовал на свой вкус: вся мебель была в точности такой же, как и в предыдущем его кабинете и расположена была в том же порядке. Не хватало только того красивого книжного шкафа во всю стену позади стола Хантера. Теперь была только голая стена, потому кабинет Хантера первое время казался каким-то чужим, пустым, неуютным и холодным.
Ввиду отсутствия достаточного количества квадратных метров большинство парней вынуждено было селиться по несколько человек в одну комнату. Многие предпочли снять дешевые квартиры. Хотела бы того и Рэн, но нет, ей такого не было позволено. Она делила комнату с Ирмой, Лаурой, Гвен и Мэндси, конечно же, против собственного желания. Ее утешало, что это временно, пока не съедут, занимавшие вторую половину этого строения какие-то подозрительные сектанты, которые сочли подозрительными их и поспешили поскорее сложить манатки и перебраться в другое место. Вуаля! Теперь каждая девушка команды получила по комнатке, в то время как мужская половина продолжила ютиться по четверо в одной комнате, и никто из них не жаловался. Лишь бы стервозные дамы были счастливы иметь личное пространство, а им и пол вместо кровати в радость – главное, бесплатная крыша над головой.
Открыла вновь свои двери контора грузоперевозок. Адвокатскую контору не стали воскрешать, для нее уже в здании не было места, да и в грузоперевозки поступало куда больше заказов – временами и не отбиться от наплыва! Кстати, надо бы тебе шепнуть, что с переменой места жительства случились перемены и в команде – появился еще один староватый, по взглядам Рэн, тип – Нави, которому всего тридцать восемь с хвостиком. Но это же на четыре года старше Хантера, а значит, песок рекой, седина волнами!
Этот Нави то молчаливо присутствовал на каждом сборе у Хантера, то неделями где-то пропадал вместе с Дьюи. Пропадал – ездил к своим ребятам, Нави имел свою аналогичную команду, которую был вынужден временами бросать на своих доверенных людей. Генри Мидлл ценил его наравне с Хантером. Они оба для него как Лаура и Брэдли для Хантера – это я так, для доступности упрощаю для себя же (чтобы много и не по делу не мудрить). И что Ренис в нем сразу же заметила, так это его вечный пристальный взгляд в ее сторону и угрюмое молчание при ней. Был прямо как Лаура, в точности!
«Тоже потом будет рядом со мной болтаться?!», - ухмыльнулась Рэн, мгновенно представив это. – «Нет уж, не надо! Достаточно с меня Лауры, Адама и Пита с Ирмой, еще один в эту компашку – пятый лишний!».
На самом деле Нави ей просто сразу не понравился как человек, он внушал страх. Интуитивно Рэн загодя его боялась, и именно это ей и не нравилось. Было в его взгляде что-то, что прямым текстом говорило: «А я люблю убивать!». Если, конечно, этот текст видела не только она, можно было бы и поверить. А как ему еще смотреть на дочь того, кто разрушил все в одночасье и унес столько жизней его друзей и глубокоуважаемого командира? Только так. Сам он этого не замечал за собой, а вот Ренис – улавливала все. Ибо не заметить это было просто нереально, ведь с остальными Нави был весьма милым, иногда веселым и откалывающим забавные шуточки, капитаном, частенько заменяющим им их командира. Но не с Рэн, и почему-то не с Хантером, что также девушка отметила исключительно про себя, видя, что никто из товарищей не считает нужным акцентировать на том внимание.
«Может, так оно и должно быть?», - думала она, стараясь не загоняться по этому поводу и продолжая жить в составе группировки Генри, являясь важным звеном команды Хантера и не забывая о Нэйтоне.
Через несколько дней в дом к команде Хантера заявился и сам Генри Мидлл, дабы осмотреть их житье-бытье на новом месте. Заботливый хозяин, не правда ли? Он уже сидел в кресле напротив стола Хантера, где сидел Хантер в кабинете Хантера. Ах, как много Хантера, разбавлю сию концентрацию присутствующими: Лаурой, Брэдли, Риком, Дьюи, Риччи, Гвен, Стивом, Итаном, Гвен, Мэндси, Питом, Ирмой, Есуно, Карлой, Дьюи и прочими людьми, теснившимися здесь, бросая робкие взгляды на гостя.
А где же Адам и Рэн?!
Вот и они, как всегда, толкаясь, последние влетели в кабинет, споря о крутости переизданного альбома известной, но старой и отыгравшей свое рок-группы. Строгий взгляд Хантера, и оба затыкаются, обратив свое рассеянное внимание на важного человека, занявшего любимое место Дьюи. На его отца.
- О, та самая Ренис, - медленно сказал Генри Мидлл, будто старик, устающий от каждого сказанного слова и вдоха.
- О, тот самый… как вас там? – передразнила Рэн, прекрасно зная, как его там.
- Все дерзишь?
- Все… - «Эм, как же правильно-то?!», - Ренис подбирала в уме варианты употребления данного глагола, но сбивалась, думая не о том. – Все да! – выпалила она.
- Ну, вполне себе позволительно. Ты же теперь легенда. Куда ни пойду – везде: «А вы слышали про Рэн? А вы видели, как она вчера такое отмочила!». У всех на устах лишь ты.
- Раз такое дело, может, замените вон того (наглый кивок на Хантера) мной? Я ведь тоже хочу сидеть за дубовым министерским столом.
Люди Хантера с улыбками повернули головы к командиру, который проклинал себя за то, что не успел написать Адаму, чтобы тот отвлек Рэн и ни в коем случае не впускал ее в кабинет.
- До этого места тебе далеко, - ехидная улыбка Генри, после которой он деловито заложил ногу на ногу.
- Наверняка для сына бережете? – язвила она, игнорируя направленные на нее умоляющие заткнуться взгляды Лауры, Пита, Хантера и Адама. Остальные люди в кабинете смотрели с удивлением на Генри, который терпел колкости Рэн. А он действительно промолчал на ее заявление. Нахмурился, пристально посмотрел на нее, но промолчал. Сощурилась в ответ Ренис, что-что, а это она умела. – Или же для сына уготовано местечко повыше? Ваше, например?
Дьюи Мидлл держался изо всех сил, чтобы не влезть в этот разговор. Но после этого вопроса, волновавшего его самого долгие годы, он поостыл, томительно ожидая, какой выдаст ответ отец.
«Для жалкого посредника между мной и моими деньгами ты слишком нагло себя ведешь!», - думал Генри Мидлл, ерзая в кресле и вспоминая об Эллисабэт Нолл, которой можно было воздействовать на Рэн. Воздействовать он ею больше не планировал. Перестал это делать прямо сейчас и, спустив ногу с колена, он во всеуслышание заявил:
- Увы, но и ему далеко до моего места.
Дьюи опешил, покраснел. Он не ожидал услышать от отца такое еще и перед теми, кого всячески презирал, считая себя на порядок лучше. Парень почувствовал себя отвратительно. Скажу, что примерно с этого момента взгляды сына пошли вразрез с отцовскими. Где-то здесь и нашлись причины для начала серьезных разногласий. Сын начал открыто высказывать недовольство. Они и в былые времена весьма натянуто ладили, но Дьюи всегда пытался быть исполнительным и послушным сыном в надежде поскорее заполучить власть и имущество отца в свои руки. Но теперь, когда отец заявляет при всех такое, как продолжать держать эту планку?!
Эти слова разбили сердце кое-как любящего сына, а точнее, дали в нем трещинку.
Ответ Генри смутил даже Ренис:
- Мне как-то обидно за Дьюи. Зря вы так! – сказала она, будто всерьез расстроившись за ее «лучшего» «товарища» (не исправляй меня здесь, это как бы каждое слово идет принципиально в кавычках и несет скрытый сарказм).
- То есть, ты хочешь мне порекомендовать его? – усмехнулся Генри.
- Берите, берите! Очень хороший экземпляр. Достойный кандидат и не менее достойная замена. Всем ублюдкам ублюдок, - последнее предложение было из разряда: «Ой, простите, грешную, вырвалось!», - потому как она сама себе прикрыла рот ладошками и в ужасе округлила глаза, мол, это не я сказала.
Дьюи плотнее поджал губы, чуть ли не до посинения, а Генри сдержал злую улыбку. Может он и оскорбился бы, но нет, не стал. Он был не в восторге от своего непутевого сына и все время жил воспоминаниями о погибших и замечательных двух сыновьях: старших братьев Дьюи, что были на вес золота и которыми не нарадуешься ни глазом, ни сердцем. Сыновей, которых любил и жизнь которых оборвал взрыв бомбы, заложенной Кранком, отцом этой не в меру наглой девушки.
Девушки, которую, резко взяв за шею, вытолкал за дверь Адам. Благо догадался сам это сделать, не дожидаясь тайных указов Лауры и Хантера. Сделал он это раньше, чем Ренис усугубила свое положение своим несдержанным языком.
Генри ничего не сказал, бросил только короткий взгляд на злого сына, дал знак глазами Хантеру и вышел. Каэл незамедлительно пошел следом во двор, где они долго разговаривали вне досягаемости лишних ушей. О чем конкретно говорили эти двое, не буду разглашать, пусть это будет их секретом. Напоследок Генри, дав несколько наказов, советов и идей к новым махинациям, попрощался и сел в машину к своему личному водителю. Захлопнул дверцу и был таков.
«Пронесло!», - подумал облегченно Хантер, ожидавший более суровых приказов.
«Повезло!», - подумаю с ним и я, и не прошло и пяти секунд, как из дома вывалились Рэн с Адамом и поближе подобрались к Хантеру, провожающему машину Генри взглядом. Они встали по обе стороны от него, высматривая объект, приковавший взгляд их командира. Хантер видел обоих и игнорировал. Адам и Рэн встали в ту же позу, что и он, копируя положение скрещенных рук и ног. Но командир все не замечал их, был сильно зол на Рэн и не хотел смотреть на нее.
- А они похожи, - сказала задумчиво девушка, имея в виду папашу и сына. – Один в один, кроме шуток. Просто копии друг друга по всем параметрам и характеристикам.
- Точно! – поддержал ее Адам.
- Яблоня от яблока недалеко растет, да, Хантер? – не унималась Рэн, задетая его игнорированием.
- Ты хоть изредка думай над тем, что говоришь, особенно, когда это касается Генри!
- А что я такого сказала? – невинно спросила Ренис, добившись взрыва гнева от Хантера.
- Согласен, с ублюдками ты там переборщила, - понял и Адам, к чему вел командир.
             - Кто-то же должен говорить ублюдкам, что они ублюдки. Например, я.
             - Молчала бы! Сама от своего отца недалеко ушла! Повторяешь все те же ошибки, - прошипел ей в лицо Хантер.
- Упс. Я, кажется, слышу то, что не должен слышать, - навострил ушки Адам.
- Я тоже, - сказала ему Рэн и обратила лицо опять к Хантеру. – А ну, давай поподробнее об ошибках-то.
Мужчина недобро смерил ее взглядом, отшатнулся в сторону и сказал:
- Беззаботно играешь с тем, с кем нельзя и без причины улыбаться!
В подтверждение его слов Адам сострил наисерьезнейшую мордашку и закивал, словно болванчик.
- Я про ошибки моего отца спрашивала, а не про этого старого пня, на которого ты равняешься!
- Твой отец делал тоже самое. На том и погорел. Сгубил себя, семью и жизнь дочери на многие годы вперед. Делай же хоть какие-то выводы, дура! – вышел из себя Хантер. Только присутствие Адама, что заинтересованно слушал с видом постороннего глухонемого и глазами твердил: «Говорите, говорите, я ничего не слышу!», помогало сдерживать себя от размашистого удара по лицу Рэн. Не хотелось ему ронять себя в грязь перед парнем.
- Хорошо, что у меня нет семьи. Особенно прекрасно то, что нет дочери, не так ли, Адам? – перевела Рэн все в плохую шутку, чтобы немного успокоить командира, а затем пристать с выяснениями возникших вопросов.
- Ты только намекни, сделаем. Хоть сына, хоть дочь, - воодушевился парень, сверкая зубами.
Ренис дала ему мощного пинка. И Хантер бы хорошенько и с удовольствием пнул, но только не Адама, а ее.
- А помнишь, ты мне говорил, что не знал моего отца и ничего о нем тоже? – сузила мстительно глаза девушка, переключив внимание с Адама снова на Хантера. – Откуда же тогда эти философские изречения об ошибках и всем прочем?
- Наслышан.
- Это от кого же?
- Генри, - сквозь зубы отвечал ей Хантер.
- Может и мне стоит наслышаться? Знала бы об этом раньше, с большей пользой потратила бы тот короткий миг встречи с ним.
- Даже и не думай! – сверкнули глаза Каэла.
- Почему же? – шагнула к нему и уткнулась глазами в глаза Ренис.
- Все, все, успокойтесь, - влез между ними Адам, расталкивая друг от друга. Побаивался, что один из них вот-вот ударит другого. И терпеть смиренно удары ни один не будет, а это уже явно драка, участие в которой для его командира – низость. А для Рэн – новые синяки.
- Адам!
- Что, Рэн?!
- Хочешь услышать печальную историю одной несчастливой семьи, что встала на пути одного, оказывается, великодушного ублюдка? – девушка, не моргая, смотрела в лицо мужчины, но говорила с парнем.
Адам посмотрел на Хантера, но тот не подал ни единого знака, только потому что буравил в ответ глазами Рэн.
- Ну, давай, расскажи, - неуверенно произнес парень, все еще стоя рядом с ними.
- Жила-была одна семья. Сказала бы, что она была счастливая, если бы не, как говорит Хантер, ошибка одного человека, унесшая пару-тройку жизней в одночасье, одну в психушку и две другие на вынужденное скитание по белу свету. Ошибка, ошибка и еще одна ошибка. Ошибка за ошибкой и, ошибающийся наконец-таки ушел на радость Генри из этого мира. Одна добрая душа (Ренис открыто и злостно ткнула пальцем в грудь Хантера, сильно надавливая и указывая на него) спасла другую дурную душу, которую впоследствии всучили одной не до конца свихнувшейся и убитой горем женщине. Какая-никакая, а все же семья, да? Из двух человек тоже бывает семья! Вроде бы вот, настал и этот счастливый момент воссоединения, живи и радуйся этой жизни, но нет! Надо бегать, скрываться, прятаться от вездесущего Генри! – Ренис сделала паузу, чтобы перевести дух. Вздохнув поглубже и не сводя с Хантера ни на секунду глаз, она вновь разгорячено затараторила. – Город за городом, школы за школами, год за годом из одной дыры в другую носились несчастные жертвы. И вот, казалось бы, затишье – о них забыли! Забыл сам Генри! Вот оно, спокойствие, живи себе да не печалься. И снова нет – тихой семейной жизни не случилось. Только одна нашла себе отраду – назойливого парнишку, с которым жить и жить недолго и не очень счастливо, как вдруг, происходит невероятное: в походе за тортиком дочь умалишенной спотыкается о чью-то подножку, любезно подставленную завистливой ногой, падает, ударяется головой и умирает.
Опять пауза. Про тортик она импровизировала, так как воспоминаний о том, что конкретно с ней произошло перед тем, как она попала к Каэлу в команду, у Ренис не было. Да и как им быть, если она не знала, каким образом ее выкрали у матери? На покушении Фринвуда все ее воспоминания обрывались и появлялись уже новые люди, места и болезненные приключения.
- А воскресает в банде какого-то там Хантера, что преданно служит самому Генри! Мило, не правда ли, Адам? – теперь она посмотрела в задумчивые глаза парня, который понял буквально все, что она пыталась вкратце и не совсем точно донести.
- Вообще-то, не мило, - сказал с грустью он, помня о том, что входил в состав группы, забиравшей девушку из больницы на глазах у ее рыдающей матери. Устыдился. А толку-то!
- Ну и с чего бы тогда ты, Хантер, ждешь от меня покладистого и пресмыкающегося поведения перед тобой, твоими ребятами и вашим общим владельцем?! Скажи же мне?!
Адам перевел взгляд на командира. Хантер в молчании отступил на шаг назад.
- Скажи, Хантер, за что я должна быть так благодарна тебе? За что я должна исполнять все то, что ты хочешь и требуешь?!
- Хотя бы за то, что все еще жива. Это целиком моя заслуга, - мрачно, но гордо ответил он.
- Дохлый номер. То, что было много лет назад – всего лишь удачное стечение обстоятельств и деньги, которые подкупают всех! – Ренис не стала при Адаме говорить прямо в лоб о своем спасении из барака. Конкретика здесь была излишней. Девушка понимала, что лучше о подвигах командира его подчиненным не знать. Даже столь верным, как Адам.
- Это моя заслуга, - настаивал Хантер, который также не мог при Адаме сказать и выплеснуть в лицо этой неблагодарной, чего стоило ему уговорить жестокосердного Генри позволить ей показать себя под его руководством, а не пускать в расход излюбленными способами.
- Нет, не твоя! Может быть, Ноймана, но не твоя!
- Моя, Рэн, моя.
- К Нойману тоже кроме Хантера никто бы не рискнул тебя везти, - робко влез, заняв сторону командира, Адам. – Только это спасло тебе жизнь.
- А не надо было! Я не цепляюсь за такую жизнь!
«Врешь!», - зашипела в ней Рахима.
- Такая жизнь мне не нужна! – кричала Рэн, скорее ей, ведь Адам и Хантер молчали.
«Нужна!!», - протестовала Рахима.
- И коли уж на то пошло, то лучше прямо здесь и застрели меня, забери то, что несколько раз спас! Я все равно не стану той, которую вы все хотите видеть! – не унималась она.
- Я готов уступить, - сказал неожиданные слова Хантер, от которых уши Адама завязались в узел на затылке. – Выделывайся, сколько влезет, но не делай этого перед Генри.
Впервые от него звучала просьба. Не приказ и требование, а именно просьба. Да такая явственная, что Адаму от этого поплохело. Совсем размяк его командир, который был для парня эталоном непоколебимости и неуступчивости! И которым стала Рэн со своим непобедимым упрямством, несломленным упорством и незнанием того, когда надо заткнуться.
Немало удивило это и Ренис, она аж дар речи потеряла. Уставившись на Адама с взглядом: «Ты тоже это слышал, или мне одной показалось?!», - девушка пораженно пучила глаза. Тот утвердительно и заторможено кивал ей, подтверждая, что это реальность, а не галлюцинации.
- По рукам! – с опозданием сказала Рэн, но жала руку Адаму, а не выдвинувшему сие просительное условие, Хантеру.
- Дура, есть дура, - улыбнулся Каэл, устав злиться на эту двинутую чудачку.
- Дуры не жмут руки дуракам, - показала она ему язык.
- Хоть кто-то не считает меня дураком, - блаженно протянул Адам, улыбаясь. Парень доволен был тем, что конфликт плавно сошел на нет, а то он уже боялся, что придется звать Пита и Лауру на помощь.
- Зачем тебя дураком считать, когда ты просто идиот?! – сказала Ренис и рванула, разжав руку, в дом от погнавшегося за ней Адама.
- Да вы оба придурки, каких поискать! – крикнул им вслед Хантер.
- А ты старая з… - высунулась из-за двери, услышав его, Рэн, но договорить не дал Адам.
Он схватил ее за ворот куртки и насильно утащил внутрь конторы грузоперевозок, а Хантер так и остался стоять, улыбаясь и вместе с тысячей слов склоняя этих двоих полушепотом. Какими бы они не были, но они могли развеять его злобу и плохое настроение, вызванное поведением одного из них. Смахнув с лица улыбочку, мужчина подумал о том, что его беспокоило – Рэн вспомнила все. А это может быть чревато бегством в поисках матери, что поспособствует ухудшению его бедственного положения – Генри не дремлет. Генри действует, и действует сгоряча и без предупреждений.
Нерадостный он вернулся в дом в комнату к Лауре и потребовал от нее зорче остальных следить за Рэн, строго предупредив, что, возможно, в скором времени девушка устремится в свой родной дом. И он в своих предположениях был абсолютно прав. Днями и ночами Ренис грезила о встрече с матерью и мистером Ривером, о существовании которого этот мужчина не подозревал. Но, увы, на ее беду, после последней встречи со знаменитой хулиганкой «Мелкой», коварный Генри Мидлл, злорадствуя, принял-таки немаловажное решение (и к счастью Хантера) касательно ее матери.
Не видать ей Эллисабэт Нолл уже никогда.
Подробности, по обыкновению, чуточку позже. Привыкаешь уже к этому?
Привыкай.

Глава двадцать вторая: «Мэндси и свидетель наказания».
Пошептавшись после отъезда «дедушки», люди Хантера снова принялись за свои дела. Слажено, проворно и весьма удачно орудовала команда, проворачивая свои аферы. Днем они были честными работягами – грузчиками, работы у которых хоть отбавляй. А ночью – хулиганы, рэкетиры, налетчики, воры и наркодиллеры. Все у них проходило относительно тихо и спокойно, пока в одном из ночных дел, не сумев вовремя покинуть точку, они не попали под обстрел.
Так-то, обошлось. Все целы, живы и здоровы. Ну, как все, кроме Мэндси. Ее задело, серьезно так. Еще и Дьюи воспользовался суматохой и всадил дополнительную пулю в нее. Он, как и все члены группы, отправленной по данному заданию, были заведомо проинформированы командиром о предательнице, из-за которой и случилось столько сорванных дел и неприятностей. Хантера поставил в известность о «кроте» Генри Мидлл, перед тем как уехать. Каэл и сам давно понял, что их намеренно кто-то сдает, но ему не удавалось выяснить кто это. Нет, не так. Он и не пытался выяснить, не желая узнавать, кто из этих людей, которым он так доверяет, сливает все конкурентам. Ведь этого человека придется убить на месте, а убивать своих ему жутко не хотелось. Больше. Вот он и тянул, притворяясь, что не в курсе о существовании в рядах подчиненных предателя. Тянуть после уведомления от хозяина уже было нельзя. Кто-то мог донести мистеру Мидллу, что Хантер намеренно покрывает предателя, а за это отвечать придется втройне.
Хантеру тяжело далось переварить слова хозяина, указывающего на Мэндси. Все сходилось – Каэл помнил все задания, которые по ее вине были провальными, в которых участвовала и она. Верить не хотелось, но все же он устроил тайный сбор без нее, также, не дожидаясь Адама с Рэн, и быстро изложил полученную информацию и приказ. Люди его оторопели, но не удивились, равно как и он, они предполагали наличие перебежчика, но мер предпринять не могли без его приказа и конкретного определения человека.
Вместе с Мэндси вломились в кабинет Адам и Рэн, и разговор резко прервался. Да продолжение было уже не нужно. Все знали, что нужно сделать, и сделать решили ночью, при сопутствующей вылазке на дело. Так сказать, убить одним выстрелом двух зайцев, чтобы не растрачивать силы и время на изменника. Но почему-то никто кроме Дьюи не решился застрелить предательницу, слишком давно они ее знали. Только его рука не дрогнула.
Обремененные раненной подругой и находясь в поисках временного укрытия, люди Хантера рискнули укрыться у старых гаражей на окраине города. Необходимо было перевести дух и дождаться перевозчика – Лауру с фургоном. Мэндси помогали Рэн и Адам, закинув ее руки себе на плечи и держа за них, они оба практически несли ее на себе, очень раздражая этим ненужным товариществом Дьюи. Достигнув гаражей, они опустили девушку, прислонив к гаражу, усадили. Ренис присела рядом, ответственно зажимая рану руками и пытаясь всячески помочь, ей было невдомек, почему из всех них подстрелили только Мэндси. Два раза!
- Адам! Подойди к нам на минутку, - позвал Дьюи Мидлл, забирая в свой круг всех, за исключением Ренис: Адама, Пита, Карлу, Гвен, Ирму, Риччи, Рика и Брэдли. Лауре он уже позвонил и сообщил о свершившемся безукоризненном возмездии.
Они отошли в сторонку, в темноту, где Дьюи принялся убедительно что-то говорить окружившим его людям. Говорил долго, иногда повышая голос. Вышли на свет к Рэн они уже с презрительными физиономиями, на Мэндси все до единого смотрели без жалости и сострадания.
«Отчего же?», - подумала Ренис, а подстреленная уже сама догадалась, еще тогда, когда Дьюи созывал к себе всех.
Мэндси подняла взгляд от окровавленного правого бока на сидевшую рядом Рэн, озадаченную нестандартным поведением товарищей. Смотрела раненная девушка на «Мелкую», которая все это время знала, что она – предатель, но ни словом о том не обмолвилась. По ее растерянному виду было понятно (а Ренис прежде с подобными командными расправами не сталкивалась), она не в курсе, что ребята все знают.
«А значит, это не Рэн меня сдала», - подумала облегченно Мэндси. Приятнее знать, что человек умеет держать слово и язык за зубами, когда это так нужно. То, что Ренис никому не настучала о нехорошем поступке Мэндси, немного грело долговязой блондинке душу. Это недолго ее отвлекало от боли, которую была уже не в силах терпеть. Мэндси застонала и начала корчиться, вцепившись в руку Ренис и сжимая ее сильнее и сильнее.
- Почему мы просто сидим здесь?! Почему вы просто стоите там?! – возмущенно зашлась в нетерпеливом крике Рэн, обращаясь, скорее, к Брэдли, что по умолчанию являлся старшим в их группе. – Где носят Лауру черти?! Чего она так долго!?
Товарищи же обступили их полукругом и продолжили равнодушно глядеть. Только Адам отвернулся и принялся нервно бродить за спинами остальных, стараясь не смотреть на страдания Мэндси.
- Да чего вы все пялитесь?! Вызовите хотя бы такси, мы еще можем успеть к Нойману!!
Никто не пошевелился, крик души Ренис ушел в никуда.
- Все в порядке, Рэн, я позвонил Нойману. Он с Лаурой едет сюда, - сказал безразлично Дьюи, лишь бы только она заткнулась и перестала так громко взывать о помощи.
Она на минутку успокоилась, но потом, переварив последние два слова, с непониманием спросила:
- В смысле, едет сюда? Зачем ему ехать сюда, когда ей нужно в его клинику!?
Мэндси сжала ее ладонь рукой еще сильнее, новый приступ боли вызвал судороги по всему телу. Она-то знала, какой смысл несет фраза Дьюи.
«Едет, чтобы констатировать смерть», - думала она. – «Мою смерть».
Верно. Предателям не дают второго шанса. И права на жизнь тоже. Порядок команды Каэла Хантера. Закон группировки Генри.
- Отвечай, Дьюи! – крикнула гневно Рэн.
- Как же ты тупа! Еще не поняла, что…
- Она нас предала! – опередила его разъяренная Гвен, которую выбешивала Рэн и ее забота о будущем трупе. Трупе подлой предательницы.
- Эта стерва передавала каждый наш шаг! – взвизгнула рассерженная Карла, что никак не могла простить Мэндси ее измены. Измены против Хантера в первую очередь, и опять пошла в ход второсортная пьеска:
Рик: Все это время закладывала и сдавала нас!
Риччи: И продолжала строить из себя верного соратника!
Ирма: Как бы больно не было, но такому нет прощения!
Брэдли: Нет ничего хуже ее подлого поступка…
Рэн: И что?! Все дружно будете стоять и смотреть?!
Дьюи: Будем, вплоть до того, пока не сдохнет!!
Пит: Предатель должен быть наказан!
(возможно, должна быть рифма, но мне не до нее, не серчай)
- Да что ты говоришь?! – вскочила Рэн, протягивая к нему окровавленные руки, готовая придушить. Настолько сильно она разочаровалась в Пите этой ночью, прямо в этот миг. Глаза ее были налиты кровью от переполнявшей ее злобы, но в ночной тьме этого никто не видел. – А если бы это была Карла, сказал бы ты также?!
- Я не предам Хантера! – истерила Карла.
- Скажи, Пит!? – не слушала ее Рэн, нос к носу, уставившись в глаза парню. С учетом ее и его роста, чтобы осуществить это, ей пришлось встать на цыпочки и запрокинуть голову.
Пит не ответил. Отвел глаза, отодвинулся на шаг и промолчал. Да, будь предателем Карла, он бы так не поступил и такого не сказал. Как и Карла, простила бы Мэндси, не будь их командиром возлюбленный ею Хантер.
- Нельзя так, друзья, - вышел из-за их спин Адам и подошел к Мэндси, которая, от боли закусив губу до крови, с мольбой в глазах смотрела на него. Ненавидя самого себя за бессилие, он бродил за спинами товарищей недолго. – Это все должно быть не так, не так!
Кажется, он вспомнил что-то очень болезненное и важное, отчего и запутался в своих речах. Схватившись руками за голову, подошел и опустился к Мэндси, припоминая, как когда-то, года два назад, была похожая ситуация с его девушкой, которую он любил. Но она, как и Мэндси, соблазнилась и переметнулась к другим, позарившись на деньги. За это ее безжалостно застрелил у Адама на глазах сам Хантер.
- Чего ты молчишь, Пит? – отошла Рэн, не нуждавшаяся в ответе. Все достаточно ясно было сказано его молчанием.
- А чего ты-то скулишь, защищая ее?! – взревела Гвен.
- Между прочим, это по ее наводке на тебя насели и знатно отделали! – упивался фактами Дьюи.
- И Лауру из-за нее… - это Брэдли, которому не дала договорить Рэн.
- Да знаю я! – выкрикнула она, мечась от одного обвинителя к другому и выкрикивая в лицо последнему из них. – Знаю!
- Что?! – пораженно смотрел на нее Риччи.
- Знаешь?! – не понял Рик, ведь все они сговорились не сообщать об этом Адаму, Рэн и Мэндси, что в последнее время сблизились и проводили свободные минутки вместе. Им так казалось. Раньше так и было, пока предательнице не стало совестно, и она не начала избегать Ренис, но не Адама.
- Она все это знала… еще с того дня… - Мэндси шептала, уже не соображая, что это не ее угасающие мысли, и она говорит вслух.
Услышав ее, все посмотрели на умирающую, а затем на «Мелкую», которая, зная о предателе и предательстве в их сплоченной команде, молчала. Чем лучше ее поступок?!
- Ну-ну, чего ждете? Давайте, убейте и меня! – угадала ход их мыслей Ренис.
Дьюи и Брэдли шокировано переглядывались.
- Ты знала?! – пучила глаза на нее Гвен и предела ее возмущению не было.
- И молчала!! – укорила довольная этим грешным проступком Рэн Карла.
- Как же так, Рэн? – это Ирма, тоже была ввергнута в шок.
- Она тоже в двойных перебежках? – усмехнулся, задаваясь вопросом, Рик.
- Я не верю, Рэн, - качал головой растерянный Риччи, заглядывающий в злое лицо Ренис.
- Заткнитесь, и делайте свое дело! Если вы коллегия честных палачей, то пристрелите обеих: меня за сокрытие, и ее, чтоб не мучилась.
«Хоть чья-то здравая мысль. Скорее бы уже…», - подумала Мэндси, но всплакнув, прошептала:
- Жить…я хочу жить…
- От смерти не откупишься, ты знаешь?! – хохотнул Дьюи, издеваясь.
Адам с жалостью смотрел на умирающую девушку, хотел помочь, да не знал, чем.
- Завались и стреляй! – напирала Рэн, не слушая сына Генри.
- Нет уж, пусть мучается до самой смерти! Вполне заслуженные муки! – скалился Дьюи. Он бы с превеликим удовольствием и мерзавку Рэн здесь и сейчас убил, но нельзя, она нужна отцу. Это все знали и ему помешали бы.
Девушка после его слов бросилась к нему, хватаясь за пистолет, висевший у него на поясе. Брэдли вцепился в нее, отдирая от Дьюи, а Пит оторвал ее руки от пояса с кобурой, не позволяя вынуть оружие. Рик помог Брэдли, они оба оттащили и оттолкнули девушку к гаражу. Запнувшись о собственную ногу, Ренис упала на землю рядом со всхлипывающей, чередуя стоны боли, Мэндси и Адамом, совсем раскисшим.
- Будьте вы прокляты! – рявкнула, будто злобно лая, Рэн. – Пусть каждый из вас найдет такой же конец!
- Почему ты так защищаешь ее? – спросила обескуражено Ирма. – Она же нас всех, а с нами и тебя так безжалостно сдала! И не один раз…
- А мне плевать, плевать! Не вам играть роль Фемиды, не вам решать, жить ей или нет! Да кто вы такие, чтобы позволять себе такое?! Кто дал вам право быть вершителями судеб!
- Я! – заорал на нее Дьюи. – А кто дал тебе права отстаивать жизнь предателя?! Зачем заступаться за эту гниду?
- Я просто хочу поступать так, как поступает нормальный человек! Ей нужна помощь, и мы в состоянии ее оказать. Пожалуйста, позвольте мне отвезти ее к Нойману, - грубый резкий тон девушки сменился тихим и просительным.
- Нормальный человек? Ты? – усмехнулась Гвен. – Ты и мы все – далеки от этого понятия!
Ренис, опустив голову, все же ждала нереального ответа от кого-нибудь из товарищей. Адам был поражен, ему еще не доводилось видеть такую Рэн, готовую расплакаться по-настоящему. Ирма была растрогана, она тоже не ожидала увидеть эту сторону злой грубиянки Рэн. У Ирмы, как и у Адама уже было подобное в жизни – убили ее подругу за ту же провинность, но в отличие от Адама, к Мэндси Ирма сострадания не проявила. Она была другого мнения:
«Умерла она, умрет и Мэндси! Почему мы должны ее жалеть?! Не пощадили Анну, к чему пощада Мэндси?».
Риччи внутренне был на стороне Рэн, но сказать об этом он не мог – никто бы его не послушал без поддержки Хантера и Лауры, а они и не поддержали бы. Рик разделял мнение Ирмы и с нетерпением ждал, когда тяжело раненная девушка умрет. Гвен хоть и строила из себя безразличную мегеру, жалела Мэндси искренне, но показать этого перед сыном Генри не могла. Пит тоже метался между жалостью и справедливостью, но определиться у него не получалось. Карла понимала, что не хочет смерти Мэндси, но куда ей-то необдуманно лезть на защиту? Брэдли также был двойного мнения и больше склонялся в сторону Ренис, но против Дьюи не попрешь, да и приказ следовал не столько от Хантера, сколько от самого Генри. Оспаривать его – рыть себе могилу голыми руками в студеную зимнюю пору.
- Нет! – сказал с упоением Дьюи под общее молчание. Он намеренно тянул время, чтобы Мэндси приблизилась к своей неизбежной кончине. – Мы не будем отходить от своих правил из-за проснувшегося в тебе чувства защиты и заботы.
Головы Ренис так и не подняла, отвернулась ото всех, разворачиваясь к умирающей девушке, и подползла к бьющейся в предсмертной агонии, Мэндси. Взяла за руку. За холодную руку, что слабо сжала ладонь. Глаза ее уже плыли, несмотря на это, она все еще переводила взгляд с плачущей Рэн на ревущего Адама. Их Мэндси не видела, они оба для нее были двумя темными пятнами, которые становились блеклыми и размытыми тенями, сливающимися с темнотой, обволакивающей ее глаза. Слышать – слышала, но и это было недолго.
- Прости меня… Рэн… - были ее последние слова. Ладонь в руке Ренис медленно разжалась и, распрямившись, перестала дрожать. Взгляд застыл в одной точке, глаза будто превратились в искусственные и выпуклые стеклянные вставки. Вот и конец.
Конец девушки, о которой Ренис толком ничего не знала. Девушки, которая по плану Хантера была одним из первых претендентов на дружбу с Ренис и которая ей не стала подругой. Многие имели виды на секреты «Мелкой» и ее деньги, одной из таких была и Мэндси, подобных ей, впрочем, было немало: все по возможности старались вертеться возле нее (но описывать всех и каждого – рискую запутаться, забыться и заснуть). Разумеется, им ничего не светило – серьезных разговоров от Ренис, помимо того, что касалось работы, сплетен и незначительных случайных бесед не происходило. Надежды в этом плане подавала именно Мэндси (Лаура не в счет, она не стремилась к дружбе и официально никем к тому не подбивалась). Было время, когда завистливо подумывали, что именно ей посчастливится затесаться в подруги (поначалу в это верили), увы, не стала. И не станет. Уже.
Была, и нет уж боле. Только труп, над которым, склонившись, роняла слезы Ренис Нолл. Это были не те слезы, что льются по утрате родного, близкого, дорогого или любимого человека, нет. Они ведь не особо и дружили, и поладили-то с месяц как. Плакала Рэн от безграничной жалости к Мэндси и жалости к собственному бессилию перед позади стоящими черствыми людьми и перед лежащим трупом. Плакала, потому что могла, но не смогла помочь. Это выражение покажется странным, но я иначе не могу выразить. Рэн в целом, могла предотвратить гибель девушки своевременным вмешательством специалиста, к которому доставить Мэндси Рэн не смогла из-за противившихся этому действию товарищей.
Вот, как-то так.
Адам утирал слезы рядом, больше и больше ненавидя себя за никчемность, и наблюдал, как действовала отстраненно Рэн, разум ее будто был в тумане. Громко нашептывая:
- Чтоб вы все подохли… - она, приподняв тело Мэндси за плечи, потянула ее на себя, подхватывая полусогнутой в локте левой рукой девушку под шею и прижимая к себе. Неосознанно повторяя то, что когда-то видела маленькая Рахима. Точно также сидела когда-то, качаясь из стороны в сторону, ее мать с мертвым сыном на руках. Мэндси крупнее, ее не покачаешь. Ренис другой рукой закрыла ей глаза и посмотрела на размазывающего по лицу слезы единственного человека, вставшего с ней по одну сторону.
На Адама. Жалостливого парнишку, проявившего сквозь наигранную и безразличную придурковатость свою мягкость и человечность. Он с Мэндси был знаком дольше Рэн, знал больше, у него была к ней дружеская привязанность. А у других разве нет?!
Позади Рэн раздался ропот. Все, кого Ренис возненавидела, шептались, что-то наперебой кому-то объясняя. К ней, не реагируя на шептунов, шла уверенно прямая и несгибаемая Лаура.
- Рэн, - позвала она, остановившись в шаге от девушки, державшей крепко труп.
Ренис, словно контуженная, медленно подняла на нее голову, долго всматриваясь в этой темноте, освещаемой редкими фонарями, в лицо Лауры.
- Ты это специально? – спросила с ненавистью Ренис, сдвигая гневно брови к переносице.
Лаура хотела переспросить и уточнить, что подразумевает этот вопрос, но девушка сделала это за нее:
- Ты специально так долго добиралась?! Чтобы уж наверняка приехать к смерти? – лицо ее исказилось от отвращения. – Что, через Аляску ехала? Или толкала фургон по дну Тихого океана?!
- Ты несправедлива ко мне.
- А ты справедлива?!
- Я гнала, как могла.
- Поэтому ты здесь вовремя?! – голос Рэн сорвался, Лаура посмотрела на бездыханную Мэндси, что покоилась в руках обозленной девушки.
Лаура подошла еще на шаг и присела рядом:
- Мне жаль.
- Всего лишь слова. Ты такого же мнения, что и вон те ублюдки.
- На то мы и ублюдки! – отозвался обиженно Рик.
- Мне не жаль Мэндси, - помолчав, сказала задумчиво Лаура. – Мне не жаль Адама, не жаль тебя. Но мне, правда,  очень жаль, что ты стала свидетелем этого всего.
- Пошла ты в ***** со своей жалостью!
- Мы все и без того по самые горло и уши там, - улыбнулась Лаура, вставая. – Мэндси прекрасно знала о том, что ждет предателей, не раз была свидетелем подобных казней. И она все равно посчитала лучшим вести двойную игру. Сама виновата, получила свое. Если уж ей не было жаль себя и своей жизни, так почему ее должна жалеть я? И почему ее должна жалеть ты? Это глупо, Рэн.
Вроде бы логично, но…
- Ты не права, - цедила сквозь зубы Рэн.
- Неважно, кто тут прав. Она мертва, и точка. Хоть ты сама ей пули вынь и нитью из собственной рубашки зашей – желающих воздать ей по заслугам не убавится. – «Горе ты, луковое!». – Закончила про себя Лаура.
- А ты далеко не Нойман, чтобы успешно латать ее после каждого ранения от жаждущих ее убить, - добавил поучительно и печально Брэдли.
Ренис смерила его презрительным и ненавистным взглядом.
- Вставай, - сказала ей повелительно Лаура. – Надо ехать.
- Поднимайся и сама неси ту, что опекаешь! – крикнул кто-то сзади с усмешкой. Дьюи, не иначе.
Ренис гордо подняла голову, подобрала ноги, полуприсев, подтянула выше тело Мэндси и встала. Сразу пришло понимание того, что долго ей не удержать. Если бы не помощь в лице Адама – он взял из рук Рэн тело убитой и сам понес к фургону. В нем этот день и этот инцидент многое перевернул. Эта Рэн – перевернула все, и не только в Адаме.
Они загрузились в транспортное средство и в молчании добрались к дому. Хантер долго разговаривал с Рэн, объясняя той, что подобное случается, что другого выхода не бывает и что все заранее предупреждены об исходе предательства, но она не желала слушать. Сам он едва не проговорился (и был оттого поражен!), что такой же предатель, ставший чужим верным слугой – готовым послушно умереть, если однажды правда раскроется. Собственно, чего он так стремился ее успокоить и утешить – сам не мог себе разъяснить. Благо Рэн выскочила из кабинета раньше, чтобы не дать Лауре и Адаму уехать без нее хоронить тело, и Каэл Хантер избежал своей роковой ошибки.
Девушка еще долго дулась на ребят, не разговаривала с ними даже, но потом прошло. Поостыла, осознала, что она убивается только лишь из-за своих оскорбленных чувств жалости и несправедливости. По сути-то Мэндси ей – никто, ни подруга, ни сестра, ни мать. В принципе, что ей до Мэндси? Как и сказала Лаура, она точно знала, что ее ждет, но продолжила вести игры лазутчика, вместо того, чтобы еще до обличающего разговора с Рэн свалить ко всем чертям, да как можно быстрее из команды Хантера.
Многое переосмыслив и передумав, Ренис пришла к тому, что товарищи, может, были и правы в своем наказании: если такова участь предавшего, то с чего бы эта участь должна обойти Мэндси? С чего, когда других не обошла? За какие привилегии? Вот и Рэн потихоньку смирилась, но не забыла и не простила. Это как осадок в чайнике, что постепенно превращается в накипь и со временем нарастает, превращаясь в каменистые отложения.
Все же вели себя так, будто Мэндси никогда и не существовало в их криминальном сброде, что она никогда не была частью команды. Никто о ней не заикался, никто не вспоминал. Только Рэн изредка и про себя, делая свои выводы и напоминания о жестоких товарищах. Она тоже вела себя, как и прежде: задорно, спорно, шумно. Будто она забыла. Но нет, она помнила, и оттого бежать к матери и Нэйтону хотелось острее. Что же касается ее молчаливого покрытия Мэндси – Ренис это сошло с рук, ведь с ней нельзя поступить также, она нужна Генри. Эм, слишком обобщенно. Не она, а его деньги, коими она владела. Что и говорило ей самой о весомых преимуществах.
«Пока деньги у меня – со мной ничего не будет. Но как только он их получит, со мной будет покончено», - думала в правильном русле Ренис по ночам, после долгих размышлений о матери и Нэйтоне. – «И все они знают, для чего я Генри, потому никто и ничего не предпринял, чтобы устранить меня вместе с Мэндси. Даже этот Дьюи не рискнул!», - верно мыслишь, дико хочется шепнуть ей, но зачем?
На этом отрезке моего повествования я снова ударюсь в краткость: скоротечно бежали дни, просыпаясь сквозь пальцы как сахарная пудра. Вся в делах и в разъездах, Рэн и не замечала этого, как замечала раньше, когда в голове было шаром покати. Но не теперь. В суматохе дней и сумятице мыслей промчались несколько месяцев, в течение которых Нэйтон дотошно выяснял из самых надежных и ненадежных источников местоположение людей Генри, ранее базировавшихся в этом городе. Узнав, что они покинули город, расстроился. Но неожиданно пришла помощь от матери Ренис Нолл (она же Саша Сафалиева по мужу, надо не забыть).
Женщине удалось вымолить на прощание информацию у Лауры, которая вместе с еще несколькими соратниками в очередной раз наведалась к Эллисабэт Нолл. На сей раз с целью запугать и заставить сказать, как зовут Ренис Нолл на самом деле. Запугать не вышло. Ежу понятно, скажи Эллисабэт правду – конец и ей, и Ренис обеспечен, потому и держалась стойко женщина, не поддаваясь угрозам, несмотря на свою мягкость и трусость. Сжалившись к приставшей к ней женщине, Лаура пред уходом тайком прошептала у самой двери начальные три буквы названия города, остальное Эллисабэт без труда домыслила сама. Лаура с товарищами уехала, не подозревая, о приказе Генри, данном к исполнению через Дьюи. Немногим позже все той же компанией, но уже без Лауры, которую строго запретили ставить в известность, они вновь наведались к матери Рэн. Что произошло дальше, и как эта женщина смогла сообщить о местоположении дочери Нэйтону, я поведаю, как обычно, позже, посредством Нэйтона и Брэдли. Было это похоже на интригу, а?
На данном этапе предпочтительнее жизнь Рэн, о которой, между тем, унюхали конкурирующие группировки, аналогичные группировке Генри. Стало известно, кто же эта новая звезда криминальных, порою курьезных, историй, сияющая ярче Лауры, и почему эта звезда так важна для Генри. И все благодаря Мэндси, которая успела выложить своим новым хозяевам значимость Рэн. Да те и без того догадывались, почему Генри Мидлл успокоился и почему его люди больше не рыщут в поисках кое-кого по городам страны. Потому что нашли, логично же! Нашли того, у которого есть то, что нужно Генри. А именно – деньги! Деньги правят миром? Ну, разумеется.
Историю Генри Мидлла и Кранка Крамера многие в свое время слыхали и, подобно сарафанному радио, передавали из одних уст в другие уста, заполненные платиновыми зубами, делая из драматичного конца простой семьи финансиста и самого финансиста – блокбастер сродни «Терминатору». Большинство и не знало, в чем кроется правда, и где домысел, но суть-то одна – Генри Мидлл нашел запрятанные Крамером деньги. И нашел их в Ренис.
Сбылось то, чего так боялся Генри: о девушке узнали.
«А узнав, недолго думая начнут предпринимать всевозможные действия, чтобы заполучить ее», - думал он, давая соответствующие распоряжения Хантеру, что должен был передать их своим людям.
За девушкой установили еще большую слежку, приказ от самого Генри лично каждому члену команды Хантера. Все ответственно подошли к этому, даже Рэн это заметила, хотя от нее все тщательно скрывалось. От дел ее отстранять не стали, как и подвергать изоляции в четырех хорошо охраняемых бетонных стенах: ее работа в команде не прекращалась, дел у них было невпроворот.

Глава двадцать третья: «Находка».
Однажды под покровом ночи они (все те же люди, что обычно мною перечисляются) выехали на новое серьезное дело. Разделились на две группы: одна продолжила путь, другая высадилась в частном секторе – в их числе и Ренис Нолл, комфортно чувствующая себя в столь долго отрицаемом ею амплуа. То есть вора.
Да это же самый настоящий, нахальный, бессовестный, наглый и беспринципный, изрядно поднаторевший, вор – Ренис Нолл. Прошу любить и жаловать, ведь любит и жалует себя она.
На улицах было пустынно. Сырая холодная осень убивала желание и стремление простых людей к вечерним прогулкам. Горели своим желтоватым светом фонари, образуя желтую непрерывную цепочку точек вдоль всей дороги. В стороне от нее и собрались воры, прячась в тени подальше от света и контрольный раз разбирая по ролям и действиям беспроигрышный план. Четко сформулированные речи Брэдли позволяли уяснить ход и ожидаемые результаты глубже проработанного действия, необходимого для осуществления запланированного дела. Участники аферы, слушая его, испуганно оборачивались на шорохи, скрипы и пробегающих мимо ребятишек, которым ночью резвиться непогода не мешала, так было интереснее. Прошел мимо них и седоватый мужчина, что хмуро смерил взглядом, а также двое парней, тихо перешептывающихся о коллеге по работе.
Все бы ничего, если бы не беглый взгляд Рэн на них, после которого к ней постучалась мысль, что одного из них она узнала. И посмотри на нее внимательнее и он – узнал бы тоже. Пока Брэдли вталкивал, распинаясь, ее часть плана, Ренис смотрела на него, но взгляд был далеко впереди, за спиной стоящего к ней лицом «наставника». Да, она смотрела на него, а ее глаза косило в старании выловить мелькающую под фонарями фигуру парня и дом, к которому он повернул.
- Тебе холодно что ли? – вытянув руку вперед, ударил в плечо ее Рик, что стоял слева от наставляющего Брэдли.
- Нет, - вздрогнула девушка, моментально переключив внимание со своего объекта на Брэдли.
- А чего глаза косишь и дрожишь? – улыбался хитро Рик, будто догадываясь обо всем.
- П-просто, - имитировала дрожь Ренис, решив, что уж лучше пусть думают, что ей зябко.
- Если холодно, скажи – холодно, - строго сказала Ирма и посильнее потянула ее капюшон на лоб.
- Тоже мне, обо мне бы позаботились! – с презрением влезла Карла, намекая этим, что в ночной вылазке у нее роль серьезнее, чем у этой коротышки.
Пит тут же накинул на нее капюшон ее куртки. Карла, закатив глаза, движением головы скинула его. А Брэдли, игнорируя их, объяснялся полушепотом с Адамом.
- Сейчас! – сказал Рик, глядя, как вдалеке один за другим большими участками гаснут фонари. В том заключалась работа Дьюи и Стива, эти парни хорошо разбирались со всем, что связано с электричеством и техникой.
Ренис напряглась и повернулась к заветному дому, приблизительно отмеряя расстояние и, запоминая припаркованную у дороги напротив, машину. На это ей было дано считанные секунды, после которых свет погас в округе, наступила тьма. Ее товарищи, достав фонарики, разбежались группами по своим пунктам.
«Раз, два, три, четыре…», - считал точечки фонарей Брэдли, обернувшись назад. – «Шесть, семь... черт! Кто-то не включил фонарик? Что-то случилось?!», - размышляя, он продолжал идти к месту назначения. – «Может, уронили, потеряли и о том мне не сказали? Или же…», - внезапно его пронзила догадка, он остановился. – «Рэн?!». – Извлек из кармана телефон, набрал номер Ирмы, она должна была быть ближе всех по расположению к «Мелкой». Гудки.
- Да? – услышал он голос Ирмы.
- Где Рэн?! – Брэдли понимал, его опасения не случайны.
- Ее нет, и я не знаю, куда она делась.
- … да, наверняка, ударилась об столб и валяется где-то! – послышалось едкое предположение Карлы, что была в паре вместе с Ирмой.
- Брэдли, - хотела что-то сказать ему Ирма, но он бросил трубку.
Парень набирал номер Рэн, зная, наперед, что услышит автоответчик.
«Выключен!», - запаниковал Брэдли, но срываться со своей точки он не мог, от него зависела работа остальных, координируемых им людей. Он решил довести отведенную ему часть плана до конца, а потом бросить все силы на поиски проблемной девушки. – «И чего она сейчас-то убежала?! Неужели, все это время ждала этого случая?», - он нервно жевал губы в темноте, вылавливая далеко позади зайчики фонарей товарищей.
Нет, Ренис ничего не ждала и не планировала, это совершенно спонтанное бегство. Ноги сами понесли ее к дому, в котором, как и во всех других замелькали слабые огоньки: у кого-то свечи, у кого-то светодиодные фонари и лампы. А у кого-то так и царила тьма – что означало отсутствие хозяев, в чьи дома и лежал путь каждой пары, на которые разбилась их небольшая группа под предводительством Брэдли.
По пути Ренис несколько раз споткнулась, один раз наступила на кошку, возможно, прямо на лапку и приземлилась. Животное, жалобно и громко мяукнув, отскочило.
- Прости, прости, прости, - шевелила губами беглянка, мотая головой во все стороны, не зная, куда именно оно убежало.
Различив в темноте (надеяться на свет луны было бесполезно, погода была подобрана под дело – пасмурная и облачная) очертания машины, вытянув перед собой руки, она пошла к ней. Затем по короткой зрительной памяти – вправо и вверх, шагая по ускользающим из-под ног камешкам гравия, коими была усыпана дорожка.
«Для тебя, что, тротуарную плитку не придумали?!», - недовольно думала Ренис, скрипя зубами от того, что на эти звуки могут сбежаться ее бдительные коллеги, схватить и тотчас забрать ее.
В одном из окон дома замерцал бледный-бледный оранжевый свет.
«Серьезно? Свечки?!», - она усмехнулась, – «Зайду непременно свечку подержать. Хоть узнаю, каково сие выражение в реальности».
Девушка присела и подползла гуськом к двум другим темным окнам, потому что на фоне льющегося слабого света ее тень могли заметить товарищи. Не вставая, руками нащупала раму. Подергала местами, потолкала, никакого отклика от жестокого окна.
«Может, стоило постучать в двери?!», - подумала Ренис и себе же возразила. – «Нет! Еще несколько секунд и заминка с электричеством будет устранена, и это как раз засветит меня у дома».
Она обошла угол дома, подбираясь к еще одному боковому окну. Топча сухую траву вдоль стены, Рэн прошуршала к нему. Окно было открыто, а створка изнутри была подперта горшочком с цветком, что не давало ей полностью захлопнуться.
«Как это по-холостяцки! Жена бы убила этим же горшочком. Жена…», - подумав, Ренис дернула плечом от неприятных мурашек, поежилась и полезла в окно. Протиснула половину туловища в куртке, сетуя, что не сняла ее, и, держа в руках горшочек, который не додумалась отодвинуть в сторону по подоконнику, потому что случайно задела, столкнула, но успела поймать. Извиваясь, как змея, потянула ноги – теперь бедрами она лежала на подоконнике, свесив всю верхнюю часть тела в комнате. Хотела тихо опустить горшок с цветком на пол, до которого оставались считанные миллиметры, но он, выскользнув, со стуком опустился на паркет.
Глубоко в доме послышались шаги. Девушка резко дернулась, втягивая ноги, и свалилась на пол, ломая к чертям цветок и опрокидывая горшок. Дура, да? Просто неуемный ребенок, заигравшийся, дурачась, на подоконнике. Могла же просто нормально влезть и спуститься в комнатку. Ан-нет, надо повыделываться и, падая, издать стук громче несчастного горшка. В итоге, оказавшись лежащей позади широкого кресла, она с опаской выглянула из-за его спинки, разглядывая во мраке проясняющиеся черты экрана телевизора на стене, столика под ним, стульев и еще одного кресла в противоположном углу.
«Гостиная?!».
В проеме двери запрыгал, приближаясь, свет от пламени свечи.
- Кто здесь?! – пугающим своим настроем охранять родной дом до последней капли воска, раздался угрожающий голос владельца.
«Точно, он!», - Ренис быстро набросила, спавший во время падения, капюшон, и вышла из-за кресла, медленно, очень медленно.
В соседней комнате зажегся свет – электричество вернулось в дома жителей этого микрорайона. Рука человека со свечой потянулась к выключателю, что был у самой двери.
- Нет! Не включай! – выкрикнула Рэн, заметив еще одно окно, что в аккурат выходило на дорогу, не занавешенное и прямо напротив нее.
Он одернул руку.
Стоит ли мне описывать эту ситуацию глазами человека – подсвечника? Понятно же, что это Нэйтон. Кто еще может быть, если не он?! Мне не сильно хочется, но я это сделаю. Получай сей эпизод глазами Нэйтона. Если хочешь, могу и от его лица:
Я возвращался домой со своим коллегой, которого встретил в городе, когда бродил у  метро, надеясь столкнуться там с Ренис. Он удивился, увидев меня в столь позднее время на станции, и мне пришлось наскоро соврать, что я шел с неудачного и как-никогда провального свидания, чтобы избавить себя от его дотошных вопросов о моем подавленном и унылом выражении лица.
От этих вопросов избавиться удалось, чего не вышло сделать с ненужными и неинтересными мне нудными разговорами. Подумав об этом, поймал себя на том, что веду себя как бука – Ренис. Заставил себя сменить безразличный тон на наиграно радушный, он ведь не виноват в моих неудачах и плохом настроении. Вот оттого мы и разговорились. Оказалось, что мы с ним соседи, и он живет в пяти домах от меня. Мне простительно не знать его, подумал я, снова ловя себя на мысли, что живу, как Ренис – странствуя с одного места жительства на другое. Только вот имя у меня неизменно и настоящее.
Отвлекая меня и от мыслей о связи с ней – коллега поднял больной вопрос о несправедливости другого коллеги. Поддержать ли мне этот разговор, и что я знаю о коллективной несправедливости? Почему при этом я вспоминаю про Шинон? Не потому ли, что захотелось прожить с ней и увидеть несправедливость массовую? Наверное.
А он ведь прав, что коллега, по отношению к нему неправ. Но прав ли я, если за спиной одного своего коллеги осуждаю его с другим коллегой? Наверное, нет. Да что поделать, до дома идти и идти, а беседу как-то поддержать надо. Но хочу ли я ее поддерживать?! Хм, а это еще что за сборище? Опять наркоманы нашли новое развлечение? Ну и пусть, лишь бы по домам не лазили, подумал я, отвел глаза от подозрительной группы парней и девушек и посмотрел на свой дом. С виду все было нормально, никто возле него не околачивался, это меня успокоило, ведь в последнее время в криминальных хрониках только так и передавали об ограблениях с взломом и нападениях.
Спутник мой, между тем, все продолжал поливать грязью неугодного ему человека. Теперь уже я был не лучшего мнения о нем, а не о том, кого он поносил передо мной. Вот права Ренис. В своем отчуждении. Не нужны такие люди, не нужны. Ни друзьями, ни соседями, ни врагами, ни знакомыми, ни коллегами. Поздно же я начал ее понимать, слишком поздно.
- … … ..?
- А, да? А я уже дошел, - ответил я, улыбаясь и осознавая, что прослушал, о чем же он у меня только что спросил. Только вопросительную интонацию и уловил, если она, конечно, была.
- Увидимся завтра, Нэйтон, - сказал он мне и помахал рукой, удаляясь к своему дому.
- Ага, - кивнул я, думая, что не хотелось бы. Отвернулся и пошел к дому. Дошел до гравиевой дорожки. Ах, как мне нравится ее скрежет и неустойчивость! Будто по зыбучим пескам прорываешься к цели.
Я подошел к двери, вынул из кармана ключи, открыл дверь. Вошел, повесил куртку и стянул обувь. Вдруг погас свет, удивительно! На улице ни шторма, ни урагана, ни дождя с ветром. А тут такие перебои с электричеством…
- Да и ладно, как-нибудь пережду, - сказал я себе вслух и, сделав шаг, ударился мизинцем о ножку стула. – Я где-то видел свечи! – заменил я рвущееся с языка грязное ругательство, которое когда-то слышал от Ренис и, освещая путь экраном телефона, без происшествий дошел до кухни.
Нашел там свечи, зажег. Подсвечников нигде не нашлось, сообразил поставить свечи в стаканы. Да, типичное холостяцкое решение, зато нести удобно! Одну установил на подоконнике окна кухни, а со второй пошел в ванную, не буду передавать в подробностях, зачем пошел. Пока был там, все время чудилось шуршание и поскребывание. Подумал: мыши! Стало неприятно. А когда уже опять прошел на кухню, явственно услышал стук. Испугался. Подумал бы, что уже кот, выслеживает и ловит мышей. Но у меня нет кота, я аллергик! За стуком раздался шелест, шорох и громкий удар о пол и все это опять из гостиной.
Я бы побежал, но от резких передвижений дрожало и гасло пламя свечи. Пришлось спешить ползком. В гостиной было темно, я повел стаканом в руке со свечой из стороны в сторону и увидел темные очертания человеческой фигуры возле кресла.
- Кто здесь?! – спросил я угрожающе, думая, что мне это мерещится.
Силуэт у кресла зашевелился, поворачиваясь ко мне, непонятно, спиной ли, лицом ли. Голова была просто огромной и наводила на мысль, что это либо капюшон, либо модная глуповатая дизайнерская шапка. Тут я услышал, как в кухне загудел старый холодильник и увидел, что в спальне зажегся свет.
«Как кстати!», - подумал с радостью и облегчением я и поспешил включить свет и здесь, но. Мой странный, нестандартных габаритов, гость истошно прохрипел:
- Нет! Не включай!
Голос казался осипшим, мальчишеским, но был вроде таким знакомым.
- Кто ты?! – спросил я немного спокойнее, прикидывая, что по росту и комплекции этот человек напоминает мне того, кого я так давно ищу.
Силуэт повернулся от меня в сторону, словно готовясь выпрыгнуть в окно у двери. Поставив стакан со свечой на стол, я побежал, испугавшись, что не успею остановить, и гость вот-вот выскользнет. Добежал, схватил за плечи и развернул к себе. Понятнее не стало.
Странно, но, человек этот не пытался бежать, да и сопротивления не оказывал тоже. Я откинул капюшон, и…. Я прерву его излияния, которые он на следующий день по дороге на работу будет мысленно пересказывать улыбающейся Эллисабэт Нолл. Мысленно – потому что в реальности это уже не представляется возможным. Парень знал то, чего не знаем мы. Пока не знаем. Нэйтон даже пустил слезу, не стесняясь прохожих, убиваясь какими-то своими угнетающими и тяжелыми думами. Прервав его, возьму бразды повествования в свои руки:
Нэйтон откинул капюшон и…
Обомлел. Иначе и не скажешь. Нет, скажешь, но надо быть культурнее.
- Ренис?! – все еще не верилось ему.
- Да, - улыбалась девушка так, будто не пропадала без вести на долгое время, а всегда была рядом.
- Я так долго искал тебя, а в итоге ты сама нашла меня… - Нэйтон пребывал в шоке от этого легкого и неожиданного завершения его бесконечных поисков.
- Да, - опять сказала она, криво-криво потягивая губы в ту ее ворованную джонатановскую улыбку.
Он потянул на себя и крепко обнял девушку, сдавливая в объятиях ту, что, наконец, нашел. Не верилось, что реальность, что наяву, что не снится и не мираж. Как и не плод больного воображения, ибо был здоров.
- Аха-ха, ребра трещат, Нэйтон, полегче! – смеялась Ренис.
- Не могу поверить, - бормотал без остановки он.
- Я это, я! Нашел меня, успокойся! – девушка высвободилась немного, заглядывая в полумраке комнаты в лицо Нэйтона. Улыбнулась опять. – И давно ты меня ищешь?!
- С тех самых пор, как узнал, что жива.
- Жива? – Ренис не поняла, о чем он.
- А, ты же ничего не знаешь! – вспомнил он. – Мне надо многое тебе рассказать.
Печаль легла на его лицо, но девушка не могла этого увидеть, вот если бы включили свет…
- А мне надо многое узнать, - улыбалась Ренис, смыкая расстроено губы. – Но не сейчас. Я должна возвращаться.
- Что?!! Куда?!! – поддался истерике Нэйтон, крепче впиваясь пальцами в ее куртку, заимствованную ею со всеми вещами Мэндси. Она взяла себе все, чтобы не позволить девушкам отправить их в мусорку. Мэндси была очень худа, ее одежда соответствовала размерам «Мелкой».
- Назад, к ребятам.
- Каким еще ребятам?!! Зачем?! Опять хочешь исчезнуть?!
- Не хочу. У меня нет другого выхода.
- Выход есть всегда! Уедем, сейчас же! Далеко-далеко…
- Это не поможет, - с грустью в голосе сказала девушка, качая головой. – Мне надо идти, Нэйтон. Иначе они очень скоро найдут меня, и тебя. А мне пока это не нужно.
- Я никуда тебя не пущу!
- Послушай, все очень сложно для твоего восприятия, - Ренис не находила нужных слов и времени для долгих объяснений прямо сейчас. – Нэйтон, у тебя есть возможность снять квартиру, неважно, какую и где, хотя бы на один день?
- Квартиру? Зачем? – он раскинул руки, показывая помещения дома, мол, вот же, уже есть, где жить.
- Я не могу сюда приходить. Если выследят, тебе не поздоровится.
Нэйтон мигом вспомнил про людей, о которых рассказывала Эллисабэт Нолл ему так часто, когда он наведывался к ней на выходные после бесцельных поисков Ренис. В голове всплыло имя некого Генри, и Нэйтон поостыл.
- Есть, - сказал он после недолгих раздумий. – Я могу ее снять.
- Отлично, там и поговорим. Я…
- Но как я тебе о ней сообщу? – перебил он, намекая на необходимость связи.
В руке Ренис появился выключенный телефон, который она быстро сунула назад, в карман.
- Нет, нельзя. У меня, скорее всего прослушка, не пойдет, - она задумчиво прикусила губы.
- Возможно, я смогу как-нибудь незаметно передать тебе записку с адресом?
- А это идея! – Ренис радостно хлопнула его по плечу. – Завтра примерно к пяти вечера мы будем у третьей станции метро. Проболтайся там немного, я сама найду тебя.
- Опять будешь попрошайкой? – улыбнулся он.
- А тебе жалко для меня денег? – кривила рот в ответ она.
- Хорошо, буду ждать на третьей станции.
- Оденься понезаметнее и попытайся скрыть лицо.
- То есть, шарф до носа, шапка до глаз?
Девушка кивнула.
- Сама-то сможешь меня узнать? – усмехнулся Нэйтон.
- Повесь на плечо еще один шарф, будет для меня отличительным признаком, - Ренис обернулась на окно.
Нэйтону стало не по себе:
- Неужели тебе нельзя остаться здесь?
- Этим я подставлю тебя и потеряю единственный шанс вырваться, Нэйтон. Надо идти, они, вероятно, уже ищут меня.
- Рени-и-ис, - заныл он, прося не уходить.
- Не могу.
Парень снова на прощание заключил ночного вторженца в объятия и зарылся головой в ее теплую и немного большую, но мягкую куртку, пахнущую духами, заботливо полученными от Ирмы. Экономная воровка, жила, пользуясь подгонами от товарищей.
- Не раскисай, мы еще увидимся, - хмыкнула оптимистично Ренис. Я не знаю, нужно ли здесь писать такие романтичные вещи, как: она утерла ему сопли, подняла на руки, покружила, повертела, подбросила к люстре и все такое. Я не романист. Нет, не так, я не практикую сочинение любовных слезливых романов. У меня все не так, я, вообще, не писатель. Я – инженер, а еще недоученный преподаватель. И еще немножечко фантазер, но еще больше – унылый прокрастинатор и интроверт. Так что, нужна романтика – продумай для себя где-нибудь в светлом и солнечном углу нашей планеты.
- Я смогу перебраться через твой забор на соседнюю улицу? – спросила вместо всего выше перечисленного Рэн.
- Нет, там дома соседей, тебе придется преодолеть, как минимум, шесть заборов, прежде, чем достигнешь параллельной улицы.
- Тогда погаси в доме свет, мне надо незаметно выбраться.
Парень нехотя побежал в кухню, затем коридор и спальню, щелкнул везде выключателем. Дом погрузился во мрак.
- Меня все равно будет видно. Фонари-то уже горят, - Ренис бормотала вслух и смотрела через окно у двери во двор, на дорогу.
- Я не в силах отрубить свет во всем городе.
- Знаю, зато в силах найти меня.
- Это ты меня нашла.
- Это относительно, - шикнула она, взбираясь на подоконник окна, через которое и вторглась в унылое существование Нэйтона. Он бросился за ней и сумел в последний момент поймать ее за руку. – Увидимся, Нэйтон, - сказала уверенно она и разжала руку.
Посидела у окна с боковой стороны дома, оценивая обстановку и свое положение. Ей предстояло выбраться на дорогу и добраться к месту встречи незамеченной. Но как это сделать под беспощадным обличительным светом ночных дорожных фонарей? Которые, вдруг, замигав, погасли. Ренис и забыла, что по условию свет должен был погаснуть и к завершению их воровской аферы.
Вот оно! Девушка рванула к дороге и, почувствовав под ногами не сухую траву, а твердый асфальт, повернула влево и побежала вниз, туда, откуда и пришла. Моргнул свет снова, включился ряд фонарей и выключился опять.
«Что за игры, Дьюи?! Ты что, уснул на проводах?», - все бежала радостная Ренис, не зная,  куда деваться от переполнявших ее чувств из-за случившейся долгожданной встречи хоть с кем-то из близких и дорогих ей людей. На радостях и в темноте ее занесло влево, девушка с разбегу воткнулась в столб, ойкнула, всхлипнула, и повалилась наземь. Замигав, вновь зажглись фонари, освещая все вокруг.
Растирая ушибленный лоб, Ренис подняла тело и села.
- И правда, все столбы ее в округе, - язвила откуда-то сбоку Карла.
Рэн повернула к ней голову.
- Где ты была?! – возникла рядом и Ирма.
- Я… - мозг отчаянно перебирал лживые и наиболее подходящие версии для ответа.
- Ты, ты!? – звенел раздраженно голос Брэдли, что также стоял возле нее.
Они все недавно собрались здесь и ждали только ее. С работенкой было покончено, они встретились в условленном месте, на которое прибыли буквально на пару секунд раньше нее.
- Ты всех нас снова кинула! – задыхалась от ненависти Гвен, сегодня с ней должна была быть в паре Ренис, но в связи с внезапным исчезновением оной, художница была вынуждена стоять на стреме для пары Карлы и Ирмы.
- Опять отлынивала от работы! – укоризненно качал головой Рик.
- Как обычно! – вставила словцо Карла.
- Тупица несчастная! – не могла остановиться Гвен, закипая.
- Да почему несчастная-то? Очень даже счастливая, - усмехнулась себе под нос Ренис, припоминая причину своего счастья.
- Где ты была, Рэн? – строго спросил Брэдли, который сквозь злобу недоумевал тому, что она вернулась, никуда не пропала. Он ведь был готов заявить всем о ее побеге, если бы мимо не промчалась Ренис и, отбив столбом лоб, не свалилась к их ногам.
- Мне нужно было в туалет, - бросила спасительный неприглядный аргумент Ренис, отбивая у всех дальнейшие желание вести допрос провинившейся коллеги.
- И где же в этой темноте ты его нашла? – ехидно улыбаясь, спросил, нестандартно мыслящий анимешник, Рик.
- Да тут недалеко, на чьем-то газоне. – «Получай, урод любопытный!», - подумала Рэн.
- Фу! – отвернулась Гвен.
- Фу-у-у-у! – визжала громче нее Карла и поморщилась.
- Рэн, ты неисправима! – Ирма была возмущена.
- Естественные позывы, - хотел нечто умное сказать в оправдание подруге Пит, но понял, что никто его не слушает.
К дороге подъехал Адам, подогнал для всей воровской компании транспорт.
- Живо в фургон! – скомандовал Брэдли и, лично оторвав с земли Рэн, взял ее за ворот куртки и поволок за собой, будто непослушного щенка собака-мать за шкирку.
Утопая по уши в оттягиваемой им куртке, Ренис ничуть не сопротивлялась. Довольно сверкая длинноватыми и не своими клыками, тешила себя мыслью:
«Выкуси! Все равно все будет по-моему! Если я захочу, тебя и каждого из вас, вокруг пальца обведу. Куда вам до меня, недомерки!», - уж слишком вдохновилась она своей внезапной и удачной встречей, не подозревая, как сюрпризы готовит ей плутовка-жизнь.
По приезде в арендуемый дом, Брэдли сразу же доложил о выходке Рэн Хантеру. Командир снова принялся отчитывать и ругать девушку, которая, не слушая его, потирала ладошки в предвкушении встречи с Нэйтоном у метро. Терпения ее едва хватило дождаться вечера следующего дня, когда они небольшой группой отправились к станции метро, чтобы в обличии беспризорников заняться противозаконным делом.

Глава двадцать четвертая: «Нэйтон Ривер и его рассказ».
Следующим днем на третьей станции метро Ренис признала без труда, шифрующегося так неумело Нэйтона, он стоял у киоска с газетами в двух одинаковых шахматных шарфах. В руке у него был недопитый стаканчик кофе, который давно остыл. Он терпеливо ждал. Это все что от него требовалось.
Все та же группа неизменных фальшивых попрошаек (уже без Мэндси), все те же рваные одежки и грязный вид, а также бдительные погонщики этого бездомного стада – Брэдли и Лаура, что вели свой зоркий дозор жалких овечек на расстоянии. Они контролировали как оповещение сего сброда при появлении слуг закона, так и поведение этого сброда, чтобы не выходили за рамки дозволенного, что любила практиковать Рэн. Брэдли и Лаура были теми, кто сталкивал непосредственных покупателей со своими подчиненными, которыми эти вечером были Рэн, Адам, Стив, Карла и Есуно. Все шло гладко, как и всегда, если бы Ренис опять не начала привлекать к себе внимание своим поведением: она нагло лезла к каждому проходящему мимо человеку с протянутой рукой.
«Задача была поставлена не деньги клянчить, а товар незаметно передавать!», - Паленый возмущенно посмотрел на Лауру.
«Пусть дурачится», - кивнула Лаура Брэдли, разрешая закрыть глаза на ее выходки, но ни в коем случае не упуская из поля зрения непослушную девушку.
Вот «Мелкая» и продолжала выпрашивать монетки. Теперь она пристала к чудаковатому типу с двумя шарфами. Забегая вперед и подпрыгивая перед ним, будто цирковая собачка ради кусочка хлеба, она трясла перед ним согнутой в пригоршню ладошкой. Шарахаясь от нее, чудак все же уступил и полез в карман за деньгами. Сунул ей в руку сложенную вдвое банкноту, в которую был вложен клочок бумаги с указанными данными, также брезгливо шарахаясь и оборачиваясь, быстро зашагал к подъехавшему составу.
Рэн сделала реверанс ему, когда он в очередной раз пугливо обернулся, боясь, что эта наглая оборванка преследует его. Девушка будто стянула с себя облезлую дырявую шапку и помахала ею вслед. Пугливо отвернувшись, тип с двумя с шарфами резво перешел на бег и буквально влетел в вагон.
Натянув на голову свою шапку, Ренис пристала к еще нескольким людям, которые, как и те, что были до Нэйтона – всего лишь для отвода глаз. Брэдли разозлился и все-таки направился к ней, дабы приструнить. Увидев его, девушка резво отбежала от протягивающей ей мелочь модной женщины с саквояжем из крокодиловой кожи.
- Какого черта, Рэн?
- Такого же, что и ты!
- Что это за выходки?
- О, тебе есть дело, как я зарабатываю себе на жизнь?
- У тебя другой заработок, за другую работу!
- А может мне его недостаточно?
- Перестаньте оба! – возникла с шепотом Лаура. – Вон наш клиент, Рэн, Брэдли, быстро по местам!
На этом я оборву эти долгие описания трудовых будней команды и девушки. Очень мало времени, боюсь не успеть завершить. Перенесемся на тот день, когда Ренис с самого утра будет думать, как незамеченной скрыться от зорких следопытов, приставленных к ней, и пробраться к Нэйтону. Адрес с бумажки она вызубрила, а от улики предпочла скорее избавиться еще на станции. Нэйтон в послании указывал, что будет ждать весь день. День как раз уже начался: на часах шесть утра.
«Попробовать смыться прямо сейчас?», - девушка тихо открыла дверь своей комнаты, вышла в коридор и прислушалась.
Дом будто спал, только из приоткрытой двери кабинета Хантера слышались приглушенные голоса. Шла оживленная беседа.
«В такую рань? А я наивно понадеялась, что все спят…», - Ренис не передумала, пошла дальше к дверям конторы грузоперевозок, откуда была дверь, ведущая во двор. На носочках она пробралась в контору и увидела Адама на гостевом диване. Парень дрых, слюнявя чью-то, подложенную под голову, куртку. Своей курткой он предпочел накрыться. На кресле рядом дремала сидя Лаура, и больше никого.
«Странно, что они здесь. Нет, Адам-то, понятно, всегда тут ночует за неимением своего угла. Но Лаура? Почему она не у Хантера сейчас, ведь без нее ни одно серьезное обсуждение не проходит…», - подумала Ренис, неслышно прокрадываясь мимо нее к входной двери. – «Меня пасет?».
Потянула щеколду, толкнула тяжелую дверь. Раздался мерзкий скрип петель, от которого душа разочарованно треснула и посыпалась под ноги. Девушка в страхе обернулась, Лаура с Адамом продолжали спать.
«Хи-хи!», - она выскочила во двор.
Только тогда якобы спящие цепные псы открыли глаза и переглянулись. Не спали они. Адам-то спал, но его разбудил этот предательский скрип. Не спала Лаура, которая, прижав палец к губам, мол:
«Тсс!», - разрешила парню закрыть глаза, а не бить тревогу по поводу самовольного ухода Рэн. Таким образом, они оба с молчаливого согласия позволили ей уйти. Лаура понятно почему, она ведь все настойчивее толкала ее к бегству, я просто не нахожу для описания этого времени.
А Адам? Адам целиком доверился Лауре и, не задавая лишних вопросов, уснул.
Во дворе Ренис присела и проползла под окнами кабинета командира до угла дома, перебежала переулок и оказалась у поворота к перекрестку, откуда и побежала, оглядываясь. За ней – никого. Попетляв по улицам, поймала такси и назвала адрес. Десять минут – и она у многоквартирной высотки.
Девушка расплатилась и вышла из такси. Отсчитав нужный подъезд, позвонила в домофон. Двери открылись, Ренис забежала в подъезд и вспорхнула по лестницам до седьмого этажа, услугами лифта пренебрегла, оттягивая в волнении встречу.
Стук в дверь, которая распахнулась после первого же касания костяшек ее пальцев. Нэйтон ждал на пороге. Эти долгие проявления чувств при их встрече я опущу, мне не интересно умасливать твое воображение, когда впереди ждет другое. Да и не к лицу технарю составлять конкуренцию именитым романистам, хотя ты, оскорблено можешь подумать, что я могу и лучше. Мы поспорим, ты победишь, но я все равно не стану. Обойдусь скромным приветствием и сразу перейду к разговору важному и жестокому. Он жестче, чем чья-то жизнь. Воровка из криминальной группировки прошла вглубь квартиры, осматривая все. Она была пустой, из мебели – ничего, даже на стул намека не было. Но зато было чисто.
- Прости, но эта была дешевле всего.
- Это для меня не важно, - Ренис в доказательство уселась прямо на пол, упираясь спиной в стену. Улыбнулась.
Он присел рядышком, напротив, и началась беседа. Девушка много расспрашивала о том, как он искал, что делал, где и кем работал. Нэйтон поведал ей после своих откровений о лживой смерти Ренис Нолл и своей жизни без нее. Подробнее рассказал про свою реакцию, когда встретил ее в участке, а также первый раз в переходе метро. Ренис тоже пояснила ему свое поведение в участке и то, почему она не подала виду, что знает его. Прояснила некоторые моменты из своей нынешней жизни, про то, чем занимается, как и с кем живет. Рассказала даже о случайной встрече с Алексом, Джокером, ювелиром и прочих своих преступных похождениях, при этом умалчивая о «боевых» травмах и ранениях. Иначе, узнав, он, несомненно, воспрепятствует ее возвращению к команде. А без этого никак. Понимала, что сбежать сейчас с ним, как бы ей того ни хотелось, она пока не может.
И сможет ли когда-нибудь? Если и да – то его ждет жизнь Муссафы и Рахимы, Ренис и Эллисабэт, обреченных в страхе кочевать из города в город в постоянных перебежках от преследователей.
Отогнав эти мысли, шутя и улыбаясь, она опять припомнила случай в метро, когда они оба не смогли узнать друг друга. Ренис поделилась мыслями о своей странной амнезии, мешающей ей вспомнить себя и все. Это многое объясняло Нэйтону, но не ей. Вспомнив, она снова перескочила на подробности о своей встрече с Алексом, вновь утаивая про выстрел Джорджа Лебовски. Здесь уже Нэйтон перебил ее, радостно сообщая, что с этой ее встречи с Алексом все и началось, ведь только после бредового признания друга он пошел в дом ее матери.
Еще раз услышав о маме и на сей раз не позволяя себе отвлечься на свои рвущиеся к огласке рассказы об уголовных авантюрах, которыми она будто с гордостью хвасталась, а не стыдилась, Ренис бодро перебила:
- Ах! Мама моя, мамочка! – она улыбнулась. – Как она там без меня?
Лицо Нэйтона выдало все, что только можно без использования слов. Хоть он и был отличным психологом и самым лучшим студентом в истории своего университета, в данный момент он не смог совладать с собой и взять под контроль собственные эмоции и, используя свои уловки, смягчить дальнейший испуг и шок собеседника от того, что ему предстоит услышать.
- Нэйтон? – напряглась Ренис, заглядывая в его лицо и предчувствуя нехорошее.
- Твоя мать умерла.
Девушка приоткрыла рот и непонимающе сощурилась, не веря собственным ушам.
- Эллисабэт покончила с собой.
- Что?! – широко открытые глаза Ренис впились в него. – Этого не может быть! Как?!
- Она повесилась.
- Нет! Не может быть! – девушка зашлась в нервном крике. – Я тебе не верю!!
- Я сам вынул ее из петли, Ренис, - Нэйтон с неподдельной болью в глазах смотрел на нее, готовый расплакаться. Но он держался. Только потому что были сухи глаза девушки, что сидела напротив и пристально смотрела в ответ.
- Я не верю, не верю! Она не могла! Она ни за что бы не смогла себя… нет! Нет!! – Ренис Нолл, окончательно осиротевшая, схватилась руками за голову и вскочила. Принялась яростно бороздить просторы комнаты, не находя себе места и воздуха.
Та, о которой она столько думала – мертва.
Та, к которой так рвалось, стремилось сердце – мертва.
Той, что поздновато она приняла, как мать – уже нет.
Ренис вернулась на место, опустилась на пол и закрыла глаза, сжимая веки до боли. Лицо исказила страшная гримаса душевной боли: губы искривились, обнажая два ряда стиснутых зубов. Она тихонько задрожала и начала биться затылком в стену, приговаривая:
- Почему, почему, почему…
- Ренис, - Нэйтон не пытался ее успокоить, выжидал, давая ей время.
- Почему она это сделала?! Нет, она не могла!! Не могла сама…
- Я тоже так думаю, - сказал Нэйтон, не зная, что будет делать, если с девушкой перед ней начнутся нервные припадки. – Твоя мать вот так вот просто себя не убила бы. Может, узнай она о твоей смерти – да. Но Эллисабэт знала, что ты жива.
- Ты же сказал, что она повесилась, - Ренис еще раз ударилась затылком о стену.
- Да. Я нашел ее повешенной, я достал ее из петли. Только доказательств того, что она сделала это сама, нет и по сегодняшний день.
- Каких еще доказательств?!
- Письма, предсмертной записки, в которой объясняла бы свой поступок. Она не была на грани суицида, я знаю, я же часто к ней заходил. Навещал всякий раз, как приезжал на выходные  домой. Обязательно заходил к Эллисабэт…
- Ты ходил к моей маме…. а я так и не успела этого хотя бы раз сделать. Хотела, но не сделала. Могла, но не стала… - Ренис становилась тише и тише, чаще стуча затылком о стену.
- Выслушай, что я скажу, - проигнорировал ее завистливые сожаления Нэйтон. – Да, я очень часто бывал у нее. Да, она очень переживала твое исчезновение. Да, она сильно убивалась по этому поводу, не отрицаю, проскальзывали и суицидальные мысли, о которых она частенько со странной улыбкой проговаривалась. Но я знаю, она неспособна была на это. Таблеток еще может и наглоталась бы, но не повесилась. Эллисабет жутко боялась физической боли и мучений, на это себя она добровольно не обрекла бы. Однозначно.
Ренис отняла руки от головы и посмотрела на него, заглянула в глаза, внимательно слушая и прекращая биение о стену.
- Кроме того, Ренис, в тот день, когда в один из своих выходных дней я пошел к ней, мне открыла твоя мать, запертую изнутри на ключ, дверь. Раньше она никогда не запиралась, я всегда к ней без стука, и даже просил хотя бы на ночь запирать, мало ли что. А в этот раз меня и со стуком на порог не пустила.
- Не поняла? – девушка придвинулась ближе, не отрывая от него взгляда.
- Эллисабэт не дала мне войти в дом, приоткрыв дверь, она стояла у порога и не впускала меня. При этом она была очень взволнована и вместе с тем, словно разбита. С ней явно было что-то не так.
- А ты…
- Она обернулась назад, - не дал собеседнице задать вопрос Нэйтон, глядя перед собой и вспоминая. – И сказала так, чтобы и я слышал: «Это мой сосед», после чего резко подалась ко мне, прошептала название этого города и отстранилась.
У Ренис застыло странное выражение в глазах. Откуда мать могла знать, где она сейчас находится?! От кого и как?! Смутные догадки навалились на нее, а Нэйтон продолжал:
- В ту же секунду, открыв немного шире дверь, появился возле нее один парень, посмотрел на меня изучающе секунды три-четыре и потянул Эллисабэт за собой в дом. «Я занята, зайди попозже!», - жалобно крикнула она мне и торопливо захлопнула дверь перед моим носом.
- Значит, у нее там был какой-то парень? – Ренис запуталась, делая выводы из своих сбивчивых догадок.
- И не один.
- В смысле? – девушка возмутилась уверенным тоном Нэйтона, который обличал ее предельно скромную и правильную мать в чем-то постыдном.
- Когда он вышел на порог за твоей матерью, я четко слышал, как в доме люди переговаривались. Там было еще несколько человек, среди них были и женские голоса.
Ренис передернуло, нервная дрожь пробежала от кончиков пальцев до макушки. Она понимала, кто эти люди, нет, чьи эти люди!
- А потом? – дрожащим голосом спросила она.
- Потом я, все-таки, не выдержал и зашел к ней еще раз, часа через три, наверное, не больше. И в этот раз уже было не заперто. В доме было пусто, и эта подозрительная пустота настораживала. Я несколько раз позвал миссис Нолл, но мне никто не ответил. Я прошел на кухню, заглянул в ванную – никого. Обратил внимание, что не хватает у стола одной табуретки, как раз той, на которой я обычно сидел, но мне тогда это ни о чем не говорило. Постучался в запертую дверь спальни и позвал по имени – никакого отклика не последовало.
Нэйтон сделал небольшую передышку. Ренис не торопилась его перебивать, не моргая, она смотрела ему в глаза.
- Тогда я поднялся на второй этаж, несмотря на то, что знал – со дня твой пропажи она и шагу туда не ступала. Наверху я ее тоже не нашел и выбежал во двор, чтобы громко позвать, мало ли, у забора с соседкой заболталась. Но нет, тоже никого. Тогда я вернулся в дом и решил позвонить. Послышалась мелодия из спальни, но Эллисабэт не спешила поднимать телефон. Я постоял у двери, не решаясь врываться в ее комнату, но выхода не было, на звонок она так и не ответила ни на второй, ни на третий раз. Вот тогда я и вошел.
Снова молчание, в котором он, пряча глаза, подбирал слова.
- И обнаружил ее висящей в петле на крючке у потолка. Крючок, к которому крепят люстру, которая разбитая валялась на полу, а рядом, на ее осколках лежал опрокинутый табурет из кухни. Я не сразу понял, что нужно делать, спохватился позже – вызвал медиков, полицию и, не дожидаясь их, поставил этот табурет и сам достал Эллисабэт, не мог я просто стоять и смотреть на нее.
Парень вздохнул, отвел взгляд к окну:
- Мне потом сказали, что зайди я на час раньше, застал бы ее живой. Но не зашел я на час раньше, намеренно ждал, чтобы ее гости наверняка ушли. Позднее, помимо моих многочисленных следов по всему дому, было обнаружено в ее сумочке, составленное несколько месяцев назад, завещание, что полностью убеждало блюстителей закона в моей причастности к ее смерти.
- Я не понимаю, - Ренис, хлопая глазами, запутывалась все больше.
- В этом завещании твоя мама оставила дом и все, что у нее имелось, мне. Меня арестовали.
- Что?!
- Представляешь, по подозрению в убийстве Эллисабэт Нолл, чьей смерти я никогда не пожелал бы! Это было вдвойне обидно. После месяца судебных разбирательств меня отпустили, по причине того, что удалось обнаружить в доме следы еще нескольких человек. Да и соседи с опозданием признались, что видели накануне белый грузовик и людей, выходящих из дома, которые на нем и скрылись.
- Значит, - опять начала рассуждать Ренис, но запнулась от перебившей ее мысли. – Опиши мне того человека, которого ты видел тогда с моей мамой.
- Ну, уже столько времени прошло, не знаю, смогу ли, - Нэйтон в сомнении задумался, припоминая. – Высокий, плотный парень, в хорошей физической форме. Эм, были темно-русые волосы, глаза, нос, рот… Ренис, я, правда, лица его не вспомню. Я же смотрел только на Эллисабэт, глубоко пораженный несвойственным ей поведением в тот день. Да и парень этот не дольше трех секунд засветился передо мной.
«Высокий, плотный, темно-русые волосы», - прокрутила в голове Ренис, растирая увлажнившиеся глаза руками.
- Прости, что не сразу тебе рассказал, - Нэйтон подумал, что она плачет.
Но девушка не плакала, держалась силой воли.
- Они ее повесили. По приказу Генри. Я-то знаю, как он умеет приказывать и отнимать жизни. Отнял у меня и ее, - сказала уверенно Ренис и, закрыв глаза, снова стукнула затылком в стену. – Кто же следующий, а? Кто, Генри? – шептала она.
- Твоя мать знала, что он за ней придет. Она мне часто повторяла, что Генри ее не оставит, что скоро избавится. Я много раз предлагал уехать со мной, уговаривал, просил. Не согласилась.
- А знаешь, почему? – вопрос звучал так, будто Ренис знает ответ, а не хочет от него этого ответа.
- Почему?
- Чтобы Генри не узнал о тебе и не отобрал последнее. Если ты знаешь о Генри, то знаком и с его методами.
- Слыхал. Но я об этом не догадывался, думал, что она надеется дождаться тебя, а то, вдруг, ты придешь, и дома – никого. Теперь подозреваю, что и дверь не запирала потому, ожидая тебя в любое время дня и ночи.
- Как много мама рассказал тебе? – печальный голос девушки прерывался.
- Все, Ренис. Я знаю все.
Она прикрыла глаза рукой и перешла на шепот:
- Что ж, тем хуже для тебя.
- Лучше, - поправил он. – Лучше, Ренис.
- Не думаю, - она резко встала с пола и выпрямилась. – Мне пора.
- Уйдешь к ним опять?! – вскочил, не веря, Нэйтон.
- Не могу иначе, и ничего не могу сделать.
- Когда мы встретимся снова? И где?
- Дай мне свой номер, я позвоню, - Ренис избегала взгляда в лицо, по-видимому, дав волю слезам и не желая этого показывать. Уставилась в экран протянутого телефона, пробежалась глазами по номеру и, запомнив первые шесть цифр, остальные сохранила в своем телефоне. Кинулась в коридор, накинула куртку и, не поворачиваясь к нему, сказала. – Не иди следом за мной. Выходи через четверть часа, можно и позже.
- Хорошо, - Нэйтон понял, что именно сейчас с ней творится, и перечить не рисковал.
Хлюпая носом, девушка застегнула курку, натянула обувь и выпрямилась. Парень снова обнял ее на прощание, несмотря на то, что она так и не обернулась к нему.
- Увидимся, - Ренис, чувствуя, как ресницы промокают от слез, быстро высвободилась и выбежала за дверь, также слетела по лестницам и вылетела из подъезда. Побежала, не особо глядя, куда бежит, по городу.
Нэйтон переживал за то, как она в таком состоянии доберется к «своим». В том, что она не ударится в бездумную кровавую месть – он был уверен и спокоен, ведь для этого ей нужно знать, кто конкретно это был. Как убийца Ренис отличалась исключительной разборчивостью и справедливостью, он это уже знал по рассказам матери, да и на собственных примерах.
«Без разбору резать всех она не станет. Надеюсь», - думал парень, отсчитывая минуты у двери и все же сильно переживая за нее.

Глава двадцать пятая: «Это Рэн?!».
А Ренис бежала и бежала. Глаза застилали слезы, которые она так долго сдерживала. Они плотной стенкой держались на глазах.
«Теперь я понимаю всю суть выражения «в глазах стояли слезы». Их вроде и не выплачешь, а вроде и не остановишь, они есть и все…», - она моргнула, крепко жмуря веки, и крупные капли стекли из уголков глаз вниз по лицу. К губам. – «Соленые…».
 И горькие-горькие, их потоки не прекращались. Она вытирала и так, и сяк, и одним рукавом, и другим, и ладошкой протирала все лицо и глаза, смахивая их со щек. Плача, Ренис спешила назад. Туда, где ей хотелось перерезать без суда и следствия каждого. Остановившись, вскинув руку, поймала такси, водитель которого с интересом рассматривал плачущую девушку на заднем сидении, думая, что ее попросту бросил парень. Отчего же еще могут плакать девушки!
Подъехали к дому, Ренис, безразлично бросив деньги, больше, чем нужно, выбежала из машины, сильно хлопнув дверью. Водителю это крайне не понравилось, но он простил ей это, все-таки, горе – парень бросил. Мужчина посмотрел, как девушка уверенно, чеканя с ненавистью каждый шаг, направилась к конторе с красочной вывеской: «Грузоперевозки», сам себе пожал плечом и отъехал.
Переступив порог конторы, Рэн вошла. Здесь был только Адам, который тут же встал при виде ее навстречу, но увидев это лицо, а на нем вспухшие от пролитых слез глаза, с неуверенностью замер на месте. Слова застряли в горле, а ведь он почти весь день прождал ее в конторе, пока некоторые из команды рыскали по округе, в поисках неусидчивой девушки.
Свирепо обсмотрев его, Ренис прошла мимо, торопилась к себе, понимая, что подкатывает новая волна слез. Адам, не зная, как вести себя и что делать, со всех ног побежал к Лауре.
- Лаура, Лаура! – ворвался в кабинет Хантера он в разгар обсуждения. – Рэн! Она, она…
- Что случилось? – привстала с дивана та.
- Она плачет, - растеряно пролепетал Адам, поздновато соображая, что помимо Лауры тут находится еще целая туча людей.
- То есть, беглянка вернулась в слезах?! – оживилась Карла, она сидела на подлокотнике дивана.
- Что же ты не подставил свое плечо для соплей дамы? – это острил с насмешкой Рик.
- И не утешил на своей груди? – а это ехидна Гвен.
- Я не из тех, что умеют утешать ревущих женщин. Увы, мне проще сделать вид, что я ничего не видел, - виновато и со всей искренностью признался он, пряча от них собственные увлажнившиеся глаза.
- Аха-ха-ха! – зашелся смехом Дьюи. – Ревущих женщин!
- Будто в твоей жизни этих ревущих было бесконечное множество, - гоготал вместе с ним Рик и еще несколько человек.
Пит недовольно насупился и сжал кулаки, готовый дать в рыло всем смеющимся над Адамом и Рэн. Его придержал Риччи, остужая порывы своими доходчивыми объяснениями тихим шепотом в ухо. Не слушая никого из них, Лаура торопливо вышла, уводя с собой расстроившегося и растерянного парня. За ними вышел и Пит, побаиваясь, что все же не удержит себя в руках и основательно начистит мордашку сыну Генри, продолжавшему отпускать грязные шуточки в адрес его лучших друзей.
Оставив на кухне с ним Адама, Лаура поспешила к Ренис, которая, сидела в комнате под окном на полу, обхватив гудящую голову руками, и обливалась горючими слезами, оплакивая свою мать. Мать, с которой во время житья провела столько острых и обидных ссор, споров, перебранок. Мать, которая до последнего думала только о ней и всегда делала все ради ее благополучия. Мать, которую она считанные разы назвала «мамой», и этим радовала до невозможности. Мать, которую она забыла, а вспомнив, так и не решилась добраться до нее. Ведь могла же, могла! Во всех обвинениях к себе и своей беспечности она тонула и захлебывалась, а плач суровой буки-одиночки по родному и последнему человеку из семьи только усиливался. Нарастал, набирая обороты. Плач не знал границ. Постоянное хлюпанье носом сменялось удушающей икотой, оно чередовалось воем, нервным растиранием слез и соплей по лицу.
Скоро она завоет громче, чем выла избитая и раненная в самую душу, Шинон Бринст.
Дверь тихонько отворилась. Протиснулась в комнату Лаура и, уронив глаза на задыхавшуюся от слез и икоты девушку, остолбенела. Она забыла, что может двигаться на несколько минут, стоя с открытым ртом и глядя перед собой, не понимая, что на самом деле видит перед собой такую Ренис. А потом опомнилась, подошла и присела рядом. Взяла аккуратно за плечи и легонько потрясла:
- Рэн? Что такое, что с тобой?
Мутные и красные глаза девушки рассеянно блуждали по полу, сквозь пелену слез она уставилась на Лауру.
«Голос, женский голос…», - эхом отдались в голове страшные слова Нэйтона, и сразу же за ними пришла своя мысль. – «А что, если это была она?», - Ренис оттолкнула ее, отпихнула и толкнула ногой, не давая вновь приблизиться, закричала:
- Убирайся!
- Рэн?! – Лаура проехалась по полу по инерции и спешно подползла к девушке вновь.
- Убирайся!! – взревела, замахиваясь, Ренис.
Лаура и не думала убираться. Потянув к ней руки, женщина обхватила ладонями лицо и, заглядывая в эти воспаленные, налитые ненавистью и слезами, глаза, спросила ласково:
- Что с тобой случилось, девочка?
- Вон! Пошла вон!! – истошно хрипела Ренис, вырываясь.
Лаура, видимо, очень терпеливый, настойчивый и сильный духом человек, раз даже сейчас не обиделась, не оскорбилась и осталась. Она смогла поймать девушку и прижать к себе, как маленького обиженного ребенка прижимает и успокаивает мать. Рэн долго брыкалась, толкалась и пыталась высвободиться. Но Лаура была сильнее физически, и девушка сдалась и продолжила лить слезы у нее в объятиях, вытирая мокрое лицо об ее мягкую удобную кофту.
«Как же так… просто взяли и убили. Ни за что!», - образ доброй красивой голубоглазой женщины, неспособной и назойливой мухи обидеть не выходил из ее головы. Это все, что у нее осталось от матери – воспоминания. Представить ее бездыханной и висящей в петле под потолком она никак не могла. Но от мысли об этом – накрывало слезами, как цунами. Опять были слезы, еще слезы, снова и снова потоки слез. Только она вроде бы успокаивалась, как с новыми силами подкатывали новые порывы рыдать.
- Рэн, что с тобой, а? – не оставляла попыток узнать Лаура, она всерьез за нее переживала.
Ну, не скажет же ей Ренис: «Ах, моншер, я плачу лишь оттого, что вы убили мою прекрасную маму! Право же, не обращайте внимания, само скоро пройдет…». Согласись. Да и нечто другое тоже не скажет. Потому как теперь помимо слез была убийственная икота, не дававшая не то, что слово сказать, но и вдохнуть по-человечески.
Просидела она в руках Лауры час, а потом потеряла сознание. Лаура этого не поняла, подумала, что девушка выдохлась, устала и заснула. Она перетащила ее на кровать, уложила на спину и принялась осматривать, поднимая одежду. Никаких свежих ран, синяков и царапин, ничего.
«Никто не бил, никто не нападал. Да она и слезинки не обронила, когда ее молотил этот конченый садист Мишель, так что же сейчас? Что с тобой произошло сегодня, чтобы так сильно убивалась?», - Лаура пошарила в карманах, проверила телефон – опять ничего. – «Может ли быть, что она что-то вспомнила? Или кого-то? Да, вероятно, но разве от этого так плачут?!», - она нехотя вышла и пошла в кабинет Хантера, который занял свой стол. Он уже был в курсе того, что Рэн вернулась.
- Плакала, говоришь? – обратился он к Карле, от стрелка и услышал хорошую новость. Она так спешила ему первой сообщить о возвращении важного члена команды, практиковавшего внезапные побеги, и у Карлы это получилось.
- У нее просто глаза были красные! – встал на защиту своей подруги Адам, сожалея, что имел неосторожность при всех сказать об этом. Его призвал опять в кабинет для допроса Хантер.
- Сам же сказал! – улыбался Рик, радуясь промашке этого дурачка.
- Нет же! Это я про Ирму говорил!
- Как ты быстро сменил объект обсуждения, - усмехнулась Ирма, с волнением подумывая о том, с чего бы Рэн плакать. Эта мелкая грубиянка ей всегда казалась неспособной ронять слезы. Такой же, как и она сама. Случай с Мэндси не в счет, там даже она сама готова была прослезиться, едва сдержалась.
- О, вы еще не видели, как я внезапно и неожиданно…
- А теперь, так же внезапно и неожиданно выйди, - перебила болтливого Адама суровая Лаура, спасая его от лишнего разговора, с помощью которого из него могли вытянуть все.
Парень с радостью выскочил из кабинета и пошел к комнате Рэн, но только чтобы постоять и посторожить у двери. А собравшиеся товарищи с недовольством посмотрели на Лауру, а она на Каэла, который позволил им глумиться, хоть и в легкой форме, над Адамом.
- Вам не чужие слезы обсуждать надо, а ваши прямые обязанности, - надменно заметила им она, укоряя своим взглядом самого командира Хантера.
- А не в твои ли прямые обязанности входит пресечение бегства этой плаксы? – с вызовом отозвался Дьюи, скаля зубы от удовлетворения. Выпал шанс отчитать самую ответственную женщину из команды, что впервые провинилась.
- В твои обязанности входит равно так же, как и в мои, - ответила ровно она.
Упиваться собственной важностью у Дьюи не вышло. С некоторых пор это частенько гасила Лаура и делала это тонко, чисто, что и не придерешься. И только Рэн делала это прямо в лоб – что в уме, то и на языке.
«С ней и спорить в забаву, а с этой Лаурой не поймешь, когда и в какой момент она успела выставить меня дураком», - смолк Дьюи и безразлично отвернулся от Лауры.
- Это – во-первых, - сказала после секундного молчания Лаура. – А во-вторых…
- Во-вторых? – влез, усмехаясь Рик.
- Никуда она не сбегала. Пора бы уже смириться с тем, что у нее, а не только у вас, есть какие-то свои потребности. Рэн ушла и пришла, уже не в первый раз. А это уже никакое не бегство.
Хантер чуть не окосел на месте от ее самодеятельности, она же при всех впряглась за Рэн по самые уши!
«Плохо, Лаура, очень плохо! В тебе заговорила привязанность…», - он сдержанно поджал губы, избегая участия в спорах.
- Тебе откуда знать про потребности или еще что-то там у нее? – удивилась Карла тому, что Лаура прилюдно защищает ее, при этом, зная, что Хантер другого мнения. – «Разве она не должна быть на его стороне?».
- Вот именно! А вдруг она как Мэндси? – напомнила всем о предательстве коллеги Гвен.
- Точно-точно! Ходит и сдает нас! – поддержал Рик, и сидящие рядом Итан и Стив недоверчиво поморщились. Эту мысль парни не одобрили, и больше верили в Рэн, готовую заступиться за любого товарища, чем в эгоиста Рика.
- Необоснованно, - вступился одним словом Риччи, не защищая Рэн, но и не поддерживая сомневающихся товарищей.
- Даже если и так, вы ничего не можете сделать, - Лаура перевела взгляд на Хантера. – Все вы давно знаете, зачем она нужна Генри.
Люди сразу же притихли. Молчали и переглядывались между собой. Вдруг вошел в кабинет Нави, что недавно вернулся со своего дела. Он кивнул всем, приветствуя, и подошел к столу Хантера. Каэл жестом приказал людям покинуть кабинет и оставить их наедине. Команда поторопилась исполнить приказ, освобождая для них эту комнату. По этой же причине Лаура ушла со всеми и незамедлительно пошла к Рэн. У дверей ее комнаты нашла Адама, он сидел на полу с грустным-грустным выражением. Она кивнула ему: «Иди», и парень встал и побрел в грузоперевозки. Лаура вошла в комнату.
Девушка все еще была в отключке. Женщина постояла у кровати немного, вслушиваясь в неровное дыхание и мысленно задавая вопросы, ответов на которые не получала и от себя же. Вздохнув, вышла. Ее ждала работа в паре с Дьюи и несколькими незнакомыми нам ребятами, знакомство с которыми для нас с тобой не так уж и важно. Вообще не важно.
Ренис очухалась к середине ночи, тело ее будто насильно подняли и усадили в сидячее положение. Поморгав, она обвела темную комнату глазами и поняла, что одна – утешавшей ее Лауры уже не было. Она встала, подошла ватными ногами к окну. Временное притупление проходило, мысли о матери, от которой так беспощадно избавились, возвращались. Как и мысли собственной вины и собственной беспечности. Она же могла с ней повидаться, могла! Чего тянула?! Зачем ждала у моря погоды?!
Возобновились изъедающие обвинительные размышления, а вместе с ними и слезы. Опять тихий плач и снова перекошенное душевной болью лицо. Девушка прорыдала весь остаток ночи, стоя у окна и тихо-тихо подвывая себе под нос. Слезами проводила, ночь, слезами встретила рассвет и новый день. День, который ей не нужен так, как был нужен раньше.
Всему свое время, всему свои дни. Хотела что-то сделать?! Сделай! Прямо сейчас, а не уноси на будущее, в надежде на благоприятные обстоятельства. Их не бывает, в реальной жизни. По себе знаю. Боясь, тянул когда-то время Джонатан и не успел вовремя – Шинон Бринст покинула город без него. Боясь и выжидая лучшего момента, Ренис Нолл потеряла все шансы застать живой, не самое хорошее в своей жизни повидавшую, мать. Боясь и выжидая, когда с неба посыплются плодородные почвы для посева моих стремлений, я продолжаю гнить на нелюбимой работе. Впрочем, причем тут я, речь совершенно не о том.
Рэн не вышла к завтраку. Ну, это не впервые, бывало такое, что она появлялась к обеду после утомительной ночи, как и многие ее товарищи. Но не показалась она и к обеду. Пит и Адам с волнением переглядывались, не наблюдая подле себя третий непарный сапог. Лауры рядом не было, она все еще пребывала с Дьюи на задании. Спрашивать им было не у кого. Поэтому Хантер посмотрел на Пита и Адама, а те с потерянными выражениями на лицах жали плечами. Он решил подождать еще немного. Кабинет его постепенно заполнялся людьми, пришли все им созванные. Не было только Рэн, ну и Лауры с Дьюи и ребятами. Последние не в счет, они на задании.
 Недовольно вздохнув, Хантер начал без нее, побаиваясь, уж не сбежала ли девушка снова.
Нет, не сбежала. Ренис лежала в комнате на кровати, свернувшись калачиком от болей в желудке, требующем немедленно покушать, и чувств отвращения к мыслям о еде. Ее тошнило от одного лишь представления еды, и голову ее будто трехтонным прессом плющило, выдавливая из глазниц глаза, готовые вот-вот лопнуть и забрызгать фонтаном крови стену. Глаза еще и зудели, все еще мокрые от невысыхающих слез. И откуда в одном человеке столько слез? Их же на троих с лихвой хватило бы!
Командир Хантер забил тревогу, когда Рэн так и не удосужилась появиться в его кабинете даже после окончания его совещательного собрания. Отпустив основную массу, он оставил приближенных.
- Карла, - сказал он.
- Что, мне за ней идти? – скорчила недовольную гримасу та, поняв, что выбора ей не предоставляют – ответный жесткий и колкий взгляд Хантера заставил ее быстренько встать и побежать за этой наглой особой.
Она вошла в комнату Ренис без стука возмущенным вихрем:
- Тебя Хантер ждет, чего разлеглась?!
Никакой реакции не последовало.
- Эй! Оглохла что ли?!
Ренис не двигалась, застыв всеми частями тела и взглядом. Карла осторожно подошла ближе, наклоняясь и заглядывая в лицо, мало ли, вдруг померла, и увидела опухшие, красные-красные глаза, уставленные в одну невидимую точку на стене. Бледное, отекшее и мокрое от слез лицо Рэн – для Карлы было что-то новенькое. Такой эту наглую хамоватую коротышку ей еще не выдавалось видеть, и это прилично потешило Карлу, умасливая ее сердце, так ненавидящее Ренис.
- Нашла время плакать! Вставай, давай! – беспечно толкнула коленом в спину Карла, внутренне радуясь тем неизвестным ей причинам, по которым Рэн пребывает в этом состоянии. Она еще не знает, как крута жизнь на поворотах, и что настанет день, который изменит многое в Карле. Та, что люто ненавидела Рэн, скоро будет благоговеть пред ней.
То, что девушка на кровати никак не отреагировала на столь грубый толчок да и еще и от самой Карлы (!), изрядно смутило меткого стрелка команды.
- Да что с тобой?! – Карла склонилась, брезгливо касаясь рукой плеча (и оттого презренно морща фарфоровое личико) и пытаясь развернуть к себе и расшевелить.
Рэн лежала неподвижно, она не слышала и не чувствовала ничего. Девушка настолько была погружена в уничижающие нещадно внутренние рассуждения и ругань, которые шли между Рахимой, Ренис и Шинон, последняя, кстати, появилась как помощник Рахимы, обвиняющей в эгоизме, равнодушии и наивном бездействии Ренис.
- Ну и черт с тобой! – крикнула Карла и вышла, хлопнув хорошенько дверью.
Куда ей своим жидким умом понять, что глубоко внутри Рэн умирало кое-что. То, что держало в узде ее психически неуравновешенную натуру безжалостной и мстительной убийцы. То, что было клеткой ее сокрытому ото всех монстру.
Да.
Весь мой мутноватый затянувшийся рассказ размеренно шел лишь к этому. Да.  Все мои стремления тянулись к этому эпизоду, дающему начало тому, что интересует меня больше всего. Выше мною изложенное (зачастую не очень верно, красочно и звучно) было ради начала этой части.
Весь промежуток знакомства с Нэйтоном сводился к одному – ее беспочвенному, жестокому и хладнокровному покушению на Фринвуда (что должен был умереть, но выжил).
Рассказ о Шинон Бринст вел к ее маниакальному желанию поквитаться с ребятами, поиздевавшимися над ней, расправа над которыми не случилась только из-за срочного переезда.
А вся вторая часть «Рэн» – была для приближения описания того, отчего в ней с необузданной силой разрасталось желание убивать. Не просто героически мстить кому-то за кого-то, а именно убивать. Месть лишь причина. А ей нужна смерть, которую она лично принесет каждому, кого наметит у себя в списке.
Признаюсь, третья часть должна быть много дальше в этом повествовании, но я начну ее с этого, оборванного мною описания состояния Ренис, вдруг, не успею указать, как она должна называться.
Часть третья: «Рахима».
      «…как быть, если так, как хочется быть, нельзя быть по закону?», - Рахима Сафалиева.
Глава первая: «Рэн, Ренис или Рахима?».
Озадаченная нестандартным поведением соратницы, Карла ворвалась в кабинет одна. То, что она пришла без Рэн, не понравилось командиру. Раньше, чем он задал свой вопрос, девушка на выдохе заявила:
- Я сказала ей!
- Ну, и где она?
- Не захотела прийти, - Карла растерянно пожимала плечами.
- Как это?! – взгляд полный возмущения от Хантера.
- Даже встать не удосужилась! – сказала возмущенно Карла и пошла к Ирме, занять место на подоконнике.
«Тут нужна бы Лаура, но ее нет…», - Хантер искоса поглядел на Адама. Парень отвел глаза и заиграл в гляделки с Питом. – «Нет», - подумал Хантер и посмотрел на Брэдли, к которому Рэн тоже проявляла уважение и прислушивалась даже больше, чем к Лауре.
- Я не пойду, - опередил вопрос Хантера Брэдли, что не желал быть втянутым в эти разборки.
«Ладно», - Хантер вернул взгляд к Адаму, и тот безропотно встал и пошел за своим другом. За Рэн.
Уместным будет сказать, что ни Хантер, ни Лаура не знали о расправе над матерью Ренис Нолл, которую свершили несколько его ребят, подчиняясь прямому приказу Генри, что также требовал от них сохранить это втайне от командира. Почему хозяин не хотел ставить Хантера в известность – его ребятам оставалось только гадать и стыдливо прятать глаза. Причина – Нави, что настаивал на неведении Хантера и Лауры. Сам он это объяснял хозяину тем, что якобы они слишком жалостливы к Эллисабэт Нолл, которую должны были устранить, либо захватить еще во время похищения Ренис Нолл. Чего не сделал ни Хантер, ни Лаура. Мало того, и подчиненным своим не дали такого приказа.
Лояльность Каэла и Лауры – вот причина, ну и Нави, конечно. Не подозревая ни о чем, Лаура с Хантером не сразу поняли, что может быть причиной столь очевидных перемен, произошедших с Рэн. Нави, кстати, не знал, что в свою очередь, Хантер уговаривал Генри сохранить жизнь и Ренис, и ее матери, которой можно будет управлять девушкой. И что Генри к этому прислушался и оттого девушка все еще мозолит глаза Нави, являясь членом команды Хантера. Нави же думал, что это все идеи хозяина.
Адам робко постучался в комнату девушки:
- Рэн? Я могу войти?
Увы. Сейчас это была не Рэн, а самая настоящая Рахима, жестокая, беспринципная, расчетливая и до жути мстительная. Ренис покинула это тело. Ушла, став лишь жалким голосом в ее голове, которым прежде была Рахима. Поэтому девушка ему не ответила. Приоткрыв дверь, парень тактично покашлял, постоял и заглянул одним глазком. Убедился, что можно (а подруга его лежала одетой на кровати) и вошел.
- Рэн? – позвал он ее, приближаясь к кровати.
Она и не пошевельнулась.
- Рэн, ты чего? – заглянул Адам, в свернувшийся до невозможности клубок, отыскивая в нем лицо и глаза. Отыскал.
Заплаканное. Со вспухшими мешками под глазами и отекшими веками. Девушка оторвала взгляд от гипнотизирующей точки в стене и метнула его на парня. Настолько концентрированной злобы он ни в ком ранее не видел. Адам выпрямился и испуганно попятился от нее, а Ренис, оторвав гудящую голову от кровати, посмотрела на него сквозь влажные, тяжелые и слипшиеся ресницы, от которых веки так и тянуло закрыть.
- Адам? – она будто с трудом вспоминала его.
- Тебе плохо? – ответил вопросом парень, который не знал, куда себя деть, что говорить и как себя вести. От вида женских слез он терялся, хотя и видел редко. Может раз, два, а третий – когда его подруга слезно молила Хантера ее пощадить. Четвертый раз выпал на Мэндси. А пятый – прямо сейчас.
- Мне? Плохо? Нет, мне очень хорошо, - тянула мрачно и хриплым голосом девушка, присаживаясь на кровати. – «И будет еще лучше, когда я вырежу собственными руками всех и каждого на пути к Генри».
«Высокий, плотный, темно-русый…», - раздался голос Нэйтона в голове, прерывая ее кровожадные мысли, и Рахима сконцентрировала внимание на этом парне. – «Да, он высокий, немного выше меня. Да, плотненький, на фоне меня. Но не выше Нэйтона, он никогда не назвал бы Адама высоким, да и волосы у него почти русые», - девушка опустила разочарованные глаза к ногам и подытожила. – «Это не он!».
И это ее обрадовало. С легкой руки вычеркнула Адама из своего списка, продолжая размышлять:
«Но здесь все они высокие. Разве что я, Адам, Карла, Есуно, Дьюи и Хантер выбиваемся из этого идеально ровного строя подобранных солдат. А по сравнению со мной и эти коротышки высокие. Назвал бы их Нэйтон таковыми, увидев лишь раз? Не думаю, но что, если он спутал, и ему показалось, что тот тип был выше? Что, если это и, правда, Адам? Что, если Пит, которому и поручают подобные дела?».
Рахима снова воздела глаза к парню:
«Точно! Это могли быть только те, что всегда одной группой отправляются Хантером. Хантером? Нет, не может быть! Не хочу в это верить! Неужели после такого Адам может со спокойной совестью лезть ко мне со своими разговорами, как ни в чем ни бывало?! Конечно, они у Хантера все такие!». – Злобный взгляд от ног вновь переметнулся к Адаму. – «Стоп! Причем тут Адам и Хантер?! Адам не может исполнить подобное без приказа и Хантер не может по своему желанию отдать такой приказ – все приказы идут от Генри, а у этого ублюдка исполнительных шавок, таких, как Хантер, без малого дюжина. Вот и сидеть считать теперь, скольких мне убрать…».
Глаза Рахимы разглядывали растерянного и перепуганного парня. Будто сканируя, она пронзала его взглядом насквозь:
«Нет, это не Адам. Не он! Да, он притворщик, но он не смог бы после такого и на шаг ко мне приблизиться. Мне бы только узнать, кто это был…».
- Рэн, - несмелый голос парня отвлек ее.
- Что?
- Почему же ты тогда плачешь, если тебе хорошо?
- Чувства переполняют, - неосознанно поднесла девушка руку к глазам, понимая, что и правда, подлые слезы текут снова по щекам.
- Но я не вижу радости на твоем лице.
- А ее и нет.
- Значит, тебе плохо?
- Плохо. А как ты думаешь, отчего? – Рахима растерла хорошенько лицо, прикрыла ненадолго свои красные глаза, а открыв, снова навела их на него.
- Я не знаю, - поежился Адам от ее взгляда и сделал несколько шагов к двери.
Рахима, потянув левый уголок рта вниз, этим безобразя свое, не очень в данный момент красивое, лицо и встала:
- И не нужно знать. Ты зачем пришел ко мне? – спросила она и, не давая ответить, сказала сама. – К ноге Хантера изволили позвать, да?
Парень отшатнулся от нее, пробормотав:
- Такая ты…
- Какая?! – зло оборвала бормотания Адама Рахима.
- Другая, не как всегда.
- Просто закончилось мое притворство. Но закончится ли ваше, и когда? – Рахима встала и пошла к двери, Адам, барахтаясь в недоумении, поплелся за ней.
Оба пришли к кабинету, первой вошла Рахима, следом Адам. Все были удивлены заплаканному лицу Рэн и напуганной мордашке парня. Никого не удостоив взглядом, девушка присела на подлокотник дивана, а не как обычно – между Адамом и Питом. Скрестив руки на груди, Рахима вперила взгляд в свои стопы. Оживленную беседу и шептания про ее вид, она игнорировала, как и вопросы к ней, на которые отвечала убийственным взглядом и молчанием. Подтрунивать над ней не получалось, не реагировала ни единым мускулом. Она только и делала, что глаза переводила с одного шутника на другого, сама и рта не раскрывала. Это вполне устраивало Хантера, что решил посвятить ее в суть намечающегося нового дела. Молчаливость девушки грела ему душу.
Уже опять глядя на ноги, Рахима его слушала, но не слышала, в уме была одна навязчивая мысль – узнать, кто именно это был и немедленно разделаться с этими ублюдками. А затем непременно взяться за Генри. И то, что сейчас говорил Хантер ей было до лампочки.
- Все ясно? – спросил Хантер, заканчивая.
Рахима подняла на него глаза. Слова остались глубоко и далеко, был только этот пожирающий взгляд, от которого у Хантера мурашки табуном побежали. Мурашки, что не бегали после того злополучного и неудачного взрыва бараков, организованного воплощенным злодеем Крамером.
«И что с тобой на этот раз? Какие обиды ты там прячешь?», - усмехнулся про себя он, делая жест, говоривший всем, что они свободны.
К двери устремилась и Рахима. Обычно сопровождающий ее Адам, шел в сторонке и позади. Отставая, он не рисковал и носа совать к девушке. Почему-то Адам, сам того не понимая, чувствовал лишь по одному своему брошенному беглому взгляду на того или иного человека, нечто, что позволяло ему сделать вывод: стоит ли применять свои уловки, шуточки и выходки. Иногда, видя не лучшее эмоциональное состояние и нерасположенность к себе, лишний раз не лез к человеку (это независимо насколько хорошо или плохо знаком и незнаком с объектом). И в то же время, в каком бы ужасном «не в духе» была его «жертва» (печали, гнева, злобы, отчаянии) он все равно мог пристать со своими приколами и не отстать, не получив улыбки в ответ. И зачастую одним из таких жертв был Пит. Такою же была и Рэн, но сейчас все обстояло иначе. Не хватило Адаму духу, не рискнул он сунуться к ней, предпочел помалкивать и болтаться рядом, гадая, что же это с ней творится.
Рахима шла на кухню. Не слушая стонов желудка, удостоила его лишь стаканом воды, который каждым сделанным глотком застревал поперек горла. Едва достигнув стенок желудка, вода пошла назад. Сбивая с ног Адама, что стоял позади, девушка рванула в ванную, где ее и стошнило водой. После чего постучалась в голову привычная боль, устроилась удобнее в висках и принялась отбивать невыносимый ритм. Под натиском боли Рахима еле-еле доползла в комнату и плюхнулась в кровать. Глаза закрылись сами от усталости и бессилия. Девушка провалилась в сон. Снилась ей, конечно же, Эллисабэт Нолл, родная и не всегда любимая мама.
Под вечер вернулись в дом Лаура и все те, что были с ней. Первым делом она поспешила к Рэн и, снова застав ее спящей, разочарованно вышла от нее. Расспрашивать о поведении и состоянии девушки у остальных не стала, дабы не вызывать лишних подозрений на свой счет, да и времени на то не было – новое дельце от Хантера требовало инструктажа и подготовки, доверенных в ее группу, людей. Чем она и занялась.
Все были так заняты, всем было не до Рэн. Никто не придал значения ее странному отчужденному поведению в кабинете у Хантера. В преддверии наклюнувшейся работы про нее совсем позабыли, тем более, когда она без пререканий и, вообще, без единого слова согласилась, о Рэн и думать причин не было. Не ведали они, что не соглашалась она, а тупо ничего не слышала.
Рахима проснулась очень рано – только-только думало светать. Поднялась с кровати, подошла к окну, чувствуя сильные головокружения и лютые колики в желудке. Зато тошноты уже не было, как, впрочем, и аппетита.
«Мне надо поесть…», - постучалась здравая мысль. Шатаясь, девушка выбралась из комнатки в коридор. Слез больше не было. Пока что не было. Видимо, выплакала весь резерв, ну, или просто устала. Когда Рахима добралась до кухни, поймала себя на мысли, что впервые забыла про свой важный долг – перво-наперво вычистить зубы. На это тихо и несвойственно рассмеялась, и смех этот был похож на шипение кошки, поперхнувшейся собственной шерстью. Кажется, мы скоро увидим, как медленно сходит с ума одна одинокая по жизни и натуре девушка.
Рахима развернулась и направилась в ванную, откуда через несколько минут с чистыми зубами направилась обратно к кухне. Еще не было и четырех утра, в доме спало все живое. Кроме этой девушки, которая, повторюсь, внутренне уже умерла. Но, несмотря на это, продолжала заботиться о собственном организме, для которого нашла в холодильнике сок и немного хлеба на столе. Насильно запихала в себя это. Не было и малейшего желания есть, но ей надо было есть. Существует большая разница, когда ты можешь есть, но не хочешь, и когда хочешь есть, но не можешь. И второе куда страшнее.
Девушка выждала немного, думая, что вот сейчас все полезет обратно, что снова ее вывернет в туалете. Но нет, позывов к тому не возникло, желудок принял, все, что она съела. Удостоверившись, что больше ее рвать не будет, Рахима удалилась к себе в комнату. С этого дня она будет есть только потому, что нужно есть, а не как раньше – с жадностью, желанием и аппетитом.
У себя она пошла к окну, взобралась на подоконник и, подобрав ноги, обхватила их руками. Опустив голову на выпирающие коленки, Рахима смотрела на то, как всходит солнце, озаряя все вокруг ярко-алым светом, который, теряя красноватые оттенки, становился ослепительно желтым. Рахима выпустила на время Ренис Нолл – заточенную в клетку, вечно сомневающуюся и неуверенную личность, что опять погрузилась в жалостные причитания:
«Зачем они так? Для чего? Неужели так нужны были эти деньги, что можно было вот так вот легко и просто убить ее? Ни за что, просто так! Как же так (а сама-то, сама, как на Алекса напала!)?! И ведь это не закончится до тех пор, пока они вытянут из меня все. Раз уж так, они не отпустят меня без своей выгоды. А получив от меня нужное – тем более! Потом мирно закопают где-нибудь в дворике и знака не поставят, дескать, осторожнее, здесь могилка. Наверное, надо что-то делать, чтобы этого избежать, но. Бежать и прятаться всю жизнь я не хочу. Сдаться и умереть, обогатив их на сотни тысяч миллионов, тоже не хочу. Определенно не хочу. Нет, не так! Это они должны знать и бояться того, чего я хочу! А чего я хочу?», - временный проблеск уверенности Ренис растворился мгновенно в этом волнительном вопросе.
«Да ладно тебе, ты ведь прекрасно знаешь, чего!», - грубый голос Рахимы прогремел эхом будто бы по всей комнате. – «Знаешь же, что хочешь заставить причитать, плакать и умолять о пощаде. Знаешь, что хочешь, не давая шанса подняться, не давая надежды на побег, пристрелить! Да что там пристрелить, хоть голыми руками придушить, хоть зубами перегрызть!».
- Какая жуть! Смогу ли я все это?! – Ренис вновь забилась в дальний и темный угол сознания, уступая трон расчетливой убийце Рахиме.
А время шло. Утро наступило, в доме засуетились, готовясь к запланированному отъезду. В этот раз отступили от привычек – действовать собирались среди белого дня. Ночные махинаторы сменили график. Только эта девушка все сидела, не двигаясь, на подоконнике и вела свой ментальный разговор с кем-то кого не видела, но чей голос, воля и воинственный настрой явно отличались от того, кем являлась сама. Она окончательно запуталась в том, которая из них настоящая: эта бесстрашная и жестокая, что нашептывала: «Убей, убей!», или же та, что, дрожа, кричала: «Я не смогу! Не хочу и не могу!»?
Голова была занята войной этих двух, поэтому ничего из окружающего не воспринимала.
Вошла в комнату Карла, что-то сказала. Повторила. Повторила еще раз и немного резче прежнего, Рахима не слышала, продолжая неподвижно сидеть и смотреть в окно, шевеля едва заметно губами. Вошел следом и Хантер. Мельком взглянул на Карлу. Та развела руками, пожала плечами и качнула головой, скорчив многозначительную мину, которая так и говорила:
«Я не знаю, что с ней, но я сделала все возможное, приложив максимум усилий и отдав всю себя!», - хотя это было не так. Карла пришла и всего лишь недовольно спросила:
- Ты почему не идешь?! – так и стояла, несколько раз повторив вопрос и дожидаясь ответа, которого до сих пор не получила.
Хантер дал знак ей уйти. Проверив, что дверь плотно за ней закрылась, мужчина отошел от двери и подошел ближе к Рахиме.
- Что в этот раз не так, Рэн? – спросил он, и голос его звучал ласково, мягко. Он редко так с ней разговаривал, да и то тогда, когда оставался с ней один на один.
Ответом ему было молчание и больше ничего. Девушка и не шевелилась будто. Хантер даже напрягся, всматриваясь, дышит ли она. Дышала: плечи поднимались и опускались при вдохе-выдохе.
«Ты и колким взглядом не ответишь? Что же опять такое?! Что-то серьезное?», - забеспокоился сначала мужчина. – «Да что у нее может быть серьезного! Как и всегда строит из себя чем-то обиженного ребенка! А может, у нее болит что-нибудь? Очень похоже, что да», - почти попал он.
- Ты до сих пор мне не ответила, - строго заметил мужчина.
Не двигаясь и даже на миллиметр не поворачивая к нему головы, она процедила:
- Такому занятому человеку, как ты, важно, когда я ответила?
- Так ты мне не ответишь? – повысив голос, Хантер проигнорировал этот непонятный укор и повторил попытку разговорить ее.
Молчание.
«Ясно. Ну и молчи, дура!», - он развернулся, показывая, что сейчас уйдет, и остановился якобы для того, чтобы бросить одну меткую и действенную фразу напоследок.
«Обычная уловка Хантера», - шептала Рэн Рахиме, что косила на спину мужчины глаза.
- Тебя одну ждут ребята, и ждет Нави. Сам Нави. Ни кто-нибудь, а Нави. Ты ведь наслышана о том, как он не любит ждать. Придет и лично тебя пристрелит…
То, что Нави не может этого сделать, Каэл Хантер знал, как знала то и Рахима.
«Давай же, реагируй! Ты же у нас не любишь, когда посягают на твою жизнь, пусть даже и устно. Вставай, ну же! Иначе я сам придушу тебя. Наверное…», - уверенности не было, поэтому мысленно поправил себя Хантер, прислушиваясь. Он все стоял к ней спиной, выжидая, и, наконец, услышал то, что хотел услышать.
А именно: шорох,  шелест и глухой стук, словно что-то упало с окна.
«Подействовало?! Она спустилась?», - мужчина обернулся, Рахима уже стояла прямо перед ним. Хантер заметил, что в ней что-то было не так. – «Это лицо… этот взгляд… он пустой».
- А ты пристрели меня сам, избавь Нави от хлопот, - прозвучало твердо, не иначе, как вызов. А это он и был.
Хантер раскрыл рот, готовя ответ, но Рахима шла в опережение.
- Вы ведь умеете, все вы мастера! Мастера отнимать чужие жизни, не принадлежащие вам. Будто сами проживете вечность! – ненависть и отвращение не скрывались ею, но при этом Рэн, на которую командир Хантер, как завороженный смотрел, ни на секунду не изменилась в лице, сохраняя беспристрастное выражение. Ни эмоций, ни намека на эти ее рожицы, которые она корчила, сопровождая свое эмоциональное состояние.
«Где подергивание бровей, прищуривания и ухмылки, и эта кривая улыбка?», - Хантер зачаровано разглядывал ее. – «Почему нет всего того, что прежде было, но есть этот пустой, будто мертвый, взгляд? И это у нее-то!».
А Рахима кипела и кипела:
- Вам ведь это дозволено, вам все можно! Не гнушаетесь этим. Что вам человека убить?! Так, мошку от лица отогнать! Вот только вот ни один из вас и никогда не задумывается: «А в какой канаве найдут меня? А как меня застрелят: словно загнанное в угол животное, или как героя его же завистливые друзья?».
Все выражал ее голос, но не лицо, в которое, не отрываясь, смотрел Хантер, думая:
«Говорит неторопливо. Это не похоже на нее. Но даже так мне и словечка не вставить …».
- Вот ты, Хантер, задумывался ли о том, что когда-нибудь умрешь? Не-е-ет, не так! Думал ли ты о том, как ты умрешь?
- Вообще-то, да, - улыбнулся он, стараясь перевести все в шутливую беседу, не понимая, к чему она так завелась и куда клонит. Мягко говоря, пребывал в замешательстве от поднятых ею тем и того, с какими интонациями все это говорилось, при этом с таким непроницаемым лицом. Для него такое было в новинку. – «Ну, пусть, пусть себе выговорится. Пусть хоть обзывается и машет руками, будто мельница, главное, чтобы потом вышла отсюда, села и уехала на дело с ребятами», - переживания же у бравого командира были другие.
- А задумывался ли о том, как это будет? А?! Может, тебя Лаура повесит? А, может, враги живьем расчленят, рассказывая тебе курьезные истории из своей жизни? Или, может, я тебя пристрелю, но с первого раза сделаю это неточно и потому добью еще пару десятков раз? Как ты смотришь на это? – Рахима взяла передышку, заканчивая про себя. – «Тебя я убью так, чтобы ты часа три промучился и понимал при этом, что тебе не выжить даже чудом!», - с этими страшными мыслями она и не заметила, что подошла к нему вплотную и теперь глядела прямо в глаза своей будущей жертвы. Стояла нос к носу, разница лишь в том, что она смотрела снизу вверх, а Хантер – сверху вниз. Все та же проблема недостающих сантиметров.
Мужчина сердито сдвинул брови и сделал шаг назад:
- К чему ты мне это говоришь?
- А вот и думай, к чему. Страдай бессонницей, поддайся тревоге и лишись покоя….
«Надо бы предупредить, чтобы ей оружия не выдавали. Да, однозначно! Натворит еще бед», - передумал он, отменяя принятое ранее решение снабдить и ее пистолетом, и запасной обоймой.
- И не смей мне больше угрожать! – добавила в заключение своей злой тирады Рахима.
- А то что? – усмехнулся Хантер, не принимая всерьез и превращая усмешку в широкую улыбку, обнажающую белые, ровные...
«Целые!», - отметила про себя Рахима, прибавляя определений к его зубам.
- А то найду подходящее оружие…
- И что, пристрелишь меня? – беспечный легкий смешок с придыханием.
- Прострелю то, без чего жить ты и сам не захочешь, а потом вырву ровно столько зубов, сколько потеряла я, попав к вам.
В комнате наступило очередное молчание. С минуту они оба стояли, прожигая друг друга взаимно-ненавистными взглядами.
- Хорошо, - прервал это гнетущее молчание Хантер. – Я непременно предоставлю тебе такую возможность. Но только сейчас собирайся и иди с ребятами. Прошу тебя.
Заключительные два слова, не обладающие и сотой доли искренней просьбы, Каэл насилу выдавил из себя. Это стоило ему немалых усилий – нелегко наигранно просить, вместо того, чтобы одним ударом кулака выбить всю дурь из этой пустоголовой и неблагодарной упрямицы. А Рахима смерила его своим всепоглощающим ненавидящим все на свете взглядом, задев плечом, прошла мимо и выскочила за дверь в чем была, не заботясь о верхней одежде, без которой она могла запросто замерзнуть.
Почему она подчинилась? Почему согласилась, с чего бы ей внемлить его просьбам? Вероятно, хотела, чтобы Хантер скорее исчез из ее поля зрения? Ну, так, он бы и сам ушел бы. А, может, этим хотела переключить себя с жуткого желания задушить его и тем самым убежать от соблазна убийства? Не исключено, как и то, что бегство было еще и от преследовавших других мыслей, которые шли от более гуманной Ренис. Рахиму мало волновала намеченная командой работа и их переживания, мало волновал Нави, ребята, чертов Хантер и его требования. Про себя она то и дело повторяла будто мантру:
«Что бы не произошло, какая бы напасть вас не накрыла, я ни одному из вас не помогу. Умру сама, и вам дам умереть!», - с этими мыслями оказавшись во дворе, поежилась о холода, который чувствовался телом, сама она его не замечала, разглядывая весь командный состав, что выстроился небольшими группками около подготовленных машин.
- Смотри-ка, какая она у нас послушная девочка! Как только Хантер даст приказ, так сразу в бой, да? – Карла саркастично обращалась к Лауре, обе они стояли у крыльца.
Лаура собиралась идти за Рэн, но ее остановила Карла, сказав, что Хантер уже пошел за бунтующей ослицей. Конечно, Карла говорила это нарочно громко и с насмешкой, глубоко убежденная в том, что Рэн непременно услышит и ее это заденет. Да, Рахиму задело, она изо всех душевных сил игнорировала и дальнейший обидный лепет Карлы, ну просто ногой давила в себе желание схватить за волосы эту болтунью и впечатать лицом раз тридцать в землю. Но тут Ренис чудом подавила Рахиму, и вышла ненадолго из плена мстительной личности.
Глубоко выдохнув, Ренис Нолл зашагала прочь от крыльца и села в первую попавшуюся машину с открытыми дверями.
«Подожди, Карла! Хантер и вы все-все, мы еще посмотрим! Жизнь обязательно пресечет нас, я знаю. Чувствую! И будет так, что вы будете зависеть от меня, уверенна, я это предчувствую. И вот тогда-то я не то, что руки не подам, я плюну в ваши протянутые руки!».
- Ты всегда так говоришь! – возник ехидный голос Рахимы, звеня в голове до острой боли в ушах. – Ты всегда полна ненависти и злобы, но когда наступает долгожданный час расплаты – все твои обиды отходят на второй план, и ты бросаешь всю себя на помощь, вместо лелеемого карающего возмездия. Со всем своим состраданием мчишься на выручку, защиту и спасение, не жалея саму себя…
- Нет! – прошептала вслух Ренис Рахиме, что могла зудеть без умолку. – На сей раз не так. Совсем не так!
А у крыльца не унималась Карла:
- И что же ее сегодня укусило? Каких размеров таракан?
- Прекрати, Карла! – осадила Лаура и, сняв с себя куртку, пошла к Рэн, подошла и протянула ей. Девушка ни головы не повернула, ни посмотрела. Тогда Лаура положила куртку ей на колени и тихо сказала, склонившись ниже. – Наша группа сильно опоздает, отставание не больше двадцати минут. Продержись, Рэн. В случае чего, действуй по ситуации, не следуй командам Хантера. От себя убедительно прошу: сделай все, что бы сохранить свою жизнь.
«Горите вы все синим пламенем! Я мало того, сделаю все возможное, чтобы вы провалились, так еще буду наслаждаться этим!», - подумала Ренис, надевая ее куртку, но продолжая избегать взглядов на Лауру. Куртку женщины она приняла, она была как нельзя кстати, все-таки на улице было холодно.
Лаура пошла назад к дому, бросила пару наставительных слов Карле и поднялась по ступенькам в помещение конторы грузоперевозок, а оттуда путь лежал известно куда.
«К Хантеру, небось?», - определила Ренис, ловя фигуру женщины, исчезающую глубоко в проеме двери. Ее грызла мысль, что он, безусловно, причастен к убийству матери, и знает все, что нужно узнать и ей. Сомнения закрались и на счет Лауры – как правая рука Хантера, она может быть в курсе дела. – «А может и нет…», - с надеждой подумала Ренис под зловещий хохот Рахимы, уверенной в обратном. Злобный зырк на окно кабинета Хантера, и девушка вновь погрузилась в свои жестокие и многочисленные варианты расправы над ним.
Обогнув машину, с другой стороны на заднее сидение к ней села Карла. Хлопнула еще одна дверь, и на водительском сидении появился Итан (описать бы его, да времени нема). Его она не впервые видела в составе участников тех или иных групп, направленных Хантером на задание. Общения с Итаном у Рэн было немного, молчаливый и серьезный был тип, но его она немного знала. Как и того, что сел на соседнее с ним пассажирское место.
«Нави!», - подумала Рэн, про себя сетуя, что столь опрометчиво влезла именно в этот автомобиль. Угораздило же на свою беду!
К общему сведению, Нави – не было именем, это больше укороченное от прозвища «Навигатор», закрепившееся за этим мужчиной еще с молодости, когда были живы его друзья и командир – старший сын Генри, Дрейк. Навигатором прозвал его Дрейк, за непревзойденное  умение ориентироваться в любой незнакомой местности, на чужой территории и в любых опасных ситуациях. Было и другое, основное, чем руководствовался Дрейк, давая немного странную кличку для криминальных кругов – это то, что Нави до беспамятства любил географию, знал все, самые высокие и низкие географические точки, все о материках и континентах, тектонических плитах и других важных аспектах. Нави с закрытыми глазами ночи напролет мог называть столицы стран и государств, а если спросить широту и долготу любого города навскидку – то и это получай! Конечно же, истинных мотивов Дрейка, дававшего прозвище Нави никто, кроме самого Нави не знал. Звали же его – Нельсон. Нельсон Шэпер, и мне сейчас нет дела до раскрытия его тяжелой трагичной жизни. Как-нибудь в другой раз.
Ренис обернулась, позади них готовились отъезжать еще три машины. Кто именно из ребят был в них, она не увидела. Когда повернулась, то в лицо шмякнулась, брошенная Карлой, черная шапка. Это было очень грубо, Ренис стиснула зубы до скрежета и взяла шапку, что упала на колени.
- Спрячь под нее волосы, - приказал Нави, следя через зеркало за ней и за тем, как она послушно подобрала, собрав, свои нечесаные уже второй день лохмы, а затем натянула шапку, как и все они.
Теперь перед нами сидел злобный, вспухший мальчишка-наркоман. Почему наркоман?
- Да потому что лицо типичного наркомана! – убежденно сказали бы бабки, сидящие у твоего подъезда, но у тебя нет подъезда, он есть у меня. Только у моего подъезда собираться некому – все ворчливые бабки отошли в мир иной, остались наркоманы, которым и посидеть не на чем, разве что на корточках. Скамейки лет двадцать назад снесены в металлолом. И за это неизвестных я не сужу, тяжелые были времена, понимаю.
А девушке с видом отъявленного сорванца пришла в голову доселе не приходившая мысль:
«Почему я так долго не могла вспомнить мать? Нэйтона? Отца? Мэвила и Джонатана, а также других людей из своей жизни? Почему я не помнила ничего из собственной жизни, прожитой за двадцать шесть лет (уже скоро двадцать семь и даже восемь, вот-вот)?! Неужели амнезия и правда творит с человеческой памятью такое?! Уж не замешано тут нечто, что помогало Хантеру обманывать меня, выдавая за свою шестерку? Ведь так не бывает…», - заметив, что Карла возится со своим пистолетом, Ренис спросила:
- Где пушка для меня?
Нави с Итаном через зеркало заднего вида метнули взгляды на нее.
- Тебя велели обделить, - довольно пропела Карла, которая, казалось, мурлыкала от переполняющего ее удовольствия.
«Ну и ублюдок же ты, Хантер! Испугался моих слов, трус? Трусливый ублюдок, вот ты кто!», - с еще большим усердием, чем прежде, Ренис старалась погасить сверлящую и обжигающую изнутри ярость с желанием закричать. – «Почему я должна быть беззащитной?! Почему я всегда подвергаюсь опасности, а вы – нет?!», - прочие нецензурные и бранные слова, складывающиеся в такие же острые вопросы, я пропущу. Притворюсь интеллигентом, а не матерым напарником слесаря второго разряда заточного участка седьмого цеха.
Опустив стекло, Ренис сделала несколько глубоких вдохов-выдохов, остужая кипевшие легкие, которые, по ощущениям, пылали от возмущения и негодования, осыпаясь горячим пеплом в низ живота.
Выдох. Вдох, выдох. Еще и еще.
- Ясно, - сказала она, успокаиваясь и ни к кому конкретно не обращаясь, после чего уставилась в окно, рассматривая мелькающие дома. Запоминать их не получалось – скорость была высокая, слишком. Да и все внимание было рассеяно мыслями, которые подобно цунами, набрасывающемуся на несчастный и обреченный на гибель прибрежный городок, обволакивали и разрушали разум девушки. Начались ее разбирательства в себе: чего же она хочет, и может ли она сделать то, что хочет?
«Хорошо, допустим, да, убить! Но я же не знаю, кто именно это был! Да, Нэйтон говорил, что это был высокий и плотный парень с темными, русыми волосами, так ведь под это описание подходит половина команды! Тут все одинаковые, как под копирку подобранные. Так как же мне определить, кто это был?».
«Не придумывай себе отговорки и не выдумывай проблемы!», - оборвала Рахима неуверенную трусишку Ренис, и девушка шумно выдохнула.
Карла странно посмотрела на нее, а рассуждения Рэн продолжались:
«Нэйтон слышал голоса, среди которых распознал и женские, значит, людей там было немало, а это еще сложнее. Как узнать, кто они? Подойти по возвращению к Хантеру, сказать: «Привет, как дела?», и потом, как бы, между прочим, спросить: «Ты, случайно, не хочешь предоставить мне список людей, которых послал ко мне в дом, после визита которых мою мать нашли повешенной?».
«Ага, конечно!», - поддерживала ее ироничный тон Рахима. – «А он тебе такой: «Как здорово, что ты решила поговорить со мной об этом, я ведь и сам давно хотел тебе рассказать, да все дела, дела и боли в пояснице».
Голоса в голове девушки приобретали разные акценты и тональности, словно это были не ее воспаленные мысли, а передача, которую она слушает по радио в прямом эфире. Радио в данном случае – ее голова.
«Да ну, чепуха какая!», - отмахнулась от своих же монологов Ренис и фыркнула.
Карла посмотрела на Рэн еще страннее. Она в который раз задала себе вопрос, которым мучилась по ночам:
«И что же такого нашел в ней Хантер?! Ну, блин, дура же дурой! Еще и фыркает, как собака!», - лошадей, похоже, Карла никогда не встречала, зато была уверенна, что возлюбленный ею командир Хантер имеет к Рэн какие-то чувства, а ее, Карлу, умницу-девочку, просто имеет в запасе на случай необходимости. – «Ну, какие к ней могут быть чувства, что я самом деле!», - успокоила себя же она, напоминая себе, что Ренис все еще жива только лишь из-за денег Генри. Закусив губу, Карла отвернулась и прильнула головой к стеклу.

Глава вторая: «Монстр, а не «Мелкая».
А между тем Лаура готовилась к своему отъезду, вернее, подготавливала группу, выделенных Хантером ей, людей. Когда разъяснения с ними закончились, она, подумав, что надо бы еще раз удостовериться у Хантера по поводу своих действий, пошла к нему в кабинет.
Он как раз проверял обойму пистолета.
- Настроен на стрельбу, Каэл?
- Без этого никак, - Хантер был невесел, не понятно, отчего. Нет, врал он себе, прекрасно понимал, отчего он был не в настроении. Накинул на плечи куртку, сняв ее со спинки стула и вздохнув, признался. – Меня беспокоит Рэн, Лаура.
- А что с ней? – притворилась дурочкой Лаурой. Дурочкой, не придавшей значения бесконечным слезам их юркой выручалочки, которая с недавних пор была у всех на слуху. Она так и не рискнула спросить у нее, отчего были пролиты слезы, по чьей вине. Побоялась снова натолкнуться на агрессию со стороны Рэн. Да и времени на это толком у нее не выдалось, вся в делах, в работе.
- Плачет будто бы все время, разговаривать перестала. И спорить, как раньше.
- Получи послушного немого солдата. Ты же этого от нее хотел, - покривила губами Лаура, обходя ответы на не озвученные вопросы. Намеки она понимала, но говорить открыто с ним уже не желала.
- Послушный солдат и глухонемая Рэн – не одно и то же, - сказал Хантер и ненадолго задумался. – Да, немой она стала, но не послушной.
- Не все же сразу! – улыбка этой женщины разоружала любого.
- Лаура, с ней что-то не так, не прикидывайся, что ты этого не замечаешь. Чтобы ты-то и не заметила!
- А что, по-твоему, с ней «не так»?
- У нее словно болит что-то. Может живот или рука? Срослось не так, шрамы не так заживают и беспокоят? – предположения его основывались на «боевых» ранениях девушки. Нойман, конечно, волшебник, но вдруг он в спешке не так ее подлечил?
- Не живот и не рука. Здесь что-то другое.
- Но все-таки, боль? – загадочный взгляд от Хантера в лицо Лауры, и не менее загадочный кивок в ответ.
- Если не физическая, то…
- Душевная, Хантер, душевная.
Мужчина непонимающе развел руками, говоря тем самым что-то вроде: «Поясни».
- Она либо вспомнила то, о чем мы с тобой не знаем.
- Либо? – не терпелось Каэлу вытащить из Лауры правду.
- Либо узнала что-то, о чем мы с тобой, опять-таки, не знаем, - Лаура сканировала взглядом Хантера, в свою очередь пытаясь прочесть в нем, есть ли непосредственно его вина в подавленном состоянии Рэн. Вывод напрашивался сам собою. – «Нет. Он тоже в замешательстве».
- Может, про отца что-то вспомнила? – с равнодушием сказал мужчина, наперед зная, что именно об отце всплыло.
- А может, мать, - вторила задумчиво Лаура.
- Но это ли повод так лить слезы, желать мне смерти и говорить о странных вариантах моей смерти? – сказал себе Хантер под нос и замолк, полагая, что, скорее всего, это боль физическая, а не душевная. Мало ли, может Рэн упала где-то и руку вывихнула, или подралась с кем-то из ребят, а от него скрыла.
- Что ты сказал? – поздновато уловила смысл слов Лаура, задумавшись о Рэн.
- Она мне смертную казнь готовит и будто местью упивается.
Лаура несколько секунд смотрела на него в молчании, в голове само все складывалось и наталкивало на вопрос:
- Что Генри решил делать с ее матерью? – она знала, что судьба Эллисабэт Нолл в руках хозяина, и что тот обеим своим жертвам шанса не даст. Только одной, и то до поры, до времени.
- Мне ничего не сообщал. Упоминал в прошлый приезд, что принял решение, но какое оно, умолчал.
- Это на него не похоже, Хантер.
- Считаешь, он мне больше не доверяет?
Ответом был кивок, от которого Каэлу стало не по себе.
- Когда ты надумаешь отправить нас к ее матери в следующий раз?
- А когда это было в последний раз?
- Месяцев пять назад, - припоминала Лаура свой давний визит к Эллисабэт. – Помню, еще Дьюи все старался командовать…
- Что?! – удивился и выпучил глаза на нее Хантер.
- Что? – переспросила та, не понимая, чему тут удивляться.
- В смысле, Дьюи? Я же никогда не включал его в вашу группу, - тревожный звоночек в его головушке нарастал, превращаясь в вой сирены. – Кто еще был с вами?!
- Да все те же, что и всегда, только еще Дьюи с Нави…
- Я не назначал к вам ни Дьюи, ни Нави, - повторил Хантер.
- Что?! – это уже был восклицание пораженной Лауры, догадывающейся, что грядет печальная развязка этой запутанной истории.
Молчаливые поглядывания друг другу в глаза женщины и мужчины, от которых тишина в кабинете трещала от их острых пронзительных встречных взглядов.
- Они тогда отправили меня назад, сославшись на то, что я должна сменить тебя, пока ты у Генри, - медленно проговорила Лаура, осознавая, как ловко ее обвели вокруг пальца. – Это все Дьюи…
- То есть, ты хочешь сказать, - мужчина ошарашенно смолк, глядя на женщину перед собой.
- Хантер, кажется, Эллисабэт Нолл больше нет в живых.
- Ты думаешь, они убили ее?
- Я поеду к ней! – наплевав на свою часть задания, женщина вылетела из кабинета и побежала вон из дома, во двор, к припаркованной машине.
Хантер погнался за ней:
- Что ты делаешь?! Тебя ждет Нави!
- Пусть ждет! – Лаура села за руль, захлопнула дверцу и повернула ключ в зажигании.
- Совсем из ума выжила?! – бился кулаком в дверь Каэл, требуя одуматься и открыть.
- Выжила! – крикнула она ему со злостью.
- Лаура!
Она не слушала, взяв влево, выехала, объезжая преграду на пути – размахивающего руками Хантера. Он в сердцах топнул ногой и плюнул вслед:
- Дура! Что одна, что другая! – затем выругался, сел в свою машину и дал команду отъезжать наблюдавшим подчиненным во дворе за ним, Лаурой и развернувшейся сценой.
С опозданием выехала на дело и его группа. А Ренис тем временем внезапно додумалась до того, как можно определить этого «высокого и плотного» неизвестного. Ведь это было просто, всего-то надо было поднапрячь мозги. А вернее, освободить их от роя разрозненных мыслей.
У первой группы, в составе которой ехала и главная героиня, произошла небольшая заминка: у одной из машин лопнула шина, и всем пришлось ждать, когда устранят возникшую поломку. Стоянка их развернулась в центре города, на дороге, у какого-то типичного муниципального здания, похожего на медицинский центр. Допустим, поликлинику. Это я на русский манер, как и многие употребленные мною характерные нашей речи словечки, у некоторых из которых не найдется аналогов в иностранной речи. На ней, по замыслу, и идут почти все диалоги моей третьесортной пьески (а как будет четвертый сорт употреблен, эй, филолог?). Естественно, только монологи Рахимы и Ренис – на русском.
Ренис увидела то, что ей было сейчас нужно – телефонную будку. Надеялась, что она рабочая, и звонок на мобильный телефон у нее пройдет, грубо и бесстрашно хлопнула по плечу, впереди сидящего, Нави и сказала:
- Мне нужно сделать срочный звонок! – и, не особо дожидаясь разрешения и ответа, Ренис вышла из машины и побежала к будке.
Нави кивнул позже, чем она успела это увидеть. Он думал, что звонок по мобильному, и звонок этот предназначается Хантеру. Но когда девушка поломилась к телефонной будке, он понял, что что-то не так.
«Телефон не взяла, забыла? Или это условленно с Хантером? Как и эта замена шины, такая явная спланированная уловка…», - Нави вышел из автомобиля, облокотился о дверь. Он сузил глаза в щелочки и принялся наблюдать за девушкой, именуемой Ренис Нолл, чей отец в прошлом унес на тот свет с собой в компанию немало дорогих ему людей, о чем мужчина напоминал себе буквально каждый раз, когда на нее смотрел. Он прицельно следил за каждым ее движением. Да, Нави был против его желания оторван от своей команды (что его сильно не устраивало) и вновь направлен к Хантеру самим Генри, который остался недоволен чрезмерным сокрытием от него связанных с Рэн событий, что скрывал Хантер, но, напомню, тщательно докладывал Рик, сдавая командира с потрошками и требухой.
Ренис в будке торопливо набрала заученный номер, косясь на Нави, а этот мужчина оторвал спину от машины и зашагал к ней.
- Алло? – послышалось в трубке, звонок, к счастью, прошел.
- Это я, Ренис.
- ..?! – оживленно залепетал, перебивая на том конце парень.
- Послушай, я не могу долго говорить, - взгляд метнулся с прижимаемой ко рту неудобной трубки на приближающегося Навигатора. – Сможешь опознать парня, что видел в нашем доме, если увидишь его снова?
- … - пошло сомневающееся бормотание.
- Да или нет, Нэ… - оборвала она, не до сказав, имя, боясь, что подошедший к двери Нави ее услышит.
- Да! – сказал Нэйтон, и скорое кровавое возмездие защекотало гнусную душонку убийцы. Повернувшись к Нави, а он смотрел на нее через стекло двери, Ренис медленно и негромко сказала. – Помнишь ларек и попрошайку? В то же время, в том же месте в эту субботу, - назначила странное свидание она и, надеясь, что Нэйтон поймет ее правильно, повесила трубку.
И он поймет, конечно, не дурак же. Ясно как день, чего она хочет, и что будет: он – замаскированный, как и тогда, должен рассмотреть, узнать и указать на одного из тех, кого она с собой приведет. Но как она это сделает? И зачем ей это? Неужели намеревается убить?! Прости, но я не буду изворачиваться и загибаться в затейливые позы йога, чтобы описать сей звонок уже ушами Нэйтона, скажу только, что его верные догадки о планах Ренис ему не понравились.
«Убийца – Ренис не входит в мою распланированную жизнь. Этого я ей не позволю! Не бывать тому! Не допущу!», - думал наивно он в те самые секунды, в которые, толкнув дверь ногой, Ренис показалась из будки, надменно, снизу вверх посмотрела в лицо Нави и прошмыгнула мимо него.
- Кому ты звонила? – раздался грозный вопрос от грозного Навигатора.
- Не твоего ума дело, - огрызнулась, не оборачиваясь, Ренис.
Как неосмотрительно! Это тебе не Хантер, от Нави можно и в нагленькое рыло получить грязным солдатским сапогом! Нужно быть с ним осторожнее.
«Точно, Хантеру!», - подумал Нави. – «Но почему не с мобильного? Что вы с ним на пару мутите за спинами других?!», - потирая кулак и зудящие костяшки, готовые пойти в ход, он пошел за девушкой. Она успела сесть в машину раньше, увы, желанного звонкого леща не случилось. Нави тоже занял свое место.
У парней, возившихся с шиной, что-то не ладилось, случилось еще кое-что из рук вон да криво выходящее, в конечном итоге машина оказалась не на ходу. Делать нечего, решено было их бросить и продолжить путь без них, тем более что до пункта назначения оставалось совсем ничего.
Что их ждало, и что они вообще задумали, Ренис не знала, так как все объяснения Хантера прошли сквозь нее. А спрашивать сейчас у кого бы то ни было она не собиралась. На все их дела до этого ей было наплевать, но с некоторых пор она стала еще и класть кое-что сверху (ну, ты понимаешь, о чем я). Веточку ароматной сирени, например, на которую у меня жесточайшая аллергия. Вот именно потому девушку совершенно не волновало, куда они направляются и для чего. А направлялись они на переговоры со второй по значимости криминальной группировкой, с целью заключения мира, с дальнейшим разрешением орудовать на их территории. В целях же Ренис только одно – выяснить, кто тот неизвестный парень и вытянуть из него информацию об остальных, ну а дальше… то, что дальше – тешило ее мыслями о жажде мести, скорой кровавой и непременно беспощадной расправе.
- Приехали! – объявил Нави, и все четверо одновременно вышли из машины, каждый из своей двери.
- Ты-то куда?! – шикнул Нави на водителя.
- Для пафоса картины, - скромно улыбнулся Итан и, поймав сердитый, пронзающий будто ножом, взгляд, без лишних слов сел на свое место.
Водители машин не покидали, на случай реактивного побега – Риччи не исключал провала в переговорах. Пассажиры же собрались в небольшую команду у входа с виду непримечательного офисного здания. В их числе: первая группа и первая машина – Нави, Карла, Рэн. Затем: Брэдли, Ирма, Адам. Ну и: Дьюи, Рик, Пит. А четвертая группа и та отставшая по техническим причинам машина везла Риччи, Гвен и Стива (беглеца, которому помогла бежать от Мишеля Ренис ценой своих зубов).
Собравшись, они обошли вход стороной и прошли в тыльную часть здания, к лестнице, ведущей в подвальные помещения. Их встретил мужчина в солидном костюме, совершенно не похожий на гангстера или просто бандита. Он вежливо поздоровался с Нави и провел их за собой внутрь, где уже ждали в ярко освещенной и полупустой комнате мужчины, по количеству, не уступающему их составу. В комнате был небольшой офисный стол, за которым сидели четверо, остальные стояли по бокам, зорко ведя контроль.
Как главное звено цепи, оторвался от команды Нави и пошел к столу. Начались затяжные разговоры. Многозначительные паузы, явные манерные намеки и укоры, обвинения и жаргонные слова, к которым Ренис не прислушивалась, что делали другие члены команды, постепенно меняясь в лице. Таки да, Риччи не просчитался, что-то пошло не так, как им хотелось бы. И в этот раз на Ренис не свалишь вину, потому что не то, что она, никто из них не успел что-либо сделать.
Нави подозвал к себе Дьюи и Рика. Думал позвать и Рэн, ею интересовались более всего его собеседники, но не стал, нашел это подозрительным. Вчетвером они вышли следом за, ведущим их куда-то дальше через железные двери, мужчиной. Оставшаяся горстка команды с недоумением переглядывалась – все шло совсем не так, как было задумано.
Среди оставшихся были Ренис, Ирма, Карла, Адам, Пит и Брэдли. Их с любопытством разглядывали мужчины, сидевшие за столом. Минуты через две мужчина, что встречал их у здания, провел к ним же подоспевшего Хантера с несколькими ребятами. Не давая ему добраться до своей группы, его отозвали к столу и начали вести беседу с ним, как это ранее было с Нави. И выдвинутые условия, похоже, были не по нраву командиру.
«Что такое? Что еще за варьете?», - это Ренис пробудилась от кровожадных раздумий, в которые ее затянула Рахима. Она посмотрела по очереди на товарищей, на лицах которых было одно сплошное непонимание происходящего.
- Эй, шепчущиеся барышни, позвольте спросить, - громко сказала Ренис, выступая на полшага вперед и поднимая вверх руку, будто робкий школьник. – Можете и нас ввести в курс дела?
Грубо, нагло и нахально накалила обстановку, ненадолго приковав все внимание к себе, что так нужно было Хантеру. Воспользовавшись этим, он ловко вскинул руку с пистолет вперед, а вместе с ним этому последовали и парни, что пришли с ним, взяв на мушку перед собой сидящих мужчин, которые не удивились даже, а просто сделали то же самое. Тогда и Брэдли, Ирма, Карла, Пит, да Адам смело достали и направили дополнительно свои пистолеты. Достала бы и Ренис, но ее этого удовольствия лишили. И хорошо. Иначе перестреляла бы всех и начала бы со своих товарищей же, на радость врагам.
Противники опустили оружие и спрятали их первыми. Хантер сделал знак своим людям, и они уступили. То была показуха, как во время холодной войны: демонстрация того, что вооружены до зубов и трусов. Снова пошли мирные разговоры. Хантер обернулся к тем, кто приехал с ним:
- На выход и по машинам. Мы скоро будем, - а сам же вместе с Брэдли, Ирмой, Карлой, Ренис, Адамом и Питом направился за тем же мужчиной, что ранее увел неведомо куда Нави, Рика и Дьюи.
Шли они недолго, проводник остановился у двери, пропустил их вперед, а сам не вошел и запер дверь.
- Трыньк! – то был тревожный звоночек, говоривший им всем о том, что за этими крепкими железными дверями их закрыли не для хороших дел.
«Ха-ха!!», - ликовала в Ренис Рахима, зная, чем все это может закончиться.
- Проклятье! – воскликнул Хантер, осознавая допущенную ошибку.
- Да что вообще тут творится?! – негодовал Брэдли.
Хантер не отвечал, он заходил от стены к стене, периодически подбегая к двери, дергая и толкая. А время поджимало. Нужно было найти выход и бежать, дабы миновать смерти, но где в четырех стенах его искать, если нет в наличии даже малюсенького окна?
- Хантер, гляди! – показал ему Ирма на решетчатую крышку люка вентиляционной шахты, что находилась под потолком над дверью.
Все посмотрели друг на друга – выход найден! А затем взгляды их сошлись на спасительном шансе. И шанс этот – юркая и худая Рэн. Рэн, чье лицо искажала неприсущая ей безумная улыбка. Девушка сразу поняла, что они хотят отправить ее через люк и шахту за подмогой, которая ждет у машин.
Адам уже влез Питу на плечи и начал спор с неподатливыми креплениями крышки.
- Дай я! – нетерпеливо сбросил его Хантер и стал взбираться на Пита с ловкостью мартышки, чей труд заведомо напрасен.
Ибо:
- Зря стараетесь. Я туда не полезу, - предупредила с усмешкой Рэн.
Хантер спрыгнул вместе с содранной решеткой:
- Что ты сказала? – он выходил из себя, сложившаяся ситуация для него также была в новинку, как поведение Ренис утром.
- Что слышал. Я не полезу спасать ваши задницы.
- Не самое лучшее время для пререканий, Рэн! – не то просила, не то успокаивала Ирма.
- Нас убьют, ты понимаешь, это?! – занервничал и Брэдли.
- Да о чем ты, вообще, думаешь кроме себя?! – взвизгнула Карла.
- О вашей смерти, что так греет мою холодную и гнилую душу, - лучезарная улыбка, и девушка, повернувшись к двери, забарабанила кулаками по ней, крича во все горло. – Не медлите, скорее же, скорее!! Чего вы ждете?!!
 Хантер подскочил к ней, отшвырнул ее в центр помещения и яростно выкрикнул, указывая на шахту:
- Лезь, давай!
- А ты заставь! – истеричный хриплый гогот Ренис заполнил все вокруг.
Он навел на нее пистолет, приставил дуло прямо ко лбу:
- Пошла!
- Жми на курок! – даже не вздрогнула Рахима внутри Ренис.
- Нет, не надо! – вцепился в Хантера Адам, а в Адама Пит.
Ирма с Брэдли и Карлой ошарашено пучили глаза. Вдруг щелкнул замок, и открылась дверь. К ним втолкнули Нави, а Рика с Дьюи было не видать, зато следом вошли человек десять с пистолетами наготове.
«Все, конец!», - глаза Ренис победно бегали от одного испуганного лица товарища к другому.
Хантер медленно опустил свой пистолет.
- Которая здесь Ренис? – спросил один из вошедших мужчин, тщательно рассматривая Карлу, Рэн и Ирму.
Люди Хантера уже поняли, что из этого следует, а сам Хантер сдавленно сглотнул сухой ком, образовавшийся в горле. Ренис же, удовлетворенно кривя лицом, выжидала.
- Кто из вас Ренис? – повторили вопрос.
- Я, - мило улыбаясь, сделала шаг вперед Ренис под удушающие взгляды командира и товарищей.
Хантер не успел жестом дать Карле выступить за нее и притвориться Рэн.
Вопрошавший обернулся назад и спросил:
- Она?
- Она! – подтвердил тощий высокий человек с собранными в высокий хвост на затылке длинными сальными волосами.
Знал его Хантер и понимал, что они опередили их и заключили союз раньше него. Узнала и Ренис его.
«Это тот, из дома, где был Мишель! А, значит, он есть и здесь?», - потирая мысленно ладони, она глазами принялась искать среди мужчин Мишеля. Но его не было.
Противники Хантера, что могли бы стать союзниками, окружили и взяли в заложники Рэн, тем и заставили бросить оружие. При этом за спину каждому ее товарищу зашел и стал один человек, держа на мушке. Восемь человек – команда Хантера, девять у конкурентов. То есть, на одного больше, и оба эти для Ренис, которую заставили отойти к противоположной стене от товарищей. Ее усадили на пол у двери.
- Я доложу, - сказал худощавый мужчина с длинными волосами.
- Сальными, - подчеркнула Ренис, и он вышел. Упрямица Рэн с его уходом предприняла попытку встать, теперь у нее в охране, как и у всех, был только один человек. Но рослый здоровяк не дал ей этого сделать. Ренис упорная, настырная и вредная, хотя все это ей же во вред. Она предприняла еще одну попытку встать и получила удар ногой в живот и крик:
- Ты успокоишься или нет?! – схватив ее за волосы, мужчина хорошенько толкнул затылком в стену несколько раз.
«Это жутко больно!», - сощурили лица, сочувствуя, товарищи. Все, кроме Хантера, он довольно улыбался, думая. – «Получай, упертая дура!».
Девушка сдалась и схватилась за голову, когда мужчина закончил свое поучительное рукоприкладство. Искривив рот, обнажая стиснутые от боли зубы, она немного качнулась вперед.
- Рэн! – подался к ней Адам, - но ее обидчик навел на него ствол своего симпатичного матово-черного автомата. И парень замер на месте.
Ее накренило вправо, затем влево, а дальше все как в тумане: из своего положения сидя она бросилась к тому, что так безалаберно отвлекся от нее на Адама. Схватив за обе щиколотки, с силой рванула на себя, мужчина упал лицом в пол.
Пользуясь моментом, ожили и ее товарищи, улучили столь микроскопический шанс вырваться из лап скорой смерти. Хантер увернулся и, достав спрятанный нож, вонзил его метко в печень своему охраннику, отобрал его пистолет, пригнулся и начал пальбу. Одновременно с ним действовали Адам и Пит: Пит уже ломал в руках шею своего цербера, а Адам, выскользнув, забегал по помещению, создавая сумятицу и не давая прицеливаться – противники побаивались задеть своих. Кто-то в этой неразберихе навел пистолет на Рэн, которая как безумная, не позволяя жертве подняться с пола, уселась на него и, выхватив выроненный автомат, за которым он потянулся, принялась дробить прикладом черепушку мужчины.
Молотила прикладом по нему, сквозь зубы выкрикивая:
- Да кто ты такой, чтобы меня бить!!
- Не стрелять в нее!! – остановил один из мужчин другого, что так метко целился ей в голову. Конечно, они уже знали, чья она, кто она, и что через нее лежит путь к денежкам Генри. После этого крика Хантер осознал, что об этой «золотой жиле» знают все, и это доставит ему немного больших хлопот в дальнейшем.
Тем временем Ирма с Брэдли каким-то чудом сумели уложить на пол мужчин, приставленных к ним, однако, Ирму ранило в ногу, что было весьма проблематичным для них сейчас. Как прорываться с раненной девушкой, которая не может самостоятельно передвигаться? Как не бросить ее? Ирма, сползая по стенке на пол, и сама понимала, что ее, возможно, здесь и оставят. Обреченно вздохнув, она посмотрела на ту, что колошматила без передышки прикладом о разбитую голову несчастного, который давно не подавал признаков жизни.
- Рэн! – Хантер подбежал к девушке и, обхватив под руки и подняв, оторвал ее от безжизненного тела. Но Ренис рвалась в бой, вернее, Рахима, с которой ему одному было не совладать. Хантера вместе с ней тянуло назад к убитому.
- Что это за чудовище?! – налег с Каэлом на нее и Нави, помогая оттащить и прижать к двери.
 В коридоре раздались выстрелы и чьи-то беспорядочные крики.
- Перестрелка? – воскликнула Карла, что минутой раньше закончила вести свой меткий огонь по рукам и ногам, как всегда, обездвиживая, но не убивая.
Никто не обратил на ее вопрос внимания, все изумленно смотрели на монстра в руках Нави и Каэла, справиться с которым им и вдвоем не удавалось, Рэн снова вырвалась и потащила за собой мужчин. А звуки выстрелов в коридоре нарастали, потом вдруг резко оборвавшись, стихли, и, распахнув дверь, в проеме показались Дьюи и Рик.
Дьюи, как сыну Генри позволено было уйти, да, милосердные бандюги нынче, хоть и не ко всем. Он добился того, чтобы с ним отпустили якобы его личного телохранителя – Рика. Вдвоем они собрали ожидавших во дворе людей и под присмотром недругов, побеждено сели по машинам и уехали. Это был обманчивый ход. Завернув к развилке дорог, выждали немного и под предводительством Дьюи, который, оказывается, вообще не трус, и даже очень о-го-го, вломились за обманчиво брошенными товарищами. Кстати. Я давно забываю сказать, что «товарищи» из моих уст, да в наше-то нетоварищеское время, еще притом, что от коммунизма не осталось и пятна, «товарищ и товарищи»  звучит, как минимум, абсурдно. Но «коллегами по цеху» этих ребят не назовешь (да, каюсь, разок или два проскальзывало). Судари, господа, братишки, пацаны и козлятушки-ребятушки – команде Хантера не созвучно. На ум приходит лишь «товарищи по несчастью», потому как, счастьем, объединяющую их работу не назовешь, так же, как и не назовешь их друзьями. Друзья может там и были, как и счастливые и довольные своим занятием люди, но это считанные на пальцах идиоты. Так-то, да, были когда-то друзья у Лауры, были у Хантера и Нави. Были, и нет. На том спасибо Кранку Крамеру. Все нынешние члены команды между собой ярыми друзьями не являлись (опять-таки, были исключения!), вот я и склоняюсь к версии с товарищами – ибо даже это звучит для них убого. Карла едва не выстрелила в своих товарищей, не сразу поверив в то, что за ними изволил вернуться Дьюи.
Сопротивление врагов временно было сломлено, зато продолжала сопротивляться Рэн. Нави быстро это исправил – одним ударом вырубил ее. Хантер плохо скрыл своего возмущения его кардинальными мерами, но это, с другой стороны, было как нельзя кстати. Взвалив Ренис на плечо, Нави выбежал следом за Адамом и Питом, последний ответственно нес Ирму на руках под прикрытием впереди бегущих Брэдли и Карлы. Хантер с отрядом, впопыхах собранным Дьюи и Риком, поспешил следом.
На выходе ранило еще нескольких, преследователи бежали за ними. Бросать товарищей не стали, скооперировались, помогая пострадавшим, расселись по машинам быстрее солдат на импровизированных боевых учениях, а еще через мгновение на всех скоростях умчались прочь от места громкого провала.
Оставив свою машину Брэдли, Хантер предпочел влезть в ту же, куда Нави бросил Рэн и в итоге оказался между Карлой и сползающей на пол девушкой в бессознательном состоянии. Каэлу пришлось приподнять и все время поддерживать и придерживать Ренис, отчего Карла сверх меры гневалась на Рэн, а сама Рэн продолжала пребывать в отключке. На эту возню и заботы Хантера о девушке Нави смотрел с непониманием, но ничего лишнего, как это делала в уме Карла, не надумывал.
- Погони нет, - сказал он, поглядывая назад через зеркала.
- Нас снова сдали? – предположил вслух Хантер.
- Не думаю.
- Что же тогда это было?! – встревожено влезла Карла.
- Они узнали нечто большее и сменили цель.
- Теперь это – Рэн, - констатировал Хантер вывод Нави.
- Именно, - согласился Нави, зная, что это значит одно: теперь, подобно тому, как они с легкостью врываются под покровом ночи и грабят чужие дома, ворвутся к ним многочисленные желающие заполучить хозяйку денег Генри. И будут делать это в любое время дня и ночи.
«А это говорит о том, что Генри незамедлительно потребует выудить из нее все и избавиться от нее!», - Хантер изрядно напрягся, стараясь не смотреть на девушку, которую поддерживал, ведь Нави следит за каждым его движением. – «Вот и конец тебе, Ренис».
От этой мысли стало как-то не по себе, и Хантер все-таки печально взглянул на повисшую голову Рэн.
Это может показаться странным, но Генри Мидлл не стал даже после такого торопиться со своими приказами относительно Ренис. Потребовал только беречь как зеницу ока и не допустить того, что бы до нее добрались не его руки, а загребущие ручонки стремящихся к его богатству конкурентов. И больше ни о чем не обмолвился.

Глава третья: «Игры двух».
Они вернулись в свой дом разбитые, подавленные, раненные и проигравшие. Их положение фактически уравнялось с положением Ренис, только вот рассудком они были крепче и целее. Хантер лично вытащил из машины девушку и передал Адаму, строго наказав нести в ее комнату. Тот спешил исполнить: бережно положив Рэн на кровать, заботливо накрыл пледом и, скромно ужимаясь, вышел из комнаты. Адам побежал в кабинет Хантера, где уже собрались все (не считая раненных, которых увезли к Нойману), обсуждая провал, из которого они не выкрутились бы, если бы не удачное помешательство Рэн.
- Да если бы не она, помощь пришла бы раньше! – это Карла, обвиняла Рэн в отказе лезть в вентиляционную шахту.
- Если бы не дерзкое и внезапное появление Дьюи, - сказал Брэдли, впервые такое признавая. – Все равно бы не выбрались.
Сын Генри скрыл свое смущение, приятно было это слышать. Он-то думал, что никто и не заметит важности его отчаянного подвига. Ведь жизнью рисковал, живота не жалея, идя на такой безвыходный прорыв, суливший пулю прямо в голову. Он и не верил, что у него получится чего-то добиться, действовал впервые ведомый желанием помочь, а не имея тайные умыслы.
Далее пошли обсуждения поведения (разбор полетов) противников, как вдруг Нави задал вопрос, которого Хантер ждал и боялся услышать:
- Где Лаура, Хантер? И почему ее с тобой сегодня не было?
- Я отправил ее на другое задание, - твердо и уверенно лгал Каэл. – Будет к вечеру, а может, даже раньше.
- Какое еще задание? – щурился Нави, показывая сомнение.
Все вокруг притихли, ожидая узнать, почему же все-таки не было той, что была так сильно нужна?
- С чего бы проявление любопытства, Нави?
Головы собравшихся людей повернулись к Лауре, она стояла в дверях. Хантер не узнавал ее. Да, на вид все та же Лаура, но взгляд и тон, с которым она обращалась к Нави, были наполнены плохо скрываемой ненавистью и презрением. Столь своевременное появление Лауры спасло Каэла от кома лжи для этого недоверчивого и опасного типа, с которым не только шутки плохи.
- Вовсе не любопытство. Я должен знать, что за дела вы там проворачиваете.
- Может и должен, но не узнаешь, - Лаура величаво прошла мимо него и села на диван к Адаму и Питу.
- Забыла, с кем разговариваешь? – холодная улыбка Нави, скрывающая его негодавание.
- Отнюдь, отлично помню, - почти такой же оскал от Лауры.
«Прекрати немедленно!», - взмолился Каэл Хантер, с предельным равнодушием глядя на нее. – «Мне не нужна еще одна Ренис!!».
- Что за задание, Хантер? – голос Нави стал жестче, даже чем моя жизнь.
- Нанять фургоны на завтра, - нашелся вовремя командир. – Два нам не помешает. Ты сам видел, с машинами хлопотно, - сказал он и с усталостью уселся за свой стол.
- Сложно было сказать, да? – едко спросил Нави, недовольно глядя на перечившую ему, Лауру.
- Сложно, - ответила она и отвернулась, показывая, что смотреть на него не желает, настолько ей противен.
На этом опасную тему замяли, ха, якобы замяли. Нави затаил злобу на Лауру, а Лаура открыто злилась на него. Хантер же трусливо ждал, во что это выльется. Нави он опасался, да что там опасался, он его боялся! Только благодаря подвернувшемуся в свое время Бобу, Каэлу удалось отвести от себя подозрения в измене от вездесущего Навигатора, что следил за каждым его шагом и вдохом. И в этот раз обошлось, ни во что не вылилось – обсудив завтрашнее дело, все разошлись по комнатам. Осталась только Лаура, хотя Хантер сделал знак уйти всем без исключения.
- Уходи, - сказал устало Хантер, в сердцах держа обиду на нее за ее выходку, за то, что бросила у всех на глазах и свалила вопреки его приказам.
- Уйду, как только расскажу.
- Не желаю ничего от тебя слышать.
- Твое право, можешь заткнуть уши, - резко сказала Лаура. – Чего ты все равно не сделаешь.
- Почему же? – он выдвинул верхний ящик стола в поисках того, что неплохо было бы использовать для закупорки ушей, понимая, что ведет себя в точности, как бунтарка Ренис.
«Вроде бы это больше похоже на Адама», - поправил он, усмехаясь про себя. – «А вот ты, стала похожей на Рэн».
- Эллисабэт Нолл мертва, - игнорируя его действия и вопрос, угрюмо начала Лаура.
- Откуда тебе знать?
- Я доехала до ее дома, Хантер. Мне никто не открыл. Простояла у порога около часа. Никого.
- Мало ли куда может уехать одинокая, разбитая жизнью, женщина.
- Никуда бы она не уехала, и ты это прекрасно знаешь.
- Избавь меня от этих разговоров, прошу.
- Потерпи, это не займет больше двух минут, - Лаура скрестила руки на груди и, встав с дивана, подошла к его столу. – На свой страх и риск я постучалась к соседям…
- Ты в своем уме?! – воскликнул Хантер, поражаясь ее неосторожности и пренебрежением всех правил.
- Там мне с неохотой и подозрительным осмотром сказали, - продолжала твердо та, не слушая его. – Что Эллисабэт Нолл месяцев пять назад нашли в доме повешенной. Я попросила уточнить день, и на меня опять недоверчиво посмотрели. Тогда я сказала, что являюсь бывшим работодателем и близкой подругой миссис Нолл, и мне поверили. Пособолезновали, посокрушались, и назвали дату смерти. Чтобы не вызывать больших подозрений, я, поблагодарив, поспешила назад.
Лаура замолкла и опустила глаза. Она была как никогда бледна и нервозна, что было нехарактерно ей. Помалкивал и Хантер, размышляя про себя:
«Почему же Генри отдал приказ убрать ее? Ведь только ею можно было шантажировать и управлять Рэн, только угрозой жизни матери мы могли бы заставить ее рассказать о деньгах. Что-то здесь не так!».
- … (указать дату по подсчетам рассчитываю, когда вернусь, если успею), - прошептала Лаура, и Хантер непонимающе посмотрел на нее. – Это было в тот самый день, Каэл, когда они, обманув меня, отправили назад, а сами остались и расправились с беззащитной женщиной.
- Где уверенность, что она не повесилась сама, чтобы не дать Генри использовать ее в целях запугивания Рэн?
- Ты идиот, - хотела спросить Лаура, но в итоге сделала вывод.
- Брэдли сказал бы мне, будь это не так.
- Не сказал, как видишь! Ни Брэдли, ни Карла, ни Рик. И не скажут, им велено молчать. И велели не Нави с Дьюи, а сам Генри.
Хантер нахмурился. Само собой, смерть женщины не удивила его, это было предсказуемо, хозяин ни за что не оставил бы ее в живых, не дал бы ей будущего. Удивительно было то, что он, вообще, позволил ей так долго прожить. Но его волновало не это, а предательство от тех, кому он так сильно доверял.
- Если Генри дал приказ к действию, минуя тебя, то с чего бы им ставить тебя в известность, а, Хантер? С чего бы им надо было избавляться от моего присутствия и почему там были Нави и Дьюи, а не Адам с Питом? Пораскинь мозгами уже! Только мы могли пойти против приказа Генри. Только мы могли рассказать тебе о совершенном преступлении. И ты это лучше меня понимаешь.
Хантер задумался, да она права, и то, что его люди по приказу скрыли от него это – очень больно било по его фальшивому, как оказалось, ощущению авторитетности. Больно! Конечно, больно знать, что самые приближенные подчиненные втайне от тебя совершили убийство, скрыли его и продолжают скрывать и по сей день, ведя себя как ни в чем ни бывало. Очень неприятно и очень больно.
«Но не так больно, как потерявшей мать, Ренис», - подумал почему-то и вдруг Каэл, и глаза его широко открылись и замерли.
Лаура словно поймала его мысль за хвост. Она печально сказала:
- Причина слез одна…
- Не может быть! – воскликнул он. – Как так вышло, что знает она, а не я?!
- Не знаю. Мог ли кто-то из них сказать? Рик или Дьюи?
- Нет! Дьюи тот еще засранец, но подобным он задевать не будет. И я не думаю, что кто-либо из них мог…
- Я попробую разговорить ее, вдруг удастся что-то выяснить.
- Но прежде, отправь-ка ко мне Карлу, Лаура. Уж кого-кого, а ее расколоть можно в два счета, - настроился узнать правду Хантер, все еще надеясь, что его ребятки не причем, что все это неудачное стечение обстоятельств. – Это просто невероятно! Как они могли спокойно сидеть возле меня, скрывая тайные дела с Нави?! Зови Карлу, срочно!
- Как скажешь, - Лаура покинула его кабинет и заторопилась в комнату Карлы.
В это время Ренис открыла один глаз. С разницей в доли секунды открылся и второй. Голову разрывало от пульсирующей в висках боли, а челюсть ныла так, будто ею час ломали орехи. Девушка дотронулась до нее рукой. Вспомнился кулак Нави, летящий в подбородок, после которого перед глазами все померкло и оборвалось, и она очутилась тут.
- Я убью его, - спокойно сказала в ней Рахима, и Ренис впервые согласилась с ней.
Девушка встала с кровати, в голове застучало сильнее. Ее внутренняя буря улеглась. Видать, выпустила пар на том подвернувшемся бедолаге и успокоилась. Странно, но о своем нападении, совершенном в припадке, она не жалела. Помнила притуплено, словно то было год назад. Поэтому, не особо страдая покаянием, Ренис вышла из комнаты и пошла на кухню. Чувство голода было сильнее прочих чувств и болей. Утолила его чьей-то свежей булочкой и водой. Готовить для себя она перестала – на это руки не поднимались. Возвращаясь к себе, встретила в коридоре Карлу и Лауру. Карла направлялась в кабинет Хантера, а Лаура увязалась за Рэн.
Ничего вытянуть из Ренис у Лауры не удалось, но, однозначно, девушке, будто уже было лучше.
«Все-таки, она не знает!», - сделала ошибочный вывод Лаура, купившись на безразличие и усталость, продемонстрированные ей «Мелкой». Так и передала она позже Хантеру ложную информацию, который к тому времени выжал из Карлы все. Та созналась во всем, кое-что утаив и не досказав.
Сердце Хантера, что любило так сильно (как типичных исполнительных шестерок) подопечных, окончательно разбилось. Прямо вдребезги. Строго-настрого запретив Карле кому-либо говорить, что она все ему поведала, он попросил ее немедленно удалиться. Чего ему стоило сохранить самообладание, когда так хотелось забить до смерти эту мерзавку вот этой же пепельницей, за которой все время во время разговора тянулась рука! Огромных усилий, как минимум. Силы духа, воли, терпения и еще чего-то. Благо, появилась Лаура с известием о том, что Рэн ничего не подозревает.
Это успокоило его:
«Значит, я был прав. Это не душевная, как говоришь ты, Лаура, боль, а физическая!».
За сим откланяюсь. Хватит уже мне так детально излагать. Короче надо, короче.
После этого, буквально через пару дней, был один эпизод, в котором на очередном деле Ренис получила пистолет и им же застрелила нападавшего, спасая тем самым у всех на глазах (а это все те же лица, которые я постоянно перечисляю) командира Хантера. Не то, чтобы у нее за него душа болела, или еще что. Она просто оказалась между Хантером и бросившимся на него мужчиной. Просто оказалась быстрее. Выбросив руку вперед, спустила курок прежде, чем успел хоть как-то отреагировать Хантер.
- А ружье-то выстрелило, - серьезно и без издевательских ноток в голосе сказала Гвен и посмотрела на Брэдли, напоминая ему его же слова. Брэдли облизнул пересохшие губы, очень странно обсмотрел Рэн и перевел взгляд на Гвен.
Глубже в это уходить не буду. Если нужно будет – пожалуйста! Но когда-нибудь потом, когда я, закончив это, с облегчением вдохну или вздохну. Ну, или сдохну, кто знает.
Так вот, да, на этот раз слабачка Ренис поубивалась вволю за убийство человека, который лично ей ничего плохого не сделал. Убивалась, разумеется, внутренне и наедине с собой. На людях (или на товарищах) это была непоколебимая скала безразличия. А почему же убивала, если не хотела лишних смертей? Скорее всего, боялась, что жизнь Хантера отнимут раньше, чем это сделает она, а она всенепременно должна сделать это! Мешало застрелить в тот же миг Каэла то, что в глубине души, неправда, на самой ее поверхности, Рэн знала, что Хантер не мог быть причастен к убийству ее матери. Не мог человек, который столько раз спасал ее, столько раз позволял сбегать и возвращаться, поступить так! А сколько раз он прощал ее, выставляя себя на посмешище?! Ну не мог он, не мог!!
«Тебе просто хочется в это верить!!», - разъедала изнутри едким голосом Рахима, здесь я тоже обойдусь без углублений в эту ее борьбу и вечные противостояния Ренис с Рахимой. Перенесусь еще на один-два дня вперед: наступила та самая суббота, назначенная ею Нэйтону. В этот день они, как обычно, небольшой группой перевоплотились в бродяг, настраиваясь на многочасовое пребывание в роли барыг, которые самыми изощренными способами проводили обмен товаром и деньгами. Группа состояла все из тех же людей. И была на прошлом месте. Как и мистер Ривер: Нэйтон уже караулил у того же ларька, что и в прошлый раз, когда нужно было передать записку с его адресом. Шапка у него по самые глаза, шарф по самые уши, не хватало больших черных кирзовых сапог для антуража.
Звякнул коротко в кармане мобильный телефон. Пришло сообщение, которое гласило:
«Мы у подземного перехода. Глянь налево, пока все не разбежались», - это Ренис каким-то чудом незаметно ото всех написала ему, рискуя многим, особенно его жизнью.
Нэйтон, не двинув головой, перевел быстро взгляд на стайку оборванцев у перехода, что будто стерегли автоматы с кофе, среди которых он безошибочно распознал свою худую коротышку-беспризорницу. На общем фоне группы она выделялась. Ростом.
«Лиц не видать, надо подойти ближе», - ноги маньяка в двух шахматных шарфах мелкими шажками опрометчиво шли к цели.
Беспризорники в лице Адама, Рэн, Дьюи, Рика, Карлы, Ирмы (что сменила почившую Мэндси), также их строгие смотрители – Лаура и Брэдли о чем-то оживленно переговаривались, когда мимо них прошел странный тип, на которого никто, кроме Ренис не обратил внимания. Странен он был тем, что прошел прямо через их круг, прерывая общение и совершенно не заботясь о том, что нарушает их уютную атмосферу и ровненький, диаметрально правильный круг. Будто места ему мало было!
Ренис узнала его тот час по светящимся издали голубым глазам и покрылась холодным потом от страха, что до этого человека могут докопаться бдительные Лаура и Брэдли, они ведь были далеко не промах. Приходилось из кожи вон лезть, чтобы сохранить вид полного увлечения беседой этих людей вокруг себя.
Как я ее понимаю.
Опасения не оправдались, Лаура с Брэдли оставили без должного внимания наглеца в больших черных очках (нацепил за доли секунд до приближения) и двух шарфах, которого приняли за местного умалишенного, любившего бродить по многолюдным местам и раскрывать в самые неожиданные моменты полы своего длинного плаща. Подобного финта не случилось, и когда Нэйтон, спустя пять минут скрылся и растворился в толпе, что его было уже не высмотреть и с лупой, в кармане Ренис коротенькой вибрацией дрогнул мобильник. Отвернувшись, мол, господа, не обессудьте, возникла срочная надобность прочистить нос, она с волнением достала телефон.
«Парень в синей куртке», - коротко и ясно излагал завербованный низкосортный шпион.
Ренис знала, кто в синей куртке, прекрасно знала! И все равно медленно повернула голову и посмотрела на Брэдли. В синей куртке был он. Руки ее задрожали, кое-как смогла совладать с ними и отправить в ответ:
«Зайду ночью. Попытаюсь. Номер немедленно смени!», - после чего очистила свой телефон от сообщений и заставила себя развернуться и вслушаться в разговор товарищей, а не в истеричные крики Рахимы внутри себя. На этом оборву я и данный нудный эпизод. Скажу, что теперь Ренис будет терпеливо ждать, когда подвернется случай разделаться с Брэдли, строя бесконечные планы расправы над ним, которые у нее все время срывались. Конечно, то, что им оказался Брэдли, с коим она хорошо ладила, уважала и ценила, стало для нее немалым шоком. Это пошатнуло неустойчивую и без того расшатанную психику. Она рассчитывала, что тем неизвестным, которого встретил на пороге ее дома Нэйтон, будет Дьюи, Рик или, на худой конец, Нави. Можно даже сказать, что чувствовала это, но никак не думала на Брэдли. Шок ее быстро прошел, ему на смену пришло навязчивое желание убить.
«Убить, убить, убить!», - не затыкалась в ней Рахима, сдерживать которую у Ренис удавалось. Пока что.
Тем же вечером получилось у Ренис проскочить к Нэйтону на квартиру, где она успокоила его, заверив, что никого убивать и, тем более мстить, не собирается. На все его вопросы о том, когда они вместе уедут из этого города, она туманно отмазывалась, что это проблематично, что за ней следят, что Генри ее не упустит, и что лучше временно оставить все как есть. Нэйтон, зная ее, не поверил, но вид сделал, что поверил. Он хорошо понимал, что у нее на уме, знал, что она что-то задумала и от задуманного не отступится, поэтому позволил уйти и вернуться к команде Хантера.
«Как будто я мог бы ей ней позволить?!», - вздохнул он грустно, глядя вслед, спускающейся по лестнице, девушке. Опять прервусь и ударюсь в кратчайший пересказ событий дней, что тянулись один за другим так быстротечно, что никто и не заметил, как пробежал месяц, а может и чуть больше.

Глава четвертая: «Снова Фринвуд».
Ренис больше не вызывала подозрений у Хантера, стала будто той же, что и была раньше, только немного угрюмее. Но и эта угрюмость у нее будто иногда проходила. Зато Брэдли заметил, что она смотрит на него и только на него по-другому: все время, пристально, не отводя глаз, даже тогда, когда он с укором смотрел в ответ.
«Влюбилась что ли в меня?!», - с усмешкой подумал пару раз парень, не представляя, что каждый раз она мысленно убивала его разными способами. Не уставала и фантазия ее не иссякала. Предупредить бы мне его, но зачем? Его же не существует. Разве что в моей голове. Но пусть думает, что «Мелкая» влюбилась, что уж теперь. Хоть ему какая-то радость будет.
Еще через неделю Рэн вдруг заявилась к Нэйтону в дом ранним воскресным утром и попросила отвезти на могилу ее матери, похороны которой организовал и провел он за свой счет. Путь был неблизкий, но парень с радостью согласился, надеясь, что сможет уговорить ее бежать от группировки и заставит ее пересмотреть ее планы. Планы, которые она от него скрывала, и о которых он подозревал. В дороге девушка расспросила о том, как все было снова, запоминая каждую деталь, когда Нэйтон нашел ее мать в доме. Будто намеренно накручивала себя для будущих преступлений.
Они приехали на кладбище, по пути прикупив цветы и вазу, на чем настояла Ренис Нолл. Долго находилась у могильной плиты, на надгробии которой были выбиты чужие инициалы, на которые девушка не могла смотреть. Нэйтон об этом догадался.
- Я хотел бы, что бы было вписано имя Александра, но против документов не пойдешь, а если и пойдешь – нужно долго объяснять.
- Да и какая она Александра, если даже я звала ее Эллисабэт, а надо было «мама», вместо десятка фальшивых имен, - сказала Ренис и поставила на плиту вазу, в которую поместила не сильно пышный букет. – Она так любила декоративные вазы и яркие роскошные цветы, которых не было в ее доме по причине моей вредности…
Ренис посокрушалась еще немного вслух своему скверному характеру и недолгой жизни матери, дала волю слезам и собралась, чтобы уйти. Слезами и сожалениями мертвого не поднимешь. Ничем другим тоже. Поздновато она свои недостатки заметила. Думая также, утешать ее Нэйтон не стал. Только молчал, да смотрел. Взгляд его периодически скользил и по соседней могиле, в которой якобы упокоился прах Ренис Нолл, и от мысли, что она со своими занятиями вскоре может на самом деле оказаться под метром земли, коробило. Было жутко не по себе.
- Кто-то один на один с мечтами. А я с деньгами, слезами и бедами, - сквозь зубы и с обидой бросила она через плечо, прерывая все его невысказанные тревоги и жалуясь так, будто у надгробия возникла Эллисабэт Нолл, готовая броситься к дочери, заключить в объятия и, гладя по голове, часами успокаивать и выслушивать.
- Ты не одна, - заметил Нэйтон, намекая на себя.
Но Ренис его не слышала, девушка отвернулась и пошла прочь. Перед отъездом изъявила желание побывать в доме, Нэйтон тому не препятствовал. Он пошел вместе с ней, все же побаиваясь, как бы соседи ее не увидели, ведь она почти два года как мертва! Все обошлось, никто их не увидел.
В доме все было также, только уже накрыто белыми простынями заботливым новым хозяином – Нэйтоном. На своем же месте стояла кучка вещей, которую сама когда-то Ренис собирала, готовясь к очередному семейному отъезду.
- Она ее так и не убрала… - голос девушки дрогнул.
- Да. Все ждала тебя. Верила, что придешь, и вы опять вместе уедете…
- А я не пришла. Хотя могла, - глаза Ренис увлажнились, она снова начала, оправдываясь, рассказывать, что долгое время ничего не помнила, как ни старалась – не могла вспомнить.
Он уже слышал от нее это и, поинтересовавшись у своих знакомых, прошерстил все источники, выяснил, что существуют препараты, которые для этого используют. Объяснил и ей, отчего злобы к Хантеру и его команде у нее прибавилось. Но еще больше – к Генри, виновнику ее бед.
И тут-то на ум ей пришло то, для чего нужны были подлинные документы Ренис, которые хранились вдали от дома, и ключ от камеры хранения, без которого документов этих не видать. Девушка сказала об этом Нэйтону, и он поведал, что ключ и паспорт на имя Ренис Нолл ему вручила Эллисабэт Нолл, настоятельно требуя спрятать. Это было около года назад, когда он заходил к ней побеседовать за чашечкой чая.
Возможно, это и искали ребятки Хантера в доме, и только ли это им было нужно?
Нэйтон побежал за ними к себе в дом, заодно и с семьей своей повидаться, от которой так скоро не вырвешься. Когда вернулся, протянул паспорт и ключ ей.
- Они мне нужны. Но я не могу взять их с собой. Оставь у себя.
- То есть, надо забрать их с собой?
Ренис кивнула, и так по-хантеровски это вышло. Воровка, что тут скажешь! Своровала улыбку Джонатана, непосредственность Адама и кивок Хантера. Что же она украдет у Нэйтона? Время? Терпение и нервы? Жизнь? Да, вполне себе может быть.
Конечно, сейчас это будет глупо и совсем неуместно, но ради того, чтобы вписать свою едкую, одну-одинешеньку фразу, я сделаю вот это: когда Ренис и Нэйтон вышли из калитки и как можно незаметнее попытались сесть в машину, проходившие мимо парни, окликнули:
- Нэйтон!
Этот голос узнала даже Ренис. Как думаешь, кто это?
- Ясен пень! – скажешь ты. – А пень не ясень, он – дуб. Окликал же их общий знакомый!
Ренис застыла, не оборачиваясь и стараясь слиться с машиной. Будто обладала такой способностью. А ею не обладала даже та, что звалась «Хамелеоном», куда там Ренис развиться до таких чудес!
- Век тебя не видел! – подбежал от дороги парень и еще один с ним. – Где пропадал? Слыхал, работу годную нашел?
- Я все в разъездах с работы на работу, - начал приветливо и бодренько Нэйтон, но собеседник уже не слушал.
- Ренис?! – сильно в том сомневаясь и пытливо разглядывая спину девушки, спросил Алекс Фринвуд, а это был именно он.
- Да перестань ты уже в каждой видеть ее! – недовольно толкнул его второй, и его тоже узнала Ренис по вот этому мягкому, мелодичному тембру голоса.
«К черту все, хочу их увидеть!», - Ренис повернулась к ним:
- Здравствуй, Алекс.
- Но, но… это невозможно! – залепетал второй.
- Привет, Луи, - улыбнулась Прескотту Ренис.
Алекс Фринвуд завис. Никто ему не верил, когда он говорил, что видел на концерте Ренис Нолл, все заставили его поверить в собственную помешанность на этой девушке. И он смирился, глотая антидепрессанты и думая, что ему и правда, она везде мерещится. Но сейчас-то, вот она, жива, здорова, невредима и…
«С Нэйтоном», - печально закончил он про себя, вздохнул и улыбнулся. Посмотрел на бывшего лучшего друга.
- Ты единственный, кто мне поверил и смог ее найти. А я и сам себе не смог поверить. И не искал, как это делал ты, - понял кое-что важное для себя Фринвуд.
- Это невозможно! Ты же умерла… – «Тебя убил Алекс!!», - додумал предложение про себя Луи, протягивая руку и пощупывая плечо девушки, не веря своим глазам.
- Умерла, и не раз, - грустно улыбнулась ему Ренис, и никто не понял, что именно она хотела этим сказать.
Нэйтона же веселила реакция Луи.
- Подумать только! – продолжал свои размышления Фринвуд. – Я думал, что не переживу, что снова наложу на себя руки, но нет. Моя любовь оказалась слабее, - парень с завистью посмотрел на Нэйтона.
- А, помнится, кричал, что без нее не можешь, - припомнил тихо Луи.
- И что умру, - улыбнулся Алекс.
- Вот же, жизнь. И ты не умер, и я живая. А все, что было – пустой звук, - сказала Ренис, и все будто согласились.
Начались расспросы, что тогда произошло, где она все это время была и как жила. Ренис с Нэйтоном загадочно петляли очевидной ложью. А под конец, добавив, что очень торопятся, они попросили про встречу с живой мисс Нолл не распространяться. Получив уверенные обещания хранить тайну от парней, они сели в машину и уехали.
Алекс долго смотрел им вслед, а Луи на него, позабыв, что их ждали в клубе ребята и Анри. И это написано исключительно для того, чтобы впихнуть сюда фразу, неважно, какую. Потому, прости за серость, блеклость и отсутствие подброшенных ввысь конфетти. Ты-то понимаешь, какие именно слова здесь вставлены, как и то, что Фринвуд все еще любил жестокую тварь по имени Ренис Нолл. Подозреваю, что думаешь там про себя, что она – написанный с меня герой, но нет. То типичный собирательный образ, от меня в ней лишь нежелание общаться с людьми и не являться частью социума. На этот раз Фринвуд не предъявил ни своих чувств, ни каких-либо претензий, простил и отпустил ту, что уступила только Нэйтону.
Да. Он имеет полное право быть с Ренис. Нэйтон Ривер, а не Алекс Фринвуд, который не искал ее, который не верил тому, что видели его глаза – что видели ее живой и настоящей. Легче было сдаться и под напором твердивших людей о сумасбродстве признать, что ты – сумасшедший. Легче согласиться с тем, что увиденное – горячечный бред, фата-моргана, морок. Легче, да, намного легче. Труднее бросить всего себя на поиски чьего-то миража, что сделал Нэйтон, на извилистом и тернистом пути которого было немало мыслей оставить все и сдаться. Но он не сдался. А ведь оба любили одинаково, ни меньше, ни больше, чем тот или другой.
Но, но и еще раз но – кому-то суждено, кому-то нет. Просто не дано! Как мне, например. Ладно, ладно. Алекс, впрочем, отступив от Ренис, добился куда большего в своей жизни – он и его группа уже были хорошо известны далеко за пределами их города, популярность накрывала с головой и погружала во все прелести звездной жизни. Он и приехал-то сюда на пару дней с ребятами, чтобы немного отдохнуть и повидаться с семьей дяди, а затем вновь пуститься в турне по стране. Это хорошо, что у него все хорошо, мы за него безумно рады, однако речь сейчас не о нем.
 Нэйтон и Ренис по дороге все же заехали и забрали из камеры хранения документы истинной личности мисс Нолл, на которые девушка и взглянуть не проявила желания. Отдала их сразу Нэйтону Риверу. Он внимательно изучил паспорт, но уже в доме, в котором сам снимал. Там же все и перепрятал. А расстались они с ней часом ранее на вокзале города, в котором базировалась команда Хантера. Сделано так было по инициативе Ренис, девушка сочла это наиболее безопасным вариантом.
Исчезнувшая ранним утром, она объявилась в арендуемом доме поздней ночью. У всех до единого в команде от сердца отлегло: «Мелкая» не сбежала и не украли конкуренты! Связаться с ней и выяснить детали ее отсутствия не могли – телефон ее лежал на кровати в ее комнате, и это она, разумеется, нарочно.
Ее снова при всех отчитал и пожурил Хантер. С равнодушием покривив в ответ рожей, она выслушала все, мысленно показала ему язык, послала к черту и ушла к себе, и началась насыщенная поездками неделя. Было не до планов и не до чего вообще. Ренис, ответственно подходя к работе, этим изо дня в день усыпляла их бдительность. Проделывала это с целью провернуть еще одно резонансное бегство, когда в нем возникнет надобность, и делала это своей непревзойденной сосредоточенностью на выполнении возложенных на нее обязанностей. И у нее это получалось. Придраться товарищам и строгому командиру было не к чему. Впервые.

Глава пятая: «Паленый».
После череды весьма и весьма прибыльных дел, члены команды закатили вечеринку, приурочив к ней запоздавшее новоселье и сравнительно легкий переезд. Те же лица, почти та же обстановка и море курева, да спиртных напитков. Пользуясь этим, Брэдли ненавязчиво подкатывал к Гвен, приглашая ту провести с ним незабываемый вечер и насладиться чудесным уютным садиком в снятом им домике на холме за городом.
Увы, красавица Гвен его отшила. И уже не в первый раз. Девушка предпочла ему шумную компанию, в которой выгодно подчеркивала себя безукоризненным макияжем и стильной дорогой одеждой.
«Ну, да, конечно! Я же не Хантер!!», - обиделся до самых глубин его души Брэдли и удрученный вышел из кухни в коридор. Проходя мимо ярой трезвенницы и сигаретоненавистницы, которая неизменно испепеляла его взглядом, он застопорился и внезапно примкнул к ней.
- Душа моя, ужель и ты откажешь мне в свидании?! – спросил смеха ради Брэдли на ломанном русском, даже в уме ни на что не рассчитывая. Был убежден, что эта злая коротышка выльет ушат дерьма на голову и пошлет к черту, или к Дьюи и Гвен. Ах, как безжалостно были исковерканы им слова неправильным ударением и произношением! Уши Рэн заложило с первых же слогов.
«Вообще не откажу!», - подумала Рахима, натачивая тесак на домашнем слесарном круге.
- Куда изволишь пригласить? – мило и красиво улыбнулась ему Рэн, будто ее годами учили флиртовать, да соблазнять глупеньких богатеньких мальчишек. Нищих соблазнять не интересно, правда же?
Ренис покосилась незаметно на Карлу, что с любопытством выглядывала из кухни, чтобы посмотреть на них. Она для этого отвлеклась даже от процесса готовки коктейлей, который затеяли Рик с Дьюи, и от интересной беседы Гвен с другими девушками их коллектива. Как бы ни хотелось, но Карла не могла услышать разговора Рэн и Паленого.
- В довольно симпатичный домик, что находится в районе, поросшего вечнозелеными растениями, холма. Там очень красиво, не каждому выпадает шанс найти свободный дом в этом туристическом…
- Отлично! На который час? – перебила нетерпеливо Рэн.
- Да как удобно! – Брэдли обернулся назад, в кухню на Гвен, та угощалась коктейлем, счастливо прижимаясь к Дьюи и, наивно отмахнувшись от подозрительной податливости «Мелкой», уверенней сказал. – Можно хоть сейчас.
- Говно вопрос, - сказала Рэн по-русски, и парень не особо понял смысла данного сочетания слов в ее ответе. – Я только чуток принаряжусь, ты не будешь против?
- Я как раз успею покурить во дворе, - деловито бросил ей Брэдли, разрешая.
Девушка снова милейше улыбнулась и убежала по коридору мимо контор и чужих комнат, но не к себе, а к Гвен. Не без труда отыскала в ее чемоданчиках пузырек с клафелином, без которого не обходились их дела с «женатиками».  Ренис воровским путем обзавелась нужным и выбежала через контору во двор, у машины ее уже ждал Брэдли, который все больше и больше убеждал себя в том, что у этой злобной коротышки проснулись к нему чувства.
Ха-ха-ха!
- Я думал, ты в платье наряжаться побежала.
- Окстись! – сыпала русскими и непонятными ему словам Рэн. – Какое платье?! У меня же их нет.
- Так чем же ты принаряжаться собиралась?
- Да так, женские штучки, - девушка загадочно обнажила длинноватые клыки.
- А-а, - протянул Брэдли, улыбаясь и открывая галантно ей дверцу машины.
Ренис села, и чувство уверенности покинуло ее, тяжелым холодом спав к ногам.
«Получится ли у меня?», - спросила себя она.
«Получится!», - ответила ей заведенная Рахима, чей серый плащ таил в своих карманах по десятку заточенных ножей.
В дороге они разговорились о том, о сем, сами и не заметили, как быстро доехали к сектору одинаково спроектированных одноэтажных симпатичных, выкрашенных в оранжевый цвет, домиков, что находились у подножия холма. Постройки выглядели так мило, словно созданы были для отдыха и приятного времяпровождения, снимали их, в основном, туристы и путешественники-натуралисты. Внутри их уже ждал накрытый стол – Брэдли-то не думал, что услышит отказ Гвен.
«До последнего был уверен, что она согласится?», - огляделась Ренис, играя в кармане куртки пузырьком с нехорошей жидкостью.
- Можешь повесить куртку, - Брэдли небрежно указал рукой на шкаф у входной двери.
- Да не, я лучше сюда, - она накинула ее на спинку стула, на который и села.
- У меня есть отличное вино, и, хотя ты и не пьешь, давай, что ли для вида бокал наполню.
- Ну, давай, - скромно протянула она бокал, играя улыбкой.
«Темно-бордовое вино, похоже на кровь, которая скоро прольется!», - странные ассоциации из головы Ренис Нолл, не будем на том акцентировать внимания, ведь бокал ее, как и ожидалось, остался не тронутым, в то время как Брэдли уже опустошал третий и наполнял четвертый.
«Так не пойдет», - Ренис закусила губу, в уме прикидывая план.
- Слушай, не мог бы ты мне воды что ли принести. Раз уж я не пью, мне не помешало бы…
- Кухня прямо и налево, сходи сама, - ответил с набитым ртом Брэдли, разевая рот на куриную ножку в руке. – Мой дом, твой дом.
- Фи, как не учтиво! – надула губки девушка, и Брэдли, вздохнув, с превеликим нежеланием встал и вышел из-за стола.
Пьяный кавалер побрел за водой для дамы. Порядком заигравшейся дамы.
Девушка суетливо полезла в карман куртки за пузырьком. Не зная, в каких дозах следует применять его, на авось подлила в бокал недопитого вина немного больше, чем было нужно.  Только-только Ренис села на место и спрятала клафелин в карман куртки, возник со стаканом воды Брэдли, известный нам так же, как Паленый.
Передав ей стакан, парень занял свой стул, взялся за бокал и одним махом осушил его. Это всего лишь вино, его организм познал более крепкие напитки, а ее – только молоко, кефир и один раз пиво, кислый привкус которого сохранился в сознании еще с вечеринки у Фринвуда. Да, да, той самой.
- Ну-с, - отложил, наконец, вилку Брэдли. – Теперь, самое интересное, да?
- Что, например? – спросила Ренис, ответив невинной улыбкой на его загадочный вопрос.
- Опять ты свою дурочку включаешь. Это же так скучно.
- То есть, мне надо полностью исполнить для тебя функции Гвен, которую ты ждал сегодня, но вдруг обломилось?
Утвердительное кивание, после которого у Рэн неприятно забегали мурашки от ног до затылка, на котором кожа будто складками сворачивалась в рулон и закатывалась куда-то в пустоту. Девушка нервно дернула плечом, подавляя реакцию организма. Кавалер напротив, подперев рукой подбородок и поставив локоть на стол, смотрел на нее, и вместо былых озорных искорок в глазах его внезапно появилась усталость. А если быть точнее – сонливость.
«Тяни время, Рэн, тяни!», - испуганно шептала ей Рахима, побаиваясь, как бы Брэдли сил не хватило завершить начатую им церемонию. Чем там обычно заканчиваются подобные, ни к чему не обязывающие свидания, ты не в курсе? Вот и я тоже.
Голова парня тяжелела, веки тянуло вниз и словно насильно склеивало. Паленый не понимал, куда улетучились вся его жизненная энергия. Его прямо плющило и сдавливало со всех сторон под натиском сна. Не в силах воспротивиться, он закрыл глаза, уронил голову на стол и уснул. Ренис спасена! Ну, как Ренис, верность Нэйтону, а не Ренис, вот что было спасено.
Девушка быстро встала, а Рахима внутри нее заметалась, не зная, что подсказать и с чего лучше всего будет начать, терялась от многообразия планов на одного-то человека!
«Связать! Надо связать!!», - додумалась и подсказала она.
- Но чем? – спросила вслух Ренис, ища глазами некое подобие веревки или жгута в комнате вокруг. Не нашла. Пришлось снимать и рвать свою футболку и крутить из полос прочные веревочки. На замену футболке напялила куртку и застегнула ее наглухо, было жарко, но деваться некуда. Она же у нас скромный и воспитанный человек, хоть и убийца. Извиваться, напрягаться с возней с телом не хотелось, поэтому привязать решила к тому, на чем Брэдли сидит, или спит.
Верно, стул. Тем более что в голове у нее хорошо отпечаталось то, как был связан ее собственный отец. Сначала она связала по щиколоткам ноги вместе, затем под коленками. Веревкой подлиннее закрепила ноги между ножками стула, чтобы не сильно дрыгался. Облокотив Брэдли на спинку, завела за нее его руки и связала по запястьям. Перевязала по локтям, что вышло немного свободнее. Затем перетянула по животу, прочно привязывая к спинке стула. На этом ее бессовестная футболка взяла и закончилась. Не теряясь, Ренис использовала шнурки из его обуви, которыми удлинила короткие путы. В ход пошли шнурки и из ее стареньких кед.
«Хлипко, не надежно! Боюсь, что он проснется, потянется в зевоте и случайно разорвет все мои узлы…», - девушка пошарила в соседней комнате на стуле со сваленной в безобразный ком одеждой, нашла два шарфа и повязала ими крепче к спинке. И все равно уверенности не было. Подустав, опустилась на пол подле него, дожидаясь, когда он очухается.
Время близилось к поздней ночи. Брэдли зашевелился примерно через час, а может, и больше, ибо я не ведаю принцип действия и продолжительность сна от клафелина. Ты это, на досуге изучи источники, узнай, какая доза и на сколько усыпляет. А то ж я на своей работе как пингвин на льдинах Арктики: ни тебе интернета, справочников и телефонов с выходом во всемирную сеть. Пытаясь размять затекшие конечности, парень понял, что это почему-то не выходит и открыл глаза. Увидел за столом напротив девушку, что смотрела на него, и взгляд которой пугал. Брэдли посмотрел перед собой, стол от него был немного далековато. Он осмотрел себя и воскликнул:
- Какого черта, Рэн?!
- Самого обычного. Такого же, как и ты. Хотя, нет, тебе больше подходит «ублюдок», - она встала со стула, прошла вдоль накрытого стола и остановилась напротив парня, облокотившись о стол.
- Зачем ты связала меня?! – он задергался на месте, подпрыгивая вместе со стулом.
Тщетно.
- Рэн, развяжи!! – потребовал он, расценивая все, как злую шутку злой девушки, а в ответ получил злорадный, хриплый гортанный хохот. – Ренис, это не смешно!
- А вешать одинокую, измученную переживаниями и жизнью, женщину, наверняка, было до колик в животе угарно, да, Брэдли?
Он, перестав подпрыгивать и вырываться, ошеломленно посмотрел на нее. В доме повисла зловещая тишина.
- Кто тебе сказал? – не отрицая,  тихо спросил парень, зная, что ни Карла, ни Рик, ни Дьюи и уж тем более, ни Нави не посвятили бы ее в эту тайну, которую следует свято хранить и уносить с собой в могилу.
- Разве для тебя теперь это важно?
- Кто? – настаивал пытливо Брэдли, вдруг заподозрив Дьюи.
- Хантер, - беспечно и намеренно соврала Рэн.
- Аха-ха-ха! – засмеялся он фальшиво.
- Ха-ха-ха!! – вторила злобно, подыгрывая, Рэн.
- Хороша ложь, да только Хантер и не в курсе, что мы побывали у твоей матери с контрольным визитом.
- Давай, давай, выгораживай своего драгоценного босса.
- Значит, ты ничего не знаешь?! – понял Брэдли, растягивая губы в обидной усмешке.
Ренис замерла и внутри и снаружи. Ведь это то, что она больше всего хотела – знать, кто и, главное, как и почему посмел так жестоко умертвить ее мать. Она молчала и смотрела на Брэдли. Недолго.
- Меня не волнует, что там было, - соврала она сама себе и ему от нежелания поддаваться его уловкам. – Я убью вас всех. В одиночку и поодиночке. А начну с тебя.
- Ты это серьезно? – все ухмылялся парень, заглядывая Рэн в глаза, которые говорили за нее. – Не ожидал от тебя такого… - Брэдли запнулся, сглотнул. – От кого от кого, но от тебя не ожидал.
- А стоило бы, - резкий и холодный, как мои ноги на этом тягучем сквозняке, ответ. Решимость читалась в ней и без заглядывания в душу.
- Послушай же тогда то, что я тебе расскажу, - сказал немного серьезнее Брэдли. – Думаю, тебе не помешает узнать подробности последнего дня твоей матери.
- Что, прямо вот так вот любезно посвятишь в детали?
- И в исполнителей, - ухмыльнулся опять парень. – Пусть уж кара Рэн настигнет каждого, а не только меня.
- Как же этот ваш «командный дух и спаси всех ценой своей жизни!»?
- Этим глупостям слепо следует только Лаура. И ты.
Ренис покривила лицом, хмыкнув так, будто поперхнулась:
- Я за собой не замечала.
- Ненавидишь и спасаешь, спасая – ненавидишь. И не спорь, я знаю, что это так!
- Изучал меня так долго, для чего?
- Просто так, от скуки, - Брэдли зевнул, попытался распрямить плечи и, не бросая попыток ослабить путы рук (все крутил запястья), сквозь зев сказал. – Ну, что, готова? Я начинаю.
- А где гарантия, что ты не соврешь?
- Ее нет. Придется положиться на мое честное слово, Рэн.
- Но честное ли оно?
- Тебе придется верить. Я же назло остальным.
- Это что-то типа: пусть сдохну не один я, да? – Ренис не верилось, что он может правдиво выдать соучастников, а не оболгать неугодных ему товарищей. Она ведь никак не сможет проверить, правду ли он говорит.
- Именно, Рэн. Почему это за всех должен ответить один лишь я?! Пусть не радуются счастливой безопасной жизни рядом с тобой, - говорил уравновешенно Брэдли, сильнее и до боли потягивая в стороны связанные кисти за спиной и чувствуя, что веревки все же немного поддались и ослабились. Это внушало ему надежду на спасение и успокаивало. – У тебя, между прочим, из рук вон плохо получается скрывать, что ты горишь желанием все узнать.
Ренис скрестила руки на груди, слабо дернула губами в скупой улыбке и промолчала.
- Начать надо бы с главного – перечисления всех непосредственных участников. Это же тебя волнует больше всего? Не так ли, Рэн?
- Не мог бы ты содержательнее излагать, мне ведь еще надо успеть вернуться, - с раздутым равнодушием сказала девушка, поглядывая на часы, висевшие над проходом в кухню за его спиной.
- Какая ответственная, - хмыкнул Брэдли, продолжая незаметно ослаблять свои путы.
- Ближе к сути.
- Помимо меня там были: Дьюи, Нави, Карла, Рик и Лаура…
- Лаура?! – перебила, чуть ли не вскрикнув, девушка, и едва смогла удержаться.
- Лаура, Лаура, - с насмешливой улыбкой повторил Брэдли. – Только она уехала раньше и так и не узнала, чем завершился наш заключительный поход к твоей матери.
- То есть?
- Лауре не сказали, с какой целью нас туда послали. Она была с нами лишь потому, что твоя мать очень хорошо ее принимала и с ней общалась, думали сначала по-хорошему, через нее воздействовать. А когда не вышло, Дьюи обманом отправил ее назад, чтобы нам она не воспрепятствовала. Уж больно много утешений и поддержки Лаура оказывала твоей матери.
- Откуда мне знать, что ты не врешь, обеляя Лауру? – глаза Ренис сузились в щелочки.
- А ты поинтересуйся у нее, если есть желание сравнить показания, - снова нахальная улыбка.
Ренис смолчала. В душе ее радовало, что Лаура к этому не причастна, но то, что она ездила к ее маме и скрывала это от нее – резало и саднило эту самую душу.
- Цель, кстати, перед нами была поставлена одна: выяснить, как же тебя зовут на самом-то деле, а затем избавиться от хранителя этого секрета, чтобы на нее ненароком не вышли и другие, заинтересованные в деньгах Генри, личности.
Лицо Ренис посерело, потемнело и снова побледнело. Брэдли же смел со своего лица улыбку и продолжил серьезным тоном:
- Признаться честно, лично мне твоя мать ничем не мешала. И убивать я ее не собирался. Черт, да я и пальцем ее не тронул, Рэн! Моя вина лишь в том, что я присутствовал и ничего не делал для ее спасения.
- Жалкие оправдания, Брэдли.
- Нет, не оправдания! – парень глубоко вдохнул и выдохнул, помолчал немного. – Главным образом все сделали Рик, Нави и Карла.
- Карла?!! – глаза девушки полезли выше лба.
- Карла, - подтвердил он. Отступлю немного: Карлу бесила эта красивая женщина с жалостным и плаксивым лицом только потому, что она была матерью ненавистной ей Ренис. – А руководил всем Дьюи. Через него и поступил приказ Генри устранить женщину известную, как Эллисабэт Нолл…
- Как все было? – не дала договорить ему Ренис.
- Ты, правда, хочешь это знать? – немного смутился Брэдли.
- Хочу!
- Ну-у… идея повесить пришла от генератора странных идей – Дьюи. Рик лихо сплел из разодранной на ленты простыни веревку и сделал крепкую петлю. А Нави предложил повесить в спальне, где он уже сбросил на пол люстру и освободил надежный крючок.
- Какие дружные ребята, - сказать бы им, но нет.
- Надо отдать должное твоей матери, она держалась храбро до последнего и сама полезла на табурет, а не под дулом пистолета. Конечно, я думаю, они этим поначалу просто хотели ее запугать и заставить говорить, но нет, она так и не раскрыла тайны. Не сказала, кто ты. Прекрасно знала, что если она сделает это, то конец наступит не только ей, но и тебе. От своего не отступилась, молчала, как рыба, чем и вывела из себя Дьюи – он лично затянул на шее ей петлю…
Брэдли расстроено и сожалея замолк.
- Дальше, - потребовала Ренис, бледнея.
- Карла выбила ногой из-под нее табуретку. Дальше, сама понимаешь, ничего нет.
Молчание. Долгое молчание. Девушка отвернулась от него, отошла и пошла опять вдоль стола. Видя перед собой все то, о чем говорил связанный парень. Представила, что пережила ее бедная мама, остановилась. Постояла, разглядывая столовые приборы, рука сама потянулась к ножу. Но прежде, чем взять его, Ренис спросила:
- Почему Дьюи отослал Лауру?
- Я же уже сказал, опасался, что она может заступиться и помешать. Он однозначно боялся, что она может все передать Хантеру или Генри, ведь Дьюи так и не смог от нее ничего добиться…
- Я не понимаю! - повернулась к нему Ренис, все-таки крепко сжав в руке нож.
- Лаура в тот день о чем-то шепталась с твоей матерью и та все время ходила за ней по пятам, пока Дьюи не отправил Лауру назад. Наверняка он заподозрил ее в том, чего нет. Других причин не знаю, Рэн.
«Может ли быть, что это от Лауры мама узнала мое местонахождение и передала это Нэйтону? Вполне возможно…», – подумала девушка и направилась к парню:
- Ты просто ее защищаешь! – сказала она, подбираясь с ножом ближе.
Брэдли, поджав губы, помотал головой, убедительно говоря этим:
«Нет, не защищаю!».
Шаг за шагом, ближе и ближе.
- Что собираешься сделать? – кивнул он на нож, глаза его скользили по нему.
- Я убью тебя, Брэдли, и это неизбежно.
- Сомневаюсь, сможешь ли, - он улыбнулся. – По сути, я ничего не сделал, за что меня стоило бы убивать, а даже наоборот.
Ренис удивленно вскинула брови.
- Я же скрыл ото всех, что твоя мать переговаривалась с одним милым парнем, которого представила мне соседом, и которого я не раз встречал на станции в метро. И ты, кстати, не раз с ним сталкивалась, и я-то уж знаю, что это было не случайно. Так ведь, Рэн?
Представь в кадре крупным планом серьезное-серьезное лицо Брэдли и застывшее выражение пойманного с поличным – это у Ренис. Девушка шокировано шагнула назад. Еще шаг и еще.
- Хо-хо! – усмехнулся Брэдли. – Значит, мои подозрения не беспочвенны и имеют место быть! Кто он тебе, Рэн? И что вы с ним замышляете?
Ренис лихорадочно шевелила губами, отходя дальше и дальше.
- Уж не через него ли ты вышла на меня, а, Рэн? Для этого был тот спектакль в метро?
- Ты…
- Думала, что я не узнаю его?!
- Я не могу…. не могу…
- Не можешь? – расслышал и переспросил Брэдли.
- Не могу! – громче сказала Ренис.
- Не можешь убить меня? – обнадежил себя парень тем, что теперь шантажом спас себе жизнь и оттого широко улыбался жутко довольный собой и своевременной сообразительностью.
- Не могу оставить в живых, - это отвечала Рахима Ренис, пожалевшей парня и подумывающей пощадить его. Но Рахима настаивала, приводя аргументы. – «Он знает о Нэйтоне и рано или поздно доложит, а может быть, уже доложил им…».
- Я никому о нем не сказал, Рэн, - прочитал ее мысли, написанные на лбу, Брэдли. – Просто развяжи меня, и я сделаю вид, что ничего этого, как и нашего разговора не было.
Ренис, мотая головой, выронила нож. До нее постепенно доходило, что она, действительно, не может убить его, не может подойти и вонзить в него нож. Почему? Потому что верила в его рассказ и его непричастность, а еще потому, что была с ним в хороших доверительных отношениях, очень уважала и ценила его, не как друга, конечно, но все же.
И да, Брэдли говорил правду, лично в этой казни он не участвовал, лишь присутствовал.
Воспротивилось что-то внутри нее, отказываясь убивать и слышать воплей кровожадной Рахимы:
«Убей! Убей! Убей!».
Девушка в панике думала о другом – о Нэйтоне, который был дорог и в прямом смысле был последним человеком, что остался у нее. Его нельзя было терять ни в коем случае! Угрозу Нэйтону нес Брэдли, который сдав без раздумий товарищей с потрохами под угрозой жизни, мог аналогично поступить и с ней – какое ему дело до нее и Нэйтона, когда на кону его собственная жизнь?! Такой исход событий ее не устраивал, да и Рахима, была тут как тут:
«Ты просто жалеешь его! Но пожалеет ли он тебя? И пожалеет ли Нэйтона?!»
Ренис ей не отвечала. А Рахима крепла:
«Твоя жалость ничего не даст, ни ему, ни, тем более, тебе! Что выберешь, смерть его или Нэйтона?».
«Я не буду жалеть его. Не буду!», - Ренис подняла с пола нож и, отложив его на стол, пошла к Брэдли, взялась за спинку стула, напряглась, планируя оттащить. Приложив огромные усилия, протащила стул на кухню, в голове назрел новый план.
- Что ты делаешь? – спросил, соблюдая ложное спокойствие, Брэдли, все стараясь разорвать свои путы.
- Убиваю тебя.
- Рэн, я, правда, никому не скажу…
- Конечно, не скажешь! Мертвые не говорят, - перефразировала она Мишеля, от которого слышала нечто подобное.
Втащив его в центр маленькой кухни, Ренис открыла все конфорки газовой печи, и замысел девушки стал ему предельно ясен. Брэдли, яростно и уже не скрываясь, дергал руками и ногами. Веревки слабели, с локтей сползла тряпичная лента. Рэн на это не обращала внимания, да и не Рэн это была сейчас. Вырвалась на волю та, кто способна уверенно и без зазрения совести отнимать жизни.
- По-твоему, это нормально?! Ты не можешь так со мной поступать!
- Могу!
- Нет, только не ты! – Брэдли метался в панике, раскачиваясь на стуле и расширяя кольцо двух шарфов, приковывающих его к спинке.
- Почему только не я? – без интереса спросила Рахима.
- Ты всегда стремилась поступать по совести! Ты же знаешь, что я не лгу!
- Вы все в полной мере дали мне понять, что совесть – хорошая вещь, если она есть, и если не у меня.
- Нет, Рэн, все не так!
- Помнится мне, «Паленый» – это потому что ты не до конца сгорел? Так вот, Брэдли, этой ночью ты сгоришь дотла! Аха-ха-ха! – безумный смех жестокого, хладнокровного и кровожадного человека наполнил дом.
- А ведь ты мне нравилась, Рэн, - грустно сказал он, обреченно опустив голову, но продолжая тянуть кистями поддающиеся узлы.
- Все вы так говорите, а потом веселой компанией убиваете мою мать.
- Мне, правда, очень нравилась ты. Не нравился никто, так, как ты.
«А знаешь, ты мне тоже. Очень-очень…», - подумала про себя Ренис, но за нее ответила Рахима:
- Перестань. Этим меня не разжалобить! – девушка безразлично ковырялась в кухонных шкафах, искала нечто легковоспламеняющееся. Нашла! Бутылочку подсолнечного масла. Зажигалку взяла из кармана Брэдли, помешать этому он никак не мог.
- Я и не пытаюсь. Всего лишь прощальные теплые слова, - прозвучал его голос очень грустно.
Рахима подняла голову, выпрямилась над ним, крепко сжимая в руке зажигалку, и посмотрела на него.
- Спасибо, Брэдли. Это так трогательно, услышать от человека, которого я убиваю, что я ему не была противна.
Смущенная улыбка, прощальный взгляд. И ее и его. После чего девушка поморщилась, запах газа заметно ощущался и бил в нос.
«Пора уходить!», - взглянув на него еще раз, она тихо прикрыла дверь и вышла.
Пошла в спальню, где, сорвав с кровати простыню, выбежала во двор. Обежав дом, подбежала к окну кухни и просунула в щель между створкой и рамой один ее конец, а с другим отбежала подальше. Поливая маслом, прошлась вдоль несколько раз. Это показалось ей ненадежным, Ренис побежала к машине Брэдли, она видела там бутылочку с бензином, которая всегда лежала в кармашке передней дверцы. Парень таскал с собой эту бутыль по делу – бывали и у него темные задания от Хантера, в которых помогало только сожжение улик.
Окропив чересчур длинный фитиль и бензином, девушка распрямилась, чтобы отдышаться. Оглянулась. Была глубокая ночь, даже практически утро, рассвет вот-вот готовился настигнуть и осветить этот безжалостный момент. Не созерцая этих красот, Ренис опустилась к самодельному фитилю и чиркнула зажигалкой. В ночной тиши, как описать столь решающий и громкий звук трения кремня зажигалки? Птчшик-птчшик? Его, казалось, слышал с замирающим сердцем даже Брэдли. Конец простыни быстро загорелся, огонь медленно пополз к дому, разрастаясь, ускоряясь и охватывая кольцом, пропитанную горючими жидкостями, ткань. Рэн уже кинулась наутек, рвала когти от дома, как угорелая кошка, чей хвост обуяло пламя.
Взрыв настиг ее далеко от дома, она успела добежать к повороту из этого красивого, комфортабельного района, созданного для туристов и истинных ценителей природы. Пожарные машины, медицинская неотложка, а также полиция и репортеры, мчащиеся к месту взрыва,  встретились бегунье уже за чертой территории этих туристических домиков. Полыхало и пылало знатно, озаряя утреннее небо, будто светом ста прожекторов, собранных в одной точке.
- Хорошая штука огонь, сожрет все, что ты ему подашь, - пробубнила Ренис удовлетворенную мысль Рахимы, с восхищением наблюдавшей зарево огня на рассвете у холма, который просматривался с ее положения. Постояв еще немного, девушка вновь побежала прочь.
Конечно же, смерть Брэдли была задумана очень давно – не именно сама эта сцена, а то, что он обязательно умрет от руки Ренис Нолл. Однако я осмелюсь предложить тебе на выбор два (один из которых – альтернативный) конца.
Первый: это то, что Паленый, как и продумала Ренис, сгорел окончательно и бесповоротно. Да, тебя не обманешь, изначально дано ему это погоняло, с мыслями, что он сгорит. Поначалу, у него, как и у Хирурга и имени-то не было, был даже не «Паленый», а всего лишь «Горелый», чем и напоминалось всегда, чем он однажды закончит. Прозвище сменилось именем достаточно недавно, может, год назад (а в голове все это у меня вот уже семь лет).
Второй: это то, что Брэдли сумел освободить руки как только его палач вышел за дверь. Подпрыгивая вместе со стулом, он допрыгался до шкафа кухни, потянул ящик со столовыми приборами и без проблем взял рукой нож. Стараясь реже вдыхать отравленный метаном воздух и от того задыхаясь, Брэдли перерезал веревки, стягивающие его ноги. С остальными оковами возиться не было времени, он уже видел, как Рэн просовывает конец простыни в окно. Взялся руками за сиденье стула, крепко прижимая, встал и выбежал, насколько это было возможно (со стулом-то, привязанным к поясу!). Рванул через комнаты, дом ему был известен лучше, чем Рэн, запасной вход был уже в шаговой доступности.
Взрыв, грохот, шум и сильный удар о землю. Его отбросило взрывной волной, но он был жив! Что тут копаться глубже, жив – и здорово! К своим соратникам соваться парень не собирался, ибо это было то, чего он так долго ждал. Да! Шанс отойти от дел и залечь на дно, а какой удачный этот шанс! Все сочтут, что погиб, а он – жив-живехонек и мотает в жаркие страны на курорты. И спасибо Рэн за предоставленную возможность благополучно сделать ноги из группировки Генри Мидлла. Но подчеркну, это всего лишь две версии, из которых по моей задумке предпочтительнее первая. Решать, конечно же, тебе, и я знаю, что ты, сентиментальностью и жалостью не отличаясь, выберешь ту, в которой парня ждет неминуемая смерть. Кстати, если вдруг захочешь, могу настрочить тебе убийство Эллисабэт Нолл глазами Эллисабэт Нолл, или Карлы, к примеру. Между прочим, меня так качественно минут пять назад прошибло током, думалось, что непременно помру, но нет, не случилось. Смешно бы получилось, особенно когда дали бы объявление в местную газету, выпускаемую на нашем предприятии под названием «Фабричная истина» (ну, тут сильно переиначено, ты же понимаешь), которое звучало бы приблизительно так:
«28 ноября 2016 года по московскому времени в 12:45 работая, не покладая рук даже в обеденный перерыв, трагически скончался не особо ценный работник не сильно важного отдела. Подчиненного заместителя начальника техники безопасности убило током из-за несоблюдения техники безопасности…», - хотя я, вроде бы, всегда и все соблюдаю.
Когда прошел шок, подумалось: «А не появятся ли у меня теперь предсказательные способности, и я вдруг начну касаться предметов и видеть прошлое сквозь будущее?». Касаюсь с трепетом стула, да какой там! Какой был незаурядный работник, такой и остался.
Вот таким вот трагичным образом ушел внезапно от нас в компанию к долговязой Мэндси еще один член команды Каэла Хантера – Брэдли – «Паленый». Его убийца же вернулась в дом вся в слезах, в которые ударилась по дороге назад, когда Рахима, в полной мере удовлетворившись своей расправой, вновь уступила место, освобождая из мнимой темницы жалостливую и мягкосердечную Ренис Нолл.

Глава шестая: «Шокирующие новости».
Все живое в доме спало пьяным безмятежным и еще часа на три, как минимум, беспробудным сном. Девушка проскользнула в свою комнату и измотанная грохнулась на кровать, оплакивая Брэдли, который так пришелся по душе и так высоко ценился ею. Слезы не останавливались. Это ли раскаяние преступника? Может быть, если бы сейчас мысли были не о Брэдли, то есть, не только о Брэдли. Вслед за слезами, льющимся по нему, пришли и горькие слезы по матери, которую так жестоко отправили на тот свет. Из-за нее и этих проклятых денег.
- Дьюи, Нави, Рик и Карла, - шепотом перечислила Рэн, бормоча сквозь слезы. – Жди, Брэдли, я скоро отправлю их следом.
Ближе к обеденному времени зашевелились в доме люди, более и менее протрезвев и придя в себя, будто по руслу реки вода, потекли в кабинет командира Хантера, объявившего о срочном созыве. И среди всех присутствующих не хватало двух: Рэн и Брэдли, и в отличие от первой злостной нарушительницы порядка, на второго это было не похоже. Парень никогда не опаздывал, не преступал и не пренебрегал установленными правилами и требованиями командира. Отнюдь, всегда был первым и тем, кто созывает и ведет за собой в кабинет ровным строем своих товарищей.
- Его нигде нет в доме, - пришел с поисков товарища Рик, отправленный Хантером.
- Где же ему тут быть, если он снимает чудесный домик загородом и живет как кисейная барышня, - усмехнулась Ирма, неторопливо заплетая в тугую косу свои шелковые волосы.
- Да, кстати, он вчера говорил об этом, - поздновато вспомнила заманчивое приглашение от Брэдли и Гвен.
- Чего же тогда частенько ночевал в конторе? – обиженно вставил Адам, которому не нравилось, что помимо него в грузоперевозках спит еще кто-то. Конечно, по старшинству же приходилось уступать единственный диван, а на кресле не уснешь так, как капризному телу хочется.
Хантер обвел всех взглядом, поразмыслил и молчаливо набрал номер Брэдли. Нет ответа.
- Я уже звонил ему семь раз, - сказал Риччи, глядя на Каэла. – И семь раз результат тот же.
- Это с ним не вяжется, - Пит, как и все, заподозрил неладное.
- Следовало бы съездить к нему, - умная мысль Карлы первый раз была по делу.
- Кто-нибудь знает точный адрес? – Лаура смотрела в сторону парней, наиболее тесно общавшихся с Паленым.
- Я с Риком разок бывал у него, - вклинился Итан, поправляя очки и готовясь немедленно отправиться.
- Рик, съезди к нему, - сказал властно командир, и парень подорвался и выбежал, исполнять приказ избирательного командира Хантера, что вновь обвел глазами всех присутствующих. – Рэн? – коротко спросил он Лауру, надеясь, что хотя бы «Мелкая» дежурного и уже порядком надоевшего фокуса с бегством не выкинула.
- У себя. Еще спит, - уверенно ответила та. Лаура заглядывала перед сбором к девушке, Рэн дрыхла без задних ног, но опять с заплаканным лицом, и это вызвало некоторые волнения у нее.
- Мы не начнем без Брэдли? – спросил нетерпеливо Дьюи.
- Нет, - ответил ему резко Хантер.
Что делать, ждать, значит, ждать. Украшать их ожидание разнообразными диалогами с отпусканием шуточек, да обидных подколов в адрес отсутствующего, которого вчера при многочисленных свидетелях отшила Гвен, и он после этого пропал, стоило бы, но не буду. Сделаю это в уме.
Через час в дом вернулся Рик и явил свой потерянный и озадаченный облик всем товарищам, ждущим в кабинете Хантера.
- Брэдли… сгорел… - Рик неподдельно пребывал в растерянности и печали.
- Что?
- Что-о?
- ЧТО?!
- ЧТО-О-О?!! – то восклицали, перебивая друг друга, члены команды Хантера. И только Хантер сидел, округлив глаза и раскрыв рот, что легко убеждало в том, что он в шоке не меньше остальных.
- Как это, «сгорел»? – уточнила Лаура, она умела, если хотела, подавлять любого рода эмоциональный всплеск.
- Соседи наперебой говорили, что произошел взрыв бытового газа… - припоминал, морщась, Рик. – Там реально одно пепелище осталось…
- А Брэдли? – с надеждой в голосе влез Адам.
- Краем уха слышал про труп, ни никак не о пострадавшем.
- То есть, - это Гвен осеклась, только теперь безумно радуясь тому, что все-таки отказала ему. А ведь хотела поехать и долго потом сожалела, что не согласилась. Даже искала часом позже парня, чтобы отправиться с ним. Но он как в воду канул.
- Он сгорел, - повторил свои слова, заканчивая за нее, Рик.
- Какая ирония, - нашел иронию в иронии Дьюи, так же, как и Ренис. – Паленый – сгорел.
Все осуждающе повернули на него головы, парень опустил глаза, почувствовав себя неловко. Но для виду хорошенько устыдился.
И вот тут ты закричишь на меня, размахивая кулаками, мол, как же так?! Какой еще труп?! Ведь при таком раскладке никак не реализовывается мой второй вариант исхода, в котором Брэдли трясется в поезде по направлению к курортам Краснодарского края. И я вот что тебе на это скажу: труп имел место быть, без него никак – никто не поверит, что парень погиб, и плакали тогда все его шансы! Было тело, было. И принадлежало это тело владельцу дома, который снимал Брэдли. Мужчина был связан и заперт в кладовке, так решил выкрутиться Паленый, чтобы не платить неожиданно заявившемуся хозяину дома с требованием оплаты. Брэдли не живодер, развязал бы мужчину через два дня, когда съезжал. Но, увы, съехать он не успел, да и развязать тоже – стихийное бегство от возмездия Рэн сломало все его планы и убило ни в чем не повинного человека. Как видишь, я склоняюсь все же оставить «Паленого» живым, дабы он исполнил все свои мечты. А ты-то нет.
- Ты можешь полнее описать? – наседала на Рика Лаура.
- Я и это едва сумел узнать, там ведь все оцеплено: пожарные, полиция и просто зеваки. Не подберешься, - вздохнул личный репортер команды Хантера, оглядывая всех товарищей, ввергнутых в шок его известием.
 «А не рук ли Генри это дело? Взял и да устранил ненужного ему свидетеля. Боялся, что я могу узнать про Эллисабэт Нолл? Да чего ж бояться! Бояться ли ему меня?! Или настолько мне не доверяет и считает тем, кто сливает информацию? Очень даже может быть. На него это похоже, но кто следующий?», - он метнул взгляд на Карлу, Рика, молчавшего хмурого Нави и Лауру.
Каэл, подперев лоб рукой, глубоко задумался.
«Нет! Хотел бы он избавиться от меня и моих людей, сделал бы разом и массово. Здесь что-то другое», - Хантер поджал губы и закрыл глаза, ему было больно. Больно терять такого человека, как Брэдли, пусть он и действовал за его спиной и скрыл это. Что ему еще оставалось делать, не мог же Брэдли пойти против Генри! Всем известна история Крамера, быть следующим Крамером никто не захотел бы.
«Я же поступил бы также. И куда хуже…», - думал Хантер, ругая себя за то, что так и не нашел времени поговорить со своей «второй правой рукой» по душам и насчет матери Рэн. Хантеру казалось, что Брэдли в последнее время будто избегал находиться наедине с командиром, будто чувствовал, что от него хотят узнать правды. Потому все откладывал в долгий ящик. Там, в ящике и остался этот не начатый разговор, ибо Брэдли нет боле.
Хантер очень любил его, как верного, рассудительного, исполнительного подопечного, которого можно было бросать в любые передряги, из которых тот возвращался целым и невредимым, да еще и с награбленным добром в придачу. Парня он любил и знал довольно давно. Брэдли был тем самым первым человеком, которого взял к себе в свою команду лишь по своей инициативе, когда Генри вновь позволил ему собрать людей после того взрыва, что унес с собой почти всех его предыдущих шестерок (как ты помнишь, они были друзьями Лауры, примкнувшими вместе с ней к Хантеру). Одними из выживших были Лаура и Риччи, он был из другой команды, но предпочел перейти к Каэлу.
Знала и Лаура, как дорог был Брэдли Хантеру, дорог он был и ей. Наверное, он тот единственный человек, кому можно было дать определение «друга» для Лауры и Хантера, просто у меня нет в графике свободного времени, чтобы столь детально все это расписывать. Дружбы в команде, как таковой, из всей набранной своры хотя бы между двумя из них не было, а если и было – то редко.
- А как же Адам и Пит?! – спрошу себя я, ведь ты уже теряешь интерес ко всему этому повторяющемуся фарсу, и отвечу себе же тихо. – А у них не дружба: Пит оберегает парнишку, а Адам липнет к нему, потому что другие только шпыняют и гоняют прилипалу тумаками прочь.
Погруженный в свои думы, командир не слышал печальных обсуждений того, каким был ушедший от них человек, и что, может, он все-таки выжил и вот-вот заявится в кабинет и начнет оглядывать всех своих товарищей типичным строгим хантеровским взглядом. Кто-то озвучил надежду, что это всего лишь недоразумение, что Паленый мог не оказаться в момент пожара дома…
Надеялся на это и Хантер, но отлично понимал, что напрасно. Будь это так, парень уже явился бы к нему чумазый и довольный как сытый вороватый кот. Выдохнув, он выпрямился и стал вслушиваться в перешептывания своих людей.
«Черная полоса?», - подумал он, услышав чье-то похожее предположение.
«Она еще впереди», - пригрожу ему я.
Дверь кабинета открылась. На пороге стояла Ренис опять с красными глазами и припухшими мешками под ними. Смотрела она почему-то в угол, в котором разместились в тесноте, да не в обиде: Рик, Дьюи и Нави. А с них стремительно перевела взгляд на Карлу, затем снова на эту тройку.
«Ну что с тобой опять, Ренис?», - Лаура посмотрела на нее и вернула взор на опечаленного Хантера, ушедшего в свои мысли о погибшем Брэдли.
«Вы все поодиночке трусы…», - Ренис вошла, сверля глазами Карлу. – «Интересно, Карла, забьешься ли ты в угол, рыдая и задыхаясь от слез, когда окажешься одна, совсем одна против меня? Да, определенно!», - девушка села на подлокотник дивана, игнорируя привычное место, которое берегли для нее между собой Адам и Пит. Парни недоуменно переглянулись и посмотрели внимательнее на нее.
- Ты знаешь, что Брэдли погиб? – громко обратился к ней Дьюи, решив прервать эти шептания и начать разговор по новой.
Ренис подняла на него глаза, и они вдруг увлажнились. Девушка молчала и смотрела на него, не отвечая и не пытаясь вытереть глаза. Люди в кабинете уставились на нее, кажется, они решили, что Рэн оплакивает Брэдли.
- Мы разделяем твою боль, - сказала сочувствующе Ирма, тоже растрогавшись ее реакцией на сообщение о смерти Паленого.
- Да какая боль, не смеши меня! – взъелась вдруг Карла. – Это она его и убила! Я видела, как вы вчера разговаривали, видела, что вы вместе ушли из дома…
- Да, Карла, - перебила с холодным спокойствием Ренис и, не давая той договорить, заявила. – Это я его убила. Подожгла и успела прибежать сюда, - голос был ровный, без дрожи, в то время как по щекам ее сбегали щедрые слезы.
Ирма толкнула Карлу в плечо, укоряя, мол, зачем ты так. Ни она, ни присутствующие не верили искренним и правдивым словам убийцы. Вот так всегда, говоришь правду – не верят. Пытаешься быть честной – не нравится (ну, это я уже про себя). Вероятнее всего, слезы Рэн в корне меняли ощущения от сказанного ею. Произнеси она свои слова со злым прищуром и разъяренным тоном – эффект был бы обратный. Проще говоря, их сбили с толку ее слезы и скорбь, которые наполовину были раскаянием в совершенном жестоком преступлении, а другая половина – воспоминанием о матери, о смерти которой поведал, в принципе-то, непричастный Брэдли.
На обвинения Карлы, что видела, как Рэн и Брэдли в ночь пред гибелью вместе отбыли куда-то, товарищи снисходительно улыбнулись. Знали, что Карла не переваривает Рэн и в два счета может оболгать, ни разу не моргнув при этом. А еще кроме Карлы свидетелей больше не нашлось, да и какой она свидетель, если была вдрызг пьяна, как и вся команда прошлой ночью? Только ты не пей как Карла, пей как я – зеленый чай.
Хантер же девушек и не слушал, опять ушел в себя и свои размышления настолько глубоко, что переплюнул в этом даже Ренис. А уж она-то мастер своего дела, трехкратный чемпион мира по самокопанию. Вот потому-то в кабинете после слов Рэн и повисло долгое молчание, неловкое и частично скорбящее. Они просидели в тишине, перебрасываясь взглядами около десяти минут, а потом, опомнившись, Хантер все же приступил к разъяснению дела и свежего плана, из-за которого всех и собирал. Выяснить, что конкретно произошло с Брэдли, он решил сам, когда закончит со своим срочным совещанием.
Без Брэдли с его уточняющими и любопытными и таки каверзными вопросами было не так уж живо, как раньше, это заметили все, а в особенности, Хантер. Он не представлял, как будет вести дела дальше без самого любознательного, исполнительного и ответственного, а также очень воспитанного и начитанного (не так сильно, как Риччи, но все же) человека в своей команде. Истинно сокрушаясь этой потере, но все же разобрав по ролям готовящуюся аферу, он отпустил всех, а сам вместе с Лаурой и Итаном, который тоже знал дорогу к дому Брэдли, направился за достоверной информацией. Хотел увидеть своими глазами и убедиться лично.
Увидел. И это его только еще больше расстроило и убедило, что его «второй правой руки» больше нет. И с этим надо как-то жить.

Глава седьмая: «Жертва – Карла».
За этим трагичным событием потянулись унылые дни. Как говорится, жизнь на трагедиях не останавливается: вереница дел, афер, грабежей, грузовых доставок, распространения наркотических веществ и запрещенных напитков и трав, посреди которых главной героине удавалось срываться и теряться незамеченной, чтобы заскочить в дом, либо на условленную съемную квартиру к Нэйтону буквально на считанные минуты. Этого им было достаточно, лишь бы видеть друг друга живыми и здоровыми.
О своих преступлениях (то есть, о будущих, запланированных ею) Ренис с ним ни словом не обмолвилась. Да он и без ее признаний заподозрил ее. Нэйтон хорошо читал эту открытую инструкцию к убийствам и не знал, как быть и что с этим делать.
Касательно команды Хантера, а именно Нави – он несколько раз спас Ренис от рук, конкурирующих с Генри, групп своим профессионализмом и холодным расчетливым умом, чем, может и вызвал бы в ней уважение к себе, если бы та не знала про его участие в повешении матери. Девушка люто возненавидела его, каждый раз видя, рисовала в уме эскиз мучительной расправы над ним. И не только над ним. Эта ее необузданная ненависть выплескивалась из нее, контролировать себя было очень трудно. Что и вылилось в итоге в один не очень приятный инцидент. Произошел он на кухне, когда за обедом встретились почти все за одним столом. Редко это выдавалось, но случалось. Еду готовили Лаура с Ирмой, которые все никак не могли понять, почему Рэн приучила их к этому, а сама перестала хозяйничать на кухне и больше не угощала их своими блюдами, предпочитая частенько жевать простой хлеб и запивать его водой.
За столом помимо привычных лиц сидели Нави, Дьюи, Рик и Карла, узрев которых, отказалась присоединяться к общей трапезе Ренис. Она в молчании попивала молоко, стоя у раковины, спиной к людям, живо обсуждающим что-то. Кое-что ей дико не понравилось, и она вступила в разговор. Слово за слово, криво оброненная, но с ехидством брошенная фраза от Нави, и вот уже Ренис, обуреваемая негативными чувствами, хватает и резко переворачивает, надевая тому на голову, аки шляпку, тарелку с еще не остывшей едой, дерзнувшему не так ответить мужчине.
Все оторопели. Даже я.
Нави вскочил, молниеносно достал оружие и ткнул дулом в шею Ренис, девушка стояла достаточно близко. Так же молниеносно приставил в ответ к его виску свой пистолет Каэл Хантер. И это был первый раз, когда Хантер при свидетелях так серьезно заступился за Рэн, не зная причин ее неадекватного поведения. Не ведая, что ее гложет и почему она так поступила, командир будто бы видел в ее угрюмом лице нечто похожее на обиду и утрату одновременно. Открыто вызвать ее на разговор он не решался, знал, ничем хорошим это не закончится. Легче закрывать глаза, проще не замечать, чем утопать в ссорах и склоках с ней.
Хантер еще не подозревал и не мог знать, что именно настолько сильно потрясло девушку, что она не побоялась самого Нави. Каэл был убежден в том, что Ренис ничего не знает о расправе над ее матерью. Наивный! Ну, ничего, скоро и у него глаза откроются, и откроет их Рэн.
Нави злобно посмотрел на восставшего Каэла, потом на Ренис, что оказалась под его защитой. Выдохнул и заставил себя опустить свой пистолет, хотя безумно хотел прострелить ей голову. Нави вовремя вспомнил, что не имеет на то разрешения Генри, о чем ему так любезно напомнило дуло у виска, столь любезно приложенное Хантером.
- Немедленно в машину! – сквозь зубы процедил он, застывшей подле него Ренис. Продемонстрировал свое негодование ее поведением, чтобы Нави не навыдумывал себе лишнего, а видел, что и Хантеру она, как кость в горле.
Ренис подчинилась и ушла. За ней торопливо вышла стрелок Карла, с которой ее сегодня ждало новое задание. С их уходом на кухне продолжились игры взглядами, после которых конфликт был исчерпан. Конфликт Нави и Хантера, возникший из-за одной девушки, не знающей своего места. Нави поспешил привести себя в порядок, так как он был непосредственным участником задания, в котором команда делилась на две группы. Первая: во главе с Хантером, с которым были Адам, Лаура, Пит и еще многие незнакомые и не столь важные люди, они направились честно зарабатывать. То есть, их основным, официально зарегистрированным делом – грузоперевозками. Вторая: под предводительством Нави (он заменил Брэдли, самовольно и временно заняв эту нишу). В этой группе были Дьюи, Рик, Карла, Рэн и еще несколько ребят, которые держали путь на криминальные терки. Хантер не хотел включать сюда Рэн, но на том ранее настоял Нави, и это вызвало некие сомнения у Каэла.
«Зачем им в компании она? Это же опасно. Все равно, что дразнить наживкой, вечно срывающейся с крючка! Карла-то, понятно, отменный стрелок, нужна в таких делах, но Рэн?! К чему там она?! Неужели Генри дал приказ покончить с ней?! А если и да, то разве я в силах пойти против него?», - Хантер в тяжелых раздумьях заводил грузовик, глядя, как загружаются по машинам его люди, отданные во временное пользование Навигатору.
Группы разъехались, и скажу прямо и сразу, первая меня мало волнует. Мое внимание приковывает вторая, да, да, только потому что в ней находится важный участник – Ренис Нолл. Встреча этой компании состоялась на пустыре с не уступавшими им по количеству подозрительными типами, один из которых долго вел беседу с Нави в сторонке.
Вышедшие из машины, «Мелкая» и Дьюи Мидлл в эти же секунды вдруг зацепились и начали ругаться. Причем Ренис непривычно истерила, переходя на бранные слова и крик. Карла пыталась ее успокоить. Дьюи тоже не уступал, восстал из пепла, готовый держаться до победного, ведь здесь не было ярых защитников Рэн: Брэдли (ибо умер), Хантера, Пита, Адама и Лауры – так как заняты работой. И Дьюи не знал, что поэтому поводу беречь Рэн как зеницу ока строго напутствовал командир Хантер Карлу, которая только лишь из-за этого вмешалась в спор этих двух мелких хищников. Спор прекратился только тогда, когда Нави подозвал Дьюи к себе, отрывая от занимательного сквернословия. Теперь и с ним о чем-то долго говорили.
Потом переговорщики пожали руки, и Нави возвратился к машине, отправив Карлу и Рэн с несколькими ребятами к Дьюи, что приказывал всем им садиться в машины чужаков. Импульсивная Ренис сказала ему пару ласковых и запротестовала, отказываясь выполнять сомнительный приказ. Но их все равно силой усадили в машину и увезли с места.
Привезли их на окраину города, в район старого порта к странноватым постройкам, то ли не до конца снесенным, то ли только-только отстроенным, но временно позабытым. Под дулами пистолетов провели вовнутрь одной из построек и разделили: парней увели в соседнее помещение, а девушек бросили в сырой подвал, но очень просторный и хорошо освещенный. Ежу понятно, их сдали конкурентам взамен на что-то более выгодное, и что будет дальше, понятно и медведю, который имел неосторожность наступить на понятливого ежа. Взвинченная и нервная девушка – Ренис, как заведенная ходила из угла в угол, уже представляя, что их ждет. А ждет все тоже, что было с ней сравнительно недавно: помучают, на зависть изуверу Мишелю и, выжав всю необходимую информацию, отправят к Брэдли.
«И раз так…», - полный необъятной ненависти взгляд Рэн пал на раскисшего от отчаяния, стрелка. – «Я убью ее раньше, чем это сделают они! Я и только я! Позарились на мою добычу? Вот уж дудки!!», - и еще зурна, флейта, губная гармошка и саксофон. А так же скрипка, рояль, мандолина, альт и барабан. Можно и маракасы всучить, раз уж такое дело у них музыкальное.
Девушка под напором мыслей заходила по подвалу яростнее. Увидела окно, маленькое, узкое с разбитым стеклом и достаточно высокое относительно ее роста, засмотрелась. Потом Ренис подошла ближе, прицениваясь. Протянула руки, подпрыгнула, повторила. Еще и еще, пока не удалось схватиться за прутья наружной ржавой решетки. Подтянулась, упираясь носочками, переложила вес и рискнула ослабить хватку одной руки, которой начала шарить за решеткой. Вуаля! Нашарила симпатичный остренький осколок битого стекла, которое прежде было целым.
Разжала руку и спрыгнула. И метнулся на жертву взгляд убийцы, которого не замечала, заливаясь слезами, Карла. Ренис, увлеченная задуманным делом, оторвала от полы своей безвкусной длинной рубашки, распоров этим самым осколком, небольшой лоскут и замотала им часть стеклышка, мысленно расчерчивая пунктирной линией зону вскрытия на шее Карлы. Она косилась на нее, стоя к Карле спиной все под тем же окном. Закончив самодельную удобную тряпичную рукоять, шагнула к цели.
«Я с упоением перережу тебе горло!», - сказала Рахима внутри Ренис, но та отвлеклась на вопрос Карлы:
- И чем же тебе это поможет?! – усмехнулась она сквозь плачь и всхлипывания, наивно думая, что с этим Рэн решила обороняться и держаться до победного конца.
- Не знаю, как ты, а я все равно поцарапаюсь! – ответила ей ложью Ренис, дабы не спугнуть добычу. – И хоть полумертвая, но выберусь и достану ублюдка Дьюи из-под отцовской задницы.
«Но прежде убью тебя!», - закончила про себя Рахима.
Увы, не суждено. Открылись двери, вошли двое вооруженных мужчин в тот самый миг, когда Ренис сократила расстояние до нужного ей решительного удара. Один держал их на мушке, пока другой связывал им руки за спиной. Воздаяние по заслугам с приглушенным звуком спускаемого колеса, провалилось. Ренис не успела, а Карла все смотрела на нее, спрашивая глазами:
«Где же обещанный бунт и борьба за возможность настигнуть Дьюи?! Почему не пустила вход против них свой стеклянный меч?! Почему покорно протянула руки?!».
Пока она внутренне истерила, девушек вывели из подвала, повели на второй этаж по бетонной лестнице без перил. Повернули мимо массивного железного то ли стола, то ли встроенного в стену подобия широкой полки с деревянными ножками, у которого очень увлеченно шептались вооруженные до зубов мужчины. Под их перешептывания Карлу и Ренис отвели к концу пустого помещения, к противоположной от стола стене. Поставили в шаге от нее и лицом к шепчущимся людям, те все бросали на девушек изучающие взгляды. Обеих оставив у стены, конвоиры направились к столу.
- Нас сейчас пристрелят, - спокойно сказала Ренис, которая за минуту до этого стояла, закрыв глаза и глубоко вдыхая, пытаясь смириться с не случившейся, но такой доступной местью и своей скорой и неотвратимой смертью.
Карла зарыдала пуще прежнего, в бессилии опустившись на бетонный пол и захлебываясь в своих слезах.
«Зачем давать им наслаждаться казнью и своим жалким видом?! Ты еще пощады попроси!», - Ренис посмотрела на нее с презрением, а затем, задрав гордо голову, очень грубо окликнула мужчин, требуя позволить им выкурить по сигаретке перед смертью. Этим она прощупывала одну едкую мыслишку, что билась в голове и не давала покоя, внушая надежду: если эти люди знают, какую ценность она представляет для Генри – ее не тронут, и все это показуха лишь для нее одной. – «Знают, они точно знают! А если и так, то они убьют ее, чтобы запугать меня и заставить говорить. Устрашением и любят люди пользоваться…», - эта догадка ей не понравилась.
- Разве тебе м-можно к-курить? – икая, но останавливая слезы, еле слышно прошептала Карла. Она всегда думала, что эта мелкая (вообще-то, ты, Карла тоже ростом не отличилась, но на фоне Рэн всегда выглядела упитанной) дрянь ненавидит все, что с ними связано из-за каких-то проблем со здоровьем, вроде аллергии ли еще чего, связанного с индивидуальной непереносимостью.
- Можно. Если не вдыхать и не подносить ко рту. Наверное, - сказала ей, не шевеля губами и глядя пристально на группу мужчин у стола, Рэн.
- Но я не хочу сейчас курить, - опять прослезилась Карла, жалея себя и свою жизнь, и упущенные возможности.
- Ты думаешь, надежд на чудесное спасение – никаких! И все же не переставай надеяться. Смерть не всегда та, что вроде бы очевидна, - с загадочной ухмылкой сказала Ренис и, настойчиво избегая взглядов на Карлу, принялась вновь сыпать отборными ругательствами и проклятиями, смело отстаивая право у врагов на последнюю папироску.
Карла пораженно смотрела на нее. Глаза Рэн были устремлены на одного мужчину (отмечу его как №1, иначе могу запутаться), он оторвался от других и размеренно пошел к девушкам, доставая пачку сигарет из (моих широких кумачовых штанин) нагрудного кармана. Не церемонясь, мужчина намеревался сунуть сигарету Ренис в рот. Девушка замотала головой и сильно оскорбилась этим грубым действием.
Тогда он зашел за спину и развязал руки, дал сигарету и прикурить, а сам зорко наблюдал за ней. Ренис уверенно затянулась пару раз и кивнула на Карлу, что плохо верила в то, что сейчас видела:
- Ей тоже.
А к ним, возмущенный своевольным поступком первого, приближался еще один мужчина (№2). Первый уже развязывал руки, склонившись к Карле, которая настолько пребывала в шокированном состоянии, что не смогла подняться на ноги, они ее не слушались – не подгибались, не выпрямлялись, лишь без конца дрожали. Мужчина между тем поднес зажигалку и ко второй сигарете, которая дрожала и едва держалась у нее между пальцев, Карла с ужасом смотрела на то, как рука Рэн незаметно скользит за спину, к заднему карману. Миг – и девушка вонзила самодельное оружие в шею наклонившегося к Карле мужчины. Хватаясь рукой за шею, а другой за нож на поясе, он начал оседать на Карлу, забрызгивая ту фонтаном крови.
Ренис же, преодолев некий ступор после совершенного акта убийства и нервно растерев руки о полы рубашки, стирая кровь, что напугала ее, вдруг ринулась ко второму. Он как раз сорвался с шага на бег, спешил к ним, увидев происходящее. Карла, очнувшись от оцепенения и шока, сумела выхватить нож у слабеющего и теряющего сознание первого мужчины и бросить его к ногам Рэн.
Но та не смогла поднять вовремя, ее схватил, добежавший до нее этот второй мужчина. Не давая ей дотянуться до ножа, он ударил Рэн, и она, как полупустой мешок картошки, заторможено полетела на пол. Краем глаза следя за ней, Карла, придерживая левой рукой своего мужчину, который служил ей сейчас щитом, другой отыскала кобуру у его пояса и извлекла пистолет. Метко прицелилась в оппонента «Мелкой», которая в этом уже не нуждалась. Не нуждалась потому что, упав на пол, завладела ножом. Им же она и полоснула второго по шее, вновь пуская по рукам чужую горячую кровь. Мужчина над ней захрипел и повалился, зажимая руками шею и пытаясь этим спасти себя.
А от стола еще несколько мужчин рванули к девушкам, двое заняли удобное положение и открыли огонь.
- Не стрелять! Она нужна живой! – громогласно крикнул кто-то в этой суматохе и повторил несколько раз.
«Ха-ха!! Я так и знала!!», - подумал кое-кто, поднимаясь с колен и бросаясь на бегущих палачей.
Целиться и стрелять не перестали – целью теперь стала Карла, что умеючи пряталась за своим «щитом». С Ренис схватился еще один (№3), ему даже удалось поймать в удушающем захвате эту мелкую тварь, что так нещадно косила его товарищей. Теряющая от удушья сознание девушка, глазами встретилась с глазами Карлы, стрелок команды Хантера восхищенно смотрела на нее, позабыв обо всем на свете. Задыхающаяся Ренис едва нашла в себе воздуха истерично закричать:
- Да стреляй же ты!!!
И Карла очухалась и выстрелила в ноги парню. Добивала его уже ножом и с большим ожесточением и азартом Ренис, которую кровь, обагряющая ее руки по самые плечи, больше не заботила. Карла действовала наравне с ней – активно вела прицельный огонь и смогла обездвижить двух (№4 и №5), изредка поглядывая на Рэн, чтобы не оставить без помощи и ее. Та сошлась в схватке еще с одним (№6) да так, что неосторожно размахивая ножом, всадила его себе в живот и с душераздирающим криком вынула, воткнула в живот ошалевшему ее предыдущим опрометчивым поступком противнику и резким движением вверх, вспорола его, снова ощущая горячую красную жидкость, заливающие ее руки.
Напомнишь описать все это глазами Рэн? А то ж даже мне интересно стало.
Цепляясь друг за друга, силясь устоять и удержаться, оба они упали, но встала с бетонного пола только Ренис. По ней начали стрелять, уже для того, чтобы остановить, но, ни в коем случае не убить. Ранили в плечо, сама Ренис, что с ней конкретно происходит, толком уже не осознавала, ведь действовала не она, а буйная Рахима, которую никакие боли не останавливали. Именно реалистка Рахима предпочла, невзирая ни на что, вкусить риска, дабы заполучить в свои руки бокал игристого шампанского – Карлу. И чтобы никто ей при этом не мешал вдоволь этим процессом насладиться. Вот, что вело Рэн.
 Стрелка (№7), что попал в «Мелкую» и ранил, убила метким выстрелом Карла, которая до сих пор беспощадно со страху мазала и не попадала в голову. Увидев завидное преимущество Рэн, Карла воспряла духом. И глазом. Нацелилась на еще одного стрелка, не замечая, что ее саму выцеливает зоркий вражеский глаз в оптику снайперской винтовки.
А к Ренис так внезапно подбежал здоровяк (№8), с которым с ее-то ранениями ей было не справиться. Он шустро обыграл девушку, изловчился и схватил под шею, применяя удушающий прием предыдущего коллеги. Испуганного вскрикнула в стороне другая девушка – то ранили Карлу. Стиснув зубы, она стерпела боль, чтобы выстрелить в этого громилу, посмевшего подкрасться и душить Рэн.
Хлопок, и он падает вместе с Ренис. Глубоко удовлетворенная своей работой, Карла выронила пистолет и наконец-то отпустила спасительный, но тяжелый «щит», в который всадили с десяток пуль. Стрелять она больше не могла, обойма была пуста, и держать этого крупного мужчину перед собой уже не было сил.
Оставались еще двое мужчин. Один из них (тот, что был со снайперской винтовкой) бросив свое занятие, побежал к лестнице, а по ней, торопливо перепрыгивая по три ступени за раз, сбежал вниз и больше не дал о себе знать. Другой, что был последним из всего контингента стрелков, в предвкушении потирая ствол пистолета, направился к Карле, отползавшей в страхе и панике от него к стене.
Пора бы вновь начать плакать. И она плакала, понимая, что столь близкому чудесному спасению, в которое она поверила, обманувшись отвагой и необычайным везением «Мелкой», не суждено случиться.
Или суждено?
Зашевелилась на полу Ренис, с трудом выбираясь из-под придавившего ее тела громилы. Она тяжело поднялась на ноги и, пошатываясь, побрела наперерез этому мужчине, оставляя за собой кровавый след, в точности, как оставляет, блестящую под лучами солнца, полоску подсохшей слизи улитка. А мужчина уже настиг Карлу. Вытянул руку перед собой, неторопливо прицеливаясь в лоб дрожащей и плачущей девушки. Карла, нехотя и все еще не веря, что это происходит с ней именно так, прощалась с молодой жизнью.
Еле стоящая на ногах Рэн вдруг сорвалась и побежала, что-то вопя, понятное одной лишь ей. Мужчина повернул к ней голову, усмехнулся и перевел свою руку с Карлы на Ренис.
- Нет! – крикнула Карла и, не веря, что действительно это делает, набросилась на него, цепляясь за руку и оттягивая на себя и вниз, к полу.
Между ними завязалась вялая борьба, мужчина тоже был ранен. Он упустил из виду вторую девушку, собираясь забить насмерть своим пистолетом Карлу. Вспомнил он про Рэн только тогда, когда она с разбега вонзилась ему в спину с ножом, вынула и вонзила еще. От такого напора ему никуда не деться. А девушка все повторяла свои жестокие действия, вонзая безжалостно нож до тех пор, пока мужчина, выпустив из рук пистолет, не упал лицом в пол прямо к ногам стрелка из команды Хантера со звучным прозвищем «Робин Гуд».
С широко открытыми глазами и глубоко дыша, Карла смотрела на последнего мужчину, угрожавшего отобрать ее жизнь и который теперь лежал бездыханным у ее ног. А затем подняла голову и с чувством большим, чем просто благодарность, посмотрела на ту, без которой этому невероятному спасению никогда не случиться. Но ответная безумная улыбка, возвышавшейся над ней, едва державшейся на ногах, Ренис говорила ей, что еще ничего не кончено. Все беды впереди.
- Рэн? – испуганно позвала ее Карла, подумав, что та помешалась на убийствах и не различает где свои, а где враги.
«Мелкая» в ответ сильнее обнажила перепачканные кровью зубы (губа ее была разбита, да и во рту снова не все в порядке), крепче сжав в пораненной правой руке окровавленный нож.
- Слушаю тебя, Карла, - сказала Ренис, задыхаясь от жара, бьющего все ее тело. Пошаркивая непослушными ногами, она подходила ближе. – Что, желаешь рассказать мне, как убила мою мать?
Душу стрелка пронзило ледяной стрелой, заставляя сердце учащенно биться, а оно и без этого отбивало непрерывный частый ритм, подгоняя кровь и жар к горлу. Карла испуганно дернулась, отползая назад и уворачиваясь от плохо нацеленного удара ножом. Ну и еще бы, Рэн же тоже не терминатор и не железный человек. Физические силы на исходе. Да их давно нет!
- Прости…. прости! – взмолилась Карла, снова дергано уклоняясь и уползая в сторону, тем самым загоняя саму себя в угол.
Но удар следовал за ударом. Промазала убийца снова.
- Прости, прости… - верещала Карла, будто одним только «прости» можно загладить вину и вычеркнуть из памяти Рэн свое жестокое преступление. Она не думала о том, откуда, как и от кого Рэн об этом узнала. Зато думала о том, что вполне способна справиться с ней. И что запросто может ее убить, если подползет вперед и подберет любой пистолет с пола. Но.
В итоге за это ее все равно в конечном итоге жесточайшим способом убьет Генри Мидлл. А жить-то хотелось! Ох, как хотелось! Особенно сейчас, когда пережила немыслимые события и сумела выбраться из такой безвыходной ситуации. Загнанная своим реальным положением и другими условиями в угол, Карла ежилась от взгляда своего палача. Заливаясь слезами, она бормотала, вжимаясь спиной в стены:
- Нет! Прошу тебя, позволь мне… жить… прошу….
- Ты не позволила этого моей матери, почему должна я?!
- У меня не было выбора… это Генри! Это все Генри! – нашла весомое оправдание Карла, но, увы, Рэн не внемлет ни мольбам, ни отговоркам. Потому что это не Рэн.
Рука ее взмыла вверх, занося над причитающей заплаканной девушкой нож. В отчаянии Карла оттолкнулась от стен угла и вцепилась в Ренис, крепко обнимая обеими руками и прижимаясь лицом к животу. Стоя на коленях перед ней, Карла слезно умоляла:
- Прошу, прошу, позволь! Хотя бы день…
Ренис непонимающе замерла:
- День? Но что даст тебе один день? Надеешься сбежать от меня? Или хочешь повидаться с матерью…
- Да пропади она пропадом! Не нужна мне мать!! – взревела Карла, меняя просительный на гневный тон (пересыщенный всем негативом, на который только была способна). Затем она, снова переходя на мольбу, слезно добавила. – Мне бы только Хантера увидеть и сказать, что…
Что именно сказать, Ренис и так поняла. Глядя в обращенное на нее заплаканное лицо Карлы, выпачканное в ее же крови, она вдруг ощутила тишину и пустоту в голове. Рука, занесенная над ее желанной жертвой, дрогнула.
- Твои раны… - вдруг испуганно сбилась со своих причитаний Карла, поймав зацепку и для себя. – Тебе срочно нужна помощь, Рэн! Позволь мне, я помогу…
- Значит, ты хочешь жить только ради… - не слышала ее Ренис, думая про себя. – «Он же никогда не обратит на тебя свой взор, Карла!». Это прорывалось наружу, но она смогла удержать слова в себе, а рука ее, доселе угрожавшая пронзить ножом, вяло опустилась. Дрогнули и ослабили хватку окровавленные пальцы, сжимавшие нож, сквозь которые сочилась ее кровь.
- Твои раны, Рэн! – искренне ужасаясь и только сейчас замечая, насколько все серьезно, повторила Карла, вглядываясь в изменившееся лицо своего палача.
«Что это?! Умиротворение? Нет, жалость?! Смотрит на меня с жалостью? Но она смотрит будто сквозь меня…», - Карла осторожно разжала свои руки, отпуская и немного отстраняясь от разжалобившейся спасительницы, чтобы лучше ее осмотреть.
Услышав про раны, Ренис, наконец-то, переключила свое разрозненное внимание на нарастающую и обжигающую боль в животе, а еще и на это огненное жжение в плече, которым пылало все, отдавая и в руку, и в спину, и в шею.
- Рэн? Ты слышишь меня? – тихо спросила Карла, аккуратно вытягивая, держась за лезвие, из ее руки нож, боязно ожидая каждую секунду, что Ренис внезапно сожмет ладонь и вновь замахнется на нее.
- Теперь ты убьешь меня, да? – услышала Карла. Ренис отчетливо сделала ударение на второе слово. – Логично. Я  поступила бы так же, будь я на твоем месте.
«Я сказала это вслух? Странно. Я думала, что это всего лишь одна из моих многочисленных и беспорядочных мыслей. И почему же я позволила ей вытащить нож? Мне ничего не стоило сжать руку и вонзить нож в ее горло, это было так легко и близко, но… но почему я этого не сделала?! И почему все тело начало разрывать от боли? Почему меня камнем тянет вниз, в пропасть, будто из меня вынули позвоночник и все кости до единой, а тело набили мокрой ватой… Я… Я сейчас растекусь по полу…», - девушку качнуло немного взад-вперед, но мысли ее не остановились.
«Но куда же делись все те силы, что переполняли меня? Где эта энергия и необузданное желание убивать?!», - Ренис оторвала глаза от заворожено лопочущей о чем-то Карлы и окинула помещение мутным взглядом. – «Сколько тел. Неужели это все я?! Я! Почему же меня не хватило на эту… на эту…».
- Неужели простила?! – появилась тут же с ехидным вопросом Рахима.
- Нет!! – крикнула ей Ренис, ее пошатнуло, и она, не в силах боле стоять, упала снова на коленки.
Не дала ей снова разбить колени о бетонный пол Карла. Перепуганная девушка поймала ее, вцепившись в рубашку, предварительно отбросив нож как можно дальше, вне зоны доступности для Рэн. Израненная убийца бессильно уронила голову на плечо Карле, что все еще стояла перед ней на коленях.
«Надо же… как несправедливо… боролась я, а жить останется она. Только потому что у меня не хватило сил ее убить!», - думала разочарованно Ренис под издевательский и очень обидный смех Рахимы, он слишком громко раздавался в голове, приглушая все дальнейшие мысли.
Карла отклонилась назад и прижала ее к себе обеими руками, не давая сползти вниз и, вместе с тем плача, оттого что не верилось в столь неожиданное спасение. Она подумала, что и Рэн всхлипывает, но это был лишь вздох от болезненной судороги в руке.
- Эй-эй, ты чего? – похлопала ее Карла по спине.
«Как же обидно. Как же несправедливо! Как же больно…», - голова Ренис совсем повисла.
- … тебя не оставлю… …!!!
- Ты… здесь не… умрешь!
Это доносилось до Рэн как из-за леса, из-за гор, дрожащим голосом подбадривание Карлы. Что плохо воспринималось угасающим сознанием Ренис.
«Я умру здесь? Как глупо! Надо было дать им пристрелить ее, так нет же! Нужно своими руками! Гордая, упрямая дура!», - сказала с укором Ренис Рахиме, самодовольно скалившей зубы.
- …сдержу слово. Обещаю! – приглушенным эхом долетали обрывки фраз Карлы, которая с резким рывком встала, поднимая с собой на ноги Ренис. Ноги безумную убийцу не держали. Обхватив ее руками, подсунутыми в подмышках и сцепленными за спиной в пальцах, Карла неуверенно пошла к стене у себя за спиной, у которой их планировали расстрелять.
Обеих с первого же шага пронзила боль. Одновременно. Карла вскрикнула, а у Ренис на это не было сил. Она на мгновение отключилась и тут же пришла в себя. Еще два шага (а они и так практически были у стен), и Карла усадила ее, пыхтя и скрипя зубами от боли в плече, которая с каждым движением руки рвала и кусала, будто дикий голодный зверь зубами. Благодаря ее усилиям, Ренис теперь сидела, раскинув ноги. Карла с трудом облокотила ее спиной в стену, но она все норовила упасть лицом вниз. Тогда Карла, слегка потянув за ноги, совершенно не задумываясь, что это причиняет мучительную боль, установила Ренис в полусидящее, полулежачее положение. Голова убийцы склонилась, с отсутствующим взглядом осматривая свое тело. Ох, не такой конец себе Ренис готовила, не такой!
Свесив правую руку и стараясь не напрягать больше ее мышцы, ведь так боль меньше вгрызалась, как ей казалось, Карла опустилась рядом с ней. Левой рукой приподняла за подбородок голову Рэн, желая видеть ее глаза, блуждающие и часто моргающие, словно этим пытались рассеять мутную пелену перед собой.
- Нам нужен Хантер, - сказала твердо Карла, намекая, что необходимо связаться с командой и позвать на помощь товарищей, ибо вдвоем им ну никак не выкарабкаться.
- Это все по его вине… он нас отправил с Дьюи…
- Кроме него нам некому помочь!
Но Ренис и слышать не желала. Помотала бы головой, да голова и так, большое спасибо Карле, прямо едва держалась.
- Почему ты просто не добьешь меня и не побежишь вниз по лестнице… – «К своему горячо любимому Хантеру?!», - внутренним воплем закончила за Ренис Рахима.
- Этого я не сделаю, как не сделала того и ты. А ведь желала безумно, - ответила быстро и уверенно Карла, озираясь. – Я найду другой выход. Обязательно что-нибудь придумаю. – «Как это сделала сегодня ты! Рэн, ты просто невероятна! Но как же быть мне? Спуститься вниз? Но не поджидают они ли там? Да и смогу ли я таскать тебя на себе, отстреливаясь и лавируя по городу? Нет, я не могу. Физически не потяну. Уже…».
- Тебе бы просто уйти, - прервала размышления Карлы Ренис, думая. – «Мне ужасно не хочется в свои оставшиеся считанные минуты или секунды, а это, наверное, именно они сейчас у меня… лицезреть тебя. Кого угодно, только не тебя. Нет, ни кого угодно, а никого! Ни Хантера, ни тебя, ни кого бы то ни было, пропади вы все пропадом!».
- Я не оставлю тебя! – Карла не уступала ей, набралась смелости. – «Это уже не только из-за наказа Хантера, это что-то другое, совсем иное. То, чего во мне никогда не было. Да, я очень-очень хочу уйти и не оглядываться, но не могу. Почему?! Почему я смотрю на нее, и ноги отказываются бежать?!», - задавалась вопросами она, не находя в себе четких на них ответов
- Оглянись, - вновь оборвала внутренний монолог Карлы Ренис. – Один из них… я его узнала. Он был среди людей Хантера на месте нашего прошлого базирования, - последовал глубокий вдох. – Не хочешь признавать, что нас попросту бросили, как кости собакам? Так присмотрись же, возможно, ты с ними знакома.
«Предал тебя твой ненаглядный Хантер! Мы просто в очередной раз отвлекаем на себя, пока они мутят свои дела. Ненужные приманки, вот мы кто!», - Ренис хотела злорадно усмехнуться, не получилось – со рта потекла струйка крови, в то время как сочившаяся с живота кровь уже образовала немалую лужицу под ней.
Карла еще раз обернулась, припоминая, что и правда, некоторые из мужчин ей будто уже где-то встречались. Тела, что лежали недалеко от них, подавали признаки жизни.
«Они живы?!», - постучалось внезапно ей в голову. – «Живы! И все слышали! Их нельзя оставлять в живых. Если Хантер узнает, что она меня хотела убить…», - Карла закусила губу, подползла к чужому выроненному пистолету, взяла его, поднялась и пошла к ним. – «Нет! Он не должен этого знать!», - объяснение тому простое. Когда она сознавалась Хантеру в убийстве Эллисабэт Нолл, то соврала, переложив полностью всю вину на Нави, зная, что ни у него, ни у Дьюи командир напрямую не спросит, как не спросит и у Рика, которого заподозрил в тесной связи с сыном Генри и об этом уже поделился с приближенными людьми. Под вопросом для нее был бы Брэдли, но Хантер не успел. Парня сожгла Рэн, спасая этим Карлу и ее ложь.
Проверив обойму, она вогнала ее на место, последовал щелчок.
«Достаточно пуль. На вас всех хватит…», - девушка вздохнула и выпрямилась, обхватывая обеими руками оружие.
«Все-таки решилась меня прикончить? Ну что ж, не осуждаю. Буду даже немного признательна», - услышав щелчок в этой зловещей тишине, подумала Ренис и еле-еле подняла голову. – «Я больше не могу терпеть эту боль…», - она посмотрела перед собой, но глаза ее не обнаружили перед собой Карлу.
Ее неудавшаяся жертва решительно шла к мужчине, который полз к лестнице словно червь. Уверенно перешагивая остальных и крепко сжимая оружие, Карла шагала вперед подобно храброму атаману, ведущему остатки своры на последнюю смертельную битву.
- Что ты собираешься делать? – спросила Ренис, вкладывая в это огромные усилия, чтобы произнести громче, понимая, что ее шепот Карла не услышит.
- Их нельзя оставлять. Ни в коем случае. – «Ты славно потрудилась Рэн, но заканчивать придется, видимо, мне».
- Твое право. Делай, что хочешь, - прошептала Ренис.
Держать пистолет с ее ранением было очень больно, но Карла была настроена радикально, представляя, какую боль принесет ей отдача пистолета. Придерживая левой рукой, прицелилась в затылок, на секунду зажмурилась и спустила курок. Ползущий мужчина навсегда замер на ступеньках. Признаться честно, делать это для нее было сложно морально, ведь до этого момента Карле ни разу не приходилось так безжалостно добивать людей. До сих пор она только ранила, обездвиживала, но вот так вот жестоко не убивала, как сегодня.
- А как же мама Ренис? – спросишь ты. Ну, знаешь, Карла не считала себя целиком виноватой в ее смерти. Она же только толкнула стул и, отвернувшись, выбежала. Нави, Дьюи и Рик доделывали работу – один тянул за ноги, другой держал руки, не давая женщине вцепиться в веревку, третий…. Третий улыбался и смотрел.
«Первым был тот, что ранил Рэн. Да, все началось с него», - девушка с сожалением рассматривала неподвижное тело. – «Паршивые ощущения. Я… я…», - Карла отошла от него и пошла к другим для совершения контрольных выстрелов. Нацелившись, она снова закрывала глаза и отворачивалась, затем спускала курок. Сия процедура тоже ей в новинку. Обычно за такое отвечали в команде Хантера Пит и Брэдли. Карла подумала было о них, но упустила мысль, узнав одного из мужчин, лежавшего лицом кверху. Ренис была права, их предали. Но кто же в этот раз?
Хороший вопрос, от которого снизошло на меткого стрелка озарение.
«Мне невдомек, что не предали, а пустили в расход. Им нужна была только Рэн, да и то, ненадолго. А я же осталась жива, только из-за этой же Рэн, что спасла меня лишь для того, чтобы лично убить», - устало опустив руки, прозрела Карла и ощутила себя самым ненужным, самым подлым и гадким созданием на свете. – «Ну же, Карла, соберись! Там ведь еще Рэн! Надо что-то делать. Как найти мне Хантера? Эта сволочь должна прийти сюда и разгребать все своими руками!!», - девушка обозлилась на него за то, что он посмел сегодня целиком доверить их Нави и Дьюи.
- Мне нужен телефон, - прошептала она.
Ренис неподвижно лежала у стены, прерывисто дыша, при выдохе открывая заполняющийся кровью рот, будто от этого становилось легче. Жмурясь и вздрагивая от каждого слышимого хлопка, она ждала своего часа. Прозвучал последний выстрел. Приговаривая самой себе:
- Я не хочу туда смотреть, я не хочу, - Ренис посмотрела и увидела Карлу, что стояла у последнего трупа вся какая-то маленькая, скукоженная и сильно сгорбленная. Руки ее повисли так, будто их неведомой силой тянуло вниз. Голова стрелка странно клонилась набок, слегка дергались плечи. – «Она что, плачет? Я лежу и умираю, а она стоит и плачет?!», - Ренис поморгала, стараясь рассмотреть лучше, а Карла подняла голову и, перешагнув труп, направилась в сторону Ренис, продолжая держать в руке пистолет.
«А, нет. Показалось», - Ренис перевела взгляд с Карлы на свои расставленные по полу ноги. – «Сделает аналогичный выстрел и в мою голову, и на этом все закончится. И все счастливы. Особенно ты, Карла. А впрочем, я тебя не виню, я сделала бы то же самое. Все лучше, чем лежать и дожидаться предсмертной агонии. Интересно, а сколько я уже тут лежу? Ощущения будто целую вечность…», - она попыталась пошевелить ногами, поздновато понимая, что никакой реакции нижние конечности не подают и не поддаются ее воле, как бы она не старалась ими двинуть. Никакого намека, что эти ноги были ее и когда-то послушно исполняли все, что требовал ее мозг.
Карла остановилась возле нее, рука с оружием как висела, так и продолжала висеть у бедра.
«Ну! Стреляй же ты уже…», - Ренис с мольбой смотрела на столь ненавистного ей человека, что мог легко и быстро прекратить ее мучения. На ту, убить которую выпадало огромное множество шансов. Но, увы. Кто бы мог подумать, что все обернется так. – «Какая же я слабачка!», - она смирилась, с трудом вытолкнула языком изо рта кровь и закрыла глаза, ожидая последнего выстрела в лоб.
Карла, поджав ноги под себя, присела рядом, почти напротив, и заглянула своей убийце в лицо. Видя, что та уж слишком долго не открывает глаза, осторожно коснулась рукой щеки:
- Эй, эй!
Ренис приподняла веки. Это далось ей тяжело.
- Ты чего, Рэн?
- Готовлюсь принять смерть от твоей руки. – «Черт, говорить так трудно. Язык едва ворочается во рту и приходится делать глубже вдох… когда же я уже откинусь».
- Я не сделаю этого. И умереть тебе не дам! – глупо теряла время на разговоры Карла, вместо того, чтобы действовать. Такими темпами из Ренис утекут последние запасы крови.
- Мне только это… и… остается. Другого выхода… нет.
- Нет, есть! Я позвоню Хантеру, пусть вытаскивает нас отсюда, плевать, как!
Ренис, вскинув брови, прищурилась, будто спрашивая:
«Как ты собираешься это сделать? У нас отобрали телефоны…», - да, легче было сказать глазами, чем тратить на это ресурсы гибнущего тела. Хорошо, хоть Карла поняла ее без слов.
- Воспользуюсь их мобильными.
- Нельзя. Потом будут проб…
- Пусть об этом болит голова Хантера! – нотки обиды в голосе Карлы нельзя было не заметить.
«До тебя, наконец, дошло, что к чему?», - подумала Ренис и снова прикрыла глаза, вспоминая то, о чем и думала до приближения Карлы. – «Ноги. Мои ноги. Не пошевелить и пальцами, что становятся все холоднее, и этот холод, подобно ледяной воде, заполняющей сосуд, подбирается выше и выше к горлышку. Через какое время холод пронзит мое горло?».
Карла толкнула в плечо:
- Не закрывай глаза, говори со мной! Слышишь? Ты слышишь меня?! – в истерике затрясла она Ренис, схватив за плечи.
- Слышу. Слышу я…. только перестань, - жалобно попросила та.
Глаза Карлы пробежали по тем участкам тела подруги по несчастью, которые выделялись крупными мокрыми и темно-красными пятнами.
«Надо осмотреть ее и сделать что-нибудь, чтобы остановит кровь», - пришла все же одна здравая мысль ей в голову. – «Хантер сделал бы это в первую очередь. Но я не Хантер, даже если и взгляну, то ничего толкового не сделаю. Мне и делать нечем!».
Девушка осмотрелась, в помещении кроме трупов и стола ничего не было, никаких перевязочных тряпок, ничего.
«Как тяжело она дышит. Это плохо? Очень плохо!», - Карла протянула руку к животу Рэн, приподняла пропитанные кровью края рубашки, заглянула и, резко отпустив, отпрянула. Вскочила и схватилась за голову. Ренис в ответ на это сделала над собой усилие, пробуя улыбнуться. Получилось. Но улыбка только подчеркивала испытываемую ею боль, вызывая еще большую жалость. Это больше походило на прощальную улыбку приговоренного к расстрелу преступника за секунду до команды: «Огонь!» (ну, или что там кричат дюжине стрелков напротив уголовника, в душе не ведаю).
- Что, Карла?
Карла, не ответив и лихорадочно дернув шеей, бросилась к трупам. Опустилась у первого и принялась отчаянно быстро обыскивать все карманы, крича через плечо:
- Рэн! Ты только глаза не закрывай! Говори со мной!
- Я не могу тебе туда кричать, - прошептала Ренис, опуская голову. – Уже.
- Все будет хорошо, Рэн! – голос стрелка предательски дрожал, она готова была разрыдаться, ведь то, что она хотела найти, не оказалось уже у третьего по счету обыскиваемого.
Рации, только рации. Карла, не замечая своей боли в плече, побежала к мертвецам, лежавшим близь стола и, снова не найдя нужного ей предмета, громко застонала, но взяла себя в руки и подскочила к последнему, молясь про себя, чтобы хотя бы он оправдал ее надежды. Тело пришлось перевернуть, для того чтобы добраться до передних карманов. Это тоже нечто новенькое для нее, трупы она прежде не обыскивала.
Свершилось чудо, она нашла у него мобильный телефон! Не теряя ни секунды, набрала номер Хантера. Ее радости не было предела, чуть не подпрыгнула через себя, делая тройное сальто, пока слушала гудки в трубке.
- Алло? – раздался настороженный голос на том конце.
Ее разговора Ренис не слышала. Она лежала, закрыв глаза и неизбежно проваливаясь в затуманенное болью и холодом сознание. Появлялись красочные картинки, что были кадрами из ее жизни. Мелькали люди: знакомые и незнакомые. Слышались голоса. Возникло на коротенький миг встревоженное лицо мамы, которая лежала с перебинтованной головой на больничной койке. Женщина с тревогой на израненном лице что-то говорила и простирала к ней руки. И вроде бы Ренис сделала шаг к ней, как вдруг все потемнело и исчезло. Раздался приглушенный, грубый мужской голос, монотонно твердивший что-то одно. Твердый, уверенный и знакомый ей голос, что становился четче и громче с каждым произнесенным словом.
- Папа, это ты?
- … … … Рахима!
- Папа?!!
- Почему ты не смотришь на меня?! – голос этот стал заметно тоньше.
- Я смотрю, но не вижу! Где же ты?!!
- Открой глаза, Рахима!!
- Я ничего не вижу! Темно…
- Открой глаза!! – голос постепенно стал явно женским, да таким истеричным, что хотелось пустить пулю себе в висок, лишь бы его никогда не слышать.
- Я… - тут ее словно затянуло в воздушную воронку и бросило в невидимую, но бездонную яму. По ощущениям она долго летела вниз, ударяясь обо что-то головой, отчего ее сильно трясло, и с каждым разом встряхивало сильнее и сильнее.
Издав жалобный стон, девушка открыла глаза.
- Не закрывай их! – кричала в панике Карла, она сидела рядом и, вцепившись рукой в плечо, тормошила ее.
«А, так это ты, Карла. У тебя что, совсем никакого сочувствия нет? Мне же и без того больно…», - подумала Ренис.
- Не смей больше так делать! – верещала, воспряв, Карла. – Хантер скоро будет здесь, и мы дождемся его вместе! Ты и я, даже? Даже, Рэн?!
Ответа не было. Ренис глубоко вдохнула и почувствовала, что теперь тянущая боль при вдохе уже не отзывается в животе. Там и вовсе холод. Сплошной холод.
«Еще недавно он был на уровне колен. Как быстро… скорее бы уже», - собрав остатки сил, она, уже медленно проговаривая каждое слово, спросила:
- Ты думаешь, он подоспеет раньше подмоги… этих ребят?
Глаза Карлы с ужасом округлились:
«Я об этом даже не подумала! И что же будет, если и в самом деле они… нет! Невозможно!», - рука ее потянулась к отложенному пистолету, а сама она с фальшивой уверенностью заявила:
- Я верю, он прибудет раньше! Он должен!!
«Надо же, когда она говорит о нем, у нее меняется выражение ее холодных глаз. И это выглядит иначе, меняет весь ее облик. А я этого раньше и не замечала. Наверное, чтобы заметить такие мелочи, надо оказаться на краю гибели…», - подумала Ренис и позвала ее:
- Карла…
- Да, Рэн?
- Позволишь вопрос.
Та посмотрела с испугом, видела, что Рэн уж совсем туго. Она пересела к ней у стенки, опирая спину в нее, пододвинула от стены к себе Рен и уложила, расположив голову умирающей у себя на бедрах. Ренис сдавила зубы, чтобы не вскрикнуть от боли, что прожгла все тело несколько раз, пока Карла возилась с ней.
- Спрашивай.
Немного отдышавшись, успевая при этом удивиться выносливости своего организма, Ренис тихо спросила:
- Почему ты им так одержима, ведь он же…
- Даже не замечает меня? – с горечью договорила за нее Карла. – Я знаю, что это так, и все равно стою на своем. Вот и сейчас он мчится сюда только ради тебя, в то время как, сложись ситуация иначе и без тебя – бросил бы меня на произвол судьбы. – «Да что тут говорить-то! Первое, что он спросил, было: «Ренис в порядке?!». А я?! А как же я?!! Неужели то, что я не в порядке его ничуть не волнует?», - ушла в размышления обиженной и брошенной девушки Карла.
Ее вернул к разговору вопрос Ренис:
- Так, почему же? – голос садился, она уже говорила на выдохе, на вдохе делая небольшой перерыв для себя.
- Я не знаю, почему. Просто люблю и все.
Как спокойно они перешли после всего произошедшего за эти часы на эту пустую болтовню. Будто давние подружки. А ничего, что Ренис хотела убить и чуть не убила Карлу? И ничего, что Карла всеми фибрами своей черной души ненавидела Рэн, как и та ее? Так отчего же эти разговоры?! Может, возникла взаимная жалость? Одна жалела вот-вот мертвую, а другая, умирая – безответно любящую?
Вздор! Так меня не разжалобить до соплей сентиментальных! Здесь другое, совсем другое. Но что?!
Карла вытерла рукой кровь с подбородка Ренис и шепотом произнесла:
- Я верю, что он все равно будет со мной.
- Он не рассматривает тебя как возможный вариант, - глубокий вдох, а за ним опять на выдохе. – Любит только ее. Она на пьедестале, и на всех трех местах одинаково. Ты знаешь это. Все знают.
Вдох-выдох и опять:
- На что же ты... – не закончив, Ренис перешла на хрипение, затем шипение, а потом и вовсе, словно рыба начала хватать ртом воздух, пытаясь при этом упрямо досказать и закончить свой вопрос. Я бессовестно влезу в сей трагичный момент, ибо надо упрекнуть себя в том, что мне должно бы намного ярче и полнее описать и показать тебе, что у Хантера и Лауры там крутится, скрытая ото всех посторонних, скромная и необыкновенно красивая любовь. Но на все такого рода детали, во-первых: ни бумагой, ни чернилами, ни терпением (а меня им сурово обделили), ни временем не напасешься. Так что, не серчай и ты, уж додумай для себя как-нибудь в уме. Ты хороший режиссер, я это знаю.
Что хотела сказать Ренис, Карла, вероятно, прочла по губам, но скорее, логически домыслила и ответила:
- На что я надеюсь? Думаешь, я себя об этом не спрашиваю?! Да каждый день! Десятки раз! Что-то внутри меня не хочет признавать напрасность моих ожиданий. Я скажу только тебе, на что я надеюсь. Сколь бы ужасно это не прозвучало, все же скажу.
«Это потому что я сейчас умру? Потому что унесу с собой в могилу?».
- Какая могила!! Тебя бросят на пустыре! – была еще жива в ней та самая настоящая язва Рахима, которая, если бы не изувеченное и слабое тело Ренис, навалилась и с упоением задушила Карлу.
- Ты и Лаура, вы очень похожи, - начала Карла, не подозревая, что творится с Рэн. Ударившись в откровения, она смотрела вперед и не замечала ничего. – Лаура ценна и уважаема всеми тем, что она, не жалея себя готова буквально на все ради общего дела и товарищей. И даже ценой собственной жизни без раздумий способна вытащить людей из любой передряги. А сама, как и ты не раз, пострадает при этом и окажется в умелых руках нашего мясника-хирурга.
«Мне порою кажется, что она намерено пытается схлопотать пулю в лоб», - подумала про себя она и продолжила:
- Этим вы с ней и похожи. Ваша дурацкая самоотверженность. Из-за нее ты сейчас в таком положении.
«Ошибаешься! Я в этом положении только потому, что хотела выжить и дожить до удобного случая, когда смогу не спеша размозжить твою черепушку о бетонный пол! А не ради спасения чьих-то там жизней!», - то кричала во всю глотку Рахима в умирающем теле Ренис, которая хотела что-то сказать, но не смогла – боль запульсировала в голове с такой силой, будто молотом изнутри по вискам отбивали ритм ее замедляющегося сердца.
А Карла все говорила и не умолкала:
- Помнишь, Нойман собрал тебя, словно конструктор? Бесчисленное множество раз собирал он и Лауру, не давая ей умереть. Чего греха таить, я надеюсь, что однажды, очень скоро, наступит день, когда он уже ничего не сможет сделать, кроме как констатировать смерть.
«Ты жаждешь и ждешь ее смерти? Как цинично!», - подумала Ренис.
- Какая же я… - с ужасом прошептала Карла и закрыла стыдливо лицо руками.
«Мразь? Тварь? Чудовище? Змея?», - под злодейский надрывный хохот Рахимы усмехнулась про себя Ренис, про себя это делать у нее еще получалось. Она взглянула на Карлу, та как раз отняла руки от лица, стараясь унять слезы. Но Рэн этого уже не видела. Перед ее глазами все было размытым, помутневшим, и лицо плачущей над ней Карлы скоро потеряло цвета и очертания. – «Следовало попросить ее облегчить мои страдания, когда я еще могла нормально говорить. Это…это уже невыносимо. Ничего не вижу, все такое смазанное. Трудно дышать и жутко хочется спать…».
Закрыв глаза, девушка учащенно задышала ртом.
Карла этого не замечала, дав волю слезам, она плакала, будто ребенок, разбивший локти в кровь и боящийся, что еще и мама сильно за это отругает. Вытирая, выпачканным кровью Рэн, рукавом глаза, спрашивала себя, отчего она так плачет? От того, что хочет жить – это она поняла сегодня. Несколько раз. А ведь раньше об этом и не задумывалась. Но вот теперь, вспомнив пугающие слова Рэн о том, что Хантер может не успеть раньше их похитителей, впала в отчаяние. Понимала, что вероятнее предсказание Ренис, и те, другие придут с новыми силами, и церемониться с ними уже не будут.
Ренис от этого ни холодно, ни жарко, она умрет, Карла допускала эту нехорошую мысль, которую очень боялась и тут же отвергала. А она, все еще живая вволю потешит подмогу расстрелянных ею мужчин. Вот и получается, что весь этот разговор по душам – не что иное, как никчемная попытка уйти от нерадостной реальности и забыться хотя бы на ничтожно малое время.
«Тебе-то хорошо, ты умрешь, и все, на этом для тебя все закончится. А я?! Что мне без тебя делать? Что я вообще смогу одна сделать?! Даже если и удастся выжить, после твоей смерти жить мне не дадут!», - Карла подтянула пистолет ближе. Сидела она ,с точки зрения стрелка, на месте с широким обзором – с легкостью могла контролировать вход с первого этажа, лестницу и все помещение в целом. Чуть что, открыть огонь на поражение.
Она вынула обойму, посчитала. Три патрона. Можно было встать и поискать у мертвых, нашлось бы запасов с излишком, но на Карлу вдруг напало такое отупелое нежелание что-либо делать.
«Уйти отсюда – можно было бы, но где гарантия, что где-то там внизу не расставлены люди по периметру? Где уверенность, что их пули обойдут стороной меня? Взвалить Рэн на себя и сигануть с окна второго этажа? Тоже вариант, но об этом речи быть не может, этим добью угасающую жизнь в ней, так еще и себя покалечу!», - Карла повержено опустила голову и посмотрела на ту, что разделила с ней столько бед в один-то день, и, по сути, была причиной этих самых бед.
Она увидела, что Ренис лежит с закрытыми глазами, и ее настигла очередная истерика.
«А ведь я отвечаю за ее сохранность перед Хантером!», - мелькнуло у нее в голове, и она начала хлопать Рэн по щекам. Сначала аккуратно, боясь причинить боль, но не видя ответной реакции, принялась остервенело лупить ладонью по лицу, повторяя, как в бреду:
- Открой глаза, открой…
Не слышно было даже ответного стона.
- Открывай! Рэн!
Тишина. Казалось, та уже и не совершает вдохов-выдохов, таких хриплых, частых и громких.
- Рени-и-ис!!
Веки не дрожали, а глаза под ними были без движения.
- Ренис, не смей!! Не смей оставлять меня одну со всем этим дерьмом!!
Не размыкая век, Ренис хрипло замычала, слезы Карлы попадали на нее:
- Вот умница! Открой глаза, ну, открой же! – просила она сквозь слезы. – Все будет хорошо, Хантер придет. Он придет и спасет нас, спасет тебя. Он же всегда появляется вовремя!
Она скорее утешала саму себя. В этом она так нуждалась. И Ренис вдруг открыла глаза, но увидела лишь мутноватое желтое расплывчатое пятно, окаймленное темным кругом. То было лицо и волосы Карлы, спадающие вниз. Низко склонившись, она рыдала прямо в лицо Рэн, продолжая бормотать:
- Он же всегда спасает тебя. Всегда! Это благодаря ему, ты помнишь, тогда, на мостовой, и на квартире…
Покинул теперь Ренис и слух, после этих слов в ушах зазвучал тонкий резкий и противный свист, заглушая все и не пропуская никаких звуков, а холод от живота подступил к самому горлу, сдавливая его, словно в тисках. Уставившись в пятно лица Карлы, Ренис видела черты лица Хантера.
«Да, это он. Когда в меня стреляли. Когда все поломали. Когда отбросило взрывом. Всегда был он. Но не в этот раз. Спросить бы только напоследок у него, зачем он это делал?», - перед глазами вдруг потемнело, исчез образ Хантера, потухла муть лица Карлы, уши совсем заложило, лишив даже этого омерзительного свиста. Ренис погрузилась во мрак.
С улицы донеслись звуки стрельбы, их уже слышала только одна девушка. Вздрогнув, она прошептала:
- Нет, нет, нет! – Карлу охватил страх, она вскинула немеющую правую руку с пистолетом перед собой, направив его на лестницу. Рука ее предательски тряслась, скрипел песок под чьей-то обувью на бетонных ступенях. Кто-то должен был вот-вот появиться. Левой рукой продолжая придерживать голову Рэн и не давая повиснуть, мельком Карла глянула на нее.
«Глаза открыты, все в порядке!», - уверила себя она и уставилась на вход второго этажа.
Беспорядочные хлопки на улице стихли, послышались мужские голоса.
«Их так много?!», - Карла с замиранием сердца следила за лестницей, готовая без промедления открыть огонь. – «Три пули. На что мне этого хватит?!! Стоило пристрелить и ее, и себя. Но я не смогла…», - она поднесла левую руку, чтобы поддержать, трясущуюся от боли и перенапряжения, правую руку.
- Ну, заходите, ублюдки, хоть троих, да уложу! – сквозь зубы шипела Карла, со слезами на глазах прощаясь со всем, что так недолго было у нее в жизни.
Появился Хантер (как снег на голову, да?), а за ним Лаура и Нойман. Следом по лестнице, крадучась, поднимались и остальные члены команды, приближенные к Хантеру. Карла отвела руки в сторону, осознавая, что от неожиданности спустила курок и могла это сделать еще пару раз от радости. Шальная пуля отчаявшегося стрелка чудом никого не задела, просвистела мимо Адама и вонзилась глубоко в стену. Парень вздрогнул, осознавая, что еще несколько миллиметров, и он бы умер. Но паники создавать не стал, так как никто этому не придал значения – все пораженно разглядывали тела на полу.
Поверив, что это, действительно, ее товарищи и Хантер во главе, Карла заорала во все горло:
- А-а-а-а-а-а-а-а!! Я же говорила, Рэн!! – девушка посмотрела на Ренис. – Они пришли, пришли, Рэн!! Рэн?! Рэн…
Голова Ренис неестественно сильно свисла, притягиваясь магнитом к полу, глаза были закрыты, а рот приоткрыт. Струйка крови у подбородка перестала живо течь, прерывистого дыхания через рот не было слышно. Ни единого намека на жизнь.
- Не-е-е-ет!! Рэн!! Ренис!!? –  исступленно завопила Карла, разрезая криком перепонки.
Лаура замерла у трупов и удивленно посмотрела на Карлу. Подойти ближе не решалась, боясь узнать о смерти. Она лишь проводила глазами Ноймана и Хантера, мужчины спешили к двум девушкам.
- Сделай что-нибудь!! Ты же можешь!! – заорала, как резанная на подоспевшего хирурга Карла.
Она услышала от Ноймана равнодушно-холодное замечание:
- Пульс есть, -  и провалилась в обморок.
Лаура с Хантером переглянулись, поведение Карлы для них было больше чем необычным, но сейчас им было не до этого.
То, что группа Хантера приспела так скоро, было чистой случайностью. Повезло, что находились не так далеко и как раз заканчивали выгружать машины. Звонок Карлы застиг Хантера врасплох известием о том, что с Рэн все хуже некуда. Собрав необходимых ему людей, он сорвался за Нойманом, а затем по описанному Карлой маршруту, они рванули на выручку на всех скоростях. По прибытии по указанным координатам они нарвались на охрану неприятелей. Столкновение было неизбежно, они также, только собирались смениться и войти в здание, чтобы разобраться с тем, что там внутри происходит. Завязалась стрельба между двумя группировками. Ее-то Карла и слышала.
Расправились с неприятелями они без особых потерь: были раненные, но не убитые. Хантер, Лаура, Пит, Нойман и Адам вбежали в здание первыми и взяли курс на второй этаж, другая часть группы обследовала первый, обыскивая подвалы в поисках своих товарищей.
Хирург обернулся на Лауру, гадая, почему она стоит в стороне. Он знал, что она проявляет чрезмерную заботу к Ренис, и то, что сейчас она была больше заинтересована рассматриванием трупов, ему показалось странным.
«Перед кем ты рисуешься и стараешься показать, что тебе до нее нет дела?», - подумал он, повернулся к Хантеру и заговорил так, чтобы слышал только Хантер:
- Плечо прострелено. Кисть – либо перелом, либо вывих, слишком изрезана и залита кровью, точно не сказать, - Нойман делал выводы наспех и на глаз, не потрогав, не пощупав, а бегло осмотрев. – Живот. Подними полы рубашки.
Хантер послушно выполнил, хирург, взглянув, помрачнел и о ране говорить не стал.
- Ее надо везти в больницу, Каэл. Нужно вмешательство квалифицированных врачей…
- Ты с ума сошел?!
- Я один не смогу с ней справиться. – Его ассистенты остались в другом городе, не смогли реактивно переехать вместе с ним, просили выделить время для семьи. На это мужчина и намекал своим отказом неожиданным.
- Я помогу, чем смогу! – вызвался Хантер.
- Она потеряла слишком много крови! – не слышал его хирург, разводя руками.
- Нойман! – просьба, мольба.
Хирург поднялся и посмотрел с высоты и на тело девушки, что покоилась на ногах Карлы и в луже собственной крови.
- Не надейся на большее. Даже если мы успеем довезти ее ко мне в клинику, она умрет на операционном столе! – заявил он и, увидев, что Хантер собирается поднимать ее на руки, взбесился. – Ты в своем уме?! Здесь, как минимум, носилки нужны, идиот!!
«Ого! Он умеет выходить из себя?!», - изумился Хантер. – «Он же самый уравновешенный человек на Земле».
Нойман огляделся. В поле зрения попал стол.
- Пит, Адам! Разбирайте стол, но не повредите спинку! Живо, даю минуту! – приказал он, прикидывая, как унести отсюда Ренис и сколько примерно у него есть минут, чтобы успеть вмешаться и помочь ей, если это еще возможно, конечно.
Парни стояли неподалеку рядом с Лаурой, боясь подойти ближе и увидеть Рэн в плачевном состоянии. Этого им хотелось меньше всего, как и Лауре, что продолжала держаться на расстоянии. Легче не видеть и не знать, но верить, что все будет хорошо. А то ведь увидишь, и реализм молотом раздавит все хрупкие надежды.
Адам и Пит, как ненормальные (то есть, как обычно) ринулись к столу.
- Я – Годзилла! Узри мою мощь! – ломал один ножку.
- Хи-хи-хи! – злобно хихикая, простреливал крепления в стене другой.
Этим они отводили от себя нехорошие мысли о своем друге. О Рэн, которая, судя по выражениям лиц Ноймана и Хантера, явно не жилец.
«Уж кто-кто, а они точно идиоты!», - подумал Хантер, сдерживая улыбку, что была лишней в этом месте. – «Умеют же разрядить обстановку».
Еще миг и эти придурки притащили отломленную часть стола к Хантеру. Каэл с Нойманом очень осторожно переложили на нее девушку. Хирург снова проверил пульс.
«Есть. Но едва прощупывается».
- Привяжите. Будете спускаться, сползет, - сделала замечание издалека Лаура, так и не подходя к ним. Теперь она стояла у окна, зорко оглядывая территорию внизу. Несли самодельные носилки Адам и Пит, тихо-тихо и не так уж весело издавая звуки сирены скорой. Подбадривали шуточками самих себя, глазами-то они видели, что состояние их подруги хуже, чем плачевное.
Нойман шел за ним. Обернулся у лестницы на Карлу.
«Ничего серьезного. Не настолько серьезно, как у Ренис», - посмотрев на Хантера, что склонился к ней, чтобы поднять на руки, он поспешил за носильщиками. Каэл торопливо понес свою ношу, сетуя, что для Карлы не нашлось лишних сантиметров на носилках.
«Неужели это Карла их всех?!», - вдруг восхитился он той, что держал в руках, глаза его бегали от одного трупа под ногами к другому. – «Это еще предстоит выяснить».
Девушек вынесли во двор и погрузили в фургон. К ним же в кузов усадили еще двух раненных. Нойман забрался туда же. А в кабину, о чем-то споря, уселись Адам и Пит. К ним подбежал Хантер, чтобы отдать приказы лично.
- Мчите быстрее ветра, дорога каждая секунда. Вас отдаю в распоряжение Ноймана. Он уже в курсе и знает, что с вами делать.
Адам скорчил удивленную рожицу: открыв широко рот, прижал кончики пальцев к щекам. А Пит мрачно сказал:
- Слушаемся и повинуемся, хозяин.
«Ну что за не в меру веселые придурки свалились на мою голову!», - Хантер убежал обратно в здание и взобрался на второй этаж.
- Что скажешь, Лаура?
- Я всех осмотрела. Прострел в голову одинаковый, но. При этом у трех из них и без того имеются пулевые ранения – в стиле Карлы. Двое – зарезаны, у одного колото-резаные раны и две пули в голове. Еще один весь в решето, но с перерезанным горлом. Вот ты и делай выводы, а я тебя послушаю.
«Плюс семеро нами положенных внизу», - прибавил он в уме и сказал:
- Одна кидалась с ножом, другая – отстреливалась? Больше ничего на ум не приходит.
«Понятно же, что одна не может одновременно рандомно размахивать ножом и метко стрелять!», - снисходительно подумала Лаура и спросила:
- Хорошо. Тогда кто, по-твоему, стрелял, а кто орудовал ножом?
Хантер развел руками прямо как хирург.
- Я более чем убеждена, с ножом была Рэн. И не только с ножом. – Лаура взяла Хантера под локоть и подвела к одному трупу. – Взгляни. Из шеи торчит осколок стекла. Приглядись.
Хантер узнал в пропитанном и оттого полностью окрашенном в красный цвет лоскутке, ткань клетчатой рубашки Рэн, которой было обмотано широкое основание стекла.
- Выходит, все началось с этого? Воспользовавшись осколком, Рэн завладела его ножом? Или, наоборот, Карла…но, черт, Лаура, как эти две соплячки вдвоем справились с этой оравой?! Ты посмотри на этих мужчин, они же здоровее меня и вооружены не хуже отрядов полиции. Как Рэн с Карлой продержались вообще?! – диву давался Хантер, искренне того не понимая.
- Не забывай, Карла – редкий стрелок, не каждый может то, что может она. И я склоняюсь к тому, что стреляла именно она, а не Рэн. Карла, вероятно, воспользовалась сумятицей, которую навела Рэн, и сделала несколько метких выстрелов, помогая добивать их той. Но подозреваю, что не все так просто, как нам кажется. Тут явно шла борьба за жизнь. И борьба эта между Рэн и этими, - Лаура легонько поддела носком обуви труп, рассматривая загустевшие лужи крови под ним.
Хантер молчал, переваривая ее предположения.
- Ты же заметил, что Карла в сравнении с Рэн практически не пострадала, одно пулевое ранение. Это уже говорит о том, что Рэн приняла удар на себя, а Карла просто отстреливалась, пользуясь этим, - Лаура отошла и зашагала в сторону следующего трупа. Хантер, внимая всему, что она говорит, молчаливо шел за ней. – Заметь, их всех под конец добили в голову. Зачем? Нет, логика понятна, сделано правильно – как мы и учили. Но Карла разве прежде практиковала такое? И разве мы давали ей на то разрешение?
- Хочешь сказать, что это Рэн? – не понял Хантер.
- Сама не знаю, что я хочу сказать. Но знать, что именно здесь произошло, необходимо.
- Как бы мы тут не анализировали и не придумывали, ясности не прибавится без детального объяснения от этих двух, - оборвал ее Каэл и подумал. – «Или одной, если не посчастливится выжить Рэн».
 О том же думала и Лаура. Знала, что его голова занята только Ренис Нолл. А как иначе, если от этого зависит жизнь и его, и его команды?
- Что же нам делать с таким количеством трупов? – спрашивал сам себя вслух Хантер.
- Нужно забрать мобильный, оружие и осколок. На них их отпечатки, - пробубнила Лаура и пошла к телу с торчащим из шеи осколком.
«Да ладно, возьми себя в руки. Ты и не такое делала!», - сказала себе Лаура и, нагнувшись, ухватилась за обмотанный тканью торец. Отвернулась и, закрыв глаза, с силой дернула на себя. Оружие из стекла оказалось в ее руках. – «Вот видишь, это было легко!», - ее взгляд упал на разрезанные веревки и недокуренные сигареты на полу.
«Они что, были еще и связаны?!», - она подняла их начала рассматривать.
Подошел Хантер:
- Будем жечь. Разумнее будет оставить все это здесь. Огонь справится, - он кивнул на то, что Лаура завернула в свою куртку. – Зачем таскать улики с собой?
Лаура молчаливо сверлила взглядом в ответ.
- Подумай, зачем нам это забирать? Хорошенько протрем и бросим в самое пекло. Устроим все под самовозгорание или неосторожное обращение с огнем.
- То есть, все, по-твоему, бесследно расплавится в огне, да? – съязвила она.
- Хорошо. Тогда объясни мне, что ты намеренна со всем этим делать? Хранить на своей сувенирной полке?
- Да!
- А у тебя она есть?
- Нет, - сказала она.
- Тогда зачем?
«И правда, чего я в это вцепилась? Из простого желания не уступать ему и отстоять свой вариант действий? Прямо как Рэн».
- Ладно, - Лаура разжала руки и вытряхнула куртку. Все попадало на пол.
- Вот и славно. Потом нам будет не до этих игрушек, сама понимаешь. Придется менять город, срочно собрав всех, валить отсюда…
- Проводка, - перебила Лаура, не слушая его.
- Чего?
- Можно устроить замыкание. У них тут все как раз на стадии проведения электричества.
«Ты – гений!», - сказал бы он, но подбежал запыхавшийся парнишка – Есуно, с сильным акцентом тараторя:
- Босс, там, в подвале тела наших: Эрика, Джо, Лари, Коула. Что нам с ними делать?
Лауру аж перекосило от такого количества погибших подчиненных. А Хантер знал, что делать:
«Перетащить ближе к огню. Возиться с ними – нет времени! И так слишком долго здесь застряли».
- Грузите в машины, и быстрее! На обратном пути возьмите горючее и несите все сюда. В темпе, давай, пошел! – отдала приказ парню Лаура, опережая Хантера. Она знала его как облупленного, и почти дословно себе предсказала, все, о чем он только что подумал.
«Угадывать мысли по одному лишь выражению лица…хм, неужели мы настолько хорошо друг друга изучили?!», - подумал Каэл, несдержанно повысив на нее голос:
- Ты рехнулась?! У нас нет на них времени!
- Я парней здесь не брошу.
- Они мертвы, и им уже неважно, что ты с ними сделаешь!
- Я все равно парней здесь не оставлю, - повторила Лаура.
- Собралась хоронить и устраивать поминки? – язвительная усмешка. – Или думаешь, что вернешь семьям и скажешь: «Простите, что так вышло, я не хотела»?
- Это мое дело! – огрызнулась она и пошла навстречу Есуно, что тащил по лестнице две канистры с бензином. Ах, как ей хотелось столько обидного высказать! Уколоть, задеть и выплеснуть все на Хантера! В последнее время она часто была зла на него, больше, чем обычно.
Прибежало еще несколько человек на помощь. В тягостном молчании они собрали трупы противников Карлы и Рэн в одну гряду, облили их бензином, разлили его по полу, расплескали по стенам. Хантер в это время возился с проводами, вскрыл розетку и перекрутил внутри, меняя фазу. Его подчиненные спустились на первый этаж, где также занялись подготовкой поджога, а закончив, выбежали и загрузились во второй фургон.
Хантер выходил последним. Он задержался, желая удостовериться, что трупы хорошо горят, и, не рассчитав, поздно заметил, что загорелись деревянные подпорки лестницы. А увидев пылающие верхние ступени и охваченные огнем фанерные вставки, идущие по стене до бывшего крепления стола, бросился со всех ног на улицу.
«Пока свой зад не подпалил!», - метко подметил он себе.

Глава восьмая: «Кудесник Нойман».
Тем временем хирург благополучно добрался до клиники, в которой обустроился и вовсю вел частную практику. На сей раз арендуемое им здание было немного меньше и персонала было немного. Да и от клиентуры особого наплыва не было, потому, по выходным Нойман не работал и никого не принимал, только тех, кому нельзя (просто не имел права!) отказывать – людям Генри Мидлла.
Подъехав максимально близко к гаражу, чтобы никто не видел, что выгружают средь бела дня из кузова фургона, опасливо озираясь, первым вышел Нойман.
«А, пусть думают, что медикаменты завезли. Мое счастье, что в эти дни я свободен…», - он обсмотрел двор, на улице бегали детишки, увлеченный своей игрой. И больше никого. Беспокоиться было не о чем.
Реактивно выбежавшие со всей готовностью и ответственностью бесприкословно слушаться и исполнять все, что он скажет, перед ним встали Адам и Пит. Они оба помогли сойти вниз раненным, затем Адам полез и обратно и спустился с Карлой на руках, а Нойман с Питом взялись за допотопные носилки.
«Хитрюга Адам! Взял, что попроще», - думал Пит, ревностно глядя на то, как парень держит его любовь на руках.
Один из раненных парней – Итан обратился к Хирургу:
- Сэр. Я не нуждаюсь в экстренном оказании помощи и в состоянии отогнать машину. Она ведь привлекает внимание. Нас могут по ней вычислить.
Хирург бегло оглядел рану парня и благодарно кивнул, давая разрешение к действию. Нойман боялся слежки, и предложение Итана было как нельзя кстати. Дождавшись, когда все скроются в гараже, Итан задвинул ворота снаружи, кое-как взобрался в кабину фургона и дал по газам. А Нойман открыл дверь, ведущую из гаража в складскую подсобку, из которой можно было выйти в общий коридор и холл клиники, и провел людей за собой. Шел он задом-наперед, едва удерживая в руках выскальзывающие и неудобные края самодельных носилок.
Карлу Адам положил по указке хирурга на пол в холле. Рядом опустился второй раненный – Стив. Переложив с Нойманом неподвижное тело Рэн на операционный стол, Пит вышел в холл к Адаму. Хирург, бегая от прибора к прибору, подключил девушку к аппарату искусственной вентиляции легких, вынул из шкафчиков все необходимое и расставил по столу. А потом он ворвался в холл к расслабившимся парням и швырнул на кресло свои белоснежные медицинские рубашки, грозно сказал:
- Вымойте руки, переоденьтесь и живо ко мне!
Парни испуганно переглянулись, не сильно желая выступать в роли ассистентов, но куда деваться, когда Хантер дал приказ бесприкословно слушаться. Выполнив все, что требовал хирург, парни нерешительно, эгоистично подталкивая друг дружку, вошли в операционную. Не давая им глазеть по сторонам и считать ворон, Нойман сразу начал объяснять, где и что на столе лежит.
- Мы этого не запомним, сэр, - робко перебил его Пит, признавая свою неграмотность и неспособность запоминать сложные медицинские определения и предметы.
- Хорошо. Смотри: один, два, три, четыре, пять и так далее по счету от стенки. Я буду называть номер, ты – мгновенно отсчитывать и подавать. Запомнил?
Пит посмотрел на ряд хромированных скальпелей, пинцетов, зажимов, игл и прочих заковыристых и диковинных инструментов, которые видел впервые, и кивнул.
«Отлично. С ним все ясно. По лицу уже видно, что он сейчас упадет в обморок, так что, он годен только для подачи инструментов. А этот…», - Нойман перекинул взгляд на Адама. – «Все еще выглядит бодреньким. Или, по крайней мере, пытается казаться бодреньким и скрывает дрожащие ноги. Что ж, выбирать не приходится. Выбирать и не из чего! Посмотрим, на сколько вас хватит».
- В синих склянках спирт, протрите руки, наденьте маски. На столе упаковка перчаток. Шевелитесь же!
Парни быстро сделали все, что он сказал, и встали напротив хирурга, ближе к металлическому столу на колесиках, на котором расположились инструменты Ноймана стоял Пит, Адам же занял позицию справа от хирурга.
- Четыре! – скомандовал он.
Пит не сразу понял, что обращаются к нему, с требованием подать инструмент. Адам, вытянув ногу, толкнул его, шипя через маску.
- Посчитай и дай!
Мысленно отсчитав от одного до четырех, Пит взял и протянул тоненькие серебристые и блестящие под ярким светом ножницы хирургу над не совсем живой, но еще и не мертвой Рэн.
- Адам, возьми и срежь ткань побольше, чтобы открылся рана, - буркнул, не глядя, и отдал их парню Нойман, что-то набирая в шприц и безжалостно втыкая в вену девушки, отчего побежала вниз по руке тонкая-тонкая струйка крови.
Адаму поплохело, его бросило в жар. Он моментально взмок, покрываясь потом от затылка до стоп. Стоило ему только взглянуть на живот, как руки задрожали сильнее его ног.
«Разве перед операцией полностью не освобождают тело от одежды?! Помню, мне вырезали аппендицит, так меня… хотя, не мое это дело. Может быть, у него свои методы», - отвлекал нарочно себя размышлениями Адам, щуря глаза и работая ножницами. Собрался и начал смело отдирать прилипшую ткань, отрезая как можно больше.
Нойман продолжал вводить в вену дозы препаратов, опустошая причудливые ампулы с голубоватой жидкостью. Жидкость была бесцветной, а ампулы – нет. Дизайнеры пробились и в фармакологию. При этом хирург чудесным образом умудрялся бегать от одного пищащего прибора к другому и снова возвращаться к руке Рэн.
«Этой раны я не заметил. Она словно сжала в ладони обрезки стекла», - он склонился, распрямляя ладонь и рассматривая рваные порезы.
- Адам! Бери спирт, тампоны и обработай ладонь. Прижми хорошенько стыки порезов и забинтуй.
Парень повиновался, с рубашкой он покончил и после этого даже как-то посмелел. Пит стоял, повернувшись спиной к Адаму, благодаря удачу за то, что от него ничего аналогичного не требуется. Только и подавай себе эти ослепительно блестящие серебристые ножнички, пинцеты, причудливые закорючки и иголочки…
«Иголочки…», - он рассмотрел их и почувствовал ком, подступивший к горлу. Питу стало дурно. Да, конечно, убивать людей и бежать прочь гораздо проще, чем находиться там, где перед тобой будут резать и кроить по новой живого человека.
- Адам! – услышал Адам властный зов от хирурга, только-только разогнув спину. – Возьми у Пита номер три и пять (Пит тут же начал пальцем отсчитывать от стены, чтобы не перепутать, торопясь подать товарищу инструмент) и ко мне!
Не сильно разглядывая странный предмет в руках, переданный Питом, Адам подскочил к временному начальнику.
- Я придержу, ты – зашьешь, - Нойман, не глядя на них, уже уверенно ковырялся в животе девушки.
От его слов у несчастного Адама от страха запрыгало сердце в груди, подскакивая со своего места к горлу и падая камнем обратно. Пит протянул еще и номер пять. Парень ватными ногами дошел к нему, принял и, не доходя до операционного стола, попытался убежать, но смог сделать только два шага в сторону.
- Шевелись! – укоризненно закричал хирург, выходя из себя и не зная, что бедный Адам помышлял скрыться.
Тело парня превратилось в желе, отчаянно сопротивляющееся к дальнейшим действиям. Нарастая, пробежала волна мурашек, покалывая кожу как иголкой, которую подал ему Пит.
«Почему я?! За что?! Да что я такого вам сделал?!! Возьмите лучше Пита в подмастерье!», - вопил Адам внутри себя, противясь участи портного. Он оглянулся на товарища, тот стоял бледный-бледный, часто моргая и мерно покачиваясь из стороны в сторону. Даже ухватился за ручку дверцы шкафа, чтобы не упасть.
Нойман за это время успел взять у Пита пинцет и зажим. Ну, как у Пита, Пит был в трансе, хирург подошел и взял со стола сам. После этого здоровяк сумел взять себя в руки и поднести требуемый номер семь. Хирург быстрыми и легкими движениями делал то ли надрезы по коже вокруг раны, то ли перебирал внутри белые и розоватые широкие ленты, залитые темно-бордовой густой кровью, которые периодически прижимал плотными марлевыми валиками.
«Прямо-таки лужица», - передернуло Адама. Он видел урывками, избегая долгих взглядов на действия рук хирурга в животе Рэн. Жмурил глаза, открывал на несколько секунд и снова жмурил.
Пит уже дисциплинированно подавал все необходимые инструменты, всячески стараясь не смотреть. Подносил почти наугад. Но любопытство все же взяло верх, и он мельком бросил взгляд через плечо Адама. В этот же момент надо же было хирургу передать зажим Адаму:
- Придерживай, не выпускай. Но сильно не сжимай. Ты же не думал, что я на самом деле позволю тебе заниматься шитьем? – он принялся протыкать иголкой что-то белое, липкое и слизкое, будто это не живое, а так, дешевая ткань на одежду для работ в поле.
Перчатки Адама и Ноймана были в крови, и это было заключительным штрихом открывшейся глазам парня страшной картины. Стало совсем плохо, Пит выскочил и бросился к дверям, чуть ли не опрокидывая все стоящие вокруг пищащие приборы. Схватившись за рот обеими руками, он рванул через холл к уборной.
«Ха-ха! Слабак…», - открыл опять глаза Адам, когда услышал, что-то кто-то стихийно выбегает. Увидел спину Пита в дверях и опрометчиво опустил глаза туда, где были его руки с зажимом и пинцетом. Зажмуриться резко не получилось. Глаза смотрели и смотрели, не в силах оторваться от ужасающего кадра из анатомического фильма для каких-нибудь студентов медицинского университета. – «Мне кажется, я вот-вот последую следом», - побледнел мгновенно парень, чувствуя, как ноги затряслись и задрожали, а голову закружило. Адам застыл, делая глубокие вдохи-выдохи, этим останавливая подбирающуюся тошноту.
От Ноймана сие не ускользнуло:
- Только попробуй! Вскрою и пущу на органы! – «Не хватало еще, чтобы и ты меня подвел. От вас и так мало проку, так еще палки в колеса вставляете!».
- Отпускай, - сказал он через несколько минут, казавшихся парню бесконечными. – Неси спирт и тампоны.
«Он должен отвлечься немного», - думал хирург про себя, не сбиваясь, орудуя над Рэн.
 Адам вернулся со всем, что заказал Нойман, встал рядом. И тут его дернуло и качнуло, затягивая влево.
«Плохо! Упадет прямо на…», - боковым зрением глаза Ноймана просчитали траекторию и в поисках помощи вцепились в появившегося в дверях Пита:
- Убери его отсюда! Быстро!!
Пит подбежал, схватил за руку и придержал за спину парня, утаскивая за собой на безопасное расстояние – подальше от Рэн и приборов, где можно падать на здоровье, сколько влезет, сколько хочешь.
Очнувшаяся Карла с трудом поняла, что лежит на полу в клинике у хирурга. У изголовья ее сидел Стив, раненный в бедро. Он прижимал одно полотенце к своей ране, а другим – зажимал плечо Карлы. Уделять времени им Нойман не мог, сумел только выкроить несколько секунд, чтобы бросить эти два полотенца Стиву, сказав, что с ними делать. Вот и сидел парень, ожидая своей очереди. Когда его руки, устав, занемели, донеслись стоны просыпавшейся Карлы. Жалобно простонав, девушка открыла глаза и увидела смазанное лицо, глядевшее на нее.
- Стив?
«Рэн, наверное, тоже видела таким мое…», - подумала она и, вскрикнув:
 - Ах, Ренис! – вскочила и присела.
 - Лежи, тебе нельзя, - пробормотал Стив.
Не слушая его и лично придерживая полотенце, что мешало, она тихонечко поднялась на коленки, увидела распахнутую настежь дверь операционной, где на столе лежала Ренис, а над ней возились Нойман с Адамом. Она отбросила полотенце, поднялась с пола и прошаркала к порогу, с интересом наблюдая и боясь войти без разрешения на то Ноймана, как вдруг, хватаясь за стены руками, из операционной выбежал Пит, пронесся мимо нее и исчез за дверями уборной. Карла, игнорируя предупреждения и возмущения Стива, вплотную подошла к дверям, понимая, что входить категорически не положено.
Упираясь рукой в стену, вернулся Пит, прошел рядом и свободно вошел в операционную. Увидев на лице Адама страх и ужас (парнишка осознал, что сейчас грохнется и потащит за собой столик приборов, зацепит провода, тянущиеся к трубке, подключенной к Рэн), Пит замешкался, не понимая, что с тем происходит. Но на крик хирурга Пит отреагировал так быстро, как еще ни разу не случалось в его насыщенной странными событиями, жизни. Он сумел увести опасность в лице Адама от Ренис. И весьма благополучно довести товарища до порога.
- Все в порядке, - высвободился у двери Адам и оперся спиной о дверной косяк. – Я сейчас немного отдышусь и … - он, закрыв глаза, сполз на пол, словно тряпичная кукла, слабо набитая лоскутками.
- Карла! – загремел голос Ноймана, он заметил ее.
 Девушка испугалась и приготовилась отползти, ожидая выговор, за попытку проникновения в операционную. Но хирург удивил ее своим приказом:
- Присмотри за ним!
Пит посмотрел на Карлу, что опустилась рядом с Адамом и стала придерживать его голову, и огорченно подумал:
«И почему я не догадался упасть в обморок раньше него?!», - но когда Карла принялась беспощадно хлестать по щекам парня, отвешивая звонкие пощечины, сразу передумал и зарекся мечтать об обмороках.
- Нашатырь! – крикнула она Питу, так как Адам прочно поддался обмороку.
Пит не знал, что носит такое название и тем более, где это находится и как вообще выглядит, но все же послушно ринулся к шкафчикам и заметался меж ними, хлопая дверцами. Перед ним буквально на секунду мелькнув, появился Нойман, поставил на стол небольшой пузырек с бесцветной жидкостью, сказал:
- Шустрее! Вы мне нужны, - и исчез с глаз.
Пит бросил его Карле, та извернувшись и больно потянув рану, едва не выронила, поймав. Злиться за этот бросок на Пита не стала, он ведь спешил сменить Адама, встав рядом с хирургом.
«Сосредоточься, ты сможешь!», - подбодрил себя здоровяк, повторяя это несколько раз к ряду.
«Теряю слишком много времени, потеряно слишком много крови. Давление падает, состояние более чем критическое, нужна кровь. И выносливые опытные ассистенты!», - Нойман передал зажим Питу, наскоро орудуя иглой, торопясь завершить прежде, чем потеряет сознание и этот верзила. – «Нет. Все равно не выживет!», - мыслям хирурга не было покоя. Он почти заканчивал с животом, оставалось только наложить последние швы.
Карла водила туда-сюда открытым пузырьком у носа Адама, пока тот, жмурясь и фыркая, не замотал головой, приходя в себя.
- Вставай! – больше с мольбой, чем с суровым приказом в стиле Хантера и Ноймана, сказала Карла, и, не торопясь, парень поднялся и уверенно, но нехотя, пошел к столу, у которого в четыре руки колдовали над Ренис хирург и Пит.
«И снова откроются взору яркие скользкие внутренности Рэн», - выдохнул Адам, собираясь с духом за два шага до неотвратимого. Встал, как в прострации наблюдая за ловкими движениями рук Ноймана, что накладывали заключительные стежки. Голова гудела, в ушах звенело, руки были словно изо льда, таяли, но уже не дрожали, зато ощущение, что он сейчас извергнет собственный желудок с плотным и вкусным обедом, не проходило.
Адам смутно расслышал и с опозданием распознал смысл слов хирурга:
- Обработай. Неплотно прижимая, наложи повязку. Закрепи бинтами по длине.
Не особо понимая, что все это значит и как правильно вышеперечисленное делать, Адам принялся выполнять поставленные задачи, следуя подсказкам интуиции. В то время как он был занят животом, хирург, суетясь, прикрепил катетер к вене другой руки и подвел капельную систему. Глянул на монитор, на котором мелкими и редкими зигзагами бегала тонкая зеленая линия, а затем, сняв пропитавшиеся кровью бинты, наложенные Адамом, с руки Ренис, всмотрелся в эти порезы.
«Глубокие! Придется шить».
- Пит! Подай одиннадцать и двенадцать!
Резво поднесли то, что хирург потребовал. Выполнив, Пит собирался вернуться к столу с инструментами, но Нойман не дал:
- Распрями ладонь и держи за пальцы и запястье так, что бы мне ты мне не мешал.
Пит убежал и вернулся со склянкой спирта, открыл и щедро плеснул на ладонь.
«О, а парень быстро учится. Только это сейчас было лишним», - подумал Нойман, обследуя края рваных мышечных тканей. Покончив с изучением хода работы, он принялся за дело.
«Прости Рэн, но если тебе и посчастливиться выжить, останешься с уродливыми шрамами», - виновато сказал про себя хирург, ибо аккуратность требует времени, а его у него нет. На ладонь Нойман затратил не больше двух минут – он спешил, как мог, порываясь приступить к плечу.
Запищал громче прибор в углу, издавая омерзительное монотонное «Пи-ии». Снижалось давление до минимума, сердце едва справлялось, замедляясь и грозя неизбежной остановкой.
«Почему я сразу об этом не додумался!» - мысленно шлепнул себя в лоб Нойман.
- Карла! – злой сам на самого себя, крикнул он. – Звони Хантеру, пусть хоть в лепешку разобьется, но доставит мне немедля человека с четвертой отрицательной группой крови! – и продолжил, не отрываясь от Рэн, командовать Питом. Нойману ли не знать группы крови своих пациентов, особенно таких частых, как Рэн и люди Генри, что побывали у него на столе не раз и не два.
«Но разве для переливания нужна не плазма?! Как он собирается…или у него здесь есть аппарат?!», - пытливо думала Карла, слушая гудки в телефоне, что срочно подорвался и подал ей Стив.
Оставив перевязку ладони Питу, Нойман рванул к кровоточащему плечу, понимая свою ошибку, которую допустил в этой суматохе обмороков нерадивых ассистентов.
«Сюда следовало раньше!!», - бился во внутренней истерике хирург, поражаясь допущенным собой серьезным ошибкам.
К нему подоспел, покончив с возней с бинтами у живота, Адам. Все они сквозь открытые двери слышали, как надрывалась в крике на Хантера Карла.
«Чего орать и кричать? Он, что, там чему-то возмущается?! Я бы ему доступно объяснил, кто он, что должен делать, но и без этого теряю драгоценное время…», - хирург не стал поднимать головы, продолжая корпеть над Рэн.
- А она умеет мотивировать, когда надо. Жару поддаст, паники нагонит, не переживайте, - шепнул сквозь маску хирургу Адам.
Что-то приглушенно стукнуло в холле. Это упала от перенапряжения Карла.
«Она же ранена!», - вспомнил про нее Нойман, мельком бросая взгляд в проем двери, откуда хорошо были видны ноги Карлы, растянувшейся на полу у кресла.
- Не прерывайтесь, я присмотрю! – выкрикнул тройке в белых одеяниях Стив, прихрамывая, подбираясь к девушке.
«И этот весь в крови!», - отметил про себя хирург, возвращая внимание к своим рукам.
Стив бережно поднял Карлу, пыжась, оттащил к стене и усадил. Сам опустился рядом, придерживая девушку.
В операционной Адама вновь качнуло, но он устоял, взял себя в руки.
«Они так и будут мне тут попеременно в обмороки падать?!», - возмутился мысленно Нойман, делая надрез, чтобы достать застрявшую пулю. Взору открылся маленький и блестящий под светом ламп пятачок с выбитыми по кругу обозначениями.
«Прямо в мясе и кровище, будто в томатном соку…», - уже с интересом смотрел Адам, больше не жмурясь и не закрывая глаз, а наоборот, заглядывая и хорошенько рассматривая.
Продолжал стоически сносить свои тяготы Пит, подавая и принимая окровавленные инструменты. Перешел из рук в руки пинцет, и Нойман вынул им пулю, открывая глазам Адама идеальную круглую выемку в мышечной ткани, лениво заполнявшейся темно-бордовой жидкостью. Парень узрел сию картину, и мурашки волной побежали, от которых его снова передернуло. Этим и закончилось, терять сознание Адам не рискнул, заметив изменения во временном командующем.
«Что-то хирург как-то приутих. Даже за иглой пошел сам. Никаких команд. Что с ним такое?», - подумал Адам, глядя на то, как Нойман без лишних движений, не заботясь о хорошем стыке поврежденных тканей, наскоро работал иглой. По напряженному его лицу Адаму было не понять, что гложет в этот самый миг этого мужчину.
«Пусть будут рубцы, пусть будут шрамы. Ну, нет у меня времени, катастрофически его не хватает!!», - перерезав нить, хирург поднял голову и устало бросил:
- Адам, перевяжи. Крепи за плечом. Пит! Бери пятнадцать и срезай одежду. Вытягивай осторожно, - сам он снова занялся инъекциями, неустанно размышляя про себя. – «Осталась вывихнутая рука. Но это позже…», - сняв перчатки, взял новые и вышел в холл, где опустился возле раненных, бегая глазами по их повреждениям.
Колебался между Карлой и Стивом.
«У парня ранение серьезное, но по времени свежее. Подождет», - он повернул голову в сторону операционной:
- Пит! Закончил?
- Да, иду!
- Нет. Выдвини крайний ящик у окна возьми и накрой ее, затем ко мне!
Через минуту:
- Готово, сэр! – он накрыл Рэн до уровня живота, так как Адам все еще возился с бинтами у плеча.
Схватив на всякий случай спирт, бинты Пит побежал к Нойману и услышал:
- Бери за ноги, - сам хирург изловчился, взяв под шею и придерживая в спине Карлу.
Девушку положили на стол посреди холла.
«Ранение, что у нее, что у Рэн – одинаково точное. Стрелял один и тот же человек, явно тому обученный. И стрелял с целью обездвижить руку. Зачем? Затем, что они обе праворукие стрелки? Или этот снайпер метил выше, но в обеих одинаково промахнулся?», - размышляя над этим, Нойман распрямился и опустил взгляд на свисающие, согнутые в коленях, ноги Карлы. Стол-то коротковат для нее.
- Неси…
Но Пит и без его приказа уже бежал за тем, что хотел хирург. За стулом, на который Пит со всей заботой положил ее ноги.
Возни у хирурга с девушкой было немного, справился быстрее, чем ожидал, радуясь тому, что она в отключке и не будет истерить от боли. Оставив перевязку опять в нагрузку Питу, Нойман, сменив перчатки и взяв новый набор стерильных инструментов из подсобки, пошел к Стиву:
- Ложись! – «Буду резать на живую прямо на полу».-  Нойман думал пошутить так, но промолчал. Сбившись мыслью о Ренис, даже не заметил, когда прибежал на помощь Адам.
А теперь отмотаю немного. До момента, когда Карла звонила Хантеру. Звонок ее застал Каэла врасплох. Он с ребятами и Лаурой как раз доехали до снимаемого ими дома, где распорядился, чтобы до вечера все незамедлительно собрались и упаковались, очищая попутно дом от следов пребывания.
Дьюи, Нави и Рика в доме среди его людей не оказалось, что его насторожило. Озабоченный их задержкой и подозрительным стечением обстоятельств, связанных с ними и Рэн, Хантер не сразу ответил на звонок от Стива. А услышав на том конце, бьющуюся в крике и истерике, Карлу, немного удивился, затем оскорбился ее возмутительным напором и криком. Но когда обессиленная Карла пропала в телефоне, и раздался выкрик, за ним шуршание, шорох, а затем все вовсе отключилось, Хантер растерянно посмотрел на Лауру, она стояла рядом.
- Где я ему сейчас найду человека с такой редкой группой крови? – потерянно сказал вслух Каэл, у которого своих проблем было по горло. До него не сразу дошло, что хирург был осведомлен, о наличии такого человека у него в команде, потому и последовало такое указание.
- Это для Рэн? – спросила Лаура.
Ответный хантеровский кивок.
- Поехали! – Лаура побежала к выходу, и Каэл прозрел: этот человек – она, и кому, как не Нойману это знать.
В дороге они не обмолвились и словом. Лаура была за рулем, Каэл – по соседству, но оба далеки друг от друга, погруженные в свои мрачные мысли.
«С чего бы она так заботится о ней? В чем твой интерес к ней, Лаура?!», - Хантер повернулся к ней и начал рассматривать, силясь прочесть то, о чем та думает. Угрюмое лицо Лауры обескураживало, Каэл не смог сквозь это маску ничего увидеть. А в голове у нее было только одно:
«Успеть. Только бы успеть!».
Ни проронив ни слова, они подъехали к красивому, небольшому одноэтажному зданию с вывеской:
«Пластическая хирургия. Доктор Б. Уоллес».
Вывеска хороша, да клиника маловата, всего одна операционная и несколько палат, что и не нравилось Нойману, которого здесь все знали как Брайана Уоллеса.
Машину припарковали чуточку дальше, чтобы открыто не засветить свой автомобиль у Ноймана. Добежали к клинике с оглядками и вломились через тыловое открытое окно, которое вело прямо в холл клиники.
Они застали Стива с перебинтованной вытянутой ногой, который поставил ее на стол перед креслом. На этом же столе сидела Карла, она недавно пришла в себя, приняла обезболивающих, что дал ей хирург, и теперь попивала чай, не сводя глаз с проема открытой двери операционной, в которой лежала Ренис. Там же, у приборов ходил Нойман, все время что-то поверяя, подключая и переключая.
«Весь как на иголках. И даже на колах», - с сочувствием думала Карла.
Адам и Пит, воспользовавшись долгожданной передышкой, сидели в холле у двери операционной, прямо на полу у стены, чтобы по первому зову быть наготове. Пит, запрокинув голову и закрыв глаза, бледный, как полотно, пытался забыть все, что он сегодня увидел. А Адам посиживал рядышком, прижимая к себе пузырек с нашатырным спиртом, то и дело поднося к носу и вдыхая, когда чувствовал, что теряет сознание. Хотя, это он уж больно преувеличивал, не терял он сознание, то сказались стресс, усталость и напряжение, из-за которых его теперь нещадно клонило в сон.
Вот такая унылая картина предстала перед глазами  Лауры и Хантера, что столь неожиданно для всех них появились из окна.
- Ну как тут в штаны не обмочить, когда в окно к вам лезет Лаура, - вяло прокомментировал Адам, но ни встать навстречу, ни пошевелиться он не смог. Был разбит насыщенным днем.
Ответить ему Лауре не дали – Хантер потащил ее к вышедшему в холл Нойману. Он, в свою очередь, выхватил ее из рук Каэла и скрылся с ней в соседнем кабинете.
«Было бы интересно посмотреть, как это будет происходить. Неужели напрямую будет переливать кровь из Лауры в Рэн?», - эгоистичное любопытство Карлы вернулось к ней, она даже не обратила внимания на командира Хантера, присевшего к Питу и принявшегося расспрашивать его обо всем. Парень неохотно отвечал, но это только потому, что ему все еще было дурно.
Выкатив тележку с накрытым белым полотном, аппаратом, появился Нойман. Следом за ним шла и катила впереди себя койку Лаура.
- Чего расселись?! Приберитесь тут. В подсобке есть все необходимое. Окровавленные бинты и полотенца залейте хлорной водой.
«Я не привык их просто так выбрасывать», - закончил свой приказ мыслью Нойман, не интересуясь их мнением. Пропустив Лауру, вошел за ней и запер за собой дверь операционной.
«Будут говорить о чем-то таком, чего не должны слышать мы?!», - обиженно предположила Карла, она подошла к Адаму и, подав левую руку, помогла ему подняться. Встал и Пит вместе с ним, и оба, едва волоча ногами, поплелись в подсобку.
Хантер с Карлой присоединились к ним. Работа спорилась, работа кипела: Пит тщательно протирал раковину в уборной, Хантер собирал и очищал пропитанные кровью бинты и полотенца, а также выпачканные кровью использованные инструменты, сложенные комплектами в разные жестяные кюветы, которые вытолкал за дверь операционной Нойман. Все это добро Каэл понес дезинфицировать, ему это было не впервой. В былые времена Хантеру частенько приходилось бывать у хирурга в помощниках, когда требовалась безотлагательное вмешательство ради спасения жизней его подчиненных.
Адам двумя и Карла одной рукой оттирали и смывали все пятна крови в холле: со стола, пола и стен, с нетерпением поглядывая на плотно запертую дверь, за которой решалась судьба Рэн.
Время шло, на улице давно стемнело, а Хантер и его, выбившиеся из сил, люди продолжали сидеть ровно в ряд у двери в операционную. Адам, уже не скрываясь, спал, завалившись головой на здоровое плечо Карлы, что сидела между ним и командиром, который вместе с Питом стойко и терпеливо дожидался появления хирурга.
Наконец дверь открылась, и вышел Нойман. Хантер с Карлой вскочили, а бедный Адам рухнул на пол, потеряв свою опору, но так и не проснулся. Пит попробовал его поднять, но осознал, что слишком много сил на это следовало бы затратить, и он решил не лезть. Не обращая на них внимания, Карла заглянула в операционную, там Лаура неспешно поднялась и села, спустив ноги на своей передвижной койке, закрывая собой обзор на Рэн.
- Не вставай, Лаура, лежи, - сказал строго Нойман через плечо, стоя у порога перед Хантером.
- Что скажешь? – нетерпеливо спросил тот.
- Сделал все, что мог и не мог. Остальное зависит от нее и выносливости ее организма.
- Каковы шансы, что… - Каэл осекся, глаза его бегали от лица Рэн к лицу подавленной Лауры.
- Я могу обнадежить, сказав, что процент из ста. Но, Каэл, этого процента нет. Верить в чудо не возбраняется, терпение, время и уход может что-то изменить, только так долго держать ее здесь я не смогу, ты это понимаешь. И караулить у вас не имею возможности.
- Давайте я вас подменю. Я буду ухаживать за ней, - энергично вызвалась Карла.
«Откуда вдруг такое рвение, а, Карла?! Ты ведь на дух ее переносишь? Или же ты хочешь воспользоваться шансом ее беспомощности и совершить над ней несчастный случай?», - не скрывая подозрения во взгляде, Хантер пристально смотрел на нее. Ее поведение в целом было для него чем-то удивительным: то, как послушно она подчинялась Нойману, невзирая на неудобства и боли, доставляемые раной, и выполняла работу по уборке клиники, то, как ни словом не обратила на свое состояние внимания Хантера. Конечно, она всегда без лишнего ропота исполняла его приказы и никогда не артачилась, но если ей что-то не нравилось – обязательно это показывала, проявляя недовольство и возмущение. Возмутиться и быть недовольной для Карлы было множество причин, однако она пренебрегла этим и взялась за работу наравне со всеми. И это заставляло задуматься, в прочем, как и то, что она вела себя очень странно, когда к ней и Рэн пришла команда Хантера.
Нарушил мыслительную паузу Нойман:
- Я ценю твое стремление помочь, но я под уходом подразумевал, что уже позвонил и вызвал Одри. Она в пути, будет через три часа. А до этого времени я, пожалуй, продержусь как-нибудь сам.
- Через сколько дней ее можно будет забрать? – спросил, обдумав слова хирурга, Хантер.
- Нежелательно оставлять ее больше двух дней. Это, все-таки, частная клиника, и я не один здесь работаю. Даже если скажу, что в палате вип-клиент, пожелавшей излишней конфиденциальности, все равно не смогу долго ее тут скрывать. Рэн нужно как минимум неделю отлежаться под строгим присмотром.
«Если этой же ночью не умрет, конечно», - печально закончил про себя Нойман.
- Я не могу тебя так подставлять. Заберу завтра вечером и вместе с Одри. Ты уж объясни ей, как только придет, чтобы была в курсе.
- Не беспокойся, она умеет держать язык за зубами и быть глухой, слепой и немой, когда это нужно. – Нойман оглядел холл. – Парень, что отогнал фургон, где он? Ты не привез его?
- Итан? Мы оказали первую помощь сами. Там всего лишь царапинка, ничего серьезного.
Хирург покривил губами и ничего не сказал.
- Я могу войти?
Нойман кивнул и отошел, приглашая Каэла. Он вошел, Лаура сидела на койке, подобрав ноги по-турецки, излюбленная привычка Рэн, которую она неосознанно переняла.
- О чем вы говорили? – спросил Хантер, подойдя вплотную.
Последовал тяжелый вздох, полный обреченности.
- То есть, у нее больше шансов умереть, чем…
- Да, Хантер. Нойман сказал, что она подключена к аппарату искусственного дыхания и что если она через четыре-три часа и максимум, до завтрашнего утра не начнет работать легкими сама, то дальнейшее просто не имеет смысла.
Не хотелось верить своим ушам. Хантер пораженно сделал два шага к накрытому телу. А больше и не надо было, она лежала близко. Он перевел взгляд с пищащего монитора на это мраморно-белое лицо девушки.
«Если ты умрешь, то, в принципе, это самый лучший конец для тебя, Рэн. И для нас всех. Нас мигом построят у стенки и дадут залп по каждому. Зная это, почему же Дьюи бросил тебя в эту переделку?! Знать бы…», - его глаза ходили по мертвенно-бледной коже лица Ренис, казавшейся глиняной маской под ярким светом. – «Не будь он сыном Генри, убрали бы его по-тихому и дали бы тебе бежать, но…».
- Она не умрет.
- Что? – прервался в мыслях Хантер, изумленно оглядываясь на Лауру.
- Рэн не умрет. По крайней мере, не сейчас. – «Она не может умереть раньше меня!», - уверенно оставила при себе свою пророческую мысль Лаура.
- Откуда тебе знать?
- Знаю, и все тут.
Оба загадочно переглянулись, будто понимая друг друга. Но ничего они не понимали.
- В любом случае, для нее исход один – смерть. И ты, и я это знаем, Каэл. Знает и она сама. Для того чтобы ее оставили в покое, следует непременно перебить всю шайку нашего босса: Дьюи, Нави и прочих, включая самого Генри. Рэн это не под силу, а сделать за нее – некому. Как бы я не симпатизировала ей, и как бы ты не пытался ей помочь, у нее только один путь. Либо, сдавшись, отдать Генри все то, что ему принадлежит и, естественно, получить пулю в лоб, либо, до последнего стоять на своем, рискнув бежать и попробовав еще раз спрятаться. Но и тут в итоге получить пулю в лоб, ибо Генри Мидлл своего добра не упустит. Ты ведь не раз уже думал об этом, не так ли?
- Лаура, - не находя слов, Хантер удрученно смотрел на нее.
- Да, да, все так и будет. Но сейчас она не умрет, и я верю в это, - тут она коснулась ладонью головы, страшно закружило перед глазами, видимо, давление понизилось.
Подхватив ее на руки, Хантер вышел в холл:
- Пит, звони Риччи, нам нужна еще одна машина!
Когда Пит окончил разговор, Хантер вручил ему Лауру, чтобы пойти и пригнать свою машину. Бедняга Пит и так еле держался на своих двух, пришлось искать опору в стене, но долго стоять не смог, сполз вместе с Лаурой на пол.
Вскоре вернулся Хантер и забрал свою Лауру. Вынес и посадил на переднее сидение.
- Ты как?
- Голова раскалывается, но терпимо.
- Я отправлю тебя с Адамом, Питом и Стивом.
- А ты?
- Приеду с Риччи. Будьте начеку. Распорядись этой ночью расставить часовых, нас могли выследить. В случае чего, собирай всех и уезжай, у черного входа стоит грузовик.
- Поняла.
Послышались шаги. Это шел к ним Пит, помогая скакать на одной ноге Стиву, что должен был добраться и сесть в машину. Хантер тоже им подсобил, устраивая раненного товарища на заднем сидении. Разместили Стива так, чтобы нога лежала ровно на сиденьях, то есть, спиной парень прижимался к дверце. Неудобно, конечно, но несколько минут можно потерпеть.
«Туда еще меня и Адама надо уместить», - подумал Пит, поворачиваясь к клинике, чтобы пойти за своим другом.
- Пит, ты за рулем. Жди, я сам вынесу Адама, - отдал приказ, убегая, Хантер.
«Ну почему, почему я не уснул раньше Адама?!!», - снова корился себя Пит, расстраиваясь и мирясь со своей участью.
Карла в холе беспечно толкала ногой Адама в спину, желая разбудить. Пинала, надавливала, но все бестолку, парень лишь бормотал невнятно сквозь крепкий сон и отмахивался от нее рукой.
- Прекрати! – остановил садистку Хантер. – Сходи и попроси кофе для Пита.
Карла, виновато ужимаясь и пряча взгляд, ушла искать хирурга, а Хантер, присел, поднял и с трудом закинул Адама на плечо, подгибаясь под его тяжестью, пошел через гараж к машине, так как парадный вход был на замке. В выходные же никого не принимали, Нойман позволил себе вломиться через гараж и не подумал о том, что было бы хорошо открыть главный вход для людей Хантера.
В машине Адама пришлось пристегнуть, иначе он угрожал завалиться на ногу Стива. Закрепив спящего парня, Каэл дал добро расположить на его коленках свою ногу. Пит уже был за рулем, сонно моргая, завел мотор. Прибежала Карла, всучила ему термос с кофе. Пит с огромной нежностью посмотрел на нее, но она смотрела на Хантера. Хорошо, что Пит не знал, что этот кофе – забота от командира Хантера, а не от Карлы.
Прервусь немного, ибо хочу поговорить с тобой, пусть и беседа моя односторонняя. Мне пришло на ум недавно взяться и почитать все эту дребедень. И, ты знаешь, что очень заметно: вот читаешь – вроде бы читабельно дальше и даже местами затягивает, как в пучину, будто и не мной написано. Но при этом совершенно не запоминается, то, что было прочитано. Почему? Слишком много лишних слов? Слог неправильно сложен? Стиль не тот? Или не хватает еще чего-то важного? Не знаю, но склоняюсь к тому, что в один прекрасный день соберу все это и уничтожу, так и не доставив до тебя.
Говорят, рукописи не горят, но, думаю, отлично режутся. Я не Гоголь, чтобы сжигать только второй том. Возьму золотистые швейные ножнички, заточу их и нашинкую все изложенные десять томов и на досуге покрошу еще три. Нет в данном произведении глубокого смысла. Его я и не планирую закладывать. Как и нет раскрытия каких-то особенных тайных человеческих чувств и героических поступков. Да и в целом, все это далековато от литературного произведения. Всего лишь последовательное изложение не очень веселых приключений выдуманных героев.
Так что, гэ (ты знаешь, что это значит) я, а не писака. И роман мой – гэ, убивающий твое и мое время. 14.10.2016г.
            Глава девятая: «Рассказ жертвы».
            Проводив взглядом машину до поворота, Хантер и Карла возвратились в клинику. Нойман как раз пил кофе, расположившись за справочной стойкой в холле, и устало потирал глаза в перерывах. Карла прошла и уселась в кресло, Хантер в раздумьях потер кобуру пистолета поверх ткани куртки и уставился в пол. В машине место было и для него, если потесниться, он же намеренно остался, чтобы в случае появления преследователей (а таковые вполне могли быть) оказаться в гуще событий. Каэл почти был уверен, что к ним этой ночью нагрянут неприятели. Тревожное чувство не покидало его.
«Жаль, что Карла не в состоянии держать оружие», - мелькнуло у него, и он обратился к девушке, не сводившей с двери операционной своих зорких глаз.
 - Как себя чувствуешь?
«Будто тебя волнует, как я себя чувствую! Сухой и бессердечный чурбан! Как Лаура, так на руки, а я?! Я-то знаю, что этот твой якобы заботливый вопрос просто-напросто начало моего длительного допроса с пристрастием!», - подумала гневно Карла, ощущая, как накипает злоба на него и хочется накричать и обругать, послать к черту, но вопреки своему внутреннему раздражению мягко ответила:
- Спасибо. Ничего так, ноет, правда.
- А-а, - его взгляд устремился на белые бинты, выглядывающие из-под аккуратно и скромно обрезанной Нойманом блузы с крупными пятнами высохшей крови, которые плотно обтягивали предплечье, плечо и крепились у нее за шеей.
«А теперь ты скажешь: «Не хочешь рассказать, как все было?», - пристальный взгляд девушки был направлен куда-то сквозь командира, который сегодня всецело раздражал ее. Восхищаться им, как обычно, не хотелось.
- Ты не голодна? У Ноймана наверняка найдется, чем перекусить.
- Да, конечно! – принял хирург намек Каэла и порылся в полках за стойкой дежурной медсестры, после чего вышел к ним с небольшим подносом, на котором была пара несвежих булочек и две чашки кофе.
Он поставил поднос на стол и сам уселся на пол рядом с Хантером. Карла схватила булочку и принялась жадно грызть, заливая ее горячим глотком кофе.
«Сейчас подавится», - одновременно подумали мужчины.
«А хрен вам!», - думала, наверное, Карла.
Когда с булочкой было покончено, Хантер спросил:
- Не хочешь рассказать нам, что там произошло и, - он оборвался, увидев, что хирург привстает, намереваясь уйти. – Ты чего?
- Это не предназначено для моих ушей, мне не следует слышать…
- Останься. Неужели тебе не хочется узнать, что с этими двумя произошло?
Хирург замер. Он колебался. Ему было жутко любопытно, что же на этот раз приключилось с Ренис, но он скрыл это, сказав с превеликим одолжением:
- Хорошо. Только проверю Рэн, - ушел и вскоре вернулся, снова сев рядом с Хантером.
- Вам в подробностях? Все с самого начала? – неуверенно спросила девушка, когда командир легонько кашлянул, намекая ей приступать к повествованию.
И ответом на ее вопрос было два кивка, очень похожих друг на друга.
- Ну, в общем, мы подъехали на условленную точку, и Нави пошел обговорить дело с ними. Потом он подозвал к себе Дьюи, не давая ему выводить из себя Рэн, и опять они вместе с теми мужчинами долго разговаривали. О чем велись переговоры, мы с ней не слышали, подойти ближе нам не позволили. Но мне показалось, что Дьюи ведет себя странно, очень странно, в отличие от Рэн, которая выполняла все, как и условились. До определенного момента…
Карла, припоминая, сощурилась и замолчала.
- Какого?
- Когда нам велели садиться по их машинам, оставив большую часть людей. Им Дьюи приказал возвращаться на базу.
- И что же она делала?
- Ну, в принципе, как обычно, в открытую набросилась на Дьюи. Я сначала не поняла, чего она так бычится на него. До меня это дошло позже, когда под дулом пистолета меня с Рэн и еще несколькими ребятами посадили в их машины. Да, кстати, в том здании с нами были Эрик, Лари, Коул и Джо. Вы их не …
- Они мертвы, - не дав закончить вопроса, влез с торопливыми и холодными пояснениями Хантер. – Что было потом?
Карла округлила глаза, вновь вспомнив, что только благодарю маниакальному упорству Рэн, она не состоит в числе погибших ребят. Вместе с тем вспомнилась и пугающая причина, по которой Рэн так отчаянно стремилась выжить, спасая их обеих, и прославленному стрелку команды Хантера стало не по себе. Передернув плечами, девушка опять заговорила:
- Нас повезли куда-то. То, что они не накинули нам на головы мешки, мне показалось противоестественным, ведь таким образом они показывали дорогу к себе. А потом подумала, что это потому, что они планируют от нас избавиться, а раз так, то их мало волнует, что мы там видели и не видели! Сдерживая слезы от совершенного и страшного открытия, я посмотрела на Рэн и обомлела. Это надо было видеть! Я и не знаю, как описать выражение ее разъяренного лица, но признаю, держалась она хорошо, не под стать мне. Рэн лучше меня и раньше меня поняла, что нас предали и, быть может, даже продали. А когда поняла и я, то заплакала... – Карла прослезилась и всхлипнула.
Хирург посмотрел-посмотрел на нее и, устало вздохнув, пошел за салфетками. Принес и сунул под нос целую коробку.
- Спасибо, - хлюпанье носом, сморкание и всхлипы.
- Что было дальше, Карла? – вернул к тому, что его интересовало, Хантер, заставляя пострадавшую продолжать.
- Нас высадили у того здания. Я узнала это место и этот район, это было не так далеко от вашей погрузки.
- Дьюи был с вами?
- Нет. Ни из одной машин он не вышел. И в том здании я его не видела, это точно.
«Вздумал действовать против интересов отца? Или же, наоборот, это спланировано обоими против меня?!», - пробежала мысль у Каэла. – «Генри, таким образом, мог оболгать меня и выслать на мое устранение группу убийц. Или же это не Генри?!», - глаза мужчины пристально следили за рассказчицей.
- Меня и Рэн тщательно обыскали, отобрали мобильники и загнали в подвал, отделив от парней. Их мы больше не увидели, - девушка снова поднесла салфетку к уголкам глаз, утирая слезы. – Я забилась в угол и плакала, поначалу не обращая внимания на нашу «Мелкую». Она все что-то делала: ходила кругами и из угла в угол, обследовала досконально нашу клетку, ну, ты знаешь, она же неугомонная.
Хантер сдержал улыбку, хотя и был полностью согласен с этим дополняющим замечанием.
- Потом я стала присматриваться и наблюдать за ней, это немного отвлекало от моих плохих мыслей. Рэн в какой-то момент остановилась возле окна. Оно было маленькое, узенькое и высокое, ну, для нее, по крайней мере.
Хантер снова подавил желание улыбнуться на эти меткие дополнения Карлы, подмечавшие ее былое и не сильно дружественное отношение к «Мелкой».
- Да там же даже кошка не пролезла бы! Плюс ко всему и решетками стальными отделано прочно снаружи. Моих комментариев о напрасности ее затеи, она не слушала, прыгала, прыгала, прыгала, стараясь ухватиться за эти прутья. Наконец зацепилась, уперлась ногами в стену и начала шарить свободной рукой за решеткой. Меня внезапно охватило любопытство, я поднялась и подошла к ней, думала даже поддержать, а то вдруг грохнется и сломает себе что-нибудь. Но она уже в этом не нуждалась – посыпались осколки стекла вниз, и она вместе с ними, довольная тем, что достала продолговатый, треугольный (как лицо Лауры) кусок стекла.
Немного помолчав и поймав глазами пронзительный взгляд командира, что ждал продолжения, Карла заговорила:
- «И чем же это тебе поможет?!», - посмеялась я тогда, забыв про свои слезы. «Не знаю, как ты, а все равно поцарапаюсь!», - сказала она тогда мне.
«В этом вся Рэн!», - улыбаясь, подумал Хантер.
- А следом так уверенно мне заявила, что хоть полуживая, но выберется и достанет Дьюи из-под земли.
Девушка на этом умолкла. Теперь ей предстояло лгать и лгать. И крайне бессовестно. Ведь не столько из-за Дьюи, сколько из-за нее Рэн, как полоумная бросалась на неравных по силе противников. Как скрыть, что это из-за нее, Карлы, Рэн рвалась в бой, чтобы выжить, дабы собственноручно перерезать ей глотку? Как скрыть, что Рэн стремилась выжить только ради одного этого мгновения?!
«Это стекло изначально предназначалось мне! Но что же помешало Рэн вонзить его мне в шею, а не охраннику?!», - застыло в голове громоподобное прозрение, а мысли ее не останавливались. – «Нет! Этого я не могу сказать. Никак не могу. Если он узнает, что это я… нет! Он не должен узнать!», - мозг Карлы отчаянно работал, взвешивая каждую мелочь и думая над тем, какую же именно ложь преподнести в конце, чтобы при этом сохранить правдоподобность. Она не хотела говорить про то, что это она, Карла, выстрелом в голову добила всех недругов.
«Но как, как же мне свалить все это на Рэн? Как?! Ее рука к тому моменту была изрезана и с прострелом в плече, а левая… нет, не поверят! Как же мне связать все с Рэн?», - девушка задумчиво посмотрела на свою чашку, взяла ее левой рукой с подноса и допила остатки остывшего кофе.
- Принести тебе еще? – заботливо спросил хирург.
«Прямо как будто мой отец, которого у меня никогда не было», - усмехнулась про себя Карла, сказав:
- Да, спасибо. Если вас не затруднит, - и подумала. – «У меня очень кстати появится время на обдумывание в ожидании кофе».
Нойман, отринув усталость, услужливо поднялся и прошел с подносом к стойке, повозился там и принес на подносе всем им еще по одной чашке кофе. Не будь она ранена, он так не растрачивал бы себя. Ни за что.
- Так, значит, движимая местью Дьюи, Рэн осколком стекла перерезает их всех? – с напускной наивностью спросил Хантер, сделал глоток и усмехнулся. – Как так?
- Все было не так просто, - поправила его девушка, которую очень задело то, что он находит это смешным.
 «Тебя-то там не было! Посмотрела бы я, как бы ты из этого выкручивался!», - обиженно отвела  взгляд в сторону Карла и заговорила:
- Рэн, налюбовавшись находкой, оторвала край рубашки и обмотала часть осколка, за которую в дальнейшем собиралась держаться. Спрятала шустро в задний карман, потому что услышала лязг ключей с той стороны двери. Кто-то подбирал нужный ключ, чтобы открыть дверь. Вошедшие обыскивать нас вновь не стали, да и эта ее универсальная рубаха длиной по самые колени удачно скрывала все ее карманы. Так что, грех жаловаться на ее отстойные вкусы в одежде. Я теперь думаю начать одеваться так же, - задумчиво перешла на шепот в последнем предложении она и прервалась, чтобы сделать глоток кофе, который теперь едва ли лез в горло, застревая и не желая проходить дальше.
А слушатели ждали продолжения.
- Рэн даже бровью не повела, сумела сохранить спокойствие, продолжая вытаскивать руки из-за спины и из-под полы рубахи. Ничуть не испугалась, нисколько не смутилась перед ними. Ее стойкость и уверенность заставили меня устыдиться своих слез. Но в глубине души я и, наверняка, она осознавала, что этим куском стекла Рэн просто успокаивала саму себя. Уверенна, она была в не меньшем отчаянии, чем я. Думаю, она тоже хотела плакать и, чтобы избежать слез, нашла себе иные заботы. Ну, ты же знаешь ее, Хантер.
Мужчины в холле переглянулись и едва заметно улыбнулись.
- И все-таки она вселила в меня, хоть и жалкую, но надежду, которая разбилась и разлетелась на мелкие кусочки, когда люди, что пришли за нами, начали вязать нам руки. Я все ждала, что Рэн вот-вот накинется на них со своим стеклянным оружием, что, вот сейчас она их перережет, и мы с ней сможем убежать, но.
- Но? – хирург опередил Хантера.
- Но она с невиданным доселе смирением протянула им свои руки. И я ее не виню. Что еще остается, когда дуло пистолета смотрит в лоб? Я обернулась к ней, когда нас выводили из подвала, и увидела устремленный под ноги взгляд и сведенные брови – Рэн усиленно о чем-то думала. Решив, что у нее снова зреет план, я немного успокоилась, пытаясь держать себя в руках, чтобы не зареветь.
«Нахваталась артистизма у Адама? Рассказывает – будто пьесу читает», - Хантер сканировал непрерывным взглядом, не подозревая, что девушка тем самым тянет время, напряженно соображая над тем, что делать с провальной концовкой. Доселе он не сталкивался с подобным, потому и не придавал значения подозрительно неестественному поведению Карлы. Да и ей прежде не приходилось бесстыдно лгать любимому командиру, и сейчас ей это с трудом давалось.
- Бедняжка наша Карла, - участливо вздохнул Нойман, поймав паузу. Уставившись в свою пустую чашку, он сидел, поставив руки на стол, одной подпирая подбородок.
- Нас почему-то повели на верхний этаж, сопровождающие шли и сзади, и спереди, - не обращая на него внимания, приступила Карла к нелегкому продолжению. – Провели в дальний конец пустого помещения и оставили стоять возле стены, а сами принялись бурно обсуждать что-то у того стола неподалеку от лестницы. Не могу знать, что именно было темой их жаркого спора, до нас не доносились слова, мы лишь видели, как активно каждый из них участвует в беседе. Стояли мы долго, и я, устав дрожать от страха на ногах, присела на пол и посмотрела на Рэн.
Была еще одна непродолжительная пауза и для глубокого вдоха и выдоха. Хантер не спешил лезть к ней с вопросами. И девушка в бинтах заговорила сама:
- Она, не шелохнувшись, стояла ровно, будто стена, что была в шаге от нас. Глаза ее направлены были на этих мужчин у стола. В какой-то миг она вдруг сильно так ссутулилась и закрыла глаза на мгновение, а потом резко выпрямилась и, не глядя на меня, сказала негромко:
«Нас здесь пристрелят».
- Мне это и так было ясно! Но после того как она так уверенно это сказала с этим выражением лица, готовым принять смерть и согласным с тем, что к ней сейчас пойдут и просто выстрелят в упор, на меня такая истерика напала! Я зарыдала. Рыдала, жалея себя и все, что не успела в этой короткой и мимолетной жизни сделать…
Хирург понимающе улыбнулся, видать, было и в его насыщенной жизни нечто похожее.
- И вот тогда она отвлеклась от них и вдруг опять посмотрела на меня свысока, ну, это естественно, я же сидела, и подмигнула мне. Я сначала подумала, что мне это показалось, но потом… знаете, что она сделала? – возмущенно и вместе с тем интригующе обратилась к слушателям Карла.
- Подожди, подожди! Сбегаю, проверю Рэн, и скажешь, - Нойман вскочил и побежал в операционную и очень скоро вернулся на место. – Можешь говорить.
- Она крикнула им: «Эй, псины!».
Хантер и хирург состроили удивленные мины, подумав, что начала извергаться бурная фантазия Карлы. Нойману это простительно, но вот Каэлу не новость, что Рэн может оскорблять и сквернословить, когда душе угодно, где угодно, как угодно и кого угодно, независимо от ситуации, однако в том положении для нее это было бы крайне неразумно. И она вряд ли этого не понимала.
- Нет, нет! Я ни в коем случае, - «Сказать «не вру!» – будет все равносильно признанию моей лжи, а я ведь нисколько не вру. Какое же слово подобрать? А!». – Не преувеличиваю! Рэн выражалась так…. Черт, да такой брани, которой она осыпала их, наверное, и в тюрьмах не услышишь! Она с такой дерзостью и наглостью склоняла этих мужчин до тех пор, пока один из них не обернулся к нам.
- И что же?! – не терпелось Хантеру узнать основное.
- Рэн высокомерно заявила ему, что раз уж мы обречены, то любому приговоренному к смерти полагается последняя сигарета.
- Но ведь она не курит и даже от запаха бьется в конвульсиях! – глаза Хантера сузились в маленькие щелочки и теперь смотрели на выжившую подчиненную с максимальным подозрением.
- Я тоже тогда сквозь слезы так подумала, но я была поражена не этим, нет! А ее настойчивой хамской наглостью. Мне казалось, они прямо оттуда, не отходя, выпустят в нее всю обойму.
«А может, они знали, кто она и поэтому… может, знала и она, что ей вреда не причинят?!», - постучалась запоздало верная мысль в голову Карлы. О том же размышлял и Хантер, буквально одновременно с ней.
- И представьте себе мое удивление, когда этот мужчина направился к нам, играя пачкой сигарет.
- Не может быть!
- Говорю как есть, и будь иначе, я здесь не сидела бы.
Они втроем содрогнулись и повернули голову к окну холла, в которое, осторожно постучав, вошел Риччи:
- Вы чего все двери заперли? Насилу нашел лазейку. Нельзя же так жестоко, еще и со мной.
Время близилось к ночи, а они этого и не заметили, пока глаза их не метнулись в темноту за окном, да и это все из-за появления гения команды Хантера – Риччи.
- Парадная наглухо закрывается на выходные. Забыл повесить предупредительную табличку, - сказал без особых извинений Нойман. – Садись, коли уж пролез.
- Мы что, не поедем? – вскинув удивленно брови и глядя на Хантера, спросил Риччи.
- Присядь, послушай, - похлопал по полу возле себя Каэл. – У нас тут самое интересное пошло.
Риччи с сомнением перебегал глазами то с Хантера на Карлу, с Карлы на Ноймана, то с Ноймана на Хантера, а то и вразброс. Он колебался, выбирая, к кому из них лучше подсесть.
- Я не буду все заново пересказывать, - предупредила недовольно Карла, боясь, что при повторении напортачит и непременно выдаст себя не состыковывающимися деталями.
- Не обязательно, продолжай, - сказал Хантер, кивком настойчивее прося Риччи сесть, и парень нехотя занял стул у стойки, он не рассчитывал здесь задерживаться.
Снова задрожал в тишине голос Карлы:
- Он вынул одну сигарету и стал грубо пихать в рот. Вам бы видеть оскорблено-возмущенную Рэн! Сейчас как представлю, что она все это просто разыгрывала, и не верится даже…
- То есть, ей нужно было, чтобы развязали руки? – будто задавая вопрос самому себе, спросил Нойман.
- Да. Именно! Рэн обозвала его похлеще, и он едва сдержал себя в руках, чтобы не ударить ее. Моему удивлению не было предела, когда этот мужчина покорно зашел за спину и начал развязывать веревки, после чего вышел вперед, давая ей прикурить и очень внимательно глядя на нее. Думаю, он догадывался, что перед ним стоит некурящий человек, или что-то еще, я не знаю, но… Моя челюсть по-настоящему отвисла и упала мне на грудь, когда она, эта наша вся «правильный и здоровый жизни», Рэн так умело затянулась и выпустила клубы дыма ему в лицо. В этот миг, к нам, оторвавшись от своей беседы с компанией, неспешно зашагал еще один мужчина. А наша «Мелкая», метнув глаза к нему, сделала пару затяжек и, беспардонно дымя в мою сторону, повелительно сказала:
«Ей тоже!».
Риччи, не веря, округлил глаза. Нойман с Хантером уже не так сильно реагировали, они немало удивительного услышали за этот вечер. И ждали продолжения.
- Мужчина наклонился ко мне, я все еще сидела на полу. Он развязал мне руки, всовывая в них сигарету, а я же, как заколдованная смотрела на Рэн, не понимая, к чему все это и чего она хочет этим добиться? Я тщетно пыталась угадать, прочитать, надо ли мне подыграть ей, и, вообще, как это сделать? Ждала от нее хоть какого-то знака, жеста, кивка, но ничего не было. Сидя, закурила и я, наблюдая, как медленно, но верно тянется рука Рэн назад, к заднему карману. С этим она не торопилась, выжидала, словно просчитывала действия наперед и не только свои.
Поймав несколько секунд ее передышки, Риччи реактивно пересел на пол к мужчинам, внимательно вглядываясь в лицо рассказчицы.
- Расстояние меж ней и мной было невелико – шага два, не больше. Мужчина склонился и вырвал у меня изо рта сигарету, видимо, время отпущенного последнего перекура подошло к концу. Рука Рэн ускорилась. То, что ее оружие будет обращено против него, в принципе, мне было понятно, как и то, что его необходимо отвлечь. Но! У стола было еще несколько человек, один из которых почти доходил до нас. «Для чего эта бессмысленная демонстрация гордости, упорства, сильного духа и временного бесстрашия, Рэн?!», - мысленно кричала ей я, но ее разве образумишь... – Карла сбилась, поздновато заметив перемещения Риччи, что заинтересованно заглядывал в лицо и слушал ее.
«Красиво рассказывает. Даже не похоже на нее. Эти паузы, эти гримасы, нет-нет даже слезу пускает. Или же это я к ней придираюсь, ранее не замечая в ней этих качеств? Может быть и так…», - Хантер, не отрываясь, смотрел в глаза Карлы и почти угадывал мысли Риччи.
- И пока я сидела, раздумывая над тем, что мне делать, улучив момент, Рэн вонзила свое стеклышко даже не в шею, а чуть выше – вогнала под челюсть, в самое основание. Соглашусь, куда достала – туда попала. Упав на колени передо мной, этот мужчина схватился одной рукой за шею, а другой спешно нащупывал нож на поясе. Я это хорошо видела, как и то, что Рэн после своего маневра побежала навстречу уже бегущему к нам второму мужчине. Мне удалось выхватить у того, что захлебывался кровью прямо передо мной, нож, но он опять в него вцепился, не отдавая, - девушка уставилась на ноги, изумленно приподняв брови и, не моргая, глядя на них так, будто все пережитое вновь всплыло перед глазами.
Карла сделала кратковременную паузу, нервно сглотнула ком.
- Пришлось переступить через себя, схватить его за горло и надавить, причиняя ему боль. Вскрикнув, он выпустил нож, и я бросила его Рэн. Нагнуться и поднять его она не смогла – ее поймал за руку, оттягивая подальше, мужчина, с которым она сцепилась. От стола побежали к нам еще несколько мужчин. У того, что я держала за горло, я обнаружила кобуру, потянулась к ней, извлекла пистолет, который для нас был бы немаловажен. Рэн отчаянно вырывалась, царапаясь, кусаясь, на что мужчина в ответ очень хорошо приложился кулаком, и она будто мертвая шмякнулась о бетонный пол так, что даже мне стало больно.
Девушка вновь сделала передышку. Никто замечаний за это не делал, не хмурился и не подгонял, ее слушатели терпеливо ждали, не посягая нарушать воцарившуюся ненадолго тишину.
- Пистолет был уже у меня в руке. Сменив руку у его горла на левую, правой рукой я прицелилась в того, что склонился над Рэн. Думала убрать его, прежде чем он что-либо сделает. Но Рэн не нуждалась в моей огневой поддержке – и без меня полоснула своего обидчика ножом. Она дотянулась него, когда упала на пол и намеренно выжидала, когда тот наклонится к ней, проверяя, жива ли она. В общем, и его Рэн резанула хорошенько по горлу, вскочила и побежала к следующим противникам. Кто-то у стола начал стрелять, ну, не сказать, что так уж и прицельно, скорее, чтобы попугать нас, а потом уже стали все же выцеливать. Мое счастье – мой полуживой щит, который спасал меня. Я выжила благодаря этому мужчине, а он медленно умирал передо мной. Придерживая его и прячась за ним, открыла ответный огонь и я.
Нойману были известны подобные случаи, когда совершенно безобидные и вроде бы ничем непримечательные внешне и физически слабые люди могли положить больше людей в неистовой и чудовищной борьбе за главный приз – жизнь. И то, что он сейчас слышал от этой раненой девушки из команды Каэла для него не было чем-то невероятным. Хирург считал, что импульсивная, взрывная и вспыльчивая Рэн вполне себе способна на нечто такое. Как и Карла, которой только и дай в свободное пользование оружие в руки, она была широко известна качеством стрельбы, да ей практически не было бы равных! Рассуждая над этим и не сводя своих глаз с рассказчицы, Нойман неосознанно жевал губу.
- Один из них закричал, чтобы по ней не стреляли, - возобновила рассказ Карла. – Что она нужна им. В итоге их огневая мощь целиком обратилась на меня. Рэн тем временем снова сцепилась с еще одним. Я просто не понимаю, откуда в ней столько сил и энергии и где банальное чувство самосохранения?! Отвлекалась от забот о себе я, засмотревшись на то, что ее схватил под шею парень, а она даже так не сдавалась, не оставляя попыток ударить его, оцарапать, укусить, задеть. Но он был куда сильнее. Она вдруг истошно закричала, чтобы я стреляла, как раз тогда, когда к ней побежал еще один мужчина, здоровенный такой амбал. А против них двух она уж точно ничего не смогла бы сделать. Я выстрелила, Рэн освободилась и тут же бросилась на здоровяка. Занятая стрельбой по остальным, я снова отвлеклась, тяжело было уследить в этой неразберихе и за ней, и за мужчинами. Мне плохо верилось в то, что я уложила несколько человек. Сложновато было в этой обстановке стрелять и реагировать быстро, когда сама чудом не словила пулю промеж глаз.
Ненасытный вдох и выдох.
- Краем глаза я жадно следила за Рэн, но видела лишь урывками. Нож все еще был в ее руках, и она бросалась с ним, как безумная. Я оторвала взгляд от нее, чтобы в суматохе прицелиться в своего противника, а посмотрев вновь, увидела ее с этим ножом в ЕЕ ЖЕ ЖИВОТЕ!! Продолжая меня ввергать в шок, Рэн схватилась за рукоять, с жутким криком вынула из себя нож и, крича, кинулась на соперника снова. В меня стреляли уж очень метко, я снова с нее переключилась, чтобы сконцентрироваться и подстрелить этого несносного снайпера, а когда взглянула туда, где была Рэн, то увидела, что ее, словно в тисках, зажал в руках еще один громила, душа ее. Рэн задыхалась, кричать и просить меня о помощи она не могла. Выстрелом в голову я убила его, и мои глаза скользнули по большому пятну на ее плече – кто-то успел ранить ее, это я осознала позже, в тот миг, когда мужчина, разжав руки, завалился вместе с ней на пол.
Карла замолкла. На сей раз надолго, потому что плакала. Хантер не говорил своих требовательных слов: «Дальше?», «Потом?», он молчал вместе со всеми, переваривал и ждал продолжения повествования.
- Поймав мою промашку – я загляделась и слишком сильно высунулась из-за моего щита, в своем желании высмотреть Рэн, меня задели, ранили в плечо. Но это ничего в сравнении с тем, что я ощутила, когда увидела Рэн на полу без движения. «Умерла?!!», – подумала я, и у меня все тело оцепенело, отказываясь двигаться, а ко мне, тем временем, скалясь, шел стрелок, самый меткий из всех. Держать свой щит я больше не могла – он умер, потяжелел и норовил то опрокинуться на меня, то запрокинуться, утаскивая меня за собой. Отпустив и оттолкнув его, я поползла к стене, пистолет был бесполезен – обойма пуста, я выронила его от страха, обуявшего меня. Шок от происходящего и ужас надвигающейся неизбежной смерти, которой грозил этот снайпер, разбавило нечто похуже.
- Что? – Риччи не вытерпел и встрял раньше остальных, боясь, что снова будет затяжная и напряженная слезливая пауза. Его уже как-то напрягало все это.
- Выползла из-под трупа, хрипя и рыча, и встала на ноги Рэн, которую я уже причислила к мертвым. Тогда-то я и подумала, что это просто я умерла, и все, что происходит со мной – не что иное, как галлюцинации или предсмертные бредовые видения.
Нойман с Хантером обменялись жалостными и понимающими улыбками. Они и вправду, пожалели Карлу, пережившую то, что им и представить сложно дается.
- Сжимая крепко в обеих руках, красных по локоть от крови, нож, Рэн пошла ко мне, перерезая путь моему убийце. Я не могу вообразить, какая жуткая боль ее раздирала, она рычала сквозь стиснутые зубы, а затем, исступленно закричав, бросилась на него. Ну, как бросилась, это она, наверное, думала, что бросилась, Рэн всего лишь чаще зашаркала непослушными ногами. Мой стрелок навел дуло на нее, похоже, его не волновало, что она была им нужна, – на этом Карла оборвалась, закрыв глаза, она устало откинулась на спинку, утопая в мягкой обивке кресла, почувствовала, как расслабляется. – «Хочу спать…нет! Думай! Думай, как связать концовку…».
- Карла?! – окликнул с тревогой в голосе Риччи, подумал, что она потеряла сознание.
- Карла, тебе плохо? – подскочил с пола к ней Нойман, трогая лоб и одновременно проверяя пульс у шеи.
- Нет, нет, все хорошо. Просто утомилась. – «Как  же я устала! Я-то ладно, а она? Выживет ли она? Так хочется, чтобы она открыла глаза. Как же это странно…». – Я в панике отползала в угол, правой рукой стрелять было больно и не эффективно, а левой – мало толку, да и уже бесполезное оружие мое осталось в стороне у самых ног этого мужчины. А он с довольной улыбкой на лице подпускал Рэн ближе, наслаждаясь тем, что он имеет преимущество и может решать нашу участь. Мразь! Ему нравилось, что беспомощные девушки дохнут у него на глазах! Рэн еле-еле ползла, не побоявшись и не дрогнув пред наведенным на нее оружием. Еще миг – и она вдруг сорвалась и побежала, реально побежала!!
Карла, пребывая под впечатлением запомнившейся ей на всю оставшуюся жизнь картины, неосознанно подалась вперед и с широко открытыми застывшими глазами начала мерно покачиваться из стороны в сторону:
- А он на это шире улыбнулся, поднял руку до уровня ее головы, готовясь подпустить ближе и спустить курок. И тут я сделала то, чего от себя никогда бы не ожидала: набросилась на него, обхватила эту руку, оттягивая вниз и на себя. Ну, а пока он вяло боролся со мной, стараясь сбросить меня и выдернуть свою руку, Рэн вонзила ему в спину нож. Несколько раз. Она продолжала это делать, даже когда он, не сопротивляясь, распластался на полу возле меня.
«Что было потом я не могу тебе сказать, Хантер. Не сейчас и никогда вообще!! Но как мне объединить контрольные выстрелы с Рэн? Как же тут связать воедино то, что никак не связывается?!», - Карла опять уставилась на ноги. – «Только если…. но это так неправдоподобно! На грани выдумки. Плевать! Просто буду смотреть в глаза и врать, врать, врать, не делая лишних движений. Может и прокатит».
- Ты побледнела. Тебе нехорошо? – заволновался снова заботливый хирург.
«Как бы я хотела, чтобы это так спрашивал Хантер, а не ты», - думала обиженно Карла, отвечая:
- Все нормально, я закончу, - взглянув на Хантера, поймала его взгляд и, не отводя глаз, медленно заговорила. – И пока я приходила в себя, не веря в то, что мы выжили, пока силилась принять и осмыслить все это, Рэн взяла его пистолет, навела на него и выстрелила, добивая. Прошаркала к остальным и сделала то же самое с каждым.
- Ты видела ее правую руку?! Видела плечо?! Как она могла этой рукой вообще хоть что-то держать!? – вопросы командира мгновенно посыпались на обманщицу, звуча как обвинение в суде, обличающее во лжи. Хантер строго сверлил взглядом, Нойман с Риччи молчаливо и недоверчиво переглядывались, обоюдно разделяя его мнение.
«Я знала, что ты так спросишь. И я ждала этого!», - выдержав взгляд командира, девушка спокойно ответила:
- Рэн стреляла левой.
- Что?! – воскликнул изумленно Хантер. Его могли услышать и во дворе клиники, если бы не позднее время.
- Как это возможно?! – поражался эхом Риччи.
«Врешь ты, Карла. Врешь и не запинаешься! Все знают, что Рэн – правша. Она бы даже правой рукой не попала так, как было у этих трупов!», - мысленно вывел на чистую воду лгунью Каэл Хантер.
- Она сделала это левой, - уверенней произнесла она.
- Выходит, что Рэн одинаково хорошо владеет оружием и левой, и правой руками? – полюбопытствовал для себя Нойман, так явно не выражая своих сомнений, чтобы не пугать этим рассказчицу, которой уже не верило двое из трех. Это он исключительно из жалости. Ведь это очень обидно, когда все – против тебя. А ему это очень хорошо известно, случай другой, конечно, но все же.
- Я говорю, что видела, - настаивала на своем Карла, не придавая значения словам хирурга.
- Рэн либо скрыла, что она еще и левша, либо и сама не знала, что обеими руками владеет… - Риччи ушел из размышлений вслух в мысленные рассуждения, но и он больше склонялся к тому, что девушка изрядно лукавит.
- Хантер, признай, что ты этого не знал! – шла ва-банк Карла, вводя того в сомнения насчет способностей Рэн и думая, насколько глубоко в дальнейшем уходить во лжи.
- Допустим, она сделала это левой, - начал сдержанно Каэл, мысля. – «Но она этого не делала, это сделала ты! Ты, Карла! Зачем ты хочешь это скрыть?!», - и добавляя. – Но я видел и левую руку, и Нойман не даст соврать, ладонь вывернута так, что в ней и сигареты не удержишь.
«Попалась!!», - торжествовал Хантер, покручивая ус.
- После заключительного выстрела ее пошатнуло, накренило, и Рэн повалилась на пол. Закричав, она попыталась встать, но тут же потеряла сознание. Могу предположить, что последний крик был от боли в руке, на которую она оперлась, падая, - и не моргнув, ровно, четко и твердо сказала девушка.
«Как благополучно все само собой связалось, надо же! И напрягаться не пришлось. О последующих страданиях Рэн уже не нужно распаляться, они и сами все видели. Идеально, Карла. Ты просто гений!», - радовалась в душе она, разбрасываясь лестными похвалами самой себе.
Хантер покосился на Ноймана, тот неопределенно повел плечом.
- А что потом-то было? – спросил у нее Риччи, которого не было в группе Хантера, когда тот приехал спасать Рэн и Карлу.
- Я, пыжась, через силу перетащила ее к стене и принялась искать телефон, нам нужна была помощь, на которую я и не надеялась. Ведь вы могли подоспеть позже их людей, - последние  слова прозвучали с укором и хорошо ощущаемой обидой.
- Это почему же? – поинтересовался, задетый этим, Хантер.
- Потому что изначально их было больше. Только высадившись у здания, я сумела насчитать человек пятнадцать, нами было убито где-то восемь или девять, при этом, точно помню, как один со снайперской винтовкой, вместо того, чтобы добить нас, что он мог спокойно сделать, предпочел скрыться. Почему? И где все это время были остальные?
«Вот же ж проклятье!! Так, скольких же убрали мы? Скольких? Неужели, это была ловушка для меня, чтобы вывести на нас хвост?», - Хантер озабоченно считал в уме тех, что оказали сопротивление по периметру. И общее число не сходилось с подсчетами Карлы. Он достал телефон, что беззвучно вибрировал в кармане:
- Да, Лаура?
- Дьюи объявился.
- Не говори, где мы. И ни в коем случае не говори, что Карла и Рэн живы. Ты ничего не слышала, ничего не видела. И где я – тоже не в курсе.
- Уяснила.
- Стива, Пита, Адама и Итана предупреди, чтобы держали рот на замке.
- Поняла.
- Он спрашивал что-нибудь?
- Нет, он только подъехал, сейчас подойдет с ребятами.
- Постарайся снять квартиру на завтра и уведи туда всех четверых с собой, а остальной состав отправь вместе с Дьюи в наш лагерь. Скажешь, что прибудешь следом после зачистки. И убедись, что Дьюи не увязался за вами.
- Все будет исполнено. Дам знать, случись что, - голосом бравого солдата, прошедшего две войны, отвечала Лаура. – Он идет.
- На связи, - сказал, опережая Хантер, и Лаура бросила трубку.
Мужчина тут же набрал сообщение и отправил ей:
«При малейшей угрозе твоей жизни действуй вопреки здравому смыслу. Ответственность беру на себя», - в присутствии сидящих вслух такого не скажешь, вот и пришлось ему излагать текстом.
- Смотри, Карла уснула, - толкнул его Риччи, указывая на забывшуюся сном девушку.
Хирург заметил это раньше них, испарился и выпал осадками в виде заботливого дядечки с больничным пледом. Он бережно накрыл им раненную подопечную Каэла.
- А я бы тоже непрочь вздремнуть, - завистливо мял пальцами мягкий уголок этого пледа, сидя у ног Карлы, Риччи. Оценивал качество и ворсистость, представляя, как сам лежит и нежится под таким покрывалом.
- Нет. Постой часовым. Я сменю через сорок минут, - безжалостный Хантер насильно поднял его и подвел через весь холл к окну.
«Но это же уже будет четыре утра!!», - слезно ревел изнутри Риччи, любивший поспать. Добавив смиренно. – «Карма!», - парень безропотно вылез из окна и пошел делать круг, прислушиваясь к шорохам и не снимая руки с пистолета за поясом.
Хирург ушел в операционную. Встав возле Ренис, печально посмотрел на нее. Он слышал, что за ним вошел кто-то, и он знал кто.
- Хочешь узнать, верю ли я Карле? – читая мысли, тихо спросил Нойман у Хантера, что подкрался к нему.
- Не могу я поверить, что та, что лежит перед нами, делала все то, о чем говорила Карла.
- Может с Ренис это все и не вяжется, но эти раны, Каэл, посмотри, - Нойман откинул покрывало с нее. По телу девушки темными-темными синими и бордовыми пятнами проявились синяки и кровоподтеки, не считая перебинтованных частей. – Я верю, что она и не один раз упала. Прострел в плече аналогичен ранению Карлы, разбитые в кровь локти, коленки и подбородок, исцарапанное в борьбе лицо, да и все остальное совпадает с рассказом… – Замолчав, хирург прошел ниже и застопорился в районе кистей рук. – Насчет этого не знаю, сам гляди, вон правая ладонь.
- Я видел.
- Если учесть, что левая была целее до падения…
- Нет, - отрезал Хантер. – Она – правша.
- И мысли не допускаешь, что Ренис могла скрыть от тебя отличное владение оружием левой рукой? Она могла за эти годы странствий многому научиться, имея в примере горький опыт и незавидную участь отца. И не обязательно, чтоб ты об этом знал, друг мой.
- Нет, Нойман, она правша и точка. Да и не стала бы Рэн их добивать. Кто-кто, ну уж точно не Рэн.
- А знаешь, даже я прикончил бы людей, которые меня изувечили и посягнули на мою жизнь. Будь они уже даже трижды трупами, все равно прибавил бы отверстий в голову.
- Она им нужна была живой. Я убежден, Рэн и сама это прекрасно понимала. Но что-то заставило ее, необдуманно рискуя жизнью, пойти против них. И что-то заставило Карлу устранить тех, кто мог бы пролить свет на эти неясности.
- Хантер, ты все утрируешь. Воспринимай так, как оно и выглядит. Я лично в этом ничего не вижу, кроме как безнадежной борьбы за жизнь двух слабых девушек. Соглашусь, это тонкая грань фантастики, и даже невероятно, что им удалось выжить при таких-то обстоятельствах, но я верю. Единственный вопрос у меня возник к тому снайперу, который со слов Карлы просто взял и ушел, когда мог короткой очередью умертвить обеих убийц его товарищей. Почему он так поступил? Чего испугался? Кого послушался?
- Эти вопросы также важны, но они отходят на задний план, меня жутко беспокоит другое.
- Настаиваешь на своем?
- Ничего не могу поделать с чувством, что Карла наглым образом врет.
- Так ли это можно узнать только у одного человека, - сказал уступчиво Нойман и посмотрел на Каэла, после чего они отвели глаза друг от друга, устремили их на Ренис и одновременно подумали:
«Если, конечно, останется в живых…».
- Вот посмотри на эти разбитые колени, по ним понятно, что она на них упала, могу даже представить как именно. Но рука! Как нужно было на нее опереться, чтобы так вывернуть? Это мог сделать только оппонент в ходе борьбы!
- Ведешь к тому, что рука не связана с последним падением, описанным Карлой? – Нойман тяжело вздохнул, у него подходящих версий для Хантера не было. – Я не судмедэксперт, Каэл. И я не могу детально обрисовать возможные действия, предшествующие этому перелому или вывиху. По снимку еще можно будет что-то предположить, но и для меня это пальцем в небо. Не факт, что это изобличит Карлу во лжи, - заключил он и подумал. – «Если, конечно, она врет. Чертов Хантер, теперь и я начал сомневаться в правдивости рассказа Карлы!».
- Что будешь с этим делать? – Каэл кивнул на кисть руки Ренис.
- Дождусь Одри, сделаем снимок. Если перелом – операция и гипс, если вывих – вправим, - монотонно протянул хирург, накрывая тело девушки. Поправив все, он направился на выход, уводя за собой Хантера.
Можно сказать, что выйдя в холл, они остолбенели, увидев, как в окно просовывается нога, одна, вторая, затем рука и широкая спина. Это лез задом-наперед Риччи, втаскивая за собой девушку, упорно сопротивляющуюся и кричащую, но шепотом, (так как Риччи все время укоризненно шикал на нее):
- Есть же двери!!
- Да тише ты! Ш-ш-ш!! – снова зашипел ночной хищник Риччи своей добыче.
Хирург от души захохотал, остановившись возле кресла, в котором безмятежно посапывала раненная Карла. Девушка в этот миг видела во сне карающую и беспощадную убийцу Ренис, и смех хирурга сквозь сон ей казался злобным смехом Рэн. Оттого Карла в ужасе вскрикнула и присела, широко открыв глаза.
Перед ней стояла миловидная, миниатюрная и очень красивая брюнетка.
«Ренис?!», - почти слетело с губ сонной Карлы, но, увидев вцепившегося в незнакомку обеими руками Риччи (хотя та никуда не убегала, а стояла очень даже смирно), она прикусила язык и поджала губы, не давая имени сорваться.
Пронизывающий взгляд бдительного и проницательного Хантера никто не заметил.
- Поймал хвост! – спешил доложить командиру запыхавшийся в процессе поимки Риччи, кивая на свой улов.
- Сам ты хвост!! – взвизгнула маленькая шустрая брюнетка, предприняв еще одну попытку вырваться.
- Слонялась у дверей, - бросил аргумент парень, сурово обсматривая шпиона с ног до головы.
- Это не хвост, - давясь смехом, заговорил Нойман. – Это моя ассистентка, Одри.
Робкий взгляд с Хантера на хирурга, и Риччи мигом побагровел до самых кончиков своих ушей. Он отпустил девушку и торопливо извинился:
- Простите, мадам.
- Ну, ты и болван! – усмехнулась Карла, спуская затекшие ноги с кресла на пол. – Напугал девушку до полусмерти, дурень!
- Я все понимаю. Он выполнял свои обязанности, - вдруг встала на его защиту Одри, отчего Риччи смутился и раскраснелся еще больше.
«Карма!», - передразнила бы в тему Ренис, не будь она почти покойником.
- Ого! Похоже, что вы ему понравились, - зевая и потягиваясь очень аккуратно одной рукой, продолжала Карла.
- А вы красивая, - не обращая внимания на комментарий Карлы, сделал комплимент Риччи.
- Спасибо, - был сухой и сдержанный ответ.
- Одри! – коротко позвал Нойман, уходя, что означало: «Пойдем со мной. Ты нужна мне». Обрывая на корню этот неловкий момент и конфуз бдительного часового Риччи, хирург ушел с ней в операционную, но, остановившись в дверях, бросил. – Ах, да, Риччи, она замужем.
Хантер сочувственно положил руку парню на плечо, сожалея, что понравившаяся, хоть и в конфузе, девушка снова оказалась несвободной. Этим Риччи и был знаменит. Все, кто бы ему ни приглянулись – были либо замужними, либо уже имели пару и сохли по кому-то иному. А к таким этот благородной джентльмен уже своего носа не совал. Человек высоких моральных устоев, хотя так сразу и не скажешь.
- Найди себе тут место и отдохни. Мой черед выходить, - похлопал его по плечу Каэл, и зашагал к окну.
Риччи понуро побрел к стойке, надеясь найти там для себя чего-нибудь съестного перед сном.
- Хантер, подожди! – окликнула Карла, и он замешкался. – Я хотела попросить прощения, - девушка подбежала к нему.
- За что?! – это мое любимое, родное недоумение.
Карла уткнулась носом ему в грудь:
- За то, что не выполнила поставленную задачу: любой ценой защитить Рэн.
Хантер взял рукой за одно плечо, помня, что за другое нельзя – больно, и Карла возликовала, подумав, что сейчас он обнимет ее. Даже сердце подскочило в бешеном ритме, на зависть замедляющемуся сердцу в тридцати с натяжкой шагах от них за плотно закрытыми дверями операционной.
Но Каэл оторвал от себя девушку на расстояние вытянутой рукой и мягко сказал:
- В этой ситуации ты ничем не могла больше помочь. Больше, чем сделала.
«Лгунья!», - добавил он про себя, развернулся к окну и был таков.
В холле осталась Карла один на один со своими слезами, пронзавшими болью от обиды. Да, да, помню, что был еще Риччи, но он не считается, парень уже храпел в три октавы. Она обиженно похлюпала носом, прошла к выключателю, отключила освещение и наощупь вернулась в кресло. Уснуть она так больше и не смогла. Просидела, глядя в окно, за которым исчез бесчувственный командир Хантер.
Выкатив из операционной стол с Рэн, по одну сторону Одри, по другую – Нойман, эти двое в белых халатах скрылись в соседней палате, оставив провожать себя взглядом Карлу.
Время, как и заведено, не знало остановки, неумолимо утекало, приближая утро. Было уже к семи часам, когда телефон Хантера, уставшего от прохаживания по периметру территории клиники, завибрировал.
- Да, Лаура?
- Все выполнила. Мы будем ждать вас (тут пошел точный адрес места встречи).
- Ясно. Скоро будем. Что насчет Дьюи?
- Все улажено, не думай о нем.
- Отлично. Встретимся скоро.
Звонок на этом завершился. Все кратко, сухо и зашифрованными фразами, которыми предпочитали обмениваться эти двое. Вроде бы они не кажутся такими уж и сложными и загадочными, но на самом деле, в них был заложен другой смысл. К примеру, последняя, вроде бы такая простая и прозрачная носила в себе послание для Лауры, в котором говорилось, а вот этого я не скажу. Секреты должны оставаться секретами, пусть даже они не мои.
Каэл полез в холл. Конечно же, через окно.
- Риччи, Риччи! – растолкал он сонного парня. – Подгони машину ближе и не глуши мотор.
Дав ему команду, мужчина бросился к пустой операционной, а оттуда в коридор, где о чем-то негромко переговаривались Карла, Одри и хирург. Нойман прервался и посмотрел своими красными, впавшими от бессонной ночи, глазами на Каэла, как бы спрашивая:
 «Что?!».
- Нам пора. Как ее состояние? Мы можем ее забрать?
- Критическое. Все еще подключена к аппарату искусственного дыхания. Забрать ты ее не можешь.
- Ты же говорил, что не сможешь Рэн здесь держать! Что для тебя это будет только проблемой! – вскипел, не совсем верно истолковав суть слов Ноймана.
- Говорил. Но я ведь не могу заставить ее дышать.
- Неважно! Уже не важно. У меня нет другого выхода, кроме как забрать ее, а у тебя – отдать.
Нойман угрюмо молчал, против сказанного протестовать этот мужчина не собирался. Каэл был прав – хирург не имел прав ставить свои условия, его дело – лечить и беспрепятственно отпускать тех, кого к нему привозят, а также следовать приказам людей, служащих Генри. Не всех подряд, конечно, только таких, как Хантер, Нави или Дьюи.
- И я заберу ее либо трупом, либо, забрав, получу труп. Это уже мои проблемы. Ты, в любом случае, сделал все, что мог.
- День. Еще день, - вдруг попросил Нойман, на что-то надеясь и передавая эту надежду и намек на возможность микроскопического чуда Хантеру.
Одри и Карла молчали и попеременно переводили взгляды на своих начальников. Играли долго глазами в молчании и Каэл с хирургом, ментально договаривая несказанное ими вслух.
 - Хорошо, – выдохнул Хантер. – Я жду день, всего лишь день. А ночью забираю ее.
Хирург кивнул. Одри недоверчиво хлопала глазами, не понимая, на что возлагает надежды ее босс. Ведь даже ей все понятно. Очевидно настолько, что и надеяться нет смысла.
- Карла, садись в машину, - голос Хантера все еще оставался раздраженным. Он был весь на нервах, как на иголках.
- Я хочу остаться с Рэн, чтобы…
- Пошла и села в машину, мать твою!! – психанул и закричал на нее Хантер.
Карла, съежившись от крика, испуганно побежала к окну. Одри поспешила за ней, она только-только сменила раненной девушке повязку и хотела помочь перелезть через оконную раму и сесть в машину. Хантер и хирург остались одни.
- Мы вернемся за ней ночью и заберем, независимо от того, в каком состоянии она будет.
- Чем же ты объяснишь все Генри?! – искренне переживал за него хирург, несмотря на то, что Каэл с ним был очень груб. И Нойман прощал ему это, понимал, что тот просто загнан в угол, из которого никак не выбраться живым.
- Пусть это делают Дьюи и Нави. Их вина – с них и спрос.
- А если они все свалят на тебя? Если уже не свалили…
- У меня есть свидетель. Для них это будет немалым шоком.
- По-твоему, Генри поверит Карле?
- Куда он денется! – зло бросил Хантер, шагая к окну. – Возникнут проблемы – звони, будем неподалеку.
«Вы и есть моя самая большая проблема», - подумал печально Нойман и ответил:
- Раз уж не заявились этой ночью, то вы замечательно замели следы. Не беспокойся, я свяжусь с тобой. Гибнуть в одиночку не собираюсь.
- Ты все такой же коварный.
- С вами иначе нельзя, - улыбнулся ему натянуто Нойман, подумывая о скором трупе в лице Ренис.
Прощальный кивок друг другу и блестящий выход в окно. В отличие от Шинон Бринст, Каэл Хантер это умеет. Да, еще бы! Чего ему там с окна первого этажа выпорхнуть?! Пусть попробует со второго. Ладно, ладно, без отвлечений. По ту сторону окна Каэл, завидев бегущую от машины Одри, ассистентка врача сопроводила Карлу и возвращалась к начальству, благородно подставил под ее ножку свою руку, помог взобраться вовнутрь и поспешил к машине, не слыша ее благодарности в спину.
- У вас неважный вид, отдохните, - подошла тут же Одри к Нойману, что задумчиво застыл в холле, уронив взор под ноги. – Я присмотрю за Ренис, не волнуйтесь.
- Мне не помешает перерыв, - согласился хирург и, не чувствуя ног, плюхнулся в кресло, где мгновенно отключился.
Бесшумно передвигаясь на босу ногу, Одри металась из кабинета в подсобку, из подсобки в операционную, из нее в холл и в течение сорока минут навела полный порядок и чистоту до блеска. Убедившись, что все идеально и ровно так, как любит заядлый перфекционист и чистюля Нойман, Одри сменила халат на чистый. Она осмотрела в зеркале свой безупречный внешний вид, после чего направилась в продезинфицированную операционную, куда они двумя часами ранее вернули из палаты Ренис. Ассистентка хирурга сняла окровавленные повязки, обработала, профессионально и намного лучше Адама закрепила новые. Ввела инъекции, заранее подготовленные Нойманом, сменила капельницу и провела кое-какие странные манипуляции и, наконец, устав, присела, поставив стул рядом с Рэн. Прислушалась к мерно пищащему прибору, посмотрела на экран, где мелькали редкие-редкие и мелкие угловатые показатели биения сердца девушки.
Одри наклонилась вперед, всматриваясь в лицо Рэн, и заговорила так, будто та лежит не без сознания, а сидит напротив за столиком в кафе за чашечкой кофе:
- Ренис.
- …
- Ты должна дышать сама, - сказала повелительно Одри девушке в самое ухо.
- …
- Нойман столько сил в тебя вложил, ну неужели ты посмеешь умереть?!
- …
- Умереть – это значит сдаться. А я наслышана, что ты не из тех, кто любит сдаваться. И ты не сделаешь этого и сейчас.
- …
- Ренис, чего ждут другие, меня мало волнует, но Нойман ждет, что ты выкарабкаешься. Если ты этого не сделаешь… - Одри осеклась и прервалась в молчании, в котором пробыла около минуты.
- …
- Должна же ты понимать, что с твоей смертью смерть ждет и всех остальных, кто допустил это: Ноймана, Хантера и всю его шайку. Их мне нисколько не жаль, но Нойман…
- …
- … разве он виноват, что все так обернулось?! Разве он не сделал все, что мог для тебя?!
- …
- Знаю, ты меня не слышишь, а если и слышишь, то лишь звуки моей речи, а не смысл. И все же, Ренис, я…нет, я и Нойман ждем тебя. Услышь же меня. Ты должна дышать сама, - Одри положила руки на стол, на котором лежала Ренис и устало опустила на них голову.
На этом ассистентка хирурга закрыла глаза, продолжая мысленно звать и просить Рэн работать легкими, в то время как Ренис блуждала в собственном сознании, крича: «Где я?!» и безустанно взывая о помощи.
В полном мраке она упорно куда-то шла, пока не уткнулась в невидимую стену и справа от нее не возникла лестница из мерцающего во тьме тумана. Ренис ступила на первую ступеньку ногой, и вдруг поняла, что пол под другой ногой исчез. Вместо него была, уходящая глубоко вниз, в еще большую тьму, лестница. Спускаться вниз не хотелось, ползти вверх тоже, но надо было идти и куда-то двигаться. Шаря рукой по стене и почти всем телом прижимаясь к этой зыбкой опоре, осыпавшейся от одного прикосновения, Ренис все-таки неуверенно спустила одну ногу вниз, а за ней и вторую. И тут откуда-то сверху донося, едва слышимый знакомый голос. Слышала она его явно не впервые и все же узнать, кому он принадлежит, не смогла. Но надрывно кричала ему в ответ и отчаянно звала на помощь.
Безрезультатно, никто не приходил, никто не отзывался. Никто не стремился помочь. Как и всегда…
Попробовала вернуться и подняться наверх: ступила на ступеньку и почувствовала, что та, похрустев, рассыпалась и бесследно растаяла под ногой. Испуганно одернув ногу, продолжила свой путь вниз – в черную неизвестность. Теперь, прояснившийся не чуждый ей, женский голос, звучавший над ней, стал переглушаться до боли знакомым мужским:
- Не бойся! – четко пронзило пугающее пространство.
- Не бойся, Рахима, папа тебя никогда не бросит! – во тьме, казалось, это резало уши, набрасывалось со всех сторон и накрывало будто бы куполом.
- Неправда!! – истошно закричала в ответ Ренис. – Вот же! Ты меня бросил, оставил одну!
Она снова спустила ногу вниз, нащупывая носком опору, чувствуя, как увлажняется лицо.
«Слезы?!», - подумала она, не замечая, что всхлипывает.
- Не плачь, Рахима, мама тебя не оставит, - ласковый голос Эллисабэт Нолл из далекого-далекого детства наполнил все вокруг, эхом откликаясь из бездны и перекрывая все посторонние звуки.
- Ты тоже меня бросила!! Врала, что не оставишь! – яростно вопил в Ренис обиженный ребенок.
- Ренис! – раздался голос мужской голос, отличительный от предыдущих двух. – Я никому не позволю тебя обидеть. Обижу сам, - последовал ироничный смех…
- Это… это…Мэвил, ты?! – она подняла голову вверх к вершине поблескивающей лестницы и увидела тоненькую полосу света высоко-высоко над собой.
- Ренис! Ренис, я устал тебя ждать. Когда же ты придешь?! – звонкий озорной голос, от которого она вздрогнула и невольно облокотилась плечом в хрупкую стену.
- Нэйтон?! – она полностью оперлась спиной в стену, запрокидывая голову и ища глазами над собой источник звука, тщетно стремилась увидеть этого человека.
- Где же ты, Ренис? Я так долго искал тебя, для чего?
- Я… - ответ ее сорвался, стена разлетелась на части под ее тяжестью, разбиваясь на сотни мелких кусочков, вместе с которыми проваливалась в неизвестность и Ренис. Ее жалкие и безнадежные попытки ухватиться за ступени ни к чему не приводили – они, как только рука касалась поверхности, рассыпались и песком просачивались сквозь пальцы. Ренис неизбежно погружалась в черную пустоту, безуспешно размахивая руками в надежде зацепиться хоть за что-нибудь.
Полоска света над ней, которую она теперь, в долгом полете вниз, так хорошо видела, становилась шире и шире, ослепляя ее и освещая все вокруг. Полет ее завершился неудачным приземлением на одну ногу. Отчего все тело дернулось от жуткой боли, а веки сжались, подавляя слезы, а когда она их вновь разжала – глаза на мгновение обожгло слепящим ярким светом.
Все дело в том, что Ренис Нолл в этот миг открыла глаза и закрыла их раньше, чем это заметила, поднявшая голову Одри, что проснулась на звуки непрерывно пищащего прибора. Девушка в белом, опрокидывая стул, в панике ринулась было за Нойманом, но чуткий хирург уже и сам бежал из холла к ним.
Не говоря друг другу ни слова, они забегали вокруг Ренис, что-то без устали делая, и, спустя минуту, не скрывая радости в голосе, хирург облегченно сказал:
- Она дышит. Сама.
Одри довольно улыбалась. Своего наставника она знала хорошо, хоть он и казался с виду эталоном безразличия и типичным простым мясником, знающим и качественно выполняющим свою работу, он очень переживал. Его внутреннее беспокойство Одри всегда распознавала, могла уловить даже незначительные его волнения. А волновался он за Рэн порядочно, и оттого ей было не по себе. Видеть Ноймана таким нечасто приходилось.
«А как этот противный Хантер нервничал! И его тоже можно понять, ведь первый, кто в ответе за эту девушку – он!», - подумав, вспомнила Одри:
- Вы не сообщите Хантеру? Он же так хотел забрать ее, и как можно скорее…
- Нет. Она не стабильна. Да и я не горю желанием среди бела дня вывозить ее из клиники и снова собирать его людей здесь.
- А-а, поняла. – «Меры предосторожности, да?».
- Одри, не знаю, как ты к этому отнесешься, но я, скорее всего, отправлю тебя к ним вместе с Ренис. Ты нужна будешь ей некоторое время. А я же все подчищу здесь за собой, мне снова придется перекочевать за ними.
- Но куда?!
- Этого я не знаю, зависит, что решит Генри, - Нойман понуро опустил голову, вспоминая про свои вечные невидимые оковы, которыми до конца дней своих был посажен к ногам хозяина – мистера Мидлла. – Им без меня нельзя. Как и мне без них.
Слова его прозвучали обреченно.
- Я поеду с ней. Ей нужен будет хороший уход, - спешила отвлечь и подбодрить его Одри.
- Если что-то пойдет не так, сразу дай мне знать. И помни: какими бы дружелюбными, открытыми и милыми они тебе не казались, будь то парни или девушки, держи с ними дистанцию и рот на замке. Никакого общения. И о себе не распространяйся, и о них не расспрашивай.
- Поняла, - улыбнулась Одри. – Я возьму сумку из машины, а машину оставлю на ваше попечение. – Девушка ответила кротко и пошла к окну.
- Погоди, я выпущу тебя через гараж…

Глава десятая: «Тайный сговор».
Между тем Хантера и Риччи с Карлой встретил у условленного подъезда Пит. Высотка находилась в трех кварталах от клиники Ноймана. Каэл помог выбраться Карле, предусмотрительно накрыв своей курткой, чтобы скрыть от посторонних и любопытных глаз не только бинты, но измазанную кровью Рэн одежду Карлы. Девушка, что толком не отоспалась, пребывала в полудреме и все грозилась навалиться на Хантера. Ее, подхватив, взял на руки Пит и побежал в подъезд.
«Ну почему ты, а не Хантер…», - мелькнуло у нее прежде, чем она погрузилась в крепкий сон.
Риччи отогнал машину и нагнал Хантера, вместе с ним и поднялся на второй этаж.
«Все-таки Лаура мастер своего дела. Всегда восхищался ее умением быстро находить обходные пути и принимать решения. В наше время сложно снять квартиру, не прибегая к помощи агентства, а это значит, у Лауры была заранее заготовлена квартира и люди, готовые предоставить ей жилье на короткий срок. Предвидела, что мы будем нуждаться в этом. При этом и без моего совета нашла район ближе к клинике. Эх, Лаура, Лаура, чтобы я без тебя делал! Сколько раз ты выручала меня, а сколько раз спасала, казалось бы, от неминуемой смерти?! Так ведь, это делала не она одна, почему же я помню только ее?».
Должен быть там же его ответ самому себе: «Потому что ты любишь ее!». Но сейчас, слыша от себя же его, он ощутил странное и остро противоречащее ответу чувство, разумного объяснения которому в себе найти пока не мог. Возможно, смог бы, если бы не гора с трудом решаемых проблем, навалившихся в один день на его плечи. Возможно.
Квартира была небольшой, состояла из двух квадратных комнат с наличием старой мебели, что, по-видимому, очень порадовало залетных постояльцев. На скрипучей дряхлой и уже не раскрывающейся софе у стены лежал, вытянув перебинтованную ногу, Стив. Там же сидел счетовод Итан с неумело перевязанной кистью. Увидев на пороге комнаты Пита с Карлой на руках, он сразу же вскочил, заботливо освобождая место на софе. Сам Итан уселся на пол подле спящего, раскинув ноги-руки аки морская звезда, Адама.
Пит осторожно усадил девушку на софу, помог положить Стиву ногу поверх колен девушки, ибо предмет мебели, занимаемый ими, был очень мал, под стать комнате. Для себя Пит наметил зону на полу в компании Итана и Адама.
«Так: Карла, Итан, Стив, Адам, Пит», - пошла ментальная перекличка от командира Хантера, что вошел в комнату с Риччи, которого он тоже мысленно окликнул и посчитал как суровый учитель перед началом урока в школе. – «Где же Лаура?!».
Он снова оглядел всех и вздрогнул от громко захлопнутой входной двери. Это был Риччи, который запер на ключ главный вход и словно зомби пролез меж Хантером и комнатной дверью и занял собой свободный участок на полу, расположившись, будто морж на льдине. Примостив голову Адаму на живот, в тот же миг уснул, ибо его и без того короткий сон был так жестоко прерван утром беспощадно-требовательным командиром.
Пришла пора всем наверстать упущенное. То есть, выспаться.
Хантер вышел и обследовал вторую комнату: спальня и характерная мебель для небогатых  пожилых супругов. Он пошел на кухню и нашел свою дорогую помощницу там. Лаура стояла у окна и с кем-то негромко переговаривалась по телефону. Каэл дождался, когда она закончит. Подошел. Она обернулась. Мне захотелось чихнуть. Они обменялись взглядами, которыми хотели многое друг другу рассказать, но мне пришлось сказать: «Не надо. Не сейчас».
А они и так все поняли.
- Договорилась насчет грузовика, - пояснила она ему свой зашифрованный и недолгий звонок.
- Без него нам не обойтись, - согласно кивнул Хантер.
- Как Рэн, Каэл?
Он сделал шаг вперед, протянул руки, обнял и шепнул:
- Ничего хорошего. Нойман говорит, нужно время…
- Мы не можем задерживаться здесь дольше одного дня.
- Знаю, Лаура.
- Генри ждать не будет.
- Знаю.
- Дьюи часа через два достигнет лагеря.
- Знаю, - повторил, вздыхая тяжелее прежнего, Хантер.
- Что нам тогда делать?
«Знаю» не последовало, вместо него было молчание, говорившее о настоящей безысходности их нынешнего положения.
- Что же с ней делать, Каэл?
             - Забрать сегодня же с собой. Другого варианта нет.
Лаура, оттолкнув его, высвободилась:
- Она же умрет в дороге, - зашипела она.
- Не нужно строить напрасных надежд. Она и так уже мертва.
- И ты так спокойно это говоришь?!
- Но я неспокоен, я зол! Зол на Дьюи! Это все по его вине…
- Этими словами Генри сыт не будет. Кому, как ни тебе это знать.
- И пусть! – сверкнули глаза Каэла. – Я никому не позволю посягать на мою жизнь! – «На твою тоже», - добавил про себя он. – Я сам убью его, и плевать, что потом будет.
- Хантер, уж не судьбу Кранка Крамера то собираешься повторить?
- Нет! В отличие от него у меня за пазухой не лежат деньги Генри.
«Только дочь с деньгами этого Генри», - пробилась к нему мысль и следом за ней еще одна. – «А интересно, с чего же все-таки начался конфликт между Кранком и Генри?». Задумаюсь об этом и я, но в сумбуре дней, насыщенных бытовыми делами, опять забуду.
- Как же это все глупо! – закрыла глаза Лаура.
- Глупо, Лаура, глупо. Но уже поздно сожалеть.
Наступила минутка-молчанка, в которой оба мысленно проклинали Дьюи. Сына Генри, из-за которого, вроде бы спокойная и размеренная жизнь, покатилась в неотвратимую бездну, в которую летела во сне Ренис.
- Расскажи, что делал Дьюи? – спросил вдруг Хантер.
- Ничего необычного. Такой же, как и всегда. Только пьян был сильно и доволен. Но он ведь всегда доволен, когда пьян. И не только он. Парень немного побуянил и уснул, об их деле ничего не сказал. Стива и Итана я спрятала у себя в комнате, сторожить оставила Адама с Питом. Дьюи, на мой взгляд, подозрениями не проникся. Часа в четыре своих ребят я отправила сюда. Никто и ничего не видел. Потом я растолкала Дьюи, привела его в чувства, насильно сунув с головой под кран с холодной водой, и сказала о срочном возвращении в лагерь. Не задавая вопросов, он повиновался. Не было вопросов от него о Рэн и Карле, не возникло вопросов и ко мне, почему я остаюсь. Он же знает, что я являюсь главным составляющим в группе, заметающей следы. Вероятно, только поэтому. По его уходу, оставив все своей группе, я поспешила сюда, как ты это и сам видишь.
Хотелось пасть на колени, низко склонить голову, поблагодарить, похвалить, взять на руки, подкинуть высоко-высоко вверх, как ребенка и поймать, но вместо этого Хантер просто сказал:
- Я так люблю тебя, Лаура.
- Я тоже, но сейчас мне надо сходить за едой. Парни вчера толком ничего не ели, если проснутся – сожрут нас с тобой. Нужно идти.
- Я с тобой.
- Нет, посиди с ними, - сказала она так заботливо, будто все спящие в комнатке люди – ее дети, а Хантер – муж.
Он подумал о том же, что и я, проводил ее до двери и вернулся в комнату к «детям». Каэл ранее не единожды размышлял о том, как он закончит свою жизнь. Также часто он думал про то, что все его люди рано или поздно либо умрут, либо, трезво рассудив, что пора со всем этим завязывать, покинут его. И вот именно теперь ему впервые захотелось, чтобы все они его обругали, прокляли, обвинили во всех своих горестях и бедах и ушли. Чтобы бросили его, чем и сохранили бы себе жизни. Хотя бы они, раз этого не смог сделать Брэдли, больше всех грезивший о новой жизни, и так не доживший до исполнения своей мечты. В чем себя и корил Хантер, считавший, что это Генри и его сын избавились от неугодного им человека.
Ай-яй-яй, не пойман – не вор! Не суди, отталкиваясь личной неприязнью...
«Генри же просто так не отпускает, а если и отпустит, будет следить за каждым твоим шагом!», - сказал когда-то, предупреждая, молодой Каэл, молодому горячему сорванцу Брэдли, принимая в свою команду и в последний раз давая шанс, все обдумав, передумать и отказаться.
Врал ли Каэл тогда? Может да, а может и нет. Брэдли тогда на это только улыбнулся своей мальчишеской озорной улыбкой.
«А сейчас его уже нет», - тяжелый вздох.
Повернув голову к стене и водя по ней лбом миллиметр за миллиметром, не открывая глаз, тихо застонала Карла. Левая рука потянулась к плечу и тут же опустилась, упав на свое место. Хантер с жалостью посмотрел на нее:
«Кажется, я несправедлив к ней. Был. Сегодня», - он нахмурился, вспоминая, как она попала в его команду. Глянул на Пита, Адама, Стива и Итана, припомнил свою первую встречу с каждым из них. Отошел от двери и присел у противоположной стены, положил сцепленные руки на согнутые в коленях ноги, опустил на руки голову и закрыл глаза. Сон сморил и жестокого командира, ведь он совсем не спал!
Перед глазами все это время у него было израненное тело Ренис, он также ясно видел ее, как недавно на операционном столе, когда хирург демонстрировал ее повреждения. Это долго крутилось в мозгу и не давало покоя, и все же, постепенно Хантер забылся и уснул. Бессонная и беспокойная ночь сломила его. Он даже не почувствовал, как проснувшиеся  ребята – Адам и Пит, взяв его за руки-ноги, переложили на софу и аккуратно разместили ногами к Карле.
По правде сказать, это Стив разбудил Адама: он сполз со своего скрипучего лежбища, волоча ногу, дополз до Адама, который и сам постепенно пробуждался. Стив окончательно высвободил его из сна своей идеей уложить командира на более удобное место. Уступив пол под собой Стиву, Адам разбудил Пита и взялся за осуществление идеи.
Когда Хантера несли, ему как раз снилось, что он, оттолкнувшись двумя ногами от крыши, летит спиной вниз, раскинув руки словно птица. А когда спина очутилась на мягкой обивке софы, то уже виделось, что он лежит на море, подхватываемый пенящимися волнами. Всем бы такие дивные сны снились, умиротворяя и пряча от проблем насущных, стерегущих в жестокой реальности.
Вскоре вернулась Лаура с полными пакетами провизии: закуски, десерты, напитки. Тех, кто мог самостоятельно передвигаться, она заманила на кухню. Стиву и другим, все еще пребывающим в царстве Морфея (Карле и Хантеру) принесла в комнату. Но неуемные Пит, Адам, а с ними и Риччи, да Итан, вслед за ней цепочкой, будто маленькие утята за мамой-уткой, вернулись в комнату.
 Поймав строгий недовольный взгляд Лауры, Адам с набитым ртом сказал:
- Я не буду шуметь. И жевать буду очень тихо.
- Ладно, - с улыбкой уступила ему она.
Но неожиданно открыла глаза Карла, и Пит тут же протянул ей кусочек пиццы.
- Спасибо, - взяла заторможено она из его рук, оглядывая их всех поочередно и останавливая взгляд на Хантере, чьи ноги покоились у нее на коленях.
Все вели себя на удивление смирно, особенно Адам: никаких споров, разговоров. Если и заходила о чем-либо речь, то быстро стихала.
Было к полудню, когда Хантер разомкнул глаза. Присел. Подержался за голову, она у него гудела, словно улей, раскалываясь от боли надвое. Оттого он принялся с силой жмурить глаза, периодически водя ими влево-вправо, вверх-вниз. Посмотрел на подчиненных, в молчании устремивших на него взгляды.
- Вы чего все сюда забились? Там же есть еще одна комната.
- Так мне будет меньше работы, - ответила ему Лаура, и он вспомнил, что группа заметания следов уже держит путь в их лагерь.
- А-а, - командир встал, чтобы взять пиццу  с коробки, лежавшей на полу со всеми прочими яствами, вокруг которых и сгрудились его люди. – «Ночью заберем Рэн», - постучалась мысль в голову, он, закусив губу, подумал о нелегком разговоре.
Все помалкивали и жевали, через раз поднося, кто бутылку с горла, а кто цивильно воспользовавшись кружкой (Риччи).
- Нам нужно кое-что обсудить, - невесело начал Хантер, которому от одной мысли об этом есть расхотелось. Кусок куска пиццы в горло не лез. Он вернулся и присел на софу, и люди подняли на него головы и отвлеклись от поглощения еды. – Запомните: когда прибудем в лагерь, ни о чем, что вчера видели в том помещении, и про то, что произошло после, ни с кем не говорите. В особенности с Дьюи. На все расспросы отвечайте: «Ничего не видели, ничего не знаем». Всем ясно? Это первое…
- А как быть с этими наглядными пособиями? – перебил Хантера Риччи и указал на Карлу, Итана и Стива. Тройка раненных могла вызвать уйму вопросов. И проблем.
- Насчет Карлы еще надо подумать. Ведь если Дьюи в действительности сдал их, - Каэл задумчиво глянул на Карлу. – То ее нужно будет на какое-то время спрятать, а потом показать. Это поможет мне выяснить, причастен ли он.
- Причастен к чему, и о каком предательстве идет речь? – задал вопрос за всех тех, кто не был посвящен в курс дела, Пит. А это были почти все.
- Со слов Карлы, их группу предали, - сказал Хантер и следом вкратце изложил всю историю девушки, разумно опустив шокирующую часть о безвыходной борьбе Рэн и Карлы за возможность жить.
- То есть, хочешь сделать так, чтобы Дьюи сам спросил: «А где Карла?!» или что-то вроде: «Она – мертва?!», так что ли? – спросил Адам, шустро домысливая предыдущие планы командира.
- Не совсем, но почти. Это же я должен у него спрашивать, куда делась наша Карла, которую он вместе с Рэн забрал с собой. И мне нужно, чтобы он убедился в том, что с нами ее точно нет.
- Может обеих оставить на заранее снятой квартире? – поступило предложение от Лауры, и Хантер понял, такая квартира у нее уже имеется в запасе. Восхитился ею опять.
- Обеих – нет. Рэн необходимо доставить в лагерь, и как можно скорее, - возразил Хантер и дополнил. – В любом виде.
- Генри? – опустив весь вопрос, задал лишь главную его составляющую смышленый Адам.
- Именно, - ответил за Хантера Риччи.
- И если окажется, что сынок его вправду предал нас, то – он сделал это, явно не сговариваясь с отцом.
- Или же, наоборот: они оба это спланировали, но прогадали, - вставила вслед за Хантером свою страшную догадку Лаура.
- Да уж, - вздохнул нерадостно Риччи, додумывая все прочие недосказанности за них и ужасаясь про себя вероятной ловушке от хозяина и его сына, со всеми отсюда вытекающими последствиями. – «Мы всем составом стали ему не нужны?!!».
- Бр-р-р, - дернулся Адам.
- Ты чего? – толкнул его Пит.
- До сих пор поверить не могу, что Рэн и Карла могли устроить там такую мясорубку.
- Вернее будет, выжили в такой мясорубке, - исправил, молчавший все это время, Итан, и собравшиеся члены команды Хантера в этой маленькой комнате, повернули головы к одной из выживших.
Карла закрыла глаза и снова виском уперлась в холодную стену, не нарушая своего молчания и не желая вновь затрагивать болезненную тему. Перед глазами опять возникли полуживые люди, которых она так хладнокровно добила. За что припозднившееся чувство вины разъедало ее изнутри, натужно борясь с противоречивыми  оправданиями:
«Почему я должна сожалеть?! Сожалеть о тех, что и не собирались оставлять мне жизнь!? Нет! Не буду я терзать себя муками совести! Обо мне их совесть и не колыхнулась бы…».
- Так что насчет этих калек? – вернул к вопросу о раненных товарищах Адам, нарушая пятиминутную тишину.
- Скажем, что по возвращении нас обстреляли и по этому поводу мы вынуждены были перекантоваться у Ноймана с пострадавшими. Будет и ему оправдание в задержке, и нам подходящее алиби.
- А как ты потом объяснишь, каким таким чудом мы нашли Рэн и Карлу? – неожиданным вопросом загнала в тупик Лаура уверенного Хантера. Вопрос логичный, и очень даже предсказуемый для Хантера, но он не ожидал, что это прозвучит так быстро и вслух при всех, а не наедине.
- Не нахожу ничего лучше, чем швырнуть в лицо правду: Карла позвонила и сообщила свои координаты. В любом случае, я должен буду рассказать Генри все, как есть.
В комнате после его слов вновь воцарилось молчание. Подчиненные переваривали ответы командира. Прерывая эту временную тишину, из своего угла подала голос Карла:
- Меня потом убьют, да?
Странно, но это прозвучало так отрешенно и покорно, чего от нее никак не ждали. Не слышалось в вопросе девушки страха, истерики, что обычно присутствуют, при понимании, что близка расплата отца и сына, которых она поставила в неудобное положение, выжив и став неугодным свидетелем.
- Почему ты так думаешь? – Лаура встала, подошла и присела рядышком на софу.
- Когда Дьюи прощал тех, кто выдавал его с потрохами? Тем более мне, столь нежелательному очевидцу.
- До его потрохов не доходило, парень успевал расправиться раньше, чем… - тут Риччи запнулся, поймав строгий взгляд Хантера, прервался и умолк.
- Ну, так, и Рэн же очевидец, - предпринял спешную попытку успокоить девушку Стив, отвлекая от необдуманных слов Риччи.
- Вас двое, убирать тебя толку нет. Не скажешь ты – прокричит она, - улыбнулся ей, подбадривая и успокаивая, Пит.
- Рэн сегодня-завтра отправится в мир иной, - голос Карлы все же дрогнул, не то от опасения за свою незавидную участь, не то от переживаний за Ренис. Но все собравшиеся, конечно же, подумали, что вероятнее первый вариант, потому что второе считали практически невозможным: ни за что и никогда, ни при каких обстоятельствах.
- Никто тебя и пальцем не тронет, успокойся, - властно сказал Хантер.
- Встань, я подвяжу тебе руку. Узел ослаб, - заботливо произнесла Лаура, скорее, чтобы увести девушку от нехороших, но верных мыслей. – Так удобно? – Лаура подтянула руку.
- Да, не так уж сильно тянет.
- Значит, на этом уровне и закрепим, - руки псевдоалкоголички ловко завязывали концы бинта за шеей в мягкий узел. За годы, проведенные в команде, на ее долю часто выпадали уход и заботы за раненными товарищами. Так что, ей это было не в тягость.
Карле, что наблюдала за «Хамелеоном», на секунду вдруг стало немного стыдно за свое признание, сделанное «Мелкой» в том, что она ждет смерти Лауры. Стыд стыдом, но смерти ждать не перестанет.
- Неужели она умрет? – сказал озабоченно себе под нос Адам, и все поняли, о ком он.
Пит утешительно похлопал его по плечу, утешительных слов у него не находилось.
- Узнаем это сегодня ночью, - скрывая надежды и собственный страх, безразлично произнес Хантер и взял из рук Адама бутылку газировки. Отпил. – Что там с грузовиком, Лаура?
- Ждет в паре метров от дома. Я договорилась, чтобы нам его продали. В случае чего, можем спокойно избавиться от него.
- Уже успела купить его! – поразился реактивности Лауры Пит.
- Ага. Оплатила, когда выходила за покупками, - хитро улыбнулась она.
- Ты просто находка, - грустно похвалил Адам.
- Не падай духом, с ней все будет хорошо, верь мне, - проницательная Лаура по-доброму смотрела на Адама.
- Откуда тебе знать? – спросил Риччи, не питая никаких надежд и, как реалист, больше склоняясь к тому, что везти они будут труп Рэн, получив который, Генри Мидлл сделает так, чтобы и они незамедлительно стали трупами.
- Я же поделилась с ней своей кровью. Теперь она такая же удачливая, как я.
- Хотелось бы верить.
- Выше нос, Адам, - подбодрил Хантер. – И прекращай столько есть.
- У меня стресс, депрессия, - улыбнулся, наконец, парень, шире открывая рот на гамбургер.
- Лаура, а как ты собираешься снять квартиру? – пытливо спросил Итан, вспомнив про сей нюанс. – Лагерь хоть и большой, но не все прихвостни босса в нем живут. Они рассредоточены по городу и очень бдительны.
- Верно. Об этом же сразу донесут Генри, - согласился со счетоводом Стив.
- И, правда, - задумчиво пробормотал Риччи и сразу же принялся это обмозговывать, чтобы держать ответ на случай, если Лаура не справится.
- Я об этом еще не думала, - ушла от ответа Лаура.
- Может, мы с тобой здесь останемся и выедем, приблизительно, на день позже? – спросила у нее Карла. – Так разве не проще?
- У нас как раз две машины и грузовик. Можем поделиться на две группы и распределить силы.
- Ты прав, Риччи. Думаю, лучшего выхода не найдется, - признала Лаура.
- Пита оставлю с вами, будете сменять друг друга в дороге, если что. А мы заберем Рэн в грузовике и остальных в машине и выедем этой ночью, - тут же принялся делить людей Хантер, поняв, к чему ведет их тактик.
- А сегодня мы всем скопом поедем за Рэн?
- Нет, Риччи, тебя оставлю с Карлой, Стивом и Итаном. Им нужен кто-то для защиты, - ответил  ему командир.
- Хантер, могу я ночью поехать с вами? – попросилась, прерывая их обсуждение, Карла.
- Нет.
- Ну, пожалуйста.
- Нет!
- Прошу…
- Нет!! – непреклонный и неумолимый блистал этими качествами командир во всей своей красе.
Девушка расстроено стихла, опустила голову и подобрала ноги на софу.
- А я? Мне можно? – боясь получить отказ, робко спросил Адам.
- Нужно. Мне нужны люди, - сказал Хантер, и Карла на мгновение жутко возненавидела его, метнув исподлобья злой взор в его сторону. – Мы с Лаурой прибудем в клинику на моей машине, разведать обстановку, а то мало ли что. А уж потом, по моему звонку выедете и вы с Питом на грузовике.
Парни согласно закивали, выражая полную готовность ехать хоть сейчас.
- На этом все, - Хантер потянулся к пицце, аппетит его кое-как поднялся. Принимаясь за еду, он с тревогой подумал. – «Хорошо бы, если бы она еще осталась жива».
Останется. Конечно. А то для чего мне такой толстый черновик, в котором еще писать и писать.

Глава одиннадцатая: «Ушлые товарищи – Дьюи и Рик».
Поздним вечером квартиру покинули и выехали навстречу пугающей неизвестности Хантер с Лаурой. Прибыв в клинику, они узнали от Ноймана (а мужчина не спешил звонить им и сообщать о пациентке, так как не был уверен ни в чем), что шансов у Ренис прибавилось, и непомерно тому порадовались. На радостях тотчас вызвали Пита с Адамом, а когда не менее радостные от доброй вести парни прибыли, то спешно погрузили в кузов койку с Рэн, вместе с которой в комплекте шла Одри, что ответственно подошла к просьбе Ноймана и ни на шаг не отошла от вверенной в ее руки пациентки. Ассистентка хирурга глазу не сомкнула во время транспортировки девушки.
 Привезли назад на квартиру Пита, посчитав, что одного лишь  Риччи будет маловато в охрану Лауре и Карле, ведь двое других парней бесполезны со своими травмированными конечностями. Повторили все пункты тайного сговора и, разделившись, как и было условленно, часть группы вместе с Рэн и Одри отправилась в путь-дорогу до далекого-далекого лагеря, в котором базировалась основная масса преступной артели Генри.
Хозяин уже знал обо всем, за исключением жутких деталей боя насмерть двух слабых девушек. Передавал ему все опять-таки, Рик, что продолжал служить ему втайне от Хантера и даже Дьюи. Генри от парня узнал, что сын пошел против него. А это было именно так! И все из-за того, что Генри Мидлл опрометчиво при всех заявил, что не видит в Дьюи будущего преемника. Рик поздновато сообщил, что сын захотел вставить палки в колеса, отдав Рэн конкурентам, которые хотели лично выудить из нее деньги, для начала припугнув показательным расстрелом Карлы.
Таким образом, Рик работал на три фронта: доносил на Дьюи, закладывал командира и служил якобы сыну Генри, который считал, что Хантер не знает об этом. Однако у Рика была нехватка достоверной информации. Он ничего не знал об отсутствующих в числе товарищей, вернувшихся в лагерь вместе с Дьюи, людей Хантера и самого Хантера. Так же, парень ничего не знал о дальнейшей судьбе Рэн. И Генри Мидлл ждал, кусая ногти, возвращения и известий от Хантера.
Само собой, Рик выполнял свои тройные обязанности не по доброй воле, он был вынужден подчиняться и стучать на командира, команду и сына хозяина, временами сетуя на то, что участь заядлого доносчика пала именно на него. Парень терялся в догадках, почему Генри Мидлл выбрал именно его, почему не кого-нибудь другого, более подходящего?! Не знал Рик, что дело в Дьюи, который случайно и вскользь упомянул, что нашел себе друга в команде Хантера, вот Генри и подумал, что Рик сослужит службу не только его сыну, но и ему самому. Что же касается этого необдуманного заявления от Дьюи, то он лишь заблуждался в приветливости и открытости Рика, которому Каэл Хантер, как и Гвен, приказал притереться и держаться рядом с Дьюи, и быть начеку. Вот парень и попал по самое не хочу и не буду. Но делать нечего, раз впрягли, молчи, терпи и тяни лямку. А может, и сам плуг.
Генри Мидлл, тем временем, крайне нетерпеливо ждал, думая, что история с Кранком Крамером повторяется, и на сей раз от лица Хантера. Хозяин грешил на Каэла, считая, что он связан с Дьюи и конкурентами, которым выдали Рэн. С сыном он подумывал жестко разобраться, но очень быстро гнев сменил на милость, услышав весть о том, что в лагерь прибыл Хантер и, мало того, привез Ренис!
Наказание сына, разумеется, было отложено в долгий ящик. Сама новость про то, что ускользнувшую из его рук Ренис доставил Хантер – заставила его позабыть обо всем и примчаться лично к Каэлу, которому пришлось из-за этого распустить своих людей и, даже не отдохнув с дороги, начать отчитываться перед ним. Хантер поведал Генри все, не так развернуто, как Карла, но все же нужного не упустил, стараясь не так остро выражать свои эмоции касательно подлого поступка сына хозяина. Оповестил он также, что источник его информации жив и является свидетелем предательства его сына. Генри все то время, что излагал Каэл, не перебивал, внимательно слушал и кивал. Его ничего не волновало. Главное – жива Ренис. Хозяин дослушал терпеливо даже план Хантера по выведению на чистую воду Дьюи и, вставая, пророчески сказал:
- Он умеет лгать, Каэл. И все равно выкрутится.
«Причина в другом, в том, что он – ваш единственный сын!», - подумал гневно Хантер, прежде чем сказал:
- Я хочу сделать это для себя. Должен же я убедиться в том, что Карла умышленно его не оболгала, имея на то какие-либо личные причины. Причины, которые также следовало бы выяснить.
Многозначительный взгляд в ответ, и Генри Мидлл, встав, направился к двери, делая про себя выводы и вновь воздвигая Хантера на высшую ступень пьедестала, теперь уже как самого преданного и надежного человека во всей его многочисленной группировке. Чем очень сильно напоминал ему о Крамере, отце Ренис, которого он принял как друга, брата. Которому слепо доверял, и был им жестоко обманут.
Друзей с тех самых пор у Генри не было, только верные и живущие в страхе подчиненные.
Сам же Генри после разговора с ним, решив дела и с еще несколькими командирами, аналогичных Хантеру, покинул лагерь, так и не пожелав увидеться с нашкодившим сыночком, побаиваясь, что в горячке может его пристрелить. А этого не очень хотелось. Ведь, как-никак, родная кровинушка, наследник!
 Да, парню, как Каэл и предугадал, все сошло с рук. Никаких порицаний от отца, никаких наказаний, какие последовали и без суда и следствия для Кранка Крамера многих других ему подобных.

Глава двенадцатая: «Лагерь «Колючее солнышко».
Несколько слов, пожалуй, не помешает обронить и об этом лагере. Это в действительности был туристический лагерь в охраняемой природной зоне, расположенной между двумя заповедниками с одной стороны периметра и с другой – на зеленой равнине между двух холмов под палящим солнцем, что прожигало порой в зените, воспаряя прямо промеж зеленых, густо поросших колючими кустарниками и карликовыми деревьями, холмов. Думаю, теперь предельно ясно, откуда такое милое название.
При въезде в это природное чудо человеческого отдыха туристов приветствовала симпатичная деревянная арка, обвитая плющом, от которого тщательно были прочищены прожженные солнцем выбитые буквы, что в сумме гласили:
«Дорогие друзья, добро пожаловать в тихий и скромный уголок вдали от шумного и надоедливого мира! Колючее солнышко любит вас!».
«Звучит как проклятье на три поколения», - подумала бы со злой ухмылкой на устах Ренис и крепче сжала б ручки рюкзака, опасливо следуя за улыбчивым провожатым, что любезно вызвался весь день ознакамливать с местностью, если бы она была жива. Ну, то есть, в добром здравии и сознании, а не почти коматозной отключке, каждый час грозившей ей смертью.
 И напрасно бы она так. Лагерь этот – очень дорогое и не каждому доступное удовольствие. Все люди Генри (созванные в это их место главного базирования) без исключения играли здесь роль обслуживающего персонала, размещаясь отдельно от основного крупного гостиничного комплекса, в небольших деревянных домиках, похожих на охотничьи сторожки и лесные, наспех сколоченные из бревен, постройки егерей. При этом изнутри эти с виду неказистые и страшные избушки, были отделаны на славу и ничем не уступали гостиничным номерам. То есть, уродливыми и неприятными они были только снаружи. Домишки эти были разбросаны по периметру то там, то тут, отличались размерами, расположением и архитектурой, если так можно это назвать (ведь были и двухэтажные домики, но редко-редко).
По прямым обязанностям, то есть, в виде персонала (поварами, горничными, уборщицами, охраной, официантами, администраторами и гидами и т.д.), работали люди в лагере только в период  весны и лета. А это в самый пик наплыва богатеньких и избирательных путешественников. Сейчас же, в осенне-зимнюю пору они просто здесь куковали в свободное время от криминальной работы, приводя в порядок свои руками гостиничный комплекс, растительность, и свои же деревянные жилища.
Сразу по уходу Генри Хантер стремительно пошел искать Дьюи, с коим имел один пренеприятнейший разговорчик на повышенных тонах. Нашел, поговорил. Беседа прошла, чуть ли не на ножах, Дьюи в нервическом крике врал, что его тоже схватили недруги, пленили, но ему чудом удалось вырваться вместе с Нави и Риком. Они же, стоя рядом и пряча глаза, поддакивали. Хантер знал точно: врет. И не только Дьюи. Доверие к Рику и Нави бесследно исчезло.
- А ведь из-за тебя погибли мои люди! Карла будет на твоей совести, - с сожалением и болью в голосе обронил Хантер, отвернулся и пошел прочь.
- Карла?! – силился сочувственно спросить в спину Дьюи, но радость его рвалась наружу.
Хантер ему никак не ответил и зашагал быстрее к своему охотничьему дому. И оборачиваться не хотел, чтобы не выдать себя: он улыбался самому себя. Все, что он хотел знать – узнал.
А еще через день прибыли в этот чудный лагерь Лаура, Карла, Риччи, Пит и Стив с Итаном. Они как раз только-только воссоединились со всей командой Хантера в этой маленькой гостевой комнате, занимаемого Хантером дома, когда Дьюи Мидлл возымел неосторожность войти и.… Остолбенеть. Ибо увидел ту, которую благополучно схоронил и пару раз мысленно, но непременно с упоением, плюнул на могилу. В своем воображении, разумеется, ему виделось не только это. И все это вдруг мигом растворилось, ведь сын Генри узрел ту, что знала все – Карлу. Весьма неприятный сюрприз для него-то.
Встаем и хлопаем, джентльмены, встаем!
Дьюи мгновенно изменился в лице и этим выдал себя.
«Все с тобой понятно!», - подумал Хантер.
«Вот это рожа, а!», - подумала бы Рэн, ухмыляясь.
- Ты же сказал, она погибла! – воскликнул Дьюи и резко смолк, осознавая, что этим усугубляет свое невыгодное положение.
Хантер, улыбнувшись, промолчал.
- А ты так этого хотел, да? – спокойно спросила Карла, пользуясь присутствием товарищей и Хантера, которые сейчас ни за что не дали бы ее в обиду, решительно встали бы горой и даже надавали бы самому преемнику Генри.
Дьюи не нашелся, что ответить. Попятился и вышел, сильно хлопнув дверью. Хантер кивнул Гвен, и та побежала следом. На этом их разборки и окончились. Да и что еще с сыном хозяина сделаешь? Ничего! Против его отца не пойдешь, тем более, если он не давал на этот счет особых указаний. Опасно было заходить в своих действиях далеко, Хантер это понимал и потому отдал соответствующие приказы членам команды. А именно – условились делать вид, что ничего о гадком поступке Дьюи не знают.
А сам Дьюи вел себя не как виноватый, отнюдь, словно ничего такого не совершал. И вроде бы на этом конфликт исчерпан, но всегда есть парочка «но». Конечно, парень тоже не пальцем делан, он ничуть не струхнул и не передумал – решил идти по выбранному пути иуды. Да, он сознавал, что ходит по лезвию ножа, но нисколько того не боялся. И заключенный им уговор с группировкой, в числе которой состоял Мишель, расторгать не собирался. При этом он все строил из себя злостно оболганного и верного члена команды.
По секрету, парень давно строил планы иные, что шли в ущерб отцу. Дьюи хотел самолично пользоваться и владеть тем, что принадлежало Генри, но было на счетах Ренис Нолл.  И сделать он это хотел посредством вмешательства чужих и не дружественных людей, которым он пообещал львиную долю, однако, отдавать ее также не собирался. Короче говоря, надумывал всего лишь в своих целях использовать тех, с кем заключил сделку за спиной отца. В будущем он рассчитывал столкнуть лбами группировки отца и Мишеля, тем самым развязывая кровавую войну между ними, воспользовавшись которой и подумывал провернуться свои темные дела с Ренис Нолл и захватом главного трона.
Такой вот сын.
И отец, что смутно догадывался обо всем этом, коварно потягивал губы и усмехался, уверенный в том, что ему еще выпадет шанс преподать сыну урок, расстроить все его замыслы, а потом еще и трепку задать.
Такой вот и батя. Такая семья.

Глава тринадцатая: «Пробуждение».
Ренис же, пролежав два дня без сознания в компании, не знающей ни сна, ни отдыха, ни покоя, Одри, которая суетилась подле беспомощной и выполняла все требования Ноймана, открыла глаза на следующий день. За день до ее пробуждения к ней в порядке очереди заглядывали с беспокойством на лице Адам, Пит, Лаура и даже Карла, что пытались дежурить по очереди в комнате, когда ответственная белохалатная сиделка Рэн отходила по своим неотложным и личным делам. Что касается Карлы, то она практически безвылазно сидела у изголовья «Мелкой», попросив на то разрешения у Одри.
Ассистентка Ноймана не сильно против того возражала. Только Карле она и позволила надолго задерживаться у Рэн, знала от своего начальника, что эти девушки вместе вдоволь хлебнули горя. Да и это упрощало заботы Одри – не нужно было ходить искать по необъятным просторам лагеря Карлу, чтобы сделать ей перевязку. Одни удобства, и их она сама себе создавала, разрешая Карле находиться рядом.
Поведение же Карлы очень удивляло Лауру, что так же чаще других захаживала проведывать Ренис. Улучив момент, когда Одри опять отлучилась по личным нуждам, Лаура, взяв стул, подсела к Карле и попробовала начать издалека свой допрос.
- Что такое, Карла? – спросила она. – Почему ты такая унылая?
- Мне кажется, что она скорее умирает, чем идет на поправку, - на выдохе и мрачно прошептала Карла, не сводя своих глаз с лица Рэн.
- «Скорее чем»? Используешь ее любимые выражения, а сама ждешь ее смерти?
«Не ее, твоей!», - подумала бы вместе со мной Ренис, если бы слышала их сейчас.
- Нет, - вздрогнув, ответила Карла. – Как бы странно это не прозвучало, но я как никто другой и как никогда раньше хочу, чтобы она выкарабкалась.
- С чего бы? – подавила изумление Лаура, которая лучше всех знала, насколько сильно Рэн с Карлой друг друга взаимно ненавидят. Да они же друг друга готовы были загрызть насмерть! Она подалась вперед, заглядывая в лицо девушке. – Что с тобой не так?
- Со мной все в порядке. Как и всегда…
- Нет, - перебила девушку Лаура. – Я тебя не первый год знаю и готова поспорить, что передо мной сидит совершенно другая Карла.
- Твоя хваленая проницательность на высшем уровне. Но все куда проще, чем ты думаешь. Я просто полюбила жизнь, которую она мне сохранила.
«Хотела сказать, спасла?!», - подумала Лаура, не зная всей правды и смысла, вкладываемого Карлой в слово «сохранила». Ей хотелось расспросить и узнать у Карлы, что же там произошло, ведь Хантеру еще не представился случай пересказать все ей подробно, но внезапно ввались в комнату Адам и Пит. Вернулась и Одри, которая немного позволила им погалдеть возле Рэн, притворяясь, что ничего не слышит, а потом, нахмурившись, сделала замечание.
Лаура понимающе вышла, забирая с собой Карлу и ребят, но девушка-стрелок настояла на том, чтобы остаться. Она догадалась, что начнутся по ту сторону комнаты расспросы и, не желая опять вспоминать пережитое, предпочла посидеть возле Рэн, которая на откровения не вытягивала, да и сама не разговаривала. Ну и не беда, Лаура поймала во дворе Хантера и потребовала разъяснений от него. Он без сопротивлений отвел ее в укромный уголок и поведал обо всех злоключениях девушек, не преминул заострить внимание на своих заключениях, о том, что Карла нагло лжет. Начались тут же их тихие рассуждения и приблизительные объяснения поведения Карлы и Рэн. Но все же, без подтверждения версии первой от второй девушки, Хантер с Лаурой не смогли прийти к общему мнению.
А Карла все сидела в комнате на стуле подле «Мелкой». Одри шла на уступку только Карле, еще в клинике ошибочно решив, что она является близкой подругой Рэн. Ох, как велико ее заблуждение! Но благодаря этому меткий стрелок команды Хантера мог находиться у тела Рэн и нетерпеливо ждать, когда та откроет глаза. Та глаз так и не открыла, и Карле, повесив нос, к ночи пришлось уйти к себе ни с чем. Она бы с удовольствием еще посидела, хоть до утра, да Одри прямым текстом указала на дверь.
А вот и он, следующий день, в котором Рэн приходит в себя. Было уже позднее утро, когда к Карле присоединились придурковатые товарищи: Адам и Пит. А затем и Лаура. Одри в этот раз на их галдеж не стала делать замечаний.
«Ну и пусть посидят часок», - думала она, выходя за дверь и вынося медицинский мусор.
- Ой! – вдруг отпрыгнула Карла, когда перед ее носом дернулся мизинец правой, плотно забинтованной, руки Ренис.
- Чего ты? – возмутился Адам, на которого она оперлась.
- Смотри, смотри! – затрясла она его рукой, указывая кивком на Рэн.
- Веки дрожат! – воскликнул Пит, подходя ближе и наклоняясь ниже.
Адам посмотрел на это бледное осунувшееся лицо с впавшими щеками и большими серыми кругами под глазами.
- И правда, дрожат, - сказала Лаура, она подошла с другой стороны кровати.
Они все разом склонили головы к Рэн в нетерпеливом ожидании, заглядывая ей в лицо. А девушка медленно подняла тяжелые, будто чугунные веки. Одри тоже подскочила, как только вошла и узрела столпившихся у кровати людей. Она ловко протиснулась между Лаурой и Питом и внимательно наблюдала за реакцией пробуждения.
Открыв глаза, Ренис увидела перед собой белую блеклую муть и большие темно-желтые пятна с небольшими похожими затемнениями. Она поморгала, повела глазами и пятна стали проясняться, превращаясь в очертания лиц. Лица эти ей были знакомы.
«О, вот и Лаура, …а это кто… не помню имени», - взгляд Рэн сфокусировался на Одри и вновь перешел к другим. – «Пит, Карла…».
- Адам! Отойди, загораживаешь! – взвизгнула недовольно Карла.
- Ада…дам… - разобрали они в засохшем трескучем хрипе Рэн.
- Ого! Я знал, что между нами все серьезно! – захлопал победно тот в ладоши. – Слышали-слышали?! Меня назвала первым!
Опять медленное моргание и рассеянный взгляд прямо в глаза Карле.
«Снова убить захотела?!», - отшатнулась в страхе тут же Карла, но нет, Ренис всего лишь вспомнила все, что с ней недавно произошло.
- Так, ну-ка выйдите все! – опомнилась и скомандовала маленькая бойкая Одри, а ее не слушаться нельзя, сам Хантер наказывал исполнять все ее требования. Да и как не слушаться той, на плечи которой легли уход и забота, а также поддержание жизни в слабом организме Рэн? Все это полностью заслуга ассистентки Ноймана, как и самого Ноймана.
Поэтому без лишних возражений люди покинули комнатку. Одри быстренько что-то ввела в вену Рэн и тут же поставила капельную систему, после чего принялась делать пометки в своем небольшом журнале. Где-то к обеду Рэн уже могла свободно говорить. По ее просьбе Одри усадила ее в слегка сидячее положение, садиться, как следует было нельзя – швы могли разойтись и ослабить стыки ее серьезной и глубокой раны на животе и внутри него.
- Одри, пожалуйста, не впускай никого ко мне, - прозвучала еще одна вполне осознанная просьба от Рэн, что задумчиво поднесла к лицу правую перевязанную руку, представляя, в каком она состоянии по болевым ощущениям. О левой руке – и думать не хотелось, опять гипс.               
  6. 11. 2016г. Здравствуй, давно к тебе не было моих обращений. Подумалось, что нужно поставить дату, которая ставилась много позже, чем должно это быть. Даты обычно проставлялись мной, вспомнив, что: «Не грех бы было чиркнуть сегодняшнее число после семидесяти трех исписанных с утра страниц…». Так что, ты там наивно не думай, что каждая учтенная мною дата соответствует приливам новых сил. Эх, вусласть бы поболтать с тобой на крылечке, но черновик тоже не казенный и не резиновый. Ты уж не серчай. Да коли будешь серчать, кумачовый стяг тебе на шею, да дровишек для баньки в руки.
Между прочим (влезем с скотчем), хотелось сказать, что на моей работе возникли кое-какие проблемы и свободно писать на рабочем месте уж боле не судьба-судьбинушка. И по сему поводу кручинушка меня одолела, да муза покинула, ушла, громко хлопнув дверью в туалет. Видимо, скоро я лениво перечислю столбцом дальнейшие события и на том и закончу. Выбора нет, дома писать нет времени, на работе уж коль скоро – тоже. Еще и сессия на носу. Хоть этот черновик бы завершить, и то хорошо. Ну, будь что будет, может найдется решение.
Немногословная девушка в белом халате кивнула пациентке. Через час кто-то неуверенно поскребся в дверь. Ренис, погруженная в свои думы, не услышала. Как всегда плыла по своим мыслям и тонула в воспоминаниях, но на сей раз в столь недавних и свежих, как чья-то рана на сердце.
- Это Лаура, - сообщила ей, повернувшись от щели в двери, Одри.
- Я не… - «не хочу ее видеть!», - думала сказать Рэн, но вдруг передумала. – Впусти.
Одри провела и закрыла за Лаурой дверь. Прошла к столу у окна, где вела свои записи об изменениях состояния здоровья вверенной ей пациентки, тем самым предоставляя Лауре и Ренис возможность поговорить. Выдвинула стул и села.
- Как ты, Рэн? – спросила Лаура, присаживаясь на стул, что стоял у кровати.
- Говорят, над своими бедами надо смеяться. И я пытаюсь ржать, на зависть лошади, но не выходит. Вот и сейчас, не знаю, что мне ответить на твой вопрос.
- Почему?
- Потому что я не знаю, что может быть хуже.
- Да ну, не преувеличивай, - рискнула перевести в шутку Лаура, стараясь развеселить хмурую Рэн. – Жива же!
- Жива и мучаюсь вопросом.
- Каким? – главная аткриса-пьяница сплоченной команды нутром почуяла, что за безобидными ответами девушки кроются большие проблемы. Но она все же не стала избегать своих вопросов. Возлагала надежды, что таким образом может узнать все.
- Почему человек убивает человека? Нет, не так. Почему один человек может убить, а другой не способен и на ответный защитный удар? – Ренис повернула голову и посмотрела в глаза Лауре, думая о своей безобидной матери, хотя изначально, вопрос касался ее самой и зверских убийств, совершенных ею в один день, буквально в течение одного часа.
- Чтобы выжить. Ты – выжила.
- Я – выжила. – Ренис задумчиво повторила эти утешающие слова собеседницы, вспоминая кое-что. – А ребята? Карлу я уже видела, а остальные из нашей группы, что с ними?
- Мне жаль, но к нашему приходу они уже были мертвы. Мы не успели…
- Ясно, - насупилась девушка и отвернулась. Она предполагала, что от парней избавились сразу, это ее с Карлой приберегли, надеясь реализовать какие-то свои планы. Вполне предсказуемые планы и ею предсказанные.
- Что ясно-то? – придвинула стул ближе Лаура к злобной буке, которой ей так не хватало.
- Что вы бросили нас всех на смерть, и после кое-кого тоже.
- Никуда мы вас не бросали. После тоже.
- Ага, конечно, еще скажи, что лично распорядилась, кому какое надгробие установить!
Лаура кивнула с очень-очень серьезным выражением лица.
- Что, правда, что ли? – едко усмехнулась, не веря, Ренис.
- Правда, Рэн. Я своих парней не бросаю – дело принципа.
- А тебя, думаешь, не бросят? – эти глаза напротив мстительно сузились в щелочки, пусть губы и насмешливо потягивались.
- Бросят. Потому, раз уж зашла такая тема, то у меня будет к тебе одна просьба, Рэн.
- Догадываюсь, о чем ты сейчас попросишь, поэтому заткнись, иначе получишь в глаз.
- Дотянешься ли? – улыбнулась Лаура, на всякий случай, отодвигаясь на стуле со скрипом в зону недосягаемости для Рэн. – Моя просьба – это не оставить мое тело, а предать его земле, когда меня…
- Заткнись!
- На этом еще не все, - беспечно рассмеялась Лаура, будто говорила нелепые глупости шутки ради, а не открыто завещала свои похороны ей. – Я очень хотела бы, чтобы ко мне хотя бы на могилу пришла моя мать. Я знаю, ты сможешь ее привести. Пообещай, Рэн, что сделаешь это для меня, - последовал полный серьезности трезвый взгляд «Хамелеона» в глаза Ренис Нолл.
- Лаура, - последовал тяжелый выдох, после которого Ренис хотела обругать эту алкоголичку самыми нелицеприятными словами, но вместо этого, сделав глубокий вдох и выдох, сказала. – Лаура, если я не умру раньше тебя, обещаю, что позабочусь о тебе и о твоем желании привести мать.
- Никаких «если». Ты не умрешь.
- Говоришь так, потому что сама не сможешь мне пообещать привести на мой скромный холмик поплакать мою мать?! Ее же теперь нет, - прозвучало абсолютно ровно, без ехидства и едкого злобного укора, характерного этой грубой девушке.
Глаза Лауры расширились, а сама она едва усидела на стуле:
- Кто тебе сказал?!
- Считай, что мне приснилось, - а вот теперь тренькнула обида в голосе Ренис.
- Мне… я… сожалею, что допустила такое…Рэн…
- Знаешь, я могу понять, что ты ничего не могла с этим сделать. Могу понять, что ты ничего не знала и не подозревала о расправе над ней, но, Лаура, ты даже слова не сказала мне о том, что ездила не один, не два, а несколько раз к моей маме. В то время как я глотку рвала, споря, что я не сирота, ты сидела и помалкивала, небось, еще и злорадно посмеиваясь надо мной!
- Ничего подобного, - возразила тихо Лаура, низко склонив голову.
Сидевшая к ним спиной, Одри тактично делала вид, что ничего не слышала, своей ровной осанкой подчеркивая, что ей нет дела до их разговора и у нее своих дел предостаточно. Но она все слышала, и девушке в медицинском халате почему-то было жаль обеих. О Генри и его методах она тоже многое знала, не составило труда, догадаться, о чем идет речь.
- Я не смеялась над тобой, Рэн. Мне не было смешно…
- Да, верю. А над моей матерью ты не смеялась? Одно ваше появление у той, у которой вы забрали дочь – уже насмешка! Если твоя мать бесчувственная мраморная статуя, это не значит, что и моя тоже. Была.
- Ренис, ты жестока…
- Я?! Жестока?! Это скорее ты, чем я! Или же, по-твоему, строить из себя мне тут сочувствующего близкого друга, при этом, тайком от меня с веселым и дружным коллективом наносить неприятные визиты моей матери – высшая мера милосердия? А, Лаура?!
Тон Ренис больно резал Лауру ножом по сердцу. Она так обычно только с Дьюи разговаривала, да и то не столь натянуто и резко. Лаура виновато склонила голову еще ниже:
- Сожалею, Рэн. Но я и не полагала, что ты такого обо мне мнения. Я ни в коем случае не издевалась, не насмехалась ни над тобой, ни над Эллисабэт, наоборот, как могла поддерживала ее, хоть это и редко получалось. Утешала ее, говорила, что с тобой все хорошо…
- Хорошо?! – нервно повысила голос Рэн, негодуя, оттого закипая и едва удерживаясь на койке. – Это – хорошо?!! – девушка окинула себя злым взглядом. – Хорошо, когда мне зубы выбивают?! Хорошо, когда в меня стреляют, режут, пытают и бьют?!
- Ренис… - попросила Лаура смягчиться.
И Ренис, косясь на Одри, смолчала, заставляя себя подавить вспыхнувшую ярость. Но ее все же прорвало. Слишком долго она держала в себе обиду на всех, а сорвалась почему-то на Лауре. Первая подвернулась, всегда кто-то первым принимает на себя огонь. Просто обязанность первых первыми подворачиваться под горячую руку. И несдержанный язык.
- Лаура, то, что ты не принимала участия в повешении моей матери, это…это радует. И то, что ты не предполагала этого, - вздох и пауза, после которых девушка тише продолжила. – Это тоже радует. Иначе не избежать тебе карающего ножа в спину от одураченной всеми вами Ренис Нолл.
- Откуда ты это знаешь? Кто тебе сказал, Рэн? – повторила попытку выяснить Лаура.
- Хочешь узнать, кто?
Лаура подняла на вполне себе спокойную девушку глаза, давая молчаливый ответ ими.
- Брэдли, - сказала твердо Ренис.
- Брэдли?!
- Да. Мне рассказал Брэдли, - Рэн хотела добавить. – «А потом я его убила. И убью всех остальных!», - но рассудив, что не стоит, промолчала.
- Он не мог тебе вот так вот просто все выложить.
- Просто так не мог, а вот спьяну очень даже.
- Нет, - перебила Лаура. – Спьяну – тоже. Брэдли не из тех, кому алкоголь развязывает язык.
- Я не вру. Но то, как я из него все вытащила, тебе я не скажу. Ты водила меня за нос наравне со всеми, вот и я тебя теперь повожу. – Улыбка. Джонатановская, но теперь больше походившая на Марловский презрительный оскал.
«Неужели это она его убила?! Нет! Быть того не может!», - озарила неприятная догадка Лауру, которая не хотела верить этой верной мысли. Пораженно тараща глаза на Рэн, она не знала, что и сказать.
- Уходи, Лаура. Пока я не начала говорить гадостей, которые думаю о тебе.
- Говори, я готова все выслушать.
- Уходи, - повторила Рэн, сомкнула губы, отвернулась от нее и уставилась в спину Одри, мол, не желаю больше тебя лицезреть, исчезни, гадина.
Лаура поднялась, задвинула к стене стул и, не проронив больше ни слова, вышла. Когда дверь за ней закрыла на ключ Одри, Ренис обратилась к ней:
- Я должна извиниться перед тобой.
- За что? – не поняла Одри.
- За то, что тебе пришлось услышать подобный разговор.
- Не нужно, - поторопилась сказать ассистентка Ноймана. – Я ничего не слышала, - она мило улыбнулась, поднося очередную «порцию» инъекций для своей пациентки, которую буквально выхаживала, а не просто исполняла медицинские обязанности. Одна ее кормежка чего стоила! Такие ассистентки на вес золота.
Уф. Ну, наконец-то я напишу то, что нужно было написать с самого начала третьей части. Нет-нет, это не было позабыто, просто все время откладывалось мной и думалось: «Сначала укажу это, пока помню, потом это, и вот это, и еще то, которое вчера все-таки было забыто и упущено, хотя не хотелось забывать…». Так оно у меня и пошло: перенесено основное разок – перенеслось оно раз двести, если не триста. А написать хотелось бы об этом частом разделении нашей главной героини на Рахиму и Ренис.
Это вовсе не раздвоение личности, это немного другое. Будь я асом в психотерминалогии и доктором данных запутанных наук, то таки был бы проблеск, вспышка и гром заумных слов.  Заискрился бы нудный текст парой эдаких зычных определений и констатаций и даже приведены были бы жизненные примеры с указанием конкретных имен и мест проживания, но нет. Я не психолог, не психоаналитик, не психотерапевт, не психиатр, не Мэвил и уж тем более не гениальный Нэйтон Ривер, а всего лишь заурядный инженер с назревающим остеохондрозом шейных позвонков из-за всей этой писанины. И последнее определенно пророчески, как и всегда!
Вот, приехали, опять  позабылась  более и менее умная мысль. А, эврика! Так вот, это не раздвоение личности, отнюдь. В этом плане девушка пока еще всецело была здравомыслящим человеком. А эти ее внутренние монологи и острые споры между Ренис и Рахимой – не что иное, как борьба ее сильной и уверенной сторон. То есть, Рахимы, которой она и является на самом деле и находится в противостоянии со слабой стороной – понятием, что есть «хорошо» и «плохо», «можно» и «нельзя». И эта слабая сторона выражалась в привыкшей притворяться в каждой новой среде идеально «хорошей» Ренис. Ренис – потому что это было последнее имя, смененное ею. Имя, которое привязалось к ней намного дольше, чем все предыдущие бесконечные фальшивые данные.
Возможно, ей нравилось быть «Ренис». Нравилось быть «хорошей». Нравилась жизнь «Ренис», в которой были такие люди, как Нэйтон Ривер, Алекс Фринвуд, Анри Фринвуд, Луи Прескотт, Грина, Гордон Остинс, Оливер Бруттс и многие другие. Все это ей безумно понравилось, пришлось по душе, как и то, что происходило на начальном этапе становления криминальной личности в команде Хантера и продолжении взаимодействия с его людьми – но и это – до определенного момента. То есть, это как бы чаша весов: на одной – Рахима со своей упертой целеустремленностью настоящего маньяка, на другой – Ренис Нолл – слабая, беззащитная добрячка.  Две личины одного человека. В каждом из нас это есть. В тебе их четыре, а во мне восемь. Но это вовсе не значит, что сказав об отсутствии раздвоения, я отменяю упомянутое мною помешательство. Все будет, мил человек, все будет. Если я успею…

Глава четырнадцатая: «Ирма».
Еще через день, Одри пришла к умозаключению, что ее работа выполнена. Согласовав все по телефону с Нойманом, она паковала свои вещи. Ренис и все заботы о ней она доверила Лауре и Ирме, вторая, как известно, в прошлом медсестра. Ее-то и проинструктировала Одри, передавая все необходимое в ее руки и объясняя, когда и чем поить, когда, что и как колоть.
Отвезти ассистентку хирурга вызвался Риччи, без задних мыслей. Но Одри все же попросила Лауру:
- Передай ему, чтобы держался подальше от меня. Я не очень-то люблю, когда посторонние люди приближаются ко мне ближе, чем на метр.
«Да ты прямо как я!», - подумал, стоявший рядом Пит, который задумался и вспомнил о Рэн. – «Нет, прямо как мы с ней! Точь-в-точь».
На маленький каприз Одри Лаура улыбнулась:
- Не волнуйся ты так, с вами поедет Гвен.
Одри на это одобрительно кивнула и пошла попрощаться с Ренис, чье чудесное возвращение к жизни избавило их всех от кары Генри. Окончательно убедившись, что Одри увезли товарищи, Ренис захотела сделать то, что ей строго запрещалось медсестрой: встать. Она только спустила ногу и коснулась занемевшими пальцами пола, как вдруг внезапно дверь комнаты распахнулась и ввалилась парочка чудаковатых друзей под ручку.
- Вот блин! Я же хотела одеться! – сильно переигрывая, возмутилась она не без улыбки, сдержать которую при виде этих двух идиотов не удавалось. – «Подумать только! Я рада их видеть. Рада видеть этих дебилов!», - девушка усмехнулась, забирая ногу на кровать обратно под мягкий тонкий плед и вспоминая, что к дебилам причисляли и ее.
- Ихи-хи-хи, - хитро давил смешки Адам. – Одеться она хотела…
- Чего зубы кривые скалишь? – сощурилась на Адама Рэн, зная, что зубы-то у него ровные и свои.
- Зачем эти формальности? Мы с Питом уже видели тебя голенькой. Точнее, только я. Пит-то все время блевать выбегал. Нет, ты не подумай, что ты ему не понравилась. Там просто кровищи было, у-у-у, жуть вообще! Эх, Питти, каков верзила, а кровушки боишься!
- У меня просто желудок слабый. Да и хирург не предупредил, что там такое будет. Я не был к этому готов.
Ренис непонимающе морщилась, сдвигая брови вплотную к переносице.
- Зато я видел все! Ничего не упустил, все запомнил.
- Аха-ха-ха, - Пит повернулся к девушке. – Не слушай его, Рэн, врет он все. Только и делал, что глаза жмурил и из-за этого инструменты не те подавал.
- Неправда! И, вообще-то, инструменты подавал ты, а я был в гуще событий! Словно в видеоигру попал. Называется: «Сшить разорванные кишки Ренис», - сказал Адам и вдруг сделал непривычно серьезное лицо, обращаясь к Рэн. – Твое счастье, что наш мясник – хирург от Бога.
- Ох, не связался бы с Генри, был бы известен на весь мир, - искренне сожалея, вставил Пит, не зная, что это именно Генри Мидлл замял громкое дело хирурга, помог залечь на дно и появиться с новым именем.
- Я ничего не понимаю, о чем вы лопочете, придурки? – Ренис не выдержала ожидания более и менее понятного объяснения хоть от одного из них.
- Это мы вместе с Нойманом над тобой покорпели, - улыбаясь во весь рот, сел довольный на стул возле нее Адам.
«ЧТО-О-О?! Этого не может быть! Да он просто шутит! Вечно шутит, даже когда говорит правду», - от последней мысли неприятно закрутило в животе прямо под полосой зарубцевавшейся корочкой раны. Она для уточнения заглянула в ясные-ясные глаза парня, светившегося своей улыбкой. Словно подтверждая ее догадки, Адам убедительно кивнул.
- Меня сейчас вырвет, - сказала шокировано Рэн.
- Вот-вот, и Пит все время так говорил!
- А сам-то, сам! Я, в отличие от тебя, не падал в обморок, как девочка, увидевшая таракана.
- Не ври! Не было такого! – яростно отрицал Адам, нервно ерзая на стуле.
- Было, было, тебя Карла откачивала! Так ведь, Карла!? – запросил поддержки у свидетеля тех событий, что уже минут пять застыла у порога.
 Она очень хотела, но не решалась войти. Не зная, как ей быть и как теперь вести себя с Рэн. Опустив глаза в пол, негромко сказала:
- Так.
«Какая-то она другая. Что с ней?!», - заметил смену в любимой Пит.
«Не хочу, не хочу ее видеть!!», - вопила изнутри Ренис, всячески стараясь на нее не смотреть. Ведь от этого вновь и вновь закипала кровь в жилах, живо всплывали кадры недавней резни и жуткое желание ее убить.
Явилась, не запылилась, да и еще проветрилась заодно Лаура, что только-только проводила в путь-дорогу ассистентку Ноймана. Она смело вошла и нашла себе место с Питом у стола, который совсем недавно занимала Одри.
- Вам поступила благодарность от Ноймана, - широко улыбнулась Лаура ребятам.
- Еще бы! – возгордился Адам, расправляя плечи, аки горный орел над гнездом крылья.
- Что, правда, что ли?! – не верила Ренис в сказки ребят.
- Самая, что ни на есть, - Лаура вглядывалась в лицо Рэн, чувствуя неловкость после их вчерашнего разговора, но та вроде бы ничем не показывала своей злости.
«Отошла и больше не злится на меня?!», - с надеждой думала Лаура.
Не отошла, но не злится. К теме матери и скрытых поездках к ней Ренис больше не возвращалась, да и вообще, предпочитала считать, что подобного разговора между ней и Лаурой никогда не было. Выговорилась и все? Почти. Все у них будто наладилось и стало как раньше, но. Осадочек-то, господа, на донышке остался у той и у этой дамы.
- Между прочим, Лаура поделилась с тобой кровью.
- И лишь благодаря ей ты осталась жива, - быстро подхватил мысль Адама Пит.
- Да ладно?! – Ренис удивленно посмотрела на Лауру.
Та смутилась и растерялась, прячась в своей улыбке:
- Ну что, вы, парни, все сделал Нойман. И вы, ребята.
- И Карла! – не забыл подчеркнуть Пит ее значимость.
- Это само собой, - кивнула Лаура.
- То есть, теперь я и вам всем по гроб жизни обязана?
- Злюка! – ущипнул Адам, буркнувшую верхнюю фразу, Рэн. – Я вот, когда побывал на концерте Placebo…
- Что? Ты был на концерте Placebo один и без меня?!
- Вообще-то, не один, - Адам притворился смущенным, намекая на некую пассию.
- Век не прощу! – продолжала со злой улыбкой подыгрывать ему Ренис, поглядывая на Лауру.
- Это просто мимолетное увлечение, - промямлил парень, будто бы торопливо и признавая вину. – Не ревнуй…
- Плевать, хоть минометное, - улыбка исчезала, голос становился раздражительней, и сама она продолжала отчего-то буравить глазами Лауру, сильно тем ту пугая.
В дверях возникла Ирма в белом халате, где-то ею откопанном и мятом до безумства мысли от множества острых складок.
- Ты бы хоть рукой его погладила что ли, - сказал слишком громко Адам.
- А ну-ка пошли вон отсюда, - сказала Ирма, пропуская его замечание мимо ушей. – Иначе всех заколю!
Для наглядности она безжалостно и одним резким движением вскрыла пакетик упакованных шприцов.
- Да ну тебя, от греха подальше, - боком-боком выскочил первым Адам.
- Одри была куда милее, - семенил за ним Пит, что до жути боялся уколов.
- Что за буйство, Ирма? – смеясь, уходила и Лаура.
- Вас по-хорошему и клещами не вытянешь.
- Этот халат тебя только уродует, - буркнула на манер Ренис Карла, выскальзывая за ними в коридор.
- А ты уродуешь мою жизнь! – в духе Рэн скоропалительно бросила вслед Ирма.
Эко Рэн-то на всех повлияла!
- Наконец-то тишина! – уронила голову на подушку Ренис, когда дверь за шумными товарищами закрылась.
- Что же ты не позвала? Я пошвырялась бы в них иглами, - то ли шутила, то ли  в самом деле говорила правду Ирма, своей грубостью и резкостью кого-то напоминая.
Саму себя. Поняв это только сейчас, Ренис непроизвольно улыбнулась и стала наблюдать. Ирма вколола в вену положенные дозы, указанного Одри, препарата и осталась присматривать, а также, чтобы лично проследить за тем, чтобы Рэн съела приготовленную для нее жидкую и ужасную на вид пищу.
- Где мы сейчас находимся? – спросила у нее Ренис, отставив свою тарелку. Она заметила смену интерьера, да и звуки за окном не были присущи городской местности.
- В нашем официальном пристанище.
- В смысле? – насторожилась Ренис, вспоминая о Нэйтоне, который теперь определенно остался где-то очень-очень далеко.
- В былые времена туристический лагерь «Первозданная природа», выкупленный нашим хозяином и известный сейчас как лагерь «Колючее солнышко».
- Давай точнее, мне яснее не становится.
Ирма, набирая еще один шприц, полагающийся только после еды, очень сжато ей все объяснила.
- Надолго мы здесь? – прерывая, взволнованно спросила Ренис, даже голос дрогнул от мысли, что она у черта на куличиках, и до Нэйтона бесконечные километры пути.
- Не знаю. Но думаю, что до твоего полного выздоровления.
- А потом, вернемся назад? – так, как сейчас, надежда в ее голосе никогда не теплилась.
Ирма выразительно посмотрела на нее:
- Это зависит от…
- Хантера?! – нетерпеливо оборвала Рэн, уже готовя разговор с ним, чтобы скорее заставить его с ней вернуться.
- Бери выше.
- Генри.
Ирме и кивать не пришлось. Таки самая вершина. Кстати, о Генри – да, он снова успокоился, вернув «свое» себе. То есть, Ренис Нолл. Он не торопился извлекать информацию о деньгах из нее. Почему же? Я не знаю. Не, знать-то, знаю, я же автор. Мне пока нужна живой Ренис, поэтому Генри Мидлл и не спешил возвращать кровные ценные бумаги на свое имя.
Это можно спустить на то, что Генри, услышав от Хантера про то, что Ренис в паре с Карлой натворили делов, до каких далеко отъявленным гангстерам, таким, например, как Нави и прочие злыдни, и проникся к этому «пробивному монстру» уважением и симпатией. Или же имел какие-нибудь иные гнусные планы на нее. А может, ему просто было не до Ренис? Да! Скорее всего, так. У Генри Мидлла достаточно было хлопот, ведь он управлял не только своей криминальной артелью, но и занимал высокое руководящее место в парламенте, где мало кто знал, насколько он опасный тип.
Главное для него – это то, что Ренис у него за пазухой и под охраной Хантера. Остальное – пустяки, то есть, ты и я. Сына своего Генри, еще сотню раз поразмыслив, решил не трогать. Как-никак, любимый отпрыск. Последний из трех, пусть и непутевый, да непослушный. А вдруг Дьюи и вправду не причем, и его оболгали и подставили? Прямых доказательств не было. Только Карла, которая, из имеющего вес, разговора Дьюи с теми людьми ничего не слышала. Так что, все обвинения этой девушки относительны.
И Дьюи, таким образом, остался в команде Хантера. А Каэл так надеялся, так ждал, что Генри сына отлучит и бросит вместе с Нави в отдельный отряд. Увы, нет. Избавиться от нежеланных людей в команде не получилось.
Мы отвлеклись с тобой, а Ирма между тем закончила с внутривенными препаратами и снова пошла к столу, на котором стоял кожаный объемный чемоданчик, оставленный Одри на временное хранение, ведь в нем было все необходимое для Рэн. Ирма как раз извлекала из него современный аппарат контроля давления, чтобы проверить состояние, идущей на поправку, девушки.
- А что ты там делаешь? – полюбопытствовала Ренис, которой стало скучно, она, осторожно вытянув шею, высматривала предметы в руках Ирмы.
Девушка в мятом белом халате, в один из карманов которого была засунута ее длинная русая коса, чтобы не болталась и не мешала, зашагала от стола к Ренис:
- Ничего, но сейчас буду мерить твое давление.
- Мои глаза узрели сухопутный чемодан, - глаза Рэн изучали квадратный черный медицинский саквояж.
- А, это Одри одолжила приборы и медикаменты…
- Я полагаю, - не слушала ее Рэн, от скуки накручивающая фантазию. – Вы, мадам, в нем храните разбитые сердца ухажеров?
- Увы, только свое, - неожиданно подыграла, поддерживая спектакль Ренис, Ирма, но с такой грустной-грустной улыбкой.
- Что, тоже безответно сохнешь по Хантеру? – усмехнулась Ренис, шутя. Помнила, по кому плачут в ночной тиши в своих комнатах почти все девушки команды.
- Ах, если бы.
- Серьезно?! Не к нему стремится твое черствое сердце?! – поразилась, раскрыв широко глаза Рэн. – А к кому же?
- К Риччи.
Ренис на мгновение забыла, что была одарена речью. Округлив глаза и раскрыв рот, она поражено смотрела на эту девушку перед ней, которую вроде бы не очень хорошо знала, но, то, что знала – убеждало, что она сильно отличается ото всех других товарищей команды. И Рэн частенько себе признавалась в том, что девушка эта вызывает интерес и желание проводить с ней время. Ирма была не такая как Лаура, Гвен или Карла и многие другие девчонки. Было в ней что-то, что ее бесконечно притягивало и даже пригвождало.
Ирма же смела с лица улыбку и тяжело вздохнула:
- К сожалению, он в идеале стремится к Лауре. Она, впрочем, это знает.
- Да у вас тут сплошные пирамиды неразделенных чувств. В пору уже баллады слагать про то, что один красавец любит того, который любит другого, что жаждет третьего, помешанного на четвертой королеве красоты. А четвертая, кстати, воспылала чувствами к пятому. А пятый давеча отбросил копытца…
- Было бы смешно, если б не было бы реальностью. Жить жизнью, в которой никто никому на деле не нужен, и любить тех, кто думает не о тебе – звучит ужасно, но это суровая правда. Здесь друг друга перестрелять после многих лет милого общения, поддавшись мимолетной обиде и ссоре – как букашку пальцем об стену раздавить. Но, несмотря на это, есть те, кто умудряется строить отношения и жить, боясь каждый раз услышать, что тебя переводят в другую команду и отправляют за три тысячи километров.
- Судя по печали, которой насыщен твой голос, это явно не ты, - Ренис понимающе смотрела на Ирму. Понимала лишь потому, что перечисленные километры разделяли ее саму с близким человеком, к которому внутренне стремилась и только и делала, что мечтала сбежать. Ирма же имела в виду нечто иное, то, что годами глодало ее душу и сердце. И раненная девушка быстро сообразила. – Погоди-ка. Говоря про расстояние, ты же не про Риччи хотела сказать? Он же все еще в одной с тобой в команде.
- Нет, не про Риччи. А про ту, что когда-то была его возлюбленной, но решением Генри была сначала переведена, а затем ликвидирована.
- Тоже оказалась предателем?
 Ирма утвердительно кивнула и сказала:
- Она была моей близкой подругой.
- И, наверняка, очень похожа на Лауру, раз он не видит никого кроме нее. Верно?
- Верно, Рэн. Риччи выбрал ее только поэтому. Если нет рядом места с Лаурой, то для кого-то всегда найдется копия. Или сносная пародия.
- Это сколько ж Хантеров нужно для женской половины, - прикинула вслух Рэн, и Ирма смела с лица печальную улыбку и негромко рассмеялась.
А Ренис, любуясь ею и лишь сейчас отмечая то, как красива эта Ирма в истинной печали, задумчиво проговорила:
- По твоей теории, для тебя самой тоже должен был найтись заменитель Риччи.
- Был такой один. И даже во стократ красивее оригинала…
- Но?
- Но человек этот был некультурный, наглый, поганый, что ни слово – грязь и мат. Никакого уважения ни к себе, ни к окружающим, будь то женщины или дети.
- И как его звали? – Ренис было любопытно. Любопытно знать и любопытно наблюдать за реакцией Ирмы, пустившейся в раскрытие секретов.
- Это было очень-очень давно, да и на фоне его оскорблений, унижений и ругательств в мой адрес, имя как-то померкло.
- Теперь понятно, чем привлекает тебя Риччи. Начитанностью, умом и культурой, да?
Ирма очень красиво кивнула, разворачивая и вынимая из пакетика прибор. Наблюдая за ней, Ренис старалась молчать, пока медсестра измеряла давление, а когда та закончила, спросила:
- А как ты вообще оказалась в команде Хантера и давно ли ты тут?
- Мне временами кажется, что минула вечность, но это было не так уж и давно, - Ирма отнесла прибор и поставила его на стол. Вернулась, пододвинула стул от стены и села, собираясь с мыслями, чтобы начать длинную историю своей жизни.
Откровения за откровениями и, с некоторых пор проникшаяся к Ренис трепетным уважением, Ирма посвятила ту в печальные подробности своего знакомства с Хантером и вливания  в ряды его команды. Почти у всех членов группы Каэла Хантера истории грустные, нерадостные и в большинстве случаев, упирающиеся в безвыходность. То есть, выход был, но только один – влиться в криминальную группировку Генри под руководство командира Каэла Хантера. Но я не буду сейчас безмятежно расписывать, освещать заунывное бормотание Ирмы, найдется время – обязательно вернусь и познакомлю тебя с ее историей. Дополню когда-нибудь потом.
Выслушав ее, Ренис иначе взглянула на ее резкость и грубость. История была поистине печальная и вызывала море сочувствия у раненной слушательницы, да «Мелкая» чуть не утонула в собственных сожалениях и слезах. Трепаться в ответ о себе же, как зачастую это и бывает у секретничающих людей, Ренис не стала. Промолчала, переваривая услышанное. А потом жалобно попросилась выйти и подышать на улицу. Ирма строго запретила, помня о предупреждениях Одри на этот счет, но поддалась долгим упрашиваниям неугомонной девушки и даже помогла ей одеться.
Проводив в коридор, она с радостью вручила «Мелкую» подвернувшейся Карле (она сторожила у двери, дожидаясь, когда уйдет Ирма), а сама вернулась, чтобы прибраться в комнате, переоборудованной на время под палату для Ренис, и сменить белье. Дел у Ирмы теперь было невпроворот. Истинно любила все же она свою первую специальность, была прирожденной сиделкой и медсестрой, жаль только, что жизнь ее уткнула носом в мир команды Хантера и навечно захоронила там.
Ах, только ли она одна тут захоронена?
Таких живых трупов – целая команда.

Глава пятнадцатая: «Уже две сообщницы?».
Когда Ирма обратно ушла в комнату и дверь за ней закрылась, Ренис тут же отпустила руку Карлы, за которую медсестра строго наказывала держаться, и вполне себе уверенно, бодренько, но очень медленно, зашагала к выходу. Карла поняла все так, как и должна была понять. Все там было ясно и без моих нудных разъяснений. И все-таки она пошла следом и нагнала:
- Рэн, нам нужно поговорить, - прошептала она, озираясь.
- Я не желаю ни видеть, ни слышать тебя.
- Рэн, пожалуйста.
Ренис не остановилась и не повернулась к ней, медленно вышла во двор из охотничьего дома. Вот же ж непреклонная тварь!
Только что здоровенным (размером с мою голову и основанием шеи) градусником для растворов температуру надумалось измерить. Оказалось тридцать семь градусов! А я-то тут голову ломаю, чего меня так ломает и кружит, как первый декабрьский снег за окном маленького худого одинокого старика в уже давно обветшавшей хибарке времен тридцатых годов прошлого века.
Ренис маленькими шажками, да маленькими прерывистыми вдохами (так как от глубоких ощутимо тянуло рану в животе), прошлась перед домом, разглядывая массивные сосновые опоры и перекладины. Поглядела на другие такие же дома и окинула взглядом темно-зеленую хвойную полосу, тянувшуюся далеко впереди и отгороженную от них забором в виде вручную плетеной грубой металлической сетки. С виду такой хлипкой и не надежной, так и подговаривающей прорвать себя и бежать.
- Что, серьезно, заповедник?! – негромко произнесла Ренис, обегая глазами все, что попало в фокус.
- Угу, - послышалось рядом.
Она чуть швы на животе не порвала, в страхе отскочив в сторону:
- *****, думала гризли!
- Да ну тебя, - улыбался во всю Пит, что скрывался за углом дома.
- Нарочно караулил?
- Случайно караулил, - улыбка стала еще шире, а, казалось бы, уже некуда. – Показать тебе местность?
- Та не совсем правильно это… а и черт с ним! Покажи мне местность, - улыбнулась Ренис, цепляясь за любезно предоставленный локоть Пита своей загипсованной левой закорючкой.
- Ну, пошли.
Раз, два, три – широкие шаги Пита. Раз-два, три-четыре, пять-шесть, семь-восемь-девять – двойная прыть от слабой и не еще оправившейся девушки.
- Слушай, да убавь же ты в шаге! Я рискую так не только почки отбить, - не выдержала нагрузки она.
- Что теперь, по твоему ходить?! Телепаться, считая каждый камешек под ногами?! – отшутился Пит.
- Вообще-то, я не  в том состоянии, чтобы, - девушка остановилась, делая паузу для словесной, дыхательной и двигательной передышки.
Парень обернулся к ней:
- А, прости, забыл! – и беспечно добавил. – Ладно, будем ползать.
И они очень медленно сделали круг вокруг дома. Пит по ее настойчивой просьбе поведал ей об этом странном лагере. Сказанное парнем совпадало с рассказом Ирмы, было только больше точных деталей, а так, все то же самое.
«Значит, не врут», - сделав вывод, Ренис подумала. – «Получается, и в самом деле я у черта на рогах!». – Подняв задумчивый взгляд из-под ног, где она рассматривала интересную дорожку из осколков не то гранита, не то необработанного мрамора, Ренис увидела Карлу.
Та стояла недалеко и нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.
«Опять?! Вы сговорились?!!», - она посмотрела на Пита, он и не видел своей возлюбленной, шел, продолжая восхищаться красотами природы, не тронутой загребущими руками человека, которого отделяла эта хилая проволочная плетенка, с громким названием «забор». – «Да нет, он, кажется, не при делах», - Ренис замедлилась.
- Что-то случилось? – заметил Карлу и Пит, он сразу же задал вопрос.
- Нет, ничего, Пит. Я просто хочу с ней поговорить, - ответила та, подчеркивая. – Наедине.
- Этого не хочу я, - молниеносно прозвучал ответ Рэн.
- Я не займу много времени, - просила Карла.
А Пит, уже освободив руку, пятился и исчезал, оставляя девушек одних. Глубоко, но очень-очень аккуратно, вздохнув ему вслед, Ренис сказала:
- Чего ты хочешь?
- Вряд ли я могу хотеть от тебя большего, чем ты уже дала мне.
- Карла, избавь меня от этих сопливых выражений, - грубо оборвала Ренис. – О чем ты хочешь поговорить?
- О… - Карла замялась, не зная, с чего начать. Она так упорно ходила за Питом и Рэн, жаждала улучить момент и выпросить возможность поговорить, что только теперь подумала про то, что хотела сказать.
- О том, что я спасла твою никчемную жизнь и ее же пощадила?! Будешь мне ноги целовать или ходить и через шаг кланяться?!
- Ты слишком самоуверенна, - задело вдруг Карлу это презрительное отношение девушки.
- Не думаю, что ты этого не заслуживаешь.
- Без моего участия и ты бы не выжила!
- Аха-ха-ха! – с придыханием и хрипом рассмеялась Ренис на колкое, но верное замечание Карлы.
- Признай, что если бы не я, и ты с ними не справилась бы! – злилась та.
- Признаю: если бы не жуткое, зверское желание растерзать тебя собственными руками, я бы не справилась.
- Я не об этом, - опешила Карла и растерянно сменила высокомерный тон на приземистый и попыталась смягченно отшутиться. – Но все равно, не стоит благодарности.
- Все сказала? Или есть что-то еще? – пропустила слова мимо себя Ренис.
- Я хотела бы попросить тебя кое о чем.
- Дай-ка, угадаю, чтобы я молчала? Тебе это нужно, да?! Если так, то не волнуйся, все, что произошло в тот день, останется между нами. Насколько это, конечно, возможно с твоей-то стороны, – недвусмысленно намекнула Ренис на ее вечные жалования и рыдания в жилетку Хантеру. – И веди себя так же, как и раньше. Мне не нужна ни твоя поддержка, ни твоя помощь, ни твоя дружба и уж тем более твои заботы. Да и ты сама тоже.
Карла приготовилась говорить, поймав очередную паузу Рэн, сделанную для передышки, но та не дала:
- Да, я согласна и не отрицаю, что ты в какой-то степени помогла мне тогда. Но учти и ты, что меня они все равно не собирались убивать. Помнишь ведь их выкрики? Так что, кто кому подсобил, и кто кого спас, а также, кто кому и что должен – тот еще вопрос. Лично я выяснять это не собираюсь. Моя позиция: никто никому ничего не должен. Разговор окончен, больше не приближайся ко мне ближе, чем на два шага. Предупреждаю по-хорошему.
Ренис, высказав все, как на духу, повернулась, чтобы уйти.
- Постой, - услышала она и остановилась, но не обернулась. – Я ничего не рассказала Хантеру, кроме того, что должна была. И это не потому что я тебя боюсь, нет! Ты будешь чертовски права, если в любой миг явишься ко мне и приставишь, нож ли, дуло ли к моему сердцу, неважно. Я уже согласна с этим, да, я виновата. Очень виновата перед тобой, Рэн, но…я в жизни, слышишь, никогда в жизни не испытывала такого страха и столь сильного желания жить. Я…
Карла запнулась в своей торопливой речи, подбирая дрожащим голосом слова, для выражения того, что ей так хотелось сейчас сказать.
- Я, когда заставила себя поверить в то, что мы сделали это, что мы выстояли против них, что ты перебила их, и что мы выберемся живыми оттуда, обрадовалась до безумия. Но когда я увидела тебя над собой с таким лицом и взглядом, который я не могу даже описать, я подумала: «Она что, собралась меня убить?! Да ну, нет, мне это кажется!». А ты взяла и набросилась, рыча, на меня! И ты действительно рычала, словно дикий, обезумевший от голода, зверь…
Ренис, стоя к ней спиной, улыбнулась криво-криво: как обычно, не размыкая губ и потягивая вниз один уголок рта, едва обнажающий зубы.
- Вот тогда-то я испытала истинную волю к жизни и неописуемый страх. Не зная, что мне сделать и как это сделать, только бы выжить: я просила, умоляла. По сей день не могу понять, слышала ли ты меня вообще тогда? Наверное, да. Ведь ты могла запросто меня убить, пока я причитала и просила тебя о пощаде. Но ты этого не сделала. Я не знаю, почему ты остановилась и прекратила свои попытки, зато ясно помню и каждый день вижу в кошмарных снах эти твои потухшие глаза, Рэн. Я не преувеличиваю, говоря, что видела в них до того огонь, который внезапно потух, а потом и ты сама…
- Сдулась, да? – хмыкнула Ренис, подсказывая Карле нужное слово.
- Быть может и так, - Карла не уловила едкой самоиронии Рэн. – Как бы то ни было, и чтобы ты не говорила, я виновата перед тобой. Очень. И должна тебе. Очень. Знаю, ты этого не приемлешь, но все равно обещаю, что помогу тебе всем, чем смогу. Если тебе это будет нужно, - подытожила она, откладывая наболевшее.
«Очень надеюсь, что никогда не обращусь к тебе за помощью. Готова поклясться, что…», - мысль Ренис разорвалась, вонзившейся ножом, другой желчной мыслью. – «Не зарекайся!».
- Меня мучит только один вопрос, Рэн. Почему ты не убила меня сразу, а напала на мужчин? Почему, приготовив изначально для меня это стекло, вонзила его не в мою шею?
- Признаться честно, - начала Рэн, все еще стоя к ней спиной и лишь слегка повернув голову назад к Карле. – Твою смерть и смерть остальных я ждала и долго планировала. Я до сих пор и сама не знаю, почему сразу не убила тебя. Могу предположить, что тогда посчитала этих людей препятствиями, мешавшими мне вдоволь насладиться действом, и потому устремилась резать их. Также, я хорошо понимала, что убив первым делом тебя, с ними я не справилась бы – тебе тоже это понятно. Но почему, покончив с ними, я не добила тебя – для меня вопрос также актуален. Может, просто выдохлась, раны дали о себе знать и сил не хватило, и еще много всего до кучи…
Ренис замолчала и развернулась к Карле всем корпусом, заглядывая той в лицо. Карла выдержала взгляд, глядя также в ответ и ожидая, чем закончит, сделавшая паузу, собеседница.
- По поводу твоих слов о том, что я буду права, если в любой удобный момент приду за твоей жизнью, - она сказала и задумалась на пару секунд, отводя взор на полосу густого темно-зеленого лесного массива за забором. Пробежалась медленно по нему глазами, будто любуясь пейзажем за хлипкой металлической сеткой, и перевела их в глаза Карлы. – Живи, Карла, живи. Раз уж я не смогла убить тебя, имея столько возможностей, то пусть так оно и будет. Как говорил когда-то один дорогой мне человек: «За все то зло, что мы совершаем, в свое время мы получим в ответ в равном соотношении. Придет время, и придется отвечать, пусть не через год, пусть не через два или двадцать два, неважно, за все ответим сполна и получим свое».
«Когда-нибудь, Карла, к тебе это вернется!», - завершила про себя Ренис и добавила:
- Это твое дело. Тебе с этим жить. Будешь ли ты жить спокойно, или нет, зависит от твоей совести, - она хотела еще что-то сказать, но опять передумала и повернулась, чтобы уйти. – «Так ведь любила говорить моя мать, да? Или отец?», - она погрузилась в свои размышления о цитате, не замечая, что неторопливо бредет вдоль забора не к дому, а от него. – «Если подумать, тот факт, что без прицельной стрельбы Карлы у нас (У МЕНЯ!!!) ничего бы не вышло. И меня бы укокошили раньше их крика: «Она нужна живой!». Или же они кричали что-то другое? Надо же, уже этого не помню. Зато помню, как я…», - тут в сознании Ренис живо всплыло все то, что мелькало перед глазами, когда она сначала стеклянным осколком, а затем и ножом, так беспощадно резала, кромсала людей.
Ужаснулась. Испугалась саму себя, и вдоль позвоночника пробежали мурашки.
«После третьего мною зарезанного дальше все как в тумане. Нужно вспомнить, скольких убила я, а скольких она…».
«А зачем?!», - это непоседливый вопрос беспечной Рахимы, возникшей только сейчас, давая о себе знать. Все это время она молчала и, будто насытившись кровавой резней, уснула, освобождая больше места для Ренис. Та, естественно, ударилась в раскаяния и сожаления об убийствах. А Рахима исчезла на эти несколько дней и снова появилась. Она, и правда, немного успокоилась и так явно не подавляла Ренис Нолл, требуя мести и воздаяния по заслугам. Но и это до поры, до времени.
- Я схожу с ума, - испуганно пробормотала Ренис, осознавая, что в ней помимо нее есть кто-то еще.
Ее догнала Карла и взяла за локоть, приостанавливая и не давая далеко уйти:
- Подожди. Мне нужно кое-что сказать, - оглянулась назад, на дом. – Ты ведь еще не была у Хантера?
- Знаешь же, что не была.
- Прежде выслушай то, что я ему рассказала, решай сама, изложишь ли ты свою версию, или же подтвердишь мою.
- Ты явно хочешь, чтобы я выбрала второе, правильно? – Рэн резко высвободила локоть из руки Карлы.
- Даже готова слезно просить, чтобы ты сделала это.
Ренис немного отошла в сторону: «Я же ясно сказала не подходить близко, чем она слушала!?», - взгляд упал на замотанную в бинты правую ладонь, которая, дрожа, порывалась схватить кое-кого за шею. – «Дергается сама? Неужели, накинусь и придушу?! Накинусь или нет? Сейчас или позже?».
Она смогла одернуть руку и завести ее слегка за спину, говоря:
- Пожалуй, я послушаю тебя. Хотя не особо понимаю, почему на это соглашаюсь.
- Не знаю, Рэн, сама с тебя поражаюсь, - Карла не ожидала, что сможет сказать все, что так хотела, да еще и подвести к тому, что на самом деле волновало ее.
- Чувствую, ты, определенно, наврала с три короба.
- Самую малость. Но тебе необходимо это знать.
- Верно. Мой допрос не за горами, - перебила ее Рэн. – Нельзя, чтобы нашлись несоответствия.
- В принципе, я все правдиво пересказала, кроме…
- Давай-ка отойдем в сторонку, - Рэн покосилась на чей-то силуэт в окне дома напротив. Оно выходило прямо на них. Окно дома, из которого она недавно вышла. – Отойдем, но так, чтобы были на виду. Пускай, они видят нас, им назло, издалека. Это лучше, чем показать, что мы ищем укромное местечко, где нас не могут услышать. Не оборачивайся на окно, - предупредила Ренис, предугадывая порыв Карлы оглянуться на оно самое. – Смотри на меня и улыбайся. Улыбайся, будто рассказываешь о незначительных смешных глупостях. А я же, как всегда, сострою ненавистную мину и буду испепелять тебя взглядом с весьма серьезным видом.
«Он хоть когда-нибудь был у тебя несерьезным?! Ох, да, всегда, когда ты в компании с этими придурками!», - подумала Карла, так неестественно сверкая зубами.
Девушки отошли к ржавой, как моя жизнь, беседке. Карла то и дело хваталась то за живот, якобы содрогаясь от смеха, то нет-нет хлопала в ладоши, запрокидывая слегка голову.  При этом посвящала в очень драматичную концовку свою собеседницу, в которой Ренис Нолл – хладнокровный, безжалостный меткий стрелок, добивающий выстрелами в темя полумертвых людей своей крепкой левой рукой. Рукой, которую трагично и внезапно сильно повреждает, столь необдуманно предавшись обмороку и грохнувшись с высоты своего роста на бетонный пол.
Услышанное Ренис не понравилось, но, призадумавшись, она все-таки пришла к выводу, что такой вариант развития событий ей только в выгоду. Пусть так, пусть считают ее бесчувственной, беспринципной убийцей и боятся, но. Как быть, если Хантеру захочется проверить очевидный миф о ее левой руке? Она же ярая правша!
Да, можно врать, что теперь она не может в ней держать и чайную ложку, мол, больно, плохо срослось и все такое прочее, что ей нетрудно будет сыграть. Да только глупо надеяться, что Хантер – дурак.
«А он – не дурак. И ложь отличить может. Надо исхитриться и правдивее соврать», - заключила про себя Ренис.
А из этого самого окна дома напротив за ними ревностно наблюдала она – та, что больше всех переживала за Рэн. Лаура. Само собой, она ничего не могла слышать, но так хотелось!
«Еще и Рэн теперь повернулась спиной и лица не разглядеть. Неестественно, девчонки, я вам не верю. Не поверю, что вы так долго можете мирно о чем-либо говорить. Так-так-так, кого бы послать туда?!», - Лаура обернулась в комнату, где сидели все-все, кроме Дьюи. Парень какое-то время избегал общих сборов и старался не попадаться на глаза, рассчитывая, что его позорное дело само собой загладится и позабудется.
Лаура заметила  хмурого и невеселого Хантера, что был погружен в свои тяжелые думы.
«А впрочем, что мне до них? Стоят девчонки и стоят, мало ли, может эта передряга сплотила и сдружила их? Не мое дело. Позже переговорю с Рэн сама», - подумала Лаура, внутренне нисколько не веря в возможность дружбы между этими двумя коршунами в девичьем обличии. Она отошла от окна, чтобы доложить командиру про то, что Рэн уже гуляет во дворе.
- Если она может ходить, то пусть немедленно зайдет ко мне! Мне не терпится узнать о недавнем происшествии из уст первого лица.
- Не только тебе! – в голос поддержали недовольного командира его люди, сидевшие  в этой комнате.
Взгляд Хантера падает на Пита, и тот встает и идет за Ренис.
- И Карлу мне найди! – добавил в предыдущий и немой приказ командир, потирая мысленно руки и готовясь вывести ту на чистую воду при всех.
- Они там вместе, - ответил Пит, исчезая в дверях, ведущих в маленький коридор.
Хантеру это дополнение не понравилось. Догадки заполонили голову, а две девушки у беседки все вели свой секретный разговор.
- Я могу примерно понять, почему ты скрыла тот факт, что я пыталась убить тебя. Скажи ты об этом – выяснилась бы причина, по которой я хотела это сделать.
- Да, что я убила твою мать.
- А мне пока не нужно, чтобы мои будущие жертвы узнали, кто за ними охотится. Однако я сомневаюсь в том, что Хантер этого не знает. – Ренис сузила глаза, в злом прищуре сканируя Карлу и думая, припоминая некоторые слова Брэдли и Лауры. – «Странно, знают все и даже Лаура, но не Хантер. Почему?!».
Дело в том, что она неверно истолковала слова стрелка. Карла, говоря о незнании, имела в виду, что он не знает про то, что именно она первой привела к смерти мать девушки. Она умолчала, скрыла от него свои действия, переложив все на Рика, Дьюи и Нави.
- Он не знает, - пробубнила она, опять подразумевая свое.
- Ты, значит, хотела сохранить хорошее мнение о себе, сокрыв участие в преступлении? – глаза Рэн с ненавистью сощурились сильнее, и Карла в который разна дню виновато опустила взгляд к ногам. – Ясно. Но не ясно, зачем ты остальных мужчин повесила на меня?
- По той же причине, - теперь склонилась ниже и виновато голова.
- Хм, - усмешка. – То есть, Ренис можно быть плохой, а Карле – воспрещается?! Несмотря на то, что мы одинаково плохи! Ты так стремишься быть для него хорошей, а он плевать на тебя хотел! – зло бросила она. И заметила, как у той от обиды покатились крупные капли слез. – Ой, давай не передо мной, я в твои сожаления и печали не верю!
- Прошу, Рэн.
- Не надо. Ненужные слезные мольбы оставь для Хантера. Я и без них не стану изменять уже мной сказанному.
 - Что?! – не понимая, подняла на нее мокрые от слез глаза Карла.
- Я расскажу все в точности, как и ты, не волнуйся. Только избавь меня от своего присутствия и не лезь больше ко мне. Большого труда стоит сдерживать себя, чтобы не сломать тебе шею.
- Спасибо, - выговорила Карла и сделала два шага назад, вытирая руками глаза и лицо.
- Рэн, Карла!! – вовсе горло кричал из двора, поленившись доходить до них, Пит. – К Хантеру, немедля!!
Карла, округлив глаза, с ужасом посмотрела на Рэн.
- Не дрейфь, - сказала Ренис и без тени сомнений, ровно и уверенно, но неспешно зашагала к дому.
Робин-Гуд команды Хантера уверенности не имел ни какой. Девушка была уверена только в одном, что на завуалированном допросе командира их ждет провал. Полный. Разгромный. Позорный.

Глава шестнадцатая: «Рассказ из первых уст».
Так-с, так-с, спешу предупредить, мой дорогой друг, что я давно планирую использовать парочку своих фраз, с которыми кое-кто  хорошо знаком и, может даже, помнит. И я применю их, независимо оттого, соответствуют ли они месту и тексту. Применю, даже если категорически не уместно. Применю вопреки всем правилам и стилям. Просто я так хочу и все тут!
Пропуская вперед себя Рэн, Карла вошла следом в самую просторную комнату, временно выполняющую функции кабинета их командира. Здесь был наплыв всей команды Хантера за исключением Брэдли и Мэндси, которых не стало, как и еще нескольких парней. Не было здесь Дьюи, который ошивался где-то на территории лагеря, временно избегая подобных сборищ. Отсутствовал и Нави, но он официально никогда не был в составе команды Хантера, у него была своя команда, с которой он сейчас и находился, решая кое-какие свои дела. Команда его была самая многочисленная и размещалась в трех домах в дальней части территории лагеря.
Карла сразу же посмотрела в окно.
«Как же нас хорошо отсюда было видно!», - ее испуганный взгляд перехватил Хантер, верно заподозривший девушку в сговоре с Рэн.
Ренис же без каких-либо страхов и сомнений сделала несколько шагов к середине комнаты и остановилась.
«Ну же, Ренис, сделай непринужденный вид. Хе-хе! Он скорее у меня самый, что ни на есть принужденный», - подумала она, высматривая себе место, куда можно бросить свое больное тело. Слабость давала о себе знать, слишком уж затянулась ее прогулка и ноги норовили подкоситься. Но везде все более и менее удобные места были заняты.
- Я, пожалуй, присяду, - сказала она и, игнорируя, уступавших ей места парней, нагло направилась к Хантеру, показывая, что выбрала его трон.
Ему это не понравилось, но он не стал при всех спорить с раненной, не до конца оправившейся девушкой, весьма хамоватой. Уступил ей, встал и прошел к двери, там и остался стоять, отклоняя предложения занять их места от услужливых и безмерно его уважающих (в отличие от Рэн) ребят.
Ренис, кряхтя, села:
- Сэр, мне сказали, что вы меня звали? – промелькнула легкая насмешка и в глазах, и в сказанном. Она была в своем репертуаре. – Почему бы заботливому командиру самому к больному подчиненному не наведаться?
- Не так уж и болен подчиненный, коли уже не меньше часа бродит по округе, - был суровый ответ сэра, после которого оба уставились с мстительным прищуром друг другу в глаза.
- Тц, они так часами могут просиживать! – вздохнул громко Рик. Он воссоединился с ними, не предполагая, что командир подозревает его в сговоре с Дьюи.
- Ну, правда, Хантер, давай ближе к делу, - попросил вежливо Риччи.
- Нам хочется узнать уже, - заныл Адам.
- Не только вам, - поддержал Пит.
- Действительно, - немногословный очкарик Итан вставил одно емкое слово.
- Кажется, я вовремя, - появилась, протискиваясь меж дверью и Хантером, что подпирал ее собой, Ирма. Поигрывая, покручивая в руке, косой, она шустро протиснулась между Лаурой и Питом.
- Узнать что? – с презрительной полуулыбкой обвела всех взглядом Рэн, прекрасно зная, что именно. Последней, на кого она взглянула и уж больно резко отвела глаза, была Карла.
И это не осталось незамеченным всеми, потому как внимание собравшихся товарищей было приковано к Ренис и только к Ренис. За ней жадно следили глазами. И жаднее всех – Хантер.
- Ой, ну не надо сейчас строить из себя дурочку! – вскипела раздраженно Гвен, которая буквально за две-три минуты вернулась в дом и вбежала в комнату. Провожать Одри с Риччи до самой клиники они не стали, девушка настояла на том, чтобы ее довезли только до вокзала, а дальше, она сама. Приказ Хантера был иной, но спорить Риччи и Гвен не имели желания. Исполнили волю Одри и поехали назад, докладывать об этом командиру.
- Давно известно, что уж ты-то далеко не дурочка! – хмыкнул Рик, добавляя. – Может Карла, но не ты.
- Пошел ты, Рик! – тоже немедленно дала о себе знать взбешенная Карла, которая возненавидела этого парня, после его последних действий с Дьюи на пару. Она не понимала, почему Хантер оставляет его в своей команде, а не гонит взашей или просто не устраивает казнь, свершенную над Мэндси и другими. Не знала она, что без указа Генри командир не мог так поступить. А Генри этого не указал бы, ведь Рик его личный осведомитель, и избавляться от него – себе в ущерб.
- Мы ждем! – игнорируя их, мило и просительно улыбалась Лаура.
 Ренис перевела глаза с нее на Хантера:
- Ждете от меня животрепещущий рассказ о брошенных вами девушках на произвол судьбы, да? И никого не волнует, что я не желаю об этом говорить, даже?
«А вот фиг вам!», - подумала она и посмотрела на Карлу, взором указывая на нее:
- Спрашивайте у нее. Какая вам разница, кто из нас расскажет? От этого суть не поменяется.
Карла мгновенно побледнела. Не ожидала она, что стрелки так внезапно переведут на нее и опять придется врать. Уже при всех. Что у нее вряд ли получится сделать так же смело, как несколько ночей назад в клинике Ноймана.
- Я от нее достаточно слышал, - сказал сурово Хантер, и все повернули головы от Рэн на него. – Меня больше интересует то, что нам поведаешь ты.
- О! С каких это пор недоверие у командира к своим-то людям?!
- Это не недоверие, - спешил опровергнуть Хантер.
- Мы хотим некий рассказ устами Рэн, - сообразил раньше него смекалистый Рик.
- Устами Рэн, значит… а устами ублюдка Дьюи не хочешь, Рик? Или глазами бдительного урода Нави? И даже еще лучше – своими собственными, мразь?!!
Рик вжался от неловкости и неожиданности такого резкого ответа «Мелкой» в спинку дивана, прячась за Стивом и Итаном. Он не думал, что на нем есть хоть малая доля вины. Полагал, что все ляжет на плечи Дьюи, кто и давал команду уезжать, оставляя Рэн, Карлу и ребят на попечение чужакам.
- Что?! Бросать в беде – силен, а отвечать – уши горят?! – насмерть впилась в него глазами Ренис.
- Ну, хватит, Рэн, - просили перейти к рассказу Итан со Стивом, прикрывая собой Рика.
- Расскажи нам, - выли хором Адам и несколько его соседей.
- Нам не терпится! – поддержали в голос Ирма с Лаурой.
- Правда-правда, - просили товарищи с другого конца комнаты, присоединяясь к словам.
А Ренис снова играла в игру: «Кто кого перещурит» с Хантером, пронзавшим ее взглядом насквозь.
- Ладно, - натянутая и неизменно презрительная улыбка вредной и злой девушки. – Только потому, что вы очень просите.
Гвен на это недовольно закатила глаза и цокнула языком, в целом же, окружающие притихли, поудобнее рассаживаясь на полу и свободных местах комнаты, обращая свои лица на Ренис, что сидела выше них – за столом командира Хантера.
- Наверное, правильнее будет начать со значимого напоминания о том, какой все-таки ублюдок этот ваш Дьюи, а вместе с ним Нави и Рик.
- Но Рэн! – попытался возмутиться оскорблено Рик. – Я же всего лишь исполнял…
- Которые, как трусливые гиены, - не слышала его она. – Бежали, оставив нас на растерзание: меня, Карлу и, - Ренис показательно и надменно пробежалась по слушателям глазами. – И всех тех, кому с нами уже не быть.
Кто-то опечаленно склонил голову, поминая погибших товарищей. А кто-то равнодушно вдохнул воздуха побольше и выдохнул, нисколько не переживая. Ренис же продолжала:
- Привезли нас неизвестно куда и неизвестно зачем. Выволокли из машин, затащили и втолкнули в вонючий сырой подвал. Конечно, может там и было чисто, но от сырости и вони эта чистота никак не отвлекала.
- Что вы там делали? – навел на то, что его больше всего доканывало, Хантер. Он догадался, что не зря Рэн чрезмерно сыплет определениями и дополнениями, которые, в принципе, не нужны. Все это неспроста – а для затягивания времени. Времени, необходимого ей для обдумывания большой лжи.
- А что бы делали вы? – оскалилась Рэн. – Ты и Лаура, например.
- Отвечай на поставленный вопрос.
- Я как бы тоже вопрос поставила. Очень даже важный.
- Рэн, - попросила, встревая, Лаура. Просила своим мягким тоном не вредничать, стараясь опередить бычившегося на девушку, командира Хантера.
- В такой ситуации, - уступила Ренис. – Обычные люди рыдают навзрыд, не стесняясь своих слез и совершенно не прячась от присутствующих. Хочешь знать, что делали мы, Хантер?! Рыдали навзрыд. Я и Карла.
Последовал Хантеровский предельно недоверчивый взор в полуприщуривании, и Ренисовский полуоскал, после которого она смело протараторила:
- Но у Карлы все равно это получалось лучше, поэтому, доверив, целиком и полностью, это серьезное занятие ей, я пошарила по подвалу, исследовала окно и нашла симпатичный кусок стекла. Он был почти как нож, только не нож, - начала сильно тупить на публику Рэн. – Ну, я и подумала, что смогу пырнуть им на прощание парочку своих палачей. Но, увы, ошибочка вышла.
- В смысле? – влез Адам, не давая надолго умолкать рассказчице.
- Палачи пришли раньше, чем я успела морально примерить на себя амплуа мясника.
- И что же тогда? – выпал вперед какой-то парнишка, ровесник Адама, зажатый между Итаном и Стивом. Он, в основном, оставался в зоне лагеря, и редко появлялся в команде. Хантер старался не вовлекать его в опасные дела. Хватит с него и Адама.
- Ничего. Пришлось спрятать в задний карман, чтобы по лицу не отхватить за опасный предмет в моих руках. А то я уже давно заметила, моя физиономия магнитом привлекает любителей бить слабый пол наотмашь по лицу.
- Можешь без этих своих ненужных описаний, - недовольно начал Хантер, и был ею же перебит.
- Нет, не могу! Стой и терпеливо жди. Как ждала вас я, истекая кровью! – необъятная злость. Запредельное раздражение. Безграничная ненависть. Гнев. В этом ответе было все и даже больше.
Хантер повержено промолчал. И Ренис заговорила снова после недолгой заминки:
- Карлу и меня связали по рукам и вывели из подвала. Привели куда-то в не менее вонючее место, а затем вдруг повели вверх по лестнице на второй этаж. Довели до противоположной стены, поставили к ней спиной, почти впритык к ней. Сами они почему-то после этого потеряли к нам всякий интерес. Их разговор, похоже, был куда важнее.
«Ага! Сейчас поглядим, расскажет ли она про сигарету. Если нет, то, значит…», - метнул взгляд с Рэн на Карлу их командир, и Карла поежилась и повела плечом.
- Я бы постояла там подольше, но устала. «Если хотят убить – то чего тянут?» - подумала я тогда, и мне в голову пришла одна нехорошая мысль.
- Это какая же? – заинтригованно влез Адам, перебивая.
- Что некрасиво будет с моей стороны так легко и покорно сдохнуть, не пнув хорошенько перед смертью Дьюи, Нави и Рика заодно.
- Но Рэн! – снова уже более жалобный вопль Рика под ехидное улюлюканье товарищей.
- Я-то думал обо мне мыслишка, - разочарованный Адам скорчил обиду.
- Так вот, сначала я не думала, что это сделаю, - не слышала их Ренис. – Но все будто само собой получилось, складно и ровно. Я только-то решила обратить на себя их внимание…
«Кому я вру?! Я же ничего не планировала, просто хотела, чтобы мне развязали руки, после чего я смогла бы, наконец, перерезать мерзавку Карлу. Но меня перемкнуло и все пошло не так, как и во всей моей жизни…».
- Как? – наперед зная от Хантера, задала вопрос Лаура, который и вызволил Рэн из ее рассуждений.
- Потребовала дать нам на прощанье вместе попыхтеть сигареткой. Хотя, прежде пришлось долго швыряться ругательствами и оскорблениями, так как они категорически не желали меня замечать.
«Сходится!», - Хантер с Лаурой незаметно переглянулись.
- Один милосердный тип среди них все же нашелся. Этот мужчина к моему изумлению не пожалел для нас пачки сигарет, которую и вскрывал, приближаясь к нам.
- Но ты же не куришь! – запоздало пробилось к Адаму удивление.
- Да, да! – подтвердил заинтригованно Риччи, вспоминая ярую ненавистницу курящих людей.
- Точно, никогда-никогда! – добавили хором девушки, и пошли сомнительные перешептывания в кругу товарищей.
- Не курю, Адам. Но чего не сделаешь ради…
- Выживания? – понимающе решил заполнить задумчивую паузу Рэн Пит.
- Мести, - твердо сказала Ренис и посмотрела на Карлу.
Карла тотчас опустила голову и спрятала глаза. Лаура все поняла, для нее все было предельно ясно.
«О какой мести речь?», - подумал Хантер, от которого Лаура скрыла, что Рэн знает про расправу над ее матерью и знает, об убийцах все. Рассказывать Лаура ему об этом не собиралась. По какой причине – было неизвестно. Вероятно, что бы избежать истерии и паники Хантера, лили во благо Рэн, а может еще чего. То, что Карла вместе с Брэдли в роковой день для Эллисабэт Нолл были в одной группе с Дьюи и Нави было достаточно для подведения мысленных итогов. И Лаура все сделала сама, опять-таки, не планируя посвящать в свои открытия их командира.
- То есть? – уточнил вслух Хантер.
- Я заставила его развязать нам руки, - не стала Ренис отвечать на его вопрос, продолжая свое повествование.
- Ох!
- Ах!
- Ого!
- Вот так Рэн!
Ну, это, ясен пень, восклицали пораженные слушатели.
- Прямо таки и заставила?! – брызжала едким недоверием Гвен, приглушая восторженные вздохи впечатлительной аудитории. Днями ранее с ней сомневалась бы, язвила и подтрунивала Карла, но она, поймав ее взгляд, лишь покорно кивала.
- Он просто взял и развязал руки? – якобы не верил Хантер.
- Развязал. И дал мне прикурить.
- И ты курила?! – недоверия в его голосе стало еще больше, концентрация была запредельной.
- И я курила.
Прищур его, прищур ее, молчание и логичный вопрос Лауры, разбавляющей эту гнетущую атмосферу:
- А другие? Неужели ему позволили без их согласия самовольничать?
- У них там возле этого стола явно кипел спор, что продолжался безудержно и бесперебойно среди разделившихся на кучки открыто и скрыто несогласных. Определенно решалась наша судьба. И определенно не в нашу пользу. На тот миг им тупо было не до нас, хотя, еще один из этих мужчин все-таки посчитал нужным подойти к нам и своему подельнику…
- Откуда такие смелые выводы, что они обсуждали вас, когда ты сама же говоришь, что им было не до вас?! – не сдавалась Гвен, выискивая нестыковки в каждом словосочетании Рэн.
Ренис бросила на нее легкий удушающий взгляд и оставила вопрос без внимания, зная, что это заденет эту придирчивую художницу еще больше:
- Так вот, открыто и скрыто несогласные, перекрикивая временами друг друга, с жаром вели спор. А с ними и я. Я была в скрытых, и я хотела жить. Насчет Карлы не знаю.
- Я тоже хотела! И сильнее, чем ты! – обиженно вставила Карла и тут же прикусила язык.
«Наконец-то играешь свою роль. Активнее, Карла, активнее! Твое смиренное помалкивание вызывает только подозрения!», - мысленно кричала ей Ренис.
- Вернемся к тому, что ты закурила, - перевел рассказ в нужное ему русло Хантер.
- Я закурила и сказала, чтобы и Карлу также угостили. Не мне же одной давиться этой мерзопакостной гадостью! Мужчина освободил руки и ей, дал сигарету. «Сигарету, после которой мы неизбежно получим по пуле в наши миловидные затылки!» – от такой мысли слезы волей-неволей наворачиваются безо всякого на то разрешения. В такой тяжелый момент только и остается, что рыдать в три ручья, проливая горькие-горькие безутешные слезы. И мы проливали тет-а-тет. Я и моя коллега по несчастью – Карла.
- А мужчина? – улыбнулась Лаура, намекая, что «тет-а-тет» имеет лишь одно значение.
- А мужчина и его товарищи для нас уже не существовали. Только слезы.
- Ты курила, но не плакала, - заметила Карла, подчеркивая слова неким злым раздражением в голосе.
«Молодец! То, что надо!», - Ренис посмотрела на нее с невозмутимым выражением на лице и сказала отрешенно:
- Я задыхалась от слез изнутри.
- А вернее, от табачного дыма, - усмехнулся кто-то в комнате, и несколько человек посмеялись.
- И это тоже сказалось, - невозмутимо соглашалась рассказчица.
- Ближе к делу, Рэн.
- Терпение, Хантер. Терпения мешок тебе на плечи! – улыбнулась злобно девушка, не желая ему подчиняться, но подчиняясь. – Сигарета угасала, отнимая отпущенное время, а жить мне все еще хотелось. И когда он отобрал ее у Карлы, дикая воля к жизни бросила меня вон из здравого смысла и гуманного отношения к человеку. Такому же, как я. Человеку, который просто выполнял свою работу и чей-то приказ. Говорят, человек человеку – брат. Неправда. Тому, кого я пронзила грязным куском стекла в шею, я вряд ли была братом. А уж сестрой тем более.
Она задумчиво сказала это и вдруг смолкла, опять рассеянно глядя на Карлу. В комнате повисла тишина. Множество пар глаз  были обращены лишь к ней, кажется, все пытались представить, как сидящая перед ними девушка – временами дерзкий, но божий одуванчик, вгоняет стеклышко в глотку какого-то там мужчины. И пока все старались вообразить это, тишину вновь прервала Ренис:
- Не знаю, как Карла, а я задолго до того запечатлела идущего к нам второго мужчину, который после моего действия со всех ног побежал к нам. Я кинулась навстречу, не понимая, зачем и что я собиралась ему противопоставить, ведь мое стеклянное холодное оружие осталось глубоко в шее первого. Я не смогла его вынуть…. – «Почему, почему я была так жестока?! Зачем я их убила, они же не сделали бы мне ничего плохого! Нет, это заблуждение! То, что они не сделали, еще не значит, что не сделали бы. Получив от меня то, из-за чего я была им нужна живой, они незамедлительно поступили бы со мной так же, как у них не получилось поступить с Карлой. Ясное дело, ее передо мной убили бы мне в назидание, чтобы напугать и развязать мне язык, обманчиво предлагая избежать подобной участи. Наивно думали, что с перепугу я дам им взамен то, чего они хотят. Может, и не они лично, а те, кто их руками творил свои дела, все равно! Не было у меня другого выхода, не было! И плевать мне на эти запоздалые сожаления. Переживу и это…», - Ренис уставилась в пол, утопая в жалких оправданиях перед собственной совестью.
- И что дальше? – не выдержал ее долгого молчания Адам, жаждущий, как и все они, продолжения.
- Я, как уже заведено, получила по лицу. Ну и правильно! С голыми руками против них идти на таран – только по лицу и получать. Потом на счастье от Карлы прилетел к ногам нож, но прежде, чем он оказался в моих руках, мне успели хорошенько надавать по челюсти, отчего опять меня потянуло на пол. Впрочем, и я в долгу не осталась: он мне в челюсть кулаком – я ему в шею нож. Второй раз это было куда увереннее и точнее, и даже приятнее. Да и еще таким удобным ножом, созданным будто для этого.
Кто-то очень впечатлительный и с хорошо развитым воображением вздрогнул и громко вздохнул.
- Честно сказать, - Ренис сменила ироничный тон на печальный. – Все дальнейшее словно в густом непроходимом тумане, только и помню свои яростные размахивания ножом и то, как руки обдавало горячей  противной жидкостью. Это была сплошная борьба за жизнь. Я уже сбилась со счету, бросаясь на очередного амбала не принимая того, что видели мои глаза. А он, к слову, оказался в разы мощнее и сильнее предыдущих моих противников. Помню, остро обожгло плечо, что меня сильно застопорило лишь потому, что я не могла понять, что это было и откуда такая жгучая боль взялась.
- По нам открыли огонь, - вступила, объясняя не только ей, Карла.
- Логично. Только я это осознала много позже, - сказала Ренис, с деланным равнодушием посматривая на нее.
- Тебя тогда ранили в плечо, - тоже без эмоционального окраса добавила Карла, и Рэн ей кивнула.
- А потом? – спросил Риччи, боясь, как бы эти две не ушли в разговор между собой и забыли про завершение истории.
- А потом, кажется, в неравной схватке я сама себе вонзила нож в живот…
Рассказчица нахмурилась, до упора свела брови к переносице, припоминая и силясь вспомнить это под пораженные вздохи слушателей:
- Ах!
- Ох!
- Ух!
- Ого…
- Не могу быть уверенна, но, похоже, что я же его вынула и снова кинулась с ним в бой. И следующий мой противник был повержен. Это все на рубеже фантастики для меня даже сейчас, но тогда об этом думать не было времени. В какой-то миг, улучив момент, я посмотрела на Карлу и увидела, что она отстреливается, прикрываясь тем, кого я порезала стеклышком. «Хорошо пристроилась, тварь!» – подумала я не без зависти и с привычной остервенелой ненавистью принялась отбиваться от еще одного мужчины.
- Он меня он стольких пуль спас, - дополнила Карла информацию о человеческом щите.
- Надо признать, стрелки у них были меткие. Покруче вашей Карлы. Мое счастье, что их пуля не поселилась у меня в голове, лишь потому, что кто-то из них крикнул не убивать меня. Или что он там вопил?
- «Не стрелять, нужна живой!», - быстро откликнулась Карла, помогая Ренис.
- Да, да, точно! А потом…. потом я вновь на что-то отвлеклась, и меня крепко зажал под горло еще один здоровяк. Видимо, про: «Не стрелять!» он слышал, а что: «Нужна живой» – нет. Он же попросту душил меня. Я задыхалась, теряя сознание и понимая, что это конец.
На этих словах Ренис остановилась, в который раз пробежалась глазами по обращенным к ней застывшим в изумлении лицам, и посмотрела на Хантера. Он неодобрительно хмурился, но молчаливо слушал.
- Он бы довел дело до конца, не будь там нашей на славу точной Карлы. Последнее, что я помню – глухой хлопок и всхлип у уха, и вмиг ослабшую хватку моего душителя. Казалось, вместе с ним меня тянет вниз.
- Не казалось, так и было. Ты грохнулась с ним на пол, - поправила ее Карла.
- Ха! – Рэн улыбнулась, кивая на Карлу, но обращаясь к слушателям. – Думаю, она тогда посмела сделать вывод, что я пала в том неравном бою, отстаивая свои права на жизнь и кое-какие убеждения. Но, как говорится, гибель за свои убеждения не есть проигрыш. Смерть во имя отстаиваемой правды – истиннейшая победа. И я победила! Отстояла. Жаль только, что всем насрать на высокие порывы невысокой души.
По комнате пронесся дружный смешок.
- Вам смешно, - истинно оскорбилась Карла. – Вы же этого ужаса не видели!
- И что же дальше, Рэн? – подтолкнул девушку Хантер, вновь протирая ладони в ожидании разоблачительной концовки.
- Радуйся, Хантер, всем назло я выползла из-под этой туши, одержимая диким желанием жить. Увидела, что один, всего лишь один из них остался, и он стоял напротив Карлы с пушкой наготове. Она почему-то, обливаясь слезами, отползала к стене, вместо того, чтобы взять и застрелить его! Я-то помнила, что недавно видела в ее руках пистолет.
- Меня ранили, обойма была пуста, да и он выбил пистолет из рук… - бубнила, сбивчиво оправдываясь, Карла.
- Этого всего я не знала, но по ее широко открытым глазам поняла – дело плохо. Нож все еще был в моих руках, и я пошла к ним. Ноги меня не слушались: как бы я не силилась ускориться – будто и шага не было сделано. А этот подлец вдруг взял и навел дуло на меня. «Да как ты смеешь, мразь!», - подумала тогда я и силы вновь заполонили тело. Я побежала. Спустить курок ему помешала Карла, которая как помешанная вцепилась в его руки, развязывая с ним борьбу и нисколько не боясь, что он в нее может выстрелить. Эта ее поистине храбрая возня с ним так удачно подвернула для меня широкую спину мужчины. А нож-то у меня был хороший – он так мягко входил меж ребер, будто в масло. Мне и напрягаться, прикладывая усилия, не пришлось. В общем, заколола я и его до собственного изнеможения! – с пугающей улыбкой опытного садиста сказала Ренис, глядя прямо перед собой и в свои свежие воспоминания, и смолкла вот уже в который раз.
- Дальше, - повелительно требовал Хантер, зная, что вот-вот начнется ложь, о которой, наверняка, предупредила эту девушку Карла.
- А дальше было самое простое для меня за весь тот день: я подобрала его пистолет и с наслаждением перестреляла каждого, кто доставил мне столько боли. Да и других за компанию добила, это же не сложно – наводи и жми себе на курок. Легче легкого и куда проще борьбы со здоровенными мужиками, имея в наличии один лишь нож, пусть и остро наточенный.
- Ты?! – воскликнул, не веря,  Риччи, хотя уже и был в курсе всего.
- Не может быть! – в голос с ним ужасался Адам, не желая признавать в ней расчетливую хладнокровную и безжалостную убийцу.
- Рэн… - шокировано прошептали вместе Лаура и Ирма.
- Ни за что в этот бред не поверю! – это, конечно же, отчаянный скептик Гвен.
- Перестреляла, значит, да? – предвкушающая победу ухмылка Хантера. – И какой же рукой ты это сделала?
Ренис украдкой взглянула на задавшего вопрос командира и снисходительно сказала:
- Левой. Правая моя порвалась в клочья, ею я только и могла, что придерживать левую, сжимая рукоять ножа, а после и пистолет.
Наступило молчание, отдававшее хорошо читаемым недоверием некоторых.
- Я думал, ты – правша, - потерянно пробормотал молчун Пит, озвучивая одну общую мысль за всех.
- Правша, - соглашаясь, лукаво улыбнулась Ренис. – Но это не мешает мне использовать одну мою руку наравне с другой.
- Ты не могла держать и левой, - Хантер глазами указывал на левую ладошку, облепленную в гипс, что обхватывал зону выше запястья.
- Ах, это…я, наверное, сломала ее, когда потеряла сознание после тех выстрелов…
«Врешь!», - Хантер посмотрел на Карлу, что непривычно сидела тише воды, ниже травы, и вернул глаза на лгунью под номером два. То есть, на Рэн, которая видела сей короткий бег глазами и крепко поджала губы. Разжала, медленно потянула левый уголок рта, не размыкая губ, и повернулась к лгунье номер один:
- Надо отдать должное Карле. Ни в жизнь бы не подумала, что из всех собравшихся здесь людей именно она будет той, что спасет меня. Той, что не бросит вопреки здравому смыслу. Той, что покажет себя отважным самоотверженным товарищем. И той, что, пренебрегая своей безопасностью и шансом вырваться и выжить, предпочтет остаться со мной. Остаться, несмотря ни на что.
Громких определений и у Ренис была уйма, но, подумав: «Кажется, я перегибаю рельсу», - она вовремя остановила поток слов, восхваляющих одну лишь девушку, и сказала:
- Я тебе по гроб жизни теперь обязана, даже, Карла? – вот тут она не совладала с бьющим из нее фонтаном, негативного отношения к Карле, что никак не сочеталось со всеми сказанными выше словами Рэн.
Что, естественно, не упустил из виду Каэл Хантер.
- Нет. Ты спасла нас. Я лишь ответила тебе тем же, - немного грубее прежнего подправила Карла, не так уж покорно опуская взгляд в пол.
- А потом, что потом-то? – Адама все еще волновало продолжение шокирующей истории.
- Откуда мне знать?! Сказала же – потеряла сознание, а очнулась – обнаружила себя уже здесь.
Головы слушателей синхронно обратились к Карле с просительными выражениями на лицах, типа: расскажи нам, расскажи! Она вздохнула и, не особо того желая, начала:
- Все не так ярко и красочно, как вам хочется услышать. Рэн повалилась на труп, до смерти меня напугав, ведь беречь ее – было моей основной задачей, с которой я, как видите, не справилась. Единственное, что мне оставалось – это надеяться на помощь, которую я вызвала, дозвонившись до Хантера.
- Ты уж совсем коротко, - нахмурилась в неверии Гвен. – Но говоришь почти в том же стиле, что и Рэн.
- А Рэн? Что было с Рэн, Карла? – это Ирма желала утолить любопытство, узнав все до конца.
- Я сначала подумала, что она мертва. Но она вроде бы еще дышала. Оттащив ее к стене, я осталась сидеть рядом, дожидаясь вас. На этом все. Основную часть вам уже поведала Рэн, мне сказать нечего.
«Лгуньи, вы сговорились! Но с чего и почему?!», - думал ведомо кто, бросая на обеих девушек попеременно сканирующие взгляды.
- Ты оказалась не такой уж и корыстной, да, Карла? Я думала, заявишь мне, что я теперь твой должник, - намеренно повела разговор в другую сторону Рэн.
- Как бы мне от этого не было неприятно, но должник – это я, а не ты, - немного покривила лицом Карла, и это было очень убедительно.
Верили все. Кроме Хантера и Лауры.
- Да брось. Как бы я тебя не ненавидела, тот неоспоримый факт, что ты меня там не бросила, открывает мне в тебе намек на присутствие благородства. Чего уж точно нет в Рике.
- Ну, Рэн, я же не… - заканючил Рик.
- Знай, Рик, я тебя обязательно убью. За компанию с Дьюи и Нави. Перережу так же, как всех этих мужчин. А потом, для верности, еще по пуле в затылок добавлю. Каждому.
Угрозу Рэн сопроводил смех. Легкий, дружный смех. Смеялись почти все ее товарищи, посчитав это за типичную злую шутку. Только вот Ренис была вполне серьезна и нисколько не шутила. Смерть этой тройке она уготовила не за предательство, а за свою мать, которую они у нее забрали.
Но и этого тоже никто не знал. Кроме Лауры и Карлы.
- Тоже мне! – буркнула Гвен, не меняя своего мнения обо всем этом.
- Да уж. Ну и передряга, - дернул нервно шеей Стив, отгоняя мурашки.
- Да-а-а…
- Повезло девчатам…
- Удачно выкрутились…
- Везучие…
- Везучая Рэн! – исправил гордо Адам.
- Не везучая, а живучая, - без удовольствия переделала Гвен и поморщилась.
- Это целиком заслуга Карлы, без ее стрельбы я мало что смогла бы сделать. Так что, не надо все приписывать мне, - с раздражением заметила Ренис.
- Все равно, это благодаря тебе: ты не сдалась даже в такой безвыходной ситуации, - взяла слово Лаура.
- Я вот думаю, будь ты тогда с Брэдли, может, и из огня его вытащила бы, - с грустью сказала Ирма.
«Как раз-таки, не будь меня тогда с Брэдли, он бы сейчас сидел между тобой и Гвен», - печально констатировала Ренис, едва сумев удержать в себе эту мысль.
Карла посмотрела на Ренис. Карла знала, Карла видела, как Рэн уезжала вместе с Брэдли, но тогда ее никто не послушал. А сейчас она и сама не стала бы этих слов повторять. Это уже было не так принципиально важно для нее доказывать всем, что Рэн та еще тварь и убийца. Зато теперь Карла была уверенна, это так и есть: это Рэн той ночью убила Брэдли! Безусловно. Убила его, а после хотела прикончить и ее.
«…убью тебя за компанию с Дьюи и Нави!», - вспомнилась угроза Рэн, адресованная Рику, и все эти люди, группой высланные к ее матери, так отчетливо предстали перед глазами Карлы в спальне безобидной и доброй женщины – Эллисабэт Нолл. В эту же секунду Карла все поняла, и глаза неконтролируемо полезли на лоб.
«Но как, каким образом она про всех нас узнала?!», - девушка испуганно отвела глаза от Рэн и посмотрела на Хантера, тот беспрерывно буравил взглядом Ренис.
- Я не самоотверженный бесстрашный полоумный спасатель, Ирма, не делай ошибочных выводов. Спасала я исключительно себя. Карла просто в силу своей меткости удачно избежала пули в лоб. Вот и все.
- Но ты всегда за всех заступалась… – спешил напомнить ей Адам.
- Моя дурная привычка, - перебила Рэн, не давая ему закончить.
Хантер нетерпеливо поднял руку – привычный жест, после которого люди в комнате повскакивали с насиженных мест и взяли курс на выход. Лаура осталась, Каэл и так хотел ее предупредить, чтобы задержалась. Она это предугадала.
Осталась за столом командира и Ренис, знала, что ему нужен разговор с ней. С глазу на глаз. Не ушла и Карла, только потому что впала в оцепенение от своих пугающих догадок и не заметила жеста Хантера, как и того, что комната быстро опустела, а Лаура уже встала, закрыла дверь и заняла позицию охранника у двери, подпирая ее спиной. Не слышала Карла, воцарившегося в комнате, молчания, продолжавшегося под скрипучие звуки бьющихся друг об друга взглядов. Взглядов Ренис, что насмешливо кривила губами, и Хантера, лицо которого было сплошной маской безразличия.
- Ты не могла стрелять левой, - сказал, наконец, Хантер. – Ты и правой-то в цель не попадаешь.
- Ты сам видел результат моей стрельбы.
- Ложь. Это была не ты.
Ренис на это улыбнулась:
- Откуда тебе знать я или не я?! Тебя-то там не было, хваленый, ты, начальник, отвязный атаман…
- Рэн, - укорила и взором, и тоном Лаура.
- Мне не составит труда доказать, что ты лжешь. Твое вранье ничего не стоит – я запросто могу устроить проверку, на которой ты с треском провалишься: не сможешь и курка спустить левой.
- А и давай! С удовольствием тебе продемонстрирую свои навыки. Но с одним условием: стрелять буду не по пустым мишеням, а по Дьюи, Рику, Нави и тебе. Встаньте в ряд у стеночки, как я стояла там! – не растерялась и протараторила как на духу Ренис.
Услыхав снова эти имена, вздрогнула Карла, вырвалась из своих дум и огляделась, замечая опустевшую комнату, в которой были лишь она сама, Рэн, Лаура и Хантер.
- Вы обе лжете, - запечатлев реакцию Карлы, сказал сквозь зубы Хантер. – Вот только непонятно, почему две абсолютно не переваривающие друг друга девушки вдруг поддерживают обоюдную ложь?! В чем ваш интерес и выгода?!
- То есть, тебе легче верить в то, что твои верные и исполнительные собачки тебе врут, чем признать то, что мы и без тебя прекрасно справились?! Или же, по-твоему, я и нож в руках держать не умею?!! И не я устроила это кровавое воскресение?! Так, может быть, меня там и вовсе не было, а, Хантер? Может, просто нас с Карлой умышленно подбросили туда к вашему приходу?!
- Не усложняй. Я знаю, что это не ты стреляла в них, и я хочу знать, почему ты солгала…
- Я не лгала! Карла не даст соврать… - в спешке перебила Рэн, захлебываясь в рвущихся из нее словах, и посмотрела на Карлу.
«Только не подведи!», - с усмешкой подумала Ренис, и Карла не подвела: гордо вскинула голову и стойко выдержала взгляд Хантера.
Он опять уставился на Рэн и процедил:
- Карла, выйди.
Девушка послушно встала и исполнила, скрывшись за дверью, любезно открытой Лаурой.
- А теперь правду, - сдержанно, но сердито попросил он главную жертву допроса.
- Ты ее уже слышал.
- Я слышал только ложь.
- Ну, что поделаешь, такая уж у меня правда.
- Почему ты покрываешь ее, Рэн? – решила воздействовать и Лаура своей мягкостью. Некая игра в хорошего и плохого полицейского, браво. Тандем психологов.
- А почему вы мне не верите?! – начинала выходить из себя Ренис.
- Потому что ты правша! – злобно повысил голос Хантер.
- *****, дай мне пистолет, и я левой рукой сейчас же прострелю твою голову!! – заорала, вскочив и уронив стул, Ренис.
Лаура с Хантером устремили глаза на ее загипсованную левую руку. Тяжело вздохнув, Каэл тихо сказал:
- Рэн. Я и без проверок знаю, ты не сможешь попасть в цель и с двух шагов этой рукой. Я тебя обучал, я это видел. Чего ты упорствуешь, когда твоя ложь очевидна?
- Я сказала правду! И отказываться от своих слов не собираюсь, что бы ты мне там внушительно не говорил, - Ренис опустилась на стул (который торопливо подвинула и подняла Лаура) снова, чувствуя, что этот ее резкий вскок потянул шов на животе и тот неприятно закололся. Поморщившись, она приложила перебинтованную правую руку к этому участку и прижала, легонько потирая.
Хантер это заметил, но промолчал. Спорить с ней было на грани безумия.
- Вы столько из меня вытянули, даже не заботясь о том, как я себя чувствую! – нарушила недолгое молчание Ренис. – А чувствую я себя, между прочим, весьма скверно. Но, несмотря на это я все вам рассказала. И теперь желаю взамен и от вас узнать кое-что.
Лаура с озабоченным видом все еще стояла рядом, боясь, как бы девушке плохо не стало. А Хантер не сдвинулся с места и сухо спросил:
- Что?
- Мне нужно узнать о Карле. Как она сюда попала?
- Я не услышал от тебя истины и не хочу говорить о завравшейся неблагодарной дуре другой такой же дуре, - бросил со злостью рассерженный Хантер и вышел, громко хлопнув дверью за собой.
- Ну и катись, старый ты пень!!! – закричала истошно Рэн, лишь бы он услышал хоть за три двора отсюда.
- Прекрати, Рэн! Не напрягайся, тебе нельзя…
- Ненавижу, ненавижу, ненавижу!! – девушка скорчилась пополам, с чувством вопя свои признания в закрытую дверь.
- Рэн! – трясла за плечи Лаура.
- Убила бы!! Убила б, если бы хоть одна рука была здорова!!
- Да успокойся ты! Я тебе расскажу…
Девушка моментально стихла и обратила свое искаженное гневом лицо к Лауре. Выпрямилась медленно, оперлась на спинку стула.
- Он ее купил.
- Купил? – не поверила, Рэн, думая, что та обманывает, только бы ее заткнуть.
- Купил. В прямом смысле слова. И купил у родной матери, которая промышляла этим: торгуя девочкой, предлагала ту кому ни попадя, неважно, для каких целей. Мать Карлы была законченной наркоманкой и дочь, естественно, женщину не волновала, разве что как прямой и единственный источник дохода.
- Ты выдумываешь, чтобы меня утихомирить? – засомневалась Рэн, не думая, что после такой жизни Карла еще может являть себя миру заносчивой затычкой в каждом свободном отверстии в мнимой бочке.
- Нет. История без прикрас, - отвергла ее предположение Лаура. – Однажды эта женщина, совершенно случайно, нарвалась на Хантера. В те времена он еще наравне со всеми был обычным распространителем. А она хотела дозу, взамен на родное дитя. Но Хантер этого не дал, намеренно заплатил ей деньгами, думая, что она одумается и вернется ими выкупать свою дочь. И даже заплатил в три раза больше, несколько раз предупредив, что девчонку она больше не увидит. Думал, что это поможет пробудить в ней материнские чувства или, хотя бы совесть. Но…
- Но?
- Матери Карлы было все равно, ведь ей вручили баснословную сумму, по сравнению с тем, что ей удавалось выручить на продаже дочери. Весь ее бизнес с лихвой окупился.
- А купил он ее так же, для утех?
- Что ты, Рэн! Хантер думал проучить женщину, но в итоге получил трудного подростка себе в команду, от которого не знал, как без вмешательства полиции и не причиняя вреда девочке, избавиться. Женщина и не думала его искать и возвращать своего ребенка, подозреваю, что она с этими деньгами накупилась у других всего, чего он ей не продал, да и померла от передозировки. Умерла довольная и счастливая, а что еще надо, таким как она?
- Страшно слышать подобное от тебя.
- Реалии жизни, я не сказала ничего сверхъестественного, - безразлично пожала плечами Лаура. – Так вот у нас и появилась Карла, которую ты и знаешь. Ей тогда было около шестнадцати, может даже чуточку меньше. Совсем девчонка. На беду, спасшего ее от собственной матери, Хантера прониклась к нему всеми существующими чувствами: уважением, благоговением, любовью и чувством неоплатного долга перед ним. Ну и всего прочего, ты, наверняка, и сама это за ней замечала.
- Если б только я, - сказала Ренис, и Лаура улыбнулась.
«Вот почему она тогда о матери так отзывалась!», - девушка ушла в свежие воспоминания о том дне с Карлой. Мысли об этом не покидали головы, влезая и мешая думать о том, что было действительно для нее важно. Никак не могла принять того, что кому-то мать была противна даже больше, чем ей когда-то (о чем она теперь ежечасно сожалела).
- А ты, собственно, чего ею заинтересовалась-то? – вырвала вопросом ее Лаура.
- Ну, мне тут недавно Ирма о себе поведала, да и ты много чего за себя рассказала. Вот, хожу, от скуки коллекционирую. Завтра еще Адама с Питом допрошу, - беззаботно соврала ей Рэн, уже получалось на славу. Прибавила с улыбкой. – Кучу историй в копилке уже имею.
- А-а…
- Пора уколы колоть и таблетки пить, - бесцеремонно ворвалась в комнату Ирма и забрала прямо из рук Лауры девушку.
Привела в соседнюю комнату, помогла лечь и сделала все, что от нее требовалось. Ответственная и качественная сиделка из Ирмы получилась. Одри бы оценила. На твердую пятерку уверенно тянула.
- Могу снотворного дать, чтобы спалось крепче, - предложила Ирма и порылась в саквояже ассистентки Ноймана, когда Ренис пожаловалась на бессонницу, надеясь этим выпросить еще одну прогулку во дворе у забора.
- Нет, не надо. Я уж как-нибудь сама.
- Ну, я тогда позже нагряну к тебе, - сказала Ирма и покинула ее, у порога обронив. – Зови, если что. Я тут, рядом.
Рэн кивнула ей и предалась мыслям о том, кто был одним из последних дорогих ей людей в ее нелегкой жизни. О Нэйтоне. Ужасно хотелось его увидеть живым и здоровым. Но как?! И что теперь будет?! С ней…
Страшно было и подумать. Но она думала. Поглаживала ноющий живот плотно забинтованной пятерней и думала. Это были навязчивые мысли о том, как улизнуть из лагеря и навсегда скрыться от длиннорукого чудовища, которым ей рисовался Генри Мидлл.

Глава семнадцатая: «Правила поведения на будущее».
Примерно через два часа после ухода Ирмы бесшумно отворилась дверь и подобно змее, скользящей по глади воды, пролезла в комнату Лаура:
- Можно к тебе, Рэн?
- Нет. Но раз уж ты уже здесь, - натянутая улыбка и кивок, приглашающий к стулу.
- Как ты?
- Эм. Как обычная лгунья.
- Может, принести тебе чего, - сознательно пропустила мимо ушей Лаура ее колкий ответ, поправляя подушку под спиной Рэн. – Могу массаж тебе сделать.
- Меня пугает и настораживает твоя подозрительно активная забота обо мне, - кривая улыбка Джонатана вернулась на это сильно осунувшееся серое лицо с темными кругами под глазами.
- Ну почему подозрительная, - надула губки та.
- Совесть мучает что ли? Или что-то нужно от меня?!
- Я просто переживаю за тебя.
- Ага, конечно.
- Вот обижусь и уйду!
- Не, не, останься. – Ренис попросила искренне. – Разговором хоть отвлечешь.
Лаура довольная, как кот, подобно ему же с удовольствием взобралась и уселась на стуле по-турецки (как любила делать Ренис). Она немного побаивалась, что та заведет тему о матери и снова начнет осуждающе огрызаться, ругаться и вгрызаться. Но Рэн этого не делала. Девушку интересовало нечто другое:
- Помнишь, ты меня все к побегу склоняла?
- Как не помнить, помню. Было, и не раз. Ты что же, наконец, решилась?
- Спросила так, будто я ни разу не сбегала, - хмыкнула Ренис, напоминая.
- Ты делала это так неумело, что это и попыткой к бегству не назовешь.
- Ну, знаешь ли! Ты тоже не отъявленный мастер побегов.
- Но пару советов могу дать.
- Это каких же? – девушка с любопытством подалась вперед, напрочь забыв о том, что хотела изначально разузнать.
- Весьма действенных.
- Просвяти уже. Ходить вокруг да около, я знаю, ты умеешь.
- Первое и немаловажное – необходимо иметь при себе достаточную сумму денег для того, чтобы осуществлять следующие пункты.
- А то я не в курсе, что без денег никуда! – недовольно фыркнула Рэн и закатила глаза.
- Подожди, не перебивай. Иметь деньги – это полдела. Важно знать, как правильно и на что их расходовать.
- Сама разве не из-за отсутствия таковых вернулась в логово Хантера?! Красноречиво говоришь и так, будто годами мастерски скрывалась от него, а не позорных дня три, максимум.
- Это не мешает мне набираться опыта на чужих примерах, - Лаура, улыбаясь, спустила ноги со стула на пол. Сидеть на нем в любимой позе Рэн было не так удобно, ноги длинные.
- Похоже, примеров было немало.
- Повидала с лихвой.
- Ах, вот как… ну, что ж, давай, учи меня, учитель.
- Тебе, Рэн, будет сложнее. – Лаура решилась на откровенный разговор и таиться больше не хотела, считая, что эта девушка должна все знать. – За тобой ведь кинутся на поиски не меньше двадцати человек. И это только от команды Хантера, представь, что команд этих тридцать и выведи в уме общую сумму своих следопытов. Учитывай еще и то, что с некоторых пор тебя стремятся заполучить люди, подобные Генри. Люди, число следопытов которых равняется той же сумме. Плюс минус – один – два.
- То есть, мне сразу надо бурить подземный ход из города?
- Это да, покидать город нужно крайне быстро. Но сделать это сразу – у тебя все равно не получится. Ибо, зная это, все твои преследователи будут поджидать тебя на вокзалах, в метро и аэропортах.
- Значит, какое-то время надо где-то прятаться?
- И делать это не на улицах города, а на квартирах – для чего и нужны будут немалые деньги. Просто отсиживаться, как безобидный зверек, впадающий в норке в спячку – не выйдет. Ты – живой человек, и ты непременно захочешь и есть, и пить, и много всего прочего из категории «нужды». А потому, в твоем положении выйти и спокойно пройтись – для тебя не самый лучший вариант.
- Намекаешь на маскировку, Лаура?
- Верно. На что также понадобятся деньги. И знай, что за большими черными очками в половину лица и шарфом до ушей и переносицы ты от них не спрячешься. Тут потребуется другое.
Ренис изумленно посмотрела на Лауру, понимая, что это был чистейшей воды намек на Нэйтона, которого та, как и Брэдли раскусила и запомнила, однако, никаких действий не предприняла. Иначе, его давно ликвидировали бы. Что Рэн сейчас хорошо осознала, но выдавать себя и свои подозрения не стала. Лучше притвориться, что не поняла прозрачности того, к чему клонит алкоголичка. Говорить сейчас с Лаурой и Нэйтоне она не хотела и никогда не захотела бы. О нем откровенничать – ему во вред.
- Что-то вроде изменения лица методами Гвен? – спросила быстро Рэн, уводя от опасной темы плохого маскировщика – Нэйтона.
- И не только: твои повадки, походка и поведение в целом. Стоит повести себя не так, как к тебе привыкли, и мимо тебя пройдут, в упор не узнав. Помни, слежка – это не обязательно люди в камуфляже и в пяти шагах от тебя. Не всегда они дышат тебе в спину и наступают на пятки. Зачастую, их внешний вид не вызывает сомнений в обычном и безобидном человеке. И, по большей части, расстояние бывает велико: разукрашенную высокую, грациозную леди с утонченными движениями никак не заподозришь в том, что она маленькая, вредная, грубая хабалка и хулиганка – Рэн.
- Я поняла, что ты хочешь сказать, не продолжай. – Ренис перебила и посмотрела на дверь, думая, могут ли их тихий разговор услышать по ту сторону. – На каждодневное перевоплощение в новую сногсшибательную леди и превращение в очередную светскую мадам понадобится больше денег, чем на съемные квартиры и пропитание. Где же мне столько взять?
- Разве же для тебя это проблема? – лукаво играла улыбкой Лаура, снова намекая на что-то.
Ренис сощурилась:
- Ты толкаешь меня на то, чтобы воспользоваться кое-какими денежными средствами? – не стала она притворяться, что ничего не понимает и не знает.
- Я всего лишь толкаю тебя подальше от нас. Почему тебя волнует…
- Потому что это не мои деньги, мило улыбаясь улыбкой простачка и просто дурочки, скажу тебе я, - оборвала ее Ренис и поспешила озвучить сомнения. – Да и где уверенность, что раскрыв мне все секреты, ты не станешь раскрывать их моим преследователям, которые, кстати, являются твоими давними товарищами?
- Ее нет. Но ты не думай, я не стану этого делать.
- Почему?
Лаура отвела взгляд и промолчала. О том, что она склоняет Рэн к уходу, не знал никто, даже Хантер. Она действовала исключительно от себя и под свою ответственность. Риск. Но оправданный ли?
Ренис немного задумалась и спросила:
- Если ты знаешь, откуда и чьи у меня деньги, то, соответственно, знаешь и того, от кого они мне достались?
- Нет, Рэн, твоего отца я не знала, - сказала Лаура и осеклась, думая, стоит ли ей дальше говорить. – Слышать – слышала, но своими глазами никогда его не видела.
Вздох Лауры и суровый взгляд из-под нахмуренных бровей Ренис:
- Говори то, чего не договариваешь.
- Он причинил мне много боли, Рэн. Физической, душевной. Убил всех, кого я…
- Дай угадаю, - пошла в опережение Ренис. – Все твои друзья погибли в том взрыве, верно? Во взрыве, который спланировал и претворил в действие мой отец, ранило и тебя, так ведь?
- Ранило – мягко сказано.
- Слыхивала я, что кудесник Нойман над тобой поработал.
Лаура не ответила, она в молчании разглядывала пальцы своих рук, растопырив их и медленно потирая между ними.
- Тебе бы надо было ненавидеть меня за грехи отца, а не сидеть подле и уму-разуму учить.
- Знаешь, а я пыталась. Но у меня вместо этого получалось только жалеть.
- Жалеть? Меня?! Да разве это имеет смысл?
- А ненавидеть за отца – имеет?
- Тебе лучше знать, не я из-за него друзей теряла и при смерти лежала.
Лаура на это как-то неопределенно и лениво кивнула, и опять промолчала.
- Жалела меня, значит. – Ренис прищурилась, кривя губами. – И долго жалела?
- Достаточно, чтобы привязаться.
- Аха-ха-ха-ха! Насмешила!
- Я серьезно. Пока ты была в отключке, такая пустота вокруг царила и тоска до костей снедала.
- А представь, что было бы, если бы я померла.
- Рэн!
- Ну а что, все могло быть. Хотя, постой-ка! Если я сбегу, что, скучать не будешь? Или же побежишь со мной?
- Не побегу. Но скучать буду.
- Почему не…
- Потому что мое место здесь, - ответила, не дожидаясь вопроса, Лаура.
- Да, да, еще скажи, что рядом с Хантером.
Та посмотрела на девушку, улыбнулась:
- Может и так, - и поднялась со стула, откладывая навсегда свой вопрос, для выяснения того, почему Рэн прикрыла ложь Карлы своей ложью. Лауру сильно это волновало, да и Хантер попросил как-нибудь выведать. Однако, она, посчитав, что этим опять разозлит Рэн и сломает в вдребезги вновь наладившиеся отношения с ней, чего ей очень не хотелось, и перенесла это в долгий ящик.
- Лаура.
- Что?
- Ты, случаем, не знаешь, куда нас перебросит Генри?
- Не могу сказать уверенно, но вероятно, мы на короткий промежуток времени вернемся на прошлую точку, там остались некоторые незавершенные дела.
- Когда?
- Как только ты оправишься.
Ренис сдерживала радость от услышанной приятной вести. Это ведь шанс увидеться с Нэйтоном!
- А что, Рэн?
- Ничего, так, подумала, что мы здесь поселились навечно, - ловко отмазалась Ренис.
Дверь комнаты внезапно приоткрылась, просунула голову Гвен:
- Лаура, Хантер зовет, - сказала она и тут же скрылась.
- Сейчас, - громко ответила Лаура, поворачиваясь к двери.
- Кого-кого, а ее я не переношу.
- За что ты так? – усмехнулась Лаура, замедляясь.
- А ты, что в ней этого не замечаешь?
- Ну, Гвен у нас всегда была амбициозной, целеустремленной личностью, привыкшей, во что бы то ни стало, достигать поставленные цели. Не все так умеют, Рэн.
- Лучше не уметь.
- Признай, хорошие качества.
- Признаю. Честь ей.
- А хвала? – улыбнулась Лаура, зная, как звучит это выражение.
- Да зачем ей хвала, и так, задрав нос, небо бороздит.
Лаура усмехнулась, повела плечом и вышла за дверь, и Ренис осталась одна. Один на один со своими серьезными и долгими размышлениями, после этого странного разговора с фальшивой пьяницей.
И по моей старой привычке, будет снова пересказ: команда Хантера задержалась в лагере еще на пару недель, в течение которых периодически оттаскивали карающую Рэн от Дьюи, забить до смерти которого она пыталась при каждом удобном случае (а это всякий раз, когда они пересекались) своей загипсованной рукой. Жалкие и неправдоподобные отговорки парня, что, мол, его тоже схватили вместе с ними, Ренис не слушала. Его счастье, что девушку постоянно караулили Адам – Пит, Ирма – Лаура, которые будто пастухи спасали невинную овечку Дьюи своевременным вмешательством от зубастого волка – Рэн.
Конечно, для Дьюи не было проблемой ударить ее, избить или убить, но того не дозволял отец, перед которым он уж слишком провинился. В отличие от него, Рику хватило ума по углам прятаться от нее. Ехидно посмеиваясь, он наблюдал за неудачными попытками девушки укокошить сына Генри. Зато с Нави Ренис была куда осторожнее: дальше грубых и оскорбительных разговоров ее ярость не заходила. Знала, что в этого типа лучше сразу стрелять и, желательно, в упор. Это тебе не Дьюи. И не пройдоха Рик. Тут только жесткие меры приемлемы.
Вскоре Ренис сдалась и перестала бурно реагировать (психовать!) при виде ненавистных ей товарищей. Она думала, что еще успеет всерьез поквитаться с ними, и что сейчас тратить на это силы – нет смысла. Да и официальное объявление того, что они возвращаются, хоть и более компактным составом, чем прежде, отвлекло ее. Теперь в голове у нее было только одно: попасть в этот состав и скорее встретиться с Нэйтоном.

Глава восемнадцатая: «Возвращение».
Вопрос о том, отпускать ли с выбранной частью команды Каэла Рэн, Генри Мидлл долго обсуждал с Хантером и Нави. Хантер упрямо настаивал на том, чтобы девушку оставили в лагере под присмотром куда большей численности людей, где она будет в полной безопасности и под уверенной защитой. Но Генри решил по-своему, и в итоге Хантеру пришлось забрать девушку с собой. Его не удивило решение хозяина, только уверило в том, что тот доверяет ему и верит, что он способен отстоять Рэн. А так оно и было.
 Был и другой умысел в этом: она нужна была как наживка, которой и собирались вывести тех, кто о ней уже пронюхал, а затем устранить. Для чего опять-таки отправлялся с Хантером Нави с несколькими своими головорезами. В начале новой недели все они погрузились по фургонам и машинам и отправились в долгий путь.
Тут мне нужно кое-что прояснить. То, что касается Нэйтона. Парень пребывал в растерянности: Ренис вдруг перестала приходить, а ее номер и вовсе был вне зоны доступа (а он не мог знать, что его у нее отобрали и разбили!). Перепугавшись, что она опять исчезла, он вновь стал коротать ночи после работы у станций метро, у которых прежде встречал ее. Все бродил и высматривал в толпе знакомого беспризорника. И все безрезультатно. Но блуждать по ночам парень не переставал, не оставляя надежды встретить ее.
А команда Хантера вернулась в этот же город и сняла здание значительно скромнее предыдущего – бывшее помещение нерентабельного салона-ателье. Разместились как обычно, разделив между собой комнатки. Устроились, разборчиво деля их квадратные метры с теми, с кем могли уживаться. Быстро нашли старую дешевую мебель и обставили временное жилище. На сей раз состав команды был меньше, большинство было оставлено до поступления приказа в лагере. Этот новый дом разместил всех тех, чьи имена чаще всех мелькали. Конечно, те, что прибыли с Нави (они не особо стремились к тесному смешению с ребятами Хантера), предпочли уйти на съемные квартиры, так что, Ренис досталась отдельная комнатка.
Этим же вечером, дождавшись сумерек и под прикрытием Лауры, Рэн ускользнула из их логова. Ноги несли ее, сама знаешь, куда.
В окнах дома Нэйтона не горел свет, мало того, они были закрыты изнутри, а дверь тем более.
«Неужели съехал?!», - разочарованно подумала Ренис и присела под окном, чтобы ее не  видели маячившей у двери и не посчитали подозрительной личностью.
Ждать пришлось долго. Глубоко за полночь заскрипел гравий под ногами, звякнула связка ключей. Щелкнул замок, пискнула где-то кошка.
- Наконец-то! – вышла из-за угла дома Рэн.
- Ренис! – воскликнул на всю улицу Нэйтон, роняя свою тяжелую сумку мне на ноги.
- Тише ты! – зашипела та, резво протискиваясь вперед него в дом.
Вот на этом, пожалуй, прервусь. Там пошли нелюбимые мной сантименты, а также расспросы о том, где она была и почему пропала.
Уклончивые ответы Ренис Нэйтону не нравились, как и те страшные и свежие шрамы, которые он увидел на ее теле. Он смог добиться от нее рассказа обо всем, что с ней произошло, и Рэн правдиво выложила все про свои злоключения, про жестокие убийства и про мастерское владение ножом. Не упустила и того, что не смогла убить одну из вычисленных убийц своей матери, при этом скрывая то, как замечательно это сделала с Брэдли. Сокрыла и то, как она вычислила Карлу.
Это все ужасало. У Нэйтона стыла кровь в жилах, но он от нее не отвернулся, не отказался, отнюдь, еще больше загорелся желанием вырвать ее из лап этих людей (ха-ха, кто в чьих лапах, тот еще вопрос!). Но как это сделать, когда этого не хочет она?!
«Определенно планирует перерезать всю эту шайку!», – понимал Нэйтон, догадываясь, что только в этом Ренис видит единственный выход для себя. – «Так и есть. Пока живы эти люди, ей жизни не будет нигде…». – С этим логичным утверждением спорить он не мог, но уговаривать все же начал, прося остаться с ним и вместе куда-нибудь сбежать. Хоть в ее позабытую, но все-таки, родную страну.
- Ты знаешь, я не питаю каких-либо чувств к своей исторической Родине, разве что к ее славной истории, со славностью которой не все согласятся. Быть может, я так говорю, потому что мне и там некуда и не к кому возвращаться? Хм. Скорее да, чем нет. В действительности, для меня и там не найдется места. Вот скажи, Нэйтон, куда мы поедем? В какой именно город?! Возможно, я была бы не против наведаться в тот полуразрушенный домик моей бабушки, если, конечно, от него хоть что-нибудь осталось.
У Нэйтона возражений и предложений не было, он грустно вздохнул на этот ответ, последовавший после его предложения. А Ренис, выдержав молчание несколько секунд, добавила:
- Кого я обманываю! Я ведь часто вспоминаю тот дом и те места, всегда тянуло вернуться туда вместе с мамой. Очень, очень того хотела. Показать ей, как там тихо и спокойно. Это совершенно другая тишина, и все совсем по-другому: другая жизнь, другие люди! Вот только поздно для меня. Мамы у меня уже нет.
Ренис с глазами, полными боли и печали, посмотрела на Нэйтона.
- А может, тебе стоит попробовать со мной?
- Из-за меня пошлешь к чертям жизнь и карьеру? – грусть отдавалась в голосе.
- Я всегда готов последовать за тобой. И если есть на свете маленький клочок пространства, пусть даже в пустыне Сахара, где тебе будет уютно и спокойно, то я сделаю все, чтобы попасть туда вместе с тобой.
- Ты мне ничем не обязан, чтобы вот так вот жертвовать всем, что есть…
- Ренис, - перебил укоризненно Нэйтон.
- Зачем тебе это?
Парень прижал к себе сильнее и тихо сказал:
- Вот кем тебя обозвать? Не могу подобрать слов, когда так сильно люблю тебя.
А-а-а-а-а пошли блевать?! Как это, ты не идешь?! Опухли что ли, мсье?
- Не надо. Натерпишься со мной. Хлебнешь с лихвой и горя, и печали, и боли, и страданий.
- Мне все равно. И разрешения любить я у тебя не спрашиваю.
- Пеняй на себя, - легкий смешок. – Ну и дурак же ты, Нэйтон.
- Знала бы ты, с каким отчаянием я искал тебя, цепляясь за каждую фантастически нереальную зацепку.
- И представить не могу, - пробормотала девушка и, собравшись с мыслями, сказала. – Мне надо идти, Нэйтон. Они уже, наверное, ищут меня.
Эти слова подстегнули обоих, звучали они зловеще. И даже так, отпускать ее не хотелось, да только она все равно бы ушла, поэтому, оказывать сопротивление – дохлый номер. Договорившись о том, чтобы он ей не звонил, и что она сама будет давать ему знать время и дни своих приходов, также, высказав мысль, что было бы лучше опять снять квартиру и держать в запасе для таких встреч, Ренис, не прощаясь, покинула его холостяцкую обитель.
Он, пораскинув мозгами, смекнул, что, как конспиратор, Ренис права. Квартира не помешает. Думал натужно Нэйтон и про то, что все те совершенные ею убийства – были неизбежны, что этим Ренис защищала себя. Припомнил, что эту некую Карлу Ренис все же не убила, устояла. А значит, это было не совсем то, чего он боялся. Проще говоря, Нэйтон ее оправдывал, в душе чувствуя, что этим не закончится, и это лишь начало.
Мне, наверное, просто необходимо добавить пару строк о возрасте героев моего дешевого романа. Ведь по моим словам дни бегут, за ними незаметно проходят месяцы, возможно, и годы. Делать это так детально, как в прошлый раз, увы, моншер, я не собираюсь. Не будет этого, как и не было развернутого душещипательного и плаксивого обзора о нелегкой судьбе Карлы, до того, как она попала к Хантеру, устами самой Карлы.
В общем, помнится, что из жизни Нэйтона Ривера Ренис Нолл исчезла в возрасте двадцати шести лет, в то время как ему самому было около двадцати пяти. Первое время ее беспамятного существования, пусть будет, грубо говоря – полгода. Потом она встречает в участке Нэйтона, и на нее снисходит озарение. Через некоторое время, а это, как минимум, два – три месяца, узнает Ренис и о гибели матери.
Примерно три, четыре месяца пробежало прежде, чем она убила Брэдли. Итак, что мы имеем: полгода + (буду брать из расчета большего) 3+4 = год с хвостиком. То есть, Ренис уже уверенно двадцать семь лет, или даже ближе к двадцати восьми. Далее, путешествуя с Хантером, Рэн оповещала о своем местонахождении Нэйтона, который колесил по свету за ней, сменяя работу за работой и набираясь опыта. Напомню, что он у нас дипломированный специалист (психотерапевт ли, психолог ли, психиатр ли, не знаю). В таком распорядке прошло примерно пять месяцев, смело считай, что ей уже двадцать восемь. А Нэйтону, соответственно, двадцать семь.
 Возрастные изменения всех остальных героев я укажу на последней страничке. Жди с нетерпением. Или не жди, могу ведь и запамятовать.
Я редко держу слово.

Глава девятнадцатая: «Встреча двух».
К кочующей жизни Нэйтон почти привык, а Ренис? А Ренис и привыкать не надо, у нее это само собой разумеющееся. Адаптация, так сказать. Приспосабливалась с детства, чего ей о том печалиться? Жил Нэйтон по съемным частным домам и квартирам, а с Рэн встречался по старой выработанной схеме – на другой съемной квартире. Он все уговаривал и склонял решиться на бегство. На что Ренис теперь уже прямо в лоб заявляла, что это не имеет смысла и будущего, пока живы Генри Мидлл и его сын.
Да, Нэйтон это и сам понимал, и крыть ему было нечем. Так что мытарства этих двух продолжались. Ренис неизменно выполняла свои функции неотъемлемого участника команды Хантера и все выжидала удобного случая отомстить трем товарищам – Дьюи, Нави и Рику. Но вдруг случилось нечто непредвиденное. А именно: Хантер, усомнившись в Лауре, однажды лично проследил за Ренис и вышел на их с Нэйтоном тайное место встречи.
Выждав, когда Ренис покинет квартиру, а так же дождавшись того, кто был в ней и покинул убежище с небольшой разницей по времени, Хантер спустился с площадки этажа, на котором ждал, и пошел следом.
Нэйтон ничего не знал, но по внутренней подсказке обернулся пару раз. Выловил глазами одного и того же мужчину, настойчиво шагающего следом и уже час никуда не сворачивающего. Нэйтон не дурак, догадался. И вместо того, чтобы бежать, остановился и обернулся к Каэлу, который тоже не особо-то прятался в своей детективной слежке – Хантер хотел, чтоб его заметили, ему это было нужно. А иначе никто и не изобличил бы в нем преследователя.
Он давно подозревал «Мелкую» в чем-то подобном, но наверняка знать не мог. Поинтересовался несколько раз у самой близкой с Рэн – у Лауры. Но та твердо и уверенно все отрицала, покрывая девушку. Хантеру и это было ясно, оттого он и счел нужным лично проверить и убедиться – либо подтвердить подозрения, либо развеять сомнения. И делал он это втайне от Лауры, которая предпочла покрывать Рэн, пренебрегая всеми его просьбами и приказами.
И вот оно. Неожиданное столкновение двух: невысокий (относительно всей долговязой команды Каэла) и голубоглазый парень без испуга уставился на Каэла. Нэйтон смотрел своими большими, ясными-ясными глазами на плотного, жизнью не раз битого, командира его возлюбленной – на Хантера. Но и Хантер делал тоже самое своими среднестатистическими карими глазами.
- Кто ты такой? – почти одновременно спросили оба, и оба промолчали, не давая ответа друг другу.
Говорить с этим мужчиной Нэйтон не собирался, он уже сообразил, что это явно тот, о ком говорила Ренис, упоминая свою вечную слежку. Девушка до мелочи описала некоторых людей из команды, таких как Нави, Рик, Дьюи, Хантер и прочие, чтобы Нэйтон, завидев их где-то, мог узнать и предпринять что-либо: убежать, спрятаться, или приготовиться дать посмертный отпор. Пробежав глазами по Хантеру сверху донизу, парень предположил, что это и есть некий авторитетный вожак команды, в которой увязла по самые уши его Ренис.
«Следопыт – сам командир?! И что же мне теперь делать?!», - сохраняя внешне спокойствие, думал в диком отчаянии он.
О чем, вероятно, Хантер понял. Ну да, ясно же, что Рэн с посторонним и незнакомым человеком на встречу бегать не будет, на свой страх и риск покинув команду. Так же очевидно, что этот парень многое знает, раз так отважно и внимательно разглядывает, будто сопоставляя с кем-то уже описанным человеком.
- Надо поговорить, - сказал первым и весьма убедительно Каэл.
- Я не думаю, что нам есть о чем…
- О Ренис, - прервал его дешевые отговорки Хантер, кивая на кафе у дороги.
Нэйтон пошел с ним к указанному заведению, считая, что от него сейчас легко и просто избавятся, загнав в угол уборной и пустив пулю в висок. Но он все же не оставлял надежд, что разговор все-таки будет, что-то внушало доверие к этому человеку, шагавшему рядом. А Хантер вошел следом, обогнал, показывая путь к самому дальнему столику, и это немного успокоило Нэйтона.
У меня нет абсолютно никакого желания посвящать тебя в разговор этих двух, ибо это как минимум на шесть листов диалог. Однако, я великодушно и сдержанно кратко, а еще таинственно скажу, что говорил в основном Хантер, Нэйтон же слушал, изредка задавая наводящие вопросы и проникаясь к сидящему перед ним мужчине все большим и большим доверием.
Ну и еще бы. Благодаря Хантеру Ренис еще жива! Нэйтону она рассказала, кем был тот бритоголовый парень, когда-то спасший ее. А еще она упоминала, что скорое вмешательство Хантера не раз ее спасало от верной гибели. И Нэйтон хорошо помнил это. Да и Хантер всеми жестами и мимикой подтверждал, что говорил об исключительно волновавших его вещах. Чутье Нэйтона не подводило, и не только чутье. Кому, как не ему знать, где есть правда, а где ложь?
От опасного собеседника прозвучало несколько просьб: первая – обмен номерами, что Нэйтон выполнил незамедлительно. Вторая – Хантер просил ни в коем случае не избавляться от данного номера, и даже по появлению нового, до последнего попытаться придержать на связи старый. Зачем это, Нэйтон опять догадывался – командиру нужна уверенность в непрерывности этой связи.
Еще два прошения Хантера я сохраню в тайне, об этом будет упомянуто намного позже. Хотя, стоит сказать еще про это: Хантер настоятельно упрашивал не говорить об их встрече и данном разговоре Рэн. Ну, а если и будет парень болтать языком, то чтобы сделал это в другой форме. То есть, сообщил Ренис, что якобы Хантер угрожал Нэйтону расправой, а не затесался в скрытые друзья. Для чего нужно было это, Нэйтон тоже сообразил, как и делал это парой предложений выше. Все для одного – чтобы Ренис не расслаблялась, считая, что суровый командир на ее стороне и в нем всегда найдется поддержка. Ведь помимо него за ней следят и другие глаза, неизвестные в лицо Хантеру. У него у самого не было и малой толики уверенности, что сейчас он с Нэйтоном не находится под бдительным наблюдением подручных Нави и других командиров.
Нэйтон, сложив все предшествующие события и детали, а также вскользь оброненные фразы от собеседника, осознал, благодаря кому Мэвил Оруэл так вовремя узнавал обо всех действиях Генри Мидлла относительно Эллисабэт и Ренис Нолл. Парень прямо спросил об этом, для того чтобы убедиться в верности своих открытий. На что получил в ответ Хантеровский кивок и короткое изложение того, что привело к гибели Мэвила, и кто его сдал. На что Нэйтон улыбнулся, его не поразила и не удивила эта информация. Улыбку вызвало нечто  другое – Нэйтон узнал, от кого у Ренис появилась эта манера кивать.
Проговорив еще несколько минут, они встали, Хантер с лихвой расплатился, хотя они кроме чая ничего не заказывали, да и то для отвода глаз. Они вышли из кафе и разошлись в разные стороны, будто и не просидели за одним столом около трех часов. С этого самого дня и Нэйтон, и Хантер по взаимному уговору будут делать вид перед Рэн, что ничего не было. Нэйтон посчитал нужным скрыть это свое странное знакомство и не менее странный разговор с человеком, представившимся Каэлом Хантером. Как и Хантер, что скрыл это от Рэн и такой же скрытной Лауры.
Она так и осталась в неведении. Не узнает Лаура о том и до конца своих дней. И после тоже. И скрывал от нее командир не из-за обид или каких-либо иных личных и мстительных соображений, в целях ее же безопасности – лучше ей не знать, что и он наравне с ней потворствует и прикладывает усилия для сохранения и спасения жизни Рэн. Ведь если Лаура узнает о столь рискованных действиях Хантера, то начнет рисковать еще сильнее, чтобы отвести внимание зоркого Нави от него на себя, тем самым подставляя под удар собственную жизнь.
А этого Каэл хотел меньше всего.

Глава двадцатая: «Условие».
Опять полетели минуты, часы, дни, недели, месяцы. Команда Хантера все чаще и чаще натыкалась на желающих отобрать у них Рэн и выжать из нее все. У них получалось отбиваться и спасать вовремя Рэн, часто, большими усилиями Нави и его ребяток. Это все приходилось скрывать от Генри, даже Нави уже старался об этом умолчать и не докладывал хозяину больше. Зато хорошо это делал Рик.
Скрывать эти нападения и сохранять у себя Рэн Хантеру пока удавалось. Но о некоторых попытках конкурентов он просто вынужден был отрапортовать, слишком гладко не бывает, и Генри должен знать, как сильно рискует, отправив с ним Рэн, а не оставив в лагере, как того просил Хантер. При этом Хантер все чаще закрывал глаза на побеги Рэн к Нэйтону. Теперь он знал, где она и с кем, а главное, что вернется. Он побаивался лишь одного – как бы ее в этот момент не схватили. Приходилось иногда отправлять за ней Лауру (которой он выдал себя, лишь в том, что он знает о ее пособничестве), просто для того, чтобы она могла созвать всех и вовремя вмешаться в случае внезапного нападения. Лаура была согласна быть с его разрешения незримым телохранителем, чтобы и дальше позволять своевольничать девушке. Естественно, Рэн и этого не знала, наивно полагая, что она непревзойденный мастер побегов и конспирации. Увы, мастером была Лаура, но никак не она.
Так вот и сладили относительно «Мелкой» Лаура и Хантер, которые из-за нее же до сих пор частенько бранились.
У Ренис же в последнее время с Нэйтоном что-то не ладилось. Они все больше тратили силы и отведенное время на споры и ссоры. И все из-за извечного отказа девушки бросить все и сейчас и свалить с Нэйтоном в багряный закат на двух мустангах под незатейливый мотивчик песенки какой-нибудь малоизвестной рок-группы.
Он понимал ее отговорки, но уже не принимал. Это ее: «Пока есть Генри и… бла-бла-бла, нам нет житья…тру-ля-ля». – Нэйтону приелось хуже виниловой пластинки, которую заедает через каждые две с половиной секунды. 
А она понимала его нетерпеливые нападки: «Устал мотаться со мной, устал от меня и жизни со мной!», - крутила эту пластинку вовремя каждой такой ссоры Ренис. И в эту последнюю перебранку с ним, девушка не выдержала и в сердцах вдруг предложила…
Угадай, что? Думай, думай. Я все равно только после нескольких лишних строк напишу. Напрягись, давай. Ты умеешь, знаю.
Тц, ладно. Ренис предложила ему расстаться, связать жизнь и попробовать пожить с кем-нибудь более адекватным, с какой-нибудь неагрессивной девушкой, у которой незапятнанны руки кровью и нет на хвосте, запятнанного убийствами прошлого, следопытов. Нэйтон очень внимательно посмотрел на нее, подумал-подумал, помолчал и…
И согласился. Принял это необдуманное предложение Ренис. Она как-то грустно, но все той же джонатоновской улыбкой покривила губами ему в ответ. Мол, молодец, я в тебе нисколько не сомневалась! Но Нэйтон посчитал, что нужно объяснить ей свой ответ по-своему:
- Я даю тебе время, Ренис, полгода, год. Не больше. И себе. За этот срок я попробую начать жизнь с чистого листа, без мыслей о тебе. И, если у меня не получится, я возвращаюсь за тобой, и мы уезжаем как можно дальше от Генри, без всех этих твоих заезженных отговорок.
- А если же у тебя получится? – снова грустная улыбка Ренис, которая думала, что за эти полгода или год ее еще раза три пристрелят, либо она сделает, наконец, то же самое с этими людьми из ее неизменного списка, а он найдет свое счастье в ком-нибудь и позабудет о ней навсегда.
- Тогда я не появлюсь в твоей жизни и через год, - сказал твердо Нэйтон, зная наперед, что ничего у него не получится. Он, предчувствуя подобный исход, давно готовил эту речь, и даже собрал все необходимые вещи, покинул и сдал арендуемый им дом, притащив свой чемодан на квартиру для наглядности. Сделал все, чтобы Ренис в полной мере осознала, что он не шутит и настроен весьма серьезно. Но так уж совпало, что раньше, чем он высказал свою мысль, они успели хорошенько поругаться, и Ренис в гневе выпалила то, о чем сразу же пожалела.
Парень решился на такой акт, чтобы дать ей столь необходимую свободу действий. Свободу от него. Ведь находясь в постоянных перебежках от него к команде Хантера и от команды к нему, она только изматывала саму себя. Бежать с ним – нельзя, но и остаться – тоже! Это жутко давило и выматывало Ренис. Вот он и объявил свою идею, воспользовавшись этой ссорой и ее словами. Тем самым, Нэйтон хотел дать ей время и самой определиться и прийти к нужному выбору. Хотел дать понять, что этот выбор – это он. А не посторонние люди, увязшие в противозаконных делах.
Ренис и так это понимала. Но у нее в голове было только одно:
«Не хочу, чтобы Генри узнал о нем и убил…».
И оттого, принимая его уговор, в глубине души она очень этого не хотела, но надеялась, что он полюбит другую девушку. Забудет и не вернется за ней. Зачем возвращаться за ней?! Зачем ему кровожадная убийца со стажем?!
На том они и порешили.
Съемную квартиру он оплатил на год вперед для нее и там же оставил ее документы на имя Ренис Нолл, а также настоящие. Об этом его попросила сама девушка. Оставив ключ в ее руках и на прощание крепко обняв, на сей раз первым вышел за порог он. Не хотел Нэйтон смотреть в спину удаляющейся от него Ренис Нолл.
Правильно! Пусть смотрит она! А она и смотрела. Шла за ним и смотрела, запоминая каждое движение и прячась за домами, боясь, что он заметит. Сердце так больно сжималось и билось в грудную клетку, сбивая с дыхания.
«Только бы не обернулся! Только бы не обернулся…», - повторяла она, не понимая, что ноги против воли ускоряются и несут вслед за ним. Нэйтон был далеко впереди, а она пьяной походкой все шла торопливо за ним, вцепившись в него глазами и беззвучно шевеля губами:
- Не оборачивайся, не оборачивайся…
Нэйтон и не думал оборачиваться. Очень хотел, но, взяв всю волю в кулак, держал голову прямо, нет-нет смахивая и размазывая под глазом несколько скупых мужских слез. Он уговаривал себя не смотреть назад, убеждая себя, что Ренис и шага не сделала из квартиры. Это было действенно. Помогало идти ровно и быстро, убегая от той, что всегда пытается казаться черствой, злой и бессердечной стервой.
Закатив за собой свой огромный чемодан, Нэйтон вошел в здание вокзала. От снимаемой им квартиры это было относительно недалеко. Почти также, как из твоего дома до ворот твоей ненавистной работы.
А девушка все шла за ним, не обращая внимания на свои слезы, как и на узнавших и приметивших ее людей из той самой группировки, в которой состоял ее старый дружок Мишель. Впрочем, узнали ее не только они. Здесь же, недалеко от вокзала проходила встреча Хантера и его приближенных с кое-какими важными для Генри персонами. В этой сходке решались спорные детали, такие как: пересечения их территорий, за что частенько бывали стычки, скорое прекращение которых волновало Генри.
В самый ответственный момент Карла, не имея возможности нагло влезть в серьезный разговор Хантера с представителями другой стороны, потянула за рукав близстоящего и полностью сконцентрировавшегося на желании не упустить ни слога из разговора, Нави.
- Чего?! – чуть не размазал своим раздражением девушку он, намереваясь ударить ее.
- Там… – кивнула она ему, указывая. – Там Рэн!
Нави посмотрел на ту сторону дороги, ведущей к вокзалу. Услышав знакомое имя, повернули голову на указываемый Карлой объект и другие. Их товарищ – Рэн брела меж спешащих людей, сильно задрав голову и куда-то всматриваясь, что и удивило их всех. Ведь они оставляли ее в доме под строгим присмотром Лауры! Это удивило немного, да. Но кое-что другое вогнало в панику. А именно люди, шедшие за ней, в которых Нави, да и не только он, узнали своих конкурентов.
Нави решительно сорвался с места. Карла, нисколько не думая и не страшась, побежала за ним, широко выделывая шаг и стараясь не отстать, на бегу доставая из кобуры пистолет. Хантер недоуменно обернулся на своих людей, что, бросив его совершенно одного (даже Адам и Пит!) нашли себе занятие получше. Он проследил глазами по прямой до цели Нави и других и едва удержался, чтобы не рвануть следом, ибо там уже четверо ухмыляющихся недругов тянули свои руки к ничего не подозревающей Рэн.
Она как раз остановилась, потеряв из виду своего Нэйтона. Беспомощно застыла, не зная, где его искать и как подавить этот поток слез. Услышала шуточку, отпущенную кем-то позади в ее адрес, таким знакомым и омерзительным голосом.
«Мишель?!», - ощерилась внутри нее Рахима, готовясь к смертельному броску и борьбе, но Ренис упрямо стояла на месте, не внемля зову разума, искала глазами своего Нэйтона.
Нашла. Он выходил из здания вокзала, разглядывая в руках бумажку. То был его билет в далекий город к себе домой, в котором он так давно не был.
«Только не оборачивайся!», - в ужасе теперь думала Ренис, боясь самого страшного. Того, что он обернется, увидит ее и то, что она в беде и кинется на помощь. А в результате будет с легкостью ликвидирован. Безусловно.
Нет. Он не обернулся. Увереннее пошел к составу, недавно прибывшему, на котором ему предстояло вернуться к отцу и матери. Туда, где его так долго ждали любящие и родные люди. Развернув чемодан, он покатил его перед собой, собираясь протолкнуть через металлические ступени вагона. Немного замешкался, колесики чемодана застряли у железного порога.
Чьи-то мощные руки опустились на ее плечи.
«Обернись!!», - завопила ей ощетинившаяся маньячка Рахима, требуя забыть о нем и немедленно позаботиться о собственной жизни.
- Обернись… - слезно попросила Ренис Нэйтона, что застопорился у вагона. Просила, понимая, что, вероятно, это ее тот самый конец.
Не обернулся. Протолкнул чемодан, легко вспорхнул внутрь и был таков. Легко покинул ее и исчез из ее жизни. А грозные шутники за спиной уже смеялись с придыханием в самое ухо, только вот Рэн ни смеха, ни смысла их фраз не улавливала. В ушах ее стоял гул и приглушенный свист, на глазах – слезы, а в голове был один лишь образ исчезающего навсегда Нэйтона.
Кто-то резко дернул на себя и развернул ее на сто восемьдесят градусов. Это был Мишель, и теперь он стоял лицом к лицу (и я опять преувеличиваю, используя это выражение). С учетом ее роста и его, это не очень правильно.
С криками и угрозами откуда-то слева через дорогу неслись к ним Нави и храбрые ребятки Хантера. Они кричали, привлекая к себе внимание, чтобы Рэн могла выскользнуть или что-то предпринять: вырваться, убежать, да хоть что-нибудь уже сделать! Но Рэн была возмутительно покорна и аморфна. Она в небывалом смирении скосила заплаканные глаза на товарищей, и перевела на машину, к которой ее грубо поволокли.
Вдаваться в тончайшие детали произошедшего действия далее не стану. Понятно, что развернулся нешуточный бой между двумя столкнувшими противоборствующими группами, и главным звеном вечного конфликта интересов была Рэн, которую, все-таки, отбили и вырвали из лап чужаков. Подоспела огневая мощь Нави и более гуманное вмешательство меткой Карлы. Без пострадавших не утряслось: раненных было немало. Благо без трупов обошлось. А главное, сохранили свое право на жизнь. А иначе, упусти они Рэн, кары Генри не миновать никому. Группа Мишеля же предпочла срочно отступить и отъехать, когда присоединился к своим ребяткам Хантер, ведя за собой еще нескольких парней.
Ох, и разозлился же в тот день на Рэн Хантер! Он отругал ее при всех, обвиняя в том, что из-за нее сорвались переговоры и пострадали его люди. А Рэн хоть бы хны, сидит себе с взглядом умалишенного, да пялится на ноги, проглотив язык и дерзость. Многие решили, что это у нее шок такой. Ну, в принципе, да, шок. Только не совсем от произошедшей стычки. Но и это ерунда, Ренис потихоньку отошла и от этой своей боли и драмы. Пережила, переболела и через неделю вновь влилась в опытные ряды команды Хантера. И потекли дни, в которых афера за аферой, разборка за разборкой, воровство, продажи запрещенных веществ и прочие их криминальные дела поглотили Рэн. Она, стараясь полностью забыться и забыть, безропотно выполняла все, что от нее требовалось, и получала за это плату и даже не задумывалась, на что она ее теперь откладывает.
А, главное, зачем?

Глава двадцать первая: «Жизнь без Рэн».
Примерно в это же время кипела событиями жизнь у Нэйтона. Он по возвращению в отчий дом наконец-таки ответил на чувства Анри Фринвуд, что до сей поры не знала, что такое «сдаться и смириться», и они пошли по жизни вместе, как говорится, нога в ногу, плечом к плечу и душа в душу. Насколько это возможно.
Увы, как однажды и вскользь упоминал Нэйтон, характеризуя Анри:
«…человек, что всеми силами добивается своего, а заполучив желаемое – теряет интерес…», - оказался прав насчет нее. Он это буквально предвидел, знал, что так будет и все равно пошел на это. Прожили они вместе недолго, разбрелись мирно в стороны друг от друга через три месяца. Анри Фринвуд этот ее вожделенный и долгожданный плод мечтаний наскучил. Видимо, она в мечтах своих, как и мы все, ожидала чего-то большего?! Лучшего?! Не оправдались ее ожидания. Слишком идеализировала человека, который еще к тому же успел сильно измениться за эти пару лет.
Да и ее теперешняя жизнь была куда ярче той студенческой с безответной любовью, пылающей в ней к Нэйтону Риверу. Анри Фринвуд ныне являлась известной солисткой популярной рок-группы, и поклонников, не менее известных и видных, у нее было хоть отбавляй. Бросать это ради тихой семенной жизни со столь желанным мудрецом – Нэйтоном не было у нее и в помине. А он и не имел никакого желания колесить с ней по стране, сопровождая всюду на концертах знаменитую и всеми желанную половинку. К подобному побуждала лишь Ренис Нолл, но не завидная красавица жена и настоящий рок-идол – Анри Фринвуд.
 Брак распался. Без ссор, разделов имуществ и прочего. Разошлись друзьями по обоюдному согласию. Нажитого совместно богатства не имелось, проблем в том не возникло никаких.
Следующей в его жизни местом Ренис обзавелась Вики, та самая подруга Анри.
- Почему?! – возникает вопрос у меня же, на который я готовлюсь выпросить время на обдумывание. И ты мне его дашь.
Рискну предположить, что тут он отталкивался от противного: вместо гордой, целеустремленной и жутко амбициозной старосты Анри была выбрана робкая, скромная и добрая, вечно скрывавшаяся в тени подруги, Вики. Почти блестящая партия! Но и здесь что-то не сложилось, не срослось, да не блеснуло. Обоим было друг с другом до ужаса скучно. Скучно – не в плане острой нехватки смеха, шуток, каламбура и веселья, нет. Тут другая скука, эм, как бы это верно охарактеризовать…
Это как сидеть в обнимку с трехлитровым баллоном моего любимого инжирного варенья и ненавидеть его за эти его, застревающие в зубах, хрустящие мелкие семена и при этом думать об огромной кружке горячего чая, с которым хочется это варенье употребить. Вики была до боли хороша для семейной жизни, чересчур правильная, исполнительная, хозяйственная, заботливая, домашняя и много всего прочего в придачу, что так раздражало Нэйтона. Ее идеальность – была минусом в его глазах.
Проще говоря, разошлись и они.
Перст судьбы равнодушно ткнул Нэйтону в его сокурсницу, которую он вскоре после развода с Вики встретил в баре, где часто сиживал вечерком, уныло попивая пиво, которого и пить-то не особо хотелось. Ее звали Катрин, отвязная и дерзкая девчонка в прошлом, а нынче безукоризненный бармен, завораживающий своими умениями обращения с коктейлями и тарой горячительных напитков. Очаровала парня с первого полупьяного взгляда.
И это было мимолетным увлечением. С ней Нэйтон, конечно, пожил, правда, недолго – всего лишь два месяца. Не получилось у него и с ураганной Катрин. Если Вики была идеальной женой, то эта конкурсантка однозначно тянула в обратную сторону.
- Да дело просто в нем! Он зациклен на Рэн!! – огреешь меня белоснежной перчаткой по лицу ты.
 - Нет! – начну испуганно икать отговорки я, но покорно исправлю. – Да, мой храбрый друг. Парень, похоже, попросту тянул время, думая только о ней. Так-то, он всегда искренне надеялся и думал, завязывая себя в серьезные отношения с той или иной девушкой:
«А вдруг получится!?».
 Увы, еще раз. С каждой новой претенденткой на его сердце, он тверже убеждался, что кроме Ренис Нолл ему никто не нужен. Да, она была, мягко говоря, далека от идеала. Да, совсем не подходила для домашнего очага, но все девушки у него постоянно шли в сравнение с ней, и она единогласным решением его внутренних судей одерживала победу. А все эти попытки Нэйтона сойтись с кем-то, скорее всего, были для того, чтобы честно исполнить сказанное ей. Чтобы не пришлось врать, что он пытался, а сам сидел, запершись с медицинскими журналами в пыли на чердаке весь год.
После барменши был дан шанс еще двум девушкам, которым тоже ничего не светило.
Сам Нэйтон на время устроился работать в тот же университет, который он окончил, психологом. И там же встретил единственную девушку, с кем Ренис действительно сблизилась в студенческие годы – Грину. Грина также работала в университете, но как обычный помощник в химической лаборатории. Вдвоем в обеденное время они часто сиживали на той самой скамейке, на которой раньше коротала время сначала одна Ренис Нолл, а потом и вместе с Нэйтоном.
- Подумать только, - улыбалась вполне себе красивая и коротко стриженая девушка. Грина давно искоренила свои неестественно розовые волосы и стала натуральной брюнеткой. И этот цвет был ей ужасно к лицу.
- Чего? – спросил Нэйтон после протяжной зевоты.
- Я сижу на месте Ренис.
Но-но, ты там за сердце-то не хватайся, я знаю, о чем твои мыслишки! Что он нашел в ней замену Ренис и забыл про свою маньячку-убийцу. Это, конечно, подходящий вариант для него, я имею в виду Грину. То есть, была бы, вариантом. Если бы устав, как и Анри Фринвуд, тихо вздыхать, но по Алексу, а не по Нэйтону, она не ответила бы взаимностью на чувства Луи Прескотта, и не стала бы его супругой.
- Всего лишь? – грустно улыбнулся Нэйтон и жалостно добавил. – Когда я живу не с Ренис…
- Всегда была уверенна, что вам только вместе и быть. Кто ж знал, что в жизни все так обернется.
Нэйтон посмотрел на нее, Грина думала, что Ренис умерла еще в тот год, в больнице после выстрела Алекса Фринвуда. Молодец Луи, так и не раскрыл тайны Нэйтона и Рэн даже любимой жене! Держал язык за зубами и Алекс, что не хотел опять слышать от близких и друзей обвинения в помешательстве. Им-то всего не докажешь. Поразмыслив над этим, Нэйтон опять улыбнулся.
- Обернется, говоришь?! А как оно обернулось?! – и эта его улыбка была кривая-кривая. – «Прямо как у Ренис!», - поймал себя на мысли он.
- Ну, я о том, что она, - Грина замялась, теряясь и не зная, стоит ли говорить ему «умерла» или нужно заменить на: «Ее убил Алекс».
Молчание девушки Нэйтон воспринял по-своему и быстро сказал:
- Ренис жива.
- Что?!
- Она жива, и более того, скажу, что ничуть не изменилась, - про себя с сомнением добавил. – «Почти».
- Да ты разыгрываешь! Я же видела, как …
- Нисколько, - перебил ее Нэйтон. – Все то время, которое я отсутствовал, я провел в ее поисках, а когда нашел, начал пропадать с ней.
- Поверить не могу! Я же видела, ее при мне в урне зарыли!! И ты был, и ее покойная мать! Как так…
- Поверь на слова, это долгая история, Грина. И говорить об этом я не очень-то хочу…
Перестав изумленно смотреть на него, Грина молчала, погрузившись в размышления.
- Погоди-ка, - сказала она после долгой паузы и осмысливания. – Если ты нашел ее, то почему ты не с ней сейчас?! Или же ты бросил ее так же, как и этих своих…
- Вообще-то, это они меня побросали, - перебил обиженно Нэйтон, перебирая в уме список имен тех, кто от него ушел. И список был не мал, это я просто от лени ограничиваюсь несколькими именами. – И Ренис сама предложила расстаться.
 Сказав это, парень прикусил язык, удерживая срывающиеся причины, про которые хорошо знал, но о которых нельзя было знать другим.
- Сама предложила, да? – едко переспросила Грина, недоверчиво сужая глаза.
- Да.
- Ты идиот, Нэйтон, - рассмеялась она звонче и громче Ренис. – Вроде бы весь такой умный, знаменитость всего города и гордость университета, а простых вещей не понимаешь.
- Это каких? – насупился тот.
- Не могу знать, что вынудило ее от тебя отказаться, да и я ее не так хорошо знала, но. Ты упускаешь неоспоримый факт: из всех нас, с кем она хоть и не так долго провела время, ближе всех к себе Ренис подпустила тебя. Только тебя. И я не думаю, что вот так вот легко она от тебя сумела бы отказаться.
«Я-то знаю, из-за чего она так!», - мысленно возразил он и отвел от собеседницы глаза, устремив их вдаль на беседку, что виднелась сквозь желтую, поредевшую листву каштанов. Беседку, в которой они когда-то частенько пропадали с Алексом и всей их дружной компанией. Но явственнее перед глазами встала сцена, в которой он разнимает вновь сцепившихся своих друзей: Алекса Фринвуда и Ренис Нолл.
Нэйтон с теплотой улыбнулся своему воспоминанию. Больно сжало сердце, внутри все заныло и пришло припозднившееся понимание совершенной им глупой ошибки. Ни в коем случае нельзя было соглашаться и оставлять Ренис! Одну…
- Иногда я тоже так думаю. И все время думаю о ней.
- Какого черта тогда, Нэйтон?! Зачем ты тратишь время со всеми этими поисками «похожей»?!
- Метко ты все мои начинания определила, - усмехнулся горько парень.
- Разве не так?
- А что ты мне предлагаешь делать?!
- Возвращаться к ней немедленно! Ну, а потом, оба обязательно наведайтесь к нам с Луи. Я очень хочу ее увидеть. Хотя бы еще раз, - Грина улыбнулась, намеренно копируя улыбку язвы Ренис, припоминая, как та это делала.
- У тебя не получается, - засмеялся Нэйтон.
- Да куда мне до нее!
Они не единожды так коротали свои свободные от работы минутки, как и Ренис, избегая общения с людьми, считавшимися коллективом, в ядовитом обществе которых не могли пребывать Грина и Нэйтон. На фоне этого теснее сдружились, да и поговорить им всегда было о чем. Чаще всего это была Ренис и воспоминания о тех днях и интересных моментах, проведенных с ней.
Нэйтон, бывало, и с ребятами из некогда общей группы сиживал в баре, когда те возвращались с гастролей. Но общение с ними было иным, не таким, как раньше. Ну да, ну да, заведи мне тут шарманку, что с возрастом приоритеты расставляются правильно, и многое в мировоззрении меняется. Несколько раз Нэйтон, демонстрируя негативные эмоции, ушел от вопросов, знавших и видевших живой Ренис, Алекса и Луи. Он не знал, что им ответить на заботливо брошенный вопрос за кружкой пива:
- Почему не с ней?!
И парни больше не затрагивали, судя по всему, больную рану друга. Нэйтон тоже старался больше не встречаться с ними, а если и собираться вместе, то непременно с Гордоном, Оливером и Анри, в присутствии которых Алекс и Прескотт не поднимут этих болезненных вопросов.
Со времени последнего разговора с Гриной прошло около двух месяцев, Нэйтон все не спешил к своей единственной и неповторимой маньячке, все еще честно отмеряя данное ей время продолжительностью в год. А за три дня до намеченной даты их условленной встречи он, не вытерпев, набрал ее номер, что хранил в телефоне, и услышал монотонное бормотание автоответчика:
- Не обслуживается…
Он не удивился. С ее, так сказать, родом деятельности, это вполне ожидаемо. Ренис и при нем меняла номера, как одноразовые перчатки, поясняя, что у них в команде так заведено после каждого дела. Поэтому Нэйтон с предельным спокойствием набрал другой номер (ты догадаешься, или сказать?).
Каэла Хантера. Который, узнав по номеру, поднял трубку и сразу же, опережая всякие вопросы и ненужные разговоры, назвал город. Город, в котором они находились в данный период времени. А назвав, тут же бросил трубку. Конечно, Хантер знал, что именно хочет от него вновь объявившийся Нэйтон. О том, что он исчез, Каэлу несложно было догадаться: Рэн стала покладистой, перестала пропадать где-то и убегать в самый неподходящий момент, вынуждая его с Лаурой и Питом, да Адамом, прикрывать ее. У нее не было больше ни ночных, ни дневных похождений, за которые ему надо было отдуваться и постоянно переживать. Да и вообще, Рэн стала на удивление смирной и исполнительной, даже с большей охотой участвовала во всех их аферах. Нет, так-то, это была все та же вечно спорящая упертая ослица, смирность ее выражалась в забытом желании бежать от них.
Ну, это Хантер так думал. Желание ею не было забыто, она все еще его лелеяла (пусть уже не так, как раньше), держа под сердцем и успокаивая себя тем, что непременно сделает ноги, как только ликвидирует Нави, Дьюи и Рика. Когда предоставится шанс это сделать…
Но шанс все не предоставлялся и не предоставлялся. Еще и она как назло привязалась к Лауре, даже больше, чем сама Лаура к ней. Привязалась не только к ней, к Ирме, Риччи, Адаму, Питу. Ренис, Адам и Пит – эта тройка и вовсе взаимно дополняла друг друга, веселя всю команду своими идиотскими выходками и дурацкими шуточками. Без них не обходились ни одни шумные посиделки и праздные вечеринки. И будущая жертва Генри теперь была для всех родная в доску.
Рэн чаще обычного дурачилась с Адамом (вероятно, стараясь таким образом еще сильнее забыться и не вспоминать о своих личных трагедиях и печалях, связанных с уходом Нэйтона). Высвободила того непоседливого ребенка, который был загнан и навсегда привязан и забит в угол правилами, созданными отцом или же другими обстоятельствами ее не очень веселой жизни. Девушке безумно нравилось дурачиться и пакостничать с Адамом – это то, чего ей не приходилось делать в детстве, а ведь так хотелось! Товарищи старались закрывать на это глаза, поражаясь их жизненной энергии и неутомимости. И из каких источников эти оба черпают дурь – для всех в команде было сродни загадкам человечества.
Зачастую они вдвоем могли достать и вывести из себя своими выходками кого угодно. И никакие предупредительные разговоры и угрозы их не останавливали. Только если сам Хантер за это не брался, да и то, они прекращали после просительного взгляда Лауры. Частенько находились и те, кто хотел и мог вломить затрещин обоим и вправить тем самым (ненадолго) мозги. Но делать это относительно Рэн не рисковал никто (кроме Дьюи), зная, сколько людей готовы за нее заступиться, а также ее особую ценность (для Генри). Зато некоторые позволяли себе надавать тумаков и тычков с пинками Адаму, который, впрочем, вооружившись, и взяв в соратники «Мелкую», мог дать совместный отпор. Пользовался парень ее негласной неприкосновенностью. Пользовалась тем и Рэн, зная, что непременно ее охрана за нее заступится. А охрану боялись многие, боялись не столько физических показателей, сколько того, кем они являлись, и какой потенциал они в себе несли.
Разумеется, охрана – это: Лаура, Хантер, Нави, Пит, Риччи, Ирма. Перечислив их вслух, ты подумаешь, а кто же еще там остается? И я напомню тебе, что были еще: Итан, Стив, Есуно, Рик, Карла, Гвен, Дьюи и те, кому не были даны имена и представлены. Помнишь ведь, что команда насчитывает около ста человек? Просто я не могу оперировать столькими именами и жонглировать всеми этими героями сразу. Они всегда есть, и ты не забывай об этом. Как и то, что те имена, чаще обычного мелькающие здесь – являлись наиболее приближенными к командиру подчиненными, что и не раз уже оговаривалось мной.
Так вот. Продолжая жить этой жизнью и тесно контактировать с товарищами, Ренис все острее осознавала, что привязалась ко многим и сильнее, чем ожидала от себя самой. И вроде бы чужие люди, но как подумает, что они навсегда пропадут из ее жизни – сердце поеживается, больно покалывая и схватываясь, лишая возможности свободно вдохнуть. Она за этот годичный срок многое пережила, многое испытала и многих потеряла. Не зная ничего о Нэйтоне, но часто вспоминая и думая о нем, она продолжала существовать одним целым с командой Хантера.
Не зная, ничего, что произошло с «Мелкой» за весь этот богатый отношениями год (отношениями Нэйтона), Нэйтон собрал чемодан, взял курс на новую встречу с Ренис Нолл, которую собрался вопреки всему вырвать из рук Генри, забрать и увезти на край земли раз и навсегда.
Представив, что он в пути, я предамся более подробным описаниям всех событий из жизни Рэн, произошедших за весь этот год распутной свободы Нэйтона. Пока он с видом обиженной брошенки прохлаждался в кругу родных, близких, друзей и сменявшихся жен, подруг и любовниц, у его родненькой Ренис кипела и бурлила жизнь. Совсем другая и такая, которой и за деньги не позавидуешь.

Глава двадцать вторая: «Жизнь без Нэйтона».
Друже, сие будет опять-таки в форме ленивого изложения, временами чередующегося с довольно доскональным пересказом и незаконченными, неполными диалогами. Ты же помнишь, что это черновик сценария второсортного сериала, так что, смирись. Произведения в духе Льва Николаевича в четыре тома с развязкой в незаконченном пятом, не будет. Максимум, пародия на «Записки из мертвого дома» Федора Достоевского. Моего любимого писателя, кстати.
Итак, вернем телекамеры моего мозга к моему лажовому герою не менее лажового романа. Вот он, тот безрадостный пасмурный день, когда удрученный Нэйтон свалил без нее домой, а Ренис едва успели вырвать из лап Мишеля и его ребят. Мишель однозначно расстроился, потерпев громкий провал. Ну, ничего, чувак, не расстраивайся, как-нибудь в следующий раз. Обязательно подфартит. Обещаю.
Да, этим инцидентом были бессовестно сорваны переговоры Хантера, как и незапланированное похищение Мишелем Ренис Нолл. Вот спланировал бы он, получилось бы.
Как и говорилось где-то выше, Хантер вернулся со своими людьми в снимаемое им жилое здание, долго компостировал мозг Рэн в присутствии всей команды, а также отвесил люлей, словесных, правда, Лауре за то, что не доглядела, не уследила. Они обе выслушали своего начальника без особых возражений и оправданий и приняли его укоры в своих опрометчивых поступках и действиях. То есть, они признавали вину. Вернее, признавала – Лаура, хотя, по обыкновению, делала вид. Ренис же была глубоко в своих мыслях и мысли эти были ни как не о ее чудесном и почти сказочно удачном спасении. Даже говорить не надо, что думала она о Нэйтоне.
Подавленный видок Рэн навел Хантера на кое-какие подозрения, которые он оставил при себе, предпочитая всем удобное притворство, нежели очередные разговоры на повышенных тонах и разбирательства с этой упрямицей. Потому было все на этом улажено и закрыто, и больше об этом никто не напоминал.
Девушка постепенно отошла от личной драмы, подогревая свое насильно притянутое равнодушие мыслями про то, что Нэйтону так будет только лучше, что он благодаря ее своевременной жертве сможет найти свое маленькое счастье и позабудет о ней, не имея и желания вспомнить. И это правильно – он будет жив, хотя бы.
«Хватит с меня нескончаемых надгробий всех тех, что любили меня!», - думала она, быстро переключаясь на неизменяемые цели. – «Я обязательно добьюсь своего и убью каждого…».
На этом Ренис задумалась крепче:
«Но я не могу начать с Дьюи. Если я это сделаю, Генри незамедлительно расправится со мной, приумножив при этом активы. Что же мне тогда делать и как быть?! Логичнее первым устранить Генри, а затем Дьюи. Бесспорно, но! Как?!! Как мне это сделать?», - не находя ответов на эти вопросы, Ренис Нолл медлила, играя в кармане ключом, оставленным ей Нэйтоном. Ключом от квартиры, в которой хранились ее документы.
Вместе с отложенной карой для Дьюи, была отложена еще для двух – Нави и Рика, о которых она не забывала. Проводя свободные минуты в размышлениях, Ренис продолжала сосуществовать и участвовать в криминальной жизни команды Хантера, порою забывая о гнетущих мыслях. Это случалось, когда она оставалась с Лаурой или же находилась в компании Адама и Пита, к которым все чаще присоединялась Ирма.
Карле тоже безумно хотелось присоединиться, но, помня настоятельное предупреждение Рэн держаться на расстоянии и следуя ему, у нее получалось только печально стоять в сторонке и с завистью наблюдать, изредка подбрасывая словечки в их разговор.
Что касается их спланированной лжи с Ренис о контрольных выстрелах, Хантер несколько раз прибегнул к уловкам и хитростям, чтобы вывести Рэн на чистую воду. Даже смог убедиться, что это в действительности была ложь, но. Ренис твердо стояла на своем. Ибо, как же ей отказываться от собственных слов?! Раз врешь, то не признавай, что врешь. А то ведь, какой смысл в том, что врала? От непроходимого ослиного упрямства Рэн было некуда деваться, Хантер сдался и прекратил свои поиски истины. Больше попыток добиться от нее правды командир не предпринимал.
Устал? Устал!
Да и как на том зацикливаться, когда от хозяина поступают все новые и новые задания?
Вереница дел захватила их с головой. После двух десятков удачных афер у них снова случилось нечто непредвиденное, чему причиной была Ренис. Казалось бы, ничего не предвещало беды: они без проблем проникли на стоянку дорогих машин, что находилась перед домом известного и влиятельного человека, который, созвав гостей, развлекался у себя дома на светском сборище, посвященному своему очередному переизбранию. Подчиненные Хантера должны были угнать несколько автомобилей, охраной уже занималась выделенная командиром отдельная группа. В группу угонщиков и взломщиков им были выбраны профи: Адам в паре с Питом, Карла с Риччи, Дьюи и Рик, а замыкали эту группу (кто бы мог подумать, как ни я!) Рэн с Хантером.
Эм, ну, участие Хантера понятно – как-никак главенствующее лицо над ними. Но Рэн?!! И что бы с ним в одной паре?! Уму непостижимо и также невероятно, как и Дьюи в паре с ней же! И, вообще, на нее же постоянно охотятся, не лучше ли было ее спрятать за семью замками в доме под чьим-нибудь присмотром?!
«А где уверенность, что без нас не проникнут в дом?!», - рассудил, парируя за меня, Хантер, за что ты и подмигнешь ему. Исходя из этого, мужчина счел, что Рэн безопаснее, чем с ними вместе, нигде не будет. Потому и забрал с собой и оставил под своим носом. А вовсе не потому, что он посчитал Ренис первоклассным мастером взлома и угона, пусть ее тому и учили.
Почти всем его ребяткам удалось вскрыть замки без, режущего уши, воя сигнализаций. У них свои методы, и я не буду уточнять, какие. Почти всем, напомню. Всем, кроме Хантера и Рэн. Каэлу противный замок почему-то никак не поддавался, с отмычками не ладилось, да еще и Рэн, злорадствуя и нетерпеливо заглядывая то с одного бока, то с другого, все зудела и ныла, обзывая его старой подслеповатой задницей.
 Хантер терпел. Сжимал челюсти и терпел, игнорируя ее колкие шуточки и глумления, пока орудовал своими тоненькими прутьями в замке.
Щелчок.
- Получилось! – с неизмеримой радостью на выдохе сказал Хантер, победно и сверху вниз посмотрев на Рэн.
- Скажи это моим внукам, - фыркнула недовольно девушка, садясь в машину.
- Каким еще внукам… - осекся Хантер, поздновато понимая, что она имела в виду.
- Ребята, наверное, уже в километре от нас.
- Ну и отлично, - буркнул из-под руля Хантер, что-то там перерезая и орудуя ножом, Рэн не было видно, только слышно.
Загудел мотор.
- О-о-о! Прямо как в фильмах!
- В фильмах все врут. Сейчас увидишь, как в жизни бывает, - Хантер гордо распрямил плечи, опустил руки на руль и надавил на педаль газа.
К ним слева от дома, подсвечивая мощными фонарями (а дело было к полуночи) бежали охранники, да только поздно они спохватились и вырвались из рук группы отвлечения.
Они встретились с остальными членами группы в условленном месте, где стояли четыре угнанные машины в ряд у огромного грузового трейлера. Пятой подъехала машина Хантера и Рэн. Остановив авто, Хантер выскочил, чтобы обговорить дальнейшие действие и некоторые детали, совершенно позабыв о том, насколько неординарной и непредсказуемой бывает Ренис, с которой он всю дорогу соревновался в красноречии, используя завуалированные обзывательства и откровенные жесткие подкалывания.
Под командой Хантера три машины, одна за другой, были загнаны в трейлер. Снаружи были только две – та, у которой обособленно ото всех стояли Дьюи с Риком (с некоторого времени отношения с товарищами у них были натянутыми), и та, в которой сидела Рэн, уже не на пассажирском месте.
По задумке Риччи, по завершении дела, все они должны были забиться в старенький грузовик сразу после того, как трейлер с грузом отправится по месту назначения. Он о том и напоминал всем, собравшимся полукругом вокруг него, людям.
Интуиция или что-то еще в этом роде заставила командира отвлечься и глянуть на Ренис, отсутствующую среди ребят, которую он глазами отыскал на переднем сидении водителя. Она была за рулем…
«Я не глушил мотор!», - сердце пронзило острым холодом, и Хантер в панике бросился к машине, в которой он видел Рэн с этим странным выражением на лице.
А Ренис, сдав назад, вывернув немного руль, резко выехала с обочины на дорогу и рванула на газах в далекие дали.
Первым среагировал на это Дьюи: влез в машину, которую стерег, а вместе с ним и Рик. Они раньше всех устремились за беглянкой. Спешил за ними и Хантер, что гнал следом на стареньком грузовике, из которого многого не выжмешь, даже если молотом надавишь. Остальные же в растерянности стояли и смотрели в ночи им вслед.
Ренис мчалась на всех скоростях по пустынной ночной трассе, приходя к мысли, что это ей безумно нравится. Стрелка, отвечающая за уровень топлива, намекала, что нравиться ей остается недолго.
- Жаль, - сказала Рэн и подняла глаза в зеркало заднего вида.
Светились позади две яркие точки – фары машины Дьюи, что в темноте несся за ней. Не дожидаясь, когда авто само ей откажет, Ренис притормозила и развернула машину так, чтобы она встала ровно поперек дороги. Спустила стекло, выглянула. Вдохнула ночной прохладный воздух. Выдохнула.
- Надоело! – громко сказала она, косясь на лежавшую у самых ног пачку женских ментоловых сигарет.
- Надоело, - повторила Рэн, нагнулась и пальцами схватила, достала из нее одну тоненькую беленькую папироску и швырнула пачку на заднее сидение.
- Сколько же можно вот так вот жить, Рахима?! – рука достала из бардачка дорогую серебряную зажигалку ручной работы с выгравированным китайским драконом на ее крышке. Хозяйка этого авто явно была изысканная дама со вкусом. Возможно, восточных кровей.
- Сколько нужно жить не своей жизнью, чтобы мне уже позволили своей?! – кремень дал искру, она поднесла пальцами к огню кончик сигареты и выглянула в окно.
Опа, время философствований. Ну да. А когда еще, если не сейчас?! Тем более, когда решилась на самоубийство, хоть и весьма сомнительное, ибо не совсем «само».
Сигарета в ее руке горела, дымя тонкой изящной струйкой в окно и освещая небольшой участок у ее лица. Машина Дьюи неизбежно приближалась, не сбавляя ход. Похоже, парень вправду вознамерился идти на таран, этим угробив себя, Ренис и Рика, что вжался в свое сидение, мысленно протестуя незапланированной смерти. Своей смерти. Против смертей двух других Рик не имел ничего против (о, гуру, филологии, правильное ли это предложение?). Зато своей не желал, и готов был выпрыгнуть прямо сейчас из окна.
- Надоела такая жизнь. Не хочу больше! Хватит с меня. Сдохну я, и вы оба!
«А Нави и Генри?!», - раздался внутри нее едким тоном вопрос Рахимы, и она поднесла зажатую меж двух пальцев сигарету к глазам и перевела взгляд с нее на летящую в нее машину.
- К черту Нави, к черту Генри, Хантера и все на свете! Это не жизнь!
Взгляд на Дьюи, которого она так четко видела в салоне машины через боковое зеркало.
«Нет!!! Я хочу жить!!» – закричала в ней истошно Рахима, и Рэн судорожно потянула ремень безопасности на себя. Закрепить не успела, потому что было слишком поздно. По крайней мере, она не увидела, что закрепила, и не услышала характерного щелчка, так как внимание было приковано к летящей на нее машине. Но она все же его закрепила, как и Рик, что не меньше нее хотел жить.
- Что ты делаешь?! – вопил на всю кабину Хантер, со всей силы давя на тормоза.
Кому из этих двух самоубийц был обращен вопль Хантера? Ренис? Или Дьюи?
Сначала Ренис, что встала на дороге, перекрывая путь машинам, и не собираясь сдвигаться в сторону, а потом уже и Дьюи, который возомнил себя бесстрашным камикадзе, что несся на таран.
Конечно, Дьюи тоже поздновато очухался от кипящей ненависти и желания раздавить и размазать по асфальту эту надоедливую занозу Рэн любой ценой. Это хотелось сделать собственнолично, без посредников. То, что при этом пострадает он сам, постучалось в головушку за секунды две-три до неминуемого столкновения. Чувство самосохранения подсказало о существовании педали, тормозящей движение. Нога лихорадочно давила на нее…
Повторюсь: поздно. И не при такой бешеной скорости. Хотя, это все же повлияло и сыграло свою роль в судьбе трех человек. Опять эти ненужные слова, опять я оттягиваю время, не находя слов для описания того, что я так ярко вижу. Вот, представь вместе со мной, что ты и я находимся в машине с Ренис и сидим позади нее. Сидим очень удобно, можно даже вооружиться чашечкой кофе и вишневыми булочками. Нам прекрасно видна и она, и авто с Дьюи и Риком, которое грозит протаранить и разделить на две неравные части эту дорогую машину какой-то модной и богатой леди, что наделе является простой и пятой по счету любовницей губернатора. Рэн, естественно, нас не видит, она истерично хватается дрожащими руками за ремень. Тянет, отчаянно пытается состыковать с замком, в панике оборачивается в окно, все еще орудуя руками наощупь. Лицо ее исказила гримаса ужаса, глаза ослепило ярким-ярким светом фар машины Дьюи, врезающейся с ядовито-резким звуком торможения и запахом горелой резины.
Удар.
Я не буду писать: «Чудовищной силы удар отшвырнул машину девушки далеко вперед, вмяв дверь вместе с отброшенной ко второй пассажирской двери головой вперед Ренис. Вылететь ей, разбив макушкой стекло двери, помешал ремень безопасности, что держал ее за зону чуть ниже талии, но выше косточек таза. Девушка наполовину выскользнула со своего сидения, коснулась головой двери, ударилась сильно лбом о бардачок и растянулась на сидениях…».
Не буду. Просто напишу: «Удар», и тебе все само это представится. Описывать происходящее глазами Дьюи и перемещаться с тобой к нему в машину тоже не буду, предоставлю свободу мыслей тебе. Я же перейду к основному: на мгновение Ренис будто выпала из реальности и покинула этот мир. Но она была в сознании. Грохот, скрежет, скрип, шипение и еще множество доселе незнакомых ей звуков, что волной навалились на Рэн, оглушили и заполонили все вокруг, а затем сменились пронзительным свистом в ушах, под который она продолжала лежать, отупело глядя на распахнувшийся треснувший бардачок, осыпанный осколками стекла. Не помня, кто она и что с ней, она несколько раз заторможено поморгала и попробовала пошевелиться. Эхом аукнулась боль в шее и резь под ребрами.
Свист в ушах нарастал вместе со странным глухим стуком, похожим на пульсирование огромной вены размером со слуховой проход, которую бросили прямо на барабанную перепонку. Девушка приподнялась на руках, с нее посыпались мелкие и крупные стекла, на которые разлетелось лобовое стекло, будто осколочным одеялом накрывая все собой. Приподнявшись и выпрямив руки в локтях, Ренис увидела, что и сама она лежала все на том же битом стекле.
Голову закружило, подступила тошнота. От малейшего движения шеей и головой тянуло на рвоту. Мыслей не было никаких, впервые было шаром покати, да в бильярд поиграй. Запоздало пришла мысль:
«Выбраться…».
А за ней вторая:
«…надо».
Стараясь не поворачиваться, она поползла вперед, к двери, вытягивая тело из обхватившего ее ремня. Держа голову прямо, схватилась за ручку двери, дернула ее и толкнула. Напрасные потуги, двери заблокировало. Не беда! Не думая, Ренис полезла руками в окно, благо стекла начисто выбило. Приложив огромные усилия, перелезла, не справилась с земным притяжением и вывалилась на асфальт, где ее тут же вырвало, что и отвлекло от новой порции боли, полученной при падении.
Рвало ее долго, даже когда уже было нечем. Содрогания желудка вскоре прекратились, девушка поползла на четвереньках в сторону от машины и увидела перевернутое авто Дьюи в метрах двадцати. И Дьюи и Рик висели вниз головой, придерживаемые ремнями безопасности. Оба были без сознания. Из покореженного и смятого до невозможности капота валил густой темный дым.
Ренис медленно встала на ноги и, пошатываясь, пошла к машине. Дошла, облокотилась, почувствовав сильное головокружение.
«Хочет спасти товарищей?!», - подумает наивный читатель, случайно начавший чтение сей ереси, и начавший читать три-четыре листка назад.
Нет. Пусть в голове Ренис и был сумбур, но инстинктивное желание убить Дьюи в ней разборчиво присутствовало. Настолько сильна была ее Рахима. Кто-то обхватил ее и развернул, отрывая руки от Дьюи, до шеи которого они только коснулись. Ренис увидела перед собой Хантера и опять сложилась пополам, задыхаясь от пустого рвотного кашля. Уж слишком резко он ее к себе развернул, а ведь у девушки определенно сотрясение мозга.
- Ты не сможешь одна! – сурово сказал командир, освобождая Дьюи от плена ремня и оттягивая тяжелое тело парня к себе.
Позднее явления Хантера объяснялось его осторожностью – он притормозил немного дальше на обочине, не слишком близко подбираясь к машинам, которые в любую секунду могли взлететь на воздух. Подбирался он также осторожно, ища глазами на асфальте выброшенные тела или их фрагменты из машин. Таковых не обнаружилось, но прежде чем он достиг машины Рэн, та умудрилась выбраться. Это и озадачило Хантера, долго осматривавшего салон и дорогу в ее поисках. А увидев тень девушки у машины Дьюи, Хантер побежал со всех ног, ошибочно решив, что Ренис хочет спасти Дьюи, что и отбило кипевшую к ней злость в нем.
- Тяни подальше! – бросил он ей, вверяя Дьюи, которого положил на асфальт. Сам он обежал машину и принялся вызволять Рика. Ругаться и давать по шее этой дуре ему ну очень хотелось, но не было времени, дорога была каждая секунда.
Ренис заторможено и послушно нагнулась, схватила за ворот куртки Дьюи и сгорбленная пошла вверх от машины, таща за собой парня к грузовику Хантера. Ее месть снова откладывалась, она чувствовала, что теряет силы, что вот-вот рухнет на дорогу, где либо навсегда забудется сном, либо задохнется в рвотном кашле, продолжавшем раздирать ее.
Подъехала еще одна машина из тех угнанных. В ней были Лаура, Карла, Адам и Пит. Все они повыскакивали и застыли, шокированные открывшейся глазам картиной. А, опомнившись, ринулись к командиру на помощь. Рика и Дьюи занесли в грузовик, туда же уложили, упавшую в обморок, Рэн. Следить за которой вызвались Лаура и Карла, они добровольно сели в кузов к пострадавшим.
Адам, Пит и Хантер обдумывали, что делать с покореженными разыскиваемыми автомобилями, которые не стали гореть и взрываться, как того боялся Хантер. Решено было поджечь. За взрывом двух чужих автомобилей они наблюдали уже в зеркала заднего вида. Подобрав по дороге оставшихся ребят и вернув машину, которую вновь одолжила Лаура, в трейлер, они отправились к Нойману.
У его клиники высадилось несколько человек, они и вынесли нерадивых угонщиков. Хирург был предупрежден, и ждал этой ночью их. Необходимо пояснить, что столкновение двух машин произошло на трассе между двумя соседними городами, которая в ночное время суток редко бывает обитаема. Населенных редких и малочисленных пунктов поблизости не было, так что, свидетелей происшествия – никаких. А те, что есть, говорить с полицией не будут.
Таких уж и серьезных травм у доставленной к Нойману троицы не было. Неглубокие порезы, вывихи, синяки и растяжения, ушибы и гематомы. Единственное, у Рэн – сотрясение мозга и колотые раны от стекла. Двух других спасли от этого подушки безопасности, которые не сработали в машине у «Мелкой».
Шею девушки заковали в специальный бандаж, после которого она еще долгое время носила странный корсет от пояса до основания шеи, который приобрел специально для нее Нойман (для других – не стал бы). По лицу ее тут и там красовались пластыри, налепленные на порезы, а саму ее чуть ли не на месяц привязали к кровати. Ибо Нойману уже было известно о чрезвычайной подвижности неугомонной Рэн, что ей категорически воспрещалось. У хирурга больше всех болела за нее душа, хорошо бы, если она это еще ценила.
Прошло необходимое для полного выздоровления время, и Ренис снова оказалась в кругу «своих». «Свои» были несказанно рады ее возвращению. Особенно цепочка: Лаура – Ирма – Адам – Пит. И Карла тоже, но радости своей не показала, сохраняя образ Карлы, стабильно ненавидящей Ренис.
Состоялась ее встреча с Дьюи, в ходе которой они смерили друг друга равнодушными взглядами и на удивление всем промолчали. Дьюи помалкивал, помня сказанное Хантером – что Рэн первым делом ринулась спасать его. Заблуждался командир и неосознанно вводил в заблуждение парня, который запомнил его слова и все время думал, пребывая в замешательстве:
«Зачем, Рэн?!».
Увы, лицо Рэн ему ни ответов, ни подсказок не давало.
Ренис же молчала, сетуя и кляня себя, что упустила такой шанс отправить к Брэдли Рика и Дьюи и при этом остаться чистенькой. Выговор им Хантер при всех сделал, не стал спускать им с рук. Обвинил в провале дела, которое так хорошо было спланировано и шло как по маслу. Это наполовину провалившееся дело с угоном было вскоре заглажено другими блестяще проведенными ими аферами.
Так и продолжила жить эту не свою жизнь Ренис, ненавидя всех и себя еще больше, при этом четко осмыслив, что уже не видит себя без всех этих людей и что не представляет себя какой-то другой. Продавщицей за кассой, например. Или сиделкой в больнице. Или учителем в школе. Только бессовестной воровкой и бесчеловечной убийцей.
«Сдается мне, это у меня в крови. Меняться нет смысла. Ни для кого и ни для чего. Да и бесполезны даже попытки, пока за мной маячит Генри», - эти и многие другие нехорошие мысли про то, что ей надо сделать и с чьей смерти предпочтительнее начать менять жизнь, не давали покоя ни днем, ни ночью. Отвлекали девушку только все те же Лаура, Ирма, Пит, Адам, с которыми ей так приятно, а главное, легко было забываться и становиться добродушной шустрой девчонкой с придурью.
Это часто напоминало об исчезнувших из ее жизни ребятах: об Алексе, Гордоне, Анри, Луи, Оливере, Грине и Нэйтоне, с коими и начала постепенно превращаться в нормального человека из асоциального запуганного и вогнанного собою же (а также отцом) в жесткие рамки индивида.  Да, место разрозненным воспоминаниям тоже было, особенно, когда это касалось матери. Но, давай-ка, ускоримся и перебежим немного вперед, а то уж слишком эта писанина затянулась, пора бы, сударь, мне и честь знать.
Спустя еще пару-тройку месяцев, насыщенных их узкоспециализированной противозаконной работой, случилось то, чего так боялся Генри Мидлл, и боялся не он один – похищение.

Глава двадцать третья: «Прощай, Пит».
Похищение Ренис произошло среди бела дня, прямо в разгар их громкого дела и у всех на глазах. Хантер и его люди значительно уступали численностью, совершенно не ожидая такого поворота, они просто-напросто не успели во время и как положено среагировать, хоть что-либо предпринять. Рэн увели у него из-под носа, затолкали в машину и увезли в неизвестном направлении. Хантер и его подчиненные, раззявив рты, глотали клубы пыли, в которых скрылись автомобили нападавших.
Похитителей Хантер знал, это были все те же, в числе которых состоял Мишель. Действовали они на удивление слажено, видно было – хорошо подготовились, Хантеру чудом удалось избежать жертв. Но больше всего его пугало то, что противникам было известно место и время вылазки Хантера и его группы. Это наводило на мысль о присутствии среди его людей еще одного предателя. Но кто он и почему ведет двойную игру? Важный, конечно, вопрос, но отвечать на него у Каэла нет времени, надо думать, как быть и куда мчаться, чтобы освободить Рэн раньше, чем недругам удастся ее заставить говорить.
Как автору должно бы, но не буду приводить все эти крикливые истеричные диалоги Лауры и Хантера и панические обсуждения ребят, чьи сердца искренне болели за судьбу Рэн. Разумеется, это все те же Адам, Пит, Ирма, Лаура, еще несколько человек, приближенных к ним и Карла, которая скрытно и только про себя неподдельно переживала за Рэн. Оставлю все это. Не на потом, просто оставлю. Усталость накрывает, не хочу. Может в другое… никогда.
Наводку на местоположение похитителей дал Хантеру Генри Мидлл, который, к слову, тоже имел своих кротов среди чужаков. Получив информацию, Хантер и ребята, не обдумывая, не сговариваясь, выбежали к машинам. Каэл даже не командовал, кому идти, люди, считавшие нужным следовать за ним, сами побежали следом. Больше всех за Рэн рвалась Лаура, и это уже было так заметно. Впрочем, она никогда и не скрывала своего расположения к девушке, отличительного отношения и порывов скрывать все ее ошибки, как и своего стремления покрывать и заступаться за нее. Среди всех подчиненных Рэн для нее была как любимый внук бабушки, у которой этих внуков в количестве двадцати трех штук. Но не будем об этом, давай ближе к смерти. Ой. То есть, к делу.
Ренис привезли на окраину города. Они подъехали к незнакомому и непонятному трехэтажному зданию с двумя входами и облупленной белой фасадной побелкой, из-под которой проглядывали побуревшие красные блоки. Здание казалось безжизненным, заброшенным, о чем говорили грязные стекла с многолетним слоем пыли и белая краска на дверях, полопавшаяся и осыпавшаяся на пол, оголяя посеревшие от бурь и непогод доски под ней.
Что в данный момент с ней будет происходить – можно было без труда догадаться, если бы хотелось. Ей не хотелось, потому что ее верные предположения только подстегивали зарождающуюся в ней истерику. Рэн держалась, не зная, надолго ли ее хватит. Она посмотрела на Мишеля, тот, что-то скомандовав людям, сел в машину и, объехав другие две, умчался вдаль, напоследок смерив взглядом Рэн, будто заявляя:
«Жди. Я скоро вернусь, и мы приступим».
И она с удовольствием подождала бы, была б у нее хотя бы пудреница, из которой можно выскоблить зеркальце и пройтись им по шее Мишеля. Достаточно задеть артерию, и он нежилец! Но нет, девушка была абсолютно безоружна и одна, что пугало ее больше всего. С нарастающим в животе бурлящим беспокойным волнением она подумала, что готова многое отдать, лишь бы рядом с ней оказалась Карла. Поймав себя на этой странной мысли, она улыбнулась, поглядывая на свои ступни.
- Вот и конец тебе, Ренис, - тихо сказала себе девушка, заменив рвущиеся из уст имя «Рахима». – Так долго точила когти на Дьюи, а попала в капкан сама.
Крепко державший под руку парень, безразлично посмотрел на нее. Ну, да, ему-то что, он всего-то исполняет свои прямые обязанности, за которые ему неплохие суммы отваливают. И пускай, обязанности все время разные и не всегда гуманные.
- Ты что, не слышал?! – толкнул его недовольно второй.
- Что?
- Веди ее на второй. Там и запри, пока Мишель не вернется, ни на шаг не отходи, - говоривший огляделся. – Эй! Вы, оба! Идите с ним.
От толпы у первого входа отделились два коренастых парня, следуя выполнить сказанное. Ренис заметила эти два входа, это немного удивило ее. В один из них повели ее, а у второго, что находился в метрах семидесяти-восьмидесяти, стояли люди с автоматами.
«Почему один так охраняем, а у второго бьют баклуши?! Если они боятся тех, кто может прийти за мной, то, что это за расхлябанность! Куда смотрит Мишель…».
 «Ха! – отозвалась в ней Рахима. – Смешно! Никто за тобой не придет, они не успеют! Так что, вовремя ты Нэйтона отвадила! Незачем ему попусту странствовать в поисках убитой и зарытой на заднем дворе этого здания грубой неблагодарной нахалки», - девушка сбилась, осматривая вполне себе чистые и обжитые помещения.
«Чем-то напоминает наше первое обиталище с Хантером, когда у нас еще была адвокатская контора», - подумала Ренис, отгоняя нехорошие мысли о своей скорой и неизбежной  кончине.
Они поднялись на второй этаж, постоянно встречая на пути людей в полном обмундировании. Были среди них и девушки, совсем молоденькие парни.
«Вас-то хоть как к Мишелю занесло?! Нет бы, учиться, жить и наслаждаться жизнью, радоваться каждой ее минуте!», - с укором смотрела на них социально опасная Ренис. – «А впрочем, может это и есть их маленькая радость? Как и у меня. Будто я сама от них далеко ушла…», - тут ее втолкнули в небольшую пустую комнатку, больше похожую на подсобку или чулан.
Посмотрев на нее, охранник обманулся ее безобидным и слабым видом и решил, что запирать не стоит. Вместо этого взял из этой комнатки единственный стул, поставил в коридоре у порога и сел лицом к ней, загораживая проход и путь к побегу, для пущей убедительности наставив на нее дуло своего автомата, который он снял с плеча и взял в руки.
- Серьезная у вас организация, все при оружии, - Рэн оценивающе кивнула на его оружие и обиженно добавила. – А мне у нас и револьвер подержать не дают.
Охранник не ответил, сдерживая свою улыбку, дабы не смягчить ею свое грозное лицо. Двое других, сопровождавших их и теперь занявших точки по обе стороны от двери, улыбались открыто. Они были снаружи, и Ренис не могла их видеть.
Девушка прошлась по комнатке, ничего, на чем можно было задержать взгляд. Пусто.
«Единственный атрибут мебели – стул, и тот в заложниках у задницы этого цербера. А ничего, что я тоже хочу сидеть?!», – взбунтовалась Рэн про себя, вслух зарываться не рискнула, помня, что Мишелю ее жизнь не принципиальна. Она опустилась на пол и подобрала ноги, обхватив коленки руками.
Тишина.
«И скука!», - озорство пробивалось из нее, не давая погружаться в истерию.
- Вы, случайно не знаете, насколько мне назначено? – сощурилась Рэн, устав от стойкого взгляда охранника.
Двое других парней по обе стороны от двери растянули губы в улыбке, понимая, к чему девушка ведет.
- Назначено что? – не понял в отличие от них, сидящий напротив Рэн, мужчина, к кому и был обращен вопрос.
- Свидание со смертью, - уныло пояснила Ренис, подумав. – «Он, что, книжек в руки не брал? Не знать такую избитую фразу!».
- Нет, не знаю, - дал запоздалый ответ на ее первый вопрос охранник.
- Я тогда вздремну, а вы разбудите меня за пять минут до начала казни.
- Пыток, - ухмыляясь, и не выглядывая, поправил один из тех, кого Ренис не могла видеть.
И после этой поправки в сердце у нее защемило, а легкие сжало будто игольчатым прессом, не давая сделать полноценный вдох.
- Ну, или пыток, - напустила безмятежности она, не теряясь, повторяя и сползая набок. Закрыла глаза, лишь бы только не видеть этого, не умеющего моргать, туповатого охранника. Внутри нее похуже, чем она сейчас, пыталась забыться Рахима. Рахима, у которой не было и шанса пробиться из этой передряги вместе с этой слабачкой. Тем более, если пробиваться предстоит через Мишеля, ведь пытать, однозначно, будет он.
«Несомненно, он!», - девушка зажмурилась сильнее, невольно вспоминая то, что однажды уже видела в одной из комнат дома Мишеля. К горлу подступила тошнота.
Единственное, о чем Хантер успел договориться со своими ребятами, так это о конференцсвязи. Командовать планировал на месте и по ситуации, все уже были при наушниках и подключены к одной линии. Для ясности стоит перечислить всех, кто последовал за ним на свой страх и риск. Уверенности, что они смогут вернуть живой Рэн и избежать наказания Генри, ни у кого из них не было. Но они все же поддержали командира Хантера и последовали за ним сквозь будущие огонь, воду, медные трубы и Мишеля с его наемниками.
С Хантером были: Нави, Лаура, Карла, Адам, Риччи, Пит, Стив, Ирма, Есуно, Итан и еще несколько человек за исключением Рика и Дьюи. Рисковать жизнью сына Генри Хантер не стал, когда и сам сын Генри не рвался спасать девушку, на что у него были свои причины. И, раз уж мной проиграна партия в покер (тебе, в пух и прах), то скажу: Дьюи давно был прочно связан с главарем группировки Мишеля. И Дьюи и был тем, кто без зазрения совести сдал их в этот раз.
Вновь напомню: деньги Генри, которые Дьюи чужими руками и обманом хотел выдрать из Ренис, он все же надумал поделить с главарем, раз втянул того в столь опасное дельце. Но это, опять-таки, было только в планах, на деле же ни тот, ни другой, справедливую дележку не готовил, стремясь в одни руки завладеть всем. Планировать, ребятки, как я по себе знаю, нельзя.
Колонна из пяти машин с людьми Хантера и несколькими подчиненными Нави подъехала к намеченному под снос зданию с последующим возведением архитектурно улучшенного построения, в которое в будущем должна была быть перенесена и расположиться местная лечебница. Вокруг висели предупредительные баннеры и таблички о ходе ремонтных работ, и было безлюдно. Вроде бы логично, но это настораживало Хантера:
«Нас будто ждут. Неужели это тайные игры Генри и от нас он просто пытается масштабно избавиться?!», - подумал он, и от этого неприятно засосало под ложечкой.
- Все выходим со стороны дороги, - сказал он в микрофон своих наушников. – Головы пригнуть, оружие наготове.
Командир браво толкнул дверь, присел и быстро отошел вбок. Он освободил проход Лауре, что шла следом. Закрыв переднюю дверь, они оба гуськом отодвинулись к переднему колесу, открывалась задняя дверь. Их же методом вылезли Карла, Риччи, Ирма. Вдруг короткая автоматная очередь пробежала по крышам машин, и цепочка людей за машинами сильнее пригнулась к земле, прижимаясь к своим щитам.
- Огонь со второго этажа! – определил Хантер, но он не знал, как дальше быть.
- Снайперская винтовка на третьем! – вычислила на слух Карла. – И не одна!
- Сможешь убрать их?! – обернулась к ней Лаура.
- Не знаю, получится ли, - Карла скосила глаза на свое оружие, что никуда не годилось в сравнении, скажем так, с вражеским арсеналом. – Мне нужно хорошее прикрытие, чтобы я могла увидеть их точное расположение.
- Будет тебе прикрытие, - Хантер взял тоненькую пластину на проводе наушника и поднес ближе ко рту. – Нави!
- Слушаю тебя, - незамедлительно отозвался тот.
- Нужно огневое прикрытие.
- Понял тебя.
- На счет три начинаем пальбу, - объявил ему и всем, кто их слушал, Хантер. – Раз!
 Он, бросив девушек с Риччи у машины, перебежал к другой машине, стоявшей в пяти метрах от него. За ней прятались Адам со Стивом, Питом и Итаном. Тем самым Хантер приковывал все внимание снайперов к себе, отвлекая от тех, кто должен был выскочить и начать стрельбу.
- Два! – скомандовал он, падая у ног Адама. – Три!
 Хантер едва успел подтянуть к себе ноги, пуля срезала с его кроссовка рельефный выступ подошвы, и помедли он секунду, она была бы в стопе. Он отдышался, слушая короткую перестрелку, которую остановил Нави и позвал в наушник:
- Хантер!
- Да!
- Их четверо, - там, где засел Нави, шел прицельный обстрел, его плохо было слышно, Каэл интуитивно разбирал его слова.
- Карла их снимет.
- Это только на втором, - перебил Нави.
- Что?! – воскликнул Хантер.
- Первый этаж прячет куда больше! – на этом связь оборвалась, так как возникла необходимость заменить раненного товарища, чье место бесстрашно занял Нави, встав во весь рост и паля по первому этажу.
Раздались короткие выстрела позади, и Хантер обернулся – это Карла, выставив руки на крышу, прицеливалась в тех, кого сумела поймать своим метким глазом благодаря Нави и Хантеру. Отчаянно отстреливались рядом с ним Итан и Стив, Пит и Адам, поочередно выглядывая и снова прячась от пуль. У Нави подстрелили еще одного, он уже потерял двух.
- Надо отвлечь от Нави! – сказал Итан, ни к кому не обращаясь, и спустя пару секунд провернул тот же фокус (хотя, вряд ли то был фокус), что и Хантер. Парень успешно перебежал к редеющей группе Нави, помогая вести обстрел уже оттуда.
Адам с завистью посмотрел вслед. Чувствуешь? Сейчас будет трагично.
Зарычал Пит, резко оседая у колеса и сжимая рукой предплечье. Его ранило, Хантер выхватил его пистолет, заменяя парня. Обойма любимого оружия Хантера уже была пуста. Вместе с ним продолжал отстреливаться Стив. А Адаму пришла в голову шальная мысль – привлечь внимание неприятелей к себе, и дать возможность товарищам прицельно попасть по неприятелям.
Хантер не заметил того, что парень настраивается совершить величайшую глупость – командир в этот миг смотрел на Карлу, потому что пальба со второго этажа подозрительно стихла. Стив тоже был занят, он ответственно разряжал обойму, не особо целясь, по первому этажу. Поэтому Адам никого не интересовал сейчас. Кроме Пита, что заподозрил притихшего парня и посмотрел на него как раз в тот момент, когда парнишка рванул к соседней машине, совершая самую большую ошибку в своей жизни.
Он не рассчитывал, что до машины Нави расстояния было больше, чем ему казалось с его места.
«Казалось…», - холодом пронзило озарение, застывшее на полпути, тело. Адам поздно осознал свой просчет. Он понял, что стал прекрасной мишенью, которой и чудом никуда не деться и нигде не спрятаться, потому что пули гораздо быстрее его ног и рук. Осознание этого ввело в еще больший ступор, тело его окаменело, не в силах сдвинуться ни на миллиметр.
- Адам! – вскричал Пит, что подобно мячику, отскочившему от стены, оттолкнулся от машины и бросился за парнем.
Раненый Пит добежал до него, схватил, повернулся спиной, защищая собой от всадившихся в его спину пуль, оттолкнулся снова после двух шагов и еще десятка пуль. Затем повалился на дорогу, почти у самой машины Нави, продолжая закрывать собой парня. Не знаю, как это прозвучит, но прикрывал он уже мертвым собой.
- Пит!! Пит, держись!! – не желая понимать очевидного, робко и виновато потолкал друга Адам, что мгновенно выбрался из-под него, прополз к Итану и вместе с ним подтащил в укрытие и Пита.
Никакого отклика в ответ не последовало. Нави мельком взглянул на них, и без комментариев понимая, что произошло. Он всегда высоко ценил Пита, зная, какую работу он способен бесприкословно и чисто выполнить, потерю такого человека считал невосполнимой. Было очень жаль его, будь это Адам или кто другой, Нави бы так не расстроился. Но показывать свои эмоции – не подходящее время, Нави продолжил свою стрельбу по врагам, стараясь не смотреть на парней. Не выдержав этой неопределенности, он бросил все и бесстрашно побежал к зданию.
Адам дрожащими руками суетливо перевернул друга, заглядывая с надеждой в эти, считанные секунды назад очень даже наполненные жизнью, глаза. Жизнью, которой уже не было. Адама лихорадочно затрясло, он запустил пальцы в волосы и принялся тянуть их, заставляя этой болью поверить в произошедшее.
Выругавшись, начал оседать рядом Итан, его ранило в кисть, раздробив кости большого пальца. Но эта его жуткая боль отступила на второй план, когда он увидел неестественно застывшего Адама и, растянувшегося на асфальте рядом, бездыханного Пита.
- Проклятье! – крик сорвался с уст вместе со злобой. Итан швырнул об асфальт разряженный пистолет. По другую сторону от Итана лежал убитый подчиненный Нави и еще один его напарник умирал, лишенный возможности получить своевременную помощь.
Видели случившееся с Питом и Хантер с Лаурой, но они были в гуще событий: отчаянно отстреливались, прикрывая Карлу, которая с механической точностью снимала одного стрелка за другим, лишая уже первый этаж первоклассных снайперов. Противники вели обстрел уже не так прицельно, то были совсем редкие выстрелы. Там, внутри определенно что-то происходило. Что-то, что отвлекло их от людей Хантера.
Он поискал глазами у машины Нави, которого недавно видел бегущим вопреки здравому смыслу к входу. Нави нигде не было видно, ни живым, ни мертвым.
«Неужели прорвался вовнутрь? И это на него они переключились?!», - не верилось Хантеру, поэтому он тихо позвал в наушник:
- Нави.
- … - неразборчивое шипение в ответ.
- Нави! – еще одна попытка Хантера наладить с ним связь.
- Пш-ш-ш-ш… - не изменилось звучание.
Хантер глубоко вдохнул, провожая глазами Лауру, что пробегала мимо него к Питу.
- Карла! – снова возобновились разговоры в микрофон от Каэла.
- Да?
- Твоя задача – наше прикрытие. Смени место и будь внимательна.
- Поняла!
Фактически спасший собой Адама, Пит был мертв. Зря и Лаура надеялась на тяжелые ранения. Она пораженно обсмотрела тело мертвого товарища и присела рядом с Адамом, потерянно глядевшим в остекленевшие глаза друга.
- Адам! – потрясла она его хорошенько за плечи. – Ну же, Адам, приди в себя. Ты нужен нам с ясной головой!
И почему в столь сложные моменты душевного потрясения так необходима встряска и заявление, что от тебя кто-то зависим и ты, вообще, кому-то нужен?! Это хорошо знала Лаура. Поглядывая на глаза Пита, устремленные в небо, она тряхнула раскисшего парня как дюжий мужчина:
- Соберись! – «Хамелеон» тормошила парня без остановки. – Заведи машину и будь готов. Пита забери! Мы не оставим его тут. Я не оставлю. Ну же!!
Адам качнулся, взгляд прояснился, но все движения его были ломанные, заторможенные. Он все прятал глаза, понимая, что плачет.
- И не стой на виду! Заведи и жди, я постараюсь как можно быстрее закончить, - сказала Лаура последние свои слова ему, и Адам словно почувствовал, что больше не увидит ее живой.
Парень поднял голову и посмотрел на нее, провожая и не пряча своих слез.
- Лаура, - позвал он жалобно вместе с Хантером, разъяренно кричащим в брошенных ею на дороге наушниках.
Она уже ни того, ни другого не слышала. Бежала, сломя голову, туда, где скрылся Нави. Только обернулась напоследок, чтобы убедиться, что Адам опять не сел на асфальт. Убедилась. Вбежала в темное пространство входа с белеющими на фоне темноты ступеньками.
«Рэн не на первом, это точно! Второй или третий?! Куда мне идти?», - терялась Лаура, натыкаясь на трупы конкурентов, которых наверняка положил Нави, его работу сложно было не узнать. Сняв с одного из трупов, лежащих на лестничной площадке, автомат, она увереннее пошла вверх и свернула в коридор второго этажа. – «Думаю, на третьем. Проверить здесь все равно придется», - Лаура смело шагнула в неизвестность.
Хантер хотел остановить Лауру, чтобы ни в коем случаем не пускать ее одну, а вместе с ним, но та поступила наперекор и по-своему. И, предвидев приказ Хантера, заведомо выбросила наушники. Каэл порывался побежать за ней, но не стал, заставив себя трезво рассудить, что прежде нужно что-то предпринять и разобраться с подчиненными: раненными и мертвыми. А не бросать их на произвол судьбы. Для чего он внимательно осмотрелся, пересчитал и тех, и других, и третьих. Мертвыми насчитал пятерых, среди них Пит и Есуно, и еще трое из команды Нави. Ранеными были почти все, кроме Адама со Стивом, а еще Карлы и Риччи, что жался к ней, ну и его самого. Лауру и Нави Каэл пока не отнес ни к первым, ни ко вторым, ни к третьим, потому как не знал, в каком состоянии находятся эти двое.
Стрельба по ним совсем прекратилась, интерес к ним был потерян. Доносились очереди и одиночные хлопки из разбитых окон здания, причем и на втором, и на третьем этаже одновременно. Оттого Хантер заторопился с раздачей распоряжений.
Вместе с Риччи он усадил ходячих и лежачих раненных в две машины за руль одной был усажен Стив, за второй села Ирма, ее ранение позволяло это. Оба получили приказ мчаться на крыльях ветра и спине шторма к чудотворцу Нойману. Карлу на это время он оставил на страже и в прикрытии. Убитых ребят Нави погрузил в третью машину и с одним из выживших из их группы отправил разбираться лично с погибшими товарищами.
С болью в сердце смотрел он на потуги Адама, что барахтался в пыли, проталкивая и затаскивая тело Пита в машину. Хантер, не выдержав, подошел, быстро открыл багажник и помог уложить туда Пита. Адам с превеликой ненавистью посмотрел на командира. Его отважный друг заслуживает место в салоне!
- Я понимаю, - отвечал ему вслух Хантер. – Но пойми и ты, нам нужно будет место для нас всех!
- У тебя достаточно машин!
- Стив и Ирма уже уехали, на третьей я отправил трупы людей Нави. Из пяти осталось две машины, и одна из них уже не на ходу!
- Мне все равно!
Хантер в бессилии отвернулся, избегая долгих споров с озлобленным Адамом, взял другой труп за ноги (это был метис Есуно, вечно приковывающий внимание Рэн, которая находила его необычайно красивым) и потащил к машине, тоже в багажник. После чего, оставив у машин Карлу, Риччи и Адама, поспешил в том же направлении, что и Нави с Лаурой.
Со слезами на глазах смотрел Адам на друга, не решаясь захлопнуть багажник. Скрипя сердцем, парень все же закрыл его и с отвращением обошел машину и сел за руль. Порываясь уехать и бросить чертового Хантера на растерзание врагам. Конечно же, он этого не сделал. Не мог. Никак не мог.

Глава двадцать четвертая: «Прощай, Лаура».
Тихо ступая по осколкам стекла, выбитого под ноги из окон, и перешагивая залитые кровью трупы, Лаура мягкой поступью шла по второму этажу, прислушиваясь к звукам. Ей казалось, что она слышит голос Рэн где-то впереди и совсем близко. Он становился громче и громче. Она замедлилась, не доходя до открытых дверей, напротив которых лежало два трупа, и валялся кем-то опрокинутый стул.
- Да ставлю часть денег на то, что ваших уже уделали! – звонко и задорно сказала Рэн.
- Это ваших уже превратили в мясо! Наши стрелки еще никому не проигрывали! – уязвлено и торопливо отвечал ее охранник, который оказался весьма словоохотливым человеком.
- Ну и где же тогда твои друзья, что убежали, крикнув тебе: «Смотри в оба!»? – хохотнула Рэн. – Будь победа за вами, они бы вернулись!
- Нашлись дела поважнее!
- Лежать с пулей между ребер?! Отличное занятие! А, главное, важное!
«Вот находит же она таких, как сама – в душе обиженных детей! Наверное, это ее дар», - с улыбкой подумала Лаура, выходя на свет и показываясь этим двум.
Охранник Ренис стоял спиной к Лауре, только скрипнувшие стекла под ее обувью, заставили его обернуться. Мужчина думал, что это «свои», а увидев Лауру, резко вскинул автомат.
- Не советую. Мой уже готов и я выстрелю раньше! – предупредила Лаура.
- Она знаешь, какая меткая! – все на тот же хвастливый детсадовский лад лезла Рэн, хватаясь за его автомат. – Белке в глаз шипами роз попадает!
«Как же мне ее не хватало!», - подумала радостно Лаура, ощущая острое жжение и дикую боль в правом боку, при этом замечая, как меняется в лице Ренис: глаза девушки чуть ли не из орбит полезли, а рот открылся широко, намекая на пресловутое «отвисание челюсти». Лаура, неторопливо и прерывисто дыша, повернулась. Позади нее стоял Мишель и довольно улыбался. Ренис первой увидела торчащий нож под лопаткой Лауры и эту, мгновенно окрашивающую ее серую блузу, темно-бордовую кровь, что расширяющимся пятном охватывала все, будто жадно поедала ткань.
Хм. Самое время вылазить из непоседливой девочки по имени Ренис Нолл озверевшей маньячке с причудливым для многих именем Рахима. Ну, она, разумеется, и вылезла. Дернула резко за автомат, стягивая ремень с плеча мужчины, охранявшего ее, и ткнула прикладом тому в лицо. Хорошо так приложилась – охранник грохнулся на пол без сознания. Опыта стрельбы из такого вида оружия у Ренис прежде не было, но его всегда можно использовать как палку для битья и выбивания пыли из шерстяного ковра.
- Ну почему мне все время мешают? – вздохнул, грубо отталкивая в сторону Лауру, ухмыляющийся Мишель и пошел навстречу Ренис Нолл, которая теперь вполне осознанное зло известное, как Рахима, имя которой всем так и хочется, и колется узнать.
- Откуда ты взялся, подонок?! – шла напролом Рахима, ясно помня, что он уезжал, если, конечно, это не была его уловка.
- Ох, какие мы смелые! А в прошлый раз ревела и сопли на кулачок наматывала!
- Ах, ты, ублюдок! – рванула она к нему, переступая порог комнаты, в которой так долго провела она время без возможности куда-либо выйти.
- Не надо, Рэн! – шепнула Лаура, забежав вперед и пытаясь остановить ее.
Рахима даже не посмотрела на нее, впрочем, Лаура и не видела в этой девушке ту Рэн, к которой привыкла обращаться по поводу и без.
«Это словно совсем другой человек!», - Лаура уперлась лбом в стену, силясь дотянуться до ножа, который мешал ей в полной мере двигаться. Напомню, Мишель был мастер своего дела, и на этот раз удар его был нанесен для стеснения движений. Он рассчитывал неторопливо с удовольствием разделаться с ней после того, как урезонит эту мелкую занозу. Тянуться к ножу было неудобно и очень болезненно, Лаура выронила автомат, ради того, чтобы задействовать обе руки. Думала она лишь об одном. – «На кону жизнь Рэн, и Мишеля не волнует, чего там от нее хотят добиться…».
Удар Рахимы был быстрее и очень даже неожиданнее, Мишель не рассчитывал, что эта просто яростно топавшая навстречу девушка так ловко треснет прикладом и его по челюсти. Он запрокинулся, но устоял. Ответил мощным кулаком, метившим в живот, и Рахима, скрючившись, выронила автомат и упала на пол. Она недолго корчилась у его ног, пытаясь встать и видя, как Мишель заносит ногу, готовясь отбросить ее не менее мощным пинком в противоположный угол.
Знакомое до боли в костях движение. На сотую долю секунды перед глазами Рахимы предстало три десятка пар ног на темном школьном дворе, запах собственной крови из разбитого носа и бьющая в живот нога Марло…
«Ну, уж нет!», - Рахима схватила обеими руками ту, вторую его ногу и дернула на себя. Размахивая руками в воздухе, Мишель повалился на пол, но с завидной подвижностью подскочил и снова встал перед ней.
«Убью! Все равно убью, даже ценой своей жизни!!», - девушка сжала до скрежета челюсти, где-то треснул и раскрошился зуб. Рахима ринулась на противника. Ей придавало силы присутствие Лауры, мы-то помним, как она раскисла от одной мысли, что совсем одна со своей бедой. Да, то, что у нее есть кто-то, кто на ее стороне и готов помочь – влияло на все ее действия, внушало веру в победу, придавало сил.
Одного присутствия Лауры было мало, потребность хоть в каком-либо оружии срочно встала пред Рахимой. Она осознавала, что голыми руками этого увальня ей не взять, кто бы на ее стороне не стоял и в каких количествах. Глаза ее неустанно искали, пока Мишель приближался, играя своей омерзительной улыбкой. Тут и там лежали у трупов их автоматы и снайперские винтовки, но все они были позади Мишеля и прорваться к ним он ей не даст, однозначно.
Рахима обернулась на Лауру в поисках хоть какой-либо помощи от нее.
«Нет, не жди!», - подумала в ней Ренис, и Рахима отвернулась от раненной женщины.
«А хотя, очень даже может быть…», - сказала себе с усмешкой Рахима, поддерживая загоревшуюся идею.
Мишель не собирался ждать и давать ей времени отдышаться. Сделал обманчивый выпад, хватаясь за нее и отвлекая от задуманного ею. Схватил он ее удачно, прямо за шею. Видать, его излюбленный приемчик, которым он и в прошлую их встречу едва не удушил девушку. Рахима вцепилась руками, ногтями соскребая в сопротивлении кожу с его рук. Мужчина на это недовольно поморщился и встряхнул свою добычу, словно тушку убитого лисенка матерый охотник.
Хорошенькую встряску он ей устроил, руки Рахимы опустились. Девушка задыхалась, пытаясь дотянуться теперь ногами до него. Отчаянно размахивала ими, целясь в ноги. Попала в голень. Мишель стерпел, но на мгновение ослабил хватку, и Рахима вырвалась. И снова, как безумная, необдуманно бросилась на него.
Удар. Перед глазами все поплыло, она грохнулась опять на пол, не понимая, когда он успел и куда вообще попал, что ее так сильно к полу пригвоздило. Так же, не понимая, ловко вскочила, уворачиваясь от его коронного удара ноги. Зато увернуться от удара рукой не вышло. Опять, здравствуй, пол!
Мишель победно склонился над ней, рассматривая, щурившую от боли глаза и пытавшуюся скорее осознать себя, девушку.
- И это все?! – хмыкнул он. – Помнится, ты была гораздо выносливее и…
Договорить ему не дала пощечина, такая звонкая-звонкая. Пощечина от Рахимы, что вприсядку отползала, при этом поднимаясь на ноги. Впрочем, и Мишель ничуть не промах, сумел-таки пнуть ее ногой в живот, отбрасывая к Лауре, что, прислонившись лицом к стене, не оставляла тщетных попыток дотянуться и извлечь нож. Пальцы женщины едва скользили по рукояти, плотно ухватиться не получалось. И только-только она нашла способ вывернуть руку и кое-как зажать меж двух пальцев рукоятку, как брошенная к ней Рахима, задев рукой, помешала.
А Мишель уже летел к Рахиме следом. Глаза девушки скользнули по ножу. То, что ей с самого начала подсказывало чутье, само шло в руки. Она схватилась за рукоятку ножа, выдернула и, игнорируя дикий вопль боли Лауры, шагнула навстречу Мишелю, вонзая в его живот нож и, со всей силы дергая руками влево, разрезая плоть. Горячая кровь хлынула на руки, а мужчина, потяжелев, навалился на нее, хватаясь за Рахиму и протягивая руки к ее шее. Мишель хотел задушить ее, и силы на это в нем еще были. Как и здравая мысль, говорившая, что он проиграл. Что он дурак, который зря не поверил в то, что она может пронзить его ножом. Ножом, который вынула из Лауры. Ведь видел же он это за несколько секунд до своего приближения и все равно не остановился, не отклонился, не пригнулся.
«Дурак. Самоуверенный дурак…», - его руки сомкнулись на заветной шее, но ноги предательски подкашивались и тянули вниз. А Мишель, держась за шею, тянул вниз за собой и ее.
- Убери от моей шеи свои руки, - процедила сквозь зубы Рахима, склоняясь над ним под его тяжестью, заглядывая прямо в глаза и с упоением прокручивая нож в животе окровавленными руками.
Мишель нашел в себе силы ухмыльнуться и покачать головой, удивляясь этому выражению лица своей убийцы. Рахима хладнокровно вынула нож и снова вонзила в него. Снова вынула, снова вонзила. Мужчина захрипел и, разжимая руки, упал на пол, продолжая смотреть в эти глаза, в глаза настоящей убийцы. Его убийцы. Кому-то суждено ей быть, несмотря на все эти бессильные внутренние протесты.
Ренис (а теперь это уже была она) выпрямилась, не отнимая презрительного взгляда от глядящих в самую душу глаз Мишеля.
«Чего ты ждешь?!», - шепнула ей, добровольно уступившая арену, Рахима и та, вздрогнув, брезгливо выронила нож и испуганно обернулась к Лауре, что уже стояла с раскрытым ртом у стены, прижимаясь к ней кровоточащим боком. Видимо, только увидев своими глазами, Лаура окончательно убедилась в том, что это Рэн и в самом деле тогда безжалостно орудовала ножом. А в это ей очень сильно не хотелось верить. Отвергала до последнего. Вот до этого самого мига.
- Лаура! – Ренис подбежала к ней. – Прости! – прозвучали запоздалые извинения, за причиненную боль.
- Ничего, ничего… я и сама хотела его вытащить и бросить тебе, - соврала она, слабо улыбнулась и оттолкнулась от стены. – Возьми мой автомат, надо скорее выбираться.
Ренис наклонилась за тем, что было нужно Лауре. Подняла, полюбовалась и закинула себе на плечо. До них донеслись звуки перестрелки с первого этажа. Это был Хантер и остатки выживших противников. Но девушки не могли этого знать. Откуда им это знать?!
- Придется идти напролом, - сказала Лаура и пошла прямо по длинному и широкому коридору, по одну сторону которого были нескончаемые двери, а по другую – окна, из которых еще не так давно велся обстрел машин Хантера. Те, кто вел – лежали неподвижно в лужах крови.
- Кажется, в той стороне у них был еще один выход, - припомнила Ренис, следуя за раненной женщиной и ни на шаг не отставая.
А их командир, между тем, в последний момент передумал, выскочил из подъезда и побежал ко второму входу, думая таким образом перехватить на том конце Лауру, Нави, либо обоих сразу. И сейчас Хантер шел по первому этажу, встречая на своем пути слабое сопротивление недобитых противников. Он выбрал этот этаж, полагая, что также поступила Лаура, и она теперь идет обратной дорогой и непременно столкнется с ним на площадке второго этажа первого входа.
Ошибался. Как и Нави, что ранее пропустил и первый, и второй этажи и устремился на третий, ошибочно думая, что пленницу держат там. В итоге встретил препятствие в виде свежих сил соперников. Нави в данный момент продвигался, отстреливаясь по третьему этажу. И шел он в том же направлении, в котором двигались Лаура и Рэн. Зато Хантер, наоборот. Как же он просчитался!
- Не оборачивайся на меня и иди быстрее! – прикрикнула на Ренис Лаура, замедляясь и понимая, что не может передвигаться в том темпе, с которым шла Рэн, обгоняя и болтаясь перед ней.
- Как скажешь, - Рэн обошла труп, в котором узнала одного из тех молодых парней, что охраняли ее, стоя снаружи, в коридоре. – Какая ирония – погибнуть, сторожа неприятеля.
- Что? – не расслышала ее шепота Лаура.
- Ничего. Просто поражаюсь неожиданным сюрпризам старушки-жизни. Хотя, чему тут поражаться? Жизнь, она такая. Все ждут от нее большего, а она не дает даже меньшего…
Лаура непонимающе поморщилась, хотела что-то сказать, но оглянулась назад на звуки голосов, доносящихся с дальнего лестничного пролета.
- Быстрее! – толкнула она нетерпеливо Рэн в спину, придавая той ускорение и мотивацию.
Они уже практически прошли весь коридор и до лестниц второго выхода оставались считанные шаги. Почти удачно, почти хэппи-энд. Но это же я. Поэтому его здесь не будет. Послышался топот ног и раздался чей-то уверенный повелительный оклик, требующий немедленно остановиться, с угрозой стрельбы.
- Даже не думай! – толкнула сильнее девушку Лаура, не давая той ни обернуться, ни остановиться.
Щелчок затвора в наступившей тишине четко донесся до Лауры. До Ренис тоже, но она в отличие от Лауры не знала, что это значит, и продолжала широко шагать к заветному повороту на лестничный пролет, с которого они с легкостью смогли бы спуститься вниз. Девушка могла бы и бежать к долгожданной свободе, но бежать не могла Лаура, идущая позади, а бросать ее Ренис не хотела. Бросать Ренис тоже не было в планах у Лауры, но иного выхода нет. Она развернулась, стянув с Рэн ремень автомата и, профессионально подхватив, начала ответную пальбу, не замечая, что ее саму уже ранило раньше, чем она успела попасть по двум вооруженным мужчинам в масках.
Все трое одновременно прекратили огонь и сползли на пол, только Лауре удалось удержаться на коленях. Автомат выпал на пол, держать его руки не могли, не было сил. Ренис, которая в те роковые секунды под напором женщины как раз завернула к пролету и тем избежала глубоких отверстий от пуль в своем теле, с опозданием выбежала на эти звуки назад и бросилась к Лауре, не веря в происходящее.
«Где же ты, Хантер?! Почему так долго?!», - вспомнила теперь о нем Лаура, чувствуя, что вот он, ее конец, которого она ждала все время.
- Эй!! – Ренис присела перед ней, хватая трясущимися рукам за предплечья и не давая запрокинуться. Глаза испуганной девушки бегали по окровавленному животу, блуза Лауры была уже одним сплошным кровавым пятном. – Лаура!!
- Рэн? – заторможено удивлялась та, глубоко убежденная в том, что «Мелкая» давно убежала вперед и достигла их машин, и теперь находится в полной  безопасности. Прерывая ее мысли, откуда-то позади снова раздались голоса. – «Это не Хантер!», - подсказало чутье Лауре.
- Лаура, давай, вставай!
- Почему ты не ушла?
- Замолчи и работай ногами! – Ренис, потянув одну ее руку, закинула себе на плечо, а другой своей рукой она подхватила под спину и встала, поднимая вместе с собой потяжелевшее и оттого непослушное тело Лауры.
- Рэн, ты не сможешь. Оставь меня…
- Заткнись! – прохрипела девушка, тужась под тяжестью непосильной ноши и делая шаг вперед.
Шаг, еще шаг. Лаура из последних сил старалась облегчить усилия Рэн, шагая своими не слушающимися ногами. Но и ее ненадолго хватило.
- Стоять! – окликнули их опять.
- Пошел ** ***! – не оборачиваясь и по-русски, зло бросила Ренис, стиснула челюсти, кроша во рту еще один треснутый зуб после схватки с Мишелем, и продолжила тащить Лауру с собой к пролету.
Вновь последовал едва различимый щелчок позади них. Лаура, высвободившись, сделала маленький шажок назад, обхватила Рэн, прикрывая ее подобно Питу, спасавшему Адама от снайперов. Вероятно, ведома она была теми же чувствами, что осознанно вели и Пита на смерть. Вероятно, да. Я не могу утверждать. Ведь это мало, кому ведомо. Что конкретно побуждает людей к самопожертвованию во благо других – и мне неизвестно, прости. Если постигну эту тайну, непременно дам тебе знать, разумеется, в письменной форме на шестьдесят пять страниц с примечаниями и использованной в процессе познания литературой.
Автоматная очередь и душераздирающий крик Ренис, отчаянно хватавшейся руками за оседающую на пол Лауру:
- Не-е-е-е-е-ет!!
- Пригнись! – приказал в крике Нави, появившийся внезапно с пролета. Он завершил зачистку на третьем и спускался к выходу. Услышал выстрелы и вопли Рэн и прямо с лестниц влетел на второй этаж с завидной ответной реакцией.
Не замечая ни его, ни того, что теперь творилось вокруг, девушка опустилась на пол вместе с Лаурой. Крепко сжимая в объятиях и помогая себе ногами, отползла, оттаскивая женщину к стене. И прислонив, наконец, к устойчивой опоре, мельком глянула на Нави. Он, то приседая, то отбегая к дверям и стенам, стрелял по врагам достаточно метко. Хотя и его меткость не помогла ему избежать ранений. Ранен, но жив! А вот враги – нет. На всякий случай Нави пошел по коридору до конца, проверяя, мог ли кто спрятаться и снова завершить налет из-за спины.
Ренис осторожно коснулась щеки Лауры, боясь похлопать и этим снова причинить той боль. Помнила, каково это, являясь беспомощной и сплошь раздавливаемой болью, чувствовать дополнительную боль. Спасибо Карле за этот жизненный урок. Боялась девушка еще больше того, что в ответ не будет реакции. Но та отреагировала:
- Рэн? – Лаура была еще жива.
- Мы сейчас пойдем опять, правда же?! – глотая непроходимый ком в горле, Ренис искала глазами участок на теле, за который можно будет обхватить и не причинить этим боли.
- Перестань, Рэн…я не могу идти…
- Но…
- И ты не сможешь меня тащить…
- Нави!
- Нет, он не в лучшем состоянии. Ты сама видишь.… Уходи.
- Лаура!
- Уходи, ну же, Рэн! Уходи уже…
- Как же ты?!
- Не думай обо мне. Я выберусь, я же – Лаура. Не забывай, - вдох, тяжелый и глубокий-глубокий. А затем выдох. – Но буду тебе весьма признательна…. если отправишь за мной Хантера… только ты поскорее…
К ним ковылял и, волоча простреленную в бедро ногу, приближался Нави. Увидев Лауру и ее повреждения, он как-то разом помрачнел. С трудом присел к ней, отпуская из окровавленной руки пистолет. Говорить тут не имело смысла, он пристально смотрел ей в лицо, прощаясь взглядом. Прощаясь навсегда.
Лаура с трудом смотрела в ответ и стойко терпела боль, но это было невыносимо. Она закрыла глаза, а открыв, посмотрела на Рэн.
- Почему ты все еще здесь!! – захрипела она на девушку.
- Я не сказала тебе главного, - Ренис мозгом понимала, но душой не принимала очевидного. Знала, что здесь и сейчас надо бы навсегда прощаться, а не строить наивных надежд и бежать вприпрыжку к товарищам.
- Скажешь потом…
- Пошла ты! – усмехнулась с обидой Ренис, пряча свои слезы за этими грубыми словами. Других у нее не находилось.
- Может, уже прекратишь… делать вид, что не знаешь, что я… давным-давно прописана там, куда ты меня без устали и зазрения совести шлешь… и пойдешь сама?
Ренис поднялась на ноги, все еще колебалась, не решаясь идти. Лаура в порыве напугать потянула непослушную руку к пистолету Нави:
- Я пристрелю тебя, если сейчас же не уйдешь!
- Ты всегда умела мотивировать, - дергано рассмеялась Ренис на эту жалкую попытку Лауры выгнать ее и заставить послушно побежать прочь. Она ринулась к выходу, спускаясь по лестнице, осознала, что смех ее был жалкий, похожий не на смех, а на подавляемые всхлипывания и рвущиеся наружу слезы.
- Я обязательно вернусь с Хантером!! – крикнула она во всю глотку на лестницах, и Лаура услышала, улыбнулась, зачем-то кивнула.
- Иди за ней! – мягко отдала она последний приказ мужчине, хотя никогда над ним не командовала.
Нави принял приказ, пусть и никогда не был в ее подчиненных и в иное время на это мог бы оскорбиться и вызвать на дуэль, но не стал. Он хотел и мог бы ее взять с собой, но побоялся, что она помешает ему защитить Рэн, да и бесполезно это было. Положив руку на плечо Лауре, он заглянул ей в лицо, помолчал и, опустив глаза, сказал:
- Мне жаль. Но я рад. Рад, что знал такого человека, как ты.
В ответ вымученная улыбка, полная испытываемой ею боли, и кивок.
Нави вскочил и поторопился нагнать девушку, подавляя в себе желание обернуться.
«Надеюсь, ты, Рэн, выполнишь данное мне обещание», - прощально подумала, вспоминая давний разговор, Лаура. – «Нет, это невозможно!».
- А хотя, - сказала она вслух себе. – Это же Рэн, она сможет…
Ее легкая улыбка тут же улетучилась, уши уловили скрип обуви. К ней кто-то шел, крадучась, осторожно. Лаура в ужасе застыла, глядя перед собой в ожидании контрольного выстрела в голову от мстительных противников. Можно много храбриться перед всеми, заявляя, что не боишься смерти, но когда остаешься с ней один на один, теряешь всю свою храбрость. Это и происходило с ней сейчас.
- Лаура! – подбежал к ней Хантер, узнав знакомое одеяние.
- Каэл?! – был шепот севшего голоса.
Самое время для скупых мужских и редких, оттого и ценных слез. Шокированный тем, что видел, мужчина без слов упал перед ней на колени. Не в силах поверить, что с его Лаурой все кончено, и все именно вот так, он с широко открытыми глазами смотрел на нее. Тут и без медицинского освидетельствования было ясно: ей не выжить. На своем веку Хантер раненных людей вдоволь повидал и многое знал. Отличить того, кто при смерти от того, кому еще можно чем-либо помочь, мог. Как и знал, что ей можно помочь, но время ее на исходе, и он никак не сумеет уложиться в этот ничтожно малый срок.
Однако Хантер даже так настроен был на ее немедленное спасение.
- Лаура, - не то вздохнул, не то всплакнул он, пододвигаясь к ней и в уме прикидывая, как ее взять на руки, чтобы не доставить своими действиями много боли. Прямо, как и Ренис.
- Каэл, нет на это времени, - медленно и разборчиво начала она, предугадывая всего мысли и действия. Проницательна. Впрочем, как и всегда. – Рэн… иди за Рэн, Нави ранен, один не справится…
- Я тебя не оставлю! – перебил Хантер, протягивая руки и намереваясь поднять ее.
- Каэл. Ты же знаешь, - вдох, выдох. – Я умру. Нет необходимости…
- Лаура! – возразил в крике Хантер.
- Пристрели меня и иди за ней, прошу. Это важнее сейчас. Она важнее. Для меня…
Как будто в доказательство тому, что Рэн нуждается в поддержке и защите, где-то внизу, под ними, послышались звуки коротких частых выстрелов и автоматные очереди. Кто-то попал в передрягу на первом этаже.
- Прошу, - шепот был едва уловим, то было движение одних губ. – Прошу, - повторила Лаура.
- Я не могу, - сказал Хантер, заканчивая мысленно: «…тебя убить». Он как маленький ребенок, мотал головой, будто избегая направленной ко рту ложки с нелюбимой манной кашей.
- Каэл…
Хантер понимал, что, да, она умрет, минутой раньше, минутой позже, но умрет. Понимал, что убьют или же снова заберут и везут где-то там внизу Рэн, и промедление будет не в его пользу. Сидеть и ждать, когда его любимая сомкнет веки беспробудным сном и испустит дух, и правда, нет времени. Тащить на себе – не в этом случае! А бросать ее вот так и последовать ее желанию – выше его сил.
Он, ненавидя себя, пересел к стене, совсем рядышком, как и она, облокотив спину к устойчивой опоре. Подсунул руку за шею, словно обнимая своего старого друга.
- Люблю тебя. Всегда любил. И никогда не думал, что все так обернется.
- А я знала, - шипела та, внятно говорить было невозможно. – Всегда знала! – вдох и выдох. – Задушишь…
Хантер неопределенно повел головой, сказать ей этого не мог, от одной мысли самому себе был противен. Лаура подняла руку и наощупь смогла коснуться его щеки ладонью:
- Люблю тебя, Каэл… быстрее, мне трудно дышать…
Хантер с перекошенным от боли лицом посмотрел на нее и поднес вторую руку ко рту Лауры. Она до последнего смотрела на него, не отводя своих черных глаз, и за несколько секунд до окончательной смерти, дернулась, слабо-слабо пытаясь вырваться. В эти последние доли секунд ей так захотелось жить. Захотелось. Но, увы, так всегда: когда полюбил жизнь и решился продолжать жить, тебе не дают. И ей не дано.
Хантер отвернулся, разжал руки. Вздохнул, проклиная себя и Рэн, из-за которой это все с ним происходит. Поцеловал в макушку повисшую голову Лауры, встал и, сказав себе сурово:
- Нет времени рассиживаться, - не оглядываясь, побежал к лестничному пролету.
Пока ты отвлекалась на неполное и сжатое описание этой сцены, на первом этаже развязался нешуточный бой за Ренис между Нави и подкреплением группировки Мишеля, которые как снег на голову возникли на выходе через боковые двери пожарного выхода и оттеснили беглецов вглубь первого этажа. Нави, не жалея ни себя, ни других, отстреливался, сменяя оружие за оружием, которое умудрялся подбирать у убитых. Ему помогала девушка, прихватившая найденный здесь же пистолет.
Победа осталась за ними, хоть и ценою жизни Нави, что с чувством перевыполненного долга разлегся у стены, подпирая голову чьим-то еще теплым трупом. Он смотрел на Ренис, а она шла к нему с наведенным пистолетом и явно не в порыве подать товарищескую руку и оказать помочь.
- Знаешь, Нави, довольно долго я лелеяла мечту пустить пулю тебе в лоб, но, - сказала Ренис и отшвырнула пистолет в сторону. – «Пользы от  него никакой – обойма пуста!», - девушка стояла, возвышаясь над обездвиженным Нави подобно палачу с занесенным топором. Только без топора и плахи. А они бы ей были к лицу, бесспорно.
- Но? – переспросил Нави, который не был при смерти. Полученные им раны мешали ему двигаться, но он вполне себе готов выжить, окажи ему своевременную помощь виртуоз хирургии Нойман.
- Но ты и сам тут скоро подохнешь! – Ренис, торжествуя, развернулась к выходу и вышла на площадку, что короткой, в три ступени, лестницей вел на улицу, где виднелись у дороги знакомые ей машины.
«Не подохну!», - упрямо про себя возразил он, добавив вслух:
- За что это я должен здесь сдыхать!?
- За то, что сделал с моей матерью, - бросила Рэн через плечо, не думая оборачиваться на звуки его голоса.
«Аргумент», - подумал, усмехаясь, Нави и ничего в ответ не сказал, прислушиваясь к шлепкам ног, быстро спускавшихся сверху по лестнице.
Слышала их и Ренис, что на скорости вылетела на свежий воздух, бездумно крича и задыхаясь в яростном зове:
- Хантер! Ха-а-а-а-антер!!
Навстречу из машин выскочили встревоженные товарищи – Адам с Карлой, они побежали к ней, мотая головами, мол, его здесь нет.
- Хантер! – завопила громче Рэн, ища глазами его за машинами.
- Чего орешь! – раздалось ожесточенное восклицание позади, и она обернулась.
В метрах пяти от нее широко вышагивал Хантер вместе с живым Нави, которого нес на себе точно так же, как пыталась нести Лауру она сама. От этой мысли больно кольнуло в сердце. Глядя на то, как Адам с Карлой подбегают, забирают Нави у Хантера и уводят к машине, Ренис думала только об одном человеке.
- Лаура. Она… - начала быстро Рэн, чтобы скорее направить Хантера за ней, и была перебита.
- Мертва. Иди вперед, - избегая ее взгляда, тот кивнул на машину, приказывая сесть.
- Что?!
- Мертва, - еще мрачнее был его ответ.
Адам с раскрытым ртом повернулся к ним, забывая о том, кого нес с Карлой:
- Что?!
- Что слышали. Шевелитесь!! – прикрикнул взбешенно Хантер и зашагал к дороге.
- А Лаура?! – изумленный вскрик Рэн зазвенел вокруг, так, что мог разбить стекла в окнах, если бы они уже не были выбиты.
Хантер не отреагировал и пошел дальше.
- Ты… ты просто оставишь ее там?! – подскочила к нему Ренис, забегая вперед, цепляясь руками за ворот куртки, бегая перед ним и сверля глазами, полными слез.
Он, не ответив, вырвался, грубо отпихнул и обошел ее, делая шаг вперед.
- Вот и вся твоя любовь, да, Хантер?! – с горькой усмешкой злобно бросила она ему в спину. – А как же все эти безграничные и красивые чувства к ней, а?! Как же…
- Закрой рот и иди к машине! – было сказано так же, как и ею: со злобой и сквозь зубы.
- Я иду за ней! – девушка сорвалась с места и рванула туда, откуда с большими человеческими потерями была высвобождена.
Хантер, не поверив ее словам, твердо шагал дальше.
- Рэн! – окликнула взволнованно Карла, когда обернулась к той, уложив раненного Нави на сидения машины.
- Рэн, вернись! – крикнул и Адам просительно. Его просьба одуматься и не делать этого была проигнорирована.
Хантер повернулся назад и успел поймать глазами, забегающую в темное пространство входа здания фигуру худой девушки. Чаша его терпения и самообладания, переполненная болью и гневом, опрокинулась:
- Ну и подохни там!!! – закричал, надрываясь в зверином реве, он ей вслед. Согнулся пополам, разогнулся, сделав глубокий вдох, и согнулся, снова вопя во все горло. – Да что тебя там пристрелили, тупая ты, дура!!
Карла и Адам ошалело переглядывались, не понимая, что с ним происходит. Карла не слышала того, что он сказал про Лауру, и Адам не поверил, думая, что она вот-вот появится и грациозно сядет в машину. А Хантер кричал громче прежнего:
- Сдохни! Сдохни! Проклятая дура! – потом вдруг схватился за голову и протяжно взревел, хрипя горлом. – А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
А затем распрямился и неспешно направился за ней, продолжая осыпать бранными словами и проклятиями, попирая всем, на чем свет стоит.
- Он убьет ее, - не то спросил, не то сказал испуганно Адам.
- Боюсь, что да, - дрогнул голос Карлы, она склонилась к Нави, для того чтобы подложить ему под голову свою куртку.
- Не смог бы, как бы сильно того ни хотел, - сказал шепотом Нави и потерял сознание.
Захлопнув дверцу машины, оба заторопились к зданию, оставив Риччи за главного, который с опаской подобрался к пятой машине, пробуя осмотреть и устранить неполадки. Он понимал, одной машины им будет маловато и старался сделать все, что в его силах. Парень также не слышал слов командира о почившей Лауре и наивно думал, что они все убежали к ней на выручку.
Осыпая своей порцией интересных и жестоких проклятий, но уже в адрес Хантера, Ренис Нолл неслась по лестницам, не замечая, что за раз перешагивает по три ступеньки. Она холила надежду, что Хантер соврал, что Лаура жива, и что в этой жизни она может успеть хотя бы к Лауре.
«И все-таки ты ублюдок, Хантер!», - Ренис влетела на второй этаж и застыла, увидев безжизненное тело в нескольких метрах от поворота к лестничному пролету.
- Хантер, ты действительно ублюдок... – сказала Ренис, падая на колени перед трупом и не чувствуя боли удара о пол.
«А чем лучше ты?!», - ехидно спросила ее Рахима. Игнорируя ее, Ренис вытянула руку, касаясь пальцами волос Лауры. – «Надежды были напрасны… эта поза, эти волосы, эта повисшая голова так и подчеркивают, что жизни в ней больше нет. Такая красивая Лаура…была…. И теперь передо мной такая вот.… Почему? Почему?!».
- Ты прекрасно знаешь, почему, – вырвался голос ее второго «Я».
- … - у Ренис не было слов.
- Знаешь ведь?
- …
- Знаешь, не так ли? Чего молчишь!?
- …
- Из-за тебя! Это все из-за тебя! Все потому что ты ни на что не годная…
- Заткнись! – выкрикнула сама себе Ренис, прикладывая руки ладонями к вискам и сжимая ими голову, словно стараясь выдавить ими из своего сознания этот ядовитый голос.
- Разве одним лишь «заткнись!» можно избавиться и отмахнуться от осознания своей причастности ко всему этому, а? Это же из-за тебя!
- Захлопнись!
- Твоя вина!
- Хватит, - заскулила Ренис, склоняя голову. – Да, моя вина, - покорно признала она и горько заплакала. Рахима замолчала.
Кто-то в сторонке передернул затвор. Ренис уже научилась узнавать этот специфический звук. Медленно повернула голову вправо и посмотрела вглубь коридора – направив на нее дуло снайперской винтовки, там стоял молодой парнишка, второй из приставленной к двери дополнительной охраны. Где его все это время носило? И почему он появился сейчас?
Парню чудом удалось ускользнуть и спрятаться в соседней комнате, где он притворился трупом, переждал и вызвал подкрепление, что было в пути. После недолгого затишья вновь услышав одинокий голос, он со страхом выглянул в коридор и увидел Рэн. Одну и безоружную. Что и внушило ему уверенности в себе.
Ну что, как? Мне удалось воссоздать напряженную атмосферу или не очень? Ну, да, понимаю, далековато от идеала. Но и я, как бы, не мистер Кинг, и даже не претендую, так что, извиняй. Парень знал, что стрелять в нее нельзя, однако то, что из-за нее столько хороших ребят полегло, его друзей, подруг и товарищей, так и подстегивало без раздумий открыть по ней шквальный огонь. На поражение. Была бы граната – без раздумий кинул, что бы уж наверняка и навсегда стереть ее с лица земли. Но не было.
Ренис, не сдерживая соплей и слез, равнодушно посмотрела на него и снова вернула взгляд на плод своих неудачных приключений, которые закончились очередной смертью очередного близкого человека. О том, что Лаура была так важна, близка и дорога ей, Ренис в полной мере осознала только сейчас.
- Пойди и сообщи своему боссу или кто у вас там по вашей тупой иерархии, - Рэн, начав говорить, запнулась, обдумывая, что следует сказать, чтобы заставить его уйти. Ничего путного на ум не приходило, кроме как. – Что здесь все еще сидит дочь Кранка Крамера. Заветная, достижимая, но вечно ускользающая цель, которая готова рассказать все.
Девушка говорила, не отрываясь, глядя на труп перед собой. Да, вне всяких сомнений это уже был труп. Хорошо, что она не знает, про то, что тут постарался Хантер.
«Черт, Лаура, почему?! Ну почему ты?! Почему вот так?! Как же я без тебя?! Как же мне теперь…», - Ренис часто-часто заморгала, разгоняя перед глазами муть от пелены слез. – «Как же тебе не идет вот здесь вот так вот и в таком виде лежать!», - девушка откинула прядь густых черных волос, потерявших былой блеск и свисающих у лица Лауры. Ренис почувствовала, как растет комок в горле и подбирается из глубины новый поток слез. Глаза уловили шевеление сбоку, она посмотрела на стоявшего в замешательстве парня с винтовкой. Кажется, он ей не поверил.
- Ну, же! Доложи своим, пусть все бегут сюда! Хочу плюнуть напоследок в их рожи! – отвернулась она от него. – Не бойся, я не убегу. Я тут вроде как скорблю.
Ренис, хмыкнула, изображая ироничную улыбку, но лицо предательски исказилось, потому что она следом, всхлипывая, разревелась. Парень от этого опешил. Он никогда не видел, чтобы так самозабвенно рыдали, воя и подвывая все выше и выше. Всех голодных койотов переплюнула. Он отвел дуло винтовки от нее, оставив оружие висеть на плече, и неробко сделал несколько шагов, подбираясь ближе.
- Твоя подруга? – с сожалением спросил он.
Ренис, искривив губы и неопределенно кивая головой, завыла громче. Было неясно, что она этим говорила: «да» или «нет». Вспомнив то, зачем она пришла, девушка повернулась спиной и пересела, протискиваясь по расставленным ногам, к Лауре, взяла за руки, закинула их себе на плечи и обхватила своими руками, таким образом, взваливая на себя и свое маленькое худое тело. С трудом встала на ноги, едва удерживаясь стоя, тело женщины беспощадно притягивало вниз. Но и это ничего. Ведь парень, что наблюдал за этим, вдруг подбежал, обогнул ее и преградил ей дорогу, снова вскидывая в огневое положение винтовку.
- Пожалуйста, - попросила сквозь слезы Ренис. – Позволь мне отдать ее моим товарищам. Я сразу же вернусь, обещаю.
- Нет!
- Я прошу. Пожалуйста.
- Нет, - более мягко и с сочувствием ответил парень, крепче сжимая в руках свое оружие.
- Она ведь попросила! – загробный, переполненный гневом, голос Хантера за спиной парня заставил того повернуться и схлопотать удар пистолетом по голове. Будь в обойме хоть одна пуля, мужчина непременно застрелил бы его.
Парень вновь выпал из реальности и погрузился в свой вынужденный сон.
- Ты убил его!? Зачем?! – захрипела на него Ренис.
- Жив  он, - сказал Хантер, отбирая у нее непосильную ей ношу и уходя вместе с ней на руках.
Ренис склонилась к парню, нащупала у шеи пульс.
«Есть!», - облегченно вздохнув, что тот, кто все же пожалел и не выстрелил в нее, не мертв, поспешила за Хантером.
На площадке между первым и вторым этажами им встретились запыхавшиеся Карла и Адам, которые, увидев Лауру, мигом побледнели. Они оба (и даже Карла!) до последнего сомневались в том, что услышал от Хантера Адам. Каэл же не взглянул на них и прошел, не прогибаясь под тяжестью своего груза. А для него она была тяжелее всех, и речь сейчас не о килограммах.
Адам так по-детски захныкал, волоча ноги за Хантером и все заглядывая ему через плечо на Лауру. Еще один удар от жизни. Не зря он почувствовал тогда, что ему живой Лауру больше не увидеть. Но это было так, будто это он, Адам, не доживет до следующей встречи с ней, а не наоборот. Такого исхода парень не предполагал. Он шел за командиром и тер глаза кулаками, то левый, то правый, размазывая по лицу щедрые крупные капли слез. Адам не скуп на них. В отличие от некоторых впереди идущих.
Волочившая ноги вместе с Адамом в один такт, Рэн тихо-тихо скулила, не вытирая обильные ручьи слез. Вытирала она нос, что забился неизвестно чем, не давая дышать. Вдыхая и выдыхая через рот, она периодически сморкалась в натянутый на кулак рукав футболки. Сопли – не слезы. Их не оставишь сохнуть или течь по лицу, нужно что-то делать, даже когда тебе совершенно не до них.
Шла позади них с низко опущенной головой Карла. Да! Вот он, тот момент, которого она столько ждала – смерть Лауры! Наконец-то!!! Зажигаем красочные фонари на ее улице, праздник у Карлы! Пляши и радуйся, танцуй и пой!! Да, Карла?! Нет. Она тоже рыдала. Рыдала, ненавидя себя за это сбывшееся несбыточное желание. Ибо видеть Хантера с мертвой Лаурой на руках было невыносимо больно. Не так она себе это рисовала, не так представляла и не этих ощущений ждала. Не думала, что это раздавит ее саму.
Ожидавший их у машины, в которой лежал Нави, Риччи, что сумел устранить поломку и починить другую машину в этот короткий срок, стоял протирая руки носовым платочком и щурясь под солнцем, чтобы разглядеть ползущую к нему унылую делегацию. Когда его глаза всех хорошенько рассмотрели, и он понял, что к чему, то мгновенно побледнел. Вся эта «колонна плача» лишила его надежд на то, что Лаура просто серьезно ранена. Все намного больше, чем ясно.
Риччи пошатнулся, роняя платок и отворачиваясь. Он искал глазами, куда можно убежать и накричаться вдоволь от боли. Он же так любил ее! Возможно, сильнее, чем кое-кто суровый и равнодушный на вид. Ренис посмотрела на его дрожащую спину и повернула голову к всхлипывающему рядом Адаму. Тот, закрыв лицо руками и прячась от нее, повернулся в сторону. В этих его жестах и движениях читался крик души:
«Не смотри!!».
Ренис отвернулась от него, не замечая всхлипывающую позади себя. Это была Карла. Смотреть на нее Рэн не имела ни малейшего желания.
Они все подошли к машине и к Риччи, он продолжал содрогаться в беззвучных рыданиях. Без лишних слов и приказаний Карла сама села за руль, собираясь заводить машину.
- Нет! – сказал Хантер, и Карла посмотрела на него.
- Я подлатал ту, - смог, собравшись, но дрожащим голосом сообщить ему Риччи, указывая на пятую машину. Она была изрешечена пулями с одной стороны, боковые стекла почти все были начисто выбиты, а лобовое было сплошной путинной сеткой трещин. Хоть спущенное колесо Риччи и заменил, но на такой далеко не уедешь. И мимо стражей порядка не проскочишь.
- Риччи! – последовал приказ Хантера, и тот понял, что место, которое заняла Карла, его. Он бесприкословно пошел к машине, в которой лежал, истекая кровью, Нави. – Вези к Нойману! – добавил мрачно Хантер и зашагал к пятой машине, что была в шести метрах от них.
- А Пит?! – побежал за ним Адам, он же недавно утрамбовал друга в багажник машины, которая готовилась отъехать.
- Вытаскивай, грузи сюда, - голос Хантера был ровен, без капли эмоций, ни положительных, ни отрицательных.
Ренис, услышав, застыла с поднесенным к носу рукавом:
- Что!?
Ей никто не отвечал. Ответом были разбитые Адам и Карла, вытягивающие из багажника Пита и несущие его в багажник другой машины.
- ЧТО?! – повторила Рэн, шире открывая глаза, и уставилась на Адама.
Парень отвел взгляд. Ренис посмотрела на Карлу, Карла только ниже опустила голову. Они с Адамом вынесли из багажника худого и легкого Есуно и под потрясенным взором Рэн пронесли и уложили к Питу.
Риччи на эмоциях дал по газам и сорвался, спеша к Нойману. Хантер пролез вместе с Лаурой на заднее сидение, Адам сел за руль, тщательнее вытирая от проступивших свежих слез лицо. Карла колебалась, выжидая, куда сядет Рэн.
Ренис выбрала заднее сидение.
«К Лауре, а не к Хантеру», - впервые верно заметила Карла, садясь вперед к Адаму и бросая взгляд через зеркало заднего вида назад. На окровавленный труп Лауры (соперницы!), которую держал, крепко прижимая к себе Хантер. Ноги Лауры покоились на коленках бледной-бледной Ренис. Хантер и Рэн сидели, отвернувшись друг от друга, каждый смотрел в свое окно. Одна плакала, не скрываясь, другой – усиленно и зло хмурился, давя изнутри слезы.
К обстрелянному зданию с многочисленными трупами, хранившимися на каждом его этаже, с задержкой подъехал кортеж машин, из которых высыпали вооруженные люди в камуфляжах. То была скорая подмога для Мишеля – последний резерв, что порядком запоздал. Поторопись они минуты на две-три, застали бы здесь недобитые крохи команды Хантера, которым уже точно не посчастливилось бы живыми выбраться.

Глава двадцать пятая: «4/3 – живые/мертвые».
Эти самые крохи команды, находились в машине, которую вел Адам, не зная, куда конкретно лежал их путь. В нависшей тишине (относительно тишине, ибо здесь не исключены всхлипы, хлюпанья носом, тяжелые вздохи, дрожащие дыхание, шипение мотора, а также прочие звуки, характерные поврежденному автомобилю) прозвучал немного подрагивающий голос Адама:
- Хантер, к-куда?
И командир задумался, пробудившись из своего ступора от его вопроса.
«И, правда, куда?! С тремя-то трупами в этом разбитом аквариуме…», - рассеяно думал он.
Его опередила с ответом Рэн, требовавшая везти их в город, откуда была родом Лаура. Карла с Адамом не поняли, зачем. Зато понял ее намерения Хантер и все равно ввязался с ней в долгий спор с извечными пререканиями обозленной Рэн. Девушка отстояла свое мнение, а Хантер сдался, побеждено и устало бросив Адаму:
- Сверни к дому. Одному из нас придется пойти в дом…
- Зачем?! – взбычилась Ренис.
- Да затем, что для исполнения твоих требований необходимы средства! – прикрикнул на нее, не выдержав, Хантер и продолжил спокойным тоном. – Деньги в третьем ящике стола, прикреплены ко дну второго…
- Я пойду, - вызвалась добровольно Карла, избавляя заплаканного Адама от участи быть пойманным и допрошенным оставшейся в доме частью команды Хантера во главе с Дьюи. Ведь к заплаканному чудаку, безусловно, прилипнут все, кому не лень, и ни за что его не отпустят. А он в своем состоянии не сможет им дать должный словесный отпор.
Хантер одобрительно кивнул ей, через зеркало, куда девушка постоянно глядела, и вновь уставился в окно, изучая малолюдные улочки, по которым лавировал Адам, во избежание столкновения с патрулирующими город слугами закона. Кивнул и Адам с благодарностью, ставшей проницательной Карле, что смогла прочесть все его страхи.
Притормозив недалеко от дома, Адам шепнул:
- Давай.
И девушка, распахнув деверь, выбежала и рванула к входу. В течение трех минут вернулась обратно с зажатыми подмышкой и завернутыми в бумагу, деньгами командира. Следом выскочил Рик с возгласом:
- Да объясни же, где все?! – и увидел эту изуродованную машину, в которую она влетела. Парень развел руками, провожая глазами отдаляющийся автомобиль.
Каэл поспешил связаться с Риччи, чтобы тот, сдав Нави в руки Ноймана, отправился искать для них грузовик и ждал с ним в указанном им месте. Риччи исполнил все, подогнал по назначению и в срок. За руль кабины была командирована Карла, рядом сидели Адам и Хантер, которому пришлось бросить заляпанную кровью джинсовую куртку в машине.
Машину они доверили Риччи, ему и предстояло от нее избавляться.
- А Ренис? – вспомнилось мне.
А Ренис сидела в кузове с тремя трупами, мысленно разговаривая с каждым из них. Ну да, ну да, как тут не свихнуться?! Соблазн сойти с ума велик. Но Ренис устояла. Пока что.
Она вела оживленные беседы с ними у себя в мозгу, в то время как Хантер, Карла и Адам пришли к единому мнению схоронить Пита и Есуно вместе с Лаурой, так как ни об их родных, ни о самих парнях они толком ничего не знали. Путь предстоял долгий, часов пять езды, не меньше. Карла выжимала все, что можно из старенького дребезжащего грузовика, думая о том, как же там Рэн, одна, в компании мертвецов?!
Плохо. Очень плохо. Она уже забилась в угол от них, ближе к створкам, играющим роль дверей. Ренис сидела, плотно зажмурив глаза и что-то бормоча. Но к счастью, ни Карла, ни Адам этого не видели и не знали. Шизофрения ей грозила с детства, об этом знал Мэвил, догадывалась и боялась Эллисабэт Нолл, и подозревал Нэйтон. А она? А она могла спокойно ее принять и развить до уровня комфорта.
Приехали в город. К городскому же кладбищу прибыли спустя двадцатиминутное мотание меж узких улочек района. На уговоры к смотрителю пошел Хантер, делать все как положено у него не было достаточно средств и времени. Деньги сделали свое дело, заставив уступить неуступчивого работника и закрыть глаза на их подозрительность и прочие несоответствия законам и прощальным кладбищенским церемониям.
На гробы и покупку готовых могил у Каэла уже не оставалось средств, все было отдано за молчание и согласие смотрителю, куда входила также цена и за выделенные участки для тел на кладбище. И то, хватило только на два маленьких участка, третьего выбить не удалось. А это значило, что в одной могиле суждено лежать двоим. Зато смотритель великодушно предоставил четыре лопаты, и четверо неизвестных, разбитых одним общим горем и событием, под сгущающиеся сумерки потопали в самый конец кладбища. Первой воткнула черенок лопаты Ренис. Карла, посмотрев на «Мелкую», остервенело бьющую ногой в лопату, смиренно отошла и начала рыть по соседству, где только закончил устанавливать размерную границу смотритель.
Хантер без слов разделил участок с Рэн, просто начал копать рядом, а Адам, решив распределить силы пополам, присоединился к Карле. Поделил поровну, молодец. Копали и рыли они в молчании. Лишь изредка вздыхая от усталости (это Карла), шмыгая носом (это Адам), рыча на неподдающуюся твердую землю (это Рэн) и часто отбрасывая не туда, куда надо, землю (это Хантер). Ренис и Каэл давно были по пояс в своей могиле, мешая друг другу и задевая лопатами, но, не делая друг другу никаких замечаний, и это главное. Двое других тоже продвинулись и не отставали, работая не покладая рук и не поднимая головы. Можно даже сказать, работа спорилась, но не к месту.
Сказалась ли усталость, нервное напряжение или же простое желание высказаться, выплеснуть и вылить ушат кипевшего негатива, но Ренис с неудержимой ненавистью забубнила:
- Почему? Почему ты бросил ее?!
Хантер, скосив на нее глаза, продолжал выбрасывать лопатой землю из ямы. Голос Ренис креп и нарастал:
- Почему, Хантер, Почему?!
Лопата Каэла зачерпнула землю снова, подняла и бросила вверх.
- Ты…. Ты мог, Хантер….
- Хватит, Рэн, - сказал он и, разогнув спину, повернулся к ней.
Девушке открылось его страдальческое лицо с влажными от слез щеками, которые поблескивали в свете лунного диска, выползшего из-за туч и освещения двух фонарей, их им принес сам смотритель, сжалившись.
Рывший без отдыха и передышки Адам, тяжело дыша, замедлился, прислушиваясь к их спору. А Ренис не могла остановиться:
- Ты же мог ее спасти! Стоило только взять на руки, вынести, сесть в машину и гнать до любой близлежащей больницы! – видя, что он готовится возразить, затараторила с еще большим жаром и ненавистью, не покидавшей ее. – И плевать на последствия! Из всего можно выкрутиться, если рискнуть. Проклятье, Хантер, ну неужели это не стоило ее жизни?! Жизни рядом с тобой!!
Последние слова она выкрикнула уже не сдерживая слез, которые только недавно высохли и неприятно стягивали щеки. Они прокатились эхом по безлюдному кладбищу, ну, если не считать их самих, то людей здесь фактически не было.
- Если бы я поступил так, ты бы сейчас здесь не разговаривала! – Хантер не прятал и своих слез от нее.
- Да наплевать! Ну и путь! – девушка задыхалась криком и собственной злобой на эти не унимающиеся слезы. – Зачем тебе я?! Зачем я, когда гибнет она?!!
Отбросив лопату, Хантер прислонился к стене ямы, нервно глотая ртом воздуха побольше:
- Затем, что это было ее предсмертное желание.
Слова его прозвучали в абсолютной тишине, ибо полностью замерли, рывшую соседнюю могилу Карла с Адамом. Они оба выпрямились и заворожено смотрели на командира.
- Что ты сказал?! – подошла вплотную к нему Ренис, волоча за собой по глинистому и каменистому дну ямы лопату.
Хантер, пытаясь отстраниться от нее, взобрался на образовавшийся выступ и присел, оставляя свешенные вниз ноги, бьющиеся от дрожи и усталости о земляную стенку.
- Я бросил ее по ее просьбе. Она пожертвовала собой ради тебя! – выпалил он одновременно с ненавистью к Рэн и отвращением к самому себе, при этом глядя в устремленные на него глаза Ренис, полные слез. Он закрыл лицо руками и опустил голову, пряча вновь набежавшие слезы.
Ренис выронила из рук лопату. Ладони щипало, видимо, содрала кожу в пылу рытья могилы. Руки горели, но смотреть на них она не стала, знала, это ничего ей не даст. Только новые сожаления. Она взобралась с большими усилиями на выступ и присела плечом к плечу к Хантеру, который дергал плечами, давя в себе всхлипывания.
10.01.17г   12:27.  Еще один черновик мой заканчивается, можно впихнуть пару строк на его обложку, но я не стану этим доказывать, что я жлоб, жмот и скряга. Думаю, у меня найдется новый на замену.         
- Прости. Я, наверное, не должна так говорить, но мы оба виноваты. Я – за то, что стала причиной ее смерти, это защищая меня, она получила ранения. А ты – за то, что исполнил ее волю. Хотя не должен был.
Ответом Хантера были только дрожащие вдохи и выдохи. Карла помогала вылезти Адаму, совсем выбившемуся из сил. Парень все это время, не помня себя, копал как заведенный, и прекратил, обратив внимания двух соседних копателей. А когда из ямы полезла Карла, попросил подсобить и ему с его онемевшими ногами. Вдвоем они выбрались и подползли к командиру.
- И вы, ребята, простите меня. Если сможете… - сказал им Рэн сразу же, как они приблизились. Адам и Карла посмотрели друг на друга, выжидая, кто из них задаст вопрос недопонимания. – Простите, что не по своей воле появилась в вашей размеренной и командно-идеальной для вас жизни и перевернула все с ног на голову, подтолкнув к гибели Пита и Лауру…
- Замолчи!
Это был Хантер, и Ренис впервые, не переча, без возмущений затихла. Он отнял от лица руки, опустив саднящие ладони на колени. Кто-то взял его за руку, Хантер поднял глаза.
«Карла. А мне показалось, что это Рэн. Показалось…», - подумал он, понимая, что в действительности хотел бы, чтобы это была она. Кто-то тронул плечо, Хантер обернулся. То был Адам, присевший позади него. – «А ведь когда-то он свою возлюбленные хоронил, убитую мной…», - лезло в голову едкое напоминание Хантеру гнусных дел, которых он натворил, слепо следуя установленным правилам.
- Надо продолжать, если хотим управиться до рассвета, - сказала обреченно Ренис, спрыгнула в яму и потянулась к своему копательному инструменту, ощущая в ладонях и пальцах отчаянно пульсирующую боль.
Трое других в молчании принялись за брошенную нелегкую работу. И еще через полчаса Карла совсем потеряла контроль над переутомившимися конечностями, отказывающимися подчиняться. Ладони ее уже не гнулись, лопату было не удержать.
- Я больше не могу, - сказала она, тяжело дыша – Руки не держат.
В схожем состоянии были все.
- Достаточно. Этого достаточно, - Хантер вылез, выталкиваемый, помогающей ему, Рэн.
 Девушку в свою очередь, лежа на земле, вытянул и он. Они немного повалялись на земле, выравнивая сбившееся дыхание, затем встали и, едва перебирая ногами, пошли за убитыми товарищами. С ними торопились, как могли, изможденные товарищи – Адам и Карла.
Извлекли из грузовика тела и уже под покровом ночи. Делая остановки для отдыха, перенесли мертвецов к плодам своих трудов. Снова понадобилась передышка, после которой первой в яму опустили Лауру. Похоже, они вырыли шире, чем нужно было для одного тела. Но это так казалось, потому что оно лежало без этого церемониального саркофага. Конечно, Ренис очень хотелось сделать так, как требовалось для усопшего. Так, как она видела в далеком детстве все манипуляции с телом ее почившей бабушки. Но. На это не было средств, а делать самим – уже никаких последних сил. Да и время поджимало, в это время года затягивать с трупами было нельзя. А времени с их смерти уже прошло немало. Поэтому, сдавливая крепче челюсти от бессилия, Рэн с Хантером, уложив тело Лауры на дно ямы, с еще большим трудом полезли из нее. Будто на отвесную скалу взбирались голыми руками и без страховки.
Хорошо, хоть падать не так высоко, да?!
В другую могилу Адам и Карла закончили размещать Пита. Затем они затащили туда, не вылезая, и третьего – Есуно. Сам Адам принял это решение, считая, что негоже парню лежать в одной яме с Лаурой. Не потому что он считал ее лучше, или его хуже, тут Адам ориентировался только половым признаком. Хотя, какая, в принципе, мертвым разница?
Никакой.
Отдохнув немного дольше прежнего, они принялись зарывать своих товарищей, оказавшихся на самом деле именно товарищами. Бросать землю на ни во что не завернутые тела друзей было мучительно больно. И представить сложно, каково это, лично хоронить лучшего друга, а кому-то любовь и подружку дней его суровых, старушку дряхлую его. Но ничего, пролили в процессе море слез, собрались и справились. Вскоре они уже стояли у двух холмиков с влажной землей, своим темноватым цветом, отличающейся от протоптанной сухой земли вокруг.
К утру они, разбитые и выжатые, сидели в ряд у могил, глядя на забитые Хантером всего лишь дощечки с именами. Старые посеревшие доски им принес все тот же смотритель. Инициалы нацарапали сами. На одной рукой Хантера значилось неглубокими, но вполне уверенными царапинами, составляющими угловатые буквы в слова:
«Лаура Ангст».
На другой дощечке старательной рукой Адама было выведено:
«Пит Есуно».
Эти два имени парень не разделил ни косой чертой, ни точкой, ни запятой, оставляя незнающего человека, бросившего беглый взгляд, проходя мимо убогих надгробий, размышлять: «Какая странная фамилия!».
Откуда знать-то посторонним людям о двойном захоронении?! Неоткуда. Да и незачем.
Адам намеренно не стал различать два имени. Хотя, если бы знал настоящую фамилию Пита и Есуно, обязательно нашел бы в себе крохи сил указать данные. Но не знал этого даже Хантер. Пит и Есуно были ему известны только под этими именами и негласными прозвищами. Только и всего, как и большинство людей из команды, находящихся в его прямом подчинении.
Ренис было предельно ясно, почему «Пит Есуно». Она, поразмыслив над этим немного, перевела взор опять на инициалы «Лаура Ангст».
«Лаура Ангст…. Ангст. Как это чопорно и буржуазно», - думала Рэн, вспоминая Лауру и все эти ее утонченные, изящные и безукоризненные и полные грации движения. – «Ангст. Ангст…. Будто что-то немецкое. Подумать только, столько прожить с ней в прямом смысле слова, под одной крышей, общаться, ругаться, находиться ночами и днями напролет в ее обществе и не знать ее фамилии! Я даже ни разу не удосужилась спросить у нее! Черт, да меня и не интересовало, как могут звать ее на самом деле!».
Ренис медленно рассматривала каждую буковку на дощечке.
«А звать ее – Ангст. Лаура Ангст. И узнаю я это только после ее смерти!», - она, поморгав быстро-быстро, сцепила пальцы адски нывших рук на согнутых и прижатых к себе коленках и продолжила смотреть на инициалы, так криво нацарапанные рукой командира.
Первым поднялся Хантер. Он не сказал: «Пора!», «Надо уходить!», «Хватит!», «Нужно возвращаться!», или еще чего-нибудь типичного его положению. Не было требования и волевого приказа, которые привыкли слышать люди от него. Каэл просто оставил Карлу, Адама и Ренис и, пошатываясь на отекших и утомленных ногах, побрел по узенькой протоптанной дорожке. Даже не обернулся и не позвал кивком головы, как делал обычно. А Карла все смотрела ему вслед и ждала.
Ничего не было, ни жестов, ни знаков. Хантер будто этим говорил, что они свободны, что могут сидеть здесь столько, сколько их душе угодно, а как только душе надоест – могут катиться на все четыре стороны, и если есть где-то пятая, то и туда тоже. И таки да. Не будто. Так и говорил, давая своим равнодушным и убитым видом только один посыл и знак – что лично он боле не намерен держать никого из них подле себя. Даже Рэн. Рэн, за которую погибли его люди и за которую он бросил любимую. Бросил Лауру, послушавшись ее же.
Адам, сидевший между Карлой и Рэн, по очереди заглянул в лицо одной и другой девушкам. Еле-еле встал и пошел за командиром, издавая стон от каждого сделанного шага нывших и требовавших отдыха стоп, которые будто раздулись и разрывали по швам обувь. Слепо и навсегда преданная командиру, приподнялась с земли и Карла. Она тихо сказала, обращаясь к Рэн, что камнем сидела у могилы:
- Пойдем. Ты не в силах вырвать ее из-под земли, которую сама накидала.
- Не без твоей помощи, - сказала одними губами Ренис, так как во рту все давно высохло, и говорить было сложновато. Да и грубить не было желания. Она приняла протянутую руку Карлы, которая едва ли не вскрикнула от боли в спине, поднимая с земли Рэн. Цепочкой с неравномерным расстоянием друг меж другом (еще бы, навсегда утеряв три звена!) они прошли длинный путь от рядов могил до постройки смотрителя.
Он о чем-то испуганно говорил с Хантером. Долго. Очень долго. А Хантер с взглядом дохлой рыбы успокаивал мужчину, пропуская вперед ребят и сетуя, что они выбрали не тот вариант, который ментально предложил им Хантер. А сам он в глубине души этого и ждал. Ждал, что все-таки, они пойдут за ним и с ним. И очень боялся, что все трое выберут предоставленную им свободу.
Хантер боялся остаться еще и без них.
Убедив кое-как смотрителя, он направился к грузовику. За рулем был Адам, рядом с ним Карла, кивала на свободное место возле себя, а где-то хлопнула позади тяжелая дверь. Это Ренис забралась добровольно в кузов, пахнущий характерным и уже сильно неприятным запахом крови. Не так уж она и желала сидеть здесь, просто не могла в перепачканной кровью Лауры и Мишеля одежде красоваться в кабине. У трех других товарищей были снимаемые ветровки и куртки, от которых они избавились, а у нее – нет.
- Я поведу, - сказал Хантер Адаму, добавляя прежде, чем возразил парень. – Поспи в пути немного. Сменишь меня через два часа.
А через еще пять часов езды, сломленные произошедшими событиями, физически разбитые усталостью, грязные от долгого рытья и возни в земле, потные от затраченных неимоверных усилий, они под вечер нового дня ввалились в дом. Игнорируя расспросы, всей малочисленной группой направились почему-то за командиром в его кабинет, где Адам без сил упал и распластался на полу перед диваном и в мгновение ока уснул мертвым сном. Карла поступила точно так же, в изнеможении повалилась пластом на диван, полностью заняв его собой. Хантер захватил свой стол, положил на него руки и, уронив на них голову, тоже забылся сном. Изнуренных и изможденных бедолаг можно понять – у них была бессонная ночь с сильными дневными потрясениями и ночными физическими переутомлениями. О психологических нагрузках умолчу.
Вбежал Риччи и застал в сознании только Ренис, что стояла с красными-красными глазами, в грязной измазанной кровью и запачканной пылью и землей одежде и лицом. На лице вдобавок красовались проступившие за ночь синяки и кровоподтеки, полученные в бою с Мишелем, о которых она и не думала даже. Про потерянные зубы – и мыслей в голове не возникло, а ведь когда-то это было для нее самой крайней трагедией.
- Я еще ничего не сказал им, - обратился к ней Риччи, вместо того, кому это предназначалось – спящему без задних ног Хантеру. Спал командир мертвецким сном, как и Адам и Карла. Это и сном-то не назовешь, все трое провалились в сонный обморок. И их не в чем винить.
Ренис тоже была в шаге от того, чтобы это сделать.
- Рэн?! – позвал ее настороженно Риччи, не находя ни ответа на его дальнейшие действия, ни реакции.
- Мне надо в душ, - будто в бреду пробормотала Рэн, глядя на него затуманенным взором, и, цепляясь руками за стену, наощупь вышла из кабинета.
Растерянный Риччи проводил ее взглядом до самой ванной, опасаясь, что она может упасть и удариться головой. Девушка дошла без падений. Риччи захлопнул дверь кабинета, и остался караулить внутри, никого не впуская и сторожа сон товарищей. Он был безмерно рад, что Дьюи с большинством ребят отправился на дело и прибудет не скоро. А те, кто находился в доме, им уже были предупреждены, что Хантер сам посвятит их во все подробности, когда посчитает нужным это сделать.
Холодный душ не дал закрыть закрывающиеся тяжелые веки, но смыть все то, что было ею пережито он не смог. Слабой бодрости после душа ненадолго хватило: она успела влезть в чей-то банный халат, пойти к себе, включить свет, прикрыть дверь, а дальше…
Дальше она расползлась по полу, не ощущая ни его твердости, ни запыленности, ни холода. То, что требовал измученный мозг, свершилось – Рэн забылась сном, как Адам – Карла – Хантер. Физически и морально истощенное тело лежало неподвижно и так неестественно: на животе, с повернутой влево головой, руки вытянуты и вывернуты ладонями кверху, а ноги странновато вогнуты ступнями вовнутрь. Косолапый медвежонок без шкуры. А хотя, белый халат вполне сойдет за шерстку полярного мишки.
Очень странная поза была ею принята в забытьи. Зайди кто – подумал бы: «Мертва!». Нет, не мертва, всего лишь отдыхает. И очень даже по-обычному.

Глава двадцать шестая: «Это конец?!».
По многолюдным улицам незнакомого города шла на высоких черных шпильках не по сезону одетая худенькая рыжеволосая девушка. Не по сезону – потому что осень, и все проходящие мимо люди были в легких ветровых плащах или утепленных пиджачках с зонтами наготове, а она же в одном лишь тоненьком и длинном черном атласном платье, полностью скрывающим высокий каблук ее неудобных туфель. Отчего и казалась высокой эта особа.
Держалась она прямо. Тонкая и ровная, будто веточка молодого деревца вишни. Не прогибалась и не кривилась от тяжелой спортивной сумки, набитой донельзя чем-то неизвестным и свисающей с одного плеча широким ремешком. При каждом шаге эта огромная сумка лениво и нехотя покачивалась и ударялась о левое бедро девушки.
Лицо у нее не было примечательным. Ничем, абсолютно: обычные глаза обычной девушки, брови как брови, губы, как губы, среднестатический окрас радужки глаз. Никаких особо явных примет, единственное, может, нос, обычность и непримечательность которого портила выдающаяся горбинка, которая запоминалась лучше, чем какой-нибудь отличительный рваный шрам на половину лица. Длинные рыжие волосы, завитые на концах и подпрыгивающие пружинкой от каждого ее твердого и уверенного шага, свисали с плеч впереди. Она то и дело откидывала их таким изящным движением головы, словно не до конца поворачивала, передумав, голову к окликнувшему ее человеку позади.
Прохожие оглядывались ей вслед из-за любопытства ли, почему она так легко одета, или же интереса, почему на плече такая не сочетающаяся с безукоризненным образом сумка?!
А она шла. Шла, не обращая ни на кого внимания. Идущие навстречу люди улыбались, не понимая логики в стиле ее одежды. Улыбалась непринужденно и она, играючи мотая головой и отбрасывая непослушные огненные кудри. Шла она быстро, только и было слышно: цок-цок-цок. Не жалела каблуков, определенно дорогих туфель и цепляющегося за них подола не менее дорогого платья.
«Наверное, холодно, поэтому спешит!», - думала девочка подросток, оборачиваясь этой загадочной леди вслед.
- Нет, - скажу я.
Ей жарко. Ее разрывает от пылающего внутри жара, не дающего сбавить темп и глубже глотнуть холодного осеннего воздуха. Девушку переполнял жар предвкушения того, что она намеревается совершить. Того, отчего мелко-мелко покалывало подушечки пальцев, которые она поочередно давила ногтем большого пальца.
«Может, руки мерзнут?», - наивно подумал, заметив эти движения, мальчик лет десяти, идущий мимо нее в магазин.
«Может», - поддержу его наивность я.
А девушка в элегантном черном платье и со спортивной сумкой все шагала по главным улицам города. Все вокруг для нее будто не существовало, было только она одна. Вскоре она свернула в переулок и пошла по менее людным дворам. Теперь ей встречались озорные ребятишки, что бесстрашно лазили и бегали на детских площадках, которым не было дела до нее и, глядя на которых она печально улыбалась, думая о чем-то своем.
Она вновь вынырнула на оживленные тротуары проезжей части и, не колеблясь, пошла к автобусной остановке, без раздумий вошла в подъехавший автобус, только в нем поинтересовавшись, едет ли он туда, куда ей нужно. Любезно ответили, что едет. Несмотря на обилие свободных кресел, предпочла гордо постоять у дверей, держась за поручень и наблюдая из окна на то, как сменяются многоквартирные высотки низкими старыми пятиэтажными домами, которые, в конце концов, уступили место одноэтажным домам.
Автобус, постепенно пустея, увозил девушку за пределы города – на границы частного сектора. Заплатив, вышла на конечной остановке и она. Еще минуты четыре прошлась пешком и застопорилась, уставившись на свою цель.
Ангар. Старый, с виду заброшенный ангар с пристроенной к нему сбоку двухэтажной постройкой. Этот гибрид жилища был последним домом в черте города и держался обособленно, на приличном расстоянии от особняков и простеньких домишек. Впрочем, был ближе всех расположен к ангару еще один особняк, у которого асфальтированная дорога обрывалась, далее тянулась полоса хорошо протоптанной и просохшей глины, перемешанной с мелким песком и кое-где гравием.
Повторюсь, туфель он не жалела и не думала жалеть. Вонзая шпильки в эту каменистую землю, девушка настроена была, во что бы то ни стало, завершить свой путь. Она, не спеша, приближалась к пристройке ангара, хотя и знала, что Генри Мидлл, скорее всего, сейчас в своем особняке, в том самом, у которого закончилось дорожное полотно. В принципе, и особняк, и ангар принадлежали ему, и, где бы она ни появилась, он непременно явится в тот же миг, не заставит себя долго ждать. Но если, можно было сократить путь и повернуть к особняку, то зачем упрямо идти по такой неудобной кривой дороге?! Сложно объяснить, дело в непреклонном характере и каких-то принципах. А может, в задуманном?!
Как бы то ни было, выбор ее пал на ангар. Когда она проходила мимо пристройки, тенью из-за угла выскочила навстречу фигура мужчины.
- Ты все же набралась храбрости показаться после долгих скитаний? – прозвучало насмешливо и так знакомо.
Ренис (а это была она) узнала его. Ее неизменившуюся цель.
- Он же уже в ангаре? Так ведь, Рик? – не уделяя внимания ему и его фразе, она топала, утопая каблуками в рассыпчатой сухой песочной земле, к ангару.
- И не только он! – ухмыляясь, пошел за ней Рик.
Он побежал вперед, обгоняя, чтобы галантно открыть скрипучую ржавую и широкую железную дверь. Спешил пропустить даму вперед и захлопнуть плотно капкан, в который она добровольно и в здравом уме сама шла. И Рик был безукоризнен в своих манерах швейцара, если бы не эта, неподходящая его движениям, одежда. Ренис Нолл зашла без страха и тени сомнения в черную пустоту ангара, все с той же надоедливой уверенностью шагая уже по устойчивому бетонному полу. Шагала во тьме с гордо вскинутой головой, которую она чувствовала, но никто не видел.
Зажегся свет, освещая все вокруг. Девушка позволила себе на доли секунды зажмуриться от резкой яркой вспышки, после чего, не сбавляя шага, принялась рассматривать сидящих полукругом впереди людей. Они ждали ее. Знали, что идет. Все они сидели на сваленных в груду деревянных балках, и только один из них на обычном стуле, с ногой, заложенной на ногу и  тростью, что покоилась на его коленке.
«Генри!», - глаза Рэн обежали этого старика, сильно изменившегося по прошествии времени. Остальных она тоже узнала: слева от Генри полулежал развалившийся на балках Нави, справа же стоял Хантер уже с заметной сединой в висках, в то время как Нави был брит наголо. Не желал светить старостью? Возможно. Не всем года – богатство.
Были здесь немного подурневшие внешне Гвен с Ирмой и, ставшая почему-то с годами краше, Карла. Был Риччи, Адам, Стив, Итан и еще много-много тех, кого мной тебе не было представлено по имени и описано.
«Нет только Лауры, Пита, Есуно…», - вздохнула Рэн. – «А еще Мэндси».
«И Брэдли! Но это уже по твоей вине, впрочем, как и первые трое…», - ехидно заметил внутренний голос.
«Зато есть Дьюи и Генри!», - Ренис посмотрела пристально на Дьюи, тот расселся прямо на полу между Хантером и Генри. Парень играл своей улыбкой, пуская блики по затемненным уголкам ангара. Его улыбка вовсе не значила радость встречи, это было нечто иное.
Рэн, сделав еще один шаг, замерла в нескольких метрах от «товарищей».
«Бывших товарищей!», - посмеиваясь, не унималась в ней злая Рахима.
Ренис прислушалась. Позади – тишина, а значит, Рик остался у входа и, вероятно, наглухо закрыл двери, для пущей уверенности решив держать дверь под присмотром.
«Хм. Ясно. То, что мне надо!», - подумала она и широко улыбнулась.
- Пляши, старик, я пришла! – русская речь Ренис не смутила Генри. Он ее понимал.
Жаль, не мог отвечать ей по-русски, а так хотелось задеть эту мерзавку на ее же языке.
- Плясать, увы, удел лишь твой, - пофилософствовал он, играя тростью в руке.
- А твой?! Бегать за мной по городам с высунутым, как у загнанной собаки, языком?! Ой, не надо, не кивай, и так понятно, - уже на привычном всем языке дерзила Ренис, медленно стягивая с плеча ремешок и спуская сумку к полу. Осторожно отпустила на пол, но дно сумки странно и глухо хлопнуло о бетон.
- Я за тобой не бегал, - гордо заявил Генри.
- Это делали твои собачки, знаю, знаю. Бегать – бегали, да не догнали. Вот, пришлось самой прийти, - сказала она и очень аккуратно толкнула сумку вперед, вонзив в ее бок носок лакированной туфли, покрытой слоем пыли и крупными песчинками земли и песка.
- И это все?! – воскликнул с возмущением, смешанным с насмешкой, Дьюи, который встал во весь рост.
Генри жестом руки, что держала трость, остановил сына и сказал:
- Ты слишком дешево оценила жизнь Хантера.
- Не смеши меня, старик, я ее не оценивала. Кто я такая, что бы оценивать его жизнь, тем более, когда она у него и гроша не стоит.
Хантер устремил на нее свои пустые глаза, в которых не было взгляда, присущего тому Каэлу, что долгое время вел и ее, и других людей за собой на громкие, таки резонансные, дела. Ренис с упрямством долго смотрела в ответ, а потом все же отвела взор на Генри.
- Где остальное?! – кажется, Генри немного рассердился.
- Это все. Больше ничего нет, - очень серьезно и честно ответила ему Ренис, держась холодно и ровно в своем привлекательном черном платье, кардинально менявшим образ и все отношение к той безобразно одетой хулиганке, которой они все ее помнили.
- Как это «нет»?! – бросился вперед Дьюи и почему-то застыл на полушаге.
- А вот так. Я все расстратила, играя с вами в ваши игры. Нет, конечно, была у меня кругленькая сумма в крупном банке, но я соблазнилась и спустила ее на покупку одной миленькой игрушки.
- Принеси, - не слушая ее отчитывания, сказал властно Генри, и Дьюи пошел к сумке.
Он взялся за ремешок, небрежно поднял и перенес к ногам отца. Люди сбились в кучу, желая увидеть содержимое этой тяжелой сумки. Только Хантер не сдвинулся, словно пустил корни там, куда его зарыли и залили бетоном, укладывая ровный пол. До него постепенно доходило коварное исполнение желания девушки по имени Ренис Нолл и аналогия всего того, что разворачивалось у него на глазах не в первый раз. Он это уже видел, это было знакомо. Дежа-вю.
В расстегнутой тугой сумке, глазам любопытных людей предстали толстые пачки банкнот, казалось, запах и хруст их новизны разносился по всему ангару. Дьюи, ухмыляясь, принялся доставать их и складывать перед собой, вслух пересчитывая количество.
- Сколько там? – обратился Генри к Рэн, ревностно следя за движениями рук сына, который мог умыкнуть незаметно пару пачек. Растягивающей губы в кривой злобной улыбке, девушке Генри Мидлл не верил. Не верил, что она могла потратить все его деньги. – «Врет! Что-то задумала…».
- Считай сам. Уж ты-то умеешь, - улыбку совсем перекосило, она превращалась в оскал.
- Это еще что?! – удивленно воскликнул, прерываясь в счете Дьюи, когда обнаружил под тремя слоями пачек денег непонятный ему предмет с множеством проводов и электронным механизмом.
- Ах! Это и есть моя игрушка, знакомьтесь!
- Бомба, - сказал безразлично Хантер, даже не видя этого предмета и не пытаясь его увидеть. Догадался. Это было несложно, зная Рэн и того, кого дочерью она являлась.
С завидным проворством вскочил со стула Генри, а вместе с ним и его люди, которые навели свои пистолеты на эту рыжую бестию, что так легко провела их. Девушка лишь улыбнулась еще шире и раскинула в стороны руки, мол, стреляйте, сколько влезет. При этом пальцами левой руки, которыми и зажимала, нарочно продемонстрировала небольшой продолговатый блестящий и будто прозрачный предмет.
- Если дорога жизнь, не советую палить по мне. Да, установлен таймер, но устройство также сработает, как только выпадет из моей руки этот чудесный стеклянный корпус, внутри которого установлен чувствительный к повреждениям детонатор. Игрушка очень дорогая и очень хорошая. Я уже говорила.
- Чего ты хочешь?! – крикнул Генри, понимая, что снова попал.
- Чтобы вы все сдохли! – рявкнула Ренис и задумчиво добавила. – Хотя, в моем списке только четверо…
- Тогда можно другие уйдут? – робко выкрикнул Адам и тут же получил пулю в ногу от Нави.
- Теперь не уйдешь, - хохотнул Нави.
- Неужели ты готова убить нас всех и себя?
Ренис посмотрела на Ирму, что задавала сей вопрос.
- Себя я давно убила. А на всех вас плевать. Пусть это будет на моей совести, которой у меня нет.
- Неправда! Ты…
- Заткнись! – оборвала Карлу Ренис.
- Убьешь даже Хантера, спасать которого ты сюда и явилась?! – заговаривал зубы Генри, незаметно отходя в темноту ангара, где была спасительная дверь на задний двор.
- К твоему сведению, Хантер идет пятым в моем списке, - Ренис с улыбкой повернулась к Каэлу. – Кстати, Хантер, если хочешь жить, то иди за этим стариканом, что пятится к запасному выходу. Может, и успеешь, как в прошлый раз…
- В прошлый раз я успел с тобой, а не с этим, - был ответ мужчины, вросшего в свое место, с такими печальными-печальными глазами.
- Как знаешь, - сомкнула губы Рэн, зажмурилась и разжала пальцы, сжимавшие стеклянную оболочку детонатора.
Маленький предмет блеснул под светом своей кристально чистой прозрачной и хрупкой оболочкой и в одно мгновение коснулся твердой поверхности бетонного пола, трескаясь и разбиваясь. Люди в ангаре кинулись в рассыпную еще за секунду до того, как девушка разжала ладонь. Кто-то даже от злости несколько раз выстрелил в нее, похоже, это был Нави.
Боль. Резкая, дикая. Рвущая на куски боль и пустота, что были смешанны с криками, жуткими звуками, наполнившими пространство. Запахи горящей плоти и бумаги, дерева и кровли, запахи крови и облако пыли, что заполонили все вокруг, навалились и душили беспощадно, лишая возможности сделать полноценный вдох.
Ренис открыла глаза.
Ощущение того, что шея полностью отделена от ее тела было явственнее. Все потому что она не чувствовала того, что было ниже шестого позвонка, а то, что чувствовалось – было сплошной, ломающей кости черепа, болью. Она опустила глаза на белеющее расплывчатое плечо. Взгляд сфокусировался, прояснел, различая то, на что был направлен – на махровую белую ткань.
Ренис все еще лежала на полу в белом банном халате.
Нахмурилась, сделав над собой невероятное усилие, подняла тело и усадила его на колени. Все суставы ныли и болели так, словно кто-то пытался молотом раздробить их, вбивая острый ржавый клин в связки. Она осмотрелась и вопреки ожиданиям не обнаружила перед собой лужу собственной крови и разбросанные по ангару фрагменты тел товарищей. Да и вообще, не ангар это был, а ее комната!
Заторможено повертев головой, потянулась до онемевшего затылка, коснулась ладонью, потерла и так, и сяк.
- Сон… - сказали губы. – Просто сон… но какой реалистичный…. Неужели сон!?
Девушка, не веря, вновь принялась за более придирчивый осмотр комнаты, а затем и себя. Думала, что это все-таки было явью, и ее просто снова спас Нойман за компанию с Хантером. Нет. На голом теле под халатом Рэн не обнаружила свежих следов хирургического вмешательства, лишь те же, давно знакомые старые и некрасивые шрамы.
- Сон, - повторила она растерянно и встала, чтобы одеться. – Но почему же я чувствую себя хуже, чем побитая камнями собака?!
Ответа в тишине комнаты не нашлось.
- Ну, ничего, - подбодрила себя Ренис. – Сейчас оденусь, поем и пойду доставать укорами и расспросами Лауру…
Сказав это, зависла с одной просунутой рукой в рукав футболки. Ее парализовало и с головой накрыло глухое молчание – молчание мыслей, исчезнувших с появлением в животе странного нарастающего ощущения пустоты. Опустошенность. Вот! Вот что пришло к ней с мыслью о разговорах, таких привычных, с Лаурой. С Лаурой, которой больше нет.
- Ее больше нет, - озвучила Ренис, постучавшуюся в голову первую же мысль после долгого затишья. – Лауры нет, - потерянно повторила девушка и опустилась на кровать с так и не надетой футболкой. Она сидела, разглядывая ноги, а вместо них видела обрывки ее последних минут с Лаурой. С живой Лаурой, пришедшей спасать ее и за нее так глупо погибшей.
Слезы? Нет. Ренис сейчас не плакала. Не рыдала она так над почившей, как делала это несколько дней подряд, горько оплакивая свою мать.
- Почему?! – сдержанно спросишь меня ты.
Ну, во-первых: мать – это мать, а Лаура – Лаура. Ладно, ладно, не спорю, это слишком таинственно, или однозначно. Во-вторых: с Лаурой она провела, хоть и не самые последние, все же некоторые минуты ее угасающей жизни, чего не получилось сделать с матерью, когда легко могла к той наведаться. Ведь именно это больше всего прочего угнетало и давило Ренис: то, что она даже не увидела маму. Могла, но не сделала такой простой шаг.
В-третьих: все очень просто – Рэн, как и все в команде, знала, что Лаура латентный самоубийца. Даже не латентный, а скромно ищущий удачный момент подставить лоб и большое сердце под лихую пулю, изначально направленную не в нее. И думая, что Лаура нашла то, к чему стремилась, Ренис немного успокаивалась. Ложно было ее успокоение.
В-четвертых: по Лауре она вдоволь наплакалась за ночь на кладбище. Устала на годы вперед. А еще ясно помнила сказанное Хантером, что Лаура предпочла умереть во спасение Рэн.  Были у девушки кое-какие отсюда вытекающие свои мысли, которые раскрывать не стоит. Сутулая спина Ренис и мертвый взгляд, направленный в одну точку, говорили о том, что на самом дне своих раздумий. Глаза были прикованы к голым ногам, а губы шевелились в такт ее мыслям, но что она там бормотала, было не разобрать.
Ренис подняла голову и посмотрела вперед на занавешенное плотной бежевой тканью, окно. Вспомнила, как вместе с покойной вешала эти самодельные шторы.
- Лаура, - слышно сказала она. – Что же мне теперь делать? Без тебя?!
Потянулась за, лежащими рядом на кровати, джинсами.
- Почему ушла, оставив меня с огромным мешком вины?!
Вдела непослушную, опухшую от отеков, ногу в штанину.
- А еще говорила, что я жестока…
В ход пошла вторая нога и штанина.
- Это ты жестока! Жестоко так поступать со мной! Жестоко, Лаура… - Ренис встала с кровати, со всей злостью натягивая джинсы на свой зад, будто только он один был во всем виноват. Застегнула молнию и безвольно опустила нывшие в суставах руки, вспомнив одно обещание, данное ею Лауре, сравнительно недавно.
- Как я могла забыть… - она поправила футболку, думая про себя. – «Надо срочно переговорить с Хантером. Наверняка он отругает и бросит эти свои извечные фразы возражения: «Ты в своем уме?! Рехнулась?! Ты сошла с ума!!». Ха, ну и пусть! Я все равно исполню обещанное…».
Девушка нагнулась, чтобы поднять валяющийся у ног чужой халат, и увидела на бирке у ворота халата начирканные ручкой буквы. Размазанные вследствие множества стирок, но все еще различимые зорким глазом, буквы. А близорукостью и дальнозоркостью Рэн пока не обзавелась и не страдала возрастными прищуриваниями. Держа в руках халат, она водила большим пальцем по бирке, что делалось неосознанно, под воздействием воспоминаний, в которых было упущено ею нечто важное.
- Пит, - сказала Ренис, и глаза увлажнились.
Это был его халат. Из всех ребяток команды Хантера и Нави, лишь он один имел пунктик помечать свои вещи. Здесь, наверное, надо раскрыть причины этого. Или не здесь. Или не надо. Или наверно.
- Черт, Пит! Я даже не узнала, что… и как он… - Ренис опять присела на кровать, разглядывая имя на бирке. – Бедный Адам…
«Прав был отец. Нельзя никому доверять. Доверяя человеку – ты впускаешь его ближе в свою жизнь и к себе. Впускаешь – познаешь глубже. Познаешь глубже – принимаешь и привыкаешь. А привыкнув, привязываешься, не подозревая, сколько боли тебе может причинить его предательство, смерть, или гибель во спасение такого чудовища, как я. Этим делаешь себе же больно…».
- Это действительно больно, Лаура, - сказала Ренис вслух. – Вот только вряд ли отец подразумевал именно такое доверие…
Похлюпав рассопливившимся носом, она растерла мокрые глаза и опять встала. Закинув на плечо скомканный и помятый халат, вышла из комнаты в коридор, еще не зная, куда и к кому именно собирается идти. К Адаму ли – поговорить и расспросить о Пите, к Хантеру ли – ставить в известность о задуманном,  или же на кухню, чтобы утолить голод вопящего острыми спазмами желудка. Выбрала Ренис третий вариант, так как маленький пищеварительный орган будто беспощадно сжали в тисках и проткнули раскаленными иглами. Аппетита, конечно, не было, и не факт, что он когда-нибудь появится, но. Кушать надо. Ей ли не знать, что все силы от еды. Это знает Рэн и каждый.
В доме было тихо. Раненные все еще пребывали в клинике Ноймана, а невредимое большинство команды спало, как и требовалось от нормальных людей ночью. Это она, грохнувшись в сон в шесть вечера, проснулась в три утра в мрачной бодрости. Но не все же такие извращенцы.
В полутьме осторожно и по стеночке, зашла на кухню, зажгла свет, смутив этим средних размеров таракана, что будто слепой, зигзагами лавируя у тумбы, уполз за плинтус. Ренис, давая ему фору перед ударом или броском ее молниеносной тапочки, посмотрела на часы. Пятнадцать минут четвертого, близилось раннее утро. Она немножко удивилась и с запозданием поняла, отчего так тихо в комнатах и вокруг.
Взглянула на плинтус. Наглого ночного квартиранта нигде не было видно.
«Пускай себе живет! Хватит с меня смертей…», - подумала Ренис и заглянула в холодильник. Выбор пал на чью-то недопитую пачку молока и недоеденную булочку. Только она села за стол, как послышались шорохи в коридоре и чьи-то перешептывания. Девушка прислушалась.
- Оставьте меня в покое! – шипел, как кошка, определенно, Адам.
- Оставим, когда воспользуешься ванной!
В ответной разгневанной шептунье Ренис признала Ирму.
- Пусти! Пусти, меня! Я могу сам… - вновь тихо отбивался словами Адам.
- Не можешь! Сам ты только до бутылки с виски готов идти! – сердито ворчала Карла.
«Адам вроде бы не пьет. Пит не разрешал…», - подумала Ренис и оборвалась, стараясь вслушаться ночные шептания и споры в коридоре.
- У меня горе, и я имею полное право страдать так, как я того хочу!! – жалостливый полушепот и возмущения от порядочно подвыпившего парня.
- Конечно-конечно, имеешь полное право, - сменила гнев на милость Карла, попробовав сменить стратегию и уговорить парня обманчивой добротой.
- Но никто не давал тебе права наследовать весь алкоголь Лауры! – была все еще зла на него Ирма, которая громче добавила. – А ну-ка шевели ногами сам, пока я лично прополоскала тебя в холодной ванне.
- Я сам! Я сам… - пообещал парень, но, видимо, обманув их, вырвался и снова пошел пить.
- Стоять! – крикнула Карла, забывая о мягком подходе. – Я не Ирма, могу без жалости в глаз тебе дать бутылкой твоего же виски!
Шаги в коридоре стихли. Тихо рассмеялся Адам.
- Держи его!! – заорала Ирма, поздновато спохватившись, что парень их надул.
Адам бежал от них, полагая, что сможет забаррикадироваться в комнате Лауры и пить, пить, и пить либо до посинения, либо вплоть до того, пока не иссякнут все запасы «Хамелеона», или же не захлебнется он сам.
- Я должна это видеть, - развеселела Рэн, залпом отправила в себя кружку молока и выскочила в коридор.
 Адам, увидев ее, почему-то сбавил бег, перешел на шаг, остановился и присмирел, позволяя девушкам себя схватить.
- Видок же у тебя, - буркнула Рэн, разглядывая его.
- У тебя не лучше! – огрызнулся, но как-то жалостно, Адам.
- Целый час не можем заставить этого начинающего алкоголика принять душ! – сетуя, начала объяснять Ирма, при этом грустно улыбаясь.
- Раз Пита нет, ударился в пьянство, считая, что это достойный выход, - избегая взгляда на Рэн, пояснила Карла.
- Тебе необходим холодный душ, - склонилась к парню Ренис, что стоял на коленках между Ирмой и Карлой, обе ответственно держали под руки, предотвращая бегство.
- Хорошо, хорошо! Отпустите, я честно, больше не буду.
Недоверчиво переглянулись его стражники и разжали руки. Адам резво поднялся, подскочил к Ренис, стянул с ее плеча белый халат, бросив с обидой:
- Это не твое! – гордо ушел в ванную комнату.
- Тебе бы пораньше к нам выйти, может, он так и не набрался бы, - сказала, подходя к Ренис, Ирма.
- Куда смотрит Хантер? – покачала возмущенно головой та.
- Рэн, они пили вдвоем, - обронила неуверенно Карла, сомневаясь, стоило ли это говорить.
- Что?! – Ренис была поражена. Она Хантера не видела с выпивкой даже во время их массовых пьяных посиделок и сборищ в честь и во славу успешных афер. Только с сигаретами.
- Представляешь, Хантер и Адам вдвоем…
- Да не может быть! – прервала Ренис Карлу.
- Заперлись у него в кабинете и глушили бутылку за бутылкой, и продолжали бы, если бы Карла (а она очнулась на диване в кабинете на час раньше Ренис) не проснулась от их пьяного дебоша, - пояснила печально Ирма.
- Я попыталась выманить, оттащить и выгнать Адама, но одной с ним было не справиться. Никому из ребят говорить не стала, не хотела, чтобы они знали и видели их такими, на смех ведь поднимут на следующий же день, - Карла запнулась и замолчала.
- Вот она и побежала к тебе, - перехватила пересказ Ирма, пряча перебинтованную руку. Она не пожелала оставаться у хирурга, спеша к своим товарищам в дом и потому скрыла ранения, сама их обработала и намотала густо-густо бинтами. – Только ты и от удара по лицу не проснулась. Зато проснулась я…
 - А он там, - Ренис, перебивая ее, кивнула на дверь ванной в самом конце коридора. – Не утопится?
Карла, подумав об этом, в ужасе выпучила глаза и посмотрела на Ирму.
- Не думаю, - сказала задумчиво та. – Но на всякий случай минут через двадцать будьте готовы ломать двери.
- Почему ты даешь ему так много времени?! – спросила Ренис.
- Не достаточно ли для легкого отрезвляющего душа десяти минут? – спрашивала Карла, намекая, что чем больше у парня в запасе минут, тем вероятнее, что он что-нибудь выкинет.
- Нет, пусть подольше под струей холодной воды постоит, - настаивала Ирма, как самая старшая среди них.
- Только постоит ли… - прошептала Карла, снова оглядываясь на дверь, за которой скрылся Адам.
- Веселое начало дня после трагических кончин, - уныло сказала Ренис, поворачиваясь и шагая назад на кухню. – Кстати, а как там Хантер-то, без собутыльника?
- Спит.
- Спит?! – удивилась Рэн.
- Спит, - повторила Карла свой ответ и добавила. – На него алкоголь действует не так, как на всех.
- Кому-то внушает, что море по колено, кому-то толчок на подвиги, а командиру нашему дает усыпляющий эффект. Но не раньше, чем после пяти-шести бутылок, - сказала Ирма.
- Вот поэтому он и старается…
- Не пить, да? – не дала договорить Карле Ренис, что садилась за стол. – Ясно-ясно.
«Это значит, что мой разговор с ним стоит отложить. С пьяным и сонным Хантером иметь дело мне не хочется», - думала Ренис, наливая себе еще один стакан молока.
Девушки пришли с ней и сели за стол. Минуту посидели в неловком молчании.
- Мне очень жаль, Рэн, что Лаура… - начала искренне Ирма.
- Не надо. Это я должна вам это говорить. Все из-за меня, я же понимаю. И Лаура, и Пит, и Есуно, и…
- Пит умер, прикрывая собой Адама, ты там не причем, - поспешила хоть в чем-то утешить ее Карла.
- Еще как причем. Это формально он спасал Адама, но приехали-то оба и со всеми за мной. И получил пули, защищая от них Адама. Причина всему я. И только я.
У тебя, вероятно, возник вопрос, почему мгновенно умер Пит, и столько протянула Лаура? Все очень просто. По Питу (то есть в Адама) стрелял прицельно и разборчиво опытный снайпер. А в Лауру, хоть и с автомата, но беспорядочно. Раны у нее, конечно же, были многочисленны и смертельны, но в том и отличие от ранений Пита, который имел две пули в затылке.
- С этим и не поспоришь, даже если сильно захочешь. – Ирма согласилась со словами Рэн, и Карла осуждающе ткнула ее локтем в бок, шикнув:
- Ирма!
- Чего толкаешься! – огрызнулась та.
- Спорить некому, - хмыкнула Ренис, с жалкой улыбкой на устах наблюдая за ними.
- Спорить нет настроения. Ни у кого, - вздохнула Карла, метнув взгляд на часы.
Ренис это заметила, улыбнулась:
- Еще пять минут, и пойдем вышибать головами дверь.
- Обхватим Карлу, как полено, и будем ею, - оборвалась на своей шутке Ирма, вместо окончания грустно шепнув. – Поверить не могу, что Лауры нет…
- Я тоже…
Ренис зыркнула на Карлу, вторившую медсестре. Припоминая те заветные мечтания, в которых сознавалась Карла, считая, что она умирает у нее на руках, «Мелкая» сощурилась. А Карла поняла, о чем она сейчас думала.
- Не смотри на меня так, Рэн, мне паршиво не меньше твоего.
- Верю, - безразлично ответила Ренис.
- О чем это вы?! – нахмурилась Ирма, почуяв секреты на двоих.
- Так, всего-то лишь заглядывания друг другу в гнусные души.
- В смысле? – не поняла ответа Ренис Ирма.
- Я все, - сказал Адам, что появился, бесшумно ступая босыми ногами, за их спинами, и три девицы посмотрели на него.
Парень честно принял холодный душ и протрезвел немного. Облачен он был в халат погибшего друга, в руках держал скомканную грязную одежду, которую зачем-то притащил с собой, похоже, не особо понимал, что с ней делать. Ирма заботливо забрала у него из рук вещи, и указала на стул рядом с собой и с усмешкой сказала, обращаясь к девушкам:
- А вы боялись, что повесится.
- Утопится, - поправили в голос две девушки.
- Э, какая разница, главное – не случилось! – Ирма выдвинула сама соседний стул, отодвинулась ближе к Карле. – Садись, Адам.
Оправляя халат все того же Пита, Адам занял свободный стул.
- Молоком горе запиваете?! – злобно хохотнул он, разглядывая небогатый стол и стараясь держаться без слез.
- Нам нельзя покрепче, - улыбнулась Карла.
- Почему?
- Тебя будет некому усмирять, - кривая улыбка Рэн.
- Вот еще! – обиделся Адам. – Зато я с горя. Не то, что вы! Сидите, улыбаетесь тут друг другу! Быстро же ты, Рэн, от боли утраты отошла…
Глаза ее сверкнули, губы дрогнули, выпрямились, смыкаясь и пряча зубы. Взгляд стал злым и колючим, проникающим в самую душу. Она пристально посмотрела ему в глаза:
- Если я для тебя скалюсь, еще не значит, что внутри у меня птички щебечут, медовые реки журчат и моря алкоголя плещутся волнами. Мне плохо так же, как и тебе. Хотя, нет! В два раза больше. Потому что лучше любого из вас осознаю, кто виноват. Я! И если тебе есть, что сказать косвенному убийце друга, скажи это прямо, а не вини в удобном равнодушии. Не тебе знать, что у меня творится на душе…
Она бы еще говорила и говорила, если бы Карла не тронула ее за руку, прося этим перестать. Ренис, одернув руку, замолкла и часто заморгала слезившимися глазами. Адам тоже расстроился, потирая красные глаза тыльными сторонами ладоней.
- Прости, - сказал он. – Я не хотел. Мне…. Я, я просто не знаю, как теперь я, мы будем без Лауры и Пита.
- Да, - вздох. – Она была немного старше меня, и все равно ассоциировалась у меня с заботливой матерью и строгой, не по годам развитой старшей сестрой… - Ирма кивнула на стакан, и Рэн плеснула ей молока из пачки.
- Как мама! – всплакнул все-таки Адам.
- И Пит – как старший брат. – Ирма бросила содержимое стакана в рот так, будто это был не стакан, а рюмка, и не с молоком, а с водкой.
- Д-да… - захныкал Адам.
Ренис встала из-за стола, избегая выпускать на волю свои слезы перед ними, что наворачивались от вида Адама. Живо вспоминались нерадостные события прошедшего дня.
- Куда? – тихо спросила ее Карла, поймав за рукав, как испуганный ребенок, которого бросают в темной комнате с кроватью, под которой квартируют три чудовища и два монстра.
- Мне нужно, - сказала уклончиво, но твердо Рэн и вышла из кухни.
Карлу обрадовало уже одно то, что она с презрением не одернула руку, а дождалась, когда она ее отпустит. Да и тон ее изменился. И взгляд. Стрелок команды с небольшим облегчением на душе провожала глазами Рэн до поворота из кухни. А Ренис, сжимая волю в кулак и не давая себе снова растрогаться, облокотилась на стену рукой в коридоре и, глубоко вдыхая, попробовала успокоиться здесь.
Донеслись до нее дрожащие слова Ирмы:
- Осиротели мы...

Глава двадцать седьмая: «Точка кипения».
Ренис зашагала прочь от кухни, думая, что пойдет к себе выплакаться, но ноги вопреки ее воле понесли в обратную сторону от комнаты. К кабинету Хантера.
«Похоже, о смерти Пита и Лауры в доме знают не все. Только Ирма и Риччи. А иначе бы тут поминальное тотальное пьянство было в разгаре…», - девушка тихонько толкнула дверь кабинета. – «Открыто. Как обычно», - Ренис, нагло просунув голову в чужую и временами общую обитель, заглянула одним глазком.
Стол Хантера был пуст, но ей помнилось, что в последний раз она видела его уснувшим за столом. Она просунулась еще немного, повертела головой и, вздрогнув, чуть было не подпрыгнула, увидев хозяина кабинета сидящим на диване с мутными и красными глазами. У ног его лежали пустые бутылки, а одна была в руках.
Увидев девушку, Хантер поставил лениво бутылку на пол, в компанию к остальной пустой таре, встал и прошаркал к ней, едва контролируя непослушные ноги.
- Рэн…
«А девчонки говорили, что спит…. Уже проснулся?!», - Ренис ошарашено вошла и закрыла за собой дверь, не понимая, что она сделала. Понимание пришло немного позже, впрочем, как и всегда с ней случается.
- Да, Хантер, - как можно спокойнее сказала она, делая опасливый шажок назад и испуганно думая. – «И зачем я только пришла сюда!? Дура!».
А мужчина сунул руки в карманы брюк широко расставленных ног, что и позволяло ему устоять на них. Сделал шаг назад и снова вперед, низко опустив голову, что-то искал глазами под ногами.
«Сейчас как достанет перочинный ножичек и воткнет мне в печень. Возмездие за Лауру! Как говорится, умри за любимую, я ведь тоже не вечен!», - Ренис все с тем же испугом на лице, не торопилась бежать от него.
А Хантер повторил:
- Рэн, - и опять были эти игры вперед-назад, ногами.
«Убить, или не убить? Вот в чем вопрос, да Хантер?! Постой-ка…», - Ренис и, не принюхиваясь, хорошо улавливала на расстоянии сильный, стойкий запах алкоголя, что резко бил в нос при каждом движении Хантера. – «Не мертвецки, но пьян? Да, он пьян до каждой клеточки организма! И спал ли он вообще?!», - Рэн посмотрела на опрокинутые у дивана бутылки, пересчитала и ужаснулась. Пробилась мысль, что Ирма и Карла обманулись миражом, и командир продолжил тонуть в спиртном и без собутыльника.
- Ты хочешь мне что-то сказать? – решилась осторожно спросить она, чтобы прекратить эти нерешительные мучения нетрезвого мужчины, и Хантер приблизился к ней и остановился совсем рядом.
Опять обернулся, собираясь уйти к дивану, но снова повернулся к ней, накрывая девушку запахом спирта, будто непроницаемым куполом.
- Я. Я не знаю, что теперь делать…. Без нее.
«В дупель пьян! Но тогда почему же он не спит?! Так это он проснулся и опять начал пить, или же его верные подчиненные многого о нем не знают…», - ход мыслей детектива Рэн прервался, так как Хантер вдруг, сгорбившись и зарываясь лицом, прижался головой к ее груди, отчего она сбилась в рассуждениях и подалась назад, как потерявший опору оловянный солдатик. Отступив и резко откинув назад ногу, Ренис устояла и застыла с расставленными ногами для равновесия. Хантер зарыдал, глухо подергивая плечами и хватая ртом воздух. Руки Ренис были отведены назад, тоже в попытке соблюсти равновесие и не упасть на пол, сама же она, мягко говоря, пребывала в шоке.
Недоумевала и не понимала, что сейчас происходит и с ней ли это самое что происходит.
С опозданием пришла в голову первая мысль:
«Его, наверное, надо утешить, пожалеть…».
А вслед за ней еще одна:
«Пожалеть?! За что?!! За то, что бросил Лауру умирать?! Его не за что жалеть! Он не стоит моих сожалений! Он этого не стоит, он заслужил!!», - девушка мотнула головой, думая, что этим можно навсегда отмахнуться от этих мыслей. И правда, это будто получилось сделать, благодаря чему жалость в Ренис взяла свое, и она непроизвольно занесла правую руку над Хантером, но на пару секунд зависла, спрашивая себя. – «Правильно ли я делаю?!», - себе же в ответ помотала головой, не особо вдаваясь, значило ли это «да» или же «нет», все-таки, опустила свою ладонь на голову Хантера и, легонько поглаживая, заговорила:
- Я не тот человек, у которого ты можешь искать утешения. И я не буду толкать тебе успокоительные речи, Хантер, это не мое.
Немного, совсем немного молчания под всхлипывания Каэла.
- Дело даже не в том, мое или не мое, - заговорила опять Ренис, которую тяготила эта ситуация и скорее хотелось выскользнуть и убежать к себе. – Я сомневаюсь, что твоя совесть, а раз ты сейчас плачешь, то она у тебя все же есть, после всего этого позволит тебе все забыть и утихнет. Ты еще долго будешь страдать. Надеюсь…
«Вот же ж я тварь!», - подумала Ренис и продолжила:
- Ты, да я, знаем, что в этом равно наша с тобой вина и ничья больше. Моя лично и твоя. Твоя в больше степени…. Ну, вот, видишь, я опять за свое. Только обвинять, задевать и укорять могу…. Иного не умею. Не научили доброте в жизни.
Хантер еще больше затряс плечами, давя в себе всхлипы, и считая, что совсем не ревет, на зависть девчонкам.
- Да хватит тебе уже!! Что толку от твоих слез?! Только злишь меня больше! Ну, взрослый же мужик, прекрати уже и возьми себя в руки…
«Черт, что говорить-то еще, я уже и не знаю. Как-то не приходилось примерять на себя роль утешителя и жилетки».
- Хантер, ее нет. А эти твои сурово-сдержанные слезы ничего не изменят. Ни в твоей, ни в ее, уже законченной, жизни.
Это она зря сказала. Он теперь открыто и громко заревел, зарывался лицом в ее футболку и не унимался. Нелегко ведь унять слезы по одному лишь чьему-то грубому требованию.
- Перестань! Не то огрею стулом! – прозвучала агрессивная угроза, но голос ее все же дрогнул. Ренис понимала, что вся это ее обидная речь лишь индивидуальная защита от потока собственных слез.
- Хватит, Хантер, пожалуйста. Не хочу я больше плакать, не вынуждай меня. Я устала от бесполезных и опустошающих слез, - сказала она, уже плача и свободной левой рукой обнимая его за плечи.
Как бы она не мужалась, слезы таки посмели хлынуть из глаз. Так они и стояли посреди его кабинета в тишине, в которой был слышен дрожащий плач и его, и ее.
«Я не думала, что мужчина настолько сильно может любить одну женщину, да и вообще, плохо верила, что между этими двумя любовь существует…», - девушка подняла мокрые глаза в потолок. – «Где же ты сейчас, Лаура?! Знаю…. Знаю, что начинаешь гнить и разлагаться в земле».
Ноги ее, занемев, подкосились, но Хантер и не думал, отрываться от нее. Скорее всего, просто не хотел показывать своего лица.
- Ну, дай, я хотя бы удобнее сяду, – сказала Ренис, и он, прикрывая лицо руками и прячась за ними, послушно отстранился. Подобрав ноги под себя, Ренис села на пол, а он тут же опустился рядом и уткнулся лицом уже в коленки, снова скрывая свое лицо.
«Так сильно не хочешь, чтобы тебя таким видели, да? Наш непреклонный, строгий и суровый, временами даже свирепый, командир Хантер…», - Ренис все равно увидела. Ей стало еще больше жаль его. К горлу подкатил ком…
Они сидели в кабинете долго. То успокаиваясь, то вновь заходясь плачем и заливаясь слезами. Плакать вместе с кем-то, таким же, как и она (что не любит, реветь при свидетелях) было будто бы немножко легче. Но было ли легче Хантеру? Вряд ли.
Через некоторое время Ренис показалось, что слышны шаги в коридоре и голоса. И правда, вскоре дверь распахнулась и на пороге возникла Карла, а позади нее несколько людей Хантера вперемешку с людьми Нави, что негласно приняли командование Дьюи. Карлу Ренис определила по голосу, так как, сидела она, стараясь не поворачивать головы, чтобы они не увидели ее заплаканной. Слезы ее высохли, но лицо не так легко избавить от следов длительного плача.
Эти люди уверенно шли к кабинету, узрев же открывшуюся перед ними картину, нерешительно замерли на пороге и за порогом, соображая, вовремя ли они. И только Карла, что стояла одна за чертой порога и внутри кабинета, еще немного продвинулась дальше всех, и ей лучше всех открылся обзор на Хантера с Ренис.
Карла остановилась немного левее, набираясь смелости заговорить.
Ладно, держи эскиз нового кабинета и его обстановки:








              О! Да мной почти достигнут уровень архитектора и дизайнера.
 Ренис все же обернулась к любопытным товарищам, и из всех пришедших четко различила лишь Карлу, она была ближе всех. Остальные же были размазанными пятнами на заднем фоне. Ее поразило то, как Карла смотрела на нее с Хантером. Поначалу Ренис уставилась на Карлу, почувствовав некую неловкость, изначально собираясь кинуть беглый взгляд. Беглый – потому что, повторюсь, весьма неловко получилось: как-никак со столь превозносимым Карлой, командиром Хантером она почти в обнимку сидела.
«Как неудобно-то. За чувства Карлы. Навыдумывает сейчас себе лишнего…», - думала Ренис, когда ее беглый взгляд провалился с треском. Выражение лица Карлы надолго приковало к себе взор Ренис, вводя в ступор и заставляя всматриваться, не отрываясь: лицо девушки было сплошным равнодушием, а глаза смотрели отрешенно, словно куда-то сквозь стены. – «Будто здесь находится только тело Карлы, но ее самой внутри давно нет. И смотрит, как на лежащий перед ней, кем-то посторонним опрокинутый, горшок с цветком. Но вместе с тем, лицо у нее вспухшее, наверное, как и у меня сейчас. И глаза красные. Она плакала…», - Ренис, позабыв о Хантере, рассматривала Карлу, в которой больше не наблюдалось энергичного, эгоистичного стержня, словно его взяли щипцами и выдернули, оставив обмякшую безразличную оболочку с пустыми глазами.
Карла и впрямь смотрела в ответ устало и равнодушно, без тени упрека, обиды. Переводя взор то с Ренис на Каэла, то с Каэла на Рэн, она стояла на месте. Только меткому стрелку и был открыт лучший ракурс. Другим же членам команды, что столпились у дверей, не впуская друг друга, мало что было узреть – их обзор обхватывал спину Рэн и немного ног Хантера.
- Что тут у вас?! – раздался веселый голос Дьюи, который прорывался через толпу людей, застрявшей в дверях. Причем люди Хантера старались воспрепятствовать его проникновению в  кабинет, намеренно, не отодвигаясь и не давая пройти, тогда как люди Нави, в его отсутствие, как и положено приказом Нави, присягнувшие на верность Дьюи, пропускали его, расталкивая эти препятствия.
- Чего застыли, как балки?! Рассаживайтесь! – скомандовал парень, ввалившись, наконец, в кабинет и не сразу заметив при осмотре чужого кабинета хозяина, задал вопрос. – А где, собственно, Хантер?!
Мда уж. Хорош кадр с мордашкой рыдающего вожака на обозрение стае! Ренис умоляюще посмотрела на Карлу, крича той глазами: «Сделай что-нибудь! Его не должны видеть таким…», - в первый и последний раз искренне запереживало сердце за командира у самого непослушного и заурядного солдата. Хотя, какие они солдаты? Обыкновенные жулики.
Карла еле заметно кивнула, подумав: «С каких это пор я начала понимать ее взгляды?!». Впрочем, почти так же, с небольшой разницей в секундах, подумала и Ренис, но ни та, ни другая ответов в себе не нашли.
- Что притихли?! Где Хантер?! Это срочно! И позовите Лауру. Где она – там и он! – засмеялся беззаботно Дьюи, поворачиваясь от толпы и делая несколько шагов вглубь кабинета. После этого он и увидел Ренис и, так нужного ему,  командира Хантера.
«Тон такой же, как и всегда. И поведение ничем не отличается. Он что, не знает о случившемся? Неужели люди Нави не в курсе и не доложили ему об этом?!», - заметались мысли Ренис. – «Нет! Прекрасно он все знает! Уж он-то наверняка знает…».
И вот тут подозрительно начали дрожать плечи, вроде бы успокоившегося, Хантера. Ренис быстро обхватила его голову, сжимая в руках и тихо нашептывая:
- Прошу тебя, не сейчас! – она покосилась на Карлу, которая стояла совсем рядом и хорошо все видела и слышала.
Дьюи тем временем зашагал в сторону Рэн. Карла героически преградила ему путь, впервые выступив, так открыто, против сына Генри. Она встала между ним и не двигалась, не давая пройти к Рэн.
- С тобой что?! Чего лезешь передо мной?! – парень смерил ее презрительным взглядом. – Пошла прочь!
Девушка и не пошевельнулась, бесстрашно глядя ему в лицо.
- Где смелость взяла, девочка? – хмыкнул он. – Верни хозяину и уйди с дороги!
Карла не сдвинулась ни на йоту. Тогда Дьюи сделал шаг в сторону, дабы обойти, но она сделала тоже самое, опять превращаясь в преграду для заносчивого парня.
- Я не бью девушек, но тебе с удовольствием размозжу череп, - Дьюи стремительно схватил рукой ее под челюсть, намереваясь опрокинуть.
Раньше, чем он это сделал, раздался крик Карлы:
- Ада-а-а-ам!!
В толпе, расталкивая и перелезая буквально через головы, показался Адам. Уже переодетый в чистую одежду, ибо халат у него насильно отобрала Ирма, чтобы он не лазил в нем, как привидение год, пребывая в трауре по товарищу. Парень все это время стоял в коридоре, стесняясь показаться Хантеру на глаза после совместного алкогольного распития, подозревая, что в опьянении мог наговорить много лишнего своему глубокоуважаемому командиру.
Дьюи одним ударом отшвырнул крикунью к креслу и обернулся на ропот позади. В этот момент на него и налетел Адам, идеально состыковавшись кулаком по челюсти Дьюи. Его люди тут же спохватились и вторглись в кабинет, помогая в несколько рук схватить и обуздать одного лишь Адама. Другие члены команды Хантера не решались на самоволку, все они ожидали, что Каэл встанет и прикажет им действовать и скажет, как именно действовать против сына хозяина. Ведь не было больше правой и левой руки командира – Брэдли и Лауры, которые всегда подсказывали, как им быть.
Парня быстро усмирили, чтобы подвести к Дьюи, но не тут было! Карла набросилась на них со своими слабыми ударами кулаков. Она поочередно лупила по спине то одного, то другого, пытаясь отбить у них Адама, которого теперь неминуемо ждала жестокая расправа.
«Я не узнаю тебя, Карла…. С чего? Откуда в тебе-то дух товарищества? Чем объяснимы эти перемены?!», - Ренис заерзала, порываясь встать и тоже хорошенько поддать ногами обидчикам Адама.
- Отпустите его! Хороши, все на одного! – возмущения Карлы оборвались, ее, схватив за шею, отбросил, поднявшийся с пола Дьюи, куда его ненадолго отправил храбрый Адам. Ударившись головой об угол шкафа, девушка жалобно взвизгнула, обхватила голову руками и притихла.
А Дьюи взялся руками за отвороты рубашки Адама и вытянул его вперед к себе:
- Мне показалось, или ты, сопляк, хотел померяться со мной силами?! – мощным ударом сын Генри послал парня в полет до шкафа, в компаньоны к Карле.
Адам не стал лежать на полу, как она, напротив, резво вскочил и двинулся опять на Дьюи. но вновь он оказался в крепком обхвате прислужников Дьюи. Товарищи Адама очень хотели ввязаться в неравный бой и прийти ему на выручку, но они были в меньшинстве и не рисковали вмешиваться против сына Генри. Поглядывая на командира, что продолжал лежать ничком на полу, они замерли в проеме двери. Никаких приказов от Хантера не следовало.
Подчиненные Дьюи, подвели к нему Адама, держа под руки. Сыну Генри предоставляли возможность всласть измолотить, дерзнувшего проявить себя и свою смелость, парнишку. Карла встала и снова подбежала к ним, молотя кулаками ребят Дьюи. Результат – нулевой, им хоть бы хны. Нервно закусив губу, она посмотрела на пытавшуюся привстать, Ренис, и спросила себя:
«Что бы сделала Рэн?», - побежала к столу, схватила стул Хантера и поперла с ним на Дьюи.
Парни, переключив внимание на нее и защиту Дьюи, выпустили из рук Адама. Он упал, отплевываясь от крови, сочившейся из разбитой губы. Быстро обезвредив и схватив брыкающуюся Карлу, как в тисках сжали двое, не давая двинуться ни на миллиметр. А Дьюи все также неторопливо пинал ногами Адама, приговаривая:
- Ну и где же твой Питти, что так берег тебя?!
От  дверей отделились еще несколько парней из команды Нави. Улыбаясь, они пошли веселиться вместе с временным боссом.
- Р-рээ-э-ээн! – завопила истерично Карла, видя, что парни снова хватают и поднимают Адама, сопротивление которого сходило на нет.
Ренис оттолкнула Хантера, встала на четвереньки, разминая тем самым одеревеневшие и затекшие ноги, потом смогла подняться в полный рост. Ноги ее гнулись без ее разрешения, не давая устойчиво стоять. Рэн накренило и понесло к столу, за край которого она зацепилась и смогла удержаться в стоячем положении. Глаза ее скользнули по столу, на долю секунды задержавшись на неизменном атрибуте обстановки, таскаемом Хантером с места на место, из города в город, из года в год – на пепельнице. Прозрачной, небольшой, но массивной стеклянной пепельнице, которая никогда не знала пепла, ибо была исключительно предметом сувенирным, некогда подаренным юной Лаурой молодому и Каэлу.
Поднялся с пола одновременно с Ренис и Хантер. Он потерянно и отчуждено оглядел красными и вспухшими глазами всех и развернувшуюся сцену в его кабинете так, словно это не его людей в его же присутствии унижают, бьют и мутузят как бездомных животных живодеры.
- Хантер, сделай хоть что-то!! Останови его!! – истошный рев Карлы, которая уже не знала, у кого просить поддержки, заставил вздрогнуть всех.
- Если бы вы только знали... Если бы хоть кто-нибудь…. Если бы хоть один из вас знал… - в спокойной манере, но очень громко сказала Ренис, стоя ко всем спиной, медленно проводя рукой по столу Хантера. – Если бы вы знали, как меня задолбали все эти вечно дерущиеся, ругающиеся, бьющие меня и не меня, убивающие всех, кого не лень, люди! Если бы хоть кто-то знал, как меня это достало! Надоело! Осточертело!!!
Голос ее сорвался на крик, схватив пепельницу со стола, Ренис ринулась на Дьюи, который повернулся к ней в удивлении, не понимая к чему эти ее речи. Его люди и сообразить-то не успели, что произошло потом. И потому последовавший неожиданный удар Ренис пришелся по голове зарвавшегося сына хозяина. Она размашисто приложилась пепельницей снизу вверх и попала тому в висок. Это отбросило парня к креслу, он сумел удержаться на ногах. Лениво поползла струйка крови, а Дьюи непонимающе похлопал глазами несколько секунд, закатил их и упал прямо к ногам Карлы.
Ее стражники отпустили и бросились к Ренис, вершить над ней самосуд. Карла, не теряя времени, нагнулась и выхватила из-за пояса Дьюи пистолет, наставила на парней, хватавших Ренис, один из них уже держал ее за волосы, грубо оттягивая назад и заставляя опуститься на колени.
- Руки! – злобно процедила сквозь зубы им Карла.
Да только они ведь тоже не без оружия. Люди Дьюи все до одного, как по команде, достали свое оружие и, улыбаясь, направили на Карлу. В кабинете повисла напряженная тишина, которую нарушил скрип. Все обернулись на него и увидели, как мрачный Хантер, не торопясь, достает из ящика свой пистолет.
- Я сказала руки прочь! – взъерошенная и побитая Карла ни на кого не смотрела, кроме как на того, что продолжал держать за волосы Рэн, которому в глаз и целилась. И целилась, ничуть не испугавшись надвигающейся смерти. – Пошли все нахрен отсюда, гиены! – с ненавистью выкрикнула она.
Известная своей феноменальной меткостью и скоростью, она многим внушала страх сейчас, однако, люди Генри были на удивление настойчивы и храбры. Почему? Только оттого, что численностью превышали командный состав Хантера. Но Ренис все-таки парни отпустили, та тут же сорвалась и кинулась к Адаму, помогая ему подняться.
- Вы что, плохо слышали моего Робин-Гуда? – раздался раздраженный хриплый голос Хантера и щелчок предохранителя его оружия, что было сейчас у него в руках. Он выцеливал одного из парней, стоящих напротив. – Убирайтесь.
Увидев в руках командира оружие, достали свое некоторые из тех, кому Хантер всегда разрешал быть при оружии. Его люди быстро рассредоточились по кабинету, оттесняя парней Нави и Дьюи к дверям. Подчиненным Дьюи ничего не оставалось, кроме как уйти. Со злыми улыбками они попятились к коридору, двое из их состава нагнулись к Дьюи, намереваясь поднять и унести его.
Но Хантер не позволил им сделать этого, у него был разговор к этому проходимцу.
- Карла!
- Да, - живо откликнулась та, все еще держа на мушке одного и парней.
- Зови Ирму, пусть окажет помощь Адаму и Дьюи.
- Я уже здесь! – прорывалась сквозь выходящих парней медсестра. Она спешила сюда из своей комнаты на шум и крики, поднявшиеся в кабинете, что были слышны по всему дому.
Ирма хорошенько осмотрела Дьюи и, хоть она и не знаток, но сказала, что жить будет. Она послала за аптечкой Карлу, для того, чтобы привести в чувства Дьюи и обработать раны избитого Адама.
Хантер поднял с пола стул, вернул его к столу, поставил и сел на него с угрожающе-задумчивым и определенно заплаканным опухшим лицом, с сузившимися мутными глазами. Он крутил в руках пистолет и напряженно думал. А поставив оружие на стол, посмотрел на трех девушек, сидящих на полу подле, пострадавшего в неравном бою, Адама.
Долго смотрел на Ирму.
На Карлу.
На Рэн.
На последней девушке взгляд задержал намного дольше, чем на других.
Ирма, переложив заботы об Адаме на Карлу и Рэн, пошла к дивану, куда они уложили Дьюи. За него девушки не взялись бы и за два своих трупа, поэтому, возиться с ним предстояло исключительно ей. Сняв пробку со склянки с нашатырем, смочила ватный тампон.
«Надеюсь, получится этим привести его в чувства», - проследил глазами за ней Хантер, думая о нелегком разговоре, предстоявшем ему с сыном Генри. Которого он теперь подозревал в причастности к похищению Рэн, что в конечном итоге привело к печальным последствиям. Конечно, не составило труда додуматься о связи Дьюи с Мишелем и его высшими руководителями. Свежо в памяти прошлое предательство Дьюи, когда Рэн и Карла были подвергнуты суровому и кровавому сражению на выживание, в котором никто не рассчитывал, что есть хоть сотая доля шанса выжить. Каэлу лишь недавно удалось выяснить, что прошлые похитители являлись дочерним ответвлением группировки Мишеля, так что, связь Дьюи с ним была очевидна. Но в тот раз против отговорок Дьюи имелась Карла. А в этот – всего лишь его догадки, что снизошли на него во время его пьянства с Адамом.
В отличие от многих, как уже говорилось, на Хантера алкоголь действовал иначе: голова будто бы лучше начинала работать, единственный минус – клонило в жутко сон, но при этом уснуть никогда не получалось, лишь лежать, поддаваясь этой сонной лени, пока мозг напряженно работал. И сейчас мозговая активность Каэла была на пике. Правда, заторможенности всех физических действий избежать ему не удавалось.
«Генри вряд ли устроят необоснованные обвинения», - думал он, склоняясь к мысли, что к этому делу приложил руки сам Генри Мидлл, чтобы одним махом избавиться от него и его команды, и при этом заполучить Рэн.  – «Рэн и так его! Я ведь не претендую ни на что, к чему бы мне быть ему помехой?! Какая из меня помеха, когда я лично просил не отправлять ее со мной, а буквально умолял оставить в лагере?!!», - сменилась мысль Каэла, не имея подтверждения этой версии. – «Нави!», - вдруг вспомнил он и понадеялся, что сможет разговорить его на тайную беседу по душам, хотя бы сейчас, пусть Нави всегда и считал Хантера предателем (пусть и верно, чего доказать так и не смог).
Несмотря на все эти недомолвки, друг друга они давно знали, многое повидали, пережили, переждали, через многое прошли.
«Пускай он и на стороне Дьюи, но я-то знаю, что он с Дьюи только ради Генри, которому предан почище собаки. Истинное отношение к сыну Генри у Нави такое же, как и у всех. Он никогда не признавал и не ценил ничего не стоящих выскочек», - Хантер взглянул на Дьюи, посмотрел на Риччи, что вошел, закрыв дверь, и подпер ее собой, как это делала Лаура. – «Нужно поговорить с Нави. Срочно!». – Мыслительный процесс завершился, Каэл обратился к Риччи:
- Заводи машину и жди меня во дворе!
- К Нойману? – угадал парень, зная, что их там давно ждут, готовые вернуться в дом, раненные бойцы Хантера и Нави.
- К Нойману, - подтвердил командир, вставая из-за стола и провожая Риччи взглядом.
На диване, застонав и фыркая от жидкости, которым был пропитан ватный тампон, и которым Ирма так безжалостно ткнула в нос, приходил в себя Дьюи. Хантер направился к нему, сделав знак людям выйти и закрыть дверь. Все послушно поторопились освободить кабинет. Подорвались уйти и Карла – Рэн – Адам – Ирма, но Хантер строго бросил:
- Сидите, где сидели!
Он опустился на корточки перед диваном. Его лицо все еще было мятым и вспухшим, с большими мешками под глазами, и затуманенным взглядом от слез и всего выпитого, но суровости это нисколько не отменяло.
Дьюи, простонав, сел на диване, спустил ноги на пол и приложил ладонь к нывшему отекшему виску. Хорошо, что он не видел, как посинела кожа вокруг разбитой ранки, обработанной Ирмой.
- Ну, Дьюи, давай поговорим, раз ты для этого ко мне вломился и покалечил в едином порыве моих людей.
- Это твои щенки меня покалечили! – выставил вперед лицо Дьюи, демонстрируя то, чего не видел, но хорошо ощущал.
- Ты получил в ответ и заслуженно, ублюдок!
- Рэн! – осадила ее Ирма, на всякий случай, хватая за руку, чтобы удержать, если та захочет наброситься на парня и продолжить эти бои насмерть.
Открывшего рот для ответного оскорбления, парня опередил Хантер:
- Значит так, Дьюи. У меня есть неопровержимые доказательства твоего непосредственного участия в похищении Рэн, - начал он, внимательно глядя на меняющееся лицо Дьюи. – Это ты выдал  наше местоположение. Ты предупредил их, что мы едем за ней. Тебя не остановило даже то, что с нами был твой личный охранник – Нави…
- Ничего у тебя нет. И ничего ты не докажешь! – откинулся на спинку Дьюи, стойко перенося неожиданный удар судьбы, после сокрушительного удара пепельницей. Но напрасно он рисовался перед Каэлом, лицо парня выдавало его. Хантер стал больше склоняться к варианту, в котором сын Генри пошел против Генри, действуя вразрез его планам.
- Я! Я – одно сплошное доказательство! – зловеще посмеиваясь, подползла к Хантеру Рэн, что слушала их, как и все другие люди, находившиеся в кабинете. Она сопоставила события и была на том же пути предположений, что и ее командир.
- Да что ты… - залепетал Дьюи, несмело вставляя возражения в образовавшуюся паузу.
- Я помню, как о тебе говорил Мишель! – начала врать Ренис с ненавистью заглядывая в лицо Дьюи, заварившего всю эту, плохо размазавшуюся трупами, кашу.
- Что ты несешь?! – воскликнул с заметным испугом сын Генри.
- То же, что нес Мишель, когда я вспарывала ножом ему живот. Он сдал тебя, мразь!
Хантер едва сдержался, чтобы не посмотреть на нее изумленно. И сделай он это – показал бы Дьюи, что Рэн врет. Поражен же был мужчина не тем, что Мишель мог что-то там сказать о Дьюи  перед смертью – в это он нисколечки не верил, а тому, что Ренис сказала про совершенное ею, что от нее вполне ожидаемо. Хантер еще не знал об этом. Да и откуда ему знать-то, когда свидетель буйства Рэн – Лаура – мертва.
- Она лжет, Хантер! Я понятия не имею…
- Я могу так же с большим удовольствием покромсать и тебя! – подалась к нему с безумным взглядом Ренис, простирая руки к его лицу.
- Уберите ее от меня! – завизжал Дьюи, размахивая руками.
Ее поторопились оттащить Карла с Ирмой, которым дал немой приказ Хантер. Девушки оттянули Рэн назад и насильно усадили рядом с побитым, но не сломленным Адамом. Парень предпочитал помалкивать и лишь взглядом полным презрения сопровождать каждое слово сына Генри.
- Я все равно тебя убью, Дьюи! – шипела Рэн и оттуда.
- Еще посмотрим, кто и кого убьет! – огрызнулся храбро Дьюи.
- Самое время доложить о твоем непорядочном поведении твоему отцу, раз уж и в свидетелях у меня отбоя нет.
- Пусть принимает меры, - поддержала гордо Карла, занявшись своим поцарапанным лицом. Аптечка Ирмы теперь лежала перед ней.
- Это я должен докладывать о вас!!
- Попробуй. Перевес на моей стороне. Тебя не поддержит даже твой Нави, - Хантер натянуто улыбнулся, встал, посмотрел равнодушно на парня сверху вниз и пошел к двери.
- Отец тебе не поверит! – рассмеялся Дьюи с вызовом.
- Не будь так уверен. Слухи о твоем намерении занять любыми путями его место уже давно до него дошли. Кто-кто, а уж твой отец умеет делать выводы и принимать решения. И тебе ли это не знать.
Дьюи, раскрыв рот, не нашелся, чем крыть. Кажется, до него доперло, какую ошибку он совершил.
- Я еду за ребятами. Веди себя смирно в мое отсутствие и не доставай моих любимчиков, - Хантер обернулся у порога на него и кивнул на сидящую четверку на полу. – Иначе я поступлю с тобой так, как ты того давно заслуживаешь.
- Лаура, Пит и Есуно – на твоей совести! – закончил, не высказанную мысль командира, Адам, он ненавидящими глазами смотрел на сына Генри.
Дьюи, скорчив ему рожу, вскочил и, презрительным взглядом окинув «любимчиков», вышел из кабинета вперед Хантера. Парень опасался, что по уходу командира эти самые любимчики могли устроить ему «темную», вот и поспешил уйти как можно скорее туда, где его могут защитить подчиненные.
- Катись! Тебе есть над чем подумать, - сказала спокойно ему вслед Ирма, помогая подняться Адаму и провожая его до дивана.
- Избегайте разговоров с Дьюи. Я постараюсь не задерживаться, - дверь за Хантером закрылась, и в кабинете остались его «любимчики», с недоумением поглядывающие друг на друга.
- Любимчики, значит, - прошептала Ирма и тяжело вздохнула. – Как по мне, так жалкие остатки былой команды.
- Верно, - согласилась грустно Карла. – Остатки.
- Риччи, Гвен, Ирма, Рэн, Карла, Итан, Стив, Рик и я, - Адам, загибая пальцы на руках, перечислил, особо приближенных к командиру Хантеру, так как команда насчитывала немного больше. – Хотя, Рика и Гвен можно не считать. Я всегда их подозревал в чрезмерной любви и потворству Дьюи.
- Ты зря так о Гвен, - сказала Ренис, вспоминая про секрет девушки, который ей когда-то открыл уже покойный Пит. – «И зря так обо мне», - добавила она про себя. – «Я не была частью вашей команды. И никогда ею не стану!».
- Нет, не зря! Я не причисляю их к тем, кому можно доверять. Поэтому, правильнее будет: Риччи, Ирма, Рэн, Стив, Итан, Карла и я. Итого, нас осталось семеро, - Адам потер ссадину на щеке и задумался.
- Вам не кажется, что нам стоило поехать к Нойману вместе с Риччи и Хантером?
Ренис посмотрела на Карлу, задавшую этот вопрос, и без задуманной грубости сказала:
- Хотел бы – позвал бы.
Все четверо опять переглянулись и замолкли.

Глава двадцать восьмая: «Исполнительница обещаний».
Нойман встретил Хантера во дворе двухэтажной клиники. Он, искренне скорбя, сочувственно кивнул убитому горем и угрюмому Хантеру и вместе с ним зашел в приемную, пропуская вперед себя.
- Сочувствую твоей потере, - тихо сказал Нойман, плотно прикрывая входную дверь.
Хантер, опустив голову и пряча глаза, кивнул, заставляя себя переключиться со слез на негромкие беседы перевязанных своих ребят, что сидели в холле. Вслушался. Помогло и полегчало – слезы отступили. При виде Хантера ребята заметно присмирели и даже привстали, чтобы пойти навстречу. Но он, вскинув руку, сделал жест, мол, «сидите, сидите» и прошел дальше по коридору, догоняя хирурга.
- Где Нави? – перешел он сразу к делу, не желая быть втянутым в разговоры подчиненных, которые так хотели оттянуть командира к себе для выражения соболезнований. И теперь опустил взор Нойман, тоже оттягивая Каэла в угол тихо говоря:
- Иди за мной.
Нойман привел его в маленькую, похоже, детскую, о чем говорили цветастые радужные стены и расписанные известными мультяшными героями изнутри двери, палату, где на койке лежал Нави. Про таких обычно, бросив опытный взгляд, врачи говорят: «Не жилец!».
- Как он?! – Хантеру было далеко до опытного специалиста, но и ему все было предельно ясно. Он все же спросил, подходя ближе к Нави, что лежал с плотно закрытыми неподвижными веками, подключенный к уже знакомому прибору искусственной вентиляции легких.
- Плохо. Фактически – уже мертв. Стоит мне отключить его, и он труп.
- Почему? У Рэн же тоже отказывали легкие, но ты…
- В его случае нужны новые легкие. Слишком поздно вы ко мне его доставили. Шансы у него были, Хантер. Есть и сейчас, если Генри подсуетится, то пересадка может пройти успешно.
- Плохо, - сказал и Хантер, потерянно озираясь вокруг, на пестрые рисунки в палате.
- Значит, кома, которую я поддерживаю и все, что я сделал для него – напрасные траты сил? – Нойман по выражению лица собеседника понял, что Генри за Нави впрягаться не станет.
- По-твоему, привези его Риччи пораньше, то ему свезло бы?
Нойман кивнул.
- Я все же скажу Генри. Ему решать, что делать, - Хантер достал из кармана телефон и вышел в коридор, чтобы связаться по этому поводу с хозяином. Вернулся в палату Каэл позже, чем рассчитывал и мрачнее прежнего. – Можешь отключать. Генри отправит за ним людей.
- Ясно. – Хирург все понял. – Он лично телом займется?
- Да, Генри хорошо знаком с его родными. Организует все официально за свои расходы.
- Понятно, - хирург еще раз посмотрел на Нави, подошел к двери, приоткрыл и громко позвал. – Одри!
Мигом появилась Одри. Нойман указал ей на Нави и, подталкивая Хантера на выход, вышел с ним в коридор.
- Мне нужно кое-что тебе сказать, - шепнул заговорчески хирург ему и направился в свой кабинет. Хантер торопливо пошел следом. Они оба заперлись в светлом и абсолютно белом кабинете, в котором и мебель, и прочие мелочи также были белого цвета. Садиться мужчины не стали, видимо, разговор обещал быть коротким, да и Нойман не предложил, а Каэл не так уж и хотел. – Это насчет Нави.
- Что такое?
- Риччи привез его в бессознательном состоянии, но он несколько раз приходил в себя и вновь терял сознание. Нави по моим подсчетам отключался раз пять в течение нескольких минут, но при этом, в полном бреду и никого не узнавая, даже меня, что-то бормотал про Дьюи.
- Дьюи?! – встрепенулся Хантер, оживая. – Что именно? Можешь вспомнить?
- Было очень тихо и неразборчиво. Он словно хотел предупредить что ли, хватал меня за руки, странно так глядя, будто путал меня с кем-то, кому и хотел сделать свое предупреждение. От ребят твоих я слышал историю Риччи, что это ты вынес раненного Нави. Может быть, это с тобой он меня спутал и тебя хотел посвятить в свои тайны?
- Не исключено. Но до этой тайны, кажется, я и сам уже созрел.
- Посвятишь меня или сочтешь излишним? – Нойман выжидающе смотрел на Хантера.
- Похищение Рэн, гибель Лауры, Пита, Нави и других моих людей – все это по вине Дьюи. парень связан прочнее, чем я думал, с группировкой Колла и Мишеля.
- Не удивлюсь, если не только с ними.
- Даже ты наслышан, куда уж мне сомневаться. Тем более, когда поведение Нави это только доказывает.
- Каэл, не смей впутывать меня как очевидца. Я тебе ничего не говорил.
- Считай, что я видел сам.
- Договорились.
- Ладно, мне пора. Нужно спешить назад, Дьюи и Рэн могут натворить глупостей, которых будет не разобрать без носилок и операций. – Хантер сунул руки в карманы и обреченно повернулся к двери. – Ребяток своих я заберу. Надоели за два дня, наверно, уже.
- Не так, чтобы очень, но да.
- Не умеешь ты быть тактичным, - усмехнулся Каэл.
- Толерантность и терпимость – не мой конек. Я никогда не был терпеливым.
- Но с Рэн ты прилично натерпелся, при этом ни разу не перерезал ей глотку.
- Если ее столько терпишь ты, то чего мне стоит помучаться с ней? – улыбнулся Нойман, ловя скупую улыбку Хантера, что, толкнув плечом дверь, вышел в коридор.
Хантер собрал своих парней, опечалено пряча взор, выслушал сочувственные речи от каждого и приказал идти во двор, к Риччи. Вместе с ними и Каэл забился в машину, в тесноте, да не в обиде, как говорится. Печальный Риччи аккуратненько вырулил с парковки клиники на дорогу. Нойман стоял у окна кабинета, провожая ссутулившуюся фигуру Хантера, и думая, почему-то о Ренис.
«Интересно, как она теперь? Как она без той, которую все время обижала, при этом нуждаясь лишь в ней…. Эх, Лаура – Лаура, всегда стремилась к смерти, но зачем?!», - вздохнув, Нойман отошел от окна, устало прошаркал столу, переключая внимания на скрипнувшую дверь кабинета.
Вошла Одри и сказал, что все выполнила.
- Хорошо. Скоро за ним должны приехать. Посланцы Генри не за горами. Подготовим тело на вынос, я сейчас подойду.
- Да, - сказала исполнительная девушка и пошла искать свободные носилки.
По возвращению в дом, Хантер проинструктировал парней об утреннем недоразумении с Дьюи и о том, как с ним теперь они себя должны вести. Дав еще несколько приказов, он распустил их отдыхать, а сам зашагал к себе в комнату, которой являлся его кабинет. Место, в котором уже было не так спокойно и комфортно, как это было раньше, при полном составе его сплоченной команды.
У себя в кабинете он застал Ренис. Одну. Безропотно и скромно сидящую на углу дивана, с низко опущенной головой. Карлу и Ирму он мельком узрел на кухне за столом, а где мог быть Адам, он не подозревал, но очень рассчитывал, что он вне опасности, и с ним все в порядке.
Ничего не говоря, Хантер вошел в свою обитель, игнорируя столь явное присутствие девушки, прошел и сел за свой стол. Смотреть на Ренис он не хотел, чувствовал какое-то смешанное со стыдом неудобство за утренние свои, несдержанные спьяну, слезы и выходки. Но и она молчала. И сидела. Не уходила и не собиралась уходить.
«Прячется здесь от кого-то?! Или же, наоборот, во избежание конфликтов с Дьюи, скрылась в пустом кабинете?! Но я же уже пришел, можно же уйти! Может, ей что-то нужно от меня? Но что?!», - озадаченно думал Хантер, вздыхая и заставляя себя на нее взглянуть.
- Рэн, тебе что-то нужно? – он хотел спросить строго, только у него вышло наоборот, мягко, заботливо, хоть и очень устало.
Девушка немного выпрямилась. Подняла голову и посмотрела в ответ:
- Я ждала тебя, чтобы поговорить, но у нас с тобой никогда не было мирных разговоров, одни лишь склоки, споры, ссоры и ругательства, чего мне сейчас очень не хочется. И все же моя просьба без препинаний с тобой не обойдется.
- Так. Чего ты конкретно хочешь от меня? – сдержанно спросил командир, чувствуя, что Рэн его своей просьбой огреет, будто железной балкой по голове.
- Ну, если конкретизировать, то мне нужна машина, оружие и еще один человек в компанию, желательно за руль. Водить-то я умею, но прав у меня нет, - торопливо попробовала последним предложением отвлечь Хантера от смысла первого.
- Для чего? – спросил он, не отрываясь, глядя на нее.
- Для исполнения данного мною обещания.
- Обещания убить?!
- Нет, - скромно потупила взор Ренис, типа, ей очень хотелось бы, но нет.
- Зачем же тогда тебе оружие?
- Для убеждения. – Ренис закусила губу на секунду. – Надо им воздействовать на одну суровую женщину.
- Хорошо. Ответ достаточно полный. Но вопросы еще есть.
Ренис посмотрела на командира, готовая послушно отвечать на любые каверзные вопросы.
- Кому и что ты обещала?
- Лауре. Привести мать на ее могилу. Если она умрет раньше меня, - голос Рэн разграничил каждую часть вроде бы одного сложного предложения, и с каждым словом голос ее становился тише и тише, превращаясь в шепот.
Хантер помолчал немного, продолжая изучать глазами Рэн и постигая скрытые мотивы девушки. Постичь не удалось, потому что у Ренис их не было. Он встал из-за стола, медленно подошел к шкафу. Открыл створки и, с шумом и грохотом что-то в нем передвигая, достал пистолет и захлопнул створки, придерживая одну скрипящую. Принес в руке пистолет, но ей не дал, а поставил на стол:
- Обойму не выдаю, знаю, натворишь бед. Для убеждения тебе и без того сойдет, не так ли?
- Да… - осталась с открытым ртом Рэн, что поражалась его отзывчивости и отсутствию в нем желания поспорить с ней, запретить, и не дать поступить по-своему. Она подскочила с дивана к столу, схватила пистолет. – А человек? Кого позволишь взять?
- Позволю?! А когда-то тебя не волновали мои позволения, - усмехнулся с ощутимой горечью в голосе Хантер и тут же продолжил. – Адам! Возьми с собой Адама. Он и как водитель хорош до безумия, и собеседник в дорогу для тебя отличный. Ему это будет только на пользу. Развеется, парень.
- Спасибо за понимание.
- Адаму сама скажешь, или мне приказать? – намеренно пропустил искреннюю  благодарность девушки Хантер, смущаясь от неожиданности таковой. Неужели, чтобы прийти к пониманию им нужно было потерять Лауру?
- Я сама, Хантер, - заткнув за пояс бесполезный в случае атаки пистолет и еще раз благодарно кивнув, она кинулась искать по дому Адама.
Хантер ее окликнул:
- Рэн!
- Да? – она вернулась и заглянула в кабинет.
- Нави… - сказал Каэл и замялся. – Нави умер.
- Я рада, - мгновенно дала ответ, но эмоции на лице Ренис не проблеснули.
- Я не сомневался, - разочарованно опустил голову Хантер, не зная, что его вдруг натолкнуло сообщить ей эту скорбную новость. Ей, что меньше всех ценила Нави.
- Признаю, легко отделался, - добавила задумчиво Ренис и повернулась, чтобы уйти.
- Постой!
- Ну что еще!?
- Ключи от моей машины, - полетела из его рук связка, звенящих в воздухе, ключиков.
- Спасибо, - ответила ему в поклоне Ренис, прикрывая дверь и добавляя негромко в образовавшуюся щель. – Только ты больше не пей там.
Хантер усмехнулся, разглядывая кабинет, который был уже прибран и лишен улик пьянства и утренней драки с погромом. Постарались явно его любимчики.
«Уж не она ли тут все вычистила?», - подумал он, а Ренис побежала вон из дома, выхватив Адама, что выглядывал из кухни.
Адам, конечно же, уже был в курсе задуманного ею и приготовился по кодовому крику Рэн вломиться в кабинет и уговаривать Хантера смилостивиться и позволить им исполнить желание Лауры. Парень хотел бы и для Пита кого-нибудь привести, но так и не смог ничего о друге и его семье выяснить. Кого не спрашивал – все мотали головами, приговаривая, что с Питом лучше всех ладили только Лаура, Брэдли, Ренис и Адам, и только они могли о нем что-то знать. Увы, даже Адаму ничего не было о нем известно, посокрушавшись о том, он принялся за дело.
Они завели одолженную машину командира и пустились исполнять желание погибшего товарища.
После нескольких часов в дороге, машина заехала в уже знакомый город. Проехала несколько крупных улиц, ведущих в густонаселенные кварталы, нашла нужный поворот, открывавший широкую трассу к частному сектору, в котором обитали отнюдь не нищие. Недалеко от роскошного видного особняка в три этажа припарковалась черная машина фирмы «BMW». Поцарапанная и обтертая, но все еще в хорошем состоянии. Все-таки от хозяина многое зависит, тем более, от такого опрятного и бережливого, как Каэл Хантер.
- Так, - повернулся к Рэн Адам, деловито держа одну руку на руле, а другую на поясе. – Давай-ка еще раз, что ты собралась делать?!
- Ну. Постучусь. Если откроет прислуга, а там бесспорно есть прислуга, попрошу позвать мисс Ангст.
- Миссис Ангст, - поправляя, покачал недовольно головой Адам.
- Да, миссис Ангст. И сначала вежливо предложу прогуляться до могилки ее дочери, если откажет, то, - Ренис вынула из-за пояса оружие и зло ухмыльнулась.
- Алгоритм, в принципе, понятен, - умничал парень с пластырем на носу, синяком под глазом и разбитой губой, на которой уже образовалась темно-бурая кровавая корочка. – Но если скажут, что ее нет дома?! Или она откажется выходить?! А что если у них там есть свои охранники?
- Тц! Не вселяй в меня свои сомнения! Я уже здесь, и от своего не отступлюсь, - Ренис вышла из машины, оглядывая высокие входные двери особняка. Внушительные двойные створки, обитые кованым узором, окрашенного в золотой, железа. Впечатленная этим богатством, она присвистнула себе под нос, нагнулась к окну и сказала. – Ты подгони тачку как можно ближе, а уж я-то не подведу.
- Как угодно нашей пробивной Рэн! – попробовал оптимистично поддержать Адам, слабо веря, что затея удастся, а не провалится с привычным треском.
Она не ответила, уверенно зашагала к гранитным ступенькам широкого крыльца. Посмотрела в вверх, проверяя наличие камер видеонаблюдения, но ничего такого не обнаружила. Осмотрела двор – людей, бродивших по периметру в качестве охраны, тоже не увидела. Выдохнула порцию тревожного воздуха из легких и трижды ударила кулаком в дверь, не замечая красивой кнопки звонка у самого носа.
Дверь с минутным промедлением открыла молодая девушка в черном строгом наряде прислуги и насмерть зализанными волосами в тугую, но мизерную дулю на макушке.
- Здравствуйте. Меня зовут Ренис Нолл (она сочла, что вежливо будет, если она официально представится, что позволит расположить к себе эту девушку и пойти на контакт, а не сразу захлопнуть дверь, защемив нос). Я хотела бы увидеть миссис Ангст.
- М-м? – брови девушки слегка подпрыгнули в удивлении. Стоявшая на пороге незваная хулиганистая на вид (после драки с Мишелем лицо ее еще хранило следы ударов) гостья никак не вязалась с образом родом деятельности ее хозяйки. – Одну минуточку.
Дверь закрылась. Ренис облегченно выдохнула снова, боясь, что ее могут пригласить в дом и неизбежность разговора, после которого ее вытолкают взашей, прошла мимо. Она очень рассчитывала, что женщина все же не захочет ее принимать у себя и выйдет на крыльцо.
«У снобов так обычно бывает», - думала Рэн, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
Внезапно дверь отворилась, и произошло это быстрее, чем она ожидала, и перед ней предстала молодящаяся и очень хорошо держащая осанку, старушка. Выглядела она крайне хорошо: не страдала избыточным весом, была удивительно стройна и не так высока, как Лаура. Седина ее была прокрашена основательно, волосы уложены в безукоризненную легкую прическу, макияж – ровный и незаметный, а одета – по последнему стону капризной моды, но весьма сдержанно и строго.
«И все равно я знаю, что ты – старушка. При том очень злая и бессердечная!», - Ренис мило улыбнулась:
- Здравствуйте, миссис Ангст.
- Здравствуйте, эм…
- Ренис. Ренис Нолл. Можно просто Рэн. – «Ты даже не потрудилась запомнить имя, которое тебе сообщила твоя служанка?! Стерва!».
- Вы что-то хотели, Рэн? – придирчивый осмотр с ног до головы и заметная презрительная усмешка.
«Спесивая, волевая бабенка! Добровольно она вряд ли поедет, ее только силой доставишь. А что если ее инфаркт хватит при виде пистолета?! Что же делать-то а?», - девушка недолго  колебалась между сомнительными пунктами: «сказать правду» и «поугрожать оружием».
- Я не знаю, помните ли вы свою дочь…
- Не помню, - грубо прервала несмелые речи Рэн эта «старушка», которая и молодежи даст фору. Рука волевой миссис Ангст легла на дверную ручку. – Если вы от нее, то лучше уходите, не отнимайте зря ни моего, ни вашего времени.
 «Ясно», - Ренис резко шагнула вперед, доставая правой рукой оружие, а левой хватая изящную старушку под талию и притягивая к себе. Дуло пистолета ткнуло в самый бок, миссис Ангст приготовилась было кричать.
- Даже не вздумайте. Я – известный киллер, выстрелю раньше, чем вы успеете задействовать ваши голосовые связки! – уверенно плела паутину лжи Рэн, пятясь назад и наощупь спускаясь вниз по ступенькам, продолжая устрашающе нашептывать всякие небылицы заложнице. Киллер – слишком громко для нее, всего лишь спонтанный убийца.
Адам, видя ее провал, раскрыл дверцы машины и бросился на помощь. Подхватив старушку со спины, он подталкивал ту в машину. Из дома никто не показался, никто не вышел, да и сама миссис Ангст была само спокойствие – не сопротивлялась и на заднее сидение села, фактически, сама. Даже дверцу своими руками захлопнула и посмотрела, как Ренис быстренько села к ней с другой стороны.
- Вы напрасно полагаете, что сможете получить от меня деньги. Я ничего вам не дам, и тем более ей! – Гордо сказала заложница, держась достойно. Думала, что это похищение с целью вымогательства от подельников ее дочери.
- Ей?! – горько усмехнулась Ренис, кивая Адаму, что вдавил педаль газа. – Ее больше нет, миссис Ангст. Ваша дочь умерла.
Женщина лишь немного изменилась в лице. Затем был пронзительный взгляд в глаза Рэн, но она не сказала на это заявление ни слова, только отвернулась к окну.
- Что, и не спросите, как?! – дрогнул голос Ренис, она была поражена такой скудной реакцией на столь страшные вести.
Женщина, не отвечая, продолжала смотреть в окно. Адам на всякий случай заблокировал двери, опасаясь, что та, вдруг помутившись рассудком, выпрыгнет из машины.
- А я все равно расскажу! – Ренис злило и выбешивало это стойкое равнодушие. – Ваша дочь погибла. Погибла так, как многие и не решатся на трезвую голову. Лаура умерла, получив пули, не предназначавшиеся ей. Погибла, защитив собой совершенно постороннего для нее человека. Этот человек – я.
Миссис Ангст без особого желания повернулась к ней, презрительно щурясь, оглядела и вновь гордо отвернулась в окно:
- Куда вы меня везете? – будто и не слышала она откровений Рэн, что распиналась, вспоминая с болью в сердце притворщицу-алкоголичку Лауру и ее трагичную кончину.
Ренис же ей не ответила, отвернулась в свое окно.
«Моя очередь игнорировать!», - раздраженно думала она, да и женщина не стала настойчиво повторять вопрос, снова уставилась на мелькающие дома за окном.
Молчание в салоне автомобиля продлилось несколько минут, в течение которых стремительно сменялся вид за стеклом дверцы, в которое не уставала смотреть чья-то суровая мама.
- Приехали, - сказал Адам, останавливая машину у ворот кладбища. Разблокировав двери, посчитал, что следует предупредительно добавить. – Только без глупостей, миссис Ангст.
Женщина пафоса парня не оценила, открыв дверцу, вышла и без интереса осмотрелась. Ренис выскочила вслед за ней, придерживая под курткой руку с пистолетом, подошла ближе, контролируя мать Лауры.
Смотритель узнал Адама и Рэн и кивнул им, всматриваясь в эту богато одетую леди с ними, которая послушно, но явно нехотя и презрительно щурясь, шла за Адамом, а рядом и Ренис. Ее «вымогатели» провели ее вглубь кладбища и вывели к самому последнему ряду. Они прошли мимо свежих мемориальных мраморных надгробий к двум уродливым корявым доскам, с криво выбитыми отметинами. Парень и девушка остановились. Ренис повернулась к женщине:
- Мне лично до вас нет никакого дела, - начала резко она. – Я всего лишь выполняю просьбу Лауры. Она взяла с меня слово, что если я переживу ее, то кровь из носу приведу вас на ее могилу. И я это сделала, как видите.
Сказав, девушка дерганым жестом указала на холмик с дощечкой. Миссис Ангст, поджав до посинения губы, смотрела на нацарапанные кривые буквы: «Лаура Ангст» и все так же упрямо молчала.
Адам отошел и присел у второй такой могилки, к нему же подошла и Ренис, оставляя старушку с Лаурой и изредка поглядывая на нее. Женщина все стояла ровно, неподвижно. В сумерках Рэн не видела, как ее глаза бегали по убогой дощечке с именем ее единственной дочери. На какое-то время они совсем позабыли о ней, вспоминая негромко и между собой то, что их связывало с погибшими товарищами. Женщина сама напомнила им про свое присутствие.
- Кто такой Пит Есуно? – надменно спросила она, приблизившись к ним, и внутренне понимая, что эти две одинаково убогие могилы связаны между собой и теми, кто ее сюда насильно притащил.
Слово взял Адам:
- Такой же отчаянный храбрец, забравший пули, защищая меня, - он утер слезящиеся глаза.
- Оба (взгляд Рэн скользнул по имени Есуно, умалчивая, что под землей лежат двое, а не один) погибли в один день. Оба были нашими друзьями. И я бы сказала бы, что безмерно благодарна вам за вашу дочь, но вам, судя по всему, на нее наплевать, поэтому не скажу...
- Ей тоже было наплевать, - не дрогнуло и сейчас сердце матери. – Я не раз предупреждала, что этим закончится.
- Предупреждали, что умрет за меня?! – ехидство рвалось вместе со злобой из Ренис.
- Нет. Что закончится все ее смертью. Наивная дурочка, которую все время только и делали, что использовали! Я всегда ей говорила! – жалости в голосе, ну, ни грамма.
- Какая теперь разница, что вы там ей пророчили?! Что бы ни было, вы – ее мать, а она – ваша дочь! Не стройте из себя великого диктатора, казнившего всех сыновей, как ненужных провинившихся секретарей!! – крик Ренис прокатился по безлюдному кладбищу.
- Вы хоть для виду слезу пустите, мадам. Нам-то все равно на вашу непоколебимую сдержанность, - Адам оторвался от земли и подошел к Ренис, опасаясь, что она оттаскает за волосы лицом по могиле Лауры эту непреклонную и бессердечную миссис Ангст.
Женщина с удивлением приподняла брови и, вновь поджав губы, вернулась к захоронению дочери. Это же не сложно – всего-то один-два шага назад. Она постояла немного, а потом пошла за парнем и девушкой, которые уныло побрели по тропинке в обратном направлении. Миссис Ангст все же задержалась у могилы дочери чуть дольше них.
Разговоров больше не было, все трое молча сели в машину, в молчании доехали к особняку. Притормозив напротив дома, Адам вышел и учтиво открыл старушке дверцу, так как она почему-то продолжала смирно сидеть, задумчиво поглядывая на сцепленные пальцы рук, и не торопилась выходить. Она вдруг посмотрела на Рэн, что отвернулась в окно, глубоко разочаровавшись в матери Лауры и не желая на нее смотреть. Похоже, миссис Ангст хотела что-то сказать девушке. Но не сказала и вышла. Сделала пару шагов к дому, застыла. Повернулась. Вернулась к машине и пригнулась, заглядывая в салон машины.
- Рэн, кем была для вас моя… дочь? – вдруг спросила она.
Ренис, вздрогнув от удивления, не сразу ответила. Она посмотрела на женщину, внимательно рассматривая ее:
- Другом.
Печальный вздох:
- Странно, что я, вообще, об этом подумала, - миссис Ангст выпрямилась и уставилась на крышу машины.
- Подумали что?! – проползла по сидению ближе к двери Ренис, просовывая руки через открытые двери и цепляясь за подол ее изысканной расклешенной юбки, ткань которой будто струилась и таяла в руках.
- Что вы моя внучка.
- Я гораздо старше, чем вы думаете, что бы это могло быть правдой. Да и ваша дочь, имея ваш плохой пример, не обзавелась семьей, - не выдержала и больно кольнула Рэн эту жестокую женщину, хотя на самом деле ничего не знала о проблеме «Хамелеона», знал об этом только Хантер.
- Она же вам сказала, что для Лауры совершенно посторонний человек, - поспешил загладить обидный ответ Адам, он стоял у машины, дожидаясь, когда миссис Ангст войдет в дом.
- Но я почему-то вижу в вас молодую себя, - улыбнулась та, глядя в лицо Рэн.
- И это вас расстроило?! – хмыкнула Ренис, разочарованно отпуская край юбки.
- Отнюдь. Навеяло воспоминания.
- Надеюсь, я не буду такой же тварью, какой были вы для вашей дочери.
(ты будешь большей, ха-ха!)
Улыбка женщины потянулась вширь, после чего было затяжное молчание и тихое убеждение:
- Я не ваша внучка, будьте спокойны (про: «ни на что не претендую» она смолчала), - и уже, обращаясь к парню, девушка громко сказала. – Садись, Адам.
Ренис потянулась к двери, чтобы закрыть, но миссис Ангст придержала ее:
- Вы доставили мне одни неудобства, но я должна вас поблагодарить. Пройдемте со мной в дом, я угощу вас…
- Мне вы ничего не должны. Прощайте. – Ренис, надменно кивнув ей, захлопнула дверь и приказала. – Езжай!
Эге-гей, ямщик, мчи быстрей, плевать, что сугробы Сибири!
Они покинули этот город навсегда и так и не узнали, что с этого самого дня эта суровая и непреклонная женщина часто наведывалась на кладбище, навещая могилу дочери и, все-таки, плача, горько плача, пока никто ее слез не видит. Миссис Ангст через некоторое время оплатила и установила нормальное надгробие не только для могилы своей дочери, но и для загадочного «Пита Есуно». Хорошо, что она не ведала, про то, что под землей лежат три тела, без этих коробок погребальных коробок – гробов. А то ведь не поленилась бы, да эксгумировала бы, чтобы сделать все чин-чином. Требовательная, расчетливая и рассудительная была старушка. Ее спасение – неведение.

Глава двадцать девятая: «Объединение и расставание».
Адам и Ренис прибыли из невеселого путешествия на свою точку глубокой ночью и не застали они срочно нагрянувшего Генри, который имел затяжной разговор с Хантером. Получив отчет за произошедшие события, а также выслушав доклад о почти разгромленной команде, Генри Мидлл принял ряд важных решений. Одно из них – передать группу людей Нави под командование Каэла, чем и можно было восполнить потери и выровнить поредевшие ряды подчиненных  Хантера. Этого Каэл хотел меньше всего, но возражать он не стал, ибо Генри был не в духе и при любом раскладе заставил бы выполнить свой приказ.
Поговорили они между делом и о Дьюи. Сам Генри Мидлл затронул эту тему, и Хантер честно рассказал все обо всех своих подозрениях. Хозяин кивал, соглашаясь с ним и ища советов, как поступить с Дьюи, ведь он все же его сын. Советов у Хантера не было, потому что опасно говорить отцу, как тому поступать с единственным нерадивым сыночком. Поэтому, пожав бессильно плечами, Хантер сменил ход разговора, переводя к обсуждению нескольких предстоящих им дел. Покончив и с этим, Генри Мидлл спросился о Рэн, и только после этого покинул его кабинет, сказав напоследок, что даст Дьюи еще один шанс, ведь прямых доказательств о причастности ко всей этой заварушке его сына у Хантера все же не было.
«Шанс, так шанс. Мне-то что!», - думал равнодушно Каэл, глядя, как Генри со своими телохранителями садятся в машину. С преданностью собаки ждать его отъезда в этот раз он не стал, развернулся и пошел в дом.
Путешественники – Адам и Рэн (которые с тех пор, как погибли их лучшие товарищи, стали неразлучны, они всюду таскались вместе, по крайней мере, если не были разделены различными заданиями) первым делом вместе перекусили на кухне, а потом в молчании разбрелись по комнатам, спать обоим хотелось жутко.
Недельки две командир дал своим людям на передышку, восстановление и реабилитацию сильно пострадавших при вызволении Рэн. К тому же, Хантер со дня на день ожидал, когда в ряды его подопечных вольются высланные Генри из лагеря люди Нави. Немного радовало, что подавляющее большинство команды Нави было вверено хозяином под командование Дьюи. по этому поводу, заранее собрав у себя в кабинете приближенных, Хантер предупредил, чтобы держались крайне осторожно с новичками и доверяли только друг другу. Рэн, Карла, Риччи, Гвен, Ирма, Стив, Итан и Адам покорно кивали, зная, почему среди них нет Рика, который чересчур вписался в «друзья» Дьюи. Дал командир еще несколько наставлений своим людям, восемь голов послушно кивали ему.
Человек двадцать заявилось ранним солнечным утречком в кабинет Хантера через три дня. Меньше четвертой части всей команды погибшего Нави. Приехали они на своем транспорте и с вещами, готовые расположиться с кем и как угодно в тесных комнатах. Все они смирно выстроились по струнке перед новым командиром, поочередно называя имена и коротко свои боевые качества. Некоторые не ленились, расписывали полную характеристику, совершенно не хвалясь этим, а принимая как должное и важное.
 Оккупировавшие  кабинетный диван от подлокотника (Итан) до другого подлокотника (Стив) люди Хантера (причем Рэн сидела на коленках Ирмы, а Карла на Гвен) внимательно слушали и рассматривали тех, с кем предстояло отныне работать, неукоснительно следя за своими языками. Рик с Дьюи держались обособленно: заняв оба кресла. А Хантер, как и всегда, восседал за своим столом. Знакомство с новенькими продолжалось.
- Вилли. Взломщик.
- Линч. Снайпер.
- Кай. Информатор, имею паутину связи там, где вам и не снилось.
- Мэй. Угонщица. Опыт перегонки большегрузного транспорта.
- Фил. Стрелок.
- Бен. Я – хакер, могу все, что вам покажется невозможным.
- Фрай. Переговорщик.
- Эйра.
- Лэндж.
Новички знакомились, полностью и кичливо раскрывая свои прозвища, или скромно и  вкратце оглашая род занятий. Многие же ограничивались именем, полагая, что качества свои продемонстрируют в процессе выполнения дела, и Хантер это, безусловно, заметит.
- Патрик.
- Голди.
- Брю.
- Рэйн.
- Вуди.
- Клаус.
Не хватает Ротибора.
«Вы что, все эльфы? Или сбежавшие из сказок персонажи? Что это за клички домашних питомцев?! Сборище хомячков, шиншилл и паучков…», - с улыбкой следила за ними Рэн, не силясь запоминать имена. Зато как всегда отметила про себя, что подопечные Нави были похожи на атлетов. Для Ренис команда Хантера казалась идеально подобранной модельной или спортивной группой рослых ребят и девчат, которые теперь просто терялись на фоне новобранцев. Превалировали в группе Нави высокие афроамериканцы, которые прекрасно подошли бы для какой-нибудь баскетбольной команды.
Новички закончили знакомство и уставились на присутствующих. Пришел черед представлять себя верным псам Хантера. Каэл кивнул, и начали те, кто для нас с тобой всегда есть и будет массовкой и закадровой, невидимой, но обязательно существующей запасной силой. За ними вступили и нам известные личности:
- Дьюи.
- Рик.
- Адам.
- Риччи.
- Рэн. Мелкая.
После ее дополнения, новички переглянулись и заулыбались. О ней, похоже, уже слышали.
- Ирма.
- Итан.
- Гвен. Рисовала.
- Карла. Робин-Гуд.
- Стив.
Более близкое знакомство и общение их состоялось во дворе, где они непринужденно побеседовали. А еще через день уже готовились выдвигаться на новое дело, которое они в спешке обмозговали под началом Хантера.
Около двух недель была насыщенная и напряженная командная работа. Они с головой окунулись в череду афер, не давая себе думать об утерянных навсегда кому друзьях, кому – товарищах. Но даже это не отменяло гложущих, обгладывающих душу, чувств – тоски и грусти. Такая тоска нападала на «Мелкую», приходившую к себе отдохнуть…. Раньше ей прекрасно отдыхалось в шумной компании Пита, Лауры, Адама, Ирмы.
«Пита и Лауры… Лауры…», - подталкиваемая непонятной ей ностальгией, она шла в комнату Лауры после тяжелых трудовых будней, где все было так, как оставила эта женщина, выбегая в тот роковой день для спасения Рэн. Все бутылки в шкафу и вне его, небрежно заправленная кровать и стол, на котором стояла початая бутылка виски. Все было на месте и неизменно. Не было только хозяйки, без которой это скудное, но богатое спиртным, жилище казалось мертвым склепом, что подчеркивали слои пыли на бутылках, столе, стуле, полу и подоконнике. Прибраться здесь у Ренис руки не поднимались. Они тяжело опускались и камнем тянулись вниз, как только она переступала порог этой комнаты.
Иногда она заставала здесь Хантера сидящим с поникшей головой на кровати. Он понимающе вставал, освобождая «комнату грусти и скорби» для Рэн. А иногда, наоборот, она уступала ему, оставляя одного со своими гнетущими мыслями. Порою, они даже сиживали в глубоком тягостном молчании рядышком на кровати. Это было нередко, но и не часто. Между собой они больше не ссорились, не ругались, не спорили, не огрызались. Ренис боле не пререкалась с командиром. Не было ничего того, что было раньше. Общее горе, общая потеря усмирила обоих. А может и сломила. В особенности Ренис. Она чувствовала себя безмерно виноватой перед Хантером, ощущала весь груз вины за смерть Лауры, вот и вела с той поры себя с ним уважительно, сдержанно и крайне дисциплинированно.
Да, Ренис стала, наконец, тем смирным и преданным до кончиков ногтей своему командиру солдатом, чего так от нее хотел и требовал Хантер когда-то. Только вот теперь ему это было ненужно.
Тоска тоской, но вскоре, словно ударом по голове оглушил обоих Адам, сказав по секрету, что хочет уйти и с концами завязать со всем этим, начать с нуля и забыть про все. Уйти парень собирался с Рэн, очень рассчитывая, что она пойдет с ним. Тем более что Хантер еще на кладбище так ясно дал понять, что никого из них больше не держит и препятствовать не станет.
Хантер со сжимающимся от боли сердцем принял все спокойно и сквозь натянутую через силу улыбку одобрил желание парня.
«Адам молод, ему есть куда податься, чем заняться и есть на что перестроиться», - так думал, успокаивая себя и радуясь за него, Хантер.
Адам же подкреплял свои порывы тем, что Пит всегда просил его исчезнуть в один прекрасный день и начать жизнь с чистого листа. То есть, парень следовал желанию Пита, без него он не видел существования в этом преступном мире. И если быть до конца честным, то парню были не по нраву новички, которые подозрительно стремились притереться, сблизиться со всем и каждым, что выглядело очень неестественно и абсолютно ему не нравилось. Хотелось бы ему просуществовать с Ренис, но опять-таки, не в этом криминальном мире и не с этими тяжелыми и необратимыми изменениями.
С замиранием сердца слушала Рэн, сидя в комнате Лауры, Хантера, пришедшего к ней рассказать о скором прощании с Адамом. Что для нее значило еще большую тоску и грусть, чем прежде. Ведь из оставшихся людей, только он один в действительности отвлекал ее от нехороших мыслей и сожалений совершенных тяжких деяний против себе подобных. Однако и она приняла это спокойно. Поразмыслив немного, даже порадовалась столь здравой идее, возникшей в голове этого беспечного парня.
«Целее будет, однозначно. По сути, все ранее погибшие – погибли из-за меня!», - подумала она и съежилась, представив, что не стало по той же причине и Адама, в будущем схлопотавшего пулю, как и Лаура. Хантеру же Ренис ничего не сказала, так и вышла из комнаты, не обронив ни слова, и пошла к себе, чтобы собраться с мыслями.
Мысли не собирались.
Она сменила комнату на кухню. Кухню на двор, где села на корточки прямо у дверей и впервые внимательно обвела глазами растущую во дворе пышную зелень. За зелеными насаждениями ухаживал Нави, в котором ни при каких обстоятельствах не угадаешь ботаника и агронома. Он любил окучивать по утрам здесь каждое деревце и кустик, любил поливать и делать обрезки, убирать мусор и ухаживать за более мелкими растениями. Купил где-то добротный резиновый шланг, чтобы удобнее было осуществлять ночной полив. Цветочки и помидорчики с огурчиками, конечно, не сажал, но все было идеально и без этого.
На прежних местах жительства, которые были у Рэн с командой, ранее не было такого чудесного дворика. А если и был, то Нави редко появлялся с визитом. Он поселился и стал частью команды Хантера временно – в тот период, когда о Ренис прознали конкуренты и начали на нее охоту. Тогда-то девушка и узнала, что за личиной убийцы и ненавистного ей отвратительно-страшного человека, скрывается хозяйственный дачник с огромным стажем.
«Без Нави здесь все травинки засохнут!», - мелькнуло в голове. Да, мысли ее отказывались собираться и здесь. Ренис встала и прошлась по дворику, вышла к стоянке и, медленно лавируя меж машин команды, вышла к деревьям. Обогнув несколько, села прямо на землю у старого клена. Была уже весна, апрель месяц, и сиделось ей очень даже ничего.
Обманчивое умиротворение нарушил, появившийся, как всегда из ниоткуда, Адам. Он разглядывал ее, оценивая настрой:
- Уже все знаешь, да? – грустно улыбнулся он, подразумевая свой уход, о котором однозначно поведал ей командир.
- Знаю.
- Наверняка, считаешь меня трусом.
- Нет, напротив. Ты же делаешь то, на что многие не решились, но втайне мечтали.
- Мечтал только Брэдли, - грустно поправил Адам.
- Мечтали все. Но не все нашли в себе отвагу озвучить общую мечту. Только он один.
Минутное молчание.
- Рэн.
- Что?
- А ты мечтаешь уйти отсюда? Ну, я это к чему…. – парень, не решаясь напрямую спросить, пойдет ли она  с ним, замялся, задавая другой вопрос и присаживаясь рядышком на землю.
- Аха-ха-ха, - Ренис залилась фальшивым беззаботным смехом. Она поняла, на что он наивно рассчитывает. – Мечтаю?! Я?! Я же только и делала, что сбегала! Да вот только у меня, в отличие от таких, как ты, шансов не вернуться вновь – нет.
- Что, если мы попробуем вместе? В одиночку тебе сложнее, а со мной – не сразу найдут! – напыжился парень.
- Я бы сказала: «Я подумаю над твоим заманчивым предложением», но, - Ренис повернулась к нему и улыбнулась своей краденой кривой-кривой улыбкой, которой так давно не было на ее лице. – Но нет. Не хочу врать тебе. И с тобой я не пойду. Не могу я обрекать тебя на самую худшую неестественную смерть. Хватит с меня Пита, Лауры, Есуно и даже Нави, как и прочих, о которых я не знаю. Хотя, если бы не эти факты, может быть мой ответ и был бы положительным.
- Здорово ты меня запутала отказом, - хмыкнул Адам, срывая травинку у ног и бросая ее по ветру.
- Это все мои заморочки с употреблением ненужных, в целом неуместных дополнений. Надо было просто сказать: «Нет».
- Это признак придурков.
- То есть, твой?
- Наш, - улыбнулся Адам, показывая этим, что нисколько не обиделся ее отказом. Он отвернулся и увел взгляд куда-то вдаль. – Раньше я…. Точнее, в первый день же день, когда ты здесь у нас появилась в составе команды, то думал о тебе, мягко говоря, не очень хорошо. Но, когда понял, что нашелся товарищ для таких придурковатых людей, как я и Пит, то места себе не находил от переполняющего меня внутреннего довольства.
- Кто ж знал, что я буду причиной гибели твоих же товарищей.
- Никто, - не отрицал и соглашался Адам. – Никто этого не мог знать. Я верю в судьбу и, наверное, это была судьба, потерять их и получить на этом жизненный урок.
- И какой же получил ты?
- Неважно, я же не об этом, - легкая усмешка опять тронула губы парня.
- А о чем же?
- Я, похоже, люблю тебя, - губы его растянулись, и Адам легко и красиво рассмеялся. Это было так не похоже на него, что Рэн засмеялась в ответ.
Но потом, став серьезнее, она с грустью сказала:
- И я тебя тоже, - вздох. – Но не так, как этого хотелось бы тебе.
- Как друга? – немного задело Адама, но он вовсе не обиделся, а продолжал тихо посмеиваться.
- Скорее, будто непоседливого младшего брата.
Смех стих. Последовало секундное заглядывание в глаза друг друга и синхронный поиск ими объекта, куда можно быстро отвести взгляд.
- Если я – как младший брат, значит, есть тот, кто в роли старшего, и тот, кого ты любишь так, как оно и положено?
Ренис, удивленная его сообразительностью и, практически, чтением ее мыслей, вскинула брови, улыбаясь ему, но помалкивая.
- Я догадываюсь, кто в роли старшего.
- Кто?
- Хантер.
Ренис тихо ударила ладонью в ладонь и повторила бы скромные овации еще несколько раз, да Адам прервал:
- Но кто же тот, другой?
- Не имеет значения. Это не стоит разговора. – «Тем более, если он живет своей счастливой и беспечной жизнью», - подумала про себя Ренис, вспоминая Нэйтона, который, по ее суждению, непременно везучий семьянин с какой-нибудь умницей, красавицей-женой, которая наверняка уже в положении.
- Это обида? – спросил парень.
- Нет, просто нежелание говорить, - Ренис поднялась с земли, думая. – «Да, обида! Я искренне не ожидала, что Нэйтон согласится разойтись и бросить меня, хоть и на время».
- Я вижу иначе.
Девушка встала, отряхнула пыль с брюк, и спросила, пропуская его замечание:
- Ты когда нас покидаешь-то?
- Завтра.
- Уже завтра?! – Ренис стало не по себе, что отъезд произойдет так быстро, она считала, что парень затянет с исполнением решения несколько месяцев.
- Да. Хантер сказал, что лучше так.
- Поистине негаданно, нежданно.
- Угу. Исчезну раз и навсегда. Осталось только вещи собрать.
- А куда направишься?
- К маме и сестрам, давно их не видел.
- Завтра, значит, - пробубнила растерянно девушка и, как в воду опущенная, побрела к дому, чувствуя, что внутри что-то разбивается и появляется давящее ощущение пустоты. С уходом Адама будет куда тяжелее находиться в команде. Она это уже осознавала.
- Ага, - шел за ней, ничуть не унывая, Адам.
- А я тебя везде ищу, - высунулся  из окна своего кабинета Хантер, что очень долго стоял и смотрел на этих двух, с той же болью на сердце, немного схожей с ощущениями Рэн. – Адам, живо ко мне!
- Вздумал напоследок основательно повластвовать?! – выкрикнула Хантеру Ренис, провожая глазами убегающего в дом Адама.
- Сегодня хорошая погодка, чтобы покомандовать вами. Тем более что в последнее время я делаю это раз в столетие, - Хантер облокотился руками на подоконник, подставляя лицо и голову лучам солнца и глядя на приближающуюся Ренис.
- Впустишь меня вас послушать?
- Разговор серьезный и рассчитан для одной молодой персоны.
- А я, по-твоему, старая?! – оскалилась Рэн, шагая под самое окно и впиваясь в него взглядом.
- Не говори, что полезешь через окно, - безобразно изобразил испуг Хантер, доставая из кармана пачку сигарет, чтобы закурить. В последнее время он все чаще курил, делал это, поймав любой удобный момент.
- Что, можешь помешать этому? – девушка, медленно стянула с себя тапочку, и швырнула в него, с возмущением сопроводив полет криком. – Не кури там, куда я скоро приду!
- Не пущу и через два своих трупа! – бездарный из него был актер, но Рэн улыбаясь, принимала, так как командир их за это долгое время только сейчас позволил себе быть шутником.
- Два трупа?! Насыщенно, ничего не скажешь! – появился у него за спиной Адам, который успел завернуть на кухню и стащить оттуда чей-то питьевой йогурт. Йогурты обычно покупала и употребляла Карла, и она всегда искала и не находила того, кто бессовестно уничтожал ее запасы.
- Только если пошла вон, да? – Ренис сделала шаг назад, оставляя их и поворачиваясь в сторону входа в дом. – Как закончите, дайте знать.
- Зачем? – полюбопытствовал, корча ревность, Адам.
- У меня тоже есть разговор к командиру.
- Не сегодня, Рэн, дел много, - начал просительно Хантер, закрывая одну створку окна, и хватаясь за вторую.
- Мне не важно, что ты занят, как доступная девчонка с соседнего двора!
- Это еще кто, и почему я такой не знаю?! – тут же вылез Адам, желая узнать подробнее.
- Адам! – грозно произнес Хантер, и парень отошел вглубь кабинета. – Я выкрою для тебя время, Рэн, - сказал серьезно Каэл и плотно закрыл обе створки.
Ренис кивнула командиру и пошла в дом. Поговорить она хотела о том, что буквально недавно пришло ей в голову – выставить причиной исчезновения Адама его смерть. Как именно это все обыграть – вот что хотела она узнать у мастера обмана и лжи, то есть Хантера, за плечами которого доброе множество афер. Для чего ей это нужно было? Для того чтобы никто не подумал искать его. Например, Дьюи, который, как известно, давно хотел прикончить парнишку.
Адама же командир научил тому, что поможет ему скрыться. Рассказал, что воспрещено ему делать, и чем лучше заняться и через какое время этим заняться. Многое Каэл парню рассказал, многое объяснил, искренне заботясь и переживая за него. Парень все запоминал, зная, что это все ему обязательно пригодится. Беседа их длилась дольше, чем было Хантером запланировано. В заключение Адам получил от него хорошую сумму денег, плюс к тому, что он заработал в недавних делах.
Хантер, как и обещал, нашел и для Рэн время, правда, поздней ночью, и пришел он в комнату Лауры, где она и ждала. Они не договаривались о встрече здесь, это все само собой у них получалось. Оба будто знали, где можно найти тишину и другу друга. К ней в комнату Хантер никогда не заходил, как и она старалась все реже оставаться с ним наедине, чтобы глазастые новички не предписали им тесной связи против Генри и его сына.

Глава тридцатая: «Прощай, Адам».

Но не буду заниматься перетягиванием каната, одеяла и резины, а перейду к основному: вот он, день отъезда Адама. Вернее, раннее утро и двор арендуемого командой дома. Провожать тайком вышли те близкие товарищи, которые выжили в их последней кровавой переделке. Это были: Ренис, Итан, Риччи, Стив, Ирма, Гвен, Карла и Хантер. Рику и Дьюи сказано не было, от них уход Адама тщательнейшим образом утаивался. Потому и высыпали они в такую рань во двор, пока «зло» дрыхнет в городе в своих роскошных апартаментах.
Все ребята дружно перешептывались, ожидая появления Адама с большой дорожной сумкой и улыбкой во все двадцать семь зубов (кое-каких в результате недавней драки с Дьюи во рту не хватало), но такими печальными глазами.
Навстречу ему вышел Хантер, незаметно передал сверток еще и с долей денег Пита, завернутых в белоснежную бумагу. Сопротивление было бесполезно, и Адам торопливо сунул это в сумку. Подталкиваемый Хантером, он пошел дальше к ребятам, а командир сел за руль своего авто. Он лично собирался доставить парня на аэровокзал и посадить на нужный рейс. Хотел убедиться, что все пройдет хорошо.
Прощаться, как мы помним, Ренис не любила. И сейчас, пытаясь унять странное и неприятное щекочущее чувство, улыбнулась улыбкой Джонатана:
- Какие скромные пожитки! У тебя-то и всего одна сумка?! – она придирчиво оглядывала его багаж, висевший на плече.
- Да и это – все Пита. Свое я вчера раздал ребятам. Не хочу с собой таскать, будем им память обо мне. И для тебя кое-что оставил, посмотришь в комнате Лауры.
- Завидую я тебе.
- Зачем завидовать, Рэн? Давай со мной! – в глазах появился проблеск надежды на ее согласие.
- Пока не могу, - улыбка заиграла ярче, обнадеживающе, а в голове было печальное. – «И никогда не смогу. Иначе тебя ждет участь Лауры, а этого я не хочу. Живи и помогай маме, которая у тебя есть, и которой нет у меня…».
- Ну ладно! – якобы не унывал Адам, мгновенно переключаясь на товарищей, что стояли позади и ждали свой черед попрощаться.
Все без исключения заключили его в крепкие объятия, Даже Карла и Гвен, а суровая Ирма растрогалась и прослезилась, Адам с улыбкой успокаивал ее. Пожав еще разок ребятам руки, он опять подошел к Рэн. Обнял и ее, не столько прижимая ее к себе, сколько прижимаясь сам. Девушка от неожиданности рассмеялась и не нашлась, что сказать.
- … … … - прошептал ей в ухо Адам название города и адрес, довольно легкий и хорошо запоминающийся, и добавил. – Я всегда буду тебя ждать. Ты ведь придешь? Придешь ведь, Рэн?
- Я обязательно приду к тебе, - уверенно и обнадеживающе соврала она, похлопывая рукой по спине, тихо посмеиваясь и думая. – «Прости, Адам, но я надеюсь, что никогда в жизни и тенью не промелькну рядом…».
Он удовлетворенно отпустил ее и вновь подался вперед, возможно, чтобы поцеловать, но Рэн мастерски увернулась, с наигранной, обманчиво-естественной, радостью спросив:
- Подождешь до моего прихода? – За этим вопросом следовала лукавая улыбка и мысль. « «Зачем я даю ему надежду? Зачем обрекаю на ожидание? Это глупо. Нет, это жестоко!».
- Буду каждый день ждать! – Адам щелкнул ее по носу.
- Все такой же придурок! – сердито бросив, толкнула его Ренис.
- Мы оба придурочные, не забывай.
- Адам! – Хантер уже подъехал к нему, боясь, что его прощания с ней будут бесконечны.
Одними губами повторив:
- Я буду ждать тебя, - парень сел в машину рядом с Хантером, закинул сумку на заднее сидение, высунулся в окно по пояс и махал им всем, улыбаясь. Махал рукой товарищам, в ряд стоящим на парковке, но взор его прикован был к Ренис.
Ребята все стояли и стояли во дворе у машин. Смотрели вдаль, искренне радуясь за него и также искренне завидуя его решительности. Машины уже давно и след простыл, а они все не двигались со двора, избегали смотреть друг на друга, ибо там было тоже, что и у всех: пустота, грусть, тоска, печаль и у кого-то – слезы.
Первой к дому пошла Рэн, а за ней и все они.
«Прощай, Адам. Надеюсь, твоя жизнь будет лучше, чем наша. Лучше, чем моя. Я не умею, но буду молиться, чтобы наши пути больше никогда не пересеклись…», - давящее опустошение изнутри толкало ее в кабинет Хантера, в котором так часто беззаботно и весело она проводила дни в компании Лауры, Пита и Адама, и многих других. Но многие другие сейчас ушли на задний план, ключевыми для Ренис были эти трое.
Хоть у них и менялись места жительства раза три в год, не реже, но обустройство кабинета Хантера было неизменно, оттого-то у нее и складывалось впечатление, что они все время находились в одном доме. Потому Ренис, открыв дверь, вошла в кабинет и села на диван, даже не глядя. Все было так привычно, что и шагом не ошибешься.
Она низко склонила голову.
«Это…. Что мне теперь делать с этим?! С этим ощутимым чувством…», - подумала она, и почему-то вдруг заныли все шрамы на ее теле, одновременно напоминая о себе.
- Чувством одиночества?! – переспросила, смеясь, Рахима внутри. – Но ты же и так всегда была одинока!
- Когда были рядом они, этого я не замечала.
- Теперь их нет. Нет ни Лауры, ни Адама, ни Пита. Что, что будешь делать?!
- Не знаю, что мне делать без Пита, Лауры и Адама, - сказала девушка вслух, прикрывая увлажнившиеся глаза руками.
Расположившиеся в кабинете в случайном порядке, товарищи переглянулись.
- Эй, ты чего? – подошла и присела рядом Ирма, взволнованно заглядывая в лицо. Все это хотела сделать Карла, но вовремя взяла себя в руки, напомнив себе, что: «Карла и Рэн друг друга ненавидят».
Гвен, тоже была опечалена уходом Адама, однако вид жалкой Рэн ее только тешил. Ребята же понимающе прятали глаза. А посмотрели бы они в окно, то увидели бы автомобиль сына Генри, на котором Рик привез того в дом команды.
- Вы чего тут в такую рань? – потягиваясь, вошел вскоре Дьюи Мидлл, сразу же обращая внимание на Ренис и непривычную ауру скорби, царившую в кабинете. – Что такое? Умер что ли кто? – хмыкнул он.
- Да, умер, - ответила с раздражением Рэн, поднимая на него свои мокрые глаза.
- И кто же в этот раз? – ухмыляясь, сел в кресло наследник Генри, а Рик, появившийся с опозданием, занял подлокотник.
- Адам, - сказала вдруг, опережая резвую мысль Рэн, Карла.
- Шутишь что ли?! – нахмурился Рик.
- Не шутит. Хантер повез хоронить, - мрачно вставила Рэн.
Дьюи посмотрел на Гвен, на Риччи, Ирму, Стива, Итана. Все стояли с натуральными печальными, плаксивыми лицами и кивали, будто говоря: «Да, правда». Эта их не сговоренная заранее ложь мягко вписалась в начало дня Дьюи, который поверил, но чуткое нутро требовало неопровержимых фактов:
- Как это произошло?
- А ты спроси у очевидца, - сказала Ирма, растирая влажные от слез щеки.
- Кто он и где он? – поинтересовался Дьюи, глазами выбирая среди присутствующих.
- У тебя за спиной, - сказала Рэн, и сын Генри, зная, что за спиной спинка кресла и стена, а рядом дверь, медленно повернул голову к проему. И увидел Хантера.
Каэл, спеша все в том же темпе, в котором гнал авто с вокзала, несся на всех парах в дом и кабинет, опасаясь за жизнь «любимчиков», на которых мог позариться Дьюи, пока главного покровителя нет. Хантер примчался быстрее ветра, удивив всех собравшихся в кабинете, своей резвостью.
- Это правда, Хантер? – не дал ему отдышаться Дьюи, встречая на пороге вопросом.
- Правда, - еще ничего не зная, но по напряженным лицам любимчиков смутно подозревая, что лучше подтвердить. После чего уточнил. – Что именно?
- Что Адам мертв, и ты увез передать тело его родным, - опередила Ренис, давая подсказку, а то и открытое направление для вранья, о котором они говорили с ним прошлой ночью, но конкретного плана составить так и не сумели, не зная, как преподнести это товарищам.
Каких усилий Хантеру стоило удержать свое лицо, норовившее продемонстрировать свое удивление! Благо мозг подговаривал врать в том же русле ради Адама, который останься здесь еще пару дней – неминуемо схлопотал бы пулю от мстительного Дьюи. Что все знали, даже те, кто ранее принадлежал Нави.
Скорчив вселенскую боль утраты, Хантер кивнул, заглядывая для убедительности в глаза Дьюи.
- Но как?! – сын Генри поражался упущенной возможностью поквитаться и своими руками избавиться от несносного противного Адама.
- Напился в баре, дебоширил и нарвался на компанию агрессивных подростков. Неравный бой и два удара ножом в печень, - Хантер, поморгав, потер ладонями глаза и прошел к своему столу. – Я не сумел доставить его к Нойману. Едва из-под носа полиции тело увел.
- Когда он успел-то? – хмыкнул Дьюи.
- Этой ночью, - Хантер устало опустился на стул. – Заглушал утрату спиртным…
- И утерялся сам…
Все посмотрели на хозяйку этих слов – на Ренис, которая, глядя себе под ноги и что-то под нос грустно напевая и шаркая ногами, побрела в коридор. А навстречу ей шли новые товарищи, которые как положено, ровно в девять утра направлялись в кабинет Хантера для получения информации об очередном их деле.
Этим же вечером в комнату к Ренис постучалась Гвен. Ренис нехотя оторвалась от кровати, на которой лежала дольше, чем прежде, и открыла дверь. Удивилась, увидев перед собой Гвен.
- Сегодня. Ночью, в десять. Выйди во двор, нам нужно поговорить, - сказала та и быстро пошла прочь.
- Что мешает сделать это сейчас? Я готова предложить тебе войти, раз у тебя ко мне возник разговор.
- Сделай так, как я прошу, - не оборачиваясь, ответила ей Гвен.
Ренис засомневалась, но все-таки, никого не предупредив об этом, к десяти часам покинула свою комнату и пошла во двор. Постояла у двери, разглядела в темноте под светом фонарей у клена, у которого недавно сидела с Адамом, Гвен и направилась к ней:
- К чему эти игры в загадочность? У нас с тобой таинства во взаимоотношениях никогда не было. Всегда открытая взаимная неприязнь.
- Она до сих пор взаимна, - гневно заметила Гвен и немного мягче сказала. – Просто послушай меня…
- Я могла бы просто послушать тебя и в доме. В своей уютной комнате, - не унимались возмущения вредины Рэн.
- *****, ты заткнешься, или нет?! Как же ты меня раздражаешь!! В кои-то веки позвала поговорить, а она и секунду помолчать не может!!
- Могу.
- Бесишь! Когда же ты от нас свалишь!! Ушла бы да не возвращалась бы!! Видеть тебя не могу!
- О, я бы это с превеликим удовольствием, но сама знаешь, что меня против моей воли вернут. А еще без моих документов и без денег мне далеко не уйти, что также на руку тем, кто будет меня возвращать. А так, с радостью избавила бы тебя от своего присутствия.
- Это, собственно, и есть то, о чем я хотела поговорить, - Гвен стала вдруг самим уравновешенным спокойствием. – Я найду тебе документы и немного денег, а ты, уж будь добра, не появляйся больше здесь.
Ренис слишком долго варилась в котле лживых, ушлых, продуманных и эгоистичных людей, объединенных в одну многочисленную группу, которая называлась командой и мутила свои преступные дела. Она с легкостью раскусила Гвен, понимая, что это очередной хитрый план Дьюи. Идя на поводу своих эмоций, Гвен никак не могла действовать от себя.
«Тут либо Дьюи, либо Хантер, и если бы это был Хантер, то он непременно меня предупредил бы…».
Верно. Таким способом Дьюи Мидлл намеревался перехватить беглянку, накликав на Хантера новое несчастье – потерю Рэн, за которую придется отвечать сполна перед Генри. Не стоит забывать о той роли, которую играла Гвен по приказу вышестоящего, то есть Каэла. Ведь Хантеру она была преданнее. А эта верность и расположение к Дьюи – всего лишь игра, пыль в глаза. Помнить следует также и о том, что она любит Каэла, и со смертью Лауры перед ней открывались новые возможности. По крайней мере, Гвен думала, что открывались.
В общем, тебе понятно, что Каэл уже все от нее знал и дал ей разрешение сделать так, как велит Дьюи, сам же он разрабатывал ответный план.
Однако этот срыв на Ренис у Гвен не был наигранным. Художница стабильно не переваривала эту мелкую мерзавку, вечно ошивающуюся рядом с командиром. Подлинное желание избавиться от нее, подогревало надежду на то, что план Дьюи все же сработает. Сам он, кстати говоря, притаился в пяти шагах у кустов, внимательно слушая Гвен.
- Сочту за ответственность. И даже за клятвенное обещание. Ты только предоставь мне все необходимое, и я исчезну, раз и навсегда, - улыбнулась ей Ренис, не сильно веря в возможности Гвен и уверенно считая, что к этому приложил обе руки Дьюи. Она помнила, открытый Питом, секрет Гвен, знала, для чего она Хантером прикреплена к Дьюи. И, исходя из этого, думала, что командир все-таки, об этом всем осведомлен.
- Договорились.
- Это все, что ты мне хотела сказать?
Гвен кивнула.
- Ну и славно, - Ренис разочаровалась, ожидая чего-то большего от сговора Гвен и Дьюи. она отвернулась и пошла обратно в дом, увы, все как всегда, предсказуемо и однотипно. Она ушла в дом, ухмыляясь и размышляя про себя. – «Наверняка где-то неподалеку и в зоне слышимости засели, не подозревая друг о друге, Дьюи с Хантером. Поэтому выбор и пал на двор, где еще нас можно без проблем подслушать?!».
И она была права. Частично. Относительно Дьюи – права. Это она поняла, когда зашла к себе в комнату и застыла, увидев, сидящим на ее кровати, Хантера.
- Нужно поговорить, - сказал он.
- Вы сговорились что ли! – Рэн, кряхтя и бурча, как хромая и подслеповатая старушка, присела на кровать.
- Значит, с Гвен ты уже говорила?
- Я так и знала! Ход твой или Дьюи?
- Дьюи. Мой будет сейчас.
- М-м-м, как интересно, - без особого интереса сказала она.
Хантер, запустив руку во внутренний карман ветровки, извлек шуршащий целлофановый пакет и протянул ей.
- Что это? – Ренис не спешила принимать, изучая взглядом на расстоянии.
- Я нашел их в вещах Лауры. Кажется, она хотела отдать их тебе, вызволив из лап Мишеля и вернув к нам.
- Что это? – настойчивее повторила Ренис, так и не притронувшись к свертку.
- Возьми и посмотри.
Любопытство взяло вверх, девушка судорожно разорвала пакет, и на коленки ее упал паспорт и банковская карточка.
- Фальшивые документы? – неосознанно сорвалось с языка, когда она открывала страничку с фотографией чужой девушки очень смутно похожей на нее. Сразу бросался в глаза нос, ровный и красивый, чем существенно и отличалось фото от оригинала, сидевшего рядом с Хантером.
Подумав о Лауре и ее задумке, Ренис растрогалась и прослезилась.
- Я не намерен более тебе препятствовать. Делай, что хочешь. Вздумаешь бежать – беги, я за тобой не пошлю. Но пошлет другой, сама знаешь, кто.
- Вас перебьют, если я уйду.
- Возможно, и нет, если все немного переиграть, - возразил загадочно Хантер.
- Точно, Дьюи! – осенило Ренис.
- Знал, что ты сама додумаешься, - скупо улыбнулся командир.
- А вам удастся избежать расправы?
- Выкрутимся как-нибудь.
- Примерно также говорила Лаура, гоня в тот день меня прочь, и не выкрутилась…
- Не думай об этом сейчас. Лучше напрягись над тем, как использовать намерения Дьюи.
- Чего напрягаться-то? Все проще пареной репы, - Рэн быстро сообразила. – Следуя якобы его задумке и обманчиво слепо полагаясь на Дьюи, я поступлю по-своему. Возьму и подставлю его самого, ему же во вред.
- Нужно пустить больше пыли в глаза, дать ему руководство делом, в котором будешь участвовать и ты, - раскручивал эту идею Хантер. – Останется только получить документы, которые он готовит для тебя.
- И я уйду, но не по его замыслу, а наоборот, воспользовавшись его же просчетом в деле.
- Надо придумать, как это все можно связать и обыграть. А еще, когда дать ему это руководство делом. Хоть каким-нибудь.
- Время есть, дождемся, когда Гвен подсунет мне фальшивку от Дьюи, - сказала Ренис и опять отвлеклась на паспорт, что приготовила ей Лаура. Девушка недолго в молчании изучала фото, а потом пробормотала. – Я могу понять, почему это делала она, но я не понимаю, почему это делаешь ты, Хантер.
- Делаю что?
- Помогаешь мне, - Ренис отняла глаза от фотографии и посмотрела ему в лицо. – Почему ты помогаешь мне?
- Потому что это ее посмертное желание. Она просила позаботиться о тебе. И это твое последнее бегство я помогу провернуть только из-за нее. Так что не смей добровольно возвращаться к нам, как бы тяжело тебе не было. Помни, пощады и поблажек от Генри больше не предвидится. И от меня тоже.
- Добровольно я, конечно же, не вернусь. Уже. Будь жива Лаура, еще может быть, - горькая усмешка. – Но смогу ли я выстоять против него?
- Генри не всесилен. Он такой же человек, как и мы, простой смертный.
- Загвоздка лишь в его положении, да? – сомнительная улыбка Рэн и положительный кивок Хантера, после которого было убедительное молчание. Его прервала она же. – Знаешь, ты хорошо выкрутился и нашел ответ на мой вопрос. Но что, если я его изменю немного, найдется ли у тебя для меня ответ?
- Пожалуйста, не спрашивай, - попросил Хантер и потупил взор.
- Почему ты всегда помогал мне? – Ренис настойчиво смотрела ему в лицо. – Почему помог мне тогда в бараке?
- Думаешь, я не задавался этим вопросом?
- Значит, ответа нет?
Мужчина со вздохом помотал головой, и снова наступило чертово молчание.
- Ну и все. Скоро уйдешь и ты, - нарушил тишину Хантер.
- И ты с Гвен вздохнешь с облегчением.
- Ошибаешься.
- Ты, как будто переживаешь о такой потере, - улыбнулась девушка. – Подумаешь, ушла Рэн! Оно же к лучшему: и нервы целее и споров никаких. Да, Хантер?
- Я так не считаю. Без тебя и Адама тут уже будет не на ком расслабляться. Печально.
- Ой, да брось ты! – ткнула Ренис его локтем в бок, посмеиваясь. – У тебя вон, сколько людей в запасе осталось, еще и от Нави наследство привалило.
- Это все не то. Совсем не то, Рэн, - Хантер отвернулся, совсем раскисая.
- Ты про то, что Лаура – незаменима? Как и тройка веселых придурков вместе с фаворитом Брэдли?! В этом ты сильно заблуждаешься, командир. Найдется замена и ей, и Брэдли, и Питу, и Адаму, и даже мне. Жизнь такая штука, хотя, мне ли это говорить? Мне, над которой она вусласть насмеялась, - сделав паузу для глубокого вдоха, Ренис продолжила. – Все у тебя будет. Всех нас тебе заменят другие, да так ровно и быстро, что и сам не заметишь, как начнешь нас всех забывать.
- Нет, ты…
- Подожди, дай мне закончить мою сбивчивую мысль. Я хотела тебе сказать, что замена Лауре у тебя уже есть.
- Что? – поморщился непонимающе Хантер.
- Карла. Обрати внимание на Карлу, она до одури любит тебя. Нет, ну, Гвен и другие девушки тоже, конечно, но я уверенна, не так, как она.
- Ну что за чушь, Рэн! – не хотел этого слышать Хантер, он, скалясь, качал головой.
- Это, во-первых, между прочим. А во-вторых: Карла тебя никогда не предаст, - кривая-кривая улыбка. – Так-то, предаст кого угодно, но только не тебя.
- А «в-третьих» будет?
- Напрасно смеешься. Не будет. Скажу только еще, что ты даже представить себе не можешь, насколько сильна любовь этой эгоистичной истерички. И мое заманчивое предложение: «Представь себе…» и твоя попытка вообразить себе, нисколько не приблизят тебя к пониманию ее безразмерной любви. Она – лучшее, что может быть у тебя, - сказала немного с вдумчивой завистью Ренис и торопливо внесла уточнение. – После Лауры.
- Карла меня раздражает, я не выношу ее! – отмахивался Хантер, словно от матери, навязчиво сулившей ему нежеланную невесту.
- И пусть! Пусть раздражает, пусть не устраивает! Поверь мне, если и есть в этой жизни спасательный круг для тебя – то это она.
«Слышала бы меня сейчас Гвен, удавила бы!», - подумала Ренис.
- Глупости, все!
- Нет! Это говорю тебе я. Я – безжалостная убийца, которая не смогла ее убить…
Брови Хантера моментально взмыли вверх, ведь он ничего подобного не знал. Не знал про попытку Ренис убить Карлу, они обе смогли скрыть это. Задать ему вопроса об этом не дала Ренис, продолжая говорить с этой лукавой улыбкой:
- А все знаешь, почему? Потому что она в слезах молила дать мне увидеть тебя в последний раз.
- Когда такое было?!
- Этого я тебе не скажу. Но и ты не смей у нее выпытывать! Иначе убью обоих, - улыбка стала угрожающей, что значительно отличалось от ее обычной манеры улыбаться.
Завороженный этой переменой, Хантер смотрел на нее, не в силах отвести взгляд. Ему было жутко интересно, когда и почему Рэн хотела убить Карлу. И почему эта самая Карла утаила это от него?! Он нашел в себе силы мило улыбнуться и сказать:
- Хорошо. Не буду спрашивать, - он встал и взглянул на Ренис с высоты. – Мне нужно идти.
Ренис кивнула, и мужчина вышел из ее комнаты, больше убегая от уговоров девушки принять Карлу, чувствуя, что может поддаться и согласиться. Рэн не имела коварных умыслов на том, и за Карлу и ее счастье сердце у нее ни тогда, ни сейчас не болело. Болело за командира, что раскис, теряя день за днем своих любимчиков. Ренис очень переживала за него, боясь, что он может приложиться крепко к бутылке и загубить себя, спьяну атаковав Дьюи или Генри. Прочила бы от всей души она ему красотку Ирму, да та, как назло одна из всего контингента девушек, любила не его, а Риччи. Тесной связи Рэн с другими девушками не имела, вот и пал выбор на Карлу, которую она, все-таки, изредка жалела.
 С уходом Хантера, Ренис вытянулась на кровати, чтобы забыться сном, в котором она могла бы увидеть мать, Лауру или Пита. А командир ее взял курс на комнату Карлы, чтобы немедленно устроить допрос с пристрастием, но его перехватил в коридоре Дьюи в компании нескольких человек и неотложным заданием от Генри, важность которого вытолкнула из головы Хантера саму мысль узнать про неясности между Рэн и Карлой.
Вытолкнула надолго. Каэл вспомнил об этом только после окончательного ухода от них Ренис, и расспросил хорошенько Карлу. Считая, что скрывать уже не имеет смысла, девушка рассказала ему все о неком «припадке» Рэн, которая намеревалась ее убить якобы «за компанию». Увы, здесь Карла опять сошла на ложь, скрывающей от Хантера свое непосредственное участие в убийстве матери Ренис. Теперь уверенности, что он не узнает, было больше – мертва Лаура, которая знала об этом, мертв Нави, что был таким же участником и очевидцем.
«А к Дьюи и Рику Хантер не полезет с такими вопросами…», - думала с надеждой Карла.
Хантер, разумеется, чувствовал недосказанность, да и повадки «врущей Карлы» он знал. Но требовать от нее всей правды не стал, потому что на тот момент он уже кое-что узнал и догадался, почему Ренис хотела ее убить. Как и то, почему, собственно, лгала Карла.
Уф, морока какая. Нет бы, книжку интересную почитать, ан-нет, строчу тут в поту и в бреду. Укоротим немного? Думаю, не помешает небольшое изложение. Откатаю немного, а то спешно я как-то с уходом Рэн, нет?

Глава тридцать первая: «Правду в глаза».

Дьюи готовил серьезную аферу с подачи отца. А Хантер, решив, что это то, что им нужно, великодушно передал бразды правления, заботы и главенство в предстоящем деле ему, ссылаясь на то, что ему самому ну очень нужно навести порядок в своих делах и суммах, которые он должен был распределить и выплатить подчиненным. Сын Генри заглотил наживку, не ведая, что Хантер активно сговаривается с Ренис о подготовке ее побега, который обязан был свершиться во время успешного проведения задуманной махинации Дьюи.
Ренис должна была исчезнуть в этой вылазке, прямо из-под носа Дьюи, оставляя все шишки и палки на его голову. Подробный план действий Хантер и Рэн тщательно обговорили. Об их диверсии не знал никто, и посвящать в свою тайну они никого не стали – так было лучше для всех. Незнание – лучшая защита в будущее оправдание.
В бурных обсуждениях предстоящего резонансного дела проходили недели и дни, в один из которых Гвен всучила Рэн паспорт, потребовав исполнить обещанное. На что Ренис попросила времени на обдумывание вариантов исчезновения из ее жизни. Гвен лишь надменно кивнула, а Рэн бросила еще один паспорт в сумку. В нем она была Наоми Вудстоун. А в том, что завещала Лаура – Ариадна Ангст. Еще в двух покоящихся в рюкзаке на съемной квартире – Ренис Нолл и Рахима Сафалиева.
Смешно, конечно, но…. Поддавшись какому-то предчувствию, Рэн взяла документ от Лауры и влезла на подоконник. Стала листать пустые странички паспорта, бубня:
- Столько чистого места, хоть адреса банков записывай, или свои же имена, а их у меня столько…
Она снова задержала взгляд на странице с фотографией и полными данными. Не вчитываясь, а просто припоминая, что видела ранее.
 - Ариадна Ангст. Ангст…. Надо же, будто дала мне свое имя и фамилию. Еще и деньги. Зачем?! – Ренис спрятала паспорт во внутренний карман куртки, а куртку сняла и швырнула на кровать. – То ни одного опознавательного документа, то все четыре! Надо мной явно посмеялась и продолжает смеяться жизнь. Ничего-ничего, я найду им применение. Это будет мне только на руку.
Уткнувшись лбом в стекло, она ненадолго закрыла глаза. Хотелось спать, но сейчас было не до этого. Спрыгнув с подоконника и спрятав куртку в шкаф, Ренис вышла из комнаты и направилась к ребятам, которые галдели полным составом на кухне и с жаром обсуждали что-то, перекрикивая друг друга. Были здесь и Дьюи, и Хантер, тема была связана с наклевывающимся делом, до претворения в жизнь которого оставалось два-три дня. Прости, но нет ни терпения, ни фантазии на растяжимые диалоги ни о чем. Поэтому все развернется прямо сейчас. Ренис предпочла постоять у двери, не принимая участия в жарком споре и разговорах, что гремели на кухне, на которой яблоку негде было упасть. Она с улыбкой наблюдала за разгоряченными товарищами, с которыми смешались и почти стали «своими» новички от почившего Навигатора. Обсуждение кипело, как никогда прежде.
- Мне нужна бумага и ручка! – выкрикнул Дьюи с азартом и огнем в глазах. – Я мигом набросаю схему!
Глаза Хантера пробежали по удобно и плотно рассевшимся людям и остановились на Ренис, что стояла в дверях.
- Рэн! Принеси из моего стола! – скомандовал он.
- Я тебе что, мальчик на побегушках?! – свирепо огрызнулась бы она несколькими месяцами ранее. Но сейчас вместо этого, зло блеснув глазами и исполнительно кивнув, вышла в коридор и побрела по направлению к кабинету Хантера.
В обители Хантера было свободно и свежо, сказалось открытое окно и отсутствие людей, что битком набились в кухне. На столе было пусто, пришлось вытягивать ящики стола. Содержимое их практически не менялось, она ведь не раз лазила в его столе и почти наизусть знала все его папочки и заполненные листочки прихода, расхода, счетов за дом и прочие огрызки бумаги, исписанные ровным почерком, свойственным какой-нибудь прилежной ученице, а не сугубо криминальному объекту. Знала все, кроме одной папки, которая и привлекла ее внимание.
- Это еще что? – забыв то, зачем, вообще, сюда была отправлена, Ренис взяла папку с мелко помеченным именем в верхнем правом углу «Нави». – Первый раз такое вижу, - пробубнила она, открывая ее. – Впрочем, я давно у него в столе не рылась…
Полистала, отмечая, отличие в наклоне почерка и угловатости букв. Поморщившись, Рэн резко захлопнула папку, отбрасывая на стол, и заметила, как из нее что-то выпало к ногам. Она бы подняла и, не глядя, положила этот белый прямоугольник на место, но когда наклонилась за лежащей обратной стороной кверху фотокарточкой, увидела надпись. Адрес, мелко выведенный все тем же угловатым почерком.
Это был ее адрес.
Адрес, по которому сравнительно недавно она проживала вместе с матерью.
Ренис бросило в жар. Она перевернула фото в руках: у ворот дома возле автомобиля, подаренным Мэвилом, стояла ее мать, повернув голову по ветру и придерживая рукой у лба сдуваемые на лицо коротко подстриженные волосы. Удачно запечатленный кадр, на котором хорошо различимы черты осунувшегося лица после долгого пребывания в больнице, номера автомобиля и часть дома позади. Эллисабэт Нолл на фото явно не подозревала, что на нее наведен объектив камеры и уж, тем более что близка ее смерть.
У Рахимы (а сейчас это вновь была она, а не Ренис) сперло дыхание. Словно в трансе сбросив со стола папку в выдвинутый ящик, сверху положив фото, задвинула его бедром и затряслась. Ее била мелкая дрожь, колкая и резкая, пронизывающая каждую клеточку ее тела. Все острее и острее кололо под ребрами слева, с каждым новым вдохом будто бы врезаясь и пробиваясь насквозь. Ей не хватало воздуха, что-то изнутри душило ее.
Цепляясь за стол, Рахима обогнула его и, осторожно ступая, прошагала к окну, мелко-мелко сделала вдох. Когда она задерживала удушливое дыхание, казалось, что боль в груди отпускает ее, но стоило сделать заветный полноценный вдох – вновь острой спицей нечто неизвестное ей впивалось в сердце и пронзало его.
В это время на кухне устали ждать ее.
- Ну что так долго-то? – пробурчал Хантер, думая о Рэн.
- Засосало что ли ее? – корчил недовольство Дьюи.
- Мне пойти за ней? – спросила Карла, заглядываясь на Хантера.
- Нет, я сам! – почуяв неладное своим непревзойденным шестым чувством, торопливо пробивался к дверям сквозь толпу командир Хантер.
Раздались шаги в коридоре, тихо скрипнула дверь. В кабинет вошел Хантер:
- Чего возишься? Во всем столе бумаги не нашлось? – двинулся он к столу, не понимая, почему она стоит у окна, а не у стола. Он не уловил рачительные перемены в девушке, стоявшей спиной к нему.
Не обращая на нее внимания, Хантер начал шарить по карманам куртки, что как обычно висела на спинке стула. Шарил и улыбался, припоминая, что эта привычка к нему привязалась с тех пор, как Рэн впервые его обворовала. Но деньги все были на месте.
- Каэл, - негромко позвала его по имени девушка, и Хантер насторожился. Он был в курсе, что ей и всем другим известно это имя, однако, Рэн почти никогда не обращалась к нему так, даже если и было, то максимум – один-два раза. И то, что она сделала это сейчас, предполагало и настраивало на серьезный разговор.
Он напрягся, поднял голову от куртки и посмотрел на девушку, что будто памятник, стояла неподвижно у окна.
- Тебе что-нибудь говорит 25 января прошлого года?
Чтобы поставить даже примерную дату надо бы высчитать все это время, что прошло со дня смерти матери Ренис и сопоставить события. Когда Нэйтон сообщил ей о гибели матери? Когда это произошло, и сколько месяцев после этого Ренис проболталась с убийцами матери? Лень шерстить черновики. Лень-матушка, пахан-склерозушка. Потому число указано мной без глубоких раздумий. Так что, не казни и не руби с плеча, а просто прости. Ты же умеешь.
- Что? – не понял Хантер сути вопроса и потянул на себя верхний ящик, чтобы взять столь необходимой для Дьюи бумагу.
В этот же самый миг Рахима отошла от окна и, мелко и неторопливо шагая, направилась к нему, также медленно произнося:
- Двадцать пятое число, месяц – январь. Где и с кем ты был в этот день?!
- Я не понимаю, - Каэл опустил взгляд в ящик, где рука наощупь искала бумагу, и увидел фото. Побледнел. Моментально прошибло холодным потом. Только теперь он ясно осознал, к чему ведет девушка, которая, оказывается, знает о расправе над Эллисабэт Нолл. Права была Лаура, а он ей не верил! Каэл хотел посмотреть на Ренис, но с первой попытки не смог – подняв, тут же виновато отвел от нее глаза.
Рахима прекрасно все видела: то, как растерялся Хантер, то, как избегает ее взгляда. Она подошла ближе. Еще ближе, теперь их разделял только стол, над которым Рахима перегнулась, заглядывая в лицо мужчины, и ледяным тоном спросила:
- Ты знал? Знал, с какой целью твои люди посетили мой дом и мою мать?
- …
- Знал?! Знал, что они с ней сделали?!
Ты навряд ли помнишь, что и Паленый, как и Лаура, говорили ей, что командир их в неведении о совершенном его подчиненными преступлении? Так вот, девушка верила в это до сегодняшнего дня. И вера ее сегодня же разбилась. Разбилась, когда осознала, что папка Нави, переданная Каэлу, не могла просто так оказаться у того, кто не осведомлен о смерти данного человека. Знает Нави (знал), разумеется, в курсе и Хантер! Так она думала…
А Хантер стоял, повинно вонзив взгляд в фото.
- Так ты знал… - сделала вывод Рахима, ведь Ренис все еще в этом сомневалась, слепо веря своему командиру, но отступая и прячась под напором первой.
- Рэн, я…
- Знал?! – вопрос теперь стал требованием дать четкий ответ.
- Рэн, послушай…
- «Да» или «нет»? – с болью в голосе настаивала Рахима.
Хантер убедительно молчал.
- Ты все знал, - девушка отступила на шаг и схватилась за голову, вдавливая бьющиеся изнутри виски и пытаясь унять дрожь в руках. Она резко развернулась к двери и схватилась за ручку, порываясь покинуть его, но Каэл остановил ее.
Мужчина в пять огромных шагов нагнал, и поймал за другую руку:
- Прошу, выслушай, прежде чем ты навсегда уйдешь отсюда. А именно это ты сегодня и сделаешь.
Рахима, сама себе не веря, застыла у двери и заставила себя повернуться к нему.
- Я готов поклясться тебе, Рэн, я и не подозревал, что они направляются к твоей матери. А даже если бы они мне и сказали, то я ничего не предпринял бы…
Она перебила его, с силой выдирая свою руку из его руки, но Хантер снова вцепился:
- Подожди, дай договорить мне.
Рахима отвернулась, а руку оставила.
- Я сказал это с той мыслью, что никогда не подумал бы о том, что в тот день им прикажут совершить подобное, и что они пойдут на это. Посещение твоей матери у них было не первое, прежде я уже отправлял их несколько раз в твой дом, чтобы они взяли твою одежду, которая понадобилась бы тебе. И все всегда у них обходилось благополучно. Откуда мне было знать, с какой целью они направлены были в последний раз, если ни один из них и не вздумал поделиться со мной?! Ни один не рассказал, какое задание они получили!
Он сделал прерывистый глубокий вдох и заговорил быстрее, боясь, как бы она опять не перебила, не дослушав до конца:
- Я бы так и не узнал, если бы не чуткость Лауры и откуда-то взявшаяся совесть Карлы! Когда я вытряс из нее все, то было уже поздно что-либо делать. Меня одурачили, обманув и Лауру, и меня. Дьюи с Генри, используя моих людей, решили судьбу твоей матери.
Каэл умолк и выпустил ее руку.
- Я тебе не верю, Хантер, - так и не повернулась к нему Рахима, оставив его разглядывать свою спину. – Никогда и ни за что в жизни я больше не поверю ни единому твоему слову! Ты обещал, что с ней все будет хорошо…. Лжец!
Голос девушки дрогнул. Сердце Каэла тоже.
- Твое право. Не верь. Да, лжец. Да, заслужил все это, но, я сказал все так, как оно и было. Можешь воспринимать меня последним лгуном и конченым человеком, пусть так. И пусть даже ты будешь ненавидеть меня всю свою жизнь, но сейчас я был честен с тобой, - Хантер раздраженно запустил руку себе в волосы. – Черт побери, да я всегда старался быть с тобой честным!
- Замолчи! – Рахима вновь коснулась рукой дверной ручки, как вдруг Хантер опустил обе ладони ей на плечи и сжал крепко.
- Подожди. Я должен тебе еще кое о чем рассказать, чтобы ты, зная это, в самый трудный, какой бы тебя не настиг, момент, предпочла бы голодную смерть, нежели вернуться сюда, к нам.
Рахима изнутри напряглась, сжимаясь и превращаясь в клубок нервных волокон и инстинктивно думая лишь о Нэйтоне, но вырываться все же не спешила. И Каэл, сделав паузу, продолжил:
- В тот день, когда мы потеряли Лауру, - здесь был сделан им громкий и тяжелый вдох-выдох и еще один вдох поглубже. – Она…. она была еще жива, когда я ее нашел, Рэн. Лауру…Лауру убил я.
Рахима стремительно повернула голову к нему, полностью развернуться не смогла, он все еще крепко держал ее и говорил:
- Да. Я. Это я ее задушил. Сделал так, как того она и желала.
Лаура не Нэйтон, конечно, но в ее жизни играла немаловажную роль, и Ренис ее искреннее любила, хоть никому вслух не говорила. Поэтому, после его слов буйная Рахима дернулась, вырвалась и со всей силы, что была в ее теле, толкнула обеими руками в грудь Хантера:
- Ты – чудовище! – негодуя, взревело на весь кабинет куда большее чудовище.
 Шагнула вперед, толкнула еще раз:
- Нет! Ты – монстр!
Еще шаг, еще толчок, и не сопротивляющийся Хантер податливо уперся в свой же стол. А Рахима тут как тут, уже стоит вплотную, задрав голову и впившись глазами с высоты своего роста в его глаза:
- Как же твоя любовь к ней?! А, Каэл?! Или же ее вовсе не было и все было игрой, как и все и всё здесь? Как же эти восторженные речи о таком сильном чувстве, а?! Ты…. Ты…. Нет, ты не монстр и не чудовище. Ты просто ублюдок. Да! – она больно ткнула пальцем в грудь Хантера, не сводя с него гневного взора, все тараторила. – Самый что ни на есть обыкновенный ублюдок! А иначе кем еще надо быть, чтобы совершить такое!
Девушка, распаляясь в своих оскорблениях, практически перешла крик, не замечая за собой этого.
- Заткнись, - попросил Хантер, прикрыв рукой глаза. Да, это был не приказ и не требование, как у них было заведено, а именно просьба. И как же это было на него не похоже!
Но Рахима не унималась:
- Ты последнее гнусное создание, что вообще может существовать на этом свете! Да как ты мог!? – она кипела, закипала и бурлила неукротимой злобой и ненавистью. Думаю, будь у нее в руках хоть что-то острее ее языка – она бы уже вспорола ему живот и выпустила к ногам кишки. В какой-то степени только отсутствие колюще-режущих предметов под рукой Рэн и спасло Хантера от преждевременной смерти.
Внезапно, на очередном громком слове «ублюдок» обвинительная речь девушки оборвалась. Это Хантер оттолкнул ее от себя так сильно, что она, запнувшись, отскочила, чуть ли не бегом к двери, при этом ликуя, что вообще смогла удержаться на ногах. Опомниться не успела, как Каэл уже стоял, плотно придавив собой ее к двери, зажав одной рукой рот, а другой – держа за шею. Держал цепко, не под стать Мишелю. Тут уже не двинешься, не выскользнешь.
- Ты – маленькая трусливая девочка, еще ни разу с момента своего появления здесь, не давшая мне нормально договорить! Вечно так отважно перебивающая и с гордым видом показывающая остальным, как надо себя со мной вести! Уж теперь-то ты помолчишь…
Рахима перепугалась не на шутку, отчаянно соображая, что же ей делать с этим страшным человеком, который так странно смотрел на нее. Вид мужчины пугал ее, таким его прежде она не видела.
- Говоришь, я – ублюдок? Говоришь, лгал и притворялся?! Говоришь и ничего не знаешь! Если бы ты только знала! Знала, каково это…
Рахима предприняла робкую попытку высвободиться, переходящую в паническое царапание руками там, куда дотягивались ее пальцы. Но, будто бронированный и не восприимчивый к боли Хантер вжал ее в дверь с еще большей силой:
- Ты и не знаешь, что во всем этом есть твоя вина! Да, да, Рэн, ты и есть первопричина того, что она попалась! Ведь только из-за тебя Лаура с нами увязалась, из-за тебя в одиночку проникла к ним. Невзирая на мои приказы, она бросила всю себя на твое спасение! Одна лишь Лаура и была тем единственным человеком, который спасал тебя, а не свою шкуру. Потому что другим просто не хотелось лишиться жизни в наказание за потерю нашей Рэн. И к тому же именно спасти тебя требовала и просила меня Лаура. Она хотела только этого и ничего больше…
Рахима с широко открытыми глазами слушала, усиливая попытки выскользнуть, да Хантер все напирал, не давая шансов и быстрее продолжая:
- Но даже, если бы наплевав на это, я взял ее на руки и помчался везти к Нойману, то все равно бы не успел бы. Это было ясно нам обоим. И все же я бы предпочел бы сделать это, а не выручать такую неблагодарную дуру, защищая которую Лаура получила, несовместимые с жизнью, раны! А ты?! Что ты?! Ты хотя бы раз задумывалась над этим?! Думала, а?!
Рахима двинула головой, силясь утвердительно кивнуть в ответ, так как рот был зажат ладонью Хантера.
- Нет, конечно! – по-своему ответил за нее он. – Ты! Ты убила мою любовь, ты одна! Знаешь ли ты, как это тяжело находиться рядом с тобой, как тяжело смотреть на тебя, зная все это!? Мало того, что она убедила меня пренебречь собой и выбрать тебя, так еще и заставила меня прекратить ее муки, так как сама была не в состоянии выстрелить в себя. Выстрелить не смог и я…. Я…. Я задушил ее…. Задушил…
Хантер довольно давно перешел на пугающий хриплый шепот, Рахиме оставалось с ужасом смотреть в это искаженное лицо и незаметно пытаться освободиться, пока он шептал:
- Я душил и плакал, Рэн, ненавидя тебя. Плакал, потому что она до последнего смотрела мне в глаза! Мне каждую ночь снится это ее лицо, это выражение глаз…. и это хуже, чем ты там можешь себя представить! – Каэл шептал с жаром, не отрываясь, глядя ей в глаза.
Рахима парализованная страхом и его откровениями, была как никогда напугана. Сейчас она до ужаса боялась этого человека. Человека с таким безумным взглядом, человека, что запросто мог ее придушить. Если бы хотел. Но Каэл вдруг ослабил хватку, дышать ей стало намного легче.
- И как бы сильно ты не ненавидела меня, на этой земле есть человек, который ненавидит тебя намного больше! – сказав, он отстранился, но руки его теперь держали лицо Рахимы. Очень аккуратно и весьма нежно.
Этот странный отрезок их последней ссоры Рахима долго себе толком не могла объяснить, не знала, почему она смирно продолжала стоять и позволяла держать себя, заглядывая ему в глаза. Это была Рахима, но вела она себя, словно та самая послушная Ренис, которую всегда хотел иметь под рукой командир Хантер.
- Ты должен был забрать ее и уйти, а не душить, убивать, - заговорила в с виду послушной Рэн упрямая Рахима. – И пусть, меня убили бы, и пусть ваши жизни полетели бы в бездну, а головы к ногам Генри! Зачем тебе голова, если твоя любовь умерла на твоих руках из-за твоего бездействия или же действия, но неправильного! Черт, наверно, сейчас мне надо сказать что-то типа: «Прости, но я не могла этого не сказать», но я не скажу. Потому что это буду не я.
Хантер все держал ее и смотрел на нее, было непонятно, слушал ли он девушку и слышал ли вообще. А она говорила и говорила, приводя все свои аргументы и в спокойной и мягкой манере выплескивая на него все, что у нее накипело. И она бы продолжала изливать обиженную и виноватую душу, если бы неожиданно, прерывая ее, Каэл не притянул свои руки к себе, а вместе с ними и лицо податливой Рахимы.
- Какого черта ты делаешь?! – раздался истеричный крик девушки, когда он кончиком носа коснулся ее носа. Присмиревшая Рэн снова полностью подчинилась Рахиме, что, яростно толкаясь, завопила. – Убери руки!!
Девушка брыкалась, пытаясь убежать от хватавших ее, на удивление цепких и сильных, рук мужчины.
- Отпусти меня!! – прохрипела она будто дикое раненое животное и, вложив все свои силы, вырвалась, игнорируя страшный для ее ушей шепот Каэла:
- Кажется, я не ненавижу тебя, а…
Но Рахима, громко хлопнув дверью, убежала от него как от огненного черта.
- Подожди! – кричал ей Хантер, и крик этот был слышен сквозь не одну эту дверь в доме, только вот ждать Рахима не собиралась. От раздирающей злости на самого себя Каэл яростно ударил ногой эту дверь, она тут же пошла трещинами. Этого ему было мало, он опрокинул кресло, что стояло рядом. Но оно сразу ему не далось, только со второй попытки.
«Упрямое, как Рэн!», - поэтому он его вдобавок пнул, а затем схватился пепельницу на своем столе.
Почему за нее?
Как ни странно, на столе была только она, вот и подвернулась под горячую руку – Каэл швырнул этот вечный атрибут интерьера его кабинета об стену. Понятие «вечность» прекратило свое существование для пепельницы – в этот раз она разбилась, поймать ее было некому, нет у него больше ни Брэдли, ни Пита, ни Адама, что умели это. Пепельница рассыпалась на мелкие кусочки так, словно изначально была абы как склеена из мелкой стеклянной крошки.
Хантер бессильно опустился рядом. Обхватив голову руками, в буквальном смысле этого слова, завыл, повторяя тихо вслух:
- Я же люблю тебя…
«Жалко, что Ренис одна и всех любить одновременно не может», - однозначно подумаешь ты. Да?
Крики Рэн слышали сидящие в кухне остатки команды Хантера, новоиспеченные члены его команды и организованная тайная шайка Дьюи, они все были в неполном составе – успели разойтись, как вышел Каэл. А те, кто остались хорошо слышали звуки голосов, но полностью слов и фраз разобрать не могли, как бы ни силились, только, когда девушка совсем раскричалась, стало более и менее понятно, что именно она кричит. Поэтому все напряглись, вслушиваясь и делая вид, что вовсе они не слушают, и совершенно им неинтересно, хотя всем до единого хотелось вломиться в кабинет в самую гущу событий и своими глазами узреть действо в обители командира.
Когда Дьюи, не выдержав томительного ожидания под напором давящего любопытства, все-таки встал, чтобы пойти к Хантеру, то прямо у порога и перед его носом пронеслась Рэн по коридору и умчалась к себе в комнату. Если бы Дьюи оказался чуточку быстрее и вышел в коридор, а не остановился на пороге, то она непременно сбила бы его с ног и растоптала, будто стадо слонов, спешащих на водопой. Парень, пораженный скоростью вылета Рэн от Хантера, поспешил к нему в кабинет, гадая о том, что могло придать такой скорости самому медленному жулику их команды. Пожар? Наводнение?
Он застал Каэла сидящим на полу между перевернутым креслом и шкафом. Хантер вяло толкал пальцем осколки пепельницы по полу, собирая их в кучу и будто побуждая слиться воедино в прежний привычный облик пепельницы. Губы его непрерывно шевелились, Каэл что-то говорил себе под нос, но что – Дьюи разобрать не смог, было плохо слышно.
- Что за погром? – огляделся шокировано сын Генри. – Я бежал, думая, что ты тут к ней насильственные действия применяешь…
Дьюи, улыбаясь, окинул кабинет взглядом, скользнул по креслу и осколкам стекла на полу и, задержав взор на потерянном Хантере, легонько присвистнул:
- Судя по всему еще нужно установить, кто к кому пытался…
- А-а, это ты, - несуразно перебил его Хантер и тяжело встал с пола на ноги. – А я тут, видишь ли, горевал по своей любимой пепельнице, которая, как и все мои любимые, покинула меня. Любимых больше не осталось.
Сказав это, Хантер направился к столу:
- Ах, да! Тебе, кажется, нужна была бумага, - он вывалил на стол кипу белых бумажных листков из желтой папки, бросил ее в ящик и задвинул его, чтобы не видеть фото матери Рэн, что так резало глаза и душу.
«И надо же было этому всплыть именно сейчас! Откуда вообще взялось это фото!? Из папки Нави, что принес мне недавно Дьюи?! Дьюи!», - глаза Каэла вспыхнули от недоброй догадки и вскипевшей ненависти к этому человеку.
Да, это Дьюи ему ее принес. Но вина в том не парня, а Хантера, что не удосужился заглянуть, изучить и перепрятать от таких шустрых подчиненных, как Рэн. Не принял вовремя мер, сам виноват. Но другой разговор, если Дьюи специально вручил эту чертову папку ему, намеренно затеял тот спор на кухне с заранее запланированным нахождением Рэн этой папки.
«Слишком сложно. Даже для Дьюи», - Хантер посмотрел на него – парень стоял, невинно  хлопая глазами и тщась понять, что здесь произошло и что это такое вдруг случилось с их командиром Хантером.
- Ты еще чего-то хочешь?
- Как насчет нашего дела? Мы же не закончили, и к тому же…
- С этого дня, - Каэл безвольно упал на стул и уставился на стол. – Будешь курировать этим делом сам. Я очень устал. От всего. От вас. От себя. И от нее…
- Уверяю, я не подведу, - Дьюи обрадовано наклонился и поднял кресло, двинув его к шкафу немного больше, чем было нужно. Ему было не понять, что подразумевалось Хантером. Где ж ему знать, что творится с их командиром! Это тебе не проницательная любовь не всей жизни – Лаура. И не смекалистый парень – Брэдли. И не Рэн.
- Левее.
- Что?!
- Оно стояло левее, - сухо заметил педант и перфекционист Каэл достал сигареты, хотя прежде практически никогда не курил за своим столом, и даже в кабинете это практиковал только после смерти Лауры и Пита, а сейчас готовился стряхивать пепел прямо на него.
Дьюи, удивляясь своей же послушности, пододвинул кресло так, как того и хотел Каэл Хантер.
- Вот, в самый раз, - признал командир и глубоко затянулся, взглядом хваля парня.
Каэл отвлекся от Дьюи и посмотрел на своих ребят, с робостью входивших в его кабинет: Ирму, Риччи, Стива, Гвен, Итана. Озираясь вокруг, они встали перед ним, пропуская тех, что нагло лезли в кабинет следом, ища Дьюи и разъяснений предстоящего дела.
Удивительно, что среди всех присутствующих и не на шутку встревоженных подчиненных не было только Карлы.

Глава тридцать вторая: «Почему не было Карлы?».

Не было, потому что, увидев, как пулей промелькнула в коридоре Рэн, она вслед за Дьюи вышла из кухни, но пошла не к горячо любимому Каэлу, а к Ренис. И она тоже застала Рэн, но не уныло сидевшей на полу, а будто заряжено собирающей свои скромные пожитки в спортивную сумку, некогда ею отжатую у Адама, так как у парня их было две (одна – своя, другая перепала с наследством Пита). Сумку друга он, разумеется, не отдал бы, а свою – пожалуйста, и навсегда. И даже на память.
Ренис трясущимися руками запихивала в нее одежду сразу так, не складывая, а небрежно скомкав. А они как назло противились и не лезли, застревали и мешали последующим вещицам. Разозленная этими упрямыми тряпками, она прорычала сквозь зубы и злобно кинула сумку к двери, аккурат к ногам Карлы, что заворожено застыла, преступив порог комнаты Рэн. Сама же Ренис после броска упала у кровати, закрыв ладонями с дрожащими пальцами лицо, громко-громко зарыдала. Она знала, что у двери все еще стоит Карла, Ренис видела, как та заходила, но теперь было наплевать на то, видит ли кто-то ее слезы. Пусть даже этот кто-то – ненавистная ей Карла.
Думала ли эта самая Карла в свои первые и последующие дни знакомства с Ренис, что когда-нибудь помимо чувства всепоглощающей ненависти к ней будет испытывать хоть малую толику жалости?
Нет. Ни разу. И в страшных снах такого ей не снилось. Никогда!
Зато сейчас эта же самая Карла подошла, села напротив плачущей девушки, взяла в руки обе ладони и отняла их от лица.
- Рэн, - Карла отпустила ее ладони и своими руками взяла ее за щеки, мягко, осторожно, прямо как Хантер. – Что с тобой?
- Он! Он…. Это он… ее убил, - заикаясь, выдавила из себя Ренис.
«Он? Убил Лауру?!», - глаза Карлы округлились. Она не могла не знать, что это за «он» и кого «ее» он убил.
- Он…. Убил ее, - повторила, всхлипывая, Ренис.
Карла, в отличие от большинства членов команды, никогда не чувствовала к Лауре ни симпатии, ни уважения, и не было к ней ни каких-либо дружественных связей, как и родственных чувств и душевной близости, потому, как ни старалась, она не могла представить, что же между ней и Рэн такого было. Что вообще могло быть между этими такими абсолютно разными в ее понимании людьми, отчего можно было бы так самозабвенно и отчаянно, почти по-детски, реветь? Не понимала этого Карла, но все же, поддавшись какому-то сочувственному порыву, обняла Рэн, прижимая ее к себе и боясь, что та брезгливо и презрительно ее оттолкнет.
Ренис, ее не отталкивая, завыла громче.
- Тихо, тихо. Не плачь. Мы не должны видеть твоих слез. Ты же сильная! – Карла знала, что сейчас начала нести чушь, но эта чушь, как ни странно, шла искренне от всего ее эгоистичного сердца. Ведь утешать она не умела, этому ее не учили. Карла всегда была равнодушна к чужим бедам и чьим-либо слезам, ибо в свое время не нашла ни жалости, ни поддержки от друзей, и собственной матери, которой были безразличны слезы дочери. Да, именно к слезам Карла была равнодушна, если сама чего-то с ними связанного не ощущала.
Так почему же слезы Ренис вызывали у нее самой слезы? И успокаивала она ее в надежде, что успокоит раньше, чем расплачется сама:
- Ты же сильная, Рэн! Слезы не для тебя. Я никогда не поверю человеку, сказавшему: «А я видел, как она плачет!».
Девушка в ее объятиях пуще заревела, утыкаясь и прячась лицом в нее.
«В последний раз я точно так же сидела с Лаурой. Она утешала меня, когда я оплакивала мать. А потом она…. Она…», - новый поток слез Ренис, усугубившийся вновь нахлынувшими воспоминаниями о матери и собственном роковом бездействии. – «А может, мои слезы приносят несчастья? Смерть? Кто следующий? Карла?! После совместных слез пройдет время, и Хантер задушит и тебя? Или ты пожертвуешь собой ради меня?!», - Ренис отстранилась, чтобы посмотреть на Карлу. Впервые ей показалось, что она не узнает ее. Что-то в девушке будто переменилось и появилось что-то, чего до сих пор Ренис в ней не замечала.
Что же и отчего же? От того ли, что Карла с неподдельным сочувствием и прослезившимися глазами так открыто и добро смотрела в ответ?
«Как Лаура. Когда-то…», - вновь закрутилось в голове Ренис, и она поднесла руку к носу, скривила губы и снова погрузилась в рыдания.
- Ну, не надо, Рэн, - просила Карла, не зная, чем еще отвлечь и увести в другую сторону от мыслей о Лауре. Вопрос вдруг сам пришел ей на ум. – Что ты собираешься делать с вещами? Неужели хочешь бежать?
Карла понятия не имела ни о замысле Рэн и Хантера, ни о планах Дьюи. Были сыном Генри посвящены Рик и Гвен, был в курсе и Хантер (о чем не подозревал Дьюи). Другие члены команды, как и было сказано, оставались в неведении. Их заботливый командир разумно предпочел держать все в секрете от своих людей.
«Целее будут. И так горстка осталась», - верно думал он.
Ренис, вздрагивая от икоты, кивнула Карле и потерлась мокрым лицом о дорогую блузу Карлы.
- И куда же ты подашься без денег в кармане? – только спросив, Карла вспомнила о счетах девушки и добавила. – Ни документов, ни поддержки, ни помощи, ни крова над головой. Куда тебе идти? Куда, Рэн?!
Ренис молчала. Эти вопросы она знала наизусть. Часто себе их задавала, откладывая очередное провальное бегство.
- Тебе нужны люди, что будут помогать тебе первое время. И я готова помочь всем, чем смогу, но ты отвергаешь меня, и не только меня. Так нельзя, Рэн. Тебе стоило уйти с Адамом. Почему ты не ушла с ним, дурочка? – Карла за этим начала заверять, что ни одна душа бы их не выдала. Что скрыли бы, солгали и сделали все, чтобы пустить по ложному следу Генри.
Ренис ее слушала и молчала, упрямо думая про себя:
«Его убили бы. Рано или поздно. Этого не избежать, если я пойду с ним или с кем-то из вас…», - при всем при этом, она четко осознавала правильность того, что говорила ей Карла. Права была Карла в том, что необходим кто-то, к кому она может обратиться за поддержкой. Нужен был кто-то вроде безликого умника Мэвила, предупреждающего и помогающего на расстоянии. Этим человеком могла быть и Карла. Но что-то не давало Ренис сказать. – «Мне нужна твоя помощь. Помоги мне…».
Что же это? Кто знает, как не она сама.
А слова из уст Карлы так продолжали мягко литься, успокаивая, будто убаюкивая и усыпляя так, что Ренис вскоре провалилась то ли в обморок, то ли в дрему. Скорее всего, это был сон. Ведь, пренебрегая сонливостью, она пошла к товарищам на кухню, а оттуда ее понесло в кабинет, где все вихрем завертелось, закрутилось и обрушилось ржавым топором на голову.
Почувствовав, что Рэн потяжелела и навалилась сильнее, Карла встревожено засуетилась, отдирая ее от себя, облокачивая на кровать и судорожно проверяя пульс и дыхание. Странно, но истерить эта истеричка не стала. И не спешила звать всех на помощь. Да и все равно ведь того, кто у нее был за «всех» и являлся «всем» в первую очередь, не пожелает видеть Рэн.
Да, да, тот самый командир Каэл Хантер.
Поэтому, пыхтя и фыркая, Карла с небольшим трудом уложила девушку на кровать. Подставила подушку и повернула голову набок. Их обучал когда-то Каэл оказанию первой помощи товарищам при разных случаях, правда, она не особо была уверенна, что все сделала правильно. Сама Карла сначала было села на кровати у ног Ренис, но кинув взгляд на злобно брошенную сумку с торчащими из нее потертыми джинсами и старыми футболками, встала. Вывалила все содержимое, аккуратненько и неторопливо сложила и утрамбовала вещи в сумку так, что даже осталось с лихвой для тех, что Рэн следом швырнула к двери в порыве необъятной ярости. Их она тоже сложила. Закончив с ними и победно застегнув молнию, Карла протолкнула сумку под кровать и села на кровать, осторожно взяв, приподняв и положив ноги Рэн себе на колени, вспоминая, что так вот класть ноги на колени любил Паленый.
Позволяла ему это делать, в основном, только Лаура.
«Интересно, любил ли он Лауру, или все-таки Гвен? Или же он и в самом деле, как и в шутку признавался, втрескался в «заморыша – Рэн»?», - думала, с печальной улыбкой вспоминая, как они звали Ренис и их «старшего братца» Брэдли, Карла. – «Этого уже никогда не узнать. И все же лучше задавать эти вопросы в положенное время, какими бы глупыми и смешными они не казались и как бы странно не звучали и не смущали. Зато, хотя бы по реакции, ответ предположить можно. А теперь? Что толку теперь гадать? Нет ни Паленого, ни Лауры, ни Пита, ни Мэндси, Нави, Есуно, Адама…. Ну, он-то хотя бы жив. Жив. Если еще жив с его-то умением встревать в неприятности. Долго ли он протянет без нас…».
Карла со страхом покосилась на Рэн, задумываясь о том, что их самих ждет с ее уходом. Что с ними сделает Генри?
«И долго ли мы протянем?», - девушка погрузилась в тревожные раздумья и откинулась спиной к холодной стене. Закрыла глаза.
 
13:12      09.02.2017.     Аха-ха-ха, умираю, не могу…               
Ты не поверишь. Мне только что (ну, минуты три назад) звонили опять-таки из «********» - банка. Мужчина с томным, но монотонно-нудным голосом предложил мне обзавестись их кредитной картой. Играя такими аргументами, как то, что: я могу расплачиваться ею в любых магазинах за любые земные и внеземные покупки и получать процент за приобретенный товар назад, бла-бла-бла и золотые перепелиные яйца под бронзовым львом у апартаментов польского президента.
А мне, естественно, смешно, что меня считают мускулистым и загорелым миллионером с N-ской рублевки, способным держать подобную карту. Однако, собравшись и вежливо перебив его через четыре минуты бесконечного вещания, я говорю ему:
- А вы, вообще, знаете, куда и кому вы звоните?
Он завел песенку той же тетеньки прошлогоднего аналогичного звонка:
- Тра-ля-ля, один ваш хороший знакомый предоставил ваш номер, сердце, глаз вороны, хвост Горгоны и три зубчика молодого чеснока…
Ну и я давай безудержно ржать короче. Ржу, как живность скаковая в стойле и задыхаюсь от кашля, ибо кашель мой трахейный все еще не прошел. Но в глубине души-то меня оскорбляет и задевает все, я горю желанием взять слово, да высказать все. И это все-таки вырвалось и выплеснулось из меня:
- Прежде чем звонить с такими беспрецедентными предложениями (в реальности, конечно же, сказано это невнятно и несуразно, просто сейчас рисуюсь перед тобой смелым оратором, чтобы хоть тебе в точности смысл передать) стоит поинтересоваться, имеет ли человек возможность обзавестись такими картами? Моя заработная плата не то что кредитными картами воспользоваться, а купить дрянную мелочь не позволяет! – тут от жуткого волнения меня захлестнуло и потопило в рвущихся наперегонки и наружу словах отчаяния и надежд на повышение оплаты моего труда. Но мозг вовремя дал понять, что этому человеку на том конце линии и неизвестно в какой точке нашей необъятной страны и в принципе-то нас*ать на меня и мои проблемы.
И я от осознания этого давай опять нервно ржать в трубку. Кажется, даже он развеселел, по крайней мере, убийственная монотонность в его голосе пропала.
- Я понял, что вы хотели сказать, - разобрал он мои сбивчивые и невнятные бормотания сквозь нервный кашель.
- Я тоже. И мне от вас ничего не нужно, - как видишь, держу планку гордо я.
- Спасибо, что уделили время.
- До свидания, - как и всегда, я злостно туплю в трубку.
Но расстались мы с ним, как видишь, полюбовно. Ладно, забудем про это отступление и вернемся к моему неаховому творчеству.                13:25       09.02.2017.

Ренис (уже уверенно Ренис, а не неустойчивая Рахима) проснулась, подтянула похолодевшие ноги, присела и увидела мирно сопевшую у стены Карлу.
- Вот те на, - нахмурилась Рэн, сонно припоминая детали, предшествовавшие тому, что в ее кровати (не буду говорить «постели», помнишь, что я ханжа?) оказалась Карла.
- А, - вырвалось у Ренис и, стараясь не шуметь, она поднялась с кровати, потянулась, подошла к окну и влезла на подоконник. Ей нужно было подумать. А на подоконнике это дело делалось хорошо, недаром, Ирма-подоконникоманка вечно на нем сидит. Тут уже у них обмен привычками пошел, команда перенимает что-то от Рэн, Рэн копирует что-то у членов команды. Думала же девушка о том, что делать дальше с собой и со всей этой жизнью. Мне в такие моменты, как по традиции, звонят из банка «********», а тебе?
Глаза Ренис бегали по домам, что виделись ей вдали за окном, руки нервно теребили, натянутые по самые костяшки пальцев, рукава рубашки, а зубы до боли зажали нижнюю губу, то и дело отпуская и вновь с силой закусывая. Что значило, что в голове явно было в разгаре совещание, на которое она никогда не опаздывала.
«Что же делать? Что же мне теперь делать?!». – Левая рука поднесла ноготь большого пальца и к губам и вклинила его между рядами зубов, словно домкратом раздвигая и высвобождая посиневшую нижнюю губу. Совершая эти неосознанные действия, Ренис подумала. – «Первым делом, конечно же, валить отсюда и больше ничего не бояться!».
- Верно! – подхватила Рахима, забрасывая ноги на дорогущий дубовый стол в духе министра-Хантера. – Бояться больше нечего, все, что могло случиться – давно случилось. Пора что-то предпринимать! Пусть они тебя боятся!
- То, что ты могла потерять и так боялась потерять – ты уже потеряла, - философски изрекла, отодвигаясь на стуле от длинного стола, личность, предшествующая многим другим, в том числе и Ренис Нолл, Шинон Бринст. Увы, она лишь могла сдержанно философствовать. Главной за этим огромным столом совещаний на двадцать две персоны, неоспоримо являлась Рахима.
- Бояться теперь не имеет смысла. Зачем бояться потерь, когда осталась только я?! – вопрошала победно она.
- И эта «Я» здорово со всеми вами поиграет в убегалки – стрелялки – догонялки, - сказала тихо вслух девушка, сидевшая на подоконнике, обращаясь, судя по всему, к Генри и его людям. Она вновь закусила губу, вместе с ней пожевывая и подушечку большого пальца и давая слово в своей голове Рахиме:
- Давайте же покажем им! Пусть увидят, на что способна Рахима!
- Как ты собираешься им что-либо показывать? – смело и с сомнениями в возможностях, спросила Ренис, что в воображении теперь уже занимала стул на противоположном конце стола, прямо напротив Рахимы.
- Да как угодно! Главное – обналичить счета, которые позволят по полной оторваться.
- Выследят, - лаконично вставила Шинон. – Генри не так глуп, бьюсь об заклад, уже выяснил, в какие именно банки поступили его денежки.
- Они не его, они мои! – скинув ноги со стола на пол, вскочила Рахима. – И если бы он смог узнать это, то тратил бы столько времени на меня?! Ничего он не знает! Я доберусь до них раньше, чем он что-то разнюхает!
- Хорошо. Как ты собираешься это делать? – с колкой иронией спросили Ренис и Шинон одновременно.
- Какие вы недальновидные! Это же просто.
Шинон и Ренис в молчании перебрасывались взглядами, не имея желания задавать вопросы этой психопатке. Шинон сидела ближе к Рахиме, через два стула и смотрела не на нее, а на Ренис.
- Позвольте поприветствовать новую меня, то есть, нас, что даст нам абсолютную свободу действий, - Рахима, хищно скалясь, хлопнула в ладоши.
Откуда-то раздался звук хлопнувшей тяжелой железной двери, которой нигде не наблюдалось, и возле Рахимы четко и быстро прорисовалась, совершенно не похожая на этих трех, занявших весь стол, девушек девчонка. Она представилась:
- Ариадна Ангст. Прошу любить и жаловать.
Шинон с Ренис встали и, поймав идею Рахимы и приняв ее намек, что для них казался открытым текстом, исчезли.
- Рада, что вам все ясно, - оскал Рахимы стал шире, сама она тем же образом растворилась в голове девушки, глазевшей из окна во двор.
- Значит, Ариадна Ангст – новая я? – сказала вслух Рэн задумчиво. – По крайней мере, придется побыть ею некоторое время, но, - шепот ее перешел на мысли. – «Смогу ли я одна противостоять Генри? Мне нужен человек, который…. Нет! Нет человека, который мог бы мне помочь, а если бы и был – все равно не помог бы. А ведь до недавнего разговора я наивно полагала, что им непременно будет Каэл Хантер. Ох, как же я заблуждалась!». – Она посмотрела на девушку, занявшую ее кровать. – «Конечно, это могла бы быть и Карла, что так желает загладить свою вину передо мной оказанной поддержкой…».
Словно почувствовав, то на нее сейчас смотрят, Карла, резко дрыгнула ножкой и дернулась всем телом, видимо, ей снилось такое общее и типичное всем людям падение с огромной высоты в черную бездонную яму, у которой все-таки оказалось твердое дно, об которое больно ударились ноги.
«Нет. Ее помощи я не желаю принимать», - Ренис отвернулась опять в окно, размышляя о дальнейших своих действиях, требовавших конкретики сейчас. – «Надо бежать. Как можно скорее. И сделаю это так, как это и было ранее задумано. Пусть хоть немного пострадает Дьюи от моей выходки!».
- Жалеешь Хантера? Не хочешь подставлять его незапланированным уходом? – хмыкнула и рассыпалась эхом в голове Рахима.
- Нет. Я приберегу расправу над ним. Пока же он будет цел.
- Жалеешь же! – насмехаясь, настаивала Рахима.
Ренис не стала вступать с ней в полемику, считая, что лучше занять себя мыслями:
«Сбегу, решено. А потом? Куда деваться потом? На квартиру за еще одной парой документов? Точно! Надо же будет мне где-то отсидеться несколько дней, как учила меня Лаура. Срок съема квартиры как раз истекает через месяц. Нужно будет найти…», - рассуждения девушки оборвались, думая о квартире, она вспоминала того, кто снял для нее эту квартиру. Того, кто с неожидаемой легкостью согласился разойтись, как в море корабли, наивно веря, что это всего лишь на год и не подозревая, что Ренис Нолл нисколько не верит в его возвращение в назначенное время. И уж тем более сама не намеренна его ждать, даже если ждать до встречи, обещанной им, оставалось месяц с копейками.
И это все, только потому, что она была твердо уверенна в том, что он вполне себе успешно обзавелся своей семьей, и лишь изредка, но с явным сожалением, вспоминает про свое глупое стремление быть с Ренис, впрочем, как и о самой Ренис. Подумав о том опять, ей вдруг стало так обидно и жалко себя. Себя, у которой никогда не будет такого же мирного семейного счастья и постоянной крыши над головой, как у Нэйтона. Аж в сердце больно кольнуло и покоробило.
«Ну и ладно. Главное, что счастлив!», - фальшивое успокоительное утешение, что у человека, который дорог ей – все хорошо. А у нее самой – хуже некуда.
Ренис сильно-сильно и надолго зажмурилась. Этим сумела разогнать подлые слезы собственной жалости к самой же себе. После этого сконцентрировалась на следующих размышлениях, связанных с тяжелой жизнью, начинавшейся для нее с побегом, и на том, что подсказывала ей Рахима:
- Нужно стать Лаурой Ангст, под именем Ариадна Ангст. То есть, элегантной, утонченной, высокой и красивой особой голубых кровей, в которой и с трех метров не признают Ренис Нолл – бомжеватую хулиганку, невежу и просто базарную бабку.
Следует сказать, что Ариадна Ангст и эта банковская карточка с нацарапанным кодом на обратной стороне – было настоящим элементом жизни Лауры, полное имя которой звучало так: Ариадна-Лаура Ангст, как и принято в богатых и известных семьях. Хотя, дело больше было в том, что отец хотел дать имя Ариадна дочери в честь своей матери, а мать девочки, миссис Ангст,  грезила именем Лаура, что находила необычайно красивым и изысканным и наиболее подходящим для ее малышки. В итоге после долгих споров нашелся сего консенсуса выход – дать оба имени сразу. Но мать упорно называла дочурку Лаурой, игнорируя впередистоящее имя – Ариадна, к чему впоследствии все и привыкли. Так и повелось, вместо Ариадны-Лауры Ангст в семье росла Лаура. Лаура Ангст, которая из милого воспитанного и примерного дитя в одночасье превратилась в нечто необузданное. Ну, это со слов ее матери. В целом, девчонка была все той же Лаурой, которая перестала молчать в тряпочку, скрывая собственное мнение, мечты и желания. Да, Хантер повлиял на нее и сбил с намеченного матерью пути утонченной аристократки, прорастив в ней самостоятельную и уверенную, но криминальную, личность.
Заработанные в командной работе деньги Лаура не тратила никогда и ни на что, клала на лицевой счет, что додумалась открыть в банке, надеясь, что это послужит помощью, когда она завяжет со всем этим и начнет заново. Начать у нее не получилось, да и она к тому больше не стремилась. Но тратить деньги также не спешила, а копила, копила, копила.
- Откуда же ей тогда эта завидная коллекция бухла и весьма модного шмотья?! – взвоешь волком по правому боку ты.
Объяснение прозрачно, аки слеза младенца: алкогольные напитки дарили ей в несметном количестве, безапелляционно верившие в ее алкозависимость Брэдли, Ирма, Дьюи, Гвен, Генри, Риччи и многие другие. А также для вида и галочки – Каэл Хантер. Одежду ей подкидывала заботливая Гвен, которая не брезговала утащить из шкафа богатеньких снобов вещичек из гардероба для себя, парней и некоторых девушек в команде. Но это вовсе не значит, что Лаура была законченной скрягой и жмотом. Она совершенно искренне не жалела своих финансов и снимала их для того, чтобы потратить на организацию похорон погибшего товарища и подчиненного. Помнишь же, как она ответственно подходила к решению этого вопроса? Гибель товарищей была редкостью у них с того самого взрыва бараков и, конечно же, до появления в командном составе Ренис Нолл. И все же, несмотря на все эти расходы, сумма на карточке была внушительной, но если же их сравнивать со счетами Рахимы Сафалиевой – капля в океане.
Всего этого девушка не знала и не могла знать. Хантер рассказал бы ей позже, если бы они так не вовремя не переругались.
Ренис с какими-то страшными мыслями вновь посмотрела на Карлу и спрыгнула с подоконника в поисках сумки, которую надо заранее подготовить. Лучше иметь собранные вещи, чем впопыхах упаковываться за три минуты до бегства. Рациональные люди поступают мудро. Только Рэн не рациональная, и никогда не поступает мудро.
Увидев торчащий ремешок из-под кровати, присела, ухватилась и потянула на себя. К удивлению обнаружила в сумке ровненько сложенные вещи.
«Ты так спешишь от меня избавиться, да?», - взор был обращен к Карле, и Рэн, не глядя, толкнула сумку под кровать.
Как будто прознав, что о ней в данный момент опять очень нехорошо думают, заворочалась на кровати Карла, с головой зарываясь в плед. А потом она вдруг резко открыла глаза и присела:
- Который час?
- Почти девять, - ответила ей Ренис, и обе уставились в окно, словно искали там опровержения или доказательства сказанному.
На улице было светло, как днем, хоть сейчас в салочки с детворой играй! Вот она, прелесть поздней весны. Жаль только, что никто из этих людей не знает, что такое «салки» и как в них играть.
- Куда-то спешишь? – равнодушно спросила Ренис, наблюдая за Карлой, что торопливо спускала ноги с кровати.
- Там же Дьюи хотел что-то важное нам показать и разъяснить это его важное дело…
- Вряд ли это важно. Ты же уже все проспала.
Карла посмотрела в это одутловатое лицо Рэн, хранившее намек на продолжительные слезы – глаза были раздраженные, красные. И вздутые мешочки под ними ярко выражены.
- А ты что, нет? – хмыкнула запоздало Карла и выбежала в коридор.
- Я тоже. Но мне уже в принципе больше ничего не важно, - пошла за ней неторопливо Ренис, сама не зная, зачем она туда идет. Определенных целей на этот вечер не было, и все же она пошла за стрелком.
Что делать, если заняться больше нечем. Ее вела скука.

Глава тридцать третья: «Ловушка для Дьюи».

Девушки пришли в кабинет Хантера очень поздно и все же застали в полном сборе всю компанию Дьюи и Хантера. Никто не собирался расходиться, все шушукались между собой. Обсуждение коллективное, видать, было окончено. По обыкновению, за неимением свободного места, Ренис разместилась на подлокотнике дивана рядом с Ирмой, Карла же решила постоять возле Рэн. Присутствующие посмотрели на них с молчаливым возмущением, и только Дьюи задал вопрос за всех недовольных:
- Где вы были и зачем вообще пришли?!
Взгляды метнулись на Рэн, любившую остро и дерзко отвечать сыну Генри (помимо нее редко кто практиковал демонстрацию смелости хозяйскому отпрыску). Но девушка молчала, уныло разглядывала носки обуви, избегая взгляда на Хантера. То же делал и он: глядел Каэл на Карлу и обходил даже неосторожно покоситься на Рэн.
Ответить парню рискнула Карла:
- У нас были дела, которые тебя лично не касаются, если, конечно, ты не девушка.
Несколько человек хихикнуло, а Дьюи, поугрожав Карле глазами, деловито сказал:
- Я сегодня в духе. Поэтому великодушно повторю все с самого начала для вас, выскочек.
И он затянул пояснения в подробностях, которые я опущу и вкратце (но я же так не умею!) передам смысл задумки: на сей раз замахнулись на ограбление инкассаторских машин. Не одной, а двух! После, разумеется, планировалось скоропостижное бегство и, следовательно, смена базы. Город-то хоть и большой (самый центр штата!), да тихий, им здесь пришлось по душе, столько афер они сумели безнаказанно провернуть, что грех, не совершить нечто крупномасштабное и дать деру.
Естественно, раз цели две – то и группы нападения в том же количестве: одна ведома Дьюи, другая – командиром Хантером. Группы эти в свою очередь делились на высокоорганизованные отряды: отряд отвлечения, нападения, прикрытия. Ну, в общем, как и всегда было у этой преступной артели. Роли и действия каждого участника были распределены Дьюи, который все же обратился за советами к Риччи и Хантеру. Все участники аферы уже были проинструктированы, даже Карле, парень перечислил ее обязанности и отряд, в котором она состояла. Эту девушку, как отличного стрелка, он привязал к отряду прикрытия, который входил в группу Хантера.
При всем разглагольствовании, глава опасного дела – Дьюи Мидлл ни слова не упомянул про юркую и везучую «Мелкую» коллегу – о персоне Рэн не прозвучало ничего, будто ее нарочно стерли из всех списков и отстранили от участия в этой серьезной криминальной операции.
- Постой-ка, - перебила внезапно его Ренис, она будто только из-за этого вырвалась из своего странного анабиоза. – А что насчет меня? Что я буду делать, и каковы мои обязанности? Или меня будут просто возить в багажнике, чтобы опять не выкрали?!
Тихим шипением кошки как по цепочке засмеялись парни и девушки в кабинете. Но в сказанном ею не было и сотой доли шутки. Одна сплошная правда.
- Ну, вообще-то, ты, как и всегда в отряде отвлечения в группе Хантера. Твоя роль неизменна, - ответил ей очень серьезно Дьюи, отмечая столь очевидное про себя – то, что Рэн категорически отказывается смотреть на Хантера, а ведь это было так заметно.
«Ах ты, лисья морда! Думаешь, я не знаю, к чему ты меня подводишь и для чего прислал фальшивый паспорт?! Ты же тоже жаждешь моего побега, но в урон Хантеру! Сам, небось, рассчитываешь меня перехватить и выслужиться перед отцом, мразь?!».
- А этот ублюдок, действительно, ублюдок! – всплеснула в ней руками Рахима, наталкивая на хитрую идею, которую можно раскрутить здесь и сейчас.
- И кто это за меня все решил?! – спросила Ренис, впиваясь глазами в Дьюи.
- Никто. За тобой просто сохранилось твое место, как и у многих. Вон и Карла…
- А если я не хочу быть приманкой в группе Хантера?! – оборвала парня Ренис, обегая глазами всех тех, что заинтересованно слушали их. Товарищи прямо ждали громкого скандала и жаркого спора. Давненько этого здесь не было.
Дьюи растерялся, и терялся он в догадках о произошедшем между Рэн и Каэлом:
«Отчего она отказывается идти у него под боком? И что же сегодня между ними произошло?!».
Его замешательство Ренис расценила по-своему:
«Попался! Паразит, я раскусила тебя…», - думала она.
- Не пойман, не вор, барышня, - повторю я мое любимое порицание, да она не услышит.
- В смысле «не хочу»?! А кем ты хочешь быть? – развел руками Дьюи, мол, мест уж боле нет, езжай стоя и мимо. Сам он постоянно косился на Хантера, который уныло крутил пальцами ручку и столь же уныло следил за этой ручкой. И весь мир должен был ждать, пока он занят этим милым делом.
С виду унылый Каэл Хантер внимательно слушал их и даже мысленно рукоплескал в тот миг, когда Рэн, почуяв нужный (подходящий из всех подходящих!) «поворот», влезла в разговор, который должен был по их тайному сговору закончиться тем, что она перейдет в группу Дьюи. Каэл не думал, что Рэн последует их плану, он и не верил, что Рэн появится еще здесь, считая, что она еще прямо из кабинета выбежала и покинула этот дом навсегда. Но она к его большому удивлению не ушла. Осталась и уверенно выполняла все то, о чем они ранее договорились.
Поражаясь находчивости девушки, Хантер истинно восхищался этому, хоть и про себя. Потому что он не мог себе представить, как он заявит, вызывая у всех подозрения, что Рэн отныне будет с Дьюи в одной лодке, не считая собаки (Рика). Одновременно с этим Каэл путался в своих чувствах и вопросах, перемешавшихся и не дающих ему покоя:
«Почему ты все еще здесь?! Почему не ушла сразу после сказанного мною?!», - безразличное рассматривание ручки в руках, и под него натужные размышления. – «Получится ли после всего этого у нас провернуть задуманное?», - Каэл все откладывал возможность поднять глаза и в упор посмотреть на нее. А так хотелось!
- Я не понимаю… - сын Генри не смог договорить, он был перебит.
- Не можешь уловить смысла в словах: «Не хочу быть приманкой»?! Ты же не тупой, Дьюи.
- А кем же ты тогда хочешь быть? – вступил вместо парня Рик.
- Для прикрытия – стрелок из тебя посредственный, - с сочувствием сказал Риччи, выглядывая из-за Ирмы. Он сидел на диване рядом с ней.
- Для нападения комплекция не та. Ты уж извини, –  внесла свою лепту Ирма.
- Для переноса тяжестей ты физически не… - Стиву закончить не дали.
Его перебила Гвен, бросая в лицо с упоением:
- Ты никуда не годишься, Рэн!
- Вот видишь, - улыбался самодовольно Дьюи. – Все согласны с твоим прежним амплуа.
- Я могу стрелять! – это да, Каэл позволил ей потренироваться несколько раз незадолго до их разборок и признаний. Не Карла, конечно, но успехи были на лицо. – И таскать тоже! Не надорвусь от лишних килограммов.
- Еще скажи, что рядом со мной будешь бежать трусцой, - съязвил Дьюи и закатил глаза.
- Почему бы и нет? Буду. Да! Буду! Я буду в прикрытии твоей группы.
Сын Генри опешил. Все вокруг ахнули. А кое-кто у себя за столом вновь зашелся мысленными аплодисментами.
- Хорошая шутка, Рэн, - скорчил кислую мину Рик.
- Все места уже заняты, - ехидно хихикнула Гвен.
Но ответ Дьюи был положительным:
- Да, пожалуйста! Хочешь в мою группу? Прошу, - парень хитро улыбнулся. – Только не в стрелки, а непосредственно ко мне. Будешь носить контейнеры с деньгами.
Ренис криво-криво улыбнулась, сначала обнажая верхние передние два зуба, а затем медленно и весь верхний зубной ряд:
- Заметано.
- Говори: «Слушаюсь, сэр!», - подколол Рик и словил гневный взгляд.
- Это у тебя «заметано», - недовольная Ирма посмотрела на Хантера, затем на Рэн. – У тебя есть свой «сэр», разрешения которого ты не получала.
- Что скажешь, Хантер? – веселился Дьюи, хотя на подсознательном уровне чувствовал, что где-то здесь присутствует подвох и что-то не так.
- Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы дров не наломало и заодно себе спину, - оторвал Каэл глаза от ручки и строго уставился с недовольством, хмуря брови, сначала на Рэн, которая вылупилась в ответ, а затем на Дьюи, что сиял подобно звездам в синем ночном небе.
- Ты что, серьезно?! – вскочила с дивана Ирма и встала перед ним. – Она должна быть с нами, Хантер!
- Не должна, если этого не хочет, - был его взвешенный ответ ей.
- Рэн?! – немой вопрос, что не прозвучал словами вслед за именем, застрял у Ирмы в голове.
Озвучил же его с тревогой Риччи:
- Значит, больше не хочешь быть с нами?
Девушка только безразлично посмотрела на него.
- Почему ты молчишь?! – спросила снова Ирма. – Почему вы все молчите?! – обежала она глазами тех нескольких «всех»: Карлу, Итана, Стива, Каэла, Риччи. На Гвен смотреть не стала, давно считала ее «не своей» вместе с Риком.
Возмутиться и взбунтоваться хотелось и Карле, спокойствие Рэн и тот факт, что она знает о намерениях бежать, сдержал ее. Она разумно предположила, что та, возможно, хочет использовать Дьюи и связать свой побег с ним. И, если это правда, гибель может их всех обойти стороной. От этой мысли Карла еще больше зауважала ту, что так долго когда-то ненавидела.
- Ирма, не шуми, - сказала, наконец, ей Рэн. – Что криминального в том, что я хочу попробовать нечто новое для себя?
- Не вижу новизны в прежних же занятиях! – Ирма тоже догадалась, что Рэн втайне что-то замышляет, о чем даже не удосужилась поделиться. На что она обиделась до глубины души и спешно вышла из кабинета, громко хлопнув и без того потрескавшейся дверью.
- Обидой ранили врача, - хмыкнула Гвен, закатывая глаза. – Тоже мне, трагедия!
- Всего лишь медсестру, - ужимался ехидно Рик.
- У меня новый человек в составе, но какой! – присвистнул Дьюи, направляясь к двери и давая знак людям идти за ним. – Хантер, я займусь организацией транспорта, да получше, чтобы без эксцессов.
А проходя мимо Рэн, заглянул той в лицо и не без удовольствия добавил:
- Твои обязанности обговорим позже, - рассмеялся. – Аха-ха-ха, как же приятно будет тобой командовать…
Ренис сидела, улыбаясь ему и не размыкая губ. Обнажи она зубы, увидели бы все прикушенный ею язык. Ибо только так можно удержать свои колкие комментарии и дерзкие выпады. Она с натянутой улыбкой проводила каждого человека Дьюи, что покидали кабинет вслед за ним.
Людей Нави (а их Каэл так и продолжал в уме различать от своих подчиненных) и свою команду Каэл тем же жестом руки отпустил. Вышли все. Сказала бы: «Вышли все до единого», но в кабинете оставался сам Хантер. И Ренис. Уже, не отрываясь, она смотрела ему в глаза. Этого взгляда он не выдержал. Отвел взор, отвернулся и задал вопрос:
- Почему ты все еще здесь?
- У меня есть разговор.
- Нет. Я имел в виду, почему ты не ушла от нас?
- Уйду, не переживай. Избавлю тебя от себя.
Хантер тяжело вздохнул и, подумав: «Ладно», спросил:
- О чем ты хотела поговорить?
- О себе. В частности о том, что мне нужно оружие, - Ренис зыркнула на шкаф в углу кабинета и паре шагов от окна. – И оно у тебя есть. Либо ты дашь добровольно, либо украду я и в двойном экземпляре.
- Зачем тебе оружие?
- Смешной вопрос, Каэл. Ты издеваешься надо мной?!
Мужчина предпочел промолчать.
- Я же ухожу. А по моим пятам пойдет орава ищеек.
- Значит, для защиты?
- Можно и для намеренных убийств.
- И кого ты собралась намеренно убивать?
- Рика, Дьюи, Генри, - с наслаждением перечислила девушка и добавила. – Тебя.
Хантер улыбнулся, лицо, казалось, приобрело капельку веселья, голос же его оставался монотонным, как у того оператора-зазывалы из банка, что любит мне названивать в не самые приятные периоды жизни:
- Меня, быть может, и Рика не составит труда убить, но другие двое тебе не по зубам. Оставь эту затею, Рэн.
- Ты просто не видел моих зубов, мне все по зубам! – девушка оскалилась, сверкая белыми, неестественными длинными (чуточку больше, чем нужно) клыками, и с печалью вспоминая два до основания раскрошившихся задних зуба.
- Глупости. Наивно полагаешь, что Дьюи – заносчивый простак? Будь это так, и я, и Нави давно убрали бы его и взялись бы за Генри.
- Увы, заминка в той перестрелке стоила ему жизни. Но даже он, получается, погиб, спасая меня, - глаза Ренис сверкнули. – Повезло.
- Иначе, был бы в списке, да? – нашел связь Каэл. – Чего же не в нем Карла, а?
- Помилована. На время. Ее черед обязательно подойдет. Вслед за тобой.
- Так много целей. Успеешь ли? – усмехнулся он.
- Главное, что начала.
Хантер сощурился, перебирая в голове тех, с кого могла начать Рэн, и ужаснулся, не веря:
- Брэдли?!
Ренис хотела дерзко улыбнуться, но, передумав, с деланным равнодушием кивнула.
С минуту мужчина за столом молчал, переваривая это и медленно закрывая и открывая глаза, направленные в окно, где уже темнело. Сгущались сумерки, подводя жителей к ночи. Продолжая глядеть за окно, он проговорил:
- Я и подозревал, и не подозревал. Второе, наверное, потому что не хотел в такое верить.
- Напрасно.
- Я не могу дать тебе…
- Я не применю его до бегства, - перебила его Рэн, хорошо зная, причины переживаний Каэла. – Обещаю.
Несколько долгих секунд мужчина смотрел ей в глаза. Потом отодвинулся на стуле, неприятно проскрипев по полу его ножками, встал, вышел из-за стола и прошел к шкафу, в котором были замаскированы три железных сейфа. Вернулся Каэл уже с пистолетом, который поставил на стол, а рядом с ним полную обойму про запас.
Ренис, опасаясь подходить к нему после сегодняшнего, все сидела на подлокотнике дивана, жадно изучая пистолет. Ее опасения были на лице написаны. Хантер улыбнулся и сел на стул, тем самым показывая, что не опасен и занят своим столом и стулом, и не помышляет распускать своих рук. Только после этого девушка сползла с места и подошла к столу, правой ладонью, полностью покрытой изнутри отвратительным ветвистым шрамом, погладила эту холодную железку. Обхватила и подняла, взяв за ствол. Левой рукой схватила запасную обойму и повернулась, чтобы уйти.
- Ты же сказала, что убьешь меня.
- Сказала и убью.
- Убей. Почему бы и нет?
- Не сейчас.
- Отчего же не сейчас? – искренне не понимал он, будучи уверен, что заполучив пистолет, она все-таки пустится во все тяжкие и начнет, непременно, с него.
- От того, что тебе все равно.
- Что?!
- Не сейчас – потому что тебе наплевать на себя и свою жизнь. Я же дождусь того момента, когда тебе будет что терять, и за что переживать. Я приду, когда ты забудешь обо мне, перестанешь ждать и будешь брать от жизни все. Будешь этой жизнью несказанно доволен и будешь хотеть дальше жить. Да, вот тогда-то я и приду. И не только к тебе. Заберу у вас все, так же, как это сделали все вы – забрали у меня все.
- Да я уже захотел жить, чтобы не дожидаться тебя.
- Уметь ждать, тоже надо уметь, Каэл. Я, например, не умею. Но тебе советую.
- Советуешь? Мне? Ты?! – Хантер покривил насмешливо губами. – Не выглядишь ты мудро для советов.
- Остри, остри. Однажды будет не до смеха.
- Сама-то веришь, что и неделю одна протянешь? – в этот раз он спросил ровно и даже с переживанием, а не с издевкой, которая все же почудилась в его голосе Ренис.
- Не верю. Но приложу все усилия.
- Что ж. Тогда и я буду, все-таки, ждать.
Она ему не ответила, повернулась и сделала пару твердых шагов к двери, как вдруг прозвучал вопрос в спину:
- А убивать меня будешь за Лауру или за мать?
- За обеих, - холодно бросила через плечо Ренис и покинула кабинет, оставляя в нем Хантера грустно улыбаться своим тяжелым мыслям.
Он просидел у себя охваченный воспоминаниями бурной молодости, связанной с его захватывающим знакомством и внедрением в группировку Генри Мидлла и последующими опасными приключениями и столкновениями. Предаваться приятным моментам прошлого пришлось недолго. Поздней ночью к нему вломились остатки его былой команды, требуя ответов на вопросы о несвойственном поведении Рэн и его самого.
- У меня для вас ничего нет, - Каэл заглянул каждому в лицо, выдерживая паузу. – Ответы даст скоро она. Сама.
И, игнорируя расспросы, вышел, откровенно убегая от них, что они и сами понимали. Покинув кабинет, Каэл Хантер всю ночь пробродил во дворе, а на утро и вовсе уснул под тем же кленом, где сидели незадолго до того Ренис с Адамом, и где беседовали Ренис и Гвен.
Не спала этой ночью и Ренис (еще бы, выспалась же), она следила из окна своей комнатки за Хантером, волнуясь, как бы он на клене не повесился, лишив ее возможности отведать холодного блюда – мести. Но Каэл не повесился, а лег под деревом прямо на землю. Лег и уснул. Выспался на природе и под утро бодреньким, полным сил, но помятым и пыльным вернулся назад в дом.
Новый день выдался крайне тяжелым для Ренис, его ей пришлось проводить в компании с Дьюи, который добрую половину этого дня с ответственным за нее видом разъяснял, что ей нужно будет делать. А вторую половину дня – разговаривал ни о чем, всюду строя из себя бывалого и жизнью битого солдата, и попросту копируя командира Хантера. И это все ее так раздражало. Чего стоило Рэн сдерживаться от своих едких подколов в его адрес, так и просящихся наружу! Пару-тройку обидных словечек она все же пустила на волю, а то быть чрезмерно смирной – как минимум, неестественно. И подозрительно.
Пока я это еще помню (а то вечно ускользает из головы именно тогда, когда хочу написать) нужно упомянуть и Генри. Это же до жути странно, что имея на руках Ренис Нолл, которую столько раз чуть не лишился, он медлил с получением денег. Почему же? Чего он ждал? Зачем тянул?
Разок вроде уже оговаривалось, что он далеко не нуждающийся и не бедный. Генри Мидлл был удовлетворен одним лишь тем, что она в его руках, что у нее за спиной больше нет ни Мэвила, ни Эллисабэт. Что некому за ней прийти и ей уж боле не к кому пойти. Ну, а самое главное – есть Каэл Хантер, что так играючи и вовремя изымал девушку из чужих загребущих лап, пусть и высокой ценой – теряя своих же людей. Но разве это важно для Генри?
Нисколько.
Как видишь, Генри чувствовал себя настоящим хозяином ее жизни: захотел – убрал близких ей людей, захотел – выпотрошил, да убил. Кому-то греет это скользкую душу. Ему, несомненно, грело. Девушка была для него редкой и хрупкой (а еще и безмерно дорогой!) игрушкой, которой играют от силы раз пять в год и только под строгим присмотром и кладут на верхнюю полку, дабы испортив, не лишить дороговизны. И ничего, что была бита Рэн не один раз, и ничего, что самовольничает. Лишь бы была у него и никуда больше не девалась, продолжая приносить прибыль в крупных делах (чем иногда даже был безмерно горд за нее). А денежки свои кровные еще успеется из нее выдрать.
«Играл со мной долгие годы Кранк Крамер, вволю поиграю с его драгоценной доченькой и я!», - вероятно, так он думал. Я-то не знаю, что думают богатые злодеи. Меня, кстати, вчера играючи три раза полунежно покусала кошка и совсем не нежно исцарапала мне руки. А все за то, что, вероломно, усыпив ее бдительность взятием на руки, она была брошена в гору снега. Какая мстительная тварь! Вот вечно мне попадаются такие же, как я. Даже животные.
Так, что там Рэн?
Терпение Ренис было вознаграждено: безоговорочно Дьюи верил, что она, по какому-то странному поводу в пух и прах переругалась с командиром Хантером (а тому гора свидетелей!) и, более не желая ни знать, ни видеть  оного, навсегда переметнулась в его компанию. Укоренялась его вера тем, что Рэн демонстративно воротила нос от Каэла, избегала, не разговаривала и старалась не участвовать в сборах у Хантера. В то же время, это все подсказывало ему, что что-то не так, что все это – неспроста. Только у вспыльчивого парня чутье отходило на второй план, шестого чувства он не признавал, на поводу его никогда не шел, а зря.
А девушка, между тем, улучив момент, слиняла от сына Генри,  до тошноты противного ей. Она торопливо паковала оставшиеся предметы одежды у себя в комнате.

Глава тридцать четвертая: «Прощай, Рэн!».

По жизни девушка приучена – меньше багажа – легче ей самой. Потому вещей у нее было немного, обновками гардероб ее не пополнялся, даже курточки и те были с плеча Ирмы или Лауры. Великоваты тряпки, но за неимением других, носила с удовольствием. Трат она избегала, скрупулезно откладывая каждую банкноту в потайной карман старых-старых джинс, которые не налезали на нее, но всегда лежали в полке так, будто только их и носит – ловкий ход, однозначно.
Конечно, были у нее растраты иногда на еду, но большую часть своих сбережений она все же бездумно пустила по ветру с Адамом, посещая с парнем под ручку разнообразные концерты и рок-фестивали. Кое-какую сумму удалось скопить и при этом. Пересчитав и сунув эти зеленые бумажки, имеющие цену, под сложенные в сумке две куртки, она застегнула молнию. Задумалась. Подскочила и сорвалась с места вон из комнаты.
Ворвалась в кабинет, мирно унывавшего сидя за столом, Хантера, подбежала к столу, по-хозяйски дернула на себя верхний ящик и схватила неизменно лежащее на самом верху фото матери. Оно так и лежало там с того дня, Каэл не притрагивался и не открывал этот ящик, зная, что он там увидит, и о чем это ему напомнит. Он сидел в кабинете, предаваясь нелегким думам и прячась от своих людей в поисках тишины, покоя и одиночества. Работой, бумагами и ничем иным Хантер почти не занимался, все это упало на плечи Риччи, Итана и Стива.
- Это я заберу!
- Да, пожалуйста, - даже не удивился он ее, схожему с порывом ветра из форточки, появлению.
Ничего больше не было сказано. Девушка убежала обратно к себе. Долго просидела на кровати, разглядывая фото матери и позволяя пробиваться надежде на возвращение назад в этот их дом, несмотря на то, что ее там могут поджидать приставленные люди Генри.
«У кого-то от матери остаются цепочки, медальоны, кольца, браслеты и красивые фотографии в золоченых рамках, которые люди носят с собой, с теплотой вспоминая все. У меня же фото, на котором мама и не знает, кто и для чего ее снимает…», - Ренис, поджав от обиды губы, резким движением расстегнула молнию сумки, сунула бережно фото промеж курток, еще раз проверила карман, на месте ли ключ от квартиры и снова достала паспорт на имя Ариадны Лауры Ангст.
Достала, потому что только сейчас кое до чего додумалась. Судорожно раскрыв страницу с квадратиком фото, стала, щурясь, глазеть на эту девушку. Щурилась не от развившихся дефектов зрения, а от одновременно бежавшей в голове мысли:
«Это же Лаура! Да, самая настоящая Лаура!», - она поднесла паспорт еще ближе к глазам, наклоняя и ловя дневной свет. – «Лицо полнее, отсутствует эта ее ярко выраженная треугольность черт лица, скулы не проступают и волосы светлые, совсем русые, но…. Но это она! Видно же! И почему я сразу этого не заметила?! Почему даже имя не насторожило меня?!», - девушка опять прочла данные и адрес места жительства, который не совпадал с тем, по которому Рэн ездила с Адамом к одной вредной старушке.
«Наверное, это фото шести – восьмилетней давности, если не больше. Да, определенно, ведь Лаура, которую я знаю…».
- Знала, - хмыкнув, поправила язва по имени Рахима.
- Да, знала, - пробубнила Ренис и продолжила мысль про себя. – «Была худой. И жгучей брюнеткой. Но при этом я никогда не замечала, что она красит волосы. Даже на миллиметр отросших русых корней не видела! Это значит, что на этом фото она была крашеной? Точно! Это ее паспорт, и весьма старый, раз она совсем на себя не похожа. Ну, да, а зачем ей новый? Замуж не выходила, фамилии, имени, гражданства не меняла….».
Девушка закрыла и спрятала документ, застегнула сумку и опять протолкнула ее под кровать.
- Мне придется соответствовать: сменить цвет волос, подстричь челку. Ха, смешно, но я все-таки стала, хоть и косвенно, но родней этой титановой, не прогибаемой старушке Ангст. Как мило, даже зубы сводит. – Ренис прошлась по комнате, кусая ноготь мизинца, и безымянным и средним пальцами теребя нижнюю губу. Ее еще раз осенило. – «А если это ее настоящие документы, то каким Макаром она вообще думала, заранее решив и повелев Хантеру их мне отдать и в случае чего посодействовать моему бегству?! Не сходится. Даже будучи уверенной, что погибнет, о чем она думала, завещая свой настоящий паспорт и деньги мне?!».
- Лжец! – Ренис не злилась, она грустно улыбалась. – Неисправимый лжец! Исполняя ее последнюю волю, не гнушаешься использовать ее же данные?!
- Откуда тебе знать? Может именно это и было ее последним желанием?! – прорвалась сильная личность.
Рахиме Ренис не ответила, подумав, что вполне возможно и такое, но все же осталась при своем мнении: что Каэл Хантер – лжец. Конечно, проще иметь причины вечно его ненавидеть, чем признать, что он только и делает, что постоянно выручает и помогает.
Вырывая из этих обвинительных рассуждений, тихо поскреблась в дверь Карла:
- Рэн. Там Дьюи заключительный прогон перед завтрашним днем решил устроить. Требует тебя.
- Сейчас… - Ренис заметалась, пришла одна идея. – Карла! Войди!
- Да, Рэн? – девушка быстренько втиснулась в комнату и резко закрыла за собой дверь.
- У меня все-таки есть одна просьба.
Карла с готовностью преданной дворняжки кивнула. Был бы хвост – помахала бы дружелюбно и им.
- Моя сумка. Возьми ее завтра с собой. Я потом перехвачу ее у тебя.
- Поняла.
- И еще мне нужен будет новый телефон и новый номер.
- Хорошо. Я раздобуду и положу их тебе в сумку.
Ренис благодарно ей кивнула.
- Пойдем, он ждет, - вышла за дверь первой Карла, поняв, что больше просьб от «Мелкой» не будет.
Ренис не заставила себя ждать, она поспешила за ней.
Обе они влились в коридоре в массу людей, что плавно текли, будто ручей в кабинет Хантера. За столом сидел Каэл с отсутствующим видом. Дьюи же восседал на кресле, готовясь толкать речи, которые обычно толкал тот, что опять приуныл. Около часа распинался сын Генри, опрашивая каждого, кто участвовал в деле. Очередь дошла и до Рэн.
Она отчеканила свои обязанности, чем удивила всех. Никто бы не подумал, что под руководством Дьюи она так серьезно отнесется к делу. Хорошо, что кроме Хантера и уже Карлы, люди не знали, насколько ей наплевать на громкую аферу парня.
Закончив наставлять и поучать, Дьюи знаком отпустил всех. И следующим днем, разделившись на две группы – командир Хантер повел ребят в свой бой, а Дьюи в свой. В группе сына Генри новый участник в лице Ренис то и делал, что якобы не нарочно толкал его, то в ответственный момент наступал на пятку, сдирая обувь, то путался под ногами. Так-то, если опустить эти раздражающие факторы, то суть неизменна – Рэн у Дьюи на виду, и он контролирует ее. А еще Ренис исполняла, все свои обязанности, наравне со всеми таская контейнеры и мешки, передавая в руки Дьюи, или же получая от него. Он тоже, охваченный суетой, вскоре перестал так уж зорко бдеть ее присутствие рядом с собой, привыкая к тому, что она все время то под ноги лезет, то перед ним маячит.
А Ренис этого и ждала. Контрольным промахом рассердив его и заставив послать себя куда подальше при очевидцах – товарищах, она криво-криво улыбнулась и сладко пропела:
- Да, сэр!
Поглощенные быстрым и столь важным переносом денег из инкассаторской машины в свой грузовик, никто не заметил, как Рэн преспокойненько перешла на другую сторону дороги. Затем, споткнувшись пару раз, перерезала путь через улицу, нырнула в переулок и рванула со всех ног туда, где работала группа Хантера, чтобы забрать свою сумку.
Пробегая мимо городских мусорных контейнеров, швырнула в один из них телефон. Неслась она по большим дворам многоэтажек, плутая и лавируя, стараясь ни в коем случае не сбиться с пути. Так была озабочена этим, что не сразу обратила внимание на сигналивший ей автомобиль у тротуара, к которому она выбежала. Заметила она его, когда он подрезал на повороте, Ренис едва успела застопориться, и не попасть под него. Ругнулась тихонечко.
Задняя дверь машины открылась, и она увидела Карлу, а за рулем Каэла.
- Сумка! – Карла подбросила ей ее скромные пожитки.
Ренис поймала и чуть не поклонилась до земли от тяжести своего багажа, что с виду казался легким. Она подошла ближе, колеблясь, стоит ли озвучивать свою глубокую  признательность этим людям за оказанную услугу за спиной Генри и сына Генри. Все-таки рискуют ведь. Из-за нее. Опять.
- Мы можем подвезти тебя, если ты…
- Нет! – оборвала Карлу Ренис. – Не нужно, езжайте!
Не хотелось ей показывать им, где находится квартира, в которой она надумала укрыться. Не знала она, что про ее временное жилище уже давно знает Каэл.
- Прощай, Рэн, - сухо бросил ей Каэл Хантер, что безразлично смотрел на нее через зеркало заднего вида. – Не смей возвращаться.
Он надавил на газ.
- Но Хантер! – возразила Карла, не теряя надежду уговорить Рэн сесть в машину.
- Закрой дверь! – Каэл больше не смотрел на Ренис.
- Прощай, Рэн! – Карла, послушно хлопнув дверью, уставилась в окно, глазами жадно обгладывая девушку, которая растерянно стояла на месте с сумкой в обнимку. Оторвать взгляда от той, которую годами люто ненавидела, Карла не могла, ей все не верилось, что все это происходит именно тогда, когда она прониклась к  Рэн дружественными чувствами и та начала отвечать сухой, но взаимностью. Помог Хантер – свернул с дороги и понесся к своей группе. «Мелкую» стрелку уже было не видать.
Ренис провожала их автомобиль глазами, путаясь в желаниях: она уже точно и не знала, хочет ли она убить их, или же увидеть когда-нибудь снова и горячо поблагодарить за этот неоправданный риск. Рахима в ней обеими руками голосовала за первый вариант, а другие жители ее буйной головы воздержались, оставляя решение за кем-нибудь смелым и адекватным.

Глава тридцать пятая: «То, что было после».

Спешно идти на квартиру среди бела дня девушка не стала, подумала, что разумнее будет сделать это ночью. Потому и забилась вглубь незнакомых дворов, нашла неприметную скамейку у заросшего кустами подъезда, села на нее и принялась ждать, нервно играя ключом в руках, который в нетерпении вынула из тугой сумки. Вспомнив, проверила наличие телефона – Карла не подвела, он был. А еще был пакет с едой, который насилу и по своей инициативе впихнула в сумку Карла, подозревая, что первые несколько дней Рэн будет сложновато куда-то выбраться в магазины, боязнь слежки была ей знакома.
Мысленно сказав «Робин Гуду» команды горячее: «Спасибо!!», Ренис перевесила ремень сумки с одного плеча на другое и продолжила сидеть, с опаской озираясь и выглядывая из-за кустов на всякие звуки. На квартиру она попала поздней ночью – оттого, что пешком прошагала до нее, выбирая темные закоулки и плохо освещаемые неблагополучные улицы. В результате такого долгого просиживания и путешествия девушка, переступив порог квартиры, закрыла за собой дверь на ключ изнутри и, не разуваясь, грохнулась да растянулась на пыльном полу.
Уснула.
И пока она спит, я попробую подробнее расписать тебе про Дьюи и Хантера. Так-с, что я могу о них сказать? Касательно Хантера – он намеренно сделал так, чтобы у его группы ничего не получилось и ограбление инкассаторов сорвалось. Почему?! Потому что не хотел он помогать Дьюи в своем возвышении на пьедестал перед отцом путем двойного удачного дела. Обставил Хантер свой провал безукоризненно: никто из подручных не догадался, что это его рук дело. Только приближенные, входившие по умолчанию в его закрытый мини-отряд: Ирма, Карла, Риччи, Итан, Стив. Все они были избраны в отряд прикрытия, так и звались, обособляясь от набранных новичков из команды Нави. Разработать свой план Хантеру помог Риччи, которому Каэл в ночь перед делом признался в том, что именно они запланировали с Рэн. Риччи многое продумал наперед, чем изрядно выручил Хантера. Даже подсказал, как себя вести впоследствии.
Позже Каэл весьма искренне сетовал, почти убивался перед Дьюи, что провалился из-за отсутствия в приманках Рэн, про себя насмехаясь над его удачной половиной дела и неудачной потерей Рэн. Корил перед ним себя в том, что не доглядел обмана Рэн, что был так занят трагедиями свой личной жизни, что не заподозрил ее коварного умысла.
Если разбирать все досконально, то и о Дьюи следует сказать. Окрыленный своим фантастически гладким ограблением, что проходило лучше, чем по маслу, он совершенно упустил из виду Рэн, которая незамедлительно этим воспользовалась. Он даже не помнил и не различал, когда конкретно она вертелась рядом и все время мешала, и когда ее не стало. А поспрашивав людей, услышал:
- Ты же накричал на нее и послал по известному адресу.
- Вот она и смылась…
Дьюи почувствовал свою вину, но, рассудив, понял – девушка мастерски его провела. Обвела вокруг пальца, как птенчика желторотого!
«Она заранее все спланировала!», - Дьюи был просто вне себя от ярости. Рвал и метал так, что чуть было не выбросил весь их «улов» из грузовика. А следующей мыслью заподозрив Хантера, тут же набрал к нему и услышал расстроенный голос командира хитрой девушки, что на всех парах пытался скрыться от полиции, севшей на хвост. В трубке были слышны испуганнее выкрики и взволнованные переговоры Карлы и Риччи (подстроенные ими для антуража).
Хантер также с досадой сообщал о провале, уже высказывая предположение, что его снова кто-то выдал. Дьюи подумал, что собственно Хантер в данной ситуации ну ничем не мог подсобить коварной беглянке. Еще и «свои» люди в группе Каэла, докладывали Дьюи, что отряду прикрытия Хантера в действительности пришлось, привлекая на себя внимание, бежать от полиции, дабы предоставить возможность рассыпавшимся по дворам товарищам удачно скрыться.
В это Дьюи не мог не верить. Верил он и Хантеру. Однако сомнения все же не покидали его. По прибытию в дом, Дьюи, кусая ногти, рассказал Каэлу о пропаже Рэн. Реакция «любимчиков» Каэла подтвердила – они не причем. Ибо даже Риччи с Карлой с прирожденным артистизмом продемонстрировали шок в тандеме с ужасом от представляемых последствий исчезновения «Мелкой». Смог подыграть и командир Хантер, который нервно прохаживаясь из угла кабинета в угол и на показ держа себя в руках, предположил:
- Может еще вернется? Мало что ли она уже так дурачилась?!
- А если ее опять похитили?! – истерично подлила масла в огонь Ирма, она натурально переживала за судьбу Ренис, еще не зная всех тонкостей ее побега. Риччи с командиром специально скрыли от пары человек, чтобы эмоции их были настоящими. Иначе никак.
- Но кто?! – восклицала Карла, так естественно не находя себе места и нервозно кружа вокруг стола Каэла.
- Я слышал, что Мишель не умер, - на свой страх и риск соврал Риччи, добавляя. – И он влился в группировку Брэндона…
Тут Дьюи забился во внутренней истерике еще сильнее. Прошлые-то похищения прошли не без его наводки и участия, но это!
Генри Мидлл уже знал обо всем, на том почетная грамота вручается Рику, что услужливо закладывал хозяину и сына, и верного командира Хантера. У основателя криминальной артели было только одно требование: немедленно найти и вернуть! Генри Мидлл был уверен, что Хантер может это сделать, но он не мог знать, что этот Хантер больше не хочет этого делать.
Показательных карающих смертей в наказание не последовало, так как вина целиком и полностью ложилась на плечи Дьюи, а Дьюи, все-таки, единственный отпрыск, которому Генри Мидлл отвесил знатных словесных люлей и приказал носом землю рыть и не вздумать поднимать головы, пока не будет доставлена к нему Рэн в целости и сохранности. Это и было теперь их общим делом: искать Рэн. В отличие от Дьюи, Хантер профессионально притворялся, что ищет, что озадачен и разбит пропажей девушки. А сам Каэл только и делал, что мне в ус не дул.
Да, именно так. Человек, возглавляющий команду притворщиков, который, не притворяясь, все эти годы был тем, кто есть, теперь же стал истинным притворщиком: Каэл Хантер лишь играл роль ищейки, а его ребята, раскусив трюк Рэн, делали то же самое. Ответ о ее нехарактерном поведении в последний месяц, который они хотели получить – получили. И все поняли без лишних слов. Даже зауважали, считая, что эти недавние склоки с Хантером были вымыслом, банальной фикцией, что и спасло их драгоценного командира от лишних подозрений и обвинений от Дьюи.
В этот же период незаметно произошли изменения в их командной иерархии: место Брэдли окончательно закрепилось за Риччи, что стал правой рукой Хантера, а место Лауры – заняла Карла. Таки да, командир прислушался к совету Ренис. Ирма, Итан и Стив, хоть и нисколько не похожие, однако же расценивались Хантером как Рэн, Пит и Адам. Лишь Гвен воспринималась все той же Гвен, а пополнившие ряды его команды люди Нави – стали всеми теми, что верно служили ранее Каэлу. Дьюи с его характером новичкам пришелся не по вкусу, предпочтение целиком было отдано командиру Хантеру.
Новый состав и все опять сначала.
Новые люди и разбитый вдребезги Хантер, что внешне даже трещинки не показал.

Глава тридцать шестая: «Некоторые детали и Нэйтон».

Были в будущем еще кое-какие структурные изменения, но об этом разумнее будет пояснить в следующих действиях. Мне же нужно прилично отмотать ход времени, чтобы дополнить то, на чем выше все прервалось. Если ты помнишь, за три дня до намеченной встречи с Ренис, Нэйтон Ривер звонил Хантеру, так вот, теперь я вполне совестно могу сказать, что на том момент Рэн в команде Каэла Хантера уже не было. Но Каэл знал, что девушка еще не покинула город, и поэтому уверенно назвал адрес, в котором они все еще базировались меньшим составом, так как после ограбления инкассаторов большая часть людей была предусмотрительно переправлена назад, в лагерь «Колючее солнышко». Они бы тоже с удовольствием последовали туда, да Рэн все никак не находилась.
То, что Ренис не сменила место проживания, и может спокойно выбраться на ими оговоренную год назад встречу, Нэйтона взбодрило и придало твердости в намерениях. Парень этот за два дня до отъезда, поддавшись ностальгии и какому-то странному, необъяснимому чувству, а также плохим мыслям, что витали и прокручивались, говоря о том, что он, может быть, никогда не сможет сюда вернуться, пошел по известной ему дороге к хорошо знакомому дому. К дому Ренис Нолл, который официально с некоторых пор принадлежал ему одному.
О чем думала Эллисабэт Нолл, завещая дом не родной кровинушке, а постороннему человеку? Об одном, что этот человек в случае острой потребности в деньгах для спасения ее дочери сможет продать и выручить за дом хорошую сумму. А еще о том, что дочь сама все равно ничего с этим домом не смогла бы провернуть – по вымышленным данным она мертва, а оформлять на настоящие – будто Генри на чай пригласить.
Думая о чем-то подобном и копаясь в себе, парень наведывался временами в этот дом, где и предавался воспоминаниям. Здесь ничего не изменилось, было так же, как и прежде: неизменная куча посреди зала, накрытая пледом и тот же розовый диван, посеревший под слоем пыли. Когда-то совсем вроде бы недавно в доме бесцеремонно наследили слуги закона, расследуя убийство Эллисабэт Нолл, после чего Нэйтон долго убирался и любовь к уборке у него поубавилась.
И сейчас он шел к дому, размышляя над тем, что не помешало бы хоть в этот раз стряхнуть лень с плеч и навести в доме чистоту. Например, сейчас. Прикрыв за собой калитку, что так не приобрела даже внутренней щеколды,  Нэйтон обернулся на входные двери и замер, забывая все, о чем он думал.
Мужчина. Довольно-таки высокого роста, плотного, физически подтянутого телосложения, но судя по седине, тронувшей черные вьющиеся волосы, уже в летах, достаточно склонных. Он настойчиво стучался кулаком в дверь, ключи от которой покоились в кармане у подкрадывающегося и готовящего микро-инсульт этому незнакомцу, парня по имени Нэйтон Ривер.
- Могу я вам чем-то помочь? – смилостивился и без строгой угрозы в голосе спросил он.
Мужчина вздрогнул от неожиданности и повернулся.
«Не такой он уж и старый! Очень даже ничего…», - Нэйтон  изучал лицо негаданного посетителя.
- Вероятно, можете…. – заговорил с нескрываемым волнением гость. – Я уже третий день прихожу и не могу достучаться до хозяев. Может, знаете, почему?
- Знаю, - улыбнулся ему Нэйтон, припоминая, что все же знаком с этим дядечкой, но детали знакомства туманно плыли в голове, путаясь и перемешиваясь.
- Простите за вопрос, но вы кто? – запоздало насторожился незнакомец.
- Я сосед…ну, почти…
- Тогда вы знаете, где они могут быть?! – с надеждой спросил мужчина.
- Да, знаю, - сказал печально Нэйтон Ривер и, подумав про себя: «Одна в могиле, другая – черте где!», добавил. – У вас, наверное, что-то срочное?
- Очень и очень, молодой человек. Постой-ка, - незваный гость достал очки из нагрудного кармана кожаной куртки и, предварительно не потирая стекол, водрузил их на нос, устремляя глаза на этого парня.
Нэйтон примерно в эти же секунды окончательно и вспомнил его.
- Ты! Ты…если мне не изменяет память, тот друг Ренис Нолл?
- А вы, если я не ошибаюсь, друг Джона Леринга? – намеренно применил это имя Нэйтон, зная, что звали его Мэвил Оруэл.
- Да. Покойного моего друга друг. То есть я.
- Давайте пройдем в дом, - предложил парень, быстро достал ключи, отпер дверь и распахнул, пропуская этого пришельца из прошлого в дом.
Видя, как хозяйничает Нэйтон, Микки Ровспел (а это был никто иной), с подозрением ходил по пятам, молчаливо наблюдал затем, как он протирает стол, моет чайник и ставит на плиту, соблюдая традиции этого дома – традиции доброй женщины – Эллисабэт Нолл, спешившей напоить чаем любого случайно зашедшего человека. Если, конечно, человек этот не сулил зла и не предвещал беды, то есть, не был посланцем Генри.
- Позволь спросить, а где же… - не выдержал вскоре гнетущей тишины и неизвестности мистер Ровспел.
- Присядьте, - оборвал его вопрос Нэйтон.
- Зачем?!
- Лучше сядьте. Легче будет воспринять.
Микки сел за протертый Нэйтоном стол и внимательно посмотрел на него.
- Эллисабэт Нолл – мертва. По официальной версии – повесилась, негласно: была повешена.
Глаза гостя полезли на морщинистый лоб, он, сняв очки, в мрачном молчании отложил их на стол, а Нэйтон твердо и ровно продолжал:
- А ее дочь, Ренис Нолл, досталась тому, кто ее искал.
Микки, не моргая, смотрел большими серыми и тусклыми глазами на говорившего парня. Минуту длилось его молчание, после которого он едва слышно спросил:
- Значит, тоже мертва?
- Не думаю. Год назад была еще жива.
- Но ты же сказал, что Генри…
- Сказал, но не убил ее, а заставил на себя работать. Вот уже третий год.
- Как это в его стиле! – Микки задумался и спросил. – Ренис знает о матери?
- Уже знает, - Нэйтон поставил на стол чистые чашки, которые долго полоскал под струей воды и тщательно скреб новой губкой, найденной в шкафу.
- А мать сразу…
Нэйтон перебил, загодя читая все его предсказуемые вопросы:
- Нет. Ее убрали не сразу. Чуть меньше, чем полтора года она жила здесь одна, пока Ренис приносила прибыль Генри.
- А потом он счел нужным избавиться от женщины, - прошептал громко Ровспел.
- Да. И убрал последнего родного человека Ренис.
- Прискорбно.
- Жестоко, мистер, - поправил в духе Эллисабэт Нолл Нэйтон. Видимо эта кухня передавала ему качества бывшей добродушной хозяйки.
- Микки. Меня зовут Микки Ровспел, - друг Мэвила вспомнил, что не представился.
- Рад знакомству, я – Нэйтон. Тот Нэйтон, который бросил Ренис в самый трудный момент.
- То есть, как? – не понял смысла сказанного Микки и нахмурился.
Засвистел чайник, парень улыбнулся:
- Может, пропустим по чашечке чая и вам все расскажу? Если вы не спешите, конечно.
- Напротив, у меня уйма времени.
Нэйтон сел, занимая стул главы дома – Эллисабэт, о чем тут же подумал. Он начал неторопливо посвящать мистера Ровспела, соблюдая временную последовательность, во все то, что произошло с этой несчастной семьей после гибели Мэвила Оруэла и отъезда с его телом Микки. Не упустил покушение Ренис Нолл на Фринвуда, и ее тюремный срок. Рассказал про «смерть» Ренис и про похороны. Поведал об обидном вранье, вскоре признавшейся матери девушки, в том, что она жива. Подробно изложил про свои тщетные поиски, в которых совершенно случайно встретил Ренис и снова потерял. За чередой новых целенаправленных поисков последовала волна неприятностей, которые накрыли его, когда обвинили в причастности к убийству Эллисабэт Нолл. Не забыл он и описать загадочные стечения обстоятельств, предшествовавших смерти матери Ренис, а также и те приключения Ренис с людьми Генри, о которых девушка сама ему рассказывала.
Гость слушал, пил чай, задавал вопросы, для себя разъясняя что-то, и опять пил чай. Напиток заканчивался, Нэйтон подливал горячего и ему, и себе, и все говорил, и говорил, и говорил, чувствуя, как становится легче на душе. Нести и держать все это в себе (ведь семье такого не расскажешь, друзьям – и подавно!) и, наконец, выговориться этому абсолютно чужому, но такому внимательному и спокойному человеку – было подобно наслаждению осужденного, оказавшегося за стенами своей клетки и вдохнувшего воздуха свободы, который, в принципе-то, ничем не отличается от воздуха тюремного двора.
Нэйтон дошел в своем повествовании к заключительной части: их прощальной встречи с Ренис и такого глупого уговора. Вывалив из души и головы все мысли, замолчал, устремив глаза на дно чашки.
- Ее можно понять, - сказал вдумчиво по завершению исповеди, рассудив обо всем про себя, Микки Ровспел. – Она отказалась от тебя, опасаясь за твою жизнь.
- А меня?! Можно ли понять такого подлого труса, как я? – спросил Нэйтон, вдруг припоминая про себя (трепещи!) труса-джокера. – «И чем же я лучше этого Джонатана, если повторил его же ошибку?! Пусть ситуация и немного другая, но я же так же бросил ее!».
- Тебя тоже можно понять, - прервал его самолинчевания Микки. – Не каждый, знаешь ли, кинется искать ту, что находится неизвестно где. Искать, не зная, как вообще это делать и при этом умудриться найти. И потеряться вместе с ней.
- Вы смеетесь надо мной? – губы парня тронула легкая, но кривая улыбка. Собеседник философски отнесся к его ситуации, и ему это нравилось.
- Ничуть! Я, имея связи, деньги, и тот струсил бы идти на ее поиски.
Нэйтон удивленно уставился на мистера Ровспела.
- Ты же не струсил, Нэйтон, ты просто устал. Понял, что она не бросила бы это ни через год, ни через два. И это не потому что ей нравится, - Микки с загадочной улыбкой поднял руки и потер морщинистый лоб. – Хотя, может и нравится. Ее отец был в чрезвычайном восторге от такой жизни. Его устраивало это занятие: укради у одних, убей других. Пусть и своими руками он вершил иные дела, но ведь был в компании подобных изуверов. Да и это неважно, я вот что хочу сказать…
Мужчина замялся немного, обдумывая слова, Нэйтон терпеливо ждал.
- Не бросила бы она все это – потому что это невозможно. Там только один вариант, парень.
- Убить Генри, да? Этот бред я от нее уже слышал!
- Это не бред. Это единственный выход. И отвадила она тебя, потому что именно это и задумала. А что ей еще делать?! Иначе никогда не освободишься.
- Убив его, хотел освободиться и ее отец, не так ли?
Микки Ровспел кивнул.
- Только у него ничего не получилось, кроме как семью на бесконечные скитания пустить.
- Не свезло, не повезло. И только.
- В везении ли дело?! – едко усмехнулся Нэйтон, подразумевая, что Кранк Крамер сознательно обрек родных на такую жизнь. Наивная уверенность в затее, которая провалилась, погубила все.
Мудрый собеседник на это лишь пожал плечами и спросил:
- А где сейчас Ренис не знаешь?
- Знаю и как раз за ней и собираюсь.
- Вы поддерживаете связь?! – изумился и чуть на стуле не подпрыгнул Ровспел.
- Поддерживаю, но не с ней.
Микки нахмурился, складки на его лбу, казалось, были многоступенчатым прессом, что давил на брови.
- Это очень опасно играть в такие игры. На том уже попался мой друг Мэвил.
- Я не оплошаю.
- Генри знает о тебе?
- Не думаю, - в этом Нэйтон Ривер сомневался, уверенности не было никакой.
- Все же не стоит всецело доверять и полагаться на информатора, - поучал бывалый в таких делах Микки.
- А что мне делать, если нет иного выхода?
Мужчина вздохнул и больше возражать не стал. Только размышлять над чем-то.
- Что насчет вас? Что привело вас сюда и зачем вы три дня пытались достучаться в пустоту этого дома?
- Приехал оказать помощь, но, как я уже понял, сильно опоздал.
- Да. Опоздали не то слово.
- Не суди строго…
- Уже вынес приговор, - улыбнулся парень и сделал жест рукой, мол, ничего, не имею никаких претензий.
- У меня ведь тоже есть своя семья, жена, дети, внуки и старые родители. Я уже не могу срываться по первому зову, как это делал Мэвил, - все же оправдывался, больше для себя, мистер Ровспел.
Нэйтон на это не отреагировал, у него был другой волнующий его ум вопрос:
- Какую помощь вы собирались оказывать?
- Если бы застал обеих, то посодействовать в смене данных и города.
- Если бы застали только убитую горем мать, у которой украли дочь?
- Помочь в ее поисках.
- Тогда считайте, что я – ее мать, - кривая-кривая улыбка Ренис, принадлежащая джокеру.
- Но ты же вроде в курсе, где она, - не понял парня Микки.
- Да, но судя по тому, что вы мне сказали, я ее могу не застать. И целиком полагаться на информатора вы меня остерегли. А это ваше хвалебное: «…имея связи…» вселяет в меня надежды вновь.
- Хитер же ты.
- Я не умел. Меня Ренис научила.
- Хорош учитель! Но вот что, - Ровспел почесал всей пятерней затылок, другой рукой выловил из кармана джинс визитку, поставил на стол и сказал. – Ты езжай, как и задумывал сам, и если все-таки ее не найдешь, то звони мне. Я прибуду сразу.
- Не обманете? – почему-то вдруг засомневался Нэйтон, решив, что отважный гость дает задний ход.
- Нет. Мне пока нужно вернуться, оформить кое-какие документы.
- Звучит как отмазка от дуэли.
- Ладно, тогда прямо скажу: Мэвил задолго до своей смерти завещал Ренис все имущество. Квартиру, машину, некоторые счета в банке. Под именем Джон Леринг он был широко известен, и столь странное завещание вызвало недовольство у родных, которые по праву наследования были гораздо ближе. Множество проведенных экспертиз доказало подлинность составленного завещания, но возникли другие неприятности.
- Что, никто не верит, что он мог подарить все добро своей будущей молодой жене?
- В том-то и дело, что никто не видел этой жены. Кроме меня и семьи, которым было не до нее тогда в морге.
- Ах, да, - Нэйтон ворошил подробности проведения несостоявшейся скрытной свадьбы, после которой вся семейка Нолл намеревалась пуститься в бега. И не успела.
- Еще к тому же возникнут серьезные проблемы с мертвой Ренис Нолл, смерть которой была не естественной, а убийством, хоть и не преднамеренным. Несмотря на все эти нюансы, сейчас живая Ренис не помешала бы мне.
- Думали использовать, как прямое доказательство?
- Да, но…
- Увы, она уже у Генри.
Гость тяжело вздохнул.
- Не представляете, как подобное может разрешиться, да?
- В общем-то, да. Потому я и весь в делах. Мэвил указал меня своим доверенным лицом.
- Ну, теперь мне все понятно, - верил ему Нэйтон.
Растратив еще коло часа на пустые разговоры, они вышли из кухни и покинули дом. За калиткой распрощались и разбрелись своей дорогой: Нэйтон Ривер – паковать вещички на скорое рандеву с Ренис, а Микки Ровспел – продолжать судебные тяжбы для нее.

Глава тридцать седьмая: «Все, чему учила Лаура».

Вновь стремительно перемотаем время, чтобы плотнее насесть на Ренис Нолл, которая проснулась на полу в коридоре от жуткого чувства голода. Схватила сумку, извлекла из нее пакет  с провиантом от заботливой не в меру Карлы, вывернула его и жадно принялась поглощать булочки. Закусывала их с шоколадными батончиками для сытности. Сидя на полу, совмещала несовместимое, наслаждаясь одним лишь тем, что может просто есть.
- И что дальше? – равнодушно спросила вдруг Рахима.
- Наверное, будет пить, такая еда комом в горле на века застрянет, - ответила Шинон.
- Я имела в виду, в целом, что дальше-то?!
- А, ну… - промычала им Ренис вслух с набитым ртом.
- Что «ну»? – стало любопытно Шинон.
- Понятно же, что бегать и прятаться, - поспешила едко перебить Рахима ту, что только что сглотнула, готовясь говорить.
- А может просто вернуться домой?
- Ты дура?! – Рахима, брезгливо морщась, посмотрела на наивную Шинон. – Кто позволит тебе туда вернуться и уж тем более там мирно жить?! В первую очередь, засада будет в доме!
- И правда, - согласилась с ней Ренис. – Да и там, наверняка, давно обжился Нэйтон. С семьей, - девушка вовремя вспомнила, как он говорил про то, что ее мать наследовала дом ему.
- К черту Нэйтона! Мы будем жить не хуже!
- Это как же? – безразлично спросила Шинон у оптимистично настроенной Рахимы.
- Убийство на завтрак, обед и полдник!
- Здорово, Рахима, если учесть, что убивать будут тебя, - две более и менее положительные личности укоризненно качали головой злобно улыбающейся Рахиме.
А девушка в коридоре, поглощавшая запасы, вдруг замерла, насторожившись от возникшей тишины в голове.
- Мне нужны деньги, - сказала она, прикидывая в уме, что для того, чтобы быть Ариадной Ангст, ей полагается иметь соответствующие элементы гардероба, уйму косметики, новую стрижку и подходящий цвет волос. Для всего этого выпадает на ее долю неизбежное опасное действие – вылазка и поход по магазинам. Поход не в один, не в два, а в несколько.
- Появляться в городе мне пока нельзя. Хотя бы пару дней нужно отсидеться, усиленные поиски в разгаре, - буркнула девушка и откусила еще кусок от булочки, планируя его хорошенько прожевать.
- Потом ведь тоже нельзя, - вмешалась в монолог Рахима. – Тебе уже нужно быть кем-то другим, чтобы тебя не узнали, расставленные по точкам города, товарищи.
- Твоих сбережений будет недостаточно. Придется снять с карты Ариадны, а для этого – посетить банкоматы, у которых тебя однозначно будут сторожить, - дала совет совсем даже не глупая Шинон.
- И как же мне быть? – спросила у них, прекратив жевать и вовсе потеряв всякий интерес к еде, девушка.
- Думай, - хихикнула Рахима и исчезла, забрав с собой и Шинон.
Осталась Рэн одна сидеть в коридоре. Засиживаться не стала, завернув остатки провизии в пакет, встала, отряхнулась и скинула верхнюю одежду.
Осмотрелась.
«Пыльно», - подумала она и, на время отвлекаясь от собственных проблем, взялась за уборку.
Закончила очень быстро. Площадь однокомнатной квартиры практически пустовала, даже из спальной утвари в комнате – один тоненький матрас, скатанный и спрятанный под окном за грязноватой и длинной занавеской. Из мебели – один навесной шкаф на кухне, забитый посудой и мелкими принадлежностями, необходимыми в хозяйстве и в быту, такими как: нитки, иглы, ножницы, фольга. Были также в нем: отвертка, увеличительное стекло, линейка, мини-молоток, банка с гвоздями и прочий набор инструментов для срочной починки чего-нибудь.
Помимо шкафа на кухне находился холодильник, а еще печь и раковина. Ну, из расчетов арендодателей, хотя бы это на кухне должно быть, а то какая ж это кухня!? А все другие атрибуты мебели по задумке должны были иметь сами квартиросъемщики. За то и плата была щадящая. Эконом-класс, одним словом.
Девушка поднялась на носочки и достала с холодильника запылившийся сверток. Села опять на пол и развернула его. На руках оказались еще два паспорта: Рахимы и Ренис. Второй ее мало интересовал, а вот первый она полистала, тщательно изучая страницы и приговаривая:
- Я же помню, где-то было…. Где-то здесь…
Страница за страницей лицо Ренис мрачнело, но вдруг:
- Вот! – радостно воскликнула она, с довольным видом рассматривая предпоследнюю страницу, на которой очень мелко, но четко и аккуратно, материнской твердой рукой были помечены адреса всех банков, в которых отец открыл счета на имя Рахимы Сафалиевой.
- Чего радуешься?! – возникла Рахима. – Ты хоть в курсе, что с твоим паспортом могут возникнуть сложности?
- В смысле? – спросила Ренис, тут же понимая, что этот заграничный паспорт – получен ею достаточно давно, и даже со второй его смены, что произошла при матери, прошло приличное время. А ей уже скоро двадцать девять лет.
- Вот-вот, - хмыкнула Рахима опечаленной девушке.
- Я что-нибудь придумаю, - не думала унывать Ренис, отнюдь, воспряв духом.
Оба паспорта она убрала в сумку, которую перетащила к матрасу в комнату. Взамен достала карточку и паспорт Ариадны Лауры Ангст, чтобы смотреть на них и напрягать мозги на усиленную работу в поисках  выхода из сложившейся ситуации. Ей как-то надо было снять деньги Лауры. Но как?! Как это сделать незамеченной и неузнанной?!
Ломая над этими вопросами голову, она просидела в квартире три дня. Еда от Карлы закончилась еще утром второго дня, дальше она пила только воду из-под крана. Потребность выйти в магазин встала перед ней острее, чем необходимость снять деньги. Свои сбережения на еду у нее еще оставались. В голодном отчаянии, Ренис таки решилась на опасную вылазку. Задумала сделать это она ночью, сильно так рассчитывая убить двух-трех зайцев одним выходом и полагаясь на круглосуточные банкоматы и супермаркеты.
«Нужно только не попасться на глаза следопытам», - порывшись в сумке, она нашла старые, ни разу не ношенные джинсы, которые подарила когда-то ей Ирма, огромную растянутую футболку Адама, оставленную им в подарок на память и куртку Лауры, которую пришлось вывернуть наизнанку, как бы ужасно это не смотрелось. Пришлось это сделать потому, как многие из команды видели и знали эту курточку.
«Еще бы как-нибудь запрятать лицо», - но у нее не нашлось ни шапки, ни платочка. Был носовой платок, да только с ним недалече уйдешь. Мысленно Ренис вписала в список покупок шапку, шарф, и платок на всякий случай.
Пришлось выкручиваться по-своему: полностью и достаточно высоко собрав и закрутив волосы в пучок, подвязала их носовым платком за неимением резинки и заколки. Всему найдется применение, нашлось у нее даже шнуркам – скрутив их в жгут, подвязала ими непослушную челку, полностью открывая высокий лоб. Этого она почти никогда не делала. В команде Хантера волосы ее не знали, что такое быть собранными в хвост и заплетенными в косу. Она всегда ходила с распущенными и лезущими в глаза волосами. Кикимора болотная, одним словом. Исключениями были моменты, когда приходилось преображаться для дел, связанных с ювелиром, но и там лицо не открывалось, все просто аккуратно укладывалось.
И вот тебе новый образ, но все того же бомжа с широких улиц: в похожих на старые колготки черных джинсах и широченной, как ковер, полинявшей футболке, что висела у самых колен (Адам и отдал-то ей ее, чтобы избавиться от этой тряпки), и изрядно мятой куртке Лауры. Вид головы, которую Адам непременно обсмеял бы, сравнив с луковицей, описывать не буду.
Сделав глубокий вдох и рассовав по карманам, что все разом оказались внутренними, деньги и карточку, девушка вышла в тихую и лунную ночь на опасные улицы города. Она не знала о преимуществе, которое подготовил ей Хантер. Каэл, предполагая, что Рэн не кинется сразу же покидать город, посоветовал Дьюи прочесывать больше вокзалы и прочие отправные пункты. Сын Генри счел этот совет полезным и верным, ибо и сам к тому склонялся. Он последовал наставлениям Хантера, который снова, таким образом, помогал Ренис из тени, предоставляя возможность снять деньги.
«А именно это и нужно сделать, если она, конечно, догадается», - думал он.
Но по совету еще одного неглупого человека – Рика, Дьюи все же пустил по городу группу людей, которые зорки были днем, а ночью сонно коротали время, слоняясь по прикрепленным за ними дворам. А иные норовили в наглую прикорнуть в кустах или подъездах до утра.
Когда Ренис вышла из подъезда, к ней постучалась здравая мысль. Ты же помнишь, что квартира эта находилась недалеко от вокзала? Как это «нет»?! Как ты читаешь, друг!? Озираясь на дорогу, она нервно кусала губы и искала глазами такси. Узрела, побежала и, взмахнув рукой, успела остановить. Открыв дверцу машины, Ренис увидела за рулем коротко стриженую женщину лет сорока-сорока пяти, облегченно выдохнула и уверенно села.
- Куда? – спросила та, принимая заказ.
- К банкомату.
Женщина-таксист, недобро сдвинув брови и хмыкнув, сказала:
- В трехстах метрах отсюда, на вокзале есть один. Не хромая, прогуляйся.
- Но мне нужен банкомат в самом захолустье города, - жалобно залепетала бомжеватого вида девушка, криво-криво улыбнулась, доставая из кармана свернутую в клубок пачку накопленных денег. – Исполните мою прихоть – заплачу в два раза больше.
- Меня легко уговорить, - улыбнулась женщина, она сменила презрительный тон и вдавила в пол педаль газа.
После пятнадцатиминутного лавирования по улицам и виражами на открытой пустынной дороге, желтое такси остановилось в тихом безлюдном районе на самой окраине города – у закрывшегося отделения банка. И еще бы ему не закрыться, уже половина первого ночи. Ярко светила светодиодная лампа над банкоматом, глубоко утопленным в стену здания банка.
Ренис, колеблясь и оглядывая местность, с робостью открыла дверцу.
- Подождете меня?! – чуть ли не слезно просила она.
- Не вздумай убежать, не заплатив, - угрожая, кивнула доверчиво женщина и заглушила мотор.
Ренис побежала к светящемуся банкомату. С долгим подсчетом в уме, сняла нужную ей сумму. Испугавшись шороха где-то сбоку от себя, дернулась, схватив деньги, испуганно рванула к машине.
Над ней заливисто хохотала женщина на весь салон автомобиля:
- Ну, ты и умора! Трусишь собственной тени!
- Грешно смеяться над моими изъянами, но вы смейтесь, - Ренис улыбнулась, озираясь назад, на банк, боясь, а не слежка ли то была. – Мне нравится ваш не по годам озорной смех.
Женщина развернулась к ней всем корпусом и принялась внимательно рассматривать свою пассажирку с деньгами, лежащими на коленях:
- Откуда и куда столько такой вот оборванке?
- Большую часть придется отвалить вам, как я и обещала, - уклонялась, как могла от прямых ответов девушка.
- Большую?! – таксистка задумалась. – Учитывая твой двойной расчет, ты все равно мне переплачиваешь. Если, конечно, у тебя не запланированы еще поездки.
- Верно мыслите, мадам. Мне нужен магазин одежды. И прямо сейчас.
- Сожалею, но круглосуточными бутиками наш город не располагает, - женщина сказала и посмотрела на скисшую загадочную незнакомку. – Устроит ли тебя секонд-хенд? Я знаю один неподалеку, работает все двадцать четыре часа и подходит для таких, как ты.
- Меня утешит и это, мэм. Мчите же меня к нему, а затем в какой-нибудь огромный супермаркет, - Ренис, не спеша, собирала и утрамбовывала в ровную пачку деньги из карманов и полученные в банкомате. Она продумывала пришедшую в голову еще одну мысль.
- Странная ты, - очень вдумчиво сказала женщина, выполняя новый заказ.
- Странной всегда попадаются странные. Вы не замечали такой странной закономерности?! – лукавая улыбка девушки и ответный пронзительный взгляд водителя через зеркало заднего вида. И молчание. Суровое молчание, говорившее о том, что кое-кто за баранкой сосредоточился на размышлении о вечно попадающихся странных пассажирах.
У упомянутого секонд-хенда автомобиль притормозил, занимая место на парковочной стоянке. Ренис выбежала из машины и юркнула в небольшой магазинчик. Не особо придираясь, набрала комплект нужной ей мужской одежды: шапку, дутый пуховик, широкие утепленные брюки, потрепанные мужские кроссовки самого маленького размера. Расплатилась и с немалым пакетом вернулась в автомобиль.
- Теперь в супермаркет?
- Ага! – Ренис утрамбовывала пуховик, уменьшая и сжимая его, чтобы занимал меньше объема в пакете.
В супермаркете она чуть не затерялась в поисках нужных ей отделов, все-таки нашлась и отыскала верное направление. В отделе косметики похватала несколько разных красок для волос, тюбики тональных корректирующих кремов нескольких оттенков, десяток помад едких цветов и еще кое-какой ерунды ко всему этому. Двинулась в продуктовый отдел, где набила корзину всем и понемногу. Припаслась булочками, батончиками и всякой вредной всячиной, которую в прежние годы житья с матерью и пальцем бы не тронула, не то чтобы есть поесть надумала. Вот так вот. Жизнь меняет все и напрочь отбивает желание готовить вкусную и полезную пищу своими руками.
С огромными пакетами по обе руки, Ренис втиснулась в машину. Женщина за рулем с усмешкой наблюдала и молчала, пока та устраивалась меж пакетов удобнее.
- Ну, куда теперь изволишь?
- Домой, - сказала, облегченно выдохнув, девушка и назвала адрес.
Такси притормозило у подъезда. Как и обещала, Ренис заплатила двойную цену. Женщине стало даже как-то неудобно за такую сумму.
- Может, тебе помочь? – решила отработать физическим трудом она.
- Неа, я сама, - Ренис пыжась, вытащила все сумки и пакеты из машины. – Вашими услугами я и так осталась довольна, мисс.
- Как тебя зовут? – спросила женщина ее.
- Ре…. Ариадна, - вовремя нашлась Ренис, осознавая, что на автомате чуть не провалилась, назвав ей опасное имя.
- Ариадна, могу дать тебе визитку, и будешь ездить со мной дешевле, став постоянным клиентом.
- Я не против, мэм.
- Голди. Меня зовут Голди, - представилась женщина и протянула девушке визитную карточку с номером телефона, на обратной стороне которой была реклама кондитерского магазина.
- Закажу вас на следующей неделе. Ждите, - со всей серьезностью предупредила Ренис и зубами схватила твердый бумажный ламинированный прямоугольник, так как руки были заняты.
Голди, улыбаясь, кивнула и, сдав назад, на полной скорости выехала со двора.
«Отчаянное такси, однако», - подумала Ренис и поспешила к себе, из темноты подъезда дважды обернувшись, не следит ли кто за ней. Никого подозрительного не увидев, спокойно поднялась на свой этаж и после долгой возни с ключами и пакетами открыла дверь в свое убежище. Бросив все накупленное у порога, она прошла в комнату и грохнулась на матрас, дескать, дела делами, но надо сначала отоспаться.
Выспалась. По пробуждению пожевала булочки и запила их молоком. Поздновато спохватившись, вычистила зубы и принялась за дело: красить голову и стричь волосы, делая из себя то, что было в паспорте Ариадны Лауры Ангст. Результат ее трудов был более чем удовлетворительный. Для завершения образа не хватало только дорогого шмотья. Обзавестись им – и вперед, элегантно валить из города. Но чтобы претворить это в жизнь, следовало реализовать идею, пришедшую ей в такси прошлой ночью.
«Лучше сначала пару дней отсидеться, а то вдруг меня все-таки увидели…», - опасалась беглянка Рэн.
Нет, не увидели. Вообще никто.
Она все же отсиделась на квартире и решилась возобновить шпионские действия, но уже не ночью, а ближе к вечеру, чтобы успеть до закрытия магазинов, ведь не все они работают в выгодное ей время.
С брезгливостью влезая в купленные в комиссионке вещи, Ренис думала только об одном: где ей найти ту, что согласится помочь, хоть и за деньги? Ведь контингент предполагаемого помощника в данном деле может просто подозрительно к ней отнестись и отказаться, мол, что за извращенка тут нашлась, катись отсюда, пока череп не проломили!
«Жаль, что Голди не той комплекции», - подумала она и подбадривающее сказала вслух:
- Да ладно, хоть одна, да согласится, позарившись на деньги! – спустила шапку ниже бровей и, шаря в кармане рукой, нащупывая ключ, пошла открывать дверь.
По улицам она шла слегка вразвалочку, намеренно косолапя ноги. Куртку пришлось расстегнуть, чай не зима уже давно, а месяц май. Она (а для посторонних и незнающих всего глаз – «он») шла целенаправленно на те самые улицы, где можно найти какому-нибудь маньяку – последователю Джека-Потрошителя для себя новую жертву, которой никто и никогда не хватится, а если и хватится, то вмиг забудет и отмахнется. Иначе говоря, путь Ренис лежал в «кварталы красных фонарей», которые, как и любые известные достопримечательности, такие как парки и музеи, найдутся почти в каждом городке.
Нашла, наконец, их и она. И все же шла Ренис мимо расставленных то там, то тут «заботливыми» сутенерами девушек. Бегая глазами от одной вульгарно одетой до другой в не менее вызывающем наряде девушки, Ренис брела мысленно приговаривая:
«Не пойдет. Не то. Не та…», - при этом понимая, что попросту боится подойти и с ними заговорить.
Выбор ее пал на самую последнюю представительницу древнейшей профессии в этом длинном ряду – на невысокую и худую девушку в неприлично короткой кожаной юбке и весьма приличной блузе. Она отрешенно смотрела себе под ноги и, часто затягиваясь, курила.
«Была, не была!», - Ренис мысленно опрокинула стопочку горячего молока для храбрости и зашагала к одной из семейства «ночных бабочек».
- Привет. Сколько? – сама не знала, это ли нужно спрашивать, и вообще, нужно ли, с волнением спросила Ренис. А вернее, худой, бледный и некрасивый бродяга – оборвыш, которым она и выглядела сейчас на все сто пять процентов.
Девушка перед ней неторопливо затянулась еще раз, с полным подозрения прищуром разглядывая возникшего перед ней человека и прикидывая, есть у него хоть доллар в рваном кармане.
«Нет, конечно!», - сделала вывод эта белокурая девушка с завитыми в бараньи кудряшки, волосами и ярко-голубыми тенями под бровями, пока выдыхала табачный дым. Она отвернулась и, не отводя зажатой в двух тоненьких, будто прозрачных, пальцах, сигареты от лица, с холодным презрением сказала:
- У тебя столько нет.
Ренис аж задело.
«Это у меня-то?!», - подумала с диким возмущением (которое едва обуздала) она, ловя взглядом сутенера, который встрепенулся и оторвался от стены здания напротив. Поразмыслив несколько секунд, она с вызовом бросила:
- Я заплачу больше, - рука ее полезла в карман и вынула кипу, скрученных в рулон, зелененьких банкнот.
Белокурая девушка вцепилась глазами в этот сверток, забыв про сигарету и отставив руку с ней, оставляя бесцельно догорать. Затем она вперила свои маленькие карие глазки в лицо этого бродяги. Подошла ближе, и стала тщательней разглядывать:
- А ты не слишком мал для… - она запнулась, осененная внезапно вонзившейся, будто стрелой в голову, догадкой. – Ты – девушка?!
Ренис кивнула, боясь, что «жертва» сейчас сорвется с крючка и потому поторопилась раскрыть все карты:
- Мне нужна от тебя лишь одна услуга, за которую я щедро расплачусь.
- Что за услуга? – «бабочка» сделала шаг назад, намереваясь отойти, но возможность обогатиться не хотелось упускать. Пускай и такую подозрительную.
- Я дам денег, чтобы ты купила мне одежды…
- А что мешает сделать это тебе самой?! – перебила, чуя подвох, проститутка.
- Меня разыскивают, и я не могу появляться в общественных местах…
- Ты – воровка? – презрения в голосе стало больше.
- И да, и нет. Это…. Это долго объяснять, - Ренис умоляюще смотрела на свою зыбкую надежду в лице белокурой путаны, которая не торопясь, прикуривала новую сигарету, явно раздумывая над этим сомнительным предложением.
- Я не могу тебе помочь. Потому что не верю. Может, ты хочешь меня подставить? – быстро заговорила она, и глаза ее снова стали узкими щелочками недоверия. – Нас ведь можно по необходимости и в расход пустить, да?!
Обида на кого-то одного этой бабочки выместилась на Ренис, которая ледяной холод на ранимом сердце ощутила от услышанного и не до конца высказанного обвинения. Но, несмотря на это равнодушно пожали плечами и буркнула:
- Как знаешь, - и пошла в сторону другой девушки, что с интересом на них смотрела, переминаясь с ноги на ногу на своей условной точке – под фонарным столбом. Ускорилась, громко и вслух добавив. – Вас тут много, найдется та, что позарится на легкие деньги.
Белокурая кудряшка нервно кусала сигарету и часто моргала вслед. Вдруг, решительно отшвырнув ее, сделала шаг вперед и крикнула в спину:
- Постой!
Улыбка. Кривая-кривая, которая дерзко растягивалась, не размыкая губ. Она тут же сомкнулась и исчезла, и лицо вновь стало страдальческим. Ренис повернулась с непонимающим и недовольным лицом:
- Что?
- Подойди.
Ренис повиновалась. Девушка, взяв ее под ручку и прижавшись к ней, махнула своему «владельцу» и, сладко улыбаясь, сквозь зубы сказала:
- Ты готова для начала заплатить этому подонку, а потом еще и мне?
- Иначе я и не подошла бы.
- Давай деньги, я сама ему передам. А то если подойдет ближе, просечет, что ты девушка.
- А что, девушки вас не снимают?
- У него – нет. Он, видите ли, старых правил, - проститутка вырвала нужную сумму из пачки Ренис и грубо спросила. – Тебе же два часика хватит?
- Более чем.
Девушка побежала навстречу к сутенеру с деньгами, покорно отдала ему их и, вернувшись, вновь прильнула к Ренис.
- Можно без этого?! – недовольно дернулась она.
- Да, пожалуйста, - без обид отлипла белокурая распутница. – Меня, кстати, Нэлли зовут.
- А меня Ариадна, - соврала Ренис, прикидывая, что незачем ей знать другого имени.
- Что ж, Ариадна, веди меня к магазинам, в которых я не была.
- В таком виде тебе и не позволят в них побывать, - Ренис достала мобильный и быстро набрала номер.
В течение пяти минут их подрезала желтая старенькая «Хонда», в которой сидела уже знакомая для Ренис женщина-таксист. В этой машине Ренис привезла проститутку на квартиру, переодела в свои, не брендовые, но зато скромные вещи, благо комплекция совпала – с этим она не прогадала. После этого они опять сели в такси, которое по требованию Ренис примчало их к сети бутиков с вычурными названиями известных модных домов.
- Вот карта, оплачивай все с нее. Код сорок семь двенадцать. Если забудешь, он выцарапан на обратной стороне карты, - Ренис торопливо порылась в кармане. – Вот список того, что мне нужно. А это, - она вывернула другой карман. – Твой задаток. Успешно выполнишь все – получишь еще столько же.
Нэлли с горящими глазами смотрела на пачку, протянутую ей Ариадной.
- Не вздумай бежать (повторила Ренис, запавшую в душу, фразу таксистки) соблазнившись карточкой. Я легко тебя найду.
- Ха! Я еще за второй половиной платы приготовилась вернуться, не надейся!
- Тогда живо пошла! Я тебя на два часа купила и уже час в никуда потратила.
Заливисто и вульгарно хохоча, Нэлли вылетела из машины.
- Не знаю, что за таинственные дела у тебя, но я бы ей не доверяла, - посмотрела на Ренис в зеркало Голди.
- Я тоже не доверяю. Но у меня нет других вариантов.
- Я бы могла сходить вместо нее, и даже за меньшую плату твоего задатка.
- Нет, Голди, - вздохнула Ренис.
- Почему же нет?
- Ты не похожа на Ренис Нолл, - сказала задумчиво девушка и уставилась на прохожих за окном, сканируя их на принадлежность к Генри, и купились ли они на одежду «Мелкой», напяленную на проститутку. Ренис заметила двух парней, они запоздало побежали за Нэлли, но, заглянув той в лицо, с нескрываемой досадой вернулись на свое место и продолжили сидеть в засаде.
«Ясно. Я не ошиблась – город кишит теми, кого я не  знаю, но зато они прекрасно знают, как выгляжу я. Что, Генри, все силы бросил на мои поимки?!», - как-то приятно защекотало под ребрами. Ведь ее уже чуть больше недели не могли найти хваленые ищейки Генри, а раньше-то и трех дней не могла протянуть вне команды Хантера! И сейчас, глядя на закрывшиеся за проституткой двери, Ренис, расположившись со всеми удобствами на заднем сидении машины, удовлетворенно улыбалась, вспоминая свои неудачные попытки бегства.
Минут, эдак через сорок, выскочила на крыльцо бутика с пакетами из плотного картона, на которых были разнообразные знаки и эмблемы модных фирм, Нэлли. Постояла, покрасовалась, наслаждаясь собственными ощущениями от покупок. Спустилась со ступенек и так грациозно зашагала к машине. Было в ее поведении что-то от Лауры, как и от нее самой, не зря же выбор Ренис пал на нее.
- Ну и снобы же там работают! – ввалилась в машину Нэлли, чуть не забрасывая пакетами Ренис. – Смотрят, как на вошь с блошиного рынка, не веря, что в состоянии расплатиться.
- А как расплатишься, так услужливо вслед облизывают: «Приходите еще!!», - подхватила грустно Ренис, и Нэлли вдруг почувствовала в ней, обиженную жизнью, равноценную, почти родственную душу.
- Но по тебе не скажешь, что тебе знакома нужда… - прошептала она.
Ренис, пропуская слова проститутки так, будто ее не касалось это бормотание, вынула из внутреннего кармана куртки вторую половину оговоренной платы. Она положила ровную, не сильно толстую пачку денег рядом с Нэлли:
- Ты выполнила все условия, забирай. Я отвезу тебя назад, как раз в запасе у нас пятнадцать минут.
- А твои вещи?! – Нэлли засуетилась, доставая из пакета «рабочую» одежду, чтобы снять то, в чем была и быстро переодеться.
«Да оставь ты, выбросишь потом в мусор», - хотела гордо сказать Ренис, но не сказала, вспомнив, что своей одежды у нее и так кот наплакал. Поэтому, терпеливо отвернулась в окно, пока белокурая девушка одевалась.
Когда они подъехали к «месту работы» Нэлли, она вдруг обратилась к Рэн:
- Ариадна, слушай…. Я оказала услугу, не бесплатно, конечно, но окажи и ты. Прошу.
- Чего ты хочешь?
- Эти деньги, - девушка торопливо и дергано завернула все, что дала ей столь щедрая нанимательница, в пакет. – Прошу, отвези это к моей матери. Если я возьму их с собой, он у меня все отберет.
Что за «он» и гадать не надо, Ренис и так поняла.
- Адрес, - равнодушно потребовала она, и Нэлли сбивчиво назвала.
- Готова принять новый заказ от постоянного клиента? – улыбнулась Ренис, следящей за ней в зеркало заднего вида, женщине, чьи руки уверенно держались за руль.
- Только если постоянный клиент, которого я вижу не первый раз, хорошо заплатит.
- За мной не заржавеет.
- Странные вы, - сказала Нэлли, открывая дверцу и собираясь выходить из салона автомобиля. – Надеюсь, ты доставишь их моей матери.
Сильно сомневаясь в принятом решении «бабочка» вышла из машины, оглядывая улицу. Сгущались сумерки, приближая время к ночи, к самому подходящему периоду суток, благодатного для работы, таких, как она.
- Не переживай. Я хоть и странная, но честная, - Ренис по-доброму ей так улыбнулась, подумав, что практически сделала то, чего и боялась проститутка – подставила ее сегодня. А вдруг бы те двое, не разглядывая, схватили бы и увезли к Генри?! Что бы тогда было б?! Ее же потом живой и невредимой не отпустили бы! Повезло, что следопыты не стали цепляться за знакомую одежду Ренис.
Подумав об убитой невиновной (невинно убиенной) Нэлли, Ренис Нолл сильно возненавидела себя.
- Голди, - сказала она.
- Поняла, - женщина повернула ключ в зажигании.
Им вслед активно махала рукой вполне себе жизнерадостная проститутка Нэлли, опасавшаяся за деньги и уже пожалевшая об этом поступке. Сомнения в честности Ариадны были сильнее доверия. Однако ж, вскоре ей поступил звонок от матери, убеждавшей и успокаивающей ее тем, что получила деньги от странно одетого парня, который принес им сверток, в котором банкнот было больше, чем мать вообще когда-либо видела.
Ренис же, посетив эти трущобы, искренне прониклась ненавистью к сильным мира сего, стоявших у власти и неторопливо чесавших свои довольные задницы. Эта старенькая больная в суставах женщина и маленький белокурый мальчик, резво бегающий вокруг нее, что определенно приходился сыном Нэлли, которые жили в обветшалом бараке на другом конце города, тронули маньячку-убийцу до глубины ее гнусной души, да так, что захотелось убивать и убивать. И начать с верхушки правящей власти.
Но, увы. Размазав по лицу слезы жалости, разбитая этой картиной Ренис вернулась в машину.
- Понимаю, - сказала, тяжело вздохнув, и вправду понимающая Голди.
- Ты можешь повозить меня по городу до глубокой ночи? – прозвучала просьба от пассажирки, которая уставилась в окно с заплаканными глазами. Возвращаться в пустую чужую квартиру после увиденного ей не очень хотелось. И, прежде чем Голди что-то ответила, Рэн спешно и негромко добавила. – Не волнуйся. Все будет оплачено.
Ишь ты, какая щедрая!! На денежки-то Ариадны Лауры Ангст! Что же будет, если до денег Генри Мидлла руки корявые дорвутся?!
- До моих денег! – злобно поправила меня Рахима, и мне пришлось испуганно забиться в писательский пыльный угол.
Я уже второй год пишу, сознаюсь, это выматывает так, будто на рудниках спину ломаю. Эх, а давно я с тобой не общалась, друг мой, конопатый. Как дела, что нового? А хотя, я же и так все знаю. Вспомнила тебя неспроста, вопрос у меня возник. Не надоели ли тебе эти нескончаемые приключения одиночки, которые только начались?! Мне, если быть предельно откровенным человеком (на пару секунд), надоели. Скорее бы ее нашли и убили, да? Ну, или машина бы что ли сбила. О, кстати, как мне ее убить? Подсоби умным советом, а то вдруг, ты какие мудрые мысли имеешь и молчишь. Ладно, надо бы мне с этим закругляться, где там эта шизонутая маньячка. А, в такси…
Голди терпеливо катала по городу свою клиентку с чудачествами. Клиентка же эта с горечью вспоминала, как ездила вот так на заднем сидении машины с отцом из города в город. Потом с Мэвилом. С матерью. А затем с командой Хантера. Из города в город. И ездит сейчас. С посторонней женщиной по одному городу. И думала она том, что ей предстояло ездить из города в город одной. Одной.
«Одной!», - повторила она про себя и поежилась.
- Какая ирония, - вышла из своего укрытия Рахима. – Та, что так стремилась быть одной, открещиваясь от всех возможных и невозможных знакомств, дружественных связей и просто близкого сосуществования с другими родными и чужими людьми, наконец, осталась одна!
- Не надо, - попросила, заступаясь, наивная Шинон.
- Ну и? Каково это?! А? Каково быть одной?! – Рахима в голове, прикрывшей глаза, девушки громко рассмеялась. Звонкое эхо будто ножом резало уши.
Вздрогнув, Ренис открыла глаза:
- Достаточно…
- Что? Уже везти домой? – спросила Голди, подумав, что девушка обращалась к ней.
Ренис не растерялась и кивнула. Легче принять догадку водителя, чем объяснять то, что она пыталась заткнуть назойливый внутренний голос. Машина, свернув с трассы, съехала на дорогу, ведущую в район густо построенных многоэтажек, откуда начала петлять по дворам, пока не притормозила у нужного дома. 
Оставив внушительную сумму за транспортные услуги Голди, Ренис, взвалив через плечо бумажные пакеты, устало пошла к подъезду. Поднялась в квартиру. Была уже половина ночи, а Ренис сидела в комнате, заставляя себя съесть несвежую булочку. Запила водой, от молока ее уже подташнивало, и, как есть, не раздеваясь, упала на матрас и заснула.
 Следующие несколько дней она просидела в квартире, не зажигая света даже ночью. За это время прибрала и устранила все следы своего пребывания здесь, хотя, забыла кое-что на кухне, но то были незначительные мелочи. Ренис проверила в сумке всю коллекцию документов, спрятанный на дне пистолет Хантера, пересчитала оставшиеся наличные, изучила остатки на карте по чекам.
- Не густо. Свалить из города хватит, - сказала она и вновь утрамбовала все в сумку так, что уместились еще и вещи, приобретенные в секонд-хенде. Кроме куртки. Она не влезала из-за воздушности объема, и Ренис приготовила ее на вынос вместе с накопившимся мусором.
Квартиру она намеревалась продержать в чистоте, помня, что недалек срок ее сдачи. Буквально неделя оставалась. И девушка готовилась, подбирая образ, примеряя накупленные Нэлли модные тряпки. Выбор был сделан, прочие элитные шмотки были аккуратно сложены и убраны все в ту же сумку Адама, глянув на которую, беглянка подумала:
«Что делать с ней? С этой такой заметной и не гармонирующей с моим образом сумкой?».
- Голди! – подсказала Рахима, и вся идея уже плыла в голове Ренис Нолл.
А через два дня, уже готовая к труду и обороне, Ренис спрятала в сумку косметические принадлежности и домашнюю одежду, в которой пребывала все эти дни, расправила плечи и поволокла багаж к двери. Влезла в терпеливо ожидающие ее туфли, в которых прошлась по квартире, проверяя, все ли выключено и не забыла ли чего она.
- Ключ! Ах, да, это всего лишь мой дубликат, его можно просто выбросить. С арендодателями разберется Нэйтон, у него свои ключи.
- Если приедет, - едко гнула свое Рахима и ехидно прибавляла. – Если вообще вспомнит, что нужно приехать.
- Это уже не мое дело, - с легкой обидой на Нэйтона сказала Ренис, взваливая всю тяжесть сумки, повесив ее за ремешок на плечо.
Вышла за дверь на лестничную клетку. О чем-то размышляя, закрыла дверь, постояла с ключом в замке. Медлила, понимая, что на этом заканчивается ее относительно тихая жизнь и грядет нечто страшное. Вдруг резко вынув ключ и подобрав рукой непривычно длинную юбку, энергично зацокала по ступенькам. У подъезда ее уже ждала «Хонда» Голди.
Когда на заднее сидение была брошена сумка, а вслед за ней весьма грациозно проскользнула одетая с иголочки леди, Голди, оторвавшись от внутреннего зеркала заднего вида, в которое любила подсматривать за пассажирами, с возмущением повернулась к той:
- Дамочка, вы к… - «…кто?!», - застряло на устах, так как в эту же секунду Голди с изумлением и запозданием признала в «дамочке», так по-хулигански улыбающейся, свою странноватую клиентку Ариадну.
- Что такое, Голди? – рассмеялась так же элегантно, как и выглядела Ренис.
- Непривычно видеть тебя красивой.
- То есть, похожей на девушку, а не на жалкого оборванца?
- Нет. Красивой, - поправила, настаивая на своем, Голди, скользнув взглядом по спортивной сумке, набитой до отказа так, что нити в потаенных швах проступили. – Насовсем?
- Надеюсь, что получится насовсем, - погрустнела вмиг леди.
- Значит, видимся в последний раз? – Голди тоже взгрустнула. – Жаль терять такого клиента.
- Богатого и щедрого?
- Странного и интересного.
Ренис промолчала. Молчала несколько секунд, уже чувствуя к этой женщине легкую привязанность и вспоминая, что раньше для проявления этого чувства ей нужно было узнать человека поближе и знать намного дольше. Чего большую часть своей жизни она упорно избегала.
- Куда, на вокзал? В аэропорт?
- Вокзал.
Зажужжал мотор. Такси, пропетляв по дворам, выехало на главную дорогу, ведущую прямиком из этого района на вокзал. Когда автомобиль приближался к зданию автовокзала, Ренис нарушила неловкое молчание. Неловкое, потому что Голди была занята, а пассажирка все не решалась обратиться к ней:
- Голди.
Женщина вместо словесного ответа подняла глаза в зеркало и, поймав взгляд девушки, кивнула, мол, что?
- Нужна твоя помощь, - Ренис замялась, подбирая верные слова. – Не могла бы ты понести за мной мою сумку так, будто ты не со мной, а сама по себе? Соблюдая приличное расстояние, до автобуса хотя бы…
Голос сорвался, она поджала губы, не зная, что еще сказать, чтобы уговорить.
- Да ладно тебе. Я же понимаю, к чему твой сегодняшний маскарад и таинственное дело с той болтливой куртизанкой, - усмехнулась Голди. – Я тоже не маленькая девочка, знаешь ли. Ты ведь от кого-то бежишь и прячешься?
- И этот кто-то за мной наблюдает, - дополнила Ренис и, поймав встревоженный взгляд женщины, добавила. – Не беспокойся, с тобой ничего не случится. Меня еще не обнаружили и связи с тобой не просекли.
- Но запросто могут, если на плече милой миниатюрной леди будет висеть эта ужасная сумка, да?
Ответом был Хантеровский кивок. Водитель такси не дала положительного ответа, она в молчании припарковалась на стоянке и сказала:
- Расплатись и уходи.
Ренис расстроено вынула из сумки деньги, положила на сидение и накинула ремешок сумки на плечо, собираясь выходить и не представляя, каких размеров ее ждет провал с таким-то выдающимся багажом.
- Оставь ее. Я принесу. Только позвони, как купишь билеты и направишься в автобус, я…
- Спасибо, Голди, - вне себя от счастья перебила Ренис, готовая прыгнуть к ней на шею, обнять и расцеловать эту сухую и временами грубую женщину.
- А кто преследует-то? – спросила, сгорая от любопытства, Голди у выходящей из машины девушки. – Богатый старенький муж?
- Неа, просто богатый и старенький, - лукавая улыбочка, и легкая как перышко барышня застучала каблучками по отделанной плиткой дорожке, ведущей в зал здания автовокзала. Ушла,  оставляя думать женщину, что эта девушка однозначно чья-то любовница.
Хочешь, опишу тебе это перышко из куриного крылышка? Не хочешь?! Что ж, получай, тебе назло!
Одета она была лучше, чем когда-либо в своей жизни: длинная черная плиссированная юбка из шифона, прикрывающая высоченный каблук изящных лакированных туфелек. Низкий, но широкий пояс юбки туго обхватывал заправленную и облегающую, будто чулок голову грабителя банка из второсортных комедий, водолазку черного цвета, мерцающей в свете солнца блестками, которыми была мелко-мелко усыпана. У шеи подобно змее вился ярко-алый шелковый шарф, на который спадали русые, словно взбитые ветром, волосы. Плотная челка, уложенная на манер Лауры десятилетней давности, низко накрывала один глаз, густо подведенный и чрезмерно обмазанный смешанными тенями. Зато второй хорошо просматривался под изогнутой бровью, выкрашенной под тон волос. Губы ее были накрашены миллиметра на два выше естественного контура и выглядели больше, чем на самом деле из-за равномерного и жирно нанесенного слоя помады, что была такого же цвета, как и шарф. Шло это чудо-юдо рыба-лещ очень легко, ступая уверенно и твердо на своей зыбкой обувке, нет-нет да покачивая грациозно бедрами.
Покажи ее сейчас Хантеру – пошел бы лично убивать и Генри, и Дьюи, только бы оставить это черновую мини-копию Лауры себе. Но нет, Каэлу не суждено было ее такой увидеть. А впрочем, кое-кто ее все же узрел. И наудачу Рэн этими очевидцами оказались люди из команды Хантера – Итан и Стив, которые для отвода глаз Дьюи были вместе с Ирмой и Риччи отправлены их командиром прочесывать вокзал в компании нескольких подчиненных Дьюи. Они все разбились попарно и разделились, что бы заняться осмотром территории. Стиву с Итаном достался зал автовокзала.
Первым на нее поднял красные и усталые от бессонной ночи глаза Стив, когда она шла навстречу. Он поднял их для привычного разглядывания и тут же отвел, с первых секунд поняв, что в этой модной богачке нет ничего важного, но…. Что-то заставило его вернуть на девушку взгляд. Что-то, что говорило, нет, кричало ему, что он знает эту кривую улыбку!
Да. Увидев и узнав их, Ренис не сдержалась и заулыбалась. Подобно радости долгожданной встречи была ее улыбка. И вроде бы всего полторы недели не виделись, а ей так захотелось подойти, поговорить с ними, но это делать было нельзя. Она не хуже этих парней знала, что ими двумя слежка не ограничена, и есть те, кто контролирует их работу.
Не отвечавший на вопрос, Стив возмутил Итана и он, посмотрев на напарника, перехватил взгляд и проследовал глазами к объекту, уже проходившему совсем рядом. В результате Итан тоже узнал в этой безукоризненной леди Ренис лишь по ее улыбке и едва сдержался, чтобы не повернуться вслед и озарить ответной.
Его одернул Стив:
- Не оборачивайся на нее, - зашипел он, опустив глаза под ноги и стараясь не шевелить губами. – Там у выхода смотрят…
- Да знаю я, что они и нас пасут! – выдавил сквозь зубы ему Итан, тоже пряча глаза и примеряя на себя безумно усталый вид.
- Давай отойдем к залу ожидания, понаблюдаем оттуда.
Оба парня, соблюдая свой унылый ход, прошли и уселись на сидения к ожидающим свой транспорт, людям. Они, натужно изображая скуку, сначала смотрели на каждого вновь прибывшего и проходящего мимо них человека, тщательно (для виду) рассматривая. Затем между делом поглядывали на своего знаменитого, не убоявшегося Генри, товарища. А ведь и им жутко хотелось подойти да пообщаться с ней! Позвать Риччи и Ирму, но нельзя – соберись они все вместе, за кем-то одним наблюдая, тут же будут пойманы с поличным.
Ариадна Лаура Ангст тем временем приобрела билет, оплатила его картой все той же Лауры, сунула все это обратно в золотистый кошелек и пошла так же плывуче на выход. Набрав номер, сообщила свои координаты Голди. Женщина принесла ей сумку прямо в автобус.
- Прими к сведению, что лучше бы смотрелся чемодан. И тебе удобства больше, - сказала Голди наставительно и напоследок и, не особо с девушкой прощаясь, убежала. У нее был новый вызов от клиента.
К слову, Голди оказалась неглупой женщиной. Она посчитала нужным этим же вечером продать свой старый автомобиль и приобрести новый, мало ли, кто выслеживал эту красотку, и мало ли какие преступления за ее спиной. Молодец, прислушалась к шестому чувству и не прогадала. Да и заработанные на этой «любовнице» деньги надобно было скорее во что-то вложить. Во что же, как не в новый транспорт для работы?
Ренис опустилась в свое мягкое кресло и сразу скинула давящую обувь. Разминая стопы, она думала о Стиве с Итаном, но не о том, что они ее выследили и сейчас за уши выволокут, да запихнут в машину, чтобы отвезти к Генри. Нет, она была более чему уверенна, что они сохранят все в тайне. Иначе бы парни так не рисовались, равнодушием скрывая свои счастливые мордашки. Вспомнив эти их лица, девушка опять заулыбалась и повернулась в окно. Автобус отъезжал.
И таки да, парни скрыли факт их встречи, разумеется, только не от командира Хантера. Поделились также с Риччи и Ирмой, которая тут же обрушила на них свой ураганный гнев за то, что не сказали ей. Ирма хотела увидеть эту неблагодарную коротышку хотя бы еще один раз. Но и она, не смотря на обиды, искренне порадовалась за удачное бегство Рэн.
 А удачное ли? Еще посмотрим.
Вся эта дружная компания злостно помалкивала и хранила тайну, не подозревая, что дежуривший непосредственно у стоянки автобусов, предатель Рик видел неестественно высокую, но своей худобой очень похожую на их беглянку девушку. Утверждать, что это точно была мерзавка Рэн, Рик никак не мог, не получилось подобраться ближе и заглянуть хорошенько в лицо – она слишком быстро села в автобус, и тот очень скоро двинулся в путь. Парень все же счел нужным запомнить, куда следовал автобус, на который села эта подозрительная девушка, о чем он и рассказал Дьюи.
Сын Генри отнесся к этому скептично и отмахнулся от сведений Рика, мол, пустое и бездоказательное дело. Только спустя месяц безрезультатных прочесываний города, поисков и просиживания в засадах, он пришел к выводу, что да, это была она. И что Рэн именно так сделала ноги из города. Тогда-то он и пустил за ней группу своих людей вместе с командиром Хантером и его приближенными, сам же Дьюи присоединился к ним немногим позже.
Прикинь, тут будет внезапно взявшаяся глава и ее название.

Глава тридцать восьмая: «Ариадна Ангст».

Она прибыла в новый город и первым делом принялась вычитывать объявления на столбах, стенах и рекламных стендах города, с трепетом ища сдающиеся дешевые квартиры. Были еще такие, кто не желал использовать услуги агентов и их крутых агентств для сдачи кровных квадратных метров. К ночи этого же дня Рэн нашла для себя убогую квартирку, зато копеечную, отчего и смогла оплатить ее на полгода вперед. Оставшейся на карте суммы хватило бы только на питание, и то, на неделю. Уж слишком нерационально она распорядилась деньгами в предыдущем городе. Расточительство свое осознала поздновато. Учитывая близящийся факт неизбежной нищеты, девушка со второго же дня, отоспавшись и отдохнув с дороги, принялась искать работу. Любую, какая подвернется.
Для собеседований у нее теперь были весьма и весьма презентабельные тряпки, вот только себя нечем было презентовать – никакого образования: только с грехом напополам оконченная школа и два неоконченных курса в медицинском университете (и то, нечем доказать – никаких на руках документов о том). Как, впрочем, и никаких умений, кроме – стрелять, резать, убивать и воровать – она была словно Лаура, когда-то оказавшись на свободе и ни с чем.… Да вот разве с этими навыками в открытую обратишься к работодателям? Нет, сдадут по горячим следам в полицию.
Поэтому работу Ренис искала место для себя в небольших забегаловках, магазинах, кафе и закусочных. Не отменяла и автомастерские, ибо был опыт работы, о котором и вспомнила. Но почему-то ей везде катастрофически не везло – у всех, к кому не обращалась, вакансии уже были заняты. Ренис, пребывая в глубоком отчаянии, все же не унывала, упорно двигалась вперед, ныкалась по углам города и таки нашла свободное место посудомойки в круглосуточной забегаловке. Устроилась и безотказно выходила на работу и днем, и ночью вместо приболевших коллег, чем и пришлась по душе работодателю, в результате чего место за ней окончательно закрепилось.
Платили не так уж и много, Ренис и этого хватало – за квартиру она уплатила на месяцы вперед, еды не покупала, так как перекусывала в счет заведения прямо на работе. А одежда – ну, что одежда, она никогда не была у нее на первом месте. Рэн в целом была неприхотлива (с тяжелого детства привычка), носила то, что было – все те же вещи Ренис Нолл (и кое-что подаренное командными товарищами) они же пока до дыр не затерлись. Приобретенное проституткой Нэлли она бережно хранила, знала, что не раз еще пригодятся эти брендовые вещи.
Так и жила работой на работе и предавалась только сну дома некая Ариадна Лаура Ангст. Причем, если у столь вычурного имени для всех оптимальным было укороченное «Лаура», Ренис больше нравилось, чтобы к ней обращались «Ариадна». Потому коллеги так и звали ее Ариадна. К нему она привыкла и сделала это в разы быстрее, чем к предыдущим именам.
Отмечу, чтобы не забыть: было начало мая, когда Рэн в пуховике и с дрожью в коленках шла уговаривать Нэлли на поход за одеждой. Приблизительно через неделю Ренис покинула город и в новом городке тоже по сроку через неделю нашла новую работу. А это уже почти месяц июнь. Квартира ею была снята на полгода, то есть – примерно до декабря. Грубо говоря, как Ариадна Ангст Рэн без относительно больших проблем просуществовала чуть больше полугода. Это нужно запомнить. Запомнишь?
Прикинь, еще одна глава (мне понравилось!). Это твоя любимая тема, я знаю. Кстати, напомни-ка, для чего я все это пишу? Топливо для адского огня под моей гадской душонкой.

Глава тридцать девятая: «Ожидания. И Нэлли».

В назначенный день, а сделано это было буквально год назад,  один оптимистично настроенный, уверенный в себе голубоглазый и пробивной парень прибыл в крупный и известный город, в котором должна была быть его Ренис Нолл.
«Должна», - аки мантру повторял она про себя от самого своего дома.
«Должна…», - билось в голове, пока она ехал в такси по знакомому, вызубренному адресу.
«Должна!», - щекоча ребра, стучалось сердце, когда он поднимался по ступенькам.
«Должна…», - дрожащая в ожидании скорой встречи, рука не сразу попала ключом в замочную скважину жилья, арендованного им на год вперед.
«Должна…», - Нэйтон толкнул дверь и вошел в пустую квартиру с затхлым воздухом, давно не проветриваемого помещения. Сразу почувствовалось, что разочарование близко.
- Ну, ничего, подожду, - парень включил свет в коридоре, замечая, что жилье было вполне себе обитаемо – нет годовалого слоя пыли ни на полу, ни на плинтусах. А то, что окна попросту не открывали и в них не выглядывали – он и не подумал, занят был иными думами.
Парень разулся и прошел в комнату, одернув шторы, открыл окно и посмотрел на расправленный у стены матрас. Озаренный догадкой, он кинулся к кухне и обнаружил в холодильнике две пачки молока и зачем-то сунутые сюда же черствые недоеденные булочки, уже заросшие мелкими зеленоватыми волосками плесени.
«Она была здесь!», - постучалась с теплотой мысль, и Нэйтон принялся изучать дату просрочившегося еще три дня назад молока, прикидывая в уме примерный момент покупки и период нахождения в квартире.
- Неделю назад точно была… - прошептал он и почти не ошибся в расчетах.
Была. Но уже нет.
- Придет! – с надеждой сказал себе Нэйтон Ривер и пошел прилечь с дороги на матрасе.
Но в этот день его Ренис не пришла. Как не пришла и на следующий, и на последующий.
- Она не могла забыть о нашей встрече, нет! Ведь была же она для чего-то здесь несколько дней! – нервно ходил из угла в угол Нэйтон, отбрасывая страшную мысль, что ее, возможно, уже убили, а здесь жил кто-то другой. Он следом вспомнил о сказанном Микки Ровспелом, что девушка не собирается его ждать, что она будет стремиться осуществить свои кровавые планы, и что ее, скорее всего, уже нет в городе. – Но Хантер же сказал, что…
 Упомянув вслух Каэла, парень достал телефон, чтобы обрушить на информатора шквал претензий и негодования в придачу за ложные сведения. Помешал ему неуверенный стук в дверь. Парень…. Да, какой парень, ему уже почти под тридцать! Ну, двадцать восемь. Ладно, ладно, пусть будет парень. В общем, Нэйтон прислушался, думая, что ему показалось, так как за все время его пребывания на квартире в ожидании Ренис, даже уличная кошка об дверь не потерлась.
Но стук повторился. И был настойчивее. Он был звонким настолько, что казалось, стучат, начисто лишенными мышечных и кожных покровов, обглоданными костяшками пальцев. Нэйтон неторопливо прошел в коридор и открыл дверь, и стоящая у порога белокурая худенькая девушка возрастом чуть старше Ренис, вздрогнула, явно увидев не того, кого рассчитывала увидеть. Это сразу понял Нэйтон. Он, доброжелательно улыбнувшись, настроился терпеливо и внимательно выслушивать гостью, которая, не сразу сообразив, все же поздоровалась:
- Здравствуйте…. А где Ариадна? Ой, то есть, позовите, пожалуйста, Ариадну.
Нэйтон, улыбнувшись шире прежнего, накидывал в уме версии, кем могла быть Ариадна для Ренис и для этой вызывающе одетой незнакомки, воинственно желавшей увидеть эту таинственную Ариадну.
- Эм. Ее сейчас нет, - он не знал, что конкретно ответить, да упускать шанс, что-либо выведать не хотел, пришлось импровизировать. – Если хотите, можете оставить записку или так, на словах…
Не слушая его, совершенно нескромная и в поведении, забыв о приличиях, девушка бесцеремонно протиснулась и вошла с видом не раз бывавшей здесь, хотя и была-то всего лишь раз. Опережая хитро спланированные действия парня, она повернулась к нему и, обегая глазами пространство квартиры, строго спросила:
- А вы ей, собственно, кто?
Вполне ожидаемый и логичный вопрос, но варианты ответа смутили его, отчего Нэйтон Ривер опять заулыбался:
- Вторая половинка, любимый, избранник – как вам будет угодно, - мгновенно решено было подыграть ей, показывая, что Ариадне он не чужой человек.
- На мужа ты точно не похож.
- Это почему же? – не переставал растягивать губы Нэйтон.
- Мужей я повидала…
- Не понял, - улыбка растворилась, на смену ей пришла задумчивая хмурость.
- Забей. Меня, кстати, Нэлли зовут, - белокурая девушка протянула свою костлявую руку.
- А меня – Нэйтон, - последовало слабое рукопожатие и нетерпеливый вопрос. – Скажи же, Нэлли, кто ты такая и зачем сюда пришла?
- Я? Я – самая обычная проститутка. И пришла я еще раз повидаться с невообразимо щедрой клиенткой и выразить признательность за эту ее выдающуюся щедрость и невероятную честность, - девушка говорила, будто с иронией, но при этом была очень серьезна. – Но, как я понимаю, ее здесь нет, и вряд ли будет.
- Откуда такой вывод, Нэлли?! – парня больше всего напугали ее последние слова.
- Нет этой ее большой сумки, которая была в прошлый раз возле того матраса.
Прокрутив в голове снова всю услышанную информацию и, отыскав нечто странное и не сочетающееся с персоной Ренис, он задал вопрос:
- Не сочти за бестактность, но…
- Не сочту, - перебила Нэлли, доставая из пачки сигарету и тут же пряча эту пачку в задний карман своей юбочки.
- Не могла бы ты подробнее о «щедрой клиентке» рассказать. Просто это как-то не вяжется с той, которую я знаю. И дело тут не в щедрости.
- А-а, ты не подумай, Ариадна сняла меня не для плотских утех. Я, как бы, тоже не по девушкам, - прикуривая сигарету и пряча тут же зажигалку в передний карман юбки, откуда и доставала, уточнила Нэлли. – Она наняла меня и послала по магазинам.
- По магазинам?!
- Ну, я, правда, все в одном купила, - затянулась и по-свойски опустилась на матрас, в процессе спрашивая. – Не возражаешь, если я сяду, Нэ?
Проститутка сократила его имя, торопясь сделать очередную затяжку. Нэйтон не возражал, даже против сокращения. Он был озабочен только одним – узнать как можно больше об этой Ариадне. Интуиция уже не подсказывала, а настаивала, что это никто иная, как Ренис Нолл.
- И что же ты ей купила?
- Да шмотья всякого фирменного и жутко дорогого, как она и просила. Не знаю, зачем ей-то оно!?
- В смысле? – немного задело парня, что его любимую хает какая-то дешевая и невоспитанная проститутка. Ох, знал бы он, как недешево эта «бабочка» обошлась Ренис!
- Я нахожу странным, что являясь ее любимым, ты не в курсе ее вкусов, - Нэлли прищурилась на него, высасывая всю жизнь из сигареты.
Нэйтон, все так же не понимая, молчаливо щурился в ответ.
- Или ты не знаешь, что твоя половинка щеголяет по городу, словно пропитый бездомный?! – с подозрением предположила она.
Моментально вспомнив попрошайку Рэн, Нэ так мечтательно улыбнулся, сел рядом и спросил:
- Вот об этом, расскажи мне, Нэлли, поподробнее.
- Ты хоть чаю-то предложи голодной и холодной.
- А, забыл, - парень вскочил и убежал на кухню, а она, докурив, поочередно затушила сигарету о подошву туфель, которые и не думала снимать, встала и пошла за ним.
Стола и стульев на маленькой кухне не было, поэтому они стоя пили, используя вместо него подоконник. Нэлли не растерялась и нашла в нем же себе стул – уселась на зависть Ирме, ничуть не стесняясь размеров юбки, оголявшей все, что только можно было. После первого стакана, и трех конфет, нескромная проститутка жалобно попросила добавки и, пока остывал второй стакан, начала свою историю:
- Я много чего в жизни видела и слышала. Но в один невезучий с самого утра день ко мне впервые подкатил бродяга с нехарактерным статусу и положению голосом. Нет, хрипотца, конечно, подкупала и немного обманывала, но не эта мягкость. Словно ко мне подросток клеится, а не вонючий и бездомный пьянчуга. Я сначала думала, что и смотреть не стоит, вот и стояла себе, курила, игнорируя и думая, что лучше сразу позвать ублюдка Томми, чтобы разобрался с ним. Но когда он, показал деньги и этим привлек мое внимание…
Нэйтон внимательно смотрел на белокурую гостью, запоминая каждый жест, мимику и движения, что помогало ему определить, что она не врет. Делал свои выводы, ты помнишь, это он умел делать.
- Я разглядела его получше и поняла, что передо мной вовсе не мужчина и даже не подросток, пытавшийся любыми путями снять меня, а самая настоящая девушка, которая внешне выглядела на все сто пропитым злым бродягой. В действительности же моим клиентом оказалась мягкосердечная девушка с полными денег карманами, банковской картой, странными запросами и этим именем – Ариадна Ангст.
- Ангст? – переспросил Нэйтон.
- Так ко мне обратились после оплаты покупок. Да и она сама тоже так представилась. Когда она привезла меня в эту квартиру и велела переодеться, меня поначалу испугало, что она, используя меня, хочет совершить нечто за рамки выходящее, ну, там, на органы или в иное рабство продать. Но потом я поняла, что она неплохой человек. Она хорошо расплатилась со мной и даже приняла мою просьбу – Ариадна честно отвезла деньги, что дала мне в уплату, моей старенькой матери. А я-то нисколько в это не верила, пока не увидела их в руках мамы, стыдно-то как!
- Значит, ты сюда пришла лично раскланяться в благодарности?
- Я хотела прибежать на следующий же день, но с работой все никак не получалось – такой наплыв, а как получилось – на те вам! Ариадны уже и нет.
Нэйтон смотрел на нее, силясь представить, какой видела Нэлли эту Ариадну, как, как она выглядела? Здесь его волновало не состояние одежды, а самой Ренис. То, что это была самая настоящая Ренис Нолл, он окончательно убедился. И он был искренне огорчен тем, что Нэлли была знакома с ней максимум два часа, и что ей больше ничего неизвестно и нечего рассказать.
Посидев немного, Нэлли без спешки допила второй стакан чая и, вздохнув, резко соскочила с подоконника.
- Пойду я, пока искать не кинулись, - она оправила короткую юбчонку, слегка стянув ее руками вниз. – Жаль, что я ее не застала.
- Слушай, Нэлли.
- Чего?
- Ты как думаешь, она еще в городе? – захотелось Нэйтону вдруг совета, поддержки и сочувствия. Хоть от нее.
- А мне почем знать? Я не была с ней близка, и секретами она со мной не делилась.
Нэйтон Ривер опечаленно уставился в окно и что-то промычал себе под нос.
- Нэ? – позвала его внезапно Нэлли.
- Что?
- А почему, если ты, как сам говорил, ее вторая половина, то она не с тобой сейчас?
Улыбка, означавшая растерянность. Растерянность в подборе более и менее понятного для этой проститутки ответа:
- Все так сложилось и закрутилось, что, - он замялся, застигнутый врасплох столь рассудительной проституткой. – В общем, это долгая история. Она кое от кого прячется, а я ее ищу.
- Ариадна как-то сказала мне, отвечая на мой резкий вопрос, воровка ли она: «…и да, и нет», - задумчиво пробубнила Нэлли, когда услышала и от парня версию про прятки девушки.
- С чего ты взяла, что она воровка? – спросил Нэйтон, не давая Нэлли закончить свою мысль.
- Напросилось само по себе после ее заявления, что она не может пойти в магазин, потому что ее разыскивают и ей нельзя появляться в людных местах.
Это натолкнуло Нэйтона на догадку: Ренис все-таки покинула группировку Генри, явно отсиделась на этой квартире, о чем свидетельствовали остатки еды в холодильнике и рассказ отзывчивой проститутки, побывавшей на квартире Ариадны.
- А хотя, знаешь, Нэ, я кое-что заметила. Возможно, это не особо поможет тебе, но.
- Ты это о чем?
- Ее сумка. Я говорила, у матраса была большая черная сумка, похожая на сумку, этих вечно разъезжающих по соревнованиям, как их, а, спортсменов!
- Спортивная, да? – помог Нэйтон.
- Да, да! И она была собрана. Будто Ариадна со дня на день, не сегодня, так завтра, готовилась уехать. Не факт, конечно, что уехала из города, может, просто перебралась на другую квартиру.
- Хорошее предположение, но я все равно остался ни с чем, - вздохнул Нэйтон.
- Что, давно ищешь?
- На этой неделе я начал второй раз.
- То есть, прежде ты уже находил? – уточнила для себя проститутка зачем-то.
- Было дело.
- Тогда не горюй, надейся, упорствуй, стремись – и найдешь! – Нэлли бодро застучала каблуками, направляясь в коридор.
- Воодушевила, - хмыкнул Нэйтон, идя следом, чтобы проводить свою нахальную гостью.
- А если не найдешь, захаживай ко мне. Сделаю скидку, как знакомому, - хохотнула девушка и вышла на лестничную площадку.
Хлопнула дверь. Нэйтон вновь остался один, обдумывать все, что он узнал от Нэлли. Желание звонить Хантеру острее кололо нутро, но парень все оттягивал. Видимо ждал, что Ренис все же придет, как они и условились год назад. Просидев в этих ожиданиях в квартире до вечера, он не выдержал и вышел, решив побродить по районам города, излюбленным бродягами и бездомными. Конечно же, искал он в них глазами Ренис, не отказывая надеждам, шепчущим, что найдется она.
Безрезультатно прошагал всю ночь и пришел в квартиру обессиленным, из-за чего завалился спать. Проспал весь следующий день. Проснулся оттого, что во сне вспомнил, что обещал позвонить Микки, если он не застанет Ренис в городе. Однако, проснувшись и осознав себя и все вокруг, звонить Ровспелу Нэйтон не стал, оправдывая это тем, что он не уверен в том, что Ренис нет в городе. И, для того, чтобы убедиться, набрал номер Хантера.
Каэл долго не поднимал, так как не мог говорить – Дьюи был рядом. Пришлось хитростью и обманом (сделав вид, что прихватило живот) отвадить от себя сына Генри и выскользнуть из кабинета. Говорил Каэл коротко и быстро, Нэйтон почувствовал, что звонит в неподходящий момент, но, несмотря на это, смог выудить все то, что хотел знать.
Хантер поведал ему, что уже около двух недель Рэн здесь нет, девушка за пределами города, но где она находится, доподлинно ему неизвестно. Только лишь то, что в последний раз ее увидели его люди на автовокзале. На этом связь резко оборвалась, голоса заполнили фон в трубке Хантера и он, похоже, бросил трубку.
Перезванивать Нэйтон не стал – Каэлу явно было не до него. Зато Хантер в тот же миг прислал сообщение, что обязательно свяжется с ним, если о Рэн что-либо выяснится. То, что Каэл почему-то называл Ренис «Рэн», немного злило Нэйтона, ему казалось, что так мог бы обращаться к Ренис только он и никто другой. Нет, это не была ревность. Это было недоумение.
«Почему Ренис, что ненавидит каждое новое имя, позволяла ему себя так называть?!», - думал он, набирая номер Микки Ровспела, которому в двух-трех словах и пересказал о ситуации в целом. Мистер Ровспел в ответ настойчиво звал к себе на время, пока ведутся судебные тяжбы с делом о завещании Джона Леринга. Нэйтон позволил себя уговорить, потому что пора была сдавать квартиру, и ловить ему здесь было нечего, а еще – где искать Ренис – было тяжелым вопросом. Вот и принял приглашение Микки парень. И спустя еще две недели, вернув ключи хозяевам и доплатив за лишний прожитый месяц, Нэйтон и рванул к Ровспелу, который обещал устроить в психиатрическую лечебницу. В ту самую, в которой Микки работал с Мэвилом, когда-то Оруэл заправлял ею, когда-то успешно прятал в ней мать Ренис. В том самом городе, в котором он же проживал.
Все эти дела по устройству на работу и переезду у Нэйтона также выпали на месяц июнь. В ожидании вестей от Хантера, он жил на любезно предоставленной Микки квартирке. Работа в клинике пришлась Нэйтону по душе, он ведь признавался в те первые дни своего знакомства с Ренис в том, что грезит быть психотерапевтом (психиатром, психологом – я уточню, когда-нибудь эту разницу и выберу верное) и работать с умалишенными или опасными преступниками.
Вот он и работал и был доволен своей работой. Для полного счастья и достижения идиллии не хватало только Рэн – его личной преступницы и умалишенной. Два в одном, так сказать. Но, как недаром говорится, надежда теплилась, он ждал звонка от Каэла изо дня в день.
Хи-хи-хи, еще одна глава.

Глава сороковая: «Каэл Хантер».

Тот самый несвоевременный, вневременной, внезапнейший…. Тьфу ты, блин. Звонок, так неожиданно ворвавшийся во время внеочередного обсуждения того установленного факта, что Рэн вероятнее всего нет в городе, был от Нэйтона. Каэл едва смог удержаться, чтобы не ответить прямо в кабинете. Корчась будто бы от резких болей в животе, он вышел за дверь, прошел по коридору в сторону уборной и поднес телефон к уху.
Истерично вопрошавшему и накрывавшему нетерпеливыми и острыми вопросами, парню Хантер сухо отвечал тем, что сам имел на руках. На руках имелось очень мало. Разговор Каэл был вынужден срочно прервать, так как за ним вскоре выскочил Дьюи, нашептывая, что Рик около месяца назад видел похожую на Рэн девушку, отъезжавшую в соседний город. За Дьюи из кабинета бежал и Рик, бесстрашно укоряя того в том, что сразу не прислушался и не доложил Каэлу.
На эту новость, выразительно пуча глаза и неподдельно строя шок и удивление, сбежались любимчики Каэла, которые прекрасно все знали про Рэн, что давно помахала ладошкой и укатила в далекие дали. Самому Хантеру также пришлось состроить невероятное изумление, ибо нулевая его реакция (он же тоже прекраснее других знал, что «Мелкая» уехала, но не знал куда) могла вызвать подозрения у Дьюи.
С этим сенсационным дополнением обсуждение вновь перетекло в кабинет и вылилось в скорейшее собирание пожиток команды Хантера и некоторых бдительных людей Дьюи, которые должны были немедля перекочевать по унюханному следу Рэн. Многие возмущались, мол, а что если это не она, и они напрасно снимаются с насиженного и прибыльного места? Вот поэтому было принято разумное решение пустить по ее следу небольшую группу, в состав которой входили люди Каэла и подчиненные Дьюи. Возглавлял сей коллектив командир Хантер, но до той поры, когда к ним должен был присоединиться Дьюи.
Опережая события, скажу, а иначе могу забыть, что жизнь Хантера в скором времени приобретет новый смысл, ибо в дальнейшем он напрямую свяжет ее с Карлой, все-таки сделав выбор в ее пользу. Хотя ни капли не любил ее. Зато Карла подарит то, чего не смогла бы сделать Лаура, а именно – ребенка. У Хантера родится сын. Но через полгода, по неизвестной причине умрет. Пострадав по этому поводу и Каэл, и Карла продолжили идти по жизненному пути вместе. Карла не так стара, может родить еще, всем назло. Особенно Гвен, что люто возненавидела соперницу, которая увела из-под носа Хантера, да так неожиданно и невероятно!.
В это трудно было всем поверить, никто и не представлял, что такое возможно. Да, будь у Лауры гроб, она бы в нем фуэте сделала бы, узнав, что Каэл из всего контингента девушек команды предпочел себе в пассии Карлу! И все же все обстояло именно так. Потому с некоторых пор Карла не участвовала в насыщенной жизни команды, перестала быть одной из них, и больше не являлась ее частью. Она полностью отошла от криминальных дел и жила на отдельных съемных квартирах, куда возвращался ее муж – Каэл Хантер, теперь избегавший одиноких ночевок в своем кабинете. Не мог он больше там спокойно уснуть – накрывали с головой мысли о Лауре и Рэн, Пите, Нави, Адаме и многих других, навсегда покинувших его и его жизнь.
Постепенно, с течением времени, Дьюи потеснил Каэла с его места и прочно занял его сам, что когда-то сделал молодой Каэл. Инициативный, молодой и подающий большие надежды Каэл Хантер некогда перешел дорогу Нави, что был любимчиком старшего сына Генри – Дрейка, к которому Генри Мидлл присматривался, выбирая себе в будущие услужливые пешки. В итоге, после взрыва бараков выбран был Каэл, Нави же остался про запас. Не удел. Так бывает в жизни, знаю.
Теперь же запасным был Хантер. Он все еще был ценен для Генри и очень важен. Почему же тогда он позволил, упустившему Рэн, сыну подняться выше?! Возможно, думая, что этим даст стимул сыну искать усерднее и стремиться к большему, а Хантера – подстегнет быть чуть менее пассивным. Ведь на него не похоже, что он не в состоянии разыскать и поймать плутовку Рэн!
Не знал хозяин, не ведал, что Каэл и палец о палец не ударил, и не собирался ударять, отнюдь, только и желал ей помочь. А своим понижением Хантер ничуть не оскорбился, не расстроился, напротив, был очень рад, что теперь он может больше времени уделять семье и проводить его с Карлой, и, вообще, отдыхать от, вечно появляющегося без предупреждения, Генри. Хантеру уже не нужно было его как штык встречать и челом бить.
«Пусть этим занимается Дьюи!», - усмехался он с невозмутимым видом. Хантер стал почти как Нави: вроде бы и люди его при нем остались, но он теперь что-то вроде правой руки и защитника Дьюи. Защищать этого выскочку, конечно, Хантер не стремился и даже прямо тому об этом сказал, предложив на эту должность Рика. Сыном Генри это было воспринято как мудрость опытного командира, который был отличным стратегом и стрелком, но никогда не примерял на себя роль телохранителя. Посыл Хантера парнем был понят иначе, и посему Каэл остался в почете у Дьюи, в качестве советника. Да, за всеми советами и обсуждениями Дьюи прибегал и обращался к нему: без Хантера не обходилось ни одно их дело, которое они вели попутно с поисками Рэн. Ты учитывай, что все эти перечисленные изменения и действия происходили с момента бегства Ренис Нолл, то есть – с конца апреля, начала мая. И длились примерно полтора-два года, грубо говоря, это мы заглянули немножко в будущее.
Итак, о Каэле все тебе подробно выговорено, о Нэйтоне тоже. Оба жили себе пока, пребывая в ожидании. Каэл, направляясь по первому следу Рэн, позвонил Нэйтону и сообщил, что отправляется в определенный Риком город. При этом предупредил, что след может быть ложным, и Нэйтону лучше дождаться еще одного уточняющего звонка от него. Нэйтон, прислушался к нему. Он считал, что это вполне разумно – лучше дотерпеть до получения достоверной информации о местонахождении Ренис, нежели нестись самому, сломя голову, туда, где ее может не быть. И тут у меня встает вопрос. К Хантеру:
Почему он так ответственно помогает (ну, это уж слишком громко) Нэйтону?
Он помогает. Но вовсе не Нэйтону, а Рэн, к которой он скрупулезно пытался привести Нэйтона. Тогда спрошу себя и его еще раз:
- Зачем помогать Рэн? Все еще стремишься исполнить волю Лауры, командир?! Или хочешь насолить Генри и Дьюи? Или это просто вошло в привычку?!
Лично у меня нет ответов на свои же вопросы. А Хантер мне не отвечает. Он же вымышленный. Ну и черт с ним, с Хантером! Мое дело маленькое, вернуться к Ренис Нолл и продолжить излагать историю ее нерадостных приключений и вынужденных путешествий под новыми данными.
А впрочем, предположим, что он ее любил. Устроит ли ответ тебя?
Положим, что устроит.

Глава сорок первая: «Страхи Ариадны».

Ариадна Ангст без каких-либо стремлений жила своей работой. А жить больше было и нечем. Совершенно ни на что не тратясь, девушка собирала свое скромное жалованье месяц за месяцем, подозревая, что скоро встанет потребность бежать из города, вновь играя в переодевания, маскировку и переезды ровно столько, на сколько хватит скопленных денег. Знала она, что рано или поздно до нее доберутся, и что нужно покинуть город раньше, чем это случится. Не зря же отец учил не засиживаться подолгу на одном месте и на личном примере не раз этой ей показывал, пускай она это тогда не понимала, так, как понимает сейчас.
Да, в те далекие времена девочка этого всем сердцем не любила, теряясь в догадках, зачем и почему отцу так нужно мотаться по городам, и почему нельзя пожить подольше хоть на одном месте?
- Интересно, который час? – спросила себя тихо Ариадна, которая лежала в комнате, зарывшись с головой в плед на старой низкой кровати и предаваясь этим воспоминаниям во сне и наяву. Сейчас она отсыпалась перед работой, девушке предстояла очередная ночная и скучная смена у раковины в компании с грязными тарелками, ложками, вилками и прочим крупным кухонным инвентарем.
- Наверное, уже восемь, - ответила сама себе она, подняла тяжелую голову и посмотрела на часы.
20:01 было на электронном табло.
- Боже, я научилась чувствовать время! – то был стон обреченности, после которого, вздохнув, девушка поднялась, заправила кровать, переоделась очень быстро и выбежала из квартиры, на ходу закрывая дверь.
Ариадне частенько предлагали заменить официантку в зале, у которой постоянно болел ребенок, из-за чего та и пропускала дни своего графика. Ариадна не отказывалась, зная, что за это будет доплата, а еще и щедрые чаевые. Вот и сегодня, после горы вымытой посуды, ее позвали на смену официантке. Народу было тьма-тьмущая в этой круглосуточной забегаловке. Почему-то все норовили провести в этом заведении ночь, обжираясь пиццами и гамбургерами, нежели сделать это как положено, и чинно пожевать днем. Заведение пользовалось огромной популярностью у молодежи, да и место было ходовое – самый центр города. Стекались все массы, готовые убить время в приятной обстановке за поеданием еды.
К утру в дверях забегаловки появился человек, увидев которого, выходящая из кухни с подносом Аридна, изменившись в лице, юркнула обратно и, всучив поднос своей коллеге, буркнула:
- Скоро смена закончится, а я свою порцию посуды не вымыла, - и убежала в дальний угол кухни, к раковине.
Вся сгорбленная, она начала дрожащими руками мыть посуду, в панике думая про себя:
«Бежать нет смысла, они наверняка уже окружили здание. Лучше притаиться и выждать, может и не узнают меня…», - стучала нервно зубами Ариадна, ожидая, что вот сейчас зайдут и начнут обсматривать и выводить в зал под дулом пистолета каждую работницу.
Но ничего подобного не происходило. Не произошло ни через пять минут, ни через час.
Так кого же так испугалась Ариадна?!
Рика, что в компании Риччи и Гвен, а этих двух пугливая девушка не успела увидеть, ибо завидев Рика, стихийно свалила в туман жаркой кухни. Этот посетитель ее не видел, и вообще, пришел сюда не за ней, а просто перекусить и отдохнуть с дороги. Они недавно прибыли в город и только-только начали размещаться в съемном доме.
Тройка бывших товарищей Ариадны поела и, оставив хорошие чаевые, удалилась. Об этих трех не жадных и столь ранних (а уже было утро) посетителях горланила у стойки, примыкавшей к входу на кухню, обслужившая их официантка, которую с сомнениями слушала наша трусишка. Ей пора было домой, а она все боялась выйти за дверь и попасть в руки, оцепивших здание, людей Генри.
Душевно сдавшись и подняв над головой белый флаг (допустим, грязноватый передник официантки, привязанный к ручке шумовки) Ариадна с трясущимися поджилками вышла и никого не увидела. Лишь изредка проходили мимо, спешащие на работу, типичные горожане. Не веря собственному везению и чуя в каждом невинном прохожем опытного следопыта, она, чуть ли не бегом, пришла на квартиру. Заперла дверь на все замки, вставила ключ изнутри, на случай, если будут вскрывать замок, после чего оперлась на дверь, отдышалась, прислушиваясь к звукам снаружи, а затем побрела в комнату. Походила нервно из угла в угол, собирая разрозненные мысли и ощущения опасности в одну кучу. Теперь ей мерещились люди Генри везде, даже за стенкой, хотя она знала, что там живет безобидная одинокая старушка, любившая посидеть у подъезда с такими же безобидными одинокими старушками, в которых, впрочем, Ариадне также виделись прихвостни Генри.
Девушка стала выходить на работу исключительно в свои ночные и вечерние смены, и то, дрожа от страха быть узнанной. Ей хотелось получить полноценную оплату за весь месяц и уж потом бежать куда подальше. Приходилось пренебрегать своими страхами ради будущих целей. И однажды, возвращаясь под утро со смены, Ариадна увидела одиноко стоящего Риччи у винного магазина, что находился в одном ряду с ее забегаловкой. Парень разглядывал витрины, изучая выставленные редкие экземпляры вин, убивая время на своем «посту». Для чего он это делал? Привычка, он всегда покупал нечто дорогое из этой продукции и дарил Лауре. Сейчас дарить уже было некому, но посмотреть-то и поностальгировать об этом можно.
Напоминание, что дарить ему вина не придется, больно сжало сердце, Риччи с горечью отвернулся от витрины и увидел ее. Ее, что приближалась и находилась уже буквально в пяти шагах, надеясь, что сможет пройти не узнанной.
«Рэн!», - лицо парня с трудом сохранило свою беспристрастность.
Оба они на несколько секунд застыли, не зная, как действовать дальше. Для Рэн Риччи всегда был положительным и в принципе хорошим, весьма умным, человеком, за что и высоко ценился ею. Она теперь горела желанием подойти и расспросить его обо всем и всех, но где уверенность, в двух шагах не притаились не совсем товарищи?!
К слову, Риччи, тоже узнав ее, воспылал желанием поговорить с ней и дать пару советов, но и он подумывал о скрытых от него глазах людей Дьюи, который требовал от своих подчиненных строгого дозора за ребятками Хантера. Сын Генри не доверял им, подозревая, что, если Рэн покинула город через вокзал, то ее помимо Рика должны были увидеть еще и Риччи, Ирма, Стив, Итан и другие. И они вряд ли бы ее не узнали.
Одновременно сообразив, оба пошли навстречу друг к другу и с превеликим равнодушием прошли мимо. Только Риччи успел указать ей взглядом на узенький проход между дворами, а она утвердительно моргнула.  И, быстро обогнув три двора, поплутала между запутанными домами, вышла к указанному месту, где, вжавшись в вентиляционный выступ стены, ждал ее Риччи.
- Я думал, что не придешь, чуя ловушку.
- А она есть? – со страхом спросила Ренис, криво, но доверчиво улыбаясь.
- Будет. Но не от меня, - Риччи тепло улыбнулся. – Рад тебя видеть, Рэн.
- А я-то как рада! Как там все? Все живы – здоровы?
- Все, Рэн, все.
- И у всех все также, да?
- За исключением Хантера.
- Неужели умер?! – округлила возмущенно глаза Рахима внутри Ренис, сожалея, что не успела его убить.
- Да нет же! – рассмеялся Риччи. – Жив и живет в счастливом браке, угадай, с кем?
- Да ладно?! – не верила Ренис, первым делом думая о Карле.
- Именно. С Карлой. Кто бы мог подумать, да? – улыбнулся парень, задавая риторический вопрос.
- Это невероятно…
- Но это так, - подтвердил Риччи и, став серьезнее, спросил. – А ты, Рэн, как живешь ты?
- Грешно жаловаться. Да и некому мне жалобы даже анонимно бросать. Разве что самой себе на досуге.
- Досуга уже не будет, Рэн. Уезжай отсюда скорее, Дьюи уже здесь.
- Давно?
- Прилично. Но на твой след еще не напал.
- Обманчивое утешение, - покривила сомнительно губами Ренис. – Если сегодня узнал меня ты, найдутся еще несколько из тех, что меня видели.
- Отвергать не буду, мыслишь верно.
- Вряд ли у меня есть хоть какие-то шансы.
- Я скажу, что видел тебя в магазине на окраине города, ну или еще где-нибудь подальше от вокзала. Дьюи бросит всех туда…
- И у меня появится ничтожный шанс? – хмыкнула девушка.
- А ты этого не хочешь?! – не понял ее иронии Риччи.
- Больше всего на свете. И то, потому что хотеть больше нечего.
- Ты сможешь убраться сегодня же?
- Нет, - торопливо ответила та. – Завтра.
- Не советовал бы тянуть, но как скажешь, - Риччи, сменив свой доброжелательный тон, протянул над ухом словно ленивый диктор на радио. – Завтра рано утром я увижу тебя, допустим, в известном торговом центре и сообщу Дьюи, тебя же не должно быть и в радиусе трех километров от этого центра, поняла, Рэн?
- Приняла, - Ренис улыбнулась ему. – Спасибо, друг. Сказала бы: «Передавай всем привет», но нет, не скажу.
Напоследок кивнув ему, воровато оглядываясь, она выскочила во двор, обошла дом и, низко опустив на глаза густую челку, пошла быстрым шагом на квартиру. Непрочь бы еще поболтать с бывшим товарищем, да опасно – могли засечь, и тогда не сдобровать и мягкосердечному члену команды Хантера – Риччи.
- Тебе идет цвет волос юной Лауры, - огорченно прошептал он, провожая взглядом девушку. Постояв немного, он незаметно вернулся на свой «пост», готовясь принять приказ сниматься и отправляться на другую крайнюю точку.
А Ариадна еще через десять минут быстрой ходьбы, оказалась в своем убежище, где начала судорожно паковать вещи в сумку, не зная, как замаскироваться в этот раз. Устав ломать над этим голову, вспомнила, что нужно рассчитаться. Это дело она провернула, не выходя из квартиры – позвонила коллеге, что любезно согласилась занести ей деньги. Работодатель не хотел ее отпускать, но Ариадна сослалась на скорый и внезапный отъезд, и он смирился.  За то, что она освободила квартиру раньше оплаченного срока, хозяева вернули ей малую часть денег, что было не лишним девушке.
На следующий день Ариадна в строгом сером костюме, на высоких каблуках, да все с той же несочетающейся спортивной сумкой, благополучно достигла вокзала. Благополучно приобрела билеты. Благополучно села на поезд. Вроде бы, благополучно. И все благодаря Риччи, что рассказал о встрече Каэлу и с его молчаливого согласия провернул все так, как и задумывал. Он пустил Дьюи по ложному следу, якобы обознавшись, но зацепившись за столь обманчивый силуэт девушки, так похожей на Рэн. Это он так оправдывался потом, как и те многие, которым мерещилась Рэн почти в каждой миниатюрной женщине и крупных девчонках-подростках. Были случаи, кто-то видел ее даже в хилых парнях. И это все опять-таки в течение с месяца июль по август.
Каэл тоже действовал: он выкроил время, позвонил Нэйтону и рассказал, что Рэн и правда оказалась там, где они ищут, но, увы, она опять смогла исчезнуть в неизвестном направлении.
Нэйтон расстроился и продолжил жить, работая в лечебнице, пока неожиданный звонок от бывшей первой жены – Анри Фринвуд не заставил собраться, сорваться и спешить в аэропорт, чтобы улететь в очень далекий город. А все почему? Да потому что Анри встретила (может ли это быть правдой!) там Ренис Нолл и тут же позвонила Нэйтону. Сам разговор и пикантные подробности встречи «подруг» я приведу чуть ниже, а пока что держи продолжение мытарств Ариадны Лауры Ангст.
Она промоталась в поезде три дня и вышла на нужной ей станции, где перед ней открылся такой знакомый город. Девушка словно была здесь совсем недавно, но с учетом ее насыщенных перемещений в составе преступной группировки Генри, вспомнить, чем именно был знаком город, она не смогла – в ее нездоровой и попорченной препаратами голове уже все путалось.
Это скажу я за нее: это был тот город, в котором Рэн, еще страдая амнезией и предельным недоверием к товарищам, грабила Марло и встретила джокера, что по известным причинам утонул в ее памяти и так и не всплыл даже при встрече. Всплыл позже.
Девушка растерянно побродила по прикрепленному к станции маленькому вокзалу и пошла пешком до города, как ей подсказали, идти недолго, вот она и соблазнилась до прогулки. Да и денег на том бы сэкономила, у нее их оставалось не так уж много. В процессе своей прогулки Ариадна Ангст не ленилась и читала объявления на всех столбах, в поисках доступного съемного жилья. Ничего годного не попадалось.
В самом городе объявлений стало чуточку больше, и квартиру она все-таки нашла. Плату требовали вперед, Ариадна отдала последние деньги, их хватило на оплату четырех месяцев. Заселившись сразу же, девушка ударилась в поиск работы, на что тратила все свое время, уже наглее и увереннее разговаривая с администраторами баров и ресторанов. Наглость города берет, верно, ведь. Что возьмет ее наглость? Интересно посмотреть.
Ариадна отхватила вакансию официантки, и пошло все по новой: дом-работа, работа-дом. И скрупулезное откладывание денег на следующий внезапный переезд, к которому она уже была готова – с первой же зарплаты она приобрела походной симпатичный чемодан. Вещи ее из, уже рвущейся по швам, старой сумки Адама, перекочевали в цивильный саквояж. Чемодан этот был вечно собран, всего лишь застегни и беги, удобно. Приучила себя брать одежду и необходимые предметы и класть после стирок и за ненадобностью на место.
В этом городе жизнь Ариадны Лауры Ангст протекала более и менее спокойно. Она прожила здесь три месяца (август, сентябрь, октябрь), не позволяя себе лишних прогулок по городу. И на четвертый (то есть, в ноябре) соблазнилась прохладными дождливыми осенними вечерами и стала выходить и гулять в свободные от работы дня. Вот что делает с пугливым беглецом ощущение спокойствия, недосягаемости и обманчивой защищенности. А еще – одиночества.
В один из таких прогулочных дней Ариадна Ангст и встретила Анри. Эм, нет, не встретила. Тут немного по-другому. Сейчас я настрочу ленивое повествование, увы, от лица Фринвуд истории не будет, мне слишком лень. И думаю я в пользу экономии бумажно-чернильных ресурсов. Мелко-мелко моросило, покрывая острыми тонкими каплями стекла окон и машин. Капельки становились крупными, темное небо заволокло тучами, грозя разразиться дождем, обещающим перерасти в затяжные ливни. Тучи определенно угрожали…. Тц, не умею я погоду и матушку-природу описывать. Даже описания подобные в книгах читать не люблю, интуитивно опускаю. Только первое и последнее предложение для совести глазами ласкаю и дальше иду, куда там мне до величественных перечислений достоинств веточки березы в густой сосновой чаще дотягиваться и расписывать?! Я вообще в душе ни разу не писатель-натуралист, помнишь же. И вообще, не писатель. Короче: в дождливый осенний день, когда все нормальные люди идут с зонтами, либо удобными дождевиками, а умные – сидят дома, дабы не промочить ножки и не заболеть, Ариадна Лаура Ангст с блаженного вида лицом шагала по малолюдным тротуарам. Ясен пень, она наслаждалась тем, что, наконец, промокнет до нитки после долгого и жаркого лета.
Девушка неторопливо бродила, шагая мимо магазинов и с интересом читая попадающиеся на глаза объявления о свободных вакансиях. Это стало ее привычкой – читать все эти вывески и объявления. А что делать, если больше нечем себя занять? Тем более, когда она шла, минуя клубы, кафетерии, магазины, рестораны. Так бы и ползла под небесной влагой, промокая и промокая, как вдруг Ариадна застопорилась у дверей очередного клуба, словно под гипнозом глядя на большую и яркую афишу баннера, на которой были изображены чрезмерно пафосные, но давно забытые знакомые ей люди.
- Алекс Фринвуд, Луи Прескотт, Анри Фринвуд, Гордон Остинс, Оливер Бруттс и Нэйтон… - последнее имя девушка уже хотела назвать по привычке, однако, рассеянно бегавшие по глянцевому плакату глаза не находили на нем ни изображения Нэйтона Ривера, ни его имени в этом столбце, словно золотом выбитых на глянцевой бумаге, имен.
Он ведь ушел из группы. Давным-давно, еще после выстрела Алекса в Ренис, о чем и вспомнила Ариадна. Она все еще стояла, представляя, как блистал бы на этом плакате в одном пафосном ряду с ребятами и он, если бы в его жизни не появилась она. Стало как-то обидно за него. А себе самой – сама противна, за то, что испоганила жизнь и музыкальную карьеру становившейся, но не ставшей рок-звезды. Вдобавок, как назло, послышался где-то позади знакомый голос, хамоватый, дерзкий и высокомерный. Ариадна резко отвернулась от баннера и торопливо шагнула вперед.
- Рени-и-ис?! – пронзил пространство вскрик сомнительного удивления, раздавшийся откуда-то сбоку.
Голос, который всегда вызывал в ней неприязненное, вплоть до мурашек, отношение, был совсем близко. Человек этот спрашивал, глубоко убежденный в том, что он обознался и очень сильно ошибается. Ведь Ренис Нолл мертва! Ренис Нолл похоронили в маленькой глиняной урне года три назад…
- Ренис?! – повторила, нагнав ускорившуюся, прямо бегущую прочь, Ариадну, Анри. Фринвуд стремительно забежала вперед, заглядывая в лицо этой русой девушки, так похожей походкой и телосложением на Ренис.
- Анри? – передразнила Ариадна, перед этим колеблясь, стоит ли признавать себя, и не лучше ли перейти на отчаянный бег и исчезнуть, не дав сомнениям старосты Анри проясниться. Что-то тянуло ее остаться и дать Фринвуд вволю наглядеться на призрака из прошлого, живущего унылым будущим.
- Ты жива?! Но как так, Ренис?!
- А ты не рада? – Ариадна замерла, решив отказаться от бегства и дать знаменитой певице вовлечь себя в беседу. Почему бы и нет?
- Рада! Но как такое возможно?!
- Я просто не умирала, - сказала спокойно девушка, понимая, что у Анри в голове одни только похороны Ренис, после которых их пути больше не пересекались. Вплоть до этого момента. – Это был розыгрыш.
- Но зачем?!
Ариадна равнодушно пожала плечами. Это же не она задумала собственные похороны. Откуда ей-то знать, зачем?! Нет, конечно, кое-какие мысли были, но было не до объяснений, тем более для такой-то неважной собеседницы.
- Ребята будут в шоке! – Анри Фринвуд уверенно схватила ее за руку, собираясь утащить в клуб от дождя для более комфортного совместного времяпровождения.
Ариадна, избегая встречи с еще одними ввергнутыми в шок, резко одернула руку:
- Я тороплюсь.
- Куда?! Тебе и пяти минут хватит…
- Мне надо идти, - настаивала Ариадна, жалея, что откликнулась на зов Анри.
- Ренис, неужели ты не хочешь их увидеть?!
«Хочу!», - подумала она и грубо ответила:
- Отстань!
- Ренис! – не сдавалась Анри, слыша гул позади, но не оборачиваясь.
- Я опаздываю на работу! – соврала Ариадна, быстрым шагом направляясь прочь от клуба и от фанатов, обступивших знаменитость – Анри Фринвуд.
- Ренис, постой! Ренис!! – крикнула Анри, но Ариадны и след простыл. Словно и не было ее минуту назад здесь, словно не с ней говорила Анри. Растворилась будто бредовое видение. А Ариадна Ангст, без сомнения, это уже умела. Староста даже ущипнула себя пару раз, совершенно не слыша, визжащих слушателей, окруживших ее и просивших фото и автограф.
К знаменитости уже спешили охранники, которых она отпустила, чтобы иметь возможность поговорить с привидевшейся ей Ренис. Вернувшись в клуб, Фринвуд как на духу поведала все коллегам по сцене, и Оливер с Гордоном лишь снисходительно улыбнулись, решив, что девушка перебрала с «веселыми» таблеточками, хотя Анри вела исключительный здоровый образ жизни. А вот Алекс и Луи переглянулись и промолчали. Они-то в курсе, что Ренис Нолл жива, сами ее видели когда-то. Но что сказать Анри, они не знали, в таких случаях – лучше промолчать, что они и сделали, преданно храня тайну друга.
После напряженного графика концертных выступлений, участий в телешоу, на радио и прочих программах, составленных в длинный список их пиар-менеджером, Анри нашла время позвонить тому, кто ей точно поверит.
Та-да-ам! Конечно же,  твоему любимому Нэйтону Риверу.
И да. Он поверил в каждое слово Анри Фринвуд, прежде той еще любительницы приврать, оболгать и обмануть всякого, кого посчитает нужным. Парень сразу же кинулся в расспросы, первым делом уточняя название города и место, в котором произошла встреча. Довольная тем, что наконец-то нашла того, кто ей безоговорочно верит, его бывшая женушка с легкостью на душе отринула странную реакцию коллег по сцене, зарекаясь про себя, что больше им ничего не расскажет, и поведала в мельчайших деталях о своей встрече с живой и невредимой Ренис Нолл.
Понятное дело, что после этого разговора где-то там далеко Нэйтон паковал чемоданы, выслушивая советы и требования мистера Ровспела быть предельно осторожным и непременно вернуться с Ренис обратно к нему. Парень внимал мудрому Микки, считая, что мужчина во всем прав.
А Ариадна Ангст, поражаясь тому, насколько сильно похорошела, почти сверх меры, и без того красивая Анри Фринвуд, сиявшая как бриллиант на черном бархате под ярким ослепительным светом, продолжала влачить свое жалкое существование в полном одиночестве.
Четвертого декабря, удивив город, страну и людей, выпал пушистый снег, хлопья которого густо опадали, быстро покрывая собой ровную поверхность. Встав рано утром и увидев за окном белые просторы, шапки снега на скамейках и крышах домов, машин и беседок, голых кустов и деревьев, Ариадна Ангст резво накинула куртку и выскочила из дома. Заметив у подъезда на белоснежном ковре из снега чьи-то одинокие следы ног, Ариадна ревностно прожгла эти отпечатки человека, опередившего ее. Как бы ты рано не встал, найдется тот, что просыпается для дел раньше. А девушке так хотелось первой потоптать чистейшего снега, первой изгадить своими следами, первой поваляться в снегу, делая пресловутую бабочку руками и ногами. И первой поиграть в снежки.
Последнее из списка делать было не с кем, поэтому она просто посидела на скамейке, трамбуя снег, полежала в снегу на спине и натоптала следов на детской площадке (сразу видно, что у человека не было ни друзей в детстве, ни этого самого детства), после чего пошла бродить по городу, оставляя отпечатки своих прохудившихся кроссовок. Всеми отвергнутый (но ведь она сама!) бродяга-одиночка, радующийся первому снегу.
Почувствовав, что в дырявых кроссовках взмокли и продрогли ноги, Ариадна нехотя повернула назад и направилась в свое одинокое жилище. По приходу выпила чаю, согрелась. Села у окна, вспоминать мать, отца и свое одинокое детство: ни брата, ни сестры, ни подруг, ни друзей. Только путешествия с отцом, коротание дней с бабушкой, а затем с Мэвилом. И снова вынужденные путешествия, но уже с матерью, после которых были преступные передвижения и связь с криминалом, пусть и временами с веселыми и невеселыми (один Мишель чего стоит!) приключениями.
А теперь сплошное одинокое существование и эта вечная нехватка денег, которых у нее-то на самом деле с лихвой! Днем и ночью Ариадна ломала голову над тем, как обналичить счета Генри со своим паспортом и при этом не попасться этому же Генри. Постоянная жизнь в страхе, что ее выследят, угнетала. Раньше, ни с отцом, ни с матерью она не задумывалась и не ощущала этого дикого страха (ощущали они, но не давали ощущать ей!), наличие близкого человека всегда отменяло эти мысли, мысли тогда у нее были другие.
«Как я понимаю мать, которая при слове «слежка и выследят» впадала в ужас и едва совладала с собой, чтобы этого мне не показать. А мне это тогда казалось глупым и смешным…. Ах, мама, жила с тобой и тебя не понимала, не ценила. Ты ведь не за себя боялась…», - девушка старалась не давать воли слезам, они ей сейчас были ни к чему.

Глава сорок вторая: «Сплошные встречи».

Несколько дней Ариадна понуро проходила на работу, погруженная в эти тяжелые воспоминания о матери и своей жизни с ней. Наступившие выходные были не в радость. Не зная, чем себя занять, Ариадна вышла из дому помять уже несколько дней мятый снег, который днем подтаивал, а когда к вечеру подмораживало, застывал, покрываясь новым слоем, который с энтузиазмом выпадал под утро. Такой зиме она прямо радовалась – не нарадовалась! Ну, хоть какая-то отрада в жизни постоянно преследуемого изгоя.
Девушка вышла к обеду, чтобы наведаться в супермаркет и прикупить самого необходимого – хлеба с молоком, а также прочей ерунды, губительной для ее желудка. О здоровом питании было давно позабыто, и даже поставлен жирный крест и подпись: «К черту!». Не было у нее больше желания готовить для себя любимой, ты же помнишь. Да и желание покушать редко появлялось. В основном Ариадна заставляла себя есть, чтобы в голодный обморок на работе не грохнуться. А то ведь уволят, а работа ей кровь из носу нужна!
Шурша пакетом, Ариадна Ангст вышла из магазина и подошла к дороге, подтаявшую жижу грязного снега с которой еще не успели убрать дорожные службы.
- М-м-м шоколадный снег, - мечтательно протянула Ариадна, разглядывая коричневое месиво, покрывавшее дорожное полотно.
Стоящие у перехода вместе с ней подростки, рассмеялись, с интересом разглядывая девушку вроде бы в платье, но в мужской старой обуви и такой же куртке. Не замечая обсуждений и насмешек горячей молодежи, Ариадна Ангст неспешно перешла дорогу и, шлепая по грязи, пошла дальше.
Внезапно из-за поворота вынырнула на тротуар тройка то ли парней, то ли мужчин и, громко хохоча, да перебивая друг друга, они пошли впереди Ариадны, безразлично изучающей их широкие спины. Тот, что был посередине, явно терпел насмешки двух других, идущих по бокам. В руке у него было что-то, и он это часто подносил к лицу, а парни по бокам, повернув к нему головы, заливисто смеялись.
На людей Генри они были не похожи, на них у девушки глаз наметан. Потому Ариадне стало вдруг интересно, она прибавила шагу, приближаясь и с любопытством рассматривая предмет в руке неизвестного, что вызывал бурю эмоций и смеха у двух других. Парень в этот момент обернулся на хлюпанье снега позади, и, подтянувшаяся даже на носочки, Ариадна, наконец, увидела в его руке обыкновенную, заледеневшую длинную и прозрачную сосульку и подумала:
«Ты сосешь сосульку?! Ты романтик, или дурак?», - и в ту же секунду глаза ее поднялись выше, к лицу парня, и она опустила пятки прямо в лужу, а голос прорезался против ее воли:
- Нэйтон?!
Романтик или дурак, на спор облизывающий ледышку, в доказательство того, что она не примерзает к языку, как железка, тоже застыл и просиял от неожиданной и такой скорой встречи с его драгоценной Ренис Нолл:
- Ренис! – раздался крик на всю улицу.
- Не Ренис, а Ариадна, - строго поправила зачем-то девушка, сдавливаемая в крепких объятиях, нашедшего ее Нэйтона.
Его приятели, а это были коллеги по работе, которые по чистой случайности встретили его здесь (они находились в командировке), терпеливо ждали в сторонке, бросая на Нэйтона вопросительные взгляды. Он махнул им рукой, мол, давайте, потом все объясню. Парни, поулыбавшись, кивнули и продолжили свою прогулку вдвоем по направлению к клинике, оставляя Нэйтона наедине со своей  находкой. Тратиться на прочие диалоги между голубками, ты уж извини, я не буду. Додумай и нафантазируй как-нибудь себе в свободное время эту сладковато-тошнотворную романтику, я же коротенько изложу, что: Ариадна была одновременно и рада и не рада этой встрече. Почему рада – думаю, и без лишних слов понятно. А почему нет – ну, тут, как и всегда: жизнь Нэйтона под угрозой, теперь и он всегда в опасности и бла-бла-бла, и ля-ля-ля.
Далее он уговаривает ее бросить все и вернуться вместе с ним к Микки, и Ренис (а она на время отказывается быть Ариадной, побеждено принимая предыдущее имя) соглашается. Каэлу Хантеру Нэйтон позвонил сам, чтобы жизнерадостно сообщить только одним словом:
- Нашел! – после которого бывший командир Хантер быстро отключил телефон, боясь и не желая знать, где именно Нэйтон ее нашел. А то вдруг кое-кто из него это потом выудит. Опасные знания ни к чему. И он чертовски прав.
Нэйтон прекрасно понимал мотивы этого грубого бросания трубки Каэлом, он и сам не собирался сообщать подробности того, где нашел. О звонке, и, вообще, связи Нэйтона с Каэлом, Ренис, естественно, ничего не знала. Нэйтон Ривер скрывал это, как и было условлено. Скрыл и сейчас, намереваясь скрывать и в будущем.
Идем же далее. Я хорошо помню, что как-то было дано обещание тебе прописать разок встречу Ренис и Нэйтона с джокером, хотя возвращаться к Джонатану после той сцены в доме с воровкой-Рэн мной не планировалось. Но ради тебя сверну вулканы и затолкаю во впадины, ведь тут уже намеренно место действия вернулось в тот же город. Так что, держись, обещание исполняется.
Это случилось в день их отъезда. И, раз уж то было желаемо тобой – они держались за руки, тихонечко шагая в ногу и волоча за собой свои скромные пожитки, упакованные в чемоданы. Конечно же, беглянка боязливо озиралась, опасаясь узнать в прохожих верных псов Генри и товарищей из команды Хантера. Несмотря на то, что теперь она опять не одна, страх этот в ней был. И будет. Тот самый страх, что вечно гонял их с пугливой матерью с насиженного места. С отцом она его совершенно этого не испытывала, так как не подозревала о причинах их путешествий. Отец никогда не рассказывал правды. Это сделал Мэвил после его смерти.
С Нэйтоном она шла по самой людной главной улице, которая, сужаясь, начала извиваться, огибая не сочетавшиеся новые одиночные высотки среди рядов зданий старого образца. До вокзала было рукой подать, Ренис даже уже видела эту густую, копошащуюся толпу людей впереди, отчего стало еще больше не по себе от мысли, что уж там-то найдется хоть один прихвостень Генри. Она будто хотела, чтобы ее нашли, да?
Нэйтон чувствовал все это, предугадывал все эти страхи, но не придавал им значения, уверенно шагая вперед и ведя за собой, порою очень сильно тормозящую ход, девушку. Оба шли в бурном человеческом потоке, то были праздничные зимние деньки и все куда-то спешили. Навстречу им шли не менее густой массой, прибывшие откуда-то и надолго, и ненадолго, люди.
В этой встречной толпе были двое, что возвращались из длительной деловой поездки: один – уже известный предприниматель, получивший компанию по наследству, другой – все тот же его друг, оставшийся в тени славы, но когда-то бывший по положению выше. Догадываешься кто? Ха, глупый вопрос. Ты же и так знаешь, я же пишу то, чего тебе так хотелось!
Да, один – Джонатан, тот, что нынче в тени, второй – Марло – сын известного предпринимателя. Джонатан уже не простой электрик и охранник в его доме, парень поднялся выше по карьерной лестнице, если, конечно, позволишь так сказать. Он являлся заместителем Марло в делах, так как был на порядок грамотнее и хорошо разбирался в тонкостях бизнеса и, практически, решал все вопросы друга сам. Не буду вдаваться в эти детали, ты видишь, объем этого черновика ограничен. Единственное, чего хотелось бы добавить (или как всегда, напомнить): и Марло, и Джонатан были на четыре года младше нашей главной героини, а это значит, что сейчас парням было около двадцати семи лет.
Первым из них узнал в идущей навстречу девушке свою одноклассницу и первую любовь Джонатан.
- Это же Шинон! – толкнул он в бок Марло, и друг с сомнением посмотрел на указанную девушку.
Марло поморщил лоб, он и вовсе не помнил никого с таким именем и потому усиленно хмурился, вороша память и глядя на приближающуюся «Шинон». И все равно он ее не узнавал.
А Ренис и не видела их, мотая головой и вылавливая позади и сбоку подозрительных и подходящих на роль шпионов Генри, прохожих.
- Шинон! – вырос вдруг у нее на пути какой-то парень, так счастливо улыбаясь. К нему тут же примкнул еще один, придирчиво разглядывая ее лицо.
Ренис, поначалу вздрогнув и едва не сорвавшись с места в карьер, быстро сообразила, что люди Генри никогда не обратились бы к ней с таким именем. Как запуганный зверек, она всмотрелась в эти лица, запоздало признавая обоих – Джонатана и Марло, что с годами стали куда здоровее и привлекательнее.
- Вы… - прошептала девушка, созерцая эти внешние изменения и сопоставляя их с теми туманными воспоминаниями из прошлого.
- В чем дело, Ренис? – Нэйтон подобно курице, защищающей единственного выжившего из всего выводка цыпленка, вышел вперед, разграничивая пространство возле Ренис и Джонатаном, что вплотную подошел к ней.
- Ренис?! – переспросил, не понимая, Марло, ведь ему едва удалось припомнить какую-то там Шинон, которая в итоге оказалась Ренис, а не Шинон.
- Все в порядке, Нэйтон, это…
- Я так рад тебя снова встретить! – перебил ее сияющий от радости Джонатан, вновь обходя Нэйтона и хватая девушку за плечи. – Где пропадала?! Почему не приходила?!
- А! Я тебя вспомнил, «шестерка», - намеренно подчеркнул, улыбаясь, ее ранг Марло, да так едко, что уверил даже меня в том, что с тех пор ничуть не изменился и остался все тем же подонком.
Смутные представления Нэйтона стали яснее. Не сложно было догадаться, кто эти двое, под напором которых девушка затравленно сжалась, ища глазами пятый угол. Настолько для нее эта встреча была неожиданна. И неприятна.
- Пойдем, - потянул Нэйтон Ренис за руку, вытягивая из рук Джонатана. – Мы можем опоздать, Ренис.
- Это Шинон, не Ренис! – так по-детски ревниво вцепился в другую руку джокер, а Марло, ухмыляясь, наблюдал, как эти двое не могут поделить одну неважную с виду игрушку.
Промелькнувшую в глазах Нэйтона злость четко увидела Ренис, к которой он развернулся, с возмущением таращась и не понимая, почему она не двигается с места.
- Пусти, Джонатан, - попросила мягко она, осторожно вытягивая руку. – Мне надо идти.
- Подожди, Шинон, я хотел…
- Джонатан, значит, - удостоверился в личности парня Нэйтон, замахнулся и хорошенько приложился кулаком по лицу, точно не зная, от ревности ли, или же от злости на самого себя и оттого, что сам был год назад этим самым «трусливым джокером». Но ему определенно полегчало. И тебе тоже, явно.
Джонатана отбросило назад. Позорное падение предотвратил Марло, он поймал друга за руку, ехидно улыбаясь вслед Нэйтону, спешно уводящему свою Ренис. Девушка озабоченно, переживая, смотрела назад, на Джонатана, он не решился и в этот раз пойти за ней и отстоять.
Он лишь жалобно крикнул:
- Шинон!
И остался стоять рядом с другом, который вволю злорадствуя, потешался и что-то нашептывал ему.
Рахиме (именно Рахиме, не Ренис) было жалко этого, так тепло смотревшего вслед, ее первого, хоть и фальшивого, друга, которого она когда-то немножечко любила. Но жалость, как я знаю, штука подлая, нехорошая. И, зная ее как облупленную, Нэйтон сильнее сжал в ладони ее руку и, не оборачиваясь, сказал:
- Ты Ренис, а не Шинон! Просто забудь, - шел он уверенно вперед, ведя ее за собой, будто мать, волочащая в садик ребенка, который не желает в этот садик идти.
«Я – Рахима, а не Ренис!», - упрямо ответила ему Рахима, но про себя, и пошла смиренно за ним.
Вот так вот. Такова встреча Нэйтона и Ренис с джокером. Так выглядело это в моих глазах. Не знаю, как виделась эта встреча тебе, так что, прими мою версию.
Они сели в нужный вагон поезда и пустились в новую жизнь, в которой должны быть вместе до конца (опять-таки, как это ошибочно!). Прости, за неимением достаточного времени и желания писать развернуто, я снова коротко перечислю дальнейшее развитие событий.

Глава сорок третья: «Счастье Рэн, возможно».

Нэйтон Ривер и Ренис Нолл вернулись к Микки Ровспелу, который искренне обрадовался этому так, будто был им не чужим человеком, а, предположим, отцом или матерью. Он же откликнулся на проблему девушки с ее настоящим паспортом и решил ее, подключив свои тайные связи и предоставив через месяц новый паспорт подлинной личности героя моего романа.
По приезду Нэйтон возобновил работу в психиатрической лечебнице у Микки, а Ренис просиживала дни дома, она старалась лишний раз и из окна-то не высовываться, дабы не спугнуть размеренно вращающееся колесико ее личной фортуны, что пока благоволила ей. Ой, как она боялась навлечь на себя следопытов Генри! Боялась как никогда прежде.
Попутно решил свои дела и Микки. Продемонстрировав на суде Ренис и добившись признания ее смерти фальсификацией (отчего возникли большие проблемы у тех медработников, что устроили это с подачи Эллисабэт Нолл и денег Генри, но о них я не буду здесь распинаться – лишнее), выиграл в суде в ее пользу. Но до одури честная дурочка Ренис Нолл вернула все завещанное Мэвилом его семье и сестре, попросив у них простого позволения пожить в квартире Мэвила некоторое время.
Обрадованные таким исходом затяжного судебного процесса, родственники позволение дали, и Ренис с Нэйтоном перебрались в это уютное жилье. Жили себе и в ус не дули. Недолго, правда, около полугода. Тебе может показаться это странным, но за все это время девушку ни разу не навестили ни Рахима, ни Шинон, ни новая личность – Ариадна Лаура Ангст. Я бы подумала, что они приходят к ней, когда она остается в одиночестве, но. Она частенько коротала дни одна в ожидании Нэйтона, что приходил с работы поздновато. Никаких разговоров и бесед со своими несколькими «Я» у нее не наблюдалось даже в этот период, так что, скорее всего, тут что-то другое. И я рискну предположить, что «Я» наведывается к ней, когда она находится не только в полном одиночестве, но и в глубоком отчаянии, перемешанном с острой нуждой и поставленной задачей немедленно что-то сделать себе во спасение. То есть, когда нужна поддержка и когда этой поддержки нет, и нет надежды найти ее ни в ком и ни в чем.
Думаю, это будет верно. Ведь сейчас Ренис была абсолютно спокойна – рядом Нэйтон, она больше не одна и может на него положиться, чувствовать его защиту, опору и спину. Еще у них есть Микки, и есть где жить, и уже не так страшен серый волк по имени Генри Мидлл, которого отнюдь не бабушка и пирожки волнуют. Но всему свое время, не бывает все время хорошо, тем более у такой особы, как она.
Звонок из дома с печальными вестями о том, что мать Нэйтона тяжелобольная, находится в больнице, заставляет его покинуть ее ненадолго. Девушка выразила желание поехать с ним, Микки с Нэйтоном пришли к взаимному согласию, что это рискованно – ее могут там увидеть недоброжелатели, и не разрешили.
Расстроившись, Ренис смиренно пообещала, требовавшему этого от нее, Нэйтону, что никуда не уйдет и не сбежит до его возвращения. Обещал за ней приглядывать и Микки Ровспел, потому парень со спокойным сердцем и душой покинул их. Вот на этом и начинается, на мой взгляд, самое интересное во всей этой писанине. Таки наступает переломный момент, ибо была одна допущена непозволительная ошибка.
Ошибка была связана с делом о разделе имущества известного мистера Леринга. То есть, речь идет о судебных тяжбах между его семьей и объявившейся молодой вдовой. Вдовой являлась мисс Нолл, не подозревавшая, что имена всех участников процесса мелькнули в колонке местной газеты. Но этого было достаточно, чтобы пусть и не сразу, но все же привести по их следам людей вездесущего хозяина. Людей, которые хорошо знали, под каким именем жил Мэвил Оруэл, что оказался одной из многочисленных, застигнутых врасплох, жертв.
Да, да, мой друг. Райскому гнездышку светило разорение. И разорял его не безобидный старый и облезлый кот с одним целым ухом, а целая свора молодых котят.

 17. 02. 17г. Отступлю еще немного, нужно прерваться, чтобы вновь поплакаться тебе об изъянах моего низкосортного романчика. Таки да, все у меня слишком коротко и отсутствует связь между некоторыми событиями и предложениями в диалогах. Большинство диалогов и вовсе ни о чем, они не раскрывают ни сути происходящего, ни характеров героев, ни тайн их грязных секретов. А герои мои, к тому же, – зачастую персонажи с нераскрытыми характерами и отношениями друг меж другом. Не зря тобой разок подмечено было совершенное отсутствие Гвен в одном из моих черновиков – да, она будто выпала от своей мне ненужности и исчезла. И не только она.
Помимо всего прочего, я, так торопясь дописать и завершить эту работу, упускаю многие важные детали. Например, о синяках и кровоподтеках Рэн, вечно избиваемой и убиваемой, вечно получающей на орехи. Обо всех ее ранах и болячках, ушибах, фонарях под глазами, которые медленно сходили, становясь фиолетовыми, зелеными, желтыми и серыми, и болевых ощущениях нужно бы точнее говорить. О ее более подробном пробуждении в очередной раз в палате клиники «мясника» Ноймана – тоже не помешало бы. А самый большой минус – совершенно не раскрыта «амурная» линия Лауры и Каэла, я все время тупо настаиваю, что чувства там есть и точка. А все потому, что по жизни не переношу эти сопливые признания.
Не приведены жалостливые, таки душещипательные истории от лица каждого из участников команды Хантера. А ведь это нужно, дабы читатель проникся к ним хоть какими-то чувствами! Это все и даже много больше можно учесть, подкорректировать, расширить, добавить, дополнить, раскрыть немного полнее, а также реалистичнее описать, если сидишь дома, ничего не делая и изредка почесывая копчик об дверной косяк на досуге. Или же банально (но тоже от наличия безграничного свободного времени) переписать и доделать в печатном варианте. А такого времени, тебе известно, у такого бренного червя как я – нет. Возможно, если уволят, попробую поработать над собой и этим бредом. А так, навряд ли.
Да и не тянет вся эта еретическая муть на произведение, за которое я могу убивать время, зрение и осанку за печатанием на компьютере, и за которое мне заплатят в широко растянутый нагрудный карман какое-нибудь издательство. Но самое смешное даже не это, а то, что в моей голове зреют три новые истории, связываться с которыми я не имею желания. Интересно, а каков из меня критик?! Писака, знаю, неважный. Может, хоть в критики сгожусь?
Кстати, пока снова не упущена из виду эта деталь: в той части, что носит название «Рэн» всюду должно фигурировать это имя, и никакого «Ренис». Только если это какие-либо внутренние монологи Рахимы и Ренис, которые, если я не ошибаюсь, а ошибаюсь я, как видишь, все время, появляются в части «Рахима». Стоп. А была ли такая часть, что-то не упомню. Ну и ладно, найду, надеюсь, время пересмотреть, что было, а чего не было. По секрету скажу, что все мои черновики и скудные заметки почти исчерпали себя, осталось совсем немного – буквально четыре листа. И это уже концовка. Далее будут лишь наброски действий, идущих после, так что, поручик, крепче держитесь в седле, следующие двести-триста страниц будут определенно последними. Я надеюсь.
Нет! Я настаиваю, что они последние, ибо сил моих уж боле нет.
Ищейки Генри были в разгаре процесса поимки, и захват Рэн – был лишь делом времени.
Ренис, не чуя беды, коротала дни без Нэйтона, настоятельно следуя инстинкту, не покидала квартиры, несмотря на то, что от скуки хотелось пойти развеяться, размять ноги в любимой длительной и утомительной пешей прогулке. В один прекрасный она все же позволила себе соблазниться и, дождавшись вечера, вышла погулять по округе.
Это вторая непозволительная ошибка. Но это она поймет потом, а пока же Ренис шла по городу, думая, как раз-таки о том, что подозрительно давно не нападали преследователи на ее след. Ухмыльнувшись, покривила губами от пришедшей в голову мысли, что ей до глубокой старости придется бегать уже от внуков Дьюи. Живо предстала перед глазами картина: худая щупленькая старушка – божий одуванчик, одетая с иголочки да по последнему писку моды для таких старых перечниц, как она, активно ковыляет с тростью от мчащегося на всех парах, но на инвалидной коляске, старого пня Дьюи, вокруг которого беззаботно носятся и резвятся его же внуки.
Улыбка ее растянулась, обнажая верхний ряд зубов, но, тут же дрогнув, сомкнулась. Потому что…
Ее глаза увидели в толпе Рика. И он смотрел на нее. Именно на нее, а не куда-нибудь и на кого-нибудь. Что значило, что ее давно пасут, будто отбившегося от стада, ягненка смелый выводок волчат. У Ренис внутри все похолодело, тело забилось в мелкой колкой дрожи, протыкавшей, будто иглами каждое нервное окончание. Ватными ногами она продолжила упрямо идти по своему пути, не сводя глаз с товарища и истерично думая, что настал конец. Следом за этим в голову забились два вопроса:
«Как теперь быть?» и «Что теперь делать?».
Под их напором, дрожа почище осинового листа на ветру, Ренис шла, постепенно беря себя в руки и мысленно засаживая себе по лицу звонкие пощечины.
«Нельзя возвращаться на квартиру. Выследят, и мне…», - пришла вроде бы здравая мысль.
- А где уверенность, что они уже не знают, где ты прячешься? – возникла, надолго пропавшая, Рахима.
- Не знают! Знали бы, давно ворвались бы по мою душу, - отвечала ей Ренис, глазами ища в снующих по городу людях таких же, как Рик. Ей казалось, что она видит множество знакомых лиц, с которыми она часто пересекалась и даже ходила на дело вместе, но близко не знала.
«Но это кажется», - подчеркивала она, подбадривая себя и резко сворачивая в переулок, где судорожно пустилась в бегство, оборачиваясь и улавливая за доли секунды сорвавшихся с места парней, которые держались немного поодаль от Рика. Те же, что показались знакомыми, в реальности оказались посторонними людьми. Ха, обман зрения. И памяти.
Это нагнало большего страху. Получается, город кишит теми, в ком она и не заподозрит следопытов! Девушка, испуганно выпучив глаза, что есть мочи, понеслась по темному переулку (плотно застроенные домами кварталы буквально тонули в собственных тенях к вечеру), усиленно соображая, что надо бы где-нибудь спрятаться. Но где? И как?! Как, если за тобой попятам несутся люди сильнее, быстрее и выносливее тебя?! Само собой напрашивается, что прятки не имеют смысла – она банально не успеет куда-либо заныкаться – увидят! Сжав до скрежета зубы и игнорируя покалывающий и вечно подводивший в беге бок, она отчаянно перебирала ногами, мысленно проклиная себя за эту глупую и наивную потребность прогуляться.
Обогнула ряд красочных беседок, покружила, заплутав меж мини-аттракционов на детской дворовой площадке, споткнулась пару раз, когда в панике оглядывалась на преследователей и юркнула в узкий лаз между двумя впритирку построенными высотками, где едва не застряла. Возможно, это ее и выручило. Крупные представители погони не сумели проскочить за ней, комплекция помешала. А делая круг, они потеряли время и добычу из виду. Оставшийся мужчина у спасительного для Рэн лаза, злобно сплюнул, достал пистолет и выстрелил несколько раз.
Звуки выстрелов сильнее подстегнули девушки, открывая ей глаза на суровую истину: живой и здоровой – уже не нужна, достаточно поймать живой или трепыхающейся от смертельных ран. А дальше дело за малым. За таким истязателем и маньяком, как Мишель, например. А их у Генри хоть водой разбавляй. Такая истина пугала хуже смерти. Не очень-то хотелось бы испробовать их пытки на своей трусливой шкурке. Не чувствуя ног, Ренис, остервенело несясь по дворам, искала глазами заветное место, где можно было бы притаиться на часок-другой, чтобы перевести дух. Озабоченная этим, она не сразу почувствовала жгущую и тянущую боль в ноге, чуть повыше щиколотки. Смутно вспомнив, что так горели ее раны, когда она попала в передрягу с Карлой и в этой кровавой бойне пострадала, она остановилась и посмотрела на ногу.
В нее попали, окровавленная штанина подчеркнула ей, что это не просто догадка, но прямо здесь задирать брюки и разглядывать рану было бы глупостью, ведь преследователи в любую секунду могли выйти на нее. Ренис проверила, что не оставляет кровавых следов – кровь стекала по носку в обувь, после чего собралась с последними силами и бросилась на поиски временного укрытия.
И нашла.
В одном из дворов без раздумий она спрыгнула в открытый люк коллектора. Здесь были трубы разных длин и диаметров с разнообразными вентилями, некоторые из которых с шипением пропускали пар. Видимо крышку открыли рабочие для устранения неполадок, но, не завершив работу, решили бросить как есть, все равно им сюда же возвращаться. Пахло гнилью и сыростью, возможно, запах гнили источала дохлая крыса, покоящаяся где-то внизу под трубами. Но и это терпимо. А куда деваться, когда так хочется жить?! Ради этого просто необходимо перетерпеть и притаиться, представляя себе, что пахнет не разлагающейся крыской, а букетом, допустим, роз.
Над ней, где-то далеко, послышались мужские голоса и приближающиеся шлепки ног об асфальт. Ренис взмолилась, упрашивая их не останавливаться и не заглядывать в люк, в котором она сидела, вжимаясь в угол в крайне неудобном положении: одной ногой на широкой трубе, со свешенной вниз, пульсирующей дикой болью, другой ногой и подпирала руками грязный свод у отверстия люка, держась за него, чтобы не соскользнуть вниз.
Преследователи остановились, сердце девушки замерло, его ритм теперь отбивало в ноге, да такой бешеный, словно там гоняют кровь три сердечные мышцы. Никто из мужчин осматривать открытый люк не стал, он был им неинтересен. Остановка эта их была для совместного обсуждения того, куда могла направиться на этой развилке дворов преследуемая ими девушка. Ренис слышала их план, который включал в себя пункты: разделиться и сообщить всем остальным, а также какие районы следует прочесывать. То есть все силы перебрасывались к ним. От такого резерва посланцев Генри Ренис дух перехватывало, ей теперь не уйти, она это понимала.
Но уйти надо. Хотя бы в этот последний раз.
Мысленно провожая удаляющихся следопытов, она грешным делом подумывала о самоубийстве. Ведь это лучше, чем попасться в руки Генри. Где-то внутри нее раскатом грома пронесся хохот:
- А как же твое возмездие во имя невинно убиенных?! Как же кровавая расправа с Риком, Дьюи, Хантером и Генри?! Как же, в конце концов, Нэйтон, а?! – спросила Рахима и снова издевательски рассмеялась, подстегивая этим Ренис собраться и назло ей крепиться.
«Ах, если бы иметь в запасе жизнь! Ну, хоть одну…», - подумала Ренис, мечтательно тратя запасную на бесстрашные и безрассудные поступки, в числе которых охота на ее жертв.
- У тебя она одна, и та сегодня близится к концу! – Рахима была как никогда жестока к ней.
Игнорируя свое «Я», вновь в ней проснувшееся, Ренис разумно переждала в укрытии около двух часов, сетуя на то, что у нее нет третьей ноги, которой можно было бы заменить давно затекшую и занемевшую ногу. Имеющейся второй воспользоваться нельзя: больно. С наступлением сумерек девушка, пыхтя, выкарабкалась из своего убежища, затратив на это огромные усилия, отчего пролежала без сил минут десять на грязном асфальте. Опомнившись, что такая беспечность для нее опрометчива, она подобралась и встала на ноги.
Эм. Поправочка: встала на ногу. Раненную ногу напрягать не могла, она у нее была в полусогнутом положении, Ренис пока старалась адаптироваться к боли, возникающей при использовании подстреленной ноги. Штанина была вся пропитана кровью и неприятно липла к коже, а в кроссовке уже хлюпало.
Подумав, что кровавые следы ей ни к чему, Ренис проскакала на одной ноге к мусорным бакам, в поиске пакетов, которые нашла и надела на ногу, плотно перевязав их шнурком. Шуршит, конечно, но зато спокойна, что не наследит.
«Главное, чтобы собак на запах крови не пустили», - смеялась в ней зло и раскатисто Рахима, а Ренис усаживалась меж мусорных баков, собираясь с мыслями и силами для отчаянного рывка, который мог бы помочь ей как-то пробраться домой. И пробраться незамеченной, вот что ей сейчас было необходимо. Пораскинув мозгами еще в люке, Ренис пришла к выводу, что наилучшим вариантом для нее будет попытка пробиться из их оцепления и очертя голову броситься туда, откуда их всех сняли и, соответственно, где их нет. Но тогда ей выпадает участь бродить по городу больше, чем нужно, мотая огромные круги до своего дома. А что делать, когда другого выхода у нее нет? – «Лишь бы нога не подвела».
Ренис не знала, сможет ли она вообще ходить, и все сидела у баков, дожидаясь полной темноты.
«Думаю, уже достаточно темно», - девушка встала через полчаса, сняла куртку, вывернула ее наизнанку и снова надела. Осторожно опустила раненную ногу, не перенося на нее массу тела, а лишь подготавливая к этим нагрузкам. Волосы свои собрала и высоко затянула в хвост, а хвост затем в клубок, который привычными движениями подвязала носовым платком. Завершив на этом преображение и трансформацию, Ренис пошла, сильно хромая и обтираясь о стены домов, обратной дорогой, всякий раз, при виде людей, замирая на месте и со страхом вглядываясь в лица.
Знакомых лиц не встречалось. Это обманчиво подбадривало, благодаря чему она и смогла добраться до лаза, протиснуться в него и выйти на широкие, перекликающиеся оживленными перекрестками, улицы. Было многолюдно. Последние теплые деньки уходящей весны жители с жадностью тратили в ночных прохладных прогулках под яркими огнями фонарей.
«Мне нужно меньше света», - подумала сразу же Ренис и прохромала на теневую сторону улицы. – «И меньше хромать. Стрелок-то знает, что подбил меня».
- И, вообще, ходи-ка ты уверенней, а не как прячущийся от погони человек. Ты только выдаешь себя этим! – добавила серьезного совета Рахима, и Ренис к ней прислушалась: вытянулась, расправила плечи и, высоко подняв голову, тверже зашагала, стараясь, превозмогая боль, не хромать. А боль была адской. Ведь пятка кроссовки, оставшейся без шнурка, свободно болталась и при каждом шаге безжалостно въедалась своей высокой задней стенкой в рану, причиняя еще большей боли.
Но Ренис шла. И шла быстро, потому что чем медленнее она плелась, тем медленнее впивалась обувь в рану, растягивая болевые ощущения. От быстрого хода боли было не меньше, но успокаивало то, что так скорее доберется на квартиру, где она сурово поквитается с этой кроссовкой.
«Лишь бы на пакет не смотрели и не вздумали спросить, что со мной…», - закусив от боли губу до посинения и до крови, она упорно шла вперед.
Везение ли это, или же просто удачный ход ее мыслей, но она смогла добраться незамеченной к дому, в засаде у которого еще полчаса простояла, проверяя, не шел ли кто за ней, и не вывела ли она кого на свое тайное убежище.
Никого.
Девушка открыто хромая и, даже почти волоча ногу, кинулась к подъезду. По стеночке, по лестничке, и вот она – заветная дверь в квартиру, где Ренис, предварительно заперевшись на все внутренние замки, прямо в коридоре принялась разматывать ногу и разрывать пакет. Стянула обувь, стащила брюки, вывернула ногу, чтобы лучше рассмотреть рану, но размазанная до колена и кое-где уже подсохшая кровь мешала ей, девушка поползла в ванную.
Крича вовнутрь себя, подержала под струей воды свою покалеченную лапку, осторожно потерла рукой, хорошенько смывая кровь и разглядывая. Пуля прошла вроде бы по касательной, но…. Касание было явно глубоким, кровь все еще сочилась из углубления и не думала прекращать свое течение. Обувь, конечно, тоже постаралась и посодействовала осложнению травмы. Кляня всем, на чем свет стоит свои кроссовки, Ренис выбралась из ванной и поскакала на ноге по комнатам в поисках аптечки, которая доселе ей ни разу не пригодилась, потому и не знала, где она есть и есть ли вообще. Обошлось без звонков к бдительному Нэйтону. Она смогла отыскать заветную белую коробку с большим красным крестом на ее крышке. Нашелся в ней бинт и антисептик, чему Ренис была безмерно рада, иначе подловили бы ее у круглосуточных аптек этой ночью.
Порычав, не в силах сдержать крик, от жжения, Ренис, стиснув зубы, обмотала щиколотку и поползла заметать следы в коридоре – все протерла и тщательно вытерла. Обувь и брюки постирала несколько раз, после чего открыла окна, выветривая запах крови. Пакет, перед тем как выбросить, всполоснула и только потом с чистой совестью бросила в мусор. Из дома она больше не высовывалась и света не зажигала, Микки звонила сама, жизнерадостно болтая ни о чем и заверяя, что у нее все хорошо. Убалтывала, лишь бы только он не подумал навестить и увидеть ее хромоты, после чего обязательно последовало бы выяснение причин.
А он и не приходил. Верил, что с ней все хорошо, что все в порядке. Сложнее было с Нэйтоном – его-то не обманешь. Он знает, когда она врет. Но у Ренис получилось провести и его – девушка намеренно звонила перед сном и спихивала свою «странность» на усталость и желание спать. В общем, тянула время как могла. Не то заподозри Нэйтон неладное – вернулся бы моментально, бросив больную мать.

Глава сорок четвертая: «Прощай, Нэйтон».

Ренис, теряясь в догадках, как дальше быть и как можно покинуть город с Нэйтоном незамеченными, изо дня в день наблюдала, как быстро затягивается и заживает рана, если ее не тревожить и не травмировать резкими движениями. Были бы еще специальные заживляющие мази и порошки, прописываемые специалистами, вообще никакой печали не было бы. Но, увы – из дома дорога ей была уже заказана.
Нэйтон приехал неожиданно в конце недели, когда почти все продукты в ее холодильнике иссякли. Стук в дверь сильно испугал ее, но различив этот их условный стук, Ренис рискнула подойти к глазку и удостовериться, что это не люди Генри. Нэйтону она все честно рассказала, даже о ноге, упрашивала его срочно съехать и бежать из города. Естественно, во все посвятили и мистера Ровспела.
Микки помог им, он тайно перевез этой же ночью их к себе. И вовремя! Люди Дьюи разузнали, по какому делу шли судебные тяжбы, а также то, что Ренис Нолл вернула все прямым наследникам, от которых и была уловкой получена информация о том, что девушка попросилась пожить у них, но уже вернула ключи, так как недавно освободила квартиру. С родителями Джона Леринга прихвостни Дьюи Мидлла были весьма вежливы, ведь те открыто выдавали все, что у них спрашивали. То есть, прибегать к своим жестоким методам не пришлось.
На слова мало кто верит, потому, по адресу Джона Леринга была отправлена группа людей, что тихо вскрыла замки и прочесала квартиру – никого. Устроили даже засаду несколько дней. Но кроме нынешних хозяев никто в квартиру не наведывался. Проверили родственников Леринга и на связь с Ренис, тоже ноль. Связь не поддерживалась, снова тупик (а о Нэйтоне те и не знали и даже ни разу не видели, только Ренис). Но информации о том, что Рэн покинула город, не поступало, и Дьюи требовал найти ее, достать хоть из-под трех земель!
А в это время я не удержусь и скажу, что: беда не приходит одна, с ней любезно под ручку шагают неудачи, горести и трагедии. Поступил в этот сложный период звонок из дома Нэйтона, оповещающий о том, что тяжелобольная мать Нэйтона скончалась, не приходя в себя после сложной операции на сердце. Опечаленный и разбитый Нэйтон должен был срочно мчаться назад в родительский дом к отцу и брату. Что он и поспешил сделать.
Ренис рвалась поехать с ним, но теперь, в связи со сложившимися обстоятельствами, это было вдвойне опасно. Ее едва смогли уговорить остаться и отсидеться под защитой Микки Ровспела. Ренис с угрюмым видом приняла условия, демонстрируя молчаливое смирение, в котором вновь и вновь возвращалась к тому, что все-таки будет лучше, если она снова, но уже навсегда исчезнет из жизни Нэйтона, чем и перестанет калечить его судьбу. А судьба, по ее расчетам (если все пойдет такими темпами и в том же русле), ему светила незавидная: мотаться с ней годами по белу свету, пока не схлопочет пулю в лоб, или его не устранят иными методами, которых у Генри с лихвой в загашнике. Ренис Нолл всегда чувствовала себя помехой в жизни Нэйтона, которая даже сейчас не дала побыть сыну с матерью, дни которой были сочтены и он это знал, но бросил мать и приехал к ней. Этого себе Ренис не могла простить.
Чувствуешь, что будет дальше? Да, чутье твое не ошибается. Эта девушка всерьез вознамерилась вновь покинуть своего голубоглазого спутника и вновь пуститься в недолговечное странствие одинокого и преследуемого бродяги. Получится ли все так, как она уже задумала? Сейчас посмотрим.
Автобус Нэйтона отправлялся в два часа дня с автовокзала. Его привез туда Микки, Ренис они не взяли, все так же опасаясь, что на них могут напасть и схватить ее. А что же Рэн?
Ренис покорно осталась дома, судорожно пакуя с их уходом свои пожитки. В какой-то момент ее вдруг перемкнуло и, бросив в коридоре собранный и готовый к вояжу чемодан, она выбежала из дома, села в первое попавшееся такси и потребовала везти ее на вокзал. Они ведь не особо прощались, провожая Нэйтона, так как считали, что поездка его будет не долгой, и он очень скоро вернется к ней. Возможно, ее вело желание напоследок насмотреться и, хоть мысленно, сказать: «Прости, прощай и не обессудь» Нэйтону. Может быть и так, не отвергаю эту мысль.
Микки Ровспела уже не было, он только-только отошел проверить машину на стоянке, именно в этот миг к рядам автобусов и подбежала девушка, озадаченно высматривающая в человеческой массе у транспорта свою цель.
Он увидел ее сам из окна, готовившегося к отправке, автобуса.
«Что же ты делаешь?!», - возмутился парень, выбегая навстречу растерянной девушке с лицом ребенка, только что в толпе потерявшей руку матери, за которую держался, боясь быть брошенным и забытым.
- Зачем, Рэн? – спросил он тихо, впервые называя ее так, как звал Хантер, чувствуя, как крепко она сжимает его в своих объятиях. Очень странных и непривычных ему. – Тебя же могли увидеть.
- Я на такси вплоть до стоянки, ничего…
- Уходи скорее, здесь где-то Микки. Пусть он заберет тебя…
Девушка рассеянно кивнула в ответ. Нэйтон заглянул в глаза, что-то было не так. Что-то смутно щекотало нервы и будто загадочно шептало:
«Это уже было. Насторожись!».
Но что «это» и когда «это» было, он не вспомнил. Вспомнит позже. Когда вернется и не обнаружит Ренис Нолл в квартире.
- Я просто хотела сама по…. Проводить тебя. – Ренис сумела вовремя заменить слово, а то едва не вырвалось разоблачительное «попрощаться». А Нэйтон намеренно не прощался, зная, что она это не любит, да и он не надолго отправлялся к своим близким.
Водитель автобуса недовольно посигналил, было время отправки, все ждали только Нэйтона, на которого и уставились с возмущенными лицами пассажиры из окон.
- Найди Микки и мигом домой! – строго приказал Нэйтон, следом радушно улыбаясь. – Я скоро вернусь.
Так же радушно улыбаясь, махала ему рукой и она, провожая взглядом окно, из которого смотрел в ответ Нэйтон, пока автобус медленно уплывал, проплывая, словно кит в океане мимо нее, мелкой рыбешки на корм другим хищникам. Вместе с тем улыбка Ренис искривилась, становясь жалостной, а из глаз щедро побежали слезы, все потому что она видела у дороги, на которую выехал автобус, машину, возле которой стоял Рик. Девушка также чувствовала, что приближается нечто сзади, и это было на уровне ее хорошо развитой интуиции и природного чутья опасности, которой уже никак не миновать.
Не зря шестое чувство предупреждало ее, да только поздно – в спину, чуть ниже правой почки, уперся ствол пистолета. Ренис ли не знать, эти ощущения, когда в тебя тыкают дулом оружия! От улыбки на ее лице не осталось и следа, только жалостливая гримаса собственной беспомощности и обреченности, просящей помощи свыше и совершенно не веря в то, что эта помощь будет.
- В машину, - приказал голос в спину и, потянув за руку, девушку развернули назад.
Ренис увидела еще один автомобиль, за рулем которого узнала Стива. Итана тоже опознала, он стоял у задней двери, а вот державшего ее амбала она видела впервые. Второго такого же, что стоял по другую сторону от Стива, тоже. Это были люди из резерва Дьюи, «Мелкая» не могла их знать.
Жертва их была на грани потери сознания, но по обыкновению стойко не подавала виду, зато, не стесняясь, лила слезы и делала это навзрыд, избегая взглядов на бывших товарищей, казавшихся такими холодными и равнодушными. Ее посадили в машину. Рик, проконтролировав поимку, сел в свое авто и отъехал первым, ему предстояло завершить еще кое-какие дела в городе.
В этот самый миг, поддавшись какому-то тревожному чувству, Нэйтон Ривер вскочил с места и пошел в конец автобуса к заднему окну, надеясь увидеть там Ренис и мистера Ровспела, что должен был забрать ее. Их там не было, только такой же, как у Ровспела, черный BMW сдавал назад, чтобы выехать со стоянки на дорогу. Успокоившись этим, парень вернулся на свое сидение.
Странные ощущения чего-то им непонятого не покидали его, не давали покоя. И уже оказавшись дома, поймав единственную свободную минутку, он все-таки позвонил Ренис. Она не ответила. Парень сразу же набрал к Микки и от него узнал, что тот не пересекался на вокзале с Ренис и тем более не забирал ее домой. Тут одно из двух: либо до нее дорвался Генри Мидлл, либо она снова бросила его и сбежала.
Позже, проверивший квартиру, Микки сообщил ему, что ее вещи тоже пропали, но от этого яснее не стало, что именно с ней случилось, поэтому, покончив дома со всеми похоронными церемониями, через несколько дней Нэйтон Ривер помчался назад, надеясь успеть хоть что-либо предпринять.
Ну а Рэн…
Рэн. Хм. Ренис Нолл, наконец, пойманная, сидела на заднем сидении машины между Итаном и здоровяком. Второй крепыш сидел впереди, рядом с водителем – Стивом и, явно отчитываясь, о чем-то говорил по телефону. Наверное, докладывал все Рику и получал указания к дальнейшим действиям. А девушка беззвучно и без лишних эмоций плакала. Просто сидела с залитыми слезами глазами и лицом и смотрела вдаль, игнорируя игры взглядами через зеркало заднего вида, что вели Стив с Итаном.
Почему же она так беззаветно плакала? Не от приближающейся ли трагичной развязки сей истории, грозившей ей однозначным лишением жизни, которую так долго берегли Муссафа, Мэвил, Эллисабэт и Лаура, а еще и Хантер с Нэйтоном? Или, может, от собственной жалости и страстного желания жить, чего ей теперь определенно не светило? А может, от того, что больше никогда не увидит Нэйтона, который вынужден будет искать ее, не ведая о том, что ее давно уже нет в живых?
Я думаю, что, все это также имеет место быть, причем одновременно, с добавлением еще одной версии: что слезы ее были от того, что Рик увидел и запомнил человека, с которым стояла Ренис – Нэйтона. Нэйтона, которому грозит серьезная опасность, и очень скорая, если Рэн не отдаст Генри то, что так ему нужно. А отдав все, погибнет сама. Да, именно. Теперь у Генри есть козырь, и из нее, совершенно не напрягаясь, можно вытянуть все до копейки и затем убить. Но это она так думала. Не видел Рик Нэйтона, он и ее-то заметил, когда автобус тронулся, открывая обзор на Ренис. Только вот откуда было Рэн знать это?!
То, что произошло затем так внезапно и сверхнеожиданно, можно смело считать удачей, везением, оскалом игривой фортуны или же просто прощальным подарком двух разжалобившихся товарищей.
- Ну, так что же произошло?! – в нетерпении спросишь ты.
- А вот смотри, - скажу я, показывая на сию картину.
Как только говоривший по телефону амбал, сидевший впереди, убрал телефон в карман, Стив дал знак глазами Итану, что сидел ровно за этим здоровяком. Он ловко вскинул пистолет и приставил к затылку мужчины. Спустил курок. Раз. И еще раз.
Сидевший сзади, но рядом с Ренис, мужчина мгновенно выбросил руки с пистолетом, мстительно выцеливая Итану промеж глаз. Тут в дело вмешалась обсопливившаяся девушка, которая быстро поняв, что к чему, со всем отчаянием вцепилась в руку этого стрелка, изо всех сил толкая и не давая тому прицелиться и выстрелить. Ну и как по традиции схлопотала мощный удар левой, но это стоило жизни этому гиганту – Итан выстрелил раньше, чем до него дорвался неприятель.

Глава сорок пятая: «Те самые товарищи».

Это вызвало бы много шуму, не будь у Итана глушителя, но ведь и с трупом на переднем сидении далеко не уедешь. Стив свернул и притормозил у ряда закрытых ларьков, подготовленных под снос, дабы на их территории возвести прибыльный торговый центр. Заглушив мотор, он обернулся назад.
Застонав и приложив руку к мокрой от слез и разбитой в кровь скуле, Ренис поднялась с колен Итана, на которые ее отбросило ударом.
- Ты что творишь?! – запоздало возмутилась она, заглядывая в лицо этому смелому очкарику.
- То, что разрешил нам Хантер напоследок, - улыбаясь, сказал вместо него Стив.
- Напоследок перед чем? – девушка подозрительно сощурилась, силясь понять к чему они.
- Перед нашей полной свободой.
Ренис изумленно посмотрела на Итана, что говорил очень серьезно, пряча свой пистолет в кобуру на поясе и спеша протереть капельки крови на своих драгоценных очках.
- На свободе вас за это, - Ренис кивнула на мертвого мужчину рядом с собой, который уперся головой в стекло двери и истекал кровью. – Убьют.
- Знаем, - почему-то не переставал беззаботно улыбаться Стив.
- Не разделяю твоей жизнерадостности, - Ренис покосилась на передний труп мужчины.
- Поговорим позже, нужно перетащить их, - Итан быстро вышел из машины, за ним и Стив.
Вдвоем они выволокли переднего здоровяка и свалили тело в багажник. Следующим туда же бросили того, что развалился рядом с Ренис, погрузившись в вечный сон и заливая кровью стекло дверцы и сидение. Пока парни работали, девушка смирно сидела на месте, не зная, чего от них дальше ожидать и нужно ли ей бежать очертя голову от нежданных и негаданных спасителей. Но если быть предельно честной перед собой, то сидела она, желая поговорить с ними и расспросить обо всех своих бывших товарищах, а также подробнее узнать о причинах их столь бесстрашного поведения.
- И чего ты расселась?! – открыл дверцу Итан.
- Не поняла, - растерялась и почти испугалась девушка.
- Вставай, мы не можем рассекать по городу в этой машине.
Ренис послушно вышла и также послушно, крадучась, как и они, пошла с ними, хотя никто из них не говорил ей, что надо за ними идти. Но с ними же было так спокойно и…. так привычно. Будто вышла с командой на очередное плевое дело. Подумав об этом, девушка вдруг ощутила острую нехватку всего того, что было с ней, когда она была не последним звеном слаженной команды Каэла Хантера. Чувствовала, как остро не хватает ей всех тех людей и криминальных афер, чувствовала, что безумно скучает по ссорам с Хантером и склокам с Гвен, да дракам с Дьюи. Что очень сильно скучает по Адаму, Ирме, Риччи и даже Карле и, будь они еще живыми, Лауре, Питу, Мэндси и прочим из тех, кого уже не вернуть никакими путями.
Устав от молчаливого следования по пятам и устав предаваться приятным воспоминаниям о былых деньках, Ренис задала вопрос в спину парням:
- И что мы делаем?
- Тебе в общем, или конкретно сейчас? – первым ответил вопросом на вопрос Стив, немного повернув к ней голову.
- Не думала, что тут несколько вариантов, но раз так, хочу знать оба.
- В общем – спасаем тебя. А сейчас – ищем машину, а то ведь на своих двоих мы недалеко уйдем. Сама знаешь, что сложно будет вырваться из этих когтистых лап.
Девушка кивнула, оглядывая стоянку, к которой они подобрались. Дальше, ясное дело, будет угон – кража чужой собственности, машины, что так необходима для них.
- Но почему вы спасаете меня?
- Ш-ш-ш-ш! – строго шикнул на нее Итан и поправил очки на носу.
- Давай потом, - подмигнул ей Стив, убегая вперед с уже заготовленными отмычками.
Итан стоял неподалеку, зорко контролируя горизонт и, как только Стив бесшумно вскрыл замок, он взмахнул рукой, подзывая Ренис, что резво кинулась к ним. Все трое гармонично забились в автомобиль.
- Ты налегке, или есть что-нибудь важное? – повернулся к ней с переднего сидения по-деловому Итан.
«Звучит как уловка, выводящая их на мои важности, но...», - смысл вопроса она восприняла положительно:
- Есть! – воскликнула Рэн, вспомнив о четырех разных паспортах в чемодане, который она бросила у двери квартиры, и назвала адрес.
Машина тронулась с места.
- А вот мы налегке! Все, что нужно, уже при нас, - улыбался опять Стив, опять занявший сидение водителя.
- Ну-ка, хоть теперь потрудитесь мне объяснить, зачем вы это делаете? Это Хантер вас…
- Никто на нас не заставлял, не принуждал, не угрожал, - перебил ее Итан, предугадывая суть вопроса. – Мы сами вызвались.
- Но, естественно, поставили в известность Каэла, - кривая-кривая улыбка девушки, еще меньше часа назад льющей крокодиловые слезы, образуя океан у своих ног.
- Не без этого, конечно, - влез серьезный Итан. – И взамен, если хочешь, можешь так подумать, потребовали полную свободу действий и свободу в целом.
- Разве он держал вас насильно?
- Нет, не держал, Рэн, - Итан замялся, подбирая слова. – Это вроде как отплата за то, что он скроет все, что знает о нас от Дьюи, чем и поможет нам уйти.
- Не убей вы его людей, Дьюи и не обратил бы на ваш простой уход внимания.
- Но так этого хотелось! Ты бы знала! – вмешался с горящими глазами Стив. – Эти двое навязаны нам с того самого дня, когда тебе позволено было уйти, ну, ты помнишь же, тогда, на вокзале…
- Помню, - улыбнулась Ренис. – Как не помнить…
- Дьюи никому из людей Хантера не доверял, обложил всех нас, будто кирпичами, своими парнями – ни шагу без них не сделать.
- А это так напрягало! – продолжал за него Итан.
- С Хантером и этими  ребятами мне понятно, ну, более и менее. Но вы…. Зачем вам понадобилось так самоотверженно спасать меня?!
В машине повисло недолгое молчание. Задумчиво ответил Итан, нарушая тишину:
- Не знаю, как объяснить. Когда Хантер сказал, что сели на твой след и нас отправляют забрать тебя, решение было принято самой собой, молча, не сговариваясь, лишь едва успев предупредить Каэла о задуманном.
- Просто хотелось сделать что-то для тебя, - торопливо добавил Стив.
- Я для вас ничего не делала, - грустно сказала Ренис.
- А может это все вовсе не ради тебя, а назло этому отвратительному Дьюи, - предположил Стив, эмоционально подчеркивая свое крайне негативное отношение к сыну Генри.
- Я будто вижу мстительного Стива, грозу подонков и ублюдков, - хмыкнула девушка, заглядывая в лицо, очень быстро повернувшегося к ней, Итану.
- Ах, да, ты ведь не знаешь, - сказал он, снова неуловимым движением поправляя очки, которыми остался недоволен. Он посмотрел на них, протер и спрятал в нагрудный карман.
- Не знаю что? – Ренис напряглась, ожидая худшего.
- Он убил Ирму.
Еще двумя-тремя годами ранее она, как обычно, не веря, завопила бы: «Что-о?!». Но все эти смерти, идущие друг за дружкой и череда гибнущих из-за нее же друзей (товарищей!), высекли из нее холодную расчетливую убийцу, тщательно ведущую список будущих жертв у себя в голове с затаившимся желанием мстить хоть кому-нибудь из них. Желание это очень скоро проснется и поглотит ее, а сейчас же, Ренис, лишь помрачнев и изменившись в лице, с которого бесследно исчезла улыбка, тихо спросила:
- Почему? – ни: «За что?!» и «Зачем?!», а именно с недоумением: «Почему?».
- Причины для убийства не было, он взял и застрелил ее из-за того, что ему не понравился ее тон при общении с ним, - затянул печально Итан.
Подхватил и Стив:
- Она же всегда была прямо как ты, грубая, резкая, прямая: что на уме, то и на языке. Не страшась, отвечала ему, дерзила, вечно ругалась с ним. И вот в разгаре одной из таких ссор он просто выхватил пистолет и выстрелил в нее в упор. При всех. Прямо в кабинете Хантера.
Оба парня увидели, как Ренис передернуло. Былое стремление вскрыть тупым ржавым ножом этого заносчивого урода на пару с его отцом сладко защекотало нервы и ее расшатанную психику. Рахима в ней потирала руки в предвкушении, косясь на мысленно затачиваемый запасной тесак.
- А Хантер? – холодно спросила Ренис. – Хантер ничего не…
- Хантер как с цепи сорвался! Он на месте избил Дьюи, который почему-то вместо того, чтобы использовать пистолет и против него, прилюдно жалобно просил прощения за Ирму, причитая, что просто не смог сдержаться.
- Каэла мы едва сумели оттащить от него, - шокировано вспоминал Итан.
- А Генри? Что, Генри стерпел подобное поведение Хантера?
- Это удивительно, Рэн, но – да. Ничего за этим не последовало, - сказал Стив.
- Подозрительно, - ледяной тон девушки немного смутил парней, и они снова посмотрели на Ренис, которая теперь казалась совсем другой. Что-то в ней ощутимо изменилось, переломилось, показывая иного человека.
- Все так же считают. Но пока и Хантер цел, и его люди тоже, - не сводя глаз с лица девушки, закончил Итан.
- Ну, не сказал бы, - скептично поправил Итана, Стив.
- То есть? – Ренис уловила проскочивший намек.
- Гвен…
- Ее тоже?! – больше от удивления воскликнула девушка.
- Почти. А скорее: чуть не убил, - отвечал быстро Итан.
- Причем, в точности, как Ирму, - вторил Стив.
- Но он разве…. Он разве не любил ее?!
- Да что ты, Рэн! – рассмеялся Стив. – Так же, как и она его не любила, не любил ее и он.
- Не отвлекайся, - строго заметил Итан, отбирая бразды рассказчика. – Это произошло в тот же период во время общих сборов у Хантера, наверное, примерно, через месяц после убийства Ирмы. Что-то Гвен чересчур от его рук отбилась, ее отношения с ним дали трещину, ухудшаясь с каждым днем, после того убийства. Хоть они и не были подругами, но Гвен сильно это задевало, не могла ему такого простить. В один из таких дней она что-то сверх меры взбеленилась на него…
- А он возьми и достань пистолет, - не вытерпел Стив и встрял все-таки в его повествование. – Вскочили все от Хантера до Рика, но никто бы не успел.
- Не может быть, - Ренис уже поверила в смерть «художницы».
- Кроме Риччи. Что стоял ближе всех. Он и зарядил рукоятью своего револьвера по затылку этого выскочки.
- Ну, а дальше такая неразбериха пошла, - перебил опять Итана Стив. – Это было что-то!
- Да вы расскажете нормально или нет!?
Парни переглянулись. Стив уступил, и слово взял Итан:
- После такого, ясен пень, ни Риччи, ни Гвен кары от сыночка Генри не избежать! Да что и говорить, если все ребятки Дьюи уже стояли с наведенными на Риччи стволами, в то время как их босс валялся без сознания. А Риччи – красавец, и бровью не повел! Не испугался вовсе. Все разрулил Хантер. Он заставил их забрать Дьюи и свалить из его кабинета.
- А Риччи и Гвен?! – вопрошала Рэн, желая знать, какая участь постигла их.
- В тот же час они оба с содействия Каэла навсегда покинули команду и город.
- Вместе? – удивленно спросила Ренис, подумав. – «А у тебя широкая душа, Хантер!».
- Вместе, Рэн, вместе. Гвен уже давно устала ждать, что Каэл бросит свою Карлу и ответила взаимностью на чувства Риччи. Может быть, это и служило истинной причиной ссоры с Дьюи, который у этой девушки давно сидел в печенках.
- И Дьюи ничего не узнал и не предпринял?!
- Так-то, конечно, он все узнал. Но пуститься вслед за ними помешала информация, что кое-где объявилась Ренис Нолл, - закончил Итан, с улыбкой поглядывая на непростую попутчицу.
- Вот, значит, как все… - пробормотала девушка и немного помолчала. – А вы? Что будете теперь делать вы?
- Нам есть куда податься, - хитро подмигнул Стив, что активно поворачивался и к ней, и обратно на дорогу. – Может, даже наведаемся к Гвен с Риччи.
- И не боитесь, что, следуя за вами, Дьюи выйдет и на них? – хмыкнула Ренис.
- Нет, не боимся.
- Почему же, Итан?
- Потому что он будет занят преследованием Ренис Нолл, - ответил спокойно тот.
- Логично. Совсем об этом забыла, - кривая улыбка «преследуемой».
- Приехали! – сказал Стив, кивая на подъезд.
- Я быстро! – предупредила их девушка, выскочила из машины и побежала к подъезду.
Она метнулась по квартире, проверяя, не забыла ли чего. Не забыла. Остановилась, поразмыслила, собираясь с мыслями, после чего посмотрела на телефон и, не колеблясь, извлекла из него карту и бросила на пол. Взяла за ручку чемодан, заперла дверь, а ключи бросила в почтовый ящик соседей (они часто так делали). Ренис поспешила вниз.
Вот так вот. Даже любимому письмеца прощального и успокоительного не настрочила, мол: «Жива – здорова, не серчай, прости-прощай и не ищи», ну, или еще чего-нибудь в этом духе. Складывается такое впечатление, что те слезы в машине были вовсе не о Нэйтоне, а только о себе. Ибо у меня возникает вопрос, а любит ли и любила ли эта жестокая и бесчувственная тварь Нэйтона? Мне до сих пор думалось, что да, но теперь я уже не знаю.
Это, скорее, было что-то чуть больше, чем уважение, привязанность и преданность, но никак не любовь.
Девушка втиснулась со своим багажом в машину, рукой нащупывая на самом его дне твердый предмет – пистолет, который тщательно прятала от глаз Нэйтона. Двум своим товарищам она верила, пусть и едкие нашептывания Рахимы о том, что это все может быть какой-то хитросплетенной ловушкой от Дьюи, заставляли ее сомневаться.

27.02.17г.   Приветствую, друг. Знаешь, я чувствую себя подавлено, разбито. Руки отказываются писать. У меня было столько свободного времени, выходных и возможностей дописать эту галиматью, но, увы, не никак. Внутри меня все было просто опустошено, высушено и вывернуто наизнанку аки желудочек молодого ягненка, который используется в неких хозяйственных целях у некоторых народностей. А все почему? Да потому, что все мои столь важные и нужные мне в скором времени заметки и целые диалоги на двадцать страниц, которые бережно хранились вот уже три-четыре года в виде черновых сообщений на карте памяти телефона…. Были удалены.
При этом, пребывая в спокойствии и уравновешении и думая про себя, что вот сейчас доберусь до них, распечатаю и будет удобнее писать, все откладывалось на потом. Мысля: «Вот сейчас возьмусь, распечатаю. О, вот прям сейчас, или чуть попозже», - я вдруг вспоминаю, что мной, оказывается, отдана эта карта одному человеку, ибо он очень просил свободный хранитель памяти. Точно, вспоминаю, что карта отдана ему, а он ее тут же форматировал, полностью очистив ото всей информации. И когда он ее форматировал, еще предупредил меня, что форматирует, спросив, точно ли я не храню на ней нечто очень нужное?
А я, ему в тот миг, беззаботно говорю:
- Неа, нет! – и даже не вспоминаю о столь важных для меня заметках.
Дерьмо я, а не писатель, коли сердце мое не почувствовало нависшую опасность над моими зарисовками. Но самое обидное, знаешь ли, даже не это, а то, что этот человек, заимев обиды на меня, вскоре гордо вернул мне и телефон, и эту карту. А я, все продолжая думать: «О, вот она моя свободная минутка, сейчас все распечатаю!», - гляжу с этими мыслями на носитель памяти и осознаю, что на ней это самое «все» и было.
Такого опустошения не было даже у того, чьи заплаканные глаза некогда увидели известную нам с тобой почти крылатую фразу. Ты, как филолог от кончиков волос до пят, сможешь меня понять и представить. Могу переиначить, коли того пожелаешь. Это как будто собрать уйму белого белья на стирку, скрупулезно отделив от него цветное, кинуть в стиральную машинку на часик и девяносто пять с половиной градусов и пойти по дому наглым образом бездельничать. А потом, случайно поняв, что пропал твой любимый красный носок, который так сильно линял, почуять неладное и кинуться к машинке и увидеть в ее маленьком круглом окошке болтающиеся розовые пододеяльники и простыни, которые еще час назад были белыми.
Соглашусь, это не совсем то, что хотелось описать, но почти близко. Мои чувства мне всегда было сложно выразить. Затрудняюсь от самого детства до этих самых пор.
Вот так вот, друг мой. И раз уж мы отвлеклись от основной мысли, то впишу то, что должно было быть по идее главной изюминкой в этом горе-сценарии от писаки-дилетанта: мимика Рахимы, Ренис Нолл, Ариадны и Шинон Бринст (то есть, главной героини всей этой кутерьмы) должна быть четче прописана. Все эти ее ухмылки, несдержанные кривые рожицы, кривляния и разнообразная манера щуриться и улыбаться, а также злые гримасы, раздражение и истинный гнев – мне всегда хотелось до мельчайших подробностей описывать, особенно во время ее споров с Алексом, ругани и почти драками с Дьюи, вечными передрязгами с Хантером. А еще при ее цивильном и спокойном общении с Лаурой и придуриванием с Питом и Адамом. Это всегда виделось мне главной фишкой, однако, когда дело дошло до этого, моего словарного запаса тупо не хватило, как и меня лично – так надоело писать, что я упускаю и опускаю все это. У меня все на уровне «лишь бы – лишь бы!», и уже неважно, что мне там так сильно хотелось, как хотелось и зачем хотелось. Особенно лелеемы были стремления добраться до момента вот этого ее последнего прощания с Нэ. И изначально в моей голове все было иначе.
Ренис стояла не на автовокзале, а на обычной автобусной остановке, провожая Нэйтона в путь. Тут тоже было иначе: она уговаривала его уехать и отказаться от нее, обещая, что это на время, что она скоро запутает следы и скоро к нему вернется. Он в это верит и заходит в автобус. Ренис так беззаботно улыбается, сияя своей улыбкой и качая ладошкой ему вслед. Нэйтон, грустно кривя губами, отворачивается и проходит к свободному сидению. Автобус спешно отдаляется, и лицо Ренис вмиг меняется: улыбка горько кривится, потягивая оба уголка рта вниз, глаза прищурены, дабы сдержать слезы. В общем, одна сплошная кривизна, а не лицо счастливого человека, даже не верится, что секунду назад она улыбалась. Тут же возле нее притормаживает автомобиль, крепкие ребятки высыпают из него, хватают девушку, которая и бровью не вела, подумывая о бесполезном сопротивлении, сажают в машину и уезжают. Здесь так же был момент, в котором Нэ прорывается в конец автобуса, откуда видит лишь отдаляющийся черный автомобиль. В этой версии нет никакого Микки, он и в задумках-то у меня тогда не был. Так же, Нэ и Каэл не имеют никаких связей, никогда не пересекались и в принципе-то не будут знакомы.
Дальнейшие события тоже рачительно отличаются: получив от девушки все, ее привозят к мосту (что-то вроде моста над Невой-рекой) откуда в четыре мощные руки и сбрасывают. Живой. Среди бела дня. Почему-то в этом варианте от нее очень скоро избавлялись. Возможно, то был не Генри, а дорвавшиеся до Рэн, его конкуренты, так желавшие ему насолить. Естественно, что Рэн не умеет плавать, она тонет. Но и это совершенно не конец. Ее якобы спасают люди Хантера, заведомо притаившиеся с аквалангами под мостом и знавшие от Каэла, что и как будет.
Как видишь, этот план у меня не прошел, ибо все это чересчур фантастично, да и развивать все до таких феноменальных событий, у меня нет времени. Я же, повторюсь в сотый раз, как большинство авторов, человек отнюдь не безработный, и не живу одним лишь писательством. У меня достаточно дел, ты в курсе, каков мой график. Хотя, дома дети не плачут и не доеные коровы не мычат, овец стричь тоже не особо-то и надо, про цыплят – промолчу. И все же, выходит, что я весьма занятой человек. Хм, никогда бы не подумалось, что однажды подумаю так.
В общем, не прошло и не получило от меня одобрения подобное (выше перечисленное) развитие событий. Да и молод ум был тогда: слишком наивна мысль о терпеливых дайверах под  мостом, ожидавших, летящую вниз головой, девушку по имени Ренис Нолл. Кажется, нынешняя версия правдоподобнее и куда серьезнее, ты так не думаешь?
Прощупав еще по одной стороне чемодан, Ренис поглядела на заметно притихших, парней:
- До какого момента я могу оставаться с вами?
Похоже, оба размышляли про себя на эту же тему, отчего одновременно и вздрогнули от ее волнительного вопроса.
- Ну, - растянул и заткнулся Стив, выезжая со двора на дорогу.
- Честно говоря, - повернулся к ней Итан. – Мы и сами не знаем. Можем тебя куда-нибудь подбросить, раз уж мы вынуждены вместе бежать.
- То есть, я немедленно беру в руку инициативу?
- А, может, в «руки»? – поправил, кривя губами, Стив.
- Может, - улыбнулась девушка. – Что, махнем в Лас-Вегас? Отсюда нам рукой подать.
- Смотря, чьей подавать, - усмехнулся Итан.
- Ну, ты не преуменьшай до таких-то размеров, Рэн! – посмеялся и Стив.
- А что вдруг в Лас-Вегас потянуло? – поинтересовался Итан.
- Деньги! – Рэн заиграла улыбкой, да такой коварной. – Деньги Генри.
Наступила тишина. Тишина от недолгого молчания, которое нарушил Итан своим строгим вопросом:
- Ты уверена?
- Уверена!
- Я повторю вопрос по-другому. Ты уверена, что можешь нам настолько доверять? – Итан подкрепил серьезность вопроса крайне серьезным тоном и очень серьезным взглядом. Умнейший был человек, правда, старался этим не кичиться и не афишировать, потому и терялся всегда на фоне Риччи. Парень сразу понял, что девушка доверяет им, но слегка колеблется в принятом решении.
- Нет, я нисколько не уверена в людях, убивших моих потенциальных истязателей, и глубоко сомневаюсь в ваших чистых намерениях, - Джонатановская улыбка Ренис, не дающая понять, шутит ли она, или говорит всерьез. – И все же меня разрывает от стремления отплатить вам за ваш труд и жертву.
- Мы же не за деньги, - обиженно промямлил Стив.
- Знаю, но мне хочется оказать вам финансовую поддержку, чтобы вы беззаботно катились на все четыре стороны от Дьюи.
- А я согласен, - просиял вдруг Итан.
Стив, внимательно взглянув на друга, перевел в зеркало глаза и посмотрел на довольную мордашку Ренис Нолл:
- Лас-Вегас так Лас-Вегас, что нам теперь терять-то!
Девушка на заднем сидении долго улыбалась и активно участвовала в разговорах и подшучиваниях развеселившихся товарищей, в голове прокручивая адрес банка, в котором находился ее первый счет, открытый отцом много лет назад. И банк этот был в Лас-Вегасе, не пальцем в небо тыкала Рэн, называя этот город. Она вызубрила все адреса городов, в которых ее ждали счета в банках. При этом предусмотрительная девушка сочла нужным начиркать эти данные, но так, чтобы понятно было только ей, на последней страничке ее нового паспорта на имя Рахимы Сафалиевой (старый же был ликвидирован Ровспелом). Кстати говоря, в этом новом документе она предпочла запечатлеть себя в образе Ариадны Лауры Ангст, решив, что так будет лучше.
Машина с беглецами мчалась по четырехполосной трассе, приближаясь к намеченной точке. Ренис понимала, что, возможно, в Лас-Вегасе их пути навсегда разойдутся: она заплатит им и прогонит, отправляя в дальнюю дорогу одних. Без нее. Так будет лучше для самих парней. И для нее. Но. Как же ей хотелось остаться с ними. С Итаном и Стивом было спокойнее, парни отвлекали ее от мыслей о, следующем по пятам, Дьюи и ото всех прочих рассуждениях, не покидавших ее головы, когда она оставалась одна. Наедине с собой. Наедине с маньячкой Рахимой. А время расставания неизбежно подбиралось к ней на цыпочках, аки пресловутый цыган к цыпленку, дабы цыкнуть.
Автомобиль припарковали на стоянке у банка. Не особо напрягаясь за внешний вид, Ренис вышла и красивой походкой направилась к входу банка. Выделила глазами нужный отдел, смело зашагала к нему. Для начала провела операцию по снятию внушительной суммы и ее перевода на карту Ариадны Лауры Ангст. Перевела Ренис практически все, а то, что оставалось на счету (была хорошая сумма, тебе такая и не снилась!) обналичила и, завернув в предоставленный сотрудниками банка пакет, ушла, оставляя удивленно глазеть себе вслед весь персонал.
Деньги она вручила, как старшему, Итану. Вылупив на нее глаза, оба парня в голос воскликнули:
- Это же слишком!
- Нет. Этого мало за то, как вы за сегодня меня подставились. Уж простите мою природную скупость, - Ренис, открыв дверцу машины, потянула на себя чемодан, собираясь покинуть их.
- Куда это ты?! – спросил озадаченно Итан, он не рассчитывал, что они расстанутся так скоро.
- Здесь, ребят, мы и распрощаемся. Идут за мной, не за вами. Мне нельзя быть с вами, и вы это лучше меня знаете. Валите прочь, а по пути наведайтесь к Риччи и Гвен.
- Рэн, давай с нами, хотя бы до них… - попросил Стив.
- Я Гвен на дух не перевариваю, так что, извините, - улыбка, и девушка, наконец, выволокла свой заартачившийся чемодан и безжалостно ухнула его колесиками об асфальт.
- А ты, Рэн, куда пойдешь ты? – подошел к ней встревоженный ее судьбой Стив.
- Ради вашего же блага вам этого лучше не знать, - неизменная бодрая улыбка, которая была на деле фальшивкой. – И не вздумайте проиграть здесь все деньги! Найду и убью раньше, чем Дьюи.
Подошел ближе и Итан, парни в молчании посматривали на нее, не торопились что-то уезжать, стояли рядом такие грустные-грустные.
- Да ладно вам! – засмеялась громко Ренис. Но и это напускное – на душе-то кошки когти точат.
- Слушай, Рэн. Один совет, - тихо сказал вдруг Итан, заглядывая ей в глаза, он не мог отвести свой взор. – Будешь покидать город, избегай делать это через вокзалы, аэропорты и другие аналогичные места.
- Дельный совет, конечно, но как мне иначе-то быть?! – изумилась девушка.
- Заказывай в таких случаях междугородние такси. Деньги же у тебя уже есть.
- Или рискуй на попутках! – влез улыбчивый Стив.
- Что ж, приму к сведению, - Ренис еще раз им кивнула, глазами указывая на машину, мол, валите уже, надоели. – Что-то еще?
Парни переглянулись, будто неловко уступая друг другу возможность сказать. Мялись оба, не решаясь начать. Ренис сощурилась:
- Вам меня не остановить. И не переубедить.
- Да мы как бы и не собирались, - растерялся Итан.
- Береги себя, Рэн, - сказал все-таки за него Стив, начиная прощание, и был перебит.
- А еще, Рэн, - вспомнил Итан. – Мы ведь тебя тогда не узнали бы, не улыбнись ты в тот миг. Так что, меньше улыбайся, - подмигнул он, садясь в машину первым.
- Он прав, - согласился Стив.
- Я учту, - сказала Ренис и, подумав: «Улыбаться вроде уже и некому», добавила. – А вы взамен твердите, что меня никогда не видели.
- Мы тебя знать не знаем, - сел на свое водительское сидение Стив.
Дверцы захлопнулись, загудел мотор под капотом. Ренис легонько хлопнула ладошкой по багажнику, будто по крупу гнедого скакуна своего храброго рыцаря, и на прощание щедро так засветила улыбкой, которую грустные парни наблюдали во все те же зеркала заднего вида.
Автомобиль, превратившись в маленькую черную точку на горизонте, скрылся с глаз. Лицо Ренис было уже равнодушным и даже немного отрешенным, словно она не Ренис, а поди отшельник в глухих непроходимых лесах Сибири, наблюдающий за милыми играми медвежат, которых должен был пристрелить, да, увы, нет ружья и рогатка давно утеряна на болотах. Опять неверное определение дано, но ничего, пусть будет так. Голова плохо соображает сегодня.

Глава сорок шестая: «Важные подробности».

Так и осталась снова одна Ренис Нолл, провожавшая взглядом «неожиданных друзей», которых в ее жизни почти не было, либо были, но недолго. Глядя им вслед, она с необъяснимым для себя волнением думала о Каэле Хантере, который теперь потерял всех – покинули его не только Лаура, Брэдли, Пит и Адам, но еще и Ирма, Гвен, да Риччи. И вот сейчас ушли от Каэла и Стив с Итаном.
«Почти один. Прямо как я…».
- Нет! – вылезла из укрытия Рахима. – У него есть Карла.
- Правда… - пробормотала Ренис и задумалась, припоминая сказанное Риччи при короткой встрече о том, что Каэл живет с Карлой, и у них все до такой степени прекрасно, что даже Гвен сдалась и сбежала с Риччи. И вроде бы это она сама толкала и толкнула Хантера к Карле, но отчего-то вдруг стало обидно за Лауру, от которой так быстро (а быстро ли?) отмахнулись.
Девушка сжала до скрежета зубы, а Рахима, хитро улыбаясь, шепнула:
- Не пришла ли пора исполнять обещанное?
«Нет!», - ответила ей смело новая личность – Ариадна, и Рахиме это не понравилось.
А Ренис Нолл, дернув за ручку, развернулась и пошла, покатив за собой чемодан, по увешанному цветными яркими баннерами, проспекту. Кх-кхм, прервусь буквально строк на пятнадцать, может и меньше. Мне же нужно ввести тебя в курс дела, если ты хочешь знать о том, что делал Дьюи, которого известили о схваченной и перевозимой к нему Рэн, а в итоге ни ее, ни своих людей не увидел.
Автомобиль с трупами в багажнике обнаружили в тот же день, но сотрудники полиции, о чем также узнал Дьюи. Из всего этого следовало, что подчиненные Хантера (Стив и Итан) предали его – это факт! Оттого сын Генри, обуреваемый злобой, вломился в кабинет к Каэлу с этой информацией и обвинениями.
Хантер искренне возмутился предательством парней (а он уже приноровился играть и не такое!) и на требование немедленно все об этих «гнусных перебежчиках» лишь пожал плечами, сказав, что все его подчиненные ему известны только по имени, а прочие данные он не коллекционирует и уж тем более не располагает. И никогда не располагал.
Это взбесило Дьюи еще больше. Но что же делать?! Беситься только и остается. А еще пустить по городу основную массу людей для преследования беглецов. То, что Рэн уже нет в городе – это второй факт. И третий – ей помогли те двое. Логично же, что они, естественно, сделают ноги из города. Только в каком направлении? Вот какой вопрос мучил Дьюи. Он приказал всем сниматься с насиженных мест и, распределив их по близлежащим городам небольшими группками, покинул вместе с ними прежнюю временную точку.
С ним и Хантер, что теперь уже не заботился как раньше обустраиванием своего кабинета. Он уже мало чем заботился. Только Карлой, хоть и нисколько ее не любил, и по мере объявления – Рэн. Остальное для него давно было неважно. Да и зачем ему теперь кабинет, когда в нем больше никогда не соберутся: Лаура, Брэдли, Пит, Стив, Итан, Риччи, Гвен, Ирма, Мэндси, Адам, Есуно, Нави и Рэн, вечных ссор и склок с которой ему и по сей день так не хватало?! Тем более что кабинетом обзавелся теперь и Дьюи, официально сместивший и занявший его место. После такого и вовсе думать об устройстве своего делового уголка не хотелось.
Уголочек обустраивался отдельно. И уже женой – Карлой, давно отошедшей от дел и живущей на съемной квартире. Куда и спешил убежать ото всех – и людей, и дел, и проблем Каэл Хантер. Он, в отличие от Брэдли (которого когда-то укоряла тем Ренис), сумел сколотить капитал, да и доход все еще от группировки имел для безбедного семейного существования. Вот так вот. Кажется, вышло больше, чем пятнадцать строк. Эм. Ну. Это же я. И еще вспомнилось, что нужно и про Нэйтона добавить столько же строчек. А может даже и на долгий диалог с Микки Ровспелом расщедриться получится. Посмотрю по ситуации.
Как и говорилось мною ранее, Нэйтон в панике и срочно уехал из дома и вернулся на квартиру, в которой не обнаружил ничего, что напоминало бы ему о Ренис. Кроме брошенной посреди комнаты мобильной карты. Можно было до бесконечности гадать, забрали ли ее силой, а потом пришли и за ее вещами, или же она сбежала сама и попалась в самые лапы знатного зла. У Нэйтона были только эти предположения и никаких доказательств и опровержений. Конечно же, признавать, что Ренис снова бросила его – больно, но уж лучше думать так, чем оплакивать схваченную и, наверняка, уже убитую любимую.
Микки Ровспел утешал, как мог, обещая по своим каналам разузнать хоть что-нибудь. И он разузнал. Весть из его источников о том, что ее поймали, но ей удалось каким-то чудом ускользнуть от них, приободрила Нэйтона. Микки всех деталей не знал, связь его была слаба, он опирался на эти слухи, что внушали надежды найти живой девушку. Чем и загорелся Нэйтон, желавший мчать свой поезд с оптимизмом на ее поиски. Остановил парня мистер Ровспел, сказав, что нужно для того быть уверенным в том, что хоть где-то она есть.
И таки да! Нэйтон вспоминает о Каэле и втихую от Микки звонит к тому. Хантер подтверждает информацию, полученную Ровспелом, подкрепляя ее тем, что все силы Генри брошены на усиленные поиски, которые ведутся одновременно в пяти городах, примыкающих к тому, из которого бежала Рэн. Но пока никаких результатов. Пообещав, слезно просившему парню, дать знать в случае чего, Каэл Хантер бросил трубку. Нэйтон настроился ждать его звонка, для чего восстановился на работу в лечебницу. Однако, новостей от Каэла и «связей» Микки долго не поступало.
Серые, унылые и безрадостные дни Нэйтона по возможности пытался скрасить Микки, он навещал его вечерами после работы и разговаривал с ним о всяком за чашечкой горячего чая, пить который заставила полюбить Эллисабэт Нолл (Нэйтон ведь с детства предпочитал столь бесполезному напитку кофе или горячий шоколад). Разумеется, эти разговоры зачастую перетекали в обсуждение Ренис и воспоминания Нэйтона о ней и ее замечательной матери.
Но однажды парень заинтересовался отцом своей утерянной возлюбленной (да, да, это потому что кое-кто давно подумывает за эту тему пару строк настрочить):
- Что? Ты хочешь узнать о Кранке Крамере? – удивился мистер Ровспел, едва ли не опрокидывая свою кружку.
- Хочу, - твердо сказал Нэйтон. – Каким он был?
Микки Ровспел откинулся на спинку стула, перебирая давние воспоминания в голове.
- Ну, - пауза. – Знаешь. Он был неплохим человеком. Просто все в его жизни обратилось против него.
- Он сам это обратил. Разве он не сам украл, сам взорвал и себя, и людей, бросив дочь на попечение чужому человеку?! Он сам во всем виноват…
- Ты многого не знаешь, Нэйтон, не надо так, - попросил проявить хоть капельку уважения к его своему мертвому другу Микки.
Парень разумно промолчал, подумав, что погорячился со своим резким негативом в сторону отца Ренис.
«Прямо как Эллисабэт…», - подумал он, видя перед собой эту красивую женщину.
- Кранк Крамер. Он был известен под этим именем, но звали его, конечно же, иначе, о чем не ведал никто.
- И даже вы?!
- И даже я, - Ровспел улыбнулся. – Пока он сам мне не признался и не назвал своего странного имени.
- Сам? – переспросил Нэйтон.
- Сам. Не знаю, правда, зачем. Полагаю, подозревал, что близок конец и этим хотел показать мне свое слепое доверие, чтобы я…
- Впоследствии помогали его дочери?
- Это всего лишь мое предположение. Не думаю, что он преследовал какие-то коварные умыслы.
- Так как его звали?
- Муссафа…
- Сафалиев. – Нэйтон улыбнулся. – Я-то думал, что и эти данные в паспорте Ренис вымышленные.
- Нет. Самые настоящие.
- Муссафа Сафалиев, - произнес, коверкая ударением произношение вполне себе звучных певучих русских могучих букв Нэйтон, и мы с тобой дали ему легкого леща за это ненамеренное издевательство, ибо: «Русский язык могуч и певуч…». Не помню, чья цитата, но она долго висела в убогом кабинете русского языка моей убогой начальной школы. Не Федора Михайловича ль?
Микки деловито кивнул и отхлебнул остывшего чая из кружки.
- А вы давно его знаете? Ну, то есть, знали?
- Очень.
- Мне любопытно услышать детальные обстоятельства вашего с ним знакомства.
- Я уже не помню, - лукавая улыбка.
- Значит, не хотите говорить? – ответное кривляние губ от Нэйтона. – Неужто и за вашими плечами закрытые двери криминального прошлого?
- Несколько. И еще каких! Видавшим виды – век завидовать!
 Минутка добродушного смеха.
- А все-таки, скажите же, не жадничайте.
- Я уже говорил, что он был неплохим человеком?
- Да. И про «обратившееся против» тоже, - Нэйтон позволил себе усмехнуться.
- На самом деле, он ведь не сделал ничего плохого, - сказал с грустью мистер Ровспел и поспешил добавить прежде, чем Нэйтон перебил. – Первым.
- Хотите сказать, все его действия от того, что первым начал Генри?
Микки опять кивнул и отодвинул от себя пустую кружку:
- Муссафа занимался исключительно тем, что он отлично знал, и ему нравилось – вел все финансовые дела Генри, и вел он их весьма успешно. Конечно, он обходил как-то все эти грязные и кровавые аферы Генри и лично не участвовал ни в чем подобном, в чем не раз принимала непосредственное участие его дочь. Но это не отменяет того, что занят он был противозаконным.
- Как он вообще попал к Генри?
- Это до скуки обычно: затянул случайно друг, который, зная его качества, протолкнул ближе к Генри, только-только становившемуся главарем.
- Это был Мэвил? – попробовал угадать Нэйтон.
- Нет, я.
Большие голубые глаза округлились, с недоверием изучая лицо Ровспела.
- Да, да. Именно я втянул и Муссафу, и Мэвила. Они, в принципе-то были не особо против. А Муссафа и вовсе двумя руками «за». Были еще двое парней, вечно болтающихся в нашей дружной компании, но они недолго во всем этом увязали. Благоразумно вышли чистенькими вместе с Мэвилом.
- Так легко и просто?
- Явных причин прервать свою криминальную деятельность под началом Генри у них не было. Возможно, они сделали это из каких-то своих личных соображений. Не знаю, что побудило их уйти.
- А почему остались вы с Муссафой? – улыбнулся Нэйтон.
- Тоже из личных побуждений, нет, отвечу точнее: я остался из-за Муссафы. А он – потому что ему все это безумно нравилось. Из нас всех он один адаптировался и быстро подстроился, смог вникнуть во все очень скоро оказался на одном уровне с Генри, с которым без боязни легко и уверенно спорил, отстаивая свою точку зрения. И Генри ему это спускал с рук, прощал, позволяя занять место в непосредственной близости. Умных людей он ценил.
- Готов поспорить насчет его ума, - влез Нэйтон, опять подумывая бросить как аргумент испоганенную жизнь жены и исковерканное будущее дочери этого «умника».
- Я понимаю твою волну негатива к Муссафе, но он, действительно, не виноват.
- Ну да, ну да, это все злодей Генри, да? – дразнил уныло парень седого кудрявого дядечку Ровспела.
- Хотя, может, ты и прав. Он же сам весь этот путь для себя выбрал. Сам отклонил просьбу Мэвила бросить все и заняться другим. Сам захотел остаться и продолжить.
- Вот именно!
- С этим не поспоришь. Но скажи, Нэйтон, виновен ли он в том, что столь быстрое продвижение к Генри и занятие высокого положения в виде его правой руки, заставило завистников и недоброжелателей оклеветать его?
- То есть?
- Наверняка и ты не раз и не два встречался с такими людьми, которые при встрече улыбаются, пуская в уши слова слаще меда, а в спину тебе точат клинки из Дамасской стали.
- Вы хотите сказать…
- Его оболгали: подобрав удобный момент его отсутствия, а также недавнего острого спора на повышенных тонах с Генри, пустили слух, что он бежал с деньгами в отместку за словесное оскорбление, которого в том споре и в помине не было. Увы, Генри легко в это поверил, так как был мнительным человеком. Что было дальше, не сложно будет догадаться.
- Я уже знаю.
- Но откуда?
- Эллисабэт, - тихо подсказал Нэйтон.
После недолгого молчания, Микки вновь заговорил:
- Муссафа всего-то лишь петлял и скрывался от конкурентов, севших на хвост по чьей-то наводке. А Генри воспринял это исчезновение за доказательство подлого поступка предателя, которого ошибочно и слишком рано возвел до уровня друга. Тут, понятное дело, его коварная душа захотела отыграться на самом дорогом – на семье. О чем я и предупредил своего друга, когда смог отыскать его. Он, бросив все на своих доверенных и сокрытых от Генри людей, помчался к семье, прихватив меня, Мэвила и еще двух наших товарищей. И все равно мы не успели.
- Успели, но не для всех, - процитировал Нэйтон мать Ренис.
Микки тяжело вдохнул и продолжил:
- В итоге заигравшийся Муссафа получил убитого сына, сошедшую с ума жену и девочку – убийцу, которой  суждено было повторить его же судьбу. Разве после всего этого можно пойти и вернуть эти деньги Генри и объяснить ему, что все вовсе не так, как ему нашептали?! Да и стал бы Генри его слушать, а Муссафа спокойно говорить?!
- А разве упрятать жену в психушку и бродяжничать с маленьким ребенком было лучше?
- О, ты видишь в том положении иной выход?! – нахмурился Ровспел, немного злясь на парня, за то, что тот никак не желал понимать и жалеть его друга.
- Эм. Нет, - Нэйтон виновато опустил голову.
- Вот и Муссафа не видел ничего лучше, как оставить под присмотром друга, который любил ее, свою жену, а заботы о девочке взвалить на свои плечи.
- Любил его жену?! Это вы о ком? – не понял Нэйтон.
- Мэвил. Он на тот период как раз полностью отошел от дел и жил честной жизнью, работая в лечебнице, в которой обосновался ты.
- Значит, миссис Нолл прятали здесь?! – воскликнул парень, вскакивая.
- Да.
- А вы?! Что делали вы?
- Продолжал работать у Генри, - ответил грустно Микки и пояснил. – Ради Муссафы.
- Полагаю, это вы его предупреждали о слежке, верно?
Ровспел опять молчаливо кивнул.
- Но ведь и вы все это бросили. И достаточно давно.
- Бросил. Бросил тогда, когда взрыв бараков унес жизнь этого человека. Вместе с ним навсегда исчез и я. Я координировал Муссафу, подсказывал, оповещал его обо всем, но в конечном итоге, просто сдался и воспользовался его же промашкой и смертью ради спасения себя.
- Вы тоже там были, когда его поймали? – пытливо заглядывал ему в глаза парень.
- Был, но помочь никак не мог. Эгоистично берег собственную жизнь. Я никогда не считал себя смелым и отважным человеком, готовым открыто заявить о себе и пойти против всех. Таким был он, но не я. В последние мгновения его жизни я ему не помог, хотя был все время рядом и на виду, - Микки, с читаемой болью на лице, потер висок. – А больше ему моя помощь и не была нужна. После взрыва я трусливо бежал, просто исчез из группировки, надеясь, что меня посчитают погибшим. Я не знал, что в его плане отведена роль и для Мэвила, Муссафа со мной и вскользь не оговаривал судьбу дочери. И, увидев ее в бараке, я был поражен тем, что он привел ее с собой. Я ведь очень долго думал, что она погибла во взрыве вместе с ним, пока однажды не натолкнулся у Мэвила…
На сей раз молчание нарушать его собеседник не торопился. Мистер Ривер задумчиво смотрел на Ровспела, что раскаивался в давнем проявлении трусости и слабости.
- Он был вам так дорог? – сочувственно спросил Нэйтон, не выдержав тишины, в которой и так проводил большую часть времени на этой квартире.
- Очень. Очень и очень. Мы с Мэвилом были немного младше него, и он воспринимался нами старшим, всегда был в нашей дружной компании за главного и командира. Его мнение и совет высоко ценились и были важнее, чем чье-либо властное «нет» и «нельзя!».
- Его ошибка состоит в том, - начал Нэйтон. – Что он не захотел это бросить даже с появлением тех, за кого нес ответственность. С появлением семьи.
- Ты прав. В этом его вина. Но, знаешь, мне кажется, такие мысли у него мелькали. Муссафа иногда мог обронить, рассказывая про свою, вечно хмурую и будто осуждающую за его деятельность, дочь: «А не послать ли мне все это к черту? Глядишь, и она улыбаться начнет…».
- Так ведь не послал же!
- Убежден, что хотел. Просто обстоятельства опередили, - вздохнув, Микки замолчал, пряча глаза в пустой кружке, которую принял изучать так, словно видел впервые и не знал, что с этим предметом обычно делают люди.
Нэйтон думал едко подметить, что все надо делать вовремя, а не оттягивать до последнего, но припомнив и за собой год трусливого ожидания, прикусил язык.
Они поговорили еще немного, после чего Микки Ровспел удалился восвояси. Тратить бумагу на бесконечные диалоги не могу себе позволить, это тебе не бесхозное мясо, коим видятся собаки в нашей стране некоторым заморским туристам. На данном, таки заключительном этапе, все будет максимально коротко и без лишних дополнительных описаний. В принципе, да, если бы поменьше было обращений к тебе с моим нытьем и прочей всякой ерундой, то кипы бумаг не набралось бы и вышло бы черновиков девять, а не двенадцать. Что ж, метнемся снова к Ренис Нолл, что была брошена товарищами и мною на улицах Лас-Вегаса. Ей, как бы, тоже недолго осталось. Ну, это по меркам данной писанины. Близок и ее конец – я ненавижу фальшивые хеппи-энды. Все должно быть предельно честно и справедливо. Хотя, у всех свои критерии честности и справедливости, оттого редко где проявляются данные качества. Хм, и это вот так я возвращаюсь к Ренис Нолл?! Да уж.

Глава сорок седьмая: «Жизнь на полную катушку. Почти».

Одинокая девушка со своим чемоданом вышла к огромному высокому и красиво отделанному отелю, у которого и застыла как истукан, с раскрытым ртом, не в силах отвести глаз от этого чуда.
«К черту все! Хочу жить здесь, а не в этих вонючих и дешевых квартирках!», - она бойко зашагала по блестящим мраморным ступенькам, таща за собой багаж. Деньги влияют на желания и возможности, круто меняя принципы и переделывая полностью даже такую, как она.
Метрдотель придирчиво оглядел ее и все же кивнул швейцару, чтобы открыл для нее двери, и роскошный холл отеля поразил девушку куда больше. Так и стояла Ренис несколько секунд, восхищенно бегая глазами по предметам искусно подобранного интерьера и великолепного дизайна. Очухалась, подошла к стойке, представилась Ариадной Ангст и, ударившись в скромность, выбрала небольшие апартаменты класса люкс, а изначально душа требовала вип. Протянула карточку, с которой мгновенно списалась сумма за съем, после чего ей любезно вручили ключ, и это, ошеломленное красотами, тело побрело к лифту.
- Шо бы я так жил! – крикнул бы завистливо типичный герой юмористических сценок.
Не буду я тянуть за уши это розовое воображение, скажу, что прожила Ренис в своем изысканном номере недели три, наслаждаясь всеми удобствами, исполняя гастрономические прихоти. А потом вдруг поняла, что такими темпами от денег на ее карте и следа не останется, и съехала на «вонючую и дешевую квартиру» за четырнадцать кварталов от этого отеля.
Ближе к концу месяца глаза Ренис узрели в толпе знакомые лица, она сразу кинулась к такси, за немалую плату сговорилась с водителем, заехала за вещами и покинула Лас-Вегас, так и не попытав счастья даже за покером. Здесь отмечу для себя: с ее бегства от Нэйтона и Дьюи до перемещения из города азарта и слез в другой городок прошел месяц. Это важно.
Из следующего временного прибежища побег одиночки состоялся через две недели. А последующие две недели Ренис отчаянно плутала по городам, заметая следы, прячась днем в четырех стенах и выползая ночью. Теперь ее голова болела не тем, что постоянно ворошила свои воспоминания и думала о матери, Нэйтоне, Лауре и прочих, запавших в душу, личностях, а детальным воссозданием в памяти лиц, ранее существовавших с ней в группировке Генри и запоминанием тех, кого узнавала в толпе. Иначе говоря, зная особенности своей памяти, спешившей забыть «ненужных» ей людей, Ренис рисковала, не узнав, засветиться перед бывшими товарищами. Вот и приходилось тренировать зрительную память, хотя ей это не особо помогало. Ведь у недруга было предостаточно людей, которые знают ее, но которых она и в глаза-то не видела.
Пока засады и ловушки обходили девушку сторонкой, удача, похоже, семенила с ней рядышком. Сама же Ренис в своих перевоплощениях балансировала на грани между утонченной модной леди голубых кровей и бездомным оборванцем. Золотой середины не было: либо пропитый бомж, либо ярая мисс.
Чемодан в скором времени стал для нее обузой, его сменил экономичный компактный рюкзак – черный, классический, легко превращающийся в большую стильную дамскую сумку. Да, да, помним, что Ренис Нолл неравнодушна к таким вещицам еще со времен школы-университета. Соответственно, и из одежды предметов осталось по минимуму. При необходимости – приобретала элемент гардероба, а по ненадобности – то скоропостижно отправлялось на помойку. Зажила ее душа на широкую ножку, что тут скажешь, могла себе теперь позволить.
В один из очередных переездов девушка попросила таксиста высадить ее не заезжая в город, прямо на обочине у пустых полей. Водитель удивился, но просьбу клиентки выполнил и даже от сердца подарил свою старую зажигалку, которую клиентка хотела у него купить.
Как только машина отъехала на приличное расстояние, Ренис достала паспорт Ренис Нолл и тот, что когда-то вручила Гвен – он ей так и не пригодился (соответствовать данным этого документа она никак не могла), и отошла от дороги вглубь поля. Чиркнула зажигалкой и подожгла по очереди оба паспорта. Присела и терпеливо наблюдала, как тлеют, с сопротивлением плавятся и обугливаются разные странички документов.
- Ренис Нолл давно мертва и мной кремирована, кто бы, что бы не говорил. Быть похожей на Наоми Вудстоун мне просто не суждено. Не понимаю, зачем надо было столько хранить их? – сказала вслух, обращаясь к себе, Рэн.
- Ты же до сих пор надеялась, что еще можно все вернуть и вернуться в дом? – язвила, издеваясь, Рахима. – К матери, которой нет?!
- Видимо, так… - Ренис поднялась, ногой накидала сухой земли на черные и мелкие огрызки и пошла к асфальтированному полотну дороги, ведущей в город, который виднелся на горизонте и казался таким близким.
Она все это время не знала, что перебирается в те города, в которые и разослал, следуя интуиции и подсказкам Каэла, людей сын Генри. В прочем, откуда ей было это знать? Но догадаться, думаю, несложно. Особенно после того, как на центральной улице города у нее перед носом прошла Карла. Вся такая яркая, счастливая, жизнерадостная и сияющая, даже не замечающая и в упор, шагавшую ей навстречу, Рэн.
Карлу Ренис признала мгновенно. И поняла сразу, что разрозненная группировка Генри раскидана повсюду. К великому ожиданию Рэн, что Карла, увидев и узнав ее, даст знак, аналогично Риччи, чтобы поговорить в укромном местечке и поделиться полезной информацией, прилетело разочарованное осознание того, что Карла не только не узнала «Мелкую», но и вовсе не смотрела на Рэн. А значит, намеренно не искала глазами давнюю и неуловимую цель Генри. И все,  потому что Карла спешила домой на всех парах, окрыленная предстоящим вручением подарка Каэлу на его день рождения. Она ведь купила дорогие фирменные часы и хрустальную пепельницу в придачу!
«Хватит ему уже тушить сигареты в блюдце!», - так думала, плывущая в своих мыслях, девушка в прошлом прославленный стрелок криминальной банды. Она попросту не придала значения и не оценила даже беглым взглядом, идущую навстречу, элегантную модную диву с таким тонким приятным шлейфом парфюма, что тянулся нитью за ней, который все же заставил Карлу обернуться вослед.
Аромат этой фифочки пришелся по вкусу избраннице Каэла Хантера, которая не узнала со спины эту тонкую и изящную, плывущую на высоченных босоножках, словно лебедь посреди этой серой толпы, девушку с огненно-рыжими завитыми волосами в стильном и весьма дорогом белом шифоновом платье. Карла даже застопорилась, рассматривая и немного завидуя этой «богачке», которая «не знает, что такое съемные дешевые комнатки и вечные переезды с Хантером по приказу мерзавца Дьюи». Подумывая об этом, Карла почувствовала в себе злобу и ненависть к отдаляющейся незнакомке в белом. Она отвернулась, злобно прошуршала пакетом с презентом в руках и продолжила путь к любимому Хантеру. Как говорится, с Хантером рай и в шалаше, а обеспеченные и приятно пахнущие девицы пусть горят синим пламенем.
«К черту богатства!», - кусала губы Карла, предпочитая зажиточности любимого человека под боком.
Злость. Злость ощущала и Ренис, что проплыла мимо Карлы и так и осталась не узнанной. Не верила она, что ее могла не узнать Карла. Кто угодно, только не она! Рассуждала об этом и о том, что срочно надо валить из города Ренис по дороге домой, где она собрала все вещи в рюкзак, взвалила этот трансформер на плечи, дождалась заказанного такси и спустилась. Порядочно времени затратила на уговоры водителя ехать за пределы города. Таксист в итоге сдался и принял заказ, деньги, как всегда, сыграли ключевую роль.
И вот одинокая путешественница на новом месте, правда, уже с проблемой в финансовом плане. Деньги заметно таяли на карточке – дорогостоящие преображения, отсутствие дополнительного заработка из-за отсутствия возможности устроиться на работу (скорые и частые переезды), а также расходы на еду и проживания в отелях вскоре сказались. Все мы знаем, как деньги просачиваются сквозь пальцы наравне со временем. Так и у нее.
Притом, девушка замечала за собой некие, не присущие ей, странности: она то целый день могла не есть от тошноты, то сутками прожорливо сминала весь провиант, накупленный темной ночью на неделю вперед. То не могла и на пять минуточек уснуть, то сутки не просыпалась. Были частые обмороки и сильные головные боли, которые, в принципе, ей не чужды и знакомы. Ко всему этому она привыкла, считая, что так оно и должно быть при состоянии ее организма.
Однако это одиночество преследуемого странника изо дня в день съедало ее. Чтобы не было так одиноко, Ренис, сжалившись, подобрала с улицы такую же бродячую, как и она сама, кошку с рванным под корень ушком. Со всей любовью и ответственностью подошла к уходу: сама залечила ее рану, выкупала, вычистила блох. Невзрачная грязная дворняга оказалась помесью дикой и породистой кошки с обычной серовато-черной окраской и уже одним длинным остреньким ушком. Теперь девушка моталась по городам с кошкой. Недолго, около полутора месяца. А если прибавить предыдущие, то, получается, с Нэйтоном ее нет три месяца. Это тоже важно для меня, ты же не придашь тому значения.
Деньги на карте исчерпали лимит, снимать больше было нечего – счет Ариадны Лауры Ангст снова был пуст. В карманах Ренис Нолл всего пятьсот долларов, а на носу зреет срочный переезд. Уныло повесив голову, она побрела от банкомата в снимаемую ею каморку. Ее ждала кошка и уже два дня пустой холодильник. Следующий банковский счет на ее имя с деньгами Генри Мидлла находился в трех городах от нее, но туда за пятьсот долларов, хоть головой об асфальт бейся – не добраться.
Ренис прошла в комнату, обходя, вьющуюся меж ног, голодную и не умеющую мяукать, кошку. Почему-то пасть четвероногого существа открывалась, читалось явно жалостное «мяу», но звукового сопровождения не следовало.
- Знаю, знаю я, что ты хочешь есть, - девушка устало опустилась на софу. – Я тоже.
Как в свидетельство сказанному гулко и протяжно заурчал живот. Кошка посмотрела-посмотрела снизу вверх на хозяйку, да и взобралась грациозно на софу. Уселась рядышком, поочередно вминая лапки в мягкую обивку и поглядывая на девушку.
- Было ошибкой забирать тебя с улицы, где тебя могли бы подкормить сердобольные бабки. Но ошибка сделана, и я обрекла тебя на голодные скитания со мной.
Кошка понимающе смотрела в лицо говорившей девушки, то и дело щуря глазки и дергая пеньком порванного ушка.
- Как думаешь, кто из нас помрет первым, а?
Кошка зажмурила глаза и принюхалась, пошевелила вяло хвостом.
- Если я, то тебе будет, чем питаться. Хотя бы неделю. Не побрезгуешь падалью?
Кошка злого юмора не оценила. Приоткрыв рот, жалобно пискнула. Вот никак не получалась у нее мяукать. Что всегда печалило Ренис.
- Бракованная ты какая-то, - сказала с досадой девушка, встала и пошла к лежащему на полу рюкзаку.
Она вынула из него последние деньги, облачилась в привычного для ее души бомжа с широких улиц и пошла к дверям.
- Так и быть, устрою нам с тобой прощальный ужин, - бросила Ренис и ушла в магазин.
Выбрала там корм подешевле и той же щадящей цены булочку. Возвратившись, высыпала все содержимое в миску из пакетика. Содержимого оказалось маловато. Кошка мигом ткнулась носом в свою еду, а девушка пошла и села на софу, медленно прожевывая булочку, понимая, что этим ей не наесться.
- Есть ли у нас шанс свалить отсюда с тем, что осталось у меня в кармане? – спросила Ренис у кошки, долизывающей крошки в своей миске, киса с едой управлялась быстрее.
Она часто разговаривала с этим равнодушным к ее проблемам животным, что помогало избегать разговоров с неравнодушной, но злобной тварью – Рахимой в голове, всегда готовой вступить в спор или же подстрекания к убийству, уже без разницы, кого.
Кошка подняла на девушку голову, да так спешно, будто у нее был срочный ответ. При всем притом питомец Ренис спокойно вылизывал нос, жадно поглядывая на булочку в руках хозяйки. Затем кошка вдруг красиво подскочила и прыгнула на диван, взобралась на коленки, принюхиваясь к мучному изделию.
- Эгоистка! Хочешь отнять у меня мой скудный обед?! – улыбка Ренис, после которой она покрошила на пол немного булочки.
Кошка стремительно спустилась с дивана и принялась за еду.
- Я вот думаю, а что, если сесть на автобус до конечной остановки, а там найти того, кто довезет нас до следующей точки? А потом хоть пешим вместе по городу до нужного мне отделения банка! Как ты на это смотришь?
Кошка наплевательски жевала свой «обед», даже взглядом не удостоив девушку.
- Неблагодарная ты. И равнодушная! – девушка привстала, ухмыльнулась. – Каков хозяин – таков питомец!
А уже через час, вернув ключи квартиры владельцам, Ренис шла с рюкзаком за плечом и кошкой в охапку по городу до ближайшей автобусной остановки. Шла она спокойно, людей Генри здесь не было, и уезжать ей приходилось лишь потому, что закончились деньги. А искать и устраиваться на работу после такой легкой и беззаботной жизни, что обеспечивают полные карманы, уже хотелось не так сильно. Совсем не хотелось – точнее.
Подъехал нужный транспорт. Ренис вбежала в автобус, ухватилась свободной рукой за поручень, другой придерживая, ошалевающую от непривычного места и многочисленных разнообразных запахов, кошку. У поручня сидела женщина с девочкой лет шести-семи, которая, плача, что-то просила, а мать, похоже, отказывала. Увидев Ренис и кошку, девочка сначала притихла, с любопытством рассматривая их, а потом осторожно начала просить маму купить ей еще и кошку. Такую же, как у Ренис, в нее девочка и тыкала пальцем, чем эта капризная принцесса и вызвала у Ренис скупую улыбку.
Было смешно наблюдать за этой маленькой упрямицей, но она продолжала делать вид, что не слышит их споров.
- Девушка, - обратилась вдруг к ней мать девчушки. – Можно моя Эмми подержит вашу кошку?
Ренис сначала растерялась, а потом, щедро так улыбаясь, наклонилась и спустила животное на коленки девочке. Чувствуя от ребенка вкусные запахи еды, кошка, принюхиваясь, потыкалась мордочкой в лицо, вызывая визгливый радостный смех на весь салон автобуса.
- Мама, хочу эту кошку! – заголосила девочка.
- Но она же принадлежит этой девушке…
- Мама, хочу!! – девочка скривила губы, гримасничая и готовясь истерить и плакать.
- Если она будет вам не в тягость, - обращаясь к женщине, начала Ренис, поймав удачу. – Я с удовольствием отдам вам ее, чтобы впредь не мучилась со мной в переездах.
Это было крайне неожиданно для женщины. Она только и нашлась, что участливо спросить:
- Много путешествуете?
- Очень, - мило улыбнулась Ренис, подумав. – «Это сложно назвать путешествием. В отличие от туристов, я не получаю удовольствия от своих скитаний. Никогда не получала. И вряд ли получу…».
- Мама, мама, я хочу эту кошку! – повторила радостно девочка.
Было видно, что женщина не очень-то и в восторге от этого, но отказать своему горячо любимому дитю не могла:
- Хорошо. Только скажи «спасибо» этой доброй девушке.
- Спасибо, - растянула губы в улыбке девочка.
- Смотри, заботься о ней сама, а не перекладывай все на маму, - строго сказала Ренис, наклонившись к ней. 
 В ответ были довольные кивания. Что ж и Ренис тоже была довольна и рада тому, что животному нашлись хозяева получше, и ей больше не нужно будет переживать за судьбу кошки, которую однажды все равно пришлось бы бросить. Взглянув напоследок на бывшего питомца, девушка пошла на выход. Была ее остановка.
Равнодушная кошка безразлично проводила взглядом Ренис, прижимая целое ушко к голове от частых поглаживаний ребенка, что так приятно пах молоком.
«Какая милая и смешная девочка, - подумала Ренис, покидая автобус. – Интересно, а будет ли когда-нибудь и у меня…».
- Ха, смешно! – сказала она вслух, провожая взглядом автобус.
- Если такое возможно – то это будет сущим адом для ребенка. Не желаю того, что было у меня. Нет уж, я, наверное, от него избавлюсь от него так же, как и от кошки… - с этого тихого бормотания Ренис перешла на привычные монологи внутри себя. – «Нет! Не нужно мне детей, обреченных слоняться по этой земле в поисках места, где можно переждать очередную группу жестоких людей, отправленных по горячим следам, по их душу. Еще вырастут на мою беду такими же, как и я…».
- Откуда тебе знать, какими они вырастут, и какого рода топор в спину от них прилетит? – поучаствовала в рассуждениях Рахима.
Отвечать ей у Ренис желания не было, мысленно зажимая руками уши, она быстро шагала к стоянке таксистов. Было сложно с ними договориться за такую скудную оплату, когда дорога предстояла длинная. Но один все же пожалел, сказал, что может подбросить, однако в город заехать он не может, миновать пост мешали проблемы с документами. Ренис это условие вполне устраивало.
«Всяко лучше, чем ничего», - не правда ли?
Вот и она согласилась, и ее последние ценные бумажки перешли в карман таксиста.

Глава сорок восьмая: «Семейство Гамильтон».

Он высадил ее достаточно далеко от города. Спорить с ним Ренис не стала, в угрюмом молчании вышла и побрела вдоль автострады, надеясь, что доберется раньше, чем стемнеет. А в желудке – пустота, уже часа три очень сильно хотелось есть. Чувство голода было невыносимым, такого прежде она не ощущала. Есть ей пока что было не на что, и она едва терпела, быстро перебирая ногами, отчего странно тянуло внизу живота сильнее и сильнее. Потому темп пришлось немного сбавить.
Заунывно тянул песни голода желудок и не знал усталости. Проходя мимо заправки и пристроенной к ней закусочной на въезде в город, Ренис замешкалась. Запахи из этого придорожного заведения шли аппетитные, ноги сами понесли ее туда.
Брянцнул колокольчик над дверью – Ренис оказалась в просторном и простеньком обеденном зале с маленькими круглыми столиками, накрытыми желтыми вафельными скатертями. Посетителей было человек пять максимум, каждый ел поодиночке в своем углу. То были проезжие проголодавшиеся водители большегрузного рейсового транспорта.
Она простояла, не решаясь сесть и, нагло заказав и слопав еду, дать деру – это была первая вариация действий. Вторым вариантом было сделать то же самое, только в конце не бросаться наутек, а попросить взять плату с нее каким-нибудь равноценным трудом – помыть посуду, или подмести пол, например. И третья: сначала честно подойти и признаться, что денег нет, а уже потом просить обмен труда на вкусную порцию ужина. Ренис, как самая правильная и честная, выбрала именно это (на миг закроем глаза на то, что вор и убийца, ок?). Она неуверенно подошла к стойке, тщательно протираемой молодой девушкой, которая вдруг резко исчезла в дверях ведущих, очевидно, на кухню. Ей на смену возникла высокая взрослая женщина в белом фартуке и подносом полным чистой посуды. Она начала неторопливо раскладывать кружки по полкам под стойкой.
«Да ладно, чего мяться. Можно и у нее попросить, в конце концов, она тоже человек и не без сердца!», - храбрилась Ренис, стыдливо подбираясь впритык к стойке.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, - не оторвалась от своего занятия женщина. – Желаете что-то заказать?
Она прервалась в работе и, повернув голову к кухне, громко позвала:
- Софи! Посетителя обслужи!
- Эм… - поторопилась поставить в известность Ренис. – Понимаете ли, у меня нет…
Женщина подняла на нее суровый взгляд и внимательно посмотрела, по робкому голосу и эти мнущимся движениям уже определяя, что последует дальше.
- Я не кормлю за бесплатно, - жесткий отказ словно бил палкой по коленкам.
Пытавшаяся говорить очень тихо (из-за огромного чувства неловкости), чтобы другие посетители не слышали, Ренис чуть сознание не потеряла от такого громкого ответа, но силы в себе нашла для отчаянного продолжения:
- Я могу помочь вам в уборке…
- У меня достаточно работников, - стальная леди жестко указала глазами на дверь, подразумевая этим: «Убирайся отсюда немедля!».
Как назло за позорным провалом наблюдала и, появившаяся в дверях, девушка Софи, которую напрасно позвала женщина.
- Пожалуйста, - сама не ожидая такого от себя, взмолилась Ренис, чувствуя, как крутит и сводит живот, наперед зная, что ей будет снова отказано.
Женщина, забросив полотенце на плечо, которым протирала кружки, несгибаемо качала головой. И Ренис, опустив голову, повернулась и поспешила выйти за дверь, снедаемая жутким чувством обиды на то, что она так опозорилась, а своего не добилась. Просить и умолять для нее было сродни унижению. Всегда.
- Мам, ну чего ты, можно же было накормить, - открыла рот Софи по уходу голодной и обездоленной.
- Я заплачу за нее, угости разок, - заступился один из водителей, что был постоянным клиентом закусочной.
- Держи свои деньги при себе. Мне не нужны здесь наглые попрошайки. Руки-ноги целы, голова на плечах есть, пусть зарабатывает и платит! – огрызнулась женщина, выходя на кухню, откуда из дальнего окна принялась следить за этой подозрительной бродяжкой, что медленно и как-то тяжело брела обратно к дороге.
Ноги у Ренис ныли от долгой ходьбы и усталости, а теперь еще и от пережитого фиаско начали дрожать. Она огляделась: ни лавочки, ни пенька, ни камня. Сбросила рюкзак на пыльную тропинку, села на него и, опустив голову на руки, уперла их в колени. С ее образа можно смело картину писать, название которой: «Голодный путник на обочине», было бы только кому марать холст и кисти.
Ренис сидела себе, думая о голодной смерти, такой нелепой для человека, имеющего завидное денежное состояние на счетах. Она не замечала того, кто, подпрыгивая, играючи несся к ней с тыльной стороны. Этот человек вдруг замедлился и начал подкрадываться к намеченному объекту. Подошел ближе и сел рядом, в точности копируя ее положение.
Уставшая девушка удивляться и вздрагивать просто не имела сил. Она повернулась к нему, внимательно разглядывая это лицо. Таких она видела несколько раз в своей жизни, еще во время своих скитаний с матерью. Правда, никогда не могла отличить и разобраться, аутист ли то, умственно отсталый, или же еще какой. То, что сейчас с ней сидел один из трех было точно: счастливая улыбка до ушей, радостное лицо с большими любопытными глазами и кучей неиспользованной силы и энергии в несвойственно крупном теле.
- М-м-м у-у-у, - мычал и пытался что-то свое сказать ей этот парень.
- Я так понимаю, ты со мной знакомишься? – девушка нашла в себе крохи сил подарить этому человеку улыбку.
Парень от этого еще больше засиял, громче мыча и проговаривая свои тайные словечки.
- А я – Ренис, - почему-то подыгрывала ему она. – И если ты сейчас же не убежишь, то я тебя съем! – она придвинулась к нему и в шутку клацнула челюстями, будто пастью крокодила, отчего парень, громко хохоча, размахнулся рукой и толкнул ее, легко скидывая с рюкзака на пыльную землю.
- А ты силен, - Ренис совершенно не обиделась на него, продолжая улыбаться и валяться в пыли. Она понимала, что этим он пытается выразить какие-то свои мысли и что-то сказать ей. Сменив жизнерадостную фальшивую улыбку на естественную – унылую, девушка устало поднялась. Опять присела на свой багаж, на земле было неудобно, холодно.
- Майкл! – раздался строгий и одновременно заботливый оклик позади них.
Парень отскочил от своей «игрушки» и замер, в нерешительности оглядываясь на источник звука. Повернулась и Рэн, преисполненная любопытства и, желая знать, кого так испугался этот силач.
Это была та самая женщина из закусочной, выбежавшая из кухни, увидев, что ее сын (а это был ее сын) так грубо толкнул постороннюю девушку.
- Кушать! Живо! – крикнула тут же она, и Майкл радостно побежал к ней.
- Ты, похоже, понимаешь язык, - прошептала Ренис, отворачиваясь от этих двух членов счастливой семьи и поднимаясь с земли.
Она повертела в руках свой пыльный рюкзак, не отряхивая ни его, ни себя, взвалила на плечо и решилась все же продолжить путь до города, пока совсем не стемнело. Планировала, во что бы то ни стало дожить до заветного банка. Ну, или умереть в пути, зато не отклонившись от поставленной цели.
- Ты что, не слышала?! – крикнул в спину голосок потоньше.
Ренис непонимающе обернулась, чтобы удостовериться, что это не ей, а кому-то другому адресовано. Она увидела Софи, что стояла рядом с женщиной и активно махала рукой, подзывая идти к ним. Гордая Ренис на это гордо вскинула голову и гордо отвернулась. С уязвленным видом сделала еще два шага вперед, но…. Голод не тетка. А может и тетка. Суть в том, что Ренис, заливаясь краской от стыда перед своей гордостью, смиренно пошла к зовущим ее людям.
Они посадили ее на кухне за стол, обильно заставленный тарелками с разнообразными вкусностями. Теряясь в догадках о причинах столь кардинальных перемен, Ренис жадно поглощала всю еду, боясь, что это чьи-то временные чары, которые вот-вот спадут и ее тут же взашей вытолкают. Таки под зад коленом. Поэтому надо успеть сожрать как можно больше.
- Можно Майклу сесть с тобой? – спросила, прерывая ее скоростную трапезу, Софи и добавила. – А то он любит людей, а они его – нет.
Рот Ренис был занят, она только размашисто и несколько раз кивнула.
- Спасибо, - улыбнулась Софи.
- Ш-ф-што (за что)? – удивилась Ренис.
- За то, что не испугалась моего сына, - присоединилась к ним и женщина, поставив на стол стаканы сока для Ренис, Софи и Майкла. – Меня зовут Линда Гамильтон, я хозяйка этого кафе.
- Р… - здесь Ренис осеклась, напоминая себе, что для нее Ренис Нолл больше нет в помине, а Рахима – табу. – Ариадна Ангст. Очень приятно, а главное, очень вкусно готовите.
- Спасибо, - женщина сдержанно улыбнулась и кивком показала на девушку. – Моя дочурка Софи, и мой старший сын Майкл – вот и весь персонал заведения.
Уплетая котлеты за обе щеки, Ариадна без остановки кивала. Ах, как неохота увязать мне в диалогах, тем более в этом сценарии для книги! Иначе эту ересь и не назовешь. Как же надоело, кто бы знал! Думаю, никто не обидится, если укорочу: они познакомились поближе, и Ариадна, пользуясь моментом, выпросила себе работу на время. Вызвалась помогать не за денежную плату, а за еду – это ее больше устраивало. И Линду тоже. О себе Ренис много лжи для них выдумывать не стала, но и правды ведь всей рассказать не могла. Потому на разумный и логичный вопрос от них:
«Почему ты без денег и крыши над головой?».
Неопределенно пожала плечами и грустно прошептала:
«Так получилось».
Про себя Линда подумала, что эта девушка – сбежавшая из приюта сирота, вот так вот промышляющая и кочующая с места на место, таких она в своей жизни повидала и выбора подобного не одобряла. И все же женщина позволила  себе принять в работники столь подозрительную незнакомку. Положительно влияла на ее решение простая человеческая жалость в компании с состраданием. И, конечно, то, что нашелся человек, не чурающийся ее сына. Сына, который практически все время проводил время с Ариадной на заднем дворе. Она совсем по-детски играла с ним в свое свободное время, бегая и беззаботно толкаясь, как и он. Скрытый от посторонних глаз сад за закусочной был их игровой площадкой. Они старались по возможности не топтать зеленые растения, за которыми ухаживали Линда и Софи.
Вся семья жила здесь же: ютились в двух комнатках позади кухни – одна полностью принадлежала Майклу, а другую делили мать и дочь. Получалось, что эта забегаловка была им и домом, и работой. Для Ариадны же они освободили чердачное помещение, очень маленькое, совсем как чулан, в него вмещалась лишь узкая-узкая кровать, и оставалось немного место для ходьбы мимо нее. Но девушку устраивало одно лишь то, что туда умещалась эта маленькая кровать, на которой можно спать и под которой можно прятать рюкзак с оружием и двумя разными паспортами. А что еще нужно ей-то?! Ничего.
Ариадна помогала им то на кухне, то в общем зале – разносила еду и убирала за посетителями со стола. Иногда шустро протирала полы вместе с Софи. Так и жили, не тужили. Общались, шутили и теснее привязывались друг к другу. Ариадна даже поправляться начала, чувствуя, как становится плотнее и круглее ее впалый живот, как странно округлились бедра и лицо. Подозревала, что это не только от беззаботной жизни и чересчур хорошего питания.
В этих благоприятных условиях прожила Ариадна Ангст с ними около трех месяцев. Она знала, что все это не может длиться вечно, что она должна уйти раньше, чем ее обнаружат здесь – иначе это может принести уйму бед и неприятностей Линде Гамильтон и ее семье. Ариадна же подвергает их опасности, это же ясно, как божий день! Тем более что она уже ухитрилась разок выбраться в город и перевести все деньги с еще одного счета Рахимы Сафалиевой на карту Ариадны Лауры Ангст. Опустошен второй счет – не за горами следопыты.
Помня о преследователях, девушка планировала в скором времени распрощаться с этими добрыми людьми, но все никак не могла заставить себя решиться и оторваться от них, уйти от этого тихого и спокойного семейного быта. Грубо говоря, привязалась она. Сделала то, чего всячески избегала в своей жизни.  Наверно будет необходима детальная наброска хотя бы одного диалога с Линдой Гамильтон, чтобы полнее раскрыть историю данного героя. Но мне так обломно это делать. Может, завтра?
Кстати, здесь должна начинаться, а возможно, и значительно раньше, четвертая часть. Не рассчитывалась в уме сага или что-то подобное, да только разграничить-то как-то надо. А как еще, если не разбить на части?

Часть четвертая: «Все еще Ренис».

Да, запоздалое указание. Однако здесь же будет первая глава:
«Больше не Ренис».
Как мне выше и не очень-то хотелось, раскручу извилины на эдакий душевный диалог между Линдой и Ариадной, который состоялся ранним солнечным и ничего не предвещающим утречком на заднем дворе. Софи еще спала, Майкл тоже – прямо здесь же, под щадящим утренним солнцем на лужайке. Вроде бы осень, но весьма теплая: и солнца вдоволь, и полежать на меркнущей и теряющей свои цвета, травке не грех. Стоп. Давай-ка все же подсчитаем, верно ли определено приблизительное время года – Нэйтон нашел Ренис зимой, допустим, в начале января. Прожили они вместе, помнится мне, полгода, а это уже либо май, либо июнь. Где-то между этими двумя месяцами. Потом девушка бросает его и месяц, за ним две недели, а затем еще один месяц и половину следующего скитается по городам, разбазаривая деньги, пока с полным нулем в кармане не попадает к Линде Гамильтон и в ее придорожное кафе. Не знаю, как у тебя, а у меня получается, что это месяц сентябрь, либо же начало октября. Плюс-минус, допуски-посадки учтем-с.
Указано уже заранее, что здесь Ариадна просуществовала три месяца, а значит, покинула это место в декабре. Не буду торопить события, на момент этого диалога Ариадна Ангст даже еще не помышляла уходить отсюда, прошло всего-то несколько недель проживания опасной, но жалкой на вид, скиталицы в чужой семье.
Ариадна сидела на земле неподалеку от беззаботно дрыхнущего, на увядших и так и не пересаженных маминых рассадах, Майкла. И в отличие от него, она оставалась в тени, которую отбрасывало заведение Линды Гамильтон. Девушка ведь противник принятий солнечных ванн и самого солнца.
Хозяйка кафе присела рядом и поначалу долго молчала, переводя взгляд с сына на эту странную работницу, к которой чувствовала теплоту и желание обнять и приласкать. Будто видела, что Ариадна с детства была этого лишена. Женщина изо дня в день тверже убеждалась в том, что эта девушка круглая сирота. Наблюдения Линды за ребячествами и играми девушки с Майклом и, порою в чрезмерно молчаливом и хмуром присутствии в компании взрослых людей, позволили сделать ей такой вывод.
Первое ее ошибочное предположение, что Ариадне около двадцати-двадцати пяти лет, женщина опровергла в первый же день, когда ближе с ней познакомилась и лучше разглядела лицо. Да и сама девушка заявила, что ей вот уже тридцать второй год пошел, чем изрядно шокировала, не поверившую в это, Софи. В дальнейшем, конечно, мать и дочь убедились, что Ариадна достаточно взрослый человек, а эти ее дурачества с Майклом – нечто идущее от ее жалостливой натуры. Девушка просто раскрашивала своим придуриванием одинокие ковыляния по округе сына Линды, что, опять-таки, вызывало положительные эмоции и чувства у женщины к Ариадне.
И вот сейчас, увидев сидящую Ариадну в эту рань в саду, Линда, поддавшись каким-то своим тайным чувствам, вышла и присела рядом. Ей хотелось говорить, но она не знала, о чем. До сих пор они только за работой, не задумываясь, перебрасывались словами. Общались тоже по работе, обсуждая меню, уборку, клиентов и намеченные дела, а также прочие малозначительные мелочи. Молчание нарушила Ариадна, и вместо того, что бы поприветствовать и пожелать доброго дня, она задумчиво спросила:
- Сколько ему лет?
- Двадцать шесть, - Линда не любила разговоры на тему сына, но сейчас она не испытывала этого привычного стеснения от своей беды.
- И он родился таким, да?
- Нет. Родовая травма.
Ариадна не поняла сути и пронзительно посмотрела в глаза женщине, затем отвернулась и так же уставилась на Майкла.
- Это, наверное, обидно. И очень тяжело, - пробормотала она.
- Обидно. Очень и очень. И тяжело. Видеть, что мой вполне себе физически здоровый сын, у которого было бы море шансов реализовать себя в этой жизни, неутомимо бегает вокруг кафе, как маленький ребенок из-за чьей-то ошибки.
Ариадна снова заглянула в лицо женщине, думая, что увидит там слезы боли или гримасу злобы и гнева, но нет. Линда Гамильтон спокойно смотрела в ответ и даже слегка улыбалась.
- Привыкли, значит, - сделанный вывод неосознанно вырвался из уст Ариадны.
- Ну и еще бы, за столько лет-то не привыкнуть! Как бы то ни было, он – мой сын, вечно маленький дурачок. Не бросать же мне его. Как он без меня, пропадет…
- Сильная вы.
- Да не сказала бы.
- Почему?
- Сильные не уезжают прочь от глаз людей в такую глушь.
- А как же это бахвальное: «Возлюби ближнего своего» и «Терпимость и братство – залог демократии»?!
- Аха-ха-ха! Ты, по-моему, сильно передергиваешь, - искренне посмеявшись, улыбалась Линда.
- Это самый крупный мой недостаток – вечно преувеличивать, - тоже мило улыбнулась девушка. – Ну, так, все же, как же такое возможно в этой ко всему терпимой стране? А хотя, чего это я. Будто сама не знаю, что да как, - пробурчала Ариадна Ангст, смутно вспоминая свои неудачные деньки в школе и первые месяцы травли в университете. – В жизни все обстоит иначе, не правда ли?
По нахмуренному лицу девушки Линда поняла, что именно может подразумевать это: «Будто я сама не знаю…».
- Что, тоже тяжелые будни со сверстниками?
- Тоже? – вроде и с вопросом согласилась, вроде и свой задала Ариадна.
- Моя дочь – первая причина поднять себе настроение у злых одноклассниц…
- Тех, что смеялись и попрекали братом, да? – перебила девушка.
- Кому-то было забавой доставать издевками.
- А что же Софи?
- А Софи, поддаваясь негативу, вымещала недовольство дома скандалами и истериками, отказываясь посещать школу.
- Что-то вроде: «Почему именно у меня такой брат?!» и «Почему из-за него должна страдать я?!», да?
- Какая ты проницательная, - Линда Гамильтон улыбнулась. – Словно прожила три столетия, и все три прошли по кругу в нынешнем мире.
- Да ну, что вы. Я просто догадливая.
Линда немного помолчала, прежде чем сказать:
- Все в точности так, Ариадна, даже немного острее вопросы мне в лицо звучали. Но ее можно понять: возраст, требования, желание жить в идеальном подростковом мире. Сейчас она, конечно, совсем другая, часто признается, что тогда должна была заступаться, а не ополчаться на брата.
- Понимание приходит со временем, - сказала девушка и спросила. – А давно вы сюда перебрались?
- Давно. Сразу, как умер отец, завещав нам с братом свое семейное дело. Подумав, что это редкий шанс для меня, я обменялась с братом – отдала взамен за его долю в кафе свою квартиру. Перебралась сюда. Воздух почище, места побольше…
- И людей поменьше, - вторила задумчиво Ариадна.
- И никто не сделает мне замечание, что Майкл перелез через забор соседей. Ведь соседей здесь нет.
- Или что он слишком громко топает и будит соседей снизу.
- Именно, - улыбнулась Линда Гамильтон такой понятливой, и оттого загадочной для нее, работнице. – Но все же жаль, что жизнь Софи проходит здесь. Она вынуждена быть рядом. Уверена, что ей хочется бежать отсюда в город. Жить своей жизнью, что называется, на полную катушку.
- А может, ей нравится здесь?
- Нисколько. Она всем сердцем ждет, что я продам кафе и вернусь в город.
- С Майклом? – удивилась Ариадна, подумав: «Не ради него ли вы бежали из города?!».
- Без.
- Не понимаю.
- Как бы это сказать…. Ну. Как бы мне не хотелось, - Линда Гамильтон сделала глубокий вдох, метнув взгляд на безмятежно сопящего сына рядом. – Такие, как он, живут недолго. Как мне сказали врачи, редко кто за порог тридцати лет доходит.
- То есть, Софи… - Ариадна запнулась и промолчала. Ей вдруг вспомнилась Карла, со слезами признававшаяся когда-то в том, что ждет смерти Лауры.
- Не совсем, чтобы да, но, возможно. Наверное, считает, что для нас такой исход будет лучшим.
- А вы?
- А я…. Я и представить себе уже не могу, что в моей жизни его может не быть, - вновь взгляд, теперь полный нежности и заботы, на сына.
- Сложное положение, с одной стороны, мисс. Разрываться между интересами обустройства своей жизни дочери и спокойствием существования в этой тиши сына.
- Откуда ты такая? – изумленно смотрела на нее Линда.
- Какая «такая»? – лукаво улыбалась Ариадна.
- Понятливая.
- С другой планеты, - усмехнулась девушка. – Можно даже сказать, с Луны упала.
- С нашей луны такие не падают. Ты с какой луны упала? – хитро кривила губами женщина.
- С Луны 17!
Они дружно похихикали на эту глупость, и Линда спросила вдруг:
- А все-таки, если серьезно, то, кто ты и откуда?
Развеселившаяся девушка моментально изменилась в лице. Она долго молчала, то ли размышляя над ответом, то ли боясь говорить. Прятала лицо и глаза, да и себя тоже.
- Сирота? – не сдаваясь, озвучила терзающее ее предположение Линда Гамильтон.
Ариадна, грустно растянув губы в улыбке, сказала:
- Круглая. Ни отца, ни матери.
- А были? – с сочувствием уточнила женщина, не отрывая глаз от печального лица девушки.
- Были. И отец. А как его не стало – появилась мать, но тоже, счастье ненадолго.
- Мне жаль, - участливо легла рука Гамильтон на плечо Ариадны.
- Я теперь совсем одна.
- От родителей ничего не перепало?
- В смысле?
- Дома, или другого жилья, где ты могла бы прожить? – уточнила, переживая, женщина.
- Эм… - живо вспомнился дом, купленный Эллисабэт Нолл, в который она не могла вернуться и уже даже не являлась его хозяйкой. – Нет. Ничего.
- Но как так?
- Наша семья всегда жила в разъездах. Своего угла не имелось.
- А, иммигранты?
- Ну, можно и так выразиться, - врать Линде Ариадна не хотела, но все же поддакивала, не имея возможности сказать всей правды.
Наступило непродолжительное молчание, которое нарушила Ариадна, желая уточнить:
- Значит, в будущем вы планируете продать это место?
- Там и планировать не обязательно. Клиент давно ко мне наведывается, уговаривая меня продать только ему. Готов выкупить все хоть сегодня, только бы я согласие дала.
- Еще бы! На этой территории можно гостиничный комплекс отгрохать!
- И не только, - печально согласилась Линда.
- Я смотрю, вы не горите желанием продавать…
- Только ради Софи. А так…
- Понятно, - Ариадна подобрала ноги в коленях и прижала их к себе, обхватив руками. – А отец ваших детей, он жив?
- Жив.
- Почему же не с вами? Ему все равно, как живут его дети?
- Он бросил меня после отказа сдать Майкла в приют.
- Как он выгодно ушел от проблем, - усмехнулась Ариадна, не представляя, чтобы она сделала, поступи с ней так отец.
«Нашла бы и убила!», - сладко потягиваясь, хмыкнула в ней Рахима.
- Некоторые умеют, - произнесла Линда Гамильтон.
Далее завязался не столь интересный для меня разговор, вникать в него я не буду. Так-то вся эта часть, связанная с Линдой Гамильтон и жизнью Ариадны с ней должна быть объемнее, обширнее, досконально развернута и описана без спешки. А я без спешки не умею, поэтому настаиваю, в целях экономии твоего времени и моего здоровья, на том, что пронеслись эти три месяца перед нами прямо сейчас. Вихрем. И не ураганным, а штормовым.
Итак. Начало декабря. Ариадна все чаще подменяла заболевшего работника, что был нанят Линдой в качестве ответственного за все дела на заправке, которую прежде сдавала в аренду, а вскоре занялась и ею сама. Для Ариадны такая работа была привычна, опыт у нее имелся еще в студенческие годы (подработка у Нэнси Андерс). И все бы ничего, если бы однажды не притормозила машина, готовясь въехать на заправку, за рулем которого Ариадна безапелляционно узнала Рика. Тут-то сердце ее по-настоящему ёкнуло и ушло в пятки! Девушка мгновенно развернулась на месте и поломилась прочь от колонки в кафе, уводя за собой, извечно болтающегося возле нее, Майкла.
Влетела в зал.
- Я в туалет! – крикнула она, убегая в этом направлении. – Софи, там, на заправке…
- Я поняла, сейчас, - дочь Линды, накинув теплую зимнюю куртку, вышла вместо трусихи.
«Только бы не узнал меня, только бы не вошел сюда!», - дрожа коленками, заперлась совсем раскисшая и на себя не похожая «бывалая пробивная Рэн» из бравой команды Хантера.
Рик не вошел. Расплатился и поехал дальше, в город, в котором у банка недавно видели похожую на Ренис Нолл бродяжку. Но это странное исчезновение мелкого паренька со здоровым парнем, которые должны были обслужить его у колонки, он четко видел и почему-то не мог выбросить из головы, не понимая, с чего бы заправщикам бежать при виде клиента? Догадка, очень зыбкая пришла ему в голову немного позже. Однако ж, то было не в пользу Ариадны.
Высадив товарищей у арендуемой Дьюи точки, Рик, прихватив других ребяток покрепче, помчался на машине назад. Он не предупредил Дьюи, так как хотел для начала удостовериться в правильности своей догадки. А то вдруг, он все-таки ошибался, и эта проклятая Рэн ему просто померещилась?
 Когда Ариадна, поборов страх, вышла, то натолкнулась на Линду Гамильтон, охранявшую ее у дверей туалета. Женщина видела, как девушка вломилась и промчалась мимо с неописуемым ужасом на лице.
- Тебе плохо? – поинтересовалась Линда, изучая перемены, случившиеся  с девушкой.
Ариадна, рассеянно бегая глазами по стенам, избегала взглядов Линды и бормотала, будто в бреду:
- Уходить. Мне надо срочно уходить.
- Что-то случилось? – подошла к ним Софи, она вернулась с заправки и уже скинула с себя куртку.
- Куда уходить? – спросила Линда.
- Уходить?! – непонимающе, посмотрела на нее Софи.
- Они уехали? – обратилась вдруг Ариадна, прояснившимся взглядом впиваясь в Софи.
- Кто они? А, да! Чаевые даже оставили! – Софи раскрыла сжатую ладонь, на которой лежали смятые зелененькие бумажки от щедрого бывшего товарища Рика.
- Просто уехали?! – не верила Ариадна, хмурясь и о чем-то напряженно думая.
- Так! – не выдержала Линда. – Ну-ка, пошли, - она взяла ее за руку и притащила на кухню.
Указала строго на стул.
- Сядь и быстро объясни мне, что творится в твоей голове и почему тебе надо уходить? – потребовала женщина.
Все еще не веря, что Рик мог вот так вот просто взять и уехать, Ариадна наощупь присела и, торопливо подбирая слова, запинаясь от спешки и волнения, начала рассказывать, отчего погиб отец, почему убили мать, от кого она бежит и для чего ее ищут. Поведала в дикой и волнительной спешке о многом, упуская такие подробности, как свое настоящее имя и прочие страшные моменты, касающиеся ее отца и матери.
Линда молча слушала. И чем дальше уходила в рассказе Ариадна, тем суровее становилось ее лицо. Взгляд был пронзительный, острый, кажется, она была зла. И как только девушка замолчала, женщина беспощадно бросила:
- Ты права. Тебе надо уходить. Мне такие проблемы не нужны.
Верно. Кто захочет подставляться из жалости и сострадания к посторонней девушке, зная, что за это в итоге ждет ее и ее семью? Никто.
- Но мама, - робко возразила Софи, искренне сочувствуя Ариадне Ангст, которая смиренно встала и побрела на свой чердачный уголок, чтобы собрать вещи, которые на пальцах можно было сосчитать, и сложить их в универсальный рюкзак, дабы навсегда избавить от себя и своего вечного бремени этих добрых людей.
В зале кафе брянцнул колокольчик. Кто-то вошел. И не один. Интуиция подсказывала Ариадне, которая из коридора услышала этот звук, что это за ней. Девушка лихо побежала вверх по лестнице и ворвалась в комнатку. Судорожно хватая рюкзак, прятала в него свои тряпки. Рука ее коснулась холодно предмета на дне рюкзака.
Пистолет.
«А что если ты…», - не договорила ей Рахима, с предвкушением сорвавшись от мечтаний. Что именно предлагала она, Ариадна поняла и испугалась.
«Вдруг получится!», - напирала Рахима, под  напором которой девушка вынула пистолет и проверила обойму.
Тем временем внизу раздался громкий мужской голос:
- Хозяева! – посмеиваясь, звали у стойки.
Сначала к нежданным посетителям вышла Софи. Она думала, что это их постоянные клиенты, которые обычно в это время дня наведывались к ним на чашечку кофе и вишневого пирога, сготовленного по особому рецепту Линды. За ней вышла и мать, что беглым взглядом оценила и признала в преступных мордах «потенциальных охотников» на Ариадну.
- Хотите что-то заказать? – соблюдая вежливый тон, спросила женщина и потеснила назад дочь, мысленно прося ее спрятаться на кухне.
- Нет, - ответил один из ребят Рика, пока тот шарил рукой в нагрудном кармане.
- Мы ищем одну девушку, - Рик вынул и положил на стойку фото.
Смазанное, нечеткое, явно вырезанное из какого-то общего кадра и несколько раз увеличенное, на котором все же узнавалась Ариадна. С трудом, но все же узнавалась, хоть она и была в кадре длинноволосой брюнеткой и немного худой. И все равно Линда для вида взяла фото со стойки и поднесла ближе, долго и равнодушно рассматривала, находя отличия и сходства от той, которую она знала и каждый день лицезрела. А потом положила фото обратно на стойку, подвинула к Рику и, качнув головой, безразлично и твердо сказала:
- Никогда не видела.
Рик с хитрым прищуром улыбнулся. На кухне в этот миг кто-то что-то опрокинул и, издавая непонятные звуки, затопал. Это был Майкл, что вцепился крепко в Ариадну, которая пыталась незаметно проскочить через кухню на задний двор, сделать круг, войти в зал и перестрелять незваных гостей, как того и требовала от нее мстительная Рахима.
«Сколько бы их там не было, в обойме достаточно пуль. Положишь хоть десяток!», - потирало руки злое эго Ариадны, шедшей на его поводу.
- Кто это у вас там? – с подозрением спросил и посмотрел в сторону кухни парень, стоявший слева от Рика.
- Мой сын, - был невозмутимый ответ.
- И от него одного столько шума? – Рик, улыбаясь, двинулся к дверям кухни, трое сопровождавших парней, в ногу шли за ним.
Линда было преградила им путь, возмущенно открывая рот, но куда ей совладать с ребятками Рика, что весьма деликатно пододвинули ее и обошли?! Софи встревать не рисковала, лишь прибилась к матери, с ужасом указывая ей на оружие в их руках.
На кухне было пусто. На полу лежала груда осколков разбитой посуды и поднос, на котором, вероятно, эта груда еще недавно стояла целой. Подрагивающая слегка от сквозных потоков воздуха, хлипкая фанерная дверь так и намекала на то, что нужно идти к ней. И Рик пошел, дав знак людям следовать за ним.
А Линда Гамильтон, будто окаменелая застыла на пороге кухни, чувствуя, как холодеют пальцы рук от звенящей пустоты в ее голове.
- Мама! – вернула ее в реальность Софи. – Майкла же здесь нет! Он…. – девушка повернула голову к фанерной двери.
- Пошел с ней… - осознала женщина и в панике кинулась через всю кухню и эту дверь на задний двор.
А вместе с ней и Софи.
 Сейчас будет жестоко. Наверное. Если я, как обычно, не сжалюсь над вымышленными персонажами.
Намерения киллера-Рахимы катились в тартарары – не успела она бесшумно спуститься с чердака, как глазастый Майкл, возжелавший столь не вовремя поиграть в догонялки, начал хвататься за нее, не понимая, почему она впервые так грубо отталкивает, толкает и открыто бежит от него. Ариадна едва смогла выскочить из кухни, уводя за собой в сад, встревоженного ее поведением, сына Линды Гамильтон, который и здесь продолжал неосознанно срывать все ее планы.
Когда Рик вышел на задний двор, то застал рослого парня, без верхней одежды в такой холод, катающегося по земле, держа обеими руками за ногу, какую-то уж слишком округлившуюся, давно им разыскиваемую, Рэн. В отличие от парня, что был в одной легкой летней футболке и простых широких джинсах, она была одета, как положено, даже рюкзак висел за спиной, будто добавляя к дутой куртке и всему ее поправившемуся виду лишних сантиметров.
- Не слабо тебя в ширь-то разнесло, - сказал бы Рик, знай он русский язык.
Но вместо этого он лучше присмотрелся, поправляя себя, что, возможно, это все зимняя одежда. Да только щечки-то, которыми обзавелась худая тарашка Рэн, на предметы гардероба не спишешь. Нет, нет и нет, товарищи!
- Наконец-то! – вот что воскликнул Рик, торжествуя и хлопая, не подкачавшему его, чутью. Он перевел глаза с растерянной девушки на Майкла и улыбнулся. – Не знаю, парень, зачем ты это делаешь, но спасибо за проделанную работу.
Рик направился к Ариадне, потерявшей все надежды на спасение. К Ариадне, которая с угрожающим видом вскинула вперед руку с пистолетом, заставляя Рика остановиться в нескольких шагах от нее.
Заметив оружие в ее руках, схватились за пистолеты и трое других. И надо же было именно в этот момент появиться Линде с дочерью и с этим своим строгим окриком, схожим на порицание непослушных детей от воспитательницы в садике:
- Что здесь происходит?! – ее вовсе не пугал вид девушки и трех парней с огнестрельным оружием, которые от вопроса женщины стыдливо поежились, но рук не опустили.
- И что, Рэн? Перестрелку затеешь? – насмешливая улыбка. Рик на миг взглянул на хозяйку кафе и снова повернул голову к своей цели. – А не подумала о том, что пострадают люди, приютившие тебя?
- Я в них не попаду.
- Зато мы очень даже, - усмехнулся один из помощников Рика, кивая товарищам на женщину и ее дочь. Двое других резво приставили оружие к головам Линды и Софи, что смотрели лишь на Майкла, валявшегося и скулившего в пыли у ног Ариадны.
Внутри у беглянки похолодело и покрылось инеем, но лицо ее не дрогнуло, не скользнуло ни одной эмоции. Она лишь отрывисто посмотрела на парня, поднимавшегося с холодной влажной земли. Майкл теперь, позабыв обо всем, с интересом глядел на этот черный металлический предмет в ее руках.
- Не трогайте их, - снова угрожающе подала голос Ариадна.
- Их никто пока не тронул. И, также, не тронув, можно быстро застрелить. Тебе ли этого не знать, Рэн?
Девушка в ответ Рику выше подняла руку, прицеливаясь ему в самый лоб.
- Убьешь меня – умрут они, - самодовольно улыбался ненавистный ей Рик. – Лучше отдай эту игрушку мне, иначе пострадают невинные люди. А ты у нас противник этого, так внемли же, если не моему, то голосу разума. Если, конечно, он у тебя еще остался.
Сказав, он протянул к ней руку, а стоявший сбоку от Ариадны Майкл, восхищенно разглядывающий ее пистолет, подошел ближе, поглядывая на протянутую пустую ладонь Рика.
«Как нельзя кстати!», - подумал тот и легко приставил дуло к виску парня:
- Рэн, бросай оружие.
А вот теперь это действительно конец. И нет больше никаких жалостливых товарищей – Итана со Стивом, которые помогут. Нет Лауры, которая жизнь отдаст, но спасет. Нет Хантера, который скрытно спасал бесчисленное множество раз. Можно только плакать от злобы на себя и свою наивность, из-за которой она позволила себе так долго задержаться на одном месте.
Но она не плакала. Отнюдь, крепче сжала пистолет, процедив сквозь зубы:
- Только попробуй!
- Майкл! – не удержалось сердце матери. Женщина дернулась, порываясь бежать к нему, да была остановлена дулом пистолета, что уже упирался в лоб.
Софи со страхом смотрела на мать, которая все еще стремилась прорваться к сыну. Рука Ариадны двинулась влево, раздался выстрел. Вскрикнув и выронив пистолет, отскочил к стене от Линды неприятель, но второй мужчина, державший на мушке дочь Линды, теперь целился в женщину.
Снова выстрел.
Не снайперский полет пули, конечно, но и ему в плечо попала Ариадна, которая, уловив движение третьего мужчины, упустила бьющую в лицо руку Рика, что затем мастерски выбил из ее рук пистолет. Девушка вскрикнула и повалилась на землю, Майкл, внимательно следивший за ней, состроил очень злую (в его понимании и восприятии все происходящее – это было нечто странное и нехорошее) мину. Он метался между вариантами: «Поднять своего друга с земли» и «Воздать по заслугам обидчику друга».
Доброй и невинной души человек ошибочно выбрал второй и накинулся с кулаками на Рика, ударяя и хватая того за руки, притягивая к себе и собою же отталкивая, чтобы повалить на землю. Завязалась нешуточная схватка. Сил у Майкла было о-го-го, что даже всерьез напугало Рика. Еще к тому же подбежала и эта бесстрашная женщина и принялась дубасить руками и ногами, требуя отпустить и не вредить ее сыну, которого Рик и не держал вовсе, а даже наоборот.
Все закрутилось, завертелось и, прежде чем Ариадна поднялась на ноги, осознавая, кто она и где, после этого мощного удара Рика, ее настиг звук выстрела. А затем крик. Пронзительный крик Линды Гамильтон, упавшей возле, бьющегося в судорогах, сына. Его любимая белая футболка с гнедыми лошадками на фоне степи мгновенно пропиталась разрастающимся пятном крови, сочившейся из груди.
Ариадна как безумная набросилась на Рика. Стрелял не он, а тот третий мужчина, не пострадавший от такого посредственного стрелка, как она.
- Убью! – вопила, не жалея связок, девушка, царапаясь и пиная. – Убью-у-у-у!!!
Оглушительней предыдущего, но такой привычный удар в челюсть вновь отбросил ее на землю, где она, помедлив несколько секунд, пролежала, осознавая себя, произошедшее и свои опрометчивые, да и в целом, напрасные действия. Затем Ариадна вскочила и опять ринулась на Рика.
На сей раз остановил ее он, так же, как и она: выбросив навстречу пистолет, направленный ей в лицо.
- Тебе все еще недостаточно того, что ты натворила?!
Будто в подтверждение и по сговору, третий мужчина смачно ударил Софи ногой в живот. Пискнув, она сложилась пополам, полетела вниз на землю, но сдержала стон боли.
- Убью! – повторила Ариадна, выплюнув, собравшуюся из разбитой десны, кровь.
- Ну, так убей! Приди и убей! – очень серьезно и раздраженно воскликнул Рик, не используя своих дежурных улыбок. – Убей меня, Дьюи, Генри! Приди и убей, сколько можно бегать!? А если не можешь, убей уже себя и прекрати эти игры!
Кажется, кого-то сильно достало мотаться по городам за ней. Ха, подумать только!
Ариадна, уставившись в него пораженно, думала, что это ей чудится, что это фантом, вымысел, галлюцинация. А Рик с вызовом продолжал:
- Ты же такая сильная, смелая! – тут уж не преминула проскочить злая ирония от товарища. – Чего бегаешь от нас, трусливо прячась и подставляя людей?! А? Сильная только на словах, да?!
- Я убью тебя, Рик, обещаю! – здравый смысл вроде бы вернулся и потеснил бешеную убийцу.
- Здание бывшего бильярдного клуба в центре города неподалеку от банка, в котором ты месяц назад сняла деньги – наша база. Все, кто тебе нужен, там. Приди и убей.
Произнес это Рик, с презрением окинул ее взглядом и дал знак своим людям уходить. Трое мужчин, не понимая причин подобного действия Рика, повиновались, покорно следуя за ним. Он просто уходил, не боясь, что она выстрелит в спину, не боясь, что нападет. Знал, что Рэн этого не сделает, одурманенная идеей настигнуть всех разом и в одной точке. Он уходил, оставляя ее со всем этим…
Возникает вопрос: «Почему он так поступил?». Ясное дело, он действительно устал быть гонимым то туда, то сюда и устал получать бесконечные нагоняи от Дьюи за то, что девушку вновь упустили. Возненавидел его даже. А раз так, то почему бы со злости не прикончить ее тут же? Почему бы за уши не поволочь к Генри и сыну Генри?!
Дело в том, что изначально Хантером Рик был приставлен к Дьюи, как и Гвен, но со  временем перешел на сторону парня и влился с корнями в его группу. Но он, как и Нави, равно как и Гвен в глубине души и в большинстве своем ненавидел Дьюи, и исключительно из-за любви к своему делу и работе, заставлял себя быть преданным через силу. На первых парах Дьюи был не плохим человеком, да только по истечении времени становился все хуже и хуже, и был просто невыносим, когда строил из себя замену собственному папеньке. Что и нервировало Рика. В какой-то степени, может он не притащил Рэн к Дьюи ему назло. А в какой-то – ему жутко хотелось, чтобы Рэн сама пришла и застрелила хотя бы Дьюи, после чего ее можно было бы легко поймать, скрутить, повязать радужным бантом и подарить Генри, со скорбной физиономией радуясь кончине бездарного молодого босса.
Допустимо, что были у Рика еще какие-либо причины, здравые, реалистичные, связанные с коварными планами лично вытрясти из нее деньги и скрыться с ними. А возможно, и нет, мне ли ломать твою голову над этим?
Ломая голову над тем же, и теряясь в догадках о нецелесообразном поступке Рика, Ариадна Ангст шокировано глядела на плачущую Линду и Софи. Они обе подбежали и опустились к телу парня – Майкл был мертв. Вот она благодарность от той, кого они пригрели, вот он, результат: Линда Гамильтон сидела прямо на сырой холодной земле в рабочей форме, обнимала сына, прижимая его к себе, заливалась горючими слезами.
«Прямо как моя мать когда-то. Мамы…. Они все одинаковые, да?», - она подобрала свой пистолет, подошла к ним и присела рядом, протягивая оружие женщине и тихо, но уверенно шепча:
- Тебе, может быть, станет легче, если выстрелишь в меня.
Линда Гамильтон посмотрела в это лицо с разбитой в кровь губой своими полными безысходности и слез глазами. Она приняла пистолет, зажала крепко левой рукой, не отпуская сына. Ариадна глубоко выдохнула, радуясь тому, что сейчас, наконец, все закончится. Она хотела прикрыть глаза, чтобы не видеть дальнейших действий и покорно принять смерть от руки этой женщины. Увы. Линда замахнулась и швырнула оружие назад к фанерной двери.
- Убирайся! – сквозь зубы и с необъятной злостью сказала она, отворачиваясь от той, которую когда-то пожалела и приняла к себе.
Ариадна безразлично проследила за полетом оружия и спросила:
- Что же ты скажешь и как объяснишь произошедшее без меня? Без главного виновника? – девушка выпрямилась, ловя на себе взгляд Софи, полный ненависти.
- Я все расскажу! И про них, и про тебя! Опишу до мелочей каждого, в особенности тебя! – дрожащий голос Линды и залитые слезами глаза пылали гневом. – Теперь за тобой пойдет еще и полиция!
- Меня устраивает, - деланно равнодушно сказала Ариадна, стараясь вызвать к себе еще больше ненависти, еще больше злобы, еще больше гнева. Она отвернулась и пошла к дверям. Подобрала пистолет и с внешне спокойным видом прошла через кухню и коридор в зал кафе, где к стойке направлялись завсегдатаи – проезжие водители. Не обнаружив у стойки Софи и Линду, мужчины обратили взгляды на Ариадну, с которой тоже часто сталкивались и были хорошо знакомы.
- А где миссис и мисс Гамильтон? – улыбались они, собираясь сделать заказ.
- Пройдите через кухню на задний двор. Ваша помощь им не помешает, - мрачно ответила Ариадна, чувствуя, что становится дурно от накатывающих слез и тошноты на саму себя. После чего, разрываемая от боли своей вины, она быстро перешла на бег, игнорируя дальнейшие расспросы от клиентов, и целенаправленно побежала прочь из кафе, к дороге, готовая ко всему и на все, в скором времени ожидая, что ее схватят стражи правопорядка.
Этого не случится, предупрежу заведомо. Не случится, потому что Линда Гамильтон, описывая своего злополучного работника, намеренно назвала другое имя и описала другого человека, что в целом не совпадало с показаниями других свидетелей и прочно стопорило расследование. Линда так поступила, поддавшись жалости. Злоба и ненависть к Ариадне не прошла, пришло понимание, что не она стреляла в сына, что она наоборот, спасла ее и Софи. Спасла бы и Майкла, и безмерно желала это сделать, да не успела. Но то, что причиной всему являлась именно Ариадна – этого она девушке простить ни душой, ни сердцем, не могла.
Что касается дальнейшей судьбы матери и дочери – они вскоре продали свое придорожное кафе и заправку. Сменили ее на роскошную квартиру в городе, в котором мечтала жить и учиться Софи. После всего случившегося жить у дороги им больше не хотелось – все напоминало о Майкле и трагедии того дня. Таким образом (не очень хорошим, конечно) и произошли перемены к лучшему в их унылой жизни, причина которым, опять-таки, Ариадна Ангст и смерть, что шагает с ней рядом.
Мы же с тобой теперь всецело переключимся на Рахиму. Да, это уже не Ариадна, не Ренис, не Рэн, не Шинон, а самая настоящая Рахима. Ее второй контрольный выход.
Встречай.

Часть пятая (очень надеюсь, что заключительная).
«Рахима Сафалиева».

Глава первая: «Рахима – следопыт».

Ты, верно, уже подозреваешь, что последние события были пределом в ее столь длительном сдерживании под контролем миролюбивой чудачки с чудным именем – Ренис Нолл, по окончательному исчезновению которой открылись двери для выхода к пьедесталу главной маньячке – Рахиме? Да. Именно так.
Пробежав в отчаянии по дороге к городу, она взмахнула рукой и бесстрашно остановила первую попавшуюся машину. Уже виднелась приветственная арка, увенчанная табличкой с названием города. Но идти до нее после случившегося и запоздалого потрясения, накрывшего ее, не было сил, нужно было как-то переждать и успокоиться. В притормозившей на обочине машине сидели два парня, оба впереди. С неприятными и наглыми улыбками они с удовольствием вызвались подвезти ее куда угодно. Что крылось в этом безобидном и легком соглашении помочь и подбросить, девушка безошибочно читала по их глазам, и это нисколько ее не пугало.
Презрительно скривив губы на все их мысленные козни, Рахима села в заднее сидение и торопливо запустила руку в рюкзак. Как она и предвидела, не доезжая до арки, машина взяла влево, съехала с трассы, ведущей прямо в город, и завернула в пролесок. Молниеносно выбросив руку, пассажирка придвинулась вперед и ткнула дулом пистолета в висок водителя. Для удобства, немного скользнула вправо по сидению, взглядом контролируя движения второго парня.
- Хочешь сохранить наивные мозги в сохранности, верни машину на дорогу.
Притормозив, парень дал задний ход, выруливая из поворота.
- Мы ничего такого… - залепетал друг водителя.
- Верю, - снисходительно сказала Рахима. – Поэтому будет так, как сейчас скажу я.
И девушка под страхом смерти заставила довезти ее через весь город к выезду, где благополучно поймала такси и проехала в близлежащий тихий городок. Высадилась у отеля. Не дура же она мчаться прямиком в лапы прихвостней Генри и самого Дьюи! Рахима поселилась значительно дальше, оттягивая неизбежную встречу с намеченными ею жертвами. Не из-за страха, робости и прочих постыдных чувств, а зная, что ей нужно основательно все продумать и хорошенько подготовиться к реализации задуманной ею расправы.
 Рахима сняла номер поскромнее, отдохнула с пути часок. Перекусила, заказав еды в номер, и в тот же вечер заскочила в магазины. Прибарахлилась на парочку нарядов, а на следующий день в цивильном внешнем виде простучала каблучками к банку, в котором все деньги, ранее переведенные на карту Ариадны, были обналичены. Рахима считала, что Ариадна Лаура Ангст в розыске и больше этими данными пользоваться ей никак нельзя. Да, эта личность изжила себя, но избавляться от документов Лауры она не торопилась.
Деньги понапихала в приобретенную средних размеров спортивную сумку (не такую большую, как раньше), привезла ее в отель и принялась собирать вещи, чтобы покинуть отель. Болеть голове от обиды и вины за случившееся с семьей Гамильтон она умышленно не давала, заставляя себя думать о чем-то другом (какая бы несущественная мелочь это ни была), иначе это могло ее сгубить, и она это понимала. Потому голова ее больше гудела над тем, как поквитаться со всеми теми, чьи убийства она так долго откладывала в ее бездонный черный ящик.
Наиболее приемлемая версия, не покидавшая ее – это то, что однажды ей приснилось. То, что сделал ее отец – пронес и активировал взрывное устройство. Но где и как ей искать такую же чудо-бомбу, как в своем сне?! Сама собирать рискнула бы, да не настолько умна. Денег бы не пожалела, они ведь у нее есть (не то, что куры не клюют, а голубям не в интерес). Плохо было то, что есть деньги, но нет связей. Нет никого, кто мог бы хотя бы подсказать, направить, шепнуть адрес мастеров или сказать: «Я покажу, ты соберешь сама». А самой бросаться в омут поисков – только подсобить доблестной полиции упрятать себя как опасного террориста-смертника (недоучку), угрожающего правящему режиму или аппарату власти (я в том не смыслю, исправишь на досуге).
Так что, нет. Как бы чудовищный взрыв не грел ей душу, это Рахиме не суждено воплотить в реальность. Получается, что ей можно только выслеживать и устранять каждого поодиночке? Да разве ж это тоже легко?! Нет! А что делать-то? Этого Рахима точно не знала, но задумки кое-какие у нее имелись.
В этот же день, перед тем как съехать и исчезнуть из отеля и города, девушка кардинально изменила внешность: новый цвет волос, совершенно иной стиль одежды, косметические тонкости и манера ходить. Теперь это была не легкая грациозная пушинка с завидной талией, а немного вульгарная дама, любившая продемонстрировать свои прелести в быстрой уверенной ходьбе. Перевоплотившись и оставшись тем весьма довольной, она закинула рюкзак на плечо, в другую руку взяла сумку с деньгами, Рахима спустилась к ожидающему ее такси, на котором она доехала до города, где планировала побуйствовать. Здесь же она провела всего полтора дня. Это был самый недолгий визит постояльца в истории отеля.
Рахима, способная и готовая убивать, прибыла в нужный ей город. Остановилась и заселилась эта чопорная и немного вульгарная дама в гостинице. Бросив в номере рюкзак и сумку на кровать, вновь переоделась и, улыбнувшись чему-то, вышла и потопала по коридору, застеленному красной ковровой дорожкой. По привычке аристократично неспешно перебирая ножками, обутыми в ярко-красные лаковые туфельки, красиво спустилась по лестнице в холл. Сдала ключи и, озарив милой улыбкой портье, вышла за двери.
Полиция тем временем дотошно выяснила от очевидцев, что работницу Линды Гамильтон звали Ариадна. Некоторые водители вскользь упоминали о вроде бы немецкой фамилии, но мало кто мог точно ее назвать. Нашелся все же тот, кто запомнил и выдал офицерам эту загадочную сложную фамилию. Был направлен запрос по городам по этим данным. К великому удивлению таковых нашлось немного и большинство были довольно взрослыми дамами. Отыскалась более и менее подходящая – некая Ариадна Лаура Ангст. По горячим следам направили группу и выяснили, что женщина эта давно покоится в могиле, к которой и привела совсем одряхлевшая (смерть дочери все-таки ее подкосила, как бы женщина не старалась держаться) мать Лауры офицеров полиции.
Проводить эксгумацию и делать анализы – не стали, предположив, что опять пошли не по тому следу. Поиски продолжались, Рахима была вне подозрений. Да и как подозревать ту, о которой в базе практически ничего нет? Как мисс Сафалиева она нигде не засветилась.
Дьюи, между тем, дал установку подчиненным контролировать все банки в городе, в котором они обосновались. Помимо всего прочего он распределил людей на группы для прочесывания вокзала и аэропорта, не подозревая, что девушка обходит их стороной. Весь город кишел его людьми. А Рик спокойненько себе помалкивал, день ото дня дожидаясь карательницы-Рэн. Своих ребят он сокрыл от Дьюи, пока они не залечат раны. Взял с них слово, что они рта не откроют, то есть, будут держать в тайне случившееся на заправке, а затем и в саду придорожного кафе. И они молчали, потому что как и большинство ребят, подчиненных сыну Генри, просто не переносили его и были вынуждены терпеть его и исполнять его приказы, чтобы не навлечь кары главного хозяина.
Рахима шла по многолюдным улицам совершенно бесстрашно. За долгое время она впервые не боялась притаившихся незримых следопытов. Ей было откровенно наплевать, видят ли они ее, узнают ли. У нее была задача, цель или поставленная планка, да как угодно! И девушка была настроена на то, чтобы добиться своего вопреки всем и всему. В данный же момент она решила поиграть с бывшими товарищами, от которых осталось одно только название. «Товарищей», как таковых, уже давно не было в группировке. По причине смерти и позорного, жалкого бегства.
Подумав об этом, она слегка потянула губы.
«Хватит с меня. Я не буду больше бегать. Бегайте теперь вы. И от меня», - она красиво повернула голову, поглядывая на противоположную сторону улицы.
Хантер в компании ребят из группы Дьюи принужден был курировать их, объясняя, зачем они караулят банк и кого им точно хватать, ведь многие из них не знали и не сталкивались с его подчиненной – Рэн. Только мельком слыхивали истории о ней, многие видели на фото, довольно-таки размытом. А большая часть же была мало знакома с девушкой. Поэтому Каэл суховато и нехотя описал худую, невысокую неотесанную девушку, которая может промелькнуть перед носом в виде беспризорника или в безукоризненном образе светской львицы.
Это было не очень продуктивно и, вздохнув, Хантер ушел делать копии фото для каждого из ребят, что бы был более и менее точный ориентир. А то вдруг еще они доложат Дьюи, что Хантер им толком не дал наводки, и он опять попадет в немилость.
Через час после раздачи фото, люди разбрелись от него по условным точкам, натурально делая вид, что у них там важные дела. Сам Хантер якобы читал газету на скамейке в сквере перед банком. Глаза его притом бегали по девушкам, так заманчиво топающим по лестнице в отделение банка. Не то, что бы ему хотелось изучать их, он должен был показать, что выполняет свои обязанности и ему не все равно. Знал, что люди Дьюи смотрят и на него, ожидая от него сигнала к действию, потому что Рэн лучше всех мог опознать и определить в проходящих девушках только он, Каэл Хантер – тот, что когда-то был ее непосредственным начальником. И начальник этот с напускным видом шпиона, подозревающего всех, сканировал и подходящих под вид Рэн, парней.
Прошел еще час. Девушки мелькали и мелькали вперемешку с бабушками и мужчинами в строгих деловых костюмах.
«Это бесполезно!», - подумал Хантер, переводя взгляд с дамы бальзаковского возраста на эффектную и весьма аппетитную барышню определенно голубых кровей. – «Только зад здесь свой напрасно просиживаю», - он с интересом принялся рассматривать эту утонченную особу, что шагала к банку в этот пусть и солнечный, но зимний день без верхней одежды.
«Прибыла на такси?», - Каэл посмотрел в ту сторону, откуда появилась девушка. Отъезжала машина с желтыми шашечками. Хантер вернул внимание к объекту, что будто играючи перебирая ножками в туфлях на высоченном каблуке, таки порхала по лестницам подобно бабочке.
Хантер, отложив в сторону газету, совсем засмотрелся. Девушка, невысокий рост которой компенсировала обувь, была одета немного странно: ярко-красная коротенькая юбочка в обтяжку, открывающая полненькие в меру ножки, гармонировала с белой шелковой блузкой, такой изысканно строгой, словно была стянута с самой королевы Англии. По спине и плечам тяжелыми волнами спадали огненно-рыжие кудри длинных волос, так красиво подпрыгивающих от каждого ее движения на ее плечах. В подмышке ужасно некрасиво и грубо была зажата зеленая увесистая папочка, рассматривая которую Хантер таки соблазнился и скользнул взглядом по приличной груди, туго обтянутой блузкой.
Вообще-то весь верх девушки ему показался немного шире низа, будто талия забыла, что непременно должна быть у такой писаной красавицы. Хантер сощурился, фокусируя взор на удаляющейся незнакомке и пытаясь поймать лицо прежде, чем она достигнет дверей и повернется к нему спиной. Приподнятые наверх, взбитые и закрепленные заколочкой, волосы подчеркивали большой лоб и такие пухлые, розово-алые губки, в целом лицо было полновато, но красиво. Не портили красоты эти обыкновенные очки для зрения, что так хорошо сидели на переносице. Четче черт лица Каэлу было не рассмотреть, расстояние слишком велико.
«Ежу понятно, что это не она…», - Хантер вернул глаза к сидящим напротив ребяткам Дьюи, которые жадно следили за ним и его взглядом. – «Во дурак! Загляделся! А они, небось, решат, что я в ней нашу беглянку узнал. Теперь нельзя сидеть сложа руки, подумают, что это она, и я, узнав ее, это скрыл…».
Он лениво кивнул им, мол, похожа, немного, проверьте. И двое парней сдержанно зашагали к лестнице.
Рыжеволосая незнакомка сидела в отделе консультации. Долго сидела, терпению следивших за ней ребяток, что заняли в очереди за кредитом место, дабы не казаться подозрительными личностями, можно было позавидовать. Девушка что-то помечала в своей папке, чиркая на ее страницах и задавая вопрос за вопросом. И, в конце, захлопнув, наконец, папку, элегантно встала и…
Пошла к столику, за которым сидела молодая сотрудница банка. Присаживаться к ней рыжеволосая не стала – «Значит, ненадолго», - выдохнули с облегчением парни, следившие за ней. Они приготовились разглядеть ее поближе, прильнули к выходу, дожидаясь, когда она пойдет и поравняется с ними.
Через две минутки, размахивая широко рукой с папкой, девушка шла, как они и рассчитывали, к дверям. На глядевших в упор на нее парней, девушка, словно спрашивая, удивленно и бесстрашно подняла тонкие-тонкие брови:
«Мы что, знакомы?».
Положительного ответа от них она не получила, но без обид одарила неизвестных ей хмурых парней тонкой улыбкой. Парни переглянулись. Один без стеснения и почти у нее на виду вынул фото из кармана, проверяя, помнит ли он лицо цели. Сверился с фото и второй парень, еще и без этого мотая головой, мол, не она. Они оба вышли следом за ней с удрученным видом и пошли к занимаемой ими скамейке напротив Хантера.
«Я знал!», - облегченно подумал Каэл, присаживаясь на свою скамейку. Все это время он нервно бродил возле нее, боясь и переживая за то, что навлек беду на непричастную к их делам красавицу. Заложив руки в карманы куртки, он посмотрел на нее. Хантер помнил, что девушка появилась откуда-то сбоку, будто вынырнула из близлежащих дворов на машине, а затем наискосок заспешила к банку.
Но сейчас она шла прямо. Это значило, что она пройдет мимо него, а учитывая, что он сидит, то пройдет буквально перед ним. Непослушные глаза его вперились в эту рыжую бестию. Последняя ступенька давно была пройдена, ножки ее цокали каблучками по ровной, выложенной плиткой, дорожке. Хантер со смутным и исключительно интуитивным чувством знакомства с жадностью рассматривал приближающуюся девушку. Никогда не подводившее его, чутье забилось в нем, требуя к себе прислушаться.
Что-то было в ней. Что-то такое знакомое-знакомое и совершенно чужое. Эта грация, легкие движения все еще тонких рук, походка, осанка, движения и повороты шеей…
И эта чужая и колкая высокомерность в высоко поднятой голове и, устремленному только вперед, взгляде.
Каэл Хантер ошеломленно встал. Сделал два шага на пересечение и застыл, разглядывая идущую навстречу цацу. Теперь ему было лучше видны эти до боли знакомые черты лица: нос с заметной горбинкой, на которой сидела изящная золотистая оправа очков, сглаживая данный недостаток внешности, истонченная, но почти не изменившаяся форма в былое время густых черных бровей. Маленькие, но круто подведенные тенями, карие глаза и эти, привыкшие изламываться в некрасивой кривой улыбке грязного сорванца, губы, которые он так хорошо помнил.
«Но это округлое лицо и полное тело…. Это же не может быть Рэн!!», - Хантер опять обежал ее торопливо глазами. – «Если отбросить эту не столь значительную полноту, высокомерие, поведение и одеть ее, хоть и мысленно, в привычные лохмотья, то…», - пораженный своей идеей, он снова посмотрел в ее лицо.
Девушка как раз поравнялась с ним, так и не удостоив его взглядом. Зато удостоила улыбкой, говоря тем самым, что прекрасно его видит и узнает. Обличила себя намеренно улыбкой. Не кривой-кривой и такой родной, знакомой, а совсем другой: натянуто-холодной. Так и повеяло холодом, пробирающим до самых костей.
«Это Рэн! Самая настоящая Рэн!!», - Хантер стоял спиной, изо всех сил сдерживаясь от порыва повернуться и посмотреть ей вслед, чем он однозначно выдал бы и ее, и себя, глазевшим на него людям Дьюи. Каэл сам посмотрел на них и намеренно, напустив небывалого разочарования на физиономию, качнул головой, давая им понять, что он хотел лично удостовериться для точности.
«Удостоверился – не она», - дал знак им он, обманув их, думая лишь о том, видела ли она его и узнала ли?
Конечно, видела, конечно, узнала! Об этом и говорила та ее улыбка, не сулившая Хантеру ничего хорошего. Он вновь вспомнил эту улыбку, такую чужую и незнакомую. Вдоль всего позвоночника забегали мурашки, а тело била странная дрожь, похожая на предчувствие беды. Пребывая в глубоких раздумьях над тем, стоит ли сообщать об этом Нэйтону, Хантер вернулся на скамейку, искоса наблюдая за тем, как за дорогой сквера девушка поймала такси и скрылась с глаз.
По истечении еще одного часа в этом сквере появилась еще одна пара глаз, следящих за Каэлом Хантером. Знаешь, вообще-то, когда-то замышлялось, что в этой части эта девушка будет направо и налево, жестко и жестоко устранять всех этих людей, подбираясь ближе и ближе к Дьюи и его отцу. Продумывать настолько серьезную и нереальную (почти фантастическую!) сюжетную линию мой мозг исчерпал все свои запасы. На столь специфический экшн черновиков не напасешься, потому смирись с тем, что все будет куцо – я просто вкратце изложу основные действия главного героя. Глаза эти принадлежали невысокому парню в кепке, спортивной одежде с накинутым капюшоном поверх головного убора. Паренек был не плечист, но и не худ. Прихрамывал, но это ничего, ведь это обыкновенное притворство. Ясно же, что это Рахима. Автор не будет описывать постороннее новое лицо, вдруг возникшее в этой части.
Рахима неутомимо следила за Хантером, мелькая тенью то там, то тут. Она вычислила, где он живет, прокараулила несколько часов у дома, а с наступлением темноты слилась с прохожими и двинулась в противоположном направлении от места жительства бывшего командира. Теперь она ошивалась у их базы, которую сдал ей Рик. Притаившись за широким стволом дуба, она высматривала здесь всех входящих и выходящих людей. Насчитала около семидесяти человек. Большинство из них покинуло базу ближе к ночи.
«Черт знает, сколько еще их есть на постах вне базы…», - Рахима закусила губу и, пригнувшись, перебежала к соседнему тополю, посидела еще немного, и под покровом ночи проскользнула во дворы, уходя прочь от базы. Переоделась она прямо на улице в темном переулке, спрятала снятую одежду в пакет, поймала такси и назвала адрес гостиницы.
На следующую ночь ей удалось избежать поимки и удачно уйти от погони после ее прицельного обстреливания нескольких человек, охраняющих базу. Для чего она это делала? Рахима желала крови, вот и насыщалась ею. Некоторых ребят Дьюи после ее неожиданной атаки не смог спасти и Нойман.
Она едва сумела скрыться от преследователей. Потому решила больше так не рисковать и несколько дней отсидеться, в течение которых точнее продумывала новый план. К концу недели девушка опять караулила, но на этот раз не базу, а Карлу. Ходила за ней по пятам, заучивала время ее выходов – приходов домой и просчитывала минуты, когда та отсутствовала, соотнося с теми же временными показателями занятости командира (а ныне всего лишь простого советника сына Генри) Хантера.
Задуманный ею день «икс» настал – ушел Хантер. Через три часа вышла и Карла вся такая румяная, поправившаяся и похорошевшая. Рахима вышла из своего укрытия и засеменила за ней. Гуськом по снегу шла она за Карлой до автобусной остановки. Там же села в автобус вслед за Карлой, что направлялась по делам к своему наблюдающему врачу. Умышленно столкнувшись с ней, пряча лицо в надвинутой на брови кепке, грубым голосом извинилась и прошла к поручню у двери, сжимая в руке ключи, которые выкрала из кармана Карлы.
Помним, помним и узнаем воровку со стажем! Годы в группировки прошли отнюдь не даром. На следующей же остановке парень в кепке и куртке по имени Рахима торопливо покинул городской общественный транспорт. Это был январь месяц. В конце декабря она бросила на произвол судьбу семью Гамильтон, после чего пропутешествовала несколько дней, поиграла в кошки мышки в ясные солнечные деньки января с Хантером и базой Дьюи. Потом резко наступили морозы, припорошило снегом и все дела. Я не натуралист, нафантазируй зимнюю природу урбана для галочки, примеров у тебя достаточно.
Девушка (а по всем внешним показателям – парень) почти бежала по усыпанной слоем снега улице. Было тяжеловато ей, но Рахима старалась.
- К чему такая спешка?! – спросишь ты.
- Не знаю, но как охота посмотреть из-за угла.

Глава вторая: «Прощай, Хантер».

Добежав к входным дверям подъезда, набрала код, который уже знала, и проскочила внутрь, достигла нужного этажа. Зазвенела связка ключей. Озираясь во все стороны подобно вору-домушнику, Рахима открыла двери и протиснулась в квартиру. Огляделась, скинула верхнюю одежду, сняла кепку, расправила волосы. Спрятала все под висящими на вешалке в прихожей осенними куртками хозяев и прошлась по квартире.
Изучила все до мелочей. Времени у нее было немного, но занять-то себя чем-то надо – это пунктик тех, у кого хроническое шило в одном пикантном месте. Рахима успешно нашла себе занятие на кухне: посуду в раковине. Она ее вымыла. Протерла плиту. В сковороде, что была оставлена Карлой на плите, еще были теплые макароны с котлетами.
- Какая заботливая женушка из тебя получилась. Прямо завидно до тошноты! – гневно покривив губами, Рахима опустила крышку сковородки и посмотрела на стол. Прибрала посуду на нем, протерла, все ненужное и лишнее – утащила в раковину и вымыла.
Нашла в холодильнике полупустые тарелки, переложила все в одну и собрала остальные в раковину для процедуры мытья. Прерывая на секунду ее возню, тихо хлопнула входная дверь. Зашуршала куртка, хорошо был слышен звук резко расстегиваемой молнии и снова шуршание. Кто-то, кряхтя, переобувался в домашние тапки.
«Даже тебя смогли выдрессировать?!», - губы посудомойки насмешливо искривились.
- Я дома, - как-то не очень весело сказал муж, пришедший в уютное семейное гнездышко.
В ответ брянцнули тарелки в раковине под шум струящейся воды.
А теперича моя излюбленная тема. Давай-ка от лица вошедшего немного настрочу. Ты же не будешь против этого? Хотя, нет, не стоит.
Каэл сегодня шел с так называемой «работы» рано, они впервые с Дьюи пришли к единому мнению, что Рэн ошивается где-то рядом и не стремится попасть в банк и потому от просиживания на скамейках в этот день Хантер был освобожден. А пока Дьюи со своими приближенными кумекал, что делать с этой расхрабрившейся охотницей на их головы, Каэл улизнул на обед домой, оставив все дела на голову сына Генри. Ведь все равно Хантер был не удел. Он для показухи давал умные советы Дьюи, чтобы Генри Мидлл не счел нужным избавиться от него, чего у старика в мыслях не было, а у его сына, наоборот – было только это. Как бы то ни было, вся тяжести работы остались в стороне, Каэл, наконец, пришел домой, о чем он вышколено сообщил жене своей фразой:
- Я дома.
Молчание Карлы не показалось ему странным. В ее положении и с ее частыми необузданными перепадами неустойчивого настроения можно было и не замечать такую мелочь, как молчаливое и тщательное мытье посуды.
Хантер прошел на кухню к своей блондинке-жене. Карла с некоторых пор стала сильно осветлять свои волосы, хоть и знала, что ему она больше нравится брюнеткой. Он, впрочем, не имел желания возражать прихотям беременной супруги. Да его радовало одно только то, что Карла снова была в положении и уже на седьмом месяце беременности. Каэл был до безумия счастлив, и располневшая, в прошлом не сильно худая, Карла тоже ему нравилась больше, чем он часто и утешал жену, льющую слезы по временно утерянной фигуре.
И сейчас Хантер протянул руку и легонько провел ладонью по исчезнувшей линии талии Карлы, стоявшей к нему спиной у раковины, сильно склонив голову, что злостно полоскала намыленные тарелки. После этого голодный Хантер метнулся к плите, и нетерпеливо поднял крышку сковородки.
- М-м-м макароны, - довольно растянул губы он. – Разогреешь? – вроде спросил, вроде приказал он, добавляя. – А я пока в душ…
Отсутствие ответа тоже не смутило, он, напевая мотив какой-то песенки, ушел в данном направлении, думая о том, что она опять прячет от него заплаканное лицо.
«Наверняка снова горевала о том, что не влезает в свои платья, или нашла повод обидеться на меня за то, что не так посмотрел утром и этим доказал, что не люблю ее…», - вздохнул он, закрывая дверь. – «Знает же, что не люблю. Могла бы уже смириться».
Ухмыляясь самому себе, повернул вентили. Мелькнула, мгновенно ускользая, мысль, что Карла будто бы стала ниже.
«Просто сильно ссутулилась, наверное, живот тянет…», - успокоил сам себя он, влезая под струю холодной воды.
Когда он вернулся на кухню после душа, на столе уже стояла тарелка с макаронами и дымящийся стакан кофе, наполнивший кухню своим приятным терпким ароматом. Голодный муж Карлы без лишнего трепа языком сел за стол и принялся жадно уминать свой обед. И только когда он доел и пригубил кофе раза два, вспомнил о существовании своей обидчивой женушки, которая все с тем же остервенением драяла уже сковородку у раковины.
- А ты не будешь? – снова глоток кофе, щедро приправленного сахаром. – Отдохни, присядь и поешь со мной.
Плеск воды прекратился, Карла закрыла кран. Со сковородой было покончено, и она, отставив ее на сушилку, медленно разворачивалась к нему.
- Кстати, ты забыла, что я не пью сладкий кофе, - улыбаясь, давился этим напитком Хантер, дабы не обидеть обидчивую жену и не видеть новых потоков слез.
Он как раз опустил глаза на остатки в кружке такие сладкие-сладкие, когда Карла полностью развернулась к нему и чужим, но таким знакомым нагловато-дерзким тонким голосом сказала:
- А я и не знала, что ты вообще пьешь кофе.
Кружка выпала из его руки и феноменально стукнулась дном о стол. Не пролилась, не перевернулась, не упала, не сломалась – в этом и феноменальность.
- Ренис, - испуганно и ошарашенно смотрел на нее Каэл Хантер, не понимая, как она могла оказаться у него дома.
- Ренис, Ренис, - дразнила девушка, приближаясь к нему. – Я же обещала, что приду за тобой, когда ты полюбишь жизнь и меньше всего на свете будешь в этой жизни ждать меня. – Она по-хозяйски села на второй стул рядом с ним и придвинулась к столу, очевидно заняв место его Карлы.
Каэл испуганно бегал по ней глазами. Выискивал ими нож или пистолет, который она может использовать против него, при этом сам он судорожно вспоминал, куда дел свой пистолет. Кажется, оставил в ванной на стиральной машинке вместе с ремнем и носками…
- Напрасно беспокоишься, - угадала Рахима все его страшные мысли, что были у него на лице написаны. – Я – безоружна, Каэл. Хотя, на вашей кухне уйма заточенных и очень удобных ножей, - сказав, она облизнулась в предвкушении и поставила обе руки на стол, будто этим доказывая, что нет у нее колюще-режущих предметов из их кухонного быта.
- Зачем тогда пришла, если нет оружия и использовать наши ножи не собираешься? – осмелел Каэл, почувствовав, как теплится надежда на милость этой маньячки. Еще острее ощущалось бешеное желание жить. Жить ему сейчас ох как хотелось!
- Убить пришла. И ты непременно умрешь. Да ты уже мертв.
Каэл, не совсем понимая, перехватил взгляд девушки, скользивший по кружке. Она хищно улыбнулась:
- А знаешь, почему кофе был таким сладким?
- Перебила привкус… - осекся Хантер, только теперь обратив внимание на нарастающее жжение, поднимающееся из горящего огнем желудка в пищевод.
- Яда, Хантер, яда.
Его глаза полезли на лоб, во рту все пылало и пенилось, мигом заполняя рот шипящей кровавой жидкостью. Он хотел что-то сказать, но уже не мог, необратимые процессы, что происходили в его организме, были не на его стороне. Каэл, с обезумевшими и выпученными от боли глазами глядя на Ренис, вцепился рукой в ее локоть, не оставляя попыток выговорить хоть слово. Пузырьки крови пенились в уголках губ, превращаясь в полупрозрачные струйки крови и стекая с подбородка на белоснежную кружевную скатерть.
- О? Ты хочешь поговорить со мной? Потрепаться на досуге о Лауре, Пите и моей маме? Я бы с радостью, Каэл, да времени нет, - жестокая холодно-безразличная улыбка. – У тебя.
А он все смотрел на нее, не отпуская и второй рукой царапая шею, будто хотел выдрать кипящую глотку вместе с трахеей и пищеводом, он медленно склонялся ниже и ниже к столу.
- Когда-нибудь спасибо скажешь. Ведь так для тебя же лучше, - услышал он последние слова жестокой убийцы, теряя сознание.
Голова Хантера стукнулась об стол, он упал лицом в лужицу своей же крови, быстро впитывающуюся и окрашивающую затейливый узор плетеной скатерти. Рахима равнодушно поморгала, созерцая предсмертную агонию своего командира, встала, отцепила руку, что все еще сжимала ее локоть, и спокойно прошла в коридор. Надела кепку, куртку, обувь и с тем же спокойствием вышла из квартиры. На втором этаже, спускаясь с лестницы, вежливо уступила на площадке беременной даме, что тяжело и с одышкой поднималась к себе.
Уступила не кому-нибудь, а самой Карле, которая спешила домой.
После этого блондинка в кепке чуть ли не бегом умчалась вниз по лестницам. Карла задумчиво посмотрела вслед, поглощенная предчувствиями беды, застыла на ступеньках, припоминая, что где-то уже видела этого пухлого беглеца с блондинистыми волосами, после столкновения с которым пропали ее ключи, и который теперь оказывается женщиной. Еще Карла припомнила, что таких соседей раньше не встречала в подъезде. Мысли ее на этом остановились, пришло понимание и ужас.
Она как полоумная сорвалась с места и побежала наверх по ступенькам, игнорируя предупреждающую тянущую боль в животе. Карла была более чем уверенна, что это была Ренис. Ренис, прихода которой она ждала (ибо он был неизбежен со слов Хантера, поведавшего ей об обещании Рэн) и прихода которой так боялась.
И он случился.
Карла ворвалась в квартиру с криком:
- Хантер!
Ответа не было. Только, бьющая в сердце болью, тишина.
- Каэл!! – Карла метнулась из коридора на кухню и увидела его…
Его, безжизненно лежащего на столе в луже собственной крови, которая стекала на пол, к его босым ногам…
В шоке, крике, истерике и слезах Карла успела вызвать неотложку. На крики из открытой двери сбежались соседи, которые и присмотрели за отчаявшейся беременной женщиной, что сама нуждалась в помощи медиков от пережитого.
Я не буду здесь задерживаться больше, чем считаю нужным, скажу только, что вопреки твоим ожиданиям Каэл Хантер не умрет, выживет. Спасет его экстренно созванная коллегия медиков, поднаторевшая на уникальных операциях по пересадкам тканей и органов. Но и здесь есть заслуга Рахимы. Благодаря ей он остался жив до приезда неотложки – она умышленно сократила дозу яда для Каэла (не будем придирчиво выяснять, какой это был яд и где она его достала, я не могу раскрывать подобную информацию).
Это первый плюс в ее пользу, а второй – этим своим покушением и некачественным убийством Рахима спасла Хантера от того, что готовил ему злопамятный Дьюи, подозревавший все это время Каэла в покрывании и пособничестве Рэн. Со временем (да почти сразу!) поймет это и сам Каэл, ведь если Рэн хочет кого-то убить – то она идет до победного конца. Исключением была Карла. Теперь им стал и Каэл.
Хантеру позже его преданные ребята выдали и раскрыли планы Дьюи, который требовал жестокой расправы над ним. Но после произошедшего и ополчения на него Рэн, а то, что это была она, Каэл, не скрывая, говорил, заставило сына Генри пересмотреть свое отношение к Хантеру. Все это я тебе, бегая перед поездом, по секрету говорю, ты же пока делай вид, что ничего этого не знаешь и скорбишь по покинувшему нас Каэлу Хантеру. Ибо, все, умер. Был, и больше нет!
Именно так думала его убийца, что неслась по заснеженным улицам, как угорелая. Спокойствие ее улетучилось вместе с холодной и расчетливой Рахимой, на коротенький миг уступая место той, что некогда существовала под именем Шинон Бринст, пока, в конце концов, не стала Ренис Нолл. Эта личность искренне сожалела о совершенном убийстве, укоряя себя, что не смогла обуздать Рахиму, что не смогла помешать ей, что позволила делать все, что хочет. Все упрекала ее и себя в необоснованной жестокости к Хантеру, которого она только что так хладнокровно убила. 
Убила!
Сделала то, к чему подстрекала, чего так долго хотела и требовала Рахима – убила. Но почему от этого стала противнее самой себе?! Почему?
Под напором мыслей и вопросов девушка толком не осознавала, куда и зачем она бежит, в голове сумбур, полная неразбериха, на лице – слезы, а в душе – удушающая пропасть пустоты. Ничего не видела, не слышала, не воспринимала звуков. Оказалась на пешеходном переходе, у которого толпились люди. Заранее взяв левее, девушка, не сбавляя в беге, выскочила на дорогу под испуганные крики позади себя.
По закону жанра сейчас, выбежавшую на красный свет на этот оживленный участок дороги, Рахиму должен был размазать равномерно по дорожному полотну, припорошенному снегом, мчащийся на всех парах и собранный на европейский манер грузовик  веселенькой расцветки. Например, зелененький.
Но нет. Визги и хватания за куртку и руки от неравнодушных людей остановили ее и буквально вернули силой на тротуар едва ли не за секунду до того, как перед ее носом пронесся все тот же грузовик. Зелененький. Хотя, умри она здесь, мы с тобой могли бы только порадоваться. Даже с облегчением вздохнуть, да, увы. Это не тот конец, который мною задуман, ну и страниц в новом черновике слишком много остается.
Отрешенно выслушав возмущения и порицания спасших ее прохожих, Рахима, низко опустив голову, прошаркала с ними на другой тротуар и продолжила унылое волочение ног до отеля, в номере которого она, плача, собрала вещи, заказала такси и в срочном порядке покинула отель. Убийца унеслась прочь из города безнаказанной. Снова.

Глава третья: «Ну, наконец-то, месть».

В очередном временном гостиничном  прибежище и городе, названию которого она не придала смысла, Рахима остановилась и сделала для себя передышку – отдых от самой себя давно был необходим. Но расслабиться и забыться не получилось, уже через неделю она узнала на улицах парней Дьюи. Вообще-то, она планировала набраться сил здесь и, вернувшись, совершить еще пару набегов на их базу, но раз уж они перекочевали за ней, то можно их и тут настичь.
Бежать от них она больше не собиралась, просто разгуливала себе по городу, ни о чем не задумываясь и не переживая. Жила себе, беззаботно транжиря деньги и порою выслеживая тех, что искали Ренис Нолл и в упор не замечали перед глазами Рахиму. Разок, правда, пришлось ломать ноги от узнавших «по работе» бывших товарищей. И она чудом от них ушла, действительно, чудо, не иначе. То были сопутствующие ей: везение, удача и фортуна. Однажды они дружно отвернутся от нее. Но не сейчас.
Сейчас, запыхавшаяся, уставшая от долгого скитания по округе и темным улицам, удивляясь своему отяжелевшему и потерявшему былую резвость и подвижность телу, она вернулась в номер гостиницы, где, сделав два шага за дверью, Рахима без сил упала прямо на колени. Скорчившись кое-как на боку, перевернулась лицом вниз, упираясь лбом в пол и вытягивая вдоль тела руки.
- М-м-м, - промычала она, с шумом выдохнув.
А еще через минуту:
- А-а-а-а… - не поднимая с пола головы, потянула девушка. – Устала. Как же я устала.
Еще несколько тяжелых вздохов и:
- Когда же это все закончится…. Когда же мы подохнем, Генри?!
Прошли три минуты, тишины, наполненные ее вдохами и выдохами.
- Зачем ты оставил меня жить, отец?
Молчание.
- Зачем меня надо было спасать?! Для всего вот этого?! Для всего, что я натворила своими руками?!
Опять тишина и унылые вздохи, после которых она заставила себя оторвать гудящую голову от пола, ощущая сопротивление в самой же себе. В ней будто было два человека: один требовал немедленно подняться, а второй, отказываясь подчиняться, тянул и тело, и голову вниз к полу, настаивая еще немного полежать, поныть и пожалеть себя. Одним, возможно, была та, что из года в год, меняя имена, сохраняла в себе неустойчивые стены камеры для Рахимы. Другим – была сама Рахима.
Через некоторое время девушка все же нехотя встала и потопала к столику, знала, что ей сейчас необходима пища, несмотря на то, что она не хочет есть. Должна.
Надо сказать (а может я уже и не раз говорила), что если раньше ее «злым я» и внутренним голосом была Рахима, то теперь эту нишу заняла та, что была Ренис, которой удавалось изредка вырваться и занять свое место. Ненадолго. И в отличие от Ренис, Рахима к внутреннему голосу редко прислушивалась, в большинстве случаев, попросту игнорируя ее. Отвлекаясь на еду и прочие менее опасные дела, Рахима чаще думала о том, что с ней будет с ее-то положением. Возвращаться к Нэйтону – категорически нельзя, Дьюи плотно сел на хвост и больше не упустит. И дальше строить из себя целеустремленного карателя ей недолго светит.
- Не лучше ли пустить себе пулю в лоб хотя бы сейчас? – подала робко голос Ренис, пока Рахима медленно пережевывала недоеденные ею гренки.
- Ха-ха-ха! – гортанно рассмеялась на весь номер Рахима. – Если бы ты была настолько смелой, сделала бы это давным-давно, а не скиталась бы с пистолетом за спиной! У тебя был шанс покончить со всем этим, но ты на это не решилась. Так что, закрой рот, дай мне поесть!
Больше за этот вечер Ренис не дала о себе знать, Рахима провела его за переключением каналов, в поисках новостей. Она не так давно пристрастилась к этому занятию в надежде узнать, разыскивается ли хоть в одном штате некая Ариадна Ангст, которую грозилась выдать Линда Гамильтон, она все ждала, что будут крутить в сводке ее фоторобот.
Но нет. Похоже, что женщина ее не сдала. Потому что Рахима за эти два месяца так и не увидела ни своего корявого изображения, ни имени в бегущей строке чрезвычайных происшествий. Это успокаивало и значило, что можно еще немного побыть Ариадной. Рискнуть, так сказать, ради полбокальчика игристого.
Пролистав еще пару каналов, девушка переместилась со стула на кровать вместе с пультом, а еще через минут пять, выключив телевизор, откинулась на бок и, поджав ноги, закрыла глаза. Рахима хорошо ощущала, как в этой тишине на нее наваливается невидимый пресс, давящий в лепешку. Изнутри будто выдавливал еще один такой пресс, состоящий из чувства вины и угрызений совести. То были напоминания о жестоких убийствах, совершенных ею. Напоминания обо всех, всех смертях, которые последовали от ее рук за все это время ее разлуки с матерью и Нэйтоном. С той же равномерной силой давило и ее одиночество. Не сам факт того, что она осталась одна, а понимание, что у нее больше никого нет – потому что она не имеет права ни к кому привязываться. То, что ей не на кого положиться. То, что не с кем поделиться своими страхами, мыслями. Некому поплакаться, жалуясь на свои провалы и ошибки, и что не с кем просто поговорить.
Некому ее поддержать…
Что нет такого нужного человека, как Мэвил, который находил ходы-выходы из любого безвыходного положения. Что нет Эллисабэт, с которой она поладила. Эллисабэт, в которой так поздно признала родную мать. Мать, с которой было спокойно при любых неприятных сюрпризах, подброшенных от непредсказуемой жизни. Что нет Нэйтона, которому хоть и портила жизнь, но была безмерно рада, что такой человек у нее есть.
Увы, сейчас она была одна. Совершенно одна. И ее внутренние «друзья», увы, не считаются.
Рахима всегда боялась быть одной, потому когда-то смирилась с присутствием Мэвила, вместо почившего отца. А, уже имея рядом мать, избегала новых знакомств, которые ей зачастую приносили только разочарование и боль. Отношение к знакомствам изменилось после встречи (и насильного становления другом) с Нэйтоном. Да, изменилось, но не так, чтобы сильно. Сильно было уже тогда, когда притерлась с Лаурой, Адамом, Питом и многими другими. Именно этого, именно этих людей ей так не хватало. Странно, но поняла Рахима это только сейчас, оставшись одна.
Один навеки, навеки один, герой моего второсортного романа.
Внутренней Ренис одной было страшно. Зато Рахима умела притворяться, что одиночество ей нипочем.
Уснуть никак не смогла. Встала. Рахиму необъяснимо тянуло на улицу, послушать шум проезжающих машин, говор толпы, спешащей куда-то, разговоры идущих в клуб подружек и звуки музыки из этого самого клуба. Девушка быстро переоделась, возмущаясь про себя обленившемуся телу, не хотевшему ничего, кроме как сутками есть, пить и лежать. Она взяла деньги и вышла из номера.
Ей нужно было найти оружейный магазин, у нее совсем не осталось пуль про запас и для запланированной ею мести. С собой у нее был паспорт Ариадны, но не было разрешения на ношение оружия, что, собственно, не было проблемой – можно запросто найти человека, торгующего тайком всем необходимым. И Рахиме не составило труда его найти – мужчина околачивался у оружейного магазина, вылавливая глазами потенциальных покупателей. Интуитивно Рахима поняла, что именно он ей и нужен.
Недолго споря о цене, нашли компромисс, и девушка получила то, что хотела, а мужчина – деньги. Дело это было вечером и немного близилось к ночи, колобок – Рахима катилась по людным улицам, спокойненько прикидывая в голове план, в котором она настигнет всех и каждого из своего списка, отчего неконтролируемо блаженно улыбалась и этого она никак не могла сдержать. Но вдруг губы ее сомкнулись, а глаза округлились…
Рахима увидела в толпе у ярко освещенного кафетерия Хантера. Живого! Каэла Хантера, идущего рядом с Риком…
Каэл очень сильно изменился. Он только-только выписался после долгого лечения и проходил еще реабилитацию и был на строгих диетах. Значительно исхудал, осунулся, лицо стало каким-то бледно-серым подобием эскиза его лицевой части черепа – очень резко выдавливались скулы и все кости. Выглядел он крайне болезненно. А как еще-то ему выглядеть?! Всего неделю как вырвался из палаты и то, покоя нет! Уже на ногах и по уши в работе по требованию Дьюи.
Поверив, что это действительно он, глубоко внутри Рахимы (возможно, в душе этого монстра) скатился тяжелый камень. Стало даже дышать легче, ведь Ренис, что была внутри, изъедала себя переживаниями и мыслями, криками в ночи, что не должна бы с ним так поступать. С кем угодно, только не с ним!
Сама же Рахима мгновенно побледнела, поражаясь живучести Каэла и напоминая себе об уменьшенной дозе яда. Поначалу застопорившись от шока, девушка вновь ускорилась, чувствуя, как накипает желание убивать. Сильно сдавив челюсти, она быстро пошла сквозь толпу, перешла дорогу и слилась с массой людей, что потоком реки текла куда-то в сторону прибрежного парка. Кто-то в этой гуще случайно толкнул ее, и Рахима резко развернулась, обуреваемая диким желанием зарезать толкателя. Опомнилась за секунду до того, как рука полностью вынула из кармана складной нож, купленный у мужчины-подпольщика вместе с патронами и, быстро сунув его обратно, пустилась в бегство от греха и смертей подальше.
Агрессивность Рахимы неизбежно росла. Это понимала Ренис, о чем и твердила, пока Рахима, запершись в номере отеля, бороздила нервно пространство комнаты. Поев, она вроде бы более и менее взяла себя в руки и даже немного поостыла, но. С этого дня ее начала преследовать бессонница, и это было плохо, очень плохо для нее.
Несмотря на это, следующие несколько дней Рахима провела в маскировке и выслеживании людей Дьюи, что вскоре привели ее к их новой базе. На сей раз они сняли небольшой двухэтажный домик под видом все той же фирмы грузоперевозок, в который заселились в основном приближенные Дьюи. Изучила расположение черных и парадных входов, количество этажей и окон, а также время смены дежуривших, якобы обычных грузчиков, что были «дневальные» бывшие товарищи. Хантера она здесь не наблюдала.
«Понятное дело, с Карлой по квартирам прячется!», - Рахима зорко изучала мелькавших работников сына Генри, среди которых и за половину дня слежки не смогла увидеть Рика. – «Впал в немилость?! Это уж вряд ли…», - и прежде чем покинуть свое потайное местечко в кустах у дороги, Рахима успела увидеть, как к дому подъехал фургон и из него вышли несколько людей вместе с Риком, ведущих под руки сопротивляющегося мужчину средних лет, облаченного в этот холод всего лишь в приличный строгий костюм.
«Непонятно», -  подумала про себя недоуменно Рахима, исчезая в соседних кустах, покрытых толстым слоем снега, на фоне которого она, в своих белых одеяниях сливалась и была неприметна.
К вечеру, оказавшись в своем номере, она долго стояла у двери, готовясь к выходу на ее последнее и безумное дело. Кинула взгляд на собранный рюкзак и почти полную денег спортивную сумку, что лежали у кровати. Проверила карманы и на наличие ножа и пояс, за которым прятала оружие. Еще раз посмотрела на багаж, ждущий ее возвращения у кровати. Ждать ее больше было некому. У Рахимы не было уверенности, что она вернется, но все же, смело выдохнув, девушка вышла за дверь.
«Что будет с моими вещами, если я…», - подумала она и осеклась, улыбнулась себе и продолжила мысль. – «Должны ли волновать мертвеца чужие деньги и пять футболок с двумя парами джинс? Покойнику уже будет не важно, кто и что с ними сделает».
Повернув два раза ключ в замке, девушка спустилась в холл и сдала его миловидной девушке у стойки, затем бодро зашагала на выход, откуда торопливо пошла вниз по главной улице. У перекрестка дождалась такси, заранее попросив водителя остановить немного дальше названного ею адреса. Сделала Рахима это, чтобы пройтись пешим, собираясь с духом, мыслями и силами. Она прошагала мимо небольшого рынка, разглядывая такие аппетитные экзотические фрукты и овощи, удивляясь тому, откуда в эту зиму их достают и где хранят. Так озадачилась этим вопросом, что даже позабыла о животе, беспокоившем ее с самого утра тянущими и весьма неприятными болями.
В самом конце ряда лотков сидела щупленькая старушка в стареньких прохудившихся сапогах и выцветшем сером пальто. Вся такая худая и морщинистая она продавала, разложив на картонном ящике из-под фруктов, возле которого жался серый и одноглазый крупный кот, сделанные ею маленькие букетики подснежников. Букеты были тщательно обернуты в прозрачную хрустящую на ветру пленку, видимо для придания товарного вида. Старушка с надеждой смотрела на каждого проходящего мимо человека, но никто у нее не останавливался и не покупал цветов.
Жалостливая натура Ренис внутри Рахимы заставила ее подойти:
- Сколько? – кивнула она на крайний букетик.
- … - называя цену, оживилась старушка.
- Сколько-сколько?! – поразилась заломленной цене Рахима, пуча глазки и улыбаясь тому, что ей послышалось.
- … - повторила старушка, глазами уговаривая, нет, упрашивая купить.
Рахима, переваривая цену, озадаченно попятилась. У нее и в кармане-то осталось чуток больше цены этих цветочков. Она, почему-то не удосужилась взять с собой денег, а ведь у нее их было – хоть на конфетти режь! Не находя слов, девушка пораженно сделала пару шагов вперед и, подумав, что, возможно, ей вскоре не нужны будут и эти мелочи в кармане, она вернулась. Заплатила старушке, взяла букет и пошла с ним вперед, совершать очередное жестокое преступление.
Минут через пять показался дом, к которому и лежал ее путь. И чем ближе она подходила, тем сильнее клокотало в животе, иногда очень резко тянуло и тут же давило. В метрах двадцати – двадцати пяти девушка остановилась. Нет, не передумала. Всего лишь изумленно разглядывала появившихся раньше нее людей, которые пошептались и ринулись вовнутрь дома, будто хотели захватить кого-то с поличным.
«Пятеро. На полицейских не похожи», - считала и делала выводы Рахима, провожая их глазами. Ей показалось странным, что они никак не отреагировали ни на ее приближение, ни на ее присутствие, хотя прекрасно видели и даже с улыбками косились на ее букет.
Что значило только одно: это были люди не Дьюи, и не Генри. То были посторонние, которые не знают Рахиму, на которую им, в принципе, наплевать. Ей даже стало немного за это обидно. Но еще больше – любопытно. Напрочь позабыв об осторожности, Рахима и вразвалочку поспешила за ними в дом.
Было тихо. Никаких выстрелов и никаких признаков борьбы или драки. В передней было пусто, и на лестнице, что вела наверх – никого. Оглядевшись, Рахима припомнила себе, что раньше в подобных местах сидели, играя в работников грузоперевозок: она, Адам, Мэндси, Пит, Карла, Рик, Риччи, Лаура, Брэдли и множество других более и менее запомнившихся ей людей. Улыбнулась печально своему воспоминанию и, запустив руку за пояс к пистолету, осторожно шагнула в коридор.
И здесь никого!
«Может все в кабинете Хантера?!», - предположила по привычке она, снова с теплотой вспоминая былые деньки в «команде Хантера» и не зная, что у Хантера больше нет кабинета.
Но да, все были в кабинете. В кабинете Дьюи, а не Каэла, который давно был лишен всех своих привилегий и очень редко в доме присутствовал. Не было его здесь и сейчас.
Девушка интуитивно шла к приоткрытой двери в конце коридора, из которой доносились голоса, нервные и громкие. У них однозначно было что-то чрезвычайно неожиданное и из рук вон выходящее на повестке дня, ведь Дьюи (а его голос Рахима признала сразу) орал как резанный на своих людей. Она подобралась ближе.
- Надо уходить, Дьюи! – спокойный голос Рика Рахима тоже узнала.
- Я лучше тебя это знаю! – кричал ему в ответ Дьюи. – Как вы допустили такое?! Где вы были?! Куда смотрели?!
- Они еще в доме, - влез, напоминая, кто-то незнакомый ей.
- И что делать с ним? – робко спросил кто-то еще и оборвал следующий вопрос, так как дверь открылась, и они все отвлеклись на вошедшую девушку. В воцарившемся недоуменном молчании, люди в кабинете, раскрыв рты, смотрели на нее.
- А я к вам сразу с цветами. Брошу тут, на могилу прийти не смогу, - сказала Рахима, коварно улыбаясь и протягивая руку с маленьким букетиком, что умещался у нее в ладони и больше походил на кулек семечек.
- Рэн? – даже не удивился Рик, словно ждал ее с минуты на минуту.
- Это Рэн?! – переспросил растерянно парень, что стоял с ним рядом.
- А чего она такая пухлая, на фото же не… - говорившему любопытному новичку не дал закончить Дьюи.
- Я бы порадовался нежданной и негаданной находке, но ты реально не вовремя!! – сын Генри опять перешел на нервный крик.
- Знаю, - с пафосом сказала Рахима, доставая пистолет, и в углу уловила шевеление. Посмотрела. Мужчина, что сидел весь избитый и запуганный. Она его узнала по костюму, это был тот, кого привезли в фургоне. – «Да, похоже, и вправду, не вовремя», - улыбнулась опять она, прислушиваясь к выстрелам, что гремели этажом выше.
- Черт! – заметался Дьюи, и не глядя на ее оружие. – Хватайте ее! Уходим!! – сын Генри в панике выгребал из ящика стола какие-то документы, ни на кого не обращая внимания.
Когда Рахима выстрелила в тех, кто подчинился его приказу, и стала прицеливаться в него самого, Дьюи оттолкнул в сторону Рик, спасая от пули, глубоко засевшей не в его голове, а в стене. По правде сказать, Рик не горел желанием спасать Дьюи и душа за босса у парня никогда не болела. Делал это Рик, зная, что бездействие для него впоследствии может нехорошо аукнуться. Как бы ему не хотелось обратного, страх перед наказанием Генри возобладал над ним.
- Да какого!! – вскочил тот с пола, куда упал после толчка Рика, и увидел бегущих из коридора к ним человек десять, не состоявших в его команде и тем более в группировке.
Видел их и Рик, который буквально за шкирку схватил и выбросил Дьюи в окно, а затем выбросился следом сам, где резво вскочил, поднял босса и потащил к машине, продолжая того спасать.
- Хватайте ее! – вопил во все горло Дьюи, тыкая пальцем в девушку и замечая, что его люди в кабинете окружены вторженцами, а стрелявшую по нему Рэн оглушили ударом по голове.
- Рик! Она… - Дьюи устремил глаза на верного подчиненного, что вжимал в пол педаль, увозя прочь от пуль, что были посланы вслед. Понимал, что обязан ему жизнью и не имеет права бросать его обратно в эту гущу, чтобы оттуда привел Рэн.
- Почему их так много? – обескуражено спросил Дьюи, все еще думая только о том, что они опять упускают Ренис.
- Не знаю. Но я уже вызвал Каэла и его группу. Если повезет, застанут ее живой, - Рик, одной рукой управляя, быстро набирал другой что-то в своем телефоне, успевая поглядывать в зеркала, нет ли за ним погони.
Эм, пожалуй, я прервусь прямо здесь, мне важнее Рахима, ведь от нее, кажется, отвернулась удача.
Удар, что пришелся по затылку, был не таким уж и сильным. Она в своей жизни, работая с товарищами в одной команде, получала удары и посильнее, но голову в этот раз почему-то закружило так, что тело само собой на полу распласталось. При этом она сумела сохранить сознание и слышала все крики, гвалт, тарарам от беспорядочной перестрелки оставшихся людей Дьюи и захватчиков с планеты Марс. Муа-ха-ха…
Шучу. Это были типичные разборки конкурирующих группировок (банально не поделивших территорию), в разгар которых и угораздило появиться дурочку Рахиму, которая все еще лежала на полу возле стола, как выброшенный на берег беспомощный кит, и рассматривала валяющийся в полушаге на уровне ее глаз букет подснежников, так безжалостно кем-то растоптанный. Напрасный труд усидчивой старушки…
Рахима перевела глаза с букета на избитого мужчину напротив, что в страхе жмурил глаза и жался к углу сильнее. Она примерно представляла, что именно тут сейчас творится, для нее не было происходящее чем-то необычным, в команде Хантера с ней случалось и не такое. Но она не понимала, почему и она, и этот мужчина все еще живы.
Она не знала и не могла знать, что подъехала подмога, но без Каэла. У него что-то намечалось в городе, отчего он пообещал присоединиться немного позже. Может жена рожала? Может.
Прибывшие на выручку ребятки Каэла (на которых и переключили внимание враги, выбежав из кабинета) с большими потерями отразили удар противника и одержали победу, но что толку! После такого только и остается срочно бежать из города и от полиции. Победить – победили, но в живых уцелело четверо (что стояли у входа на случай бегства противника). Они сейчас подбирались к кабинету, давя под ногами скрипучие кусочки штукатурки, слетевшие со стен.
Рахима тем временем смогла с трудом и медленно подняться и присесть. Игнорируя усилившиеся боли, подтянулась к соседнему трупу, с трудом достала из-под него свой пистолет, который обронила во время своего падения. Заметила, как затравленно смотрит на нее мужчина в углу.
- Эй! – позвала она его тихо. – Ты кто? – Рахиме было это интересно, она хотела знать, чего Дьюи понадобилось от этого мужчины. Это отвлекало ее от нестерпимых болезненных ощущений и понимания того, что она опростоволосилась: упустила Рика и Дьюи, еще и по голове схлопотала, как дилетант. Так что можно растратить себя на пустую болтовню. Она ведь так давно нуждалась в собеседнике и беспечных пустых разговорах.
Мужчина боязливо покосился на ее пистолет и все же счел нужным представиться:
- Эдгар Блоу…. Я – предприниматель.
- А, понятно, - улыбнулась ему девушка. – Что, деньжат им задолжал?
Мужчина неопределенно кивнул, уставив свои большие карие глаза на ее оружие.
- Мне хорошо знакомы их методы, - Рахима подмигнула ему и, неуклюже покачавшись на месте влево-вправо, сумела подняться и встать на ноги. – Да не бойся ты так, на тебя я пуль не рассчитывала.
- Только на них?
- Угу. И, вообще-то, ты бы мог давно выйти в окно, - она шагнула к столу. – Да и сейчас не поздно…
На последнем слове девушка осеклась, замечая людей в дверях, что, узнав ее, опустили свои пистолеты, так как не увидели такой же предмет в ее руке, которую Рахима по счастливой случайности спрятала сбоку между столом и собой.
- Это же Ренис! – вырвалось у одного из этой четверки.
Девушка прищурилась на них и никого не узнала, не могла вспомнить и воспроизвести в памяти эти лица и возможную связь с ними. Ее немного дернуло от очередного укола боли, отчего она вся сжалась, понимая, что тянущие ощущения в животе превращаются в периодические острые спазмы, от которых невозможно было устоять на ногах. Она начала медленно сползать на пол, отчаянно пряча пистолет и глядя на, вновь побелевшего от страха, предпринимателя.
- Эдгар! Если я помогу тебе, поможешь ли ты мне?
Вопроса от скалящейся и сумасшедшей на вид девушки мужчина не понял и не знал, что на это ему надобно ответить. А девушка, прерывисто и хрипло дыша, звонко рассмеялась и неожиданно для парней пальнула дважды, резко двинув рукой, успела третьим выстрелом задеть еще одного. Действуя так нагло и отчаянно, она искренне надеялась на то, что все-таки нужна им живой, это давало бы ей нехилое преимущество и свободу в этих самых действиях.
И правда, они в нее не стреляли, а значит, следовали установке – брать живой.
Зато ее первый выстрел был меткий – попала в голову и убила. Второй и третий – нанесли незначительные повреждения двум парням, после чего невредимый смельчак бросился к ней, принимая огонь на себя и тем самым жертвуя собой ради общего дела. Рахима его не пожалела, спустила курок.
Воспользовавшись героизмом товарища, один из оставшихся двух раненных ребят, резко обогнув стол, подскочил к ней, но не успел схватить. Сходу получил пулю в лоб и завалился на нее, прямо на руку с пистолетом, чем открывал единственную возможность последнему товарищу победить ее. И парень, не раздумывая, побежал к ней, выхватывая из рук Рахимы пистолет, которая только-только с неимоверными усилиями оттолкнула от себя тяжелое тело его убитого товарища. В этой неравной борьбе храброго и раненного бойца Каэла и беременной (а Рахима была беременна, ведь не зря скрупулезно высчитывались месяцы) даже прозвучало два выстрела воздух, от которых вздрагивал мужчина в углу, что боялся сдвинуться с места и отвести глаз от этой бесстрашной девушки.
А потом…
Потом она безжалостно всадила левой рукой нож отважному парню в бок.
Неожиданно, не правда ли?
Всадила и провернула несколько раз, оседая на пол вместе с ним, так как, захлебывающийся кровью парень, крепко вцепившись в нее, тянул за собой вниз.
Эдгар Блоу шокировано наблюдал за ней с переползшими на лоб глазами, не верящими в то, что она одолела всех четверых. До него только теперь дошел смысл поставленного ею ранее вопроса. Он спасен. И в этом ему помогла она, из этого следовало, что он должен помочь и ей. Но только в чем?!
Встав во весь рост, Эдгар, трясущимися от нежданного спасения ногами, подошел к ней, с опаской заглядывая в лицо Рахимы, дрожащей рукой сжимавшей окровавленный нож.
- Жаль, что ты не Дьюи...  – «Убила бы…», - не договорила она, лицо перекосило  от нового приступа боли.
- Вам нужно в больницу… - ошарашено сказал Эдгар. – Я вызову…
- Нет!!
Мужчина даже подскочил на месте от ее крика.
- Хочешь помочь – найди мне телефон и беги отсюда, - девушка перед ним, тяжело дыша, скорчилась, подползая к стене в поисках устойчивой опоры для себя. Прижимая руки к животу, она все глубже делала вдох, чувствуя себя как никогда отвратно и подозревая, что вот-вот умрет.
Эдгар Блоу посчитал, что требование девушки неразумно, но спорить с ней после всего увиденного побоялся. Пошарил по карманам и нашел у одного из трупов телефон. Подошел к ней, осторожно протягивая желаемое Рахиме. Она выхватила трубку и как можно устрашающие процедила сквозь зубы, для полноты агрессии, потянула руку к пистолету:
- Беги!
Ну. Эдгар Блоу искушать судьбу не стал. Перелез через окно и был таков. Пятки даже сверкать не успевали от его запредельной скорости. Конечно же, он думал о том, что же будет с ней, с той, что спасла его. Но она сама отказалась от его предложения вызвать медиков, как и от его присутствия, так что, его совесть чиста. И все равно неприятный осадочек трусости его немного коробил. Когда-то давно в начальной задумке значилось, что Эдгар (а на тот момент у меня для него и имени-то не было!) должен был вместе с ней отбиться, помочь в борьбе и остаться с ней, дабы дождаться того, кому был адресован звонок. Но как вышло, так вышло, переделывать не буду. А что же Рахима?
А Рахима, не в силах больше переносить эту жуткую боль, набирала номер, который знала наизусть, который за все это время так и не изменился. Слушала длинные гудки и не знала, как отреагируют на том конце. Ведь она не рассчитывала, что здесь выживет и не рассчитывала, что вот так все сорвется.
- Алло? – раздалось в трубке. Знакомый-знакомый, почти родной, голос.
- Помоги мне! Мне больно…. Так больно, - стоны и рычания от испытываемой невыносимой боли.
- Ренис?! – пауза, говорившая о том, что человек не может осознать сей факт. – Ренис, где ты?!
- База Дьюи, - она смогла пропищать адрес и снова зарычала, всхлипывая. – Больно! Как же больно…
- … - человек на том конце знатно ошалел от такой странной информации, имея свою наводку, но быстро нашелся. – Не клади трубку, слышишь?! Говори со мной!
Ответом были мычания и стоны.

Глава четвертая: «Нойман».

Хантер спешил, давил на газ, нарушая правила. Его ребята сообщали, что нападавших слишком много и они несут потери, потому Карлой пришлось пренебречь и покинуть. Он был нужен парням, которые вскоре перестали отвечать на звонки. Каэл не мог поверить, что всех их умудрились перестрелять: всех его бравых и умелых ребят, доставшихся в наследство от Нави! Трудно такое принять, как-никак привык и к ним. Терять теперь еще и их – больно даже представить.
Зазвонил телефон, номер высветился Мэтью, того неуемного крепыша так похожего на Адама, который и был правой рукой (с Брэдли, Лаурой, Риччи и настоящим Адамом, конечно, не сравниться, но). Обрадованный его звонком, командир Хантер поднес трубку к уху…
И прибавил газу, выжимая из машины все, что только мог.
Каэл Хантер был поражен тем, во что превратился дом. Всюду были трупы ребяток Дьюи, его людей и посторонних налетчиков, которые и были виноваты во всем.
«Полиция, наверняка, уже на пути сюда. Надо торопиться…», - под ногами Хантера чаще захрустели песчинки обвалившейся местами штукатурки…
Ты же помнишь, что уникальный хирург Нойман был вынужден мотаться за криминальной компанией Генри, представленной его сыном, Каэлом и сотней парней и девчат, не желающих зарабатывать на жизнь честным путем. Нойман недавно обустроился в новой клинике и только начал вести прием клиентов, мысленно и эгоистично упрашивая Ренис найтись уже, чтобы хоть где-то дольше месяца задержаться с семьей, устал срываться, едва наладив бизнес. День у него был насыщен, записей десять на консультацию для проведения пластических операций. Завершив составлять план по очередности проведения операций, Нойман думал выпить чашечку кофе этим поздним вечером, а затем закрыть все и уйти домой, обещал прогулку дочерям. И только он пригубил кофе, как раздался нетерпеливый стук в заднюю дверь клиники, у которой и располагался его кабинет.
Предчувствуя неладное (ибо в такое время и в эту дверь клиент не сунется, кроме тех, что поступают от Генри), Нойман подошел к двери запасного выхода, открыв которую увидел за порогом Каэла Хантера с тяжеленной по его проседающему к полу виду, девушкой на руках.
Нойман давненько Хантера не видел. С тех самых пор, как на того было совершено покушение и он долго пребывал под контролем целой комиссии врачей, которых щедро отблагодарил ни кто-нибудь, а сам Генри Мидлл. И сейчас, Ноймана больше привлекало рассматривание давнего друга, а не его, в буквальном смысле слова, непосильной ноши, ноги которой почти лежали на полу.
- Я только уходить собирался, - в своем репертуаре выказал презрительное недовольство Нойман вместо приветствия и дежурных фраз о самочувствии и делах. Вдобавок расстроено вздохнув, Нойман открыл шире дверь и отодвинулся, пропуская озиравшегося по сторонам Хантера и мельком разглядывая девушку, которую тот едва волочил за собой. Девушка была в бессознательном состоянии.
«Где-то я ее видел», - подумал Нойман, запирая дверь на замки и неосознанно озвучивая:
- Ренис…
После этого он развернулся и пораженно уставился приятелю вслед, не веря, что эта девушка снова свалилась ему на голову. Хирург постарался не показать своего страха и смятения.
- Что с ней делать, Нойман?! – спросил озабоченно Хантер, уложив Рахиму на небольшой диванчик в приемной.
Нойман обежал глазами девушку и, задержав их на ее животе, с возмущением уставился на Хантера:
- Я – хирург, не акушер-гинеколог, а хирург! Прочувствуй разницу и вези в больницу.
- Ты шутишь?! Нельзя ей в больницу!
- А ко мне можно?! – не сдержал ярости Нойман, намекая на то, как сильно его подставляет Хантер. Если Генри и Дьюи узнают – семь шкур спустят, а не три.
- Но Нойман!
- Но Хантер! – строго передразнил хирург, закрыл глаза и принялся давить большим и указательным пальцем свою тонкую и изящную переносицу, словно этим мог стимулировать работу уставшего за целый день мозга.
- Прошу тебя, - жалобно тянул Каэл, хватая его за отвороты халата.
Нойман минуту в молчании сверлил его глазами, а потом очень-очень серьезно спросил:
- Ты – отец?
Хантер опешил, думая, что это злая шутка неулыбчивого хирурга.
- Хотелось бы, но нет.
Нойман не сводил с него острого недоверчивого взгляда, подозревая в скрытности и непростительном укрывательстве такого секрета от него. А иначе к чему заботы Каэла об этой неблагодарной твари? Ведь она покушалась на жизнь Хантера, для чего он стремится опять спасти его? Это Нойман не мог взять в толк.
- Да ты чего?! Не я это, и не могу им быть! И понятия не имею, кто…. Я сам в шоке…
Нойман продолжал молчаливое заглядывание в душу друга.
- Не смотри ты на меня так! Это не я! – Каэл Хантер, отбиваясь, пребывал на грани истерики, умел Нойман его вывести.
- Сколько она уже без сознания? – перестал глазами пробивать в нем дыру хирург.
- Когда нашел, еще что-то невнятно бормотала, а потом в машине полностью отключилась.
- Помоги мне, - хирург кивнул на открытые двери смотрового кабинета, и они вдвоем перенесли ее на операционный стол, сначала подтащив диван к порогу кабинета, и подкатив стол туда же.
- Мне нужна будет Одри, - выдохнул Нойман, быстро набирая кодовое сообщение своей ассистентке. – В моей практике такого еще не было.
- А она в городе?
- Да. Переехала недавно с мужем, - хирург отошел в соседний кабинет за приборами и препаратами, подготавливая инструменты и растворы.
А Хантер стоял в дверях, не рискуя входить к нему и совершенно забыв о своей жене, что была в том же положении, но под присмотром профессиональных врачей.
- Чего воды в рот набрал?! Рассказывай, где нашел и какие неприятности меня в скором времени ждут?! – вышел к нему Нойман.
- Проблем не будет, - сказал твердо Каэл. – За мной нет хвоста.
- Поверю на слово. Ну, давай, говори же.
Хантер помялся немного, а потом выложил все, как и было. Каэл не знал, что Мэтью и других выживших в перестрелке людей, перебила та, которую он снова на своем горбу спас. И лучше бы ему оставаться в неведении. Да и я не буду долго раскручивать эти подробности, напрягая твои мозги на затянутые диалоги между Хантером и Нойманом все по той же причине. А причина эта – оставшаяся четверть последнего двенадцатого черновика.
Скромно и сдержанно перечислю тебе действия: Нойман и его ассистентка Одри потрудятся над Рахимой, им удастся спасти и дитя, и сохранить жизнь матери, которая придет в себя после трехдневной комы. Прятать новоиспеченную мамашу и ее чадо выпадет на нелегкую долю хирурга, что рискнул укрывать ее у себя в клинике под видом тяжелобольной пациентки. А потом еще через несколько дней ухитрился прятать под видом медсестры, не расстающейся с низко надвинутым медицинским колпаком и повязкой.
Таким образом, отчаянно ищущий Рэн, Дьюи не заподозрил, что она у него под носом, а он ведь наведывался несколько раз к Нойману, которому больших усилий стоило сохранять спокойствие. Обошлось, сын Генри ничего подозрительного в клинике хирурга не заметил, да и не подозревал он никогда Ноймана в связи с Рэн, только Каэла.
Вслед за успешным падением на дно и пролеживании на нем, Рахиме предстояло покинуть город, не вечно же пользоваться добротой Ноймана, которому, как и Хантеру, неизбежно приходилось покидать город, так как Дьюи дал такой приказ, направленный на поиск и преследование Рэн. В связи с чем вставала новая дилемма, решение которой преподнесла девушка с небольшим сдвигом по фазе, по имени Рахима. Это уже сложно было отрицать, когда она сама замечала за собой то, что игнорировал воспитанный и толерантный Нойман, но при этом не раз испуганно нашептывающий об этом Хантеру.
И девушке виделся только один выход, к которому однажды прибегнул отец, желавший спасти, укрыть и помочь ее матери. То есть, психиатрическая клиника, вот что ей грозило с ее же подачи. Пользовалась плохими примерами из собственной жизни, усугубляя свое же положение.
За содержание взялась сама же Рахима, для чего предложила перевести полностью один из счетов Генри на Хантера, который и займется своевременной оплатой такого рода медицинских услуг. Денег было слишком много, Хантер даже возмутился, но все же согласился, потому что помимо этой функции он должен был выполнять и другие, максимально приближенные к опекунству.
Те деньги, что были оставлены Рахимой в отеле, она смогла забрать с помощью этих двух мужчин. Отложив себе немного, рассчитывая на это добраться до очередного банка с лицевым счетом на ее имя, большую часть суммы отдала Нойману, покрывая этим все его расходы и заботы о ней. Хирург принял эти деньги, хотя совсем не ждал вознаграждения за свою отзывчивость, доброту и человечность. Принял, потому как очень рисковал, помогая и укрывая ее у себя. Принял, потому что ему они были не лишними.
Далее заговорщиков ждала суета с переводом денег Генри со счета девушки на счет Хантера. Следуя осторожности, Каэл упросил сделать это на вымышленные данные Карлы. Рахиме было в принципе без разницы, лишь бы они в дальнейшем как положено выполняли возложенные на них обязанности.
Ты, кстати, учти, что когда я обо всем этом говорю, то нисколько не подразумеваю, что Рахима и Хантер мутили все эти опасные дела, взявшись за ручку под розовым зонтом с синими сердечками. Нет. Они действовали порознь, состыковываясь лишь при острой необходимости. Зачастую Рахима действовала одна, поддерживая связь с Каэлом, получая от него предупредительную информацию о перемещении людей Дьюи.
А Дьюи в это время голову ломал и себе, и другим над тем, куда могла запропаститься из того дома беременная, неповоротливая и, весьма вероятно, раненная Рэн. Он даже умудрился прошерстить полицейские сводки, из которых было ясно, что в числе пострадавших и неопознанных трупов не было обнаружено ни одной девушки на большом сроке беременности. То есть, Рэн либо ушла сама, либо нападавшие ее забрали, либо ей кто-то помог. Дьюи опять подумывал на Хантера, но тот был чист – сам бы Каэл во спасение Рэн своих людей не убил, и по его словам в доме он не появился, а отправил вместо себя Мэтью. Это было объяснимо, у Хантера рожала жена, и он пренебрег опасными разборками, в которых участвовать со своим шатким здоровьем не мог, как это делал раньше.
Потому Дьюи не полагал, и не ведал, что всему виной этот же самый Хантер.
А Генри Мидлл просто бился в приступах ярости от тупости и некомпетентности сына, который только и делал, что терял людей и деньги. Генри негодовал, не понимая, как можно было упустить Рэн, что пришла добровольно и своими ногами?! Пришла сама!! И как можно было в незначительной разборке потерять стольких людей!?
- При Хантере такого не было! – придирчиво озвучу его мысли я.
Как бы то ни было, Хантер остался без команды, Дьюи потерял половину. Но людские ресурсы были восполнены из резерва Генри. От новых людей Хантер наотрез отказался, выпросив у хозяина позволения отойти от дел, ибо у него теперь была большая семья – Карла родила двойню раньше срока и роды были тяжелые. За женой и детьми нужен был уход и много забот, о чем, подшучивая, зудели выжившие старожилы, знавшие аж саму Рэн в лицо.
Генри великодушно ему это позволил, попросив в свою очередь нет-нет да наставлять и подсказывать его нерадивому сыну. Отказывать хозяину Хантер после столь милосердного согласия дать ему свободу от группировки просто не имел права. Он мог только предано кивать на это.

Глава пятая: «Умалишенная».

Если уже и говорить наперед, то не стоит забывать и о Нэйтоне, который все это время периодически (раз в два месяца) названивал Каэлу и постоянно слышал «нет» (мол, не нашлась). А если и было «да», то следом шло удрученное: «Упустили, не знаем, где».
Но однажды, подняв трубку и даже не дав задать вопроса, Хантер первым и торопливо начал, успев сказать только:
- Психиатрическая клиника имени… - послышались голоса, скрежет, удар и странный хлопок, после которого связь оборвалась. А на повторный звонок, судорожно набранный Нэйтоном в желании узнать конкретнее, автоответчик сурово сообщал, что. – Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
Последующие его звонки получали тот же ответ, из чего Нэйтон сделал неутешительный вывод – с Хантером что-то случилось, не факт, что он, вообще, жив, раз не перезванивает с другого номера. Вот так и потерял Нэйтон единственный шанс найти свою Ренис Нолл. Зацепкой остались, глубоко засевшие в мозгу, слова Каэла, так спешно и отчаянно брошенные в трубку. Не потому ли спешил сказать, что чуял свой конец? И если его чуял, то почему не сообщил об этом вовремя?!
Разбитый догадками, парень сел за компьютер и стал искать все психиатрические клиники страны, носившие чьи бы то ни было имена. Он вознамерился посетить все, и если нужно – объездить и другие страны.
Микки Ровспел отговаривать от этой бредовой идеи не стал, то были бы бесполезные усилия. Упрямство Нэ перенял от Рэн. Старому опытному психологу и бывшему члену группировки Генри только и оставалось, что давать мудрые советы, паковавшему чемоданы, Нэйтону Риверу.
Теперь отмотаем опять немного назад, к тому, что Рахима успешно перевела деньги на имя Карлы, а Хантер удачно упек ее в психиатрическую клинику, зарегистрировав опекуном некую Ариадну Ангст, которой выступила, замаскированная под оную, Карла. Она и оплатила все взносы и намеревалась продолжать это делать долгое время.
Сами же Хантер с Карлой жили своей тихой семейной жизнью, воспитывая двух своих деток – девочку и мальчика. Каэл по возможности наведывался к Рэн, панически боясь слежки, что могла на нее вывести. Он, взяв ее в пример, приспособился маскироваться под солидных аристократов и джентльменов, что ему было очень к лицу. Часто вызывавший его помочь, Дьюи вроде ни о чем не подозревал.
Мне хочется расписать хоть один его короткий визит к Рэн. Может, ты не против? Знаю, что против, но я-то за!
По чистому белому коридору, пахнущему немного спиртом и немного чьими-то духами, возможно, одной из молоденьких санитарок, шел мужчина в строгом костюме. Виски его заметно тронула седина, он был изрядно худ, отчего при своем невысоком росте все же казался высок. Заметная сутулость подчеркивала его трудную жизнь, наполненную тяготами и проблемами. Лицо же, отнюдь, было свежо и выглядело молодо.
- Простите, - остановил он, проходившую мимо него, санитарку.
- Да?
- Что-то у вас сегодня тихо. Я, что, пришел во время обеденного сна?
- Нет, что вы! Все на прогулке в саду. Пройдите отсюда налево и до конца прямо, - указала она ему радушно путь.
- Благодарю вас, - был предельно вежлив мужчина и даже сдержанно улыбнулся.
- Не стоит, - улыбнулась в ответ она, уходя, но вдруг остановилась. – А вы к кому?
- Я к миссис Ангст (Рахиму представили душевной больной сестрой Ариадны Ангст, в роли которой выступила Карла, помнишь?).
- А, - широкая понимающая улыбка и кивок на разрешение идти.
Мужчина последовал ее подсказке и очень скоро оказался на заднем дворе клиники. Перед ним открылся дивный ухоженный изумрудный сад, умиротворявший любую, даже саму придирчивую и нетерпеливую душу. Весеннее время года по-особенному представляло растительность сада свежими, яркими и насыщенными оттенками зеленого цвета. Птицы щебетали, люди в белом там и тут сновали, приглядывая за пациентами в голубых свободных больничных одеждах, которые то поодиночке, то по двое, по трое безмятежно ползли по дорожкам, разгуливая в этом саду.
Ее он нашел сразу. Как и всегда на том же месте. Девушка, что сидела на скамейке в тени ивового дерева, подобрав ноги по-турецки и устремив взгляд в пол, была признана им мгновенно.  Не торопясь, мужчина направился к ней.
- Здравствуй, Рэн.
- Здравствуй, Каэл, - голос был охрипший, судя по всему, у нее вновь случился приступ неконтролируемой ярости, сопровождающийся исступленными криками и воплями.
Он посмотрел на нее. Кажется, она была в себе. Более и менее…
- Садись, - прервала его раздумья Рахима. – Странно это говорить, но. Рада видеть тебя. Живым.
- Ты уж прости, что я еще жив, - сказал уныло Хантер, чувствуя себя погано за то, что упрятал ее сюда, пусть даже это и было ее волей и даже требованием.
- Прощаю, Каэл. Ты ведь все равно пока нужен мне, - она задумчиво повторила. – Живым.
- Приятно это слышать. От тебя.
Оба переглянулись и обменялись теплыми, но жалкими улыбками. Только вот у Рахимы она была немного фальшивая и выдавленная через силу.
«Она хорошо вжилась в роль сумасшедшей, если отбросить тот факт, что она действительно сходит с ума. Печально, что я проморгал этот момент…», - подумал он и мягко, заботливо спросил:
- Ну, как ты, Рэн?
Она отвела взгляд вдаль, на дальнюю зеленую изгородь, что плотно облепила по периметру ограждение сада. Не моргая, смотрела на нее с минуту и, не отрывая от нее взгляда, заговорила:
- Даже не знаю, что и сказать тебе, - она оторвала взор от растительности и обвела пустыми глазами пациентов клиники, что прохаживались неподалеку. – Вокруг психи, я – псих. В пору кричать: «Я не одна и я безумна, помогите!!».
- Но ты же не кричишь, - улыбнулся Хантер.
- Это от того, что они такие милые, не пугают своими выходками и внешним видом. Вон, смотри, идет из соседней палаты «булочка».
- Почему «булочка»? – перебил Хантер, перехватывая глазами объект. Улыбка его тянулась шире.
- Потому что она по утрам во все глотку горланит: «Врача! Врача! Во мне недостаточно изюма!». Я догадываюсь, что она путает что-то с «изюминкой», но о чем думает ее соседка, что пролезает к ней под кровать и истошно кричит: «Несите тесто, я дрожжи!» и начинает гоготать и расшатывать кровать «булочки» до полной истерики обеих и появления санитаров?
Хантер не сдержался и тихо рассмеялся.
- Тебе смешно. А я, слушая их, думаю про себя: «А что, если это не я сошла сума, а все они?! Что, если это на самом деле чокнутые соседки, соседи и здоровая я?!».
Небольшая пауза.
- А потом я смотрю на свой фонтан из денег за окном, на вершине которого забавно плещет хвостом синий кит, на спине которого танцуют огненную румбу Генри со своим сыном, при этом, Дьюи постоянно отбегает к привязанному к дереву избитому в кровь мужчине и пинает его. «Бери выше, бей выше!», - кричит ему Рик, высовываясь из-за дверей мой палаты с рупором, сложенным из утренней газеты, выкраденной у старшего санитара, и я понимаю, что все-таки крыша едет у меня. Жаль, что ты не можешь видеть всего этого…
Девушка вздохнула, нервно сцепила пальцы рук и уставилась на них своими тусклыми впалыми глазами, под которыми виднелись глубокие темные круги. А Хантер молчал, не зная, что ей на это ответить.
- О! – резко подняла девушка голову и посмотрела куда-то в сторону. – А вот и великолепный белый скакун гуляет с ромашкой во рту.
- В смысле? – Хантер перевел глаза на высокого плотного мужчину в типичных одеждах, который осторожно жевал стебелек ромашки, не перекусывая его.
- Брайтон. Считает себя лошадью самого Бонапарта, эдакий необузданный породистый скакун. Но он уже не буйный, по палатам галопом не скачет. Если, конечно, Жозефина на горизонте не мелькнет. А мелькает Жозефина чаще возможного, благо, что транквилизаторы коню не противопоказаны, так что…
- А Жозефина это кто у вас? – давил улыбку Каэл. – Еще одна неординарная соседка?
- Неа, санитар один.
Логики Каэл не понял, но переспрашивать и уточнять не стал, не хотел углубляться в больничные странности.
- Сейчас если «рыцаря» санитары выведут, мы с ним как обычно схлестнемся в дуэли на воображаемых шпагах, за право обладания возможностью прокатиться верхом на великолепном белом Брайтоне. Я, по обыкновению, проиграю, так как меня не вовремя усыпят заботливые санитары, - тут Рахима как-то странно дернулась, будто сдерживает себя силой на месте.
Хантер весь в сомнениях посмотрел на нее, для него не было новостью, что к ней применяют успокоительные средства. Но она могла ведь это выдумать так же, как все остальное.
- Не буду ничего спрашивать. Сочту за бред, - сказал он ей.
- И правильно! Расскажи лучше как там Карла, как вы с ней живете? Давно хотела узнать…
«Но ты же знаешь! А услышать ты хочешь не только о нас с Карлой, так ведь, Рэн?», - думал Каэл, в молчании подбирая слова:
- У нас все хорошо. За что я и благодарен тебе.
- Мне?! – искреннее непонимание того, за что ей вообще могут быть благодарны эти двое.
- Если бы не ты, я бы никогда не принял ее.
- А, поняла, - хлопнула в ладоши так по-детски Рэн. – Карла же всегда была для тебя чем-то вроде капризного сорванца.
«Вообще-то, это ты для меня таковой была…», - грустно подумал Каэл, с нежностью глядя на нее, а Рахима продолжила с веселым выражением на лице и смеющимися глазами:
- Я часто думала о вас, переживая, что ты с ней насилу из-за меня. Из-за того, что тогда сказала.
- Нет, Рэн. Я очень счастлив. И я люблю ее. И сына, которого она мне подарила.
- Сына?! – переспросила Рахима, которая толком Карлу и ее ребенка не видела (еще бы, Карла дико боялась попадаться ей на глаза!), все их дела решались с Хантером, Карла появилась лишь в день ее помещения в клинику, да и то смотреть на нее она трусила, думая, что та вновь нападет и убьет. Ранее, находясь у Ноймана, от него Рахима слыхала, что Карла разрешилась бременем, но кто у четы Хантеров родился, она ни разу не поинтересовалась и только сейчас об этом подумала.
- Да, сына.
- Поздравляю, - выдавила с запозданием из себя Рахима, почему-то почувствовав, как нарастает клокочущая злоба на то, что это не Лаура смогла с ним счастливой семейной парой жить и заиметь детей, а Карла. – А как назвали?
- Пит.
- Пит? Хм, - глаза психопатки увлажнились, а внутренние напряжения и злоба приняли иную форму.
- Я хочу, чтобы ты дала имя и девочке. Я жду этого от тебя.
- Почему вы не сделаете это сами?! – мелькнуло раздражение и дрожь в голосе.
- Ты же знаешь, почему, Рэн.
«Меня зовут Рахима!», - с большим раздражением подумала она, ощущая, как оно неконтролируемо нарастает, бурлит и выкипает. Похоже, близок припадок буйства.
- Неужели у вас самих не было идей?!
- Мы подумывали назвать Ренис. В твою честь.
- То есть, вы меня уже похоронили? – засмеялась нервически, но негромко Рахима.
- Перестань, ты же поняла, что я имел в виду.
- Да ладно. Ренис Нолл и так давно мертва. Ты знаешь, я знаю. Знала и покойная Лаура, чем в итоге все закончится для меня, что конец мой неизбежен. И зная, все равно пожертвовала собой ради меня. Зазря.
- Рэн, не надо, не напоминай, - лицо Каэла исказилось в болезненных для него воспоминаниях.
- А знаешь, Хантер, - злой умысел читался в этой гримасе девушки. – Раз уж у вас есть Пит, то пусть будет и Лаура.
Мужчина с мольбой заглянул в это злое лицо, упрашивая глазами отказаться от этой затеи.
- Я прошу, назови ее Лаурой. Прими этот каприз умалишенной как последнее мое желание.
- Не говори мне о последних желаниях, слышать этого не хочу! Ты не умрешь, а будешь  жить. Я тебе обещаю, я что-нибудь придумаю, и скоро мы будем вместе и очень-очень далеко от Дьюи. Ты, я, Карла, Пит и Лаура.
Рахима подняла на него грустные-грустные глаза, скрывая то, что пришло ей в голову:
«Если я и буду с Питом и Лаурой, то только с теми, что сгнили и разложились в земле», - и все же она заставила себя улыбнуться своей незаменимой краденой улыбкой Джонатана.
- Верю тебе, Хантер, - совершенно не веря его словам, она взяла его за руку.
Поймав ее взгляд, Каэл долго смотрел в ее глаза, сжимая в руке худую, почти костлявую, холодную ладонь. Он не думал, что в этом месте она может так измениться, буквально растаяв и потеряв все массу, энергию и волю к жизни. Это ведь не тюрьма, не концентрационный лагерь, а клиника, в которой предусматривается лечение и уход за больным, контроль питания…
- Скажи, что с тобой, Рэн? Я вижу, что-то не так. Ты не такая, как раньше, и это не взгляд той Ренис, что я знал… – «Ненавидел и любил», - закончил про себя мужчина.
- Я ненавижу эту имя, - был нервный шепот в ответ.
- Что?! – плохо расслышал Каэл.
- Меня зовут не Ренис.
- Знаю, но. Не говори мне своего имени.
- Почему?! – расстроилась и скорчила обиду на лице прямо как ребенок, у которого отобрали конфету, не дав даже облизнуть разок.
- Не сейчас. Лучше скажи мне, что тебя мучит? Что не так?
Рахима отвернулась от него, снова обвела взором сад и пациентов, затем опустила глаза на свои ступни.
- Я – психопат. Я сошла с ума и продолжаю изо дня в день сходить с ума все больше и больше.
- Нет. Это не так. У тебя всего лишь небольшое расстройство психики, но ты идешь на поправку. Твой доктор говорит, что уже делаешь успехи.
- Нет, я сумасшедшая, Хантер.
- Находясь с этими людьми рядом, ты волей-неволей копируешь и принимаешь за свои их манеры поведения, - успокаивающе погладил по голове Рахиму Хантер.
- Это я знаю, я всегда неосознанно копировала понравившейся жест, поведение и прочие элементы в человеке, но, Каэл, это не то…. Я на грани безумия и легче мне не становится. Это сумасшествие.
- Такие разговоры не ведут те, что на пороге сумасшествия, - рассмеялся он, заглядывая ей в лицо, как вдруг увидел в ее глазах испуг. Выражение лица резко изменилось.
Приобняв за плечи, Хантер прижал ее к себе, тихо приговаривая начал:
- Скажи мне, что тебя беспокоит, маленькая ты хулиганка, а?
«Говорит, как мой отец…», - подумала Рахима, внутри нее что-то будто щелкнуло, переключая личность и освобождая ту, что звалась Ренис. – «Отец? Это ты, отец?!».
- Папа, я вижу всех тех, кого убила, - всхлип. – Они приходят ко мне во сне и наяву, а иногда я вижу их лица вместо лиц докторов, медсестер и санитаров. Что, что мне делать? Я боюсь их… - жалобным и совершенно другим тоном заголосила девушка, переходя на невнятный шепот, в котором Хантер различал только через раз повторяющееся слово «папа».
Каэл вздрогнул, осознавая, про себя:
«Она и вправду сходит с ума! Но, но так не должно быть!».
- Ренис, - начал он, позвав ее по имени. – Все это не так серьезно.
«Ренис?! Нет, это не папа. Папа говорил «моя Рахима», - она подняла на него заплаканные глаза с плывущими зрачками, с усилием припоминая, кто он. – «Хантер?!».
- Я ведь тоже вижу тех, кого убил. А на моем счету их гораздо больше, - продолжал Каэл, осторожно коснувшись пальцами ее подбородка, он поднял вновь опущенную голову. – Посмотри на меня, Рэн, посмотри. Я с этим живу. Могу я – можешь и ты. Ты же сильная.
- Но что мне отвечать на их вопросы: «Почему?», «За что?!» и «Что я тебе сделал?!»?
- Уверен, ты убивала ради собственной защиты, они не имеют права спрашивать.
- Это не отговорка, защититься можно и без использования оружия.
- Не в твоем случае, Рэн. Не забывай, кто ты, чья дочь и кому встала костью в горле. Помни о Дьюи и Генри. Ты не можешь сдаться и позволить себе свихнуться. Кто угодно, но только не ты! Потерпи еще немного, я постараюсь поскорее тебя забрать.
«Забрать?! Но что будет потом? Опять эти убийства и скитания?», - девушка прижалась к нему, лбом упираясь ему в грудь, будто слепой котенок, инстинктивно ищущий защиту хоть в ком-то.
- Я так хочу к маме, к папе…
- Рано к ним хотеть! Я запрещаю, слышишь, запрещаю тебе об этом думать.
Девушка кивнула, чувствуя, как быстро Ренис потянуло спать, освобождая больше места настоящей Рахиме.
- А тебе ни разу не хотелось увидеть Лауру? – спросил вдруг ее Хантер.
Рахима долго соображала, что речь идет о дочери его, здесь же названной Лаурой.
- Хочется, - равнодушно ответила она. – И Лауру, и Пита, и даже Карлу.
- Ну вот, тогда держись ради этого. Контролируй себя, найди цель, которой будешь следовать вопреки своим галлюцинациям. Это поможет.
- Я постараюсь.
- Нет, не тот ответ. Ответь так, как я хочу.
- Я попробую, - усмехнулась Рахима, предлагая второй вариант.
- Нет, ответ снова неверный.
- Я пройду через все это как всегда и всем назло! Я же Рэн, пробивная Рэн!
- Вот! То, что надо, - Каэл взлохматил ее волосы с довольной улыбкой. – И старайся не принимать таблеток, что тебе носят. Я, конечно, договорился, чтоб с лечением не перебарщивали, но эти врачи действуют по своему разумению, иной раз готовы напичкать препаратами эксперимента ради.
- Они, стоя над душой, заставляют жевать их противные пилюли. Они за дверь, я – два пальца в рот.
- Умничка.
У запасного входа в клинику появилась группа здоровых людей в белом, завидев их, душевнобольные пациенты уже послушно строились на площадке у дверей. Встала со скамейки и Рахима:
- Знаешь, Хантер, я много думала о том, что хочу я того или нет, повторяю судьбу своих родителей, одновременно обоих сразу.
Не зная подробностей жизни ее матери, упрятанной на долгие годы в лечебницу (а именно имея этот пример, Рахима вдруг додумалась до того, чтобы попытаться скрыться от Дьюи в психушке), Хантер подумал о Кранке Крамере и понимающе кивнул.
- Ты, главное, держись.
Кивнула и Рахима после чего, пошатываясь на ветру, побрела к строю своих новых «товарищей». А Хантер, заглянув перед уходом к ее лечащему врачу, получил печальную новость: состояние пациентки ухудшается. Это сильно взволновало и озадачило его, но что он мог сделать?! Ничего.
Конечно, надо бы мне масштабнее расписывать то, как жил теперь Хантер с Карлой и то, как рьяно рыскали люди Дьюи в поиске беглянки, которая будто сквозь тридевять земель провалилась и нашла себе земли пониже. А также то, как проходили унылые будни в психиатрической лечебнице у Рахимы. Ее мысли, страхи, сны и воспоминания, беседы с докторами и пациентами, припадки и буйства, как и многое другое, но нет. Лить эту воду мне сложновато с недостатком времени. Может, если когда-нибудь доживу до лучших времен, но сейчас, увы, нет.
Я, между прочим, так торопясь подобраться к развязке этой ереси, пропустила, позабыв напрочь, некий момент еще со времен переодеваний Рахимы в разнообразные несвойственные ей образы. А именно, случай, когда Хантер прошел мимо кучки развязных, вызывающе и очень ярко одетых не то подростков, не то любителей выделиться и заявить о себе. Среди которых затесалась, провожая его взглядом и хитро улыбаясь, Рахима в ядовито-зеленых коротеньких шортах, таком же топе и с розовыми волосами, собранными в многочисленные хвостики на всю голову.
Увлекаться дополнениями не буду, черновик бьется в агонии.
Еще несколько визитов Хантера к Рэн (а он так и продолжал обращаться к ней с этим именем, хоть и слышал от нее настоящее в одно из своих посещений) убедили его в плачевности ее психического состояния. Она из уравновешенной и спокойной девушки внезапно превращалась в бешенную и истеричную, помешанную на крике и рукоприкладстве, фурию. Ее уводили у него на глазах в четыре руки крепкие санитары. Рахима быстро выходила из себя, не имея особых причин для истерики, и Хантер не понимал, почему вроде бы такая тихая и мирная беседа с Рэн заканчивалась так.
Наблюдающий ее врач тоже не мог дать вразумительных объяснений ее поведению. Вменяемость девушки оставляла желать лучшего, и с каждым прошедшим днем Хантер заставал Рэн во все более шатком состоянии, потому что с некоторого времени ее буйства контролировали, прибегнув к сильному успокоительному препарату.
При всем при этом сама Рахима прекрасно осознавала и себя, и ту, что появлялась в момент ее припадков, а это уже было нечто новое, не Ренис, не Шинон, и не Ариадна. Хантеру Рэн всегда была рада, ведь посещения его становились все реже и реже. А вскоре он и вовсе перестал к ней приходить, но Рахима продолжала ждать. Ждала и не обижалась, когда он в очередной день не появлялся, понимала, что, возможно, Каэла вместе с Дьюи забросило в какой-нибудь далекий город, откуда сложновато постоянно к ней выбираться. Объясняла себе еще и тем, что у Каэла есть своя семья и у него забот по горло и даже по самые уши. Что он и так слишком много для нее сделал, что пора бы и ей честь знать, больше не ждать и отпустить. Забыть и никогда не вспоминать.
Но все равно ждала. Ждала того, кто успокаивал, уверяя, что она – не сумасшедшая.
Ждала.
Напрасно. Каэл Хантер так и не появился. А безумная Рахима неустанно его ждала, становясь изо дня в день безумнее.

Глава шестая: «Коротко о главном».

Можно легко предположить, исходя из странно оборванного последнего звонка Нэ и прекращением посещений Рэн, что с Каэлом приключилось нечто страшное. Отсюда возникают вопросы: «А что же Нэйтон?!» и «Куда запропастился Каэл? И жив ли он, вообще?!».
Сначала о Нэйтоне. Он с напутствия Микки Ровспела ездил по всем клиникам, представляясь тем, кем и являлся, озвучивая целью своего посещения сбор материалов для написания книги, раскрывающей сенсационные секреты нового направления в психологии, для чего ему и выпала необходимость лично ознакомиться и прочувствовать тайны непростого человеческого сознания. И его конкретно интересовали тайны сознания психов.
Нэйтон странствовал из одной лечебницы в другую, знакомясь с каждым пациентом, беседуя и изучая, заодно убеждаясь, что в данном учреждении его Ренис нет. Его эта работа ничуть не напрягала, ведь в принципе, он занимался тем, о чем мечтал и в чем признавался когда-то Ренис (изучать психологию маньяков и умалишенных). В общем, парень удачно совмещал приятное с полезным,  работой и прямыми поисками любимой, так сказать.
Руководство лечебниц, клиник и прочих подобных медицинских учреждений поначалу подозрительно  относилось к нему, пока не приходил ответ на их запрос из известной клиники, в которой Нэйтон Ривер до недавнего времени работал и продолжал оставаться на хорошем счету. В ответе Нэйтоном восторгались и хвалили, признавая его качества, любознательность, дотошность, а особенно – ум. После такого ему открывались все двери в лечебницах, а во многих даже упрашивали остаться, предлагая вакантные места.
Но Нэйтон стремился не к этому, он весь был в поисках.
А Хантер?
Хантер и в самом деле вынужден был колесить с семьей по воле Дьюи, что не пожелал лишаться умного, взрослого и достаточно опытного человека. Уж лучше советоваться с Хантером, чем с отцом, вот как он теперь считал. Да и подозрения на его счет у сына Генри опять возросли, потому он и держал его поближе к себе, не давая вдохнуть свободы полной грудью. Вот Каэл и метался за ним с семьей из города в город. А прознав, что Дьюи вновь в нем засомневался и выставил слежку (благо нашлись верные Каэлу люди, что доложили об этом), Хантер отказался от идеи наведаться хотя бы разок-другой к Рэн. Аналогично отказался он и от звонков, опасаясь прослушивания.
А этот загадочный оборвавшийся, толком и не начавшийся, телефонный разговор с Нэйтоном, снова пришелся в самое неподходящее время – как по заказу возник рядом Дьюи, и Хантер, растерявшись его неожиданным появлением, выронил телефон к ногам. Дьюи далеко не дурак, заметил его нестандартную реакцию и торопливо нагнулся за чужим телефоном, что лежал у ног Каэла, дескать, хочет из великого уважения поднять и лично подать его Хантеру.
Да только Хантер возьми и наступи на дорогущий телефон и раздави вдребезги.
Вот с этого-то моменты сын Генри окончательно убедился в верности своих сомнений, отсюда и пошло распоряжение глаз с Каэла не спускать, ибо просто так телефоны ногами не давят.
«Хантер что-то скрывает!», - понял Дьюи.
Каэл же, узнав о приказах и действиях Дьюи, избавился от своего номера, опасался, что тот исхитрится выяснить все. А с нового номера звонить Нэйтону Каэл уже не рискнул, а то какой толк в смене номера-то?! На всякий случай заучил цифры номера Нэйтона, а то вдруг что. Сам Каэл был глубоко убежден, что успел назвать тому полностью адрес места, в котором прячет Рэн и потому был спокоен, думая, что парень непременно найдет ее и позаботится о ней. Во всем остальном – Каэл Хантер так и жил в неуверенности в завтрашнем дне и постоянном страхе, ожидая каждый новый день нож в спину от сына Генри.
Так и жила, ожидая визита Хантера Рахима.
А он не приходил, а время шло. Мучительно долго для нее…
Минул год.
Оплата за содержание в этой дорогущей клинике для Рахимы перестала поступать. Врач пытался связаться с опекуном Мэри Ангст (так была представлена им Рахима) некой Ариадной Лаурой Ангст, но безуспешно – телефон был вне зоны доступа, а по указанному адресу не существовало никакой Ариадны Лауры Ангст. Поэтому Рахиму продержали еще немного, а потом перенаправили в другую бесплатную лечебницу, что состояла на государственном учете и согласилась приютить девушку в число таких же брошенных и никому ненужных полоумных изгоев, как и она.
Прошел еще год (а в сумме это уже два года и те шесть месяцев, в течение которых появлялся Каэл Хантер). Рахиму уже не выпускали из палаты на общую прогулку со всеми пациентами во двор лечебницы, потому что она постоянно падала в обмороки, а не потому что буйствовала. Припадки истерии и безумного поведения у нее притупились, но и тут спасибо не лечебнице и заботливому персоналу, а транквилизатором, сделавших из нее эдакую вялую морковину.
Ну да, легче подавлять насильно и в срок, чем возиться с бешеными выпадами неуравновешенных пациентов. Медсестер и санитаров тоже надо пожалеть, понять и простить им их равнодушное отношение к этим людям.
Рахима уже перестала ждать. Она не всегда могла вспомнить, кого и зачем, собственно, ждет. Лишь иногда, в минуты необычайной ясности сознания вспоминала лицо Каэла Хантера и блаженно улыбалась, застывая на месте. Чаще она просто лежала и с тупым взглядом, обращенным в потолок, воспроизводила на нем фрагменты своей жизни, ловила стоп-кадры и созерцала то, что видела. И снова улыбалась.
В редких случаях она, заложив руки за спину и заламывая себе нервно кисти, ходила по кругу в практически пустой палате (кроме койки и старой квадратной тумбы, совмещенной с раковиной, здесь больше ничего не было) с маленьким, высоким и зарешеченным окном, чтобы не соблазнилась на бегство. В процессе хождения Рахима хмурила брови, что-то припоминая, и бубнила себе под нос.
Бывало, что именно наяривая круги, она впадала в ярость и начинала стучать кулаками в дверь, но слабо, очень слабо. Препараты, которыми ее пичкали, были сильны. А Рахиме казалось, что она беспощадно мнет и ломает дверь под своим напором…
В случае ее улыбок в потолок – Рахима видела приятные моменты из своей жизни: отца, бабулю, мать, Мэвила, Нэйтона и друзей Нэйтона, Хантера и его команду, Линду Гамильтон и ее семью. То есть, всех, с кем провела время в исключительно положительных эмоциях. Вспоминала она при этом только хорошее, все негативное, связанное с этими людьми, оставалось зарытым где-то в стороне. А ходьба, в которой она злостно нарезала круги, ясное дело, была вызвана отрицательными и неприятными воспоминаниями, зачастую связанными со смертями родных, товарищей и убийствами, совершенными лично ею.
Наблюдавшие за ней в окошко двери врачи и санитары склонялись к тому, что она безнадежная сумасшедшая. Рахима бы с этим поспорила, да кто эту помешанную станет слушать?
Так прошло еще три месяца.

Глава седьмая: «Нашел!».

- Здравствуйте, девушка.
Медсестра в регистрационном кабинете, немного удивившись столь раннему посетителю, привстала:
- Здравствуйте. Я могу вам чем-то помочь? – мужчина в солидном костюме и очень даже приятной наружности все еще вызывал у нее уйму вопросов, но любопытство она  в себе подавила.
- Да, - улыбался он. – Не подскажите ли, как мне найти доктора Грегори?
- А! Это вам на третий этаж, прямо по коридору до тупика и вторая дверь налево.
- Премного благодарен, - мужчина, сияя безукоризненной белоснежной улыбкой, изящно выскочил за дверь и покинул ее кабинет.
Он с легкостью нашел нужную ему дверь. Тук-тук-тук в дверь, а за ним сразу:
- Можно? – и тут же скромное заглядывание в кабинет.
- Да-да, войдите.
И таки вошли. Но в количестве один штука. Доктора еще не успела предупредить о госте медсестра из регистрационного кабинета, которая замечталась и позабыла об обязанностях, и он с интересом разглядывал вошедшего, изучая все до мелочей. Окончив деловой осмотр, доктор Грегори принял позу терпеливого слушателя, развернувшись за своим столом анфас к посетителю.
Мужчина представился и сел по знаку доктора, разрешавшего это сделать в кресло напротив. Состоялся разговор, большую часть которого я вырежу, экономя черновик, в надежде закончить все в нем. Тринадцатую тетрадь я просто не осилю.
- Ну, раз уж вы так на этом настаиваете, и встала такая срочность, то пройдемте, - доктор Грегори встал, оправил свой белый халат и направился к двери. – Устрою я вам экскурс.
Оба мужчины вышли из кабинета и спустились на этаж ниже, где к ним присоединилась  и представилась старшая медсестра. Втроем они пошли по коридору, под неутомимые разговоры доктора Грегори. А мужчина – гость то и дело что-то записывал в свой увесистый синий блокнот, нет-нет задавая вопросы и заглядывая в палаты, в которые его водили.
Он изъявил желание побеседовать с некоторыми индивидами, сопровождающие люди в белом не возражали и терпеливо ждали в сторонке, внимательно за ним наблюдая. Покончив с осмотром второго этажа, они прежде перекусили и пропустили по стаканчику горячего кофе в их столовой, после чего продолжили свое путешествие уже по первому этажу. Палат здесь было меньше, чем на втором этаже и закончили они значительно быстрее.
- Это все? – даже не устал их гость, что подозревал о сокрытии от него самого интересного.
Грегори и медсестра обменялись загадочными взглядами.
- Знаете, - нехотя потянул доктор. – Есть еще несколько человек, но они в плачевном состоянии. Они здесь, потому что больше никто за них браться не хочет, а девать их некуда. Людей на свалку не отправишь, к сожалению.
Слова доктора показались возмутительными для гостя, но он сохранил свой безразличный вид и ничего на это не сказал, только глаза его, будто ярче запылали синим пламенем.
- Это на третьем, идемте, - сухо вставила медсестра, взрослая женщина лет пятидесяти. Она поняла, что мужчина отсюда не уйдет, пока не удостоверится, что всех осмотрел.
- А может будет лучше остановиться на этом? – спросил все-таки Грегори.
Мужчина недовольно посмотрел на него:
- Нет. Я в поисках именно таких. И я должен их видеть, - сказав, снова что-то чиркнул у себя в блокноте.
- Давайте вот что сделаем, - упорствовал Грегори, обращаясь к медсестре. – Соберите всех их в процедурной комнате, мы подойдем чуть позже. Хочу показать гостю наше новое оборудование.
Гостя не волновало оборудование, но обижать своим отказом и несогласием человека, пошедшего на уступку и тратившего свое время на него, не хотелось. Потому и пришлось растратить на это двадцать минут, а потом Грегори повел его снова на третий этаж, где в просторной и кристально чистой процедурной комнате стояло пятеро пациентов, облаченных в серовато-белые больничные одежды. Построены в ряд «особо больные» были у стенки и рядом с каждым из них, немного позади и сбоку, притаились крупные и крепкие санитары. По двое на каждого.
Гость внимательно рассматривал их, вплотную приближаясь к первому стоящему в ряду пациенту, которого дополнительно придерживала молоденькая медсестра. Это был мужчина средних лет с мертвым, буквально стеклянным взглядом, устремленным сквозь пространство, куда-то в параллельные миры. Рот его был приоткрыт, с губы стекала тонкая струйка слюны, которую подтирала медсестра, успевая поддерживать его, так как он, не имея опоры и контроля собственного тела, заваливался набок.
Вторым стоял низенький старичок с залысинами таких размеров, что участки волос на голове казались островками в океане. Нижнее веко его правого глаза с небывалой скоростью  дергалось, губы были плотно пожаты и растянуты в тонкую, пугающую улыбку. При всем при этом старичок умудрялся закатывать глаза и нервно вскидывать голову, поворачивая ее на соседей, в которых, к его же сожалению, никого не узнавал и оттого не мог с ними заговорить.
Сделав пометки на краях листка своего блокнота, мужчина продвинулся от них дальше, изучая следующего, третьего по счету в ряду, пациента. То есть, третью. То была высокая и стройная женщина, хоть и взрослая, но довольно красивая и моложавая, которую так отвратительно безобразило перекошенное лицо. Видимо, с ней случился удар, сильный стресс, или еще что-то, впоследствии отразившееся на ее нервном состоянии и психике. Руки ее были плотно затянуты в нечто, наподобие боксерских перчаток, только не таких объемных и твердых, и дополнительно связаны по кистям. Несложно было догадаться, почему, но.
- Зачем? – кивнул на перчатки тихо гость, оборачиваясь к доктору.
- Постоянно пытается выцарапать себе глаза, - хотел быть лаконичным Грегори, но у него не получилось.
Мужчина опять повернулся и посмотрел на пациентку, замечая, как искажается лицо ее, что явно говорило о раздражении и злобе, возникающей в ней.
Еще два шага в сторону, и гость остановился возле невысокой, сильно ссутулившейся (и потому казавшейся гораздо ниже своего роста) женщины с длинными ужасно спутанными и растрепанными волосами ниже пояса, закрывающими лицо из-за того, что голова ее была низко опущена. Глаза ее жадно впились в пол, точнее в собственные ступни, голову заметно подергивало, а пальцы рук нервозно теребили боковой шов ее больничной штанины.
Мужчина со своим блокнотом склонился и заглянул в лицо, чтобы лучше разглядеть ее черты и выражение глаз. Женщина, вздрогнув, отшатнулась назад и подняла на него голову, обращая к нему свое лицо. Широко открыв глаза, она смотрела на этого человека, губы быстро зашевелились, но звука не последовало.
Смотрел в глаза и этот тип, отмечая пустой, но полный душевной боли, взгляд умалишенной. Вдруг женщина с выражением запредельной истерии на лице начала мотать головой, глядя испуганно по сторонам и снова обращая взор к стоящему мужчине перед ней.
Мой любимый маневр…
Когда в обеденное время к Рахиме пришли санитары, она как обычно бороздила кругами палату. Их появлению она ничуть не удивилась, а даже с надеждой подумала, что хоть сегодня ее все-таки выпустят со всеми во двор подышать свежим воздухом, она так соскучилась по некогда ненавистному солнышку! Надежды безумной не оправдались, двор ей не светил: Рахиму привели под руки в процедурную комнату, а следом приволокли еще четверых незнакомых ей людей, которых построили рядом с ней у стены.
Это ее немного напугало. Ей казалось, что она снова переживает события из своей жизни. А именно когда ее с Карлой поставили у стеночки, готовя к расстрелу. Глаза Рахимы нервно забегали по лицам собравшихся людей, и видели они в них тех, кого она уже давно на пару с Карлой перебила. По телу пробежала дрожь, занемели кончики пальцев от мысли, что их так много, а она безоружна. Неосознанно принялась теребить штаны, разминая пальцы и прикидывая, сможет ли она с голыми руками справиться со всеми этими людьми. Боковым зрением уловила появление еще троих, взглянуть открыто на них Рахима побоялась, быстро опустила голову, страх, что ее могут узнать недоброжелатели и конкуренты Генри, накрыл с головой.
Через некоторое время возле нее возник мужчина, отличавшийся своим костюмом от присутствующих с ним людей в белом. Его Рахима видела только как черные туфли и ноги в классических и отглаженных брюках – это все, что попадало в поле ее зрения. Головы-то она так и не подняла.
Зато он нахально заглянул в лицо. Оторвала глаза от пола и она.
И увидела перед собой Генри, лицо которого медленно деформировалось и таяло, плавно превращаясь в лицо Дьюи, которое быстро сменилось физиономией ухмыляющегося Рика, что преобразилась в Хантера, а затем еще в пару человек. Оно все менялось и менялось, пока четко и окончательно не прорисовались черты настоящего обладателя лица: большие небесно-голубого цвета глаза, прямой и красивый нос без изъянов и знакомые очертания губ.
«Неужели Нэйтон?!», - спросила себя Рахима и посмотрела по сторонам на санитаров и «товарищей», чьи лица были размыты и неузнаваемы. Она вновь вернула взгляд на мужчину, стоявшего перед ней и улыбающегося такой родной и знакомой улыбкой.
«Или Джонатан?», - спросила у другой себя Рахима и почувствовала, как закружилась голова и подкосились слабые ноги.
Блокнот захлопнулся, мужчина выпрямился перед женщиной, скосившей к переносице глаза, которая тут же сомкнув их, подобно кукле, у которой разом обрезал все нити кукловод, запрокинулась назад, теряя связь с внешним миром. Ее поймали вовремя санитары, не позволив удариться головой о пол.
- Что это с ней? – спросил мужчина деловито.
- Обморок, мистер Ривер.
- Она все время валится с ног, теряя сознание, - вставила торопливо старшая медсестра. – Боимся даже из палаты выводить.
Она кивнула санитарам, и они, взяв за ноги и за руки, понесли женщину в коридор.
- А что, в палате они не случаются? – спросил Нэйтон и (а это, ясен пень в квадрате, был он), проводив взглядом носильщиков, что так грубо несли пациентку, сделал шаг к последнему, пятому психопату в этом ряду.
- Нет. Только при встрече с людьми, которых она, похоже, боится, - сказала медсестра.
Пятым был молодой парень с озорными и живыми глазами, зато угрожающей улыбкой. Его затянули в смирительную рубашку, помимо этого, рядом стоял санитар, обеими руками вцепившись ему в плечи.
- Ну, тут мне и без пояснений понятно, - мистер Ривер убрал блокнот в свою наплечную сумку.
- И на кого же пал ваш выбор? – доктор Грегори прищурился, давая знак остальным работникам уводить пациентов из процедурной комнаты.
- Последние двое – то, что я искал.
- Что ж, - снова знак глазами от доктора, и их чинно покидает старшая медсестра. – Если вам достаточно двоих, это значительно облегчает мои хлопоты.
- Мне необходима информация о них.
- Не проблема, мистер Ривер. На этого молодого маньяка у меня целое досье, а вот с миссис Ангст сложновато будет.
- Это в каком плане? – с безразличием уточнил Нэйтон.
- О ней у нас буквально – ничего. Только данные и небольшой список препаратов, использованных нами.
- Я не понимаю.
- Ее переводили из клиники в клинику, из больниц в лечебницы, отправляя запросы на поиск родных. Никто не отзывался и переводы продолжались. В итоге, в процессе пересылки и перевозки растеряли все, что только можно было. У меня таких, как она половина лечебницы.
- «Таких»?
- Брошенных и забытых, - яснее обозначил свою мысль доктор. – Не имея терпения и желания возиться с ними, родные часто бросают несчастных на попечение государства. Увы, но нашему обществу некоторые люди просто не нужны, мусор. Хорошо, что есть такие, как я, что заботятся и не дают погибнуть в этом жестоком мире.
«Видал я заботы и получше», - с презрением подумал Нэйтон, допуская мысль, что на таких вот брошенных пациентах, вполне возможно, тестируются новые препараты.
- Понятно, - сказал он, чтобы не молчать.
- Изволите приступать к работе сейчас?
- Не хотелось бы откладывать, - ответил Нэйтон и добавил. – Начну, пожалуй, с вашего юного маньяка.
- Что ж. Следуйте за мной, выделю вам кабинет, - сказал безрадостно доктор Грегори и подчеркнул. – На время.
Представь себе, здесь будет вот так вот неожиданно и почти негаданно новая глава. Просто потому что я так хочу.

Глава восьмая: «И снова Нэ».

Выдержке Нэйтона, узнавшего в этой сутулой, взлохмаченной и неухоженной психопатке Ренис Нолл, можно было только и делать, что завидовать, завидовать и завидовать. Он и дыхание сохранил настолько ровным, что его легким можно было таки снова завидовать. Нэйтон и за этого маньяка-то взялся исключительно для отвода глаз, чтобы не бросить тень на свою гремевшую по учреждениям карьеру посредством разговоров о том, что прославившийся своими методами, опытом и знаниями мистер Ривер помешан на безумных неопрятных женщинах.
И вот, сидя на кушетке в кабинете и в компании маньяка, охраняемого двумя санитарами, Нэйтон беседовал с ним и проводил разработанные им тесты, усиленно выжимая мозг над дилеммой: как забрать отсюда Ренис, и что сделать, чтобы это было законно и не вызывало и грамма подозрений? На ум приходил только Микки Ровспел, который, однозначно, подсказал бы, как поступить и какие конкретно действия предпринять.
Суждения суждениями, а подошел черед говорить с его ненаглядной, найти которую он уже не надеялся и потихонечку опускал руки, давая себе слово, что еще две лечебницы в захолустье страны – и он окончательно завязывает с этим. Так что, Рахиме, однозначно, повезло.
Санитары привели и посадили перед ним испуганную и дерганную Ренис, а сами они остались стоять у двери, но Нэйтону удалось заверить их, что он сам справится и уговорить их выйти. Удостоверившись, что дверь за ним плотно закрылась, он придвинул стул ближе к столу и заговорил тихо-тихо, почти нашептывая, но очень уверенно:
- Ренис. Ренис, это я, Нэйтон. Ты не узнаешь меня?
Голова, подергиваясь, повернулась к нему, пустой взгляд жутко уставших от всего в жизни и мутных глаз с трудом сконцентрировался на нем. Склонив голову набок, она рассеяно забегала глазами от него к стенам кабинета и обратно, бубня под нос:
- Нэйтон? Нэйтон…
- Ренис, я…
Продолжить он не смог, пациентка резко выпрямилась, гордо вскинув голову, устремила прояснившиеся карие глаза на него и строго поправила:
- Меня зовут Рахима.
Где-то с минуту Нэйтон смотрел на нее, подбирая в уме все термины и определения, подходящие под этот случай и с точностью характеризующие состояние пациентки.
- Конечно. Тебя зовут Рахима…
- А тебя зовут Нэйтон, - перебила она, сменяя грозное выражение лица на простодушную улыбку. – И ты, все-таки, пришел за мной?
Нэйтон был в ауте. Он только-только начал в выборе склоняться к одному из типов шизофрении, как вдруг она ясно дает понять, что вполне здорова и не менее здраво рассуждает. В этом его уверил дальнейший диалог, состоявшийся с Ренис, в котором он продолжал прощупывать почву, радуясь тому, что не все так плачевно. Но рано он радовался.
Беседа его с Рахимой закончилась ее припадком буйства, из чего Нэйтон сделал умозаключение, что поспешил с определениями здравости ее рассудка. Пока он ошарашено смотрел на нее, не веря, что это она, а не какой-то посторонний агрессивный садист-шизофреник, Рахиму, стихийно усыпили – а воспрепятствовать этому он не смог, и увели под руки санитары. Те, что ее и привели.
А опечаленный Нэйтон, побеседовав с доктором Грегори и предупредив, что придет еще и завтра, ушел размышлять о ситуации в снимаемый номер гостиницы. В этот же день он созвонился с Ровспелом, прося у него совета, рассказал тому, что нашел свою Ренис и поведал, в каком состоянии он ее нашел. Помощь и совет Ровспел обещал.
И примчался к нему через неделю с фальшивым паспортом некого Дани Ангста, являющегося, якобы, родным дядюшкой Мэри Ангст. Слезно изложил доктору Грегори о своих бесплотных и долгих поисках племянницы, которую упекли в психиатрическую клинику расчетливые и корыстные братья в споре за наследство и совсем позабыли о ней.
Доктор Грегори не поверил и с радостью позволил забрать ее. Он был только «за», чтобы избавиться от проблемного пациента и освободить палату. А правда ли он ей родственник, и что будет с ней – доктора абсолютно не волновало.
Вот таким вот фантастическим образом все разрешилось. Да, фантастика. Но я автор, имею право. Хоть здесь я не тварь дрожащая. Ну, хоть где-то же надо.
Надо или нет?

Глава девятая: «Нэ и Рахима».

И вот тут для меня начинается самое сложное. Ибо развязка, ну или апогей моей давней задумки близко. Вот прямо как от твоего дома до твоего же забора. Один в один расстояние. Крепись.
Первое время Рахима с Нэйтоном жили отдельно и далеко от Микки Ровспела. Нэйтон был занят полностью тем, что работал, вкалывая и вкладывая все средства и силы, над свихнувшейся Рахимой. Применял он к ней собственные методы, разработанные исключительно для нее и рассчитанные на нее. Не скупился он и на дорогих современных лекарственных препаратах, стимулирующих мозговую деятельность и блокирующих некоторые его отдельные участки. Хорошо было бы подкрепить все это расслабляющими и полезными прогулками и поездками в какие-нибудь приятные глазу места, но он не мог так рисковать. И без ее извечных истеричных заявлений помнил о Генри и его людях. Потому курсы реабилитации восстановления проводились им в четырех стенах.
День ото дня наблюдались изменения, труды Нэйтона приносили успехи – Рахима становилась стабильнее, но проблем с психикой было еще немало. Нэйтон продолжал посвящать ей всего себя, отдаваясь на полную и порою выполняя работу чуть ли не нянечки и сиделки. Лишь благодаря его терпению и проделанной над ней работе, женщина по имени Рахима, практически излечилась. Почти полностью. Иногда нападали припадки, но уже не буйства и истерии, а меланхолии, заторможенности и фрустрации. Но это ничего, куда лучше прежнего.
Готовясь к отъезду в гости к Микки Ровспелу, Нэйтон лично постриг ее, как того и требовало ее эго, привыкшее, что каждая смена города – это непременно смена образа и как можно кардинальнее. Волосы ее едва касались плеч и были теперь насыщенно-черными. С ее худобой это смотрелось немного странно, добавляло худости, подчеркивая осунувшееся лицо темным ореолом волос. Но ничего, лишь бы она была довольна и не имела причин буянить.
У Ровспела они пробыли недолго, около двух недель, а потом, поддавшись уговорам Рахимы, Нэйтон вместе с ней отправился забирать ее настоящий паспорт и немного денег, упрятанные вместе со скудной одеждой и сумкой в камере хранения города NNN, в чем помогал ей когда-то Каэл Хантер. Это было сделано ими прежде, чем направиться в психиатрическую клинику. О том она всегда помнила, особенно когда проматывала все, что было связано с Хантером.
Завладев документами, деньгами и вещами, Рахима следуя странному желанию Нэйтона посетить то место, в котором она некогда  проживала с бабушкой, направилась с ним на немного чужую ей, но все же родину. Он просто хотел этим как-то стимулировать ее, показать снова места, которые ей полюбились в детстве. Думал, что скажется благоприятно, и даже не думал, а очень на то рассчитывал.
Сделать визы и все необходимые документы помог им Микки Ровспел (всем бы такого Микки Ровспела, аж самой дико завидно). И с его благословением они приехали в глушь и почти разрушенный под влиянием природы дом бабули. Залатали его своими силами и с помощью отзывчивых соседей, пожили в нем немного в тиши и вдали от шумных городов. Все бы ничего, если бы все это время Рахиму не мучило странное ощущение того, что она что-то забыла. Что-то очень важное. Нужное. Очень и очень. О чем временами бесконечно бубнила.
Не столько вспомнив, сколько по зову внутренних интуитивных сил, она упросила уехать отсюда назад. Не остановило ее даже то, что Нэйтону очень пришлось по душе это тихое, мертвое и полупустое место. Он не хотел с ней спорить, боясь вызвать неконтролируемое море агрессии и порушить весь свой долгий труд, сотворивший из бешеного зверя спокойную и рассудительную Рахиму. Пробыв около месяца в отдалении, они взяли курс назад, на родину Нэйтона.
Надо отметить, что с момента ее спасения из заточения в лечебнице прошел год. Добавим к нему те два с половиной года в ожидании Хантера и полгода с его посещениями. То есть, в сумме четыре года и один месяц.
Путешественники вернулись к Микки, а вернее, в город, в котором он обосновался и давно пустил корни. Он нашли здесь и для себя жилье, Нэйтон восстановился на работе, а Рахима терпеливо сиживала дома, избегая прогулок по городу. Ей ли не знать, что Дьюи с Генри просто так не сдадутся.
Кстати, о Генри. Ему минул уже седьмой десяток и приближался восьмой. Здоровье его было шатко, но вопреки всему он не сдержанно срывался в крике на нерадивого сына, так и не нашедшего Ренис и сверх того, совсем потерявшего ее след. Этого о нем достаточно, важнее другой герой. Главный.
Однажды Рахима все же вышла из квартиры, возникла необходимость посетить супермаркет, ждать Нэйтона ей не хотелось, как и обременять его своими пожеланиями. Вот и рискнула совершить вылазку, тем более что супермаркет был недалеко от дома, совсем рядом. Буквально в двух шагах.
В нем она увидела (угадай, кого?!) Карлу!
Это мгновенно навело на мысль, что вся шайка Генри пронюхала о ее местонахождении и перебралась сюда. Но то не помешало ей бесстрашно и без колебаний подойти к Карле и тронуть ее за плечо, заставляя отвлечься от разглядывания прилавка с рядами детского питания.
Карла обернулась и, узнав ее, ужаснулась, едва ли не подпрыгнув на месте. Все же взяв себя в руки, не смогла того же сделать со своими голосовыми связками:
- Ренис?!
- Да тише ты…
- Не могу поверить!
- Дьюи уже здесь? – не слушала ее Рахима, желая удостовериться в своей догадке.
- Здесь. Но Ренис, как ты из клиники…
- Чудом, - перебила ее Рахима, предугадывая все вопросы. – Спасибо, что так часто навещали и не забывали.
- Прости нас…. Мы не могли больше. Дьюи следил за каждым шагом Каэла…
- Вот значит как, - пауза, после которой Рахима безразлично поинтересовалась. – Как Пит и Лаура?
- Растут, дерутся, - просияла мамаша-Карла (которой должна была быть Лаура Ангст!), но тут же опечалилась, скользнув виноватым взглядом по страшно исхудавшей Рэн. Ей было жаль. Жаль, что они ее бросили в окружении сумасшедших.
- Я рада за них, за вас. Но мне нужен номер Каэла. Ты ведь не посмеешь в этом отказать? – безумная улыбка легла на лицо Рахимы, в голове которой уже просчитывался до мелочей странный план.
- … - Карла называла быстро цифры, наблюдая, как резво пальцы Рэн вбивают их в телефон.
Они обменялись взглядами, после чего Карла напутственно сказала:
- Поскорее уезжай отсюда, - схватила несколько баночек детского питания и поторопилась к кассе.
Рахима сопроводила улыбкой бывшую коллегу, с которой непрочь была прямо сейчас ринуться в какое-нибудь опасное дело под руководством командира Хантера, Лауры или Брэдли, отчего так больно защемило в груди. Рассеяно пробежав глазами по прилавкам, Рахима обернулась и посмотрела Карле вслед, затем взяла то, зачем пришла и поторопилась вернуться в квартиру.
Об этой неприятной новости о Дьюи она рассказала Нэйтону, и они, попрощавшись с Микки Ровспелом, спешно упаковались и взяли курс прочь, на север страны.
Нэйтону повезло, и он, как дипломированный и высококвалифицированный специалист нашел и здесь себе высокооплачиваемую работу. Ему было очень тяжело, но он выкручивался, как мог. Он ведь тоже не «бобер», помогали временами брат и отец, и даже Микки Ровспел. Про деньги Ренис он не спрашивал, думал, что она о них сама не упоминает по причине того, что ими уже не располагает – отнял Генри Мидлл, или же сама их просадила во время скитаний. Ведь она толком ничего об этом не говорила, изредка что-то припоминала, заметно стараясь скрыть все самое важное. Вот и он старался не будить зверя воспоминаниями и работать. И пока он за двоих зарабатывал на жизнь, Рахиме опять грозила участь домашнего питомца, с завистью и тоскою в глазах выглядывающего из окна на диких и свободных собратьев.
Все было не так уж и строго, как с отцом, они с Нэйтоном иногда прогуливались вместе, частенько и она вырывалась на несколько минут по магазинам. Она умудрилась даже посетить банк, в котором были открыты ее отцом два самых крупных счета на ее имя. Не случайно она предложила бежать на север. Заранее даже обзвонила Хантера и Микки, которые по ее просьбе встретились – а это было не трудно организовать, на тот момент оба находились в одном городе. Ровспел должен был помочь с оформлением кое-каких документов для Каэла. Что у них так славно и удачно получилось, и Рахима устремилась в банк завершать задуманное, где перевела оба счета на одного человека, фактически повторяя ошибку своего отца.
На примерах учатся, да. Она научилась, но не избегать и не совершать их, а повторять. Ибо не видела иного выхода и понимала, что, возможно, делает еще хуже, чем отец. Но только от своего она не отступила и усугубила все как могла.
 Все по той же просьбе Рахимы, Микки с мучительными сожалениями сокрыл это все от Нэйтона. Ровспел не добрил ее махинаций, но спорить с измученной жизнью, дочерью друга не стал. Спустил все на тормозах, как говорится.
Нэйтон прожил с ней в этом холодном городке меньше полугода, наблюдая внезапные изменения, прорывающиеся из нее неожиданными и порою шокирующими откровениями. Каждый вечер они проводили в беседах, что было полезно для Рахимы. Начиная ворошить криминальное прошлое, она вспоминала и часто говорила о Лауре, о том, как она погибла. О Пите, Ирме, Риччи, Адаме и многих других, кто безвозмездно помогал ей, рискуя собственной жизнью. Рассказала она в один из вечеров и о семье Линды Гамильтон и той трагедии, случившейся по ее вине.
Нэйтону становилось понятнее, откуда это необъятное чувство вины и ответственности за погибших, которые раньше частенько ей мерещились и особенно в стенах лечебниц. Он слушал ее и мысленно благодарил всех этих людей, благодаря которым его Ренис Нолл осталась в числе живых, пусть даже ценою их жизней.
Частенько в такие вечера откровений проскальзывала фраза от Рахимы: «Я должна тебя кое с кем познакомить», после которой она загадочно улыбалась и таинственно замолкала. Нэйтон подумывал, что речь идет о Каэле, ведь Рахима все еще не знала, что они знакомы и долгое время поддерживали связь. Всё следуя требованию Хантера, Нэйтон продолжал скрывать это от нее, не подозревая, что теперь тайно поддерживала связь с Хантером Рахима, намереваясь с его помощью положить конец всему.
Звонок Хантера и предупредил ее о приближении Дьюи, которому удалось напасть на ее след – некто видел ее в компании Нэйтона на автовокзале. Рахима тут же соврала Нэйтону, что увидела и узнала людей Генри в городе и упросила его снова покинуть насиженное место и искать тишины, покоя и счастья в другой точке страны.
Переезд.
Они остановились перекусить в кафе на въезде в небольшой населенный пункт. Это заведение сразу напомнило ей о семейном деле Линды Гамильтон, которое она загубила в одночасье. Углубляться в тяжелые воспоминания не дал Нэйтон своим разговором. Он сразу определял по выражению ее лица, что она думает о негативных моментах прошлого, что могло сказаться на ее шатком психическом состоянии, потому реактивно отвлекал на себя и нейтральные беседы, насильно втягивал в разговор, заставлял переключить внимание вопросами.
Говорили они за столиком в общем зале, недалеко от барной стойки, у которой сидели к ним спиной несколько мужчин и лениво потягивали свои напитки. Прочих посетителей было немало, Рахима с Нэйтоном буквально терялась среди них своим неприметным видом. Сидевшая лицом к бару, Рахима при этом внимательно разглядывала спину одного мужчины, пока тот не встал и не ушел вглубь заведения, возможно, в уборную. Через несколько секунд поднялась со стула и она, с улыбкой заявив, что возникла необходимость попудрить носик.
Нэйтон не придал этому значения, в отличие от нее, он расположился спиной к бару и ничего подозрительного не видел, продолжил сидеть и есть свой пирог, запивая его слишком крепким кофе. Не знал и не ведал он, что Рахима повернула в коридоре налево, следуя указателю на стене, ведущему к двум дверям, расположенным друг против друга. Постояла возле женского туалета и, оглянувшись в коридор, резво юркнула в мужской. Пахло, конечно, не подснежниками, но запах дезинфицирующего средства улавливался, успокаивая тем, что уборка здесь все же проводится часто – примерно раз в утро.
Она осмотрелась. В широком пространстве с пятью рукомойниками и разбитым одним общим зеркалом никого не было. Профессионально метнула взгляд на плотно запертые двери кабинок с синими индикаторами на ручках, означающими, что место свободно, а иначе горели бы красным. Вытянув голову вперед, она опаской сделала шаг вперед. Послышалось шуршание позади, и Рахима, будто кошка, отскочила, развернулась, узнавая в мужчине, притаившегося справа от входной двери, Каэла Хантера.
Это была их первая встреча за долгое время, связь-то поддерживалась только по телефону.
Оба в недолгом молчании смотрели друг на друга, разглядывая изменившиеся черты лица под влиянием беспощадного времени, обстоятельств нелегкой жизни и постоянно преследующих проблем. Худая, так и не сумевшая поправиться после десятка лечебниц, несмотря на все старания Нэйтона накормить ее до отвала, Рахима казалась тяжелобольной с этими синеватыми мешками под глазами и резко выступающими скулами. От ее худобы морщинки четко прорисовывались у век и уголков губ. А этот уставший от всех, всего на свете, самой себя и жизни, взгляд потухших глаз говорил сам за себя. Теперь-то ее уже не спутаешь с подростком-переростком. Ну, если только со спины.
Примерно тоже можно сказать и о Хантере – время одинаково беспощадно ко всем, если ты, конечно, не обладатель хороших генов или без опаски не ложишься под нож пластического хирурга. Такого искусного, как Нойман. А Нойман, скажу я, не всем доступен и по карману.
- Ты…
- Постарела, да? – широкая ехидная улыбка Рахимы, со складочками у уголков рта.
- Я бы сказал, стала взрослее, - исправился Хантер.
- Ну-ну, не будем о печальном. Что насчет Дьюи?
- Он уже в городе.
- Какой шустрый.
- А как еще, когда лично я ему сливаю информацию, - усмехнулся Каэл.
- Главное, чтобы он в это верил.
- Рэн, может, передумаешь? – это была и просьба, и совет бывалого и неравнодушного человека.
- Нет. Я не могу всю жизнь жить вот так. Это невозможно, Хантер. Как бы мне не хотелось, тут только один выход – либо я, либо Дьюи.
- Подумай о Нэйтоне, что с ним будет?!
- Я о нем и думаю. А что будет, будешь знать только ты. Думаю, он справится.
Хантер тяжело выдохнул, сдаваясь:
- Я не разделяю твоего мнения и осуждаю твой выбор, но…
- Но все равно мне во всем поможешь, - улыбка Рэн. Улыбка прямо вот такая же дерзкая и озорная, какая была раньше, когда только-только нахальная и неуступчивая грубиянка Ренис Нолл попала в команду Каэла Хантера.
Мужчина неосознанно предался воспоминаниям, глядя в это лицо.
- Куда они меня отвезут? – вырвала его страшным вопросом Рахима из любимого прошлого.
- Он здесь не полным составом, а отдельной группой, и поэтому, скорее всего, тебя повезут к нему, на старую ферму на окраине города.
- Ферму?!
- Там уцелел небольшой фермерский домик за периметром новых построек, почти у дороги. Как и любит Дьюи.
- Думает, легче будет свалить потом?
Хантер кивнул.
- Понятно, - Рахима задумалась. – А ты?
- А я постараюсь выполнить все, как и договаривались. И если получится, то ты навсегда забудешь о Дьюи. Да и не только ты.
- Если… - мечтательно повторила это малообещающее и в действительности предательское слово Рахима и снова продемонстрировала улыбку. Улыбку сомнения в собственных возможностях.
- Рэн, верь, все обойдется.
- Верю.
Но она не верила. И чтобы скрыть это и не дать ему об этом догадаться, подошла к нему, чтобы в первый и последний раз обнять Хантера. Ведь больше такого случая не предоставится – она интуитивно чувствовала, что они облажаются, и в глубине души, может, даже этого и ждала. Ведь лажать – у нее в крови. Обхватив его, Рахима прижалась к нему. Каэл тоже, как и она, подался вперед. Не знали оба, что практически одновременно этим выразили одну общую мысль на двоих: попрощаться друг с другом навсегда. Так как Каэл Хантер думал, что конец придет ему, а она – ей.
- Люблю тебя, Ренис, - тихо прошептал он.
- Я тоже, - вырвалось у нее, и она поспешила добавить. – Как старшего брата.
- Но я-то не как непослушную младшую сестру, - печально сказал Каэл. – Больше и сильнее, Рэн.
Рахима, подняв на него голову, поморщилась и аккуратно отстранилась, чтобы не обидеть и не задеть резкостью движений.
- Но я не Рэн. И не Ренис. Я…
- Знаю, что не Ренис. Знаю, что не любишь меня, - Хантер, запустив руки в карманы, дабы удержать их (а они тянулись к ней), попробовал скопировать ее кривую и нахальную улыбку.
- Ты же позаботишься о Нэйтоне, Каэл? – с надеждой во взгляде и голосе спросила она и сделала пару шагов к двери.
- Нет. Я сделаю так, что бы заботилась о нем ты.
- Что ж…. Береги себя, Каэл. И исполни то, о чем я попросила.
Каэл Хантер хотел возразить ей на это, но Рахима уже вышла. И вовремя! Потому что в уборную направлялась шумная стайка подростков, косо посмотревшая на выходящую из мужского туалета женщину.
- Ой, ладно вам, ошиблась, с кем не бывает!? – заявила она им с фальшивой и беспечной улыбкой, когда поравнялась с ними, и поспешила к своему Нэйтону, который обманулся этим и ничего не заметил. Что-то, а водить людей за нос – она умела, если хотела. Этого у нее не отнять, ибо годы тренировок и жизни с подобными людьми за плечами. Уже получалось само собой – но, опять-таки, если она того хотела.
Закончив с обедом, они расплатились, сели в машину, недавно Нэйтоном приобретенную и продолжили путь к выбранному им месту проживания. Обосновавшись в этом городе, он без особых проблем смог найти недорогую съемную квартиру. Оставив Рахиму заниматься распаковкой их скромного багажа и обустройством быта, он покинул ее торопясь на собеседование для скорейшего устройства на работу. Его, как специалиста, и здесь уже ждали. Везет ему, да?
Через час после его ухода вышла из квартиры и Рахима.

Глава десятая: «Точно, конец».

Она долго бродила по улицам города подобно туристу, задрав голову и с приоткрытым ртом читая вывески баров, ресторанов и дорогих бутиков наряду с другими развлекательными заведениями. Вскоре утомившись и почувствовав слабость в ногах (еще бы, уже ведь не резвая молодая козочка!), вошла в ресторанчик средней дороговизны и заняла свободный столик у самого окна. Заказала у услужливого и приветливого официанта всего лишь чашечку кофе.
И пока ожидала своего заказа, заметила в окне двух парней, сканирующих ее взглядом. Лица их ей были незнакомы. Или же она просто уже не могла их вспомнить, но понятное дело, кто они, и из чьей группировки и что не напрасно пришли смотреть именно на нее. Они, впрочем, куда-то исчезли, когда она отвлеклась на официанта, что принес ее заказ.
Только Рахима (а она на удивление не спешила драть когти и была совершенно собрана и спокойна) поднесла чашку ко рту и пригубила напиток, как на пороге ресторана появился Рик, тоже изрядно потрепанный временем и работой, что, кстати, ему было к лицу и выглядел он довольно-таки красиво в своем повзрослевшем облике. Казался серьезнее и солиднее что ли, будто только теперь окончательно возмужал. И даже куда привлекательнее стал, а ведь и так был не уродом. Но ее всегда причислялся к уродам, иным уродам – уродам души.
Усталой походкой, словно с раннего утра на ногах и непременно в поисках нее, он прошел к ней. Без расспросов, нагло отодвинул стул и сел за ее столик. Напротив. Поглядел в молчании в глаза с минуту и сказал:
- Здравствуй, Рэн.
- Привет, Рик. Долго же вы сегодня-то раскачивались.
- Зато основательно подготовились, - ответил Рик, чей задор и веселость с годами и периодическими потерями и бегствами товарищей испарились, сделав из него хмурого, задумчивого и рассудительного ищейку.
Сейчас он ей сильно напоминал того Каэла Хантера, к которому попала Ренис Нолл и изменила до неузнаваемости, переломив к чертям весь характер. Что же повлияло так на Рика, хотелось бы ей знать, но он бы ей не ответил. Помолчав и понаблюдав в этом молчании за ней немного, Рик указал взглядом на кофе и властно приказал:
- Допивай и пошли.
- Не обязательно, - она поставила почти полную чашку на блюдце и отодвинула от себя. Встала. Словно тот самый солдат, которого школил некогда командир Хантер.
Вскочил и Рик, опасаясь, что она может убежать, взял ее под локоть и повел за собой. Но не к выходу, а на кухню.
- Вы не расплатились! – кинулся бдительный официант перерезать им дорогу у четвертого столика, думая, что они идут к выходу.
Рахима вынула из кармана крупную купюру и протянула ему, насильно уводимая Риком, хотя она не особо-то и сопротивлялась.
- Сдачи не надо, - успела она бросить и подумать. – «Сдача мне уже не нужна…».
Рик вел ее мимо возмущающегося персонала, что испепелял злобными взглядами, но помалкивал, видя в руке его пистолет. Он вывел ее к черному ходу, у которого вдруг остановился и осуждающе и грозно спросил:
- Почему ты его тогда не убила, Рэн?
Рахима напрягла извилины и запоздало вспомнила о чем он:
- Потому что ты спас его.
- Ты могла выстрелить в спину и после!
- Я его пожалела, - хмыкнула она, и Рик не понял, шутка это или правда.
Толкнув ногой дверь, Рик вышел с ней к молодым ребяткам, ожидающим их на заднем дворе заведения у машины.
- О! У вас новый состав? – оскалившись, Рахима перевела с них взгляд на яркое-яркое солнце на небе. На чистом голубом небе, цвета глаз Нэйтона. От этой едкой мысли страшно похолодело в груди. Она поступала не очень хорошо по отношению к нему, но возлагала большие надежды, что он сможет ее понять и когда-нибудь простить, и забыть.
Отвечать и уж тем более говорить с ней никто не стал. Зажмурившись от слепящего солнца, она позволила Рику посадить себя в машину, снова не оказывая ни малейшего отпора, но при этом и не особо поддаваясь ему.
«Ну, вот и все», - Рахима покорно наблюдала за тем, как реактивно занимают места по бокам от нее ребята, и Рик заводит машину. – «У таких, как я рано или поздно наступает такой конец. Что поделать, у меня наступил рано…», - она выдохнула и закрыла глаза, стараясь усмирить внутреннее сопротивление и стремление обороняться, рвать врагов зубами, царапать когтями, бить ногами, душить руками…
Нэйтон с самого утра заметил, что Рахимой что-то не так. Нет, так-то все было, как и всегда, и никаких намеков на нервные напряжения и усложнения восприятия, за которыми обычно и следовали признаки возвращения ее психического недуга. В этом смысле – просто идеально, но что-то было в ее рассеянном взгляде. Что-то, что настораживало. Даже то, как она задержалась, обнимая его перед уходом, говорило, что Рахима в порядке, но не в том, в каком надо. Предчувствуя во всем этом ее очередное бегство, Нэйтон незаметно прикрепил к ее плечу маленький GPS-датчик, который подарил ему Микки Ровспел в количестве четырех штук. И  он рад был использовать их, так как надеяться на Каэла (которого считал погибшим после последнего оборванного звонка и слов Рахимы о его исчезновении) Нэйтон не мог, а терять Ренис больше не хотел. И поднаторевший на побегах Ренис, мистер Ривер уже успел использовать два таких датчика. Этот был третьим.
Собеседование его длилось долго, помимо него впереди было несколько человек, и когда он вернулся в квартиру было уже к двум часа дня. Рахимы он нигде не обнаружил. Сразу достал телефон, надеясь увидеть, что она просто отлучилась в соседний магазин, но, увы, красная точечка показала, что Рахима движется в конец города и вот-вот переберется за его пределы.
Нэйтон запаниковал. С такой скоростью передвигаются только на транспортном средстве. Он, пулей вылетев из квартиры, кинулся к своей машине и взял курс по данным датчика слежения.
 Рахима(а вернее та ее совестливая часть, которой долгое время была Ренис) достаточно давно носила в мозгу мысль, что такие как она должны гнить в тюрьмах или получить по заслугам и умереть. Эта навязчива идея поселилась в ее голове еще во время ее пребывания в первой клинике. В какой-то период (особенно во время постоянной работы над ней Нэйтона) идея отошла на задний план и внезапно вернулась после ее встречи с Карлой, особенно в этой встрече ее напряг сильный испуг бывшей «подруги» по команде. И острее начала идея накрывать и душить, когда Каэл сообщил, что люди Дьюи все-таки видели ее с Нэйтоном.
Долгое время она лелеяла гибельный план ценою своей жизни убрать человека по имени Дьюи Мидлл, отодвинув в сторону Генри, которого уже не считала опасным, ведь он и так одной ногой в могиле, а смерть сына, наверняка его туда загонит. Рахима поначалу не знала, к кому обратиться за помощью и как связаться с командиром или же уцелевшими товарищами, благо так удачно Карла подвернулась. Так удачно, что этим нельзя было не воспользоваться, нельзя было упускать этот ничтожно малый шанс! Так она считала тогда.
Найдя помощника в Хантере, она четко осознавала, что подвергает его опасности, а сама поступает в точности, как отец, хоть и немного иным способом, но идея-то почти та же. Но уступать Рахима не собиралась: и вот она, сидит в машине, в которой ее везут прямо к Дьюи Мидллу.
Автомобиль подъехал к одноэтажному кирпичному домику и остановился возле огороженного пустого вольера и крытого сарая, от которого несло неприятным запахом заплесневелого и стухшего сена. По другую сторону дороги и напротив фермы возвышался недостроенный будущий торговый центр, что занимал участок еще одной соседней фермы, но побольше. Вокруг этого здания то там, то тут торчали незаконченные каркасы, залитые бетоном, которые в будущем должны были перевоплотиться в многоэтажки с комфортабельными квартирами. Но почему-то вся работа в этой зоне стояла, будто была брошена. Все дело в том, что строительная фирма выкупила фермерские участки и, начав стройку, обанкротилась, выкупить было ее некому, и все временно было заморожено.
Рахима отвернулась от этих серых скелетов будущих высоток и посмотрела перед собой, когда Рик грубо вытянув ее из машины, вывел вперед себя. К ней от дома шел вальяжно Дьюи, а их с Риком уже полукругом обступали все те, что семенили перед ним. Подручных Дьюи было немного, что подтверждало сказанное Хантером об их неполноте состава. Сын Генри практически не изменился, лишь черты лица казались немного погрубевшими, а в целом огурчик, словно жил, ел и спал в медовых ваннах.
- Рэн! – развел он руки в стороны, приближаясь к ней и кривя своим лицом. – Ты ли это?!
Эдакая самоирония, мол, не прошло и года, а ты так изменилась! Мол, мы все те же сорванцы дружной команды Хантера и до скрежета зубов любим друг друга, как бы сильно не постарели.
- Еще воскликни: «Сколько лет, сколько зим?!» и с головой вонзи себя вон в ту кучу загнившего навоза, - в своем репертуаре язвила гадкая «Мелкая».
Ребята, окружавшие ее, с улыбками повернули головы к указанной куче. Она была внушительной.
- На твоем месте помалкивать бы да слезы лить.
- Брось, Дьюи, мои слезы давно высохли. А молчать я никогда не умела.
- За это и не раз отхватывала, - хмыкнул Рик, внезапно предаваясь воспоминаниям и понимая, что хочет вернуться назад, да, вопреки всему вернуть время назад и оказаться там, где все они были моложе, отвязнее и были частью одной почти дружной команды. Команды Каэла Хантера. Жаль, что реки не повернуть вспять. Зато можно болота осушить…
- Отхватишь ты и сейчас. Сполна! – Дьюи подошел вплотную.
- Не страшно. Я вполне ко всему готова. Вряд ли ты меня чем-то удивишь.
- Удивлю, если вернешь все то, что принадлежит мне.
- А разве не твоему отцу?! – спросила едко Рахима, кривя бесстрашно губами.
- Нет, мне!
- Верну, и что дальше, Дьюи?!
- Я, может, отпущу тебя. Я же честен.
- Надо же! Такой ублюдок, как ты может казаться честным?! Вот удивил, так удивил!
Ну, вот тут она по обыкновению получила по лицу. От Дьюи. Даже не удивилась, скорее испытала наплыв странного чувства, перемешанного будто с удовольствием и ностальгией о былых днях в уже давно несуществующей команде все того же Каэла Хантера. Остро ощутила, что хочет вновь быть той Рэн и жить под одной крышей со всеми теми, кого уже нет. Быть неутомимой и неунывающей «Мелкой», которой ей, увы, больше не быть. Никогда.
Весело и звонко рассмеявшись, Рахима тяжеловато поднялась с земли и уселась на ней, снизу вверх поглядывая на Дьюи, что теперь стоял, возвышаясь над ней, вместе со своими подчиненными. Примерно в этот период недолгой жизни, тихо прикрыв за собой дверь, окончательно покинула Рахиму ее удача, столько времени сопутствовавшая ей. Отвернулась от Рахимы и фортуна, что благоволила и выручала. Рассыпалось и исчезло ее, порою фантастическое, везение. Все они оставили ее, пришла эта пора.
Рахима не была в обиде. Так и должно было быть. Это же конец. Ее конец. А с удачей, фортуной и везением конца не будет никогда.
Мигающая точка на экране телефона остановилась. Нэйтон, поджав губы и нервно покусывая их, гнал с серьезным и запрещенным превышением скорости.
Каэл Хантер распаковал снайперскую винтовку, думая над тем, что если бы можно было с кем-то оставить детей, то непременно взял бы с собой Карлу. Он находился в том самом здании недостроенного торгового центра, на втором этаже. Поудобнее распластавшись на бетонном полу, он сосредоточенно следил в мощный прицел за группой людей у дороги между домом и фермой. Стрелять сейчас – все равно, что распугать и разогнать всех, а пока будет убирать двух-трех – остальные успеют смыться на машине. Нужно было выждать подходящий момент. Да и Дьюи хорош – все время в толпе, толком не прицелишься. Его одинокое хождение он проморгал, собираясь и располагаясь на месте с винтовкой.
У Лауры болел животик, и она все время капризничала и плакала. Чтобы успокоить ее, Карла пообещала напечь блинов, что и делала сейчас на кухне уютного коттеджа, снимаемого четой Хантеров на другом конце города. Бросив случайный взгляд в окно, она узнала приближенных Дьюи, недобро посматривающих в окна дома, стоя прямо у магазинчика напротив, и нисколько не скрывающихся. Чашка с мукой выпала у нее из рук. Карла схватила играющего у ног Пита, захватила в коридоре хнычущую Лауру и побежала вглубь дома, к дверям, ведущим на задний двор, откуда легко можно было через сад попасть к соседям. Внимание встревоженной женщины привлек мобильный телефон в руках сына, что пытался найти в нем любимые игры...
Недолго Рахима злила своими дерзкими ответами (мне не хватает места и времени все это расписывать, прости меня, друг), она быстро переключилась, и не только она, на черный старенький автомобиль – мерседес, что на всех скоростях несся по этой забытой людьми дороге. Рахима вскочила с места, а место было: сидя на земле, куда она упала после удара Дьюи, и повернулась к подъезжающему автомобилю, узнавая и его, и водителя, сидевшего в нем.
Машина с резким звуком тормозящих о дорожное полотно шин, остановилась в пяти метрах от этой толпы. Из нее, распахнув дверь, тут же выскочил Нэйтон, и Рахима заметила, как ребята Дьюи потянулись к своим пистолетам. Но хозяин их приструнил жестом, со злым прищуром и скрытым любопытством наблюдая кардинально сменившееся поведение и выражение лица Рэн. Он уже кое-что понимал, а именно то, что было особо значимо: нашел, как управлять этой упрямой ослицей.
«Как?!».
«Зачем?!».
«Только не сейчас!!», - я практически не совру, сказав, что одновременно с Рахимой так же думал и даже вопил во все горло, но про себя Хантер, прекрасно знавший, как выглядит Нэйтон и кто он такой.
- Зачем, Н… - имя она до конца не произнесла, боясь, что услышит Дьюи. Но разве теперь это важно?!
 Важно ли все это, когда все и так полетело к чертям?!
- Зачем?! – Рахима подбежала к дорогому ей (а он действительно был ей дорог, раз она рискнула пойти на такое только из-за него) человеку. – Зачем ты пришел?! Ты не должен был узнать! Все должно было быть не так!!
Рахима, не понимая, как он вообще узнал и нашел, и слова не давала сказать, истерично бормоча и поглядывая на Дьюи, что оторвался от своих людей и, скалясь, приближался к ним, заламывала себе руки.
- Ты опять хотела меня бросить? – укоризненно спросил Нэйтон и перевел взгляд с нее на мужчин. – Хотела сбежать? Сбежать от меня с ними?!
Он, понял все это по-своему. Посчитал, что дни, проведенные в криминальных слоях общества, ей показались куда слаще, чем семейный и унылый быт с ним, и что она не может жить нормальной жизнью, не воруя, не убивая, не обманывая, не притворяясь. Да, она скучала иногда по прошлому, но променять его на Нэйтона не стремилась. Жаль, конечно, что он был такого мнения о ней.
- Нет! Нет, Нэйтон…
- Тогда объясни мне, кто они, и что тут происходит, Ренис? – Нэйтон был само спокойствие, несмотря на пистолеты в руках этих странных знакомых Рахимы, а они явно знакомы. Это не пугало, не смущало его. Он был спокоен и говорил с ней также, намеренно обозначая именно это имя.
В совместной жизни Нэйтон иногда по старой привычке обращался к ней Ренис, а Рахима все время поправляла. Но вскоре она смирилась и перестала это делать. Хочет звать Ренис, пусть зовет. Так и повелось. Сейчас же он назвал так ее не по привычке, а намеренно. Знал, что их слышат и рисковать не стал.
- Ренис, - он потряс за плечи, очумело пялившуюся на Дьюи и дрожащую, Рахиму.
- Вот, значит, тот, в ком я так ошибочно подозревал Хантера. – Дьюи усмехнулся и оскалился. – Надо будет извиниться. Как-то неудобно с Каэлом получилось.
Рука его зашла под полы куртки. Это движение знакомо всем, кто просуществовал в компании Дьюи и имел возможность работать с ним. Рахима в ужасе округлила глаза, повернулась от него к Нэйтону и толкнула его к машине с криком:
- Немедленно уезжай! – ха, как будто Дьюи дал бы ему это сделать!
- Ренис…
- Заткнись и беги в машину! – отчаянный рёв и еще один толчок сильнее первого, от которого ее дорогого прибило ближе к спасительному автомобилю.
- Рэн, это так наивно! – давил из себя смех опытного злодея Дьюи. – Ты думаешь, я позволю ему уйти?
- Пожалуйста, - развернулась к нему с мольбой, вмиг ставшая кроткой, временами необузданная женщина.
Смех. Громкий. Злорадный. Переполненный довольством и упоением.
- Я попрошу на коленях, - Рахима грохнулась на асфальт, не жалея ног. – Это ведь греет тебе душу?! Вот, я стою на коленях перед тобой! Я прошу, Дьюи, не надо. Я отдам тебе, отдам тебе все, что ты так долго искал…
- Ты что делаешь?! – кинулся к ней и принялся тянуть за руки, заставляя и по большей части силой поднимая на ноги, Нэйтон, что больше всего переживал за ее разбитые коленки, и совсем не думал об опасности, грозившей ему. Хотя прекрасно все осознавал, как и то, почему она унижается так.
- Все свое я и так получу. – Дьюи очень красиво выбросил, заведенную ранее за спину, руку вперед, что даже я оторопела от его грации, дивясь этому изысканному выпаду. Будто у самой несравненной Лауры уроки брал!
Женщина, объятая ужасом, подвинулась к Нэйтону, хоть и не видела, но знала, что Дьюи наведет дуло на лоб Нэйтона. Это же элементарно! И отец, и сын сначала лишают тебя тех, кто тебе дорог. Очевидно же, кто тут кому дорог.
- А ты свое получишь прямо сейчас. Поймешь, наконец, каково это… - сказал он, пальцем надавливая на курок.
- Нет! – прозвучал истошный с гортанным хрипом крик и, развернувшаяся молниеносно, женщина обеими руками ударила в грудь и отправила Нэйтона к самой машине. А сама кинулась с кулаками на Дьюи.
И, как обычно, чему удивляться смысла давно нет, получила опять по лицу. Удар пришелся прямиком в подбородок, даже челюсти клацнули до боли в нервных окончаниях уцелевших зубов. Рахиму отбросило в сторону, где она попыталась по былому резво вскочить, да не смогла. Голову кружило так, что она едва и на четвереньки сумела подняться.
К ней подбежал Нэйтон, опустился рядом и принялся судорожно проверять ее голову и лицо, так как видел, что именно этой частью тела Ренис сильнее ударилась об асфальт. Он был куда рассудительнее, нападать на Дьюи без оружия – равносильно смерти. Пытаться противостоять словесно – тоже, поддержка его тоже с огнестрельным запасом наготове. Поэтому он думал только об одном:
«Надо хватать ее и уезжать! Но как это сделать, не словив пули в нее и в себя?! Как?! Пообещать золотые горы? Деньги?! Слезно клясться, что привезем деньги, если позволят уйти?! Или же…».
Во время столкновения Рахимы с кулаком Дьюи один из его людей, странно дрогнув и захрипев, сполз, обтирая спиной капот автомобиля, на котором привезли сюда цель сына Генри. Сполз на землю и на том и затих. Первым это заметил Рик, так как упавший парень стоял позади всех, но рядом с ним.
«Снайпер?», - спросил сам себя он, подошел к парню и увидел точно выверенное у виска отверстие. То был не случайный выстрел. А прицельный.
- Снайпер! – громче крикнул Рик всем товарищам и бросился к Дьюи, понимая, что стрелять могут только со стороны бетонных каркасов недостроенного жилищного комплекса. Больше неоткуда.
Дьюи услышал, но смысла не сразу осознал, так был охвачен мнимой властью над жизнями, попавшихся ему в руки, беззащитных жертв. Не желая их упускать, он нехотя обернулся к Рику, бегущему к нему от машины, что бы уточнить, верно ли он услышал. Именно эта заминка позволила Нэйтону подобраться ближе к любимой, чтобы помочь ей подняться. Ему показалось, что Рахима от удара головой, будто вновь потеряла контроль над сознанием.
- Ты должен жить, - бормотала она с безумным выражением на лице. – Я не успела познакомить тебя с Лаурой…
«Она же умерла!», - мысленным криком возразил он, пугаясь за ее психическое состояние. Нэйтон знал от нее о трагической кончине Лауры и многих других, потому он посчитал, что рассудок ее вновь помутился, да так не вовремя!
- Все должно быть не так! Не так! Уходи! – заголосила она, плача, как обиженный ребенок и цепляясь за Нэйтона, что сидел возле нее, сама Рахима все еще стояла перед ним на четвереньках и не могла подняться, колени болели, ноги от нервного напряжения плохо слушались. – Почему…почему…
Раздался глухой свист позади, он повторился несколько раз. Нэйтон краем глаза видел, что будто подкошенные, валятся с ног парни у машины. Слышал, что другие ребята, прячась за этой же машиной, отстреливаются с невидимым противником, целясь наугад куда-то в бетонное здание. Видел он также и то, что к ним уверенно и быстро шагает Дьюи с наведенным пистолетом. Ему оставалось только спустить курок…
Хантер нервно жевал губы, наблюдая в оптический прицел за происходящим и все еще намереваясь выждать удачного момента. Когда Рахиму снова ударил Дьюи, Каэл ждать перестал – прицелился и стал не спеша «снимать» жертву за жертвой. Завибрировал так некстати телефон в кармане, левая рука потянулась к нему.
«Карла», - прочел он высветившееся имя на экране, подумал раздраженно. – «Не сейчас!», - отклонил ее звонок и сделал третий выстрел. Но экран его телефона снова и настойчиво запылал ярким светом. – «Да что такое-то?! Случилось что? Она же знает, что я на деле, и на каком я деле…», - Каэл, подсознательно предчувствуя, что просто так названивать его женушка не стала бы, не отрывая глаза и держа палец на спусковом крючке, поднес ухо к телефону:
- Да!
- Хантер! – пребывая в панике, Карла обратилась к нему так, как когда-то обращалась, являясь простой подчиненной, выполнявшей его задания и поручения. Она давно так его не звала, то было редкостью.
- Что такое, Карла, говори быстрее!
- Здесь Винсент, Аарон, Томас и еще трое…
- Что?!
- Они идут к дому, Хантер, что мне делать?! – истерика в умеренном крике, панические слезы, из-за которых голос ее прерывался, передавая всю эту информацию о ее состоянии Каэлу.
Хантер от такого положения дел растерялся и запаниковал как никогда раньше (уже было что терять!). Он даже отвлекся от действий, разворачивающихся на дороге, но нашелся быстро.
- Карла! В ящике моего стола пистолет с глушителем и обоймой. Ты знаешь, просто бежать от них – бесполезный труд перед неизбежной смертью. Что нужно делать, понимаешь сама, давно не маленькая девочка. Спрячь куда-нибудь детей и убей всех. Ты сможешь, - властно командовал он, вкладывая в слова уверенность в ее возможностях.
- Но я же столько лет не…
- Я дал приказ. Не истерии, соберись, если хочешь жить!
Карла бросила трубку. Сама ли, или же кто-то заставил, Каэлу оставалось только гадать и надеяться на лучший исход. Он вернул внимание к прицелу, и без того понимая, что слишком поздно…
Дьюи был буквально в двух шагах от, казалось бы, свихнувшейся женщины. Он улыбался, представляя, как завопит, завоет эта проклятая Рэн, когда он убьет у нее на глазах этого мужчину. Внутренние силы подсказывали ему, что нужно это сделать как можно скорее, пока невесть откуда взявшийся снайпер не добрался до него самого. Что-то кричал позади него Рик, стонали раненные, гремели звуки выстрелов у его машины, но всего этого, завороженный положением эдакого вершителя судеб и держателя чужих жизней в своих руках, Дьюи не слышал. Только звуки то хрипящего, то тонко льющегося голоса настойчивого Рика, но не смысл, вкладываемый им.
Рахима обернулась на него всего-то на секунду, а может, и доли секунды, затем вытянулась, цепкими руками помогая себе подняться и хватаясь за рубашку Нэйтона, подалась вперед и немного вскинула голову вверх, будто пытаясь поцеловать Нэйтона в лоб. Но это ли она на самом деле пыталась сделать?!
 Нет. Совсем не это. О чем сразу догадался Нэйтон, но на интуитивном уровне, а когда осознал полностью – попытался ее оттолкнуть. Слишком поздно: пуля прошла в ее голову, раздробив затылочную кость. Рахима смогла его закрыть собой и даже успеть прошептать, хоть и не до конца:
- Ты нужен мне ж… - «Живым», - сорвался голос, после чего голова ее тяжело ухнулась лбом в его плечо, а тело прервало все движения и застыло.
- Ренис? – Нэйтон, не до конца осознавал, что конкретно с ней произошло. Он случайно дотронулся до затылка, обхватывая и прижимая ее к себе и не веря в то, что случилось самое страшное для него.
Ренис ему не отвечала. Не двигалась. И не дышала. Только под ладонью его очень быстро взмокли волосы и сквозь, растопыренные в попытке удержать ее, пальцы что-то потекло.
- Ренис! – позвал он снова и, оторвав руку, от ее головы, взглянул на окровавленную руку. Глаза широко открылись, все еще отказываясь верить тому, что они видели.
Застыл ошарашено и Дьюи, что никак не ожидал того, что Ренис может сделать подобное. Никак не ожидавший, что он, как и много лет назад обещал себе убить ее и убил. Убил ее! И остался ни с чем. Но ведь сейчас он убить-то хотел не ее, а Нэйтона! Сейчас сын Генри пребывал в небывалом шоке и ступоре от совершенной им ошибки. Он стоял и не слышал, как крича во все горло, к нему несся Рик.
Хантер знал, что Рахима планировала свою смерть, и всеми силами старался это предотвратить, но никогда бы не подумал, что будет все вот так. Не думал, что он не успеет…
Из-за Карлы.
После пятисекундного оцепенения, под воздействием бившей его мелкой лихорадочной дрожи, Хантер без разбору начал палить по оставшимся в живых людях Дьюи. Каэл вылавливал лавирующего меж них самого Дьюи, что убегал, ведомый и спасаемый за ручку, как беспомощный ребенок, Риком.
Нэйтон сидел на асфальте у своего автомобиля и с глазами полными безысходности и слез наблюдал хаотично валящихся с ног парней с пистолетами и бегущих к машине Рика и Дьюи. Да, Нэйтон смотрел на все это, но не мог понять, что происходит. Под страшный гул в ушах он созерцал это немое кино, боясь оторвать от себя Рахиму и взглянуть на нее – ведь это окончательно докажет ему, что она мертва.
От пули в голове мало кто выживал и приходил в себя.
Мерно покачиваясь в бок, он сидел похожий на убаюкивающую сонное капризное дитя мать. Ему оставалось только затянуть заунывную колыбельную о каком-нибудь несчастном горе-принце, потерявшему в бою коня (друзей, оружие, веру, надежду и любовь), но нашедшему принцессу, такого же цвета, как и конь (и почти похожего на друга или, хотя бы, на оружие). Безжизненный взгляд не закрывавшихся глаз Рахимы был направлен на машину Нэйтона, на которой она так хотела отправить его прочь отсюда.
Почти такой же взгляд Нэйтона провожал сына Генри, что сумел невредимым прорваться к своему автомобилю ценою жизни Рика, упавшего у дверей и распластавшегося в пыли на земле.
Хантер намеренно избегал целиться в бывшего подчиненного, но Рик сам прыгнул под пули, прикрывая собой сына Генри, который вопреки прицельному огню по машине завел ее и благополучно смотался из зоны доступа, оставляя трупы верных ему людей. И Нэйтона среди них со своим трупом, которому шептал сквозь слезы:
- Ренис…. Ренис…. Ренис….

Глава одиннадцатая: «Вся правда».

Когда, прорисовавшись черным прямоугольником с длинной палкой, а приближаясь, становясь более рельефным, подошел мужчина в черном камуфляже с типичной маской и снайперской винтовкой, Нэйтон одарил его пустым взглядом на пару секунд и снова уставился куда-то вдаль, думая, что вот, пришли добить и его.
Но мужчина этот замер возле него, глянул с высоты своего роста на Нэйтона, и спросил:
- Ты так и будешь сидеть? – голос он старался сохранить безразличным и твердым, но, увы, он предательски дрожал.
- Ты?! – Нэйтон узнал его, так и не подняв на него глаз.
Хантер стянул с лица маску вверх, поднимая ко лбу и превращая в складчатую шапочку:
- Я, - он опустился рядом, избегая смотреть на Рахиму. – Я думал, что смогу помочь. Не смог.
- Ты что, знал?!! – не стесняясь слез, Нэйтон спросил и повернулся к нему, умом уже понимая, что именно хотела сделать Рахима.
Он подумал, что она, выставив себя приманкой, при помощи Хантера рискнула убить Дьюи. Много позже Хантер откроет ему глаза, сказав, что Рахима изначально планировала с ним умереть, чтобы навсегда лишить еще кого-либо соблазниться охотой на деньги, которыми она владела.
Но сейчас Каэл Хантер не сказал ему в ответ на вопрос ни «да», ни «нет», ни кивнул, и не мотнул головой даже, а только посмотрел ему в глаза, да с такой болью и горечью.
- Почему ты не сказал мне! – закричал на него Нэйтон, обеими руками сильнее прижимая к себе труп, будто боялся, что кто-то может у него его отобрать.
Ответа и на этот вопрос не прозвучало.
- Вставай, - проговорил через несколько минут Хантер и медленно поднялся. – Или же ты хочешь дождаться полиции и отдать ее им? – Каэл отошел от него и подошел вплотную к машине, но, услышав то ли щелчок, то ли звоночек, резко обернулся.
Рик.
Он был жив и что-то торопливо набирал в телефоне, отползая с асфальтированной части дороги подальше к ферме. Каэл в считанные секунды нагнал его и на сей раз безжалостно добил одним метким выстрелом в затылок. А подняв его телефон, он увидел отправленное сообщение Дьюи, в котором говорилось, что снайпером был Хантер. Это неминуемо обрекало Каэла Хантера на смерть. И не только его, но и всю его семью, которую и так взялись пасти и контролировать без его ведома.
Он быстро вернулся к плачущему Нэйтону, от вида которого в горле закололся тот самый ком, что обитает в такие моменты именно в горле. Каэлу живо вспомнилось то, как сам он рыдал над своей Лаурой.
«Я что, был так же жалок?!», - подумал он, отворачиваясь и часто-часто моргая, чтобы быстрее согнать эту подлую влагу из глаз. Он терпеливо выждал еще немного.
- Так не пойдет, - тверже сказал он, собравшись с духом и мыслями и опускаясь на корточки за спиной Нэйтона. – Если ты намерен просидеть здесь вечность, то подумай о том, что происходит с трупом по истечении времени.
После этого Хантер опять вытянулся во весь рост и уже более властно продолжил:
- Поднимайся. Ее нужно похоронить.
Нэйтон и сам это понимал лучше Хантера (ему ли не знать процессы разложения неживого организма), но, разбитое изнутри болью потери, тело не слушалось, будто прочно прирастая местом соприкосновения с асфальтом. Каэлу же со стороны виделось, что Нэйтон выказывает этим протест, своим подобным игнорирующим поведением. Хотя, тут скорее, шок, отчаяние и еще что-нибудь из этого, что прекрасно чувствовал и понимал Хантер. Он чувствовал все тоже, что и Нэйтон и очень сильно жалел его, но уходить-то отсюда надо и поскорее!
- Хочешь, чтоб ее забрали подоспевшие криминальные эксперты? – нагнулся и шепнул в ухо Нэйтону Каэл, теряя самообладание и протягивая свои руки к Рахиме, чтобы помочь поднять ее. – Они ведь не скоро тебе ее вернут…
- Я сам! – Нэйтон обхватил тело Рахимы руками чуть выше – под руки и за плечи и, уклоняясь с ним от загребущих лап Хантера, подогнул одну занемевшую ногу, вторую. Косолапя их, встал, ощущая, проходящее покалывание от онемения.
Прижимая под спину к себе Рахиму, он попятился к машине. Ему пришлось сильно накрениться назад и немного влево, чтобы голова ее все еще продолжала покоиться на его плече, будто она просто устала с дороги и беспечно дремлет. Ноги же ее свисали, касаясь носками обуви асфальта и порою обеими стопами обтираясь об него и неестественно выгибаясь, этим только подчеркивая безжизненность тела.
Пятясь с ней и таща ее с собой, Нэйтон под взгляды Каэла полные жалости, достиг задней дверцы машины, которую поспешил открыть Каэл. Со строго-заботливым надзором Хантера, он попробовал пролезть с ней в машину. Хантер, не обращая внимания на все протесты Нэйтона, посодействовал тому, помогая взобраться на заднее сидение и расположить тело Рахимы так, как ему хотелось. Сам же Каэл сел на водительское сидение, тут и молчаливого согласия не потребовалось, и так ясно – без Хантера Нэйтону со всем этим не разобраться.
Повернув ключ в зажигании и, стараясь не оборачиваться назад, Хантер тихо спросил:
- Что собираешься с ней делать? – он не удержался и покосился через зеркало заднего вида на заплаканное лицо Нэйтона.
Похоже, что Нэйтон и сам точно не знал, что он вообще намеревается делать. Это хорошо читалось на его лице.
- Понятно, что тело требует погребения и что должным образом тебе это не сделать. Только если не договориться, - Хантер сделал паузу, глубоко выдохнул, вдохнул и снова продолжил. – Не сочти меня бездушной тварью и всего лишь убийцей, но я говорю, что знаю. На том конце города есть кладбище…
- Нет! – перебил Нэйтон. – Она говорила, что хочет быть рядом с матерью.
Предпочла бы, конечно, рядом с отцом, но было неизвестно место захоронения его останков, если они даже были бы захоронены – эта мысль по ночам не давала когда-то ей покоя.
- Я понимаю. Но как ты собираешься везти труп с пулей в голове через три штата? – Хантер максимально сгладил возмущение в своем голосе.
- Я не знаю, - обреченный взгляд на труп в его объятиях, и Нэйтон вновь разрыдался.
На несколько минут в машине нависла гнетущая тишина, прерываемая только сурово сдержанными всхлипываниями. Хантер едва держался, чтобы не рыдать в унисон.
- Мне в голову приходит только кремация, - слишком громко пробормотал Хантер, сворачивая на основную двухполосную дорогу, ведущую в центр города.
- Но… - Нэйтон даже не знал, чем именно хотел сейчас возразить. Так и не нашелся с ответом.
- Другого выхода не вижу, кроме как удобно транспортируемую урну с прахом на заднем или переднем сидении твоего авто. Иначе же – только кладбище этого города, - сказал Хантер, припоминая, что с его Лаурой было куда проще – города находились в одном штате и по соседству, особых проблем с перевозкой тогда у них не возникло.
 Нэйтон молчал, переваривая идею Хантера. Она ему была не по нраву и опять-таки, возмутительна.
- Тебе решать, как быть, - Каэл снова взял влево, и автомобиль плавно понесся мимо центральных улиц города. – До кладбища минут двадцать осталось.
- А до крематория? – сделал выбор Нэйтон, здраво прикинув, что у него и правда возникнут проблемы с перевозкой трупа с огнестрельным ранением, особенно, если где-нибудь на границе полиция вздумает остановить для досмотра. Законы он тоже хорошо знал. И, как бы это ему не было противно и неприятно, но – Каэл прав.
- Да почти столько же. Прикрой ее чем-нибудь, хорошо видно.
Нэйтон снял со спинки куртку Хантера и набросил на Рахиму, закрывая верхнюю часть тела.
- Я должен взять деньги. На следующем повороте возьми вправо, а затем налево, - тон недавнего плаксы стал тверже и резче. Кажется, он собрался с мыслями и успокоился немного.
Хантер посмотрел на него опять через зеркало и подумал:
«Как хорошо. А я боялся, что с ним будет сложнее».
Машина остановилась у старой высотки, в которую и заселились недавно Нэйтон с Рахимой. Прежде чем выйти, ему пришлось повозиться, располагая труп и раздеваясь до футболки. Брюки снимать не стал, они были черными и на них пятна крови были не так заметны.
Хантер остался сидеть в машине, заполненной запахом крови, наедине с любимой. Он ведь все еще любил эту неугомонную женщину. Жил и растил с детей с другой, а любил Рахиму. Бывает. В этой жизни и не такое встречается. Хорошо, что Нэйтон не заставил себя долго ждать, он прихватил только деньги и, быстро прибежав назад, влез обратно на заднее сидение.
Удивляться собранности и спокойствию Нэйтона Каэл не стал, сочувственно догадывался о том, что Нэйтон, вероятно, знал, чем закончится жизнь его любимой. Тут либо она, либо сын Генри вместе с Генри. Это знала всегда Лаура, и многие другие. И главное, сам Хантер, который сегодня пытался на грани отчаяния сыграть в ее пользу, если бы не появился тот, ради кого все это и замышляла Рахима.
Будь все по плану, у Каэла бы получилось.
«Всему виной Нэйтон. Осознает ли он это? Знает ли…», - снова взгляд на сидевшего позади убитого горем человека.
«Карла!», - вдруг тут же вспомнил о жене Хантер, и в сердце все же защемило от мысли об ее участи. Одной рукой выруливая в очередной поворот, другой он судорожно набирал в телефоне ее номер.
Пошли гудки. Долгие.
«Прошу, подними…», - молил он, мысленно упрашивая ее быть живой и невредимой.
- Да, Хантер? – раздался в трубке запыхавшийся и дрожащий голос.
- Карла! – не верил своим ушам (уху!) Каэл.
- Я их… - договаривать она не стала, по телефону такое не говорят.
- Карла, с тобой все в порядке?!
- … устранила, - все же сказала Карла дрожащим голосом не то от волнения, не то от радости за то, что смогла. Что рискнула и выжила.
- Вот и славно, - подбадривал Каэл. – Где ты сейчас?!
- В доме.
- Дети?
- Со мной. Что мне делать, Каэл, тут шесть… - здесь она намеренно не договорила.
«Трупов», - понял за нее Хантер. – «Сняла шестерых сразу?! Да ты в отличной форме!», - подумал он не без восхищения и сказал:
- Бери все самое необходимое и уходи оттуда.
- Но Каэл, мы же…
- Слышишь, уходи оттуда! Я заберу тебя откуда-нибудь, но только не из дома!
Почему не из дома Карла догадывалась. Скорее всего, к дому мчатся люди Дьюи, и дело провалено, раз Хантер так взволнован и обеспокоен.
«Что же у них случилось?!», - подумала она, спрашивая:
- Где мне тебя ждать?!
- Ты сможешь добраться до крематория?
- Я скоро буду, - Карла первой бросила трубку, ведь ей нужно было быстро собраться, унять двух плачущих детей и с ними же бежать из дома.
Хантер обернулся к Нэйтону, что внимательно слушал его разговор и тихо его ненавидел, за то, что у него была семья. Жива.
- Долго еще? – зло спросил Нэйтон, не совладал с эмоциями.
- Подъезжаем, - автомобиль понесло с еще большей скоростью.
Переговоры с персоналом крематория вел Хантер. Он едва сумел договориться. Если бы не деньги, уплаченные в завышенном количестве, вряд ли бы ему это удалось.
Вдвоем с Нэйтоном они внесли тело. Все дальнейшее выполнили люди, привыкшие к своей неприятной работе. Я не буду предаваться восторженным описаниям всего процесса, не потому что черновик бьется в агонии, а потому, что лично не выдалось случая познакомиться и понаблюдать приемы и методы работы, выполняемой в крематории. В обратном случае, был бы расписан весь процесс в пикантных деталях. Но нет. Ограничимся тем, что Нэйтону выдали результат всей работы – урну с тем, что осталось от Ренис.
Потерянно глядя на сосуд с пеплом, Нэйтон в тот же миг про себя пожалел, что согласился ее сжечь, считая, что уж лучше бы он помучался с трупом, чем снова видеть в урне Ренис. Прошлый раз Эллисабэт Нолл хоронила опилки, оставив настоящие похороны своей дочери Нэйтону. Таки завещав, как и дом. Подумав об этом, стало горько, он возненавидел себя сильнее, чем прежде. Ведь когда он нашел в ее куртке (что вместе с прочими вещами была ему выдана работниками крематория) настоящий паспорт, сразу понял, что именно намеревалась сделать Рахима. Сделать ради него.
Сдаться. Просто уйти и сдаться. О чем даже не сказала.
Увидев в руках у него паспорт Ренис, Хантер (и для него она все еще была Ренис, а не чуждая Рахима) все-таки рассказал ему, в чем конкретно состоял их план, и что сдаваться Ренис собиралась только в случае провала.
- Провала, которого не было бы, если бы не ты! – не удержался от укора Каэл, что все же чувствовал свою обиду за ее смерть на Нэйтона.
- Спасибо. Я это уже и сам понял, - довольно сухо и сдержанно ответил Нэйтон, взял в руки урну, зажал в подмышке ее вещи и пошел к машине.
Слез он больше не лил. Как-то подобрался весь, сжался и взял себя в руки. Да, он действительно допускал мысли, что такой исход для Ренис возможен, когда он долгие годы искал ее, боясь именно этого. Допускал эти мысли, когда сама Рахима часто не то в бреду, не то в ясности сознания, не то на досуге твердила ему об этом. Твердила, что она однажды попадется, и ее непременно убьют. То были ее страхи, которые она прятала в себе, но в момент помутнения озвучивала тому, кому больше всех доверяла. Наверное, внутренне уже готовый к этому, поэтому Нэйтон успокоился так быстро и смирился с неизбежным.
Другое дело, если бы смерть застала Ренис много раньше, например, тогда, в годы первого знакомства с Нэйтоном и остальными – когда он еще ничего не знал о тех, кто за ней идет и что она натворит. Может быть, тогда он рыдал бы больше над бедной, несчастной, никому и ничего не сделавшей Ренис Нолл. Но не сейчас.
Хантер, мысленно поругав себя за свой язык, торопливо пошел за ним, чтобы снова занять место водителя.
- Ты уж извини меня, Нэйтон.
- За что извинять? За сказанную правду?
- Ну, я погорячился.
- Что сказано, то сказано. Раз сказал, значит, очень хотел сказать, - он отодвинул в сторону вещи и аккуратно опустил на колени урну. – Во всем этом меня злит и бесит только одно.
- Что?!
- Что она даже в последний миг сочла лучшим оставить меня в неведении.
Хантер на это промолчал, виновато скользнув глазами по обочине.
- Почему, Каэл?!
Молчание.
- Почему она от меня скрыла? – настаивал и ждал Нэйтон.
- Ответ звучит для меня обиднее.
- Почему? – повторил свой вопрос Нэйтон.
- Она не верила и в меня. Не верила, что справлюсь и надеялась на свою смерть.
- Я думал, все гораздо проще.
Хантер вопросительно кинул взгляд в зеркало на Нэйтона с бледным и вспухшим лицом, что ровно сидел позади и держал прах любимой.
- Рахима просто устала жить. Устала жить так, как жила она.
- Рахима? – переспросил Хантер, припоминая это имя, называть которое он никогда не желал, хотя и давно уже знал, но упорно продолжал звать ее Ренис.
- Да, Каэл, Рахима. Ее звали Рахима, и она всегда жаждала слышать это имя. Не Шинон, не Ренис, не Рэн и не Ариадна, а Рахима.
Хантер с минуту мочал, переваривая это малое количество имен, названное мрачным и разбитым Нэйтоном, который будто на глазах становился все бледнее и бледнее.
«Сказать ему сейчас или выждать подходящего случая?», - Хантер, закусив губу, не замечал, что откровенно жует ее от нервов.
«Сейчас?», - решился все же он, но вдруг заговорил сам Нэйтон.
- В последнее время она все повторяла, что хочет познакомить меня с Лаурой. С твоей Лаурой. Хотя еще несколько лет назад лично сознавалась в том, что лишь она одна виновата в ее ранней гибели. Что она под этим могла подразумевать, а? – задумчиво вопрошал он.
«Сейчас!», - повторил про себя Хантер и влез:
- Об этом попросила меня и она.
- Не смешно, Каэл. Я не горю желанием посетить место захоронения твоей любимой, мне это ни к чему. Возможно, я наведался бы к ней вместе с Рахимой и только потому, что этого хотела она. Но не с тобой.
- И все же, уступи мне и позволь тебя с ней познакомить.
Улыбка Хантера – кривая-кривая, перенятая от Рэн и так не похожая на улыбку Рахимы. Он смотрел на ожидавших его у поворота к крематорию двух детей, мать которых расплачивалась с водителем такси. Расплатившись, женщина подняла на руку девочку и пошла навстречу, ведя за ручку плачущего мальчика лет пяти-шести. Мальчишка был крупным и пухленьким, оттого и казался старше своих лет.
Увидев их, заулыбался шире и Каэл, резко тормозя на дороге. Нэйтон же, пялясь на коробку у себя на коленках, достаточно слышно ответил на его просьбу:
- Ты же видишь, что мне на это наплевать, зачем просишь…
Каэл, будто не слыша, хлопнув дверью, выбежал к растерянной Карле, помогая той справиться с детьми. Только тогда Нэйтон обратил свое рассеянное внимание на женщину с двумя детьми, которую вел к машине обрадованный Хантер. Карла быстро села вперед, мальчик, капризничая, протиснулся к ней на коленки, а девочку Каэл заботливо усадил назад. Глянув на пугающего своим мрачным видом Нэйтона, хмурая девочка прибилась ближе к двери, в молчании буравя глазами-бусинками папу-Хантера, севшего за руль. Видимо, это ее успокаивало – раз отец в машине, то можно посидеть рядом с чужим и странным мужчиной.
Нэйтон не удостоил новых пассажиров даже презрительным взглядом. Пусть это и его машина, но ведь Хантер помог ему. Поможет и он немного со своим транспортом, а потом пошлет навсегда к черту и никогда больше о них не вспомнит.
Автомобиль тронулся. Карла посмотрела на Каэла, а затем повернулась назад к Нэйтону, с интересом глядя на его груз, расположенный на коленках.
- Это Нэйтон? – предположила Карла, обращаясь к мужу. Заочно она знала всю историю Ренис от Каэла, кроме последних трагичных событий. О смерти Рэн сказать у него не получилось.
- Тсс! – шикнул на нее Хантер. – Нэйтон, посмотри на девочку. Это и есть та Лаура, с которой Рэн (он сказал это по привычке) жаждала тебя познакомить.
Нэйтон не отреагировал. Не посмотрел, напротив, отвернулся сильнее в окно, да так демонстративно, словно показывая, что не желает ничего слышать об этом. И видеть и подавно!
- Это же та Лаура, - повторил Каэл, следя за дорогой и не имея возможности повернуться и отвлечься на столь оживленном участке.
- Какое мне дело, - равнодушно-обиженное шептание, слишком громкое для шепота.
Карла с недоумением посмотрела на мужа и снова на угрюмого шептуна и его коробку. Взгляд ее переместился в угол, на явно женские предметы одежды, которые Нэйтон все еще усиленно зажимал в подмышке и давил их же в дверцу, прижимаясь к ней.
- Рэн? – смутно отыскала связь и догадалась она. Посмотрела на Каэла, острее подозревая, что отсутствие Ренис в машине как-то связано с этой урной. Она еще не знала всех подробностей, но по виду мужа подозревала, что исход плачевный.
Хантер глянул на нее и сделал знак, и она поняла – дело серьезно провалилось, а та, кого она так долго боялась – мертва и сожжена, а иначе зачем ей было встречать мужа у крематория?
После недолгого молчания, ошеломленная Карла опять повернулась назад:
- Сочувствую твоей потере, - сказала она и добавила. – Но взгляни на девочку хоть разок.
Нэйтон кивнул на ее соболезнование, но смотреть отказывался.
- Хотя бы раз! – усмехнулся Хантер.
- Отстань, я не хочу.
- Да посмотри ты!
- Нет.
- Один раз, всего лишь!
- Что мне от взгляда на постороннего человека? Смотри сам, мне наплевать, - глаза Нэйтона бесцельно блуждали по мелькающим домам за окном.
- Наплевать, даже если это твоя дочь?! Твоя и Ренис?! – не выдержала импульсивная Карла. – Посмотри!!
И он посмотрел. Но не на дочь, а на Карлу, обернувшуюся к нему с искренним возмущением на лице и в голосе.
- Что?!
- Лаура – дочь Ренис. Это твоя девочка, - уже немного спокойнее ответила она, глядя в широко открытые голубые-голубые, но печальные, глаза Нэйтона.
Он ей не поверил и повернулся к щупленькой девочке лет четырех-пяти, ничего не понимающей и смотревшей на него своими ясными карими глазами. Она была смугленькая, но с вьющимися светлыми волосами, как и у Нэйтона. Отдаленно очень смахивала на Рахиму. Нэйтон резко отвернулся в окно и после длительного молчания угрожающе потребовал:
- Хантер, объясни.
И Каэл Хантер торопливо рассказал о том, как нашел Ренис в положении, об ее просьбе присмотреть за ребенком, которому с ней никак не выжить, если она попадется на глаза Дьюи. Благо с Карлой так совпало, что удалось выдать девочку за свою дочь – близняшку их сына. Что они с Карлой растили ее, пока Ренис пряталась от Дьюи в клинике. Завершающей и повергающей в шок была информация о том, что Ренис перевела все оставшиеся счета ею еще не тронутые на имя Лауры Ривер и опекуном ее обозначила Нэйтона. Фамилию Нэйтона они смогли указать в документах с помощью Микки Ровспела и Хантера, об этом Каэл пока предпочел умолчать, как и о том, что Ренис за все это отвалила ему хорошую сумму.
- То есть, она взяла и сделала из меня копию своего отца, а из дочери – такую же страдалицу, как и она сама?!
- Странно, что ты так подумал, Нэйтон, - Каэл тяжело вздохнул. – У вас есть одна отличительная особенность – никто вас преследовать уже не будет, как Кранка Крамера и его дочь.
«Буду я!», - усмехнулся злобно про себя Нэйтон, не веря в это и совершенно этого не планируя.
- Да о чем она только думала?! – вскипел он, снова подумав о Рахиме и ее тайных действиях, теряя самообладание.
- Только о тебе, Нэйтон. Не надо так спешно примерять роли ее отца и Ренис на себя.
- Но так и выходит, Каэл! Воссоздала события детства! – зло бросил Нэйтон, косясь на девочку. – Обрекла невинного ребенка на скитания со мной, а сама?!
- Ты не рад ребенку?! – изумилась Карла, не понимая его негативных реакций.
Нэйтон промолчал и внимательнее посмотрел на маленькую девочку, хмурившую бровки прямо как Ренис. Она с типичным детским любопытством смотрела на урну, которую он придерживал, не понимая, что это останки ее матери. Слышала непонятный детскому уму разговор взрослых и все смотрела на эту интересную коробочку в руках странного злого мужчины.
- Я рад…. Но, - Нэйтон снова отвернулся в окно, хорошо помня рассказы Рахимы о своем детстве. – Что мне ей сказать, когда она спросит: «Где моя мама?!».
- Мама, - тут же повторила девочка, и Нэйтон, вздрогнув, посмотрел на нее.
Девочка тянулась руками к Карле:
- Пить, мама…
- Сейчас, моя маленькая, - засюсюкала Карла, копошась в сумке, лежавшей у ее ног. Мальчик на ее коленях капризничал и мешал, достать сумку у нее получилось не сразу.
- Мама, пить, - медленно повторяла девочка слова.
Поймав недоуменный взгляд Нэйтона в зеркале, Каэл опередил его вопрос ответом:
- Она поздно заговорила. Словарный запас пока скуден, знает только самые необходимые слова.
Нэйтон удостоил пристальным взглядом свою дочь, жмущуюся плечом к двери вместе с бутылочкой молока. Девочка не переставала хмуриться на этого незнакомца с другого края, чем сильнее ему напоминала хмурую одиночку Ренис Нолл.
- Она тебя зовет папой, - сказал без особых интонаций в голосе Нэйтон. – Как ей объяснить, что ты – никто?
- Это уже твои заботы. Не мне ее отучать.
Нэйтон перевел глаза с Каэла на девочку.
- Лаура, - с трудом смирился и тихо позвал он.
Оторвав ото рта бутылочку, девочка испуганно посмотрела на чужого мужчину. Легкая улыбка тронула его губы, но лицо Нэйтона так и осталось печальным.
- Скрыла от меня даже дочь, - вздох.
- Скрыла от самой себя и забыла, - с грустью пояснила Карла. – Не вини ее и не держи зла. Все равно долго обиды в себе не удержишь.
На это Нэйтон ничего не сказал, лишь спросил немного погодя:
- Что собираетесь делать? Не со мной же всю жизнь мотаться?
Каэл и Карла переглянулись.
- Не с тобой, но жизнь нам светит такая же – прятки и вечное бегство, - Хантер сейчас сам себе не завидовал.
- Я на данный момент ваши действия имел в виду.
- Хотелось бы лично проводить тебя из этого города, а затем расстаться и пойти своими путями.
- Это тоже по просьбе Рахимы?
- Нет. А может, и да. Она о многом меня просила, уже не помню всего.
- Что ж. Тогда гони скорее к моему дому. Хочется скорее с вами распрощаться.
 Каэл и Карла одновременно обернулись на Нэйтона, который с улыбкой наблюдал за засыпающей сидя и с бутылочкой молока в обнимку Лаурой.
Думая о ней же, он спешно собрал на квартире вещи и свои, и Рахимы, и с двумя чемоданами появился у машины, припаркованной на стоянке напротив подъезда. А уже на вокзале соседнего города семья Каэла Хантера наняла такси и перенесла все свои скромные пожитки в него. Мальчик на руках Карлы все плакал, тыкая пальцем в машину Нэйтона и повторяя: «Лаура, Лаура!». Лаура же мирно посапывала в машине на заднем сидении в компании с прахом своей матери, что хранился в плотно закупоренном сосуде почти у изголовья.
Наговорившись, наконец, с Нэйтоном, Хантер отбежал от него к ожидающему такси. Нэйтон заставил себя помахать им на прощание, и автомобиль с Каэлом Хантером и его семьей плавно выехал со стоянки и, пропетляв меж автобусов, выехал на широкую трассу.
Постояв немного, провожая их взглядом и думая о чем-то своем, возможно даже, о том, куда ему самому теперь податься и пустить корни, Нэйтон пошел к машине. В голову кроме возвращения в родной город ничего не приходило. Подумав, что неплохо было бы навестить отца и брата, которых давно не видел, он, открыв дверцу, сел за руль своего автомобиля.
«Почему бы и нет? Почему бы и не вернуться, когда есть дом, в котором могу жить (хата Ренис Нолл, завещанная ему Эллисабэт Нолл, напомню). Найду работу в университете и обоснуюсь в своих краях. Нас ведь пока еще не ищут. И вряд ли будут. Откуда им знать, куда делись эти злосчастные деньги и кто такая Лаура Ривер?», - усмехнулся он себе под нос, отвечая:
- Неоткуда.
Нэйтон выехал тем путем, что и такси семейства Хантеров, только на трассе свернул в противоположную сторону.
«Неоткуда. Если только Хантера не выловят и не заставят говорить…», - взгляд на ребенка, что беззаботно сопел на заднем сидении, все прижимая к себе бутылочку. – «Да и плевать. Мне-то что…».
- Как ты могла?! – возмутишься тут ты, поймав, наконец, эту несчастную паузу.
А я промолчу, ехидно поджимая губы в удовлетворенной улыбке.
- Ненавижу тебя! С какого черта в тебе столько честности?! – продолжишь грузить меня ты.
- Разве не должно быть именно так? – на лицо мое лезет коварная ухмылка.
- Просто столько приключений и – мгновенная смерть?! Она должна была пять минуточек поговорить с Нэ!
- После выстрела в затылок, какие пять минуточек? – усмехнусь я на твое заявление.
- Тебя не должны ненавидеть!
- Но я хочу буйной ненависти к себе.
- Я тебя ненавижу, хватит тебе и этого! – скажешь ты и, хлопнув дверью, покинешь меня.
Кстати, насчет убийства главного героя – ты же понимаешь, что сие было неизбежно, хотя бы исходя из моего безмерно завышенного чувства справедливости. Убийце – должный ответ – его собственная смерть. Рахима убила немало (да, согласна, не она одна, но), независимо от обстоятельств, факт остается фактом – убила. Потому, просто должна была умереть.
Убивать Нэйтона, в целом положительного героя, было жалко (даже мне), он ничего и никому не сделал. А она – сделала. Либо он, либо она, как мне казалось.
Теперь мне просто обязательно (прямо кровь из носу!) надо рассказать, но, так как ты в гневе покинул меня, друг, то, прокричать тебе в спину и о судьбе Генри. Должна же ты узнать, что случилось, после того, как взмыленный и едва уцелевший Дьюи пришел и со смешанными чувствами сознался в том, что он случайно застрелил Ренис, сулившую ему добровольный возврат их денег. Про то, что предал их Каэл Хантер, Генри Мидлл уже не слушал. Он вскочил со своей инвалидной коляски (на которую пересел из-за возраста и болезни ног, чтобы не терпеть боль, отчего совсем обленился пользоваться своими ножками и мастерски управлял своим передвижным и удобным троном), замахиваясь на сына не то в попытке убить, не то отвесить смертельную пощечину. Но ему не удалось сделать ни первого, ни второго.
Старика хватил удар. Сердце перестало биться. Генри как был с занесенной рукой над Дьюи, так с ней и упал, не успев поднести вторую к остро кольнувшему участку в груди. Много говорить на эту тему не нужно, и без меня ясно – все состояние и достигнутые Генри высоты, а также прибыльные компании и многомиллионный разнородный бизнес достались Дьюи. Генри Мидлл, сам того не зная, отдал все непутевому сыну, обеспечив тому безбедную жизнь на три столетия вперед.
Перешли по наследству и по умолчанию все группировки отца и весь контингент людей, вместе с теневыми работниками, связанными с аферами и прочими криминальными и противозаконными делами. Все, абсолютно все, унаследовал Дьюи Мидлл. Знай он, что смерть Ренис принесет ему несметные богатства и власть, то убил бы раньше эту мерзавку, пусть даже и потерял бы все деньги, которыми она владела. Что ему теперь до ее счетов?! Зачем они ему, когда он полноправный хозяин всего, к чему стремился и о чем мечтал, совершенно не веря, что такой день для него наступит?!!
«Но убей я ее раньше – не факт, что отец, тогда еще крепкий здоровьем, не перенес бы этого», - думал Дьюи, радуясь тому, как удачно по времени сама полезла под пули Рэн, спасая того мужчину.
«Интересно, а если…», - тут умная мысль его затерялась, споткнувшись об другую, спешащую наперерез. – «Надо найти Хантера. Я покажу всем на его примере, что бывает с теми, кто меня предает. Ну, а пока надо бы заняться отцом…», - Дьюи постарался пустить откровенно фальшивую и скупую сыновью слезу, присаживаясь возле тела Генри и притворяясь, что неподдельно убит внезапно случившимся горем.
Отовсюду к нему спешили верные товарищи и подчиненные Генри, узнавшие о неожиданной кончине хозяина и, в отличие от его сына, искреннее тому расстроившиеся. Далее, поверь, не интересно.

Глава двенадцатая: «Лаура».

- Мама, - со странным ударением на последний слог сказала девочка, открыла глаза и присела, ища глазками в салоне машины Карлу. Карлу она не нашла, но за то обнаружила человека за рулем.
- Папа? – неуверенно вырвалось у нее, потому что она не узнавала в Нэйтоне Каэла.
Ротик ее обиженно скривился, а брови сурово сдвинулись к переносице.
- Где…мама? – с затяжной паузой между словами, проговорила она, смягчая согласные и сильно растягивая звучание.
- Мамы у тебя больше нет.
- Где папа? – совершенно не поняла смысла его ответа она и задала другой вопрос.
- Я – твой папа, - сурово, уж слишком сурово ответил ребенку отец-вдовец Нэйтон. Похоже, в нем все еще говорила обида на Рахиму, которая скрыла от него свои смертельные планы и даже существование дочери.
Лаура скривила губки еще сильнее, готовясь заплакать, но почему-то не заплакала, а просто с этим выражением и просидела, бегая глазами по салону автомобиля и нет-нет поглядывая на этого злого дяденьку. Реакция девочки на то, что ее бросила и куда-то исчезла семья, а также на этого совсем чужого (на ее взгляд) человека удивляла Нэйтона. Чересчур спокойно восприняла Лаура пропажу мамы Карлы, папы Каэла и брата Пита.
Пребывая в замешательстве от ее нестандартного для ребенка поведения, Нэйтон все чаще и чаще поглядывал на девочку на заднем сидении, обдумывая предстоящий разговор с ней о том, что он – ее настоящий отец, а Карла с Каэлом и Питом – временная семья с психологической точки зрения. Мысленно он подбирал наиболее подходящие приемы и подходы к этому маленькому человечку со своими уже сложившимися образами, позволяющими объяснить все и сразу.
 Упустим мы с тобой эти подробности. Возможно, когда-нибудь потом, я снизойду до этого диалога между новоиспеченным отцом и дочерью. Но сейчас поторопимся в другом направлении. Единственное, что хотелось бы дополнительно добавить, это то, что жить они будут в доме Ренис. Нэйтон всем любопытным соседям, друзьям и близким будет говорить обыкновенную правду: что эта девочка – его дочь, добавляя щепотку лжи про то, что мать ребенка погибла при родах. Матерью он уверенно называл всем некую Ариадну Ангст, так как не мог заявить, что ею была Ренис, числившаяся в этом городе мертвой еще задолго до своей настоящей смерти. А заикаться о Рахиме Сафалиевой – вызывать бурю новых вопросов на странные данные.
О Ренис же знали только Алекс, Луи, Грина и Анри Фринвуд – староста, которая собственными глазами видела ту живой. Этой четвертке, с которой Нэйтон поддерживал хорошие отношения, он сказал правду: что воспитывает дочь Ренис Нолл, которая, все-таки погибла при родах. Всей истины, увы, даже им не раскроешь.
Урну с прахом «жены» он тоже не особо скрывал и прятал. И вскоре захоронил (на удивление всем) почему-то рядом с Эллисабэт Нолл. Но те, кто знали правду хоть немного, странным это не сочли.
Схоронил он Ренис Нолл и продолжил жить, заботясь о своем ребенке.
Однажды, как когда-то и помечалось, к ним нагрянул отгремевший, отблиставший и заработавший себе на безбедную жизнь, Крис – тот бродяга-мальчик, которому в свое время помогла Ренис. Крис заскочил в этот дом (а он проезжал с прощальным туром по стране), вспомнив о той, что дала ему шанс пробиться, он захотел поблагодарить ее. Снова, увы.
Нэйтон почему-то в затяжной беседе с ним рассказал все, как есть. Даже о ее настоящей смерти. Крис, посокрушавшись, выразил свою искреннюю скорбь и пообещал помочь всем, чем только может, если это будет нужно Нэйтону, после чего попрощался и уехал, его еще ждала его «шпана», порядком повзрослевшая.
Связь Нэйтон старался все-таки поддерживать и со стареньким Микки Ровспелом, что был больно плох здоровьем, но все равно наведывался к нему со своей семьей. Старался все-таки Нэйтон не терять и Хантера, но с ним связь была недолгой, прервалась на второй год, после их расставания на вокзале. Думать об этом и мусолить переживания на этот счет он не стал, от этого только хуже. Просто жил себе, пытаясь уберечь подрастающую дочь от всего, что считал опасным.
Жил Нэйтон только своей дочерью и легкие намеки со стороны близких и знакомых с друзьями на пару о том, что надо бы жениться – игнорировал.
…
Знаю. Сложно представить, но все же, давай-ка, напрягись и вообрази себе, что прошло с момента смерти Рахимы примерно десять лет, не больше.
Небольшой склад для готовой продукции (и не только) возле обувной фабрики, ныне принадлежащей сыну Генри, в былые времена вмещал в себя около ста человек, которые могли найти себе места на этих накрытых полиэтиленовыми пленками, ящиках с доставленным материалом.
Но сейчас здесь было пусто. Были по два, по три брошенных как попало ящика и один человек, крепко привязанный к стулу прямо посреди склада. Мужчина. Со связанными руками и ногами, избитый, и не один только раз. И даже давно без сознания, хотя, вздрогнув, он уже приходил в себя.
Затравлено повертев головой, он проверил, нет ли здесь его мучителей и вяло попытался высвободить руки. Не получилось, снова связан прочно. Отчаянно подергал ногами, надеясь ослабить эти путы. Но нет, узлы еще прочнее.
- Никуда не годный паршивый слабак! – наверное, он хотел сказать это с подстегивающей к действиям злобой, но вышло как обреченный вывод.
Мужчина опустил голову, уткнулся, полностью сдаваясь, подбородком себе в грудь.
- Да. Теперь я действительно старая задница. Только вот называть меня так больше некому, - Хантер (а это, ну, разумеется, он) закрыл глаза, думая о том, что бы в этой ситуации предприняла никогда не сдающаяся Ренис, но вместо возможных ответов, лезли тревожные мысли о судьбе Карлы и Пита.
«Где они?! Что с ними?! Живы ли…», - сердце его с болью сжималось.
У двери склада, что находилась у него за спиной, но на приличном расстоянии, послышались нарастающие голоса. Это его отдохнувшие мучители с новыми силами снова шли к нему. Каэл Хантер сильно зажмурился, сдерживая в себе истошный крик:
«Не-е-е-е-ет!!».
Послышался свист, странный и едва уловимый слухом, после которого люди, говорившие у двери, резко прервались в разговорах, кто-то будто ударился об дверь и сполз по ней же вниз. Затем Каэл четко разобрал шуршание у двери и чьи-то крики где-то позади. Что-то происходило там, снаружи, но что, видеть бы!
Пленник вертел головой, силясь посмотреть, но его невыгодное и малоподвижное расположение на стуле мешало ему. Он попробовал подпрыгнуть вместе со стулом и развернуться с ним лицом к двери – не получилось, уж слишком был измотан и измучен, сил на такие сложные пируэты у него попросту не хватало.
Еще минута и дверь со скрежетом открылась и тут же закрылась. Хантер весь напрягся и замер, прощаясь с жизнью и чувствуя, как холодеют и немеют от страха ноги. Во избежание стучания зубов, он свел до скрежета зубов челюсти. А кто-то, между тем, неторопливо шел к нему, намеренно оставаясь в зоне, недоступной для обзора пленника. Поворачиваться Хантер теперь уже и сам не желал – видеть потенциального палача раньше времени ух как не хотелось.
«Как странно, что жить хочется сильнее и сильнее именно когда у тебя эту самую жизнь отнимают…», - Хантер прикрыл глаза, совершая свой последний глубокий вдох.
Так же глубоко вдохнул и выдохнул человек, стоящий позади, совсем рядом.
- Боишься смерти? – спросил над ним палач.
Хантер дернулся, узнавая голос и поворачивая голову, чтобы разглядеть и удостовериться в том, что это тот, о ком он подумал. Но этот человек намеренно отошел в сторону, опять в зону невидимости, а потом и сам зашел вперед, все же показывая себя любопытному приговоренному.
- Я задал вопрос, - повторил он.
- Нэйтон… – здесь не было эмоционально выраженного вопроса, скорее простое сомнение и уверенность в одно и то же время.
- Ты не рад встрече, - так же без эмоций сказал Нэйтон, глядя свысока и так холодно и равнодушно на сидящего перед ним избитого и измученного, давно уже не авторитетного командира, Каэла Хантера.
- Это ты… - все еще не верилось мученику, что смотрел в это с годами ужесточившееся и сильно изменившееся лицо.
Нэйтон сильно осунулся, впалые щеки кардинально меняли форму его лица, что теперь казалось заостренным к подбородку. Голубые большие глаза, окруженные морщинками, что резче выдавались только из-за его худобы, не казались такими яркими, как прежде. В них больше не было того блеска, что привлекал, заставляя вглядываться и тонуть в них. Впрочем, сам Нэйтон не был истощен и чрезмерно худ, он вполне себе выглядел крепким и здоровым мужчиной. Разве что взгляд стал ожесточеннее.
- Я, я… - передразнивание и улыбка, убивающая своим явным безразличием. – Как же долго я искал тебя. Я не искал так Рахиму, как искал тебя, Каэл.
- Но зачем?!
- А по мне сложно догадаться?
Хантер заглянул внимательнее в эти пустые голубые глаза и все понял.
- Месть – не самое лучшее, что мне хотелось бы запомнить о тебе, Нэйтон.
Нэйтон на это не ответил, достал нож из внутреннего кармана куртки. Хантер испуганно дернулся и вжался в стул, с которого второй день пытался вырваться. Нарушитель его обреченного и временного, но болезненного, покоя вдруг улыбнулся. И на сей раз улыбка Нэйтона выражала искреннее посмеивание над реакцией мученика.
Так ничего и не говоря испуганному мужчине, он присел и ловко разрезал веревки у щиколоток, поднялся, зашел назад и высвободил руки, а затем перерезал все веревки, что держали в плену от живота по самые ребра.
- Думал, я мщу тебе? – усмехнулся он, закончив.
- Был уверен, - Каэл с его помощью поднялся, разминая одеревеневшие от долгого сидения ноги и потирая онемевшие руки. Встать у него получилось не сразу, но он старался не выдавать своей абсолютной беспомощности нежданному спасителю, которому было все равно на его потуги.
- Не ты моя цель, Каэл. Ты, скорее, поводырь.
- И не столь важно, согласен я или нет, да?
- Ты просто обязан бесприкословно принять это.
- Только за то, что спас?
- А этого мало? – Нэйтон оглянулся на дверь, из которой появился. Похоже, он кого-то ждал и вроде делал это без особой боязни.
- А если я скажу «нет»? Свяжешь меня еще крепче былого и оставишь на произвол и в подарок Дьюи?
- Нет. Заставлю сказать «да».
- Это как же?
- Слышал про методы убеждения?
Хантер хотел ответить, но звуки знакомых глухих хлопков, которые он хорошо различал, имея немалый опыт в криминальной деятельности, сбили его с мысли. То были явно выстрелы из глушителя, заставившие его забыть про ответ и снова со страхом уставиться на дверь.
- Дьюи? – прошептал испуганно Каэл, спрашивая лишь себя.
- Будь он здесь, я бы обошелся и без твоей помощи.
- Тогда кто?!
- Его люди, наверное, - Нэйтон лениво пожал плечами и добавил. – Или Лаура.
- Что-о?! Ты в своем уме?!! – схватил его за ворот куртки Хантер, теряя самообладание и чувствуя прилив сил.
- Выражайся точнее. И убери руки, - был невозмутим Нэйтон.
- Ты приволок девочку сюда?!
- Эта девочка только что добила всех, кто измывался над ее дядей Хантером.
- Я поражаюсь твоему спокойствию…
- А я твоей истерике, - Нэйтона своими руками оторвал от себя ослабевшие кулаки Каэла.
В дверь тихо поскреблись, затем раздалось:
- Можно? – что и перебило их вялую войну словами и руками.
Оба мужчины синхронно повернулись к источнику звука, пока еще сокрытому за дверью.
- Войди, - громко сказал Нэйтон, и Хантер быстро отвернулся, пряча свое лицо и стараясь стереть с него подсохшую кровь. Синяки и кровоподтеки показывать бравой Лауре ему было стыдно, но что делать, их же не сотрешь.
- Закончила? – заботливо и мягко встретил вопросом дочь Нэйтон.
- Угу, - шаги Лауры замерли, понятное дело, что она притаилась за Хантером, изучая его спину.
- Что, даже не посмотришь на ту, что растил?
Издевку Нэйтона Каэл простил и решился все же обернуться к девушке. Мужчина развернулся к гостье думая, что ей сказать после стольких лет разлуки и как, вообще, с ней себя теперь вести. Посмотрел на нее и…
Хантер замер. Не верилось собственным глазам, которые видели стоящую рядом с Нэйтоном…
- Ренис… - пробормотал он, очумелым взглядом бегая по довольно плотной и чуточку высокой Ренис с этими темно-русыми волосами, прямо как у Нэйтона. Лицо ее было белее, чем у матери, но все же немного смуглым и нос казался не таким, но в остальном – один в один Рэн! И даже этот ее взгляд!
- Лаура, - улыбаясь криво-криво (а это уже ее намеренно отец научил), поправила она Каэла и, уже обращаясь к Нэйтону, спросила. – Разрешишь обнять дядю Хантера?
- Ты спрашиваешь разрешения обнять человека, что заботился о тебе пять лет? Хм. Думаю, тебе лучше знать, что делать и без всяких разрешений.
Лаура тут же бросилась к Хантеру и заключила его в крепкие объятия.
- Аха-ха. Не так сильно, - засмущался тот, взъерошивая копну русых густых, но коротких волос. Подстрижена Лаура была на манер креативной и наивной оптимистки Шинон Бринст (после порчи е волос), которой не посчастливилось знать ни тому, ни другому, ни третьей.
 «Как же она похожа на Рэн!», - Каэл аккуратно отстранился, ежась под строгим и зорким взором отца девушки, который будто секунды высчитывал, великодушно данные им на проявления чувств и эмоций.
- Ты с нами же, дядя Хантер? – спросила так беззаботно Лаура, заранее уверенная в том, что ответ непременно будет «да», и иначе быть не может.
Что подразумевалась под этим ее «…с нами же…» Каэл смутно представлял и это ему не нравилось. Все эти игры в догонялки и поиски ему надоели давным-давно, примерно со дня смерти Ренис Нолл, которую он так рвался спасти и которую так любил.
- Не думаю, что у меня есть выбор, - Хантер посмотрел с грустью сначала на стоявшую возле него Ренис, которую никак не мог называть Лаурой (даже когда та жила с ним будучи ребенком), затем на сильно изменившегося Нэйтона, не столько внешне, сколько внутренне. Один этот его взгляд чего стоил. Будто сталь глазами резал.
- То есть, - ждала нормального ответа от него Лаура.
- Конечно, с вами. Но мне нужно найти и освободить мою Карлу…
- Мы это уже сделали. Она в машине.
Каэл Хантер недоверчиво глянул на Нэйтона:
- Вы? Вдвоем?!
- Их было всего-то пять человек! – усмехнулась Лаура, этим похваляясь и намекая, что было плевым делом с ними справиться.
Хантер с ужасом посмотрел на нее, внимательнее рассматривая, и только сейчас его глаза выловили в ее руке пистолет с тем самым глушителем, о котором он ранее подумал.
«Очень надеюсь, что эта игрушка Нэйтона, и он просто дал ей его на время подержать», - подумал он, бросая недовольный взгляд на отца девушки и вылавливая у того оружие, плотно закрепленное в кобуре у пояса.
- Черт, Нэйтон, что же ты творишь?! Она же…
- Мне понятны твои возмущения, но это исключительно ее выбор. Так что давай лучше поторопимся убраться отсюда, - равнодушно-спокойный отец Нэйтон зашагал к двери. За ним вприпрыжку шла Лаура, играя улыбкой и делая знак рукой, зовущий Хантера за собой.
Не веря во все происходящее, Хантер, как в бреду пошел за ней, считая, что все это – галлюцинация его свихнувшегося ума. Что ему, скорее всего, вкололи наркотик для развязывания языка, но не рассчитали дозу и, вот, пожалуйста! Теперь он, в тумане своего бреда и роняя слюну себе же на коленки, проживает последние мгновения своей жизни все еще привязанный к стулу на этом проклятом складе.
Как же так вышло, что Каэл Хантер в возрасте пятидесяти восьми лет оказался в сетях Дьюи?! Да все очень легко и просто.
Распрощавшись в тот неудачный день с Нэйтоном, Хантер с семьей, без конца сменяя транспорт и играя в заметание следов, оказался далеко-далеко и вроде бы в безопасности. Уповая на удачу, они прожили в спокойствии на одном месте около пяти лет, а потом все началось – Хантер узнал людей Дьюи, появившихся в городе.
«И как они только вышли на мой след?!», - панически думал он, покидая город со своей семьей.
Увы, на хвост ему сели прочно.
Далее его жизнь была копией жизни Ренис Нолл, в отчаянии скитавшейся с места на место. Но, в отличие от нее, он не был одинок, у него была семья, что одновременно облегчало и, в то же время, усложняло его положение. Так прошло еще четыре года, а в сумме уже девять лет. А через полгода приспешникам Дьюи удалось поймать Карлу и, шантажируя ею, они заполучили, добровольно пришедшего на жестокую расправу и дальнейшую смерть, Каэла Хантера.
Спасти свою Карлу он не смог бы даже убийственным способом отца Ренис Нолл, поэтому ему только и оставалось либо умереть вместе с ней, либо надеяться, что удастся упросить их отпустить ее.
Упросить не получилось.
Что ж. Он смирился с паршивой судьбой невезучего человека и своей участью предателя, думая о том, что хотя бы Пит – его сын, спасен и в безопасности. Хантер успел его отправить подальше из города, и все равно переживал о нем, уповая на то, что с мальчиком все будет в порядке.
Плененного Хантера несколько раз, всего лишь развлечения ради, избили. Ничего конкретного от него не требовали, ничего не спрашивали. Только били и ждали чего-то. Убивать его, разумеется, не спешили.
«Наверное ждут прихода Дьюи», - догадался он. Но и Дьюи все не приходил.
Прошел день.
«Что, настолько занят?! Зачем тогда преследовал все эти годы меня?!», - думал раздраженно Хантер, лелея надежду, что с Карлой обращаются бережнее, чем с ним. Почему-то ее держали отдельно и ни разу о ней не упомянули, и даже не намекнули. Не угрожали ее мучениями или убийством, и он находил это странным.
Очередное развлечение ребят Дьюи с Каэлом, что ушли на перекур, и вдруг появляется Нэйтон, как снег на голову! Хотя, Хантер был уверен, что это явился Дьюи по его душу, дабы сделать, наконец, контрольный выстрел.
Ан-нет, то был Нэйтон Ривер. Все это, думаю, тебе более и менее понятно, но как же Нэйтон-то нашел Хантера?! Тут надо хорошенько подумать.
- Ваше сиятельство, дайте время на размышления.
- Времени в обрез, Галилей, на костер!
- Уже бегу, ваша честь!
- И Коперника прихвати, он вроде тоже ересь мне в твиттере ночью слал. Ладно, ересь, но зачем в три часа ночи-то?!
- Понял, кардинал, позову.
- И горите ярче, господа, вы же светлые умы эпохи.
- Не подведем-с!
- Стража, ведите следующего! И чего сутана так жмет? Кстати, чьими носками пахнет?
- Моими, ваша честь! – засиял ярче костра за окном спортсмен из далекого будущего.
- На костер!
Из зала уводят человека в фирменных и дорогих, но зато модных, спортивных кроссовках.
Нэйтон взялся за поиски Каэла Хантера по своим коварным причинам, о которых я пока что умолчу. Взбрело ему в голову найти его, и единственным, через кого это можно было сделать – был совсем уж старенький Микки Ровспел.
Теряясь в догадках, зачем Нэйтону это, Микки все же подключил свои старые связи и сумел достать скудную информацию о том, что Хантера ищет не он один и что в последний раз его видели на вокзале столицы самого крупного штата страны (обойдемся без названий, я в географии – не очень, каюсь). Дальнейшие поиски Хантера прекратились, потому что внезапно (но вполне ожидаемо) умер Микки и унес с собой все связи, что могли бы помочь Нэйтону.
Расстроенный потерей Ровспела, Нэйтон Ривер прихватил впереди паровоза бегущую дочь и направился на ура туда, где был замечен Каэл Хантер, не питая особых надежд на что-либо.
Надо сказать, что, в отличие от Ренис Нолл (а я буду звать ее так) ее дочь – Лаура Ривер обладала феноменальной памятью на лица (вся в отца и даже лучше!). Именно она и признала в молодом худом парнишке, что рыскал по вокзалу тоже в поиске информации о пропавших родителях, повзрослевшего Пита.
Он, вопреки ожиданиям Хантера, вернулся в дом и понял, что с отцом и матерью приключилась беда. Их долгое отсутствие заставило его забить тревогу и ринуться в город, расспрашивать знакомых о родителях. А когда, потеряв всякую надежду что-либо узнать, Пит двинулся к вокзалу, где несколько дней назад прощался с взволнованным отцом, и его почти сразу окликнула девушка:
- Лаура? – признал в ней свою «сестру» Пит, кинулся к ней на шею и зарыдал.
Опустим подробности? Как скажешь. От Пита они все и узнали. Узнали, что последние годы были сплошной игрой в прятки. А потом неожиданно пропала мать, отец вдруг насильно отправил его в другой город, а сам исчез, так и не узнав, что Пит слез с поезда и прибежал домой, где не обнаружил никого из своей семьи.
Знакомому с жизнью Ренис, Нэйтону в рассказе парня многое казалось повторяющимся и довольно скучным. Он даже мысленно угадывал, что именно сейчас скажет парень. К концу его трагичной истории, Нэйтон взглянул на дочь.
- Дьюи? – спросила та очень мило.
- Дьюи, - согласился он.
- Кто такой Дьюи?! – утер сопли Пит, которого родители держали в неведении от страшного прошлого своей криминальной жизни и того, кто их преследует. А вот Нэйтон, наоборот, не утаил от дочери ничего.
Лаура переглянулась с отцом, тот кивнул, и девушка коротко посвятила Пита в историю сына Генри. Знала она многое, вернее, знала все, что было в жизни ее страдалицы-матери. Вместо детских сказок на ночь, отец Лауры Ривер рассказывал той о приключениях Рахимы, не скрывая и ее убийств (это уже когда дочурка стала чуточку взрослой).
- Это же неправильно! – воскликнет детский психолог. – Этого нельзя делать!
Нэйтон равнодушно поведет плечом:
- Плевать. Этого хотела Лаура. И я.
Бесполезно ему возражать, как и методам его воспитания (он отец, и он прав, лишь бы не бил и не мучил дитя, а там все образуется, да?), поэтому вернемся к Питу, Лауре и Нэйтону: они втроем решали, каким образом им выследить людей Дьюи и выйти на Хантера и Карлу. Проблема была та еще по уровню сложности, ведь никто из них не знал в лицо людей заклятого врага. Да и враг их тоже.
«Если только не Пита…», - Нэйтон посмотрел на парня, прикидывая, почему снующего по городу сына Каэла Хантера не увидели ребятки Дьюи. – «Может, им было не до него?! Ясно же, что они знают всю семейку Хантеров в лицо, так почему же они не посчитали нужным его схватить?!», - все думал он.
Идею о приманке в лице Пита, опередив задумчивого отца, высказала Лаура. Пит храбро согласился, как и Нэйтон, что не верил в эффективность этой задумки. Он находил подозрительным, что сыном Каэла сразу не заинтересовались.
Удивительно, но это сработало!
После трехчасового наблюдения за Питом, шагающим по площади столицы, они удостоились награды – к Питу подошли четверо крепких мужчин и повели его вниз, к машине, припаркованной у дороги. Нэйтон сел им на хвост, и его с Лаурой вывели к Карле, а точнее, к месту, где держали ее.
Отбив Пита, еще когда его только выводили из машины (отец отвлек на себя, а дочь прицельно сняла каждого), Нэйтон приказал тому возвращаться на его автомобиле и ждать в отеле. Парень нехотя послушался, оставляя всю главную работу на них. Затем Нэйтон и Лаура (что буквально поражала опытностью бывалого бойца) вызволили Карлу, потерявшую дар речи, увидев и узнав их.
Прежде чем прикончить всех надзирателей пленницы, они выяснили (весьма жестокими и изощренными методами, чем снова ввергли в шок, видавшую виды, Карлу), где держат Хантера. Ты уж прости, но глобально описывать все их перестрелки и пытки я не буду, черновик мой истощен, считанные листочки ограничивают. Они сели втроем в машину, в которой люди Дьюи привезли Пита, и помчались вызволять из заточения Хантера.
Тут было сложнее. Да, мужчины обманулись знакомыми номерами автомобиля своего товарища, но оказались они куда проворнее предыдущих надсмотрщиков – чуть не подстрелили Лауру, которая отвлеклась на Карлу. Нэйтон чудом опередил стрелка и, оставив Лауру разбираться с недобитыми врагами, он бесстрашно вошел в склад.
Вот примерно так все и было.
Хантер щурился от яркого солнечного света, которого два дня не видел. Впереди, в окне машины он увидел свою Карлу, которую за все эти прожитые с ней годы, все-таки полюбил, пусть и не так, как Лауру Ангст, и не так, как Ренис Нолл, но все же. Она ведь, в отличие от этих двух, хотя бы жива.
Спеша к ней, споткнулся и чуть не растянулся на земле – Лаура удержала. Он оглянулся на предмет, что помешал ему достичь Карлу – рука. Рука убитого истязателя, что еще час назад, с удовольствием мял свои кулаки об его лицо.
Каэл посмотрел на Лауру, что продолжала придерживать его, шагая сбоку и думая, что ее дяде плохо.
«Это могла быть она», - короткий взгляд на спину Нэйтона. – «Или это все же он их всех убил…», - Хантер отчаянно не хотел знать истины, считая, что в этом случае лучше гадать.
Из машины выпорхнула уже немолодая, но все еще по-своему красивая Карла и бросилась к своему ненаглядному, рыдая и причитая. Нэйтон в сторонке терпеливо ждал конца сентиментальных проявлений эмоций, пока, хлопнув дверью, не заняла свое место в машине Лаура. Отец поспешил за водительское сидение, следом уселись в машину и спасенные Нэйтоном муж с женой.
Зажужжал мотор авто.
- Куда мы? – с опаской поинтересовался Каэл.
- К вашему Питу. А потом…
- Потом? – снова любопытствовал Каэл, предчувствуя неладное.
- Потом – как Лаура пожелает.
В салоне автомобиля повисло тяжелое молчание.
- И что же желает Лаура? – с улыбкой такой по-матерински заботливой спросила Карла.
Девушка задумалась, и быстро протараторила:
- Сначала к Лауре и Питу хочу, а потом к маме.
Наступила тишина и снова тягостное молчание, связанное с ворохом мыслей о нелегких воспоминаниях прошлого.
- А уж потом, - нарушил тишину довольный голос Нэйтона. – Будет по-моему.
Хантер дернул плечом, под давлением мурашек, пробежавших по всему телу. Он не узнавал Нэйтона в Нэйтоне, будто это и не он вовсе. Сильно же его перекроила смерть Ренис, раз самый положительный (на фоне всех остальных) герой лелеет свои жестокие планы сурового воздаяния по заслугам.
Перебрасываясь короткими вопросами и ответами с Нэйтоном, Хантер и не заметил, как быстро они достигли отеля. Задерживаться в нем эта четверка не стала. Они забрали Пита, сменили чужую машину на легальную – официально зарегистрированную на Нэйтона Ривера, в которую дружно забились. Они направились к дому Хантеров, рискуя быть пойманными.
Не поймали. Каэл прихватил необходимые ему документы и оружие, а также деньги, которые прятал в тайнике. Слишком затяжная концовка, не находишь? Со всем своим грузом (материальным и душевным) эти люди вновь пустились в долгий путь.
Кладбище. То самое, на которое когда-то временами строптивая, отважная и иногда беспардонная Рэн силой привела мать Лауры Ангст. Кладбище, значительно разросшееся за эти годы и пополнившееся мемориальными плитами, отчего и изменившееся до неузнаваемости, смутило и надолго задержало их. Карла с Хантером долго по памяти искали вбитые ими убогие колышки, все время споря, что колышки находились в том или ином ряду. Цепочкой за ними шли Пит, Лаура и, откровенно безразличный ко всей этой затее дочери, Нэйтон.
Вместо вбитых ими скудных дощечек с именами Лауры и Пита, выбитыми измученными от долгого рытья могил и не слушающимися одеревеневшими пальцами с содранной кожей и стертыми ногтями, были белые мраморные плиты с красивыми врезными буквами. Поняв, почему они так мучились с поиском нужных им могил, Карла и Каэл удивленно переглянулись, почти одновременно подумав о том, что это только Рэн могла позаботиться о достойных памятниках для дорогих товарищей. Кому, как ни ей, имея средства, заботиться об этом?! О благодетельной матери Лауры Ангст они и не догадывались, которая, кстати, долгое время навещала могилы и ухаживала за ними, до тех самых пор, пока не слегла с болезнью почек и вскоре скончалась.
- Это здесь? – вышла вперед, расталкивая Пита и Каэла, Лаура.
Нэйтон притаился в нескольких шагах, безучастно наблюдая за ними и не имея никакого желания подходить. Рядом с ним позже нашел место и Пит, не особо разделявший порывы «сестры».
Карла, подобрав подол платья, присела у могил. Глядя на вычурные буквы имени своей погибшей соперницы, она вспоминала ту Лауру – прекрасную, стройную и высокую брюнетку, что искренне заботилась обо всех и каждом из команды Хантера.
«Спасибо тебе, Лаура, за твою смерть», - эгоистично думала она. – «Что подарила мне мое маленькое семейное счастье…», - Карла даже прослезилась, представив, что было бы, не погибни в тот день Лаура из-за Рэн.
А Хантер? Хантер смотрел на другую Лауру, живую Лауру, стоящую перед ним:
«Как?! Ну как может быть ребенок так похож на мать?!», - не в силах смотреть, он отвернулся, стараясь для приличия вспомнить погибших друзей и подчиненных – Лауру и Пита с Есуно.
Лаура Ривер задумчиво разглядывала две могильные плиты. Ветер сдувал волосы ее назад, открывая это лицо, словно под копирку срисованное с лица Рэн, разве что нос у нее был абсолютно не в мать – без горбинки, ровный и красивый. Для своего возраста (шестнадцать лет с натяжкой) она выглядела достаточно взросло: Лаура Ривер была крупнее и физически больше походила на двадцатипятилетнюю, тогда как ее мать была, наоборот, мельче и казалась вечным, заморенным голодом, подростком.
Снова погрузившийся в рассматривание и сравнивание дочери с Ренис, Хантер вздрогнул от вопроса Лауры:
- Дядя, ты им ничего не скажешь?
- Я… - растерялся он на мгновение, спешно подбирая слова. – Я помню и никогда не забуду тот день…
…ночь, свет тусклых фонарей и луны, под который они в четыре пары рук остервенело рыли две могилы, заливаясь слезами, ненавидя друг друга и…
Вздох и небольшая пауза.
- Когда мы потеряли Лауру, - Каэл глянул на заросшую травой могилу Лауры Ангст. – И тебя, Пит, - глаза переметнулись с имени на фамилию. – И Есуно.
- Мы вас никогда не забудем, - слезно вторила Карла.
- Лаура, Пит, Есуно, - начал вдруг перечислять Хантер, погружаясь в тяжелые воспоминания.
- Адам, Ренис, - подхватила Карла, думая, что он перебирает наиболее близких ему людей.
- Карла, Хантер, - улыбалась и прибавляла, знающая всю историю, мисс Ривер. – Я знаю, чего я теперь хочу.
Чета Хантеров с замиранием сердец посмотрела на нее. Даже Нэйтон слух напряг, чуя грандиозный каприз непредсказуемой дочери. Предсказать мысли и действия Ренис Нолл можно было, а вот ее дочери – нет.
- Чего же? – громко спросил он, опережая супругов.
- Увидеть Адама.
- А как же могила матери?! – удивился Пит, немного не понимая логики и смысла в желаниях Лауры. Его сестра стала такой другой, такой непонятной и чужой.
- Это потом, когда со всем покончим.
Оптимистичная фраза девушки радости не доставила, но никто ничего не сказал.
Постояв еще немного, они неспешно побрели по узкому ряду обратно. На могилах остался разделенный на равные части скромный букетик роз. Наспех сколоченная группа Нэйтона заселилась в два соседних номера дешевой придорожной гостиницы. Оставив Карлу, Лауру и Пита, Каэл с Нэйтоном вышли в город, якобы прогуляться и развеяться после напряженного путешествия. Но тут и дураку ясно, что для серьезного разговора, что, как полагается, случается именно с глазу на глаз.
Тет-а-тет, так сказать. Люблю это выражение.
Хантер все задавал свои вопросы, вытягивая из Нэйтона все, что тот задумал, и задуманное отцом-одиночкой Каэлу не нравилось. Но помочь был обязан. Потому-то, дав пару дельных советов от себя, Хантер умолк и вместе с Нэйтоном в молчании шагал по ночному городу. Молчал он недолго, вопрос недовольства возник и пробился сам, без его разрешения:
- Ты хоть осознаешь, чего хочешь?
- В полной мере. И отговаривать ты поздновато спохватился.
- Тебя бы я и вовремя не переубедил.
На этот вздох бессилия от Каэла Нэйтон открыто улыбнулся.
- Зря улыбаешься, я ведь не шучу. Тебе бы вместо этого жить себе в мире и гармонии, помогая дочери, а не в бессмысленные войны в расцвете сил влезать. Все равно и дров наломаешь и ей жизнь испоганишь.
Собеседник Хантера упрямо молчал.
- Ты о дочери-то подумал?! – не прекращал своих попыток образумить его Каэл и хотя бы взрастить в нем сомнения.
- Подумал, - был твердый ответ.
- И даже посвятил в свои планы?
- Конечно. Лаура хочет этого больше, чем я.
- Я не верю.
- Что, так хорошо знаешь мою дочь? – ухмылка.
- Нет, но Рэн… - Каэл быстро поправил себя. – Лаура не может…
- Может, - перебил Нэйтон. – Не сравнивай ее с Ренис, которую знал, Лаура иная.
- С этим я не спорю, но тебе все равно не верю.
Нэйтон остановился вдруг и повернулся к Хантеру, заглядывая своими тусклыми голубыми глазами прямо в душу.
- Каэл, - сказал он ровно. – На секунду, хоть на секунду отбрось уже все, что знаешь и помнишь о той Ренис, и скажи мне, какой ты видишь Лауру? Твоими, в каком-то смысле, опытными глазами, ведь ты не раз выбирал себе в команду людей, опираясь именно на это.
- Я, - Хантер задумался, напряженно представляя перед собой дочь Нэйтона, чтобы охарактеризовать ее и вспоминая то, как на самом деле подбирал всех, уже погибших, подчиненных. – Я не могу. Вижу только Ренис, даже когда смотрю на Лауру. А произнося это имя, постоянно вспоминаю другую Лауру.
- Понятно. Это вполне ожидаемо.
- Когда твоя дочь была маленькой, мне и по имени-то называть ее было трудно – вечно рисовалась пред глазами окровавленная и мертвая Лаура. Моя Лаура, - сознался он в том, чего никогда вслух не говорил даже Карле.
- Зачем же тогда было давать ей это имя?
- Ты забыл, что его дала Ренис? – Хантер упрямо называл Рахиму этим именем, отчего и Нэйтон несколько раз позволил себе делать то же самое. – Я не в обиде, имела право, ее ведь чадо. Как я мог ей возразить?
- Я знаю, что она сделала это намеренно.
- Чтобы причинять мне боль, верно?
Нэйтон кивнул.
- Я подозревал. Так что насчет твоей Лауры? Чего такого сверхъестественного я о ней не знаю?
- Всего так много, как же подступиться.
Хантер удивленно вскинул брови, а Нэйтон повернулся и продолжил путь, размышляя вслух:
- Первое: это то, что в отличие от Рахимы, которая отвергала любые знакомства и старалась избегать всяческих проявлений интереса к дружбе с ней, но сама при этом остро в том нуждалась, как и в общении, и в друзьях, и прочем…
- Я помню ее странную крепкую и преданную дружбу с Адамом, Питом и Лаурой, которая  всем казалась компанией придурков. Кажется, теперь я понимаю, почему Ренис приняла эту дружбу, - грустно вставил, перебив Нэйтона, Хантер, снова погружаясь в свои приятные воспоминания.
- Лично я с этими людьми незнаком, но со слов Рахимы примерно представлял этих людей и то, что их связывало. Но я сейчас не об этом, Каэл. Так вот, Лаура – совершенная противоположность. Реальный антипод Рахимы. Она, наоборот, не нуждается ни в ком и ни в чем, но при этом, если возникнет надобность – с легкостью заводит новые знакомства и более тесные отношения, с той же легкостью расставаясь и прерывая все связи. Тогда как Рахиме простой разговор с незнакомой девушкой был тяжелым испытанием.
- Не знал…
- Однажды был такой случай, - не слышал его Нэйтон. – Что к ней, обознавшись, обратилась девушка. Вместо того, что бы сказать, что та ошиблась, Лаура, визжа от радости встречи, минут пять проболтала с ней, спрашиваясь обо всем, даже о сестре незнакомки, которая не прошла вступительные экзамены. Девушка, видимо, поняв, что перепутала, убежала от этой активной «знакомой».
- То есть, Лаура – хорошая притворщица? Как и ее мать?
- Ошибаешься. Мать ее притворялась, потому что была вынуждена это делать по тем или иным причинам. И Рахиме далеко до Лауры. Уровня Лауры никому не достичь.
- Получается, что это ее радостное: «Можно обнять дядю Хантера?» – фальшивка, обман?
- Нет. В этом она была искренне так же, как искренне дробила черепушку одного из твоих мучителей. За дядю Хантера Лаура разорвет любого. Не без подручных инструментов, конечно.
- Твоя дочь – садист, - ошарашенно сказал Хантер.
- Знаю. Она с детства отличалась жестокостью. Я часто замечал ее за увлекательнейшим для нее дерганием за хвост всех уличных кошек. Это поглощало ее так, что и не оторвешь, не оторвав хвоста бедному животному. Я и по-хорошему, и ругал, и объяснял, что так нельзя – не помогало. Подходил и с психиатрическими уловками, применял все, что знал, но она настойчиво следовала своим принципам. Могла сурово мстить соседским детям, если они чем-то ее задели, я едва поспевал уследить за ней и предотвратить физическое проявление агрессии. Конечно, всему этому есть разумные объяснения, возможно в том отчасти сыграли роль стрессы и переживания беременной Рахимы, а также стресс Лауры, испытанный ею при внезапной смене большой семьи Хантеров на семью отца-одиночки, отчего ребенок вырос и приобрел садистские наклонности.
- Мне в это верится с трудом, - переваривал информацию Каэл, шагая рядом.
- Какой бы милой и безобидной не казалась тебе Лаура – внутри нее сидит изощренный убийца. Маньяк-садист с внешностью принцессы.
- Легче страху нагнать, нежели признать, что не доглядел в воспитании дочери?
- Согласен, но. Я вот все чаще склоняюсь к мысли, что если бы Рахима была такой, как Лаура, то сейчас была бы жива.
- Если бы Ренис была такой, - Хантеру тут вспомнилось покушение Ренис на него, в котором он выжил лишь потому, что она проявила жалость, уменьшив дозу яда. – Как Лаура, то я уже был бы мертв.
 - Вот только вряд ли бы меня это волновало, - манера так равнодушно говорить в Нэйтоне сильно раздражала Каэла. Эмоциональный и живой Нэйтон нравился ему куда больше.
Но тот Нэйтон был в прошлом.
- Почему ты такой! – воскликнул, не выдержав, Каэл.
- Какой, - прозвучало в ответ без типичной вопросительной интонации.
- Безразличный! Бесчувственный!
- А ты попробуй остаться собою и живым, потеряв все и получив такого же, потерявшего все, ребенка, вечно спрашивающего: «Где мама?!» подразумевая под матерью совершенно чужую ей женщину, не зная, что мать убили. Как жить и воспитывать ребенка, помня все, что видел я?! Как остаться светлым, добрым и жизнерадостным человеком, если каждую ночь снится то, что я лично расправляюсь с этим Дьюи, а если не снится – то не спится всю ночь?! Почему? Почему он живет и наслаждается всеми прелестями жизни, а я ращу один дочь, которая могла иметь родную мать?
На этом Нэйтон таки сорвался и показал, что еще полон эмоций и чувств, правда, не таких, каких от него ожидал Каэл Хантер.
- Ясно. Я понял, - сказал Хантер в наступившей тишине.
- А знаешь, - хохотнул неожиданно Нэйтон. – Мне даже полегчало. Позли меня еще немного.
- Нет уж, спасибо. Мне жизнь моя дорога.
- Аха-ха, - наверное, достаточно. Не буду углубляться в этом диалоге, перейду к повествованию.
Каэл и Нэйтон проходили по городу, проговорив до наступления полуночи, пришли в гостиницу довольно поздно. А на следующее утро этот мини табор (им не хватало только пары-тройки лошадей и прирученных бить в бубен, резвых медвежат) продолжил путешествие на машине к исполнению желаний Лауры.

Глава тринадцатая: «Адам».

Автомобиль их затормозил у аккуратненького и скромного в размерах одноэтажного дома. Скромностью и отличалось жилище от соседствующих с ним пестрых, свежевыкрашенных, особняков.
Первыми у дверей в дом возникли Каэл с Карлой, за ними стоял Пит, переминаясь с ноги на ногу, жутко недовольный всем происходящим. За ним пряталась, но выглядывала с большим любопытством Лаура, а позади всех них держался угрюмый Нэйтон, полностью разделявший недовольство Пита.
Каэл и Карла переглянулись, одарили друг друга улыбками и вместе нетерпеливо застучали кулаками в дверь. Совершенная синхронность. Абсолютная команда.
Послышался голос из открытых окон веранды и приближающееся шарканье, такое ленивое-ленивое.
- Чего вам? – буркнул, одновременно с этим открывая дверь, мужчина лет сорока-сорока пяти.
- Только не говори, что не узнал, - по примеру вечно недовольной Карлы из прошлого сказала Карла настоящая, улыбаясь так тепло и радостно.
- Карла?! – почти вскрикнул на весь двор Адам, признавая в этой симпатичной женщине ту самую занозу и гадину из брошенной им команды всего лишь по этой повадке говорить. Ну, не то, чтобы она изменилась внешне до неузнаваемости, просто Адам, открывая дверь, смотрел не на ее лицо, а на пять пар подозрительных ног, застывших друг за дружкой у порога его дома.
На нее саму он посмотрел только теперь и тут же перевел глаза на человека, стоявшего с ней рядом.
- Хантер?! – крик, наполненный еще большим радостным удивлением в его дрогнувшем голосе. – Вы?! Вы откуда? Да что это я!? – Адам распахнул дверь шире. – Проходите же!
Глаза его жадно смотрели назад, на тех, что шли следом за Каэлом Хантером и Карлой, жаждал увидеть ту, которую он столько лет неустанно ждал. Напрасно ждал…
И, наконец, увидел!
- Рэн! – радостно закричал он, сгребая в охапку девушку, идущую за Хантером.
- Пришла! Ты пришла! – вопил он, так счастливо кружась с ней в прихожей, прижимая ее к себе и не слушая веских доводов мозга о том, что для Ренис она слишком плотная и чересчур прекрасно сохранилась для своего возраста. А еще тяжелая такая, зараза, аж спину ломит, прежняя Рэн была как пушинка…
Бдительный Нэйтон первым разорвал путы самообмана. Он резко отобрал свою драгоценную дочурку и чуть не успел набить морду Адаму. Не успел отец дать в рыло, потому что успел Хантер встать между строгим папашей и этим извращенцем, посягнувшим на Лауру.
- Тихо, тихо, - Каэл оттолкнул Нэйтона на приличное расстояние, на всякий случай, заслонив собой.
- Ты еще кто такой?! – рвался через спину Каэла Адам, возмущенный тем, что у него забрали Ренис.
- Не кричи ты так, - хохотнула Карла, прикрывая входную дверь, которую не закрыл за собой Нэйтон. – Сам же обознался…
- В смысле обознался? – перебил Адам, взглянул на Карлу и быстро повернулся к Ренис. К заметно высокой, чем была раньше и уж слишком молодой для своих-то годов.
- Это не Ренис, а Лаура, - поправила Карла.
- Что?!
- Лаура. Меня зовут Лаура, - сказала девушка, мило улыбаясь Адаму. – И если от этого будет легче, то я ее дочь.
- Дочь Лауры?! – завис немного Адам, вспоминая Лауру и то, что она умерла и никак не могла после смерти обзавестись дочерью еще и такой похожей на «Мелкую».
- Нет же, - засмеялась Карла. – Дочь Ренис.
Наступило молчание. Адам с вытянувшимся в изумлении и даже больше – непонимании лицом смотрел на девушку. Долго смотрел. Затем поочередно пробежался по лицам всех своих гостей, думая, что это какая-то их общая шутка.
- А где же Ренис? – потерянно, совсем как ребенок, спросил он.
- Ренис нет, Адам…
- Ее убил Дьюи, - перебил Хантера Нэйтон.
Адам недобро зыркнул на него:
- Откуда тебе знать?!
- Он был с ней, все видел, - снова вступил с печалью в голосе Каэл.
- Тогда почему ничего не предпринял? Почему дал убить ее?!
На вопросы Адама у Нэйтона не нашлось ответов, вот потому-то и дом накрыло очередное тягостное молчание.
- Я... Я столько ждал ее. Верил, что она придет, как и обещала, не сегодня, так завтра. Изо дня в день ждал. Ждал и верил, оправдывая ее тем, что у нее пока не получается вырваться из всего этого. А она, оказывается, мертва. Давно?
- Десять лет, - тихо и печально сказала Карла.
- Десять? – хозяин дома, широко отрыв глаза, смотрел на нее, пытаясь осознать это.
- Адам, - сочувственно легла рука Хантера на его плечо.
- Кто же ты? – вопрос, полный неприязни, был обращен к Нэйтону Адамом, который испытывал к этому чужаку только негатив, грозивший вылиться в ненависть.
- Я – отец Лауры и муж Ренис, - с вызовом прозвучало от Нэйтона, но щадяще, он вовремя заменил рвущееся «любимый» на «муж». С его багажом знаний не сложно было догадаться, что владелец дома испытывает чувства к Рахиме. – Я тот, ради кого она пожертвовала жизнью.
От последних слов Адама почти затрясло, но он, дернув плечом, отбросил руку Хантера и уныло прошел в гостиную, где плюхнулся на старый маленький диванчик и уставился на Нэйтона, что вместе с остальными вошел в гостиную следом.
- Вот, значит, кого она любила, - буркнул Адам и отвел злобный взгляд от Нэйтона. – Как это произошло?
Каэл Хантер присел рядом с ним:
- Всего так сразу и не расскажешь. Слишком долгая аннотация к истории. И часу будет мало.
- Я готов слушать. Что мне, после стольких лет ожиданий?
- Где у тебя кухня? Я хоть чаю что ли сделаю, - Карла скромно осматривала гостиную и двери из нее.
- Вторая дверь направо.
- Живешь один?
- Уже да?
- А как же мама, сестры? – удивилась Карла.
- Сестры замужем, мать недавно умерла.
- Мои соболезнования, - Карла зашагала к кухне. – А ты, как я понимаю, веря в Рэн, остался бобылем?
- Сама видишь.
Нэйтон кивнул дочери, разрешая ей сесть рядом с дядей Хантером. Она сама взглядом спросила, ты уж не подумай, что Нэйтон – тиран. Сам же он пристроился на удобном пуфике у телевизора.
- Кстати, а кто это?! – Адам указал на Пита, маячившего у большого аквариума с рыбками и откровенно скучающего.
- Пит. Мой сын, - улыбнулся Хантер, добавляя. – Мой и Карлы.
- Что-о?!
- Аха-ха. Это тоже долгая история.
- Повторяю, я готов вас слушать.
Каэл переглянулся с Нэйтоном и начал первым. Он рассказал Адаму все-все-все: и о себе, и о Ренис, и о Нэйтоне с его дочерью Лаурой. Все, что упустил Адам, покинув когда-то команду Хантера.
…
В общем-то, это и есть конец. Ибо больше сказать мне нечего, и все, что было мною лет шесть назад задумано, уже отображено словами. На этой вот встрече как бы вся история и заканчивалась. Но.
- Ведь не свершилось запланированное Нэйтоном! – закончишь за меня мою мысль ты.
- Да, верно. А планировал он не многим, не малым – смерть Дьюи. Можно бы мне даже честно признаться, что очень хотелось легко нафантазировать про то, что они все отыскали Гвен, Риччи, Стива, Итана (и даже Брэдли, если выбрать более гуманный вариант его исчезновения) и что они вновь сплотились в одну команду, как в старые добрые времена и пошли крушить главное зло. Ярко так представить, как под предводительством Каэла Хантера, что вел Нэйтона, Карлу, Адама, Пита (уже сына Каэла), Гвен, Риччи, Стива, Итана (и даже Брэдли!) и Лауру (уже дочь Нэйтона, которую все упрямо воспринимали, будто бойкую Ренис) на абордаж корабля отъявленного злодея и подлеца Дьюи Мидлла.
А также, что Дьюи, увидев Лауру, но тоже признав в ней Рэн, попятился, бормоча:
- Нет, только не это! Не может быть!
И что они все вместе одолели отрицательного героя моего романа, но еще раз но!
Это все слишком сказочно, и лучше все оставить так, как есть. Да только ты с этим будешь категорически не согласна. Ты ведь не любишь смазанные ленивые концовки? Все должно быть разложено по полочкам, непременно в алфавитном порядке и с дополнительными указателями, и доступно поднесено, верно? Да я знаю, какой конец ты ожидаешь, и все равно изложу коротко альтернативную концовку, с которой ты также будешь категорически не согласна. Выбор же оставлю за тобой – дописать по-своему, или же использовать мою версию. А чему быть, или не быть ни в коем случае – решать тебе.
Пит и Лаура с Карлой остались в доме Адама, которому, строго наказав присматривать за ними, Хантер с Нэйтоном соврали о своих истинных целях, дабы провернуть свои темные дела, и исчезли ранним утром. А дело у них было вот какое: следуя начальной и губительной мысли Муссафы Сафалиева, они надумали пустить на воздух тем же методом, то есть взрывом, всю шайку Дьюи в комплекте с оным.
Устроить такое – требовалась подготовка и изрядное напряжение мозговых извилин. Они поступили немного иначе – в отличие от Муссафы, что на крайний случай планировал, но на самом деле не хотел попадаться в руки Генри и оставлять дочь полной сиротой, Нэйтон и Каэл намеренно собирались выдать себя, выманивая в эпицентр взрыва Дьюи и его приближенных. А эпицентром были они оба. Да-да, прибарахлились и таки нашли себе пояса смертников, чтоб уж наверняка и чтобы больше никаких счастливых спасений, как у Генри.
Тяжелый выбор – пойти и сознательно убить себя, взорвав врага ради семьи (Каэл Хантер) и просто от большой мести, не дававшей покоя душе (Нэйтон Ривер). Они сочли, что это лучше, чем вечно убегать от Дьюи (Хантер) и опекать да чахнуть над дочерью, которой давно можно жить своей жизнью (Нэйтон). Разумеется, к варианту с взрывом они пришли не сразу, а перебрав сотню версий их провалов в случае обыкновенного вторжения двух вооруженных, пускай и до зубов, мужчин против целой криминальной артели.
Бум! Ба-бах! Куча пыли, обломков – и нет больше ни Дьюи, ни Хантера, ни Нэйтона. Я соглашусь, это тоже феерично и больше похоже на неудачную легенду, но, думаю, это более логичный ход развития и завершения всех этих событий.
В конечном итоге Адам остался с Лаурой, Питом и Карлой. Днем позже Лаура получила сообщение на почту от отца, составленное таким образом, чтобы она могла понять, что он уже мертв. В этом письме Нэйтон доступно изложил о своих планах и участи, которую сам себе приготовил.
Слезы и плач Карлы. И угрюмо-злобное лицо Лауры, которую отец и дядя Хантер не взяли с собой мстить. Плакать она будет, но потом, не на людях.
Полагаю, что Карла с Питом покинут, найдя свою дорогу к спокойной жизни, а Лаура останется с Адамом. Ну, это если ты одобришь. А так-то, вроде все уже. Мной все сказано.
Единственное, что хотелось в который раз добавить, это то, что скитания Ренис Нолл и ее мытарства надо было мне куда жалостливее показать. А еще практически ни одного повзрослевшего и постаревшего человека из концовки нормально описать у меня не вышло. А надо бы. Ведь я-то четко всех их вижу. Перед собой. Живыми. Настоящими.
Высокий слог отсутствует, да здесь он и не нужен. В сценарии на кой он ляд!? Пойдет и так, верно? Да, начиналось и загадывалось у меня все это с высокими мыслями: что я непременно стремлюсь к литературному произведению, да только чем больше слов писалось, подстегивая скорый конец, – тем сильнее желалось слить всех героев и концовку, дабы смотаться попить чаю в тишине. Авторы художественных произведений (любых жанров) наделены завидным терпением, а я – нет, значит, и не автор вовсе.
           - Согласна?
           - Конечно, да! – скажешь ты, и я возненавижу тебя снова.               

14:11   10.04.2017г.