Гендель

Лариса Викторовна постучала. Из кабинета мужа донеслось раздражённое:
— Что? Я работаю.
— Новость, Валера, срочная.
— Заходи.
Муж, выдающийся исследователь барочной музыки Валерий Дмитриевич Соловьев, корпел над очередной музыковедческой статьей, включив настольную лампу. Верхним светом он пренебрег.
— Ну говори быстрее. Мне надо текст сегодня сдавать, — он снял очки для близорукости и посмотрел на жену с внимательным пренебрежением.
— Алена уходит из аспирантуры.
— Как же так? — муж будто бы подобрел от недоумения.
— Да, сказала, что ждёт ребёнка и вообще поняла, что наука не ее. Как жаль, Валера, ведь у неё уже половина диссертации сделана, все кандидатские минимумы сданы. Про оратории Генделя в России почти никто не писал, там же совсем немного работы осталось: полгода максимум посидеть. Бросать аспирантуру на полпути так глупо и странно. Зачем?
— Жаль, да, Алена талантливая, но бесхарактерная, я всегда говорил. Может быть, и не надо заниматься наукой такой размазне. Пусть посвящает себя семье и растит ребёнка. В конце концов, это ее выбор, имеет право. Она не наша крепостная. На Алене мир клином не сошёлся.
— Имеет право, конечно, все имеют право родить ребёнка, только я такого права никогда не имела, — очень простое лицо Ларисы Викторовны приобрело фиолетовый оттенок. Это было лицо рыночницы, но никак не доктора наук, эксперта в области музыки немецкого романтизма.
— Лара, не начинай.
— Ты всегда говорил, что ещё не время, что тебе надо закончить монографию, потом докторскую, что мне надо дописать монографию, а затем докторскую, что давай подождём, вот когда ты возгласишь кафедру, то уж точно. А потом, а потом было уже поздно. Поздно, понимаешь?
— Я в этом виноват?
— Я виновата, что слушала тебя, а ты ни в чем не виноват, — Лариса Викторовна произнесла это с обрезающий все возможности разговора иронией отчаявшегося и разочарованного человека.
— Тихо! Замолчи! Вот у Генделя не было детей и ничего, не помешало ему в жизни. Великим стал.
— Великим-то стал, а счастлив он был?
— Был он счастлив, был, но только по-своему, — смотря в сторону сказал Валерий Дмитриевич.
— По-своему. Значит не был, Валера, он счастлив.
Валерий Дмитриевич подошёл к своей жене и взял ее за плечи. Нежно и твёрдо. Как тогда, у памятника Чайковскому, много десятилетий назад после экзамена по истории музыки, который они оба сдали с блеском.
 — Лара, мне правда надо сдавать статью. Выйди, пожалуйста, — Валерий Дмитриевич сказал это так, что оставаться в комнате уже было невозможно.
Лариса Викторовна вышла и очень тихо, чтобы не сбивать супруга с важной научной мысли, прикрыла дверь. Честно говоря, ей и самой нужно было дописать текст доклада.