За поворотом календаря

   Август пакует вещи. Туго укладывает прозрачное летнее бельишко в безразмерные виноградные листы, вместо него надевает плотный золотистый, чуть ли не до пола, жакет, точь-в-точь под цвет поля спелой ржи. Скрепив на шее длинный седой шарф брошкой паука, небрежно оборачивает пергаментом кленовых листьев заплаканные в предвкушении расставания шёлковые платочки паутины, со слабой надеждой отстирать их после.
   То, что не выйдет унести с собой,  раздарит август. Не враз, но вдумчиво, дабы нужное кому, а не так, чтобы взяли да бросили стыдливо после, едва скроется он за поворотом календаря.
Провизию, - калёные неколотые орехи,  да вяленые плоды, оставит на потом в высоких туесках полых деревьев, неглубоких дуплах и лукошках оврагов, выстланных для сохранности стружками сена.

   Устраиваясь с краю нагретого солнцем пенька, август присаживается на дорожку, и глядит, как вослед закату редеет,  рдея лес, как воздух делается лёгким и мятным. Прислушиваясь к тихому редкому теперь разговору птиц между собой, старший месяц лета грустит, ибо, - хотя им и в разные стороны, но всё же тоже придётся улетать.
 
   Никого не желая обременять проводами, август уходит поздно ночью, своим ходом, пешком, пока все улыбаются во сне, вспоминая добрым словом его ласковое тепло и вкусное, как запах свежего хлеба, дыхание разнотравья.

   Что остаётся после? Вата чертополоха, сухие лоскуты мха, бухты суровых, режущих руки нитей осоки; разбросанные, невымытые сразу трубочки стеблей одуванчиков с засахарившимся в них бледным соком; и наколотые на иглах сосен берёзовые листочки с трогательными записками тем, с кем он наверняка не успеет уже проститься.

   Август... Долгий жданный месяц с извечно негаданным, всем известным концом лета. Оглядывая его сухую сутулую спину, которая скрывается за поворотом календаря, мы грустим о нём так жарко, что он не может не обернуться, не сможет не вернуться...потом.