Малыш

Фелестис быстро мчался по глинистому брегу канала. Его уносила вперёд одна мысль: «Надо успеть. Успеть во чтобы то не стало.» Глинистая почва была влажной и липла и затягивала подобно зыбучим пескам. Если бы не сверхъестественная прыткость и быстрота, с которой бегали, перескакивая через комочки, ножки Фелестис, его давно бы затянуло в глину. Это был маленький человечек, ростом всего в ладошку хорошенькой девушки. Фелестис даже знал, какой именно девушки.
Если бы увеличить этого кроху, как делается это на фотоаппарате зумом, с условием только что это качественный фотоаппарат марки Кенон или что-то в этом роде, так чтобы все тело и фигура малыша увеличилась пропорционально и без искажений, то перед вами оказался самый обыкновенный юноша. Он не был похож на карликов с смешными короткими конечностями, отсутствующей шеей или с бородой. Напротив, Фелестис был очень грациозно сложен. Высокий, (для своих параметров), стройный юноша напоминал тонкую тростинку камыша. Особенно в своих светлых одеяниях из очень необычной ткани, напоминающей по своей мягкости кожу. Одежда его была под цвету коже и волосам. Вкратце, белокурый Фелестис, со своими небесно-голубыми глазами и тонкими чертами лица, был живым воплощением принца из волшебных сказок. И только его манера бега совершенно не вписывалась в общий чарующий образ. Его крошечные ножки бросались вперёд с колоссальной шириной амплитуды, так, как если бы он был не принцем, а танцовщицей на сцене задымленного сигаретным дымом зрителей кабаре. И делал он это с такой немыслимой скоростью, что глина кругом него летела миллионами брызг. Появись сейчас на канале случайный наблюдатель, то он решил бы что это какая-то модель сверхновой технологии, которая в виде пущенного напролом, крошечного маховика режет в брызги глиняную землю. Настолько неразличима была фигурка принца в его неграциозном беге.
Когда прорытый для полива сада канал достиг фасада небольшого белого дома с черной черепицей крыши, принц остановился. Взор его голубых глаз вперился туда, а именно на второй этаж, в крайнее окошко слева. Оно было закрыто. Хотя сейчас было позднее утро, и Фелестис хорошо знал, что для проветривания помещения по утрам это окно открывается настежь. Крошечное сердце тревожно забилось в груди юноши, брови сдвинулись к переносице, выставляя на свет внутреннее отчаяние.
- Я не мог опоздать. Нет, нет, нет. – тихим, сдавленным голосом произнёс он.
Затем какая-то новая мысль отразилась надеждой в его лице, и он снова помчался молниеносным маховиком по тянувшейся к крыльцу дома тропинке из гальки. Долетев до подножия древесных ступеней крыльца, он огляделся. Взгляд голубых глаз блуждал по земле, с тщательностью выискивая по-видимому какие-то следы в пыли площадки. То, что он искал, не обнаружилось, поэтому он с облегчением выдохнул. Вдруг до острого слуха малыша донёсся резкий звук откуда-то сверху. Подняв головку к заветному окошку на втором этаже, он со вздохом увидел, что оно также закрыто. Скорее каким-то таинственным чутьем лесного народа, к которому он принадлежал, Фелестис понял, что за ним следили и звук, дошедший до него сверху, был шорохом резко задвинутых штор. Скорее всего кто-то из другого окна заметил его и, возможно, испугавшись, задвинул в спешке шторы.
Осознавая всю опасность, в какой оказался бы он, оправдайся его предположение, Фелестис все же упрямо решил оставаться, пока не узнает что произошло с окошком на втором этаже. А так как оно было закрыто и, следовательно, пробраться в дом привычным путем невозможно, юноше ничего не осталось, как, потеряв всякий страх, войти через парадный вход.
Малыш разбежался и без всякого видимого усилия вспорхнул на первую ступень крыльца. Затем на вторую, третью. Лёгкими вскочками взобрался он таким образом на крыльцо, где его ожидало другое препятствие. Дверь в дом оказалась закрытой. Фелестис подошёл к ней и попробовал потянуть обеими руками за край. Очевидно, помимо сверх быстроты и ловкости, принц также обладал и геркулесовой силой, с такой уверенностью он схватился за край и дёрнул дверь. Но дверь не поддалась. А звук стукнувшегося металла обозначал, что дверь заперта на замок.
Это последнее препятствие вырвало из груди несчастного принца отчаянный возглас. Опомнившись, он с испугом огляделся. Не только люди, но даже их пушистые питомцы могли представлять опасность если не для жизни его, то для сохранности тайны этой маленькой жизни. Но вокруг все казалось все таким же безмятежно спокойным. В воздухе стояло жужжание насекомых да где-то в чащобе сада безостановочно разносилась трель птиц. Стояло ясное июньское утро и медленно поднимавшееся солнце уже начинало припекать. Почему-то идиллия утра напоминала Фелестису тишину перед бурей. Во всяком случае в душе у самого юноши бушевала настоящая буря. Это было заметно по высоко взымавшей широкой груди, по трепетавшим узким ноздрям и по широко раскрытым глазам, небесная ясность в которых омрачала тяжёлые тучи дум. Вдруг до чуткого слуха Фелестиса дошел чей-то слабый отклик:
- Малыш, это ты?
Прошептал кто-то за дверью.
-Ландыш! Милая! Тебя ещё не забрали! Я знал, что успею! – воскликнул юноша. Отчаяние во взоре его уступило место сумасшедшим искрам восторга. Фелестис снова схватился за край двери и нетерпеливо подергал за него. -Открой же поскорее дверь! Впусти меня, Ландыш! – в произнесенном последним слове, несмотря на все нетерпение в голосе, слышалась особая нежность.
-Зачем ты пришел? Вдруг кто-то увидит? – все также пониженным тоном вопрошали за дверью.
-Пускай! Ну и что?! Разве ты… - он не договорил, потому что тяжёлая дверь чуть приотворилась и он, не дожидаясь приглашения, скользнул в открывшуюся щель.
-Скорей залезай, пока никто не заметил.
И Фелестис юркнул в предложенную ему мягкую ладошку. Он лег на ее ладони, так как сохранять равновесие стоя было гораздо сложнее, и она осторожно понесла его, медленно ступая дабы не потревожить своего маленького пассажира. Её чрезмерная забота смешила Фелестиса, но когда она добралась наконец до лестницы, он накрепко обхватил руками ее указательный пальчик. Грох! Грох! Так семь раз, поворот и ещё семь ступеней до двери в заветную комнату Ландыша.
-Я знал, что ты не уедешь! – сразу начал Фелестис, как только девушка опустила его на прикроватный столик. Рядом с шкатулками для украшений, флакончиками всевозможных форм и расцветок и другими принадлежностями туалета молодой девушки, Фелестис был похож на прелестную фарфоровую статуэтку в своем белоснежном и нежно-бежевом одеянии.
Девушка даже не взглянула на него, а подошла к окну, опираясь руками на высокий подоконник она стала пристально смотреть на горизонт. Потом ее плечи вздрогнули и она обернулась к своему маленькому гостю, будто только вспомнив о нем.
-Я ждала тебя. – тихо произнесла она.
Ее слова сладким тягучим медом полились в сердце юноши, но радость его потухла, как только он увидел насколько мрачно было лицо его возлюбленной.
-Но почему ты так мрачна? – снова тревога стала прокрадываться в душу мальчишки.
-Тебе просто повезло. Машина задержалась в дороге.
Она грациозно скользнула от подоконника к столику и нагнулась, чтобы взглянуть на свое отражение в зеркале. Несмотря на холод, сквозивший в ее голосе, Фелестис с восторгом разглядывал свежесть и красоту лица гордячки. По чуть надутым губкам и собранным у переносицы черным бровям, Фелестис догадался, что Ландыш обиженна.
-Моя девочка, я так боялся опоздать и не увидеть тебя перед отъездом! Как хорошо, что эта машина застряла в дороге. Было бы превосходно, если бы она и вовсе не приехала.
-Если ты хотел увидеть меня, то почему задержался на целых полчаса? – ядовитым голосом прошептала она. Увидев, как ярость исказила ее лицо, девушка отвернулась от зеркала и снова заглянула в окно.- Уже целых полчаса, как я должна была быть в дороге.
-Но ты здесь. – сознание собственной вины дрогнуло в голосе Фелестиса, но он дёрнул головкой, весело спрыгнул со столика и вместо того, чтобы шлепнутся приземлился на пол почти двухметровым, стройным, великолепным юношей человеческих параметров. Произошло это в молниеносное мгновение и совершенно беззвучно. Так что он незаметно прокрался к Ландышу и обнял ее со спины за тоненькую талию.
В его руках она вся встрепенулась, как птичка.
-Ты с ума сошел! – все также не глядя ему в лицо выскользнула она из нежных объятий и отошла в противоположный угол комнаты. Затем, смутившись, добавила, - Тебя же могут увидеть, из окна.
Фелестис чуть нахмурил густые брови, и все же отошел от окна. Он в несколько уверенных шагов достиг Ландыша, птички, добычи своей, и в этот раз крепко схватил ее в железных объятиях, ласково-уговаривающим голосом проговорив:
- Ландыш, детка, зачем портить эти последние минуты. Быть может, ты и в правду уедешь сейчас.
-Конечно, уеду! – дернула к его лицу она свое злое личико.
-Но зачем, ведь тебе хорошо здесь, не так ли?
-Нет, нет, нет… - пролепетала она, по-детски мотая головой.- Я уеду в город! Все решено!
-И зачем же?
-Затем, что там жизнь, там все, а здесь я умираю!
-Умираешь? Здесь? Со мной? – разочаровано поникли руки Фелестиса, опустив нервно трепетавшую Ландыш.
Ей стало как-то неуютно от этого. Вот так быть отпущенной из мужских объятий сравнимо с ситуацией, когда теряешь пальто среди холодной, зимней стужи. Фелестис отвернулся от Ландыша и сделал шаг в сторону окна. Дошел он до него уже маленькой крохой. Он снова уменьшился. Он хотел было с разбегу запрыгнуть на подоконник, но прыгнул недостаточно высоко. Успев схватится рукой за деревянный край подоконника, он, так как державшаяся за перегородку ладонь соскользнула, чуть было не упал, если бы не вовремя подскочившая к нему Ландыш. Она поймала в руки своего дорогого сердцу друга, и чуть прижала к груди, туда, где сильно билось сердце.
-Тогда уезжай. – сказал он ей.- Твоя машина прибыла.
И в правду, в ожившем дворе слышно было как заглушается грохот двигателя. Девушка растерянно взглянула туда, потом порывисто бросилась к постели, все также прижимая к груди принца.
-Значит ты не поедешь со мной? Я хотела тебя спрятать в кармане и всегда и всюду брать тебя с собой. Мы вместе бы гуляли по городу, ели в кафе и смотрели кино в кинотеатрах. После того, как у меня закончится работа. Я устроюсь в какую-нибудь гостиницу или ресторан. Ты будешь ходить со мной на работу? - спросила она и, спохватившись, ослабила наконец объятия, в которых, как в тисках, обмяк маленький принц.
-Мне нельзя в город. Дорога туда закрыта выходцам из моего народа. В городах никто не верит в чудо. Поэтому стоит только мне покинуть лес, как сразу обращусь в цветок и больше никогда не смогу обнять тебя, мой Ландыш. Я и сейчас держусь, так далеко от леса, только благодаря твоему детскому сердцу.
Грудь девушки быстро-быстро вздымалась. Она сдерживала рыдания.
-Я не могу остаться. Меня все считают сумасшедшей из-за тебя. Я должна уехать.
-Да, ты должна. – слабый голос на ее груди не сопротивлялся более ужасному отъезду.
Со двора донесся сигнал машины.
-Это тебя зовут, Ландыш. Прощай.
Когда Ландыш вышла во двор, все семейство уже собралось провожать дочь к отъезду. Их общая суета создавала много шума, и Ландыш сама не понимала откуда они все взялись. Взглянув на нее, мама с улыбкой спросила:
-Какой красивый цветок. Только зачем ты его так сильно прижимаешь, помялся весь, бедный. – глазами указывала она на что-то, что держала Ландыш у груди.
Девушка последовала за взглядом матери, и увидела у себя в руках большую головку прекрасной, белоснежной лилии, чьи нежные лепестки чуть помялись от того, с какой силой она прижимала ее к груди.
-Это тот парень тебе подарил цветок? – лукаво улыбнулась младшая сестрёнка Ландыша, девочка лет двенадцати. – Я видела его из окна.
-Что? Кто подарил цветок? – строго спросил отец.
Но мама с улыбкой кивала ему, как бы обещая объяснить ему все позднее и всучила в руки главы семейства два чемодана. Чемоданы поместили в багажник, а дочь на заднее пассажирское сиденье. Садясь в машину, Ландыш передала сестрёнке, с осторожностью положив ей в руки, цветок лилии.
-Береги его. – шепнула она в ухо девочке.
Сёстры чмокнули друг друга в щеки. Щеки старшей  были мокрые от слез. Дверца легко захлопнулась за ней и машина с грохотом увезла Ландыш в город.