Уголок тарелки

1
        Летний лагерь для своих детей Народно-экономический университет организовал в чудесном месте. Малышей нужно было готовить к гимназии, так как каждый из них привык к индивидуальному наставнику, семейной обстановке и не имел опыта общения в коллективе. Было их не слишком много, две группы по 10-15 человек, младшие и старшие. Они привыкли к комфорту и не прижились бы в походных условиях.

        Густой хвойный лес на много километров преграждал доступ сюда туристов, грибников и акул пера. Кроме того, это мешало родителям излишне опекать своих отпрысков, дети должны были привыкать жить самостоятельно, рассчитывать на свои силы. Конечно, во взрослой жизни они будут опираться на связи, неформальные отношения и семейные капиталы, но собственная хватка поможет им превзойти успехи родителей.

        Для обитания построили маленькие избушки с некоторым подобием курьих ножек, как бы перекочевавшие сюда из сказки. Гаджеты были под строгим запретом. Вначале каждому намечали выделить отдельный домик, но, после здравого размышления, расселили по трое. Илюша, Григорий и Вадик жили вместе. Трое – это небольшой, но уже коллектив, в нем могут возникать интриги, заговоры и даже фракции. Бабу-Ягу не предусмотрели, в младшей группе правила воспитательница Валентина Ивановна, а в старшей – Клавдия Петровна. Свободное время Илюша и Григорий проводили с Элеонорой, поэтому Вадик им завидовал, хотя Элеонору эту немного недолюбливал.

        Невдалеке протекала речка, дно было глинистое, поэтому сюда завезли пару десятков грузовиков мелкой гальки, и можно было купаться в чистой воде. Рядом нашли участок, занятый тремя старыми дубами, и расчистили полянку, на которой  установили столики, на четверых. Так обеспечили контакт между коллективами двух домиков. Пищу принимали на открытом воздухе в любую погоду, густая крона даже во время дождя не пропускала ни капли. Элеонора трапезничала вместе с Илюшей, Григорием и Вадиком: украшала им жизнь. Только когда разразился ливень, ели в своих избушках.

        Связь с внешним миром поддерживал вертолет, обычно он стоял на своей площадке, готовый к вылету, на всякий случай. В родительские дни, которые назначали ближе к осени, в лагерь доставляли группу пап и мам. Предполагалось, что каждого ребенка за смену посетят всего лишь раз, чтобы не повредить становлению личности. Поэтому и в родительский день лагерь не был переполнен взрослыми.

        Россыпи гальки  у речки представляли кладезь и для девочек, и для мальчиков. Элеонора находила там разноцветные и полупрозрачные камешки, похожие, как она полагала, на украшения мамы и старшей сестры, а Илюша с Григорием выбирали гладкую, шарообразную, гальку для игр. Камешки можно было кидать в цель, посылать щелбаном на дальность и разыгрывать сражения на столах под дубами, когда они были свободны от посуды. Вадик тоже нашел себе камешки, бродил неподалеку и научился жонглировать лучше всех.

        Илюша любил рассказывать истории из жизни своего папы, и слушать их подходили даже из старшей группы. Григорий, один из всех, был совершенно рыжий, его было видно издалека. Зато Вадик носил штаны, каких не было ни у кого. Он всем демонстрировал, что в них есть ширинка, как у больших. В ответ на это, Элеонора клялась, что папа обещал купить ей лифчик.
 
        - Зачем тебе лифчик, - смеялся Вадик, - у тебя ведь сисей совсем нет,
        - Ну и что, - огрызалась Элеонора, - у Валентины Ивановны тоже нет, а она ведь лифчик носит. Вот приедет папа, обзавидуетесь тогда!

2
        Незадолго перед завтраком столы у дубов заставляли посудой, а повариха Нюра вместе с тележкой объезжала столы и накладывала пищу. Потом сторож Николай звонил в колокол, и оголодавшая ребятня занимала свои места. Этот же колокол созывал всех к обеду, купанию на речке или ко сну.

        После завтрака малыши были заняты. Младшая группа работала руками, каждый мастерил что-то свое, а старшие – головой: им показывали опыты, которые, на первый взгляд, граничили с волшебством, но они потом учились показывать эти опыты своими руками. Можно было узнать, почему двухколесный велосипед не падает, а магниты могут парить в воздухе. Обычный уксус, оказывается, делает кожуру на яйце такой мягкой, что им можно потом играть, как мячиком. Иногда они устраивали искусственный вулкан или вихрь в обыкновенной банке и делали моторчик из батарейки и магнита. Правда, почему моторчик крутится, никто из воспитанников так и  не понял. Илюша напросился посещать эти занятия, и потом рассказывал друзьям, что удалось там узнать. Григорий и Вадик слушали с интересом, но Элеонора заявила, что когда к ним домой приходит фокусник, он ещё и не такие чудеса показывает. У Элеоноры были свои таланты, она нарисовала углем картину, на которой Илюша и Вадик лупят Григория – и все были так похожи, что даже Григорий не обиделся.

        В свободное время каждый занимался, чем захочет сам, но всем нравилось играть в приключения. Иногда в игру принимали и Вадика, потому что вчетвером было веселее. Потом Илюша догадался принимать в компанию еще кого-нибудь, но втихомолку, так, чтобы сам он об этом не знал. Задача состояла в том, чтобы заставить этого чужого сделать что-то, что они вчетвером задумали заранее. Например, однажды они убедили Серёжу из старшей группы повонить в колокол всеобщего сбора. Для этого они разыграли целый спектакль, в котором невольно приняли участие Николай и Валентина Ивановна, не догадываясь об этом.

        Как-то, в очень неудачный день, когда столы уже были готовы к обеду, а Нюра не успела доставить еду, Илюша и Григорий тренировались во вратарском искусстве. Один из них бросал издалека гальку, а другой ловил её одной рукой. В очередной раз Григорий сделал обманное движение, но кинул не справа, как он, будто бы, собирался, а прямо. Илюша подставил ладонь, но не поймал. Камешек, изменив направление, угодил в одну из суповых тарелок и со звоном отбил уголок. Илюша поднял с травяного пола треугольный обломок и попробовал прислонить его к тарелке. За этим занятием и застала его Валентина Ивановна.

        - Достукался, - строго сказала она.
        - Я не нарочно, он сам отскочил, - попытался оправдаться Илюша.
        - Ну конечно, камешек немножко живой, куда хочет, туда и скачет. А твое какое участие? - повернулась она к Григорию.
        - Какое-какое! Никакое! Я же видел, там посуда и в другую сторону бросал, а Илюша схватил и на стол кинул.
        - Врет он всё, Валентина Ивановна, - выкрикнула Элеонора. – Я всё видела, он так запульнул, аж жуть. Чуть в глаз Илюше не попал. Подумаешь, тарелка! Лучше уж в тарелку, чем в глаз.
        - А тебя, Элеонора, никто не спрашивал, тоже мне заступница! Обед скоро, а у тебя руки не вымыты.
        - Добрее нужно быть, Валентина Ивановна. Тогда и к вам все будут по-доброму.
   
        Валентина Ивановна взяла тарелку из рук Илюши и внимательно рассмотрела с двух сторон. Потом пощелкала пальцами по ободку. Скрытой трещины не наблюдалось.

        - Удачно разбил. Почти целая тарелка, из неё даже можно есть. Правда поместится только половина. Давай, мы с тобой, Илья, так и решим. Ешь из этой тарелки. У тебя будет своя персональная посуда. И каждый раз вспоминай о своем безобразном поведении.

        Илюша это решение воспринял даже с облегчением. Всё могло кончиться и хуже, а так – ерунда. Половины ему хватит. Обжорой он не был и обычно не доедал, родители всегда были этим недовольны.    

        Теперь у Илюши в завтрак, обед и ужин стояла его тарелка, наполненная едой до разлома. Туда легко умещалась котлета, запеканка или пирог – всё, что имело форму, но жидкие и полужидкие блюда лишь едва покрывали донышко. Поначалу это ничуть не тревожило Илюшу, но потом оказалось, что с наибольшим удовольствием он поел бы как раз то, чего ему не доставалось. Однако многие ему откровенно завидовали, все-таки какая-никакая, но своя особая тарелка.

        Элеонора, а потом и Вадик иногда пытались втихомолку подсунуть Илюше свою порцию, но  он их помощь отвергал, этого еще не хватало. А с Григорием отношения после того случая натянулись. Тот признал, что немного наговорил тогда на Илюшу, но был уверен, что так и следовало поступить. Ты бы тоже, объяснял он, заступился за себя, а не за меня.

3
        Как-то утром Валентина Ивановна застала Клавдию Петровну, замотанную в платок и в слезах.

        - Что с тобой, Клава, - спросила она, - что-то с мужем? Тебе вчера конверт передали.
        - Ой, Валя, при чем тут муж… Мне от мужа прятаться теперь надо.
        - Не пугай меня, Клава. Что могло произойти? Тут и мужиков-то стоящих нет.

        Клавдия Петровна сдвинула платок и повернулась левой щекой к подруге. Волосы ее были обстрижены клочьями. Кое-где торчали вихры, местами проглядывала кожа. Исправить это было никак нельзя, разве что постричься почти что наголо.
   
        - Твоя банда постаралась?
        - Кто же еще? Ночью.
        - Крепко же ты спишь, подруга!
        - И не говори! Вроде бы, не так уж много мы вечером наливочки приняли и вот, поди ж ты, отрубилась.
        - Уму непостижимо. А я – ни в одном глазу. На кого ты думаешь? Кто на подозрении? Опять Сережа?
        - По довольным мордам вижу, все знают и умирают от счастья, но разве скажут? И потом, ну узнаю, и что? Им всё можно.
        - Не пойму я, ты же в лепешку расшибаешься, что им не так?
        - - Да всё ты знаешь, никаких загадок. Одеваюсь не в тренде, говорю не так, как у них в салонах. Чувствуют во мне чуждый элемент. Это у тебя они пока ангелочки.
        - Как сказать! Уже барчуки. Недавно одна, симпатичная такая мордашка, Элеонора, пробралась на вертолетную площадку и передала письмо своему отцу.
        - Уже писать умеет? Даже мои далеко еще не все освоили.
        - Так она к твоему Сереже и сходила, он и написал.
        - На тебя, что ли, жалуется? – с пониманием усмехнулась Клавдия Петровна.
        - Ну, как сказать, письмо у меня. Передать его никакой возможности не было, там указано: «Синий дом с красным балконом. Папе». На деревню, дедушке, но там, хоть указано было, если я не путаю, «дедушке, Константину Макарычу», а здесь просто - «папе».
        - И что же она пишет?
        - Можешь почитать, получишь удовольствие.

        Валентина Ивановна достала из кармана сложенный вчетверо листок и протянула Клавдии Петровне. Та вернула на голову платок и прочла: «Привези мне лифчик. У меня здесь уже сиси выросли немного. Но большие. А у Валентины Ивановны сисей совсем нет, а лифчик носит, задавака».   

        - Видишь, Валя, - восхитилась Клавдия Петровна, - ну как на Сережу обижаться? Писал под диктовку – и ни одной ошибки! А тебя она хорошо выставила перед Александром Петровичем. Интересно, знает она, что ты его секретарша?
        - Думаю, вряд ли. У меня было тайное задание, за ней приглядывать.
        Но Элеонора, конечно, знала и, при случае, пыталась командовать.

4
       Наступление родительского дня ждали все, но не ясно было, чьи родители прибудут на этот раз. Илюша тоже надеялся, но его беспокоила история с тарелкой. Дома его никогда не ругали, да и ругать было не за что. Однажды, когда он пробрался в папин кабинет и уронил ноутбук на пол, он сам себя наказал: поставил себя в угол и стоял так больше часа, пока мама не вернулась из ателье. Потом, когда об этом узнал папа, он решил, что они в расчете, и попросил только больше его вещей не трогать. Илюша и не трогал, не хотел огорчать папу. А теперь Илюша провинился по-настоящему. Кроме того, мама всегда расстраивалась, когда у него не было аппетита, а сейчас, из-за собственного безобразия, он давно уже не ел полную порцию. Поэтому Илюша даже облегченно вздохнул, когда из вертолета вышли все, кроме его родителей.

        В их компании папа приехал к Элеоноре. Валентина Ивановна сразу вручила ему письмо дочери, кратко отчиталась в её успехах и постаралась исчезнуть еще до того, как тот прочтет записку. Александр Петрович положил ее в карман и вспомнил о ней, лишь, когда дочь напомнила о подарке. Письмо развеселило Александра Петровича, и он попробовал отшутиться, но Элеонора была настроена серьезно и требовала у него лифчик, лучше бы голубенький.

        - Подожди немного, подрастишь грудь, будет тебе и голубенький и фиолетовый и даже в полосочку: какой сама выберешь. А пока тебе лифчик не нужен, это не украшение.
        - Не обманывай меня, папа, я всё знаю. У Валентины Ивановны тоже сисей нет, а лифчик носит – голубенький.

        Объяснить феномен Валентины Ивановны было не просто, и Александр Петрович напряг фантазию.

        - Ты права, грудь у неё маленькая, но соски – крупные, больше твоего ногтя. А у тебя их толком и не видно.
        - Неужели крупные, - удивилась Элеонора. - Ой, а она у тебя на работе без лифчика ходит?
        - Нет, конечно, - попытался выкрутиться Александр Петрович, - у всех женщин соски крупные, мы это в институте учили.
        - Ну и ладно, - наконец согласилась Элеонора, - лучше уж без лифчика ходить, чем с уродливыми сосками.

        Она набрала из отцовской сумки персиков и шоколадных конфет для друзей. К угощению проявил интерес только Илюша, который с трудом дожидался похода в столовую. Заодно он поинтересовался, почему Элеонора у них самая длинная, а папа у нее такой невысокий. На Илюшу и остальные родители произвели странное впечатление. Не родители, а какие-то карлики. Когда его папа ходил с ним гулять, он загораживал всю улицу и половину неба. Илюша, конечно, еще до прихода Элеоноры всем сразу рассказал, что папа него – великан, а мама – великанша.

        - Наверно, ты похожа на маму, - сказал он Элеоноре, - мама у тебя выше папы?
        - А вот и нет! – возразила Элеонора. – Папа выше. Когда они ходят под ручку, папа даже наклоняется к маме.
        - Так бывает, - объяснил Вадик. – Дети не всегда на родителей похожи. Повар, на нашей вилле - весь нищий. У него только один костюм, и тот не новый. Приходит всегда голодный, пока не поест, не начинает варить-парить. И даже иногда спит у нас на кухне, когда дочка его выгоняет. А дочка богаче моей мамы и одевается лучше королевы. Женихи у нее все на крутых тачках, а подлизываются, как бедняки, водят её по ресторанам. А она, то одного выгонит, то другого. Мне брат рассказывал. Вот и получается: у негодного папы выросла богатая дочка. Мама бы давно этого повара выгнала, да все обожают его жаркое, и я тоже.

5
        В следующий раз вертолет привез и папу Илюши. Когда родители добрались до детской площадки, Илюша папу не сразу заметил и подумал, было, что нужно ждать до следующего раза. Но папа сам обнаружил сына, а тот вначале не понял, что это его любимый папа, потому что он оказался не великаном. Илюша смущенно подошел и подозрительно оглядел толпу воспитанников, их окружавших со всех сторон.
        - Эй, малышня, - обратился к ним папа, - дайте мне с сыном поздороваться. А ты, Василиса, что здесь делаешь? Вон твоя мама, мы с ней одним вертолётом прибыли. И тебе, Серёжа, что нужно? Папа тебя зовет, иди скорее.
        - Пойдем, - потянул отца за руку Илюша, - там скамейка есть около речки.
        - Сынок, как ты вырос за лето, - обнял его отец, - я вначале глазам своим не поверил, что это ты. Вот мама удивится.
        - Я это, Илюша. – Солидно подтвердил Илюша. - Я так тебя ждал, каждый день и даже два раза в день. Измучился совсем, а где мама?

        Здесь папа вспомнил, что получил поручение покормить сына домашней пищей. Илюша стал с удовольствием уплетать блины, но свой вопрос не забыл.

        - Папа, я тебя очень сильно люблю. Больше всего на свете, но маму чуть-чуть больше. - Илюша показал ему прижатые друг к другу большой и указательный пальцы. – Мама ведь меня родила, а ты-то тут при чем? Ты только не обижайся.

        Папа даже и не думал обижаться.

        - У мамы не получилось приехать. – Объяснил он. - Решили, что посещать вас будет лишь один родитель, чтобы здесь не было столпотворения. И лучше всего папы, потому что мамы могут сорвать воспитательный процесс. А почему ты измучился, тебе здесь не понравилось?
        - Нет, здесь интересно, нам даже разрешают смотреть в телескоп.
        - В настоящий телескоп? И что же ты там разглядел?
        - Лучше всего Луна, там видны настоящие горы. И Сатурн. А на звезды смотреть не интересно, как будто смотришь так, без телескопа, никакой разницы.
        - Друзей ты здесь нашел, надеюсь, или бродишь один, как сыч?
        - Да, у нас три друга и одна подруга.
        - Так ты научился жить в коллективе?
        - А что тут сложного, подумаешь! Только я не люблю, чтобы кто-то один был главным, хочу, чтобы все были главными.

         Илюша неуверенно посмотрел на папу и задал вопрос, который волновал его с самого начала встречи. Он хорошо помнил, как сидел у папы на плечах, был выше всех и однажды даже попытался потрогать рукой облако.

        - Я теперь вырос большой, и ты не сможешь покатать меня на плечах, как раньше?
        - Ну что ты, Илюша, конечно, смогу, да хоть прямо сейчас.

        Илюша быстро взлетел вверх, оказался на плечах, гордо осмотрел окружающих и уже сам себя ощущал великаном. Папа пробежал с ним вперед, и в сторону, и назад, и подпрыгнул вверх. Илюша чувствовал себя счастливым, но в этот момент раздался звон колокола, и нужно было идти на обед. Отец поставил сына на землю, а Илюша обнял его за ноги, поднял вверх лицо и сказал, что уже наелся блинчиков и обедать не хочет, ну ничуточки. Он немного забыл о своей беде, а теперь было страшно огорчать папу битой тарелкой. Но отец не воспринял отговорки и решительно направился вместе с ним к столам. Илюша, сдерживая дыхание, пошел к своему месту.

        Обед уже начался, за его столом Элеонора и Григорий с Вадиком уже дружно хлебали борщ, аромат висел в воздухе. Илюша, немного прикрыв глаза, сдвинул стульчик и увидел на своем месте полную тарелку наваристого борща. А его проклятая тарелка куда-то исчезла. Напрасно, подумал Илюша,  он обижался на Валентину Ивановну, все-таки она добрая.