Кинематограф Z

Сцена №1
Стэнли Торнхилл всегда брился, уходя на работу. Стэнли Торнхилл всегда брился только электрической бритвой – от станка у него появлялись прыщи. В то утро он тоже брился. Он внимательно осматривал свои щёки, шею и подбородок, отражавшиеся в громадном зеркале на дверце шкафчика для гигиенических принадлежностей в ванной, и нетерпеливо приплясывал босиком на кафельном полу, прохладном и немного влажном. «Это чёртово бритьё – нервотрёпка и не более! Уйду на пенсию – отпущу бороду!» - думал Стэнли. Правда, до пенсии было ещё слишком далеко, но мысль о ней приятно ласкала душу, и он стоически лелеял её вот уже добрый десяток лет: сначала в полицейской академии, потом, когда попал на 43-ий участок и мурыжился там простым патрульным. Лелеет и теперь, перебравшись по не совсем приличной – «голубоватой» протекции под крышу более обеспеченной конторы и став специальным агентом ФБР.
Стэнли выключил «машинку» и придирчиво поводил по лицу ладонью. Оставшись довольным, он смазал кожу дорогим гелем после бритья и принялся приводить в порядок свои русые коротко стриженые волосы. Стэнли себе нравился, и не только себе.
- Дорогая! – позвал он, выходя из ванной в одних трусах.
- Да, дорогой! – отозвалась из кухни жена.
- Милая, готов ли мой костюм?
- Конечно, сладенький!
Слушая их, можно было бы предположить, что всё это – лишь циничная игра в любящих супругов, однако, чета Торнхиллов действительно души друг в друге не чаяла.
35-летний специальный агент энергично взбежал по крутой деревянной лестнице на второй этаж, чтобы экипироваться. По пути назад Стэнли заглянул в детскую и весело прокричал:
- Подъём, ковбой!
На кровати зашевелилось одеяло, из-под него высунулась заспанная веснушчатая физиономия и заныла:
- Ну, па-а!
- Отставить! Опоздаешь в школу – Дисней Лэнд, в субботу, отменяется! Ясно?
Сын тяжко вздохнул и медленно полез наружу. Стэнли нежно потрепал его по рыжей маковке и двинулся завтракать.
- Дорогой, - сказала супруга за столом, намазывая тосты шоколадной пастой.
Стэнли отвлёкся от изучения утренней газеты:
- Да?
- Мальчик давно не был на природе. Он скучает по твоему отцу, по его ранчо.
Стэнли улыбнулся и погладил её по руке:
- Покончу с этим делом – возьму отпуск, и мы обязательно съездим на пару недель. Обещаю!
На улице просигналил знакомый клаксон, и он вскочил, торопливо дохлёбывая кофе и хватая пакет с бутербродами.
- Всё, дорогая, бегу!
В дверях Стэнли чмокнул супругу в привычно подставленные губы, а она при этом успела поправить мужу галстук со словами:
- Району – привет!
- Привет! – сказал Стэнли, хлопая дверцей БМВ Х5. Район помахал Нэнси в окошко, и чёрная машина рванула вперёд.

Сцена №2
В офисе, как обычно, всё стояло кверху дном, и носился слух о том, что, вот уже завтра, шефа повысят в звании. Это «завтра» тянулось ещё с прошлого месяца и все два месяца в ящиках многочисленных столов томились в ожидании скромные подарки, и все эти дни Майлз Джейкоб Блэкроуз страдал от бессонницы. Он на цыпочках, чтобы не разбудить Мэридит, пробирался в гостиную, наливал себе большой стакан джину, накидывал поверх пижамы куртку на меху и выходил на веранду. Усаживался в студёное доставшееся в наследство от деда кресло и пил, уставившись перед собой. Под ногами хватался лёгкий морозец, и изумрудная взлелеянная за сотни уик-эндов травка его газона сверкала инеем.
С холма город был как на ладони: весь, словно напрягся от предвкушения праздников – на носу Сочельник, а там – Рождество. Серебристая ель, которую Блэкроуз пятнадцать лет назад высадил перед домом в день рождения Боба – младшего сына – специально ради новогодних торжеств, наряжена и в иллюминации.
Майлз обмакивает губы в джин и пытается отгонять подальше докучливые мысли, от которых, собственно, и не спится. Большое начальство недвусмысленно намекнуло, что, если его парни возьмут Чикиту на крупной сделке, то….
Чёрт бы всё это побрал! Полгода длится операция, отслежена каждая мелочь – чего ещё нужно? Бери, да цапай всех подряд! Так нет – им этот подонок за каким-то хреном лично сдался! Чикиту через неделю-другую свои же и пришьют!
Конечно, Блэкроуз понимал, что он совершенно неправ, рассуждая так. Это говорило в нём нетерпение, эгоистический карьеризм, манила весомая прибавка к жалованию, а, значит, и старость, обеспеченная по всем статьям. Куда же только подевался тот юный черномазый бессребреник, пришедший, чтобы сделать мир чище, жизнь лучше и безопасней? Неужели это он сидит сейчас на трёхградусном морозе, потому что не может уснуть от того лишь, что его повышение грозит затормозиться на год, ну, от силы, на два? Неужели всё, на что он остался способен теперь, это каждую субботу скрупулёзно вылизывать крутой японской газонокосилкой свою, в сущности, паршивую траву?
Но Майлз старался не думать об этом и дышал глубоко, чтобы почувствовать, как слипаются ноздри.

Сцена №3
Блэкроуз тряхнул седеющей головой, сбрасывая наваждение очередной бессонной отсидки, и объявил, обращаясь к только что вошедшим спецагентам Торнхиллу и Джонсу:
- Стукач сообщил, что пришла крупная партия героина. Судно уже под разгрузкой. Сделка состоится сегодня в три часа ночи.
Агенты стояли перед ним: Торнхилл, запихнув руки глубоко в карманы брюк, а Джонс, опершись ладонями в спинку стула для визитёров, и оба были явно чем-то недовольны.
- В чём дело, агент Джонс? Что означают ваши скептические ухмылочки? – жёстко поинтересовался Блэкроуз. «Правильно, Майлз, время от времени нужно показывать баранам, кто тут волк!». Он подначивал себя, но на самом деле готов был сквозь землю провалиться – ну кому всрались эти игрушки в «грозного старика»?
- У вас есть какие-либо сомнения? Так выкладывайте их!
Нагловатый, но хороший работник Район Джонс, продолжая ухмыляться, провёл пятернёй по своей густой чёрной шевелюре и, всё так же лениво, нависнув над безупречной гладью полированного стола, произнёс:
- Кто информатор, шеф? Только не говорите, что снова Хорёк!
Ах, как бы Блэкроуз хотел, чтобы это был не Хорёк, но поделать ничего нельзя и, чувствуя колючую ненависть и к Хорьку, и к Джонсу, за то, что тот догадался, он ответил:
- Даже если и так – какое вам до этого дело, специальный агент Джонс? Выполняйте мои приказы, вот и всё, что от вас требуется!
После таких слов, во рту появился какой-то гаденький привкус. Блэкроуз открыл коробку с сигарами и поспешно закурил, избегая смотреть Джонсу в глаза.
- Но ведь он нас уже дважды накалывал, - возник красавчик Торнхилл, почёсывая свои соломенные усики.
Блэкроуз горел желанием поскорее завершить этот разговор и поэтому сказал, пропуская мимо ушей последнее замечание:
- Ваша задача заключается в том, чтобы, находясь в забегаловке Чикиты, вовремя сообщить группе захвата, когда тот отправится на причал. Вам понятно?.. Свободны!
Агенты дружно пожали плечами, словно говоря: «Любой каприз за ваши деньги!», и медленно отчалили. Когда дверь за ними захлопнулась, Блэкроуз в сердцах раздавил в пепельнице едва начатую сигару и процедил:
- Дерьмо! Собственноручно придушу Хорька, если он снова обманул!

Сцена №4
Энрике Фернандес, по прозвищу Чикита, выглядел, как полный идиот. Он так полюблял расфуфыриваться, что порой проводил за этим занятием битый час. Перстни, серьги, браслеты, дурацкие разноцветные пиджаки, пышные сорочки, лакированные попугайские туфли-штиблеты, невероятно дорогие трости и бриолин…. Но хотя внешне он и производил впечатление короля папуасов, его боялись. С ним приходилось считаться даже самым большим Отцам в этом опасном бизнесе, потому что Чикита был отчаянным малым, и ни в какую не желал признавать авторитетов, а его безбашенные парни были преданны ему так, будто не ведали, что такое предательство.
Энрике Фернандес кушал устрицы у себя в апартаментах на втором этаже того же здания, на первом этаже которого, то есть – в подвале, размещался его клуб. Раскаты музыки едва-едва доносились сюда. За маленьким круглым столиком начала XIX века на стульях конца XVIII расположились только самые приближённые. Их было трое.
Пабло Кристобаль Мартинец – правая рука Чикиты. Изящный молодой человек с невероятно правильными, как для потомка конкистадоров, чертами густо смуглого лица. Он имел тщательно ухоженную гриву курчавых волос гуталинового цвета. К тому же Пабло носил в левом ухе массивное золотое кольцо, шикарную фиксу на два верхних резца, и пару «Вальтеров» под мышками. Он с удовольствием пускал эти «Вальтеры» в ход буквально при любой возможности.
Джанго был большим и толстым. Большим настолько, что всякая притолока оказывалась не к месту, а толстым до такой степени, что в брюках у него висели не только мужские принадлежности, но и брюхо до самых колен. Джанго очень любил свои тонкие усики, играть в компьютерные игры, дорогое шампанское, есть и ломать кому-нибудь кости. Когда он заговаривал, было приятно слышать сочный баритон, а не какой-то безъяйцый писк, каким природа обычно снабжает полных мужчин.
Третьим был Альфредо. Низкорослый крепенький живчик, энергичный и деятельный, как мангуст, с развязными манерами, раздолбанной походкой, всклокоченной шевелюрой и громадным перебитым носом. Вечно он был недобрит, потому что ему всегда что-то мешало выбриться, как следует. Вечно он был накурившись марихуаны, потому что ему никогда и ничто не мешало накуриться. И он знал всех и вся, всё и обо всём в этом городе, и с каждым мог найти общий язык, со всяким умел столковаться. В тех же случаях, когда Альфредо оказывался бессилен, в дело вступали Джанго и Пабло, и ещё два-три десятка отмороженных латиносов из армии Чикиты.
За столом сидят также: Марта – девушка Чикиты, и Анна – девушка Пабло. Обе в коротких вечерних платьях, обе жгучие брюнетки со стогами шикарных локонов небрежно прихваченных шпильками. Они, как обычно, рядышком и ведут вполголоса чисто женский трёп.
Мужчины беседуют о делах.
- Вот я и говорю этому макароннику, - продолжает Альфредо, широко размахивая запачканными в еде руками. – Анджело, говорю, ты, наверное, меня не понял? Ты меня, наверное, с кем-то путаешь? Я сюда пришёл не для того, чтобы выслушивать о том, кто твой босс! Я здесь, чтобы объяснить тебе, что и мне и Чиките совершенно насрать, кто твой босс! Я здесь, чтобы сказать тебе, чтобы ты сказал своему затраханому итальяшке, чтобы он радовался, что ему всё ещё позволяют вести свой бизнес!
Альфредо на секунду прервался, дабы оросить пересохшие связки бокалом белого вина и, едва успев проглотить, продолжал:
- Если Чикита просит, говорю, ха-ха-ха, представляешь – просит?.. Сто кусков в месяц от его пирога, это не означает, что можно заплатить половину!.. Никто никогда не посмеет поиметь Энрике Фернандеса! Понял?.. Пусть твой вонючий босс завязывает выпендриваться! Так и передай!.. Держи, говорю, эти бабки и уматывай!.. Передашь ему, чтобы завтра же в тоже время он сам – лично – принёс, но уже 150, раз он такой недоумок! Ха-ха-ха!
Чикита, наконец, отвлёкся от поглощения устриц и с лёгким интересом взглянул на докладчика. Альфредо, заметив столь явное проявление внимания, разошёлся, пуще прежнего:
- Ты не поверишь, амиго, что он мне ответил!.. Джанго не даст соврать!
Джанго, не прекращая выедать моллюсков, выдавливать на них лимоны и снова выедать, чуть заметно покачнулся на стуле, всем телом давая понять, что врать он никому не позволит. Альфредо, вдохновлённый поддержкой, воскликнул:
- Боюсь, говорит этот ублюдок, что мой босс ни за что не согласится на такие условия!.. Клянусь Святой Девой Марией Гваделупской, он так и сказал! Слово в слово!
Чикита состроил на физиономии смесь огорчения с недоумением. Его ювелирная бородка-эспаньолка нарушила свой покой и недовольно ощетинилась.
- Ну, Паблито, естественно, взялся за его чуб, и, было, уже собирался проковырять ему пушкой висок, но я сказал: «Паблито, зачем нам четвёртый труп за последние пятнадцать минут? Нам нужны наши деньги!».
Чикита обратил укоризненный взор на Пабло, и тот, ничуть ни смутившись, лишь пожал плечами, мол, что я могу с собой поделать?
- Тогда Паблито отпустил макаронника и передал Джанго!
Джанго сразу же перестал жевать и осклабился.
- И наш карапуз сломал ему три пальца подряд: мизинец, безымянный и фак! Ха-ха-ха!.. Потом всех дохлых итальяшек погрузили в их машину, а живого усадили за руль и отправили восвояси.
Альфредо, наконец, закруглил свой отчёт и, предварительно вытерев ладони о скатерть, занялся сворачиванием самокрутки.
Чикита закурил какую-то чудовищно дорогую французскую сигарету – из тех, что, наверняка, набивают золотой стружкой, а иначе, зачем было бы драть за них в три дорога? Он откинулся на спинку стула и небрежным вялым движением швырнул салфетку в тарелку, которая до этого была заткнута за воротник его рубашки, так что на всеобщее обозрение открылся могучий платиновый крест, покрытый бриллиантовой коростой.
Пабло порывисто поднялся из-за стола:
- Пойду, посмотрю – как там наши «голубые менты»? – сообщил он.
Никто не возражал. Проходя мимо Анны, Пабло провёл ладонью по её голым плечам и девушка, тут же откликаясь на ласку, блаженно смежила веки и чуть заметно улыбнулась. Дверь захлопнулась. Анна, будто проснувшись, вновь бойко затараторила что-то на испанском, а подруга кивала и очищала от кожуры апельсин.
В столовой запахло цитрусами, марихуаной и табаком.
- А ни выпить ли нам ещё? – осведомился Альфредо, выпуская из лёгких очередную затяжку.
Чикита молчал. Это означало, что он не против. Девушки только отмахнулись от Альфредо, как от назойливого москита, не прекращая болтовни, а Джанго прочавкал: «Умгу!». Альфредо проворно откупорил бутылку кубинского рома и налил три порции.
- Чин-чин, - произнёс он и хорошенько приложился к своему стакану.
Древнее дерево надрывно заскрипело, когда толстяк, следуя примеру своего босса, вольготно развалился на сиденье и сытно отрыгнул.
- Спасибо тебе, Господь, за ту еду, что посылаешь нам! – просипел Джанго и потянулся за ромом.
Вернулся Пабло. Было видно, что ему не терпится поскорее приступить к работе.
- Чем они там занимаются? – лениво спросил Чикита.
Мартинец брезгливо хмыкнул и ответил:
- В сортире лижутся, уроды!.. Наверное, решили трахнуть друг дружку!
- Не стоило бы говорить такие вещи за столом! – притворно возмутился Джанго и расхохотался.
Альфредо сделал вид, будто чуть не поперхнулся. Девушки прыснули апельсиновым соком. Энрике Фернандес лишь покривил губы.
- Меня самого едва не стошнило, когда увидел, что они там вытворяют, - признался Пабло, и все развеселились ещё больше.
Чикита сказал:
- Сядь, Паблито…. Потерпи немного. Дадим им пять минут.
Мартинец подчинился с явной неохотой – его горячее сердце рвалось в бой, к его обожаемым пистолетам.
- Ты предупредил Анхеля и Рикки, чтобы никуда не запропастились, как в прошлый раз? – поинтересовался Чикита, раскуривая новую сигарету.
Пабло кивнул.
- Обязательно прихвачу с собой камеру! – пообещал Альфредо. – У меня дома такая видеотека, что если найти покупателя, которому мои фильмы будут по приколу, озолотиться ж можно! Да-да-да!.. Вот надыбаю подходящего клиента и скажу вам, ребята, адиос!
- Трепло ты, Ал, - заявил Джанго добродушно. – За что тебя и люблю!
В этот момент Энрике Фернандес вымолвил:
- Пора!

Сцена №5
Белоснежный «Линкольн» и чёрносажий «Вольво» заплыли на территорию старого заброшенного завода. Когда-то, лет, этак, сорок тому назад, здесь перегоняли нефть. Фары погасли и, словно по команде, отворились разом все дверцы. Из автомобилей повалили люди.
Чикита щёлкнул зажигалкой, прикурил и произнёс, обращаясь к Пабло:
- Я думаю, мы не будем тащить их в здание. Ты только посмотри, какая благодать кругом! – Он глубоко вдохнул, а затем выдохнул, и пар вперемешку с дымом повалили изо рта. – Делайте всё, что нужно, а я пока пройдусь!
Несколько секунд Пабло наблюдал его слегка раздолбанную походку: Энрике Фернандес едва заметно припадал на левую ногу. Эта привычка осталась у него ещё с тех времён, когда они, тогда пятнадцатилетние, полуголодные и бесстрашные отпрыски нелегальных эмигрантов промышляли по маленькой, выдёргивая сумочки у старух на улицах. И вот как-то раз им не повезло.
Энрике, который ещё не был «Чикита», вырвал сумочку, а Пабло, подлетевший следом, прыснул старушке в лицо из газового баллончика, чтобы та какое-то время больше заботилась о своём здоровье, нежели об имуществе. Но тут в их судьбы вмешалось провидение в виде случайно оказавшегося неподалёку полисмена. Он припарковался где-то рядом и пошёл прикупить себе чего-нибудь перекусить. Не успел он расплатиться, как до его слуха донёсся истерический писк «кочерыжки». Полисмен, роняя на пол чизбургеры и хватаясь за кобуру, выскочил из кафе прямо на Энрике. Жирный пожилой боров, конечно же, этого не ожидал, и не успел оглянуться, как уже сидел на тротуаре и ошеломлённо смотрел вслед улепётывающим тинэйджерам. Отдавая ему должное, следует упомянуть, что рассиживался он совсем немножко и почти сразу же был на ногах. Помахивая детищем господ Смита и Вессона, он пустился в погоню.
- Дьявол… дело… пахнет… керосином…, - тяжело дыша, сообщил Пабло.
- Скоро… отвяжется, - пообещал Энрике, но он ошибался. Полисмен, хоть и был не первой свежести и довольно звонко попёрдывал на бегу, однако закругляться с преследованием не собирался.
- А ну, стоять! – вопил он хриплым фальцетом. – Подонки…! Сейчас стрелять буду!
Пацаны испугались ещё сильней и, пригнув головы, юркнули в первый попавшийся переулок, где, как могли, прибавили ходу. Полицейский топотал за ними. В узком, гулком коридоре между высоких серых стен его шаги просто сводил с ума.
- Вот дерьмо…! Мы влипли…! – отчаянно выругался Пабло, когда перед ними, словно из ниоткуда, выросла трёхметровая стальная сетка. Он остановился, согнулся пополам и попытался выплюнуть из пересохшего рта густую тягучую слюну. Бежать уже не хотелось, а хотелось плакать от обиды.
- Чёрт! Но ведь это ж нечестно! – воскликнул Энрике и изо всех оставшихся сил саданул по предательской преграде злополучной старушечьей сумкой.
Пабло ужасно удивился – он-то думал, что напарник давно её выбросил. Ему вдруг стало очень смешно, и он еле-еле сдержался, чтобы не рассмеяться.
Коп, обнаружив такой поворот событий, мигом сбавил обороты и преисполнился уверенности.
- Вот и всё! – заявил он, истекая потом и самодовольно ухмыляясь. – Будьте добры, сопляки, ручки на затылки!
Пабло пал духом. Он собирался позволить упечь себя в каталажку (ловили их не в первый раз, теперь уж было не отвертеться), но услышал спокойный голос Энрике:
- Ты что, Паблито?! Мы же только вчера поклялись, что больше нас живьём не возьмут никогда!.. Брат, ты что?!
Энрике, более чем чувствительно, пихнул его в плечо, и Пабло, словно очнулся. Тут же, будто получив новый заряд энергии, он понял, что надо делать. Друзья мгновенно скинули с босых пяток свои новые кроссовки – не жалко – и ринулись штурмовать, казалось, непреодолимое препятствие. Пабло косился на Энрике, который с сумкой в зубах остервенело карабкался рядом, и думал: «Пусть! Пусть стреляет, вонючий легавый!». Да ради такого момента, стоит подставляться под пулю! Душа его пела, и было ангельски легко!
Полицейский подбежал к сетке, перегораживающей переулок. Он тряс её, орал благим матом, грозился и даже пару раз прицелился, но так и не решился выстрелить.
- Проклятые недоноски! Вы ещё сгниёте в тюрьме!
Но они уже были наверху и, немного побалансировав там, чтобы досадить менту по самые помидоры, спрыгнули вниз, на другую сторону. При приземлении Пабло слишком резко согнул ноги и на всём присесте саданулся подбородком о коленку, так что только челюсти щёлкнули и в носу закололи мириады крошечных стрел. А вот у Энрике всё обошлось гораздо хуже – он сломал голеностоп, но пока ещё не знал об этом. Юноша вскрикнул, взмахнул неуклюже, совершенно не похоже на себя, руками и завалился на бок. Пабло подскочил к нему и помог подняться.
- Наверное, вывих.
- У-у, - простонал друг.
- Идти не сможешь?
- У-у, - ответил Энрике и попытался ступить на повреждённую ногу, но сразу едва не упал снова – Пабло успел поддержать.
- Фак! – выругался он.
- Ему срочно в больницу нужно, - участливо заметил из-за сетки полицейский.
- Отвали, дед! – проныл Энрике….
В тот раз их, всё-таки, повязали. Они бы не смылись, даже если бы Энрике и не сломал свою ногу. Откуда ни возьмись, подлетело «корыто» с мигалками и….
Потом была «малолетка». Пабло вышел на месяц позже и по возвращению домой встретил друга уже совсем крутым, да и сам он серьёзно поумнел. С ногой у Энрике всё было в порядке, она отлично срослась, но парень продолжал выпендриваться, нарочно сильно прихрамывая. Энрике очень гордился своей поломанной лодыжкой, словно ветеран корейского облома «пурпурным сердцем». Это была его боевая награда, шрам, на который мгновенно западали девчонки….
С тех пор прошло пятнадцать лет и больше ни разу они не дали себя арестовать.
Воспоминание промелькнуло в один короткий миг. Пабло обернулся и приказал, доставая пистолеты:
- Снимите с них наручники!

Сцена №6
Специальный агент Джонс понимал, что его убьют, и не надеялся на чудесное спасение. Когда они с Торнхиллом целовались в туалете, то отключили микрофоны, которые скотчем были закреплены на груди (в их, не совсем профессиональные взаимоотношения совсем необязательно было посвящать весь отдел), а включить не успели: неожиданно налетевшие люди Чикиты первым делом лишили их оружия и связи. Джонс знал, что и ему, и его напарнику жить осталось всего ничего, но страх перед смертью был от этого ещё жёстче. Он весь дрожал. Холод и страх пронзали его до костей.
Ночь выдалась на редкость ясной. В ярком лунном свете Джонс чувствовал себя совершенно голым. Он не решался смотреть на своего товарища, но догадывался, что с ним творится то же самое. Безмолвно они стояли плечом к плечу. Под мышками вспотело, и противные струйки стекали по бокам, а вокруг были уверенные, ненавидящие существа с автоматами наготове. Крутился с видеокамерой коротышка Альфредо. Её фонарь время от времени бил по глазам, Джонса ослепляло и приходилось мучиться.
- У меня есть такой сюжет, такой сюжет – закачаетесь! – взвизгивал Альфредо, обращаясь к спецагентам. – Хи-хи! Вам, ребята, понравится! Вы уж мне поверьте! Хи-хи! Коппола – отстой! Спилберг просто вены себе перегрызёт! Точно-точно!
Никто даже не улыбнулся. Всё было слишком серьёзно. Альфредо подскочил совсем близко и снял крупный план.
- Паблито! – пропел коротышка. – Актёры готовы! Им, по-моему, просто не терпится! Хо-хо! Мы назовём наш шедевр «Голубые слёзы»!.. Или, нет! «Последняя ночь голубых дятлов»!.. Я торчу! Хи-хи!
- Ты режиссёр, тебе и карты в руки, - холодно произнёс Пабло. – С чего начнёшь?
Альфредо сделал вид, будто раздумывает и, почесав свободной пятернёй в затылке, сказал:
- Думаю, нужно следовать канонам кинематографии – начнём с прелюдии!.. Вы что, оглохли?! – прикрикнул он на агентов. – Я сказал «пре-лю-ди-я»!.. Мотор!..
Джонс тупо уставился коротышке в глазки. Джонс не догадывался, что от него требуют.
- Паблито, - заныл Альфредо. – Они меня не слушаются. Наверное, они не хотят стать суперзвёздами?
Пабло Мартинец всё так же бесстрастно произнёс, указывая дулом «Вальтера»:
- Ты, белобрысый – на колени! Будешь делать своей подружке отсос!
- Господи! – услышал Джонс мелко вибрирующий, плачущий голос Торнхилла. Он стоял и ждал, когда всё это кончится и надеялся, что кошмар продлится не долго.
Жирный урод, по кличке Джанго, отделился от кольца братвы, взял Торнхилла за плечи и, как тот ни пытался сопротивляться, придавил к земле.
- Давай, милашка – чмок-чмок! Будет лучше, если ты это сделаешь! Не будет так бо-бо! – проворчал он и отступил на два шага, брезгливо отирая ладони носовым платком.
- Господи! Господи Иисусе! Господи! – бубнил затравленно Торнхилл, и Джонс ощутил, как прикоснулись к нему дрожащие руки. Потом вжикнула молния. Брюки упали, и обжигающие ледяные пальцы стащили трусы. Джонс умолял себя не смотреть вниз.
- Давай, детка, давай! – подбадривал Альфредо, подпрыгивая то слева, то справа. – Больше страсти!
Джонс с огромным удивлением почувствовал, что возбудился при первом же прикосновении горячего рта. «Чёрт подери, - подумал он. – Чёрт меня подери!». Он закатил глаза от наслаждения, а потом взглянул на своего напарника и любовника и со злорадством отметил, что и Стэнли вошёл в раж – он тоже получал удовольствие. Именно в этот момент специальный агент Джонс понял, что сволочи с автоматами только что проиграли. Джонс разгорячился и уже согрелся.
- Стоп-стоп-стоп-стоп! – воскликнул Альфредо. – Сделай так, блондинчик, чтобы мы всё увидели!
Торнхилл на мгновение замер, но тут же заработал быстрее. Порывистым движением Джонс взъерошил ему волосы – это был их условный сигнал «Я готов!», и Торнхилл, продолжая неистово дрочить другу, подставил своё лицо именно тогда, когда тот кончил.
- Да, мальчики-девочки, да! – горланил Альфредо. – Теперь пойдём дальше!
Джонс уже не слушал. Он делал лишь то, что хотел. Район Джонс опустился на колени и, нежно обняв Стэнли, поцеловал его: сначала вяло, расслаблено, но затем всё более страстно.
- Покажем этим ублюдкам…. – жарко шептал он. – Это не они нас – мы их отымели.
- Я люблю тебя! – отвечал Торнхилл задыхаясь.
- Поверни его и вдуй! – руководил Альфредо, но им было наплевать на него, на них, на весь мир.
Джонс единым порывом содрал с напарника штаны и тот вошёл в него. Пабло очень спокойно на всё это смотрел. Он видел, как вдруг вспыхнули и ожили их лица, как загорелись глаза даже у Джанго, который испокон веку к любому сексу относился более чем скептически. Пабло был единственный, кто понял, что происходит, и знал, будь Чикита сейчас здесь, он бы тоже понял. Продолжать бессмысленно, решил Пабло. Он приблизился и спустил курок.
Первая пуля вонзилась в голову агента Района Джонса. От неожиданности вздрогнули все, кроме того – второго, перед которым агонизировал его любовник, вываливая на потрескавшийся и проросший травинками асфальт комья крови. Этот второй, словно слепоглухонемой, занимался своим делом. Тогда Пабло выстрелил в Стэнли. Стэнли растянулся на быстро остывающем теле любовника с таким же, как у него, выходным отверстием во лбу. Однако их секс всё ещё не прекратился. Он продолжался теперь уже в конвульсиях.
«Они что – издеваются?!» – разозлился Пабло, и принялся палить с обоих стволов, словно умалишённый, пока ни превратил двух извращенцев из ФБР в кровавое месиво. Наконец, у него закончились все заряды и он успокоился. Тогда Пабло, ни на кого не глядя, пошёл искать Чикиту. Перед ним пугливо расступались, давая дорогу.

Сцена №7
- Эти чёртовы федералы, эти гомосеки только что поимели нас на полную катушку! – прорычал Пабло в «Линкольне», когда за окнами машины полились потоки городских иллюминаций.
Чикита сидел и цедил виски.
- На-ка, хлебни и успокойся, - предложил он, храня невозмутимость.
Пабло резко отвернулся, но после всё-таки взял стакан и махом осушил его.
- Паблито, - мягко произнёс Чикита своим бархатным тенором. – Хочешь, я скажу тебе, в чём твоя проблема?
Мартинец не ответил – это был риторический вопрос.
- Джанго, подними, пожалуйста, экран!
Чикита подождал, пока исполнят его просьбу и, когда они остались тет-а-тет, продолжил:
- Ты обиделся на солдат за то, что они не способны соображать?
Пабло нехотя кивнул. Чикита весело рассмеялся и похлопал его по плечу:
- Именно поэтому ты – Пабло, а я – Чикита. Ясно? Просто всем быть умными необязательно, достаточно того, что есть мы с тобой! Иначе, столько боссов разведётся, что мы вскоре останемся на бобах!
- Да ну всё к дьяволу! – улыбнулся Пабло. – Лучше выпьем!
- Вот это – мой Паблито!..
- Вот это фильм! Вот это фильм! – восхищался Альфредо на переднем сидении и размахивал камерой.
- Осторожней! – пытался усмирить его Джанго. – Разфигачишь лобовуху!
- Не гони! Тут всё бронированное!
- Да? А ты колпак с объектива снять не забыл? А…?

Happy End

2006 год