Ангел по имени Тори. Главы 12-13

Предыдущие главы:http://proza.ru/2021/11/01/1934

Глава 12

– Это неправильно! – орала Вика в оранжерее. – Так нельзя! Нельзя! Почему?! Почему дети?! Почему Димка?!

Слезы лились рекой, как будто лужи превратились в озера.  И бедный папоротник прямо чихал от соли. Тори стояла на коленях возле кадки, уткнувшись носом в прохладные листья, и поливала их слезами. Внутри болело ВСЕ! И опухоль в правой груди. И сердце в левой. И желудок выпрыгивал от рыданий. И голова раскалывалась от мыслей.

– Ненавижу! Ненавижу эту жизнь! Будь она проклята со своими страданиями! –  Вика от отчаяния била кулаками по деревянному полу. – За что?! За что Димка?! Он же как ангел! Он же никому не сделал зла! Не хочу жить! Не хочу все это видеть! Не хочу-у-у...

Димка умер во время операции. Врачи в шоке – никто не ожидал такого исхода. Да, операция сложная. Да, мальчик слишком мал для большого наркоза. Но ведь просчитали все до последней мелочи! Что же не учли? Что не выдержит маленькое сердечко?..

Вика узнала эту новость самой последней – утром следующего дня. Проспала, обкурившись, чуть ли не сутки. Облегчение наркота не принесла. На душе было паршиво. Голова гудела. Тело ломило. Вернулась мысль о неминуемой операции. Жить не хотелось. А тут еще Димка...

– Боже, Димочка! Малыш! За что?! – кричала она в небеса. – Я ненавижу тебя, бог! Ты зверь! Ты подонок! Ты убиваешь самых маленьких и беззащитных! За что?! Убей и меня! Слышишь? Ты, сволочь! Убей и меня! Я не хочу жи-и-и-ть!

Кто-то обнял ее за плечи, прижал к груди и стал осторожно гладить по голове. Молча. Вика сначала пыталась вырваться, но крепкие руки не отпускали. И было в них что-то убедительно сильное, что заставляло подчиниться.

Истерика постепенно сходила на нет. Тори сдалась на милость властных рук, и ей вдруг стало так тепло! Эти сильные мужские руки! Наверное, в детстве так обнимал бы ее папа. Она смутно помнила, что так хотелось такого теплого, родного, до боли щемящего. Того, чего так не хватало в детдоме и интернате.

– Гэнд-дальф-ф, – все еще всхлипывая, сказала она и подняла переполненные до краев глазищи на своего спасителя.

На нее сверху, улыбаясь, смотрели... очки!

– Что вы меня тут облапали! – оттолкнула она Вячеслава Михайловича. – Что? Никогда не видели, как нахалки плачут? Вы же так меня называете, да? Думаете, я грубая? Что у меня нет чувств, да? Что я не способна плакать и переживать?  А я тоже человек, без понтов! И я так любила Димку-у-у...

Слезы опять нахлынули потопом, и отчаяние захватило разум. Но Слава не стал ее больше успокаивать. Он поднял Вику на ноги, встряхнул и потянул за руку по коридору.

– Куда, куда вы меня тащите? – пыталась сопротивляться девчонка, позабыв об истерике. – Я не собираюсь с вами спать! Извращенец! Вы что, думаете, что эсес у нас все разрешено? И можно не отвечать на вопросы?

Но Слава упорно молчал, игнорируя все подколки и подогревая проснувшееся любопытство.

– А-а, понятно, в хирургический корпус тянете, – догадалась юная партизанка. – Пытать будете, да? Иголки под ногти загонять? Скальпелем пальцы отрезать? Без понтов.

– Я бы с удовольствием отрезал у тебя одну единственную часть тела, – не выдержала сама невозмутимость. – От этого ты бы ничего не потеряла, даже наоборот.

– Грудь, что ли? – не поняла Тори.

– Нет, язык. А то он у тебя как тряпка на ветру треплется. Ну вот, пришли. Добро пожаловать в ад! – и доктор распахнул перед Викой двери в хирургический корпус.

На самом деле это был хоспис для умирающих. Просто врачи не хотели лишний раз травмировать и так уже психически неуравновешенных больных и говорили, что там хирургия. Это позволяло держать тайну, не допуская посторонних.

– Зачем, зачем вы мне все это показываете? – возмущенно спрашивала Тори, когда врач властной рукой направлял ее из палаты в палату.

Но Вячеслав Михайлович упорно молчал. А Вика смотрела на все распахнутыми от ужаса глазами.

Если на земле и был ад, то находился именно здесь, в хосписе. И выглядел он гораздо страшнее, чем в дутых фильмах ужасов. Потому что здесь было все по-настоящему. Настоящее горе. Настоящая боль. Настоящая смерть.

Люди с ампутированными руками, ногами. Без глаз, рта. С перекошенными от боли лицами. Со зловещими стонами. Умоляющими криками. Молчащие. С закрытыми глазами. Обтянутые кожей черепа и тела. Худые, как у скелета, руки. Хрипящие голоса. Кроющие матом от боли.

Это был оскал самой смерти. Она как будто издевалась над Викой, говоря: вот я какая, и ты тоже так умрешь, и вы все так умрете, и ничто вам не поможет!

Тори уже не плакала. Не ужасалась. Как будто внутри умерли все чувства, и она сама стала как скелет, высушенный страданиями.

Какой-то мужичок с выпученными глазами похабно скалился, пытаясь сухой рукой ухватить ее за ногу. Тетенька со вздутым, как у беременной, животом  плакалась на свои мучения:

– Дзетка, дапамажы! Няма мочы! Больна! Папраси урача, как зрабиу укол!

Молоденький парнишка с перевязанным горлом что-то сипел (может, приглашал на свидание?).

Вика шла как закодированная, автоматически переставляя ноги. Таких шокирующих кадров она не видела ни в одном кино. Отчаяние. Безысходность. Смерть.

К детям Слава ее не повел. Он почувствовал, что уже хватит. Еще чуть-чуть – и опять может начаться истерика. Тут передозировка (как и во всем остальном) только усугубит ситуацию. Он молча вывел ее из хосписа в оранжерею и отпустил руку.

Глава 13

– З-зач-чем? – Вика вдруг стала заикаться. – З-зачем вы мне все это показали?

– Что бы ты знала, что такое смерть, – устало опустился Вячеслав на подоконник. – И чтобы ценила жизнь. Вика, ты нужна детям. Ты не можешь отказаться от операции и умереть. Они вчера весь день дежурили у твоей постели. Конечно, я им не сказал, почему ты спала. Они переживали. Говорили, что орки тебя отравили, и что они им этого не простят. Вика, они тебя любят. И только ты можешь им помочь.

– Чем? Я бессильна перед смертью. Димка умер. Кто следующий?

– Вика, они в тебя верят. Только в тебя, понимаешь? Они тоже переживают из-за Димки. Сегодня все отказались от завтрака, от уколов, процедур. Они лежат, отвернувшись к стене, и молчат. Ты должна с ними поговорить.

– И что я им скажу? Что это все туфта, что все это время дурила им головы сказками? Что жизнь бессмысленна, потому что мы все умрем? Что они все умрут хоббитами, не став взрослыми, не женившись, не увидев своих детей? Что я им скажу?! Я не могу. Нет.

– Можешь. Они в тебя верят, Вика. И я тоже.

Тори подняла на доктора глаза. Она не ослышалась? Этот зануда, суперправильный, суперинтеллигентный, в нее верил? Она ему нужна?

– Да, – прочел ее мысли Слава. – Пожалуйста, иди к ним. Они должны позавтракать, принять процедуры, сделать уколы. Они должны жить, пока живы. И у них должно быть хорошее настроение. Иди.

...Тори широко распахнула двери в детскую палату № 7:

– Привет, хоббиты? Что за лежачая забастовка? А ну пошли все завтракать! Главный эльф приказывает!

Ребята даже не шелохнулись. Они лежали, уткнувшись в стенку носами, и не реагировали ни на какие внешние раздражители. Сережка, Володя, Борис. Четвертая койка – Димкина – белела свежим бельем, готовясь встретить новую жертву и отдать ее смерти так же, как отдала Димку. Слезы набежали на глаза, но Вика часто заморгала ресницами, заставив себя не раскисать.

– Ребята, я вас понимаю. Нам всем плохо без Димки, – тяжело вздохнула Вика. – Но, знаете, ему сейчас хорошо. Он на небесах. Все хоббиты, когда умирают, на самом деле не умирают, понимаете? Они просто трансформируются в ангелов. Таких маленьких бойцов. Вот и Димка не умер. То есть умерло только его тело. А он сам в раю. Смотрит сейчас на вас и возмущается: почему вы не идете на завтрак, почему отказались от процедур?

Дети на кроватях даже не шелохнулись.

– Нет, хоббиты, так дело не пойдет, – возмутилась Тори (в первый раз ее никто не слушал!). – А ну-ка, рота, подъем! Шагом марш в столовую!

Никакой реакции. И главный эльф вдруг почувствовал, что сила воли дала трещину. Слезы хлынули из глаз, Тори опустилась на ковер, закрыв лицо руками. Эта боль, как бесконечная река, все лилась и лилась и никак не могла впасть в море, чтобы успокоиться.

Худенькие ладошки стали гладить ее по голове.

– Ну, Тори, не плачь, не надо, – мальчишки опустились рядом на колени. – Мы пойдем в столовую, честно. И в процедурку пойдем. Только не плачь, ладно.

В палату заглянули любопытные девчонки, живущие по соседству, во главе с самой смелой – Аленкой. Они пугливо озирнулись по сторонам, а потом стайкой бросились на ковер.

– Тори, кто тебя обидел? – допытывались они. – Это пацаны, да? Тори, мы тебя в обиду не дадим. А этим мальчишкам счас накостыляем!

– Н-не н-н-надо, – сквозь слезы улыбнулась предводительница. – Никто меня н-не об-б-бижал. П-просто я тоже ч-человек, б-без п-понтов, мне т-тоже н-нужно ин-ногда поплакать. Я ведь не железная...

Вячеслав Михайлович осторожно приоткрыл дверь палаты № 7 и заглянул внутрь. Тори с детьми сидела на ковре, обнявшись, и рассказывала очередную историю про хоббитов.

– Эй, хоббиты, – громким шепотом позвал врач. – А на завтрак вы идете?

– Идем! – дружно вскочили ребята. – Ой, проголодались. Есть хочется!

– Ну вот видишь, все у тебя получилось, – сказал Слава, когда жужжащий улей детишек вылетел из палаты.

– Да, спасибо, – устало улыбнулась в ответ Тори, а про себя заметила, что молодой врач перешел на «ты».

Интересно: это что-нибудь значит?

День прошел, как в тумане. После бурных всплесков всегда наступает затишье. И Вика проходила светлое время суток тише воды, ниже травы. А поздно вечером, когда все улеглись спать, она достала из тумбочки книгу в черной обложке с золотистым крестом посередине – Библию и на цыпочках пробралась в оранжерею. Здесь возле любимого папоротника всегда горела лампочка, на случай, если ночью кому-то придется мчатся по коридору. Вика уселась на полу, потерлась спиной о горячую батарею и открыла на первой попавшейся странице хрустящие (новенькая!) папиросные листочки.

– Ух ты, из них хорошо крутить косячки, бумага тонкая, горит быстро, – первое, что пришло в голову от соприкосновения с книгой. – Интересно, а христиане травой балуются, без понтов? Нет, наверное, они такие правильные, ходят, лыбятся, аж тошнит. Это все туфта! Ну-ка, ну-ка, что тут пишут в этой камасутре?

Первая прочитанная фраза сразила наповал, прямо в сердце:

– Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас...

Глаза, как тучи, наполнились слезами, и дождем пролились на тонкую бумагу.

– Да что же это такое, – рыдала Тори. – Сколько можно реветь? Целый день реву, у меня уже и жидкости столько нет. Но это же про меня... Мне так нужен покой! Я устала от болезни, от смерти, от отчаяния. Бог, если ты есть, помоги мне! Помоги этим маленьким несмышленым детям! Спаси и сохрани! Избавь их от смерти! Боже, прости меня...

Слезы лились из глаз, а слова – из сердца. Тори не понимала, что с ней происходит. Она не знала даже такого слова «покаяние». Но с каждой слезой тяжесть уходила из груди, горечь выползала из души, как будто Бог, действительно есть, ее услышал и сразу пришел на помощь.

Успокоившись, Вика стала читать. Нет, даже глотать книгу. Она открывала ее в разных местах, и бальзам проливался на израненную душу:

– Слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют...

Она так и уснула в обнимку с Библией, не заметив, как Морфей унес ее в свой мир. Только прижалась поближе к батарее и сладко засопела.

Продолжение: http://proza.ru/2021/11/03/1619