Агаркаам

Старик появился на границе света и темноты внезапно и беззвучно, словно призрак. Люди в чалмах вскочили, вскинув к плечам автоматы.
В наступившей тишине потрескивал костёр.
— Салом аллейкам, — произнёс сипло старик, сгорбившийся так, словно на плечах лежали все его прожитые годы.
— Аллейкам вассалам, — нестройно ответили люди.
Один из них, седой и безбородый, дал знак и те опустили оружие.
— Садитесь, почтеннейший, — пригласил он гостя и старик со стоном облегчения опустился на остывающую в степной ночи землю. Вслед за ним присели вокруг костра и остальные.
Кто-то накинул на плечи старика тёплое одеяло, кто-то подал кумыс в пиале, кто-то зажаренный кусок истекающего жиром мяса. И то и другое, и третье старик принял с молчаливой благодарностью.
Люди ждали, пока гость насытится, то и дело поглядывая на начальника. Но тот ничем не выдавал своих мыслей и лишь внимательно следил за каждым движением гостя.
Ветерок лёгкими касаниями колыхал пламя и взмывали к звёздному небу потревоженные искры. Где-то свистнул суслик и, словно в ответ ему, тоненько взвыл шакал. Захрапели невидимые в темноте кони, отдыхающие после долгого пути.
Утолив голод и жажду старик словно помолодел. Он поблагодарил хозяев за тёплый приём и спросил:
— Позволено ли будет узнать мне, куда держит путь ваш караван?
— Тайны здесь нет, уважаемый, — ответил седой, — в Кандагар. Везём… травы и … сталь.
— Отцы говорили: «Полуправда хуже всякой лжи», — хитро ухмыльнулся гость, показав ряд ровных, совсем не старческих белоснежных зубов.
— Времена теперь неспокойные, — ответил седой, задетый бесцеремонностью гостя, и довольно грубо добавил, — Довольно и того, что ты услышал... уважаемый.
— Да разве знала спокойные времена эта земля? Помню! Помню и я когда-то крепко сжимал сталь в своих руках, ставших теперь такими непослушными. Сталь…
Шумно вздохнув, старик выпрямил спину? Сбросил одеяло с плечей и упёрся ладонями в колени скрещенных ног.
— Сталь, — повторил он и голос его наполнился бодростью, словно воспоминания добавили сил дряблому телу, — Что может быть вернее стали? Гладкой стали клинка, поющей под щербатым оселком?.. Дз-з-з-зын-н-н! — пропел старик, — Сотни раз рука привычно совершает свой путь от рукоятки к острию, выравнивая кромку, сглаживая зазубрины… Долгий, монотонный, но такой приятный труд и разрубивший немало доспехов, срубивший множество голов меч снова готов к кровавой жатве! Ожидание битвы томительно, но сладостно предвкушение крови и власти над чужими жизнями! А смерть… Пока ты здесь – её нет, когда она придёт – тебя не будет. Догоняй и хватай, разрушай всё, что даётся тебе в руки!
Костёр громко гудел и ярко пылал, обдавая жаром застывшие тела и лица. Голос звенел ушах людей, неотрывно уставившихся в лицо старика. А тот приосанился и морщины его будто разгладились. Он сжимал правый кулак, словно всё ещё держал в руке тяжёлый меч.
— Разрушение! Вот наша суть! — воскликнул старик и вскочил, раскинув руки в стороны, — Мы — это мрак! Создавать новую жизнь – не наше дело! Наше призвание — пожирать её! И вот ты обнажаешь клинок. Эфес плотно умещается в ладони, скрипя дублёной кожей обмотки… А перед тобой город! Расцвеченный флагами, оскалившийся зубцами стен и клыками башен. Глядящий тебе в лицо сотнями бойниц. Готовый растерзать тебя в клочья. Вы слышите?! Трубы! Трубы!!!
Темнота колыхнулась от оглушительного вопля старика, горящими глазами уставившегося в лицо несуществующей твердыне. И хищный рык родился в груди у вскочивших на ноги вокруг бешено пылающего костра. Люди смотрели в ночь и не замечали ни молодевшего лица старика, ни мышц, вздувшихся под его нищей одеждой, ни плаща за его спиной, колыхавшегося в безветренном воздухе.
—…Мы слышим тебя, Шаррум-кен! Дай нам собрать урожай мяса, кровавого золота, сладкого страха девушек! Скажи! И мы отправим в преисподнюю этот город! Мы разорвём его стены голыми руками! Мы доберёмся до каждого сердца, холодом стали! Да!!! И под дробный грохот тысяч ног, под гром доспехов и звон оружия стены стремительно надвигаются на тебя, а когда оказываешься под ними, то кажется, что они подпирают само небо. Лестницы, приставленные к стенам, многих приведут прямо в руки богов. Стрелы, камни, обжигающая смола, кипяток и нечистоты падают на головы тех, кто карабкается по лестницам наверх. Но сегодня удача на твоей стороне и оглушённый рёвом битвы ты переступаешь через зубцы. Рыжебородый великан забрасывает палицу за голову, чтобы в следующий миг расколоть твой череп, но кто-то в бою повредил доспехи на его груди. Удар! Ах! И огромная туша, оскалив зубы в кровавой усмешке, падает навзничь. Забыть о нём! Вперёд! Путь свободен. Вниз в город. А там… А там! Там кровь ручьями! Там дымящаяся, пьянящая кровь! Кровь! Хватай! Руби! Режь! А-а-ах!!! Агаркаа-а-а-ам!!!
Вместо нищего сгорбленного старика бесновалась слепая крылатая чёрная тварь, брызжущая слюной, орущая своё имя. Бросившись к костру она загребла когтистыми лапами горящие угли в горсть и швырнула вверх, обрушив на себя огненный дождь. С ликующим воем она взмахнула крыльями и, взмыв во мрак ночного неба, исчезла среди звёзд.
Окружившие остатки костра мумии, высохшие до костей, покачнулись под дуновением ветра и одна за другой рухнули, рассыпавшись в пыль.