Лэйзи. Коронный номер

За кошками особенно интересно наблюдать в тот короткий период, когда они превращаются из крохотного пучеглазого пушистого комочка, похожего на шарик, точнее на два шарика (один шарик – это голова, второй – всё остальное) в грациозное создание, поигрывающее перед прыжком своими мускулами, которые угадываются под блестящей, шелковистой шёрсткой, или, наоборот, застывающее, как изваяние древнеегипетского бога с гордо поднятой головой и величественной осанкой, полной внутреннего достоинства. Не случайно природа сотворила котят, щенят, да и человеческих детей такими, что один взгляд на них вызывает у взрослых умиление и желание приласкать, накормить, и вообще позаботиться. Жаль, что период этот так короток, что мы не успеваем насладиться своими наблюдениями за ними, но зато уже успеваем полюбить свою кошку или собаку и привязаться к ним. Они так быстро подрастают, становятся сильными и красивыми, но вид их вызывает уже, скорее, гордость, чем умиление. Но мы уже попались в сети их обаяния и ничего не можем, да и не хотим с этим поделать.

Когда Лэйзи попала в наш дом, она была крошечным тёмно-серым пушистым шариком, больше похожим на меховой помпон от вязанной шапочки какой-нибудь юной модницы. На вид она была самая обычная кошка, но у него была одна особенность, которую я не встречал ни у одной знакомой кошки. Обычно у кошек, независимо от окраски, даже у чёрных, как вакса, бывают белые пятна, на груди или на животе, и очень часто белые носочки на передних и на задних лапках. Но даже если у кошки этих пятен нет, то вибриссы у них всё равно белые, а подушечки на лапках и носик – розовые. Так уж обстоят дела с расцветкой большинства кошек. А вот у Лэйзи подушечки лапок были чёрными, вибриссы были чёрными, и даже кожаный носик был чёрным. Поэтому вся её окраска состояла из двух цветов: тёмно-серый фон и чёрные полосы.
 
– Она у нас кошачья цыганка, – говорила мама.

Лэйзи оказалась очень деятельной кошкой. У нас раньше никогда не было кошки, и мы, если честно, не знали, как правильно обращаться с котёнком, чем кормить, как приучать к лотку и тому подобное. В те далёкие, ставшие уже мифическими, времена начала конца развитого социализма, ни одному нормальному человеку и в голову бы не пришло кормить кошку каким-то специальным кормом из фольгированных пакетов и засыпать в лоток импортный комкающийся поглотитель влаги и запаха. В тогда в супермаркетах на прилавках не было всех этих экзотических и дорогих вещей.

Впрочем, и супермаркетов в ту пору тоже не было. Но даже будь эти вещи в продаже, вряд ли бы кто-то стал на них тратиться. Кошкам доставалась та же еда, которая была у их хозяев, разве что, иногда перепадал обрезок от свежего, а не варёного мяса, или куриная лапка. А собакам могли перепасть косточки, которые продавались в магазине для людей под гордым псевдонимом «суповой набор».

С кошачьим туалетом дело обстояло проще, поскольку особого выбора у хозяев кошек не было. Летом можно было использовать песок, который можно было накопать в детской песочнице у себя во дворе, а зимой, когда песок смерзался в комки или скрывался под снегом, можно было нарвать на лоскутки газету «Правда» или «Советский спорт» – это уж в зависимости от того, кто на что был подписан.

Впрочем, кошки разницы в этих газетах не видели. Как, впрочем, и люди, которые тоже пользовались этими средствами массовой коммуникации в тех же целях, в которых в наше время используют туалетную бумагу. Но в те годы туалетная бумага была дефицитом, а газет, наоборот, было с избытком. Всё равно, по общественной линии заставляли что-то выписывать, а там, хочешь читай, хочешь делай что хочешь.
 
А в качестве лотка использовался либо низенький металлический тазик для холодца, либо фотографическая кювета.

Так вот, Лэйзи от человеческой еды не отказывалась, но предпочитала молоко и размороженную морскую рыбу. Особо удобным кормом была спинка минтая. Люди, если честно, минтаем брезговали, предпочитали треску, которая в те годы была существенно дешевле мяса, не то, что сейчас. Для кормления кошек спинка минтая подходила идеально. Нужно было отломать её от других спинок, смерзшихся в единый брикет, положить в раковину под тёплую воду, потом порубить большим ножом на куски – примерно так, как рубят колбасу в рекламе «Папа может». И всё, кошачий завтрак или обед готов. Правда, пока Лэйзи была котёнком, мы давали ей молока, но повзрослев, она от молока стала отказываться, а пила воду из-под крана в ванной, который никогда не закручивался до конца, и потому с него всегда капало.
 
Что же касается туалета, то наша Лэйзи не желала пользоваться лотком, даже если в него покрошить весёлый журнал «Крокодил», а не скучную газету «Правда». Она, подобно людям, предпочитала сесть на унитаз. Сама этот фокус освоила. Правда, как спускать воду, она так и не научилась, но это мелочи.

Через несколько месяцев Лэйзи подросла, стала длиннющей и худющей, как батон сервелата, но довольно активной кошкой. Поев, она любила устраивать кольцевые гонки из одной комнаты в другую. Это был её коронный номер.
 
Комнаты у нас были смежные и, если открыть разделявшую их дверь, получалась довольно длинная (по кошачьим масштабам) трасса от трельяжа в спальне до дивана в гостиной. Так вот, Лэйзи разбегалась от самого трельяжа, пересекала поперёк обе комнаты, развив первую космическую скорость подбегала к дивану, прыгала сразу на пружинящую спинку дивана, отталкивалась от неё передними лапами, совершала в воздухе сальто назад прогнувшись и на второй космической скорости убегала обратно в спальню, едва успев притормозить перед трельяжем. Делала она это и по своей охоте, но чаще по моему приказу.

Приказ этот я отдавал не голосом, а жестом. Я садился на диван левее середины и несколько раз постукивал правой рукой по спинке или подушке дивана. Услышав знакомое постукивание, Лэйзи, в каком бы уголке квартиры она не была в этот момент, тут же прибегала к трельяжу, разбегалась, прыгала на спинку дивана справа от меня, отталкивалась от неё, совершала сальто назад прогнувшись и уносилась к трельяжу.
 
Я снова стучал по спинке дивана, и Лэйзи повторяла свой коронный номер. И так несколько раз подряд, пока маме наши забавы не надоедали.

– Вот балбес, – говорила мама, постучав для выразительности по дверному косяку, – садился бы лучше за курсовую по сопромату.
 
– Я не балбес, а дрессировщик, – улыбался я в ответ. А Лэйзи в это время садилась у меня в ногах, и смотрела на маму, слегка склонив головку набок. В общем, нам всем было весело! А сопромат никуда не денется, всё равно придётся зубрить, без него ведь не только инженером не станешь, но и не женишься.

По вечерам, закончив готовку, мама, укрывшись пледом, ложилась на часок на диван почитать книжку или посмотреть чёрно-белый (а какой же ещё?) телевизор. К ней тут же приходила Лэйзи, разминала плед, нажимая, поочерёдно, то одной, то другой лапкой, а у кошек их, как известно, четыре, и уютно устраивалась, свернувшись калачиком прямо у мамы на животе.

– Она мой гастрит греет, – говорила мама, поглаживая кошку за ушком.
И действительно, через какое-то время переставал болеть. Выходит, кошки нужны не только для веселья, но для здоровья.