Как во городе было, во Казани

     Неспокойно на посаде Астраканском. К вечеру прибежал на конике казачок, долго изгонял из груди сгустившуюся пыль степную, пока не сообразил воеводский кончок подсунуть ему ковш зелена вина, враз отудобел беглый и ахнул жуткую истину о накатывающихся с калмык воровских толп отчаянного Разина, собравшего и Яик, и Дон, и даже малоизвестных жолтолампасистых из семит семеновцев, по слыхам ходящих по диагонали при китаезах - ходях, что пугало особо. А уж когда у наместного объявили о дискуссии, вовсе смутился народ.
     - Это чиво ? - шептались по корчмам доброхотные стрельчихи, не умея вытянуть загулявших мужей от залитых винцом столов. - Дискуссию какую - то порешили.
     - Немцы - людоморы, - икряным сопрано кричал от стойки чахоточный целовальных, запущая обломком кирпича в некредитоспособных обладателей ненашенских  " Форд - фокусей " безбожных, вяло дышащей кучкой собравшихся там.
     - Опять там, - вздыхал древний древностью конунг Кий, с немалым удвольствием отмечая по лбу летописного Нестора свершившееся : уманили - таки веселые девицы коалу - патриота, на грудь Ангела водрузили и носастой еврейкой приплющили, отдыхай, брат - коала, хошь - Милену за сосочек розовый щипли, а хошь - с Лизкой над пони Мартой угорай, благо в дурдомах много таких, из спортчерты вылезших по послаблении Симоном Петлюрой разрешения вина и елея.
     - По жизни, дед, - благостно ужимая когистой лапкой упругую грудь рыбьей жонки, ворчал коала, сам немало удивленный дедами. А они воевали.
     - Воевал козар, - подтверждает замшелый Кий, ложа с прибором на все инсинуации сдриснувшего к таким же, но в Хайфу, дегенерата, - метал тарханов и беков аж до самой до Жмеринки, от росов еле отбился, пьяной ватагой тянувших длинные суда от Айдольбьорга и Холмбурга, что почему - то обзовут через сто лет и три дня Ладогой и Новугородом.
     - А это ум, - блажит коала, к чести вспомнив патриотизм, - возвращение названий - то в первобытность. Примерно, как Ленинградская область с центрами в Екатеринбурге, его еще Катеринском именовали, пока Яша Хейфец от сырости в трусиках Потупчик не словообразовался. Вылез мандавохой ужасающей да всю Русь святую и опрокинул с ног на голову, зарождая геополитицкую катастрофу. Когнитив, Кий, привычный скудоумкам путлеризма изначально, от дедов, нету у них ни х...я ни за душой, ни в бошках, одни наворованные деньги кишат в чужих экономиках, подымая вражеские страны с колен в космос.
     - Скушно это, - приказывает пращур трех мудацких народов, расщепившихся диалектами и видением ситуации : ежели центровой пьет вино и ездит на рыбалку, то второй скачет и шумит по граблям гетмана Дорошенки, третий же, сумрачно дроча стекловатой, холит усы и смотрит на часы, а ну как время само физиологицки прикончит бацьку, даруя народцу нового правителя - пса поганого. А что ? С таким контингентом населения и пес поганый жирно будет. Править вами, гады, будут так.
    - И пошли головотяпы, - запричитал коала прямейшим плагиатом из дедушки Салтыкова, пугая маленько розовую и сладкую с вкусностью тоже, - по дорожке столбовой, повесив и понурив головы буйные, и пели песню продолговатую.
    - Не шуми ты, мати, зеленая дубравушка, - картаво выводили наемные стрельцы, шатаясь по крепостной стене, изредка до времени выкликая старинный клич часовков и подчасков : - Славен град Куяльник ?
    - А не балуй, - отзывались с той стороны, символизируя спокойствие.
    - Славен град Шелупонник ? - во второй раз кликали стрельцы, тяжко опираясь на алебарды.
    - Шалишь, - откликались с той стороны.
    И не ведомо было никому в крепости, что это воровские казаки, хорошо знающие свычаи реестровых, отзываются, всползая кошмарными бунтовщиками против порядку на стены Астракани. П...дец, короче, городу.
     Вот так и укоренялся незаметно когнитив правосознания старика Бердяева : с одной - то стороны, вроде, подвиг и деды, героизм массового народа и Ярмак - разбойник в Сибири - матушке, а с другой - против богоданной властишки же ни хрена не кальмары с неистовой Машенькой Алехиной двинулись, а вооруженная сила ! Вот и пойми после такого гитлеровца Шапиру, не в кипеш так позаимствовавшего у второго Кармазина почвенное наименование, как и все юркие тупо и просто украв Емельяна Ярославского у пана Мошки, издателя.