Canto three

«TE DESARMARE, NI CUENTA TE DARAS, PARA ENTREGARTE EL CORAZON»

    - Мне удалось выяснить, что сеньор Марино ни при чем, - сказала Вера Фишер, статная загорелая особа со светло-русыми волосами до плеч. - Моего двоюродного братца «сдала» полиции собственная жена. Миссис Мартинес по самые гланды влюблена в молоденького мальчика, помощника инспектора, который годится ей в сыновья. Таким образом дамочка планировала убить двух зайцев: избавиться от набившего оскомину супруга и, прибрав к рукам все его состояние, сделать липосакцию, очаровать красавчика Мигеля и женить его на себе.
    - Мачеха либо совсем спятила, либо думает, что сможет каким-то образом переделать уже имеющееся завещание, согласно которому я являюсь единственной наследницей всего имущества, - фыркнула я, чуть не подавившись апельсиновым фрешем. - Если только она не планирует неким образом вынудить меня переписать все на нее и дочерей.
    - Можно также предположить, что она запланировала тебя или убить, или же запереть в сумасшедшем доме. Все достанется жирной стерве, коль прямая наследница мертва или недееспособна, - предположила тетя, качая головой. - Анни, немедленно уходи из дома, слышишь? Поживешь пока в моей старой квартире на набережной. Рауль с тобой не связывался?
    - Миссис Мартинес трубит направо и налево, что папа скрывается в Хамфрике, но я считаю, он где-то рядом, возможно, на одном из островов в Эоловом море.
    - Очень может быть, - протянула Вера, делая затяжку и тут же стряхивая пепел прямо на блюдце. - Давай договоримся так: быстро собери все необходимое и отправляйся к памятнику королевы Роберты. Я подъеду приблизительно к шести часам вечера и заберу тебя. А твоим сожительницам лучше ничего не знать. Если спросят, соври, что записалась на фитнес, а после тренировки идешь ночевать к подруге.
    Госпожа Фишер, вынув из усыпанного стразами кошелька несколько лиловых купюр, небрежно швырнула их в середину столика из темного стекла и мы, синхронно отодвинув свои стулья, встали и покинули гостеприимное кафе на улице Соларес.
    Вера, запрыгнув в двухместную «Ротшильду» с откидным верхом, послала мне воздушный поцелуй и уехала по своим делам, а я пересекла оживленное шоссе и, сделав небольшой крюк, неспешным шагом прогулялась по городу и ближе к обеду уже шла по вымощенной красным кирпичом дороге к выкрашенным черной краской воротам отчего дома.
    Открыв входную дверь своим ключом, я сделала два шага внутрь помещения и, подняв голову, остановилась как вкопанная. В просторной прихожей царил кромешный хаос - тут и там были разбросаны вещи, лежали чемоданы а Эмма и Лора, стоя на ступеньках лестницы, дрались из-за какой-то вещи. Присмотревшись, я ахнула: это была деревянная шкатулка, в которой моя покойная мать хранила свое коралловое ожерелье и простенькие серьги из горного хрусталя.
    - Это мое! - визжала резаным поросенком Лора, дергая покрытый сусальным золотом ящичек в свою сторону. - Ты уже присвоила папкины часы, тебе их что, мало?
    - Да! - рявкнула Эмма и грубо толкнула младшую сестру. Лора, не удержавшись на ногах, упала, покатилась по ступенькам вниз и распласталась практически у моих ног на холодном мраморном полу в неестественной для живого человека позе. Я, с ужасом наблюдая все происходящее как в замедленной съемке, явственно услышала хруст ломающегося позвоночника. Несколько долгих секунд понадобилось мне для того, чтобы в полной мере осознать, что валяющееся у подножия лестницы тело со сломанной шеей и подрагивающими в предсмертной судороге пальцами - моя сводная сестра Лора, которой в мае исполнилось двадцать два года. Эмма убила ее из-за сундучка, набитого безделушками, которые сами по себе не представляют никакой ценности и были дороги мне и моему отцу как память об умершей матери и первой жене.
    - Анни убила Лору! - заорала Эмма, тыча в меня указательным пальцем, когда из кухни на шум выбежала Марта. - Вызови полицию немедленно, я хочу дать показания…
    Домработница, странно улыбаясь, кинулась к вопящей девице, пряча левую руку за спиной. Одним прыжком она преодолела отделявшее их расстояние, и не успела я опомниться, как Марта воткнула огромный нож в дряблый живот Эммы.
    - Что ты наделала? - взревела сестрица, отскочив от домработницы. Наткнувшись пятой точкой на перила, она, не удержав равновесия, перелетела через них и упала вниз с порядочной высоты, с грохотом приземлившись на чиндайский коврик, расшитый розами, попутно сломав возвышающийся на нем вазон с искуственными цветами. С трудом встав на четвереньки, Эмма захныкала:
    - Как больно, мамочка, как мне больно!..
   Прижимая руки к животу и подволакивая за собой явно сломанную ногу, Эмма, отчаянно цепляясь липкими от крови пальцами за плинтуса, позла в сторону арки, соединяющей холл с гостиной, когда Марта, в мгновение ока настигнув ее, вонзила тесак девушке прямо между лопаток. Изо рта Эммы с бульканьем потекла бордового цвета слизь, и девушка, издав протяжный стон, закатила глаза и замерла. Еще недавно полная жизни, теперь она походила на раскуроченную марионетку.
    - Марта, что происходит? - заикаясь, пролепетала я, пятясь в сторону стационарного телефона, приколоченного к западной стене.
    - А, ты еще не в курсе, - отчеканила домработница, вытирая нож о подол своего платья. - Отец твой погиб при задержании, застрелили его.
    Схватив за плечо, она толкнула меня в сторону кухни. Я, понимая, что ничего не смогу предпринять, если она решит укокошить и меня, вполуха слушала ее монолог.
    - Эти стеревятницы как узнали, что хозяин больше не вернется, принялись остервенело делить шкуру только что убитого медведя. Жирдяйку, их мамашу я заперла в подвале. Сейчас наточу свой топорик для разделки свиных ребрышек и разберусь с ней…
    - Зачем ты это делаешь? - спросила я, судорожно хзватаясь за спинку стула. - Успокойся, прошу тебя. Давай просто поговорим, как в старые времена…
    - Так надо, Анни, так надо, - пропела женщина и, крутанувшись вокруг своей оси, сделала несколько танцевальных движений, судя по всему, окончательно распрощавшись со своей кукушечкой и возомнив себя балериной.
    Полностью дезориентированная, я схватила с подоконника пульт и включила телевизор. С пятой попытки попала на новостной канал и убедилась, что все, сказанное Мартой - правда: мистер Мартинес, проживавший до недавнего времени в небольшой деревеньке на острове Святого Адриана, находящегося в Эоловом море, был убит выстрелом в спину при попытке побега. Мои сводные сестры, поссорившиеся непонятно из-за чего, тоже мертвы, домработница слетела с катушек и собирается зарезать мою престарелую мачеху.
    Странно, но весть о гибели отца не застала меня врасплох, как будто я внутренне была готова к такому повороту событий. Юркнув в свою темницу, я побросала в рюкзак кое-какие вещи и, выбежав из кажущегося теперь чужим особняка, села в папин внедорожник. Водить я не умею, но мне доводилось на протяжении пяти лет наблюдать за действиями, которые совершал наш водитель, который отвозил меня в школу по утрам. Если я правильно запомнила их последовательность, то сначала нужно повернуть ключи в замке зажигания.
    Опустив ручник, я со всей силы надавила на крайнюю правую педаль и автомобиль с диким визгом вылетел за пределы нашего поместья. Судорожно вцепившись в рулевре колесо, я проехала мили две и худо-бедно припарковала машину у кинотеатра «Арктур». Выудив из кармана мобильный, попыталась дозвониться до Веры. Трубку никто не брал и я, спешно покинув средство передвижения, направилась в сторону «Боббиленда». Часы показывали всего лишь половину четвертого; дожидаясь тетю, я вполне могу позволить себе двухчасовую прогулку по парку развлечений.
    Миновав шумные «гомериканские горки», вокруг которых собралась внушительная очередь, вдалеке, возле колеса обозрения я заметила знакомый силуэт. Никаких сомнений быть не могло, - это был он, парень из моих странных видений.
    Выронив ставший ненужным теперь смартфон из моментально вспотевших ладоней, сквозь гущу галдящих подростков и детей я бросилась в сторону Лукаса, боясь потерять его из виду. Не знаю, отчего я задыхалась: потому, что неслась со всех ног за призраком, которого, по идее, не существует в нашем мире или же всему виной волнение, схватившее меня своими цепкими когтями за горло?..
    Как я ни старалась, нагнать фантом мне не удавалось. Я бежала практически со скоростью звука, бесцеремонно расталкивая суетящихся вокруг людей, но Лукас удалялся от меня еще стремительней, словно находился в параллельном измерении, где время течет несоизмеримо быстрее.
    - Не бросай меня, сестричка! - услышала я плачущий возглас мертвой Лоры, и, обернувшись, увидела ее, сидящую под дубом. Ее голова покоилась на правом плече девушки, являя миру синюю от гематом, распухшую шею толщиной с фонарный столб. - Я - зяблик, я - снегирь, убитый влет… внезапной тенью; синий переплет… окна струится пеплом, стынет кровь… и если, оживая вновь и вновь… мы встанем утром зимним, злое море, скрывая нечто в каменном узоре…
    Рядом с Лорой сновал громадный грач, который, казалось, внимательно слушал все то, что она говорила. Неживые, подернутые белой пеленой глаза моей младшей сестры смотрели сквозь меня, будто я была абсолютно прозрачной вещью, пропускающей сквозь себя весь видимый человеческому глазу спектр цветов.
    Зажав уши руками, дабы не слышать бормотаний мертвеца, я, озираясь, с досадой осознала, что упустила Лукаса. Тогда я решила поговорить с Лорой, дабы выяснить, как она меня нашла, но с удивлением обнаружила, что девушка исчезла.
    «Что поисходит? - думала я, торопливо семеня в сторону помпезного памятника королевы Роберты, прославившейся тем, что, отравив собственного сына крысиным ядом после скоропостижной кончины престарелого мужа своего, короля Генриха Пятнадцатого, она взошла на престол и правила сибанской колонией на побережье Эолова моря более тридцати лет. - Люди вокруг меня появляются и пропадают, когда им вздумается»…
    Неужели наркотики, которые я по неосторожности приняла в том баре, продолжают действовать? Тогда, получается, все, что происходило час назад в нашем загородном доме - бред, и мои сводные сестры живы, а Марта не лишилась рассудка…
    - Пойдем с нами, сестренка, - раздался в моей голове шепот Эммы. - Тут так хорошо, тепло, спокойно и уютно. Места всем хватит…
    - Папаша твой тоже тут, - присоединилась к ней мачеха. - И твоя родная мать тоже стоит рядышком, с нимбом над головой. Что ты будешь делать там без нас, совсем одна, идиотка?..
    - Я так хочу обнять тебя, доча, - звал меня басом невидимый папа. - Поспеши, я собираюсь купить тебе сладкую вату на палочке, мой славный мышонок.
    Зажмурившись, я мотаю головой, рвусь куда-то в сторону, надеясь что сейчас все закончится, но голоса in my brain и не думают стихать, - они охают, ноют, тянут к моему сознанию свои склизкие щупальца, и я вспугнутым оленем мчусь, не разбирая дороги и не замечая ничего вокруг.
    Если бы я, находясь в здравом уме и твердой памяти, осталась стоять на месте, то, вероятно, могла бы избежать того, что стало для меня началом конца. Но я неслась как угорелая, сосредточившись лишь на том, чтобы перестать слышать всякие потутсторонние звуки и не заметила, что пересекаю оживленную широкополосную дорогу на красный свет. Две машины, бешено сигналя, остановились в сантиметре от меня, а третья, скрипя шинами, со всей силы врезалась в мое левое бедро.
    «Странно, что мне не больно», - отстраненно подумала я, взлетая ввысь для того, чтобы затем плашмя рухнуть на проезжую часть, задев потерявшей чувствительность рукой капот сбившей меня машины.
    Словно со стороны я наблюдала за тем, как люди, окружив лежащую в луже собственной крови рыжеволосую высокую девушку, что-то обсуждают. Я видела, как их губы шевелятся, но не могла разобрать ни единого звука. Меня окружала ледянящая, вселяющая ужас стена абсолютного безмолвия.
    Внезапно я оказалась в полупрозрачной темноте, сквозь которую сновали невзрачно светящиеся тени, а после, вновь оказавшись под потолком, увидела себя, лежащую на больничной койке, истощенную, похожую на скелет, с коричневыми впадинами на том месте, где у человека обычно располагаются глаза.
    - Лучше бы она сразу умерла, - роняет колкие слова кто-то, кого я не могу узнать. - Если бы я знала, что окажусь в таком положении, я бы составила завещание, согласно которому все бессмысленные попытки поддерживать жизнь в истерзанном теле были пресечены на корню.
    - Анни такого распоряжения не оставила, увы, - отвечал ей собеседник. - Это, должно быть, ужасно, находиться на грани жизни и смерти так долго.
    «Я должна была встретиться с тетей!» - спохватилась я, не представляя, что нужно сделать, чтобы вновь оказаться внутри собственного тела.
    Вдруг на меня повеяло могильным холодом, и в следующий миг я непонятно как очутилась в странной маленькой комнатке, в которой не было ровным счетом ничего, кроме стен из темно-синего стекла. Почти прижавшись носом к ледянящей поверхности, я различала проносящиеся калейдоскопом лица: Вера Фишер, папа, мачеха, сводные сестры, Лукас…
    Последней промелькнула девушка, похожая на сказочного эльфа: ее короткие светлые волосы смешно топорщились на затылке, а зеленые глаза смотрели насмешливо и высокомерно. Чертами лица она была похожа на меня, словно мы - сестры или, к примеру, разнояйцевые близнецы, двойняшки.
    «Кто она? - билось в моем воспаленном мозгу. - У меня ведь нет родных сестер, я - единственный ребенок в семье!»
    Мне стало так страшно, что я  заметалась по комате подстреленной птицей, колотясь о покрытую инеем поверхность и умоляя:
    - Выпустите меня, прошу! Я не хочу здесь находиться! Не хочу!
    Мое тело, словно опутанное невидимыми, но прочными трубками, не слушалось меня, совершая беспорядочные движения, а сердце бешено колотилось о ребра, и казалось, еще чуть-чуть, и оно, прорвав кожу, выскочит наружу и шмякнется на устланный снегом пол, окропляя его безупречную белизну неряшливым красными пятнами.
    Прошло минут пять, которые показались мне целой вечностью. Согнувшись в три погибели, упираясь онемевшими руками в колени, я, со свистом вдыхая воздух, понимала, что сейчас все встанет на свои места. Я очнусь, открою глаза и окажется, что все мои переживания - глупый детский кошмар, приснившийся мне в канун Рождества. Я проснусь маленькой девочкой, с громким топотом прибегу в родительскую спальню, прижмусь к теплому маминому боку и начну сбивчиво рассказывать обо всем, что пережила в мире грез.
    - Ты пришла, - услышала я звонкий мальчишеский возглас и, выпрямившись, узрела стоящего прямо передо мной Лукаса. Он не был похож на рокового красавчика, каким я помнила его в том баре, сейчас он выглядел иначе: без пирсинга и колец, с растрепанными волосами, в растянутом белом свитере из кашемира и бледно-голубых джинсах с потертостями в области коленей. Он выглядел на удивление красивым даже в ничем непримечтательной одежде, и казался еще более настоящим, нежели в нашу первую встречу.
    Лукас набрасывает мне на плечи невесть откуда взявшийся кардиган, и мы, щурясь на свет мерцающего высоко в небе солнца, бредем вдоль берега Эолова моря, а наши босые ноги утопают в прохладном песке, смешанным с галькой.
    Пляж абсолютно пустынен, не слышно даже чаек, которые, как правило, постоянно тусуются у причала, ожидая, когда уставшие от их криков рыбаки подкинут скандалисткам горсть мелких рыбешек. Меня не покидает ощущение того, что теперь все - реально: эта нежно-голубая бесконечность, что распростерлась над нами - настоящая, а человек, которого я люблю, взаправду находится сейчас рядом со мной. Мои бесконечные погони и скитания больше меня не потревожат. Всеми фибрами своей души я ощущаю спокойствие, блаженство и умиротворение.
    - Я решила, что мы больше никогда не встретимся, - промолвила я, обнимая Лукаса за плечи.
    - Ты ошибалась, Анни, - отвечает он, прижимая меня к своей груди. Мы стоим некоторое время, обнявшись, а после продолжаем наш путь, неспешно бредя на восток.
    - Скажи, что вообще происходит? - не выдержав, я задаю все еще волнующий меня вопрос. - Где явь, а где вымысел? Я, честно говоря, совершенно сбита с толку…
    - Разве это имеет значение? - Лукас удивленно смотрит на меня, приподняв брови. - Я ждал тебя тысячу лет здесь, на нашем секретном пляже, который создан только для нас двоих. Есть только ты, есть я, есть вечно теплое Эолово море, золотистый песок под ногами и расцвеченный заходящим за горизонт светилом небосвод. В нашем с тобой распоряжении весь мир. Неужели этого не достаточно?
    - Достаточно, пока ты со мной, - шепчу я и, повернув голову, подставляю лицо ярким лучам декабрьского солнца. Лукас, склонившись, ловит своим ртом мои губы, и его похожие на трепет крыльев бабочки прикосновения настолько легки, что я начинаю воображать, будто меня целует не человек из плоти и крови, а божественный повелитель закатов и рассветов, светозарный бог непоседливых солнечных бликов, ослепительный, прекрасный Гелиос.