Чай с удовольствием. Ярмарка. О пользе заучивания

                Чай с удовольствием.


После известного конфуза с гостями Аркадий немного поутих. Домашние  сим не обольщались , прекрасно понимая, что  затишье временное, но спешили пользоваться  установившимся  покоем. Аркадий же неприкаянно  слонялся по дому, благовоспитанно гулял во дворе и даже,  усердно занимаясь  по часу после завтрака с гувернанткой, выучил несколько стихов из устрашающего вида толстенной хрестоматии Гербеля, которую, повинуясь воле генерала, вытащил с нижней полки библиотечного шкафа его отец.
Младший сын Алексея Георгиевича был малый не дурак, и для своих лет очень даже сообразительный ребенок. Положение любимого генеральского внука и баловня всей семьи наложило определяющий  отпечаток на его характер. И, хотя Аркадий был  жизнерадостным и по сути добрым, иногда в него вселялся задиристый бесенок с бодливыми рожками. Разбудить в нем этого бесенка  легче других удавалось Ольге. Вот и теперь она не уставала донимать племянника.
-Ну что,  дорогой мой, - приставала тетушка  к Аркадию,- как продвигаются дела по освоению русского поэтического наследия по тому Гербеля? – И, видя, что племянник стоически игнорирует её провокации, пускала в ход тяжелую артиллерию:
-Полагаю, что  после всего случившегося тебе не стоит рассчитывать на пони…( О разговоре Аркадия с отцом она не знала).- Так и будешь по саду с штекенпферде  бегать!
Это было уж совсем возмутительно. Упомянутую лошадку на палочке Аркадий начал глубоко презирать с того самого момента, как по приезде в имение разговор зашел  о покупке для него живого пони. Но вестись на такой дешевый трюк он и не думал: не просто было вывести из себя это юное создание, если у него не было на то настроения и желания.
-Что ж делать? – пожал он плечами и добавил невозмутимо: -Как говорит отец, надо платить за свои необдуманные  поступки… И, кстати, стихи из  Гербеля совсем неплохи.
    С видом оскорбленной невинности Аркадий удалился от тетки в столовую. Там  мать и бабушка как раз собирались попить чайку тет-а-тет, но  были не прочь принять его в компанию.
-Ангел мой светлый,  тебе  налить? -спросила бабушка, разливавшая по чашкам кипяток из самовара. Внук  отрицательно мотнул головой: он не был поклонником чаепития.
-Как хочешь. Ну хоть   посиди с нами! А мы вот выпьем сейчас чайку! С удовольствием..,-  предвкушая  приятное действо,  добавила Вера Васильевна. На удивление, сынок послушно уселся на стул и даже придвинул к себе полную чашку. Однако, пить из неё не торопился. Дамы с наслаждением смаковали особый сорт цейлонского чаю, из   московского магазина Елисеева, а он все терпеливо сидел рядом и чего-то ждал. Варенье и домашнее печенье в вазочках Аркадия отнюдь  не интересовали . На уме у него было иное. Когда ожидание стало  совсем уж бесперспективным, он решился спросить:
- Ну так  и где же оно?
Мать с бабушкой не поняли суть вопроса.
-Что оно?
-Удовольствие…,  с которым вы чай пить хотели?
Оказалось, Аркадий принял новое для него словечко за название сорта конфет или сладостей, доселе ему неизвестных.
 Давно генеральша с дочерью так не смеялись за чайным столом.
( Описан реальный случай из жизни маленького сына Ани-Мани, Бориса, ставшего впоследствии дядюшкой и крестным моей матери. )



                ЯРМАРКА

Пропустить летнюю ярмарку в селе Толмачёво  генеральскому семейству было немыслимо. И  не так-то уж и нужен был в хозяйстве крестьянский товар (хотя, кое-что, конечно, планировалось купить), сколько важно было поддержать традицию. Примерно так же относились к ежегодному событию в уезде и другие дачники.
   Василий Сергеевич помнил толмачевскую ярмарку с её балаганами , сколько помнил себя: с раннего детства.  Еще совсем маленького брал его отец, уже тогда вышедший из военной службы в майорском чине и помещиком живший в  родовом имении,   с собою: показать сыну  честной народ , а народу-  наследника . Кого там только не встретишь – весь уезд  съезжался. Тимоновская  лесная округа везла щепной и деревянный товар, костинская – гребешки и стеклянные бусы,  горшковская – понятно, глиняные горшки, крынки, миски; все подряд  везли домотканые холсты, скобянку, коромысла, корзины,  хомуты… И это не считая разной снеди и скотинки.  Торговали с возов. А то и прямо на земле. Впрочем, бывало и несколько лавок с красным товаром, которые устраивало местное купечество. Но маленького Василия привлекало в Толмачёвке не все это крестьянское разнообразие, а обязательно устраиваемые на потеху народу карусели, балаганы с петрушками и петушки на палочке. Ну, и конечно, то, что батюшка никогда не оставлял наследника без хорошего подарка, тщательно и совместно выбираемого из местного товарного многообразия.   Ездили сначала в  коляске-линейке, всем семейством, а  однажды отец взял сына с  собой в седло ( благо, ехать от имения было недалеко), что особенно врезалось в память генерала. Потом, в отрочестве, Василий уже привычно сопровождал отца с семейством верхом. Правда, отроческие-кадетские годы как-то стали выпадать из его памяти, сливаясь в одну большую одноликую массу. Оно и понятно: учение в корпусе тогда было не в пример тяжелее нынешнего .  И, вырвавшись на летние вакации,  измученная зубрежкой и муштрой  душа его отсыпалась, отъедалась, отдыхала за рыбалкой на озере, уходила в ночное с отцовским табуном и пасшими его  крестьянскими мальчишками ,  флиртовала с местными барышнями , и поездка на ярмарку на фоне всего этого не была самым главным  воспоминанием . Потом,  будучи взрослым, Василий Сергеевич уже никогда не получал от уездной ярмарки таких ярких впечатлений, как в ранние годы. И, сохранив память о них как  об одном из радостных  событий детства, он решил обязательно свозить этим летом в Толмачёвку любимого внука.
    Аркадий до сих пор Москвы почти не покидал, и этот дачный подмосковный  сезон для него был первым. Сначала усадебный дом не был приспособлен, по мнению Веры, для житья в нем с маленьким ребенком,  и    два первых его  осмысленных  лета семья Алексея Георгиевича провела в отчем  родовом имении под Петербургом, пока Вера Васильевна окончательно не убедилась во вредности тамошнего климата: и она, и дети простужались  и постоянно  кашляли… В позапрошлом году  уже совсем было собрались    в подмосковную, но прошел слух о том, что в уезде началась  эпидемия какой-то детской болезни, и поездка   в её очаг  с малышами была абсолютно немыслима. Прошлое лето тоже целиком  прошло в Москве… И вот, наконец, Аркадий на седьмом году от роду, к радости деда и бабушки,  прибыл в родные материнские пенаты.  Жилось ему здесь  , как будто, и неплохо, но однообразие начинало докучать, поэтому  весть о поездке с дедом на ярмарку он воспринял с воодушевлением.
       В путь отправились не всем семейством: генеральша людского скопления не любила и картинами народного быта не восторгалась. Поэтому попросила уволить её от путешествия, и прошение было с радостью принято всеми . Вера Васильевна , как всегда, солидаризировалась с маман и тоже осталась – чтобы той не было скучно одной дома. Михаила, накануне  удачно  сдавшего матери   экзамен- с одной попытки вдеть нитку в иголку – дабы на практике подтвердить , что двоение в глазах абсолютно прошло, из постели выпустили, но о том, чтобы ему ехать  верхом, не могло быть  и речи. Он  вынужден был коротать остаток  своего отпуска дома . Таким образом,  собрались  в поездку  девочки –Ольга, Варвара, Маргарита с гувернанткой-  в допотопной, еще детства Василия Сергеевича,  линейке,  «сам»  с внуком в пролетке и Всеволод Васильевич верхом. Девочки  выехала с утра,  генерал с Аркадием, неспешно попив чайку  третьего самовара, ближе к полудню, а  Всеволод все еще раздумывал.
       Солнце грело так, что впору было сказать: «Жара…».  Путь лежал полевой дорогой. По обе стороны наливались хлеба,  а  в   лазурном безоблачном  небе зависали  жаворонки. Василий Сергеевич, нежно  обняв внука,  задушевно рассказывал ему о том, как и он много лет назад так  же вот  ехал с отцом  на  ярмарку  по этой  дороге и слушал таких же жаворонков: ничто в природе с тех пор не изменилось!
-А так, внучок, хлеб растет…, - показывал он рукою на желтеющую ниву. - А вот  и  мостик .. Подправить бы надо. Приедем домой, мне напомни, чтобы распорядился… А вот наши  деревеньки- Митькино, Ярцево, на пригорке справа -  смотри    - Калиновка… ( В  дореформенное детство генерала  они были действительно его.  Да так «его» и остались…) Лесок Переборовский.  За грибами туда обязательно с тобой  сходим… А вот и Толмачёвка: эка, сколько народу-то съехалось!   Возы аж на тракте стоят! Отыскивая глазами свою старую линейку среди прочих экипажей,  генерал ссадил внука с пролетки и отправился с ним прямо в «народ».


       Ярмарка широко развернулась у стен старого монастыря, основанного еще преподобным Мефодием,  учеником  святого чудотворца в земле российской просиявшего  Сергия Радонежского ( его обитель, Троице-Сергиева лавра, в те времена входила в Дм*****ский   уезд).

Кого тут только не было:  генерал   П*****ский  не успевал раскланиваться с уездным соседством: друг детства Афанасий Карлович  Фейхтниц с супругой, благочинный отец Иннокентий,  городской голова с супругой Еликонидой Андреевной, местные помещики и помещицы с чадами и домочадцами почти в полном составе, в том числе любезный Артемий Иванович с Елизаветой Карповной,  сыном Сергеем Артемьевичем, дочерью Зинаидой и двумя старшими внуками. Даже предводитель,  князь Андрей Федорович Агарин, пожаловал торжище своим присутствием.

Красным товаром на ярмарке, в специально накануне  построенном павильоне, торговал сегодня отцов приказчик, а Валериан, в качестве молодого хозяина,  с интересом из  глубины лавки поглядывая из тенечка: изучал население.  Отбыть весь ярмарочный день целиком, а потом счесть прибыл – была его святая обязанность и поручение батюшки. Как ни тяготился он таким  занятием, но это – прямое его  купеческое дело, и Валериан исполнял его на совесть. Отцова  лавка была предметом интереса местного дворянства, духовенства и состоятельных обывателей:  товар фасонный,  московский, привозной. Вот и семейство фабриканта появилось – отметил молодой купчик, спрятавшись  за поставленными друг на друга большими коробками. А когда намеченные покупки вот-вот должны были осуществиться, вышел из своего укрытия и  обслужил семейство своего нового друга с уважением и по высшему разряду, что не мог не отметить положительно глава семейства, фабрикант, сам выходец из московского гильдейского купечества. Он поинтересовался у Валериана, как идет товар, что пользуется спросом, какими тканями торгуют,  и даже успел сговориться с ним  о поставках  своей  «мануфактуры» на местный рынок. Это была первая самостоятельная сделка Валериана, и , как он предполагал, отец будет им доволен. Переговорив незначительно с  дамами  фабрикантского клана и одарив детишек конфетами,  Валериан  продолжил беседу с Сергеем
. Сергей Артемьевич и тут  был занят делом: изучал ярмарочный спрос и предложение, дабы на следующий год успешно выйти с фабричным товаром на сие ежегодное мероприятие: надо было расширять сбыт на местном рынке.



Генерал  шел рядами, сжимая в руке теплую ладошку внучка. Любознательный Аркадий вертел головой на 180 градусов и все хотел понять  и запомнить. Он впервые видел крестьянскую жизнь вблизи. В Москве не встретишь такого этнографического многообразия  типажей, как на сельской ярмарке. Бабы тут  одеты в яркие  народные костюмы- сарафаны, кички, фартуки,  девки в пестрых платках, многие – в лаптях. Бородатые мужики в красных рубахах, русоголовые загорелые  босоногие ребятишки – все для него было ново, непривычно. Крепко держась за руку деда, (он боялся потеряться в шумной пестрой толпе) Аркадий был весь в предвкушении удовольствий, которые сулила ему эта живописная экскурсия.
Первым номером программы, как и обещал генерал внуку, были карусели Большого впечатления деревянные лошадки, кружащиеся вокруг раскрашенной тумбы, на Аркадия, всей душою ожидавшего приезда в имения  настоящего живого пони,  не произвели, но, не желая расстраивать деда, он никак этого не выразил.
Балагана с петрушками они не нашли,  зато, исполняя обещание- сделать подарок внуку, Василий Сергеевич отыскал «красную» лавку игрушечника Та(ла) лаева. Он держал в соседнем сельце фабрику металлических игрушек, и знатный товар его в прошлом году был высоко отмечен на Лейпцигской промышленной ярмарке. Аркадий Алексеевич пожелал пушку, и она  сей   момент стала его неотъемлемой собственностью, несмотря на  то, что, как самый видный предмет игрушечного  ассортимента, стоила весьма недешево.  Довольный  военным  выбором внука  ( а то заладили все- по штатской линии пойдет…), дедушка-генерал расщедрился прибавить к пушке не только сахарных петушков на палочке, но и что-нибудь из местного, крестьянского.
_А пойдем-ка, Аркадий Алексеич, поищем с тобой монастырский товар, ( тутошний  женский монастырь исстари возил на Петровскую ярмарку в Толмачевку знатный мед и- что сейчас особенно интересовало генерала- тряпичные игрушки, шитые монахинями на потеху детям паломников.)
  –Помню я,- продолжал растроганно  вспоминать  свое далекое детство дедушка, как папенька мой, Сергей Иванович  приснопамятный, всегда покупал мне  здесь  (х)тотьковские тряпичные мячики. Простая такая штуковинка, незатейливая: кругленький тряпочный шарик из лоскутков, тополиным пухом  туго набит… ,- я тебе, пожалуй, еще и его куплю…
       Нашли и церковную лавку, выбрали меда в красивой плошке –  гостинчик для Аполлинарии Павловны , и мячиков тех  тотьковских прикупили- да не один, а три штуки ( быстро теряются ведь такие игрушки ), и еще несколько коробок  медовых пряников – для дочерей . В лавке городского головы для Маргариты приглядел генерал  красивые кубики с картинками: знал, внучка такие игрушки любит.  Ну и обязательный подарок для девочки – кукла, на манер Вариной, французская, с фарфоровой головкой:  Маргарита  все на тетушкину игрушку посматривала, любовалась- как-то теперь обрадуется! Кажется, всем сумел угодить!  Когда руки уже были полностью  заняты покупками, а ножки Аркадия устали кружить по ярмарочным рядам, уставшие от суеты и жары, но довольные друг другом,  дед с внуком  отправились к лошадям на тракт.  К общей радости, здесь семейство воссоединилось: девочки, отыскав отцову пролетку, решили его дождаться.  Счастливая Маргарита  глазам своим не верила, обнимая красивую большую куклу. Генерал одобрительно  рассмотрел  покупки девочек. И в обратный путь пустились кортежем: впереди генерал с внуком  в пролетке, сзади- нагруженная купленным хозяйственными дочками по заказу матери  скарбом их древняя, но  до сих пор исправная  линейка.



После отъезда  семейства  Всеволод прохлаждался на веранде и раздумывал: а  стоит ли  ему пускаться в путь по жаре? За последнюю неделю он, по мнению генерала, совсем обленился, и это было сущей правдой.
    Михаил, соскучившийся за дни лежания в кровати  по свободе, с удовольствием разминался в саду,  ел   с куста малину ,  наслаждаясь солнышком и трелями свившей поблизости гнездышко  зарянки . Он и встретил первым въезжающую во двор амазонку. Да, это была Софья Артемьевна, верхом, и опять одна!
   Софья   прекрасно понимала,  что искать повода для встречи придется ей самой, Всеволод был для этого слишком нерешителен и неинициативен.   Отправляясь вслед за семейством, которое еле уместилось в их просторном экипаже, она уже соображала, что бы придумать, дабы  завернуть по пути в имение П******ких, но  тут ей помог случай: подпруга на лошади оказалась слабовато затянута, и , по её ощущениям, седло начало съезжать.
    По этим предлогом заявившись  в соседнюю усадьбу, она обратилась с просьбой о помощи  к первому встретившемуся ей - Михаилу.  С веранды Всеволод увидел, как шустрый  братец, нимало  не смущаясь, помог  амазонке сойти с лошади, легко подхватив её  с седла ( Михаил с детства отличался физической силой)  и ,  коротко переговорив, занялся подпругой. Этого допускать было нельзя!   Всеволодова лень ,  морившая его минуту назад, мигом улетучилась, и он, сокращая себе путь на двор,  махнул через балюстраду веранды.
-Ваша лошадь- хитрая особа. Она специально надулась, когда её седлали, бока раздались и подпруга легла слабее, чем следовало,-с видом большого знатока  объяснял Михаил причину оказии.-  Они, лошади, так  часто делают.  Сейчас я все исправлю,- говорил  он ,  натягивая ремни и застегивая их  на деление туже.  Софья Артемьевна  в это время, для приличия спросив Михаила о самочувствии,  рассеянно  скользила взглядом по двору и окнам дома. Она только собралась узнать, уехал ли Всеволод Васильевич уже на ярмарку со всеми, как тот  заявился пред её очи собственной  персоной , и лишь только поздоровался с соседкой, сразу был оповещен о случившейся  с нею неприятности. «Вы ведь собирались сегодня в Толмачевку?,- помогала ему намеком барышня. Получив утвердительный ответ, она продолжила: «Вот и настал случай мне воспользоваться вашим предложением. Была бы признательна, если бы вы  составили мне компанию». Конечно, он с радостью её составил. Ласточка была в один момент  оседлана,   и конная пара выехала из ворот. По пыльной дороге от имения  Софья  рысила впереди, а  когда выехали на наезженный  тракт, лошади легким галопцем   пошли рядом .  Норовистая  Гроза все время старалась куснуть  смирную добродушную Ласточку Всеволода, и амазонке то и дело приходилось её осаживать.  В болтовне о лошадиных характерах и повадках всадники быстро добрались до Толмачевки.


   
       В лесу под липами или о пользе заучивания стихов.


Если кому и неуютно  было на ярмарке, так это Всеволоду Васильевичу и Софье Артемьевне.  Последняя, наверное, очень  тяготилась бы толкотней, если бы Всеволод не защищал её, старательно отражая натиск  толпы с флангов и с тыла. Поговорить друг и другом в такой обстановке было невозможно, товар их, в принципе,  не интересовал. Постояв немного перед цирковым балаганчиком для приличия ( Всеволод терпеть не мог цирка), они с облегчением выбрались  из ярмарочной народной  массы и бодренько отправились к привязанным около трактира  лошадям. Теперь путь их лежал в прохладу местного светлого  леска.


. Ехать молча было неприлично. Продолжать кавалерийскую тему- еще неприличнее. И Всеволод, понимая, что инициатива продолжения разговора должна исходить от него,  коротко вздохнув, принялся за стихи.
Стихов он знал наизусть много. Виной тому был упомянутый толстенный том хрестоматии  Гербеля, употреблявшийся  его отцом  в качестве наказания за детские шалости. И не сказать, что таковое часто к нему применялось (на фоне  резвого младшего братца Всеволод был  весьма послушным ребенком), но, все-таки, и ему удалось во времена  оные  освоить некоторую часть упомянутой книженции, сидя у себя в комнате  под арестом «с исполнением  служебных  обязанностей», в которые   папашей-генералом  вменялось  выучивание  стихов. Как  же он теперь был благодарен и  ненавистному ранее толстому Гербелю, и батюшке с его мудрым дальновидным воспитанием ,и всем русским поэтам, вместе взятым! 

   Перемежая наблюдения природы, почерпнутые в горах Памира, сравнивая  их  с родной стороною в её пользу, он разбавлял  свою художественную прозу стихами Некрасова:

Опять она, родная сторона,
С ее зеленым, благодатным летом,
И вновь душа поэзией полна…-
Да, только здесь могу я быть поэтом.

Поддерживая поэтическую  тему, Софья Артемьевна  заметила, что её старшая сестра Анна, которая замужем за заводчиком (С) Ваниным,  приехав из  Карлсбада, где они некоторое  время провели на водах, тоже отмечала, что нигде, как среди русских пейзажей, не может найти истинного  отдохновения души. А ведь Карлсбад – самая, что ни наесть просвещенная и комфортная  Европа! Наверное, так уж мы, русские устроены. Хотя ,лично ей абсолютно  чужд наш известный квасной патриотизм…
Пропустив мимо ушей ( или сделав вид, что пропустил) замечание о русском квасном патриотизме, Всеволод продолжил удивлять спутницу познаниями в Некрасове:

В Европе удобно, но родины ласки
Ни с чем не сравнимы.  Вернувшись домой,
В телегу спешу пересесть я с коляски
И марш на охоту! Денек недурной,

Под солнцем осенним родная картина
Отвыкшему глазу нова…
О, матушка Русь, ты приветствуешь сына
Так нежно, что кругом идет голова.

Голова у обоих, действительно, шла кругом  - от терпкого медвяного запаха отцветающей уже липы, в изобилии росшей по окраине леска.  Казалось, сам воздух томился от этого душистого настоя липового цвета на июньской жаре . Деревья, усыпанные  золотисто-салатовыми гроздьями  соцветий, склоняли ветви над дорожкой, по  которой они неспешно проезжали. Хотелось дышать, любоваться и наслаждаться . Как прекрасно русское лето, особенно, когда ты молод, полон счастливых мыслей о будущем и не обременен никакими тревогами !

-Как чудно пахнет липа, когда цветет!,- Софья Артемьевна, протянув руку к низкой ветке, оторвала цветущую веточку и поднесла к лицу.-  Казалось бы- привычное дерево, мимо которого проходишь каждый день, не замечая…А как изящен его простой скромный цветок..
-Жаль только, что он так  недолговечен,_ задумчиво откликнулся на эту мысль Всеволод.
-Люди живут и умирают. А цветы, пока ими любуются и восхищаются - вечны.
На это философское изречение спутницы Всеволод откликнулся  следующим куплетом:
"Как хороши, как свежи были розы
В моем саду! Как взор прельщали мой.
Как я молил весенние морозы
Не трогать их холодною рукой!"
_»Как хороши, как свежи были розы», - это ведь из Тургенева?,- с удивлением отметила Софья. - Но там, кажется, была проза? Не так ли?
Это стихи русского поэта  Мятлева, жившего в одно время с А.С.Пушкиным и М.Ю.Лермонтовым. Все, что было написано Мятлевым, уже забыто, а вот эти стихи живут. И Иван Сергеевич начал свой белый стих с цитаты.  А  вот стих еще одного поэта, как раз об этом:
"Остаться можно в памяти людской
Не циклами стихов и не томами прозы,
А лишь одной-единственной строкой:
"Как хороши, как свежи были розы!"
После сей серии стихов повисла некоторая пауза, и Всеволод начиная  понимать, что смутил спутницу своей отменной начитанностью,  поспешил сменить тональность в сторону интереса к собеседнице
_- А какие  цветы Вам, Софья Артемьевна, нравятся более других?- и его действительно интересовал её выбор.
Задумавшись, она неуверенно ответила:
- Наверное, ландыши…  Но они уже давно отцвели. И, стараясь не прослыть невеждой на фоне спутника,  она выразительно прочла:

О первый ландыш! Из-под снега
Ты просишь солнечных лучей;
Какая девственная нега
В душистой чистоте твоей!
Как первый луч весенний ярок!
Какие в нем нисходят сны!
Как ты пленителен, подарок
Воспламеняющей весны!
Так дева в первый раз вздыхает
О чем - неясно ей самой,-
И робкий вздох благоухает
Избытком жизни молодой.


Развить поэтическую мысль далее Софья Артемьевна  не стремилась ( видимо, в семействе действительного статского советника и бывшего московского городского головы толстый Гербель не был в почете), но с удивлением отметила, что с этим молодым офицером можно поговорить не только о лошадях.

Стих с намеком на вздыхающую не ясно о чем деву Всеволод счел в некоторой степени провокационным. И на провокацию не поддался, а невинно спросил, кого из поэтов она предпочитает ( в смысле, почитать после обеда).
   Софья Артемьевна  предпочитала и после обеда, и с утра, и особенно – на ночь , развеивая представление о домостроевском воспитании купеческих дочек,  философически-грустного Надсона.  Ну и еще Лохвицкую.  В её недавнем девичьем обществе  именно они были фаворитами гимназисток старших классов.
Софью  нестерпимо подмывало  назидательно прочесть ему , например, из Надсона : 
О, мне не истина в речах твоих нужна,
   Огонь мне нужен в них, горячка исступленья,
   Призыв фанатика, безумная волн
   Больного, дерзкого, слепого вдохновенья! —


Или, опять же,  из Лохвицкой  -
 Ты был кроток и зол, ты был нежно-жесток.
   Очарованным сном усыпил и увлек,
   Чтоб во сне, как в огне, замирать и гореть,
   Умирая, ласкать — и от ласк умереть!-
Но она благоразумно воздержалась и коротко сообщила, что в последнее время читает  стихотворения Надсона, ибо в них описаны возвышенные чувства.
Это Всеволод намотал на ус. Про Надсона он  только слышал. Но, так как этот современный автор  в хрестоматию Гербеля попасть чести не имел, то и в репертуар Всеволода Васильевича не вошел, (о чем тот сейчас вынужден был мысленно горько сокрушаться).
   Они уже довольно много времени провели в седле, и Софья Артемьевна  предпочла спешиться и отдохнуть в тенечке.  Все, включая лошадей, были не против.
 Усевшись на сухой нагретый  солнцем  ствол поваленного дерева, Всеволод и Софья наслаждались роскошью летнего предвечерья.  Он в задумчивости  легонько ворошил носком сапога  подножье старой заброшенной муравейной кучи, а Софья Артемьевна смотрела сквозь ажур липовых веток в высь чистого неба. Всеволод поймал её светлый умиротворенный  взгляд и неожиданно для самого себя просто спросил: « Вам хорошо?»
И Софья так же искренне , повернув к нему чуть  загоревшее за день пребывания на солнце лицо, ответила :  «Очень!»

      Обратный путь был проделан быстрее: оба понимали, что разумное время пребывания ими на ярмарке уже вышло, и торопились домой. Проводив амазонку до поворота в усадьбу фабриканта, Всеволод  в прекрасном расположении духа резко поднял Ласточку в галоп и  проскакал таким аллюром  до своего имения.

                УЖИН У ФАБРИКАНТА
К  ужину Софья опоздала ( Ужинали у  Артемия Ивановича рано). Наспех перекусив  буженинкой и запив её чаем ( есть в жару  совсем не хотелось), она намеревалась проскочить в свою комнату и, наконец, отдохнуть, но Елизавета Карповна мягко, но настойчиво привлекла её к себе и попросила разделить вечерний отдых семьи  в саду. Пришлось подчиниться.
     В только что построенной беседке перед домом шел разговор о ярмарке.
-А хорошая тут ярмарка, широкая ,- одобрительно говорил фабрикант, и сын  соглашался с ним:
- И, что важно, при обилии местного крестьянского товара- явно не хватает мануфактуры, а спрос большой. Вот в следующем году...
-Вижу, уже строишь планы? Это правильно. Надо занимать ряды, место, так сказать, столбить. Вот с сынком Головы, как бишь его? Валериан? Вот с ним и подумайте вместе. Пока, до строительства кирпичного завода.
Отец опять поддел этим окончанием фразы сына, а сын был обидчив. Пришлось менять тему, потому что далее Сергей от разговора про дела стал уклоняться.
-Да, жара стоит… Сегодня ведь Иванов день, положено хоть разок, да окунуться,- сетовал сын.-  А где ж тут? Ничего еще не устроено, только беседка эта, да и то… Не крашена.
- Надо и нам, как у соседа, Василия Сергеевича, прудик какой-нито организовать,- откликнулся Артемий Иванович.
-А у них пруд? Что-то я и не заметила,- включилась в хозяйственные планы фабрикантша, доселе молча  ракладывавшая пасьянс.
- Прудик приличный сзади усадебного дома, только  запущен. Видно, что генерал только летом тут обретает, а на отдыхе – до хлопот ли?
-Да, прудик бы неплохо. Но  нам от дома подальше надо устроить.
-А что так?
-Да комары…
 
Софья только успокоилась, что разговор ушел от ярмарки в семейно-хозяйственное русло,  как отец спросил:
- А как ты съездила, дочка? На людей посмотрела? Себя показала?
-Да, прогулялась немного. Жарко только очень.
-Приглядела чего? Покупками довольна?
-Да я и не покупала ничего как-то. Все есть… Не скалки-плошки же смотреть да петушками  сахарными баловаться, -улыбнулась она, но сама насторожилась. И не зря.
-Да? А вот Зина видела тебя.
-Где же?- Софья выразительно посмотрела на старшую сестру.
-У балаганчика, где мы с детьми стояли,- охотно откликнулась Зинаида,- Они же не пройдут спокойно мимо такой забавы. Глядь – а тут и Соня наша!
Софья умоляюще взирала  на сестру, но та, кажется , нарочно продолжала. –С молодым П*******ским рядом. Постояли минуты две и ушли. Оба.
-Как интересно? С молодым П*******ким! Это с каким же? С тем, что с лошади упал или с братцем его? – проявил интерес  Артемий Иванович.
-С братцем. С Всеволодом Васильевичем,- с легким раздражением ответила Софья. Она уже поняла, что придется рассказывать историю с начала и до конца. По природе Софья Артемьевна не была болтлива. И о том, как она провела время на ярмарке в обществе молодого соседа, она предпочла бы не рассказывать вовсе, если бы не вынудили к тому обстоятельства. Отец её в то время продолжал:
-Видел я генерала с внучком. А вот сыновей его с ними не было.  Где ж вы встретились?
Стремясь сохранять спокойный безразличный тон, хотя внутри все кипело от возмущения Зининым предательством, Софья начала рассказ:
- Только из дому выехала, как чувствую - подпруга ослабла. Пришлось завернуть к П*****ским. Всеволод Васильевич настоятельно рекомендовал свои сопроводительные услуги . Я не отказалась.
Зинаида смотрела на сестру с нескрываемым осуждением. Прочитав её взгляд, Софья ответила вслух на брошенный ей немой вопрос:
_-Да, а что оставалось делать? Лучше ехать одной на этой  взбалмошной Грозе? Которая еще и, как оказалось, надувается, когда её седлают? И сломать себе шею? Или , как Михаил Васильевич, получить сотрясение мозга? Знаешь, дорогая моя, я уж предпочла общество офицера, с которым была в дороге  спокойна.
-Что ты накинулась на Зину?- примирительно заговорила мать, желая потушить разгорающийся между сестрами конфликт.- Она ничего такого не сказала и не подумала…
-Знаю я, что она подумала. Она всегда думает, когда её не просят… - Софья во взаимоотношениях с сестрой всегда применяла тактику «нападение – лучшая защита» и выигрывала.
- Ты правильно, дочка, сделала. Ехать одной в незнакомое место ни к чему. А Всеволод Васильевич, на мой взгляд, очень достойный молодой человек,- заметила  мать.( ей приглянулись генеральские дети, в особенности –сыновья) -  Так о  чем же вы поговорили?
-О лошадях.
-Твоя излюбленная тема,- вставила Зинаида едко.
-Представь себе, и его тоже. А еще он читал мне стихи. ( Про то, что чтение стихов происходило в лесу под липами, Софья Артемьевна пока предпочла промолчать.)
-Как романтично! Наверное, про любовь?- вступил в разговор Сергей, который в споре между сестрами всегда держал сторону Софьи.
_Да вовсе и  нет.
-А что же тогда? Ни за что не поверю, что молодой П*****ский декламирует симпатичной спутнице  на ярмарке оды Державина…
- Про природу, про цветы  и…… еще что-то из Некрасова.
- Прелестно!_ зааплодировала Зинаида, но никто её не поддержал. – Какие они, все же, замечательные , наши  соседи.
- А вот мне из молодых П*******ких знаете, кто более всех симпатичен?- веселым тоном начал Фабрикант.-Аркадий Алексеевич! Забыть невозможно, какие ОН  нам стихи читал. Когда настроение портится, всегда его вспоминаю – так до хохота доходит: «и даже бабушка моя их бьет по морде башмаками»!
-Видимо, любовь к стихам- у П******ких – семейная черта,- подытожила тему Зинаида. А Софье на правах старшей замужней сестры назидательно выдала:
- В том, что  сын Василия Сергеевича был с тобою на ярмарке и стихи тебе читал, конечно, ничего  предосудительного нет. Только не забывай, пожалуйста,  о том, что у тебя есть жених.
Этим напоминанием Зинаида кольнула сестру в самое сердце.
-С которым мы  еще даже не обручены,_ в сердцах воскликнула она.
-И что значит это твое замечание?- прицепилась к  словам Зинаида.
Софья промолчала, поняв, что сказала лишнее, зато высказался отец:
-Ну так это можно исправить ,_- и с примиряющей улыбкой посмотрел на дочерей.

     Вот так в один час полное счастье может смениться  большой тревогой.


                Ужин у генерала

У П****вских с обедом  в ярмарочный день припозднились, а после него притомились.
Лениво откушав и обменявшись впечатлениями от поездки-день выдался особенно жарким,  покупки девочек оказались кстати, Аркадий дождаться не может  окончания трапезы, чтобы побежать наконец к своей пушке -, Всеволод между прочим заметил, что весь день составлял компанию молодой соседке, у которой, кстати, довольно норовистая лошадь. В связи с чем -  удивительно, как Артемий Иванович отпускает её верхом одну.  Когда обед, наконец, кончился, все разбрелись по своим делам. Генеральша  ушла с вязанием ( она думала закончить за лето ажурную накидку ) на веранду. За  нею  с  чашечкой чая отправилась Вера. Гувернантка с Маргаритой удалились  в детскую -рассмотреть как следует новую куклу,  девочки читали   в саду, Всеволод Васильевич  отправился к себе, прихватив   гитару. Все жаждали тишины и покоя.  Неугомонным остался только  Аркадий. Его план привлечь деда к изучению возможностей пушки потерпел полное фиаско. Генерал, разморившись после обеда под рюмочку наливочки, мечтал соснуть часок-другой и ласково переадресовал внучка :
- А с пушкой своей иди-ка , Аркадий Алексеевич, к дяде Мише. Он в ней лучше моего разберется. И, если она действительно стреляет, непременно определит, как.
     Оба дядюшки обожали  племянника, особенно – Михаил. Они с Аркадием были во многом  родственные души и потому  вместе разрабатывали озорные планы – как , например, напугать невзначай  гувернантку девочек мадемуазель Катрин, увлеченно играли в солдатиков на ковре в гостиной и  в разбойников в саду. Теперь же они устроились с пушкой  на  веранде – в  самом прохладном месте дома .
Михаил,  и правда, разобрался с пушкой лучше батюшки. Это оказалась и не пушка, а, как он со знанием дела  заявил,  бомбарда 15 века, и стрелять сие чудо  средневековой техники тоже было способно: внутри находилась  пружина, которая выталкивала вложенное в ствол ядро.  Все это сопровождалось резким хлопком, а ядро, выстрелив, грохотало по дощатому полу, как бильярдный шар, вылетевший  от чрезмерного удара кием за борт стола, и  генеральша отправила их с веранды  шуметь в сад, чему все были очень рады.