Пожар

Прерывисто зазвенел звонок. Не совсем проснувшись, не понимая кто звонит ночью, сказал супруге – это видимо «Витебск» - междугородний звонок. Супруга подошла к телефону в зале, оттуда я услышал: "Это тебя, с работы". Снял трубку. Раздался голос спокойный и уверенный: "Быстро собирайся, водитель уже здесь, поедете второй машиной". Только «хорошо» и успел сказать. Положил трубку. Взглянув на часы. Второй час ночи. Насунув на ноги сапоги по-солдатски, накрутив портянки и схватив куртку с вешалки, почувствовал себя по-солдатски собранным. Умываться было некогда. Сон окончательно развеяла предвесенняя заморозь. Пять минут отделяло меня от работы, благо я был всегда под рукой, когда нужда заставляла дежурных искать человека, даже если он не на дежурстве, а имеет отдых, свои законные выходные после ночного дежурства.

В карауле двое. Водитель и Генко, украинец по его родословной, но как и многие когда-то приезжие в этот дальневосточный край. Как и сосланные, имел свои корни, но назывался «дальневосточником», чем и гордился, считал себя коренным таёжником. А таёжник всегда охотник в его понятии.

«Слушай мою команду - первая машина уехала сорок минут назад, заправляйтесь водой и айда следом". Мы знали все, что вторая машина подтекает и обязательно требуется дозаправка, всё откладывали ремонт, то ли из-за пожаров, то ли из-за своего «успеется». Только приходилось опять-таки вместо выезда на пожар ехать дозаправляться.

Бокс был открыт ещё до меня. В летнее время ворота в боксе всегда открыты для скорого выезда. Прииск закупил две новые машины, а одна старенькая, как мы её называли ещё «сталинская» имела свой ход, меньшую емкость, но для вынужденных обстоятельств могла применяться как запасная «на всякий случай», что и делалось. Машина разогрелась постепенно и набирала скорость, подъезжая к водонапорной башне, находившейся около мехцеха в конце прииска Соловьёвск, уже разогретая и готовая была ринуться в дальнюю дорогу. Дорога предстояла на Янкан. Названия этих посёлков - Уркан, Янкан – по-эвенкийски соответствовали и названиям рек: Уркан, Янкан, Джалинда. Все реки горные быстрые чистые, если конечно старатели не замутят их.

Подъехав к водонапорной башне, стал командовать водителем, который подъезжал задним ходом: вперед – назад – левее – правее, главное чтобы рукав попал в горловину. Стоя на машине и сунув рукав, открутил вентиль. Хлынула вода, заполняя резервуар до горловины, по лестнице машины быстро спустился и сиганул в машину. Поехали – прозвучала команда, то ли себе, то ли водителю. Взгляды устремлены в кромешную тьму, где свет фар пронзал своими лучами всё, что попадается в его пределы видимости. Промчавшись через Советскую улицу, которая не изменит свое название ещё может и пятьдесят лет, по инерции повернули на Партизанскую. Когда-то по этой улице жил и я. Получив улучшенное жильё, переселился в более благоустроенное, где имелась система отопления от кочегарки, которая размещалась в старой ТЭЦ, где раньше подавала электроэнергию на драги, тогда ещё "малолитражки", в основном они были деревянные и похожи на маленькие кораблики. Когда-то очень давно на прииске работала бригада лесорубов по заготовке дров для отопления и подачи электроэнергии на драги. Мощные турбины вырабатывали энергию и уходило большое количество дров, которые заготавливались вручную. ТЭЦ остался как памятник прошлого, со своими катакомбами, где в его лабиринтах можно и заблудиться.

На машине поднялись вверх, проезжая мимо кладбища как старого, так и нового. Отличие разве только в том, что убрали забор. За каких-то семь лет по размерам новое кладбище стало, как и старое. Время жертвоприношений перестройке дало свои плоды: смертность увеличилась, рождаемость в эти перестроечные годы упала. Свернули вправо, на Янкан, где высветился в свете фар указатель. Фосфоресцирующий знак вскоре удалился и мы погрузились опять в темноту. По сторонам машины только фары высвечивали верхушки деревьев.

Скользкая дорога напоминала, что надо ехать с осторожностью. Накатанная дорога уходила вперёд, оставалось шесть-семь километров до пожара. Несколько раз съезжали с Николаем с обочины, но благодаря его умелым рукам, возвращались опять в колею. Пришлось еще раз притормозить при крутом спуске перед Янканом, где дорога загибала с поворотом влево, выходя на финишную прямую. Всю дорогу ехали молча, только мерное звучание машины да напускное спокойствие, а в мыслях «Что там?». Уже спускаясь с сопки увидели полыхающую зарницу.

Да! Воскликнули в один голос с Николаем. Николай, предпенсионного возраста, со строгой улыбкой и чертами лица человека бывалого. И вид у него был делового человека, всегда занимающегося чем-то, который был всегда при деле и о таких говорили, что не посидит спокойно никогда. Он мог провозиться день в боксе около машины, а если всё в норме, то мог перебрать движок мотоцикла и ещё раз перебрать, если забыл вставить какую-нибудь шайбочку. Всегда хладнокровно заканчивал дело и долго умывал свои заскорузлые руки от масла.

Не новички были в этом деле, не первый раз тушили пожары и не раз ездили с Денисенко – водителем на пожар, но всё ровно при любом пожаре было беспокойство внутри себя, а тут тем более, прошло больше часа. В мыслях промелькнуло, что делает первая машина? И сам же ответил, увидев какой пожар. Конечно же отдыхает, ехать уже не надо, не потушишь. Но первую машину конечно же надо отправлять по прибытию второй, а если вдруг… Что впрочем и случилось, но это будет дальше. Теперь же приговором резануло слух «всё, хана» - когда подъехали так оно и оказалось.

Пожар съел строение. Это был дом на две половины и две семьи. Разделяла дом бревенчатая перегородка и если сгорала одна половина дома, то следом и другая.
Остались только ещё несгоревшими три венца со всех сторон, да поленница вдоль забора-изгороди, которая уже тоже разгоралась.

К первой машине подъехали и не раскручивая рукавов, стали рядышком. Слишком было поздно. Мы даже не поинтересовались у них, тушили они дом или нет. И так было всё ясно и понятно. Пожарные и население толпились вместе, как-то буднично переговаривались, как будто ничего такого и не случилось, и не было ни растянутых рукавов, ни беготни, как обычно при пожарах.

Работая в системе ВОХР, где были стрелки и пожарники в команде пятидесяти человек, где каждый знал другого, легко было узнать свойство и характер человека, особенно при пожарах, каждый был как на ладони. Когда на прииске организовывали от МЧС отряд спасателей, то набирали молодёжь, у которой не было опыта, которой нужно было ещё его приобретать. Сейчас здесь все были старики, не чета мне. У меня за спиной был только пятилетний стаж борьбы с пожарами, и летними возгораниями тайги. Туда посылают не только пожарных, но и технику делать разделительные полосы. В летние дни смог мог висеть над прииском, пока дожди не сделают своё дело, не потушат пожар, а то бывает, что пускают встречный пал.

Около пожара в основном толпилась молодёжь парочками. Пожарные переговаривались между собой: Вот начни тушить! И будешь ездить два-три дня.

Опилки возгораются особенно в завалинках ( сибирский утеплитель для домов). Они укрывают нижний венец и два, а то и три венца, утепляя дом. Опилки надо часто менять, чтобы не сгнили брёвна, а их привозили с приисковой пилорамы, которая тогда ещё исправно работала и не только для своих приисковых, но и посторонние приезжали за брусом и досками.

Имея свойство возгораться, опилки могут тлеть не один день, поэтому дом приговорили к полному сгоранию. Мы стояли на расстоянии, и тепло пожара распространялось на нас, и сильно пригревало при ночном, весеннем, дальневосточном заморозке. Все смотрели на пожар, как на горящую свечу. Он притягивал как магнит, вырывая сноп искр и бросая в темень ночи.

Подошли двое – парочка. Слышно как говорят: " А Митя успел выкинуть колонку с дома, а больше ничего? Это с его стороны и загорелось". Рядом прошёл обкуренный парень, в нос ударило табачищем, с перевязанной рукой, наверное, тот самый Митя, о котором шёл разговор. Приблизились девушки, они обнялись и что-то шептали, кто-то кого-то успокаивал. Голос рядом: «У них мать в артели, она не дома, не знает ещё, что уже дома нет, её дом теперь артель». Другой голос: «Купит ещё, в артели заработает, найдёт пристанище».

А рядом ещё парочка лет восемнадцати в куртках, одеты по погоде. Ещё дальше, три девочки-подростка, все они кучковались вместе. Один парень приставал к пожарникам. Убеждал поехать за «водярой» в Соловьёвск. Видимо с горя, не умолкая говорил: «Отвезите меня в Соловьёвск».

Водитель по фамилии знаменитого "дедушки Калинина", всё говорил: «На работе мы – понимаешь!», но парень не унимался. Не понимал, что не только у него горе, а он хотел горе залить водкой, чтобы на время забыть его…

На Янкане в оставшихся домах, где ещё проживали жители и не имелось даже магазина, жили пьянее других жителей того же Уркана и Соловьёвска – близлежащих посёлков. Все ходили от дома к дому в гости и все знали, что у кого есть и когда будет чем опохмелиться.

Калинин, подошёл ко мне сказав: «Из-за него машину гонять и так скоро едем, скоро догорит». Вслух добавил: «Скоро их всех выселят, дадут общежитие в Соловьёвске, а то и сами выселятся ближе к цивилизации с тайги этой».

Чей-то голос напомнил, что сгорят дрова: «Чего стоите? Отбросьте их, сгорят ведь». Но никто не притронулся, все оцепенело стояли. Завораживающий костёр догорал. Со второго окрика какая-то девчонка наклонилась и начала откидывать дрова, на что многие возразили: «Не тронь, до них огонь уже не доберётся». А девчонка всё лезла ближе к огню. Кто-то за неё даже испугался: «Брось!» - сказал. «Отойди! Чё лезешь в огонь!»

Она почему-то подошла ко мне и начала разговор:

- Я сидела. Вышла, а отца нет. Умер. Два года не дождался, фамилия Крутиков его.

- Знаю, - сказал я. Помню мы работали в 85-86 году вместе на Уркиме, что за Тындой, - филиал прииска Соловьёвска за триста километров.

Она помолчала слушая меня, потом о чём-то подумав сказала:

- Он в восемьдесят седьмом умер.

- По пьянке, – поддержал я, они все здесь по пьянке… Кто следующий? Последние мужики вымирают, как мамонты.

- Не дождался меня, два года не дождался меня. Четыре года в СИЗО и на зоне с полгода, и откинулась. А ты знал моего отца?

- Знал!

Повторяла всё, хотя я и сам уже сказал, что я работал с её отцом. Пришлось несколько раз повторять, что мы вместе с ним работали. Ещё раз рассказал ей, как мы с её отцом открывали участок Уркима, где вместе потом же работали на драге 229 или на 226, или на 223-ей. Я на них потом поработал в качестве сполосчика-доводчика и охранника на всех трёх сразу. Не хватало людей при сокращениях.

- Помню твоего отца, хорошим был человеком, только драгостроители построили драгу и в 84-м году мы с ним работали, когда сдали драгу в эксплуатацию. На одной из драг и работали, он пробщиком, а я сполосчиком, мыли золото, как говорят в народе. Моя работа заключалась в том, чтобы снять золото, что шло со шлюзов в доводку, огороженную на нижней палубе драги, чтобы посторонние не проникли туда, разве только с разрешения начальника драги. А посторонними могли быть и в зимний сезон и осенний ближе к зиме и кочегар, и сварщик, и электрик, и рабочие, каких присылали иногда для ремонта и утепления драги для осенне-зимнего сезона, и мало кто ещё. Весь этот контингент не допускался до золота. Имелись пропуска, выписанные начальником по режиму.

Слушай! Пошли со мной…

И не выждав ответа, направилась вглубь в направлении соседнего дома, покачиваясь словно пьяная. А может она и была пьяная.

Когда Янканская братия начинала пьянку, то никто не знал откуда появлялась водка и чем она заканчивалась. Янкан славился своей душевной открытостью и душевными разговорами, но иногда возникали пьяные ссоры, они то и являлись следствием возникшего пожара. Когда пили, то ежедневно и опохмелялись, не сразу выходя из этого тумана.

Ко мне подошёл водитель второго расчёта и рассказал о сучке. Она спарилась с чёрным кобелём. Хороший кабель. «Я ее видел в тайге – сказал он, встречал, хорошо загоняет». Он бывший таёжник и егерь, и не то что людей – собаку каждую помнит.

В это время загорелся от температуры электрический столб, было приятно стоять возле костра-пожара. Когда уже весна, но по ночам ещё держатся морозы, то очень холодно и расслабляясь в тепле, напряжение куда-то уходит и приходит какая-то умиротворённость. Стоял бы грелся, принимая, все как есть. Только бесёнок огонь все пожирал, бросая языки пламени то вверх, то в сторону, освещая заревом окрестность, где за определенной границей света стояла сплошная мгла-ночь, укутавшая все от посторонних глаз.

"Это я ведьма! Это я! За что я ведьма?" Голос той, что подходила ко мне, пронзает ночную темень освещенную пламенем. Она снова и снова повторяла, что она ведьма, как и тот парень, который повторял отвезти его в Соловьевск и тоже никого не слушал. Что на них нашло? Да! Как будто действительно в неё вселился бес, который не отпускал, этот маленький скверный бесенок и она говорила и говорила словами беса. "Ведьма! Ведьма! Ведьма я!" Ей было весело. Весело было и паре у которой горел дом, они были пьяны. Парень опять начал вспоминать, что ему нужно в Соловьевск. А рядом девушки собрались гонять чаи, и всё так буднично, как будто каждый день горел дом и в эту честь устраивались пиршества, и этого требовала душа.

Но нет, кажется девушку всё-же проняло, которая стояла с молодым парнем и она подошла к Калинину, водителю первого расчета. "Ну что мужик!" Нажимая на слово «мужик» несколько раз она ему: это мой, понимаешь, мой дом! Она так говорила, как будто ей не было веры, что это её дом. Калинин степенно заметил: «Пьёте все, молодые, не думаете».

На что получил ответ этой самой девушки, дом которой по ее утверждению сгорел. "Чё тебе, мужик? Ты ведь не понимаешь, это ведь не твой дом, мой!

Из темени появилась как белая моль, вся в белом, девушка, медленно прижималась к огню, было видно, что с постели. Существо очень «приличного вида» и с красивым лицом заговорила, что ребёнок её не может уснуть, хотя сама ещё была по сути ребёнком. И сказала: «Я боюсь, что могу загореться!» Хотя по сути этого не должно быть. Очередная жертва страха и паники.

Спросил её: кто она? "Я родственница Васи Колчина. Васю ты знаешь? – Он по режиму в прииске". Конечно, кто его не знал и глупо было не знать или сказать не знаю.

"Я сама с Краснодара, его родственница, в гостях у его отца. И спросила: Васю ты знаешь Колчина?" - И не дождавшись ответа: "Он по режиму готовит людей, проверяет№. Я только улыбнулся в ответ. Ещё о чем-то поговорили и она ушла, растворилась также внезапно, как и появилась. Теперь уже столпился народ возле догорающего строения, это уже был костёр.

Посоветовавшись так, как тогда ещё не было связи на автомобилях, а сотовая связь появилась в 2005 году, то решили, что нужно отправлять машину одну в Соловьевск, вдруг там пожар и оказалось, не ошиблись…

Из-за поворота деревьев послышался рокот машины. Это шла водовозка. Парня молодого подняли с постели через дежурного, для подвоза воды. Спаривали бочку с водой водовозки и пожарную машину перекачивая воду. Машина ехала опять за забором воды, когда пожарная вырабатывала уже перекачанную с водовозки воду.

Мы с Николаем также молча, не говоря ничего, сели и уехали в обратную дорогу. Николай, молча покуривал и создавалось впечатление, что он всю дорогу не вынимает сигарету изо рта.

Вот опять тряхануло, опять соскочили с колеи и опять вырулил успешно на заснеженную скользкую дорогу.

Гул машины то нарастал, то утихал. Повернули, спустились к арке и въехали в поселок, который мирно спал и иногда в каком-то доме уже высвечивая огоньком, чувствовалось приближение утра, нового дня.

Въехав во двор здания, где размещалась пожарная военизированная охрана, я вбежал на крыльцо. Пробежался через коридор в бокс, открыв створки дверей и впустив машину закрыл ворота. С двух часов ночи не было маковой росинки во рту и почувствовал, что хочется горячего чаю согреться. Поднявшись на второй этаж в здание пожарной части и одновременно охраны, зашёл в столовую, где дежурный встретил и предложил съесть по пирожку с чаем. Чай был всегда и днём и ночью, чаёвничать садились по несколько раз, дальневосточники любят погонять чаи.
Мы выпили горячего чая и Николай начал рассказывать историю о поездке, делиться впечатлением о том, как девчонка по имени Рая предлагала ему себя. Так это выходит та Рая, что и ко мне подстраивалась и звала с собой. А куда и так понятно. Кому, как говорят - война, а кому мать родна. Николай затянувшись сигаретой, "А я чё, у меня жена, не хочу опаскудиться, ей по молодости, а мне… Водителем был, ясное дело, а проносило, Слава Богу. Бог миловал.… Нет, от греха подальше". Накурившись, ткнул мозолистыми пальцами бычок в вазон с землёй, в котором рос горький перец, а подкормкой как будто служило всё мужицкое: и пепел, и чай, и заварка…

"Идите спать, - сказал Генко. Дежурный был прав, нужно было отдохнуть, ведь ещё до сдачи смены оставалось время. Поговорив ещё, мы ушли кемарнуть под верблюжьи одеяла, которые выдали несколько смен назад. На смену в пять человек выдали почему-то только три. И мы укрывшись верблюжьими одеялами, а кто ещё и тулупом, хозяин-барин, успокоившись, медленно стали погружаться в сон. Поднявшись по нужде увидел, что комната дежурного открыта, он не спит и говорит мне: "Пошли бы вы домой, но вдруг очередной вызов». Часы я вам выведу в журнале, и тебе выведу, хотя и не твоя смена. Мы получали зарплату кроме оклада ещё и по часовой сетке, поэтому лишние часы не помешали бы для прибавки к зарплате. У каждого имелся определенный оклад: у стрелка (пожарника), начальника караула, водителя, и старшего водителя, все по иерархической лестнице.

Вдруг неожиданно зазвенел звонок. Каждый звонок мог нести неожиданность. Так случилось и на сей раз. Мы никак не ожидали, что будет второй пожар. Кто-то в трубке озабоченным голосом сообщал, что на участке артели «Нагима» пожар. Звонил сын директора прииска Сидоров Фёдор. Сообщал, что горит ангар и боятся, что загорятся трактора, наверное они стояли поблизости на ремонте, так как перед открытием сезона была пора ремонта техники, а трактор «Комацу» техника дорогостоящая, в копеечку. Техника японская перспективная, для расчистки под полигон до коренных, так что не зря беспокоился, а вдруг ветер переменится и тогда убыток артели. Да ещё и столовая рядом находилась в 25-30 метрах. Туго соображавшие мы сидели и принимали решения. Посоветовавшись в своем кругу, решили опять звонить Фёдору Валентиновичу, начальнику участка и узнавать дорогу, как лучше добираться. Позвонили. Он был ещё на месте и сказал: «выделяю двоих человек, ждите, сейчас приедут». Пока мы разогрели машину, они действительно быстро приехали. Через пять минут они уже были у нас и мы выехали на этот раз в противоположную сторону поселка. По дороге встретили вторую машину и просигналили остановиться включением и выключением фар, но они не остановились, объяснив потом, что нужно было дозаправляться водой.

"Сбегай, скажи водовозке, пусть едут на участок Нагима" - сказал мне Николай. Стремглав сбежал по спуску вниз, где машина вела дозаправку, как и наша перед отправкой, одним духом всё выложил. Лицо Муравицкого вечно улыбалось, это был лучший из пожарных. Тронулись. По дороге спросил, кто, почему, и как, и получил ответ, что на участке оставался мусульманин в пасху и видимо ему наша пасха не понравилась. То ли было сказано в шутку, то ли всерьёз, но он улыбнулся и я ему в ответ. Дорога была накатанная и ехали быстрее чем на первый пожар, снега не было. Она находилась южнее, продували ветра и снег быстрее днём подтаивал и уже почти весь сошёл. Хорошо всё просматривалось. Было утро. Вдоль дороги стояли сосны среднего возраста, виднелась просека уже вырубленная и пущенная на дрова, линии электропередачи к участку Нагима.

"Где этот участок", - спросил у проводника-старателя, которого видимо Фёдор вызвал с прииска, позвонив на дом. Тот быстро ответил: «В распадке, недалеко за Урканом влево».

- Знаю это место, был там – сказал водитель.

В середине посёлка повернули, отмахов семнадцать километров, влево к тому распадку, о котором говорил старатель. Перешли на меньшую скорость, когда стали попадаться рытвины и бугорки.

- Да, не разгонишься, - высказался Николай.

Дорога петляла и машина медленно ползла то вверх, то вниз, в стороне от дражных навалов, которые уже успели зарасти различным буераком, пустырником, различным кустарником. Когда стали подъезжать ближе, показались остроконечные дражные каналы, сплошь порезанные на поверхности множеством количеством желобков, по которым стекала вода при дождях и ливнях. Обогнули сопку справа, слева показалась стена таких же, но уже не искусственных, а от природы вечных изваяний древности. Справа от нас виден был пожар. Все как в один голос воскликнули: «Всё». Это всё означало, что пожар не потушить, что это дело бесполезное.

На Уркане когда-то была своя пожарная машина в пожарке, но из-за давности срока, многие уже не помнят, разве только пожилые люди. Когда это было!

Подъехали поближе. Справа через канавку, в ложбинке, столпилось с десяток старателей и перекидывались словами, что важнее всего, чтобы пожар не перекинулся... А он и не думал перекидываться, ветер дул в обратную сторону от столовой и тракторов. Машину поставили, рукава раскатали, подсоединили на всякий случай, так и стояли переговариваясь. Уже показался остов из швеллеров, позаимствованных с порезанной драги, построенной ещё при Сталине. Весь ангар стоял из рёбер швеллеров, можно опять отстроить, только нужны материалы.
А мне вспомнилось как мы резали пропаном шестьдесят седьмую драгу на металл. Он трещал от мороза, а мы обогревались около резака, благо и тепло и обед можно подогреть быстро и костёр разжечь. При этом ещё и ловили гольянов на уху мордушой, так называется плётенка из проволоки с узкой горловиной, попадая куда рыба не всегда может найти выход наружу. Мы резали драгу всю зиму для золотодобывающей Джалиндинской компании. Вот эти швеллера и пригодились при постройке ангара, видимо их связали сваркой, сделав обвязку досками по окружности крыши и получился гараж на славу. Можно уже не под дождём работать, делая ремонт различной техники. С шумом падали обгоревшие доски, кто-то рвал уже отключенную проводку и спросил: «Не замкнуло ли?»

- Нет! – был ответ пожилого старателя.

Ветер поднимал череду новых и новых искр, они уносясь, исчезали и снова появлялись новые на их место. Пламя лизало лицо, и я отошёл на расстояние от
испепеляющего тепла, подойдя ближе к старателям. Хотелось узнать, кто виновник, если не замыкание, этого впечатляющего зрелища.

Многие уже давали совет, что стоит обшить досками и всё, а другие спрашивали, а доски где взять, на что третьи парировали.

- Так не забывайте дорогие, это ведь сын директора прииска и в беде сына не оставит.

К стоящим подошёл Фёдор, начальник артели и сказал: «Пошли пить чай в столовую». И все двинулись как цыплята за наседкой в столовую. Сам хозяин ведь приглашает. Теперь я почувствовал голод, он дал о себе знать урчанием пустого желудка. Зашли в столовую шикарно отделанную и добротную. Как внешне, так и внутренне, столовая хорошо выглядела. Столы по левую сторону самодельные, широкие, по обеим сторонам лавки, как когда-то были в деревнях и имелись в любой избе, да и сейчас имеются во многих. А для похорон и празднеств точно тогда не обходятся без них. С правой стороны, в уголке, на высоте, полочка, на которой телевизор с приставкой.

Судя по количеству столов, артель ещё была немногочисленной, лишних ртов артели не нужно. В тазике лежали ватрушки-пирожки с картофельной начинкой. Нам показались очень вкусными, и я немного спустя повторил процесс, усевшись около окна за стол, чтоб наблюдать за направлением ветра. Ветер направление не менял и не собирался.

В столовую зашёл среднего роста, молодого возраста мужчина и сказал: «Не успеешь уехать с участка, как что-нибудь случится». Немногословно улепётывали старатели молочные макароны. Запивали чаем с пирожками. Фёдор, начальник артели, подал голос: «К чему это знак, или погорим или золото будет?». Установилась минутная тишина. Побыв в столовой и перекусив, начальник Нагимы, а с ним его подручные ушли, дав тему для разговора. И пошли дискуссии, после приятного обеда, то ли завтрака, от чего загорелось. И по мнению немногих, выходило, что варил сварщик вечером и от искры воспламенилось под утро. Мне вспомнился случай, когда сварщик варил тоже вечером в уже вновь отремонтированном общежитии - семейном, что около моего жилья и утром полыхнуло и не отстояли, хотя все принимали участие и я, но всё сгорело дотла. По версии других, опять же, виноват мусульманин, ему наша пасха не понравилась, а дело было на Пасху, так как на столе ещё стояли калачи в сахарной пудре.

Вышел со столовой. Домики в один ряд аккуратные подле друг друга стройными рядами как на грядке, как дачные, небольших размеров, на скорую руку сбивались, на время.

Солнце медленно поднималось, и как бы, привлекая внимание, говорило: «Посмотрите, я и пожар - мы одного цвета». Всё сливалось и пламя, и солнце, нельзя было оторвать глаз. Почему-то пламя всегда притягивает как магнит взоры на него устремляющие. Что в нём? Как свеча, которая напоминает, что вот она жизнь вечная течёт с её неизменными законами, и каждый раз напоминает нам через огонь, что он основа всего, что он свет и отец всего сущего и нет другого отца. Он греет и указывает на жизнь вечную, и в пламени этого огня всё может сгореть.

Мы тронулись в обратную дорогу. К нам подсели старатели, им нужно было добраться до посёлка, которые стремились по возможности хоть на чём заехать к семьям или к цивилизации поближе. Видимо это ночная смена, а когда сезон начнётся, не всегда выберешься. На это есть свои причины, а первая – усталость. Работа целыми днями, без выходных. Хотя всё здесь есть: и баня, и питание, и работа, но монотонность притупляет, и люди тянутся оторваться, покинув участок, мчаться, чтобы развеяться.

Пошёл десятый час нашей смены, хотя это была вовсе и не моя смена, меня вызвали как близ живущего рядом с пожарной. Машину приостановили около моего дома, и я пошёл собирать сумку, уже на свою смену. Николай сказал, что тоже съездит и соберёт, что поесть домой.

Провозившись дома, ещё успел подложить сено животным и вынести воды напоить их и со спокойной совестью, что работа проделана, медленно, не спеша направился на работу.

На работе началось обсуждение всего, что накопилось за время происшедших перемен. Особенно начались звонки с прииска и управления города Тынды, требовали сводки. Сводку задерживали звонки с точек, дежурившие и принявшие смены. Потом пошли звонки из милиции. Оператор и руководство требовало установить, чей дом сгорел, не зная, что был и ещё один пожар в артели.

- Как фамилия? Не знаете? Узнать! Как не знаете, звоните в милицию.

В милиции тоже не знали и спрашивали, что сгорело, и как фамилии пострадавших.

Наконец, ближе к обеду, звонки поутихли и настроившись на предобеденную трапезу, мужики дружно застучали костяшками домино. Вдруг раздался ещё один звонок. Это звонил начальник участка той самой «Нагимы», откуда мы приехали. Он сказал начальнику караула: «В Тынду сводку не подавайте…» Кто-то переспросил, кто звонил, - ответили – Сидоров.

- Видимо не хочет обнародовать, а то учинят разборки, да виновного будут искать, да и штраф наложат, - сказал кто-то за столом, играя в домино. И опять дружно застучали костяшками.