Винницкий мединститут. Выпускница 1945-го года

Это, в частности - продолжение статьи "Винницкий мединститут выпуски 1940 и 1950 г. г (Нил Крас) / Проза.ру (proza.ru) ". Поэтому начну с того, чем завершил означенную статью: с вопроса о том, известно ли кому что-то о ком-то из изображённых в коллаже на коллективном снимке сотрудников Винницкой областной больницы им. Н. И. Пирогова. Снимок, напоминаю, сделан 15.Х.1943 г.; в первом ряду третий слева - главный врач Николай Макарьевич Мазаник (1886 г. р.).

За неделю после публикации статьи с ней ознакомились более 200 читателей, но никто дополнительных сведений не привёл. Ни на сайтах, где о статье сообщалось, ни в "Прозе.ру", ни в почте на мой электронный адрес. Не знали, не захотели, поленились?
Придётся мне сделать это (с большей или меньшей степенью уверенности). А чтобы вам было удобней, я поместил фрагмент из этой фотографии в коллаже (вверху слева).
Итак, в первом ряду слева сидит врач-хирург Вера Николаевна Мазаник (1913 г. р.). Рядом с ней - профессор-хирург П. Тремпович (1888 г. р.). О них я упоминал в статье "Попытка люстрации свидетелей оккупации (Нил Крас) / Проза.ру (proza.ru)". [Тут я ошибся: на фото изображены Церкевич Наталья Антоновна - фармацевт, с начала 1945 г. – зав. аптекой, Деменков Николай Павлович - терапевт, зав. отд. и Мазаник Николай Макарович - главврач, терапевт - см. P. S. к статье  http://proza.ru/2021/10/17/1630.]

А теперь - другая часть фотографии, ещё раз напоминаю, датированной октябрём 1943-го года (несколько ниже). На ней изображена выпускница медицинского института 1945-го года, о которой пойдёт речь.  Она - во втором ряду, пятая справа, во врачебном халате, с непокрытой головой. Красивая молодая женщина, рядом с ней - весьма импозантный мужчина, личность которого идентифицировать я не могу. Скорее всего, он - из студентов (см. далее).
Это - бабушка кандидата исторических наук Оксаны Лобко, приславшей мне ещё в январе 2018-го года материалы, использованные в этой статье. Но тогда мною как-то не увиделась возможность включить их в какую-либо публикацию. Сейчас же, когда библиотека мединститута обратилась с просьбой присылать материалы о выпускниках разных лет, когда была опубликована моя выше упомянутая статья, когда я выслал в библиотеку мединститута один за другим два блока соответствующих фотографий - самый раз рассказать о Любови Александровне Богданской (1919-1997).

По словам О. Лобко, мать бабушки - Мария Мартыновна  Богданская (урожденная Алексюк) - из местных, старогородских мещан. Её большое семейство и родственники жили также на Старом городе. У них там были земли, они содержали несколько лошадей, которые были отобраны во время Первой мировой войны.
Только в 1962-м году бабушка с дедушкой и их дочерью (матерью Оксаны Лобко) переехали в дом, что располагался вблизи Областной медицинской библиотеки на улице Льва Толстого. В этом им поспособствовала крестная Любови Александровны - Мария Евгениевна Янюк.

Любовь Александровна поступила в Винницкий медицинский институт в 1937-м году. Посередине нижней части коллажа - фотография группы студентов и преподавателей кафедры общей хирургии (в центре, с непокрытой головой - заведующий кафедрой проф. Г. М. Гуревич, 1898-1969). Л. А. - третья слева, рядом с хирургом Я. В. Слюсарем, возглавлявшим в институте (во время моей там учёбы в 50-60-е годы) в ранге доцента курс травматологии и ортопедии. Этот снимок датирован 1940-м годом.

После окончания института Л. А. сначала работала на кафедре гистологии медицинского института: на фрагменте снимка - вверху посередине - в первом ряду сидят преподаватели: доцент кафедры биохимии И. С. Ройзман (третий слева), доцент И. В. Алмазов (?) - четвёртый справа, в военной форме - хирург Я. В. Слюсар (?);  Л. А. - первая с правой стороны. Фотография датирована августом 1947-го года.
Впоследствии - до выхода на пенсию - Л. А. заведовала в Областной санитарно-эпидемиологической станции пунктом сбора крови для получения иммуноглобулина (см. фото в центре коллажа).

Среди архивов Л. А. Богданской сохранились небольшие "Воспоминания" (несколько тетрадных страничек), написанные на украинском языке для какой-то газеты (в конце указана фамилия её редактора - Євген Юхимович Київський). Год не проставлен. Два небольших фрагмента "Воспоминаний" представлены в коллаже.
Л. А. Богданская рассказывает о времени оккупации города вермахтом, отдавая особый почёт благородному труду своего учителя - заведующего хирургическим отделением областной больницы Евгения Степановича Гофа, главного врача Н. М. Мазаника, легендарных фельдшеров Пироговки - Кондрата Антоновича Ткача и Корнея Терентьевича Корниенко. [Последнего я ещё застал, видел в работе и рассказал о нём в "Моей Виннице" - см. главу "Винницкие больницы" и фото 79. Только вот у меня он - Матвейчук: я сам фамилию его не помнил, а заведующая музеем Пироговки Н. Н. Древа в 2015-м году назвала мне эту фамилию.]

Среди сотрудников хирургического отделения Л. А. Богданская упоминает, кроме Е. С. Гофа, также врачей В. Н. Мазаник, Е. Е. Лещинскую, И. М. Хоревина, С. П. Белкания и проф. Т. (Ф.?) М. Гуляницкого. [Я указал не его, как предполагаемого на фото, предпочтя профессора П. Тремповича, поскольку, согласно В. Я. Куликову ("Свидетельствах очевидца"), Гуляницкий в это время уже покинул больницу, уйдя к партизанам. Кстати, тот же В. Я. Куликов отмечает, что эти два хирурга не были профессорами: один являлся доцентом, второй имел справку о том, что он - кандидат медицинских наук. А профессорами они назвались, дабы придать солидность и себе, и "воссозданному" медицинскому институту.]

К этому, существовавшему в 1942-1943 г.г. (частично полуреально, частично - только на бумаге, по сообщениям В. Я. Куликова) Винницкому медицинскому институту, я сейчас и перехожу. [Как уже указывалось в статье о "Забытом учебном годе" (16.02.2015), архивы института оккупационного времени были "задустованы" чекистами - и для меня оказались не доступными.]

По воспоминаниям Л. А. Богданской, в хирургическом отделении в годы оккупации трудились также студенты 4-го курса: кроме неё самой,  М. Н. Щавинский и К. Ф. Галицкий. 

Из копии диплома Л. А. Богданской (см. коллаж) следует, что она проучилась в Винницком медицинском институте как бы целых 8 лет (при тогда пятилетнем сроке врачебного обучения). Но всё, разумеется, связано с войной. Надо полагать, что до начала оккупации Винницы ей удалось окончить три (четыре?) курса, в оккупацию - ещё один - четвёртый - курс, а после освобождения города - последний курс (1944-45) и сдать государственные экзамены. Диплом 1945-го года - вполне нормальный. Единственное, на что я обратил внимание, была  подпись "за" директора (им был тогда проф.-хирург Иван Яковлевич Дейнека) доцента Ивана Васильевича Алмазова, у которого (уже профессора - гистолога) я учился.

Если суммировать, то приходится констатировать, что существование в оккупационное время подобия медицинского института помогло Л. А. Богданской потерять для обучения не три, а лишь два года. Конечно, само обучение было далеко от положенного, но ей удалось частично компенсировать его недостатки работой в больнице под руководством опытных специалистов.

***

И ещё одного я хочу коснуться в этой публикации. В статье о выпуске Винницкого медицинского института 1940-го года я упоминал о студентах, которые, несомненно, были репрессированы и исчезли не только со страниц готовящегося выпускного альбома, но, возможно, и из жизни.
О преподавателях, в этом плане, я не высказался даже вскользь: откуда мне узнать, кому из них не привелось праздновать получение звания врача их учениками?

Но О. Лобко в переписке указала, что, по рассказам бабушки, "очень много чудесных преподавателей было репрессировано. Её преподаватель анатомии, который был светила в этой сфере, тоже не избежал репрессий."
В разделе "История кафедры" анатомии человека Винницкого национального медицинского университета им. Н. И. Пирогова подобное не значится.
Однако в таком же разделе кафедры судебной медицины указано о заведующем кафедрой с 1939 г. проф. Я. Л. Лейбовиче следующее: "Заарештований 29.06.1941. Звинувачений за ст. 54-2 КК УРСР [см. - Стаття 54 Кримінального кодексу УРСР (1927 і 1934) — Вікіпедія (wikipedia.org) - Н. К.]. За наказом наркома державної безпеки СРСР розстріляний 04.07.1941. Реабілітований 20.04.1994." - Кафедра судової медицини та права - Вінницький національний медичний університет ім. М.І.Пирогова (vnmu.edu.ua) . Подробнее об  Я. Л. Лейбовиче (1889-1941) - организаторе и первом руководителе судебно-медицинской службы России в послереволюционные годы - можно прочитать здесь: Лейбович Яков Львович (forens-med.ru) .

***

Вот на таком фоне - предвоенных репрессий коммунистического режима и оккупационного беспредела германских национал-социалистов - получало путёвку в жизнь поколение выпускницы Винницкого медицинского института Любови Александровны Богданской.

Судьба этого поколения, как мне представляется, в целом была трагической. О нём немало написано в художественной литературе; наверное, есть также достаточно научно-исторических работ, но вот обобщающих статей о винничанах, родившихся в годы от 1917-го "ликующего" (по словам автора текста песни "Семнадцатый год" Петра Градова) до примерно 1926-го, который можно назвать одним из "первых роковых". Тогда был подписан Берлинский договор между СССР и Германией; сей договор облегчил - с 1933-го года уже нацистской Германии (а не Веймарской республике)! - подготовку к войне, причём, при немалой помощи в этом "дружественного" Советского Союза.

Молодыми людьми это поколение стало свидетелем нарочитых политических судебных процессов 30-х годов прошлого столетия: дел об антисоветском "объединенном троцкистско - зиновьевском центре", об "антисоветском правотроцкистском блоке”, пр. На их глазах, по ложным доносам и обвинениям в "контрреволюционной" деятельности, арестовывали десятки, сотни тысяч невинных людей. Огромные массы граждан партия и её сторожевой пёс - НКВД научили наговаривать на других, включая им самых близких, и ... на самих себя.
Народ, при прямом попустительстве и по принуждению партии, морально разлагался.

В 1941-м, когда началась война, начали с призыва в армию всех военнообязанных 1905-1918-го годов рождения. В дальнейшем мобилизации в армию подлежали (при отсутствии брони) все, кому исполнилось от 18-ти до 45-ти лет (родившиеся в 1923-м году и ранее), а до окончания войны любой, родившийся в 1926-м, "мог ещё успеть" попасть на боевые позиции. К тому же, в конце 1944-го года ситуация вынудила призывать и 17-летних, 1927-го года рождения.
Согласно официальным данным, среди бойцов 1921-1923-го годов рождения был наивысший процент гибели: не вернулись с войны 22 процента (более каждого пятого) 21-25-летних .

Что касается студентов Винницкого медицинского института, то те, кто, родился не позже 1917-1918 г.г., могли успеть окончить обучение и получить врачебные дипломы до начала войны. Другую часть, оканчивающую старшие курсы (4-5-й) [начало войны совпало с экзаменационной сессией, моя мать была среди принимавших экзамены по педиатрии], в спешном порядке доучивали (в основном, по вопросам военной медицины) и направляли в действующую армию и в тыловые госпитали. Студенты младших курсов или доучивались в эвакуированных на восток институтах (до получения звания врача), или ускоренным способом завершали своё образование на уровне фельдшера. Многие из них были отправлены на фронт, получали звание младшего лейтенанта и становились батальонными фельдшерами.

***

Мне не известна полная статистика (возможно, её и не существует) тех процессов, которые я описал в предыдущем абзаце. Но два сло'ва - "батальонный фельдшер" - всегда и мгновенно вызывают во мне вот уже много десятилетий какое-то тревожное чувство. Вот и сейчас - то же самое.
А всё началось совершенно обыденно.
У нас в гостях была мамина приятельница, заведующая хирургическим отделением 2-й городской больницы (бывшей "Еврейской", потом "Рабочей" больницы по тогдашней улице Троцкого, потом - Ворошилова, ныне - Замостянской) Мария Ильинична Осадчук. Та "Муся", о которой я писал уже не раз, большей частью, как об однокласснице и подружке Ляли Ратушной. Я учился тогда на 3-м курсе и "Общую хирургию" проходил на кафедре профессора Анатолия Павловича Юрихина, базировавшейся в хирургическом отделении узловой железнодорожной больницы. Начальником - именно так, по "железнодорожному статусу" - отделения был Северьян Павлович Белкания (по совместительству - ассистент кафедры).

[Напоминаю, что С. П. Белкания значился, по Л. А. Богданской, среди врачей хирургического отделения Пироговки оккупационного времени - см. выше. О нём я писал в "Моей Виннице" в главе о городских больницах. И ещё - вот в этой статье, которую настоятельно советую вам прочитать: Попытка люстрации свидетелей оккупации (Нил Крас) / Проза.ру (proza.ru) . Почему? С одной стороны - для сравнения послевоенных судеб С. П. Белкания и фактически одного из его учителей - Е. С. Гофа. А, с другой - для понимания того, как много можно извлечь даже из каких-то хозяйственных отчётов Пироговки, которые мне (в задустованном виде!) удалось вытребовать в Винницком областном архиве.

Я С. П. Белкания (1914-1998) знал неплохо и по времени учёбы на 3-м курсе, и по редким встречам в последующие годы обучения. А в 1980-м году мне пришлось (я тогда работал в Тернополе) оперироваться в руководимом им отделении.
Все годы следил за ростом его карьеры и славы. Он получил звания Заслуженного врача УССР, Заслуженного железнодорожника СССР, Почётного гражданина Винницы. В 1961-м году С. П. защитил кандидатскую диссертацию, позже стал доцентом. В 1985-м году (!) был награждён орденом Отечественной войны II-й степени.

Замечу, что в мае 1943-го года у супругов Белкания (С. П. - выходец из Абхазии - женился на винничанке Анне Эммануиловне, 1926 г. рождения) родился сын Георгий. Последний - выпускник Винницкого медицинского института (1966) достиг немалых научных и административных высот: званий доктора наук и профессора, ведущего специалиста по космической медицине (в экспериментах на обезьянах), директора (с 1992 по ? годы) Научно-исследовательского института экспериментальной биологии и медицины (ныне - Академии наук Абхазии) в Сухуми.]

Мария Ильинична, которую я к тому времени знал уже около десяти лет, несколько ревниво расспрашивала меня о кафедре. Я - третьекурсник, разумеется, мало что мог поведать ей о сложности проводимых там оперативных вмешательств, но о человеческих качествах сотрудников кое-какое впечатление у меня сложилось. И, говоря об ассистенте Викторе Григорьевиче (надеюсь, что имя-отчество я запомнил правильно) Зоре, я заметил что-то типа "знающий мужик, но дёрганый, вспыльчивый, резкий". На что Мария Ильинична поясняюще заметила: "Это и понятно: он прошёл войну батальонным фельдшером". [Сама М. И., где-то 1921-го года рождения, доучивалась в тылу, потом служила в госпиталях, расположенных вблизи линии фронта. Была ранена осколком (ей отсекло часть носа - и хирургическая пластика тех лет оказалась таковой, что рубец и пришитый участок кожи были заметны всю её жизнь).]

Я бы не отреагировал на эти слова так, как с тех пор реагирую уже более шестидесяти лет, если бы не услышал их в подобном контексте уже не в первый раз. Дело в том, что у нас часто ночевал далёкий мамин родственник из Хмельника - Абрам Дубчак. Он - совсем молодой человек - возвратился с войны тяжёлым инвалидом. Да ещё узнал, что вся его родня была убита нацистами. И мой двоюродный дедушка Вульф Дубчак, потерявший единственную дочь в Холокосте, его усыновил. Абраша перенёс черепно-мозговое ранение, страдал непереносимыми головными болями и многим прочим. Часто лечился в Госпитале инвалидов ВОВ, ездил к земляку-хмельничанину проф. Г. А. Педаченко, работавшему в Институте нейрохирургии в Киеве (выпускнику Винницкого медицинского института 1950-го года). По пути в Киев или в ожидании места в госпитале Абраша жил у нас - и я с ужасом наблюдал приступы болей, валившие его с ног.

С тех пор  служба батальонного фельдшера стала ассоциироваться у меня с адом. Я интересовался на военной кафедре у преподавателей - участников войны, но они ограничивались короткими ответами типа "страшнее нет", "мало кто выжил". Никаких цифр смертности нигде не нашёл (всё скрывали, налепляя гриф "секретно"), описания обязанностей тоже не обнаружил. Вот только в этом веке появилась небольшая статья (автор не указан!) тут: Без права на ошибку > Рубрика в Самаре (sgpress.ru) . Прочтите - лучше поймёте написанное выше.

В. Г. Зоря - из поколения, обозначенного мною мученическим - выжил, отучился в институте, стал ассистентом, потом доцентом, профессором, заведующим кафедрой хирургии педиатрического факультета. Но что говорить: эта служба (как долго - не знаю) батальонным фельдшером в войну наложила тяжёлый отпечаток на всю его жизнь: на характер, здоровье, да и на саму продолжительность жизни. Но мало кто знал и понимал причину его не простого характера. Это всё, прошу учесть - мои предположения: я с В. Г. после окончания института больше не общался.

Но, самому' странно, вспоминаю его и кафедру общей хирургии довольно часто. Возможно, потому, что там работал доцент Николай Николаевич Головцев - крупный бритоголовый интеллигент с прекрасным говором "старого аристократа". Однажды он подозвал меня и рассказал, что встречался на войне с моим отцом, намечал взять его к себе в госпиталь. Да не успел: отец погиб раньше представившейся для перевода возможности. Это был единственный случай, когда мне кто-то хотя бы в нескольких словах сообщил что-то о моём отце - фронтовом враче.

***

Вы полагаете, что я ушёл далеко от темы моего сообщения? С одних позиций - названия статьи - вы правы. С других - понимания формирования послевоенного поведения поколения означенного десятилетия - совсем-то и нет!

Война окончилась. Но репрессии против отдельных народов, инициируемые теперь уже (фактически самозваным) генералиссимусом, продолжались. Лагеря, тюрьмы, закрытые поселения были переполнены.
Со смертью ирода они начали становиться малолюднее. Но система продолжала жить и при взобравшихся на партийный Олимп сталинистах - Хрущёве, Брежневе и не ставших там долгожителями - Андропове и Черненко. И советский народ - "... общность людей, ... имеющих общую цель - построение коммунизма" (усечённое мною лицемерное определение партией - "умом, честью и совестью нашей эпохи" - населения СССР).  Эта, по сути и по взгляду из сегодняшнего послеэсэсэсэрья, можно сказать, з л а я   ш у т к а  Ленина из статьи "Политический шантаж (1917) об уме-чести-совести подтверждается многими примерами на просторах бывшего "первого в мире государства рабочих и крестьян" [ещё одна попытка навесить красивую бирку, в этот раз на государство партократии (см. ponjatija.ru/node/7177) и её охранки].

Мало того, что пытались надуманным и насаждаемым "социальным" аннигилировать за пару десятилетий ничем не уничтожаемое в людях "биологическое", которое формировалось эволюцией миллионы лет. Растлили народ невыполнимыми обещаниями, посадили его "на иглу" так называемой литературы социалистического реализма, ввели в полугипнотическое состояние сладкой маниловщиной кинофильмов о несуществующем советском рае, подняли со дна его души низменные, уже во многом частично атавистические порывы... Всего не перечислишь, что сотворили неучи с единственным дипломом, который они высидели в той или иной партийной школе (от районной до Высшей при ЦК КПСС).
К счастью, трачеными коммунистической пропагандой оказались далеко не все из этого, повторяю, мученического поколения. Это необходимо подчеркнуть. Особо!

***

Сейчас я процитирую вам небольшой отрывок из "Воспоминаний" Л. А. Богданской. Он, сам по себе, вроде бы ничем особым не отличается. К тому же, неизвестно, было ли это написано по заказу редакции газеты или по инициативе Любови Александровны. Даю текст в моём переводе на русский язык:

"Не стирается в человеческой памяти пережитое в тяжёлые годы оккупации. Так больно, что дань уважения светлой памяти не всегда на пристойном уровне. Не вспоминается на страницах нашей прессы в послевоенные годы и в воспоминаниях тех, кто работал рядом, имя врача Евгения Степановича Гофа.

Счастливая судьба свела с ним многих в годы оккупации. Это был чудесный человек, с чутким сердцем, доброжелательностью, безбрежным милосердием и профессиональным мастерством.  Помнят его хорошо жители Старого города, которым он оказывал врачебную помощь днём и ночью, которые обращались к нему.
Благодарны ему за спасение также жительницы Старого города еврейской национальности, которых он прятал от преследования немцами (Яблоновская Т. М. и Шапиро Р. М.).

Также великого уважения и доброй памяти заслуживают главный врач больницы им. Пирогова Мазаник Николай Макарович..."

Уверен, что эти "Воспоминания" не были опубликованы. Сейчас объясню причину. Но сначала восхищусь с вами вместе гражданским мужеством скромной женщины, обвинявшей власть советскую (или сменившую её постсоветскую с ультрасоветскими первыми президентами Независимой Украины: мы не знаем, когда это написала Л. А., умершая в 1997 г.)!

Ведь как непотребно поступили с людьми, которых можно назвать Героями: от обоих быстро освободились! Н. М. Мазаника, как только ему исполнилось 60 лет, отправили на пенсию (1946). Е. С. Гофа, который был на четыре года старше Н. М. Мазаника, в 1948 г. лишили преподавания в институте, потом в 1950-м перевели из Пироговки в 3-ю городскую больницу, что располагалась на Старом городе. Можно предполагать, что Областному управлению НКВД, в поликлинике которого Е. С. Гоф даже работал по совместительству в 1944-м году, не удалось установить с ним "деловые отношения", добиться желательного от него "сотрудничества", которыми отличились врач В. Я. Куликов и проф. Г. С. Ган. Напоминаю, что воспоминания Е. С. Гофа о годах оккупации Винницы были изъяты из Областного архива Винницкой области!
Выражаясь нынешним языком, Е. С. Гофа во всех смыслах слова "бросили".

И - что считаю грехом смертельным всех, кто такую установку инспирировал и кто придерживается её до сих пор в отношении Н. М. Мазаника и Е. С. Гофа, сделавших так много для населения в тяжелейшее время: обоих напрочь вычеркнули из памяти!
А как же иначе: они находились во время войны на оккупированной врагом территории! По наставлению "вождя всех народов", следовало перед приходом врага уничтожить всё (скот, запасы продовольствия и горючих материалов, жилые помещения, пр.), а самим помереть от голода и холода. Эти же двое боролись за жизни людей, оказавшихся вследствие паранойи кремлёвского небожителя - в частности, из-за уничтожения им значительной части командного состава РККА - в порабощении у нацистов.

Н. М. Мазаника я не видел и о нём по-настоящему узнал только из задустованных по указанию энкавэдистов (кагэбистов) архивов больницы, к части которых я пробился: Попытка люстрации свидетелей оккупации (Нил Крас) / Проза.ру (proza.ru) . Е. С. Гофа видел издалека школьником, так как часто гостил у знакомых, проживавших недалеко от него. Слышал, правда, о нём от старогородских, но только через много десятилетий понял, что ни один хирург города (включая профессоров) не имел такой популярности у винничан, как Е. С. Гоф.

Сколько раз я писал о желательности увековечивания памяти Е. С. Гофа и Н. М. Мазаника, но обрусевший немец и белорус не удостоились в современной Виннице даже небольших книжек о них! Зато почти "свой" (литинский) бандит с большой дороги и головорез Шепель, так называемый "антибольшевистский повстанец", потянул и на книгу, и на улицу его имени в само'м областном центре! Быстренько натянули сову на глобус! Грабителю и убийце - почёт, спасителям жизней - забвение!
Самое место тут в негодовании воскликнуть словами Софьи Павловны из "Горя от ума" Александра Грибоедова: "Какие низости!"

С удовлетворением и глубоким благоговением к героине моей статьи узнал, что ещё задолго до меня утратой памяти о прекрасных людях была опечалена честная женщина, хорошо их знавшая  -  Любовь Александровна Богданская!
(Теперь вам ясно, почему я сделал в моём повествовании такой крюк?)