Романсы под гитару. Положение дел в Академии. Софь

                ВСЕВОЛОД  или  Романсы под гитару
\
Вздремнувший после обеда Всеволод, проснувшись от грохота выстрела Аркадиевой бомбарды,  с радостью осознал, что сегодня впервые ему не приснился Памир. Эти кошмарные сны, в которых повторялись в ужасающих комбинациях виденные им картины сражений с пуштунами и собственные страхи воображения, одолевали его уже несколько месяцев. Казалось, он привык к тому, что, погрузившись в сон после  суматошного  дня  беспечной домашней жизни, вновь попадает в ненавистные горы, где на голых камнях  запекается кровь, только что вытекшая из еще минуту назад живого тела, где в уродливых позах распластаны мертвые  солдаты , и с визгом проносятся и бьются о каменные стены ущелий смертоносные пули. И это в то время, когда имперская Россия живет спокойной мирной жизнью, не подразумевая, что творится на её окраинах, а главное – не особенно задумываясь – зачем это творится.
-Почему обязательно служить в армии? Зачем непременно  быть офицером?- просыпаясь,  в который раз задавался он вопросом и каждый раз сам себе отвечал:  « Впрочем, прадеды и  дед служили, отец служит, братья…И я тоже. Если Бог даст сыновей, то и они… Они? А вот в этом я совсем не уверен….» На этом  моменте  размышлений он каждый раз  останавливал свои крамольные, как ему казалось, мысли.
Итак, сегодня впервые обошлось без кошмарного сна. Из подсознания  начинали выветриваться мучавшие  его уже долгий период впечатления, в разной степени  свойственные всем людям, участвовавшим в боях и так и  не привыкшим  к ним.
   Летний отдых благотворно сказывался на юноше,  и молодость брала своё: он уже заметно поправился, лицо округлилось, периоды погружения в себя , когда он  внезапно вдруг мрачнел и замыкался на глазах,  стали  все реже и короче, а беспечная веселость, такая же, как в ранней юности, все чаще овладевала им. Теперь он не прочь был, хорошо выспавшись,   утром  поваляться  в постели с книжкой, стал проявлять больший интерес к составлению меню на неделю ( месяц назад ему было абсолютно все равно), частенько подумывал, какое бы развлечение внести в свою мелкотравчатую отпускную жизнь и, к неодобрению маман,  с интересом поддразнивал маленького племянника. Жизнь встала на круги своя.


Вот и этим вечером он развлекал Аркадия, оставившего, наконец, к радости мадемуазель,  свою новую  игрушку, игрой на гитаре .
-Ну-с, сударь, признавайтесь сию же минуту, как вы оскандалились при гостях?,-приставал он к племяннику.- Что изволили исполнить глубокоуважаемому соседскому семейству ?
И, когда тот ответил, поддразнил:
-Репертуар ваш безнадежно устарел…. Но мы сейчас это исправим. Надеюсь, вам будет, чем блеснуть в следующий раз. Вот такую песенку знаете?
  Из -под горки, да из-под крутой
Ехал майор молодой.
Держал Сашу под полой,
держал Сашу под полой

-Какого Сашу?-  спрашивал  заинтригованный  таким содержанием песни Аркадий.
-Допустим, что не какОго, а какУю,- глубокомысленно ответствовал дядюшка.- Но это неважно. Слушайте дальше!
.
Племянник с готовностью  уселся слушать. А Всеволод, видя такую заинтересованность, продолжал пополнять его репертуар:

С Машей здравствовался:
_здравствуй, Маша,
 здравствуй, Даша,
здравствуй, милая Наташа,
здравствуй, милая моя,
 дома ль маменька твоя?
-Дома нету никого,
Полезай, майор в окно.-
Майор ручку протянул….

Допеть ему не дала сестрица Ольга, явившаяся на веранду. Она шугнула со скамейки Аркадия и напустилась на Всеволода:
-Вот опять его учишь , а потом позора не оберешься.
-Да это - старинная солдатская песня! -начал оправдываться Всеволод, прикидываясь простачком,  но сестра ничего и слушать не желала.
-Вот то-то и плохо: зачем его учить солдатским песням? В семь-то  лет? Ты же знаешь, какой он попугай, все запоминает на лету, а потом повторяет, когда не следует. Смотри-смотри…, отец в прошлый раз очень сердился на вас с Михаилом…
-Помилуйте, мы- то здесь  при чем? Меня вообще дома тогда не было…
- Вечно ты прикидываешься  агнцем. Особенно хорошо это у тебя получилось во время последнего визита Елизаветы Карповны с дочерью. Просто сама невинность! Сидит себе тихонько и дует  чай с вареньем. Ни дать-ни взять – ангелочек с крылышками . Послушали бы они сейчас твои песенки- что бы сказали? …А то - очи долу опустил, на барышню Софью глаз не поднимает… И только исподтишка взгляды мечет. Я-то уж видела, можешь не сомневаться. Понравилась тебе молодая соседка?
- А если и понравилась? Почему бы и нет? Она мила и приятна в разговоре. В отличие от тебя не нудит и не задирает. Считай, что понравилась.
- Ждешь, наверное, когда они снова приедут, а их все нет и нет…Беда!! (Умела же Ольга задеть всех за живое.)
Но и братец Всеволод был не промах. В тон ей он ответил:
-Чего я больше всего жду- так это- когда тебя просватают… Вот выйдешь замуж, уедешь к мужу, и никто тут больше  не будет вредничать. А тебя все не сватают и не сватают… Беда!!
И он снова взялся за гитару. Обиженная Ольга вынуждена была ретироваться.
       А с  веранды, соперничая  с вечерними соловьями,  вновь зазвучали романсы.
-





           ОТВЕТ ДРАГОМИРОВА или положение дел в Академии

Вот уже несколько дней Всеволод Васильевич был беспричинно весел. Легко ходил пружинистым шагом по усадьбе, напевал  вполголоса   романсы, улыбался сам себе  и вообще источал жизненную энергию молодости.  Генерал, замечая такие изменения в любимом сыне,  был   несказанно рад. Только вот тревожился, как все пройдет с поступлением в

Академию. Допустить, чтобы Всеволод срезался на экзаменах, было никак нельзя. Поэтому-то с большим нетерпением он и ждал ответного письма от Драгомирова. И оно, наконец, пришло.

     Драгомиров написал все, что интересовало Василия Сергеевича. И то, как последнее время стали проводить приемные экзамены в Академию, и условия предварительного испытания  при Московском округе, который предстояло  пройти поступающим. Но самый главный совет, который дал генералу друг, состоял в подготовке  «поднятия» карты.
       Интересная фигура был этот генерал Драгомиров. Голова, умница и кладезь афоризмов. Не случайно его высказывания шли в народ в виде цитат и академических баек. Будучи руководителем Академии, он мог, например, легко и незамысловато сказать своим выпускникам:— Если у тебя начальник — голова, исполняй приказание в точности. Если же начальник — ж…, выслушай почтительно, но сделай по-своему; однако и виду не подавай, что идея твоя, а не его.
        Так вот, в письме к генералу П***********кому он, между прочим, писал:
«Пока во главе академии стоит Леер, пользующийся заслуженной европейской известностью, его учение о неизменных основах военного искусства со времен Цезаря, Ганнибала и до  Наполеона, одинаково присущее их эпохам, будет лежать в основах академического нашего образования и проводиться последовательно и педантично со всех академических кафедр. Но постепенно, и ты, друг мой, сам это не можешь не видеть и не чувствовать, начинаются перемены. Бурно ворвалась  в старые схемы новая, не испытанная еще данная — скорострельная артиллерия… Дает  трещины идея современного учения о крепостной обороне страны… Но в академии почти все – по-прежнему. Достаточно сказать, что в разгар научной полемики вокруг вопроса о новой полевой артиллерии профессор тактики Орлов в течение двух лет читал одну пехоту, слегка коснулся кавалерии и не удосуживался вовсе прочесть отдел артиллерийской тактики. И к экзаменам слушателям рекомендовалось готовиться по прекрасным в свое время, но совершенно устаревшим лекциям ген. Гудима-Левковича. В то же время теоретический курс Академии  очень велик и перегружен общеобразовательными предметами, один перечень которых производит внушительное впечатление: языки, история с основами международного права (проф. Форстен), геология (проф. Иностранцев), психология (проф. А. И. Введенский), славистика (проф. Ламанский), государственное право (проф. Свешников), высшая геодезия (проф. Штубендорф), астрономия и сферическая геометрия (проф. Шаренгорст). Все эти общеобразовательные курсы, совместно с военными,  едва посильны для обыкновенных способностей человеческих, так как по соображениям государственной экономии их втиснули по времени в двухгодичный срок.
Былые  в наши времена столпы Академии поумерли или порасходились. И в профессорском составе своем уже в мое  время она переживала кризис. Так, читают еще серьезные ученые — Редигер, Алексеев, Мышлаевский. ( да-да, господа- проф. Академии. А вовсе не герой Буглаковской «Белой гвардии»- комментарий сценариста.) Умный, но ленивый Золотарев, из огромного курса статистики и исследования будущих театров войны успевает прочитывать только один третьестепенный финляндский театр… Заурядный Баскаков, на долю которого пришлось знакомить еще  нас с бессмертными образцами наполеоновского искусства… Колюбакин, построивший изучение русско-турецкой войны на Кавказском фронте на «геометрических основаниях» и читающий так невразумительно, что побывавший однажды на его лекции ген. Леер заставил его прочесть  ту же лекцию вторично…»
Чем далее  читал генерал, тем больше убеждался, что со времен его юности в этом уважаемом учебном заведении мало что изменилось в лучшую сторону.
« Из советов могу сказать главное: обычно много времени занимает у слушателей на 1 курсе «подъем» карты, и обычно они на него смотрят без необходимой серьезности, а потом, когда до неё доходит дело, не успевают выполнить качественно. И нерадение налицо- выпукло и видно самым явственным образом. .Между тем без такой карты не обходится ни одна тема ( тема- своеобразная курсовая зачетная работа, подводящая итог каждому году обучения ,и которую надо успешно пройти для перехода на следующий курс- комментарий сценариста)  Как ты помнишь, переэкзаменовки в Академии не приняты, и фиаско с картой грозит отчислением. Восстановление возможно лишь как поступление на следующий год на общих основаниях. Вот поэтому стоит озаботиться подготовкой карт заблаговременно, и , если позволяет  возможность,то  еще и  до поступления. Тему слушатель обыкновенно выбирает сам, при  минимальном влиянии на него преподавателя, и почти всегда она связана с местами его службы. Так что – Туркестанские события последних десятилетий – самый благодатный материал для твоего сына.
Предварительные  же испытания при округе вполне посильны для любого офицера, особенно – бывшего успешного выпускника военного училища- и не представляют собою ничего нового…»
  В этом полном критики и  сарказма по поводу состояния академического обучения письме было, тем не менее, много ценной для генерала информации.  Знакомые фамилии, перечень профилирующих предметов и немаловажный  совет по поводу карты. Сам военный педагог, Василий Сергеевич не мог не знать о том, что молодежь предпочитает все откладывать на потом, освобождая время для разных утех и развлечений. Что греха таить – и он  был в их годы таким… И надеяться на благоразумие Всеволода в Спб, при  отсутствии  отчего присмотра, было бы крайне неосмотрительно. Он, конечно, не Михаил, серьезный и ответственный, но … Столичная жизнь , друзья-товарищи, полная самостоятельность…. Тут  лучше подстраховаться. Решено : как сказал бы по-польски его старший сын- «два гриба в одном борще» - или по-русски – «хорошего понемножку». Хватит уже бездельничать. Надо начинать готовиться: и к экзаменам, и насчет карты. Над безоблачным времяпрепровождением Всеволода начали сгущаться мрачные тучи. \

О том, что такое «поднятие карты» сейчас, наверное, знают немногие. И фразеологизм этот, бытовавший в начале 20  века в военной среде, теперь стал архаизмом.
     Я же в детстве, когда впервые столкнулась с контурными картами в школе, узнала от бабушек историю о том, как во времена оные огромные карты- не менее двух-трех   квадратных метров, вычерчивали  и раскрашивали самостоятельно, расстелив на полу ватманские листы. Их прабабушка называла «листами слоновой бумаги».( Кстати, тогда же она научила меня растушевке ватой настриженного карандашного грифеля. Помню и сейчас первую свою контурную карту и атлас по природоведению для 3 класса… Сколько же лет прошло…) С тех пор никогда нигде мне такая идиома – «слоновая бумага» - в речи мне  не встретилась. Как и «поднятие карты». Интересно, насколько широко использовалось такое именование ватмана в 19 веке?
 Наверное, и тогда уже существовали контурные для гимназий, но академическая специфика требовала работы уникальной – когда какой-то небольшой участок чертился с большой точностью, и на нем наносились все условные обозначения военных действий- получалась локальная военная карта.
     И вот однажды, когда прабабушкин брат, учившийся тогда в академии и только что закончивший утомительный труд над ватманом,( который разрисовывал,  сидя и лежа  на полу, почти месяц) увидел на  своей «поднятой» карте игрушечных солдатиков и пушки, расставленные в соответствии с условными обозначениями, принадлежащие пробравшемуся  в его комнату маленькому племяннику,- это, как мне рассказывали,  была немая сцена, достойная «Ревизора».

      
                И ОПЯТЬ ВСЕВОЛОД

Надо сказать,  генерал не надеялся, что Всеволод весь отпуск пробудет в имении.
 Он рассчитывал, что, чуть отдохнув и отогревшись в семейном уюте, он упорхнет в Москву, к друзьям, развлечениям и бурлящей молодой жизни, но эти опасения не оправдались. Сын ничуть не тяготился дачным однообразием  и отлично проводил время . Ему все нравилось в имении( ему, как мы помним, вообще все всегда нравилось)  – и воспоминания детства, которыми был полон дом, и приволье их запущенного сада, и почти ежедневные выезды в монастырский лесок, и домашние хлопоты с варкой варенья, устройством цветника, и забавы с резвым племянником, не дававшим потерять бдительность  домочадцам, и уютные  семейные вечера. Когда в полном составе ( если Алексей Георгиевич не решил заночевать дома, в Москве,) они сидели на крылечке, провожали плывшее на закат летнее солнышко, и  девочки пели «Спустись к нам тихий вечер»,любимую песню детства, он , задумчиво глядя на розовеющее небо, размышлял о бренности всего преходящего и нерушимой ценности семейных уз.
    Нет, о собственной  женитьбе Всеволод пока не помышлял. Очень хорошо запомнил фразу отца, сказанную ему в тот день, когда был  замечен  им в саду за разговором с Софьей Артемьевной: «Второго раннего  брака в нашей семье не будет».

    Значило это следующее: отец и не подумает обеспечить младшим сыновьям финансовую сторону  тех условий, которые требуются от офицера, если он вздумает жениться до 28 лет. А так как материальная зависимость от него сохранится  в большой степени еще  какое-то время, с отцовской волей в этом вопросе  придется считаться самым серьезным образом.
  -Соседская учтивость и галантность-это правильно, это хорошо. Почему бы не побеседовать, не провести весело время, не проехаться верхом в приятной компании? –продолжал размышлять вслух отец, имея ввиду взаимоотношения сына с молодой соседкой. -И барышне будет удобно…  У них здесь знакомств пока еще не много.  Но голову ей  кружить не вздумай! Никаких поводов не давай. И знай твердо: еще одного скороспелого раннего брака в моей семье не будет. Окончишь академию успешно, на ноги прочно встанешь, вот тогда… А пока- служи и учись. Отец не вечный, надо уже   думать о будущем. Теперь с имений наших  не прожить, сам знаешь. А сахарного завода у меня, как у батюшки твоего дружка  Николая, нет. 


Между тем, уже катилось под горку лето. Давно Миновал жаркий Петр-Павел с его уездной  ярмаркой, прошла лесная малина,из которой на кухне  неделю варили варенье на весь год,  а затем наступила  череда пасмурных и  дождливых дней. Впереди были Спасы, а за ними – Успенье и – конец свободе. Всеволод тоскливо смотрел на календарь и растягивал, как мог,  сладостные дни отдыха. Он почти ежедневно совершал прогулки верхом и часто , по взаимной договоренности, встречал по дороге Софью Артемьевну, которой как всегда, было с ним по пути.  Впрочем, этим их общение и ограничивалось. Все стихи, выученные Всеволодом в детстве  были прочитаны, мнения о благодатности местного климата высказаны, лошадиная тема полностью исчерпана. А к другим оба не приступали. Впрочем, не любившая скуку и безделье   Софья  нашла себе истинно дачное  дамское    занятие – составляла гербарий лесных и луговых трав. Засушивала растения и наклеивала на листы бумаги, сопровождая сведениями о названии, местах произрастания и применении в медицине. Латинские имена флоры ей сообщал зять-профессор, а о том, как сии травы используют народные знахари, она узнавала у супруги местного городского головы Еликониды Андреевны, которая в сем деле оказалась весьма сведущей особой.
     Матушка Софьи Артемьевны водила с купчихой тесное приятельство , частенько они  вместе попивали чаек , и в разговорах за ним Софья и узнала, что боярышник, если его заварить вместе с пустырником, хорошо помогает при сердцебиении, цветы липы- прекрасное средство при жаре, а тысячелистник, которого кругом пруд пруди, незаменим при всяких  желудочных хворях.
    Желудочными хворями Софья Артемьевна отнюдь не страдала, но она была барышня образованная и искала поле деятельности для своей кипучей энергии. Видела себя в будущем  не матерью патриархального семейства, но особой, занимающейся, по меньшей мере ,наукой.
     Профессор Остр****в в некоторой степени способствовал развитию её  передовых дамских взглядов, хотя и не был сторонником феминизма. Но он, практикуя уже много лет, был в душе  человеком науки, и кабинетная работа привлекала его более, нежели преподавание и клиника.  Его влияние и поддержка позволяли   Софье Артемьевне заниматься поиском своей стези и, возможно, этой стезей стала бы биология…
     Но консервативные родители на её будущее смотрели абсолютно иначе: выгодное, не допускающее никакого мезальянса супружество. В идеале- в своей, купеческо-промышленной среде. Причем, надо было спешить: в сентябре Софья готовилась отметить двадцатиоднолетие. Затягивать со свадьбой в таком возрасте было опасно. Имелся  и претендент на руку и сердце,  сын одного из московских промышленников, причем- единственный, что делало союз еще более интересным . Артемий Иванович,  таким образом, предполагал отдать  дочь в семью патриархальную, со сходным укладом и весьма состоятельную,  и  отец жениха тоже считал партию весьма и весьма достойной.  Что думала по этому поводу Софья, интересовало только её мать, Елизавету Карповну, которая была натурой чуткой и проницательной. Она не могла не заметить, что дочь прохладно относится к идее замужества, и вариант, предложенный родителями, видимо, ей совсем не подходит. Тем не менее, несмотря на то, что сговора, как такового, между семьями еще состоялось, но предполагалось как само собою разумеющееся, что  Виктор Тихонович  является её женихом, и свадьба – только вопрос времени.
   Софья была знакома с женихом с детства, семьи дружили, и не обходилось ни одного большого торжества, чтобы они не встретились за общим столом. Долгое знакомство не сумело перерасти ни в дружбу, ни в какое иное, более теплое чувство.  Виктор Тихонович  Софье откровенно не нравился, хотя явных причин к тому , вроде бы, и не было. Был он, хотя и не красив, но приятен собой, неплохо образован, поведения достойного, но очень уж, по мнению Софьи Артемьевны, скучный и добропорядочный. Все-то он делал по батюшкину научению, во всем держался мнения общепризнанного и обожал давать советы и наставления окружающим, нимало не заботясь тем, приятно им это или нет. Одним словом, этот Виктор Софье Артемьевне решительно симпатичен не был   и, более того, последнее время, когда она стала все больше задумываться о перспективах брака, стал сильно раздражать.  Правда, к чести жениха, надо сказать, что  недавно и он выкинул неожиданный   фортель: вместо того, чтобы входить в семейное дело, как у промышленников принято ( отец  его владел бумажной мануфактурой), вдруг  резко повернул на военную стезю и поступил вольноопределяющимся в Н-ский  полк. Чем был сей демарш вызван, Софье  Артемьевне было неведомо, однако, она и тем уж обрадовалась, что занятый на службе Виктор Тихонович  стал бывать у них все реже и реже. Надежда, что  семейные планы на свадьбу порушатся, и помолвка не состоится, питала её все сильнее. Поэтому-то  брошенные вскользь Зинаидой слова о том, что у неё есть жених, Софья расценила как излишнее тяжелое  напоминание.


Направляясь на послеобеденный променад верхом, Софья Артемьевна повстречала брата, выходящего из ворот фабрики  в компании сына городского головы. Они как раз направлялись в фабричное правление.  Софья  не только ответила на их приветствие с седла, но сочла нужным соити с и перекинуться несколькими словами. Сергей представил ей друга и отрекомендовал  как специалиста по строительству. Об этом красноречиво свидетельствовали и  чертежи, которые нес Валериан. Поговорили немного об отцовских наполеоновских планах, синематографе, который тот замыслил во что бы то ни стало построить в фабричном поселке. Валериан участвовал в разговоре скромно, но весьма грамотно вставлял свое мнение. Которое всегда был уместным и ценным дополнением к сказанному собеседниками. Словом, он сумел произвести благоприятное впечатление на сестру приятеля. Сам же он,  с трудом скрывая восхищение,  посматривал на  барышню, которая только что лихо управлялась с довольно резвой кобылкой , восседая в английском дамском седле. В уезде, наверное, она была единственной, кто   ездил  верхом боком  .  И это было так эффектно и красиво, что у романтически настроенного Валериана появилась смелая мысль – написать её портрет . А еще лучше – картину в духе Карла Брюллова- «Амазонка» - вот в этой зеленой юбке и шляпке, в английском боковом седле, исполненную горделивой грации… Боже, какая это могла бы быть картина!
От приятных художественных фантазий молодого архитектора отвлек Сергей Артемьевич, который, подсадив сестру на лошадь и вернувшись к другу, повлек его в правление.
    Всю дорогу Валериан боролся сам с собою и, наконец , решился сказать товарищу о своем желании написать его сестру на лошади. Если она, конечно, позволит.
-Я думаю, это вполне возможно, и Соня даже будет довольна. Она, как я подозреваю, гордится своими успехами в езде. И надо отдать справедливость – ездит она изрядно. Да я тебе больше скажу – она и стреляет из пистолета недурно. Повезло мне с сестренкой, мы всегда с ней ладили  и во всем были заодно.
- Ты ведь  не откажешь быть посредником в этом деле?  Мы едва знакомы, и просить напрямую Софью Артемьевну позировать было бы неучтиво,- с затаенной надеждой обратился к Сергею Валериан.
-Да конечно же,- легко откликнулся тот, словно в просьба друга была абсолютно заурядным делом, и его сестру то и дело рисовали разные художники.- Я спрошу Соню уже  сегодня  и сразу  передам тебе её ответ. Почти уверен, все должно сложиться.
      У Валерииана отлегло от сердца, он не вполне был уверен в протекции Сергея, но дело принимало благоприятный оборот.
 
    
                НА  Фабрике


На следующий после ярмарки день, пополудни, Сергей Артемьевич с Валерианом шагали по цехам текстильной фабрики. Оба, несмотря на молодость, не умели сидеть без дела, и сегодня молодой директор решил устроить обход своего хозяйства , а , заодно, и экскурсию по производству для друга.

-Вот, смотри, как все устроено,_ говорил он увлеченно, показывая рукою то на один объект, то на другой Валериану, с  которым они уже  были на «ты».
-Стены везде кирпичные, выбеленные известкой и оштукатуренные, полы деревянные ( а повсеместно на таких фабриках – глинобитные, а то и земляные,- между прочим пояснял он, явно гордясь  тем, что фабрика батюшки принадлежит к самым передовым производствам империи.) – А в трепальных мастерских -  там полы каменные. На все этажи проведена вода, дневное освещение везде достаточное, во всех трепальных цехах механические вентиляторы – 20 штук, а в шлихтовальной мастерской  еще и 5 крыльчатых вентиляторов с приводом от паровой машины- система Шилля, батюшка из Англии выписал, по 120 рублей штука. Все отопление- исключительно паром: вон по потолку по чугунным трубам  тепло идет.  В темное время освещаем светильным газом – один рожок на 4 станка в ткацких цехах и на 2 станка в кроильных.
      По пути им встречались рабочие, настроенные к хозяйскому сыну  очень любезно.
- Народ не жалуется: прядильщики вырабатывают в месяц до 22 рублей, средняя зарплата рабочего – 125 рублей в год….
    Неожиданно в одном из коридоров, соединяющем цеховые помещения , мелькнула , как тень, фигура Фаддея Фаддеевича. Он явно не искал встречи с Сергеем Ивановичем, а, скорее, уклонялся от неё. Но от взгляда внимательного молодого директора не ускользнул.
-Это прежний директор наш- Фаддей Фаддеевич, англичанин,- нехотя сообщил Сергей Валериану._ Работает   со дня основания , да, наверное, еще и раньше здесь служил, до того , как отец купил эту мануфактуру. Все знает наизусть, но последнее время уж очень зацарствовал, полным хозяином себя почувствовал. Теперь, понятное дело, ревнует, злится, что отец меня прислал. А что делать? В дело семейное входить надо, опыта набираться… А здесь, на фабрике- опыт самый лучший.
- И что ж он теперь? В отставку? Или при деле? – спросил Валериан, явно интересуясь фигурой бывшего  директора.
-Отец к нему со всем почтением: годовое содержание назначил, золотые часы карманные пожаловал с дарственной благодарной надписью, все честь по чести. Хочешь  еще работать – пожалуйста, никто не гонит. Но- не директором…. Два его сына  мастерами служат -в механическом и прядильном цехах. Очень, говорят, ученые. «За их образование я столько заплатил,»- хвалился Фаддей Фаддеевич, «что на эти деньги можно золотую статую для сада отлить». Вот только каких размеров будет  сия статуя, он не уточняет,- хмыкнул сдержанно Сергей Иванович и пояснил свой скепсис: Как рассказывали  рабочие, сынок его, Яков, прядильный мастер который, умеет присучать семь ниток за один отход каретки мюльной машины. А другой сын, механик  Александр, устанавливал паровые машины ( за 20 тысяч рублей контракт был, между прочим), так потом пришлось переделывать, батюшка даже  вызывал монтажников фирмы «Джон Мозгрейв»… Валериану слова об от ходе каретки мюльной машины не говорили ни о чем, однако, он внимательно слушал и даже делал некоторые выводы.
- Так он, Фаддей Фаддеевич, ушел на покой не сам, а по воле батюшки вашего?
-Да, было тут одно неприятное дельце. Зимой. После Рождества тазовщики, недовольные оплатой, отправили ходоков в Москву, к инспектору труда, с жалобой на администрацию фабрики. А отец ничего и не знал даже о недовольствах рабочих, Фаддей ему не докладывал. Знай он, не допустил бы такого и скандала , что до инспектора дошли, не допустил бы тоже. С тех пор он на Фаддея и рассердился. Не любит отец, когда за его спиной наносят урон его делам и хозяйничают самоуправно. Он своих рабочих не обижает, а за управляющими – разве доглядишь?
-Это верно,_ кивнул Валериан, который тоже по отцову распоряжению  частенько пересчитывал-перепроверял бухгалтерские отчеты приказчиков.
    -А вообще – он хитрый, этот Фаддей. После Пасхи, когда рабочих рассчитанных на праздники, снова принимают, он сообщил, что будет большое сокращение. Мол, лишних много у нас рабочих. Народ, понятно, заволновался, к нему, отцу родному, с прошением: ты уж, батюшка, замолви словечко перед хозяином в Москве, чтобы не сокращал…
Фаддей с важным видом в Москву уехал, обещая просьбу передать, но , мол, вряд ли… Времена настают тяжелые, сбыт плохо идет, склады затарены, работаем себе в убыток. Где тут лишние рты оплачивать…
    Побыл в первопрестольной, дела свои сделал, возвращается. На тракте его, в верстах двух, уже встречают рабочие: как, отец ты наш,  прошение?   Прошение ваше передал честь по чести, уговаривал хозяина, просил за вас. С большим трудом удалось уговорить: все остаются работать, сокращение отменяется. Но так-то уж трудно уговорить было…
Рабочие, понятно, рады до смерти, выпрягают тройку из коляски и своим гужем на радостях прут Фаддея до фабрики. Он, рассказывали мне, хоть и вяло протестовал по этом поводу  , но доволен был чрезвычайно. Авторитет себе делает. А самое главное, что  отец и не собирался никого увольнять. Фаддей это сам все придумал. Вот такие дела…

-