Пегасово горе

Мысль пребольно стукнулась о невидимое в темноте препятствие.
-  Доннер-веттер*! Нигде нет покоя. Какого хрена?!

И действительно. Вообразить в закоулках подсознание нечто похожее на мачту освещения мог бы только круглый идиот. Или начинающий графоман. Что в сущности – одно и тоже. 
Мысль потерла ушибленное место и еще раз бросила в Пустоту:
-  Какого хрена?!
-  Эна-эна-эна, - обиделась Пустота и, колыхнув грозовым облаком, свернулась насупившейся бесконечностью.
-   То-то же, - мысль удовлетворилась и слегка расслабилась (она любила оставлять последнее слово за собой).

Впрочем, благостная тишина вскоре истончилась и треснула самым наипошлейшым образом:
-  Вас тут не стояло!

Противный голос напомнил разом и о дне вчерашнем и о перспективах на будущее. Разочарование, хоть и пролетело кометой, не преминуло обронить хвост.  Послевкусие свежестью мороженной клубники не отличалось.
-  Ну вот опять, - поморщилась мысль, - Ты кто? 
-  Конь в пальто - на этот раз голос звучал немного смущенно, без прежнего вызова. Будто космический болид встряхнул незнакомца и привел нахала в чувства, -  Вы меня, конечно, извините, но я раньше пришел.
-  И номерок на руке имеется?
-  А как же.

У мысли под носом нарисовалось обгрызенное напильником, видавшее виды копыто. 
Супротив такого документа любой спасует. Мысль сдала назад:
-  Я что, я ничего. Стойте, сколько хотите.
-  Раз не возражаете… - из ниоткуда вышел конь и встал рядом, — Это вы мнЕ в морду въехали. Болит?
-  Прошло уже. Задумалась, и вот… Нам, знаете, свойственно думать.

И вновь повисла тишина. Не та что раненным вепрем мечется в похмельной голове, а уютная, в чем-то домашняя, как и телогрейка на острых конячих ключицах.
-  Вы, наверное, думаете, что под ней крылья?
-  Нет. Мне любопытно, где вы этот раритет стырили. Нынче подобный прикид не в моде.
Собеседник тряхнул нечесаной гривой и обнажил ряд крупных желтых зубов.
-  Не упомню. А давайте на ты. Раз уж… Вы надолго?

«Ишь, какой интеллигентный. Ждет моего согласия» - мысль напряглась. Панибратствовать со скотиной – хоть и, возможно, крылатой – виделось занятием малопривлекательным. Но надвигалась ночь, а зябнуть совсем не хотелось. Не хотелось многого. С тех пор как ее отогнали прочь, все желания начинались с частицы НЕ. Спроси кто-нибудь, что же она в действительности хочет…
-  Валяй. Не тушуйся. Категория времени для таких, как я, несущественна. Мы приходим и уходим. Иногда возвращаемся. Если позовут. Или – наперекор.  На нас, прости, узду не накинешь.

Она бы еще долго бахвалилась, но последняя фраза явно задела странного собеседника. Конь сначала взбрыкнул, затем сел на пятую точку, сложив на груди передние две. Поза выражала далеко не цирковую услужливость.
-  Что ты хочешь этим сказать?
-  Ну, я совсем молодая, не оформившаяся, - залепетала испуганная, - Но есть смутное ощущение… что хочу…. стихи писать. 
-  Это, ты, зря. Здесь таких, с позволения, мыслишек пруд пруди. От них и прячусь.
 
Пустота вздрогнула и нырнула подмышку. Щелкнула зубами. Повернулась к жеребцу спиной. Тот, нехотя, но с пониманием, мелко-мелко припечатал, будто посолил.
-  Проснулись. Вот и зудят. Здесь, на ветерке меньше донимают.
 
У мысли зарделись подростковые прыщи. Первому встречному душу открыла и нА тебе! Поделом.

И впрямь похолодало. Вселенная инстинктивно скукожилась до крохотной мысли о тепле. Далекой, но от того не менее привлекательной. Вернувшаяся за хвостом комета подивилась на знакомого коняку - он бережно кутал кого-то в телогрейку и нежно приговаривал: «Горюшко, ты, мое. Ой, горюшко».   

*черт возьми – немецкий язык