Белое

- Ну, что, ещё по одной?
- Не, я - пас.
- На дорожку..!
- Ладно, уговорил, ещё по пять капель и тогда уже всё...

   Только где это видано, чтобы последний дождь лета, осенний почти, да по каплям?! Коли уж почнёт он лить, так доверху, срезавши об острый край седой чуб холодной пены. Июльский не таковский. Через силу, подчас не веря себе сам - тот может и вовсе не собраться, а хмурить лоб, кукситься долго, да после, увлекшись бабочкой или птицей в поднебесье, враз передумать сердиться, и, обведя округу ясными своими очами, приняться хохотать звонко, в квинту с совой. Надсаживаясь, дабы перекричать её вселенское, наигранное разочарование судьбой.

   После, быть может, последнего горячего душа дождя, едва ли не на каждом камне клубится снежным шаром букет капустниц. Проходящих мимо они охотно принимают в свой круг, нежно и одобрительно трогают за щёки, гладят по волосам, кладут руки на плечи... Глядишь на них, не в силах удержаться от улыбки, радуешься им, как себе, и уходишь нехотя, оглядываясь.
   Кузнечик предупредительно уступает дорогу. И даже если есть в этом некая корысть... Что ж, пусть так, зато каков он, в грубо тканном твидовом охотничьем пиджаке, - галантен, величав, и даже, так мнится, оступись кто, кузнечик непременно исхитрится поддержать под локоток.
Немного погодя, когда ночь возжигает помятый с одного боку светильник луны, замечаешь вдруг некоторую скованность в лице, возвращение утраченной привычки улыбаться, печать безотчётной радости. И несёшь её бережно, долго страшась обронить, с неведомой доселе теплотой поглядывая на свод небес, невольно отыскав сходство промежду бабочек и звёзд.

   И те и другие трепещут прозрачными крылами, голубят нас, как могут, - кто вблизи, кто издали. А от нас только и надо, что остановиться, поднять голову, да дать прикоснуться белому свету или бледному крылу.