Про Бабий Яр, Куреневку и Виктора Некрасова

Отрывок из повести


СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ я видел дядю Вику через пару месяцев в Бабьем Яру, вернее на том место, что от него осталось. Яра давно не было и в помине - на его месте стоял обыкновенный, поросший бурьяном пустырь.

В тот день сотни киян пришли отметить годовщину трагедии. Такого еще не было в истории города: обычно, приходило несколько десятков людей, в основном родственники погибших. Здесь даже не было места, куда можно было поставить венок или положить букетик цветов. Ну, где оставить цветы на пустыре? Ничего здесь уже не указывало на место страшной трагедии.

В Бабий Яр пришли сотни евреев и не очень. И это в СССР, где даже "пять человек вместе" считалось несанкционированным митингом, и народ тащили в ментуру.

Кто-то может поверить, шо за этой, явно антисоветской, и явно сионистской провокацией стоял коммунист, лауреат Сталинской премии, да к тому же еще и русский - Виктор Платоныч Некрасов?


СЕМНАДЦАТОГО ИЮНЯ исполнилось сто десять лет со дня рождения дяди Вики. Но ни один украинский президент-еврей, ни одна аидская контора, которых в Украине великое множество, не отметили эту дату. Лишь, в домике-музее Булгакова собрались люди, знавшие Виктора Платоныча.
А, ведь если бы не Некрасов, о Бабьем Яре сегодня уже никто бы и не вспомнил. Сровняли бы с землей и построили на его месте стадион и парк атракционов.


ВИКТОР ПЛАТОНЫЧ по жизни был краеведом. Любил бродить по Киеву, фоткать его улицы и дома. Иногда сам фоткался на фоне какой-нибудь достопримечательности или памятки. Есть фото дяди Вики, стоящим прямо перед нашим домом. Не знаю, кто его фоткал, возможно и Дидуся...

Кстати, именно Некрасов обнаружил знаменитый дом "Турбиных", а на деле реальную квартиру Булгакова на Андреевском спуске. Долго ходил вокруг да около, вычитывая скупую информацию Михаила Афанасьевича о жилище Турбиных.

И наконец, в один прекрасный день дядя Вика позвонил в дверь дома по адресу Андреевский спуск 13. Сначала его даже не пустили на порог - то ли боялись любых напоминаний о страхах, которых они натерпелись за годы Советской власти, то ли Некрасов был в тот день трошкы "под шафе" и его внешность не вызвала у хозяев особого доверия. Вобщем, не впустили писателя и даже не стали с ним разговаривать...

На следующий день Некрасов явился при полном параде - в орденах и со значком лауреата сталинской премии на перевес. Дверь открыла немолодая женщина (остальные члены семьи, к счастью были на работе), оказавшаяся дочерью дореволюционного владельца этого дома. Виктор Платоныч, так ее обоял, шо тетенька "раскололась" и подтвердила, что именно здесь, на втором этаже и жила семья Булгаковых.

И вот, именно здесь, на втором этаже этого дома (теперь уже квартире-музее Булгакова), месяц назад, незабывшие его люди, "гуляли" на стодесятилетии дяди Вики.


В КОНЦЕ 50-х Виктор Платоныч много бродил по киевским окраинам - делал зарисовки, фотографировал, разговаривал с людьми - собирал материалы для своей новой книге о Киеве. Как-то набрел на Сырце на старое еврейское кладбище. Его вид ужаснул Некрасова.

Сотни поверженных, разбитых, исковерканных памятников… Он сворачивал с одной аллеи на другую и везде одна и та же картина - все памятники, все до единого разбиты, уничтожены. На стенах склепов антисемитские высеры…

Кладбище (главную аллею) начали разрушать еще при немцах, используя решетки и ограды могил как колосники для кострищ, на которых сжигались трупы расстреленных в Бабьем Яру. Из гранитных плит складывали печи. Фашисты, отступая, пытались замести следы происходившего там. Но кто же уничтожил все остальное?

Ниже за кладбищем находился огромный овраг - Бабий Яр. Глубокий, почти что пятидесятиметровый, наполовину залитый водой.

Некрасов бегом до управы: "Караул! Вандалы разгромили кладбище! Место вселенской трагедии превратили в лужу! Воду нужно откачать и поставить памятник!"

А те, ну прямо по Высоцкому, когда героя его песни выгоняли из ОВИРа: "Не шибко тут! Выйди вон из дверей!"

"Какой, к черту памятник? Кому? Памятник ставят героям. А здесь — люди добровольно пошли, как кролики в пасть удава... Овраг нужно замыть и на его месте поставить стадион с парком и атракционами - пусть люди не думают о плохом, а только развлекаются и веселятся. И вооще, забыть, даже такое топографическое название, как "Бабий Яр". Теперь это будет называться "Сырецкий Яр".
А ваше жи.вское кладбище, между прочим, никто не разрушал - просто идут подготовительные строительные работы. На его месте мы поставим современную телебашню. Вы шо, товарищ писатель, против прогресса?"

В марте 59-го Некрасов в "Литературке" первым поднял вопрос о ситуации с Бабьим Яром. Ее (заметку) пропустили - как же, автор герой Сталинграда, лауреат Сталинской премии.

Но "чертям" киевским на все это было наплевать: Бабий Яр перегородили плотиной и, стали качать в него по трубам пульпу (смесь воды и песка) с соседних карьеров кирпичного завода. По оврагу разлилось озеро. Вода в нем была гнилая, зеленая, неподвижная.

По плану (как позже выяснилось ошибочному) пульпа должна была отстаиваться, оседать, а вода стекать через плотину по желобам. День и ночь шумели трубы, подающие пульпу. К 61-ому ее намыли более 4 миллионов кубометров! Одновременно подсыпали плотину, которая уже достигала высоты шестиэтажного дома.

После осушения отходы и пульпа должны были заполнить овраг, выровняв местность. Коммуняги хотели доказать, шо они лучше нациков - они то сумеют раз и навсегда избавиться от Бабьего Яра, заставят забыть о том, что там произошло.
Это и понятно - примерно семьдесят процентов людей, участвовавших в тех зверствах, были украинскими полицаями. Поэтому считалось, что тень Бабьего Яра могла лечь на всю украинскую нацию.

Но БОГ не фраер, и богохульства никогда не прощает...


Куреневская трагедия

В ПОНЕДЕЛЬНИК 13 марта 1961 года плотина рухнула. Весенние талые воды устремились в Яр, переполняя озеро - желоба не успевали пропускать поток, и вода пошла через гребень плотины.

Сперва вода залила улицу Фрунзе (главную магистраль Куреневки) так сильно, что застряли трамваи и машины. Люди в это время спешили на работу в центр, и по обе стороны наводнения образовалась толпа народу.

В 8 часов 45 минут утра раздался страшный рёв, из устья Бабьего Яра выкатился десятиметровый вал жидкой грязи. Все живое и неживое, вмиг было им поглощено. Люди, находившиеся в трамваях, машинах, погибали, не успев сообразить, что произошло. Из движущейся вязкой трясины, вынырнуть или, как-либо барахтаясь, выкарабкаться было невозможно.

Дома по пути вала были снесены, как картонные. Трамваи покатило и отнесло метров за двести, где и погребло. Погребены были трамвайный парк, больница, стадион, инструментальный завод, весь жилой район.

В течении последующих двух лет было откопано множество трупов – в домах, в кроватях, в воздушных подушках, образовавшихся в комнатах под потолком. Кто-то звонил в телефонной будке – так и погиб с трубкой в руках. В трамвайном парке откопали группу кондукторов, как раз собравшихся там сдавать выручку – и кассира, принимавшего ее.


ГОД НАЗАД мы получили квартиру на Куреневки и каждый день ездили на служебном автобусе в центр по делам: кто на работу, а кто и в детский сад.

В тот день, примерно около восьми утра, наш автобус затормозил перед огромной лужей посреди дороги. Она была настолько глубокой, что водитель сразу не решился по ней проехать. Тем более, что несколько машин впереди нас уже загрузли в месиве на дороге. Но все спешили на работу, никто не хотел втыков от начальства, и поэтому пассажиры уболтали шофера, все-таки проехать через эту долбанную лужу. Нам подфартило - через пару минут автобус уже поднимался вверх, к центру города.

А еще через пару минут масса жидкой пульпы хлынула вниз на несчастную Куреневку. Грязевой поток, высотой чытырнадцать метров, со скоростью пять метров в секунду, смыл не только ту злополучную лужу, но и половину Куреневки с лица Киева.

Из той поездки я помню лишь, как наш автобус проезжал мимо широкой канавы. По обе ее стороны стояли люди и глазели на мощный грязевой поток у их ног. А еще помню, как автобус "пробирался" по луже: колеса погрязли по самый верх, фонтаны жидкой грязи вздымались почти до окон, мотор то громко ревел, то начинал подозрительно кашлять...

По семейной легенде, пассажиры нашего автобуса считали, что спаслись, благодаря мне - я был их талисманом. Все дело в том, что каждую поездку (дорога на работу была около часа) мама читала мне вслух книжки. Читала громко и другие пассажиры (в основном все были знакомы друг с дружкой) тоже с удовольствием слушали ее чтение. Поэтому в "наш" автобус старалось попасть, как можно больше людей.
Но все это только семейная легенда...   

По официальным данным, в результате катастрофы погибли 145 человек. Кияне никогда не верили этой брехне. Многие называли катастрофу "местью расстрелянных" в Бабьем Яре.

Правда, были и другие кияне, ссученные...

"Вы знаете, оказывается это все сделали евреи. Все дело в том, что их там много порасстреливали во время оккупации и теперь они хотели, чтобы там поставили памятник. А так как им отказали, то они эту плотину, то ли взорвали, то ли дырку проковыряли, короче говоря, ж.ды это подстроили для того, чтобы отомстить."

А говорят, что Гитлер сдох в 45-м...


ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО месяцев Некрасов и Евтушенко (у него были концерты в Киеве) бродили по разоренной Куреневке. Евтушенко просил привести его, как можно ближе к месту трагедии. Некрасов, сколько мог, протаскивал его сквозь оцепления, пока они не дошли до места, где когда-то стоял Бабий Яр.
Теперь это была обыкновенная свалка, куда постоянно подъежали грузовики и сваливали все новые и новые кучи мусора. Евтушенко был в шоке - на место, где покоились кости невинно убитых, власти тоннами сбрасывали вонючий мусор. Казалось, что они просто издеваются над погибшими здесь людьми.

Этот ужас, настолько подействовало на поэта, что вернувшись в гостиницу, он за каких-то пару часов написал свое знаменитое стихотворение.

На следующий день к нему в номер заглянула пара-тройка украинских поэтов во главе с Коротичем. Мужики, как положено в таком случае, бухнули, расслабились, читали свои стихи. Евтушенко тоже прочел им свое последнее стихотворение. Чуть позже читал его по телефону другу в Москве.

История умолчивает: то ли те поэты бегом побежали "стучать", то ли украинская гэбня прослушивала телефон поэта, но концерт Евтушенко, на котором тот собирался читать "Бабий Яр", решили отменить.

Евтушенко всегда был по жизни "борзым". Тем более, к тому времени он уже считался одним из известнейшим советских поэтов, любимцем Хруща. Так вот, он пошел ЦК Украины и устроил колоссальный шухер - или суки коммуняжный разрешать ему выступить, или по приезде в Москву он смешает их с дерьмом.
И укрокоммунисты отступили - хто его знает, этого москаля с хохляцкой фамилией. Если такой наглый, значит точно за ним, блин Никитка стоит.

Вечером того же дня Евтушенко впервые прочитал "Бабий Яр" публично. А еще через пару месяцев стихотворение опубликовала "Литературная газета".

В декабре 62-го в Большом зале Московской консерватории прозвучала Тринадцатая Симфония Шостаковича. Ее первая часть называлась "Бабий Яр" и была написана на стихи Евтушенко.

Закончив симфонию, Шостакович поехал к Борису Гмыре на дачу под Киевом - надеялся, что певец будет солировать в его симфонии.

Но Гмыря испугался: оказывается, у него была встреча в ЦК Украины, и там категорически возражали против исполнения стихотворения Евтушенко "Бабий Яр".

Во время войны Гмыря был в оккупированной Полтаве и пел перед немцами. Говорили даже, шо певца спецсамолетом возили до Берлина, где он спивал романсы самому Гитлеры.
Сталин такого не прощал, и перед певуном реально замаячила Колыма. Но от Гмыри тащился не только вождь немецкого народа, но и вождь украинского тоже. Хрущ, который в то время возглавлял Компартию Украины дал певуну госпремию, звание народного артиста. Понятно, шо Гмыря всем эти рисковать не захотел.

После его отказа Шостакович, по совету Вишневской, встретился с солистом Большого театра Ведерниковым, проиграл ему всю симфонию и дал ноты. Параллельно с поисками певца Шостакович искал дирижёра для премьерного исполнения своей симфонии. Обратился к Мравинскому, который дирижировал всеми его последними симфоническими премьерами. Оба два (Ведерников с Мравинским) тоже испугались и ответили отказом.

Тема была настолько взрывоопасной, что все, с понтом "крутые", боялись даже приближаться к этой симфонии. Согласился, лишь Кирилл Кондрашин, в то время руководивший Государственным оркестром Московской филармонии.

С певцом тоже были трудности. Одному в день премьеры позвонили и сообщили, шо тот должен срочно заменить, якобы заболевшего солиста в другой опере. Еще один "херой" объявил себя больным, и только третий (!) - Виталий Громадский решился исполнить симфонию.

И вот вечер премьеры. Консерватория оцеплена мусорами. А внутри сидят люди и слушают, как со сцены поют музыку великого композитора с такими словами, которые еще недавно страшно было произносить дома на кухне. Это был шок.

Так была окончательно сломана стена молчания...

Перечитал пару последних абзацев - как-то пафосно у меня вышло. Опустим трошкы градус повествования. Расскажу-ка историю, как я впервые услышал поэму Евтушенко, и чем это для меня закончилось...

Преддипломную практику я проходил в небольшом западноукраинском городке и жил на квартире у одной милой пожилой пары. Старушка-хозяйка поставили себе цель: за те пару месяцев, шо я у них жил, любой ценой меня подженить...

И вот однажды приходит к старикам, с понтом в гости,  женщина средних лет со своей дочкой. Пьют они чай в столовой, болтают за непростую советскую жизнь. Старушка, как бы случайно заглядывает в мою комнату и, как бы невзначай  предлагает почаевничать вместе с ними. Я в отказке - мол, уроков много, и вообще я чай не пью, только сметану.

Через некоторое время старушка заходит снова, но уже не одна. Знакомит меня с женщинами и так, "тишком нишком", задним ходом сваливает из комнаты.
Девушка мне сразу не понравилась по определению. А вот мама... Высокая, сочная брюнетка годков под сорок - мечта любого студента-дипломника.

Комнатка моя была небольшая - письменный стол, кушетка и два стула. Мы с мамой сидим на стульях, а доця пристроилась на кушетке. Говорила в основном мама, и почему-то рассказывала не за доцю, а за себя родную. Работала она врачем-рентгенологом в местной больнице, имела мужа инженера и любила стихи Евтушенко. Без моего на то согласия, прочитала парочку. А я возьми и ляпни: "А вы "Бабий Яр" знаете?"

И подруга начала читать... Читала прочувственно, как по мне с преувеличенным пафосом. Но все равно очень и очень понравилось и, как говорится "зацепило".

Мы пообщались еще с полчасика, тетя доктор оставила свой домашний телефон, и они с доцей несолоно хлебавши ушли восвояси. А я, все еще был под впечатлением стихов Евтушенко... И мамы-рентгенолога...

Этим же вечером я собрался прошвырнуться по местный "броду". Пару дней назад на "туче" во Львове прикупил шикарные фирменные окуляры, в солидной никелированной оправе. Линзы были необычными - сверху темные, переходящие в более светлый оттенок к низу. Короче не очки, а мечта! И обошлись в половину моей стипендии.

Перечитал последний абзац. Да, уж... Описанию очков я уделил больше внимания, чем внешности, понравившейся мне женщины. Те очки стоят сейчас перед глазами, как живые, а вот мои женщины... Старею, блин...

Так вот, собираюсь на "брод" и естественно ищу очки. На "туче" я прикупил еще фирменный пакет "Мальборо", куда и положил окуляры. Пакет нашел на стуле. На том самом, где еще совсем недавно восседала рентгенологша. Недоброе предчувствие подступило к самому желудку...

Мне припомнилось, насколько эмоционально тетенька читала стихи, то взлетая, то приземляясь на злочастный стул. Наконец, почти теряя сознание от тревоги, тянусь к пакету. Понадобилось еще трошкы времени, пока наконец я не решился его раскрыть...

А потом долго-долго глядел на месиво из стекла и пластмассы, которое еще недавно было моими суперскими очками. Осторожно вынул их бренные остатки из пакета: одно стекло, блин рассыпалось вдребезги, другое, треснув, еще держалось в изувеченной оправе.

Кому я мог рассказать за свое горе? Старику со старухой? Золотой рыбке? Пожаловаться на рентгенологшу главварчу? Глупо... Может позвонить самой докторше, пусть башляет?

И набравшись храбрости (через неделю), я ей позвонил. Договорились встретиться и поболтать более подробно за творчество Евтушенко. Про очки тогда ничего не сказал. Не срослось и в последующие четыре раза...


О ПРЕДСТОЯЩЕМ "мероприятии" мама узнала от Некрасова. Как я уже говорил, библиотека Короленко находился, рядом с его домом. Виктор Платоныч просил разместить на доске сообщение о предстоящем 29-го сентября событии. С этой целью он обошел, практически все библиотеки в центре города.

Некрасова часто приглашали в библиотеки на "встречи с читателями". В те времена его перестали публиковать и жили они с мамой, лишь на его военную пенсию. "Встречи" приносили Виктору Платонычу кое-какой доход, как и "походы" по школам. Помнится, в году семидесятом Некрасов был и в нашей школе - читал отрывки из своих книг, рассказывал смешные байки.

Виктор Платоныч не случайно оставлял свои сообщения, именно в библиотеках - в те времена, читающая киевская публика уже хорошо знала о Бабьем Яре. К тому же,совсем недавно в "Юности" (в трех журналах) был опубликован "Бабий Яр" Анатолия Кузнецова.

Некрасову не было смысла идти на какой-нибудь "Арсенал" или "Большевик" зазывать киевских работяг прийти на митинг - его бы просто подняли на смех. И это еще в лучшем случае... А в худшем, вся эта пролетарская мишпуха стройными рядами двинулась бы в Бабий Яр праздновать радостную годовщину.

За короткий срок Виктор Платоныч обзвонил, обошел, объехал сотни людей, приглашая двадцать девятого на митинг в Бабий Яр. Разговаривал с Амосовым, авиаконструктором Антоновым, со многими украинскими писателями, звонил друзьям в Москву и Ленинград.

Но люди (тем более при регалиях) в те времена отличались приличной трусостью... Приехали единицы - Войнович, Корнилов, Светов, Якир, Довлатов. Из украинских не побоялись прийти, только литературовед-диссидент Дзюба (корешок Некрасова) и писатель Антоненко-Давидович. Приехала также киногруппа со студии Укркинохроники. Кстати, все, что они наснимали, было конфискованао гэбней. Спасти удалось только, около восьмидесяти метров пленки.

Все эти подробности стали известны уже через много-много лет. Разные люди вспоминали о том вечере по разному. Я расскажу, как запомнилось это событие, лично мне...


Митинг

ПОПАЛ я на него случайно. В теории должны были ехать Дидуся с мамой. Но Бабуся, мудрая женщина, зная заводной характер мужа, его категорически не отпустила. Несмотря на свою пидстаркуватость, Дидуся все еще был очень боевым мужиком. И если менты, вдруг начнут разгонять людей (митинг, естественно никакой горсовет не разрешал), то Дидуся, вполне возможно, мог бы "полезть в бутылку".
Это было во-первых, а во-вторых, переть на Сырец и обратно на троллейбусе нужно было около двух часов, что для немолодого человека представляло трудность.

Маме тоже не очень хотела ехать, но Некрасов лично попросил, а она пообещала... Батя, тот вооще не собирался никуда ехать, тем более, что работал на другом конце города. Вот, мама "на безрыбьи" и решила взять меня с собой. В конце концов, батя тоже отпросился, и мы поехали втроем.

Троллейбус был набит - народ возвращался с работы. Обычно к концу маршрута людей становилось все меньше, и даже появлялись свободные сидячие места. Но сегодня троллейбус был полон народу, практически до конечной - все ехали в Бабий Яр.

От остановки нужно было идти минут пять до еврейского кладбища, там перейти дорогу и идти по тропинке к пустырю. Этот пустырь и назывался Бабий Яр.

Мама сразу нашла каких-то знакомых и отошла с ними поболтать, батя курил в сторонке и я немного постоял рядом. Народу было очень много: мужчины и женщины, пожилые и не очень, дети разных народов и возрастов. Все стояли группками и тихо переговаривались, словно чего-то ждали.

Прямо на земле была огромная куча цветов и венков - вновь приходящие, приносили все новые и новые цветы. С каждым новым троллейбусом их становилось все больше.

По периметру пустыря, группками стояли менты и ни во что не вмешивались. Пока не вмешивались. Мне припомнился "бендерка" с его ружьем, нацеленным на нас.
Этим хлопцам поменять бы их серый ментовский прикид на черную униформу с серыми обшлагами, да вместо фуражек натянуть на головы "мазепинки". А еще расставить по склонам немецкие пулеметы MG-42. Ну, и естественно, машину времени...

Но машину времени им не выдали, и поэтому находятся они на службе у советской власти. И вмешиваться им нельзя. И был это Киев, а не Новочеркасск. Это там можно было мочить, расходившуюся толпу пьяных люмпен-пролетариев. А кого было мочить здесь? Стариков со старухами, людей в очках и в шляпах? Или нас, детей?

Я надыбал знакомого пацанчика - мы ходили на секцию фехтования в "Динамо", только в разные группы. Он тоже, бедняга маялся и не знал, чем себя занять. Мы поднялись выше по склону - здесь людей, почти не было и можно было нормально перетереть за свое, за детское. Да и было не так моторошно, как внизине, откуда шел постоянный человеческий гул.
Внезапно шум усилился, толпа пришла в движение и почему-то двинулась в нашу сторону...

Чем ближе к нам подруливал народ, тем меньше я верил собственным глазам: прямо на меня, рассекая расступившееся море людей,  шел... Моисей!!!

Шел широким, солдатским шагом, полы его короткой, блатной курточки развивались, задорный чубчик подпрыгивал. Он величественно подымался вверх по склону, ведя за собой толпу измученных евреев, и даже не стараясь обойти сторонкой поросли кустарника. Некрасов двигал напролом!

И, таки да, направлялся, именно в нашу сторону. Ну, шо я мог, одиннадцатилетний "карандаш", поделать в тот момент? Стать по стойке смирно, отдать салют? Поправить пионерский галстук? Так, я ж его (галстук) дома забыл...

К счастью (а может и наоборот), не дойдя до нас метров десять, Некрасов остановился. Увидев, что следующие за ним люди тоже остановились, начал говорить.

Молвил он так тихо, шо даже я, стоящий в паре метров, почти ничего не мог разобрать. Кто-то из толпы крикнул, шоб Некрасов говорил погромче.

Если честно, то я абсолютно не помню, о чем говорил Виктор Платоныч - наверное о необходимости поставить в Бабьем Яру памятник погибшим здесь людям.

Помню только, шо хвастался перед корешком-фехтовальщиком своим знакомством с дядей Викой. Доложил ему, какой Некрасов известный писатель, а еще, что пару месяцев назад был у него в гостях.

Мы еще немного послушали дядю Вику и сошли вниз на пустырь. Там уже все изменилось - образовалось пара-тройка "толпочек" со своими ораторами.

Один мужик в очках, говорил на красивом украинском, литературном языке. Другой, высокий молодой, забрался на склон, как и Некрасов (только с другой стороны), и говорил оттуда. Потом моего знакомого нашли родители и они уехали.

Я еще побродил трошкы по пустырю. Много людей окружило немолодую женщину, что-то тихо рассказывающую. Хотел подойти поближе, послушать, но протискиваться в глубь толпы было лень.

Потом мама рассказала, шо эта женщина, Дина Пронина, единственная, кто выжил после расстрела. Она упала в яму и притворилась мертвой, а потом три дня выбиралась из яра. Попала в одну украинскую хату, а селюки падлы, выдали ее обратно немцам. Прониной удалось сбежать. И вот эту женщину я видел собственными глазами. Очень жалею, что тогда не удалось ее послушать...

Стало уже прилично темнеть. Батю я нашел на том же месте, где и оставил. И делал он тоже, что и тогда - смалил цигарки. Я сказал, что видел и слышал Некрасова. Батя не ответил, и я поплелся за ним искать маму.

Правильно говорят в народе - "яблоко от яблони"... Мама и еще одна жиночка сцепились с ментами. Те, падлюки заломали какому-то щуплому пацанчику руки и тащили к "воронку". Женщины требовали немедленно его отпустить. Менты, не обращая на них никакого внимания, волокли парня к своему канареечному бобику. Мама еще трошки повозмущалась,плюнула и мы поехали домой...

Через несколько дней люди обнаружили, немного в стороне от Яра, гранитный камень с надписью, что здесь будет сооружен памятник жертвам немецкого фашизма.

Значит, не зря Некрасов старался...

Всю повесть "Бендера на футболе" можно прочитать здесь: http://proza.ru/2021/09/13/947