Сказка ветра и огня

  Вдохновлено песнями музыкальной группы «Мельница»
Посвящается всем любителям сказок. Посвящается всем, кто сочиняет, кто слушает и читает, кто воплощает в жизнь сказки. Посвящается всем, кто становится частью сказки

О, маленький бог! О, главный колдун! О, величайший разрушитель и созидатель! О, огонь!

Пламень, горящий посреди круга из сосновых веток, отражался в тёмно-карих глазах старца. Неподалёку за широкой спиной высился могучий лес, верхушками врезающийся в сумеречное небо.

- Подкинь дров, Артемизия , – заворчал старик, не отводя жадного взора от языков костра, - и подлей ещё эля в мою опустевшую кружку!

- Чего ты ищешь в этом огне, Ингар ? – спросила женщина, наполняя ароматной жидкостью гигантский деревянный стакан.

Её волосы с проседью были заплетены в две толстые косы, спадающие почти до самых пят. Болезненного лица уже касалась приближающаяся старость. Тёмные мешки под глазами подчёркивала синева, застывшая в безразличном ко всему взгляде.

-  Как же ты всё-таки глупа, Артемизия! – ухмыльнулся древний Ингар, принимая из огрубевших женских рук свой эль. - Огонь есть огонь. Ему не нужен ни смысл, ни цель. Он есть путь и он есть конец пути.

В ответ собеседница лишь подбросила дров к костру, подняла сиреневый бокал, стоявший у её ног, и, протёрев его фартуком, зачерпнула напиток из бочки.

- Ты глупа и стара, Артемизия, – продолжил старик после того, как поглотил сладкое месиво, проронив пару капель на свою густую бороду, - и ты до сих пор пьёшь из этого чудн;го кубка! Признайся, Артемизия: ты обманываешь себя! Хранишь такой странный бокал, чтобы, запрокинув голову и осушив его содержимое, хотя бы на одно мгновение забыться. Хоть на одну жалкую секунду представить, что ты всё та же юная фея, бегающая босиком по луговой росе, водящая хороводы с очаровательными подругами и плетущая венки из одуванчиков. Чтобы наивно мечтать о том, что за твоей спиной всё также колышутся изумрудные крылья.

- Ты даже помнишь их цвет? – улыбнулась женщина, и улыбка её была горькая-горькая, как полынь.

- Ещё бы! Конечно, в ушедшие лета ты была прехорошенькой, однако уж точно не слыла первой красавицей, Артемизия. Но знаешь что? Крылья твои я забыть не могу. Такие большие, величественные, зеленее всех трав и надежд… Я думаю, в них было всё дело. Из-за них все за тобой и ухаживали, из-за них на тебя заглядывался и я. Подумать только – я, потомственный хранитель, бегал за какой-то заурядной феей! А ты мне ещё и отказала!.. И, вот ведь штука, иногда мне даже кажется, что, будь у тебя всё те же крылья, я бы приударил за тобой прямо сейчас! В моём-то возрасте, хе-хе!

- Да уж, знатные были крылья, - задумчиво протянула Артемизия, запивая свои мысли сладким элем.

Дрова всё также трещали в пламени, на которое смотрели уже две пары глаз. Вдалеке заухала одинокая сова. Толпа девиц лёгкой скорой поступью приближалась к костру. Прелестницы без умолку хохотали голосами заливистыми, как связка колокольчиков. Их русые волосы были растрёпаны, а тела наги, как полагается всем русалкам.

-  Ингар опять тебя обижал, дорогуша? – спросила одна из них, с сияющими локонами, и присела слева от Артемизии. - Ненавижу, когда наш старик язвит! Снова напоминал об утерянных крыльях? Ужасно!.. Хотя, конечно, это действительно очень глупо…Ты ведь была феей, Артемизия! Твоя ровесница, фея Камелия, пляшет с нами, верно, не хуже, чем сто лет тому назад. И руки у неё мягкие, как шёлк, и сам Ветер заигрывает с Камелией, лаская её густые волосы! В прошлом веку она была молода и прекрасна, и спустя тысячу лет она останется такой же молодой и прекрасной. О, боги, поразите меня, русалку Раду, громом, а я никогда не пойму, на что ты могла променять свои крылья! Что тебе предложили люди, что медвянее вечной молодости? Что у них, у людей, может быть заманчивее, чем у нас?

Между тем толпа, занимая места у костра, внимательно следила за речью Рады. Взгляды растрёпанных девиц бегали со своей соратницы на лицо Артемизии; в одних читалась жалость, в других – интерес, но в большинстве своём – презрение.

- Ты ведь так и не смогла прожить среди смертных, - усмехнулась появившаяся ниоткуда женщина с горящими во тьме лиловыми глазами, - вернулась к нам, к родной нечисти, и теперь в наказание за ошибку тебе суждено до скончания веков полоскать бельё в реках и вопить людишкам о скорой кончине. Ты была феей, а стала бескрылой банши !

Голову новопришедшей скрывал индиговый капюшон. За спиной развевался такого же цвета плащ, сливающийся с окружающей тьмой. Подолы оборванной юбки виноградного оттенка волочились по земле. Женщина неспешно бродила вокруг костра. Из-за неслышимой плавной поступи казалось, что её обладательница не ходит, а слегка парит над поверхностью. Единственными исходящими от неё звуками являлись звон браслетов, болтающихся на бледно-лавандовой кисти, и стук бьющего землю посоха. Это был очень мрачный, но зрелищный посох: его увенчивал череп златорогого барана.

- Помолчи, Фаина! – оскалилась Артемизия, и глаза её налились злобой и ненавистью. - Тебе, ведьме, место не здесь, а на шабаше! Сегодня же Вальпургиева ночь.

- Не хочу и не пойду, - пожала плечами ворожея. - Я останусь тут, буду пить вересковый эль, греть руки у костра и слушать истории о том, что было, и том, чего не было. Не ты, Артемизия, хозяйка сегодняшней встречи. Да и что я с тобой говорю? Ты ведь даже не фея!

- Ради всех лесных богов, кто-нибудь, успокойте этих диких кошек!– негодующе воскликнул Ингар, дёрнув себя за седую бороду. - Ругаются, как бабы на людском базаре!

-Истории! – внезапно вскрикнула Рада, подпрыгнув на месте. - Давайте лучше послушаем истории! Фаина, сделай милость! Ты знаешь тысячи сказаний и легенд, былей и небылиц, прекрасных, как заря! Не найдется лучшей рассказчицы ни среди нелюдей, ни среди людей! Порадуй нас и сегодня!

Фаина самодовольно улыбнулась. Покачивая узкими бёдрами, она обошла весь круг, избрав себе место напротив Артемизии. Ведьма присаживалась на сосновые ветви гордо и неторопливо, словно королева в тронном зале.

На какое-то время в кругу нависло молчание. Все до единого устремили свои взгляды на Фаину. Лиловые глаза обращались к пламени в центре. Костлявая рука поглаживала бараний череп, и браслет на кисти то и дело ударялся о посох.

- Есть у меня одна сказочка, - мелодично протянула ведьма, постучав твёрдыми длинными ногтями по золотым рогам.

Загадочный тон голоса прорезал тишину, и лишь треск костра и уханье одинокой совы перекликалось с певучим повествованием:

- История эта произошла около века тому назад. Тогда вы, молоденькие русалки, были крохами, пьющими росу и нектар цветов, как смертные дети пьют молоко своих матерей. Однако для меня, древней ведьмы, те времена свежи в памяти, как вчерашний день. Для того, кто познал истинный вкус вечной жизни, всё былое и грядущее станет ровным белым листом, и то, что происходило тысячу лет назад, окажется таким же близким, как едва минувшая ночь.
Сто лет назад среди вечнозелёных сосен, что шумят за моей спиной, расположилось маленькое поселение маленького народа, жители которого бок о бок сосуществовали с нашим миром. То были редкие смертные, почитающие нас и за своё уважение принимающие дары. Теперь таких людей почти не сыскать. Остался лишь Ингаров род, в тайне хранящий и передающий знания о колдовстве из поколения в поколение. Но стоит роду пресечься – и вовек разорвутся все нити между людьми и нечистью. И наступит Век разума – разума, не знающего своих корней, и распрострётся тьма над всеми смертными.

***

Ворожея остановилась. Краешком лилового глаза глянула она на Ингара, пытаясь найти смятение на лице хранителя. Но старец был недвижим, ни один мускул не дрогнул перед взором ведьмы. Фаина продолжала:

- То лишь будет; а история моя о том, что было век тому назад. Маленький народ жил вдали от городов и прочих людей. Жители лесного поселения почти не торговали, редко покидали родной край и питались тем, что сами могли добыть и взрастить. Шесть дней в неделю маленький народ усердно работал, а на седьмой пировал, и жизнь этих смертных была тихой и безбедной до первых холодов. Но и в самые страшные зимы люди не теряли веры в духов, а те помогали своим почитателям дождаться тёплых перемен во здравии и сохранности. Дети маленького народа росли в любви и нежности, не ведая строгих запретов.
 
Однако, как известно, молодость алчна до новшеств. Расцветало в поселении молодое поколение, жаждущее увидеть мир, спрятанный за сосновыми кронами. Таковой была и Майя, рожденная в первую ночь последнего месяца весны.
 
***

- В Вальпургиеву ночь! – разом воскликнули все русалки.

- Это же сегодня, сегодня! - восхищенно хлопала в ладошки Рада.

- Именно. Майя, рожденная в Вальпургиеву ночь, третий ребёнок и единственная дочь знахарки и охотника, слыла лучшей лучницей во всём поселении. Она была быстра, стремительна, легка, как собственные стрелы. Майя почитала лес и блюла древние законы охотников, потому духи вознаграждали её самыми удачными трофеями.

Лес любил Майю, оберегая её и днём, в трудах и исканиях живности, и ночью. Лунный свет озарял тропу, по которой девушка втайне еженощно покидала дом. Майя бежала прочь от поселенья, как при лучах Солнца бежали от неё загнанные лани; красные кудри и зелёные ткани нещадно колыхались от резких движений. Она бежала к скале у леса, взбиралась на холодную каменную гладь и начинала свой разговор со звёздами. Майя воспевала им свою мечту.

***

- Мечту? – восторженно повторила Рада. - Что у неё была за мечта?

- Есть ли какая-то разница? - проворчала Артемизия. - Эта ведьма морочит всем вам, наивным русалкам, головы! Я живу на этом свете более пяти сотен лет и, клянусь Ветром и Лесом, не было здесь, в наших краях, никакого селенья.

- Полноте ж, Артемизия! – остановил её Ингар. - Пусть бесовка продолжает, а после мы рассудим, правдив ли её сказ.

В ответ Фаина лишь ухмыльнулась. В мрачных зрачках мелькнула искорка. Ворожея заговорила вновь:

-Майя лелеяла дивную мечту, что пьянила её, как не пьянило самое счастливое лето. В раннем своём детстве услыхала она, что там, на краю света, где небо встречается с землей, спрятанная за заснеженными горами, вдалеке от всех смертных лежит Золотая страна. Сам воздух тех мест пропитан солнцем, а звёзды освещают купол небес и ночью, и днём. Почвы Золотой страны благодатны и плодородны, вся суша усыпана невиданными цветами. Посреди страны растёт Древо Жизни, давнее, как сам мир. Ветви Древа Жизни завиты спиралями и увенчаны золотыми плодами…

***

- Чепуха! Все знают, что у земли, у света нет края! – хихикала Артемизия.

- Отчего ты так уверена, бескрылая банши? – с вызовом спросила ведьма, и лиловый пламень в её глазах разгорелся ещё сильнее. - Я повидала всякого народу на своём веку, и многие бились о заклад, что папоротник цветёт в день Летнего Солнцестояния; что не все единороги были истреблены людьми;  что, идя на северо-восток, встретишь человека выше леса. А вы бы знали, о каких чудесах я слыхала от смертных! Один проезжий утверждал, будто в человеческих церквях есть окна, в которых видны цветные лики святых. Он клялся на крови, что их путешественники обладают чудными блюдцами, похожими на часы, в которых стрелка всегда указывает на Север. Говаривал ещё, что в домах своих смертные вешают картины, которые, как водная гладь, отражают их лица.

- Вот уж сказки! – заливалась смехом Рада, а с нею и все русалки. – Этот смертный всего лишь бахвалился перед тобой, Фаина! Простым людям не по силам такая ворожба!

- Не мне судить, - лукаво улыбнулась ведьма, - я говорю, что когда-то передали мне. Артемизия, разве ты не помнишь, как нам рассказывали об этих чародействах?

- Что с того? – недовольно буркнула банши, вновь наполняя бокал вересковым элем.

- Одно знаю точно: краю земли не бывать!

- Да куда уж бестолковым смертным до твоей мудрости, Артемизия! – хохотала ворожея.

- Ну, что же была дальше, Фаина?! – нетерпеливо взвизгнула одна из русалок.
Юные слушательницы вновь навострили свои маленькие внимательные ушки. Ингар прищурился, глядя на Артемизию. Ему одному показалось, что лицо банши скривилось от ярости и горечи.

А сказ лился дальше:

- Майе шёл пятнадцатый год, когда маленький народ пережил страшную зиму – особенно морозную, последовавшую за неурожайной осенью, богатую разве что на хвори и снега. Дом Майи, дочери знахарки, наполнился болеющими детьми и стариками, с которыми приходилось делиться и без того скудной снедью; и не было в ту зиму ни пиров, ни плясок, ни песен. Но и в тяжкие времена жители поселенья не забывали о подаяниях своим волшебным покровителям, которые и помогли смертным выжить средь холода и голода.
Никогда ещё не встречал маленький народ весну с такой неистовой радостью! Люди выходили из своих домов бледные, исхудалые и радостные, с крепкой верою в солнце и его исцеляющую силу. Они выходили и плакали, но слёзы эти были наполнены счастьем и надеждой.

Надежда озаряла и душу Майи, когда в один из апрельских вечеров она брела от дома к колодцу близ опушки. Её ум отвлёкся от размышлений из-за топота копыт. По пустой дороге медленным шагом двигался белоснежный конь с гривой почти до земли и позолоченной уздой. Величаво восседал на коне юноша в сером плаще. Майя скрылась в кустах, безмолвно наблюдая за незнакомцем, как за чудным зверем.
Светлой кожей и русой прядью волос, чуть выглянувшей из-под плаща, всадник напоминал местных. Однако странные одежды и конь, подобные которому не водились в округе, выдавали в юноше чужеземца. То и дело билась о левый бок тяжелая сума. Он ехал с юга. Солнечные лучи ореолом обрамляли весь силуэт. Алый платок скрывал часть лица странника, но по уголкам глаз было заметно, что юноша улыбался светлому вечеру и простирающемуся впереди пути.

«Чужак и, видимо, пришёл издалека, - думала Майя. - Если остановится у нас, старики начнут коситься с недоверием. Чего же он ищет в забытом всем миром лесу?»

Приятным тихим огнём её сердце согревалось от любопытства. Это был новый человек, глоток свежего воздуха в запыленной комнате, и всякая деталь в нём пробуждала интерес и тысячи вопросов. Чужеземец продолжал свой медленный ход, не зная, что два янтарных глаза охотницы преследуют его, как добычу.

Вскоре всадника увидали и в поселении, где его появление придало жизни всей общине. Седовласые старцы в льняных рубашках и черноволосая женщина выходили навстречу странному гостю, и опасливые взгляды окружали его со всех сторон.

- Кто ты, чужеземец?! -  вопрошали маленькие люди.

- Я одинокий странник, - отвечал юноша голосом, подобным звенящим стременам, - и я не причиню вам зла. Прошу лишь о ночлеге для меня и моего белогривого Маро. С рассветом я покину ваш край, следуя за ветром.

- Он сказал правду, - говорила женщина, стоявшая впереди старцев.
То была знахарка, мать Майи; и слово её, слово той, что была на короткой ноге с духами, стало порукой в праведности всадника.

- Возьми же странника под свой кров, Дана, - обратился к ней один из старцев, - а коня его мы отведём в наши хлева и накормим. Мы, странник, бедный народ, и мы боимся зла от чужаков; но всякого гостя надо встречать по достоинству. Таков закон лесов.

- Да приумножат небеса ваше счастье, великие люди! – кланялся юноша, передавая коня в руки старцев.

Маленький народ не лгал. Всё поселение накрывало столы и выкатывало бочки со своими сладчайшими винами. Приезд странника стал первым весенним пиром.

- Пир? После жуткой зимы? – с сомнением ухмылялась Артемизия.

- И вправду, Фаина, не кривишь ли ты? – прищурилась Рада. - Пир во славу презираемого чужака? Разве это разумно?

- Таков закон лесов, - вмешался Ингар, и ведьма кивала в ответ.

Как будто вторя седобородому хранителю, ветер затеребил ветви деревьев, и всё собрание замерло, вслушиваясь в гулкий шелест. Они слушали, как лес ведёт с ними разговор. 

- Был пир. Древние старцы не сводили глаз с чужеземца, что не трогал ни яств, ни напитков, и не показывал лица, скрытого за алым платком. Молодые люди же поднимали кубки вина во славу весны, пока странник рассказывал им  о краях, что встречались ему на пути. Он описывал лукавых сирен, чуть не погубивших его в плавании, и чудищ с человеческими лицами и с каменной плотью; драконов, скрывающих несметные сокровища, и златорунных баранов; источники, в которых льётся человеческая кровь, и подземелья, населенные вредными троллями.

-Вы видели всё своими глазами? - удивлялась Майя, подпирая острый подбородок рукой.

Два круглых, как лунные диски, глаза то и дело раскрывались от восторга и изумленья.

- Конечно, - непринужденно отвечал чужеземец.

Его речь была проста, и всякую новую историю он излагал легко, будто не видя в своих рассказах нечто примечательное или стоящее большого внимания.

- А Золотую страну?! - не выдержала любопытная девушка. -  Вы её видели?

Сидевшая рядом молодёжь, крутя у висков, глумилась над причудливой выходкой, но серьёзный тон чужака прервал их хохот: «Я был там. Слишком давно».

Пьянящий озноб пробежал по бледной девичьей коже. Перед Майей был не обыкновенный человек, а живое доказательство того, что её сумасшедшие грёзы так же действительны, как трава под ногами. Ей казалось, пусть весь остальной мир объявит, что нет, что и не было в помине Золотой страны – теперь она не поверит и всему остальному миру.

***

- Ну и дура! – загоготала Артемизия, но вскоре замолчала: русалки устремили на неё возмущенные взгляды.

- Что взять с наивной незрелой девчонки, которая рождена на задворках задворок? – прыснула ей в ответ Фаина.

- Перестаньте! – вспыхнула Рада. - Разве это грех – идти за своей мечтой?! Разве плохо – верить в чудо?

- Конечно же, грех, дитя моё, - с улыбкой говорила ведьма. - Сладкий-сладкий, неразумный, бестолковый грех, необходимый каждому существу. Лучший из грехов! Особенно мечта пряна, когда она неосуществима. Ведь оттого душа и живёт, что вечно чего-то хочет. Что думаешь, Артемизия?

Бескрылая банши лишь надула свои губки, как обиженный ребёнок. Ворожея усмехнулась над ней, точно старший над неразумным дитём, после чего певуче продолжала:

- Разумно или нет, Майя доверилась страннику и его сказу. Зелёная надежда озарила её душу. Девушка смотрела на чужеземца и думала о том, что Золотая страна, мелькавшая в небесных далях её мечтаний, будет также прекрасна, как прекрасен этот юноша и как прекрасны его волшебные сказы в незатейливом изложении. Майя думала о том, как приятен воздух, когда вдыхаешь его молодою грудью; о том, что сегодня вино особенно сладко, и о том, как хороши весенние ночи. Она думала о том, что именно в такую ночь она бы предпочла умереть – умереть, уснувши и наблюдая в своём бреду, как причудливые птицы клюют плоды на ветвях Древа Жизни, а всадник в сером плаще продолжает своё путешествие.

И, как теперь, сто лет назад в поселении маленького народа гулял легковесный Ветер и развивал кудри юных прелестниц. Люди пели и плясали, болтали и пили сладкое вино. И Майино горло обжигал пряный напиток, и её ноги танцевали вокруг костра. Языки пламени не трогали её тела, зато какие пожары пробуждали они в неопытном алчном до жизни сердце!

Майя поздно вернулась домой, плохо спала и пробудилась на рассвете. Сон девушки был прерван неслучайно: едва уловимый звук шагов достиг её слуха. Слегка скрипнула дверь, и через несколько мгновений со стороны хлева послышались шорох и ржание коня. По-кошачьи крадучись, дочь охотника неспешно встала и вёрткой тенью проскользнула из дома в конюшню. Было темно, но среди мглы она разглядела странника, что гладил шелковистую гриву своего коня, приговаривая: «Маро, Маро». Шорох соломы под ногами Майи заставил его обернуться.

- Ах, это ты, хозяйская дочь? - улыбнулся всадник, что было заметно по глазам. - Прости, что потревожил твой сон.

- Вы покидаете нас? - шептала девушка.

- Солнце вот-вот взойдет. Я исполняю обещание, данное вашим старцам.

- И куда же Вы отправитесь?

- Вслед за Ветром.

Они оба устремили свои взгляды в чернеющие силуэты волнующегося леса.

- Отчего ж ты нейдешь назад, домой? - спрашивал всадник, лаская сильною рукой гриву своего спутника.

- Я не хочу!

- Чего ж ты хочешь, хозяйская дочь?

- Покинуть этот край. Я молю Вас, заклинаю именами всех живых тварей, всех людей и нелюдей, увезите меня отсюда! Я задыхаюсь!
Добродушное лицо чужеземца нахмурилось и посерьёзнело. Он вновь взглянул на путь, что ложился впереди.

- Стало быть, тебя манит Золотая страна, о которой ты вопрошала меня… - ухмыльнулся он,  отвечая глухим печальным голосом. – Но Золотая страна требует своих жертвоприношений. Сколько ж тебе лет, хозяйская дочь?

- Пятнадцатый год отмерило Солнце прошлой весной.

- Пятнадцатый год! Ты чересчур юна, дитя лесов.

- Молю… - шептали её губы, чувствуя вкус солёной слезы.
Странник не отводил своих глаз от дороги. Он избегал просящего взора янтарных очей.

- Та страна, о которой бредишь, закрыта для смертных, - отчеканил чужеземец, - как и дороги, о которых вёл я свои речи. Ну же, дева, протяни свою руку – и ты поймешь, что тот, кто стоит перед тобой, есть тень, дух, колдун, которому не суждено более познать прикосновений и человеческого тепла.

Длинные пальцы Майи потянулись к широкой груди странника, но те не успели прикоснуться до плоти, покрывшись ледяной коркой. Испугавшись, девушка одёрнула руку. Ей показалось, что под платком чужеземец улыбнулся, как-то грустно и жалостно. Заметив, как внимательно собеседница следит за мимикой его глаз и лба, юноша, словно смутившись, продолжил:

- Желаешь приблизиться к Золотой стране? Жаждешь познать тот путь, что познаю я? Что ж, дело твоё, я не смею препятствовать. Только учти, тебе придётся,- он остановился, пытаясь подобрать более подходящее слово, после чего произнёс, - внести свою плату. Готова ли ты, хозяйская дочь, позабыть о доме и родине? Отречься от матери и материнства, всех предков и потомков? Готова ли ты, дитя лесов, навек уйти в мир теней? Возложить свою плоть на алтарь Ветра? Готова ли ты умереть для всего земного в свои пятнадцать лет?

Его слова падали ударами топора на тонкую девичью шею. Горечь накатывала к золотистым глазам, но их обладательница лишь задирала голову вверх и покусывала губы. Они молчали, и сам лес замер в ожидании Майиного ответа. Безымянный странник и дочь охотника стояли вдвоём, как на ладони у мира, на виду у внимающих звёзд и на слуху у деревянных стен, при свидетельстве всей лесной нечисти - фей и эльфов, русалок и вил, сатиров и нимф.

«Готова», - обронилось с её сухих губ.

В ответ чужеземец достал из сумы, висевшей на крепком плече, сиреневую чашу и кинжал. Лёгким движением он полоснул свою ладонь, из которой полилась вязкая индиговая жидкость. Пару капель с тяжестью рухнули на дно чаши, и не прошло и минуты, как рана затянулась и исчезла. Юноша безмолвно протянул своей спутнице аметистовый бокал и острие, орошенное колдовскою кровью. Следуя примеру чужеземца, Майя с робостью надрезала сияющую в лунном свете кожу. Алая струя, смешиваясь с синеватой жидкостью, порождала пурпурное месиво.

«Первый глоток – полному месяцу!» - узкая полоска его губ коснулась напитка.
«Второй глоток – новой луне!» - она наклонила к себе аметистовую чашу, и вскоре язык коснулся солоноватой смешанной крови.
«Третий глоток – всем растущим и убывающим месяцам и лунам!» - твёрдая рука вновь переняла бокал, вознося тот высоко над головами, и из чаши пурпур водопадом полился на землю.

-  Близится рассвет, моя новоявленная сестра. Всем нитям с прошлым надлежит быть оборванными,  - обращался колдун к девушке, - сними же серьги да состриги длинные кудри! Ни к чему украшения в мире, к которому отныне мы оба принадлежим!»

Переливающееся лезвие кинжала сверкнуло и пронеслось за Майиной шеей, управляемое её ловкой рукой. Одна за другой огненные локоны попадали на солому хлева; вслед оказалось на земле серебро серёг. Также скоро и просто Майя взобралась на коня. Пару мгновений – и ветер зазвенел в ушах, взметалась белая грива Маро. Мороз от дыхания колдуна, сидевшего позади, не касаясь её, бежал по девичьей спине.

Звёздные россыпи, словно тысячи ангельских фонариков, освещали двум душам их дорогу. Лес заканчивался. Впереди открывалась бескрайняя степь, и цвели в ней всюду красные маки.

- Куда же мы мчимся, брат? – вопрошала Майя, хохоча несущемуся навстречу воздуху.

- Запомни, молодая луна, отныне у тебя одно направление – вслед за Ветром! – кричал колдун, смеясь в ответ своей сестре.

***

- Ах, Фаина, до чего же хорошо сказывается твоя история! – не выдержала одна из русалок, мечтательно закатывая глаза. - Как мило!

- Мило? – хмурила тёмные брови Артемизия. -  Мило ли ускакивать невесть куда с незнакомцем, которого видишь первый раз в жизни? Забывать отца и мать ради какого-то увлечения – мило ли? Вслед за ветром! Золотая страна! Ха-ха-ха! Брехня! О нет, это, глупо, безумно, жестоко!

- Эх, вечно угрюмая Артемизия! – качала головой Рада. - Разве весна не наступала в сердце твоём, и разве ничьё существование не заставляло птиц петь мелодичнее, а цветы – пахнуть душистее? Нет-нет, я знаю, их свела сама судьба! Они обязательно полюбят друг друга!

- Да что вы, легкомысленные русалки, знаете о любви?  – забасил Ингар. - Вздохи, смешки да поруганные клятвы – вот и весь ваш удел! Нет, у вас мозгов, однако, не больше, чем у этой дочки охотника! Нашлись знатоки любви! Да ведаете ли вы, простоволосые и нагие, что такое «любить»? Когда человек от тебя неотделим, и оторви его от тебя – останешься как без руки или ноги?

Старец говорил, не меняя ни позы, ни мимики лица; только странная злоба, походившая скорее на горе и боль, застревала в его горле. Ингар всё ещё помнил, отчего уже несколько десятков лет не снимал чёрных одежд. Все, все люди и нелюди позабыли, а он помнил свою опору и отраду, супругу и продолжательницу рода, златовласую Кэролайн . Он помнил свою статную Кэролайн, что ходила за водой в одиночку. Ингар помнил, что такое любовь.

«Они не поймут», - раздавалось в его мозгу снова и снова, будто голова хранителя стала колоколом, внутри которого бился неустанно свинцовый язык.
Русалки с сочувствием глядели на Ингара, и никто из них более не открывал рта. Молчала и ведьма, хотя лицо её было спокойно и безмятежно. Никто не смел даже шевельнуться, за исключением Артемизии. Банши, наполнив деревянную кружку Ингара элем, поднесла её старому приятелю и нежно погладила его по плечу, шепча на ухо что-то утешительное, но никем другим не услышанное.

- Ну, что же ты умолкла, Фаина? – прохрипел Ингар после нескольких минут тишины.

- Всякой истории нужен конец. У вас, нечистые силы, конечно, свои законы… Однако нехорошо, чтоб истории обрывались на полуслове. Говори же, бесовка, что было дальше?!

- А ты не командуй мною, Ингар, - размеренно отвечала ворожея, - а то я обижусь и улечу на шабаш, как принято у порядочных ведьм.

Костлявая кисть всё поглаживала череп на посохе, и острые ногти перебегали с бараньего лба на золотые рога. Бархатистый голос возобновил рассказ:

- Майе чудилось, что маковой степи не было ни конца, ни края.
В вышине растворялись фонарики звёзд. Солнце, казавшееся в то утро особенно большим и необъятным, выглядывало из-за горизонта, распуская свои разноцветные кудри зари по всему небосводу. Оно было великим, почти всесильным и даже грозным! Но эта неизмеримая мощь не отпугивала, а лишь заманивала Майю к себе, в жаркие объятия божественного светила.

- Мой брат, неужели все восходы так же волшебны в мире теней?! – дивилась девушка, распластав свои руки, как будто они служили ей крыльями.

- Путь долог, и ты повидаешь ещё много разных восходов, молодая луна, - в задумчивости произносил всадник.

Ещё долго им предстояло наблюдать цветение маков. Солнце уже оторвалось достаточно высоко от горизонта, когда впереди показалось отливающее голубизной озеро в кольце зеленых холмов. Оно было гладко и ровно, словно блюдце. Конь не останавливался, продолжая ехать также стремительно, не сворачивая, будто готовясь тотчас же пойти на дно круглого озера. Они неслись навстречу гибели. Лёгкие уколы страха задевали Майино сердце, но девушка оставляла тревогу внутри себя, стараясь всей своей сущностью довериться своему новому миру. Берег заканчивался, пару шагов Маро отделяли путников от погружения… Но вода не поглотила своих гостей, и озёрная гладь становилась другой дорогой. Майя кричала: «О, мой лунный брат! Благодарю тебя за новую жизнь, врученную мне! Благодарю за твой чудный дар! Хвала колдуну! Хвала полному месяцу! Хвала миру теней!»

Всадник молчал, но уголки глаз выдавали скрытую платком улыбку. Его спутница ненасытно вкушала плоды жизни, бывшей для него несменным устоем.

- Кого же мне благодарить, полный месяц? Каково твоё имя?

- Зови меня Братом, и ты никогда не ошибешься! Я есть Колдун, Скитающаяся Тень! Я Следующий за Ветром, и Небо – Мой Судья! Я Царь без Царства, Господин Дорог! Я есть Правящий Своею Судьбою, также как и ты есть Правящая Своею Судьбою! Видишь, как много имён!

В ответ молодая луна залилась счастливым смехом, и с нею вместе звенели, хохоча, нефритовые травы и розовые цветы на холмах. Несколько капель озёрной воды, летевшие из-под копыт коня, попали на Майины руки, плечи и стриженые волосы. Девушка подумала о том, что сверкание и маленькие радужки в этих частицах воды дороже всех металлов и самоцветов, спрятанных в недрах земли.

То озеро было огромным, но и оно не оказалось бесконечным. Впереди виднелся очередной низенький холм, на который Маро взбирался, не уменьшая скорого темпа. Он быстро достигнул вершины, широкой и плоской, словно остров посреди моря облаков. Везде цвёл лиловый вереск, наполняющий благоуханием и сладостью своего нектара чистый воздух. Он охмелял юную голову сильнее медов. Всё громче звучал Майин хохот и звон вересковых венчиков, всё величественнее и горячее становился солнечный диск. Быть может, именно из-за этого жара девушка не ощущала прежнего холода, что исходил от дыхания спутника. В её янтарных глазах раскаленный шар представал близким и вполне досягаемым - и она, смеясь своим чувствам, протягивала ладони к светилу.

Ход Маро замедлялся.

- Остановимся здесь, - произнёс юноша, спускаясь на землю, - не всё же время нам скакать на коне? Ты ещё успеешь пресытиться ездой.

- Неужели этим миром можно пресытиться? – восторгалась Майя, опёршись на крепкую руку странника.

Лёгкий прыжок, отделявший её от зелёной тверди холма, чудился ей полётом.

- Говорят, люди привыкают ко всему.

- А я не человек, - подмигнула девушка. - Я тень, молодая луна, Правящая Своей Судьбой.

Одурманенная радостью и запахами вереска, Майя, слегка уставшая, повалилась на землю.  Мягкие травы ласкали её своей влагой, и серебристые капельки, точно крошечные алмазы, блестели в багровых локонах и малахитового цвета тканях.

Майя сама не заметила, как ясные глаза, отражающие такое же светлое небо, сомкнула нежная дрёма. Она спала и наблюдала, как золотится на горизонте заветный край, в котором никогда не бывает ни диких стуж, ни страшных болезней. Майя мчалась навстречу Золотой стране, в которой – да-да, она знала! – всегда тепло, словно каждому в тех краях пришивают к сердцу кусочек солнца. Ветер звенел в ушах, взметалась белая грива Маро. Жар от дыхания колдуна, сидевшего позади, слегка касаясь её, приятно обволакивал девичью спину.

Голубая бабочка, опустившаяся тоненькими лапками на Майин нос, пробудила молодую луну, улыбающуюся в своём забвении. Девушка проснулась и невольно вздрогнула от похолодевшего воздуха.

«Вечный бой», - донёсся до её слуха голос странника.

Безмятежно потянувшись, молодая луна завертела головой, ища взглядом своего спутника. Тот стоял на краю холма, бессознательно вороша гриву своего коня.

«Гляди, Маро, как снова Солнце борется с тьмой. Достойный бой! Сколько же крови, погляди, сколько крови его разлилось по небосводу! И кровь красная, живая! Не то, что моя… Как же упорно оно, Солнце, бьётся! А ведь всё равно, чёрт возьми, проиграет! Покатится под землю залечивать свои раны, и с утра снова в бой, за победой!.. Или нет? А вдруг умрёт, а? Столько крови терять еженощно – никакому божеству не под силу. А, Маро, вдруг Солнце умрёт? Вдруг тьма поглотит все миры, а? Всех-всех поглотит, от людей до нелюдей, как страх однажды поглотит меня целиком, ничего не оставив!»

- Да как же может так статься?! – вскрикнула Майя.
Всадник обернулся. На его лице лежал отпечаток тяжких мыслей и какой-то необыкновенной устали. Он и не сильно удивился тому, что его мрачные речи были кем-то услышаны.

- Не бывать тому! Слышишь, брат, не бывать тому! Тысячами, тысячами ради светила люди лягут, чтоб кровь их впитала земля! И впитает! Впитает и  омоет все раны Солнцу! И будет новый бой, и будет новый день! И вновь уйдет, прихрамывая, тьма! И, я верю, я знаю,  тебя не поглотит…

Майя запнулась, с жадностью заглатывая обжигающий холодом воздух. Она пристально посмотрела в его глаза, слегка сиявшие в тени капюшона. Как корыстный старатель, Майя усердно выискивала в дымчатом взгляде какие-то ответы.

- Тень или человек, ты чересчур юна, молодая луна! – посмеялся путник. - Горячая голова, и этою головою ты бросилась в омут без раздумий. Не жалеешь ли хоть, что связалась с миром теней?

- Ни за что!

- И славно.

- А ты? – робко шепнула Майя.

Колдун с минуту промолчал, потупив взгляд. Затаив дыхание, вторили его молчанию травы на холме.

- Если б и было у меня что-то, я б отдал всё за один ответ, - серьёзно и размеренно заговорил он, будто бы душа в своём тоне всякую ноту тревоги. - Я еду давно, молодая луна, и уже не знаю, верен ли мой путь. До чего же досадно будет понять там, в конце дороги, что я ошибся маршрутом... Горит вдалеке огонь, указывает, зовёт. Едешь ты на его горячий голос, всё ближе, ближе – а пламень всё меньше, меньше… Ты мчишь, мчишь – а пламень гаснет, гаснет…Только, думаешь, сейчас руки-то отогрею, коснусь языка костра – а там лишь зола да пепел остались… И что делать, раз огонь твой угас? Куда идти потом?

- За новым светом, - неуверенно проронила девушка.

Колдун устремил на неё странный взор. В нём смешивались надежда и недоверие, одновременно желание и боязнь понять свою спутницу.

- Я и вправду чересчур юна, - медленно продолжала Майя, - и мысли у меня юные, наивные. Да разве можно душу сохранить в сундуках? Может, богаче тот, кто потратит её, до последней копейки, на одно-единственное мгновение. На целое мгновение! Да такое дивное мгновение, что вместо костра греет руки. С таким-то мгновением можно пережить даже самую долгую ночь в году. Пережить, чтоб с утра –  в новый путь, за новым светом! Не всем же кострам гаснуть прежде времени?

- Чудные и чудные вещи твердишь, молодая луна! -  улыбнулся странник уголками глаз. - Да будут прокляты небесные боги, если не позволят тебе вкусить плодов с Древа Жизни, что растёт посреди Золотой страны.

Она застенчиво улыбнулась в ответ. Ветер заколотил вересковые венчики, напоминая двум душам о том, как длинен путь впереди.

- Пора, молодая луна, - молвил колдун, протягивая руку Майе, - до Золотой страны ещё нужно добраться.

- Далеко ли ещё?

- Когда чего-то ждёшь, всякое маленькое нетерпение становится пыткой, - усмехнулся всадник, взбирающийся на коня вслед за девушкой.- Главное – следовать за Ветром. Ветер сам отмеряет срок и указывает направление; Ветру и решать, как и когда тебе суждено добраться до своей цели.

- Сколько же ты скачешь за Ветром?

- Не помню. Мы, бродящие тени, не считаем ни утёкшей воды, ни ушедшего песка.
Юноша дёрнул за поводья, и тихим, постепенно возрастающим шагом конь продолжил путь. Горделиво спускался он с цветущих холмов. Солнце уже скрылось за линией горизонта, уступая место тьме и неизвестности. Воздух, пропитанной странной тревогой, садился на узкие плечи Майи мучающим вопросом. Она не сразу решилась обратиться к спутнику со словами:

- Брат мой! Ты видел Золотую страну, ты уже познал её на своём пути. Расскажи, какая она?

- Не забывай о клятве, молодая луна, - хмуро произнёс всадник. - Я отрёкся от родины и всякой памяти о ней так же, как и ты. Мы все скрепляли свои клятвы кровью.

- Стало быть, ты родом оттуда?! Из Золотой страны? – то ли с ужасом, то ли восторгом вскрикнула девушка.

Её возглас так и замер в пространстве, не получив отклика. Дыхание колдуна похолодело настолько, что шея и голова Майи покрылись тонкой плёнкой инея. Непонятное волнение не давало ей повернуться и взглянуть всаднику в глаза.

Ночь была тихой, тёмной, совсем беззвёздной, к тому же совпавшей с новолунием. Чем дальше неслись две души, тем холоднее становилась округа; наконец появились на безлюдных пространствах редкие снега. Страх перед зимой эхом доносился до Майи из прошлой жизни, но будто взмахом клинка или движением ножниц девушка отсекала его: «Здесь нет ни голода, ни боли; и в этом неизведанном мире у меня есть свой проводник».

Майя отдавалась новой жизни безвозмездно, бездумно, всецело. С каждым часом, с каждой минутой вера в мир теней и загадочного колдуна (почти нового бога!)  крепчала, впитываясь в её всепоглощающее сердце, как дождевая вода, уходящая в почву.

И в самом деле, какая разница, что они оставляли в прошлом? Значение имеет лишь настоящее. В настоящем он восхитительный всадник в восхитительную ночь, где даже снега, страшные снега, пахнут упоением.

***

Со всех сторон круга донеслись тихие, но всё-таки слышимые вздохи умиления русалок. Ингар покачал головой, Артемизия закатила глаза, но никто не решался перебивать Фаину.

- Чей-то неясный призрак замелькал вдалеке. Через пару мгновений прорезающей воздух стрелою закружил вокруг всадников белоснежный сокол. Он приземлился на плечо колдуна, с гордостью выставив вперёд широкую грудь.

- Неужто Ваше Высочество пожаловали к нам? – ухмыльнулся всадник.

-  О чём ты, Брат?

- Только не говори, что ни разу не слышала легенду о короле троллей и его дочери? – удивлялся колдун. - Вот же дремучий  народ!.. Есть сказание о короле, бывшем настолько угрюмым и нелюдимым, что приказал слугам, троллям, возвести вокруг своего замка толстую ледяную стену. Обходя свою неприступную крепость, король дивился искусности мастеров и поклялся исполнить любое желание того, кто из-за стены проберется в замок, ибо полагал, что это отныне невозможно.

Слухи о неприступной стене распространились по всему свету. Многие воины, грезящие о богатствах троллей, старались одолеть крепость – безуспешно! Наконец о непокорной стене услышала сама Весна. Дивную весть красавица встретила со смехом:
«Никому не одолеть стену? От одного моего прикосновения растворились бы все её льды!»
На следующей же заре Весна отправилась в путь, и не прошло и недели, как она очутилась у стены. Девица слыла той ещё вертихвосткой, вскружила голову одному из сторожей-троллей и от него узнала о лазейке в крепости. Гордой походкой победительница входила в тронный зал, где пораженный король склонился перед ней.
«Я поклялся исполнять желание всякого, кто проберется через мою стену. Чего же ты хочешь?» - спрашивал уязвленный владыка.
«Возьми меня в свои жёны», - заявляла Весна, - «и пусть отныне правим мы в твоём государстве сообща!»
Король ни с кем не желал делить ни трон, ни сердце, но, скрепя зубы, слово своё сдержал. На изящной ручке Весны засверкал хрустальный перстень.
С приходом Весны королевство начало преображаться. Стена вскоре была разрушена. Везде по замку тролли расставили цветущие вазы и развесили красочные гобелены. Приведены в порядок были древние камины, которыми при холостом короле никто не пользовался. Северные города оживились, ремёсла и торговля забили в них ключом.
Владыка сам и не заметил, как сильно по прошествии нескольких месяцев привязался к новоиспеченной супруге. Весна сводила его с ума. Каждый каприз, каждую прихоть взбалмошной жёнушки он исполнял в ту же секунду. В прошлом грозный, вечно мрачный повелитель троллей с упоением глядел на то, как отплясывала Весна на пирах и как подпевал её соловьиный голосок проезжим музыкантам. Венценосный владыка, глава целого государства, оберегал по ночам чуткий сон своей возлюбленной, принимая свой пост за великую честь. Северный народ не помнил времени более счастливого и короля более благосклонного.
Холимая и лелеемая Весна прожила в королевстве до февраля, а затем настал срок ей вернуться на родину до тех пор, пока вновь не сменит её на престоле времён Лето. О, как мучился король, отпуская поутру свою супругу, проворную птицу, из крепких объятий! О, с какой болью слушал владыка её щебетания, полные обещаний скорейшего возвращения, лишь наступит июнь!
Сонный март, весёлый апрель, хмельной май… Вдали, на своей родине, легкомысленная Весна уже и не думала о супруге. Через несколько месяцев, в преддверии зимы, тролли притащили владыке Севера найденную под воротами замка чудную корзинку. Она была вся украшена цветами, а внутри лежал белокожий беловолосый младенец, девочка, с хрустальным перстнем, положенным у головки…
С тех пор и по сей день живёт король в замке со своей дочерью, ставшей для отца  единственным смыслом жизни. Стены владыка более не возводит, но королевну из замка не выпускает и бережёт как зеницу ока. А меж тем девица, дочь Весны, обладает магическим даром: всякого хромого и слепого, глухого да немого либо прочего больного исцеляет одним прикосновением руки. Вот только мало кто добирается до тех промёрзших, навеки усопших во льдах мест. Из них редкие везунчики удостаиваются права повидаться с королевной…
Но по ночам дочь Весны втайне от отца оборачивается соколом и улетает из замка. Говорят, она ищет свою беспутную мать.

- Веришь ли ты в это?

- Чёрт его знает.

Впечатленная легендой, Майя принялась ласкать лохматые перья нежданной гостьи, в то время как всадник поглаживал птицу по золотистым лапкам. Белый сокол с благодарностью потёрся крохотной головкой о серый капюшон странника. Вскоре гордая птица упарила в беспросветную вьюгу, также внезапно, как появилась. Колдун и девушка ещё долго глядели на заснеженные порывы ветра, провожая взглядами новую знакомку.


Тишина… Необыкновенная тишина рассыпалась по округе. Её потоки струились по земле и воздуху. Эта тишина была нежна, она лелеяла путников какой-то причудливой лаской. Полный месяц и молодая луна ехали безмолвно, сообща балансируя на единой струне беззвучия.

Майя обернулась – на каких-то полсекунды! – и сошлась взглядом с всадником (на грошовую долю мгновения!). Две души, разделенные стеклянной стеной своих размышлений, зацепились друг за друга через крошечную прореху и вновь разошлись по разные стороны прозрачности.

«Неважно, сколько времени отмерит Ветер, - мягко жужжал рой Майиных мыслей, - я люблю этот путь. Я хочу ехать дальше и дальше, касаться мягкой гривы Маро и вздрагивать от морозного дыхания позади».

Ночь медленно разливалась по пространству. Вечность! Только вечность, в которой время теряет свою суть, подобна таким ночам. В эти бесконечные ночи ни тень, ни нечисть, ни человек не замечает первых просветов на горизонте. Приход Солнца, изворотливого Феникса, является неожиданным, будто уже не столь необходимым. Да, пожалуй, восход в такую пору становится вовсе ненужным - но всё-таки любимым. Любимым, как далёкое воспоминание, утерявшее через годы свою боль и сохранившее в себе лишь свет навсегда ушедших дней.

«Гляди, Маро, как снова Солнце борется с тьмой! – прошептала Майя, и шёпот её, чересчур громкий для тишины, разносился во все стороны. - Спорим, оно одержит победу?»

Девушка вновь оглянулась, подмигивая всаднику в плаще. Колдун всё слышал, но молчал. Его взор с невиданной ранее жаждой поглощал безжизненные пейзажи наступающей тундры. Блеск сугробов отражался в зрачках, сияющих двумя скромными звёздами на светлом небе лица.

- Ты любишь зиму? – улыбнулась молодая луна, наблюдая за сверканием в глазах увлеченного странника.

Чуть помрачневший, нехотя переводя взгляд на свою собеседницу, колдун будто пробудился от сладкой неги. Звёздочки зрачков потускнели серьёзностью.

- Возможно, - рассеянно отвечал юноша. - Зима мне близка. Я понимаю её лучше, чем душное лето. В зиме часть меня, и неотъемлемая часть меня – зима.

- Туда дует твой Ветер? К Северу, ко льдам и снегам?

- Верно. Зимний край, спрятанный за Морем Беловолосых. Страна солёного воздуха, большерогих лосей и заливов со скалистыми берегами.

Всякое его слово падало тяжело. Лоб, прячущийся за спадающими русыми прядями, всё больше морщился. Глаза заволакивались плотным туманом.

- Мои зимы так несхожи с твоими, - говорила Майя, - увидеть бы их такими, какими видишь их ты…

- К чему же? У тебя есть своя цель, своя Золотая страна.

- Но ведь Золотая страна – мечта, а мечты рано или поздно сбываются! Что же мне делать, когда моё заветное желание исполнится, как не идти за новым?

- Вот ты и познала наш главный закон! - улыбнулся странник. - Тот, кто правит своей судьбой, всегда в пути. И не привязан ни к чему и ни к кому!

Эта улыбка была наверняка не весёлой, то ли печальной, то ли и вовсе равнодушной. Задорный тон звенящего голоса как будто содержал в себе странное беспокойство.

- Ты видел больше меня, брат. Скажи, и вправду нет во всём свете ничего, что хотелось бы удержать навсегда?

- Ничего.

- И никого?..

Спрашивая это, Майя помрачнела. В её разгоревшемся любопытстве крылось нечто особое, несхожее с интересом юности. Монетой звенел его молниеносный ответ:

- Ну уж нет! Я есть Правящий Своей Судьбой, и не согнусь не перед одной из королев!

Судорожным движением руки всадник заставил коня свернуть в согласии с меняющимся ветром, оставляя за спиной пламя зари. Менялась линия горизонта. Там, далеко-далеко на Западе, возрастали каменистые горы. Лучи золотили их мохнатые заснеженные верхушки. Это явление природы придавало горам сходство с титаническими существами, увенчанными драгоценными коронами. Несмотря на большое расстояние, необычайная сила исходила от них за множество миль. И всё-таки такой же далёкой эта гряда мнилась ещё долго, точно не бешено мчался Маро, а замер на месте. Добравшись до гор, и конь, и наездники были уже изрядно измотанными. На просторе начинался мелкий снегопад.

- Ты вся прозябнешь, - усмехнулся всадник, - ступай в ту пещеру и отведи с собой Маро. Я вернусь.

Плотнее надвинув капюшон, юноша скоро скрылся в снегопаде.

Среди покоя и неподвижности время становилось тягучим. Из доброй чародейки оно превращалось в жестокого палача. О, мучительное ожидание! Твои пытки больнее и коварнее жизни и смерти! Раненная птица больше всего страшится не разбиваться, а падать.

Майя с тревогой вглядывалась во вьюгу, ярившуюся сильнее с каждой минутой. Малейший шорох или нечаянное видение, чем-то напоминающее ей знакомый силуэт, заставляли девушку вздрагивать, как прячущемуся от хищника зверю.

«Я не смогу ждать так долго, Маро,- шептала она, не смыкая больших янтарных глаз, - я пойду туда, в метель, за ним».

А время всё также текло, будто густой дёготь. Пелена метелицы становилась всё беспросветнее. Наконец Майя в решительности встала – резко, неожиданно, в одно движение! – и устремилась к выходу. Почти переступив порог пещеры, девушка отшатнулась, разглядев в белизне вьюги тёмные очертания.

Долгожданный выдох – он вернулся.

По приходу всадник приложил к стене принесенную охапку дров. Вся его одежда была покрыта толстым слоем снега, который аккуратными движениями рук принялась стряхивать Майя. Этот снег сверкал подобно белым шапкам великанских гор.

- Постой, - произнёс всадник, задержав её руку в воздухе.

Девушка вся остолбенела от жуткого холода, вызванного лёгким прикосновением.

Отпустив кисть Майи, точно опомнившись, странник вложил в ладонь своей спутницы снежный ком, наблюдая, как тот в мгновение ока растопили её разгорячённые пальцы.

Вслед за тем он схватил белую горсть со своего плеча. Майины руки уже покрывали капли талой воды, но снежный шарик, сжатый в колдовских пальцах, лишь больше твердел.

- Майская дочь, - вздохнул юноша, - и кровь ещё у тебя живая. Солнце течёт в твоих жилах.

Солнце бурлило в её жилах – но на что ей было столько Солнца, столько Солнца ей одной? Гораздо заманчивей было бы разделить внутреннее светило  с ближней промёрзшей, потерянной во тьме душой. И зачем нужны разгоряченные пальцы, если не на то, чтобы обвивать ими чью-то крепкую шею, нежно проводить по холодным щекам и трепать заснеженные волосы?

Об этом думала Майя, сидя у разожженного посреди пещеры костра. Её тонкие руки обхватили колени, на которые склонилась голова с взъерошенными пламенными кудрями. В тепле у огня зима действительно казалась краше. Невольно Майя вспомнила зимы в родном лесу, уютные деревянные домики, наполненные запахом свежеиспеченного хлеба…

«В прошлом!» - шепнула она, обращаясь сама к себе.

По другую сторону костра, оперившись спиной о стену пещеры, на тихое пламя также задумчиво глядел всадник. Быть может, в голове юноши тоже проносились воспоминания об ушедшей жизни. Возможно, мысли странника были обращены к далёкому Северному краю с его скалистыми берегами и холодными заливами. Может, что-то другое тревожило или успокаивало его ум и сердце, скрытые от всего и всех… Или не было ни дум, ни мечтаний – только бессловесное созерцание огня?

Как сто лет назад в пещере, где две бродячих тени искали приюта от метели, горел костёр в кругу нечисти. С таким же неведомым притяжением глядели на огонь сердца, молодые и старые, полные радости и печали, надежд и разочарований. Беспечные прелестницы-русалки, серьёзный старец, печальная банши, загадочная ведьма… Все немо жертвовали пламени свои лучшие мысли – такие непохожие друг на друга, способные быть принятыми только им, вечным огнём… 

- Языки костра незаметно убаюкивали Майю.

- У тебя уже глаза слипаются, молодая луна, - посмеялся странник. - Мы не спали целые сутки.

- Но я не хочу! – восклицала она, пытаясь раскрыть два круглых ока как можно шире. - О чём же мне мечтать перед сном, когда моя жизнь красочней видений, когда моя жизнь слаще желаний? Мне так хорошо сидеть здесь, глядеть на этот огонь… Вдруг всё моё странствие и есть сплошной сон? Я не хочу ничего терять!

- То, чему суждено потеряться, обязательно потеряется, - говорил всадник. - Однако твои речи меня удивляют. Ты ли это, молодая луна? Где же твоя былая уверенность? Ну, а вдруг Солнце умрёт, а?

Он улыбнулся уголками глаз и присел у костра. Молодая луна обернулась. О каком сне могла идти речь? Золотистое пламя освещало ей лицо прекрасного божества, находившегося на расстоянии согнутой руки… Будто завороженная, сама не осознавая своих действий, Майя приблизилась к страннику. Резким взмахом она сдёрнула алый платок, скрывавший лицо её спутника. Девушка застыла без движения, словно через туман всматриваясь в подбородок, нос, рот, покрытые жуткими язвами и глубокими рубцами. От ужаса платок выпал из её рук…

На лице колдуна не было ни изумления, ни злобы; на губах застыло непонятное выражение, в котором невозможно было разобрать какое-либо чувство.

- Прости, - шептала Майя, заламывая пальцы. Она то и дело дёргалась, не зная, куда деваться, что делать и говорить.

- Ступай спать, молодая луна, - буркнул всадник в ответ.

- Моя мать - знахарка, – не отступала Майя, - и я немного умею, знаю… Наверное... Быть может, я способна тебе помочь…

- Нет больше у тебя матери, молодая луна! Своими огненными пальцами ты прожжешь мне всё лицо! – ухмыльнулся колдун, глухо и пусто. - Там, на Севере, меня исцелит конунгова дочь. Если, конечно, она существует.

- Существует! И я пойду с тобой! - с запалом заявляла молодая луна. - Я буду с тобой, слышишь? Ты не будешь одинок! Мы доберёмся до этой королевны, и ты будешь излечён! Обязательно! И будет новый день! Всё станется хорошо, я обещаю… Понимаешь?

- Всё итак хорошо, - смиренно кивнул юноша, - а уж как будет дальше, знает только Ветер.

Неловкое молчание повисло в воздухе. Тысячи слов застыли на устах Майи, готовые бешеным вихрем сорваться в любую секунду, но она сдерживала их, как буйных лошадей.

- Ступай спать, молодая луна, - повторил странник, направляясь к Маро.

Майя свернулась клубком у пламени, вся скованная ощущением незаконченности разговора и собственных мыслей. Несмотря на путаницу в голове, она, убаюканная золотом костра, вскоре закрыла глаза.

Едва ли Майиному сознанию удавалось зацепиться за одно из видений, навестивших её. Вихрями лоскутков сны кружились в безумном мозгу.

Майе виделся лес. Она бродила по родным краям тенью, никем не замечаемой. Всё также резвились на улице дети, всё также старцы в льняных рубахах воздавали чести лесным духом, всё также девушки вплетали полевые цветы в свои косы. Всё также жили люди – все, кроме неё. Дочь охотника и знахарки стояла на пороге своего бывшего дома, но незримая сила запрещала зайти ей внутрь.

Майе виделась дочь конунга – белокожая, беловолосая, почему-то с бельмами на глазах. Белые руки королевны заканчивались соколиными когтями. Белое лицо походило на безжизненный слепок.

Майе виделись прозрачные стены. Девушка кричала, нещадно колотила  о них свои израненные руки, била холодную крепость ногами. Но стены, на вид такие хрупкие, оставались непокоримыми.

Майе виделось, как снежный ком таял в горячих пальцах. В нутре кома, под толстой коркой льда, проглядывалось чьё-то бьющееся сердце.

Майе виделось, как вновь колдовским кинжалом она оставляла надрез на своей ладони. Перемешанная кровь молодой луны и полного месяца лилась из аметистового кубка. Орошаемые пурпуром пески прорастали виноградной лозой.

Множество иных невероятных картин мелькали, как разноцветные маски на громком людном карнавале… Наконец, Майе виделись туманы над болотами, по которым она брела, ступая на крик колдуна. Странный зов преображался с каждым шагом, и вскоре вместо человеческого голоса стало различимо ржание Маро. Этот звук, пробравшийся сквозь её сон, возвращал Майины мысли в настоящий мир.

Белогривый конь беспокойно шагал по пещере, тряся разгоряченной головой. Молодая луна мигом вскочила на ноги и принялась успокаивать взбешенного зверя, что удавалось ей с большим трудом.

«Тише, тише, Маро, – ласково шептала девушка, гладя коня по длинной сильной шее. - Ну, что же тебя так встревожило, бедный мой друг?... Что терзает вас, бедные мои?... Ах, какая всё-таки у тебя грива! Какая в тебе сила и грация, Маро! Ты так беспокоен, Маро, и так красив в своих горячих чувствах! Достойный конь – достойному всаднику… Отчего, Маро, твой хозяин скрывает свои раны? Разве делают они его хуже? Нисколько! Я первая воткну нож в грудь тому, кто поспорит со мной! Глотку волком перегрызу тому, кто насмехаться посмеет! Не веришь, Маро?»

Её взор обратился к выходу из пещеры. Майя ахнула, пораженная: заснув на закате, она пробудилась тогда, когда Солнце уже восседало на престоле полудня. Но гораздо б;льшую тайну и очарование таило другое. На просторах, где полагалось быть бедной тундре и вечной зиме, сквозь снега начала проглядываться трава…

***

- Я знаю, это Весна, Весна, ожившая в их сердцах! – восторженно воскликнула Рада, - Великая Весна! Всё неспроста, Фаина, я знаю! Понимаете? Колдун, как тот король, прятал себя за стенами, а Майе удалось их растопить!... Но где же тем временем был сам всадник? Всё спал, пока конь метался по пещере? Или вновь пошёл за своими дровами? Ну к чему мучить бедняжку ожиданием? Это так скучно! Начинай с того момента, когда колдун проснётся или объявится, вернётся…

- Он не вернётся, - отвечала Фаина.

- Что? – в унисон вскричал весь ворох русалок.

- Вот так. Утренней порою, оставив на пороге пещеры очередную охапку дров, всадник взял свою сумку и, погладив на прощание Маро, двинулся вслед за Своим Ветром.

- Куда? Зачем? Фаина, признайся, что ты шутишь!

Взгляд Рады был наполнен по-детски наивной надеждой на чудо. Казалось, русалка переживала потрясение в своей собственной жизни. Рада была потеряна, её руки застыли в воздухе, будто, разматывая клубок, она запуталась в его многочисленных нитях.

- Фаина, Майя ведь найдет колдуна? – упорно продолжала допытываться девица. - Ведь… ведь так не может быть! Всё из-за льда, из-за льда! Она дотронулась до сердца всадника, и тот испугался, побоялся обжечься! Но Майя будет искать его, Майя найдет, она убедит, согреет, спасёт… Верно же?

- Ну и к чему? – закатила глаза другая русалка. – Она же Правящая Своей Судьбой, вольная тень! Теперь у неё есть Ветер и Маро. Майя добредёт до Золотой страны и постигнет своё настоящее долго и счастливо…

- И там она встретит принца! – восторженно закивала третья прелестница. – Даже не придётся вспоминать какого-то колдуна! Фи! Подумаешь, недотрога!

- Да помолчите же вы, дурёхи! – раздался бас Ингара. – Чем перед вами так провинился всадник?! Обещал ли он что-то неразумной девчонке? О нет, ничего! Посудите сами – на что ему, Господину Дорог, лишняя обуза в пути? Таких молоденьких лун на своём веку наверняка уже повидал, и те успели ему надоесть. Пускай девчонка ещё благодарит за то, что оставил её с конём да дровами. Авось, проживёт, если руки на себя не наложит! Ну, чертовка, чем же всё закончилось? Что сталось с дочкой охотника и знахарки?

- Я рассказала вам всё, что знала сама, - пожимала плечами ведьма, - что было дальше, знает только Ветер.

- Тьфу ты, бесовка! – топнул тяжелой ногою Ингар, - Видеть тебя, проклятую, не могу!

- И не придётся, - хитро улыбнулась ворожея, - ведь мне ужас как захотелось на шабаш!

- Разве ты не хотела остаться с нами? – грустно спрашивала Рада.

- Что взять с меня, ведьмы?! Мы, как дикие кошки, делаем то, что первым взбредёт в голову! В конце концов, нужно спасать чертей, пришедших на шабаш. Не танцевать же им с моими уродливыми подружками? Пусть проведут своё время в компании поистине интересной привлекательной дамы.

Она единственная смеялась среди приунывшего собрания. Неспешно встав со своего места, ворожея похлопала по плечу Ингара, подмигнула русалкам и направилась в сторону леса.

- Эй, Фаина, – внезапно крикнула Артемизия вослед уходящей, - я провожу тебя до опушки! Больно хочется посмотреть, как летают ведьмы в Вальпургиеву ночь.

Русалки удивленно переглянулись и зашептались. Фаина остановила свой ход. Ведьма не обернулась, но Артемизия знала, что на лавандовых губах ворожеи застыла самолюбивая улыбка. Не поворачивая головы, Фаина кивнула и подала знак рукой.

После того, как Артемизия впопыхах нагнала свою спутницу, женщины двинулись вперёд, чувствуя на себе любопытные взгляды собрания.

Стояла первая майская ночь, светлая и звёздная. Холодный воздух пронизывал тела идущих. Ведьма и банши молчали до тех пор, пока не оказались на самой опушке.

- Фаина, - слабо прохрипела Артемизия, - признайся, отчего же странник покинул Майю?

- Да разве я странник, чтобы знать ответ?  Очень глупый вопрос, бескрылая банши!

- Фаина, ведь не было в лесу селенья. Испокон веков не водились в нашем лесу люди. Ты всё переврала. И история твоя - ложь.

- Может быть, - спокойно отвечала ведьма, - жить не жили, да бывал один смертный проездом. Тоже, знаешь ли, всё мчался за ветром. Вы, кажется, были с ним знакомы.

Слёзы обжигали глаза Артемизии, но ни одна не смела упасть.

- Не жило тут никаких тут охотниц! – кричала она, задыхаясь. - Слышишь? Всё клевета, всё враньё!

- Я лишь немного приукрасила, - холодно молвила Фаина, - подумаешь, чутка изменила, где-то подправила, что-то добавила… Согласись, вышло неплохо! Конечно, если хочешь, можешь вернуться и поведать собранию, как всё было на самом деле. Ведь правда даже увлекательнее: влюбившаяся фея, решившая променять вечную молодость на жизнь среди жалких людишек! Не забудь упомянуть о самом интересном персонаже, которого мне пришлось вычеркнуть – о той посреднице, что подарила бедняжке человеческую сущность…

- Не подарила! Ты обманула!

- У нас была честная сделка, Артемизия. Вход в мир смертных взамен на изумрудные крылья.

Они стояли прямые, несгибаемые друг перед другом – ухмыляющаяся ведьма, чьё тело не трогало время, и изуродованная старостью банши, с усилием сдерживающая рыдания. Обе считали себя свободными от времени, вкусившими безразличие вечности. Обе не признавали, как глубоко ошибались.

- Что же мне теперь делать, Фаина? –  дрожал голос Артемизии.

Ворожея отвернулась и ничего не ответила. Тотчас же ведьма щёлкнула пальцами, и на её зов мигом слетелась стая летучих мышей. Ворох крылатых прислужниц, хватаясь когтистыми лапками за плечи, руки, ноги и талию Фаины, поднимал свою повелительницу в воздух. Тёмный силуэт исчезал во мгле ночи.

Опушка опустела. Где-то ухала одинокая сова. Заскучавшие русалки побежали к реке, ухватившись друг с дружкой за руки и покидая сказочный круг.

Только Ингар непоколебимо сидел на своём месте, оберегая жизнь величайшего из всех разрушителей и созидателей – жизнь огня.


21 апреля -28 мая 2021 года