Максимы и афоризмы. Часть 14

Люди, обладающие внутренней свободой в силу врождённых своих качеств или приобретшие её, многим пожертвовав, рассуждают о грядущих неотвратимых изменениях в Империи, не имея фактической возможности воспользоваться своей свободой. Они считают себя свободными, рабовладельцы же продолжают воспринимать их как рабов,  оказывая на них такое же моральное и физическое давление, коему подвергались многие поколения их предшественников, среди которых также находились люди, проникнутые духом внутренней свободы. Лишь переход этой внутренней свободной энергии в кровавую кинетическую энергию внешней свободы приведёт к быстрым переменам, которые будут совсем не похожи на прошлые рассуждения и прогнозы.

Можно ли быть свободным в Империи, где в узилищах томятся безвинные, а издевательства и пытки стали обыденным делом? Если на человеке нет цепей, а сам он обеспечен едой и кровом, с надеждой взирает в будущее, любит и любим, он может даже ощущать себя счастливым, но быть по настоящему свободным ему не дано. Хитроумный софист может возразить, что свобода выбора у него всё же есть. Sic! Но выбор его очень ограничен – либо превратиться в раба, либо стать мучеником.

Допустимо ли нарушать одни заповеди, чтобы предотвратить нарушение других?  Можно ли осудить одного, дабы пресечь неправедное судилище, приносящее муки и страдания многим? Может ли раб быть независимым судией? Может ли рабовладелец быть беспристрастным философом, сидящим на троне? Суждения раба полны страха, устремления рабовладельца диктуются собственным благом и бурлящими страстями.

Приучая центурионов пытать и осуждённых судом, и невиновных, каста рабовладельцев, хозяйничающая в Империи, убивает сразу двух зайцев: запугивает плебс, время от времени желающий если не свободы, то хотя бы больше хлеба и зрелищ, но и делает преступниками самих центурионов, которыми гораздо легче манипулировать, когда руки у них в крови.

Жертва всегда невинна, ведь приносят жертву не за её преступление, а с целью обезопасить собственное существование, избежать высшего гнева, а то и приобрести расположение если не богов, то хотя бы императора. На худой случай – консула или префекта!

Может ли стать свободным народ, переносящий безропотно и спокойно несправедливость и издевательства, творимые горсткой свихнувшихся негодяев? Риторический характер такого вопроса порождает парадоксальное на первый взгляд предположение – а является ли это скопление проживающих на громадной территории, в различных часовых и климатических поясах людей народом? Единым народом, нацией? Или это отдельные племена, кланы, популяции, нередко враждующие между собой, ненавидящие друг друга, не способные объединиться и найти общий язык даже перед лицом общей опасности?

Истязания, коим в имперских тюрьмах и околотках систематически подвергаются обвинённые, независимо от степени и даже наличия реальной вины, имеют целью своей запугать многочисленных обывателей. Те из них, что ежедневно одобряют установленный порядок вещей и преклоняются перед существующим властелином, проникаются ещё большим страхом за своё благополучие и уверенностью в своей правоте. Колеблющиеся, молодые, не хлебнувшие ещё горя – для них это повод задуматься, пересмотреть свои вольные устремления и прийти к неутешительному, но успокаивающему выводу, что любое противостояние вредит здоровью, а удел большинства – это плыть по течению, избегая по возможности порогов и перекатов.