Лэйзи. Прогулки

Есть кошки-домоседы. Их вполне устраивает, что все ими восхищаются, ласкают их, кормят. Наевшись, и в знак благодарности поиграв для вида с каким-нибудь клубком, они ложатся на что-нибудь мягкое в самом тёплом уголке квартиры и, прищурившись, наблюдают за людьми, зачем-то снующими из комнаты в комнату. Их всё в доме устраивает, и выходить из дому они не собираются. Но Лэйзи не была домоседкой. Её свободолюбивую душу постоянно манила улица. Днём после завтрака она садилась на подоконник и смотрела в окно, так же, как люди по вечерам смотрят телевизор. Двор, на который выходило окно, манил её.

Жили мы на втором этаже, а под нашим окном, тем, что в маленькой комнате, была наклонная крыша лестницы, ведущей в полуподвал, в котором располагалась какая-то контора. Эта крыша была крыта кровельной жестью, и до неё от нашего подоконника было не более двух метров. И стоило только для проветривания чуть приоткрыть окно, как Лэйзи пролезала сквозь образовавшуюся щёлку на отлив за окном, а с него спрыгивала вниз на наклонную крышу лестницы. Для взрослой кошки спрыгнуть на два метра вниз – не проблема. Кошки умеют приземляться, падая даже с более высоких этажей. Спрыгнув, Лэйзи соскальзывала по наклонной крыши, как на санках с горки, на асфальт, и пулей убегала в кусты, которыми был засажен наш двор. Её ничуть не беспокоило, что запрыгнуть обратно на два метра вверх она не сможет.

Если потом выйти во двор и звать Лэйзи, то найти её среди кустов и деревьев было совершенно невозможно. А были ещё маленькие окошечки в цокольной части дома, через которые в подвал забирались бездомные кошки, и Лэйзи вполне могла туда залезть, чтобы пообщаться с себе подобными.

Много раз я пытался найти Лэйзи во дворе, и порой мне даже казалось, что я её видел взобравшейся на дерево, но, подойдя ближе, я понимал, что это какая-то другая кошка. А посторонние кошки были мне не нужны, мне нужна была наша Лэйзи.

Но самое интересное происходило вечером. Каждый будний день ровно в семь часов вечера возвращался с работы мой отец. Он у меня железнодорожник и приходил без опоздания, как курьерский поезд. И стоило ему подойти к двери нашего подъезда, как откуда-то из глубины двора, то ли слева, то ли справа, серой стрелой вылетала наша Лэйзи и останавливалась у его ног. Отец наклонялся к ней, гладил её по головке и, открыв перед ней дверь подъезда, как истинный джентльмен перед знатной леди, пропускал её первой. В подъезде она моментально взлетала по лестнице на второй этаж, минуя по пути тот самый подоконник, на котором мы её нашли ещё котёнком, садилась у двери нашей квартиры и ждала, когда поднимется отец и ключом откроет дверь.

Если по какой-то причине отец не мог вернуться домой ровно в семь, я мог попытаться сыграть его роль. И иногда Лэйзи прибегала и ко мне, но не всегда.

Оказавшись дома, она первым делом бежала на кухню проверять свою миску. И если миска вдруг оказывалась пуста, она поднимала трубой свой пушистый хвост и начинала кружить у маминых ног, урча и щекоча их кончиком хвоста, отогнутым под прямым углом вправо.

Кошки очень чистоплотные животные. Если им нечем заняться, они сидят и умываются. Лэйзи не была исключением, и, несмотря на свою кличку, не ленилась и потому всегда приходила с улицы чистой, и мыть её не требовалось. За исключением той поры в начале лета, когда тополь осыпал землю липкими почками, которые так портят краску автомобилей и налипают на лапы собак. А вот длинношерстной кошке, гуляющей по улице, они налипают не только на лапы, но и на шерсть на животе и боках. Поэтому, после возвращения Лэйзи с улицы в это время года, до того, как попасть на кухню, она попадала в ванную, где я должен был отмыть её, очищая от налипших почек.

В общем, Лэйзи не давала нам скучать, проводя свой день на улице, но каждый раз возвращаясь домой вечером, когда собиралась вся семья: мама, отец и я. Мамам шутила, что Лэйзи днём ходит на службу, а к ужину возвращается с работы, как и люди. Возможно, Лэйзи считала своим долгом присутствовать дома, когда собиралась вся семья, членом которой она стала.

Но когда наступал март, Лэйзи уходила из дому и не возвращалась в течение примерно двух недель. Когда это случилось в первый раз, мы очень за неё волновались, думали, что она могла попасть под машину или её могла загрызть какая-нибудь злобная собака. Каждый вечер прочёсывали наш двор или дежурили в семь часов у подъезда. Но Лэйзи не спешила возвращаться.
Наконец, когда мы почти смирились с тем, что она больше никогда к нам не вернётся, она вдруг, так же как всегда, вылетела серой молнией откуда-то из-за почерневших сугробов прямо к моим ногам. На часах, естественно, было семь вечера. Вид у неё был зачуханный, она сильно похудела и была почти невесомой. Я взял её на руки и понёс домой.
 
Вопреки обычному правилу, я сначала накормил её, а уж потом потащил в ванную, где отмывал примерно полчаса. А мама ласково назвала её тем русским словом, каким у нас в народе принято называть женщин с пониженной социальной ответственностью.
 
С тех пор, Лэйзи утратила интерес к прогулкам, предпочитая оставаться дома. Мы были удивлены такими переменами, пока маме вдруг не догадалась, что скоро у нас в доме появятся котята.

И действительно, они появились на свет примерно недель через пять после возвращения блудной дочери. Котят было трое: чёрный, тёмно-серый дымчатый и серый в полоску. В нашем доме, где ещё год назад не было ни одной кошки, оказалось сразу четыре.

Лэйзи неожиданно для всех нас оказалась хорошей матерью. Она кормила своих котят и постоянно вылизывала их. Сама же она, как в детстве, вновь стала пить молоко.
Котята достаточно быстро подросли и стали сначала расползаться, а потом и разбегаться по углам квартиры. Причём разбегались они в три разные стороны, и Лэйзи было с каждым днём всё труднее их отлавливать и возвращать в отведённую им картонную коробку. А потом они стали с трудом туда умещаться и всё время пытались из неё вылезти. Да и накормить их становилось всё сложнее. Они быстро росли и требовали всё больше молока. А лакать молоко из блюдечка они не умели.

Но Лэйзи была предприимчивой и придумала такую штуку, которую мы никак не ожидали.

Она нашла им потайное убежище, где устроила столовую и спальню. Для этой цели она использовала один из диванов.
 
Под диваном был ящик, в который можно было складывать постельное бельё и подушки, для этого нужно было только откинуть сиденье дивана. Но мама предпочитала хранить бельё в специальной тумбе, и ящик под диваном оставался пустым. Вот Лэйзи и приспособилась таскать одного за другим своих деток в это укромное местечко.
 
Мы долго не могли понять, куда девались котята, не обнаружив их ни в гостиной, ни в спальне, ни на кухне. Искали, заглядывая под книжный шкаф или письменный стол. А Лэйзи спокойно сидела на диване и с любопытством наблюдала за нашими поисками. А если зайти в комнату через полчаса, можно было снова наблюдать за играми всего кошачьего семейства. То есть, котята то исчезали, то вдруг как ни в чём не бывало появлялись снова. И догадаться, где они прятались, когда мы не могли их найти, было невозможно.

Тайна раскрылась только, когда мама учуяла какой-то странный запах. Пахло чем-то протухшим.

Ведомые неприятным запахом, мы втроём обнюхали всю кухню и обе комнаты. И наконец поняли, что источником запаха стал тот самый диван. И когда я откинул его сиденье, оказалось, что в ящике для белья валялись косточки и плавники от минтая. Выходит, Лэйзи, поняв, что собственного молока ей не хватает, приучила своих котят есть размороженную рыбу, куски которой она перетаскивала им из своей миски на кухне. Таким образом, котята научились есть рыбу до того, как научились самостоятельно лакать молочко из блюдечка. Всё-таки кошки, несмотря на их добродушный вид, настоящие хищники.

Через несколько недель мы отдали котят, как говорится, в добрые руки, что на самом деле означает, что мы продали каждого за пятнадцать копеек. И Лэйзи смогла наконец с осознанием выполненного долга выйти из своего декретного отпуска.
 
Она снова стала запрыгивать с полу на подоконник, а потом с отлива вниз на наклонную жестяную крышу, а оттуда – во двор. Как говорится, «сделал дело, гуляй смело».