Учитель Асиков

Восемьсот пятьдесят три в двадцать пять минут. Не забыть бы. Может, записать? Ладно, запомню. Уж если год своего рождения помню, так это и тем более.
– Взросление всегда отречение от себя. Кризис, пусть затянувшийся на годы. Своего рода предательство, потому что отрекаешься от мировоззрения. Детство и взрослость – два разных человека. В сказках в колыбели подменяют. В мокром сне, на самом деле. Всё монашество и самооскопление души – только попытки вернуться к невозможности падения. А почему невозможности-то? В детстве разоряли гнёзда – и потом разоряем, по-другому только. А смысл один.
Ники поморщилась. Всё, что она услышала, было, во-первых, не ново для неё. Во-вторых, эти рассуждения не имели никакого отношения к ней самой и к тому, чем она занималась вчера и чем снова будет заниматься этим вечером, когда поедет к учителю Асикову на дачу.
– Вы, Иван Андреевич, как будто не живёте, а всё время рассказываете о жизни. Или немного поживёте – а потом ужаснётесь...
Удивлённый её словами, Иникин через силу рассмеялся.
– Как не ужаснуться, – он достал из кармана часы и сверился, – ужаснёшься тут... Это хорошо тому, кто с толстой кожей родился на свет. А уж кто совсем без кожи, так тот ужасается от рождения.
– Вы, наверное, в детстве заикались.
– И заикался, и картавил.
– От ужаса.
– Не иначе.
Он легко наклонился – подхватить с земли камушек... И дальше пошёл, подбрасывая этот камень на ладони.
– Вы вообще меня не слушайте, – глазом одним покосился, будто мигнул. – Я резонёр... знаете, кто это – резонёр? Не знаете... хорошо... Вообще, настоящее взросление не с возрастом связано. Не с изменениями. А вот как Левин в "Анне Карениной": всё, что было прежде, получило для него другое значение. Я раз сто взрослел. Так и не случилось.
Иникин подбросил в последний раз свой камушек. Он широко размахнулся, пробормотал сквозь зубы: "...разбрасывать камни" – и высоко-высоко в небо запустил...
– Вот вы так швыряетесь, швыряетесь, – полушутя-полусерьёзно сказала Ники, посмотрев украдкой на часы, – а там, может, человек был...
– Асиков?
Она засмеялась:
– Ну почему сразу... А хотя бы Асиков. Вы только и умеете, что подмигивать. А вот он... он...
Ники остановилась. Остановился Иникин. С каким-то напряжённым вниманием ожидал он продолжения её речей, пока она словно искала слова, или вспоминала их, чего быть, конечно же, никак не могло.
– А вот он. Мы гуляли вчера... Он сказал, там наверху гнёзда... и наверное уже отложили яйца... орлы.
– Орлы?!
– Вороны. Вот вы смеётесь. А он – сбросил туфли, куртку... Моментом взобрался, представляете? – вот на такущую берёзу... Не успела я оглянуться, уже спускается – и два яйца в карманах, по одному в каждом кармане. Вот такенские яйца. Хвастается: "Чуть пальцы не ожёг под струёй!" Или нет... "Чуть ворона мне глаз не выклевала!" Хорошо камень был, он камнем её...
Ники запнувшись уставилась на Иникина. Голосом не громким, не тихим, механически правильным, то есть без выражения, она продолжила, будто читая:
– Учитель Асиков, взболтав, разбил одно и второе яйцо. Он вылил их содержимое на мою грудь. Отвратительно тёплые мутные зародыши. Вы хуже, хуже спермы, когда делают титти-фак... Когда...
Ники словно проснулась. Иникин смотрел ей в лицо без выражения. Фонарь на столбе светил ему в спину. Вставленное в светлую раму, лицо Иникина казалось инородным и как будто взятым сюда от другого.
– Запятая, – сказал Иникин, – там была запятая. Была? Или не была. Между тёплые и мутные?
– Откуда мне знать, – ответила Ники. – Это вам лучше знать, Иван Андреевич. Шпрехен зи дейч.
"Восемьсот пятьдесят три в двадцать пять минут, – вспомнил Иникин. – Не забыть проверить, когда приду!"
– Так я вас провожу? – сказал он.
– Мне на станцию, – дерзко ответила Ники. – Так что – не трудитесь...
– Как знаете, – сказал Иникин ей вдогонку. – Но, в общем – спасибо, – добавил он, хотя Ники была уже далеко и не могла слышать его.
Первым делом, придя домой, Иникин проверил счётчик. Ну, так и есть. За какой-то час – десять. Теперь понятно, почему у нас такие платёжки за воду. Завтра вызываю слесаря. Асиков, Басиков... всё ерунда, мелочи жизни. Вода, вот основа всего. Жизнь неспроста зародилась в воде. А у нас такая утечка.
– Утечка большая, – отозвался он на вопрос. – А может, неисправный счётчик. Завтра вызываю слесаря.
Иникин умыл руки и сел за стол. Из нижнего ящика он вынул общую тетрадь потрёпанного вида. "Так... Как же оно? А, Б... У! "Учитель Асиков". Та-ак... Вот оно: "Учитель Асиков, взболтав, разбил одно и второе яйцо. Он вылил их содержимое мне прямо на грудь. Отвратительно тёплые мутные зародыши." Всё верно... за исключеньем пустяка!"
Иникин схватил карандаш и вписал недостающую запятую.


4 ноября 2021 г.