Мойщик посуды

Старик в дерматиновом фартуке, седой, с водянистыми синими выцветшими глазами, высокий, полный, подслеповато щурясь, перевел дыхание. Пора было идти в отряд. Выйдя из столовой, медленно побрел он в сторону жилого помещения.

Только во снах к нему возвращалась жизнь. Наяву же он не чувствовал ее дыхания. И лишь когда приходил кто то этапом из земляков, и встречал старик его в столовой, всплывали воспоминания о былом… Тяжкая стариковская доля – доживать свой век на зоне.

На следующий день, после того как отобедала первая смена, пришли в столовую люди с этапа. Их было легко отличить: худые, бледные, после следственного изолятора.

– Привет, Мочила! – произнес, шепелявя Андрюха – Резаный.

– А, Андрюша! – улыбнулся старик.

– Опять я на зону…

– Вижу. Погулял немного. И назад. А я вот седьмой годок без выхода…

– Но ты ведь у нас рецидивист, – подчеркнуть так неумело хотел тщедушного вида Резаный свое уважение к Мочиле или так сказал для продолжения беседы, но старику явно не понравились эти слова.

– Я гуманный, но тронешь меня, тогда... – тихо, но угрюмо сказал Мочила.

Сидел он за убийство. В его жизни это было второе преступление. Статьи были похожими.

Никто никогда на зоне не спрашивал о деталях преступления у Мочилы, зная, что на воле он долгое время проработал убойщиком скота на бойне, и, несмотря на старость, его побаивались. Да и сам он относился к себе с каким то подозрением – не желал вспоминать свои минуты ярости, когда сознание захлестывалось, и он становился полубезумным…

Принес Мочила Андрюхе лишнюю миску каши. И, тот поблагодарил. Рассказал о воле – они были с Мочилой земляки. Старик молча слушал. Он сидел неподалеку от Андрюхи, чинно положив на дерматиновый выцветший фартук руки, и слушал. Потом встал с лавки, попрощался, надо было идти работать в посудомойку. Андрюха еще раз поблагодарил, и тоже поспешил на выход из столовой, обратно в этапную комнату.

В эту ночь снился Мочиле странный сон. Будто идет он вдоль ручья, а в нем огромные карпы, то и дело всплывают, показывая свои блестящие бока. И, вроде бы они совсем рядом, лоснящиеся, с большими рыбьими губами. К чему этот сон, старик так и не понял. Проснувшись, подумал: может, давно рыбки не ел? Или это все о воле? Захотелось душе побродить по бескрайним просторам родного края. Вот и причудился этот ручей. И он, еще молодой, идет беззаботно вдоль него. Впереди был подъем. Потом снова столовая – посудомойка. Мочила перевел дыхание. Отчаянно сжалось где то в груди старое сердце, не давая дыханию перевестись, потом все отлегло. Мочила лежал, не двигаясь, как изваяние, ждал подъема, и не хотелось ему ничего вспоминать из своей старой жизни. Достаточно было и снов, уносящих его далеко далеко от зоны.

Но память ведь не обманешь, не забывает она ничего из прошлой страшной жизни.