Берёзки

Откуда взялись тут эти деревья, начальник отряда уже и не помнил. Предыдущий начальник колонии, подполковник Сидоров, рослый, с важными повадками, любил озеленять территорию, а так как больничка была расположена внутри колонии, то досталось и ей – две березки сейчас точно вросли в асфальт, весь в трещинах, сквозь который и пробивалась непокорная трава. Надо бы эти деревья срубить. Ни к селу ни к городу, – думал офицер, которого все, в том числе и зэки, называли, почему-то Политом. Эта кличка осталась у начальника отряда от того же подполковника Сидорова, который, желая подтянуть его политический уровень, упорно заставлял готовить начальника отряда для сотрудников колонии политинформации, а капитана, заведующего туберкулезниками, даже от одной мысль выступать перед кем-то бросало в дрожь. Вот почему, видимо, он был самым счастливым человеком в колонии, когда провожали в уютном кабинете начальника колонии со спиртным и застольными историями подполковника Сидорова на заслуженный отдых. Давно уж нет Сидорова, а кличка Полит осталась.

Зашел начальник отряда в тусклый длинный коридор больнички, стены которого были выкрашены пожухлой зеленой краской, и оттого вид помещений был неуютный, какой то вокзальный. Офицер быстро зашел в одну из палат. Зэки дружно поднялись, поздоровались. Один из них, высокий, с каким-то здоровым румянцем, все выстукивал чечетку, приплясывал, хотя и видел, что офицер стоит почти рядом с ним.

– Ты что же, Андрей Викторович, никак не успокоишься? – Вежливо спросил Полит.

Этого зэка он запомнил с этапа – его независимый вид раздражал.

– Тренируюсь, – весело сказал больной.

– На зоне будешь тренироваться, у станка, – дал установку капитан. – А сейчас стой смирно. Уважай начальство.

Зэки притихли, застыл как изваяние, дурачась, и чечеточник. Один лишь косой, хмурый, низенький зэк глядел на офицера мрачно, не отрываясь.

– А у тебя, Бражников, что за вид? – Спросил начальник отряда.

– Зуб болит.

– Сходи к врачу.

– Да там же лепила.

– Как вы говорите! – Оборвал его начальник отряда. – Дипломированный специалист, между прочим.

– Алкоголик. Он мне уже дергал один зуб в том году, раскрошил весь, десну поранил. Руки у него дрожат, будто он всю ночь из пулемета стрелял.

– Ну, ладно, ладно. Попрошу Ивана Сергеевича к тебе отнестись повежливее.

– Нет уж, Полит, уволь, – неожиданно заартачился зэк. – Не пойду я. Лучше мучиться!

– Непорядок это, – как-то вдруг заволновался Полит, почувствовав смутную тревогу, будто кто-то выступает против режимной дисциплины. – Пойдешь как миленький.

– Не пойду…

– Да не спорь ты с ним, – вступил в разговор чечеточник, опять приплясывая как назло. – Он что, колбасы наелся, бабку помял. Что ему до нас…

– Э! – Завопил начальник отряда. И уже думал, как бы наказать примерно обоих. Что касается Косого – тут возможностей мало. Открытая форма тубика – его на зону не примут, а вот чечеточник…

После обеда, улучив момент, Полит, заскочил в кабинет к тучному, круглолицему начальнику оперативной части майору Перепелкину. Тот доброжелательно спросил, не вставая со стула и глядя исподлобья:

– Что, опять косой набедокурил? Ну ты же знаешь, его на зону нельзя – всех заразит…

– Да нет, тут другое дело, – вкрадчиво начал Полит.

– Да какое у тебя дело! Мрут и мрут, туда им и дорога…

– Да мутит тут воду один.

Позже, возвращаясь в больничку в свой кабинет, начальник отряда во дворе у березок увидел нескольких больных, они о чем-то оживленно говорили, чечеточник все приплясывал. И глухая злоба к этим людям проснулась в груди Полита. Чему радуются?! Жизнь их на волоске. А он, он-то что? Разве лучше их живет? И вспомнилась пустая однокомнатная квартира с холостяцкой нехитрой обстановкой. В груди у начальника отряда даже перехватило... И он поспешно прошел в коридор больнички, в котором и находился его кабинет. И только здесь, среди грамот, сидя за уютным столом, офицер приободрился. Вспомнил о том, что начальник оперативной части пообещал поговорить с врачами и, возможно, уберут чечеточника в зону, потом подумал, вдруг, Полит о березках. Ладно, и до них очередь дойдет. Срублю…

Но что-то не давало покоя по-прежнему Политу, то ли неухоженная его квартира, то ли тоска, то ли что-то очень важное пришло к нему, но увидев, что не может он понять, ушло, отвернулось, как отворачивается ангел хранитель, улетая прочь.