Ехать надо, ехать!

— Ты знаешь, у нас, в деревне под Рузой, властвует культ престижной миграции куда угодно. Главное — подальше и навсегда. Постоянное проживание здесь становится маркером неудачи, несчастья в личной жизни. Стигмой, типа хронического алкоголизма.
Детей, начиная со школьной скамьи, жизнь убеждает в том, что, если будешь хорошо учиться и отлично себя вести, то, вместо прозябания в дерене под Рузой, тебе удастся мигрировать в Москву, Новый Уренгой, наконец, в Израиль! Куда угодно. Лишь бы только безрадостно не месить свежий пахучий навоз на ферме. Или в поле, где этот навоз уже выступает в качестве органического удобрения.
Единственной легитимной причиной проживания в деревне под Рузой в оптике народного сознания является любовь к природе. И к родным очагам.
— Но и тут всё не слава Богу, кукла Лена. Говорят, Путин обещал протянуть по дёренам газ
— Путин? Ну не знаю, может быть. Газ — это хорошо. Но, если бы не навоз. Не важно, в каком виде, но этот навоз, как рок, как судьба, преследует тебя в деревне под Рузой везде.
— Даже в самые восхитительные минуты твоей жизни на сеновале, кукла Лена.
— Завтра попробуешь, христопродавец. Только учти — там, помои коровьего навоза, пахнет мышиным пометом. Да и сено колется в самую неподходящую минуту.
— А, казалось бы, мирные поселяне. А тут вон оно как — покой им только снится! Продолжай, кукла Лена.
— Предчувствие неизбежности и даже необходимости повторной коллективизации никого не покидает в дерене под Рузой даже ночью. Оттого то люди там выглядит так, как будто их всех специально покрасили в какие-то отталкивающие цвета.
— Маскируются что ли? Не думаю, что это в случае коллективизации поможет.
— Никто так не думает. Поэтому все, кого можно было хоть немного раскулачить, давно уже уехали в Москву, Новый Уренгой, наконец, в Израиль (см. картинку над текстом)! Именно поэтому привокзальный ресторан в Рузе, свое первое место работы после того, как уехала из деревни,я вспоминаю с теплой, пронзительной ностальгией. Во-первых, потому что у нас в ресторане не пахло навозом. Как не принюхивайся.
А, во-вторых, потому что, работая там, я понимала, что этот привокзальный ресторан для меня — лишь перевалочный пункт перед настоящей жизнью. Которая пока проносится мимо меня с гудками, стуком колес и огнями в окнах вагонов.
— Значит ты чувствовала сердцем, кукла Лена, что на твоем жизненном пути появлюсь я?
— Вот именно! Потому что ты, при всей твой невзрачной внешности и хамском, безобразном поведении, увез меня оттуда в Москву, Новый Уренгой, наконец, в Израиль!
— Но ведь в деревне под Рузой остается твоя мама, кукла лена. Да и твой сын Антошка тут учится в третьем классе. Скажу больше — он даже получает там хорошие оценки.
— Ну что? Ты же мне переводишь деньги на карточку «Мир» за то, что я с тобой сплю. А это дает возможность моим близким не только не стоять по колено в навозе, но, даже, смотреть на всё это снисходительно, свысока, даже с некоторым флером ностальгии. Испытывать захватывающее чувство человека, неожиданно попавшего из грязи в князи, я бы сказала. Ты знаешь, как от этого чувства сладко сжимается сердце!
Поэтому каждый, у кого появляется хоть малейшая возможность уехать из деревни под Рузой — на освоение целины, на освоение Крайнего Севера, выполнять свой интернациональный долг в Сирии — этой возможностью всегда старается воспользоваться…
— Твой сын Антошка мне рассказывал, что кто-то из вашей деревни даже улетел в космос и провел полгода в космической станции, ведомый этим мотивом. Эта правда, кукла Лена?
Наверно. По крайней мере я тоже это от него слышала. Но такая возможность уехать из деревни под Рузой есть не у всех и не всегда. Поэтому, когда все мы едем на твоем Мерседесе по центральной, она же единственная, улице в деревне поду Рузой, мне хочется прижаться к этой грязи губами…
— Нет, кукла Лена, только не это! Ты должна держать себя в руках. Мне твои губы нужны не для этого.
— Да ладно тебе! Это целебная, волшебная грязь, которая не высыхает при любой погоде зимой и летом. Думаю, за счет наличия в ней достаточного количества навоза. Скажу честно: «За эту грязь я люблю тебя еще больше, космополит ты безродный, чем за деньги, которые ты мне переводишь карточку «Мир» за то…
— Я тоже, кукла Лена, глядя на тебя, живу ожиданием светлого будущего. Которое вот-вот должно наступить.
— Ну не в машине же? Совсем от запаха навоза сдурел. Приедем, посидим душевно с моей мамой, я обниму сына Антошу… Потом уже, когда стемнеет, на русской печке.
— П старинному русскому обычаю, кукла Лена?
…Я устроил нам отпуск на неделю. И мы рванули из заиндевевшего Нового Уренгоя в гости в деревню под Рузой. Ну а что? Новый Уренгой — это идеальный советский город, посторожённый в вакууме. То есть построенный так, как если бы Арктики вокруг не существовало в принципе. Но она существует. И из нее иногда так хочется вырваться!