Незваный

2018.г

Fear of the dark, fear of the dark
I have a constant fear that something's always near
Fear of the dark, fear of the dark
I have a phobia that someone's always there

Iron Maiden: "Fear Of The Dark"


     На матовых изгибах рифленого узора подрагивали оранжево-красные блики – это кухонный свет пытался пробиться сквозь стеклянную дверную вставку. А с другой стороны – луна, всей своей желтушностью навалилась на окно. Прямоугольная тьма между ними пульсировала, сжималась, скалилась острыми углами и ждала своего часа.
     Сэм натянул одеяло до подбородка и прислушался. Из кухни доносились приглушенный плеск воды, звон тарелок, обрывки голоса диктора (кажется он говорил о погоде). Скоро, очень скоро все это закончится. Мама домоет посуду, отец выключит телевизор. Погаснет свет. Луна и звезды укроются теплым пуховым облаком. Тьма и тишина проглотят друг друга, и тогда он останется совсем один.
     Нет, не один.
     Сэм приподнялся на локтях – тягучая тень потянулась за ним, тихонько поскребывая по стене шершавыми краями,– и осторожно огляделся. На письменном столе громоздилась стопка учебников, а на намой верхушке этой пирамиды как альпинист, покоривший высокую гору, стояла пластмассовая фигурка ухмыляющегося зеленого тролля с вздыбленными фиолетовыми волосами. Рядом лежал раскрытый альбом для рисования и несколько фломастеров. На спинке стула - школьная форма. Из-под прикроватной тумбы торчали носы начищенных ботинок. А под кроватью, словно кромка луны, белел край тарелки с тёплым молоком, в котором дрейфовали кусочки бисквитного печенья. Сэм вытянул руку и торопливо затолкал тарелку как можно дальше под кровать. Затем так же быстро рухнул обратно в постель и с головой накрылся одеялом. Тень юркнула следом, и в комнате воцарилась тишина, пронзаемая громким ударами сердца мальчика.
     Под одеялом было темно и душно. Сэм мгновенно вспотел. Приподняв край, он почувствовал себя чуть уютнее - словно мышонок в своей норке. Но Сэм не стал воображать себя мышонком. Гораздо лучше быть горой-великаном, который столетиями лежит неподвижно, охраняя добрых крестьян, основавших небольшое поселение на его зеленом склоне. Иногда, простудившись, великан чихает или кашляет - и тогда наверху происходят землетрясения и катаклизмы. Но случается это крайне редко: здоровье у великана отменное. Никто из жителей даже не догадывается, что они живут на укрывшемся с головой исполине, и вот однажды, спасаясь от дождя, в его нору случайно забредает путник из далёкой страны. Он разжигает костёр, чтобы согреться, и внезапно замечает над собой суровое лицо Сэма. Но великан рад гостю. Он соглашается приютить его при условии, если тот сохранит его тайну. К сожалению великан пока еще не знает, что путник на самом деле беглый преступник, укравший сокровища казны соседнего королевства...
     Протяжный скрип разорвал мысли в клочья. Костер погас. Путник растворился, вместе с ним исчезли деревянные дома на спине. Великан высунул голову из своего укрытия и превратился в семилетнего мальчика.
     В дверном проеме стояли две фигуры. Одна – высокая, широкоплечая. Другая – низенькая с небрежно собранным пучком волос. Комната мгновенно наполнилась душистым запахом крема для рук – яблоко с корицей.
     - Надо бы смазать петли.
     Голос отца озаряет комнату, пронзает темные углы, изгоняет тревогу. Именно так, должно быть, звучит отвага и непоколебимость.
     - Я ведь много раз тебя просила об этом.
     В голосе мамы нет укора. Только ласка и озорство.
     Она подошла к кровати, нежно провела рукой по светлым волосам сына и поцеловала его в макушку. Тепло ее губ мгновенно растеклось по телу, и Сэм почувствовал, как отступают его заклятые враги - страх и беспомощность. Он старался дышать как можно ровнее, чтобы не выдать притворства. 
     Мама еще раз пригладила его волосы, потом потянулась к прикроватной тумбе и взяла пустой стакан с блюдцем.
     - А все-таки согласись,- шепнула она,- со стаканом молока и ломтиком печенья он стал лучше засыпать.
     - Да, действительно! Почти неделю ему не сняться кошмары, и он не бежит к нам в комнату посреди ночи– добавил отец.
     - Хотя он продолжает рисовать этих странных зеленых чудовищ. Гляди-ка.
     Кажется, они заметили раскрытый альбом. Сэм затаил дыхание.
     - Думаю, мы вообще зря беспокоимся. Многим детям сняться плохие сны и практически все любят рисовать разных монстриков. Особенно после просмотра современных мультфильмов! А наш Сэм такой впечатлительный! Такой фантазер!
     Ожидаемая реакция. Родители никогда не воспринимают детей всерьез. Им смешны их страхи. Они всегда смотрят на все с высоты своего роста и возраста. Но стоит только прислушаться, присмотреться...
     Запах сырости и меди...
     Нет, пока еще нет.
     - А ведь твоя мать советовала положить ему под подушку нож.
     Голоса удалялись.
     -Ну некоторые утверждают, что острый предмет под подушкой отводит плохие сны.
     - Глупости! Что за суеверия! Никогда б не подумала, что ты тоже...
     Приглушенный стук двери проглотил остатки фразы. Через несколько минут свет на кухне погас, и комната погрузилась в глухой мрак.
     Сэм продолжал лежать с закрытыми глазами, но сон все не шел. Он навострил уши, раздул ноздри, и словно маленький зверек ловил каждый шорох и колебание воздуха. Он ждал. Он знал. Уже совсем скоро он почует...
     (Масляное пятно луны расползалось по стеклу окна, а за ее широкой блестящей спиной дрожали жирные звезды, цепляясь острыми краями за мягкую простыню осенней ночи).
     ... запах сырости и меди. И паленых волос.
     (На улице завывал ветер-бездомный пес. Он лихо гнал по городу целлофановые пакеты, обрывки газет и, взмывая высоко в небо, раздирал в клочья облака).
     А потом он услышит...
     (Тени поднимались из преисподней, заворачивали город в мрачный саван, цеплялись за пятки редких прохожих, ныряли в подземные переходы, карабкались по кирпичам, по морщинистой коре деревьев, висельниками раскачивались на костлявых ветках и черным вороньем падали с крыш, разбиваясь на тысячи рваных осколков).
     ... скрип. Это под кроватью. Ахнет половица. Застонут пружины...
     (По стенам побежали шершавые волны перешептываний. Сначала еле слышные, затем гул стал настойчивым, и вот уже Сэм различал отдельные слова и фразы. Гортанное рычание и животный гогот. Жалобное тявканье и ясно различимое среди этой какафонии жуткое чавканье).
     ... и нечто поползет, волоча за собой парализованное тело, вонзая острые когти в паркет и оставляя за собой смердячий слизистый след. Сэм наберет полную грудь воздуха и задержит дыхание - вонь станет невыносимой.
     Еще немного и все закончится.
     Оно обопрется на локоть, подцепит миску крючковатым лиловым когтем и, нещадно расплескивая молоко, неуклюже подтащит к себе. Одним глотком осушит содержимое, потом длинным неоново-зеленым языком, покрытым алыми рубцами и гнойными язвами, подхватит с пола крошки, осушит белые лужи. Сверкнет желтыми глазами без зрачков. Вскинет чешуйчатую голову, втянет затхлый воздух через огромные черные ямы-ноздри, медленно проведет лапой по пружинам кровати, от чего тело Сэма густо покроется мурашками. Потом тихонько постучит по деревянному изножью. Два раза. В знак благодарности. Сэм вздрогнет – в который раз не сможет совладать с собой, – и побежит по одеялу мелкая рябь, и захрустят уныло кости, рука соскользнет вниз и погрузится в густую черноту.
     Тут же мягким тюлем сорвутся со стен тени, нырнут под кровать, увлекая за собой липкий страх, зловещие звуки и удушливый смрад... Сэм наконец сможет выдохнуть. Теперь все точно будет хорошо. Он примет таблетку долгожданного сна, запьет ее остатком ночи. И увидит радужные сны - не такие, как тогда...
     Утром Сэм постарается не вспоминать и до тех пор, пока сумерки не подожгут край неба, не думать о том, что будет, если однажды оно решит: молока уже не достаточно.