Могучий Шварц на дубе том

     Александр Вертинский, как хорошо известно членам фан - клуба Женнаро Гаттузо, был не только потомственным белогвардейцем и наркоманом Кадырова, но и происходя родовой памятью из швабских маркоманов, существовал еще и как сам себе постановщик трюков, неизбежно венчающих всякий нумер выступления в составе шикарного бурлеска, подвизавшегося в притонах Марселя и Галаты, пока осколки врангелевской армии пробивались на шахты и в забои Фландрии, несущей основную идеологическую нагрузку Тридцатилетней войны, в чем не было ничего странного, что бы там ни воображала себе великолепная Сесилия Вероника Веджвуд, так как основное производство прокламаций было сосредоточено именно на территории Соединенных провинций, что может увести пытливый ум исследователя в дебри дальневосточной тайги, но раз начали мы с Вертинского, то Познером и закончим.
     - Ай, ду - ду - ду - ду - ду - ду, - размышлял вслух Вертинский, недрожащей рукой вздев на свое изнуренное кокаином тело машкерадный костюм морячка Папая, припудривая дрожащими пальцами вытянутый вперед нос, - сидит ворон на дубу, смотрит он в манду - п...ду через газову трубу.
     - По - русски выйдет, - заметил корпускулярный Алешка Толстой, угощаясь даровой бужениной за гримерным столиком Сары Берныр, тырпырно делившей дефицитное помещение кабаре с Вертинским, - но на французском хрен ты срифмуешь трубу и дуб. Да и окончание, так просто откусываемое русскими диалектами, не прокатит в Европе.
     - Какая Европа ? - вздохнул Вертинский, чуть наискось надевая на седеющие кудри берет маки с шевроном британского сектора оккупации Гонконга. - Это сраный Стамбул - Европа - то ? Скажи еще, что говенный Киев или Будапешт в Европе располагаются.
     - Все, что правее Эльбы, ни разу не Европа, - вмешался в разговор голый Папай, строгая ножичком шпинат на приставном столике гримерки, - еще Цезарь это отмечал. А уж угорские степи и дичь кочевых безбожностью пацинаков вообще отношения не имеют, нужны, граждане отщепенцы, тысячи лет эволюции, чтобы воплотилась самая возможность превращения свиней в мулов.
     - Мул - вещество тягловое и полезное, - говорил Вертинский, выходя в узкий коридорчик, выводящий идущего на сцену монмартрского варьете  " Отец Опасный и шишел всех мышелов ", существовавшего под эгидой Нансена в те непростые годы принятия решений, выгодно отличавшие гремящие двадцатые от патриотических десятых и знаменательных тридцатых, - опять же без мулов хрен ты конкистадируешь Новый свет.
     На сцене крыл матом зрителей могучий мужчина в поддевке. Зритель скучал. Каждый вечер надоевший всем Маяк выкатывался на сцену, орал, косоротя рот, заканчивая бранью, а потом, усевшись за крайний к кулисам столик, постепенно нажирался дузиком, превращая свои выступления уже в некий ритуал, манкий, конечно, для японских туристов, но столь привычный завсегдатаям  " Отца Опасного ", что пан Бордухович, кузен пана Мошки, издателя, державший пару - тройку увеселительных заведений Монмартра, уже подумывал о географическом перенесении Монмартра из Перы в Перу, оставалось лишь дождаться связного от Джимми, пристрелившего Николаса Кейджа на той стороне океана.
     - Отзынь, - вскричал картаво Вертинский, выползая на сцену задом, что привлекло внимание скучающих зрителей, - Маяк, на три лаптя, торгуй е...лом хоть с Бритни Спирс, пока шумя, треща, гребтя, стремим мы путь на взадный пирс.
     Пан Бордухович предлагал после этих слов выносить на сцену огромный портрет Яна Флеминга, но авторские права на все произведения английского писателя непреложно принадлежали издательству родственного импрессарио деятеля, ни в какую не уступавшему и крохи прерогатив, поэтому удовлетворились слоеным пирогом с капустой, глазурированным по хрумтящей корочке аквамариновыми блестками Диты фон Тиз. Зал недовольно загудел, бросаясь стульями.
     А Вертинский, встав на четвереньки, покорно дожидался Джей Ло, что переместившись из соседствующего бульваром Распай шоу с Шариковым, выйдет на сцену и оглушительно бзднет прямо в лицо барда.