Гори, гори ясно

Хрупкая девушка с копной рыжих волос шла от вокзала к дому, в котором когда-то жила. Летний ветер играл с её волосами, поднимал их вверх, путался в них, пытался закрыть ими лицо, а потом ласково касался щеки, как бы прося прощение.
- Шалишь? – спросила она и поправила волосы.
Мимо проходящий мужчина с недоумением посмотрел на неё, а девушка рассмеялась.
«Малохольная», - услышала она его мысли. 
Девушке было всё равно, что о ней подумал этот тип. Она спешила. И почему-то была уверена, что после пожара старый дом превратился в памятник трагедии, случившейся много лет назад. Тонечке было тогда пять лет. Её вынес из дома дед Коля, не её родной дед, а сосед. Он помогал всем, совершенно позабыв о своих вещах. Её посадили на комод, который вынес другой сосед и поставил посреди огорода. Она со страхом смотрела на зловещее лицо, в которое превратился огонь, и кричала, чтобы он убирался.
- Я не боюсь тебя! Слышишь?
Мать подумала, что у ребёнка нервный срыв, пыталась убедить, что это просто огонь и ничего больше, нет никакого злого Духа. Тоня видела Его, а ей никто не верил. Только дед Коля подошёл и сказал: «Он от бессилия корчит рожи, потому что ты сильнее. Запомни это».
Родители решили увезти ребёнка в другой город, чтобы ничто не напоминало о пожаре. Она, действительно, забыла о нём, а вчера вдруг ощутила непреодолимую тоску по тому месту, где родилась. В одночасье собралась, села в электричку и отправилась в город своего детства. Если бы у неё спросили, зачем она сюда приехала, она не смогла бы ответить. Просто ощущение, что должна сегодня здесь быть.
  Всех жильцов из сгоревшего дома почти сразу же переселили в благоустроенные квартиры, кроме одинокого деда, который не хотел жить в коммуналке, требовал отдельную однокомнатную квартиру, что должны были ему предоставить по закону (а законы дед знал), исходя из квадратных метров, что принадлежали ему в старом доме. Домовую книгу и все документы дед в первую очередь побежал спасать от огня. Если учесть, что изначальным собственником сгоревшего дома был его отец, который этот самый дом построил ещё до революции.
Дед (к моменту трагедии) давно уже жил один. Двое сыновей погибли в последнюю войну, жена умерла то ли от горя, то ли от какой-то неизлечимой болезни почти сразу же после его возвращения с фронта. Он занимал в доме самую большую комнату, с кухней, отдельными сенями. По иронии судьбы именно эта комната меньше всего пострадала. Кухня и сени сгорели, как и остальные жилые помещения четырёх семей. За пределами дедовой комнаты возвышались обгоревшие брёвна, напоминавшие о некогда целостном доме.
Зато фасад его комнаты, почти не пострадал. Брёвна ровными рядами возвышались до самой крыши, которая и держалась благодаря дедовой комнате. Правда, из трёх окон только среднее уцелело. И фундамент не разрушился. Больно было смотреть деду, во что превратился дом. Но горевать было некогда, он обследовал и исследовал, что можно использовать и как именно из того, что осталось.
Печь вообще не пострадала, что порадовало деда, потому что понял сразу, что волокита за квадратные метры может продлиться ни один день. Когда все разъехались, он стал выискивать уцелевшие доски и обивать ими стены комнаты, укреплять потолок, чтобы тепло от печи не улетало тотчас же. Навесил в дверной проём комнаты входную дубовую дверь соседей, слегка обгоревшую, но довольно-таки прочную (её выбили, когда тушили пожар и отбросили в сторону). Смастерил крылечко, оставил одно уцелевшее окно,  остальные же два забил фанерой изнутри и досками, которые не успели сгореть, снаружи.
Крышу пришлось разобрать, уменьшить до размеров нового жилища и водрузить над комнатой. Обгоревшие брёвна на фасаде он аккуратно спилил под новый размер. И стал подбирать более или менее уцелевшие брёвна, чтобы в перспективе возвести хотя бы ещё одну капитальную стену на вновь возведённом фундаменте. Сосед притащил толь, помог укрыть им крышу над дедовой комнатой, которая превратилась в маленький домик. Странно было видеть, как дымит печь зимой, а старик расчищает снег от крыльца. По всем прогнозам сооружение должно было рухнуть уже через неделю. Но оно продолжало стоять и через полгода, и крыша над комнатой не протекала и держалась каким-то чудом.
Казалось, все забыли про одинокого деда, но он не давал забыть себя. Писал во все инстанции о вопиющей несправедливости. Вновь созданные комиссии обследовали дедово «жилище», составили акт о невозможности проживания в нём, подшили в папку, и вновь забыли о старике. Может, надеялись, что очередную зиму он никак не переживёт? А он потихоньку разгребал пепелище вокруг уцелевшей комнаты, продолжая утеплять и доводить её до ума с помощью подручного материала. Потом намесил глины, обмазал стены комнаты снаружи, укрепил балки на потолке, побелил потолок и печь.
Ещё через год он пристроил кухоньку, а вокруг дома-комнаты – земляную завалинку соорудил. Всё, что не сгорело во время пожара, дед разбирал на дрова, а «живые» доски и брёвна пускал на облагораживание «дома». Он всё ещё напоминал о себе властям. Благо три войны прошёл писарем. Писал грамотно, удивительно красиво, по всем правилам. Но ответной реакции почему-то не было.
Деду не хватало пенсии на житьё-бытьё, и тогда он стал возрождать огород, который прилично увеличился за счёт выехавших семей (с двух соток до шести). Излишки урожая дед умудрялся продавать на рынке. А для себя решил выкопать погреб в пристройке, превращённой в сени. И лестницу сделал не кое-как, а добротно, и люк соорудил, закрывающийся на замок. Над кухней и сенями дед воздвиг крышу так, что дом стал похож на маленький сказочный терем.
А потом решил дед заложить сад, которого не было раньше. Он осмотрел своё хозяйство и принялся из старых веток, что люди выбрасывали за ненадобностью, сооружать плетень вокруг своего строения, огорода и сада. Соседи с радостью отдавали  старую мебель, которую дед превращал в антикварные шедевры. Со стороны двора дед воздвиг летнюю пристройку с душем, которая вписалась в его терем. Короче, хозяйство деда не дряхлело, как и его жилище.
Со временем сменилось руководство. В одной из папок о погорельцах нашлись дедовы жалобы. Ветеран трёх войн, не переселённый из сгоревшего дома. Вновь послали комиссию выяснить, а жив ли дед? Всё же пятнадцать лет - срок не малый. И что же видит эта самая комиссия? Маленький терем с резным крылечком. Окошки с резными наличниками, боковины дома тоже все в узорах, кухонька с круглым окошком, с отходящими от него лучами, а внутри - газовая плита, резные полочки, стол и диванчик, будто из сказки какой, а из кухоньки выходы в сени-террасу с погребом, о котором только мечтать можно, и в просторную комнату. А в комнате – печь, кровать старинная, шкаф, буфет антикварный и этажерка с книгами, с кое-где обгоревшими корешками (дед нашёл их в старом дубовом сундуке своей соседки, брошенном за ненадобностью). Дед и сундуку нашёл применение. Восстановил его, на террасе поставил. На окошках  чистенькие шторки. На столе подсвечник (на всякий случай). Сосед протянул деду электричество от уцелевшего столба, и счётчик установил, чтоб всё по закону было.
За пятнадцать лет уже почти ничто не напоминало о некогда случившемся пожаре, о сгоревшем большом доме. Разве что иван-чай перед дедовым теремом продолжал цвести летом. Комиссия сфотографировала дедово жилище, составила акт, что жить в данном помещении можно, и ушла. Дед спокойно воспринял их вердикт, он и сам уже не хотел никуда уезжать. Только покачал головой и произнёс им вслед: «Не жду милости у природы». Его высказывание услышала женщина из комиссии, но что хотел этим сказать старик, так и не поняла.
А дед после их ухода долго возился в сарайчике, который был выстроен из списанных шпал ещё его сыновьями, и до которого не дотянулся огонь. Он закончил вырезать узорный орнамент вокруг дощечки из липы, на которой был вырезан номер дома и название улицы. Обвёл краской письмена и прибил на своём тереме. Всё в одном сказочном стиле. А потом занялся восстановлением палисадника, до которого всё не доходили руки. Насажал сирени под окошками, сбил лавочку и ощутил некое успокоение.
Соседи часто видели старика, отдыхающим на лавочке возле своего жилища после работы в мастерской, в огороде и в саду. О чём размышлял дед, глядя на заходящее солнце, никто не знал. Тонечка подошла к терему деда Коли, услышала, как дети во время игры стали кричать: «Гори, гори ясно, чтобы не погасло», а потом увидела, как дед закрыл лицо руками и расплакался.
Что так встревожило его сердце? Воспоминания о детстве, о пожаре, о жизни? Или всё сразу навалилось на него? Она подошла к лавочке, на которой сидел дед, провожавший ещё один прожитый день, села рядом с ним и вдруг поняла тот сокровенный смысл, который он вкладывал в эти слова. У детей – свой смысл, у деда, прожившего чуть больше века, – свой. Как призыв, мольба и благодарность не огню-разрушителю, а огню-созидателю. Огонь жизни, души, радости бытия. Чтобы он горел и не гас как можно дольше. Чтобы за этим закатом снова пришёл рассвет.
- Гори, гори ясно, - прошептала девушка, увидела сияние вокруг деда, улыбку на его лице и услышала:
- А я ждал тебя. Вот, - он достал из кармана чистый белый платочек с вензельком в углу, развернул его и протянул Тонечке крупный янтарь, внутри которого каким-то невероятным образом застыл бриллиант. – Мне когда-то его дед дал, дряхлый такой, лет ста пятидесяти, наверное. Не родной, а тот, который увидел, что я с Духом огня спорю, как ты когда-то. В этом камне, сказал он мощь великая. Гармонию держит камушек внутри солнечного камня, чтоб мир не погиб. Так ли это, не знаю. А вдруг правда? Ответственность, понимаешь, какая возлагается на хранителя камушка? Он должен жить по совести, не о себе думать, а о тех, кто рядом. Иначе янтарь помутнеет, и свет бриллианта не пробьётся. Пока он горит внутри – мир не исчезнет. Вот я иногда и повторял, как молитву, как некое заклинание, чтобы он горел ясно. И тебе придётся когда-нибудь передать его тому, кто не дрогнет перед Духом огня. Отдал мне тот камушек дед, наказал беречь, как зеницу ока, а потом передать с объяснениями. Отдал и исчез. Видно, его время пришло. Держи, милая. Для того и вызвана была, что теперь и моё время пришло.
Тоня взяла платочек с камнем, и вдруг луч заходящего солнца коснулся его. Протянулась сияющая нить от солнца к бриллианту внутри янтаря. Засиял камень светом невиданным. Тоня повернулась к деду, чтобы показать чудо, а на его месте – никого нет. То ли и вправду исчез дед, как тот, который ему этот камень передал, то ли встал потихоньку и ушёл. Да только никто больше не видел деда из терема.
- Гори, гори ясно… - услышала она возле самого уха и повторила: - Гори, гори ясно, – и увидела, как вновь вспыхнул камушек в лучах заходящего солнца, которое медленно скрылось за горизонтом, а Тонечка завернула подарок в белый платочек и поклонилась тому месту, где ещё совсем недавно сидел дед.   
 
Сентябрь 2021 год